↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 1.
Лето. Июнь
В первый день летних каникул проснулся сам. Конечно, отец не потрудился разбудить сына в каникулы.
"А зарядка? Я ведь не собираюсь себе давать послаблений", — мысленно возмущаюсь.
Глянул — за окном солнечный день. Натянул спортивные трусы, кеды, футболку Не хочу прохожих шокировать голым торсом, хотя стыдиться, вроде, нечего. И помчался привычным маршрутом — туалет, железнодорожная ветка, турник с брусьями.
Пока бегу планирую сегодняшний день. Вчера, после свидания с Маринкой, обрадовал ребят, сообщив о предстоящей поездке в Москву. Фролу сообщил тоже еще вчера. (Сегодня-завтра надо его ждать). Предполагаю, что сегодня явится Ухналь от деревенских ребят. Сейчас надо идти в школу на организационное собрание участников турпохода. С завтрашнего дня у Михалыча традиционные соревнования по футболу "Кожаный мяч" между командами школ города. Продлятся декаду. В этот же период нам с Михалычем необходимо подготовить имущество для похода, затариться продуктами и оформить какую-то документацию. Состав команды определен, вроде. Ладно, меня это мало интересует. Важнее предстоящая поездка к Соломонычу. Помимо икон, к нему надо везти песни. Если не встречу в школе Евгению Сергеевну, придется звонить Павлу и признаваться в интересе москвичей к "моему" творчеству. В каком виде демонстрировать песни? На кассете? Тогда надо искать чистую импортную кассету и записывать. Отечественными кассетами только магнитофонную головку импортной магнитолы гробить. Петь своим голосом? Проще. Тогда, вероятно, нужны будут тексты с нотами. Хватит ли времени у меня на все это? Пусть тогда Стас с Филом иконами занимаются, а я только песнями.
Подбегая к подъезду, вижу на лавочке Серегу Иванайнена. Тоже "турист". По пути в школу на собрание зашел за мной. (Придется обойтись без завтрака). По-видимому, время уже поджимает. Когда часы куплю?
— В каникулы спортом решил заняться? — интересуется, разглядывая мои фирменные спортивные трусы.
— Ага. А то девочки не любят! — отшучиваюсь.
Не рассказывать же ему, что уже четвертый месяц бегаю. Не хватало еще дополнительного повода для сплетен обо мне. В темпе переодеваюсь в спортивный костюм от фирмачей. Наиболее подходящая повседневная одежда на каникулах. Польский спортивный костюм тоже удивляет Серегу.(?) Конечно, костюм смотрится классно, но ведь ПОЛЬСКИЙ!
"Хотя чего удивляться? Серега живет с матерью и младшим братом небогато. Для него любой импорт — фирмА! Жалко, конечно его. Хороший парень. Простой", — мысленно отмечаю.
Из будущего знаю. Серега после школы поступит в Рязанское артиллерийское военное училище на десантный факультет. Семейная жизнь не сложится. Он попадет в период вывода ГСВГ из ГДР. Выбросят их зимой в чистое поле под Омском. (Тогда его оставит жена-украинка). У Сереги в армии случится какая-то трагедия — он получит травму. Не рассказывал, даже по-пьяни. Потом присвоят инвалидность и уволят со службы по здоровью. На "гражданке" Серега будет долго находиться в поиске. (Такое выражение потом в некоторых соц. сетях Интернета появится в графе — семейное положение). К пятидесяти годам осядет в Сибири, но каждый отпуск будет ездить на свидания к многочисленным подругам по интернету по всей стране.
"Нет смысла привлекать его в иконный бизнес сейчас мне, если Фил раньше не предложил", — решаю про себя.
Идем в школу, обсуждая предстоящий поход. В школе наши туристы уже собрались. Я не понял, по какому принципу Михалыч отбирал команду? А может, не было никакого отбора? В состав команды вошли те, кто захотел пойти в поход? Среди пяти девчонок — Белянина. (Ведь в команде я и Конкин!). "А Малкова Ленка — старшая пионервожатая, каким образом среди нас затесалась? Как помощница Михалыча?" — мысленно удивляюсь.
Михалыч объявил о маршруте. Времени выхода (выезда) в пункт начала похода. Перечислил (под запись!), что с собой брать из дома. Чего получить в школьной столовой. Определили "летописцев" похода, оформителей, фотографа и санинструктора. (Потом, на туристическом слете школьных команд города будет проводиться конкурс на лучшее оформление Походного дневника). Михалыч сообщил приблизительную дату и время получения имущества в спортзале завода и продуктов с базы Горторга. И, наконец, о предварительном сборе-смотре всех участников накануне похода. Там уже будет распределение всего имущества среди участников. Самое неприятное было то, что каждый день в 9 часов надо будет в будни ходить в школу за получением задания на день от Ленки или Михалыча для подготовки и тренировок к походу.
После собрания пошел в учительскую разыскивать Евгению Сергеевну. В школе было полно народа. Как будто и не каникулы. По школе слонялись нарядные выпускники восьмых и десятых классов. Сегодня у них первый экзамен. В помещениях и на территории организовывался ремонт силами учащихся. (Пятая трудовая четверть). Мы из-за похода будем заниматься этим в июле. Вспомнил, что отцу тоже придется идти в школу в один из выходных дней что-то ремонтировать, белить или красить. (После нашего ремонта!) Для младших классов в школе был создан летний лагерь с вожатыми из старшеклассников. (1-я смена). Школьная мелюзга с радостью носилась по школьным этажам, контрастируя с серьезными выпускниками.
Евгения Сергеевна отсутствовала. (Была на каких-то учебно-методических занятиях учителей музыки). Пришлось идти в школьную канцелярию звонить Павлу и договариваться о внеплановой встрече.
Зашел к Стасу и Фролу. Облом! Они сдавали экзамен.
Вспомнив, сегодняшние многозначительные взгляды Таньки, решил: "Стоит, наконец, ее сводить "в гости" на днях. Надо будет Руля озадачить покупкой нового комплекта постельного белья. У женщин особый нюх на соперниц. Не стирать же белье в Вовкиных условиях каждый раз после встреч?"
Поспешил домой перекусить перед встречей с Павлом. И здесь облом! Возле моего гаража стоял Ухналь с мотоциклом, нагруженным сверками. Я не выдержал и взмолился:
— Юрка! Я жрать хочу! Потерпи, пожалуйста, еще пять минут.
Вернувшись с бутербродами, разделил их по-братски и принялся рассматривать и помечать иконы. Вернул два "новодела" и по взаимному согласию отложил две, возможно краденые иконы. Пусть отлежатся, вдруг придется возвращать.
Попрощался с Юркой, сообщив вероятную дату возвращения из Москвы, и помчался к Павлу. Уже опаздывал.
Павел, узнав причину моего неожиданного появления, признался, что никогда не участвовал в продаже песен. Подумав, предположил, что лучше, наверное, будет магнитофонная запись для демонстрации. Только нужна будет запись студийная, а не с любительского магнитофона. Также потребуются тексты с нотами. "И тут облом! В нашем городе студий записи не найти", — расстраиваюсь.
Решили попробовать завтра записать песни под синтезатор на его "Маяк" и мой "Шарп" и сравнить. Лучшую запись повезу в Москву. Павел пообещал найти сегодня же новую кассету и на запись пригласить Евгению Сергеевну. Записывать решили песни: "Так хочется жить" и "Седую ночь". "Половинку". "Коня". "Таня". "Белые розы" и "О той весне". Начали работать над нотными записями песен.
По дороге домой зашел в Дашкин поселок к Юрке. Он уныло ковырялся в огороде. "Как и я ненавидит сельхозработы", — хмыкаю, понимающе.
Узнав о предстоящей поездке в Москву, Юрка воспрял. У него тоже подобралось с десяток икон от его сборщиков.
— Придется с собой приглашать в поездку Стаса. Слишком много груза, получается, — озадачил Фила.
— Когда едем? На какое число брать билеты? — интересуется он.
— Пока не знаю. Стас экзамены сдает. "Когда у него следующий экзамен?" — задумываюсь.
— Зайди вечером ко мне, узнаю, — предлагаю. — Мне завтра с утра опять идти в школу готовиться к походу, — жалуюсь.
Немного еще поговорив, расстаемся до вечера. Фил обреченно бредет на огород, а я спешу домой, чтобы поесть нормально. Однако возле дома вижу Стаса со свертками. "Когда же я поем?" — мысленно взвываю.
— Как экзамен? — интересуюсь.
— Нормально. На четверку вытянул, — отвечает и озадаченно смотрит на мое кислое выражение лица.
— С утра не жравши, — объясняю.
— Сходи, я подожду, — великодушно предлагает.
— Ладно, потом, — отмахиваюсь.
Разбирая иконы, интересуюсь:
— У тебя, когда следующий экзамен?
— В понедельник сочинение, — удивленно сообщает Стас.
— Не хочешь со мной в Москву съездить? — провокационно спрашиваю. — Не увести все! Видишь? — обвожу рукой многочисленные свертки.
— Можно, — недоверчиво глядит. — Когда? — интересуется.
— Вечером в понедельник. В среду утром будем дома. Успеешь к следующему экзамену, — выдаю раскладку.
— Как у Руля с экзаменами? — задаю следующий вопрос.
Стас пожимает плечами, поглощенный мыслями о Москве.
— Направь его ко мне сегодня. Есть для него одно предложение, — прошу.
Кивает.
Вечером встречаюсь с Фролом. В сарае добавился еще один сверток. Филу сообщаю о выезде в понедельник. Рулю передаю червонец и озадачиваю покупкой комплекта постельного белья. "Хорошо, что постельное белье не в дефиците сейчас", — радостно отмечаю.
Глава 2.
Июнь. Блатные.
Встреча с приблатненными в конце весны имела неожиданное продолжение. В субботу на пороге моего сарая неожиданно появился озабоченный Рыга. Обычно он старается выглядеть солидно, значимо и невозмутимо. Как будто в жизни все повидал и все знает! Неторопливо разговаривает с равными. Со своими и прочими снисходительно цедит слова.
— Серый! С тобой хотят встретиться уважаемые люди, — торопливо забубнил он вполголоса. — Пойдем! Ну, пожалуйста! Таким людям не отказывают!
"Куда делась обычная Рыгина значительность и невозмутимость?" — мысленно удивляюсь.
Я кажется, понял. Рыга в своих кругах растрепал про мой миниконцерт в поселковом сквере в конце мая. А сейчас проявил интерес к моему "творчеству" кто-то важный для него. На всякий случай интересуюсь:
— Зачем?
— Пойдем, это очень важно! (Для кого?) — Рыга уже тянет меня за рукав.
Мои друзья с удивлением и интересом смотрят на эту необычную сцену.
— Все будет в порядке, — сообщает он им.
Я готовил свое помещение в сарае к летним ночевкам. Придется отложить на потом.
— Ладно, пойдем, посмотрим, кто мной так заинтересовался, что ты сам не свой, — соглашаюсь.
— Там такие люди! — Рыга закатывает глаза и спешит к дороге.
Неторопливо иду за ним.
— Пойдем быстрее, — торопит меня.
Видеть метания Рыги, как какой-то шестерки становится неприятно. Неожиданно он подскакивает к стоящей на обочине Волге с занавесками на задних окнах. "Круто!" — отмечаю.
Рыга продолжает удивлять — открывает заднюю дверь и приглашает меня в машину. Сажусь. В салоне кроме водителя никого нет. Рыга запрыгивает на переднее сиденье. Водитель заводит машину и тут же рвет с места. "Куда они все торопятся?" — удивляюсь. Все страньше и страньше, как говорила Алиса.
Проехав весь город, свернули с улицы в какой-то переулок и притормозили у ворот частного дома. Ворота тут же открылись, и мы заехали во двор. Водитель, повернувшись ко мне, кивнул вглубь двора:
— Там ждут.
"Информативно и лаконично", — мысленно иронизирую.
Пошли с Рыгой в указанном направлении. За домом стояла летняя красивая беседка, рядом дымился мангал. Возле мангала стоял здоровый парень, покрытый многочисленными татуировками, и махал фанеркой над шашлыками.
В беседке сидели четверо мужчин и заинтересованно смотрели на меня. Я остановился у входа и поздоровался. Все продолжали молча смотреть на меня. Сразу выделил старшего, хотя он выглядел моложе соседей. Не старше 40 лет, одет не броско, но с претензией на элегантность. Двое других слева, похоже, местные. Во всяком случае, один у входа — хозяин (одет по-домашнему). Последнему седому справа — за 50 лет. Похоже, ему я меньше всех был интересен, так как, взглянув на меня, продолжил чистить апельсин. Посреди беседки стоял декоративный столик, заставленный бутылками, тарелками с закуской и дефицитными в это время фруктами. Наконец Главный шевельнулся.
— Этот что ли? — он повернулся к Рыге.
— Он, он, — Рыга, как болванчик закивал головой.
"Так! Сейчас мне будут указывать мое место, макая в дерьмо, потом снизойдут и позволят приблизиться к небожителям. Даже косточку дадут и почешут за ушком. Послушают забавную зверушку и не скучно скоротают время. Надо ломать сценарий" — сообразил.
— Давайте опустим преамбулу. Вы позвали — я здесь. Я вас не знаю, да и знать не хочу. У нас с вами разные песочницы. Дорогу я никому переходил. Вам от меня чего-то надо? — спрашиваю.
Прохожу в беседку и берусь за спинку пустого стула:
— Вы позволите? — в упор смотрю на Главного.
(Сзади икнул Рыга).
Мужчина медленно кивнул. Сажусь напротив. "Теперь психологически мы на равных", — отмечаю про себя.
Вначале моего монолога пожилой мужик оторвался от своего занятия. С удивлением посмотрел на меня, как на обезьянку, заговорившую человеческим голосом. Местные, с какой-то настороженностью посматривали то на меня, то на Главного, то переглядывались между собой. Удивление на лице Главного сменилось насмешливым выражением. "Быстро он все понял. Конечно, чтобы подняться среди волков надо соображать и действовать мгновенно", — отмечаю.
— Итак, я слушаю вас, — спрашиваю всех (нельзя терять темп), но взглядом выделяю Главного.
Пожилой гость наклонился в мою сторону, порываясь, что-то спросить. Но повинуясь движению кисти с какими-то наколотыми перстнями на пальцах и одним настоящим на безымянном Главного, откинулся на спинку стула.
— А ты борзой! — без угрозы констатировал Главный. — Ты знаешь кто мы? Не боишься, — продолжил неопределенно.
— Нет. Не боюсь, — пожимаю плечами. — Вы — авторитетные люди, возможно — "в законе". Не пойму, зачем я вам понадобился? — удивляюсь вслух. "Надо уводить разговор от меня в конструктивное русло", — мысленно решаю.
— Меня или их знаешь? — снова спрашивает Главный и, продолжая давить взглядом, кивает в сторону хозяина и его соседа.
— Нет, не знаю, — спокойно смотрю ему в глаза, помотав головой. — Вам, вроде известность ни к чему, — добавляю.
Кто-то из присутствующих хмыкнул.
— А мне парнишка нравится, — Главный принял какое-то решение и откинулся на спинку стула. — Шарит! — непонятно продолжил.
Остальные заметно расслабились.
— Угощайся, — он кивнул на стол.
— Спасибо, я шашлык подожду, — отвечаю. "Если дождусь", — промелькнула мысль.
— Выпьешь? — продолжает он играть радушие.
— Спасибо. Бокал сухого, потом, — намекаю на готовящийся шашлык.
— Лом, у тебя там скоро? — спросил Главный, подняв голову на здорового.
Тот что-то ответил непонятное "по фене".
— У тебя из близких кто-то сидел? — снова спросил, с интересом глядя на меня.
— Нет,— опять мотаю головой.
— Говорят, хорошие песни поешь? — интересуется.
"Вот, наверное, перешли к теме", — предполагаю про себя.
— Стараюсь, — равнодушно тяну.
Наконец заметил, как пересохло горло и насколько я внутренне напряжен. Пошарил глазами по столу, разыскивая безалкогольное. "Не расслабляться!" — мысленно приказываю себе.
— Нам споешь? — спрашивает пахан.
Держу паузу, разглядывая его и размышляю: "Я сейчас в положении более опасном, чем на минном поле. У таких зубров, на их поле однозначно не выиграть, но надо и себя не уронить".
— Я не знаю ваших понятий. Живу, как все и опасаюсь сейчас сказать или сделать что-то вразрез с вашими законами, — объясняю свое молчание.
— Какие наши законы? Тебе нечего бояться. Сидишь с нами за одним столом. Сейчас вместе шашлык кушать будем, — Главный немного подумал и продолжил:
— Я думаю, ты хороший человек и не из наших. Мы просто хотели посмотреть на тебя и послушать песни. Нас заинтересовало, как парнишка, не чалившийся в зоне, пишет душевные песни. Так об этом говорят, — объяснив, мотнул подбородком в Рыгину сторону.
"Представляю, как Рыга превозносил мои песни, рассчитывая подняться среди своих. А если провал? Его, конечно, не опустят, но он долго не отмоется от репутации балабола. Сейчас, наверное, молится про себя", — размышляю злорадно.
Оборачиваюсь на виновника сегодняшней встречи.
Похоже, тот сейчас в обморок упадет.
— Хорошо. Спою, только..., — соглашаюсь и демонстративно осматриваюсь.
Главный кивнул хозяину. Тот встал и вынес из дома две гитары — семиструнную и шестиструнную. Обе выглядели шикарно. Я взял шестиструнную и пробежался по струнам. Звук обалденный. Подстроил. Начал с Владимирского централа. Проигрыш, а вместо флейты у Круга засвистел, потом запел:
Весна опять пришла, и солнца лучики
Доверчиво глядят в моё окно.
Опять защемит грудь
И в душу лезет грусть,
По памяти пойдёт со мной.
Мне память ворошит, как вместе согрешил
С той девочкой, что так давно любил
Та девочка была, та девочка ушла
Забыть ее не хватит сил
Владимирский централ, ветер северный,
Этапом из Твери, зла немерено,
Лежит на сердце тяжкий груз.
Владимирский централ, ветер северный,
Когда я банковал, жизнь разменивал,
Но не "очко" обычно губит,
А к одиннадцати туз.
Главный сидел без эмоций. Только сосредоточенно слушал, опустив глаза. Пожилой в ходе песни стал покачивать в такт головой.
— Дальше, — Главный поднял глаза на меня.
Ритмично, изображая стук железнодорожных колес, стучу по деке. Начинаю боем, подражая Жарову:
Бегут, стучат...
Бегут колесики гуськом.
Спешат, хотят
Пугнуть мальчишечку Сибирским холодком.
А я ушаночку поглубже натяну
И в свое прошлое с тоскою загляну.
Слезу смахну,
Тайком тихонечко вздохну.
Тайком тихонечко вздохну.
Бегу один,
Бегу к зеленым городам,
И вдруг, гляжу —
Собаки мчатся по запутанным следам.
А я ушаночку поглубже натяну
И в свое прошлое с тоскою загляну.
Слезу смахну,
Тайком тихонечко вздохну.
Тайком тихонечко вздохну...
Вторая песня, судя по реакции, тоже большинству понравилась.
Главный глядя поверх моей куда-то, кивнул. Оказывается за моей спиной стоял Здоровый с дымящимися шампурами в руках. Хозяин, откуда-то достал блюдо, раздвинув посуду с бутылками, водрузил его на стол и ушел. На блюдо были сгружены шампуры. Главный махнул рукой:
— Угощайтесь, а сам задумчиво почесал висок.
Потянулись руки за шампурами. Сижу с гитарой, рот полный слюны. Старший заметил:
— Ты чего сидишь? Ешь.
Взяв с тарелки пару кусков хлеба, вооружился шампуром. Такого шашлыка я в этой жизни никогда не ел. Да и в будущем всего несколько раз. Мясо просто таяло во рту, наверное, его можно было не жевать. Проглотив несколько кусков, оглянулся. Рыга тоже с шампуром возле мангала торопливо жует стоя без хлеба. Вернувшись, хозяин поставил на стол вазочку с чем-то красным (соус вероятно) и на пустой стул кинул стопку полотенец. Главный тоже взял шампур, но ел как-то без охоты, все размышляя или вспоминая о чем-то.
— А еще песни есть? — взглянул на меня.
Я, продолжая жевать, кивнул. Все сосредоточенно ели. Главный повернувшись к старику что-то тихонько спросил. Они начали чего-то тихо обсуждать, сдвинувшись головами. Местные заинтересованно поглядывали на беседующих.
Я, добив один шампур, потянул к себе второй. Главный, отложив свой шампур, сказал:
— Мы спешим, исполни еще чего, потом поешь.
Вернул с сожалением шампур на блюдо. Вытер руки полотенцем. Выбрал на столе бутылку сухого вина и посмотрел на Главного. Тот кивнул. Налил себе половину фужера, отпил и потянулся за гитарой.
Начинаю перебором там, где у Круга играет скрипка:
Кольщик. Наколи мне купола,
Рядом чудотворный крест с иконами,
Чтоб играли там колокола
С переливами и перезвонами.
Наколи мне домик у ручья,
Пусть течет по воле струйкой тонкою.
Чтобы от него портной судья
Не отгородил меня решеткою.
Нарисуй алеющий закат.
Розу за колючей ржавой проволокой.
Строчку — Мама, я не виноват!
Напиши, и пусть стереть попробуют.
Если места хватит — нарисуй
Лодку, с парусами ветром полными.
Уплыву, волки, и вот вам...
Чтобы навсегда меня запомнили.
И легло на душу, как покой.
Встретить мать — одно мое желание.
Крест коли, чтоб я забрал с собой
Избавление, но не покаяние.
Закончил — все молчат. Задумались. Я решил рискнуть и исполнить недавно разученную "Вези меня извозчик" Новикова:
Эй, налей-ка милый, чтобы сняло блажь,
Чтобы дух схватило, да скрутило аж.
Да налей вторую, чтоб валило с ног,
Нынче я пирую — отзвенел звонок.
Нынче я гуляю, мне не нужен счет.
Мне вчера хозяин выписал расчет.
Я у этой стойки не был столько лет,
Не к больничной койке был прикован, нет!
Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой,
А если я усну, шмонать меня не надо!
Я сам тебе отдам, ты парень в доску свой
И тоже пьешь когда — то до упада.
Парень я не хилый и ко мне не лезь.
Слава Богу, силы и деньжата есть.
От лихой удачи я не уходил —
Был бы друг, а значит, он бы подтвердил.
Выплеснуть бы в харю этому жиду,
Что в коньяк мешает разную бурду.
Был бы друг Серега — он бы точно смог,
Да нынче бляха — муха, он мотает срок.
Ах, что это за сервис, если нету баб?
Мне с утра хотелось, да нынче вот ослаб.
Но чтоб с какой — то лярвой я время проводил —
Был бы кореш старый, он бы подтвердил.
Дам тебе я трешку, или четвертак.
Все равно, матрешка, будет все не так.
Так пусть тебя мочалит жалкий фраерок —
Нынче я в печали — друг мотает срок.
Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой,
А если я усну, шмонать меня не надо!
Я сам тебе отдам, ты парень в доску свой
И тоже пьешь когда — то до упаду.
"Фу, все иссяк", — отмечаю, откладывая гитару, откидываюсь на спинку стула. Все молчат, поглядывая на Главного.
— Ты все сам написал? — он испытующе смотрит на меня.
В ответ неопределенно пожимаю плечами:
— Практически.
— Поясни, — тянется за сигаретами.
— Порой в голове вертятся мелодии, иногда со словами. Чаще приходится сидеть над текстом. Может где и слышал? — опять пожимаю плечами.
— У тебя точно из близких никто не сидел? — спросил, наконец, пожилой.
— Нет, если не считать близкими соседей, друзей детства, отвечаю. "Черт! Что-то подозревают? Надо туману навести", — решаю. — Вот вы многое слышали, много где побывали. Не слышали похожих мелодий или песен? — интересуюсь.
Все отрицательно мотают головами, заинтересованно глядя на меня.
— Я слышал историю про популярную песню "Шизгара". Знаете? — спрашиваю.
Все кивают.
— Так вот, впервые ее исполнили в девятнадцатом веке в Америке во времена "золотой лихорадки". Только текст и мелодия были немного другими. Потом какая-то западная группа ее переделала для банджо и исполнила в шестидесятых годах. В семидесятые годы, уже другая популярная группа снова переделала текст и мелодию. Добавили красивую гитарную партию из рок оперы, и получилась песня, мелодию которую мы знаем. А текст, который у нас исполняют совсем не тот, что звучит на западе. Там и песня под другим названием. "Шизгару" там не знают, — излагаю историю популярной песни.
Все с удивлением смотрят на меня.
— А ты откуда знаешь? — спрашивает.
— Я тоже задумывался, как у меня получаются песни. А про "Шизгару" знакомый профессиональный музыкант рассказывал, — выкручиваюсь.
— Еще спой что нибудь, — взглянув на Главного, попросил пожилой.
— У меня нет ничего ... по этой тематике, — запнувшись, смущенно отвечаю.
— Ну, спой не по теме, — улыбнулся главный.
Снова беру гитару, размышляя: " Не любовные или патриотические песни им петь!"
Играю проигрыш на одной струне "Ты знаешь, так хочется жить!" песни группы "Рождество":
Ты знаешь, так хочется жить
Наслаждаться восходом багряным
Жить, чтобы просто любить
Всех кто живёт с тобой рядом...
— Вот где-то так. Еще сырая, — поясняю невнятный конец песни и откладываю гитару.
— Смотрю на тебя и вижу — пацан, а послушаешь — поживший, испытавший многое мужик. И ведешь себя не как пацан, — испытующе глядя на меня выдал Главный.
— Чтобы сочинить песню о монтажниках-высотниках, не обязательно быть монтажником и высотником, — пытаюсь отвести от себя подозрения.
Немного помолчав, размышляя над моими словами, Главный вдруг протянул мне руку:
— Меня зовут Юрий. Юрий Васильевич, — хмыкнув, добавил.
— Что дальше думаешь делать? На сцену пойдешь или в кабаках лабать? — посыпались вопросы.
— Нет, — отвечаю и задумываюсь. — У меня немного другие планы. Учиться надо. Песни не главное. А на песнях, может, заработаю немного, — сообщаю.
— Как ты хочешь заработать на своих песнях? — оживился Пожилой.
"Вероятно, финансист у блатных", — подумалось. — Попробую предложить профессионалам, — отвечаю
— Кинут тебя, — убежденно заявил он.
— Может, тебе помощь нужна? У нас большие возможности, — пошевелился Юрий Васильевич.
"Ага, начали обрабатывать пацана. Слаженно работают", — мысленно отметил я. А вслух произнес:
— Некоторые песни зарегистрирую в ВААПе и попробую продать популярным певцам. Иные — предложу ансамблям в ресторанах, — я многозначительно замолчал. "Намек поймут?" — гадаю про себя и продолжаю: — Предполагаю, что мои песни станут популярными. Спасибо, но помощи не надо. Я уже продал две песни, — признаюсь.
— Соображает, все продумал, — дернув щекой с каким-то сожалением заключил "финансист". — Ты считаешь, что регистрация песни защитит тебя или твои отчисления? Официально ведь не продать, — демонстрирует он знание предмета.
— Посмотрю. В стране ведь не один популярный певец. Сборниками предлагать не собираюсь. А потери в любом новом деле неизбежны. Я не злопамятный, но память у меня хорошая и зло помню, — философски заключаю.
— Умный, — снова хвалит пожилой и возвращается к финансам:
— За сколько ты хочешь продать песню? К примеру, про Централ?
— Песни подобной тематики официальным исполнителям не предложить, — подтверждаю не высказанное. — Наверняка найдутся исполнители, которые и на таких песнях зарабатывают, — продолжаю защищаться.
— А сам не хочешь быть исполнителем? Самому петь свое и рубить бабло за это? — спросил Юрий Васильевич.
— Может иногда, но постоянно нет. Не много пока у меня песен для моего возраста и голоса. Сами заметили, что не все песни мне соответствуют. Вернее моему возрасту, — поясняю.
— В ансамбле поешь? — снова продолжает допрос Юрий.
— Нет, зачем? Мои песни хорошие, согласитесь? А за хорошие песни можно получить хорошие деньги, — выдаю я. "Мой намек проигнорировали", — мысленно морщусь.
— Если мы тебя снова пригласим спеть? Возможно не сюда. Заплатим, не обидим, — интересуется он.
— Нет, не получится, — мотаю головой. — На днях собираюсь в поход от школы, потом в лагерь. Комсомольский, — глядя на вытянувшиеся лица, поясняю. — Можно ко мне прислать музыканта и я ему все передам — текст, ноты. Объясню, как исполнять, чтобы песня выигрышней прозвучала и понравилась людям, — предлагаю.
— Сколько ты хочешь получить за песню? — снова спрашивает финансист.
— 1000 рублей, — безмятежно заявляю.
Из местных кто-то присвистнул, кто-то удивленно выругался. Рыга охнул за спиной. Только Юра с финансистом не проявили эмоций, а молча оценивающе смотрели на меня. Решаю снять возникшее напряжение:
— Хорошая песня может звучать десятилетиями. Вспомните застольные песни. А исполнитель, сколько сможет заработать, исполняя популярную песню за несколько лет?
— Популярным певцам, за сколько хочешь продавать? Тоже за тысячу? — не унимается финансист.
— У них аудитория шире и сборы выше. Им поначалу можно предложить за 5000 рублей. Если стану популярным песенником цену можно увеличить. Ведь бардам и популярным музыкантам на закрытых мероприятиях, неофициальных концертах и в популярных кабаках платят до 10000 за вечер. Но, вы это знаете, наверное, — поясняю я.
— Ладно. Если возникнут трудности, обращайся, — Юра, достав из бумажника визитку, протягивает мне.
На визитке только телефонный номер из шести цифр областного центра.
— Спросишь Юру. Забавный ты пацан, — заключает он. — В твоем городе все твои проблемы решит Володя, — выделив голосом "твои проблемы", кивнул на хозяина. — Можешь обратиться к нему, — мотнул головой в сторону Рыги.
Довольный Рыга опять, как болванчик закивал.
"Ага, разбежался! У вас рубль вход, выход — три. Один раз помогут — всю жизнь должен будешь", — мысленно отказываюсь.
— У тебя клевые песни, жизненные и поешь душевно. Людям понравится. Продолжай сочинять и петь. Парень ты понимающий и чувствующий. Думаю, пойдешь далеко. Не забывай про братву. За решеткой тоже люди сидят. Бог даст, еще встретимся. Заплати ему за концерт, — повернулся Юрий Васильевич к "финансисту". Тот достал толстый бумажник и протянул мне "четвертак".
— Ну-у? — протянул Юра, укоризненно глядя на того.
Вздохнув, финансист достал еще "четвертак".
— Ладно, давай доедай. Тебя отвезут. Мы здесь загостились. Дел немеряно. Но не зря, — подмигивает мне. — Спасибо, хорошо принял,— обращается к хозяину Главный.
— Спасибо, наелся, — благодарю, глядя на остывший шашлык. "Пора сваливать отсюда и быстрее", — соображаю. Не комфортно себя чувствую в такой компании битых жизнью волков.
Юра понимающе хмыкает.
— Всего доброго! — прощаюсь.
Кивают в ответ. Хозяин дома идет вместе с нами к машине.
— Где были, кого видели, о чем говорили — забыть, — неожиданно густым басом инструктирует нас с Рыгой.
А на меня накатывает отходняк. Даже руки затряслись. Теперь поведение Рыги мне смешным не кажется. У машины Володя пожал нам руки. Рыга, аж воспрянул.
"Фу, вроде выдержал непростой разговор! Хотя, черт их знает, что они решат? Заманчиво уркам заработать на мне. Возраст мне помог и сам слабины не дал. Удачно перевел стрелки на музыканта. Пусть на нем зарабатывают. Если от них кто-то приедет, надо будет еще 1-2 песни по тюремной тематике подготовить. Чтобы не подумали, что я забыл их нормальное отношение ко мне сегодня. Ведь пришлось, наверное, непривычно сдерживать себя в общении на равных с подростком. Со временем надеюсь так подняться, что ворам нужно будет в лучшем случае просить, а не разговаривать на равных и тем более вести не так, как сегодня с Рыгой", — так всю дорогу домой анализировал я, а Рыга в нетерпении ерзал на сидении рядом, но молчал.
Вышли на том же месте. Водитель при расставании уважительно пожал мне руку. "А я и не видел, где он был, когда пел. Достались ли ему шашлыки?" — меня вдруг нервно пробило на хи-хи.
На скамейке возле барака вижу почти всю нашу компанию. "Чего это все собрались? Неужели из-за меня? Надо отметить удачную сделку и ребят как-то успокоить. Правду говорить не желательно", — удивляюсь и решаю.
Отступление. Блатные.
А в это время в беседке продолжилась беседа по возвращению хозяина.
Володя Прокофьев по кличке Мешок действительно являлся теневым хозяином города. По молодости, сделав несколько ходок на зону, решил остепениться и осел в этом тихом городке. Купил хату, завел подругу. Принял предложение братвы и стал "смотрящим" в этом районном центре. Уже несколько лет он успешно негласно "держал" город. Соседи и даже большинство из братвы не знали о роли тихого инвалида в криминальной жизни города. Пришлось подсуетиться, немало отстегнуть, куда и кому надо и оформить инвалидность. Информация обо всем, что творится в городе, вплоть до решений в исполкоме, райкомах и всех планах руководства города (тем более в милиции), всех преступлениях стекалась в этот неприметный дом, за высоким забором в тихом переулке к Мешку. Мешок не афишировал свою власть и свои возможности. Общался только со своими информаторами и Фиксатым (присутствовал на сегодняшней встрече от городской братвы). Фикса занимался силовой поддержкой и прикрытием криминальной деятельности в городе и районе. У него была группа тщательно отобранных "торпед", готовых выполнить любое поручение. Тандем Мешка с Фиксатым сложился довольно прочным, так как каждый был доволен своей ролью. Фиксатого не устраивала тихая жизнь из-за некоторой авантюрности характера. Ему нравилось рисковать, льстило неприкрытое уважение при его появлении в общественных местах. Нравилась бессильная злоба "правильных" ментов, так как голова у Фиксатого "варила" и повода для привлечения его к ответственности местным правоохранителям он не давал.
Мешок, узнав, что его проездом собирается навестить сам Гвидон, передал сообщение о намечающейся важной "стрелке" Фиксатому. Отправил от греха из дома свою подругу. Не приветствуется на важных встречах присутствие посторонних, да и тесные, постоянные отношения с женщинами не "по понятиям". Он чувствовал себя спокойно — косяков за ним не было и "предъявлять" ему за что. До него дошли слухи о предстоящей "сходке" в области воров. "Наверное, поездка Гвидона в отдаленный от центра район области связана со "сходкой", — предположил.
Мешок с Фиксатым оговорили между собой сумму, передаваемую в "общак" сегодня, раз уж так сложилось. Сами разожгли мангал, замариновали мясо и Мешок собственноручно "накрыл поляну" к оговоренному часу. Гвидон прибыл с казначеем, которому между делом был вручен взнос для общака. Тщательно пересчитав деньги, тот кивнул Гвидону. Задумчиво покуривая "Мальборо" тот начал:
— Я доволен вами. В районе правильно поставили дело, не то, что в некоторых..., — задумался.
Мешок слышал о проблемах воровской масти в более дальнем районном городке, который располагался на берегу водохранилища республиканского значения, связанными с рыбными промыслами. Рыбная мафия обурела, почувствовав свою силу, и перестала считаться с воровскими интересами. Наивные и жадные. "Гвидон их обломает", — удовлетворенно промелькнула мысль.
Пересказав гостям все местные новости и решив ряд вопросов, хозяева замолчали и уставились на задумчивого хозяина области. Мешок, вспомнив об интересе Гвидона к искусству, решил позабавить слухом о появившемся в городе гитаристе, сочиняющем якобы отличные песни. Информатор просто слюной захлебывался от восторга. Во взгляде Гвидона появился интерес. Переглянувшись с казначеем, неожиданно Гвидон попросил показать ему пацана и подготовить инструмент на всякий случай. Мешок прошел в дом и сделал по телефону несколько звонков. Вернувшись, сообщил, где будет ждать его шестерка, который поможет выйти на районного "авторитета", а тот найдет и привезет пацана. Гвидон кивнул присутствующему водителю и через час перед авторитетами стояли два подростка.
"Какая разница между ними? Один какой-то неприятный с партаками на кистях — заметно трусит. Другой смотрит прямо, ведет себя уверенно и независимо, как будто каждый день встречается с законниками. Хотя, он, наверное, не подозревает, куда его привезли и что его может ждать, в крайнем случае. Нет, по глазам видно — все понимает. В глазах ум, уверенность и дерзость. Когда тот прервал Гвидона и сам подошел к стулу, то, наверное, и Гвидон опешил, но быстро сумел собраться. Не много людей в такой компании могут себе позволить так вести. Не похоже это на детское легкомыслие. Чувствуется в парне внутреннее напряжение, но очень скрытое. Движения, голос, поддержание беседы — ничего не говорит о волнении. Ведет себя с достоинством, но проявляет уважение, как к взрослым и в то же время держится, как равный собеседник. Смеет даже отказывать Гвидону в том, что ему не выгодно. А как логично обосновал цены, и ловко уклонился от рассказа о своих планах", — отмечает про себя.
Парень Мешку понравился, хотя в процессе разговора пришлось несколько раз напрячься.
Гвидон начал, катая в руках фужер с вином:
— Парнишка мне понравился. Спасибо Володя за него. Нечасто таких людей встречаешь. Присмотри за ним!
— Похоже, он не из "бедовых" и не пойдет к нам, — задумчиво заявил Мешок.
— Не пойдет, — соглашается Гвидон, — но нам этого и не нужно. У нас много всяких. Разве мало первых секретарей едят у нас с рук, в саунах парятся? Этот не из таких. У него есть стержень. Гнуться и в ж...пу целовать он не сможет, поэтому партийную карьеру ему не сделать. Но чувствую, у него большое будущее, — задумался.
— Если такого не сломают, то в дерьмо могут окунуть или подставят и закроют. Жизнь она такая, — продолжил выяснять свою задачу Мешок.
— Вот и присмотри, — жестче повторил Гвидон и продолжил: — Пользы нам он может принести много. Ты помнишь, он сказал про память и зло? Так я думаю, что и про добро он хорошо помнит. А такие люди нам наверху нужны. Поэтому, когда будете прикрывать — он должен понять от кого помощь, — посмотрел на обоих. — Если ваших возможностей хватать не будет, сообщайте немедленно.
Мешку указал:
— Собери о нем все. — Выясни про поход и лагерь (хмыкнул), — продолжил инструктаж. Немного подумав, добавил: — А этого...
— Рыга, — подсказал Фиксатый.
— Да, этого убери. Какой из него авторитет? Даже среди мальков? Только в "блудняк" вписать может. К осени подбери другого авторитетного пацана.
— Наш интерес к этому соловью, — и удивленно замолчал, увидев улыбнувшихся Мешка и Фиксатого.
— Фамилия его Соловьев,— разъяснил Мешок.
Теперь и Гвидон улыбнулся и продолжил:
— Наш интерес к нему скрывать. Никто не должен знать о нашем интересе. Думаю, что скоро не только нам парень будет интересен и возле него станет тесно. Если он попадет на зону, то с ним будет проще, но и возможности его снизятся, а значит и наши, — завершил Гвидон.
Когда гости, распрощавшись, уехали, Фиксатый восхищенно цыкнув зубом заявил:
— Гвидон — голова! На раз просек все про парня. Пока тот пацан — срубит бабла на его песнях, а вырастет, то еще больше.
— Надо подумать, кого к нему подвести, — продолжил Мешок, соглашаясь с Фиксой.
Июнь. Продолжение.
Пока с Рыгой шли от дороги вдоль барака к моему сараю, тот чуть ли прыгал вокруг меня, восторгаясь моей и своей крутизной. Периодически пытался добиться от меня признания неординарности такого события — встречи с ТАКИМИ! людьми, почти небожителями. А они даже разговаривали с нами, ели за одним столом и жали руки. (?)
— Теперь мы с тобой.... Ух! — слов выразить свой восторг у Рыги явно не хватало, и он активно помогал себе руками.
Когда завернули за угол, около лавочки с торца барака обнаружили большую толпу подростков, состоящую в основном из моих друзей, ребят из бараков, Белого и Желтого домов. Также был Фил и несколько пацанов из Дашкиного поселка. Увидев меня, все оживились. Рыга удивленно замолк, увидев такую толпу, растерялся, и торопливо заверив меня в своей вечной дружбе и несомненной поддержке во всех моих делах, ретировался от греха. Многие его недолюбливали, и разгоряченные пацаны могли навешать ему, не обращая внимания на его "крутизну" и поддержку "небожителей".
Ребята накинулись на меня с вопросами:
— Куда тебя возили? Чего этому от тебя было надо? Как все прошло? С кем надо разобраться?
Больше всех рассмешил Яшка. У него всегда словарный запас был небогат. Сейчас же он и его забыл. У Сереги постоянно в речи присутствовали слова паразиты — "на ху..., бля...ь" и привычка сплевывать каждый раз. Яшка горячился:
— Мы, на ху..., бля... ь, тьфу, хотели идти, на ху..., бля...ь, тьфу, тебя выручать. На ху..., бл...ь, тьфу. Да не знали, на ху..., бля...ь, тьфу, куда идти. Ты где, на ху..., бля...ь, тьфу, был?
— Все нормально ребята, — улыбаюсь, — пригласили на беседу насчет моих песен.
В груди потеплело. Друзья обеспокоились из-за меня и готовы были идти на разборки. Не важно, с кем и куда. "Хотелось бы верить, что собрались почти все мне на выручку не из-за долгожданных импортных обновок из Москвы. Все-таки дружная у нас компания. На многих лицах была заметна искренняя обеспокоенность", — мысленно отмечаю.
Оглядываюсь. Возле соседнего барака толпятся женщины, а у некоторых гаражей группируются бараковские мужики. Всех заинтересовало многочисленное собрание обеспокоенных поселковых ребят.
Посыпались новые вопросы:
— Какие песни? Кто пригласил? ...
— Вы их не знаете. А песни...? Давайте я вам сейчас их спою, пока мы все здесь... собрались, — отвечаю и запинаюсь вспоминая: "Знаменитая песня Митяева "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались". Еще не мешает перед походом вспомнить и подобрать аккорды туристических и других походных песен. Вероятно, придется в походе петь. Уже на первом собрании девчонки намекали. Свою гитару, однозначно, в поход не возьму. Не хочу рисковать. Дождь, сырость, походный быт — не самые благоприятные условия для хорошего инструмента. Если ребята захотят музыку, пусть ищут другую гитару, которую не жалко", — размышляю про себя, пока не замечаю тишину вокруг. Оглядываюсь. Все с удивлением и обеспокоенностью смотрят на меня.
— Сейчас гитару принесу, — успокаиваю всех.
Спел те же песни, что исполнял перед ворами. Пока пел толпа вокруг меня, как минимум удвоилась. Закончив, попытался уйти, но куда там! Насели на меня все, потребовав еще песен. Пришлось исполнять и другие песни. Народ уже запомнил некоторые, и люди просили спеть их или повторить. Пришлось повторить "Кольщик" и "Ушаночку" из новых.
В воскресенье с Павлом закончили запись песен для демонстрации в Москве. Решили, что повезу пленку.
Глава 3.
Июнь. Белянина.
В понедельник сводил Таньку к Рулю. Там, после возни на диване, когда валялись голые и расслабленные, подвергся настоящему допросу:
— Почему ты, гад такой, столько времени избегал меня? Скажи правду — чья это квартира? Что у тебя с Маринкой? У тебя с ней серьезно? Ты новые песни написал? В походе петь будешь?
Я даже растерялся от потока вопросов и упреков. Потом она призналась:
— Сволочь ты, Соловьев! Всю душу вымотал. Чего я только себе не напридумывала? А еще девчонки шепчутся — Соловьев Маринку Белову везде танцует — в школе, в клубе, дома и в разных позах. Даже видели вас в Березках за линией.
Я смеюсь, а она неожиданно заплакала и отвернулась. "Вот это да! Танька ли это? Или это игра? Никогда бы не подумал, что хитрая и расчётливая Белянина (как я думал) способна плакать из-за чувств", — растерялся.
Повернулся к вздрагивающим плечам и круглой попке. Поглаживая всякие приятные выпуклости и целуя в шейку, стал шептать всякие успокаивающие глупости и оправдания. Постепенно всхлипывания стихли. Девчонка возбудилась, и мы с ней в очередной раз занялись приятным делом. В этот раз я попробовал быть сверху. Оба возбудились и "потеряли голову". Пришел в себя, когда Танька пискнула подо мной. В процессе имитации полового акта из-за совместных движений мой член почти воткнулся ей в лоно. Только боль заставила Таньку вскрикнуть и прийти в себя. От внезапного ужаса у меня даже эрекция пропала. Она тоже испугалась, но, похоже, меньше меня. Посмотрев на меня заплаканными счастливыми глазами, призналась:
— Ты меня чуть женщиной не сделал. Я, конечно, не против, если ты будешь со мной всегда.
Испытующе смотрит. Вздыхает, что-то поняв и отворачивается.
— Не знала, что я такая собственница, — продолжает признаваться. — Знаешь, как невыносимо видеть, когда с Маринкой шепчетесь и смеетесь? Хотя мы с тобой договорились, что я буду с Сашкой, но я не могу с тобой окончательно расстаться и выбросить из головы. Особенно трудно вечером в кровати одной, — хихикает, вспомнив что-то.
Я уже пришел в себя от пережитого ужаса и снова притягиваю ее к себе.
— Теперь я только снизу! — соглашаемся оба. "Какая у нее бархатистая кожа и упругое тело! У Маринки кожа более тонкая и ощущения другие от прикосновений", — заползает подленькая мысль. "Татьяна более решительная и откровенная со мной в постели", — продолжаю сравнивать. "Даже разделась почти без всякого стеснения вначале", — вспоминаю. Хотя, как только вошли в комнату, сразу оба головы потеряли и стали скидывать одежду с себя и друг друга. Безо всяких прелюдий кинулись голые к друг другу.
— Предполагаю, что мы с тобой останемся любовниками на всю жизнь, — провокационно заявляю.
Татьяна внимательно посмотрела на меня, отвернулась и задумчиво глядя в потолок хмыкнула.
— А ты с Маринкой будешь? — снова вопросительно смотрит на меня.
— Нет. У Маринки — Вовка, — признаюсь.
— А ты с кем? — удивляется.
— Моя жена, возможно, еще на горшке в детсаду сидит, — отшучиваюсь.
— Ах ты, извращенец! — радостно смеется и больно сует кулачком в бок. — Тогда я согласна, — соглашается, опять глядя в потолок.
"Для нее важнее, что я не Маринку выбрал", — догадываюсь.
Снова начинаем целоваться и ласкать друг друга...
Когда лежим расслабленные, отдыхая, Танька начала снова начала разговор:
— В пионерском лагере от комбината мы с девчонками рассматривали какую-то самодельную потрепанную книжку с рисованными картинками. Там много разных способов изображено, как может мужчина с женщиной заниматься этим. Всем девчонкам интересно было.
— Вероятно, вы смотрели самиздатовскую версию Кама Сутры, — предполагаю.
— Не помню я, как эта книга называлась. Вроде там начальных листов не было, — вспоминает. — Мы с тобой тоже будем пробовать по-разному? — наконец задает интересующий ее вопрос.
— Конечно. Когда ты станешь женщиной, — смеюсь. — Сейчас мы с тобой ограничены в желаниях и экспериментах.
— Ты говорил, что в попу тоже приятно, — обличает меня.
Предполагаю, что без смазки получится так же, как с Маринкой.
— Давай в следующий раз попробуем, надо будет кое-что запасти, — отказываюсь. — Нам ведь сегодня и так хорошо! — утверждаю.
Танька благодарно целует в щеку.
— Я такая счастливая! — признается. — Так бы лежала и лежала с тобой, — продолжает и потерлась щекой о мое плечо. — Сюда никто не придет? — беспокоится. — Чья это комната? — интересуется.
— Я, как и обещал тебе, договорился с моим знакомым. Сюда никто не придет, пока мы здесь. Когда мы с тобой расстанемся сегодня, я ему сообщу, — успокаиваю ее.
— Хорошо-то как! — констатирует она. — Почему женщины и девчонки так по-разному рассказывают про это? Ведь это так приятно! — непонятно интересуется Танька.
— Давай потом и об этом поговорим, — предлагаю: — Нам пора собираться.
Гляжу на часы, стоящие на телевизоре. Уже был пятый час. Пора готовиться на поезд в Москву.
Таня явно расстается со мной с сожалением. На прощание целуемся. Легко шлепаю по ее симпатичной попке. Радостная уходит через второй выход из подъезда.
Глава 4.
Июнь. Москва.
Еле допёрли многочисленные свертки до вокзала. Снова обшарпанный и вонючий плацкартный вагон. Теперь нас трое. Стаса предупредил, что ему придется ожидать нас на улице во время продаж-покупок, так как люди, с которыми нам приходится общаться против новых лиц. Стас понимающе кивнул. Фил — заметно обрадовался. По приезду сохранил наши билеты на всякий случай. Ребят предупредил, чтобы не дергались при встрече с милицейским патрулем. Часть груза пришлось оставить в камере хранения.
Соломоныч искренне обрадовался, увидев нас. Сразу вызвонил Аду Антоновну. Я посмотрел на Юрку.
— Мне что, выйти? — догадался он.
Киваю.
— Я тебя потом позову, — обещаю.
Достаю бобину с пленкой и конверт с текстами и нотами. Вопросительно смотрю на присутствующих.
— Я же говорил, что Сергей умный парень, — заявил довольный Соломоныч Аде Антоновне.
— Давай Сережа сразу определимся с твоим творчеством, — решительно заявляет женщина.
Киваю опять.
— Ты согласен предложить для продажи некоторые свои песни? — спрашивает, пристально вглядываясь в меня.
Снова киваю.
— Ты гарантируешь, что их еще никто не зарегистрировал? — допытывается.
— Возможно, зарегистрировали три мои песни. Но их среди этих нет, — трогаю бобину.
— Ты их продал? За сколько? — оживилась Ада Антоновна.
— Коммерческая тайна, — сообщаю и, улыбаясь, пожимаю плечами. "Должны же торгаши понимать законы торговли", — думаю.
Соломоныч прячет понимающую улыбку, опуская голову.
— Хорошо, — соглашается она, немного разочарованно, — за сколько же ты хочешь продать эти песни с правами на них?
— За пять тысяч рублей за песню, — открыто смотрю на нее, стараясь не проявить эмоций.
— Это не реально! — решительно заявляет. — Пойдем ко мне в кабинет, не будем здесь мешать, — предлагает, взглянув на Соломоныча.
— С нами сегодня еще один пацан. Это он под богом ходит. Та икона была его, — вопросительно гляжу на Соломоныча. — Может не стоит его держать на улице?
Соломоныч колеблется. Потом неохотно кивает и сообщает:
— Пусть заходит.
— Этим летом мне некогда будет ездить к Вам. Возможно, он будет возить товар. Парень надежный, — успокаиваю его.
— Хорошо, пусть заходит, — заявляет уже без тени сомнения.
Приглашаю ребят к Соломонычу. Передаю Филу список вещей для Маринки, а сам иду за Антоновной в глубины магазина.
Кабинет у нее значительно просторней, чем у Соломоныча и больше похож на кабинет, чем на склад антиквариата, хотя здесь тоже хватало разных артефактов.
Антоновна расположилась за солидным столом. Кивнула мне на стул возле стола для совещаний, приставленного к ее столу и начала убеждать меня:
— Сережа, пойми! Неизвестные песни неизвестного автора столько не стоят. Надо реально смотреть на вещи.
— Сколько же предлагаете Вы? — спрашиваю, стараясь выглядеть равнодушно.
— Пойми. Каждая из песен может стоить по-разному, — задумывается, — от трехсот до одной тысячи рублей, — предлагает. — Если действительно песня стоящая, — уточняет.
Мотаю отрицательно головой:
— Могу предложить одну стоящую песню за три тысячи, если поможете зарегистрировать в ВААПе остальные, — предлагаю.
Удивленная моей информированностью, смущенно заявляет:
— Я такие вопросы не решаю.
Впервые замечаю у Ады Антоновны эмоции.
— Твои песни надо слушать, чтобы их оценить. Здесь у меня нет магнитофона, чтобы их прослушать. Предлагаю съездить к одному знающему человеку, который сможет их оценить и купить, — вопросительно смотрит на меня она.
Пожимаю плечами:
— Если надо, поехали.
Антоновна задумчиво глядя на меня, тянется к телефону.
— Алло, это я! — ..., — приехал. — ..., — Привез, — ..., — пленку и ноты. — .... — Сколько песен? — спрашивает меня.
— Семь, — отвечаю.
— Семь, — повторяет в трубку.
Слушает:
— Так, ... так, ... поняла, ... так, ... хорошо! — кладет трубку.
— У нас есть час. Потом встретимся с одним человеком, — задумчиво сообщает мне.
Я поднимаюсь из-за стола.
— Поедем, кофе пока попьем. Расскажешь мне о себе, — предлагает мне, решительно поднимаясь с кресла.
Молча иду за ней. Выходим во двор через заднюю дверь магазина. Антоновна подходит к новой красной "шестерке". Открывает ключами водительскую дверь, садится и, перегнувшись через сиденье, открывает правую пассажирскую дверь для меня. Замечаю болтающуюся на зеркале, какую-то пушистую зверушку и наборный плексигласовый набалдашник на рычаге переключения передач.
"И весь тюнинг? — мысленно удивляюсь. "Хотя нет, что-то переключила под приборной панелью", — замечаю. "Наверное, самопальная противоугонка", — догадываюсь.
Поехали какими-то дворами, переулками. Я быстро запутался. Подъехали к кафе в каком-то тихом переулке.
"Гости столицы, явно про это кафе не знают", — мысленно отмечаю.
Антоновну здесь знали, так как она приятельски здоровалась с немногочисленным персоналом. Посетителей в кафе было немного из-за раннего времени. Сев за столик у окна, она сделала заказ для себя и вопросительно посмотрела на меня.
— Кофе со сливками или с молоком. (Сомневаюсь, что в это время найдутся сливки даже в Москве). Сахара одну ложку, — делаю заказ я.
Вижу удивленный взгляд Антоновны. "Опять эмоции вызвал!" — удовлетворенно отмечаю мысленно.
— Расскажи, пожалуйста, о себе, — предлагает Антоновна.
— У меня не богатая биография, — улыбаюсь. — Живу с родителями в рабочем поселке, перешел в десятый класс.
— От девочек, наверное, прохода нет? — провоцирует на откровенность.
— Пока справляюсь, — неопределенно отвечаю, открыто улыбаясь.
Антоновна помолчала и, не дождавшись продолжения снова спрашивает:
— Как ты песни стал сочинять?
— Давно замечал, что в голове порой крутятся какие-то мелодии, иногда со словами. Решил как-то записать. Купил и научился играть на гитаре. Ходил к репетитору — профессиональному музыканту. Он помогает с нотой записью и табулами. Недавно выступил на концерте к восьмому марта со своей песней, — привычно рассказываю свою версию.
— Кому уже продал песни, расскажешь? — спрашивает.
— Одну в наш городской ВИА, две другие для женского голоса певице из областной филармонии. Одна из них "Дальнобойщик". Вы слышали ее. Девочка, которой ее подарил, так решила, — признаюсь.
— За сколько их купили, не скажешь? — допытывается.
— Дорого, для нашего городка и областного центра, — намекаю на столичные возможности.
Антоновна обиженно поджала губы.
— Все равно, ты очень дорого запросил, — задумчиво заявляет она.
— На какой гешефт Вы рассчитываете, если не секрет? — откровенно спрашиваю.
Антоновна пристально смотрит на меня и задумчиво произносит:
— Евгений говорил мне, что ты очень необычный молодой человек. Теперь я и сама..., — замолчала. — Конечно, я рассчитываю на небольшой процент, — признается неохотно. — Все будет зависеть от человека, к которому мы едем.
— Чем думаешь заниматься после школы? Музыкой? — интересуется, думая о другом.
— Нет. В институт пойду, — признаюсь.
— Все, поехали, — сообщает, взглянув на часики, и лезет в сумочку за кошельком.
Достаю и кладу на стол рубль.
— Я заплачу, — нерешительно заявляет Антоновна.
Пожимаю плечами и выхожу из-за стола, "забыв" рубль на столе.
В машине предлагаю:
— Вы можете рассчитывать на десять процентов с каждой проданной песни. Или тысячу, если поможете зарегистрировать песню в ВААПе.
— С ВААПом я тебе вряд ли помогу, — задумчиво признается она. — Надо бы с Евгением посоветоваться, — решает и поворачивает к обочине, останавливаясь у телефонной будки.
Возвращается. Едем дальше.
— Евгений тоже не знает. Пообещал разузнать про регистрацию. Вероятно, потребуются немалые деньги, — сообщает, взглянув на меня.
"И здесь хотят заработать жуки!" — думаю с неприязнью.
Приехали к старому пятиэтажному дому. Дом был с всякими архитектурными изысками. Поднялись на четвертый этаж по широкой лестнице. Между лестничными пролетами было пустое квадратное пространство. "Для лифта, что ли?" — возник вопрос, "для подъема крупногабаритной мебели", — пришел ответ от памяти будущего.
На звонок открыл дверь невысокий седоватый мужчина, лет пятидесяти, одетый в халат на белоснежную рубашку с галстуком. С интересом посмотрел на меня и расцеловался с Антоновной. Она представила нас:
— Сережа Соловьев, Иосиф Аркадьевич!
Пожали руки.
"Рука мягкая, теплая", — мысленно отмечаю.
— Проходите, пожалуйста, — приглашает рукой вглубь просторной роскошной квартиры.
Не снимая обуви, проходим в большую комнату. Оглядываюсь. В углу рояль, вдоль стен вычурные диванчики и стулья. В другом углу столик с букетом живых цветов, похоже на антикварный со стульями на гнутых ножках вокруг. У входа какие-то статуи, в углах вазы. У левой стены белая мебельная стенка, в тон со светлыми стенами. Комната, да и вся квартира оформлена богато и со вкусом.
— Чай, кофе? — радушно предлагает хозяин.
— Благодарю, только пила, — отказывается Антоновна.
— Спасибо, — тоже отказываюсь.
Он приглашает нас к столику и садится спиной к окну.
"Лицо прячет в тени", — соображаю.
— Ну-с, молодой человек, говорят, вы можете удивить старика? — мельком взглянув на Антоновну, с интересом смотрит на меня, приглашая к разговору.
Пожимаю плечами, молча ожидая продолжения, и достаю из пакета бобину с пленкой и конверт с нотами.
— Вам решать, — сообщаю.
— Хорошо, не будем терять время, послушаем, — забирает пленку. — Может, сам споешь? — предлагает, не выпуская бобину из рук. — Мне сообщили, что ты хорошо поешь, — опять взглянул на Антоновну. — В живую песня по-другому звучит, — объясняет.
— Могу, — соглашаюсь с ним.
— Что тебе для этого надо? На каком инструменте играешь? — интересуется.
— На акустической гитаре, шестиструнной, — сообщаю.
Непроизвольно морщась от выбора плебейского инструмента, встает из-за стола:
— Сейчас посмотрю, где-то был этот инструмент.
Приносит гитару и протягивает мне. Пробую звук. Шикарно. Гитара эксклюзивная, концертная. Немного подстраиваю и начинаю с первой песни, записанной на пленке — "Так хочется жить".
Слушать можно здесь: https://www.youtube.com/watch?v=YLYSDVxgTaY
Во время моего исполнения Аркадьевич положил подбородок на сцепленные в замок руки и прикрыл глаза. По окончании песни задумчиво посмотрел на меня.
— Я не буду сомневаться в твоем авторстве, хотя твой возраст и эта песня не соответствуют друг другу. А исполнение у тебя дворовое, — сообщает. — Эта песня первая на пленке? — интересуется и снова берет бобину.
Киваю. Он встает, идет в стенке и, открыв одну из дверок умело заправляет пленку в большой магнитофон. Марки не вижу. По комнате разносятся из невидимых динамиков звуки синтезатора Павла и мой голос. "Вроде неплохо получилось записать", — мысленно отмечаю.
— Кто играет? Не ты? — останавливает магнитофон по окончании песни и спрашивает меня.
— Один профессиональный музыкант, — отвечаю.
— Хм, не плохо, — признает, — давай тогда и другие песни на пленке послушаем, — принимает решение и запускает магнитофон.
"Не вдохновился моим исполнением", — догадываюсь.
Аркадьевич, отойдя от магнитофона, прослушивает все записи, выключает и поворачивается ко мне.
— Какие разноплановые песни. Все твои? — не выдерживает он.
Молча смотрю на него и киваю.
— Я бы не решился показывать их профессионалам, если бы это был плагиат, — наконец сообщаю ему.
— Спой под гитару про коня, — предлагает он.
Пою "Коня", потом и другие песни по его просьбе. Наконец он подходит к главному вопросу:
— Сколько ты за них просишь?
Передаю слово в слово то, что уже озвучил Аде Антоновне.
— Ого! — восклицает и, обращаясь к ней: — Ничего себе аппетиты у современной молодежи! — Зачем тебе столько денег? — спрашивает, хитро глядя не меня.
— Овес нынче дорог, — отвечаю репликой Бендера.
Аркадьевич тонко захихикал. "Тоже знает Ильфа и Петрова", — мысленно отмечаю.
— Я могу тебе заплатить тысячу рублей за все песни, — предлагает.
Встаю, задвигаю стул и беру со стола конверт с нотами.
— Извините, что отнял у Вас время. Пленку отдадите? У меня в Москве еще много дел, — смотрю угрюмо на него.
— Пленку-то отдам. А если эти песни прозвучат потом где нибудь? Что будешь делать? — хитро сморит на меня.
— Я могу даже оставить пленку и уйти без нее и без денег, но обманув меня сейчас, в будущем Вы потеряете больше. Я не злопамятный, но память о зле у меня хорошая. А жизнь сегодня не заканчивается, — сверлю его взглядом.
Некоторое время меряемся взглядами. Наконец он отводит взгляд. Антоновна сбоку облегченно выдыхает, чуть скрипнув стулом.
— Не собираюсь я никого обманывать, — буркнул он в сторону. — Кто же так торгуется? Сразу собираешься уходить, угрожаешь, — возмущается, видимо забыв, что только что сам угрожал кинуть меня.
— Не люблю торговаться, — сообщаю, — я знаю настоящую цену моим песням. Она значительно больше, чем прошу я.
— Откуда ты можешь знать? Я предлагаю тебе реальную цену, по две тысячи за первую песню и про коня, за остальные по пятьсот рублей.
Начался конструктивный торг. В результате пришлось скинуть свою цену. Сошлись на четыре тысячи пятьсот рублей за "Так хочется жить", "Коня" и "О той весне", после того, как я объяснил концепцию песни о войне — несколько детей в касках и солдатских скатках поют на фоне военной кинохроники. Остальные четыре песни ушли по три тысячи за каждую. Согласился с дополнительным условием Аркадьевича, привезти ему еще песен. Вижу довольство в глазах Антоновны.
— Не споешь ли те песни, которые уже продал? — спрашивает она.
— Кофе можно? — интересуюсь, наглея.
— Иосиф Аркадьевич, у Вас сливки найдутся? — улыбаясь, спрашивает в спину, отсчитывающего деньги Аркадьевича.
— В холодильнике посмотри, — отмахивается он.
Через некоторое время отхлебываю ароматный напиток и берусь за гитару. Пою "Дальнобойщик", "Маленькую страну" и "Все пройдет".
— Однако, — неопределенно произнес Аркадьевич. — Еще есть? — интересуется.
— Есть дворовые и блатные, — признаюсь.
— Спой, — чуть ли не в унисон попросили оба.
Пожимаю плечами и пою "Кольщик", "Ушаночку", "Ребята с нашего двора" и "Старые друзья".
— У тебя кто-то сидел из родных? — формально поинтересовался Аркадьевич. (Видимо, не впечатлился от этих песен).
— Нет. Много знакомых сидело и сидит, — признаюсь.
— Какую песню ты пел на вашем концерте? — не унимается Антоновна.
— Про бабушек, — отчего-то смущаюсь.
— Спой, — предлагает и объясняет Аркадьевичу о нашем концерте к 8-му марта.
Пою про бабушек. Взрослые внимательно слушают.
— Образно и трогательно, — отмечает Аркадьевич. — Ты в песнях упоминаешь бараки, сараи.... Там так у вас живут? — интересуется.
— Живут по-разному. Я с родителями и бабушкой — в бараке, — признаюсь.
Пересчитываю деньги и складываю их в пакет.
— Тебе куда надо? — спрашивает Антоновна.
Смотрю на настенные часы и прикидываю, где могут сейчас находиться ребята. Судя по времени или у Соломоныча, или у фарцовщиков.
— Мне бы к ребятам, — прошу Антоновну. Она кивает и спрашивает разрешения у Аркадьевича воспользоваться телефоном.
— Сережа, помни о своем обещании, — напоминает он и протягивает свою визитку.
Киваю, прощаюсь и выхожу на лестницу. Только в машине чувствую, как спадает внутреннее напряжение. Отсчитываю Антоновне причитающуюся ей сумму.
— Удивил ты Иосифа, — сообщает она, — и меня тоже, — признается и впервые улыбается мне. — Он был моим преподавателем в Гнесинке когда-то, — признается с грустью.
— Сейчас работает администратором? — предполагаю я.
— Откуда ты знаешь? — удивляется.
Пожимаю плечами:
— Догадался.
Заехали в какой-то мрачный двор и остановились.
— Где это мы? — оглядываю незнакомое место.
— В этом доме в семнадцатой квартире должны быть твои ребята. Или скоро подойдут, — показывает на дом Антоновна. — Тебя когда в следующий раз ждать? — интересуется.
— Вероятно, в августе или сентябре. Ребята возможно, раньше с антиквариатом приедут, — сообщаю.
Домой вернулись довольные. В Москве купил себе легкую ветровку для похода. Еще в поезде задался вопросом: "На что Фил копит деньги, если почти ничего не покупает?"
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|