Северная Корона. Против ветра

Первая часть — http://samlib.ru/k/kapranowa_a/sewernajakorona.shtml

Часть вторая.

Через три года после расставания Ники и Ника,

июнь

Судьба не случайность, а предмет выбора;

ее не ожидают, а завоевывают.

Уильям Брайан

Перистые легкие облака стремительно проносились на восток, к утреннему солнцу, вопреки всему, сияющего не золотом, а платиной, и тянущему свои лучи ко всему живому. Один из них случайно попал в глаз Ника, коварно проникнув на его лицо сквозь толстое стекло иллюминатора. Парень прищурился. Он не оценил игривости солнечного луча и, недолго думая, надел солнцезащитные очки. Никита не изменил себе — эта модель не только подходила к форме его лица, овальной, слегка вытянутой, с четко очерченными скулами, но и была куплена молодым человеком в достаточно дорогом бутике. И, конечно, очки были качественными. Кларский любил качественные вещи.

Глядя лишь на один его внешний облик, в котором присутствовали и элегантность, и аккуратность, и дружелюбность, мало кто мог сказать, что на самом деле представляет из себя этот коротко стриженный светловолосый парень с приятной внешностью. Незнакомые люди часто думали, что он этакий самовлюбленный мажористый мальчик, эгоистичный сын богатых родителей, не занимающийся ничем полезным, а прожигающий их деньги и свое время. Никита никогда не был дураком, прекрасно зная, какое впечатление он производит на окружающих, и это его вполне устраивало. А где-то даже это даже потакало самолюбию: пусть люди хоть иногда воспринимают его таким, каким бы он хотел видеть себя. Так было в университете, так оставалось и сейчас, и, наверное, так будет еще очень долго.

Черные очки не обескуражили теплый солнечный луч, и он беспрепятственно пополз по лицу молодого человека вниз, пощекотал нос, добрался до губ, погладил по идеально выбритому подбородку и уснул где-то в районе шеи.

Никита недовольно провел ладонью по шее, но согнать прилипчивый луч не смог — это было не в его власти. Заснувший отблеск солнца грел ему кожу и не собирался никуда исчезать, решив, видимо, подразнить недовольного Ника. А еще он заставил парня неожиданно вспомнить одну особу с малиновыми губами, которая жутко действовала ему на нервы. Прямо как это дурное светило. И вспомнил он ее уже во второй раз с того самого времени, как решил вернуться в родной город. Да, та девушка раздражала его, и, как в случае с солнечным лучом, Ник не был властен избавиться от нее — так уж вышло, что ему приходилось терпеть ее рядом с собой. И не только терпеть, а обнимать, целовать, мило улыбаться ей на людях, держать за руку и делать вид, что она — его подруга.

Какое детство, черт возьми, какое детство. Тогда он решил играть в Господина Паладина и оградить ангела с чудесным именем Ольга от жесткого мира его брата, потому и заставил ту девушку, что раздражала его, играть роль его возлюбленной.

Данный текст не редактирован и размещен на сайте samlib.ru в черновом варианте.

Март был в восторге, большом восторге, и даже называл его лже девушку невесткой. Правда, был — ключевое слово. Больше его нет.

Да и никого больше нет. А думать об этом запрещено. Это слабость, которую нужно в себе подавлять — так Никита решил сам для себя и наложил на воспоминания ветхое вето, которое все же иногда прорывалось под потоком образов прошлого.

Ник окинул небесные дали усталым взглядом человека, каким-то образом прожившего уже лет пятьдесят, но оказавшегося в сильном тренированном теле двадцатипятилетнего парня. Естественно, этот взгляд остался незаметным для окружающих. За что Никита любил солнцезащитные очки, так это за то, что они позволяли любым эмоциям отражаться в его глазах. И если кто-то сейчас смотрел ему в лицо, он видел лишь отражение неба в темно-коричневых линзах очков.

На светло-васильковом небосводе спешило к солнцу множество облаков. Но не на одном из них Андрея нет, и не появится, будь они медленные или быстрые, кучевые или слоистые, белоснежные или серые. Нет, и не будет. А под землей облаков нет. Они как-то не очень хорошо уживаются рядом с гиеной огненной.

А ее звали — нет, зовут до сих пор — Ника. Их имена созвучны, и, что еще более глупо, созвучны и фамилии: Карлова и Кларский. Карл и Клара... Вот тупой мент, сморозил же тогда, в отделении. А забавно тогда было.

Никита все же позволил воспоминаниям взять верх и подсунуть его аналитическому в большей степени сознанию новые картинки из прошлого, не черно-белые, как его незапоминающиеся сны, а, напротив, достаточно яркие, хоть где-то и размытые, как размазанная детскими пальцами акварель по тонкой бумаге.

Душный обезьянник, засохшая кровь на лице и на костяшках, самодовольный волосатый рокер, с которым они тогда нехило помахались, рвущая его нервы, один за другим, Ника, сидящая рядом на стуле и потом неожиданно вцепившаяся в его ноющую после драки руку, адвокаты брата.

Кларский редко предавался воспоминаниям, не позволяя себе полностью погрузиться в прошлое, но все же когда это происходило, отдавал себе отчет, что девушка по имени Ника Карлова — один из самых частых персонажей обрывков его памяти. Даже сейчас, спустя три года, избавиться от нее было не во власти волевого Никиты.

Это не могло не бесить. Но этого и нельзя было отрицать.

Если говорить откровенно, поначалу Ник несколько раз находил ее в социальных сетях, благо доступ в Интернет был фактически везде, где бы он ни оказывался. Видел ее фото, статусы, комментарии, списки друзей. И каждый раз искал информацию о том, появился ли у нее мужчина или же еще нет. Вроде бы, нет. Но года два назад Ника удалила свои аккаунты, и с тех пор он не знал, что с ней.

Писать ей Никита, естественно, не мог. Он вообще не мог подавать никаких признаков жизни — ведь он находился в уголовном розыске, да и оставшиеся на воле Пристанские искали его. А тем, кто скрывается, нет хода назад, в их прошлое. Они лишь могут иногда кое-что вспоминать, но не более.

Если честно, тогда, когда Ник вышел из квартиры, где прятался той ночью после захвата банды Пристанских, то что-то внутри него, что-то еще по-мальчишески восторженное, жаждущее справедливости, ожидало, что девчонка побежит за ним, и протестовало против такого поспешного отъезда. Оно просило подождать несколько минут или даже вернуться назад. Но взрослое и жесткое, превалирующее в его характере, не разрешило ни возвращаться, ни ждать, а заставило Ника оседлать мотоцикл и мчаться в даль. Оно же помогало ему выживать все эти годы, заставляя притворяться и играть новые и новые роли, помогало не сломаться, когда Ник узнал от оставшегося в городе верного человека-"информатора" о том, кто виноват в смерти Андрея — вернее, кто подставил его перед ментами, и кто теперь занял его место в банде. От него же Никита знал, что Макс рвет и мечет, ища его. И у правой руки Андрея имелись весьма веские причины для того, чтобы найти младшего брата своего бывшего босса. Это были не деньги, а королева двадцать первого века по имени Информация.

Никита владел ценнейшей информацией — целым архивом, составленным Мартом, который мог быть очень опасным для многих, в том числе, и для самого Макса. Андрей был хитрым и расчетливым человеком — он при непосредственном участии своего "штатного" киллера, которого убили перед арестом Пристанских, собрал целый архив компроматов, как на конкурентов, так и на собственных соратников, которых он жестко контролировал. После его смерти Макс усиленно искал архив, однако, его попытки кончились неудачей. Мужчина не верил, что компромат пропал, и был убежден, что Март отдал его скрывшемуся Никки. Потому и усиленно искал парня.

Компромат, действительно, находился в руках Кларского. Вернее, в его руках находились ключ и пин-код от банковской ячейки индивидуального пользования, в которой и хранился любовно составленный Мартом архив, включающий в себя не только кое-какие умозаключения Андрея, но и фото— и видеосъемки, а также важные документы.

Ключ и пин-код Кларский нашел там же, где хранились поддельные документы на имя Филатова Игоря Владимировича, когда в срочном порядке уехал из города после ареста Пристанских. Если честно, он, нервный и с пересохшими от напряжения губами, и не понял сначала, что это такое — пока не прочитал сложенную в несколько раз записку от старшего брата, где его неровным мелким острым почерком было написано, что с помощью этих пин-кода и ключа Никита может взять из сейфа известного коммерческого банка архив с компроматом. На обратной стороне бумаги еще более мелким почерком были написаны имена тех, на кого Март собирал информацию и за кем шпионил. Список был немаленький и впечатлял. К злому восторгу Ника, туда входил и Даниил Юрьевич Смерчинский.

Никита прекрасно понимал, что подобная информация имеет огромную, почти разрушительную силу. Если она окажется в руках оперативников или прокуратуры, то они с легкостью могут посадить всех тех, о ком идет речь в компромате — и сразу на несколько пожизненных сроков. Максим тоже это понимал, а в тюрьму ему как-то не хотелось. Потому-то он и искал младшего брата Марта, забыв о том, что когда-то отношения между ним были хорошими.

Таким образом, в руках Кларского оказалось сильнейшее оружие, с помощью которого он мог отомстить за смерть брата. Единственной загвоздкой был тот факт, что компромат хранился в банке родного города, и Никита не мог сразу же воспользоваться им, ибо дорога на малую родину была для него закрыта. Наверное, именно поэтому парень выжидал почти три года перед тем, как вернуться. Он полагал, что к этому времени поисковой пыл Макса поутихнет — может быть, он решит, что Никита уже никогда не вернется назад, да и громкий арест и судебные процессы над пристанскими уже подзабудутся, и тогда человек Ника сможет сделать так, чтобы его имя, фамилия и все прочие данные исчезли из базы данных уголовного розыска.

Конечно, ждать три года, постоянно находясь в бегах и скрываясь, зная, что завтра тебя могут поймать, было мучительно, и все это время каждая клеточка тела Ника жила в напряжении, но Кларский хотел отомстить за брата. Очень хотел — для него это был решенный вопрос, поэтому парень, зная, что у него есть всего только один шанс, осторожничал и старался выждать побольше времени. Пусть лучше пройдет несколько лет, но когда придет время возращения и мести, он будет в относительной безопасности, и сделает все, согласно продуманному давным-давно плану. Второго шанс отомстить может и не быть.

Никита вновь взглянул в иллюминатор, за которым сражались за цветовое превосходство в небе синее и белое.

Ставшие еще более тонкими волнистые облака казались продырявленными насквозь огромным небесным дыроколом. Самолет, на борту которого находился молодой человек, летел над ними с некоторым чувством превосходства — смог подняться выше, да еще и на его борту самый ценный груз — живые люди.

А небо казалось неправильным. Облака всегда были вверху, над головой, так какого черта сейчас они внизу, под крыльями самолета? Ник никогда не любил, когда что-то переворачивалось с ног на голову, поэтому и недолюбливал самолеты и воздух. Он не любил неожиданности и непредсказуемость, творческие порывы и недосказанность. Но, может быть, поэтому неосознанно тянулся к подобным вещам, если видел их в других людях? Например, в той же обладательнице малиновых губ, которую ему было все же приятно пугать.

Парень отвернулся от надоевшего неба и перевел взгляд вправо. Девушка, сидевшая рядом, заметила это и мило улыбнулась ему. Уже несколько раз за время полета она, словно невзначай, задевала его за локоть, так же "случайно" касалась его ноги своей, несколько демонстративно играла со светлыми пепельными локонами, а чуть позже изящно сняла пиджачок, под которым оказалась тоненькая кофточка с глубоким вырезом, явно призванная привлекать внимание мужчин.

Никита отлично замечал все ухищрения девушки, но не обращал на нее внимания. Нет, она была очень даже симпатичной: с отличной фигуркой, прелестной мордашкой, с задорным блеском искательницы приключений в глазах, и с ней наверняка можно было провести пару неплохих часов в номере отеля после прибытия в город или даже сейчас отправиться в хвост самолета, туда, где располагалась кабинка туалета, но Никите совершенно ничего этого не хотелось. Его беспокоило другое.

Интересно, а Ника его ждет? Он ведь вполне ясно сказал ей в записке, что запомнил ее. Нет, эта девочка не ждет его, это однозначно. Такие как она не будут три года сидеть в ореоле своего одиночества. И вокруг нее, наверняка, много парней — Ника хорошенькая девочка. Дура, но хорошенькая.

И хватит думать о ней. Он летит в родной город не к ней, как бы ему этого не хотелось, а совсем по другому поводу. Каким бы не был его старший брат, он требует мести — Ник точно знал это. Нет, Март ничего никогда не говорил по этому поводу, но такие люди, как он, не могут жить без отмщения. Или спокойно умереть. Пусть даже месть, как вынужденный акт справедливости, свершится три года спустя — по крайней мере, Никита воспринимал ее именно как такой акт сотворения справедливости. Он с самого начала знал, что должен сделать, чтобы отомстить за брата, но все это время он не мог появиться в городе — его искали и менты, и свои же пристанские ребята, и перспектива быть пойманным вторыми беспокоила Ника куда больше, чем неприятности с законом. В России пока что действует мораторий на смертную казнь.

У девушки, сидящей рядом, из рук выпал миниатюрный ядовито-розовый плеер, и Ник как-то механически, очень ловко успел подхватить его в воздухе, а после протянул блондинке.

— Спасибо большое... Вот я неуклюжая.

— Не за что.

— Почему же, есть за что. М-м-м, как вас зовут? — все же решилась на более открытые боевые действия его соседка.

— Игорь, — привычно ответил Никита. За это время он свыкся с тем, что зовут его иначе. Филатов Игорь Владимирович — вот его новое имя, и нет больше никакого Кларского Никиты Николаевича.

— А меня Лариса, — чуть прикрыв длинные и совсем ненатуральные, но, тем не менее, шикарные ресницы, чуть кокетливо сказала девушка.

— Очень приятно, — не забывала манеры маска Ника под названием "Я-Отличный-Парень-В-Стильном-Прикиде". Его вежливость девушка приняла за сигнал к еще более активным действиям, и она начала легкую, ни к чему не обязывающую беседу, которая через полчаса Ника уже утомила, затем быстро перешла на "ты" и вновь, вроде бы как невзначай, стала поигрывать золотым браслетом на запястье. Еще через час парень уже жалел, что помог ей.

— Прости, я хочу почитать, — мягко произнес Кларский в ответ на вопросы Ларисы о том, где он остановится (Ник сказал ей, что летит сюда по работе) и не хочет ли он с ней прогулять по городу, скажем, завтра.

На какое-то время недовольная девушка, жаждущая общения с мужским полом, оставила его в покое, а потом вновь привязалась с вопросами, и улыбалась при этом так сладко и вызывающе, что Кларский только усмехался про себя. Никита хорошо понимал намерения скучающей игривой красотки. А еще он точно понимал, что она не такая хорошая, какой хочет казаться — глаза, прикрытые густыми черными ресницами нет-нет, да и сверкнут хищно.

— Я покажу тебе самые красивые места, — томно предложила Лариса. — Тебе понравится наша прогулка.

— Я буду занят, — коротко отвечал Кларский, поняв, что не дождется покоя, если не отошьет блондинку.

— Совсем? — игриво спросила она, и ее глаза, умело подведенные — так, что поволока в них казалась женственно-дурманящей, призывно блеснули. Этот парень ей очень понравился. Девушка верно чувствовала в нем затаенную силу, и это казалось ей очень притягательным и сексуальным. Никита умел цеплять.

— Да, совсем.

— Да ладно тебе, — улыбнулась Лариса и чуть прикусила пухлую губку. — Забудь о работе хотя бы на вечер. Тебе понравиться моя компания.

И платиновая блондинка провела пальчиками по твердому предплечью парня.

— Оставь меня в покое, милашка. Утомила.

— Что-о-о? — прикусила губу девушка, чуть рассердившись, но решив не отступать. То, что парень сопротивлялся, возбуждало в ней все больший и больший интерес. Нет, не смотря на то, что Лариса казалась эффектной и более, чем миловидной, бывало так, что молодые люди не клевали на нее — по крайней мере, с первого раза. И тогда она начинала на них что-то вроде охоты — принималась добиваться их. Нет, добивать. От дорогого выдержанного вина отказываются только ханжи или алкоголики. Первые просто никогда не пробуют алкоголь из принципа, а, может быть, из-за собственных гипертрофированных страхов, а вторым вино кажется слишком слабым напитком. Лариса считала, что им нужно показать вкус настоящего божественного напитка — пусть даже силой. Пусть наслаждаются — хотя бы один раз в жизни.

Пусть он ею насладится. Она не против. Она сделает из него истинного ценителя элитных вин. Ведь он такой миленький, и тело у него весьма недурственное. Сильный и пластичный.

— Игорь? — позвала она Кларского, в упор глядя на него. — Какой же ты несговорчивый, мальчик мой.

Ник ничего не сказал, только хмыкнул и отвернулся. Он явно хотел продолжить свое знакомство с книгой.

— Так ты совсем-совсем занят? — Теперь Лариса в шутку ласково погладила Никиту по щеке.

— Убери.

— Ну что ты, м-м-м? Игорь?

— Убери, — в голосе Ника появилась толика стальной, как и его глаза, злости. — Слух плохой?

— Хорошо, как скажешь, — отреагировала его соседка, убрала руку с его лица, но, чуть подумав — ее изящная кисть на две или три секунды задержалась в прохладном воздухе — осторожно, даже почти нежно, что ей, в общем-то, не было свойственно, положила ее выше колена Ника почти на две ладони. — А так? Тоже убрать?

Ник стянул с глаз солнцезащитные очки, надвинув их на лоб и хмуро посмотрел на нахалку. Та мысленно отметила, что его немигающие, серьезные глаза с радужками, похожими на пепел крематория, не слишком дружелюбны, но добрые и вежливые мальчики ей вообще не нравились — не было в них нужного перца. На то, что вокруг чуть расширенных зрачков Ника горят опасные светло-стальные огоньки, Лариса не обратила внимания.

— И так тоже. — Не был настроить Ник на игры. — Сказал же — убери.

— Заставь, — рассмеялась она, как и всегда, чувствуя свою победу. Перед ней редко кто мог устоять. Девушка пару раз провела ладонью по ноге парня, точно зная, что это должно его немного завести. Однако Никита не любил, когда его не понимают. Становившиеся более откровенными прикосновения пепельноволосой нахалки слишком сильно взбесили его, и уровень опасности в глазах Лже Игоря заметно превысил допустимую норму.

— Сучка, — резко, не по-джентельменски, схватил ее за руку он. Маска была сорвана.

— Что? — не ожидала такой реакции от пай-мальчика Лариса. Ее зеленые глаза, обрамленные длинными ресницами, удивленно заморгали. Что с ним? Она почти в открытую предлагает ему поразвлечься, а он? Охренел, что ли?

— Не рискуй так. Закрой глазки и делай вид, что спишь.

— Ты что себе позволяешь? — попыталась вырвать руку из его пальцев девушка. — Идиот!

— Заткнись, — сжал ее Никита за запястье так, что золото браслета с легкой болью впилось в кожу Ларисы, — я же сказал, что занят. Усекла? Усекла, я спросил?

— Ты кем себя возомнил? — прошипела девушка. Кларский не удостоил ее ответом. Он еще раз, тихим голосом не без использования нецензурных выражений объяснил ей правила поведения в самолете рядом с ним.

— Поняла меня? — от его пальцев на ее руке вполне мог остаться синяк, но Ника это как-то не волновало.

— Да. — Поспешила напуганная пепельная блондинка кивнуть. — Все, поняла, отпусти, Отпусти меня.

Лариса оставила парня в покое, но его слов она почти не испугалась. А вот то, что аура вокруг ее соседа стала жесткой, стальной, ей очень не понравился, и светловолосая красавица предпочла больше не тревожить этого симпатичного полудурка и оставить его в покое. Она лишь изредка косилась на него — с одной стороны он реально напугал ее, а с другой — продолжал привлекать. Эта странная пепельная блондинка любила деспотичных жестких мужчин. Может быть, дело было в том, что почти все представители сильного пола в ее семье были именно такими. Например, ее старший брат, серьезный парень с криминальным прошлым, ожидающий ее в аэропорту.

"Хм, а если я скажу братишке про этого симпотного ублюдка, он ему покажет, что такое хорошие манеры?", — злобно подумала Лариса, потирая покрасневшее запястье. Скотина, и как только посмел так с ней разговаривать! Ну, ничего, брат преподаст ему уроки вежливости.

А Ник, не подозревая о ее коварных планах, достал из небольшой сумки, в которой хранились деньги, карточки и поддельный паспорт, который фактически невозможно было отличить от настоящего, потрепанную книгу Чака Паланика и наугад раскрыл одну из страниц. Лариса его разозлила, но он быстро пришел в себя. Таких развязных, уверенных в себе девиц, напропалую заигрывающих со всеми обладателями смазливых лиц, он презирал. Когда-то он относил Нику к подобным дамочкам, но, кажется, промахнулся. Хоть она и та еще паршивка, она никогда не позволила бы себе подобного.

"Опять ты меня дразнишь?", — мрачно мысленно спросил Никита у вновь появившейся в мыслях девушки из прошлого. Он не без труда выкинул ее прочь, вновь успев уже в который раз задаться вопросом, а поверила ли Карлова словам на его прощальной записке?

Парень делал вид, что читает, хотя по большей части смотрел в иллюминатор. Облака продолжали плыть на восток, а небо вокруг было не бумажное, а синее-синее. Оно казалось живым единым существом, неспешно дышащим бескрайней высотой.

Ник не был ценителем прекрасного, но когда по громкой связи объявили о скорой посадке, он вдруг понял, что хочет, чтобы небесный пейзаж запечатлелся в его разуме надолго.

Он недоверчиво продолжал рассматривать облака. Одно из них, какое-то неправильное, вытянутое, напомнило ему татуировку с предплечья Андрея. Другое, как раз по соседству с ним, — женский профиль с длинными волосами. И тут же, еще одно — цветок на старом ковре, что висел в комнате деда. Ник машинально, словно не замечая этого, сжал пальцы в замок.

Да, он сделает то, что планировал уже так давно. Время пришло.

Синее продолжало соперничать с белым, и нельзя было сказать, чего было больше в небесной выси.

Ангелы должны были появиться здесь. Иначе они совершат преступление против неба.

А, может быть, облака — это и есть ангелы?

Жаль, что их не бывает. Чертовски жаль.

Или их убивают еще до их рождения. Кто? Например, демоны. Они-то точно существуют. Живут в людях.

Ника приземлилась на чуть размытую нежно-зеленую поляну и встала босыми ногами на нагретую землю, примяв изумрудные травинки, которые, впрочем, совершенно на это не обиделись. Светящееся тонкое золотое покрывало, сотканное из теплых солнечных лучей, что принесло девушку в это место, обвилось вокруг ее ног, потерлось вокруг щиколоток, словно ласковая кошка, и унеслось прочь, в приятно-голубое небо, на котором красовались совершенно неподвижные, несколько нечеткие облака, похожие на взбитые сливки — но не белоснежные, а цвета топленого молока, в который кто-то щедрый положил чайную ложечку меда. Вдалеке, на северо-западе, за много-много километров отсюда, небосвода касались острые пики гор. Они, правда, были такими же слегка размытыми, как и все вокруг, словно невидимый художник бросил на картинку особенный эффект — своеобразный мягкий фокус. Но это не делало зрелище менее впечатляющим. Напротив, придавало пикантность и особенную нежную мягкость блуждающей ирреальности.

Ника протянула руку вперед, словно хотела коснуться кажущихся крохотными гор, и улыбнулась. Ей нравилось это волшебное место, в котором, кажется, она потеряла остроту зрения, но чувствовала себя счастливой. Девушку радовала и эта природная красота, чьи краски были слегка приглушены. Ей было так хорошо и привольно, что хотелось бежать навстречу слабому освежающему ветерку. Ника, недолго раздумывая, раскинула руки в стороны, как в детстве, и понеслась вперед. Ноги ее не чувствовали усталости, дыхание не сбивалось, и девушка казалось, что она летит.

Около тонкого журчащего ручейка, неожиданно выросшего перед ней, девушка остановилась. Звук воды напоминал ей звон праздничного хрусталя. А свежесть, исходящая от ручья, — прохладу мятного пломбир.

Ника наклонилась, почерпнула обеими руками ледяную прозрачную чистую воду и стала пить, а после умылась. Тысячи крохотных капелек миниатюрными бриллиантами засверкали на ее лице, шее, обнаженных плечах, предплечьях, запястьях. А утолившая жажду Ника опять умиротворенно улыбнулась, глядя на огромные голубые, розовые, оранжевые цветы, самовольно растущие по обеим сторонам ручья. Ника опустилась на землю рядом с ними, вытянула ноги и оперлась руками позади себя, совершенно не заботясь о том, что ее идеально белое простое платье до колен может испачкаться. Ей безумно нравилось тут и хотелось остаться здесь, в обители природного спокойствия, навсегда.

Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох, чувствуя, как аромат неведомых трав, небесных меда и молока заполняет ее легкие. Правда, к этому сплетению запахов примешался еще один, чуть терпкий, горьковатый, похожий на запах мужского одеколона. Удивленная Ника вдохнула воздух еще раз и еще. И с каждый разом одеколон чувствовался все сильнее и сильнее. К тому же легкий ветерок, развивающий волосы девушки, стал уверенным ветром, и теперь, когда он казался обнаженной кожи Ники, по ней бегали едва заметные беспокойные мурашки. Чуть сладковатый привкус родниковой воды, которую девушка только что пила, превратился в морозно-мятный. Такой возникает после того, как почистил зубы, а после выпил холодную воду.

Девушка недовольно повела плечиком. Одеколон казался ей до боли знакомым. Кажется... кажется, таким пользовался один неприятный тип по имени Никита Кларский. Да, точно! Это был именно тот аромат!

В небе что-то затрещало, и Ника открыла глаза. Она все также находилась на своей красивой, с нечеткими контурами поляне, горизонт которой украшала горная гряда. Только вот небо слева, за границей беззаботного ручья, стало темнеть, а зелень травы и краски цветов — блекнуть. Солнце, которое находилось точно над ручьем, удивительным образом тоже стало меняться. Одна его часть оставалось такой же наивно-возвышенно золотой, а вторая приобретала серебряный оттенок. Чуть позднее серебро стало таять, как восковая свеча, капли темнели и превращались в вытянутые буквы, делая левую половину солнца все больше и больше похожей на круг, вырезанные из газеты.

Мир по левую сторону от ручья стал черно-белым, тусклым и очень ветреным — порывы ветра оттуда проникали и на цветную половину поляны, Ника ежилась и, подобравшись, настороженно смотрела влево. Чудесным образом она одновременно и понимала, и не понимала, что творится с этим необыкновенным местом, а еще ей стало очень грустно. Легкость и желание летать пропали, как будто бы их и не было.

Внезапно на черно-белой стороне некогда целостной поляны появилась серая мужская фигура. Молодой светловолосый человек в рубашке с закатанными рукавами встал напротив ручья и с любопытством уставился на него стальными глазами.

Ника мгновенно поднялась с земли, не отрывая взгляда от парня, находящегося за границей ручья. Естественно, она тут же его узнала! Вот откуда появился запах одеколона — это просто Никита был неподалеку!

— Никита! Ник! Ник! — закричала Ника, подбегая к ручью, но модой человек не слышал ее. — Никита!! Я тут! Ник! — не переставала кричать девушка, ступая ногами на острые камни, скрывающиеся под шлейфом холодной быстрой воды.

А он так и не глянул в ее сторону, так и разглядывая ручей. Даже присел на корточки, вглядываясь в него, как в самый интересный в мире экран телевизора.

Ника хотела, было, перебежать ручей, чтобы оказаться рядом с парнем, но ей не позволили сделать это. Она врезалась в невидимое препятствие — прозрачную стеклянную стену, уходящую в небо и упирающуюся в самое солнце, разделяя его на две половины. Сколько бы Ника не кричала и не била кулаками это своеобразную перегородку, у нее ничего не получалось. Ни разбить ее, ни дозваться Никиты.

Ника в изнеможении прислонилась к невидимой стене, чувствуя в ней странную пульсацию, и стала беспомощно вглядываться в так близко находящееся лицо Никиты, который все никак не мог оторваться от ручья.

"Что он там забыл?", — подумала девушка, и тут же увидела через перегородку, что в воду Ник смотрит не просто так. Оказывается, вместо своего привычного отражения в воде он видел все, что творилось на ее стороне ручья: ее небо, ее облака, ее поляну, ее горы и ее саму, разумеется.

Преломленное неправильное отражение. Такое же неправильное, как и этот мир.

У Ники от вдруг появившегося плаксивого и очень тоскливого страха, выжигающего ее грудную клетку изнутри, на глазах выступили слезы. Они были не такими, как в жизни, а огромными и невероятно блестящими, словно она плакала драгоценными прозрачными камнями. Слезы медленно стали спускаться вниз по ее щекам, не забывая искриться на солнце. Никита увидел это и покачал головой, нахмурившись, а Нику вдруг озарило — как будто бы кто-то щелкнул пред ее лицом пальцами и подкинул отличную идейку.

Она, не отрывая взгляда от того, кто столько времени мучал ее, опустилась на колени. Девушка вдруг поняла, что должна сделать и засунула в воду руку — по самый локоть.

— Сделай так же! Так же! Понимаешь?! — с отчаянием в голосе говорила девушка, показывая пальцем другой руки то на себя, то на него, то на весело блестевший под лучами матового солнца ручей. — Пожалуйста, сделай так же! Ник! Давай же!!

Никита понял ее не сразу и поначалу просто смотрел в отражение своей части ручья с недоумением, но спустя пару минут он как будто бы тоже увидел, как кто-то щелкает пальцем и как бы нехотя повторил ее жест. Он тоже опустился на колени, сведя брови к переносице. Миг — и его рука также оказалась в воде.

Их пальцы нашли друг друга и сомкнулись.

Если между ними двоими и пробежала искра, Ника этого не увидела, но очень хорошо ощутила — необъяснимый прилив нежности заставил ее слезы стать еще ярче и теплее. Плечи Ника дрогнули, глаза чуть расширились. Кажется, он не ожидал от себя такой реакции. Вернее, они оба не ожидали.

На лицах черно-белого хмурого парня и солнечной девушки, чьи контуры были смазаны, появилось изумление, которое сменилось улыбкой облегчения. И он, и она чувствовали руки друг друга и не собирались отпускать их. Почему не собирались, они и сами не знали. Просто хотели никогда больше не расставаться.

Ника смотрела на Никиту, а он не отрывал взгляда от ручья. Сколько так продолжалось, ни парень, ни девушка не понимали. Кажется, они просто наслаждались тем, что смогли найти друг друга.

Черно-белый мир по левую сторону волшебного ручья стал немного насыщеннее, а размытость мира по его правую сторону стала менее выраженной.

Ник исхитрился и свободной рукой сорвал растущий неподалеку высокий черно-белый цветок, чей бутон еще не распустился, и засунул его в воду, вложив в теплые пальцы Ники. Она, последовав примеру молодого человека, опустила в ручей вторую руку и вынула цветок. Подставленный теплым солнечным лучам, он вдруг стал оживать: слабо заискрился, стал наливаться синим цветом — сначала слабым, а затем все более и более насыщенным, васильковым, а после постепенно начал раскрывать свои лепестки. Девушка и парень дружно наблюдали за этим крохотным чудом, так и не отпуская друг друга. И также дружно рассмеялись.

"Может быть, мне проплыть под ручьем к нему", — с замиранием сердца подумала Ника, но Никита, вдруг словно поняв ход ее мыслей, отрицательно покачал головой и крепче, почти до боли, сжал ее ладонь своею — широкой и твердой.

— Почему? — с отчаянием спросила Ника. — Я хочу к тебе. Я скучаю! Мне плохо без тебя.

"Я сам", — вдруг появилась серо-синяя надпись на прозрачной преграде, разделяющей парня и девушку друг от друга.

— Почему ты? Я тоже могу! — почему они могут читать мысли друг друга, да еще и таким неординарным способом, девушку не волновало. Все-таки мир вокруг них двоих был переполнен необычностями.

"Я сам", — появилась новая надпись — точная копия первой. Правда теперь девушка почувствовала исходящую от молодого человека за волшебной прозрачной стеной настойчивость.

— Хорошо. Давай ты! — согласилась Ника, все такими же большими глазами разглядывая лицо человека, которого безумно хотела обнять. — Я очень хочу к тебе, — почти шепотом добавила она. Ник едва заметно закусил губу, кивнул, вновь сжал ее пальцы — девушка тут же почувствовала необъяснимое тепло — и отпустил их. После он встал на ноги, глубоко, полной грудью, вдохнул воздух и нырнул в ручей, который вдруг стал глубоким-глубоким, словно бы недавно не в нем вода достигала Нике лишь середины колен.

Девушка болезненными слезящимися глазами уставилась на воду, по которой нервно пошли маленькие темные круги. Никиты нигде не было. Он не появлялся из скромного водоема, словно нырнул в неизвестность. И, что странно — если раньше прозрачная вода давала возможность разглядеть даже самые маленькие камешки на дне, то теперь дно мутнело, как будто бы с него на поверхность поднималась ртуть.

Ника вскрикнула, прижав руки ко рту. Становившаяся серебряной вода ручья медленно, но верно превращалась в зеркало.

Ника вдруг поняла, что они сделали что-то неправильное, и отчаянно закричала, заставляя зеркальную затвердевшую гладь покрыться мелкими злорадными трещинами.

От собственного крика она и проснулась.

Мир вокруг был совершенно нормальным, не размытым и цветным. Ника в панике огляделась — она была в собственной комнате, за окном которой начинало потихоньку светать, в свое любимой кроватке, укрытая тонким одеялом и вцепившаяся обеими руками в измятую подушку. Лицо ее было в слезах, и девушка с изумлением принялась вытирать их тыльной стороной ладони. На сердце было дико тяжело, как будто бы она потеряла что-то необычайно дорогое. Или кого-то необычайно дорогого.

— Ника, ты в порядке? — заглянула в комнату дочери Людмила Григорьевна, услышав ее крик.

— А? Д-да, — запинаясь, ответила девушка, стараясь, чтобы мама не увидела ее мокрого лица. — Это... кошмар приснился.

— Может быть, водички тебе принести? Или боярышника или пустырника, чтобы успокоилась? — вглядывалась в дочку женщина. Когда-то давно, в детстве, маленькую Нику часто мучили кошмары, от которых она с плачем или воплями просыпалась, в последние десять лет, правда, такого не происходило. "Наверное, — решила Карлова-старшая, — Ника переживает из-за свадьбы".

— Нет. Нет, спасибо, не надо. А сколько времени? — Нике до сих пор хотелось плакать.

— Половина шестого. Спи еще. Насколько я помню, Саша заедет за тобой в девять, — сказала Людмила Григорьевна. Сегодня, за три дня до бракосочетания, Александр обещался заехать за Никой, чтобы вместе с ней побывать в аэропорту, дабы встретить кого-то из гостей с его стороны, а после должен был завести девушку в свадебный салон, в котором Ника покупала свадебное платье. С выбором наряда девушка тянула, раздражая и мать, и жениха, и саму себя, и только неделю назад решила купить его. Платье, которое больше всего понравилось девушке — при выборе его Ника умудрилась извести полсалона — нужно было подогнать под ее фигуру (этим занялись в том же салоне), поэтому забрать его Ника должна была только сегодня. Естественно, в роли личного водителя Ники выступал Саша. Он стремился всюду сопровождать свою невесту, как будто неосознанно хотел контролировать ее.

— Так рано? Тогда я еще посплю, — пробурчала Ника, чувствуя себя слабой и разбитой. Мама вздохнула, покачав головой, с тревогой глянула на дочь, заботливо укрыла ее и вышла из комнаты, а девушка, думавшая, что больше не сможет забыться в объятьях Морфея, почти мгновенно провалилась в сон. Когда она проснулась во второй раз, то почти ничего из своего яркого необыкновенного сновидения не помнила — в ее памяти остались только лицо Ника и то, как они держались за руки. А еще в памяти сохранились обрывки чувств, которые охватили Карлову во сне, когда она коснулась пальцев любимого. Нежность, дерзость, радость, облегчение, удовольствие — их был целый клубок, распутать который Нике было не под силу. Это пугало. От переливающихся серебряной росой кандалов по имени "Ник Кларский" следовало избавиться — и, причем, давно.

Образ дяди Укропа, одновременно любимого и ненавистного не покидал впечатлительную голову Ники и тогда, когда она принимала душ, завтракала и собиралась. Все при этом валилось у светловолосой девушки из рук. Карлову это очень сердило, нет, даже раздражало, и она усилиями воли пыталась выпихнуть Укропа из собственного сознания, что у нее, впрочем, получалось плохо. Особенно в свете последних событий.

— Ты чего такая нервная? — спросила дочь Людмила Григорьевна, наблюдая, как та носится по дому в поисках джинсов, лежащих у Ники перед носом — на ее кровати. Как он посмел присниться ей, да и еще и заставил плакать и кричать во сне? Этот придурок, воистину, садист.

— Просто так, — узрела, наконец, джинсы Ника и стала натягивать их, продолжая злиться. Причина такой ее реакции была вполне объяснима. Решив, что три года — это большой срок для страданий, девушка пару недель назад твердо решила, что раз она выходит замуж за Сашу, то ни о каком Никите Кларском она думать не будет. Если он до сих пор не вернулся — значит, она ему не нужна. Да и глупо было думать, что она ему нужна. Мистер Царь плевать хотел на нее с большой красной горки, а Ника вообразила себе, Бог знает что: например, что любит его, да и сама немного ему небезразлична. Тупица!

Из-за этих мыслей надевающая узкие темно-синие джинсы Ника едва не грохнулась на пол.

Ага, подчинился он судьбе, как же, просто ему вообще изначально было все равно! И никакая госпожа судьба тут не при чем. Это же какой дурой нужно было быть, чтобы так подумать? Тесей, Ариадна, Корона — надо же было сравнить прекрасную легенду с их историей — недоисторией, где нет места не только чувствам, но и героям, вернее, герою — плохому мальчику, держащему в одной руке маску хорошего парня, а в другой — оружие.

Ника рухнула на кровать, беспомощно раскинув руки в сторону ладонями вверх. Волосы ее живописно разметались, а глаза неожиданно наполнились слезами, которые линзами застыли на белках, делая очертания предметов в комнате менее отчетливыми — прямо как в том дурацком сне.

"Хватит ныть из-за этого придурка, — сама себя одернула девушка и крепче сжала зубы, — если я ему не нужна, то и он мне подавно не нужен!".

— Коз-з-зел, — еле слышно прошипела Карлова.

У злости Ники, которой она пыталась сама от себя скрыть тоску и печаль, был повод. И довольно значимый.

А виной всему был разговор, свидетельницей которому совершенно случайно Ника стала всего пару дней назад — он же и заставил Нику понять, что Кларскому она, как собаке пятая нога. После этого она вдруг точно поняла, что все эти три года сама себя развлекала и мучала. "Сам себе клоун и садист" — так называлась ее глупая игра. Или "Сам себе сказочник"?

В тот день должна была встретиться с Александром, чтобы вместе с ним поехать в туристическое агентство (то, в котором сама Ника работал, ее не устраивало — не хотелось, чтобы сослуживцы были в курсе всех ее личных дел), и после того, как будущие супруги посетили сие заведение, они отправились в ресторан "Милсдарь". Это пафосное дорогое местечко активно не нравилось Нике, и век бы она в нем не была, но Саше, как выяснилось, позвонил Макс и срочно попросил заехать его в свою "резиденцию", для решения какого-то срочного вопроса. Дионов, естественно, подчинился ему, и буквально через полчаса Ника находилась в одном из залов уже довольно хорошо знакомого "Милсдаря", в котором столики были отделены друг от друга белоснежными перегородками, мрачно уткнувшись в меню. Александр на время оставил ее одну, велел не скучать, получил порцию грозных взглядов и ушел к Максу в кабинет. Вышел он оттуда через полчаса в компании хозяина этого заведения, высокого импозантного, даже величественного и очень красивого мужчины, которому на вид можно было дать лет 40, и шествующей на небольшом от них расстоянии охраны в традиционно черных деловых костюмах.

Красивый темноволосый и подтянутый мужчина в элегантном и явно очень дорогом костюме показался Нике каким-то знакомым — особенно его синие, чуть прищуренные глаза, но вспомнить его девушке так и не удалось. Зато Карлова весело подумала, глядя на него и попивая безалкогольный коктейль, что если бы такой дядечка вдруг обратил бы на нее внимание (при условии, что она была бы свободной), ей, Нике, наверное, не удалось удержать себя в руках и не заинтересоваться им — лишком уж синеглазый брюнет был, что называется, видным. Вроде бы и не молодой, а фору даст большинству сверстников Ники: и по внешним данным и по умению подать себя. И улыбка у него замечательная, хотя глаза вот не улыбаются — они слишком насторожены и серьезны, как будто бы заняты тем, что просчитывают его каждый следующий шаг и изучают окружающих.

Ника вгляделась в глаза мужчины и поняла, что он старше, чем она думала раньше. Девушка даже мысленно еще больше зауважала гостя Макса и решила про себя, что, не смотря на то, сколько ему на самом деле лет, женщины до сих пор вешаются на него пачками. Ее предположение тотчас подтвердилось. Находящаяся за одним из столиков видная девушка с шикарным бюстом, который подчеркивало узкое платье цвета морской волны с глубоким вырезом, выразительно посмотрела на мужчину, и во взгляде ее промелькнуло высокопрофессиональное кокетство. Подруга, составляющая ей компанию, усмехнулась и перекинула ногу на ногу, не отрывая цепкого взгляда от красивого мужчины, который вел беседу с Максом. Кажется, девушки знали этого человека и были бы не прочь привлечь к себе его внимание.

А компания, тем временем, неспешно приближалась к выходу из зала, и Ника, сидящая неподалеку, за перегородочкой, кое-что смогла расслышать. После она подумала, что лучше бы и не слышала этого вовсе.

— А ты достойный приемник Марта, — хмыкнул синеглазый мужчина, явно готовясь прощаться с Максом. — С тобой приятно иметь дело.

— Почему же, Даниил Юрьевич? — спросил тот, не слишком, правда, довольным голосом, в котором мелькнула усмешка. Ника, заслышав знакомое имя, мысленно застонала, ужаснувшись. Опять, что ли, будут о братике Укропа говорить?!

— Видишь ли, с психами иметь дела несколько сложновато, — пояснил этот самый Даниил Юрьевич. Голос у него оказался приятным, но очень властным. — Никогда не знаешь, что они могут выкинуть в следующий момент. То, что мне не подконтрольно — мне не нравится, милый мой. Этим я не занимаюсь. — Мужчина с улыбочкой посмотрел в лицо мрачному Максу, словно бы говоря тому, что тот — подконтрольный. Мужчина вдруг остановились, в том числе и Саша, которому, кажется, до этой беседы было, как до лампочки. — К тому же Андреем управляла агрессия, чувствительная его сторона, если хочешь, инстинкты, а не разум. Это его и сгубило. Ты же ведешь дела по-другому. Будь ты, как он, ты бы не поднялся на ноги, Максим. Я знаю, что он был твоим другом или кем-то вроде этого — при условии, что Андрей вообще считал существование дружбы возможным, но ты не должен брать с него пример — послушай в этом меня. Я достаточно прожил и могу адекватно судить о людях. — Синие глаза просканировали недовольного этим разговором Макса. — Ты коммуникабелен и достаточно гибок. Это твой плюс. Тогда ты сделал правильный выбор — согласился на сотрудничество, попал под мое покровительство и не попался ментам, как твой дружок. Да и сейчас у тебя дела идут неплохо. Да, — подытожил Даниил Юрьевич. — Ты — хороший вариант. И разумный. Думаю, если бы за дело взялся кто-то другой — тот же младший брат Андрея, ситуация была бы куда хуже.

Ника, находящаяся за своим столиком, в сени белоснежной полупрозрачной перегородки, ушам своим не поверила. Они что, стали обсуждать Никиту?! Укропа? Ее личную головную боль?!

— Его, насколько я помню, наши доблестные правоохранительные органы не поймали? — спросил мужчина, как бы между делом, явно готовясь уходить. Саша все это время молчал, стоя чуть в сторонке. Видно было, что в этом разговоре он заинтересован не был.

— Да, — кивнул Макс мрачно — ему, видимо, разговор не нравился. — Никки свалил. Схоронился.

— И от тебя тоже? — скептически изогнул бровь Даниил Юрьевич. — Тебе ли не знать, дорогой мой, что из таких зверят вырастают полноценные волки? Не держишь малыша под контролем? Ай-ай-ай.

Ника, слышавшая все это, поняла, что не может вдыхать ставший сухим воздух. Вдруг она сейчас узнает что-нибудь о Никите?!

— Держу, — процедил сквозь зубы Макс. — На коротком поводке. Поводок тянется до..., — тут он назвал город, расположенный по соседству — тот город, куда постоянно ездил Саша и в котором находилась колония, где он отбывал срок. — Мальчишка там. Только я бы не стал называть его мальчишкой. Под моим присмотром. Так что не бойтесь. — Вдруг усмехнулся хозяин "Милсдаря", — вам он мстить не приедет. У него... много других дел.

— Я бы, конечно, мог сказать, что ничего не боюсь, однако, увы, это не так. Конечно, какой-то там мальчишка стоит не в приоритете моих врагов, но опасности ожидать отовсюду. Если он окажется в городе и вдруг как-то заинтересуется мною или моими родственниками, позаботься о нем. — Звучный ненапряженный баритон Даниила Юрьевича, до этого спокойный, очень приятный, стал в одну секунду стальным, и ошарашенной подобной информацией Нике стало понятно, что этот представительный дядечка с красивым, чуть надменным лицом, — суров, даже жесток и своего не упустит. А еще — что он умеет не только наступать, но и защищать. При этом самыми разными методами. Такими, что иногда методы их защиты можно перепутать с нападением.

— Позабочусь, — отозвался Максим. Это слово колокольным тревожным звоном отозвалось в голове девушки, подслушивающий разговор.

Даниил Юрьевич сказал ему что-то еще, но девушка, у которой похолодели кончики пальцев, не расслышала этого. Голоса мужчин становились все менее и менее различимыми — они уходили, а Ника оставалась сидеть неподвижно, поняв, как близко от нее находился все это время Никита. И, кажется, с ним все было хорошо — Укроп находился под опекой этого страшного Макса. И неудивительно — если тот был доверенным лицом и другом Марта, если, конечно, у того были друзья. Именно поэтому он и помогает Укропу скрываться. Только вот почему этот богатый и красивый мужчина интересуется Ником? Он что-то ему сделал? Ведь не зря же в голосе Даниила Юрьевича мелькнула озабоченность — не страх, а именно опасение. Такое, какое бывает, когда приходишь в гости к тому, кто живет в частном доме и держит за воротами злую собаку. Ты знаешь, что беснующийся и лающий пес на привязи ничего тебе не сделает, когда ты окажешься на его территории, но где-то глубоко внутри опасаешься того, что сейчас собака сорвется с крепкой цепи и вцепится тебе в ногу острыми зубами. И поэтому, чтобы обезопаситься, просишь хозяина проводить тебя до двери — не потому что боишься, а потому что опасаешься.

Ника склонила голову, опершись локтями о стол, закрыла ставшими горячими и сухими ладонями лицо, не боясь размазать тушь.

Значит, Макс все эти три года помогал Укропу? Значит, с ним все хорошо? Он не мается где-то вдалеке, сетуя на жизнь, а живет прилично? Нет, Никита не производил впечатление человека, не способного позаботиться о себе, скорее, напротив, но... Нику все же очень беспокоило, где он и что с ним. И если с ним все хорошо, то она очень рада. У девушки даже какой-то груз упал с плеч, когда она услышала это разговор, явно не предназначенный для ее ушей.

А еще почти тут же — почти в ту же секунду Ника поняла одну простую вещь. Ник был довольно близко, но ни разу не попытался встретиться с ней или хотя бы написать ей сообщение или позвонить. После этого с ее глаз словно спала пелена, и Ника осознала, в какой ж сказке она жила до этого. Нет, в мифе, придуманным ею самой. Тогда она и решила, что Нику до нее и всех ее чувств никогда не было никакого дела. А те несколько поцелуев и игра на публику — они ничего никогда не значили. Сейчас Укроп уже и имени ее не вспомнит и, наверное, не узнает, если увидит в толпе.

— Прости, я задержался, — подошел к ней Саша. — Скучала?

— Нет. Кто это был? — спросила Ника внезапно. Александр заметил, что его невеста стала какой-то не такой, но списал все на его ожидание.

— Мужчина, который вышел с тобой и Максом, кто это? — повторила Карлова.

— Хозяин холдинга, который контролирует компанию Макса. Председатель совета директоров, если быть вернее.

— А-а-а... А ты там каким боком? — не придумала Ника более лучшего вопроса. Душа ее в это время металась.

— Возглавляю одну из компаний, поглощенных Максом. К чему эти вопросы? — не понял Саша, видя смятение в глазах прозревшей Ники.

— Да просто интересно стало, что за дядька такой.

— Крутой дядька. Очень крутой. Что, заинтересовалась? — ухмыльнулся Дионов.

— Ага. Люблю мужчин постарше. Которые в отцы годятся, — фыркнула Ника. — Они меня это... заводят.

— Малышка моя, — наклонился к девушке Саша: лицо его было серьезным, а зеленые глаза смеялись. — Я вообще-то как бэ ревнивый тип. Пожалей меня. Я реально оцениваю свои силы и пока что такого соперника, как его превосходительство Даниил Юрьевич одолеть не смогу. Так что забудь о нем. Молчи, — и он приложил к губам Ники указательный палец. Та отмахнулась от жениха. Саша улыбнулся — ему казалось, девушка играет с ним. Кажется, парень и мысли не допускал, что что-то в их отношениях не так.

— А о ком они разговаривали? — все же задала волнующий вопрос Ника. — Я обрывки разговора слышала...

— А что?

— Мне интересно знать.

— Какая разница, о ком? — вдруг стал раздраженным Саша. Его игривость моментально исчезла. — Что за вопросы? Обиделась, что долго ждала меня и решила поиграть на нервах?

— Саша, я вообще-то просто задала тебе пару вопросов.

— Ника, прости, — без намека на извинение в голосе проговорил Дионов. — Мне нужно было встретиться с ними по работе. Игнорировать этих господ я не могу. Встреча длилась не так долго, чтобы ты стала злиться и задавать глупые вопросы.

— Саша!

— Что? Об одном недоумке они разговаривали, и ни мне, ни тебе не должно быть никакой разницы, зачем они завели разговор о нем.

Ника закатила глаза. Она не понимала, почему вдруг Александр стал злиться. Не мог же он догадаться, что у нее что-то было с Ником! Но, как выяснила девушка позже, причины у него были, и при этом — веские.

Слово за слово пара едва не поругалась, однако и парень, и девушка вовремя смогли остановиться. Саша отвез все еще находящуюся пол впечатлениям от своего открытия Нику домой, списав ее задумчивость и неразговорчивость из-за Никиты на придуманную им самим обиду.

Окончательно они помирились только на следующий день, встретившись вновь. А Карлова точно решила с тех пор, что никакой Укроп ей больше не нужен — у нее есть такой замечательный парень, как Саша, и ни для кого больше в ее сердце места нет.

Девушка так решительно решила покончить с глупым прошлым, что ночью, беззвучно рыдая, не сдержавшись, встала с постели, нетвердой походкой подошла к своему "тайнику", достала портрет Ника, нарисованный ею три года назад, и со злостью порвала его на много-много мелких кусочков.. А то, что осталось от него — выбросила в окно. Потом, естественно, поняла, что натворила, но было уже поздно.

Наблюдая красными от слез глазами за тем, как куски тонкой бумаги один за другим исчезают в темноте, девушка мысленно отправила в эту темноту и Ника, а затем развернулась и бросилась на кровать, дабы в объятиях подушки предаться рыданиям.

— Ника, ты разлеживаться будешь или уйдешь, в конце концов? — спросила сердито Людмила Григорьевна, входя в комнату дочери. — Не опаздывай на встречу с Сашей.

— Ничего, подождет, — буркнула Ника и нехотя поднялась на ноги. Внутри ее колотило от воспоминаний, которые приходилось сдерживать изо всех сил.

Через минут десять, хлопнув дверью, девушка выбежала из квартиры и понеслась вниз по ступеням. У двери, ведущей на улицу, она остановилась, глубоко вздохнула, пнула легонько ногой ни в чем неповинную стену и выбежала из подъезда.

Автомобиль Александра уже ждал ее. Сосредоточенный профиль Саши, разглядывающего непонятно что вдалеке, виднелось в приоткрытом окошке его "БМВ". Молодой человек курил очередную сигарету в ожидании своей невесты, чьи мысли атаковал один не самый приятный тип.

— Привет, Саш, — забралась на переднее сидение Ника, которой на самом деле, не хотелось никуда ехать. Плохое предчувствие и неясная боль-разочарование, которыми заразил ее плохо запомнившийся сон, никак не покидали Карлову. Саша коснулся ее щеки губами и провел ладонью по светлым распущенным прямым волосам. Он внимательно посмотрел на Нику, вновь гладя ее — уже по щеке, большим пальцем. Она мягко улыбнулась и мельком подумала, что хоть этот человек нежен и ласков с ней, но представить его в роли мужа как-то сложновато. Надо же, с ним й придется прожить всю жизнь, как ее родителям... Забавно.

— Плохо спала?

— Ага. А что, по мне видно? — спросила девушка, пристегиваясь.

— Мне — да. В последнее время ты стала сама не своя. — Заведя мотор, молодой человек спросил, как бы между прочим. — Из-за свадьбы?

— Что из-за свадьбы?

— Переживаешь из-за нее?

— Немножко. — Уклончиво отвечала девушка, уставившись в окошко. — Сам подумай, Саша! Естественно, я переживаю! Я ее вообще боюсь!

Она не лгала. Страх медленно раскрывался в ее душе подобно бутону красивой одинокой розы.

— Чего ты боишься? Я же буду с тобой. Ты бы боялась, если на свадьбе оказалась одна, — вполне логично заметил водитель. В отличие от Ники, настроение у него было хорошим, миролюбивым: цель, на которую он положил столько сил, грозила вот-вот стать уже не целью, а достижением. И Александра это не могло не радовать. Да и всякий раз, когда он видел свою невесту, в нем просыпались довольно-таки теплые чувства. Все-таки Ника сможет вытянуть его. Да и отец, узнав о предстоящей свадьбе, стал менее сурово относиться к старшему сыну. Хоть ученый и продолжал считать его кем-то вроде неполноценного члена общества, его все-таки обрадовала весть о том, что Саша в скором времени должен создать семью — основу общества, по мнению Бальзака, да и самого Вячеслава Сергеевича. К Нике, правда, он относился, куда с большей любовью, чем к сыну, но тот все-таки питал злую надежду, что отец, все-таки, прекратит ломать комедию и поймет что он, Саша, обычный человек — такой же, как и миллионы других. Да, он совершил проступок, но, черт возьми, полностью за него расквитался. И даже более, чем расквитался. И да, он занимается не только легальным бизнесом, но так поступает не только он один и ничего сверх криминального не совершает.

— Сейчас в аэропорт? — спросила Ника. Александр кивнул.

— Да. После отвезу тебя в салон. Хочу увидеть тебя в платье.

— До свадьбы нельзя, — тут же заупрямилась Карлова.

— Почему?

— Правило такое — жених не должен видеть невесту в свадебном платье до свадьбы.

— Глупое правило. К тому же я люблю нарушать правила. Не сердись, — весело сказал Саша, видя недовольство на лице Ники, в шутку коснулся указательным пальцем кончика ее носа. — И не бойся. Все пройдет отлично.

Он увеличил скорость, которая явно превышала разрешенные законом 60 километров в час. Вскоре будущее молодожены выехали за пределы города, и на трассе, ведущей к аэропорту "Купцово", Александр разогнался еще больше. Следом за ним на небольшом расстоянии следовал темно-серый хэтчбек, в котором находились трое: тот самый вертлявый тощий тип, который следил за Никой в отсутствие Саши и опорочил Карлову и ее подруга Дашу в глазах Стаса и его друга-боксера, и двое довольно-таки крепких молодых человека в одинаковых темных костюмах. Они ехали следом не просто так — с недавних пор по просьбе Макса кто-нибудь постоянно сопровождал Александра. Естественно, сделано это было не просто так — недавно за ним была замечена слежка. Человека, который тенью следовал за Сашей, попытались поймать, но тот, увы, смог скрыться.

Сам Макс считал, что это событие связано с перестрелкой, произошедшей весной около его ресторана "Милсдарь" и с Радиком — вторым ближайшим помощником Андрея Марта, в отличие от Макса, не проявивший должной гибкости и попавший в места не столь отдаленные, как и большинство членов банды Пристанских, которую Макс сейчас буквально воссоздавал вновь — только уже не под эгидой беспредельщиков. Этот человек прекрасно понимал, что сейчас ему стоит прикрыться честным бизнесом. В этом Максу было на кого равняться. Недаром его новым боссом стал Даниил Юрьевич Смерчинский, который, собственно, за кое-какие услуги помог Максу не попасть за решетку, как Радик. Тот, видимо, это отлично понимал, а потому и бесновался на зоне, подослав к Максу своего человечка, решившего продырявить его на улице и пойманного однажды людьми Макса около офиса Александра.

— Надоело за ним таскаться. Куда он сегодня со своей кралей направился? Что в аэропорту забыл? — ворчал в своем хэтчбеке тощий субъект с щегольскими усиками-стрелками, на этот раз облаченный в полосатый пиджак — вновь брэндовый, дорогой, но мятый, как будто бы по нему прыгала стая нюхнувших клея макак. Он курил, нервно стряхивая пепел в приоткрытое окно, и не отрывал внимательных темных, вечно прищуренных глаз от "БМВ" Александра. Руководитель всего этого балагана — Макс вновь велел ему слушаться Дионова, и приходилось то охранять его, то присматривать, как в тот раз, за его девчонкой. В который раз посетовав, что при Марте жили куда "разнообразнее", субъект завздыхал, закуривая новую сигарету. Ему, честно говоря, было по фигу на всех них — и на Макса, и на Сашу, и на Радика, если уж на то пошло, но работа — есть работа, даже если она такая специфическая. Хотят, чтобы он исполняли их клоунские приказы — пожалуйста.

— А организуйте-ка музычку, — велел он одному из своих подручных амбалов. Водитель послушно включил радио. Тут же загрохотала электронная танцевальная музыка, которая явно пришлась по вкусу обоим парням. Однако вот усатый дядька эту музыку не оценил, как, впрочем, и мелодии, играющие на следующих нескольких станциях. Он, презрительно покачав головой и сказав пару скверных слов, вновь и вновь велел переключать станции. И улыбка на его губах расцвела только тогда, когда он услышал хорошо знакомую мелодию известного мастера современного русского шансона — даже подпевать принялся, развалившись на своем заднем сидении, как царек. Правда, его расслабленность казалась обманчивой — темные цепкие глаза все так же наблюдали за дорогой. Не едет ли кто за Александром? Никто не ехал.

А тот, кто следил за Сашей, в этот момент находился вовсе не в дороге, а стоял около окна в комнате с желтыми шторами — в той самой комнат, где совсем недавно была Ника. Пятно крови так никто и не отстирал, и теперь оно зловеще темнело на тонкой ткани под лучами восходящего сонного оранжевого солнца, на котором желто-красными пятнами играли недобрые и чем-то недовольные блики-вспышки.

Этот человек со светлыми глазами, в которых застыло какое-то странное глумливое выражение, водил длинным пальцем с коротко обломанным ногтем с запекшейся под ним кровью по слабо нагретому лучами стеклу, рисуя то прерывистые полосы, то резкие зигзаги, и думал, изредка, как дергая уголком сухих тонких губ.

Если бы тот, кто умел читать мысли, заглянул в его голову, он бы неприятно поразился и поспешил покинуть сию ментальную обитель. Месть, злость, жестокость, обида, навязчивость, приправленные толикой самого настоящего, горького, как полынь, сумасшествия, — вот что было в них. А еще в его мыслях был План. План самой настоящей вендетты, которая, как и полагается быть настоящей вендетте, — кровавой. И чуточку изощренной.

Обладатель страшных мыслей, оставив стекло в покое, резко развернулся и подошел к столику, стоявшему не на своем месте, а посредине комнаты, и опустился на колени. Перед ним лежала поздравительная свадебная открытка — большая, светло-розовая, с изображением белоснежных лебедей и нежных лилий.

Молодой мужчина взял ручку в длинные худые пальцы с ярко выраженными узлами и принялся писать: неровно, некрасиво, но очень старательно, с твердым нажимом, как первоклассник: "Поздравляю с бракосочетанием, Ника и Александр!".

Едва только он дописал последнее слово до конца, как двумя грубыми движениями перечеркал имя жениха крест-накрест — так, что бумага даже порвалась. Лицо светлоглазого человека при этом искривилось от отвращения и ненависти, хотя еще пару минут назад оно было совершенно спокойным, даже непоколебимым.

Его не приглашали на это торжество, но он все равно планировал придти на него и стать самыми главным гостем бракосочетания того, кого хотел уничтожить.

За содеянное нужно платить, ведь так? Пара лет тюрьмы не искупит вины Александра Дионова — так думал этот молодой человек, решивший свадьбу превратить в похороны. Желательно двойные.

Оранжевое солнце продолжало плавно двигаться по небу, не обращая внимания на то, что творится под ним.

Ника первой вылезла из припаркованной машины и огляделась по сторонам с замершей на вишневых губах легкой полуулыбкой. Она давно уже не была в аэропортах, этих шумных, многолюдных и никогда не спящих местах, да и вообще на самолетах летала только дважды в жизни. Правда, Саша обещал исправить это, сказав, что на следующее утро после свадьбы они полетят на самолете в то самое свадебное путешествие, дабы заграницей, у теплых вод Средиземного моря, омывающего гостеприимную испанскую землю, провести медовый месяц, о котором грезят многие девушки. Когда-то Ника тоже мечтала о таком, а сейчас ей было как-то все равно. Поедут — классно. Не поедут — ну что же, не получилось, значит, получится в следующий раз. Девушка сама удивлялась, почему она стала такой равнодушной к своим прошлым мечтам. Может быть, потому что будущий супруг, как бы это банально не звучало, не был любим Никой? Конечно, можно было бы спросить у девушки, почему же она выходит замуж за того, кто ей безразличен, но однозначного ответа на этот вполне логичный вопрос Ника Карлова все равно бы не дала.

Во-первых, Саша был ей не безразличен. Да, она не любит его, но, положа руку на сердца, могла бы сказать, что он ей нравится. Любила она его в прошлом, а сейчас просто привязалась и чувствовала себя рядом с ним достаточно комфортно. Ника любила, когда ее желания исполнялись и когда о ней заботились. Она, как и почти любая девушка, находила свою прелесть в том, что рядом с ней находится сильный, уверенный и способный защитить ее мужчина — а Саша казался ей именно таким. Хоть они оба никогда и не признавались друг другу в любви, Нике казалось, что Саша испытывает к ней глубокие чувства — такие же, как и несколько лет назад. К тому же теперь она не сомневалась в нем — ведь она знала, что Дионов никогда не бросал ее ради какой-то там девки, из ее жизни он пропал совсем по другой причине. Не самой приятной, конечно, но зато теперь у Ники не было чувства, что Александр может вновь ее предать.

А, во-вторых, отвечая на вопрос о том, почему же Ника согласилась стать женой Саши, никак нельзя было не упомянуть о том, как ей было сделано предложение руки и сердца. Его молодой человек делал хоть и без романтических изысков вроде лирических серенад под балконом или на набережной, в окружении тысячи огней рассыпающихся в воздухе величественных фейерверков, но очень серьезно, даже как-то традиционно, придя домой к родителям Ники с изысканным букетом темно-алых роз, завернутых в дорогую бумагу и с кольцом, покоящимся в бархатной, под стать розам, бордовой коробочке. Он, словно представитель аристократической семьи позапрошлого или начала прошлого века, имел недолгую, но весьма плодотворную беседу с отцом и матерью Ники, которые, как и она сама, не ожидали, что субботним дождливым днем, когда сердящееся серое небо рассекают то тут, то там стремительные яркие молнии, к ним заявится представительный молодой человек с просьбой отдать за него их единственную и любимую дочь Нику. Владимир Львович и его супруга Людмила Григорьевна с удивлением внимали негромким, чуть отрывистым, но ладно сложенным, уверенным словам Саши о том, что их отношения с Никой более, чем серьезны, и должны стать официально узаконенными. Карловы-старшие были несколько ошарашены подобным заявлением молодого человека их дочери, да и сама она с огромнейшим удивлением, за которым таились испуг и злость, таращилась на него со своего места на диванчике в уютной гостиной. Ника, которая, конечно же, знала, что Александр уже готов к свадьбе, никак не подозревала, что парень припрется к ней домой именно в этот день и действительно попросит ее руки у предков. Если бы знала — наверное, не пустила бы в дом. А когда он уже начал, не могла выгнать. Ника, еще не полностью отошедшая от правды, которую она узнала о Саше всего пару дней назад, едва не рухнула, когда Дионов, устроившийся рядом с ней на диване, вдруг завел разговор о женитьбе. Ее сложно было чем-то смутить, но в тот день Саше это отлично удалось сделать, произнеся всего лишь одну фразу:

— Я хотел бы попросить у вас разрешения на наш с Никой брак.

После этих слов у девушки слегка закружилась голова, как будто бы она была глобусом на подставке, который с довольным видом вертел указательным пальцем Александр. Она неестественно заулыбалась, повернулась к гостю и легонько хлопнула его ладонью по плечу.

— Саш, ты что, шутишь?

— Нет, — коротко ответил он, глядя прямо ей в глаза. — Я хочу, чтобы твои родители одобрили наш брак.

— А больше ты ничего не хочешь? Может, им бананы в уши вставить и попрыгать на одной ножке? — почти прошипела Ника, в светловолосой голове которой смешалось множество чувств: от острого удивления до злости. Какого черта Дионов вытворяет перед ее предками? Почему он ее даже не предупредил? Возомнил себя богом, что ли?

"Ага, Дионисом, тем самым", — проронила фарфоровая кукла, не раскрывая пухленьких губ-вишенок.

— Ника, — одернула девушку мама. — Саша, простите, просто это так неожиданно... Мы с Володей даже и не думали что сегодня вы, — тут женщина перевела несколько ошарашенный взгляд с потенциального зятя на пышный букет бордовых роз, лежащих на журнальном столике перед семьей Карловых, — придете к нам с таким...м-м-м... предложением. И наша Ника, кажется, тоже немного... недоумевает.

Ника нервно хмыкнула.

— Понимаю, — все так же серьезно, без улыбки, сказала Александр. — Но все-таки хочу знать ваш ответ.

— А мой ответ тебе не интересен? — вновь спросила Ника своего молодого человека. Всякий раз, когда он заговаривал о возможном узаконивании отношений, она уходила в сторону, а сейчас этого сделать девушка не могла.

— Думаю, я его знаю, — позволил себе улыбку Саша.

Девушка рассмеялась, но замолчала, наткнувшись на осуждающий взгляд матери.

— Мы одобрим все, что захочет Ника, — вдруг решительно заявил глава семейства Карловых. — Если Николетта хочет свадьбы, мы с Людой руками и ногами "за"! А? Что скажешь? — и он с хитринкой в голубых добродушных глазах уставился на дочь.

Девушка видела, с каким восторженным ожиданием смотрит на нее папа, и как одобрительно, едва заметно, кивает мама, которая, хоть и предпочитала Саше давнего Никиного молодого человека по имени Никита, все же хотела, чтобы ее взрослая дочь нашла свое личное счастье. Людмила Григорьевна чувствовала, что говоря эти слова, Александр искренен, и ей нравилось это. А еще Ника понимала, что, возможно, отказавшись от такого супруга, как Дионов, она очень многое потеряет. Вдруг ее вообще больше никто замуж не возьмет? Да и вообще... с ним бывает очень хорошо. Конечно, Никита — совсем другое дело. Он, хоть и невоспитан, туп, подозрителен, нагл, да и вообще невыносим, вызывает совершенно другие чувства — те самые, которые мучили Нику в ее смутном сне. Нежность, тоска, чувство полета и что-то такое, что невозможно описать словами.

Ну почему же, почему она любит Никиту? Любит, не смотря на его недостатки и долгое расставание. Любит, не знаю, что с ним и где он. Ответа на этот животрепещущий вопрос девушка не знала. Но где-то в глубине она понимала, что любовь — штука вообще странная, необъяснимая, и не следует пытаться объяснить ее с помощи обыденной земной логики.

Синица в руках лучше, чем журавль в далеком-далеком небе с потухшим созвездием Северная Корона. Наверное, именно так рассуждала Ника. И одновременно заставляла себя поверить, что синица в ее ладонях — миниатюрный драгоценный журавль. Кажется, ей это очень хорошо удавалось. Ника и не думала о том, что вскоре эта самая ненавистная й судьба-злодейка подарит ей встречу с тем, кого она действительно, любит.

Ведь зачастую, смирившись с невозможностью осуществления чего-либо, мы получаем желаемое очень легко. Так легко, что становится страшно, поскольку тогда мы не знаем, что теперь нам с этим делать.

Возможно, это чья-то замысловатая проверка на истинность наших намерений и желаний. И эту самую проверку вскоре должна была пройти Ника, стоявшая сейчас под высоким светло-голубым чистым небом, словно предназначенным для того, чтобы самолеты взмывали в него и мчались в разные города и страны.

Саша обнял задумавшуюся девушку сзади совершенно неожиданно, но очень крепко. И своими прикосновениями вернул ее на грешную землю.

— Встретим мою сестру, эти, — тут он кивнул на находившегося чуть поодаль господина в полосатом пиджаке, недовольно косящегося на людей, и двоих его шкафов, — повезут ее домой, а мы с тобой поедем за платьем, девочка моя.

— Хорошо, — отстранилась от него Ника. — Пошли встречать твою сестру.

В зале прилета, просторном и возбужденно-гудящем, Саша уверенно провел свою невесту мимо экранов с информацией о прилете рейсов, и остановился неподалеку от одного из них. Тощий субъект в полосатом пиджаке и двое амбалов последовали за ними и остановились неподалеку.

"Почему я должен играть роль извозчика при дворянчике? — раздражённо думал мужчина, мрачно разглядывая мраморный пол зала ожидания. Весть о том, что сейчас он куда-то там повезет родственницу Александра, его не обрадовала.

Сестру Саши, чей рейс только-только прилетел, они ждали около получаса. Все это время Ника, к своему удивлению, чувствовала себя не встречающей, а улетающей — ей хотелось бросить все, взять билеты на ближайший рейс до какой-нибудь теплой страны, омываемой синим морем, зарегистрироваться и полететь туда, чтобы, лежа на золотисто-белом песке, ни о чем не думать, а предаваться расслаблению. И чтобы забыть про собственную свадьбу и собственную тупость.

Ника виновато взглянула на Александра, зорко, даже как-то по-хозяйски оглядывающего зал ожидания для встречающих и прилетающих. Молодой человек точно не пропустил бы ту, которую приехал встречать — его зеленые зоркие глаза не дали бы ему это сделать.

— Слушай, а это не твоя сестренка? — вдруг прищурившись, спросил Саша, глядя куда-то влево.

— Марта? Где? — изумилась Ника, завертев головой, и тут же увидела родственницу, облачённую в сине-голубое приталенное летнее платье, подчёркивающее ее женственную, даже хрупкую фигуру. Тонкий черный поясок, в тон ему очаровательные открытые босоножки на высоком тонком каблучке, немного косметики делали Марту более взрослой и еще более хорошенькой.

— Надо же, и правда, она, — подняла бровь Ника. — И что тут Марта делает?

— Может быть, прилетела откуда-то?

— Не-а, вчера еще дома была. Да и куда ей лететь, у нее экзамены.

Кого-кого, а кузену тут Ника встретить не ожидала. И это даже развеселило ее. К тому же ее сестричка-скрипачка была не одна — рядом с ней стоял высокий стройный молодой человек с совершенно прямой спиной, облаченный в черные, слегка зауженные джинсы, подчеркивающие длинные ноги, тонкую светло-серую трикотажную кофту с длинными рукавами, закрывающими половину ладони, и с капюшоном, накинутым на голову, не смотря на духоту. Кофта была наполовину расстегнута — под ней оказалась надета белоснежная майка, а завершающими штрихами гардероба молодого человека были белые, в тон майке, кроссовки, и большие солнцезащитные очки. Видимо, он только что прилетел — около него стояла здоровая дорожная сумка с эмблемой известной дизайнерской фирмы.

— Ух ты, — слегка поразилась Ника, узрев сквозь толпу, что Марта смотрит в бледное лицо незнакомца, обрамленное выбившимися длинными прядями темно-русых волос, то ли с испугом, то ли с благоговением. — А кто это еще с ней?

— Сестренка нашла себе дружка? — с какой-то даже усмешкой спросил Александр. Обычно он воспринимал Марту обычно совсем юной неопытной девчонкой, а сейчас она вдруг показалась ему взрослой девушкой: миловидной и принадлежащей к той самой категории женщин, которые казались мужчинам слабыми и хрупкими, и которых хотелось защищать, как свою собственность — причем собственность с виду неразумную, но на самом деле знающую, как заставить сильного мужчину побегать вокруг себя или даже как заставить его себя буквально боготворить. Александру были по вкусу такие девушки — на каком-то подсознательном глубинном уровне. Нет, уверенные в себе, дерзкие и знающие себе цену красавицы ему тоже очень нравились, но наиболее комфортно молодому человеку было именно с такими, как Марта. Ника, не смотря на свою эмоциональность и некоторую воинственность, тоже зачастую казалась Александру слабой и хрупкой девушкой, которую нужно оберегать и защищать, но сама она так не считала. Естественно, ей нравились сильные мужчина вроде Саши, но иногда она уставала от него и от его опеки. Детская любовь прошла, они оба изменились — особенно парень, и Ника замечала в нем все недостатки, на которые раньше были закрыты глаза. А еще она до сих пор была несколько возмущена неожиданным предложением руки и сердца и, как бы смешно это не казалось, тем, что они до сих пор не сходили на пейнтбол. Ника ни разу не вытянула бумажку с этой игрой из "веера свиданий". А сейчас, в последние дни подготовки перед свадьбой, им обоим было не до этого.

— Дружка? — переспросила Ника, наблюдая за Мартой и ее спутником. — Может быть. Классно, он кажется миленьким. Наверное, он прилетел, а она его встречает.

Саша как-то не очень порадовался тому факту, что эта девчонка, которая однажды стала свидетельницей перестрелки с его участием, вдруг нашла себе какого-то смазливого фраерка. Наверное, тоже какого-нибудь творчески одаренного, как и она сама. А кто еще подойдет воздушной Марте? Ей нужен кто-то такой же ангелоподобный и...

"Черт, да какая разница мне, кто ей нужен", — подумал про себя раздраженно Александр, глядя, как девушка несмело берет парня в серой кофте за рукав и тянет по направлению к выходу. Он не мог логически понять, почему этот тип ему слегка не нравится.

— М, кстати, — вспомнилось развеселившейся Нике, подтверждая догадку Дионова, — Марта же говорила, что скоро какой-то ее друг — то ли скрипач, то ли пианист, из Лондона должен прилететь. Кажется, его Феликсом зовут... Точно! Она его встречает! Она так на него смотрит, как будто бы влюбилась, — тут Ника захихикала и толкнула Сашу локтем в бок. — Прямо как ты на меня.

— Когда это я на тебя так смотрел?

— Когда осенью стал за мной бегать, — объявила Ника, обдумывая, стоит ли подойти к Марте и ее молодому человеку, или все же нет. Вдруг у них там любовь, и сестренке хочется побыть наедине с этим брюнетиком в капюшоне? Хотя вроде бы Марта не говорила, что у них с этим Феликсом что-то есть, но Ника чувствовала, что ее кузина явно в кого-то влюблена, и от этого часто ходит грустная. В таком же состоянии часто находилась и сама Ника, влюбленная в мерзкого Никиту.

— Я просто почувствовал, что ты нуждаешься в моем внимании, — ответила Саша.

— Ага, конечно, — развеселилась Ника, вспоминая минувшую осень. Обстановка аэропорта действовала на нее как-то бодряще. Как будто бы она только что выпила тауриносодержащий энергетический напиток. — Слушай, а он ничего, рядом с Мартиком так мило смотрится, — она почти что с восторгом разглядывала правильное овальное лицо брюнета. Из-за очков и капюшона она не могла разглядеть его полностью но, кажется, молодой человек был очень даже ничего.

В это время рядом со стоящими Мартой и ее лондонским Феликсом прошла довольно большая шумная компания ребят лет по восемнадцать-двадцать, видимо, тоже только что прилетевшая и только что получившая свой багаж. Они как-то дружно обернулись на скрипачку и пианиста, а тот, к восторгу Ники, болеющей за сестру, вдруг обнял Марту и, кажется, поцеловал — по крайней мере, так показалось Нике, которая теперь видела только спину и затылок Феликса, закрывшего длинноволосую девушку.

— Все-таки это мило, — прокомментировала Карлова, умиляясь. — Вот Марта, задница, не рассказывала мне, что у них с этим Феликсом что-то есть.

— Активный парень, — усмехнулся Саша. Он, в отличие от невесты, в восторге не был. Ситуация его, напротив, напрягала.

В это время с будущими супругами поравнялась та самая большая молодежная компания, и один из парней, тащивший нереально огромную сумку и облачённый в ярко-красную футболку с задорной надписью "Я люблю путешествовать", громко изрек:

— Да, нереально на него похож!

— Точняк! — поддержали его двое друзей, синхронно обернувшись назад.

— Ну, о чем я! На концерте в Дублине я его лицо видел близко, потому что мы за автографами пробились — не, один в один!

— Идиоты, — покачала головой беловолосая девушка, — откуда, тут, по-вашему, возьмется лорд Визард?

— Вот именно, — поддержали ее другие молодые люди из этой компании. — Чувак просто похож на Визарда! Его девушка встречала!

— И вообще он в очках и в капюшоне, как ты определил степень похожести? — ехидно спросила все та же беловолосая девушка. — Ты, воистину, дурачок у нас. Ты бы к этому парню подбежал и автограф попросил. А мы бы все посмотрели, как бы он тебя послал.

— Вот-вот. Он просто к девушке своей приехал, а ты, видать, еще от посещения Амстердама не отошел, — сказал кто-то еще под смех остальных. Парень в красной футболке надулся, но промолчал, а кто-то из компании начал разглагольствовать насчет славной группы "Red Lords" и одном из ее музыкантов по кличке Визард.

— А недаром его зовут странный Ви, — проговорил, блаженно щурясь на ярком электрическом свету замыкающий группу ребят — небрежный длинноволосый молодой человек в шортах, подозрительно похожий на почти что вымерших хиппи. Он потер лоб, перевязанный светло-оранжевой ленточкой и, проходя мимо Ники, неожиданно ей подмигнул, что заставило ее улыбнуться. Александр мигом взбесился.

— Ты, волосатый, — попытался он что-то сказать уходящему парню, но Ника ловко приложила к его губам палец.

— Тише, Саш, не обращай внимания. Ты же у меня хороший мальчик, перестань. Ой, смотри, кто это к ним еще подошел?

Появилось новое действующее лицо — к большому недоумению Ники к переставшим обниматься Марте и англичанину-музыканту подошла быстрым шагом — нет, почти подбежала, высокая, худая, коротко стриженная девушка с творческим "ежиком" на голове. Джинсы, свободная футболка и "Конверсы" делали ее похожей на парня, но Ника точно знала, что это девушка. Это была Юлия Крестова, сводная сестра Марты, которую та так сильно не любила.

Юля окинула Марту и стройного брюнета в очках хмурым взглядом и кивнула в сторону выхода. Марта кивнула в ответ и вопросительно повернулась к молодому человеку, что-то ему сказав. Тот коротко ответил, и троица двинулась к выходу. Марта ежесекундно оглядывалась на англичанина, что вновь позабавило Нику, а Юля целенаправленно, как ледокол, шла вперед, ведя этих двоих за собой. Полминуты спустя к ним присоединился еще один человек: взлохмаченный, седой, крайне энергичный дед в модном костюме-тройке, в котором студенты консерватории не без труда опознали бы Викентия Порфирьевича, одного из уважаемейших преподавателей высшего музыкального учебного заведения. Под мышкой у деда торчала большая желтая табличка — такие часто бывают в аэропортах у встречающих. Одно слово Ника смогла разглядеть. Кажется, там было на английском написано "Felix".

— Чудеса какие-то, — проводила их недоумевающим взглядом Ника. — Что тут Юлечка делает и этот дед? Блин, Марте, что ли, позвонить?

— Чуть позже позвонишь, моя сестра идет, — сказал Александр, вглядываясь в поток пассажиров. — Надеюсь, она тебе понравится.

Ника тут же поймала его взгляд и увидела приближающуюся к ним платиновую блондинку, чьи совершенно прямые волосы цвета, достигающие тонкой талии, подчеркнутой широким ярко-фиолетовым ремнем, игриво подпрыгивали вверх при каждом шаге. Походка у девушки была уверенная — длинные стройные ножки, обутые в туфли на высоченном каблучке, твердо и одновременно как-то соблазнительно ступали по мраморному полу. Каждый шаг сопровождался звонким цоканьем, которое отлетало в разные стороны, как невидимые искры.

В несколько усталом взгляде Ники проснулись былые нехорошие чертики. Они выскочили из шкатулки, хранящейся в комнате белокожей фарфоровой куклы, и с радостью ринулись на амбразуру. Сестричка Саши ей не понравилась с первого взгляда.

"Зато, можно подумать, у Никитоски был замечательный братишка", — совсем не в тему заметил один из чертиков и, поджав хвостик, уселся, чтобы получше разглядеть платиновую блондинку.

— Привет, братик, — по-свойски обняла Сашу его родственница.

— Привет-привет, — радостно отозвался Александр. — А я смотрю, ты все хорошеешь.

— Да ну ты, брось. Это ты стал настоящим мужчиной. И такой элегантный. В последний раз, когда я тебя видела, ты был совсем другим, — сказала, смеясь, его родственница. Саша усмехнулся — еще бы, в последний раз он виделся с сестрой тогда, когда она приезжала в "место его заточения" — в колонию. Хоть Лариса и жила достаточно далеко, она все же любила брата, а потому в сложной для него ситуации не бросила, как его отец.

— А это моя будущая невестка, да? — обратила внимание блондинка на Нику.

— Да. Ника, это Лариса, моя сестра. Лариса, это Ника, моя будущая жена.

Девушки обнялись, правда, без особых симпатий в глазах друг ко другу. Ника тотчас поняла, что подружками они с этой дамочкой не станут, а будут жить в вооруженном нейтралитете.

Будущие родственницы обменялись парой ничего не значащих вежливых фраз, а после, когда Саша, подхвативший чемодан сестры, Ника и Лариса направились, было, к выходу, где их ждали две машины, у Карловой затрезвонил телефон.

— Минутку, я быстро, — извинилась Ника и отошла чуть в сторону, чтобы ответить на звонок матери. Та звонила по важному делу. После совершенно некстати позвонила и Дашка, которая вдруг решила обязательно помочь Нике с девичником. Вернее даже не помочь, а организовать, и не где-нибудь, а в классном, как Даша сказала, клубе. Это бы ее своеобразный сюрприз подруге на бракосочетание.

— Слушай, я сейчас в аэропорту, занята немного, Саша свою сестру встречает. Давай, встретимся вечером и все обговорим? — предложила Ника.

— А я буду на свидании вечером, — несколько хвастливо заявила Даша Нике.

— Да ты, я смотрю, по свиданиям все бегаешь, — глядя на Ларису, что-то с постной миной несчастной овечки вещающую Александру, иронично произнесла Ника, которая была рада за подругу. Та, в результате длительных попыток, все же вроде бы нашла свое личное счастье. Буквально на следующий день после их памятной поездки к Жене, Даша совершенно случайно познакомилась в супермаркете около дома с интересным, по ее словам, молодым человеком. Он показался Даше обаятельным и миловидным, хотя, опять же по ее словам, было в нем что-то "чертовски загадочное и чуть-чуть демоническое". Когда об этом услышала Ника, она тут же спросила: "Ты что, с готом познакомилась?", на что Дарья тут же ответила, что не с готом, а с классным парнем, к которому ее "прямо-таки тянет".

Пока Ника обсуждала свои проблемы с мамой и подругой, между Дионовым и его сестричкой тоже состоялся интересный диалог, который привел к некоторым последствиям.

— Что-то ты грустная, — сказал Саша, глядя на Ларису. Ему вспомнилось, как в детстве, когда они жили у бабушки в деревне, он частенько задирал сестренку, прятал у нее игрушки и заколки и отбирал подсолнухи и малину — вообще терпеть Ларису не мог, как, впрочем, и она его. Правда, с возрастом их отношения стали более спокойными и лет в тринадцать, все в той же деревне, в клубе, на шумной дискотеке, Саша впервые серьезно подрался с местными пацанами — защищая красивую, но гордую юную кузину от чересчур активного приставания одного из них, уверенного в своей неотразимости. Драка получилась эпичной и громкой, потому что за Сашу вступились его городские приятели, как и он, гостившие у родни, а после в побоище включились и те, кто пытался первоначально парней разнять. Дионова, естественно, наказал отец, не вовремя приехавший к старшему сыну на пару дней, зато к Ларисе местные больше не совались, зная, какой у нее братец. Девушка впечатлилась поведением кузена, и в ответ стала прикрывать его, если Саша умудрялся придти домой в несколько нетрезвом виде. Потихоньку отношения их крепли. Да и сейчас были достаточно прочными.

— Рейс был просто ужасный. Хотела купить билеты в бизнес-класс, но их, черт возьми, не было уже! Пришлось довольствоваться тем, что осталось в продаже. Короче. Сервис — никакой. Стюардессы — глупые. Куча орущих детей. Тип рядом..., — тут Лариса замолчала и стала разглядывать свои длинные ухоженные ноготочки с аккуратным розовым фрэнчем.

— Что тип рядом? — не понял Саша.

— О-о-о, он вообще оказался ненормальным, — опустив глаза и слегка надув ровно накрашенные губки, сказала Лариса.

— В смысле? — нахмурился ее брат.

— В самолете. Он сидел рядом и... О, Боже, даже говорить неприятно! Приставал он ко мне, — отвела взгляд в сторону Лариса. Этот разговор она бы и вовсе не начинала, если бы сама себе не дала обещания немного наказать строптивого светловолосого придурка в самолете, который посмел отказать ей в столь категоричной форме, да еще и обозвал. Злопамятная Лариса, вспомнив Игоря, скорчила презрительно-негодующую рожицу.

— Придурок, — прошипела девушка совершенно искренне, вспомнив презрительный взгляд Игорька. Он смотрел на нее, как на продажную девку, мешающую наслаждаться какой-то интеллектуальной книжкой!

— Приставал? — сощурил глаза ее кузен, чувствуя, как в его душе мгновенно закипает злость. Такие вещи его мгновенно задевали — "своих" он привык защищать". К его сестре стал приставать какой-то мудак? Он что о себе возомнил?

— Ну, да, приставал. Всю дорогу испортил, — устало отозвалась Лариса, и в ее голосе появилось едва заметная злость или даже злорадность, которую Саша не почувствовал. — Вон он, кстати, — кивнула она вдруг чуть назад. Лариса получила багаж одной из первых, а проклятый самонадеянный Игорь стоял позади, соответственно, и в зале прилета появился позже. Девушка правильно рассчитала, что успеет пожаловаться своему брату, мальчику серьезному и крутому, до того, как появится нахал, и тот покажет Игорьку пару уроков жизни. Лариса не прогадала. Саша моментально рассердился.

— Который? — процедил он сквозь зубы.

— Вот тот, справа от женщины в шляпе. Светловолосый, в черных очках, в джинсах, в светло-голубой рубашке с закатанными рукавами, — весьма точно описала своего недавнего знакомого Лариса.

Саша внимательно посмотрел на обидчика сестры, целенаправленно и быстро шагающего в толпе у противоположной стороны зала к выходу и вдруг задумался. Кажется, где-то он этого парня уже видел, и, наверное, не один раз. Александр точно вспомнил бы, кто это, если бы фигуру Игоря не перекрыли несколько высоких мужчин. А потом уже Саша мог видеть только спину уходящего Игоря, посмевшего распускать руки. Молодой человек подошел к кофейному автомату и встал в очередь к нему, состоящую из нескольких человек.

— Не волнуйся, — сказал Дионов Ларисе. Он властным движением подозвал сопровождающих его мужчин, почтительно все это время стоявших чуть позади, коротко объяснил им суть проблемы и показал стоявшего около кофейного автомата Игоря, облаченного в светло-голубую приталенную рубашку и джинсы. Шесть пар глаз впилась в его фигуру.

— Разберитесь, отведите в сторонку и преподайте урок вежливости. Не калечьте, просто объясните, что к хорошим девушкам приставать нельзя, — коротко наказал Саша, и Лариса с уважением посмотрела на братика. Ей даже улыбаться захотелось.

— Сделаем все по высшему разряду, — несколько заискивающе закивал головой субъект в полосатом пиджаке, которому было очень скучно торчать в аэропорту. А вежливости учить он любил. Дидактика вообще была ему по вкусу. Наверное, если бы не попал в "малолетку" по дури, за компанию утащив с дружками алкоголь со склада, так точно пошел бы в учителя!

Амбалы, возглавляемые этим чудаковатым типом с криминальным прошлым, вразвалочку направились к обидчику Ларисы.

— А они его... сильно поучат? — вдруг спросила платиновая блондинка, поняв, что ее маленькая месть может перейти все границы. — Это тебе боком не выйдет? В смысле, к ментам он там вдруг не обратится?

— Не переживай, все с ним нормально будет и никому не пожалуется, — отозвался Саша деланно беспечно. — Сейчас Ника договорит, и мы пойдем к машине. Они довезут тебя до дома, отдохнешь после полета, а я и Ника поедем за платьем.

Карлова, в это время договорив по телефону, вернулась к своему жениху и его сестре, и они втроем направились к выходу.

— А куда эти пошли? — удивленно взглянула Карлова вслед людям Макса. — За кофе, что ли, ты их отправил?

— Почти, — весело отозвался Александр и вновь посмотрел на спину Игоря, который в это время покупал кофе — экспрессо. Ника по инерции тоже взглянула на него, и вдруг почувствовала необыкновенное тревожное волнение — такое, что даже фарфоровая кукла прижала белоснежные ладони к вишневым губам, по которым поползли маленькие трещины. Девушке, у которой в груди, казалось, образовалась пульсирующая дыра, почудилось, что там, на противоположной стороне зала стоит ни кто иной, как Никита. Она даже хотела окрикнуть его, но не стала, как не стала и подбегать.

Долю секунды Карлова была уверена, что это точно ее Ник — точно он! Это его фигура, его волосы, его стиль одежды, в конце концов, но... Нет, это не он. Не Никита.

Светловолосая девушка поняла с сожалением, что в который уже раз с ней злую игру играет коварное подсознание. Не раз, и не два ей уже казалось, что она видит Ника — как тогда, на берегу реки. И всякий раз, когда она с замирающим сердцем подбегала к тому, кого принимала за любимого, ее надеждам было не суждено сбыться. Всякий раз она просто-напросто ошибалась, и ей было дико больно и неловко, что она вновь подумала, будто бы Кларский решил вернуться. Поэтому на этот раз Ника не стала ничего делать — ведь и так ясно, что там, у кофейного аппарата, не Никита, а очередной плод ее больной фантазии.

Ника, отставшая от Саши и Ларисы, последний раз посмотрела на того, кто представился Ларисе Игорем, вздохнула и, ничего не говоря, просто ускорила шаг.

Именно в тот момент, когда молодой человек со стаканчиком обжигающе горячего экспрессо в руках, так похожий на Никиту, внезапно обернулся, словно почувствовав взгляд Ники, она наклонилась за выпавшими из слабых рук наушниками от мобильника. К наушникам добавилась еще и пудреница, выскользнувшая из полуоткрытой сумки, которая откатилась чуть в сторону, к креслам. Серые холодные глаза внимательно окинули ту часть зала прилета, где находилась скрывшаяся на пару секунд из виду Ника, но ничего интересного не заметили.

Тот, кто называл себя Игорем, и Ника так и не увидели друг друга, хотя для этого у них имелись все возможности.

Парень в нежно-голубой рубашке и черных солнцезащитных очках пошел прочь до того, как девушка выпрямилась и вновь попыталась отыскать очередного двойника Ника глазами. Он более не оборачивался, к тому же вскоре с глаз Карловой его скрыла шумящая пестрая толпа.

Нику, которую не покидало какое-то странное ощущение, тут же заботливо взял под руку ее жених и перепроводил к машине, не забыв поцеловать в висок перед тем, как открыть дверь своего "БМВ".

Вертлявый тип в своем очередном ненаглядном крутом, но мятом пиджаке и двое его подручных шкафов поравнялись с обидчиком сестры Александра в тот момент, когда он оказался на улице. Его никто не встречал, и парень явно хотел уехать из аэропорта на такси. Ника, Саша и Лариса в это время только-только подходили к выходу, а когда вышли, то пошли в противоположную сторону — к стоянке, а потому Никиту и тех, кому Дионов поручил "поговорить" с ним, они не видели.

— Короче, ребятки, — принялся на ходу раздавать четкие указания обладатель пиджака в полоску, предвкушая минизрелище, — сейчас подходим к фраерку, аккуратно отводим его в тихое место, — тут он кивнул за угол, — и проводим с ним профилактическую беседу по просьбе нашего общего друга.

Брутальные накаченные парни дружно кивнули. Они вообще были очень похожими — ни дать, ни взять, братья. А еще — очень послушными.

— Проводим и после кто-нибудь из вас пару раз шмальнет клоуна по роже — и хватит с него учений. И все делаем тихо, тут ментов в достатке как-никак. Всем все понятно, молодцы? Тогда начали. Эй ты, умник, стой-ка! — крикнул задиристо помощник Саши, и Игорь даже не сразу обернулся, не думая, что кто-то будет звать его. Однако, как только орущий увидел лицо Игоря, он очень скромно отвернулся и сделал вид, что орал эти слова одному из своих амбалов. Словно и забыл о наказе Дионова.

— Стой, — повторил куда тише он, излучая праведное негодование — куда прешь, нам же налево надо, в другой терминал! Ох, дурачье-дурачье, и почему мне всегда так не везет с кадрами?

Парень в костюме вылупился на мужчину, как будто бы увидел на его голове ветвистые рога, у его напарник поднялись широкие брови, но их шеф, скорчив недовольную физиономию и почему-то начав басить, развернулся в противоположную сторону и зашагал туда, откуда только что вышел.

— За мной! — не оборачиваясь, велел он, и шкафообразные парни подчинились ему, не понимая прелести ситуации.

Тот, кто назвался Игорем, отвернулся — уже через полминуты он сидел в такси, которое мчало его к городу.

— Офигеть, — сам себе сказал вертлявый субъект, выглядывая на улицу из-за стеклянной двери. Он сразу узнал того, кого им было предложено "проучить". Положа руку на сердце, кого-кого, а этого человека учить не хотелось. Потому что последствия могли быть самыми непредсказуемыми. Что поделаешь — кровь то у них с Андреем Мартом одна.

— Офигеть! — повторил мужчина и от избытка эмоций даже снял свой пиджак, который считал очень крутым. — Никки вернулся. Вернулся! Мать моя женщина, отец мой бродяга.

— Что? — не понял один из парней.

— Да так, ничего.

— Что случилось-то?

— Все, — похлопал в ладони их тощий предводитель, не объясняю причины своего странного поведения, — все отменяется. Хлопцы, мне повторить нужно. Уно моменто.

И он, недолго думая, достал мобильник и стал звонить Максу. Тот явно был занят — и, судя по всему, занят чьим-то женским вниманием, поэтому трубку взял не сразу, а когда все же его негромкий, но злой голос раздался в трубке, сразу стало ясно, что в долгих бесцельных разговорах этот властный мужчина не заинтересован.

— Говори быстрей, что нужно, Nзапрещено цензуройN — рявкнул он своему тощему помощнику, используя при этом в своей речевой конструкции сразу несколько сочных матерных выражений.

— Макс, тут это, кое-что произошло, — было не привыкать его собеседнику. В былые времена его бывший босс — старший брат Никии такое в порыве своей злости завернуть мог, что любо дорого было слушать.

— И что? Рожай быстрей, у меня нет времени.

— Кое-что неординарное, к-хм.

— Что? Март из мертвых восстал? — почти что прорычал Макс, которого ждали две прелестницы. Их веселый смех и музыка были слышны даже по телефону.

— Почти, — жизнерадостно отреагировал его собеседник. — Никки вернулся.

— У тебя там гуси улетели, что ли? — не сразу поверил в это бывшая правая рука Марта.

— В натуре, видел я его! Да я бы перекрестился, если перед тобой бы был! Никки вернулся!

— Где он? — тут же стал деловым голос у Макса, который понял, что его собеседник не шутит. — Где ты его встретил?

— В аэропорту. Никки только что прилетел.

— Уверен, что это был он? — голос мужчины на том конце провода стал чуть более напряженным, а вот фоновый шум прекратился — видимо, Макс покинул помещение с девушками и музыкой. Не то, чтобы Никки был главной проблемой этого человека, но Кларский мог значительно ухудшить его жизнь своим неожиданным возращением. А все проблемы Макс привык пресекать на корню.

— Обижаешь, — возмутился вертлявый субъект тем временем. — Гарантия — это он. Точняк, он! Сел в таксо и поехал в сторону города. Номер тачилы я запомнил, — и он продиктовал номер автомобиля, в который сел Игорь-Никки.

Макс глухо рассмеялся. На каждого волчонка найдется свой капкан. И даже на волка. Одного такого волка, дикого и непредсказуемого, готового драться до последнего и рвать врагов на части, охотники вообще расстреляли.

— Отлично. Найдем. — В грубоватом голосе послышалась ухмылка. На самом деле, то, что недавно он сказала Даниилу Юревичу насчет Никиты Кларского, было неправдой. Макс не знал, где сейчас находится младший брат Марта, и тем более, не мог его контролировать, и этот факт мужчину очень бесил. Никки так ловко скрылся и от ментов, и от своих, что найти его не удавалось до сих пор. А найти его было очень нужно. Очень. Из-за Nзапрещено цензуройN архива с компроматами, составленным его ублюдочным старшим братом, любителем перестраховаться и поиграть с чужими жизнями.

Да, Максим искал Никки, но, видимо, волчонок поддерживал связь с кем-то из людей Марта, возможно с тем же оказавшимся на зоне Радиком, а потому всегда ловко скрывался. К тому же у него явно были деньжата — Март был человеком, способным предусмотреть, если не все, то очень многое, и за будущее своего единственного родственника он очень радел, хоть и обращался с Никки жестоко, а потому и оставил ему много бабла. Никки такое вот своеобразное воспитание тоже сделало парнем весьма своеобразным. А еще — дико сильным. Ну и ума братишке Марта было не занимать. Порой Максу казалось, что Никита — это некая проекция Андрея. Тот вариант Марта, если бы тот дружил с головой, а не был бы полным беспредельщиком.

— Как ты вообще его нашел? — продолжал прерывисто Макс. Лицо его перекосилось от злости.

— Мы сопровождали Сашу в аэропорт — все, как ты и просил, мы всегда рядом с ним — и как-то вот случайненько я Никки и углядел, — скромно сообщил мужчина, не став говорить о том, что Александр попросил проучить типа, пристававшего к его сестре-красотке, а этот тип и оказался Никитой Кларским. Неужто маленький праведник так изменился, что раньше на телок вообще не смотрел, а тут стал приставать к той мадаме?

— Он вас спалил? — напрягся Макс вдруг. Нельзя было упускать Никки из виду. Он ведь не просто так приехал. Если у него реально есть архив, нужно быть аккуратным, чтобы не упустить его.

— Нет, все вышло шоколадно, не спалил. Кстати, имя у него другое — Игорь. Ксива, видать, липовая.

— Смотри, если ты горбатого лепишь, — в конце разговора пригрозил помощнику Макс, — сам знаешь, куда я тебя отправлю.

Угроза была не шуточной. На ветер обещаний, впрочем, как и угроз, этот человек не пускал.

— В натуре, это был Никки. Он вернулся, говорю же, это он! Весь такой из себя фраерок, прямо не узнать. Но у меня-то глаз — ватерпас, — гордо заявил собеседник Макса, — все просеку.

— Ладно, я понял. — Босс дал ему еще несколько точных указаний и сказал. — Ты с Сашей? Возвращайся к нему. Делай все, что тот скажет. И расскажи о Никки. Пусть в течение часа приедет ко мне. Уяснил?

— Уяснил.

— Тогда отбой.

И Макс первым повесил трубку. О полураздетых девочках, надувших губки, он благополучно забыл — теперь его стали занимать только поиски Никиты и архива. Сообщение о том, что Никки опять в городе так разозлило его, что почти минуту после разговора он просто стоял, сжав кулаки и тяжело дышал.

Макс, этот грозный, многое повидавший и отбывший несколько сроков мужчина, хорошо понимал, что волчонок подрос и приехал не просто так. Он приехал мстить. И если Никки решил мстить, то объектом его мести будет не только Даниил Юрьевич, поймавшей для ментов Андрея в ловушку (а об этом Никита наверняка уже знает, если поддерживает связь с кем-то из пристанских, или даже с обозленным до потери пульса Радиком). Под его прицел попадет и сам Макс, как человек занявший место его брата и придавший его. К тому же Максим отлично понимал, что Никки знает о том, что он искал его из-за архива с компроматом с явным намерением убрать, дабы важная информация о преступных деяниях Макса не попала в правоохранительные органы или прокуратуру. НЕ зря же он так скрывался, заметая за собой следы. Ничего личного в этом не было — просто Макс не мог позволить, чтобы где-то гулял компромат на него. Да еще и в руках такого типа, как Никки.

Не то, чтобы такой взрослый и сильный физический и морально мужчина боялся Кларского, но он все же опасался его. Макс помнил, каким был в его годы Март — возраст не делал его более добрым и нежным. И если Ник, по общему мнению и без того похожий на старшего брата, будет хотя бы наполовину таким же, каким был Андрей Март в двадцать три — двадцать четыре года, то это будет не очень хорошо. К тому же приезд Никиты странным образом совпадал — ну, почти совпадал с перестрелкой и слежкой за Сашей. А за этим, по мнению Максима, сто процентов стоял все тот же неведомый Радик. Может быть, он и есть информатор Кларского?

А даже если Никки вдруг захочет отомстить только Смерчинскому, подумав, что играть с Максом, который тоже не лыком шит, — опасно, то он, Максим, все равно может пострадать. Даниил Юрьевич открыто сказал, что ему не поздоровиться, если вдруг Никки — тогда он назвал его волчонком — захочет навредить ему или членам его семьи. Тогда Макс все равно будет под ударом, но только уже не со стороны Никиты, а со стороны влиятельного и не слишком доброго бизнесмена Смерчинского, который и так стал его боссом.

И если вдруг у Никки нет архива с компроматом, то он все равно будет нести потенциальную угрозу — вдруг решит отомстить как-то по-другому за смерть Андрея?

Макс решил, что единственный выход в этой ситуации — это скорейшее избавление от братишки Марта.

"Хотел бы жить — не приехал бы назад", — мрачно подумал он про себя.

Поговорив с Максом, вертлявый субъект заспешил к Александру. Он еще помнил, что они должны с комфортом доставить до дома его родственницу — красотку с платиновыми волосами.

— А че мы чувака отпустили-то? — спросил один из парней, явно пребывающий в непонятках. — Саша же сказал...

— Саша ему сказал! Ты знаешь, кто это? — спросил тощий мужчина, вновь облачаясь в свой неотразимый пиджак.

— Урод какой-то, — пробасил молодой человек.

— Про урода в точку. Хе-хе. Это Никки.

— Какой еще Никки? — не были в курсе парни, а потому не выглядели удивленными.

— Такой. Младший брат Марта. Знаете Андрея Марта, олухи? — прищурившись, спросил их непосредственный начальник.

Его-то парни знали. Правда, в глаза не видели, но зато много слышали.

— Короче, если я думаю верно, у нас будут горячие дни, — хихикнул тип. — Никки, ну и зачем ты вернулся в это шапито? — пробормотал он, глядя на дорогу, — Ну что же, цирк продолжается.

И он приблизился к ожидающему его Александру, дабы поделиться новостью. Тот, естественно, не обрадовался — темно-зеленые с коричневыми крапинками глаза заметали опасные молнии, и он даже, кажется, челюсти сжал. Да и как он мог радоваться тому, что человек, из-за которого его жизнь, немного, мягко говоря, изменилась, вновь решил оказаться в одном с ним городе? Кажется, Саша еще и разозлился, только сумел сдержать себя в своих лучших традициях. Правда, девушки — и Ника, и Лариса, заметили, что он стал менее разговорчивым и более сосредоточенным, но обе, зная характер парня, тактично промолчали.

Ника вместе с женихом отправилась за своим свадебным платьем. Правда, Саша, которому нужно было в течение часа появиться у Макса, сказал невесте, что только лишь довезет ее до салона, а потом уедет, поэтому светловолосая девушка несколько расстроилась.

Довольная же Лариса, думавшая, что ребятки брата проучили строптивого Игоря, села в хэтчбэк вмиг ставшего галантным тощего субъекта, который принялся незаметно окидывать хорошенькую блондинку жадным взглядом, правда, вспомнив, как рассердился Александр, узнав, что Никки приставал к Ларисе, этот хитрый и расчетливый человек решил, что лучше он не будет провоцировать Сашу и будет вести себя, как паинька.

А Никита, который вообще-то хотел остаться инкогнито, в это время мчался по трассе на такси, откинувшись на спинку переднего сидения и со скупым интересом глядя в бескрайние зеленые поля, упирающиеся в самый горизонт. В родном городе его не было целых три года, и за это время очень многое изменилось. Например, Никита теперь мог относительно безопасно находиться на своей малой родине — и это уже было немало. Светловолосый парень и не думал, что там его уже ждут. И знать не знал, что волею глупого случая оказался узнанным одним из бывших подручных Марта, ныне ходившим под началом Макса. А еще Кларский не подозревал, что глупая Ника так и не прочитала записку, которую три года назад он оставил на холодильнике в чьей-то тесной, но уютной кухоньке: "Жди, я тебя запомнил".

Молодому человеку в глаза вновь, как и в самолете, попал игривый солнечный лучик. Никита едва заметно поморщился и, не долго думая, надел черные очки, стянув их со лба, а обиженный луч ускользнул, чтобы через минут пятнадцать вновь появиться в этом месте и надежно застрять в волосах Ники, сидящей на переднем сидении стремительного "БМВ", которое принадлежало Саше.

Вместо того, чтобы размышлять о предстоящем бракосочетании или радоваться красивому белоснежному платью, что терпеливо поджидало ее в салоне, девушка все никак не могла выкинуть из головы парня, столь подозрительно со спины похожего на Никиту.

А что, если это, действительно, Кларский? Нет, это не он. Конечно же, не он.

Макс и его люди расстарались на славу и ждали Ника на подъезде к городу, готовые незаметно следовать за ним, дабы узнать, что Кларскому понадобилось здесь. Также, в случае, если тот вдруг резко начнет какие-либо действия, вредящие Максу или Даниилу Юрьевичу Смерчинскому, они были готовы убрать его: аккуратно, быстро, незаметно. Не зря Максим был к тому же и владельцем одного охранного агентства — некоторые его ребята были весьма и весьма бравые, прошедшие или военные действия или закаленные девяностыми годами. Да и сам он был далеко не промах, и это касалось как физической силы, так и интеллекта. В свое время Март выбрал Макса в свои помощники не только потому, что они вместе сидели, а потому что Макс мог, как и Андрей, просчитать ситуацию и извлечь из нее свою выгоду. К тому же он был достаточно хитрым человеком. И Март знал это. Как-то во время какой-то грандиозной пьянки в сауне еще пару лет назад, почти не пьянеющий даже от огромного количества алкоголя Андрей ради одного ему известного прикола называл Максима Петром и ухмылялся, глядя, как правая рука нервничает и даже затаенно злиться, не зная, что тот имеет в виду. А после, когда мужчины покидали гостеприимную сауну, где им был оказан самый теплый прием как хозяйкой, так и ее хорошенькими работницами в откровенных нарядах, Март, хохоча, перекрестил Макса, как заправский поп, похлопал его по плечу и только тогда сел в машину к водителю и уехал — ни куда-нибудь, а к младшему брату, только-только поступившему в университет, и потому довольному жизнью, как сытый слон. Ник и правда наивно полагал, что получив образование и вырвавшись в идиллический для него круг обычных людей, он станет таким же, как и они. Обычным парнем.

Только вот Макс знал, что это все пустое. Он прекрасно понимал, что ввязавшись во все это однажды, хода назад уже не станет. Пацан будет думать так до своей первой ходки — а после смириться со своим способом существования и даже начнет получать от него удовольствие. А в том, что Никки когда-нибудь загремит на отсидку, Макс был почти уверен. Недаром Март его уже однажды отмазывал младшего братишку от ментов. Да и после того, как три года назад Пристанских взяли, Никки числился в розыске. По счастливой случайности стервеца не оказалось рядом с Мартом на благотворительном вечере, куда Андрея пригласил Даниил Юрьевич Смерчинский, пообещав обговорить детали их будущего сотрудничества, связанного с ночным клубом. Март давно добивался этого самого нелегального, связанного с поставкой наркотиков, "партнерства", а господин Смерчинский неизменно отвечал ему отказом. Тогда хитрый глава Пристанской ОПГ вышел на его внука Петра, управляющего клубом. Тот с Мартом работать согласился — и делал это, прежде всего, через Никки. Бизнес шел успешно до тех пор, пока Смерчинскому-старшему сразу по нескольким веским причинам Март не встал поперек горла, как рыбья кость. Даниил Юрьевич, решив избавиться от лидера Пристанских, сделал пару замысловатых ходов, объединив усилия с представителями наркоконтроля и департаментом экономической безопасности, которые давно, но не очень успешно охотились на Марта.

И Смерчинский, и Андрей были людьми расчетливыми, как заядлые шахматисты, и хитрыми, как дикие лисы, однако в этой игре победа осталась на стороне Даниила Юрьевича. Макс много потом думал, почему Март попал в его сети, и никак не мог понять, как так вышло, что бывший босс и даже почти кореш не почуял опасности. Может быть, во всем виновата ты рыжая девка, с которой он связался? Расслабила Марта, и он попался, как лох. Правда, он умудрился предупредить Никки, и тот удачно свалил из города. Внук Смерчинского тоже вовремя свалил — только вот срок из-за влиятельного дедушки ему все равно не светил, а вот Никита, попадись он в руки ментам, сел бы не на один год. Макс тоже мог загреметь в столь нелюбимое им место, как колония строго режима, не на пять минут, а лет на пятнадцать, но ему предложил "сотрудничество" Даниил Юрьевич, понимал, что свято место пусто не бывает — на месте распавшихся Пристанских немедленно возникнет другая преступная группировка. Тогда начнется дележ территории и сфер влияния, не такой жестокий и кровавый, как в девяностые, конечно, но достаточно неприятный. Да и вообще будет непонятно, что в таком случае ждать. А так получилось, что Макс возглавил остатки банды Марта, объявив себя его "преемником", при этом для прикрытия занимаясь легальным бизнесом под крылышком у холдинга Смерчинского, и не оставляя старые незаконные дела. Конечно, Максу пришлось попотеть, дабы почетное звание лидера Пристанских осталось при нем — было уж очень много недовольных среди верхушек воровского мира, но Даниил Юрьевич помог все уладить.

Выгода, кстати, у этого бизнесмена от происходящего была двойная: он имел не только часть прибыли от бизнеса Макса: и легального, и нелегального, но и отличную "крышу" в лице пристанских. Фактически он вообще контролировал действия Максима и его людей. К тому же если бы органы правопорядка попытались найти концы незаконных делишек, они вышли бы не на Смерчинского, а на главу Пристанских.

У Макса выгода тоже была далеко не одна: во-первых, он не попал в тюрьму, как тот же, к примеру, Радик, во-вторых, фактически занял место Марта, получая при этом неплохие деньги. Кстати, он обнаружил, что и легальный бизнес может быть очень доходным.

Конечно, возращение Никиты для Макса было крайне нежелательным, как и для Смерчинского, подставившего его братца. Если Март передал братцу свой архив с компроматом, а тот передаст его куда нужно, они оба сильно пострадают. К тому же из розыска Никки вдруг каким-то чудесным образом пропал — это тоже выяснилось сегодня, когда Макс узнал, что Никита неожиданно вернулся. И для каких целей он вернулся — просто отомстить или же возжелал занять место Марта? Сам Макс вернулся бы только из-за этого. На месте Никиты он тоже считал бы себя "приемником" Андрея, наследником свергнутого боярами царя. И заручился ли Никки чьей-нибудь поддержкой?

Ожидая сообщения от своих людей, находящийся в любимом ресторане "Милсдарь" несколько нервный, усиленно размышляющий Макс совершенно некстати вновь вспомнил эпизод из прошлого, когда Март глумоливо называл его Петром. И также некстати догадался, почему кажущийся трезвым после моря водки и пива Андрей так обращался к нему, не переставая ехидно скалиться в своей лучшей манере. Это открытие Максиму не понравилось, но и не обозлило, а, напротив, вызвало недоумение, ухмылку и толику восхищения провидческими способностями Марта. Надо же, знал, что такое может случиться. А Радику-то такого не говорил — и правда, тот остался верным до конца, предпочтя гнить в тюряге. Однако долго на эту тему думать мужчина не стал — ему помешал телефонный звонок.

"Твой малый в городе, братиш, — перед тем, как ответить, мысленно обратился Макс к Андрею, что делал весьма и весьма редко, и вдруг добавил. — Проследи за ним, а то ему две дороги: либо к Радику, либо к тебе. Если просто приехал — так и быть отпущу. Пусть проваливает из города. И носа не сует сюда. А если нет, сам знаешь, что я с ним сделаю. Петр, мать твою...".

И он потянулся к небрежно брошенному мобильнику, раздраженно кричащему со стола, ожидая услышать новости о том, куда и зачем поехал Никки.

Однако его ожидания не оправдались. Ника не нашли. Такси приехало пустым. Вернее, водитель в нем наблюдался, а вот пассажира и след простыл. Перепуганный шофер, который уже и не был рад, что взял "на борт" такого проблемного пассажира, глядя на молчаливых, но сильных с виду молодчиков, встречающих такси с Ником, сообщил несколько дрожащим голосом, что светловолосый парень, которого он вез из аэропорта, вдруг попросил свернуть с трассы и подъехать к расположенному за чертой города кладбищу — огромному, нет, даже бескрайнему, глумливо-печальному, как Арлекино, в которого вселился злой дух.

— Он вышел, расплатился, все чин по чину, купил, кажись, венок или цветы и пошел туда... ну, на кладбище, на главную аллею, — проговорил мужчина, понимая, что каким-то образом вляпался в разборки "долбанных крутых". — Я у него еще в машине спрашивал, мол, ты, парень, к кому на кладбище собрался? А он на меня посмотрел, улыбнулся и сказал, что просто так, погулять решил. Я тогда еще подумал, что парень-то странноватый...

Водитель уже готовился к плохому — вдруг он стал свидетелем того, что чего не должен был видеть? — но его неожиданно отпустили на все четыре стороны.

Макс, узнавший о случившемся, рассердился и тут же послал своих людей на это самое кладбище, предположив, что Никки решил наведаться на могилу своего старшего братца. Он не понимал, догнал ли щенок Марта, что его выследили, или же он совершенно случайно решил заехать на кладбище, где была похоронена вся его семья. И это нужно было как можно скорее выяснить. А потому новый глава Пристанских возжелал, чтобы его люди как можно скорее оказались в месте последнего пристанища тел.

Те, выполняя приказ, так спешили, что на повороте, ведущим к главным воротам кладбища, где, собственно, и скрылся Никита, едва не врезались в небольшой оранжевый и явно женский автомобильчик с затемненными стёклами. Однако спешка не дала результатов — никакого Кларского на кладбище уже не наблюдалось.

Люди Макса в некотором недоумении топтались около могилы Марта, которая, кстати, выглядела чистой и ухоженной, такой приятной — словно там был похоронен не жестокий лидер преступной группировки, а агнец Божий. Справа от нее росла поздно начавшая цвести невысокая молоденькая сирень. Слева — какие-то цветочки с полураскрытыми светло-желтыми бутонами. А над ней высился необыкновенный, даже изящный надгробный памятник из черного гранита — умиротворенный ангел с закрытыми глазами и с одним крылом, поднявший руку вверх, к невероятно высокому в этот день небу. Под темным ангелом лежали свежие цветы — розы, как ни странно, а еще пара венков: несколько огромных, запыленных, старых, но сохраняющих еще достойный вид, и один новый, без единой надписи на черной скорбной ленте, но дорогой и красивый, из настоящих цветов. Такие венки грех дарить мёртвым людям — не все живые получают в подарок подобную красоту.

— Его тут нет, но, кажись, был. Свежие цветы и венок лежат, — ежась не холодном, норовящим забраться под одежду ветру, который за пределами кладбища не наблюдался, сообщил один из прибывших на кладбище Максу по мобильнику. Один из парней небрежно пнул роскошный венок, помяв несколько цветков, при этом гадко ухмыльнувшись и выругавшись. Его более почтительно относящийся к мертвым "коллега" постучал пальцем по лбу пальцами:

— Ты че делаешь? Ты, типа, на кладбище, а не в баре.

— Иди ты, — отмахнулся молодой человек. — На кладбищах бухают не меньше.

— Если бы Март видел, что ты пинаешь его венки, он бы тебе этот венок в задницу засунул, — проворчал второй парень, которому довелось видеть пару раз легенду преступного мира, коей Андрей стал за последние пару лет. Его, правда, не послушались и с чувством послали по матушке.

Макс тем временем хорошенько выругался и велел хорошенько осмотреться — вдруг Никки "схоронился где-то поблизости". Максим так и сказал — схоронился, а потом до него дошел весь этот каламбур — схоронился на кладбище, и он засмеялся, с неожиданной горечью подумав, что Марту такие слова понравились бы.

— Найдите его. Хоть из-под земли, но достаньте. Черт, — тут он вновь рассмеялся, глухо, как будто закашлялся. — Вы же на кладбище. Кого вы достанете из-под земли? Если только Марта. Лады. Ищите Никки.

Его парни старательно выполняли приказ Макса, однако, Никиты Кларского они не обнаружили, даже прочесав округу и вновь встретившись у могилы Марта.

Вновь подул злорадный ветер.

— Все, поехали, пацаны, — наконец, коротко сказал самый главный из них, тот, который разговаривал с Максом, ступая на мощеную дорожку и сдуру оглянувшись напоследок на могилу с черным однокрылым ангелом. Ему вдруг показалось, что Андрей Март, изображенный на большой круглой черно-белой фотографии, пристально, даже с каким-то интересом смотрит на него. Так, будто находится по ту сторону памятника, у какого-то окошка, прижавшись к нему. Молодого мужчину аж передернуло, а когда один из идущих впереди вдруг вскрикнул, он аж вздрогнул, а после машинально полез в кобуру.

— Что там?!

— Брателло, ты чего? Ошалел? — удивились и другие "сыщики", оглядываясь, но не видя и не слыша ничего подозрительного. Шум поднял тот самый парень, который непочтительно пинал венок.

— Да так, хрень, — сплюнул он в молоденькую траву, которой все равно где было расти: на детской площадке, у санатория или на кладбище. Ему стало как-то неловко. Подумают еще, что трус.

— Какая еще хрень? — раздраженно спросил чуть не вытащивший оружие. — Ты, Nзапрещено цензуройN, в конец Nзапрещено цензуройN?

— Ты кладбищ, что ли, боишься? — поинтересовались тут же его коллеги. Кто-то загоготал.

— Да это, — смущено отозвался парень, — смотрите, говорю же — хрень. — И он мрачно кивнул на одну из могил, около которой мужчины проходили. За кованым, давно не крашеным низким заборчиком, на молочно-мраморном памятнике, что венчал ржаво-зеленый низкий холмик, творилось безобразие. Кто-то весьма и весьма умный и, наверное, обладающий отличным чувством юмора, как мог, поиздевался над фотографией мужчины. Снимок в багетной грязно-золотистой рамке был изрисован черным маркером. Несчастному покойному подрисовали клыки, поставили синяк под глазом, удлинили уши, подписали что-то похабное... даже рога умудрились нарисовать. Смотрелся такой портрет, действительно, пугающе. Люди Макса впечатлились.

— Черт!

— NЗапрещено цензуройN!

— Ни фига себе, покойничек!

— Нефоры местные вселятся, — решил кто-то, выругавшись. Остальные покачали головами и спешно пошли дальше, к выходу. А тот, кто почувствовал на миг, что ныне покойная гроза преступного мира по кличке Март, смотрит на него со своего памятника, подошел ближе к оградке и зачем-то прочитал имя умершего, чье фото так страшно разукрасили.

"Кузнецов Михаил Геннадьевич", — было написано на плите. Молодой человек еще раз с отвращением взглянул на снимок мужчины, подумав, что, кажется, когда-то видел покойника, а после поспешил догнать своих. Впереди еще его ждала встреча с явно недовольным Максом.

Ветер с непонятной силой подтолкнул его в спину, заставив прошипеть новую порцию брани.

А за пределами кладбища ветра не было.

Никита и не думал заезжать на кладбище. Его целью был город и только он: нужно было встретиться с кое-какими людьми, да и вообще разведать обстановку, прежде чем начать то, что он задумал. И хотя Ник не был склонен к каким-либо импульсивным действиям, стараясь не делать что-либо, прежде не обдумав, он совершенно неожиданно понял, завидев кладбищенский забор, тянущийся вдоль дороги, что хочет повидать брата.

Никита знал, что Март похоронен неподалеку от могилы отца, а путь к ней он хорошо помнил — не раз ходил к нему вместе с бабушкой и дедом. Ходил не потому что любил отца — уголовника со стажем, а потому что не мог отказать родственникам, которым достался такой ужасный сын. Андрей, насколько Никита помнил, к отцу не ходил ни разу — только к деду и к бабушке.

Нику никогда не верилось, что брата больше нет. Ему казалось, что тот просто вновь попал на зону и скоро — уже вот-вот — выйдет обратно. Таких, как Март нелегко убить, а ранеными они борются до последнего, дико раздражая врагов.

— Останови тут, — сказал неожиданно для самого себя Кларский водителю, глядя на проплывающее мимо кладбище, и тот послушался.

Молодой человек вылез из такси, расплатился и отправился к расположенным перед входом пустующим прилавкам с подарками для покойных, где купил венок — самый дорогой, шикарный, из живых цветов, но без каких-либо надписей на черной ленте, и отправился на кладбище, где без особенных проблем нашел могилу отца — порядком уже заброшенную, давно никем не посещаемую. Вместо теплых чувств, скорби и положенных слез, она вызывала у Кларского, носящего, кстати говоря, в отличие от Андрея, фамилию матери, лишь отвращение и недоумение. Ника хватило только на то, чтобы глянуть на столь знакомую могилу, увенчанную молочно-светлым памятником пару раз, а после он пошел дальше, не зная, правильно ли поступает или нет. Но ни разу не оглянулся.

Однажды Март "повеселился" и от души разрисовал портрет папочки — хорошо уж, после смерти бабушки и деда, которых бы, увидь они такое непотребство, хватил бы удар. Когда и зачем Андрей, явно не дружащий с головой, издевался над фотографией отца, Никита не знал, и знать не хотел. Он понимал только, что старший брат, выходки которого невозможно было предугадать, иногда начинает приходить в ярость только от одного лишь упоминания об их общем папочке.

"А я до сих пор думаю о нем в настоящем времени", — сказал сам себя молодой человек, быстро шагая дальше и осматриваясь — он знал, что могила брата украшена памятником ангела, вроде бы из темного качественного камня. Да, ему не верилось, что Марта больше нет. И даже тогда, когда Никита неожиданно наткнулся взглядом на свой печальный "ориентир" — на тот самый памятник однокрылого ангела из черного гранита, подошел к нему и увидел на нем изображение Андрея, все еще не мог поверить, что того нет в живых. Даже позволил ухмыльнуться краешком губ, как будто бы говоря — что за бред, но тут же сам себя одернул — в таком месте вести себя нужно подобающе, почтительно, а не как последняя скотина.

Никита глубоко вдохнул тяжелый запыленный воздух и медленным шагом приблизился к последнему месту упокоения Андрея Марта, не отрывая чуть прищуренного, не верящего взгляда от черно-белой фотографии в круглой рамке. Он не помнил этого снимка. Лицо старшего брата на нем было спокойным, но не расслабленным, а сосредоточенным, но довольным, а в глазах светилась вполне живая уверенность в себе.

"Кузнецов Андрей Михайлович", — прочитал почти что по слогам Ник, медленно потирая шею и до сих пор как-то не принимая того факта, что где-то там, под землей, где нет воздуха, но есть голодные черви, лежат останки его брата. На глазах молодого человека все так же не было слез, он не чувствовал себя грустным или раздавленным, ему не хотелось кричать или закрыть лицо руками отболи, которая неизменно постигает вех тех, кто потерял близкого или родного человека — особенно последнего родного человека. Никита просто-напросто не понимал, что Андрей погиб. Он до сих пор не мог поверить в произошедшее. Странно, но это было именно так. Уж три года как Ник знал, что случилось со старшим братом, но впервые оказавшись на его могиле, не мог поверить в произошедшее. Март умер? Абсурд. Он сдохнуть никак не мог. Не-а, никак.

"Эй, хватит страдать фигней, выходи", — вот что крутилось у светловолосого парня в голове, когда он смотрел на могилу брата. Он видел не могилу, он видел дверь.

Волосы Кларского ласково трепал юго-западный, кажется, ветерок, а сознание глушила тишина, повисшая на кладбище — его неизменная спутница. Никита держал в руках венок и не чувствовал этого — казалось, что руки держат пустоту.

"Это бесит. Выходи!".

"Ага. Если я сейчас выйду, ты, мелкий, ляжешь. Наверное, на мое место. С приступом", — пронеслось в голове застывшего Ника вместе с новым порывом неизвестно откуда взявшегося ветра. А после парень услышал легкий шорох шагов — тихий, осторожный, какой-то плавный. Ему почудилось вдруг, что там, позади неспешно идет Андрей — не своей походкой, не своими ногами, но идет именно он! Через секунду Ник понял абсурдность своего неожиданного предположения и, напрягшись, почему-то интуитивно ожидая самого плохого, резко обернулся.

Странное оцепенение, как и страх того, что его нашли, мигом сползли с кожи Кларского на траву и впитались в слегка влажную редко прогревающуюся солнцем землю. По дорожке перед ним медленно шла рыжеволосая стройная девушка в длинном легком летнем сиреневом платье, ведущая за собой маленькую, очень милую девочку с большими голубыми глазами, в которых не было ни капли печали, а только любопытство. В руках рыжеволосой были живые темно-бордовые розы.

"Зачем тащить на кладбище ребенка?", — подумал Ник раздраженно, но плечи его облегченно опустились. Опять же они напряглись, когда девушка направилась ни куда-нибудь, а прямиком к могиле Андрея.

Кажется, рыжеволосая была удивлена не меньше, чем Ник.

— Вы кто? — удивленно спросила его девушка, крепче сжимая руку дочери. Нику показалось, что она слегка побледнела.

— А вы? — спросил он, хмуря брови.

— Я... Я к Андрею пришла, — так и не назвала себя девушка, пытаясь отвести маленькую дочку в розовом сарафанчике за спину. В ее глазах появился испуг. — Я просто... цветы положить. Мы... я сейчас уйду.

— Подожди, — резко перешел на "ты" Кларский, чувствуя, что ее лицо ему знакомо.

— Что?

Вместо ответа молодой человек склонил голову на бок. Да, он точно видел ее раньше, только без ребенка. Давно, три года назад. Сначала в адвокатской конторе. Потом в особняке старшего брата. Тогда он даже представил рыжую Нику.

— Кстати, запомни ее.

— Зачем?

— Повежливее, хамло. Просто запомни. Ее зовут Настя. А этой мой брат. Никита. Когда он молчит, он мил. Все, олень, иди. Делай, что я сказал.

Тогда, помнится, Ник даже слега пожалел девчонку, когда Март представил ее брату. Она явно по доброй воли не стала бы общаться с таким, как Андрей. Какой нормальной женщине нужен властный тип в наколках с несколькими ходками за спиной, в движениях которого живет опасность, а в глазах — искры затаенного, но время от времени прорывающегося наружу сумасшествия? Наверняка она его боялась. А пойти против не могла. Зато сам Март относился к этой Насте очень даже хорошо, что ему в принципе было не свойственно. Никита запомнил, как нежно старший брат глядел на рыжеволосую, которая как-то отрезвляла его, превращая временами в почти нормального. Кажется, когда Андрея и пристанских взяли на том ублюдочном благотворительном вечере, она была рядом с ним.

Надо же, он, Никита, и не думал ее больше увидеть, но нет, встретил на могиле брата. Неужто, она помнит того, кто три года назад заставил ее натерпеться страху?

Кларский смерил обладательницу огненно-рыжей копны еще одним внимательным сканирующим взглядом — и почему она, спустя столько времени, пришла в это место с цветами в руках? Да еще и с ребенком.

— Это ведь ты с Андреем три года назад встречалась? — прямо спросил Никита. Рыжеволосая отвела в сторону глаза, а парень продолжал уже более уверенно, тоном человека, только что разгадавшего сложную загадку. — Тебя ведь Настей зовут?

— Да, — нехотя кивнула девушка, которой видимо, не очень нравилось общество незнакомого парня с холодными внимательными глазами, в которых от доброты и нежности было только одно воспоминание. А вот светловолосая дочка ее с любопытством разглядывала этого взрослого дядю. Он ей почему-то понравился и казался добрым, только немного сердитым. Правда, говорить с ним малышка стеснялась и пряталась за встревоженную маму.

— А вы кто? — Настя все же осмелилась взглянуть в глаза Кларского.

— Я его брат, — просто сказал Никита, небрежно кивая на могилу Андрея, как будто бы позади него находилось не его последнее скорбное пристанище, а сам Март, сидевший на самодельном троне.

— Младший брат? Так вы — Никита? — удивленно переспросила Настя. Теплый ветерок скользнул ей в огненные волосы и игриво взлохматил прямую челку, достающую тонких, красиво очерченных и подчеркивающих правильный овал лица бровей.

Молодой человек кивнул.

— Я вас... не узнала, Никита, простите.

Испуг из ее выразительных, широко распахнутых, как и у дочки, только не голубых, а серо-зеленых глаз прошел. Сначала девушка подумала, что это кто-то из криминальных дружков Андрея, которые только рады были, когда его не стало. Потому и испугалась. Мало ли что им взбредет в голову, когда они увидят ее с дочкой?

Но это оказался его брат — младший брат, о котором Андрей почти не говорил, но, которого, кажется, любил. Она видела его всего лишь пару раз, и, кажется, с тех пор он почти не изменился — только стал еще крепче и шире в плечах. А вот светло-грифельные, обрамленные светло-коричневыми ресницами глаза еще больше повзрослели, и в них появилось что-то неуловимо мартовское: жесткое, настороженное, ожидающее отовсюду подвоха и готовое нападать, чтобы защититься. Правда, в глазах Никиты было и еще кое-что — в них до сих пор оставался юношеский максимализм, смешанный с дерзостью, и толика отлично скрываемой печали: то ли тоски по дому, то ли усталости, то ли желания быть ком-то нужным. А. впрочем, может быть, ей это просто показалось.

— Ничего страшного, переживу, — без доли юмора ответил Насте Ник. — Это ты ухаживаешь за могилой?

Рыжеволосая девушка кивнула. Никита удовлетворительно покачал головой.

— Думаю, он доволен, — словно сам себе сказал Кларский и похлопал ладонью по граниту памятника. — Неплохо смотрится. Незнакомые люди, видя этого парня, — он указал глазами на ангела, — будут думать, что его поставили хорошему человеку.

Он понимал, что несет бред, но ничего умнее придумать не мог. К тому ж Ник начал все сильнее осознавать, что Марта нет в живых, и что из-за своей подземной двери он никогда не выйдет. Разве что только в день Страшного суда.

— Андрей был хорошим человеком, — мягко сказала Настя, осторожно, с нежностью, опуская бордовые розы на могилу.

— Мама, — позвала ее дочка, до этого с любопытством разглядывающая Ника из-за ее спины.

— Полина, потом, — поспешно сказала рыжеволосая. — Я разговариваю с дяденькой.

Дяденька едва заметно поморщился. Его так пока еще никто не называл.

— Мама, я папе тоже хочу цветочки дать, — деловито сказала девочка, чуть-чуть шепелявя, и протянула вперёд руку с зажатыми в ней двумя белоснежными лилиями. Они отлично гармонировали с нежно-розовым сарафанчиком.

— Папе? — поднял бровь Ник.

Настя замешкалась, и в серо-зеленых глазах опять появился испуг. Она никогда и не думала, что родственники отца Полины встретятся с девочкой.

— Папа? — продолжал изумлённо Никита. — Он что, — парень в который раз кивнул на зеленый холмик, как на живого человека, только молчащего, — ее отец?

— Отец, — не стала ничего скрывать девушка.

Никита давненько так не удивлялся. На какое-то мгновение у него даже дар речи пропал. Чего? Март — папа? Что она несет? Как это вообще случилось? У таких, как его старший брат, детей не может быть априори. Откуда у него дочка? Как у грубого, жесткого Андрея могла родиться маленькая хорошенькая голубоглазая девочка в милом розовом сарафанчик? Бред же? Полный бред. Может, рыжая лжет ему? А какая ей с того выгода? Да и малявка сама сказала: "Папа", он не ослышался.

— Да, он ее отец, — повторила девушка, видя, как снежным комом растет в серых глазах Никиты недоверие.

А Андрей так и не узнал, что стал отцом. Да она сама слишком поздно узнала об этом, а потом, не веря в беременность, ревела, как сумасшедшая. Сначала хотела избавиться от ребенка — все подружки, да и сестра советовали ей это сделать. "На фига тебе ребенок от непонятно кого?", — твердили Насте одни. "Как ты будешь одна его воспитывать?", — горячились другие. Мама осталась нейтральна, сказав, что будет уважать любой выбор дочери, отец был жутко недоволен и хоть не кричал, не упрекал, но смотрел так, что Настя чувствовала себя какой-то дворовой девкой, нагулявшей ребенка непонятно от кого. Единственным человеком, поддержавшим девушку, была ее начальница, в адвокатской конторе которой работала Настя.

— Это, конечно, целиком твое решение, — сказала она задумчиво, глядя в окно, на дождливое низкое серое небо. — Но знай, дорогая, что ребенок — собственный ребенок — это кое-что особенное. Я не знаю, как объяснить тебе это, Настя. Возможно, меня поймут лишь женщины, ставшие матерями, поэтому не буду распинаться по поводу того, что свое дитя — это частичка тебя, твое счастье, твоя кровиночка и прочее, прочее, прочее. Скажу только одно. Когда-то давно я тоже думала о том, рожать мне или нет. В результате родила двух близняшек, девочек. Хоть я и почти не занималась ими, выбрав карьеру, я очень любила их. Очень, Настя, поверь. И ни разу не пожалела о своем выборе.

— Но у вас же только одна дочка — Оля, — вспомнилась Насте высокая симпатичная спокойная девушка, изредка приходящая к матери в контору.

— Уже одна, — подозрительно спокойно сказала ее начальница. — Вторая умерла, когда ей было семнадцать. Но не про это я хотела сказать тебе. А про то, что когда это случилось, я в полной мере осознала: смерть ребенка — это страшно, безумно страшно. И неважно, сколько ему лет — семнадцать или месяц. Ты об этом помнить всю жизнь будешь. Да-да, я уверена, что будешь.

— Почему же?

— Потому что ты колеблешься, — устало ответила начальница. — Не было бы сомнений, сделала бы все нужное сразу, как узнала. А ты думаешь. К тому же это будет твоя последняя связь с ним. — Настя сразу поняла, что женщина имеет в виду под "ним" Андрея.

Кажется, этот разговор был для девушки решающим, и она все же оставила ребенка. И ни капли не жалела — как и говорила ее начальница.

Эта женщина словно чувствовала за собой вину, потому как именно на месте своей работы Настя и познакомилась с Андреем Мартом, приехавшим, чтобы устроить разнос адвокатом и всех тогда здорово перепугавшим. Настя тогда тоже испугалась — особенно тогда, когда Андрей внезапно успокоившись, подошел к ней и положил ее руку к себе на грудь, а после поцеловал, пообещав найти ее. Начальница посоветовала Насте в срочном порядке уехать отдохнуть, чтобы Март, по ее словам, жуткий уголовник, действительно, не нашел девушку, но это не помогло. Андрей приехал к ней через несколько дней...

Так в жизнь спокойной, совершенно обычной девушки ворвалось безумство по имени Андрей, которое и пугало ее, и восхищало, отталкивало и притягивало, злило и заставляло млеть в объятиях жесткого, но временами бывающего неожиданно нежным человека, которого окружающие боялись до боли в мышцах.

И да, Полина стала последней и единственной нитью, которая связывала Настю и Андрея. И Настя была рада, что не обрезала эту нить.

Рыжеволосая девушка знала, что лучше не приводить маленького ребенка на кладбище, и обычно ходила к Андрею одна, ранним утром — приносила цветы, убиралась на могиле, высаживала растения, ухаживала за ними, просто сидела рядышком, на скамейке за столиком, мысленно разговаривая с Андреем и рассказывая ему о том, что с ними происходит. Насте казалось, что он слышит ее, и ей от этого почему-то было легче. Когда появилась Полина — дочка, ходить часто к Андрею Настя не могла, потому как вся была в заботах о младенце, но когда Полина подросла, вновь стала бывать на кладбище чаще, иногда беря ребёнка с собой. Никого из так называемых друзей Андрея Настя ни разу не встретила, хотя иногда видела на могиле, под памятником, венки или букеты, все, как один, дорогие и шикарные. Да и памятник ему поставили без ее участия — но кто, рыжеволосая девушка не знала. Когда Настя пришла сюда и увидела печального темного ангела с одним крылом и скорбно вытянутой кверху рукой, то не сдержалась и разрыдалась, впервые в жизни обняв холодный черный и безучастный ко всему мрамор.

Но сегодня ей пришлось прийти сюда вместе с дочкой, и не потому что, как это часто бывало, ее не с кем было оставить, а потому что Насте вдруг подумалось, что Андрей хочет увидеть ее. По крайней мере, ей приснился такой сон, а им девушка почему-то доверяла. Вот и приехала, как дурочка, столкнувшись с братом Андрея.

Никита недоверчиво поглядел на стесняющуюся голубоглазую девочку, которая глядя на взрослого дяденьку, вслед за мамой положила свои лилии на могилу, отошла на пару шажков назад, полюбовалась на цветы, поправила их по своему разумению и снова спросила у мамы серьёзным голосом:

— А папа за ними придет?

— Да, приедет, — ласково улыбнулась Настя девочке и обняла девочку. — Ее зовут Полина, — сказала она Нику отстраненно. — Ей два с половиной года. Она у нас очень умненькая. Ходит в садик. Полина, поздоровайся. Это твой дядя, — несколько запоздало попросила она дочку. Та, не отрывая от Ника восхищённого взгляда, сказала громко:

— Здравствуй.

Сколько себя Никита помнил, с маленькими детьми он никогда не общался, а поэтому невнятно буркнул, рассмешив Настю:

— Привет.

— Я — Полина, — и ребенок уставился на молодого человека, ожидая, когда тот представиться. Кларский, которого факт того, что у старшего брата есть ребенок, недовольно взглянул на рыжеволосую. Та поспешно сказала дочке:

— Этого дядю зовут Никита.

— Ты к папе пришел? — продолжал ребенок с интересом.

— Да.

— Папа спит, — доверительно сообщила Никите маленькая Полина. Она громко вздохнула и печально добавила. — Мама сказала, папа будет спать долго. Правда? — и голубые глаза с надеждой уставились на парня. Полине хотелось, чтобы Никита сказал, что недолго. Тот ожиданий ребенка не оправдал.

— Правда, — сказал он. — Долго.

"Вечность", — добавил он про себя, но ребенку это вслух не сказал.

— Ты тоже принес папе цветочки? — продолжала Полина, разглядывая венок, который Кларский все еще держал в руках.

— Да, принес.

— Странные цветы, — вынес вердикт ребенок и потрогал венок. — У нас с мамой другие.

— Полина, отстань от дяди, — взяла девочку в розовом сарафанчике за руку Настя. Ей казалось, что Никита не рад такому вот знакомству с племянницей. — Никита, а вы... с вами все хорошо?

— А что, я выгляжу так, будто со мной все плохо? — спросил парень, наконец, опуская венок на могилу. Ветер стал сильнее и щекотал кожу всех троих.

— Нет, я не в том смысле, — несколько стушевалась Настя, для которой Ник до сих пор был кем-то вроде странствующего бандита. — Вам нужна какая-то помощь, деньги?

— Нет. — До сих пор еще осознавал случившееся Кларский. Давненько ему не предлагали помощь и деньги!

— Я на машине. Может быть, я вас подвезу? — предложила рыжеволосая неожиданно.

— Было бы неплохо.

— А сколько тебе лет? — вновь активизировалась Полина, смущение которой перед незнакомым дяденькой рассеивалось. Малышку необъяснимо тянуло к Нику. И она совершенно его не боялась.

— Много, — усмехнулся Никита.

— А мне столько, — и девочка показала на пальчиках количество годиков, а после пригладила ладошкой волосы, которые пушил все тот же неунывающий ветер. Он вообще не отставал от них до тех пор, пока они не покинули кладбище, а потом, когда проводил Ника, Настю и ее дочку, стал сильнее и злее — от одиночества или от отчаяния.

А Полина не отлипала от удивленного и явственно ощущающего, что что-то не так, Кларского ни на минуту, а когда, спустя минут двадцать, Настя, Ник и Полина оказались в машине, то, как взрослая, уселась рядом с парнем на заднем сидении, в специальное детское автокресло, и сказала, как отрезала:

— Папин братик — хороший. Папа тоже хороший. И мама. И я хорошая.

Никита промолчал, однако его губы тронула легкая улыбка, а Настя хмыкнула и, заведя свою оранжевую небольшую машинку с тонированными окнами, выехала на дорогу. На повороте в них едва не врезался стремительно летящий воинственный внедорожник, однако столкновения усилиями водителей обеих сторон удалось избежать, и оранжевое авто покатилось вперед, вон из кладбища.

— Козлы, ездить не умеют, — не сдержалась Настя, а Ник, нахмурившись, оглянулся и провожал внедорожник глазами до тех пор, пока он не скрылся из виду. Возможно, если бы это произошло три года назад — тогда, когда его брат еще был жив, Ник преподал бы безрукому водиле пару уроков — в конце концов, с ними в тачке едет маленький ребенок, но сейчас этого делать он не стал. По вполне понятным причинам.

— Куда вас... тебя отвести? — спросила девушка и, сама себе удивляясь, спросила. — Хочешь заехать к нам?

— Нет. У меня дела. Просто отвези в город и высади, где будет удобно, — решительно отказался Никита. На самом деле ему захотелось попасть в дом подружки Марта — почудилось, что там и хорошо, и уютно, и есть круглый стол на кухне, за которым может собираться вечерами семья, но парень знал, что светиться ему рядом с Настей и ее ребенком нельзя. Своим обществом он может подвергнуть их опасности. Он просто доедет на этой тачке до города и уйдет. И никто об этом не узнает. Ник искоса глянул на новоявленную маленькую племянницу, которая нашла какую-то яркую книжку и листала ее, время от времени показывая понравившиеся картинки Нику.

— Хорошо, — не стала спорить рыжеволосая, — как скажешь. Но если у тебя проблемы, я могу помочь.

— Нет проблем. И это я должен спрашивать о них. Тебе хватает денег? — спросил Кларский, слышавший краем уха, что на детей уходит немало бабок.

— Хватает. Я работаю. Да и Андрей, — при имени отца своей дочери голос Насти чуть-чуть сорвался. Она прокашлялась и продолжила, — Андрей оставил мне кое-что.

— Вот как? — не удивился парень. — Тогда хорошо. Я помогу, если нужны будут деньги. Или если проблемы будут.

— У нас была недавно одна проблема, — весело откликнулась Настя. — Серьёзная.

— Какая еще? — напрягся Ник. Ему тут же пришли в голову мысли о том, что проблема рыжей связана с Андреем. Может, кто из братвы ее достает?

— Нелегко было устроить Полинку в садик, — так же беззаботно откликнулась девушка за рулем. Вела машину она на удивление Кларского, привыкшего к стереотипу, что женщина за рулем как обезьяна с гранатой, очень хорошо, плавно, не плетясь, как черепаха, и не лихача.

— Все садики в районе переполнены, — продолжала Настя. — Правда, небольшая взятка и хорошие знакомые решили эту проблему.

— Я имею в виду настоящие проблемы, — насколько рассердился Никита. Вернее, он больше смутился, а уже это его как раз слегка и разгневало. Садик — проблема? Вы что, смеетесь?

— Для нас это было большой проблемой, — сделала честные глаза Настя. — Потому что Полину не с кем было оставить — все работают. А няню нанимать страшновато. У двух подруг уже печальный опыт был. — И девушка, все так ж внимательно следя за дорогой, принялась рассказывать об этих самых печальных опытах.

Такие разговоры Никите не нравились, смущали — ну не такой он человек, чтобы слушать россказни о том, как воспитывают детишек.

"А ты ведь хотел быть таким, верно?", — спросил его противный внутренний голос, не знающий лжи — особенно по отношению к самому себе.

— Смотри, олень, — вдруг отчетливо произнесла Полина, и Ник вздрогнул. Ему показалось, что девочка обращается к нему так же, как любил это делать его великолепный старший брат-шутник. Однако ему всего лишь показалось — на самом деле девочка увидела картинку с этим рогатым животным и решила показать ее дяде.

— Красивый, да?

Прелестный оленёнок Бэмби наивно смотрел со страниц детской книжки на Никиту большими наивными карими глазами. Точно такими же глазами на него смотрела Полина.

— Красивый.

Девочка обрадовалась и стала что-то рассказывать про Бэмби и его семью. В отличие от Никиты-оленя, семья оленя Бэмби была нормальной: любящей и крепкой. Вернее, она вообще была.

Парень потер лицо ладонью, понимая, что в нем вновь что-то стремительно меняется. В его отлаженном механизме вновь что-то дало сбой. Серьёзный сбой. А ведь этого допускать никак нельзя — он приехал в город прошлого не просто так. Упустит что-то из виду — и ему крышка.

Погрузиться в свои безрадостные мысли парню не дала новоявленная племянница. Она стала активно рассказывать Нику о Бэмби и еще о добром десятке других животных, населяющих красочную книжку. Попутно выяснилось, что девочка знает почти весь алфавит и складывает слоги.

Настя, видя недоумение на лице Кларского, с гордостью пояснила ему, что Полина — девочка умненькая, с ранним развитием, знает не только алфавит, но и цифры — почти до ста, а еще — некоторые английские слова.

— Зачем маленькому ребенку нужно все это знать так рано? — удивился Ник.

— Да я с ней не особо и занимаюсь, она как-то сама влет запоминает и схватывает, — смущенно призналась Настя. — У меня вот только сестра — репетитор по английскому и языком по чуть-чуть с ней занимается.

— Тетя Света — мамина сестренка, — услышала девочка их разговор. — А ты папин братик. Я тоже хочу братика, — малышка вздохнула. — И сестричку.

Ник устало посмотрел на не желающую сидеть тихо девочку и вспомнил, что на детских фото у Андрея глаза были такие же голубые — и только к годам к пяти-шести чуть потемнели и приобрели сероватый оттенок. Да и лицо Полины напоминало лицо ее отца. Отца, которого она никогда не видела и уже никогда не увидит.

— Мама не хочет дарить братика и сестренку. — Девочка с негодованием посмотрела на Настю, та поймала взгляд дочери в зеркале заднего вида и повернулась, озорно улыбнувшись Полине. Та показала ей язык, а потом, повернулась к Никите и с забавнейшим видом покачала головой, мол, посмотри на нее: взрослая, а языки показывает. Кларский не знал, каким должно быть развитие у ребенка двух с половиной лет, но ему показалось, что для своих годиков девочка очень смышлёная. Март гордился бы тем, что у него есть такая дочурка — хорошенькая, не в пример ему, и смышлёная. Кстати, Никита пару раз читал, что уровень интеллекта — это наследственный фактор. Настя — явно дура, раз связалась с Андреем и родила от него, а вот Март, хоть и был типом с заскоками, все же обладал нехилой башкой и котелок у него варил прилично. Может, от него эта большеглазая, разговорчивая и серьезная, как маленький взрослый, Полина унаследовала уровень интеллекта?

А еще Нику вспомнилось, что иногда читающий журналы по психологии Март как-то со злорадным смехом сообщил ему, что по исследованию ученых, старший ребенок в семье имеет более высокий уровень интеллектуального развития, а младший — более низкий. Обиженный Никита, который себя тупым не считал, буркнул тогда, что никакой семьи у них не было, за что тут же огреб. Андрей умел бить больно и не оставляя при этом следов.

"Это просто Nзапрещено цензуройN", — подумал про себя парень, не ожидавший, что сегодня он каким-то расчудесным образом обретет племянницу и невестку. А украдкой наблюдавшая за младшим братом Андрея Настя только вздохнула — ей стало очень жалко этого парня. Она знала историю братьев — Андрей как-то мимолетом посвятил ее в свою семейную историю.

Она, как и обещала, привезла Никиту в самый центр — на оживлённую площадь с фонтанами и величавой скульптурой великому советскому физику, родившемуся в этом городе и получившему впоследствии кучу премий, в том числе и Нобелевскую.

— Дай мне свой телефон, — сказал Ник Насте, перед тем, как выйти из оранжевого автомобиля. Та послушно написала номер мобильника на бумажке и протянула Никите.

— Я буду изредка звонить, интересоваться, как дела. Отвечай на звонки с незнакомых номеров, поняла? И вот, возьми, — протянул рыжеволосой несколько очень крупных купюр Кларский.

— Зачем?

— Возьми, купишь ей от меня подарок, — он кинул небрежный взгляд в сторону притихшей Полины, которая играла с мобильником Никиты.

Когда молодой человек вышел из машины, забрав телефон и дорожную сумку, его маленькая племянница расстроилась, и с глазами, полными слез смотрела на него, прилипнув к окну, но быстро успокоилась, когда мама сказала, что дядя придет попозже. Ник, слышавший это, мрачно ухмыльнулся, аки демон с Сатурна, и подумал, что дядя не придет.

"Видишь, нам лгут с детства, малышка. Так что привыкай", — подумал он, разглядывая то, что оставил после себя на этой грешной земле Март. Нет, это реально удивительно, почему у этой обезьяны такая милая дочка? Может, это фейк? Разговаривающий фейк в розовом сарафанчик?

— Ты точно позвонишь? — громко спросила Настя в открытое окно.

— Да. Кстати, — один вопрос все еще тревожил Никиту, и он, наклонившись к окну, задал его девушке, правда, негромко, чтобы Полинка не слышала.

— Зачем ты от него родила?

— Что?

— Зачем родила от Марта? — повторил Никита. — Он ведь заставлял тебя с ним встречаться. Вернее, ты боялась отказать ему. Так ведь?

— Ничего ты не понимаешь, — тихо сказала Настя — почти прошептала. Ее никто не понимал: ни подруги, ни родственники, ни менты — по-другому их называть теперь девушка не хотела. Она до сих пор помнила, как они удивленно смотрели на нее, когда она рыдала в том проклятом ресторане, где был ранен Андрей. Как будто бы она зверь в зоопарке или в цирке! Никто из них не мог поверить, что она полюбила его. По-настоящему. Сильно. До боли в груди.

— Чего я не понимаю?

— Я любила твоего брата. Но ты можешь считать это Стокгольмским синдромом. Тебе так будет понятнее.

Настя думала, что младший братишка Андрея заухмыляется или даже заржет, услышав это, но его лицо оставалось серьезным. Ник как будто бы впитывал полученную информацию.

А Настя, и правда, очень любила этого странного Андрея. И часто сравнивала их с главными героями сказки "Красавица и чудовище", где она была красавицей, а Андрей, соответственно, зверем. Только сказка закончилась хорошо — монстр превратился в принца и женился на красавице. А их история закончилась куда более печально. Чудовище убили, а красавица была обречена на муки.

— Вот как? — наконец проронил задумчиво Никита. — Забавно.

— Это не забавно. Что забавного в любви, которая никогда не будет счастливой? — спросила Настя, пожав плечами. А Кларский моментально вспомнил Ольгу — мнимого ангела, возненавидев себя за то, что где-то там, в глубине мятежной души, в нем все еще живет романтик-фаталист, ищущий свою судьбу.

— Ты права. Все, я пошел. Позвоню. И не забудь купить ей подарок.

Последним, что видел Никита, перед тем, как смешаться с толпой, была машущая ему маленькая серьёзная Полина, которую он так и не смог назвать по имени, верящая, что хороший дядя скоро придет к ней.

А дядя, который вовсе не считал себя хорошим, не питал иллюзий увидеть Настю и Полину — по крайне мере, в скором времени.

Никита, не давая себе времени на передышку и философские размышления, заставил себя действовать, понимая, что времени до того, как о его визите узнают, у него в обрез. Молодой человек, не подозревающий, что волею случая многим стало уже известно о его прибытии в город, за короткое время успел сделать несколько весьма важных дел.

Во-первых, он снял квартиру у интеллигентной пожилой пары в тихом неприметном районе, временно обосновавшись там. Также он взял напрокат машину, тоже не выделяющуюся из общей массы и достаточно популярную — черный "Форд фокус". Во-вторых, посетил банк, где еще Мартом была арендована на долгое время — почти пять лет — банковская ячейка, где, собственно, и лежал тот знаменитый архив с компроматом. По договору, доступ к ячейке был открыт для любого человека, имеющего банковский ключ и знающего пароль — его Нику Андрей написал все на том же листе бумаги, который прилагался к поддельному паспорту — Март словно все продумал наперед.

Ник, предъявивший ключ и назвавший пароль, был перепровожден очень вежливым и предупредительным сотрудником банка в подвальное помещение, где находился депозитарий, и, оставшись в одиночестве, бегло, но внимательно просмотрел часть большого архива, чтобы удостовериться, что Март, известный выдумщик из страны Зла, не пошутил, и банковском хранилище, действительно, лежит основное орудие будущей мести Никиты — архив, который сможет доставить и Максу, и Даниилу Юрьевичу Смерчинскому много хороших моментов. Брать архив с собой Никита не стал — опасно, пусть лучше продолжает храниться в дипозитарии, под охраной банка.

И, в-третьих, уже в самом конце дня, когда не землю опустились сумерки, Кларский посетил одного из проверенных людей, связанных с Мартом — когда-то он был высокопоставленным чиновником из правительства губернатора, а после стал бизнесменом с обширнейшими связями. Раньше он снабжал верхушку преступной группировки Пристанских информацией и находился под личным патронажем Андрея Марта. А сейчас он был информатором Никиты, и все три года держал его в курсе дел, сообщая о том, что случилось с Андреем, кто встал на его место и кто виноват в подставе с ментами. От него же Никита узнал, что Максим ищет его, подозревая, что брат Марта завладел архивом с компроматом.

Бизнесмен помогал Нику не просто так, хотя, прямо сказать, это было довольно опасное занятие. С одной стороны, он был одним из конкурентов Смерчинского, и Даниил Юрьевич, а вместе с ним и Макс ему сильно мешались. Однако ничего сделать этот мужчина по имени Виталий Сергеевич не мог — не было возможностей и сил тягаться с этим людьми. И если бы Ник смог устранить их, Виталий Сергеевич бы очень сильно выиграл. А, с другой стороны, перед Мартом у него был огромный должок. И не денежный, а связанный с важными вопросами жизни и смерти. Андрей, знающий, как использовать людей, играя на их слабостях, пару лет назад сделал вид, что великодушно спас похищенного сына этого человека от верной гибели. Одним прекрасным утром — прекрасным для лидера Пристанских ужасным и ужасным для Виталия Сергеевича, тогда еще несшего государственную службу, его сына, возвращающегося с университета, похитили. Через двенадцать часов киднепперы вышли на связь и потребовали крупную сумму денег в зеленых бумажках, велев не предпринимать никаких действий — иначе парня они будут убивать долго и мучительно. В доказательство было прислано видео, на котором сын Виталия Сергеевича сидел на полу какого-то подвала, избитый до полубессознательного состояния, весь в крови и с открытым переломом ноги. Его мать, увидев эту душераздирающую картину, упала в обморок, а отец едва не потерял рассудок. Единственный и любимый сын находился в руках каких-от подонков, которые без колебаний могли лишить его жизни. Случись подобное с любым другим ребенком, Виталий Сергеевич категорически выступал бы за обращение к органам правопорядка, но тут он испугался. А вдруг подонки узнают об этом и что-нибудь сделают мальчику, как и грозятся? И тогда мужчина стал искать другие пути решения проблемы, потому как сомневался, что даже в случае передачи киднепперам той баснословной суммы, которую они запросили, его ребенка отпустят живым. И тут, как по заказу, помощник из его ближайшего окружения рассказал о том, что можно обратиться за помощью к некому Андрею Марту — он тоже бандит, но умеет разруливать подобные ситуации, поскольку пользуется огромным авторитетом у таких урок, как он. Помощник даже пример таких вот разбирательств привел.

— Знаете физика Дионова? — тихо спросил он, сидя в просторной полутемной гостиной несчастного отца, хмуро смотревшего на полную бутылку водки, в которой ему хотелось забыться, однако делать это было никак нельзя. Вдруг ублюдки активизируются, а он должен сохранять ясную голову.

— Дионова? — повернул на тощего помощника с беспокойными глазами и нервными руками голову Виталий Сергеевич. Фамилия показалась ему знакомой.

— Дионова, — повторил помощник, присаживаясь рядом. — Он заведует лабораторией молекулярной спектроскопии, которую мы недавно посещали.

— А-а-а, — припомнил Виталий Сергеевич сурового с виду физика, явно помешанного на своей работе. — Он ведь грант получил?

— Да-да-да, он грант от правительства на исследования, не помню уж какие, но очень важны, — подтвердил помощник — его пальцы беспокойно шевелились, только хозяин дома этого не замечал. — Так вот, у этого Дионова похожая ситуация была, — тут он понизил голос до зловещего шепота. — Его младшего сына похитили, как и вашего Ваню. А он обратился к этому типу, Марту, и тот помог вернуть сына в целости и сохранности.

= И много он ему заплатил? — глухо спросил несчастный отец. Сейчас он ясно осознавал. Что отдал бы за своего оболтуса все свои накопления, лишь бы он жив остался.

— Не знаю, — зашептал помощник, — может и ни сколько. Может, об услуге попросил какой. Вы свяжитесь с ним, поговорите. Этот Март, говорят, деловой человек. Или с Дионовым для начала переговорите. А, может, мы заявим-таки? — вдруг спросил он. — Пусть господа в форме разбираются, а?

— Заткнись, — хмуро сказал ему Виталий Сергеевич, не допускающий и мысли о том, чтобы подключить к этому делу сотрудников органов правопорядка. Он уже принял решение. — Найди мне телефон Дионова и... ты знаешь, как связаться этим вашим уголовником?

— У меня есть один человечек, который знает, как на него выйти, — захихикал, потирая вспотевшие ладони тощий помощник. — Я все сделаю.

Виталий Сергеевич ранним утром встретился с Дионовым, хмурым и неприветливым, но подтвердившим его слова о помощи уголовного элемента по кличке Март, а после связался и с самим Андреем. Тот к проблеме высокопоставленного чиновника отнесся с неожиданным пониманием и сказал, что подумает, что может сделать.

— Вполне возможно, я смогу помочь вашему сыну, — сказал неторопливо, Март, глядя на своего собеседника, не мигая и лениво жуя жвачку. — Мне это будет нетрудно. А однажды вы поможете мне. За что я люблю эту планету, так это за круговорот всех ее составляющих, — вдруг рассмеялся Андрей, закидывая обе руки за голову.

— Простите? — не понял его Виталий Сергеевич, у которого перенапряжена была каждая клеточка тела.

— Все взаимосвязано и циклично. И все возвращается на круги своя. — Март резко убрал руки и наклонился к озадаченному чиновнику, так близко, что их лбы почти что соприкасались.

— Взаимопомощь, — резким властным голосом сказал он. — Вы мне — я вам. Моя поддержка нужна тебе вам сейчас. Завтра твоя понадобиться мне. Готовы учувствовать в круговороте?

— Г-готов, — кивнул несколько испуганный таким неоднозначным изменением в настроении Марта Виталий Сергеевич. — Да, готов. Только, — он тоже перешел на "ты", — найди моего сына. И верни мне его живым. Тогда моя поддержка будет всегда с тобой.

— Отлично! — поднял вверх бокал с вином Андрей. — Так выпьем за это. Твой сын появится дома к следующей ночи. А пока мои ребятки будут искать его. Пей, — повторил Март, пристальными холодными глазами глядя на мужчину, — пей со мной. Вино успокаивает.

Лидер Пристанских не солгал — Ваня оказался дома к ночи, окровавленный и стонущий от боли, но живой и почти невредимый — сломанная нога и пара ребер не в счет.

С тех пор Виталий Сергеевич стал должником Марта, выполнял некоторые услуги, лоббировал его интересы или снабжал нужной информацией. После мужчина покинул администрацию губернатора и не без поддержки все того же Андрея основал свой бизнес, ныне крупный и приносящий неплохую прибыль. Одновременно он влился и в рынок теневой экономики. А Пристанские стали его невидимой крышей.

Виталий Сергеевич даже почти подружился с Мартом — насколько это, конечно, возможно, изредка посещая с ним сауны или рестораны для совместного времяпровождения и решения некоторых вопросов. Он так и не узнал, что похищение сына было чистой воды спектаклем, устроенным Мартом, чтобы заполучить этого человека. Андрей самолично отдал приказ паре своих амбалов во главе с Радиком похитить его сыночка-мажора, хорошенько побить и спрятать где-нибудь за городом. После он прижал помощника Виталия Сергеевича, дал ему денег, и тот в нужный момент выдал ослепленному горем отцу нужную информацию и сделал вид, что свел шефа с Мартом. А дальше уже вышло то, что вышло

— Как это тебе в голову пришло, братан? — спросил Андрея Радик, всегда восхищающийся хитростью своего босса. А тот, посмявшись, ответил, что этот замысел подкинула ему сама жизнь, после чего задумчиво посмотрел на Ника, сидевшего рядом и перебинтовывающего ладонь боксёрским бинтом — он только начал делать это и, закрепив петлю на большом пальце, фиксировал запястье.

Теперь Никита вернулся к этому человеку, умудрившемуся помочь сделать так, что Ник больше не числился в розыске (он фактически организовал бартер — архив с компроматом на свободу), чтобы вновь узнать у него кое-какую информацию. Встреча проходила на квартире, снятой через подставного человека.

Виталий Сергеевич, по лицу которого невозможно было понять, что он чувствует из-за визита Ника, который, впрочем, был для бизнесмена не неожиданностью, принял его у себя в тихой, дорого обставленной квартирке в элитном домике и даже предложил выпить, от чего парень отказался. Алкоголь, как и наркоты, он не жаловал — предпочитал, чтобы его разум всегда был ясным, и не было даже намека на зависимость к чему-либо. Ему, если честно, хватало и того, что он часто вспоминал Нику.

На отстраненные темы Никита и Виталий Сергеевич разговаривали не более двух минут, и сразу же перешли к делу, с удобством расположившись в креслах из белой кожи, словно деловые партнеры, которые не виделись пару недель, а не три года. Конечно, бизнесмен подметил, как изменился младший брат Андрея Марта — окончательно превратился из мальчишки в мужчину, и в лице его появилось что-то жесткое — прямо как у Марта Правда, толика безумия, отпечатавшаяся в чуть опущенных внутренних уголках глаз Андрея, у Никиты отсутствовала. И вместо безумия были усталость и решительность — такая, которая бывает у врачей на войне, которые по своей собственной воле пошли на передовую линию фронта, отлично осознавая, что там их ждет, которые боялись этого, но все равно делали то, что должен делать любой из тех, кто принес клятву Гиппократа.

Виталий Сергеевич и Никита беседовали недолго, но за это время успели обсудить пару важных вопросов. Бизнесмен, у которого до сих пор были обширные связи, должен был "свести" Ника с одним представителем закона с тремя большими звездочками на пагонах, которому Кларский должен был передать архив с компроматом. Конечно, этот вопрос можно было решить по телефону, но его могли прослушивать, а разговоры записывать — прецеденты у мужчины уже были, и осторожный Виталий Сергеевич решил подстраховаться и встретиться с не менее осторожным Ником лично.

Узнав у бизнесмена, где сейчас могут находиться и Макс, и Даниил Юрьевич, а также уточнив еще пару важных моментов, в том числе, поинтересовавшись, у какого проверенного человека можно купить оружие, Никита покинул снятую квартиру почти ночью. Все это время он был спокойным и сосредоточенным, как лишенный чувств робот, и лишь в лифте молодой человек дал волю эмоциям, пару раз стукнув кулаком по стене и прорычав что-то бессвязное. В душе у него спокойно не было — там резвился мощный водный вихрь, а в голове пульсировала красно-огненная мысль, что у него получиться сделать так, чтобы и Смерчинский и Макс были наказаны.

На улицу парень вышел злым, как голодная собака и, направившись к припаркованному за пару кварталов "Форду", напоролся на парочку гопников, терпеливо ожидающих поздних одиноких прохожих. Нет, вернее, это они напоролись на него. И Ник решил выместить накопившуюся злость на них — сами ведь напросились, а физической силы и ловкости у него было не занимать. Правда, кровью одного из них он замарал чистую рубашку, однако, приехав в свою только что снятую тихую квартирку, глядящую на ночной двор двумя большими окнами-глазами, выглядывающими со второго этажа из кустов сирени, он сразу же выбросил рубашку, даже не пробуя отстирать от буро-красных полузасохших пятен. Никита не то, чтобы не любил кровь, она просто его раздражала. Впрочем, это же касалось и драк, в которых парень был чудо как хорош.

Этой ночью Кларский вновь почти не спал — сидел на полу, привалившись спиной к стене, и смотрел из открытого окна на небо, щедро решившее показать миру множество чудесных созвездий.

Его голова, как часто это бывало в темное время суток, в моменты бессонницы, решила развлечь хозяина самыми дурными мыслями и с садистским удовольствием заставила Ника вспоминать то один жуткий эпизод его жизни, то второй, решив, впрочем, остановиться на событиях последних трех лет.

Три года он жил по поддельным документам в разных странах, три года спал рядом с ножом, готовый каждую минуту бежать, три года не мог позволить себе простых человеческих радостей и напряженно ждал, когда за ним придут и упекут за решетку или вообще просто-напросто уберут, вычеркнув из анналов жизни.

Да, в этом трудно было признаться, но Ник боялся попасть в тюрьму — считал, что лучше сдохнуть, чем оказаться там. Не потому что ему было страшно перед плохими дядями-зеками с синими куполами на спинах и перстнями на пальцах — многим из них он дал бы фору, и дал бы ее с лихвой. Не потому что его трясло от мысли, что на много-много лет его свободу ограничат. И не потому что он пугался тягот тюремной жизни заключённого под стражу, вовсе нет. Просто Никита считал, что если он окажется в колонии (а в таком случае он проведет там немало лет), его шанс вернуться к нормальной жизни будет перечеркнут окончательно — жирным черным крестом. В глубине души рассудительный парень понимал, что однажды попав в это злачно место, он выйдет из него таким же, как его старший брат, и прежним уже никогда не станет.

Никита очень боялся окончательно превратиться там в бездушное холодное чудовище с остатками души и поломанным мировосприятием. Странный, конечно, страх, для взрослого, сильного и с виду уверенного в себе мужчины, но, тем не менее, он мучал Кларского, и делал это не без все того же садистского наслаждения.

Светловолосый парень, поддавшись своим страхам, мог бы никогда уже не возвращаться обратно, продолжая жить заграницей под чужим именем и с приличными деньгами. Он мог бы еще пару лет подождать и попетлять по миру, чтобы окончательно запутать следы, дабы не дать Максу обнаружить себя, а после остановиться в каком-нибудь небольшом европейском городке около подножья гор, или же, напротив, в шумном и многомиллионном мегаполисе, и попытаться жить жизнью нормального человека, заведя семью, найдя хорошую работу и занимаясь любимым хобби — той же рыбалкой, как, например, отец Ники, однако Никита не мог себе этого позволить. Он должен отомстить за смерть брата — этой конченной суке Смерчинскому и иуде Максу. Он должен это сделать ради покойного брата и ради себя. Почему ради себя? Потому что месть — это долг по отношению к Андрею. Если он не выполнит этот долг — то предаст Марта. Почему предаст? Да потому что сам Андрей, если бы что-то случилось с ним, Никитой, не задумываясь, поступил бы точно также. Кларский точно знал это — недаром однажды, лет семь-восемь назад, когда еще учился в старшей школе, стал свидетелем одной очень интересной сцены.

Тогда Никита умудрился сильно подраться — что, впрочем, было неудивительно — с лихой компанией парней, учащихся в расположенной через пару улиц школе, печально известной во всем районе, как пристанище самых неадекватных отморозков, выгнанных за плохое поведение из прочих учебных заведений и имеющих клеймо "трудный подросток". С лёгких рук и ног этой компании Ник попал в больницу. Они подкараулили его и хорошенько, едва ли не до полусмерти, избили, а после бросили, испугавшись, что парень отдал откинул ласты. На самом деле Никита всего лишь потерял сознание, а очнулся уже под капельницей в отдельной палате с видом на хвойный лес, обнаружив, что рядом с ним сидит задумчивый, как ученый интеллигент, Март. В руках у него был листок, который мужчина внимательно просматривал. Рядом с Андреем замер Радик.

— Это все? — спросил медленно Андрей, не видя, что младший брат, в голов которого разрывался набат, открыл глаза.

— Все, кто там был. Пофамильно и с адресами, — подтвердил Радик. — Мои ребятки всех нашли, кто из Никки фарш сегодня ночью делал. Они, в натуре, козлы! Поймали малого, когда он один шел и обработали. Не, я всех нашел, не кипешись, всех!

— Отлично.

— Посетить их?

— Я сделаю это сам, — лениво отозвался Март, потягиваясь, как кот.

— Да че ты будешь время тратить, я проконтролирую, как мои ребятки их торцанут.

— Заткнись, — велел ему бесконечно добрый Андрей. — Зверята едва не убили моего братишку. Думаю, я сам должен преподать им урок. Немного поговорить, — и он как бы невзначай вытащил из кармана бритвенное лезвие.

— А ты за малого трясешься, — заметил Радик, косясь на лезвие.

— Как-никак единственная родная кровь, приходится, — отвечал Март, проводя пальцем по острому тонкому лезвию. — Око за око, кровь за кровь, знаешь ли, дорогой мой друг. Если бы олень просто подрался, я бы и слова не сказал. А эти крысы просто избили его. Твар-р-ри, — вдруг зло загорелись его серо-голубые глаза. — Думают, если он — сирота, некому будет за него постоять?

— А если бы они Никки реально в Сочи на отдых отправили? — спросил, не подумав туповатый Радик — этим он очень отличался от умеющего все просчитать и знающего, когда и что сказать Макса.

— Еще одно слово про это — и сам по мгновенной путевочке там окажешься. А если с малым что-то случится, убью того, кто к нему притронется, — тихо, но яростно пообещал Андрей, настроение которого менялось каждую минуту, проводя бритвой по коже на тыльной стороне ладони. На ней тут же появилась густая темно-красная кровь, тотчас решившая проложить себе дорожку к венам крепкого запястья. — Ты думаешь, я шучу? — задумчиво спросил он у свой замолчавшей правой руки.

— Нет, братан, нет.

— Проваливай из палаты. Скажи, чтобы подготовили тачку, я уезжаю. Проведаю ублюдков. — Бритва вновь была спрятана Мартом в кармане, а сам он неспешно подошел к кровати, на которой лежал, прикрытый белой простыней, Никита. Парень закрыл глаза, продолжая слышать все, что происходит в комнате. А Андрей, не подозревая, что младший брат пришёл в себя, встал напротив, склонив голову к боку, и сказал спокойным голосом:

— Малой, не боись, брат за тебя постоит.

А после ушел, оставив Ника в глубоком недоумении. Он почувствовал вдруг, что старший брат, действительно, о нем заботиться, только очень своеобразно, и это искренне поразило юного Кларского, который, впрочем, вскоре вновь погрузился в зыбкий туман забытья.

Когда Никита пошел на поправку, Март, более не одаривавший его своими посещениями, ни разу не сказал о том, как он вступился за избитого отморозками младшего брата, только лишь глумился над временной нетрудоспособностью Никиты, очень прямо намекая на то, что он слабак и неудачник.

И почему его брату выпала такая тупая Судьба? Когда она играла с будущими землянами в покер, где ставками стала жизнь на голубой планете, кто-то легкой рукой вытащил роял-флэш, стрит-флеш, каре или фул-хаус, а Андрей стал обладателем самой слабой комбинации "Старшая карта" с кикером в лице пикового короля.

Когда сознание Никиты из раздумий плавно погрузилось в объятия Морфея, ему вновь приснилась милая и озорная обладательница бабочки на светлых волосах. Только теперь Кларский не целовал ее, как в своем первом сне, а просто смотрел на девушку, стоящую за каким-то покачивающимся зеркалом, на котором изредка вспыхивали серебряные разводы. Она не улыбалась, но и не плакала — просто спокойно смотрела ему в глаза и, кажется, несколько раз звала его по имени. Никита очень, очень хотел подойти к ней, но не знал, как ему оказаться по ту сторону проклятого зеркала. Все, что он мог сделать — так это коснуться гладкой холодной, как лед, поверхности, кончиками непослушных пальцев. На щеке девушки появились взявшиеся неоткуда четыре царапины, и все исчезло.

Проснулся парень с неожиданной дурной мыслью: "А она ведь тут, в городе. Она же тут, это идиотка Ника".

Как же он забыл о ней? А вот она, она, которая так просилась с ним три года назад, нагло заявив, что не боится, она его помнит? Он велел ей ждать его, но... ждет ли эта ветреная стервочка того, с кем таким, как она, нельзя связываться?

Кларский и сам не понимал, зачем думает о той, которая его так бесила. Ну, вообще она неплохо готовит. Тот завтрак ей удался. И с ней интересно играть — ее страх перед ним, с которым она так отчаянно боролась, реально заводит, заставляет кровь усилено пульсировать в висках.

Ника Карлова. Наглая, невоспитанная девица с плохими манерами и громким смехом, которая была совсем не во вкусе парня, и казалось полной противоположностью той же Ольге — первой любви Никиты, девушки нежной, милой и скромной, похожей на настоящего ангела. Правда вот оказалось, что Оля любит и умеет лгать, а вот Ника — она не разу ведь ему не соврала. Да, подначивала, да, издевалась, да, злила, порою даже бесила до желания схватить нахалку за волосы и сделать ей больно, так больно, чтобы она тотчас поняла, что он, Ник, — главный, и его ей нужно слушать абсолютно во всем. Но Ника оставалась искренней. А Ольга, бывший ангел, предала Никиту с его же другом. Да и другом ли был Димка? Или в этой истории самый плохой он, мерзкий злодей Кларский, смесь разбитного гопника и темного повелителя, мешающей прекрасной любви Оли и Чащина?

Никита не знал ответа на эти вопросы. Он знал только одно, что три года ему было до омерзения одиноко. Да, он всегда любил одиночество и свободу, но за это время из приятного времяпровождения, этакого подарочного бонуса жизни, одиночество превратилось в наказание. Тотальное, очень жестокое, сопровождающее всюду — даже с огромной толпе людей.

Когда Ник думал о том, что Ника ждет его, он нее чувствовал себя таким одиноким. Его сознание воспринимало мысли об этой девушке, как мысли о далеко оставленном доме, где парня ждет тот, кому он по-настоящему дорог.

Странно, почти невероятно, но за эти года Никита эмоционально привязался к той, которой нее было рядом. Он ненавидел мечты, считая их глупой растратой энергии мышления, но пару раз, когда было совсем хреново, разрешал себе представить себя рядом с Никой, в теплом доме с огромным камином, в котором задорно трещали поленья, и с уютной кухней, на которой готовились простые, без особого изыска, но невероятно вкусные блюда. Да, и лучше всего, чтобы их готовила Ника — как-никак, она — женщина, хозяйка очага.

Кто-то, быть может, сказал, что Никита привязался к выдуманному им женскому образу, наделив его качествами, которые казались ему важными в представительницах прекрасного пола, но этого не было. Кларский трезво оценивал Нику, которую отлично запомнил, и не приписывал ей никаких черт, которые привлекали его, допустим, в той же Ольге. Он просто-напросто скучал. И боялся себе в этом признаться.

За три года он побывал в разных странах и видел множество людей, представляясь туристом из России. Он общался с ними, не забыв каждый раз натягивать на свое симпатичное, даже слегка холеное лицо очередную маску хорошего парня, учился, делал вид, что развлекается, встречался с женщинами, но почти все это время помнил о Марте и да, о ней, Нике. С первым он изредка мысленно разговаривал, даже ругался, вторую пытался найти в других девушках, не находил, но не разочаровывался, а, напротив, как-то зло радовался, что таких, как эта противная Карлова, больше нет — ни в одной стране нет.

С этими мыслями он вновь уснул, по привычке нащупав нож, ставший почти родным.

Если бы Никита Кларский был собакой, то на нерасправленном диване можно было увидеть большую немецкую овчарку со вздрагивающим во сне хвостом.

На следующий день Ник сначала наведался к одному барыге, адрес которого сказал ему Виталий Сергеевич, купив у него ствол — взял у хитрого улыбчивого мужчины с лукавством в недобрых глазах, который был предупреждён о приходе Ника заранее, компактный и надежный "Макар". Затем Кларский поговорил еще с одним человеком по телефону, заручившись его поддержкой — он тоже пообещал сообщить Нику информацию о его врагах. А после ноги понесли его к квартире, в которой жила Ника Карлова — парень точно знал, что Карлова до сих пор прописана там. Позвонив ей домой и представившись коллегой с работы, парень узнал от матери Ники, что девушки нет дома, но она обязательно приедет в течении пары часов.

— Что ей передать? — весело спросила Людмила Григорьевна, и Кларский тотчас вспомнил, как однажды был на семейном ужине в доме у Карловых. Тогда они с Никой, помнится, играли роль возлюбленных. И ее мать неплохо к нему отнеслась.

— Ничего.

— А что же вы ей на мобильный не позвонили? — спохватилась женщина.

— Он отключен, — готовы были ответы на все вопросы у Никиты.

— Странно, вроде бы включен был, — удивилась мама Ники. Она хотела спросить что-то еще, но ее собеседник уже положил трубку.

Никиту такое положение дел устраивало. Можно дождаться возращения Ники.

Он просто хотел посмотреть на нее издалека. И он увидел ее.