Бухать и колдовать

Часть 1

— Гарри!

Пощечина.

— Гарри!

Меня берут за грудки и встряхивают. Нормально так встряхивают, с силой крепко огорченного чем-то медведя. Ладно, медвежонка. Пожалуй, такое усилие стоит вознаградить. Открываю один глаз. Вижу двух девушек. Довольно милых, хотя и растрепанных, к тому же, похожих, как сестры-близняшки. А у меня хороший вкус!

Открываю второй глаз. Парочка все еще на месте, но приобретенная глубина зрения делает неутешительный вывод — это двоится у меня в глазах. Способ побороть эту неприятность есть, но он порочен и мерзок на вкус. Впрочем, не то, чтобы у меня был выбор.

— Девочка моя, — бормочу я. — Поверни меня на... на бок.

К счастью, девчонка хорошо знает, что я имею в виду. Сильные руки подхватывают меня под солнечное сплетение. Метод Хаймлиша, вот что это такое. Нетипичное применение. Желудок сжимает спазмом, и меня тошнит прямо в заботливо подставленную...

Хм.

— Твою мать! — раздается вопль с пола. Не будь я полумертв от усталости, барабанные перепонки тут же ушли бы в отпуск. — Гарри, ты опять меня обблевал!

— Так было надо, Ронни, братан, — сообщаю я в пространство. Желудок плачет соляной кислотой, но уже не корчится в адовых муках. Голова тоже вроде бы начинает что-то соображать. И в данный момент она соображает, что...

— Дщерь моя, — говорю я таким севшим голосом, что от него нельзя зарядить даже телефон. — Подгони-ка папаше...

— Давно готово, — слышен насмешливый голос. В тряскую ладонь втыкается что-то холодное и запотевшее.

— Гримберген! — я присасываюсь к пивной бутылке, словно граф Дракула к Мине Харкер. — Славные швейцарские гномы потрудились как следует! Передай им большой поощрительный приз от моего лица. Или от твоего — оно у тебя вполне привлекательное. Когда трезвое.

— Гарри, ты жуткий пошляк! И "Гримберген" — бельгийское пиво, чтобы ты знал.

— Благослови Гриффиндор твою уместную эрудированность! Неужели в Бельгии нет гномов? Тебе нужно срочно разъяснить этот вопрос! Первостепенно! Куда подевались доблестные пивовары небольшого роста?

— В задницу, — серьезно отвечает Гермиона. — Она стягивает волнистые волосы в привычный хвост, критически осматривает себя в большом зеркале с облупившейся амальгамой, сокрушенно качает головой и острым движением ладони призывает косметичку. — И мы там окажемся в самом скором времени, если ты не поднимешь сейчас свою проспиртованную наглухо тушу, и не возьмешь себя в руки. Дамблдор ждет нас уже полчаса!

— Вот! — я укоряюще вздымаю в воздух худой перст. Руки у меня бледные и тонкие — руки пианиста. Возможно, скрипача. Жаль только, что к музыкальным инструментам меня нельзя подпускать на пушечный выстрел, иначе может случиться всякое. Были прецеденты. — А если он ждет нас полчаса, что из этого следует?

— Что? — она быстро наводит марафет тоналкой и корректором, бронзером наводит скулы, самую малость очерчивает глаза. Никаких стрелок, никаких теней, утренний макияж должен выглядеть так, будто его и вовсе нет.

— Что подождет и еще пятнадцать минут. Мне надо отлить, а ротового отверстия, как видишь, для этого однозначно не хватает.

— Пошляк и алкоголик! Никакого самоконтроля!

— Странно слышать это от тебя, учитывая твой в чем-то нетрадиционный вкус в подборе одежды, — говорю я раздумчиво, девушка ойкает и затыкается.

Забыл сказать — из одежды на Герми сейчас только тоненькие трусики, открывающие великолепный доступ к круглой девичьей попке. Не помню, было у нас что-то ночью?

Хм-м-м-м...

Нет, не вспомнить.

— Любовь моя... — шепелявлю я задушевно. — Слились ли мы давеча в экстазе искренних и чистых чувств, или же ты снова оказалась алкогольной фригидной сучкой?

— Заткнись, Гарри.

Это значит — не было. В противном случае она бы мило смущалась и маскировала бы нервозность грубостью и мощными шутками насчет моего достоинства. Получается, мы просто нажрались и уснули в обнимку. Сколько славного алкоголя угроблено, какие траты, какая печаль. Наверное, жалеет теперь. Я-то жалею точно.

— Этот вечер решал — не в любовники выйти ль нам? — говорю я поставленным голосом. Маяковского, конечно, лучше цитировать перед пьянкой, или хотя бы в процессе. После пьянки лучше идет Есенин, это проверено. — Темнота, никто не увидит нас... Я наклонился, действительно, и, действительно, я, наклонясь...

Тут меня снова тошнит, но Рон успевает увернуться, молодца. Что значит — друг. Никогда не поставит тебя в неудобное положение. А пиво чего-то не зашло, похоже. В Бельгии плохо понимают, что человеку нужно утром. Или просто наши местные призраки просто туда нассали. Открыли холодильник ночью, пиво выжрали, а в пустые бутылки опорожнились. Это объясняет пикантный вкус.

— Как насчет отрезвляющего заклинания? — интересуюсь невинно. Сами должны были догадаться, но раз уж никто не предложил... — Руки дрожат, сам не справлюсь...

— Обойдешься! — ехидно восклицает Гермиона. Она уже успела одеться, и список приятных зрелищ сократился в моих глазах еще на две позиции. — Не умеешь пить — нечего носить палочку!

— Ты же сиськи носишь, хотя пользоваться ими один хрен не умеешь... — вяло парирую я, с надеждой глядя на Рона. — Братан, хоть ты прояви сочувствие...

— Извини, Гарри, — бормочет рыжий деградант. — У самого тремор, ладони ходуном ходят, словно на морозе...

Я мотаю головой, встаю и терпеливо жду, пока комната перед глазами прекратит вращаться. О, нормуль. Одежда уже на мне — как предусмотрительно было не снимать ее перед сном! Можно начинать движение. Где там у нас кабинет Дамблдора? Наверху? Значит, начинаем движение наверх. Одна нога вперед, а вот и другая — это называется ходьба. Ничего страшного, спотыкаться — это в человеческой натуре. Только спотыкаясь, мы растем над собой. Кто это сказал? Аристотель, конечно. А может, я сказал. В любом случае, сказанное — истинная правда, а правда не может быть несвоевременной. Поехали дальше.

Ну вашу же дивизию! Я знаю, что завязка "герой просыпается с бодуна и втыкается лицом прямо в неприятности" стара, как говно мамонта! Но что тут поделаешь, если так выглядит почти каждое мое утро!

* * *

По утрам субботы в Гриффиндоре шумно. Никто не учится, вчерашние задания заброшены за печку, до понедельника еще нужно дожить, причем хотят этого, видимо, далеко не все. Только за первые три минуты мне повстречалась полуголая Джинни Уизли, отчаянно, но безуспешно пытающаяся отобрать свою одежду у хохочущего Лонгботтома, Чжоу Чанг, лежащая на полу в прострации — что она вообще тут делает? — и крепкий, как доска, Симус Финниган, деловито катящий куда-то десятилитровый бидон отличнейшего эля.

В счастливый час я вышел из комнаты! Я ткнул локтем Рона, и тот все понял без слов: отбежал в сторону, подбоченился и заорал:

— Эй, ирландская морда, кого ты имел в виду, ухмыляясь столь гнусно?!

Симусу не потребовалось дополнительного приглашения — в ту же секунду он выстрелил в сторону Уизли, словно ракета. Если бы у ракеты, конечно, были растрепанные светлые волосы, злые голубые глаза и кулаки размером с мою голову. Ну, вот такая у меня голова, что тут поделать.

Хорошо одно — она думает быстро и связно. И в основном удачно. Пока Рон задиристо, хотя и не сильно, бодался с Финниганом, изрыгая проклятия вперемешку со слюной, я шустро отвинтил крышку у бидона и...

Нет, зря я это насчет головы. Чертова тыква совсем ничего не соображает. Где мне взять кружку, или черт с ней, хотя бы бутылку, чтобы отцедить в личное пользование пристойную долю этого чудесного напитка? Ладно, ситуация не оставляет выбора, идем ва-банк!

Я поставил бидон на ребро, чтобы он мог катиться без помех, и нацелился было обратно в сторону своей комнаты, чтобы продолжить свои тихие безобидные медитации и поразмыслить, отчего во Вселенной так много жестокости, но тут неблагодарная Вселенная преподнесла мне очередной удар.

— Поттер!

— Не сейчас, детка, — пробормотал я, пытаясь слиться с полом. Он у нас красный, корпоративного цвета, так что попытка имела шансы на успех. — Утренний стояк прошел, а глядеть на тебя сквозь трезвые глаза — та еще задачка. Давай перенесем? Где-нибудь ближе к вечеру, часов на шесть, чтобы стемнело?

— Гарри Поттер! Ты, чертов алкоголик, немедленно брось эту дрянь, нас ждет ДАМБЛДОР!

Понятия не имею, о какой дряни она говорила, у меня в руках было только первоклассное пойло, но спорить с Гермионой, когда она в таком состоянии, бесполезно. Да и задумка моя провалилась, не родившись: Рон, видя развитие ситуации, пропустил хук от Финнигана и шустро отвалился на пол подумать о вечном. А я бросил попытки отхлебнуть из неприлично узкого горлышка и снова пристроился к нашей ореховолосой стервочке.

— Ну почему, почему ты всегда стремишься нас опозорить, Гарри? — прошипела Гермиона, когда мы покинули Гриффиндор, мгновенно окунулись в общий двор, где по обыкновению яблоку негде было упасть, и отправились в Директорскую Башню, в кабинет Дамблдора, похожий на прилепившееся к стене осиное гнездо, тревожное и опасное. — Разрушить нашу репутацию и выставить на посмешище? Я день и ночь тружусь, чтобы гриффиндорцев воспринимали теми, кто они есть — отважными, трудолюбивыми и бескорыстными, а ты...

— А я показываю всем наше истинное лицо, милая моя, — сказал я светским тоном, выискивая во дворе взглядом, у кого можно стрельнуть сигаретку. — Лицо пьяницы, лжеца, дебошира и вообще отличного парня. А твои попытки обмануть всех вокруг я рассматриваю как безнравственные. Позор!

— Гарри, ты невозможен!

— Но ведь я есть. Значит, возможен. А потому отныне называй меня не иначе как "Принц Парадокс". — Здесь я счел необходимым прервать нашу продуктивную беседу, потому что завопил: "Как у нашей Гермионы на башке сидят вороны!", поймал одну или две пятюни за удачную рифму и нашел, наконец, то, что искал.

Джорджа Уизли.

— Здорово, братан, — развязно сказал рыжий громила шести с половиной футов ростом, с которым разговаривать можно было только задрав голову, словно обращаешься к дорожному фонарю. — Ты-то мне и нужен.

— Не угостишь сигареткой? — быстро сказал я. У Джорджа в голове шестьдесят шесть мыслей вращаются одновременно, трепыхая маленькими шкодливыми лапками, и если хочешь расстаться с ним, не потеряв свой кошелек, ум или совесть, лучше говорить быстро. — А если в заначке есть что покрепче да поярче — тоже не откажусь.

Джордж удивленно скривился.

— Дружище, да ведь я честнейшим образом собирался поделиться с тобой вчерашним выигрышем! Восемь с четвертью галеонов, как одна копейка! Но если ты предпочтешь вместо этого добрый косяк с белладонной — я только за!

Интересно, кто додумался давать местной валюте имена многопалубных кораблей?

— С другой стороны, как говорит Дамблдор, деньги есть корень всего зла, — рассудительно вывернулся я из непростой ситуации. — А наш долг, как рыцарей света, это зло беспощадно изничтожать. Гони мою долю, принц Джордж! Кстати, по какому поводу на этот раз?

— Так ведь ты же задрал ночью юбчонку этой недотроге Грейнджер? Весь факультет уже гудит, многие слышали — и я был среди этих многих! — что из вашей комнаты ночью доносились очень красноречивые стоны! Моя тебе уважуха, дружище, это стоит отметить!

— Эта девочка из тех, кто просто любит пить! — немелодично, зато отчетливо пропел я. В трех шагах от меня виновница торжества окаменела и налилась багрянцем. Вот все-таки до чего не хватает здесь гитарного аккомпанемента! — Гермиона любит громкий секс, пыль в глаза и алкоголь...

— И об этом ты мог узнать только подглядывая в замочную скважину! — рявкнула Гермиона, приближаясь ко мне, как акула к купающейся во время месячных склеротичке. — Потому что по своей воле я за руку с тобой не буду держаться даже под угрозой исключения из школы... даже... даже если...

— Даже если Дамблдор прикажет? — с надеждой поинтересовался я. Интересно, если к старику подкатить с такой сделкой, что он скажет?

Гермиона только прорычала что-то нечленораздельное и бурундуком рванула в сторону — наверное, сама решила прояснить этот вопрос. Сто пудов, она на меня запала еще с третьего курса.

Но дело было проиграно. Джордж, медленно отсчитывая золотые монеты, вдруг замер и поднял на меня задумчивый взгляд. Скорбь от расставания с деньгами на его хитром лице сменилась осуждением. Он медленно сложил галеоны обратно в кошелек, зашнуровал его, сунул под мантию и торжественно отправился прочь — само благочестие, будто это не его в компании Фреда и Пенни Кристал из Когтеврана я как-то обнаружил голыми в Тайной комнате.

— Хоть огоньку подбрось! — взмолился я, но жесткосердечие старшего Уизли граничило только с его же жадностью. Похоже, сегодня мне все намекают, что пора взяться за голову и вести здоровый образ жизни. За голову, между прочим, это запросто, а вот со вторым вряд ли получится. Не в этом году, во всяком случае.

— Девочки, зайчики! — во дворе внезапно наметилась шумиха, все адекватные люди прыснули в стороны, будто им скипидаром под мантии плеснули. Но на самом деле все было прозаичнее. — Строимся, строимся! Быстренько! Ну и что, что суббота, поем утренний гимн!

Это профессор Минерва МакГонагалл, декан нашего факультета. Старушка к старости слаба мозгами стала, или как там у классика. Теперь она ежедневно строит студентов во дворе и заставляет петь гимн Гриффиндора. Говорит, что это способствует радикальному росту патриотизма и обостряет здоровую конкуренцию между факультетами. Не знаю насчет этого, лично у меня пение гимна обостряет только головную боль.

Я шмыгнул сквозь арку к лестнице, птицей взлетел на второй этаж, и уже с безопасной высоты принялся наблюдать, как декан пересчитывает пальцем дюжину слишком медлительных студенток — в основном, первогодок, которые еще не постигли своим медленным разумом вечную истину: видишь профессора где-нибудь, кроме пары — убегай как можно дальше. Собственно говоря, и на парах это тоже отлично работает.

— Девоньки! Ну-ка, построились в два ряда, повыше сзади, пониже спереди! — продолжала командовать МакГонагалл, не замечая, что студентки топчутся на месте с кислыми минами. — Что же вы вялые такие? Что вам нужно, чтобы прийти в себя? Зарядка? На мальчиков посмотреть?

— Похмелиться им нужно, — громко сказал я с верхотуры. Со всех сторон одобрительно заржали: наблюдать за унижениями других не только весело, но и педагогически полезно, я всегда это говорил. Жертвы декана стоически выдерживали ее корявое руководство, но тоже постепенно начинали зыркать глазами в поисках безопасного пути отступления, хоть даже и сквозь канализацию, прямо в объятия Плаксы Миртл. А я привычным взглядом оценил их форму одежды — по пятнам на мантиях всегда хорошо видать, чем нынче питаются младшие курсы. Судя по этим, они предпочитали помои и мусор.

— Ради Мерлина, Гарри! — Гермиона материализовалась из ниоткуда и буквально втащила меня на следующий этаж. — Тебя просто невозможно куда-нибудь довести!

— Разве что до оргазма, — согласился я. — Попробуем?

— Ничего другого я и не ожидала... Сколько тебе лет, шестнадцать или все-таки три?

— Если интересуешься в смысле того, можно ли мне уже пить спиртное, ответ — да! И даже нужно. А что, Дамблдор приготовил угощение?

— Гарри! Помолчи уже, ты, несчастный, опустившийся человек...

— Одни работают на гордости, другие на амбициях. А я — я уникален, Гермиона. Я работаю на спирту.

Но дальше до самого кабинета директора не было уже ровным счетом ничего интересного, потому что Гермиона тащила меня по дряхлым скрипящим лестницам, будто ракета-носитель, отправляющая на орбиту ценный груз, и отключить ее огненную целеустремленность было невозможно, как я убедился. Ладно, давайте уже поговорим с нашим славным директором; если повезет, он тоже будет нетрезв и рассеян, и угостит коробкой конфет или мясной нарезкой из холодильника, которые ему постоянно приносят аспиранты и журналисты. Дамблдор взяток не берет, как всем известно, но вкусно поесть любит. В этом мы с ним похожи.

У дверей кабинета нас уже дожидался малость помятый, но в целом вполне жизнерадостный Рон. Судя по фруктовому запаху, после драки Финниган все-таки поделился с ним элем. Нет в жизни справедливости, эта страшная правда открылась мне еще в младенческом возрасте.

— Что там? — почему-то шепотом поинтересовалась у него Гермиона. Она выглядела бледнее, чем обычно, но все равно красивой до невозможности. Нет, точно сегодня замучу с ней — вечер субботы для этого, такое впечатление, специально предназначен. Сопру литрушку у ирландца, плюс пощекочу грушу, пролезу на кухню, утащу оттуда сливовых пончиков и устрою романтику под крышей.

— Да ничего, — пожал плечами рыжий дуралей. — Полная тишина. Никаких воплей "спасите-помогите" и ломающейся мебели, если ты об этом. А с ним что? — кивнул он на меня.

До Гермионы дошло, что я уже с минуту не отрываясь пялюсь на ее коленки, и она издала громкий стон отчаяния.

— Вот, правильно, — одобрил я. — Потренируйся пока, а я вечером проверю. Что, Рональдо, пойдем, что ли?

Я решительно повернул ручку и вошел без стука.

Дамблдор без сознания полулежал в кресле. В клетке беззвучно разевал клюв и дымился несгораемый феникс Фоукс. А посреди кабинета стояла закутанная в мантию фигура. Издавая чавкающие звуки, она медленно повернулась на звук открывшейся двери. На нас пахнуло омерзительным смрадом. За спиной громко сглотнул Рон.

На меня уставился неживыми белесыми буркалами самый настоящий Пожиратель Смерти.

* * *

Часть 2

Бэмс!

Кулак Гермионы мелькнул так быстро, что я едва его заметил. Правда, это вполне объяснимо тем, что я в этот самый момент как раз медленно моргал. Раннее и малость сумбурное пробуждение сыграло злую шутку с профессором Плейшнером. Да и со мной до кучи.

Пожиратель отшатнулся, его глаза приобрели более осмысленное выражение. Из полуоткрытого рта вывалился на пол обслюнявленный кусок булки.

— Сколько раз тебе говорить, Малфой, — с отвращением сказала Гермиона, вытирая кулак, — не жри этот гадостный фаст-фуд внутри Хогвартса. А тем более в кабинете директора!

Драко безропотно проглотил нецензурщину и остатки бургера, потому что в этот момент Дамблдор зашевелился в кресле, что-то неразборчиво пробурчал и отверз сонные вежды. Феникс перестал выделывать акробатические этюды в своей клетке и замер, как изваяние. Только перья дымились.

— А? — неразборчиво сказал директор магической школы Хогвартс. — Что? Ага... Что ж, я, кажется, немного прикорнул в ожидании...

— Простите, сэр, — Гермиона выразила личиком искреннее раскаяние, словно юная школьница из какого-нибудь порнофильма средней руки. — Это Поттер, сэр. Он никак не желал просыпаться, даже когда я сказала, что вы вызываете нас, сэр.

И торжествующе уставилась мне в глаза после этого, только что язык не высунула. Точно запала на меня, никаких других объяснений просто не может быть.

— Чистая правда, сэр, — отрапортовал я, принимая самый свой идиотский вид. — Однако это случилось только по той причине, что вчера мы с мисс Грейнджер занимались до поздней ночи, да и спали потом плохо... А кроме того, здорово отвлекали все эти летающие и орущие птицы у нас под окном...

— Вероятно, — светским тоном сказал Драко, — ты ожидал встретить в Хогвартсе других птиц. Нелетающих. Пингвинов, вероятно, а может быть, кур?

— Заткнись, Малфой. Я просто хотел сказать, что их вопли поутру дико мешают спать.

— Что ж, — добродушно пробормотал Дамблдор, попеременно закрывая и открывая левый глаз. Может, это азбука Морзе, и он подает мне тайный сигнал? Следует разобраться в этом вопросе. — Это вполне понятно. Но давайте все же вернемся к причине нашего сегодняшнего собрания. Что вы об этом думаете?

— Прошу прощения, сэр, — отчеканила Гермиона, преданно глядя на директора сверкающими глазами и только что не выпрыгивая от усердия из своих тугих трусиков, — вы же нам еще ничего не рассказали.

— Неужели? Хм, хм... а ведь верно, не рассказал. Что ж, простите старика. Память дряхлеет, мысли уже не так быстро сверкают под моим древним черепом... к этому следует привыкнуть.

Он безбожно кокетничал и притворялся. В старике было еще жизни лет на сорок.

— Мне поступила жалоба от мисс Стебль, — сообщил Дамлдор, забавляясь с фениксом: он просовывал сквозь прутья клетки насаженные на острие волшебной палочки ломтики сырого мяса, птица топорщила перья — и на выходе уже получался стейк средней прожарки. — Она говорит, что вы больше не ходите на пары травологии. Что вы можете сказать в свое оправдание?

— Ничего, — сказал я раньше, чем Гермиона успела открыть свой прелестный ротик. Идея с Морзе, похоже, не прокатила, сигналы показывали сущую ахинею. — Это чистая правда. Не ходим.

— Почему же?

— Потому что мисс Стебль, возможно, забыла, — сказал Рон, радуясь, что у него получилось вовремя открыть рот, — но мы уже на пятом курсе. Травологию же читают до третьего включительно. И, по правде сказать, все растения, которые она могла нам показать, мы уже по сто раз видели, нюхали...

— А некоторые даже скурили, — подтвердил я, заработав еще один яростный взгляд от Грейнджер. Драко Малфой заржал. Он был в этом дока.

— Понимаю, — сказал Дамблдор. Он медленно жевал кусочек мяса, по комнате витал вкусный дымный аромат. Интересно, куда старикан спрятал спиртное? Не просто же так он тут дремал перед нашим приходом. — Я передам мисс Стебль ваши ценные объяснения. Но вернемся к главному вопросу.

— Я не знал, что есть что-то еще, сэр, — надменно сказал Драко. Он, когда трезвый, всегда жесткий, как баскетбольный мяч. Возможно, я и сам таков. Невозможно вспомнить, слишком давно это было. — Какая-то свинья снова на нас настучала?

Малфой — большой филолог и потомственный лингвист, и может изъясняться так, что его слова слушаешь, словно нечеловеческую музыку, вроде "Апассионаты". Сам-то я так не умею, я человек скромный, можно сказать, застенчивый, а кроме того, напрочь лишенный музыкального слуха.

Директор ласково усмехнулся.

— Не совсем. Ко мне обратился мистер Филч; по какому-то запутанному вопросу ему требуется помощь толковых ребят, как он выразился. Сходите, узнайте — и по возможности окажите содействие. Я глубоко уважаю мистера Филча, и раз он говорит, что нуждается в помощи, так оно и есть.

— Сэр, возможно, помощь девочки ему не так уж необходима... — подала голос Гермиона. Здорово это она придумала: когда выгодно, она хрупкая девочка, а когда нет — плод любви взбесившейся валькирии и паучихи Шелоб из учебника профессора Толкиена.

Дамблдор оскалился в бороду.

— Считаю, мисс Грейнджер, напротив, ваше участие там совершенно необходимо. Кто же еще сможет осуществлять от моего лица руководство над этими... гм... самоуверенными молодыми людьми?

Гермиона тут же забыла про свои сомнения.

— Разумеется, сэр! — а хитрый директор только что заручился ее лояльностью, да еще и повесил на шею функции менеджера. Всегда мечтал вот так непринужденно манипулировать людьми. — Я прослежу, сэр! Разрешите идти?

— Разрешаю, — сказал Дамблдор, и мы заструились к выходу. Малфой старался оказаться с моей стороны; у Гермионы все-таки отлично поставлен удар. А у меня отменно поставлен навык торговли, так что не будь я Гарри Поттер, если не стрясу сейчас же с него минимум галеон на поправку расшатанного организма!

— Погоди-ка Гарри, — вскинулся Дамблдор, уже задремавший было снова, — у тебя на руке что, шесть пальцев? Давай-давай покажи... Уф-ф-ф, все хорошо, а то я уже подумал, что к нам снова начали принимать мутантов, но нет, ничего подобного. Проходи, Гарри, не задерживай поток сознания.

Я прошел. Поток сознания скользнул мимо, не принеся разрушительных последствий.

Сопровождаемые тихим хихиканьем и цепляясь за косяки фейспалмами, мы покинули кабинет.

* * *

Пришла пора сказать чистую правду: все, что вы до сих пор знали о Гарри Поттере — наглая ложь, полная и беспринципная. Не фантастическая книжка про Мальчика-который-выжил, а пьяная ахинея юного алкоголика плюс деловая жилка местной медсестры. Как же ее? Жанна, что ли? Неважно.

Таращило меня тогда нормально. Не первая моя пьянка, но, наверное, самая жестокая. Шоты коварны — никогда не поймешь, до чего набрался, пока не встанешь из-за стола. Вот я и встал. А потом упал. А потом меня унесли.

Сам-то я не очень помню все это — но это логично. Своими ногами я вряд ли дошел бы до медпункта, своими руками нипочем бы не разделся, своей задницей... неважно, в общем. А медсестрам нашим за это платят, между прочим. Так что первым, что я помню, была именно она — немолодая некрасивая женщина в белом халате, похожая на очень мудрую и очень печальную лошадь. Она глядела на меня сверху вниз и возвышалась посреди сверкающей медицинской дребедени, как башня. Голова у меня гудела и была пустой и звонкой, словно барабан.

— Кто я? Где я? Какой сегодня год? — прошепелявил я. Больше для драматического эффекта, конечно, потому что, несмотря на все мои усилия, вряд ли у меня получилось впасть в кому и пролежать в летаргическом сне двадцать лет. А интересно, кстати, какая жизнь была бы в две тысяча шестнадцатом!

Женщина пригляделась ко мне повнимательнее. Я изо всех старался не моргать, потому что ресницы, соприкасаясь, производили очень неприятный звук, вроде треска крылышек стрекозы. Наверное, для борьбы с этим кошмаром женщины и красят ресницы тушью.

— Да у тебя же глаза в разные стороны смотрят... сотрясения, что ли? Может, тебе таблетку дать волшебную? Или клизму поставить?

Да, не очень у нас обстоят дела с медсестрами. Кризис в системе здравоохранения. Даже касторку не предлагают. Не говоря уже о настойке боярышника.

— Опохмел мне волшебный надобен, — поведал я таким голосом, что им можно было бы распиливать стены Хогвартса. — Лечить подобное подобным — вот правильный метод, одобренный специалистами, и другого я не желаю. Чем я болел-то?

— Алкогольное отравление, — строго сказала медсестра. Или фельдшерица. — Мадам Помфри сказала, довольно серьезное. Жизнь твоя, говорит, болталась на волоске.

Врала наверняка. От бухлишка еще никто не умирал.

— Вот, — сказал я. — Отныне зовите меня "Мальчик, Который Выжил". — Злой лорд Спиртоворт, демон Алкоголь и прочие адские твари пытались утащить меня в свою кудрявую дымную бездну, но позорно просчитались. Я им не по зубам!

— Вот кстати, — женщина поглядела на меня уже более осмысленно. Ну, или это я уже начал адекватно воспринимать происходящее. — Ты пока без сознания лежал, наговорил много всякого, я даже кое-что записала... Про какого-то Темного Властелина, повелителя Змей, хранилища душ под названием хоркруксы, магическую тюрьму... Могла бы получиться интересная история. Я, знаешь ли, подрабатываю журналистикой немного — статьи пишу. Можем сработаться.

Словом, сразу стало понятно, отчего у нас такие проблемы в медицине — все подались в газетчики. И теперь катастрофа медленно перемещается и туда тоже. Но меня тогда это меньше всего волновало. Фельдшерица — все же Джоанна ее звали, если склероз не изменяет — выставила мне сотню галеонов золотом авансом, как автору идеи, и пообещала процент от продаж будущего бестселлера.

Мне-то процент, по совести говоря, был и вовсе не нужен, а сто галеонов уже жгли ляжку и просились на волю, суля неисчислимые бутылочки темного стекла с манящей надписью "Кениг Людвиг Дункель" — но так показалось солиднее.

Тогда-то и началась вся эта бодяга. Сочинения лошадиной Джоанны неожиданно выстрелили — да не просто так, а с шумом похлеще, чем у "Большой Берты". Народ ломился за книжками, словно укушенный, я в жизни не видел такого сумасшествия. Ну, я, натурально прочитал первую книжку — обхохотался. Там и Хогвартс выписан первоклассной школой похлеще Оксфорда, и Дамблдор — эдакий гениальный седовласый мудрец, и Хагрид — недалекий, но, в общем, добродушный великан, и волшебники — чуть ли не отдельная каста, ничего не имеющая общего с остальным миром...

Чушь это все, как вы уже поняли. На самом деле все не так. Но на это самое дело всем было глубоко наплевать. Поэтому все продолжало оставаться в шоколаде: народ сметал с прилавком книжечки, на карман мне капала веселая валюта, а Хогвартс... ну, продолжал оставаться самим собой.

Это довольно захолустная школа, если честно. Чуть пониже среднего уровня — ну, это если Итон и Кембридж считать первым классом. Куча разномастного народа, настоящая сборная солянка, несопоставимая ни по уровню владения магией, ни по личным качествам. Попадаются и умные, вроде Гермионы, и обнаглевшие платники, купившие себе место, наподобие Драко, и откровенные идиоты, за которых на коленях ползали за директором плачущие родственники — скажем, тот же Рон.

С учителями тоже дело обстояло кучеряво. На эту зарплату получалось взять только самых непритязательных. Старушка МакГонагалл, доживающая свой век в тихом маразме, или рассеянная, словно призма, мисс Стебль, или уже напрочь поплывшая башней Сибилла Трелони... Нет, Дамблдор, конечно, глыба и матерый человечище, но ведь и он тоже стареет, и это явно не идет ему на пользу. Единственный стоящий учитель здесь — это Снейп, хотя чувство юмора у него малость странноватое для взрослого человека, да и пьет он по-черному. Один раз он запер директора в шкафу, пока тот спал. В такой ситуации трудно не пить. А наш трудовик Хагрид, кажется, не просыхает вовсе никогда, знай себе гонит самогон в своей хижине, да продает потом интересующимся старшеклассникам. Я у него числюсь в постоянных клиентах.

И из интересного, вроде возвращения Темного Лорда, которого Нипочем-Нельзя-Называть, в школе у нас ничего не происходило уже лет пятьсот, с тех пор, как Почти Безголовому Нику почти отрубили его пустую башку. Ни великих героев, ни великих злодеев, ни великих середняков — Хогвартс даже дуралеев выпускал обычных, стандартного размера и диаметра. Ну, кому такое понравится? То ли дело в книжках, что, как на конвейере, клепала Джоанна! Даже завидки берут, насколько захватывающей у книжного Гарри получалась жизнь. Не то, что у меня, где кроме постоянных пьянок и половых излишеств, даже похвастаться было нечем.

— Угар нэпа, — сказал я уверенно, провожая затуманенными глазами ступеньки под ногами, глотая противного вкуса слюну и стараясь не сблевануть себе под ноги. — Нет того энтузиазма.

В голове серой грозовой тучей висело недоумение. Что за игрушки в мальчиков на посылках? Что за великолепная четверка без вратаря? Послал бы Дамблдор меня в Хогсмид за бутылкой, как уже не раз бывало, никто бы даже вопросов не задавал, но какие-то разборки с завхозом — это уже что-то за пределами моего бедного, интоксицированного уксусной кислотой организма.

— Чего? — непонимающе уставился на меня белобрысый Малфой. Олух эдакий, ни черта не понимает в классике.

— Учителей, говорю, нормальных нам не завезли, — пояснил я спецом для тупых. — Хожу, ищу уже шестой год, хоть бы одна падла отозвалась. Нет, вру — одна-то как раз и отозвалась, Северус Снейп его фамилия. Больше пока не нашел.

— А они хоть когда-то тут были? — хохотнул Рон, с ходу въехав в суть вопроса. — Отец рассказывал, сорок лет назад была та же херня. И даже директор тот же самый. По ходу, в этом все дело.

— Мне Грозный Глаз нравится, — вступила в беседу Гермиона. Эта скользила по ступенькам своими точеными ножками до того ловко, что у меня заболела голова. То есть заболела еще сильнее, чем раньше. — Он рассказывает интересные вещи.

— Ну да, интересные, — снова влез Малфой. — Выдернули человека с пенсии: на, дорогой товарищ, тебе новый предмет, а то к нам на такую зарплату молодняк идти не хочет. А то, что защита от темных искусств за последние полвека малость эволюционировала, ему сообщить забыли. Вот и учимся применять вместо нормальных силовых заклинаний и трансфигураций какую-то адскую архаику... глаз жабы и кровь девственницы. Условной, конечно же.

— Почему условной? — заинтересовалась девушка.

— Потому что настоящей нынче днем с огнем не сыщешь! — заржал рыжий Рон, а Гермиона надулась, как мышь на крупу. То ли жалела о навсегда упущенном, то ли о несбыточном мечтала.

— Грозный Глаз клевый, только не по теме, — вынес я вердикт. — Только подумаешь, что вот сейчас будет что-то по-настоящему полезное, как он опять начинает хромать по комнате, вытаскивать протез, громко дышать на него, протирать полой плаща и втыкать обратно в голову, и торжественно в сотый раз рассказывать, каким героем он был когда-то во время Великой войны.

— Скакал бок о бок с Котовским! — снова хрюкнул Рон. Похоже, тот эль у Финнигана — забористая штука. Нужно будет его украсть.

— Т-с-с-с-с! — Гермиона приложила палец к едва-едва, но очень мило покрашенным губкам и перешла на шаг. Мы как раз выбрались в коридор, где находились лаборатории и обычно преподавал Грюм. Вот и сейчас из ближайшей доносилось ровное сопение спящих студентов и задумчивый голос Грозного Глаза:

— Это было в степях Херсонщины...

Двигаясь с изяществом Эйса Вентуры, я подкрался к двери, заглянул туда одним глазом — ну да, так и есть, все спят, а кто не спит, режется в карты и магические шахматы — и громко сообщил в пространство:

— А Котовского потом застрелил Майорчик, шоб он был здоров!

Что интересно, от ответного вопля Грюма проснулись не все. Дневной сон крепок и весьма, говорят, полезен для молодых организмов. А что он там кричал, я не очень понял, потому что красная, как редиска Гермиона отчего-то вцепилась в меня скрюченными ладошками и утащила по лестнице вниз, на этот раз уже окончательно. Но ничего — кто услышал спойлер, тот его услышал!

До чего же хорошо быть разгильдяем! Особенно — разгильдяем талантливым. Учителя много от тебя не требуют — разгильдяй же. Но и не придираются особо: ведь талантливый, чертяка! Да и чихать я на них хотел, и на их мнение тоже, если честно.

Мы выперлись во внутренний двор, вымощенный древней брусчаткой и заросший не менее древней травой. Вот где стоило бы приложить силы и энергию первогодков! Впрочем, они и так шевелились где-то сбоку, пытаясь не то поднять, не то передвинуть здоровенный огнеупорный шкаф. Архивы, что ли, сжигать приказали? Это тревожный признак.

Я вырвался из твердой, как дерево, ладони Гермионы и огромными прыжками понесся по двору. Предыдущие поколения озвучивали свои безумные шалости вслух и давали какие-то глупые обещания. То ли дело я! У меня слова не расходятся с делом, потому что я сначала делаю, потом говорю, а уже потом, в самом конце — думаю. Очень, кстати, советую этот способ, кроме тех случаев, когда вы размышляете о суициде.

Хотя нет — во всех случаях советую.

— Так! — сказал я так громко, что с ближайшего студента взвилась в небо и улетела шапка. — Это что это вы тут? Да как вы вообще... Вы чего, совсем уже тут ополоумели?

Это способ я подсмотрел у Дамблдора. Работает безотказно, плюс на удивление универсален. За каждым человеком вьется шлейф косяков. Обвинить его напористо и нагло — а остальное живое человеческое воображение додумает само. Метод не подвел и на этот раз — ребята присмирели, словно кролики при виде орла. Или какая там живая тварь жрет кроликов на завтрак?

— Да мы тут...

— Так! — взвился я стремительным фазаном. — Смирно стоять. Меня называть — игемон. Поняли меня? Или ударить тебя? Вот конкретно тебя, жирный?

— Н-не надо... — пробормотал паренек. Да, зря у нас тут убрали допризывную подготовку. С одной стороны, магам физо не особенно нужно. А с другой стороны, в здоровом теле — здоровый дух. Плюс с девчонками можно отрабатывать норматив "отдание чести в движении"!

— Странный ты парень, обычно все кипят трудовым энтузиазмом. Что за шкаф, отстающий?

— Э-это богарт... — заикаясь, сообщил первогодка. Эх, были мы все салабонами...

— Вижу что богарт, — сурово сказал я. — Почему не покрашен?

— А разве н-нужно?

— Еще как нужно! — разъярился я. — Хагрид увидит, что до сих пор не покрашено — шкуру с вас спустит, а то вы его не знаете!

Малышню словно ветром унесло. Про Хагрида они слышали много, но ничего — хорошего. А я приоткрыл дверку и аккуратненько заглянул внутрь. Ну да, как и предполагалось. У совсем мелких там живут всякие змеи да кузнечики. У ребят постарше — венерические заболевания и голая МакГонагалл. А у битых жизнью и многое повидавших дедов, вроде меня...

В темноте магической ловушки, кося на меня оранжевым глазом, сидел, весь в синьке и белилах, грустный клоун.

* * *

Часть 3

— Гарри Поттер! — засветился недобрым трезвым огоньком Аргус Филч. Трезвый человек — опасный человек, я всегда это знал. — Тебя-то я и жду. Тебя и... остальную компанию.

Завхоз — крепкий мужчина средних лет в наглухо застегнутой клетчатой рубахе и простых рабочих штанах — сидел на рабочем месте и пил чай с вареньем. Под рубахой у него, говорят, немеряно партаков, но насчет этого я пока сомневался. Те, кто видел Филча без рубашки, доверия, с моей точки зрения, не заслуживают.

Обитал он в подвале, который своими силами перестроил в помесь пустого борделя и солдатской казармы. Тоже пустой. Старые шторы, гобелены и гравюры, которые завхоз уволок из коридоров Хогвартса, выглядели на голых стенах дико, а двухэтажные кровати с проломленными боковинами — свидетели жестоких заруб между Слизерином и всеми остальными факультетами — высились здесь, как скелеты небоскребов в мрачном постапокалиптическом будущем, до которого мы, конечно, доживем.

— Привет, Филч, — закричал я и без особой надежды сделал ручкой, пытаясь поймать улепетывающее эхо. — Есть выпить?

Забыл сказать, именно по этой причине я и есть всеобщий любимчик и вообще душа компании. Тем для разговора у меня немного — но все они необычайно близки любой аудитории.

— И тебе привет, Парень-Который-Выпил, — завхоз с хрустом поднялся и обдал меня запахом колбасы, чеснока и спирта. Вероятно, технического. — Ты, вот что, пока не забыл... Как насчет одолжить мне до следующей недели с полсотни галеонов? Дело верное, на этот раз выигрыш, считай, уже у нас в кармане. И тридцать процентов, как всегда, тебе...

— Да они постоянно мне, Аргус! — с ласковым зубовным скрежетом сообщил я. — Я регулярно получаю ноль, с того самого момента, как вы впервые мне сообщили насчет теории игр и прочих своих интересных задумок.

— Так что... — Филч втянул голову в плечи, приобретя большое сходство с Грегором Замзой после того несчастного случая, но не отступил, — как насчет деньжат-то?

— Гермиона! — снова закричал я. Наша чудо-девочка только повернула голову с королевским видом. Слабая реакция на столь могучий талант — это плохо, очень плохо. — Запиши мое завещание. Версия ноль сорок два, окончательная, с правками!

— Ага, — равнодушно отозвалась эта наглая сирена, продолжая болтать ногами и сидеть на столе. И тискать Мисс Норрис, между прочим. А у меня на нее аллергия!

— Записывай... Ладно, запоминай. В случае моей безвременной смерти, или если я помру раньше мистера Аргуса Филча, и мой пепел, в соответствии с последней волей покойного, будет развеян над Бирмингемом... чего, конечно, никто не заметит, там постоянно какая-то фигня падает с неба... в общем, только в этом случае упомянутому мистеру Филчу отходят двадцать галеонов с мотивировкой "за настырность". Точка. Печать, подпись. Целую, Поттер.

— Зря ты так, Гарри, — закряхтел завхоз. Из-за десны он достал крохотною заточку — скрепку, что ли, модифицировал? — Ты только что дал мне весомый... да, очень весомый мотив.

Мне пришло в голову, что весь этот комический стендап с завещанием был так себе идеей.

— Спокойней, Аргус, — сказал я потому, что и сам был спокоен. — Не имейте эту привычку быть жадным на работе. Вот когда мисс Грейнджер оторвет наконец свою соблазнительно круглую попку от стола и официально запишет то, что я прошу...

— Не дождешься.

— Вот именно, не дождусь. Так что я пока что еще поживу, с вашего разрешения.

Филч расстроенно засопел, малость притух и засунул расклепанную железяку обратно в рот, но возражать не стал. Вот так понаберут технический персонаж из уголовников, а потом в школе дети пропадают. Нет, рано еще думать об этом. Рано.

— Так что, дядя? — сменил я тему. Их у меня, как вы заметили, всего две. — Вы проигнорировали мой вопрос относительно спиртного напитка! Не могу поверить, что сделали это специально! Должно быть, имеется другое объяснение.

— Правила школы, мистер Поттер, не позволяют продавать учащимся алкогольные и спиртосодержащие жидкости, — занудил было волосатый завхоз, но я пресек этот поток сознания царственным наклонением головы.

— Они также запрещают клянчить у учащихся бабло на свои странные развлечения, но это вас никогда не останавливало. А кроме того, кто говорит о продаже? Речь о подарке, Аргус! Сугубо добровольное дело.

За спиной захихикал Рон, одобрительно проворчал что-то Драко, устало вздохнула и ругнулась Гермиона. Ну, конечно, у нее же трубы не горят.

— Нету у меня спиртного, Гарри, — решительно и печально сказал Филч, потирая красный — вероятно, от здорового образа жизни — нос. И уточнил: — покамест нету.

— Назовите тогда хоть дату! — простонал я, приобнимая Гермиону, которая от такой наглости лишилась дара речи. О, счастье! О, моя похмельная голова! О, эта очаровательная пофигистская непосредственность!

— Точных данных выдать не имею возможности, — отрезал завхоз. — Но ты, Гарри, можешь поспособствовать, чтобы, значит, дата эта настала как можно скорее. Вдобавок к тому, чтобы выполнить, значит, поручение господина Дамблдора.

Вот же хитрый жук! Небось, напрячь меня хочет на предмет контрабанды всякого горячительного из Хогсмида! Ну правильно: нельзя продавать учащимся спиртное. А насчет несанкционированного проноса ведь ничего такого не сказано! Да этот старый капитан Флинт за те сто пятьдесят лет, что работает завхозом, наверное, все схемы выяснил и изучил. А многие даже сам придумал. Вот оно, преимущество долгой жизни!

Пока я пребывал в плену грез и хихикал, как умалишенный, Гермиона освободилась-таки из моих пылких, но трясущихся объятий.

— Гарри! — наша лучшая половина... нет, погодите — наша лучшая четвертина наконец нашла нужные слова. И это было мое имя! Думаю, это знак. — Ты... да я тебе... руки по локоть за такое!

— Не преувеличивай своих достоинств, дорогая, — нахмурил брови и засомневался я, а Малфой заржал уже совсем гнусно. В принципе, Драко-то парень неплохой, но вот дальше все, к сожалению, по тексту. Филч недовольно прислонил костлявую руку к уху, похожему на лист лопуха, но явно не расслышал.

— Так вот, значит, — сообщил он в пространство своим скрипучим голосом. — Насчет Дамблдора-то. День рождения у него приближается, знаете, наверное?

— Нет.

— Нет.

— Нет.

— Все в учебе по уши, — сокрушенно пояснил я единодушие своих товарищей-дебилов. — Такая обстановочка, понимаете ли. А Дамблдор, он ведь такой скромный, никогда про себя ничего и не скажет...

— Да я же в вестибюле огромную растяжку повесил! — разозлился завхоз. — "С днем рождения, Альбус!" Никто уже совсем ничего не читает, что ли?

— Так Альбус и Дамблдор — один и тот же человек? — поразился я. — Вот так раз, вот правильно говорят, век живи — век учись, а я пока что...

Тут меня кто-то обхватил и облапил, как пьяный медведь, и напрочь лишил возможности махать руками. А потом кто-то другой закрыл мне рот ладонью, так что и этот канал информации оказался потерян для человечества.

— Он молчит, — подтвердила очевидное Гермиона. Это ее ладошка закрывала мне рот, я уже понял. Роль пьяного медведя, судя по всему, выполнял Малфой — из-за спины явственно несло табачищем. Тут следует заметить, что в книжках Драко, в полном соответствии с гениальной авторской задумкой, был прыщавым белесым задротом. Но в жизни-то он — настоящий скандинавский викинг, хоть пока и не достигший товарных размеров, а потому вырваться из его захвата не смог бы, наверное, и сам Сириус Блэк.

О! Кстати о Сириусе...

— Так вот! — громовым голосом сказал Филч, и у меня немедленно заложило уши и потек нос. Не переношу, когда на меня орут. — Подарок ему нужен, вот что! Подарок, говорю! Сообразил?

Гермиона убрала обслюнявленную руку, и Вселенная снова установила со мной контакт. Возможно, даже половой.

— Сообразил, — сказал я. — Только я не смогу сам ничего выбрать, я Дамблдора с этой стороны и не знаю вовсе...

— Узнаешь, — пообещал завхоз. — Не надо ничего выбирать, уже все сделано до вас. В трактире "Кабанья голова" подойдешь к Аберфорту, хозяину, скажешь, что от меня, он тебе кое-что и передаст...

— Да ладно, в это невозможно поверить! — возмутился я. — Насчет Дамблдора я был почти уверен, но чтобы и его младший брат...

Филч взвыл.

— Отдаст! — пролаял он спустя некоторое время, как только снова научился складывать нечленораздельные звуки в обыкновенные слова. — Отдаст он тебе подарок для директора! Но это еще не все, погоди! После "Кабаньей головы" тебе нужно будет зайти в "Три метлы" и забрать там... э-э-э... ну, товары для поправки здоровья, значит. Розмерта обратно в курсе дела. Подарок для директора будет в мешке с надписью: "С днем рождения, Дамблдор!", а бутылки из "Метел" — в мешке под названием "Альбус, с днем рождения!" Ну, запомнил? Понятнее стало?

Я наморщил последние оставшиеся извилины.

— Да ничуточки. Вы же нас практически под противозаконное дело подводите! Заметут дементоры — будем чалиться по этапу, только в путь! Голуби летят над Азкабаном... — пропел я шепеляво. — Есть еще такая болезнь — туберкулез. И для нее заклятий пока что не придумали.

Вид у Филча стал малость пришибленный.

— Но ничего, я все продумал, — сообщил я уверенно. — Вот как мы это провернем: запустим сначала внутрь "Кабаньей головы" голую Гермиону и заставим ее танцевать экзотический танец. Потом, когда внимание гостей будет отвлечено...

Я воровато оглянулся. Драко и Рон внимали с интересом. Их внимание сейчас явно находилось где-то во внутренних сферах черепной коробки.

— Мистер Филч, — взмолилась Герми. — Дайте ему уже выпить, он же так никогда не уймется!

Завхоз осмотрел меня с ног до головы.

— Не, — вынес он вердикт. — Рано пока что. Вот возвратитесь — будет в самый раз. Ну, пошли вон!

* * *

— И почему девчонки ходят в туалет настолько дольше, чем мы? — задумчиво сказал Драко, пока мы столпились несвятой троицей в коридоре учебного корпуса, похожем на храм средней руки. — Меня мучает этот вопрос.

Судя по выражению на его широкой физиономии, мучить его мог разве что геморрой, но я не стал разбивать его детскую картину мира этим печальным фактом.

— Я-то думал, ты размышляешь о причинах появления во Вселенной звезд из антиматерии, — сообщил я осуждающе. — А ты, вижу, замахнулся на нечто более глобальное.

— Нет, ну правда же... им ведь даже штаны снимать не нужно, в отличие от нас. Сел, сделал дело, встал — вот и все.

В полумраке и тишине тупика было явственно слышно скрипение трех пар мозгов.

— Может, они заклинания читают? — предположил Рон, сверкая красным, как турмалин, глазом. — "Аве Мария" наоборот, или еще что?

— Зачем?

— Так ведь все женщины — ведьмы, даже сериал такой есть...

— Пока еще нет, — сказал я сердито. Чертовы анахронизмы, так и лезут в голову! — На самом деле все просто и примитивно, как песок. Они там... медитируют.

— Да ладно!

— Точно. Но не в том смысле, который обычно вкладывают в это слово. Вот сидит она в кабинке и думает: "Зачем я живу? Я тупая дура, которая только смешит всех окружающих. Может, пойти повеситься? Нет, у меня даже платьишка подходящего нет... Кстати, что бы вечером надеть такого, чтобы Драко обратил на меня внимание..."

— Это уж наверняка, — согласился Малфой, подбоченившись. — Меня все любят.

— В данном случае речь о Помоне Стебль, — уточнил я, и парня едва не стошнило. А я продолжил.

— А потом она выходит из кабинки, становится перед зеркалом и начинается самое интересное: "Жирная я? Жирная корова! Коровушка. Но вообще-то лапочка, несмотря ни на что. Сейчас подтяну сиськи, оттопырю попу, сделаю губки уточкой — и все парни мои будут! Да и не нужны они мне, хоть целая толпа за мной волочись! Я одинокая тигрица, хищница и недостижимая мечта! По моей воле светит солнце и текут реки! По мановению моего пальчика свергаются цари и воздвигаются..."

— Что-то ты слишком много знаешь о том, чем занимаются девочки в туалете, — с подозрением сказал Драко. — Чертов извращенец!

— Это со мной Гермиона поделилась, — нашелся я. — Вчера ночью. О, а вот и она!

Наша девочка-скандал и правда выползла из дверей, но выглядела малость задумчиво. Необходимо было ее подбодрить.

— Наконец-то она явилась изумленной публике! — закричал я голосом клоуна Пеннивайза из романа нашего почетного слизеринца. — У нас тут уже зубы начали выпадать от времени, и седина образовалась в самых немыслимых местах! Я понимаю, ты там, внутри, наверняка поклонялась своим темным богам, но всему же должен быть...

— Там кое-что странное, — прервала меня Гермиона. Она была бледна и сосредоточена. — И отвратительное. Вам бы лучше взглянуть на это.

— Серьезно? — Я даже чуточку удивился. — Это вот сейчас реальная жизнь, ребята? Гермиона Грейнджер своими развратными губками приглашает меня в туалет? У кого-то есть фотоаппарат? Диктофон? Ну, хотя бы блокнот?

— Гарри, — она смотрела серьезно. — Просто заткнись и зайди. Может, хоть тогда у тебя пропадет вкус к этим идиотским шуточкам.

* * *

— Что ж, — сказал я, оглядываясь. — Одно можно сказать точно: гигиенических прокладок у этой девушки с собой не нашлось.

Туалетная комната была стандартной — четыре кабинки, три раковины под зеркалом, две лампы да сушилка. Вот и все. Никаких хнычущих призраков, никаких плакс Миртл, которые вписала в свои романы явно психически нездоровая Жанна. "Водички бы, а?", — шевельнулась в мозгу ленивая мысль. Но лезть башкой под кран сейчас не стоило.

Раковина была залита кровью — яркой, артериальной. Не то, чтобы забрызгана сверху доверху, но с полстакана здесь набежало точно. На полу тоже было, но совсем чуть-чуть, пара капелек. И все. Вот это сбивало с толку — ни разбитых зеркал, ни следов борьбы, ни красных отпечатков ладоней на стенах. Будь все это, дело выглядело бы ясным — нападение древнего и могущественного чудовища, вызывай авроров. А так...

— Что здесь случилось, Гарри? — Гермиона почему-то решила перейти на шепот. Волнуется, поди. За меня. Или за ту девчонку, с которой тут случилось непонятное.

— Что ж, — сказал я. — Полагаю, дело ясное. Кто-то просто нёс мимо раковины кровь и пролил немного.

Она саданула меня по плечу. Больно, между прочим, а учитывая, что я только что разгадал самую большую тайну Хогвартса за последние сто лет, так еще и неблагодарно.

— Гарри! Ты можешь для разнообразия побыть серьезным хоть пять минут подряд? Здесь случилось что-то очень плохое, я чувствую! Кто-то стал жертвой! Совсем недавно, видишь, кровь даже не засохла! Рон! Драко! Скажите уже ему!

Парни переглянулись и пожали плечами. Драко вообще, судя по всему, больше интересовал интерьер, чем непонятно откуда взявшиеся струйки крови в раковине. Я чутко втянул носом воздух. Нет, никакой магией и не пахнет, только едой какой-то и сладостями; наверное, вентиляция с кухни рядом проходит. А может, здесь вообще эльфы крысу сожрали по причине бескормицы. Или какая-нибудь Вивиен Грохлис неаккуратно брила ноги. А мы тут панику поднимаем.

— Мир вообще злая штука, — сказал я. — Например, я уже второй час подыхаю от недостатка алкоголя в организме, а окружающие не то что не прониклись сочувствием, но и всячески тормозят мой неизбежный поход в "Кабанью голову". Но нет, граждане! Этот номер у вас не пройдет! Свободу не остановить!

— Можно было бы стукнуть старосте, — с сомнением сказал Рон. — Да только мы все втроем уже здесь!

Гермиона гневно засопела. Они и правда здесь были материально ответственными лицами, но брать на себя ответственность никому не хотелось. Один я сумел проявить слабые зачатки разума и избег чаши сей. А значит, решать придется тоже мне. Как самому предусмотрительному.

— Так, — решил я, — Тут речь явно не идет об убийстве — слишком мало крови. Так что паниковать мы не станем, а будем, наоборот, работать в хронологическом порядке. Сначала Дамблдор и его подарок. Потом Филч и его бухло. Потом туалет Гермионы и ее неудавшиеся месячные.

— Это не мои!

— Скажешь мадам Помфри то же самое, молодец, что тренируешься... Да и старшим пока ни слова, разберемся сами. Но потом.

Топоча, как стадо мустангов, от которых вихрем разбегаются даже самые опытные объездчики, мы покинули уборную. На входную дверь я мастерским штрихом повесил табличку "Не входить! Идет уборка!", которую нашел в половом ведре за дверью. Предусмотрительность во всем, а вы как думали.

Вокруг высились пустынные школьные своды. Еще бы, кто же в субботу проведет в школе больше времени, чем нужно? Только дуралей. Которым я, конечно, не являюсь.

— Так, — потер я руки, — теперь, когда мы со всем разобрались в школе, и ничто не омрачает прекрасного дня...

— Кроме залитого кровищей туалета, — мрачно добавила моя любимая зануда.

— Кроме мелких частностей, о которых позже... мы можем приступить к основному квесту! Так это называется, да? Доставьте таинственный мешок из пункта А в пункт Б, и персонаж даст вам ценный артефакт!

— Гарри, с тобой все хорошо? — Гермиона на ходу потрогала мой лоб. — Температуры нет?

Я сделал большие глаза.

— Потрогай лучше сердце, оно куда горячей!

— Там, куда ты показываешь, расположено вовсе даже не сердце... а мозг, судя по всему. Святые Мерлины, почему мальчишки всегда думают об одном и том же?

— Почему об одном? Я про разных думаю: про тебя, про Чжоу, про Джинни...

— Эй, братан, она ж моя сестра! — Рон, разумеется, влез со своими пресными замечаниями куда не просили.

— Мои соболезнования, парень... — рассеяно перекрестил его я. — Ладно, тогда просто про Гермиону и Чжоу. Возможно, вместе. Да, точно.

Что-то я сегодня в ударе — мы только вышли из школы, а девушка уже доведена до белого каления. В Хогсмиде она, будем надеяться, дойдет прямо до нужной кондиции, и либо прибьет меня, либо...

— Это. Просто. Невозможно! — взревела Гермиона, закатила глаза и глубоко выдохнула. Я почувствовал ее руку на своем плече, но не успел обрадоваться, потому что грудь тут де сдавили невидимые железные обручи, глаза, и без того измученные видением этого печального мира, словно вдавило внутрь, барабанные перепонки прогнулись, будто я оказался под водой... и в следующее мгновение все исчезло.

Мелькнула где-то внизу спокойная гладь Черного озера, какие-то камни, пятна, смазанные человеческие фигуры — и в следующую секунду оказалось, что мы, все четверо, стоим на мощеной булыжниками кривой улочке, а вокруг высятся перекошенными шляпами черные крыши, разукрашенные дома и магазинчики. Орали, как резанные, впервые выпущенные в свет младшекурсники, слышался смех и веселые восклицания, пахло сливочным медом и прочими вкусностями.

Гермиона превзошла саму себя и трангрессировала нас в Хогсмид.

* * *

Часть 4

— Вот это ты дала, сеструня! — восхитился я, как только желудок перестал водить хороводы во рту и отправился на подобающее место, а цветные круги перед глазами снова превратились в скучные колбочки. В голове, правда, яснее не стало, но это уже вошло в привычку. — Вот я тут стою, а если бы Дамблдор спросил: "Гарри Поттер! Скажи по совести, кто тебе дороже, отец родной или Гермиона?" — отвечу: "Гермиона", ей-богу...

Как видно, конгениальный план нашей сексуальной стервочки не сработал — накал веселья не только увеличился, но и приобрел какие-то уже вовсе пугающие формы. А ведь это я еще не накатил! Ни вот столечко! Но благодаря усилиям Гермионы теперь эта цель была ближе, чем когда-либо!

Я распахнул объятья и, искусно мимикрируя под дебила, скорчил дакфейс.

— Позволь, душа моя, я тебе влеплю по такому поводу один безе! Да, Гермионушка, уж ты не противься, одну безешку позволь напечатлеть тебе в белоснежную щеку твою!

— Гарри, отстань от меня, ты, пьяная морда! — завизжала девушка, покраснев; а после оттолкнула мое бренное тело и рванулась вперед, к "Кабаньей голове", где, как она наивно надеялась, мои странности приобретут более упорядоченный характер. Не хотелось бы ее разочаровывать, но сам я оценивал этот исход как маловероятный. И любой алкоголик, знакомый со мной достаточно накоротке, не смог бы не согласиться.

— Нормально, — оценил Рон этот демарш и вцепился в локоть, словно утопающий на "Титанике" — в спасательный круг. — Но сказать по правде, братан, ты уже децл напрягаешь всех своей активностью. Давай-ка приведем ее в обычный расслабленный вид.

Хотелось бы, кстати, заметить, что круги утопающим тогда не особенно помогли — вода была дьявольски холодна.

— Неужели отправимся бухать?

— Именно, братан. Именно.

Малфой одобрительно хрюкнул. У них, викингов, это вроде бы совершенно нормальный звук, вроде хихиканья. А что, самая викингская фамилия — Малфой. Не говоря уже об имени. Круче был бы только какой-нибудь Драккайнен Малфуссон. Но нельзя требовать от людей того, что они неспособны дать в принципе.

Я и не требовал. Покорно перебирал ногами и тихо радовался, что искомая вывеска с заветными словами насчет кабанов и голов приближалась. В холодном воздухе витал аромат спиртовых паров.

А еще впереди маячила возмущенная попка Гермионы, только самую малость прикрытая форменной (хотя и три раза перешитой в сторону укорачивания) мантией, и это бодрило не хуже предвкушаемого спирта. Может, даже чуточку сильнее.

На входе в "Кабанью голову" — логично же! — никакого кабана не наблюдалось. И даже с головой возникли заметные сложности. Вместо нее у входа торчало два тощих скелета, обряженные в рыцарские латы. А когда кто-то входил в заведение, эти твари вращали глазами и щелкали челюстями. Либо дешевая магия, либо такая же дешевая аниматроника. В любом случае, художественный вкус у владельца оставлял желать лучшего.

— А вот если бы кто-то написал такую книгу... — мечтательно сказал Рон, и я поперхнулся. Я даже не подозревал, что рыжий умеет читать. — И чтобы там вот такие вот зомби-викинги воевали с...ну, например, с драконами. Э, нет! С драконами-вампирами! Вот это был бы номер!

— Зомби-викинги, побеждающие вампиро-драконов — это такая избитая попса, что писать о таком не будет даже Златопуст Локонс, — строго сказал я. — Кому может интересен миллион первый роман на эту тему?

— Мне, — сказал Рон. Нетребовательные вкусы этого парня всем были, впрочем, знакомы.

— Нет, — сказал я. — У меня тут есть идея поинтереснее: мальчик приезжает на пару недель в дом отдыха или, может, пионерский лагерь в заснеженной России, и знакомится там с несколькими симпатичными девочками. С одной из которых он пытается построить отношения, потому что влюбился без памяти, а остальные пытаются его отбить. Что скажете, парни? Свежо, дерзко, увлекательно! По-моему, должно выстрелить.

Пританцовывающая от нетерпения Гермиона показала глазами, что готова меня пришибить и испепелить взглядом, но я ей не поверил. Нечего глазки строить, наши нервы крепче стали.

— Говно твоя идея, — сказал Драко. — А все потому, что поправить здоровье не можешь. Похмелос. Мысли из головы вываливаются. Давай уже внутрь, там целебные алкогольные пары спасут гиганта мысли и отца магической демократии.

— Когда мысли вываливаются из головы — это не похмелье, а творчество! — попытался спорить я, но спорил недолго, будучи подхвачен под белы рученьки верными сподвижниками.

В общем, мы вошли.

Внутри было тепло, накурено и напито. Народу оказалось не так чтобы яблоку было негде упасть, но мы, с другой стороны, совсем даже не яблоки, так что упали за свободный столик достаточно непринужденно и принялись с удовольствием озираться.

Журчащее многоголосие навевало сонливость и благодушие, в воздухе висели горящие мягким оранжевым пламенем свечи, от которых легко было прикурить, не опалив брови и бороду, пахло жарящимся мясом и капающими на пол слюнями, а в соседнем зале пели срывающимся голосом, но старательно, про то, как вокруг какого-то университета колючая проволока натянута в три ряда — лепота! Сквозили мимо, стреляя хитрыми глазками, грудастые официантки, одетые то ли как горничные, то ли порномодели, в общем, день начинал стремительно становиться томным, но только...

— Гарри! — почти что на парселтанге прошипела Гермиона. — Ты куда уставился?

— И кот может смотреть на короля, — находчиво парировал я старым английским присловьем.

— Кот — может, — решила девушка. — Вот только ушей я у тебя не вижу, и на мисс Норрис ты вовсе не похож. А уж те места, куда ты так пристально уставился, к королевским особам не имеют ровно никакого...

— Тс-тс-тс, — зацокал своим длинным языком Драко. — Официантки, конечно, официантками, но почему к нам ни единая не подходит? Мы что, такие страшные?

— Думаю, дело в том, что среди нас имеется девушка, — решил Рон. — И она очень враждебно смотрит на остальных девчонок, отчего они и боятся.

— Девушка? Да ладно, невозможно поверить. Где она, покажите! — нахально потребовал я, но рыжий не оценил иронии.

— Да вот же она сидит, Гермиона звать! — он ткнул пальцем с обгрызенным ногтем в сторону ведьмочки.

— Гермиона сидит и ушами шевелит, — сказал я, но на мой явно прорезающийся поэтический дар в очередной раз никто не обратил внимания, что обидно.

— Ладно, — решил я, вздохнув так тяжело, как будто тянула меня ко дну многопудовая гиря. — Пойду сам закажу у хозяина. Заодно и с подарком разрулим вопрос. Кто что будет?

— Вискарь! — проявил аристократизм Малфой. — "Тичерз", тематический!

— Не рано?

— В плепорцию! Рон будет аналогичное, верно?

— Еще не решил, — помотал лохматой головой жертва литературных игр. — Пускай сперва принесут, там посмотрим.

— Любовь моя, какое бухло ты предпочитаешь в это время суток? — ласково наклонился я над копной каштановых волос. — Медицинский спирт, твой любимый, предложить не могу, а шмурдяк они пока не научились бодяжить, но в остальном...

Я не ожидал, что она вообще ответит. Бездумное половое влечение к самому альфасамцовому альфа-самцу в этой комнате, как вы понимаете, способно на самые мрачные штуки, а алкогольная интоксикация накануне... так все же, чем мы занимались-то вчера? В общем, ее дело на сегодня было — вести образ жизни пожилой сороки: гадить на головы юных натуралистов, да ругаться скрипучим голосом.

Но тут Гермиона меня удивила.

— Сливочное пиво, — уверенно сказала она. — И сразу большой кувшин. Чтобы не вставить два раза.

Усмешка ее была почти ироничной.

— Привет Гарри, — профессионально участливым тоном, который обычно только и встречается у барменов и психоаналитиков, сказал Аберфорт Дамблдор. Из психоаналитиков его в свое время выперли за пьянство и магические шалости с пациентками, да и здесь, чует мое сердце, он особенно не задержится. Слишком уж добрый. — Как жизнь, какие планы?

— Планы, — алмазным голосом сказал я, — обыкновенные. После долгих раздумия и решил повторить непростой трудовой путь своего отца. Бухать, колдовать, нигде не работать.

— Очень достойная позиция, — кивнул хозяин. Кружка у него в руках напоминала кусок хрусталя. Прочная, чистая, небывало красивая. И пустая. — Начнешь исполнять, я понимаю, прямо сейчас?

— Как определил?

— Скверно выглядишь, Гарри. С виду практически трезвый, а это никуда не годится. Чем лечиться-то будешь?

— "Кроненбург" светлое, — решил я, чуть не подавившись слюной от божественного звучания этих великолепных слов. Они теснились и сталкивались на языке, словно пузырьки хорошего шампанского. — Французы умеют варить эту дрянь. Особенно когда притворяются немцами.

Точно. В голове у меня враз прояснилось. Шампанское мы вчера пили, вот что. Взяли подороже, раз уж такое дело. И Гермиона еще сказала мне тогда, склоняясь к уху и хохоча, словно безумная...

Память снова обрубило. Начисто, вроде как мающийся сушкой наркоман выдергивает из земли приличный кусок омедненного телефонного кабеля. А все почему? Потому что ему срочно нужно позвонить.

Мозг, испытав чудовищное усилие, снова погрузился в теплую ласковую дремоту. Я сглотнул. Передача прервана. Один фиг не помогло.

— Притворяться всегда легко. Словно примеряешь на себя чужую маску. Ощущение свободы, невыносимая легкость бытия... Прости за философскую добавку. Считай ее чем-то вроде пенной шапки на бокале.

— Так и поступлю. Знаешь, давай сразу две поллитры. Единственное, что сейчас может нанести пользу отравленному давешней попойкой организму.

— Да, я слышал про вчера, — согласился хозяин, наполняя сосуды янтарным спасением. — Что-то еще?

Интересно, хоть кто-то, про вчерашнее не слышал? Я пока знаю всего одного такого человека. Это я.

— Да уж к гадалке не ходи. Литрбол вискаря и столько же сливочного пива. Для друзей беру, — честным голосом сказал я, наблюдая за процессом истечения разведенного спирта по пузатым бокам кружек. — Первая суббота на неделе, надо бы отметить!

— Сам донесешь или девчонку прислать? — Аберфорт уже похоже ничему не удивлялся. А я с опозданием вспомнил главную причину своего появления тут. Ладно, вторую главную.

— Девчонку... пришли, пожалуй. Только несимпатичную, а то Гермиона во внеочередном припадке ревности пробьет потолок своей прекрасной яростной головкой. Влюбилась она в меня, понимаешь ли. Делиться не хочет.

— Несимпатичных у меня нет, — отрезал хозяин, ухмыляясь. — Сам подбираю. Так что либо твоя маленькая ведьмочка сгорит от зависти, либо справляйся своими силами.

Понимаете, да? Девушку обидели, хоть она и не совсем моя, точнее, даже совсем не моя, пиво нести не хотят... пугают! Как прожить простому и скромному алкоголику в этом жестоком мире?

— Ладно, ладно, — проворчал я. — Не бережешь ты клиентов своих, вот они и разбегаются. От грубости твоей, от черствости. И половых излишеств с симпатичными официантками. А еще...

Я принял таинственный и многозначительный вид.

— Аргус из Филча передавал привет. А может, то был Филч из Аргуса. В общем, он просил забрать товар для Альбуса. Все готово?

Тут я сообразил, что что-то идет не так. Глаза у младшего Дамблдора остекленели. Стали буквально двумя обломками бутылочного горлышка. И там, в глубине, плескалось что-то непонятное, такое, что даже я пить бы поостерегся.

— Так ты, значит, тоже... — пробормотал Аберорт. По его шее, почти полностью скрытой бородой, быстро-быстро ходил вниз и вверх острый кадык. — Я просто не сразу сообразил... не догадывался даже. Ты, выходит, тоже с ними?

Башка внезапно приобрела большое сходство со скороваркой — ее сдавили со всех сторон невысказанные вопросы, а те мысли, что были там до того, будто взорвались гроздьями спелого сока и горячего недоумения. Какого черта все эти непонятности должны были случиться именно сегодня, когда я трезв и одинок и вообще не в лучшей форме...

Хотя если подумать, вчерашний день был ничуть не лучше. Да и завтра, похоже, меня ждет аналогичная судьба.

— Э... это... это сейчас про кого было? Про Гермиону, что ли, с парнями? Так я ж с самого начала сказал... Или нет?

Младший брат Дамблдора облизнул губы, пересохшие, как пески Большой пустыни Виктории в Австралии. Или, скажем, как мои мозги прямо сейчас. Слишком много дурацких загадок, парни из сценарного отдела, дайте мне уже немного пива!

— Вот ваш заказ, — нервно сказал Аберфорт. — А ваш товар... я сейчас вынесу. Мистер Поттер.

И пока я раздумывал, что бы мог значить этот неожиданный брудершафт наоборот, хозяин бесследно скрылся через заднюю дверь, подозрительно похожую на откормленную свиную задницу. Так вот откуда взялось это название! Жопа здесь, а голова, значит...

Додумать мысль мне не удалось — так случается с большинством моих мыслей. Предатели-глаза сфокусировались, наконец, на вожделенном "Кроненбурге", и все остальное перестало существовать.

О, этот карамельный цвет! О, эти капельки конденсата на приятно соразмерных округлостях сосуда! Воспел ли тебя Петрарка? Нет, Петрарка же умер... Может быть, кто-нибудь другой? Шекспир? Мильтон? Маяковский? Что за черт, все стоящие поэты уже померли, некому и слово сказать в защиту бытового алкоголизма! Безобразие!

Вцепившись крепкими молодыми зубами в запотевшую кружку, я доставил заказ к столику. Малфой и Гермиона напряженно сидели подальше друг от друга и смотрели в разные стороны. Точно как мои глаза сейчас.

— А Рон? — поинтересовался я, чтобы сделать вид, будто я не видел, как они тут шушукались за моей широкой спиной. А только ли шушукались? Я в последнее время стал малость подслеповат. — Куда вы дели моего туповатого, но верного друга? Что, если подумать, наверняка взаимосвязано...

— Отлить вышел, — совершенно не своим голосом сообщил Драко.

— Небось кровь из носу?

— А?

— Которую ты ему пролил, когда он полез лапать Гермиону. Спасибо, братан, ты настоящий... ну, братан. А Рон, сволочь такая, мне еще ответит!

— Я не... — начала было девушка, но Малфой громко закашлялся, а Гермиона отчего-то покраснела еще больше. Приятно, наверное, когда вокруг такие друзья. Я обессиленно свалился на низенькое красное кресло "под плюш", а-ля "Казино Рояль". Правда, из казино бы его быстро выкинули, за моральную устарелость и материальный износ. Похоже, именно такая судьба его и постигла в свое время. А Аберфорт, значит, подобрал?

Я подцепил трясущимися лапами стакан с призом и споро опрокинул в распахнутую пасть, будто опасаясь, что очередной апокалипсис помешает мне завершить ритуал превращения человека жаждущего в человека разумного. Бибо эрго сум! Но обошлось. Ледяная, но все равно благодатная аквавита послушно потекла в пересохшее горло, расширяя сосуды и подстегивая усталые синапсы. Мир устаканился и налился красками. Неодолимая сила и могучий разум Гарри Поттера вновь обрели форму.

Одно плохо — такими темпами на меня скоро накатит меланхолия, и я начну опять глупости говорить, декламировать стихи и сентиментально пускать слюни на ту единственную, которая, может, и не заслуживает такого к ней отношения... ну вот, уже началось!

— Кто это? — Малфой сменил тему, резво дернув рукой в направлении дальнего столика, за которым уютно прикорнул магический полицейский-дементор, то есть "безмозглый", как их обычно называют студенты. К столику ползком подкрадывался крупный, бритый налысо парень. Выражение его лица было смесью азарта и неуверенности, а мантия волочилась по полу, словно флаг отступающей армии. Или изрядно разложившейся в пьянках и кутежах армии, тут метафора хорошая и так, и эдак.

Я пригляделся.

— Похож на И Фана, китайчонка со второго курса... Да, точно он.

— И что же он делает? — заинтересовалась Гермиона.

— Насколько я вижу, пытается слямзить у дементора электрошокер.

— Но тот же сейчас проснется! А шокер намертво прикручен к поясу заклятием Замка! Он об этом знает?

— Ему говорили, — дипломатично сказал я.

— А он?

— Послал в жопу.

— Понятно. Значит, теперь ты просто наблюдаешь? Любишь оказываться правым?

— Не то чтобы прямо люблю... — сказал я с чеканным акцентом выпускника Оксфорда, хотя ни разу не был даже близко. — Как-то само собой получается обычно.

Ответное слово младшего Малфоя потонуло в разгоряченном шуме трактира, а меня вдруг словно под руку кто-то толкнул, и не зря: хозяин появился, наконец, из подсобки, таща за собой сумку с неразборчивой надписью. Я крякнул и поднялся.

— Ладно, ущемленные! Грубые вы, ухожу я от вас — хотя и ненадолго. Смотрите не изнасилуйте тут друг друга. Упущенная прибыль! Аберфорт для этих целей официанток держит.

Пока брел обратно к стойке, понял, до чего ж умаялся. Заиграла музыка, что-то знакомое, из прошлогодней попсы... "Cake by the Ocean" вроде бы. А и правда, здорово было бы, наверное, жить где-то далеко, на островах, на краю вечного лета... Просыпаться утром и видеть вдали, на горизонте далекие абрисы туманных гор, и огромный синий океан без конца и границы, и чтобы рядом лежала, потягиваясь, как кошка...

Было бы хорошо. И пусть ради этих ускользающих минут и дней счастья пришлось бы годами батрачить на дядю в фирме — это ощущение, это чувство свободы, его нельзя спутать. И забыть тоже никак невозможно. Жаль, что мне ничего подобного не светит: еще год обучения в захолустной магической школе, потом восемнадцать месяцев практики среди маглов, потом работа в министерстве — кризис-менеджером. Спасать маглов на профессиональной основе, предотвращать катастрофы, тушить конфликты, останавливать перевороты — вот первое и единственное предназначение волшебников в мире. Дурацкая схема, да, но это лучшее, что приготовила для меня эта вселенная. И здесь не было для меня другой роли. Только это.

Но сначала нужно было забрать подарок для Дамблдора.

Я поднял погруженную в мысли голову и понял, что уже с полминуты стою у стойки, а Аберфорт выжидающе глядит на меня, помахивая своим мешком. Чем-то он в этой ситуации напоминал очень недовольного Санта-Клауса.

— Надеюсь, тут не отрубленные головы тех, кто не скинулся на праздничную вечеринку, — предположил я, но хозяин шутку не поддержал, так что я просто хлопнул на стойку золотой галеон и потащился обратно.

На этот раз за столом отсутствовал уже Драко, Гермиона выглядела немного растрепанной, но вид у нее был боевой, ну, а Рон пырился на девушку с совершенно ошалелым выражением выпученных глаз. Ситуации явно недоставало абсурдности. К счастью, для этого есть я.

— Эх, заведу я себе тихоокеанские галифища, — рявкнул я, распугав, словно стайку подвыпивших воробьев, небольшую толпу первокурсников, — чтоб из штанов выглядывать как коралловый риф! А куда подевался Малфойчик? Постыдился глядеть в мои задумчивые глаза? Ушел в закат, наступая на собственный плащ?

— Ширинку бы лучше застегнул, — порекомендовала Гермиона, скептически оглядывая мой ладный силуэт. — А то у тебя из нее вовсе даже не коралловый риф выглядывает. А Драко с непривычки навернул сразу стакан "Тичерза", и ему как-то резко поплохело. Возможно, и добежит до уборной, но я в этом что-то сомневаюсь. Так что будь осторожен там, не иди по его неверному пути.

— Грешно смеяться над больными людьми, — укорил я девушку. — Рональдиньо, как ваше самочувствие? Вздрогнем?

— А... э... — забормотал рыжий, бессмысленно глядя перед собой. Белочку, что ли, поймал? И вот с этими людьми мне нужно захватить мир и стать Императором Галактики! Поистине, жизнь жестока и несправедлива.

За отсутствием мелкой моторики со стороны Рона, мы чокнулись с Гермионой. По части скорости уничтожения пива она, кстати, обставляла меня на раз-два, и это чувствовалось: она больше не зыркала на меня, аки лев рыкающий, и не роняла язвительных замечаний насчет моих мыслительных способностей и общей молодцеватости. Из-под глаз пропали мрачные темные круги, щеки зарумянились, и девушка все больше усмехалась, отхлебывая из пухлой кружки с белой каймой пены.

Все-таки до чего замечательная вещь — моя компания!

— "Ступефай" кастовать на друга — это все-таки, я считаю, слишком, — сказал я через несколько минут, энергично жуя, потому что Аберфорт проявил-таки слабые зачатки гуманности и прислал официантку с целым блюдом жареных на гриле ребрышек. А может, просто поглядел на следы недавней жизнедеятельности Драко, содрогнулся от темного ужаса и принял превентивные меры. В любом случае низкий ему поклон и шампанское от третьего столика! — Даже я на такое способен только после третьей бутылки. Но ты-то, душа моя, ты должна работать примером для нас всех!

Гермиона пожала голыми плечами, с которых поочередно сползала хитро сшитая мантия, и я опять отвлекся от обличительных речей.

— Во-первых, он постоянно норовил прикончить виски — видимо, туалетные лавры Малфоя покоя не давали... вот я и позаботилась.

— Туалетные лавры Малфоя не давали герою покоя, — сказал я, на манер лорда Байрона прожигая демоническим взглядом потолок. — И Чайльд Гарольд взалкал, и немедля сожрал с полведра спиртового настоя... А во-вторых?

— Чего?

— Ну раз ты сказала "во-первых", значит, имела в виду и "во-вторых". Так обычно бывает. Так что там во-вторых?

Гермиона открыла рот. Нахмурилась. Покраснела.

— Неважно!

Я покладисто кивнул, принимаясь за вторую кружку. Ребрышки были хотя и мелковаты, да вдобавок пережарены до черноты, в качестве закуски подходили идеально. Самая правильная еда в субботнее утро... хотя погодите. В субботу, всю целиком.

Из угла со спящим дементором раздался резкий звук электрического разряда, с которым обыкновенно срабатывает заклинание Замка, а после — жалобный вой на китайском. Предначертанное исполнилось.

Но вот вопрос: чего все-таки испугался Аберфорт Дамблдор?

* * *

Часть 5

— Я поняла, кого мне напоминал тот дрыхнущий дементор, — объявила Гермиона, когда мы вывалились из "Кабаньей головы", и зомби-скелеты защёлкали нам вслед своими пластиковыми челюстями.

— Неужто старину Рона? — догадался я, — Он тоже любит засыпать в самый ответственный момент, тебе ли не знать...

— Отвянь, озабоченный. Нет, не его. А того старичка с носом набок, что снимался когда-то в "Звездных войнах". Как его? Ови-Вана играл вроде...

— Не совсем Оби-Вана, но почти в цель, дорогая. Он еще и пожизненным Индианой Джонсом побыть успел, и еще много кем.

— У меня с именами плохо, забываю... Знаменитый чувак, в общем.

— Конечно, знаменитый, — сказал я, неся на себе каменное лицо, как маску. — Это же Арнольд Шварценеггер.

Гермиона фыркнула недоверчиво, но спорить не стала. Вокруг тащились разодетые и слегка нетрезвые люди, окликая друг друга радостными голосами, кружился легкий снежок, настроение после пивчанского было праздничное, пары алкоголя уверенно циркулировали по организму, поджигая все на своем пути — чисто мои далекие скандинавские предки, в общем.

— А вот интересно, — отфыркав свое, девушка стала чуть дружелюбнее. — Если бы тот, как его... И Фан... все-таки стянул шокер — дементора бы наказали? Уволили? Или нет?

— Тут очень по-разному может быть, дитя мое, — важно сказал Рон. — Был случай, после такой вечеринки один преподаватель... не с нашего факультета... табельную палочку не сдал на вахте, пришел в общагу, разделся у порога, память у него после всего отшибло, потому что на автопилоте добрался.

— Ничего себе! — восхитился я, а Драко только закивал понимающе — он тоже знал эту историю.

— Утром проснулся — нет ее, родимой. Три дня искал, не нашел. Пошел к руководству сдаваться, служебку писать на предмет утери казенного имущества, а за это, как правило, вылет из школы. С работой он уже попрощался, а вечером палочку в носке нашел. Вот радость-то была! Опять пили всем факультетом, отмечали находку.

— Интересно, а почему в твоих историях все постоянно пьют? — Гермиона энергично потерла ладошками разрумянившиеся от мороза (возможно) щеки, став от этого еще симпатичнее. — Неужели нет чего-нибудь... более возвышенного? Или менее пошлого?

— Внемлите мне, братья и сестры, — сказал я загробным голосом. — Истинно глаголю, последние дни наступают. Гермиона Грейнджер возжелала меньше пошлости! А значит, не далее, чем через три дня Земля неизбежно налетит на небесную ось...

— Ну, с этим-то все понятно, — решила ведьмочка, — случай тяжелый. Но вы-то куда смотрите? И о чем думаете?

— Понятно куда и о чем! — радостно осклабился Драко. У него тоже все лицо уже было красное — морозец прихватывал, однако, вовсе даже не по-детски. Ладно, скоро уже "Три метлы", там нужно будет дозаправиться... а то ведь так невозможно работать, этот бесконечный холод натурально высасывает из организма все самое лучшее и светлое. Например, спирт.

Чертова осень навевала сплин и меланхолию, пробуждала в голове неприятные мысли, и против этого не могла помочь даже самая лучшая компания (не считая Драко и Рона, само собой). Я насупился и заиндевелой рукой поправил шарф, уползший до самой земли на манер полосатого констриктора.

— А знаете... Гермиончик-то права на все сто. Мы обеднели воображением, господа! В наших произведениях все либо пьют, либо только что напились, либо напились давно и мучаются похмельем! А ведь вселенная так богата оригинальными сюжетами! Мне вот сейчас прямо нестерпимо хочется написать про то, как парень и девушка из враждующих семей хотят пожениться, но родители против. В конце они оба совершают самоубийство, потому что жестокий мир не принял их такими, каковы они есть. А семьи, вдохновленные величием и благородством их поступка, мирятся. Так-то!

Рон недоуменно икнул.

— Так напиши, что мешает?

— Лень, — вынес суровый, но справедливый диагноз я. — Непобедимый противник. А знаешь почему непобедимый? Лень побеждать.

— Бухни, — внес предложение Драко. — Чтобы до полного изумления, до разноцветных оленей и кровавых Дамблдоров в глазах. Лень как рукой снимет, захочется действовать, бить морды, прыгать в окно... Или писать. Буковски, например, так и делал. Ужирался в хлам, а потом творил гениальные вещи.

— Рецепт, конечно, оригинальный, но избирательный. Не всем подходит. Видишь ли, Буковски был такой один, а бухают миллионы. В глубине души, вероятно, надеясь, что где-то там, в этой самой глубине, спит мертвецким сном талант. И совершенно напрасно, к слову сказать, надеются.

— Люблю я вот этот твой оптимизм, мой шрамированный друг! — решил Драко и хлопнул меня по спине так, что с мантии сорвалась и улетела пара сотен испуганных снежинок. — Ничего, сейчас проверим теорию Рональда, мы уже на пороге "Трех метел"!

Он был прав, конечно, приземистое здание, смахивающее на раздавленное ведро, пузырилось на углу оживленной улочки. В окнах горел приглушенный свет, но особого оживления вокруг не наблюдалось. Санитарный день, надо полагать. А может, просто блюдо дня неудачное, ну, или повар в чан с супом наблевал.

С мыслями о новой инкарнации Тайлера Дердена я шагнул на дощатое крыльцо, украшенное криво намалеванной надписью: "Сегодня в продаже: только слабоалкоголка!" Вот уж кто стопроцентно умеет в маркетинг! Подтверждая мои меткие наблюдения, входная дверь приветливо распахнулась, и наружу буквально выпала... девушка. Точнее, наверное, молодая женщина.

И редкой красоты при этом, надо сказать. Коротко стриженная блондинка с модными "перышками" в волосах, чуть подведенные ярко-зеленые глаза, прямой носик, пухлые приоткрытые губы — вот, правда, не люблю такую темно-красную, почти черную помаду, но губы все равно отличные, да и символическое платьишко, которое едва прикрывала короткая шубка, само, в свою очередь, мало что скрывало, а еще...

— О! Прости, Гарри, я тебя не ушибла? Вижу, что нет, это славненько. Ну, пока! — она выпалила это одним махом, примерно за полторы секунды, на миг казавшись совсем близко, отчего у меня вдруг запершило в горле и перехватило дыхание, словно у пожилого бигля, и тут же сбежала с крыльца, обогнув по широкой дуге остолбеневшую троицу.

— Э... — сказал я. В воздухе витал запах чего-то сладкого и будоражащего, приятный, но одновременно тяжелый. — Да. Нет. Пока...

— Нормально так пообщались, в твоем стиле, — пропыхтел Рон, придерживая дверь, которая все норовила захлопнуться обратно и курилась редким теплым паром. — Приятная девушка, еще и имя твое знает — лафа стопудовая. Ты чего ее не пригласил-то с нами? Посидели бы культурно, а то Гермиона один фиг будет угрюмо считать калории и промилле в стаканах, и даже насинячиться как следует не даст.

Я пришел себя и громко сглотнул. Во рту словно наждачкой поработали — язык осязался стальным тупоносым рашпилем на двенадцать зубьев. А уж что происходило в это время в голове, описать было решительно невозможно.

— Ты же знаешь вечную проблему с девчонками, Ронни, — сказал я, мастерски опережая реплику рыжего увальня про то, что еще никогда не даст ему Гермиона. — Всем им всегда восемнадцать. И никогда не восемнадцать. Тяжело разочаровываться.

— Это ты глубоко копнул, — подоспевший Драко был краток. — Так и будем тусоваться на холоде или уже сделаем шаг в сей предел скорби?

— Боже мой, — изумился я. — Какие слова знает наша белобрысая челядь. Герми, это ты его обучила?

Блондин собрался было отвесить мне пендаля, но я могучим телепатическим импульсом угадал намерение и хитрым серым котом шмыгнул внутрь. И там уже в недоумении заозирался.

Таверна была пуста. Вполнакала, мутным желтоватым пламенем горели притворяющиеся электрическими свечи, швыряя вокруг нервные тени, поблескивал на стенах коричневатый асимметричный орнамент, вились в накуренном воздухе синеватые клубы дыма из множества трубок... вот только владельцев их было нигде не видать. Тишина, только булькал кофе в трудолюбивой кофеварке, рассылая на десять метров вокруг запах пищевых красителей, да посвистывал хитро, будто базарный катала, ветерок за окнами. Но никаких живых звуков. Вусмерть тут все перепились яблочным сидром, что ли?

— О-па! — исчерпывающе оценил ситуацию ввалившийся чуть позже Рон. — Гарри, братан, тут что-то не так.

— Чего это? — вяло заспорил я, хотя в душе был согласен. Место выглядело нехорошо. И еще запах этот... вроде кофе, но не кофе. — Нам еще Розмерту нужно выцепить где-то... Эге-гей! Розмерта! Открывай, медведь пришел!

Прижав ладонь к чуткому уху, прислушался. Вроде бы из-под дальнего столика донеслось невнятное ворчание. А может, стон. Ну, хоть не в одиночестве мы тут. Наверное, это хорошая новость.

— Это... Гарри... — Гермиона ткнула пальцем вдаль, словно намекала на разные пошлые штуки, которые мы, возможно, вытворяли минувшей ночью. — По-моему, вон там валяется тот самый мешок, про который нам рассказывал мистер Филч.

Я замерцал глазницами, сокращая тем самым диаметр глазного яблока, обострив до невозможности и без того орлиное зрение. А ведь не соврала наша развратная ведьмочка! В натуре мешок, и даже надпись "Альбус, с днем рождения!" на нем, на нем! Как слышно?

— Отлично слышно, спасибо, — вежливо поблагодарил я голос в голове, чем вызвал очередной невнятный взгляд от дружной своей компании. Ну, не ценят ребята телепатию пока, ничего страшного, втянутся еще. Со временем. — И это действительно тот самый мешок, спасибо, Гермиона. Сейчас я его заберу.

Топая по пружинящим, но не ломающимся — а и с чего бы, это ж не пятикурсницы! — доскам, я добрался до барной стойки. Кроме мешка, тут, похоже, и правда никого не было, хотя невнятное мычание из-за скрытых в полутьме дальних столиков не прекращалось. Загадочно. Может, у завсегдатаев таверны тут сейчас религиозный обряд проходит секретный, а я мешаю? Или они, по случаю неупотребления алкоголя, решили дописать-таки "Мертвые души"? Этот вариант мне кажется наиболее убедительным.

Размышляя таким образом, я подхватил мешок, распутал шнуровку и горящим оком заглянул вовнутрь. Ну да, так и есть — аккуратные связки бутылок в тряпичной оплетке, и судя по форме, там отнюдь не домашняя наливка!

— Господа! — закричал я радостно. — Если моя догадка насчет гоголевской нетленки верна, то вот вам нормальное окончание второго тома: Чичиков оказывается незаконным, но любимым сыном Коробочки; Собакевич объявляет себя потомком убиенного цесаревича Федора и идет походом на Кремль; и под самыми белокаменными стенами вступает в безнадежную, но живописную схватку с беловласыми валькириями из "Тангейзера". Чичиков исповедует его и мажет холодеющие губы липовым медом. Задел на третью часть!

Ворчание стало громче. С треском упал стул. В дальнем конце темного зала появилась шатающаяся фигура. И еще одна. И еще.

— Гарри! — Гермиона, похоже, решила внести весомый эмоциональный вклад в нашу неспешную коммуникацию. Самое время! — Гарри, здесь очень плохая аура! Сплошная смерть! И еще...

Вот оно что. Я наконец сообразил происхождение непонятного запаха. Никакой это был не кофе с далеких бразильских плантаций, залитым полуденным солнцем, со свистящими плетками в руках жестоких надсмотрщиков. Запахом была кровь, ее было много. Именно она застыла причудливыми потеками на деревянных стенах таверны.

А эти шатающиеся парни — кто они?

— А в третьем томе, — сказал я торжественно и серьезно, — пускай Чичиков берёт штурмом Константинополь. И походом на ляхов отправляется, с двумя сыновьями своими — Фемистоклюсом и Алкидом, один из которых влюбляется в мертвую панночку, свежую и крепкую, как ядреная репа. Границу проходят быстро, в этом им помогает скорострельное изобретение полковника Кольта. "Что, сынку, помогли тебе твои таможенные чиновники?"

— Ар-р-р-гх! — сформулировала свои мысли одна из приближающихся шатких фигур. Она вышла на мутный свет, и я с удивлением признал в ней Эндрю Клайма, зануду и отличника из Когтеврана. Через плечо у него все еще болталась сумка с учебниками, а форменная мантия была с ног до головы залита... да нет, откуда в этом заведении столько кетчупа?

— Аыр-р-р! — присоединилась к мнению другая тень, шатаясь и подвывая. Бледное лицо словно обвисло на черепе, заплывшие глаза были пусты и бессмысленны. Джонни Павлович, серб, а может, албанец. В честь него, что ли, известный торт назвали?

— Парни, вы подозрительно похожи на некоторых моих заклятых критиков, — быстро сказал я, отступая обратно к барной стойке. Интересно, как называются бледные ребята, с ног до головы измазанные кровищей, передвигающие медленно и рычащие что-то нечленораздельное? Я бы, наверное, остановился на "девственниках-сатанистах". Но и термин "упыри" тоже, мне кажется, отлично подходит.

— Гарри! — а Гермиона сегодня решила, кажется, побить рекорд однообразных реплик. Девушка бросилась ко мне. — За спиной...

— За спиной Москва, отступать некуда, — согласился я ровно за секунду до того, как на шее сомкнулись очень крепкие и очень холодные руки. "Хра-а-а-а...." — прохрипел на ухо скрипучий голос. Я в полном изумлении выпучил глаза и скосил их за спину, как умеют китайцы. Или не умеют, не знаю. Вот это да! Это же милая Розмерта!

Жаль, в свое время я запомнил ее куда более привлекательной, фигуристой и добродушной женщиной — не зря Рон на нее так запал когда-то; но сейчас голова хозяйки болталась на сломанной шее, как перезрелый подсолнух, бесцветные глаза слепо таращились из орбит, а крючковатые пальцы медленно подбирались к горлу. И опять кровь, чертова кровь на воротничке когда-то белой рубашки...

Это было явно дело рук вампира.

Тем временем упыри неспешно навелись на подбегающую Гермиону, протянули когтистые лапы. Рон и Драко, статуями Лаокоона с сыном замершие у двери, с похвальной синхронностью полезли за пазуху. Правильно, парни! Кастуйте магию, спасайте девчонку, а на меня забейте полностью, сам выберусь. Наверное.

Чтобы освободиться от объятий упыря, нужно думать как упырь. А о чем они думают? К сожалению, для современной науки это пока загадка. Но есть данные о том, как они себя ведут, когда растеряны или мертвы!

Они падают.

Я подогнул ноги, как бы в ослабевшей агонии, и Розмерта, вцепившись в мой воротничок, проехала через стойку и оказалась полностью на моей стороне. Это уже половина победы! А вот и вторая половина! Я снова вскочил на ноги, самую малость пошатнувшись от висевшего за спиной мертвого груза, и выполнил свой фирменный прием под названием "Удар копытом". Сзади новинку не оценили: раздался хрип, руки на горле разжались.

Розмерта бухнулась на пол, но терять сознание — или что там заместо него у упырей? — явно не собиралась. Вот бы она при жизни такое внимание ко мне проявляла! Надо обороняться. Что там у нас в плане обороны? Кисловато: орудий нет, и с дробовиками тоже напряженка. Подхватил было стул — очень хорошее дело, стулом гвоздить по башке, это я как живущий в общаге вам говорю! — да только больно уж он тяжелый. Откинул в сторону. Какие еще варианты?

— Гарри! Палочка!

А ведь и верно! Нунчаки, родные мои, как же я мог про вас забыть! Постойте-ка... Я ведь сроду не умел ими пользоваться!

Вот оно что! Гермиона выхватила волшебную палочку и с невнятным воплем метнула серебристую молнию в одного из приближающихся уродцев. Молния сработала не хуже циркулярной пилы, развалив упыря ровно надвое, прямо анатомию можно изучать. Молодчина она все-таки, так быстро соображает. А мой мозжечок, похоже, от недостатка алкоголя совсем атрофировался, стал, можно сказать, мозжечок с ноготок.

Палочка упорно цеплялась за ширинку, и вынуть ее из широких штанин, не нанеся ущерб самому дорогому, оказалось непросто — но я справился. Перекинул ее из руки в руку, крутнул наподобие барабанной; эх, жаль, нельзя патроны проверить, вышло бы авантажно. Прицелился в ближайшего упыря, весело скалящего мне из темноты длинные зубы. Как там было-то на уроках основ безопасности магической деятельности...

— Бамбармия Кергуду!

Палочка полыхнула снежно-белым, словно бездны моей чистой души, и разрядила в упыря длинный болт ослепительного шипастого электричества, только угольки полетели. А еще она в конце разветвилась, и эта вторая ветка до кучи испепелила еще одного волокущего ноги зомби. Вот это нормальная тема пошла, только силу тока бы понизить, а то пробки выбьем к чертовой матери. Ну-ка...

— Ахалай-махалай!

Новая вспышка вышла отчего-то малинового цвета, вроде стробоскопа в казино такого ранга, где оно медленно превращается в кабак, а на сцене пляшут, вскидывая ноги, вереницы милых блондиночек, как один готовых отправиться в трудный боевой поход за длинным рублем, не считаясь с трудностями, и столики ломятся от закусок с завтрашним сроком годности, а из приоткрытых окон, выбрасывающих наружу клубами папиросный дым, сифонит помаленьку стылый ноябрьский ветер...

— Гарри, ты что, заснул? Добей Розмерту!

"Гениально, Холмс, а как вы догадались?"

Жаль, жаль, мало кто знает, что у простодушного доктора Ватсона была умненькая дочка Эмма...

Последняя упырица рухнула на землю, громко клацнув зубами, будто исполнила, наконец, мечту всей жизни и попробовала знаменитые чипсы со вкусом бетона. Дым вокруг стоял коромыслом, оглушительно воняло шаурмой. Вот оно что. Семеро их было. Точнее — шестеро и один. За одного я считаю ныне покойную хозяйку, которая недавно пыталась использовать меня как ездовое животное. И, в общем-то, трудно ее винить — некая конская молодцеватость во мне определенно прослеживается.

— Зовите меня Буцефалом, — доверительно порекомендовал я зеленым от пережитого Рону и Драко. Они, оказывается, всю дорогу так и торчали у входной двери, не шевелясь и намертво упрятав палочки в глубины своих трусоватых тел. Может, потому на них упыри и внимания не обращали? Или имеется другая причина? — А в самом крайнем случае, Инцитатом. Впрочем, с конями в парламенте у нас и так сейчас полный порядок.

— Что это было, мать их! — сумбурно, но по сути верно построил фразу щелкающий зубами Рональдо. — Откуда в окрестностях Хогвартса вампиры? Тут же... Тут же опасно!

Это он самую суть сейчас ухватил.

— Но, наверное, вкусно, — пожала плечами Гермиона. — Волшебники о-натюрель, в собственном соку. Меня вот другое больше интересует: почему все эти твари так целенаправленно рванули именно к нам, а вами двоими побрезговали?

— Может, мы горькие? — предположил Драко. Он быстрее нас всех пришел в себя: ухмылялся покровительственно, словно на дворе сорок пятый год, а у него в кармане — ключи от хиросимской канализации. Будто и не было только что этой диковатой мизансцены "Гарри Поттер и Невероятные Зомби". Наверное, это потому, что вискаря в нем булькало уже заметно поболе, чем в иных бутылках.

— А мы что тогда, вкуснее? — обиделась Гермиона.

— Ну, я не знаю насчёт тебя, это надо у Гарри спросить, — все еще бледный Рон развел руками, а девчонка покраснела, как флаг над Рейхстагом. Да вы что, сговорились все меня троллить насчет вчерашнего? Ага, вот оно, вот оно... ну, конечно!

— Бухло! — догадался я, прижимая к себе едва не потерянный мешок, словно давно ушедшего искать удачу в море и вдруг вернувшегося брата-викинга. — Вот в чем дело!

— Давно тебе об этом говорила, Гарри... — Гермиона осеклась. — Или ты о чем-то другом сейчас? Древнем заклинании со странным названием, а может...

Я поглядел в небо; там крутились хороводом белые эскадроны моих шальных мыслей.

— Нет, я просто понял, почему упыри так дружно запали именно на нас. В чем принципиальная разница между нами и этими славными, но глуповатыми, если честно, парнями? Поставим вопрос даже более конкретно: что они делали такого, чего не делали мы?

— Как-то нехорошо это сейчас прозвучало, Гарри, — укоризненно пробасил Драко, разминая кулаки.

— Пили! — осенило девушку, и экзекуция отложилась, растаяла алым ухмыляющимся призраком в светящемся тумане по-зимнему короткого дня. — Мы пили только пиво, а они больше налегали на крепкий алкоголь! Что же получается — упыри и вампиры не любят спирта?

— Это они зря, — согласился я, залезая жадной ладошкой в подарочный мешок и на ощупь откупоривая там всякое. — Но оно, с другой стороны, и хорошо: нам больше достанется. Да и упырям-то теперь придется несладко.

Ребята молча смотрели, как я мастерски ополовинил бутылочку с золотой пробкой. Эх, хорошо-то как! Сразу понятно, отчего упыри такое не уважают — тот-то они тупые все и медлительные. Не то, что я! Мысли завертелись и сжались в тугой смерч интеллектуальной остроты, хотелось прыгать по плечам и говорить глупости. Впрочем, это и без того мое нормальное состояние.

— Гарри, может, тебе уже хватит? — нерешительно пробормотала Гермиона, принимая вторую бутылку. — Средство-то новое, неиспробованное... а ну как ты помрешь теперь не от укуса вампира, а от алкогольного отравления?

— Сразу видно, не знаешь ты классики, Гермиона, — укорил я девушку. — А ведь я однажды, на фрыштике в пятьдесят кувертов, при бытности многих отменно важных особ, так выразился: "Государи мои! Родительница моя кушала долго, а родитель мой кушал много; поелику и я придерживаюсь обоих сих правил". И немедленно выпил!

— С местными упырями мы разобрались бескровно, — сказал Драко, вильнув взглядом по измазанным стенам. — Можно так сказать. Но что теперь-то делать будем?

— Дементорам стукнем, понятное дело, — пожал плечами Рон. — Самим разбираться в такой непонятке я бы даже трезвым не рискнул. Чего уж сейчас говорить? У Аберфорта как раз томился один, ну, тот, с шокером. Баба с возу, гора с плеч. Могу сбегать.

— Тихо, — сказал я голосом Чапаева. — Гарри думать будет. Что-то тут не так...

— Много чего, — согласился Драко, — но к делу это не относится. Лично я присоединяюсь к доводам нашего рыжего друга. Своевременный донос — священный долг любого сознательного мага.

— Стоять! — Гермиону осенило. — Гарри прав. Та шмара... то есть, девушка, которую мы встретили при входе... она ведь не была упырем! И она уходила! Это значит...

— Что именно она тут все и устроила, — важно сказал я. — Благодарю, добрая девочка, я и сам уже начинал об этом подумывать...

— Да я не о том! Она ведь поздоровалась с тобой! Значит...

— Она из Хогвартса, — сказал я. Маленькие ржавые шестерни шустро вращались внутри моей бедной бестолковки. — Да. Она вампир, и она из Хогвартса.

— Поэтому она, скорее всего, отправится туда, — возбужденно выдала Гермиона. Эх, не то это возбуждение, что нужно! — Или уже отправилась. Нужно возвращаться.

— Ну, мы ж не совсем в форме...

— Мы. Должны, — девушка выделила каждое слово. — Сообщить Дамблдору. Он придумает, как выпутаться из этой ситуации. Этого... кошмара.

Я глубоко вздохнул.

— Знаешь, любовь моя... когда вся эта затея со страшным треском провалится, и дюжие санитары поволокут нас с тобой в кабинет на живительную лоботомию, я даже не буду сопротивляться. Наоборот, я стану им помогать, крича: "Господа, позвольте, я свяжу ей руки!"... а потом, дорвавшись до теплого роскошного тела, запечатаю тебе губы горячим и искренним поцелуем.

Гермиона молча смотрела на меня.

— А потом скотчем. Да.

Мы вывалились на крыльцо дружной толпой, словно крестьяне, заслышавшие тревожный церковный набат. Только здесь никакого набата не было. Далеко впереди — словно черный силуэт, вырезанный из папиросной бумаги — возвышался Хогвартс, его крыши, башни и шпили. Красивый был пейзаж, и даже в чем-то родной, вот только он ни капельки не соответствовал тому, что видели сейчас глаза и слышали уши.

На улицах Хогсмида не было ни души.

Ревела сирена.

* * *

Часть 6

Вот, помню, был случай, когда я еще на первом курсе учился. Или на втором, может быть — но был уже, хотя и маленький, но очень наглый. Пить мне было тогда еще рано, а вот хулиганить по мелочи — в самый раз. И по шее опять же не надают, по причине малолетства. Чем я, конечно, беззастенчиво пользовался.

В тот раз я ловко телепортировался в запертую на три замка учительскую и сожрал половину торта, который преподаватели приготовили на юбилей Снейпа. Я бы и целиком все съел — очень уж сладкое люблю — да понос прихватил от волнения. Много сахара для молодого, растущего организма за один присест — это не только дьявольски вкусно, но и довольно обидно. Не оценил, в общем, организм, моего рвения, вернул, что взял, по гарантии.

Снейп, кстати, по поводу ополовиненного торта со следами юношеских зубов на креме тогда и не особенно даже расстроился. Меланхолично сказал что-то в духе: "Половина лучше, чем ничего. И уж точно гораздо лучше, чем носки и ежедневник в качестве подарка". Это, так сказать, была хорошая новость.

Плохая же новость заключалась в том, что меня довольно скоро нашли — по следам, а также запаху. Отмыли, кастанули заклинание "Одеколонус Тринити" и оттащили к Дамблдору. Наверное, он, в отличие от товарища Северуса, довольно сильно переживал насчет сладкого.

В кабинете в директора, как обычно, было тепло и накурено. Старый он потому что, кровообращение слабое. Феникс Фоукс слабо пыхкал огнем в своей клетке, чисто саламандра. На картинах мрачно бродили из угла в углах разные заслуженные маги, временами что-то беззвучно крича. Дамблдор сидел в кресле и в три горла жрал лимонные мармеладки. Куда ему еще больше сладкого? Никакого самоконтроля.

— Гарри, — сказал он мне вместо приветствия. — Как ты думаешь, что такое магия?

А эти штучки я знаю. Сократовский диалог, подталкивание к ответу через череду невинных, на первый взгляд, вопросов. Альбус в этом мастер. Еще три-четыре реплики, и я самостоятельно приду к выводу, что мне жизненно необходимо две недели драить туалеты, поститься и выпускать школьную стенгазету "Веселый Хогвартс". А может, пронесет — в хорошем, понятно, смысле? Что ж, мы еще поборемся!

— Тоже мне вопрос, — хладнокровно сказал я. Детские забавы, такое на первом году обучения проходят. — Это вроде как религиозная вера, только гораздо круче. Крутые маги верят во что-то так сильно, что оно и в самом деле происходит.

Дамблдор покивал и ловко ухватил с подноса еще одну лимонную дольку. Фоукс в клетке зашелся негодующим хрипом.

— Хм. Хм. Да, верно. Упрощенно, но верно. А скажи мне тогда — что такое музыка?

— Э-э-э... ну, это... сочетание звуков, приятное для слуха. Гармонии там, мелодии, тона, аккорды... Я не очень музыкальный человек, вообще говоря, Гермиона бы тут более квалифицированно объяснила, а я так... Под хардбасс могу подергаться, конечно, но...

— "Приятное для уха сочетание звуков"... интересное определение. — Директор задумчиво пошевелил бородой. — Но подумай вот о чем. Сочиняющий музыку человек прежде всего слышит ее в своей голове, и хорошо, если это песня, которую легко воспроизвести голосом. Но что ты скажешь о симфонии?

— Там участвуют десятки голосов и сотни инструментов...

— Верно, и все их следовало сначала придумать. Представляешь, какое воображения было у первого симфонического композитора?

На этом моменте я малость запутался в том, что пытался донести до меня Дамблдор. Это был, понятно, минус. Но имелся и плюс — похоже, на туалеты меня сегодня не отправят: на начальника снизошло говорливое настроение.

— Что вы хотите сказать, профессор?

— Собственно, ничего... сверх того, что человечество создало безмерное количество инструментов для воплощения того, что первоначально существовало только внутри нашей не слишком здоровой психики. Логически размышляя, весь окружающий мир — всего лишь результат компромисса между суровой объективной природой и брызжущим слюной безумцем, который смотрит на нее из наших глазниц.

— А, — сказал я уверенно. Дым в кабинете начал принимать форму вопросительных знаков и водить хороводы вокруг ламп. Дамблдор развлекался. — Да. Конечно.

— На эту тему можно было бы написать недурную монографию, — вздохнул директор и поежился, будто от холода. Мерзляк. — На вас, мистер Поттер, вся надежда. А пока, чтобы обдумать преамбулу... а также отточить писательские навыки...

— Профессор, нет!

— Месяц шефства над "Веселым Хогвартсом"! С докладом лично перед профессором МакГонагалл!

Визжащую тень, в котором с трудом угадывался лучший ученик этой, в сущности, завалящей школы, вытащили из кабинета два дюжих санитара. А с газеты меня сняли уже через неделю, потому что от кратких, но выразительных эссе "Тот, кто сидит в пруду" и "Проблемы верволка в британской лесополосе" многие первокурсники изрядно поседели уже на третий, что ли, день. Да, были времена.

Этим малоуместным и довольно бессмысленным воспоминанием я, дорогие друзья, добиваюсь сейчас сразу трех целей: тренирую память, увеличиваю объем моего многотрудного повествования и опосредованно продвигаю сюжет — но чтобы убедиться в этом, вам придется дочитать до конца, так что, можно сказать, здесь имеется еще и секретный четвертый профит. Оцените мое коварство!

Пока же можно только заметить, что сирена, о которой шла речь чуть ранее, на поверку оказалась никакой не сиреной — это вопил Хагрид, высовываясь посиневшим лицом из-за каменной стены ближайшего дома и корча в пространство страшные рожи. Если вы помните настоящее лицо нашего учителя труда, то можете усомниться в последней фразе, но делать этого не следует, потому что рожи были на самом деле страшные. Бедолаге явно требовалась скорая медицинская помощь.

И мы ее, конечно, предоставили.

— А-а-а-а-а! Мальчики и девочки! — прохрипел Хагрид, на короткий срок отлипая от горла бутылки, в которой, судя по этикетке, когда-то был "Настой для полоскания зубов, на дубовой коре", но сейчас там явно содержался совсем иной эликсир. — Какой же кромешный ужас тут происходит! А-а-а-а!

— Совершенно согласен, совершенно, — сказал я, тоскливо наблюдая за процессом убывания вкусной жидкости. — А что именно такое пугающее вы видели, разрешите поинтересоваться? Чтобы, так сказать, сравнить ощущения.

Трудовик отвалился от пустого сосуда, поковырял в зубах пальцем с черным расколотым ногтем, громко испортил воздух и решительно сказал:

— Драпать отсюда надо, вот что. Обратно в старую добрую Англию, то есть. Здесь какая-то неведомая дрянь происходит... Стою это я, значит, мирно отливаю из штанов за забором, как вдруг — раз! Ну, поняли?

— А как же, понятно, — подтвердил Рон, потому что белобрысый наш викинг как раз зажимал рот Гермионе, собиравшейся сказать, что вовсе даже наоборот, ни хрена не понятно, и хватит уже бухать на людях, достали. А я просто убрал оба мешка с подарками подальше — никогда не знаешь, когда тебе понадобится качественное сорокапроцентное лекарство!

— И что дальше-то, — поинтересовался я чуть дальше. — Раз! Хрень какая-то мелькнула, верно?

— А то как же! — Хагрид вздохнул, и в воздухе стало еще на пару градусов выше. — Тень эдакая, вроде призрака! И народ как от нее ломанулся, словно обезумел! Я насчет всех этих духов нормально вообще-то, в таком месте работаем, что без них никуда, но это... А у вас больше попить ничего нет, да?

Зрелище нетрезвого Хагрида особой радости не вызывало — отсутствовал эффект новизны. Но вот перепуганного Хагрида мы видели впервые. И это было настолько дьявольски смешно, что удержаться не получилось.

— Боги и герои! — неискренне заскрежетал своими кривыми еврейскими зубами Рон. — Что же это был за чудовищный призрак, как вы думаете?

— Я буквально в ужасе и безвозбранно трепещу! — подхватил Драко, изо всех сил стараясь не заржать, что получалось, правда, из рук вон плохо. — Это злой дух, который, по всей вероятности, насылает половую слабость!

— Это призрак старости! — уверенно определил я и сделал командирскую отмашку. Правому борту огонь, левому борту приготовиться! Следуем своим курсом, спасенных нет. — Таблеточки пей, перепелиные яйца глотай десятками... Нет, Хагрид, вынужден тебя огорчить: мы никакого призрака не видели. И пойдем сейчас как раз в Хогвартс. А ты...

Отличная идея!

— А ты приведи помощь сейчас! Звони в Министерство Магии, пускай привезут два вагона авроров с пулеметами. Или нет! Знаешь, пускай пришлют целый крейсер!

Хагрид поглядел страдающим взором на мешки за моей спиной. Собрался что-то сказать. Передумал. Кивнул. И ушел.

— Он шел, припадая на правую ногу, и во всей его мужественной спине чувствовалась решимость совершить невозможное, пусть даже и ценой собственной жизни, — сказал я. — То был последний раз, когда мы видели этого отважного великана. Но память о том, что он сделал, продолжает...

— Ты же никогда не узнаешь, что с ним случится, если вдруг, — скептически сказал Драко. — То есть если он не вернется, чтобы рассказать.

— Ничего, — сказал я. — Меня вполне устроят изданные через пятьдесят лет мемуары одноглазого, одноногого, однорукого и одноухого отставника из оперативного реагирования министерства. Также неплохо было бы, чтобы он был седой и ссался в постель. И чтобы там говорилось: "И тогда, отшвырнув безжизненное тело Рубеуса Хагрида (фото Прил.5), зловещая тень сдернула капюшон и расхохоталась. "Глупцы! — вскричала она. — Вы опоздали! Теперь нас не остановить!" И тут я почувствовал это. Мы все почувствовали. Слабое колебание земли. Какая-то вибрация. Она нарастала и силилась. Она пришла с юга. Мы поглядели друг на друга. Мы поняли. Было уже поздно".

— Не надо вот этих дурацких предсказаний в духе мисс Трелони, — сказала Гермиона жалостливым тоном. — Хагрид хороший, он мне всегда нравился, он животных любит... А не любит только свои легкие и печень.

— Золотые слова, моя дорогая, — подтвердил я голосом пожилого пейсатого ювелира. — И как любое золото, блистают красотой и изяществом, но практической пользы от них — ноль. Или, может быть, даже немножко меньше. Давай уже перейдем к делам более скорбным. Мы продолжаем движение?

Вокруг продолжала стоять, никуда не торопясь, могильная тишина, только собака где-то вдали подвывала тягостно, протяжно. Словно понимала, что ни к чему хорошему этот вой не приведет. Гермиона сделала страшные глаза.

— Почему ты спрашиваешь? Мы же уже все...

Я тоже воспользовался глазами, как основным средством коммуникации. Молча показал на дорогу впереди. Ее легко было заметить: на обочинах как раз отдыхало с полдюжины синяков — хорошо набрались, видать, несмотря на дневное время.

— Э-э-э... ребята... — Рон обычно не самый догадливый парень, но сейчас пальму интеллектуального первенства я бы отдал ему, ни секунды не торгуясь. И, может, добил бы еще оливковой веткой недостающее. — Похоже, Гарри имеет в виду, что наш путь домой может оказаться... э-э-э... сложнее, чем казалось ранее.

— М-да, — согласился Драко, прищурившись. Всегдашняя его расслабленность сходила, стекала с лица, как вода, взгляд сделался жестким и сосредоточенным. — А может, и проще. Как посмотреть.

Гермиона посмотрела. Потом еще раз. Ахнула.

Расположившиеся впереди ребята, может, и употребили лишку. Но было это давно, и к настоящему моменту не имело уже ровным счетом никакого значения. Больше им пить не придется уже никогда.

Говоря попросту, дорога в Хогвартс была усеяна трупами.

* * *

— На двадцать девятом году эпохи Хэйсэй я сидел в тени могучих крон парка Хамарикю... — сказал я, хоть говорить было трудно: ветер залетал в уши и рот и уносил оттуда слова и звуки. — Что же я там делал, спросите вы? Разумеется, наблюдал за резвящимися возле пруда полуодетыми гейшами, пришедшими для утренних омовений, потягивал тёплое сакэ и думал, как всегда, о вечном...

— Это... очень... интересно! — пропыхтела летящая рядом и чуть выше Гермиона. Пышные волосы, давно развязавшиеся из скромного хвостика, клубились вокруг головы непокорным облаком. Мантия развевалась, будто знамя гвардии при Бородино, открывая длинные стройные ножки. Эх, полное ведь впечатление, что я знаком с ними куда ближе, чем просто визуально. Что было ночью? Пустил ли обезумевший Наполеон гвардию на упорные Багратионовы флеши, или оставил в распоряжении ставки?

Не понять. Да и не время сейчас. И особенно — не место.

Мы снова летели. Не трангрессировали, как в прошлый раз — тогда все случилось очень быстро (это распространенная проблема), и разобраться в ситуации не вышло. Сейчас же Гермиона, работая на высокооктановом топливе из сливочного пива и отменной русской водки, которая тоже обнаружилась в подарочном мешке, сумела поднять в воздух и отправить в направлении Хогвартса всех четверых.

С порядком транспортировки, конечно, возникли некоторые трудности. Наша скромница (только в светлое время суток) наотрез отказалась обнимать троих парней и тащить их на себе. Равным образом было отвергнуто мое прогрессивное предложение вцепиться ей в ноги и лететь так. В результате сошлись на компромиссном варианте: я держался за одну руку, Драко за другую. Рон, зеленый от пережитых страданий и страха высоты, висел на длинной ноге Драко.

Со стороны это выглядело, наверное, даже забавно.

— Не понимаю! — заорал снизу Рон. Я поглядел на него свысока; парень приобрёл уже, кажется, какой-то фиолетовый оттенок: температура за бортом быстро падала. И то сказать — компания "Гермиона Эйрлайнс" не предоставляла пассажирам горячий чай и термобелье. Лоукостер, небось. — Почему именно я должен болтаться в самом конце этой цепочки?

— Это потому что ты самый легкий, братан, — сообщил ему Драко. Блондина жизнь тоже, конечно, потрепала: светлые волосы имели сейчас большое сходство со стогом пересохшего сена, лицо от морозного воздуха раскраснелось и могло легко поспорить с отменным сырым стейком, но на нем, этом красном лице, царила всегдашняя усмешка. — Поверь на слово: ты не хотел бы, чтобы тебе в ногу вцепился, скажем, я.

— Ну, ты кабан здоровый, конечно! Но если бы Гарри...

— У меня свое место и роль в этом балагане теней, — нравоучительно сказал я, сжимая маленькую ладошку Гермионы еще крепче. Жаль, что Рон, скорее всего, ни черта не услышал. А я не стал повторять, потому что наконец взглянул вниз, впервые за все время нашего недолгого, но красочного полета — взглянул вниз...

Мама, отчего я не стал пилотом? Зачем я выбрал другую дорогу, может, более красочную, может, более перспективную, и уж точно более денежную, но все же — почему не это? Кто отговорил, чья черная душа дунула мне в ухо и пнула под колено? Как же так могло сложиться, я ведь хотел совсем другого...

Ощущение полета. Ни с чем не сравнимое, невероятное — и не лечите меня рассказами о железных аэропланах, там ты считай садишься в автобус и пристегиваешься пластмассовыми ремнями, будто покойник или буйнопомешанный в комнате с мягкими стенами. Здесь же — нет, даже сравнить не с чем, будто у тебя много лет не было, скажем, обоняния, а потом ты проглотил волшебную пилюлю, и оно появилось. А ты и не знал, что такое бывает, что цветы и трава, что небо и солнце могут, оказывается, пахнуть. И вот лежишь посреди этого нового прекрасного мира, и ароматные лучики гуляют по обнаженной коже, и все переворачивается, потому что ты узнал еще одну его тайну, и от этого дикий восторг в душе, и вообще...

Нет, все же бесполезно описывать. Скажу просто: мы летели, сквозь нас дул и просвечивал ветер, и мы — все четверо — полнились и переполнялись им. Даже не так.

Мы и были ветром.

— Так что там насчет эпохи Хэйсей? — поинтересовалась Гермиона чуть спустя, обеспокоенная моим непривычным молчанием. А я не молчал, я парил внутри себя, укладывая короткие и неуместные секунды радости в неподатливые слова. И то сказать — мы, между прочим, летели сейчас в тайную обитель зловещего вампира-убийцы. И черт его знает, с чем могли там столкнуться. А я тут про мечты какие-то...

— Ну, это которая после императора Хирохито началась, — рассеянно сказал я. Магия полета никуда не делась, но воспринималась теперь совсем иначе, мозг будто переключился с аналогового режима на цифровой, он давал четкую контрастную картинку, лишенную полутонов и теней, и я вертел головой уже более осмысленно, обозревая окрестности стратежно и вдумчиво. Да, непросто нам тут придется.

— Слышала, кажется, что-то, — протянула девушка. — И что же с ним случилось? С императором-то?

— Да помер он, — пробормотал я сквозь зубы. — От рака помер.

Наша импровизированная эскадрилья заходила на посадку над Хогвартсом — у Гермионы заканчивались силы. А со школой явно творилось неладное. Флаги были уныло приспущены, над стадионом поднимался синий дым, снаружи не видно ни единого человека. А ведь время самое подходящее — надвигающийся субботний вечер! Почему же даже на высоте не слышны громкие каламбуры и куплеты пьяных школяров? Где юные студентки, питающие нескромные надежды на пресыщенных старшекурсников, где всеобщее заразительное веселье? Где оно, я вас спрашиваю!

Но нет, даже никаких мертвых тел. Это здорово контрастировало с резней в Хогсмиде и, по правде говоря, озадачивало больше всего. Что же здесь произошло?

— Вон там! — Гермиона поддерживала свою магию уже из последних сил, но исправно мониторила окрестности и первой увидела движение. — Там кто-то нам машет!

Приземление состоялось на внешней галерее Астрономической Башни. Странное дело — лететь было ни капельки не страшно, но как только под ногами оказался твердый камень, и я (глупец, глупец!) взглянул вниз сквозь высокие резные перила, что-то случилось. Зимний ветерок перестал заигрывать с волосами и коварно попытался утянуть в бездну, а далекая земля раздумала подмигивать и злобно ощерилась: "Иди сюда, Гарри... два квадратных метра я тебе обеспечу с гарантией!"

— Да он же совсем бухой! — догадался Рон, когда они с Драко принялись отдирать меня от перил, в которые я вцепился мертвой хваткой. — Ни черта не соображает!

— Это неважно сейчас, — сказала Гермиона, напряженно всматриваясь куда-то в сторону балюстрады. — Гораздо важнее, кто именно... О! Ура! Профессор Снейп!

Она радостно всплеснула руками, и я отчего-то ощутил укол ревности. Хотя и не должен был, вроде бы — Северус всегда был ее любимым преподавателем. А если бы он еще и не являлся на каждую пару с жестокого похмелья, эта любовь вполне могла бы стать взаимной... В общем, хороший он мужик, правильно себя ведет.

— Мисс Грейнджер, — растрогано сказал Снейп, подходя. Лицо у него было бледное, но спокойное, с затаенной злостью, которые многие принимали за злобу. Но на самом деле это просто было недовольство собственной больной печенью. А варщик зелий он и в самом деле был выдающийся, и чья вина в том, что почти во все из них так или иначе входит спирт? — Мистер Поттер, мистер Малфой, мистер... э-э-э....

— Уэмбли, — охотно подсказал я. — Иеронимус Уэмбли, эсквайр.

Сзади нервно заржал Драко. Рон только квакнул что-то неразборчиво. Снейп поморщился.

— Я видел ваш полет, мисс Грейнджер. Весьма впечатляюще. Неужели от самого Хогсмида?

Если бы был способ надуть Гермиону воздухом изнутри, как лягушку, то и тогда она бы пыжилась значительно меньше.

— Именно так профессор, спасибо... но что здесь произошло? Атака вампиров? Нам нужно срочно добраться до профессора Дамблдора!

Зельевар сморщился еще больше, седоватый ежик волос тоже, кажется, неодобрительно скукожился.

— Да, это... конечно, необходимо, — невпопад согласился он. — Но самую чуточку позже. Сейчас же нам...

— Позже? — Гермиона перешла от восхищения Снейпом к категорической критике примерно за три десятых секунды — моя школа! А может, просто пьяная бравада. — Профессор, Хогвартс штурмует нежить, единственный, кто может оказать ей достойное сопротивление и возглавить оборону — это Альбус Дамблдор! Мы видели все с самого начала, мы можем помочь... мы должны помочь!

Снейп уставился под ноги. Кашлянул и поежился. Это он правильно — колотун здесь, на холодной вершине башни, был просто нечеловеческий.

— Зайдем внутрь, — предложил он, наконец, кивая на черный дверной проем. — На нижние этажи хода сейчас нет, но я изрядно забаррикадировался здесь, наверху. Камин работает, еды и... гм... спиртного более, чем достаточно, а прежде чем вы направитесь к Дамблдору, мне, по-видимому придется кое-что вам рассказать. Это займет некоторое время. Примерно полчаса, за которые вы вполне успеете согреться.

— Но ведь нам нужно... — затянула опять девушка, — ...постойте, что? Двери вниз заперты?

— Там сейчас неуютно, — подтвердил Снейп. — И вам следует узнать о текущей ситуации как можно больше, прежде, чем спуститься вниз и столкнуться с... ну, с чем бы там ни было.

Гермиона яростно засопела. Верность долгу в ней боролась с разумом и стремлением посидеть в мягком кресле, глядя на веселый огонь в камине и вспоминая светлые денечки, когда я служил на почте ямщиком. Тут ветер мастерски подыграл Снейпу, вступив с ним в преступный сговор, и забросил целую пригоршню колючего снега прямо за шиворот ведьмочке. Она взвизгнула, вздрогнула — и как-то потухла, будто керосиновая лампа, из которой вытащили фитиль.

— Ладно... профессор Снейп. Ведите.

— Сами дотопчетесь, не маленькие, — буркнул тот, отворачиваясь. Черная его мантия развевалась, будто плащ у Супермена из фильма, который мы уже никогда не посмотрим.

Через пять минут мы уютно расположились в обширной круглой комнате. Раньше здесь наверняка была астрономическая обсерватория, но те черные времена давно прошли. Теперь тут образовалось что-то среднее между берлогой закоренелого холостяка-алкоголика и баром для вконец охамевших студентов — кругом пыльные кресла, портьеры, потемневшее от времени дерево, целых два пылающих очага, в конической темной вышине тоненько свистит недобитый сквознячок... В общем, идеально подходящее нам место.

Снейп пустил по кругу тарелку с неряшливо нарезанной колбасой и раздал высокие стаканы с глинтвейном. Темная жидкость с кусочками яблок, цедры, корицей и мускатным орехом медленно вращалась, распространяя блаженный кисловатый аромат. После пива и вискаря — самое то.

— Хорошо сидим! — непринужденно сказал я голосом, от которого проснулся уже начавший клевать носом Рон, а Драко ощерился, будто разбуженный ненароком в берлоге медведь. Гермиона никак не отреагировала, она как раз слизывала с верхней губы случайно оставшуюся там капельку меду, и на пару секунд я даже поверил в свои слова — настолько мне и правда стало хорошо.

Снейп кашлянул.

— Все хорошее обычно заканчивается. Причем зачастую куда раньше, чем хотелось бы. Перейдем к делу. Вас, я думаю, интересует, что случилось здесь, в Хогвартсе, и как с этим теперь быть.

— Вампиры, — в третий раз сказала Гермиона, демонстрируя отличную память. — Мы знаем, что они пробрались сюда, и знаем, что многие уже пострадали. Нужно пробраться из Башни в кабинет директора, перегруппироваться, организовать оборону... дать отпор упырям!

— Точно, — сонным голосом подтвердил Рон. — И сделать все это до того, как нас вырубит от того... чертовски хренового коктейля из бухла, который мы влили в себя в целях предостр... предо-сторж... профилактики.

— Чтобы защититься от вампиров, — кивнул Снейп. — Весьма разумно, эти твари на дух не выносят крепкий алкоголь, поэтому вы... да и я тоже... для них совсем непривлекательны. И не вкусны.

— Вот! — Драко торжественно поднял вверх палец, хотя я и не понял, чему он так радоваться. Невкусную еду я тоже могу жрать, только в путь. Так что это ни разу не панацея.

— Теперь о главном, — неприятным голосом сказал Снейп. — О том, чего вы, несмотря на годы обучения, так и не уяснили. Хогвартс уже давным-давно предоставляет вампирам приют. Можно сказать, привечает, столовает и укладывает спать.

— Чего? — сонливость с Рона будто ветром сдуло.

— Отец мне ничего такого не рассказывал! — нахмурил белесые брови Драко.

— Профессор! Вы хотите, чтобы мы поверили...

— Ваша вера, дорогие студенты, интересует меня не больше, чем марка пойла, которым вы недавно заливались, — Снейп выглядел не особо-то весело, но исправно цедил через губу жесткие, колкие слова. — А она меня совсем не интересует. А нужно мне только чтобы вы получили и осознали ту информацию, которая, вполне вероятно, поможет вам выжить в этом чертовом бедламе, в который превратилась наша многострадальная школа.

— Но вампиры...

— Среди нас, девочка, — зельевар ухмыльнулся. — И главным из них является многоуважаемый директор, Альбус Дамблдор.

* * *

Часть 7

— Как? Это? Возможно? — сказала Гермиона, очень явственно ставя вопросительные знаки после каждого слова.

— Да-да, как? — сказал я, оставляя пустой стакан. Чертов старый Дамблдор, он пьет по ночам кровь невинных студенток! Винных, впрочем, наверняка тоже.

Снейп изобразил лицом что-то среднее между неискренним сожалением и злорадной ухмылкой. То есть сохранил свое всегдашнюю мину.

— Хогвартс не дискриминирует по принципу происхождения... как вам, должно быть, известно, мисс Грейнджер. А Дамблдор был, скажем так, общественно приемлемым вампиром.

— Что?

Вот, теперь и Ронни-бой отметился.

Ухмылка Снейпа стала еще шире, показывая целый ряд слишком белых и недружелюбных зубов. По-моему, этот же актер играл Алукарда в аниме, не находите?

— Видите ли, юные волшебники... мир бывает несколько сложнее, чем вам кажется из глубин своего младенческого сознания. И иногда приходится мириться с неким отвратительно мерзким злом, если оно...

— ...помогает справиться с еще большим злом! — выпалила Гермиона. У нее даже щеки зарумянились от энтузиазма. — Я читала об этом, профессор!

— О, мое бедное наивное дитя... — сказал Снейп, глядя на девушку с отсутствующим видом. Почему-то мне не понравилось, как он это делал. Что-то настораживающее было во всей его позе. Хищное. — Со злом приходится мириться, если оно все равно неизбежно и к тому же приносит неплохие деньги.

— А?

На этот раз разговор поддержал Драко.

— Квоты на трудоустройство меньшинств, — с отвращением сказал зельевар. — Хагрид у нас работает, вы думаете, по какой причине? Думаете, не было других кандидатур на позицию трудовика? Великанская диаспора продавила полукровку... А почему в подвале вместо нормального волкодава сидит целый трехголовый цербер? Общество защиты магических животных настояло — и пускай он ничего не сторожит, а только гавкает по полночи да жрет в три горла, но кто ж его решится усыпить...

— А директор? — решила напомнить о своем существовании Гермиона.

— Старый зэк, отсидевший за несанкционированный высос, но позже реабилитированный. У нас вообще либеральная школа магии с уклоном в постмодернизм и толерантность, или как?

— А что такое "высос"?

В глазах Снейпа загорелся нехороший огонек. Он все-таки уже порядком наклюкался.

— Это когда ты — в смысле, голодный и отмороженный на всю кукуху вампир — подходишь к человеку и втыкаешь клыки ему в шею. А после отпиваешь столько горячей крови, сколько получится. Там редко бывает больше трехсот миллилитров забора, но из-за повреждения артерий прогноз обычно получается неблагоприятный, мадам Помфри не справляется...

— Правильнее тогда было бы назвать это отсосом, — рассудительно сказала Гермиона. Снейп медленно направил взгляд осоловелых глаз на меня.

— Господи, Гарри, ты что же, ее совсем ничему не научил? А я слышал, у вас вчера вечером...

— Профессор Снейп! — взмолились мы с Гермионой. Парни захохотали дуэтом.

— В общем, за что старик сидел, примерно понятно. Высосал кого-то не того, да еще попался прямо на месте преступления. На суде рыдал, как заяц, бил кулаками во впалую грудь, клялся, что ничего гуще томатного сока теперь пить не будет. Получил минимальный срок — лет пять, по-моему, отсидел три, вышел по амнистии. А дальше...

— Осужденного по уголовной статье поставили руководить школой?

— Он, видимо, все спланировал еще на зоне, — скривился Снейп. — Установил контакты с "Обществом за равные права нелюдей", вызвался вести какие-то просветительские кружки, выстрадал себе должность библиотекаря... Словом, вел образцово-показательную жизнь, начальник тюрьмы дал ему блестящую характеристику — мол, осознал и встал на путь исправления. А "Общество" в это время рыхлило почву на свободе. Отправили апелляцию, добились пересмотра дела. Показания свидетелей к тому времени уже потеряли, да и сами свидетели куда-то запропастились...

Он опорожнил очередной стакан и помахал им в воздухе — понимайте сами, дескать.

— Альбус попал сюда по программе реабилитации невинно осуждённых — к тому времени все обвинения против него уже были сняты. И первое время действительно выглядел пай-дедушкой, благообразным любителем конфеток и ревнителем справедливости и равных возможностей. А какие у него были лекции, особенно "Защита от темных искусств и самооборона против нежити", да...

Драко, шатаясь, добрел до буфета и нацедил там еще один кувшин спиртовой амброзии.

— Пару лет ничего не происходило. Никаких инцидентов. Только птицы у него в кабинете все время помирали, сейчас это выглядит местной легендой, но тогда никто особо не обращал внимания. Потом он принял на работу старушку Макгонагалл — такую же упырицу, каким был и сам. А еще через годик — эту чертову медсестру, Джоан.

— Все-таки Джоан, да! — подтвердил я. — А я все вспоминал, как ее звали... На иврите "Йоханна", что означает "бог милостив".

Снейп с усилием сглотнул.

— В общем, примерно к тому времени — лет пять назад — быть милостивым бог окончательно перестал. Пропажи сперва обыкновенных животных, потом магических, а потом и учеников пошли косяками. Кажется, Аргус Филч выторговал жизнь своей миссис Норрис за обещание вечно держать рот на замке. Но ученики — это не шутка, не все здешние балбесы уродились сиротами, так что забавы Альбуса и его гнилой компании вот-вот должны были стать всем известны, как вдруг... пришло спасение.

— Да ладно! — не поверил Рон. Он вообще-то большую часть времени клевал воображаемое зерно на своих коленях, но в нужные моменты умудрялся просыпаться и даже вставлять довольно осмысленные реплики. Вот бы мне такое умение; я даже когда не сплю, несу обычно редкостную ахинею.

— У Дамблдора оказалась крыша на самом верху? — тоном знатока пробасил Драко. Знаем-знаем мы этого коррупционера, у самого рыльце в пушку, вот и придумывает всякое. На самом деле ведь все наверняка проще. На самом деле...

— Нет, — сказал я вдруг хриплым голосом. — Спасением оказался я. Верно?

Снейп скорчил гримасу. Все же он в этом очень хорош. Особенно во вдребезги пьяном виде.

— Ты подал Джоан идею, — согласился он. — Тебя, конечно, оправдывает то, что это было сделано с бодуна, но опять же... оправдывает только самую чу-точ-ку. А эта бешенная медсестра всерьез уцепилась за твой бред и принялась как из зенитки строчить разную чушь про... как его, дьявола... Волан-де-Морта, Принца-полукровку и прочую дребедень. Со временем все перестали различать писанину и реальность, а значит, и вопросы насчет раненых и пропавших студентов как-то заминались и исчезали. Плюс эти сволочи и не перебарщивали, пили экономно, все вместе. Пару человек в год, да животные из лесу — им хватало.

У меня стрельнуло над ухом. Что это, последствие полетов в морозную погоду, следы грозящего алкогольного отравления или что-то иное? Что-то, что только что сказал зельевар... Нет, бесполезно.

— Гарри? — Гермиона глядела на меня, нахмурившись. Полукруг башни освещался желтым потрескивающим пламенем, в дальних углах резво плясали сутулые тени.

— Имею еще один вопрос, — сказал я голосом, который сливался с воем ветра за стеной. Богатое содержание сивушных масел в моем голосе было, вот что. — В Хогсмиде мы наблюдали интересные формы жизни...

— Зомбей! — пояснил Рон, кивая, будто он ехал спящий по очень неровной дороге. — Упырей таких, короче! Ходячих мертвецов!

— Я вообще-то про дементора хотел спросить, — задумался я. — Но у тебя даже уместнее получается. В общем, да: ожившие упыри, точно как в фильмах и сериалах. Тупые и медлительные, видимо, прошлого поколения. Сейчас-то кругом пилят новых, эргономичных зомбаков: они умеют бегать, прыгать и набрасываются из-за угла. Эти были не такие.

Снейп подождал.

— Ну и?

— А я забыл, что спросить хотел... в общем, это тоже с вампирами связано?

— Наверное, — фыркнул профессор. — Ты меня что, держишь за квестового персонажа, который тут же начнет тебе излагать душераздирающую историю? Изволь: "давным-давно, когда край сей еще не погрузился во вселенскую скорбь, и лишь смех детей и свет солнца озаряли его сумрачные земли..."

— Не надо. Башка и так тупая, как валенок.

— Тогда вот короткий вариант: понятия не имею. Наверное. Я мало чего знаю о вампирах — только то, что они сами сочли нужным рассказать. А они не сочли почти ничего. Но, раз уж такая пьянка, поставлю свой старый парик против клочка пыльной паутины — конечно, это их рук дело. Чувство юмора самое гадостное, особенно у Макгонагалл. Эх, хороша сучка...

Он мечтательно закатил глаза.

— Профессор Снейп! — воскликнула Гермиона, да и я ненадолго изумился странным вкусам зельевара. Снейп разинул глаза и, кажется, даже чуточку протрезвел.

— Я это что, вслух... Гм. Суть в том, что после особенно удачного высоса Минерва обожает перекидывать в свою более молодую форму. Роковая, броско одетая красавица-блондинка с зелеными глазами и...

— Темной, почти черной помадой, — сказал я. — Мы видели эту женщину в "Трех метлах". Точнее, снаружи "Трех метел", после того, как она навела там щороху. Так это, значит, была профессор Макгонагалл? Ха. Ха.

— Теперь я вас понимаю, профессор, — торжественно сказал Рон. — Целиком и полностью, чуть ли не впервые в жизни. И ничуть не осуждаю.

— Мистер Уизли, — склонил голову Снейп. — Ваш вкус безупречен.

Они с Роном чокнулись и выпили — за взаимопонимание.

— Что же нам делать теперь? — вздохнула Гермиона, перевязывая волосы. Она всегда так делала, когда тянула время. По ней, впрочем, было ясно видно, что ее бы воля — она бы прямо на этой кушетке и заснула, раскинув свои длинные и чертовски, надо признать, красивые ножки на какое-нибудь самое неподходящее место. Например, на меня.

А я вдруг понял, что опять почти трезвый и взялся отважно исправлять этот недостаток, скрывая смущение за веселым бульканьем отличного французского коньяка.

— Да черт его знает, — неразборчиво пробормотал Снейп. — Ребята, вы поймите простую вещь... Это же не какой-то дурацкий фильм, не книга в жанре ненаучной фантастики, вроде того же Брэма Стокера, не компьютерная игра — это чертова жизнь, а в ней не бывает ни правильных ответов, ни мудрых наставников... Все решения приблизительны, страницу с ответами кто-то вырвал с мясом, а учителя и менторы оказываются на поверку пьяницами и деградантами. Кстати, вы вполне можете никуда не идти. Спиртного и закуски здесь хватит на полгода, учебниками будем топить камин, а с башни в хорошую погоду открывается замечательный вид...

— Какое щедрое предложение, — оценил Драко.

— Или, — продолжил профессор, раскачиваясь в кресле, как выпрыгнувший из табакерки чертик, — можете спуститься вниз, пройти Коридорами Ужаса, полными Кровавых Упырей, пройти Зал Адского Пламени, подняться в Пораженную Молнией Башню, сразиться с двумя Черными Лейтенантами, а уж потом вонзить осиновый кол... или любой другой острый предмет... в грудь Лича-Дамблдора. Что выбираете?

— Это вы только что все названия придумали, или мы уже пять лет учимся в Чистилище, и ничего об этом не знаем? — подивился простец Рон, но ответа уже не дождался: Снейп заснул прямо в кресле с открытым ртом и закинутой на левое плечо головой. Что поделаешь, он и так продержался долго, но больше тянуть с этим не смог — непреклонный дух покинул тело.

— Водички ему поставь рядом в кувшине, — распорядился я, поднимаясь. — И из кресла не вынимай, так у него будет меньше шансов захлебнуться нехорошим. Если вдруг.

— Так мы что, все-таки идем? — без особой надежды поинтересовалась Гермиона. Она грустно смотрела на камин и выстроившиеся перед ним бутылки, сверкающие на свету чистейшим теплым серебром. — А я только согрелась...

— На бегу согреешься еще больше, — пообещал я, выбирая среди фляг и прочих емкостей те, что были выше сорока градусов. Остановился, в полном изумлении уставился на Рона, похожего сейчас на пациента психиатрической клиники, на расхристанного Драко... На Гермиону со своей наклоненной головой и задумчивым взглядом, устремленным в огонь, напоминающей античную статую, и эти ее ореховые волосы, которые в свете камина казались янтарными, и прямые, четкие линии скул... черт, вот сейчас мне и самому едва не перехотелось уходить.

А может, и правда — ну его? Кто сказал, что в фильмах про зомби нужно обязательно нестись навстречу им с шашкой наголо? Кто сказал, что нельзя наладить мирный быт посреди апокалипсиса? Жить сегодняшним пьяным днем, не думать о завтра, наслаждаться друзьями, строить отношения с этой нахальной, но все равно любимой девчонкой, в конце концов? Почему нужно сразу бросать эту возможность ради дурацкого гипотетического героизма, который никто даже не оценит?

Сердце железным шипастым ошейником сдавила тоска.

А потому что шило в заднице, вот почему. И возможно, не одно. И скорее всего, не только в заднице.

Скрипя, как столетний дуб, я поднялся с дивана. Да, ребята, вот так выглядит человек после тяжелой алкогольной интоксикации. Правда, я и до нее выглядел примерно так же, но не будем о грустном.

— Мальчишки и девчонки, да вы что? Коридоры Ужаса, Пораженная Молнией Башня, Черные Лейтенанты... Как можно пропустить столько веселья за один раз?

* * *

Двери башни выходили во внутренний двор — сейчас пустой и сумрачный. Стояла полнейшая тишина, какая бывает, например, сразу после дождя, когда потоки никчемной ионизированный воды с неба уже закончились, но птицы и люди все еще не спешат на улицу. Мы тоже не спешили разбаррикадировать дверь — ныне спящий Снейп явно не был дураком, когда завалил ее.

Вместо этого я предложил решение, которое не поддержал никто, но которым, тем не менее пришлось воспользоваться — привязать веревку к балюстраде и таким манером соскользнуть вниз, предварительно озаботившись перчатками. Так и поступили, не сразу, правда.

— Ну, и зачем ты с этим флагом заморачивался? — с кислой миной поинтересовался Драко, когда мы все, облегченно охая и вздыхая, все-таки ступили на спасительную булыжную твердь. Я задрал голову. Над башней, на самом шпиле, полыхало ярко-красное полотнище с бахромой, наспех сделанное из обеденной скатерти.

— Ну, во-первых, это просто красиво, — объяснил я. Притихшая после импровизированного отдыха на верхотуре Гермиона подарила мне долгий странный взгляд. — А во-вторых, для профилактики. Всякие упыри и кровососы красного знамени боятся, как огня, это каждый знает. Ронни-кун, чего там, как обстановка поблизости?

Рыжий разведчик вынырнул из-за колонны.

— Тихо, как в могиле. Черт! Я что, сейчас...

— Сказанул глупость? Не переживай, все привыкли, — хрипло захихикал Драко, потому что Гермиона принялась махать руками, словно танцовщица варьете, показывая, что не надо в этом зловещем месте орать, как сумасшедшие.

— Хм, — умно сказал я, чтобы обозначить свою руководящую роль. — Тишина, значит... Это славно. Тишина — друг молодежи. А еще с утра вроде бы дождь обещали. Но дождя нет.

Рон задумчиво посмотрел на меня, раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но на полдороги передумал. Побоялся выдать очередную ахинею, наверное. Это он зря, ведь всем известно, что страх — наш самый главный враг.

— Пройдемте, граждане, — голосом добродушного лондонского полицейского сказал я и махнул правой рукой, в которой был зажат обрубок метлы, отпиленный мной от цельного, но нерабочего экземпляра еще наверху. "Нимбусы", я вам скажу, в последнее время совсем никудышные пошли — высоту не держат, батарею убивают в ноль за полгода, да и обновления на них выходят по пять гигабайтов каждое, заманаешься качать...

Мы рассыпались по черному колодцу двора, будто рисовые зерна по шахматной доске. С верхних этажей срывались и тяжело падали вниз крупные капли конденсата. Темные стены и безмолвие давили на уши похлеще бетонных плит. Единственным движением вокруг были облака пары над нашими кучерявыми головами, и это почему-то раздражало больше всего. Снейп говорил, упырей тут видимо-невидимо, куда же они все попрятались-то? Выходите, демоны!

— Так, — сказал я, когда мы все оказались с противоположной стороны двора, перед Лестничной башней, с третьего этажа которого только и можно было попасть в Директорскую башенку, что бы там ни болтали про секретные ходы хитрые недоучки. — Займемся планированием.

— Самое время, — сказал Драко, помахивая, как дубинкой, здоровенной сельскохозяйственной косой. Что она делала в Астрономической башне у Снейпа, лучше даже не думать.

— Наш героический поход — как макароны по-флотски, — серьезно сказал я, но, видя, что мощная метафора до товарищей не дошла, вынужден был пуститься в расшифровку: — В смысле, состоит из двух частей — макарон, то есть мощной логики планирования, и мяса, то есть...

— Нас? — полуутвердительно, но без особой радости сказала Гермиона.

— Точно. И теперь у нас, дорогие мои фрикадельки, план будет вот какой: Рональд-джан, твоя задача — ни в коем случае...

[ФРАГМЕНТ ТЕКСТА ОТСУТСТВУЕТ]

А завернув за поворот на втором этаже, мы буквально уткнулись носом в очередную толпу упырей: на сей раз ни капельку не сонных, а злых, бодрых и готовых рвать нас своими крючковатыми лапами прямо на месте. Твою же бронетанковую дивизию, что ж эти твари все не кончаются!

— Эшкере! — завопил Рон, размахивая импровизированным факелом, и метнулся в атаку. Никогда не перестаешь удивляться людям — рыжий, оказывается, втихаря казахский язык выучил, а я и не догадывался даже.

Зомби-коллектив, однако, на этот раз проявил некие зачатки интеллекта: он раздался перед огнеборцем, словно волны Красного моря перед Моисеем, и дисциплинированно сомкнулся за его спиной. Подучил их кто-то этим маневрам, что ли? Но вообще-то довольно скверно — с факелами у нас и без того напряженка, а из холодного оружия только...

— Гарри, не зевай! — Гермиона ловко ткнула тлеющим концом метлы в очередную набегающую синюшную харю, та зашипела, как сдувающийся воздушный шар, и пошла на снижение, впечатавшись окровавленной тушкой в вытертый паркет. Вроде из второкурсников кто-то, не разобрал точно. — Сектумсемпра!

Заклинание сначала пошло хорошо, но быстро выдохлось — против упырей оно срабатывало через раз и неэффективно: что им разрезы, что им боль, чурбанам бесчувственным? Боль — это жизнь, а они ее уже бездарно растеряли. Что ж, переходим к плану "Б"; он, к счастью, у меня тоже припасен.

Ухмыляясь, я достал из широких штанин — а точнее, из-под мантии — свое оружие. Авраам Линкольн, помнится, почти таким разбирался с кровососами в своей несчастливой вселенной. Ну, а то, что хорошо для легендарного президента, сгодится и для Гарри Поттера, Мальчика-который-выжил!

Это был здоровенный колун с тяжелым коническим полотном.

— Эх, раззудись рука! — рявкнул я, примеривая инструмент в руках. Центр тяжести непривычный, хват лучше делать за самый конец рукоятки, так размах более эпический получается. — Эх, раз.... эм... ну, что-то там такое с плечом тоже предполагается! На, дорогой!

Лезвие тяжело вошло в самый центр лба какой-то юной упырицы, отчего та заверещала диким голосом и свалилась под ноги, дергаясь как под драм-н-бэйс. А вот так! Потому что топор — чисто оборонительное оружие, это вам любой историк-перебежчик скажет.

— Ыабыр-выр-арг-хххх!

Я шустро обернулся, наворачивая левым локтем усилие, но тут моя помощь уже не требовалась — очередная упыриная голова, отделенная от тела мощным ударом косы, полетела в сторону, скрежеща зубами. Драко радостно заухал, как настоящий викинг и прыгнул вперед.

Пошла кутерьма. Зомби горели, распадались на части и сползали на пол кучками жирного черного пепла, но не отступали, наваливались то по двое-трое, то группами по полдюжины сипящих бормочущих уродцев. Очень сильно, правда, выручал суровый алкогольный дух, который мы сперва стратежно употребили внутрь, а потом еще и облились для надежности. Зомбарей от него натурально выворачивало, они прыгали, воротили свои мерзкие рыла, колбасились в атаке, словно услышали вдруг группу "Квин" вместо любимого русского рэпа, но продолжали переть вперед с неослабевающим энтузиазмом.

Положение складывалось не особенно радужное. Рона мы, конечно, в итоге отбили из чавкающего плена, он отделался только парой царапин, но в целом становилось жарковато. Под высокими сводчатыми потолками раскачиваясь, поскрипывая, старые люстры. Стрельчатые окна нехотя пропускали внутрь мутный свет.

И ведь ни единого вампира пока, что характерно! Сплошные упыри. Нет, точно верховное главнокомандование засело где-то в укромном месте и наружу даже носа не показывает. Нужно этот вопрос как-то провентилировать.

— Гарри, тревога! — в голосе Гермионы звучала паника. Я с трудом отвлекся от разделки очередной безмозглой тушки (безмозглой, в основном, из-за низких стандартов Хогвартса в плане зачисления студентов), утер трудовой пот со лба и огляделся. Спина ныла как бешеная — я, видите ли, не планировал активных физических нагрузок на этот уикенд, хотел просто мирно набухаться и приступить к приятному с милой девушкой по соседству. А тут вдруг эдакое нашествие вампиров-уголовников из глубокого космоса. Никакой интеллектуальности.

— Полгода сплошная тревога, — немузыкально пропел я, устанавливая сволочь-колун в вертикальное положение. Упыри вроде бы схлынули пока-что куда-то вглубь коридора. Можно передохнуть. Главное — правильно поставить ударение. — Полгода — совсем никуда.

— Чего ты распелся! — рядом оказался тяжело дышащий Драко. Коса у него в руках была погнутой и скособоченной. "Косил Ясь канюшину..." — Они привели василиска!

Я упер усталый взгляд в темную даль, где нарастало шевеление — ничего себе! Огромная змея, метров пятнадцати, наверное, в длину, медленным зигзагом приближалась к полю импровизированной битвы. Упыри с визгом разбегались перед шипящим чудовищем, с разбегу запрыгивая в распахнутые двери классов, но василиск не обращал на них внимания. Он целенаправленно валил вперед, поводя из стороны в сторону приплюснутой головой, на которой особенно неуместно выглядел веселенький розовый хохолок.

До чего ж удачно получилось!

Мало что может сравниться в уродливости с атакующим василиском. Но этот конкретный монстр выглядел в своем броске как-то особенно гадко. Длинное тело выстрелило в нашу сторону пружиной, повиснув на мгновение в воздухе, разрывая его гибкой и смертоносной черной молнией. Мне показалось, что я даже успел заметить тонкие белые ниточки, которые рисуют иногда в комиксах, чтобы показать стремительность. Наверняка происки буйного воображения, вообще-то.

— Не смотри ему в глаза! — крикнула Гермиона, закрывая лицо рукавом мантии. — Не смотри...

Я ухмыльнулся и сделал глубокий замах топором; счет пошел уже на какие-то доли секунды. Взгляд немигающих желтых глаз уверенно уперся в лицо: я почувствовал себя первокурсником в рентген-кабинете, когда за безопасной свинцовой перегородкой копошится с приборами толстая докторша. "Вдохнуть! И не дышать!" Но тут все было быстрее: ноги отнялись почти мгновенно, руки я перестал чувствовать мгновением позже. Черт, убить-то меня, конечно, не убьют, по потоптать могут знатно....

Василиск приземлился прямо передо мной, распахнул пасть и зашипел. Глазищи сверкали, как два прожектора — нет, чушь, шансов укрыться от его взгляда у нас не было шансов с самого начала. Что ж, будем работать с тем, что есть.

— Гарри!

Глухо саданул в пол выпавший колун, выбив пару паркетин. Краем глаза я засек бросившуюся ко мне Гермиону... и почти сразу нелепо застывающую на месте... Рона, со всегдашним выражением крайнего удивления на глупом лице... яростно рычащего Драко, отбивающегося черенком косы от пятерых упырей сразу...

А потом мне по затылку прилетело чем-то тяжелым и сильным, и в глаза плеснуло густой непрозрачной тьмой.

* * *

Часть 8

Многие говорят, что удар по голове по степени эффективности может на равных конкурировать с трехдневной медитацией. Ясность в мыслях якобы появляется невероятная, все старые проблемы уходят в прекрасное далёко, а новые из него, далёка, еще даже появиться не успевают — благодать... На самом деле тут, конечно, многое зависит от силы удара и крепости головы. Но в целом утверждающие не ошибаются.

...Темнота рассыпалась смехом и пузырьками шампанского на заплетающемся языке. Я ввалился в комнату с мороза как был, покрытый снегом и свежей изморозью, в шапке-ушанке набекрень и примерзшими к ресницам сосульками. Большой зал Хогвартса был полон и освещен тысячами парящих в воздухе свечей. Интересно, куда попадает растопленный воск... Ах ты ж скотина, горячо-то как! Но это ответ на мой вопрос, да.

Вокруг было шумно: преподаватели и ученики воспринимались пестрой монолитной толпой, откуда на меня периодически выплескивалось то цветное конфетти, то алкогольные пары, то обрывки разговоров — иногда понятных, а иногда напоминающих древние заклинания, могучие и беспощадные.

— Опять из Министерства прислали переделанные планы нагрузки... теперь ставка всего пятьсот пятьдесят часов в год. Если это не удушение образования, то...

— А Локонсу можно нормально пересдавать, чел вообще не парится, ставит оценки, какую попросишь, начиная с "выше ожидаемого". Нужно только глазками хлопать и мантию покороче надеть, и все получится...

— Нет, ну по нагрузке можно было на одну неделю поставить мигалку, чтобы хотя бы горловые часы совпадали, но Альбусу же это не нужно, вот никто ничего переделывать и не стал...

— Снейпа вывести из себя проще простого: спрашиваешь с невинным видом: "А как мне эти умения помогут в реальной жизни, профессор?" — и все, полчаса ора и матюгов обеспечено. А там и пара заканчивается. Мы это делаем примерно раз в две недели, работает...

— Ты где скитаешься, бродяга? — Гермиона образовалась на правом траверзе арктического ледокола "Герой Отчизны академик Гарри Поттер" и пошла на сближение, словно айсберг с "Титаником". Ореховые кудряшки развевались при ходьбе, на лице танцевали озорные тени. — Рон уже, кажется, третий круг по залу наматывает. "Где Гарри? Без братухи и праздник не праздник!" — передразнила она рыжего обалдуя, смешно наморщив носик.

Я остановился и изобразил безмолвные, но искренние аплодисменты. Где-то в стороне слышалось залихватское уханье, негромкий, но отчетливый рев пламени и почему-то трели футбольного свистка — там, у барной стойки, кто-то с горящей синеватым пламенем головой ставил рекорд по опустошению стаканов с крепким спиртным. Может, и правда я поздновато заявился?

— Так это... инструктаж по технике безопасности и охране жизни слушал, на пять часов назначенный. Филч, кстати, очень интересовался — почему на инструктаже из всего факультета присутствовал только я? Грозил карами смертельными и нашествием проверяющих инстанций.

— Филч против Дамблдора не попрет, — отмахнулась Гермиона и мастерским "Аксио шампань!" сняла с левитирующего мимо подноса два высоких, все в капельках, бокала. — А Дамблдор весь вечер был здесь, с нами. По-моему, он вообще забыл про инструктаж. Как и остальные.

— Ты чего такая довольная-то? — поинтересовался я чуть позже, когда бокалы щедро поделились содержимым со страждущими душами, и они, то есть души, сладостно развернулись от этого дележа в своих темных каморках. Гермиона смешливо пожала узкими плечами; темный хвост незамысловатой прически хлестнул меня по лицу — но кто был против? Точно не я.

— А почему бы и нет? Очередная учебная неделя закончилась, Хогвартс стоит где стоял, наша планета продолжает лететь вперед среди океана тьмы... Чему тут не радоваться?

Оркестр закончил свои потуги на лучшую иллюстрацию термина "какофония" и рассосался по кулисам. Невидимый диджей кашлянул в кулак, затянутый перчаткой с обрезанными пальцами, проверил питание вертушек и врубил свое видение мира. Конечно, то оказался бескомпромиссный, как десятилетней давности мочалка, хардбасс. Осталось только рухнуть на корточки и приняться вытанцовывать под все это неудержимого гопака.

— Гм, — сказал я, потому что не знал, что ответить. Мне Гермиона отчего-то больше запомнилась вечно хмурой заучкой, озабоченной своими оценками и перспективами сдачи С.О.В.Ы., а не веселой девчонкой с хитрым прищуром и пустым бокалом из-под шампанского в изящной руке. Поэтому я отвернулся и взял еще пару стаканов с медленно плывущего в воздухе подноса. Там оказались какие-то коктейли, но кого это могло остановить? Не умеешь говорить — пей, это вам скажет любой интроверт.

— Сейчас танцы пойдут, ты как насчет этого? — вскинула бровь девушка, пригубив светлую смесь. — О, этот попался не очень крепкий, люблю такой, хоть и не помню название. То ли "Куба Либре", то ли "Грязная мамаша". А может, "Секс на пляже"...

Она послала мне озорной взгляд, который я почти что не увидел, погрузив лицо в широкий раструб стакана.

— Мужики не танцуют, — процитировал я вековую мудрость классика танцевальной музыки. — Они даже ходят с трудом!

— Скучный! А дай тогда попробовать, — Гермиона бесцеремонно утащила коктейль себе. — М-м-м, вкусно! Это "Олд-фэшн" называется, на основе бурбона, по-моему. И хорошего бурбона, между прочим!

Стало ясно, что алкоголя в ней плещется уже грамм триста минимум, так что в нашей двойке она выступала пока что лидером. Какие у меня были варианты, дамы и господа? Не было у меня вариантов. Только один: устроить за лидером гонку!

Я вырвал стакан из загребущих ручонок и сделал залихватский глоток. Вискарь сначала шибанул в лоб коварным апперкотом, но быстро смутился, смешался с биттером и сахаром, прикрылся для верности цитрусовым ароматом, и уже спокойно, чинно, как настоящий джентльмен с Юга, прошествовал в желудок. Стало тепло и спокойно.

Музыка снова сменилась. Неведомый маэстро, видимо, решил, что завернутая в мантии толпа двигается слишком медленно, и решил помочь с этим вопросом — из колонок плеснуло темным, шипящим на раскаленной плите нейрофанком. Гермиона улыбнулась.

— Вот это мне нравится! Пойдем! — И не успел я раскрыть рот, чтобы проговорить формулу вежливого отказа, утащила меня в клубящуюся тьму мош-пита. Гремела музыка, темнота дышала розами, откуда-то с потолка доносился прозрачный голубой свет, пахло весной и фиалками: только подымай кверху свой длинный нос. Круговорот мантий модных цветов, которым даже в пьяном бреду нельзя было подобрать названий, если, конечно, ты не женщина (до такой степени дошла тонкость вкуса) прыгал и колыхался, словно театральные кулисы.

— Мама, я в раю, — слабым голосом сказал я, но, поскольку никто не услышал, вынужден был повторить торжествующим воплем: — Я в раю, мама!

Толпа ответила в одобрительном духе: как же иначе, мол. Здесь преобладали бесшабашные младшекурсницы, и в одежде у них все было продумано и предусмотрено: тонкие талии были обтянуты и подчеркнуты, шея и плечи открыты именно настолько, насколько нужно, и никак не дальше; каждая обнажила свои владения до тех пор, пока чувствовала, что они способны погубить человека; остальное всё было припрятано с настолько большим вкусом, что мне в лицо бросилось три литра крови, отчего оно даже в темноте стало красным, как флаг — того и гляди начну темноту разгонять наподобие прожектора.

Долго заниматься разгоном мне, однако, не дали: по самому носу дернул целый ряд локтей, обшлагов, рукавов, концов лент, душистых шемизеток и платьев. Галопад летел во всю пропалую: вымахавший в косую сажень Невилл Лонгботтом, рыжая и визжащая от восторга Джинни Уизли, Лаванда Браун с голубым пером за ухом, Кэти Белл с пером белого цвета, армянский студент по обмену Сорян, блестящий от пота Дин Томас, сверкающий белыми зубами на темном лице, Полумна Лавгуд, француз Зинедин Зизу, Драко Малфой, Пэнси Паркинсон — всё поднялось и понеслось...

— Танцы — это хорошо! — проговорил слегка помятый я через несколько минут, медленно пятясь в более спокойные широты. — Но в малых дозах. В больших дозах я сейчас готов воспринимать только алкоголь. И еще любезную мою Гермиону. Подь сюда, селянка.

— Интересно, а я буду "любезной", если останусь потягивать эту огненную вкуснотень в трех шагах от тебя?

— Истинные пророки и святые лишены высокомерия, — сказал я смиренно, — Если Гермиона не идет ко мне, то я подойду к Гермионе.

И подошел. Свечи в вышине мигали красным, золотым и синим не хуже светомузыки, радостный визг в отдалении складывался в мелодический рисунок. И она стояла одна среди толпы, бесстыдно и безупречно красивая, стояла и смотрела...

— Мужчина, вы такой обаятельный, я положительно не могу перед вами устоять! — засмеялась девушка, обхватывая меня за шею одной рукой. По правде говоря, одной было довольно мало, но в другой она сжимала полупустую бутылку с зеленой шейкой, которая того и гляди норовила хрустнуть от прикладываемых усилий. Перед глазами у меня начали свои подлые разведывательные полеты игрушечные вражеские вертолетики.

— Предлагаю усилить накал отдыха, — сказал я, артикулируя, как бешеный. — Танцы — вчерашний день... в буквальном смысле, потому что уже заполночь. Предлагаю отбыть наверх, для продолжения...

— Банкета! — Гермиона пьяно мотнула головой. — Хотя нет: я есть не хочу. И пить... тоже не хочу!

Бутылка со звоном улетела на пол, но не разбилась: слава коврам!

— Вот! Отдохнуть хочу! — определилась девушка и заглянула мне в лицо, повиснув на шее, словно мартышка на лиане: — Гарри Поттер, приглашаю тебя отдохнуть!

— Возражений не поступило, — заявил я и поволок ее к лестнице наверх. Мы все-таки уже порядочно накидались — лестницы словно жили своей собственной жизнью, они ходили ходуном и чуть ли не вращались вокруг собственной оси. Какой идиот придумал такой неудобный способ восхождения? Пришлось удовлетвориться грязноватым лифтом с кнопками, которые уже второй год тлели горьким неприятным дымом.

— Гарри? — требовательно сказала Гермиона. Теперь она обнимала меня за талию, но делала это скорее по причине плохой координации, нежели спонтанно возникшей симпатии. — А что ты думаешь о женщинах?

— Одно хорошее. Женщины, скажу я тебе, это такой предмет, про который...

— Ах, так ты нас, значит, считаешь предметом? Шовинист! Феодал!

— Но зато самого наилучшего качества в этой проклятой вселенной! Поди-ка попробуй рассказать или передать всё то, что мелькает на их смеющихся лицах, все те излучинки, намеки — нет, любезная Гермиона, ничего такого словами здесь не передашь. И это, кстати, довольно печально, ибо, как всем давно известно, женщины любят ушами.

— Женщины, чтобы ты знал, любят совершенно другим, — сказала вдруг Гермиона абсолютно трезвым голосом. Лифт звякнул и остановился. Дверь пришлось открывать одной рукой, другая была накрепко занята отнюдь не упирающейся девушкой. В коридорах и общей гриффиндорской зале не было ни души — все сознательные парни и девушки праздновали сейчас внизу, а идиотов на факультете не держали, они быстро отсеивались.

— Ну что, легендарный Гарри Поттер, — рассмеялась Гермиона снова, танцующим шагом пройдясь по комнате. В камине клокотал огонь, и в его переменчивом свете она казалась юной богиней-вакханкой, легкомысленной и порочной. — Развлекай меня!

— Мы же уже пьяные, зачем нас еще развлекать? — нашелся было я, и это было правдой только наполовину. Алкоголь стремительно выветривался из крови, ему на смену приходило какое-то сладкое щемящее предвкушение. Ведь все уже решено, все знаки поданы, ответы получены, и если только не случится чего-то совсем уж запредельного, мы проведем ту ночь вместе, а там уже, потом, наутро — а, черт да будь что будет!

Гермиона остановилась точно насчет камина. Отблески пламени создавали вокруг ее тоненькой фигурки настоящий ореол, словно она была древней святой, вдруг сошедшей на землю, чтобы дарить тепло и радость. Как же могло быть иначе?

— Раз ты задаешь такие вопросы, — сказала она с ноткой недовольства, — то никакой ты еще не пьяный, да и я тоже, если способна это замечать. А все бутылки остались далеко внизу, тут сухо и пусто, я проверила.

— Я могу сползать за добавкой. Но вернусь не раньше утра.

— Есть способ лучше. Драко как-то говорил мне, что научил ферменты в своем желудке превращать сахар, который выделяется из спиртного, обратно в алкоголь, и поэтому может оставаться пьяным сколько душе угодно. Нужно попробовать.

Она широко расставила ноги — ох, зря ты не сидишь сейчас, девочка! — развела руки, приняв позу Витрувианского человека, и что-то забормотала, грозно вращая в воздухе кистями.

— Ферменты... — сказал я, — слыхал я о них. Редкостные жмоты, да еще и иностранцы, судя по фами... о-о-о-о!

Ощущение было, будто я из скучного, покрытого измазанным целлофаном мира, вдруг прорвался в настоящий и живой! С одежды все еще осыпались ручейками пыль и известка, но тут было определённо красочнее, интереснее и... теплее? Золотые с червоточинами стены мягко пульсировали, едва сдерживая порывы нездорового воображения, огонь метался в тесном узилище, тоскливо подвывая — праздник начинал складываться без его участия. Потолок пропал, словно с кастрюли над головами кто-то любопытный снял крышку: звезды глядели нам прямо в глаза, без иронии, но со смыслом.

— Ух! — сказал я с выражением. Пол под ногами покачнулся. Когда мы успели перебраться на яхту? И куда держим курс? Кто капитан? — Ах! Аых! Уга-га!

— Ну, я чуточку переборщила, — признала Гермиона. Она расплывалась в колышущемся воздухе, будто мираж. Возможно, все дело было в том, что мы переместились в пустыню. "Корабли пустыни", слыхали о таком? — Спиши это на... о, черт, теперь и меня накрыло.

Она сделала всего шаг — очень, очень длинный шаг — и вдруг оказалась совсем рядом: сверкающие глаза, растрепавшиеся волосы со смешными "петухами", выбившимися из прически, румянец на высоких скулах.

— А тебе кто больше нравится: Джинни Уизли или я?

— Вопрос из бронхов! — Я наморщил лоб и свесил нижнюю губу чуть ли не до подбородка. — Потому что не из легких. Видишь ли, вы все-таки обе очень красивые.

Следующий момент я пропустил, но когда он миновал, мы уже оказались на диване, среди подушек, пустых пакетов из-под чипсов и картонных коробок, где когда-то была пицца "Барбекю", причем Гермиона уже сидела на мне, и ее маленькие ладошки упирались мне в грудь, словно предостерегая: не ошибись.

— Да, это правда. Но ведь она рыжая. А рыжие, как известно, лукавы, лживы, злы, коварны... Где лживость, там трусость и малодушие.

— Но зато, — сказал я, — достаточно хорошенько прикрикнуть на рыжую "Вот я тебе!", чтобы она свернулась в калачик и полезла целоваться.

— Это не проблема, — сообщила Гермиона и полезла целоваться.

— Святые Мстители, до чего же хорошо, — сказал я пару минут (долгие годы? суровую вечность?) спустя, когда мы, наконец, оторвались друг от друга. Гермиона не ответила, она рассеянными движениями вытирала губы и смотрела на меня. Она и есть звезда — вдруг сообразил я. И она выбрала меня, и путешествовала сотни лет, чтобы оказаться здесь, на этой планете, а что же я? Управлюсь ли с небесным светилом?

— Расскажи что-нибудь, — сказала она вдруг.

— А? Про что?

— Вообще. — в комнате уже царил почти полный мрак, камин затухал, но сердце громыхало так, что на книжных шкафах подрагивали конспекты.

— Девушки — удивительные существа. — я на секунду задумался и даже перестал гладить то, что было совсем рядом, юное, прекрасное, пахнущее сиренью и крыжовником. — Одни глаза их такое бесконечное государство, в которое заехал человек — и поминай как звали, не вытащить его оттуда. А попробуй описать один блеск их: влажный, бархатный, сахарный; бог знает, какого нет еще! и жесткий, и мягкий, и даже совсем томный, или, как иные говорят, в неге, зацепит за сердце, да и поведет по всей душе, как будто смычком. Нет, просто не подберешь слова: прекрасная половина человеческого рода, да и ничего больше!

— Это не то, — невидимая во тьме Гермиона пошевелилась на моих коленях так расчетливо, что я и в самом деле тотчас же понял — не то. — Это было про женщин вообще. А я хочу — про меня. Ты так можешь?

— Про тебя? Твои глаза на звезды не похожи, нельзя уста кораллами назвать, старина Шекспир написал это не для себя, а на будущее, он ведь гений, а потому знал, что мы встретимся... Но ты нежная и удивительная, ты лучше всех на свете, и сколько бы ни прошло времени, я всегда буду возвращаться к тебе, ведь ты прекраснее всех звезд...

— Правда? — она вдруг мотнула головой и уставилась мне в лицо с такой отчаянной силой, что в темноте чуть было не загорелись глаза. — Ты сейчас... ты правда так думаешь?

Она была совсем рядом, теплая, живая и настоящая... Настоящая. Я был в этом уверен. И ничего уже не имело значения: ни продолжающая медленно вращаться комната, ни темнота, тысячами светлячков мерцающая на сетчатке, ни пьяный цветочный запах. Ничего, только одно.

— Правда, — сказал я, с усилием шевеля непослушным языком. — Но послушай... Чертовы ферменты добрались-таки до меня; я наглухо отрублюсь минут через пятнадцать, самое большее, и, скорее всего, наутро не буду помнить ровным счетом ничего. Поэтому... Запомни меня сейчас — и не обижайся на любую ерунду, которую я понесу завтра. Я буду выделываться и нести чушь, но это все неправильное, притворное. А пока я настоящий, я могу сказать тебе это: ты самая замечательная девушка, которая только могла появиться в моей запутанной и несчастливой жизни. Запомни это... и запомни меня таким.

И пускай все рушится к черту в пропасть, не успев начаться. Все самое главное я уже сказал.

— Ты настоящий волшебник Гарри, — прошептала Гермиона на ухо. — Как ты умеешь смотреть, и как умеешь говорить... А еще говорят, что магия в таких случаях не работает...

— А потому нет никакой магии, — грустно сказал я. Ощущение было, что я вишу на краю водопада, и камни выскальзывают из-под мокрых пальцев. — Все это выдумки проклятых капиталистов, придумавших наш глупый мир за триста процентов прибыли. А на самом деле, знаешь...

Девушка устроилась на мне поудобнее. Раздался шорох одежды.

— Знаю, Гарри, — она прижалась ко мне уже по-настоящему, готовая и горячая, девочка-мечта. — Пускай так. Пускай сколько угодно так. Но только пока мы здесь, она есть — и никуда не денется.

* * *

Сознание вернулось небыстро — но все-таки решило, поразмыслив, не отлетать пока в рай, где, по слухам, один фиг сейчас нет свободного места, записываться нужно за полгода. Так что частички моей многострадальной психики с мудреными названиями немножко, конечно, побуянили в эфире, но в конце концов осели внутри моей бестолковки и принялись за свою привычную работу — обеспечивать прохождение электрических сигналов по нейронам и обработку оных сигналов вязким органическим мозгом.

Для посторонних это выглядело так, будто я застонал и очнулся.

— Славного пробуждения, Гарри, — сказал кто-то приятным рокочущим голосом. Ослабевшие за последние пару десятков минут глаза только бестолково моргали и напрочь отказывались фокусироваться. — Ты отдыхал, и я не счел нужным нарушать этот сон. Нет причины торопиться.

Я собрался изящно и красноречиво возразить неведомому супостату, но вместо этого закашлялся — изо рта плеснуло непереваренным алкоголем, и мутная тень перед глазами отпрянула назад.

— Ты, как обычно, непостижимо галантен, Гарри, — сдержанно заметила фигура. Было уже понятно, что это средних лет мужчина с окладистой бородой и в темном костюме, чем-то напоминающий этого актера, голубоватого такого британца... Джуда Лоу, вот. Он двигался мягко и быстро среди приглушенного мерцания факелов и сдержанного клекота феникса.

Стоп. Феникс Фоукс — явный признак того, что мы в кабинете директора. А сам импозантный бородач, получается...

— Да-да, это я, — нетерпеливо сказал Дамблдор, успешно приближаясь со второй попытки. Кстати, выяснилось, что пошевелиться я не мог — заклинание обездвиживания работало как часы. Как же оно называлось? "Иммодиум" какой-нибудь? Справа от меня замерла стройной статуей Гермиона (все еще без сознания), слева виднелся славный парняга Рон. Драко, надо думать, тоже примостился где-то поблизости.

— Профессор?.. Не узнаю вас в гриме, — пробормотал я первые после блевания слова. Многие стесняются в таких обстоятельствах говорить, считают — запах неприятный получается. Не таков я! Нужно сразу прояснить ситуацию и немедля взять под свой контроль — вот мой девиз.

Дамблдор сухо усмехнулся.

— До чего же мне надоела та шкура дряхлого добродушного ублюдка... К счастью, сущность вампира имеет и некоторые преимущества. Одно из них — возможность менять облик по своему усмотрению, и даже в сто с лишним лет выглядеть достаточно... авантажно.

— О, да у меня уже практически стояк, — сообщил я куда безмятежнее, чем чувствовал себя на самом деле. Интересно, сколько сейчас времени? — Вот только жаль, что для этого впечатляющего превращения вам приходится иногда пить кровь обычных людей. Лично я — лично я! — этого не одобряю и не могу согласиться. Вот как хотите.

— У всех есть свои маленькие слабости, мой юный друг, — ухнул совиным хохотом бывший директор. — Как там говорилось на том идиотском плакате времен победившей толерантности: "Кровососы не враги нам, они просто хотят жить по своим обычаям!" Впрочем, довольно об обычаях. Вернемся к вашему незавидному положению.

— Мы уже на "вы"? — подивился я радикальному смягчению нравов. Дамблдор поморщился.

— Речь о всей вашей шайке. Как я понимаю, это последняя ячейка сопротивления в Хогвартсе? Третья из тех, что Снейп умудрился собрать и направить в бой за последние несколько часов. И столь же бесполезная.

— Блин, — сказал я, скривившись в отнюдь не обаятельной гримасе. — Так он, получается, просто безнадежный дурак, или работает на вас, Альбус?

Бородач на секунду задумался.

— Полагаю, просто дурак. Пьяный дурак, если уж быть совсем точным. Но вы, ребята, наивные, отчаянные, одурманенные болванчики — вы пришлись очень кстати! Мы с Минервой тут самую малость покуролесили, наплодили целую ораву безмозглых упырей и не оставили почти ничего на прокорм.

Дамблдор потер ладони, как довольная муха. Руки у него были, конечно, шикарные, лучше, чем у пианиста. Видели когда-нибудь, как их писали на своих картинах голландские художники? Два пальца в одну сторону, два — чуть в другую, вроде жеста мистера Спока. Так выглядит тоньше и изящнее. В общем, Дамблдору ладони, видимо, выписывал кто-то калибром не меньше Ван Дейка.

— Отчаянное было положение! — сказал он с этой своей новой презрительной ухмылочкой. — Не останься у нас свежей живой крови, пришлось бы выдвигаться из Хогвартса куда раньше, чем я планировал. Но теперь...

Я громко дыхнул, и волшебник-вампир отшатнулся, обнажил длинноватые клыки, почти скрытые бородой.

— Конечно, Гарри, я не забыл, — скривился он. — Алкоголь, ваша вечная и надежная защита... По счастью, спирт выводится из организма чуть меньше, чем за сутки. Это время у нас, конечно, есть. Оставим вас на десерт.

Мне малость поплохело. У них полно времени, это прекрасно, а что насчет нас? Краем глаза я уловил умоляющий взгляд Гермионы. Наша пай-девочка, видимо, все надеется, что у меня есть план спасения, и я вот-вот мастерски введу его в действие. А есть ли у меня план?

Так сразу и не скажешь. Зато у меня есть вопрос.

— У меня вопрос, — сообщил я так громко, что в невидимом плену слева заворочался рыжий Рон. Дамблдор приподнял бровь.

— Неужели, Гарри?

— Точно говорю. Зачем вам это было нужно, Альбус? Вся эта кровавая резня, упыри на улицах Хогсмида, школа, полная живых мертвецов? Чего вам не хватало — пару мутных смертей в год, о которых уже на второй день ходят только глухие слухи, полное равнодушие со стороны Министерства? Или за столько лет меню из двоечников и бездарей, разбавленное мясцом зверьков из леса, вам успело надоесть?

Я рисковал и зарывался, конечно — все для того, чтобы потянуть время. Но это сработало. Дамблдор взмахнул своими длинными ладонями и снова отвалился к столу. Обошел его, качая головой, как заводная кукла. Что-то здесь было, какой-то непонятный секретный мотив: "Гарри Поттер и Алукард Хеллсингович"!

— Приблизительно так и обстояли дела, — согласился директор. — С одной маленькой поправкой. Сам я всегда был терпелив и осторожен, десятилетия работы в Хогвартсе не дадут соврать. Нет. Терпение лопнуло не у меня.

Дверь за спиной так сильно шваркнула, открываясь, что ударилась о противоположную стену. Мимо прошелестели легкие шаги.

— Это я его соблазнила, — улыбнулась смутно знакомая светловолосая красавица. Но ведь Снейп говорил... да и Альбус только что подтвердил...

— Минерве до смерти осточертела ее древняя старушечья форма, — согласился Дамблдор. Новая Макгонагалл смешно надула губки и покаянно кивнула. — До смерти — разумеется, не своей, фигуральное выражение... И она... то есть, мы решили: устроить напоследок вечеринку для души... тоже фигурально. Оторваться по полной, ни в чем себе не отказывая. Как там у классика: мы зажгли в Англии такую свечу, которую им, с божьей помощью, не потушить никогда! Я ответил на твой вопрос?

— Да, Гарри, он ответил на твой вопрос? — просюсюкала дьявольски горячая в своем новом облике Минерва Макгонагалл. Она веселилась и пребывала, по всему было видно, в отличном настроении. — Потому что если да, то мы пока отправим вас, всех четверых, в кладовую — дозревать. А то, знаешь ли, приближается вечер, а в темное время суток я контролирую себя хуже некуда — могу не сдержаться и куснуть, не глядя.

Я раздумчиво покачал головой.

— А если я откажусь?

— А кто тебя спрашивает-то, Гарри? — развеселилась девушка. Не знаю, можно ли ее так называть по итогу, но, с другой стороны, если она выглядит как девушка, значит, девушка и есть. Они вообще разнообразные бывают, мне ли не знать. — Ты, на всякий случай, наш пленник и добыча, а не наоборот! Я начинаю думать, что зря навернула тебе по голове там, в Битве у Василиска. Похоже, это не очень-то пошло тебе на пользу.

— Ах, это... — я улыбнулся как можно беззаботнее. За окном мелькнула смутная тень. — Видите ли, вы неправильно все поняли. Я получил от вас по башке потому, что собирался получить по башке. Во-первых, потому что я этого всячески заслуживал, Гермиона подтвердит. А во-вторых, это вело к моей цели значительно быстрее и безболезненнее, чем возможная альтернатива.

Ухмылка Макгонагалл стала чуточку напряженной.

— Что ты такое несешь, дурачок?

— Нам нужно было добраться до кабинета Дамблдора, верно? Прорубаться через толпы упырей, василисков и горных троллей показалось мне не лучшим вариантом. Вы бы еще и цербера на нас спустили потом, я думаю. Неэффективно. Куда лучше пропустить один-единственный удар и прийти в себя уже у самой цели. Собственно, я так и сделал.

Дамблдор прочистил горло.

— Что ж... это разумно, Гарри. Весьма разумно. Похвальная находчивость. За исключением одной-единственной детали. Ты все еще в магических путах, а я все еще не отказался от мысли выпить твою кровь... как только она очистится от алкоголя, конечно. Или ты предпочел бы, чтобы я начал с твоей милой спутницы?

— Я бы предпочел, Альбус, чтобы вы рассыпались сейчас пеплом по полу, и, в отличие от Фоукса, никогда больше не радовали нас своим присутствием. В общем, у вас отличные шансы именно так и кончить. Потому что имеется еще одна маленькая деталь.

— Просвети же меня.

— Красный флаг на Астрономической башне, — сказал я, и Гермиона удивленно вздохнула. А все-таки жаль, что речевые функции к ней еще не вернулись, гениальность всегда нуждается в хоре восхищенных голосов. — Об этом говорилось на лекциях по охране труда, на которые никто из преподавателей никогда не являлся и оттого не среагировал. Включая и вас, Альбус. Сигнал неодолимой, смертельной опасности. Авроры будут здесь с минуты на минуту.

— Дрянной, гнусный мальчишка! — взорвался Дамблдор, распахивая руки. У него за спиной вдруг набухли плотные крылья, сотканные из абсолютной тьмы. Черты лица Минервы исказились, обнажая острые, как у кошки, зубы. — Я самолично перегрызу тебе горло и захлебнусь твоей разбавленной кровью!

— По правде говоря, — сказал я, — я думаю, что они уже здесь. А вот последняя фраза была у вас, извиняюсь, уж очень шаблонной. Наберут сценаристов по объявлениям...

Башня содрогнулась и треснула. По стенам побежали резвые трещины, сверху посыпался раствор и известка. Зашелся гневным карканьем в своей клетке старый феникс. Вампиры переглянулись и прыснули в разные стороны: Дамблдор к секретной двери, спрятанной за портретами предыдущих директоров, Макгонагалл — в обычную, парадную, можно сказать, дверь. Но только это им ни капельки не помогло. От потолка отвалился и с грохотом рухнул гигантский кусок, за ним сумрачно синел надвигающийся вечер, и посвистывали диковинные летательные аппараты, похожие на летающие мотоциклы. Они мигали желтым, габаритным, и красным, поворотным, и медленно опускались до нашего уровня.

— Ничего себе! — театральным шепотом с присвистом раздалось слева. Аллилуйя, вот и голосовая поддержка пошла! — Это же эти... как их... Пиленгасы!

— Сам ты пиленгас, — поправила Рона проклюнувшимся голосом Гермиона. — Это называется "Фигейрас". По названию города, где...

— Это фестралы, — сказал я хрипло. По лицу лил пот, руки дрожали, как у паралитика. Организм вдруг сообразил, что чуть не оказался на краю гибели, и ударными дозами вбрасывал в кровь адреналин. — Точнее, "Фестрал-9000", полицейская модель. Авроры наконец добрались и до нас.

Затрещало электрическим треском и отключилось сковывающее заклинание; мы, все четверо, без сил рухнули на пол. Дальше пошла кутерьма: десантирующиеся фигуры в противомагических бронежилетах вышибли дверь и вели в коридорах плотный огонь из энергетического оружия, вдалеке визжали упыри, бушевал расстреливаемый в упор василиск, по пережившей радикальную реновацию комнате носились ветряные смерчи от все прибывающих фестралов, летали бумажки, тряпочки и дымящиеся перья — фениксу в этой суматохе, похоже, не свезло.

— Вот это да, — прохрипел Драко, сидя на корточках и глядя в пол. — Вот так раз. Раз так вот. Так вот да...

— Похоже, наша славная миссия подходит к концу, — сказал я, не отряхивая с одежды грязь и пыль, помог подняться Гермионе. Она тоже выглядела неважно — ну, для постороннего наблюдателя, конечно. Для меня это не имело ни малейшего значения. — Послушай...

— Ты спас нас, Гарри, — сказала она без улыбки, глядя на меня огромными карими глазами. — Ты снова...

— И сделал бы это еще тысячу раз, — сказал я. В ушах нарастало гудение, и я вдруг понял, что оно означает. Оставалось секунд пятнадцать, самое большее. — Сколько угодно, просто чтобы ты... чтобы тебя...

— Я хотела сказать...

— Я только хотел... я вспомнил. Я все вспомнил о вчерашнем вечере, и о тебе, и о нас... И хотя у нас уже совсем мало времени, но ты должна знать...

Реальность вздыбилась, закружилась черным смерчем из острых треугольников, и зубастой жадной пастью поглотила в себе Хогвартс, башню, авроров и Гермиону.

Поглотила всё.

* * *

Эпилог

Первым делом чувствительность вернулась к рукам. Оно и к лучшему: иначе каждый второй раз случались бы сонные параличи, а клиентам это совершенно ни к чему. Так и до жалобы с разбирательствами и возвратом денег недалеко. Я глубоко выдохнул и стащил с головы шлем.

— Александр, все в порядке? — потолочные лампы с непривычки били в глаза, я недовольно прищурился, и Вика, заметив это, торопливо нагнулась над креслом. Сухо щелкнули и раскрылись пластиковые манжеты на запястьях. — Как самочувствие?

— Момано, — я вытащил изо рта загубник и продублировал: — Нормально. Шея болит малость, конечно, но то такое...

— Приносим извинения... Однако, вы могли упомянуть это, находясь внутри симуляции, мы бы тут же отреагировали и поправили подголовник... Других претензий нет?

— Технических — нет, все отлично. — Я размял шею, пошевелил челюстью: похоже, показалось. Свесил ноги с кресла, нашаривая сапоги. Рефлекторно стрельнул глазами в поисках окна — не хватало еще проснуться посреди какого-нибудь катаклизма — но в симуляционных, конечно, никаких окон не было; считалось, что это мешает погружению.

— Что-то не так с сюжетом? — Вика была сама предупредительность, готовая решить любую проблему, предоставить консультацию, даже сделать скидку при необходимости. В последнее время, поскольку людей стало сильно меньше, то "сим-студии", как их называют, буквально бьются за каждого клиента. — Или актеры недотянули? Вы можете оставить отзыв, мы обязательно проработаем и учтем его в следующих наших представлениях.

Они всегда его так называют — представления. На самом-то деле это просто виртуальная реальность, интерактивное кино с персонажами, которых отыгрывают живые люди. Все по заданному сценарию, который утверждает клиент.

— Слишком рано завершили, — сказал я, зашнуровывая второй сапог. Нет, не показалось: голова все-таки болела. Где-то сбилась калибровка шлема. Но совсем чуть-чуть. — Не все успел из того, что хотел. Плюс Дамблдор этот... сбежал же, чертяка. И подельница его тоже сбежала, как я понял.

— Учитывая, что вы выбрали обходной путь, с флагом, — Вика ткнула пальцем в планшет, отслеживая сюжетные линии, — вероятность успешной погони за антагонистом была крайне низкой. Мы не стали жертвовать реализмом во избежание...

— Понимаю. Я без претензий. Просто... да, рановато закончилось.

В груди была пустота. Пустота и недоумение. Словно ты протянул кому-то букет, а двери лифта закрылись и обрубили живые зеленые стебли. Железо, бетон, пустота... и легкий запах сирени в воздухе.

— Мне очень понравился исполнитель роли Снейпа, — сказал я, влезая в горловину свитера. — Вроде бы и эпизодический персонаж, а все равно цепляет. Верите — я чуть было всерьез не остался в его башне! Словом, великолепный актер.

Вика вежливо улыбнулась.

— Благодарю вас. Раньше он играл в театре юного зрителя — ну, вы сами понимаете, метод Станиславского и так далее... Школа чувствуется.

— Вас не затруднит передать ему мои комплименты?

— Если можно, натурой. Продукты или лекарства... деньги не очень в цене.

— Постараюсь обеспечить. А на роль Дамблдора вы так никого и не нашли? Я почувствовал какую-то... деревянность.

— Вакансия не заполнена. Работы над ролью неоправданно много, а фактической игры — буквально пятнадцать минут, там какие-то совершенно смешной оклад получается. Так и обходимся пока программой.

Все готово. Очередной сеанс симуляции "Гарри Поттер D3luxe Edition" подошел к концу, в коридоре уже дожидался новый клиент, в нетерпении суча протезами по линолеуму и злобно шипя через газовую маску. Оставалось последнее.

Я обаятельно улыбнулся.

— А что насчет Гермионы? Я, в общем-то, уверен, что это живой человек, не алгоритм. Не могли бы вы подсказать...

— Сожалею, но вы знаете правила. Личности актеров не разглашаются. Вы можете, однако, заказать повторную симуляцию с этим же исполнителем. Полностью анонимную, конечно же.

— Угу. Во избежание нашей встречи в реальном мире.

Вика наклонила голову.

— И сохранения волшебства. Нашему миру и нашей реальности они чертовски необходимы.

— Тут не поспоришь. — Я герметично застегнул плащ, подхватил противогаз. Он пах резиной, дымом и потом. — А что на улице?

Мы вышли в коридор — тут было людно, поскольку выходной. "Сим-студии", наверное, один из самых прибыльных бизнесов в истории. Люди платят нечеловеческие деньги просто ради того, чтобы на восемь-двенадцать часов убежать от жизни вокруг. Чтобы почувствовать, что они — не одни. Что они все еще кому-то нужны, что их ждут. Пускай это и будут всего лишь актеры за масками персонажей давно сгинувшей популярной культуры.

— С утра был взрыв, — Вика шагала рядом просто из вежливости, по правилам она не обязана провожать гостя до двери. — Сорок килотонн, довольно мощный. Но далеко в море, к тому же воздушный. Так что максимум, что вам грозит сейчас — соленый дождь и дезактивация дома. Если не будете задерживаться снаружи, конечно.

— Не буду, — пообещал я. — Вы записали меня на следующую неделю? То же время, тот же сюжетный модуль... те же актеры.

— Записала. — Вика искоса взглянула на меня. — Знаете, "Гарри Поттера" в этой версии у нас часто заказывают — там и сюжет смешной, и особого знания первоисточника не требуется, можно нести что угодно, на настройки не влияет. Но большинству нет никакого дела до актеров — они их даже не отличают от программ, на самом-то деле. А вы...

— А у меня талант видеть там, где через личико Эммы Уотсон светится живая душа, а не строчки с нолями. Сам не рад такому умению, но что поделать.

— Допустим. Но... если, скажем, предположить, что вы когда-нибудь встретитесь с этой актрисой, исхитритесь как-то... Что вы ей скажете?

Ни о какой тишине речи, конечно, здесь не шло: гудели дизель-генераторы, из последних капель горючего вырабатывая электричество для бункера, вдали кто-то переругивался насчет стоимости противорадиационных препаратов, в соседней столовке звякали измятой посудой и несло прогорклым маслом, от которого бывает изжога и язва. Здесь не было ни намека на цветы, никаких воспоминаний о чистом голубом небе и живом солнечном свете Хогвартса. И я никак не мог это вернуть, даже у себя в голове. И я никогда, никогда не встречусь с ней. Не увижу ее глаза, не возьму за руку. Все ради сохранения волшебства.

...Воздух пах тленом и ржавчиной.

— Не знаю, — сказал я, повернул гермозатвор на двери, привычно задержал дыхание и вышел наружу, под дождь.

КОНЕЦ.

13.09.2017 — 20.02.2018