Демон возмездия (рабочее название)

Демон воздаяния.

(рабочее название).

Автостоянка, два преступления и всего один наказанный.

Будильник на телефоне он завел на три двадцать, потом перебил на полчаса. Пока раскачается, умоется, выпьет на скорую руку кофе и выйдет на стоянку, то, как раз, четыре утра и будет. Самый сон, еще темно, на утренние маршрутки народ пойдет в часу пятом, не раньше, собачники появятся не около шести утра, то есть на улице почти никого, что ему и нужно.

Здоровый Урод вчера снова припарковался на его место, наплевав на все предыдущие настойчивые уговоры и вежливые разговоры, но вот сегодняшним утром он не уедет как всегда. Нет, сегодня его ждет неприятный сюрприз. Урод будет долго материться, драть горло и пугать своим диким ором мамаш, что отводят поутру детей в садик. Еще он будет грозно грозить страшными карами, и обещать жуткую расправу подлой неизвестной твари, а потом звонить своим таким же дебильным друзьям и нервно ходить у машины в ожидании их приезда.

Хм, грозно грозить... Смешно вышло.

А вот он сам в это время будет неторопливо прогревать машину, тщательно сметать с нее тонкий слой первого снега и, наблюдая за беснующимся уродом, еле заметно улыбаться и сочувствующее кивать головой — да, да, ай, ай, какие разэтакие негодяи! Вы только представьте себе, эти скотины выкрутили ниппеля со всех колес и куда-то их выкинули! Правильно, правильно, за это убить их мало!

Но это будет только через три с половиной часа, а пока надо подойти к машине Урода слева, с края соседнего дома. И идти нужно по той стороне, где перегорела лампа в фонаре. Не торопясь, не спеша, спокойно и уверенно. Идти так, как все нормальные люди идут по своим делам и ловко наклонившись, присесть на корточки у первого в очереди на расправу колеса. И сильный ветер совершенно в тему, а то утром любой звук разносится далеко и похож на раскат грома. А вот так нормально. Злой шорох веток, качающихся под ветром деревьев, глушит свист выходящего из 'бескамерки' воздуха и все у него хорошо.

Вот только эти, остановившиеся у машины урода два черных хромированных чудовища, по недоразумению зовущихся машинами, тут вовсе ни к чему. И людям, вышедшим из них и громко хлопнувшим дверьми, так же тут нечего делать. Потому, что стоит только кому-то из них обратить внимание на громкое шипение воздуха и посмотреть в эту сторону, как его тут же увидят. Растерянного и испуганно застывшего в нелепой позе у спущенного колеса. На карачках, с задраной вверх жопой. В одной руке подточенный пинцет, а в другой колпачок с ниппеля. В этом случае его можно сразу начинать бить, а то и пинать ногами без разговоров. А так все и будет, так как про спонтанную солидарность автолюбителей можно не упоминать. И объяснить этим, из машин, что это не мелкая подлая гнусность, а акт возмездия во имя торжества справедливости....

Короче, бессмысленно им что-то объяснять.

Он почувствовал, как у него загорелись жгучим, перцовым пламенем уши, а во рту появилась вяжущая слюну гнилостно-ядовитая смесь вкусов неимоверной досады и стыда.

Черт! Черт! Черт! Да что ж за невезучее гадство! Какое же, твою мать, гадство!

Но, к его удивлению, вышедшим из машин было совершенно не до него. Вначале они долго, почти минуты три или даже все пять, молча и неподвижно стояли напротив друг друга, а потом дальний, в грубых 'кофейных' ботинках с высоким рантом, злобно зашипел-забулькал, словно его горло сдавило стальным канатом:

-Встреча тут, Один из Изз-Чии и наши слова тебе. Велик сильнейший владыка из владык сииалл и Он недоволен тобой, Один из Изз-Чии. Сииал Ас'гион повелевает тебе прийти к нему, желая видеть тебя в своем Месте. Видеть завтра. Тебе даны сегодняшний день и ночь, Один из Изз-Чии, на исполнения желания владыки из владык. Будь покорен и выполни повеления владыки из владык!

-Встреча наша лишь случай под Бескрайним небом! И говорю я вам — мне плевать на повеление вашего сииалла, тупые когти задней лапы! Я, Один из Изз-Чии и нет надо мной другого владыки, кроме нашего Отца!

Голос отвечающего, неприятно визгливый, болезненно режущий слух, был буквально переполнен ясно ощущаемым презрением к людям напротив него.

-Поэтому убирайтесь в свою теплую Гниль с моего Пути вместе с вашим обезумевшим от недостатка Силы сииаллом, тупые Когти! Вы, пыль на подушках лап низших, стоите на пути у Одного из Изз-Чии!

-Великая Гниль нас родила, Один из Изз-Чии. Она наш дом, наша суть, наше лоно. Ты глуп, Один из Изз-Чии, оскорбляя наше родину, оскорбляя нас и вдвойне глуп оскорбляя нашего владыку владык сииалла. Владыка владык предупреждал нас о твоей глупости и разрешил нам прервать твой Путь, если ты не последуешь его велению.

-Прервать мой Путь?! Мой Путь прервете вы, жалкие выродки Гнили? Путь Одного из Изз-Иччи? Да разве вы способны на это?

Громкий фальцет второго визгом зубного сверла ворвался под череп, заставляя болезненно сморщиться и непроизвольно сглотнуть. А еще нога затекла и почти уже не чувствовалась.

-Мы уже сделали это. Ты уже мертв, Один из Изз-Иччи.

А это произнес третий неизвестный, так же сдавленно шипя и булькая, как первый, но незлобно, а медленно, спокойно и уверенно. Он сказал это так, что даже его, по-прежнему ими незамеченного и все так же скорчившегося у спущенного колеса придавило неимоверно тяжестью абсолютной уверенности говорящего. А потом визжащий фальцетом как-то неловко, коряво, сделал два шага вперед, покачнулся, и тяжело навалился на машину Урода. Сигнализация взвыла, рявкнула, затем заблемелкала испуганной овцой. Человек с фальцетом попытался слабо оттолкнуться от машины, но потом как-то разом осел и вдруг рухнул на него с размаху вбивая в промороженный асфальт и заливая лицо ядовитой кислотой. Он давил его весом сотен тонн огромного тела, заставляя жадно глотать воздух и судорожно дергаться в попытках выкарабкаться из-под неимоверно тяжелого мертвеца.

Но ни первого, ни второго у него не получилось. Труп визжащего душил его холодной могильной землей, а палящая кожу кровь мертвеца попадала всюду и везде. На руки, лицо, шею. Мгновенно покрывала тягучей, тут же застывающей пленкой, лишая света и воздуха.

И он уже не мог сказать, почудилось ему или на самом деле, один из шипяще-булькающих близко наклонившись, тщательно обнюхал его и задумчиво предложил второму:

-Брат, может мы съедим мясо этого низшего?

-Нет. Его мясо отравлено светлой кровью Одного из Изз-Чии. Он вскоре умрет. У тебя есть это знание брат, и ты зря тратишь слова.

-'И будет долго он испытывать великие муки и обретет великую же благодать через боль свою'. Это цитата из какой-то священной книги низших, брат, я читал ее в наказание — пояснил нюхавший и продолжил — А дети Великого Изз-Чии стали совсем глупыми, брат — первый громко закашлял, захаркал натужно, а он понял, пребывая еще где-то там, на полуграни темноты и света, что это так он смеется.

-Они вырождаются, брат. Он даже не заметил арбалет в моей лапе, этот лишенный разума и крыльев, но кровь их все так же по-прежнему сильна. Видишь, она горит словно само пламя Бездны! И скоро сгорит вся!

И второй также громко заперхал, каркая, словно дряхлый слепой ворон.

А он устал не дышать, устал сминаться под весом трупа и потерял сознание. А когда вдруг, как-то слишком резко, словно раз и проснулся, очнулся, то первым, что он увидел над собой, была задумчивая физиономия здорового Урода.

Урод нависал над ним всем своим накаченным и откормленным протеином телом и пристально всматривался ему в лицо. Через краткое время с каким-то нездоровым, азартным любопытством, Урод его негромко спросил:

-Никак сердечко прихватило, а, сосед?

-Нет, сердце нормально... Тут... Тут, это.... Двое тут его.... А этот на как на меня... Упал он на меня.

Он сильно закашлялся, осторожно повернул голову, разминая затекшую шею и вдруг краем глаза увидел в пальцах Урода блестящий хромом стержень ниппеля и колпачок. И еще свой пинцет. Потом он встретился с Уродом взглядом:

-Я это не то, что ты.... То есть это не я... Двое... Трое, то есть...

-Угу, трое и двое — Урод широко ухмыльнулся и, словно соглашаясь с ним, размашисто качнул обритой головой — Это были три и две птички. Умные такие птички, с пинцетом в клювах.

-Ага, птички — он сам не понял, почему вдруг передразнил Урода — Они самые. Знаешь, эти, Агни Бернс, бешенные птички. Те, что разных зеленых уродов наказывают. Ну, ты сам все понял, урод?

-Угу, я тебя понял, сосед. С сердцем у тебя все в порядке. И с зубами то же, нормально ты так скалишься. Но мы это поправим.

Здоровый Урод коротко ухмыльнулся, а потом его, огромный, заросший белесым волосом кулак со сбитыми костяшками упал на него с бескрайнего неба. Упал раза два или три, а может и четыре, наверное, считать то смысла уже никакого не было.

Больница, лечение, размышления и дерзкий больной.

В трамвпункт он не обращался. Само пройдет. Да и лежать ему в больнице с таким паршивым диагнозом как минимум две недели, так что времени на то, чтобы все синяки сошли, ему хватит.

В приемном покое он коротко пояснил старой дебелой докторше по второму разу — первый раз фельдшеру скорой помощи объяснял — что утром, перед работой, почувствовал себя плохо, начал чистить зубы и потерял сознание. При падении ударился об край раковины и разбил губы. Дважды. Да, он упрямый. Нет, он не тупой. Да, именно от второго раза и синяк на пол-лица и сломанный нос. Раковина у него хорошая, крепкая, итальянская.

Врачиха молча выслушала, сочувствующе покивала завитой в мелкие кудри седой головой, кнопкой вызвала санитарку и отправила на каталке в отделение. Сам он идти почти не мог — когда визжащий упал на него, он подвернул ногу, и сейчас опухшая лодыжка стреляла невыносимой болью при каждом шаге. Плюс температура почти под сорок, ломота, тошнота, рвота, скачущее давление и сильная головная боль, что совсем немудрено при двухстороннем воспалении легких. Неплохо он полежал на асфальте в тонкой куртке. Как он еще более-менее двигается, он и сам не понимал, вспоминая слова тех двух хрипяще-булькающих. Он ведь отравлен чужой кровью и очень скоро умрет. И все это симптомы приближающегося его скорого конца. Но, тем не менее, в свою близкую смерть он абсолютно не верил.

Да и кто поверит? И чему? Тому, что какие-то булькающие убийцы, называющие себя детьми Гнили, убили огромного визжащего фальцетом одинокого иззи что-то там и велели им это сделать очень сильные сиамские владыки путей. Угу, железнодорожных. Владыки, как их там? Сиательные? То есть сиятельные, наверное...

Бред полный и абсолютный. Ведущие канала РенТиви и то до такой чуши не опускаются.

Да и нечему как бы верить. Тела убитого рядом с ним не обнаружилось, крови на нем, на одежде и на асфальте так же ни капли, как и никаких следов от испарившихся джипов и топтавшихся рядом сипяще-хрипящих. Кожа здоровая и совершенно не собирается покрываться язвами, струпьями и гнойниками или что там должно быть предвестником его невыносимых мук? А тошнота с рвотой, это просто сотрясение мозга, как и покрасневшие от лопнувших капилляров глаза лишь сопутствующие симптомы двухсторонней пневмонии. И жрать ему сейчас хочется неимоверно, что умирающим совсем не свойственно.

Ведь с самого утра кроме чашки порошкового кофе во рту ничего не было, а обед в больнице он пропустил, пока оформлялся и верхнюю одежду от сдачи в гардероб отстаивал. Легкую куртку на синтепоне сдавать и потом к посетителям выходить в одном джемпере в холодный холл на дикие сквозняки? Ну, уж нет! Да и куртка у него в рулон сворачивается и в тумбочку, в самый низ, как родная входит!

В итоге поскандалил, куртку отстоял, но обеда лишился. А пока Марина закончит с работой и пробежится по магазинам уже и ужин, наверное, принесут. На волшебное появление в больнице сына и дочки, вдруг резко и неожиданно озаботившихся здоровьем любимого папочки, надеяться не стоит. Это что-то из области фантастики. Ладно, если позвонят вечером, скупо поинтересуются: 'Как дела, пап? Нормально? Ага, ну это да... А тебе что принести? А, все есть, мама принесла? Угу.... Ну, я забегу, да, завтра, наверное, ага.... Пока, пап! Чмоки! Давай, пап!' и все. Дела у них важные, работа и учеба, виперы-вайберы, чатики там разные с чмоками.... Или вуйберы у них на телефонах стоят? Никак не мог запомнить, да и нафиг ему это? Знать, что твой какой-то виртуальный там супердруг из группы нормально посра..., то есть сходил в туалет? Угу, мечтал об этом всю жизнь. А, короче, тоска мрачная, в общем.

Хорошо еще сосед по палате угостил яблоками и мандаринкой, устав слышать бурчание и громкое бурление его пустого желудка, а то так бы ногти себе уже все обгрыз.

Кислую мелочь под названием яблоки он проглотил, даже не поняв их вкуса вместе с косточками и, наверное, с черенками, больно уж сосед подозрительно в его сторону косится, а вот мандаринку смаковал, тщательно разламывая на дольки и марая пальцы липким соком. Смаковал и размышлял.

Размышлял как-то непривычно для себя, без обычных дурных эмоций, отстраненно и холодно. Он думал и не понимал себя, своих поступков и причин. Почему и зачем он вдруг окрысился на урода, зачем начал хамить как бессмертный и откровенно нарываться? И почему он вдруг не стал ни заявлять на урода, ни рассказывать об убийстве визжащего?

Ну, с убийством визгливого более-менее все ясно, нет тела — нет дела. Сосед по дачному участку, следователь на пенсии, под пивко разъяснил как-то об этом фундаментальном принципе органов. Выглядеть несущим чушь дебилом в глазах полиции его совершенно не привлекало, вот и промолчал. А вот с нежеланием заявить на урода совершенно непонятно. И свидетели же были, владельцы 'Киа' и старой 'бехи', они же и оттащили от него разошедшегося урода и его, еле переставляющего ноги и марающего куртку и брюки капающей кровью, до подъезда дома довели.

Так чего проще? Позвал дежурного полицейского по больнице, заявил, назвал номер машины и примерный адрес нападавшего и даже сочинять ничего не надо — все на лицо и на лице. Но что-то не дало ему это сделать. Какое-то чувство не неправильности, нет, а что-то другое. Словно ему это не нужно, ни к чему, так как он сам способен разобраться.... Наказать.... Так, это то же не то.... Покарать? Да, покарать урода по мере вины его! И тех двух покарать, тех, шипяще-булькающих. Но тех он покарает позже, пока у него еще нет необходимой силы. Но она у него обязательно будет, и вот тогда он будет возводить их в храм Боли долго, очень долго. Он будет делать все так, чтобы они смогли прочувствовать каждое мгновение, каждую долю секунды этого темного наслаждения! Каждую ступень!

Эти мысли были настолько злыми, чужими и кровожадными, что он вздрогнул и замотал головой, тут же отозвавшейся сочной, с яркими искрами, болью. Кого покарать? Зачем карать?! Да что за бред-то!? Да и кого он покарает, он, еле поднимающийся на пятый этаж и задыхающийся от отдышки? Он, последний раз пятнадцать лет назад, вяло колотивший дерматиновое тело боксерского мешка, а не бивший, не всаживающий в него хлесткие удары? Кому он что воздаст, сам себе, наедине, честно признающийся, что духа у него толком то и нет, да и вообще трус он обыкновенный, среднестатистический? Тряпка предпенсионного возраста, каратель недоделанный. Да у него даже черной футболки с черепом во всю грудь и то нет!

Но что-то внутри него с этим не соглашалось. Не знакомое ему, неизвестное. Но как ни странно, не возникало чувства, что это для него и новое и чужое. Нет, оно таилось там, внутри, за ребрами, как хмурый кот всю весну и лето пропадавший в подвальных далях, а сейчас подозрительно разглядывающий почти позабытого хозяина. И не соглашалось оно с ним молча, угрюмо и упрямо. Будто суровое шестилитровое двигло от 'Форда', насильно вставленное в разваливающуюся на ходу 'копейку', расчетливо примеряется к раздолбаной ходовой и испуганно прячущемуся за глушитель ведущему валу. И об этом стоило подумать, стоило поразмышлять. Долго и вдумчиво. А пока надо поправить подушку, потому что этот комковатый кусок ваты, он...

Но этого он не сделал. Родион Сергеевич Роговец, пятидесяти трёх лет от роду, ведущий инженер техотдела, женат, двое разнополых детей, не привлекался, никогда и нигде не был, уснул прямо так, полусидя, с недоеденной долькой мандаринки в руках. И сон его был глубоким и здоровым.

-Ну что ж, Роговец, вы меня прям радуете. Динамика вашего выздоровления просто превосходна. Хрипов в легких нет, температура и давление в норме. Могу смело предположить, что по окончанию курса антибиотиков мы можем готовить вас к выписке. Головные боли больше не беспокоят? Как нога? Как стул и аппетит?

-Все отлично доктор. Спасибо вам. Ем хорошо, болей нет. Может, вы меня послезавтра выпишите? Как раз выходные наступают, долежу дома до работы.

-Послезавтра? Ну... Что ж, это возможно. Светлана Антоновна, если я не ошибаюсь, курс уколов у Роговец заканчивается сегодня?

-Да, Рудольф Вениаминович, сегодня.

-Ну, тогда не вижу никаких препятствий. Готовьтесь к выписке, Роговец. Светлана Антоновна, сделайте ему общий анализ крови и если все в норме, готовьте документы. До свиданья, Роговец, и более не простужайтесь. Не в вашем возрасте так болеть.

-Спасибо, доктор, я буду беречь себя.

Дверь в палату хлопнула, закрываясь за лечащим врачом со свитой, терпеливо ждущая окончания обхода сестра-хозяйка громко кашлянула и сварливо потребовала:

-Ну, раз тут все здоровые, то давайте, шагайте в курилку! Палату мыть будем!

Родион Сергеич пожал плечами, коротко переглянулся с соседом по койке и, нашарив на полу тапки, зашагал к выходу. Но в курилку не пошел, не хотелось.

-Сергеич, ты не с нами?

-Нет, спасибо, не хочу. Тут, в коридоре, побуду.

-Ну и правильно, тебе и не надо. Только харкать по ночам перестал, так и нечего выздоравливающий организм табаком травить. Может, и бросишь курить наконец-то.

Викторович, сутуловатый, кряжистый мужчина, владелец, директор и он же единственный работник своего индивидуального предприятия, шумно хлопнул его по плечу и исчез в темноте коридора. Остальные двое молча протопали вслед за ним мимо Роговца, отводя взгляды в сторону.

Не подружился он с ними, не вышло дружбы. Три дня назад к одному из них заглянули друзья или коллеги по работе, черт их разберет, с кучей полутора литровых пластиковых бутылок в пакете, якобы с колой или чем-то таким же коричневым. Как презрительно бросил в никуда, глянув на тару, Викторович, 'дрянь боярышниковая с газировкой'.

Роговец сам не против иногда 'посидеть' в хорошей компании, да с нормальным коньяком под мясо или сыр хороший, но только без тупого глумливого ржача, брождения туда-сюда и попыткой нассать в раковину.

А это.... Глаза у Сырожи, худого, но с нездорово выпуклым животом, были тупы и пусты, когда он вежливо попросил его не ссать в общую раковину. Сырожа даже не понял, что от него хотят, чего добиваются — нормально же все, на хрен по коридору шабриться-то по ночнику, когда вот тут есть, взял и поссал, потом смыл?! С мылом! Люди ж кругом спят, больные же люди!

Потом до него дошло, скулы затвердели, в глазах что-то хищное появилось, но не взгляд царя зверей, а косой взор пса лишайного, бродячего. Слова потянул, плечи ссутулил, наклоняя голову к лицу Роговца и дурманя тошнотной вонью из-рта:

-Не нравится что-то тебе, сука ты, рогатый? Чёта, падла, хочешь?

-По еблицу он хочет, Серега! Так ведь, мунеджер сраный?

Резкий рывок за плечо, заставляя покачнуться, развернул Родиона Сергеевича ко второму, к приятелю Серожи, вроде бы Олегу. Викторович шумно заворочался на койке, начиная что-то невнятно говорить и одновременно вставая, а потом что-то произошло. Что-то, что вспоминать совершенно не хотелось, но упрямо вспоминалось, вызывая странное сладкое чувство в паху.

Когда Роговца отпустило, и залившая глаза красная пелена отступила, стекая тягучими ручьями куда-то в темноту, вовнутрь его сознания, то Олег слабо стонал и еле шевелился под соседней койкой, а его руки медленно разжимал Викторович с горла Сырожи, испуганно и тихо приговаривая:

-Все, Сергеич, все! Отпусти, отпусти ты его! Понял он уже все! Ты же задушишь ведь его нафиг, Сергеич!!

А глаза бледного и дрожащего Сырожи сочились страхом, сладким и тягучим как сироп и впитывать его, пить, глотать жадно, хлюпая и давясь, хотелось бесконечно. Это было до тошноты мерзко и одновременно невыносимо приятно. До оргазма, до мокрых, обконченных трусов.

Роговцев уперся лбом в холодный лист окна, глубоко вздохнул и выдохнул, рисуя на стекле теплым воздухом неровный овал. С ним что-то происходит и он меняется. Он становится другим, чужим, пугающим самого себя. Незнакомым и непонятным себе. Совсем другим.

Ага, Роговец мысленно усмехнулся, он стал этим, иным, как у одного писателя-фантаста. Еще пара недель изменений и он будет кидаться огненными шарами с обеих рук, ходить во мрак и двигать взглядом горы. Ну, или пульт от телевизора, что даже более практично.

Роговец развернулся спиной к окну, оперся локтями на высокий подоконник, хмуро оглядел пустой холл с обшарпанными журнальными столиками и парой полудиванов или полулежаков, бес их знает, заинтересованно проводил взглядом прошедшую к выходу из отделения молодую медсестру.

Впрочем, есть и кое-что приятное в этих его изменениях. Он словно бы помолодел, сбросил лет пять-десять. Синяк еще полностью не сошел лица и опухоль лишь чуть опала, но вот кожа, кожа на лице стала другой. Более гладкой, более упругой. И щетина уже не ломалась под лезвиями бритвенного станка, а мягко сбривалась, как и лет двадцать назад. И женщины его вновь интересуют, и интересуют не как объекты эстетического любования.

А еще он не совсем, еще не полностью, еще не до стальной непреклонности, но уже намного более уверен в себе. Более смел, более тверд, более силен. И как ни странно, более здоров, что ли. И это не чудеса российской медицины, нет. Это вновь что-то другое, то, что его меняет. Меняет изнутри и делает его способным на поступок. Пусть и не геройский или переполненный добротой, но ранее он и помыслить об этом не мог, не то, что сделать. Раньше он бы просто утерся, даже получив от этого Олега по лицу, промолчал, проглотил бы, всосал. А теперь нет. Теперь утерлись Олег с Серожой, хотя он так же по-прежнему пусть и крупен, но рыхл, вял в движениях и тащит при ходьбе за собой ноги. Но и это ненадолго, он уверен.

Роговец сильно сжал пальцами бицепс. Пока еще мягко и продавливается под нажимом, но это уже не бывший кисель и водянистые мышечные волокна. Да, пока только отжимания, приседания, корявые подтягивания на спинке кровати, но это только начало. Когда у него совсем пройдут синяки, он запишется в какой-нибудь фитнесс, где есть разное железо и висят мешки, которые он будет бить. Потому что он должен быть сильным, потому что ему нужна Сила! Он должен быть наполнен Силой, чтобы свершить возмездие над убийцами, над теми шипяще-булькающими, этими тупыми Когтями Гнили! Отрезать им верхние гребни и заставить их съесть! А потом он вырежет им...

-Роговец! Роговец! Мне тебя что, по сто раз звать на анализ?! Стоит он тут, в облаках витает! Так что, сто первый раз тебя позвать?!

Родион Сергеевич повернул голову на голос, внимательно и не торопясь оглядел упершуюся руками в свои жирные бока жабу, то есть нездорово полную медсестру, и холодно произнёс:

-Нет. Вам достаточно позвать меня один раз, но вежливо. Постарайтесь запомнить это. Очень постарайтесь.

Дом, милый дом, полная ясность и ночные гонки по городу.

А дома его ждали. Марина расстаралась, порадовала — жареное мясо, лосятина, любимый сыр с плесенью, восьмилетний армянский коньяк в коробке и кучей медалек на стеклянном теле, салаты яичные, мимозные, с черносливом и прочее, и многое другое, но такое же вкусное и вызывающее непроизвольное слюноотделение. И сын с дочерью приехали, даже удивительно, правда, ненадолго. Последние годы, как он им приобрел каждому по однокомнатной, они как-то от родителей отдалились, звонили все реже, а забегали в гости вообще, дай бог раз в месяц. Впрочем, в этом он сам виноват. Да, тяжело ему платить двойную ипотеку и сидеть в отпуске второй год дома, а не как раньше на своей, а теперь проданной даче, но и выслушивать его занудливое брюзжание о неподъемных выплатах и отбиваться от невнятных жалоб на отсутствие уважения, тоже приятного мало.

Но это он сейчас прозрел, а раньше не принимал и не понимал всю нелепую глупость своего поведения. Детей родил? Родил. Купил им квартиры сам? Сам. Ну, так кто тебе виноват? Кто заставлял тебя ритмично пыхтеть под одеялом и опустошать все заначки, докидывая сэкономленное до необходимых сумм первоначальных взносов? Все делал сам, никто не заставлял? Ну, так и не ной теперь и, кстати, насчет 'попыхтеть'...

Роговец обхватил плечи дорогой, любимой и единственной, притянул к себе, жарко шепнул в ухо:

-Ты как сегодня, зайка? Все нормально?

-В смысле? — жена чуть отстранилась от него и недоуменно посмотрела на раскрасневшегося мужа — Ты это о чем?

-О том самом, зайка, о том самом — Родион Сергеевич широко улыбнулся — Дни там разные твои.... Эти, красные дни календаря такие...

-А тебе разве можно? Ты же только что из больницы!

-Мне — можно! Да и кто запретит? И чувствую я себя прекрасно и даже очень бодр, ну ты понимаешь...

И Роговец положил руку на грудь Марины, сперва легко, потом все более плотно и настойчиво обхватывая пальцами теплое, мягкое, приятное.

-А я чувствую себя отвратительно! — Марина оттолкнула от себя мужа, грубо, даже с каким-то отвращением, сбросила его руку со своей груди — И я вовсе не бодра и не весела, это тебе ясно, мой дорогой?!

-Все ясно, дорогая — Роговец сменил позу, подался к столу, немного плеснул себе на дно стакана, а не специального коньячного снифтера, но и у него не алкогольная элита из французского города Коньяк на столе.

-И что именно тебе ясно, Родион?

Роговец чуть вздернул бровь, выпил, вытянул ломтик сыра, бросил в рот. Угу, Родион, значит. Марина его так называла на следующий день, когда он после очередного корпоратива приползал на 'бровях', а на утро взглядом побитой собаки выпрашивал прощение за свое то ли действительное, то ли мнимое вечернее буйство. Или когда он совершал что-то неприемлемое на ее взгляд.

-Что случилось то, Марина?

-И ты еще спрашиваешь, что случилось? Ты, которого Андрей Юрьевич называет сыкливым гаденышем, спрашиваешь, что случилось? Мне за тебя все эти две недели, пока ты на койке в больнице отдыхал, с соседями встречаться стыдно было! Я в полседьмого утра на работу бежала, в восемь домой приходила, только чтобы никого не встретить, ни с кем не увидеться! Ты знаешь, ты знаешь, как мне за тебя стыдно было! Выкурить.... То есть выкрутить эти штуки ночью, потому что кто-то занял якобы твое место! Какое твое место, Родион?! Какое твое?! Твое место у телевизора, да в игрушке твоей, где ты там крутой какой-то бекесер или как там тебя зовут! Боже, какой же ты мелкий подлец, Роговец, какой ты... Ты.... Да ты никакой, Родион, совершенно никакой.... Не мужчина ты...

Марина громко всхлипнула, рванула салфетку из пачки, скомкала, бросила на стол, схватила другую, прижала к глазам. Ее полные плечи мелко задрожали, словно от озноба и сквозь пока еще тихие всхлипыванья она прорыдала, проговорила:

-А Андрей Юрьевич нашу машину перегнал, на твое типа место, а сам сейчас в конце ставиться, и того, с 'Киа' одернул, когда он про тебя всякое говорить начал...

-Мою машину трогал этот урод? Ну, тот, который сломал мне нос?

-Твою?! Нашу! И он не урод, урод это ты Роговец! А он Андрей Юрьевич!

-Ну-ну.... Значит, мою машину трогал Андрей Юрьевич, который сломал мне нос, и ты сказала ему за это 'спасибо'.

-Да, сказала! — жена выскочила из-за стола и замерла перед ним, уперев руки в бока, до боли став напоминать толстую жабу из больницы. С размазанной тушью, не по здоровому красная, тяжело дышащая. Некрасивая. Нелюбимая. Роговец вдруг как-то сразу, в один момент понял, что с этой женщиной у него нет ничего общего и нет будущего. И тогда он ударил наотмашь:

-Надеюсь, кроме как, сказав 'спасибо', ты ему более ничего не сделала?

-Сделала? Что я еще должна была сделать, а?!

-Ну, например, отсосать ему, такому замечательному мужчине Андрею Юрьевичу. Побаловать его. Мне же это всегда было недоступно, а ему в самый раз, по его статусу замечательного. Как тебе, отсосать ему в НАШЕЙ машине.

Жена просверлила его взглядом, тяжело вздохнула и сказала, как выплюнула:

-И отсосу. Захочу и отсосу. Вот ему и отсосу. И что ты тогда сделаешь Родион, что ты тогда сделаешь? Заплачешь, напьёшься или опять кому-то что-то выкрутишь?!

-Убью. Убью вас обоих. Наверное, ножом.

Роговец встал из-за стола, по пути прихватив горсть нарезанных кружков колбасы, сунул в рот, громко заработал челюстями, перемалывая вкусноту. Неплохая колбаса, надо название запомнить, потом еще взять. И скол на зубе залечить, язык, гад, режет. Неторопливо обогнул замершую в шоке жену. Поискал взглядом ключи от машины, сунул их в карман, хлопнул ладонью по 'почтальонке', ага, права на месте!

-Родио... Родя.... А ты... А ты куда?

Роговцев остановился на выходе из гостиной, чуть повернул корпус, ответил:

-Проедусь, проветрюсь. Душно мне с тобой. А ты со стола убери, и коньяк закрой, я больше не хочу, а так он выветрится. Неплохой, кстати, спасибо.

Город, города.... Есть страна городов, а есть еще город-страна и все про него знают. Города рисуют, города описывают, о них рассказывают, о них поют. Или воспевают. А его город? Стоит ли его воспевать? Роговец чуть сбросил скорость, перестроился в правый ряд, пошарил по диапазонам радиостанций, остановился на каком-то новом хите. Неплохо так, ритмично. Побарабанить пальцами в такт хочется и головой покивать, угу.

Семь центральных улиц, три кольца, пять или шесть площадей.... Нет, их вроде бы в городе вообще восемь — седьмая Пионеров и восьмая то ли Первостроителей, то ли Мира? Или Строителей без 'перво'? Он задумался почти на целую минуту, но так и не смог вспомнить название восьмой площади. Ладно, его город можно воспеть и без названия площади. А вот что в нем воспевать? Парки и фонтаны, тенистые аллеи, уютные дворики? Есть и фонтаны и аллеи, а вот двориков нет, город молод, но вот достаточны ли тенисты аллеи и фонтанны фонтаны для песни? И хочет ли сам город, чтобы его воспевали? Может ему нужно что-то другое? Что именно? Поклонение, восхищение или.... Или ему нужна жертва?

Роговец поразился внезапно появившейся в голове и испугавшей его до одури мысли, нервно ткнул пальцем в 'аварийку' и аккуратно прижался к бровке. Вышел из машины, с трудом прикурил, пальцы дрожали и не слушались. Табачный дым наждаком ободрал горло, заставив скрутить тело в выматывающей жилы судороге кашля. Побелевшие от усилия пальцы раскрошили едва раскуренный белый цилиндрик сигареты.

Что за? Роговец достал из кармана куртки пачку, внимательно осмотрел ее. Самый обычный 'Винстон-компакт', легкий, пачка серебряно-белая. Запах? Запах неплохой, тянет из пачки табаком и каким-то ароматизатором, но при мысли затянуться его начинало мутить и подташнивать. Да и ладно, все к лучшему.

Роговец с усилием скомкал в ладони едва начатую пачку, швырнул неопрятный комок себе под ноги, сместился к капоту, мазнул рукой, сметая капли сырости с крыла, при.... Как это назвать? Присел? Оперся? Уперся? Роговец криво усмехнулся, произнёс громко в морозный воздух:

-Я обжопился на крыло!

Он коротко хохотнул непривычным для себя смехом, звучащим словно треск ломаемого сухого хвороста. Шедший в метрах двух по тротуару молодой парень дернул головой, быстро нашел Роговца взглядом и тут же отвел глаза, заметно прибавив в скорости и скрываясь за павильоном остановки. Испугался? Да нет, вряд ли. Просто необычное заставляет напрягаться и избегать раздражителя. Зона комфорта и все такое. Роговец покрутил в руках зажигалку, несколько раз чиркнул кремнем, наблюдая за дрожащим на ветру огоньком, тяжело вздохнул.

Ладно, ладно, пусть так, устал он уже сам себе удивляться. Хорошо, что то ли угадал, то ли почувствовал, то ли что-то ему подсказало верную, правильную мысль — город, он.... Нет, с большой буквы — его Город хочет жертву. Какую? Впрочем, что за идиотский вопрос....

В Городе живут люди, Город строили люди, в Городе рождаются и умирают люди. Разные. Злые, добрые, хитрые, глупые, умные, великие... Что-то больно кольнуло его в спину или в шею? В руку? Хватит, достаточно, он все понял — в его Городе великие люди не живут. В его Городе.... Нет, Город он ничей, он свой собственный. А теперь повеяло теплом, но Роговец не обратил на это внимание, он думал.

Город живой, это аксиома. Любой город живой. У него есть сердце, например мэрия, храм, собор или центральная площадь. Есть руки и ноги, это улицы и переулки. Глаза его бесчисленные окна, витрины, огни фонарей и светофоров. Слышит он.... Слышит он телом. Многомиллионнотонным, бетонным, асфальтовым, где-то еще бревенчатым и дощатым. И чувствует он телом. Каждой тротуарной или настенной плиткой, бесчисленными поручнями маршруток, ручек дверей, перилами в подъездах, всем, к чему прикасаются руки людей. И сейчас Город чувствовал, что где-то кого-то готовятся принести в жертву. Но не в жертву Городу. И еще, он не прав — Город своих людей любит, оберегает, бережет. А хотят принести жертву тому, что Городу не нравится, тому, что Город ощущает раковой метастазой на своем теле. И это надо остановить. Где?!

Его потянуло куда-то влево, за дома, почти за окраину. Это там.

Двигатель машины взревел, зло зарычал, тщетно пытаясь сдвинуть груду зализанного металла с места, ярко засветился кружок с буквой 'N' на дисплее коробки, подсказывая ошибку. Ручник щелкнул и сам погасил свой алый огонёк, словно понимая, что сейчас его упрямый тупизм совершенно не к месту, а впереди, на перекрестке моргнул красный, становясь зеленым и игнорируя переходной желтый. И камера контроля движения вдруг почему-то перестала работать.

Роговец сидел в холодной машине с выключенным двигателем. Корейцы, гады, наворотили неотключаемых девайсов и, чтобы выключить фары, пришлось глушить двигатель. Так что он ежился, сидел и разглядывал Двери. Массивные, высокие и широкие, с вычурными бронзовыми ручками, кучей декоративных мелких финтифлюшек и редкими вставками из полированного камня. Двери отталкивающие и омерзительные. Двери, словно слепленные из множества раздавленных пауков и жуков без крыльев, заставляющие непроизвольно переходить на другую сторону улицы. Двери, за которыми должно было произойти это.

Как он здесь оказался он не помнил, да и не хотел вспоминать. Его накрыло словно плотным муаром, тяжелой кисеей и все слилось в сплошную полосу огней, искр и еще чего-то блескучего, больно режущего глаза. Если бы ему сейчас показали видеозапись его сумасшедшей гонки почти через весь Город, он бы криво усмехнулся и не поверил. Он никогда не умел входить в поворот на скорости девяносто пять километров в час, виртуозно подрезать и мгновенно перестраиваться, а словосочетание 'управляемый занос' он слышал только с экрана телевизора. Но, тем не менее, он здесь и ему нужно попасть туда, за Двери. Хотя ему очень страшно и совершенно не хочется этого делать.

Постучаться или позвонить? Или сказать тем двум мордоворотам в костюмах, что поеживаясь от холода и вяло переговариваясь, вышли покурить, что ему очень, прямо обязательно, нужно войти туда, в помещение за Дверями? А почему бы и нет?

Родион Сергеевич вышел из машины, пискнул сигнализацией, чуть помедлил, собираясь с духом, и решительно шагнул к Дверям, словно нырнул в черную, стылую воду.

-Добрый вечер, мне нужно войти. Как мне это сделать?

-Добрый. Что вам нужно сделать, уважаемый?

-Мне нужно войти. Войти вон туда, вот в эти Двери.

Сам не зная почему, Роговец выделил голосом последнее слово и заметил, как быстро мордовороты обменялись короткими, настороженными взглядами.

-А вы их видите, уважаемый? Вы видите Двери?

Второй мордоворот одновременно со словами первого плавным и в то же время неуловимо быстрым движением приблизился к нему с боку, нависая и пугая немигающим взглядом непроницаемо черных глаз.

-Да, вижу. И мне нужно войти. Туда мне, войти. Надо мне....

Прозвучало это до красных онемелых скул нелепо и жалко. И не ухмылки мордоворотов послужили этому причиной, просто Роговец уже понял, что его не пустят и все остальное, что он будет говорить и делать, будет напрасным. Слова, просьбы, требования, попытка растолкать массивные тела и ухватиться за ручку Дверей. Его не пустят, он не войдет в Двери, он еще не может. Потому что у него еще нет Силы и главное, у него нет Права.

-Это закрытый клуб, уважаемый. Вход только для членов клуба. Доброй ночи вам, уважаемый, и до свиданья.

В голосе первого мордоворота не было ни насмешки, ни пренебрежения, ни скрываемого презрения. Голос его был негромок, тон вежлив и даже, вроде бы, немного уважителен.

Роговец молча кивнул, помедлил пару секунд, повернулся к Дверям спиной и направился обратно к своей машине. Что ж, он сделал все что мог. И он вдруг действительно понял, что сделал. Сделал то, что нужно, что хотел от него Город.

Восторг, эйфория, радость? Нет, ему просто необычайно хорошо от правильно сделанного дела. Это каламбур или этот, как его, палиндром? Без разницы. Широкая улыбка заставила расползтись губы Родиона Сергеевича, надрывая кожицу пленки едва зажившего шрамика на нижней. Он сел в машину и продолжая улыбаться, поехал по Городу домой. И не видел и не слышал, как первый спросил второго:

-Новый колдун или из Знающих низших?

-Нет, непохож. Странный какой-то. Но к Дверям его привел Город. Городу что-то не нравится за Дверьми, и он прислал его. Надо сообщить об этом сииаллу.

-Это необходимо сообщить нашему нанимателю. И еще старшему стаи. Город не предупреждает второй раз, и Город не любит сииалла. А в наш контракт не входит бой с Городом.

Второй просто молча кивнул. Спорить он и не собирался. Этот Город их и нанявшего их сииалла действительно не любил. Лишь терпел. Город, это не Лес.

Весна и колдуны, странное сочетание.

Весна, сменившая непонятную, бесснежную зиму, не принесла ничего нового. Город его больше не звал, он больше не чувствовал зова Города. Значит, пока он не был нужен Городу.

Он все так же бегал по утрам по дорожке у колледжа, на саму территорию его не пустили. Вечерами, через день, ходил в фитнесс-зал, так как в другие дни дома уничтожал обрезиненный манекен. Уже ровно третий, в 'Спорт-мастере' у него скидка уже платиновая. Он не бил манекены, а именно уничтожал, нанося хлесткие, с виду неуклюжие удары. Нет, ему пытались, за весьма приличную сумму, терпеливо и настойчиво поставить удар, пробовали научить правильно сжимать и доворачивать кулак при ударе. Упорно старались научить стойкам, уклонам и еще чему-то, но не выходило, не получалось ничего. Так, пародия и гротескная неуклюжесть. Не срасталось никак, не чувствовал он нужной ему правильности во всем этом рукопашничестве.

А потом еще и обиделись на него, когда в спарринге, замаявшийся с ним работать, фитнесс-тренер от души пробил ему в печень. Тогда он 'размотал до крови' молодого накаченного парня, как говорили потом, в раздевалке, восторженные очевидцы произошедшего и обзывали его стремительные, хлесткие удары каким-то звериным стилем. То ли хромым богомолом, то ли дикой обезьяной. Роговец тогда еще несколько секунд прикидывал, обидеться ли ему и дать по почкам и этим тоже, а потом плюнул и пошел в душ. Там, под струями воды он вновь размышлял, а затем продолжил это дома, сидя на полу у стены и держа в руке чашку с остывшим кофе.

Он понимал, что это не его, но вдруг ставшее его личным. То, что всегда приходит изнутри, когда он зол или в ярости. И дает ему силы. Очень много силы. Да, за зиму, благодаря приходящим из неведомых глубин его тела изменениям, он невероятно окреп, растряс, сжег весь накопленный за долгие годы растительного существования жир. И жира не стало и мышц не стало, кости обвили тугие сухие жилы. Высох, уплотнился да каменной твердости. Но если сравнить моменты, когда он жал от груди штангу или когда сломал гриф разборной гантели, ушибив палец и разозлившись на железяку, то это небо и земля. Там через силу, через не хочу, а тут раз и две половинки толстого стержня в руках. В сауне потом просто достали с вопросами о его методах тренировке и диете. Ссылался на природу, жилы мол, стальные жилы, а диеты нет, это он просто мало ест. И хлеб не ест. Правда, правда, совсем не ест. Но клуб пришлось сменить на другой. Если побитого тренера ему простили, то порчу инвентаря нет.

Хотя, если честно признаться, то вопросы эти ему нравились, и сам себе он нравился. Пусть и пришлось менять весь гардероб, даже нижнее белье, так как трусы сваливались с похудевших бедер. Да и не носил он теперь трусы, предпочитая им эластичные, тянущиеся боксеры. И разные растянутые свитера и многокарманные жилетки сменил на строгие костюмы, турецкие, правда. День добрый, Роговец, Родион Роговец. Впрочем, что такое смена гардероба по сравнению со сменой квартиры и семейного положения?

С Мариной он развелся без надрыва и истерик, спокойно так, по-деловому. Квартиру продали весьма удачно, он взял себе однокомнатную и, оставив за собой машину, ей приобрел 'двушку'. С детьми объяснился, не забыв напомнить, что теперь они сами вносят в банк большую половину выплат за ипотеку, счастливое и затянувшееся детство у них кончилось, как и отрочество.

М-да, отроки.... Одному двадцать девять, другой двадцать семь, дети, понимаешь. Ему уже внуков нянчить пора, а они все учатся, второе высшее получают.

И не стал он жадным и скупым 'под старую жопу', как в сердцах бросил ему в лицо сын, просто он понимал, что скоро ему понадобятся деньги. Много денег. Зачем и для чего, он пока не знал, но меры принял заранее. Тут в строку пошла и смена должности, ушел он в другой отдел руководителем на более высокий оклад. Заметили и оценили его вдруг прорезавшуюся способность принимать жесткие решения и давить на подчиненных. Ага, давить.... Прессовать, так будет точнее.

А еще он поменял старую машину на совершенно новую. Корейца на немца. Абсолютно случайно, ведомый странным чувством необходимости быть там, он попал на какой-то аттракцион невиданной щедрости вновь открытого автосалона и, участвуя в розыгрыше, выиграл по дешевому сиреневому билетику вполне приличный внедорожник.

Не железнодорожный вагон на колесах, типа 'Лендкрузера — 200' или 'Форда-навигатора', но нормальный такой, добротный пикапный немец с уже установленной 'будкой'. И он ни минуты не сомневался, что это подарок от Города за ту ночь. Видимо тогда, у Дверей, он действительно сделал все правильно.

Кстати, о Дверях он тоже не забывал и иногда минут по пять сидел в машине в метрах двадцати от них, тяжело и хмуро смотрел, размышляя, загорятся ли они от бензина или лучше тут будет использовать самопальный напалм из мыла, керосина, канифоли и кое-чего еще? Очень сильно хотелось полить что-то на двери и поджечь это. А то, что Двери огня не переживут, он знал. Только наружные видеокамеры наблюдения останавливали его. Короче, не нравились ему Двери, сильно не нравились и Двери отвечали ему полной взаимностью, но осторожничали, ничего не предпринимали, никаких мордоворотов к нему не присылали. Более чем очевидно, Двери боялись Города, но не боялись его.

Роговец откинулся на спинку кресла, покрутил шеей, разминая затёкшие мышцы. На мониторе компа, на заднем фоне, крутился перс из любимой игрушки, приглашающе взмахивая мечом и угрожающе рыча. Подождет, не до него.

Очередной поиск в интернете вновь ничего не дал. Так, разрозненные упоминания о неких изгоях, но не отыскиваемых им иззи или чии. Так же о тупых Когтях Гнили и самой Гнили не было ничего. Поиски же 'шипяще-булькающих' привели на сайт каких-то извращенцев, после просмотра которого он долго мысленно отплевывался. Ладно, была бы порнуха разная, запретная или обычная, так не было же. Жрали просто кал друг у друга и делились потом восторженными впечатлениями о его вкусе и насыщенности. Абсолютно больные люди.

И о Дверях, разных, материалов было много. О Темных, Ведущих, Запретных, Скрытых. И все пустышка. Сайты и статьи с пространными рассуждениями и объемными статьями он просматривал бегло, почти не уделяя им внимания. Ну, вот кто будет писать подробно и с иллюстрациями о тайном и действенном? Да еще выкладывать это в интернет? Ага, пользуйтесь все, знайте все обо всем, и пусть никто не уйдет обиженным. Нет, Знание это сила, это Власть, это Право на что-то. Да, кстати, о Праве! Где он бросил тот яркий рекламный буклет?

Буклет нашелся в самом неожиданном месте, в ванной, на корзине с бельем. Точно, он же вчера его взял на ресепшене фитнесс-зала и на автомате выложил перед душем из кармана тренировочной куртки.

'Белый колдун и экстрасенс, Постигший тайное и имеющий Право, Горуштан Стоун поможет вам решить ваши проблемы. Дорого, качественно, быстро. Анонимно'.

Проблем у него нет, но вот то, что этот Горуштан Каменный, имеет какое-то Право, его заинтересовало. Далековато, правда, почти шестьсот километров расстояние, но можно взять на работе пару отгулов и смотаться до колдуна.

Роговец мазнул пальцем по экрану китайского сердитого и потому дешевого смартфона, набрал номер с рекламного буклета.

-Добрый день, я хотел бы записаться на прием.... Э, встречу, с Горуштаном Стоуном.

-Здравствуйте, вас приветствует офис Горуштана Стоуна! Мы очень рады вас слышать! Постигший Тайное и Имеющий Право всегда готов помочь вам! Вы, разумеется, уже ознакомились с нашим прайс-листом? Если нет, мы готовы помочь вам выбрать нужную услугу!

-Спасибо, я знаю, что именно мне нужно. И ваши цены меня устраивают.

-Постигший Тайное и Имеющий Право оказывает помощь людям совершенно бесплатно! Всегда! Вы оплачиваете только сопутствующие расходы на магические ингредиенты!

-Да, да, я вас понял. Как насчет завтра, часов в семнадцать? Нет, лучше в восемнадцать?

-Восемнадцать часов, четверг? — звонкий голос девушки на другом конце телефонной лини стал отстраненно-деловым — Восемнадцать тридцать вас устроит?

-Да.

-Замечательно! Как к вам обращаться?

-Я не хотел бы имен. Присвойте мне номер. Допустим, номер сто.

-Я вас понимаю, мы всегда готовы сохранить анонимность наших клиентов, но если вы внимательно...

-Я в курсе и согласен на пятипроцентную надбавку.

-Прекрасно! Постигший Тайное и Имеющий Право с удовольствием встретится с вами в четверг, ровно в восемнадцать тридцать, уважаемый номер Сто! Если вы желаете, то мы можем вам...

Роговец раздраженно надавил на красный овал отбоя, прерывая звонкий голос менеджера колдуна и экстрасенса. Номер сто! Вот же кретин, именно такой же номер у его машины! Сохранил, называется, анонимность! Впрочем, припарковаться можно и не у офиса этого познавшего и поимевшего, а потом дойти до места пешком, не рассыплется. Ладно, все ошибаются, лучше займёмся сборами в дорогу и предупредим своего зама, что его два дня не будет на работе. Очки взять с собой обязательно, их затемненные стекла смягчали его взгляд, ставший в последнее время жестоким и колючим. Недобрым.

Так, бритва, сменное белье и костюм? Нет, зачем ему костюм, лучше джемпер и темную рубашку под него. Или футболку? В принципе, можно и то и это, а там по настроению оденет. Роговец вытянул из коробки ярко-голубую дорожную сумку, бросил на матрац, задумался, вспоминая, где у него лежат, в какой именно коробке, темные, еще не распакованные рубашки. И футболки. Нет, все-таки надо покупать что-то в квартиру. Шкаф там или вообще стенку. И кровать или еще лучше диван. Нелепо тратить время на поиски нужной тряпки и спать на брошенном на пол пружинном матраце.

Во вторую сумку, черную и неброскую, очень удобную, заказанную с китайского сайта, он сложил такой же темный туристический или как их еще называют, 'тактический', костюм, черную ветровку, лыжную маску и старые кроссовки. Удобные, разношенные, непромокаемы. Их не жалко и выбросить, а выбросить придется. Немного подумав, добавил темно-синие рабочие перчатки и пару латексных, хирургических. И ярко-красный бант и маркер красный с широким пером, а то темного слишком много. Файлы еще взял и широкий скотч. Зачем? Надо. Так нужно. Номера на машине заклеит, на бумаге 'Свадьба' напишет, бант навяжет. После четверга пятница же.

Этот Город встретил его неприветливо. На въезде, на стационарном посту ДПС его промурыжили почти три часа — долго и муторно сверяли номера кузова и двигателя, искали выдуманные придуманным информатором наркотики в багажнике и личных вещах, отыскивали по базе не оплаченные им штрафы. В номере забронированной по интернету гостинице отсутствовала горячая и холодная вода, зияло острыми краями разбитое окно, и не было других, свободных, номеров. Соседняя гостиница была закрыта на ремонт, а в третью, на которую указал Гугл, как почти всегда полупустую, заселился передвижной цирк. С полуслепыми медведями и облезлыми верблюдами. Одно из животин, двугорбый козел, громко завыл и харкнул ему на лобовое стекло. Тупая скотина.

На перекрестках для него горел только красный, а впереди стабильно глохли машины даже с автоматическими коробками. Десятки слепых очкариков и разноокрашенных 'блондинок' решили вдруг именно в этот день выехать на дорогу и продемонстрировать виртуозное владение тормозами, поворотниками и передними дверьми своих средств передвижения.

Чудом объехав уже третью, внезапно открытую перед ним дверь белого 'Рено', Роговец взбесился на чужой Город и через две сплошные, со средней полосы, на красный, мать его, развернувшись прямо на глазах у пары ДПСников газанул к выезду из Города. И никто не засвистел злой трелью вслед ему, не замигали проблесковые маячки на крыше патрульной машины, оставшейся стоять памятником, а не сжигающей покрышки в желании догнать и покарать наглого нарушителя.

Чужой город ему поверил и сделал это напрасно. Кинув вещи в комнату пригородного мотеля, Роговец дождался вызванного барменшей такси и, дожевывая на ходу пригорелый чебурек, отправился на встрече с белым колдуном и экстрасенсом. Он успевал, но впритык и сильно опасался, что чужой Город заметит его и вновь начнет создавать препятствия. Но Город его не заметил и новенький 'Хендай' с яркой эмблемой 'Яндекс-Такси' на бортах замер перед входом в офис колдуна ровно в семнадцать сорок пять. Вполне достаточно времени, чтобы пошарахаться вокруг офиса колдуна, осмотреться и заодно построить стратегию будущего разговора.

Оленев Андрей Игоревич, возраст восемьдесят пять лет, по паспорту сорок четыре, вес семьдесят восемь килограмм, рост метр шестьдесят семь, вдовец опять же по паспорту, в кости тонок, начинающий лысеть шатен, с глубоко посаженными карими глазами и неправильным прикусом действительно был колдуном. Но слабым, как говорили в их среде, колдуном без Книги. Про Свое Место он старался не вспоминать, осознавая, что если Книгу, хотя бы из двух страниц он и сможет создать к своему столетию, то Своего Места у него никогда не будет. Поэтому, когда-то серый или 'дымный', он все более темнел, начиная осторожно присматриваться к некоторым, ранее презираемым им практикам с темноватым 'душком' и жертвами. Пока только кошечками и собачками.

И деньги. Он начал собирать деньги. Не копить, нет, он не низший! Но кое-что, крайне необходимое ему для будущих ритуалов, стоило баснословно дорого. Золото, драгоценные камни, дорогой антиквариат и бесценные раритеты из До Времен, которые можно обменять например, на те же бесценные Капли Огня все стоит денег. Евро, юаней, рублей, фунтов. Все больше стоит и все более нужно. Он понимал порочность подобного, но убеждал себя, что это не станет его самоцелью, это всего лишь средства и материалы, расходники. Лет уже десять убеждал.

Поэтому постепенно, но неуклонно, он стал уходить в нишу бизнеса — сопровождение сделок, проверка на правдивость партнеров, затуманивание взора налоговиков и прочее. Многое можно сделать для того, чтобы один низший сумел обмануть другого. И еще половая сфера.

Не любовь, не привороты, это он бы и спалив в жаровне все перья слепой совы, не смог бы сделать, это чисто ведьмино, но вот придать сил опавшему члену и добавить животной притягательности безобразно жирному телу какого-либо недоделанного олигарха на пару-тройку суток, он мог. И еще Оленев хорошо искал пропавших людей. Да, приходилось повозиться, выложиться полностью и немало отдать своей крови, иногда почти до литра, но результат был всегда с точностью до десятка метров и плевать на расстояния, толщу камня или освинцованные железобетонные перекрытия. Как недавно, в этом, как его, городе Мугарты или Мугарти в Дагестане. Нашел в гараже, под вторым, ох уж эти глупые низшие, слоем железобетонного перекрытия. Да, он хорошо умеет искать...

Андрей Игоревич сделал короткое движение рукой, чтобы погладить себя по голове и раздраженно отдернул руку — чертова плешь! И ведь ничего не помогает, ни мази, ни заговоры. Проклятая наследственность.

Но все равно, он и лысым сможет искать. Это у него выходит прекрасно, великолепно, этим он заслуженно гордится. И, возможно, именно поэтому, Средняя Ступень пока закрывала глаза на его заигрыванья с Темной стороной мира.

Оленев улыбнулся, своей мягкой, чуть застенчивой улыбкой, что безотказно действовала на самок низших. Ха, Темная сторона Силы! Он слышал о собрании Ступеней, где песочили, предавали остракизму и накладывали Малую Печать молчания на глупца, что подсказал этому американскому режиссеру столь удачное название для антигероев его киносаги. А нечего раскрывать не принадлежащие тебе секреты и делиться знаниями с низшими! И не зови лихо. Старейшины при упоминании ситхиахов до сих пор бледнеют, вздрагивают и поднимают глаза к небу, как малолетки из пансионата при виде эрегированного члена, а ведь чтобы поцарапать хотя бы мизинец любого из Старейшин, нужно таких колдунишек как он, десятка три, не меньше. И то, если они при составлении круга Силы не передерутся между собой. Бескомпромиссная конкуренция, старые счеты, пересыхающие Источники и медленно, но верно, исчезающие Свои Места, не способствали дружбе промеж колдунов любого окраса.

А вот ситхиахи сами создавали Свое Место и Силу у Мира брали не взаймы, а по Праву. Легендарные личности и он, как и многие другие, не верил, что они вот так, всем скопом, попались в ловушку Высокой Ступени и бесславно сгинули. Ага, пришли и добровольно самоубились, те, кто чуть ли не ссаными тряпками лет с тысячу и чуть больше, назад, гоняли по всему Миру и Падших, и Серых и демонов, и незваных гостей с Изнанки, а Двери открывали пинком ноги! Как говорил Эргир с Книгой и Своим Местом, он же известный низшим как Станиславский, 'Не верю!'. И вот он тоже, не верит. Послужить бы такому.... Даже просто за возможность иногда бывать в его Месте, служить.

Оленев Андрей Игоревич или Горуштан Стоун сердито хлопнул по столешнице, зло глянул на карандаш — сломать или нет, потом несколько раз, плотно стиснув зубы, выдохнул через нос, одновременно проговаривая вслух мантру коллег из Бхарата, тьфу, то есть Индии. Закончив проговаривать и успокоившись, вдавил кнопку селектора:

-Светлана, милая! Сделай мне, пожалуйста, мой кофе и напомни, кто у нас записался на вечер.

-Да, Андрей Игоревич! Подождите всего пару минут, я сейчас все приготовлю!

И действительно, вскоре на столе парила чашка очень крепкого, по особому, на 'нужной' воде заваренного кофе. Сама Светлана замерла у края стола с планшетом в красивых руках. Впрочем, у Светланы все было красивым — ноги, грудь, глаза, волосы. Но с ней Оленев не спал. Очень умная девушка и прекрасный секретарь. А отличные деловые качества в сочетании с убойной красотой, превращали Светлану в незаменимого работника. Какой смысл портить сложившиеся деловые отношения ради сиюминутного удовольствия? Тем более, Оленев, как мужчина, Светлану совершенно не привлекал, о чем был прекрасно осведомлен.

-На сегодняшний вечер у вас только один клиент, Андрей Игоревич, под номером сто. Причину своего посещения он не озвучивал, авансовую выплату с пяти процентной надбавкой произвел.

-Аноним? Мне нравятся анонимы, они забавные. — Горуштан усмехнулся — И оплатил наш аноним мои услуги, разумеется, со своей кредитки?

-Нет. Оплату произвел некий Бабушкин Владимир Дмитриевич, тридцать лет, безработный, дважды осужденный по статье номер 158 УКа Российской Федерации.

-Гм, становиться интересно. Думаю, и телефонный звонок был с симки зарегистрированной тоже на какого-то бомжа или безработного?

-Симка зарегистрирована на Маленьких Антона Юрьевича, студента первого курса политеха города N.

-Возможно, это его сын? Хотя, навряд ли.

-Согласна с вами, Андрей Игоревич.

-Что ж, интересный клиент из хоть и молодого, но сильного Города. Надеюсь, его просьба будет также интересной, а то до чертиков надоело — того проверь, этого запутай, да помоги жирной сволочи с личной проблемой ниже пояса. Выдержи его минут десять и приглашай.

Офис колдуна нужное впечатление производил. Панели под темно-зеленый малахит, массивные хрустальные бра, хорошая кожаная мебель, вогнутая телевизионная панель на стене, аквариум с рыбками литров на триста. Красиво, дорого, внушает. И секретарша красивая. Действительно красивая. И с умным взглядом красивых глаз.

-Добрый вечер. Вы номер сто?

-Да.

-Мы очень рады вас видеть. Горуштан Стоун ожидает вас и готов помочь вам в решении любых ваших проблем с минуты на минуту!

И улыбка у нее тоже красивая.

-Могу я вам предложить чай, кофе или минеральную воду? У нас замечательная 'арабика' из Эфиопии и на это есть сертификат! А еще есть многолетний французский коньяк и превосходный виски! Шотландский, двухсолодовый, настоящий, с подтвержденным 'the'!

-Нет, спасибо. Мне ничего не нужно.

А вот сейчас она чуть заметно встревожилась. Интересно, почему? Потому что он отказался от напитков, даже ни секунды не потратив на размышления? Возможно. Роговец внимательно посмотрел на секретаршу. А действительно же, в доме врага не пей и не вкушай ничего. Откуда это всплыло, из каких глубин памяти? Но вспомнилось и пришлось к месту.

На диван он садиться не стал, прошел к аквариуму, шаблонно постучал ногтем по толстому стеклу аквариума, распугивая его обитателей. Сознательно тянет время, экстрасенс, неуклюже поднимая свою значимость, и демонстрируя прям невероятную занятость.

-Белый колдун Горуштан Стоун готов вас принять вас!

-Спасибо. В эту дверь?

-Да, проходите, пожалуйста!

А вот колдун впечатление не производил. Никакой колдун. Плюгавый, нос большой, глазки маленькие, посажены глубоко, сам плешивый. Неприятный тип. И пальцы тонкие, узловатые, похожие на высохшие щупальца кальмара. И боится, точно, боится. Его? Возможно.

-Добрый вечер, уважаемый номер сто. Я могу так к вам обращаться или вы все же назовёте себя?

-Нет, так будет нормально.

А теперь нервничает колдун. Страх куда-то делся, как ластиком стерли, а вот азартная нервозность как у гончей, что загнала белку на дерево, есть. Того и гляди, заскулит с нетерпеливым подвыванием. Больной или наркоман? Неестественно резкие перепады настроения.

-И что же вас привело ко мне, уважаемый номер сто? Проблемы с налоговой или с деловыми партнерами? Или же — колдун сделал паузу и подался вперед, раскрывая руки, заинтересованно наклоняя голову и переходя почти на интимный шепот — Может, это вопрос личного характера? Гарантирую, все останется только и лишь, между нами! Я, уверяю вас, умею хранить тайны.

-Нет. Это меня не интересует. Я хотел узнать у вас о Праве.

-О каком именно праве вы хотите узнать? Административном, уголовном, гражданском? Ничем не смогу вам помочь. Я не юрист, и к моему глубокому сожалению, в данном вопросе не разбираюсь достаточно хорошо для компетентного ответа. А мое право оказывать магические услуги лицензировано, и все документы на это и право осуществлять данные деяния у меня в полном порядке! И еще, для вашего сведения — я плачу налоги! Все, до копейки!

А вот сейчас колдун ощутимо расслабился, перестал нервничать и бояться. Он ничего не знает о Праве? Или не понял вопроса? Или Роговец сказал что-то, что его успокоило?

Роговец извлек из кармана рекламный буклет, засунутый в прозрачный файл, повернул лицевой стороной к колдуну:

-Вот здесь, в самой середине, написано, что вы являетесь постигшим тайное и имеете право. Какое право вы имеете? Что вы подразумевали, когда писали это? И писали вы это будучи в Праве?

-Я ничего не подразумевал! Совершенно ничего! Это просто реклама! Набор громких и ничего не значащих слов! Так, полная ерунда, пафос и высокий стиль для большего привлечения внимания клиентов.

Много слов, легкая испарина на висках, еле заметный тремор левого мизинца. Отводит глаза и узел галстука поправляет. Врет.

-Вы мне лжете, Горуштан или как вас там зовут, по-настоящему. Это не просто рекламный слоган и я в этом уверен. Рассказывайте.

Колдун лишь молча усмехнулся в ответ и покосился на дверь кабинета.

Нет, не идет разговор, не получается. Продолжать? А смысл? Надавить на него? А чем он может надавить на колдуна? Говори, сволочь, или морду тебе набью? Угу, колдун испугался и все рассказал. Но тому, что внутри Роговца, эта мысль внезапно понравилась.

Что-то вдруг сильно толкнуло Роговца в спину и он, как и колдун прежде до него, подался вперед, только не раскрывая руки, а сводя их перед собой и сплетая пальцы в замысловатый узел. А из его горла вдруг вырвалось, пророкотало ревом лавины:

-Поклянись мне своей Книгой и Своим Местом, низший, что ты ничего не знаешь о Праве! Поклянись мне, имеющему Право требовать от тебя клятву!

И тут колдун его удивил. Или лучше сказать ошеломил? Он как-то разом осел, опал в своем кресле, словно из него разом выдернули кости, вжался в спинку и заплакал, зарыдал, перемежая громкие всхлипыванья с громкой руганью и невнятными фразами:

-Вы... Вы суки все... Могучие, всесильные гады! Сильные... Древние... Вы идете по Миру не замечая.... А я... Я крохи Силы, как объедки! Каждую каплю, каждый гран годами, на коленях! Глаза на вас, не смея поднять, ни попросить у вас, высокомерные ублюдки! Да! Да-да, вы все с Правом! Клянись Книгой! Клянись Местом! А вот хрен вам! — колдун вдруг резко вскинул голову и с каким-то бесшабашным вызовом посмотрел прямо в глаза Роговца — Нет у меня ни Книги, ни Своего Места! И Силы нет! И что ты сделаешь мне, забывший себя Древний?! Заберешь жизнь? Хуй тебе! — на самом деле колдун употребил совершенно другое слово, но Роговцу послышалось именно так — Не сможешь! Мир тебе не даст! Я пыль под твоими ногами, я низший! И ты, могучий, ничего мне не сделаешь! Потому что Весы! Потому что Равновесие! Потому что я не нападал на тебя! А теперь убирайся на хрен, Древний, забывший себя! Пошел вон из моего дома, туушит! Ты не гость мне и нет между нами Мира!

И Роговец понял, что должен уйти. Уйти быстро, молча, проглотив все оскорбления. Уйти, не расспрашивая колдуна о его странных словах, ничего от него не требуя. Ибо он не в своем Праве и нет Мира между ними. И он еще слаб. Но он вернется. Сегодня вечером. Или завтра ночью. Потому что так надо, он не какой-то там туушит. И колдун об этом знает. Знает и не боится. Фигня какая-то. Ничего, при встрече он все узнает.

Роговец с ненавистью посмотрел на съежившегося в кресле колдуна и быстро вышел из его кабинета, плечом оттолкнув замершую на пороге секретаршу. Черт, зря это он, синяк у девушки будет.

Три квартала Роговец прошагал, не замечая никого и ничего, не обращая внимания на цвета светофоров, не думая, куда и зачем он идет, для чего и зачем сворачивает в арки, пересекает проезжую часть. Он шел как в тумане, ослепленный клокочущей внутри его яростью и гневом. И чужой Город ежился от его взгляда залитых темным золотом глаз.

Его! Его оскорбил и прогнал как презренного эдысска какой-то колдунишка низших без Книги и Места! Посмел отказать ему в Знании и посмел угрожать Весами Равновесия! Между ними нет Мира и низший в этом полностью прав, ибо между ними война! Это его Право спрашивать и получать Знания и тут он в своем Праве! Полностью в Праве!

Колдун ошибся, колдун совершил смертельную ошибку, назвав его в запале неким туушитом. Колдун не имел на это Права. И плевать, что он понятия не имеет, кто или что это, эти эдысски и загадочные туушиты.

И чужой Город с ним легко согласился — колдун неправ и он должен ответить за оскорбление Древнего. Пусть и забывшего себя. Чужому Городу совершенно не хотелось ссориться с тем, кого он вначале принял за наглого посланника из другого Города, не разглядев за свежей меткой его истиной сути. А Древний с меткой покровительства сильного Города....

Да лучше пусть другой, глупый и юный город сожрут потом управляющие компании, а вот ему, старому и пожившему, этого точно не надо! И чужой Город решил подсказать Древнему, где найти колдуна. А что, у Города колдунов еще много и сориться из-за подобной мелочи с этим забывшим себя Древним ему совершенно не хотелось. Резкие они, дурные и злопамятные существа. Силы много, себя не помнят, а вот обиды не забывают. Долго не забывают. Вон, один могучий Город прогнал такого же в своей юности, а сейчас каждую весну тонет. И надстроенные набережные никак не спасают.

Работа охранника проста. Работать охранником сложно. Наниматели у охранного агентства разные и не все воспринимают охранника как человека и личность. То есть, воспринимают, но не всегда адекватно. Чаще всего сотрудник охранного предприятия для нанимателя выглядит как двуногий говорящий предмет мебели или придаток к камерам наблюдения и турникету. Добавочный погрузо-разгрузочный персонал в уже своей черной или камуфляжной спецовке за небольшие деньги или просто некто безликий, коего можно использовать как принеси-подай. И все всегда, везде и всюду, любого охранника считают туповатым ленивым неудачником. Так как не должен здоровый мужик, на котором можно в поле пахать, 'стенки подпирать'. Он должен рубить породу в шахте, елки в морозной тайге, бурить скважины на нефть, а лучше всего иметь свой бизнес и 'рубить бабло'. В идеале миллионы с миллиардами. Ну, или, так уж и быть, носить черные костюмы и стильные черные очки, обязательно 'берету' в рыжей кобуре под подмышкой и оберегать от происков коварных злодеев какого ни будь олигарха.

Но когда на тебе камуфляжная мешковатая форма с невнятным шевроном на плече, а в 'деревянной' кирзовой кобуре кастрированный ИЖ-71 или уродливая револьверная экзотика вроде 'Р-92С', ибо уж больно страшен внешне этот плод запретной любви 'нагана' с 'макаровым', то отношение к тебе так себе. И пусть ты охранник самого высокого шестого разряда, лицензированный, обученный и тренированный, все равно уважения тебе не видать. Никогда. Не та страна и не те люди в ней живут. Не те для тебя.

В принципе не очень-то и трогает это мнение, как бы и совсем наплевать, но вот нормальному выполнению твоих должностных обязанностей это препятствует часто. У кое-кого из нанимателей иногда прорезается странный, косой такой, взгляд на охрану, за бойцовых холопов решают вдруг их принять. Неких новоявленных миньонов, которые почему-то должны дружелюбно вилять дубинками и радостно гавкать при появлении 'хозяина'. А не отбирать ключи от кабинета и выводить вежливо, но непреклонно из здания вместе с пьяненькими девками из сауны. Поэтому добросовестное выполнение должностных обязанностей иногда и заканчивается быстрым переводом на менее оплачиваемые и престижные места. Например, в этот коттеджный поселок, в охрану. В будку, на ворота, сторожем. Открой, закрой, позвони, если не лень жопу со стула оторвать, в фургон грузовой 'Газели' загляни, вечером обойди территорию. Скука смертная, сутки на трое. Ладно бы на настоящей пенсии был, старый и больной, но.... Но когда тебе всего сорок шесть, и ты еще совсем недавно с гордостью — ни разу взятку не взял! — крутил в руках черно-белый Жезл Власти и с достоинством носил надпись ГИБДД на спине, пока не вышел на пенсию, это для тебя хуже каторги. Еще и напарник достался, без мата не упомянуть! Давай в шахматы или в карты? Не, я в планшике тачилу лучше погоняю! Тьфу! Планшик, пацики, пивасик, бабосики. Рожа в форточку не лезет, вместо люка канализационного можно использовать или пробоины в трюме затыкать, а все сюсюкает как недое... гм, недоделанный. И в армию этот откормыш домашний не ходил, плоскостопие у него, инвалид за деньги!

Синицын резко мотнул рукой с фонарем в левую сторону. Холодный цвет диодов фонаря быстро мазнул по стоящей посередине двора коттеджа на коленях фигуре в халате, чуть замер на дурацких меховых тапочках мелового цвета. Нет, не показалось, опять этот придурок выполз из своего дома и, брякнувшись на колени, зовет какого-то великого в свой дом и обещает ему мир!

И ведь совершенно трезвый сволочь, не обколотый и не обкуренный! Синицын к нему час назад зашел, участливо поинтересовался, все ли в порядке, а в ответ получил злобный взгляд и просьбу, процеженную сквозь зубы, немедленно пропустить к нему Великого Гостя! Что за гость-великан, фиг его знает, типа сразу они все сами и поймут, как его увидят.

'Вы узнаете Его, не узнать вам Его будет невозможно!'.

Ага, сам Владимир Владимирович заглянет на огонек к этому на всю голову больному экстрасексу! Наверное, такой же мудак припрется, в тапочках с бомбошками! Только тапочки у него будут темно синего цвета, как вон кроссовки у мужика стоящего рядом.

-А вы это тут как? Кто пропустил?!

Синицын совершенно растерялся, осознав, что не услышал, не увидел, да и вообще никак не заметил, когда этот мужик оказался рядом с ним и на автомате 'включил' агрессию.

Мужик в синих кроссовках чуть повернул голову в его сторону, с легким оттенком сочувствия и понимания в голосе, спросил:

-Тяжелый день? — и, не давая себе перебить начавшему открывать рот Синицыну, добавил — Ваш напарник, мордатый такой, пропустил. Я вон к нему, к Оленеву Андрею Игоревичу.

И вновь, на долю секунды опередив Синицына, задумчиво поинтересовался:

-И давно он так, Андрей Игоревич, на коленях стоит?

-Так второй час уже! Уйдет на минут десять погреться и снова бац на колени и блажит — приди, Великий, мира тебе дам!

Синицын нервно хохотнул, и как-то заискивающе глянув на мужика, тихо и неуверенно предположил:

-Вы же врач? С собой его увезете, наверно? Он так-то нормальный всегда, сегодня только это.... Ну, вы сами видите — Синицын чуть замялся, а потом горячо продолжил — Но соседи на Оленева не жалуются! Ни разу! Он вообще на хорошем счету, людей, говорят, лечит! Знаете, кто к нему тут однажды приезжал?! Сам...

Зачем он стал оправдывать и защищать этого Оленева, Синицын и сам не понял, но вот тянуло от этого мужика чем-то странным и сильно напрягающим. Словно стоит мужик рядом и спокойно решает про себя, то ли сразу съесть ему этого Оленева или сперва с ним поговорить?

-Я не врач, я его гость. Тот, кого он зовет.

Мужик полностью развернулся к Синицыну, чуть наклонил голову, ловя его взгляд:

-А вы идите, уважаемый Синицын О.Д. У вас же сейчас обход территории?

-Ага. Да. Это.... Так точно! Разрешите идти?

-Идите.

И Синицын ушел. А что? Гость и гость, в гости пришел. А то, что тянет от него смертной жутью и одет он во все черное и из кармана торчат такие же черные перчатки, ему то, какое дело? Он тут территорию охраняет, а не чудиков в мохнатых тапках на босу ногу!

А наш колдун и экстрасенс за прошедшую пару часов очень сильно изменился. Роговец еще раз окинул внимательным взглядом сидящего напротив него пожилого человека. А в возрасте, наш колдун, в возрасте! Лет семьдесят ему, не меньше. Сейчас с колдуна слетел весь офисный лоск и прилизанность, на лице прорезались глубокие морщины, на кистях стали видимы старческие пигментные пятна, кожа сухая и отвисшая как у варана. Но тонкие бесцветные губы плотно сжаты и взгляд выцветших глаз прямой и твердый. Словно это Роговец обратился к нему с нелепым предложением взять к себе на службу, а не сам колдун, использую необычную, но странно узнаваемую форму обращения, не предложил свое служение Великому. То есть Великому Древнему. Словно колдун сделал самую крупную в своей жизни ставку.

-Сколько вам на самом деле лет, Андрей Игоревич?

-Полных, ровно восемьдесят пять.

Роговцев чуть не поперхнулся отпиваемым в этот момент кофе:

-И... И какова тогда максимальная продолжительность жизни колдунов?

-Таких как я, лет сто пятьдесят, ну двести максимум. Старейшины, те, что вне Ступеней, живут около тысячи лет. Я, правда, слышал об одном, родом из Германии, что ему уже тысяча и сто лет, примерно. Но он уже не низший, хм, то есть уже не человек. Переродился он уже. Да и с происхождением у него не все чисто. Поговаривают за его спиной, что он смесок.

-Ступени, низшие? Пояснить мне о них ничего не желаете?

-Желаю, Древний. После того как вы примите мое служение, Великий.

И опять колдун замкнулся, захлопнул люк и от души крутанул кремальеру. Правда, люк из жести и кремальера из картона, но твердость и неуступчивость колдуна вызывали уважение. Прекрасно ведь понимал, что Роговец пришел его убивать, но не испугался, а смог преодолеть боязнь и растер свой страх в порошок. С достоинством встав на колени, словно как на трибуну взошел, взял и огорошил Роговца предложением ему своего Служения. С большой буквы. Так-то вроде бы и ненужного пафоса чрезмерно, но улыбку его речь не вызывала. Слишком чеканно все звучало. Будто в течение тысяч лет именно такими, нелепо построенными фразами, предлагали свое Служение сотни других до него. Роговец вновь вздохнул:

-Зачем вам, Андрей Игоревич, мне служить? Вы же не собака сторожевая.

-Ради моего будущего, которого у меня нет, но с Вами, Древний, появится. Моя Нить будет в Вашем Праве.

-А нормально ответить вы можете, Андрей Игоревич?! Без разных значимых слов с заглавной буквы, разных нитей и прав, без прочей ахинеи! Я ведь забывший себя, как вы говорите. Вы про это случайно не забыли, Оленев?! И имя у меня есть и фамилия! Я Роговец Родион Сергеевич!

Роговцев, чье терпение окончательно закончилось, громко заорал на колдуна, испытывая жгучее желание вначале дать ему в морщинистый лоб, а потом придушить. Медленно.

Колдун отвел взгляд и тяжело вздохнул, нехорошо так вздохнул, словно устал объяснять туповатому неучу, что дважды два, мать его четыре, а не три с половиной!

-Не ваше это имя, Великий. Это имя низшего. А что-то вам рассказать без принятия Служения я не могу. Накажут меня. Печать Молчания наложат и Силы лишат. А в моем возрасте, сами понимаете.... Сдохну я без Силы Великий Родион Сергеевич, помру. Пожалейте меня, Великий, а?!

Прозвучала последняя фраза настолько же жалко, настолько и смешно, что Роговец не выдержал, хрюкнул, с трудом давя смех, и только махнул рукой:

-Хорошо, ладно, уговорил, старый дурак! Я, Родион Сергеевич Роговец, принимаю твое служение, колдун Оленев! Так уж и быть.

-Нет, не так!

А вот сейчас колдун вновь поразил его. Плечи расправлены, голос звенит, сам весь как струна, в глазах блеск. Нет, огонь в глазах. Тусклый, еле заметный, но язычки пламени ни разу не пляшут, а рвутся наружу острыми жалами, злобно грызя пленку глаз колдуна, угрожая разгореться в настоящее пламя. И зубы хищно оскалены, а худые пальцы плотоядно скорчены. Даже как-то не по себе стало Роговцу.

-А, э, как тогда?

-Повторяйте за мной, Великий.... Пожалуйста.

А вот последнее слово колдун произнес, словно сквозь себя продавил. Но не презрительно, не умоляюще, а как будто времени у него осталось на минут пять и если он, Роговец не примет, то....То все для колдуна будет законченно. Здесь и сейчас. А внутри него, то самое чужое, но свое, согласилось с его догадкой. Но согласилось холодно и равнодушно — да, верно ты понял, сдохнет колдун, если не примешь его Служение, он черту перешел. Нет, обратного хода нет. Но не жалко его, таких как он тут как грязи. Тут много таких. Но все равно, этого бери, надо брать, он первый твой будет. Бери.

И Роговец взял. Именно взял. Он произносил долгие и сложные слова, повторяя их но, не запоминая и не вникая в их смысл. Не до этого, не к месту. Потому что он сейчас брал. Брал знания, немногие, брал силы малые, брал жизнь короткую, брал опыт многолетний. Брал то, что ему давали. И тут же отдавал обратно. Но совсем другим, не таким как брал. Что-то вплеталось в отдаваемое, его личное и то, что внутри его. Все это прошивало, пронизывало отдаваемое, и он начинал смутно постигать значение слов Нить, Право и Служение и что именно пытается провернуть сейчас колдун. Постигать, понимать и начинать смертельно бояться понятого им.

А потом, вслед за животным испугом, появилась внезапная вялость, растерянность и слабость. И противиться чужой воле, нагло и жадно жрущей его суть, никак не получалось. Холодный едкий пот выступил на висках, сердце внезапно напомнило о себе, заполошно стукнув в ребра, раз, другой. Резко повело влево, голову стремительно закружило, едкой желчью плеснуло в горло, сбило дыхание. А испуганный истеричный голос колдуна забил в гулкий гонг, плеснул расплавленным свинцом на кожу, мешая Роговцу провалиться туда, в блаженную темноту.

-Хватит! Хватит! Нить! Нить пережми, болван! А, проклятый дурак! Нить, нить зажми! Сам же сдохнешь! И меня утащишь! Да что ж так не везет-то!

И следом за надрывным криком колдуна последовала пара пощечин. Хороших таких, хлестких, не щадящих, болезненных. Сразу же отпустило. Рука колдуна была перехвачена еще в замахе, сжата до его болезненного вскрика.

Роговец с силой оттолкнул наклонившегося к нему колдуна, одним рывком вскочил на затекшие ноги, с короткого замаха пнул его в лицо. Не достал, угодил во вскинутый локоть, в самую кость, зашипел от боли в отбитом пальце. Неловко переступил, сбрасывая с ног 'гостевые' тапочки, шагнул вперед, догоняя быстро отползающего от него колдуна.

Обманное движение телом влево, стопой правой ноги сбить в сторону локти, пятка левой попадает точно в подбородок. Левой ногой в голову, сбить этим ударом с толку, резко коленом, со всем весом тела в разрез локтей, точно в центр груди. Ребра колдуна хрустнули, с хриплым вскриком из горла избиваемого влажным комком вылетел воздух с обильными каплями крови. Левая рука обхватывает тонкие запястья рук колдуна и вздергивает их вверх, а правая, раз за разом резкими ударами ломает нос, рассекает брови, рвет губы, крошит в пыль зубы.

Где-то на десятом ударе Роговец, замер с занесенной над плечом рукой, присмотрелся к скулящему под ним, сплюнул в кровавую кашу на месте лица колдуна. Неторопливо встал, еще пару раз пнул лежащего, но уже так для проформы, полу сел, полу упал в кресло. С животной ненавистью посмотрел на замершего в позе эмбриона колдуна, рявкнул зло:

-Коньяка принеси, сука! Или виски! Или что там у тебя из алкоголя есть. И кровь с пола свою дрянную убери, старая крыса! Воняет! Давай, шевелись, тварь!

Колдун, словно это не его только что избивали смертным боем, не жалея и не рассчитывая силу ударов, ловко перекатился на карачки и не вставая, так на четырёх костях, стремительно метнулся в кухню, напоминая застигнутого на кухне таракана. Впрочем, таракан он и есть и, даже еще хуже — клещ поганый, тля паразитная. Пиявка. Ишь, сожрать он его хотел, Силу забрать! Ага, обломись, червяк, слабовата у тебя хотелка оказалась.

Зашумела вода, испуганно звякнуло стекло, грохнула торопливо закрытая дверь холодильника. На подтащенный суетящимся мелово-бледным колдуном сервировочный столик со стуком встали пузатые и квадратные бутылки с коньяком, виски, текилой, водкой.

Роговец грубо оттолкнул протягиваемый ему стакан в трясущейся руке лебезящего колдуна, резко сдернул пробку с бутылки с ирландским, вроде бы, виски. Коротко и жарко выдохнул, жадными глотками влил в себя не мене двухсот грамм. Алкоголь взорвался в желудке маленькой солнечной бомбой, обдал горячим теплом тело, заставляя растаять, исчезнуть, начинающий чувствовать свою силу и нагло хозяйничающий в мышцах, мертвящий озноб. Роговец на мгновение замер, прислушиваясь к своим ощущениям, отставил бутылку в сторону, ухватил предусмотрительно принесенный колдуном кусок хамона, прибил его сверху нарезанным сыром, замолотил челюстями, совершенно не чувствуя вкуса, запил пищу еще одним глотком виски.

Закурить бы сейчас, да не выйдет, блин, не примет организм никотина.

-В кресло сядь, урод сыкливый, мля — коротко бросил он в сторону колдуна, дождался, когда тот сядет, чуть повел плечами, повозился в кресле, устраиваясь удобней, затем уперся взглядом в сжавшегося напротив колдуна. Кровь с лица тот уже смыл, края рассечений стянулись, кончики, обещающих вскоре исчезнуть шрамов, уже побелели. Нос колдун вправил, сам себе, судя по всему еще на кухне. Только за грудь еще держится и осторожно поглаживает другой рукой ребра справа. Зубы? Ну, все выбитые зубы, наверное, к утру вырастут, вон, аура какая насыщенная! А хорошо колдун его поимел, больше половины сил вытянул.

-Ох и рисковый же ты мужик, Степан Епифанович, он же Андрей Игоревич, он же колдун Стоун. В офисе все решил, за пять минут? А что тогда шампанское то не пьешь, не отмечаешь? Не хочется? Ну, вон выпей то, что на столике стоит, а то трясет тебя как суку последнею. Впрочем, ты и есть сука, Степашка. Дурная такая лживая сука. Гниль ты.

-Простите меня, Господин! — колдун рухнул на колени, попытался поцеловать дрожащими губами руки Роговца. Родион Сергеевич брезгливо оттолкнул его резким толчком ноги, жестко приказал:

-На место свое сядь, сволочь! — покрутил в руках бутылку, со вздохом сожаления поставил ее на место — хватит ему уже, лишнее это сейчас, не в пользу ему встанет. Неторопливо и задумчиво Роговец перевел взгляд с бутылки на колдуна:

-Ну и что ты узнал обо мне, Степашка, кроме того, что я тебе не по силам? Что лопнешь, сдохнешь, а Силу не возьмешь? Хотя стоп! — Роговец даже ладонь вскинул в останавливающем жесте — Ты мне вот что скажи, урод ты мой редкостный, коллекционный, зачем под этого, как его, а, вспомнил, де Тланси то лег? Ну ладно, дрочил ты до сорока лет, да малолеток опаивал и трахал, но жопу то свою, зачем на полтиннике лет этому французу отдал?

-Страницу Книги хотел начать, Господин. Старший французской Ступени Валенн де Тланси обещал мне два заклятья, но обманул и.... И ославил меня на сборе...

Голос колдуна становился все тише и тише и вскоре окончательно замолк. На него же самого было жалко смотреть — весь погасший, скукожившийся, заламывающий пальцы. И даже украденная у Роговца Сила не очень-то ему помогала.

-Чувства свои приглуши, Степашка! От твоих педерастических переживаний меня уже тошнить начинает!

-Простите меня, мой Господин.

Но Роговец не обратил на его слова внимания, аккуратно и тщательно стараясь установить фильтр на бурный поток эмоций идущих к нему от колдуна. Сложно пока, но вот если так, то что-то более-менее у него получается. Вырисовывается некая направленность и последовательность действий. Ага, если тут пережать узел, а вот эту нить.... Ну, вот с этой, что ли, черной, переплести? Или лучше с красной? Красный цвет — дороги нет, желтый тупо подожди, а на черном ты умри! Или все же красная нить, не черная?

Нет, ну его нафиг, все киноштампы идут в.... В это их, туда их, короче. Красный у нас ведь цвет крови и победы, так что мы его сейчас и потянем.

Роговец невидимыми пальцами потянул из режущего глаз нестерпимым сиянием разноцветного полотна зеленоватую нить, крутанул ее веретеном, плотно стягивая с более толстой даже на вид красной. Показалось или нет, вроде как бы даже искры пошли? И еще вопит вроде кто-то рядом?

Сидящий напротив колдун громко и болезненно заорал, рухнул на пол, судорожно забился всем телом, пуская пену из искаженного оскалом рта. Роговец мгновенно отпустил обе нити, провел теми же невидимыми пальцами по ним, распрямляя их, и лежащий на полу колдун затих, переставая трястись и начиная постепенно нормально дышать.

-Это было очень, очень больно, Господин.

-А ты меня тортом хотел накормить, гомосек пенсионный? Или ванильной мороженкой мечтал угостить? Тело то мое, куда хотел вдеть? В лес вывезти или на помойку? И это, слышишь, это так всегда? Ну, связь эта наша, долбанная пуповина мать ее? Ну, давай, давай говори, разрешаю!

-Хотел растворить в химикатах, Господин. Я... Я переоценил свои силы, простите, Господин. И, да, так всегда. Связь нерасторжима. Теперь я ваш Первый Слуга, Господин. Только либо моя смерть, либо ваша, Господин, разорвет ее. Я сожалею, Господин. Любое наказание не умалит моей вины, Господин.

-Ну, ты... — Роговец покрутил головой — Ну ты совсем без башни, Степашка ты мой радужный. И вся жизнь у тебя такая — вначале делаешь, а потом больно получаешь по голове за дела свои, потому что не подумал и сил своих не рассчитал. И ведь все время у тебя так! Как ты жив то еще до сих пор, Степашка? Как тебя твои коллеги колдуны не прибили то, такого придурка, в самом начале твоей карьеры? То ты Книгу заклинаний пытаешься украсть у Старшего в Ступени, то своего брата колдуна в рабство Серым замышляешь продать, то наивно жопу подставляешь французу-извращенцу за пару вшивых заклятий, то вон меня попытался сожрать. Как ты Силу то мою надеялся в себе удержать, Степан Епифанович? Ты же дырявый в обоих смыслах! Сито рваное у тебя, а не аура, а про внутренний Очаг твой я вообще молчу — одни угли и пепел! Ну и Первый же у меня! Не Первый ты, короче, а тварь ты и гнойный....

Роговец замолчал, вновь покосился на виски, разозлился уже сам на себя, остановил потянувшуюся к бутылке руку. Уже не целым куском, а аккуратно отрезав толстый ломоть мяса, занял рот, приводя в порядок разбежавшиеся мысли и успокаиваясь.

-Ладно, я сейчас буду говорить, так в общих чертах пояснять, что я понял, а ты, если что не так, то сразу меня поправляешь. Понял меня, Степашка?

-Да, мой Господин.

Роговец немного помолчал, побарабанил пальцами по широкому подлокотнику глубокого кресла, мысленно вновь сплюнул, плеснул себе на три пальца, выпил. Но уже не вискарь, а коньяк. Выдохнул сквозь зубы, не очень понравилось, горечи много, но закусывать не стал. Вытолкнул себя с мягкой кожи сиденья, нарезал пару кругов по комнате, остановился у полки с разнообразными по размерам и исполнению литыми из черной бронзы и меди статуэтками. Покрутил в пальцах фигурку странного воина в полном панцире и открытом шлеме с гребнем, но с голыми и босыми ногами в одной набедренной повязке и с дубиной в руке вместо меча или копья. Бронзовому воину это не понравилось, металлическая пасть зло ощерилась и клацнула несуразно большими клыками рядом с пальцем Роговца.

-Расплавлю ведь, придурка — отстранённо и задумчиво пообещал злобной фигурке Родион. Металлический воин недовольно заворочал головой, но пасть захлопнул.

-Значит, так... — Роговец выдержал короткую паузу, еще раз собираясь с мыслями — Отныне ты мой раб, Степан. То есть слуга. Первый.

-Да, Господин.

-Заткнись и не перебивай! — Роговец поставил на место воина и напоследок щелкнул ногтем ему по гребню шлема — не балуй, мелочь! — Раб ты потому, что пытался поглотить того, кто сильнее тебя, проиграл и поэтому я все твое забрал себе — твою свободу, волю, умения, силу и знания. Все чем ты владеешь, что ты можешь и знаешь. Слуга потому, что я тебя не убил, хотя надо бы, а принял твое Служение. Короче, ты един в двух лицах. И такой и этакий. Это мне понятно, хотя нет, вру, ни хрена мне не понятно. А вот что ты с меня взял?

-Почти ничего, Господин. Немного Силы и немного знаний.

-Что за знания?

-Знание о вашем Городе и еще.... Еще в вас течет кровь Одного из Иззи-Ичии, Господин, и в вас недавно проснулись две другие.

-Чьи крови?! То есть, чья кровь проснулась? И почему их две? А проснулись они зачем?

-Я не знаю, Господин! Я только это чувствую, Господин — колдун сжался в дрожащий комок, словно в ожидании удара.

Роговец внимательно посмотрел на него, потом опять сплюнул.

-Хрен с ней, с этой кровью и проснувшимися, потом разберемся. Хотя, подожди! Это же не кровь Знающих низших, не кровь ваших колдунов из Ступеней, не кровь демонов, не падших ангелов, то есть Серых, и не ящеров из болот, этих детей Гнили, а так же это не кровь оборотней с вампирами. Верно?

-Да, Господин. Их кровь лишь чуть-чуть лучше крови низших. То есть кровь ящеров, блохастых и кровососов. У вас же проснулась Высокая кровь, но я не знаю, чья она, Господин. Простите меня.

-А чья тогда? Может это кровь бо...

-Замолчите, Господин!

Колдун стремительно выскочил с кресла, бросился по направлению к нему и если бы Роговец не успел остановить его, то непременно бы попытался зажать ему рот. Роговец подхватил левой рукой своего раба за шиворот, чуть приподнял, заставляя встать на носочки, подтянул к себе, шепнул в испуганное лицо:

-Эй, Степаша, ты чего это вскинулся? Это что, все так серьезно? Они, блин, реально существуют? Ну, ты меня понял?

-Да, Господин! Они существуют и очень не любят своих ублюдков. Всегда ищут, находят и развоплощают их сразу до окончательной смерти.

-А с чего это они так, э, кардинально действуют?

-Так свергли они, потомки, одну божественную парочку из Египта. Потом одного у скандинавов и в Индии одну богиню полностью лишили Силы и вместо них теперь сидят на Высоких Престолах. А у негров так семерых Высших духов Лоа совсем развоплотили, окончательно и бесповоротно. У них там богов много, а стадо маленькое и постоянно друг друга режут их верующие.

-А наш? Ну, Иисус, который Христос?

-А до Него никому не дотянуться, ему нет в этом Мире конкурентов.

-И до Аллаха тоже?

-И до него. Это один и тот же Великий Творец, он же и Будда.

-А что ж тогда.... — Роговец недоуменно покрутил свободной рукой — Верующие то у него такие? Ну, все разные?

-Не знаю, Господин. Неисповедимы пути Творца сущего.

-М-да... — Роговец небрежно отпустил тут же упавшего на колени колдуна, вернулся в кресло, вновь налил себе, уже полный стакан, залпом выпил.

-Божественный, мля, бардак, у вас тут, одним словом.

Помолчал немного, переваривая, и не так уж презрительно обратился к колдуну:

-Слушай, Степан, а что же тогда Он не угомонит этих ящеров с их жертвоприношениями да кровососов? Божков кровавых не передушит? И оборотней, с их Сезоном Охоты не приструнит? Они же Его паству режут? Не жалко ему своих батареек?

-Я... Я думаю, не знает Он, хотя Он все знает.... Простите, я не могу ответить вам, Господин. Там Сфера Отрицания всегда над алтарем стоит, электрон не выскочит за радиус. Один сииалл даже задохнулся как-то, обожрался крови и не смог вовремя Сферу снять после жертвоприношения, тупой ящер. А оборотни и кровососы ну, они, как бы санитары, только бомжей и жрут.

Колдун хихикнул и испуганно замолк.

Роговец хотел выматериться вслух в адрес всех этих небожителей, Серых, сииаллов, но поосторожничал и выложился несколькими оборотами про себя, не забыв вновь сплюнуть. Как верблюд уже стал плеваться, мать! Ладно, хрен с ними, с этими божественными суЧностями! Тут бы с самим собой разобраться!

Итак, по словам Степана Епифановича Кольцо, он же Андрей Игоревич Оленев, он же белый колдун Горуштан Стоун, в нем, в Роговце, течет кровь Одного из Иззи-Ичии.

Согласно классификации демонов Гоэтии, Иззи-Иччи очень далекие потомки некого демона Агареса, герцога ада, он же азиатский божок Абракакс, якобы предводитель аж тридцати одного легиона или повелитель триста шестидесяти пяти небес, чуть ли не главного над самим Иисусом и кровь еще двух неизвестных, но явно могущественных существ. А сам этот Иззи, выродившийся и растерявший силу потомок то ли архидемона, то ли божка, это и есть тот самый неподъемный визжащий, что рухнул на него там, на автостоянке. На секунду Роговец испытал краткое сожаление, что нельзя вернуться в то время, туда, назад, в теплую норку, в незнание и пыльную тишь, но сразу же отбросил эту мысль как жалкую и ни разу не продуктивную.

Таким образом, это знание о текущей в нем одной из трех крови его несколько радует и льстит, но и одновременно пугает. Ибо метисы всегда более здоровы в любых смыслах, но только если не брать в расчет то, что живет у него внутри. А судя по иногда, вполне разумным и осмысленным ответам и советам, идущим из глубины души, то роль 'куколки' или кокона, для готовящейся родиться жуткой бабочки, его совсем не устраивает. И это при условии, что он так и не знает, кто он на самом деле.

Ублюдок бога? Потомок демона? Или вообще черт знает что и с боку у него бантик? Красный, в белую частую крапинку. А есть он, по сути, на самом деле Великое Нечто или без великого, просто нечто, как в старом пиндовском фильме ужасов. И кончать его будут все дружно и с азартом, так как 'Нарушать Равновесие позволено лишь Ему!'.

Упс, б*я, ох**ть, ну и разумеется, мать твою, как без этого, а это ведь не его мысль ни разу!

Роговец словно выстрелил собой из уютного кресла, метнулся пылающим метеором по комнатам, второму этажу дома, мансарде, бесчисленным кладовкам, гаражу, промчался мимо всех дверей и окон. Он мчался и ронял на ходу из себя тяжелые слова, мертвого в этом времени языка. Тяжелые, как расплав золота, холодные как слиток хладного железа, жгучие как брусок живой меди и убивающие как пучок острых игл мертвого металла, ошибочного считаемого живым, того самого, всем известного серебра. Проклятого лунного металла.

А когда бешеным вихрем, сумасшедшим торнадо, длинным скачком с лестницы вернулся в комнату, в гостиную, где все началось, схватил с полки фигурку воина с дубиной и в трусах, швырнул ее в разлитую лужу из всех бутылок с алкоголем, что стояли на сервировочном столике.

-Нож из камня у тебя есть? Обсидиан, кремень?!

-Да, Господин!

-Ну, так неси сюда, говна тормозящий кусок! Быстро!

И скривился неприкрыто, стыдясь и позорясь за свой неприкрытый страх. Да какой там страх! Ужас, неприкрытый животный ужас. Ужас, пробирающей до неприятной липкой влажности между волосатых булок, тот, что марает трусы вонючей, тошнотной желтизной.

Когда колдун принес нож из обсидиана, он уже был более-менее спокоен и, взрезая кожу на руке тупым жалом ножа, четко и внятно проговаривал громоздкие защитные формулы на неизвестном ему языке и отбивал рваный ритм на опрокинутой бутылке ногтем мизинца уродываемой левой руки. Почему именно мизинца? Почему левой? Да х** ... да, гм, хрен его знает! Надо так! Так надо опять! И это тоже надо!

Роговец ловко ухватил за шею колдуна, притянул к себе за шею плотно, лоб ко лбу, глаза в глаза. Влился в него своим страхом, своим ужасом в его нутро, в его душу, шепнул как-то даже интимно, чуть не перекосившись от брезгливости внутренне и чуть не потеряв нужный настрой:

-Веришь мне?

-Я верю тебе, мой Господин!

-Тогда замри и не дергайся!

Нежно, словно девственную плеву, проколол ему кожу на взбухшей сонной артерии, сосчитал до тринадцати, наблюдая, как алая кровь темнеет на камне, коротко вздернул клинок, расширяя рану, и тут же ловко пережал фонтанирующую артерию большим пальцем, шепча тихо и уговаривающее:

-Терпи, сука, Первый, терпи! Надо так, нам с тобой надо! Верь, гад, главное верь мне! Или сдохнем тут вместе! Да, да! Так же как и раньше! Ты, это, главное, мне верь!

Очень хотелось Роговцу произнести 'пожалуйста' или даже 'умоляю', но язык не повернулся. Не из гордости или чего-то еще, а из-за того, что это тут просто не сработает. Тут или колдун поверит и отдаст кровь добровольно или нет, не поверит, и тогда все, пыль на полу, прах в Мире. От них обоих, от глупых тараканов под вселенским тапком мирозданья.

Но проскочили, пронесло. Бронзовый воин, измазанный жертвенной кровью и горящий в синем пламени высококачественного алкоголя, встрепенулся, расправил плечи и вдруг вспух, взорвался, размножился на бесчисленное число копий, разносясь злыми черными мотыльками по дому и на глазах плетя защитную сеть.

Опять и вновь и снова отпустило.

-Ты хоть знал, Первый, кто это у тебя тут на полке стоял?

-Нет, Господин. Простите меня, Господин. Просто фигурка воина из До времен.

-Просто фигурка? И ты просто прочитал Книгу Равновесия? Не запоминая и не понимая ее текста?

Роговец пристально вгляделся в мутные глаза колдуна, ища хоть малейший признак лжи и одновременно натягивая Нити понимания и знания. А ведь не лжет, гад! Не врет, не обманывает и даже не пытается! Боги всего этого Мира, какой же кретин достался ему в Первых! Жить восемьдесят пять лет и не знать, что у него на полке стоит призрачное воплощение самого Ильмукара-защитника! Не знать и о девятом правиле Равновесия? О безжалостном ко всем и ко всему Правиле об уничтожении Триад? Ну, бля, рука-лицо.... Фейс, как его, об тейбол...

Убить его что ли? По всем правильным правилам, он их сейчас на пять с плюсом знает, на алтаре, с изыманием всех крох силы и лишая будущего посмертия? Можно, и польза будет, но ведь как-то вдруг жалко ему этого педераста... Свое же, хоть и дерьмо редкостное.

-На полке у тебя стояло призрачное воплощение Ильмукара-защитника, работа Ушедших в Великое Ничто Мертвых Мастеров. А девятое Правило Равновесия гласит, что все кто помог воплотиться, знал или видел воплощение Триады или еще как способствовал его появлению, подвержен без исключения.... Чему он подвержен, а, Первый?

-Окончательной смерти, мой Господин... На Великом алтаре....

Если раньше колдун был жалок и вызывал брезгливость, то сейчас.... Нет, таких слов и выражений пока не подобрать, не придумали еще. Мешанина расплющенного клопа с полупереваренной больным кашалотом гнилой медузой? Или что-то еще?

Роговец с жалостью посмотрел на Белого колдуна, якобы познавшего Право и уже в невесть который раз вздохнул. Тяжело, сокрушенно, расстроенно, потерянно. Вздохнул, донеся до этого, до..., слов нет, все свое разочарование им и не жалея ни разу, спокойно наблюдал, как вновь корчит от невыносимой боли его Первого.

-Ну, все, давай, приходи в себя, хватит корчиться, все равно не пожалею!

-Я готов. Уже готов служить вам, мой Господин!

Колдун вытер с подбородка тягучую слюну, по-собачьи преданно заглянул в глаза, скривившегося от отвращения к нему Роговца.

Вот тебе и мой, вот и готов. Ну, вот с кем придется начинать его Путь?! С этим?

Опять чужие мысли! Но и как бы уже и не чужие, свои уже, хоть и не полностью. Ведь кто ему защитные заклятья-то диктовал, да с ритуалом Пробуждения защитника помог? Захватчик тела или? А может и не куколка с коконом он уже, а вполне себе равноправный партнер? Эй, ты, внутри, что на это-то скажешь?

Ответил.... Лучше бы не отвечал.... Угу, вот так значит? Он и главный, он и есть основа?! Нечего делить и нечего делиться. И только от него все зависит, от его Выбора? Спасибо, чё, таинственные мои, себя не знающие. Да уж, сколь много у вас высоких слов и все они только с заглавной буквы....

Рожа то еще от пафоса не трескается? Сверкающий нимб оголенные мозги не жмет? Почему оголенные? Так место для костей не остается, при таком-то объеме мозга, чисто одна кожа и вены с капиллярами.

И у самого тебя неимоверно бедный лексикон и жалкая культура приматов! Слушай ты, внутренний суперразум, давай оставим кладезь мировой мудрости на время в покое, ты мне другое ответь — а кто за меня решил то? Где я нагрешил-то? Что? Вопрос без смысла и выбора нет? У нас у всех? То есть, совсем-совсем нет? Нет, сами вы туда идите, как бы без меня, спасибо. Неизвестные мне товарищи, мнение мое — развоплощение не наш путь! Ага, и не ваш так же...

Стоп! И еще, это вот, это вот что сейчас было? Вынужденное расширение пункто-тонких связей ауры и ускоренное хаотичное слияние?

* * *

! П

* * *

ц, а как бы предупредить... Ладно, ладно, все понял.

Роговец резко вздрогнул, судорожно хватанул разверстым ртом нагретый воздух комнаты, заполошно обвел взглядом окружающую его обстановку. Стены, стеллажи с книгами, настенные полки. Огромный телевизор, светильники рядом на стене. Огромный стол, антикварное бюро, снова полки, зашторенные окна, мутные зеркала, повсюду туман. Черт, марево какое-то....

Как кисель, гнилое такое, белесое марево. Что-то подсказало ему, что это некая 'Вуаль Слуа', аркан 'Искусство', четырнадцатый, Старший, усиленный до Высшего кровавой жертвой, им самим и поставленный. И еще с персональной привязкой на него, мобильный. Угу, сам ставил, сам и... Охреневаю!

-Сколько я без сознания.... Э, сколько меня тут не было, Первый?

-Двадцать две минуты, мой Господин.

-Прекрасно, минуты как года, года как вечность...

Роговец с жадностью осмотрел стол, алчно схватил, что увидел, одобрительным полу урчанием, полу рычанием проводил метнувшегося на кухню колдуна.

Когда тот вернулся вновь нагруженный едой, то Роговец, утоливший первый голод, ел уже спокойно и размеренно, тщательно пережевывая каждый кусок и отбрасывая в сторону не понравившееся ему. Слишком много добавок, слишком много этих, как их, эмульгаторов. Пока жевал, говорил, рвано, медленно, продумывая и переваривая, что узнал и познал:

-Что я выкинул, больше не бери. Никогда и нигде. Запомни. Покупай еду для меня, когда я у тебя буду, только сам. Сам ешь что хочешь, хоть сено, вылечу. Того, кто попытается всунуть тебе это дерьмо насильно, ровно на третий раз, прокляни, это допустимо, последствий не будет. Силу с него возьмешь, тебе можно. Для меня всегда держи мясо. Теплое. Лучше всего лось, медведь. Ага, крокодил тоже нормально. Свинину и птицу не надо.

Роговец внезапно прервался и, не обращая внимания на полупережеванные куски пищи, вываливающиеся изо рта, неожиданно заорал на колдуна, не давая секунды на размышление и на продуманный ответ:

-Меня видишь?! Каким видишь?! Какой я?! Отвечать, Первый, сука, не думать! Это приказ! Шнеллер, швайн! Ин ду глаз выдавлю сукеен пидарастен!!

Какого хрена он перешел на мнимый немецкий, он и сам не понял, но это сработало. То ли дикий крик, то ли рубленные немецкие командные фразы.

-Огромный сияющий овал.... Много черного цвета по краям.... Жаркий огонь... Все плавится.... Золото, уран, агат, проклятый металл, изумруд, янтарь... Люди. Господин с людьми! Люди просят, требуют.... Нет, надо выполнить! Обязательно выполнить! Отказывать нельзя! Это плохо, неправильно! Так нельзя! Место... Свое... Ахр-р...!

Колдун в очередной раз выпал с кресла, белки глаз закатились, пена, судороги. Может кому-то бы и показалась бы, что этот человек уже все, умирает, но вот тому, кто держит его....

Родион Сергеевич ненадолго задумался — на связи? При связи? На сепарации? Конъюнкции? Разница есть? Нет. Работает и так, без мозголомных названий. Чуть Силы колдуну дать и все сразу пройдет. А Силы в доме колдуна пусть и не море, но ему хватает и пока хватит. Зачем колдун ее собирал, без малейшей возможности использовать самому? Знал, что он придет? Да нет, слишком глуп, просто так собирал. Дурак алчный, что еще сказать, пустельга.

Роговец чуть расширил связующую их Нить, качнул от себя Силы, сам удивляясь сделанному, как-то по простому, естественно, не задумываясь.

-Оклемался?

-Да, мой Господин.

-Что скажешь сам? Это полезно мне?

-Да, мой Господин. Вам необходимо ездить на общественном транспорте и выполнять требования людей. Потом искать свое Место. Место Силы.

Роговец аж поперхнулся незаданными вопросами. Сглотнул, потер с силой лоб, затем растер виски, как-то это все прозвучало неожиданно и в разрез всему надуманному ранее.

-И всегда выполнять? Ну, требования?

-Не все и не всегда, Господин. Только справедливые. Можно и отказывать, если не в Праве.

-Слушай, Степан, а зачем мне тогда ездить на маршрутках? Можно же ходить по улицам, в барах там сидеть или еще какие места общественные посещать?

-Не знаю, Господин. Но так нужно, так надо.

И от столь знакомого тона и столь знакомого смысла резко холоднуло внутри, дернуло мертвым льдом за натянутые струной жилы.

-Ладно, поезжу на маршрутках. Раз надо. Слушай, Степ, а сам-то ты на чем ездишь? На мерсе или ауди?

-Ауди кватро шесть, эксклюзив. Мерседес мне не понравился.

-Тогда сделаешь доверенность на мерс на меня и перегонишь в мой Город. Не бойся — Роговец усмехнулся — Пустит он тебя и не обидит. А все фигурки, предметы и материалы, короче все, что ты собрал с эпохи До Времен, сложишь в багажник машины. И Капли Огня не забудь. Тебе они все равно ни к чему. Понял меня?

-Да, мой Господин, я все исполню.

-И пару своих кредиток с пином брось в бардачок! Если нету, то заведи!

Мелко, мерзко, жалко. А что, у всех в груди сердце Данко? Вот и рот закройте! А машина и раритетные раритеты, вместе с деньгами, ему точно пригодятся. Строить старшие Арканы удовольствие вовсе не дешевое, все ингредиенты на ровно вес золота. А развоплощаться, вот он на сто процентов уверен, из-за того, что вдруг какой-то ерунды не хватило, никому ведь не хочется?!

Угу, ага, вот так, и доказывать правоту своих поступков с долгими объяснениями никому уже не надо. А как тогда маршрутки? Ну и что, маршрутки? Надо, значит, поездим на маршрутках! А вторая машина все равно лишней не будет!

Маршрутка, девушка, мальчик и плохой кофе.

-Передаем на билеты, не стесняемся! Девушка, вы телефончик то свой уберите, а денежки достаньте! Мужчина, мужчина! А у вас что, мэр за проезд платит? Мужчина у окна, я вам по-русски говорю!

Шел четвертый день войны.... Тьфу, блин! Шел четвертый день поездок Роговца на маршрутках, трамваях, автобусах и автобусах. ПАЗИКах, еле живых Икурусах, Львовах и бог весть каким ветром занесённых в Город потасканных представителей баварского автопрома.

Все прошедшие дни были однообразно унылые, выматывающе похожие, с тоскливыми повторами одних и тех сцен. И утренних и вечерних. Утром люди злые, нервные, раздраженные, сосредоточенные. Огрызаются, бурчат или упрямо отмалчиваются, полосуя окружающих злыми взглядами. В обед люди собранные, ленивые, задумчивые, веселые. Вечером усталые, замотанные и одновременно бодрые, готовые куда-то идти, с кем-то встречаться, что-то делать, даже если это просто открытие бутылки с пивом на диване перед телевизором. Мужчины солидные, трезвые, спортивные, выпившие, предвкушающие, уткнувшиеся в телефоны или планшеты, задумавшиеся. Девушки смеющиеся, грустящие, слушающие музыку, хихикающие, стреляющие по сторонам глазами, прислушивающиеся к себе, бережно придерживающие живот. Дети и старики....

А дети и старики, как старики и дети. Роговца они не интересовали и остались в его памяти просто яркими и серыми пятнами. Разноцветно-шумными и бледно-тихими. Такими же и как маршруты транспорта, незапоминающимися. Только третий маршрут запомнился, когда он, перехватываясь за поручни и пошатываясь на ходу, пробрался на заднюю площадку трамвая и встал там. Встал молча, долго и пристально смотрел на гогочущую компанию малолеток, вдруг посчитавших, что они не в транспорте, а где-то на диком пустыре, где все можно, потом коротко кивнул на открывшиеся двери. И они вышли, коротко оглядываясь, молча, не сопротивляясь безгласному приказу.

Когда переместился к выходу, слышал за своей спиной жаркий шепоток: 'Видала? Ведь кивнул им только! А они раз и сразу! ФСБэшник, наверное. Ух, какой видный мужчина! Кольца-то нет? Что, точно, нет? И что ты сидишь, подруга?'. Действий подруги он дожидаться не стал, сошел на следующей остановке.

Вот и сейчас, Роговец примерялся, выйти ли ему сразу на следующей или еще пару проехать? До конечных остановок он никогда не ездил, не видел в этом смысла. Так, сейчас поворот на Бульварную, дальше Вавилон. Он выйдет после Вавилона, там пересядет потом на 'кольцевой' и вернется домой, на сегодня хватит, надоело кататься, вновь пустой день и вечер.

Но не вышел, зацепился, споткнулся взглядом на беззвучно шевелящей губами худощавой девушке в сиреневой вязаной шапке с помпоном. Повторяет текст песни, вон проводок наушников прячется за ворот? Не очень похоже. С таким выражением лица повторяют заготовленную речь, проговаривают объяснение или молятся. Молятся? Роговец заранее поморщился, готовясь к неприятным ощущением, чуть сузил глаза. Да, точно, девушка молится, и молится очень истово. От головы девушки шло не сияние или светлые всполохи, а тонкие острые лучи. Она та, кого он ищет? Не она? Мысли заметались, промчались нескончаемым табуном, грохоча копытами, взбивая пыль и сбивая с толку. Громко пшикнула воздухом открываемая дверь. А какая разница? Что он теряет, если спросит?

Кстати, а Город ему поможет? Город?

Откуда-то из далека послышалось недовольное ворчание, словно на его оклик чуть притормозила набирающая разгон горная лавина, оглянулась недовольно на неожиданную помеху. Замерла на мгновение, давая время задать вопрос. Город, ее имя? Имя девушки? Но в ответ услышал не имя, а окунулся в облако интереса, где он показался сам себе забавным щенком, принесшим в пасти странный корешок, схожий на сказочное чудовище. А имя? Ее имя Маша, а ты необычный, забавный, любопытный. Я не знаю таких. И ты обещаешь вырасти, я буду ждать. Расти.

Ответ прогрохотал, ударил по ушам взрывной волной, заставляя невольно схватиться за уши и Город исчез.

-Мария! Маша, остановитесь на минуту! Мне нужно с вам поговорить!

Маша вздрогнула, невольно чуть сбавила шаг. Кто это? Голос не знаком, но ее зовут по имени. И зовут уверенно, словно не ошиблись в темноте силуэтом. И голос такой.... Такой завораживающий своей уверенностью, с покоряющей мужской хрипотцой. А у нее так давно... Маша замотала головой, ударяя помпоном шапочки по плечам. Не было и не надо! Резко прибавила шаг, стараясь выйти на тротуар, под свет фонарей.

-Маша, от самой себя вам не убежать. А я за вами бегать не буду!

Голос неизвестного мужчины донесся уже издалека, но даже ослабленный расстоянием сбил с шага, стреножил. Маша остановилась, оглянулась на неторопливо приближающегося мужчину.

Высокий, стройный, с не очень широкими плечами, но весь какой-то сбитый, движется плавно, не торопливо, но и не вальяжно, а уверенно, словно он идет по своей улице, по своему Городу, где он главный, он хозяин. И лицо рубленное, с хищными чертами, каменными скулами, красивое. Глаза.... А вот глаз за очками в тонкой оправе не видно. А еще он одет очень хорошо, уж она-то в этом разбирается. Зимние туфли, короткое пальто, кашне, перчатки, все просто кричит о британском и итальянском происхождении. Маша даже невольно оглянулась вокруг в поисках дорогой машины. Ну не ходят так одетые люди пешком по тропинкам, да еще в спальных районах, где только гостинки, общежития и брежневки.

-Добрый вечер, Мария. Я... Меня зовут Родион. Тут рядом есть то ли клуб, то ли кафе. Пойдемте туда, поговорим? Вам это нужно.

Маша глубоко, с каким-то облегчением вздохнула и пошла, даже не обратив внимания, как не произвольно сама ухватилась за подставленную мужчиной руку.

Маша мелкими глотками отпивала кофе и внимательно рассматривала незнакомца. Впрочем, какого незнакомца, ведь он представился и у него такое необычное имя — Родион! Да, в возрасте, ему лет сорок, но до чего же он мужественен! Строгая осанка кадрового военного, спина всегда прямая, а как сидит! Словно аристократ на королевском приеме или дипломат американский. Шея жилистая, сухая, без отвисшей кожи и многочисленных жирных подбородков, красивые тонкие пальцы и пугающие жесткие, холодные глаза с неестественным золотым оттенком. Светка, соседка, недоделанный офтальмолог, говорила, что это признак катаракты, поэтому он и без машины. Но зато он богат и у него, разумеется, есть свой водитель! Часы на его руке чистая Швейцария, механические. В их бутике лежат почти такие же и стоят они как весь их бутик вместе с продавцами. А еще он силен, словно здоровый качок. Как он того толстого алкаша придержал, а потом просто, одной левой рукой, приподнял и переставил в сторону. У того пьяного придурка рот так и остался открытым, а ее мужчина пошел дальше, спокойный и уверенный как ледокол. Хм, ее мужчина! Да куда ей! Такие, как она, на ресепшене его фирмы клиентам улыбаются, да и то вряд ли!

-Вы ведь молились в автобусе, Мария, я не ошибся? О чем вы просили помощи? У кого не спрашиваю, это не важно, мне нужна причина вашего обращения к высшим силам.

-Я молилась? Нет! — Маша со стуком поставила кофейную чашку на стол, выпрямилась, яростно сжав кулачки и сверкнув глазами — Я не молилась, Родион, я требовала наказания для этих тварей! Любого! Чтоб им все припомнилось! Наказания от кого угодно!

-Просили наказания у бога?

-У бога? А я не знаю.... А у него можно? Родион, вы знаете, я в церковь не хожу, хотя крестик ношу, а меня еще и не крестили. Папа был против, а мама и не очень-то хотела. А некрещенным разве можно у Него что-то просить? А вы как думаете, Родион? Мне можно?

Неистребима тяга к женскому кокетству. Вот ведь вроде бы и разговор важный и серьезный, и шансы свои она трезво оценивает, а все равно глазки строит. И Родион это заметил, улыбнулся ей мягко и понимающе, как ребенку, вгоняя в легкий румянец.

-Полагаю, просить бога о помощи можно и нужно всем. Но вам можно и просто попросить меня. Я, возможно, смогу вам помочь.

-Вы?

-Я.

-А вы кто, Родион? Вы из органов? Или вы авторитет? Ну, как на тиви, этот, криминальный?

-Нет. Я ни то и не другое. Только у меня есть одно условие, и оно крайне необходимо для нашего с вами договора.

-Условие? Какое? И договор? Так вы за деньги мне поможете?!

А он снова улыбнулся своей неповторимой улыбкой, мягко давая ей понять, какую чушь она только что сморозила.

-Денег у меня и так вполне достаточно, Мария. Мне нужно, чтобы вы даровали мне право на возмездие для ваших обидчиков. Просто скажите — Дарую тебе Право на Возмездие. И все.

Мария долго молчала, внимательно разглядывая мужчину, а потом глупо хихикнула и спросила, еле сдерживаясь, чтобы не подмигнуть:

-А у вас это с собой, Родион?

Мужчина недоуменно вскинул брови, взял со стола ее чашку с остатками кофе, тщательно принюхался, затем аккуратно поставил на место, посмотрел на девушку:

-Что именно у меня с собой, Мария? Что вы имеете в виду?

-Ну, то, что вы курили. Или нет, вам то зачем такая дешевка! У вас же самый белый-пребелый, да? — Маша интимно наклонилась к мужчине, подавая грудь вперед и отводя плечи, жарко заглянула Роговцу в глаза — Наверное, колумбийский, да? Знаете, Родион, я такого никогда еще не пробовала!

Такси задерживалось, видимо где-то плутало по дворам в поисках этого подвального кафе с ужасным кофе и не менее ужасным контингентом и обслуживанием. Глупая девушка Маша, что просила наказания для своих коллег-продавщиц, что 'сами кассу сняли неправильно, а ей целых две тысячи вносить!' разочарованно и обиженно уцокала каблучками в темноту, унося в кармане выданные ей Роговцем пять тысяч рублей, а он вот все стоит и мерзнет в ожидании 'белой ФГранты, номер Е402МУ'.

-Простите, вас можно спросить?

Роговец оглянулся. Невысокий, худощавый халдей, дрожащий на холоде в одной белой рубашке. Весь смазливый, губы словно подкрашены, глаза голубые, миндалевидные, волосы черные. Короче, полная смерть девкам по приговору безжалостного бога любви Амура.

-Спрашивай, только быстро, вон такси подъезжает.

-А вы действительно можете возмездить, то есть.... То есть сделать возмездие, если дать вам Право? На самом деле сможете? Или это такая новая пикаперская фишка?

Вновь пустышка или нет? Роговец молчал, не отвечая, и изучал взглядом мальчика. А ведь есть что-то в нем, что-то таится в глубине его глаз, что-то настоящее, не те жалкие Машкины две штуки. Оглянулся на подъехавшее такси, чуть подумал и, приняв решение, сунул, опустившему стекло таксисту, пару сотен.

-Пойдемте, юноша, в помещение, там с вами и поговорим.

Дорога пицца, бейсболка, не пригодившиеся два ствола.

-На все травматы обязательно разрешение?

-Абсолютно на все, уважаемый!

-И даже вот на это, ну вот тут фигня какая-то лежит, без ствола?

-Это Оса, а вот это ПБ четыре тире два восемнадцать и пять на пятьдесят пять. Супермощь! Не смотрите, что всего четыре заряда, быка с ног собьет! Перезарядка по револьверной схеме и можно приобрести скорозарядник. Недорого совсем, немецкий, и качество выше всех похвал!

-А быки, они что, по городу стадами ходят?

-Э, простите, в смысле? Быки, что?

-Ну, у него, у этого ПБ, ровно четыре выстрела — бах-бах и сразу четыре быка, плюс еще скорозарядник. Целых восемь быков получается.

-А вы уверенны, что сможете каждым выстрелом поразить цель?

-То есть, у этой здоровой дуры нет стопроцентной гарантии попадания в цель? Большой разброс? Отдача?

-Бой у него четкий, при стрельбе отдача базовая, но ведь вы можете сильно волноваться, и от этого рука дрогнет. Или вы, например, бежите, э, то есть, удаляетесь от противника. Или вечер, темнота. Не каждый сможет в таких условиях попасть в цель!

-То есть я пишу кучу заявлений, фотографируюсь, прохожу медиков, плачу госпошлины, ловлю, а потом уговариваю участкового, веду его к себе домой, получаю одобрямс от пацана в погонах и месяц жду потом разрешения? То есть весь этот долбаный геморрой длится почти два месяца, а в итоге ни точного попадания в цель, ни какой гарантии результата?

-Ну, вы можете приобрести травматические пистолеты с восемью и девятью зарядами. И еще, потом, после того как купите оружие самообороны, пройти тренинговые курсы.

Продавец магазина 'Сафари-люкс' заметно поскучнел и отвечал уже только из вежливости и по должностным обязанностям. И так понятно, что этот круто прикинутый мужик уже ничего не возьмет. Вон как раздраженно пялится на витрину и жует губы. А когда он выполз из своего навороченного купешного мерса, то показалось, что бонус от продажи прямо стопроцентный!

-С охотничьим оружием тоже самое? С гладкостволом то есть?

-Да. Только вам еще необходимо будет стать членом охотничьего общества.

-Членом? — мужик зло хмыкнул и недобро покосился в сторону продавца — Да нет, не надо, как-нибудь без этого обойдусь. Без членства. Так, выпишите мне вон тот нож и вот эту лопатку складную и топорик. Эти сапоги с чулками и непромокаемую накидку, я где смогу померять?

Во! А он-то думал, что бонуса уже не будет! Лопатка пиндовская, дорогущая, шмотки, на которые мужик пальцем тыкал, маде ин финны. Почти на пятнашку рублями! Только вот нож...

-Простите, тут с вашим ножом проблема небольшая...

-Холодное? Он только охотникам продается?

-Да.

-Ну, так подберите ему достойную замену, только не китайскую дрянь! Златоуст, я слышал, нормально вроде?

Совсем мужик не разбирается в ножах! Тогда может ему этот впихнуть?

-Златоуст неплох, но кизляровские ножи, да и сталь, намного лучше. А лучше всего вот этот туристический 'Беркут'! Французская сталь, оригинальный узор, кожаные ножны с универсальным креплением, деревянная рукоять, фиксирующий упор! Люди берут, хвалят, а потом покупают в подарок друзьям!

-Ножи не дарят, примета плохая. И не надо этого 'Беркута', лучше вон тот, с резиновой рукоятью. И не с кожаными ножнами. Еще топорик на мачете поменяйте. То, вороненное, за три с половиной.

Продавец тяжело вздохнул и полез в витрину за идиотским мачете. Хренов покупашка, сам не знает, что хочет! Целых семь косарей только что мимо улыбнулись, жмотяра тупой!

-Вадим, иди-ка ты давай на склад, займись приемкой товара. Здравствуйте, может я смогу лучше помочь вам определиться с выбором товара?

Сука блин блинская, Деньгосос Сергееич! Приперся, мудило! Счас разведет на нормальные бабки лося при деньгах, а ему так, тысчонка премии к концу недели! Вадим горестно вздохнул и поплелся на склад, ссутулившись и бросая короткие и недовольные взгляды на крупного и бородатого хозяина магазина. Все, не будет у его Олеськи нового 'самика' с большей памятью! Когда еще такая жирная рыба в их тухлую нору заплывет?

-Если бы вы меня сориентировали, для чего именно приобретаете эти вещи то я... — хозяин магазина со скромной надписью 'А. С. Дыдук. Владелец' на криво весящем бейджике, сделал короткую паузу — Я уверен, что смог бы вам подобрать именно то, что вам нужно. И без переплаты. Если бы я был в курсе, где вы планируете отдыхать.

-Знаете — снова пауза и долгий, доверительно-убеждающий взгляд на Роговца — у меня есть некое ощущение, что вы станете нашим частым покупателем.

-Соориентировать?

Роговец внимательно поглядел на крупного мужчину с глубоко посаженными бледно-голубыми глазами на мясистом лице. Уши и нос поломаны, на костяшках кистей тонкие зажившие шрамы давних рассечений и бледное пятно ожога от давно сведенной татуировки. Шея короткая, мощный когда-то, но сейчас уже обрюзгший и располневший от спокойной и сытой жизни. Но взгляд по-прежнему цепкий и какой-то, чем то знакомый что ли? Вроде в зеркале он такой встречал.

-Хорошо — Роговец еле заметно усмехнулся — Я попробую вам, А. С. Дыдук, объяснить, где я буду отдыхать и каким туризмом заниматься.

Четырнадцатая или Шеви-Нива? Рено? Это, Дастер который? Нет, две машины недолго постояли и уехали. В четырку села полная девушка в нелепом розовом пуховике и розовом берете, в Рено водила просто покурил в окно, громко разговаривая по телефону, Шевик.... А черт его знает, зачем тут стоит Шевик. Сидит кто-там, не курит, головой не крутит.

'Я очень настойчиво советую вам посидеть в машине минут тридцать и вы не пожалеете'.

Прошло уже двадцать семь минут, минут через десять, зазор туда-сюда все равно нужен, он начнет жалеть.

В пассажирское окно машины постучали. Щелкнул замок открываемой пассажирской двери.

-Добрый день. Уважаемые люди говорят, вы интересовались разным охотничьим снаряжением?

-Охотничьим? Ну, да, что-то типа того, интересовался. Вы можете что-то мне предложить?

-Возможно, и смогу — парень лет двадцати пяти, крепкий, постоянно улыбающийся, со стрижкой а-ля спортсмен и широким золотым браслетом на руке, прищелкнул короткими волосатыми пальцами и задорно подмигнул — и даже хочу! Только один вопрос сразу на месте решим, лады? Это типа по ценам.

-А что не так с ценами?

-Так высокие цены у нас в фирме! От двадцати штук за единицу. Вас как, устраивает?

-Не очень, но я вас выслушаю. Только тоже один вопрос проясню, хорошо?

Улыбчивый парень хотел то ли кивнуть, то ли вновь щелкнуть пальцами, но не успел. Роговец резко навалился на него всем телом, одновременно сильно ударяя правым кулаком в скулу, и захватывая левой шею улыбчивого. Удар вышел так себе, всё-таки не замаха, ни места толком нет, а вот с захватом шеи парня получилось хорошо. Улыбчивый громко захрипел, засучил ногами, ударяясь коленями о приборную доску и вскоре затих. Черт, вот как бы научиться выключать людей на расстоянии? Типа силой мысли. А то, только вот так, души или бей, да надейся, что не перестарался.

Роговец перекинул ремень через обмякшее тело, клацнул фиксатором, ткнул кнопку запуска двигателя. Коротко глянул в зеркала, ну точно, как он и предполагал — Шевик пустой, стекла не тонированные, нет в салоне никого. И это хорошо. Только вот бледное пятно лица в окне магазина это не очень. Впрочем, у него-то стекла тонированные, с метра ничего не разглядишь.

-Поговорим? Ну, о ценах и ваших товарах? И, я надеюсь, без обид? Сам ведь уже понял, что я жучок на тебе искал?

Улыбчивый зло ощерился в оскале улыбки, с кряхтеньем потер шею, быстро рассовал по карманам мелочёвку, бумажник, смарт, ключи от машины, оттянул затвор, выщелкнул обойму из травматического пистолета, оглядел, вставил, быстро посмотрел по сторонам, поправил сбитую ветровку.

-Хватка у вас.... Шею как клещами зажали. Ладно, я все понял и понимаю. И это, я точно без обид. Бывает, издержки профессии. Вопрос можно, не по прайс-листу? Только это между нами, я спросил, вы ответили, оба забыли, согласны?

-Согласен.

-У вас, э.... Ну, этих, ваших, охотничьих трофеев, предполагается много? Они крупные?

-Несколько. Нормальные, хорошо питаются.

-Ага.... Тогда у меня есть к вам личное предложение, но тут нюанс такой — надо будет какой-нибудь хлам из травматов все равно купить, для отмаза. Типа ровная сделка, без добавок. А лучше еще и спецназовский шокер в нагруз. Вещь ваще-то так-то бывает очень нужная и с виду почти полный легал, как все эти, магазинские, холощенные. Но с ног валит любого кабана гарантированно. Ну как, интересно?

-И сколько за весь набор? Надеюсь, не больше миллиона?

-Вот это такой, фак как замечательный ответ, что я еще раз согласен по роже получить! — улыбчивый коротко хохотнул, подмигнул, прищелкнул пальцами и быстро похлопал ладонями по коленям, умудрившись проделать это все почти одновременно — Тогда че, к делу?

-Анвар! Анвар, маймун, звонок в дверь слышал, а?!

-Да мне че звонок, а? Мусе скажи, пусть открывает, все равно сидит так! Или спит опять!

-Сам открывай! Ты пицца просил, ты дверь иди!

-Не просил я пицца! Эй, дети ишаков! Эй, Керим! Какой баран пицца вечером заказал?!

-Заткнулись все! Пиццу брат Исмаил заказал. А ты, Анвар, встал и пошел — дядя Йусуф не меняя положения тела и не открывая глаз, протянул Анвару крупную купюру — На, рассчитайся с доставщиком. Не хватало еще и эту квартиру менять из-за тебя, жадного сына иблиса. Запомни, Аллах лишь с теми, кто способен удержать себя. Следи, чтобы деянья твоих рук, к погибели тебя не влекли. Какие это суры, Анвар?

-Я это... Сура эта... — Анвар отвернул голову к окну голову — Я не помню, дядя Йусуф.

-Велик Аллах и всех прощает, простит и тебя. Я не прощу — Йусуф открыл глаза и зло поглядел на троюродного племянника — Иди за пиццей уважаемого Исмаила и не стучись опять к нему в комнату, пиццу занес и ушел. Уважаемый Исмаил записывает свое обращение к нашим братьям.

Анвар в раздражении отбросил в сторону пульт игровой приставки и, цедя сквозь зубы ругательства, направился к двери. Осторожно поправил ствол за спиной, глянул в глазок — ага, бейсболка с логотипом, коробки с логотипом, сам доставщик на квартирной площадке один. Мужик какой-то, типа работяга, вот такая подработка после смены.

Анвар с сожалением глянул на пятитысячную купюру и резко распахнул дверь:

-Эй, давай свой ...

Найти троих, избивших и изнасиловавших, через два дня после этого покончившего с собой, брата-близнеца официанта из кафешки оказалось не сложно.

Мальчишка-официант, на вид слабак и неженка, оказался со стальным прутом вместо гнущегося хребта. Написал заявление, отправил копию в прокуратуру, нанял адвоката, почти ежедневно доставал ведущего дело следователя посещениями и телефонными звонками. Понятно, что все безрезультатно — сам потерпевший заявление не писал, свидетелей нет. Ну, описал он их, назвал имена, со слов погибшего брата рассказал, что произошло и полный ноль в итоге. Что, в принципе, и следовало ожидать, ни улик, ни показаний. А вскоре он сам оказался привлечен к административке по клевете, но не сдался, следил за насильниками, как они меняли квартиры и неумело фотографировал на мобильник. Узнавал и собирал о них все что мог. И еще поступил на заочку, в филиал университета МВД России.

Поэтому долго их искать и тратить на это время Роговцу не пришлось. Даже с неумело собранными досье ознакомился и на фото уродов налюбовался вдоволь. А бейсболка доставщика и сама пицца обошлись ему недорого — всего в десять тысяч и три минуты разговора. Пять тысяч за бейсболку, пять тысяч за четыре коробки с пиццей. Дорогая жратва получилась.

Так что, когда ему дверь открыл здоровяк Анвар, тот, который бил, но не трахал, а даже отговаривал от этого, Роговец не удержался и широко улыбнулся ему, одновременно всаживая шокер в открытый задравшейся майкой живот. Как-то ловко, сам не ожидая от себя, уронил по стенке коробки с пиццей, ухватил за кучерявую шевелюру падающего, придержал мускулистое тело. Еще раз ткнул шокером в лежащего на полу и пускающего пену Анвара, прислушался. Телевизор, какая-то заунывная восточная музыка, кто-то говорит по телефону на своем родном языке, ничего не понятно. Быстро глянул на лево — кухня, большая, пустая. На кухонном столе куча кружек. Тут же слева туалет и ванная. В ванную дверь открыта, а в туалет нет. И клавиша выключателя нажата. И кряхтит кто-то натужно. Черт, если он там засел надолго, то это жопа. Сейчас кто-то спросит Анвара, что там с пиццей, не дождется ответа, забеспокоиться, выглянет в прихожую, а засранец в это время выйдет из туалета...

Роговец покосился на неподвижно лежащего Анвара, вытянул из-за пояса ТТ, сдвинул предохранитель. Стрелять не хочется, живыми всех в лес хотел вывезти, но, похоже, выбора у него нет. Снаружи квартиры выстрелов не услышат, Полог Тишины, коряво и неумело наложенный на сломанную перед дверью палочку от роллов, будет действовать еще минут тридцать.

Роговец шумно выдохнул, готовясь к броску и в это время дверь туалета открылась, даже воду спускать не стал, засранец!

Шокер в бок, удар по голове, узнал, это Керим, рукоятью пистолета для верности и тут же левым плечом вперед, в броске, в комнатную дверь.

-На пол суки! Морды в пол, руки на голову! Быстро на пол, уроды!

Роговец не прекращая двигаться ударом ноги в спинку кресла вышвырнул на пол кого-то полуголого, со стерео наушниками на ушах. Левой пробил в повернутое в его сторону лицо. Удачно так, аж что-то хрустнуло. Ладно, потом проверим, жив или нет. А это кто? Роговец бросил короткий взгляд на ударенного. Ага, это у нас Муса! А это?! Ствол пистолета вдавился в переносицу седовласого красавца на угловом диване, заставляя того упереться затылком в смешную подушку-думку в виде смешного фиолетового слона.

-Ты кто? Почему тут? Зачем?

-Слушайте, не знаю, как к вам обращаться...

Шокер коротко протрещал, посылая разряды в седовласого, вновь рукояткой в лоб. Нафиг, нафиг ему такие бодрые и уверенные! Ни разу седой его крика и ствола не испугался, напряженный весь сидел, руки в диван упер, готовился к чему-то. Сейчас он уже не опасен, а после затянутых на руках пластиковых стяжек, совсем послушным станет. Так, что у нас с дорогим Мусой, жив или нет?

Роговец наклонился к полуголому Мусе, коснулся кончиками пальцев жилки на шее и замер, остановленный негромкими словами:

-Ствол на пол положи и на колени встань, русак.

В мозгу вспыхнула высоковольтная дуга, варианты решений стремительными столбцами пронеслись перед глазами, мелькая цифрами, процентами, долями процентов и минусами, минусами, минусами. Он ничего не успевает, ничего! Ни развернуться, не выкинуть в падении руку с пистолетом в сторону неизвестного, ни вытянуть из заднего кармана джинсов еще одну палочку с заклятьем паралича. И закрепленный на левой лодыжке короткоствольный 'бульдог' не доступен. Короче, ничего.

-Может...

-Не может! Ствол брось, ас хьа нанн динна! Ты не понял?! Раз...

Два неизвестный произнести не успел. Роговец стремительно бросился вправо, одновременно пытаясь укрыться за креслом и вытягивая руку с пистолетом в сторону неизвестного. Не успел. Сухо кашлянул выстрел, Роговец как в замедленной съемке увидел кувыркающуюся гильзу, легкий дымок, вспышку и еще одну взлетающую к потолку гильзу.

В грудь одновременно дважды сильно ударило кувалдой, уронило на пол, приложив затылком и спиной об стену комнаты. Раскаленный воздух колючими комками застыл в груди, не позволяя вздохнуть, зрение сузилось до узкого тоннеля жалкого диаметра, звуки... Звуки пропали. Все? Вот и все?

Кто-то толкнул его носком ноги, присел рядом, горбоносое лицо с аккуратной ухоженной бородкой вплыло в расплывчатый овал, беззвучно зашевелились губы, задавая неслышимые вопросы. А им в ответ поднимались из темноты режущие до крови краткостью слогов слова мертвого языка, и руки Роговца, еще мгновение назад безвольно лежащие выкрученными тряпками, мертвой хваткой сомкнулись на лице горбоносого.

Сомкнулись, сплавились с сухой кожей неизвестного, врастая в него, разветвляясь в его теле тонкими, кривыми, зазубренными иглами. Пульс Роговца участился, ударил набатом, но как-то неправильно, двойственно, с гулким раскатистым эхом. Лицо горбоносого исказилось в невыносимо болезненной гримасе, он судорожно дернулся, попытался отодвинуться, но не вышло, не пустило его что-то. Потом его рот криво и некрасиво распахнулся в безмолвном вопле, бесстыдно оголяя десны, а в Роговца лавовым потоком хлынула чужая Сила. Горячая, обжигающая, оживляющая, заставляющая его сердце вновь ровно биться, а кровь по-прежнему бежать по венам. И звуки вернулись.

Кто рядом оглушающе вскрикнул — Мааз Аллах! — и рухнул на пол, сильно пихая Роговца в ребра головой.

Роговец с трудом перевернулся на бок, скинул с себя высохшее до состояния мумии тело горбоносого. С опаской, каждую секунду ожидая возвращения невыносимой боли и слабости, поднялся на ноги. Провел рукой с пистолетом по груди, оглядел кровавые разводы на тыльной стороне пальцев. Медленно потянул вниз молнию куртки, потом ухватился за ворот теплой футболки и рванул резко, разрывая.

Два розовых округлых маленьких пятна чуть выше правого соска и ниже плеча, внизу в складках одежды, два свинцовых подарка. Огляделся, поймал глазами наполненный нескончаемым ужасом взгляд неожиданно быстро очнувшегося Мусы и растерянно произнес дурацкую фразу сказочного богатыря из мультфильма:

-Вот, как-то так... Бессмертный я, джигиты вы мои, оказывается.

В машину Мусу, Керима и седого Йусуфа, оказавшегося дядей Анвара, он переместил с его помощью. Подхватывали подмышки безвольное тело, осторожно спускались по лестнице, не пользуясь лифтом, оглядываясь, закидывали в кузов пикапа. Анвар, невольно встречаясь взглядом с Роговцом, вздрагивал, бледнел и испуганно отводил взгляд. Все приказы выполнял молча и даже с каким-то противоестественным желанием выполнить порученное ему быстро и как можно лучше. Даже оглушил несколькими ударами кулака очнувшегося и пытавшегося закричать дядю, сам, не дожидаясь приказа от Роговца. Показалось Родиону или нет, но бил дядю племянник с каким-то нескрываемым удовольствием. Родственные отношения, это вообще штука странная, сложная и загадочная.

Вот и сейчас, Анвар ссутулившись сидел напортив него, опустив глаза и шумно пил обжигающий чай, не обращая внимания на стоны, проклятья и мольбы родственника.

Чай же вышел замечательный, выше всех похвал. Собираясь и готовясь ну, к акции, наверное, Роговец делал все так, как будто планировал просто прогулку по лесу. Взял в вакуумных упаковках мясо, копченые ребра, хлеб, пачку хорошего листового чая, котелок, треногу под него. Даже пару туристических пенок и гигантский коробок специальных спичек. Инерция мышления, самообман и самоуспокоение? Может быть, но сейчас это было к месту, давало время на подумать. Ну, вот не знал он, что ему сейчас делать, поэтому разжег костер и заварил чай. Вообще, совершил бесчисленное множество ненужных действий и суетных телодвижений. Те, кто давал ему советы и говорил, что делать, пропали, исчезли, растворились в нем, оставляя одного без подсказок и так нужной ему сейчас помощи. Сгинули, суки, оставляя внутри него неподъемную гранитную скалу уверенности, что это единственный, верный и самый правильный выход из ситуации. Скрытие нарушения Равновесия, избежание раздвоения личности и уход от травли охотников за Триадой, причины, без сомнения уважительные, да вот только все это очень напоминает обычный кидок и трусливое бегство. Ему то, что сейчас делать?! Кто он сейчас и кем потом будет?! Станет кем-то? Другим станет? Не хочется, вот совсем не хочется! И зачем ему вообще все это?! Он ведь убивать сейчас будет! Троих, а может четверых, живых, дышащих, чувствующих и мыслящих людей! А одного он уже убил. Высосал, высушил, как киношный вампир. Ну, с тем, горбоносым, все понятно. Жить ему очень хотелось, сработал не думая, не рассуждая, на инстинкте. А эти? Эти-то вот ему зачем? Что ему даст их убийство? Пожизненное точно даст, а кроме этого? Что?! Что даст?! Силу? Силу даст, есть в этом полная и абсолютная уверенность. А для чего ему Сила? Смысл в этом какой? Просто станет сильным и могучим, возвысится над низшими и все? Замечательная цель, превосходные средства! Ладно, пусть так. Но вот какую функцию он выполнит, какое именно деяния сейчас совершит? Возмездие? Угу, возмездит он гибель брата официанта, но ведь это просто месть, обычное наказание за преступление, а глубинный смысл? Какой вот в этом смысл?! Нет ответа. И что? Нечего тут думать, делать надо? Хорошо, надо, так надо, сделаем.

Роговец оттянул затвор, полюбовался на золотистое тельце патрона, отпустил, вслушиваясь в сытый лязг смертоносного железа. Покосился на безучастно сидящего Анвара. Чай в его кружке уже закончился, но он по-прежнему механически прикасался губами к пустой таре.

Тянет? Он тянет время? Да, тянет, а это плохо, решимость тает как сахар в стакане, еще пара минут и он не сможет нажать на курок.

Роговец в два быстрых шага настиг Мусу, придавил коленом извивающееся и пытающееся отползти от него тело, вдавил ствол в мясо в районе сердца, потянул за спусковую скобу. Черт, а он не может! Не правильно это, так нельзя. Хорошо, тогда по-другому.

-Анвар!

-Да...

Тот ответил тускло, безжизненно, безвольно, не шевелясь и поворачивая головы.

-Там, в машине черная сумка, в сумке нож, рукоятка еще у него из резины. Принеси.

-Хорошо.

Принес, подал рукоятью вперед, встал рядом, потом, чуть поколебавшись, присел на колено, ухватил голову Мусы обеими руками за подбородок, оттянул на себя, туго натягивая кожу на горле. Безжизненным голосом ответил на незаданные вопросы:

-Так дома баранов у нас режут, удобно. А пророк Мухаммад велел наказывать смертью таких, что с мужчинами спят. Это большой харам, грех по-вашему. А тот парень, он тоже наш был, мусульманин. Я сразу все понял, вы же о наших делах ничего не спросили, только его фотку показали. Дядя же Мусе с Керимом ничего за то не сказал, мне же велел все забыть. Еще потом наорал, не мужчиной назвал, когда я его найти и извиниться хотел. И я их тогда не остановил. Мне, поэтому, тоже нет прощенья от Аллаха. А я с ними не хочу, ну где они там будут. Я в другом месте хочу, не с ними. Так же можно, если я помогу? Я Коран плохо знаю, читать не люблю.

Роговец промолчал, ничего не ответил на этот словесный катарсис перехватил поудобней нож, примерился.

Да что ж такое! И так нельзя!

Отвалился назад от обмочившегося Мусы, с размаху уселся на задницу, покрутил головой, прикусив губу. Ну и как тогда? Не отпускать же их? Что, сам думай, сам придумывай? И вдруг отчетливо понял, что, да, так и надо, все сам. Как волосатая обезьяна первый раз попытавшаяся разжечь огонь. Наощупь, методом Великого Тыка.

Роговец громко хмыкнул, криво улыбнулся Анвару и натужно веселясь, сказал:

-Ну, что, знаток художественной резки баранов, поработаем руками? — и подмигнул.

Когда третий, дядя Анвара Йусуф рассыпался в Круге невесомым пеплом под его ладонью, он понял все. Осознал, принял, в голове щелкнуло, пазл сложился. И это знание ударило по нему молотом, не кувалдой, как пули горбоносого, нет. Обрушилось колоссальной махиной заводского пресса, сбивая с ног и роняя на холодную землю. Прилегло сверху неподъемной тяжестью, заворочалось как откормленный мейкун и пристально вгляделось в него, молча спрашивая, ну как ты, вытянешь? По плечу ноша?

-А у меня есть выбор?

Слова испуганными птахами вспорхнули в холодное ночное небо и исчезли, растворились среди далеких звёзд.

А мировая тяжесть, то самое никем и никогда, не видимое Равновесие, ответило вновь молча и без слов — выбор есть, только вот одно но, понравится ли он тебе?

Не понравится, правильно предполагаешь, ведь променять чувство своей нужности и необходимости на какой-то там выбор это сделать неимоверную вселенскую глупость. Пусть и нужность его похожа на обычный стяжной винт в сложной конструкции или обыкновенный топор палача. Но и топор, и винтики ведь кому-то же нужны? Вон, все прилавки завалены ими. А еще есть огромные перспективы стать чем-то другим, более, чем другим. Не демоном, ни Серым, ни лживым божком, ни жалким сииаллом, купающимся в жертвенной крови, не паразитом на низших, а чем-то действительным нужным. Нужным Миру и Равновесию, а может и...

Ладно, тут притормозим, не будем спешить, этого ведь ему никто не обещал, так ощущение на грани, туман в ладонях.

Роговец раскинул руки крестом, запрокинул голову, вглядываясь в бесконечное небо. Чуть приподнял кисть правой руки, приглашающе шевельнул пальцами:

-Анвар!

-Да.

-Будешь моим Вторым?

-А надо?

Роговец повернул голову, пристально вгляделся в черные глаза приблизившегося к нему молодого парня:

-Тебе самому это надо. Веришь мне?

Анвар помолчал, суетливо пошарил руками по карманам, отвел взгляд в сторону:

-Не знаю... Ты же сам Иблис, ты шайтан. Зачем мне быть твоим? Зачем мне верить тебе, а? Может, просто так заберешь к себе?

-То есть я, по-твоему, дьявол?

-Да.

-Ошибаешься, Анвар, сильно ошибаешься. Ты видел, но ни хрена ты ничего не понял. Я, знаешь ли, на него напрямую работаю, ну на Аллаха, под непосредственным так сказать, руководством.

Роговец мгновенно выкинул руку вверх, ухватив за куртку, притянул к себе силой сопротивляющегося Анвара, пристально вгляделся в него:

-Тут, Анвар, все очень просто — веришь или нет. Если веришь, то скажи — да. Если нет, то иди отсюда, потом просто меня не ищи. Не приму. Все, решай сам.

Роговец подал руку вперед, отталкивая замершего испуганным зверьком Анвара, вновь уставился в бесконечное небо и не сразу услышал заданный вопрос, переспросил:

-Что? Что ты сказал, Анвар?

-Я спросил тебя... Вас спросил.... А это.... Это больно? Больно быть вашим Вторым?

Часть вторая.

Эпиграф, пролог или вступление ко второй части — нужное подчеркнуть. А может это и ненужная интерлюдия.

-Сколько стоила эта дача, Степан? Или это был чей-то дом?

-Восемьдесят тысяч, Господин. Это был дом под снос, Господин.

-Все равно жаль, уютный был. И природа рядом хорошая, речка недалеко, лес вон с грибами.

-Можно отстроить заново, если вы пожелаете, Господин.

-Зачем? Жить же я здесь не собирался.

-Продолжите вновь, Господин? Нам подыскивать другой дом? Или все же...

-Продолжу. Продолжу до тех пор, пока я не получу нужного мне результата. И нет, Степан. Только дом или дача. Ангары, заброшенные воинские части, разные пионерлагеря, санатории и прочее, мне не подойдут. Только место, где долго жили люди. Именно жили, а не временно пребывали.

Роговец задумчиво покрутил в руках дверную петлю с одиноким гнутым гвоздем в крепежном отверстии, продолжил чуть отстраненно:

-И пентаграммы мне не подойдут. Попробовать руны? Можно и руны — Роговец кивнул сам себе головой, распрямил вынутый из петли гвоздь, переставил его в другое отверстие — По-другому умирать буду. Не хочется, но придется. Кстати, Степан, я вот все никак не пойму, а зачем вы все время друг друга режете? Знакомы ведь более сотен лет, некоторые даже породнились, а все равно, как удачный момент, так и нож под ребро или заклятье в спину. И давай по тайникам шарить и страницы Книг себе переписывать. Смысл-то в этом какой? Больше власти, больше могущества? Ну и для чего? Богами ведь вам при любом раскладе не стать, даже если вы друг друга полностью поубиваете. Нет, не понимаю.

-Не знаю, Господин. Это началось до меня, и так было всегда, Господин.

-Всегда.... Ну, я вот оборотней понимаю, у них это в природе заложено — больше стая, больше власти, больше самок. Животный инстинкт выживания. Вампиры для меня тоже не загадка. Чем кровосос могущественней, тем больше шансов, что его не прикончат, и он по-прежнему будет не жить. Хотя для чего вампиру не жизнь? Но здесь с мозговой активностью проблема, нежить, она нежить и есть. Ящеры... А ведь я почти забыл об ящерах! — Роговец размахнулся и швырнул дверную петлю в траву — Ладно, с ящерами тоже все ясно. Свое родное болото они просрали, запоганили весь свой Мир, экспериментаторы зубастые, а у нас им без Силы от жертв не выжить. А другие? Серые и демоны? Они то, что делят? У каждого своя делянка, свое стадо, свои овцы. А овец на Земле уже более шести миллиардов! Ну, ведь всем же за глаза хватит!

-Если ты слаб, то ты жертва и недостоин существования. Это их жизненный принцип, Господин. Их кредо. Может быть, мы просто берем с них пример?

-Кредо! — Роговец хмыкнул, потер небритый подбородок — Надо же! У изгнанных ангелов и выпнутых из своих миров демонов, есть свое кредо! Нашли себе мир, где из себя высших существ корчат, иммигранты хреновы! А боги наши куда смотрят? Купили их всех что ли?

-А вы, Господин?

-В смысле? Ты что хочешь этим сказать, Первый?! — Роговец развернулся всем телом к колдуну, глаза его засветились расплавленным золотом, воздух вокруг них ощутимо похолодел и налился нехорошей темнотой — Поясни свои слова!

-Вы же тоже бог, Господин — колдун не изменил позы, отвечая, только ощутимо напрягся, продолжая медленно и осторожно говорить — Вы бессмертные, Господин. Только при мне возрождаетесь в пятый раз. Из пепла, из кровавого месива, где непонятно что и где. Вы, Господин, получаете Силу от тех, кто поверил вам и даровал вам Право на Возмездие. Вы могущественны. Вам даже уже молятся, Господин, сами не зная кому молитвы возносят. Да, у вас нет своего храма и своего алтаря, все еще нет Своего Места, но и у всех богов в Начале не было ничего. Почему же вы тоже только смотрите, Господин?!

Колдун замолчал. Роговец тоже хранил молчание. Из его глаз постепенно исчез золотой отблеск, воздух вокруг потеплел и потерял темный окрас.

-А ты сильно изменился, Первый. Смелый стал. Я бы даже сказал, ты стал дерзким, Первый.

-Слуги Господина — его отражение, Господин. Даже ваш Второй очень изменился, Господин. Он уже не прежний дикий пастух из аула. Вы меняетесь, меняемся и мы, Господин.

-Ну-ну.... А вот насчет моей божественности ты не прав, Степан. Мое бессмертие это дар мне от кого-то или от чего-то. Или, точнее, такой вот аванс. Или кредит. Это мне точно известно, нужен я для чего-то кому-то. А вот кто я на самом деле...

Роговец не закончил фразу, прервал сам себя и замер неподвижно, обратившись взглядом к бескрайнему синему небу.

Полиция, прокуроры, король бизнеса и никакой капусты.

-Улица Коммунаров, дом сто тридцать два. Улица Коммунаров, дом сто тридцать два. Квартира двадцать семь. Квартира двадцать семь. Входной двадцать пять. Двадцать пять. Семейная ссора. Как принял? Да, вызов от соседей. Да. Давай. Сам туда. Слушай, а тот спиннинг.... Да ну, блин!

-Кощиенко! Ты офигел?

-Кишинев, как принял? Конец связи! Виноват, товарищ майор!

-Угу, то, что виноват, это ты правильно сказал. Слушай, может мне это в рапорте отразить, а? Не надо? Тогда так, фанат рыбалки, слушай меня внимательно и вникай. Салимов Анвар Георгиевич. Вызов у него ко мне на пятнадцать ноль ноль, понял? Хорошо. Он появился, повестку показал, ты на него глаза вытаращил и в журнал зарылся, мне позвонил, уточнил, время потянул, конвойного вызвал и ко мне отправил. Делаешь все медленно и с серьезным лицом на физиономии. Ясно, Кощиенко? Что не ясно?!

Майор Щукин хлопнул ручкой по стопке 'квитков' о принятии заявлений.

-Так он же, как свидетель вызывается, этот, Салимов?

-И что, что свидетель? Вначале свидетель, а потом, раз и подозреваемый. Делай, как я говорю, и не забивай себе голову кто он и что он. Все понял?

-Так точно, товарищ майор!

-Ну, вот и молодцом. И заканчивай эфир разной личной шнягой забивать!

-Слушаюсь, товарищ майор!

Щукин еще немного понависал над старшим сержантом, для закрепления материала и вышел из дежурной части. Посмотрел в строну лестничного марша на второй этаж, оглянулся на дверь в дежурную часть, чуть подумав, вышел на крыльцо, прошел по натоптанной тропинке к беседке на углу. Сел на лавку, легко махнув ладонью по деревянной поверхности, закурил.

Итак, Салимов Анвар Георгиевич. Двадцать три года, уроженец села Мартхой, республики Дагестан. Холост, не судим, ни в чем не замечен, большой любитель вольной борьбы, спонсор разных молодежных стартапов и неумело начинающий меценат. Зато успешный частный предприниматель, руководитель АЗО 'Свет и К' с годовым оборотом в более миллиарда рублями. И он же один из учредителей благотворительного фонда с необычным названием 'Возмещение ущерба', где значится его генеральным директором.

Не пьет, не курит, в ресторанах и ночных клубах не зависает, ездит на обычной пятой 'Мазде'. Нет у него ни кучи любовниц, не разбрасывает он крупные купюры в сторону стриптизерш, не ездит каждую неделю на Сейшелы и прочие Гоа.

Нет у него и громкоголосой кучи смуглых и бородатых родственников, разных двоюродно-троюродных братьев, дядь и племянников в близком окружении. Наоборот, отношения с местной диаспорой дагестанцев, не то чтобы неприязненные, но весьма и весьма прохладные. Вплоть до вышвыривания его охранной из офиса, где-то с месяц назад, какого-то крикливого и наглого земляка.

Очень и очень странный гражданин. Ну, было бы ему лет за пятьдесят, более-мене все понятно, но ему-то всего двадцать три!

У него гормоны должны башню сносить, кровь горячить, заставляя танцевать под выстрелы из травматического пистолета лезгинку и ездить на красный свет на пятой 'бехе' или двухсотом 'кукурузере', но никак не передвигаться на бюджетном седане! А самое странное, что не проглядывается за его спиной никакой влиятельной фигуры или группировки. Выглядит так, что он явился в город из своего зачуханного села, полтора года назад выкупил обанкротившееся предприятие по изготовлению пластиковых окон и сразу же раскрутился, вырос, словно гриб-поганка после дождя.

Производство пластиковых окон и дверей, строительная фирма с огромным автопарком спецтехники, куча выигранных тендеров на разные дальние и не очень автоперевозки и стройки, пекарни, пиццерии и своя охранная фирма, с которой есть некоторые интересные странности.

С виду все как у всех. Пафосное название 'Гранд-цербер', все необходимые лицензии, стандартная форма деятельности и стандартная форма охранников, вроде бы все как у людей, за исключением того, что почти девяносто пять процентов работников охранной организации не местные, а из соседнего Н-ска. Переезд, устройство на работу без испытательного срока, потом ипотека на коттедж с пятидесяти процентной оплатой от организации и Лада Х-рей в кредит, где опять же половину взноса оплачивает контора. А взносы немалые, почти половина стоимости автомобиля. Вроде бы все ясно, таким образом обеспечивается максимальная лояльность сотрудников охранного агентства, но есть одно но.

Вот зачем такие сложности и почему не местный контингент? Ну не добыча же алмазов. Еще и состав интересный — почти все военные в отставке. Разный спецназ, ГРУшники, войсковая разведка и только малая доля бывших сотрудников МВД, опять же в только из СОБРа и ОМОНа. И объединяет их всех общая неразговорчивость, неестественная дисциплинированность, избыточная тяга к спорту и компактное проживание в одном месте. Словно все они прошли отбор по неким параметрам. Еще они все как один охотники, с двумя-тремя единицами нарезного и гладкоствольного оружия в домашних ружейных шкафах. А где тут и на кого охотиться? Нет рядом с городом никакой приличной дичи. Если только засады на свирепых кротов устраивать или организовывать загонную охоту на кровожадных зайцев. А если все эти факты собрать в воедино, то получается прям маленькая частная армия.

Короче, странно это все и есть еще много других странностей, особенно в плане 'наездов' нехороших людей на бизнес положительного со всех сторон Анвара Георгиевича.

Щукин опустил взгляд на часы — почти три дня, повестка у Салимова на пятнадцать тридцать, пора бы ему и в своем кабинете появиться. Да и сержантский состав уже весь извелся, с нетерпением ожидая, когда страшный и ужасный старший следователь прокуратуры по особо важным делам, майор юстиции Щукин Вячеслав Игоревич, наконец покинет курилку.

-Здравствуйте, Анвар Георгиевич. Давайте ваш пропуск, я сразу отмечу.

-Добрый день, господин следователь. То есть старший следователь, прошу прощения!

-Ничего страшного. Так, держите. Ага. Я вас от важных дел не отвлек, Анвар Георгиевич? Нет? Ну и замечательно! Хочу задать вам пару вопросов...

Щукин потянул паузу, переложил с места на места пару листов бумаги, сделал почеркушку в ежедневнике, задумчиво покрутил ручку в пальцах, пристально, почти не мигая, уставившись на Салимова.

Салимов, в светлом костюме, спокойно и доброжелательно смотрел на него. Крупные кисти рук сложил друг на друга в районе живота, айфон, последней, самой дорогой модели, демонстративно отключил и положил в карман пиджака.

Ладно, не получилось. Не сработало.

-Хочу вас спросить, Анвар Георгиевич, вы, случайно, больше не встречались с гражданами — Щукин перевернул на лицевую сторону лист с выписанными на нем фамилиями — Ачваридзе, Боевым, Сукматуевым, Лещенко, Роговец и Ноздриным.

-Нет, более я с ними не встречался. Даже случайно.

-И вы не имеете никакой информации об их сегодняшнем местонахождении?

-Нет, не имею. Абсолютно никакой. Вопрос с моей стороны, к вам, Вячеслав Игоревич. А почему и с чего вы решили, что я должен, что-либо знать об их местонахождении? Или вопросы здесь задаете только вы?

Салимов широко улыбнулся и, чуть изменив позу, поменял положение ног. Задранная вверх подошва его туфли нагло уставилась на Щукина лейблом известного бренда.

-Ну что вы, Анвар Георгиевич! Мы же с вами просто беседуем. Родственники названых граждан сильно волнуются и очень переживают. Ведь после встречи с вами, эти граждане по месту жительства и работы более не появлялись. А у Боева и Ноздрина малолетние дети. У Ачваридзе мать не ходящая.

-Мои сочувствия родственникам. Значит, вы говорите, все они пропали после встречи со мной? То есть, вы хотите сказать, что эти люди исчезли сразу же, как покинули мой кабинет?

-Нет, этого я сказать не хочу. Роговец, Лещенко и Боев пропали через два дня после встречи с вами. Машину Ачваридзе, в которой, согласно записям стационарных видеокамер, находился и Ноздрин, нашли пустую на трассе через три дня после того, как они оба ушли от вас.

-И что? Вы меня в чем-то подозреваете?

-Нет, пока. Но, согласитесь, очень странно получается, Анвар Георгиевич. К вам приходят представители Солинской ОПГ, затем люди из окружения Тупнина... — Щукин останавливающе поднял ладонь вверх — Позвольте, я закончу, Анвар Георгиевич? Спасибо. Вы с ними общаетесь на предмет, как вы сказали следователю Исопчуку, их 'трудоустройства сотрудниками охранного предприятия', они вам не подходят, люди уходят и вскоре исчезают. А гражданин Тупнин выпадает из окна собственной квартиры на одиннадцатом этаже. Абсолютно здоровый мужик, полутяж, чемпион среди ветеранов, успешный бизнесмен, у которого полгода назад родился сын, в котором он души не чаял. И вдруг в окно! Солин же неожиданно резко заболевает и уезжает в Израиль на лечение от язвы желудка. Это-то вегетарианец, который из-за своей необычной диеты заработал кличку Гитлер? Вы не находите, что все это очень, и очень странно?

-Нет, не нахожу. Стечение обстоятельств. Или вы предполагаете, что я как-то тут замешан? Особенно в болезни вегетарианца Солина?

-Нет, что вы, Анвар Георгиевич, разумеется, вы тут никак не замешаны. Вас рядом ни с Солиным, ни Тупининым не видели, вы с ними вроде бы, даже незнакомы. Но повторюсь — странно все это, очень странно, Анвар Георгиевич. Все ведь завязано на вас — к вам приходят бойцы Солина и Тупинина и, скорее всего, вам угрожают, а не просят их трудоустроить, а потом они исчезают, а их боссы заболевают и выпрыгивают из окон.

-Выпрыгивают?

-Тупинин был найден на расстоянии девяти метров от стены своего дома. То есть, если бы он просто выпал, упал бы на асфальт перед подъездом. А тут, такое впечатление, что он выпрыгнул в окно с разбега. Или его туда выкинули.

-Но если бы его выкинули, то, как у вас говорят, должны быть следы борьбы. А, насколько мне известно, этого не обнаружено.

-Интересовались ходом расследования?

-Задал пару вопросов своим знакомым.

-И кому же, если не секрет?

-Овсянникову Илье Игоревичу.

-Нашему районному прокурору?

-Да.

Щукин хмыкнул, повертел в руках ручку:

-Что ж, Анвар Георгиевич, более не смею вас задерживать.

-Прощайте, Вячеслав Игоревич.

-До встречи, Анвар Георгиевич.

Когда за Салимовым закрылась дверь, Щукин прошелся по кабинету, открыл фрамугу окна, в несколько долгих затяжек высмолил сигарету, натыкал на экране смарта список абонентов, нажал вызов:

-Витя, привет! Как сам? А Лида вернулась уже? Ага. Да так, помаленьку. На рыбалку не собираешься? Угу. Все там же? Я тогда подъеду, поговорить бы надо. Нет, не по телефону. Да. Ну, если не забуду, то привезу. Все, давай, до встречи!

-Нет, ты мне четко и ясно скажи, Слава, зачем и почему я должен давать тебе санкцию на прослушку? На каком основании я должен подставиться, случись что, под проверку? Он, этот Салимов, у тебя по какому делу подозреваемым идет? Никакому! Есть какие-то улики? Нет у тебя никаких улик на него! А твое чутье, Слава, у меня уже в печенках сидит! Слава, тебе еще раз напомнить о деле Утемова, после которого я полгода объяснял Генеральному прокурору, что не идиот, а просто страдаю излишним рвением? Тогда тоже было твое суперчутье!

-Витя, да не ори ты так, всю рыбу распугаешь.

-Не ори?! Рыбу?! Слава, а мне что, шепотом тебе объяснять, что закончились те времена и теперь на каждое мое телодвижение, да даже на простой чих, мне нужна куча правильно оформленных бумажек! Мне, Слава, до следующего звания осталось ровно полтора года! И если это тебе абсолютно наплевать на карьеру, так и уйдешь в отставку вшивым майором, то я очень хочу к двум звездам добавить третью! Тебе это понятно? Или мне как-то по-другому тебе объяснить? Проверка всей твоей деятельности, как думаешь, поможет? Какой у тебя, Слава, процент раскрываемости?

-Нормальный у меня процент, Вить, сам же знаешь. И никакую проверку ты на меня не спустишь, так как я нажалуюсь Лидке-стрекозе, что ее муж вновь обижает бесконечно любимого ею младшего братика. Давно на диване в гостиной не ночевал, а, Вить?

Прокурор города, подполковник юстиции второго ранга, Мелехов Виктор Геннадьевич, недовольно засопел, шумно порылся в коробке с мормышками и неприязненно покосился на Щукина:

-А это, Слава, статья двести девяносто девятая, до пяти лет и сюда вполне и восемнадцатую, как злостный рецидив, можно притянуть. Поэтому, я сейчас тебя утоплю, вот в этом бочаге и мне за это ничего не будет! Достал ты меня, Слава! По самое не могу, достал! Не дам я тебе санкцию!

-Дашь, Витя, дашь. Вот прямо завтра и дашь. На все дашь — на прослушку, наружное наблюдение, перлюстрацию корреспонденции. На все... — Щукин вытянул из пачки, невесть уже которую по счету сигарету, продолжил неторопливо, не обращая внимания на возмущённый взгляд прокурора — А почему дашь, я тебе сейчас объясню. Только ты меня не перебивай, рыбачь себе и слушай внимательно.

Щукин сделал пару затяжек, сплюнул накопившуюся горечь:

-В апреле того года ЗАО 'Свет и К', владельцем которого является наш Салимов, получило жирный транш от одного крупного московского банка. В июне была вторая проводка также впечатляющей суммы денег уже от другого московского банка, рангом намного покруче первого. В составе учредителей обоих банков состоит один и тот же человек, фамилию которого я произносить не буду, ты, Вить, и так понял, о ком именно я говорю.

Щукин затоптал окурок, несколько раз с силой провел по земле, растирая пепел.

-Далее, в октябре, из окружения губернатора наша налоговая и бодрые экологи, вкупе с пожарниками, получили недвусмысленный намек оставить в покое все тоже ЗАО 'Свет и К' и более не мешать работать. А перед этим намеком, супруга губернатора посетила наш город ну, и заодно офис благотворительного фонда 'Возмещение ущерба', где Салимов значится гендиректором. Нашли они ей какую-то дальнюю родственницу, жертву коварного обмана и несчастной любви. В Сербии, в публичном доме. Нашли без оперативно-розыскных мероприятий, разных запросов и обращения в базы Интерпола. Просто сказали на следующий день, где она находится и дали адрес этого заведения с названием улицы, номерами дома и комнаты. Звоночек звонкий такой, не находишь? Ага, согласен, так не бывает. И ты себе, Вить, напротив таких сыщиков себе галочку поставь, как и я. Но вернемся к первой ляди нашего края.

Супруга губернатора осталось фондом очень довольной, а перед 'Светом и К' везде зажегся зеленый свет и пролился золотой дождь из выигранных тендеров. Но это все так, в нашей стране бывает, я о другом продолжу говорить. В их охранной фирме 'Гранд-цербер' работают только выходцы из Н-ска, наших, местных, там всего пять человек. И все пятеро не наши, а бывшие вояки, получившие квартиры в нашем городе по программе 'Жилье офицерам', которую опять же курирует наш губернатор.

Тебе надо напоминать, чьи ставленники мэр Н-ска и наш губернатор, и из какого города родом эти 'варяги'? Угу, не надо. Тогда ты, Слав, ведь помнишь и об двух наших конторах, которые недавно поменяли хозяев на представителей столицы нашей страны? И все пропавшие, наши, родные местные бандюганы. А вот булатовские, к Салимову не суются, словно и нет его для них. А чьи они, эти булатовские, ты ведь тоже помнишь? Что, интересная картинка складывается, господин прокурор города? Ты, Слав, в таком вот разрезе, все еще уверен в гарантированном получении своей третьей звёздочки?

-Так, Слава, хватит. Погоди говорить, дай подумать.... И сигарету дай.

-Витя, ты же год как бросил! Ну, надо оно тебе?!

-Дай, я тебе сказал!

Прокурор города несколько минут разминал сигарету, почти наполовину высыпав табак на траву, резко чиркнул зажигалкой, сделал короткую затяжку, протер заслезившийся от дыма глаза и выкинул окурок в воду.

-Передел, Слава?

-Да не знаю я, Вить! Но тянет... Тухлым от всего этого тянет, Вить.

-Точно передел.... Так, завтра рапорт мне на стол, основания и прочую сопроводиловку. Получишь ты свою санкцию.

Трое на даче и неудачные занятия рунной магией.

-А я вам повторю, мой любезный Второй, что нам крайне, я вам это прямо заявляю, крайне и весьма необходима Книга! Любая Книга! Даже всего из трех страниц. Просто жизненно необходима! Хватит Господину бродить впотьмах и все проверять на себе! И еще нам нужны Младшие! Знающие, посвященные, природные, нам нужны любые! В нашем деле, Второй, кадры решают все! А у нас ни кадров, ни Книги! Вот какой мы столп для нашего Господина? Второй, я тебя спрашиваю, какой мы столп? А какая из нас свита для Господина? Ни-ка-кая!

Первый Господина, он же Оленев Андрей Игоревич, он же Степан Епифанович Кольцо и он же Горуштан Стоун, белый колдун и дипломированный экстрасенс сокрушенно взмахнул руками и ухватился за бутылку с коньяком. С ненавистью обозрел со всех сторон упаковочную пленку на пробке и испепелил ее, плотно обхватив ладонью.

-Слушай, Игоревич — Анвар помахал ладонью перед лицом, отгоняя едкий дымок — Ты бы не полиэтилен тут на бутылках жег, а пояснил бы, что подразумеваешь под определением 'столп'. И заканчивай изображать тут из себя недоделанного Иосифа Виссарионовича, вон и трубка у тебя уже давно погасла. 'Кадры решают все!'. Разве мало у нас кадров? Абсолютно все сотрудники, всех наших фирм и фонда, все как один дали Клятву Верности. И готовы они на все и ко всему. Ты же сам составлял ритуал и правила. И что сейчас не так-то, Андрей Игоревич? И заканчивай называть меня Вторым, у меня имя есть. Знаешь, Первый, у меня есть такое четкое впечатление, что это доставляет тебе какое-то извращенное удовольствие.

-И вовсе не извращенное, Анвар, но да, доставляет. Не буду скрывать. Давшие же Клятву, это всего лишь мясо. Многочисленное, не спорю, но нам же надо не укрепрайоны штурмовать, а занять свое место в обществе. И твои боевики в этом нам не помощники. Свою же патетичную речь и ее причины, я вам сейчас разъясню, мною всемерно уважаемый Второй.

Первый усмехнулся в недавно отращенные усы и принялся неторопливо раскуривать погасшую трубку.

Анвар демонстративно вздохнул и приготовился терпеливо ждать. В принципе, подождать, когда Первый закончит играться в Вождя Народов и пояснит свое нервозное поведение, стоило. Он, Первый, со дня их первой встречи, очень сильно изменился. Исчез трясущийся старикашка, а вместо него появился уверенный в себе мужчина в возрасте, очень напоминавший поведением и внешним видом легендарного товарища Сталина. Он даже пошил себе френч и начал курить трубку с бесчисленными фильтрами очистки в мундштуке. Резко поумнел и оказался способен на взвешенные, разумные поступки и неординарные идеи. И теперь совершенно не напоминал того жалкого колдунишку, который имел какое-то там Право и величал себя Белым колдуном.

Впрочем, Анвар мысленно улыбнулся, они оба невероятно сильно изменились. Вот кто он, Анвар, был и кем он стал, после встречи с Господином, а?! Человеком он стал и каким человеком, а! Уважаемым человеком!

-Анвар, Анвар! Второй, ты меня, вообще, слышишь?

-Извини, Первый, задумался — Анвар извиняющееся развел руками — Я вспоминал, какими мы были до встречи с Господином.

-Да? Гм-м.... Да, это стоит помнить, Анвар. И никогда не забывать — Оленев задумчиво покрутил в пальцах вновь погасшую трубку — Никогда не забывать. Ладно, я тогда сначала начну.

-Если ты помнишь, Анвар, нашего Господина пригласили на осенний Сбор Сильных. То, что о нем узнали, это неудивительно — такие выбросы сырой Силы не заметить невозможно. И тут возникает один вопрос — с кем на Сбор явится наш Господин? С нами двумя? Не спорю, мы стали сильны, благодаря Силе нашего Господина, которой он с нами делится, но таких как мы, в свитах других Сильных десятки! А нас всего двое! И ладно бы мы были сильны как одни из старшей Ступени, но мы-то уровень Средней еле-еле тянем! Это к разговору о свите Господина, Анвар.

-Хочешь сказать, что Господину нужны Третьи, Четвертые, Пятые и так далее?

-Нужны, Анвар, очень нужны. Это статус, это сила, это столпы. А кроме них, Господину нужны Приближенные и Посвященные. И еще нам нужны женщины. Инь и Янь, Анвар, Инь и Янь. Свет и Тьма, понимаешь? А мы... Мы однобоки, Анвар! Только лишь Инь и только лишь Свет!

-Ну, ты у нас вполне сойдешь за ... — Анвар не закончил начатую фразу, поймав ненавидящий взгляд Первого — Прости, что-то я как-то.... Извини, короче, Андрей Игоревич, прости, язык я распустил.

-Это была последняя ошибка с моей стороны и подлый обман с другой. И тот, кто меня обманул, ответит за это полной мерой. Он очень об этом пожалеет, Анвар.

Первый несколько минут сидел, невидяще уставившись в стену и беззвучно шевеля губами, а Анвар вновь терпеливо ждал. Сделал глупость — расплачивайся.

-Так! Да, так будет нагляднее!

Первый вскочил на ноги и стремительно исчез в коридоре по направлению к столовой. Чем-то там грохнул, невнятно выругался, появился с двумя табуретами в руках. Обычными, из металлических трубок и с кожзамом на сиденьях. С размаху швырнул один на пол, второй покрутил в руках, напрягся, поочередно отломил две ножки.

-Смотри, Анвар, это мы!

Первый установил изуродованный табурет на пол, прихлопнул его сверху ладонью, покачал и торжествующе посмотрел на Анвара:

-Все, понял, Второй?

-Что тут непонятного, Андрей Игоревич? Система неустойчива.

-Верно, Анвар, совершенно верно! А теперь?!

Первый отломил ножки от второго табурета, подкатил ногой пару от первого, установил все их под сиденьем, торжествующе уселся сверху:

-Ну как? Устойчива система?

Анвар обошел первого по кругу, толкнул в плечо, потянул за рукав.

-То есть, я правильно понимаю, Игоревич, что чем больше у Господина опор, то есть столпов, тем меньше возможности его свалить? Ну, врагам там, недругам разным. Как я понимаю, там, у этих Сильных, грызня не затихает? Режут друг друга днем и ночью, развоплощают регулярно?

-Да, Анвар, все верно! Сила одна, а потребителей излишне много. Поэтому нам нужна пирамида, самая обыкновенная пирамида! И чем шире основание, то есть, чем больше внизу, тем сильнее верхушка. Ну и мы с тобой, Второй, станем соответственно сильнее. Более могущественнее, более знающие. Связь то двусторонняя! Все, что знают, все, чем владеют и все, что умеют низшие, полностью доступно нам. Целиком и без купюр!

Первый встал с табурета, широко раскинул руки, словно пытался объять необъятное:

-Все что их — наше! Знание языков, медиативные практики, различные нужные и ненужные навыки, такие как умение водить машину, сверлить стены, стрелять, бить всех руками и ногами. Ну, тебе это и так ясно, твои вояки звери еще те! Все это, представь себе, Анвар, консолидируется, сплавляется, а потом, когда набрана критическая масса и количество переходит в качество — бум! И мы с тобой, почти что Свободные Духи! Представь, Анвар, это же какая сила, какая мощь! Это такой, такой Бум!

И словно подтверждая слова Первого, пол под его ногами дрогнул, прокатился ледяной волной, сбивая с ног, ломая и круша мебель, взрывая половицы бесчисленными щепами. Стены комнаты потекли расплавленным воском, дверные и оконные проемы вспучились радужными пузырями, лопаясь раскаленными каплями стекла, металла, пластмассы. Все, что могло гореть вспыхнуло, жгучее пламя лизнуло жадными языками края Сферы Атарка, в которой сиамскими близнецами застыли Первый со Вторым и, исчезли. Изуродованная поверхность пола в дальнем углу комнаты вспучилась горбом, разверзаясь бездонной воронкой, а из беспросветной темноты появилась слепо шарящая перед собой изуродованная и обожженная рука. Нащупала край, подтянулась и, напрягая лопающиеся мышцы и жилы, вышвырнула из темноты фигуру в корке запекшейся крови.

Живой мертвец встал, неуверенно покачиваясь на ноги, слепо повел головой из стороны в сторону. Сожженное лицо сплавленными веками замерло напротив Сферы, лопнуло кривой линией рта:

-Живы?

-Да, Господин. С нами все в порядке, Господин, не беспокойтесь.

-А я вот не очень. Опять.

Гротескная фигура человека толкнула ногой остатки дивана, бессильно опустилась на обломок спинки, провела целой рукой по лицу, сметая струпья и обнажая розовую младенческую кожу. На месте отсутствующей левой руки вспух кровавый пузырь, истекая белесыми зачатками костей и бледной синевой формирующихся вен. Анвар невольно сглотнул. Сколько раз он уже видел, как Господин возрождается буквально из ошметков разорванного, сожженного или раздробленного тела, но никак не мог воспринимать это спокойно.

-Как я понимаю, Анвар, очередная дача опять под снос?

-Да, мой Господин. Но вам не стоит беспокоиться о таких мелочах, мой Господин.

Анвар припал на одно колено и склонил голову вниз.

-Завязывай, Анвар. Говоришь как Степан, ведешь себя как Степан. Я, скоро, вас так и различать перестану. И усы не вздумай отращивать, мне и одного таракана хватает.

Первый, так же стоя на одном колене, взволнованным голосом спросил, не поднимая головы:

-Рунная мельница, Господин? Она цела, Господин?

-Нет больше мельницы, Степан. Не подружилась вторая структурная атта с первой руной. Феох сломал Копье, сжег ноутбук, разрушил мельницу и дачу. Ну и мне, как видите, цифры вы мои, досталось. Впрочем, этот вариант так же нерабочий.

-Если Господин все таки решит сказать нам, что именно он ищет, то возмож..

-Нет. Это не ваше. И не вам это искать! Все ясно?!

Роговец зло сплюнул на остатки половиц осколки зубов, провел языком по заживающим губам, хищно оскалился:

-Короче, Первый, у кого мы будем отбирать Книгу? Есть достойные кандидатуры? А то, это вот все — Роговец раздраженно обвел рукой развалины — Мне уже как-то поднадоело, да и не Феникс я, в конце концов. Честно, вот задолбался я уже возрождаться каждый раз после неудачного эксперимента.

Брюнетка, блондинка, химеры, кадавры и термос с кофе в багажнике.

Первый круг охраны они прошли легко и непринужденно. Туповатые химеры глухо порыкивали, шумно выдыхая втянутый воздух и возбужденно переступали с лапы на лапу, не видя их и не чувствуя, но звериным чутьем ощущая присутствие чужаков. О кадаврах и упоминать не стоило. Скользя прозрачными тенями, ловко обогнули истуканов, глуша сторожевые амулеты мобильным Пологом. Анис еле удержалось, чтобы не щелкнуть по лбу одного из них, самого здорового, с четырьмя руками. Дальше было чуть сложнее. Хрустальные нити в длинном коридоре пришлось аккуратно разрезать почти в пяти местах, а Поющий пол отнял у них почти целых десять минут.

-Отставание шесть минут.

-Резерв?

Алиса чуть задумалась, забавно морща лоб и сдувая непослушную челку:

-Минуты две, не больше, сестра.

-Это плохо.

-Да уж ничего хорошего. Если у него еще один Поющий пол за дверью, то боюсь, нам придется уходить, сестра.

-Да счас! Нам долг отдавать через два дня! Никаких уходить, сестра!

Анис осторожно переместилась к двери, еле касаясь кончиками пальцев, провела понизу и вверх, вбок, обвела дверную ручку.

-Чисто.

-Подожди, я жука достану. Предчувствие нехорошее.

Алиса опасливо, чтобы даже на мгновение не коснуться непрерывно дрожащего фиолетового марева на стене, раскрыла минибокс на плечевой сбруе, вытянула прозрачное тельце насекомовидной твари. Положила на ладонь, аккуратно поднесла к двери. Тварь шевельнула стрекалами, мерзко скрежетнула хитином надкрыльев и окрасилась в глубокий черный цвет. Потом в синий. Белый. Красный. Фиолет.

-Демоны Разлома! Этот параноик поставил тут Полотно Хаоса! Все, сестра, уходим!

-Подожди, Алиска. Не мог он растянуть полотно на весь дом, силы не хватит. Тут явно сеть, а ее узлы мы с тобой умеем разрушать. Дай мне минуту.

Анис отшагнула назад, плавно поворачивая головой из стороны в сторону, осмотрела стену, полуприкрыв глаза. 'Кошачий взгляд' ей всегда удавался на 'отлично', и вскоре на стене проявились маленькими злыми звездочками фиксирующие узлы сети.

-Есть, сестренка! Говорила же — силы ему на все Полотно не хватит!

-Согласен с вами, дамы. Держать Полотно по всему внутреннему периметру дома сможет только Серый или Свободный Дух. А я, увы, лишь Средний. Но знаете, этот недостаток прекрасно исправляют обычные видеокамеры и датчики движения. Вы, кстати, зачем ко мне явились? По-прежнему ищите Ножи Гнева или Фишер так и не отменил свой заказ?

Но вопрос мужчины в костюме кремового цвета, прозвучал уже в пустоту. Две стремительные изящные фигурки сорвались с места еще в середине его монолога и сейчас ловко уклонялись от кривых когтей на лапах кадавров. Пока ловко. Несмотря на внешнюю неуклюжесть, твари с бугристой шкурой медленно, но верно, теснили в угол просторного холла противниц. Неуклонно зажимали, лишали пространства для маневра. Бесстрашно принимали на плотную шкуру еле видимые из-за скорости нанесения ударов росчерки клинков из лунной стали, теряли куски тела, конечности, но свою задачу выполняли — задерживали, не давали пробиться к выходу. А там уже подвывали, роняя пену с клыков, сбившиеся в один рычащий яростный клубок химеры.

-Осс тари пак!

Звонкий девичий голос выкрикнул странную фразу, и холл дома залил ослепительный свет. И тут же другой девичий голос, более звонкий, из-за явного страха, наверное, выкрикнул другую:

-Улолом нойт!

И непроницаемый полог тьмы рухнул на свет, поглощая все и всех.

-Неплохо, сучки, неплохо. И довольно умно. Отличная работа в паре. Зачет.

Мужчина в костюме желчно усмехнулся и, сделав два шага вперед, напрягся, раздувая грудь, и щелкнул пальцами одновременно с сильным выдохом и гортанным выкриком:

-Гросс рарс-с!

Холодный поток воздуха промчался от мужчины по холлу, снося с ног еле шевелящихся кадавров, и впечатывая в стену две девичьи фигурки, смешивая их в неопрятный ком с костистыми телами ворвавшимися в дом химер.

-Вот так-то лучше будет, а то Свет Дня, Синяя тьма, следом Пыльная буря, а мне потом полдома ремонтировать!

Мужчина смахнул несуществующую пылинку с плеча, и неторопливо направился к беспомощным пленницам, на ходу доставая из кармана телефон. Но к уху донести его не успел. Посередине его лба распустился кроваво-алый цветок, а затылочная кость мелким крошевом вперемешку с мозгами выплеснулась на итальянский паркет. Потом в холле почти непрерывной чередой хлопнули одна за другой светошумовые гранаты. Черные, массивные и угловатые тени, лавиной ворвались в разломанный дверной проем и сразу же гулко ударили по ушами многочисленные выстрелы из дробовиков.

-Холл чисто!

-Левая комната чисто! Коридор чисто! Колдун контроль!

Два ствола ударили снопами картечи в неподвижно лежащее тело в костюме. Потом еще раз. И словно этого мало, один из угловатых и массивных выхватил из ножен тесак и одним взмахом отрубил изуродованному трупу голову.

-Голова плюс! Контроль полный!

-Принял! Первая тройка, на вас ведьмы! Ползуна вперед, потом пакуйте! В подвал не лезем, парни, все ждем Второго!

-Принял! Принял! Принял!

Двое темных мгновенно оказались рядом с ошеломленными девушками и уперли стволы дробовиков в них, точно в область сердца. Сильно, больно, вжимая холодной сталью и так избитые тела в покореженный паркет, ударами ботинок выбили Лунные клинки из ладоней.

Алиса и Анис ошеломленно перевели взгляд с угловатых и массивных на друг друга. В ушах все еще гудели непрерывным набатом взрывы гранат, выстрелы из дробовиков, а в глазах плавали бесчисленные звездочки, пылинки и прочие искринки, мешая в подробностях разглядеть неожиданных спасителей. Так что адекватно воспринять данную реальность девушкам было несколько трудновато.

-Вы из ФСБ? — пискнула Анис и смущенно замолчала, настолько испуганно и растерянно прозвучал ее вопрос.

-Мы из МЧС, девоньки. Котят вот, спасаем.

Один из угловатых, расстегивающий хромированные зажимы на длинном тубусе, громко хмыкнул под непрозрачным забралом шлема и, чуть отклонившись в сторону, направил раструб футляра на ведьм.

-Без обид, девчонки. Работа такая.

Что-то мутное, туманное и неимоверно липкое прыгнуло прямо в лицо Анис, и сразу же наступила темнота. Глухая, слепая, плотная, сонная, уютная.

-Ну что, Степан, думаю, наши парни отработали на пять с кучей плюсов.

-Периметр на третьем охранном круге они не очень чисто прошли, Сергеич. Две сработки и у нас пять камней в пыль. Из них два изумруда. Хорошие были камни, теплые.

Первый вытащил из кармана трубку, кисет с табаком и занялся кропотливым процессом ее набивания.

-Ничего, Степан, камни нам еще принесут. Мы же фонд закрывать не собираемся в ближайшее время.

Первый пожал плечами и неприкрыто поморщился. Поиск многочисленных 'потеряшек', сбежавших невест, других вольных и невольных пропаданцев, а так же 'объектов возмездия', давался ему в последнее время не так уж и легко и всегда стоил крови. От жалких двух-трех граммов до почти литра в особо сложных случаях. Да и обновление 'закладок' в головах инвесторов, кредиторов и прочих нужных низших отнимало немало сил.

-Степан, кстати, а кто первый догадался делать разовые артефакты из драгоценных камней, которые долго контактировали с телом человека? Магистр или Испанец? Или кто-то третий? Некий неизвестный гений?

-Никто не знает, Сергеич. Первым их использовал Испанец, а описал процесс изготовления в своей Книге Магистр. А ведьм, надо бы обязательно через Клятву провести.

-А что не оцифровать?

-Можно и оцифровать. Даже очень советую это, Сергеич.

-Уверен в этом, Первый?

-Моя жизнь — залог моей уверенности, мой Господин! Я давно их знаю, хорошие девочки. Сильные ведьмы. Молоды и неопытные еще, разумеется, но эти недостатки исправляются быстро.

Первый всегда умел точно угадать, когда можно и нужно говорить Сергеич, а когда только 'мой Господин'. Господин был великолепным Господином. Не тираном, не садистом, ни снобом или жадной до Силы мразью, но вот нарушение иерархии ни под каким видом не терпел, сразу карал. Был у него такой пунктик. И это правильно, он Господин, а они Его слуги.

Роговец чуть повозился, меняя позу, коснулся носками туфель земли. До термоса с кофе в багажнике тянуться было не очень удобно, да и левая нога стала затекать. Вот тоже вещь в себе — он давно уже не человек, а телу плевать на это. И чешется, и затекает и судорогой иногда голеностоп сводит. А выбитое в детстве колено всегда ноет к дождю.

Роговец пригляделся к мельканию лучей фонарей в темноте дома, коротким злым вспышкам лилового пламени.

-А не рано ли мы Анвара к самостоятельной работе допустили, а, Степан?

-Все равно когда-то ему надо было начинать, Сергеич. А насчет предъяв ты не беспокойся, всем наплевать. Сильный всегда прав, а Хлыст оказался слаб. Да он и не из Ордена и не из Ковена, сам по себе, одиночка. Но умелый. Не очень сильный, но очень много знающий колдун. Был. У него должна быть хорошая Книга. И возможно, что-то еще интересное, ведьмочки же неспроста к нему полезли.

-А ловко они через забор прыгали, а, Степан! Полчаса выжидали, а потом как этот, кунфу-панда, раз и там. И смешно так замирали на месте и по сторонам оглядывались.

-Самая распространённая ошибка нашей братии, Сергеич. Ритуалы вызубрят, заклятия изучат, а про возможности современной техники напрочь забывают. Хлыст так их и заметил, за счет датчиков движения и инфракрасных камер. И ни один полог девочкам не помог. Хлуст всегда не терпел шаблоны и замшелые традиции.

-Тогда, может быть, мы поспешили с его ликвидацией? Поговорили бы спокойно, нашли бы точки соприкосновения.

-Нет, мой Господин. Хлыст был по своей сути одиночка, двуногий волк-одиночка. Законченный садист. Почти все его ритуалы основаны на жертвах и Пути боли. И еще у него была неизлечимая мания величия. Не получилось бы с ним общения.

-И зачем мне тогда его Книга, Первый? Ты же прекрасно знаешь, я поднимаюсь не за счет жертв.

-Он убил своего учителя, Господин. А его учитель был Великим. Так что нам нужна Книга его учителя, а не его дописки.

Лежащая рядом с Роговцом рация вдруг моргнула зеленым диодом, из динамика донесся хриплый голос Второго:

-Первый, сообщи Господину — мы вскрыли дверь в подвал.

-Ну, вот и мой выход!

Роговец вскочил на ноги, потянулся всем телом, размял кисти рук.

-Пошли, Первый. Посмотрим, что оставил нам в наследство безвременно почивший колдун Хлыст из средней Ступени.