Северная Корона (конец второй части)

Продолжение от 27 ноября + эпилог

Распрощавшись с родственницей, недоумевающая от происходящего Ника продолжила ждать своего Никиту, сидя на переднем сидении машины и слушая тихую музыку по радио. Кларского она дождалась минут через десять — он был нервным, но вполне себе довольным. И на просьбу Ники по дороге заехать в поселок, где играла не свадьбу, а в свадьбу ее маленькая сестра, отреагировал благосклонно. Видимо, понимал, что девушке важно попрощаться с сестрой.

— Хорошо, съездим, — сказал он просто, услышав название поселка и поняв, где тот находится, хотя ему и не нравилось, что планы несколько меняются. — Ты уверена, что нас пропустят просто так? Насколько я понимаю, на такие закрытые территории въезд возможен только через контрольно-пропускные пункты.

— Пропустят, конечно, иначе бы я не предложила, — сказала Ника и несколько помрачнела. — У меня есть разрешение, подтверждающее, что я — один из хозяев участка в поселке. Поэтому могу привозить с собой друзей и родственников. Саша мне сделал перед свадьбой на всякий случай. Совсем забыла про него, — виновато добавила девушка, которая дома собрала вещи, подаренные бывшим женихом и попросила маму как-нибудь завести их Дионову обратно. Не все, конечно — зачем Александру, скажем, понадобятся фен или женские туфли, а те, что стоили денег, например, золотые серьги.

— Если пропустят — хорошо.

— Я так плохо поступила, — сказала девушка. — Никогда не думала, что способна на такое.

— Замолчи. Или я буду думать, что ты совершила ошибку. Тогда мне придется уехать без тебя, — пригрозил ей Никита и предложил Нике зайти в небольшое уютное кафе-бар, чтобы поужинать перед тем, как уезжать. Ника согласилась. Ни девушка, ни парень не подозревали, что в каком-то там кафе можно вновь столкнуться с прошлым.

Пара зашла в бар и села за неприметный столик в зале для некурящих друг напротив друга. К ним тут же подлетела молоденькая официантка, притащившая меню, которое Ника долго и придирчиво изучала, одновременно пытаясь подкалывать Никиту, а когда сделала заказ, то стала ревновать. Делала это Ника вполне успешно и чуть-чуть наиграно, доставляя странное удовольствие и себе, и даже Кларскому.

— Она на тебя смотрит, — говорила Ника, потягивая через трубочку трехслойный латте макиато. Ника она тоже уговорила попробовать именно этот вид кофе, нижним, первым, слоем которого было горячее молоко, вторым — кофе экспрессо, а последним, верхним — высокая молочная пена. Правда, девушка заказала еще и арбузный сироп, а вот Никита предпочел пить несладкий кофе.

— Кто она? — спрашивал Никита.

— Та брюнетка, у барной стойки, с короткой стрижкой, — Карлова сощурила голубые глаза, глядя на девушку, которая, действительно имела неосторожность посмотреть на Кларского. Заметив взгляд Карловой, брюнетка, в чьих руках был высокий стакан с ярко-зеленым алкогольным коктейлем, фыркнула и отвернулась.

— Она симпатичная? — спросила вдруг Ника.

— Она?

— Та брюнетка?

— Симпатичная, — пригляделся к ней парень.

— Эй! — искренне возмутилась девушка. — В смысле?

— В прямом, — невозмутимо ответил Никита, с усмешкой глядя на свою милую стервочку с малиновыми губами.

— Ну, отлично, — надула эти самые губы девушка. — Дебил, — пробурчала она едва слышно.

— А что ты хотела от меня услышать? — спросил Кларский с недоумением. Он сказал правду — брюнетка у банной стойки выглядела интересно и эффектно. Другое дело, что она не привлекала самого Никиту, но Ника-то об этом не спрашивала, а теперь сердилась.

— Что она тебе не нравится!

— Она мне и не нравится. Ты вопросы задавай точнее, — посоветовал Никита девушке.

— А теперь на тебя вон та рыжая смотрит, — возмутилась собственница Карлова. Еще одна девушка, одиноко сидящая в другом конце зала, стала разглядывать Никиту, который всегда пользовался популярностью у женского пола, иногда, впрочем, этого не замечая.

— Пусть смотрит, — спокойно отреагировал он. Официантка принесла им заказ и удалилась, с интересом глянув на светловолосого клиента с симпатичным лицом — многим девушкам Кларский до сих пор казался спокойным добрым милашкой.

— Пусть смотрит? — прищурилась Ника. Ей нравилось ревновать. — Что, фунтик, цирк уехал, а тебя оставили? Чтобы ты для всех вместо цирка был? Чтобы все смотрели, да?

Ник одарил девушку не самым лестным взглядом, но промолчал.

Мимо них прошла администратор и посадила за соседний столик еще одного гостя заведения: светловолосого темноглазого парня в белой футболке, синих джинсах и кедах. К своему веселому изумлению Ника спустя пару минут поняла, что молодой человек тоже смотрит на ее Ника -чуть прищурившись, с некоторым недоумением, но очень пристально.

— Ого, — разулыбалась Ника, — Кларский, а ты популярный тип! Опасный покоритель женских сердец и не только.

— Каких-то еще органов?

— Нет, ты еще и покоритель мужчин.

— Ника, следи за словами, — предупредил девушку Никита, которого разговоры о нетрадиционных отношениях не нравились совершено.

— А что я? Теперь на тебя парень смотрит, — обрадовала парня девушка и сделала вид, что стряхивает с его плеча несуществующие пылинки. Даже несколько простых легких прикосновений заставляли ее чувствовать себя, иначе, чем прежде — влюбленной и любимой. Могла ли Ника раньше подумать, что сможет вот так вот запросто касаться Никиты, зная, что и ему это тоже приятно? Нет, она даже и не думала, что это возможно!

— Он о-о-очень внимательно смотрит! Эй, мальчик, он занят, — прошептала Ника, хихикая.

Кларский, помешивая трубочкой свой латте макиатто нехотя обернулся, чтобы узнать, кому так интересен он стал. Пальцы его замерли над бокалом с кофе. К огромному своему удивлению он увидел человека из своего прошлого.

За соседним столом, всего в метре, сидел ни кто иной, как его друг Дима Чащин.

Темные, почти черные глаза, которые контрастировали со светлыми, коротко стрижеными волосами, смотрели на Кларского с беспокойством, недоверием и волнением. Молодой человек хмурился, и между его глазами, обычно смеющимися и веселыми, залегла тревожная горизонтальная морщинка.

Ник тоже смотрел на Чащина, чуть склонив голову влево, и граница между прошлым и настоящим в его сознании медленно, словно карандашная линия ластиком, стиралась.

Тот же взгляд, те же волосы, та же фигура — тот же человек. Казалось, Димка нисколько не повзрослел внешне.

Казалось, они виделись в последний раз совсем недавно, и не было между ними ничего — ни разногласий, ни предательства, ни драки.

Ник с трудом стряхнул с себя оцепенение.

— Никита? — медленно поднимаясь со своего места, проговорил Дима, не отрывая взгляда от знакомого и одновременно чужого лица. И без того не слишком добрые серые глаза стали совсем жёсткими.

"И голос все тот же", — зачем-то подумал Кларский. Он был не менее удивлен — кого-кого, а этого человека, предавшего его и одновременно пытающегося спасти, он не ожидал тут увидеть.

— Это ведь ты? — Дима знал, что не мог ошибиться.

— Это я. Добрый вечер, — холодно сказал ему Ник, чувствуя растерянность, которая не могла прорваться на его лицо, натыкаясь на маску безразличия, которую Кларский почти мгновенно нацепил на себя.

Чащин хотел что-то сказать ему, но в это время к его столику быстрым легким шагом подошла женственная девушка, одного роста с Димой, привлекающая внимание очень элегантной короткой текстурированной стрижкой, черные, цвета воронова крыла, прямые пряди которой достигали лишь до линии ее ушей.

— Привет, — она с улыбкой поцеловала Диму в щеку, но тот ее даже не обнял, глядя на Кларского. — А... почему ты стоишь? — спросила брюнетка с недоумением. — Дим...?

Девушка поймала его взгляд и тоже уставилась на Никиту. В ее светлых, умело накрашенных глазах мелькнул страх. Она узнала Кларского. Тот, впрочем, тоже узнал свою первую любовь, даже не смотря на то, что она здорово изменилась, поменяв прическу и стиль одежды. Раньше Ольга Князева казалась Нику ангелом, лучом света в темном царстве, а теперь он не мог понять, почему ему так казалось три года назад.

— Привет, — вдруг ухмыльнулся Никита, глядя на Олю, которая вдруг побледнела. Дима шагнул вперед, закрывая ее спиной. — Вижу, вы до сих пор общаетесь? Присаживайтесь к нам, — и он по-барски властно поманил некогда дорогих людей к их с Никой столику. Карлова с недоумением взглянула на него, но промолчала. И парень, и девушка были ей смутно знакомы, но она не могла понять, кто они, и когда она их видела.

— Присаживайтесь, — весело произнес Кларский, хотя в душе ему было ни фига не весело. Дима в нерешительности глянул на бывшего друга.

— Если только на пару минут. Чтобы не мешать вам, — сказал он тихо и отодвинул перед Ольгой стул, чтобы первой села она, а после сел сам. Никита наблюдал за обоими, чуть сузив глаза и потирая левой рукой подбородок. Ольга явно чувствовала себя не в своей тарелке и старалась не смотреть на Ника, а вот Дима, напротив, не мог оторвать от друга взгляда. И если внешне он ничуть не изменился, не повзрослел, выглядя, как беззаботный студент старших курсов, то его темно-карие глаза показались Никите совсем другими.

— Не беспокойся, вы нам не мешаете. Ну, как жизнь? — продолжал Кларский, видя, как Чащин берет нервничающую Ольгу за руку.

— Вроде бы ничего, — растеряно ответил Дима, который явно не знал, как себя вести с бывшим другом. — Доучился, работаю, опять учусь. А ты как? Чем занимаешься?

— Отлично. Чем занимаюсь? Всем понемногу. Можно называть это бизнесом, — задумчиво ответил Кларский. Ника глянула на него с недоумением — и почему голос ее парня так изменился, а в глазах появилось странное выражение: одновременно и хищное, и растерянное. Как будто бы лев не знал, нападать на жертву или же отпустить ее с миром. И вообще она не понимала, зачем Укроп позвал этих двоих.

Ника перевела взгляд на брюнетку с тонкими чертами лица, которая явно чувствовала себя не в своей тарелке. И тут до Карловой резко дошло, кто это: бывшая девушка Никиты, которая на благотворительно вечера плеснула ему в лицо шампанским, и потом целовалась с его другом. В тот вечер Ник едва не избил его до полусмерти, и только звонок брата спас Диму.

Как только Карлова поняла, что это бывшая подружка и бывший друг Никиты, ее охватило негодование и куча самых разных эмоций, начиная от ревности, заканчивая обидой за любимого, которого три года назад предали два важных в его жизни человека. Казалось, сама она испытывает куда более яркие эмоции, чем Никита, внешне остающийся безразлично-спокойным. Она не знала всех тонкостей, но была уверена, что Чащин предал дружбу с Кларским, а эта смазливая Оленька играла с ним.

— Давно в городе? — спросил в это время Дима. Ольга все это время молчала. Она сидела, откинувшись на спинку стула, опустив ладонь на с большой прямоугольный вырез, демонстрирующий длинную шею и несколько выпирающие ключицы. Ника пригляделась и поняла, что жест чем-то неуловимо похож на удушающий — словно Князевой было очень некомфортно и неуютно тут сидеть и нечем дышать.

— Нет, пару дней, как приехал. Сегодня уезжаю, — отозвался Ник очень спокойно, продолжая помешивать трубочкой кофе. Он не знал, что должен говорить и как себя вести, и если честно, ситуация очень раздражала Кларского. Лучше бы они не встречались.

— А, понятно.

— А как ты, чем занимаешься? — задал скучающим тоном вопрос Никита, но в душе он все равно не мог понять, что испытывает к этому человеку: прежние дружеские чувства, неприязнь, разочарование или же равнодушие. Кларскому казалось, что все сразу.

— Да я и отлично. Работаю в рекламном агентстве, — отозвался Дима. Ник вдруг вспомнил, что у друга была мечта — открыть свое агентство рекламы и пиара.

О том, что обеспеченная мать Ольги предлагала ему деньги, чтобы он открыл свое агентство, Чащин умолчал — эта тема ему была очень неприятна, поскольку парень решил сам, своими силами добиться поставленной перед собой цели.

— Нравится?

— Нравится.

Столько лет дружбы — а теперь и поговорить не о чем. Это дико напрягало Никиту. Да и Чащина тоже.

— Твоя... подруга? — посмотрел Дмитрий на Карлову, которая сейчас вдруг стала опасаться, как бы Укроп ничего не сделал этому мальчишке, который встречался в тайне от Ника с его любимой девушкой и делает это до сих пор. Вдруг сорвется? Больно уж взгляд у него жесткий. Глядя на Никиту, даже и не скажешь, что вчера ночью он очень нежно целовал ее и раскрашивал теплыми оттенками ее светлую кожу.

— Моя подруга, — кивнул Ник, а Ника не сдержалась и потерлась головой о его плечо.

— За ней приезжал. Девочка решила выйти замуж, но не за меня. Пришлось уводить ее из-под венца. — Кларский небрежно провел пальцами по щеке своей девушки. Глаза у Димы расширились в недоумении.

— Да, точно, — хихикнула Ника нервно и закусила губу. — Как раз сегодня должна была состояться моя свадьба.

— Закон бумеранга. Кто-то что-то увел у меня, я тоже что-то у кого-то увожу, — решил пофилософствовать Никита. Ольга вдруг взглянула на него с презрением, Кларский уловил этот взгляд и сильно сжал в кулак опущенную на колено руку. Чуткая Ника заметила это и тут же незаметно погладила его по костяшкам пальцев.

— У тебя красивая подруга. Простите, не представился сразу, Дмитрий, — улыбнулся Чащин Нике. Она мило улыбнулась в ответ.

— А это моя... девушка Ольга, — произнес с некоторой запинкой Чащин.

— Ника. Мы, кстати, уже знакомы. Мы три года назад м-м-м... встречались.

Дима забыл лицо этой девушки, потому удивился. Ольга нахмурилась.

— Встречались? — повторил он.

— Ага, — подтвердила легкомысленным тоном девушка, которой было очень обидно за своего любимого. — Ну, в тот вечер, когда ты целовался с его подружкой, а потом вы подрались. Вернее, Ник тебя побил.

При этом Карлова смотрела в глаза Князевой. Та, будучи девушкой волевой и гордой, не опустила взгляд, и между ними началась глупая игра под названием "Кто кого пересмотрит".

Глаза же Чащина в этот момент остекленели, искры в них потухли. Он вспомнил, вернее, помнил. Он никогда не забывал того вечера, считая себя виноватым перед кучей людей, в том числе и перед своим другом, которого сегодня так неожиданно встретил. После всех этих событий Дима фактически перестал общаться с Олей Князевой, хотя она познакомилась с его мамой, когда привела парня домой избитого Ником, со сломанным ребром. Девушка настойчиво добивалась его, звонила, писала, приходила, но Чащин решил для себя, что не должен больше общаться с Князевой — на это он не имеет права. Почти на два года парень словно впал в какое-то странное состояние. Внешне он оставался все тем же прежним веселым компанейским Чащиным, который участвовал в университетском КВНе, играл в футбол и таскался всюду со своими друзьями, которые души в нем не чаяли, а вот на внутреннем плане молодого человека произошли какие-то серьезные изменения: он словно резко повзрослел и стал относиться ко многим вещам иначе.

Он перестал общаться не только с влюбленной в него Ольгой, но и с еще одной девушкой, которая была ему дорога, но которая считала его всего лишь другом. Парень пробовал завести новые отношения, чтобы избавиться от боли старых, но ничего путного из этого не выходило.

Сейчас, конечно, к веселой озорной Марии Дима ничего уже не чувствовал — его детская, наивная любовь прошла, оставив только хорошие воспоминания, и он вновь стал поддерживать с ней приятельские отношения. И не только с ней — два с половиной года Оля Князева не отступала, явно поставив перед собой цель завоевать человека, которого не могла разлюбить. И хотя Дима всячески избегал Ольгу, она все же добилась своего — однажды он согласился погулять с ней, и после той прогулки, закончившейся поцелуем, отношения Чащина и Князевой вновь стали налаживаться.

Они вновь начали встречаться.

— Ника, — глянул на девушку Кларский.

— Что-о-о? — сделала вид, что не поняла, она.

— Помолчи. Это ведь в прошлом. — Сероглазый холодный взгляд Никиты переместился с Ники на Диму. Тот, впрочем, выдержал его. — А я не люблю вспоминать прошлое.

— Ну, хорошо, — хмыкнула девушка.

— Однажды мы как-то разговаривали с Олей на эту тему, — сказал Кларский. — И сошлись во мнении, что о прошлом лучше не думать.

Однажды они, действительно говорили об этом, еще в самом начале из знакомства, когда Князева не знала, что Ник — плохой и опасный парень. У обоих с прошлым были связаны плохие воспоминания.

Именно в этот момент еще более побледневшая Ольга внезапно прервала "гляделки", грациозно, но как-то поспешно став со стула.

— Простите, я сейчас, — тихо вымолвила она, и ее рука сама по себе потянулась ко рту, словно хотела прикрыть его, но Оля одернула ее.

Дима вскочил следом за ней.

— Что случилось? — мягко обратился он к Князевой. Она нежно — Нику она прежде никогда так не улыбалась, и он это тотчас подметил — взглянула на Чащина и, прошептав: "Все нормально, опят то же самое, я скоро приду, не беспокойся", быстрым шагом убежала в сторону туалета.

— Что с ней? — спросил Ник.

— Ей стало плохо.

— Из-за меня? — полюбопытствовал Кларский. В его голове промелькнула мысль — он что, настолько противен этой высокомерной сучке?

— Нет, — Чащин вдруг улыбнулся — широко, дружелюбно, как и прежде, но после его улыбку словно корова языком слизнула. — В последнее время ей часто становится плохо, особенно в тех местах, где есть запахи. — Он замолчал, словно собираясь с мыслями, и продолжил. — Ольга ждет ребенка.

Для Кларского эта новость была неожиданной, и Ника заметила, что он вновь перестал на какой-то миг помешивать остывающий кофе трубочкой.

— Да? — поднял Никита бровь. — Интересно. И когда родит?

"Как будто тебе есть разница, когда", — сам себе сказал он зло.

— Нескоро. Через восемь месяцев, — отозвался Димка.

Нику вдруг вспомнилась маленькая Полина. Что, неужели кто-то подобный родиться у Ольги и Димки? Он совершенно не представлял отцом этого вечно ржущего парня, умеющего и компании веселить, и в драки лезть, если надо будет.

— Что ж, поздравляю, — сказал Кларский Чащину. — Честно сказать, я удивлен.

— Да я сам до сих пор в шоке, — отозвался парень вновь с той же искренней улыбкой. Он узнал о том, что Оля беременна совсем недавно, но уже как-то свыкся с тем, что у них будет дочь или сын. — Но все-таки я подумал, что это, черт возьми, круто. Никогда не думал, что у меня будет... ребенок.

— Я тоже о таком никогда не думала, — вставила Ника радостно. Теперь она точно поняла, что эта противная Князева ей не конкурентка, не будет иметь видов на Ника, раз ждет ребенка от другого.

— Ник, — вдруг твердо сказал Дима. — Прости, но сейчас Ольга вернется, и мы уйдем. Я не хочу, чтобы она волновалась. А из-за тебя она волнуется.

Дима встал со стула.

— Приятно было увидеть тебя.

— Не скажу, что это взаимно, но давай, иди, — отозвался Никита, чувствуя себя не в своей тарелке. Раньше он за друга готов был горло порвать кому угодно, а сейчас чувствовал лишь легкое раздражение.

Чащин сделал несколько шагов по направлению к туалету, чтобы, видимо, встретить там свою девушку, но после вдруг обернулся, пару секунд посмотрел на бывшего друга и вдруг вернулся к их с Никой столику.

— Кларский! — позвал Димка Ника привычным нахально-обаятельным как раньше, голосом. — Эй, Кларский!

Тот взглянул на него с недоумением.

— Я козел, знаю. Я даже прощения просить не буду — не простишь ведь. А мне, и правда, хреново. Хреново, что так поступил с тобой. Что так вышло.

— Да? — посмотрел на его бледное, но решительное лицо Никита, и вдруг почувствовал всю ту же гамму чувств, которую ощутил тогда, когда увидел, как лучший друг целуется с любимой девушкой у нее подъезда. Нику захотелось до полусмерти избить Чащина — но только не за то, что он был с его девушкой, а за то, что он посмел так предать их дружбу. У Кларского даже кулаки сжались, хотя уже три года прошло после всего этого.

— Выйдем, и сделаешь со мной, что хочешь, — склонившись к бывшему другу, предложил свистящим шёпотом Димка, который все это время чувствовал себя виноватым. — Пошли. Слышишь?

В его голосе слышался вызов.

Ника испугано сжалась. Да Укроп убьет этого мальчишку! Тогда не убил, так сейчас это сделает!

— Слышу. — С трудом взял себя в руки Ник, зная, что ничего такого делать ему нельзя. Карлова вновь успокаивающе коснулась его плеча. Эмоции стали постепенно отступать на привычный задний план. — Успокойся. Ты же только что не хотел, чтобы твоя подруга нервничала. А если мы сейчас выйдем, боюсь, она станет биться в истерике. Пошли, — взглянул он на озадаченную Нику, беря ее за локоть. Никита вытащил крупную купюру и положил ее около своего недопитого латте макиато.

— Мы уходим, можете остаться за нашим столиком, — вставая, равнодушным тоном бросил он Димке, который плотно сжал губы. — И да, мне приятно, что тебе хреново. И спасибо за мотоцикл. Он мне тогда действительно помог.

Никита и Ника ушли, а Димка вдруг рассмеялся. Ник никогда не благодарил людей без причины. Как бы то ни было, Чащин был рад знать, что с его другом все нормально. В этот вечер он был за рулем, поэтому не мог заказать алкоголь в кафе, но вечером, в квартире, в которой они с Олей жили вместе последние несколько недель, налил себе несколько стопок самой обычной водки — выпил за друга. Рано заснувшая Ольга, проснувшись и поняв, что ее любимый все еще не в постели, пошла на кухню и обняла его, прижимаясь грудью к спине и положив голову на плечо.

— Что такое? — мягко спросила она Диму. — Без тебя холодно спать. Даже летом.

— Я сейчас приду к тебе, — улыбнулся Чащин.

— Хорошо. Дим?

— Что?

— Ты решил? — Оля еще крепче обняла его. — Насчет свадьбы Дэна. Идешь?

Буквально на днях Мария, та самая первая любовь Димы, выходила замуж за Дениса Смерчинского, и они оба были приглашены на свадьбу. Чащин, правда, думал, что, скорее всего, не пойдет на нее — ограничится поздравлениями по телефону. Но вот Оля хотела сходить на торжество ради своего друга детства Дениса, который был женихом Маши.

— Не знаю. Пойдем спать? Не думай о нем, — прошептала Ольга на ухо парню, от которого ждала ребенка, имея в виду Никиту.

А он не мог не думать.

Перед выходом Кларский и Карлова столкнулись с выходящей из туалета Ольгой, на щеки которой вернулся румянец. Увидев их, темноволосая девушка остановилась, машинально прижав правую руку с сжатой в ней сумкой, к животу, насторожено глядя на бывшего парня.

— Тебе идет, — сказал Никита свершено серьезно, оглядывая Олю. — Лучше, чем прошлая прическа.

— Спасибо, — хрипло ответила она. — Вы... уходите?

— Да, много дел. Пока.

— Пока, — тихо отозвалась она и ушла.

— Блин, стерва, — пробурчала Ника, но Кларский ничего не сказал, а повел ее по лестнице наверх, к выходу.

Девушка и парень молча сели в машину. У Ника на душе был странный осадок, и разобраться в нем он никак не мог. Сейчас его эмоциональный фон был похож на бокал с латте макиято, все три слои которого перемешались между собой. А Ника просто переживала за своего молодого человека.

Она вдруг захотела оказаться далеко-далеко от своего родного города.

— Эй, — обратилась к Никите Ника минут пятнадцать спустя. — Слушай...

— У меня имя есть.

— О, Боже, — закатила глаза девушка, понимая, что Кларский сильно не в духе. — Короче, Укроп. — Глаза Никиты раздраженно блеснули, и девушка поняла, что злить его не нужно, а потому продолжила более нежным голосом. — Хорошо-хорошо, Никит, я хочу сказать тебе кое-что. Об это еще пока рано говорить, конечно же, но все-таки... Если ты так хочешь, я тоже могу родить тебе ребенка, — этими словами Ника буквально-таки ошарашила парня, крепко держащего руль. — Не сейчас конечно, через пару лет, но все-таки я ничуть не хуже, чем эта Ол... — Карлова не успела договорить до конца — Ник перебил ее.

— Лучше.

— М?

— Ты — лучше. Только не нужно ко мне приставать, когда я за рулем, — тут же предупредил парень, видя, как Ника тянется к нему, чтобы обнять. Девушка минут пятнадцать бурчала по поводу того, что Кларский — безэмоциональная и ничего не чувствующая холодная стена, а потом вдруг незаметно уснула, проснувшись только тогда, когда они остановились около коттеджного поселка, в одном из особняков которого проходила свадьба Александра и его лже невеста. Девушка даже не поняла, почему проснулась. Кажется, от чего-то приятного.

— И это я — холодная стена, которая все делает по расписанию? — спросил у девушки Никита.

— В смысле? — не поняла она, облизывая губы и глядя на редкую лесополосу за окном, за которой начиналось золотистое поле. Впереди маячил тот самый коттеджный поселок, хозяйкой дома одного из особняков которого могла стать, но не стала Ника.

— Бессмысленно, — покачал головой Кларский. — Звони своей сестре.

Марта полезла в сумку за мобильником. Тот умудрился завалиться на самое ее дно, и когда девушка доставала телефон, то умудрилась выронить из нее коробочку с тем самым ожерелье, которое подарил ей Никита. Никита тут же подхватил коробочку и вдруг нахмурился и открыл ее. Он изумленно уставился на украшение, подаренное когда-то давно Нике. Если честно, Кларский забыл о нем.

— Не продал? — только и спросил он. Ника, вдруг почувствовав легкий стыд, покраснела, как ребенок и спрятала коробочку с ожерельем обратно в сумку.

— Угу.

— Оно дорогое.

— Знаю, — буркнула Ника. Кларский хмыкнул и перестал задавать вопросы. То, что он увидел, было для него важнее слов.

А Карлова послушно стала набирать Марту, но у той, как ни странно, было занято.

— Блин, с кем она там треплется? — возмутилась Ника. — Слушай, давай пока заедем в поселок, подъедем к дому поближе. Наверное, Марте тетя Эля звонит и ругает за то, что та пропала неизвестно куда.

Кларский подъехал к воротам КПП, Ника показала свой пропуск совладельца одного из участков, и охрана без проблем пропустила их автомобиль, записав, правда, номера, что Ника ничуть не вдохновило. Впрочем, от этой машины он вскоре планировал избавиться.

Территория поселка была большой, и дома располагались друг от друга на приличном расстоянии, хотя видно было, что во многих еще не живут хозяева, а многие еще только строятся. Ника, которая была в этом месте лишь однажды, несколько минут вспоминала, куда нужно ехать, поэтому около нужного особняка, скрывшегося между высоченными деревьями, пара оказалась не сразу.

— Это здесь. Здесь сейчас Марта находится, — сказала Ника уверенно, вновь и вновь набирая номер телефона кузины, но ни одна из ее попыток не увенчалась успехом. Конечно, можно было предположить, что по некоторым причинам Марта все еще находиться в другом особняке вместе с женихом и гостями, крики которых и музыка были слышны на пол посёлка, но окна Сашиного коттеджа на первом этаже слабо освещались, а, значит, в нем кто-то был. Да и тень какая-то пару раз мелькнула — правда, это увидел только наблюдательный Кларский.

— Может, она пока не слышит? Занята? — предположила девушка с беспокойством, червячок которого точил ее изнутри. Что-то в происходящем ей совсем не нравилось. С одной стороны, ей было жутко неприятно находиться сейчас в том месте, где они с Дионовым планировали праздновать свадьбу, да и сам Александр находиться где-то неподалеку, а с другой, на сердце у Ники отчего-то было тяжело.

Где-то громыхнул веселый фейерверк, и Карлова попыталась отогнать от себя все мысли, говорящие, что этот фейерверк был приготовлен для нее. Ей, и правда, было жаль, очень жаль.

Но ничего поделать она уже не могла — ее карта была уже сыграна.

— Подожди немного и перезвони еще раз, — велел Кларский.

— Хорошо... Никит, ну почему ты мне так сказал? — стала вновь приставала Ника к парню. — Почему?

Он насмешливо глянул на девушку и молча показал указательным и средним пальцами, соединенными вместе сначала на свои губы, а после — на ее.

— Ты меня что, как спящую красавицу, поцелуем разбудил? — не поверила Ника, улыбаясь. — Ты сделал исключение из своих правил все делать по расписанию? О, Боже, — она в гротескном восторге замахала на лицо ладонями, словно ей стало очень жарко. — Кларский, ты все-таки такая няша!

Ника, потянувшая пальцы к щекам парня, чтобы потискать его, так и не узнала, что хотел сказать ей Никита — они оба услышали вдруг крик — не слишком громкий, но не наигранный, а полный боли и отчаяния. У Карловой от испуга на руках появились противные мурашки. Ник подобрался — он понял, что кричали из коттеджа Дионова.

— Что это? — прошептала Ника, тревожно глядя то на коттедж, то на Кларского. — Вдруг это Марта? — девушка похолодела, едва только представив, что с ее сестренкой что-то случилось. Может быть, Саша что-то хочет сделать ей? Но нет Дионов не такой! — Я сбегаю, посмотрю. — Рука девушки потянулась к двери, но Кларский перехватил ее.

— Сиди здесь, — велел Никита. — Сам посмотрю, что там.

"Черт, одни проблемы", — подумал он, точно зная, что сейчас заявит Карова.

— Нет, я с тобой, — замотала головой девушка, подтверждая его догадку.

— Я же сказал, сиди тут, — рявкнул на нее парень.

— Но....

— Без но. Я сказал — ты останешься тут. Тут.

— Но там моя сестра кричит!

Молодой человек тяжело вздохнул и не менее тяжело выдохнул, стараясь держать себя в руках.

— Она — а ты сама не уверена, твоя это сестра или нет — кричит там, а ты меня задерживаешь здесь своим детским поведением. Ника, просто сиди тут и не высовывайся. Если с твоей сестрой что-то случилось, я помогу ей. Но прошу тебя, не усложняй ничего сейчас. Слушай меня.

— Хорошо, — кивнула испуганная девушка. — Хорошо, я буду тут.

— Обещаешь?

— Обещаю, — пришлось сказать той.

— Я скажу тебе одну вещь. Запомни ее.

Девушке показалось почем-то, что сейчас он скажет что-то вроде: "Я люблю тебя", но Кларский произнес:

— Если меня не будет дольше пяти минут, уходи отсюда и иди к КПП. Поняла меня? — он говорил спокойно, словно и не понимал того, что Ника испугалась. Уже потом, размышляя надо всей этой пугающей ситуацией, девушка поняла, что Кларский говорил все это таким тоном не потому, что подобные ситуации были для него привычными, и сам он — черствым и плохим, а потому, что не хотел сильно пугать ее.

Лицо у Ники вытянулось. Вроде бы еще совсем недавно, казалось бы, пару мгновений назад, все было хорошо, а сейчас, после крика и слов Никиты, вдруг резко стало очень плохо.

Вновь раздался вопль — правда, вновь очень резко оборванный, как будто бы кричащей девушке заткнули рот. Ника от непонятного, вновь нахлынувшего прибрежной волной страха, даже задышала чаще.

— Поняла? — вновь спросил ее светловолосый парень совершенно спокойно, но вместе с тем серьезно.

— Поняла...

— Славно. Сиди тут. — Никита взглянул на девушку и ободряюще ей улыбнулся, а после вышел из машины. Он ловко подтянулся, перелез через забор и скрылся из виду, оставив нервничающую Нику одну.

Он осторожно проникнул в дом через открытое окно небольшой комнаты, хотя была открыта входная дверь, что Кларского очень насторожило. Был у этого парня какой-то освоенное чутье на опасность, и сейчас Никита явственно чувствовал, что что-то в этом доме не так. Ему казалось, что в воздухе стоит запах крови — очень тонкий, почти неуловимый, но все же он есть, и все опасения парня подтвердились, как только он оказался в коридоре, ведущем из комнаты в холл. Судя по голосам в холле, их было трое: двое мужчин и одна женщина, молодая, младше Ники, которой, судя по всему, делали что-то такое, от чего она рыдала и просила прекратить. Еще спустя секунду выглянувший из коридора Ник понял, что ей ломали пальцы.

— Ты так и не хочешь, чтобы я наказал твоего дружка? Что ж, хорошо. Третий пальчик, Василиса, — возбужденно-радостно произнес незнакомый парень, который не смотря на худобу, показался Нику опасным противником. Ему не нравились его движения, его голос, а когда Кларский увидел его глаза, то тотчас зафиксировал где-то на задворках подкорки — они ему тоже не нравятся.

Ник нахмурился. Он не был чересчур жалостливым типом, но не стал бы издеваться над беззащитной женщиной, как бы пафосно-принципиально это не звучало. Если бы она непосредственно несла ему угрозу — только тогда бы применил силу, но явно бы не избивал и не ломал пальцы.

Парень вытащил заряженный по пути сюда пистолет, который совсем не зря чистил утром.

— Не надо, пожалуйста, — прошептала девушка.

Третий участник сцены — избитый Дионов, привязанный к стулу, стоявшему прямо напротив коридора, в котором притаился, словно хищник, готовящийся к нападению, Кларский, что-то зарычал. Увы, но помочь рыдающей хорошенькой светловолосой девушке, над которой издевались, он не мог. Он даже кричать нормально не мог из-за кляпа.

Внезапно Александр заметил Никиту. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.

"Помоги", — говорил беззвучно Саша. В этой ситуации, когда он мог лишиться жизни и лишить ее другого человека, он не то, чтобы забыл, он совершенно и не помнил о том, что ненавидит Никки, что тот много лет раздражал его одним своим существованием, забрал через брата свободу и уважение отца, утащил за собой его невесту. Он просто просил помощи, зная, что не справится. И в этом не было ничего постыдного или задевающего гордость.

"Помогу", — согласился Ник. Героем он не был, но уйти уже просто так не мог. Кларский не стал ждать, пока мудак, нежно гладящий зажмурившуюся жертву по личику, сломает ей третий палец или сделает что-то еще.

Жертва отдаленно напоминала Нику — была такой же милой, только совсем юной.

— Василиса, — шептал Олег нежно.

Никита беззвучно оказался за спиной согнувшегося к Марте палача и сделал то, чему его в свое время обучил ни кто иной, как родной брат. Он, резко согнувшись, точным, быстрым, скупым движением пережал сонную артерию на обеих сторонах шеи Алмазова, готовящегося сломать сестре Ники третий палец. Совершенно не ожидающий ничего подобного Олег даже сопротивляться толком не смог: почти мгновенно обмяк — прошло не более трех секунд. Ник, явно зная, что делает, подержал его еще 3 секунды, чтобы и, убедившись, что противник не симулирует, ослабил захват.

Андрею Марту всегда нравились игры с удушением, а артериальное он ценил особо сильно — оно казалось ему эффектным и эффективным. Наверное, он хотел, чтобы брат оценил всю красоту этого нехитрого приема, а потому однажды, когда Ник учился курсе на третьем, просо-непросто заставил отрабатывать, для начала опробовав его на младшем брате.

Ник прекрасно усвоил урок. И пусть его выход выглядел не слишком эффектным, без лишних громких слов и ярких действ, но он был действенным и, наверное, самым безопасным — для девчонки, которую псих держал в своих руках. Его нужно было устранить немедленно.

Марта, поняв, что что-то случилось, и Олег отцепился от нее, упав, резко распахнула глаза. Если Дионов смотрел на светловолосого сероглазого парня с удивленным облегчением, словно и не верил, что их спасает тот самый Никки Кларский, то Марта, только уже силой воли не теряющая сознание — то с огромной надеждой, то с безразличием. Эти два состояния вспышками странным образом сменялись в ее сознании, как день и ночь, сон и явь.

Пока Олег находился в бессознательном состоянии, Ник грубо, но умело и быстро завязал его руки и ноги длинным куском веревки, змеёй валяющимися у так и не разожженного камина. Сделал он это вовремя — Алмазов почти через минуту пришел в себя.

Его словно током ударило, и он вздрогнул всем телом, как будто бы из него рвалось прочь заточенное под кожей неземное существо.

— Не дергайся, — сказал ему Никита, затягивая крепче последний узел. После он обыскал его, найдя еще один нож в кармане.

Олег, лежа на полу, с заведенными за спину крепко связанными руками и ногами, так глянул на Клараского, неестественно изогнув шею, что тот точно понял, насколько плохи светлые, почти прозрачные, похожие на мутную застоявшуюся воду, глаза — они не принадлежали человеку, находящемуся в здравом уме и в твердой памяти.

Олег словно находился в ступоре. Он совершенно не ожидал, что кто-то может ворваться в этот коттедж с оружием и помешать ему творить священную месть, ставшую для него этаким черным заменителем искусства и творчества, а потому даже растерялся. Но растерянность была недолгой — почти сразу же он начал дико, страшно беситься — его колотило от собственной дикой злобы, мало похожей на человеческую. Правда, внешне он оставался почти спокойным — только время от времени у него дергалась щека.

Одновременно он пытался придумать выход из положения. Но пока что Олег не знал, что делать — ведь он был обездвижен. И оружия больше в его руках не было. Пистолет ТТ-33 одиноко валялся на полу в паре метрах от него, и в какой-то момент Алмазову показалось, что пистолет ехидно подмигнул ему вдруг появившимся на стволе расплывчатым глазом.

— Подожди, сейчас освобожу, — бросил Кларский Саше, подходя к избитому окровавленному Дионову. Тот кивнул. Марта смотрела на неожиданного спасителя глазами больной собаки. Слезы продолжали течь по ее лицу, сердце все так же отчаянно билась, а боль в пальцах разгоралась ярче.

Ник достал из кармана черных классических джинсов складной нож и стал перерезать веревки на руках Александра и на его ногах.

— Ты кто? — вкрадчиво спросил в это время Алмазов, не спуская опасных глаз с Никиты. Он зашевелился, пытаясь сесть.

— Человек, — очень кратко ответил Кларский, не собирающийся вступать в беседы с этим недоноском. Он тотчас заметил движения. — Лежать. Еще одно лишнее движение — отстрелянная конечность. Два лишних движения — и ты труп.

Олег замер, сгорая от невозможности мстить.

Освободившись от веревок, Дионов мигом вытащил изо рта кляп

— Двигаться можешь? — спросил Никита, глядя на прострелянную ногу Саши.

— Могу, — кивнул тот. Кость была не задета, и пуля прошла не на вылет, а пуля поцарапала ногу — не смертельно, но очень неприятно.

Кларский кивнул на светловолосую девушку, слезы которой почти не тронули ее восхитительного водостойкого макияжа, и Саша тотчас понял его. Не смотря на кровотечение и дикую боль, он подошел, припадая на раненую ногу, к Марте, которую била мелкая дрожь. Она смотрела на Сашу раскрасневшимися и опухшими от слез глазами, но, что самое удивительное, ее макияж оставался таким же, как и прежде, словно она и не плакала вовсе.

— Все хорошо, девочка, — прошептал ей Александр, разрезая ножом Ника веревки на тонких лодыжках, а после и на запястьях. Делал он это очень аккуратно — любое движение причиняло скрипачке боль в сломанных пальцах.

— Все хорошо, — ласково продолжал говорить он Марте, которая ни слова не могла вымолвить, только плакала и плакала, глядя на Сашу, — тише. Все будет хорошо. — Он легонько поцеловал ее в висок, а она левой, здоровой рукой вцепилась ему в предплечье.

— Са-ша, — с трудом расслышал парень свое имя сквозь отчаянный тихий плач.

Он не думал, что все так паршиво закончиться. И чувствовал себя еще большей скотиной, чем раньше. Подставил невинную, заставил страдать.

Раненый парень глянул на искалеченную руку Марты и крепко сжал зубы. Он отлично понимал, что значит сломанные пальцы для музыканта.

— Больно? Потерпи, моя девочка, — продолжал он через собственную боль успокаивать скрипачку, мимолетом подумав, что, наверное, она уже бывшая скрипачка. А кто в этом виноват? Браво! Правильный ответ! Естественно, он.

Все случилось из-за этого сумасшедшего ублюдка, беззвучно лежащего на полу под прицелом. И из-за него.

"Я его убью", — вдруг подумал Дионов. Олег словно понял это каким-то неведомым образом и издал звук, похожий на смешок, за что тут же получил по ребрам от Кларского, умеющего быть очень жестким.

— Я не знаю, что тут за цирк, — произнес Никита, наблюдая за происходящим и не опуская пистолета. Обращался он явно к Дионову, хотя смотрел на Олега. — Меня тут быть вообще не должно. И не будет через несколько минут. Сейчас я вызову ментов и "скорую". Им ни слова о том, что я был тут. Усек?

— Ни слова не будет.

— Иначе пожалеешь.

— Тебя тут не было, — хрипло сказал Саша и добавил вдруг вполне искренне. — Спасибо.

— Думаю, я больше тебе не должник, — хладнокровно кивнул Кларский, оценивая состояние Дионова — не слишком хорошее, но не угрожающее жизни и здоровье, хотя досталось ему, конечно, сильно. — Один справишься.

Ник не спрашивал, а утверждал. Ему пора было к Нике. Пяти минут с его ухода еще не прошло.

"Даже уехать не могу отсюда без приключений", — подумал Кларский устало. Прошлое словно не отпускало его. И, наверное, три года назад Никита подумал бы, что это знак Судьбы, но сейчас для него это было еще одним препятствием на пусти к равновесию и счастью, которое он может и, главное, хочет преодолеть, чтобы самому стать хозяином свой жизни.

— Справлюсь, — подтвердил зло Дионов, помогая Марте встать. При этом он одарил Алмазова таким взглядом, будто готов был начать убивать его прямо сейчас. Его словно ведром холодной, леденящей душу, воды окатили, и он чувствовал напряжение в каждой мышце.

Никита хотел уже, было, подать ему пистолет психа, лежащий на полу, а после набрать с мобильника Саши, валяющегося на диване, ментов и "скорую", чтобы затем покинуть это место, куда его неожиданно занесло, но даже шага не успел сделать — в холле появились новые действующие лица.

Совершенно неожиданные.

— Стоять, не двигаться, — раздался мужской нервный голос.

Никита и Саша, удивленные сверх меры, увидели того, кого меньше всех ожидал тут увидеть — Женю, школьного лучшего друга Дионова. Перед собой, словно щит, он тащил перепуганную Нику, к горлу которой был приставлен нож.

Марта, у которой перед глазами все расплывалось от шока и боли, прижалась к Саше, который уставился на бывшего друга, как на приведение. Она же глядела на Нику и не могла понять, то ли это ее сестра, то ли она уже сходит с ума.

— Ты? — прошипел Дионов, не веря, что видит бывшего лучшего друга.

— Я. Да, я. Привет. Как дела? Я, правда, не рад тебя видеть, — отозвался Евгений. Он походил на сломанную куклу: миловидный, моложе своих лет, но пугающий, с немигающим взглядом воспаленных карих глаз, верхние и нижние веки которых были окаймлены не только длинными ресницами, но и тонкой полоской красноты. Он был неестественно бледным, даже с каким-то синеватым, едва заметным оттенком, который усиливался под глазами и собирался в носогубных складках**, в последнее время резко выделявшихся на его лице, и только губы его оставались такими же яркими, как и всегда.

Двигался Евгений плавно, а вот говорил нервно, то быстро, то медленно, и отрывисто.

Ника, к горлу которой он приставлял нож, тоже была бледна — но ее бледность была естественна и оттенок имела фарфоровый — почти такой же, как у той самой красавицы-куклы, которая жила в ее душе. Только вот сама девушка на куклу, тем более сломанную, не походила. Хотя девушке было страшно — до смерти страшно, она старалась вести себя спокойно.

У Никиты от гнева потемнели глаза, а в груди что-то окаменело, и он мигом направил пистолет на Женю.

— Отпусти ее, — приказал Кларский Евгению. Тот отрицательно качнул головой.

— Не двигаться, не смей двигаться, — прошептал тот, и острие ножа коснулась кожи Ники. Она беспомощно смотрела на Никиту. Губы Ники дрожали, он чувствовала это, вновь и вновь безуспешно сжимая их и чувствуя легкий привкус крови — от напряжения девушка прокусила губу.

"Господи, неужели это все?", — думала она. И сейчас, ощущая на себя руки чужого мужчины, вспомнила их с Ником вчерашнюю ночь.

Если Марта, находящаяся тут же, с Сашей, который стоял справа и чуть позади Никиты, не понимала, во сне ли она, или все происходит наяву, то ее кузина сразу поняла, что ее настигла страшная реальность.

Девушка сидела в машине, замерев время на секундомере, готовая в любой момент сорваться и бежать за помощью к охране поселка, когда совершенно неожиданно перед автомобилем возник Евгений, друг Саши, к которому она однажды ездила в гости. Вид у него был ужасный — глаза красные, с темными кругами под ними, щеки впавшие, плечи опущены, а во взгляде стояла глубокая тоска.

— Женя? — воскликнула в недоумении Ника. — Ты что тут делаешь?!

"Наверное, Саша пригласил на свадьбу", — подумала она мимолетом. А как еще этот парень мог тут появиться? Девушка же не знала, что хитрый Олег предусмотрел появление своего невольного помощника в закрытом поселке. Тот парень вообще был достаточно предусмотрительным человеком, и когда занимался биатлоном, брал соперников не только физической подготовкой, но и тактикой. Олег еще на теплоходе ловко и незаметно украл у одного из сильно подвыпивших мужчин приглашение на свадьбу. Когда гости сошли на берег, и некоторые из них сели на машины, чтобы уехать из поселка, не желая праздновать дальше, Алмазов тоже забрался в один из таких автомобилей — именно тогда его потеряла из вида Надя. Приехав в машине чуть больше километра, Олег попросил недоумевающего водителя остановить машину, сказав ему, что передумал и решил вернуться на свадьбу. После его на своей тачке подобрал Женя, которого Олег инструктировал по телефону. Поскольку в этот день охрана на КПП пускала на территорию поселка не только по специальным пропускам, как обычно, но и по свадебным приглашениям, то и Евгений вместе с Олегом смогли пройти по украденному приглашению, рассчитанному на двух человек. Охрана, правда, очень странно посмотрела на них, явно решив, что эти двое — пара.

После Олег вернулся на свадьбу к Наде, а Женя притаился на одном из недостроенных участков, получая сообщения от Алмазова. Когда тот направился к дому Дионова, предвкушая месть, Евгений остался неподалеку от коттеджа — он должен был дать сигнал, если к дому, скажем, приблизятся гости или охрана. Никиту Женя заметил уже очень поздно — когда тот влез через окно в особняк. Поэтому и направился за Никой.

У этого человека была только лишь одна задача — не дать поймать или убить Алмазова, которого он ненавидел всеми фибрами израненной души, но которому вынужден был подчиняться.

— Тут просто ужасные вещи творятся, Ника, — сказал Евгений девушке, когда она увидела его из автомобиля. Ей нужно было бежать или же закрыть все двери, а после уезжать, но она, испугавшись за парня, выпорхнула из машины.

— Какие? — произнесла она онемевшими губами. После его слов в животе у нее похолодело в дурном предчувствии.

— Какие, Женя?! Надо охрану вызвать, охрану! — запаниковала светловолосая девушка.

— Надо, — кивнул парень и вдруг неожиданно схватил девушку, приставив к ее горлу нож. — Заорешь — убью, — тут же предупредил он ее, и Ника поняла, что он не шутит.

— Ты что делаешь? — прошептала Ника. — Жень, ты с ума сошел Жень, Жень, отпусти меня... Пожалуйста.

— Нет, не отпущу, прости, — с сожалением ответил он. — Я очень сильно люблю одного человека, чтобы пожертвовать им. Пошли, не дергайся — он повел ее через только что открытые им же самим ворота. Ника, поняв, что, закричав, сможет предупредить Никиту, открыла Рот, но ей не удалось издать ни звука, потому что Женя тут же грубо ей его зажал.

— Я же сказал, — устало произнес он, — не кричи. Зачем? Не делай хуже себе и своему парню. Мы его уже поймали, — доверительно сообщил он девушке на ухо, хотя это было откровенным блефом.

От услышанного коленки у Ники стали подгибаться — она с трудом переставляла ноги, не понимая совершенно, что происходит.

— Если ты будешь вести себя хорошо и делать все, что я говорю — вас отпустят. Я с радостью тебя отпущу, — продолжал психологически обрабатывать ее Женя. — А это ведь все из-за Дионова, Ника, из-за него. Хоть ты и бросила его перед свадьбой, но все равно приехала к нему. Зачем? Я же написал тебе в газете, что от него тебе грозит опасность. А, ты не восприняла это всерьез? — догадался он. — Ты дура, Ника. Хорошенькая, но дура. Ты мне раньше нравилась, реально нравилась, — он вздохнул. — А выбрала Сашку. Вот если бы ты озадачилась тем, что я тебе написал — я тебе ведь даже на Алмазова указку дал, — вспомнилась ему газетная статья, заголовок которой он обвел, поскольку в ней упоминалось слово "алмазы". — Ты бы не пострадала. И Сашка, возможно, тоже. И твой парень. Вот зачем вы приехали, а?

Они все ближе приближались к особняку. Ника, чувствующая легкие прикосновения ножа, тряслась от страза, хотя Евгения веселым назвать было сложно. Ему тоже было страшно, очень страшно. И страшно давно — а все проклятый Олег, чтобы ему гореть в аду вечность.

В холле Женя и Ника произвели настоящий фурор, явно ошарашив и Ника, и Сашу и Марту, и только лишь один Олег Алмазов рассмеялся — весело, словно над смешной картинкой.

— Хорошо, что ты пришел, — произнес он, лежа на полу связанный. — Молодец, мальчик, молодец. Ты должен сделать все, чтобы я остался жив. Иначе ты сам знаешь, что с ней будет.

Женя громко сглотнул. Ника, которая поняла, что парень ее обманул, до самой крови укусила себя за губу.

— О чем он говорит? — спросил все еще целящийся в него Никита. Хотя он сейчас был в такой ярости, что мог убить и Евгения, и Олега, но отлично сдерживал себя. Ему нужно было контролировать ситуацию. А чтобы правильно контролировать ситуацию, нужно контролировать и самого себя. Иначе можно стать Мартом N 2, который в припадке бешенства мог натворить ужасных дел.

Женя молчал.

— Убери от нее нож, Женька, — проговорил тихо, но отчётливо Саша. Он не желал, чтобы бывшая невеста пострадала. — Ты же не такой, ты не псих. Ты мой друг. Ты же был моим другом, брат!

— Замолчи, — велел ему одноклассник, и в его голосе мелькнула мольба. — Молчи, Саша. Ты сам виноват. Прости, но сам. С-сам, — он вдруг стал заикаться и испугано глянул на Александра.

— Да, ты правильно говоришь, во всем виноват он один, — сказал как-то гортанно, как ворона, Олег, пытаясь сесть, но это у него плохо получалось из-за связанных рук и ног. — Дионов виноват. Если бы он не сделал то, что сделал, если бы не оборвал мою карьеру и мою жизнь в той славной драке, мы все бы были счастливы. Все. И моя Василиса. — Он вздохнул, вспоминая то ли свою бывшую любимую, то ли Марту, которую не отпускал Александр.

Ник и Саша переглянулись. Наверное, это был первый раз в их жизни, когда они оказались на борту одной лодки.

— Что ты хочешь, Женька? — спросил Дионов мягким голосом — он, как и Кларский сдерживал себя и свои эмоции.

— Развяжите его, — приказал Евгений, сильнее прижимая нож к горлу Ники — на ней даже показалась капелька крови. — Иначе убью ее.

Данный текст не редактирован и размещен на сайте samlib.ru в черновом варианте.

— А если я застрелю тебя? — спросил Никита, глядя на свою девушку, с которой хотел построить новую жизнь в другом, новом, месте. Она тоже не отрывала от него взгляда.

— А если ее? Если в нее пуля попадет? — Евгений вдруг посмотрел безнадежным взглядом на Кларского. — Даже если ты станешь стрелять в меня, я успею перерезать твоей подружке горло. Развязывайте его, — он вновь посмотрел на Алмазова. Тот улыбался. У него получилось сесть на колени. Кроме стоящего напротив него Жени, на Олега мало кто теперь смотрел. Все стояли к нему спиной или же боком.

— Женя, зачем ты это делаешь? — проговорил Саша, крепче обнимая слабую Марту, готовый защищать ее до последнего, если это будет необходимо. Девушка страдала из-за него, и только из-за него.

Евгений молчал. Только с Никой он был разговорчивым, дав себе мимолетную слабину.

— Я могу сказать, — вновь подал голос Алмазов. — Все просто. Все совершенно просто. Так вышло, что только я знаю, где находиться девушка нашего Жени, — он издал ехидный смешок. Евгений напрягся, казалось, что каждая его мускула напряглась. — Только я знаю. Он будет делать все, что я скажу, иначе не узнает, где его любимая. И тогда она умрет без воды и еды. Правда, Женя?

Парень молчал, стиснув зубы и крепко удерживая нож у горла Ники.

— Правда, — сказал он.

Марта и Ника, услышав это, почти одновременно почувствовали уколы в по-сумасшедшему бьющиеся сердца. Уколы жалости.

— Если я погибну или если меня схватят менты или кто-то еще, она погибнет. Отлично я придумал, да? Ну, пусть они меня развяжут. Я все еще не наелся своим самым холодным блюдом, — изящно выразился Алмазов о своей красно-белой мести. Им овладело странно желание разрушать — но не мебель или какие-то материальные предметы, а жизни. Его ведь жизнь разрушили, так? Так. Почему же тогда он не может делать это же?

В голове у Олега вновь все перемешалось.

— Убери пушку и развязывай его, иначе убью ее, — произнёс срывающимся голосом Женя, глядя на Ника. — Бери и развязывай черт тебя подери!!

— Если я тебя застрелю, твою девушку точно никто не спасет, — хрипло проговорил Никита, не собираясь убирать пистолет. — Она умрет в мучениях, запертая где-то этим Nзапрещено цензуройN. А если ты уберешь нож и опустишь ее, — Кларский посмотрел на Нику, которая огромными от страха глазами смотрел ему в глаза, — то я помогу тебе найти ее.

— Я обещаю, что мы найдем ее, Жень, — заговорил и Саша. — Мы, менты, частные детективы — все будут ее искать. И найдут. Убери от девушки нож.

Хоть Дионов и был зол на свою бывшую невесту, он никак не мог допустить, чтобы с ней что-то случилось. И чтобы с ее кузиной что-то случилось — тоже.

Евгений растеряно взглянул на парней.

— Они не найдут ее, — уверенно изрек с пола Алмазов, поняв состояние несчастного Жени. — Ты ведь меня знаешь, я не дурак. Они не найдут ее. А если и найдут, то не сразу. Но ведь и воздуха у нее не так много, — Олег сделал трагическую паузу, — чтобы продержаться пару дней.

Евгений скрипнул зубами, так и не отпуская Нику, которой казалось, что все происходящее — это сон, плохой, нереальный сон. И Никита с пистолетом, и окровавленный Саша, и плачущая беззвучно Марта, у которой — Господи, ужас какой! — что-то с правой рукой.

А Женя молчал и ничего не делал — просто продолжал удерживать Нику. Для него самого все происходящее было кошмаром, затянувшимся наркотическим бредом, разламывающим душу пополам. Жене казалось, что он находиться на грани, перейдя которой станет таким же, как этот чокнутый Алмазов.

Одновременно он испытывал страх и безразличие. Он просто хотел спасти свою девушку, которую похитил Олег. А ведь у них все так было хорошо — она переехала в его квартиру, и они планировали расписаться, чтобы стать парой официальной. Они встречались уже несколько лет, познакомившись примерно тогда же, когда и Саша встретил Нику.

А эта сволочь, вылезшая из тюрьмы, все испортила. Превратила их крохотный рай в ледяной ад своей мести.

Глядя на умудрившегося встать на колени связанного Олега, у которого глаза были такими страшными, что даже напряженному Нику, который изредка оглядывался на психа, было не по себе. Трудно было поверить, что когда-то он был нормальным парнем, интересным, очень обаятельным и умеющим втереться в доверие даже бабушек на дворовых скамейках, психованным, правда, несколько деспотичным и мстительным, но дружившим с головой.

Тогда у Алмаза — такая у парня была кличка — все было отлично. Он серьезно занимался биатлоном, постоянно разъезжая по соревнованиям, учился в универе, получая зачеты и экзамены просто так, потому что был классным спортсменом, встречался с прелестной и обаятельной девочкой с красивым именем Василиса и не жаловался на жизнь. Правда потом его подставили с допингом, и не кто иной, как его тренер и отец девушки, на которой парень собрался жениться, и Олег без любимого дела и любимого человека, которая бросила его, стал меняться. Не в самую лучшую сторону. Это потом уже узнали, что тренер Роман Иванович так жестоко поступил с подающим надежды биатлонистом, потому что тот не желал оставлять в покое его дочь Василису, разлюбившую Олега и начавшую испытывать чувства к одному из его приятелей. Девушка говорила Олегу о том, что они расстаются, а он кричал, что она не посмеет это сделать. Алмазов пугал ее, угрожал, умолял, говорил, что убьет того, в кого она посмела влюбиться, но перепуганная внезапной сменой характера обычно нежного и обаятельного парня Василиса не желала к нему возвращаться и попросила помощи у отца. Тот, как смог, используя жесткие методы, помог, и Олега выгнали из команды после допинг-скандала. Дисквалифицировали на пару лет. Алмаз, конечно, мечтал вернуться, и это стояло в его долгосрочных планах, но он словно сорвался. Олег, у которого были достаточно обеспеченные родители, связался с подозрительными парнями, прожигающими жизнь по клубам и в ночных гонках, и, как стали подозревать его знакомые и прежние друзья, с которыми Олег почему-то перестал общаться, он стал употреблять наркотики. Это помогло его "крыше" еще больше двинуться набок.

Однажды дошло до того, что на чьей-то домашней вечеринке Олег и его приятель ради прикола подсыпали печально известный флунтитразепам в бокал с коктейлем красивой девушке, которая понравилась его приятелю. У нее уже был парень, и приставание приятеля Олега ей совсем не нравились, но Алмазов прикола ради помог другу решить проблему. После того, как девушка выпила свой коктейль, не предав значение горьковатому вкусу и немного извинившемуся цвету, Алмазов и его друг просто-напросто утащили почти бесчувственную девушку в одну из комнат, где неплохо провели с ней ночь. Девушка, придя в себя утром, в чужой кровати, почти ничего не могла вспомнить — в ее памяти остались лишь какие-то обрывки того, что происходило ночью. Она в шоке убежала из этой злополучной квартиры и обо всем рассказала своему парню — а им как раз и был Женя. Тот самый Женя, который удерживал сейчас Нику.

Он пришел в ярость, поняв, что подонки сделали с его любимой, безостановочно рыдающей у него на кухне, накрывшись пледом и дрожащими руками держа большую чашку с горячим чаем. Естественно, Женя решил разобраться — такого не мог бы, наверное, спустить ни один нормальный мужчина. В милицию обращаться девушка категорически не желала, и Женя понимал ее, поэтому он попросту, узнав у знакомых, на чьей вечеринке была его подруга, номер телефона Олега и его друга, позвонил им и позвал выяснить отношения, как он выразился, "по-мужски". Парни, как говорится, просто "забили стрелку", условившись встретиться на полузаброшенной стройке. Может быть, это был неправильный поступок, но тогда Евгений считал, что делает все верно. О причинах "стрелки" он не сказал никому, даже лучшему другу Саше — просто сказал, что его девушку обидели, хотя Дионов, естественно, тут же согласился пойти на разборку и помочь другу. На эту же драку согласился пойти и Никита Кларский, но не потом что он так переживал за Алмазова — они вообще были незнакомы. Просто друг Олега, поняв, что дело пахнет жаренным, и чувак той девчонки, с которой они поразвлеклись ночью, собирает большое количество народа, тоже занялся этим вопросом — стал через друзей искать тех, кто поедет на стройку с ними. Кто-то из его друзей был в хороших отношениях с Ником, а потому позвал на драку и его.

Так и получилось, что Никита и Саша, давно друг друга не очень любящие, пересеклись на этой дурацкой драке, в ходе которой пострадал Алмазов. Его ранили ножом Кларского, а сел за это Дионов.

После ранения, когда Олегу поставили диагноз "временная инвалидность", и сказали, что о возвращении в биатлон он может забыть навсегда, он окончательно двинулся разумом. Алмаз составил список того, кого он считал виновниками своей неудачной жизни. Туда входили тренер, любимая Василиса, Дионов, а также Женя, устроивший разборку. На каждом была своя доля вины, хотя, естественно, на Александре она была самой большой. И он должен был ответить за нее.

И все вокруг напоминало Олегу о мести. Особенно проклятый телевизор, который он разбил.

"Союза биатлонистов России сообщил, что тренерский штаб сборной по биатлону назвал состав команды на чемпионат Европы по зимнему биатлону. На соревнованиях примет участие, в том числе, и представитель нашего города Артем Давыдов...", — слышал он, лежа в больнице и стуча от ярости кулаком по стене. Олег и Артем были главными соперниками много лет подряд. И это не Давыдов, а он, Алмазов, должен был отправиться на чемпионат Европы и завоевать там награды. Он, мать вашу, он!

"Свадебный бум в этом году, как и всегда, пришелся на август и сентябрь...", — говорил приятный женский голос за кадром, на которых одна счастливая пара сменяла другу. Одно белоснежное платье сменяло другое. Олег, который планировал жениться на Василисе как раз в сентябре месяце, только что приехал домой после долго лежания в больнице. Глядя на телеэкран, он внезапно так сжал лезвие ножа, которым чистил яблоко, что на кремовую скатерть закапала кровь — одна из невест напомнила ему Василису.

"Сборная России завоевала одиннадцать золотых медалей Чемпионата мира по биатлону среди юниоров, став первой. Особенно отличился Артем Давыдов, став четырёхкратным чемпионом..." ,— говорилось", — раздавались из телевизора новости спорта через полгода после трагедии, и Олег почти наяву видел, как он уничтожает проклятого соперника. Только он-то ни в чем не виноват. Виноваты другие.

Все это сводило парня с ума. Он проиграл, он стал никем, он навсегда останется никем.

Еще через месяц, когда Олег смог более менее нормально двигаться, он без приглашения пришёл в дом тренера и Василисы, размахивая ножом и грозя убить, но у него ничего не получилось — он только ранил тренера и его дочь, а после был скручен вовремя подоспевшими родственниками. Его посадили, признав вменяемым — видимо, ошибочно, и дав пару лет, за которые Олег Алмазов окончательно сошел с ума.

Свихнулся на своей мести. Освободившись, он понял, что мстить он не может никому, кроме Дионова и Жени. Тренер уже умер — и своей, скотина смертью, Василиса куда-то пропала, и Олег не мог ее разыскать, зато вот Дионова он нашел быстро, да и Евгений — тоже. Вернее, сначала он нашел Женю, придя к нему в квартиру одним тихим спокойным вечером, когда тот устроил со своей девушкой романтический ужин. Это была та самая девушка, которую однажды Алмаз накормил наркотиками. Появление Олега изрядно напугало их обоих. Женя велел своей девушке уйти в другую комнату, а сам остался в гостиной вместе с тем, кого ненавидел и одновременно боялся. Тот, невзначай поигрывая ножичком, стал спокойным вкрадчивым голосов расспрашивать хозяина квартиры о том, где сейчас Дионов и что с ним. Тот мало что знал и бывшем друге, но все, что знал, ему пришлось рассказать.

— Передашь что-либо Дионову, найду и изувечу твою девку, — напоследок с обаятельной улыбкой предупредил Олег нервного Женю, который понял, что тот замышляет что-то против Сашки. И он не предупредил. И не только потому, что боялся.

— Не скажу.

— И молодец. Тогда я больше не приду, — пообещал Алмазов и солгал.

В апреле он вновь появился на пороге квартиры Евгения. Олег стрелял в Сашу, пытаясь убить его, но у него ничего не вышло — это было спонтанное, неподготовленное действо, ослепляющее глаза, когда сходящий с ума парень просто не смог проехать мимо врага, который казался таким беззащитным. Мало того, бандит, под началом которого находился урод Дионов, подумал, что это было покушение от какого-то неумехи на него, и стрелявшего стали искать пристанские идиоты. Ночью Олег решил спрятаться у Жени, нарушив свое слово, что более не придет к нему. А когда разозленный и испуганный парень, который, кстати, недавно попал в аварию, и не мог нормально защищаться и защищать свою девушку, намекнул на это, пришедший в неожиданную ярость Олег избил его. Он остался в квартире Жене, смекнув, что любимая — слабое звено парня. Алмазов фактически удерживал ее в заложниках. И когда на следующий день к Евгению совершенно неожиданно заявилась Ника, девушка Саши. Когда она разговаривала с Женькой, показавшимся ей тогда нервным, Алмазов находился в другой комнате вместе с подругой хозяина квартиры — именно на ее батальоны Карлова обратила свое внимание в коридоре. Узнав от Жени, что за его дверью стоит женщина ненавистного врага, Алмазов заставил не желающего открывать дверь и подставлять Нику Жене впустить ее в квартиру, оставаясь в соседней комнате. А когда она задала вопрос по поводу того, что случилось с Сашей на самом деле, и почему он уехал в другой город несколько лет назад, он просто позвонил Жене и сказал, что тот должен отвечать. Не подчиниться несчастный, боящийся за жизнь любимой, Женя не мог. Олегу, который иногда мыслил совершенно странно, дико и непонятно для других, хотелось, чтобы эта симпатичная светловолосая малышка узнала всю правду о своем уродском возлюбленном, даже приукрашенную правду — недаром он второй раз позвонил Евгению и велел ему наплести Нике ерунду о том, что тот, кого ранил Дионов, стал инвалидом. Она поверила.

Сначала Олег желал, чтобы девушка, поняв, какое ее Сашенька чудовище, бросила его, как и его кода-то оставила Василиса, но как только Карлова покинула квартиру Жени, Алмазов вдруг понял, что если он убьет Сашину подругу у него на глазах, это будет в десять раз эффектнее. Вот только сделать это придется попозже — когда его перестанут искать.

Свадьба Александра и Ники стала для Олега отличным шансом для своей красно-белой мести. Он, ощущая сладкую дрожь в руках, решил, что именно в этот день расправа над тем, кто испортил ему будущее, будет идеальной.

Поиздевавшись над Женей и попугав его и его девушку, Олег вновь покинул их и вновь сказал, что никогда уже не вернется. И вновь сказал, что если Евгений что-либо сообщит Дионову, ему и его девке не жить. И Женя тоже вновь промолчал, хотя его перепуганная насмерть девушка, которая после визита ненормального Алмазова была в истерике, порывалась пойти в полицию. Он отчего-то не соглашался — опускал взгляд, скрещивал руки на коленях, стискивал челюсти, но не соглашался. Они рассорились, и девушка уехала в родной город, заявив, что не чувствует себя рядом с ним в безопасности. С апреля по июнь они почти не общались, хотя Женя очень сильно любил ее. В конце июня они вновь встретились благодаря стараниям общих друзей, и их отношения вроде бы как возобновились: все-таки эти двое много лет уже встречались, любили друг друга и привыкли. Но вновь общаться они стали зря. Не выполняющий своих обещаний Олег Алмазов вновь однажды оказался в квартире Жени — за пару дней перед свадьбой Дионова и Ники. Ему нужны были деньги и помощь Евгения в кое-каких делах. А, самое главное, Олегу вновь понадобилось убежище. Ему все время казалось, что его вот-вот найдут. Менты, пристанские, Дионов, кто-то еще... Его болезнь прогрессировала. К навязчивой идее отомстить добавилась легкая форма и преследования и редкие галлюцинации.

А еще, конечно, его радовал, заставлял чувствовать запретное, нечеловеческое наслаждение и тот факт, что одного из повинных во всех несчастьях — не нужно было собирать тогда эту Nзапрещено цензуройN "стрелку"! — можно запугивать и мучить.

Чтобы полностью подчинить себе Женю, сумасшедший Олег просто-напросто выкрал его девушку, приехавшую в гости к своему парню, и сказал Евгению, которому от услышанного стало настолько плохо, что кровь носом пошла, что скажет, где она находится только тогда, когда отомстит Дионову. Жене пришлось подчиняться сумасшедшему и наслаждающемуся его горем и страхом Алмазову, который жутко жалел, что не обратился сразу в правоохранительные органы. Или тому же Саше не рассказал.

И теперь сам уже сходящий с ума Женя держал в заложницах девушку, которая когда-то даже нравилась ему. Он не хотел делать ей больно, но он должен был спасти другую девушку, а для этого ему нужно было защищать того, кого он больше всех ненавидел.

— Отпусти ее, и мы тебе поможем, — продолжал Никита, понимая, что ради безопасности Ники сначала нужно попытаться мирно договориться с Женей. Надо попробовать решить ситуацию мирным безопасным путем, потому что если решать ее силовыми методами, девушка может пострадать. А Нику этого очень и очень не хотелось. Он вообще не любил, когда дорогие ему люди страдают. И не любил — это мягко сказано. Он, выходя из себя, и одновременно сдерживая свои бешеные эмоции, сам начинал страдать.

Кларский видел, что скотина, держащая его девушку, в жутком состоянии и долго продержаться не может — и так, видимо, колеблется, не знает, что делать. И Алмазов, сидевший на полу, на коленях, с отведенными назад руками, тоже это понимал. Он, хоть и был сумасшедшим, вообще все отлично понимал.

— Мы найдем твою девушку, Жень, обещаю тебе, что найдем, — говорил, терпя боль, и Саша. Казалось, они с Ником друг друга понимают, хотя терпеть друг друга не могут.

— Ты уже проиграл, — уверенно произнес Кларский, не переставая целиться в Женю.

— Развяжите его! — почти взвизгнул Евгений, все больше и больше напоминая сломанную куклу с головой, которая на тонкой шее качалась туда-сюда.

Олег словно видел это — его голова медленно двигалась от одного плеча к другому.

— Раскидать ситуацию? — продолжал Никита спокойно. — Развязывать его никто не будет. И у тебя будет только два варианта. Тебе придется либо отпустить ее, — Ник с нежностью, которую Женя не заметил, глянул на Нику, — и быть с нами которые помогут тебе. Или ты убьешь ее, но сам сдохнешь следом за ней. Если ты сдохнешь, твою девчонку уже никто и никогда не спасет, парень. Она точно умрет. А если ты уберешь нож, то шанс спасти ее будут.

— И они будут высокими, — добавил Дионов с такой же уверенностью. — Ты ведь мой друг. Я все для тебя сделаю.

На истерзанном лице у Жени появилась вдруг ухмылочка — при слове друг, которая стала вдруг страдальческой жалкой улыбкой.

— В-вы не найдете. Не найдете ее, — произнес он тихо, до боли сжимая рукоятку ножа. — Вы не найдете.

— Конечно, не найдут, — подал самодовольный голос Олег. — Они тебя обманут. Ты им не нужен.

— Обманут, как и ты?

— Как и я, — легко согласился парень на полу. — Только они еще хуже. А вдруг они найдут ее и убьют?

— Заткниись, Nзапрещено цензуройN, — велел ему Никита. — Еще раз подашь голос, прострелю ногу. Или руку. Что будет не жалко.

Алмазов замолчал, изредка дергаясь — лицо у него было злое и сосредоточенное одновременное.

— Женя, — между тем продолжал Дионов осторожно. — Отпусти девушку. Мы вызовем ментов, они увезут этого ублюдка, будут искать твою любимую вместе с нами.

— Менты увезут? — вдруг улыбнулся нервно одним уголком ярких губ Женя. — Да его убить надо. Убить. Или он через пару лет выйдет, и начнет опять. Опять придет. Он всегда приходит.

Ник тотчас понял, что парень совсем на пределе и начал вновь говорить ему что-то, обещая найти девушку, а Алмазов скромно, как звезда, услышавшая похвалу, улыбнулся — только растянувшиеся сухие губы не зажал ладонью. Он теперь молчал и, казалось, что ситуация его совершенно не касается.

— Ты боишься, что он вернется? — спросил Александр. Раньше его веселый смелый друг говорил, что ничего не боится — преувеличивал, конечно, но девчонки всегда велись.

— Боюсь, — просто признался тот и вдруг вскинул свои кажущиеся большими и очень нездоровыми глаза на друга детства юности. — Ты не знаешь, Саш, что такое страх. Настоящий животный страх.

Его рука с ножом дрогнула.

— Жень, — почувствовала это Ника. Ей сложно и страшно было говорить, но она все-таки заставила себя сделать это. Марта смотрела на сестру с ужасом, забыв о том, что случилось с ней. Наверное, она разрешила бы себе сломать еще пару пальцев, только бы кузину отпустили, и с ней все было нормально!

— Все будет хорошо, просто поверь. — Голос Карловой дрожал, но она продолжала говорить. — Они... мы поможем тебе. Я тоже обещаю тебе.

— И я обещаю, — твердо сказал Кларский, делая шаг вперед.

— Я сделаю все, чтобы найти твою девушку, — добавил Александр, стоящий чуть позади рядом с Мартой. — И тебе не нужного будет ничего бояться. От этого клоуна я тебя тоже защищу.

Клоун за их спинами хмыкнул. Он был рад, что они пока не видят его маленьких фокусов.

Женя, который боролся сам с собой — это отражалось на его лице — стал медленно опускать нож вниз.

— Х-хорошо, — выдавил он, не знаю, правильное ли решение принял, или же нет. — Х-хорошо. Но... сдержите свое обещание. И ты.... Ты — обратился он к Никите, — опусти свою пушку. Мне нельзя умирать. Я должен, должен ее спасти. Спасти... — Он закрыл глаза и оттолкнул от себя Нику, которую тот же схватил Никита. Он перестал целиться в Женю, просто опустил руку с пистолетом вниз, готовый, впрочем, поднять его вновь, если понадобиться.

— В порядке? — шепнул Нике Кларский. Она только слабо кивнула.

— Прости, — только и шепнула она парню.

— Я не отдам вам нож, — как-то по-детски сказал Евгений.

— Ты нам не доверяешь? — спросил Александр.

— Я....

Продолжить ему было уже не суждено.

Все произошло за считанные секунды.

Саша вдруг повалился на пол — на него буквально напрыгнул сзади неведомо как освободившийся Олег и накинул на шею оттолкнувшего в сторону Марту Дионова кусок одной из веревок, которыми были связаны его руки и ноги. В последнее время, когда ему частенько казалось, что его высиживают и преследуют, он буквально помешался на оружии. Никита, быстро обыскавший психа, даже и не подумал, что простой ключ с бордово-черным простым брелком в заднем кармане может быть замаскирован под нож. Олег сумел достать его и перерезать веревки на руках, затем и на ногах, пока ионов и Кларский были заняты вовремя появившимся Женей, удерживающим Нику.

Олег, хрипло и радостно выкрикивая одному ему понятные слова, стал затягивать сильными руками узел на шее Александр. Тот, закашлявшись, тотчас схватился руками за веревку, пытаясь освободиться от психопата.

В то же мгновение поверившийся на шум Никита, обладающий хорошей реакцией, стал поднимать руку, чтобы прицелиться в Алмазова из пистолета. Он бы выстрелил — точно выстрелил и попал бы прямо в цель — предплечье Олега, если бы Женя не выбил у него пистолет. Евгений, на которого освобождение Алмазова из плена веревок произвело громадное впечатление. Молодой человек моментально понял, что теперь, когда Олег свободен, он должен вновь принять его сторону, иначе любимую уже точно будет не спасти. Женя умудрился выбить оружие из рук Ника и повалил его на пол. Конечно, Кларский был достаточно сильным и ловким человеком, с большим опытном уличного бойца и личной груши Андрея Марта, но неожиданное поведение передумавшего Евгения, который от смешанных чувств страха и злости стал физически сильнее на какое-то короткое время, застало его врасплох. Пистолет упал на пол, закатившись под один из диванов, парни тоже упали — на пол, Женя сверху, держа в руках нож. Им словно овладел демон, и Ник не мог сбросить с себя этого извивающегося кретина, тянущего нож к его горлу. Пистолет из-под дивана достать он тоже не мог.

Ника отскочила в сторону, не понимая, что ей теперь делать. Увидев сестру — от ее вида у нее сжалось сердце — девушка хотела подбежать к ней, но между Карловыми были целые две дерущиеся пары, и это оказалось нереальным. Да и не успела бы Ника ничего сделать — события разворачивались крайне стремительно. Кузины только успели встретиться взглядами. И кричать тоже было бесполезно. Вопли гостей на свадьбе и новые порции фейерверков все перебили.

Людям было все равно, есть ли жених и невеста на празднике — они веселились и без них.

Ника, понимающая, что к сестренке ей не пробиться, вдруг вспомнила про пистолет Ника, который закатился под диван. Марта тоже оглянулась в панике, ища какой-нибудь предмет, которым можно было бы ударить душащего Сашу Алмазова, которого она и боялась, и которого всей душой ненавидела. И вдруг увидела на полу, в нескольких метрах от нее, пистолет.

"Возьми", — скомандовала она сама себе, но успела сделать только несколько шагов.

В это время Саша освободился все-таки от веревки Олега и с силой оттолкнул его от себя, так, что его противник, продолжающий что-то рычать, как животное, оказался почти в углу холла, ударившись головой обо что-то небольшое и твердое. Олег сразу понял, что это его пистолет ТТ. Не веря в свою удачу, Алмазов вскочил на ноги и прицелился в тяжело дышащего Сашу.

Месть подходила к концу. Враг будет мертв.

— Что? — весело прокричал Олег. — Я все равно убью тебя! Только сначала твоя маленькая невеста сдохнет. — И он направил пистолет в сторону Марты, стоявшей неподалеку от Саши — она так и не дошла до пистолета, и теперь застыла, как изваяние.

Олег Алмазов еще в те годы, когда был совершенно адекватным человеком, славился своими гордостью и упрямством. Целей, которые он ставил перед собой, парень всегда добивался, а от задуманного никогда не отступал. Сейчас это его качество в нем стало гипертрофированным. Если он решил убить сначала любимую врага — на его глазах, конечно же, то он так и сделает, и только потом уничтожит Дионова. Пусть, пусть ему будет больно, очень больно, невероятно больно!

К тому же его невеста — это Василиса, и она тоже не должна жить. Эта сучка должна сдохнуть за свое предательство. Ведь она принадлежит только ему, Олегу, и он, только он, может распоряжаться ее жизнью.

И смертью. Особенно ею.

— Василиса. Я тебя люблю, — облизывая совершено сухие губы, ласково обратился он к Марте, которая вдруг стала совершенно отстраненной, и казалось, даже не дышала — время для нее остановилось, как будто бы предчувствуя, что сейчас и ее сердце. Девушка точно знала, что сейчас он выстрелит в нее, и она упадет, уже не чувствуя боль, и не видя того, что происходит в этом жутком месте.

Ее накрыло предрешение. Накрыло прозрачным, словно мыльный пузырь огромных размеров, коконом. Раз ее судьба умереть после самого счастливого дня от руки ненормального, сломавшего ей и пальцы, и жизнь, пусть так и будет. Скрипачка с вызовом подняла ставшую пустой и ясной голову, глядя на своего будущего убийцу, и он очень нежно улыбнулся ей.

Только Саша так не считал. Он не верил в судьбу, но он верил в себя, И когда Олег сказав: "Увидимся еще, малышка", с совершенно искренними слезами, но кривой улыбкой нажал на курок, Александр бросился к Марте, успев закрыть ее собой.

Прозвучало несколько хлопков. Две или три пули вошли в спину черноволосого парня, обнимающего светловолосую девушку, непонятно как ставшей его женой сегодня.

Олег счастливо захохотал, широко открывая рот.

Саша никогда не думал, что пожертвует собой ради кого-то. Для него это было нонсенсом, но он все-таки сделал это.

Он падал, и за окном вспыхивали красно-оранжево-розовые отблески фейерверка, запускаемые в темно-синие небо. Когда фейерверк разбивался в небе на множество разноцветных мерцающих искр, казалось, что это падают на небо звезды. Легкие, невесомые звезды размером с ладонь с длинными кокетливыми хвостами. Целые стаи звезд: золотых, рубиновых, сапфировых, изумрудных.

Пару раз среди них мелькали настоящие звезды, падающие — начался метеоритный дождь, обещанный Александром. Но их никто не увидел.

Саша фактически сразу потерял сознание, как только прозвучали выстрелы, и закричала Марта, упавшая рядом с Сашей, рука которого продолжала находиться у нее на талии. Она ударилась головой, когда они падали, но даже не заметила этого.

Ника тоже видела, как Марта и закрывающий ее Александр падают, но у нее была другая реакция — она, плача и закрыв обеими руками рот, не отрываясь, смотрела на бывшего жениха, который или умер или же медленно готовился отдать Богу душу. Ник тоже это видел — краем глаза. Он только что освободился от назойливого Жени, и теперь они стояли друг напротив друга. Напряженный и собранный Никита не сводил прищуренных глаз с противника, намереваясь сейчас же завладеть его холодным оружием. Пока что он просто отводил Женю подальше от Ники.

— Саша... — Марта зачарованно смотрела на любимое лицо с закрытыми глазами, обрамленное черными волосами, даже не надеясь, что Дионов сейчас откроет глаза и скажет, что все в порядке. Этого не будет.

Но... но так похоже на то, что Саша просто спит. И вся эта кровь, на его спине, под животом, — это не кровь вовсе, а клюквенный морс, который используют на съемках фильмов.

— Никогда не думал, что убивать — это так весело! — прокричал Олег весело, на весь холл, нет, на весь коттедж. Правда, веселье это было злое, сумасшедшее, никому более не понятное.

Он чувствовал себя как человек, питающийся отбросами, который впервые за много лет до отвала наелся вкусной дорогой еды.

Месть свершилась, аминь. И ничего больше не существовало.

Алмазову, которого сине-черно-фиолетовыми вспыхивающими огнями окутала эйфория, казалось, что пистолет улыбается ему. Правда, его хорошее настроение тут же пропало, как только он понял, что сначала погиб Саша, а не Василиса. План предусматривал другое!

Он внимательно посмотрел на кричавшую Марту, которая никак не могла поверить, что с Сашей случилось это несчастье. Ее профессиональная косметика все-таки не выдержала. А, может быть слезы, сейчас текущие из разноцветных глаз, стали совсем солеными, разъедающими.

— Саша, Саша, Саша, — повторяла Марта, трясущейся левой рукой гладя его по волосам. — Сашенька...

Она была почти в бессознательном состоянии, и не могла даже проверить его пульс. Ей казалось, что она уходит вместе с ним.

— Прости меня, — девушка не знала, говорит она это или думает. Она почти не понимала уже из того, что происходило в злосчастной комнате. Скрипачка хотела забыться, навсегда, как и Саша. Он закрыл ее собой, собой.... Закрыл... пострадал... погиб... А она жива, и она лежит рядом, не в силах подняться, не чувствует пола. Слабая дура! Тряпка! Из-за нее, только из-за нее это произошло.

"Прости, Саша, я не хотела. Я так тебя люблю".

А Олег, которому хотелось танцевать — он даже двигать плечами начал, вдруг подумалось, что раз так получилось, может заставить надеть Василису белое, испачканное кровью платье? Платье можно полностью перекрасить в красное — из Дионова вытечет много крови — ее уже немало. Василиса будет в красивом алом платье, и они потанцуют. Вальс.

— Нравится? — спросил он у Марты, желая, чтобы она сделала ему комплемент. — Я убил — понимаешь?! — уже второго человека, Василиса.

Она не понимала. Голова ее кружилась так, словно девушка выпила литр водки. Постепенно голоса и звук смешались в неразборчивое гудение.

А в воспаленном сознании Олега всплыла черно-белая, озаренная лунным светом картинка. Ночь, небольшая аллейка почти посредине города, по которой мало кто ходит и в дневное время, потому что она ведет на в кладбище

Девчонка, которую Олег прятал в старом доме давно умершей родственницы, умудрилась сбежать, но ей не повезло — в тот момент, когда она смогла освободиться от пут веревки и выскользнуть за дверь старого неухоженного дома, пришел Алмазов, принёсший ей еду и воду. Он погнался за ней и случайно застрелил, хотя целился всего лишь в ногу. Это жуткое событие окончательно сорвало ему крышу. Психу пришлось тащить девушку через всю аллейку, чтобы потом спрятать подальше от того дома. Правда, он не знал, что ее нашли в тот же день. Именно эту девушку видел папа Марты в морге, куда его потащил брат-полицейский.

— Я могу это делать. Другие не могут, Василиса, а я могу. Первой была его девка. — И Алмазов, вновь расхохотавшись, кивнул на Женю, стоявшего напротив Ника. — А он все еще ищет ее.

Он зря это сказал. Но Олег уже не понимал, что говорить должен, а что нет. Ему казалось, он произнес это торжествующим шепотом, а на самом деле проорал противным злорадным голосом.

И это была его ошибка.

Едва услышав это, Евгений отпрыгнул в сторону от Кларского, которого поведение обоих идиотов и раздражало, и удивляло, и, сжимая побелевшими пальцами рукоять ножа — больше бледнеть им, кажется было некуда — набросился на Алмазова, подходящего к Марте и что-то говорящего ей.

Женя все еще надеялся, что его любимая девушка жива и здорова, и слова недруга сорвали цепь с чудовищного пса, который жил в душе этого парня и кормился его злостью, яростью и ненавистью к Алмазову.

Олег даже и не ожидал, что помощник броситься на него с оружием в руках. Между парнями завязалась драка. Хотя нет, дракой это назвать было сложно.

— Я убью тебя скотина! Сука! Ты же сказал, что не тронешь ее!! — заорал Евгений, у которого внутри что-то взорвалось. Кровь его потемнела, бешеный пес внутри, приближающийся огромными скачками к обрыву, с которого он хотел спрыгнуть в человеческий мир, остановился на мгновение, чтобы полакать ее, вязкую, густую, с привкусом боли и страха.

Он, словно грозный ураган, налетел на Олега, все еще сменяющегося и сделал то, на что, казалось бы, никогда не согласился в жизни — вогнал ему в живот нож, которым еще недавно угрожал жизни Ники.

Странно, но первые несколько секунд раненый Алмазов продолжал смеяться. Смеяться и стоять. Его эйфория перекрывала боль.

— Сдохни, тварь, сдохни, сдохни, — прорычал Женя, второй раз замахиваясь на Олега, и тот словно пришел себя. Гневными глазами взглянул на Евгения. Ноздри его раздувались, сеточка на белках еще больше покраснела, губы изогнулись так, что, казалось, сейчас парня стошнит, по телу прошла дрожь. Ни слова не говоря, он, одной рукой схватился за окровавленный живот, а другой возвел пистолет — так высоко, как смог, и нажал на курок.

Раздался еще один тихий, но грозный выстрел. Никита, схвативший Нику, укрылся за диванами, держа наготове пистолет, который девушка все же умудрилась достать.

Женя, пуля которому попало в легкое, покачнулся, и стал заваливаться на пол. Ему было все равно, умирает он или нет. После того, как он узнал, что любимой девушки больше нет, и подонок убил ее, жить ему больше не хотелось. Несколько секунд карие глаза, на которые падала каштановая прядь волос, смотрел прямо на своего убийцу, а после с трудом приподнял локоть и поманив Олега пальцем, прошептал с трудом:

— Это я, — сказал он с закрытыми глазами и закашлялся — на его губах показалась кровь. — Я... тебя... тогда...ножом...чьим-то...ранил, при-дурок.

После этих слов он замолчал, а его рука безвольно упала на пол. Расплата за предательство друга нашла его спустя несколько лет. Саша сиде в тюрьме вместо него. У Жени так и не хватило духу признаться другу, что виноват во всем был именно он.

Склонивший на бок голову Олег вновь улыбнулся: ему, видимо, было все равно, хотя и мелькнул в его светлых глазах вдруг запоздалый ужас, но почти тут же он был поглощён наползающей вечной густой темнотой.

Он потерял сознание с улыбкой, больше похоже на гримасу. Никита, видя это, тут же встал на ноги, поднимая за собой и Нику, которая зажмурилась, увидев, что на полу лежат трое парней, молодых, у которых могло быть чудесное будущее, но прошлое которых решило иначе, превратив одного в психопата, одержимого местью второго — в труса, предавшего друга, который отсидел вместо него, а третьего — в человека, ненавидящего себя.

Нику Карлову затошнило. Для нее все происходящее было дикостью, варварством, невероятной глупой жестокостью.

Кларский, понимая, что сейчас чувствует Ника, хорошая девочка, которая никогда не видела жестокости и кровавых сцен, успокаивающе сжал ей ладонь. Она благодарна на него посмотрела.

Перепуганная и находящаяся от всего произошедшего в шоке Ника приблизилась к сестре — Марта находилась в глубоком обмороке, но все-таки была в порядке — только испачкалась в крови Саши, около которого лежала. Никита, не обращая внимания на других раненых или уже убитых, склонился над Сашей и взял за запястье — пульс у него все еще был. Кларский молча схватил с дивана окровавленное платье Марты, разрезав его на куски, и попытался наспех перевязать Дионова, чтобы хотя бы немного остановить кровотечение.

— Что с ним? — тихим голосом спросила Ника у молодого человека. Никогда прежде дыхание смерти ей не было к ней так близко. Хоть это дыхание и не было еще смрадным, а очень легким, девушку продолжало тошнить, а голова ее разрывалась на части. Она старалась смотреть только на сестру, только на нее и лишь изредка на Александра, у которого не останавливалась кровь.

"Боже, пожалуйста, ну пожалуйста, только не это", — молила она про себя. Девушка сама не понимала, как сдерживала себя от истерики.

— Не знаю, не врач. Жив. Пока жив. Люди, — вдруг сказал он Нике, услышав шаги и голоса на улице. Он обладал острым слухом. — Пошли! — велел он Карловой.

— Куда? — затравленно посмотрела девушка на него. — Куда?! А как же моя сестра? А Саша? А?

— Успокойся. Ника, — посмотрел на нее в упор Кларский. Он утер ладонью выступивший на лбу пот. — Или ты уходишь вместе со мной, или остаешься здесь одна.

Он не злился, не нервничал, он спокойно констатировал этот факт. Но вот что было в его душе — даже серые глаза не выдавали, что. Он желал, чтобы Ника немедленно ушла с ним. Сейчас же. Без сожалений и лишних слов. Просто поверила ему и ушла следом за ним.

— Но им надо помочь! Помочь, Никит!!

— Твоя сестра в безопасности, а ему. — Кларский с сожалением глянул на Дионова, — я ничем не помогу больше. И ты тоже. Мы не врачи. Пошли. Я не могу засветиться сейчас перед ментами, Ника. Пойми. Даю 5 секунд, чтобы ты приняла решение. Или ты остаешься с ними, или уходишь со мной.

Он говорил так не потому, что был эгоистичен — просто Никита не мог поступить по-другому. Его игра еще не была доиграна. Если останется — все разрушиться.

Хотя нет, Кларский все-таки был эгоистом — желал, чтобы девушка ушла с ним. Пусть она идет с ним до последнего, не смотря ни на что. Он отдает ей все, что у него есть, и пусть он не сидит на коленях около ее ног и не молит слезно о том, чтобы она оставалась с ним, но он хочет этого невероятно сильно. Ника стала ему дорога. Ника стала ему "своей", Ника стала "его".

Стала персональным солнцем. И даже сейчас, в этой комнате, воздух в которой все больше и больше пропитывается кровью, и слышен уже окон и дверей хрустальный нежный перезвон колокольчиков, подвешенных к поясу самой смерти, облаченной в серый длинный балахон, даже сейчас Ника остается теплой и солнечной. Она, одетая в летнее легкое воздушное белое платье с оранжево-желтым нежным принтом, ярким пятном выделяется среди мрака холла. И заколка в ее колоссах орехово-оранжевая, привлекающая внимание.

Кларскому вдруг вспомнилось, как три года назад люди Марта привезли Нику в дом его брата, а в волосах у нее была расческа оранжевого света, про которую дурочка совсем забыла. А у него, как у последнего идиота, на руках были оранжевые эластичные боксерские бинты.

Ника, глотая слезы, погладила сестру, лежащую рядом с Сашей, по голове, с болью посмотрела на бывшего жениха, запустила пальцы в волосы и вдруг покачала головой, как будто бы разговаривая сама с собой. Бросить Никиту она не могла. Не могла и все тут.

Девушка вскочила на ноги и крепко схватила его за руку.

Раз уж решила с ним уйти, уйдет. С Мартой вроде бы все хорошо, а Саше... Саше они, действительно, не могут больше помочь. Ну а эти двое... двое сумасшедших, о них Нике даже и думать не хотелось. Она даже и взглянуть в их сторону не могла.

— Пошли, — сказала она Кларскому. Тот улыбнулся едва заметно, в последний раз обвел взглядом комнату, в которой только что было самое настоящее побоище, и они убежали из дома через то же окно, в которое залез Никита, в тот самый момент, когда в особняке появились двое вооруженных охранников. Буквально несколько минут назад в поселковую охрану позвонили из полиции и сообщили, что в одном из коттеджей, возможно, происходит что-то не слишком хорошее. Естественно, охрана тут же решила навестить этот особняк.

Звонил, конечно же, дядя Марты, тот самый Артем, который вместе с ее отцом уехал искать девушку. Он использовал все свои связи, чтобы определить по расположению мобильного телефона, где находиться его племянница, и это возымело действие. Правда, произошла некоторая заминка, и процесс нахождения сотового телефона Марты (и ее самой, как следствие) растянулся почти на полчаса, заставив Константина Власовича изрядно попереживать. У него до такой степени сдали нервы, что вдруг обнаружилось, что он знает матерный язык, хотя пианист всегда считался мужчиной очень интеллигентным и милым. Все-таки Константин очень переживал за дочь, хотя и не понимал, что с ней случилось. Эльвира Львовна, с мобильником которой они так и уехали, пыталась дозвониться до бывшего мужа, и тот, не зная, что ответить плачущей женщине — а он видел, что Эля плачет только один раз, когда сказал ей, что они расстаются — говорил ей, что все хорошо, и что они с Артемом просто решили отыскать Марту и привезти ее домой. Эльвира, естественно, не верила и кричала, требуя сказать ей правду. Дошло до того, что Константин просто перестал отвечать на ее звонки, со вздохом сказав, что Эля всегда его прессовала.

— А Софья не прессует? — ухмыльнулся Артем, который отлично знал жесткий характер второй жены брата. Пару минут назад он, поняв, что Марта — по крайней мере, ее телефон, по которому она разговаривала с Костей — находится в охраняемом поселке, позвонил его охране и попросил немедленно проверить нужный коттедж. Сам он вместе с кузеном, а также несколькими полицейскими был еще только в начале дороги в это место. Впрочем, приехали они быстро, одновременно с каретой "скорой помощи", которую вызвала охрана, с неохотой прибывшая в особняк Дионова и заставшую страшную картину: двоих тяжело раненных и одного убитого, а также девушку без сознания.

Двое охранников, вызывая скорую и полицию, а также связываясь с коллегами по рации, даже и не заметили того, как от дома отъехала припаркованная неподалеку неприметная машина с Никами. Кларский думал, что они будут прорываться буквально через КПП, но все прошло спокойно — их машину пропустили без проблем.

Вместе с охранниками в дом Дионова пришла и Юля Крестова, хотя те и были против этого.

В особняк Александра Юля попала случайно. После того, как гости сошли с теплохода на землю и переместились в один из коттеджей, продолжая веселиться, она немного посидела в саду, за отдаленным столиком вместе со Стасом, Крисом и забавным пареньком-скейтером по кличке Джимми, который, как выяснилось, был младшим братишкой Дионова, столь нелюбимого Юлей. Парень явно был в состоянии шока, потому что не смеялся, не улыбался и не шутил, как на "Олимпии", а сидел раздавленный и угрюмый, молча накидываясь алкоголем. Крис, кстати говоря, от него не отставал.

— Чего случилось? — спрашивал Джимми Крис, парень, в общем-то, добродушный и даже жалостливый, хоть временами и противный. — Чего ухаешь? С горя, что ли? Какое у тебя горе? Ты же на кораблике в норме был, а?

— Отстань от него, пусть чувак пьет, раз плохо, — пытался остановить Стас поползновения Криса в чужую душу, но тот отмахивался от друга, вновь и вновь расспрашивая скейтера и самолично ему подливая — впрочем, себя хипстер тоже не забывал, явно не замечая неодобрения в глазах Юли.

В результате нетрезвый Джимми вдруг взял и заплетающимся языком рассказал ребятам о том, что сам узнал пару часов назад на борту теплохода — правду о своем старшем брате.

— Сан... он, понимаете, он же мой брат, — говорил он не без труда, пьяно мотая головой из стороны в сторону. — А я Сана подставил. Он сидел. Сидел из-за меня, понима... понимаете? Я виноват. А Сан сидел.

Крис, Стас и Юля слушали эту историю с большим удивлением. Крис эмоционировал, то и дело поправляя сползающие на нос очки ядовито-желтой оправе, Юля оставалась внешне спокойной, хотя, если честно, услышанному удивилась, решив для себя немного пересмотреть отношение к Дионову, который ее раздражал, а Стас даже подумал, что такое бывает только в фильмах — похищения, "договоры" с авторитетами, зона, но свои мысли озвучил при себе. Если честно, сегодня все его мысли были о Юлии. Этот симпатичный веселый и заботливый молодой человека, как и пианистка, обладал особенностью хорошо скрывать свои истинные эмоции, только Юля просто надевала маску непроницаемости, не позволяя никому увидеть то, что твориться в ее душе, а Стас надевал маску отличного и смешного парня, готового всем прийти на помощь, хотя в душе его могло быть гадко и паршиво. Он руководствовался тем, что своими проблемами и своим плохим настроением он не имеет права кому бы то ни было портить настроение. Сейчас музыкант тоже вроде бы улыбался, неспешно пил пиво, отпускал шуточки, пытался взбодрить пьяного скейтера, но глубоко внутри он переживал — и объектом его переживаний была Юля. Юля и ее отношения с Феликсом. Да, Стас и сам не заметил, как влюбился в эту спокойную, несколько даже грубоватую или резкую на слова высокую худую девушку, похожую на парня, которая знать не желала, что такое платьица, шпильки и косметика. Его всегда привлекали симпатичные женственные особы со звонким смехом и длинными волосами — например, та же Ника, которая однажды так понравилась ему в клубе прошлой осенью. И что он нашел в Юле, для которой Стас был только другом, пусть даже хорошим другом, парень не понимал. А еще он не понимал, почему такой ревнивый. Хотя к Феликсу он относился с уважением — еще бы, мировая звезда большой рок-сцены! — да и как человек, Визард ему нравился, но Стас, увидев его с Юлей, целующихся под светом фонаря, просто-таки возненавидел его. Правда, быстро остыл, но неприятное чувство все же осталось. А после короткого разговора с англичанином, который вдруг предложил Стасу сотрудничать со звукозаписывающей компанией его друга, Стас вообще был вне себя. Он понимал, что или будет в одной группе вместе с Юлей — она ведь обязательное условие, но будет страдать, видя ее каждый день, или же ему не светит уцепиться за такой шикарный шанс, который поможет сделать его группу популярной и вывести совершенно на иной уровень.

Стас очень любил Юлю — эту недоступную одновременно такую близкую девушку, которая не станет орать, если вдруг случайно зайдешь в комнату в тот момент, когда она переодевает футболку или не будет ныть по поводу того, что у нее плохая жизнь и никто ее не любит. А еще он очень любил музыку. Наверное, музыка, Юля и мать были для него тремя самыми любимыми женщинами — да-да к музыке Стас относился именно так, как к любимой девушке, нежно, трепетно, а еще очень сильно зависел от нее.

Он выбрал музыку — по-другому Стас и поступить-то не мог. Какие личные переживания по поводу неразделённой любви, мать вашу, когда решается судьба его творчества, и не только его, а ее и Криса, парней, самой Юли, которая, наконец, вдруг приняла решение играть то, что хочет она сама.

Окончательно Стас решил это для себя на свадьбе Марты, когда Юля еще на теплоходе сыграла гостям на синтезаторе классику в современной обработке — что-то очень радостное — по-детски радостное, восторженное и воздушное, как и сама невеста, которая казалось Стасу отчего-то грустной. Еще бы — подставная свадьба, да еще с таким типом, который, как оказалось, сидел из-за брата, теперь закидывающегося алкоголем.

Стас решил поговорить с Юлей, и потому, улучив момент, шепнул ей:

— Давай, прогуляемся?

— Зачем? — удивилась девушка, которая сейчас беспокоилась о кузине. Ну, и мысли о Визарде, так поспешно уехавшим, ее не оставляли. Юля никогда не думала, что будет скучать по какому-то мужчине, тем более, прошло так мало времени. Да она даже по отцу родному почти не скучала, когда он уезжал на какие-нибудь гастроли, а по Феликсу Грею стала скучать.

— Пойдем, — сказал настойчиво Стас. — Пусть эти пока пьют и веселяться. Знатная свадьба у твоей сестры... Этот Саша богатый парень

Они встали со своих мест и медленным шагом направились по дорожке, ведущей к воротам. Громкие вопли и трансовая музыка ди-джея раздражали Юлю — ей хотелось тишины и покоя. В этом месте была очень красивая природа, которая словно была создана для временного одиночества и погружения в свои мысли.

— О чем хочешь поговорить?

— Я хотел бы поговорить о нас. О нашей группе и о звукозаписывающей студии, с которой мы будем работать. Юль.

— Нет. — Отозвалась девушка, шагая по дорожке. На небе уже было достаточно темно, и, кажется, те, кто отвечал за праздник, решили запускать в небо фейерверки. А юле было противно — она не понимала смысла свадьбы — не потому, что невеста была подставная, а потому что не могла взять в толк, что же это за свадьба такая, если веселятся все, кроме молодоженов? Они пришли сюда, потому что хотят пожелать им счастья и долгих лет совместной яркой жизни, или же просто решили на халяву напиться и развлечься, кто как может? Даже свидетельница Марты, ее близкая подруга, совершенно не переживает за нее — зависает весь вечер с каким-то неприятным типом, в глаза которому смотреть даже страшно — сразу вспоминается почему-то аллейка, на которой они с Визардом прятались от неизвестного кого. Сейчас, правда, Надя куда-то пропала — наверное, ушла вместе с дружком для известных дел. На втором этаже особняка много свободных комнат.

— Нет? — с недоумением повторил Стас, идя следом за ней и чуть отставая. — Что нет? Ты опять не хочешь играть с нами? — он сказал это почти с надеждой. Больной надеждой.

— Не хочу я об этом сейчас разговаривать. А играть с вами я буду. Я же сказала. Давай, поговорим о чем-нибудь другом? — предложила Юля, рассматривая небо. Она была уверена, что если бы рядом с ней шел Феликс, он бы тоже смотрел вверх, а вот Стас смотрел под ноги — был чем-то недоволен.

— Я не хочу о другом. Мне об этом важно поговорить, — возразил светловолосый молодой человек. Он боялся взглянуть на Юлию. Почему — сам не понимал.

— Раз важно, поговорим, — согласилась девушка. — Но завтра. Сегодня я не в состоянии. Я даже не понимаю о чем ты хочешь поговорить. Я согласна играть с вами. Мы все подпишем контракт. Будем записываться. У нас появиться продюсер. Что тебя тревожит или не устраивает?

— Феликс.

— И чем? Ты расстроился, что он так быстро уехал? — иронически спросила Юля, которая иногда не замечала очевидных вещей, если они были связаны с чувствами.

— Да. Очень. — Стас вдруг остановился. Юле пришлось тоже это сделать. Она обернулась на парня и вопросительно на него взглянула. А Стасу, у которого вдруг появилось желание обнять эту загадочную коротко стриженую девушку. Но он сдержался. А еще на языке его вертелся вопрос, который не давай ему покоя: как она относится к Феликсу и как относится к нему? Есть ли у него, Стаса, какие-то шансы быть с ней? Согласиться ли она просто дать ему шанс?

— Юль, — почти прошептал он, представляя, как он прижимает Кретсову к себе. Девушка с удивлением на него взглянула.

— Что?

— Я... — он вдруг замолчал, понимая, что не сможет задать ни один из этих вопросов.

— Да, давай завтра поговорим, — так и не решился парень. — Завтра, хорошо?

— Конечно.

— Юль, пойдем обратно? — предложил Стас.

— Или, — согласилась Юлька. — Я еще погуляю. Мне тут нравится. Скажи Крису, чтобы много не пил, окей?

— Окей, — растерянно кивнул Стас, глядя в прямую спину Юли с расправленными, чуть широковатыми для девушки плечами.

— И сам не пей много.— с этими словами Юля пошла дальше, оставив Стаса в растерянности. Он от злости — на самого себя, естественно — ударил несколько раз растущее около дорожки дерево по стволу и быстрым шагом направился обратно.

А Юля вышла за ворота и решила прогуляться по поселку. Одиночество и природа приводили ее в себя. На дорогах никого не было, а между домами были очень большие расстояния и, казалось, она попала в какое-то пустынное место. И только лишь вопли гостей и музыка вносили нотку оживления, продолжая раздражать Юлю.

"Может быть, к реке спуститься?", — подумала про себя девушка и пошагала по дороге, которая как раз вела в ту сторону, где находился коттедж Дионова, правда, Крестова об этом не знала, хотя до дома Александра оставалось не так уж и далеко.

Она шагала быстро, засунув руки в карманы черного строгого пиджака с закатанными рукавами, который здорово смотрелся с белой рубашкой и галстуком — на улице становилось прохладно, да и комары очень уж наглели. В одном из карманов пиджака лежал оставленный мобильный телефон Визарда, который Юля почему-то не могла оставить дома — хотела, чтобы он был с ней. Сим-карту менять она не стала, просто таскала эту дорогую игрушку, инкрустированную бриллиантами, с собой. И сделала она это не зря — именно тогда, когда Крестова решила прогуляться в одиночестве, устав от шумной свадьбы, на этот телефон вдруг пришло сообщение. Юля, услышав короткую мелодию, оповещающую о новой смс-ке, вдруг ухмыльнулась — она так и подумала, что чертов англичанин оставил мобильник с зарядкой ей не просто так.

Она сбавила шаг и неспешно, даже с каким-то удовольствием стала читать сообщение на английском языке от Феликса-Визарда, которое гладило следующее:

"Здравствуй, девушка, похожая на ночь. Надеюсь, ты читаешь сейчас мое сообщение. Я был удивлен, и ты тоже будешь удивлена, но мне тебя не хватает. Но мне греет душу. Что средство связи, которое ты сейчас держишь в ладонях, раньше держал в своих ладонях я. Значит, нас то-то объединяет, не находишь?".

"Здравствуй, Феликс, — напечатала ему в ответ Крестова, вдруг став улыбаться, — я удивлена, что мне тебя не хватает. Ты неожиданно уехал".

"Тебя это задело?, — спросил англичанин. А следующее его сообщение гласило:

"Прости, что я не звоню, а пишу сообщения. На это есть две причины: я люблю романтику писем, и сейчас я нахожусь на пресс-конференции в Нью-Йорке, и менеджер не простит меня, если я уйду".

"Я могла бы сказать, что мне все равно, но я не люблю врать. Меня это огорчило", — ответила Юля.

"Не огорчайся. Но мне приятно, что ты чувствуешь огорчение — значит, ты немного неравнодушна ко мне, не так ли?;)", — ответил музыкант.

— Блин, я переписываюсь по смсочкам с офигенно крутым чуваком из нереальной группы, как какая-то малолетка, — сама себе сказала Юля, которой хотелось смеяться.

"Ты же у нас экстрасенс. Попробуй, угадай))", — напечатала Крестова.

"Думаю я тебя заинтриговал, Джулия. Ты меня — точно. Я все же не прочь потанцевать с тобой".

Девушка вновь стала что-то ему печатать, как вдруг Феликс вновь прислал ей сообщение. Странное сообщение.

"Где ты находишься, Джулия? — вдруг спросил Феликс. — Будь осторожно. И, пожалуйста, смотри внимательнее по сторонам. Там кто-то есть. Я чувствую это. Справа.".

"Думаешь, за мной пришел хозяин?", — напечатала тут же Крестова, вспоминая идиотский эпизод, где они прятались от какого-то кретина в кустах.

"Его вина в этом есть", — странной фразой ответил англичанин, удивив и немного насмешив чувствующую себя спокойно Юльку. Она хотела написать что-то ехидное, но не успела — вдруг услышала слабые стоны — откуда-то с правой обочины дороги, вдоль которой росли аккуратно подстриженные кусты.

У Юли похолодело в животе — стон повторился. Девушка осторожным шагом приблизилась к кустам, и поняла, что позади них лежит человек, девушка, в которой Крестова тут же узнала Надежду. У девушки была пробита голова — из-за этого все лицо ее было в крови, и, видимо, она только что пришла в себя, слабо застонав.

— Надя? — подбежала к девушке Юля. — Эй, ты меня видишь?

— В-вижу, — прошептала та.

— Сколько пальцев? — показала свидетельнице два пальца Юля.

— Четыре... Наверное... — Надя попыталась подняться с земли, но не смогла сделать этого, да и Крестова, помнящая, что людям с травмой головы нужно обеспечить покой, тут же остановила ее.

— Лежи, не вставай. Нельзя. — Она стянула с себя пиджак и накрыла им девушку. Юля осторожно осмотрела ее и, поняв, что кровотечение вроде бы прекратилось, сказала, тыкая в телефон:

— Сейчас я "скорую" вызову. Не бойся. И держись.

Минута — и Крестова, действительно, вызвала "скорую помощь", а после позвонила Стасу и сказала, чтобы тот связался с кем-нибудь из охраны КПП, дабы они знали, что произошло на вверенном им участке и чтобы пропустили медиков. Тот, разволновавшись, тут же сказал, что все сделает, а еще спросил, где именно находится Юля и пострадавшая.

— Кто тебя так? — опустилась около черноволосой девушки Юля.

— Упала, — прошептала Надя несчастным голосом. Ей было очень плохо. И страшно. А еще — обидно.

— Упала? — сощурилась Юля, которая почему-то не поверила ей. — Упала? А где твой кавалер? Тоже упал?

Надежда закрыла глаза.

— Он... Я не знаю, где он. Я...

— Это ведь он тебя так, да? — спросила, сидя около Нади на корточках Юлия. — Он ведь?

— Нет, нет, — испугалась та и вдруг заплакала. — Нет, это не он. Это... это... случайность!

— Если я тебе поверю, что случайность, врачи сразу поймут, упала ты или тебя кто-то "упал", — серьезно проговорила Юля. — Надь, тут ни одного камня нет, о который ты могла голову рассечь, когда падала. Не об землю же.

— Только не надо милицию, — сквозь слезы, тошноты и дикое головокружение проговорила Надежда. Юля была права — ее ударил Олег. Ударил и спрятал в кустах, когда она потеряла сознание. Надя хорошо помнила, как вдруг изменившийся Олег, с которым они вышли погулять за ворота, вдруг ударил ее чем-то по голове.

Юля вдруг услышала звук мотора — по дороге прямо к ним ехала одна из машин охраны поселка. Она остановилась в паре метров от девушек, и двое крепких ребят в униформе выпрыгнули из нее на землю.

— Что случилось? — тут же обеспокоенно и удивленно спросил один из них.

— У девушки травма головы. Я несколько минут назад ее нашла, — спокойно отозвалась Юля. — Уже вызвала скорую и предупредила охрану.

Оказывается, эти охранники о Надежде не знали — они только что выехали, чтобы проверить коттедж молодоженов. Услышав, что там, возможно, что-то происходит, Крестова, заявив, что она сестра невесты, забралась в машину охраны — к этому времени сюда подъехал еще один автомобиль, в который осторожно погрузили Надю, уложив ее на носилки.

Через несколько минут охранники и Юля оказались около особняка, в котором сейчас находились Марта и Саша. Еще тридцать секунд — и они были в нем, вернее, сначала, в доме оказались охранники, которые проверили его, и только потом уже разрешили зайти и Юле, точнее, не разрешили, но она прорвалась сама, поняв, что там что-то страшное.

Хоть Крестова и была мастерицей сдерживания эмоций, в тот момент у нее это плохо получилось. Первые секунд тридцать коротко стриженая девушка, которую сначала охранники приняли за паренька, думала, что Марта ранена — ведь она была в крови Александра, и у нее впервые в жизни от шока помутнело в глазах и стало дурно.

Девушка нерешительно застыла позади осматривающих холл охранников, которые сами находились в ужасе от увиденного, но быстро собрались и вызвали подмогу. А Юля бросилась к сестре, которая, слава Богу, оказалась жива. То, что у нее были сломаны пальцы, Крестова заметила чуть погодя, когда убедилась, что Марта нормально дышит, и ранений на ней нет, и это неприятное открытие поразило ее до глубины души. Кто, кроме музыканта, поймет другого музыкант, у которого повреждены руки?

Юля гладила сестру по голове и плечам, ничего не говоря и не зная, что же теперь маленькая Марта будет делать. Но, главное, что она жива и с ней ничего не случилось, как с этими тремя парнями, двоих из которых, находящихся в тяжелом состоянии, погружали в "скорую помощь" на носилках. Третий — Женя — был уже не жилец.

Надю тоже увезли. И, как ни странно, с ней поехал Миха, объявивший всем, что он, как свидетель, обязан позаботиться о свидетельнице.

Юля уехала из этого места вместе с Мартой, так и не пришедшей в себя, тоже на "скорой помощи", и с ними вместе в кабине машины был их отец, Константин Власович, который, увидев, что случилось с его дочерью, не сдержал слез: слез радости и облечения, и слез горя — ну не могла же его талантливая девочка бросить карьеру скрипача, даже толком не начав ее! Мужчина находился од властью таких сильных эмоций, что Эльвире Львовне пришлось звонить Юлии. Та, узнав, что дочь в порядке, но без сознания и со сломанными пальцами, едет в одну из городских больниц, тотчас взяла себя в руки, хотя до этого очень долго плакала, почти что билась в истерике, и сказала, что приедет туда на такси через двадцать минут.

"Ты ведь не сдашься", — думала Юля, глядя на сестру. Сломанные пальцы... Как она их сломала? Что случилось? Что вообще произошло в этом проклятом особняке?

"Не сдашься, правда?".

Крестовой показалось, что веки Марты дрогнули, но они так и не открылись.

"Приятных снов, девушка, похожая на ночь. И да, совсем забыл. Передай своей сестре, что она восстановится", — раздался в ее голове мягкий успокаивающий голос Визарда.

Юля верила в это.

А сосредоточенный Никита и плачущая Ника, закрывшая лицо обеими ладонями, ехали, рассекая на скорости ночь, подальше от этого места и этого города, туда, где ничего подобного с ними никогда не должно было случиться.

— Я бы такую охрану гнал в шею, — сказал он словно сам себе, когда уже гнал по трассе. Конечно, поселок еще только застраивался, и в нем жило небольшое количество человек, но, по мнению Кларского, охрана все равно должна была быть на уровне.

— Никит, останови, мне плохо, — простонала Ника, сидящая рядом с ней. Она невольно вспоминала кровавые картинки, и ее вновь и вновь начинало тошнить, и хотя Кларский знал, что этого делать не нужно, все-таки выполнил ее просьбу.

Они были в пути несколько часов, а под самое утро, где-то в половину пятого заехали в небольшой, но густонаселённый и симпатичный городок, являющийся районным центром. Кларский оставил машину на одном конце города, взял такси и велел отвезти их с Никой совершенно на другой конец, где располагалась квартира, которую предусмотрительный Никита заранее снял — в гостиницах он оставаться не хотел, слишком много риска. Квартира была самой обычной, двухкомнатной, с новым качественным ремонтом, с хорошей мебелью, но не слишком шикарной.

— Никит? — спросила у парня Ника, стоя в душе под струей прохладной воды. Ей почему-то было очень жарко, очень, хотя Карлова подозревала, что у нее понялась температура. В машине она нарыдалась на год вперед, и до сих пор ее трясло от пережитого, а лицо было красным и немного опухшим.

— Что? — они часто так разговаривали: кто-то из них был в ванной комнате, а кто-то — под дверью. Сейчас под дверью был Ник — привалился к стене спиной и ждал.

— Я боюсь. — Ника выключила, наконец, воду.

— Чего ты боишься? За него?

— Да... И за сестру...

— Позвони родителям и узнай, как они и что произошло, — посоветовал Кларский. — Но только не сейчас, а позже. Сейчас они и сами могут ничего не знать.

— Да, позвоню. А если...

— Что если?

— Если он умрет? — прошептала Ника. — Если уже... умер?

— Перестань думать об этом.

— Не могу... Не могу! — в ее голосе послышались истеричные нотки.

— Попытайся.

Ника, обернутая в большое белое полотенце, вышла из ванной комнаты, коснувшись ладонью пальцев Ника, и только успела переодеться, как Кларский зашел в комнату с чашкой горячего чая и какими-то таблетками — сказал ей, что это успокоительное. Заставив проглотить Нику и то, и другое, светловолосый парень почти насильно уложил ее, ставшую теперь дико мерзнуть и закутавшуюся в одеяло, в постель, и лег с ней рядом, обняв. Девушка прижалась в Никите, который казался ей очень горячим, и вздохнула — все никак не могла перестать думать о том, что случилось, о том, что с Сашей и как чувствует себя Марта. Карлова чувствовала себя виноватой перед ними — за то, что ушла, но не могла же она бросить Укропа одного? Как он без нее будет?

С этими мыслями Ника почти мгновенно и уснула, хотя думала, что не сомкнет глаз пару часов — наверное, таблетки Ника дали такой эффект. А вот Никита долго не мог уснуть, хотя знал, что ему нужно, как следует выспаться. Он почти час рассматривал спящую Нику — ему было в кайф делать это, а еще было в кайф гладить девушку по лицу, плечам, шее, ключицам, чуть ниже — она даже и не просыпалась от его прикосновений, зато пару раз во сне она вдруг легонько закусывала губу, словно ей снилось что-то приятное, но потом сразу же начинала хмуриться как будто хороший сон превращался в кошмар, и Ник вновь касался Ники, успокаивая ее движениями своих пальцев. Когда же и Никита все-таки погрузился в объятия Морфея, ему приснилось море — синее-синее, спокойное, омывающее пенными волнами золотой песочный берег и на горизонте соединяющееся с таким же синим небом, на котором сияет царственное солнце. Парню снилось, что он идет босыми ступнями по горячему приятному на ощупь песку, с любопытством рассматривая берег, на котором, метрах в трестах, находятся белоснежные уютные дома с прозрачными крышами и мансардами, гармонично вписывающиеся в природный ландшафт. Ник хочет туда, в эти дома, точно зная, что там сейчас находится его семья, которая устроила праздничный обед, и уже даже направляется в ту сторону, но его кто-то хватает за ворот рубашки и говорит лениво знакомым голосом:

— Куда пошел, олень?

Обрадованный Ник хотел обернуться, чтобы увидеть старшего бат — а ведь это был его голос, его! — но тот не дает ему этого сделать. Андрей только хлопает его по плечу и направляет в другую сторону, лицом к морю.

— Иди в лодку, — говорит он совершенно спокойным голосом Никите. — Иди, сдались и уплывай.

— Но я хочу с вами на обед, — как маленький возмущается Ник, видя, как на воде появляется белоснежная лодка с веслами.

— У нас будет много обедов, потом придешь, — отвечает ему Март. — Иди в нее.

— Я хочу сейчас.

— Потом. Говорю же, потом. Иди.

Лодка начинает неведомым образом трансформироваться в настройщик лайнер: огромный, надежный, шумный, с тысячами людей на борту и отменной командой.

— Андрей, поплыли со мной? — предлагает Ник, но его брат отказывается.

— Хорошо, что ты пошел против ветра, — говорит Андрей тихо и задумчиво. — Теперь ветра не будет, Никита.

Он толкает Ника в спину и тот вдруг оказывается на борту лайнера, зная, что и тут его кто-то ждет — кто-то с голубыми глазами, малиновыми губами и озорной улыбкой.

Они вместе поплыли куда-то на запад, стоя на верхней палубе и глядя на удаляющиеся белые дома, в которые не хотел пускать Ника его старший брат. И последнее что запомнил парень — кусок никчемной черно-белой газеты в воздухе, с которым играл ветер и который спустя несколько секунд вдруг упал в море и пропал в его синих водах.

Это был самый яркий и запоминающийся Никиты Кларского за последние несколько лет.

После шоковой ситуации и сопровождающего ее глубокого стресса Марта пришла в себя только на следующее утро. Она с недоумением подняла голову с бледно-лавандовой подушки, обнаружив себя в совершенно неизвестном месте со светло-голубыми стенами, парой тумбочек и большим окном с прозрачными едва уловимого желтого цвета занавесками — Константин Власович через знакомых, которых у него было море, устроил дочь в одиночную палату. Около Марты, на простом стуле, склонив голову к груди, спала ее мама, решившая оставаться около девушки всю ночь и под утро заснувшая.

Карлова, которая совершенно не помнила, что с ней вчера произошло, ошалело стала переводить взгляд с окна на мать, с одной пустой голубой стены, на другую, с тумбочки на раковину в углу. Место, в котором девушка находилась, очень сильно напоминало ей больницу. И даже запах в воздухе был специфический, больничный — очень неприятный, тоскливый, пропахший лекарствами и чьими-то слезами. И одежда на девушке была больничная — серо-кремовая, с вялыми светло-фиолетовыми цветочками, такая же бледная, как и все цвета вокруг.

Единственное, что скрашивало бледность комнаты, был вид за окном — через прямоугольное окно были видна густая изумрудная крона чуть шумящих на ветру деревьев, над которыми обыденно торжествовало синее небо-пастбище. На нем вольготно паслись под присмотром вальяжного отдыхающего солнца облака-барашки.

Вид за окном хоть и был красивым, даже немного сказочным, но показался Марте крайне странным. Правда, она не могла понять, почему.

— Мама, — позвала обескураженная девушка, но голос ее был очень слаб и тих. Эльвира Львовна даже не услышала его.

— Мам, — громче повторила Марта, садясь в кровати — голова ее немножко кружилась, но в остальном вроде бы она была в порядке. Вот только на правой руке Марте что-то очень сильно мешало. Ее пальцы на ней почему-то не могли двигаться.

Девушка подняла вверх руку и огромными глазами уставилась на гипс, уродующий ее хрупкую ладонь с длинными тонкими пальцами. Несколько секунд Марта смотрела на правую руку, не понимая, что произошло, а потом вдруг закричала — негромко, но жалобно, и с болью.

Эльвира Львовна тут же проснулась. Увидев, что дочь пришла в себя, но кричит, огромными глазами глядя на руку, женщина бросилась к ней и обняла, принявшись успокаивать

— Марта, тихо, не кричи, все хорошо! Почему кричишь? Что случилось? Тебе больно? Скажи маме, где тебе больно? — твердила она, гладя дочь по спине.

— Рука, мама! Мама, моя рука! — с отчаянием говорила Марта, дыша так, словно ей не хватало воздуха — тяжело и очень глубоко напрягая мышцы шеи и высоко вздымая грудь. — Что с ней?! Что?

О том, что же произошло с Сашей, Никой и другими участниками драмы девушка ни разу не спросила, хотя Дионов закрыл ее собой от пуль, а Ника была ее любимой сестрой.

Поврежденные пальцы... Марту волновали поврежденные пальцы. Ее самый большой страх. Страх, который воплотился в жизнь. И уничтожил в не музыканта.

Марта не могла в это поверить. Она рыдала все громче и громче, не в силах остановить себя. Не может быть... Она больше не скрипачка... Она никто... Она играть не сможет!!

— У тебя два пальца сломаны, — прошептала Эльвира Львовна, плача вместе с дочерью. — Но это не страшно, Марта, кости срастутся, переломы закрытые, все будет хорошо, хорошо... ты опять будешь играть!

— Нет, — Марту трясло от плача. Она не могла остановиться. — Я теперь как инвалид! Я не смогу! Ты же знаешь! Знаешь это!

— Будешь!

Но ее дочь, видимо, так не считала. У нее началась самая настоящая истерика, и когда в плату вошли Юля и Константин Власович, Марте уже вкалывали успокоительное медсестры. Она вновь заснула на несколько часов, и когда проснулась, почти не разговаривала, только смотрела в потолок безразличным взглядом. Девушка не помнила, что произошло вчера ночью, и как так вышло, что она повредила руку, но лечащий врач сказал ее родителям, что это нормальная реакция: не мудрено, что после такой эмоциональной травмы, который пережила Марта в особняке, у нее возникла частичная амнезия, как механизм защиты на травмирующую ситуацию. Страшный день просто-напросто выпал из ее памяти.

— Вспомнит все, — уверенно заявил врач Эльвире и Константину с важным видом. — А пока что пусть отдыхает. Когда вспомнит, с милицией... пардон, с полицией пообщается. Очень уж они хотят с ней поговорить, как со свидетельницей.

Но буквально спустя два часа выяснилось, что доктор оказался не прав.

Марта, которая ни с кем не разговаривала — только с мамой иногда, и которая отказалась, чтобы в палате находились Юля или отец, вдруг произнесла отсутствующим голосом, глядя в потолок:

— Мама, а Ника знает?

— Что? — встрепенулась Эльвира Львовна.

— Знает, что со мной?

Женщина промолчала, вспомнив, что племянница уехала с каким-то парнем неизвестно куда, а Марта согласилась стать подставной невестой ее бывшему жениху Александру. Правда вскрылась почти сразу же, как Марту доставили в больницу — Юлия и Надежда все рассказали. Если честно, Эльвира Львовна боялась, что придя в себя, дочка тут же начнет спрашивать про Сашу, который спас ей жизнь, но она почему-то не делала этого.

— Мне надо позвонить Нике, — все тем же отсутствующим голосом сказала длинноволосая девушка. Вид у нее был хуже некуда: обреченный и усталый. И почему-то она путанно соображала.

— Зачем? — удивилась ее мать.

— Сказать ей, что я не приду... Если она не знает, что я в больнице.

— Куда не придешь? — посмотрела на нее в изумлении Эльвира.

— Мы в кино договорились пойти, — тихо сказала Марта. — Но... Мам, правда, я смогу играть? — в голосе ее послышались новые слезы.

— Что? — переспросила удивленно женщина. — Что ты сказала?

— Мама, я боюсь, боюсь, что не смогу больше играть, — на глазах девушки в появились слезы, которые она тут же смахнула здоровой левой рукой и с ненавистью глянула на гипс на правой. — Если я не смогу... играть, мне незачем будет жить.

— Доченька, солнышко, какое кино? — тревожно уставилась на Марту ее мама, пропустив последние страшные слова, хотя по идее, должна была обратить внимание именно на них.

— "Тесей и Минотавр", — всхлипнула девушка. — В 3-D формате... Я очень хотела посмотреть и уговорила Нику пойти со мной... — Она плакала и говорила сквозь слезы. — Я... хотела посмотреть его, пока показ не кончился, а он 13 сентября кончается. Какая разница теперь... Мама я домой хочу.

— Но ведь сейчас только июль, Марта, девочка, — изумленно проговорила ее мама, понимая, что с дочерью что-то не так. — Сейчас не осень, посмотри... на улице лето.

Марта, забыв рыдать, изумленно глянула в окно и поняла, что ее так смущало: осенью на улице и не пахло. Там был разгар лета.

Врач ошибся. У Марты была действительно частичная ретроградная амнезия, но не помнила она не одни лишь сутки — самые страшные в ее жизни. Из ее памяти выпал почти год. Девушке казалось, что сегодня тот день, когда они с Никой договорись встретиться и пойти в кинотеатр, чтобы посмотреть мультфильм "Тесей и Минотавр".

Именно в этот день Марта встретила Сашу. Встретила, чтобы потом влюбиться и полностью забыть. В ее жизни словно и не было никакого Александра Дионова.

Вместе с ним она забыла то, как училась в консерватории, как выступала на конкурсе, как стала общаться с Юлей и ее друзьями и даже Визардом-Феликсом — она помнила лишь другого Феликса, своего приятеля-пианиста из Лондона, как разговаривала с папой и плакала, как целовалась с Александром и выходила за него замуж, играя роль его невесты. Она не помнила ничего, что произошло с ней с сентября по июль, хотя знания, полученные ею в этом году, Марта удерживала в памяти. Она помнила каждую выученную лекцию по истории музыки, помнила каждую ноту в новом выученном произведении, помнила все-все, кроме фактов личной жизни.

Она с легкостью могла сыграть концерт для скрипки с оркестром N 2 Шостаковича, который исполняла на конкурсе в марте, но не могла вспомнить лица того, кого так сильно любила.

А вот Саша не забыл Марту. Когда он пришел в себя, наверное, первое, что он спросил — что с ней и как она себя чувствует?

Рядом с ним, на его удивление, были и отец, и мать, которая выглядела постаревшей и замученной. Она, отведя глаза, сказала сыну, что его невеста — эта милая девочка, которую он спас, в другой стране.

— Ее увезли родители, пальцы лечить, — гладила она сына по голове. — Она ведь музыкант, твоя Марта... Ей играть надо... Да и не хочет она тебя видеть, Сашенька.

Его мать, женщина не шибко верующая, буквально на коленях просила высшие силы, чтобы ее ребенок выжил. При больнице, в которой лежал Саша, была небольшая часовенка, и она постоянно туда ходила. Одна, правда, без мужа-атеиста, но однажды увидела человека, выводящего из часовни, очень похожего на супруга, но подумала, что обозналась. Слава бы никогда не стал ходить по таким местам, прося за сыны.

— Почему? — спросил тот едва слышно пересохшими губами. Чувствовал он себя отвратно.

— Не хочет, и все, — твердо сказала женщина и с мольбой глянула на молчащего мужа. Тот отвернулся.

— Почему? — повторил парень. Он пока что плохо соображал — этому мешала боль во всем теле, эпицентр которой находился где то в животе, но точно осознавал, что хочет видеть свою маленькую невесту. Дионов считал себя виноватым перед Мартой. Только из-за него этот ублюдок издевался над ней, пугал, ломал пальцы.

— Она ведь никто тебе... подставная невеста, — вздохнула печально женщина, печально глядя на сына, вид которого после операций — а их было несколько — был ужасным: впалые щеки, круги под глазами, изможденный взгляд. — Мы уже знаем это, Сашенька. Девочке не сладко пришлось в ту ночь... когда все произошло... Вот и не хочет видеть. Ни в чем не винит, но видит не хочет, — поспешно добавила она.

— Я выйду в коридор, — сказал Вячеслав Сергеевич вдруг, и его жена заметила, как его рука потянулась к левой стороне груди, но вовремя остановилась.

— Я не хотел, — произнес Александр почти беззвучно.

— Ты и не виноват ни в чем! — горячо воскликнула женщина. — Ты у меня вообще герой! Закрыл собой человека! Просто девочка должна отдохнуть! Понимаешь, Сашенька? Ты перед ней ни в чем не виноват. Ты ведь спас ее.

Саша ничего не ответил. Сейчас, в этом болезненном полузабытье, он не мог сказать, что чувствует. Он закрыл глаза, чувствуя в них резь.

— Что такое? — тут же склонилась над ним мать.

— Спать хочу.

— Хорошо, спи. Спи. Я сейчас уйду, но вернусь. А ты спи

Она вышла за Владиславом Сергеевичем спустя пару минут и опустилась рядом с ним на скамейку, стоящую в самом конце коридора, под мутным окном, сквозь которое с трудом пробивалось солнце.

— Что, опять сердце, Слава? — спросила мама Саши с беспокойством. После того, как физик узнал, что случилось с его сыном, сердце у него болело частенько. Хоть он и не подавал вида, а за старшего сына беспокоился. Да и то, что он узнал о нем на теплоходе от ненастоящей невесты, не давало ему покоя.

Мужчина кивнул.

— Таблетки выпил?

— Выпил. Не маленький. Зря, — вдруг сказал он.

— Что зря? — не поняла женщина.

— Зря его обманули, — тихо сказал Вячеслав Сергеевич. Он до сих пор помнил разговор с родителями лже невесты старшего сына, которые очень просили сказать Александру, что Марта не желает его видеть. Они благодарили родителей Саши — Эльвира делала это со слезами, понимая, что их сын спас ее дочь от пуль, но все же просили, чтобы он не тревожил потерявшую память девушку, которой необходимо было восстановиться. И Дионовы согласились, скрепя сердце. Ведь как-никак, получается, если бы девушка не согласилась на авантюру Саши, она бы и не пострадала.

— Да не нужна ему эта девочка — почти шёпотом произнесла мама парня. — Она же не любимая его, а просто родственница Ники, которая Нику и заменяла. Пусть уж лучше никогда не видятся, раз, к тому же она Сашеньку и не помнит вообще.

— Но он-то помнит, — возразил Вячеслав Сергеевич.

— Сейчас — да. Потом забудет. Он хоть ее и спас, до сих пор себя обвиняет, что девочка пострадала. И если он узнает, что она память потеряла, еще более виноватым себя будет чувствовать. Или, вдруг, из жалости решит на ней по-настоящему жениться. Ты хочешь, чтобы его дурацкая жалость и ему, и девочке всю жизнь сломала, что ли? — женщина вдруг встала со скамьи. — Слава, пусть он лучше думает, что она его видеть не хочет. И пусть другие так думают. А она пусть лечиться и живет нормально. И Сашка будет нормально жить.

— Да делай, как знаешь. — Устало махнул руками ее муж, чувствую боль в сердце. Женщина тяжело вздохнула и вновь ушла к сыну, который давно не чувствовал себя настолько беспомощным.

А тем временем Саша вновь заснул, и ему снилось, что он вновь находится в том коттедже вместе с Мартой, в нее вновь стреляет оживший Олег, у которого глаза горят красным, а губы испачканы в алой крови, а он опять пытается закрыть собою кричащую от ужаса Марту, и каждый раз у него не получается сделать это. Его мать видела, как он вздрагивает во сне, и как кривятся его опущенные уголками вниз серые губы. Она теплыми руками сжимала его холодную, свешивающуюся с кровати ладонь, пытаясь согреть ее. Ночью, когда ее уже не было, а Саше продолжали сниться мучающие его кошмары, он вдруг резко проснулся — не из-за мучающей его ноющей боли, а из-за сновидения. Но не того, где он вновь и вновь не мог спасти Марту, кидаясь на ее защиту. Пробудил его новый сон — тот, где они стояли с юной скрипачкой на мосту, под покровом благосклонной к ним ночи, целуясь.

Когда Саша открыл глаза, ему показалось, что его губ только что касалось что-то чуть влажное и теплое — что-то, похожее на губы Марты. Парню казалось, что она целовала его, и ему вдруг стало жаль, что это не было реальностью.

С Мартой Карловой они больше не общались — Дионов поверил, что девушка не хочет встречаться с ним, к тому же, ее, действительно вскоре увезли из родного города. Об этом позаботился отец Марты, и он же дал деньги для того, чтобы дочь лечила и раненую душу, и раненую руку, едва ли не заново учась держать в правой руке смычок и извлекать с его помощью звуки из скрипки.

Марта почти не допрашивалась работниками органов правопорядка, которые вели дело с двумя трупами и одним тяжело раненым — экспертиза признала, что у девушки ретроградная амнезия. Поскольку виновным в убийстве Жени и ранении Саши признали погибшего Алмазова, то уголовное дело было приостановлено, и суд, естественно, не состоялся. Это ускорило отправку Марты в другой город.

Ее стараниями, а также стараниями ее близких и тех, кто помогал ей реабилитироваться, девушка после того, как срослись ее кости на пальцах, вновь стала играть — и делала это еще лучше, чем прежде, но с какой-то болезненной страстью, как будто бы музыкой заглушала в себе неведомое чувство боли. Марта походила на волшебное глубокое озеро, гладь которого была охвачена колдовским синим, как и его вода, огнем, а музыка была дождем, которое тушило пожар на озере.

В родной город Марта не вернулась, продолжив через два года обучение в Московской консерватории, в классе известного скрипача. После учебы она стажировалась в Венской Академии музыки и изобразительных искусств.

Почти все свободное время Марта посвящала скрипке и учебе, участвовала и побеждала в самых разных конкурсах, в том числе и на престижных, например, став лауреатом второй премии на всемирно известном конкурсе П.И. Чайковского, сотрудничала вместе с самыми разными музыкальными коллективами, оркестрами и дирижерами. Она выучила два языка — английский и французский, побывала с гастролями в разных странах и познакомилась со множеством удивительных и талантливых людей.

Но память свою она так и не вернула — почти год пропал из ее жизни, утонув в пучине горьких воспоминаний. Естественно, сначала Марту, жаждущую узнать, что с ней было весь год, пытались лечить — с помощью гипноза и медикаментозных средства, но это не давало нужного эффекта. Начиная с отдалённых событий, девушка стал вспоминать обрывками кое-какие моменты ее жизни — конкурс, общение с Юлей, даже Визарда, но Александра она тоже так и не вспомнила, хотя больше так никого и не смогла полюбить. Молодые люди могли ей только нравиться, но вот настоящих чувств, от которых замирает что-то в груди, не было ни к кому.

О том, как она сломала пальцы, Марта так и не узнала. Сначала ей не рассказывали об этом, думая, что она вспомнит все сама в процессе лечения, и это будет менее безболезненно, чем если об это ей кто-нибудь расскажет. А потом, когда этого все же не случалось, но на одном из сеансов Марта впала в какое-то истерическое состояние, ее мама, посоветовавшись с врачом, решила, что раз дочь забыла те жуткие события, а теперь проявляет такую реакцию, то и нет смысла заставлять ее переживать прошлое вновь. Девушке просто сказали, что она пошла на свадьбу вместе с Юлей и ее друзьями, а там ее, как и Надежду, нашли без сознания и со сломанными пальцами.

Ника, Юля и Надя, с которыми скрипачка общалась, были предупреждены ее родителями и доктором, а потому молчали, рассказывая только лишь о нейтральных событиях, хотя Крестовой и Нике это не очень нравилось, хотя обе они вспоминали ту ночь в коттедже с содроганием, особенно Ника, которая после часто просыпалась по ночам в слезах — Кларский даже заставил пойти ее к психологу, чтобы она перестала бояться.

Девушки, зная, что вроде бы сестра была влюблена в Дионова, пытались напомнить Марте о Саше, но Марта совершенно забыла Сашу, и ничего о нем не могла вспомнить. Он словно стерся из ее памяти. К тому же, когда она слышала о Дионове, у нее вдруг резко начинала болеть голова.

Кстати, спустя несколько дней после травмы, обескураженная Марта, у которой в голове не укладывалось, что она выпустила из памяти целый год жизни, копаясь в своем мобильном телефоне и с удивлением глядя на снимки, сделанные ею в течение этого времени, вдруг нашла фотографию черноволосого парня в строгом костюме, с симпатичным, но жестким лицом. Правда, снимок был размыт — как будто у снимающей на камеру Марты дрогнула рука. Карлова несколько секунд вглядывалась в лицо некогда любимого ею человека, но так и не узнала его, но голова у нее заболела так, что, казалось, сейчас расколется. А потом с картой памяти, на которой хранились фотографии, что-то случилось, и больше снимок этого парня Карлова не видела.

Потерявшая память Марта чувствовала внутри себя какую-то странную пустоту, похожую на котлован, вырытый в ее сердце, на дне которого пряталась жухлая помятая трава и серые лепестки свадебного букета, которого она однажды держала в руках. Ей безумно хотелось заполнить эту пустоту любовью и эмоциями, но вот никак не получалось сделать это. Любовь все не приходила.

И чтобы заполнить эту пустоту, девушка полностью отдавала всю себя миру звуков, достигая все новых и новых успехов.

Как сумасшедшая, она окунулась в мир музыки, которая стала для нее всем: и спасением, и вдохновением, и жизнью. И только иногда она просыпалась ночью в слезах, и тогда ей казалось, что она потеряла что-то чрезвычайно важное, какую-то частичку себя, которую безумно хотела вернуть назад. Ей казалось, что исчезала куда-то сразу половина ее сердца. А куда она исчезла — или же кто ее забрал, она не знала.

Марта утонула в музыке, сделав все возможное и невозможное, чтобы вновь начать играть.

Ника спала очень крепко, без снов — вернее, наутро не помнила их, и открыла глаза через часов десять или даже двенадцать, когда солнце уже вовсю резвилось на летнем небе. О том, что было ночью, оно не знало, и было счастливо.

Ника сладко потянулась, зевнула, а потом резко села в постели, вспомнив все, что произошло. Кларского рядом с ней не было, а в доме было подозрительно пусто и тихо.

— Никит? — встала на ноги девушка. — Никит, ты где?

Она проверила каждый квадратный метр этой квартиры, но так и не нашла своего любимого. Только записку от него, которая гласила: "Уехал, скоро буду".

— Скоро буду, — проворчала девушка. — Сейчас будь, Укроп. Когда скоро-то?

Она хотела позвонить ему или же родителям, чтобы узнать, что с Дионовым и с Мартой, но, взяв телефон, поняла, что не сможет этого сделать — деньги на счету закончились. Домашнего телефона в этой квартире не наблюдалось.

Девушка, завздыхав, забралась с ногами на диван и от нечего делать стала слушать радио в телефоне, ожидая Никиту. И куда он только мог уехать? По каким делам? Что-то случилось? И почему он ее не разбудил, сволочь такая? Она же теперь переживает...

По одной станции крутили совершенно дурацкую песню, по второй шла вездесущая реклама, третья порадовала совершенно глупой передачей с картаво-свистящими ди-джеями, поэтому Ника остановилась на четвертой, с новостями, произошедшими в городе за последние несколько часов. Новости Карлова любила. Ей нравилось быть в курсе всего, что происходит в городе, стране и мире.

Сначала приятный, хорошо поставленный мужской голос рассказывал что-то о пойманном на взятке местном министре, разворовывающем бюджет, затем зевающая девушка узнала об изменениях в каком-то законе о комиссии за платежи ЖКХ, а потом Ника Карлова услышала такое, от чего ее легкие отказывались дышать, а сердце потеряло всяческое желание работать и перекачивать кровь.

— Несколько часов назад на улице Весны в районе Южная Пристань прогремел взрыв, сообщает Следственное управление. Есть сведения об одном погибшем. Возможно, взрыв связан с организованной преступной группировкой Пристанских. По предварительной информации погиб Никита Кларский — младший брат бывшего лидера ОПГ Андрея Кузнецова, известного под кличкой Март. Напомним, он скончался три года назад, при задержании, а его брат, играющий в банде не последнюю роль, покинул город. Возможно к взрыву причастен новый лидер Пристанских, задержанный несколько дней назад сразу по нескольким статьям. На месте происшествия работает следственно-оперативная группа. Обстоятельства произошедшего выясняются.

А после все тот же приятный мужской голос стал рассказывать что-то о местном конкурсе красоты. Не зная, что сейчас делается с Никой. Честно сказать, ему было наплевать на нее. Голос просто рассказывал людям новости, и большинство воспринимало их как что-то отдаленно-интересное, происходящее где-то и с кем-то и никак не касающееся их.

Девушка слышала эти страшные, равнодушно произнесенные слова, слышала и понимала, что у нее немеют руки и ноги, и холод от них медленно ползет куда-то к сердцу, на котором появились трещины.

Ее сердце разрывалось

Этого не может быть. Не может. Никита, ее Никита, ее любимый Никита не мог умереть несколько часов назад.

Это абсурдно!

Нет!

Она бы почувствовала, что с ним что-то случилось!

Холод, заморозив конечности, коснулся своими ледяными щупальцами ее живота и обмотал хвостом змеи шею, сдавив ее и делая почти невозможным дыхание.

Ника попыталась встать, но с трудом шевелилась. Все вокруг плыло. Солнце пропало за грозные белоснежные тучи. Звуки почти исчезли.

— Нет, — прошептала Карлова, цепляясь очень слабыми пальцами за одеяло на диване. — Бред какой-то... Бред...

"Нет-бред... Рифма же!", — к чему-то подумала она, пытаясь дышать — хвост ледяной змеи не давал ей нормально делать это. Холод все-таки достал до ее сердца и раскрыл свою забастую пасть, чтобы поглотить его, но вдруг боязливо отпустил — в прихожей послышались звуки открывающейся двери. Следом Ника услышала почти неслышные шаги. И спустя полминуты в комнате показался Кларский, вполне себя живой, здоровый и даже довольный. А еще симпатичный — в светлых брюках и белой футболке. Белый цвет делала его похожим на интеллигентного милого мальчика, который любит заниматься спортом и держит себя в тонусе.

При виде Никиты щупальца и хвост мерзкого холода вдруг спешно растворились — даже легкого облачка не оставили.

— Проснулась? — спросил Никита, глядя на девушку, неподвижно сидящую на диван и как-то странно за ним наблюдающую — только зрачками, не поворачивая головы.

— Как себя чувствуешь? — продолжал Кларский, так и не дождавшись ответа.

— Никит, — прошептала девушка жалобно. — Никита...

— Что? — он встал напротив своей возлюбленной стервочки и уставился на нее недовольным взглядом. Нику хотелось, чтобы его встречали как-то по-другому. Раз без положенного обеда, но хотя бы с улыбкой.

— Что случилось? — спросил он вновь, раздражаясь.

— Ты где был?! — вдруг заорала доселе молчавшая Ника на эмоциях, которые охватили ее и туго сжали, как железные обручи. — Ты где был? Где?! Где тебя носило?!

Кларский стоял и смотрел на Нику удивленными глазами. Еще бы, ему было не удивляться. Уходил — девушка, словно ангел, спокойно себе спала, уткнувшись в подушку и сопя (сначала она уткнулась ему в бок и ее горячее дыхание обжигало Нику кожу, хотя неженкой он не был), а вернулся — стала демоницей, фырчащей, кричащей и готовой выпустить коготки.

— Что с тобой? — склонил он голову на бок.

— Что со мной?! — вновь оглушительно закричала Карлова. — Что со мной?! Твою мать! Укроп! Как ты смеешь спрашивать, что со мной, Nзапрещено цензуройN!

— Я тебя за такие слова отшлёпаю, — мрачно сказал Никита. Такие эмоциональные вещи его просто вымораживали, хотя ему даже интересно было наблюдать за подругой. Щеки у нее покраснели, глаза зло сияли, приобретя более синий оттенок, дыхание участилось.

— Это я щас сама тебя убью! Сама! Укроп несчастный!! Я тебя в грядку посажу и заставлю цвести, дебил!

— Может, объяснишь, что случилось? — поинтересовался Никита.

— Заткнись!

Она вдруг вскочила на ноги, подбежала к Нику и несколько раз ударила его по предплечьям и грудной клетке, после обняла — стиснув его плечи до боли — правда, до боли в собственных пальцах, а затем еще раз ударила.

— Ты чего? — спросил тихо Никита, опешив.

И Ника в голос зарыдала, давая, наконец, волю своим эмоциям. Руки ее безвольно опустились вдоль тела, плечи содрогались. Слезы, почувствовав себя вольготно, стекали по щекам вниз по шее, попадая на плечи и на грудь.

— Ты чего? — повторял он, наклоняясь к девушке. — Эй, Ника! Ника! Карлова! Успокойся! — рявкнул он на нее, но Ника успокаиваться не собиралась, без остановки плача и плача. И если вчера в машине она делала это беззвучно, стараясь быть незаметной, правда, заставляя Ника испытывать дикий дискомфорт — он не знал, как помочь девушке, то сейчас она плакала так, что, наверное, соседи слышали.

Никита, вздохнув, обхватил горячими ладонями лицо девушки и даже попытался утереть большими пальцами ее слезы, но их было так много, что Кларский мрачно подумал, что гораздо эффективнее их ему будет слизывать. Может, от эффекта неожиданности Ника прекратит рыдать?

Приводить свой план в действие парень, правда, не стал, а просто подхватил девушку на руки и понес на диван. Сел, продолжая удерживать ее на коленях, и склонился к мокрому от слез лицу.

— Ну что случилось? — опять спросил он, подумав, почему-то вдруг, что, может быть, Дионов умер или с ее сестрой что-то случилось, и теперь Ника во всем обвиняет его?

— Ника? Ника! — позвал он Карлову вновь. — Ника? Объясни, что случилось?

Девушка взглянула ему в лицо, на несколько секунд прекратив плакать, и только всхлипывая. И вдруг улыбнулась, проведя пальцем по скуле, щеке и губам Кларского. Ник вдруг понял, что она скажет ему сейчас что-нибудь хорошее. Скажет, что любит. Или что ей плохо без него. Или что совсем не зря его встретила.

Но Никита ошибся.

— Идиот, — вместо этого прошептала Карлова, продолжая ласково гладить его по лицу. — Мой идиот.

— Ладно. Идиот. Но плачешь-то ы от чего? От того, что я идиот? — спросил он.

— Да-а-а.... Я думала, ты умер, — заревела она вновь.

— Что, прости? — нахмурился Никита.

— Я... я... включи-и-ила радио, а там сказали, что ты уме-е-ер... Что был какой-то взрыв, и ты умер, — проговорила сквозь новую порцию слез Ника. — Сегодня утром. Я проснулась, а тебя нет... А по радио сказали, что ты умер... И что это разборки пристанских...

Никита вдруг рассмеялся. К нему вернулось великолепное настроение, с которым он вернулся в эту квартиру.

— Правильно, девочка моя, я умер. Погиб. Взорвался в той машине, — произнес он. — Я мертв. Для всех них мертв. Поняла меня?

Девушка зачарованно смотрела в любимое лицо.

— Что? — тихонько спросила она.

— Для них я мертв. — В его тихом спокойном голосе слышалось торжество серого кардинала. — Никто из них никогда больше не станет искать меня. Я — мертв. Никита Кларский больше не живет на этом свете. Есть только Игорь Филатов, — произнес он свое другое имя. — Но и его скоро не будет.

— Ник... Ты что же, подстроил это? Инсценировал свою смерть? — прошептала пораженная Марта.

— Да. Я отдал ментам одну важную, очень важную вещь, — вспомнил он архив Марта. — Эта вещь способна пересажать половину города. Я отдал ее взамен на собственную смерть.

— Смерть? — никак не могла поверить в происходящее Карлова.

— Да. Менты согласились инсценировать мою смерть. А взамен я отдал им ту важную штуку. Для всех тех, кто хотел бы меня убить, я уже мертв. И это гарантия нашей безопасности.

— Ты заранее знал это, поэтому и взял меня с собой?

— Да, Ника. Заранее все продумал. Поэтому и пришлось вчера уехать из того особняка, бросив Дионова и твою сестру, потому что я не мог показаться на глаза ментам, да еще и вместе с тобой. Теперь все будет хорошо.

— Я так испугалась, — проговорила тихо-тихо Ника, сидя как ребёнок, у Ника на коленях и касаясь ступнями дивана, а он осторожно покачивал ее из стороны в сторону. — Не уходи больше так, хорошо?

— Договорились. Теперь я всегда буду тебя будить. Даже если пойду в магазин, — улыбнулся Ник, и Ника поняла, что он будет держать свое слово.

Они просидели так почти час, тихо разговаривая и изредка целуя друг друга. Могла ли Ника при первой своей встречи с противным Укропом, который жутко ее взбесил, предположить, что он станет тем, ради которого она бросит все и всех? Конечно же, нет. Да и Никита даже и не думал, что на свете есть кто-то гораздо лучше, теплее и настоящее, чем его прошлая возлюбленная.

Они даже и предположить не могли, что их ждет в будущем, и что их будущее будет совместным, не смотря на то, что они такие разные.

В дальний путь Ника и Никита выехали на закате и в дороге же встречали рассвет.

А всю ночь под ними горели звезды, среди которых гордо возвышались звезды Северной Короны, самая яркая из которых — Гемма, чье название с латыни переводится как "драгоценный камень", улыбалась им и показывала язык дочерям богини Ананке — богине судьбы, принуждения и неизбежности.

Солнце встречало Ника и Нику ласковыми прикосновениями первых лучей — такими же ласковыми, как и их прикосновения, когда Никита все же остановил машину, не выдержав их общего с Никой желания — желания просто наслаждаться друг другом.

Она весело и живо улыбалась, глядя на него, а он смотрел на нее серьезно, и только в глубине серых глаз затаилась нежность.

Они молчали, но, казалось, что разговаривают друг с другом.

"Конечно, ты не все, что у меня есть, но если тебя у меня не будет, у меня мало что останется".

"Да ладно тебе. Куда я от тебя денусь?".

ЭпилогВосемь лет спустя,Берлин

— И последний вопрос, — проговорил на английском языке симпатичный журналист — зеленоглазый светловолосый мужчина лет тридцати пяти, с белозубой привлекающей внимание улыбкой. — Понимаю, что вы устали после концерта, но все же позвольте вам его задать.

— Конечно. — Улыбнулась Марта, которая, действительно, очень устала после концерта с двухчасовой программой, на котором она играла Иоганнеса Брамса, выступая вместе с известным Симфоническим оркестром, дирижер которого тоже был не менее знаменитым. Впрочем, и имя Марты Карловой была уже достаточно популярным в кругах любителей классической музыки.

Наверное, именно поэтому после концерта журналист брал у нее, не успевшей даже снять черного длинного концертного платья, интервью.

— Мы только что разговаривали о том, что помогает вам играть, и откуда вы черпаете силы, и вы сказали, что их вам дает сама музыка и ваша игра на скрипке. — Журналист пытливо, но все с той же белозубой улыбкой глянул на русскую скрипачку с обаятельной улыбкой, приехавшую с гастролями в Берлин вместе с Симфоническим оркестром. Концерт проходи в знаменитом Концертхаусе, расположенном в самом центре столицы Германии, неподалеку от Рейхстага, Бранденбургских ворот и Александр-плац, посредине самой красивой площади Берлина — Жандарменмаркт.

Зрители восторженно приняли выступление — музыканты просто великолепно отыграли весь концерт. Скрипка была особенно хороша. Как, впрочем, и ее хозяйка — обаятельная молодая женщина с длинными светло-русыми волосами, разноцветными чудесными глазами и тонкими запястьями изящных рук, непонятно как удерживающих скрипку и так стремительно на ней играющую.

После того, как была отыграна программа, в зале повисла тишина — секунд на пять или даже больше, а потом раздались громовые аплодисменты. Музыканты много раз кланялись — пока маэстро не сделал им знак, чтобы они стали расходиться, но аплодисменты не стихали, и клонятся уже по отдельности выходили дирижер, солистка и некоторые из оркестрантов.

Марта кивнула, отвечая на вопрос журналиста, представлявшего известный журнал, кивнула. Она утомилась и побыстрее хотела оказаться в своем номере отеля, чтобы принять душ и, наконец, переодеться, а потом, может быть, посидеть где-нибудь со своими коллегами или же просто погулять по Берлину. А еще ей нужно было очень срочно позвонить Нике. Очень-очень, но пока это было невозможным.

А журналист продолжал.

— Ходят слухи, что восемь лет назад вы повредили правую руку. Травма пальцев для музыканта — это фактически потеря его карьеры. Откуда же вы брали силы в тот момент, чтобы восстановиться и вновь начать играть? — улыбающийся мужчина задал вопрос очень корректно, хотя, конечно, его не интересовало, откуда у Марты тогда были силы. Его интересовало, правда это или же нет.

Марта тоже улыбнулась, хотя в животе у нее немножко похолодело. Раньше эта тема была для нее табу — особенно с чужими, но прошло почти восемь лет, и она оставила в ее душе лишь неприятный темный осадок. Прошлое осталось прошлым. Сломанные непонятно как пальцы, частичная потеря памяти, упорство, слезы и постоянные тренировки — все это осталось в прошлом, как неизменимая его часть, и в настоящее перенеслось лишь странное, вечно преследующее Марту чувство пустоты.

Если бы тот вопрос скрипачке задали еще лет пять назад, она бы необыкновенно расстроилась, а теперь чувствовала себя вполне уверенно, только недоумевала, как только журналист узнал об этом, ведь она держала этот факт своей биографии в тайне? И что за слухи? Неужели и про амнезию знает?

Марта окончательно взяла себя в руки.

— Что ж, тогда мне помогло мое упрямство. — Уверенно улыбнулась она мужчине. — Именно из него я черпала свои силы. Я занималась по восемь часов в день в течение почти двух лет. И я смогла вернуться в музыку, не смотря на то, что у меня было сломано два пальца на правой руке. Да, вы правы — зачастую травма руки автоматически выбрасывает человека из мира музыки. Многие талантливые музыканты переставали и перестают играть после травмы. Но я старалась смотреть на примеры тех людей, которые боролись. Боролись и не сдавались.

Журналист уловил в ее звонком голосе с твердым славянским акцентом вызывающие нотки — он уже представлял, какой выйдет его статья. Она будет отменной! Сломанные пальцы не стали помехой для русской скрипачки! Сила воли помогла не отступить и добиться потрясающего результата! Журналист даже название уже придумал: "Марта Карлова: я победила себя".

Все-таки не зря он копался в прошлом этой очаровательной русской скрипачки. Статья будет иметь успех!

— Что за примеры, Марта?

— Когда я сломала пальцы и была в жуткой депрессии, моя сестра рассказала мне об американской скрипачке Рэйчел Бартон Пайн, — продолжала скрипачка, — которая получила куда более серьёзные травмы, чем я — ее руку зажало в двери поезда и протащило следом за ним более ста метров. Но все же она восстановилась. Мой соотечественник, великолепный пианист Алексей Султанов, сломал палец накануне конкурса Чайковского, в котором должен был участвовать, сразу после жеребьевки. Но он тоже продолжил играть, став замечательным музыкантом. И таких примеров множество.

Марта вспомнила вдруг, с каким чувством восемь лет назад читала биографию Султанова, которому обкололи палец жидким азотом, чтобы он смог участвовать в конкурсе, и тот играл через боль. Она, как и многие другие материалы, найденные Юлькой, помогли ей поверить, что она сможет играть, как и прежде.

— Я брала пример с таких людей. Тоже решила, что смогу восстановиться. Ничего невозможного нет, — закончила Марта. Если честно, она и сама не знала, как тогда справилась со всем, что на нее навалилось. Но она все же справилась. Через слезы, боль, неудачи, с помощью близких, неожиданно легко став общаться с Юлей, а после прекратив ненавидеть отца, но справилась. И до сих пор держала в руках скрипку, почти неуловимыми движениями пальцев создавая прекрасную музыку.

— Вы упомянули сестру... Ваша сестра — Джулия Крестова, которая играет на клавишах в русскоязычной группе "Восточный снег"? — поспешно задал следующий вопрос журналист, услышав про Юлю, хотя время интервью уже истекло.

"Eastern snow", или "Восточный снег", в поселение годы стал очень популярным коллективом, играющим смесь альтернативного рока. Как раз в это время "Восточный снег" должен был выступать на фестивале "Rock Werchter", проводимой в Бельгии, с самыми популярными монстрами тяжелой сцены Европы. На фестивале должна музыканты должны были сыграть одну из своих самых знаменитых композиций, в которой звучала скрипичная партия. На студии, еще несколько лет назад, "Восточный снег" записывал эту песню вместе с Мартой, которая в то время еще только-только реабилитировалась после своей травмы и очень боялась играть. На том, чтобы именно сестра участвовала в студийной записи, настояла Юлия, которая всячески поддерживала Марту. И она не прогадала.

После удачной работы с Карловой, Стас и ребята решили, что неплохо было бы им взять в коллектив скрипача, и они предлагали именно Марте поработать с ними, но девушка отказалась — она хотела продолжить учебу в Московской консерватории, куда у нее был шанс поступить. "Восточный снег" взяли в коллектив другого человека, талантливого парня, который отлично вписался в коллектив, но вышло так, что он в этом месяце заболел, и на фестиваль в Бельгию полететь не смог. Марта, у которой тоже были гастроли, заменить его, естественно, не могла, но Юля по телефону сказала ей, что все в порядке, она нашла человека, который сыграет для ее группы на скрипке. Голос ее при этом был очень довольный.

Марта положительно ответила на новый вопрос журналиста о ее сестре, поняв, что об амнезии журналист ничего не знает, а после по настоянию улыбчивого, но настойчивого менеджера, всюду сопровождающего скрипачку, попрощалась с ним и направилась в гримерную, чтобы, наконец, переодеться и отправиться в гостиницу.

Пока она шла до гримёрки, держа в руках огромный букет лилий — это был единственный букет, который она забрала с собой, в сопровождении менеджера и еще пары человек, то решила позвонить по мобильному телефону сестре. Ника сейчас находилась в родильном доме, и несколько часов назад родила мальчика — пол ребенка давным-давно определили на радость будущей мамы.

Марта не знала подробностей — в тот момент, когда ребенок появился на свет, она собиралась выйти в зал, нервничая перед выступлением в таком грандиозном месте, как, берлинский Концертхаус, и лишь после выступления, перед интервью, увидела сообщение от мамы, что Ника уже родила.

Марта даже на какое-то время забыла о том, что журналист вдруг разузнал о том, что ее пальцы были сломаны — так волновалась.

Кузина ответила не сразу, но все же ответила. Голос ее был тих и слаб — еще бы, несколько часов назад она рожала ребенка, а теперь ее беспокоят по телефону.

— Ну как ты? Как? — тут же спросила Марта взволнованно, чуть не забыв и сначала произнеся это на английском и только потом перейдя на родной язык.

— Хорошо... В смысле, плохо, но не так плохо, как раньше, — с ужасом вспомнила роды Ника. Если честно, она очень боялась рожать и боялась беременности, но все прошло достаточно спокойно.

— А ты боялась, — с облегчением выдохнула Марта

— Ага... Девочка, — едва слышно прошептала вдруг Ника в трубку.

— Что? — не поняла ее сестра. Ника шумно вздохнула и повторила:

— Девочка. Это не мальчик, это девочка. Они неправильно определили пол.

Под "они" она, вероятно, имела в виду врачей.

— У тебя родилась девочка? — переспросила Марта с широкой улыбкой. Надо же, у нее есть племянница.

— Да. Он назвал ее Настенькой, — трагическим шепотом поведала Ника кузине. Она очень хотела сына. И даже имя ему придумала — Мефодий. Они с Кларским, как только узнали о ее беременности, сразу же договорились, что если будет мальчик, ребенку дает имя Ника, а если девочка — Ник.

— Настенька? Анастасия? Красивое имя!

— Я хочу Мефодия! А не Настеньку! Я назову ее Мефодия.

— Тебе Никита не позволит, — хмыкнула Марта, шагая по коридору мимо знакомых музыкантов и легким кивком головы здороваясь с ними. — Нет, ты, правда, в порядке? А ребенок как? Тоже в порядке?

— В порядке... Спит. Рядом со мной. Ма-а-арт... Она такая милая, — прошептала вдруг тихо-тихо Ника. В голосе у нее появилось нечто такое, что скрипачка еще прежде никогда не слышала. — Она такая крохотная. Маленькая... У нее ногти крохотные-крохотные. Она вообще... Она на Ника похожа, представляешь? Я боюсь ее, Мартик. Она на меня когда смотрит, я не знаю, что мне делать. А сейчас она спит, и я не могу оторвать от нее взгляда. Мне кажется, если я перестану на нее смотреть, с ней что-то случиться.

— Ничего с ней не случиться, — уверенно заявила Марта, растрогавшись. Надо же, у нее будет племянница Настя. — Ты же рядом.

— Ага... Ее даже Никита не так боится, как я, — поведала девушка все тем же тихим голосом, явно боясь разбудить новорожденную дочь.

— Никита, Ника и Настенька. Все на букву "н", — рассмеялась Марта, которой вдруг стало очень легко на сердце.

— Ага, — вздохнула Ника. — А-а-а, она начинает плакать!! Я тебе потом перезвоню, хорошо?!

И Карлова сбросила вызов.

Марта, улыбаясь и радуясь за сестру, пошла дальше. Сама она детей совершенно еще не хотела, хотя и Ника тоже долгое время их не хотела, но вот все-таки родила.

Около гримерной скрипачку ожидал высокий стройный молодой человек с копной темных густых волос и с озорными карими глазами. В руках у него был шикарный букет роз. Увидев девушку, он шагнул к ней с радостной улыбкой.

— Феликс! — обрадовалась Марта, не ожидая увидеть пианиста, с которым все это время общалась. Это был настоящий Феликс Грей, тот, который однажды не смог прилететь в ее родной город. — А я и не думала, что ты приедешь!

— Не мог не приехать, Марта, не мог, взял билеты из Лондона и через пару часов я тут, в Концертхаусе. — Он легонько обнял скрипачку, касаясь губами ее щеки и вдыхая аромат волос. — Великолепная игра. Очень техничная. Ты, как и всегда, неподражаема. И замечательно выглядишь.

Марта улыбнулась, обнимая молодого человека в ответ. Он уже несколько лет испытывал к ней романтические чувства, только вот она почем-то не могла заставить себя полюбить Феликса, хотя относилась к нему очень хорошо. Пианист, однако, не унывал и не сдавался, а все пытался перейти из разряда "друг" в разряд "любимый человек". В нескольких интервью Феликс даже признавался, что неразделенная любовь питает его и вдохновляет, правда, он никогда не уточнял, к кому именно у него есть чувства. Для журналистов он был самым романтичным пианистом.

— Вечером ты свободна? — спросил пианист. У него был легкий английский акцент, который казался девушке приятным. — Я знаю в этом городе один невероятно хороший ресторан!

— Для тебя — свободна, — ответила с улыбкой отказавшаяся пойти поразвлекаться с коллегами Марта, принимая из его рук розы и теперь стоя с двумя букетами в руках — не дать, ни взять, как мама с младенцами.

— Отлично! Приглашаю тебя. И не потреплю отказа, — он шутливо погрозил скрипачке пальцем. — Скажи мне адрес своего отеля, и я заеду за тобой.

Марта, не переставая улыбаться, сказала, не имеет ничего против встречи. Феликс пообещал заехать за ней сразу же после того, как она позвонит ему — их отели, надо сказать, находились неподалеку друг от друга, в центре города, около Потсдамской знаменитой площади.

Пианист покинул девушку, а она вскоре вышла из гримерной все с тем же своим молчаливым менеджером и зашагала к выходу, чтобы через полчаса оказаться в своем номере, расположенном на десятом этаже — вид из него на вечерний город, надевший маску элегантной загадочности, был восхитителен. Там Марта из концертной дивы в вечернем платье и с высокой прической, превратилась во вполне обычную молодую женщину, миловидную и смешливую, выглядящую младше своих двадцати восьми лет. Карлова, поговорив по телефону с мамой и тетей, улеглась на кровать и уставилась в тонкий планшетник, подключенный к Интернету. Там она не без труда нашла онлайн-трансляцию фестиваля "Rock Werchter", на котором сейчас находилась Юля Крестова. Марте очень хотелось увидеть, кто же будет играть на скрипке для группы "Восточный снег", впрочем, догадываясь, кто. И ее предположения оказались верны — это был Феликс Грей, он же Визард, музыкант ставшей, наверное, культовой, группы "Красные лорды", который своим появлением вызвал на Бельгийском фестивале фурор. Марта очень вовремя включила трансляцию — как раз в ту минуту, когда группа "Восточный снег" выходила на сцену перед многотысячной шумной толпой любителей рок-музыки вместе с Визардом, державшим в руках смычок и скрипку — очень дорогую и сделанную настоящим мастером своего дела в позапрошлом столетии. Англичанин, настоящего имени которого до сих пор никто не знал, впрочем, как и имен его коллег по группе, хоть и появился на сцене буквально на пару минут, отыграв лишь одну песню, где требовалась партия скрипки, но заставил зрителей, пришедших на фест, взреветь от восторга.

Забегая чуть вперед, надо сказать, что еще больший фурор Лорд вызвал, когда журналисты умудрились заснять его танцующим под ночным небом с Юлей посредине парка, куда парочка сбежала после фестиваля.

Марта потом долго пытала сестру по этому поовду, и та нехотя созналась, что они с Феликсом иногда встречаются. Сколько бы смеющаяся Карлова, которая в тайне очень желала, чтобы Юля стала спутницей жизни этого прекрасного известного музыканта, не выспрашивала у Крестовой, для каких-таких целей они встречаются, та отмалчивалась, а один раз, не выдержав, впервые в жизни послала сестренку на хрен, развеселив ту еще больше.

Досмотрев трансляцию с выступлением группы сестры, которая в последние годы сумела доказать, что достойна любви и уважения, Марта немного повалялась на широченной кровати в тишине, успокаивая мысли после концерта, которому полностью отдалась. После она вновь собралась: не трогая красивой высокой вечерней прически и самостоятельно наложив новый, очень легкий макияж, надела черные туфли на высоких каблуках и черное же простое платье с укороченными рукавами, трапециевидным вырезом и элегантным небольшим бантом на талии — почему-то девушка предпочитала именно этот цвет, самые мрачный и печальный в цветовой гамме, хотя раньше, много лет назад, обожала синие, голубые и розовые оттенки.

Образ получился вполне себе симпатичный — хоть и строгий, но пристойный. Позвонив Феликсу и покрутившись перед огромным зеркалом, Марта предупредила менеджера, что уезжает в ресторан, накинула сверху платья пиджак ему под тон и спустилась вниз, а затем села в черное, блестящее из-за изобилия огней, такси, дверь в которое открыл ей улыбающийся Феликс. Одет он был, как будто бы в диссонансе с Мартой, во все светлое: в телесного цвета рубашку с вертикальной тонкой темно-розовой полоской, которая несколько подчеркивала утонченность и худощавость его фигуры, и светлые классические брюки. Даже ботинки на нем были светло-коричневыми.

— Моя леди, я ждал тебя. Ты еще прекраснее, чем была. Теперь мы отправимся в чудесное местечко, — проговорил молодой человек, усаживаясь рядом с Карловой. — Оттуда открывается шикарнейший вид на ночной город. Захватывающее зрелище!

— Правда? — насмешливо посмотрела на него девушка.

— Правда, — широко улыбнулся тот. — Я когда-нибудь тебе врал?

— Нет, — вынуждена была признать она.

— Вот видишь. И сегодня не обману. А еще я подготовил тебе один маленький сюрприз... — понизил пианист голос.

— Какой же? — полюбопытствовала Марта, глядя в окно на многочисленные огни, украшающие улицы Берлина, который напоминал ей таинственного незнакомца в темном элегантном, модном, но неброском пальто, прикрывшего лицо старинной карнавальной маской. Ей нравился этот многоликий город, где современность и традиции причудливо дополняли друг друга.

— А вот увидишь. Надеюсь, ты оценишь мой сюрприз.

— Конечно, оценю, — теряясь в догадках, сказала Марта, вдруг увидев, какими блестящими глазами смотрит на нее Феликс. В его улыбке была нежность — казалось, приложи к губам пианиста ладонь, и исходящую от него нежность можно будет почувствовать, как тепло от кружки со свежезаваренным кофе.

— А куда мы едем? Все-таки не скажешь?

— Сама увидишь, — хитро улыбнулся Феликс. — Это же сюрприз.

Сюрприз у него получился — молодой человек привез Марту к огромному, светящемуся, словно земная луна, торговому комплексу, расположенному на двенадцатом этаже которого находился известный панорамный ресторан, разграниченный на несколько отсеков — крытых и открытых, где Феликс забронировал столик для них двоих. Людей здесь было достаточно много, а в крытом отсеке, кажется, веселилась свадьба. По крайней мере, Марта увидела мельком светловолосую девушку в свадебном платье. Она любила свадьбы, только вот не знала, будет ли она у нее когда-нибудь или нет.

— Вид отсюда — шикарный, — прошептал Марте Феликс, когда предупредительный администратор вел их за собой к нужному столу, расположенному на открытой площадке, прямо около перил. Вид отсюда открывался, действительно, потрясающий. Марта первые несколько минут с восторгом вглядывалась вдаль, глядя на миллионы огней, украшающих город, как звезды разной величины — ночное небо.

— Да, ты меня удивил, — не отрываясь от манящего вида, произнесла девушка. Она узнала пару известных зданий, видневшихся вдалеке, которые отсюда выглядели совсем непривычно.

— Я еще тебя удивлю, — пообещал пианист, не сводя с девушки глаз.

— Как же?

— Всему свое время, — хитро прищурился молодой человек. — Что будешь заказывать, моя леди? Здесь хорошее меню.

— Почему ты меня так называешь? — вдруг подняла на него глаза скрипачка.

— Мне нравится.... Мне кажется, что ты похожа не леди, Марта. Или ты обижаешься, что я так называю тебя? — с беспокойством спросил Феликс подругу. — Прости, я...

— Ты что! Все в порядке. Я просто спросила. А здесь, и правда, так здорово... — спешно перевела разговор Карлова. — И воздух такой свежий. Здорово.

— Здорово, — согласился Феликс, поняв, что она не сердится, но леди больше не называл. — Закажем вино?

— Заказывай, — кивнула его спутница. — Я полагаюсь на твой вкус.

Между ними потекла плавная неторопливая беседа, которая заставляла улыбаться и шутить обоих. Прервалась она тогда, когда Феликсу вдруг кто-то неожиданно позвонил, и он ушел, оставив Марту на пару минут одну. Она, потянувшись, как кошка, вновь стала смотреть на ночной Берлин, который казался ей все загадочнее и загадочнее, а после стала разглядывать и других гостей заведения. Она совершенно случайно перевела взгляд на небольшую компанию мужчин в дорогих костюмах, которые седели за одним из соседних столиков и весьма, судя по бутылкам, недешевый алкоголь. Судя по виду, это были бизнесмены, а судя по знакомой речи, двое из них точно были русскими,

Услышав родной язык, который в Берлине, впрочем, редкостью не был, находящаяся в отличнейшем настроении Марта стала разглядывать соотечественников. Один из них показался ей форменным бандитом: высокий, накаченный, побритый на лысо и в довесок еще и со шрамом на щеке, а вот второй почему-то сильно заинтересовал. Он тоже был достаточно высоким, подтянутым, широкоплечим и с прямой гордой спиной — словно аристократ с закинутой ногой на ногу. Темные, почти черные волосы обрамляли бледное жесткое лицо с правильными чертами, тонкими губами, чьи уголки были опущены вниз, и цепкими глазами человека, привыкшего контролировать и себя, и ситуацию. Лет мужчине было около тридцати двух или тридцати трех, одет он был в дорогую и элегантную одежду: темные брюки, светлую сорочку с отложным острым воротником, темно-бордовый трикотажный пуловер с V-образным вырезом поверх нее, который плотно облегал его корпус. И хотя его нельзя было назвать слащавым юным красавцем с по-девичьи тонким станом и беспомощными руками, многие представительницы прекрасного пола в заведении с интересом посматривали на него. Если его приятель-качок был громким и в то же время вальяжным, то этот темноволосый молодой мужчина казался спокойным, уверенным, несколько властным и вместе с тем умеющим быть вежливым и галантным — до тех пор, пока это не пойдет вразрез с его интересами. Ппо крайней мере, так подумала Марта, с любопытством рассматривающая брюнета, в чьих пальцах был бокал бордового вина. Она вдруг сравнила его с ночным Берлином.

"Интересно, а какого цвета у него глаза?", — вдруг подумала она, решив, что, наверное, темные, как и волосы. Или нет? Скрипачка вгляделась в лицо незнакомца, который почему-то сильно заинтересовал ее, и вдруг поняла с каким-то даже ужасом, непонятно откуда взявшимся, что он поймал ее взгляд. И не просто поймал, а еще и удерживает его, словно работает личным магнитом для ее глаз.

Они смотрели друг на друга секунд пятнадцать, не меньше, и только потом скрипачка смогла разорвать зрительный контакт, опустив глаза в открытое меню. А когда вновь подняла их с некоторой опаской, чувствуя себя беззащитной ланью перед хищником, то обнаружила, что брюнет подходит к ее столику.

— Здравствуй. — Сел он перед ней на место отлучившегося Феликса.

— Здравствуйте, — несколько опешила Марта от его самонадеянности и наглости, которая, впрочем, с лихвой окупалась небрежным шармом.

Мужчина, склонив голову на бок, оценивающе уставился в ее лицо, заставив скрипачку немножко покраснеть. Ей казалось, что он разгадывает ее так, будто не видел сто лет. Разглядывает и ничего не говорит.

— Как вы поняли, что я русская? — нарушила молчание девушка. Она не понимала, что происходит с ее телом — почему сердце колотиться, под коленками холодеет, а дыхание учащается. Девушка списала это на вино, недопитый бокал которого стоял перед ней.

Он улыбнулся одним уголком губ.

— По крайней мере, сейчас ты хотя бы заговорила, — сказал темноволосый мужчина чуть хрипло, и Марта поняла, что глаза у него зеленые, с коричневыми крапинками вокруг узких зрачков.

— Что вы имеет в виду? — пробормотала она.

— Я был сегодня на твоем выступлении, — продолжал он, изумляя Марту все больше и больше. — Молодец. Ты все-таки смогла, не смотря на.... — он молча показал взглядом на костяшки пальцев правой руки, которая лежала на столе. Глаза девушки округлились. А он-то откуда знает про ее переломы? Друг того журналиста, что ли? Может, тоже журналист какой-то?

— Извините, я не даю интервью, — сказала нервно Карлова.

— Интервью? О чем ты, Марта? — нахмурил брови брюнет и едва заметно коснулся кончиками зубов нижней губы, как будто бы запрещал сам себе произносить ее имя.

"Точно, журналист, раз знает, как меня зовут", — подумала в панике Карлова. Правда, ее очень смущал тот факт, что мужчина на журналиста похож не был совершенно. Скорее, на владельца какого-нибудь крупного издания.

— Извините, я не даю интервью, — заучено повторила девушка. — Обратитесь к моему менеджеру.

Ее неожиданный собеседник рассмеялся, правда, невесело, коснувшись лба согнутыми пальцами левой руки, на широком запястье которой мелькнули дорогие часы. Кажется, он сделал какие-то выводы. В глубине зеленых глаз мелькнула злость и что-то еще, что Марта не могла идентифицировать.

— Понятно. Не хочешь видеть. Что ж, не буду тебе мешать. Рад был встретить, тебя, сестренка. В живую. И рад, что у тебя все в порядке. Что ты играешь. — Он так посмотрел на девушку, что та вдруг почувствовала себя совсем неважно.

"Сумасшедший поклонник?", — пронеслось у ничего не понимающей скрипачки в голове.

А сердце ее перекачивало кровь все быстрее и быстрее. И огни Берлина больше не интересовали. Все ее внимание было приковано к странному брюнету с зелеными глазами. Он тоже не мог оторвать глаз от нее. И вдруг неожиданно улыбнулся: мягко, искренне и сожалеюще. От этой улыбки у Марты вдруг зазвенело в ушах. Она категорически не понимала, что с ней происходит. Поймав себя на том, что она перевела взгляд с его зеленых радужек на губы, скрипачка смущённо опустила глаза, но тут же вновь невольно подняла их, желая смотреть и смотреть на подошедшего к ней ненормального мужчину. Он был как картина, которой хотелось любоваться много-много часов подряд. Мало того, Марте вдруг захотелось коснуться его — его плеча или руки, и неважно, что они были совершенно незнакомыми, а он нес чушь.

— О чем вы говорите? — тихонько спросила Карлова, облизывая пересохшие губы, нетронутые помадой.

— Я часто о тебе вспоминал. Ты изменилась.

— Да о чем же вы?

— Опять играешь? Можешь просто сказать: "Убирайся".

— В смысле?? Во что играю?

Зеленоглазый мужчина не успел ответить ей.

— Кто это, Марта? — удивлённо спросил появившийся около столика Феликс, глядя на незнакомца, усевшегося на его законное место. Ситуация ему Феликсу не нравилась. А он, кажется, не нравился мужчине, сумевшему без проблем захватить чужую территорию и внимание девушки.

А она только плечами пожала, не поняв, как от этого неприятно стало брюнету. Хотя, наверное, мало бы кто это понял — мужчина умел хорошо скрывать свои эмоции.

— Твой парень? — спросил он, вставая, у Марты, внимательно разглядывая пианиста. — Музыкант? — вдруг спросил он.

— М-музыкант, — ответил Феликс. — А вы кто?

— Хорошо, — неизвестно к чему сказал темноволосый обладатель зеленых глаз, вроде бы одобрительно кивая, но глядя на пианиста так пристально, что тому, человеку творческому и ранимому, стало не по себе. Феликсу казалось, что его оценивают — разорвать или все же из жалости оставить.

Самоуверенный незнакомец шагнул к Марте и, внезапно наклонившись к ней — их глаза были на одном уровне — сказал негромко, глядя при этом не на ее лицо, а в сторону ночного берлинского панорамы:

— Не думай, не заставляю общаться тебя со мной. Но если понадобиться моя помощь, я помогу тебе. — И он протянул ей визитку — черную, стильную, из дорогого сорта бумаги.

Он предлагал ей это от чистого сердца, незаметно касаясь гладко выбритой щекой ее волос.

Девушка, испугавшись такой близости их лиц, отвернулась.

— Пожалуйста, отдайте моему менеджеру, — зачем-то сказала Марта, чувствуя, что в горле у нее образуется комок — ей внезапно захотелось заплакать, и в глазах появилось неприятное напряжение. Не то, совсем не то она хотела сказать этому странному человеку, которого ей болезненно хотелось коснуться — хотя бы мимолётом.

Пространство, заполняющее пустоту ее сердца, тревожно загудело.

Это был третий раз, когда Саша видел Марту за последние восемь лет, прошедших со дня их ненастоящей свадьбы, так печально закончившейся для них обоих. Более менее придя в себя, раненный в живот парень, никак не могущий — или нежелающий — взять в толк, почему Марта не хочет видеть его, решил навестить девушку и выяснить, что же с ней случилось. Нет, конечно, он понимал, прекрасно понимал, понимал с сожалением, что она, такая слабая и такая хрупкая, пережила по его вине ужасные события — не зря же находиться в неврологическом отделении, но он хотел все-таки увидеться с ней, поговорить, попытаться объясниться или попросить прощения. Упрямый Александр не мог оставить это дело незавершенным и пошел искать Карлову, находящуюся в соседнем корпусе больницы, не смотря на проклятую боль в животе, которая постепенно становилась меньше, но которая продолжала мучать его. Однако Саша пришел слишком поздно — почему-то получилось так, что он застал тот самый момент, когда мама, дядя и не знающий, куда себя девать, отец Марты увозили Марту из этой больницы, чтобы поместить ее в другую. Дионов видел, как девушка медленно идет спиной к нему по коридору вместе с матерью, которая держит ее за плечи, и смотрел ей в спину, на собранные в низкий хвост длинные светлые волосы, кончики которых почти касались поясницы.

Он хотел окрикнуть ее но не стал делать это при ее родителях и отце Ники, но Марта вдруг сама оглянулась и посмотрела ему прямо в глаза. Дионов, у которого сердце радостно вдруг забилось, подумал, что малышка, увидев его, обязательно к нему подбежит или хотя бы что-нибудь крикнет — пусть просто спросит, как он, ему будет достаточно! Но Марта равнодушно скользнула по Саше смазанным взглядом, отвернулась и продолжила свой путь.

Сначала он рассердился, решив, что Марта игнорит его, и угостил даже по этому поводу парой ударов больничную стену, а потом, уже находясь в своей палате и куря в открытое окно, хотя это было строго запрещено, понял, что, наверное, Марта просто-напросто не увидела его. Может быть, была накачена лекарствами, или еще что с ней произошло.

Александр поставил себе цель все же поговорить с девушкой. И так как по телефону он этого сделать не мог — ее родители, боясь, что дочь вновь начнет общаться с Дионовым, поменяли ей сим-карту на мобильнике, то решил найти ее. Пусть лично ему скажет, что не желает больше видеть.

Саша беспокоился за Марту, да, но еще он беспокоился и за то, что вдруг перестал быть хорошим для нее, хотя не понимал, почему, ведь ему не жалко было даже подставить себя под пули, только чтобы она, невинная девочка, не пострадала. А еще он понял, что скучает. И не по Нике, хотя это было бы логичнее, а по ее кузине.

Через два месяца выйдя из больницы, Александр пробил место, где находиться Карлова (правда, что с ней, он выяснить так и не смог, вернее, даже и предположить не мог, что с ней), приехал к ней в другой город, где девушка училась заново играть на скрипке, долго ждал ее на улице, чтобы лично поговорить, а когда увидел... понял, что Марта, действительно, е хочет ни видеть его, ни слышать. Он стоял к ней лицом, широко расставив ноги и сжав в карманах куртки руки в кулаки, потому что волновался, как последний дурак, а она прошла мимо.

Просто прошла мимо, почт коснувшись его локтя своим, хотя отлично видела его. Но сделала вид, что не узнала. Не сказала: "Привет". Не подарила улыбку. Не вытащил наушников из ушей. Она безразлично посмотрела на него и просто пошла дальше, а ее длинные волнистые светло-русые волосы развевал осенний ветер.

Александр был не только упрямым, он был еще и гордым. То, что Марта вот так просто взяла и прошла мимо него, стало для молодого человека определённым показателем.

"Ты ей не нужен. Она делает вид, что не знает тебя", — красными буквами горело на табло его поражения. И не смотря на то, что Дионов мог горы свернуть, если хотел чего-то, на этот раз он решил ничего не делать. Раз Марта приняла такое решение, он будет уважать его, хотя, черт возьми, ее безразличие задело его! Задело почти так же, как и поступок Ники, а, может быть, и еще больше.

Марта ушла, ни разу и не подумав оглянуться на Сашу, который так этого ждал, а он все стоял и стоял на улице, с засунутыми в карманы руками.

Мужчина резко выпрямился, явно оскорбившись словами Марты, но не подав вида, и не прощаясь, ушел к своему столику, оставив в глубоком недоумении и Марту, и ее спутника.

— Да кто же это? — с недоумением спросил Феликс. Марта просто покачала несколько раз из стороны в сторону головой, говоря: "не знаю", боясь даже посмотреть в сторону стола, где сидел сумасшедший со своей компанией. Глаза ее блестели, но пианист не замечал этого — девушка отвернулась, сделав вид, что любуется видом города.

— Ладно, забудем о нем. Наверняка пьяный, — сделал вывод молодой человек. — Ты выбрала, что хочешь заказать?

— Нет.

— Тогда выбирай. Как тебе вино? Повторим?

— Нет, — вновь односложно отвела девушка, чувствуя, что она то холодеет, то ее тело накрывает вдруг горячая волна.

— Он тебя расстроил? — тихо спросил пианист. — Марта, сумасшедших много, а ты одна. Не расстраивайся. К тому же сейчас, — он вдруг посмотрел на часы, а после — на небо, — будет кое-что чудесное. Такое же чудесное как твои глаза.

— Что? — никак не могла прийти в себя скрипачка. Ей было неудобно перед милым Феликсом и одновременно хотелось сбежать от него подальше, чтобы побыть наедине со своими мыслями.

Или ей хотелось оказаться с этим странным мужчиной, который даже не представился ей?

Она мельком все же глянула на него — брюнет разговаривал со своими друзьями и совершенно не обращал внимания на Марту. Но стоило ей отвернуться, как он тотчас, нахмурившись, посмотрел в ее сторону и залпом допил вино из своего бокала.

— Сейчас-сейчас, Марта. Сейчас должно начаться. Сегодня вообще интересный день. Надо почаще смотреть в небо.

— Почему?

— Сегодня буду падать звезды, много звезд, очень много звезд, — приглушенно объяснил Феликс, у которого был заговорщицкий вид.

— Падать звезды?

— О, да. Мы должны будет всю ночь смотреть на небо, чтобы увидеть падающую звезду и загадать желание.

— Звезды не падают. Ты понимаешь, что было бы, если бы звезда... г-хм... упала на планету? Это всего лишь метеоритный дождь. Это разрушение крупного метеорита в процессе его падения на Землю. Его маленькие частицы такие, как ты, и принимают за падающие звезды, — вдруг сказала, не задумываясь, Марта, и сама удивилась тому, что сейчас заявила романтично настроенному Феликсу.

— А-а-а, ну да, это не звезды падают, но... Ладно. Мы будем просо любоваться небом, в котором будут сгорать маленькие частицы крупного метеорита.

Марта опять нервно посмотрела в сторону чудного зеленоглазого брюнета. Теперь ее мучало то, что она не взяла у него визитку. Вот же идиотка! Почему она не стала с ним знакомиться, ведь он... он такой... такой...

В голове девушки словно молния мелькнула, и она потрясла головой. Подобное бывало у нее несколько раз, когда скрипачка вспоминала пару эпизодов из своего "потерянного", как она назвала, года.

— Смотри, — вдруг торжественно объявил пианист, не видя, что девушка странно себя чувствует. — Сейчас начнется! Смотри в небо!

Где-то далеко раздались громкие торжественные хлопки — один за другим. Марта, как и все присутствующие в панорамном ресторане люди, повернула голову направо, к огням мегаполиса, чтобы увидеть, как в небо стали взмывать яркие желто-белые столпы света, разрывающиеся на тысячи огней самых разных цветов с треском гигантских жемчужин, катящихся из чьей-то ладони по твердой поверхности темно-синего насыщенного цвета.

— Я знал, что сегодня отсюда мы сможем увидеть великолепный фейерверк, — восторженно проговорил Феликс. — Великолепно, правда? Как будто бы звезды взрываются.

Марта медленно кивнула, не сводя глаз с берлинской лазури небес, на которой серебрись огненные блестки, взрывались стаи искрящихся птиц и расцветали золотые цветки, которым суждено было прожить лишь долю секунды, радуя глаза множества людей, прежде чем стать частичкой этого странного неба.

Данный текст не редактирован и размещен на сайте samlib.ru в черновом варианте.

Виски Марты вдруг заломило, словно фейерверк был и в ее голове.

Сферы его огней определённо что-то напоминали скрипачке, чувствующей себя словно в невесомости. Вокруг нее была вода, в которой она находилась с головой. А всплыть вверх не могла — гладь озера, заточившего ее в себе, была огненной.

Марта боялась сгореть, если попытается выбраться на поверхность.

В это же время из зала, где проходила свадьба, вышла невеста в пышном белоснежном одеянии и кокетливой короткой фате. Вернее, выбежала, и было видно, что она, не смотря на праздник, очень расстроена. Следом за ней спешил жених, что-то кричавший ей на немецком, однако девушка даже не оглядывалась на него — явно хотела сбежать от него прочь. Невеста, подхватив юбку обеими руками, направилась в сторону выхода, однако неожиданно столкнулась с вышедшим из-за угла официантом, который на поносе нёс несколько бокалов с вином. Благородный напиток тут же оказался на свадебном платье, изуродовав его. Красное на белом смотрелось не слишком красиво. Но эффектно.

Девушка от испуга завизжала, брезгливо стряхивая с себя вино, официант испуганно принялся извиняться, а подбежавший жених стал что-то громко объяснять девушке, но почему-то получил пощечину и пару крепких ругательств.

Теперь добрая половина находящихся в ресторане смотрела не на красивейший фейерверк, а на молодоженов, выясняющих отношения. И Марта не была исключением. Она просто не могла оторвать зачарованного взгляда от белого платья невесты, испачканного красным вином.

Прекрасная панорама и фейерверки над ночным Берлином прекратили ее интересовать.

Красное на белом. Красное на белом...

Марта в озере схватилась вдруг за бело-красную ткань, которую кто-то кинул ей в воду. И оказалась на берегу.

Теперь у нее не только ломило виски, но и болело в затылке — как будто бы ее по нему ударили битой. И били столько раз, сколько взрывался фейерверк. В глазах у нее все плыло, и теперь девушке казалось, что она стоит на какой-то пристани, ожидая, что вот-вот к ней приплывет лодка, в которой лежит что-то важное и что-то очень дорогое.

Под взрывы фейерверка невеста в испачканном платье второй раз ударила жениха.

Выбежавшие из крытого зала гости попытались увести пару обратно, прочь из общего зала, однако те не обращали на них внимания. Ситуация складывалась некрасивая.

— О, Господи, — пробормотал Феликс, которому происходящее не нравилось. Он, поглощенный происходящим, не замечал, какой бледной стала его спутница. — Не люблю сцены. Все испортили. Все торжество фейерверка.

В это же время жених, скорчив свирепую физиономию, вдруг тоже замахнулся на кричащую невесту, однако не ударил — его руку перехватил один из гостей — симпатичный брюнет. Он закрыл невесту собой. Непонятно, кем он был, то ли родственником, то ли другом, то ли тайно влюбленным.

Эта сцена окончательно добила Марту, которая уже протягивала руки к грузу, что привезла ей лодка, начавшая медленно испарятся.

Грузом оказалась толстая, но необычайно легкая книга, из которой вылетели сотни страниц, стоило только Марте открыть ее. Тонкие белые листки взмылись в воздух, окружив девушку, словно щит. Скрипачка удивленно глянула на листки и зачем-то протянула вперед руку ладонью вверх, слонов звала птиц. Вместо них ее ладони по очереди касались листки, касались — и исчезали.

Девушка, чувствуя слабость во всем теле, вдруг увидела внутренним взором целое кино, подаренное растворившимися в ней же листками чудной книги.

Это не заняло больше трех секунд, но эти секунды стлали одними из самых важных секунд в ее жизни.

За это время картинка пропавшего во времени года ее жизни сложилась ясно и четко.

Она и Ника встречают ее бывшего парня, которого зовут Александр...

Он приезжает к ней в консерваторию, и все думают, что это ее парень Саша в знак благодарности покупает ей скрипку...

Спасает от придурков в кафе "Три сосны"...

Они встречаются после ее победы на скрипичном конкурсе, и она ночует с ним в его квартире...

Марта бежит к нему после перестрелки, боясь, что с ним что-то случилось, и в груди все горит от страха...

Она узнает, что сестра собралась за него замуж и борется сама с собой и своими чувствами, столь ужасными и прекрасными одновременно...

Безумно любит его, редко видит и так скучает, но знает, что не должна испытывать к нему никаких чувств — он же жених Ники...

Саша защищает ее от мерзкого мужчины с развратным взглядом...

Расстается с Никой и просит заменить кузину на свадьбе, и Марта соглашается...

Они вместе выбирают платье и кольцо, целуются с ним на мосту...

Плывут на теплоходе "Олимпия" и целуются там...

Уходят в коттедж подальше от всех гостей, и там...

Там... там... там...

Марту словно подбросило, и она распахнула глаза. Никто не ведал и не понимал, что сейчас твориться с ней в эти секунды. Никто не чувствовал весь ужас и все слезы девушки, которая вспомнила все, что скрывала от нее ее собственная коварная память.

События той страшной ночи всплыли в ее голове размытыми неясными обрывками.

Звездопад — испачканное красным платье — фейерверк.

Эти три события помогли Марте вспомнить практически все. А, самое главное вспомнить Сашу. Сашу, ее Сашу, Сашу Дионова, который только что подходил к ней! Он изменился, он стал старше и жестче — Господи, он — взрослый опытный мужчина, хотя она запомнила его другим! — но зеленые глаза оставались все такими же, как и прежде, и все так же Марта любила их и их обладателя все так же хотела коснуться его и обнять, и если разум забыл об этом, то тело отлично помнило.

Берлинский незнакомец убрал с лица свою маску, показав такое знакомое и любимое лицо с зелеными проницательными глазами.

Скрипачка вдруг поняла, почему в ее душе есть пропасть, которую она так стремиться заполнить.

Просто когда она потеряла память и забыла Александра, ее сердце стало на половину меньше.

— Марта? — забеспокоился Феликс, глядя на девушку. — Что с тобой?

Она молчала, не слыша ни его слов, не грохота фейерверка. Для нее существовал сейчас только ее Саша, которого Марта и сейчас безмерно любила, но только скрывала это даже от самой себя.

Девушка уставилась на то место, где должен был сидеть Дионов и его друзья, но к ужасу Марты, оно было пустым.

Видимо, компания Александра только что ушла.

У Марты в животе стало холоднее, чем в Антарктиде, хотя в висках стучали огненные молоточки, и она резко вскочила.

Нет, только не это!

— Ты куда? — удивленно прокричал ей вслед Феликс, но ответ не получил. А Марта подбежала к официанту и на английском, очень волнуясь и оттого отчаянно жестикулируя, спросила, где те мужчины, которые сидели за тем вот столом?

— Они расплатились пару минут назад и ушли, — сказал официант замершей девушке, и она сорвалась с места и побежала вон из зала под удивлённые взгляды посетителей.

— Марта! Марта! Вернись! Ты куда? — закричал ей вслед опешивший Феликс. — Марта!

Но девушка не останавливалась. Она выбежала из ресторана и бросилась к лифтам — закон подлости не сработал, и створки одного из них открылись тут же, как только находящаяся на грани истерики девушка нажала кнопку вызова. Она сейчас безумно хотела только одного — найти того, кого любила и того, кого забыла, чтобы вспомнить через целых восемь лет. Того, кто только что подходил к ней и почти касался ее волос своей щекой. Того, кого она отвергла, явно причинив боль.

В голове скрипачки билась лишь одна мысль: "Господи, где же Саша?! Где он?!".

Он же не мог уехать, не дождавшись ее? Нет, не мог... Он не мог... Не мог!

Несколько минут — и Марта выбегала из здания торгового центра, оглядываясь по сторонам в поисках Саши. Ей вновь повезло — она заметила, как друг-бугай Дионова — кажется, его звали Миха — последним садиться в белый "БМВ" самой последней модели.

Но на этом удача, казалось, покинула скрипачку. Роскошный автомобиль тронулся с места и медленно поехал по дороге, чтобы влиться в неспешный поток других машин.

Сердце Марты на миг прекратило биться. Неужели Саша уедет? Просто возьмет и уедет? Неужели она отпустит его? Но как же она потом найдет его?

Девушка, недолго думая, побежала следом за "БМВ", громко крича, как тронутая:

— Саша! Саша!! Постой! Саша!! Пожалуйста!!

Она не может потерять его!

Однако чуда не произошло. Белоснежный автомобиль так и не остановился, уехав прочь, в ночь не вняв ее крикам.

Марта, которую трясло от осознания прошлого и от ошибки, которую она совершила в настоящем, на ставших негнущимися ногах опустилась в своем дорогом черном платье прямо на асфальт, не обращая внимания на удивленные взгляды других людей. Ей не до кого не было дела.

Марта плакала, закрыв лицо ладонями.

Неужели ей не хватило всего лишь половины минуты, чтобы вновь встретиться с Сашей? Девушка не могла поверить в то, что какие-то жалкие тридцать секунд смогли бы сыграть в ее жизни важнейшую роль.

Девушка давилась рыданиями. И не мудрено — она только что вспомнила то, от чего ее защищала собственная память. И вспомнила единственного человека, которого любила и, как оказалось, продолжает любить, как будто бы и не было этих восьми лет...

А фейерверки все взрывались и взрывались, но ни один из них не был сопоставим своей яркостью с яркостью чувств этой молодой женщины.

Она плакала, давясь рыданиями, глотая слезы и хватая ртом воздух.

— Что случилось? — раздался вдруг над ней спокойный мужской голос.

Марта о неожиданности вздрогнула и медленно убрала руки от лица, поняв, что прямо перед ней на корточках сидит Саша и смотрит внимательными, чуть прищуренными глазами в ее мокрое от слез лицо.

Такой взрослый... Красивый. Близкий.

Марта моментально почувствовала себя все той же двадцатилетней девчонкой, влюбившейся в крутого и опасного Дионова.

Как же давно она не видела его лица.

— Ну и что тебя обидел, что ты орала мое имя на весь Берлин? — спросил Александр, не переставая глядеть на скрипачку.

Она молчала.

— Вставай. Пойдем. На тебя вся улица смотрит.

Однако Карлова была не в состоянии встать — так дрожали ее коленки. Она, глядя на Дионова блестящими голодными глазами, вдруг провела рукой по его щеке, продолжая плакать, только уже беззвучно.

— Прости меня, прости, пожалуйста... Я... я не хотела... — шептала она в исступлении, хватая темноволосого мужчину то за плечи то за руки, то гладя по волосам. Тот явно был в шоке, но вида не подавал.

— Успокойся, — велел он девушке. — Слышишь меня, скрипачка, успокойся. Хватит рыдать. Слышишь меня?

Она слышала, но продолжала рыдать, не отпуская его из своих слабых объятий. Александр, который и предположить не мог, что она начнет себя так вести, явно был обескуражен. Он никуда не уехал вместе с Михой, а решил остаться и подождать Марту, которая, по его мнению, вновь сделала вид, что они незнакомы — так сильно хотел поговорить с ней. Если честно, Саша и не ожидал увидеть ее в ресторане, а когда увидел — повзрослевшую, элегантную, еще более с возрастом похорошевшую и улыбчивую, но вместе с другим мужчиной, понял, что не может не подойти к ней.

— Прекрати рыдать, вставай, и пойдем, поговорим, — велел Дионов скрипачке, но его слова не возымели нужного эффекта, не смотря на командирский голос. Девушка просто огромными глазами взглянула на него и первой поцеловала — получилось это как-то глупо, смущенно и даже смешно.

— Так вот чего ты хочешь? — рассмеялся Александр. — До сих пор не повзрослела и пытаешься меня провоцировать?

Он вдруг резким движением взял плачущую Марту на руки, сам даже удивившись тому, что сделал.

— Идти не можешь, значит, понесу, — просто сказал он, отвечая на ее изумленный взгляд. А он и забыл, что глаза у нее разноцветные: один зеленый, а другой голубой.

— Я донесу тебя только до своей машины, — пригрозил Саша Марте, а та вцепилась в него, как в последнюю надежду нации — так боялась, что он вновь пропадет.

Все следующие дни она боялась, что он пропадет или что она его вновь забудет, но ее страхи оказались тщетными. Дионов решил не пропадать и не забываться. А если он чего-то решил, то добивался этого любыми способами. И Марта позволяла ему это делать, хотя точно знала, что и он позволяет ей в общении с ним куда больше, чем кому-то другому. Конечно, времени после их встречи прошло совсем еще мало, но скрипачка чувствовала, что, кажется, они оба нашли свое счастье. Счастье, основанное не только на физической близости, как это часто бывает, или на мимолетной страстной влюбленности, так похожей на любовь, но и на взаимопонимании, доверии и способности защитить друг друга — не даром ведь оба они по очереди жертвовали собой ради спасения другого.

Через несколько дней, ранним утром, когда солнце только-только пробивалось в приоткрытое окно, Марта, лежащая около спящего Саши и неотрывно глядящая в его лицо, вдруг вспомнила, как давным-давно, будучи совсем еще наивной и маленькой, загадывала мысленно перед статуей Аполлона желание:

"Пожалуйста, пусть я выиграю на конкурсе, пожалуйста. И, прошу тебя, подари мне любовь! Взаимную!".

Кажется, златокудрый греческий бог солнца, света, искусства и наук услышал ее желание и выполнил его. Выполнил через восемь лет.

— Саш, — прошептала она вдруг, потому что ей нравилось произносить его имя вслух.

— Что? — вдруг открыл он глаза.

— Ты такой смешной, — заявила ему вдруг Марта, лежа на животе и болтая в воздухе ногами. Спину ее накрывала легкая простыня.

— И чем же я тебя веселю? — спросил он с любопытством, поворачиваясь со спины на бок, чтобы лучше видеть свою скрипачку.

— Ты разговариваешь во сне, — заявила она

— Да?

— Да!

— И что я говорю?

— Что сходишь от меня с ума, — хихикнула Марта, протягивая руку к его черным волосам.

— Я не могу такого сказать.

— Почему?

— Потому что я сегодня не спал, — хмыкнул Саша. — Ты же мне не даешь этого делать.

— Я-а-а? — возмутилась Карлова и ткнула его кулаком в грудь. — Совсем обнаглел! Я из-за тебя, между прочим, впервые в жизни репетицию пропустила!

— Да и я клиентов не часто динамлю, — отозвался мужчина. Он вдруг оказался над Мартой, которая дразнила Дионова взглядом.

— Ладно, если у нас есть время, — он почти прошептал ей это на ухо, — то не будем терять его. Полетели, девочка?

— Полетели, — согласилась Марта тихим-тихим нежным шепотом и добавила. — Мальчик.

Ему на обнаженную спину, а ей — на разметавшиеся длинные волосы падали нежные розовые лучи восходящего за окном солнца.

Ну, вот и все. Как-то так... сопливо:)

=)

Спасибо всем, кто все эти месяцы оставался со мной и с героями, которые, надеюсь, стали не только моими, но и немного вашими.

Спасибо, что читали, оставляли оценки, отзывы и делились своими впечатлениями. Я знаю, что это далеко не идеальная книга, здесь много опечаток, ошибок и несостыковок, но я буду стараться сделать и этот роман, и все свое творчество лучше и интереснее.

Спасибо за вашу поддержку!)))))

У меня самые лучшие и терпеливые читатели:)

P.S.: Я накосячила с некоторыми моментами, например, с лечением амнезии, но постараюсь исправить все в ближайшем будущем:) Кое о ком я забыла рассказать, но тоже сделаю некоторые вставки в текст:)