|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Удивительно благостное лето случилось в нашей семье. У мамы в поместье закончили ремонт, и мы с удовольствием обживали свежеотделанные помещения с крепкими рамами, бесшумными полами и прочими радостями сельской жизни. Тюхтяев разрывался между желанием запереть меня дома и каждый час проверять жива ли и попытками позаботиться о малыше, поэтому в Громово я провела неделю, ежедневно получая письма, написанные и отправленные еще когда я была в городе. Сначала я еще умилялась трехстраничным инструкциям по поведению, потом плюнула и вернулась. Он ворчал и сиял одновременно.
18 мая, незадолго до моего приезда в нашу семейную усадьбу, в Белозерске отметили тихую свадьбу столичного полицейского чиновника и дочери мирового судьи. Мамочкины соседи вдоволь сплетничали над нарядом невесты и малым числом гостей. Димка был шафером, а Люська отказалась смотреть на "завершающий штрих эпической глупости". Я долго вслушивалась в себя, но эмоций по этому поводу не испытывала никаких кроме облегчения и еще чего-то, чему названия не подобрать, но и гордиться нечем. Чуть-чуть коробит, и немного горячей пустоты под сердцем. Наверняка, Тюхтяев меня с теми же чувствами Феде выдавал. Мы оба пошли дальше, и это правильно, ведь так? Глядишь, и начнем дружить семьями лет через пятнадцать. Эмигрируем на одном пароходе.
Тюхтяев тем временем очень впечатлился тренерскими навыками господина Хакасидиса, и вскоре тот получил российское подданство и должность в МВД. Не так чтобы сильно оплачиваемую, но у нас с ним были разнообразнейшие проекты обогащения на военных подрядах, так что Люська получила кольцо и предложение. Визжала от восторга дня три.
Время от времени Тюхтяев тяжко задумывался над будущим. А что переживать-то? Мы вместе, денег пока предостаточно, он практически здоров, я тоже не жалуюсь — иногда только могу заснуть на полуслове, зато проснувшись снова полна энергии. А что одной ногой на каторге — так от того в нашей стране исстари зарекаться не рекомендуется.
— Меня очень беспокоит что будет с Вами и малышом, когда я умру. — сообщил он мне однажды глубокой ночью, когда я поймала его за исследованием потолка спальни.
— У меня уже есть опыт. Я просто снова верну Вас обратно. — пытаюсь отшутиться, а он обнимает мои похолодевшие плечи.
— Я серьезно.
— И я тоже. — этот момент я обдумывала еще в прошлую нашу брачную попытку. — Посмотрите на Его Сиятельство. Он же чуть постарше Вас, верно?
— На восемь лет. — скорбно подтвердил человек слева.
Неплохая генетика у графа, я раньше думала, что ему около полтинника. Хотя, Петеньке сейчас был бы тридцать один, а женился наш благодетель не ранее двадцати пяти. И это все лишний аргумент в пользу моей теории.
— Его не смущают маленькие дети. Когда появился на свет Алешенька, ему было столько же, сколько и Вам сейчас. И если уж начистоту, то в моем прошлом он умер в девятнадцатом, по пути в эмиграцию. Причем, по-видимому, пережил своих близких, потому что о них информации после восемнадцатого года нет. Разве что насчет Алешеньки я имею совсем грустные предчувствия.
Он резко сел на кровати. Раньше я не раскрывала печальных секретов нашего близкого окружения. Берегла, и, как показала практика, не зря.
— Вы так спокойно об этом говорите, а ведь любите их.
— Люблю. Именно поэтому берегу их спокойствие, а случись какая заварушка, смогу предупредить и вывести из-под удара. После Ходынки граф мне доверяет чуть больше. — и на тебя в этом деле тоже очень рассчитываю.
Смотрит на меня, как на любимое чудовище — с легким ужасом и нежностью.
— Но Вы с ребенком куда более уязвимы... — горестно сокрушался муж.
Знал бы ты, насколько я уязвима сама по себе, или ты, из-за одного некстати принятого решения.
— Михаил Борисович, мы вместе справлялись с настоящими опасностями, так что не пропадем. — здесь главное, верить самой.
Но мысль о том, что теперь я могу его потерять — коробит. И я гоню ее, равно как и хочу, чтобы он сам не поднимал больше этот вопрос.
К следующему приступу меланхолии я подготовилась заранее. Шок завсегда встряхивает.
— Если у нас родится мальчик, я бы хотела назвать его Петей. Если Вы не против.
Интересное выражение лица.
— Почему? — очень спокоен. Чересчур. Ну не ревнует же? Хотя после моего искусствоведческого эксперимента уже начинал, и сейчас это лишь новый булыжник на черную половинку весов... Так, пора этот вопрос разрешить раз и навсегда.
— Петенька рос очень одиноким ребенком, сиротой по сути. Был очень романтичным, мечтательным. Рисовать любил, но оказался в армии, в абсолютной дыре. Женился в основном из жалости к моему бедственному положению. Я не успела сделать его счастливым, да что говорить, он из-за меня с отцом разругался в пух и прах. И погиб так трагически. Я хочу дать своему ребенку совсем другое детство. Как бы взамен той жизни, которая так глупо прервалась. — на глазах слезы, обязательно. Не говорить же вслух, что ради чувства вины papa стараюсь. Некрасиво это прозвучит, неуместно. Расчетливо чересчур.
— Хорошо. — спасовал он перед рыданиями. — А если девочку Господь пошлет?
— Спрошу у мужа. — кокетливо улыбаюсь.
Опять ищет подвоха в моем лице. Мы же еще так мало прожили вместе, а осторожность у него уже волчья.
— Ну в честь своей покойной жены я бы ее не назвал. Боюсь, за шесть лет брака я узнал ее похуже, чем Вы Петра Николаевича за четыре месяца. — Сухо заметил он, и тут мне стало стыдно: я ничего не знаю о прежней жизни своего мужа. — Мне очень нравится имя Ксения.
— Две Ксении в одном доме?
— Думал, Вам будет приятно. — насупился он.
Целую его и вскоре приятно уже обоим.
— Мою матушку звали Александрой.
Тоже красиво. Опять же, Саш в нашем окружении пока что и нету, поэтому ассоциаций ненужных не будет. Мальчик Саша, определенно, наличествует, но того разорвет если подумает, что я ребенка в его честь назову. Ради одного этого стоит попытаться.
— По-моему, прекрасный выбор. — недрогнувшим голосом соглашаюсь я. — А какой она была?
Он устроил мою голову поудобнее на плече и перебирал пряди.
— Я плохо уже помню. Мне было девять, когда родилась Настенька и... Роды были трудные... — осекся и замер. — Ох, да что же я про ужасы всякие...
— Это не ужасы. Это просто очень грустная история. — я погладила его по локтю.
— Она петь любила. Очень. И танцевать. Иногда одна, без музыки кружилась по залу. А платья тогда носили не чета нынешним, юбки пышные, с оборками. Я подсматривать любил, как эти оборки взмывают. Как облачко. — замолчал.
Вот почему ты тогда в Новый год почти сломался. Я тоже кружилась в тишине вокруг елки. Еще бы пару кругов — и поженились бы до Поста. И без сомнительного обременения, что характерно.
— А отец? — продолжаю выпытывать.
— Он все время на службе был. Тоже в полицейском департаменте. — Он глубоко вздохнул. — Мы с ним, в общем-то, мало общались, если сравнить с Вашей семьей. Да и с сестрой не так уж близки.
Помолчали. Это он у нас мастер подбирать мягкие формулировки.
— Она ответила? — тихо спрашиваю я.
— Нет пока. — очень сухо и тихо.
Непростая тема.
— Может быть я ей напишу? — надо же с этим что-то делать. — У нас с ней немало общего: Вы нам обеим врали.
Засопел. Можно подумать, я что-то придумала.
Наутро дождалась его ухода и оккупировала кабинет. Долго медитировала над белым листом, ощущая неявное беспокойство. Вот что со мной не так? Высочайшим особам писала, графа изначально обхаживала именно эпистолярным способом.
Дорогая Анастасія Борисовна!
Дорогая же? Факт, что недешевая — раз у мужа она осталась единственной родственницей, то уж можно как-то собраться с духом и принять, если не полюбить
Сожалѣю, что до сихъ поръ мы не были представлены другъ другу, даже когда стали одной семьей.
Интересно все же, что он там написал о нашем браке. Подсмотреть в послание не удалось.
Случившаяся трагедія и для меня была крайне тяжелымъ испытаніемъ, такъ что я раздѣляю Ваше негодованіе по поводу заблужденія, въ которое мы обѣ были введены.
Только вот ты отчего-то даже не попыталась вывести братца на чистую воду. Да и потом могилку вряд ли навещала. Но пилить мужа могу только я, поэтому попробуем сгладить углы.
Но обстоятельства, которыя вынудили Михаила Борисовича и Николая Владиміровича поступить именно такъ, дѣйствительно серьезны и потому истинно христіанскимъ милосердіемъ будетъ простить ихъ ошибку и примириться.
Но с каким бы удовлетворением настучать им обоим скалкой!!! Или хотя бы посмотреть, как кто-то другой это делает. Особенно товарищу министра внутренних дел.
Посылаю Вамъ фотографію бракосочетанія, и сокрушаюсь, что Вы не раздѣлили наше торжество.
Маленький презент обычно облегчает понимание, а тут мы оба очень даже неплохо получились. Раз уж до цифровых фотография нам не дотянуть, так мы потратили кучу денег на карточки, выбирая из сотен снимков несколько десятков удачных.
Что бы еще сказать совершенно незнакомому человеку?
Михаилъ Борисовичъ былъ бы куда счастливѣе, если бы Вы оказали намъ честь визитомъ.
Боженька, пусть она меня послушает.
За симъ прощаюсь съ Вами и желаю всего наилучшаго всей Вашей многочисленной семьѣ. Пребываю въ совершеннѣйшемъ къ Вамъ почтеніи, Ксенія Татищева.
И вот вновь все переписывать. Хотя титул я некоторым образом сохранила, посему могу именовать себя по выбору, как фамилией мужа, так и добрачной. В смысле наследной. Голову сломаешь с этими условностями.
3 июня 1898 года. Ксения Т.
Свидание наше с врагом рода человеческого состоялось в одном из кабинетов незабвенного Кюба. Мило тут все же, пусть и воспоминания неоднозначные. Вот я уже освоила прогулки под плотной вуалью, с револьвером в подвязке, и скоро научусь передавать сигналы цветочным горшком — с чем боролась, как говорится...
— Не могу сказать, что рад встрече. — сушеная мумия оглядывал меня с явственным неудовольствием.
— Зато у нас абсолютная взаимность в чувствах. — я с омерзением рассматривала крем-суп. Ароматнейший, но именно этот аромат и вызывал непреодолимое желание бежать в уборную.
— Глупое мелочное упрямство осложняет в первую очередь Вашу участь. — не преминул поздравить со свадьбой, умница, все помнит.
— Благодарю за добрые пожелания. Новобрачные так чутки к теплым словам. — я еще пытаюсь удержаться в рамках: этических и физиологических. Шансов маловато, но попробовать стоит.
— Это не отменяет наших планов. — сухо отметил гад.
Хотелось бы знать, что он мне этакое предлагает.
Я махнула рукой, предлагая продолжать, и мой собеседник лишь поморщился от такой вульгарности. Да что вульгарность, я даже не помню где у них тут туалетная комната, а непоправимое все ближе. Что ж шеф-повар тут намешал этакое? Розмарин что ли?
— Не позднее следующей недели Вы уезжаете из столицы. — деловито инструктировал меня собеседник.
Пальцы как-то сами стали складываться в озадачившую тайного советника фигуру.
— Я замужем, если Вы еще не заметили. Даже если бы в минуту помрачения душевного подписалась бы на Ваше предложение, реализовать его невозможно. — что ж так плохо-то, и перед глазами все плывет. Отравил что ли?
— Это с самого начала было Вашей грандиозной глупостью. — поморщился граф. — Но раз уж у Вас хватило ума не делиться нашими секретами с беднягой Тюхтяевым, то всем без сомнения будет проще, если он уедет из страны на пару месяцев.
Да кто же он такой на самом-то деле, если в дела весьма себе вольной и самостоятельной службы лезет, как в собственную кладовку? И на что же в случае необходимости способен? Мало ли, вдруг я тут шуткую, а эта тварь вполне способна организовать и запустить небольшую мировую войнушку, пребывая в особо дурном настроении?
— Что, Вашего влияния и на такое хватит? — едва дыша буркнула я и все же сообразила отдать всю тарелку адского варева подоспевшему официанту. Ух, вроде полегчало.
— Николай Владимирович изрядно заблуждался относительно Вашей смышлёности, если Вы до сих пор не поняли этого. — гад зачерпнул ароматную тягучую массу ложкой и втянул в себя. Жидкость перемещалась по морщинистому горлу, кожа там чуть вздрагивала, шевелилась и я вдруг поняла, что не сдержусь.
Поздновато поняла...
Ну что ж, "Кюба" и раньше не был у меня самым любимым рестораном, так что если и внесут мой светлый лик в список non grata, особо горевать не стану. Но прислуга вышколена, вон официант даже глаза не поднимает, споро заменяя скатерть и столовые приборы, а чуть погодя, потянув носом воздух все же перемещает нас в другую кабинку.
После дамской комнаты пришлось признать, что даже если и удастся отчистить capelet из роскошного ирландского кружева, он уже не станет прежним. И ладно, под вуалью мне все равно.
Зато мой спутник явно утратил аппетит. Экий впечатлительный.
— Madame нездоровится? — сухо осведомился он.
— Отнюдь! — я внезапно почувствовала себя бодрой и энергичной. Даже бы съела что-нибудь. Возможно. Дома. — Мне очень даже здоровится.
В подробности я пока не хотела вдаваться, наблюдать за размышлениями на этом рептилоидном лике было куда интереснее. Вот он буравит меня глазками, оценивая, словно лошадь на базаре. Брезгливо скользнул по щекам, отметил легкие тени под глазами, плотно сжатые в змеиной улыбочке губы. Зрачки чуточку сузились, а ноздри наоборот гневно взметнулись, захватывая побольше воздуха.
— Вы в положении? — инквизиторским тоном пророкотал он.
— Вроде того. — раз уж я в его глазах абсолютно вульгарная дрянь, будем соответствовать.
— Еще одна?! Да что же тут в воду что ли что добавляют! — воскликнул он и долго матерился на французском. Был у меня приятель, тот тоже так умеет. Хотя нет, словарный запас имеет послабее, все же опыт ничем не заменишь.
А вот кто же еще его порадовал? Неужто я была его запасным вариантом, который так нехорошо поступил... Ай-яй-яй, как ты, Ксюша, здорово все устроила.
— Вы, Александр Георгиевич, не думали в Монте-Карло наведаться? — невинно осведомилась я, дождалась тяжелого взгляда и продолжила. — Судя по всему, сможете очень удачно ставить.
Тут он выдал тираду на немецком, и она оказалась... Эмоциональнее. Как хорошо, что ни слова не понимаю, зато могу искреннее улыбаться.
Несчастный официант приволок графин дорогой водки, не дожидаясь указаний и выкидыш царственной династии хлебнул весьма себе щедро, зло изучая пространство за окном. А что, там хорошо — мир замирает, наступающее лето сподвигло народ покинуть усадьбы и особняки и ринуться на модные курорты и загородные именья. Мне бы тоже неплохо.
— Встаньте. — бросил он.
Я радостно поднялась над столом и уже успела сделать пару шагов к двери.
— Стоять! — рявкнули мне вслед.
Да с ним заикой можно сделаться в кратчайшие сроки.
— Ваше состояние не очень заметно. — кривя губу процедил он. И закурил, сволочь.
— Да, это так обычно и бывает в самом начале. — надо же хоть что-то говорить.
— И кого же стоит поздравить? Мишеля или все же Николя?
Не вдумываясь в смысл поступка, я успела замахнуться и почти дотянулась до этой мумии, но сухая клешня сомкнулась на моем запястье, выворачивая сустав. Больно же, тварь ты этакая.
— Я уже предостерегал Вас от глупостей. Пора бы усвоить уроки. — как-то особо ловко надавил на кость, так, что в глазах ощутимо потемнело, и потолок вдруг поплыл далеко в бесконечную тьму. А я даже Тюхтяева не успела предупредить о том, куда пошла. Так и решит, что безвестно канула, расстроится.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
