Сказка Черной Луны.

Алене

  I

  Лесное озеро, лежащее на ладонях леса, напоминало капельку утренней росы на листке просыпающегося цветка. Морщась от зябкой прохлады, щекотными мурашками пробежавшей по обнаженному телу, Элия доплела косу и разбежавшись, замирая от ожидания обжигающей прохлады воды, прыгнула разбивая блестящее в первых лучах рождающегося рассвета зеркало воды. Тысячи маленьких брызг взметнулись навстречу быстро светлеющему небу, словно пытаясь заменить собой угасающие звезды. Неожиданно теплая вода приняла в свои ласковые объятия молодое, упругое тело и смыло следы ночной, нежной усталости, как летний дождь смывает с листьев вязкую, придорожную пыль. Чувствуя, как уходит утомление из переполненного воспоминаниями о судорожных ласках тела, Элия перевернулась на спину, и расслабившись, словно став ещё одной каплей, наполняющей вместе с неисчислимым множеством подруг волшебную чашу озера, глядела как последние, припоздавшие звезды исчезают с розовато-зеленоватого свода небес, словно слизанные языком приближающейся зари. Элия вспомнила, как шершавый язык Вакколла проникал в самые потаенные местечки её тела, и как невыносимо стыдны, но в тоже время безумно сладостны были эти прикосновения. Чувствуя как покрывается горячим жаром лицо, Элия нырнула чтобы милостивая вода смыла с него краску смущения, будто было что-то постыдное в том, что ей грезилось. Вынырнув и ощутив заметно потяжелевшую от воды косу, Элия поплыла чувствуя, как возвращаются казалось бы полностью растраченные в ночной борьбе силы. На душе было тепло и радостно. Элия представила, как придут скоро на их мельницу сваты от Вакколла, и отец обязательно согласится отдать её замуж, куда же ему деться, если они все равно уже стали мужем и женой? И пусть он выпорет её, пусть даже тем страшным кнутом, что висит у них над камином! Пусть... Главное, что после этого она навсегда будет рядом с любимым! "Пока смерть не разлучит нас!" — вспомнились слова древней свадебной клятвы. Ну и что, что её отец мельник? Вакколл тоже не последний человек в селении! Как-никак кузнец! А куда нынче без кузнеца? Элия вспомнила, как огромный, словно чудо-витязь из бабушкиных сказок, кузнец играл огромным молотом на пороге своей кузницы, в ожидании пока мальчишки-подмастерья разведут огонь. Вспоминалось его гладкое тело, мышцы змейками шевелящиеся под кожей, руки ласкающие её... Элия вновь почувствовала, что хочет быть не здесь, среди всей этой волшебной, сказочной красоты, а там, среди душной колкости сеновала. Чувствовать на себе давящую тяжесть любимого мужчины, и вновь и вновь понимать, что вот оно то счастье, о котором мечтают все девчонки, ещё до того как у них проявится то, что отличает женщину от девочки. Элия опять поймала себя на том, что уже с рассвета она считает время до заката, до того момента, когда она снова станет женой единственного мужчины на свете. Её мужчины. И разозлившись на себя, пытаясь напряжением всех сил избавиться от неприличных мыслей, Элия быстро поплыла к берегу. Отфыркиваясь, как водяная кошка, девушка выскочила из воды, и бегом, чтобы не замерзнуть на хоть и ласковом, но все же прохладно-утреннем ветерке, бросилась к жалкой кучке своей одежды.

  Неожиданно что-то тугое и шершавое обхватило её за лодыжки, и жесткий рывок бросил её на мокрую от утренней росы траву. Не успев понять, что происходит, девушка увидела, как летит ей в лицо земля, почувствовала как болезненная, злая сила выкручивает руки и что-то стягивает запястья... Элия попыталась закричать, но в раскрытый для отчаянного вопля рот тут же был всунут кусок пахнущего свежей елкой дерева, давя не родившуюся мольбу о помощи в зародыше. Только стон услышала равнодушная природа, когда сильным рывком за волосы девушку оторвали от земли и швырнули на колени. Ничего не понимая от боли, чувствуя как вскипающие слезы заливают лицо, а внутри ледяным гвоздем сковывает душу неведомое ранее ощущение смертного, последнего ужаса, Элия попыталась свернуться клубочком, чтобы боль осталось снаружи, чтобы всё это оказалось лишь страшным, нелепым сном. Но что-то держащее её косу не давало даже наклонить голову. Девушка сквозь бегущие слезы попыталась разглядеть, что это было. "Не что, а КТО" — родилось ужасное понимание. За короткий миг, что потребовался ей для того чтобы понять, кто мучает её, в её памяти промелькнули все рассказы о придорожных татях, что отлавливали хорошеньких девушек и вдоволь наиздевавшись клеймили, а потом продавали в придорожные трактиры, для услады господ путешественников. Вспомнила, как пыталась расспросить одну из ТАКИХ девушек, возле придорожного трактира, когда они всей семьей ездили на городскую ярмарку, в день Праздника Урожая. И порку что задал ей отец, которому донесли об этом "добрые" люди... Пелена слез на миг растаяла и Элия обмирающим сознанием поняла, что сейчас с ней случится то стыдное, чего не было с тех пор, как ей исполнилось пять весен, то что заставляло ворчащую бабушку часто сушить намокшие пуховики. Огромное, зеленокожее чудище смотрело ей в лицо желтыми, кошачьими глазами, злобно взирающими с морды похожей на жабью. Гладкая зеленоватая кожа жабы была покрыта редкой буроватой шерстью. "Это не жаба, это жаб" — отрешенно подумала Элия, уткнувшись взглядом в тот предмет, что исконно отличает самок от самцов, к какому бы виду они не принадлежали. И тут же новая волна ужаса накрыла её, гася остатки разума, как гасит огонь льющаяся вода. "Это ОРК!" — Элия никогда не видела орков, но вспомнила рассказы стариков о этих чудовищах, которые с помощью Пресветлых Эльфов были отброшены далеко за горы, в пустынные земли Тарсиса. Давно. Ещё до её рождения. И вот теперь один из них, силами Проклятой Тьмы оказавшийся здесь, стоит перед ней. Чувствуя, как слабеет все внутри и что-то теплое течет по бедрам, она вспомнила рассказы о кострах на которых эти чудовища жарили людей, о женщинах опоганенных этой нежитью и рожавших уродов... Желудок оказался где-то возле горла и всё что она съела за ужином выплеснулось наружу, встретив преграду в виде кляпа... Элия поняла, что захлебывается, и за границей уползающего сознания успела обрадоваться, что все кончается не так уж и страшно. Она встретит Всевышнего не опоганенной.

  

  Холодная вода попадала в нос и мешала дышать, резкий кисловатый запах вызывал тошноту, в висках ломило от боли. Девушка попыталась вытереть залитое водой лицо, но боль в немеющих руках вернула ей воспоминание о происходящем. Почувствовав, что изо рта исчез мешающий дышать кляп, Элия закричала, но вместо крика вышло что-то отдаленно напоминающее писк новорожденного котенка. Сухая ткань прошлась по её лицу, стирая воду и остатки вчерашнего ужина. Орк, когда-то успевший облачиться в кожаные штаны и кожаную же безрукавку, присев на корточки вытирал её тряпкой в котором легко узнавалось её самое любимое бирюзовое платье. Элии стало казаться, что все это происходит не с ней, что она наблюдает за всем этим кошмаром со стороны. И что зеленокожее чудовище обтирающее обнаженную растрепанную девчонку, как какой-то заморский, неведомый плод, всего лишь картинка на коре, вроде тех, что продают на ярмарке. Детишки давно прозвали их "корки". У неё были такие. Изображающие чудесные эльфийские дворцы, странных животных с двумя хвостами, и страшных огнедышащих драконов. И это тоже картинка — Элия хихикнула. Потом поглядела на толстогубое, зеленое лицо и захохотала в полный голос, сама не замечая как смех превращается в рыдания. Когда плачешь, время несется в ином ритме. В ритме вздрагивающего тела, льющихся слез, в ритме обиды на человека или на судьбу, в ритме замирающего от боли сердца. Элия не помнила сколько времени она рыдала, уткнувшись в пушистую, пахнущую летом и надвигающимся зноем траву. Просто слезы кончились, так же неожиданно и внезапно, как кончается жизнь. В девушке не осталось ничего, кроме переполняющей её пустоты, и только где-то вдалеке пульсировала в такт биению жилки на виске мысль: "Быстрее! Все равно как, но пусть ЭТО быстрее закончится!". Элия всегда боявшаяся темноты, сейчас мечтала о ней. Ведь нет на свете ничего страшнее чудовища стоящего рядом, собиравшегося истерзать её тело, пожрать её плоть и навечно погубить её душу. Разве примет Всевышний душу, если её земное вместилище окажется в желудке зеленорожего жабоморда? "Все равно, все равно, все равно... Лишь бы быстрее, быстрее, быстрее..." — билась, залетевшей в окошко птицей, последняя мысль.

  "ЭЛИКА!!!" — до боли знакомый и родной голос, вырвал Элию из оцепенения безнадежности. "Вакколл?! Откуда?!! Всевышний, неужто спасена?!!!". Из леса со знакомой, добродушной улыбкой выбежал Вакколл. Распахнутая на груди рубаха открывала мускулистую грудь. Кудри, повод для зависти всех парней селения, встретили прикосновение приозерного ветерка. А ведь всего лишь пару лонгов назад (а кажется в другой, светлой, волшебной, сказочной, счастливой жизни) она играла ими. Играла лежа уставшая, но счастливая на его твердой, как металл с которым он привык работать, руке. Все будет как в сказках, обмирая от надежды, догадалась девушка. Сейчас чудовище увидит кузнеца и в ужасе сбежит в лес! Вакколл самый сильный парень в деревне. Это все знают. Преодолевая боль в неудобно вывернутом плече, Элия рывком приподнялась, чтобы лучше увидеть как умчится в лес ненавистная жаба. Её сердце трепыхнулось пойманным в паутину мотыльком и пропустило удар. Вакколл стоял с выпученными глазами, а по подбородку из приоткрытого, как у местного дурачка Или, рта бежала струйка слюны. Чудовище же явно не собиралось бежать. Элия только сейчас поняла, насколько огромен был орк — шире в плечах и выше кузнеца, самого большого мужчины в селении. Орк стоял не меняя позы и казалось не замечая человека, только из пальцев огромной руки начали выдвигаться острые, похожие на узкие лезвия сенокосилки, когти. Вакколл стоял как завороженный, Элии показалось, что его обычно умные, озорные глаза, стали напоминать глаза барана, которого её отец вел забивать для праздничного стола на день Солнцестояния. Уже не думая о себе, понимая, что её любовь сейчас разорвут когти уродливой жабы, Элия захотела крикнуть: "Беги, Любимый!"... Но не успела. Заговорил орк. Голос орка был совсем не похож на голос уродливого монстра, обычный мужской голос, лишь чуть заметный акцент отличил бы его от голоса любого мужчины из их селения, но вот интонация была другой. В голосе было столько силы и властности, что казалось нельзя было не выполнить того, о чем повелевал его хозяин:

   — Ты хочешь жить дальше?

  Элия видела, как течет слюна по подбородку её любимого, и как бисеринками выступает пот на мускулистой груди, как тогда, когда они...

   — Отвечай человек, — голос орка не изменил интонации, все то же повелевающее равнодушие.

  По телу кузнеца прошла судорога, и не своим, каким-то блеющим, замирающим голосом он прохрипел:

   — Да.

  Элия поняла. Чудовище околдовало её любимого. Своим голосом, какой-то чужой, нечеловеческой магией. "Надо что-то делать" — суматошно думала девушка, — "я где-то слышала, как снимать такой морок".

   — Возможно, я сделаю тебе такой подарок — орк по прежнему не шевелился и напоминал фигуру на крыше Собора Всевышнего в Эйдосе. Элия видела его изображение на одной из "корок". — Видишь вон ту ель? — коготь монстра показал куда-то за спину Элии.

   — Под ней находится моя дорожная сумка, принеси её!

  Заметив, что кузнец не двигается, а лишь жадно ловит воздух широко раскрытым ртом, орк рявкнул: — БЫСТРО! И тут же вновь равнодушно добавил: — Я ведь могу и передумать...

  Элия увидела, как выражение бараньей тупости в глазах Вакколла меняется на выражение безумного ужаса. И как, подпрыгивая, он несется мимо неё, даже не взглянув на скрючившуюся, на траве девушку. Орк посмотрел ему вслед и крикнул:

   — Только не забудь, если попытаешься убежать с моими вещами, то я тебя быстро настигну! — Элия увидела, как кривая ухмылка тронула толстые губы чудища обнажив тускло блеснувший в первых лучах встающего солнца клык.

   — И тогда ты сам будешь молить меня о смерти, но вряд ли я дарую её тебе БЫСТРО! — последнее слово орк уже проорал. И вдруг глянул прямо в глаза лежащей девушки. Элия зажмурилась от отвращения, но ей показалось, что прежде чем раствориться в радужной тьме, орк подмигнул ей одним глазом. Элия лежала зажмурившись, и молила всевышнего, чтобы Вакколл успел добежать до селения, здесь же совсем близко, и тогда...

   — Вот — голос Ваккола дрожал, но был узнаваем, — я принес. Элия открыла глаза и увидела, как дрожащий, весь какой-то взмокший, со спутанными волосами Вакколл стоит на коленях перед орком, протягивая тому объемистую сумку. Это было настолько мерзко, настолько гадко, что Элия вновь зажмурила глаза, но связанными руками не закроешь уши. И ей приходилось слышать тот ужасный диалог, что убивал её, убивал ещё до того, как мерзкие клыки чудовища вгрызутся в её сочащуюся кровью плоть.

   — Молодец — бархатным голосом рокотал орк — наверное, ты будешь жить дольше.

   — Это твоя самка? — продолжил он все тем же вкрадчивым тоном.

   — Нет! — Элия не поверила своим ушам, Вакколл отказывается от неё? И тут же обругала себя, он же её спасти пытается, чтобы орк не подумал, что его добыча что-то особенное, достойное такого красивого человека, как Вакколл.

   — НЕ ЛГИ МНЕ! — рев орка был страшен, ничто больше не напоминало тот мягкий голос, что звучал миг назад, это был рев опасного, хищного зверя — ОТ САМКИ ПАХЛО ТОБОЙ! ЭТО ТВОЯ САМКА?!!!

   — Нет, правда нет — говоря кузнец захлебывался и булькал — мы просто так... Ну вы понимаете... Так просто... Зачем мне эта глупая замухрышка... Она сама...

  Элии стало больно, почему-то она поняла, что сейчас Вакколл говорит правду. Сейчас, а не тогда когда он нежно шептал ей, щекоча дыханием ухо, что она любовь всей его жизни, самая красивая женщина в мире, единственная... "Глупая замухрышка" отдавалось эхом в затылке, а во рту появился солоноватый привкус крови. Она прокусила губу.

   — Ты познал её? — голос орка обрел прежние мягкие интонации.

   — Ну да... Ничего особенного... Так себе девчонка, как девчонка... Но вам может и понравится...

  Элия сейчас очень хотела умереть, лишь бы не слышать этих слов. Никогда... Но дрожащий голос кузнеца расписывающий её прелести чудовищу из Преисподней проникал в её душу и жегся, как раскаленные угли.

   — Не, она ласковая такая, мягкая... Всегда на всё согласная... Вам ТОЧНО понравится!

   — Мне уже понравилась, — задумчиво протянул орк и добавил:

   — Ты продашь мне её в обмен на это?

  Любопытство заставило Элию открыть глаза, на что меняет её человек, которого она считала дороже отца, ближе бабушки? Помимо своей драгоценной жизни, конечно... Элия поглядела на ладонь орка, и глаза кольнуло тысячами холодных иголок. "Слезы земли", даже человеку никогда не видевшему этого, невозможно было их ни с чем перепутать. Всё как рассказывали — камни, на которые больно глядеть, сверкающие так, что можно ослепнуть... Самое дорогое, что существовало в мире... Даже за одну "слезу" можно было купить титул при дворе и стать самым богатым человеком королевства. Сколько же их там?!! Вакколла пораженно глядел на орка ссыпающего камни в мешочек из зеленоватой, мерцающей искрами ткани. Потом сглотнул и произнес:

   — Здесь слишком много... за одну.

  Элия с ужасом глядела на человека, который на её глазах превращался ещё в более страшное чудовище, чем зеленокожий монстр.

  Орк тоже внимательно глядел на него. Измученной девушке показалось, что в кошачьих глазах чудовища мелькнуло что-то человеческое. Брезгливость? Орк перекинул драгоценный мешочек человеку. Кузнец ловко поймал нежданное богатство.

   — Это хорошая цена за твою самку?

   — Уже за вашу — мерзко хихикнул Вакколл. И поглядев безумными глазами на Элию, шепотом спросил: — За эту цену я могу заманить сюда ещё пару дурочек, просто так, хотите? Я умею быть благодарным.

  Элия не верила себе. Может она просто сошла с ума от ужаса? Может ей это кажется в предсмертном бреду?

   — Мы в расчете. — орк говорил спокойно, чуть устало, как её отец заключив выгодную сделку — иди и живи, как сумеешь.

  Вакколл спиной пятился к кустам.

   — Не бойся меня — заметил орк — мы с тобой заключили хорошую сделку, партнер.

  Кузнец повернулся и побежал сквозь кусты, ломясь, как какой-то дикий зверь, что пытается спастись от преследующих его охотников. Орк посмотрел ему вслед, присел, запустив руку в свою сумку, и зажав что-то в ладони, подошел к Элии...

  Она больше не отводила взгляд, глядя на приближающуюся смерть, пожалуй, ей даже хотелось исчезнуть и не помнить ничего из того, что произошло за последний лонг. Орк остановился и начал внимательно разглядывать скрючившуюся девушку, с завернутыми за спину руками. Элия вдруг вспомнила, что абсолютно обнажена и липкий взгляд чудовища сейчас смотрит на то, что Всевышний предназначил для обозрения лишь мужу, пред Ним или людьми.

  Перед её лицом оказался прозрачный флакон с какой-то мутной жидкостью, в огромных лапищах орка он казался крошечным и беззащитным... Таким же одиноким как она. Элия ещё успела удивиться, что за бредовые мысли лезут ей в голову. Наверное, она действительно "странная", как дразнили её те немногие из ровесниц, с кем у неё были хоть немного напоминающие дружбу отношения.

   — Пей, — орк смотрел её в лицо, своими глазищами. "Странно" — подумала Элия — "а от него почему-то пахнет медом".

   — Пей — повторил орк.

  Оторвав взгляд от завораживающих своей глубиной вертикальных зрачков орка, девушка прошептала:

   — Что это?

  Орк чуть помолчал и ответил:

   — Тебе предстоит длинный и мучительный путь. Это поможет тебе заснуть и не чувствовать ничего.

  Элия поняла. И неожиданно почувствовала что-то вроде благодарности, к этому нелепому чудищу. Если даже человек, которого она любила, продал её, пусть и за королевскую цену, то почему этот монстр должен отказаться от своих планов, какими бы мерзкими и страшными они не были? А вот ведь даже решил избавить её от мучений.

   — Я совсем ничего-ничего не почувствую? — уточнила девушка.

   — Совсем. Ты просто очень крепко заснешь. Пей.

  Прищурившись, Элия поглядела на синее небо, на слепящий круг солнца, последний раз вздохнула наполненный пьянящими ароматами лета воздух, и потянулась губами к склянке в руке орка. Теплая, чуть сладковатая жидкость, с каким-то странно-знакомым ароматом, полилась в рот. Элия не успевала глотать, чувствуя как проливающиеся капельки чертят щекотливые дорожки на груди... А потом проследила туманящимся взглядом за бутылочкой улетающей по высокой дуге в озеро... Зеленая рука прикоснулась к её спине, вторую она ощутила где-то в районе коленей. Она поняла, что сейчас её начнут терзать так, как, замирая от страха, пугали друг друга сельские девчонки.

  Она попыталась сказать, что она ещё не спит и всё чувствует. Но язык больше не повиновался ей, небо над головой выплясывало какой-то непонятный танец, а мелодией к этому хороводистому мельтешению был нарастающий звон в ушах. Элия почувствовала, что летит куда-то, совсем рядом мелькнули желтые глаза нелюдя, а потом всё погасло. Последним ощущением в её смерти было что-то теплое, пахнущие домом, окутывающее тело. А потом наступила тьма.

  

  II

  Орк глядел на раскинувшееся перед ним человеческое тельце. На фоне бурой, медвежьей шкуры оно выглядело особенно белым, неуловимо напоминая ощипанную, синюшную птицу. Орк провел пальцем по шее человеческой самки, почувствовав биение жизни под тонкой, податливой кожей. Накинув на неё свой зимний плащ, Йокерит сел и приготовился ждать. Это он умел и любил делать — ждать, размышляя о смысле мироздания. Это помогало справиться с тоской. В углу неожиданно раздался чавкающий звук. Повернув голову на шум, орк увидел лохматоё глазастое существо ростом ему до колена, сидящее в углу возле тлеющего огнем камина, и увлечено жующее большого, усатого таракана. Существо довольно чмокало и щурилось от удовольствия. Всем своим видом показывая, что не даром живет в таком замечательном месте, а вот — защищает общее жилище от ужасных (хотя и вкусных) насекомых. Орк вновь перевел взгляд на лицо спящей самочки. Интересно, чем ему приглянулась именно эта? Худющая, синюшная, какая-то слабосильная на вид. За то время, что он провел в засаде, он видел множество подходящих самок — здоровых, сильных, наверняка, способных дать здоровое потомство... Но почему-то чувство доставшееся в наследство от давно ушедших на Черную Луну предков молчало. И вдруг эта... Он понял, что это именно та, которую он столько ожидал, ещё не видя её — по запаху... Запах дома, стойбища, леса... И пусть этот запах был почти неощутим, задавленный запахом какого-то грязного самца, воняющего мертвым, жгущимся железом, но Йоки понял — вот она. И начал свою игру. И снова выиграл. Когда-то умирающий Борхе, единственный воин, выживший в клане Серого Пса-Дождя, учил Йоки: "Жизнь игра поражение в которой это смерть, а победа это продолжение игры... В этой игре есть правила, но тот кто хочет побеждать, должен быть готов нарушить их... Ты последний из клана — ты должен побеждать всегда". Борхе был примером для последнего орка клана Серого Пса-Дождя... С выжженными глазами, отрубленными руками, израненный эльфийскими отравленными стрелами он выжил. И нашел забившегося в детскую нору-укрытие щенка. Среди сожженных, обезображенных тел ещё недавно бывших воинами, женщинами, детьми... И прежде чем умереть, долгие лиги жил пожираемый болью и эльфийской отравой, жил передавая знания и умения клана последнему из орков-псов. И главное ЗНАНИЕ Йокерит вынес из жизни своего наставника: "Даже если ты уже мертв, НЕНАВИСТЬ продлит тебе жизнь. Ибо нет ничего важнее жизни клана и мести!". И вот пробил час... Та кто способен в своем чреве выносить детей клана, спит рядом. Он ждал долгие лиги, что значит несколько жалких лонгов по сравнению с этим? "Век мотылька это один день, но и за это время он успевает стать счастливым" вспомнилась старая поговорка. "Жизнь орка может быть длинна, но даже в длинной жизни можно не успеть понять, что такое Счастье" — орк выцарапал это "изречение" на массивном столе, и вновь погрузился в ожидание. Самочка ровно дышала, иногда поскуливая во сне. Глазастое существо тихо шурша носилось по срубленному из огромных стволов жилищу, щелкая зубами и стараясь поймать за голый, извивающийся хвост, какого-то заблудившегося мышонка. Орк неподвижно сидел за столом и ждал.

  

  И все же он пропустил момент её пробуждения. Он почувствовал чужой взгляд на своем лице и лишь потом поднял глаза на пробудившуюся самку человека. "Самку Йокерита" — ехидно поправил его внутренний голос предков. "Ух ты, как она напугана!" — Йоки давно знал как себя вести правильно, так чтобы снова выиграть. Но почему-то не учел, что ему станет жалко это существо. Голос предков сегодня тоже был особенно разговорчив: "Совсем ещё детеныш. Да напуганное эльфийскими страшилками. Небось, думает, что ты её есть собрался". Но Йоки и без подсказок предков вспомнил, как он сам первый раз увидел хилых, страшных существ, обвешанных обжигающим железом, с отвратительными длинными носами и маленькими, злыми глазами — человеков. "Вот-вот" — бушевал внутри голос предков — "Сколько тебе потребовалось времени, чтобы привыкнуть к внешности этих уродов? А этот детеныш и орка-то раньше не видела". Йокерит стараясь, чтобы голос звучал, как можно мягче поприветствовал гостью: "Доброго рассвета". От его слов самка постаралась забиться в угол широкого ложа и, прикрываясь плащом, глядела на него темными, круглыми глазами. Из них опять сочились капельки влаги. Йоки вспомнил, что на берегу глаза самочки тоже все время были мокры. "Может заболела?" — подумалось Йоки, он вспоминал рассказы Борхе о том, что человеческие существа слабы. "Но это единственное существо в этом мире, что может дать полноценное, способное к саморазмножению потомство орков" — голос ушедшего учителя отчетливо помнился орку. "Йоки, ты балбес" — заорал голос предков — "человеки почти слепые!". Йоки судорожно протянул руку к заранее приготовленной плошке с кровью растений и судорожно стал творить заклятие огня. Как он мог забыть? Для людей же не существует Света Тьмы, а это значит, она сейчас видит лишь бархатную темноту, из которой раздается голос ужасного чудища. "А ты и есть чудище" — злобно ехидничал внутренний голос — "зачем-то веревкой её вязал, пугал..." Заклинание никак не составлялось. "Цыть! Не свяжи её, потом за ней вокруг леса носиться?" — Йоки щелкнул пальцами, но снова безуспешно. "Ага, убежала такая доходяга от воина" — голос не унимался, и как всегда был прав, предков не обманешь — "Просто тебе стало противно, что придется переплести ноги с таким существом!!! Ты МСТИЛ!". Йоки знал, что предков не обмануть, частенько они знали то, о чем сам орк лишь догадывался. И сейчас голос снова был прав. Зачем себя обманывать? Ему была по началу противна это ощипанная птица с густой порослью на голове. Но ведь сейчас-то он уже смирился с мыслью, что Мать-Возродительница клана будет человеком. Борхе прав — главное чтобы жил клан. Выбора нет. Моргнув зажегся огонек на кончике когтя... И от него затеплился фитиль на плошке. Неприятный мерцающий огонь залил комнату. На стенах зашевелились тени похожие на больших, мохнатых пауков. Человек мигала глазами, по-прежнему набухшими влагой. Но теперь она уже смотрела ему в глаза. Йоки повторил приветствие. Самка молчала. Вдруг Йоки услышал мелкий стук, что издавала человек. Борхе ничего не говорил про то, что люди стучат зубами. Нет говорил! От холода. Орк подошел к камину, на этот раз заклинание огня сработало сразу. И огромные поленья расцвели широкими лепестками огня, наполняя жилище струящимися потоками тепла. Самка прерывисто дышала. Йоки постарался поймать её взгляд, и мягко сказал: "Сейчас станет тепло".

  Человек, хлюпнув носом, спросила:

   — Почему ты меня не убил?

  Орк непонимающе уставился на неё:

   — За что?

   — А за что ты меня терзаешь? — голос самки как-то странно звенел. Орк почувствовал чужую магию, что-то заставляло его быть ласковым к этому существу. Что это? Орк творил все известные ему заклинания защиты. Но ощущение, что он сделал что-то не так, не проходило. Может, она имела в виду веревки, которыми он вязал её на озере. Но от них не осталось даже следа. Что же...

   — Я не терзаю тебя — потом, гордо оглядев залу, похвастался, — смотри, я сделал для тебя человеческое жилье. Такое как вы любите.

   — Для меня? — в носу у самки хлюпала влага, но запах изменился. Орк почувствовал, что запах страха чуть ослабел.

   — Конечно — "надо увести её словами" Йоки приходил в себя, и старый план снова вступил в свою силу.

   — Мы живем в шатрах, но тебе бы там не понравилось, а тут я всё сделал как у людей. "И даже лучше" подумалось ему. Он вспоминал, как перед тем, как строить дом он врывался в жилища людей. Грязные, закопченные, где витали запахи болезней... Этот дом он строил не так. Похоже, но не так. Древние, как обитаемый мир, домашние заклятия делали жилье чистым, почти таким же как орочьи шатры...

   — Мне и здесь не нравится.

  Так, что-то такое он предполагал. Человек существо капризное. Ему не нравится ничего и никогда... Выжигают леса, рубят деревья. Даже отмороженные эльфы не могут этого понять. Куда уж детям Фроса! Но есть одна вещь, что делает человеков мягкими, как пчелиный воск. Недавно он убедился в этом. Какой орк отдал бы свою самку за горстку блестящих камней? Даже последний эльф и тот бы не обменял сородича, на бездушный камень, а эти... Йокерит запустил руку в карман куртки и вытащил давно приготовленную горсть "каменных цветов". Высыпав их на стол, где они засветились зеленым цветом в бликах огня, он сказал:

   — Это будет твоим.

  Странно, самка лишь мельком глянула на камни. Так не должно быть.

   — Слушай, не мучай меня, я больше не могу!!! — человек закричала эти слова, а потом лишь издавала хрипящие, булькающие звуки.

  Орк растеряно глядел на неё. Фрос, что делать? Почему-то вспомнилось детство. Когда пойманный Борхе на запретных землях хилый эльфенок, в шуточном поединке, вышвырнул его за круг. Подлым, нечестным приемом. Вспомнил, как от бессильной злобы, выл в своем шатре, грызя себе пальцы... А потом его дед подошел к нему и просто положил крепкую, шершавую ладонь на плечо. То самое ощущение — ощущение того, что ты не один, пришло откуда-то теплой волной. Неожиданно для самого себя орк присел на край ложа, и провел рукой по мягкой, пушистой шерстке на голове человека. "Надо чего-то сказать" — родилось понимание. Но слова почему-то не шли... Самочка судорожно вздрагивала, издавая хлюпы, а орк все так же молча поглаживал её по волосам.

  Внезапно не отрывая лица от намокшей медвежьей шкуры, она хрипло спросила:

   — Насильничать меня будешь?

  "Если бы все было так просто" — грустно подумал орк. Только как объяснить это полуразумному существу. "Они разумные" — забрюзжал голос предков — "только младшие". "Да заткнись ты! И так тошно" — мысленно рявкнул орк. И осторожно, как бы пробуя слова на вкус, постарался объяснить:

   — Не буду я тебя насильничать. Сила на силу даст слабость. Так не нужно... Не можно... Нельзя.

   — Чего? — она повернула мокрое лицо к орку.

  "Фрос, как же ей объяснить-то".

   — Я не знаю как тебе это объяснить — орк чуть помолчал — просто так нельзя. Не получится, то, что должно.

   — А что должно? — какие-то новые нотки появились у неё в голосе.

  Как же жаль, что он совсем не знает людей. Тех, кого он ловил для ознакомления, пожирало только одно чувство — страх. Вот как её понять? А это сейчас самое важное. Чтобы обыграть противника, надо понять его. "Какой она тебе противник?" — занудил голос предков — "Вон птица щуплая, дунь и уйдет на Луну". "Я не про то!" — отмахнулся орк.

  Глубоко вздохнув он выговорил главное:

   — Ты должна родить мне ребенка!

  У неё приоткрылся рот, а глаза стали круглыми как у домашлика. Боясь, что она опять не поймет, он торопливо продолжил:

   — А потом я тебе дам ещё много таких камней. Ты станешь очень богатой. — чуть запнувшись он продолжил — и если захочешь ничего не будешь помнить о...

  Договорить ему не удалось.

   — Да я лучше своими руками убью этого урода! Задушу!!! Убью себя... — в глазах самки мелькали огоньки безумия. А тоненькие пальцы сжались в кулачки. Запах злобы ударил по ноздрям орка.

   — А ребенок-то чем виноват? — почему-то орк чувствовал обиду. Странное ощущение, последний раз ему было обидно тогда... Когда мерзкий эльфенок вопреки традициям чести выкинул его за пределы круга не силой, а хитростью. Вот знаешь, что нет большей мерзости в мире, чем эльфы, но ребенку трудно это понять... Но это тогда он был ребенком, а теперь...

   — Он же не виноват, что его мать не хочет его — продолжил он.

   — А кто виноват? — прерывающимся голосом закричала человек — Я виновата? Чем?

   — О чем мы говорим? — в голосе орка прорезался металл. — Ты согласна родить мне сына?

   — Да пошел ты к Хафу! — выкрикнула она самое грязное ругательство что знала.

  Орк выглядел ошарашенным:

   — Спасибо, конечно! Я надеюсь стать достойным этого.

  Теперь удивилась она.

   — Ты о чем?

   — Хафф был великим вождем, он возродил уцелевшие в Смутной Войне племена. Спасибо, что, даже ненавидя меня, ты желаешь мне стать равным Великому. Это достойно воина. Прости, я не ожидал этого от человека.

  Человек смотрела на орка с непонятным выражением. Потом закусила губу, чуть поерзала и неожиданно тихо сказала:

   — Мне очень надо... — и замолчала.

   — Чего? — орк был все ещё ошарашен подобным пожеланием, достойным воина, из уст этого человечьего недоразумения.

   — Ну это... — даже в неприятном свете горящего огня, орк заметил как её лицо и уши изменили свой цвет. Что люди могут немного менять цвет своей кожи, орк уже знал. Если долго держать человека под солнцем, то он темнеет. А если неожиданно выйти перед людиком из леса, то белеет... Но эта почему-то краснела. "Что за нелепые существа" — сердился орк.

   — Есть? — орк вспомнил, что она не ела почти два заката.

  Самка покачала головой, покусывая губу.

   — Пить?

  Самка ещё немного поерзала на лежанке и совсем тихо, так что даже отлично слышащему орку пришлось перейти на глубинный слух, прошептала:

   — Нет... Ну... То что хочется после того, как попьешь.

  Орк растерянно хлопал глазами, судорожно пытаясь вспомнить, что ему хочется, после того как он попьет. Да ещё такого, о чем надо говорить тихо. Помолиться каким-то человечьим Богам? Вероятно.

   — Давай — деликатно сказал орк, — я не буду мешать.

   — Что прямо... здесь? — она глядела на орка блестящими глазенками. Он хорошо научился разбираться в человеческих интонациях — это сильное оружие, его надо было изучить. А он всегда был прилежным учеником. Но эту интонацию он не смог прочитать, слишком много всего намешано.

   — А почему бы и нет? — Йоки не помнил всех человечьих Богов, поэтому придал своему голосу побольше удивления. Если вдруг окажется, что он сказал что-то обидное, можно будет сослаться на незнание. Кто их разберет этих богов. А то вон у гномов есть бог, для молитвы которому страдальца-верующего сажают на сталагмит (или сталактит, кто их разберет эти булыги)... Сажают довольно-таки нежным местом, а потом уж как энтот бог решит — успеет страдалец закончить молитву до того как будет совсем поздно, хорошо — не успеет тоже хорошо — богу жертва... Тут Йоки догадался, что имела ввиду человек, под "после того, как попьешь".

  Стараясь справиться с расползающимися в дурацкой улыбке губами, чуть приухивая орк прохрюкал:

   — Э!!! Подожди... Я кажется, понял, чего тебе хочется "после того, как попьешь". На вашем языке это называется "отлить". Так?

  Самка растеряно кивнула. "А не хватит ли?" — голос предков был раздражен, впрочем, как обычно, на то это и голос предков, чтобы не давать совершать неверные поступки, или наказывать за уже совершенные. "Что хватит?" — не понял Йокерит. "Обзывать её, каким-то животным обозначением? Все же мать твоих будущих детей, не эльфийка какая-нить позорная..." — предки как всегда были правы.

   — Слушай, а как у вас обращаются... к особям женского пола?

  Она опять округлила глаза. И задохнувшимся голосом попросила:

   — Пожалуйста, где здесь делают ЭТО!

   — За той дверью — Йоки обругал себя ушатым бакланом и показал на нужную дверь.

  Девушка неожиданно резво метнулась в том направлении, на ходу стараясь завернуться в плащ, путаясь и спотыкаясь. Орк задумчиво поглядел, как она толкает изо всех сил дверь, и посоветовал:

   — Ты лучше её потяни на себя, у меня двери открываются только в одну сторону. Потом сделаю, как ты привыкла...

  Дверь громким хлопком прервала его. "Ух, у меня же там гномья система" — вспомнил орк — "а если не разберется?". Выставив уши торчком и прислушиваясь самым глубинным слухом к происходящему в соседней комнате, орк с удовлетворением отметил, что похожи чудо гномьей санитарии (интересно, как переводится это эльфийское ругательство) не стало затруднением для человека. В этот момент чудовищный вопль ударил по настороженным как у летучей мыши ушам орка. Страшный, похожий на предсмертный вопль раненого буйвола, человеческий крик был полон последней прижизненной муки... Понимая, что происходит что-то страшное, преодолевая боль от мгновенно выброшенных когтей, орк одним гигантским прыжком преодолел расстояние до двери и лбом вынес массивную дверь вместе с дубовым косяком. Влетев окруженный фейерверком из щепок, и ослепленный звездочками брызнувшими в глаза от удара, приводя себя в состояние боевого транса, очумевший орк с облегчением увидел, что его (не известно кто, как её звать он придумает после) жива, и запрыгнув на высокую каменную чашу в которую набирают горячую воду для омовения, вопила диким голосом зажмурив глаза и показывая трясущимися руками куда-то на противоположную стену. Орк понимая, что может не успеть отреагировать на возможный удар Неизвестного Ужаса плашмя растянулся на полу, одновременно выбрасывая в сторону предполагаемого врага усиленную когтями руку... В совершенно пустом углу обезумевший от ужаса домашлик, тонко визжа пытался забежать на вертикальную стену, скребя когтями ему удавалось долезть до середины, после чего он снова шлепался на пол, и скуля все сильнее и сильнее, продолжал безнадежные попытки... Шерстка стояла дыбом, глазки были зажмурены, зрелище было бы комичным, если бы не жалость к перепуганному зверьку. Встав с пола и ощупывая вздувающуюся на лбу шишку (все же добротно дверь сделал) орк взяв за шкирку визжащего зверька, точным пинком отправил его в развороченный проем двери. Шерстистым колобком, благодарно взвизгнув, домашлик помчался искать безопасный угол. "Так один есть" — отметил орк. Поглядев на продолжающую орать людику, орк подошел к чаше в которую стекала холодная вода и набрав в рот побольше, брызнул на кричащее существо... Крик сменился воем, в голубоватом свете гномьих, светящихся грибов, которыми освещалась это чудо санитарной мысли, лицо человека казалось похожим на лицо священного призрака Гну, такое же синее, не хватало только вываленного распухшего языка. Белые от ужаса глаза глядели на орка.

   — Это Кендер, он сам тебя испугался. — пояснил орк. — Он маленький, а ты вон какая! Прекращай кричать, он теперь неделю от страха не появится.

   — Как...как...какой Кен...кен...кендер? — её зубы выбивали странную стучащую мелодию.

  Ну да холодная вода, вспомнил орк. Подняв валяющийся на полу плащ, он набросил его на стучащую зубами гостью и, взяв её подмышку, понес в комнату. Придвинув массивный стул к камину, он посадил её.

   — Грейся.

   — Мне не хо...хо..холодно... — зубовный стук продолжался.

   — А чего зубами стучишь? Люди же стучат зубами от холода? — удивился орк.

   — И от страха — объяснила она — там мохнатое чудище, я это, а оно меня за ногу хвать!

   — Это не чудище, это Кендер — повторил орк — они безобидные, полуразумные. Наверное, просто хотел, чтобы ему спинку почесали.

  Вроде бы переставая щелкать зубами, она спросила:

   — А это про них детская считалочка:

  Кендер, мальчик с ноготок

  Спрятал тетеньки чулок,

  Нечего его ругать —

  Тётя та большая ...

  Она закашлялась: — Ну да дальше неинтересно, дети всегда любят дразниться. Она улыбнулась, обнажив, маленькие, белые зубки. Орк отметил про себя, что даже клыков нет, совсем некрасиво, но что делать...

   — Папа раз услышал эту считалку, и выдрал меня ремнем, больно так...

   — У нас про них говорят, по-другому — задумавшись о своем протянул орк говорят, — была бы дыра, а уж кендер, который в неё залезет всегда найдется.

  Человек смотрела в камин.

   — А как тебя зовут? — орк вспомнил, что не знает, как её называть "самкой" некрасиво, а по-другому он ещё не придумал как...

   — Элия — равнодушно ответила она.

   — А что это значит? — орк помнил, чтобы страх опять не взял над ней верх, надо говорить, пусть она забудет о том, что его вид кажется ей отвратителен, эльфийское вранье, то, как он отловил её — отвлечь... Кендера надолго не хватит.

   — А что значит твоё имя? — она посмотрела на него, и тут же отвела глаза к огню.

   — Между прочим, ты мне так и не представился — начал руки крутить!

  "Работает" ликовал орк, она уже не боится его задевать. Все же древние были Великие знатоки, так хорошо разбираться даже в существах совсем не похожих на орков.

   — Меня зовут Йокерит, в переводе с древнего "Шутка Судьбы" .

   — Странное имя, а моё значит "Подобная эльфам".

   — Странное имя, но "Подобная эльфам" будет "Эльмирра" — удивился орк. — Впрочем, мою бабку тоже звали странно: Снежанна, в переводе "Холодный огонь". Говорят, есть места, где огонь замерзает и превращается в красивые, холодные фигуры... Орк поймал на себе задумчивый взгляд.

   — Что ты сделаешь со мной?

   — Ничего, что может тебе повредить. Я не враг тебе.

  Она скривила рот, в подобие орковской ухмылки:

   — Не враг... Хозяин? Я ведь теперь рабыня? Ты же меня купил?

  "Рано", напомнил себе орк, "осторожнее..."

   — Не я тебя купил, мне тебя продали... Твой муж... — орк старался говорить как можно спокойнее, но бурю эмоций вызванную его словами не предвидел.

   — Какой муж? — почти срываясь на визг, закричала Элия. — Просто... гад! — задыхаясь, выпалила она.

   — Все равно — ответил орк — по нашим законам он твой муж, он продал тебя мне, значит ты теперь член клана Серого Пса-Дождя.

   — Очень польщена — внезапно успокоившись, произнесла она.

   — Это великая честь — серьезно подтвердил орк, но ты ведешь себя достойно, как подобает женщине клана.

   — Это значит, что есть меня ты будешь не один, а с друзьями? Кстати, где они остальные члены? — это прозвучало без доли иронии.

   — Клан состоит им меня и тебя, остальные ушли к предкам, на луга Черной Луны — торжественно изрёк орк.

  

  III

  Элия смотрела на пламя, веселыми рыжими зверьками носившееся по обугленным поленьям в камине. Ощущение какого-то бредового сна не покидало её. Где-то она слышала, что человек привыкает ко всему, наверное, это правда. Даже уставившийся в огонь орк уже не казался страшным. После того мохнатого ужаса, что схватил её за ногу, орк казался даже милым, во всяком случае знакомый ужас не так пугает... А вообще, все равно. "Вот бы лечь спать и спать, спать, спать... Ни о чем не думая, ничего не помня"... Огонь потрескивал, поедая свою любимую пищу — трупы деревьев. Было уже жарко, да и плащ, который был её единственной одеждой, тоже добавлял тепла, но двигаться не хотелось. Хоть чуть покоя. "Я же теперь член клана" — ехидно подумала она — "хорошо хоть этот клан представляют одно зеленое чудовище и одна глупая, несчастная дура". Почему-то слова орка про то, что её продал муж сильно ударили... Какой он ей муж? "Не обманывай себя, дурка" — зло подумалось ей — "ты мечтала выйти замуж за этого...". Слов для обозначения Вакколла не хватало. Зря она не научилась толком ругаться, вон хотела орка обозвать и то, как оказалось, похвалила. Она усмехнулась. Цена любви — одни слова. А цена ей, горстка сверкающих камешков, вроде тех, что забытыми блестели на огромном столе. Наверное, орк — "Йокерит", поправила она себя, думает, что любого человека можно купить. Вон и ей предлагал камни за то, что она родит ублюдка. Её передернуло, она представила, как это может быть. Вместо Вакколла, зеленокожее чудище, которое сейчас что-то ворочало у неё за спиной... "Да уж лучше жаба, чем такой муж" — что-то зло крикнуло в ней. "Лучше быстрее помереть, чем..." — она задумчиво поглядела в камин. Броситься туда? Будет очень больно, но... А зачем? Все равно не жить... Так хоть чуть-чуть покоя есть. Пока. Можно просто сидеть, ни о чем не думая, и пусть все катится к Черной Луне, куда унесло всех предков. "Его предков, а мои..." — Элия подумала об отце. Что он сейчас думает? Нашли ли они следы орка похитившего её? Сказал ли Вакколл, что произошло. "Держи карман шире, счас семечек насыплю" — что-то сказало ей. "Тра-ля-ля, кажется, я сошла с ума" — решила Элия. Сама с собой беседую. Сижу в гостях у орка. Ненавижу того, кого люблю, а что по-настоящему смешно, так это то, что мне смешно — она улыбнулась. Низкий утробный звук, раздавшийся из её живота, заставил Элию вздрогнуть. Эхом из-за спины буркнул орк:

   — Давай поедим, твой ливер требует пищи.

  Элия удивленно оглянулась:

   — Какой ливер?

  Орк чуть смущенно сказал:

   — Я пошутить хотел, наверняка ведь тебе врали про то, что злые орки делают из людей колбасы?

   — А это неправда? — ехидно спросила девушка. — На тебя глядя, я вполне верю этому!

  Голос орка не изменил интонации.

   — Когда мы воевали с вами, возможно. Но и ваши воины были не менее жестоки. Война это война.

   — Люди и эльфы всегда воевали за правду, за свет! — зло сказала Элия.

   — Нет одной правды. У каждого своя правда.

  Элия с усилием повернула тяжелое кресло, чтобы видеть орка, но увидела лишь широкую спину обтянутую кожаной курткой — орк с чем-то возился на столе.

   — Ты скажешь, орки не жгли наши селения? Не убивали людей, не насильничали женщин?!

   — Ты думаешь, люди не жгли наши стойбища, не убивали всех, включая детей? — голос орка был спокоен.

   — Но вы первые начали! — чувствуя, что аргументы подходят к концу сказала девушка.

   — Даже я не знаю, кто начал это. Может быть и мы... Может быть и вы... Может быть эльфы... Но я знаю, что уже после объявления перемирия, мой клан отправили к предкам. И это были люди, под водительством эльфов. Орки соблюдали договор.

   — За что? — тихо спросила Элия.

  Орк повернул уродливую голову к ней. Повернутая практически вкруговую голова смотрелась странно и дико. Встретив взгляд девушки, он сказал:

   — Просто потому что мы не похожи на вас.

  И продолжил спокойно:

   — Давай есть. Тебе это надо, ты долго спала.

  Элия увидела, что на столе навалена груда еды, в центре возвышался печеный поросенок проколотый огромным ножом больше похожим на меч, на блюдах вокруг целые залежи рыбы, какие-то птицы на тонких веточках, миски с ягодами, какими-то странные плоды, несколько глиняных кувшинов. Когда он это всё успел приготовить?

  Орк проследив её взгляд, сказал:

   — Не бойся, это не магия. Просто иногда играю в кости с лесными Хранителями. Это всё выиграно честно.

  Почувствовав пряный аромат печеного мяса, Элия поняла, что она голодна, как... орк. Придерживая на груди плащ, чтобы не распахнулся, она потащила тяжелый стул к столу.

   — А ты все же мерзнешь? — почему-то спросил орк.

  "Тут жарко, как в пекле" — подумала Элия — "чего он привязался со своим холодом?"

   — Да нет, здесь даже жарко.

  Орк посмотрел на неё, если Элия научилась понимать это чучело правильно, то похоже, что удивленно.

   — А чего же ты кутаешься в плащ? Он же очень теплый.

  Элия раздраженно фыркнула:

   — Ты вон разодет, а на мне только этот плащ, что же мне...

   — Эй, ты чего творишь?!!! — закричала девушка, увидев, что орк стянул жилет и явно собирается продолжать в том же духе.

   — Извини, я ещё не знаю всех людских обычаев, — пробормотал орк, — давно бы объяснила, а то паришься в плаще.

  Элия взмолилась Всевышнему, прося послать ей терпения. И понимая, что обед снова откладывается, торопливо, пока штаны не оказались рядом с жилетом, зачастила:

   — Не в том дело — я женщина, ты мужчина...

   — Я орк — перебил её Йокерит.

   — Ну орк, так орк, всё равно мужчина, нам нельзя быть раздетыми! Вот! — перевела дух Элия.

   — Не понимаю, — задумался Йоки. — Купалась ты без одежды? Да?

   — Да!

   — Значит, все же можно быть раздетой? — спросил орк.

   — Ты тупой или притворяешься? — разозлилась Элия.

   — Не знаю, я просто орк, как может орк быть тупым или острым? — орк смотрел на девушку. Вдруг его клыки показались над толстыми губами — это, кажется, означало радостную улыбку: — Я понял. Ты поэт! Это сравнение орка с клинком, очень красиво и поэтично. Спасибо!

   — Ой! — Элии хотелось треснуть по этой жабьей башке, чем-нибудь очень тяжелым — я не про это. В общем, так — по людским обычаям мужчина и женщина, если они находятся рядом, должны быть одеты.

   — А зачем ты мне врешь? — удивленно спросил орк. — Я часто видел мужчин рядом с женщинами, и они не всегда были одеты.

   — Слушай, это древняя традиция, я потом тебе объясню в каких случаях можно, в каких нельзя. Хорошо? А теперь давай есть! Ладно?

   — Ладно — смиренно сказал Йоки. И тут же спросил:

   — А зачем быть одетой в теплый плащ, если жарко? Можно что-нибудь не такое теплое надеть.

  Мысленно зарычав, Элия стараясь не показать, поднявшееся тестом для пирогов, раздражение, медленно и раздельно сказала:

   — Мне... нечего... надеть... когда... ты... меня... схватил... на... мне... не было одежды! Понятно?!! — заорала она.

   — Понятно, но с тобой была какая-то одежда, правда, попорченная — орк улыбнулся, — но гномы сделали точную копию.

  Элия растерянно смотрела на него.

  Орк показал рукой на ещё одну, пока ещё целую дверь, и сказал:

   — Твоя одежда, ну и всякие разные женские вещи, что мне попадались, я туда положил. Там и большая чаша с теплой водой стоит, кажется, некоторым людям это тоже нравится.

  Элия уже шла, по направлению к заветной двери, какая же женщина променяет просмотр нового гардероба, на банальный обед?

  Комната напоминала какой-то склад, что-то вроде подсобного помещения лавочника в их селении. Все тот же голубоватый свет из странных наростов на потолке и стенах, всё то же ощущение нечеловеческого присутствия. В чем дело? Слишком чисто? Пахнет не так, как у людей. Элия не знала. Посредине комнаты была врыта огромная каменная чаша, наполненная водой. Недолго думая, девушка скинула надоевший плащ и погрузилась, в приятно теплую, ласкающую воду... Неожиданное шипение напугало её, поверхность воды вспенилась, и тысячи маленьких пузырьков побежали по коже, принося ощущение полета. Элия почувствовала, что из этой чудесной чаши она выберется не скоро...

  

  Когда она все же появилась в зале полностью отдохнувшая, в привычной и удобной одежде, впервые чувствуя себя по-настоящему чистой и уверенной в себе, орк все так же сидел за столом ожидая её.

  Подсев к нему Элия почувствовала, что-то вроде странного чувства вины. Понимая, что смешно жалеть похитившее её чудовище девушка, тем не менее, сказала:

   — Извини, я задержалась, там такая чудесная купель.

  Орк, выпустив острый коготь и нарезая ломтиками поросенка, ответил:

   — Гномы делают такие же для эльфов, ну и для ваших вождей. Правда, мне больше нравится живая вода — река, озеро... Эта вода не пахнет камнем.

  Элия промолчала оглядывая стол в поисках приборов. Ничего не было, только среди блюд и кувшинов валялись забытые "цветы камня". И в стол был воткнут меч, ранее торчащий в боку поросенка.

   — Йоки, — Элия поймала себя на том, что впервые назвала его по имени — а чем я буду есть у меня то когтей нет.

   — А руки? Я тебе порежу, показывая чуть изогнутый коготь, — ухмыльнулся орк. И тихо добавил: — После, если ещё будет нужно, я найду то, чем люди привыкли есть.

  Кусок белой, нежной рыбы, который с наслаждением жевала Элия, неожиданно раздумал глотаться. Она вспомнила, что она в плену у страшного чудовища, а не в гостях у доброго дядюшки, друга семьи. И что возможно "после" ей ничего уже не будет нужно... Ни того, чем она привыкла есть, ни всего остального. Элия почувствовала злость. Ну и ладно! Пока она жива, а потом будет потом.

   — Эй, Йоки, а чем ты это всё запиваешь?

   — Я водой. Но если хочешь, есть молоко. И какой-то сок. Какой не знаю, Хранители уверяли, что вкусный и полезный для человека.

   — А вино? — Элия почувствовала желание одурманить себя, чтобы все стало чуть проще, чуть веселее... Как тогда, когда они пили молодое вино с Вакколлом, а потом они... Элия одернула себя, — для неё этот гад уже мертв. О нем надо забыть. Или... Она задумчиво поглядела на сосредоточено жующего орка. А что если попросить его... "Да что за дурацкие мысли лезут тебе в голову, дура" — сказала она себе. И налила в глиняную плошку пресловутого сока...

  

  Когда на столе остались лишь кости, и какие-то полуразломанные фрукты непонятного происхождения, орк сыто рыгнул, распространяя вокруг неповторимое амбре хорошо прожеванного поросенка, поглядел на девушку и сказал:

   — Ну вот, поели — теперь можно и поспать!

   — А петь и плясать не будем? — съехидничала Элия. Она начала обдумывать мысль о побеге. Не ждать же, в самом деле, когда он её убьет или того хуже снасильничает. Пока это пентюх сыт и благодушен...

   — Нет. Петь не будем. Что за пение, если поет одиночка? Вот когда собирается клан...

   — Но я же тоже член клана — хитро прищурилась Элия, — спел бы какую-нибудь песню...

  Орк хмуро поглядел на неё. И вдруг сказал:

   — Хорошо. Это не песня клана, ты пока не знаешь нашего языка, все равно не поймешь о чем. А эта песня... Предки рассказывали, что эта песня появилась ещё до того, как первый орк ступил на эту землю.

  Элия задумчиво посмотрела на орка:

   — Но ведь, тогда это на очень древнем языке будет? А знаю только человеческий и совсем чуть эльфийский.

   — Эту песню я знаю на нескольких языках. Когда-то, ещё до Смутной Войны, все разумные жили в мире. И орки пели свои песни людям, а люди гномам... Потом приплыли на своих остроносых кораблях эльфы... И мир ушел с земли.

   — А разве эльфы были не первые, кого создал Бог? — Элия удивленно смотрела на орка.

  Орк ухмыльнулся, желтые глаза мерцали в свете плошки, где горела кровь растений.

   — Эльфы пришли на эту Землю последними. Вернее приплыли по Большой воде...

   — А первыми были орки? — спросила Элия.

   — Нет. Первыми были вы, люди. Настоящие хозяева этой земли. Потом сюда прилетели орки.

   — Как птицы? — спросила Элия. Ей почему-то привиделся клин уродливых, огромных фигур, машущих черными крыльями, с печальной песней летящий куда-то в темную даль.

  Орк тяжело поднялся и пошел к ещё одной двери. "Сколько же здесь всяких дверей?" — подумалось Элии. Орк отодвинул массивный засов и открыл дверь. Из темноты за дверью выскочил пищащий комок и с разбега запрыгнул на стол. Схватив рыбью голову, кендер с наслаждением вгрызся в неё зубами, кося круглым, бело-голубым глазом на Элию. Элия осторожно протянула руку и прикоснулась к мягкой шерстке. Кендер довольно хрюкнул, заглотал рыбий хвост и, потершись о руку девушки, жадно вцепился в какую-то птичью кость.

   — Подойди сюда — позвал орк.

  Элия подошла к двери и переступила порог. Орк протянул лапу над её головой и закрыл дверь. Темнота обступила их. Постепенно, темнота сменилась сумраком. Элия различила какие-то темные очертания — толи деревья, толи очертания огромных валунов. Свежий запах ночной прохлады напомнил ей о том, что сейчас лето, и что всего лишь несколько лиг назад, она жила в другом мире и была весела и счастлива беззаботной радостью ребенка. Орк рядом сказал:

   — Посмотри на небо.

  Элия подняла глаза. Над ней жила своей таинственной жизнью ночь. Яркие огоньки звезд мерцали на пушистом бархате неба. Разноцветные моргающие огни напоминали россыпи драгоценных камней, самых красивых драгоценностей мироздания.

   — Красиво — сказала девушка.

  Орк вздохнул.

   — Каждая звезда, это свой мир. Не такой как наш. Но и там живут разные существа. Еще страннее нас. И может кто-то из них сейчас тоже смотрит на звезды. На нас... Веришь?

  Элия молчала. Какая разница верит она или нет? Не хотелось думать о сложном. Хотелось знать, что и завтра и много позже она сможет так же посмотреть на небо, на звезды... А так... Элия почувствовало, что в носу защекотало, а ей казалось, что она совсем разучилась плакать или просто выплакала все слезы.

  Орк рядом, некрасивым, каким-то хриплым голосом запел, а вернее просто задумчиво проговаривал слова:

   Из-за дальних гор, из-за древних гор,

   Да серебряной плетью река рассекала степи скулу...

   Клинок боли остер, вперив взгляд в костер,

   Над обрывом стою... Боги, боги, как берег крут.

   Мертвой свастикой в небе орел повис,

   Под крылом кричат ледяные ветра,

   Я не вижу, но знаю, он смотрит вниз

   На холодный цветок моего костра.

   Мир припал на брюхо, как волк в кустах,

   Мир почувствовал то, что я знаю с весны:

   Что приблизилось время огня в небесах,

   Что приблизился час восхождения Черной Луны.

   Я когда-то был молод — также как ты,

   Я ходил путем солнца — так же как ты,

   Я был светом и сутью — так же как ты,

   Я был частью потока — так же как ты.

   Но с тех пор как она подарила мне взор,

   Леденящие вихри вошли в мои сны,

   И все чаще мне снились обрыв и костер.

   И мой танец в сиянии Черной Луны.

   Бог мой, это не робот, кто вправе роптать,

   Слабой горсти ли праха рядиться с тобой...

   Я хочу просто страшно, неслышно сказать:

   Ты не дал, я не принял дороги иной,

   И в этом мире мне нечего больше терять,

   Кроме мертвого чувства предельной вины,

   Оттого я пришел сюда петь и плясать —

   В восходящих потоках сияния Черной Луны.

   Я открыл себе грудь алмазным серпом,

   И подставил, бесстыдно смеясь и крича

   Обнаженного сердца стучащийся ком

   Леденящим невидимым черным лучам.

   Ведь в этом мире мне нечего больше терять,

   Кроме мертвого чувства предельной вины,

   Мне осталось одно — это петь и плясать,

   В затопившем Вселенную пламени Черной Луны...

  Элия почувствовала, что слезинки все же покатились по щеке. Многие слова в песни были совсем непонятны, хотя вроде бы и человеческие. Но какой-то тоской веяло от этих строк. Тоской древней как мир и страшной как боль. Орк тронул её за плечо:

   — Пойдем в дом.

  Неожиданно для самой себя, она попросила:

   — Давай чуть-чуть постоим. Так...

  Под переливающимся, призрачным светом горящего звездами неба, две фигурки казались осколками какой-то давно уставшей звезды. Две пары глаз смотрели на звезды, и многие биллионы глаз или не совсем глаз, могли бы встретить их взгляд, если бы темная бездна междумирья не была бы так черна и глубока...

  

  IV

  Йокерит чувствовал рядом с собой тепло Элии. Как всегда после таких песен, где-то внутри него родилась звенящая, печальной нотой одиночества, тоска. Очень захотелось перестать бороться. Обрести покой. Уйти туда, на Черную Луну, где остались все его родичи. Мама, отец, деда, сестренки, братишки (а ведь некоторые даже не успели получить собственные имена), весь его мир — его клан, его семья... Но голос Борхе говорящий: "Можно погибнуть, борясь, но нельзя жить, перестав бороться", "Смерть бойца дарит ему покой, смерть труса не несет в себе ничего, кроме усталости" — как всегда отрезвил его. А Элия похоже его почти перестала бояться. А ведь прошло меньше одного заката. Девушка вдруг спросила:

   — Йок, ты хочешь сказать, что орки прилетели оттуда?

   — Так говорил Фрос, — ответил орк. Он был Великим вождем, равным Хаффу. Однажды он нашел что-то в Запретных горах. Старики говорят, что это был летучий корабль. А потом Фрос улетел туда, откуда когда-то пришли орки. Он обещал вернуться и принести оружие, оружие, что спасет наши народы от эльфов.

   — Наши? — удивилась девушка.

   — Ты думаешь, люди свободны? Кто всегда стоит по правую руку ваших вождей? Кто разбирает ваши споры? Кто обучает ваших воинов и командует вашими армиями, — орк снова вздохнул, и закончил, — мы умираем свободными, а вы живете, но живете рабами.

   — Но ведь эльфы мудрее, добрее людей и справедливее?

   — А кто тебе это сказал? Сами эльфы?

   — Йок, а почему вы всегда враждовали с эльфами?

  Он посмотрел на неё, для него не было тьмы, и он заметил дорожки влаги на её щеках. Помедлив, он ответил.

   — У эльфов нет души. Они почти вечны, но души у них нет. Они неживые.

  Девушка удивленно посмотрела в его сторону. "А она ведь почти ничего не видит во тьме" вспомнил орк. И добавил.

   — У нас у всех есть душа. У меня. У тебя. Даже у кендеров, есть что-то вроде. У эльфов нет души. И сколько бы красивых сказок они не придумали, они все равно знают, что они неживые.

   — Как это?

   — Это тоже рассказал Фрос. После того, как восстановил древний корабль.

   — Не может быть. Я видела светлых эльфов, они такие же, как мы только красивее, мудрее, добрее...

   — Хех — изобразил что-то похожее на смех орк. -Я тоже видел пресветлых эльфов. Их доброту, когда они ради развлечения закапывали живьем орчат. И их мудрость, когда забивали до смерти людей, — орк замолчал. И продолжил хрипящим голосом: — Если разрубить эльфа, то от него не идет запаха уходящей жизни. Они неживые. Я видел гномьих драконов, они похожи на живые существа, но это всего лишь мертвый металл и магия. Эльфы тоже мертвы, даже когда кажутся живыми. Их голубая кровь мертва. Их разум холоден и равнодушен.

  Элия рядом вздрогнула и прижала руку к губам. Бедняжка забыла, что тьмы для него не существует. Почему-то вдруг стало важно, чтобы этот человеческий полудетёныш поверил ему.

   — Они убили всех моих близких, я всего лишь мстил. Но дело даже не в этом... Я проверял то, что рассказывал Фрос. Знаешь, — последовала длинная пауза, — он, верно, сказал, что нет для эльфа большого оскорбления, чем назвать его "робот".

   — А что это значит? — тихо спросила девушка.

   — Не знаю, услышав это слово, эльфы перестают быть самыми выдержанными существами в мире, после этого их надо или убивать...

   — Или? — эхом подхватила девушка.

   — Или они убьют тебя, — закончил орк.

   — Ты часто говорил это слово?

   — Нет — Йоки, вспоминал эльфов. Горящие ледяным бешенством глаза, бледные длинные лица... Мертвый вкус голубой крови на его клыках... Синеющие губы, гаснущие глаза... Длинные отрезанные уши составившие "Ожерелье Мести". Засада эльфийских рейнджеров... Оперенные зеленым стрелы рвущие его плоть заставляя кровь густеть и гнить от яда... И глаза Смерти, который пришел за ним... Холодные глаза так напоминающие глаза эльфийских бойцов... Потом странные лекари гномов... Подземные дворцы и мертвые животные из металла... Апатия... И осознание того, что месть это мало... Клан должен жить!

  Её рука дернула его за рукав.

   — А другие орки? Где они...

  Орк молчал. Где-то в Запретных горах прятались остатки трех основных кланов. За пустынями Тарсиса, где невозможно жить, а можно лишь выживать в ожидании часа, когда священная жажда мести будет утолена. А четвертый клан... Существует до тех пор, пока жив хоть один боец помнящий Тень Черной Луны на тотеме Пса-Дождя.

   — В Запретных горах. По преданиям туда прилетели первые орки, из своего мира. И что-то прокляло то место. Бессчетное количество лиг, на этих землях гибло всё живое. Потом оттуда вернулся Фрос, нашедший летучий корабль. А когда Смутная война завершилась, туда ушли три клана. Земли по-прежнему отравлены проклятием, но орки уже не умирают, — Йоки прислушался к наполненной звуками ночи.

  Охотничьи песни летучих мышей, перекликались с любовными серенадами цикад... Прошуршала крыльями мудрая сова, приговорив к смерти очередную мышь, чей крик оборвал острый коготь птицы.

   — А почему ты не ушел в эти ваши горы?

  Что можно было ответить на это? Он и сам не знал, почему мудрые вожди поверили словам эльфов. Почему, не ушли вслед за братьями... Верили в силу воинов? Решили, что лучше умереть в бою, чем жить в изгнании? Так не было боя, их просто вырезали. Опять стало больно.

   — Зачем? Если я не смогу возродить клан, то лучше уйти к предкам здесь. Зачем кланам струсивший боец-одиночка?

   — Ну, — Элия пыталась подобрать слова, — там же есть ваши женщины, ты, наверное, симпатичный парень... для орка... Мог бы возродить клан...

  Орк заухал, смех начал душить его. А может не смех, сегодня он сам себя понимал плохо. Какая-то странная ночь.

   — Нам всегда не хватало женщин. На одну женщину-орка всегда рождалось несколько мужчин-бойцов. Думаешь, почему оркам приходится... — Приходилось, — поправился орк, — скупать человеческих самок, на всех невольничьих рынках?

   — Я не знала, — в голосе Элии, в очередной раз, прозвучало удивление.

  Будто не слыша её, орк продолжал:

   — Никто не может считаться взрослым, пока не покажет Псу-Дождю своего ребенка. У нас не было иного выхода.

   — Извини, конечно, но я бы лучше убила себя, чем стала бы рожать чудовищ! Это неверно перед Всевышним! Лучше смерть, чем дать жизнь уроду!

  Она почувствовала тяжелую руку орка на своем плече и, вздрогнув, услышала.

   — У нас бы получились красивые дети. Разве красота это обязательно что-то похожее на тебя? Ты говорила, что звезды красивы? Но разве они похожи на тебя? Ты когда-нибудь видела, как красивы в своем вечном изменении облака? Они похожи на тебя? А орлы — повелители небес? Они похожи на тебя?

   — Но...

  Не слушая Элию, орк продолжал:

   — Когда мой учитель сказал мне, что единственный, возможный шанс восстановить клан, это найти Мать-Возродительницу среди людей, мне было так же противно, как сейчас тебе. Поэтому я понимаю, что ты испытываешь сейчас... Мне пришлось долго размышлять, чтобы понять, что красота — это всего лишь наше восприятие чего-то. Понимаешь?

   — Не совсем, — Элия действительно не совсем понимала, что говорит ей это существо. Но каким-то исконно женским чувством ощущала, что орк говорит правду. А ещё странную печаль, исходящую от него. Будто не она была у него в плену, а он целиком и полностью зависел от её решения.

   — Тот человек, что продал тебя мне, красив?

   — Да, самый красивый парень в селении, — и чуть помолчав, добавила, — для меня. Был.

  Орк продолжил:

   — Он красив. Ты хотела бы детей от него?

  Посмотрев, как дернулась губы человека, он продолжил.

   — Можешь не отвечать, в этом все разумные существа похожи. В наших священных книгах написано: "Можно простить всё, но тот проклят навечно, кто предаст друга, кто струсит на поле боя и тот, кто оставит своё дитя без помощи".

   — Всевышнего тоже предал друг, а потом предавший струсил и удавился!

  Орк задумчиво спросил:

   — Но ведь ваш Всевышний ушел, бросив своих детей?

  Замолчавший было голос предков, вновь раздраженно завопил: "Не трогай чужих Богов!"

   — Ваш Фрос тоже ушел! — в голосе Элии не слышалось обиды, только проснувшийся интерес.

   — Фрос обещал вернуться!

   — А Всевышний...

   — И есть Фрос?

  Два существа замерли от прозвучавшего кощунства.

   — А как у вас наказывают еретиков? — помолчав, спросил орк.

   — Жгут на костре. А у вас?

   — Отбирают детей и изгоняют из клана...

  Щуплое тело под его рукой передернулось. Не зная, что сказать, но, понимая, что молчать глупо орк пробормотал:

   — Все бывает в подлунном мире, когда-нибудь всё узнаем сами.

   — А некоторые совсем скоро — печально добавила девушка.

   — Иди в дом, а то опять будешь стучать зубами, — голос орка снова был мягок, как тогда, на берегу лесного озера.

  В этот момент заунывный, тоскливый вой наполнил окружающий мир, как наполняет ветер алые паруса эльфийских кораблей.

   — Волки воют, предчувствуя смерть, — девушке стало грустно.

   — Нет. Просто он приветствует восход Луны! — пояснил орк.

   — Так ведь нет же никакой луны.

   — Луна взошла, вон там! Только ты её, наверное, не видишь. У тебя слабое зрение. Вернее человеческое. Но если мы не видим чего-то, это же не значит, что этого нет?

   — Покажи мне, где это, — попросила Элия.

  Орк осторожно, боясь повредить нежное существо, повернул голову, чтобы слабые глаза человека были направлены туда, где сияла черным, мерцающим светом взошедшая луна.

   — Вот там.

   — Не вижу. Просто небо со звездами, — задумчиво сказала девушка, — а она красивая?

   — Не знаю, — честно ответил орк, — это Черная Луна. Её ещё называют волчьей звездой. Но, наверное, это красиво.

   — Значит, волк приветствует её?

   — Не только. Это песня жизни. Он встретил ещё один восход, он жив.

   — Значит это песня радости?

  Орк увидел, что девушка улыбается. И в этот момент пришло решение. Единственно правильное, то есть такое, после которого голос предков не будет целыми ночами нудно пилить по живому.

   — Это песня жизни, — и подтолкнув её к двери в дом, сказал — пойдем, а то заболеешь.

  Дом встретил их душной, особенно вязкой, после ночной свежести леса, жарой. Лохматый кендер свернувшись в кресле возле камина уютно сопел носом. Орк поглядел на девушку. Ему показалось, что в её глазах промелькнула, казалось бы забытая ненадолго тревога.

   — Ложись спать. Завтра нам предстоит трудный рассвет, — видя, как испуг расцветает в её глазах, странной темнеющей тучей, орк закончил:

   — До твоего дома две орчьих лиги. Мы пойдем вместе, это выйдет три или четыре. Я не хочу больше давать тебе усыплялку, если употреблять её часто, то она привораживает, а после высушивает мозг.

  Думая, что девушка по-прежнему не понимает его, он пояснил:

   — Я провожу тебя до твоего дома, к твоему племени. А сейчас отдыхай, тебе потребуются силы.

   — А как же твой клан? — удивленно спросила Элия.

   — Ты же не будешь рожать мне ребенка? — орк смотрел на Элию немигающими кошачьими глазами, вертикальные зрачки напоминали тонкий фитилек свечи, вокруг которого горело желтое, яростное пламя.

   — Нет, но...

   — Без "но" — серьезно сказал орк. — Я отведу тебя к твоим сородичам.

   — Но почему?! — девушка выглядела совсем растерянной.

   — А что бы ты хотела, чтобы я с тобой сделал? Съел? Орки не едят разумных. Снасильничал? Так телесно ты для меня настолько же привлекаешь, насколько я тебя.

   — Я не подумала...

   — У тебя не было времени, — успокоил её орк. — Время это вообще странная вещь, его или всегда не хватает, или некуда девать.

   — То бежит, то тянется... Я тоже замечала, — Элия присела на медвежью шкуру, и наблюдая, как орк достает из стенного шкафа длинные мечи, и какие-то перепутанные веревки, непонятного назначения, спросила:

   — А что я так отвратительно выгляжу?

  Орк не переставая крутить свои веревки, ответил:

   — Как бы тебе попроще объяснить? В общем-то, ты выглядишь так, как положено, выглядеть молодой, здоровой самке человека! Я бы смог привыкнуть к твоему виду, тем более у тебя очень приятный запах...

  Он показал свои неприятные, кабаньи клыки и просто сказал:

   — Впервые за долгое время, с тех пор как ушел на Черную Луну, мой учитель, я почувствовал, что я не один. Пусть на мгновенье, но мне показалось, что клан со мной. Кем я должен быть, чтобы причинить зло существу, благодаря которому все это случилось?

   — Но ведь я же не захотела...

   — Ты сделала свой выбор, я уважаю его. Надеюсь, ты простишь мне то зло, что я уже успел причинить тебе. И очень хочу верить, что когда-нибудь, пусть на Черной Луне, наши дороги пересекутся.

  Орк посмотрел на Элию и, наконец, спросил:

   — А от чего иногда у тебя течет из глаз?

   — Ты не знаешь?

   — У нас было мало времени. Мой учитель медленно умирал, и неважные вещи оставлял на будущее. Если бы хватило времени. Его не хватило. Я замечал, что у людей такое бывает, но ещё не додумался зачем.

  Орк увидел, как девушка вытерла глаза ладошкой и показав зубы сказала:

   — Твой учитель был прав — это совсем неважно. У людей бывает иногда...

   — Странные вы, люди, существа, — орк разложил веревки, и какие-то дощечки, на столе, сбросив на пол остатки их трапезы вместе с драгоценными камнями.

  Он видел, как девушка подняла подкатившийся к ней кристалл и рассматривала его на просвет.

   — Камни забери, тебе пригодятся, люди ценят их.

  Девушка бросила камушек на пол и, внимательно глядя на орка, спросила:

   — Йок, а как же клан? Это твоё... возрождение?

  Орк оставил своё занятие и, чертя когтем по столу, сказал:

   — Когда я понял, что буду пытаться поднять клан, я решил, что сначала я буду искать ту, что могла бы стать не только Матерью-Возродительницей а... — он помолчал, — теперь всё будет проще. Я найду здоровую, человеческую самку... Которую ослепит блеск камней... Всё просто. Как жизнь.

  Орк поднялся и сказал: — Ложись спать, Элия. Обратный путь будет нелегким. Пошел к входной двери.

   — А ты? — тихо спросила девушка.

   — Я мало сплю. Мой учитель говорил, что чем дольше идешь путем воина, тем труднее обрести сон. Я буду слушать голос предков, смотреть на закат луны и размышлять...

  Орк поднялся и тяжело пошел к двери.

   — Йок, а почему ты похитил меня? Или я была первой, кто попался?

  Орк оглянулся снова жутко, не по человечески, вывернув голову и, посмотрев Элии прямо в глаза, ответил:

   — Ты была первой, кто по-настоящему радовалась жизни. Это настоящий дар, редкий... У других этого не было, — орк потянул тяжелую дверь, ворвавшийся сквознячок, играя, защекотал огонек светильника.

   — Была, — вздохнула Элия.

   — Есть, — буркнул орк выходя, — если ты научился радоваться даже малому, видеть красивое в обычном, то это уже навсегда! Нельзя разучиться ощущать жизнь душой, а не разумом, как нельзя научившись, разучиться плавать.

  Дверь захлопнулась, оставив девушку в одиночестве.

  Орк стоя на пороге сделанного им человеческого жилища и смотрел на горящую в небе Луну. Ночь звучала своей странной, загадочной, для непосвященных мелодией. Впервые за долгие лиги ему было спокойно. Тоненькие тропинки судьбы слились в одну широкую дорогу. Теперь всё стало просто, как бой — или да или нет. Выбор был сделан, и все зависело теперь лишь от воли Случая. Подняв лицо к черной Луне, орк запел древнюю боевую песнь клана, и волки вторили ему своими голосами, будто души ушедших бойцов, вселились в их предназначенные для боя с жизнью тела. Над миром горделиво царила Черная Луна — Солнце Проклятых.

  

  V

  Элия смотрела на молоденькую, белокурую девочку, что выглядела рядом с её балбесом-внуком совсем ещё крошкой. Ей не замуж выходить, а в куклы играть. Элия вспомнила, что сама родила своего первенца в ещё более нежном возрасте и улыбнулась.

   — Ба, это Альма, моя невеста, — почтительно пробасил внучок. Чтобы поцеловать Элии, руку ему пришлось встать на колено. "Да, мальчик вырос" — подумала старушка, целуя внука в колючую макушку, — "время бежит уже не рекой, а лавиной сорвавшейся с горы". А казалось бы давно ли малыш был малюсеньким свертком, орущим все ночи напролет. Сколько ночей она просидела с ним, чтобы снова находящаяся на сносях невестка, отдохнула хоть немного, от его крика... Ох, и пискляво же он кричал... Элия улыбнулась, глядя как внук осторожно двигается, чтобы не задеть какую-нибудь из безделушек, что наполняли маленькую комнату бабушки, осколками воспоминаний о прожитых годах... "Как жеребец, в посудной лавке" — подумалось Элии, — "совсем одичал в своем лесу". "Ну, ничего" — довольно улыбнулась она, внимательно оглядывая девушку всё так же стоящую на пороге, та выглядело трогательно растерянной, — "от такой кобылки не очень-то и захочешь в лес сбегать".

   — Проходи, дитя, садись поближе к огню, поболтай со старухой — ласково пригласила Элия девочку.

   — Ну какая же вы старуха? — смущенно откликнулась та, и тут же взвизгнула, когда внук пушинкой подхватив её и одним шагом перенеся к камину плюхнул в кресло напротив бабушки.

   — Очень строгая и вредная — придав своему голосу скрипучесть, достойную сказочных ведьм, проворчала Элия. И тем же противным голосом прорычала внуку:

   — А ну-ка брысь отсюда, охальник! Некуда силушку девать, помоги братьям столы сбивать! Ишь разбаловался, дитятко, понимашь!

  Внук глядя на неё насмешливыми, синими глазами, противно-капризным голосом испорченного дитятка пробасил: — Ну, ба... У меня свадьба, завтра, мне силы нужны будут, а ты меня работать сватаешь... Опозорюсь ведь, перед Альмой!

  Элия увидела, как засветились розовым ушки девочки и, уже всерьез сердясь, прикрикнула: — А ну быстро отсюда, а то сейчас хворостину каак возьму — не погляжу, что ростом дуб догоняешь!

  Изобразив на лице крайнюю степень ужаса, внук бросился к двери, но, уже выскакивая из комнаты, дурашливым голосом проблеял: — Подууумаешь хворостина, меня, вон, Альмин батя дрыном пугал, да и то... Метко пущенный Элией домашний туфель звонко хлопнул об лоб ехидного внука.

   — Получил? — строго осведомилась она.

  Сделав вид, что безутешно рыдает, тот закрыл за собой дверь. Женщины услышали что-то типа "Гы-гы" и тяжелые, подбитые железом сапоги загрохотали вниз по лестнице.

  Элия, посмотрела на девушку, та, розовея ушами, глядела в пол. "Ну и придурки же, эти мужики" — подумалось очередной раз, — "девочке и так придется привыкать здесь, а ещё эти шуточки идиотические..."

  Улыбаясь, Элия обратилась к девушке:

   — Ну давай теперь знакомится, а то наш балбес, даже представить нас не смог, как полагается — всё шутника изображает. Меня можно звать Элли, а лучше "бабушкой", мы же теперь одна семья.

   — А меня можно звать, Аля, меня так сестра звала...

  Элия посмотрела на загрустившую Альму и, стараясь, чтобы её голос звучал повеселее, сказала:

   — Ты меня случайно, не боишься? А то знаю я наших балбесов, наверное, ужо рассказали, какая у них суровая бабушка? — и преувеличенно тяжело вздохнув, продолжила: — А я очень добрая, просто если на них иногда не взрыкивать, то совсем от рук отобьются!

  Девушка странно посмотрела на Элию, и тихо сказала:

   — А я слышала, как вы с моим отцом разговаривали, ну тогда...

  "Ох ты", — внутренне поежилась Элия, — "да как же это?"

  Словно услышав её мысли, Альма сказала:

   — Меня сестра из чулана выпустила, я бы всё равно убежала к Огге. Ну... И я слышала, что вы отцу говорили...

  Элия осторожно взяла, Альму за руку.

   — Девочка, только не подумай плохого... Знаешь ли мужчины иногда бывают тупее кабанов. Все меряются у кого кулак больше, да голос громче... Хорошо, что я Огге перехватила, он уже тебя похищать собирался ехать... А ты его знаешь, наворотил бы делов... Да и твой папа тоже смирением не отличается...

   — А что ты слышала? — надеясь на лучшее уточнила Элия.

   — Всё. И как он обзывал вас, и как угрожал... — Альма запнулась, — ну и что потом вы ему говорили...

  Элия с удивлением заметила, что девушка вновь улыбнулась.

   — Я в щелку подглядывала. Вы были вся такая...

   — Злобная ведьма?

   — Да нет же. Вы были похожи на королеву... Ну когда отец всякие гадости говорил... Вы на него так глядели... спокойно. А потом вы каак ответили — Альма хихикнула, — я таких слов раньше никогда и не слышала!

   — А ты думаешь легко с этими сорванцами управляться? Пока отучишь их всякие гадости в приличных местах говорить, такого наберешься... Значит не рассердилась на старуху?

   — Да нет, что вы... бабушка! На что же обижаться?

   — А я грешным делом испугалась. Как-то все же некрасиво вышло.

  Альма поглядела на Элию. И твердо сказала:

   — Некрасиво продавать свою дочь! Вы все правильно сказали... тогда... бабушка.

   — Аля, деточка, давай не будем больше о грустном. Завтра такой радостный день.

   — А все же страшно. Как это у нас будет... дальше...

   — Хорошо у вас всё будет. Мой внук, конечно, порядочная бестолочь, но всё зависит от женщины, — Элия хитро подмигнула девушке. — Лаской всяко больше можно достичь, чем криком. Да и любит Огге тебя — сильно любит, я-то это вижу...

   — Я знаю. Но я не про это...

   — А про что же тогда?

   — Эти их поездки на границу. Ему же весной ехать...

  Элия вздохнула и сказала:

   — К этому нельзя привыкнуть. Просто всегда верь, что всё будет хорошо!

   — Но ведь не всегда так бывает... Я же знаю...

   — Не всегда... Но зачем грустить о том, что невозможно изменить? Да и до весны ещё так далеко! Аля, не грусти раньше времени... Зачем грустить сейчас? Всё будет хорошо. Поверь старой, мудрой ведьме.

  Альма вздохнула:

   — Просто, зачем это всё?

   — Просто иначе нельзя. Есть такие вещи, которые нельзя изменить, несмотря на все желание... Из двух зол не стоит выбирать, но когда все же приходится, то лучше выбрать меньшее.

  Элия подошла к окну. За стеклом приветственно помахивала ветка дерева. Огромный клён — ровесник отца Огге. Муж посадил его, в честь их первенца. А теперь уже младший внук нашел свою любовь. Время несется... Всё ближе Черная Луна... Элия подошла к сидящей девушке и погладив по голове тихо сказала:

   — Всё будет хорошо! Не думай о плохом, радуйся хорошему, живи...

   — Все равно страшно. Как я буду если что...

   — "Если" не будет!

   — Да. — вздохнула девушка.

  Элия успокаивающе сказала: — Наши мальчики прирожденные бойцы... Лес это их дом. Да и не будут они воевать, просто дадут знать, если что — чтобы мы успели уйти.

  Альма улыбнулась:

   — Когда отец впервые увидел нас с Огге, он на него с мечом бросился. Я испугалась, а потом гляжу отец растерянный стоит, а Огге его меч держит... А потом он у него моей руки попросил, прямо там... А дальше вы знаете.

   — Ещё бы! Но хорошо кончается то, что хорошо кончается. Жаль только твои родственники, не захотели приехать...

   — Сестра хотела, но вы сами понимаете...

   — Я всё понимаю.

  Старушка села в кресло, и поглядев на играющие в камине лепестки огня, пропела:

   И в этом мире мне нечего больше терять,

   Кроме мертвого чувства предельной вины,

   Оттого я пришел сюда петь и плясать —

   В восходящих потоках сияния Черной Луны.

  И встретив недоумевающий взгляд девушки, заговорила:

   — Когда-то очень давно мой муж спел мне эту песню. Вернее, тогда он ещё был и не муж, а так... Хороший знакомый.

   — А Огге расказывал, что вас хотели на костре сжечь...

   — Ох уж эти мужчины! Нет на свете больших сплетников. Всё бы им прихвастнуть, да что-нибудь приукрасить.

  Старушка глядела на огонь. Целый день горит камин, а ей всё равно холодно. Верно говорят: "молодое вино не пьянит, старая кровь не греет...". Альма с интересом глядела на неё.

   — Да не было там никакого костра, просто меня должны были высечь на главной площади. А потом мой будущий муж, дед Огге, меня спас. Огге чем-то его напоминает, тоже рыцарем растет.

  Элия хорошо помнила, в каком отчаянии она ожидала позорной пытки. Глумливые лица односельчан, похожие на страшные карнавальные маски. Глаза, алчно горящие ожиданием чужой боли. Непристойные выкрики. И идущий сквозь толпу Йоки, раскидывающий тех, кто не оказался достаточно умным, чтобы убраться с его дороги... Сильные руки оградившие её от этого кошмара. И ощущение, что рядом с ним не может быть ничего плохого, никогда... Он на руках нес её сквозь молчащую, ненавидящую их толпу, но никто не смел даже, поднять глаз. Несколько пищащих от боли храбрецов, заставили понять всех, что есть разница — измываться над беззащитной, испуганной девчонкой или попытаться возразить разъяренному орку-воину. Толпа всегда состоит из трусов...

   — Да. Он рыцарь, — Альма встала из кресла, — он мне долго-долго цветы приносил. Я проснусь, а комнате полно цветов и нет никого. Долго-долго. А однажды я решила не спать, чтобы поймать того, кто приносит цветы. И поймала. Даже и не испугалась совсем, мне уже все равно было, как он выглядит.

   — Так уж и всё равно? Наши ребятки кого хочешь напугают...

   — Не-а, правда, не испугалась. Спросила, зачем он мне цветы приносит...

  Элия сказала:

   — А мне Огге другое рассказывал. Что ты с перепугу ему в руку зубами вцепилась...

  Альма покачала головой, посмотрела в глаза пожилой женщине и смущенно сказала:

   — Так это было ещё до того, как я увидела, что это тот... С цветами. Я же потом извинилась сразу. Сами поймите...

  Элия рассмеялась.

   — Да что ты оправдываешься? Со мной, когда я впервые увидела своего мужа, от страха чуть детский конфуз не произошел! Ты смелей оказалась...

   — Просто я догадалась, что это будет кто-то необычной. У нас разве кто может так? Просто подарить цветов? Ха! У нас только говорить и умеют. А я давно не верю словам — грош им цена, если кроме них нет ничего! Нашим охламонам только юбку быстрей бы задрать, да руками... — Альма рассерженно фыркнула, — кабаны ожиревшие! А Огге меня даже поцеловать стеснялся, я сама первая его поцеловала, — гордо закончила девушка.

   — Как же помню, помню — Элия улыбнулась, — он потом всё утро рычал от счастья. Я ещё, помнится, догадалась, что мальчик влюбился.

  Девушка, снова покраснев, тихо предположила:

   — От счастья, он, наверное, потом рычал. Не в тот раз...

  Элия ошарашено поглядела на Альму. Да... Молодежь нынче другая. Стали смелее. Хорошо ли это? Вот раньше... "Да не брюзжи ты" — мысленно одернула себя Элия — "вспомни того урода с кем умудрилась связаться... Эта девочка хоть с женихом... Эх, ты брюзжалка-перечница". Элия мысленно показала самой себе язык.

  Она наблюдала, как невеста внука рассматривает диковины, что дарили ей её дети и внуки. Они часто привозили, что-нибудь забавное — будь-то диковинная раковина, в которой слышен шум Большой воды, которую подарил ей её первенец, Борхе, возвратившись из своего путешествия в Тарсис(за время его отсутствия у неё появилась первая седина) или сделанная из шишек фигурка кендера, что подарил ей вчера её правнук Иллиу.

   — Бабушка, а правду мне Огге рассказывал, что вы учились бою, как воин?

   — Ох Огге, захвалит он меня. Правда! Пришлось, это сейчас у нас семья большая, а тогда-то... Муж на охоту, а я дома одна, с детьми... Хоть и гномьи земли, заповедные, а мало ли. Вот и училась.

  За окном дурными голосами заорали, что-то тяжело, с треском упало.

   — А я бы тоже не отказалась, — сказала Альма.

   — Попроси Огге, он хороший боец, а общее дело сближает. Впрочем, думаю у вас будет чем заняться в ближайшее время. Не менее утомительным, но гораздо более приятным.

  Девушка хихикнула, прикрыв ладошкой рот. Элия тоже усмехнулась:

   — Небось думаешь: "Что за развратная старушка?".

   — Нет, я думаю: "какая чудесная у меня бабушка". Можно я вас обниму?

  Когда вечером Огге пришел за своей невестой. Он увидел идиллическую картину — две женщины, пересмеиваясь, сматывали пряжу в клубки, беспрестанно болтая о какой-то ерунде, так, как это умеют делать лишь женщины и сороки-трещетки. Лохматые кендеры носились по комнате пиная уже смотанные клубки, время от времени, переходя в рукопашную.

  "Вот что такое Дом!" — подумал Огге целуя невесту.

  Когда он нес её на руках в свой, ещё холостяцкий, дом она шепнула ему: "У тебя замечательная бабушка"... А потом звучали совсем другие слова, те вечные слова, что будут звучать до тех времен, пока в Обетованной останется хотя бы два существа любящих друг друга...

  

  Элия сидя в кресле Матери-Возродительницы, смотрела на клан. На свою семью. Когда-то всем кланом, были они с Йоки. А теперь Серые Псы-Дождя заполняли всю площадь перед домом Предков. Элия вспоминала, что её муж, её Йоки строил этот дом для будущей жены, — теперь там планируются военные акции клана. Всё изменилось. Время идет, беспощадно и неумолимо... Вождь клана, её первенец Борхе, подняв меч над горящим пламенем Костра Совета, слушал древнюю, дошедшую из бездн прошлого Клятву Любви. Как давно они с Йоки произносили эти древние слова друг перед другом и лишь огонь, да Волчья Звезда были свидетелями. Ныне же клан и гости от подгорного племени слушали Огге и Альму, чьи преклоненные перед огнем фигуры, казались сосредоточением всего, что есть важного в Обетованной. А было ли что либо важнее, чем эти два лепестка огня, которые отныне станут гореть одним пламенем, и рожденные ими искры зажгут новые костры. Где-то эльфийские патрули несут свою беспощадную службу. Пограничники клана играют с ними в вечную смертельную игру. Где-то рождаются и гаснут звезды. Возникают и гибнут миры... Но что это для неё, Элии? Всего лишь эхо далекого знания! Она слышала чуть хрипловатый голос внука, странно сливающийся с голоском его невесты:

  "...и пусть рушатся миры и гибнут галактики, пусть распадется в прах вселенная — я буду Любить тебя вечно! И даже смерть не разлучит нас..."

  Над огнем костра холодная сталь меча вождя клана встретила руки молодых, чьи переплетенные пальцы, не дрогнув, встретили режущий клинок. Из разрезанных рук брызнула в огонь, смешиваясь, кровь. И Борхе, чей голос сейчас нес в себе волю клана, торжественно закончил церемонию:

   — Да будет так! Огге сын Борхе внук Йокерита и Альма дочь Вероники внучка Арты — да станете вы единым целым, и Вечная Тьма не разлучит вас!

  Огге встал с колен, поднял на руки свою жену и понес, сопровождаемый радостными, а порой фривольными пожеланиями к их, теперь уже общему, дому. Элия глядела на идущего внука и опять вспоминала мужа. "Йоки, как же мне тебя не хватает! Почему всё так... тяжело?" Она почувствовала на плече руку Борхе. Он так похож на отца, только он уже старше... Старше, чем Йоки, когда она прощалась с ним в последний раз. С ним и их средним сыном Эггертом... Единственное, что удалось узнать, потом, они погибли в жестоком бою... Элия молила Фроса Всевышнего, чтобы их смерть была легкой, чтобы они не попали живыми к эльфийским палачам. Как давно это было, а боль не проходит... И ощущение того, что Йоки всегда рядом с ней не оставляет. Борхе деликатно сказал:

   — Мама, пойдем, у нас сегодня большой праздник! Будем радоваться!

  Элия опершись на руку сына гордо, как подобает Матери Клана, прошествовала, к столам, за которыми собрался весь клан и приглашенные на это событие гости из подгорного племени. Элия поклонилась старейшине подгорных. Седобородый гном ответил ещё более низким поклоном. Элия всегда старалась приглашать кого-то из их старых друзей и союзников, на подобные праздники. Если бы не покровительство и защита подгорных, как знать выдержал бы клан период становления... Вряд ли... Если бы они могли выносить солнечный свет... Эльфам уже настал бы конец. Но ничего... Как говорил Йоки: "Мы умеем ждать".

  Элия отрешенно наблюдала за развертывающимся перед ней праздником желудка... Вежливо улыбаясь гостям и думая о своем. Ей было о чем размышлять, о чем вспомнить... Но когда загремела древняя, как мир, песня клана, её дребезжащий голос занял своё место среди голосов её потомков:

   Из-за дальних гор, из-за древних гор,

   Да серебряной плетью река рассекала степи скулу...

   Клинок боли остер, вперив взгляд в костер,

   Над обрывом стою...

  Взошедшая в момент соединения судеб Черная Луна, слушала песню и глядела на пирующих. И даже те, кому не дано видеть её сияние, ощущали обычно холодный, но в этот день благожелательный взгляд черной звезды предков...

  

  VI

   — Право!!! — крик сменяется, булькающим хрипом и в наушниках лишь мат оставшихся.

  Кашляющая очередь и то, что недавно было моим братом, оседает грудой сочащегося кровью мяса на загаженный, засыпанный осыпавшейся штукатуркой и позолотой пол.

  Визжащий от ужаса и боевого задора молоденький гвардеец, успевает только поднять взгляд белых от безумия глаз, бьющийся в его руках, подобно пойманной птице, автомат не успевает оторвать своего хищного, тупого рыльца от вздрагивающих останков моего брата ... И не успеет...

  Голова гвардейца разлетается на мелкие кусочки, красивые, красные брызги рисуют на желтой, цвета солнца, стене диковинный цветок...

  "Новенький молодец! Совсем мальчишка, но молодец... Эх, Рэй — Рэй — брат мой... Прощай!"

  Бегом по длинным, заваленным каким-то тряпьем и рваной бумагой, коридорам. Из невидимой двери выскакивает ещё один гвардеец. "Фиг вам! Одна шутка не проходит два раза!". Его тело, искореженное залпом из трех винтовок, напоминает выпотрошенную подушку, только вместо пуха там... "Фрос! Не хватает ещё, поскользнувшись на этом дерьме, подвернуть ногу".

  Огромная дверь распахнута, в некогда роскошной зале, в которой когда-то давали свои знаменитые балы марионеточные проэльфийские королики людей, теперь полно трупов. Если эти, нарванные лоскутками, куски плоти можно считать трупами. Наушник взрывается ликующим воплем:

   — Йок, это кендеры поработали!

  "Сам вижу, что кендеры — это не перепутаешь. Хох... Для остроухих это было полной неожиданностью... Милые домашние зверьки, оказавшиеся почти абсолютным, беспощадным, страшным оружием. Сколько же это держали в тайне? Милонги..." Рычу:

   — Внимание!!!

  "Не отвлекаться! Всё потом... Когда дойдем... Если дойдем...". Вызубренные навечно планы дворца... Виденные бессчетное количество раз интерьеры. "Мы здесь! В Эйдосе! Мы почти дошли... почти... почти...". Коридоры... Двери... Двери... Трупы... Мясо... Коридоры...

  Эльфенок держащий ритуальный, считай игрушечный, кинжал забился в угол своей комнаты. "Действительно комната, а не та холодная пещера, где умирали от гнили легких, мои дети!"

   — Йок, — голос Ковачи даже через наушник, умудряется передать скользкую сальность, — это же ДЕВКА! "Вот баран похотливый!" Брошенная метательная звездочка, входит точно в синий, лишенный зрачка глаз. То, что только что было эльфийской девчонкой, сползает по стене...

   — Зачем? — похотливый идиот Ковачи не понимает. Ору:

   — ВРЕМЯ!!! "Что за бараны? Или действует боевой коктейль? Алхимики предупреждали... Ничего потом у нас будет сколько угодно девок... Всяких... потом... потом..."

  Массивную кровать в восемь рук отрываем от пола, места мало — "любят остроухие уютные гнездышки, видать по дуплам тоскуют" — и выбрасываем в высокое, горящее отблесками городских пожарищ, окно. "Счас, будет плюх!". Удар потрясает здание, остатки чудом уцелевших стекол блестящим фейерверком осыпают все вокруг...

  "Совпаденьице!" — хочется ржать.

   — "Драконы" — это новенький. "Уже сколько боев вместе прошли, а все новенький...".

  Когтями выворачиваем покрытие пола — золотые нити летят искорками кострового пламени... "Вот она!!! ДВЕРЬ!!!".

   — Борода, твоя работа!

  Низкий, квадратный "Борода" лепит своё хозяйство на плиту тайного входа. "Зверье — делать тайные двери в детских комнатах. Что с них, бездушных, возьмешь?".

  Дефективный потомок гномов визжит:

   — Сейчас будет БУМСИК! ВСЕ В УКРЫТИЕ!!!

  "Вот долбоёж!" Вылетаем в прямом смысле, потому как крайним помогает лететь ударная волна. "Будем живы — удавлю на собственной бороде... Шутник недоделанный!!!"

   — Парни, мы как те пельмени из анекдота!

   — Гы-гы-гы...

   — Хи-хи-хи-хи...

   — Уру-ру!

  Белые, действительно будто бы обваленные в муке, штурмовики поднимаются на ноги. "Кендеры недодрессированные! Не поорешь, так и будут гыкать, теряя драгоценные миги".

   — Ребята, надо быстрее! Мы не успеем! — вместо командного вопля, получается какая-то жалкая просьба.

  Но этого хватает. Бежим к тому, что было детской комнатой. "Интересно чьей?" Под ноги катится что-то напоминающее кочан капусты, уже пиная это ногой, рождается понимание, ЧТО это за качан. "Ещё не хватало остроухих жалеть." "Но все же ребенок..." — "Только голоса предков мне и не хватало! Сколько молчал и вот..."

  На месте комнаты, ощетинившийся червяками арматуры, провал, из которого всё ещё поднимается желтый дым. Борода, кричит:

   — Береженных, Фрос бережет!

  И швыряет в провал ещё какую-то из своих игрушек. "Сейчас мы уйдем на Черную Луну! Его надо связать, пока он нас всех не загнобил" — рождается липкая, но здраво-ехидная мысль. Против всех ожиданий, в провале вспыхивает всего лишь маленькая, жаркая звезда, стены не рушатся и то хорошо. Потомок подгорных ныряет в дым, за ним ссыпаемся мы.

  Длинный, когда-то белый, а нынче весь в разводах вызванных гномьими игрушками, тоннель уходил, казалось бы, в бесконечность. Редкие уцелевшие лампы заливали его зеленым, мерцающим светом. "Точный выход! Эльфийский тоннель — для людей, здесь царила бы тьма!.. Надо успеть!". Рывок вперед, остановленный крепкой рукой. Новичок держит за плечо и его раздраженный голос рычит в "ушах":

   — Кэп, ты, Борода и Ковачи замыкаете — вы нужнее.

  Его засыпанный штукатуркой, перемазанный кровью комбез мелькает впереди, как хвост матери-зайчихи... Остатки бойцы группы несутся за ним. В наушниках тяжелое сопенье и редкие матюги. "Фрос, дай сил!"

  Тоннель резко поворачивает, ору:

   — СТОЙ...

  Не успеваю... Завернувший за угол первым новичок, горит чадящим черным пламенем. Голубые вспышки эльфийских разрядников плавят стену. "Ещё один! И их осталось пять... Что за дурацкая песенка?! Неужели не дойдем?".

  В голове шум. Ковачи, где-то шлем потерял — без шлема ещё страшнее, рожа черная, клыки блестят...

   — Кэп, теперь твоя забота!

  Знаю, что моя. Скидываю с плеч практически опустевший контейнер. Срываю застежки. Последний брикет с кендером остался. Руки автоматически срывают упаковку, активируют, сковывающий злобное, специально выведенное и дрессированное существо, доспех. Гляжу в красные глаза существа. "Полуразумный, а ведь ты всё понимаешь? Не подведи!". Бесшумная бело-голубая молния уносится прямо в бушующую бурю вражьих разрядников. И почти сразу же выстрелы стихают... Лишь чадяще горят останки новичка, да шипит стекая дымящимся ручейком в какие-то безобразные лужи, покрытие стен.

  Ковачи уже впрыгивает за поворот, я за ним... Сзади Борода, Соль и тот тип из "Глаз Кланов", которого я даже не знаю как звать — приблудился ещё на подвальном уровне — фиг с ним.

  Как всегда там, где прошел кендер живого не остается. Куски мяса, сплавленное в комок оружие... А вот и сам... Распухшая, жалкая тушка агонизирует среди изобилия красно-голубого ливера. Стреляю, прекращая мучения отравленного коктейлями алхимиков тельца.

   — Сдурел? Зачем тратишь припас, мы и так почти в нуле!

  "Заткнись Соль! Если бы не этот комочек мы бы так и сидели в том коридоре, пока все не кончилось бы... Пусть его уход будет легким".

   — Последний барьер! — незнакомец с пищащим голосом, показывает обрывок синего эльфийского доспеха... На обрывке хорошо виден ихний проклятущий баньян — символ Вечного Леса. "Чтоб он сгорел этот Лес! Гвардия Прорицателей! Дошли... Почти... Ещё чуть!".

  Бежим. Гулко стучит где-то внутри... Толи эхо наших башмаков, толи сердца, толи Ковачи щелкает зубами, и микрофон послушно разносит это щелканье всем имеющим "уши", настроенные на частоту штурмовой группы "Элия".

  Снова дверь. "НЕНАВИЖУ ДВЕРИ!!!"

   — Всем отойти! Борода, тебе работа!

  Вот кто счастлив. При деле парнишка! Отбежав за угол, ждем "Бороду".

  Голос бородача в "ушах":

   — Ух ты! Какой-то замок странный...

  Глохну, слепну, тьма, мрак, боль...

  "Что это было?" Пытаюсь встать, это неожиданно легко удается. "Почему темно? Ослеп?!!" Шлем закрыл лицо. Отбрасываю. В голове шум и звон... Ковачи с идиотской ухмылкой бинтует руку приблуде. Соль сидит, привалившись к стене, крепко сжимая винтовку. Жаль, головы у него нет. Снесло напрочь.

   — Где Борода? — сам себя слышу плохо. Ответа нет — совсем худо. Оглох.

  Ковачи смешно шевелит губами, показывая куда-то на тот поворот, где возился Борода. Приблуда осторожно, стараясь не тревожить поврежденную руку, сомнабулически покачиваясь, подходит почти вплотную и тянет свою лапу к моему лицу. "Неужто башню сорвало?" Мигаю Ковачи — тот молоток, сразу всё понимает, примериваясь как получше треснуть приблуду по башке подкрадывается сзади. Неожиданно мир наполняется звуками. Где-то что рычит и сыпется что-то хрупко-тяжелое, снова проявились раскаты гномьей артиллерии, похожие на запоздавший гром, а ведь настолько к ним привык, что и не замечал совсем. Приблуда показывает ржущему, как жеребец, Ковачи наушник с оборванным проводком. Второй вытаскиваю самостоятельно и повторяю вопрос:

   — Что с Бородой?

  Ковачи переставая ржать хрипит:

   — Всё! Борода, свой последний фейерверк сделал. Он уже на Луне! Двери нет. Бороды нет. Охраны вроде тоже больше нет. Идем?

  И мы идем. Сквозь вынесенные страшнейшим взрывом двери... По золотистым эльфийским коврам. К неприметной двери из настоящего дерева.

  Приблуда выносит собой дверь, и мы вваливаемся в залу поливая её из двух стволов. Косим мечущихся по ярко освещенной, уставленной весело бьющимися экранами комнате эльфиек. Но умом я уже понимаю, что опоздали. Все же опоздали... Верховная правительница Ольгерд ушла от возмездия... Не достали.

  Ковачи с грохотом бросил автомат и, подняв опрокинутое кресло, развалился в нем закрыв глаза. По его разорванной пасти текла кровь, вытаивая на саже покрывавшей кожу извилистую дорожку.

  Чувствуя, что язык больше не может шевелиться в сухом, похожем на пустыни Тарсиса рту, нахожу на поясе флягу... Пуста... Вместо воды в ней три дырки и звенят какие-то осколки. "Была фляжка — стала фуражка" рифмуется какой-то дурацкий стишок.

  Приблуда протягивает свою. Вода льется, в пересохшую, коляную глотку живительной рекой жизни. С ощутимым трудом заставив себя оторваться от этой теплой, пахнущей затхлостью и канализацией воды, протягиваю флягу обратно. Почувствовав, что снова могу говорить, благодарю:

   — Спасибо, друг. Давай, что ли, знакомиться? Я Йокерит Серый, клан Пса-Дождя, для друзей просто Йок.

   — Вильгельмина Рыжая, клан Снежной Лисицы!

  Понимая, что выгляжу полным кретином, но все же не в силах вернуть на место опустившуюся челюсть, смотрю, как приблуда снимает шлем и, выпустив на свободу кокетливый хвостик из пушистых волос, дружелюбно улыбается мне зелеными похожими на драгоценные камни глазами.

  Рядом потрясенно выдохнул Ковачи:

   — Девка, а ты классный парень!

  "Классный парень", устало присев прямо на пол, пила из фляги...

  

  Ольгерд, стоя на командном мостике уходящего из бухты Эйдоса корабля, глядела на зарево пожаров, пожирающих бывшую столицу. Неприступный, как думалось, город... "Ещё из одного мира приходится уходить. Мы снова проиграли! Но почему? Почему?! Вечное изгнание, вечная смена миров... И каждый раз приходится бежать — рано или поздно!" Почему-то всплыла уже совсем из дальних уголков памяти страшная, ухмыляющаяся морда орка, который вися на дыбе, после пыток лучших мастериц, из тех что оказались под рукой, все же где-то черпал силы. И мерзко ухмыляясь, шептал: "Вы, мерзкие эльфы практически вечны, может быть, тебе повезет, и ты своими глазами увидишь, как мои дети отомстят за меня!!! Не сейчас, но мы всегда умели ждать..."

  Если бы эльфы были способны пугаться, то Ольгерд бы непременно вздрогнула когда, словно бы в ответ на её воспоминания, на шпиле Королевского замка Эйдоса затрепетал, подхваченный ветром несущим прочь эльфийские корабли, огромный флаг, цвета янтаря, с которого вслед бегущим кораблям ехидно смотрела Черная Луна...

  

  ______________________________

  

  В тексте использована песня на стихи Сергея Калугина.