Науфрагум: Под саваном Авроры - Том третий, глава восьмая и девятая (в процессе)

Глава 8

Гнездо биоконструктов

1.

Как заворачивать к дому, где нас поставили на ночлег, я запамятовал, поэтому направился прямиком по главной улице к площади у церкви.

Наш трехсажённый Т-28 возвышался там же, где я его оставил — рядом с коновязью у корчмы. Напротив стоял Т-26 Герта. От вчерашних столов с лавками и навеса уже не осталось и следа, и лишь утоптанная земля напоминала о зажигательных танцах. С трудом подавив воспоминание о том, как сжимал ладонями тонкую талию принцессы, я свалил пулемёт и связку барабанов на землю рядом с танком, и перевёл дыхание.

— Золтан!

Легка на помине — Грегорика окликнула меня с галереи. Поднявшись по ступеням, я увидел необычную картину: принцесса стояла на коленях с маленьким совком в руке, деловито отмеряя на весах порции крупы и муки, которые Брунгильда, тоже в поте лица, фасовала по бумажным кулькам и складывала в торбы. Рядом громоздились горшочки и стеклянные банки с маслом, солониной и прочими съестными припасами.

— Что это вы делаете?

— Готовим запас провизии. Кто знает, насколько долгим окажется предстоящее путешествие ѓ— нужно подготовиться, как следует. Крестьяне предоставили нам все, что я попросила, осталось только упаковать и погрузить на танк. — Грегорика сдула выбившуюся прядь волос, утёрла лоб тыльной стороной ладони и продолжила: — Вам, наверное, не раз приходилось этим заниматься в экспедициях?

— Конечно. Правда, у нас всегда было множество жестянок фабричного производства, а не домашние соления. Но эти, наверное, даже вкуснее. Давайте, я тоже помогу.

— Нет, я хотела попросить вас притащить второй вагон с трофеями, которые мы предназначили для деревни. Мне объяснили, что к каждому из геодезиков ведут пути от той железнодорожной ветки, на которую мы свернули вчера, и ближайшие из них — за теми зданиями.

— Как прикажете, ваше высочество, — деловито кивнул я. — Придётся повозиться, чтобы перевести заржавевшие стрелки, но я уже прикинул вчера, как это делать.

— Опять 'высочество'?.. Я же просила вас! — принцесса погрозила пальцем и улыбнулась. — Постарайтесь управиться до темноты.

— Думаю, управлюсь.

— Рассчитываю на вас. И хорошо, что сегодня нам удалось отдохнуть. Завтра рано утром отправимся к мельницам — помните, мы говорили о них?

— Где свили гнездо панцирные жуки? А кто нам покажет дорогу?

— Староста сказал, что наш знакомый танкист знает те места и наверняка сможет нас проводить. А, вот и он сам.

Бывший дружинник, которого я попросил отнести найденную нами печальную реликвию родственникам, вышел на площадь из поперечного переулка. Выражение его лица было, естественно, невесёлое, но известие о предстоящей назавтра охоте мигом его взбодрило.

— Бергфридхофская мельница? Нет, сам я там не бывал, только мимо проезжал, было дело. Но дорогу найду, мне ль не найти!

— Отлично. Сами понимаете, как важно вычистить окружающие деревню районы от вредных созданий.

— Со вредными двуногими разобрались, пришёл черед многоножек! — сострил Герт. — Порвём и их в клочки!

Почесав в затылке, я заметил:

— Неплохо бы спланировать экспедицию; прикинуть, что нас может ожидать, и как надо действовать. Мы же помним, насколько опасны панцирные гады — не стоит их недооценивать.

— Прошу вас, Золтан, — немедленно отозвалась Грегорика, отложив крупу и совок. — Вы лучше всех нас разбираетесь в тактике.

— Не надо меня хвалить — всегда есть возможность с треском провалиться. Итак... — немного поразмыслив, я продолжил: — Вспомним, что мы знаем об этих существах. Весна предположила, что это биологическое оружие, специально разработанное в тайных лабораториях Гардарики; возможно — для того, чтобы захватывать вражеские территории. Хотя тут мы пока к единому мнению не пришли. Но факт остаётся фактом — они весьма агрессивны. Панцирный гад лишь чудом не сожрал нас, а деревенские жители — ушедшие далеко в леса охотники и лесорубы — оказались не такими везучими.

— Простите, что перебиваю, — вмешалась принцесса. — Герт, а в вашем поселении были такие случаи?

— Нет, даже и не слыхали. Барон тоже вон, долгонько не верил, когда ему про эти дела доложили.

— Фрайталь расположен западнее, а нападения происходили восточнее деревни. Если вспомнить, мы с вами приводнились тоже несколько восточнее этих мест, хотя и намного южнее. Судя по всему, жуки постепенно наступают с востока.

— Разумное предположение, — одобрила Грегорика. — А ведь Оппау лежит ещё дальше на восток, поэтому там нам может грозить такая же опасность.

— Конечно. И хорошо бы до тех пор разобраться, что собой вообще представляют эти жуки. Вспомним — первым мы встретили панцирного клопа. Точнее, он сам нас обнаружил в лесу, возможно, по запаху от костра или свету. Реакция его была однозначно агрессивная, он немедленно напал. Кстати — в отличие от кормовых мокриц, которые на нас не обращали никакого внимания.

— Да, мокрицы! — вспомнила Грегорика. — Помните, сколько в пещере было зародышей? Их должны быть сотни. И понятно почему — панцирному гаду нужна пища, каждый день.

— Ещё бы. Весил он тонн восемь-десять, не меньше. Значит, по аналогии со слонами, ему требуется 200-400 фунтов пищи в день.

— Это сколько в килограммах? — перебил Герт. — Чёрт поймёт ваши дурацкие либерийские меры!

— Ну, метрические, конечно, удобнее. Они мне и самому больше нравятся, — покладисто согласился я. — Фунт — 454 грамма, значит...

— Понятно, килограмм сто-двести.

— ...Так, на чём я остановился? Да, так вот. Выходит, клопу ежедневно требуется на прокорм пара мокриц — они примерно столько и весили.

— И мы даже видели тех, которые приползли на заклание, — вспомнила принцесса.

— Именно. Не знаю, сколько времени требуется мокрице на то, чтобы нагулять нужный вес. Предположим — год. Значит, одновременно вокруг гнезда будет ползать и питаться органикой примерно 600-800 этих 'овечек'. Размером — начиная с кулака, как в подземельях гидроэлектростанции, и вплоть до тех, которых мы наблюдали в железнодорожном тоннеле.

— И что нам это даёт?

— То, что вряд ли нас ждёт целая армия панцирных гадов — иначе мокриц было бы ещё во много раз больше, и они ползали бы друг другу по головам, чего мы в окрестностях электростанции не наблюдали. Да и напал на нас всего один гад, и сородичи ему на подмогу так и не прибежали. Значит, мы можем предположить, что нам и сейчас придётся иметь дело с одним, максимум парой боевых панцирных гадов; а сверх него, с неизвестной нам пока маткой, которая откладывает яйца в укромном месте. И ещё со множеством безобидных мокриц.

— Звучит логично, — согласилась принцесса. Видно было, что она внимательно следит за ходом моих мыслей. — Значит, вы думаете, что мы справимся с ними?

— Думаю, да.

— Конечно, с танками мы их одной левой заборем! — пренебрежительно сплюнул Герт. Кивнув, я всё же предостерегающе поднял палец.

— Клопы, вернее всего, выбегут навстречу, когда услышат или почувствуют наше приближение. Против брони и пушек у них нет шансов. Но нам придётся зачистить всё гнездо — пещеру или какое-то помещение, где зреют яйца, и обязательно уничтожить матку. По логике она должна иметь возможность откладывать как мелкие яйца — из которых появляются кормовые мокрицы, так и большие — откуда вылупляются боевые гады. Это наша первоочередная цель.

— А сотни ползающих вокруг мокриц? — представив себе их количество, принцесса даже поёжилась.

— Мне кажется, сами по себе они выжить не смогут. Они ведь нужны лишь для прокорма боевых форм — и ещё матки, наверное — но едва ли способны размножаться. Иначе бы мы не нашли такое множество их личинок в тоннеле. Так что они, скорее всего, просто вымрут, если гнездо лишится матки и панцирных гадов.

— Но ведь мы пока точно не знаем, на что мокрицы способны. А вдруг умеют перерождаться в боевых жуков? — заметил Герт. — Для гарантии, хорошо бы и их перебить.

— Да. Но с ними справятся местные охотники с обычными винтовками, мы с танком для этого не потребны. И я хотел сказать немного о другом — если с большим жуком мы разберёмся на поверхности, то личинок и матку наверняка придётся искать в каком-то укромном месте, в здании или пещере. Проблема в том, что туда на танке не заедешь, придётся действовать на своих двоих. Там пушки не помогут. А если же в здании нам встретится и панцирный гад, мы окажется в очень невыгодном положении.

— Так мы винтовки прихватим! — бодро заявил Герт. — Нешто ж 'маузер' его не возьмёт?

Я заметил, как Брунгильда неодобрительно покачала головой в ответ на такой оптимизм, и заметил:

— Против мокриц винтовки наверняка сработают. А вот против панцирного гада... у него мощная хитиновая броня.

— Да, мы же окатили его шрапнелью, и он остался практически цел! — вспомнила принцесса. — Убить жука получилось только тогда, когда мы повернули колечко на снаряде.

— Именно. Хотя винтовочные пули мощнее шрапнельных. Возможно, они всё же пробьют панцирь — но попаданий наверняка потребуется много.

— Так возьмём пулемёт! И у меня есть один, и у тебя, — предложил гардариканец. — И ещё канистры с соляркой — чтобы личинок этих ваших сжечь к чертям.

— Хорошая мысль! — поддержал я. — Жаль, что нет огнемёта. В узких тоннелях и переходах здорово пригодился бы. И нужно что-то ещё...

— Ручные гранаты, — вдруг лаконично произнесла телохранительница.

— А!.. Я же сам перетащил пару ящиков с колотушками на платформу! — хлопнул себя по лбу Герт и смущённо признался: — Подумал, пригодятся рыбу глушить.

— Что же, можно считать, что мы все серьёзно продумали и подготовились к охоте, — подытожила принцесса. — Отправимся на одном танке, на нашем, чтобы не тратить зря горючее, поскольку оно в дефиците. София и Алиса останутся, Весна поедет, так как намерена проверить свою теорию. К нам присоединятся Герт, Гейрскёгуль и ещё эти молодые люди: Амбрус и Нандор, — Грегорика указала в сторону, где на бревне смирно сидели два местных парня, одинаково курчавых и темноволосых, с живыми черными глазами. Полотняные рубахи с узорами и жилеты с потёртыми шнурами были подпоясаны шитыми кушаками, синие шаровары с полосками заправлены в смазные сапоги. Винтовки они держали в руках как лопаты, не слишком профессионально и воинственно, но с жадностью ловили каждое слово. Кивнув им, принцесса закончила на бодрой ноте: — Не забывайте главное — боевой настрой!

— Передавим клопов, и на развод не оставим!.. — с готовностью отозвался гардариканец. — Поохотимся на славу!

Что же, экспедиция и в самом деле не выглядела слишком трудной и опасной; мало того, воевать предстояло не против людей, а против хищных зверей, и на душе было намного легче. Охота — это ведь совсем не то, что убийство собратьев по разуму — пусть даже и жестоких, порочных до мозга костей насильников и бандитов.

Погода с утра следующего дня оказалась не лучше вчерашней — низкие облака, иногда моросящие дождём, клочья холодного тумана, застревающие в ветвях начинающих желтеть деревьев. Старая железнодорожная ветка, превратившаяся в главную местную магистраль, вела по широкой долине, ограждённой крутыми скальными обрывами, за которыми начинались лесистые плато, уходящие в облака. Раньше долина была густо населена — повсюду среди зарослей торчали черепичные крыши домов и хозяйственных построек, местами провалившиеся, местами ещё целые; кирпичные башенки водокачек и колокольни костёлов. Над отмелями пропадающей в тумане быстрой реки виднелся ржавый металлический мост. Впрочем, не доезжая до него, я повернул танк в противоположную сторону, к северному нагорью.

— Вон-вон, туда, по старой брусчатке, вдоль ручья!

В отличие от железнодорожного полотна, где явно когда-то проезжали люди — по крайней мере, ни деревья, ни большие кусты на насыпи не росли, и даже наблюдались старые наезженные колеи, по уходящей между густых зарослей тёрна, сливы и яблонь перпендикулярной дороге давным-давно никто не ездил. Впрочем, она оказалась достаточно широкой, а плотно пригнанное каменное покрытие устояло против вездесущих зарослей — лишь иногда корни толстенных узловатых ракит выпирали гранитные блоки наверх. Танк покачивался, переезжая через них.

Герт, который устроился на лобовом листе справа от меня, чтобы указывать дорогу, продолжил прерванный рассказ:

— ...Так вот, наши фрайтальские им, деревенским-то, предлагали в коммуну вступить, объединиться чтобы, и сообща хозяйство вести. Тогда б и барон никакой не нужен был бы — наши за себя постоять умеют, их и Вак обходил стороной.

— Почему же крестьяне не согласились? — спросила Грегорика, которая слушала, по пояс высунувшись из правой пулемётной башенки и с удобством опершись локтями на открытый люк. Несмотря на не очень тёплую погоду, я в самом начале поездки открыл настежь не только переднюю створку водительской будки, но и поднял на петлях верхнюю её крышку, чего никогда не делал раньше. Теперь мне оставалось похвалить себя за предусмотрительность — достаточно было лишь повернуть голову, чтобы полюбоваться принцессой: такой, какой мне ещё не доводилось видеть.

Оказывается, во вчерашней просьбе доставить в деревню вагон с трофеями, который я оставил вместе с прочими притянутыми из бандитского ущелья вагонами рядом с домиком бабушки Вадомы, заключался дополнительный смысл. Помимо изрядного запаса награбленной бандой Ейнаугига провизии, там оказалось немало тюков с мягкой рухлядью: тканями, мехами и одеждой. Львиная часть трофеев предназначалась крестьянам — они-то и занимались погрузкой, причём с большой охотой — но кое-что перепало и нам. Сам я обратил внимание, прежде всего, на хорошие овчинные спальные мешки, прочную палатку из прорезиненной ткани и такие же плащи-дождевики, а вот девушки позаботились и об одежде. Ласкающие глаз, но слишком лёгкие бальные наряды, безусловно, не продержались бы ещё и нескольких дней, учитывая, что их носительницам пришлось бегать, прыгать с парашютом, плавать, сражаться и выполнять тяжёлую и грязную физическую работу. Поэтому Брунгильда деловито проинвентаризировала трофейный — и, надо сказать, весьма богатый — гардероб, собранный запасливыми разбойниками. Там имелось немало роскошных шёлковых и бархатных платьев, но телохранительница холодно отбросила их в сторону. Результат её выбора как раз и можно было наблюдать сейчас на принцессе. Судя по всему, покойный Одноглазый обладал последовательным, хотя и изрядно извращённым вкусом, склоняясь не только к садизму и некрофилии, но и к милитарным мотивам. Где именно он раздобыл эти мундиры, осталось неизвестным, так же, как и их назначение. Если вы спросите меня, то я бы предположил, что в его лапы попал гардероб женского военного оркестра — уж слишком изящными и броскими выглядели мундирчики ярко-голубого тонкого сукна, украшенные многочисленными шитыми золотом позументами, эполетами, аксельбантами и лампасами. Впрочем, несмотря на чрезмерное количество украшений, эта униформа оказались вполне практичной, и уж конечно, самой подходящей для девушек одеждой, которая здесь нашлась. Альтернативой награбленному разбойниками добру могли стать разве что деревенские долгополые платья с многочисленными нижними юбками, которые, конечно, современные либерийки сочли замшелым нонсенсом.

Как бы то ни было, принцесса в новом мундире смотрелась ещё выигрышнее, чем в бальном платье. Неведомые гардариканские портные ориентировались не на мешковатые боевые одеяния последней войны нашего, двадцатого века, а на традиции эпохи блестящих галунов, начищенных кирас и киверов — парадного девятнадцатого века. Высокий стоячий воротник, застёгнутый на лебединой шее Грегорики, придал ей ещё более строгий, но и уверенный вид. Брунгильде, естественно, мундир пошёл ничуть не хуже — она явно была рождена для того, чтобы носить форму. С Весной получилось не так хорошо — размеры того десятка мундиров, которые нашлись в закромах разбойников, ей не очень подошли. Видимо, в оркестр записывали девушек с выдающимся экстерьером — высоких и стройных. Китель она для себя все же подобрала, но как ни подвёртывала лосины — ничего не получалось. Поэтому Весна, которая сейчас снова тихо сидела возле радиостанции на месте заряжающего, надев наушники и выслушивая эфир, так и осталась в своей клетчатой школьной юбке.

Впрочем, сам я тоже не остался внакладе — в одёжном развале обнаружилась крепкая кожаная куртка и рабочие шаровары из плотного хлопка со множеством удобных карманов, скорее всего, лётная — но одновременно представляющая собой идеал и для танкиста. Теперь мне был не страшен ни дождь, ни холод, и настроение, соответственно, оказалось весьма бодрым; я уверенно работал рычагами и педалями, прислушиваясь к словам спутников.

Грегорика, временами отбрасывая со лба волосы, которые трепал холодный западный ветер, задумчиво слушала Герта, рассказывавшего про местные дела.

— Великодомцы эти пожмотничали надельчики свои объединить в общие поля, да и личный скот в общественное стадо отдавать не возжелали. Хотя — чего бы лучше? Запахать тоже можно было б раза в два против нынешнего.

— А во фрайтальской коммуне именно так?

— Ещё бы! Предки-то поголовно шахтёры были, но сейчас у нас куча классных агрономов, понастроили теплиц — два урожая иногда снимают. В общем, не голодаем, конечно. И школа у нас, и врачи есть. Потому, как раз, что все трудятся сообща, а не каждый свою делянку ковыряет. А то бы деградировали давно, навроде этих вот неграмотных бирюков. Хотя и ещё хуже их есть; вон, в стороне Пфорцхайма сектанты какие-то живут, те вообще кромешные мракобесы — до сих пор ведьм жгут!

— Жителей Велких Домов, которые не хотят поступиться самостоятельностью и частной инициативой в пользу обобществления, я прекрасно понимаю. Гоббс и Локк не зря предупреждали об опасности, которая таится в таких идеях. Но то, что вы говорите про ведьм — это уж средневековье какое-то, — поёжилась Грегорика. — Кстати, почему же вы сами ушли из коммуны, если, как вы говорите, там такой здоровый моральный климат? Возможно, её правила ущемляли ваши права, как личности?

Герт смущённо ѓпочесал в затылке и признался:

— Да нет, какие там особые ущемления!.. Тоже из-за девицы вышло. Полюбилась мне одна, всю душу извела — ни да тебе, ни нет. А в итоге за другого выскочила. Как и в этот раз, со Снежанкой.

— Сочувствую.

— Не везёт мне с ними, хоть ты тресни! Только понравится — так непременно подлянка какая приключится. Вон, сейчас снова — рыженькая такая у вас есть, симпатичная. А вот боюсь уже и подступиться...

— Не буду вас порождать у вас напрасные надежды, Герт, — принцесса сочувственно похлопала его по плечу. — В данном случае ситуация тоже наверняка окажется безнадёжной.

'Ого! — тут же проснулся мой внутренний голос. — Её высочество — сторонница объективности даже в ущерб себе!'

'Какой ущерб, кому?.. Для принцессы? Ты про что?..' — не понял я.

'Она легко могла бы попытаться сплавить настырную подругу детства в сторонку, чтобы не мешала'.

'Чем же Алиса может ей мешать?'

'Хмм... хммм. Если ты до сих пор не понял, то объяснять бессмысленно'.

'Какие-то глупости ты говоришь. Какая у принцессы может быть конкуренция с Алисой? За что? Не за меня же?'

'Охо-хо, ну ты и тормоз... смотри лучше на дорогу!'

Вовремя притормозив, я аккуратно прибавил газу и подмял гусеницами массивный ствол упавшего на дорогу вяза. Впереди, за окраиной посёлка, дорога уходила вверх на склон, где раньше, судя по всему, росли сады и даже виноградники, а теперь курчавились непроницаемые заросли, в которых, несмотря на непогоду, прыгала бесчисленная птичья мелочь. Через дорогу то и дело испуганно перепархивали дрозды, куропатки и зяблики. Чуть дальше из зелёной пены кустарников торчали первые отдельные скалы, увитые плющом.

Над ними возвышалась отвесная каменная стена, сложенная мрачными темно-серыми гнейсами и гранитами. Как ни странно, дорога уходила куда-то наверх, и я до сих пор не видел никаких признаков ущелья и реки, на которой могла бы стоять мельница.

— Что-то здесь слишком сухо для мельницы, — крикнул я, обращаясь к Герту. Тот удивлённо хлопнул глазами:

— А причём тут сухота-мокрота?

— Так ведь поток же должен быть, как же она крутится?

— Поток тут подходящий, дует на совесть.

— 'Дует'?.. В смысле, что куда дует? Зачем на мельнице что-то должно дуть?

— Да ветер же, дурень! — Герт указал вперёд. Дорога как раз обошла очередной гнейсовый останец и повернула к востоку, так что нашим глазам внезапно открылся впечатляющий скальный выступ высотой около двухсот ярдов, нависающий над долиной подобно корабельному форштевню. И на самом его конце высилась пузатая тёмная башня, увенчанная огромными разлапистыми лопастями.

— Так эта мельница... ветряная!

Воспоминание о прошлой экспедиции на лесопилку, приводимую в действие водяными колёсами, так прочно засело у меня в голове, что гнездо представлялось только в виде каких-то сырых водяных каналов и тоннелей, наподобие тех, что мы видели на плотине электростанции. Продуваемая всеми ветрами башня на высокой скале — это было неожиданно.

Впрочем, несмотря на возвышенность, картина не вызывала подъёма настроения. Наоборот, от взгляда на низко ползущие тучи, задевающие ржавые огромные лопасти, почему-то тоскливо засосало под ложечкой.

— Как же они туда поднимались?.. — начал, было, я, но остановился. Отсюда уже можно было различить, что скальная стена здесь оказалась не совсем отвесной, и к подножию мельницы вёл узкий и крутой серпантин с двумя поворотами в противоположные стороны. Мало того, ярдах в трёхстах дальше, над заросшими ежевикой развалинами небольшого монастыря торчала двурогая решетчатая мачта— от неё уходила вверх, к башне, тонкая линия канатной дороги. — Оригинально. Значит, продукцию здесь поднимали и опускали подвесными вагончиками?

— Видать, так, — кивнул Герт. — Всякий раз кататься по эдакому обрыву — голова закружится.

— Но нам всё же придётся. Пешком воевать с панцирными клопами нет никакого желания.

Миновав перегрузочную станцию канатной дороги, я провёл танк ещё с полмили, петляя по склону вместе с дорогой. Наконец, впереди появилась нижняя площадка серпантина. Двигатель низко зарычал на первой передаче, а гусеницы принялись лязгать по вырубленной в граните узкой полке.

— Дороге ещё больше лет, чем мельнице. А ту построили аж в девятнадцатом веке, — пояснил гардариканец. — Раньше там, на плато, были ещё и шахты. Но свинец, медь и золото выбрали, а разработки засыпали.

— Это хорошо, не то бы нечисть и там могла бы угнездиться. Кстати, а что значит 'Бергфридхоф'?

— Горное кладбище. Монахи там наставили склепов. Это же ведь монастырская мельница и была, пока её не национализировали после революции.

— Революции?.. Какой революции? Я был уверен, что ваша коммуна появилась после Науфрагума... ничего не понимаю.

— Совсем рехнулся? Причём тут ваш Науфрагум?.. — Герт постучал себя пальцем по лбу. — Революция была за двадцать лет до него.

— Стой, я так и не понял... что за революция?

— Да обычная революция, коммунистическая, — пожал плечами гардариканец.

— Как так?.. — удивлённо вскинулась Грегорика. — Но... об этом не было ни слова...

— ...Ни в одном из учебников!.. — синхронно подхватил я. — И у Моммзена тоже.

— Подождите, но как такое может быть? Может быть, вы говорите про какой-то переворот или что-то ещё...

— Да какой переворот — тогда ж скинули всех императоров! Здесь у нас, в готских землях, потом в Склавонии, и ещё штуки три, не помню уже, где. И с тех пор была республика.

— Свергли императоров?.. — нахмурилась Грегорика. Её удивление можно было понять — я и сам не мог поверить своим ушам. Герт совершенно обыденно говорил о вещах, которые абсолютно не вписывались в нашу картину мира. Коммунистическая революция и республика в Гардарике, за пятнадцать лет до Науфрагума?.. Какая-то чушь. Тогда с кем же предполагалась новая война, в которую так опасалась быть втянутой Либерия? В исторической науке общим местом считалось, что Либерии угрожала объединённая Гардариканская империя, а никакая не республика; и именно имперские милитаристы, разрабатывая загадочное глобальное оружие, погубили весь континент. Может быть, молодой гардариканец просто что-то напутал?

Впрочем, танк уже выкатился на серпантин, и у меня не осталось лишней секунды, чтобы раздумывать над этим. Поэтому я просто недоуменно покачал головой и сказал:

— Слушай, обязательно расскажешь потом, хорошо? Сейчас отвлекаться не могу, чтобы не свалить нас всех вниз.

В самом деле, подъем взял с места в карьер, и уже к первому повороту на сто восемьдесят градусов наш танк поднялся ярдов на сорок над землёй — настоящий аттракцион 'гардариканские горки'. Почему, кстати, их так называют? Гранитное полотно дороги, конечно, выглядело неизмеримо более надёжным, чем ажурные пандусы, протянувшиеся над пустотой в геодезическом куполе, но тогда я не мог оценить реальной глубины. Сейчас же, при свете дня, от высоты захватывало дух, и торчащие из зарослей у подножия, словно гнилые зубы, гранитные обломки, выглядели очень и очень неприятно. Принцесса, перегнувшись через борт, заглянула вниз и передёрнула плечами.

— Сейчас я ещё больше поражаюсь вашей храбрости, Золтан, — вдруг заметила она. — Провести танк по тем хрупким эстакадам — это нечто невероятное.

— Что?! Это же вы провели меня за собой; сам я бы никогда не решился на такое безумие.

— Но мне-то ничего не грозило, это вы могли в любой миг сорваться вниз вместе с танком!.. — запротестовала Грегорика, причём, насколько я мог судить, совершенно искренне. Неужели она в самом деле не понимает, насколько героически вела себя?

— Хм... сорваться я запросто могу и сейчас, и вы — рядом со мной.

— ...Действительно! — на её изящных губах неожиданно сверкнула улыбка. — И простите, я больше не буду вас отвлекать! Ведите машину спокойно.

Мудрое решение. Только вот чему она так обрадовалась, интересно?

Впрочем, отвлекаться действительно не стоило. Царапая гранит заторможённой гусеницей, я развернул танк в противоположном направлении, и повёл вверх по второй полке серпантина. Свисавшие из трещин гирлянды плюща цеплялись за правый борт, а пару раз я даже задел надгусеничной полкой о камень, слишком прижимаясь к стене. Оставалось лишь надеяться, что сидящие на броне за башней гардариканцы — суровая северная девица и двое крестьянских парней — не свалятся с перепугу.

Второй поворот оказался ещё страшнее — естественно, строители не рассчитывали на то, что здесь окажется огромная бронированная тридцатитонная машина, и вписаться в него удалось лишь чудом; в какой-то момент, когда из-под гусениц вниз посыпался треснувший край гранитной полки, я подумал, что все кончится прямо сейчас. Танк так и норовил покатиться вниз, стоило лишь выжать сцепление при переключении передач, отзываясь на испуганные зажатия тормозов резкой раскачкой, поэтому в итоге я даже и не пытался перейти на вторую передачу, так и полз на первой, заставляя всех кашлять в облаках сизого солярового перегара.

Впрочем, после тесного второго поворота страх отчасти перегорел; напряжённые нервы поневоле расслабились, и третий поворот по этой причине показался даже проще — конечно, если не смотреть в ста пятидесятиметровую пропасть, разверзнувшуюся непосредственно за левой гусеницей. Тем более, что скальная стенка справа стала не такой монолитной и крутой. Сверху, от недалёкого уже края обрыва, спускались трещины, заросшие мхом и мелким кустарником. Полка стала чуть шире, над ней склонились кроны растущих наверху разлапистых буков, по которым, казалось, ползли оказавшиеся совсем рядом низкие облака. Почти в самом конце подъёма, перед выходом на плато, слева, на краю дороги в трещинах скалы даже угнездились несколько невысоких, перекрученных, узловатых сосен, покачивающих иголками над страшной высотой.

Танк как раз поравнялся с ними, когда справа на обрыве вдруг без всякого предупреждения громко затрещали и закачались кусты орешника, и мелькнуло огромное угловатое тело.

— Берегись!!! — отчаянно закричала Грегорика. В следующую секунду небо потемнело, и танк сотряс чудовищный удар. Прямо перед моим носом по лобовому бронелисту с визгом проехался острый роговый коготь, а над головой оказалось знакомое сложное переплетение суставов и панцирных пластин, соединяющее мощную конечность с нижней пластиной панциря огромного клопа. Пахнуло гнилью.

Новый панцирный гад подстерёг нас и действовал крайне умело, всем десятитонным весом прыгнув с высоты трёх-четырёх ярдов прямо на еле взбирающийся в гору танк. Машину мотнуло влево, я отчаянно зажал тормоза, но танк, не слушаясь, неудержимо заскользил вниз, с края полки — в огромную туманную пустоту.

Сколько секунд займёт полет с двухсотметрового обрыва?.. Корпус, конечно же, не выдержит удара о камни внизу, и сомнётся, словно консервная банка, смяв и зажав наши тела. Взорвётся ли боезапас и горючее? Для нас это уже не будет иметь никакого значения.

Но вместо невесомости и последнего плавного полёта в бездну я ощутил лишь резкий крен. Удар слева, треск, новое сотрясение, соединившееся с металлическим лязгом, качание на рессорах... и все.

Чувствуя, как вставшие дыбом волосы снова пригибаются обратно под весом дужки от наушников, я осмелился выглянуть наружу, чтобы оценить обстановку.

Нас спасли только вцепившиеся длинными корнями в трещины горные сосны. Отброшенный ударом танк, уже готовый свалиться в пропасть, налетел левым бортом на узловатые стволы, и замер, накренившись градусов на двадцать. Где-то позади задушенно пискнула Весна. Повернув голову вправо, я встретился с испуганными зелёными глазами Грегорики, шлёпнувшейся на сиденье пулемётчика.

— Мы не упали?..

— К-кажется... кажется, нет. Зацепились за деревья!

Но панцирный клоп не дал нам передышки больше, чем на пару секунд. Панцирь наверху исчез, а танк снова сотрясли мощные удары— судя по всему, клоп спрыгнул на дорогу и принялся молотить клешнями по правому борту, пытаясь сбросить машину в пропасть. Корпус беспорядочно затрясся, но за моей спиной уже зарокотали шестерёнки горизонтального привода башни. Я сжался, ожидая оглушительного выстрела, но вместо этого в наушники ворвался напряжённый голос Брунгильды:

— Он ниже... не могу опустить ствол!..

Конечно! Мало того, что клоп оказался непосредственно у борта танка, так машина ещё и сильно накренилась влево, поэтому пушка бессильно смотрела поверх, над панцирем противника.

Я осторожно газанул, пытаясь вывести танк из ловушки и вернуть на полку, подальше от края пропасти. Двигатель рыкнул, машину дёрнуло влево... и все. Странный лязг, и нулевая реакция на следующее нажатие педали газа подтвердили мою догадку:

— Гусеницы сорвало!..

Теперь танк был беспомощен — двинуться ни вперёд, ни назад не представлялось возможным.

Пушечный выстрел ударил по ушам, точно палкой, корпус танка снова качнулся, по броне застучало что-то мелкое — камни?..

— Убила?.. — с надеждой спросил я, но в голосе Брунгильды звучало лишь разочарование.

— Пыталась напугать. Но он здесь, я вижу край панциря... а, зар-р-раза!..

Вполне разделяя настроение телохранительницы, я взмолился про себя, чтобы новые сотрясения не вырвали цепкие сосновые корни из скалы.

— Он в мёртвой зоне! Сидеть бессмысленно, надо как-то отвлечь... — начал я, но один взгляд на принцессу показал, что это было опрометчивое высказывание. Грегорика мгновенно схватилась за защёлку люка, намереваясь выбраться наружу. — Нет, стойте!.. Правая башенка у него прямо перед глазами! Лучше я — водительский люк шире...

— Что это?.. — перебила принцесса, остановившись.

Снаружи слабо треснул новый выстрел, за ним ещё и ещё.

— Это Герт!.. — воскликнула она, и припала к пулемётной амбразуре — пустой, поскольку трофейный МГ я вставил в шаровую установку левой башенки.

В проёме водительского люка мелькнула шипастая клешня — клоп, похоже, временно оставил обездвиженный танк и повернулся к новому противнику. Выглянув, я увидел гардариканца, торопливо перезаряжающего карабин ярдах в десяти от танка. К счастью, он успел спрыгнуть с брони до того, как клоп обрушился на танк, и отбежать в сторону. Теперь храбрый дружинник вернулся, чтобы помочь нам.

Новый выстрел задел какое-то чувствительное место у панцирного гада, поскольку тот взревел и затопотал бронированными ходулями, двинувшись в сторону обидчика.

Это был шанс — и наша главная артиллеристка не упустила его: в башне лязгнул затвор, медно загремела стреляная гильза. Принцесса, спохватившись, нырнула в подбашенное отделение, переступив через лежащую в прострации Весну, но замерла в нерешительности:

— Золтан, какой снаряд?!

Извернувшись на сиденье, я упал животом на край дырчатого вращающегося полика, и сорвал крепления, удерживающие один из патронов под командирским сиденьем.

— Бронебойный, вот этот!..

Грегорика ловко выхватила у меня увесистую чушку и мгновенно дослала патрон в камору.

Башня повернулась вперёд, едва не прищемив меня, и Брунгильда торжествующе прорычала:

— Получи!..

Трёхдюймовка громыхнула, и я увидел через люк, как откуда-то справа брызнул фонтан крови и осколков панциря. Снаряд поразил клопа сзади и сверху, заставив закружиться на месте и гулко рухнуть на камень. Мучительно подёргав ногами, он затих, и снаружи донёсся радостный вопль Герта.

Когда я заглушил двигатель, потуже затянул тормоза, вылез из люка и спрыгнул на землю, то столкнулся с Грегорикой, которая выбралась через башню. Бледная от пережитого волнения, она все же подарила мне быструю улыбку.

— Мы снова победили!

— Да уж, Брунгильда отлично владеет пушкой, — я повернулся к танку и уважительно отдал честь телохранительнице, которая высунулась из люка наводчика, настороженно осматривая склон. — Но и уцелели мы чудом... постойте, а где же?..

Жуткие предположения, к счастью, не оправдались, что подтвердили голоса, донёсшиеся снизу. Выглянув из-за танка, я увидел Гейрскёгуль. Забросив за спину винтовку, она вдруг отвесила подзатыльник одному из стоящих рядом крестьянских парней. Впрочем, тот не возмутился, а лишь виновато потупился, распустив губы.

— Где оружие? — холодно спросила девушка.

— Так ить... выронил. Хорошо, хоть сам поспел свалиться... А ружье, понимаешь, туда... — парень растерянно развёл руками, глядя в пропасть. Второй, тоже безоружный, стоял рядом со столь же бледным видом.

— Телята, одно слово, — бодро заявил Герт, обойдя труп панцирного клопа. — Бегите вниз, ищите, что осталось.

— Зато ты молодчина, выручил нас! — искренне поблагодарил я, поймав его руку и тряся со всей силы. — Что-что, а такой засады я не ждал, растерялся.

— Да я и сам чуть в штаны не наклал с перепугу, — усмехнулся гардариканец. -Хитрая же какая тварь! Это ж он подстерёг нас, выходит?

— Именно так, — кивнула принцесса. — Если бы не вы, Герт, нам пришлось бы плохо. Не могу выразить, как мы вам признательны!

Потенциал благодарного взгляда принцессы оказался столь велик, что молодой танкист замер и пошёл красными пятнами. Внезапно вытянулся во фрунт, брякнул прикладом винтовки о камень и рявкнул:

— Служу народу!!! — потом он немного опомнился, и пробормотал, смущённо почёсывая в затылке: — Ну, то есть, готов вместе с вами и дальше, товарищ принцесса...

Подавив улыбку от этой картины, я с облегчением стащил наушники и вытер взмокший лоб.

— В общем, счастливо отделались. Если бы он сбросил танк с обрыва, страшно подумать, чем бы все кончилось.

— Мы в самом деле его сильно недооценили, — кивнула Грегорика. — Прошлый клоп тоже показал недюжинную смекалку, когда нас преследовал.

— Но тот-то гонялся, а этот хладнокровно сидел в засаде и ждал, когда мы окажемся рядом. Вообще, поразительно. Откуда он знал, как поступить? Напасть на громыхающую тушу крупнее его самого, да ещё так вовремя? Такое поведение не объяснишь простыми инстинктами.

— Но я слышала, членистоногие способны на довольно сложное поведение. Помнится, на курорте во Флориде встречались пальмовые крабы, которые взбирались высоко на деревья и сбрасывали кокосовые орехи, причём точно на камни, чтобы они разбились.

— В-вряд ли к этим существам применимы понятия об инстинктах... — неожиданно донеслось сбоку. Оказывается, Весна, оглушённая всеми этими жуткими, громкими и молниеносными событиями, наконец-то осмелилась высунуть нос из водительской будки. Испуганно покосившись на труп панцирного клопа, она неуклюже выбралась на лобовой лист, села и соскользнула по нему вниз. Покраснев до ушей, прижала высоко задравшуюся юбку и смущённо замолчала под нашими вопросительными взглядами.

— Почему вы так думаете? — наконец, поторопила её Грегорика.

— П-потому что в природе не существует членистоногих ростом три метра и весом десять тонн.

Мы с принцессой обменялись взглядом. Кашлянув, я признал:

— Действительно. С кокосами крабы имели дело миллионы лет, но...

— ...Если бы они выросли до таких размеров, то охотились бы на слонов, не меньше, — закончила принцесса. — Вы правы, Весна. Пусть это существо и похоже на краба, но оно не является результатом эволюции, и мы просто не можем судить, какими инстинктами оно руководствуется...

— Точнее, какие программы поведения в него заложили создатели, — Весна поправила очки, направилась к поверженному клопу и пристально всмотрелась в край его панциря. — Да, здесь тоже есть номер.754182 052. Как интересно... — очкастая отличница замолчала, полностью углубившись в себя.

— И что же это значит? А!.. — вспомнил я. — Как он соотносится с тем, который мы видели на панцире прошлого клопа?

— Тот шёл под номером 754176 009. На шесть тысяч пятьдесят четыре меньше, чем этот, но разница в средних значениях всего шесть, и в последних — сорок три...

— Неужели это порядковый номер?.. — принцесса машинально обхватила себя руками за плечи, точно продрогнув. Представив себе такую жуткую возможность, я тоже вздрогнул.

— Нет, не может быть. Семьсот миллионов жуков?!. Да они бы подчистую вытоптали всю Гардарику; сидели бы тут под каждым кустом!

— И ведь их ещё не встречал никто из либерийцев, кроме нас. От Карантинной комиссии не было ни слова об этом... — Грегорика снова запнулась, и сама поправила себя: — ...Хотя можно ли им верить? Не удивлюсь теперь, если они были в курсе, но держали всё в тайне.

— В любом случае, семьсот миллионов клопов просто не смогли бы здесь прокормиться... — повторил я, но Весна меня остановила.

— На панцирях мокриц были добавлены ещё шесть цифр. Причём сначала повторялся номер, которым был помечен панцирный клоп... А, я поняла!..

— Ч-что вы поняли?.. — и снова нам с принцессой пришлось обменяться ошеломлёнными взглядами. А Весна окончательно перешла в форсированный научный режим:

— Предположим, что добавочные шесть разрядов на панцирях мокриц предназначены для их порядковых номеров — и они наверняка закреплены за конкретным гнездом. Помните, в тоннеле появились три особи? Если предположить, что они составляли собой дневной рацион боевого членистоногого — как раз около трёхсот килограммов протеина — то в год он должен потреблять тысячу восемьдесят таких мокриц. Примем, исходя из номера на панцире той мокрицы, которую мы видели в тоннеле, что всего мокриц в прошлом гнезде вылупилось четырнадцать тысяч триста шестьдесят три. Тогда гнездо на плотине могло существовать около тринадцати лет — в целом коррелирует.

— Но что тогда значат цифры на панцире большого гада?

— Пока не могу сказать. Но, скорее всего, в них — особенно в первых трёх — зашифрована не общая численность этих биологических конструктов, а какие-то иные данные — порядковый номер гнезда, к примеру. Или код его местоположения... — отличница снова надолго задумалась.

Решив не терять времени даром, я обошёл танк, являющий собой прискорбное зрелище. От резкого бокового удара обе гусеницы слетели, причём левая оказалась под днищем. Пришлось опуститься на четвереньки, чтобы заглянуть под брюхо пострадавшей машины.

— Это можно починить? — с надеждой спросила Грегорика, присев рядом. Мне осталось лишь уныло покачать головой.

— Надеть-то можно. Мне даже довелось пару раз участвовать в такой же операции, только тогда речь шла о небольшом вездеходе. А здесь, наверное, одни гусеницы весят столько же, сколько тот вездеход.

— Но вы знаете, как? — настаивала принцесса.

— Да. Только это работы на полдня — придётся поднимать танк домкратами, выбивать пальцы, подтягивать гусеницы тросом — вручную их не поднимем, надорвёмся. Предлагаю сначала закончить с гнездом, а уж потом спокойно заняться ремонтом.

— Логично, — согласилась Грегорика. — Мы ведь ещё не видели самое главное — матку.

— И самое загадочное. Откуда они, всё же, взялись? Вырвались из тайных лабораторий после Науфрагума? Животные ведь не погибли, излучение действовало только на людей. Но то было пятьдесят лет назад, а Весна говорила про тринадцать...

— Давайте подумаем над этим позже, хорошо? — принцесса выпрямилась, отряхнула колени, и скомандовала: — Готовимся к бою!

Выяснилось, что деревенские увальни все-таки погубили одну винтовку — её нашли у подножия скалы с погнутым стволом, разбитой ложей и перекошенным затвором. Вторая, к счастью, осталась на крыше моторного отсека. Бросившему оружие Нандору вместо винтовки вручили целую охапку ручных гранат-колотушек с длинными деревянными рукоятками и канистры с горючей смесью, а я вытащил из малой башенки тяжёлый пулемёт. Вчера вечером я уже опробовал его, и теперь, прицепив один барабан к приёмнику и обмотавшись сцепленной из трёх пятидесяти-патронных кусков лентой через плечо, чувствовал себя уверенно — даже героически. Впрочем, когда принцесса прямо на моих глазах опоясалась тяжёлым ремнём с кобурой, а Брунгильда, спрыгнув на землю, щёлкнула затвором и повесила винтовку на плечо стволом вниз, по-охотничьи, я воспротивился.

— Подождите, вы тоже собираетесь на мельницу?

— Конечно, — кивнула Грегорика, сверкнув глазами. — Не могу же я послать вас вперёд, а сама остаться!

— Но это же самый разумный вариант! Подумайте — нас и так четверо парней, да ещё и Гейрскёгуль пятая. Вполне достаточно, чтобы зачистить помещения. Вам же с Брунгильдой лучше остаться здесь: нужно охранять Весну и быть наготове для поддержки.

— Если бы считаете, что я побоюсь...— недовольно начала принцесса, но я перебил её:

— Дело не в боязни, а в том, что кто-то должен дежурить у орудия на случай, если нам — не дай бог! — встретится ещё один панцирный клоп. Винтовками с ним не справиться, вся надежда только на пушку и Брунгильду.

Аргументы возымели действие, хотя Грегорика расстроилась, словно у неё отобрали любимую игрушку — ей явно хотелось повоевать. Брунгильда тоже рвалась вперёд, но, когда выяснилось, что кроме неё никто с пушкой не справится, да и госпоже нужна охрана, с неохотой согласилась. Во взгляде, которым она проводила независимо шагающую на подъем скандинавку, отчётливо читалась ревность.

— Только не вздумайте рисковать! — напутствовала нас принцесса, и в голосе её слышалось искреннее беспокойство. — Если вдруг заметите или услышите что-то опасное, немедленно отступайте к танку. Обещайте мне, Золтан!

— Конечно, именно так и поступим, — кивнул я, засовывая за пояс гранату. — Ну, идём!

2.

На оставшейся части подъёма Герт догнал меня и заговорщицки потыкал локтем в бок:

— Камрад, где же ты набрал таких учёных девиц? Я, признаться, здорово струхнул, когда этот гад на нас сиганул. А вы тут разводите эдакие академические диспуты. Как ни в чём не бывало, будто вам только что не грозили башку откусить!

— Ничего я не набирал. Они сами на меня свалились, не считая Алиски — и все за последние три дня, представь себе. Но, конечно, я ими горжусь. И особенно Весной — лучшего транквилизатора для успокоения нервов не найти.

— Транк... чего? — переспросил Герт. — Навроде валерьянки, что ли? А вообще-то ведь и верно, даже как-то не особо и страшно теперь на гадов идти. Да и перед девками было бы стыдно труса праздновать. Но, я погляжу, вперёд ты их пускать не хочешь, хоть и боевитые?

— Какие бы боевые не были, для мужчины за женскими спинами прятаться позорно. В прошлый раз мы только божьим чудом остались живы... — я передёрнул плечами, вспомнив отчаянную схватку в тоннеле. — Так что повторять совсем не хочу. Лучше уж самому.

— Ну, авось управимся, — кивнул гардариканец. — Главного гада изничтожили, с остальными легче будет, так?

Мне осталось только кивнуть. Впрочем, атмосфера на плато, открывшемся нашим глазам, когда мы поднялись вместе с дорогой до завершающего перегиба, вовсе не способствовала благодушию. Горный лес лишь снизу казался густым и зелёным, вблизи все выглядело совсем иначе. Земля между толстыми стволами огромных старых буков, возносящих густые кроны куда-то далеко ввысь, оказалась вытоптанной... или обглоданной? Ни травинки, ни единого кустика подлеска. Голый грунт был испещрён следами острых роговых конечностей панцирных жуков, даже на коре деревьев виднелись отметины, оставленные острыми краями панцирей. С веток, которые сохранились только на высоте выше двух ярдов, свисали покачивающиеся на ветру лохмотья лишайников. В отличие от полных пернатой жизнью зарослей в долине, здесь было пусто, словно на кладбище. Впрочем, это сравнение оказалось ещё более точным, чем можно было предположить. Впереди, ярдах в двадцати начинался некрополь, о котором упоминал Герт. Замшелые и покрытые плесенью каменные плиты с неразборчивыми надписями покосились и попадали друг на друга. Несколько массивных усыпальниц из мрачного чёрного камня возвышались над каменным развалом. Ближайшую из них когда-то венчал скульптурный комплекс с фигурой скорбящего ангела. Время не пощадило её, и на куполе усыпальницы остались только ноги с остатками длинных одежд и кончиками крыльев. Зато пара фланкирующих горгулий, глумливо раззявивших зубастые пасти, сохранилась прекрасно и проводила нас злобными взглядами. Крайние надгробия несли на себе свежие трещины и следы ударов, а несколько были просто вывернуты из земли.

— Это зверюги натыкались, что ли? — пробормотал Герт.

— Похоже на то. Но неужели они тут ещё и копали?..

Там, куда указывала моя рука, перед рядком относительно поздних, относящихся уже к 20 веку надгробий с позолоченными надписями, чернели старые заплывшие ямы, а из земли вокруг торчали кости и трухлявые доски.

— Нет, это не чудищ работа. Тут гробокопатели постарались, — сплюнул молодой гардариканец, кивнув в сторону скандинавской девицы, которая остановилась позади нас и осматривалась с холодным интересом. — Вон, спроси, не её ли рук дело?

Гейрскёгуль услышала и равнодушно пожала плечами.

— Копали лет десять назад. Я тогда играла в куклы.

— Но твой Дагфинн вполне мог руку приложить. Вонючее всё же это ваше мародёрское дело, — скривился Герт и вдруг повёл носом. — Да, кстати, вон и до сих пор воняет, чуете?

— Как же тут не почуять, — поморщился я, разглядывая изрядные лепёшки помета, разбросанные между деревьев. Резкая вонь экскрементов действительно усиливалась с каждым шагом в сторону виднеющейся среди деревьев башни.

Здесь, на высоте над долиной, холодный ветер катился с запада ровной волной, беспрестанно раскачивая кроны огромных буков. Попытавшись прислушаться, я расслышал сквозь шелест листьев и скрип ветвей слабое металлическое позвякивание, доносившееся со стороны мельницы. Скоро впереди замаячила небольшая поляна — деревья расступились ярдов за тридцать до мукомольни. Мрачная каменная громада уходила к низкому небу, подавляя своими размерами — снизу она казалась намного меньше, чем сейчас, но общая высота башни составляла не менее сорока ярдов, а толщина у основания — около пятнадцати. Темные гранитные блоки, из которых она была сложена, покрывали лишайники, образуя причудливые пятна, напоминающие наскальную живопись. Узкие оконца, рядком уходящие вверх, были затянуты паутиной, а в обращённой на плато задней части башни зиял тёмный провал широких ворот. Мы осторожно миновали оставшееся расстояние и оказались под самой стеной.

Внимание сразу же привлекали нависшие над головой громадные лопасти ветряного колеса. Они выглядели менее современными по сравнению с теми громадными ветряками, которые я за суматохой и делами так и не успел, как следует, осмотреть в деревне. Тут не было алюминиевых профилей и лонжеронов — лопасть выглядела традиционно: решетчатый каркас, на который, судя по всему, набивали деревянные планки. От них уже мало что осталось, и ветер сиротливо посвистывал среди ржавых труб каркаса, брякая отвалившимися элементами. Напротив, мощный шарнир на оси, служивший, судя по всему, для поворота лопастей на нужный угол, выглядел полностью работоспособным. Судя по всему, там использовалось не железо, а бронза, и о прошедшем времени свидетельствовал лишь зелёный налёт. С противоположной стороны шлемовидного поворотного купола, венчающего сужающуюся кверху башню, торчало на ферменном кронштейне ещё одно ветровое колесо, значительно меньшего диаметра.

— Мощный, должно быть, агрегат, — с уважением проговорил я, невольно понизив голос. Огромное молчаливое сооружение действовало на нервы — казалось, оно затаилось, подстерегая крошечных незваных пришельцев.

— Мясорубка с мотором, — мрачно пробормотал Герт, на цыпочках двигаясь вдоль стены к воротам. Один из парней, кажется, Нандор, споткнулся о выпавший из стены камень, и брякнул о землю канистрой. Обернувшись на звук, бывший дружинник сердито прошипел: — Шшш! Башку оторву, если всполошите раньше времени!..

— Да ладно, после пушечных выстрелов это уже неважно, — справедливости ради заметил я, взяв тяжёлый 'машиненгевер' наперевес и отведя назад тугой затвор. Осторожно пройдя вперёд, я заглянул в давным-давно выломанные ворота, прищурившись, чтобы рассмотреть, что скрывает в себе полумрак, сгустившийся внутри цоколя мельничной башни.

— Здесь наш панцирный приятель и квартировался. Как и в прошлый раз — горы помета и огрызков... чего?..

Судорожно вцепившийся в мой рукав Герт не ответил, лишь тыкая пальцем назад. Крестьянские парни в ужасе вжались лопатками в стену, а Гейрскёгуль вскинула винтовку.

Испугаться было чего — буквально в нескольких ярдах позади из-за окружности башни появился массивный низкий силуэт. Деловито топоча многочисленными ножками, кормовая мокрица направлялась мимо нас к воротам.

— Не стрелять!.. — предостерёг я. — Она безобидная.

— Откуда ты знаешь?!. — выдохнул Герт. — Здорова же, со свинью...

— Так она вроде свиньи и есть. Слышал же, как Весна про них рассказывала? Эти мокрицы жрут всякую органику и нагуливают вес, на людей не нападают. Кстати, видишь, как все состригли — ни травы, ни кустов. Потом, подчиняясь какой-то программе или сигналу, как мы предположили, отправляются прямо в пасть к панцирным клопам. В тот раз они при нас пытались залезть в пасть к дохлому гаду.

— А куда же она сейчас потрусила?.. — проводив взглядом скрывшуюся внутри башни мокрицу, спросил Герт. — Гада-то мы прикончили.

— Так в том и интерес! Мы сейчас ищем матку, и к ней-то мокрица и может направляться. Стрелять не будем, а проследим!

Переглянувшись, мои спутники кивнули, хотя на лицах их все ещё читалось опасение. Тем не менее, план выглядел вполне разумным — пусть мокрица приведёт нас прямо к матке, поскольку искать её самостоятельно в тёмном нутре огромной башни мне совсем не улыбалось.

Осторожно ступая, я поспешил за мокрицей, целеустремлённо движущейся по загаженному полу. Морщась от резкой вони испражнений и стараясь не наступать на лепёшки и хитиновую шелуху, мы крались вперёд, настороженно осматриваясь. Посреди первого этажа высился кирпичный опорный столб, вдоль которого наверх шла железная лестница. В полутьме угадывались какие-то громадные зубчатые колеса, шкивы, шатуны и валы. Скупой свет проникал через узкий портал, проделанный в противоположной стене: туда уходили тросы канатной дороги, на которых покачивались небольшие подвесные металлические корзины. Видимо, при работе канатной дороги они проходили внутрь, двигаясь вокруг центрального столба, где на них укладывали мешки с мукой или, наоборот, принимали с них мешки с зерном. Ведущие на второй этаж транспортёры подавали мешки дальше. У стен ещё сохранились обломки поддонов, но от мешков с мукой ничего не осталось. Судя по всему, именно здесь и обитал панцирный клоп, которого мы уничтожили.

Массивные опоры подпирали две площадки, на которых находились шестерни, приводимые спускающимся сверху центральным валом, и бункеры для муки. Ещё выше находился затянутый паутиной досчатый пол второго этажа, где, судя по всему, располагались жернова. К проделанному в нем широкому люку снизу вёл крутой наклонный пандус, выложенный трёхдюймовыми досками. Туда-то и устремилась мокрица.

Герт сунулся за ней, но я поймал его за руку, указав на лестницу, ведущую вдоль центрального столба. Она выглядела темной и узкой, и мы могли подняться по ней потихоньку, оставаясь незамеченными.

Не дыша, мягко ступая по ржавым ступенькам — чтобы не гудели — мы поднялись так, что головы оказались вровень с полом второго этажа. Здесь пахло почти так же отвратительно, но, кажется, запах мертвечины — гниющего мяса — стал намного сильнее. Раньше, чем глаза привыкли к полутьме, рассеиваемой лишь светом из пары узеньких окошек, прорезанных под низким потолком, до ушей донёсся странный звук. От сочного, мокрого чавканья и хлюпанья по спине пробежал холодок. Глаза высунувшегося рядом со мной Герта медленно округлились, чуть не вывалившись из орбит. За спиной кто-то гулко сглотнул.

Из-за массивных постаментов, на которых лежали каменные жернова, было видно не очень хорошо, но все же ярдах в семи от нас, на полу, заваленном смятыми и растоптанными хитиновыми шкурками мокриц, можно было рассмотреть толстое тело густо-серого цвета. Чудовище покрывали панцирные кольца, как у сороконожки, но форма его оказалась иной — головогрудь вздувалась пузатым горбом, за которым тянулась плоская задняя часть туловища, переходящая в задранный кверху длинный толстый хвост... нет, постойте, это не хвост — а яйцеклад!.. Чудовище устроилось на брюхе, подобрав несколько длинных членистых ножек. Плоская морда с рядком из нескольких маленьких черных глазок кончалась ногочелюстями, похожими на те, что мы видели у клопа и мокриц, но сверху её увенчивали два длинных тонких коленчатых 'уса', напоминающих одновременно и муравьиные усы, и лапы богомола. Чудовище лежало неподвижно, подтянув к себе передними конечностями ещё один труп кормовой мокрицы, но что оно делало с ним, мешали разглядеть шестерни.

Это явно была та самая матка, которую мы искали, что подтверждали знакомые гирлянды слизистых зародышей, свисающие с потолка. Матка оказалась крупнее, чем мне представлялось — побольше коровы, пожалуй, но ниже и шире. Как раз в этот момент мокрица, за которой мы следовали, выбралась с пандуса, подползла к основательнице гнезда и замерла, точно в трансе. Та чуть приподнялась навстречу. Вытянув шею, я напряжённо прищурился, заворожённый жуткой картиной. Длинный ус с отвратительным хлюпаньем выскользнул из тела предыдущей жертвы. Подняв оба уса, матка ощупала ими новоприбывшую тварь. Внезапно один из усов развернулся вверх на полную длину и с размаху ударил вниз. С хрустом пробив острым концом панцирь мокрицы, ус глубоко вонзился в её спину. Лапки мокрицы подогнулись, и она плюхнулась на брюхо. Несколько конвульсий, и все было кончено. Я поморщился, ожидая, что матка примется рвать жертву острыми ногочелюстями, но все оказалось по-другому. По усу от основания к жалу, вонзившемуся в жертву, пробежало небольшое утолщение, словно порция перекачиваемой жидкости, потом ещё и ещё. Сквозь густое и жирное, казалось, различимое даже глазом облако трупной вони, к нам пробилась струйка резкого и острого запаха, напомнившего муравьиную кислоту. Навалившиеся на меня Герт и Гейрскёгуль, которые так же заворожённо следили за сценой жуткой трапезы, обменялись удивлёнными взглядами. Но никто ещё не успел заговорить, как матка, видимо, решила, что перекачала в труп несчастной мокрицы достаточно неизвестной жидкости, и выдернула ус обратно. Новый замах, и теперь сразу оба уса глубоко впились в тело предыдущей жертвы — уже заметно сморщенное, словно начавший сдуваться воздушный шарик. Снова донеслось жадное хлюпанье, но теперь мы рассмотрели, как по усам снова покатились вздутия — только в обратном направлении.

— Внешнее пищеварение!.. — догадался я, и зашептал на ухо гардариканцу: — Тварь впрыскивает в жертву желудочный сок, чтобы размягчить ткани, а потом, когда они почти переварятся прямо в панцире мокрицы, высасывает обратно. Словно шприцом!

— Вот же мерзотство!.. — скривился Герт и осторожно высунул поверх края лестничного проёма свою винтовку. — Пристрелю её, паскуду!

Гейрскёгуль последовала его примеру, не оставив места для меня. Громоздкий 'машиненгевер' с торчащим вбок барабаном было попросту невозможно тихо просунуть между ними, поэтому я остался наблюдателем. Нандору и Амбрусу, осторожно посверкивающим глазами снизу, с лестницы, вообще ничего видно не было.

— По команде! — прошипел Герт. — Раз, два, три — огонь!..

Два выстрела оглушительно хлестнули по барабанным перепонкам, сверху посыпалась пыль. Издав оглушительный скрип, матка болезненно извернулась, кажется, пытаясь нащупать хелицерами то место на боку, куда ужалили пули. Двигалась она на удивление легко и стремительно, намного быстрее панцирных клопов. Скандинавка, быстро передёргивая затвор, выстрелила ещё два раза, а Герт, выхватив из-за пояса гранату-колотушку, торопливо дёрнул за свисающий из ручки фарфоровый шарик и молодецким размахом зашвырнул гранату между шестерёнок. Она прокатилась по полу под брюхом матки, ударилась о стену и отскочила обратно. Ещё один винтовочный выстрел — и полутьму мельницы озарила яркая вспышка разрыва. Пол второго этажа содрогнулся, а с рассохшегося потолка рухнул целый водопад пыли и мусора, ослепив нас. Из клубящегося на месте разрыва облака дыма донёсся протяжный треск, затем отдалённый удар — но уже с первого этажа.

— Она провалилась!..— завопил Герт, выпрыгнув, тем не менее, наверх, на второй этаж, и бросившись к пролому. Скандинавка последовала за ним, и один из крестьянских парней тоже.

На мгновение меня охватило замешательство. Впрочем, я все же сориентировался, присел на корточки так, что голова оказалась ниже пола, и перехватил поудобнее пулемёт. Глазам открылся первый этаж, тоже затянутый облаками пыли и дыма. Внезапно из них возник тёмный движущийся силуэт — грохнувшаяся на пол матка стремительно вскочила на ноги и завертелась на месте.

— Держи, чтоб не сбежала!.. — заорал кто-то наверху, и я, выставив дырчатый ствол поверх перил, дал длинную очередь. Пули с незнакомой чёрной головкой и красным кольцом вокруг капсюля, которые я вчера достал из трофейной цинки после того, как пристрелял пулемёт остатком заряженной в него ленты, оказались трассирующими — мрак разорвали ослепительные красные следы. Трассеры, рассыпая искры, срикошетили от каменного пола в стены и отразились назад, завывая и визжа. Испуганный таким фейерверком, я отпустил спусковой крючок и прищурился — хорошо, что не зажмурился совсем, как требовал инстинкт. Чудовище, вместо того, чтобы попытаться сбежать, вдруг яростно бросилось прямо на меня. Одна или две пули попали в него, пробили панцирь и застряли внутри, шипя и горя яркими огоньками, но это его не остановило. Матка снова оглушительно заскрипела и вытянула вперёд длинные усы-шприцы. Пронзившее меня острое чувство опасности заставило неуклюже, по-лягушачьи прыгнуть вверх по ступенькам, и поэтому внезапно брызнувшие струйки кислоты разбились о кирпичную стену и ржавые ступеньки. Коротко зашипело, поднялся дымок. Несколько едких брызг попали мне на бедро чуть выше колена, и кожу ошпарило, словно кипятком. Завопив от боли, я прыгнул назад, налетел спиной на одного из парней, который стоял над лестницей, и свалился вместе с ним на пол второго этажа. Приклад пулемёта чувствительно стукнул в подбородок. Пока мы возились, пытаясь расцепиться и отползти от лестничного проёма, под которым матка яростно скрипела когтями по ступенькам, другой парень, кажется, Амбрус, ощерившись, забросил вниз гранату. Взрыв подбросил нас, точно на батуте, я покатился по полу, запутываясь в свисающих сверху стеклянистых гирляндах яиц и обрывая их.

— ...Ядом плюётся, сука!!! — вопил первый парень, Нандор; его, кажется, тоже обожгло. Я успел подумать, что чудище слишком велико, чтобы пролезть по лестнице, когда сбоку мелькнула ещё чья-то фигура. Трах, трах, трах! Скандинавка несколько раз выстрелила вниз в лестничный пролёт, потом обернулась и заорала:

— Берегись, она у пандуса, лезет вверх!..

— Не хочет нас тут со своим приплодом оставлять! — злорадно крикнул Герт, бросившись к пандусу. Остановившись напротив спуска и широко расставив ноги, он вжал приклад в плечо и принялся раз за разом стрелять вниз. Гейрскёгуль подскочила к нему, торопливо заряжая в магазин новую пачку, но тут же стремительно пригнулась и попятилась, уворачиваясь от новых струек кислоты. Амбрус тоже пальнул, высунувшись из-за плеча Герта.

Сцепив зубы, я вскочил, оборвав ещё несколько слизистых гирлянд, и, обойдя пандус, ведущий наверх, похромал к нижнему пандусу — но не туда, где стояли Герт с девушкой, а, напротив, к обрезу люка. Торопливо заглянув вниз, я увидел прямо под ногами разъярённую матку. Она рвалась вверх по пандусу, оставляя когтями глубокие борозды на старых досках. Удары пуль отбрасывали её назад, но она снова и снова кидалась вперёд, яростно скрипя и хлеща усами. Сбоку выскочил Нандор, занеся новую гранату, но я завопил: 'Стой! Погоди!..', выждал пару мгновений и опустил ствол пулемёта прямо вниз, уперев кожух в обрез пандуса. Первый выстрел почему-то получился одиночным, но я вовремя вспомнил, что нужно сдвинуть палец на нижнюю часть спускового крючка, и изо всех сил надавил на него.

МГ-34 залился непрерывной очередью; огненная бабочка клокотала у надульника, а трассирующие пули рвали в клочья и дырявили панцирь чудовища, шипя и вертясь в ранах, фонтанируя дымом с запахом пороха и палёного мяса. Горячие гильзы сыпались вниз непрерывным потоком.

Дёргаясь от ударов, матка рухнула на брюхо, пригвождённая к толстым брускам пандуса, словно гусеница на иголке. Когти скребли настил, но все слабее и слабее. Наконец, пулемёт выбросил последнюю гильзу, и пустая металлическая лента выпала из-под крышки ствольной коробки, свернувшись кольцами у моих сапог. Наступила тишина.

В ушах ещё звенело от стрельбы, поэтому я не сразу понял, что кричит Герт.

— ...Сдохла тварь, отдала концы! Ай да мы!.. — подпрыгнув от избытка чувстви ухмыляясь до ушей, он повернулся к скандинавке: — Дай пять, Гулька!..

Та, лишь изогнутой бровью выразив отношение к такому сокращению, хладнокровно подняла ладонь, по которой молодой дружинник и хлопнул со всего размаха. Нандор с Амбрусом тоже обнялись и исполнили какой-то радостный боевой танец.

Переведя дух и потряся головой, чтобы избавиться от звона в ушах, я оперся на горячий пулемёт и ошарашенно пробормотал:

— Но до чего же шустрая скотина! Она же опаснее панцирного гада — если бы тот мог так быстро двигаться, сожрал бы нас с потрохами...

— И панцирь какой прочный! Я сперва даже не понял, пробивают его пули или нет, — пожаловался Герт.

— А это что? — Гейрскёгуль отошла в сторону, в тёмный угол за шестерёнками, и поддала ногой какую-то непонятную массу. Та громыхнула, перекатившись с боку на бок, открыв зияющие проёмы.

— Ого! Ещё один! Это ж тоже её панцирь! Наверное, с прошлой линьки, сбросила, когда переросла старую броню. Смотрите, тут почти дюйм хитина! Неудивительно, что винтовочные пули еле пробивают.

— Надо стрелять, чтоб не рикошетило. Будем знать, — согласился гардариканец, и по-хозяйски прошёлся между шестерёнками, осматривая гирлянды зародышей. — Это здесь такая же гадость зреет?

— Большая часть — кормовые мокрицы, мы и раньше видели такие личинки. Посмотрите, нет ли более крупных коконов?

— Как же нет, вот он, голубчик! — присвистнул Герт. В самом деле, с потолка свисал отдельный стеклянистый шнур, поддерживающий единственный полупрозрачный пузырь размером с арбуз. Приставив к нему ствол винтовки, гардариканец выстрелил. Влажно хлюпнуло, пузырь дёрнулся и мертво закачался.

— Небось, панцирного гада тут высиживала. Ну, теперь не будет по лесу бегать и кидаться на кого ни попадя! Надо и все прочее отродье изничтожить. Может, в пропасть побросать? — он указал на выходившее на скальный обрыв узкое оконце. — Внизу только мокрое место и останется.

— Мокрицы без матки и панцирных клопов, наверное, передохнут сами, — заметил я. — Размножаться они, скорее всего, неспособны, запрограммированы только нагуливать жир, возвращаться и лезть в пасть к крупным чудовищам. Но зародыши лучше истребить, конечно. Только предлагаю срезать, вытащить наружу и сжечь на костре. Матку, кстати, тоже было бы правильно спалить, если вспомнить, какие у неё яичники... — заметил я, вспоминая объёмистые вздутия в средней части туловища чудовища.

— Но её, попробуй, вытащи отсюда! — возразил Герт.

— Можно потом танком, когда натянем гусеницы.

— Дело говоришь, — гардариканец повернулся к крестьянским парням и повелительно махнул рукой: — За работу, камрады. Срезайте эту гадость и кидайте вниз через дырку. А мы будем наружу таскать.

Мы спустились по пандусу, попинав для надёжности тушу чудовища — она оставалась недвижной — и занялись делом. Прикасаться к гроздьям склизких, шевелящихся эмбрионов было неприятно, но деваться было некуда. Правда, почти сразу вышла заминка. Гейрскёгуль запнулась обо что-то в куче хитиновой шелухи. Когда она разгребла мусор ботинком и выпрямилась, в её руке белел крупный человеческий череп.

— Так це ж дядько Геллерд, — донёсся сверху растерянный голос. — Дивись, Нандор, ей богу, его башка — як котел!..

Поза и взгляд девушки в грубой одежде и с винтовкой через плечо почему-то напомнили театральную сцену.

— Бедный Йорик...— мрачно пробормотал я себе под нос.

— Заберите с собой, не забудьте! — крикнул парням Герт, и снова с отвращением осмотрелся. — Неплохо они тут устроились. На первом этаже, значит, клоп поселился, над ним матка со своим отродьем, а на третьем...

Он вдруг замолчал. Грохот перестрелки давно утих, и теперь снова были слышны звуки старой мельницы: свист ветра и бряканье металла снаружи, поскрипывание старых деревянных балок. Сквозь них откуда-то сверху, едва различимо, донеслось что-то ещё: частое и беспорядочное приглушенное хлопанье... где-то я такое уже слышал. А! На старой колокольне неподалёку от нашей эссекской усадьбы, где наверху, на балках над колоколами, среди столетнего слоя перьев и помета, в гнёздах всегда можно было набрать птичьих яиц.

— Голуби, что ли?.. — начал я, но в этот момент моё внимание привлёк новый звук — снаружи. Это был голос принцессы.

— ...Есть кто-нибудь?! Вы внутри?..

Заторопившись к воротам, я помахал рукой Грегорике и Брунгильде, которые выбежали из леса и в нерешительности остановились на краю окружающей мельницу поляны. Девушки тяжело дышали, нервно сжимая в руках оружие. Видимо, они переволновались, услышав яростную перестрелку, и не усидели в танке, а бросились на подмогу. Хм, возможно это и не очень правильно с тактической точки зрения, но, зная характер принцессы, неспособной оставить людей на гибель, удивляться было нечему.

— Мы здесь! Дело сделано, матку прикончили!..

Увидев меня, Брунгильда опустила винтовку, которую уже нацелила, было, на ворота, а Грегорика просияла.

— Золтан, вы целы, слава богу!.. А где остальные?

— Все здесь, зачищают гнездо. Напрасно вы так сорвались.

Переведя дыхание и утерев лоб, вспотевший после быстрого бега, Грегорика облегчённо улыбнулась и уже шагом направилась к башне через открытое место, когда...

Не знаю, что заставило меня поднять голову. Возможно, нарастающий свист или мелкая вибрация воздуха. Может быть, шестое чувство — как бы то ни было, заранее заметить движение непосредственно над головой я, конечно же, не мог. Но теперь в поле моего зрения возник смазанный от скорости силуэт. Какая-то треугольная тень стремительно падала с неба точно на Грегорику.

Этот миг навсегда останется у меня в памяти, точно выжженный на сетчатке глаз. Милосердное время набрасывает флёр забвения, отдаляя от нас и смягчая ужасы, особенно — так и не случившиеся. Но это мгновение никогда не утратит своей блестящей хирургической остроты, ведь именно оно могло стать последним для великолепной принцессы.

— Берегись, сверху!!!

Мой хриплый крик ничего не значил, поскольку Грегорика оказалась не готова мгновенно перейти от облегчения, вызванного известием о достигнутой без потерь победе, к новой схватке. Мой же разряженный пулемёт стоял в нескольких ярдах от ворот, прислонённый к стенке. Царапая ногтями крышку кобуры, я уже понимал, что безнадёжно опаздываю... но, к счастью, Брунгильда снова подтвердила свою репутацию. Предупреждённая тем же самым шестым чувством, она вскинула голову, и, демонстрируя великолепную реакцию, изо всех сил толкнула ничего не подозревающую принцессу в спину. Та рухнула ничком, вскрикнув от неожиданности, а в следующий же миг на уровне её головы мелькнула острый силуэт. Свист перешёл в оглушительное хлопанье — отвесно спикировавшее с высоты создание мгновенно развернуло сложенные кожистые крылья, простёршиеся, казалось, на половину поляны, пробороздило сырую голую землю острыми когтями и вскинуло длинную треугольную голову-клюв, резко переломив траекторию полёта и уйдя с набором высоты в сторону деревьев.

— Птеродактиль?!.

Не успел я попытаться поймать его на мушку запоздало выхваченного браунинга, как Брунгильда с предупреждающим окриком вскинула винтовку вверх. Ещё один!..

— В башню, скорее!..

Ошеломлённая Грегорика уже успела вскочить на ноги, но не пожелала бросать телохранительницу, вместо этого тоже вытащив из-за пояса пистолет.

Несколько раз выстрелив в пикирующую со сложенными крыльями тварь, я промахнулся, не сумев дать нужное упреждение, а вот Брунгильда, пользуясь выгодным ракурсом, попала точно в цель. Тяжёлая винтовочная пуля заставила чудище завертеться вокруг своей оси. Видимо, попадание оказалось смертельным, поскольку птеродактиль, даже не пытаясь развернуть крылья, с хрустом врезался в землю прямо у ног принцессы. Четырёхфутовая голова-клюв, составлявшая две трети длины его тела, практически полностью ушла в грунт, но этим дело не кончилось. К счастью, Грегорика инстинктивно отпрыгнула назад — прыжок вышел достойным её тренированных ног — и фонтан жидкого оранжевого пламени высотой более человеческого роста, внезапно вырвавшийся из воронки, не задел её.

Девушки уже влетели в ворота, а я все ещё пытался закрыть разинутый от удивления рот. Первый птеродактиль, медленно и мощно взмахивая черными крыльями, достигавшими в поперечнике не менее восьми ярдов, набрал высоту, поднялся над кронами буков и скрылся. Пламя, бушевавшее вокруг воронки, начало угасать, оставляя вокруг липкие горячие лужицы. Резкая волна горячего воздуха, докатившаяся до нас, несла странный химический запах, напоминающий муравьиный спирт, и отвратительную вонь палёной кожи.

— Там ещё двое, — ровным тоном сообщила Брунгильда, вставляя в магазин винтовки патрон взамен стреляного. Спохватившись, я бросился к 'машиненгеверу' и принялся торопливо разматывать с себя запасные пулемётные ленты. Принцесса же, осторожно выглянув наружу, передёрнула плечами.

— Вот такого сюрприза я не ожидала. Живые зажигательные бомбы?.. Откуда они взялись? И, конечно... — она благодарно положила руку на плечо телохранительницы. — ...Мне никогда не расплатиться, Хильда. Ты снова спасла мне жизнь, в который уже раз.

— Не говорите так, госпожа.

Даже сейчас красивые губы Брунгильды не тронула хотя бы тень улыбки. Спокойная и собранная телохранительница осмотрелась, оценивая обстановку, задержав глаза на сползшей с пандуса на каменный пол туше мёртвой матки, затем отошла к воротам, чтобы не дать летучим чудовищам застать нас врасплох.

— Так что же здесь произошло, Золтан? Что это была за стрельба? — обратилась ко мне Грегорика.

— Мы нашли на втором этаже матку и кладку яиц...

— ...Ух, и задала она нам жару! — подхватил Герт, поддав сапогом валяющиеся на полу зародыши. — Ядом брызгалась и норовила жалом пырнуть! Шустрая, собака!

— Надеюсь, это не яд, а просто кислота. Штаны прожгло, конечно, но дальше волдырей не пошло, — заметил я, потирая обожжённую ногу.

— Стойте, так нельзя! Рану нужно обработать! — нахмурилась принцесса.

— Потом, ва... Грегорика. Сначала надо разобраться с зажигательными птеродактилями. Минуту назад мы и не подозревали об их существовании, но они наверняка...

— ...Выше сидят, твари, чтоб мне сдохнуть! — перебил Герт. — Надо было сразу на третий этаж заглянуть. И как только они не кинулись на нас со спины!.. Пошли, ты по пандусу, а я по лестнице...

— Постой! — я ухватил его за рукав. — Что-то там шебаршилось, но не на следующем этаже, а на самом верху, где купол. Они ведь и пикировали с высоты.

— Наверху? Но матка не могла туда залезть, чтоб их наплодить — здоровенная же!.. Как так?

— Понятия не имею. Увидим — разберёмся. Что хорошо, летать внутри башни эти твари не сумеют, но нужно быть настороже — черт знает, на что ещё они способны. Всем смотреть вверх и слушать!

На третьем этаже, где располагались жернова и огромные бункеры для зерна, летающих тварей не оказалось. Мы осмотрелись, пугливо глядя вверх, где уже не было следующего рабочего этажа. Гулкое пустое пространство башни доносило с самого верха приглушенное хлопанье крыльев и неразборчивый клёкот. Посреди ствола вверх уходил громадный приводной вал, вокруг которого шла железная винтовая лестница. Сразу направившись к ней, я опустился на колени, удивив Герта.

— Ты чего?

— Точно, как я и думал, — не слушая, торжествующе пробормотал я. — Вот она, слизь!

В самом деле — по ступенькам вверх тянулись высохшие белёсые следы, словно оставленные проползшим здесь гигантским слизняком.

— Как в тоннелях гидроэлектростанции, — кивнула Грегорика.

— Хотя они могли бы, наверное, и взлететь. В отличие от кормовых мокриц, эти твари отрастили крылья. Хм-м-м... — проследив, откуда начинается след, я указал на левый бункер: — Наверное, за ним!

Герт, торопливо заглянув туда, хищно оскалился:

— Вот они, голубчики!

Действительно, с массивной балки свисали два десятка крупных коконов — не круглых, как зародыш панцирного клопа, а продолговатых, похожих на коконы бабочек.

— Получается, они созревали здесь, вылуплялись и ползли наверх, под крышу, — заключила принцесса, подняв голову. — Взрослые особи обитают и, наверное, как-то кормятся там.

— Но мокрицам-то туда не залезть! — удивился Герт. — Как эти зажигательные твари с голодухи не померли?

— Крылья-то им на что, по-твоему? — парировал я. — Просто слетают вниз на трапезу, и все.

Отправив остальных к бункеру, я занял выгодную позицию, оставшись у лестницы, и теперь первым двинулся по ней. Герт попытался опередить меня, но я ревниво отпихнул его обратно, прошипев:

— Приготовь лучше гранаты. И смотри, куда кидаешь, чтоб нам не навернуться оттуда вместе с лестницей!

— Не учи учёного!.. — огрызнулся он. — Лучше постарайся не перебить нас всех рикошетами от своей швейной машинки!

Брунгильда и Гейрскёгуль, плечом к плечу поднимавшиеся по гулким ступенькам вслед за нами, переглянулись с одинаково неодобрительным выражением.

Запыхавшись, мы добрались до верхней части башни, и, наконец-то, уткнулись в очередной потолок, на этот раз представляющий собой массивные каменные своды, сходящиеся к центру. Даже здесь, на лестнице, пахло, как в курятнике, разве что перья не кружились в пыльном воздухе. Лестница входила в довольно узкий лаз, заканчивающийся люком. Когда-то здесь была деревянная дверь, но она оказалась давным-давно разбита.

Герт уже приготовил пару гранат, зажав деревянные ручки в правой руке, а фарфоровые шарики на шнурках — в левой. Кивнув ему, я осторожно заглянул через проем люка. В полутьме купола можно было рассмотреть покоящийся на массивных стальных балках механизм редуктора. Громадное зубчатое колесо соединялось с плоско лежащей циклопической шестерней. А с балок, поддерживающих полусферическую крышу, свисало нечто, напоминающее кожистые свёртки длиной более человеческого роста. Ближайший из них шевельнулся, раскрыв широченный крылья — почуял чужаков. Вскинув пулемёт, я полоснул по нему короткой очередью, задев и тварь, висящую чуть дальше; затем стремглав присел. Герт быстро забросил наверх гранаты, и тоже упал на колени.

Сдвоенный взрыв ударил по ушам, засыпав нас выброшенной через люк шелухой и пылью. Шум и гам, вспыхнувший наверху в следующее мгновение, а также вихри, поднятые могучими крыльями, едва не сбросили нас с лестницы. Отчаянно моргая, чтобы прочистить запорошённые мусором глаза, я снова привстал и, заметив на светлом фоне окна разлапистый силуэт, перерезал его новой очередью. Герт, толкнув меня в спину, выскочил наверх, за ним стремительно запрыгнула через несколько ступенек Брунгильда. Треснули ещё несколько выстрелов. Последовав за товарищами, я выбрался на верхний этаж. Под ногами чувствовался прочный камень, присыпанный многолетним слоем мусора. Над огромным редуктором, занимающим центральную часть купола, по кругу шла металлическая галерея, с которой были прорезаны на четыре стороны света широкие выходы на крышу. Именно через них и вылетели крылатые твари, поднятые выстрелами и взрывами. На полу остались валяться штук шесть или семь убитых или раненных чудищ. Выскочившие вперёд дружинник и телохранительница быстро пристрелили тех, которые ещё шевелились, пытаясь хлопать крыльями. Одна из тварей застряла в окне, и я всадил в неё короткую очередь для верности.

— Сколько вылетело наружу? — озабоченно крикнула сзади принцесса.

— Черт их знает! Но выгнали их — и хорошо, — пожал плечами Герт. — Сдаётся мне, необязательно лезть на крышу и подставляться под когти. Матку забили, и хватит; гнезду конец, а эти сами передохнут.

— Вы не понимаете, — покачала головой Грегорика. — Наша задача — обезопасить эти края, а летучие чудовища даже без матки могут ещё долго нападать на людей. Такого допустить нельзя!

— Правильно, — кивнул я. — Если подсчёты Весны верны, то мокриц в лесу остаётся несколько сотен, и перебить их всех мы не сумеем. Сами по себе они не опасны, а вот для птеродактилей такого запаса пищи может хватить на годы — они не вымрут, а так и будут разбойничать.

— Мы должны уничтожить всех! За мной! — решительно заявила принцесса, взбегая по лестнице на галерею. Брунгильда без промедления последовала за ней, и я сделал то же самое.

— Вот же отчаянная девка!.. — бросил Герт, дозаряжая магазин. — Как бы нас не посбрасывали с этой крыши наземь! Лететь-то высоко.

— Волков бояться, в лес не ходить, — парировал я, подбирая висящую ленту и стараясь выглядеть пободрее. На самом деле, мысль о том, чтобы выбежать на продуваемую всеми ветрами крышу на огромной высоте, прямо под когти и клювы стремительных летучих чудовищ, заставила мышцы инстинктивно сжаться. Но отступать было некуда, принцесса уже шагнула через широкий проем на крышу, и ровный могучий воздушный поток подхватил её волосы, точно золотое знамя.

Ещё шаг — и от ветра и высоты перехватило дыхание. Снизу, из леса у подножия башни мельничной башни, лежащая под утёсами долина была практически не видна, но отсюда горизонт развернулся необъятной ширью. Башня летела в небеса навстречу простору и западному ветру, словно дирижабль, одна посреди туч. Все остальное осталось где-то далеко-далеко внизу, стало мелким, едва различимым, незначительным. Судорожно вцепившись в пулемёт, я невольно хватанул полные лёгкие холодного свежего воздуха, испытывая какую-то невероятную смесь ужаса, восторга и благоговения. Стоящая рядом Грегорика крепко схватила меня за плечо и звонко воскликнула:

— Какой простор!..

В её голосе не было ни капли страха, в нем звучало лишь упоение бесконечным пространством и ветром.

— ...Сразиться и даже умереть здесь — совсем не страшно, правда?

Мне осталось лишь кивнуть, незаметно сморгнув неведомо откуда взявшиеся слезы.

Впрочем, долго любоваться было некогда. Проследив, куда пристально смотрит телохранительница, я тоже запрокинул голову. На высоте двухсот-трёхсот ярдов вокруг башни медленно вращалось чётко очерченное кольцо из силуэтов, словно вырезанных из чёрной бумаги. Чудовищные крылатые твари парили, словно присматриваясь к нам. Один, два, три, четыре...

— Тринадцать!.. — крикнула Брунгильда, взбежав по пологой крыше на самую вершину башни. Секунда, и Грегорика встала бок о бок с ней. Я сам не заметил, как оказался рядом с ними, на почти плоском пятачке диаметром в пару ярдов, посреди которого возвышался на коротком шпиле металлический флюгер в виде юноши, поднимающего к небесам пылающую звезду. А, это очень кстати! Флюгер послужит защитой — твари не смогут атаковать на бреющем полете, чтобы не врезаться в него.

Под ногами оказалась не та тонкая, скверная, быстро ржавеющая жесть, которой покрывают крыши домов в Либерии. Десять лет — и приходится класть заново. Здесь же строили на века; мягкая, но толстая медь даже через пятьдесят лет после того, как к ней в последний раз прикоснулась человеческая рука, лежала на балках плотно и надёжно. Потопав, чтобы убедиться в прочности кровли, я встал спиной к флюгеру, поудобнее перехватив пулемёт и ощущая правым плечом плечо Грегорики.

— Да вы сдурели, на самую макушку вылезать! Святые комиссары, они же головы нам поотрывают, — проворчал Герт, встав слева от меня. За ним стояла, уже подняв винтовку, Гейрскёгуль, ещё дальше — Нандор и Амбрус, в руке которого оказался чей-то пистолет.

— Шанс попасть есть только тогда, когда они пикируют прямо на нас! Не тратить патронов зря! — крикнула Брунгильда. — Следим каждый в свою сторону, когда пойдут — стреляем все сразу!

— Главное, не дрогнуть! — поддержала её принцесса, поднимая 'кольт', одолженный у телохранительницы. По сравнению с пулемётом или маузеровскими винтовками, которыми были вооружены остальные, это оружие выглядело маломощным, и надеяться попасть из него в кружащих на высоте чудовищ было бы глупо. С другой стороны, если твари начнут пикировать, как в прошлый раз, самозарядное оружие получит явное преимущество, поскольку в нем не требовалось передёргивать затвор, и вместо одного, максимум двух выстрелов, можно было надеяться успеть нажать на курок раз пять или шесть. Впрочем, основная ответственность ложилась на меня — мощный скорострельный пулемёт и трассирующие пули должны были оказаться самым действенным средством против летучих тварей. Те, словно решив проверить нашу решимость, не заставили себя ждать.

— Нырнул!.. — выкрикнул Герт, когда первое из чудовищ, резко сложив крылья, устремилось вниз под углом около семидесяти градусов. К счастью, большие размеры и масса не давали ему падать так же стремительно, как это получается у соколов; оно набирало скорость медленнее. Дружный залп из винтовок дополнил пистолетный треск, а затем все заглушило пулемётное стаккато. Кажется, кто-то успел попасть в птеродактиля ещё до того, как в его силуэт вонзились ослепительные трассеры. Тварь беспорядочно закружилась, сломав чёткую траекторию, и с хриплым карканьем, трепеща разодранными перепонками, ушла мимо края купола.

— Есть первый!.. Так держать! — подбодрила Грегорика, но её перебил из-за спины Нандор:

— Идёт!..

Резко развернувшись, мы дали новый залп. На этот раз я слишком высоко задрал тяжёлый и длинный 'машиненгевер', и отдача едва не свалила меня с ног. Очередь ушла в сторону, а мне пришлось прекратить стрельбу, чтобы восстановить равновесие. Стрелки с винтовками тоже промахнулись. Но, даже проскочив ниже, следующая тварь развернула крылья на высоте около пятидесяти ярдов, притормаживая и выставляя вперёд острые когти, и в этот момент получила свою пулю из кольта принцессы. Резко перевернувшись кверху брюхом, птеродактиль с маху врезался в крышу. Его конусовидная голова пробила позеленевшую медь, а напоровшееся на неё брюхо прямо у нас на глазах лопнуло, выбросив фонтан жидкости, которая в следующее мгновение вспыхнула жирным пламенем. К счастью, ось разлёта оказалась направленной в сторону, и до наших ног долетели лишь отдельные огненные брызги. Тем не менее, Герт и Нандор запрыгали, стряхивая огонь со штанин и яростно чертыхаясь.

— Цельтесь точнее!.. — рявкнула Брунгильда, и мне тут же представился шанс исправить свою оплошность: третья тварь вывалилась из чёткого строя прямо против меня и сразу напоролась на длинную очередь. Она ярко вспыхнула на лету, чертя огненный след, и с правым креном ушла в пропасть мимо башни.

Четвёртый птеродактиль нарвался на чью-то точную пулю, едва зайдя в атаку, но с пятым вышло хуже: у всех, кроме меня и Нандора, кончились патроны. Брунгильда, которая заранее приготовила новые пачки, держа их в левой руке, продемонстрировала невероятную скорость перезаряжания винтовки, но всё равно не успела — в тварь не попал никто. Правда, прошедшая вплотную струя трассеров испугала чудище, оно неуклюже дёрнулось в сторону и прошло у нас над головами, распоров себе брюхо об острый кончик флюгера. Новая вспышка, и на крышу пролился новый огненный поток — к счастью, задевший лишь край башни позади.

Нам немного помогало то, что торчащая вертикально огромная решетчатая лопасть не позволяла тварям пикировать с запада, а с противоположной полосы их манёвр ограничивал круглый ротор малого ветряного колеса с мелкими металлическими перьями. Кроме того, то ли опасаясь столкнуться, то ли по какой-то иной причине птеродактили падали в пике строго по очереди, лишь после того, как становился ясен результат предыдущей атаки. Но все равно нам приходилось вертеться, словно на горячей сковородке, стоя спина к спине и стреляя то вперёд, то назад, торопливо перезаряжая оружие и отпрыгивая, когда сбитые чудища врезались в крышу и расплёскивали жидкий огонь.

— Гори, сучий потрох!.. — вопил Герт, прыгая по колено в пламени и досылая затвором новый патрон. Ему яростно-весело вторила Грегорика:

— Сдохни, тварь!!! Получай!..

Яркие трассеры чертили потемневший небосвод, от постоянной стрельбы звенело в ушах, рассыпанные под ногами гильзы заставляли спотыкаться, падать на колени и снова вставать. Пулемёт с каждой очередью становился все тяжелее, и почти валил с ног резкой отдачей, отбрасывая назад на шаг или два. Если бы не подставленные плечи товарищей, я уже давно бы грохнулся навзничь и скатился с крыши. Нандор и Грегорика, расстрелявшие все патроны, подпирали меня, словно зенитную турель, отчаянно упираясь подошвами в медные листы. Правда, я все равно часто промахивался — что было и понятно: это оружие вообще не предназначалось для стрельбы с плеча, и длинный тяжёлый ствол в кожухе перевешивал вперёд. Пытаясь его удержать, я напрягался изо всех сил, и даже мои тренированные мышцы начало сводить.

Неизвестно какая по счету тварь уклонилась от моей очереди и выстрела Амбруса, рухнула на нас, заложив резкий крен, чтобы не задеть флагшток, и выставив вперёд острые когти. Перезаряжавший винтовку Герт с проклятием бросился наземь, а Брунгильда мгновенно выхватила шпагу и стремительно взвилась навстречу налетающему птеродактилю. Костяной стук, болезненный взвизг, скрип рассекаемой кожи — и птеродактиль с располосованным крылом брякнулся о крышу и покатился, подскакивая и кувыркаясь, пока не свалился за край. В следующего одновременно попал мой трассер и пуля Гейрскёгуль, и он ушёл в сторону, вонзившись в решетчатую лопасть и застряв в ней.

Но за ним уже пикировала новая тварь, голова шла кругом, в глазах двоилось, и я, оглохнув от грохота и опьянев от едкого порохового дыма, непрерывно поливал в небеса и бешено вопил:

— Подходи ещё, давай!!! На тебе, паскуда!..

Сухой холостой щелчок ударника, перед которым не оказалось капсюля нового патрона, отдался во мне детской обидой — как, разве уже все?.. Но совершенно пустая лента действительно выскользнула из-под крышки ствольной коробки и запуталась за ногу. Неловко качнувшись, я с размаху сел, тупо глядя на разрастающийся силуэт налетающей твари.

— Патроны!.. У кого остались?.. — где-то на дальнем плане, приглушённо орал Герт. Гейрскёгуль выстрелила и промахнулась, но не стала передёргивать затвор, а почему-то схватила винтовку за ствол, точно дубинку. Почему? А-а-а, наверное, патроны вышли и у неё... Время замедлилось, точно резиновое. Птеродактиль шёл на нас, не расправляя крыльев и не пытаясь тормозить, поэтому даже клинок отважной Брунгильды был бессилен. Неужели — все?..

В последний миг я вспомнил о браунинге на правом боку, но мои пальцы поймали лишь воздух — а передо мной, заслоняя от налетающего чудовища, вдруг возникла спина Грегорики. Сжав двумя руками мой пистолет, она раз за разом стреляла, посылая навстречу ему тяжёлые девятимиллиметровые пули.

Птеродактиль нырнул и врезался клювом в крышу, вспоров мягкую медь и выплеснув горючую требуху. Редкий горящий дождь окатил нас, и принцесса, закрываясь от жгучих капель рукавами и отворачиваясь, попятилась, поскользнулась на стреляной гильзе и полетела прямо мне на руки. Её напряжённое тело прижалось ко мне, инстинктивно ища защиты, и я, ни о чём не думая, изо всех обнял её и зажмурился.

Патронов больше не осталось. Защищаться нечем.

Впрочем, плохая ли это смерть? Насколько я помню, был какой-то диспут с моим не слишком хорошо воспитанным фрейдистским подсознанием: насчёт славного старта в Вальгаллу в обнимку с красотками. Что же, условие выполнено — прекрасная принцесса стоит пяти любых самых роскошных девиц, которые только могли бы прийти в голову. Мало кому выпадает такая честь. Вроде бы, жалеть не о чём... хотя, конечно, хотелось бы пройти с ней под руку вовсе не во врата загробного мира.

В любом случае, было бы стыдно умирать, зажмурившись. Подняв лицо и храбро распахнув глаза, я увидел неожиданную картину. Герт, стоя на коленях рядом, раскачивался и дёргался, точно в припадке. Сошёл с ума от страха?.. Нет, он повернулся ко мне, размазал выступившие слезы грязным рукавом и снова закис со смеху, протягивая на дрожащей ладони пачку патронов.

— П-п-последняя!.. З-з-засунул, понимаешь, в карман... и не мог найти!.. А они...они... они кончились!..

Повертев головой, я понял, что он имел в виду. Жуткая карусель в небесах над нами исчезла, словно кошмарный сон. Ни одной летучей твари в воздухе — лишь бесконечный воздушный простор и спешащие куда-то синие косматые облака. Вдали над долиной облачный покров вдруг на мгновение разорвался, и на дно упал косой столб солнечного света, заставив поверхность реки заискриться так, что стало больно глазам. Неподвижно стоящая с обнажённой шпагой в руке Брунгильда даже прикрыла лицо ладонью от этого ослепительного сияния.

— Мы... победили.

— Правда?..

Да, как ни удивительно, дело обстояло именно так.

Грегорика приподняла голову и оглянулась через плечо. Я неловко заёрзал, решив, что она сейчас попытается высвободиться и встать, но принцесса лишь сделала долгий-долгий выдох, словно с самого дна души, и бессильно ткнулась лбом в моё плечо.

Солнце скрылось, и тучи, казалось, опустились ещё ниже. Сразу потемнело. Новый порыв ветра раздул догорающие останки вонзившихся в крышу тварей. Наверное, издали наша башня выглядела так, словно увенчана огненной короной.

Бесконечно долгий бой все же закончился.

Холодный ветер остудил горящий лоб. Утерев пороховую гарь и копоть, я обвёл взглядом товарищей, в изнеможении повалившихся рядом, вздохнул полной грудью... и вдруг заметил на мундире Грегорики, собственном колене и голенище сапога медленно вьющиеся синеватые язычки пламени — последние остатки зажигательной смеси последней летучей твари.

Натянув обшлаг куртки на ладонь, я сбил пару огоньков со спины Грегорики и заметив ещё один, пониже, машинально похлопал и по нему.

Тело принцессы внезапно напряглось, точно пружинка. Сильно толкнув меня в грудь, она стремительно отпрянула. Зелёные глаза вспыхнули огнём:

— Г-господин Немирович, держите ваши руки при себе!!! Н-никому не позволено шлёпать наследных принцесс рода Тюдоров!..

3.

— ...И за каким же чёртом мы побеёрлись на крышу?! — выдохнул Герт, стукая себя кулаком по лбу. — Для чего мы подставились этим огнепышущим чучелам, когда могли безопасненько сидеть под кровлей и палить из окон?..

— Черта с два бы мы попали, если б они не начали снижаться, — ответил я. — Расстреляли бы все патроны и остались с носом. А твари ещё разлетелись бы куда-нибудь, и лови их потом.

— Возможно, я недооценила летающих чудовищ, но это был единственный возможный вариант. И мы победили, — Грегорика выпрямилась, придерживая развевающиеся на ветру волосы. — Но расслабляться рано. У нас ещё много дел. Нужно отремонтировать танк и закончить с гнездом. Идёте!

Переволновавшаяся Весна, которую оставили сидеть на месте наводчика, держа ногу на спусковой педали танкового орудия, встретила нас радостными слезами.

Работа по натяжению гусениц оказалась поистине каторжной и очень грязной: все без исключения вымотались и перемазались, как черти. Если бы такое случилось, когда мы с девушками только выбрались из тоннеля — все кончилось бы плохо; в одиночку я бы, безусловно, не справился, и танк в итоге пришлось бы просто бросить. Теперь же, когда в нашем распоряжении оказались четыре пары крепких мужских рук, и четыре пары женских, из которых три почти не уступали мужским, дело спорилось.

Подняв правый борт танка на домкратах, и подставив толстые чурбаки, напиленные предусмотрительно закреплённой на гусеничной полке двуручной пилой, мы выбили соединяющие траки пальцы и расцепили гусеницы. Нижнюю ветвь правой гусеницы удалось подвинуть на место под висящие в воздухе опорные катки, использовав деревянные рычаги, после чего соединить её оказалось нетрудно. С левой же гусеницей, оказавшейся под днищем танка, возни было намного больше. Попытка выехать на дорогу на одной гусенице не удалась — танк опасно вело в сторону пропасти. Поэтому пришлось тоже поднять левый борт на домкратах и расцепить гусеницу на верхнюю и нижнюю ветвь. Хотя они весили несколько сотен килограммов, общими усилиями мы выволокли нижнюю половину гусеницы назад, распрямили и с помощью тонкого троса, зацепленного за ведущую звёздочку, подтянули в правильном положении и надели обратно. Когда мы закончили, все были так измотаны, что едва не валились с ног. Но дело требовалось завершить, и я всё же вывел танк наверх на плато, мстительно спихнув труп краба в пропасть. Вытащить тросом из башни труп матки — в нём тоже было две-три тонны — оказалось намного проще. Обложив её пересохшими поддонами с первого этажа и накидав сверху слизистые плети эмбрионов, мы уже собрались поджечь погребальный костёр, когда Весна попросила немного подождать.

— Зачем? Скоро стемнеет. Хотя бы спуститься в долину нужно засветло, чтобы не рисковать, — недовольно пробурчал я, размазывая по лицу грязь не менее грязным рукавом.

— Я п-понимаю, Золтан Святославич, но... — Весна робко потупилась, но все же подняла голову и продолжила чуть решительнее: — ...Нам важно знать, как устроены эти существа! Хорошо бы их немножко...

— ...Немножко? — уже заподозрив неладное, я насторожился.

— ...Немножко препарировать. То есть, я имею в виду — вскрыть...

— Вскрыть?! 'Но как, Холмс'?.. — схватившись за голову, застонал я. — Панцирь матки едва пробивали пули! Чтоб его взять, нужна дисковая пила или сверлильный станок. Не говоря уж о том, что мы будем все в кровище и потрохах с ног до головы!..

Брунгильда, которая как раз разворачивала на гусеничной полке свёрток с провизией, смерила меня выразительным взглядом.

Но почему меня, спрашивается?!. Это же отличнице неймётся!..

Как ни странно, отпор не заставил Весну отступить. Просительно сложив ладошки, она принялась умолять:

— Прошу вас, хотя бы мелких особей... Вот, совершенно уникальный экземпляр! — она указала на валяющийся в сторонке труп летучей твари.

Стоило принцессе услышать, как она немедленно поддержала Весну.

— Очень правильная мысль! Мне тоже хочется узнать, почему эти птеродактили вспыхивают, словно зажигательные снаряды. Разве вам неинтересно, Золтан?

— Интересно-то интересно, но у меня почему-то возникло предчувствие, кого именно заставят выступать в роли патологоанатома.

— Мужайтесь! — Грегорика с иронической усмешкой похлопала меня по плечу.

— Если уж так, предпочёл бы препарировать крабьи ножки. Они хотя бы недурны на вкус, — проворчал я, но все же засучил рукава и взялся за нож. — Но и погребальный костёр тоже запалите, а то, сдаётся мне, времени этот анатомический театр займёт немало.

Впрочем, потрошить летучую тварь оказалось не так уж сложно — защитным панцирем она, по понятным причинам, оснащена не была. Кожистые перепонки и внешняя оболочка немного напоминали шкурку летучих мышей, но на ощупь казались более сухими и неприятными.

Строение птеродактиля — что и естественно — сильно напоминало птичье. Тонкие трубчатые кости, чудовищно длинные пальцы, хрупкий грудной киль, к которому крепились мощные мышцы. Массивный клюв-таран, вскрытый бесцеремонными ударами топора, оказался пустотелым и весьма лёгким, с тонкими прожилками внутри — видимо выполнявшими роль арматуры. Конструкция клюва даже при очень небольшом весе отличалась изрядной прочностью, что красноречиво подтверждали останки первого птеродактиля, едва не убившего Грегорику — он вонзился в землю глубоко, как снаряд.

Весна заставила меня выпотрошить тварь и исследовать дыхательную систему и содержимое желудка. Как и ожидалось, там нашлись куски мяса мокрицы.

— Но как же птеродактили ухитряются пожирать мокриц? Их когтей, пусть и острых, не хватит на то, чтобы расковырять хитиновый панцирь мокрицы. Голова-клюв слишком массивна, ей нельзя наносить сильные удары, когда тварь сидит на земле над добычей, — озадаченно почесал в затылке я.

— Возможно, тут работала социальная структура гнезда, — предположила Весна, увлечённо копаясь в склизких кишках летучей твари. Она тоже мигом перемазалась кровью и сейчас выглядела, как оголодавшая вампирка, дорвавшаяся, наконец, до трапезы. — Убивать и вскрывать панцири мокриц могла либо матка, либо панцирный клоп, а им оставалось только угощаться.

Остальные наши товарищи, пусть и с гадливым выражением на лицах, собрались вокруг, не в силах преодолеть любопытство. Герт быстро высек и раздул огонь под трупом матки, и тоже присоединился к нам. Кровожадная же отличница продолжала восхищаться:

— Чудеса! Мы наблюдаем теплокровных позвоночных с нормальными лёгкими вместо трахей. Никаких репродуктивных органов... вот здесь простая клоака, но нет ни яичников, ни семенников!

— Значит, они не смогут разлететься по всем сторонам света, свить себе гнезда и отложить яйца? Это обнадёживает, — мрачно пробормотал я, орудуя ножом.

— Нет, конечно, нет!.. — воскликнула Весна, и мечтательно продолжила: — Если взглянуть широко — это совершенно уникальный случай, когда одна и та же женская особь производит на свет одновременно членистоногих и позвоночных!..

— И выглядит она при этом довольно гнусно. Не стал бы знакомиться с такой 'красоткой'. Так, а это что за пузыри с какой-то мутной жидкостью?.. — потянув носом, я уверенно закончил: — Спирт.

— Да-да, вы правы... — Весна чуть ли не воткнулась носом в вывернутые наизнанку внутренности летучей твари, разглядывая два больших полупрозрачных пузыря. — Только здесь есть ещё и какой-то загуститель; обычный спирт более текучий.

— М-м-м, загуститель?.. Что-то я такое читал про зажигательные смеси, пироге́ли или этот, как там его — напалм... А!.. — вспомнил я. — Бензин или спирт загущают какими-то соединениями нафтеновых кислот, и тогда он становится липким и не стекает с того, что хочется поджечь, а прилипает к... хмм... этому самому объекту!

Принцесса с некоторым смущением одёрнула мундир, слегка подпалённый сзади, и прочистила горло:

— Гхм. Получается, эти летучие существа представляют собой именно зажигательные бомбы? Но ведь они загорались только после самоубийственного тарана, как мы видели. Не слишком ли расточительно? Ведь, хотя в гнезде их намного больше, чем панцирных клопов, мы с вами сумели перебить всех. И нельзя сказать, что их атаки были так уж страшны — клоп оказался гораздо опаснее. Два-три десятка птеродактилей — зачем же они нужны? Каково их предназначение?

— Тут, прежде всего, встаёт вопрос о том, для чего была создана вся эта система гнёзд в целом, — пустился я в рассуждения. — Мы уже говорили об этом в тоннеле, помните? Сомнительно, чтобы разработчики нацелились с помощью своих биологических конструктов атаковать враждебные государства. Представим, пусть даже такая матка появилась во вражеском тылу, в относительно безлюдном месте, нашла надёжное убежище и отложила яйца. Сколько времени потребуется, чтобы вырастить эдакого боевого клопа? Сколько сотен, если не тысяч, кормовых мокриц?..

— Весна упоминала про порядок чисел, предположив, что гнездо на плотине существовало около тринадцати лет, — вспомнила Грегорика. — Да, случись такое, скажем, в Либерии, местные жители наверняка заметили бы мокриц и подняли тревогу.

— Именно! А тогда даже и взрослый клоп не продержался бы долго — пара взводов национальной гвардии прикончила бы его из пушек или вызвала бы бронекавалерийские части... правда, нашим лёгким танкам пришлось бы нелегко. Но не в том дело! Эти гигантские насекомые способны захватывать территории только в отсутствие населения. Выглядит так, что задача разработчиков, скорее, состояла в том, чтобы не пускать посторонних на какую-то территорию, и уничтожать настырных пришельцев, пытающихся что-то разнюхать... А-а!!! — я с размаху хлопнул себя по лбу с такой силой, что Весна испуганно подскочила:

— Ч-что с вами, Золтан Святославич?.. Вас кто-то укусил?..

— ...Нет, я понял, что случилось с тем дирижаблем, о котором говорили Маркетта и Элиза! С тем, что погиб над Гардарикой в прошлом году!

— Правда? Не слышала об этом. Хотя, возможно, я просто не интересовалась, — задумчиво взялась за подбородок принцесса. — Но что вы имеете в виду? А... постойте... так вот в чем дело!..

Нахмурившись, Грегорика стукнула кулаком по ладони. Герт, заворожённо следивший за тем, как мы перебрасывались интеллектуальными мячиками озарений, нетерпеливо поторопил:

— Ну, так что там за ерунда?..

Вместо ответа я указал на отпрепарированную голову птеродактиля. Коническая, с достаточно толстыми костяными рёбрами, она подозрительно напоминала огромный наконечник копья.

— Вспомните, как твари пикировали, вонзались в преграду и взрывались. Это не просто биоконструкты — это живое противовоздушное оружие!

— И совершенно ужасное! — поддержала меня Грегорика. — Представьте, как стая этих созданий нападает на дирижабль! От них просто не будет спасения...

Перед моим внутренним взором уже возникла жуткая картина — пробитый во многих местах, пылающий дирижабль над мрачными лесами опустевшего континента, населённого чудовищами. Даже если летающий корабль наполнен гелием, а не водородом, как делалось ещё совсем недавно, никакая внешняя обшивка не выдержит такого пожара, что уж говорить про шёлковые газовые мешки! Одних пробоин от врезающихся с пикирования живых снарядов уже хватило бы, чтобы выпустить газ наружу и серьёзно повредить конструкцию дирижабля, перебив тонкие, но испытывающие большую нагрузку стрингеры и шпангоуты.

— Вот почему они продули на домашнем поле — птеродактили попросту не предназначены драться против мелких и шустрых целей вроде нас! Это принцесса может мгновенно отпрыгнуть на два с половиной ярда, а летящий на относительно небольшой высоте неповоротливый дирижабль в такой ситуации обречён!

Грегорика не обратила внимания на чрезмерно личностный пример — её мысли уже занял следующий вопрос:

— Постойте... получается, такой опасности подвергался и 'Олимпик'?.. Но ведь он совершил множество кругосветных путешествий, почему раньше ни разу не произошло ничего такого? Почему никто ничего не видел?..

— Объяснение очень простое — маршрут впервые был проложен в северной части континента. Стандартный путь пролегал намного дальше к югу, над Константинополем и южнее Арарата — там погодные условия намного лучше, но и интересных технических объектов — кот наплакал. Я специально проверил ещё перед началом вояжа.

— Но все равно, получается, что катастрофа могла произойти и без Кёмница?.. — принцесса в ужасе схватилась за голову. — О боже, только представьте себе, что случилось бы, если бы эти твари атаковали 'Олимпик' с огромным количеством людей на борту?!.

— Давайте лучше не будем ничего представлять, — быстро перебил я. — Замечательно, если тот вариант катастрофы, который выкинул нас в этих пустошах, оказался не самым страшным, но важнее подумать о будущем. Вы говорили, что дирижабли спасательного отряда под командованием лорда Магнуса Болейна направляются в Оппау? Надеюсь, сейчас они ещё над Атлантикой, но что случится, когда они окажутся здесь?..

Лицо Грегорики стало белым. Глаза расширились, словно перед ними уже возникли чудовищные картины грандиозных авиационных катастроф. Она взволнованно воскликнула:

— ...Боже мой! Нужно предупредить его как можно скорее! Получается, сейчас об этой опасности не знает никто, кроме нас. Хильда, мы можем использовать танковую радиостанцию?

Телохранительница почему-то вздрогнула, точно её оторвали от мыслей о чем-то ином. Она помедлила, затем покачала головой:

— На танке стоит коротковолновая радиостанция 'Норд ТК'. Дальность в телеграфном режиме не более 70 километров.

— Со штатной антенной, — подняла палец Весна. Ну да, наша отличница отлично разбирается в радиотехнике! — Если развернуть гибкую антенну на каком-то высоком объекте и правильно сориентировать, а также передавать ночью, то расстояние можно увеличить во много-много раз. Кроме того, если работать на фиксированной частоте, и сузить спектр передатчика при помощи кварцев, то можно добиться ещё большего увеличения дальности связи...

— А на каком расстоянии может сейчас находиться эскадра? — вмешался я. — Мне кажется, этого все равно не хватит.

Весна задумалась буквально на секунду, после чего уверенно выдала:

— Максимальная скорость 'Олимпика' составляла 120 километров в час...

— М-м-м... примерно 75миль, — кивнул я.

— Средняя получается около 100. Если принять это значение, то за сутки эскадра покроет 2400 километров. От Франклина до Берлина 6700 километров, значит, им потребуется минимум трое суток, чтобы добраться сюда.

— Благодарю, Весна, что бы мы делали без вас! — кивнул я, и, не обращая внимания на то, как вдруг заалелись её щеки, продолжил: — Тогда вопрос: когда примерно могла стартовать эскадра? Подготовить отряд кораблей к дальнему походу — дело не минутное. Однако сегодня... а кстати, какое сегодня число?..

— Вы уже потеряли счёт дней? — неодобрительно покачала головой Грегорика. — Шестое сентября. 'Олимпик' упал поздним вечером первого сентября, прошло почти пять суток. Не знаю, когда именно дядюшка Магнус отправился в путь, но он уже может быть неподалёку. Почему же мы не подумали об этом раньше? Хильда, Весна — нужно действовать немедленно!..

Волнение Грегорики было вполне понятно, но ещё несколько минут назад мы и не подозревали об опасности, которая угрожает тем, кто спешил нам на помощь. Мне в голову пришла ещё одна мысль:

— Простите, Весна, а вы ведь ещё позавчера начали слушать эфир? И сегодня я вас не видел, но вы же были у радиоприёмника, верно?.. Передачи ведь можно ловить на гораздо большем расстоянии, может быть, вы услышали что-нибудь?

Этот вопрос не застал Весну врасплох, как я опасался. Она не стала пугаться, как в прошлый раз, или даже падать в обморок, а лишь сосредоточенно свела брови, роясь в памяти.

Я почувствовал некоторое облечение. Кажется, наша отличница сейчас уже особенно не собиралась что-то скрывать — в отличие от тех подозрительных дел, которыми занималась в грузовом трюме дирижабля в драматический момент нашего знакомства. Правда, я с удивлением заметил, как вздрогнула и торопливо отвела глаза Брунгильда. Что это значит? Она-то тут причём?.. Впрочем, слова Весны заставили меня быстро забыть о телохранительнице.

— Нет, передач спасательной эскадры не слышно. Эфир Гардарики страшно пустынный и одинокий, даже гармоники очень слабые. Только береговые радиомаяки и переговоры метеостанций в Галлии. Лишь один передатчик работал относительно недалеко, по пеленгу 320. Он получал квитанции от абонента — это была станция Кейп Норманд, самая мощная на западном побережье континента.

— Пеленг 320... это северо-запад. Да, где-то там и находится сброшенная гондола, — проговорил я, оглянувшись в ту сторону, где сквозь тучи едва просвечивал закат. — Надеюсь, переговоры ведут наши бывшие спутники, которые там остались... кстати, погодите, вы и рамку для пеленгования уже успели сделать?!

— Д-для этого достаточно покрутить башню, — призналась Весна.— Да, эта станция использовала позывные 'Олимпика' и отвечала на постоянные запросы Кейп Норманд. Радист несколько раз повторил, что пассажиры и экипаж в порядке и ждут спасателей. Есть несколько раненых. Недостатка в пище пока нет, не хватает только горючего для обогрева и тёплой одежды.

— Это все понятно — заметил я. — Родители студентов запоздало паникуют, а те жалуются, что у них мало носовых платков. До сих пор не понимают, чем бы все кончилось, если бы принцесса так вовремя не взяла на себя руководство.

— И если бы не храбрость и смекалка вас всех, — заметила Грегорика. — Но продолжайте, Весна, там ведь наверняка было что-то ещё?

Госпич кивнула:

— Да. Что мне показалось странным — практически одновременно с радиостанцией 'Олимпика' из тех же координат шли передачи на иной частоте, хотя это был тот же самый передатчик — такой же мощности и спектра. Даже почерк радиста остался тем же.

— Как интересно. И что же он передавал?

— В этих сеансах он работал с другими позывными, звучащими, как ROTU. Станция провела несколько сеансов с другим слабым передатчиком, находящимся где-то на северо-востоке, неподалёку, но только шифром.

— Северо-восток... — задумалась Грегорика. — А ведь где-то в том направлении лежит и конечная точка нашего похода — разрушенный город Оппау. Значит, там уже кто-то есть? Так-так... шифрованные радиограммы могут указывать на тех самых агентов Сената, о которых предупреждал дядя Магнус.

— Но зачем экипажу дирижабля связываться с ними? — удивился я.

— М-мне кажется... — робко начала Весна, и прервалась. Осмотревшись и увидев, что все внимательно её слушают, она поправила очки и продолжила: — Передатчик ROTU совсем не похож на корабельную радиостанцию — ни по мощности, ни по модуляции и методу стабилизации частоты. Это явно малогабаритный коротковолновый аппарат с гибкой антенной.

— Вот оно что. Понимаю... — взявшись за подбородок, пробормотал я. — Вы хотите сказать, что это не резервный передатчик дирижабля, который мог храниться в гондоле на такой вот аварийный случай, когда основная радиостанция, смонтированная в рубке, выйдет из строя?..

— Именно. Позывные 'Олимпика' не ROTU, а LIOL, но сейчас именно этот же передатчик одновременно поддерживает связь с Кейп Нормандом, используя позывной дирижабля, и связывается с неизвестными, находящимися в стороне Оппау.

— Как интересно. Другому абоненту он представляется как ROTU? Но если бы это была аварийная радиостанция в руках экипажа, она использовала бы только позывные лайнера, зачем ей какие-то другие? Значит, передатчик принадлежит кому-то ещё. И этот кто-то...

— Принц, — вдруг вмешалась Брунгильда. — В его багаже был большой саквояж с антенным выходом.

— Молодец, Хильда! Что бы мы делали без твоей наблюдательности! — принцесса благодарно похлопала телохранительницу по плечу и продолжила: — Но в итоге мы возвращаемся к Якову, и к тому, зачем он взял с собой передатчик.

— А также к тому, зачем ему связываться с агентами Сената, засланными в Оппау. Принц ведь пытался выставить Сенат ответственным за попытку убийства наследников, которую организовал Кёмниц. По логике выходит, что с Сенатом у него довольно резкая конфронтация — напомнил я.

— Вы правы, Золтан, — согласилась Грегорика. — И я могу поклясться — если Яков заранее продумал, как именно заставить Кёмница раскрыть свои намерения, чтобы обвинить Сенат, то он подумал и о том, что будет делать дальше. Вспомните, какой сложный план он привёл в действие: заранее подобрал трансильванцев-стюардов, нашёл и по-иезуитски коварно подставил Кёмницу Софию и её сообщников-инсургентов. Затем спровоцировал её нападение на себя, но придержал трансильванцев в качестве страховки. Хотя они в итоге обратились против него, также как и против Кёмница, и помогли нам.

— Верно! — вспомнил я. — И все выглядело очень... ммм... сложно. Наша инсургентка и сама не знала в итоге, любит его или ненавидит.

— Кроме того... — принцесса слегка покраснела и нахмурилась. — Она ночевала в каюте Якова, значит, он ещё и соблазнил Софию, чтобы заморочить ей голову и заставить делать то, что было нужно ему. Причём их роман начался отнюдь не на борту дирижабля, а намного раньше. Все указывает на долгую и тщательную подготовку. А если добавить в картину ещё и передатчик, который тайно пронесли на борт... все выглядит намного неприятнее. Боюсь, он не просто хотел спровоцировать нападение Кёмница, чтобы потом во всеуслышание обвинить Сенат в намерении погубить наследников императорской фамилии, но замышлял что-то ещё... — она вдруг замолчала.

— И что же именно? Нет, постойте!.. — внезапно и у меня по спине пробежал холодок. — Вы хотите сказать, что он тоже заранее намеревался высадиться в Гардарике?.. А ведь его подручный тогда проговорился, что принц планирует какие-то массовые убийства... Неужели... неужели это значит, что и Яков тоже нацелился на те самые зловещие артефакты?!.

Принцесса помедлила, а потом кивнула, и на её лице было выражение, которого я ни разу ещё не видел раньше. Кажется, великолепная Грегорика Тюдор впервые на моих глазах испугалась по-настоящему. Глядя на неё, я краем глаза машинально отметил, что на лице Брунгильды тоже мелькнуло какое-то странное выражение, хотя и не похожее на выражение принцессы. Впрочем, сейчас мне было не до того, чтобы разгадывать телохранительницу.

— И, выходит, до Оппау добрались не агенты Сената, а сообщники принца?.. Ведь ничем иным эти радиопереговоры не объяснить, — ошеломлённо добавил я.

— Погодите! Что это за арти... артефакты? — вмешался Герт, про которого все забыли. — Ни черта не понимаю в ваших тайнах, но прозвучало как-то особенно гнусно.

— Ты даже не представляешь, насколько гнусно, — пробормотал я и повернулся к принцессе. Грегорика довольно быстро взяла себя в руки и ответила мне вопросительным взглядом. — Думаю, нет смысла секретничать. Правда?

— Согласна.

Остановив меня движением руки и помедлив несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями, принцесса повернулась к Герту и заговорила:

— Речь идет о гипотетических механизмах, которые стали причиной Науфрагума — той самой катастрофы, которая опустошила несчастную Гардарику. Все считали, что мой прадед, император Траян, взорвал их, чтобы предотвратить повторение подобной катастрофы. Но сейчас появились указания на то, что некие политические силы из Либерии ведут тайные поиски в том самом районе. Мы пока знаем очень мало, но я боюсь, что они заполучили какую-то новую информацию. Возможно, уничтожено было не все, и теперь это ядовитое наследие желают заполучить Сенат Либерийской республики и, как это ни печально — мой старший брат, принц Яков Тюдор.

— С-святые комиссары!.. — схватился за голову Герт. — Да нет, просто бред какой-то! На черта же им это сдалось?!

Наверное, ему было нелегко так сразу, без подготовки, вникнуть в эти дела. Кстати, у меня ведь тоже не имелось никакого понятия, что думают аборигены о том, что так жестоко сломало жизнь их предков — конечно, тех, кто сумел выжить.

Впрочем, молодой гардариканец быстро справился с ошеломлением и продолжил, нахмурившись:

— Хотя вообще-то я не очень понимаю, почему вы так уверенно толкуете. Учитель нам объяснял, что до сих пор никто так и не выяснил до конца, что тогда случилось: то ли какой природный катаклизм, то ли все же дело рук человечьих. Но даже если это люди постарались, кто сказал, что проклятые железки спрятаны здесь?

— А где же ещё?.. — удивился я.

— Ха! — зло скривился Герт. — Я в курсе, что либерийцы обвинили во всем Гардарику: на мёртвых что бы и не валить? Но полная же чушь!.. Надо быть дурачком, чтобы в эту чепуху верить! Наши никак не могли этого сделать!..

— Как вас понимать, господин Унгер? — в голосе принцессы внезапно прозвучали опасные нотки.

— Очень просто. Кто доказал, что либерийские сказки — правда? Тоже запросто могли соврать или замолчать, как вон — с революцией. Думаете, виновны мы, причём только оттого, что оправдаться теперь некому? Да я с тем же основанием могу сказать, что преступники сами либерийцы!

— Неужели?.. — холодно усмехнулась Грегорика. — И вы вот так, походя, обвиняете моих предков...

— ...И даже не совсем голословно, как вот ваши либерийские писаки! — перебил её Герт. — Или вы там уже забыли, что вовсю готовились к войне против Гардарики?

— Но и вы тоже вооружались не по дням, а по часам! Да, пожалуйста, вот свидетельство!.. — принцесса так ударила кулаком по надгусеничной полке танка, что металл загудел.

— Вооружались, конечно! Как не вооружаться, когда капиталисты ополчились на страны Советской власти! Мы ж не самоубийцы, понимали, что война неизбежна!.. — покраснев от гнева, закричал Герт.

— И вы ещё имеете наглость утверждать, что гардариканцы не могли создать оружие Науфрагума?! Почему же? Кто бы отказался от такого аргумента?!. Как бы вы ни пытались выгородить своих, вряд ли выдумаете удовлетворительный ответ на этот вопрос! — отчеканила Грегорика, на скулах которой от злости вспыхнул горячий румянец.

— Да проще пареной репы, и сами могли бы догадаться! Вот когда ваши империалисты дерутся между собой, то пускают в ход любую, самую страшную мерзость: пулемёты, огнемёты, ядовитые газы — как в Мировую войну!.. Но коммунисты-то не такие! Для нас враги — только эксплуататоры, которые сидят наверху и сосут соки из трудового народа, которые дурят ему голову и гонят на войну, умирать за толстосумов! А простые люди, либерийцы — такие же товарищи, которые рано или поздно скинут своих богатеев и протянут нам руку! Какого черта мы стали бы строить оружие, которое убивает всех без разбора?!.

Грегорика внезапно замолчала. Краска гнева ещё не сошла с её щёк, но она явно задумалась над приведённым доводом, не сумев сразу подобрать ответ.

Кашлянув, я принял эстафету:

— Слушай, Герт, но даже если гипотетически предположить, что это император Траян вынул из кармана машину Апокалипсиса и стер Гардарику с лица земли, за каким чёртом ему бы понадобилось в тот же день мчаться сюда, пробираясь с риском для жизни через пожары, статические разряды и бог знает, что ещё? Причём на этот счёт уж никаких гипотез строить не надо — это доказанные исторические факты, — я похлопал себя по груди, где во внутреннем кармане лежал дневник.

— Да понятия не имею!.. — огрызнулся гардариканец. — Откуда мне знать про ваши либерийские дела? Но я сказал про самое главное, как оно есть, и черта с два ты это оспоришь!

— Слушай, не кипятись. Я не собираюсь обвинять тебя во лжи, а хочу разобраться. Правда. Но мой собственный дед участвовал в той самой экспедиции с императором, и описал, как было дело. Увы, страницы про то, что случилось в Оппау, зашифрованы, и разобрать их мы не ещё смогли, но, все, что написано до тех пор, не противоречит официальной версии истории.

— Да разбирайся на здоровье! — обиженно фыркнул Герт. — Только вы же все подгоняете под эту свою 'официальную историю', а на остальное вам наплевать.

— Постой, постой. Давай-ка начнём сначала. У нас считается общим местом, что перед Науфрагумом Гардарика представляла собой империю, основанную на деспотии самого худшего пошиба, и частенько вела захватнические войны, подгребя под себя практически всю Европу. И когда ты говоришь о сменивших империи социалистических республиках — это просто в голове не укладывается!

Эти слова я адресовал, скорее, не Герту, а вспыльчивой Грегорике. Впрочем, она уже практически полностью взяла себя в руки, хотя сдаваться явно не собиралась.

— Постойте, Золтан. Я как раз хотела продолжить разговор, который мы вели перед подъёмом на скалу, — Грегорика остановила меня и снова обернулась к гардариканцу. -Наверное, вы понимаете, господин Унгер, что те слова прозвучали, мягко говоря, неожиданно и странно. Ваше утверждение — против всей исторической науки Либерии, против десятков и сотен монографий и исследований, против множества именитых учёных и академиков.

— Вот именно! — подтвердил я. — Что самое удивительное, никто из либерийских историков не проронил об этом ни слова! Не говоря уж о том, чтобы попытаться рассмотреть докатастрофическое противостояние в свете этих фактов...

— Так и врали они все, именитые-то ваши!.. — перебил Герт.

— Как вы смеете?!. — снова вскинулась принцесса, но я придержал её за локоть.

— Постойте. На самом деле, в пользу такой версии действительно свидетельствуют некоторые факты. На выходе из геодезика я видел старые надписи...

Рассказ о старинной доске почёта произвёл на Грегорику определённое впечатление, но видимо, не убедил до конца, и она лишь пожала плечами.

— Даже если господин Унгер и прав, это не так уж много меняет. Все государства вооружаются, все ведут исследования. Только лишь на таком основании мы не можем со стопроцентной уверенностью отрицать, что Гардарика могла создать подобное оружие, — холодно взглянув прямо на Герта, принцесса продолжила: — Господин Унгер. Понимаю ваши патриотические чувства, но все, что вы говорите, не согласуется с историческими свидетельствами. Обсуждать это далее бессмысленно, поэтому давайте прекратим этот разговор. По крайней мере, до тех пор, пока у нас в руках не окажутся какие-то новые факты.

Это звучало разумно — раздоры в команде нам сейчас были совсем ни к чему. Не знаю, подумал ли Герт то же самое, но он лишь махнул рукой.

— Ладно, нам и в самом деле ехать пора — скоро начнёт темнеть. Пойду, посмотрю, как дела у парней, а вы догоняйте.

— Да, кстати, куда это подевались Нандор и Амбрус? — я завертел головой.

— Взяли пилу, и пошли вниз. Ты же сам обмолвился, что у клопа вкусные ножки. А у нас тут жратвой разбрасываться не принято.

Когда гардариканец удалился в сторону кладбища и серпантина, по дороге раздражённо пнув попавшийся под ногу обломок клюва птеродактиля, принцесса перевела взгляд на меня и неодобрительно заметила:

— А вот вы, Золтан, мне кажется, слишком быстро отказываетесь от авторитетов и ведёте себя легкомысленно. Создаётся впечатление, что вы поддерживаете эти странные социальные идеи Герта.

— В смысле, какие идеи?

— Вы и раньше упоминали Маркса — насколько я понимаю, принципы, по которым организована коммуна во Фрайтале, основаны именно на его построениях, и мне даже показалось, что вы их в какой-то степени одобряете, — в голосе Грегорики появились обвиняющие нотки.

— Ну, вы прямо к стенке меня припёрли. Сдаюсь!.. — я с улыбкой поднял руки. — Вряд ли можно сказать, что я что-то там одобряю: в первую очередь, я с этими принципами не очень-то и знаком. Пары прочитанных трудов, написанных во второй половине прошлого века, недостаточно для того, чтобы создать твёрдую позицию. А моё кредо, чтобы вы знали: не делать скоропалительных выводов.

К сожалению, Грегорика не поддержала шутливый тон, даже если и распознала намёк.

— А вот у меня сложилось именно такое впечатление, что одобряете. Хотя, Золтан, если вы считаете себя знатоком истории, то не мне вам объяснять, что Либерия сейчас представляет собой наиболее совершенное общество на планете! — она слегка запнулась, и все же добавила: — Даже несмотря на карикатурный парламентаризм и связанные с этим отдельные недостатки.

Мысленно вздохнув, я все же решил не уступать:

— По большому счету это так и есть, конечно. Но, должен заметить, хорошо живут далеко не все граждане Либерии. Во время путешествий мне приходилось общаться со многими простыми людьми, и жизнь у них совсем не сахар.

— Даже если это и так, следите, чтобы такие маргинальные идеи не привели вас в стан инсургентов-бунтовщиков, прямо в объятия к Софии, — обвиняюще направила на меня палец принцесса.

— Мне несколько раз-таки довелось с ней пообниматься, и не могу сказать, что это было так уж неприятно...

Видя, что неловкая шутка снова не вызвала отклика у Грегорики — она лишь ещё холоднее сдвинула брови — я попробовал оправдаться:

— А вообще мне не кажется, что София сторонница коммунаров или марксистов. Помните, она напирала на своё королевское происхождение? В голове у неё изрядная путаница, и мне такое не подходит: люблю, чтобы все было разложено по полочкам... — в этот момент мне пришла новая мысль. Мда, Платон, ты мне друг, но истина дороже. И я продолжил серьёзнее: — И, напротив, не люблю, когда меня водят за нос. Едва ли Герт выдумывает про обстановку перед Науфрагумом, да и про свидетельства в виде старых надписей я вам уже говорил. Как ни крути, но определённая логика в его словах имеется. А если это подтвердится... верить нашей официальной историографии после такого... х-м-м... конфуза — как-то уже не очень-то и выходит. Нет, ваше высочество, вы меня не убедили.

Принцесса помедлила, меряя меня взглядом, и произнесла ещё холоднее:

— Тогда вы все равно должны признать — простите, если это прозвучит слишком прагматично — но раз Гардарика погибла, а Либерия осталась цела, то это означает, что именно она победила в противостоянии. Разве это не говорит о том, что наши принципы устройства общества более совершенны?

— Хмм. Так можно назвать более совершенным и бандита с ножом, пырнувшего прохожего в спину... хотя я не собираюсь заходить так далеко. Особенно на основе той неполной и противоречивой информации, которой мы сейчас обладаем. Вы были совершенно правы — судить ещё просто рано... хотя не удивлюсь, если нас ждут новые сюрпризы.

Упрямое выражение на лице принцессы показывало, что она не собирается сдаваться — видимо, тема этого разговора почему-то оказалась для неё слишком важна — и поэтому я решил снять напряжение, демонстративно повернувшись к танку.

— Давайте отправляться, чтобы и в самом деле не пришлось ночевать в этом неуютном месте. Тем более, нам сейчас надо срочно решить, как отправить сообщение адмиралу Болейну.

Возвращение к предыдущей теме заставило принцессу опомниться.

— Да, конечно! Времени терять нельзя. Весна, вы говорили, что сможете увеличить дальность действия передатчика. Что для этого нужно сделать?

Очкастая отличница почему-то повернулась к возвышающейся за спинами громаде мельницы, всмотрелась в неё и покачала головой.

— Здесь ничего не выйдет. Но в деревне... в деревне, я думаю, у меня получится.

4.

— Годится? — спросил я, обернувшись к стоящему неподалёку танку.

Руки приятно гудели от интенсивной работы — перепилить ножовкой по металлу полудюймовый стальной прут оказалось несложной и привычной задачей, напомнив младшую школу и мои любимые практические занятия в мастерских со старым учителем Ландсбергом.ѓ Естественно, я справился быстро, и теперь громоотвод, уходящий на невероятную высоту по круглому боку склёпанной из стальных цилиндрических колец башни ветрогенератора, оказался отделен от своего глубоко зарытого заземления. Прикреплённый же к нему тонкий провод, ведущий к вводу танковой радиостанции, превратил его в антенну.

Громадная башня одного из стоящих на окраине деревни ветряков смутно рисовалась на фоне звёздного неба — разгулявшийся к закату ветер прогнал тучи, а над густой щёткой елового леса уже вставало слабое зарево луны. Огромные лезвия лопастей покачивались под порывами, посвистывая и поскрипывая, создавая ощущение, что мы находимся на палубе корабля, под мачтой с парусами. Эта романтика тоже была хорошо знакома — немало ночей я провёл на крыше и чердаке нашего старого особняка, крутя верньеры заключённого в громоздкий деревянный ящик с облезлой полировкой радиоприёмника, прислушиваясь к загадочному треску и шороху эфира и вдыхая ни с чем не сравнимый запах нагретых радиоламп и канифоли.

— Да, Золтан Святославич, диаграмма направленности получилась удачной, — ответила высунувшаяся из люка танковой башни Весна. — Громоотвод на западной стороне башни, и главный лепесток сориентирован так, как нам надо.

— Отлично! Правда, я опасался, что сопротивление будет слишком большим — мощность-то у нас не так уж велика.

— Нет, входной импеданс антенны и коэффициент стоячей волны вполне удовлетворительные, — девушка поправила очки, снова надвинула на уши старомодные наушники. — Я сейчас на приёме и отлично слышу метеостанции на побережье Галлии. А... вот даже и Сан-Мигел...

— Это с Канарских островов? — уточнил я, оттирая руки от ржавчины пучком росистой травы. — Неплохо-неплохо. Ну, переходите на передачу, это самое главное сейчас.

Брунгильда, ожидавшая своей очереди, сидя на крыше башни, не проронила ни слова, но по в её фигуре чувствовалось напряжение. Она неотрывно следила взглядом за принцессой.

Грегорика же безостановочно мерила шагами окружающую башню ветряка небольшую бетонную площадку. Сложив руки на груди и нахмурившись, принцесса делала десять шагов в одну сторону, резко, так что золотые волосы взлетали в воздух, поворачивалась и шагала обратно. Ко мне внезапно пришло чувство дежавю — когда-то давно я видел в зоопарке великолепную тигрицу, столь же неустанно кружащую по вольеру, словно в поисках выхода. Все выглядело так, словно принцесса отчаянно и безуспешно пыталась найти не дающиеся в руки ответы на сжигающие её изнутри вопросы.

— Госпожа, — окликнула её Брунгильда. — Пора.

Вырванная из глубоких раздумий Грегорика остановилась и подняла голову.

— Что пора?

— Мы собирались отправить радиограмму, госпожа.

— А! Да-да, верно... — принцесса потёрла лоб, и оглянулась, смерив взглядом перемигивающиеся неподалёку тусклые деревенские огоньки. — Но мне нужно сначала уложить в голове то, что в наше отсутствие выяснил староста Божидар. Подумать только — Ейнаугиг искал там именно нас, причём по заказу кого-то из либерийцев! Значит, наши предположения, что Сенат или кто-то ещё заслал сюда своих агентов, полностью подтверждаются.

— Не думаю, что это были агенты именно Сената, — я с сомнением покачал головой.

— Но кто ещё это может быть? — Грегорика остановилась, подняв на меня глаза. Кажется, в них ещё чувствовался некоторый холодок после нашей недавней перепалки, но сейчас было не до сантиментов, и я без промедления продолжил:

— Вспомните, что мы теперь знаем: когда поселяне раскопали, что одна из деревенских женщин тайком принимала чужого мужчину, вы мигом раскололи пленного, и он выдал, что в тот вечер по приказу Одноглазого потихоньку навестил свою любовницу в Велких Домах. Именно так атаман узнал, что там появились двое пассажиров с упавшего дирижабля, после чего спешно собрал своих отморозков и бросился в погоню, надеясь узнать у крестьян, куда мы подевались. Его наложница Ивет подтвердила, что он уже пару месяцев назад имел переговоры с загадочным человеком, назвавшимся эмиссаром неких либерийских политических сил. Тот предложил Ейнаугигу присоединиться к собираемому им союзу под эгидой своего неизвестного, но очень влиятельного господина, обещая всевозможные блага и высокие должности в будущей структуре. Туда приглашали многих баронов, как она сказала. Но главное, что мы от неё узнали — Ейнаугигу дали задание поймать принцессу Грегорику Тюдор, описав её внешность. Причём обязательно живой.

— Вы ведёте к тому, что это мог быть Яков?.. — уточнила принцесса. — Пожалуй, что так. Ведь в радиограмме, которую в последний момент отправила из рубки Брунгильда, не было ничего о том, что спасшиеся с дирижабля разделились, и до тех сенатских деятелей, что отправили на дело Кёмница, это ещё дойти никак не могло. Об этом знал только Яков, который нас видел на улетающем корпусе 'Олимпика'.

— В точку. Методом исключения получаем, что именно принц и велел вас искать. А значит и эмиссар, который действовал тут уже давно, представляет его собственные, монархические, так сказать, интересы. Наверняка и тот загадочный местный передатчик, с которым, по словам Весны, обменивалась шифровками радиостанция из гондолы, принадлежит агентам принца.

— Звучит логично, — согласилась принцесса, но сразу же помрачнела: — В таком случае выходит, что бандиты убили столько людей по моей вине...

— Не уверена, госпожа, — вмешалась Брунгильда. — Разве так действуют, когда хотят кого-то взять живым?

— Ты имеешь в виду, что Ейнаугиг принялся громить деревню направо и налево? — уточнил я и, подумав, отрицательно покачал головой: — Увы, как раз все и складывается: когда Одноглазый получил от своего шпиона донесение, что в деревне видели чужих, сказавших, что они с дирижабля, он сорвался и сразу помчался туда, хотя уже стояла ночь. Его люди схватили прошлого старосту и начали допрашивать. Тот ничего конкретного не знал, поэтому атаман приказал согнать крестьян, чтобы выпытать что-нибудь у них...

— Но тут те, кого он искал, появились сами, — подхватила Грегорика. — Вы с Алисой посещали деревню и ушли пешком, поэтому он наверняка решил, что мы не имеем никакого отношения к появившемуся ночью танку. Затем он вполне естественно предположил, что этот танк пришёл на подмогу крестьянам — от Вака или из Фрайталя — и начал драться насмерть.

— Вот именно. Кстати, Ивет сказала, что перед тем, как поехать в деревню на танке, он велел немедленно отправить радиограмму своему эмиссару. Наверняка сообщил об успехе — о том, что нашёл принцессу.

— Об успехе?.. Ах да, они вполне могли принять за меня Алису. В любом случае получается, что его сообщники сейчас уже в курсе, что мы с вами выжили и пытаемся выбраться из дебрей, — согласилась принцесса, затем чуть помедлила, и её глаза сверкнули пугающим огнём: — Как жаль, что радист Ейнаугига задохнулся вместе с ним. Если бы мы взяли его в плен, то могли бы многое узнать.

— Вы сразу подумали об этом? — удивился я. — А я сначала и не понял, зачем вы расспрашивали Ивет о том, кто именно в банде работал с рацией. Получается, вы уже самостоятельно открыли тактический приём 'захват и допрос языка?'

— Вы так удивляетесь, Золтан, будто считаете, что мне не по силам сделать такое простое умозаключение, — с некоторой обидой пожала плечами Грегорика. — Хотя это же очевидно: вы и сами видели, сколько важной информации мы извлекли из пленённого во дворе Ромики разбойника.

— Тогда мне показалось, что вы руководствовались в первую очередь соображениями гуманности.

— И ими тоже. Но, конечно, я уже тогда собиралась побольше выяснить про разбойников, — спокойно ответила принцесса. — Впрочем, это уже неважно. Возвращаясь к нынешней ситуации: теперь мы можем предположить, что погибшие бандиты едва ли успели сообщить эмиссару и его хозяину, чем тут все кончилось. Наверняка он шлёт радиограммы, но не получает ответа, и не знает, что теперь думать.

— Если бы мы знали, на какой частоте они связывались, и расписание их сеансов... — робко заметила Весна, — ...то смогли бы выяснить ещё что-то полезное...

— Вряд ли это бы нам помогло, — заметил я. — Вы же сами сказали, что те недалёкие радиоабоненты обмениваются шифрованными сообщениями.

— Их можно расшифровать, если иметь тексты достаточной длины... — пробормотала, смущённо потупившись, отличница.

— Теоретически да, но кто из нас может это сделать? Хотя... — мне пришла в голову новая мысль: — Надо будет ещё раз заглянуть в пятибашенный танк. В прошлый раз я не обратил внимания на радиостанцию, а там, возможно... хммм...

Мои размышления прервал голос Брунгильды:

— Госпожа, пора отправлять радиограмму, — телохранительница демонстративно приготовила карандаш и блокнот.

— Да, ты права, — принцесса поразмыслила и принялась диктовать: — 'Всем, всем, всем. В регионе восточного Шварцвальда обнаружены опасные биоконструкты наземного и воздушного типа, представляющие огромную опасность для воздушных кораблей. Прошу немедленно передать адмиралу Болейну', точка. Записала? В конце подпись — 'Г. Тюдор'. Повтори три раза, чтобы береговые радиостанции наверняка успели принять.

— Так точно, госпожа, — записав радиограмму, Брунгильда проворно нырнула в башенный люк, и изнутри донеслась негромкая, но очень быстрая дробь телеграфного ключа.

Грегорика задумчиво подняла лицо к ночному небу, словно провожая взглядом стремительно уносящиеся вдаль невидимые радиоволны.

Свечка тихо потрескивала в освещающем тесную светёлку каганце, роняя прозрачные капли воска. Умаявшиеся за день девушки, которые улеглись в просторной горнице, выделенной нам хаты, уже уснули, и за стенкой было тихо. Меня же ещё ждали дела.

Устало присев за грубо сколоченный стол, я зевнул и вывалил на отполированные локтями дубовые доски клубок пулемётных лент. В бою они вылетели так быстро, что я не успел даже оглянуться, и больше попадать в такую ситуацию, конечно же, не собирался. Подцепив по несколько бумажных упаковок из стоящих на полу двух цинок, я разорвал бумагу и высыпал патроны — трассирующие и обычные. В отличие от привычного латунного блеска либерийских гильз, гардариканские отливали темным металлом. Поднеся патрон поближе к глазам, я понял, что гильзы стальные, но покрыты то ли краской, то ли лаком. Удивительное дело, неужели они не ржавеют? Впрочем, качество патронов пятидесятилетней давности говорило само за себя — несмотря на то, что цинка была уже вскрыта, когда я нашёл её в Ейнаугиговских закромах, никаких следов ржавчины не наблюдалось. Более того, что за время пристрелки, что в бою не случилось ни единой осечки. Озадаченно покачав головой, я принялся снаряжать первую ленту. Вдобавок к четырём пятидесяти патронным кускам, которые я брал с собой в бой на мельнице, в трофейных деревянных ящиках нашлись ещё несколько таких же, и целый десяток длинных лент по 150 патронов. Требовалось снарядить их все, чтобы больше не остаться без боезапаса в самый острый момент — и потому дело грозило затянуться надолго.

Монотонное щёлканье встающих в пружинные зажимы ленты патронов убаюкивало, и я даже не сразу заметил, что по ту сторону стола из темноты беззвучно появилась Брунгильда. Она немного постояла в дверях, а потом вдруг шагнула впереди села на лавку напротив. Молча подтянув к себе ленту и несколько бумажных пачек, она тоже деловито принялась вставлять патроны.

Что бы это значило? Я в курсе, что суровая телохранительница никогда лишнего слова не скажет, но не перебор ли — вот так вот, безо всякого объяснения заявиться и устроить заполночное рандеву, пусть даже и в столь неромантичном антураже из пулемётных лент и патронных цинок? В конце концов, она — молодая девушка, а я молодой, здоровый парень, априори питающий к девушкам интерес... ну, впрочем, слухов она наверняка не боится, да и за свою честь вполне способна постоять... Хотя ей и в голову такое, наверное, не приходит.

В самом деле, на непроницаемом лице телохранительницы не наблюдалось ни малейших следов не то что нервозности, но даже самого обычного стеснения, казалось бы, естественного в такой ситуации. Она что, решила мне отомстить за те подначки у костра? Черт, ведь в тот момент я просто сам немного нервничал, оставшись наедине с такой красавицей, и мы были совсем мало знакомы — отсюда и проистекала моя тогдашняя бравада. Кроме того, мне просто хотелось хоть что-то узнать о ней... впрочем, знаю ли я сейчас о Брунгильде намного больше, чем тогда? Да, у неё вырвалось несколько фраз о прошлом, когда мы танцевали, но этого все равно очень мало.

Думая, что бы сказать, я поёрзал, постукав донцами вставленных в ленту патронов по столешнице, чтобы их выровнять, потом неловко кашлянул и, наконец, заметил:

— Гхм. По результатам нашего эпического сражения с летающими тварями я подумал... наверное, лучше ставить одну трассирующую пулю через три обычные. Вон из той коробки.

Не говоря ни слова, Брунгильда кивнула и взяла из второй цинки несколько бумажных упаковок обычных патронов, принявшись перемежать их с краснодонными трассирующими. Нет, если я совсем не утратил чутья, телохранительница вовсе не сердилась и не собиралась огорошить меня какими-то неожиданными неприятностями. Выражение её лица... скорее всего я бы расценил его сейчас как спокойное... почти дружелюбное.

Молчание тянулось, прерываемое лишь щелчками патронов, входящих в звенья ленты, но — странно — теперь оно почему-то уже не казалось напряжённым или неловким.

— Ты хорошо стрелял, — вдруг заметила телохранительница, подняв голову и взглянув мне прямо в глаза. Неожиданная похвала? Слышать такое от Брунгильды было, безусловно, приятно, но, по чести, в бою на мельнице она снова затмила практически всех, включая и меня. Поэтому я лишь скромно покачал головой:

— В сравнении с твоим ударом шпагой все моё тарахтение — просто детский фейерверк. Когда ты рубанула летучую тварь, это смотрелось в сто раз круче, чем в синематографе.

— Но у тебя минимум восемь скальпов, а у меня всего четыре. Не говоря уже про матку, — не отступала Брунгильда.

Она что, считала? Мне, честно говоря, даже не пришло в голову... хотя, наверное, примерно так и получается.

— В основном, за счёт самого мощного оружия, — заскромничал я, хотя щеки предательски заалелись. — С пулемётом кто хочешь сможет так выступить...

— Что это за модель? — телохранительница с интересом подняла затвор разобранного 'машиненгевера', вместе с другими частями сохнущий после чистки на холстине, расстеленной на лежаке. — Автоматика тоже по принципу короткого хода ствола, но почему ствольная коробка такая компактная? У Браунинга 1919 в четыре раза больше.

— О-о-о, видишь, здесь очень хитрый вращающийся затвор с роликами. Они не только его запирают, но и ускоряют, поэтому скорострельность 900 выстрелов в минуту! Браунинг с рычажным затвором от Максима по сравнению с ним — каменный век.

— А как работает? — ещё больше заинтересовалась Брунгильда, и в её глазах вспыхнул знакомый милитаристский огонёк.

— Вот, смотри... — я быстро собрал пулемёт, засунув длинный ствол внутрь дырчатого кожуха и повернув на место ствольную коробку с прикладом. Затвор упруго отошёл и с внушительным клацаньем прыгнул вперёд, когда я нажал спусковой крючок. Брунгильда с уважением приняла длинный 'машиненгевер', открыла крышку ствольной коробки и продёрнула через приёмник ленту, чтобы понять, как он правильно заряжается. Вытащив её обратно, она ловким движением поймала выброшенный извлекателем патрон и вернула оружие на лежак.

— Лёгкий, — с привычным лаконизмом похвалила она. — Хотя после длинной очереди я бы не удержала его на весу. Хорошо, что он оказался в руках у тебя, Немирович.

Снова похвала? Неужели Брунгильда, наконец-то, оценила меня по достоинству?

Удивившись тому, насколько приятной оказалась эта мысль — даже затеплели кончики ушей — я постарался поскорее остудить неуместную радость. Нет, невозможно поверить, что ледяная телохранительница пришла ко мне только за этим. Но что же тогда у неё на уме?

Пока я лихорадочно прокручивал в голове эти мысли, Брунгильда продолжила с лёгкой задумчивостью:

— Я тренировалась с БАРом , но таких у нас не было.

— Где это у вас?.. — не подумав, ляпнул я, и тут же прикусил язык. Оживлённое выражение её лица вмиг сменилось замкнутым. Вот дурак! Как будто я не знал, что так и получится! Разве стоило разрушать необдуманным вопросом редкую минутку душевного единения, когда мы с воинственной телохранительницей могли без задней мысли предаваться общей страсти к стреляющим железкам? Сознавая, что мне уже вряд ли удастся что-то исправить, я все равно быстро добавил покаянным тоном: — Прости! Не отвечай, я вовсе не хотел любопытничать и лезть в душу.

Брунгильда подняла на меня глубокие серые глаза. Выражение их было непонятным, но я почти сразу же понял, что она не сердится.

— Ничего, — голос её прозвучал непривычно тихо и мягко. Переведя взгляд на трепещущий огонёк свечи, телохранительница заговорила: — После смерти принцессы Офелии нас с матерью выкинули из дворца. У неё открылся туберкулёз, и она умерла бы, если бы не его превосходительство Магнус Болейн. Он сжалился и позволил мне учиться в своей школе — специальной, армейской. Я даже и не мечтала, что получу шанс искупить свою вину... но его милостью я через несколько лет снова увидела госпожу. Это было так...

В тёплом свете свечи на глазах Брунгильды блеснули крохотные искорки. Но она сразу встряхнулась и быстро вытерла их рукавом.

— Меня научили всему, что нужно для того, чтобы беречь госпожу. Я старалась изо всех сил, чтобы не оказаться недостойной — ведь адмирал в своей милости даже устроил мать в пансион, и ей стало лучше. Она даже может понемногу работать. Наверное, я стала слишком самонадеянной — и это кое-чего стоило мне... но неважно. На борту дирижабля я так обрадовалась, когда поняла, что теперь мне выпала возможность по-настоящему защищать госпожу своей рукой... — её голос слегка дрогнул.

— Ты все делала образцово... — начал я, но Брунгильда вскинула руку:

— Нет! Сейчас я отлично понимаю, чтоб в одиночку у меня ничего бы не получилось. Ты уже не раз помог спасти госпожу. Пока я ещё не говорила — но скажу: я обязана тебе. Её жизнь — это все, что у меня есть!.. — в голосе телохранительницы зазвучала настоящая страсть, а глаза вспыхнули огнём.

— К-конечно, я готов помогать и дальше, — перед таким напором я сумел лишь смущённо кивнуть.

Брунгильда выпрямилась и на секунду замерла, глядя мне прямо в глаза. Потом вдруг протянула над столешницей руку.

Рукопожатие вышло крепким. Странно — мне множество раз приходилось жать руки самым разным людям во время наших с отцом скитаний, и многие них остались в моём сердце, как хорошие друзья, товарищи по сложным и опасным предприятиям. Но то ощущение, которое я вдруг испытал сейчас... оно почему-то не было похоже на то впечатление надёжности и доверия, с которым я жал руку Герту. Оно было ещё теплее и... мягче?..

На секунду замерев, я пытался справиться с царящим в голове сумбуром, и мне совсем не помогала шальная, непонятно откуда взявшаяся мысль о том, что сильные — и очень изящные, даже несмотря на мозоли — пальцы Брунгильды оказались намного тоньше моих.

Телохранительница опустила руки на стол и чётко, по-военному наклонила голову, взмахнув густым хвостом, стянутым на затылке:

— Ловлю на слове, и готова отблагодарить всем, чем только пожелаешь, — а затем продолжила чуть тише, глядя вниз: — Прошу, береги её. Случиться может всякое, и мне невыносимо думать, что я могу потерпеть неудачу... и оставить её одну.

Заключённый в словах Брунгильды мрачный смысл заставил меня мигом забыть про не совсем понятный момент с 'благодарностью', и я, не раздумывая, выпалил в ответ:

— Слушай, я восхищаюсь твоей преданностью, честно! Но знаешь, ты могла бы больше заботиться и о собственной безопасности — не хочется даже думать о том, что и с тобой тоже может что-то случиться.

— Это не имеет значения... — покачала она головой, хотя на щеках вдруг отчего-то проступил едва заметный румянец. — И вот ещё что... я не уверена...

— В чём?

— Некоторое время назад я узнала... — Брунгильда в нерешительности помедлила, потом вдруг махнула рукой: — А, нет... не обращай внимания...

Телохранительница явно не могла решиться и рассказать о чём-то ещё, что тоже её явно очень беспокоило. О чём же? Наверняка не ошибусь, предположив, что её волнует отношение Грегорики.

— Не переживай. Принцесса очень тебя ценит — это даже со стороны отлично видно.

'ИДИООООТ!!! — вдруг раздалось у меня в голове. Я даже дёрнулся с перепугу. — Ты что, так и не понял ничего?!'

Поскольку ответить внезапно проснувшемуся внутреннему голосу вслух, как обычно, я сейчас не мог, то лишь неловко улыбнулся. Кажется, Брунгильда тоже слегка смутилась, и торопливо принялась щелкать патронами. Я, естественно, последовал её примеру, покосившись на колеблющийся огонёк свечи — она обещала гореть ещё долго.

Гардарика, место сброса гондолы 'Олимпика'

четвёртое сентября, 18:35

— Что там?

Принц Яков, застёгивая белоснежную, украшенную кружевами сорочку, появился на пороге гостиной своей роскошной каюты класса 'президент'. Через дверь за его спиной можно было разглядеть не менее роскошную спальню с огромной кроватью. Длинноносый камердинер по имени Трумэн прищурился, жадно разглядывая силуэт обнажённой девушки, которая скорчилась среди смятых шёлковых простыней. Темные вьющиеся волосы упали за закрытое ладонями лицо, тонкие плечи беззащитно вздрагивали — кажется, она все ещё плакала. На запястьях алел шёлковый шнурок.

Не обращая внимания на вытянувшего тощую шею слугу, Яков плюхнулся в высокое, напоминающее трон кресло, и небрежно мотнул головой в сторону изысканного буфетца на колёсиках.

Камердинер, спохватившись, поспешил налить коллекционного токайского в шарообразный, выполненный в авиационной стилистке бокал — столь тонкого стекла, что казался невидимым. Золотистое вино мягко плеснуло по стенкам, когда Яков с удовольствием поболтал его и вдохнул аромат, прежде чем пригубить.

— Так как, есть новые сведения от этого одноглазого наглеца? Он же ещё вчера сообщил, что крестьяне из соседнего селения видели либерийцев с воздушного корабля, и обещал доставить мне сестрицу на блюдечке. Куда он подевался?

— Теперь мы это знаем, ваше высочество.

— Ну же, не томи! — с усмешкой поторопил принц. Впрочем, сейчас он явно пребывал в благодушном настроении. Выражение зелёных глаз вполне подошло бы сытому льву, греющемуся на солнышке посреди саванны.

— Луттер передал, что с ним связался другой барон. Некий Вак Хазас, не из самых воинственных. Отряд Ейнаугига оказался разгромлен и полностью уничтожен, — слуга облизнул тонкие губы. Казалось, он испытывал садистское удовольствие, докладывая о побоище.

— Кем же? А ведь ты говорил, что у него есть настоящий танк!..

— Вы удивитесь, ваше высочество. Это работа вашей милой сестрицы.

— Неужели?

— Её высочество тоже где-то раздобыла танк и в артиллерийском бою уничтожила атамана Ейнаугига, а потом объединилась с местными крестьянами и взяла штурмом его логово. Барон Вак видел её собственными глазами и был, мягко говоря, напуган — это чувствуется между строк, как передаёт Луттер.

— Раздобыла танк?.. — удивился принц, машинально пропуская ухоженные золотые локоны сквозь пальцы. — Я раньше не замечал за малышкой Гри склонности к военным играм... но напугать она вполне способна, если у неё плохое настроение. Ах, этот взгляд, острый, как бритва; ах, это кипящее в нем праведное возмущение — я даже скучаю по ним.

— Ваше высочество, все же не стоит так откровенно. Публика такого не понимает, — чопорно заметил камердинер, покосившись на дверь спальни.

— Вот потому-то я и презираю трусливых мещан вроде тебя, Трумэн, — Яков назидательно устремил на него палец. — Такие вещи нет смысла скрывать, ими следует наслаждаться. Разве может быть что-то лучше, чем поступать исключительно так, как подсказывают собственные желания? Вот, к примеру, разве плохо растоптать девушку, которая нравится твоему врагу, унизить её и подчинить своей воле? Заставить все рассказать под страхом того, что её отдадут для утех местным варварам? Представлять, что он почувствует, когда узнает об этом? В такие моменты по-настоящему ощущаешь вкус жизни, глупый мой Трумэн.

— Ваши поклонницы, наверное, нашли бы в этом определённый злодейский шарм, сир.

— Я не называю это злодейством. Это просто власть, — расслабленно потянувшись, прокомментировал Яков. — Для чего нужны могущество и сила, если не для того, чтобы покарать тех, кто противится твоей воле? И, пожалуй, наградить тех, кто тебе верен. Малышка Гри не пожалеет, наконец-то подарив мне свою благосклонность — я вознагражу её по-царски и дам уникальный шанс.

— Но, сир, мнение общественности всё же ...

— А не плевать ли мне на общественность? Удовольствие, которое я испытываю, любуясь возмущённым личиком милой сестрицы, стоит мессы, как говорится. Одна лишь мысль о том, как разительно оно изменится, когда я поймаю её и посажу в золотую клетку, необычайно возбуждает, — мечтательно протянул принц, пригубив вино.

— Как скажете, ваше высочество.

— Вообще, как ни удивительно, этот пустынный материк оказался весьма приятным местом. Здесь не действует скучная салонная мораль — это освежающее чувство.

— Никаких сомнений, ваше высочество. И, раз вы воспользовались столь ценными свойствами нынешнего местоположения, вам наверняка удалось что-то узнать?

— Не так много, как надеялся. Мадемуазель Дюранд сопротивлялась, даже и не думая быть благодарной за то, что ей открыли дверь в мир взрослых наслаждений. Хотя в итоге и рассказала все — когда я пригрозил, что позабочусь и о её однокурсницах. Намёк на то, что именно они на неё указали, когда ты устроил расспросы среди студентов Йеля, оказались последней соломинкой. Ты неплохо поработал, найдя мне эту игрушку: она мила, интеллигентна и хороша собой — ломать таких особенно приятно.

— Рад служить, ваше высочество.

— Только не зазнавайся. На самом деле, если не говорить об удовольствии от процесса, дело не стоило забот. Она ничего не знает, поскольку даже не была самой близкой подругой того мерзавца. Ну-ка, повтори-ка мне все, что выяснил у студентов.

— Как прикажете, сир. Имя — Золтан Немирович, и он не из тех, кто популярен на курсе. Серый ботаник с никому не нужного механического факультета; никогда не был предметом сплетен. Честно говоря, не осмелюсь даже предположить, чем он мог привлечь внимание её высочества.

— 'Золтан', хммм... это из балканских нищебродов, которых пра-прадед пожаловал за верную службу? Служили они верно, но назвать их настоящими дворянами может только идиот. Хотя постой... Немирович?.. — принц вдруг задумался и пару секунду спустя щёлкнул пальцами: — Ну-ка, где-то там была 'История Науфрагума'.

Камердинер моментально догадался, о чём идёт речь, и с угодливым поклоном протянул толстый томик в роскошном переплёте с золотым тиснением, стоявший среди прочих книг на полке. Быстро пролистав страницы холеными пальцами, Яков вдруг замер.

— Вот оно что...

— Что именно, сир?

— Некий лейтенант Немирович сопровождал прадедушку в том самом путешествии... и там же и остался вместе с прочими спутниками. Хмм... предки работали чисто.

— Но тут наверняка есть какая-то связь! Вы невероятно проницательны, ваше высочество, — снова согнулся в поклоне слуга.

— А как ты думал? — принц ещё раз рассеянно пригубил вино и побарабанил пальцами по подлокотнику. — Внук того Немировича о чём-то потихоньку беседует с малышкой Гри. И прямо в небесах над страной нераскрытых преступлений... нет, это, безусловно, не совпадение.

— Это она послала за ним горничную, сир, — напомнил Трумэн.

— Да, видимо милая сестрица тоже имела особый распорядок на этот увлекательный круиз. Парашют на горничной появился явно неспроста — это дядюшкина работа. Что же до того наглеца, то вероятнее всего, что малышка Гри пыталась его расспросить про безвременно почившего дедушку. Но узнала ли что-то? Вопрос. Запроси у домашних все, что получится про него накопать.

— Слушаюсь, сир. Немедленно передам Миллсу.

— И вели этому Ваку выяснить, куда сестрица направится дальше. Подозреваю, что она нацелилась на то же место, что и мы, но убедиться будет нелишним.

В этот момент в коридоре послышались чьи-то торопливые шаги, и в дверь каюты постучали. Камердинер принял записку от вестового в форме команды 'Олимпика' и передал принцу.

— Извольте, сир: Миллс как раз перехватил радиограмму от её высочества.

— Хмм, речь про тех самых чудовищ, о которых докладывал Луттер? — протянул Яков, читая депешу. — Малышка Гри предупреждает дядюшку Магнуса, какая забота! Что там про него известно, кстати?

— Пока только одна радиограмма от 'друга', ваше высочество: назначенные манёвры Первой оперативной эскадры отменены, и она спешно вылетела на восток — готовится спасательная экспедиция.

— Хм, старый лис ведёт свою игру. Но я успею раньше. Где мои оставшиеся варвары?

— Скоро будут здесь, сир. Ещё два отряда прибудут завтра, — камердинер кивнул на иллюминатор, за которым в тёмном сосновом бору маячило кровавое пламя костров, вокруг которых сгрудились какие-то гротескные тени. Прислушавшись, можно было различить грубый хохот и лошадиное ржание.

— Ха, даже и первой банды хватило, чтобы насмерть перепугать моё высокородное стадо. Было очень забавно.

— Безусловно, ваше высочество.

— Ну что же, теперь и нам тоже пора собираться в путь.

5.

С утра погода наладилась — северо-западный ветер продолжал гнать облака, но рассветное солнце проглядывало через них, и стало немного теплее, хотя пилотскую кожаную куртку я снимать не стал.

По городским меркам всем бы полагалось ещё досыпать последние минуты перед звонком будильника, но деревня уже давным-давно встала: курили печные дымки, пели петухи и кудахтали куры, топотали копытцами козы. На околице мычали коровы, которых гнала на выгон пара деловитых пастушков,

Уложив патронные ленты в коробках в стеллажи, стоящие по бокам водительского сидения, я отогнал танк в конец одного из деревенских проулков, который выходил аккурат к тупичку, где стояли двухосные платформы и вагоны с трофеями. Закрепив на корме пару новых двухсотлитровых бочек, взамен расплющенных в ночном сражении, я с удобством расположил насос на замшелом кирпичном перроне, позволяющем стоять вровень с крышей корпуса танка, поплевал на руки и принялся заполнять их топливом из бочек, стоящих на платформе — предварительно, конечно, залив до пробки внутренние баки.

Это место располагалось всего в полусотне ярдов от центра всех событий — площади с костёлом и корчмой — поэтому я мог одновременно наблюдать происходящую там напряжённую суету, предшествующую нашему отбытию. Собравшиеся у крыльца корчмы крестьяне выслушали прощальную речь принцессы — судя по всему, она изложила им ситуацию с разгромленным гнездом рукотворных чудовищ и давала советы, как поступать, если таковые обнаружатся снова — и теперь благодарили её за все, что она сделала для них. Крестьян было много, высказаться желали почти все, и Грегорике явно потребовалось изрядное терпение. Впрочем, она, как всегда, оказалась на высоте и отнеслась к поставленной задаче со всей серьёзностью. Остальные же участники экспедиции, не считая Брунгильды, все это время носились туда-сюда, пытаясь ничего не забыть — в точности так, как описал своим бессмертным пером Джером К. Джером.

Первой прибежала Весна с ящичком радиодеталей, из которого торчал ещё горячий паяльник.

— Весна, постойте секунду! — окликнул я её. — Помните, я говорил про геодезик и...

— П-простите, Золтан Святославич!.. — выдохнула она. её большие ореховые глаза за стёклышками очков были совершенно расфокусированы: кажется, она одновременно думала о десятке разных вещей. — ...Вы не видели мой вольтметр?!

— Хмм. По-моему, он лежит где-то в правой пулемётной башенке. Вы же вчера им пользовались, а потом ещё искали место, чтобы случайно не раздавить и не потерять.

— П-правда?.. Это хорошо... но нужно ещё... а-а-а, я же совсем забыла!.. — пристроив ящичек в коробку с инструментами, Весна опрометью убежала, развевая наполовину распустившейся косой.

Философски пожав плечами, я продолжил своё занятие.

Вторым появилось то действующее лицо, о котором я совершенно забыл за всеми делами предшествующих дней и сегодняшней суматохой. За спиной процокали каблуки, и, обернувшись, я увидел Софию. Оказывается, она уже успела сменить свой совершенно изодранный сценический наряд на новую одежду — очевидно, тоже трофейную.

Конечно, если начать сравнивать с предыдущим туалетом, новый выглядел несколько более практичным, но... я понял, что у меня вряд ли получится до конца понять её артистическую натуру. А вот Ейнаугиг сейчас наверняка одобрительно кивал, выглядывая из булькающего адского котла: его некрофильский вкус такое бы полностью удовлетворило. На певице-инсургентке оказались высокие ботфорты из глянцевитой чёрной кожи на каблуке, вытянувшиеся до верхней части бедра и совсем чуть-чуть не доходящие до обреза кожаной же детали туалета, которую, наверное, модницы называют юбкой. Но бывают ли юбки, которые по ширине уступают даже застёгнутому пряжкой с серебряным пиратским черепом с костями проклёпанному поясу, нарочито небрежно и ассиметрично лежащему на крутых изгибах бёдер? По сравнению с ней кожаная же коротенькая куртка с украшениями в виде торчащих отовсюду, откуда только можно, серебряных шипов, цепочек и бляшек, выглядела не так пикантно. Впрочем, в сочетании с вырывающимся из-под неё контрастным визуальным взрывом белоснежного шелка, в котором можно было узнать сорочку с низким-низким лифом, этот комплект следовало признать впечатляющим. С трудом оторвав взгляд от соблазнительных полушарий — черт, кажется, они стали ещё больше с последнего раза, когда я их рассматривал! — я оценил и остальные элементы: черные же перчатки, и даже макияж с темными-темными тенями вокруг глаз и фиолетовой помадой. Неужели она все это тоже нашла в разбойничьих закромах? Хотя, если вспомнить, то Ивет выглядела очень стильно, да и среди прочих наложниц я видел парочку с накрашенными губами. Надо думать, атаман был не только некрофилом, но и ценителем женской красоты.

Как бы то ни было, внезапный новый образ нашей инсургентки нёс в себе не только знакомые вампирские нотки, но и терпкий оттенок садомазо-королевы.

— По глазам вижу — хочешь сказать: 'Вырядилась как шлюха', — смерив меня недружелюбным взглядом, начала София.

Продолжая качать рукоятку насоса, я нарочито флегматично ответил:

— Нет. Пожалуй, скажу так: 'Ты выглядишь сногсшибательно'. Главное, не забудь хлыст.

— Если вспомнить твою привычку распускать руки, то хлыст бы очень пригодился! — не полезла за словом в карман трансильванка. — И чем больше шипов, тем лучше!

Судя по всему, она была чем-то изрядно раздражена, но изо всех сил сдерживалась, чтобы не погубить в самом начале некие намечающиеся переговоры. Догадка скоро получила подтверждение — поковыряв замшелые кирпичи носком ботфорта, София пробурчала:

— Хоть бы немного прикрыл похотливые глазёнки, а то кажется, что одним взглядом обрюхатишь... Правда... — она помедлила и с явным усилием заговорила тоном ниже: — ...я пришла не за тем, чтоб тебя воспитывать.

— А зачем? Раз пришла, наверное, чего-то хочешь? — прищурился я.

— Твоя принцесска не желает брать меня с собой, — заявила София, почему-то обиженно надув губы. — Вчера, когда делилась своими наполеоновскими планами, говорила так, будто меня вообще не существует!

— Неужели тебе так хочется попасть в Оппау?

— А что мне, остаться в этой глуши с коровами и курами?!.

— Так мы, вообще-то, собираемся в гости к страшным чудищам. С курами хоть и скучней, но безопаснее.

— Не нужна мне никакая безопасность!.. Просто не хочу тут оставаться!

Глядя на то, как девушка нетерпеливо стиснула кулаки, я задумчиво заметил:

— Вообще я не уверен, что Грегорика решила тебя тут оставить — она этого и не говорила. На самом деле у неё голова сейчас занята многими важными вещами, ей просто не до тебя. Хотя, если это действительно так, я бы её понял. Ты же не ждёшь особой любви и внимания после того, как пыталась её прирезать?

— Тогда она меня очень рассердила!.. — пробурчала София с некоторым смущением. Однако в её голос сразу же вернулись обвинительные нотки: — Но то дело прошлое, а сейчас вы не имеете права меня здесь бросать, тем более — больную. Кха-кха!

Кашель, который она издала в подтверждение своих слов, прозвучал совсем не таким мокрым и рвущим, как в ту ночь, когда я вытащил её из озера.

— О, тебе явно стало лучше. Кислородная терапия в действии, — парировал я, с интересом ожидая, какой заход она попробует следующим. Как ни удивительно, инсургентка не возмутилась моей бесчувственностью, а заговорила совсем по-другому, примирительно:

— На самом деле, я пришла ещё и затем, чтобы поблагодарить... — София вдруг быстро шагнула ближе, остановившись вплотную и едва не коснувшись грудью моего плеча — мне даже пришлось перестать качать и замереть, чтобы не толкнуть её. В нос ударил сладкий аромат духов, а накрашенные губы прошептали прямо в ухо:

— Я едва не погибла, а ты спас меня, пусть даже устроил что-то не совсем приличное... Теперь я понимаю, что была не права — и тебе, наверняка, больше понравится, если я не стану сопротивляться... и разрешу зайти намного дальше.

Вот это номер! Приём старый, как мир, да ещё и пущенный в ход с нахальством, говорящим о том, что она не принимает меня всерьёз. Ну право же, каким идиотом надо быть, чтобы на это... чтобы на это... м-м-м... повестись. Кажется, мои глазные яблоки решили зажить собственной жизнью, самым предательским образом скосившись вправо, но в последний момент мне удалось сбросить оцепенение.

Выпустив рукоятку насоса, я выпрямился и быстро отстранился. Наверное, следовало гордиться тем, что мой голос почти не дрогнул:

— Прости, но зря ты затеяла этот показ мод.

— Что?! Хочешь сказать, что я никому и даром не нужна?.. — вспыхнула София, причём сейчас её возмущение вовсе не казалось наигранным. — За уродину меня держишь?!

Ну, серьёзно, нельзя же так!.. Я не белокрылый целомудренный ангел, конечно. Но, представив себе человека, действительно способного воспользоваться таким предложением; а заодно и то, что эта девушка видит меня именно таким вот засранцем, я вдруг неожиданно расстроился. Желание уязвить нахалку вдруг пропало и, наверное, поэтому-то я просто сказал то, что думал:

— Вовсе нет. Но это несоразмерная взятка за такую простую услугу, — я и сам удивился, насколько устало и печально это прозвучало. — ...Вообще, такой красивой и талантливой девушке не пристало торговать собой.

— Нечего смотреть на меня свысока!.. — снова возмутилась трансильванка. — Ты так говоришь, будто считаешь себя лучше меня!

Здесь она загнула, конечно. Однако, как ни крути, на неожиданную — но, в целом, вполне логичную просьбу требовалось немедленно дать какой-то ответ. Нужна ли нам в опасном походе в заброшенный город, где шныряют лазутчики принца и ещё бог весть кто, эта взбалмошная трансильванка? Как поведёт себя София, если, не дай бог, снова окажется в компании венценосного манипулятора? Что, если решит вернуться к нему, заодно сдав с потрохами и нас?

Наверное, именно такие вопросы мне следовало бы задать себе, но вместо этого перед глазами вдруг почему-то появилась одинокая фигурка на околице мокнущей под осенним дождём деревни. Каково это — остаться одной-одинешенькой посреди чужого пустынного материка? У неё ведь нет тут ни единой знакомой души. В общем, можете называть меня сентиментальным доверчивым дурачком, но бросить незадачливую инсургентку здесь у меня не поднимется рука. Вздохнув, я просто и без затей ответил:

— Нет, я не считаю, что я лучше тебя. И вовсе не насмехаюсь. А чтобы подтвердить — замолвлю за тебя словечко, когда придёт принцесса.

— Правда?.. — детское удивление, появившееся на сердито-обиженном лице Софии, подсказало, что она не очень-то рассчитывала на успех и теперь оказалась совершенно сбита с толку. — Т-тогда... спасибо.

— Забирайся в левую башенку и не маячь. Постарайся придержать язык, если зайдёт разговор. Я поговорю с ней сам.

София постояла ещё немного, будто не зная, что сказать. Напоследок смерив взглядом её наряд, я почувствовал, что на языке вертится нечто, не слишком соответствующее ситуации, однако...

'...Так-так, не забудь самый главный вопрос! — внутренний голос прозвучал в голове с прецизионной точностью в тот самый момент, когда я уже решил, что озвучивать эту мысль не стоит. — Скорее спрашивай; тебе ведь с самого начала беседы хотелось выяснить, в чем дело!'

Ещё раз вздохнув, я сдался и последовал совету:

— Слушай, а неужели в Гардарике уже пятьдесят лет назад шили бюстгальтеры 'пуш ап'?

— Иди ты к чёрту!.. — рявкнула София, машинально прикрыв руками смелое декольте. — Нет у меня никакого 'пуш апа!'

Возмущено фыркнув, она перепрыгнула на танк, торопливо процокала каблуками по броне и ловко забралась в пулемётную башенку. Сердито хлопнул люк.

Следующим оказался Герт, который должен был выступить в роли проводника. Приблизившись к танку быстрым шагом, он брякнул на землю брезентовый вещмешок с закреплённой поверх скаткой, прислонил к нему карабин и крикнул мне:

— Чего ты там, горючку качаешь? Подсобить?

— Да в целом и сам справляюсь, — ответил я, видя, что гардариканец нетерпеливо приплясывает на месте и явно куда-то спешит.

— Тогда я ещё сбегаю, со Снежанкой попрощаюсь, лады?.. — и, не дожидаясь ответа, он стремительно умчался.

— Эй, погоди, вон же... — но он уже не слышал.

И зря — из прохода между высокими сеновалами высыпала и остановилась целая стайка девушек. Одетая по-походному — в прочные холщовые шаровары и туристического вида штормовку с многочисленными карманами, и ещё больше напоминая мальчишку-сорванца — Алиса прощалась со Снежаной и другими деревенскими сверстницами. Для меня это было сюрпризом — за постоянными делами и разъездами я и не успел заметить, как они сдружились. Впрочем, если вспомнить, что рыжая подруга детства безвылазно провела в деревне уже полных три дня, удивляться-то и не стоило; особенно зная её живой, общительный и любопытный характер.

Пообнимавшись и пожав расчувствовавшимся подругам руки, Алиса тоже, кажется, незаметно шмыгнула носом, а потом направилась прямиком ко мне. Остановившись рядом и смерив меня взглядом с каким-то непонятным выражением, она решительно стукнула острым кулачком в мою грудь:

— Все, я больше тебя одного никуда не отпущу — вы же там вчера опять чуть не попались на зуб чудищам! Амбрус и Нандор на всю деревню похвалялись, дурачки, как вас там сперва чуть не скинули со скалы, потом ошпарили ядом, да ещё и чуть огнём не сожгли в придачу!

— И ты, как бы, планируешь поучаствовать в следующей баталии? Неужели в воительницы решила записаться? У тебя же вроде была шутовская специализация.

— Смейся, смейся. А ты думал, что бы мне осталось тут одной делать, если б вы убились?

— Выйти замуж и исполнить мечту про кокошники и подойник. Вон и Герт на тебя глаз положил.

Сверх ожидания, Алиса не оказалась шокирована моими словами, и лишь спокойно покачала головой.

— Нет уж, спасибо. Он хороший парень, но — нет. Тем более, его ждёт сюрприз, — Алиса многозначительно кивнула в сторону, где прибывшая в арьергарде девичьей команды Гейрскёгуль деловито затягивала ремешками огромный ранец с крышкой из рыжей телячьей шкуры перед тем, как забросить его на танк.

— Что такое? Она опять каких-то ценностей награбила? Где только успела!.. — удивился я. — Имеешь в виду, что ему отвечать, раз он над ней, вроде как, шефствует?

— М-м-м... — Алиса снова смерила меня странным взглядом, и с задумчивым видом обошла кругом, пристально разглядывая и при этом картинно сложив руки на груди; изображая, судя по всему, синематографическогого Шерлока Холмса. Догадка тут же подтвердилась, когда она произнесла нарочито сиплым тоном: — 'Увы, доктор Ватсон, пациент безнадёжен'.

— 'Ничего не понимаю, Холмс!' — с удовольствием подыграл я.

— Да и ладно, не понимай, — махнула рукой Алиса. — Но, хочешь не хочешь, убиваться теперь будем вместе. Так что береги меня, как следует!

— Буду беречь, — согласно кивнул я, сворачивая шланг и закрепляя насос.

В этот момент на перрон выбежала запыхавшаяся Весна с каким-то недопаянным прибором в руках. Неуклюже просунув его в люк, она тоже скрылась внутри танка. Почти сразу же за ней вышла Брунгильда. Все оружие и амуницию телохранительница уже давно погрузила, и теперь просто деловито заняла своё место на башне, поглядывая в сторону площади. Вернувшийся грустный Герт и по обыкновению непроницаемая Гейрскёгуль с комфортом устроились на широком моторном отделении.

Грегорика тоже не заставила себя ждать, появившись из-за угла, переделанного в костёл здания. Теперь на ней поверх мундира была ещё и кожаная портупея с многочисленными патронташами и кобурой на боку. На плече, как будто так и надо, висел короткий кавалерийский карабин, а под мышкой я с удивлением рассмотрел томик красного цвета со знакомой надписью 'Капитал'. Где же она его раздобыла? Неужели тут сохранилась какая-то старая библиотека?

Принцесса, снова о чём-то задумавшись, шагнула с перрона на надгусеничную полку и забралась на башню к Брунгильде. Взглянув на Софию, которая с мрачно-надутым видом выглядывала из люка пулемётной башенки, она лишь еле заметно пожала плечами, затем выпрямилась во весь рост и звучно проговорила:

— Нас ждёт нелёгкий путь, но иного выхода нет — мы обязаны узнать правду. Вперёд, друзья!

Танк дрогнул и затрясся на рессорах от завёдшегося двигателя, а сизый соляровый дым заставил закашляться провожающих крестьян-великодомцев, машущих руками с насыпи по другу сторону путей. Я тоже помахал рукой подпрыгивающей на месте от избытка чувств Ромике. Несколько минут — и ставшая привычной деревня осталась позади, хотя громадные геодезические купола и мачты ветряков ещё долго маячили над лесом, пока не скрылись в туманной дымке.

Глава девятая

Мёртвая история

1.

— Ну да, проезжал тут пару раз, — кивнул Герт, украдкой потирая пятую точку. Хотя он устроился на лобовом листе рядом с моей водительской будкой, подложив свёрнутую куртку, почти целый день сидения на твёрдой броне явно его достал. Впрочем, я не так уж ему сочувствовал — меня тоже замучило жёсткое водительское сиденье с низенькой спинкой, которую спроектировали какие-то профессиональные мастера пыточных дел. Вообще, как выяснилось, механику-водителю танка лучше всего иметь комплекцию орангутанга: педали оказались слишком близко, вынуждая сгибать в коленях даже мои не самые длинные ноги; а рычаги бортовых фрикционов, наоборот, находились далеко, так что приходилось тянуться к ним, согнув спину и наклонившись вперёд — хотелось отрастить руки дюймов на десять длиннее.

Впрочем, дорога была намного лучше тех, с которыми я познакомился во время предыдущих маршрутов: старое шоссе со временем лишилось потрескавшегося асфальтового покрытия, но бетонные плиты остались на месте. Часть их выперло и перекосило, в стыках торчали кусты и высокая трава, но здесь, видимо, кто-то время от времени проезжал, и дорога сохранила пусть и заброшенный, но узнаваемый вид.

Характер местности, по которой нас вело бывшее шоссе, заметно изменился — высокие хребты и ущелья, перемежающиеся обширными котловинами и плато центрального Шварцвальда, сменились просторными долинами и пологими цепочками холмов. Впрочем, поля заросли густым лесом, скрывшим большую часть стоявших здесь полвека назад сельскохозяйственных поселений и фольварков. Старые же леса и перелески разрослись, превратившись в настоящую чащу, которая в подступающих сумерках выглядела таинственно и даже угрожающе. Среди мачтовых елей уже начала проглядывать бледная, временами тонущая в облаках луна, а поперёк дороги ползли клочья тумана. Пора, наверное, включать фары? Хотя так темнота ещё больше сгустится, перейдя в полноправную ночь, а пока мои приспособившиеся глаза позволяли видеть все, что требовалось.

Поддав газа, чтобы преодолеть упавшее поперёк дороги дерево, я поморщился и повертел головой: в закостеневшей шее что-то хрустнуло.

Если бы Герт не подменил меня на пару часов, я бы, наверное, уже спёкся. Он тоже признал, что управление Т-28 намного тяжелее, чем в маленьком лёгком танке; хотя по глазам можно было предположить, что он не прочь унаследовать танк после того, как мы встретимся со спасателями. Как бы то ни было, я был ему благодарен — причём ещё и за то, что мог за разговором отвлечься от боли в пояснице. Поэтому не замедлил поинтересоваться:

— Зачем же ты тут ездил?

— Да из Фрайталя ещё, катались на заводы, которые вдоль Рейна — малость поближе, чем Оппау. За материалами всякими: пруток привезли, стальной профиль, инструмент кой-какой. Так, обычное дело.

— И на чём возили?

— Грузовички у нас есть всякие и гусеничные тракторы с прицепами — ими тяжести волокли.

— Интересно, кстати, как у вас там с горючим? Мы-то нашли в железнодорожной цистерне солярку, но вряд ли тут все заставлено такими ценностями.

— Ну, у нас-то как раз рядом с шахтами были нефтебазы. Дед говорил, что надолго хватило. А потом перегонный заводик запустили — там, подале, на Нижнем Кинциге, есть пара вышек. Нефть качаем помаленьку, и даже газ свистит, хоть и негусто. Но нам покуда хватает.

— Ого, молодцы! Даже с крекингом справились?

— А что же и нет? Оборудование было, книги тоже, — пожал плечами Герт, явно не находя в этом чего-то особенного. — Главное, люди. По чести, я бы и сам пошёл поработать, но там все места заняты, да и то часто простаивают: горючки некуда девать, нам столько не выездить.

— Так продавали бы!

— И продаём — ну, меняем, то есть. Крестьяне издалека ездят, да и не только они. Даже карантинщики иногда заглядывают, заправляются. А на своих маршрутах мы запасов наделали; скоро увидишь.

— Что вы имеете в виду? — вдруг поинтересовалась Грегорика, которая после полуденного привала перебралась на то же самое место в правой пулемётной башенке, которое занимала вчера, во время экспедиции на мельницу. Алиса, которая там дремала, была не слишком довольна, и в итоге уползла в левое подбашенное отделение к Софии — они вполне поместились там вдвоём и теперь мирно спали, замотавшись в одеяло.

Впрочем, хотя Грегорика и сидела рядом, сегодня обязанность развлекать водителя выполнял в основном Герт — принцесса, в отличие от наших прошлых экспедиций, была неразговорчива. Её взгляд безразлично скользил по придорожным пейзажам, а чело омрачала тень, как бывает у людей, которых одолевают мрачные предчувствия.

Покосившись на неё, Герт пояснил:

— Да вот то и имею — чтоб не возить всю горючку с собой, оставляли в некоторых местах бочки или там цистерны, при нужде подзаправиться. Обычно не совсем в глуши, а где живое жилье какое-нибудь.

— Но за всю дорогу от Велких Домов мы не видели ни единой человеческой души. Неужели тут есть какое-то население?

Грегорика и Герт больше не упоминали о предмете, вызвавшем вчерашнюю стычку, но обращались друг к другу с холодком, хотя и вежливо.

— Мало. Я даже и не в курсе особо — слышал, что по лесам живут какие-то бирюки; чужих не любят и не показываются никогда. Наши их приглашали к себе, но без толку. Они из пришлых, лет сорок назад появились: сектанты, что ли, какие. В общем, не хотят с нами дела иметь.

— Печально, — проговорила принцесса. — Хотя насчёт душ я сказала неверно: помните конников позади, которых заметила Брунгильда?

— Лазутчиков, что интересовались, куда мы поехали? — вспомнил я. — Интересно, кто это был?

— Я не успел рассмотреть. Они ж дёрнули, не взвидя света, как только Бру развернула на них башню, — пожал плечами гардариканец. — Но наверняка ваковские, кому ещё быть?

— Ну да, ему, конечно, охота узнать, отвалим мы отсюда, или нет, — усмехнулся я. — Десятина-то уплыла из-под носа, и он обижен.

— Пусть не надеется. Во-первых, я вернусь и налажу Т-35, тогда мне сам чёрт не брат! — Герт стукнул себя кулаком в грудь. — А во-вторых, я нашим во Фрайталь послал весточку про все эти дела, где и про его художества сказано. Думаю, пришлют отряд разобраться с чудищами, и его постращают заодно.

Грегорика нахмурилась:

— Вы описали там все события?

— В точности. Вот удивятся, наверное! Всё же вы тут навели шороху, я такого даже и не припомню раньше.

— Но вы уверены, что информация не попадёт в чужие руки? Обстановка складывается так, что, боюсь, даже одно лишнее слово может нам навредить.

— Так это ж не радио, которое ваша Весна на лету перехватывает!.. — замахал руками Герт. — Я же письмо, с надёжным пареньком; никто и не прознает.

Принцесса вздохнула и пожала плечами:

— Что сделано, то сделано. В любом случае, вашим товарищам тоже необходимо узнать о появившихся в лесах монстрах. Нельзя гарантировать, что они не доберутся и дальше на запад, а ведь мы уже слышали, как пропадали охотники из Велких Домов. Такая опасность грозит всем местным жителям, и нужно быть настороже. Не забудьте предупредить, что для борьбы с панцирными крабами требуется серьёзное оружие.

— Если по чести, стыдно, что фрайтальские прошляпили, — смущённо буркнул Герт. — И я сам у Вака ушами хлопал, тоже думал, что это всё крестьянские сказки — про лесных чудищ-то. А вы нам пример показали.

— Неважно, кто показал, важно защитить людей, — ответила Грегорика. — Кстати, а что это там, впереди?

Мрак на заросшей лесом старой дороге уже сгустился, а небо было по-осеннему темным, поэтому я тоже не сразу понял, что именно видят мои глаза.

Дорога повернула левее, и чащоба начала отступать. Но смотреть требовалось не вперёд, а вверх — там, над верхушками громадных елей в небеса вздымалась невероятно огромная башня.

Коническое сооружение было усеяно небольшими острыми шпилями и рёбрами, среди которых смутно рисовались стрельчатые окна и крестообразные розетки. Главный же шпиль, покрытый зубчатыми выступами, устремлялся к облакам с решительностью и непреклонностью ножовочного полотна из нержавеющей стали.

— Вот это да!.. — вырвалось у меня. — Помню, на иллюстрациях в фантастическом романе был стоящий на старте космический межпланетный корабль — вылитый!.. Даже не представлял себе, что такое увижу!..

— Дык, езжай дальше и не то увидишь, — усмехнулся Герт. — Рули к воротам.

Дорога вышла из высокого леса. По правую руку в темноте смутно угадывались какие-то брошенные здания и развалины, поросшие кустарником, а левее, за небольшой площадью, покрытой замшелой брусчаткой, подобно горе возвышалась громада древнего католического собора. Остановив танк напротив величественного портала, я заглушил мотор и устало потёр глаза. В ушах и всём теле гудело от беспрерывного рычания дизеля, поэтому мне требовалась хотя бы пара минут, чтобы прийти в себя.

Грегорика не стала никого дожидаться и быстро спрыгнула с лобового листа. Сделав несколько шагов, она благоговейно замерла перед невероятной мощью архитектурного сооружения, созданного неизвестными гардариканскими мастерами прошлого. Она не двигалась, словно превратившись в статую, всё то время, пока я с кряхтением выбирался из люка и разминал поясницу и шею. Лишь когда я встал рядом и тоже задрал голову, она тихо проговорила:

— Невероятно...

— Ещё бы, настоящая готика. Даже немного жаль, что наши предки привезли с собой в Либерию преимущественно протестантизм.

Грегорика встряхнулась, словно выходя из забытья, и возразила с некоторой обидой за родную архитектуру:

— Наши соборы тоже красивы. Хотя, конечно...

— Такого ракетного впечатления даже близко не создают — хотя бы из-за намного меньших масштабов. Впрочем, чему удивляться — на новом континенте церковь уже никогда не заправляла так круто, как в Старом свете, и англиканская готика перешла разве что в светскую архитектуру.

— И в этом виноваты отнюдь не одни Тюдоры! — воскликнула принцесса. — Вы же сами читали, что злоупотребления папистов оставили в памяти такой след, что наши предки решили поскорее забыть всё, что о них напоминало. Пусть даже с художественной и культурной точки зрения мы лишились... что это?

В самом деле, в наступившей тишине, нарушаемой лишь посвистом ветра в каменных кружевах собора и негромкими разговорами наших спутников, тоже с трудом выбирающихся из танка и разминающих затёкшие конечности, до наших ушей донеслись едва слышные созвучия.

Опустившись на колено, я приложил ладонь к каменному блоку, которыми была выложена площадь.

— Или я схожу с ума... или это... это проходит через мостовую.

— Музыка?.. Но, в самом деле, мне тоже кажется, что мы слышим её не столько ушами, сколько... — Гергорика решительно направилась вперёд, ко входу в собор, и я заторопился за ней, машинально поправив кобуру. За спиной тут же послышались шаги Брунгильды.

Взбежав по ступеням и пройдя сквозь воронкообразную нишу портала, над которым нависали неразличимые во мраке фигуры святых, мы миновали чугунные врата, разделённые на множество квадратных секций с чугунными рельефами из Ветхого Завета. За ними оказалась не абсолютная темнота, которую я ожидал увидеть — в обширном тёмном притворе слабо светились арки, ведущие в главный неф. И именно оттуда навстречу нам хлынули могучие аккорды органа.

Теперь сомнений быть уже не могло — каменные плиты пола мелко вибрировали под ногами, но эту дрожь властно перекрывали низкие басовые тона, переходящие в инфразвук и отдающиеся в грудной клетке. Притягиваемые таинственной музыкой, мы пересекли притвор и оказались в громадном длинном зале, обрамлённом уходящим вдаль лесом колонн.

Падающие откуда-то сверху оранжевые отблески неярких светильников с трудом рассеивали темноту примерно на половине зала, а совсем уже вдали, очевидно у алтаря, горели крошечные огоньки нескольких свечей. Оставив Брунгильду у входной арки, мы с Грегорикой медленно, шаг за шагом, точно мотыльки, заворожённо летящие на пламя, направились вперёд, подняв глаза вверх — к левой стороне нефа уровнем выше, где среди ламп поблёскивали бесчисленные трубы органа, и протянулась отделанная темным деревом галерейка.

Центральный зал собора содрогался в такт несущим невероятную мощь созвучиям, низвергающимся сверху, точно тяжкий водопад. Незнакомая мелодия наполняла гулкое пространство, отражаясь от уходящих на невозможную высоту арок и контрфорсов, заставляла мелко подрагивать стёклышки витражей — и быстрее биться моё сердце, повелительно и непререкаемо настроив его под себя.

Замерев, я внезапно с невероятной остротой почувствовал, что старинный собор в это мгновение превратился в некую мистическую аукупунктурную точку — средоточие остатков культуры всего неизмеримо огромного мёртвого материка. Именно здесь сплелась сейчас болезненно тонкая сеть призрачных нитей, объединяющих отдельные человеческие существа, их мысли и память в цивилизацию. Кто мы поодиночке? Ничтожные, микроскопические проблески разума в бесконечной пустыне мироздания. Но людей соединяют невидимые векторы мысли, превращающиеся в слова, затем в легенды, стихи, книги. Подобно сетке силовых линий магнитных полей, они тянутся, переплетаясь в узлы и скопления, отмечая собой действие непостижимой культурной гравитации. В нормальном человеческом обществе эта сеть так плотна, сплетена в такую тугую ткань, что выделить отдельные нити и места пересечений попросту невозможно.

Здесь же, в кладбищенской пустоте, этот чудом уцелевший потенциал сиял, точно яркий маяк в бесконечной ночи. Я буквально нервами ощутил, как музыка заставила звенеть натянутые нити, устремляясь по ним за пределы тысячелетних стен, среди замшелых елей, известняковых склонов, стылых озёр, медленно струящихся рек, глубоких долин и заснеженных пиков. Прокатившись до самых дальних пределов пустынного выморочного континента, она словно напоминала мирозданию, что здесь когда-то жили люди.

Потрясённый внезапным и странным озарением, я ошеломлённо потряс гудящей головой, пытаясь отрешиться от пугающей трансцендентности. Единственное, что сейчас могло помочь — сосредоточиться на трубном пении органных труб. Уши немного привыкли, барабанные перепонки отошли от первоначального звукового шока, и теперь я смог потихоньку, осторожно впустить в своё сознание и мелодию.

Не будучи специалистом в музыке, я не рассчитывал на многое, но, к своему удивлению вдруг опознал отрывок из помпезного Марша императорских кирасиров, который до сих пор звучит на либерийских парадах. Зацепившись за него, словно за реперную точку, мои немузыкальные уши превзошли самые смелые ожидания, принявшись уверенно разматывать цепочку — кажется, это называется попурри? — из узнаваемых военных маршей. Возможно, дело было в привычке — они частенько звучали по радио, да и посмотреть на парады я любил с детства. Ещё, может быть, помогла тренированная зрительная память — я вдруг почувствовал, что перед глазами появляется картинка. Торжественные марши, перетекающие один в другой, вызвали видение печатающих шаг легионов и развёрнутых знамён. Мелодия не успокаивалась, приобретая все более воинственный оттенок, и внезапно я понял, что имею дело с аллюзией на Великую войну. Упорядоченное и бравурное 'ди эрсте колонне марширт' с размаху споткнулось, словно запутавшись в колючей проволоке, и сквозь тамбурины и флейты прорвался резкий звук пулемётных очередей, знаменуя победу детища Хайрама Максима над довоенными кабинетными стратегами и превращения 'маленькой победоносной войны' в кровавую мировую мясорубку. Трубы органа звучали, словно артиллерийские стволы, напряжение все нарастало, и мелодия потонула в какофонии яростных боевых кличей, громе канонады, шипении облаков ядовитого газа, стонах умирающих и стуке костылей. Всем завладела тема ужаса и отчаяния миллионов людей, увлекаемых фронтовым конвейером в пасть Молоха и не способных понять, как цивилизация докатилось до этого чудовищного кровавого безумия. Громогласные басы, надрывая душу и втаптывая слабого, одинокого человека в грязь, словно утверждали — войне не будет конца, и за временным миром последует очередное страшное и бессмысленное кровопролитие. Однако в этот миг из шквала беспорядочных звуков вырвалась чистая, уверенная и сильная нота. Прорезав хаос и сумятицу, она запела, точно далёкий горн, призывая за собой и суля спасение и новую дорогу, но... её прервал внезапный громовой, апокалиптический удар — он обрезал всё, словно захлопнувшаяся крышка гроба. Осталось лишь кладбищенское эхо. Казалось, последний вздох, и душераздирающий стон миллионов проваливающихся в небытие душ в следующее же мгновение заставят сердце остановиться.

Оранжевые лампы испуганно мигнули, и я почувствовал, как Грегорика инстинктивно качнулась ближе, словно ища защиты.

Но я ничем не мог ей помочь — мне самому хотелось сжаться в испуганный клубок, беспомощно зажмурив глаза и зажав руками уши, и разрыдаться. Трубы еле слышно стонали, и моя душа стонала вместе с ними. Гибель мира, конец человечества отразился в мелодии так впечатляюще, что ошеломлённый слушатель отчётливо понимал — это финал. Грохот могильной плиты, бесконечный мрак для мёртвых — и бесконечное отчаяние для выживших, несущих на челе проклятие братоубийства. Они тоже мертвы — но мертвы духовно, отравленные несмываемым грехом.

Не чувствуя под собой ног, я стоял, забыв кто я, где я, и на каком свете.

Я умер. Умер вместе со всеми. Пучина отчаяния уже почти поглотила меня, когда сердце тронула едва слышная нота.

Чистая, мягкая и робкая, точно пробивающийся из семечка нежный росток подснежника.

Одинокая, страшно одинокая. Бесконечно крошечная в сравнении с окружающей её мёртвой пустыней, тоскливым пепелищем погибших надежд. От одной только мысли о том тяжком, тоскливом пути, который предстоит этому ростку, чтобы пробиться к свету, бессильно опускались руки. Но если ли иной путь?

Новые ноты, складывающиеся в хрупкую мелодию, подсказывали — нет.

Иного не дано. Снова и снова, вперёд и вверх, от простого к сложному, от первозданной тьмы к свету — только таков путь жизни. Ничто никогда не устремится в высоту, если не отважится пробить скорлупу — если жизнь не дерзнёт сделать первый шаг.

Торопливые и робкие, но исподволь набирающие силу и звонкость ноты сыпались, словно весенняя капель. Капли, сливающиеся в ручьи, прокладывающие себе дорогу в мёртвом прахе погибшего мира; оплодотворяющие его обещанием нового рассвета.

Нет, жизнь не остановится никогда, во веки веков — так говорил финал этого удивительного музыкального произведения, и последняя нота упала на наши ладони, словно капля целительного эликсира.

Внезапно почувствовав, что уже давным-давно забыл дышать, я с дрожью выпустил воздух из лёгких. Переведя дыхание и сморгнув влагу с ресниц, я выпрямился и перевёл взгляд на Грегорику. Она, словно почувствовав, обернулась навстречу мне.

В её глазах таяли отзвуки пережитого катарсиса — она была потрясена не меньше меня, если не больше. Вселенная, вмещённая в показавшиеся бесконечными минуты — хотя мы слушали музыку минут десять, едва ли больше — вселенная, в которой сплелись ужас и надежда, словно требовала от нас, детей человеческих, найти своё собственное место в разворачивающейся в будущее истории. Хотя бы ради того, чтобы она не прервалась снова — мы только что всем сердцам почувствовали, как легко это может случиться.

Стоя в полумраке бесконечно длинного гулкого нефа, мы смотрели друг на друга.

Не знаю, что меня толкнуло — но, храбро протянув руку, я взял её ладонь и сжал тонкие пальцы. Принцесса не попыталась вырвать руку или отстраниться; более того, я почему-то не увидел в её взгляде естественного удивления или вопроса. Она смотрела прямо, открыто и бесстрашно, как всегда... хотя — может быть, мне лишь показалось — но зеленоватый мягкий свет её глаз сейчас сиял чуть ярче, чем обычно.

— Грегорика, я...

— Отец Алекзонндер!.. — сзади внезапно донёсся громкий оклик, и эхо от голоса Герта прокатилось по притихшему залу, заставив нас вздрогнуть.

Черт, как не вовремя!.. Запнувшись и упустив одно-единственное правильное мгновение, я смешался и смущённо качнулся назад. Принцесса, задержав глаза на моем лице ещё на пару мгновений, почему-то едва слышно вздохнула и посмотрела наверх.

— Унгер-младший? Рад встрече, да сохранит тебя господь, — отозвался с галерейки хриплый, но сильный голос.

Судя по всему, это и был таинственный органист. Заскрипели доски — кажется, он спускался к нам по проходящей в каменной стене лестнице. Держащий в руке небольшой керосиновый фонарь Герт, за которым следовали и все остальные спутники — включая даже Софию и Гейрскёгуль — направился от притвора к нам, и гулкое эхо шагов вернулось от невидимых в темноте далёких сводов.

Используя эту паузу, я постарался привести в порядок свои мысли. Чёрт! Неужели я вот так почти взял и признался... признался... в чём?

Ну да, каким бы тугодумом ни был, но наконец-то и мне самому стало ясно — конечно же, я влюбился в неё. Влюбился если не в самый первый же миг, когда её увидел, то уж во второй-то точно. И чем лучше я узнавал Грегорику, тем большее восхищение ей испытывал.

В этом, собственно, не было ничего удивительного. Удивляться следовало тому, что я едва не осмелился напрямую сказать об этом ей самой — принцессе Грегорике Тюдор, правнучке великого императора Траяна и одной из самых блестящих звёзд аристократического общества Либерии.

Кто она — и кто я?! Чего я хотел этим добиться, идиот? Да, очевидно, что она относится ко мне достаточно благосклонно, если не сказать по-дружески — и это само по себе невероятно и поразительно — но, простите, обычно юноши признаются девушкам в любви, чтобы узнать, могут ли надеяться на взаимность. Что именно я рассчитывал услышать? 'Благодарю вас за искренность, но я не могу ответить на ваши чувства?' — это самый лучший ответ, который могла бы подарить судьба, потому что, если представить себе совершенно сказочное развитие событий, альтернативой могло бы стать: 'Вы тоже нравитесь мне, Золтан, но нам никогда не быть вместе!' И тогда мне осталось бы только застрелиться, потому что именно я — гипотетически — заставил бы страдать прямую и искреннюю Грегорику. Просто потому, что никто и никогда не позволит наследнице императорской фамилии связаться с каким-то безвестным студентишкой сомнительного, пусть даже и дворянского происхождения. У принцессы есть долг перед семьёй, и её наверняка ждёт блестящая партия — кто-то из самых высших либерийских кругов, как бы даже и не сын нынешнего президента нашей благословенной республики и потенциальный кандидат на то же кресло в будущем. Даже если на секунду допустить, что она могла бы ответить мне взаимностью, разве я имею право опустить её на свой уровень? Предложить сбежать со мной и жить на жалованье простого инженера?.. Постойте, что за чушь мне вообще лезет в голову?! О чём я, вообще, думал?!.

'Ты все думал совершенно правильно, — мой наглый внутренний голос звучал против обыкновения негромко и даже печально. — Ты думал о том, как искрится золото её волос в закатном свете; о том, как тонка её талия; о том восхитительном ощущении, когда она прижалась к тебе свой мягкой грудью размера В или даже С; и о том, как стучало под сукном её сердце. О том, как хотелось тебе прижать её крепче, и о том, как она могла бы ответить на твой поцелуй — не слишком умело, но искренне, от всей души. Чтобы ни болтали злые языки — мне не кажется, что у неё есть опыт с мужчинами...'

'Не знаю, с чего ты это взял, но речь не про то: как тебе не стыдно снова выставлять хозяина похотливой свиньёй?'

'Дурак, ты не дослушал. Ты думал не только о том, как она красива; ты думал о том, что вам совершенно не нужно специально искать темы для разговора — с ней интересно говорить всегда. Ты восхищался её умом и тем, как быстро она подхватывала твои мысли, и сама заставляла тебя размышлять и приходить к неожиданным новым выводам; тебя поражала её решительность и способность вести людей за собой; а главное — её удивительная честность перед собой и перед другими. Вот о чём ты думал, и чёрт меня возьми, если в этом есть что-то плохое'.

Несмотря на всю очевидность и даже банальность перечисленных внутренним голосом тезисов, они в какой-то степени помогли мне собраться с мыслями; я давно уже замечал за собой, что в ситуациях, где не требуется немедленная физическая реакция, я начинаю путаться и медлить, пока не построю у себя в голове логически непротиворечивую картину окружающего мира.

Впрочем, как-то ответить внутреннему голосу на неожиданное, но, пожалуй, по-настоящему спасительное пояснение я не успел — на узкой лестничке громко, со странным металлическим отзвуком прозвучали шаги.

Загадочный органист предстал перед нами, заставив меня удивлённо вытаращить глаза. Меньше всего на свете я ожидал встретить посреди погибшего материка типичного католического пресвитера, каких мне нередко доводилось видеть напротив Публичной библиотеки; консистория Франклинской курии располагалась как раз через улицу, и они там кишмя кишели, как в свите своих кардиналов, так и самостоятельно.

Пресвитер оказался выше меня на две головы, хотя годы заставили его спину немного согнуться, а морщины глубоко избороздили сухое умное лицо. Привычное серое одеяние с крылаткой на плечах и узким белым воротничком, скромный крест на груди и круглые очки, давно вышедшие из моды в Либерии. Совершенно седые волосы, коротко и не слишком аккуратно постриженные; острый бритый подбородок; глаза, когда-то голубые, но уже утратившие цвет. Из образа выбивались разве что тяжёлые кожаные ботинки с исцарапанными и побитыми металлическими оковками на носках, и чётки — кажется, это и правда чётки? — из полудюймовых стальных шариков, напоминающих о подшипниках, которые мерно пощёлкивали в руке с длинными и высохшими, но явно ещё сильными пальцами. Подняв повыше керосиновый фонарь, он прищурился, рассматривая нежданных гостей.

— Приветствую вас, дети мои, в этих древних стенах. Вижу, Герт, что у тебя опять новая компания — и удивительно пёстрая на этот раз. Кто вы такие, и что привело вас сюда? — хрипловатый голос настоятеля, которому можно было дать лет семьдесят, звучал на удивление энергично.

— Бывшие ваши соотечественники, отец Алекзонндер, — пояснил гардариканец, и в словах его чувствовалось неподдельное уважение к собеседнику. — Прямиком из Либерии сюда, мало того — во главе с правнучкой того самого императора Траяна Тюдора. Вы ж ещё помните его, ага?

— Должно быть, за этим скрывается удивительная история, — старик остро прищурился на Грегорику, которая вежливо, но с некоторой настороженностью поклонилась. — Вам наверняка нужен приют? И вы получите его, как и все, кто приходит сюда с миром. Следуйте за мной.

2.

Трапезная собора располагалась в боковых помещениях левого нефа, куда настоятель провёл нас, привычно шагая практически в полной темноте. Если бы не слабый свет, приникающий сквозь сложные цветные витражи, мы бы ещё там расшибли себе лбы о встречные колонны. В ведущем дальше проходе стояла уж совсем кромешная мгла, которую, к моему удивлению, вдруг рассеял свет ослепительно ярких электрических лампочек. Сама трапезная оказалась достаточно уютной, более того, оттуда вела дверь в братскую, где когда-то отдыхали служки, и которую отец Алекзонндер выделил нам для ночлега. Его собственное жилье располагалась дальше по коридору, и я обратил внимание на несколько пучков электрических кабелей, проложенных по древним стенам как раз в ту сторону.

Судя по всему, пресвитер-настоятель жил тут отшельником и готовил в основном сам на себя, однако кухня позволяла накормить сразу несколько десятков человек, и посуда показывала, что временами так и происходило. Видимо, здесь он принимал гостей — фрайтальцев или ещё кого-то.

Мне только что пришлось подвинуть танк к боковой стороне собора — по просьбе Весны, нашедшей старинный ржавый громоотвод, ведущий на вершину увенчивающего колокольню шпиля, прямо к едва различимому в темноте кресту. Пилить в темноте железо мне больше не хотелось, поэтому я просто зацепил громоотвод тросом и одним коротким рывком тяжёлого танка оторвал его от уходящего в землю штыря-заземлителя. Прицепив к нему провод от танковой радиостанции и прихватив мешок с провизией, я вернулся в трапезную по гулким темным переходам.

Чувствуя усталость после проведённого за рычагами дня, я на минутку присел на тяжёлую лавку и потёр утомлённые глаза. Когда же поднял голову, то увидел, что мои спутники уже развернули бурную деятельность: в кухне как по мановению волшебной палочки появились выделенные нам великодомцами припасы, а девушки сосредоточенно и на редкость дружно готовили ужин. Попытка встать и принять участие была решительно пресечена, и не прошло и четверти часа, как стол оказался накрыт. Усаженный во главе хозяин — отец Алекзонндер — с лёгким удивлением покачал головой. Сложив ладони, он откашлялся и негромко проговорил:

— Помолимся, братие и сестры. Благослови, господи боже, нас и эти дары, которые по благости твоей вкушать будем, и даруй, чтобы все люди имели хлеб насущный.

Краем глаза заметив, что Грегорика тоже перекрестилась, сам я не стал изображать излишнее религиозное рвение. Не то, чтобы я был на ножах с религией, однако, являясь приверженцем научной картины мира, ещё в школе имел немало острых споров с матушкой, временами посещавшей службы в местном протестантском храме (если это простое здание можно было так назвать). Её весьма расстраивал вопрос о том, как новейшие достижения геологии и астрономии — даже не упоминая 'крамольное' дарвиновское учение — сочетаются с гипотезой о сотворении мира всего семь тысяч четыреста девяносто лет назад. Результатом стало некоторое количество эпитетов и дальнейшее охлаждение наших отношений, хотя они и так не были слишком тёплыми. Не скажу, что я совсем не жалел об этом, но так уж сложилось. В итоге к вопросам веры я относился философски, а вот чрезмерно активных христиан, пытающихся промывать окружающим мозги, несколько недолюбливал. Впрочем, сейчас мне пришло в голову, что этот момент даёт возможность сделать любопытные социологические наблюдения.

С интересом осмотревшись, я заметил, что примеру принцессы последовали только Алиса и — как ни странно — Весна, несмотря на всю её страсть к науке. София презрительно фыркнула — впрочем, не так громко, чтобы это можно было счесть оскорбительным; а вот коммунар-Герт не только не выразил никакого неудовольствия, но даже чуть склонил голову, слушая молитву. По лицам Брунгильды и Гейрскёгуль ничего прочитать не удалось — все это время обе девушки смотрели прямо перед собой, вовсе не выказывая эмоций, а потом спокойно принялись за еду.

Гостеприимство настоятеля оказалось не формальным — он не пожалел выставить на стол пару бутылок старого красного вина урожая полувековой давности. Хотя... на самом деле никакого другого вина тут и нет, а виноградники давно одичали и захирели. Впрочем, все мы с определённым удовольствием подняли старинные бокалы, воздав должное плодам трудов давно погибших виноделов. В остальном трапеза была не слишком затейливой — варёный картофель и крестьянский сыр, соленья и привядшая поздняя зелень, чуть подсохший со вчера домашний хлеб. Судя по тому, как налегал на него настоятель, самостоятельно печь мучные изделия для себя он обычно не утруждался.

Утолив первый голод, я уже собрался завести беседу, когда меня опередила принцесса. Обернувшись к настоятелю, она сказала:

— Это была удивительная музыка. Какой композитор её сочинил?

— Ваш покорный слуга, — ответил священник. — Когда много свободного времени, дочь моя, старческая бессонница сильно способствует творчеству.

— У меня просто нет слов, чтобы описать впечатления, отец Алекзонндер, — в голосе Грегорики действительно звучало искреннее восхищение. — Среди современных композиторов немного найдётся тех, кто смог бы составить вам конкуренцию. Вы сочиняете только для органа?

— Нет, у меня есть ещё пара инструментов, к которым лежит душа, — он скромно пожал плечами, дав возможность задать вопрос, который меня уже давно интересовал:

— Но как работает ваш замечательный орган? И откуда здесь электричество?

— За храмом расположена небольшая мельница с водяным колесом, и мне уже давным-давно помогли переделать её для своих нужд, Да вот молодой Унгер расскажет, как менял щётки в генераторе в прошлом году — я благодарен ему.

Слегка покрасневший танкомастер что-то нечленораздельно хмыкнул и спрятал лицо за глиняной кружкой с чаем — местным, липовым, конечно — а нить разговора снова перехватила Грегорика:

— Господин Унгер рассказал нам о том, почему фрайтальцы так вам благодарны, но мне хотелось бы побольше узнать о вашей истории, если можно. Вы действительно либериец? Что же заставило вас отправиться в Гардарику после Науфрагума?

— Здесь, в этих краях служили мои дальние родичи — мы не потеряли связь, даже когда мои предки эмигрировали в Новый свет. Вот я и вернулся, чтобы узнать об их судьбе.

— И что с ними стало?.. — осторожно спросила принцесса.

— То же, что и со всеми.

— Простите, отец настоятель, — Герегорика опустила глаза. — Наверняка вам тяжело это вспоминать...

— Ничего, — вздохнул он. — Это было давно.

— Но как же вы здесь полвека живете, один? Так же с ума сойдёшь!.. — не сдержавшись, встряла Алиса. — Ну, в конце концов, надо же какое-то пропитание, и все такое?.. Ой, извините, что я любопытничаю, не сердитесь!

Впрочем, священник лишь слабо усмехнулся, бросив взгляд на рыжую нахалку.

— В этих краях беседа с людьми — настоящее богатство. На что же тут сердиться, дочь моя? Конечно, я не один — господь всегда со мной, моя поддержка и опора. А плотские нужды утоляю плодами скромного агрокультурного участка, да и пожертвования паствы помогают.

— Паствы?.. — уточнила Грегорика.

— Здесь ещё кое-где живут люди. Увы, христиан не так много; в окрестностях больше заблудших душ, которые вызывают лишь сочувствие.

— Сектанты по лесам?

— Да. Они исповедуют некую эклектичную лжерелигию, и волхвы недовольны мной, но молодёжь временами навещает истинный храм божий. Некоторых даже удалось вырвать из тьмы невежества.

— И где же они? — принцесса невольно оглянулась, но священник покачал головой:

— Здесь никого нет, кроме меня. А их я отправил во Фрайталь.

— Простите, святой отец, но как же так?.. Они же коммунары!

— Твари божьи в первую очередь, дочь моя. У нас нет противоречий; напротив — как вы видите, они мне помогают. Да вот недавно, по весне заезжали. Кстати, передай отцу благодарность за гостинцы, — настоятель кивнул Герту. — Они весьма пригодились: помогли отвадить незваных гостей.

— Вы говорите про разбойников атамана Ейнаугига? — быстро уточнила принцесса.

— И они, и сектанты тоже наведывались пару раз, — как ни в чём не бывало, пояснил священник.

— П-простите, и вы... вы их прогнали?..

— До насилия не дошло, они поняли свою неправоту и удалились. Но вот что меня беспокоит, так это появившиеся в восточных лесах странные создания. Вы слышали о них?

— Точно же, отец Алекзонндер! Мы ведь и заехали вас предупредить, — вмешался Герт. — Пришлось вот вчера воевать с такими тварями, да и либерийцы наши поимели проблем дней эдак несколько назад. Ну, вот принцесса вам поведает.

Слушая рассказ Грегорики, настоятель с озабоченным видом снял очки, протирая их платком.

— Биологические конструкты?.. Печально видеть подобное надругательство над господними предначертаниями. И вы считаете, что это творение чьих-то нечестивых рук?

— Да. Мы в общих чертах выяснили структуру их гнёзд, но не имеем представления, откуда они взялись, кто их создал и выпустил. У вас нет каких-нибудь предположений, святой отец?

— Боюсь, тут я ничем не помогу. Мне они впервые встретились только месяц назад, причём только малые создания; как вы их назвали, кормовые мокрицы? О том же, что здесь творилось до Науфрагума, я знаю очень мало.

— Но вы были свидетелем последствий катастрофы? — уточнила Грегорика.

— К великому прискорбию. Но я добрался сюда спустя несколько месяцев, когда адские трубы уже отгремели. Хотя настоящий ад творился в душах уцелевших людей. Господь не назначил человеку видеть такое, — настоятель мрачно вздохнул и сотворил крестное знамение.

— Ещё раз извините, что напоминаю об этом. Мы отправимся дальше и убедимся, что подобное никогда не повторится, — проговорила Грегорика, прямо глядя ему в глаза.

Настоятель надел очки и смерил её долгим ответным взглядом. Поставив локти на столешницу, соединил длинные мозолистые пальцы и задумчиво произнёс:

— Когда я ненадолго вернулся в Либерию, то узнал, что ваш прадед, император Траян, уничтожил адскую машину, которая якобы стала причиной Науфрагума. Это место находится не так далеко отсюда. Вы направляетесь туда?

Помедлив мгновение, принцесса кивнула.

— Да, именно так.

— Зачем же? Впрочем, зная либерийцев, я уверен, что здесь все сокрыто мраком тайны.

— А вы себя уже не считаете либерийцем, святой отец?

— Нет, я давным-давно гардариканец, как и бедные люди, погибшие или выжившие, чтобы прозябать здесь. Я разделю их судьбу. Итак, вы наверняка ничего не расскажете такому отщепенцу, как я? — с грустной усмешкой уточнил настоятель.

Грегорика оглянулась на меня, и я лишь пожал плечами, криво усмехнувшись:

— Решать вам, но мне кажется, что отец Алекзонндер и сам все поймёт.

— Вы правы, Золтан, — задумчиво пробарабанив пальцами по столу, принцесса решительно кивнула, и обернулась к священнику. — Да, было бы поистине бесчестно скрывать это от людей, которые живут здесь. История эта достаточно длинная, но если вы готовы послушать...

— ...И вот так, направляясь в Оппау, мы оказались вашими гостями.

Выслушав заключительные слова Грегорики, настоятель скрестил руки на груди и откинулся на спинку высокого стула из почерневшего дерева.

— Получается, кто-то из Сената хотел убить наследников Траяна, избрав местом действия несчастную Гардарику? Крайне дурной вкус.

— Не уверена, действительно ли они хотели убить нас. В некоторой части это был спектакль, спровоцированный самим Яковом с целью, которой я пока не знаю. Хотя то, что выбор при поиске исполнителя пал на помощника капитана, отца, потерявшего дочь и возненавидевшего Тюдоров, намекает именно на такой вариант. Нельзя исключать, что эти зажравшиеся, развращённые лицемеры действительно увидели в нас угрозу своей власти, — пожала плечами принцесса. — Но сейчас меня больше беспокоит брат. Он явно что-то знает об Оппау, раз отправил туда своих шпионов. Боюсь, он тоже может двинуться туда от места сброса гондолы дирижабля, и я должна его опередить. Яков не ставит других людей ни во что; будьте осторожны, если вдруг случится так, что он тоже направится этой дорогой. Я же со своей стороны сделаю все, чтобы остановить его и не дать натворить глупостей.

— Хотелось бы, чтобы это противостояние не сделало жизнь гардариканцев ещё хуже — они и так уже достаточно пострадали, — печально вздохнул священник. — Ваши интриги и междоусобицы мало касаются нас, но мне пришла тревожная мысль — не связано ли появление чудовищных насекомых с теми гипотетическими артефактами, до которых вы хотите добраться? Оппау находится на востоке и то, что они наступают с той стороны, вызывает подозрения.

— Мы рассматривали такой вариант, но так ни до чего и не додумались. Весна предположила, что тот, кто их создал и выпустил, поставил себе целью не дать посторонним проникнуть в какое-то определённое место, превратив его в обиталище чудовищ. Возможно, дело обстоит именно так, и их дальнейшее распространение на прилегающие земли является лишь побочным результатом. Мы как раз и собираемся это проверить, добравшись до Оппау.

— Храбрости вам не занимать, дочь моя.

— Это мой долг. Я обязана так поступить в память о прадеде. И если там действительно осталось что-то опасное, то я сделаю все, чтобы устранить угрозу. Поверьте, у меня есть определённое влияние, и я смогу убедить либерийских военных ликвидировать все, что может представлять угрозу. Мой двоюродный дед руководит спасательной экспедицией, и поверьте, он обязательно наведёт там порядок.

— Дай-то бог. Надеюсь, им не придёт в голову наложить руки на эту гипотетическую машину Судного дня.

— Ни в коем случае, клянусь честью! Да и зачем? Ведь на планете больше не с кем воевать, Либерия старается оказать помощь бедным неразвитым странам. Надеюсь, мне удастся подтолкнуть наших законодателей снять этот устаревший карантин и помочь Гардарике исцелиться! Конечно, мы постараемся выяснить истинную причину катастрофы и сделать так, чтобы это не могло повториться.

Горячность, с которой говорила принцесса, заставила настоятеля покачать головой, но в глазах его все ещё читалось недоверие.

— Об этом мне трудно судить. Но если вам вдруг действительно удастся раскрыть эту тайну, передайте виновникам и моё проклятие. Знаю, что служителю божьему не пристало такое говорить, но...

Не закончив, отец Алекзонндер лишь махнул рукой и умолк. Бросив взгляд на стоящие в углу старинные резные часы в виде башни, он поднялся из-за стола.

— Мне придётся вас оставить — время всенощной. Скоро полночь, а сегодня канун великого праздника, рождества пресвятой девы Марии.

— Простите, что задержала вас! — вскочив, принцесса низко поклонилась, и священник со вздохом положил ей руку на чело.

— Мир с тобой, дитя моё. Пусть господь укажет тебе спасительный путь в этой земле скорби.

Направившись к дверям, он оглянулся:

— Унгер-младший, ты не поможешь мне с кое-чем?

— Конечно! — Герт с готовностью подскочил и заторопился вслед за настоятелем. Гейрскёгуль спокойно допила свой бокал и неторопливо направилась за ними.

Оглянувшись на гулкий коридор, где ещё не успели затихнуть тяжёлые шаги настоятеля, Алиса почесала в затылке.

— Хмм. Что-то он совсем не похож на того работорговца, про которого рассказывал Герт.

— Какой, к чёрту работорговец?.. Он им как всеобщий дедушка, скорее, — фыркнул я, и рыжая подруга замахала руками:

— Ладно-ладно, не нравится работорговец, пусть будет купидон любви! Но ведь верно, а?.. Странный дяденька, мягко говоря.

— Вряд ли, Алиса, здесь смогли бы выжить 'нестранные' люди, если говорить по-вашему, — печально заметила Грегорика. — Конечно, он необычный человек. Настоящий подвижник — как можно загнать его в какие-то рамки? И это даже не говоря о поразительном музыкальном таланте... хотя я совершенно не поняла, что он имел в виду, говоря об осознавших свою неправоту и удалившихся разбойниках.

— Я тоже не понял, — сказал я. — Вряд ли те душегубы, с которыми мы имели дело, пересмотрели свои намерения под влиянием простой проповеди и призывов к совести. Постараюсь завтра узнать побольше — возможно, Герт что-то выяснит.

Грегорика покачала головой и пригубила бокал с темно-красным вином. В свете электрической лампочки оно плеснулось густо и тяжело, и мне на мгновение показалось, словно она омочила губы в крови.

Повисло молчание, которое робко нарушила Весна:

— П-простите, я тоже отлучусь. Схожу к танку... проверю эфир, — и отличница мигом улетучилась.

— Мда, сегодня я впервые пожалел, что не относился серьёзно к теории музыки, — заметил я, разлив остаток вина по бокалам. — Эта музыка по-настоящему потрясает, и хотелось бы узнать о ней побольше. Как по-вашему, это концерт или фуга?

Грегорика, естественно, заглотила наживку.

— Право же, вы удивляете, Золтан. Очевидно же, что мы имеем дело с симфонией — за ведущей партией так и слышатся смычковые и духовые. Трудно сказать, сколько в ней частей, но это явно кульминация. Мне смутно почудились мотивы Бетховена, за которыми последовало что-то от Вагнера, но построение и обработка совершенно оригинальные. Конечно, господство мелодического начала, традиционное для 19 века, здесь уже во многом утрачено; тематизм в гораздо меньшей степени отождествляется с мелодическим содержанием ѓ— его вытеснило равноправие всех элементов музыкальной выразительности, как в эпоху Ренессанса, хотя и на основе иных принципов... что с вами, София? Неужели музыкальная тема вам так неприятна?..

Все взгляды скрестились на Софии, лицо которой исказила странная гримаса. Приложив ладонь к губам, она внезапно зажмурилась. На лбу трансильванки выступили мелкие капельки пота, а горло судорожно задёргалось.

— Вам плохо? В чём дело?

Зеленовато-бледная инсургентка схватила стакан с водой и залпом осушила.

— Тошнит почему-то. И ваша музыка тут вовсе ни при чём, — наконец-то сумела выдавить она, снова потянувшись к кувшину.

— Зря ты так активно хрумкала солёными огурцами, — заметила Алиса, на что я нашёл нужным тут же возразить:

— Отличные и вкусные огурцы, не надо грязи. Да и вообще, что от них может быть?

— Вообще никогда ничего подобного не ела, но тут вдруг захотелось, — переведя дыхание, проговорила трансильванка. — А всё остальное почему-то в горло не лезет.

— Хо-о-о! Эта картинка мне что-то напоминает, — Алиса подняла палец и ехидно усмехнулась. — Уж не залетела ли ты, милая моя?

Хмыкнув в ответ на сомнительную шутку, я вдруг с удивлением заметил, что меня никто не поддержал. Да и усмешка, игравшая на губах рыжей нахалки, неожиданно пропала. Её глаза, устремлённые на сидящую напротив Софию, начали стремительно увеличиваться в размерах.

Та же, озабоченно нахмурившись, вдруг принялась загибать пальцы, проводя какие-то вычисления, а потом сердито врезала кулаком по столешнице:

— Дьявол его раздери, вот же некстати!.. А я-то думала, задержка из-за этой нервотрёпки и проклятого кашля...

— И... и давно?

— М-м-м... почти два месяца.

Вытаращив глаза, я внезапно услышал, как в голове хохотнул внутренний голос:

'Зоркий же у тебя глаз, дружище'.

— Так вот в чем дело... — глаза мои невольно вернулись к груди Софии.

Если подумать, то здесь действительно было чем гордиться — ухитриться подсознательно отметить изменения с того момента, когда я её разглядывал во всей красе на берегу озера, и до вчерашнего дня, то есть всего-то за неделю... такого глазомера я и сам от себя не ожидал.

На этот раз столь неприличное разглядывание не вызвало осуждения со стороны спутниц — они были по-настоящему шокированы.

— Это... это ребёнок Якова? — наконец, сумела выговорить Грегорика. Такого выражения нерешительности и мучительной раздвоенности на её лице я ещё не видел. Наверняка для принцессы не были секретом похождения брата, но столкнуться с их последствиями вот так, вплотную, ей явно довелось впервые.

— Кого же ещё? — буркнула трансильванка.

— И ты так легко это говоришь? — прищурилась Алиса.

— Вот именно, — поддержал её я. — Едва прошла неделя с тех пор, как ты тыкала в принца браунингом и кричала, что хочешь покарать всех Тюдоров — как-то это плохо сочетается.

— Что за чушь!.. — рявкнула София. — Я специально вкралась к нему в доверие, чтобы заманить...

— Неужели? И потому же набросилась на принцессу, крича, что Яков больше смотрит на неё, а не на тебя? А если вспомнить, кто именно помог тебе и прочим трансильванским инсургентам попасть на борт, всё выглядит так, словно это именно он обвёл тебя вокруг пальца и встроил в свою хитрую игру, чуть не доведя до греха — сначала убийства, а потом и самоубийства.

— Закрой пасть!.. — окрысилась она. — Как ещё я могла постоять за честь наших униженных предков?! Вы, либерийцы, всегда смотрели на нас свысока! За одно это всегда хотелось плюнуть вам в рожу!..

Глядя на затравленную Софию, которой вспыхнувший на скулах горячечный румянец придал ещё более нездоровый вид, я почувствовал укол жалости.

— Ладно, не кричи. Я не хотел тебя обидеть. Да и все равно сейчас уже поздно выяснять, кто прав, кто виноват.

Однако София успокаиваться не собиралась и яростно завопила:

— Нет уж!!! Давай, назови меня идиоткой, как тогда!..

— Тогда речь шла о другом. На самом деле я не считаю тебя идиоткой, но вот в чужих интригах тебе лучше бы не участвовать. Не то опять останешься в проигравших, — нарочито спокойно парировал я.

— Чепуха! Я горжусь, как ловко его окрутила! — трансильванка немного снизила громкость, и этим немедленно воспользовалась Алиса, презрительно фыркнув:

— Нашла чем гордиться! Приличные девушки хоть немного ломаются, а ты с разбегу запрыгнула к нему в постель.

— Вы все изображаете из себя недотрог, но на самом деле любая с радостью раздвинет ноги перед настоящим мужчиной — таким как он!..

София совсем закусила удила, но даже её заставил осечься мороз, прозвучавший в голосе внезапно вмешавшейся Грегорики:

— Ничего хорошего в этом нет. Мой нечистоплотный брат оставляет за собой не просто след из разбитых сердец. Помните, что говорил помощник Кёмниц? Для той несчастной, что наложила на себя руки, всё уже кончено — и это его вина.

— Вешаться я не собираюсь, ещё чего! — почему-то только теперь на глазах трансильванки блеснули слезы. Впрочем, кричать она все же перестала. Шмыгнув носом, утёрлась рукавом и дрожащими руками налила себе ещё воды. Отпив, стукнула стаканом по столу, и негромко, словно про себя, пробормотала: — Но какая всё же глупость — обещание Траяна исполнилось, как никто не мог представить!..

— Что вы имеете в виду? — уточнила принцесса.

— То, что династии должны были породниться! Король Михай так хотел устроить такой брак...

— Скажите, София, вы ведь что-то знаете об этом? Меня давно интересовало, почему прадед так поступил? — спокойный тон Грегорики заставил всех ощутимо расслабиться. — Не обижайтесь, но здесь просто немного разный калибр — правящая династия Либерийской империи и далеко не столь влиятельный и древний королевский дом провинциальной Трансильвании. На союз с принцем Максимилианом претендовали многие, так почему же Траян согласился пойти навстречу Михаю?

Трансильванка криво усмехнулась:

— Вот они, ваши хвалёные либерийские историки! Даже потомки Тюдоров ничего не знают.

— Просветите нас, я буду благодарна.

— Так и быть. На самом деле Траяна интересовал вовсе не Михай, а его брат Дракул — мой двоюродный прадед и очень талантливый учёный. Не помню, кажется, он даже переписывался с самим Эйнштейном. Условием брака, как упоминала мать, было то, что Дракул переедет в Либерию. Почему император счёл это столь важным, я не знаю, но ради этого Михай и поднял восстание против Гардарики, после которого ему пришлось бежать вместе с Илеаной и оказаться в Либерии в роли жалких, никому не нужных эмигрантов.

— В самом деле, ничего не слышала об этом, — удивлённо подняв брови, принцесса посмотрела на меня. Я пожал плечами, подтверждая, что тоже не в курсе тех событий. — А что же тот ваш двоюродный прадед, Дракул?

— Он отказался бежать, остался на родине, и след его потерялся. Наверняка, погиб в Науфрагум вместе со всеми. А в Либерии Максимилиан не женился на бабушке Илеане, и всё кончилось плохо, — уныло закончила трансильванка.

— Так ты действительно королевской крови? — осторожно поинтересовался я, покосившись на Грегорику, которая задумчиво молчала — видимо, пытаясь разложить по полочкам в голове новую информацию. София исподлобья сверкнула глазами:

— А ты не верил? Радуйся, что удалось облапать настоящую принцессу!

'И даже не одну, — не преминул заметить мой внутренний голос. — Пусть конкретно эта и не совсем настоящая. Помнишь, Яков тогда иронизировал про её дедушку-конокрада и папочку-комедианта?'

Впрочем, не желая снова устраивать склоку, я не стал указывать на незаконнорожденность Софии и поспешил продолжить:

— Это большая честь. А кстати, как же ты смогла так ловко найти подходы к принцу? Не такое уж простое дело для певички из шансона. И откуда вообще взялась та мысль — пробраться на 'Олимпик' и устроить переполох... ну, то есть отомстить за предков?

— Говорю же, всё я и придумала! Кто-то из наших карбонариев прочитал заметку, что принц отправляется в кругосветную экскурсию, а потом вдруг совпало, что он сам заявился в ресторан, где я пела по вечерам.

— А кто такие эти карбонарии?

— Наши трансильванцы. Во Франклине есть небольшое землячество, я познакомилась с ними через моих музыкантов. Яноро, флейтист, привёл какого-то человека, хотя и не из наших. Но тот оказался служащим аэропорта и потихоньку всё устроил.

— Имя его не помнишь?

— Нет, конечно. Думаешь, я каждого запоминаю? — пожала плечами София.

— Значит, Яков вдруг появился в ресторане, и?..

— Дальше всё было просто — я его мигом окрутила, — гордо заявила трансильванка. Правда, дальше её голос зазвучал не столь уверенно: — Я пустила в ход всё, но... он вдруг показался довольно милым... и вообще он впечатляющий мужчина.

— Этого не отнять, — согласно кивнул я. — Но помнишь, что он потом говорил в бальной зале?

— Как я могу забыть?! — голос Софии снова упал, она опустила голову, уставившись в стол. — ...И уже не знаю, что думать. То есть... теперь я понимаю, что он просто со мной забавлялся, а то и хуже — использовал в своей игре. Но тогда... тогда я по-настоящему потеряла голову.

— Влюбилась? — уточнила Алиса.

— Нет! Я все равно хотела отомстить, но... не знаю. И он тоже в какой-то момент стал очень настойчив...

— А ты уже создала себе репутацию доступной девушки, понятно. Довольно глупо, — назидательно заметила Алиса. — С мужиками надо держать ухо востро, а тем более — с принцами!

'Хо-хо, я помню какой-то недавний разговор про принцев, где наш милый рыжик высказывал совсем иную точку зрения!' — тут же влез внутренний голос.

— Мне плевать, можете называть меня шлюхой! — раздражённо бросила София. — И я не любила принца! Я все время помнила про заговор, мне даже дали пистолет...

— Тогда в словах Алисы есть правда, — снова неожиданно нарушила молчание Грегорика, нахмурив брови. — Отдаться по любви — это одно; но лгать, глядя прямо в глаза, сердцем к сердцу... это бесчестно.

Поёжившись от ледяной волны, накатившей вместе со словами принцессы, я случайно бросил взгляд на противоположный конец стола... и замер. Брунгильда, всё это время не проронившая ни слова, и о которой все забыли, отчётливо вздрогнула. Лежащая на столе рука сжалась в кулак так, что побелели пальцы, и мне даже показалось, что я услышал, как хрустнули стиснутые зубы. В чем дело? Причём тут она?..

Впрочем, додумать эту мысль я не успел, поскольку трансильванка предсказуемо вспыхнула:

— Какие все целомудренные, право слово! Покажите мне девушку, которая рядом с ним не чувствует тепло в животе! И вообще, кто мне выговаривает?!. Сестра-близняшка, о которой Яков только и думает! Он же и устроил всё это, чтобы впечатлить тебя!!!

'Близняшка?.. Она имеет в виду, что Яков и Грегорика — близнецы? Ого, я всё время думал, что она младшая сестра, — внутренний голос прозвучал удивлённо, но затем добавил рассудительным тоном: — Что же касается второго пункта, то в словах прекрасной инсургентки есть резон. Не зря же его высочество пытался пустить тебе кровь, пусть и чужими руками. Правда, обвинять принцессу в том, что её брат извращенец, довольно глупо. Она в этом никак не виновата, да и догадалась о таком пикантном положении дел совсем недавно, если судить по её словам и поведению'.

— Я терпеть его не могу! — решительно ответила Грегорика, но слегка покраснела. Заметив это, София перешла в наступление:

— ...Какая сочная тема для прессы! Ха, удивительно, что Сенат ещё все это не раскопал. Ведь там так хотят замазать тюдоровских наследников грязью — а лучше инцеста ничего не придумать!

— Мне всё равно, что скажут обо мне, — пожала плечами принцесса, быстро восстановив самообладание. — Но лучше прекратим этот разговор.

— Ещё бы! Ты так говоришь, потому что не хочешь признать — здесь победила я!

Нимало не смущаясь вопиющим противоречием со своими же недавними речами, София положила руку на живот и с победным видом хмыкнула. Впрочем, в её следующих словах снова прозвучала горечь:

— Грустно только... что это всё равно не помогло бы удержать Якова. Всё бессмысленно... и ничем не кончится.

Помолчав, Грегорика заговорила, не поднимая глаз, негромко. Такого тона от неё мне до сих пор ещё не приходилось слышать.

— Наверное, я не имею права так говорить... и всё же. Сейчас мы в сложном положении, но я уверена, что через некоторое время мы встретимся с дядюшкой Магнусом, и он поможет нам вернуться домой. София, я обещаю в любом случае позаботиться о вашем ребёнке. Пожалуйста, не надо избавляться от него.

Хрусть.

Слова принцессы ударили меня, словно мешок с углём, упавший на голову. Тупо уставившись на треснувший в руке бокал и капли крови, смешавшиеся с вином, я уже не слышал, что ответила София. В ушах стоял только колокольный стук сердца, а нестерпимое чувство вины заставило меня крепко-крепко зажмурить глаза — хотя и совершенно напрасно.

В трапезной остались только Грегорика и Брунгильда. Закрыв за собой дверь братской, куда она только что вместе с Алисой отвела явно плохо себя чувствующую и злую на весь мир Софию, принцесса обернулась к телохранительнице. Та смущённо потупилась, спрятав под столом руки с измазанными в крови пальцами.

— Пусть отдохнёт, — сказала Грегорика, устало сжав переносицу. — Время уже позднее, нам тоже стоило бы немного поспать перед завтрашней экспедицией.

— Да, госпожа.

— Но нужно ещё сходить к Весне, узнать, что творится в мире и... ты, случайно, не видела, где он?

— Сидит на ступенях перед входом, — не поднимая глаз, ответила телохранительница. Грегорика слабо улыбнулась.

— Вспомнила, что бинт у тебя всегда с собой. Так же получилось, когда я порезалась осокой во время наших с тобой приключений: ты испугалась и бросилась помогать мне. Понимаешь, глядя, как ты сейчас перевязывала его... я вспомнила ваш ночной разговор, — задумчиво проговорила принцесса, и добавила, глядя прямо на горничную. — Прости, я случайно услышала его, и кое-что поняла... прежде всего, про себя саму.

— Г-госпожа, я не имела в виду ничего такого!.. — торопливо вскинулась Брунгильда, и её щеки залил непривычный румянец.

— Ни разу не видела, чтобы ты так краснела, — слабо улыбнулась Грегорика. — Нужно ли лучшее доказательство? Хм-м-м... мне никогда бы не пришло в голову, что мы с тобой можем оказаться соперницами.

— Т-такого не будет, ваше высочество!!! — телохранительница вскочила, со стуком отбросив стул, и судорожно стиснула руки на груди. — Я ни за что, никогда не сделаю ничего, что расстроит вас!..

Грегорика слегка вздрогнула и шире раскрыла глаза — словно услышав что-то неожиданное. Повисло долгое молчание. Наконец, она мягко произнесла:

— Знаешь, Хильда, я совсем не рада, что ты так говоришь. Пользоваться своим положением в любви — нечестно. Я не хочу, чтобы ты так думала обо мне.

Опустив голову и машинально вытянув руки по швам, словно солдат в строю, Брунгильда сдавленно проговорила:

— Вы... вы для меня важнее всего, госпожа.

Грегорика помедлила ещё секунду, пристально глядя на телохранительницу, и вдруг шагнула вперёд, обняв и прижав к себе её напряжённо вытянувшееся тело. Произнесённые шёпотом слова прозвучали, тем не менее, совершенно отчётливо:

— Ты тоже очень дорога мне, Хильда. У меня нет никого ближе тебя. И мне совсем не нравится, когда ты, чтобы угодить мне, отказываешься от всего: от своих чувств, желаний и мыслей, даже от самой себя.

— Н-нет, это не так!..

— Неправда! Я не слепая... и я вдруг посмотрела на себя со стороны и поняла, что не хочу быть твоей госпожой. К чёрту все эти церемонии, все эти поклоны — надоело! Мне всё это время страшно не хватало настоящей подруги, с которой можно поговорить по душам, а не только про наряды! Все страхи и волнения этого путешествия — настолько малая цена за то, что мы с тобой вместе сражаемся и рука об руку преследуем общую цель! Я не хочу, чтобы это кончилось, и мы опять вернулись к глупому этикету! Пожалуйста, Хильда, говори мне открыто всё, что ты думаешь!.. И перестань называть этой дурацкой 'госпожой'!.. — горячо шептала Грегорика.

— Я... я не смогу... — пробормотала телохранительница, которая так и не решилась обнять принцессу в ответ. На её глазах сверкнули слезы. — Я не достойна... ведь я...

— Перестань, тут нет ничего невозможного! Хотя бы постарайся, пусть и не сразу!.. А я сделаю все, чтобы тебе помочь! — воскликнула принцесса, ещё крепче прижимая телохранительницу к себе, когда внезапно прозвучавший от двери новый голос заставил её вздрогнуть и замереть на месте.

— Вот лучше бы вы только этим и занимались, чем отбивать чужих парней.

Незаметно появившаяся Алиса прислонилась к дверному косяку, сложив руки на груди и неприязненно глядя на обнявшихся девушек. Отстранившись от неподвижной телохранительницы, Грегорика со смущением наклонила голову:

— Простите, Алиса, мы обсуждали наши личные дела.

— Да я уж вижу, какие личные.

— Кхм, — привычным усилием взяв себя в руки и приведя мысли в порядок, принцесса заговорила ровным тоном: — Надеюсь, с Софией всё в порядке?

— Вроде бы улеглась и заснула.

— Хорошо. Тогда вернёмся к главной теме, — теперь глаза Грегорики опасно сверкнули. — Действительно ли вы можете назвать Золтана своим парнем? Мне казалось, что ваши отношения скорее дружеские, чем романтические.

— Мои — именно романтические! И не важно, что он там себе думает!.. — немедленно взвилась Алиса.

— Но ведь его отношение тоже имеет значение, верно? И если он не считает вас своей девушкой, то и говорить, что мы с Хильдой пытаемся отбить его у вас — несправедливо.

— Ха, а кто вертел перед ним хвостом?! Все эти ваши танцы, умные разговоры, секретные тайны — скажете, вы совершенно ненарочно так сблизились?

— Если хотите знать, то я тоже не предполагала, что так получится, — пожала плечами принцесса. — Но чем больше я узнавала Золтана, тем больше общего у нас находилось. Да, мне интересно и приятно с ним общаться. Наверное, именно про это и говорят — 'он мне нравится'. Если бы к моменту нашего знакомства вы, Алиса, уже состояли бы с ним в определённых отношениях, я бы не стала так себя вести. Но сейчас не вижу смысла сдерживаться — ведь я никак не мешаю вам делать то же самое.

— Это только слова! — сердито воскликнула Алиса. — Куда мне тягаться с такой блестящей звездой, небожительницей?!.

— Вы напрасно так говорите. Мне кажется, Золтан не из тех, кто падок на внешний блеск и мнение света. Он даже не стесняется спорить со мной! В общем, очевидно, что у него своя голова на плечах...

— ...И он непременно выберет вас, так?

— Не знаю, про какой именно 'выбор' вы говорите, и не знаю, что он об этом думает. Но, как бы там ни получилось, я предпочитаю открытую и честную игру.

— Тогда почему же вы ему не признались до сих пор?

— 'П-призналась'?.. Но, чтобы признаться, нужно ведь... — Грегорика явно смешалась. — Нет, я не о том. Я и сама осознала, что он мне нравится, совсем недавно — и это было довольно неожиданно. Если честно, я не успела до конца обдумать, к чему это ведёт; ведь раньше мне никогда не приходилось испытывать такое... Кроме того, сейчас вообще очень сложный момент... и потом все неожиданно осложнилось ещё больше... — она невольно бросила взгляд на молчащую Брунгильду и затем парировала с вернувшейся решительностью: — А почему вы сами не сделали этого? Ведь у вас-то было более чем достаточно времени.

— Как будто это так легко!.. И он всё время увиливал... а я не могла решиться...

— Дело ваше. Я же, когда разберусь, не стану ходить вокруг да около.

Насупившаяся Алиса с досадой пробурчала:

— Одно я должна признать, ваше высочество — ваша прямота подкупает... и одновременно ужасно раздражает!..

— С этим я не могу ничего поделать. Хотя у меня нет желания ссориться с вами, Алиса. Вы хорошая девушка, и я бы предпочла видеть вас своей подругой. Честно.

— Просто удивительно видеть такую поборницу честной игры. Легко говорить, когда вы уверены в победе! — все выглядело так, словно Алиса оказалась совершенно сбита с толку таким поворотом. Но сдаваться она не собиралась: помешкала, кажется, пытаясь придумать, чем бы уязвить соперницу, и вдруг подняла палец, неожиданно сменив тему: — Хотя вы же проиграли Софии, ага! Наверняка просто стремитесь взять реванш в другом месте!

Грегорика устало приложила ладонь ко лбу.

— Понимаю, что вы сердиты на меня, Алиса, но, серьёзно — какой проигрыш?.. Мне с самого начала было жаль Софию; жаль её талант — Яков их недостоин. Даже её импульсивность мне несколько импонирует. Но какой извращенкой надо быть, чтобы счесть, что я стану спать с братом?! Не говоря уже о том, что мне попросту неприятно его общество!

— Но он-то нацелился на вас!

— Честно говоря, мне до сих пор трудно в такое поверить. Пока не знаю, как тут быть. Впрочем, сейчас это не имеет значения. И вообще — мы удалились от темы. Мне больше хотелось бы понять, что случилось с Золтаном. Он не из тех, кто фонтанирует эмоциями, но у него было такое лицо... Возможно, вы что-то знаете, Алиса?

— Думаете, я обязана вам рассказать? — насупилась та. Впрочем, смолчать она не смогла; ей явно тоже хотелось обсудить эту тему: — Хотя я и сама не поняла, в чем дело, могу лишь гадать. Вроде бы, тогда речь шла про то, что...

— ...Её высочество сказала, что позаботится о ребёнке Софии, — вдруг подала голос Брунгильда. Смерив её удивлённым взглядом, Алиса пожала плечами:

— Вот-вот. Но я понятия не имею, с чего вдруг Золтик так разволновался. Что ему до этой потаскушки?

— Не стоит её так называть — у неё были более сложные мотивы, — покачала головой Грегорика и уточнила: — В ответ на мои слова София выдала очередную порцию оскорблений и глупостей, но это уже вряд ли связано с делом.

— Скорее всего.

— Может быть, причина в чем-то ином? Не знаю... ну, к примеру — как Золтан относится к детям?

— К детям?.. — Алиса задумалась. — Да нормально относится: карапузы нашего садовника по нему ползают совершенно невозбранно; кажется, он даже с удовольствием с ними игрался. Правда...

— Что?

— Вдруг вспомнила. Когда я впервые повела его, чтобы похвалиться миленькими малышами-близнецами, он повёл себя довольно странно. Весь побледнел, и на глазах слезы — но так и не признался, почему. Как раз три года назад, им по несколько месяцев было. Золтик тогда два года подряд всё лето и осень пропадал в экспедициях, зарос весь, дикий стал какой-то. И мрачный, кстати, ходил всё время. Уверена, там случилось что-то. Но проблема в чём: если он заупрямился, из него клещами не вытянешь.

— Экспедиции на Аляску?.. — Грегорика подняла глаза к потолку, вспоминая. — Золтан упоминал, что простудился и его оставили поправляться; за это время он научился работать в кузнице. Но больше ничего особенного.

— Дядя Святослав наверняка что-то знает, но ведь его сейчас не расспросишь, — вздохнул Алиса. — И он всё равно витает в своих научных эмпиреях. Ладно, придется сдаться.

— Нет, я просто спрошу его... — начала Грегорика, и вдруг осеклась. — Хотя, наверное, нехорошо причинять Золтану боль из простого любопытства с моей стороны...

— С нашей стороны, — поправила Алиса, криво усмехнувшись. — Мне интересно не меньше вас. И валькирии тоже, если судить по блеску в глазах.

Судя по тому, как торопливо Брунгильда подняла подбородок, изображая полнейшую незаинтересованность, наблюдательность рыжеволосой сплетницы недооценивать не стоило. Принцесса вздохнула в ответ на какие-то свои мысли:

— Значит, мы трое...

— Четверо, ваше высочество, четверо.

— Почему?.. А, вы имеете в виду Весну.

— Кого же ещё? Видели, как она на него смотрит телячьими глазами? Когда на минутку отвлечётся от своих формул, конечно.

— Немирович спас ей жизнь, — лаконично произнесла Брунгильда. — В трюме. Двойник Якова успел бы заколоть её до того, как появилась я.

— Весна рассказала? Тебе?.. — удивилась Алиса. — Она же тебя боится до дрожи.

Телохранительница не снизошла до пояснений, но было очевидно, что ей всё же как-то удалось разговорить робкую отличницу.

— Четверо... — озадаченно протянула Грегорика. — Вот уж не думала, что окажусь в такой ситуации. Её можно было бы даже назвать комичной...

— ...Только вот нам-то не до смеха, — подхватила Алиса. — Выглядим, как дурочки.

— Дурочки? Нет, с этим я не согласна, — покачала головой принцесса. — Нет ничего плохого в том, чтобы искать общества человека, который вас привлекает. И именно потому допрашивать его я не стану, это неправильно. Если Золтан захочет, то расскажет сам, но совать нос в его дела мы не вправе.

— 'Мы'... — пробормотала себе под нос Алиса, и выражение её лица в этот момент было бы довольно трудно описать.

Принцесса же хлопнула ладонью по столу в подтверждение своих слов и решительно поднялась на ноги.

— Я собиралась узнать, что услышала Весна. Золтану тоже будет полезно отвлечься.

Поздние ночные цикады, доживающие последние дни перед первыми заморозками, что-то тоскливо скрипели в буйно разросшихся палисадниках перед развалинами, окружающими площадь. Боль в порезанной руке, которую мне, не слушая возражений, перевязала Брунгильда, оказалась до смешного слабой. Сейчас мне, наоборот, хотелось изо всех сил лупить кулаком по камню, чтобы кровь брызгала вокруг... но это был бы подлый обман. Трусливая уловка. Разве имею я право пытаться заглушить примитивной болью жгучую вину, протыкающую сердце, словно калёный гвоздь?

А ведь я уже почти сумел загнать её на задворки памяти — ещё немного, и она бы вообще затерялась, оставив меня и дальше порхать, словно безмозглый жизнерадостный мотылёк, не способный вспомнить, что было вчера. В глубине души я ведь хотел этого, правда? Как можно быть таким мерзавцем?..

Или... это было бы к лучшему? Что толку теперь терзаться, когда всё давно сделано, и ничего уже нельзя исправить? Моя... даже не трусость, а глупое сопливое легкомыслие погубило всё... её уже не вернуть. Если бы я только знал; если бы вовремя догадался!..

Сглотнув ядовитый комок, я зажмурился, закрыв лицо руками, и холодный ветер обжёг мокрые щеки.

Не знаю, сколько я так просидел в густой осенней темноте, когда по истёртым каменным ступенькам процокали подковки на чьих-то каблуках. Остановившись рядом, Грегорика проговорила негромко, с мягкой интонацией:

— Золтан, вы чем-то расстроены? Может быть, вам станет легче, если вы поделитесь с нами?

Если бы Грегорика знала, чем вызвано моё дурацкое поведение, то вряд ли её тон был бы столь участливым. Скрипнув зубами от ненависти к себе и не в силах поднять глаза, чтобы встретить её взгляд, я с трудом выдавил:

— П-простите, ваше высочество, но я... мне трудно говорить об этом.

Вот и всё. Сейчас она размажет меня по мостовой: несгибаемой принцессе наверняка противно смотреть на нытика и мямлю, пытавшегося корчить из себя героя. Да что говорить: проницательная Грегорика наверняка понимает, что это детское запирательство равносильно признанию вины. Очевидно, что за моими потупленными глазами стоит какая-то отвратительная тайна, а всё поведение красноречиво указывает: 'Виновен!' Принцессе не составит труда парой беспощадных вопросов вывести меня на чистую воду, и тогда — прости-прощай; ей даже смотреть на меня будет противно. Проклятье, а ведь всего час назад я едва не осмелился признаться!

Сжавшись в ожидании суровой, но заслуженной отповеди, я оказался совершенно не готов к тому, что услышали мои уши в следующую секунду.

— Хорошо. Я не собираюсь настаивать — это ваше личное дело, — просто сказала Грегорика. В темноте я не мог видеть выражения лица принцессы, но на моё поникшее плечо неожиданно легла её рука.

Древний как мир дружеский жест, не требующий слов. Элементарная физика подсказывала, что почувствовать тепло сквозь толстую куртку невозможно, но я невольно выпрямился, ощутив, как тело пронизало нечто вроде бодрящего электрического разряда.

— И не падайте духом, — продолжала Грегорика. — Не знаю, в чём дело, но помните — вас окружают друзья. Вы хороший человек, Золтан, и ничто не заставит меня думать по-другому.

Ошеломление от неожиданных слов принцессы ещё не прошло, но она явно не собиралась останавливаться на достигнутом, и решительно потянула меня за рукав.

— Весна наверняка приняла радиограммы для нас. Нужно всё выяснить, чтобы решить, как мы будем действовать завтра. Идёмте!

— Да... да, я готов, — выдохнул я.

Благодарность за то, что принцесса не стала расспрашивать о причинах моего идиотского поведения, подкатила к горлу тёплой волной. Может быть, ещё не всё пропало?

— Вот и отлично, — не тратя больше слов, она потащила меня вниз по ступенькам, к стоящему с левой стороны фасада танку.

Запрыгнув на крышу корпуса с высокого каменного парапета, мы свесили головы в люки башни. Внутри уютно светились лампочки радиостанции, мирно попискивал умформер. Сверкнули стёклышки очков — Весна подняла голову и щёлкнула тумблером башенного плафона, прибавив освещения.

— Что творится в эфире? — спросила принцесса, забираясь внутрь и устраиваясь рядом с Брунгильдой, уже ожидающей своего часа с телеграфным ключом в руках. Я последовал её примеру, спустившись через люк заряжающего с другой стороны от казённика пушки.

— Ах, ваше высочество, я вас ждала! Вот, уже час как пришло: радиограмма от адмирала Болейна, — радостно заторопилась Весна. Кажется, получив возможность вволю поработать с радиостанцией и прочей сложной техникой, она пребывала в самом радужном настроении. Грегорика же вздохнула, принимая листок бумаги, и прежде, чем прочесть, устало заметила:

— Весна, прошу вас всё же — называйте меня просто по имени. Мы все здесь товарищи по оружию, как бы претенциозно это не звучало. Более того, мне хотелось бы считать вас и просто своими друзьями, а какие церемонии могут быть в таком случае?

— Х-хорошо, в-в... Грегорика, — для того, чтобы это сказать, отличнице потребовалось изрядное усилие. Принцесса кивнула и поднесла записку к лампочке.

— 'Адм. Болейн — Гр. Тюдор: слушайте в первую минуту каждого часа. Несказанно рад, что ты цела. Держись, моя девочка, помощь близка. Укажи приблизительные границы опасной зоны и характер биоконструктов'. О, дядюшка воспринял наше предупреждение всерьёз, просто замечательно! — с радостью произнесла Грегорика.

— Э-это логично... — смущённо повертев в пальцах кончик косы, Весна всё же не стала тушеваться и высказала своё мнение: — Сразу же после Науфрагума флот потерял над Гардарикой несколько кораблей. Наверняка они не хотят, чтобы такое повторилось, и будут осторожны.

— Верно! Я же как раз читала про сгоревший из-за разряда крейсерский дирижабль, — вспомнила принцесса и подхватила с полочки карандаш, чтобы набросать текст ответной радиограммы: — Так, нужно описать летающих чудовищ, кратко, но содержательно... м-м-м: 'Крупные птеродактили с головой-тараном и природной зажигательной смесью, способны на самоубийственные атаки с пикирования. Стаи до нескольких десятков особей', — вот так. Как вы думаете, Золтан, достаточно?

— Н-наверное... наверное, да, — поневоле втянутый в разговор, я с трудом заставил свои мозги соображать. — Мы не успели выяснить, как именно птеродактили выбирают цели, хотя... помните, они бросались на нас строго по очереди. Думаю, это неспроста — скорее всего, в них заложен какой-то алгоритм поведения в зависимости от характера цели.

— Наверняка. Уверена, что их готовили именно против воздушных кораблей. И неизвестно, сколько здесь подобных гнёзд. Поэтому большим и неповоротливым дирижаблям приближаться к Оппау слишком опасно. По крайней мере, до того, как мы доберёмся туда по земле и проведём разведку, — деловито подытожила принцесса.

— Герт говорил, что западнее Велких Домов чудовища не встречались; не видели их и во Фрайтале. Значит, по крайней мере, зону к западу от Шварцвальда можно считать безопасной.

— Да, мне тоже это пришло в голову. Тогда всё получается не так уж плохо. Эскадра может приблизиться и лечь в дрейф в некотором отдалении. Даже в самом худшем случае пассажиров 'Олимпика' можно будет вывезти по земле до безопасного места, куда удастся подвести дирижабли. А потом и эвакуировать домой. Так я и напишу дядюшке, — кивнув, Грегорика почиркала карандашом и вручила листок Брунгильде. — Вот, передай адмиралу Болейну.

— Так точно, го... — телохранительница почему-то запнулась, а потом, опустив глаза, всё же упрямо закончила: — ...госпожа.

Неодобрительно нахмурившись, принцесса проследила, как та принялась быстро стучать ключом, и обернулась к Весне:

— А что-нибудь ещё вы слышали?

Отличница-радистка быстро поправила очки:

— П-простите, с утра не было времени, а днём в движении приём не самый лучший... постоянно работали несколько передатчиков Карантинной комиссии — всё те же запросы из Либерии по поводу здоровья пассажиров. Правда, одна из их станций работала шифром, но она далеко, нужна более серьёзная антенна. Я записала только отдельные куски и не поняла, что это значит. Зато получилось перехватить шифрованный сеанс связи в нашем районе.

— Правда? Очень интересно. И в какое время?

— Около полудня. Пеленг был западный, а по мощности можно судить, что станция относительно близко. Расшифровать сразу не получилось, но квитанции приёма давал тот самый передатчик с позывными ROTU.

— Ещё одна неизвестная радиостанция что-то передаёт Якову, — прищурилась Грегорика. — С запада? И недалеко? Получается, со стороны деревни, но там нет ни радиостанций, ни радистов. Значит, остаются два наиболее вероятных варианта: либо это Фрайталь, либо барон Вак.

— Если агенты принца посетили Ейнаугига и договорились с ним о сотрудничестве, то теоретически могли закинуть удочку и к Ваку. Правда, Герт ничего подобного не упоминал, но барон мог не распространяться об этом среди своих подчинённых, — предположил я.

— Верно. Кстати, они могли обратиться и к коммуне, — принцесса задумалась. — В принципе, наладить отношения с редкими местными сообществами — вполне разумный ход. Особенно, если не обращать внимания на их характер.

— А, совсем вылетело из головы! — хлопнув себя по лбу, я полез во внутренний карман. — Мысль появилась ещё вчера, а с утра я сбегал в большой геодезик и нашёл в танке разбойников шифровальный блокнот. Кажется, тот самый, с помощью которого Ейнаугиг связывался с принцем Яковом и его клевретами. Вот.

Глаза Весны вспыхнули, и она хищно вцепилась в тонкую пачку сброшюрованных листочков, покрытых столбцами цифр.

— О-о-о, спасибо, Золтан Святославич! Теперь всё будет намного проще! Если они используют тот же шифр, то я смогу узнать, что было в радиограммах.

— Мы прочитаем, о чём переписывается Яков? Отлично! Вы молодец, Золтан! — Грегорика довольно хлопнула в ладоши. — Как думаете, Весна, сколько времени это займёт?

Отличница уже полностью погрузилась в сравнение цифровых столбцов в блокноте и своих собственных записей, и лишь заторможенно пробормотала:

— Займёт?.. М-м-м, займёт...

Понаблюдав за ней ещё пару секунд, принцесса решительно поднялась с сидения и потянула Весну за собой.

— Пойдёмте в собор. Сидеть тут всю ночь нет смысла, вам тоже будет лучше передохнуть в тепле и выспаться. Давайте-давайте, поднимайтесь.

— Х-хорошо, ваше... Г-грегорика, — Весна, которую принцесса мягко, но непреклонно тащила за собой, сняла с головы наушники и вдруг спохватилась: — Простите, ещё секундочку, мне надо проверить...

Пропустив её, когда девушка пробралась из подбашенного отделения в отсек управления и затем направо, под пулемётную башенку, я с удивлением рассмотрел пучок проводов, тянущийся от распределительной коробки на водительском щитке. Оказывается, Весна успела подключить к бортовой сети танка несколько новых — судя по всему самодельных — приборов, которые поместились в стойке для коробок с пулемётными лентами. Поскольку боезапас нашего танка так и не достиг штатного размера, места там оставалось вполне достаточно, и молодой учёной было, где разгуляться. Включив плафон, она наклонилась над циферблатами и шкалами, где покачивались непонятные стрелки, и торопливо принялась записывать показания в блокнот.

— Но не задерживайтесь, пожалуйста, — напутствовала её Грегорика, поднимаясь, чтобы вылезти через верхний люк. Впрочем, на полдороге она повернулась к Брунгильде: — Хильда, тебя это тоже касается. У меня такое чувство, что завтра нам очень потребуются твои умения, поэтому тебе тоже надо отдохнуть и лечь пораньше. Возвращайся, как только закончишь передачу.

Телохранительница молча кивнула, и принцесса выбралась из танка. Намереваясь последовать за ней, я чуть замешкался и случайно заметил, как Брунгильда смерила склонившуюся над загадочными приборами Весну пристальным взглядом. Впрочем, она тут же снова принялась стремительно стучать ключом передатчика.

3.

Громадный корпус линейного дирижабля 'Беллерофон' слегка подрагивал от ударов ветра. Снаружи, из-за широких обзорных стёкол командной рубки, доносилось размеренное уханье длинных пропеллеров. Эскадра лежала в дрейфе, но для того, чтобы разогнавшийся над просторами Атлантики западный ветер не унёс массивные корабли вглубь континента, приходилось постоянно подрабатывать моторами против него.

Проглядывающая сквозь быстро ползущие рваные облака луна бросала широкую серебристую дорожку на ровную океаническую зыбь, кажущуюся с высоты совсем небольшой. По рыбообразным силуэтам развернувшихся строем пеленга на север от флагмана прочих воздушных кораблей скользили тени, то скрывая их во мраке, то ярко высвечивая на фоне смутно рисующегося вдали побережья.

Адмирал Магнус Болейн бросил взгляд на наскучивший пейзаж и устало откинулся на спинку кресла. Стекло отразило покатый лоб, обрамлённый редкими напомаженными волосами на висках и затылке, щегольски подстриженные седые бакенбарды и узкие губы, сложенные в разочарованной гримасе. Блеснуло обильное золотое шитье стоячего воротника и роскошных аксельбантов, бриллианты многочисленных крестов и орденов.

— Почему же ваша разведка прошляпила этих тварей? У вас есть удовлетворительное объяснение, коммодор Тальбот? Вы сознаете, как сильно оказались нарушены наши планы, и какой опасности мы подвергаемся? — недовольно спросил адмиралу сутулого офицера в измятой полевой форме — начальника разведки Первой оперативной эскадры.

— Ваше превосходительство, вы же понимаете, что за такое малое время у нас не было возможности провести тщательную рекогносцировку, — упрямо наклонив голову, защищался коммодор. — Более того, эти пустоши столь обширны, что без точных координат тут вообще невозможно ничего найти. Если вспомните, то вы сами отклонили моё предложение отправить крейсер на предварительную разведку.

— Это было бы равносильно тому, чтобы встать и закричать на всю Либерию: 'Нас интересуют тайны Гардарики!' Естественно, такого я не мог себе позволить; максимум — агентурная разведка через Карантинную комиссию, — недовольно заметил адмирал, позвякивая ложечкой в стакане с чаем в серебряном подстаканнике.

— Совершенно верно, я сам же её и организовывал, — с гордостью напомнил Тальбот. — Агенты опросили поисковые партии, включая тех, кто проходил черед Оппау, но сами добраться до него не успели, потому что события развивались слишком быстро.

Болейн лишь желчно фыркнул:

— Все эти оправдания ничем не помогли бы, атакуй нас внезапно эти непонятные биоконструкты. И если бы не моя Грегорика, предоставившая ценнейшую информацию о летающих тварях, так бы и случилось уже сегодня или завтра.

— Безусловно, ваше превосходительство — ваша юная подопечная очень талантлива. Правда, брат ничуть ей не уступает, а то даже и превосходит. Жаль, что он отказался от нашего предложения и повёл свою игру.

— Лучше не напоминайте про Якова, — скривился адмирал. — Сопляк слишком самонадеян, думает подняться с помощью лишь собственных интриг. А ведь я вписал его в такую замечательную схему! Более того, предложил свою ценную поддержку, знания и опыт.

— Крайне неблагодарно с его стороны. Впрочем, мы ведь в любом случае планировали доверить ему главную часть поисков, просто теперь он оборвал поводок, как слишком резвая гончая.

— Кровь Тюдоров, что вы хотите, — с недовольной гримасой пробурчал адмирал. — Они всегда поступали по своему усмотрению, не принимая во внимание мнение даже самых близких членов семьи. Вспомнить хоть Макса — скольких уговоров мне стоила его женитьба на сестре, даже когда расстроился тот дурацкий марьяж с трансильванской провинциалкой! Я уже совсем собрался выдать дочку за Ричарда и посадить внука на престол — и тут он идёт на поводу у старика Траяна и отрекается вслед за ним! Какая глупость!

— Не говорите, ваше превосходительство, — поддакнул коммодор. — Отбросить древнюю честь и гордость славного рода Тюдоров и отдать власть лавочникам! Максимилиан просто сошёл с ума. Прекрасно понимаю, что вы видите своим долгом исправить ту прискорбную ошибку.

— Вот только все пришлось начать фактически сначала, — сварливо заметил адмирал, обминая толстую гаванскую сигару. Тальбот поспешил щёлкнуть зажигалкой, пытаясь успокоить раздражённого патрона, и льстиво заметил:

— Что же, придётся взглянуть философски: принцесса подойдёт на роль публичной фигуры не хуже, а управлять ей будет проще, чем строптивым братцем. Общественность, уставшая от дурацких потуг на либерализм, будет рукоплескать вам, как человеку, вернувшему старые добрые императорские времена, и вы сможете направлять всю политику новой империи.

— Хммм, — промычал, окутавшись дымом, Болейн. Кажется, настроение его начало улучшаться, и он задумчиво покивал, бормоча себе под нос: — Да-а-а, это будет совсем неплохо. Главное — заполучить то, что перетянет на весах любое золото...

— Господин адмирал, фототелеграмма из штаба флота, — один из шифровальщиков торопливым шагом поднялся на адмиральскую платформу и протянул фотографическую карточку и бланк. — И ещё личные телеграммы вам.

— Так-так, посмотрим, что они нашли в ответ на наш запрос, -проговорил адмирал, жестом оправив радиста прочь. — Моим старым глазам уже трудно, прочтите вы, коммодор. Во-первых, доверяй, но проверяй; эта шифровка действительно от той, о ком я думаю?

Выждав, пока радист-секретчик отойдёт на расстояние, с которого нельзя подслушать, Тальбот кивнул:

— Да, господин адмирал. Преподаватели школы радистов подтверждают почерк кадета номер 257. Плюс ваш личный шифр, так что сомнений нет — это передавала Крюгер. Получается, моя креатура исполнила всё то, что я велел. Способная девчонка, хотя и слишком упёртая.

— Ваша?.. Полноте, Тальбот, я прекрасно помню, как вы не хотели записывать её и пытались сбагрить с рук. Это именно мне пришла в голову мысль использовать дочку водителя незадачливого принца Ричарда после того, как ту с матерью выкинули из дворца. Видите, насколько я был прав, настояв на этом?

— Не так уж трудно было сыграть на её собачьей верности принцессе, — судя по не слишком довольной гримасе, коммодор был бы не прочь поставить себе в заслугу то, о чем патрон за давностью лет должен был запамятовать. Увы, попытка провалилась, и теперь требовалось выкручиваться, что он и сделал: — Но вы правы, ваше превосходительство. Как ваша прозорливость, так и память выше всех похвал.

— Не столько прозорливость, сколько наблюдательность, — с довольной усмешкой согласился адмирал. — Грегорика с удовольствием играла с дочкой прислуги и на удивление сильно расстроилась, оставшись без подружки. Грех был бы этим не воспользоваться; тем более, что та оказалась на редкость талантливой.

— Вы правы. Я тоже изменил своё мнение, следя за её удивительными успехами. Вспомните подготовленную мной операцию в замке Тотенхэм — все наши дальнейшие планы построены на документах, которые сумела раздобыть эта девица, обведя вокруг пальца прислугу принца Ричарда и Якова.

— Ладно, я уже наградил вас за тот успех. Вернёмся к делу. Повторите-ка радиограмму Крюгер, чтобы ничего не упустить.

Коммодор вынул из папки с цифровым замочком ещё один бланк и прочитал:

— 'Падение О тире результат мятежа зпт агент Сената Кёмниц пытался убить Я и ЕВ зпт истинная причина провокация со стороны Я. Спасение людей полностью заслуга ЕВ. Вступили контакт местными жителями зпт выяснили обстановку зпт нашли транспорт зпт оружие тчк Направляемся Оппау зпт центр территории обороняемой биоконструктами тчк. ЕВ планирует штурм тчк. Эмиссары Якова действуют районе зпт нанимая местных боевиков зпт цель предположительно та же тчк. Проверьте зпт студентка Весна Госпич вела на борту дирижабля подозрительные эксперименты радио зпт магнетизмом тчк. Опасная для кораблей зона расположения гнёзд начинается восточнее Шварцвальда тчк'.

— Образцовое донесение, — кивнул Магнус, с удовольствием выпуская облачка ароматного дыма. — Только благодаря нему мы более-менее уяснили, почему план Якова высадиться в Оппау кончился тем, что оземь брякнулся весь дирижабль.

— Но мы в любом случае собирались последовать за ним и не дать ему присвоить потенциальные находки. Так получилось даже лучше — вся Либерия, затаив дыхание, следит за нашей спасательной экспедицией. А когда мы предадим огласке имена истинных виновников аварии 'Олимпика', общественное мнение обрушится и на Сенат, и на Якова.

— Именно. А принцесса покажет себя в самом лучшем свете. Не знаю, как именно ей удалось спасти пассажиров, и какими силами она собирается штурмовать Оппау, но, сдаётся мне, для неё нет ничего невозможного. Итак, что же нам ответили из штаба по поводу этой студентки по фамилии Госпич, которая занималась... чем она там занималась?

— Подозрительными опытами с радио.

— Говоря по чести, в такое трудно поверить. Ещё одна студентка-шпионка? Если она не из агентов Якова или Сената, то играет за какую-то третью сторону? Но чью? Возможно, Крюгер что-то поняла не так?

— Не исключено, — пожал плечами коммодор, поднеся к глазам переданную по фототелеграфу тёмную глянцевую карточку с белыми буквами. — Так, они подняли документы из Китона: Весна Госпич, 19 лет, второй курс факультета естественных наук. Необычно для девушки, но и не сказать, чтобы нечто экстраординарное. А вот из архива, про семейное положение: отца нет, живёт с матерью, Марией Госпич, урождённой Тесла...

— Как... кха-кха... как вы её назвали?!.

— Тесла. Действительно, какая-то странная фамилия; может быть, балканская?.. Что с вами, ваше превосходительство?.. — всполошился коммодор, глядя, как поперхнувшийся адмирал Болейн кашляет, побагровев и пыхая табачным дымом изо рта и ноздрей во все стороны. Отдышавшись, тот с трудом прохрипел:

— Неужели... неужели тут замешан и он?.. Ну-ка, скорее, что там написано про эту Марию? Кто её отец? Сколько ей лет?

— Но в чём дело, почему вы так взволнованы?.. А, вот здесь есть: год рождения 1935, значит, сейчас ей 51, родилась за год до Науфрагума. Вышла замуж в 30 лет и развелась почти сразу же, оставив у себя дочь, но дав ей фамилию отца. Род занятий — экспериментальная радиофизика и геомагнетизм; работала в нескольких научных учреждениях, но увольнялась из-за неуживчивого характера. Постойте, теперь и я понял — это же дочь Николя Теслы, того эксцентричного учёного, демонстрировавшего разные опыты с электричеством!

Адмирал, с лица которого не сходило потрясение, пробормотал себе под нос:

— Получается, что эта Весна Госпич — его внучка. Я подозревал, что он тоже мог быть замешан в этом деле — дата смерти странно совпадает — но так и не смог найти ни единого конца. И вот — пожалуйста...

— Но, ваше превосходительство, Теслу многие считают сумасшедшим или даже ловким мистификатором. Все эти зрелищные разряды, молнии, передача электричества на расстоянии — большая часть его открытий оказалась блефом. Разве только от лампочек был какой-то прок. Какое отношение он мог иметь к Науфрагуму?

— Точно не знаю, — задумчиво потёр лоб адмирал. — Но смотрите: в момент Науфрагума Николя Тесла был одним из самых видных учёных по земному магнетизму и атмосферному электричеству. Его дочь — учёная, занимающаяся радиофизикой. Внучку ловят на дирижабле, летящем над Гардарикой, с подозрительными экспериментами по той же тематике. Разве такое может быть случайностью? Мне вдруг пришло в голову: что, если император тогда привлёк его в качестве эксперта, чтобы разобраться в гардариканской машине Судного дня?

— Блестящая догадка! — в голосе не гнушающегося тем, чтобы подольститься к шефу даже по не стоящим того поводам коммодора теперь действительно чувствовалось восхищение. — И ведь смерть Теслы тоже сопровождалась какими-то странностями: я читал, что в процессе очередного опыта мощный электрический разряд сжёг его так, что даже угольков не осталось, и могила, куда возят туристов — на самом деле кенотаф.

— Вот именно, — адмирал решительно хлопнул по столу ладонью — Немедленно направьте своему заместителю Роксфилду указание провести тайные розыски и допросить Марию Госпич.

— Но под каким предлогом? Мы ведь не полиция, и по конституции не имеем права действовать напрямую. А обращаться в Федеральное бюро расследований тоже как-то...

— Пусть делает всё, что потребуется — хоть похитит её. Это может иметь жизненно-важное значение, поэтому я разрешаю использовать любые методы. Главное — совершеннейшая секретность.

— Так точно, ваше превосходительство. Можете не продолжать, я всё обеспечу. Но какие тогда будут указания эскадре?

— Ждать дальше нет смысла. Поверим Грегорике и двинемся вперёд. Прикажите проложить курс на Шварцвальд. В конце концов, наша декларируемая цель — спасение пассажиров потерпевшего бедствие 'Олимпика'. Направьте 'Агамемнон' и 'Тимэрер' в качестве авангарда, пусть ведут по маршруту тщательнейшую разведку своей бортовой авиацией.

— Будет выполнено тотчас же.

— А я пока посмотрю, что там ещё пишут, — адмирал пошелестел бланками и вдруг расплылся в сентиментальной улыбке: — Хм, это из дома. Хоть что-то приятное и искреннее среди этих подковёрных интриг и обманов. Моя чудесная внучка беспокоится, как дела у дедушки. Ну, разве же Виктория не прелесть? Только послушайте: 'Милый дедушка, я так за вас волнуюсь! Что там происходит? Надеюсь, вы не делаете ничего опасного, и ваш корабль не разобьётся, как 'Олимпик'? В газетах пишут, что пассажиры страдают от холода, и у них испортились все свежие продукты, приходится питаться скудно, всего три раза в день. Мне не жаль противного Якова, но я переживаю за Грегорику, как там она? Обязательно напишите мне про неё. Да, в прошлом письме вы известили, что Яков — истинный виновник падения дирижабля. Просто ужас! Не могу поверить, что он настолько злокозненный! Милый дедушка, вы правда-правда-правда уверены в этом? Может быть, вам наговорили на Якова? Откуда вы узнали об этом? И ведь я так ему верила! Теперь не засну, буду мучиться всю ночь, гадая, не оболгали ли принца какие-то злопыхатели... Надеюсь, вам удастся выспаться лучше, чем мне, за сим остаюсь искренне ваша Виктория'.

— Очаровательно, — скрывая зевок, произнёс коммодор. — Какое заботливое дитя.

— Просто чудо! Редкость среди современной безнравственной молодёжи, — живо кивнул адмирал. — Я ведь планировал выдать её за Якова, чтобы на её умненькой головке оказалась императорская корона. Познакомил их и устроил пару встреч: Виктория всегда слушается меня — стоило намекнуть, что принц может стать хорошей партией, и она открыла ему душу. Они ворковали как голубки! Кто же знал, что Яков окажется столь коварным?

— Да-да, я помню, как вам, скрепя сердце, пришлось отказаться от этих планов.

— Мы ещё не аннулировали помолвку, но всё идёт к тому. А мне так хотелось, чтобы в следующем императоре было побольше крови Болейнов. Что стоило Максу ещё тогда настоять, чтобы Ричард женился на моей дочери! Она наверняка бы сумела держать в руках этого никчёмного пьяницу, а мне бы удалось воспитать следующее поколение Тюдоров куда более послушным.

— Не говорите, ваше превосходительство. Тюдоры непредсказуемы: что прадед, что внук. Теперь вот требуется срочно подыскать партию для Грегорики.

— Это оказалось не так-то просто. Подходящих внуков у меня не нашлось, надежда лишь на племянников. А они какие-то мягкотелые, черт бы их побрал! Хоть сам женись.

— Хо-хо, будь вы помоложе, Грегорика ни за что бы не устояла! — хохотнул Тальбот, и, заметив, что адмирал всё ещё думает о другом, добавил: — Вы переживаете из-за того, как огорчена леди Виктория?

— Ещё бы! Надо отправить ей весточку, чтобы она не волновалась. Мне кажется, она все ещё грустит о Якове, несмотря на отческий совет забыть его. Пусть утешится хотя бы тем, что с Грегорикой всё в порядке. Подумать только, её чистое сердечко заботит даже судьба этой гордячки! — с мечтательной ноткой проговорил адмирал. — Удивительно, ведь нельзя сказать, что они были так уж близки. Помню, принцесса даже как-то расстроила Викторию резким замечанием на балу.

— Невероятно! Какая доброта! — не слишком искренне умилился коммодор.

— Видите? Сейчас же отвечу ей, чтобы не беспокоилась, — Болейн взял ручку и принялся писать на чистом бланке, бормоча себе под нос: — Так: 'Драгоценная Виктория, твоя грусть разрывает мне сердце... меньше всего я хотел обречь тебя на бессонницу... насчёт Якова, увы, всё обстоит именно так. Можешь мне веритьѓ, я знаю из достоверного источника, что он по уши замешан в интригах, приведших к катастрофе. Его вывела на чистую воду та же, кто сообщила, что с Грегорикой всё хорошо — неотлучно находящаяся при ней горничная'...

Понаблюдав идиллическую картину некоторое время, коммодор кашлянул и осторожно напомнил:

— Ваше превосходительство, после того, как вы закончите это письмо, надо будет что-то передать и принцессе — возможно, пообещать поддержку?.. Раз она действует в наших интересах и собирается штурмовать Оппау, пробиваясь сквозь ряды чудовищ, не исключено, что она столкнётся и с Яковом. Наверное, стоило бы координировать наши действия?

— Хммм... — адмирал задумался, оторвавшись от письма внучке. — Да, сообщим ей, что выдвигаемся вперёд и будем поблизости. Но ничего конкретного обещать не стоит — я не хочу рисковать кораблями. Посмотрим, как там пойдут дела, и потом решим. Так, дальше: 'Грегорика сообщила, что в гардариканских дебрях расплодились неизвестные чудовища, способные даже сбить дирижабль. Но не волнуйся за дедушку, моя милая; мы пока не станем приближаться к городу Оппау, вокруг которого они рыщут'...

Не знаю, что меня разбудило: громкие голоса, донёсшиеся из-за двери тесной келейки, где я несколько часов назад, не раздеваясь, свалился на кровать и мгновенно вырубился, или же аппетитный запах. Голова была тяжёлой то ли с недосыпа, то ли от вчерашних переживаний, но в животе заурчало, и я быстро принял сидячее положение. Потёр щетинистые щеки и принялся натягивать сапоги.

В просторной трапезной, освещённой теперь слабым светом пасмурного утра из стрельчатых окон, моим глазам открылась любопытная картина. Алиса, пристроившись за дальним концом длинного дубового стола, завтракала овсянкой и при этом с восхищением следила за Грегорикой и Брунгильдой, которые с угрожающим видом нависли над Софией, сидевшей в начале стола.

Трансильванка же изо всех сил пыталась отпихнуть от себя тарелку с тем же самым классическим порриджем и вопила во весь голос:

— Не хочу! Не буду, отцепитесь!..

— Прекратите капризничать! Вам надо правильно питаться, и я сама прослежу за этим! — не терпящим возражений тоном оборвала её принцесса. В глазах стоящей рядом с ложкой в руке мрачной Брунгильды явственно горело желание немедленно подавить сопротивление и натолкать в упрямицу овсянки, пока та из ушей не полезет.

— Что тут творится? — уточнил я, подтягивая к себе чайник.

— П-х-х-х-х... трагикомедия — одно слово, — захихикала рыжая подруга. — Представляешь, её высочество серьёзно решила взять шефство над брюхатой вампиркой.

— А причём тут порридж?

— Так вот и притом — принцесса вскочила ни свет, ни заря и принялась расспрашивать про подходящую для беременных диету. Валькирия оказалась не в курсе, Весну разбудить не удалось, к Гульке они приставать не стали, пришлось мне отдуваться. Я тоже не специалистка, разве что кузина Джейн что-то такое рассказывала. В общем, кроме овсянки ничего в голову не пришло.

— И? — неподалёку от чайника стояла кастрюлька с той самой овсянкой, и я тоже собрался её продегустировать, наблюдая за Грегорикой с Брунгильдой, которые не оставляли попыток накормить отбивающуюся трансильванку.

— Потребовалось молоко... п-х-х-х!.. — Алиса, не выдержав, снова закисла от смеха. — В итоге принцесса выяснила у настоятеля, что у него тут есть козы, и отправилась их доить.

— Ого, — присвистнул я, поднося ко рту первую ложку. Овсянка, кстати, оказалась вполне обыкновенной, съедобной. — И что дальше? Ты тоже с ними?

— Ну конечно! Не могла же я такое пропустить. Жаль, что ты не видел — в точности как в фильме Чарли Чаплина: мы все бегали вокруг несчастной козы, пока не пришла эта скандинавская девица и не показала, что надо делать.

— И даже Брунгильда не справилась?

— Да она тоже городская, откуда ей знать? Только за рога и держала, оставив госпоже деликатные операции.

Покачав головой, я дочистил тарелку и снова прислушался к перебранке на другом конце стола.

— Правильное питание — это ещё не всё, — Грегорика даже пристукнула кулаком по столу. — Вам придётся забыть про нездоровый образ жизни, свойственный актёрским кругам. Уж не знаю, как там себя ведут инсургенты, но вряд ли лучше богемы. Все эти сигареты, алкоголь... кстати, вы не баловались наркотиками? Ну-ка, Хильда, подержи её руку.

— Вам-то какое дело?! Отстаньте! — в панике кричала София, отползая по лавке от решительно наступающей телохранительницы — безуспешно, конечно. Брунгильда поймала её и быстро закатала рукава, открыв локтевые сгибы.

— Не отстану, и не мечтайте, — прищурилась принцесса, разглядывая бледную кожу. — Ну, вам хотя бы хватило ума не употреблять морфин. А как насчёт кокаина?

— Какое ваше дело?! Пусти!.. — трансильванке осталось лишь бессильно дёргаться в крепких руках телохранительницы. — ...Да не кололась я, не кололась, хоть и предлагали!.. Нюхнула и то всего пару раз, с твоим Яковом вместе!..

— Не вздумайте больше так делать, это страшно вредно для ребёнка. Вы поняли меня, София?..

Закатив глаза, Алиса приложила к лицу ладонь и затряслась от беззвучного смеха.

В свете бледного пасмурного утра контраст между величественным сооружением и практически полностью скрывшимися в зарослях обветшалыми домами, окружавшими брусчатую площадь, оказался ещё более разительным. Даже лишайники, мох и отдельные деревца, выросшие на контрфорсах собора, не могли умалить его торжественности; природе пришлось бы очень долго стараться, чтобы полностью стереть это творение рук человеческих.

Настоятель Алекзонндер вышел проводить нас на широченную паперть собора. Наблюдая за последними приготовлениями, он задумчиво проговорил:

— Даже не знаю, желать вам успеха или нет.

— Почему? — удивилась Грегорика. — Если опасность будет устранена, то мы окажем помощь местным жителям, и сюда потихоньку начнёт возвращаться жизнь.

— Если ваша затея удастся, первыми сюда явятся эмиссары либерийских властей. А меня, к примеру, на бывшей родине считают преступником. В этом легко убедиться, если вы поднимете полицейские архивы.

— Преступником?.. Но в чём ваша вина?

Настоятель вздохнул и прислонился к колонне, скрестив сильные руки на груди.

— Правительство Либерии не желает, чтобы граждане бежали сюда. Тогда, полвека назад, я был потрясён гибелью целого континента, но сразу подумал о том, что на развалинах всегда вырастает новая жизнь, как плющ, обвивающий балку сгоревшего дома.

— И вы решили приехать сюда, чтобы помочь?

— Насколько было в моих слабых силах. Встретив безутешных шахтёров, лишившихся семей, я сразу вспомнил о девушках из приюта в Филадельфии, где неподалёку был мой приход.

— Да-да, Герт рассказал нам вашу историю! — воскликнула Грегорика. — Оказывается, речь шла про приют. А я удивлялась: какая девушка захотела бы оставить родную страну и семью, чтобы пуститься куда глаза глядят, на мёртвый континент... так вот в чём было дело. Но всё равно удивительно — наверное, вы замечательный оратор, раз сумели убедить их.

— Это был не простой приют — несколько сложнее. Я вёл там занятия церковного хора, ещё не зная уготованную воспитанницам судьбу. Там собрали сирот, подкидышей или того хуже — тех, кого продали собственные родители, не в силах прокормить. Их ждала жизнь элитных проституток и суррогатных матерей — возможно, вы слышали, что это популярно в кругах среднего класса.

— Что?! — принцесса замерла на месте, а настоятель продолжал всё тем же ровным тоном:

— Вы можете видеть, что Унгер-младший — красивый молодой человек, и на то есть причина: девушек подбирали по экстерьеру. Администрация весьма ревностно относилась к селекции, стараясь удовлетворить вкусы самых придирчивых клиентов.

Расширенные глаза Грегорики обратились на молодого танкомастера, который остановился рядом, слушая отца Алекзонндера с хмурым выражением на лице.

— Когда я узнал об этом, мне хотелось помочь девушкам, но я не мог придумать, где найти для них новый дом. И вот — такой случай. Со мной ушли не все, но большинство — до сих пор не понимаю, почему. Поверить молодому священнику — я был совершеннейшим сопляком, если честно — и отправиться в опасный путь через Атлантику на небольшом рыбацком траулере... до сих пор удивляюсь им.

— И что?

— Были некоторые проблемы в начале, но всё прошло успешно. Девушки немного боялись, но когда я привёз их на место, оказались довольны.

— А я сочла вас работорговцем... какой же глупой я была!.. — выдохнула принцесса, поражённая до глубины души.

— Не торопитесь, ваше высочество, это не конец истории, — печально покачал головой настоятель. — Естественно, остановиться на этом было бы грешно, ведь множество бедняков-либерийцев не чувствовали себя счастливыми на родине. Логично было предположить, что если они оказались на дне общества там, куда когда-то эмигрировали их протестантские предки, и им не нашлось места в Новом свете, то они могли бы вернуться и начать жизнь заново в Старом.

Грегорика ничего не сказала, но я почувствовал, как она вздрогнула. А настоятель продолжал свой рассказ:

— Я возвратился и проповедовал, думая, что так будет лучше для всех. Но меня немедленно схватили, назвав коммунистом, бросили в тюрьму, и я не знаю, как остался жив. Нашлись люди, которые помогли мне бежать. Вместе с новой группой эмигрантов я в который раз пересёк океан и в итоге так и осел здесь. Так что вы говорите с преступником, принцесса, и если за вами сюда последуют правоохранители, то смело можете приказать им арестовать меня.

Повисло молчание. Никто не проронил ни слова: ни безмолвно стоящая за спиной госпожи Брунгильда, ни Весна, чьи глаза за стёклами очков напоминали блюдца, ни Алиса, которая нервно переводила глаза с принцессы на настоятеля, и даже закрыла рот рукой, ожидая, когда разразится гроза.

В самом деле — чего иного следовало ожидать от правнучки императора, самолично установившего жёсткий карантин выморочных материков? 'Закон суров, но это закон' — и принцесса ещё ни разу не дала повода заподозрить её в неуважении к административно-уголовному кодексу Либерии, который не отличался излишней либеральностью и не устанавливал сроков давности для тех, кто бежал от правосудия.

Да, настоятель радушно встретил нас (заодно поразив своей невероятной музыкой), но покрывать беглого арестанта — верный путь к тому, чтобы самому оказаться за решёткой. Хотя, если честно, сам я чувствовал, что мои симпатии в данном случае совершенно не на стороне Фемиды. Наверное, надо постараться уговорить принцессу не придавать слишком большого значения словам бывшего либерийца, и не упоминать о нём, когда мы встретимся со спасателями. Но вот только согласится ли она?..

Уже слегка поморщившись в предчувствии суровых слов, которые скажет принцесса, я удивлённо вытаращил глаза.

Грегорика вдруг решительно шагнула вперёд... и преклонила колено перед настоятелем. Склонив голову, она глухо произнесла:

— Благословите, святой отец.

— Что?.. — настоятель явно удивился, пусть это и не отразилось на его иссечённом глубокими морщинами лице.

— Не хочется говорить об этом... но мне известно, какие нравы теперь царят во Франклинской курии. Таких пастырей, как вы, там больше не найти, — проговорила Грегорика и подняла лицо, сверкнув глазами: — Надеюсь, вы не откажете мне в способности отличать добро от зла?!

— Нет, — покачал головой отец Алекзонндер и осенил принцессу крестным знамением. — Да пребудет с тобой господь всепрощающий, дочь моя. Удивительно, что наследница думает совсем по-другому, чем венценосные предки. Наверное, эта способность всё же передаётся не с кровью.

— Не совсем понимаю, о чём вы говорите... но для меня нет чести выше, чем получить напутствие от настоящего подвижника, — она встала, незаметно смахнув слезы, и подняла глаза, в которых чувствовалось смятение. — Но почему?.. Это так странно. Почему Либерия не позволила беднякам, которые голодают и ютятся в трущобах, перебраться сюда?

— Да проще простого — чтобы те не возродили советскую власть, — презрительно усмехнувшись, заметил Герт. — И не думайте, они не только эмигрантов сюда не пускают, но и всем, кто отсюда туда, тоже дают от ворот поворот. Видать, чтоб не распространяли красную заразу. Хотя к нам, бывает, всё же наведываются заокеанские товарищи...

— Унгер младший, — веско перебил его настоятель.

Молодой гардариканец спохватился и покраснел, не зная, как загладить свой промах, но принцесса почему-то не стала возмущаться слишком прямым и нелицеприятным ответом.

— Несмотря на запрет, люди двигались туда и сюда; пусть и немногие, — пояснил священник. — За рыбаками, промышлявшими в северных морях, уследить слишком трудно. На побережье много укромных мест, и либерийские траулеры нет-нет, да и зайдут туда, чтобы укрыться от гнева Атлантики. Тем более, многие нантакетцы и сами родом отсюда, и им трудно отказаться от связей с землёй предков. Не придавайте этому большого значения, ваше высочество; вряд ли их можно назвать преступниками только на этом основании.

— Вы правы. Более того, как мне говорили, Карантинная комиссия и сама давно смотрит сквозь пальцы — если даже не сказать поощряет — контрабандистов, вывозящих ценности за океан. Скорей уж они сами заслуживают осуждения, — согласилась Грегорика, но потом всё же бросила неодобрительный взгляд на Гейрскёгуль. — Хотя я не собираюсь одобрять гробокопательство.

Молчаливая скандинавка ответила прохладным взглядом, но прежде, чем она что-то сказала, поспешил вмешаться я:

— Как бы то ни было, сейчас у нас есть проблемы поважнее. Господин настоятель, вы разрешите нам заправиться здесь? Танк расходует много горючего, а дальше, как я понимаю, такой возможности нам уже не представится.

— Я всего лишь присматриваю за складом, доверенным мне фрайтальцами, — покачал головой священник. — Скорее, следует спросить Герта.

— Хе, а зачем я их привёл-то сюда? — пожал тот плечами, а потом встрепенулся, вспомнив что-то: — Отец Алекзонндер, а можно я ранцевый огнемёт заберу? Потом отдам.

— Если пожелаешь, сын мой. Мне он всё равно не слишком удобен, фугасных оказалось вполне достаточно, — совершенно спокойно, будто так и надо, заметил настоятель, и вдруг спохватился: — Да, пока будете заправляться, я соберу вам томатов в теплице.

Проводив взглядом удаляющегося священника, я повернул голову к Герту. Тот понимающе усмехнулся и указал на заднюю часть площади, где на неё выходила узкая улица, ведущая на восток. Между булыжников повсюду пробивалась трава, стены домов утопали в разросшихся зарослях, и лишь этот участок мостовой выделялся — на протяжении примерно тридцати или сорока ярдов голые камни жирно блестели, а свисающий со стен крайних домов плющ и ветви торчащих в палисадниках деревьев почернели и обуглились. Всё ещё не совсем понимая, я уже хотел было переспросить, но Герт со значением повёл пальцем вверх и назад. Проследив за ним, я упёрся взглядом в крышу собора, утыканную острыми шпилями. Среди них я с удивлением рассмотрел некую постороннюю конструкцию, расположенную на самом краю, в месте с великолепным обзором во все стороны. Металлическая вращающаяся площадка, смонтированная на раме с четырьмя винтовыми опорами и откинутыми колёсами... станина и массивные короба справа и слева, прикрытые бронелистами, тонкий ствол и концентрические круги прицела...

— Чёрт меня возьми, это же 'Бофорс'! Автоматическая зенитная пушка!

— Ха, заметил! — обрадовался молодой гардариканец. — Как мы её тянули туда лебёдкой — любо-дорого было посмотреть. Зато теперь все простреливает вокруг. Триста выстрелов в минуту, и короба по сто патронов по бокам!

— Постойте, вы хотите сказать, что отец Алекзонндер садится за эту пушку и... — озадаченно начала Грегорика, но Герт прервал её:

— И вон видите, провода туда идут? Там у него пульт и полсотни дистанционных тумблеров. Каждая кнопка — либо фугасный огнемёт, либо осколочный фугас. Тут повсюду натыкано, и на улицах, и вокруг собора.

— Так мы что, ходим по минному полю?! — подпрыгнул я, и Брунгильда тоже судорожно зашарила взглядом под ногами и вокруг.

— Да управляемое же, бояться нечего, — махнул рукой гардариканец. — Надёжность девяносто девять процентов — я сам настраивал. Там ещё издали в собор ведут сигнальные провода: как кто едет по дороге, замыкатель срабатывает, и начинает мигать и звенеть. Это вчера он играл и не обратил внимания, должно быть.

— Подожди, значит, к настоятелю тоже заявлялись разбойники, но он встретил их... не органной симфонией, а огнемётами?!

— А чего удивительного? — пожал плечами Герт. — Он же вам говорил. И по следам видно: с месяцок назад или поболее. Я при сей славной виктории не присутствовал, но могу уверенно сказать, как дело было. Наверняка ейнаугиговцы подвалили, поглядеть, чем бы поживиться. Но нашему отцу палец в рот не клади: занял боевую рубку на крыше и вступил в переговоры...

— Это как? Кричал оттуда?

— Ещё чего, в двадцатом же веке живём! Я там мегафон пристроил. Так что, когда те начали бычить, достаточно было просто нажать кнопочку — и сработал демонстрационный аргумент.

— Погоди, если мне не изменяет память, в ФОГе...

— ...Тридцать литров огнесмеси, ага. Керосин с мазутом; полыхает — я тебе дам. Вон, на полплощади жахнуло. Сдаётся мне, в следующую же секунду 'гостей' и след простыл.

— Значит, отец Алекзонндер не только просветитель сектантов, спаситель девиц и продолжатель рода человеческого, но и рыцарь Церкви, на белом коне и с копьём — отважно поражает змея? — проговорила Алиса, с зачарованным видом прислушивавшаяся к разговору. — Вся ваша Гардарика — царство абсурда какое-то.

— Глумись, глумись. Посмотрел бы я на тебя, если б тебе 'повезло' тут родиться, — обиделся танкомастер, и добавил: — Коза рыжая.

— Сам ты козёл! Я же не в плохом смысле, наоборот — восхищена и поражена!

— Ага, а то я не понял. Ладно, вот не приведи вам бог увидеть, когда он действительно сядет в седло! — буркнул юноша и указал в сторону западной стороны собора: — Давай танк туда, на заднем дворе цистерна с соляркой.

Ещё раз окинув взглядом громадную готическую постройку, превращённую в крепость, Грегорика задумчиво заметила:

— Настоятель не очень-то вписывается в образ, который у меня создался... хотя за это некого винить, кроме себя самой. Но в этой стране действительно всё не так, как кажется на первый взгляд. Даже то, что попало сюда из привычной Либерии, превращается во что-то совершенно иное... это очень странно.

— Вы видите только осколки той страны, которая здесь когда-то была, — хмуро сказал Герт и зашагал прочь.

— Наш проводник немного несдержан на язык, но в точности оценок ему не откажешь, — проводив его взглядом, вздохнула принцесса.

— Как по мне, он отличный парень, — ответил я, забираясь в водительскую будку.

— Да, конечно, — согласилась наследница рода Тюдоров с немного отсутствующим выражением — очевидно, мысли о гардариканских странностях всё ещё не оставили её, хотя это не помешало ей ловко запрыгнуть на гусеничную полку.

— Ваше... ой, простите... Г-грегорика! — услышав наши голоса, из башни высунулась Весна. Блеснув очками, она протянула мелко исписанный листок из блокнота. — Я расшифровала вчерашнюю радиограмму. Барон Вак пользовался тем же кодом, что и разбойники с лесопилки.

— О, это очень интересно! — воскликнула принцесса, нетерпеливо впившись взглядом в записку. Пока она читала, я завёл танк и перегнал его к каменным хозяйственным постройкам, примыкавшим к боковой стене собора. В густых посадках одичавших яблонь вилась небольшая речка, на которой стояла бывшая мельница, ныне электростанция, а за изгородью паслись несколько коз. Чуть дальше виднелся скромный огород с парой теплиц, куда отправился за помидорами настоятель. Герт махал рукой от прочного сооружения — видимо, бывшей конюшни, уже вытащив через калитку высоких ворот длинный шланг. Подъехав к нему, я заглушил двигатель и выбрался наружу, приняв шланг от гардариканца. Заправка шла самотёком и не представляла особых трудностей, так что я, держа наконечник шланга в топливной горловине, одновременно мог слушать принцессу, которая сидела на башне, свесив ноги, и изучала перехваченную радиограмму.

— Так-так, здесь говорится о том, что банда Ейнаугига была разгромлена, и дано описание нашей встречи с самозваным 'бароном' — видимо, в ответ на запрос. Сделанный... ага — вот, в конце: неким господином Луттером. Фамилия незнакомая, но, судя по всему, это и есть эмиссар Якова, который появился в этих краях некоторое время назад, чтобы провести разведку и заранее наладить связи с местными жителями.

— Надо будет запомнить на случай встречи, — кивнул я, перенося шланг ко второй горловине. Алиса, которая выбралась наверх послушать, помогла мне, хотя и принялась потом демонстративно вытирать руки. За её спиной из люков выглядывали и остальные девушки, явно навострившие уши.

— Вака Хазаса впечатлил наш танк, — усмехнулась Грегорика, стукнув по броне каблуком щегольски начищенного сапожка, и продолжила: — Дальше он сообщает, что 'группа принцессы' направляется в Оппау, и просит Луттера не забыть, кто именно предоставил эту ценную информацию.

— Сукин сын, кому угодно готов нас заложить, — выругался Герт, который тоже подошёл послушать.

— Его моральные качества меня не особенно заботят. Но то, что Яков хочет знать о моих намерениях, вполне логично. Если он давно нацелился на это место, то не захочет допустить, чтобы я опередила его, и наверняка сам поспешит туда. Вопрос — какими силами?

— Судя по предложениям, что сделал его эмиссар Луттер местным баронам, своих сил у принца не так уж много, и он рассчитывает на их силовую поддержку. Но кого именно он привлёк на свою сторону — неизвестно, — задумался я. — Герт, ты не знаешь, случайно, много здесь таких вооружённых группировок, вроде банды Одноглазого или Вака? Смогут ли они выставить против нас ещё танки вроде того, что был у Ейнаугига или твоего?

— Хм, немного, конечно. Насчёт банд не скажу толком — могут шляться где угодно, нам не докладывают. Но вроде таких агрессивных, вроде Ейнаугига, рядом давно не появлялось. Хотя года три назад пытались какие-то напасть, с мотоциклами и забронированными машинами, но получили по морде и свалили, — почесал в затылке Герт. — У наших, фрайтальских, с этим делом всё в порядке, да ещё к северу вроде сидела пара колоний. Они к нам за горючкой наведываются временами, и со всякой разной техникой. Бронеавтомобили у них точно были, а насчёт танков не знаю.

— А во Фрайталь никто не обращался с предложениями от либерийцев?

— Не слыхал такого. Хотя я давно дома не был, может и пропустил. Но наши не со всяким станут связываться. И уж тем более, не захотели бы быть на одной стороне с бандитами: коммунарам не с руки.

— Мда, тогда принц для вас тоже не самая подходящая фигура.

— А как насчёт Сената? — вмешалась Грегорика. — Как раз перед крушением 'Олимпика' дядюшка написал, что здесь орудуют именно его агенты. Получается, это было ещё до того, как мы узнали о тайных делишках Якова. Нельзя исключать, что мы столкнёмся и с ними.

— Час от часу не легче! Принца-то можно рассматривать как лицо неофициальное, если даже не мятежника, но ведь Сенат — высший государственный орган Либерии. Если мы пытаемся противостоять ему, то автоматически превращаемся из законопослушных граждан в преступников, — кисло заметила Алиса.

— Меня это не остановит, — отрезала принцесса. — Далеко не все поддерживают этих зажравшихся лавочников, и мысль о том, что в их руки попадёт оружие апокалипсиса, не понравится очень многим. Адмирал Болейн давно уже в оппозиции, пусть пока и не напрямую. Но если конфронтация случится сейчас — значит, так тому и быть. Он обещал нам поддержку именно на такой случай, и не забудьте, что в настоящий момент его эскадра — самая серьёзная боевая сила на планете.

— Это обнадёживает. Хотя не стоит забывать о зажигательных птеродактилях, — заметил я. — Так вы, получается, уже продумали стратегию?

— А как же иначе? Amat Victoria Curam — 'Победа любит подготовку', — назидательно проговорила Грегорика. — В общем, по всему получается, что именно мы сейчас на острие копья: нужно решительно двигаться вперёд, сметая все преграды, и добраться до цели — до Оппау. Уверена, там мы найдём ответы на все вопросы.

— Надеюсь. Но вот что странно — ведь о взрыве в Оппау было известно с самого начала, уже полвека назад. Почему же это место не разведали как следует, и не нашли всё, что там спрятано? Хотя бы после того, как Тюдоры отреклись от престола?

— Вы забыли, что дедушка Максимилиан, который возглавлял Карантинную комиссию, умер всего десять лет назад, — напомнила Грегорика. — При нем никто не посмел бы нарушить запрет.

— Но почему же это не сделали после его смерти, а суета началась лишь сейчас? До того вымершая Гардарика никого особенно не интересовала, а тут только посмотрите — и Сенат, и Яков, и ваш двоюродный дед — все устремились сюда.

— Для меня это загадка, — развела руками принцесса. — Наверное, вы помните, Золтан, что мой интерес к этой теме пробудила та дурацкая пьеса... хотя, наверное, я больше не стану её сильно ругать, раз уж с неё началось наше знакомство. Но едва ли выход творения Метерлинка-младшего можно счесть за какой-то важный знак.

Она вдруг задумалась и продолжила мгновение спустя, чуть менее уверенным тоном:

— Но это ещё не всё — я не могу забыть внезапно появившиеся в газетах статейки, где самые разные наёмные писаки лили грязь на память прадеда и деда — словно по заказу.

— Да, вы тогда, в Хрустальном куполе, упоминали некую кампанию по дискредитации, — вспомнил я. — Честно говоря, меня не особенно интересовала эта тема, и я её просто не заметил. Но вы — другое дело, конечно, ведь наследников императорского рода это касалось непосредственно. Думаете, здесь есть какая-то связь?

— Чем дальше размышляю, тем сильнее склоняюсь к этому, — кивнула Грегорика. — Либерийская пресса готова продаваться любому, кто заплатит, и мне не раз доводилось видеть, как разнообразные подлецы обделывают свои делишки, унижая и дискредитируя конкурентов — в самых разных сферах; хотя бы в театральных, балетных и оперных кругах. Здесь всё выглядело именно так; со страниц буквально сочился скрытый азарт подкупленной своры, которой сказали 'фас'. Но кто и зачем?

— В самом деле, странно. Конечно, в настроениях по отношению к Сенату и кабинету в последнее время заметна некая критическая нотка — коррупционные скандалы говорят сами за себя — но мне не казалось, что их власти угрожала какая-то опасность, из-за которой стоило бы волноваться.

— Тут вы несколько ошибаетесь, — возразила принцесса. — Возможно, на публике это не обсуждается, но дядюшка рассказывал, что среди военных много недовольных — армию и флот сокращают, новые корабли не строят.

— В общем, это логично — у Либерии нет противников, с которыми требовалось бы воевать. Я хоть и фанат военной истории и техники, но понимаю, что в наши мирные времена не стоит ждать такого же бурного развития, как во времена Великой войны или после неё.

— А как же воинская честь? Мы же только что вспоминали адмирала Болейна, а он очень критично отзывался о лавочниках, которые нагло помыкают Генеральным штабом. Такое было бы немыслимо в императорские времена, — с презрительной гримаской сказала принцесса.

— Вот как? — удивился я. — Тогда в этом газетном переполохе просматривается определённая логика. Но подумайте, это ведь чисто либерийские дела — какое отношение они имеют к давно забытой и вычеркнутой из истории Гардарике? Почему интерес к ней вдруг проснулся у всех разом, причём совсем недавно? Вот чего я не понимаю.

— И я тоже. Это действительно очень странно, — Грегорика задумалась на несколько мгновений и вдруг подняла палец: — Остаётся предположить, что у остальных игроков появилась какая-то серьёзная причина. Возможно, нашлась некая новая информация?

С крыши башни донеслось металлическое бряканье. Удивлённо глянув туда, я заметил, что Брунгильда случайно уронила бинокль, который всегда держала под рукой, и с виноватым видом наклонилась, чтобы подобрать его.

В этот момент в горловине топливного бака как раз зашипела поднимающаяся пена.

— Простите, договорим попозже, — закончив заправку, я принялся сматывать шланг, чтобы вернуть Герту, а принцесса снова обратила глаза к бланку радиограммы.

Пару минут спустя, когда всё уже было готово, и осталось лишь завести двигатель, подошёл настоятель с корзинкой спелых помидоров. Обведя всю нашу команду внимательным взглядом выцветших от времени глаз, он проговорил:

— Возьмите на дорогу. Унгер-младший, надеюсь, ты заглянешь на обратном пути. Мне бы хотелось узнать, чем кончится ваше предприятие.

— Постараюсь, отец Алекзонндер, — кивнул тот. — Хотя сам не ожидал, что начнутся такие крутые дела.

— Гардарике нужны перемены. Мы слишком долго варились в собственном соку, — вздохнул настоятель. — Как бы она ни настрадалась в прошлом, дальше так нельзя.

— Я постараюсь помочь её обитателям, чем смогу. Клянусь исправить несправедливость — именами моих великих предков, — принцесса выпрямилась, прижав к груди сжатый кулак, словно принося торжественную клятву.

Настоятель помолчал, глядя на неё с непонятным выражением, а затем поднял руку прощальным жестом:

— В добрый путь! Да сохранит вас господь.

Грохот завёдшегося дизеля заглушил пасторальное журчание ручейка и позвякивание колокольчиков на шеях мирно пасущихся коз.

4.

Заросшая лесная дорога, ведущая от городка, единственным жителем которого остался отец Алекзонндер, миновала несколько скалистых теснин и мостов, под которыми плескались и шумели горные речки, и миль через десять вывела нас на равнину. Склоны восточного Шварцвальда отступили, и тёмные ельники сменили лиственные леса, беспорядочно выросшие за полвека на возделанных прежде полях.

Танк неожиданно выкатился на двухуровневую развязку широкой автострады с потрескавшимся асфальтом, но вполне проезжей, рядом с которой на насыпи угадывались железнодорожные пути. Рельсов было не видно в непролазных зарослях, но ржавые решетчатые столбы и провода позволяли безошибочно узнать электрифицированную магистраль с многочисленными запасными путями и стрелками. Тут и там возвышались различные строения: элеваторы, цеха, ангары, водокачки, паровозные депо, нефтяные баки, высокие кирпичные и стальные трубы — чем дальше, тем больше техногенные мотивы брали верх над сельскохозяйственной пасторалью предгорий. Вместо полей и садов сплошной чередой пошли заросшие карьеры и терриконы, соединённые настоящей паутиной ржавых рельсов и шагающих во все концы мачты линий электропередач.

Впрочем, всё это было лишь разминкой перед настоящим царством тяжёлой промышленности. Автострада вывела нас на гребень последнего увала, с которого во всю ширь, сколько хватало взгляда, открылась панорама долины Рейна. Даже низко ползущие серые облака не смогли лишить эту картину посмертного величия.

Серо-стальная лента широкой реки, плавными изгибами виляющая от одного борта к другому, плавные увалы правого берега, далёкие-далёкие утёсы перекрытого гидроэлектростанцией горла Лорелей выше по течению, и бесконечные заводы и фабрики в излучинах левого берега, напоминающие издали странную заржавленную поросль.

Прямо напротив, посреди самой крупной из них, широким равнобедренным треугольником выступающей на восток, зияла незажившая рана этой несчастной страны — громадная воронка, окружённая серым, почему-то совершенно не заросшим валом выброшенного грунта и островками ржавых развалин. А прямо за ней, на вершине рассекающего воды Рейна полуострова, возвышалась группа немедленно притягивающих взгляд титанических сооружений.

В открытый водительский люк ворвался порыв ветра, несущего запах ржавчины и далёких сырых отмелей. Подумав, что полвека назад здесь наверняка пахло совсем по-другому: углём и дымом — я нажал на газ и переключил верхнюю передачу.

Грегорика, сидевшая на лобовом листе справа от меня, прищурилась, внимательно рассматривая цель нашего внезапного и непредвиденного путешествия.

— Почему-то напомнило внутренности старинной музыкальной шкатулки, — вдруг заметила она. — Я случайно нашла её в чулане отцовского замка: такую же мрачную, покрытую паутиной, пылью и ржавчиной, как и сам замок. Её создали, чтобы радовать людей музыкой, но шестерёнки, пружины и колокольчики давным-давно замолчали, и теперь лишь медленно обращаются в прах. Я назвала бы это страной остановившихся шестерней.

— Странное сравнение. Музыка? Совсем не то, о чём думается при виде тоскливых развалин.

— Но ведь будь всё это живым, вы бы наверняка тоже услышали музыку созидания: быструю, стремительную, уверенную.

— Нет, я имел в виду несколько не то: нам всё время говорили, что именно гардариканцы придумали машину Апокалипсиса. И если она стала причиной их собственной гибели, в этом видится некая историческая справедливость, разве нет?

— Звучит логично, но... — принцесса помедлила, словно прислушиваясь к себе. — Но почему-то всё во мне восстаёт против этого. Кара оказалась слишком страшна, никакие грехи не могут оправдать её... И к тому же, Золтан, вы ведь сами склонялись на сторону Герта, когда он говорил, что его предки-революционеры не могли пустить в ход столь чудовищное оружие! Так почему вы теперь вдруг встаёте на противоположную точку зрения? Это непринципиально и даже нечестно, если хотите знать! — с обидой закончила Грегорика.

— Стойте-стойте! Я же говорил, что информации слишком мало, чтобы сделать окончательные выводы! — попытался защититься я. — Аргументы Герта весомы, но стопроцентных доказательств того, что гардариканцы не виноваты, я тоже пока не вижу.

— Ах да: 'Моё кредо — не делать скоропалительных выводов', — слегка усмехнулась принцесса, но потом сдвинула брови. — Умом я это понимаю, но принять сердцем не могу. Мне кажется, вы слишком уж рассудочны — какое-то холодное, отстранённое суждение.

— Вот уж никогда не считал себя рассудочным, — удивился я. — Да и мать меня всегда ругала за слишком эмоциональные поступки и упрямство.

— То есть всё это — просто отговорки, а на самом деле вам просто не хочется считать виновными гардариканцев-коммунаров? — прищурилась Грегорика. — Их наследники, между прочим, даже поддерживают какие-то подозрительные связи с Либерией, и это наверняка вовсе не безобидное дело... хотя я не могу осуждать отца Алекзонндера. Конечно, по порядку он должен был обратиться в полицию, чтобы девушек спасли, и агитация — это противозаконно, но... — принцесса остановилась и задумалась, а на её лице отразилось смятение: она явно не могла найти верный ответ.

— Как ни банально звучит, жизнь — непростая штука, — вздохнул я. — Далеко не всегда тот, кто кажется правым с первого взгляда, оказывается прав в итоге. Не знаю почему, но у меня сложилось впечатление...

— Простите! — вдруг прозвучал в сдвинутых на затылок наушниках голосок Весны. — Остановите, пожалуйста, танк!

Нажав на тормоз так резко, что танк клюнул носом, я переспросил, быстро бросив взгляды по сторонам:

— В чём дело? Зачем останавливаться?

— Передача от адмирала для нас. Но приём на штыревую антенну плохой, разбираю с трудом, а в движении и того хуже. Давайте немного постоим, и я попрошу их повторить.

— Нет проблем, — согласился я, заглушив дизель, и танк замер прямо посреди широкого путепровода, ведущего через канал. Решив воспользоваться моментом, чтобы размяться, я вылез наружу и с облегчённым вздохом выпрямился, надавив кулаком на поясницу.

В наступившей тишине стал слышен голос Герта, который, свесив ноги с левой стороны крыши башни, уже с полчаса что-то с увлечением рассказывал. Аудиторию составляли Алиса и Гейрскёгуль, устроившиеся на левой надгусеничной полке и ящике дымопуска, а также, как ни странно, София, высунувшаяся из пулемётной башенки.

-...Так вот, детский сад и школа у нас общие, все детишки туда. Образование политехническое, никаких вам законов божьих и прочей чепухи — от предков остались отличные наработки. Начали внедрять ещё до катастрофы, вот и мы подхватили, чтобы не пропало.

— И в чём разница с обычной школой? — скептически поинтересовалась Алиса.

— А в том, что без зубрёжки; всё что учат, всё сразу в дело пускается, и кто постарше, тем учёба не столько в классе, сколько в мастерских, в полях. Бригады получают задание, зарабатывают настоящие расчётные баллы, на которых у нас денежная система стоит. Сразу полноценные члены общества получаются, тем более что работы — море. Каждый себе по душе находит.

— А если сироты малы и работать ещё не могут? — вдруг спросила Гейрскёгуль, и в её голосе чувствовалась непривычная нерешительность.

— Да уж никто не голодает, ясное дело. Сирот по семьям разбирают, если надо, а кто постарше — и сами по себе: коммуна выделяет пособие, присматривает, заботится и помогает, чего там нужно будет.

— Сироты... это кто-то у тебя?.. — осторожно спросила Алиса. Скандинавка помолчала, но всё же ответила — коротко, как всегда:

— Младшие сёстры.

— А ваши родители... умерли?

— Мать — родами. Траулер отца пропал зимой, — пояснила Гейрскёгуль, глядя в сторону. — Везли по-тихому груз в либерийский Галифакс. Или шторм, или карантинщики.

— Эхе-хе. Говорят, они топят чужих контрабандистов без разговоров. Да и зимняя северная Атлантика — не шутки, — сочувственно покачал головой Герт. — Но, значит, раз такое дело — добро пожаловать в коммуну. Лучше места не найдёте.

— А сам ты оттуда смылся! — ехидно напомнила Алиса.

— Так говорю же — из-за девицы получилось!.. — сердито стукнул кулаком по броне гардариканец, и София, молча слушавшая разговор, фыркнула с непонятным выражением лица.

Наши спутники беседовали между собой, но говорили громко, ещё не привыкнув к тишине, не требующей перекрикивать рёв дизеля, и, взглянув на принцессу, я понял, что она так же, как и я, невольно прислушивается. Заметив мой взгляд, она слегка покраснела и выпрямилась, намереваясь что-то сказать, но в этот самый момент нас всех заставил вздрогнуть возглас Брунгильды:

— Тревога! Мокрица на два часа!

Два часа?.. Я невольно бросил взгляд на запястье, хотя мои наручные часы давно остановились и лежали глубоко в кармане — руки не доходили почистить и смазать. Но причём тут часы? Только пару секунд спустя я понял, что телохранительница имеет в виду направление, и торопливо повернул голову вправо.

Там, в густых зарослях рябины, копошилась округлая серая тушка, прикрытая разделённым на сегменты хитиновым панцирем. Не обращая на нас никакого внимания, кормовая мокрица деловито хрустела мандибулами, пережёвывая сочные лопухи. Сожрав пару кустов прямо с торчащими на концах стеблей колючими репейниками, она приподнялась на задних членистых лапках и дотянулась до нижних веток. Рябина судорожно затряслась, расставаясь с ними, а красные, почти созревшие грозди и листья быстро исчезли в пасти громадного насекомого.

— Гадость какая! — Алиса издала такой звук, будто её затошнило, на что Грегорика лишь пожала плечами:

— Их мы видели уже не раз. Что важнее — посмотрите вперёд.

В самом деле, теперь я тоже заметил. Чем дальше в излучину, тем меньше среди строений наблюдалось зелени. Если в том месте, где мы остановились, по обеим сторонам автострады развалины утопали в пробивающихся повсюду деревьях и кустах, опутанных красными плетями дикого винограда и подсохшими гирляндами хмеля, то впереди зелёных красок становилось все меньше и меньше, пока они практически не исчезали — примерно в миле от нас. Дальше простиралось лишь царство мёртвого железа и камня. Конечно, видеть поросшие кустами кровли и торчащие вровень с крышами буйные заросли было непривычно, и расположенные поодаль голые фабричные дворы и проезды между цехами казались совершенно нормальными — но в том-то и дело, что здесь они не являлись нормой!

— Мокрицы сожрали всю зелень — как на Бергфридхофском кладбище... — пробормотал я. — Постойте... но сколько же их здесь?!

К стыду своему, должен признать, что пелена с моих глаз упала только теперь — и лишь сейчас мне открылся реальный масштаб проблемы. Излучина, занятая промышленной агломерацией, в центре которой находился городок Оппау, представляла собой треугольник, имеющий в основании примерно восемь миль, вытянувшись на восток не менее чем на десять-двенадцать. Мы находились на последней террасе левого борта долины высотой около трёхсот ярдов, и она позволяла видеть практически всю излучину — и своими глазами убедиться в том, что эта огромная территория практически полностью лишена растительности.

— Получается, наши предположения полностью подтверждаются, — прищурившись, заметила принцесса. — Центр, из которого во все стороны распространяются биоконструкты, находится именно здесь, и может ли быть случайным совпадением то, что именно тут император Траян обнаружил и уничтожил апокалиптическую машину, ставшую причиной Науфрагума?

— Риторический вопрос, — пробормотал я. — Таких совпадений не бывает.

— Этож какая там жуть, святые комиссары! — присвистнул Герт. — Кстати, Ивет рассказала, что Одноглазого тоже выжили с прежнего места появившиеся чудовища, ещё в прошлом году. Они тогда сидели за Везером, это левый приток там, к югу.

— Лишнее подтверждение, — кивнула Грегорика, и, приняв из рук молчаливой Брунгильды бинокль, поднесла его к глазам. — Как бы то ни было, здесь количество переходит в качество.

— Чтоб сожрать такое количество биомассы, кормовых личинок должны быть не тысячи, а десятки тысяч! — поддержал я. — И если вспомнить расчёты Весны, то и тех чудовищ, что ими питаются, здесь будут сотни.

— Сотни панцирных крабов?! — схватилась за голову Алиса.

— Если даже и не кого-то похуже. Мы нашли уже три типа крупных боевых тварей: матки, панцирные крабы и пиро-птеродактили, но не факт, что список исчерпывается лишь ими.

— Умеешь ты обнадёжить!

— Алиса, мы и раньше предполагали, что это будет опасное дело, — напомнила Грегорика, обведя всех оценивающим взглядом. — Возможно, мы даже недооценили опасность, но сейчас уже не имеем права отступать. Все знают мои мотивы: я хочу открыть правду о том, что произошло здесь полвека назад, и не позволю, чтобы страшное оружие снова попало в руки безответственных личностей вроде моего брата. Конечно, я не стану заставлять идти на риск тех, кто этого не хочет, поэтому спрашиваю ещё раз: кто готов идти дальше?

Мы помолчали, обмениваясь взглядами. Первым заговорил я:

— Не говоря о том, что я хочу узнать о судьбе деда, нужно выяснить, что тут к чему, и сообщить спасателям. Не хотелось бы, чтобы чудища сбили ничего не подозревающий дирижабль, которым будут вывозить людей с 'Олимпика'.

Грегорика кивнула, наградив меня быстрой улыбкой. Затем вперёд выступил Герт.

— Это наша земля, и кто будет ей заниматься, кроме нас? А то ведь чудища и во Фрайталь пожалуют через год-другой. Так что я иду.

Гейрскёгуль молча наклонила голову, поддерживая его, и то же самое сделала Брунгильда, явно намеревавшаяся выиграть сегодня первое место на конкурсе молчунов.

Алиса лишь махнула рукой, наигранно-бодро заявив:

— Про меня вы всё знаете: конечно, я трушу так, что коленки трясутся. Но если дорога домой проходит через логовища этих ваших адских монстров, деваться некуда. Обещаю визжать не слишком громко.

Вслед за ней заговорила София, причём нормальным тоном — кажется, она наконец перестала дуться на весь мир:

— Вы тут много всякой чепухи наговорили, но главное я поняла: Яков по-свински воспользовался и мной, и моими друзьями. Теперь я хочу отплатить ему сторицей — и с большим удовольствием испорчу его планы. В этом мы с тобой совпадаем, Грегорика Тюдор.

— Отлично, — улыбка принцессы получилась несколько хищной. — Вот вам моя рука.

Как ни удивительно, но трансильванка, не колеблясь, пожала руку той, кого ещё недавно считала соперницей.

'Неожиданный, но весьма позитивный прогресс, — вдруг проснулся мой внутренний голос. — Как я заметил, ты не питаешь особой антипатии к бывшей вампирке-суициднице. Наверняка тебе приятно видеть, что она находит новый смысл жизни, пусть пока даже и такой, мстительный. Надеюсь, по ходу она ещё больше смягчится — и станет весьма симпатичной девушкой, кстати. Человечество ещё будет тебе благодарно за то, что ты сохранил её таланты для копилочки генофонда'.

Безмолвно согласившись на этот раз с нахальным внутренним оратором, я осмотрелся и лишь через пару секунд понял, чего не хватает: последняя наша спутница всё ещё сидела за радиостанцией в боевом отделении танка. Кажется, такая мысль посетила не только меня, и взгляды обратились к высокой башне, из которой торчал короткий хобот нашей верной трёхдюймовки. Словно по заказу, Весна высунулась из командирского люка, и, жмурясь на яркий дневной свет, возвестила:

— Радиограмма от адмирала Болейна!

— Благодарю вас, Весна, — кивнула принцесса, принимая бланк. — Так-так: 'Мы отправили на разведку самолёты, продвинемся до безопасной границы, где остановимся и вышлем по земле спасательную команду к гондоле и за тобой в Оппау. Но наши наземные возможности пока ограничены, боюсь, мы не успеем опередить Якова. Если у тебя получится нарушить его планы, будет хорошо. Действуй, моя отважная девочка, в этот момент судьба всей Либерии зависит от тебя'. Как видите, время не ждёт! — Грегорика обернулась к нам.

— Мне казалось, что Первая эскадра поотважнее могла бы рулить, — разочаровано пробормотала Алиса. — Лучше бы явились сюда, забороли чудищ и нас спасли.

— Дядюшка очень опытный флотоводец, но не склонен к безрассудствам, — с некоторой обидой возразила Грегорика. — Уверена, он поможет нам, когда возникнет нужда... а если даже и не успеет, справимся сами!

— Он пишет верно в том плане, что на земле эскадра способна сделать далеко не так много, как кажется. Конечно, там есть несколько десантных отрядов, но они вооружены только лёгкими бронеавтомобилями, которые и в подмётки не годятся нашему Т-28, — задумчиво поскребя щетинистую щёку, добавил я. Оглядев соратников, я убедился, что известие о том, что немедленной помощи ждать не стоит, практически не уменьшило их энтузиазм. Принцесса, кажется, подумала о том же.

— Именно так! Это не охладит нашу решительность, и мы всё равно будем преследовать наши цели!

— ...Цели? — Весна, которая как раз осторожно слезла с танка, недоумённо осмотрелась.

— Да, именно цели, — твёрдо проговорила Грегорика, пристально глядя на неё.

— У нас тут как раз час откровений. Все выкладывают, чего добиваются в этой забытой богом глуши, — ухмыльнулась Алиса. — Присоединяйся и ты.

— Я... н-не совсем...

— На самом деле, Весна, пришло время и вам объясниться, — без обиняков заявила принцесса. — Всё указывает на то, что и вы оказались в Гардарике совсем не случайно. Хильда рассказала мне о таинственном приборе, припрятанном в трюме дирижабля, а ваши новые измерительные устройства видели все присутствующие. Кто вы такая?

— Д-да, вы правы, ваше высочество... — отличница опустила глаза, машинально сняла и протёрла платочком очки. Потом снова заговорила, и чем дальше, тем горячее и сбивчивее: — Понимаете, я не хотела рассказывать потому, что люди всегда... всегда смотрели странно, когда узнавали о моих увлечениях. Но вы... вы приняли меня и не крутили пальцем у виска... с вами я могла поговорить, и вы понимали меня — раньше такого никогда не было. Я боялась, что надо мной снова начнут смеяться... но теперь поняла, что скрываться от друзей... это нечестно.

Я озадаченно уточнил:

— Постойте, вы ведь учитесь на факультете точных наук, если я верно понял? Неужели в Китоне не оценили ваш научный талант? Преподаватели физики и математики должны радоваться, заполучив такую студентку.

— Если бы так!.. — на её глазах блеснули слёзы. — Профессора почему-то не хотят со мной говорить, а студенты... студенты просто издеваются.

— Ну, а вот этому-то я совершенно не удивляюсь, — вдруг встряла Алиса. — Наверняка ты единственная девушка там, верно?

— В-верно, — шмыгнула носом Весна.

— Тогда всё просто — они завидуют, и их прям-таки душит ревность, — скривилась рыжая подруга детства. — Конечно: они все такие умные-преумные, а тут появляется какая-то соплячка и норовит встать с ними рядом. Плевать им на талант; только бы защитить свой мужской свинско-шовинистический кружок!

— А ведь ты права, скорее всего, — неохотно признал я. — В научных кругах всякое бывает. Преподавательских ставок и вакансий по техническим наукам всё меньше, так что определённая конкуренция и грызня имеют место. Девушку там, конечно, многие постараются бортануть.

— Все мужики — козлы!

— Оставим пока это утверждение в качестве гипотезы. Но мы немножко отклонились от темы. Значит, Весна, вам непросто приходилось на факультете... а в какой группе?

— Радиофизики, — ответила девушка. — Если честно, это потому, что кафедру геофизики упразднили. И там было мало профессоров, которые могли ответить на мои вопросы, поэтому приходилось больше работать в библиотеке... и с мамой.

— О, ваша матушка тоже занимается наукой? Тогда всё выглядит понятнее: вы пошли по её стопам?

— Да, она всю жизнь исследовала естественное электричество в атмосфере и магнитосферу — на самом деле, это на границе радио и геофизики — и работала в нескольких известных институтах. Но в Либерийскую академию наук её не приняли и вообще не воспринимали всерьёз из-за того, что она женщина. Даже статьи иногда приходилось публиковать под мужским псевдонимом.

— А как её полное имя? Может быть, я видел какие-то работы.

Естественный вопрос, заданный без всякой задней мысли, почему-то заставил Весну замяться.

— П-простите, это не наша вина, но у фамилии создалась странная слава...

— В смысле? Её фамилия не Госпич? Я действительно не помню статей под таким именем, но...

— Тесла.

— Не понял?..

— Её фамилия — Тесла.

— Постойте!.. Уж не родственница она того невероятного изобретателя электромашин, Николя Тесла, которого ославили сумасшедшим?..

— Да, это отец моей мамы Марии. Но мне она дала другую фамилию: как раз для того, чтобы я могла спокойно учиться и работать в области науке. Но, как видите, это тоже не очень помогло, — грустно вздохнула Весна. — Я стараюсь не упоминать о нашей связи, потому что слишком часто возникает какой-то нездоровый интерес...

— Ну, ещё бы, про 'Электрического шарлатана' даже я слышала, там же целая серия комиксов, двадцать шесть томов! — стукнула кулаком по ладошке Алиса. — Так, получается, он твой дед? Вот это родственничек! С таким в самом деле в научные круги лучше не ходить — на порог не пустят!

— Алиска, имей же хоть немного деликатности.

— Да ладно, я же не смеюсь! Просто вспомнила, что люди говорят.

— Т-теперь вы, наверное, понимаете, почему я старалась не привлекать к себе и своим исследованиям лишнего внимания, — смущённо пробормотала Весна.

— Но какие же исследования вы вели на борту 'Олимпика'? Как я понимаю, они ведь связаны с Гардарикой? — вдруг напомнила Грегорика, обменявшись взглядами с Брунгильдой.

Поёжившись под пристальным взглядом принцессы, Госпич пробормотала:

— Мама попросила меня измерить напряжение и градиент магнитных полей, чтобы определить различия между полушариями, которые появились после Науфрагума. Гравитационный и радиевый фон тоже нужны, но не в первую очередь...

— Значит, она исследует Науфрагум? — быстро спросила Грегорика. — Это чисто научный интерес или нечто большее?

Весна явно смешалась, не зная, как ответить на вопрос.

— Б-большее?.. Ну, я, право, не знаю, как сказать, но мама занималась этой темой всю жизнь... Наверное, в память об отце.

— Николя Тесла и Науфрагум...— медленно проговорила принцесса, углубившись в воспоминания. — Вы хотите сказать, что между ними есть какая-то связь?

— Дед погиб в тот же год, когда случился Науфрагум, и моей маме не было ещё и десяти месяцев. По официальной версии его убило мощным разрядом во время эксперимента, и он него не осталось ничего, кроме праха. Мама говорила, что для бабушки это стало таким ударом, что она замкнулась в себе, а при вопросах о муже у неё случались нервные припадки. Она умерла рано, ничего не рассказав, но мама была просто одержима дедом. Ещё девочкой сумела сдвинуть крышку гробницы, и та оказалась пуста, если не считать горстки земли и истлевшего платка с монограммой.

— Монограммой?! — вскинулся я. — Какой монограммой, не помните?

— Мама так и не смогла найти владельца, потому что платок рассыпался у неё в руках. Но там была буква М, — почему-то понизив голос, ответила Весна.

Мгновенно обернувшись к Грегорике, я встретил взгляд её расширенных глаз цвета схваченной морозом полыни. Принцесса слегка побледнела и даже подняла ладонь, словно останавливая меня:

— Нет-нет, такого не может быть! Двойной вестник смерти?.. На свете множество людей, имена которых начинаются на М...

— Не берусь утверждать на сто процентов, но совпадение... совпадение слишком знаковое, — ошеломлённо покачал я головой, и обернулся к Весне. — Простите, что прервали. Продолжайте, пожалуйста.

— Но о чём вы говорили, З-золтан Святославич? — взволнованно спросила она. — Чья монограмма? Кто-то ещё получил такой же платок?..

— Давайте об этом чуть попозже. Итак, насколько я понял, ваша матушка заподозрила, что Николя Тесла погиб не так, как было описано. И?..

— И она стала изо всех сил учиться, чтобы изучить всё наследие отца. Архив его сразу же после смерти был изъят и засекречен, как имеющий военное значение, но она штудировала опубликованные работы, расспрашивала его бывших лаборантов, собирала любые оставшиеся клочки бумаги, пыталась определить назначение приборов, оставшихся в домашней лаборатории...

— Вот это целеустремлённость! — восхитился я. — Могу только позавидовать, потому что в похожей ситуации мои родители действовали совсем по-другому. И что же ваша матушка сделала дальше?

— Научные интересы деда были очень широки, он работал в разных сферах, и по электромеханике, и по теории электрических явлений. Ну, вы наверняка знаете о моторах переменного тока и прочем. Но она не отступала, и примерно на втором курсе института поняла, что исследования естественных электромагнитных полей планеты, следы которых нашлись в бумагах отца, действительно могли бы пролить свет на механизм Науфрагума — если бы были закончены, конечно. Мама попыталась продолжить их, но тогда ей не позволили специализироваться в этой области и защитить научный проект — как вы помните, на ряд дисциплин после катастрофы были наложены ограничения.

— Да, такое было, — кивнула принцесса. — Что и естественно: свежие раны от Науфрагума подтвердили, что в некоторые запретные сферы людям просто лучше не лезть, чтобы не погибнуть страшной смертью, и мой прадед издал несколько специальных указов.

— П-простите, ваше высочество, но это была огромная ошибка! — храбро воскликнула Весна. — В науке всё взаимосвязано, и сознательно отказываясь от изучения каких-то явлений, человечество может снова оказаться в опасности!

— Согласен, — тут же поддержал я. — Попади то самое пресловутое оружие Апокалипсиса в руки каких-то безумцев, и весь мир окажется у них в заложниках, не имея понятия, как ему противостоять. Не говоря уже о том неприглядном положении, в котором мы оказались из-за замедления научно-технического прогресса.

— Спорить об этом сейчас бессмысленно... — сердито начал Грегорика, но вдруг запнулась. Помолчав пару мгновений, она опустила глаза и проговорила тоном ниже: — Нет, на самом деле вы правы, простите. Когда я думаю, что мы совершенно беззащитны перед тем, что способно вызвать новый катаклизм, то... понимаю, что пришла пора многое менять.

— Хе, чудеса в решете. А я-то думал, что все особы королевской крови упрямые и твердолобые, как пень, — пробормотал под нос Герт, который стоял со сложенными на груди руками, прислонившись спиной к отполированной до блеска гусенице.

Не знаю, услышала ли его принцесса, но она ничего не сказала, а я поспешил вмешаться, обращаясь к Весне:

— В принципе, прекрасно понимаю вашу уважаемую матушку и вполне сочувствую. Но чем же всё кончилось?

Девушка печально пожала плечами:

— В одиночку такую огромную тему не разработать, здесь нужны целые научные институты. Но она продолжала и продолжает работать над ней, а когда мне представилась возможность во время экскурсии провести эксперименты на месте катастрофы, я сразу же ухватилась за неё.

— Но вы смогли что-нибудь узнать о судьбе Теслы? — спросила Грегорика. — Как, всё же, он погиб? И где?

— Почти ничего. Маме удалось раскопать лишь то, что одновременно с отцом погибли несколько его старых работников, механиков, помогавших ему во всех делах. И их семьи тоже так и не увидели тел. Мать одного из них, ныне уже покойная, вспомнила, что офицер, доставивший известие о гибели сына, упомянул дирижабль.

— Дирижабль? Случайно, его название было не 'Инвинсибл'? — быстро уточнил я.

— Старушка ничего больше не смогла тогда вспомнить. Только то, что перед гибелью сына срочно вызвали в лабораторию на несколько дней, и он передал, что может отправиться в экспедицию на пару недель или больше.

— И всё?

— Мама навещала её тридцать лет назад, теперь уже ничего не узнаешь, — вздохнула Весна. — Но из этого она вывела, что отец со своими помощниками мог погибнуть над Гардарикой. Ведь тогда, пятьдесят лет назад, там разбились два дирижабля императорского военно-воздушного флота...

— Да, 'Инвинсибл' и 'Ройял Оук', — подхватил я. — И теперь мы без труда можем проследить ход мыслей вашей матушки. Если она заподозрила, что Николя Тесла был в составе экспедиции и погиб сразу после Науфрагума, то желание раскрыть загадку таинственного и до сих пор не объяснённого катаклизма выглядит совершенно естественным. Конечно, ей интересно всё, что связано с природным электричеством, которое стало причиной Науфрагума, полярных сияний и разрядов после него — вроде того, когда мачта линии электропередач привела к гибели 'Инвинсибла'.

— Мачта?.. Какая мачта? — ахнула Весна, и её глаза вспыхнули безумным исследовательским огоньком. — Где вы об этом узнали, Золтан Святославич?!

— Из дневника моего собственного деда.

— Вашего деда?..

— Да. В дневнике описаны события 'Похода слез', участником которого он и оказался в своё время. Императору Траяну пришлось путешествовать по земле именно потому, что летать над Гардарикой после Науфрагума было нельзя из-за остаточных токов... и кстати, — я вдруг запнулся, поколебался и продолжил: — Какое-то неприятное совпадение с нынешней ситуацией.

— В самом деле, — нахмурилась Грегорика. — Прошло полвека, и дирижабли снова не могут летать над этой печальной землёй. Хотя причина на этот раз совершенно иная.

— Не будем уподобляться астрологам и гадателям по ладони — раздумья над такими совпадениями нам точно не помогут, — криво усмехнулся я.

Грегорика кивнула, соглашаясь, и я уже собрался закончить разговор, когда вдруг почувствовал, что меня держат за рукав. Оказывается, Весна, словно заворожённая, шагнула ко мне и вцепилась в обшлаг куртки.

— П-постойте... так ваш дед тоже погиб в Гардарике после Науфрагума? Ведь из 'Похода слёз' вернулись только император и наследник...

— Да, именно так. Если гипотеза вашей матушки верна, то кости наших с вами предков покоятся где-то здесь.

— Поразительно... я и представить себе не могла, что вы тоже имеете такое близкое отношение к тем событиям. А... можно мне тоже взглянуть на дневник? — уставившись на меня молящими глазами, увеличенными стёклышками очков, едва слышно попросила темноволосая отличница.

— Берите, конечно. Но лучше попозже, сейчас времени уже нет, — заметил я, оглянувшись на нетерпеливо переминающихся и уже поглядывающих в сторону распростёршейся перед нами речной долины соратников. — Пора двигаться, мы и так слишком долго дискутировали. Хотя... то, что вы рассказали, безусловно, стоило того.

Резкий щелчок винтовочного выстрела словно подтвердил мои слова. Обернувшись, я увидел, как Брунгильда с гадливым выражением лица передёргивает затвор, а подстреленная мокрица корчится в переломанных кустах.

Немедленный переход к практике был вполне в характере суровой телохранительницы, но я всё же решил напомнить ещё об одной важной вещи:

— Давайте-ка утвердим боевое расписание. До сих пору нас было, скорее, путешествие, а теперь воевать придётся; нужно определить, кто чем будет заниматься.

— И наверху людям больше находиться нельзя, — поддержала Грегорика. — Придётся потесниться внутри танка. Наводчиком будет Хильда, у неё получается лучше всех. Водителем традиционно Золтан, я на месте командира танка. Весне лучше заниматься радиостанцией, потому что заряжать тяжёлые снаряды для неё трудновато...

— Тогда я, — неожиданно подала голос Гейрскёгуль.

— Отлично, — кивнула принцесса, кинув взгляд на мускулистые руки скандинавки, выглядывающие из-под закатанных рукавов куртки. — Вы нам сильно поможете. Главное — разберитесь в номенклатуре снарядов: где шрапнельные, где бронебойные, где гранаты, дымовые и зажигательные, а где картечь. И как ставить взрыватели — на удар или на картечь.

— Картечь не особо потребуется — я с пулемётом её заменю, — поднял руку Герт. — В правой башенке буду. И огнемёт тоже возьму, поджаривать буду гадов.

— О, тебе же это всё хорошо знакомо! — вспомнил я, переведя взгляд на лежащий на крыше корпуса ранцевый огнемёт, рядом с которым виднелась пара канистр. — Покажешь, как огнемёт работает, а то у меня знания чисто теоретические, ни разу в руках не держал? Это же какой-то новый? Только как мы будем перезаряжать баллоны, у нас ведь компрессора-то нет?

— Он и не нужен.

— Как это? А как тогда огнесмесь метается, если не сжатым воздухом?

— Хе, темнота! Это же РОКС-5, фугасный, — не упустил возможность блеснуть знаниями гардариканец. — Там в баллонах горючее, а выстреливается пороховыми газами от пиропатронов: три выстрела по четыре литра. Потом заливаешь заново и вставляешь новые метательные и запальные пиропатроны, никаких тебе компрессоров.

— Ничего себе, даже не слыхал про такие! — восхитился я. — Дашь и мне пальнуть?

— Только по подходящей цели, чтоб не впустую тратить, — согласился Герт. — Не знаю даже, совладаем огнемётом с этим здоровым крабом? У него ведь панцирь.

— Панцирь прочный, но спереди же глаза и мандибулы, всякие там мелкие ротовые ножки. Если туда плеснуть горящего напалма, ему мало не покажется. И с маткой то же самое, только она может сама кислотой брызнуть метров на десять.

— Так РОКС вязкой смесью даже на семьдесят пуляет, нормально!

Наш технический энтузиазм заставил забыть об оставшихся спутниках, но Грегорика о них, конечно, не забыла, и продолжила организационные моменты.

— Хорошо, боевые посты мы распределили. Весна останется при рации, слушать эфир, а Алиса и София будут...

— ...Тихо сидеть в левой башенке и бояться, — подхватила рыжая подруга.

— Бойся, если хочешь, а я умею стрелять! — нахмурилась трансильванка. — Дайте и мне винтовку, не хочу оставаться беззащитной.

— Ага, чтоб ты в спину выстрелила? Ещё чего! — воскликнула Алиса. — Может, и гранату дать, чтобы наверняка всех угрохала вместе с собой?

— Не собираюсь я вас грохать!!! — завопила София. — Помочь предлагаю, а они ещё кочевряжатся!

— Если бы не холостые патроны, которые вам подсунули люди Якова, вы бы застрелили его, — сурово проговорила принцесса. — В чём бы он ни был виноват, его нужно предать суду, а не убивать на месте — не говоря уж о том, что мы всё ещё не знаем точно, чего именно он добивается. От этого могут зависеть жизни намного большего количества людей. Ваша импульсивность могла привести к трагедии, поэтому простите, София, но я не позволю вам взять в руки боевое оружие. По крайней мере до тех пор, пока вы не докажете свою адекватность.

— И как же мне её доказать?!

— Пока не знаю, и сейчас некогда этим заниматься. Постарайтесь просто не мешать, когда мы вступим в бой. Едва ли вам будет грозить какая-то опасность за бронёй танка, не волнуйтесь, — добавила Грегорика, и София, которая поняла, что добиться своего не удастся, лишь возмущённо фыркнула и демонстративно отвернулась, сделав жест, будто умывая руки.

— Ох, ваше высочество, ваши слова бы да богу в уши, — уныло заметила Алиса. — В прошлый раз, когда клоп дубасил по танку, было ужасно страшно.

— Но мы ведь не пострадали, верно? Броня надёжно защитила нас, и думаю, так получится и теперь. Снаряды танковых пушек бандитов были намного опаснее.

Обведя всех глазами, Грегорика уверенно взмахнула рукой, указав на самую середину излучины:

— Итак — вперёд! Мы отправляемся вперёд, чтобы разгадать тайну Оппау. Если чудовища осмелятся заступить нам дорогу — сметём их с лица земли!

— Ура! — удержаться я не сумел, хотя и не выкрикнул боевой клич, а произнёс стеснительно, вполголоса. Герт поддержал меня незнакомым, но крайне решительным жестом — подняв согнутую руку с крепко сжатым кулаком.

— Рот Фронт!

Гейрскёгуль, помедлив, повторила его движение. Что интересно, то же самое проделала, делая вид, что не глядит на них, и София.

Алиса, которой явно надоело толкаться на одном сиденье с трансильванкой, устроилась у меня за спинкой водительского сидения, с опаской наблюдая, пока я проверял, заряжен ли маузеровский карабин, и пристраивал его сбоку так, чтобы он не мешался. Справа вовсю звенел лентами 'машиненгевера' наш молодой танкомастер, насвистывая под нос какой-то воинственный мотивчик. Огнемёт с трудом поместился между нами, заняв массивными баллонами весь проход и едва не раздавив приборы Весны.

— Зачем вам столько оружия? У нас же вон, большущая пушка-хлопушка, что ещё нужно-то? — поинтересовалась рыжая подруга.

— На улице танк — король, но нам может потребоваться разведать и здания.

— Пешком? Ува-а-а-а... — на её личике возникла испуганная гримаса.

— Ну, ты поняла, — криво усмехнулся я, натягивая наушники. — Раз-раз, проверка связи.

— Слышу вас, Золтан. Вы готовы?

— Так точно. Поезд отправляется.

Корпус танка задрожал от запущенного дизеля, и высокая трёхбашенная машина плавно тронулась вперёд, покачиваясь на рессорах.

Рассудив, что чудовища едва ли станут в нас стрелять, я оставил люк открытым, чтобы обеспечить хороший обзор. Поэтому и серые округлые спины пасущихся в зарослях мокриц были видны, пожалуй, даже слишком хорошо.

Мы проехали всего двести ярдов, а я уже насчитал полдесятка кормовых членистоногих. На протяжении следующих двухсот ярдов их число достигло двух десятков. С верхушки башни прозвучал ещё один выстрел, но следующего уже не последовало — Брунгильда, очевидно, решила не тратить патроны.

Дорога пошла вниз, и слева, за полностью оплетённой диким виноградом кирпичной оградой, возник ряд громадных доменных печей. Соединённые сложной системой ржавых труб и решетчатых конструкций, они возвышались среди выросших у основания деревьев, точно колонны разрушенного титанического храма некоего мрачного механического божества.

Пейзажи становились всё мрачнее: ржавый поток, вытекающий из заводского пруда, куда, очевидно, просочились технические воды из отстойников; провалившиеся крыши цехов; поваленные друг на друга проржавевшие бункеры и покосившиеся козловые краны на просевших рельсах. Зелёные цвета буйной растительности, покрывавшей постройки за спиной, сменили цвета корродирующего металла, замшелого кирпича и покрытого лишайником бетона, серых шлаковых отвалов и курганов антрацита.

Заросли становились всё более редкими и наполовину вытоптанными, а на уныло провисших электрические проводах покачивались сухие плети вездесущего плюща, обгрызенные снизу. Кусты, сорняки и трава во многих местах практически пропали, оставив лишь голую землю.

Спины пасущихся мокриц мелькали среди кустов всё чаще, и стали заметны целые протоптанные дорожки. Кормовые личинки, которых в поле зрения уже постоянно находилось не менее десятка, не обращали на нас никакого внимания, деловито обгрызая кусты и нижние ветви деревьев. Там, где ещё остался дёрн, они медленно ползли и стригли его, словно газонокосилки, а чтобы сорвать ветви, иногда изгибались и вставали на задние лапки, приподнимая переднюю часть корпуса. Эта стойка могла бы выглядеть забавной — вроде той, что принимают собаки по команде 'сидеть' — но многочисленные членистые конечности, шевелящиеся под брюхом, вызывали инстинктивное отвращение. Точно так же и потуги членистоногих созданий забраться на какие-то предметы, чтобы дотянуться до высоко висящей вкусной зелени, не казались смешными. В глаза бросалось то, что мокрицы двигались не совсем беспорядочно, а совершали какие-то непонятные манёвры. Одни семенили нам навстречу, другие, отяжелевшие от съеденного, направлялись в попутном направлении, а иные замерли на месте — судя по всему, отдыхая. На земле повсюду виднелась хитиновая шелуха.

— Неужели крабы прямо тут их и жрут? — вслух поинтересовался я. — Странно, те в десять раз крупнее, а кусты и деревья не поломаны.

— Наверное, они просто линяют, — донёсся неожиданный ответ из-за левого плеча. Оглянувшись, я увидел Весну, которая незаметно протиснулась из боевого отделения и пристроилась рядом с Алисой — не оставляя своей радиовахты, поскольку на ней так и сидели наушники на перепаянном длинном проводе. — Растут и сбрасывают шкурку, когда та становится тесна.

Алиса, которую очкастая отличница слегка потеснила, недовольно пробурчала:

— Ох, уж эти пухленькие телеса...

Правда, шпилька пропала даром, Весна даже не услышала её, дыша мне в левое ухо и жадно вглядываясь в живых представителей загадочного племени биоконструктов, которые спокойно занимались своими делами вокруг. Только одна мокрица, переползавшая шоссе аккурат перед носом танка, испуганно шарахнулась в сторону из-под гусениц.

— Смотрите, они отличаются размерами! — воскликнула она. — Те, что поменьше, движутся навстречу, а упитанные — в сторону города.

— Логично, — кивнул я. — Нагуляли жир и поползли сдаваться хищным старшим собратьям.

— Можно заключить, что мы с большой вероятностью движемся туда, куда нужно — к центру их территории, где они вылупились из висячих яиц. Но вы заметили, здесь нет таких крошечных личинок, каких мы видели в подземельях плотины? Наверное, они питаются где-то ближе к гнёздам... возможно, чтобы не стать жертвой естественных хищников? Да и подросшим особям там уже наверняка не хватает пищи, и они естественным образом распространяются вовне.

— Получается, можно ориентироваться по тропинкам — хотя это не так надёжно, здесь слишком много старых мостовых под ногами — и по мелким личинками. Как увидим их, значит, гнездо с маткой неподалёку. Вы молодец, Весна — это нам наверняка пригодится!

— В-вы же сами до этого догадались, Золтан Святославич! — покраснела девушка, но сразу же снова погрузилась в наблюдения: — Как жалко, что мы не успели поймать кормовых особей у мельницы. Вот бы вскрыть их...

— Там была одна, но матка уже выпустила в неё желудочный сок и начала высасывать. Все кишки наверняка превратились в кисель.

— ...И матку, и панцирного краба... — мечтательно продолжала Весна. — Я уверена, что их дыхательная система тоже основана не на трахеях, а на лёгких, как у птеродактилей, да и кровообращение наверняка более совершенное, чем у членистоногих, которые послужили образцом.

— Имеете в виду, образцом, с которым работал их таинственный создатель-демиург?

— Клопиный папочка, — насмешливо ввернула Алиса.

— Да, некто явно использовал генетику с гибридизацией и проделал совершенно невероятную работу, чтобы создать эти новые организмы. Подумать только, ему наверняка удалось разгадать генетический код, который прячется в белка́х и управляет развитием любого живого существа! — восхищению Весны не было предела. — Он настолько опередил науку Либерии, что...

— Так, а вот и первое живое существо, которое нужно поскорее сделать мёртвым! — перебил я её, торопливо захлопнув люк и прервав научный экстаз. — Брунгильда, ты видишь? Слева, между цехами.

— Вижу, — прозвучал в наушниках короткий ответ, и башня над нами загудела электромотором, разворачиваясь в сторону противника. — Остановка!

Послушно остановив танк плавно зажатыми тормозами — чтобы корпус не слишком сильно раскачивался, я подался влево, чтобы рассмотреть происходящее снаружи через триплекс.

Раскачивающиеся вершины ободранных снизу молодых клёнов, которые выдали пробирающееся через ещё сохранившиеся здесь заросли крупное создание, задёргались сильнее, и панцирный краб с хрустом проломился на простор. Чудовище, выглядевшее один в один как то, что устроило нам жуткую побудку на берегу лесного озера, на мгновение замерло, а затем, выставив вперёд клешни, ринулось в атаку.

Башенная трёхдюймовка незамедлительно рявкнула, панцирь брызнул осколками прямо между глазок краба, а позади него на мостовую вышибло целый фонтан кровавой жижи. Членистые ноги подломились, уже набравшее инерцию многотонное тело проскользило по старому асфальту с десяток ярдов и замерло.

— Ну что, что там?.. — нетерпеливо поинтересовалась Алиса. Она перегнулась через спинку моего сидения, пытаясь просунуть голову вперёд так, чтобы тоже заглянуть в триплекс, и даже боднула меня в висок. — Что творится?

— Похоже, всё.

— В смысле?!

— Один ноль в нашу пользу, — я снова открыл люк, дав возможность девушкам увидеть поверженного монстра, не подающего признаков жизни. — Брунгильда по опыту зарядила бронебойный снаряд, и краба прошило насквозь.

— Вот так просто?.. — рыжая всё ещё никак не могла поверить в мгновенную победу. Наверное, вспоминала, как непросто нам далась победа над первым чудовищем в тоннеле. Но потом в её голосе зазвенела радость, и Алиса принялась от избытка чувств стучать по меня оп макушке: — Значит, мы их всех запросто перещёлкаем! Да здравствуют большие железные танки — я их обожаю!!!

— Что-то припоминаю, как ты совершенно обратное говорила, — проворчал я, но тоже не смог сдержать облегчённой улыбки.

— 'Гремя огнём, сверкая блеском стали!..' Конечно, танки рулят! — донеслось справа, где сидел Герт. — И танкисты круче всех на свете, гип-гип...

— ...Ура!!! — восторженно поддержала Алиса. — 'Мама, танкиста я люблю!'

— Там же вроде про летчика пелось?

— Нет, именно танкиста!.. Танкисты самые крутые, мужественные и...

— Смотрите вверх, прямо впереди! — перебил её прозвучавший в наушниках голос принцессы.

Выглянув в люк, я различил в небе, над дымовыми трубами и продавленными кровлями две маленькие точки.

— Птеродактили?..

Да, это были они — огромные заострённые головы и рулём на затылке позволяли без труда отличить их от обычных крупных птиц. Пара летающих чудовищ направлялась точно на нас. Опасаясь, что они попытаются с налёта спикировать и протаранить танк, я взялся за рукоятку люка, но птеродактили, идя на высоте ярдов пятисот, заложили крен и пошли влево, не приближаясь и сохраняя высоту. Следить за ними дальше не получилось, и я с опаской спросил:

— Что они делают?

— Идут по кругу, — немедленно ответила принцесса.

Сверху донёсся различимый даже сквозь клёкот холостого хода дизеля протяжный скрипучий вопль. Нечто среднее между карканьем и свистом ястреба, но намного громче.

Пара чудовищ снова прошла в секторе, который я видел из своей будки, и отправилась на второй круг.

— Пока только наблюдают, — сообщила Грегорика. — Но вот это, мне кажется, был сигнал для своих.

— Думаете, они выступают в роли воздушной разведки?

— Им сверху всё прекрасно видно — было бы логично. Хотя те, на мельнице, сразу атаковали... наверное, дело в том, что сейчас цель намного крупнее.

— Видимо, они сочли, что танк им не по зубам, в отличие от человека.

— Скорее всего. Ладно, давайте двигаться дальше, а я буду следить за ними.

В этот момент я спохватился:

— Только будьте осторожны и не высовывайтесь! Если такой птеродактиль врежется в открытый люк, то всё обернётся очень плохо.

— Но тогда мне будет неудобно наблюдать не только за небом, но и за землёй!

— Лучше всё же не рисковать. Ладно, я трогаю.

Танк двинулся дальше по шоссе, сперва осторожно, а потом всё увереннее. Следующей атаки не пришлось ждать слишком долго: новый краб выскочил справа, сломав ветхую ограду, и бросился на нас, бренча волочащимися за ним металлическими прутьями. Первым отреагировал Герт — длинная очередь из пулемёта окатила лобовую часть панциря, и во все стороны брызнули рикошеты. Но пули явно нашли какие-то уязвимые места, поскольку чудовище сбилось с тяжёлой рыси и даже слегка попятилось. В этот момент опять громыхнула пушка, и бронебойный снаряд поставил точку.

Даже не успев остановить машину, я снова нажал на газ. Ярдов пятьсот всё было тихо, но когда мы поравнялись с потянувшимся слева длинным, но невысоким кирпичным цехом, из его давно выломанных широких ворот выскочили сразу два чудовища. Дистанция была слишком мала; несмотря на немедленно включённую заднюю передачу, Брунгильда успела поразить снарядом только одного краба, а второй шустро вильнул в сторону. Герт не смог повернуть правую пулемётную башенку влево настолько, чтобы попасть по нему, и добежал до танка. Броня загудела от размашистых ударов — чудовище принялось без разбора колотить по башне и левому борту тяжёлыми клешнями. Потом машина внезапно качнулась под испуганный взвизг Алисы. Левая гусеница обо что-то затормозилась, я инстинктивно прибавил газу и снаружи донёсся отвратительный хруст и болезненный рык. Прильнув к триплексу, я увидел, как краб остановился и завертелся на месте, а когда танк отъехал ещё на пять метров назад, Брунгильда сумела поймать цель опущенным до предела стволом и выстрелила. Снаряд попал в крышку панциря сверху и наискосок, снова пронзив чудовище насквозь и выбив из мостовой ослепительные искры. Краб грохнулся на брюхо как подкошенный, и на асфальт потекла чёрная кровь.

— Готов! — рявкнула наводчица, а принцесса быстро спросила:

— Что это было?

Приоткрыв лючок, я высунул голову и понял причину:

— Засунул клешню в гусеницу, видать, пытался опрокинуть. Но зря, конечно — её расплющило и оторвало.

— Это хорошо. Но с закрытым люком и через приборы наблюдения отсюда почти ничего не видно! — пожаловалась Грегорика. — Как же танкисты видят врага в бою через эти крошечные стёкла?

— Видят плохо. Но вы всё равно не высовывайтесь, чтобы не попасть под удар. Помните, как второй краб прыгнул на нас сверху? Да и птеродактили вполне могут подловить, пока мы заняты крабами, и долбануть сверху, когда вы на них не смотрите.

Раньше я не замечал за собой способности к сглазу, но то, что произошло в следующую минуту, заставило пожалеть о сказанных словах.

Не успел танк двинуться вперёд, как в смотровом лючке мелькнула какая-то тень, и машину сотряс мощный удар — она даже присела и тяжело закачалась на пружинах и рычагах подвески. На лобовой лист прямо перед моими глазами со скрипом опёрлась шипастая членистая лапа, заканчивающаяся массивным костяным когтём.

— Сверху прыгнул, с крыши! — крикнула телохранительница.

— ...Грегорика цела?! — завопил я.

— Д-да, только немного стукнуло люком... — ответила к великому моему облегчению принцесса, но Брунгильда немедленно её перебила:

— Не могу повернуть башню: слишком тяжёлый!

Словно радуясь своей находчивости, устроившее засаду на крыше цеха чудовище покрепче зацепилось членистыми ножками за корпус и башню, одновременно врезав свободной клешней куда-то по корме.

— Я тоже его не вижу! — крикнул Герт. — Погодите, попробую вытащить огнемёт, и жигануть из люка...

— Не вздумай, на нас же потечёт! — прервал его я. — Лучше держитесь!..

Воплощая мгновенно пришедшую мысль, моя нога нажала на газ, а рука задёргала рычагом переключения передач, разгоняя танк. Он шёл тяжело, сказывались дополнительные десять тонн веса, но, всё же ускорялся. Когда стрелка спидометра показала 30 километров в час, я резко нажал на тормоз. Машина клюнула носом, ударив о мостовую перегруженной передней частью корпуса, и проползла несколько ярдов, скрежеща намертво зажатыми гусеницами. Не удержавшись, Алиса с Весной навалились на мои плечи сзади, и кто-то пискнул, приложившись о металл — но не удержался и краб. Резкое торможение заставило массивную тушу сорваться с танка и швырнуло на мостовую. Верхняя крышка его панциря загромыхала по булыжнику, у меня перед глазами возникло брюхо более светлого оттенка и сложное переплетение членистых лап, выходящих из него по бокам. Они отчаянно били по воздуху, пытаясь зацепиться когтями за какую-то опору, чтобы перевернуть хозяина обратно. Не дожидаясь этого, я снова нажал на газ и протаранил членистоногое чудовище. Панцирь отчётливо хрустнул от удара, его проволокло по мостовой и ударило о кирпичную стену цеха. Стена затряслась, сверху посыпались осколки стекла, а я до упора нажал на акселератор. Под протяжный жалобный рык и треск ломающихся ножек танк заскрёб гусеницами и наполз на краба, придавив его всем весом. Панцирь не выдержал и треснул, из трещин обильно потекла какая-то тёмная дурнопахнущая жижа.

— Вот тебе! А то видали — расплющить пытался!.. — мстительно заорал я, не обращая внимания на вонь.

— Впереди по улице ещё!.. Немирович, слезай с него! — потребовала Брунгильда, разворачивая освобождённую башню навстречу новым врагам.

Панцирные крабы снова подтвердили свою репутацию серьёзных и опасных противников даже в схватке с, казалось бы, превосходящим их по всем статьям, боеготовым и находящимся на ходу средним танком.

Атакующая навстречу по широкой улице группа из трёх крабов заставила Брунгильду поторопиться, и второй снаряд не попал в цель; несмотря на то, что я врубил заднюю передачу и на полном газу погнал танк задом, два оставшихся чудовища успели добежать до нас и принялись молотить клешнями по броне. В результате я заметался, на мгновение потерял ориентацию, и танк налетел кормой на каменный столб ограды и заглох. Особенно крупный краб, победно размахивавший зажатым в клешне оторванным куском надгусеничной полки, всё же попал под выстрел в упор, но третий проявил неожиданную сообразительность и, когда я завёл дизель и выкатился на середину улицы, начал бегать кругами вокруг танка. Доведя Брунгильду, которой пришлось трижды провернуть башню на 360 градусов и даром истратить снаряд, до белого каления, он забыл про гусеницы. Неожиданным броском вперёд я протаранил его в бок, поломав членистые ноги, и телохранительница мстительно пристрелила шуструю тварь. Утерев со лба пот и копоть, я покосился на Софию, которая скорчилась на сиденье в левой пулемётной башенке, инстинктивно прикрыв живот от торчащего отовсюду угловатого железа.

— Фу-у-у, — пришибленно пробормотала она. — М-мы как... как котята в железной бочке, по которой лупят палками!..

— Сейчас опять метаться из стороны в сторону буду, обложись скорее спальниками, чтоб не побило, — посоветовал я, и напомнил: — Вот про то же я и говорил... а-а-а, чёрт, новые бегут!..

Следующие два краба выскочили на улицу на слишком большом расстоянии от нас, и поразить их не составило труда, но в этот момент на танк набросился ещё один, совершенно незаметно подобравшийся сзади, из сектора, за которым никто не следил.

Неожиданный удар заставил испуганно взвизгнуть девушек, пристроившихся за моим сидением, но то, как просела корма, и знакомый скрежет и когтей подсказали мне что делать. Танк взревел двигателем и прыгнул назад, а потом резко тормознул и развернулся на месте, кроша гусеницами старый асфальт. Свалившийся краб стал очередной жертвой трёхдюймовки, а в наушниках прозвучал приказ Грегорики:

— Гейрскёгуль, когда не заряжаете, смотрите в заднюю амбразуру на корму!

— Есть!

Бросив взгляд назад через квадратный проем, ведущий в боевой отделение, я увидел сквозь сочащийся из свалившихся в короб стреляных гильз пороховой дым как скандинавка, сбросившая куртку и оставшаяся в промокшей от пота тонкой рубашке, припала к яблоку для пулемёта, смонтированному в нише башни за радиостанцией.

— Может быть, лучше я... — Весна, с которой вращением башни уже давно сорвало наушники, сделала движение назад, но я остановил её:

— Не вздумайте! Брунгильда всё время вертит башню, придавит в момент! И лучше не мешать Гульке, а то трудно доставать снаряды со стенок и из ниши. Лучше бы вы залезли к Софии, чтобы смотреть на левую сторону — там щель. Увидите что — кричите!

Отличница послушно нырнула в левую пулемётную башенку, подключив разъем наушников и припав к триплексу.

Правильность такого подхода подтвердилась почти сразу же, когда из наушников донёсся крик Герта:

— Краб справа, между сараями прячется!

Его пулемёт коротко протарахтел, а стремительно развернувшая башню телохранительница добила устроившего засаду хитроумного членистоногого из пушки.

— Сколько же их здесь?.. — с ужасом пробормотала Алиса, судорожно вцепившись в спинку моего сидения. Улучив момент, я успокаивающе похлопал её по руке.

— Да ладно, не дрейфь. Десяток супостатов прикончили, а сами ещё вполне даже живы. Первый-то помнишь, как нас гонял? И второй заставил поволноваться — а теперь смотри, как их крошим. Против пушки и брони им не совладать.

— Смотря какой, — возразил Герт, услышав наш разговор. — Ради правды скажу: мой Т-26 бы уже давно опрокинули и гусеницы бы сорвали. И не уверен, что одним выстрелом 37-милиметровки бы такого остановил.

— Да пробило бы, наверное. Но вот повреждений от трёхдюймовки намного больше, валит уверенно. По одному бы вообще перещёлкали без проблем. Хорошо, что они не всей оравой сразу кинулись.

— Мне кажется, они сбегаются на шум, — заговорила Весна. — Такое впечатление, что панцирные крабы размещены по площади равномерно, прикрывая границы, и теперь, когда мы прорвались в одном месте и уничтожили стражников здесь, к нам стягиваются чудовища с соседних участков.

— Вот как? Мне что-то сразу в голову не пришло... но тогда нам стоит найти более выгодное место для боя и подождать их. Это лучше, чем рубиться на узкой улице.

— Я вижу впереди эстакаду, — вмешалась принцесса, слушавшая мои слова по ТПУ. — Ярдов семьсот. Давайте продвинемся до неё и посмотрим, что будет.

— Так точно!

Я не стал осторожничать; напротив, погнал танк полным ходом вперёд, по дороге протаранив и отбросив в сторону ещё одного подоспевшего краба. Когда машина оказалась на открытом мосту, протянувшемся над бесконечными железнодорожными путями, предположение Весны полностью оправдалось — мы увидели, как поодаль, из-за промышленных зданий, электровозов и вагонов появляются отдельные чудовища, спеша в нашу сторону. Обзор с эстакады был отличный, внезапно напасть на нас крабы больше не могли, и нам осталось только вести наблюдение во все стороны и слушать размеренные выстрелы башенного орудия.

— Не слишком-то они сообразительны — сразу выскакивают на голое место, — заметил Герт. — Если бы прятались за заборами и стенами, смогли и поближе подойти.

— Я б не стал их недооценивать: тактические приёмы крабов довольно разнообразные: из засады нападают, гусеницы сорвать пытаются, пробуют перевернуть, даже с крыши прыгают, стараясь раздавить. И учатся, похоже. Вон, гляди, за тем составом — это же он скрываться пытается. Смотри-смотри — притаился, выглянул; думает, мы не заметим. Не соображает, что ножки видно под вагоном, но всё равно — хитрец.

— Красноголовые кончились, чем теперь заряжать? — прозвучал в наушниках голос запыхавшейся Гейрскёгуль.

— Теперь давай шрапнельными, я их повыставлял на удар, — ответил я и озабоченно покачав головой. — Ничего себе, все двадцать бронебойных вылетели. Да, тут совсем другой масштаб, чем у маленьких гнёзд в лесных дебрях. Даже непонятно, хватит ли снарядов?

— Семь скальпов в плюс, вижу ещё четырёх, — хладнокровно прокомментировала Брунгильда. — Но это всё.

— Отлично, Хильда, твоя стрельба выше всех похвал! — одобрила Грегорика. — Видимо, мы истребили всех, кто был в этом и соседнем секторе. Золтан, когда она закончит, двигайтесь дальше.

Нашей талантливой артиллеристке действительно не потребовалось много времени, чтобы расправиться с подбирающимися панцирными крабами, хотя на одного пришлось потратить два снаряда — он догадался перемещаться зигзагами, ещё раз подтвердив свойственную биоконструктам сообразительность.

Подождав минут десять, мы убедились в том, что новые противники не появляются — на земле. Птеродактилей, медленно кружащих над развернувшейся на улицах промышленных пригородов Оппау схваткой, стало больше. Теперь их было более десятка, и даже через гул дизеля сверху время от времени доносились протяжные крики.

— Видимо, они в самом деле сигналят своим. Но если новые порции крабов не подбегают, значит, резервы начинают иссякать, — проговорил я, вглядываясь в небо.

— Хотелось бы надеяться. Но в ваших словах действительно есть резон, — согласилась Грегорика. — Тогда нам стоит продвинуться глубже. Возражений нет?

— Мы только за тем сюда и явились, чего ж теперь отступать?

Герт вполне точно выразил общий настрой, и я повёл танк дальше, настороженно водя взглядом с одной стороны улицы на другую. Увы, это не помогло мне заметить засаду. Краб, притаившийся на крыше крайнего из длинного ряда ржавых бункеров, смонтированных на высоких клёпаных опорах, снова успешно прыгнул на нас, норовя оглушить ударом многотонной туши, а его напарник стремительно атаковал с того же фланга, пробежав по идущим под бункерами железнодорожным путям. Танк снова затрясся под градом ударов, но в наушниках почти сразу же прозвучал выкрик Брунгильды:

— Давай влево по проходу, Немирович! Башня пройдёт, а гад — нет.

Сообразив, что она имеет в виду, я торопливо задёргал рычагами, развернув машину на девяносто градусов на левый борт, и газанул, толкая лобовым листом второго краба. Тот попятился назад, вытесненный на те же самые рельсы под бункерами, откуда только что выскочил. Наверху заскрипело и загромыхало — сидящий на корпусе членистоногий не поместился в низкий габарит и его жёстко прижало к перевёрнутому ржавому конусу. На секунду машина замерла, но я опять прибавил газу, и краб перевалился на корму и грохнулся оземь позади танка. Очевидно, при этом он умудрился своротить нижнюю задвижку, отчего практически мне на голову — то есть на крышу будки механика-водителя и башню танка — внезапно рухнул целый потоп заключённого в бункере сыпучего белого порошка. Окружающий мир, и так плохо видимый через триплексы, мгновенно скрылся в пыльном белом мареве.

— Что за чёрт?.. — завопил я, не видя, куда вести машину. — Мне смотровую щель засыпало!

— Назад сдавай, дурак! — рявкнула Брунгильда. — Я тоже ничего не вижу в прицелы!

— Ладно, у меня-то без проблем, — спохватился я, быстро подняв бронезаслонку с триплексом. На рукав и на колени хлынула струя белоснежной пыли, напоминающей муку крупного помола. Нос тут же забило, и я дал задний ход, кашляя, чихая и одновременно пытаясь хоть что-то различить в клубящемся над танком облаке.

В следующее мгновение из него проявился смутный силуэт противника. Обсыпанный белым порошком, точно Дед Мороз, второй краб суматошно вылетел из-под низвергающегося из бункера водопада, налетел на лобовой лист танка и оглушительно чихнул, снова подняв в воздух едва улёгшуюся пыль.

— Вот сволочь! — выругался я. — Он прямо впереди... а, нет, чуть левее!..

— Не вижу! — нервно ответила телохранительница, но следующая фраза прозвучала скорее испуганно: — Стойте, госпожа, не надо!!!

Но на крыше уже брякнула крышка люка, и мгновением спустя Грегорика радостно воскликнула:

— Я очистила перископ, стреляй!..

Башня быстро довернулась и оглушительно ударила пушка, забросив в мой смотровой лючок новое непроницаемое облако пыли.

Хотя с водительского сидения было совершенно не видно, что произошло с находящимся впереди противником, я заключил, что Брунгильда попала в него, поскольку она закричала:

— Теперь назад! Заряжай, быстрее!

За спиной зазвенела выброшенная гильза, и лязгнул торопливо заброшенный в казённик очередной снаряд. Танк попятился, разворачивая башню к крабу, оставшемуся за кормой. Пыль рассеялась, и стало видно, что быстро оклемавшийся от падения с крыши башни членистоногий применил знакомый приём — побежал вокруг машины, заходя с фланга.

— Врёшь, не уйдёшь!.. — прокрутившись на месте, я кинул танк вперёд, протаранив его и отбросив на опоры бункера. Оглушённый краб завозился, беспорядочно суча ножками, и следующий снаряд угодил ему прямо под край панциря. Привыкнув к незрелищному действию бронебойных снарядов, я совершенно не ожидал того, что произошло дальше.

Через долю секунду после попадания оглушительно громыхнуло, и краб лопнул, выбросив во все стороны фонтаны кровавой жижи. Инстинктивно зажмурившись, я почувствовал, как на лицо брызнули горячие капли.

— Ого! — донёсся голос Герта. — Эк его разворотило! Гранату, что ли, засунула? Гулька, смотри внимательней, а то и нам осколками может достаться, если в упор стрелять.

— Я не поняла, что произошло? — спросила принцесса. — Почему нас так забрызгало?

— Ошиблась она впопыхах, гранату зарядила вместо шрапнели, — пояснил гардариканец. — Может, я подменю?

— Справлюсь, — лаконично ответила скандинавка.

Протерев глаза, я выглянул из люка, и меня даже передёрнуло от неаппетитного зрелища. Только что засыпанный мукой верхний лобовой лист превратился в подобие разделочного стола на бойне — чёрно-красные потоки крови вперемешку с ошмётками мяса стекали по нему вниз, размывая белоснежные сугробики, а как раз перед моим носом покачивалась длинная кишка, зацепившаяся за ствол трёхдюймовки.

— Тьфу, вывозился весь. Это же, вроде, доломитовая мука́ была? — пробормотал я, а за спиной немедленно захихикала Алиса:

— Ну и рожа у тебя, Золтик! Прямо как Пьеро — весь белый с красными пятнами.

— Или как мельник, что решил переквалифицироваться в мясники, — добавил Герт, выглянув из своей башенки.

— Смейтесь, смейтесь, — я не успел ещё, как следует, надуться, когда услышал в наушниках голос Брунгильды с необычной для неё извиняющейся интонацией:

— Это я виновата, прости, Немирович. Зря сказала плющить его об бункер.

— Ладно, ничего страшного. Это ж не мазут или битум, в конце концов, — махнув рукой, я повернул голову влево. — Вы что-то сказали, Весна?

— Во... восхитительно!.. — блестя очками в полном восторге, пробормотала наша отличница. — Это... это действительно лёгкие — после такого чиха сомнений быть не может!..

Похоже, популяция панцирных крабов действительно по преимуществу истощилась — на протяжении дальнейшей части маршрута они выбегали на нас эпизодически, и в основном поодиночке, так что справиться с ними не составило большого труда.

Тем временем, миновав ещё несколько промзон, мы выбрались из сплошной застройки, и я остановил танк, заглушив двигатель и опустив крышку люка, чтобы лучше видеть. Далеко слева, в струящейся над поймой лёгкой дымке замаячило средоточие всех загадок — гигантская воронка. Я ожидал увидеть вокруг пояс разрушенных зданий, но на самом деле окружающий её вал виднелся над незастроенными полями, пересечёнными какими-то расположенными в шахматном порядке насыпями, и лишь с противоположной от нас стороны за ним громоздились какие-то развалины.

— Бабахнуло тут знатно, — оценил Герт, брякнув крышкой люка и высунувшись наружу рядом со мной. — Вон, даже позади стены цехов попадали кое-где.

— Здесь же примерно две мили по прямой, верно? Какой же силы был взрыв, чтобы рухнули эти стены? — задумчиво проговорил я. — Когда во время Великой войны в Галифаксе рванул 'Монблан', деревянные и небольшие кирпичные дома разрушило в радиусе почти двух миль. Там было три тысячи тонн взрывчатки.

— Здесь, пожалуй, заряд помощнее. Развалились нетолстые кирпичные стены, и вон, даже армированный бетон кое-где треснул.

— Но справа даже дымовые трубы стоят. И, обрати внимание, упали только стены цехов, обращённые к воронке — а стоящие за ними строения уже пострадали намного меньше — притом, что от эпицентра взрыва здесь не больше двух миль.

— Что вы хотите сказать, Золтан? — с подозрением спросила принцесса, которая тоже высунулась из люка башни. — Что взрыв был не таким уж страшным?

— Нет, оказаться в тот момент рядом мне бы совершенно не хотелось. Но всё же, это не масштаб настоящего апокалипсиса. Если вспомнить взрыв вулкана Тамбора в Ост-Индии в начале прошлого века, то после извержения его высота уменьшилась на целую милю, а воронка-кальдера имеет в ширину четыре мили и в глубину 800 ярдов. Представляете себе энергию?

— Я... я не слышала об этом, — после паузы ответила Грегорика.

— Кто-то высчитал, что для того, чтобы добиться такого результата, пришлось бы взорвать 800 миллионов тонн тротила. В стратосферу выбросило столько пепла и серы, что начались глобальные климатические аномалии. 'Год без лета' — прямой результат той катастрофы.

— Вспомнила! — вдруг подхватила принцесса. — Тот самый 'Год без лета', который подарил нам 'Франкенштейна' Мэри Шелли... Они вместе с Байроном собрались на Женевском озере, погода была отвратительная, и оставалось только читать и сочинять истории. Оттуда пошли и первые вампиры...

— Вот к вампирам никто из Новой Англии не имеет права примазываться! — возмутилась София. — Наш Дракула был намного раньше!

— Я говорю о художественной литературе, — обиженно возразила Грегорика. — И вообще речь не об этом. Золтан, мне всё равно непонятно. Замечательно, что взрыв был не такой силы, чтобы расколоть Землю пополам, но к чему это? Мы и так знали, что дедушка Максимилиан уничтожил адскую машину Науфрагума так, чтобы от неё ничего не осталось, и мы увидим лишь воронку с поперечником более двухсот ярдов...

— Но чем был вызван собственно взрыв? — прервал я принцессу. — Меня давно это интригует. Все историки сходятся на том, что Науфрагум имел электромагнитную природу: некие волны воздействовали на человеческий мозг, мгновенно убивая его. Да и наведённые токи, которые сожгли дирижабли и убивали разведчиков на земле, тоже указывают именно на это. То есть, по логике, машина должна была выглядеть скорее как огромная радиостанция — с катушками, герконами, колебателями, антеннами и прочим. Чему же там взрываться? Даже в паровой машине больше опасности — там может лопнуть и взорваться цилиндр. В двигателе внутреннего сгорания может сорвать крышку блока цилиндров и начаться пожар — но радиостанция?.. В голову приходит только электрическое замыкание, но не может же возникнуть разряд такой силы, чтобы сравниться с детонацией нескольких тысяч тонн взрывчатки?

— Золтан Святославич прав, — немедленно поддержала меня Весна, тоже высунувшаяся из пулемётной башенки с блеском в глазах. — Мама нашла в бумагах деда расчёты — он прикидывал, нельзя ли использовать электрические разряды в военном деле. Но быстро убедился, что их разрушительная мощь не сравнима с самой обычной химической взрывчаткой, и оставил эту тему. Других способов выделять энергию в виде взрыва наука тоже не знает.

Грегорика растерянно обвела взглядом возвышающийся вдали вал.

— Но вот же следы взрыва! Откуда же они тогда, по-вашему, взялись? — немного подумав, она тут же подняла палец: — И я без труда могу предположить, что дед просто взорвал электрическую машину обычным динамитом. Разве это не логично?

— Логично-то логично, но вряд ли гардариканцы сами обложили свой экспериментальный аппарат динамитом — зачем бы им? Значит, нашим с вами предкам пришлось перевезти его откуда-то ещё, скажем, с армейских складов. Но почему так много? Это ведь действительно целый пароход или несколько составов, а ведь к тому моменту в отряде императора Траяна осталось чуть больше десятка человек, включая Максимилиана и дедушку Гойко. Вот этого я не могу понять.

Принцесса не нашла, что ответить. Помолчав, она козырьком приложила ладонь к глазам.

— Кажется, там что-то блестит. Давайте подъедем поближе.

Зарычав дизелем на первой передаче, танк вскарабкался на высокий вал, на котором мокрицы не оставили и клочка травы, и замер прямо у серебристого

металлического монумента. На полированной нержавеющей стали были вырезаны буквы.

— Non est veniam, — вслух прочитала Грегорика эпитафию погибшему континенту. — 'Прощения нет'.

Её рука медленно, словно через силу поднялась, сотворив крестное знамение.

— Лаконично, — вдруг заметила Алиса, которая, вслед за принцессой и всеми остальными, не усидела под бронёй и слезла на землю. — Учителя нам всегда рассказывали про Науфрагум с такими похоронно-нравоучительными интонациями... что я ждала увидеть тут целую лекцию о том, что надо вести себя хорошо, и не поступать плохо.

— Памятник поставили по приказу дедушки Максимилиана. Но я понятия не имею, о чём он думал, — негромко сказала принцесса. — Он никогда не заговаривал со мной об этом.

Над высоким кольцом выброшенного взрывом грунта тоскливо посвистывал ветер, гоня мелкую рябь по непросветно-тёмной воде, стоящей в кратере. Если верить историкам, именно отсюда пятьдесят лет назад началась катастрофа, едва не положившая конец человечеству. О чём думали люди, запустившие чудовищный механизм? Как, вообще, такое могло прийти в голову — убить несколько миллиардов человек, каждый из которых что-то думал, кого-то любил, о чём-то мечтал. Взгляд невольно обратился к Грегорике, неподвижно, с омрачённым лицом замершей над воронкой. Что за мысли сейчас проходят в её голове? Наверное, думает о том же самом — ведь она так стремилась добраться сюда, в то место, где её великие предки положили конец безумию Науфрагума, укротив неосторожно выпущенную и оставшуюся без повелителей адскую электромагнитную стихию. Как ни крути, для этого нужно было обладать настоящим мужеством.

Поглубже засунув руки в карманы (и не забыв бросить взгляд на неутомимо кружащих в вышине над нами птеродактилей), я прислушался и даже втянул ноздрями воздух. Ничего, кроме пыли и пойменной сырости.

Сама земля здесь должна была пропитаться злобой и ненавистью ко всему живому, владевшей теми, кто дал старт Апокалипсису. Почему же я ничего не чувствую? Неужели лишь потому, что слишком толстокожий, не обладаю впечатлительной художественной натурой? Незаметно покосившись на спутников, я даже почувствовал лёгкий стыд за свою бесчувственность.

Плечи Грегорики поникли, её словно пригнула к земле огромная тяжесть. В глазах читалась тоска — она словно заново переживала разразившуюся полвека назад трагедию. Алиса беззвучно шевелила губами — кажется, молилась. София по обыкновению хмурилась, но сжатые на груди руки выдавали переживания, а Весна... Весна почему-то просто вглядывалась в засыпанные землёй развалины, громоздящиеся по ту сторону кратера, и на её лице было озадаченное выражение.

— Как... как здесь пусто, — проговорила, наконец, принцесса. — Я представляла себе это место... немного по-другому.

Голос звучал непривычно слабо, как будто усилия, потраченные на достижение цели, вымотали её, оставив в самый неподходящий момент на грани изнеможения.

— В общем, мы и раньше знали, что ваш дед всё здесь взорвал, — без особой охоты заметил я, понимая, что наношу ещё один удар по её надеждам. — Чего же, собственно, и ждать?

— Мне казалось... казалось, что тут окажутся какие-то следы, улики... А здесь лишь ветер гонит пыль, — Грегорика машинально отбросила упавшую на глаза золотую прядь и осмотрелась с нетипичной для неё нерешительностью.

Мне даже захотелось найти какие-то ободряющие слова, но на ум ничего не шло. Принцесса сказала верно — на что мы, вообще, рассчитывали, явившись сюда полвека спустя? Если оглянуться назад, то наше предприятие действительно выглядело слишком спонтанным и авантюрным... и это оставляло нас всех в подвешенном состоянии. А ведь до сих пор мы держались в основном за счёт энергии, с которой нас толкала вперёд неугомонная принцесса. Что будет, если мы внезапно остановимся? Велосипедисту, переставшему крутить педали, остаётся только упасть — не хотелось бы, чтобы такое произошло и с нами...

Помощь пришла с неожиданной стороны. Выпрямившаяся на крыше башни с винтовкой в руке Брунгильда вдруг твёрдо проговорила:

— Госпожа, нужно искать подземелья.

— Почему ты так решила? — удивилась принцесса.

— Если что-то сохранилось, то там, — с той же, непонятно на чём основанной категоричностью, ответила телохранительница. Впрочем, своевременная поддержка сотворила чудо — принцесса уже поборола минутную слабость, воспряла духом и решительно подняла голову.

— Ты права. Останавливаться нельзя — мы движемся дальше. Даже если установка разлетелась на кусочки, где-то рядом должны быть лаборатории и научные центры, где её разрабатывали.

Грегорика первой запрыгнула на помятую надгусеничную полку и сразу же взяла бинокль, рассматривая высокие здания, возвышающиеся на востоке — городские кварталы, с трёх сторон окружённые излучиной Рейна.

— Едем туда. Мне кажется, в центре города должно найтись то, что нам нужно. И не забудем, конечно, про те странные строения на берегу.

На дороге, ведущей от воронки к центру города, нашлось несколько трудных участков — за насыпанными по сторонам земляными валами кое-где собрались болота, и вода вытекала на дорогу, образуя топкие участки. Впрочем, гусеницы позволили танку уверенно преодолеть их, хотя в процессе на броню накидало немало грязи и лохмотьев мха.

Пока я орудовал рычагами, форсируя грязь, слева зашевелилась Весна. В отличие от угрюмо нахохлившейся в гнезде из спальных мешков Софии, подчёркнуто нас игнорирующей, её явно что-то беспокоило. Повертевшись на месте и неловко глянув на Алису, занявшую узенький проход за спинкой моего сидения, она всё же решилась:

— Р-разрешите... мне на секундочку... туда, к приборам, — попросила она, повысив голос, чтобы перекричать рык двигателя, но удивительным образом сохранив на лице смущённое и робкое выражение.

Смерив её подозрительным взглядом, Алиса фыркнула и нарочито громко заявила:

— Я не против, но куда же мне, бедной, теперь податься? Сзади башней грозят расплющить, справа огнемётные железки. Только и остаётся, что...

Она завозилась, и я вдруг почувствовал, как на затылок и плечи навалилось что-то тёплое — хотя не чрезмерно мягкое.

— Ничего не поделаешь, деваться совершенно некуда! — комментировала тем временем рыжая нахалка, нарочно елозя грудью по моей голове.

'Хм-м-м, ты как хочешь, но упругие маленькие грудки — нечто совершенно особенное, — мгновенно пробудился внутренний голос, будто только и ждал этого мгновения. — Все мужики роняют слюни на пышные буфера, как у Весны, но эта фактура, где чувствуется больше лифчика, чем горячего девичьего тела, тоже великолепна! А тщательно скрываемая дрожь возбуждения в голосе ехидной подруги детства делает ощущения стократ пикантней! Даже такой скромняга и пуританин как ты, должен это признать. Или ты считаешь, что рыцарям принцессы уже строго запрещено смотреть и вступать в телесный контакт с другими девушками?'

— Цыц, — недружелюбно пробурчал я, снова пытаясь поймать тугую вторую передачу. — Я занят, отцепитесь.

Приняв мои слова на свой счёт, Алиса хихикнула, но ненасытное любопытство уже в следующее мгновение заставило её перенести своё внимание на очкастую отличницу, которая как раз пробралась на четвереньках за спинкой сидения и упёрлась носом в самодельные приборы, смонтированные на стеллаже для патронных коробок.

— Что это у тебя за банка? И зачем ты её трёшь куском шёлкового чулка? — не удержалась Алиса, на время даже забыв про свой собственный скиншип.

— Э-это электростатический измеритель радиевого излучения, — застенчиво ответила Весна, пристально рассматривая подвешенные внутри жестяного сосуда кусочки фольги. — З-золтан Святославич, а можно остановиться, с-совсем ненадолго?

Молча пожав плечами, я остановил танк, уже выбравшийся на твёрдую дорогу, выждал несколько секунд, и снова отпустил сцепление.

— И что ты там увидела?

— Н-ничего. Излучения нет.

— А должно было быть? — продолжала допытываться рыжая, пока отличница пробиралась обратно на своё место.

— Нет, я просто подумала... что природа взрыва до сих пор неясна, и гипотетически тут могло быть...

— Ладно-ладно, хватит. Я-то думала, что-то интересное, а это твоя обычная научная дребедень, — прервала её Алиса, а я дал газу, и дизель в моторном отсеке взревел, положив конец дискуссии.

Дальше начались обычные жилые кварталы, причём исторический центр городка с тесно стоящими старинными фахверковыми домами, крытыми черепицей, окружал пояс более новых микрорайонов из типовых зданий весьма современных форм, стоящих отдельно друг от друга. Голые остовы деревьев, торчащие между ними, навевали печальное впечатление, но в прошлом, когда мокрицы ещё не успели их сожрать, здесь наверняка было довольно мило — надо думать, эти жилые дома утопали в зелени, не создавая впечатления тесноты и скученности, присущего старым городам.

Притормозив на мосту через очередной канал, я спросил, чувствуя, как подрагивают на шее ларингофоны:

— Куда повернём, налево или направо?

Налево шла узкая, мощёная брусчаткой старинная улочка, в перспективе которой возвышалась очередная готическая колокольня. Выбитые давним взрывом окна, сгнившие переплёты и двери, осыпавшаяся штукатурка и съехавшая на усыпанную хитиновой шелухой мостовую черепица — вид был крайне унылый.

Направо пейзаж разительно отличался — набережная выводила на просторную, площадь, окружённую монументальными зданиями, выполненными в незнакомом неоклассическом стиле. Группы разновысоких башен, соединённых переходами, удивительно хорошо сочетались по стилю со средневековой готической архитектурой города, но выглядели современными и устремлёнными в небо, а высокие торжественные фасады, образованные портиками с высокими вертикальными колоннами, украшенными многочисленными барельефами и колоннами, заставляли замереть в восхищении.

— Направо, конечно. Вы же видите, что это выглядит как административный или даже научный комплекс, — ответила принцесса и добавила с лёгкой озабоченностью: — Вот только... как же много здесь этих зданий. Мне казалось, их будет всё же поменьше.

— Но доминанта всего городка именно тут, так что разведать их нужно обязательно. Впечатляющая архитектура, но что особенно приятно — там неоткуда спрыгнуть нам на крышу, — добавил я.

Гусеницы загромыхали по гранитным плитам мостовой, над которыми время оказалось совершенно не властно, и танк замер перед главным входом высящегося над площадью здания. Заглушив дизель, я выбрался на лобовой лист и первым делом посмотрел в небо. Кольцо из десятка птеродактилей по-прежнему молчаливо вращалось в небесах. Подумав, что если постоянно держать их в поле зрения, то заниматься другими делами будет практически невозможно, я решил, что нам остаётся только быстро миновать открытое место и нырнуть в здание, где они нас не достанут, и торопливо покрутил плечами, разминая закостеневшую спину. Герт без напоминаний подал через люк башенки длинный пулемёт и пару брезентовых сумок с уложенными патронными лентами. Потом уже я принял у него неуклюжий огнемёт, поставив баллоны рядом с 'машиненгевером'.

Впрочем, проделать всё быстро не удалось. Брунгильда, которая с карабином в руке стояла на крыше башни, засовывая за пояс гранаты-колотушки, принялась препираться с Грегорикой, даже отказавшись от своего обычного лаконизма:

— Госпожа, кто-то должен остаться за пушкой.

— Мне уже кажется, ты специально меня научила, чтобы всё время держать в тылу!.. — обиженно ответила принцесса. — Я же сражалась вместе со всеми на мельнице, и у меня отлично получалось!

— Я не говорю, что у вас не получится. Но остальные с танковым орудием обращаться не умеют. А без прикрытия здесь нельзя, — непреклонно отвечала телохранительница.

— Значит, вам можно рисковать, а мне нет?

— Простите, госпожа, но именно так. Без вас весь поход потеряет смысл.

— Это ещё почему?

— Кровь Тюдоров слишком ценна.

— Что за чушь?! Ты же прекрасно знаешь, что в моих жилах не голубая кровь мутанта, а такая же красная, как у тебя!.. — кажется, Грегорика по-настоящему возмутилась. — Да, я отвечаю за всё, что делали предки, но я вовсе не незаменима. Не надо обращаться со мной, как с китайской вазой! Я сама умею вытирать нос!..

Красивые брови телохранительницы сдвинулись, и она нервно прикусила нижнюю губу. Однако, судя по написанной на лице решительности, Брунгильда готова была лечь костьми, но не допустить, чтобы госпожа подвергала свою жизнь опасности. Мне вдруг показалось, что на уме у неё было что-то ещё, хотя она почему-то не хотела или не могла озвучить свои аргументы сверх того, что уже сказала.

— Тогда я пойду, — вдруг вмешалась Гейрскёгуль. По непроницаемому лицу скандинавки нельзя было сказать, что у неё на уме, но это оказалось кстати, поскольку несколько сбило с мысли принцессу, которая, казалось, уже была готова сгоряча наговорить верной телохранительнице таких вещей, за которые ей потом самой было бы стыдно. Раздоры нам сейчас были совершенно ни к чему, и я уже открыл, было, рот, чтобы остудить страсти, когда меня опередил Герт:

— Нет, Гулька, останься лучше здесь. Если там прячется какая нехорошая тварь, то мы с визгом прибежим обратно, и кто же ей тогда вломит?

— Верно. Да и Брунгильда на самом деле права, — разматывая и продевая под рукой конец ленты из металлической коробки на лямках, которую я использовал в качестве ранца, я заговорил, стараясь звучать как можно рассудительнее. — Действовать здесь, как на мельнице, нельзя — чисто с тактической точки зрения. Оставить Весну, Алису и Софию одних будет неразумно, вы и сами прекрасно понимаете. Если стоит задача провести разведку, то резерв, который прикроет нас в случае чего, совершенно необходим. И это некому сделать, кроме вас с Гейрскёгуль.

Прозвучало достаточно убедительно, и, кажется, чувство долга взяло в принцессе верх над желанием повоевать. Поэтому она лишь разочарованно насупилась и фыркнула тоном ниже:

— Вы будто сговорились.

— Это чистая логика. Да и не факт, что мы найдём что-то интересное. Хотя, если так, то я вас обязательно позову.

— Хорошо-хорошо. Только не задерживайтесь надолго, чтобы мы не волновались.

— И не лезьте на рожон!

Махнув напутствовавшей меня из водительской будки Алисе, я спрыгнул вниз и взял увесистое оружие, пристроив его на ремне так, чтобы можно было стрелять от бедра. Герт, пыхтя, взвалил на спину три баллона, соединённых рамой в единое целое, держа наперевес ружье со сложенными сошками, подключённое к ним коротким шлангом. Глянув на Брунгильду, без лишних слов занявшую место в авангарде, я бросил ему.

— Держись за мной, и не забудь предупредить, когда будешь жарить.

— Хе-хе, ты сам заметишь — ежели чего, будут печёные крабьи ножки.

Поднявшись на массивный стилобат по широким ступеням и войдя в тень высокого портика, мы оказались перед массивными дверями тёмного, потрескавшегося от старости, но ещё прочного дерева. С первого взгляда мне показалось, что придётся искать какой-то другой вход, но бронзовые петли, как ни удивительно, сохранили работоспособность. Потянув втроём со всей силы за позеленевшую ручку, мы сумели приоткрыть дверь наполовину, прежде чем она намертво застряла. Брунгильда включила фонарь, и узкий луч рассёк тёмное пространство короткого поперечного тамбура. Сверху свисали лохмотья пыльной паутины, и мне на память внезапно пришло детское воспоминание о том, как я забрался в древний платяной шкаф и обнаружил там целое гнездо виргинских пауков. Поёжившись, я уже представил, как неприятно будет снова бродить в темноте, когда телохранительница всем телом навалилась на створку второй двери, на которой обнаружилась табличка 'вход'. Та подалась, и навстречу хлынули бледные лучи рассеянного света.

Нашим глазам предстала широкая лестница белого мрамора, полого уходящая вверх между стен, облицованных полированным чёрным камнем. Свет падал откуда-то с высоты, отражаясь от белоснежного, украшенного лепниной потолка. Многократно усиленное эхо наших осторожных шагов вернулось откуда-то издалека, но никаких других звуков слышно не было. Брунгильда сразу подёргала ручку двери, ведущей в какое-то боковое помещение, но так не открылась. Миновав деревянные стойки гардеробов, в которых на вешалках, с которых даже не облезло хромирование, замерли бесчисленные деревянные плечики с бирками, мы двинулись вверх по ступеням, крытым выцветшей красной ковровой дорожкой. Покосившись на своё отражение в зеркальной тёмной стене, я вытянул шею, всматриваясь вперёд. За идущей над лестницей по периметру второго этажа балюстрадой, украшенной колоннами красивого розоватого камня, увенчанными плафонами светильников, мог в принципе скрываться кто угодно, и я перехватил вспотевшими от напряжения ладонями пистолетную рукоять и дырчатый кожух пулемёта, поводя приподнятым вверх стволом.

Впрочем, выйдя в вестибюль второго этажа, переходящий в длинный высокий зал, окружающий лестницу, мы, как ни вертели головами, не нашли ничего подозрительного. Всё пространство до громадных высоких окон было заполнено бесчисленным множеством деревянных картотечных шкафчиков, между которыми возвышались невысокие постаменты с разнообразными механизмами и макетами. Здесь были двигатели, коробки передач, электромеханизмы, локомотивы, турбины в разрезе и многое другое.

— Выглядит не столь как логово сумасшедших учёных-милитаристов, сколько как библиотека, — сказал я. — Впрочем, технический уклон присутствует, так что всякое может быть.

— Ерунду вы несёте насчёт милитаристов, — пробурчал из-за спины Герт. — Хотя посмотреть, что тут было, стоит, конечно. Вдруг что полезное найдётся.

— Судя по картотеке, тут невообразимое число единиц хранения. И если объективно глянуть, то шансы найти что-то важно-секретное ниже плинтуса, увы.

Впрочем, мне тоже было интересно осмотреть этот храм науки, и я не собирался становиться первым, кто предложит повернуть назад.

— Роскошно, — вдруг вполголоса проговорила Брунгильда, и в её тоне безошибочно слышалось неодобрение.

— Думаешь, слишком жирно для научно-просветительного учреждения?

Телохранительница пожала плечами и зашагала дальше, оставляя чёткие следы своих сапог на толстом слое пыли, скопившемся на полу. Впрочем, постукав по колонне из тщательного отполированного порфира с красивыми прожилками, она подняла голову к великолепной люстре с множеством плафонов резного стекла, с которой свисали настоящие фестоны паутины, и тихо, словно для самой себя, добавила:

— Лучше бы накормили бедняков.

'Ого! А ведь и верно — наша суровая красавица вышла из простонародья, если вспомнить дедушку-шахтёра и чахоточную мать в богадельне, — мигом проснулся внутренний голос. — Боюсь, все эти разговоры про коммуны и марксизм заронили непривычные мысли и в её голову'.

— Вот тут ты ошибаешься, — без промедления отозвался Герт. — Это же не в вашей буржуйской Либерии. В Гардарике хорошее образование было для всех, а не только для богатеньких. После революции все кинулись учиться, хоть кухаркины дети, хоть кто. Так что здесь, небось, бегали студиозусы из рабочих и крестьян, а вовсе не барчуки вроде Золтана.

Крыть мне было нечем, поэтому я лишь пробурчал:

— Ну, я-то был бы только рад сесть с Брунгильдой за одну парту. Она бы наверняка дала сто очков вперёд большинству моих однокурсников.

'А главное, можно было бы невозбранно таращиться на её коленки', — не преминул съехидничать мой внутренний голос.

Телохранительница никак не прокомментировала гипотетическую возможность оказаться со мной за одной партой. Помолчав и обведя второй этаж пристальным взглядом, она проговорила:

— Они все мертвы.

В самом деле, на полу, между шкафчиков тут и там валялись разбросанные серые кости. Подняв одну из них, Брунгильда осмотрела её и протянула мне. Не без колебания приняв сухую, но увесистую берцовую кость, я попытался понять, что именно в ней привлекло внимание девушки. Долго искать не пришлось — поверхность испещряли мелкие канавки.

— Следы зубов?..

— Именно, — мрачно кивнул Герт.

— В смысле? — спросил я, внутренне поёжившись, поскольку ничего хорошего его тон не сулил, но всё же не удержался от вопроса: — Кто же их грыз? И почему кости так разбросаны?

— Крысы.

— Вот оно что. Значит...

— Ага. Деды говорят — чертовски расплодились тогда, вымахали чуть не с кошку размером.

Представив себе громадный континент с городами, заваленными трупами, которые так никто и не предал земле, я почувствовал, как к горлу снова подкатила тошнота. Далеко не всем повезло так, как первому найденному нами мёртвому гардариканцу — их тела пожрали черви, кости растащило следующее поколение разжиревших крыс. Естественно, вслед за появлением такого огромного количества доступной пищи, популяции хищников и особенно всеядных грызунов, превратившихся в трупоедов, должны были вырасти лавинообразно — ведь крысы готовы снова плодиться в возрасте всего нескольких недель. Но когда обезображенные останки несчастных гардариканцев разложились и сгнили, пищи стало меньше, и полчища крыс дрались над голыми костяками, обгрызая с них последние кусочки сухожилий и хрящей.

Сглотнув, я заговорил, пытаясь отвлечься от слишком живо представшей в воображении жуткой картины:

— Ладно, вернёмся, что ли, к нашей разведке. Ясно, что это никакая не зловещая военная лаборатория, а типичная публичная библиотека. Пожалуй, можно уже и поворачивать обратно.

— Проверим подземелья, — бросила через плечо Брунгильда. Она уже прошла через следующий круглый вестибюль, окружённый стойками для выдачи книг, и теперь вглядывалась в ведущий куда-то направо переход.

— Подвальные хранилища? Ну, я уверен, что там лежит несколько миллионов книг, но сама подумай, кто станет прятать супертайные чертежи военных механизмов в таком людном месте? И вообще, что ты так зациклилась на подземельях?

Телохранительница помолчала, не оборачиваясь к нам с Гертом. Потом заговорила — но с таким болезненным выражением, какого мне ещё ни разу не довелось слышать.

— Немирович... пожалуйста. Не спрашивай сейчас.

Повисла тишина. Казалось, можно было расслышать, как с люстр падают потревоженные хлопья густой пушистой пыли.

'Наша прекрасная и загадочная валькирия что-то скрывает, — холодно заметил мой внутренний голос. — Причём не только от нас, но и от принцессы, чего я вовсе не ожидал'.

В самом деле. Откуда такое пристальное внимание именно к подземельям? С самого начала, едва только сверзившись в эти печальные пустоши, мы лишь строили предположения и гипотезы, практически ничего не зная о том, что в действительности произошло здесь полвека назад. Да, многие из гипотез подтвердились, но уверенность, с которой телохранительница указывала новое направление поисков, выглядела, мягко говоря, подозрительной. Откуда ей знать, что те загадочные артефакты, вокруг которых ещё в Либерии заварилась такая странная каша, спрятаны именно в подземелье? Когда Брунгильда сказала об этом на гребне воронки, Грегорика не обратила внимания, да и я сам не придал её словам должного значения, но продолжать это и дальше было нельзя. Почему она молчала раньше? Что она прячет? Зачем? Кто она такая, на самом деле? В одном можно было точно не сомневаться — если Брунгильда знает что-то важное, это наверняка отразится на судьбе каждого из нас, и спускать это на тормозах, позволяя ей секретничать и дальше, попросту глупо.

Но едва я открыл рот, чтобы потребовать объяснений, телохранительница обернулась и выпрямилась, молча глядя мне в глаза. По логике, она должна была ждать обвинений и упрёков, но — странно — в её взгляде не было естественной в такой ситуации насторожённости или враждебности. Она смотрела прямо и открыто, и лишь болезненный излом соколиных бровей намекал на неподъёмный груз, который эта загадочная девушка вынуждена была нести на сердце.

Но почему же она не раскрыла свою тайну боготворимой госпоже, ради которой столько раз рисковала жизнью? Что её остановило? Неужели она участница одного из тех наслаивающихся друг на друга заговоров, в сплетение которых я так неосторожно угодил? Специальная армейская школа адмирала Болейна — но ведь в армии не готовят телохранителей... если только речь не шла про армейскую контрразведку. Действительно ли адмирал желал только лишь обеспечить дополнительную защиту внучатой племяннице-наследнице престола? Зачем учить горничную-телохранительницу премудростям радиосвязи? Что так заинтересовало Брунгильду ещё тогда, в трюме, когда она увидела приборный ящик Весны? О чём она хотела мне рассказать на ночном рандеву в окружении пулемётных лент? Может быть, она не просто прошла обучение, но была и остаётся на тайной службе? Что, если помимо охраны принцессы, у неё есть и другие задания от той же самой контрразведки Болейна? Возможно, её уста запечатаны именно потому, что говорить не позволяет данная присяга?

Впрочем, я решительно отодвинул эти мгновенно пролетевшие в голове мысли в сторону — сосредоточившись на самом главном. Способна ли Брунгильда предать Грегорику или причинить ей вред? Можно ли ждать от неё подножки или выстрела в спину?

Нет. Я был уверен в этом и раньше, но сейчас, глядя в её хмурые, прячущие боль глаза, убедился окончательно. Стоящая передо мной девушка не собиралась изворачиваться и лгать. Она старалась изо всех сил, защищая Грегорику, и взваливать на неё дополнительный груз обвинений было бы нечестно. А ведь, кроме того: 'Немирович... пожалуйста'. Брунгильда не захотела отпираться и не отрезала по-простому, что это не моё дело. Если вспомнить её слова позапрошлой ночью... она доверяла мне, и не хотела оскорбить — хотя, казалось бы, кто я такой, чтобы принимать во внимание моё мнение? Значит, я что-то для неё значу, несмотря на её первоначальное презрительно-снисходительное отношение, которое она и не думала скрывать сразу же после нашего первого знакомства? Честно говоря, она мне тоже очень нравится, и я не хочу причинять ей боль — так же, как и Грегорике.

Хорошо. Я поступлю так, чтобы не жалеть потом. Решительно хлопнув ладонью по крышке ствольной коробки пулемёта, я сказал:

— Хотя бродить в потёмках довольно неприятно, допытываться не стану. Я пожал твою руку как товарищ, и доверяю тебе.

Её серые глаза удивлённо расширились.

— Немирович... ты...

— Если захочешь рассказать сама — выслушаю и постараюсь помочь, — перебил я, почему-то чувствуя смущение. — Давайте, в самом деле, осмотрим книгохранилища. Вдруг повезёт что-то найти. Надеюсь, никто не против?

Шагнув мимо телохранительницы к проходу, ведущему во внутренние помещения библиотеки, я краем глаза заметил, как она опустила лицо и моргнула. Что-то попало в глаз?

Герт, молча слушавший наш разговор, лишь пожал плечами.

— Раз уж забрались в эту пылищу, пошарим ещё малость. Интересно, фантастические книжки тут есть? Я бы, пожалуй, зашёл сюда ещё разок, если выдастся момент попозже.

— Чёрт его знает. Библиотека в первую очередь техническая, но может и есть где-то. Правда, как искать — я совершенно без понятия... хотя... хмм...

По левую руку за очередной стойкой — судя по всему, для выдачи заказанных читателями книг — за высокими стеллажами темнела металлическая кабинка, в которой так и осталась стоять тележка со стопками покрытых пылью томов и журналов.

Пройдя за стойку и разорвав густую занавесь старой паутины, я ностальгически похлопал по выходящим из стены хоботам пневмопочты, заглянул в щель на пороге лифта и направился обратно.

— Ну да, их поднимали снизу. Если б было электричество, можно было бы прямо отсюда спуститься. А так придётся лестницу искать.

Кивнув, Брунгильда обогнала меня и толкнула массивную створку очередной двери в конце прохода, над которой возвышался настоящий портал из полированного дуба. Завизжали петли, и нашим глазам открылось огромное пространство.

Мы оказались в двухсветном читальном зале такого размера, которого я не мог даже себе представить, и крупнейшая в Либерии библиотека Конгресса совершенно меркла в сравнении с ним. Ряды деревянных столов, оснащённых удобными пюпитрами и светильниками с уютными зелёными абажурами, уходили чуть ли не за горизонт, а по боковым стенам, под высоченными проёмами окон с пыльными стёклами, через которые с трудом пробивался дневной свет, шли длинные балюстрады, заставленные шкафами со справочниками и словарями. Вдали, на торцевой стене, смутно рисовалось какое-то мозаичное панно, перед которым возвышалась бронзовая статуя. Прищурившись, я попытался рассмотреть её, предположив, что это тот самый пресловутый Маркс, из-за которого мне досталось на орехи от принцессы, но вместо львиной шевелюры, которую я запомнил по фотографии на фронтисписе 'Капитала', поблёскивала лысина какого-то другого исторического деятеля.

— Вот это да! — воскликнул Герт, и эхо его голоса вернулось далеко не сразу, отразившись от почти невидимого где-то наверху потолка с глубоким кессоном, по бокам которого из циркульных розеток спускались длиннейшие цепи тяжёлых люстр.

Непроизвольно замерев перед торжественным зрелищем, я с трудом осмелился нарушить покой этого заброшенного храма науки звуком своих шагов. Брунгильда направилась куда-то влево вдоль балюстрады, и скрип рассохшегося паркета заставил меня вздрогнуть. Впрочем, скорее, дело было в том, что на паркете под толстым слоем пыли и бумажной трухи тут и там виднелись тёмные пятна и серые осколки костей.

— Но и здесь всё то же самое кладбище, — мрачно пробормотал себе под нос гардариканец. — Одно хорошо, хоть чудища своё гнездо не свили.

— Здание огромное, всякое может быть, — возразил я. — Так что расслабляться не надо. Хотя, если бы тут было гнездо, сюда бы натоптали дорогу мокрицы, и все было бы в помете, слизи и шелухе. И воняло бы, знаешь как!

— Даже и не знаю, что лучше.

Осторожно переступив голый череп, уставившийся пустыми глазницами в потолок, я последовал за телохранительницей, уже нашедшей дверь на лестницу, ведущую куда-то вниз.

Здесь было совсем темно, и я ускорил шаг, стараясь не споткнуться на скрипучих дубовых ступенях и не отстать от прыгающего светового пятна от фонаря. Преодолев несколько маршей, квадратом идущих по стенам уходящего куда-то вниз колодца, на дне которого отдалённо журчала вода, мы оказались у новой двери, на этот раз приоткрытой. Оттуда сочился еле живой серый свет, и чувствовалось новое крупное пространство.

— А ведь пованивает, нет?.. — заметил Герт, втянув воздух носом.

Последовав его примеру, я вдруг почувствовал, как в носу запершило, и едва успел уткнуться лицом в локтевой сгиб, чтобы от моего чиха не рухнул потолок. Брунгильда, остановившаяся на лестничной площадке, выразительно покачала головой.

Сморгнув слезы и вытерев нос, я попытался принюхаться, но ощутил только запах вездесущей книжной пыли и плесени.

— Откуда тебе пахнет? И чем?

— Да гадостью какой-то — гниёт что ли, что. Похоже, снизу смердит, хотя и здесь, вроде, тоже... — неопределённо пробурчал Герт.

— Ладно, прежде чем спускаться на самое дно, давайте заглянем сюда. Судя по окнам, тут тоже читальный зал, но мало ли что.

Никто не стал возражать, и наш маленький отряд прошёл в очередное гулкое помещение. Глаза немного привыкли, и в полутьме стали различимы те же самые массивные столы с разделяющими их надвое перегородками, тёмные колонны, поддерживающие высокий потолок, неясные силуэты свисающих меж ними массивных люстр — здесь их почему-то было намного больше, чем в других залах. На фоне единственного окна, расположенного высоко на правой стене, виднелись какие-то густые занавеси — наверное, старые гардины, на которых скопился вековой слой пыли. Под ногами захрустело и зашелестело; налетев на поваленный стул, я зашипел сквозь зубы от боли. Что-то невидимое зацепилось за ногу и проволоклось со мной пару следующих шагов.

Эхо, вернувшее от дальних стен, получилось каким-то странно многозвучным, и я удивлённо поднял брови, но не успел ничего сказать, поскольку Брунгильда решительно двинулась по центральному проходу между смутно видимых столов. Мужская гордость не позволяла слишком далеко отставать от отважной телохранительницы, поэтому я заторопился за ней, добавив в поднявшийся в зале шорох стук своих шагов...

Погодите. Шорох?.. Так могли бы шелестеть листья на деревьях под порывом ветра, но откуда ветер в затхлом стоячем воздухе заброшенного библиотечного зала?

Ощущение вопиющей неправильности происходящего ещё только начало формироваться в мозгу, когда мои глаза уловили какое-то движение под потолком. Прищурившись и сфокусировав взгляд, я увидел плавно опускающееся широкое покрывало — в точности над головой шагающей впереди Брунгильды.

Нет, постойте... это было не покрывало, а редкая сеть — до невозможности напоминающая своим концентрическим плетением паутину. Но разве бывает паутина поперечником более пяти ярдов?

Пока эти мысли медленно проползали в голове, мой рот сам по себе, безо всякого участия безнадёжно отставшего рассудка, открылся, выдавив хриплый крик:

— ...Сверху!!!

Брунгильда, не тратя лишнего мгновения, стремительно отпрыгнула назад. Увы, даже её отличная реакция не помогла — край падающей с лёгким шорохом ловчей сети накрыл её плечи и голову. Толстые — с палец — лохматые верёвки оказались у неё за спиной, и она, пятясь, наступила на них, вскрикнула и упала навзничь, потянув за собой всю сеть.

Подавив первый порыв — броситься вперёд и помочь девушке встать — я вскинул голову, всматриваясь в сгустившийся под потолком пыльный полумрак. Глаза уловили среди люстр новое движение — уже не такое рассеянное: там перемещались какие-то тёмные разлапистые силуэты, раскачивая люстры... так, стоп. Люстры ли это вообще?..

Стряхнув морок, которым сбитый с толку рассудок пытался защититься от чудовищной реальности, я совершенно отчётливо различил спускающегося с потолка паука. Только вот размах его лап был в полтора раза больше размаха моих рук.

— Святые комиссары!!! — донеслось из-за спины. Видимо, Герт тоже, наконец, разглядел пауков и выразил своё отношение к происходящему. — ...Что за хрень?! И под ногами что-то...

Металлический грохот свидетельствовал, что он тоже запутался и грохнулся на пол вместе со своим неуклюжим огнемётом.

Но мне лично болтать уже было некогда: задрав ствол 'машиненгевера' к потолку, я с бедра, почти не целясь, дал одну за другой несколько коротких очередей, мгновенно оглушивших меня и едва не ослепивших напрочь вспышками дульного пламени. Палец закостенел от инстинктивного желания давить на спусковой крючок непрерывно, до упора, до конца — пока отвратительная членистоногая нечисть не разлетится в кровавый фарш — и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержать этот бездумный, панический порыв.

Моё сознание, как бывало уже не раз, расщепилось на несколько потоков. Той его части, которая осталась спокойной и холодной, чётко фиксируя всё происходящее вокруг и подсказывая правильные действия, было совершенно очевидно, что в паучьем логове, битком набитом чудовищами, срок оставшейся нам жизни будет в точности, без преувеличения и буквально соответствовать длине собранной из десятка кусков пулемётной ленты, которую я аккуратно уложил в железную коробку, висящую на лямках за спиной на манер ранца. Опыт прошлой схватки пошёл на пользу — хотя я и не подозревал тогда, что вскоре угожу в ещё более опасную ситуацию, это решение можно было назвать спасительным.

Первые две очереди прошли ниже, но дали возможность пристреляться; третья, обозначенная ослепительно-яркими в полутьме трассерами, поразила цель. Так ловко поймавший в сеть идущую первой телохранительницу паук задёргался от ударов пуль, сорвался и хрустом рухнул на столешницу стоящего впереди стола, отлетел, грохнулся об пол и подкатился прямо к девушке, старающейся освободиться от паутины.

Смертельно раненый монстр, туловище которого размерами не уступало крупной собаке, конвульсивно дёргал длинными щетинистыми лапами с тупыми когтями на концах. В отличие от знакомых мне пауков Нового Света, его прямоугольная головогрудь выглядела более массивной, чем брюшко, а на широкой морде, покрытой той же самой грубой чёрной щёткой волос, блестели шесть круглых немигающих глаз размером с шиллинг. Из массивных хелицер сочилась резко пахнущая жидкость, а между ними пузырилось грязной пеной сосательное отверстие. Хитиновый карапакс — то есть, панцирь — оказался пробит в нескольких местах, и оттуда вытекала тёмная кровь, заливая рассохшийся паркет.

Оказавшись лицом к лицу с пауком, Брунгильда непривычно, совершенно по-девчачьи вскрикнула и отчаянно забилась, пытаясь отползти от него как можно дальше и совершенно забыв про свой карабин.

'Девушки не любят пауков'.

— ...Я тоже, черти б их драли, не люблю!!! — завопил я в ответ на неуместную реплику внутреннего голоса, и лихорадочно вскинул тяжёлый пулемёт к плечу, в последний миг встретив очередью следующего паука, пикирующего на нас со сноровкой бывалого скалолаза. Раскачиваясь, словно боксёрская груша, чудовище отлетело в сторону, но из переплетения паутинных нитей под потолком появлялись всё новые и новые. Пламя, бьющееся в надульнике, вырывало из темноты мгновенно сменяющиеся картины, словно в луче стробоскопа на диско-танцполе. Очередь, ещё, ещё одна — пули звонко лязгнули по настоящей бронзовой люстре, посыпались осколки плафона и куски штукатурки с потолка, густо брызнула мерзкая насекомья жижа из распоротого пулями брюха. Но шорох волосатых лап доносился уже не только спереди, а и справа, и слева; за массивными столами в соседнем проходе по паркету дробно застучали многочисленные лапы. Торопливо опустив 'машиненгевер', я длинной строчкой изрешетил виднеющийся справа ряд столов, но топот возник прямо за спиной, и я уже отчаянно не успевал повернуть слишком длинный ствол, за который уже зацепилась упругая паутинная верёвка, ещё больше стесняя движения...

Трах-трах-трах-трах! К счастью, Брунгильда справилась с первым приступом паники, и, не пытаясь выпутать из паутины 'маузер', прямо с пола расстреляла зашедшего с фланга паука из своего верного 'кольта'. Прямо вслед за ним такая участь постигла ещё одного, выпрыгнувшего над нами на вершине разделяющей стол на две части перегородки и угрожающе поднявшего передние лапы. Он рухнул навзничь, но сверху прыгали всё новые и новые, и пулемёт грохотал уже непрерывно, оглушая и заставляя звенеть в ушах, расчерчивая тёмное пространство читального зала причудливыми линиями рикошетов.

Отдача толкала меня назад, хотя я изо всех сил сопротивлялся, чтобы не оставить Брунгильду, всё ещё копошившуюся на полу под ногами.

— Валим!.. Бежим к чертям отсюда!.. Герт, что ты там делаешь?! Помогай!!!

Заметив краем глаза, что телохранительница, наконец, сумела выбраться из-под паутины, я сбил ещё пару пауков, падающих справа. Но в следующий миг на весь мир мягко опустилась серая сеть, и раскалённый ствол пулемёта вдруг запутался, не позволяя навести его на новую цель. Осознание того, что коварные членистоногие ухитрились набросить на нас новую сетку, заставило сердце подпрыгнуть к самому горлу — казалось, адреналин сейчас хлынет у меня из ушей.

— Паскуды многолапые!.. — прорычал я, дёргая и выкручивая МГ-34 из липких мохнатых верёвок, шипящих на раскалённом стволе, выпуская ядовитый чад. Увы, пулемёт лишь запутывался ещё больше, а когда меня подсекло сзади под колени, я тоже не удержался на ногах.

Громыхнув патронным ящиком о столешницу, я упал — хотя бы не навзничь, а на колени, но взмах руками в попытке устоять привёл к тому, что на запястья намотались ещё несколько прядей паутины. Зацепившаяся под мышкой пулемётная лента тоже отнюдь не улучшила ситуацию; я уже не смог удержать пулемёт за пистолетную рукоятку и в панике потащил из кобуры запасной 'браунинг'. Управляться с ним было намного легче, чем с громоздким 'машиненгевером', и мне даже удалось подстрелить ещё одного паука, набегавшего справа. Плохо было то, что я практически полностью утратил способность перемещаться, да и средств для обороны осталось мало: бросить пулемёт было равносильно смертному приговору, а вернуть его себе я тоже не мог. Панический взгляд назад ничего не прояснил — в ведущем к спасительной двери на лестницу проходе между столами никого не было. Неужели Герт бросил нас и сбежал?! Ещё раз яростно и бесполезно рванувшись, я попытался найти глазами Брунгильду, хотя помнил, что она оказалась в такой же отчаянной ситуации, как и я, и помощи от неё ждать не стоит... и не увидел её рядом с собой. Куда же она подевалась?.. Проклятье, неужели пауки уже уволокли её прочь?!

— Брунгильда!!!

— Сейчас!.. — вдруг прозвучало слева, и прямо перед моим лицом блеснул обнажённый клинок.

Повернув голову, я понял, что ловкая телохранительница успела-таки воспользоваться тем коротким моментом передышки, который обеспечила моя стрельба, выпутаться из первой сети и нырнуть под стол, не попавшись во вторую. Она даже сумела вытащить свой карабин, но сейчас, когда всё пространство вокруг заплели толстые паутинные нити, предпочла действовать холодным оружием.

— Ты цела!.. А где Герт?

Не снизойдя до ответа, она продолжила стремительно орудовать короткой шпагой, и спеленавшие мне руки и плечи липкие верёвки вдруг подались. Впрочем, моё положение если и улучшилось, то разве что на йоту: ноги оставались спутанными, а отпускать приклад 'машиненгевера' я не имел права. Единственное, что я мог — выстрелить из пистолета в мелькнувшую в центральном проходе многолапую тень, а в следующий миг и в ту, что появилась с противоположной стороны.

Выигранные секунды не пропали даром: позади вдруг хлопнуло и зашипело, и взмах руки телохранительницы отправил по проходу гранату-'колотушку'. Ослепительная вспышка разрыва подбросила в воздух стоящий поодаль стол, пол под ногами дрогнул, а секунду спустя справа и слева что-то грузно и мокро шмякнулось. В глаза бросилась тушка кормовой мокрицы, полностью спелёнатая паутиной, как это бывает с мухами. Откуда она? Свалилась с потолка?.. Но додумать эту мысль мне не удалось.

— Держи пулемёт!.. — рявкнула над ухом Брунгильда. Обхватив меня со спины, она дёрнула с невероятной для девушки силой, и подрезанные сплетения паутины почти выпустили меня — мы сумели приблизиться к выходу ещё почти на полтора ярда. Увы, этого было слишком мало, а преследователи не дремали: на столах справа от прохода возникло сразу несколько щетинистых силуэтов, сгруппировавшихся перед прыжком. В магазине моего 'браунинга' осталось всего три или четыре патрона, и времени перезарядиться уже не было. Ещё мгновение, и пауки обрушатся на нас, впрыскивая свой парализующий яд — всё будет кончено.

— Па-а-алучайте, твари!!! — вдруг раздалось за спиной.

Что-то оглушительно фыркнуло, и мрак читального зала рассекла огненная струя. Фонтан жидкого пламени окатил пауков, и они бешено запрыгали, корчась и падая, катаясь по столешницам и по паркету, роняя стулья и толкая столы. До моих ушей донёсся незнакомый, не слышанный никогда раньше полу-хрип, полу-скрежет — наверное, это были стоны нестерпимой боли.

— И-и-и ещё-о-о!!! — завопил Герт, выстрелив из огнемёта по левую сторону от прохода. Упругая струя вылетела под таким давлением, что разбилась о торчащий в двадцати ярдах столб, брызнув по сторонам кипящими брызгами. — А вот на закуску!..

Теперь он широко повёл стволом, и вдаль ушла целая огненная дуга, создав сразу несколько очагов пожара.

— А теперь — тикаем!.. — спрыгнув с высоченного стола, гардариканец кинулся ко мне и рывком поставил на ноги. Брунгильда уже успела несколькими взмахами шпаги освободить несчастный 'машиненгевер', и тут же снова стремительно нырнула мне за спину; кажется, желания оставаться в авангарде — или уже в арьергарде? — у неё больше не было. Оторвав лохмотья паутины со ствольной коробки и ленты, я выразил товарищам благодарность единственным возможным сейчас способом — резанув по раскачивающимся над пламенем восьминогим монстрам длинной-длинной очередью.

— Теперь всё, пошли! — крикнул я, убедившись, что непосредственной угрозы нет. В радиусе пятнадцати ярдов действительно не осталось живых пауков, но за вздымающимися языками пламени продолжали метаться щетинистые силуэты. Брунгильда вдруг схватила меня за плечо, указав в дальний левый угол зала:

— Гнездо где-то там!

Действительно, из тёмного портала, украшенного космами паутины, выбегали всё новые и новые пауки, между которыми бестолково шарахались кормовые мокрицы.

— Да и чёрт с ним, не полезем же мы сейчас зачищать! — ответил я, но затем всё же озадаченно добавил: — ...Погодите, а что это они там делают?

Вместо того чтобы атаковать нас, членистоногие зачем-то суетились вокруг огненных плевков. Странно, у большинства зверей пламя вызывает страх и желание сбежать, а эти же...

— Тушат, что ли?..

В самом деле, прищурившись, я рассмотрел, как они выпускают на горящий паркет влажную паутину и топчут пламя ногами, пытаясь его затушить.

— И отлично, мотаем, пока они возятся! — дёрнул меня за рукав Герт и нырнул на лестничную клетку вслед за уже испарившейся Брунгильдой.

Вихрем пролетев через читальный зал и верхний зал выдачи книг, мы остановились, судорожно переводя дыхание, только в самом внизу, у гардероба. Утирая жёстким рукавом куртки мокрое от пота лицо, я потрясённо выдохнул:

— Вот же мы идиоты!.. Как тупые герои из фильма ужасов, прости господи!

— И не говори, — поддержал меня Герт, и испуг на его бледном грязном лице уже сменила кривая усмешка. — Сходили, называется, в библиотеку...

Не знаю, отчего эта реплика показалась мне такой смешной, но я не смог сдержать рвущееся наружу нездоровое хихиканье. Пару мгновений спустя мы с молодым гардариканцем уже ржали до слёз, всхлипывая, утирая глаза и хлопая друг дружку по плечам — и не могли остановиться. Дошло до того, что Брунгильда, с отвращением обирающая со своего покрытого пылью и копотью мундира обрывки паутины, неодобрительно покосилась на нас.

С трудом взяв себя в руки, я встряхнулся, шлёпнул себя ладонями по щекам и от души поблагодарил товарищей:

— Брунгильда, Герт — по гроб жизни вам обязан. Ещё немного, и сожрали бы с потрохами, сучьи дети.

— Паучьи, скорей, — хохотнул гардариканец, и помахал рукой: — Вы лучше сами меня простите. Я ж когда грохнулся, там пиропатроны перекосились: жму на курок, а огнемёт не стреляет. Вот и возился, пока вы там вдвоём воевали.

Телохранительница лишь пожала плечами... и вдруг неожиданно протянула руку к моей голове. Я замер, не понимая в чём дело, но она просто молча сняла с моей всклокоченной макушки лохмотья толстенных паутинных нитей.

Почему-то смутившись, я кашлянул и заговорил:

— Выходит, гнездо здесь всё-таки было, только мокричьи тропки в него вели с другой стороны здания. Не повезло.

— Да, уж, мы б не попались так дурацки, если бы увидели хотя бы мокриц, — кивнул Герт. — И вот, кстати, бросилось в глаза: на кой чёрт паучары их про запас оставляют? Видели же, там висели, все замотанные, как мухи? Зачем? Тут же, как я понял, непрерывный конвейер, всё время новые и новые прибегают.

— Понятия не имею. Наверное, решили, что карман запас не тянет. Хотя вернее всего — базовые инстинкты. Биоконструктов делали явно на основе обычных пауков, вот поведение и схожее.

— Схожее? А откуда они знали, как пожар тушить?

— Вот тут единственное, что в голову приходит — результат программирования. Наверное, создатели им в мозги вложили какие-то схемы поведения на случай определённых событий.

— Не знаю, какие уж там схемы, но нас они хотели без всяких затей сожрать, — вздохнул Герт, и я краем глаза уловил, как Брунгильда вздрогнула и машинально обняла себя руками, точно ей стало холодно. Мне осталось только предложить:

— Ладно, пошли скорее отсюда на воздух.

К великому нашему облегчению снаружи, ни на ступенях, ни на площади никаких пауков не наблюдалось. Правда, двигатель танка почему-то оказался заведён, низко урча на холостом ходу, а башня развёрнута к мосту. Приглядевшись, я понял, что Грегорика тоже открыла боевой счёт, пристрелив припозднившегося панцирного краба. Судя по всему, к роли огневой поддержки и резерва она отнеслась с присущей ей ответственностью, вовремя заметив появившееся с тыла чудовище, и у меня сразу отлегло с души.

Уже не так торопливо следуя за ускорившей шаг Брунгильдой, которой явно не хотелось даже одной лишней минуты провести рядом со зданием, набитым пауками, я вдруг почувствовал, как Герт на ходу дёргает меня за рукав.

— Одно вот хорошо — что Гульку не взял, — он немного помялся и почему-то понизил голос: — И слушай, вот я подумал... не такая уж она стерва, как выяснилось. Не ради себя мародёрствует, а на сестрёнок. Вообще, вдруг заметил — красивая же девица...

— Только не вздумай рассказывать, что женишься на ней сразу после победы! — воскликнул я с наигранным испугом.

— Это почему это?! — возмутился гардариканец.

— Потому что именно так в драматических пьесах все второстепенные проходные персонажи поднимают флаги безвременной кончины. Стоит произнести роковые слова, и сразу ясно — до следующего акта сей персонаж не доживёт.

— Смейся-смейся, — хмыкнул Герт. — А я серьёзно, между прочим.

— Хорошо, — примирительно хлопнув его по плечу, я добавил: — Тогда я тебя обрадую: Алиса вроде намекала, что Гульке ты нравишься. Так что совет да любовь.

— Простите, госпожа, мы так и не обследовали подвалы, — виновато проговорила Брунгильда, когда мы забрались на танк и принялись докладывать принцессе о неудачной вылазке.

— Неважно, это было явно не то место, — утешил я её и Грегорику, лицо которой разочарованно вытянулось. — Чертежи и копии тайных военных проектов никто в публичном здании прятать не станет. Лаборатории, где идёт разработка, тоже нет смысла совмещать с публичной библиотекой. Так что здесь получилась просто ловушка для слишком любопытных.

— Жаль, что не спалили всё это мерзкое гнездо, — скрипнула зубами телохранительница.

— Вот уж нет! — возразил я, оглянувшись на высокий фронтон библиотеки, за которым уже не видно было даже слабых струек дыма. — По мне, так хорошо, что здание не загорелось, а то было бы до гробовой доски стыдно за уничтожение хранилища знаний.

— В точку. Глядишь, будущим поколениям пригодится, — поддержал Герт. — А справиться с паучарами можно и проще — потравить их к чертям собачьим.

— Кстати, верно! Химия поможет — хлором или сернистым ангидридом. Да, не так уж даже и сложно, раз они сидят в помещениях. Подкатить баллоны ко входу, и дело в шляпе. А через полчаса можно идти и поплёвывать на трупики.

От одной мысли о том, чтобы войти в логово пауков, Брунгильду явственно передёрнуло, а я поднял палец:

— Кстати, мы не видели никаких следов — агенты сената или Якова там не появлялись.

— Это мало о чём говорит, — расстроено вздохнула Грегорика. — Но где же тогда искать? Город совсем не маленький, а промышленный пояс и того больше...

Вопрос повис в воздухе, и за урчанием мотора мы не сразу расслышали тихий голос:

— Концентрация чудовищ...

— Вы что-то сказали, Весна?..

Скромно потупившись и вертя в пальцах косичку, темноволосая отличница продолжила:

— Ч-чудовищ всё больше по мере того, как мы движемся вглубь города... это указывает на какой-то центр... — она робко, исподлобья, оглядела замерших слушателей, ожидая реакции. — Р-разве не логично?

— Какая же вы умница, Весна!!! — восторженно воскликнула принцесса, и, расчувствовавшись, прижала её к себе. — Так бы и расцеловала вас!..

— С одной стороны, мысль обнадёживает, — пробормотал я, с трудом отводя глаза от сценки, которую с удовольствием бы живописала Сапфо. — А с другой — если тут в каждом доме будут пауки, вылезать из танка как-то уже не очень хочется...

— Нам не требуется так рисковать, — кивнула Грегорика. — Но обследовать оставшуюся часть города и найти подозрительные места мы попросту обязаны: тогда мы сообщим дядюшке... то есть лорду Магнусу, и запросим помощь. Они сумеют доставить и химию, и всё, что потребуется.

— Вот это звучит намного лучше, — кивнул я, смущённо добавив: — Надо признать, тут мы оказались в меньшинстве и думали только о том, как унести ноги. Как бы негероически это ни звучало.

— Нет-нет, Золтан, я не собираюсь вас обвинять! Простите, что, не подумав, отправила вас на такое опасное дело; больше я никому не позволю подвергать себя такому риску, — решительно заявила Грегорика, и обвела нас взглядом. — Но останавливаться сейчас мы не можем, правда?

Обогнув угловое здание с высокой башней, напоминающее ратушу, танк прогромыхал по старинной булыжной мостовой и миновал ещё один мост через канал. Глянув налево, я заметил пробирающуюся вдоль берега к зданию библиотеки вереницу кормовых мокриц — жаль, что мы не разглядели их заранее. Затем по сторонам потянулись печальные пустоши, утыканные мёртвыми, лишёнными коры и обгрызенными стволами деревьев — видимо, раньше здесь простирался обширный парковый пояс. Взгляд сразу притянуло большое ржавое колесо обозрения, замершее над остовами каруселей и развалинами увеселительных павильонов. Новый мост провёл нас над каскадом прудов, забранных до сих пор не размытыми гранитными набережными. Я заметил несколько ворон, клевавших маленький трупик не успевшей вырасти мокрицы, лежащий у подножия длинной замшелой лестницы. На верхней площадке в каменной чаше небольшого бассейна поблёскивала вода, а на краю возвышалась стройная бронзовая фигурка.

Статуя ныряльщицы, приготовившейся прыгнуть в воду, выглядела столь живой и изящной, что я даже машинально ослабил давление на педаль газа, любуясь творением давно погибшего и забытого скульптора. Дизель за спиной зарычал тоном ниже, и в этот самый момент нас и подловили.

Резкий свист над головой заставил инстинктивно вжать голову в плечи, но как-то отреагировать я не успел — хряский удар по крыше башни сотряс весь корпус танка, и перед глазами метнулись огненные брызги.

Усевшаяся у меня за спиной Алиса от неожиданности взвизгнула так, что в правом ухе зазвенело.

— Что это?! Ч-что такое?..

— Скорее всего... — я как раз захлопнул крышку водительского лючка, когда на танк обрушился новый удар, и снаружи резко пахнуло жаром с запахом муравьиного спирта.

— Вот опять!!!

— Чёртовы птеродактили!.. Летали-летали, а теперь вдруг решили таранить.

В наушниках прозвучал озабоченный голос Брунгильды:

— Госпожа, закройте поплотнее люк! И лучше спуститесь с сидения.

— Давно закрыла. Я умею учиться на своих ошибках, и ты отлично это знаешь, Хильда, — ответила Грегорика, и обратилась ко всем: — Друзья, не волнуйтесь, у них не получается пробить броню! Птеродактиль только что угодил прямо в люк, но тот выдержал...

Хрясь!

Новый удар и вспышка заставили всех притихнуть, напряжённо прислушиваясь.

— Госпожа, вентилятор...

— Да, поняла, — быстро ответила Грегорика, и ровный гул вентилятора, исправно выгонявшего наружу кислый пороховой дымок, которым курились стреляные гильзы, прервался. — Верно, так лучше, а то он засасывал дым с крыши. Думаю, можно будет снова включить, когда остатки догорят — зажигательной жидкости там не так уж много.

В самом деле, даже следующие удары — теперь они донеслись с кормы, кажется птеродактили попадали в крышу моторного отсека — не причинили нам особого вреда. Двигатель продолжал ровно тарахтеть, танк полз вперёд, не обращая внимания на атаки 'авиации' противника. Приложив руку к крыше, я почувствовал, что броня немного нагрелась, но ничего пожароопасного на верху башни или корпуса не осталось, а расплескавшийся напалм просто выгорел и потух. В то же время, ощущение того, что ты совершенно беззащитен перед невидимым врагом, который выцеливает тебя и может в любой момент обрушиться на голову, действовало на нервы.

— Ну, неприятно, но терпимо по сравнению с пеклом в геодезике, — успокаивающе заметил я. — Гейрскёгуль молодец, что спрятала ранец в ящик дымопуска, так что

подпалить нас по-настоящему не удастся. И пробить тоже — птеродактили слишком лёгкие, настоящую броню, которая выдерживала удары клешней, им не взять даже с разгона. Если и получится что-то проткнуть клювами, то разве что бочки на корме. Лучше перекрою кран.

— Точно?.. — опасливо спросила Алиса. — Они нас не сожгут тут заживо?

— Нет, слабовато им.

— Не врёшь? Ты же сам водил меня на какой-то свой ужасный военно-исторический фильм. Помнишь, там какие-то вояки пытались остановить танк, засунув бревно в гусеницы. А ты удивился и сказал, что в книге Хемингуэя герои бросались бутылками с бензином, а потом развёл свою любимую конспирологию: дескать, это цензура не позволила, чтоб не подсказывать зрителям по-настоящему эффективные способы борьбы. У птеродактилей ведь в животе такая же пакость... Ай! — пискнула она, подпрыгнув от очередного удара по крыше. — ...Тогда почему мы не загораемся?!

— Хо, не думал, что ты запомнила тот фильм. Но сиди спокойно — Т-28 проектировали уже после испанских боев, тут есть защита от зажигательных смесей и вообще стоит дизель. Всё будет нормально.

Судя по тому, как чуть-чуть расслабилась судорожно стиснутые на моём плече пальчики Алисы, довод сработал. В голосе принцессы, донёсшемся через наушники, тоже не чувствовалось особенного страха:

— Спасибо за разъяснение, Золтан. Но они явно неслучайно атаковали нас именно сейчас — им же ничто не мешало сделать это ещё на окраине. Они же лишь вились поодаль, наблюдали и разве что кричали. Получается, они ведут воздушную разведку, подают сигналы остальным чудовищам и ждут, пока противник пересечёт некую ближнюю границу, чтобы самим вступить в бой?

— Похоже на то. Для обычных животных такое умение взаимодействовать выглядело бы совершенно нереально, но эти-то — биоконструкты. Можно ждать самых внезапных пакостей.

— Только не накаркайте, — принцесса наверняка поморщилась, судя по интонации. — Хотя нам всё равно нельзя останавливаться.

Кружившая над нами стая пиро-птеродактилей исчерпалась примерно через полмили, когда танк как раз миновал бывший парковый пояс, и за металлическим клёпаным мостом началась следующая промышленная зона. Я снова приподнял водительский лючок, чтобы лучше видеть.

Картина оказалась намного более впечатляющей, чем те, что мы наблюдали ранее — в отличие от широко разбросанных промышленных зданий, на берегу Рейна возвышался громадный комплекс цехов, в несколько раз превосходящий все остальные. Увенчанные островерхими кровлями башни достигали не менее чем двухсотметровой высоты.

— Что это такое? Небоскрёбы? — спросила принцесса.

— Вряд ли — не видно окон. Да и стоят посреди характерной заводской территории. Скорее всего, какие-то промышленные строения. Хотя не могу даже предположить, для каких технологических процессов такое бы понадобилось...

— Кстати, вы заметили, сколько тут мокриц?

— Как же не заметить? Настоящие шоссе протоптаны.

В самом деле, ровное пространство, лежащее за последним каналом, пересекало множество утоптанных троп, концентрически сходящихся к комплексу. Что самое удивительное, между ними зеленели секторы густого, свежего и почти невытоптанного кустарника.

— Погодите, почему его не сожрали на корню? — удивился я. — Ведь они же все выстригли, даже там, на окраине!

— В самом деле, странно. Как будто нарочно разведено. Хм... — озадаченно хмыкнул Герт.

— ...Можно мне посмотреть? — Весна выглянула сзади, подвинув Алису и сама не замечая, как навалилась пышным бюстом, даря моему левому плечу на редкость приятные ощущения.

'Хо-хо, вот это вес!.. Вот это зефирная мягкость!.. — возликовал похотливый внутренний голос. — Оказавшись перед выбором, я, пожалуй, избрал бы...'

— Цыц!.. — рявкнул я, и тут же испугался, представив, как напугаю робкую отличницу, если та примет это на свой счёт.

Однако всё оказалось не так страшно. Захваченная наблюдениями за новым и загадочным феноменом, она даже ухом не повела. Просунувшись к люку прямо через мою голову, Весна практически потребовала с несвойственной её настойчивостью:

— Надо подъехать ближе! Отсюда не видно деталей...

— Эй, осторожнее! Птеродактилей не видно, но нельзя поручиться, что они кончились совсем.

— Н-но мне нужно посмотреть... вы разрешите, Золтан Святославич?.. — в её руках, откуда ни возьмись, появился бинокль, который я позаимствовал в арсенале Ейнаугига и пристроил за приборной доской.

Поскольку обзор оказался почти полностью заслонён, я вывернул голову направо, непроизвольно фыркая, когда тёмные прядки, непослушно торчащие из-под небрежно пристроенных заколок, щекотали нос. То, что в таких нервных условиях я все же сумел перевести танк через мост, явилось свидетельством моего изрядно выросшего водительского мастерства.

Остановив машину прямо за ним, я с удивлением присвистнул.

— Что там, что?.. — затеребила меня справа разбираемая любопытством Алиса, и тоже улеглась на правое плечо, подобно Весне, при этом ещё и пытаясь отпихнуть мою голову, чтобы выглянуть в люк. Отбив первый приступ, я сам получше рассмотрел заросли и присвистнул,

— Ух ты, как же их много! Личинки так и кишат.

— И какие маленькие! Хотя побольше той, что мы видели в тоннеле. И мерзее!.. — скривилась всё же высунувшая голову в люк рыжая подруга.

— Та, видать, едва-едва вылупилась. А эти подрастают, вон, по размеру даже больше, чем ёжики у нас в саду, — прикинул я и вдруг вспомнил: — Кстати, а мы ведь пока не видели ни одной матки! Хотя их должно быть много, если прикинуть, сколько тут чудищ. Помните, на мельнице был всего один панцирный краб и одна его личинка? Здесь же мы перебили уже десятка два таких — значит, и маток тут явно не одна.

— Прячутся? — предположил Герт. — Да и ладно, выискивать все гнёзда некогда — выжжем потом.

— Хорошо бы. Но это всё равно никак не объясняет парадокс с оставшейся зеленью...

Наши неорганизованные предположения оказались прерваны тем образом, которого, на самом деле, и следовало ожидать.

— Промежуточная плантация. Специально для только что вылупившихся личинок, — проговорила Весна. — Если они вылупились где-то здесь, в этих зданиях, им нужно немного подрасти, чтобы добраться до внешнего обвода; туда, где пасётся большинство кормовых мокриц. Это же очевидно с первого взгляда.

Пару раз раскрыв и закрыв рот, я выдавил:

— Н-ну да... конечно, очевидно!..

Похоже, идиотом, неспособным разглядеть даже вещи, лежащие на поверхности, почувствовал себя не один я, поскольку в сети танкового переговорного устройства повисло долгое смущённое молчание. А наша гениальная юная учёная продолжала задумчиво бормотать:

— Интересно, как обеспечен запрет для крупных особей?.. Наверняка дело в феромонах... аналогично механизму, которым созревших мокриц привлекают к себе боевые особи...

— Кхм. Возвращаясь к корню проблем... — снова вступил я. — Нагулявшие вес мокрицы сбегаются сюда, а личинки ползут со стороны реки и этого комплекса. Так что гнездо с маткой или даже матками там точно есть. И концентрация личинок, как легко видеть...

— ...Максимальная! Плодятся они как из пулемёта, не чета человеческим детёнышам, — вмешалась Алиса. Её рука лежала на моём плече, и она, скорее всего, почувствовала, как я вздрогнул при этих неожиданных словах. — И кста-а-ати, тема размножения и деторождения тебя стала волновать в последнее время, да?.. Только, скорее, человеческих?

— С-с чего ты взяла? — стараясь звучать как можно естественнее, сказал я. — И вообще, хватит пороть чушь! Как плодятся личинки и получаются крабы и прочие чудища — вопрос важный и насущный. Но деторождение-то тут причём? Тем более, поминать об этом сегодня, когда у нас совершенно иные заботы — вообще, ничего более далёкого и неактуального, чем человеческие дети, сейчас даже и представить себе нельзя! Что называется, пальцем в небо попала! — издевательски усмехнулся я.

Если бы я только знал в этот момент, как изощрённо надсмеётся судьба над моей уверенностью!

Передышка не затянулась надолго — не прошло и пары минут, как из зарослей, курчавившихся у подножия высоченной стены ближайшего к нам цеха, выскочили сразу четыре панцирных краба. Протоптанные мокрицами тропы оказались для них тесны, и они бросились к нам напрямик через густой кустарник, хрустя ветками, расшвыривая листья и топча неуклюжих новорождённых личинок.

Впрочем, к таким атакам мы были уже привычны: подавшись задним ходом на мост, я не позволил чудовищам зайти с фланга, а Брунгильда первым же выстрелом метко срезала ближайшего краба. Глядя, как поставленная на удар шрапнель легко проломила панцирь, я вспомнил:

— Стреляй гранатами! Шрапнели лучше оставить на потом, если вдруг придётся биться в здании.

Гейрскёгуль что-то согласно буркнула в ларингофоны, не утруждая себя чётким репетованием команды, и следующий краб получил в морду фугасную гранату, огласившую окрестности раскатистым эхом и забрызгавшую кровью и потрохами чуть ли не сотню квадратных ярдов.

Дорога оказалась расчищена на удивление быстро, но, даже уже немного погазовав, я нерешительно уточнил:

— Точно идём внутрь? Подавляющее большинство помещений, где недавно довелось побывать, оставили крайне неприятные впечатления: взять хоть купол, мельницу или библиотеку. Может быть, обойдём?

Тёмный портал, ведущий в громадный цех, смотрелся угрожающей, и даже благополучно включившиеся несмотря на полученную танком трёпку артиллерийские фары, смонтированные на маске трёхдюймовки, не сильно добавляли уверенности.

— Вы же и сами понимаете, Золтан: что толку ходить кругами вокруг зданий?

— Ой, да давай уже вперёд! — вдруг поддержала штатную утешительницу и вдохновительницу-принцессу Алиса. — Чем дольше ждёшь, тем страшнее. Пусть всё поскорее закончится — хоть как-нибудь!

— Я не сторонница фатализма, но сейчас согласна, — заметила Грегорика. — Подумайте ещё и о том, что птеродактили не достанут нас под крышей.

Ответить было нечего, и, газанув ещё несколько раз, чтобы успокоить нервы, осторожно провёл танк в широкие ворота.

Громадный зал не мог бы поспорить по ширине и высоте с приснопамятным геодезиком, но брал длиной. В мутном свете, сочащемся через страшно запылённые окна под кровлей, рисовались какие-то станки, штабели транспортировочных ящиков и труб, швеллеров, профилей, стопки алюминиевого листа. В соседнем пролёте виднелись окружённые высокими лесами полусобранные из заготовленных агрегатов непонятные конструкции — некие цилиндрические и конусовидные объекты.

Рассмотреть их сразу не удалось, поскольку из дальней части цеха навстречу снова кинулся панцирный краб. Выстрел сбил с потолка и стен пышные хлопья пыли, превратив зал в метельную заверть, и вернулся долгим эхом. Лучи прожекторов пробивали пыль с большим трудом, но, к счастью, она довольно скоро осела, открыв припорошённую серым покровом тушу, изувеченную гранатой.

— Закончились?.. — опасливо спросила Алиса.

— И не надейся, — 'утешил' её я. — Цех не последний, наверняка дальше ждёт куча новых сюрпризов. То ещё местечко — если б не броня и пушка, давно бы уже порвали бы нас на кусочки.

— Нет, ну мы точно ведём себя как тупые киношные супермены: 'Ах, там же логово злодеев и чудовищ, немедленно ломимся туда!' — недовольно пробурчала рыжая, и слушавшая это по ТПУ принцесса не выдержала:

— Вы напрасно брюзжите, Алиса. Ведь не будь такие 'глупых' героев, то и фильмов бы никаких не было, верно?

Ворота в торцевой стене вывели нас не наружу, а в крытую галерею, за которой маячила серая бетонная стена следующего, ещё более высокого цеха. С первого взгляда чудовищ было не видно, но это впечатление оказалось обманчивым. Не успел танк миновать середину прохода, как из-за горы заготовок вдруг вылетел какой-то крупный тёмный объект.

Я напрягся, ожидая уже знакомого удара и сотрясения от спрыгнувшей на танк десятитонной туши, но вместо этого галерею гласил гулкий металлический грохот.

— Это не краб?..

— Чёрт, он в нас бочкой какой-то запустил!!! — заорал Герт. — Прожектор разбил, паскуда!

В самом деле, скрывавшийся за штабелем труб или, скорее, цилиндрических и шаровидных ёмкостей краб — если это был действительно он — метнул в танк увесистый бак. Он врезался в башню и отлетел, громогласно резонируя и громыхая. За первым баком тут же полетел второй.

— Где он прячется?! — крикнул я, пытаясь рассмотреть противника и понять, двигаться ли мне назад или вперёд. Но краб так и не показался на глаза, а в следующую секунду оглушительно ударила трёхдюймовка. Увы, снаряд врезался в трубы и взорвался, обрушив переднюю часть штабеля. Баки покатились, давя бестолково мечущихся личинок.

— Не фугасным, шрапнелью на удар!.. — подсказал я и рванул танк назад, чтобы уклониться от очередной летящей железки.

За спиной зазвенела выброшенная гильза и лязгнул затвор. Е дожидаясь приказа, я зажал тормоза, чтобы не сбивать прицел Брунгильде. Видимо, с высоты башни она видела больше, чем я снизу. Башня повернулась на левый борт, потом пошла обратно — цель явно двигалась.

Вытянув голову вперёд, я напряжённо следил за происходящим, и успел поймать глазами следующий выстрел и действие снаряда. Стальной стакан шрапнели легко пробил тонкостенные баки и за ними обрушилось пыльное стекло.

— Не попала! — разочарованно бросила Брунгильда.

Хитроумный краб-бомбардир швырнул в нас ещё два бака, причём оба раза попал, чувствительно сотрясая танк, но не показываясь из-за преграды. Только когда я, наконец, догадался отвести машина назад, где большая часть штабеля рухнула из-за попадания гранаты, телохранительница достала его третьим выстрелом.

— Хм, с виду обычный краб, — пробормотал я, когда, сдвинув лобовым листом раскатившиеся баки, заглянул за штабель. — А я уж испугался, что это какой-то новый вид чудовищ, специально-метательный.

— Но такого поведения мы раньше действительно не встречали, — заметила принцесса. — Нужно быть готовым к любым сюрпризам. Вы говорили, там были... пауки?..

— И невероятно гнусные. Бррр!.. — меня аж передёрнуло. — Надеюсь, такие больше не встретятся. Хотя для танка они не опасны, Герт их мигом нашинкует из пулемёта.

— Или поджарю. Я баллоны заправил наново.

— Не забывайте, биоконструктов создавали люди, а их злая фантазия не знает границ, — вздохнула Грегорика. — Очень может быть, что тут найдутся и новые виды, которых мы пока не видели.

— Хорошо бы вы оказались неправы, ваше высочество, — фыркнула Алиса с такой интонацией, с какой говорят: 'Типун тебе на язык'.

— Если пиро-птеродактили — противовоздушные твари, пауки — противопехотные, то крабы выходят противотанковыми. Можно надеяться, что это полный набор и ничего больше не будет... — с натужным оптимизмом начал я и вдруг настороженно поднял голову. — Так, мне показалось, или?..

— Чего ты? — удивилась Алиса, и снова попробовала отпихнуть меня от люка. Но я придержал её за лоб измазанной машинным маслом рукой, сдвинул на затылок наушники и прислушался. Рокот двигателя гулко отдавался от торцовых стел громадных цехов, поэтому моя рука повернула тумблер, перекрыв подачу топлива.

— Нет, действительно. Слушайте!..

В наступившей тишине отчётливо отдалось докатившееся издалека эхо: сухой, резкий высокий отзвук выстрела.

— Стреляют?.. — на крыше брякнули люки командира и наводчика, и девушки высунулись наружу. — Кто бы это мог быть? Бандиты... или, наоборот, ваши товарищи, Герт?

— Наши сюда не собирались, вряд ли, — помотал головой гардариканец. — Похоже, сзади где-то, в городе... вот опять!.. И не винтовки; пушка, как минимум.

— Да не одна, а по меньшей мере пара, — добавил я, вслушиваясь в перекатывающиеся между зданиями раскаты. — А вот и пулемёт. Какая-то серьёзная компания, и воюют по полной программе. Уж не принц ли нас догнал?

— Яков? М-м-м... действительно, такое может быть, — согласилась Грегорика. — Весна, вы не могли бы проверить эфир?

Два раза просить не пришлось — очкастая отличница быстро пробралась обратно в подбашенное отделение, нахлобучила наушники и завертела верньерами рации. Послушав пару минут, она объявила:

— Да, это либерийцы! Говорят радиотелефоном... и вот позывные: Альфа 2 и Браво 1.

— Ого, военные коды? И о чём они переговариваются?

— Кажется... кажется они дерутся с крабами. Предупреждают друг друга... кто-то командует отойти и сосредоточить огонь вдоль улицы... Они здорово нервничают, даже, скорее, напуганы...

— Либерийцы... — задумалась принцесса. — Но дедушкины корабли ещё не могли оказаться здесь, и он бы обязательно предупредил нас!

— Команда Якова, — вдруг уверенно сказала Брунгильда.

— Думаешь?.. Они действительно сюда собирались, и у них было время подготовиться... Но откуда пушки?

— Причём они едва ли прикатили их на руках — речь наверняка идёт о какой-то бронетехнике.

— Раз эти неизвестные осмелились сунуться в Оппау по нашим следам, заваленным трупами чудовищ, наверняка так и есть, — согласилась Грегорика.

— В то же время, не верится, что Якову повезло так же, как нам, и ему попался танк, который удалось завести. Вернее всего — это заранее пробравшиеся сюда шпионы или местные кондотьеры вроде Вака или Ейнаугига.

— А раз так, нас может ждать конфронтация, — подхватила принцесса, нахмурившись. — Лучше всего поспешить, пока у нас есть серьёзная форма. Давайте, Золтан, заводите мотор!

— Тысяча чертей, там ещё два бронированных гада!.. Назад, живо!!! Стой, там столб, обходи его!

— Бренгельман, прикрой нас! Заряжай, быстрее, что ты копаешься!..

— Попал! Ха, сдох-таки!

— Нет, ещё дёргается. Дайте ему добавки!..

Слушая доносящуюся из динамика боевую радио-какофонию, мужчина в потёртом ковбойском стетсоне, сидевший за рулём в передней части низкой, но достаточно просторной кабины командно-штабного бронеавтомобиля, продолжал невозмутимо двигать челюстью, перекатывая во рту жевательную резинку, словно творящийся в сотне метров впереди бедлам его совершенно не касался.

— Луттер, кажется, твои парни наложили полные штаны, — нервно заметил Яков Тюдор, обосновавшийся справа от него. На лице принца читалось раздражение; ему явно не нравилось дожидаться, и он, сам не замечая, то и дело трогал тесный стоячий воротник белого с золотом мундира Виндзорского полка, будто пытаясь ослабить. Его подчинённый же, напротив, спокойно и привычно ждал, мерно постукивая мозолистыми жёсткими пальцами по ободу руля. Клетчатая рабочая рубашка, жилет и кожаные наручи придавали ему простонародный вид, но прищур светлых глаз на обветренном лице выдавал, что он видел многое.

— Это ещё ерунда, хозяин. Видели бы вы, как мы перетухли, когда попытались войти в город верхами в первой разведке — бежали так, что только пыль вилась. Ей богу, вижу, что недооценил здешние края — тут и в самом деле Ад Израилев.

— Сейчас у вас бронемашины, так что отрабатывайте свои соверены и не трусьте.

— Трусами моих парней не назовёшь, но 'Грейхаунд' все равно слабоват против больших жуков. Стоит такому добраться вплотную, и колеса полетят в разные стороны.

— А что ты предлагаешь делать, если у либерийской армии нет тяжёлых танков? Это всё, что я сумел заполучить, пока ещё пользовался благосклонностью адмирала, — хмыкнул Яков. — Радуйтесь, что впереди ломится моя хрупкая сестричка и расчищает дорогу отважным ковбоям.

— Разрази меня гром, если вы не правы, хозяин.

— Мужская гордость посрамлена, да?

— Оно верно. Хотя... глядя на горы оставшихся после неё трупов, понимаешь, что рассказы про горячую кровь Тюдоров — вовсе не басни.

— Только не говори так, будто мне до неё далеко! — скривился принц. — Скоро про мои дела запоют намного громче.

Между спинок передних сидений просунулся радист, сидевший позади за пультом большой радиостанции дальнего действия.

— Ваше высочество, радиограмма от 'друга', только что закончил расшифровку.

Нетерпеливо приняв бланк, принц пробежал его глазами и усмехнулся, пробормотав себе под нос:

— А-а-а, значит, вот откуда старый лис узнал, что собирается делать малышка Гри. Ледышка-наперсница отстукивает ему радиограммы из-за спины хозяйки, как некрасиво.

— Но ведь и вам всё пересылает 'друг', — пожал плечами Луттер. — Тоже неплохо; будто в покере за спиной игроков стоит зеркало, и все карты как на ладони. Хорошо иметь таких 'друзей'.

— Не преувеличивай, это всего лишь инструмент.

— Но, хозяин, без неё мы ведь и понятия бы не имели, что здесь можно найти.

— Если на то пошло, то не без неё, а без горничной — именно она обвела всех вокруг пальца, когда мы были у папочки в гостях, — недовольно фыркнул принц. — И мы всё равно не знаем, где именно искать — эта проклятая Гардарика велика настолько, что прямо зло берёт. Мне уже наскучило играть в Индиану Джонса.

— Ещё бы. Главные дела ждут дома, ведь даже если вы получите козырного туза, нужно правильно поднять ставку.

— Это дело будущего. А сейчас надо спешить, пока Магнус не набрался храбрости и не отправил сюда своих десантников.

— А вы уверены, что он осмелится? Когда накрылся 'Айрон Дюк', был такой скандал, что флотские сильно притихли.

— Потому-то он и решил загрести жар моими руками. Вот только я не собираюсь плясать под чужую дудку: на Тюдоров не надеть уздечку! — высокомерно бросил Яков.

— Хе, хозяин, зато вы же так и норовите взнуздать эту горячую кобылку, принцессу, — иронически прищурился начальник разведывательного отряда.

— Не суй нос не в своё... — раздражённо начал Яков, но его прервали отчаянные вопли из динамика рации:

— Слева, берегись!.. А-а-а, тысяча чертей! Браво-3, назад!..

— Он нас перевернул... спасите!..

— Стреляй, кретин, чего ты ждёшь?!

— Помогите, на меня бензин льётся!!! Прикончите же его, кто-нибудь!!!

Луттер озабоченно почесал в затылке, надвинув стетсон на лоб.

— Тяжело им там приходится. Может быть, поможем? У нас же есть Браунинг пятидесятого калибра? А, хозяин?

— Пусть справляются сами. Мне не нужны слуги, которые не могут справиться с клопом-переростком, — отмахнулся принц. — Вели им поскорее очистить дорогу и двигаться вперёд. Судя по канонаде, сестрица там не теряет времени зря.

Ворота, ведущие в следующий цех, оказались выломаны, и из-под гусениц неуклюже прыснули несколько кормовых мокриц, следовавших нам навстречу своими натоптанными и помеченными высохшей слизью тропками. Внутри оказалось темнее — световых окон или люков здесь было намного меньше, чем в предыдущем здании. Зато потолок ушёл ещё выше, едва угадываясь в полутьме под далёкой кровлей, лежащей на решетчатых конструкциях. В глаза бросилась мощнейшая кран-балка, катающаяся по рельсам под потолком, способная, казалось, поднять целый дом.

Станков здесь не наблюдалось, сюда по всему цех был сборочным. Но не успел я задаться вопросом, что именно здесь собирали, как среди лежащих на сборочных тележках цилиндрических объектов задвигались знакомые приземистые силуэты.

Панцирные крабы атаковали одновременно втроём, и двигались очень активно — первый выстрел прошёл мимо. Двое даже сумели добраться до танка, несколько раз громыхнув клешнями по броне. Но ситуация не стала слишком острой — я попятил танк назад, к воротам, и Брунгильда подстрелила их, когда чудовища принялись толкаться в проходе, стремясь поскорее нас догнать.

— Последняя шрапнель! — озабоченно крикнула сзади Гейрскёгуль, и принцесса ответила:

— Переходим на гранаты, что же делать. Много ещё осталось?

— Одна шрапнель и десять... двенадцать... четырнадцать гранат! Шесть зажигательных, три дымовых и пять картечей!

— Ничего, думаю, хватит, — бодрясь, заметил я. — В прошлых гнёздах было всего по одной матке и по одному крабу. Может, и тут...

— Не расслабляйтесь, Золтан, — серьёзным тоном предостерегла Грегорика. — Здесь наверняка всё по-другому. Если мы приближаемся к центру, откуда начали распространяться биоконструкты, то количество могло перейти в качество...

— На одиннадцать часов — краб! — перебила её Брунгильда, и оглушительный выстрел сбил новые пыльные потоки с потолка и стен цеха.

Чихая и морщась, я всмотрелся в полутёмное пространство, простоявшее безлюдным пятьдесят лет. Кипевшая здесь бодрая, созидательная жизнь разом прервалась, уступив место чему-то гротескно-нечеловеческому. Мокрица, шмыгнувшая прочь из-под гусениц и забившаяся под тележку, на которой смутно рисовался некий конусовидный аппарат, опутанный шлангами и проводами, выглядела насмешкой над тем, что когда-то творили здесь люди.

Впрочем, надолго отвлечься на размышления мне не удалось. Догадавшись, что нападать на танк в лоб — плохая идея, следующая пара крабов, с топотом выбежавших откуда-то из недр громадного сооружения, применила новую тактику. Пока один убегал и прятался в лабиринте проходов и проездов между полусобранными механизмами и железнодорожными платформами, второй умудрился зайти сбоку и опрокинуть на нас высокую ажурную конструкцию — нечто вроде подвижных монтажных лесов, окружавших стоящий вертикально цилиндр. Она оказалась не такой уж тяжёлой, но сразу развалилась на части, и в гусеницах неприятно захрустела угодившая туда металлическая балка. Я испугался, что сорву гусеницы и оставлю танк без хода в самый неподходящий момент и быстро, но аккуратно попятился. К счастью, катки и гребни перемололи нетолстый швеллер, и машина выбралась из-под завала. Телохранительница тем временем поторопилась и истратила первую гранату даром — краб бегал слишком шустро. Досадливо хмыкнув, она прицелилась получше — хотя с моего места цель вообще не была видна — и второй метко попала в сочленение шипастой ноги, которую чудовище забыло спрятать, укрывшись за внутрицеховой перегородкой. Резкое эхо разрыва заметалось среди стен, а когда облако тротилового дыма рассеялось, стало видно, что крабу оторвали сразу три ноги с одной стороны. Болезненно скрипя, чудовище завертелось на бетонном полу, изо всех сил загребая ногами с противоположной стороны — но нормально перемещаться оно уже было не способно.

— Придави его, Немирович!!! — рявкнула телохранительница через танкофон, а за спиной возбуждённо запрыгала Алиса, крича:

— Дай ему, дай, чтобы знал!..

Конечно, я не преминул отплатить врагу за доставленные нам неприятности, и дал по газам. Танк с разгона налетел на его тушу и панцирь с хрустом треснул. Напарник-краб улучил момент и попытался напасть сзади, но я резко развернул танк на месте, скребя гусеницами и рассыпая искры, и башню даже не пришлось разворачивать. Граната пробила его насквозь и практически разорвала на куски, вскрыв панцирь словно устричную раковину в ресторане — или, что было мне ближе, как консервную жестянку в экспедиции. На углублённые в пол рельсовые пути хлынула кровавая жижа.

Луч последней уцелевшей фары проскользил по перегородкам и механизмам, осветил картину, более приличествующую бойне, и провалился в проход, ведущий вглубь цеха, где угадывалось новое обширное пространство. В следующее мгновение он упал на то, что находилось на заднем плане — и я внезапно понял, где именно мы оказались.

— Где ж были мои глаза?!

— Ты про что? — не поняла Алиса.

— Про то, что нас окружает! Знаешь, куда мы с вами угодили? Это же... это же... это единственное такое место на планете!..

— Да?.. Как по мне — куча ржавых железок, как и всё, что мы видели в Гардарике.

— Дурочка, это же ракеты! Космические ракеты!!!

— А зачем они?

— Как зачем?.. — я даже поперхнулся от такой вопиющей неграмотности. — Их же запускали в небо! На невообразимую высоту, преодолев притяжение Земли! Я читал в техническом журнале сорокалетней давности, что гадариканцы сумели вывести первые спутники на орбиту, и они кружились вокруг всей планеты, облетая её всего за полтора часа. Никто даже и не пытался повторить это за последние полвека, а большинство либерийских учёных называют это фальсификацией и говорят, что всё это выдумки!.. В Большой Либерийской энциклопедии про них не написано ни слова!

— Смотри не лопни от восторга, — посоветовала Алиса, глядя на меня с некоторой опаской. — У тебя глаза так выпучились, что сейчас наружу вывалятся.

— Да ты просто не понимаешь!.. Вот же они — настоящие, только гляньте на них! — сам того не замечая, я попытался вылезти через люк и вывалился бы на лобовой лист, если бы рыжая подруга не ухватила меня за пояс сзади.

— Стой, ты куда?! Там же крабы, погоди! Да стой же... Весна, держи его с другой стороны!!!

— Н-невероятно! Это основной корпус и сопла, а вон то — наверное, боковые ускорители. В журнале был рисунок, но никогда не подумал бы, что увижу вживую!.. Ведь там почти ничего не было — откуда эти ракеты, кто их придумал... А они вот где, в Оппау... — точно в трансе, продолжал бормотать я, пытаясь вырваться из рук вцепившихся в меня девушек.

— Ну, очнись же ты!.. — Алиса принялась яростно трясти меня. — Ракеты же летают на горючем?

— Конечно! На азотной кислоте, перекиси водорода...

— ...И прочих адских вонючих и горючих жидкостях? Не отпирайся, я отлично помню все пожары, которые ты устроил в моей жизни!!!

— И что? — придя в себя, я плюхнулся обратно на водительское сиденье и уставился на неё.

ѓ— А то, что тут, наверное, целый океан этой проклятой горючки! И если вы даже хорошо спрятанную цистерну с метаном умудрились взорвать, то уж здесь наверняка всё подпалите!!!

— Знаешь, не уверен, — поразмыслив, ответил я. — Здесь ракеты строили и собирали, но для запуска наверняка отправляли в какие-то безлюдные места, иначе глупо было бы. Сама знаешь, далеко не каждая взлетает, какие на старте взрываются, какие летят в оранжереи, а какие потом падают ровно назад, тебе же на голову. Рисковать заводом и городом было бы неразумно.

— Ну, это ни черта не успокаивает! Наверняка тут тоже запасена какая-нибудь гадость... — пробурчала Алиса.