Глава 5. О вечном

Глава 5. О вечном

Три дня спустя

Изабелла проснулась от душащего ощущения. Словно во сне хотелось закашляться. Разлепила глаза и... Гневно поднялась:

— Хуан, опять?

Хан курил. Разлёгся на подушках и смолил свои чёртовы сигареты (а курит он очень крепкие), выдыхая дым в потолок. Дарт включил под потолком все возможные вытяжки — комнату оглашал их мерный гул — но Хуан курил рядом, и никакая вытяжка не спасёт от дыма её обоняние.

Хуан скривился. От боли, осознания неправоты.

— Прости, Бельчонок. Задумался. Забылся.

— Где ты вообще эту гадость берёшь? — продолжала яриться девушка, впрочем, приходя в себя и успокаиваясь.

— В кармане брюк завалялось полпачки, — отмахнулся Хуан. — Сам не думал, забыл о них. А тут...

— Что, тут? — Бэль играла строгую разъярённую хищницу, но понимала, простит она мальчишку. Как есть простит. Просто пошипит для приличия.

— Да вот, думаю. И думы у меня ой какие нехорошие!..

Странно. С вечера нехороших дум не было. Наоборот, её рыцарь купался в эйфории. Ей незабываемую ночь устроил. А тут прям с утра 'нехорошие'...?

Она подползла и уткнулась ему под бочок. Дым раздражал, но ничего, немного потерпит — Хуан уже заканчивал.

— Поделись. Думами.

Хуан не стал спорить. Сделал глубокий затяг, затушил остаток сигареты — а там ещё много оставалось — в фарфоровой пепельнице, что стоит на её прикроватном столике в качестве украшения (она и не знала, что это пепельница до появления Хуана), обнял её и тяжело вздохнул.

— Нестыковка получается, Бельчонок. Очень большая нестыковка. И я не знаю, как на это реагировать.

— Касается тебя напрямую? — Изабелле передалось его волнение.

— Угу. Прямее некуда.

Пауза.

— Понимаешь, я не верю, что твоя мать — дура. — Бэль было дёрнулась, но её рыцарь держал крепко, пресёк поползновение на корню. — Да, многие считают её не самой умной женщиной, но лично я убедился, что это — одна из стратегий её защиты. Чтоб противники недооценивали. Она недостаточно смелая бросить аристократии вызов — да. Но глупая — ни в коем случае!

Но что мы видим? Её Проект, который курировала лично она несмотря на опеку Мишель и сеньоры Гарсия, не просто буксует, но фактически замораживается! И это сейчас, когда до большой войны на Земле осталось всего ничего. Это вообще как понимать?

— Да, 'вторая фаза', — перебил он её, когда она раскрыла рот возразить. — Да, она ценит мою свободу выбора и не хочет навязывать, дабы потом это не аукнулось. Да, отношения с тобой для неё важнее всего на свете. Но вторая фаза завершена, Бэль! Я тебя выбрал!

Пауза. И итог:

— Но она — молчит. Как и её офицеры.

— Что я делаю последние пару месяцев? Чем занимаюсь? — сам себя спросил он. Музыкой. Мишель штудирует со мной правила этикета, я запоминаю мордахи и биографии всех представителей высшего сословия, но этим занимается МИШЕЛЬ, Бельчонок. Которая мне как мамочка, будущее которой впрямую зависит от меня и моего будущего. И я сильно подозреваю, это её личная инициатива. Иногда прохожу занятия с переподами теоретиками, но это в рамках общей программы, утверждённой их Советом ещё год назад. Ну, и физически меня держат в тонусе. Всё, больше я не делаю НИ-ЧЕ-ГО! — заключил он.

— Езжу к тебе, встречаюсь с тобой? Это закономерно. Но Бэль, у нас почти неограниченное время для контакта! У тебя я чаще засыпаю, чем на базе! При наполеоновских на меня планах это... Катастрофа!

Но и это объяснимо, если твои родители решили нас связать серьёзно. — Он выделил слово 'серьёзно', и она понимала, что он имел в виду. — Однако МУЗЫКА... Вот этого я объяснить не могу.

Рука его потянулась к пачке и даже немного задрожала, но опомнившись, Хуан одёрнул руку. Вместо этого погладил её по голове.

— Бэль, меня ничему не учат. Не запихивают ни в один проект для набора опыта. Не приставляют к твоему отцу — а я почему-то был уверен, что он лично возьмётся меня натаскивать. Мне не назначают серьёзных кураторов — серьёзных, это специалистов своего дела, не имеющих отношение к корпусу. Суды. Госуправление. Законотворчество. Финансы и аудит в особо крупных размерах. У нас много 'дыр', много мест, где мне было бы полезно что-либо поизучать! Но меня НЕ УЧАТ. Вместо этого я играю 'на балалайке' в своё удовольствие и выгуливаю тебя, сколько твоей душе угодно.

Бэль долго не знала, что на такое сказать. Она была счастлива эти два месяца. Счастлива, как никогда. Ей было плевать на мнения окружающих, плевать на высший свет и его развлечения... Ей просто было хорошо рядом со своим потеряшкой, оказавшимся настоящим рыцарем. И такую ситуацию она рассматривала как естественную, что только так и надо. А оно вон как оказывается...

— Может не надо усложнять? — хмыкнула она. — Если ты будешь со мной — никуда не денешься. Со мной ведь тоже...

— Бэль, — улыбнулся он, как улыбаются маленьким наивным детям. — Ты — принцесса. Девушка. Да ещё ненаследная. От тебя никто никогда не ждал запредельного. Не ждал отдачи и участия в государственных делах. Благотворительность? Разрезание ленточек на открытии чего-то там от имени семьи? Дежурные волонтёрские смены в госпиталях, чтоб это видели окружающие и делали выводы? Ну, и достаточно!

А я — мужчина. Незнатного происхождения. У меня есть только один шанс остаться с тобой рядом — я должен РАБОТАТЬ. Пахать на благо государства и семьи так, что только щепки вокруг должны лететь!

Нет, не надо нас сравнивать. Я ДОЛЖЕН работать. Я должен стажироваться. Иначе нет никакого смысла в моём существовании, и, кстати, в нашей встрече и наших отношениях. Они взвод хранителей слили только ради моей тренировки! Посмотреть и позабавиться! А теперь забрасывают Проект и накрывают медным астероидом?

Нет, бельчонок, так не бывает.

Помолчали.

— Знаешь что самое странное? То, из-за чего я сегодня закурил? — продолжил он после паузы.

— Ну? — Изабелле было не по себе, но она не знала, чем помочь своему избраннику. Боже, как далеко от неё то, что он говорил... Было. Ещё вчера было. Но от разговора с ним в голове воцарился полнейший сумбур, у неё не было мыслей, как решить проблему. Во всяком случае, пока — не было.

— Совсем недавно офицеры, ваши 'решающие' сеньоры, смотрели на меня... С непониманием, — произнёс он, прислушиваясь к себе, пытаясь правильно подобрать слова. — Знали, что что-то должно быть, но не знали, что. Не понимали планов королевы, а на все их хотелки и предложения та, видимо, отправляла их в пешее эротическое турне. Но пару недель назад что-то произошло. Что-то, что всё изменилось.

— Что? — потянулась Бэль.

Пожатие плеч.

— Мишель стала смотреть на меня... Спокойнее. Но — более зло. И я чувствую. Эта злость связана со мной, но направлена не на меня. Это трудно объяснить, но достаточно просто почувствовать.

А вчера мы общались с Катариной...

— Это которая Ласточка? Твой куратор? — нахмурилась девушка.

Кивок.

— Катарину считают умной, но это не так. Она хитрая — да. Вёрткая — снова да. У неё развита чуйка и интуиция. И соображает нереально быстро. Когда надо. Но быстро — не значит глубоко, и хитрость не заменит ум. Она не дура, нет, но мудрой или умной я её никогда не назову.

— И что Катарина? — не поняла Бэль.

— Она сдала их. Глазами. Поведением. Мишель лиса старая, с детства вокруг правящей семьи, интриговать и держать покерное лицо умеет. А эта прелесть...

Он тяжело вздохнул.

— До этого она смотрела на меня как все, растерянно. Не понимала, как именно меня будут использовать, для чего конкретно готовят. Работала только потому, что был приказ — готовить меня. Но вчера посмотрела... Как смотрит на записи драк подопечной малышни. Как смотрит на досье малолят, разбирая внутренние конфликты в их взводах. Она вникала в проблему, вникала в тонкости, синхронизируя их с формулировкой поставленной задачи. Проблема может быть сложной, поставленная задача трудной, цель неприятной, но всё это — работа. Достижимо. Если вникнуть и разработать план реализации. Вот мне и показалось, что вчера она, глядя на меня, это и делала — разрабатывала план трудной, но решаемой задачи. Как разбор полётов во взводе малышни, только на какой-то порядок сложнее. Всего-то.

— Она ЗНАЕТ, — подвёл итог он. — Знает, почему так всё несуразно, и поэтому не видит этой несуразности. Просто думает, как оптимальнее выполнить приказ.

— Тебе, конечно, ничего не скажет — скорее констатировала, чем спросила Бэль. Про Катарину слышала от Хуана мало, но примерный психологический портрет уже представляла. Она бы на месте этого рыцаря давно бы её прибила. А тому наоборот, нравится.

— Смеёшься! — Хуан горько усмехнулся. — Это та ещё... Милая леди. Нет, и даже в постели бесполезно выпытывать — она себя там прекрасно контролирует. Особенно после того случая с игольником.

— Что за случай с игольником? — нахмурилась Бэль, её кулачок больно заехал Хуану по рёбрам. Она просто бесилась при упоминании о бывших Хуана! Особенно об ангелочках. И ничего не могла с собой поделать.

Тот отмахнулся.

— Потом расскажу.

Помолчал.

— То есть, твоя мать не так давно собрала их всех. Тех, кто участвует в Проекте, а Катарина — мой куратор, пусть и не доросла до таких высот, как представители взвода королевы. Она очень важное звено, не надо её недооценивать. И там раскрыла карты насчёт своих планов, поставила перед ними чёткую задачу, как со мной работать и для чего.

— Думаешь? — Бэль всё ещё было не по себе.

— Уверен. Мишель, скорее всего, её планы не понравились, но у белобрысой слишком мало возможностей на твою мать повлиять. Катарина же — исполнитель. Задание получила, пошла думать, как выполнить. Вот и весь криминал.

— А ты...

— А я всё это время продолжаю играть 'на балалайке', — зло выцедил Хуан. — В своё полнейшее удовольствие. Готовиться сразу к двум концертным программам. А заодно выгуливаю одну очень симпатичную принцесску. — Он нагнулся и чмокнул её в темечко, но хорошо ей не стало — напряжение не отпускало.

— Принцесске нравится, что её выгуливают, — произнесла она. — И больше скажу, если её будут выгуливать плохо, она пожалуется маме.

Хуан потрепал её волосы.

— Я уже сказал, Бельчонок, твои и мои хотелки не играют никакой роли. Особенно сейчас. Я ДОЛЖЕН 'прокачиваться'. Должен расти и тянуться наверх. Но я сижу на попе, занимаясь хернёй. И офицеры вокруг сделали вид, что так и должно быть, что это соответствует планам королевы.

И вот я сижу теперь и пытаюсь понять мотивы твоей матери — что она хочет? Если до этого таких планов не было, меня просто изучали, то теперь, когда они появились, их можно предугадать, просчитать. И как назло никаких мыслей по этому поводу. Во всяком случае, таких, которые бы тебе или мне понравились.

— Иди сюда, моя хорошая! — заключил он и притянул её покрепче. — Только ты в этой жизни и отрада!..

Бэль потянулась к Хуану и даже залезла сверху, щеголяя аппетитными упругими грудями у него перед лицом. Она знала, сейчас им будет хорошо...

...Но было не по себе.

* * *

— Чем сегодня планируешь заниматься? — спросила Бэль Хуана, когда тот вышел после душа на кухню. Невольно залюбовалась его фигурой, голым торсом. Бугры мышц, кубики пресса... Внешне не перекаченный, но по себе знала, какой он сильный. Есть две разные научные школы, занимающиеся построением тела. Первая — для рядовых 'пользователей'. Наука качаться и жрать белки, увеличивая размеры заданных мышц и их групп. Все эти удерживающие воду препараты, коктейли... Дрянь! Вся химия дрянь, но эта ей не нравилась особо. Ввиду глупой бесполезности. Зачем рост массы ради самой массы?

Второй научной школой целиком и полностью занимается департамент экстремальной медицины при военном министерстве. Не только, есть ещё филиалы, работающие на спортсменов и разные другие условно гражданские вещи, но истинные шедевры биологии и химии выпускает только это подразделение. Задача этих ребят — придумать, как построить мышцу с наименьшей массой при наибольшей отдаче. Клиенты департамента, что естественно, в основном сотрудники специальных подразделений и разведки, они же — его 'белые мыши'. Люди, которых готовит департамент, обычно мало выделяются среди серой массы. Маленькие и щупленикие, обычненькие, они при этом наваляют любому, даже очень мощному качку. Скорость, ловкость, выносливость, сила... И даже гибкость — департамент ориентируется на все основные физические параметры, а не только на мышечную массу. Хуану кололи эту гадость, одну из разновидностей — как-то упомянул об адских болях, и она ему не завидовала. Но теперь её кабальеро не просто рыцарь... А тот, кто реально защитит свою сеньориту, даже такую, как она, ото всего на свете. Ей украдкой намекнули, чтоб ближайшие пару лет о детях даже не думала, но она и не собиралась. Не в ближайшем будущем. В остальном её рыцарь не просто возбуждал — он сводил её с ума своим телом... И аурой, этой невидимой, но очень ощутимой энергетикой, которая расходится вокруг, заставляя чувствовать возбуждение.

Хуан опёрся о спинку одного из диванов, внимательно рассмотрел её, в коротком розовом халатике, пытающуюся что-то жарить из субпродуктов. Прислугу в своей 'норке' Изабелла принципиально не держала. Увиденное ему понравилось — халатик оставлял мало места для воображения. Старалась, когда выбирала!

— Да так, есть пара дел, — произнёс он. — Придётся сегодня тебя оставить.

Она кивнула.

— Кто ещё кого оставит. Мама мне на сегодня работу нашла. Куда-то ехать, на какое-то торжественное заседание чего-то. Красиво блымать глазами, а после наградить кого-то со сцены.

— Кого? — усмехнулся Хуан, пройдя мимо, наливая кофе из аппарата. Она непроизвольно загляделась на полотенце, обёрнутое вокруг его бёдер. Может стащить? И шлёпнуть по тому месту, которое под ним? Будет весело и прикольно!

Не успела, её рыцарь, словно почувствовав, отошёл с чашкой ароматного утреннего кофе в сторону. Уселся в одном из её любимых кресел, закинул ногу за ногу.

— Каких-то рабочих, — ответила она на заданный вопрос, хотя с мысли почти сбилась. — Передовиков производства. Разработали какой-то способ получения чего-то-там из чего-то-там, а не чего-то там. Я в технологии ноль, не спрашивай. Но отец на ЦУ, он тоже присутствовал, сказал, чтобы улыбалась как можно шире — это цвет нашей электронной промышленности.

— Так промышленность или НИИ? — расплылся в улыбке Хуан. Бэль пожала плечами.

— Похоже, опытное производство. Там и наука и производство, всё намешано.

— Понятно. — Хуан отсалютовал ей чашкой. — А я пойду долги отдавать.

Бэль нахмурилась.

— Выучила?

— Угу. Пако её и в хвост и в гриву дрючил, лучших преподавателей нанял. Ему понравилась моя идея 'грингонизации'. Жаловался, какая эта звезда тупая.

— Зато красивая! — Бэль проговорила это без ревности. Почти. Как дань уважения. Но Хуан это 'почти' уловил и снова улыбнулся.

— Бэль, я должен. И она мне никто. У меня ни разу не было мыслей насчёт этой особы. Тем более, это сфера влияния другого самца, моего потенциального делового партнёра, а с партнёрами так не поступают.

— Думаешь, я не знаю, что творится на вечерах этой... Богемы? — последнее слово Бэль презрительно выплюнула. — Есть такая штука, Хуан, называется 'групповуха'. Твою Мерелин, ручаюсь, отодрало половина Альфы. На глазах у делового партнера. Пока он драл кого-то ещё на чьих-то глазах.

— Да мне плевать, Бельчонок! — ухмыльнулся этот стервец. — А вот я ревновать, судя по твоим словам о 'групповухе', что ты в этом классно разбираешься, теперь должен. Должен, да?

Краска залила её лицо, но это был гнев, а не стыд.

— Хуа-ан! — потянула Изабелла, делая всё, чтоб не сорваться. Получилось, эффекта достигла.

— Ладно, замяли! — примирительно махнул рукой Хуан. — Может, вечером куда махнём? После твоего торжества? В клуб какой под личиной?

Бэль мечтательно улыбнулась, но покачала головой.

— Нельзя. После того, что вы устроили на концерте, нам с Фрейей знаешь, какую головомойку устроили? И мама, и отец, и Сирена? Всё, этот месяц на массовые мероприятия ни ногой!

Хуан чуть не закашлялся.

— Не понял, вы тут при чём?

— Хуан, вы там двенадцать трупов оставили! — недовольно выпалила Изабелла. — Двенадцать! В Малой Гаване, туристической жемчужине! А я была в толпе, рядом, подать рукой. И Фрейя. Кстати, вот сучка! Обманщица фигова! Так и знала, что она туда побежит, а не в Дельту уедет!

— Не отвлекайся! — осадил Хуан, ибо ревность к Фрейе у его Бельчонка — отдельная и безграничная тема. — Всё равно, при чём тут вы? Вы в толпе стояли. А бандитов мы за углом крошили.

— За углом! Крошили! — криво передразнила его Изабелла. — Этого достаточно, Хуан. Мы были РЯДОМ. В ТОЛПЕ. Всё. Скажи спасибо, что Сирена вообще разрешила нам после этого встречаться. Но никаких театров, клубов и пляжей до конца месяца. Будем тихо в норке сидеть.

Её рыцарь красноречиво оглядел её фигуру и согласился.

— Ну, сидеть — так сидеть! Я не против.

— Извращенец! — повернулась к нему она.

— Скорее развратник. О, а давай ещё девчонок позовём! И тебе, и мне! Тогда буду извращенцем. Впрочем, как и ты. Паулу, например?

— Перебьёшься! — фыркнула Бэль, возвращаясь к своим почти дожаренным полуфабрикатам. Она знала, он её просто злит. Потому, что она злится — весело ему так. Она ему ВЕРИЛА, что у него никого нет и не будет, что он сдержит данное ей слово. И сама собиралась своё сдержать. А чтоб не сорваться, у неё есть её мудрая Лана, взгляд сердитых глаз которой отговаривает от любого безумства. Ангелы, корпоративное единство, маму их! Не дадут ей девчонки сорваться, насильно в личные дела влезут. Как говорит одна из её подруг, недавно вышедшая замуж за очень влиятельного человека, расставившего вокруг неё круглосуточную охрану, 'теперь не 'поблядуешь'!

— Кстати, Бельчонок, а почему двенадцать? — нахмурился вдруг Хуан, допивая свой кофе.

— Что, двенадцать? — не поняла она.

— Трупов. Мы убили пятерых. И одного покалечили.

Кажется, действительно не понимает. Не сказали. Ну что ж, это не секрет.

— Угу, пятерых. И ушли назад, на сцену.

— Ну да, оставив Оливию отдуваться. Сама вызвалась. Это криминально?

— Да нет, не криминально, — добавила Бэль в голос иронии. — И отжигали после этого так, что пол-Гаваны к вам сбежалось — посмотреть. Ничего не видели и не слышали.

— Бэль! — хмурился Хуан всё больше и больше. Девушка сбилась и продолжила:

— А тем временем к Оливии приехали эти уроды, дружки тех, кого вы завалили. Разбираться. А следом за ними гвардия. Те тоже могут, когда надо, а кто-то наверху в участке почувствовал, что надо.

— И? — не понял Хуан.

— И! — хмыкнула Бэль. — Перестрелка там была. Оливию ранили. Легко — пуля прошла плечо навылет. Эту твою Криску тоже зацепило. И Терезу. Тоже ничего серьёзного, царапина, особенно последнюю. Сирена сказала, сами виноваты, где — так очень умные и крутые, а где — так безбожно подставились. Сделала им втык и запретила тебе говорить, чтоб не нервничал. Это мне Лана рассказала, не кривись. В общем, урки успели напасть на твоих 'пятнашек' с Оливией, но те смогли собраться и покрошить их, стреляя из тяжёлых игломётов на поражение. От испуга, что промухали опасность. Мяса и кровищи там было!.. — Покачала головой. — А это уже Сирена рассказала. А после их положила подъехавшая гвардия, мордой в землю. Прикладами. В общем, девочки не скучали.

— И всё это под наши мощные аккорды и соляки, — понимающе потянул Хуан и допил многострадальный кофе. Отставил пустую чашку.

— Что он тебе предложил? — Бэль почувствовала, как её глаза зажглись огнём интереса, который второй день не давал покоя. — Золото, как обычно? Тогда почему Лана не в курсе? Золото оно ведь только через офицеров идёт, они тебе не позволяют самому его брать.

Хуан расплылся в каверзной улыбке.

— Не совсем так. Скажем, офицеры до этого ЗАБИРАЛИ моё золото, что я вымогал у плохих парней. В качестве 'крыши'. Теперь я стал умнее, и памятуя об их скверных привычках, попросил нечто иное.

— Что же именно? — Бэль просто распирало.

— Какая разница? — расплылся в улыбке Хуан. — Кстати, можно тебя попросить? Я совсем не разбираюсь в виски, а мне нужен первосотный экземпляр. Можешь достать пару топовых бутылочек?

Бэль нахмурилась.

— Зачем?

— В гости к одному человеку схожу. Он тоже был в Гаване на нашем концерте. То ещё рок-н-ролльщик!..

Изабелла поняла, о ком может идти речь и поёжилась. Хуан... Он как бы её. Но одновременно не принадлежит ей. Вот такой труднообъяснимый парадокс. Он — человек города, планеты, и совершенно не зависим от неё, и даже её семьи. Хотя она — принцесса, и сам он — ангел её матери. И сделать с этим что-либо невозможно.

* * *

— Нет, не верю! — оборвал я музыку. Искин был переключён на меня, я управлял сценой этого зала виртуальным контуром, активатор которого вихрился чуть сбоку от лица. — Не верю, ты опять не поёшь, а говоришь слова!

Девушка на сцене топнула с психу ногой.

— Как? Как я ещё должна петь? Ты придираешься!

— Не придираюсь! — парировал я. — И ты можешь! Раньше же пела? Вот, прошлую песню осилила же? Так чего на этой опять выпендриваешься?

— Хуан, пошёл на... — Она послала меня в пешее эротическое по поверхности без скафандра. — Ты задолбал! Я нормально пою, это ты корчишь из себя непонятно что, цену перед девочками себе набиваешь! — Кивок за спину, где сидела Фрейя с тремя телохранительницами, не так давно приехавшими и молча наблюдавшими нашу репетицию. Будь это кто другой, их бы выставили, но выставлять её высочество... Дураков нет.

Я картинно оглянулся на Фрейю, из последних сил держащую покерное лицо, чтоб не заржать в голос, повернулся назад. Скривился.

— Что я в этих девочках не видел, чтоб комедии перед ними ломать?

И ведь чистую правду сказал. На...какать мне было на Фрейю, и тем более на её девочек. Мы тут серьёзным делом занимаемся, творческим процессом, над вечными ценностями работаем — что мне какая-то инфанта? Набрал в грудь побольше воздуха и начал разнос:

— Слушай ты, звёздочка, твою налево! Если я говорю, что ты не поёшь, это значит, ты не поёшь! Ты говоришь! А знаешь, что такое 'говорить'?

Пауза.

— Говорить слова под музыку можно научить любого, даже кретина и идиота! Как медведя можно научить играть на балалайке, так и последнего дауна — говорить текст в рифму и под музыку! Вот как ты говоришь! Песня, моя дорогая, это то, что идёт из души, изнутри тебя! Оно выходит вместе с частью тебя и несётся по залу, захватывая тех, кто там сидит! Захватывает, маму твою, и уносит вверх, под потолок, и ещё выше, плевав на гравитацию! Хелена, астероид тебе в ухо, давай, собирайся! — уже откровенно зарычал я. — Ты можешь! Если б не могла — хрен бы я тут с тобой возился! У меня что, дел больше нет? Английский выучила, подспорье есть, давай, врубай теперь свои способности! Ты ж не дура и не даун, по-глупому лажать!

Сеньориту трусило от злости, но что ответить мне — она не знала. Пару раз открыла рот, но так и не выбрала дальнейшую стратегию поведения.

— Всё! Заканчиваем базары! Включаю сначала, пробуем ещё раз! — прервал я прения — пар выпустили, и ладно — и проткнул пальцем вихрь активатора. Свет над сценой притух, из встроенных во всю стену динамиков полилась мягкая чарующая мелодия.

Мерелин-Хелена запела. Голос её дрожал, но в целом сеньорита песню вытягивала, как я от неё и требовал. Начало положено. Но на припеве она вновь сбилась. Продолжала петь, и пела талантливо, попадая во все ноты... Однако я не услышал главного — 'драйва'. Волнения, трепета, который ощущаешь, слыша по-настоящему цепляющую вещь.

— Стоп! — Я снова отключил музыку. — Хелена, мать твою, опять?

Мерелин вспыхнула и снова заорала:

— Да ты достал, придурок! Я нормально пою! Нор-маль-но! Понятно тебе? Так и скажи, что трахнуть меня хочешь, вот и цепляешься!

От такого я чуть не подавился. Вхолостую хапнул ртом воздуха и по-настоящему разозлился.

— Да нахрен ты мне сдалась! — Еле сдержался, такое взяло зло. — Так и скажи, что ты — тупая 3,14зда, которая ни хрена не понимает! Выучила пару нот и кочервяжется, набивая себе цену! Чтобы мальчики на мордаху твою смазливую смотрели! И ножки длинные!

Только мне нас...рать на твою мордаху! И на ножки нас...рать! Ты или споёшь эти песни, причём 'споёшь' — это значит споёшь, с чувством, с сердцем, с душой и пониманием, или иди нахрен! Пока ты только попугайничаешь, а не поёшь! Говоришь слова! Хорошо говоришь, по нотам, но, блин, Мерелин, песня — это нечто совсем, совсем другое, чем попадание в ноты под музыку!

Новая вспышка ярости, которую сеньорита всё же подавила.

— Пако, я отказываюсь так работать! — эта бестия решила апеллировать к верховной власти. — Он надо мной издевается! Специально это делает, чтобы позлить! Как ты вообще можешь терпеть этого мужлана, да ещё деньги ему платишь?

Мой старый знакомый... Да что уж, теперь его можно назвать этим громким статусом, сидел вместе со мной, на третьем ряду, но с краю, возле ступенек и дорожки к выходу. Сидел и... Тащился, получая от наших пикировок постоянное эстетическое удовольствие. Постоянное потому, что мы практически не замолкали, торгуясь за каждое мгновение каждой песни.

— Звёздочка моя, — высокий арбитр попытался сгладить конфликт. — При всех недостатках этого мальчика, при всех его тиранических замашках, у него есть одно неоспоримое достоинство. Он хорошо видит ситуацию. Может, говорит несколько грубо... И даже очень грубо... Но звёздочка, никто не говорил, что жизнь усыпана лепестками роз.

— Он оскорбляет меня! — её рука грозно указывала на мою персону, глаза полыхали, как сверхновые класса 'А', а из горла вырывались нотки рычания. — Оскорбляет и издевается! А ты сидишь и ему всё это позволяешь! До каких пор мне это терпеть?

— Наверное до таких, когда ты, наконец, поймёшь, что от тебя хотят и сделаешь как надо?

— Пако!.. — Мерелин хапнула ртом воздуха. Такого удара 'с тыла' не ожидала. — И ты туда же? Вместо того, чтобы меня защитить от какого-то проходимца, ты... Ты...

Что 'ты' внятно сформулировать она не смогла.

— Всё, мне это надоело. — Она подобрала подол длинного концертного платья в котором сегодня была (со мной они встретились после какой-то репетиции) и направилась к спуску со сцены. — Я ухожу!

— Самая умная, да? — издевался Пако.

— Да. — Мерелин принялась осторожно примеряться к довольно крутым ступенькам сцены этого малого зала. На длинных шпильках в таком платье без ангельской подготовки на раз можно подвернуть ногу.

— Если уйдёшь, можешь собирать манатки и катиться к маме во Флору! — вспылил, наконец, и Пако, которого всё достало. Конечно, я трачу на эту особу шесть-восемь часов в неделю, а он — всё остальное время. А такая... Звёздочка любого достанет, даже прожжённого деятеля творческого фронта, собаку съевшего на бытовой психологии.

— Что? — Мерелин замерла. Прокрутила ситуацию, но не поверила. Умственные способности её отставали от вокальных, кажется, я как-то об этом уже говорил. Презрительно скривилась. — Ты меняешь меня... Меня... На ЭТОГО? — картинно расширила она глаза как бы от ужаса, какой он идиот.

В ответ Пако покровительственно улыбнулся.

— Ну, зачем так грубо, звёздочка. Просто если ты не хочешь трудиться и работать над собой, делать в шоу-бизнесе тебе нечего. Собирай манатки и проваливай к маме, так будет лучше в первую очередь для тебя! — повысил он под конец фразы голос, аж я вжал голову в плечи.

Описать обалдение на лице Хелены-Мерелин сложно. Разинув рот и распахнув глаза, она простояла несколько долгих секунд, пока не сообразила, что конфликт зашёл гораздо дальше, чем ей бы хотелось. Но просто так 'откатить' назад она, как истинная женщина, не могла. Стояла и хапала ртом воздух, пытаясь на ходу принять решение. Приняла. Естественно, неправильное.

— Ну и ладно! К маме — так к маме!

И всё так же придерживая платье, побежала к выходу. У меня в голове проскочило сравнение её с Золушкой, убегающей с бала. Только туфельку не потеряла.

Я подошёл к Пако и устало плюхнулся на кресло рядом.

— Перекур. Сколько у нас, минут десять?

— Пятнадцать-двадцать, — констатировал он, тоже облегчённо выдыхая. — Потом вернётся. Куда она денется.

— Знаю. — Я усмехнулся, но не зло. Понимающе.

— Будешь? — протянул Пако сигару.

— Сигары не курю, — покачал я головой.

— А ты попробуй, — улыбнулся он.

— Ладно, давай, махнул я и принял толстый ароматный табачный свёрток.

Он отрезал кончики, и мне, и себе, чиркнул зажигалкой. Я затянулся, стараясь не набирать дым в лёгкие. Непривычно. Но вкус... Да, очень крепкий вкус, но какой-то ароматный. Совсем другое ощущение, чем от сигарет.

— Если я делаю что не так — говори, не стесняйся, — сказал я давно мучившее.

— Хуан, как считаешь, я из стеснительных? — покровительственно усмехнулся он.

Я тоже усмехнулся и покачал головой.

— Думаю, этой добродетели в списке твоих грехов нет.

— Ну, вот и ответ на твой вопрос, — пожал он плечами. — Раз я молчу, значит, ты меня устраиваешь. Как и твой подход.

— Но я на самом деле... Груб, — признался я. — Сам это чувствую, но ничего не могу поделать.

— Я же говорю, мир не усыпан лепестками роз, — потянул он и сделал долгий затяг, красиво выпустив дым в потолок. — Ты говоришь правильные вещи, и я готов потерпеть твои оскорбления в адрес своей девочки, если это приведёт её к успеху. А что она такая нервная... Так они все такие. Ты ещё слишком молод, чтобы понимать это.

Я тоже с наслаждением пыхнул и усмехнулся.

— Девочки круга моего общения немного не такие. Они сильные, амазонки.

— ...Но чёрт возьми, Пако, ты прав! Такие же е...анутые!

— Добро пожаловать во взрослую жизнь! — похлопал он меня по плечу. — Ладно, у тебя тут полный малый зал гостей, пойду, выловлю эту мартышку. У тебя пятнадцать минут, и продолжим, на сегодня я запланировал ещё одну песню.

Он встал и тоже направился к выходу, держа в одной руке горящую сигару.

Я тоже не стал тушить свою, встал и пошёл на седьмой ряд, где сидела Фрейя. Девочки вокруг неё при моём подходе рассосались, дав нам зону тишины — комфортно поговорить.

— Привет, твоё высочество, — помахал я. — На экскурсию пришла?

Фрейя еле сдерживала улыбку.

— Да. Это познавательно. Слышала, что ты дрючишь одну прекрасную сеньориту, укравшую у меня когда-то песню, что она воет и материт тебя перед подругами на всю Школу, и что тебе это сходит с рук, но не поверила.

— Теперь веришь? — выдохнул я струю дыма, стараясь выдыхать в сторону от её высочества.

— Теперь верю. — Фрейя помолчала, нахмурив бровки. — У тебя есть организаторские способности, Чико. Это хорошо. И со стороны смотрится интересно.

— Я не организатор — покачал я головой, стряхивая на пол пепел. — Скорее режиссёр. Причём сам не думал, что стану им. Просто случайно так получилось. Но Пако понравилось, и он предложил денег за работу с его девочкой.

— Ну да, самому дрессировать близких людей всегда трудно, — понимающе констатировала Фрейя. — Проблематично. Пусть лучше это будет чужой, да ещё тиран. Для контраста.

— Верно зришь! — поднял я вверх палец. — В корень!

— ...А деньги тебе нужны... — расплылись в ехидной улыбке кончики губ этой мерзавки. — На девочек денег много надо, а жалование ты не получаешь. А особенно много надо, если девочки — принцессы...

Она аж сощурилась от удовольствия. Меня же снова взяло зло. Я положил остаток сигары на пол и каблуком затушил, после чего фыркнул:

— Мышонок, давай уже, говори сразу, что хотела. Хочешь побить — бей. Убить — убивай. Только давай без вот этих штучек, злости, ехидства и грубых подколок. Мы взрослые люди. Да и не люблю я этого.

Её лицо смягчилось.

— Прости, ты прав. Мы взрослые люди. Я это постоянно забываю. Знаешь, как не хочется быть взрослой!

Помолчала. Покачала головой.

— Тебя Оливия спасла. Когда после того танца я хотела тебя убить, именно она меня отговорила. А потом как-то остыла, прошло.

Я кивнул.

— Ну, спасибо ей. Увижу — передам.

Помолчали.

— Хорошо, Мышонок. А дальше что? Ты же не просто так, да?

— Конечно не просто. — Пауза. — А какие варианты, Хуан? — Она улыбалась, но в душе её я уловил горечь. — Дружить? Я не могу с тобой дружить. Не получится. Враждовать? Не хочу. Довольно вражды. Ты встречаешься с моей сестрой, Чико. А какая бы она ни была, она — моя сестра. И я в ответе за неё. Враждовать с сестрой, пытаться увести тебя? Это будет вообще катастрофа. Я не знаю что делать, Хуан. Потому просто сижу и смотрю твою репетицию.

Из моей груди вырвался вздох.

— Ты хоть меня простила? За предательство? Чтоб я понимал, с каких позиций с тобой вести диалог.

Она скривилась, как ломтик лимона съела.

— Знаешь, когда прошла волна злости и порыв тебя убить, я вдруг поняла, что не было никакого предательства. У нас с тобой, несмотря на антураж, не было НИ-ЧЕ-ГО. Где-то держал дистанцию ты, где-то не подпускала тебя к себе близко я, но у нас не было отношений! И насчёт Себастьяна ты полностью прав — я сама его бросила. Достал просто. Мне даже ненавидеть тебя не за что. Видишь?

Она была искренняя. Я это почувствовал. Растеряна и...

А вот что 'и' я не понял. У Фрейи было что-то за пазухой, какой-то план, и я понятия не имел, какой. Впрочем, глупо было бы ожидать, чтоб у такой девочки не было планов и запасных вариантов. В любом случае, сейчас это ни на что не влияет.

— Мышонок, можно тебя попросить? Не строй козни сестре, — сказал я то, что давно хотел, но знал, на какой козе к ней с этими словами подъехать. — Не подставляй меня. Если оступлюсь — оступлюсь, но сам, не подстраивай какой-нибудь косяк, чтобы рассорить нас, искусственно.

Фыркнула её высочество так... А затем одарила таким презрительным взглядом, что мне стало не по себе.

— Хуан, я такая мегера, да? — В голосе искренняя обида.

— Я не говорю, что ты обязательно так захочешь сделать, — пытаясь исправить ситуацию, произнёс я, сбавив тональность до просящей. — Но ты это сделать МОЖЕШЬ. Потому и прошу.

Она снова покачала головой, словно отгоняя наваждение.

— Чико-Чико. Маленький Малыш... — Тяжёлый вздох. Грустная усмешка. — Знаешь, Хуан, когда мы были маленькими, отец читал нам сказки про принцесс. И так всё ладно выходило у этих девочек в сказках! Так...Классненько! Но когда я выросла, поняла, что быть реальной принцессой и сказочной — совершенно разные вещи.

Пауза.

— Я буду ждать тебя. Когда ты её бросишь и возьмёшься за ум. Переступлю через гордость и приму, 'подниму' её 'обноски'. Принимать мужчину б/у это так не 'по-принцесски', так не по сказочному... — Снова горькая усмешка. — Но мне придётся это сделать. Ибо я поняла, что ты мне нравишься, и если есть на этой планете мужчина, с кем я хочу быть рядом, то это ты.

Конечно, ждать до бесконечности не обещаю, — стрельнула она глазами, чтоб не сдать матч 'всухую', — и если встречу мальчика получше — уйду к нему, не сомневаясь ни минуты. Но ПОКА — буду ждать.

— ...Обещаю! — вскинула она руки вверх. — Буду ждать честно! Не буду строить козни! Сам её бросишь.

— Спасибо, Мышонок. — Я улыбнулся, но весёлой или счастливой эту улыбку не назовёшь.

— Ладно, поеду я. Дела ещё есть.

Она встала, демонстративно поправила платье, погладив себя по заднице. Я оценил — у неё красивая задница. Развернулась и пошла к выходу.

Ну, вот и поговорили о вечном. И о любви, и о музыке.

И только теперь я оглянулся на последнего своего гостя. Своего, он припёрся ко мне, потому, что иначе ему тут делать нечего. Да и девочки бы не пустили его в малый зал, где Фрейя, если б он завалился просто так, поглазеть, как проходит творческий процесс певички первого (не высшего) дивизиона. А ко мне — запросто. Они ведь охраняют Фрейю, не им решать, пускать сюда людей, которых я жду, или нет. А узнавать, жду ли я на самом деле — так они не меня охраняют. Сидит себе паренёк, 'концерт' смотрит, ожидая, когда освобожусь, не бузерожит — и пусть сидит.

— Здорово, Адриано! — протянул я руку младшему Манзони, занявшему позицию у самой стены, на последнем, двенадцатом ряду.

— Здорово, кабальеро плаща и гитары! А теперь смотрю, и худруком подрабатываешь?

— Так не у всех папа — олигарх, — картинно развёл я руками. — Ладно, чего хотел?

— Присаживайся, — кивнул он на кресло рядом с собой. — Разговор есть.

— О вечном? — усмехнулся я.

— А как же! — парировал мою усмешку он.