Чужой

Ч У Ж О Й

Повесть содержит гей-тематику.

Автор приносит читателю извинения за наличие откровенных сцен и ненормативной лексики в надежде, что это не отвратит от прочтения и будет признателен, если тот, кто считает для себя это неприемлемым, опустит при чтении эти абзацы.

Автор категорически не рекомендует к прочтению не достигшим совершеннолетия.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1.

Телефонный звонок застал Влада в ванной. Едва он выключил душ, как донеслась сквозь закрытую дверь его трель, неслышная ранее из-за шума воды. Накинув полотенце на плечи, Влад поспешил поднять трубку. Голос звонившего не показался знакомым, хотя интересовался он определенно им.

-Привет! Это Андрей Голубев, помнишь?

-Не совсем. Напомните о себе.

-Поль, мы учились с тобой когда-то в одном классе.

-Андрюха, Гуля! — протянул Влад, вызволяя из памяти давно забытое, — Ты?! Ты где? Ты откуда?

-Здесь, в Питере. Звонил тебе два раза, но ты неуловим.

-Ты как здесь очутился? Ты один? С Леной?

-Один. Приезжал по делам своей фирмы.

-Надолго?

-На четыре дня, завтра улетаю.

-Слушай, но надо же ведь увидеться, — Влад был совершенно ошеломлен новостью, и как всегда в таких случаях, плохо соображал,— Ты сейчас где? Во сколько самолет?

-Ну, конечно же увидимся, — ответил Андрей,— Не суетись, я тоже безумно рад, что все-таки дозвонился, и не улечу, не повидав тебя.

-Да, а как ты узнал мой телефон? — спросил Влад, начиная приходить в себя от неожиданности.

-От тети Нади, ты же приглашал ее в гости.

-Ну да, конечно. Ну, так как же? Где и когда?

-Приезжай сейчас. Можешь?

-А где ты остановился?

-В Охтинской. Знаешь такую гостиницу?

-Ну, конечно же, это совсем не далеко. Давай, через полчаса... Нет, через час. Ты меня из ванны вообще-то вытащил, — усмехнувшись, добавил Влад.

-Поль, прости...

-Да все нормально! Ну, так через час?

-О кей. Я жду тебя у входа.

Совершенно ошеломленный, Влад положил трубку и тут же начал одеваться. Кого он меньше всего ожидал сейчас услышать, так это Андрея. Он не думал даже, что их пути в жизни могут вообще еще раз пересечься, насколько в разные стороны они расходились.

Через десять минут, одетый и причесанный, Влад уже спешил к трамвайной остановке. До Охтинской было ехать не больше двадцати минут, но метро не годилось. Вся надежда оставалась на трамвай, но в городе Санкт Петербурге этот вид транспорта, как и любой другой, нужно было дожидаться минимум минут сорок, а после девяти вечера имелись шансы не дождаться вообще.

Однако, на этот раз, Владу повезло. Едва он вышел на улицу Коллонтай, как увидел приближающийся вагон сорок шестого маршрута. Он взглянул на часы — если по дороге ничего не случится, приедет как раз во время.

Полупустой вагон гремел и раскачивался, дребезжа всеми своими частями. Влад присел у окна. Уже почти забытый голос Андрея и эта школьная кличка — Поль, мысленно вернули его к беззаботной поре детства...

Пора эта у Владика была действительно беззаботной. Все, что было в ней дурного, осмыслилось позже, а лет до десяти все было просто и ясно. Он был счастлив. Он был счастлив просто тем, что живет — ходит в школу, катается на троллейбусе, гуляет. Счастлив хорошей отметке, мороженому, улыбке приятеля. Учился он не в дворовой школе, как все, а в особенной, аж за пять троллейбусных остановок. "Особенной" его школа была потому, что в домах, во дворе одного из которых она располагалась, жили люди стоящие близ кормила власти. Какое счастье, что он тогда был далек от всего этого. Владик даже не знал, почему его отдали в ту далекую школу. Она лучше — объяснили родители, и он им поверил. Чем лучше, почему лучше, для кого лучше — он не знал. Да и не хотел знать. Ведь главное — ее посещение было связано с путешествием на троллейбусе. Ему покупали проездной билет, как взрослому! Это наполняло его сознание исключительностью.

Это же, да еще разговоры дворовых 'кумушек', которые в отличие от них, несмышленых, все знали, сделали его чужим во дворе, где он вырос. Законы двора беспощадны и суровы. Стоит раз занять свое место, и чтобы изменить его, надо или переродиться, или совершить нечто такое, что потрясло бы всех. Но Владик ничего совершать не собирался. Его это вообще не волновало, и даже те сверстники, которые все равно продолжали с ним водиться, стали ему безразличны. Он гулял во дворах элитарных домов, и его родители были на седьмом небе от такого времяпровождения своего сына. Они почему-то были непоколебимо уверены, что те дети плохому не научат.

Новый период его детства начался хмурым дождливым августовским вечером в подмосковном поселке Жаворонки, где они каждое лето жили на даче. Будучи отруган отцом, которого, несмотря на дождь, пошел встречать на станцию, за то, что промок и замерз, Владик прибежал домой раньше, и уже успел переодеться в сухое, когда тот, войдя на веранду, достал из кармана два ключа на красной ленточке — отдельная квартира! Владик помнил, чем было в его семье это событие...

Зима, метель. Они с отцом, матерью и специально приехавшей ради этого бабушкой, выходят из оторванной от всего привычного мира станции метро на окраине Москвы, и долгое время бредут буквально по колено в снегу по незнакомому адресу. Новый, не заселенный еще высокий дом, показавшийся небоскребом. Хитроватый мужик сторож, после долгих переговоров, за металлический рубль отворивший им дверь. И сама квартирка. Маленькая, тесная, разгороженная тонюсенькими перегородочками на несколько клетушек — две комнатки и кухню с крошечной прихожей. Все это приводило Владика в состояние, которое бывает во время игры. Да и не верилось ему всерьез почему-то, что в этой игрушечной квартирке они будут жить. Ни тогда, в первый раз, ни когда приезжали убираться, ни даже, когда ранним августовским утром во двор их дома въехал грузовик, и грузчики начали отторгать с привычных мест немудреную мебель.

Никто не провожал их. Отношения с дворовым сообществом были натянутыми не только у него, но и у родителей из-за постоянных скандалов с соседкой — одинокой Идой Моисеевной. Дело доходило даже до товарищеского суда. А что они не могли поделить? С ранних лет Владик был свидетелем того, как сосредоточенно и упорно люди могут видеть смысл жизни в отравлении ее себе и ближнему. Потом, спустя много лет, он будет стремиться это забыть, и к подобным отношениям у него возникнет стойкая идиосинкразия. Но в то утро Владик дышал оптимизмом, и с нетерпением предвкушал осуществление давнишней мечты — прокатиться по Москве в открытом кузове. Наконец, вещи были погружены. Владик залез в кузов, простившись со своим известным до последнего камешка двором, и зараженный от родителей гордостью о таком важном обретении, как отдельная квартира, отправился в новую жизнь...

Новая школа поразила его суетой и шумом, обилием шпаны и двоечников, но, по большому счету, ничем. Это была просто смена обстановки. Конечно, здесь не было лингафонных кабинетов, первоклассно оборудованных лабораторий и прочего. А так... И учителя, и ученики были самыми обыкновенными — как там, так и здесь. Дело было уже не в этом. Владик незаметно для себя стал постепенно переходить в возраст, когда на смену одним ценностям приходят другие, и растлевающий дух общества начинает входить в неокрепшие юные души, в которых еще нет ничего такого, что помогло бы достойно его встретить. Зато хочется казаться взрослее. Возраст предательства в себе подлинного во имя наносного...

С настоятельно советуемым родителями в друзья Чекмаревым, поскольку его отец занимал довольно высокий пост по партийной линии, у Владика дружбы не получилось. Они какое-то время ходили вместе в школу, поскольку жили в одном доме, но очень быстро выяснилось, насколько они разные. И вообще у Владика на новом месте особенной дружбы ни с кем не завязалось. Ни во дворе, ни в школе. Разве что, стали приятелями с Женькой Акопяном, с которым Владик оказался за одной партой, и с Сережкой Симоновым. Да и то, только в школе, а после звонка с последнего урока, их дорожки разбегались в разные стороны.

Жизнь на новом месте не принесла желанной радости ни ему, ни родителям. Громоотвода эмоций в лице общего врага, Иды Моисеевны, теперь не стало, и изливать раздражение приходилось друг на друга. Перепалки и размолвки между родителями стали обыденным делом. Доставалось и Владику, когда он попадал под горячую руку, а способностью, да и желанием уходить от конфликтов он не обладал. Ему, наоборот, всегда хотелось добиться справедливости. Он стал открывать для себя, что в мире взрослых, в котором ему так хотелось чувствовать себя своим, далеко не все так справедливо, как ему представлялось ранее, и им овладевали противоречивые чувства. После очередной стычки с родителями или с кем-то из взрослых в школе или на улице, Владик впадал в уныние, и ему начинало хотеться вернуться туда, в старую комнату, в прежнюю школу, в прежний мир, где все было так просто и ясно.

В силу возраста в жизнь Владика стали входить и неведомые ранее изменения в нем самом. Он заметил пробивающийся пушок над верхней губой, у него стал ломаться голос и все чаще стали возникать желания, суть которых Владик мог себе объяснить только тем, что ему хочется физической близости. В школе они уже давно между собой обсуждали то, что раньше было запретной темой, и это не радовало его. Он уяснил себе, что и через это ему надо будет пройти, чтобы не быть не таким, как все. Мысленно он начинал себя к этому готовить, но получить информацию, кроме как из среды сверстников, было неоткуда. А там все это обсуждалось в самых пошлых формах. Владик старался представить себе, как бы он сделал это с Танькой Сильвеструк, завладевшей его симпатией с первого взгляда, с Иркой Ефремовой... Стало происходить что-то непонятное во сне — временами он испытывал приятную боль внизу живота. Один раз она оказалась такой сильной, что Владик проснулся. Ему показалось, что трусы на нем были мокрые. Он сунул туда руку и угодил во что-то склизкое. Владик встал, зажег настольную лампу, снял трусы, на которых действительно растеклось влажное пятно, и вывернув их наизнанку, стал рассматривать. По комнате распространился неведомый ранее специфический запах. Он не нашел ничего лучшего, как скомкать их и засунуть в угол под диван, а утром незаметно стащить из ящика другие.

Потом это стало повторяться, и он научился тайком застирывать трусы в ванне. Он стал догадываться, что происходит и с чем это связано. И еще заметил, что это случается, когда ему снится что-то связанное с запретными забавами в детстве. Например, Голицынский пруд...

Они тогда приехали туда целой оравой покататься на лодках — на пруду была лодочная станция. День выдался жаркий, и решили искупаться. Периодически мимо берега, где они обосновались, проплывали лодки с отдыхающими. Это произошло случайно. Уже собирались уходить, и надо было отжать плавки. Выбрав момент, когда поблизости никого не было, они сделали это прямо на берегу. Только длинный и туповатый Витек вылез из воды последним, и едва начал отжимать свои, как из-за мыска неожиданно показалась лодка, в которой сидели на корме две молодые девчонки. Увидев его во всей красе, они прыснули от смеха, но еще громче захохотала вся их компания.

-Пацаны, давайте стриптиз показывать, — насмеявшись вдоволь, предложил шут компании, неугомонный Валечка.

Они залезли в воду, и как только показалась очередная лодка, как бы не заметив ее, выбрались на берег и сняли плавки, отжимая их и кося взглядом в лодку. Так они проделали раз пять или шесть, особенно радуясь, когда в лодке оказывались молодые девчонки.

Владик, по природной стеснительности, не принял тогда участия в этих забавах, но со стороны наблюдал с затаенным восторгом, охваченный каким-то необъяснимым волнением. Теперь это ему приснилось. И результатом оказались спрятанные за диваном трусы...

Дни шли. Владик становился замкнутым и раздражительным. Разговоры школьных приятелей, в которых кое-кто хвастался уже своими истинными или мнимыми подвигами, были ему неприятны. Развязка пришла самым неожиданным образом...

2.

Андрей Голубев занимал в их классной иерархии ту же ступеньку, что и Владик. Не двоечник и не отстающий, не примерный и не хулиган, со всеми ровный и в то же время ни с кем не близок. За год, что проучились вместе, они ни разу не оказались в одной компании, кроме как в школе, и у них не нашлось никакого общего интереса. Они относились друг к другу, выполняя неписанные правила вынужденного общения.

Андрей подошел к Владику на перемене, когда он спешил прочитать статью в учебнике по биологии, поскольку дома взять его в руки не удосужился, а к доске его давно не вызывали.

-Что читаешь? — спросил Андрей, подходя и обнимая его за плечи.

-Как лягушки е..утся, — ответил Владик, — Отзынь, я не выучил.

Но Андрей не отошел. Он усмехнулся такому ответу, и наклонившись к его уху, заговорил:

-Это хорошо, когда е..утся. Знаешь, как мне е..аться хочется?

Владик оторвался от учебника и посмотрел на Андрея, невольно улыбнувшись:

-Сильно?

-Поль, ты не представляешь, как у меня стоит! Прям до пупка достает, честно. Зае..ал бы кого-нибудь, перее..ал... — он мечтательно закатил глаза.

Владик засмеялся и слегка оттолкнул Андрея:

-Ты меня уже зае..ал! Сказал же — не выучил, а меня спросить могут. Отвали.

-Поль, чего ты такой нервный? — не обиделся тот, — Я ж не виноват, что мне е..аться хочется. Прям вот так...

Он подпрыгнул, повиснув у Владика на шее, и обхватив коленками, дернул несколько раз низом живота, залепив при этом ему засос в щеку.

Владик опять оторвался от учебника и заметил, что за их возней наблюдает Людка Сахарова. Она стояла, прислонившись к стенке, и чуть улыбаясь, смотрела на них, будучи тоже явно шокирована выходкой Андрея.

-Люд, у него спермотоксикоз, точно, — засмеялся Влад, показывая пальцем на Андрея, — Держись от него подальше...

Биология была последним уроком. На школьном крыльце Владик опять столкнулся с Голубевым.

-Не спросили, — хлопнув его по плечу, поделился радостью Владик, — а то бы точно трояк схватил — ничего не учил.

-Ты куда сейчас? — спросил Андрей.

-Домой, куда ж еще? — пожал плечами Владик.

-Хочешь, пошли ко мне, у меня сейчас никого.

Владика удивило неожиданное предложение, но сам не зная, почему, он кивнул:

-Пошли...

По дороге Андрей опять болтал про эти дела и при этом отчаянно матерился. Владик слушал с улыбкой, удивляясь про себя, поскольку в школе мата от него почти не слышал:

-Где ты так ругаться выучился?

Андрей ответил витиеватым срамословием, сам рассмеявшись себе при этом. Куда девался интеллигентный мальчик? Перед ним был сорванец, но не привычная шпана, а литературный герой, в котором за уличной бравадой проглядывались зачатки неординарной личности.

Вот и длинный девятиэтажный дом. В лифте Андрей встал вплотную и продолжал говорить полушепотом ему на ухо. Владик почувствовал неведомое раньше возбуждение. Точнее, оно было очень даже знакомо, но всегда приходило во сне. А сейчас пришло наяву, и Владику захотелось тоже материться и затеять с Андреем возню.

-Тихо... — как бы почувствовав, слегка отстранился тот, — Тут все слышно, и глазки в каждой двери.

Они вошли в квартиру. Она была стандартной, с низкими потолками, как и у всех в этом районе. В те годы такая уравниловка создавала иллюзию, что все одинаковы, и ты ничем не хуже других. Владика приятно удивила чистота, а главное — уют в сочетании с комфортом. В комнате напротив стоял гостиный гарнитур, на стенах были развешены картины и эстампы, пол покрывал большой ковер, гардины гармонично сочетались с обоями, изящные вазы дополняли интерьер, а цветы вносили живой элемент. Не хуже выглядели и другие комнаты, одна из которых была спальней, а другая кабинетом, и кухня, оснащенная разной техникой.

Владик позавидовал Андрею — в его доме ничего подобного не ощущалось, особенно после переезда сюда. Старая разрозненная мебель, тесно стоявшая в старой комнате и даже как-то органически дополнявшая друг друга, здесь, расторгнутая по двум тесным комнатушкам, выглядела убого. Родители активно готовились к переезду. Мать привела в дом знакомого столяра, который "обновил" трельяж и сделал из софы диван под цвет книжного шкафа. На "перелицовку" гардероба денег не хватило. Родители планировали его заменить, но сохранив активность первые два месяца и истратив последние сбережения на телевизор, успокоились, отодвинув дальнейшие планы обновления на неопределенное время.

-Проходи, -сказал Андрей.

Владик, еще не освоившийся в новой остановке, несмело снял куртку, ботинки, и в носках прошел в комнату, оставив портфель с учебниками возле вешалки в прихожей.

-Да раздевайся ты, как дома. Пиджак сними, тапки надень, — улыбнулся Андрей, — Вон стоят, для гостей...

Он подпрыгнул и повис на нем, как в школе, как-то азартно рассмеявшись при этом. Владик почувствовал, что ему в бок ткнулось что-то твердое. А может, у Андрея просто что-то лежало в кармане?

-У меня встал, — так же горячо прошептал Андрей и спросил уже без смеха, глядя пристальным взглядом в глаза Владику, — Хочешь, покажу?

Не дожидаясь ответа, он сунул руку в ширинку:

-Смотри...

Владик почувствовал, что у него часто забилось сердце. Его тянуло посмотреть, но он не мог. Ему казалось, что если он это сделает, произойдет что-то такое, за что ему потом всю жизнь будет стыдно.

-Ну, смотри же, — нетерпеливо дернул его за руку Андрей.

Владик опустил взгляд и увидел торчащий из брюк прямой член Андрея с виднеющейся из-под крайней плоти красной головкой с влажной, даже на глаз, щелочкой посередине.

-Потрогать хочешь? — тихо спросил Андрей.

Опять не дождавшись ответа, он сдернул с себя рубашку, футболку, расстегнул и спустил до щиколоток брюки вместе с трусами.

-Ну? Трогай... Делай, что хочешь... На... — страстно прошептал Андрей, подходя к нему вплотную.

Владик обхватил влажной от волнения ладонью член. Андрей расстегнул на нем брюки и стянул их вниз. Владик заметил у себя на трусах предательское влажное пятно и покраснел, но Андрея это не смутило. Он так же сжал в своей ладони его напрягшийся член.

-Раздевайся, пошли на диван, — прошептал Андрей.

Владик был в таком состоянии, что руки плохо слушались, но Андрей помог ему расстегнуть рубашку и стащить майку. Делая шаг к дивану, Владик споткнулся, запутавшись ногами в болтающихся брюках, и повалился на ковер. Это развеселило их обоих и вывело из оцепенения.

Андрей стянул с Владика брюки, трусы, и повалился на него. Он закинул его руки за голову, уперся в них своими потными ладонями и начал дергать низом туловища. Владик стал делать то же самое. Он ощущал животом оба твердых, как камень, члена, слышал над ухом дыхание Андрея, и уже ни о чем не думал. Ему было так хорошо, как не бывало ни разу в жизни. Владик ощутил нарастающий зуд внизу живота, и вот возникла та ласковая боль, что посещала его во сне. Владик почувствовал, как Андрей часто глубоко задышал, как напряглось, а потом разом ослабло его тело, а на животе почувствовалось что-то теплое, и запахло так, как тем утром, когда он спрятал трусы за диван...

Андрей перекатился на спину и лег рядом. Владик закрыл глаза, стараясь осмыслить происшедшее, но не мог сосредоточиться. Ему было хорошо. Все, что стало томить его последние два года, разом отпустило, так неожиданно получив реальное воплощение. Они встретились взглядами и улыбнулись друг другу.

-Пошли в душ, — тихо сказал Андрей.

Ребята поднялись, и голые направились в ванную. Андрей отрегулировал воду, направил душ на живот Владику, и схватив с полки пузырек с шампунем, стрельнул туда из него, отчего обоим стало смешно. Они еще долго поливали друг друга с ног до головы, а выйдя из ванной, пошли в комнату и опять повалились на диван.

Они кувыркались, боролись, хватали друг друга за все части тела, и казалось, этой игре не будет конца. Андрей повалил Владика на спину и присел над ним на корточки. Возбужденный член Андрея оказался прямо перед его лицом. Владик понял, что тот хочет, и его охватило то подобие страха, которое возникает у опасной черты, которую надо перешагнуть. Он помедлил, а потом, зажмурившись, обхватил губами влажную плоть. Он почувствовал, как напряглось тело Андрея. Он тихонько застонал, а потом вытащил член, и было видно, что он делает это с сожалением.

-Возьми у меня тоже, — попросил Владик.

-Нет, — отрывисто проговорил Андрей, отводя взгляд.

-Возьми.. — жалобно протянул Владик, сам удивившись интонациям своего голоса.

-Боюсь.

-Не бойся, я же у тебя брал...

Андрей лежал, затаив дыхание, и вдруг, как бы разом преодолев невидимую преграду, схватил член Владика ртом.

-Тихо... Зубами... Больно...— проговорил Владик, одновременно чувствуя и то нарастающее ощущение, которое, он уже знал, чему предшествует.

-Не могу... Я сейчас... — простонал Владик.

Андрей выпустил его член, и они вдвоем увидели, как оттуда на грудь Андрея выкатилось несколько капель белой студенистой жидкости. Тело Владика обмякло, но он начал усиленно мастурбировать член Андрея, желая увидеть то же самое. Делать это не пришлось долго... Они затихли оба и задумчиво смотрели на эти капли.

Неожиданно Владику припомнилось, как когда-то давно ему была открыта эта страшная тайна, и с чем это было связано...

Нельзя сказать, что он был совсем уж не подготовлен и верил в сказку про аиста. Слова матери "когда я ходила беременная" он слышал в семье с самых ранних лет, когда не понимал еще, что это значит, и однажды спросил.

-Это перед тем, как ты у меня родился, — совершенно просто сказала мать, как будто речь шла о манной каше.

-А как это, я родился у тебя? — задал он следующий вопрос, и получил такой же вразумительный ответ:

-Очень просто. Ты был совсем маленький у меня в животике, а потом мне его разрезали и тебя достали.

Все стало понятно и не вызывало никаких сомнений. Только само по себе ничего не рождается. Это он своим детским умом уже понимал, и решил спросить еще:

-А что надо сделать, чтобы я там появился?

-Семечко проглотить, — ответила мать.

И его это вполне устроило, поскольку все встало на свои места. Он только уточнил:

-А какое семечко? В кожуре?

-Да.

-Я бы не смог, — поморщился он.

Семечко в кожуре тогда казалось ему почему-то самым неприятным изо всего, что можно ненароком проглотить.

Таким образом, этот вопрос надолго исчез из его поля зрения, уступив место множеству других, и он сумел дожить с этой уверенностью до шести лет.

Когда Владика стали выпускать во двор, его посвятили в то, что пиписьки у мальчиков и девочек, оказывается, разные, и существуют забавы с показыванием их друг другу, и даже игры, кто кого за нее схватит. Потом, один из его более старших дружков поведал, что взрослые тоже играют с пиписьками и даже рассказал, как. Владик и это воспринял спокойно. Его только рассмешило, когда он представил себе, как взрослые дядьки и тетьки делают это, да еще таким способом.

Тот ужасный день начался, как обычно. Бабушка умыла его, накормила завтраком, и они отправились в магазин за покупками. Когда возвращались, бабушка присела на лавочку у подъезда обсудить с приятельницами дворовые новости, а Владик был великодушно отпущен погулять со своими мальчишками. Там-то, в песочнице за беседкой, и зашел у них разговор "про это"...

Сначала Владик ничего не понял. Он подумал, что мерзкий Вовка Клюкин просто издевается над ним, и больше того — оскорбляет его родителей. Причем от такого чудовищного оскорбления у Владика само собой сжались кулаки.

-А ты что, ничего не знал? — вытаращил на него глаза Вовка, и презрительно сощурившись, добавил под ехидные смешки остальных, — Ну, спроси у своих!

-А ты у своих спрашивал?! — весь дрожа, срывающимся голоском крикнул Владик, еле сдерживаясь, чтобы не броситься на обидчика.

Но... он не сделал этого. И остановил его не страх, что тот на два года старше. Его остановил громкий злорадный хохот присутствующих. Он неожиданно понял, что это правда. Кулаки разжались сами собой, а на душе вдруг сделалось так горько, что захотелось заплакать. Он ушел от мальчишек, забился в кусты в самом дальнем углу двора, и долго сдерживаемые слезы хлынули из глаз. Он вышел только на зов бабушки, которая, не обнаружив его в поле зрения, пошла на поиски. Слезы высохли, но вид у Владика был такой, что бабушка озабоченно спросила:

-Ты не заболел? Обидел кто-нибудь?

-Никто меня не обидел, — резко ответил он.

Оттого, что нельзя было рассказать, становилось еще горше.

Вкусный обед отвлек его от мрачных мыслей, а после вернулась с работы мать. С ее приходом, для Владика все в доме менялось с точностью до наоборот. Если до этого он был центром внимания и забот бабушки, то теперь этим центром становилась мать, а от него требовалось не вертеться под ногами, не шуметь, не мешать, и вообще сидеть в своем углу тише воды ниже травы. Так продолжалось до возвращения с работы отца, которого Владик всегда ждал, как желанного подарка. Вот и сейчас, заигравшись на подоконнике, он уже почти забыл о страшном открытии, когда услышал характерные звонки отца — длинный и два коротких.

-Папка пришел! — радостно закричал Владик, бегом бросаясь в прихожую.

Он, как всегда, с разбега подпрыгнул, бросаясь отцу на шею, тот, как всегда, подхватил его налету, и как всегда, поцеловал в щеку. И вот тут... Да, да, именно в этот самый момент, вспомнилось Владику то, что он узнал сегодня. Он заревел во весь голос, и брыкаясь ногами, стал вырываться из рук остолбеневшего отца. Тот не удержал его, Владик упал на пол и уполз под диван в комнату. Из двери своей комнаты выглянула озабоченная соседка, а из кухни примчались встревоженные мать с бабушкой.

-Что ты ему сделал?! — набросилась мать на отца, который стоял, ошарашено моргая глазами, и сам не мог понять, что происходит?

А Владик уже рыдал. Ему вспоминались моменты нежности между ним и отцом, матерью, бабушкой, другими взрослыми, и хотелось плакать еще сильнее. Он знал, что больше так, как раньше, воспринимать их не сможет...

У него это отняли. Раз и навсегда. И ему было нестерпимо жалко себя. Так жалко, как не бывало, наверное, ни разу в жизни.

Как давно это было... А сегодня он сам впервые сделал это. Ну, или почти это... И сделал не с девчонкой, как он представлял себе все время, а с пацаном-одноклассником. Все произошло само собой, и ему не кажется, что он сделал что-то отвратительное.

И еще... Неожиданно для себя, Владик вдруг ясно понял, что с девчонкой у него так бы не получилось. Он пытался представить себе, что рядом с ним сейчас лежит Ефремова, Сильвеструк и ясно осознавал, что не смог бы. Ведь этой весной, всего лишь несколько месяцев назад, у него была такая возможность. И было все почти так же...

Не найдя во дворе знакомых ребят, он вышел на набережную и увидел гуляющую с собакой одноклассницу Нинку Скобелеву. Рядом с ней шла Маринка Петрова. Увидев его, они заулыбались, и Владик подошел. Слово за слово он влился в разговор, попутно играя с Джеком, так звали пса, почувствовавшим к нему расположение.

Маринка скоро попрощалась, и они с Нинкой остались вдвоем, не считая Джека. Был теплый весенний вечер, цвела сирень, расходиться не хотелось. И еще ему показалась, что Нинка — классная девчонка, а он раньше этого не замечал. Они пробродили до сумерек, и встретившись на другой день в школе, приветливо улыбнулись друг другу, как старые знакомые. На следующий день он специально пришел на это место в надежде встретить ее там, и не обманулся. Так было и еще пару раз.

Владик почувствовал, что привязался к Нинке, а Джек уже бросался ему навстречу, прыгая и виляя хвостом от радости. Беседы их становились все более откровенными. Они сошлись на том, что когда мальчишка дружит с девчонкой, в этом нет ничего особенного. Возможно только, что в понятие 'дружба', каждый из них вкладывал несколько разный смысл...

Прощаясь, Нинка как-то особенно просмотрела на него и сказала:

-Я завтра в два часа выйду.

Он не придал этому значения, хотя раньше они о встречах не договаривались.

На следующий день, едва они прошлись взад-вперед по набережной, Нинка предложила зайти к ней домой.

-Дома никого, — сообщила она, когда входили в подъезд, — но, если придет сестра — ты зашел меня предупредить, что завтра у нас субботник, и адрес Маринки забыл.

От этого сообщения и необычного Нинкиного тона, Владику вдруг стало как-то не по себе, и идти расхотелось. Но он не подал виду. В квартире и впрямь никого не было. Нинка усадила его на диван в прихожей и ушла в комнату. Скоро она появилась опять. На ней был короткий изящный домашний халатик, небрежно застегнутый на одну пуговицу.

-Классно, — оценил Владик.

Нинка сделала поворот на месте вокруг оси. При этом полы халатика поднялись, открыв ее стройные ноги, над которыми мелькнули белые трусики. Она смотрела на него, явно ожидая еще каких-то слов, но Владик молчал, продолжая трепать за ухом Джека.

Нинка опять ушла в комнату и вернулась с толстой книгой.

-Смотри, — сказала она, усаживаясь рядом и прижимаясь к нему боком, — У сестры взяла, она на биологическом учится.

Владик взял книгу и равнодушно перелистнул несколько страниц.

-Да ты не то смотри. Знаешь, что здесь есть?

Она взяла книгу, открыла известное ей уже место, и начала читать вслух:

-Размножение млекопитающих...

Далее последовало подробное описание этого процесса, изложенного в научных терминах. Владик слушал, точнее, делал вид, что слушает, даже хмыкал и улыбался иногда, но сам был охвачен одним единственным желанием — поскорее уйти, и обдумывал, как это сделать. От голоса Нинки и ее интонаций его стало коробить, а к ней самой возникло отвращение.

-Ну что, Поляков? — спросила та, закончив чтение, — Интересно?

Нинка выжидающе смотрела на него, но он неопределенно пожал плечами, не поднимая взгляда и не выпуская из рук ухо Джека.

-А как человек размножается, ты знаешь?

'Ну хоть бы ее сестра пришла, наконец!' — с отчаянием подумал Владик, и как бы в ответ на эту безмолвную мольбу, на лестнице хлопнула дверь лифта.

Нинка прислушалась, вскочила с места, и с книгой в руках бросилась в комнату. В замке заскрежетал ключ.

Владик поднялся.

-Перейдешь на ту сторону, дойдешь до угла... — громко заговорила Нинка, выходя из комнаты и кивая на ходу входящей сестре, — Привет, Свет. Представляешь, у нас завтра в школе субботник объявили. Вот, пришел сказать... И крайний подъезд, третий этаж, квартира семь. Там Петрова живет.

-Ты так всех обходишь? — вытаращила на Владика глаза Света, — Я тебе не завидую.

-Что поделаешь, общественное поручение, — бросил на ходу Владик, устремляясь вниз по лестнице с ощущением, что вырвался на волю из клетки...

Тогда ему было неприятно вспоминать обо всем... А сейчас он рассматривал обнаженное тело Андрея и был переполнен страстью.

-А еще это делают в попу, — тихо произнес Владик.

Андрей строго посмотрел на него:

-Мы не будем.

-Не будем? — переспросил он.

-Нет. Ты что, гомосек?

-А ты?

Взгляд Андрея стал жестким и отчужденным.

-Тебе пора, вообще-то, — сказал он своим обычным голосом, которым они общались в школе, поднимаясь с дивана,— Помойся и одевайся. Мама уже может придти с минуты на минуту. Если что — ты забыл дневник на парте, а я был дежурный.

-А ты в ванную не пойдешь? — упавшим голосом спросил Владик.

-Я приберу здесь пока, — ответил Андрей, поднимая разбросанные по полу вещи.

Когда Владик вышел из ванной, Андрей был уже одет в спортивные брюки и футболку, а в комнате наведен порядок. Вещи Владика лежали на кресле.

-Одевайся быстрее, — сказал Андрей.

Владик начал одеваться. Андрей больше не смотрел на него. Он стал таким, как в школе — деловым, отстраненным и слегка ершистым.

-Я пойду, — тихо сказал Владик.

-Пока, — протянул ему руку Андрей, другой одновременно открывая замок.

Он даже ничего не прибавил на прощанье.

Выходя из лифта, Владик столкнулся с женщиной лет сорока и понял, что ушел во время, поскольку, взглянув на ее лицо, безошибочно определил, что это мать Андрея. Женщина тоже пристально посмотрела на него и исчезла за закрывающимися створками.

Дома у Владика стояла тишина. Он переоделся, попил чаю и улегся на диван, включив телевизор. На экране мелькали явно не изуродованные интеллектом лица, вещавшие о своих трудовых свершениях на благо отчизны, с трудом выговаривая при этом, с еще большим, очевидно, трудом, заученные слова. Владик отвернулся к стене и прикрыл глаза. Он вспоминал Андрея — его глаза, его голос, его стройное обнаженное тело, его нежную кожу, о которую хотелось тереться щекой...

-Андрей... — блаженно прошептал Владик.

Он не мог никогда раньше предположить, что способен на такие чувства по отношению к пацану — его тянуло всю жизнь к девчонкам. Но — как? Поболтать, пошутить, поговорить по душам, наконец... Но, только не так.... Даже увиденный в первый раз в далеком детстве на речке, женский орган показался ему каким-то уродством. Владик тогда специально залез в воду посмотреть на пятилетнюю девчонку, которую купали без трусов. Зато, с мальчишками ему всегда хотелось заниматься чем-то таким. Он просто боялся признаться в этом даже самому себе. И вот оно случилось...

"Ты что, гомосек?"

Эта фраза как будто хлестнула по щеке — не больно, но очень обидно. И это сразу после того, как им было так хорошо вместе...

3.

На следующий день Владик шел в школу с противоречивым чувством. Он хотел видеть Андрея и в то же время его пугала эта встреча. Они столкнулись еще в раздевалке, но Андрей не заметил его. А может, сделал вид, что не заметил, пройдя мимо с слегка задранной, в своей обычной манере, головой. Владику почему-то стало грустно, и он предпочел дождаться начала урока на лестнице, войдя в класс только со звонком. Во время урока он бросил несколько взглядов через плечо на Андрея, но тот не смотрел в его сторону. На математике Андрея вызвали к доске. Владик посмотрел на него, как бы увидев в первый раз, и украдкой стал рассматривать его пальцы, руки, волосы. Он знал, как выглядит и то, что скрывалось сейчас под одеждой. Владику вспомнилось, как он обнимал его, припадая лицом к телу, и он почувствовал возбуждение. Андрей его не замечал.

Так прошел весь день. На переменах Андрей болтал о чем-то с Ильей Невзоровым, своим соседом по дому, прикалывался к девчонкам, списывал не сделанные уроки на подоконнике — был таким, как всегда. Только Владика для него не существовало. Даже когда они оказывались рядом, он смотрел куда-то перед собой, не поворачивая головы.

Владику стало горько. Он хотел подойти, дернуть Андрея за рукав и что-нибудь спросить, но какая-то внутренняя сила остановила его.

Из школы он возвращался подавленный и унылый. Совершенно некстати это оказалась суббота — родители были дома, да еще пожаловала в гости бабушка. Владик всегда радовался ее приезду, поскольку это хоть как-то оживляло их однообразную жизнь. К тому же, она всегда привозила что-то вкусное и передавала немного денег от другой своей дочери, не имевшей детей, и поэтому опекавшей таким образом Владика. Но сейчас приезд бабушки его не обрадовал. Пообедав и поговорив с ней немного ради приличия, Владик ушел, придумав, что договорился с ребятами пойти в кино. Он хотел остаться один. Бывают в жизни случаи, когда одиночество наедине с собой, легче одиночества среди людей...

Он вышел на улицу, прошелся вдоль проспекта и свернул к оврагу, где стоял дом Андрея. Владик не собирался туда идти, но ноги сами вели его. Вот и дом. Стоят машины вдоль тротуара, высятся сугробы, доносится отдаленный шум проспекта, и никого вокруг. Владик пошел дальше, к замерзшему пруду, несколько раз обошел его кругом, останавливаясь поглядеть на катающихся на коньках ребят, и опять вышел к дому Андрея.

Начинало смеркаться. Владик нашел взглядом знакомый подъезд, отсчитал четвертый этаж и посмотрел на окна справа от лестницы. Свет горел в крайнем — это была кухня в квартире Андрея.

"Ужинают, наверное, все вместе", — подумал он.

Неожиданно Владику захотелось оказаться там, в этой уютной квартире, рядом с Андреем, с его отцом, которого он никогда не видел, с миловидной женщиной, которая исчезла в лифте... Почему у него нет ни сестры, ни брата, а для родителей он всю жизнь был только предметом беспокойства, который надо одеть, обуть, накормить, "вывести в люди"? Который должен быть не хуже, чем у других и который лишь бы только не болел. А показателем всего остального являлись отметки в школьном дневнике.

Владик стоял, смотрел на окна и предавался невеселым мыслям. Он знал, что бывает хуже. Даже в их классе половина была безотцовщиной, а еще добрая треть была вынуждена лицезреть своих родителей постоянно пьяными. У Сережки Симонова первый сочувственный вопрос, в случае схваченной Владиком двойки, был: "Побьют дома?" Значит, того, в отличие от Владика, били. Так чего же ему еще надо? Ведь его же не бьют, о нем действительно постоянно заботятся, о чем не забывают к месту и не к месту напомнить каждый день. Неожиданно Владику первый раз в жизни пришел в голову вопрос — а о ком? О нем? Или просто о своем сыне, коль он у них есть? И почему-то он почувствовал себя таким чужим, каким никогда не ощущал раньше.

На четвертом этаже засветилось соседнее с кухней окно.

"Кабинет", — догадался Владик.

И тут же он увидел в окне силуэт Андрея. Владик инстинктивно попятился за дерево, понимая при этом, что за тонким стволом и голыми ветвями не скроешься, и посмотри тот вниз, он сразу бы заметил его. Но Андрей подошел просто задернуть гардины. Владик почувствовал, как у него часто забилось сердце. Он постоял еще немного и пошел по направлению к своему дому. На душе стало легче, как бывает после долгожданной встречи с кем-то дорогим и близким.

В понедельник первым уроком была физкультура. В третьей четверти эти уроки объединялись в пару, и под руководством физрука, они отправлялись в ближайший лесок кататься на лыжах. Владик увидел приближающегося Андрея. Он шагал с лыжами на плече рядом с Невзоровым. Его стройные ноги облегали спортивные брюки, голубой свитер с орнаментом на груди подчеркивал широту плеч, а нежно-васильковая шапочка с помпоном дополняла ансамбль. Владик невольно залюбовался Андреем, но при его приближении отошел за спины ребят.

В тот день физрук объявил, что на следующей неделе будут соревнования, и устроил предварительную пробежку дистанции на время. Владик стартовал предпоследним, и когда подходил к финишу, уже прибежавшие ребята сгрудились в кучу, подбадривая оставшихся.

-Оло-ло! Жми! — раздалось, когда он показался на финишной прямой.

Владик поднажал, крики слились в трудноразличимый рев, но он услышал в нем только один возглас. Этот голос он не перепутал бы с тысячей других:

-Поль!!!

Владик тормознул после финиша, и повернув голову, встретился с улыбкой Андрея:

-Поль, молодчина!

Физрук посмотрел на часы и сказал:

-Прошли неплохо. Времени осталось не так много, вам еще нужно занести лыжи домой и переодеться, поэтому, пройдем вокруг леса и на этом закончим. Встречаемся возле мостика, дорогу все знаете. Не отставать!

Он пошел первым, а ребята потянулись следом. Все понимали, что это просто прогулка, и не спешили. Но у Владика открылось второе дыхание. В нем как бы распрямилась какая-то сжатая пружина. Он мчался вперед, охваченный только одним желанием — еще быстрее. Очень скоро он оказался первым за физруком.

Особыми спортивными достижениями Владик не отличался, и его рвение не осталось незамеченным.

-Чё такое сегодня с Поляковым? — услышал он за спиной голос чемпиона всех спартакиад Мишки Криводуба, -Прямо за Александрычем пилит, глянь...

Однако, оставшиеся в тот день уроки ничего в их отношениях с Андреем не изменили. Тот так же продолжал не замечать его. А Владик, неожиданно для самого себя, успокоился. Он как бы покорился какой-то неведомой силе — будь, что будет. Пусть даже так будет всегда. Он будет счастлив, лишь видя Андрея и вспоминая тот день, когда открылось для него неизведанное.

Прозвенел звонок с последнего урока. Владик спустился в раздевалку, спокойно оделся и уже направился к выходу, когда неожиданно увидел выступившего из-за стены, отделявшей вестибюль от производственных мастерских, Андрея. Тот улыбнулся ему, как ни в чем не бывало, и сказал:

-Пошли...

Они вышли из школы и остановились на крыльце.

-Куда? — с замиранием сердца спросил Владик.

-В клуб, — усмехнулся Андрей и добавил лукаво, глядя при этом серьезными глазами, -В институт проституции.

Некоторое время они шли молча, и Владик боялся нарушить тишину. Он до конца не верил своему счастью и ему казалось, что одно неосторожное слово может все разрушить.

-Классно ты сегодня на лыжах гонял, — заговорил Андрей в обычной школьной манере.

Владик неопределенно пожал плечами.

-Скрытые возможности организма проявились? — спросил Андрей.

Сегодня он не пошлил и не матерился, как в прошлый раз.

Андрей говорил еще что-то о школьных делах, а Владик слушал и выражал свое мнение одиночными репликами. Для него главное было то, что они идут вместе, и опять будет, как тогда. Может быть, будет...

-Давай чаю попьем, — предложил Андрей, когда они вошли в квартиру, — Или кофе? Ты что хочешь?

-Кофе лучше...

Андрей смолол немного зерен в электрической мельнице.

-Откуда у вас столько техники? — спросил Владик, оглядывая кухню.

-Папа привозит, — ответил Андрей, разливая по чашкам ароматную жидкость, — Он часто за границу ездит в научные командировки.

-А мама кто? — поинтересовался Владик.

Почему-то тот образ женщины в лифте запал в его память.

-Преподаватель в ВУЗе. Историк.

-То-то ты по истории хорошо рубишь.

Андрей усмехнулся, посмотрев на Владика каким-то взрослым взглядом:

-Историю точной наукой не назовешь.

Владик вопросительно взглянул на него.

-Пей. Вкусно? — ушел от ответа Андрей.

Владик отхлебнул глоток отменно вкусного кофе:

-Тоже из-за границы?

-Почти, — улыбнулся Андрей, — А твои родичи — кто?

-Отец начальник отдела в главке, а мамка учительница.

-По какому?

-По русскому.

-А чего ж она тебя в свою школу не взяла?

-Далеко, — пожал плечами Владик, — Я и так в одной из лучших школ Москвы учился, пока сюда не переехали.

-Откуда?

-С Кутузовского. Не нравится мне здесь, — неожиданно поделился он с Андреем сокровенным, — Там как-то лучше было.

-А чего переехали?

-Там мы с соседкой жили, а здесь — отдельная.

-Мы тоже раньше в центре жили, — сказал Андрей, — напротив Новодевичьего, знаешь?

Владик кивнул.

-А это кооперативная. Ту разменяли. Тете Наде, это мамина сестра, половину — она в Кузьминки переехала, а мы свою сдаем. Допил?

Взгляд Андрея стал лукавым и нежным, как прошлый раз. Владик почувствовал приближение желанного момента. Они встали из-за стола и приблизились друг к другу.

-Пошли, в душ сначала сходим, — сказал Андрей, — Я после лыж еще не помылся, да и ты, наверное, тоже...

Они вошли в ванную, разделись догола и устремились под теплые струи. Ощутив рядом обнаженное тело Андрея, Владик забыл обо всем. Он крепко обнял его, прижал к себе и начал покрывать поцелуями губы, щеки, шею, грудь, опускаясь все ниже. Вот он уже встал на колени... Андрей сладостно застонал, а Владик глубоко взял в рот его член и начал мастурбировать губами, елозя языком по самому чувствительному месту. Он не думал о том, что и как надо делать, его никто этому не учил. Владик проделывал все в полузабытьи, повинуясь каким-то внутренним порывам.

-Поль... Что ты делаешь? — простонал Андрей.

Но Владик продолжал с удвоенной энергией, лаская руками его попку и ноги, казавшиеся под струями теплой воды такими нежными...

-Я... Я сейчас... — проговорил Андрей, и Владик едва успел выпустить член изо рта...

Андрей опустился на корточки и сел в ванной, вытянув ноги. Его глаза смотрели на Владика удивленно и как-то задумчиво.

-Ну, ты даешь, Поль, — проговорил он, наконец, — Никогда бы о тебе не подумал...

Владик тоже сел, переплетя свои ноги с ногами Андрея. Ему уже было все равно, что тот подумает. Он смотрел на его тело, одной рукой лаская его, а другой усиленно мастурбируя, пока по груди Андрея не потекли белые капли...

Некоторое время они сидели под струями льющейся из душа воды, не отводя друг от друга взгляда.

-Из тебя классный любовник получится, Поль, — сказал Андрей, поднимаясь и беря в руки пузырек с шампунем.

А Владик уже был опять полон сил.

-Давай, спинку потру, — предложил он и начал щекотать Андрея.

-Поль, кончай, — проговорил тот сквозь смех.

Но Владик не послушался, начав между делом, щекотать и интимные места.

-Поль! — закричал Андрей, уже загибаясь от смеха, — Поль, развратник!

Андрей выскочил из ванны, выключив душ. Он сорвал с вешалки и кинул Владику махровое полотенце, а другое обмотал вокруг талии на себе. Владик последовал его примеру.

-Эротоман! — воскликнул Андрей, когда они вошли в комнату, глядя на Владика смеющимися глазами. Владик сделал попытку схватить его, но тот увернулся и начал пританцовывать, аккомпанируя себе на губах и приподнимая полотенце. Владик стал делать то же самое. Они какое-то время изображали этот "кордебалет", а потом, бросив полотенца на пол, повалились на диван.

Опять была возня и борьба переходящая в объятья, опять возникло желание повторить то, что было.

-С видом на озеро!— воскликнул Андрей.

Он встал на колени над лежащим на спине Владиком и уткнулся лицом в его промежность. Перед лицом Владика оказалась его попка. Он чувствовал членом язык Андрея, отвечал ему тем же, а потом, неожиданно для самого себя, уткнулся губами между ягодиц, прикоснувшись языком к отверстию, одно упоминание о котором всегда вызывало брезгливость. Скажи ему кто еще вчера, что он способен на это, Владик, пожалуй, молча бы заехал обидчику в ухо. А сейчас в упоении водил по нему языком и млел от восторга. Все произошло довольно быстро, и опять они лежали рядом обнаженные, чувствуя приятное расслабление во всем теле.

-Переходим к водным процедурам? — подмигнул Андрей.

Выходя из ванны, Владик хотел обмотать вокруг пояса полотенце, но Андрей, хлопнув его по попке, предложил:

-Давай голышом ходить.

-Ты классно смотришься голышом, — сказал Владик.

-Ты тоже. Пузо только маленько прибрать надо. Пресс покачай.

Они вошли в комнату, служившую кабинетом. Сбоку, на маленьком столике, стоял импортный магнитофон.

-Можно? — спросил Владик, и ткнул клавишу.

...Шизофреники —

Вяжут веники,

А параноики

Рисуют нолики,

А которые

Просто нервные —

Те спокойным сном

Спят, наверное....

Послышался незнакомый ему голос.

Владик засмеялся словам песни:

-Кто это?

-Галич, — серьезно ответил Андрей, — Никогда не слышал?

Владик покачал головой:

-Типа Высоцкого?

-Не совсем. Тоже бард, но это совсем другое.

-Никогда раньше о таком не слышал.

-И не услышишь. Он запрещен.

-Почему?

Андрей как-то особенно взглянул на него:

-Потому, что правду поет.

-А Высоцкий, что — неправду?

-Высоцкий тоже... Но, послушаешь его песни, сам поймешь.

И как бы в доказательство слов Андрея, до слуха Владика донеслось:

...Тишина на белом свете, тишина!

Я иду и размышляю не спеша:

То ли стать мне президентом США,

То ли взять да и окончить ВПШ!..

Ах, у психов жизнь —

Так бы жил любой:

Хочешь — спать ложись,

Хочешь — песни пой!

Предоставлено

Нам — вроде литера —

Кому от Сталина,

Кому от Гитлера!..

Раздался заключительный аккорд, и послышались аплодисменты. У Владика возникло смутное чувство. И слова какие-то непонятные, и Сталин упоминался рядом с Гитлером, но определенно во всем этом что-то было, что он чувствовал, но не мог передать словами. И это было правильно.

-Мне другая его песня нравится, — сказал Андрей и начал перематывать пленку, — Слушай.

...Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать?

Вот стою я перед вами, словно голенький.

Да, я с Нинулькою гулял с тети Пашиной,

И в "Пекин" ее водил, и в Сокольники.

Поясок ей подарил поролоновый

И в палату с ней ходил, в Грановитую,

А жена моя, товарищ Парамонова,

В это время находилась за границею...

Андрей стал подпевать, проникновенно выговаривая слова и гримасничая. Он знал песню наизусть до последнего слова. А Владик слушал и узнавал жизнь. Вернее, узнавал то, о чем пока лишь догадывался или слышал краем уха от взрослых. Именно то, что ему было неприятно в этой взрослой жизни и повергало в уныние. Но здесь обо всем говорилось просто, иронично и с юмором, а поэтому воспринималось совсем иначе. Тут были опять непонятные слова, но сама жизнь, озвучиваемая бесстрастным голосом исполнителя со всей беспощадностью, представала так, как следовало охарактеризовать ее, следуя голосу совести. Именно так подсознательно хотелось охарактеризовать ее и самому Владику, но он не мог, а здесь услышал отголоски собственных чувств и мыслей. Больше всего его рассмешила постоянно меняющая цвета своего облика товарищ Парамонова. Он понял, что хотел этим выразить автор.

...И пошли мы с ней вдвоем, как по облаку,

И пришли мы с ней в "Пекин" рука об руку,

Она выпила дюрсо, а я перцовую

За советскую семью образцовую!

Вот и все!

-Вот и все! — тоже завершил Андрей, разводя, как на сцене, руками.

-Классно, — от души сказал Владик, — А откуда у тебя такие записи? Ни у кого раньше не слышал.

Андрей внимательно посмотрел на него:

-Дашь слово, что никому не расскажешь, что у меня слышал?

-Да ты... Ты за кого меня держишь?

От возмущения Владик даже задохнулся, и все, что мучило его эти дни, разом вырвалось наружу. Он сам не думал, что говорит:

-В школе на меня не смотрел, сейчас порешь хрень... Ты думал, я кому-то расскажу, что было, да? Или, что я в жизни ничего не вижу, не понимаю и не чувствую?! Да мне самому эта жизнь вот уже где! Это постоянное вранье... А если я не хочу врать! А если мне противно вые...ваться! Да х... я забил на всех!!! Почему я не могу жить так, как хочу?!!

Андрей внимательно слушал этот страстный монолог, не сводя глаз с Владика, и когда тот закончил, серьезно и чуть иронично сказал:

-Поль, ты когда-то станешь очень хорошим человеком. Я всегда был уверен в тебе, иначе бы не позвал.

И он крепко обнял Вадика. Обнял по-братски. Сейчас он не заигрывал, хотя они стояли друг перед другом абсолютно голые.

4.

C этого дня между Владиком и Андреем протянулась тонкая нить крепкой дружбы. В школе они оставались друг для друга теми же, что и были раньше. Разве, обменивались иногда понимающими взглядами, да позволяли себе откровенно обсудить какую-либо животрепещущую новость, уединившись в стороне от остальных. А после уроков, начиналась их совсем другая жизнь.

Особенно ждал Владик тех дней, когда мама Андрея была на лекциях, и он мог приходить к нему домой. Он переслушал на магнитофоне все записи Галича, и отношение ко многим вещам, отвращавшим его во "взрослом" мире и даже пугавшим, незаметно поменялось на снисходительно-ироничное. Ему нравилось, когда Андрей показывал привезенные отцом из-за границы журналы, в которых была запечатлена какая-то совсем другая жизнь, да и просто болтать с ним, рассказывать о своем раннем детстве и слушать его рассказы.

Один раз Андрей устроил вечер, надолго запавший в память, где все было "по-взрослому" и в то же время совсем не так, как у всех.

-У меня сегодня родители в Большой театр идут, — заговорщицки сообщил Андрей Владику на перемене, — Можем провести целый вечер вместе...

-Давай, — радостно откликнулся Владик.

-Как уйдут, я тебе позвоню, — пообещал Андрей.

Звонок раздался в половине шестого вечера.

До этого времени Владик успел сделать уроки и принять душ, предвкушая что-то особенное. И он не ошибся. Андрей встретил его в махровом халате на голое тело, а в квартире стоял запах какого-то аромата и негромко играла медленная красивая музыка. Они сразу обнялись, и прямо с порога Владика повело в совсем другой мир...

Комната с задернутыми гардинами, освещенная мерцающим светом свечей, два бокала вина на столике, открытая коробка шоколадных конфет и Андрей, скинувший на пол халат после того, как мягкими плавными движениями раздел его догола. Они стали танцевать, точнее кружиться под эту опьяняющую музыку, легкими движениями лаская друг друга.

-Выпьем немного? — шепотом спросил Андрей, указывая взглядом на столик.

Владик опустился в мягкое кресло, а Андрей уселся ему на колени. Тихий хрустальный звон и приятный вкус легкого вина дополнил гамму ощущений, а от последовавшего поцелуя, который не хотелось прерывать, возникло слабое головокружение. Андрей поставил бокал и поднес к губам Владика взятую из коробки конфету. Тот сделал то же самое. Они взяли конфеты в рот и опять поцеловались, ощущая на губах сладость.

-Давай покурим, — тихо предложил Андрей.

Они не курили ни в школе, ни тайком, но сейчас это показалось каким-то дополнением, позволяющим лучше почувствовать друг друга. Андрей прикурил и, неглубоко затянувшись, поднес сигарету к губам Владика. Тот сделал затяжку из его пальцев и взял сигарету в свои. Так они передавали ее друг другу, пока не докурили до конца.

Владик не помнит, сколько времени прошло с того момента, когда он переступил порог этой комнаты, и когда произошло то, что завершило эту заставляющую забыть обо всем прелюдию. Помнит только, что это было так, как никогда раньше...

-Попьем кофе? — спросил Андрей, когда они вышли из ванной.

-Давай, — тихо ответил Владик.

Он забыл обо всем. Все осталось где-то далеко — суматоха жизни, школьные отметки, грубость, злоба, недоброжелательство. Были только музыка, упоение от созерцания и ощущения тела Андрея, и легкое головокружение то ли от вина, то ли от совсем не понятно чего, и одно единственное желание — чтобы это не исчезало.

Когда кофе был готов, они отправились пить его в комнату, усевшись в одно кресло.

-Включи Галича, — тихо попросил Владик.

-Запал ты на него, — улыбнулся Андрей.

-Только одну песню. Про красную шапочку. Ту, где касса щелкает.

-Веселый разговор называется...

Почему-то изо всех песен, эта взволновала Владика больше всего, хотя речь в ней шла о судьбе взрослой женщины, и откуда в нем возникло такое сопереживание не изведанным им самим чувствам, он не знал. Но он представлял себе эту несчастную кассиршу, всю жизнь просидевшую в продмаге, которой столько пришлось пережить, и его сердце наполнялось состраданием до такой степени, что хотелось плакать. Она сидела со своим горем на глазах безжалостной толпы, и ни один из тысяч, пробивших у нее чек, не посочувствовал ей. Они проходили мимо глухой стеной, и им было наплевать и на нее, и друг на друга. Никто не знал и не хотел знать, что за человек перед ними. Она была для них лишь живой принадлежностью кассы. Именно это больше всего угнетало Владика в открываемой им жизни — равнодушие людей друг к другу. Осуждать, ругать, унижать, бить — что угодно, но только не понять...

А касса щелкает, касса щелкает,

Не копеечкам — жизни счет!

И трясет она белой челкою,

А касса щелк, щелк, щелк...

Ах, веселый разговор!

Владик не прочь был заплакать по настоящему. Сам не зная о чем, но именно заплакать. Он был уверен, что Андрей поймет его...

-У нас с тобой сегодня, как бал сатаны, — улыбнулся Андрей.

-Почему — сатаны? — не понял Владик.

-Ну, ты же не читал...

Он встал, вышел из комнаты и скоро вернулся с искусственно переплетенной книгой. Владик открыл и прочитал на титульном листе копию с напечатанного на машинке заглавия: "Мастер и Маргарита".

-Хорошая? — спросил он.

-Это классика, Булгаков, — серьезно ответил Андрей.

-Дашь почитать?

-Не могу. Если ее у тебя найдут... — он сделал многозначительную паузу, — Да и если родители заметят, что ее нет на месте, мне несдобровать... Читай здесь, когда приходишь. Только дома молчи.

-Спасибо тебе, — сказал Владик.

-Да не за что. Только имей в виду, тут много непонятного, даже мистического. Тут ведь сатана живой. Но вещь классная.

-Андрей, — неожиданно для самого себя, пожалуй впервые, обратился к нему не по школьному прозвищу, а по имени, Владик, — Ты понимаешь меня? Я для тебя не чужой?

Андрей молча глядел на него. Улыбка в его глазах не погасла, но взгляд стал пристальным и проникновенным.

-Андрей, давай никогда не терять друг друга... Давай... Всегда... По жизни...

Владик почувствовал, что его голос задрожал, а глаза наполнились слезами. Андрей подошел и молча обнял Владика. Они стоя переплели ноги и положили головы на плечо друг другу, крепко обнявшись.

-Мой милый Поль... — тихо прошептал Андрей.

5.

Бежали дни, наступил март, стало ощущаться приближение конца самой нудной учебной четверти и наступление весны. Ночами подмораживало, временами валил снег, но стоило проглянуть солнышку, как становилось ощутимым исходящее от его лучей тепло, и хотелось сбросить с себя зимнюю одежду.

Неожиданно, на их головы свалился маленький приятный сюрприз — подошли очередные выборы. Школа на воскресенье превращалась в избирательный участок, а в понедельник, как всегда в таких случаях, объявлялся санитарный день и занятия отменялись.

-Что будешь делать? — спросил Андрей, когда они на перемене сошлись у окна в рекреации.

-Не знаю, а ты? — ответил вопросом на вопрос Владик.

-Давай чего-нибудь придумаем?

-Чего?

Они задумчиво посмотрели в окно.

-Пойдем в поход? — предложил Андрей.

-По сугробам?

-На лыжах.

-Тебе они в школе на надоели?

-Да ты не понимаешь, — заговорил Андрей, — За город, в лес, по незнакомым местам — это же совсем другое! На весь день. Поесть возьмем, кофе в термосе...

-А что дома скажем?

Андрей задумался.

-Скажем, что всем классом идем, — сказал он, наконец.

-Рискованно. Проверить могут, — неуверенно проговорил Владик.

Однако, упоминание о путешествии по неизведанным местам пробудило в нем давнюю страсть. Завораживающее чувство первооткрывателя владело Владиком с раннего детства. Пусть эти места кому-то известны, а дорожки исхожены тысячами людей, но он идет здесь впервые и не знает, что ему откроется за следующим поворотом. Как не хочется, чтобы нашелся кто-то сведущий и рассказал, лишив удовольствия открыть самому.

Он помнил до сих пор тот день, когда ему впервые совершенно неожиданно пришлось испытать это чувство во всей доселе неведомой полноте. И было ему тогда от роду не полных девять лет...

-Ты перестанешь мне мешать, в конце концов?! — гневно воскликнула мать, входя в комнату.

Она собирала вещи. Завтра предстоял переезд на дачу, а Владик никак не хотел оставаться в стороне, и был полон решимости помочь. Поскольку его помощь, по словам матери, могла состоять только в одном — не мешать, он изобретал себе ее сам. То складывал белье в аккуратные стопки по размерам отобранных вещей, то начинал составлять "описи вложений" в каждый чемодан, в результате чего мать не могла отыскать нужной вещи. Окончательно выведенная из себя, она воскликнула:

-Марш во двор! Гуляй до обеда.

-Правда?! — вытаращил глаза Владик.

Дело в том, что, несмотря на то, что ему шел девятый год, во двор без присмотра бабушки его начали выпускать только недавно. Да и то, без присмотра — это громко сказано, поскольку бдительная бабушка занимала пост на лестничной клетке у окна, зорко следя за ним, и будучи готова в любой момент выскочить на улицу.

-Да, — подтвердила мать, и спохватившись, добавила, — Но со двора ни шагу! И приходи под окно показываться, чтобы я тебя видела.

Забыв даже обидеться за то, что его так беспардонно отстранили от помощи, Владик кубарем скатился с лестницы и выбежал во двор.

Это было время, когда все его дружки уже были отправлены в пионерские лагеря, а оставшиеся в городе еще не привыкли к летней жизни и подолгу отсыпались. Никого не было, только мелкота под присмотром мамок и нянек копошилась в песочнице.

До его слуха донесся отдаленный шум электрички от проходящей за домами железной дороги. Этот звук наполнил душу радостным восторгом — он был связан с беззаботной летней порой, когда, пожалуй, только один он и нарушал тишину, царящую над дачным поселком. Забыв все наказы матери, Владик устремился за соседний дом к станции. Вот и она. За главными путями стояли составы из грузовых вагонов.

"А что, если подойти поближе?" — подумалось ему.

Владик огляделся по сторонам. Поблизости никого не было. В несколько прыжков он перебежал пути и оказался рядом с составом. Он пошел вдоль него, разглядывая колеса, казавшиеся отсюда огромными, какие-то торчащие железки, рычаги, коробки... На одном вагоне попалась тормозная площадка и Владик, замирая от восторга, вскарабкался на нее. Он представлялся себе сейчас героем какого-то захватывающего фильма со стрельбой и погонями, свистом пуль над головой и ветра в ушах.

Он спрыгнул на другую сторону и пошел между двумя составами. Это было совсем необычно. На одном вагоне его внимание привлекли железные скобы, по которым можно было вскарабкаться на крышу.

"А что, если правда?" — опьянила его дерзкая мысль и он, оглядевшись еще раз, полез.

На крыше было совсем здорово. У Владика даже слегка закружилась голова, но не от страха и не от высоты, а от восторга, подогреваемого тем, что он делает запретное. Маму, наверное, сейчас бы удар хватил, если бы она его увидела. А вот ему совсем не страшно.

-Бурнаши мост подожгли! — закричал он во весь голос и помчался по крыше, воображая себя "Неуловимым мстителем".

Владик добежал до конца вагона, и оценив, что расстояние до следующей крыши совсем небольшое, с разбегу перемахнул его. Он присел на корточки и огляделся. Рельсы и шпалы казались отсюда маленькими, как на игрушечной дороге, а забор, ограждающий станцию, совсем невысоким. Владик взглянул на него, меряя взглядом и... разом смутился, краснея до кончиков ушей. Под забором, присев на корточки, сидел пацан одного с ним возраста, с усмешкой смотревший на него. В восемь с половиной лет, наверное, самое неприятное — когда незнакомый сверстник застает тебя за детской забавой. А пацан наверняка все видел и слышал. Владик замер в ожидании насмешек и впервые пожалел, что рядом нет взрослых. Мало ли чего можно было ждать? Ведь он на "чужой" территории, а законы улицы были ему уже известны.

Однако, взгляд пацана был дружелюбным:

-Догнал Бурнашей?

Владик "бычком" уставился в крышу вагона под ногами и ничего не ответил, краем взгляда наблюдая за пацаном. А тот не спеша подошел и тоже стал карабкаться на крышу.

Первой мыслью Владика было добежать до железных скоб с другой стороны, слезть и дать деру по направлению к своему видневшемуся за стадионом дому. Пока пацан залезет и слезет, вздумай он за ним погнаться, он бы был уже далеко. Но это походило на бегство. Наверное, чувство собственного достоинства появляется значительно раньше, чем это кажется взрослым.

Пацан, тем не менее, влез и оказался рядом. Владик оглядел его. Изрядно вылинявшие сатиновые тренировочные, засаленная футболка, потрепанные кеды на босу ногу, давно не стриженые русые вихры на голове, веселый взгляд прищуренных серых глаз по бокам от веснушчатого курносого носа.

-Тебя как звать? — спросил он.

-Влад, — солидно ответил Владик.

В общении со сверстниками он всегда называл себя так, считая, что всякие уменьшительные суффиксы делают его в глазах окружающих "маменькиным сынком".

-Вован, — тоже слегка натужно бася, ответил пацан, протягивая руку.

Знакомство состоялось.

-Ты откуда? — поинтересовался Вован.

-Вон дом, видишь?

-А я оттуда...

Вован кивнул в направлении бараков за мостом.

Напряжение исчезло. Здесь они оба были "чужаки".

-Бежим до цистерны по крышам...— то ли спросил, то ли предложил Вован.

Они рванули с места, и едва ноги Владика коснулись крыши соседнего вагона, как раздался грохот, и непонятно отчего, он завалился навзничь. Вован удержался на ногах, но тоже присел. Посмотрев по сторонам, они заметили, что окрестность медленно поплыла куда-то. До Владика дошло, что поезд неожиданно тронулся.

Вот тогда ему на какой-то миг стало страшно. Пусть он сегодня изведал много запретного, но это было здесь, рядом, а сейчас поезд увозил его в неизвестность, куда отправляться без взрослых, он даже не помышлял.

-Слезаем? — спросил Владик.

Они подбежали месту, где находились скобы. Стараясь не смотреть вниз, где плыла земля, Владик стал спускаться вслед за Вованом, но когда они достигли подножки, поезд уже успел набрать небольшую скорость, и прыгать стало страшно.

Вован не растерялся. Он ловко перебрался на тормозную площадку и кивком головы пригласил Владика последовать его примеру. Это оказалось вовсе не трудно и не так опасно, как может показаться со стороны. Тут даже совсем не трясло, а лязг колес и плывущая внизу земля уже не пугали. У Владика захватило дух. Он был охвачен впечатлением, что впервые в жизни едет по настоящей железной дороге. Разве сравнить такую езду с тем, когда сидишь внутри вагона за стеклом, как рыбка в аквариуме!

Мимо проплывали знакомые окрестности, где он гулял с бабушкой. Яблочный сад, недавно построенный мост через новую улицу...

-Вован, гляди, вон школа, где моя мамка работает, — крикнул Владик.

-А кто она? Училка? — поинтересовался тот, глядя на здание школы напротив.

-Ну. Одна из лучших, — не без гордости прибавил Владик.

Послышался шум — по главному пути их догоняла электричка. Она шла быстро, но окна вагонов и сидящие за ними люди были совсем рядом — казалось, можно достать их рукой. Кое-кто замечал их. У одних, особенно у женщин, округлялись глаза, кто-то усмехался, кто-то брезгливо морщился, а Владик, до которого дошло, что их видят эти нудные взрослые и ничего не могут им сделать, залился радостным смехом. Его возбуждение передалось и Вовану.

Однако их веселье было разом оборвано сидящей в задней кабине электрички сварливой теткой. Той, что подает машинисту сигнал для закрытия дверей на остановках. Она, заметив их, начала что-то кричать, грозя кулаком, а потом схватила с пульта телефонную трубку, и грозя уже пальцем, начала что-то в нее говорить.

-Ментов вызовет, — озабоченно сказал Вован.

И, как бы в ответ на его слова, поезд начал тормозить.

-Станция, — возвестил Вован, выглянув вперед.

Владик тоже посмотрел туда, свесившись с подножки. Поезд полз, извиваясь, по станционным путям, между которых ходили люди в оранжевых жилетках.

-Прыгаем? — нерешительно спросил Владик.

-Застукают, — ответил Вован, — Глянь их сколько... Не бэ, прорвемся...

Вован начал опять карабкаться на крышу, и Владик полез за ним. Они легли, вытянувшись во весь рост на самом недосягаемом снизу взглядом месте крыши и затаили дыхание. Станция осталась позади. Они сели, и посмотрев друг на друга, весело рассмеялись. Поезд пошел быстрее. Ветер задувал под одежду, создавая ощущение свободного полета.

-Летим! — воскликнул Владик, расставляя руки наподобие крыльев.

Он сорвал с себя промокшую от пота рубашонку, Вован стянул через голову футболку, и они блаженствовали, ощущая всем телом холодящий встречный ветер под палящими лучами солнца. А поезд нес их куда-то в неизвестность, где никто из них никогда не был, но почему-то теперь все страхи исчезли. Рубикон был перейден...

Осталась позади Москва, и поезд пошел среди цветущего майского леса. В ноздри ударил воздух, напоенный лесным ароматом. Владик не помнил уже заваленной вещами комнаты, пыльного двора и самого города с асфальтовыми мостовыми.

-Влад, там впереди забор какой-то и ворота, — донесся до него голос приятеля.

Владик посмотрел вперед. Одноколейка, по которой тащился состав, упиралась в забор и исчезала за открытыми воротами, возле которых стоял человек.

-Сматываемся, а то точно застукают, — сказал Вован и начал карабкаться вниз.

Поезд тащился уже еле-еле, и достигнув подножки, они благополучно спрыгнули.

-Ты знаешь, где мы? — спросил Владик.

-Не... А ты? — отозвался Вован.

-Я тоже.

Некоторое время они стояли, переминаясь с ноги на ногу. Наверное, каждый из них, окажись тут один, испугался бы, но нельзя же в глазах другого выглядеть трусом...

-Пошли, — решительно сказал Владик, трогаясь в обратный путь по шпалам.

-Офонарел! — воскликнул Вован, — Столько пёхать?

-Да придем куда-нибудь, пошли, — засмеялся Владик.

И они пошли, толкая друг друга, крича во весь голос, падая и кувыркаясь в траве. Дух первооткрывателей этой незнакомой планеты, на которую завез их поезд, где они свободны и могут делать все, что хотят, вытеснял все остальное. Были только лесной аромат, пение птиц и свобода, свобода, свобода!

Владик заметил среди травы отходящую куда-то влево тропинку.

-Пошли сюда, — предложил он.

-А куда это? — не понял Вован.

-Какая разница? Раз люди ходят, значит, куда-то придем.

Тропинка тянулась среди глухого леса. Скоро им попалась другая, более натоптанная, и они свернули туда. Так, переходя с тропинки на тропинку и выбирая каждый раз более широкую, они вышли на опушку, за которой замаячили кресты кладбища.

-Ну, попали! — воскликнул Вован, останавливаясь и округляя глаза.

Владик тоже притих.

-Пошли обратно, — поежившись, предложил Вован.

Честно говоря, Владику тоже почему-то захотелось вернуться. Однако, переборов себя, он сказал как можно тверже:

-Ты, что? Покойников боишься? Пошли. За кладбищем наверняка есть дорога.

Они двинулись вперед.

-Один бы никогда не пошел, — проговорил Вован, косясь на надгробия.

Владик в ответ рассмеялся. Настроение возвращалось. Хотелось радоваться просто оттого, что жив. За кладбищем открылась широкая наезженная дорога, которая вывела их на шоссе. По нему катил рейсовый автобус, на маршрутном трафарете которого, они разглядели спасительное словечко "метро". Какое — не важно. Название станции, что находилась вблизи их домов, они знали, а стало быть, не пропадут.

Владик вернулся в этот день домой, как бы повзрослевший в собственных глазах, и выволочка от матери, которой соврал, что играл весь день на школьном дворе, не испортила впечатления...

Эти воспоминания сыграли решающую роль и сейчас.

-Пойдем, — согласился Владик.

-Решено, — твердо сказал Андрей, — Встречаемся с лыжами на остановке в восемь утра...

В понедельник утром Владик вышел из дома, держа в одной руке лыжи, а в другой пакет с бутербродами. Андрей уже ждал его на остановке с рюкзаком за плечами. Накануне они по телефону разработали примерный маршрут. Предстояло доехать на автобусе до Сосенок, а оттуда совершить переход в район Ясенево, где можно было сесть на другой автобус, чтобы вернуться в город.

Люди спешили на работу, и в автобус возле дома они едва втиснулись со своими лыжами, испытывая молчаливое недовольство окружающих, выражавшееся в мимике и жестах. Однако второй, загородный автобус, на который они пересели у метро, был абсолютно свободным.

Вот и Сосенки. Они огляделись. Справа стояли дома, а слева, за дорогой, простиралось огромное поле, обрамленное кромкой леса на горизонте. Они перешли дорогу, встали на лыжи и устремились прямо через поле. Скоро вышли на лыжню, и идти стало веселей. Слабый ветерок, здесь, в поле, непрошено забирался под одежду и холодил тело. Видневшиеся деревья оказались перелеском, за которым открылось еще одно поле, после которого их встретил все еще зимний лес.

-А куда мы идем? — спросил Андрей, останавливаясь.

-А я знаю? Я за тобой иду, — недоуменно ответил Владик.

Охваченные чувством свободы с того момента, когда ступили лыжами на снежную целину, они не подумали об этом. Андрей огляделся чего-то прикидывая и беззвучно шевеля губами.

-Надо повернуть налево, — уверенно сказал он, — Москва там.

Но лыжня вела куда-то вперед, а стоящие вокруг укрытые снегом деревья манили в неизведанное. Владик был уже полностью поглощен чувством первооткрывателя.

-Пошли дальше, — предложил он.

-И куда мы придем?

-Какая разница? Не в тайге же. Куда-нибудь придем.

-Поль, ты авантюрист, — улыбнулся Андрей, — С тобой точно куда-нибудь попадешь.

-А кто звал кататься по незнакомым местам?

-Ладно, пошли, — согласился Андрей и устремился по накатанной лыжне.

В лесу стояла тишина. Лишь потрескивали стволы деревьев, скрипел снег под лыжами, а мерцающее сквозь стволы солнце наполняло все вокруг сказочным светом.

На опушке они устроили привал, присев на поваленное дерево. Андрей открыл термос со своим вкусным кофе, которое здесь показалось еще вкуснее. Они уплетали бутерброды, проголодавшись на свежем воздухе, и очень скоро им пришел конец.

-Оставим хоть по штучке, — предложил Владик, — Неизвестно еще, когда домой попадем.

-У нас еще курица жареная есть, — успокоил Андрей, — Мама сделала.

-Ты что сказал своим? — поинтересовался Владик.

-Что договорились — в поход идем с классом во Внуково, а ты?

-Тоже, — пожал плечами Владик и добавил, — Попадет же нам, если узнают. Но я тебя не выдам...

-Ты настоящий друг, — улыбнулся Андрей, обнимая его за плечи.

-Посидим так, — тихо сказал Владик, тоже обняв его.

Некоторое время они сидели молча, прижавшись друг к другу и прислушиваясь к голосам природы, согреваемые уже по-весеннему теплым солнцем.

-А ты хотел бы так жить? — спросил Владик.

-Как?

-Ну, вот здесь, например. Стоял бы дом, где все было, как в городе, а вокруг вот так...

-В Европе так и живут многие, — ответил Андрей, — В Париже, например, квартиры дорогие и люди покупают коттеджи за городом. Там у каждого машина, дороги хорошие, есть скоростные поезда, совмещенные с метро. Двадцать минут — и ты в центре Парижа, зато живешь на природе...

-Это тебе отец рассказывал?

-Да. Он там много раз бывал.

-Еще чего рассказывал?

-Много чего, — ответил Андрей, поднимаясь, — Чего здесь никогда не будет.

-Почему у нас все так? — с горечью спросил Владик, тоже вставая.

-Потому. Зато в космос летаем. Пошли...

Они опять выбрались на лыжню и устремились в неизведанное. За поляной их взорам открылся замерзший пруд и какое-то садоводство на пригорке, куда поворачивала лыжня. Маленькие домишки стояли буквально впритык друг к другу. Летом здесь, очевидно, бурлила жизнь, но сейчас поселок выглядел пустынным. Неожиданно из одной калитки вышел мужик в валенках и тулупе. Он заметил их и остановился, разглядывая.

-Откуда идете, хлопчики?— спросил он, когда они поравнялись.

-Издалека, — ответил Андрей не поворачивая головы.

Спрашивать, как называется это место и что там дальше, они не стали. Им было хорошо друг с другом, и не хотелось, чтобы в их мир вторгался кто-то еще. Вскоре слева от себя они увидели какие-то странные сооружения, напоминавшие белые пирамиды, трудно различимые на фоне снега. Приглядевшись получше, они догадались, что это хвосты самолетов, стоявших, очевидно, на летном поле.

-Ни фига себе, — сказал Владик, останавливаясь, — Мы что, во Внуково пришли?

-Скорее, в Домодедово, — отозвался Андрей, — Подойдем поближе.

Путь к самолетам, а теперь их было видно отчетливо, преграждал забор из колючей проволоки. Лыжня тянулась параллельно ей, мелким овражком.

-Точно — аэродром, — уверенно сказал Андрей.

И тут же, как бы в доказательство его слов, послышался гул моторов, и в небе показался снижающийся самолет, пролетевший совсем близко и опустившийся за стоящими на поле.

-Классно, — засмеялся Владик, — Тут еще и самолеты летают.

-Турбореактивный, — заметил Андрей, — Значит, полоса такая есть. Интересно, что за аэродром? Может запасной какой, на случай аварийных ситуаций? Зря не спросили у того мужика...

-Вернемся?

-Пошли дальше, может, там узнаем.

Они продолжили прерванный путь, но лыжня уходила по овражку правее и очень скоро они увидели мостик, за которым начинался парк с высокими деревьями. Он тоже был окружен высоким забором, но лыжня шла, очевидно, по замерзшей речке, и они оказались на территории.

Сразу почувствовалось, что попали в действительно старинный парк. Живописно выглядели высокие деревья, а сам парк напоминал скорее лес. Но лес был, определенно, рукотворным. Сначала они попали в березовую рощу, которая неожиданно сменилась густым хвойным лесом, и наконец, оказались в окружении стройных лип. Вскоре, справа от аллеи, по которой они шли, показался какой-то памятник. Они подошли. Перед ними в полный рост стоял Пушкин, а на гранитном основании размещались бронзовый барельеф и строки из его произведений.

-Опекушин, — кивнул Андрей на памятник, прочтя имевшуюся тут же табличку.

Владик промолчал, поскольку это имя ему ничего не говорило, и посмотрев по сторонам, увидел в отдалении еще один:

-Смотри...

Они двинулись туда. Это был памятник Жуковскому, тоже со стихотворными строками и барельефами на постаменте, изображавшими лебедей. Немного дальше стоял бюст Вяземского с родовым гербом. Здесь деревья образовывали большую поляну, за которой виднелась аллея из высоких стройных лип, ведущая к большому усадебному дому.

-Музей какой-то, — предположил Владик.

Хоть и редко, но их возили в музеи от школы. Как правило, это превращалось в бедлам, поскольку все радовались перемене обстановки, и мало кого интересовал предмет экскурсии. Но сейчас соприкосновение с историей было так неожиданно и необычно, что невольно хотелось узнать все до конца.

-Пошли, дом посмотрим, — сказал Андрей.

Старинный усадебный дом выходил к аллее ротондой, увенчанной куполом, которая примыкала к основному зданию. За окнами проглядывался круглый зал, напоминавший тот, что они видели на барельефе, с сидящим в нем Пушкиным.

-Помещик какой-то жил, — предположил Владик.

-А в этом зале, наверное, танцевали, — дополнил Андрей.

По бокам от основного здания тянулись две застекленные галереи. За окнами одной они разглядели бильярдные столы и играющих людей.

-Какой музей?— кивнул на них Андрей, — Санаторий, наверное, какой-нибудь.

-Да, но дом-то старинный, — не сдавался Владик.

-Перестроенный. Вот это, наверное, были флигеля, а галереи застеклили и превратили в помещения. Тут бильярды поставили, оттуда щами прет — столовая или ресторан, — сказал Андрей.

Они обошли здание вокруг и оказались перед главным фасадом.

-Зайдем, спросим? — предложил Андрей.

Тут они заметили подходящего на лыжах мужчину лет шестидесяти, с непроницаемым лицом.

-Простите, а не подскажете, что это за санаторий?— обратился к нему Владик.

Мужчина окинул их беглым взглядом, от которого Владику почему-то стало немного не по себе, и ответил сухим негромким голосом вопросом на вопрос:

-Как вы здесь очутились?

-Пришли. На лыжах катаемся.

-Как вы проникли на территорию?

-Мы никуда не проникали, мы пришли по лыжне, — сдержанно ответил Андрей, кивнув на речку.

-Здесь не положено находиться посторонним, — жестко сказал человек, снимая лыжи, — Покиньте территорию. Выход там...

Он кивнул на видневшиеся напротив фасада ворота.

-Мы уйдем, — сказал Андрей, — но, может быть, вы ответите на вопрос?

Интонации его голоса были вежливыми, однако в них послышалось что-то такое, чего Владик никогда раньше от Андрея не слышал.

-Остафьево. Совмин СССР, — отрывисто бросил человек, не поворачивая головы, и неспешной уверенной походкой направился к входу, неся в каждой руке по одной лыже. Ребята переглянулись.

-Пойдем, и правда, отсюда подобру-поздорову, — сказал Андрей.

Они не пошли через ворота, а опять обойдя здание, спустились на замерзший пруд и вышли через него к деревенским домам, стоявшим по другую сторону. Из грубо приколоченного на столбе расписания, узнали, что через двадцать минут будет автобус до железнодорожной станции.

-Классно погуляли, — сказал Владик, снимая лыжи.

-Ну вот, а ты боялся, — отозвался Андрей, — А все-таки я узнаю, что это за усадьба. И памятники и парк...

-И про аэродром бы узнать, — добавил Владик.

К остановке подошла деревенская тетка.

-Вы не скажете, что это за аэродром? — обратился к ней Андрей.

Та окинула равнодушным взглядом их фигуры и ответила:

-Гарнизон. Военный был, теперь не пойми какой — и военный, и гражданский...

-У вас тут даже турбореактивные летают, — сказал Владик.

-Летают, — неопределенно протянула тетка, очевидно, не видя никакой разницы в самолетах.

Из-за поворота показался потрепанный рейсовый автобус. До станции ехать оказалось совсем недолго, и скоро они уже сидели в полупустом вагоне электрички, с аппетитом уплетая курицу.

-Километров двадцать мы с тобой сегодня отмахали? — поинтересовался Владик.

-Меньше, -улыбнулся Андрей.

-Давай, еще куда-нибудь так же скатаем?

-Да запросто. Каникулы скоро...

Владик положил в пакет обглоданные косточки и блаженно потянулся, улыбаясь в ответ Андрею. Наверное, он испытывал то, что можно назвать счастьем, даже не подозревая в тот момент, какие тучи сгустились над его головой...

6.

К своему дому Владик подходил уже в сумерках.

Его с нетерпением ждали. Владик почувствовал это, едва переступил порог.

-Вот он, явился! — воскликнула мать.

Отец сидел за столом в кухне и строго глядел на него:

-Где ты был? — спросил он.

-В поход ходили, — ответил Владик, догадавшись, тем не менее, что родителям что-то известно.

-Не ври! — воскликнула мать, — Мы звонили в школу. Не было у вас сегодня никакого похода. Отвечай правду!

Так она, очевидно, допрашивала у доски своих хулиганов и двоечников. Владик понял, что отпираться бесполезно.

-Ну не было! — тоже воскликнул он, — Ну, мне захотелось покататься на лыжах. У меня не учебный день. Было бы лучше, если бы я просидел его у телевизора?

-На лыжах кататься тебе никто не запрещает, — строго сказал отец, — Но твои родители должны знать, где и с кем их сын проводит время.

Владик молчал.

-Так где же и с кем ты катался? — спросил отец.

-Почему обязательно — с кем? Просто катался. В лесу во Внуково.

-Как ты туда попал?

-Приехал на автобусе.

-Зачем выдумал про поход?

-Так бы вы меня и отпустили, — подвернулось Владику правдоподобное оправдание, — Я же для вас еще ребенок в четырнадцать лет. И буду им до седых волос!

Родители переглянулись.

-Ты не для нас, а ты по закону несовершеннолетний, — повысил голос отец, — И пока им не станешь, хочешь ты того или нет, обязан все говорить родителям, поскольку они несут за тебя ответственность.

Владик опустил глаза.

-Но это еще не все, — продолжал отец, — В пятницу ты пришел домой позже меня и сказал, что вас водили в Исторический музей. В среду ты сказал, что у вас была спартакиада, в понедельник — уборка класса, хотя на самом деле ничего этого не было! Где ты был все эти дни до позднего вечера?!

-Ты что, в школу звонил? — удивился Владик.

-Да, звонил! — воскликнула мать, — И Светлане Геннадьевне и директору, и родителям Чекмарева. И будем звонить!

-Подожди, — оборвал ее отец, — О Чекмареве отдельный разговор. Пусть сначала скажет, куда он исчезает из дома до позднего вечера.

-А почему я должен вам это говорить? — не выдержал Владик, — У меня что, не может быть своей личной жизни?!

-Вот! — даже с каким-то торжеством воскликнула мать, — Знаем про твою личную жизнь! Я нашла то, что ты прятал за диваном!

-Да подожди же ты! — досадливо поморщился отец.

-Что — подожди?! У нас в восьмом классе одна родила от такого же!

-Замолчи! — прикрикнул он, и мать, резко повернувшись, ушла в комнату, откуда донеслись ее рыдания.

Владик сидел, уставившись глазами в стол и чувствуя, что, наверное, вся кровь бросилась ему в лицо.

-Так где ты проводишь время после школы последние два месяца? — возвратился к прерванному разговору отец, — Учти, не скажешь сам, я все равно узнаю.

-Нигде. Просто гуляю. — глухо ответил Владик.

-С кем?

-Ни с кем. Один.

-Один слоняешься голодный по городу?

-Почему, голодный? В школе обедаю. Тридцать копеек стоит...

-Тебя дома не кормят? Тебе заняться нечем, кроме как шататься по улицам? Ты опять врешь!

-Я не шатаюсь. Я в кино хожу.

-Где берешь деньги на обед и кино?

-Тетя Оля дает. Бабушка привозит.

-Больше не привезет. И от нас будешь получать только на завтраки, — заверил отец, — Но ты опять врешь. Ты приходишь в семь часов вечера, даже не положив портфель домой. Уроки заканчиваются в час пятнадцать. Ты смотришь кино три сеанса подряд?

Владик молчал.

-И последнее. В прошлую пятницу ты явился домой в одиннадцатом часу. Ты сказал, что идешь на день рождения к кому-то из класса, но ни один твой одноклассник в этот день дня рождения не отмечал. Тем не менее, как сказала мать Чекмарева, с которой ты поднимался вместе в лифте, от тебя пахло вином. Где ты был? И где напился?

-Да со шпаной, с пропойцами какими-то связался! — опять прибежала в кухню мать с заплаканными глазами.

-Почему, с пропойцами?! — не в силах больше сдерживать себя, воскликнул во весь голос Владик, — Вы только себя порядочными считаете? Вы никому не верите, потому что сами все время врете! А есть другие люди, и они ни чем не хуже вас! Они так не врут!

-Нет, ты слышишь, что он говорит?! — взвилась мать.

-Слышу. Все, как я и думал. 'Они не врут!' Наверняка какие-нибудь подонки и пьянь.

-Они бы своих учили! — не унималась мать.

-Так они нарочно! — непререкаемым голосом сказал отец, — Они видят, что он не такой, как их, вот и обрабатывают из ненависти к тем, кто достиг в жизни большего.

Мать опять залилась слезами.

-Так вот, — завершил отец, — Начиная с сегодняшнего дня, куда бы ты не пошел, помимо школы, мы должны знать, к кому и зачем? Позвонили, проверили, и тебя нет дома — я снимаю с себя всякую ответственность. Пишу заявление в милицию, и тебя ставят на учет. Здесь застану кого постороннего — сразу вызываю наряд для выяснения личности, а придешь домой пьяным — будешь ночевать в вытрезвителе. Все!

-Ты про товарищеский суд забыл, -тихо сказал Владик, неожиданно для самого себя обретая спокойствие.

-Какой еще товарищеский суд?

-Подай на меня в товарищеский суд, — отчеканил Владик, глядя отцу прямо в глаза, -Как на Иду Моисеевну, которую сам же избивал на кухне.

На следующий день, по дороге в школу, Владика догнал Чекмарев.

-Привет, — бросил он, небрежно протягивая руку, — Чего там твои родаки кипиш подняли?

-Какой еще кипиш? — поморщился Владик.

-Какой, какой... -передразнил тот, — Из дома убегаешь, говорят, пьешь...

-Ты не знаешь, так не говори! — вскипел Владик, — Ты своим все рассказываешь? Как куришь на переменах? Как деньги трясешь с малолеток вместе с Капустиным? Как...

-Тихо, тихо, -с покровительственными интонациями, заимствованными, очевидно, от отца, перебил Чекмарев, — Оставь это при себе...

-Ну и ты оставь. Спроси, если хочешь знать. Один раз поехал покататься на лыжах без спроса, и они уже подумали невесть что. Твоим позвонили, а твоя матушка, если уж на то пошло, натрепала им, что от меня вином пахло, когда мы с ней в лифте поднимались.

-Но, ведь пахло же, — ухмыльнулся Чекмарев, — Что-что, а это она учует от кого угодно, даже на расстоянии. По-умному все делать надо. Вот мы, когда на даче с ребятами в лес идем или на лодке кататься, всегда берем пиво с собой и портвейн, а знает кто?

Он что-то понес про свои похождения, выставляя себя, как всегда, самым хитрым и изворотливым, но Владику незачем было это слушать. Ему было нечего скрывать, кроме одного, к чему все эти ухищрения не годились.

-Тебя, я слышал, из дома выпускать перестали? — спросил Чекмарев, когда они уже подходили к школе.

-И это знаешь?

-Так твоя матушка с моей... Сам знаешь.

Именно этот факт, кажется, беспокоил его больше всего.

-Ты вот что, — доверительно сказал Чекмарев, — если отмазка нужна будет, договоримся — прикрою. Но и ты меня, когда надо — идет?

Он протянул Владику руку и добавил, выразительно щелкнув себя пальцем по горлу:

-Только с этим поосторожнее будь. Здесь про меня забудь — я вне подозрений.

Едва они вошли в школу, как Владик увидел выходящего из раздевалки Андрея. Они обменялись понимающими взглядами, и тот подождал, когда Владик разденется. Пока поднимались по лестнице, Андрей успел сообщить массу информации о той усадьбе, где они побывали. Что принадлежала она Вяземскому, а в гостях у него там бывали Пушкин, Жуковский, Грибоедов и Гоголь, а Карамзин писал Историю Государства Российского.

-Там собран богатейший архив, это историческое место, — увлеченно говорил Андрей.

-А про аэродром узнал? — спросил Владик.

-Мало что. Аэродром построил НКВД при Сталине, потом передал оборонке, а сейчас все, как та тетка сказала. Кстати, там в свое время первая русская женщина совершила полет на воздушном шаре и шар хранился в Остафьеве — она была родственницей Вяземского.

-Где ты все это вычитал?

-Мама рассказала. И книгу показала, где все это написано, у нас есть.

-Так ты ей все рассказал? — вскинулся Владик, даже приостановившись.

Андрей опустил глаза:

-Понимаешь, Поль, мне родичи верят и я не хочу терять их доверия. Я сразу признался, что ходил в поход не с классом, а с другом, который меня в случае чего бы не бросил. Попросил прощения, что обманул, потому что опасался, что не отпустят. Но тебя не назвал, не переживай. Надеюсь, ты поймешь.

— А мне уже не поможешь, — грустно сказал Владик и коротко рассказал о происшедшем дома.

-Да... — протянул Андрей, — Не позавидуешь тебе. Странные они у тебя какие-то.

Они дошли до своего этажа и раздался звонок.

-Поль, не переживай, — сказал Андрей, — Безвыходных положений не бывает. Обсудим на перемене.

Он коротко, но крепко приобнял его, и они разошлись, направляясь к своему классу. Это был один из последних дней четверти. Через неделю начинались каникулы, которых так ждал Владик. Он надеялся, что они смогут быть вместе каждый день, и вот... Ему предстояло провести их взаперти, как арестанту, дежуря дома у телефона. С трудом верилось в то, что у кого-то бывает по другому...

'...Мне родичи верят, и я не хочу терять их доверия...'

Образ той женщины в лифте дополнялся все новыми и новыми свойствами, достойными уважения. Почему же у него не так? Почему ему никогда с малых лет ни в чем не верили? При этом Владик осознавал, что и он платил родителям той же монетой.

Первым уроком была физика, и вошедшая классная руководительница первым делом пристально посмотрела на него. Владик отвернулся к окну.

В последнюю неделю все стремились подтянуться — кому-то нужно было исправить двойку, кому-то вместо тройки получить четверку, а кто-то помышлял и о большем. Обычно Владик тоже хотел выглядеть не хуже других, но сейчас почувствовал полное безразличие к этой суете, и мечтал уже о лете.

Надо сказать, что летом для него наступала несколько другая жизнь. Они уезжали в подмосковный поселок Жаворонки, где из года в год снимали дачу. У Владика там была компания друзей. Игры, походы, купания, долгие теплые вечера, песни под гитару... Только здесь доморощенный мальчик, идущий по жизни на коротком поводке, получал какую-то каплю свободы. Здесь родители даже могли лечь спать, не дождавшись его возвращения. Правда, они знали, что он никуда не уйдет от дома, поскольку сам побаивается местной шпаны, и были уверены в его старших покровителях, производивших на них самое благоприятное впечатление, как и их родители. Опять родители. Их родители на его родителей, но не они сами...

-Поляков, — вывел его из размышлений голос учительницы.

Поняв, что его вызвали, Владик пошел к доске.

-Решаем задачу...

Задача была несложной, но Владику было трудно сосредоточиться, и решение не шло. Он обернулся, ища поддержки от Сережки Симонова, но неожиданно поднял листок с подсказкой Чекмарев. Наконец, трижды исправив ошибку, он справился.

-Садись, Поляков, — равнодушно сказала учительница, — Я, честно говоря, тебя вызвала, поскольку у тебя пятерки были — мог бы пятерку в четверти получить. Четыре я тебе поставлю, но сегодня ты, считай, мне не ответил.

И, когда он уже садился на место, добавила:

-С тобой, Поляков, последнее время что-то странное творится.

-Весна действует, — усмехнулся вслух Мишка Криводуб.

-На кого там еще весна подействовала? Криводуб, к доске. Посмотрим, как на тебя.

Под пробежавший по классу смешок, Мишка встал из-за парты.

-Чего же ты? Такая легкая задача. Пятерка бы была, — сказал Женька, его сосед по парте.

-Да ладно, — отмахнулся Владик, — Нужна она мне.

Женька внимательно посмотрел на него:

-С тобой и правда что-то происходит.

На перемене они переглянулись с Андреем и разными путями спустились вниз, уединившись на первом этаже под лестницей, чтобы обсудить ситуацию.

-Я одного боюсь, -признался Владик, — что они до твоих родичей доберутся. Отец у меня такой — если сказал, сделает.

-Не переживай. Мои родители думают своей головой, и даже если это произойдет, то сумеют ответить. Ну, а про остальное знаем только мы с тобой. Жаль, что теперь встречаться труднее будет. Я думал, еще попутешествуем. В той книге есть про многие интересные места в Подмосковье...

-Ты сказал, что не выдал меня, -перебил Владик, — но тебя же спрашивали, наверное, что это за друг?

-Конечно. Я сказал, что из школы, а назвать не могу — дал слово. Мама сказала, что ей это не нравится, но раз дал слово, то дай и мне слово, что такого больше не будет. На этом и порешили. Мы с тобой с самого начала ошибку сделали. Тебе надо было придти ко мне открыто, познакомиться с родителями, а про то, что там между нами — это наше дело.

-Ладно, чего теперь говорить? Я у тебя еще книжку не дочитал.

-Булгакова?

-Ну. Совсем немного и на интересном месте. Где они в Торгсин пришли...

Андрей замялся немного и сказал:

-Я принесу тебе ее завтра. Но, смотри сам. Найдут — это уже все.

-Не надо, -подумав немного, ответил Владик, — Подожду. Может, получится когда. Я с Чекмаревым насчет отмазки договорился. Мои его почитают за то, что у него отец шишкарь, и матери наши знакомы.

-Ты ему веришь?

-Я так понял, что ему самому это нужно.

-Пошли? — спросил Андрей, взглянув на часы, — Звонок через минуту.

Владик смирился с неизбежным. Ровно в половине второго, едва он успевал придти из школы, раздавался телефонный звонок. Отец проверял его присутствие и задавал один и тот же вопрос: что он собирается делать? На что получал один и тот же ответ: ничего, сидеть дома. Такой же звонок следовал спустя полтора часа. Потом приходила мать, и Владик уходил в маленькую комнату. Он или включал телевизор или перечитывал свои книги. Общение с родителями не доставляло ему удовольствия. Он знал, что они роются во всех его записях, прислушиваются ко всем телефонным разговорам, и если раньше он хоть чем-то с ними делился, то теперь они стали для него чужими людьми.

Так же безрадостно прошли каникулы. Правда, на два дня ему удалось вырваться из-под "домашнего ареста", благодаря Чекмареву. В первый — он пришел к Андрею и дочитал Булгакова, а на второй они совершили поездку на Новодевичье кладбище.

Владику запомнился этот день. Помимо того, что он побывал на могилах людей, о которых лишь читал в учебниках или видел только по телевизору, Андрей, бывавший здесь ранее, рассказал много интересного. Это было еще одним прикосновением к живой истории. По пути домой они строили планы будущих путешествий. Интерес, возникший после того счастливого лыжного похода, обернувшегося несчастьем, объединил их.

Наступила весна. Постоянное сидение Владика дома стало раздражать уже не только его, но и родителей. Особенно мать, переживающую, что "ребенок без свежего воздуха". Надзор стал постепенно ослабевать. Тем более, что ничего компрометирующего за весь период за ним замечено не было. Владик уже мог приходить к Андрею, не прибегая к помощи Чекмарева. Они могли даже куда-то вместе съездить, как, например, в стоявший в руинах Донской монастырь с его уникальным некрополем. Владик опять почувствовал вкус к жизни и с нетерпением ждал лета. Прерывать связь друг с другом они не собирались, договорившись о встречных визитах в Жаворонки и в Кратово. Они предвкушали лето, сулившее быть таким интересным, а общая тайна даже придавала жизни остроту, как хороший соус вкусному блюду.

Беда подкралась, как всегда, когда меньше всего ее ждешь...

7.

Тот солнечный теплый день конца мая начался для них с приятного сюрприза. Классная руководительница до начала первого урока собрала дневники и сообщила, что сегодня на последнем уроке раздаст их с выставленными годовыми оценками. Завтра в школу уже приходить не надо. Три дня они будут окапывать деревья на пришкольном участке, после чего — свободны до первого сентября.

-Благодарите Валентину Павловну! — перекрикивая ликование, завершила она, — У вас практика должна была быть в июне, и не три дня, а две недели! Вы не знаете, что стоит директору добиться сокращения учебного года!

На перемене друзья сошлись обсудить новость.

-Во сколько нам окапываться? В четыре? Значит, утром свободны?— спросил Андрей.

-Предлагаешь рискнуть? — догадался Владик.

-Природа шепчет. Двинем куда-нибудь? В Архангельское например...

-Это, где русский Версаль?

-Ну. Мы там были с родичами. Парк, усадьба, лестница парадная прямо к Москве-реке спускается...

-Ладно, там все расскажешь. Как ехать, знаешь?

-На автобусе от Сокола. Пойдем прямо с утра, как в школу, а к четырем вернемся.

-Ну, да. Могли мы не понять, что уроков не будет? — улыбнулся Владик.

На всякий случай он заручился поддержкой Чекмарева. Тот великодушно согласился, пропев с нагловатой ухмылкой:

-Эх, что-то с памятью моей стало... Что уроков нет, совсем не помню...

На следующее утро Владик, выйдя из дома, как всегда, в восемь утра, тихонько положил портфель в ящик пожарного крана на лестнице и помчался к метро, где уже ждал Андрей. До усадьбы добрались быстро. Пришлось даже подождать немного до открытия. Природа порадовала девственной красотой, когда зелень еще не набрала своего сочного цвета, как летом, и все вокруг выглядит совсем свежим, источая неповторимый аромат под многоголосье птичьего хора.

Они побродили по парку — и по дорожкам среди высоких деревьев, и по регулярной части, где широкое пространство замыкалось зданием дворца, являясь как бы одним целым с ним, и террасами, украшенными мраморной скульптурой. С них открывался живописный вид, а внизу поблескивала в лучах солнца извилистая лента реки.

-Красиво умели жить, да? — сказал Андрей, уже успевший рассказать о Голицыных и Юсуповых, которые владели усадьбой.

-Но, ведь не все же так жили, — скептически заметил Владик.

-А ты знаешь, что почти все здесь создано руками крепостных? -запальчиво спросил Андрей, — А дошло до нас потому, что этим владели люди, умевшие ценить их ремесло и их труд. Многих посылали учиться за границу за свой счет, были меценатами. Они только для себя это делали?

Владик не решился возразить.

-Нам с тобой все преподносят не так, как было, — понизив голос, добавил Андрей, — А на самом деле... Помнишь, как тот мужик в Остафьеве сказал нам: убирайтесь вон? А тогда даже в Петергофский парк, царскую резиденцию, вход в определенное время был открыт для всех, кто прилично одет и не пьяный.

-Ладно, пошли на речку, — примирительно сказал Владик, и они устремились вниз по лестнице.

Ребята подошли к самой воде и окунули в нее руки.

-Холодная, — поежился Андрей.

-Если тепло будет, как сейчас, недели через две купаться будет можно, — сказал Владик.

Однако, соблазн искупаться был настолько велик, что отойдя подальше, они скинули брюки и залезли в воду ногами выше колена, стремясь не замочить трусы.

-Класс! -воскликнул Владик, впервые, после зимы, чувствуя, как речная вода обтекает ноги.

Андрей поддержал его восторженным возгласом, слегка брызгаясь.

-Эй! -закричал Владик, отвечая тем же— Что ты делаешь?!

Они обдали друг друга водой пару раз и выбрались на берег, потому что от холодной воды сводило ноги.

-Поль, попробуй только ко мне на дачу не приехать — урою на месте,— сказал Андрей, разваливаясь на траве и смотря на Владика смеющимися глазами.

-Я тебя сам урою. Прям сейчас, — ответил он, наваливаясь руками на плечи Андрея и залезая ему коленками между голыми мокрыми ногами.

Тот залился смехом, а Владик продолжал елозить туловищем, пока не положил его на обе лопатки, широко разведя в разные стороны согнутые в коленках ноги.

-Насилуют! — закричал Андрей театральным шепотом.

Они были уже оба возбуждены, и останавливало только то, что в любой момент на тропинке вдоль берега могли появиться люди.

Побарахтавшись, они оделись и направились обратно. По дороге их внимание привлекло полуразрушенное строение, относящееся к ансамблю усадьбы. Похоже, что его реставрировали, поскольку оно было окружено дощатым забором. Ребята подошли ближе. В одном месте доски отставали от перекладины. Владик раздвинул их и заглянул внутрь. За забором никого не было, только лежали сложенные в кучу доски и стояло несколько заляпанных известью бочек. Напротив была дверь, ведущая в помещение. Они пролезли сквозь щель в заборе, и подошли к двери. Она оказалась не заперта.

Внутри все было в запустении. Высокие, местами обвалившиеся потолки сохраняли следы имевшегося когда-то декора, рамы — где были затянуты целлофановой пленкой, где сохранили мутные стекла, через которые проглядывал окружающий ландшафт. В углу стояли сколоченные из досок леса, и одна стена за ними была заново оштукатурена. Очевидно, строение начали реставрировать, и на этом все кончилось или отодвинулось на неопределенное время.

Они подошли к окну и посмотрели наружу.

-Эх, Поль, скажи, тебе никогда не было обидно, что ты родился так поздно? — спросил Андрей, — Ведь родись мы лет сто назад, мы бы прожили с тобой совсем другую жизнь.

Он обернулся, и они оказались лицом к лицу. Желание, возникшее еще на берегу, вновь напомнило о себе. Они обнялись и полезли друг другу под одежду. Скоро их школьные пиджаки и рубашки оказались брошенными на прогнивший пол, а брюки спущенными до щиколоток покрасневших от холодной воды ног. Некоторое время они ласкали друг друга, а потом возбужденный Владик стащил зубами с Андрея до колен трусы и уткнулся лицом в его промежность. Андрей блаженно застонал. Вместе со стонами до слуха Владика донесся отдаленный шум с улицы, но опьяненный моментом, он не придал ему значения, решив, что это птицы. Как он потом горько сожалел об этом! Но, если б знать...

Неожиданно дверь в помещение распахнулась, и входящие замерли на пороге в немой сцене.

То ли какая комиссия решила нагрянуть сюда в разгар рабочего дня, то ли заинтересованные товарищи пришли наметить план работ, но на пороге возник седой мужчина в плаще нараспашку поверх отутюженного костюма, и рядом с ним молодой, тоже в костюме, державший на изготовку блокнот с ручкой. Завершали процессию три женщины — одна лет сорока, делового вида, и две пенсионерки, судя по всему, из той самой вездесущей общественности. От представшей их взорам картины, они застыли в шоке.

-Вы что здесь делаете? — резко спросил мужчина, хотя увиденное вряд ли вызывало сомнения — что?

-Какой ужас! — воскликнула пенсионерка.

-Если бы не увидела своими глазами, не могла даже подумать, что такое бывает! — проговорила вторая дрожащим голосом.

-Вызывай милицию, — придя в себя, сухим деловым тоном распорядился мужчина, и молодой опрометью кинулся наружу, забыв спрятать в карман блокнот.

-Приведите себя в порядок, — потребовал мужчина, глядя на них таким брезгливо-ненавистым взглядом, что Владик запомнил его на всю жизнь.

-Вот наша молодежь! -заговорила первая пенсионерка нравоучительным тоном, — Сколько мы средств тратим на воспитание, сколько сил кладем!

-До чего же нужно дойти, чтобы вытворять такое? Да разве я могла себе это даже представить? — все еще не отойдя от шока, верещала вторая.

-Нет, скажите, для кого мы все делаем? — опять подхватила первая, — Реставрируем памятники, храним культурное наследие?

-Починовский умер в больнице с ключами от дворца в руках, — сухо вставил ни к кому не обращаясь, мужчина, — Когда видишь такое, руки чешутся прибить на месте.

-Нет, вы представляете, хотя бы, в каком месте находитесь? Где вы это вытворяете?! — по петушиному наскакивая на ребят, воскликнула первая, едва не выплевывая соскочивший с нижней челюсти зубной протез.

-Таких убивать надо, — пренебрежительно вынесла приговор "деловая женщина",— а родителей к ответственности привлекать. Вот они — плоды либерализма.

-Так родители, небось, ничего и не знают, — вставила тоненьким голоском вторая пенсионерка, — Как же вам не стыдно?

-Нечего с ними миндальничать — перебил мужчина, -Разберутся без нас.

С улицы вошел молодой в сопровождении милицейского сержанта, который тоже брезгливо посмотрел на них и скомандовал:

-На выход...

Все дальнейшее слилось для Владика в какую-то унылую череду сменяющих друг друга мрачных картин...

Милиция. Человек за столом в капитанских погонах и с непроницаемым лицом, задающий грубым голосом беспощадные жестокие вопросы. Комната, отделенная от коридора решеткой, куда их затолкали и где сидела на скамье не обращавшая на них внимания цыганка, иногда подавая голос:

-Началник... Началник... Курит зачем отобрал?

Временами она начинала материться, смешно выговаривая слова, но ребята сидели подавленные, и даже не улыбнулись. Они не помнили, сколько просидели. По коридору проходили люди в милицейской форме, но не обращали на них внимания. Правда, один раз кто-то приостановился, и до Владика донеслись голоса:

-Кто там у нас?

-Матильда опять и два пидора.

-Эти малолетки?

-Ну. В усадьбе, в объятиях взяли. К культуре приобщались.

-Бл.., да отп...дить как следует и выкинуть.

-Несовершеннолетние...

-Позвонил?

-Родители едут.

-Давил бы таких на месте. Баб им, что ли, мало?

Опять потянулось нескончаемое ожидание под экстравагантный мат Матильды. Потом Владик заметил прошедшего по коридору отца.

-Поляков, — мрачно произнес открывший решетку милиционер, — на выход.

Владик поднялся, незаметно пожав руку смотрящему в пол Андрею.

За дверью стоял отец, взглянувший на него так, что Владику стало не по себе.

-Дома поговорим, — мрачно сказал тот и пошел по коридору.

Возле отделения милиции стояла служебная Волга. Отец сел рядом с водителем, Владик на заднее сидение, и машина тронулась. За всю дорогу до дома они не проронили ни слова. Владик только поймал в зеркало несколько сочувственных взглядов водителя, да и то было непонятно, кому он сочувствовал. Скорее всего, не ему...

Дома дверь открыла заплаканная мать:

-Ну, что там? Как?

-Вечером поговорим, — сухо бросил отец и вышел, добавив на ходу, — Не выпускай его никуда.

-Как?! Как ты мог? — залилась слезами мать.

-Мать, не дави на психику, — устало произнес Владик и ушел в маленькую комнату, закрыв дверь на вбитый в косяк искривленный гвоздь.

Это была придуманная им самим защита от внезапного вторжения родителей. Стучаться в их доме было не принято. Он лег на диван и прикрыл глаза. На душе было так мерзко, как не бывало никогда в жизни.

-Але, мама, але... — донесся до него сквозь стенку голос матери, звонившей бабушке, -Ну, что? Забрал он его из милиции... Да ничего я не знаю, он сказал, вечером поговорим... Дождешься от него... Этот тоже ничего не сказал, прорычал — отстань, и в комнате заперся... Мама... Я не знаю, что мне делать? Я даже подумать не могла...

Владик встал, включил телевизор, чтобы не слышать, и снова лег, проваливаясь куда-то в бездонную пропасть...

Он не помнит, сколько пролежал так, когда услышал, что пришел отец. Они о чем-то пошептались с матерью, после чего дверь в комнату дернулась, упершись в гвоздь, но открывающего это не остановило — он силой распахнул ее. Это был отец.

-Выходи, — приказал он.

"Как в милиции", — подумалось Владику.

Они все втроем вошли на кухню.

-Садись, — сказал отец, усаживаясь за стол и указывая Владику взглядом на табуретку напротив.

Мать примостилась у двери.

-Ну, рассказывай, как ты смог вытворить такое и кто тебя на это подбил?

-Подбил, конечно подбил, — поспешила вставить мать, — Он бы сам никогда...

-Помолчи, — перебил ее отец, — пусть сам все расскажет.

-Никто меня ни на что не подбивал, — выдавил из себя Владик, смотря перед собой в стол.

-Значит, ты подбил того парня? Ты что? Сумасшедший?

-Считай, что я, — твердо сказал Владик, -если тебе непременно надо найти крайнего. Мне все равно, что ты будешь думать.

Мать ахнула.

-Ты понимаешь, что ты натворил? В чем признаешься? — повысил голос отец, — И еще выгораживаешь того подонка?

-Он не подонок, — так же твердо сказал Владик, поднимая взгляд.

-А кто же он такой после этого?! Вы оба подонки! Выродки! Позор для родителей и всего рода человеческого! Но научил тебя этому он!

-Почему — он?

-А кто? Мы с матерью?

-Кто у него родители? — опять вмешалась мать, — Алкоголики?

Как не драматична была ситуация, но Владик непроизвольно горько улыбнулся одними уголками губ, узнав единственно возможный во всех ситуациях ход ее мыслей.

-Там сложнее,— отрывисто бросил ей отец, -Мать преподаватель ВУЗа, отец профессор, из за границы не вылезает. Не исключено — антисоветчики. Но с ними я еще разберусь, сейчас о нашем речь, как он до такого докатился?

-Да с жиру они бесятся! — воскликнула мать, -Как же, из-за границы не вылезают! Вот и воспитывают так же! А весь этот разврат к нам с Запада идет. Нам лекцию читали в РОНО, я знаю! Там такие, говорят, уже по улицам в обнимку ходят...

-Хватит, — резко оборвал ее отец, прихлопнув ладонью по столу, и посмотрел на Владика уничижительным взглядом:

-Тебе еще смешно?!

И вдруг с Владиком что-то произошло. Как сорвался внутри предохранительный клапан...

-Да не смешно, а горько! — воскликнул он во весь голос, — Вы уверены, что все знаете и всегда во всем правы, когда на самом деле ничего не понимаете и никогда не поймете! Для вас же все, кто не похож на вас — не люди! Вы твердите, что я никому, кроме вас, не нужен? А вам я нужен? Вам же наплевать, что у меня в душе! Я для вас чужой! Вы из меня хотите сделать то, что нужно вам! А я не буду таким! Не буду! Назло вам не буду!

Его дыхание перехватила спазма, и он сделал над собой усилие, чтобы не зарыдать. Зарыдала мать:

-Дожили... Вот она, благодарность... Как он мне достался, кто бы знал... Растили, всю душу вкладывали... Пичкали лучшим куском...

-Лучше бы не пичкали или вообще не рожали, — обреченно закончил Владик.

-Вот как?! — воскликнул отец, медленно поднимаясь с места.

Владик тоже встал. По мере того, как отец говорил, его голос обретал все большую силу:

-Я тебя в зубах таскал. Я не спал ночей. Я не защитил из-за этого диссертацию. Я угробил свое здоровье! Я всю жизнь все делал для того, чтобы ты стал человеком!

-Стал?! А сейчас я, по-твоему, не человек?!

-Ты ничтожество! Кроме этого, сегодня ты публично осрамил меня перед людьми! И еще берешь на себя смелость говорить мне такие слова?! Да ты самая настоящая сволочь!!!

Выражение лица отца было такое, что казалось, он сейчас ударит Владика изо всей силы так, что от того останется мокрое место. Даже мать, почувствовав неладное, вскочила с места, забыв утереть слезы. Но Владик стоял прямо и смотрел ему в глаза.

-Все, -проговорил отец, садясь и ударяя себя кулаком по колену, — Не получилось у меня сына...

8.

На следующий день Владик проснулся поздно. В квартире стояла тишина. Родители были на работе, а ему спешить было некуда. В четыре часа надо придти на пришкольный участок, то же самое завтра, а послезавтра предстоял переезд на дачу. Владик поймал себя на мысли, что это не радует его так, как всегда. Да и вообще ничего не радует, даже теплый майский день за окном.

Тишину нарушил телефонный звонок. Владик лениво взял трубку.

-Это Владик? — послышался незнакомый женский голос.

-Да, — машинально ответил он.

-С тобой говорит мама Андрея Голубева...

Владик внутренне похолодел. Этого он ожидал меньше всего. Первым желанием было бросить трубку и не подходить к телефону, но возникший в памяти образ той женщины в лифте, не позволил ему сделать это.

-Да, — тихо ответил он.

-Прости, пожалуйста, что я тебя побеспокоила, — мягко сказала женщина, — но не мог бы ты со мной встретиться? Мне надо поговорить с тобой наедине. Я знаю, что тебе тяжело, но для меня это очень важно.

-Да, — опять сказал Владик.

-Сейчас тебе удобно?

-Да.

-Тогда приходи в лес, где у вас зимой проходили уроки физкультуры. Там на аллее вдоль проспекта есть лавочки. Я буду ждать на первой от нашего квартала через полчаса. Сможешь?

-Да.

-Договорились.

В трубке послышались гудки отбоя, а Владик все стоял, держа ее в руке. Потом он положил трубку, оделся и вышел из дома. До леска было идти полторы остановки, и он оказался там довольно быстро. Казалось, еще вчера он мчался здесь по лыжне за физруком. Стояла зима, все было укрыто снегом, но жар, пылавший у него внутри, заставлял забыть обо всем. А сейчас, в солнечный весенний день, он понуро бредет в одиночестве, ощущая лишь леденящий душу холод.

Вот и аллея вдоль проспекта и недавно установленные лавочки. Владик сел на первую и прикрыл глаза, стараясь слышать только пение птиц и звуки природы. Вскоре послышались шаги — к лавочке подходила женщина. Владик сразу узнал ее. Да, это была она. Та, что пристально посмотрела на него, когда они столкнулись в лифте. Только сейчас на ней была не шуба, а плащ, вместо сапог изящные туфли на тонком каблуке, а глаза смотрели внимательно, с какой-то едва уловимой затаенной болью.

-Здравствуй, — сказала она, присаживаясь рядом.

К запахам просыпающегося леса добавился тонкий аромат дорогих духов.

-Прости меня еще раз, -мягко заговорила женщина, — Я знаю, что поступаю неправильно. По большому счету, я не имею права беседовать с тобой без присутствия родителей, но я мать Андрея, и мне очень важно знать то, о чем я хочу тебя спросить. Поэтому, постарайся быть со мной откровенным.

Владик почувствовал замешательство. Он не знал, как себя вести? С ним так не разговаривал раньше ни один взрослый человек.

-Скажи мне, давно вы с Андреем занимаетесь этим?

-Да ничем мы не занимаемся, один раз нашло что-то — и все, — ответил он приготовленной заранее фразой.

Женщина опустила глаза.

-Ты говоришь мне неправду, — со скрываемой горечью тихо сказала она, — Я видела тебя неоднократно возле нашего дома еще зимой и знаю, что Андрей приводил тебя в отсутствие меня и мужа. Я понимаю, что это ничего не доказывает. Но... Я же не допрашиваю тебя, а только прошу сказать правду. Я обещаю, что про это не узнает ни одна живая душа. Андрей мой сын и останется им всегда, каким бы он не был, но я должна знать... Если он такой.

-Да не волнуйтесь вы. Не такой он. Это я такой...

Слова слетели с языка сами собой. Владик не намеревался пускаться в откровения, но интонации ее голоса и тот образ, что сложился у него из отрывочных впечатлений по рассказам Андрея, сделали свое дело помимо его воли. Женщина внимательно посмотрела на него. Потаенная боль в ее глазах выступила со всей ясностью.

-Почему ты так думаешь?

Первое слово было сказано, и вдруг Владик ощутил потребность рассказать все до конца. Рассказать самому. Рассказать все, что томило его, лишало покоя, наполняло страданием. Он почувствовал, что другого такого случая может не быть. Он только не знал, как передать словами свои чувства. Ведь никогда раньше ему не приходилось рассказывать о них, тем более — взрослому человеку.

-Потому что... Когда я приходил к вам, и мы делали это... Но мы не только... Мы подружились с Андреем по-настоящему. Мне хорошо с ним и ему со мной, я это чувствую. Мне кажется, я ради него мог бы все... И он тоже. Не знаю, но мне кажется. А когда мы... Ну, занимались этим... Я такого не чувствовал. То есть, я чувствовал, что я его люб... Ну, хочу... Мне приятно и ему тоже, но не так, как мне. Он просто прикалывается... Ну играет, как маленький... Я не знаю, как сказать... Для него это не то, что для меня...

Владик разволновался и понимал, что несет какую-то ахинею, из которой ничего нельзя понять, но вдруг ощутил, что его подрагивающую, лежащую на колене руку, мягко накрыла теплая ладонь женщины.

-Бедный ребенок, — послышались тихие слова.

А может, действительно, только послышались? Глаза женщины смотрели на него с таким пониманием, что Владик, неожиданно для самого себя, уткнулся ей в плечо и заплакал. А женщина сидела молча и ждала. Она только поглаживала его другой ладонью по голове, и от этих прикосновений хотелось плакать еще сильнее.

Понемногу Владик успокоился и ему стало стыдно. Ведь он не плакал даже когда его били, когда несправедливо наказывали, когда не верили сказанной им правде, а тут так распустился...

-Простите, — проговорил он, утирая слезы.

-Это с тобой Андрей ездил в Остафьево, в монастырь, на Новодевичье? — спросила женщина.

Владик кивнул.

-Да... — протянула она задумчиво, — Все, как я и предполагала. Понимаешь, мы с мужем воспитываем Андрея не так, как принято у большинства. Мы с ранних лет уважаем в нем личность, считаемся с его мнением, доверяем друг другу...

-Я это понял, — вставил Владик.

-... И до определенного момента у нас было полное взаимопонимание. Но мы, очевидно, не учли одного. Семья — это не весь мир, и с такими понятиями Андрею не просто будет войти в отношения с другими. Год назад я почувствовала, что теряю его. Он начинал грубить, строить насмешки и даже ругаться. Я знала, что по натуре ему это не свойственно, что это — наносное, бравада. Он так своеобразно мстил нам с мужем за то, что мы воспитали его белой вороной в окружающем обществе. И тогда я подумала, что Андрею необходим человек, который воспримет его таким, какой он есть. Не старается казаться, а есть на самом деле. Но друзей у него не было. Наверное, в том числе и по этой причине. Невзорова я не считаю — они очень разные. Я достаточно знаю ту семью и опять-таки это люди нашего с мужем круга. Ему нужен был кто-то со стороны. Варяг, если можно так выразиться. После нового года я заметила, что Андрей немного изменился. Потом были ваши путешествия, о которых он рассказывал с увлечением, опять становясь самим собой. Я связала это с появлением возле нашего дома тебя, и меня это порадовало. Правда, я недоумевала, почему Андрей делает это тайно от нас и даже не называет твоего имени. Вчера это стало ясно...

-Телефон же мой он вам дал, — обронил Владик.

-Нет, — твердо возразила женщина, -Телефонами мы обменялись вчера с твоим отцом, поскольку, мне думается, разговор между нами не окончен, а Андрей ничего не знает о нашей встрече, и я очень прошу тебя...

-Я понимаю, — кивнул Владик.

-Спасибо тебе, — сказала она, опять беря его за руку.

-За что? — пожал он плечами.

-За правду.

Владик почувствовал облегчение. И еще он почувствовал уважение к этой женщине — первому взрослому человеку, который был с ним так откровенен и который его понял.

-Как вас зовут? — тихо спросил Владик.

-Нина Семеновна. Извини, что не представилась. И подумай, Владик, вот о чем. Вы сейчас взрослеете, к вам приходят неизведанные ранее чувства, и очень трудно определить их природу. Возможно, твое утверждение, что ты такой — преждевременно. Хотя, как я поняла, ты способен разбираться в чувствах...

-Я же хотел, чтобы у меня это было с девчон... С девушкой. У меня была такая возможность, но мне стало противно. А здесь все произошло само собой, и я понял, что мне всегда хотелось именно так. Я боялся себе в этом признаться. Только... Только вы не подумайте, мы... — он запнулся и покраснел, — Мы этого самого не делали. Мы только ласкались и...

-Не надо, -прервала его Нина Семеновна, — Все, что мне нужно я уже узнала. Я говорю о другом. Возможно, ты еще не встретил той девушки, которую полюбил бы по-настоящему. А встретишь, и сам почувствуешь, что все произойдет точно так же, само собой. Возможно, даже будешь с улыбкой вспоминать свои сомнения.

Они приподняла уголки губ, и Владик тоже несмело улыбнулся ей в ответ.

-Ну, а если все даже так, как ты говоришь, -снова становясь серьезной, сказала Нина Семеновна, — то и с этим можно жить. Это трудно, но возможно. Согласись, человеку, владеющему свободной речью, найти общий язык с окружающими легче, чем глухонемому от рождения. Но ведь один может работать над собой и даже достичь такого уровня, когда это станет почти незаметным, а другой — зациклиться, возненавидеть мир и сделать из себя живой упрек людям. Подумай сам, у кого больше шансов стать счастливым. Теперь о другом...

Нина Семеновна помолчала немного и продолжила:

-Андрея я забираю из школы. Это окончательно и бесповоротно. Так что, первого сентября ты его не увидишь. Однако насильно вас разлучать я не хочу. Если у вас есть потребность в общении друг с другом, то ни я, ни муж не будем строить препятствий вашей дружбе. Но при одном условии. Если ты пообещаешь мне, что между вами больше никогда не будет такой близости.

Владик опустил голову.

-Я не могу вам обещать этого, — проговорил он наконец.

-Почему?

-Это зависит не только от меня.

-Тогда пообещай, что ты со своей стороны сделаешь все, чтобы этого не было. Обещаешь?

-Обещаю, — тихо сказал Владик.

-Я тебе верю, — сказала Нина Семеновна, поднимаясь.

Они молча вышли из леса и пошли по проспекту. На углу Нина Семеновна остановилась:

-Мне надо зайти в магазин.

-До свидания, — сказал Владик.

-До свидания, — ответила она, и немного поколебавшись, добавила, — Если будет трудно и надо будет о чем-то посоветоваться — звони.

Нина Семеновна повернулась и пошла по направлению к магазину, а Владик побрел к своему дому. Неожиданно он ощутил уверенность в себе, и откуда-то пришло спокойствие. Все, что происходило у них с Андреем, сейчас представилось как-то иначе. Радости от сексуальных утех стали чем-то второстепенным, и он уже не испытывал ощущения потери. Он понял, что он не потерял друга. И еще он почувствовал, что его впервые в жизни поняли и приняли таким, какой он есть, и это было важнее всего на свете.

Владик пришел домой, разогрел обед и покушал, а потом, не дожидаясь прихода матери, отправился в школу. Он пришел рано, и еще никого не было. Владик лег на траву под деревьями и стал смотреть в голубое небо. Он размышлял над жизнью, так явственно открывшей ему свои разные стороны, хотя бы в разном отношении взрослых к одним и тем же вещам. Он размышлял, и душа его постепенно наполнялась покоем. Незаметно для самого себя Владик задремал.

Разбудили его голоса ребят, собиравшихся к условленному часу. Появилась классная руководительница. Она отметила присутствующих и раздала лопаты с граблями. Причем, даже не спросила Владика, в отличие от других прогульщиков, почему его не было вчера?

"Понятно, — подумал он, — папа отметился и здесь..."

Но подумал безо всякой злости, как о само собой разумеющемся.

Они быстро справились с работой, а потом до темноты играли в волейбол на школьном стадионе. Только Андрея Владик не увидел.

-А чего Гуля не пришел? — спросил он у Невзорова.

-На дачу отправили. Мать отпросила его на два дня, — ответил тот.

Дома у Владика все было заставлено вазами с живыми цветами, а мать с упоением рассказывала по телефону бабушке, как ее провожали любящие ученики и родители. Владик усмехнулся — и у них позавчера было то же самое. И в других школах тоже. Дань традиции. Неожиданно ему стало жалко мать — при всей своей житейской агрессивности, она показалась ему сейчас маленькой наивной девочкой. Захотелось даже погладить ее по голове.

"Наверное, поэтому и ученики ее любят, особенно мелкие, что чувствуют родственную душу..."

Ему показалось, что и сам он ее недолюбливал потому, что с раннего детства не воспринимал как мать. Скорее — как капризную старшую сестру, отнимающую у него львиную долю внимания бабушки.

Пришел с работы отец, не посмотрев на Владика, да он и сам не стремился попасть ему на глаза, уйдя в маленькую комнату и включив телевизор. Ему повезло — передавали Адъютанта его превосходительства. Родители что-то обсуждали допоздна на кухне, а он смотрел кино, потом программу Время, потом "А ну-ка девушки"... Он готов был смотреть все подряд лишь бы не видеть их...

9.

Встреча с дачной компанией была всегда интересной: посмотреть друг на друга, подивиться произошедшим переменам. Ведь они встречались все вместе спустя год, за который успевали и подрасти, и измениться внутренне. На этот раз это оказалось особенно заметным. В прошлом году расставались мальчиками и девочками, а встретились юношами и девушками. Влада не очень обрадовали перемены, особенно в девчонках. Наметились разбивки на пары, так что, хоть и продолжали гулять одной компанией, но внутри уже ей не были.

Сначала Влад и здесь почувствовал себя чужим, но потом не отстал от других — тоже завел себе "пару". Верка Латышева, хоть и жила этой же улице — приезжала на каникулы к тетке, но в их обществе появлялась редко, считая девчонок из их компании сплетницами. Те тоже не жаловали ее вниманием, хотя и не чуждались.

"Какая-то она не такая" — было их "резюме".

В тот вечер Верка подошла, когда они стали собираться у ворот дома Максимовых. Сначала стояли все вместе, а потом, когда к девчонкам пришли "кадры" с соседней улицы, они с Веркой переглянулись, и Влад тихонько предложил:

-Пройдемся?

Верка кивнула головой, и они прогулочным шагом направились по улице, улыбнувшись на отпущенные им вслед беззлобные шутки.

-Ты права, — сказал Влад, -доморощенные они какие-то...

-Тебе интересно с ними? — спросила Верка.

-Так, — пожал он плечами, -Считай, выросли вместе. Но в этом году уже не очень.

Они пересекли весь поселок, вышли на шоссе и долго шли по обочине, дойдя почти до Назарьево. Ночь была теплая, мимо проносились машины, ослепляя фарами, после чего казалось, что тьма сгущается еще сильнее. Владу с Веркой было просто — она поддерживала любой разговор, не липла к нему, и в то же время была абсолютно раскована. Они вернулись, когда уже все разошлись, а родители Влада спали. Когда на следующий день он рассказал всем об их прогулке, девчонки вытаращили глаза.

-И не страшно было вам? — спросила одна.

-Хорошо, что никого типа Климанова или Лешакова не встретили, — добавила другая.

Это были известные на всю улицу, если не на весь поселок, гопники.

Было ли страшно? Влад не задумывался об этом. Они просто гуляли, и им было хорошо болтать друг с другом. Романтично — да, приятно — да, а страшно? Почему-то события прошедшей зимы и весны заметно поубавили в нем страха.

Они гуляли с Веркой все лето, и он не думал о страхе. Никто типа Лешакова на пути им не встретился. Постепенно Влад начал оказывать знаки ухажерства — приобнимать Верку, прижимать к забору, когда они прощались на углу у дома ее тетки, но, как бы играючи. Верка не предпринимала попыток воспользоваться, и Влад стал делать это настолько уверенно, что со стороны можно было подумать, что между ними не все так невинно. Потом, осенью, Верка позвонит Владу. Они встретятся в Москве, и тоже ночь напролет будут бродить по улицам. Она даст ему недвусмысленно понять, что хочет большего, но он не ответит на ее слова, сказанные с надеждой при прощании:

-Я завтра могу...

Не подойдет к телефону, и она навсегда исчезнет из его жизни.

Ну, а в то лето Верка помогла Владу таким образом занять подобающее место в компании. Только раз она заметила, когда они прощались:

-На тебя этот забор как-то странно действует. Вчера, когда в стогу валялись, я же давала тебе понять, а ты... А тут, как к забору подойдем, тебя прям прёт.

Слухи об их ночных прогулках дошли до родителей Влада и вроде бы успокоили их. К разговорам об Андрее они с того вечера не возвращались.

Самым запоминающимся днем лета для Влада стала поездка по окрестностям Звенигорода. Их пригласил недавно пришедший в школу, где работала мать, зам по воспитательной работе. Актер по образованию, бывший руководитель художественной самодеятельности, он был культурным человеком и охотно делился с другими всем, что мог дать. Узнав, что они никогда там не были, живя всего в двух десятках километров, он приехал за ними на своей машине, прихватив еще преподавательницу пения, и они впятером, включая Влада, отправились в однодневное путешествие по "подмосковной Швейцарии".

Это было действительно интересно. Виктор Антонович умел рассказывать и знал, что показать. А под Звенигородом таких мест оказалось много. Последним пунктом их программы были развалины Саввино-Сторожевского монастыря и "Обрыв любви" за санаторием министерства обороны. Подойдя к краю действительно крутого обрыва и полюбовавшись открывшимся оттуда видом на окрестности, взрослые устроились на полянке метрах в ста от него, чтобы справить последний привал, а Влада потянуло вернуться.

Он уселся на самом краю. Казалось, достаточно одного движения, чтобы полететь вниз на верную гибель. Влад смотрел на лучи заходящего солнца, слушал вечернюю тишину, нарушаемую только перестуком колес проходящего внизу грузового поезда, да отдаленными возгласами с полянки, и ему опять вспомнился Андрей. Так и не осуществились их намеченные на лето планы. Как хотелось Владу, чтобы Андрей был сейчас рядом. Именно он и никто другой.

Лето подошло к концу. Влад не мог знать тогда, что это было последнее беззаботное лето в его жизни...

С наступлением сентября Влад вернулся в свою школу. Правда, уже не в 8 В, а в 9 Б. Воспользовавшись новым Указом о всеобщем среднем образовании, школа произвела 'отсев неугодных', который оказался настолько велик, что из трех восьмых было сформировано лишь два девятых класса, и из самого шпанистого 8 В туда попало, вместе с Владом, только девять человек, среди которых не нашлось ни одного его приятеля. Поступил в техникум Женька, куда-то канули Сережка Симонов, Невзоров и все остальные. Но, самое ужасное — Влад не встретил Андрея, почувствовав себя абсолютно одиноким, и может быть поэтому, новый коллектив с первого дня показался ему стадом каких-то закормленных запоздало резвящихся увальней. Он был среди них чужой.

Первые дни Влад все ждал и надеялся, что Андрей позвонит. Несколько раз сам начинал крутить диск, но на четвертой и ли пятой цифре клал трубку.

"Раз не звонит, значит, не нужен", — каждый раз говорил ему внутренний голос.

Дома трещина, возникшая между ним и родителями тем памятным вечером, достигла размеров пропасти, в школе друзей не было, в жизни — тоже. Да и была ли она у него вообще — жизнь? Похоже, Влад сам не знал, зачем живет, и что будет дальше? Учиться он стал значительно хуже — из твердых хорошистов скатился в слабые троечники. Письменные уроки еще кое-как делал, а что касается устных, то природная память позволяла ему пересказать статью из учебника, прочитанную по диагонали на перемене, чтобы получить свою тройку, а то и четверку, и брать в руки учебник дома, он считал лишним.

Единственной отрадой стало для него кино, которым Влад увлекся с приверженностью фаната. Он мог ходить в кино по десять раз в неделю, завел тетрадь, где фиксировал все свои посещения кинотеатров и просмотренные фильмы. И к весне не осталось уже ни одного фильма, не только нового, но и из текущего репертуара, который Влад не видел хотя бы раз, как и не осталось ни одного кинотеатра, не приютившего его хотя бы раз под свою крышу. Каждое воскресенье, с раннего утра, Влад мчался к газетному киоску, покупал заветную Кинонеделю, и вернувшись домой, как азартный игрок на тотализаторе программку ближайших заездов, покрывал ее одному ему понятными знаками и символами. Это тоже была своеобразная программа — программа его жизни на ближайшую неделю.

-Что бы ты делал, если бы в Москве было не сто с лишним кинотеатров, а хотя бы в половину меньше? — проворчал однажды отец, застав его за этим занятием — Учился бы лучше. В школу стыдно приходить стало. Весь класс, все учителя на тебя, как на обалдуя смотрят, разве только сказать мне в глаза об этом стесняются.

Огрызнувшись в очередной раз, Влад бежал в кино. Гас в зале свет, и из мира жестокости и недружелюбия переносился он в экранный мир, хотя бы на два часа ощущая себя полноценным человеком.

Так прошли осень, зима. Наступающая весна всколыхнула в нем радость от приближения лета, но тут вдруг Влад постепенно стал ощущать, что в отношениях между родителями что-то изменилось. Его отчужденность помешала почувствовать это раньше, а один раз, когда он заметил, что они не разговаривают друг с другом уже второй день, вспомнил, что это было и перед новым годом, и еще несколько раз. Влад не понимал, что происходит, но ему показалось, что это не те размолвки, которые случались постоянно — надвигается что-то другое.

Придя домой в один из первых весенних дней, он застал мать, лежащую поверх покрывала на кровати в слезах, и сидящего рядом с ней хмурого отца. Увидев, что он пришел, мать заплакала, отвернувшись к стенке, а отец поднялся и вошел к нему в маленькую комнату, прикрыв за собой дверь.

-Мне надо поговорить с тобой, — сказал он как-то подавленно.

Влад присел на диван.

-Я не буду больше жить с мамой, — обреченно проговорил отец.

-Дело твое, — спокойно ответил Влад.

-Отнесись к этому спокойно и знай, что от тебя я не отрекаюсь. Квартиру и вообще все оставляю вам. Не обижай ее, ей сейчас трудно. И постарайся стать человеком. Закончишь школу — обязательно поступай в институт. Я помогу. И делом, и материально, пока будешь учиться. Телефон мой рабочий знаешь. Звони.

Влад молча выслушал, не задавая никаких вопросов.

-Договорились, — твердо ответил он отцу, включая телевизор и наблюдая краем глаза, как тот совсем не по-хозяйски, как всегда, а бочком выходит из комнаты.

Влад не знал, радоваться ему или печалиться такой новости. Внутренне он давно жил своей жизнью. Он был бы рад посочувствовать матери, но то, как она начала вести себя после ухода отца, возбуждало в нем прямо противоположные чувства. Истерики при посторонних людях, поливание отца грязью, упреки в том, что он поломал ей жизнь и бросил с "таким" сыном, мало располагали к этому. Во Владе все закипало, когда он слышал, как мать говорила кому-то, как ей трудно его кормить и одевать одной, зная, что отец регулярно отдает ей деньги. Непреодолимым его желанием стало как можно скорее окончить школу и пойти работать, чтобы ни от кого не зависеть.

Спустя полгода, он узнал от тетки еще одно тяжелое известие — отец неизлечимо болен.

Влад закончил десятилетку, но поступать никуда, несмотря на увещевания родителей, не стал, а его увлечение последних лет определило будущую профессию. Последнее, что успел сделать отец — отмазать непутевого сына от армии, в надежде, что тот поступит на следующий год. Осенью его не стало.

Смерть отца стала первым настоящим потрясением для Влада. Какими бы ни были их отношения, но когда он увидел его лежащим в гробу, то забыл обо всем. Его затрясло, как в лихорадке, и слезы сами собой хлынули из глаз. Немного отойдя, он сумел взять себя в руки и спокойно отвечать на соболезнования. Все почему-то шли именно к нему, а не к обзвонившей всех и передавшей свои приметы, сожительнице, к которой ушел отец. Ей ничего не оставалось, как одиноко стоять в стороне и источать в его сторону убийственные взгляды.

Главк выделил автобус до кладбища, но желающих поехать не нашлось. Неожиданно Влад остро почувствовал фальшивость всего происходящего. Это было отдание памяти должности, а не человеку. До него вдруг дошло, что отец никому из присутствующих не был нужен. И еще — ему стало страшно. Он понял, что остался со всеми этими лицемерами один на один. Несмотря ни на что, отец бы его вытащил из любой ситуации, а теперь надеяться было не на кого, и эти обличенные властью люди сделают с ним, если будет надо, все, что угодно. Ему вдруг сделалось так противно, что захотелось только одного — чтобы отца поскорее похоронили и все это кончилось.

-Владя, — услышал он тихий голос, когда поток сослуживцев завершил свое шествие.

Влад обернулся. Возле катафального автобуса стояла небольшого роста старушка. Ее глаза, пожалуй, у одной выражали искреннее, глубокое сочувствие.

-Ты меня не знаешь, наверное? -заговорила она, подходя, — Я тетя Ася из Ленинграда...

Влад смутно помнил, что с раннего детства получал подарки на день рождения от какой-то тети Аси, которой не видел в глаза. Да и подарки мать передавала ему без восхвалений, как от других. Лет в десять, он один раз спросил, кто это такая?

"Это вторая жена твоего дедушки, который бабушку бросил"— с долей неприязни ответила мать, а бабушка поджала губы.

Владик помнит, как неприятно ему было это услышать, и почему-то стало очень жалко эту неведомую тетю Асю, присылавшую подарки и такие добрые слова на вложенных открытках. И представлялась она ему почему-то такой вот маленькой доброй старушкой, какую увидел сейчас перед собой. И слова она сказала какие-то непохожие на все остальные:

-Смирись, дорогой, это жизнь. Никто из нас этого не минует. Помни хорошее о папе и прости его, если он тебя чем обидел.

Она мягко взяла его за руку, почти, как тогда Нина Семеновна на скамейке, и продолжала:

-Не падай духом. Тебе трудно будет где-то с год, а потом станет легче.

-Спасибо вам, — искренне сказал Влад.

Из всех слов, услышанных сегодня, эти были единственными, которые почему-то запали в душу.

-Владя, мне очень хочется поговорить с тобой. Я пробуду в Москве еще два дня. Давай, встретимся где-нибудь? Я остановилась у подруги в Черемушках, вот мой телефон.

Она протянула ему листок. Влад взял его и машинально положил в карман.

-Держись, — сказала тетя Ася, еще раз крепко пожав его локоть.

Он позвонил ей на следующий день. В маленькой квартирке, расположенной в тесной пятиэтажке на улице Шверника, его встретили две благообразные старушки. Одна из них, хозяйка, помянув отца за накрытым в комнате столом, удалилась в кухню, оставив их с тетей Асей вдвоем.

-Владя, — мягко заговорила тетя Ася, -Прости меня, но я невольно узнала про твои отношения с мамой. Вот, что я хочу тебе предложить. У меня в Ленинграде осталась после смерти твоего дедушки двухкомнатная квартира. Живу я одна, и вторая комната свободна. Ты ведь киномехаником работаешь?

Влад кивнул.

-А у нас в Ленинграде есть институт киноинженеров. Поступай учиться и перебирайся ко мне. Поживешь в Ленинграде, а с мамой, может быть, на расстоянии отношения наладятся. Я не тороплю тебя с ответом — все равно поступить ты сможешь только на следующий год. С мамой я поговорю, если ты согласишься...

Влад смутно отнесся к предложению тети Аси. Произвела она на него самое благоприятное впечатление, но перспектива жить в чужом городе с незнакомым, можно сказать, человеком, отталкивала. Но, с другой стороны, упреки матери тоже отравляли ему жизнь, а деваться было некуда — снимать себе квартиру на те деньги, что зарабатывал, Влад не мог.

Он ушел в тот вечер, ничего не решив до конца.

10.

Однажды, когда Влад во время работы спустился зачем-то в администраторскую своего кинотеатра, туда зашла кассирша, держа в руках театральный билет.

-Я завтра в Сатиру иду, — возвестила она, любуясь произведенным эффектом.

В те годы не надо было быть театралом, чтобы знать, что стоит достать билет в московский театр Сатиры или Современник, не говоря уже о легендарной Таганке.

-Миронов играет, все артисты играют. Во... Безумный день женитьбы... -силилась прочитать она слепой штамп.

-Безумный день или Женитьба Фигаро, — подсказал Влад, — Бомарше.

-Ага! И этот играет, все играют, — закивала та, тыча билет под нос всем присутствующим, -Во... Первый ряд!

Влад сдержал улыбку и вышел. Однако, в конце рабочего дня, заветный билет, побывав перед очами всех работников кинотеатра, как доказательство обладания кассиршей "великим блатом", оказался в его руках. Та принесла ему его сама, предложив купить за твердую цену, поскольку оставалось добавить какие-то шестьдесят две копейки, чтобы поужинать с мужем с чем-то более желанным и привычным, чем "игра" Бомарше.

Так Влад неожиданно попал в театр. Излишне говорить, что великолепный спектакль произвел на него радостное впечатление, но еще более неожиданная радость ждала его, когда он стоял в гардеробе после окончания.

-Поль, ты?!

Перед ним был Андрей. Еще момент, и они прошли бы в толпе мимо друг друга. Рядом с ним была миловидная девушка.

-Гуля... — протянул Влад, стоя, как ошарашенный.

-Поль! Вот это встреча.

Они обнялись прямо посреди гардероба.

-Куда ты пропал? Меня мама задолбала, что я тебя бросил, что так с друзьями не поступают...

-Да я думал... — начал Влад и осекся, посмотрев на девушку.

-Познакомься. Наташа, сокурсница, — представил ее Андрей, и та мило улыбнулась.

-Очень приятно, Влад, — ответил он ей улыбкой.

-Короче — так, Поль, — не терпящим возражений голосом сказал Андрей, -Сейчас завозим Наташку домой, а потом я отвожу тебя. Одевайся, поговорим по дороге. Я подъеду прям к выходу.

Спустя какое-то время, они уже ехали на Жигуленке по улице Горького.

-Ну, рассказывай, как ты? Где? Поступил куда? — спросил Андрей, уверенно ведя машину.

-Да нет, работаю, — с долей неловкости ответил Влад, — У меня же отец умер. Перед этим они разошлись с матерью. Отношения сложные, отошел на свои харчи.

-Мои соболезнования. А работаешь где?

Влад назвал один из всем известных в Москве кинотеатров.

-О! — одобрительно воскликнул Андрей, -Так там же фестивали бывают. Будем к тебе ходить...

-Могу и в филиал Иллюзиона пригласить, — добавил Влад.

Иллюзион был в те годы единственный в Москве кинотеатр, где можно было увидеть фильмы, не предназначавшиеся для проката, и пользовался большой популярностью среди киноманов. Попасть туда было не так просто, поскольку билеты официально продавались только организованному зрителю.

-Я с тобой дружу, -восторженно пискнула сидящая сзади Наташа.

-Наташка вообще фанат, — пояснил Андрей, — Человек, который может не пить, не есть, не спать, только дай ей чего-нибудь посмотреть.

По интонациям его голоса Влад заключил, что они друг для друга совсем не то, о чем он подумал вначале.

-А ты? — задал он встречный вопрос.

-Учусь на историческом в МГУ. А живешь все там же?

-Там же.

-И я. Ну не уроды мы с тобой? Жили бок о бок все время, и за четыре года ни разу не встретились...

Он притормозил возле дома на Кутузовском:

-Натах, приятных сновидений. Спасибо за приятный вечер.

-Тебе тоже, пока, -ответила та, вылезая из машины, и уже с улицы хитро улыбнулась Владу, -Жду приглашения в Иллюзион, в долгу не останусь...

-Ты мне его испортишь, -улыбнулся Андрей.

-Голубев, уж если тебя не испортила, ему это не грозит.

Наташа помахала им рукой и направилась к дому.

-Видал? — кивнул в ее сторону Андрей, трогаясь.

-Прости, что так получилось, — искренне сказал Влад, — Хотел все время позвонить...

-Да ладно, забыли, — мотнул головой тот, — Ты меня прости. Я звонил тебе несколько раз, но подходила твоя матушка. Один раз спросил тебя, начала допрашивать — кто, да зачем? Потом подумал, может, не хочешь видеть после того...

-Честно? Я думал то же самое.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

-Ну, теперь не потеряемся. Слово?

-Слово, — подтвердил Влад, помня, что это слово в семье Андрея — не просто слово.

Вспомнил он и о слове, данном его матери четыре года назад. Это немного остудило восторг, поскольку Влад ощутил, как укрепилось его чувство к этому сидящему за рулем стройному красивому парню, лишь отдаленно напоминавшему пацана, с которым расстался.

-Твоя? — спросил Влад, кивая на руль, чтобы отвлечь себя от этих мыслей.

-Семейная. Папа — владелец, я — водитель, а мама — бессменный пассажир. На права сдал.

-Нормально.

-Старенькая уже, менять пора. Только мы...

Он запнулся и перевел разговор на другое:

-Короче, я обрадую матушку, что ты объявился, и надо обязательно встретиться по-настоящему. Согласен?

-Конечно, — кивнул Влад.

Андрей повез его к самому дому, и они крепко обнялись на прощанье.

Через день Андрей позвонил, и Влад получил приглашение придти к нему домой.

-Мы... одни будем? — спросил он с замиранием сердца.

-Нет, с родичами. Но ты не смущайся — папа у меня продвинутый, а мама — так просто обрадовалась тебе.

Только Влад не знал, радоваться ему или печалиться такой ситуации, насколько противоречивые чувства владели им.

Он пришел в назначенное время с букетом цветов для хозяйки дома.

-Как мило, -улыбнулась Нина Семеновна, принимая его.

Она почти не изменилась, только появились слегка заметные морщинки на лбу и возле глаз.

-Приветствую, -протянул руку Владу показавшийся из кухни высокий мужчина с внимательными умными глазами, -Как я понимаю, у нас сегодня встреча друзей детства? Прошу...

Он сделал широкий жест в сторону комнаты и улыбнулся:

-Я еще поколдую на кухне.

Влад вошел в комнату, которая за прошедшие годы довольно ощутимо поменяла свой облик. Исчезла привычная мебель, уступив место более современной, поменялись обои и гардины, а техника, вырвавшись за пределы кухни, начала заполнять и другие пространства квартиры. Неизменными остались только картины на стенах, да живые цветы.

Владу вспомнилась эта комната в мерцании свечей, и они с Андреем совсем юные и абсолютно голые, переплетающиеся в медленном эротическом танце.

-Расскажи о себе, — обратилась к нему Нина Семеновна, присаживаясь на диван, -Андрей сказал, тебя постигла утрата.

Влад коротко рассказал про смерть отца, про отношения с матерью и предложение тети Аси.

-Печально, — покачала головой Нина Семеновна, -Тебя постигло это именно тогда, когда ты еще не окреп, чтобы принять спокойно, и уже не ребенок, чтобы легко. Ну, а маму не суди строго. Надо понять ее состояние в такой момент. Я воздержусь давать совет, но сама по себе возможность пожить какое-то время на расстоянии, возможно, что-то изменит.

-Но я совсем не знаю той женщины, -нерешительно сказал Влад, -Только подарки по почте от нее получал в детстве.

-Одно то, что она признавала тебя родным, будучи отвержена твоими родителями, и сейчас протягивает руку помощи, говорит о многом....

На пороге появился отец Андрея с блюдом дымящегося плова:

-Принимаете?

Они сели за уже накрытый для семейного ужина стол.

-Это у нас Николай Андреевич, -представила его Нина Семеновна, -известный своей рассеянностью в вопросах этикета.

-Каюсь, -воскликнул тот, театрально вскидывая руки, -Именно он. А это Вадим, как я понимаю?

-Почти угадал, -улыбнулся Андрей.

-Владислав, -смущенно поправил Влад.

-Прошу прощения. Знаете, какая самая приятная болезнь? Склероз. Ничего не болит и каждый день что-то новенькое.

Все засмеялись. Андрей видел, что родители с Владом понравились друг другу, и был этому рад. А Влад вспомнил, как ему мечталось четыре года назад, когда он стоял зимой под окном, оказаться в этом доме вот так, в семейном кругу. И сейчас это свершилось. Хотя, казалось бы, весь ход последующих событий должен был привести к обратному.

Говорили о многом. Николай Андреевич много рассказывал о загранице. Потом смотрели отснятые им сюжеты, и Владик впервые узнал, что за штука видеомагнитофон. После кофе разговор перешел на житейские темы. Узнав, что Влад нигде не учится, Николай Андреевич неодобрительно поморщился:

-Зря. Чем раньше, тем лучше.

-Вы говорите так, как будто это обязательно, и без высшего образования я не человек, — осмелился Влад затронуть вопрос, являвшийся камнем преткновения между ним его родителями. Ему было любопытно, что по этому поводу думает не отличающийся стереотипом суждений человек.

-Отнюдь! — воскликнул Николай Андреевич. -Многим, имеющим его, я бы посоветовал продавать пирожки — будет меньше вреда. Но человек — существо, достойное уважения. К тому же, обладающее индивидуальностью. А где я могу это ощутить, если живу в такой же коробке и стою в той же очереди за колбасой, что и водопроводчик, которому я даю взятки, чтобы не тек бачок? Ну — где?

Он театрально развел руками.

-Но у меня здесь диплом, — он щелкнул себя по нагрудному карману рубашки, — а у водопроводчика его нет. И это единственное, что меня от него отличает в социальном плане. Однако есть же, помимо всего прочего, и такое понятие, как природа человека.

Последнюю фразу он произнес уже не театральным, а нормальным голосом, серьезно посмотрев в глаза Владу, и завершил мысль:

-И исходя из последнего, если у тебя его не будет, а будет у того, кому надлежит быть водопроводчиком, то это будет недоразумение.

-У него есть намерение, — сказала Нина Семеновна, — Ему надо только придти в себя и обдумать.

-Поторопись. А куда, если не секрет?

-ЛИКИ, — коротко ответил Влад.

-Это Ленинградский институт киноинженеров, насколько я понимаю в медицине? Мне думается, тебе бы больше подошло что-то гуманитарное. Сквозит в тебе временами определенный интеллект...

-Поль, иди на исторический, — предложил Андрей, — будем вместе учиться.

-Понимаешь, ин-яз или филологический, к примеру, дали бы тебе более широкую возможность найти что-то в жизни менее зависимое от...

Николай Андреевич переглянулся с женой и завершил, опять переходя на театральный тон:

-От объективной реальности, данной нам в ощущение. Ну что, друзья? Нам хорошо, но как говорят где-то: "Зетс тайм ту сей гуд бай"? Не надолго, конечно, надеюсь...

Владик взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что уже двенадцатый час, насколько незаметно пролетело время.

-Пойдем, я хочу тебе кое-что подарить, -сказал Андрей, увлекая Влада в другую комнату.

Он снял с полки и протянул ему книгу. "Мастер и Маргарита" почитал Влад на обложке.

-Теперь издали официально. И даже сцена в Торгсине есть...

У Влада опять сжалось сердце от воспоминаний.

-Спасибо, Гуль, — растроганно сказал он, — Я тебе ничего не приготовил...

-Перестань.

Андрей приобнял его, как в детстве, и легонько чомкул в губы. Однако, тут же отстранился и заговорил обычным голосом:

-Кстати, ты в театре оказался случайно, или тебя это интересует? Моя тетка может доставать билеты. Походим?

-Конечно, — с радостью откликнулся Влад еще и потому, что увиденный спектакль возбудил в нем такое желание.

Влад тепло попрощался с родителями, а Андрей пошел проводить его до дома. Они еще долго сидели на лавочке возле детской площадки, несмотря на осеннюю прохладу. Немного разгоряченные от выпитого вина, они все говорили и говорили, и не хотелось расходиться. Весь дух этого вечера, состоявший в открытом человеческом общении, немного ослабил вновь появившееся при встрече влечение Влада. Он смотрел на Андрея, как бы видя перед собой уже другого — того, кто вырос из того пацана, с которым они когда-то предавались запретным забавам, имевшим такое разное значение для каждого из них. Расстались далеко за полночь.

С той поры в жизни Влада забила еще одна живительная струя. Надо сказать, что его жизнь и до этого никак не напоминала ту, что была у него в старших классах школы. На работе он, благодаря своей покладистости, хорошо вписался в коллектив. Его заметили, приняли в комсомол, а после того, как о нем похвально высказался директор, стали продвигать по общественной линии. Влад не сопротивлялся этому. Он ощутил возможность дать выход своему подсознательному стремлению помочь людям, и брал на себя все возможные и невозможные нагрузки. Не всем это нравилось — кое-кто увидел в нем конкурента на местечко под крылом начальства, однако, зная благосклонность к нему директора, вынужден был помалкивать. А Влад и не думал кому-то переходить дорогу. Он был предан директору совсем по другой причине. Одинокий, не понимаемый в школе и дома, он впервые реально почувствовал, что в него поверили. Он готов был по порыву души делать все, что скажет этот убежденный коммунист с пятидесятилетним стажем. Тот был для него больше, чем директор — он как бы заменял в его сознании умершего отца. Это оказалось даже сильнее разницы в мировосприятии, и Владу по юношеской наивности стало казаться, что все так плохо именно потому, что никто не верит в идеалы, а относись все к своему делу так, как директор, коммунизм давно бы уже был построен.

Прошел год, другой. Намерения поехать в Ленинград каждый раз отодвигались. Ставки у киномехаников были невелики, но у Влада во множестве появились, как принято было это называть в их среде, "халтуры". Тогда не было еще цифровых технологий, посмотреть кино можно было только лишь на пленке, и киноустановки имелись не только в кинотеатрах. Было множество клубов, ведомственных конференц-залов и тому подобных заведений. Показы там бывали не ежедневно, и имея, помимо основной работы, несколько таких, не очень обременительных по части затраченного времени, "халтур", Влад вышел на вполне приемлемый заработок.

-Хорошо устроился, — саркастически усмехнулась встреченная им бывшая одноклассница, — Полуинтеллигентная сачковая работа, фильмы фестивальные смотришь, да еще и получаешь так, что кандидатскую писать не надо...

-Не жалуюсь, — с такой же усмешкой ответил ей Влад.

А он и впрямь не жаловался. После одиночества в старших классах школы, он почувствовал себя востребованным человеком. Да и мать перестала раздражать его, поскольку дома он почти не бывал. В его жизни опять появился Андрей, пусть не в том качестве, что раньше, но все равно, был рядом. Было любимое кино — фестивали, закрытые просмотры. Появилась масса "нужных людей", с его помощью проникающих на них, и готовых "отблагодарить" взаимными услугами в любых сферах. На что было жаловаться? Однажды Влад констатировал факт, что в эпоху тотального дефицита, на нем нет ни одной отечественной ниточки — начиная от курток и джинсов, и кончая футболками с трусами. Делались "подношения" и по гастрономической части — сырокопченая колбаса, белая рыба и даже черная икра занимали в его холодильнике прочное место. Случалось, что некоторые из "клиентов", стремящиеся завязать более плотные отношения, приглашали его на вечеринки, где Влад непременно популяризировал свой любимый анекдот о "шести противоречиях социализма":

"В Советском союзе нет безработицы, но никто не работает; никто не работает, но планы выполняются; планы выполняются, но в магазинах ничего нет; в магазинах ничего нет, но дома у всех все есть; у всех все есть, но никто не доволен; никто не доволен, но все голосуют "за".

Надо сказать, что и сам он напоминал собой живое воплощение этого анекдота.

Одно было плохо — полноценно уйти в отпуск он не мог, поскольку оставались "халтуры", которые имели свойство теряться, если получающий, пусть мизерный, но полный оклад, появляясь на работе раз или два в неделю на полтора часа, заговаривал еще и об отпуске.

Потом настала "пятилетка пышных похорон", вылившаяся в Горбачевскую перестройку. Надо сказать, что на Влада она подействовала одурманивающе. Ему всерьез показалось, что наступают новые времена, и страна, наконец, войдет в мировое сообщество не с танками и ракетами, а с открытым лицом. С помощью Андреевой тетки они давно уже регулярно ходили в театры. Надежда Семеновна обладала какой-то волшебной серой книжечкой, посредством которой, приехав рано утром к двери безо всякой вывески в доме на углу Земляного вала, можно было разжиться дефицитными билетами. И если родителей Андрея в основном интересовали опера и балет, то они пересмотрели таким образом почти весь репертуар Таганки, Современника и Ленкома.

То, что стало появляться на сцене в те годы, стало для них предметом нового осмысления мира. "Торможение в небесах", "Смиренное кладбище", "Звезды на утреннем небе", "Крутой маршрут", "Синие кони..." , а особенно "Диктатура совести", стали событиями в их жизни, вызвавшими горячие дискуссии. Они много спорили, поскольку выросли среди людей разного круга, но, в конечном счете, сходились в главном — так жить нельзя. Эту мысль единодушно подтвердил одноименный фильм Говорухина, просмотренный ими в "России", после двухчасового стояния в очереди.

Влад жил духом времени. У него появилось гражданское чувство сопричастности всему и ответственности за судьбу своей страны. К его удивлению, в доме у Андрея такого оптимистичного отношения к происходящему не ощущалось. Нина Семеновна довольно скептически относилась к восторгу Влада, а Николай Андреевич сказал прямо:

-Можно изменить строй, а с людскими душами что прикажешь делать? Моисей сорок лет водил народ по пустыне, прежде чем ввести в Землю обетованную. А зачем? Да чтобы выросло новое поколение, не знающее Египетского рабства...

Влад не знал в то время, кто такой Моисей, и поэтому воздержался от полемики. Ему было только непонятно, почему те, кто, с его точки зрения, должны были больше других радоваться происходящим переменам, так равнодушны. Он понял это значительно позже.

-Это общество исторически не готово воспринять свободу, — продолжал Николай Андреевич, — Три века под Ордой, четыре — крепостного права, потом лишь лет пятьдесят относительной свободы при самодержавии и опять большевистское рабство. Свободу мало получить, надо уметь ей пользоваться, а иначе...

Он поморщился:

-Ты не читал у Стругацких "Трудно быть богом"?

Влад отрицательно покачал головой.

-Почитай. У нас есть. Спроси, Андрюшка даст. И подумай, что может быть? Сущий ад может быть.

Очень скоро Влад почувствовал, что и впрямь для его оптимизма остается все меньше и меньше оснований. Прикусившие первое время языки противники перемен все чаще стали подавать голос, горячо уважаемый им Горбачев начал вертеться, как уж на сковородке, угождая "и вашим и нашим", в результате чего, его возненавидели и те и другие, а реальные перемены стали приносить совсем не то, на что он надеялся.

Первой переменой, произошедшей у него на работе, стала смена руководства. Это коснулось и самого Влада. При чем так, как он никогда не мог себе представить...

Влад помнит день, когда директор вызвал его к себе, едва он успел начать первый сеанс. Войдя в кабинет, он с порога заметил, что тот сегодня какой-то не такой. Не было привычной осанистости, величия жестов и непререкаемого выражения на лице. За столом сидел усталый пожилой человек.

-Садись, -сказал директор, когда Влад вошел, -Как твои дела, как намерения насчет учебы?

Влад пожал плечами:

-Собираюсь...

-Долго собираешься, — упрекнул директор, и после небольшой паузы спросил, — Как ты отнесешься, если мы уже сейчас назначим тебя старшим инженером кинотеатра?

Влад удивленно вскинул голову. Сидевший на этой должности выдвиженец и так видел во Владе потенциального соперника, постоянно прилагая усилия, чтобы опорочить его.

-Не этого кинотеатра, — рассеял его сомнения директор, — но у нас в районе он не единственный. Может это тебя, наконец, подвигнет к осуществлению задуманного? Но, чтобы на следующий год обязательно поступил.

В интонациях директора послышались даже нотки надежды, как будто это не Владу, а ему самому было необходимо, и Влад не посмел ответить нет.

-Тогда пойди сейчас к Корниловой, пусть напишет тебе характеристику и рекомендацию в институт. Я подпишу. И пусть готовит приказ с завтрашнего дня... Ну, это я сам ей скажу...

Директор поднялся и протянул Владу руку:

-Так складывается, что моим планам в отношении тебя не суждено сбыться. Оставайся настоящим комсомольцем.

Влад вышел озадаченный и предложением, и скоропалительным решением, и самим поведением директора. Сомнения его разрешила Корнилова:

-По секрету скажу, его вчера вызывали в управление и он подал заявление. В понедельник приходит новый директор. Это последнее, что он для тебя сделал, хотя...

Она осеклась, и почти шепотом закончила:

-Он на тебя имел большие виды. Вплоть до того, чтобы сделать из тебя своего преемника.

Теперь Владу все стало ясно. И несмотря на его горячую веру в перемены, ему вдруг стало до боли в душе жаль... Нет, не уходящих, как ему тогда казалось, времен, а этого несчастного старика, всю жизнь самоотверженно служившего своему делу сначала в армии, потом в органах, потом в кинофикации и получившему за это такую награду. Но еще горше ему станет, когда спустя месяц он будет свидетелем, как все те, кто расшаркивался перед порогом старого директора, будут так же заискивать перед новым, вслух говоря про прежнего, что тот выжил из ума. А когда он на собрании выступит с поддержкой начинаний старого директора не в унисон со всеми, то добрая половина из тех, с кем он еще вчера вместе пил чай, перестанут с ним здороваться...

Владу показалось, что его жизнь вошла в черную полосу. В кинотеатре, куда он пришел на эту должность, техника находилась в упадочном состоянии. Владу пришлось приложить немало усилий, чтобы все привести в порядок. Эта деятельность столкнула с проблемами, никогда ранее не касавшимися его в жизни. Он узнал, что для того, чтобы что-то сделали, пусть даже в полном соответствии с заключенным договором, нужно соответственно принять, угостить, закрыть наряд на половину невыполненных работ, а на что-то закрыть глаза в обмен на поддержку в дальнейшем. Он узнал, что такое лесть от подчиненных и неугодное слово для начальства. С его открытостью и любовью к людям, познавать это было противно. К тому же, иногда требовались наличные деньги, чтобы выйти из затруднительной ситуации. Когда, например, заклинило крыльчатку вытяжной вентиляции, и ему пришлось обратиться в городскую аварийную службу, первым вопросом приехавшего бригадира было: "Как платишь?" Уже зная, что разговор о гарантийном письме, договоре и наряде вызовет только саркастическую усмешку, а ликвидировать аварию надо срочно, Влад ответил: "Наличными". Проблема была устранена за полчаса, а ему пришлось расстаться со своими деньгами. Видя, как он в одиночку барахтается в доселе неизвестных ему отношениях, его пожалела та самая Корнилова, предложив оформить "мертвую душу" на ставку уборщицы аппаратного комплекса, получать которую, мог он сам, обязав убирать помещение киномехаников. Тогда Влад готов был расцеловать ее за это, не зная, чем это обернется для него в дальнейшем.

Отношения с Андреем тоже изменились самым неожиданным образом. Они уже не ходили вместе в театры не только потому, что у Влада не стало хватать времени. У Андрея появилась какая-то Лена, и судя по всему, это было не мимолетное увлечение. Все время Влад продолжал тайно любить его. Ему казалось, что Андрей это чувствует и понимает, но когда он начинал слишком откровенно прикасаться к нему, Андрей, смеясь, мягко отводил его руки, иногда даже чмокая при этом, как в детстве. Влад постепенно привык, и сделал все от него зависящее, чтобы воспринять друга в новом качестве, невольно выполняя тем самым обещание, данное когда-то Нине Семеновне. Но это при том, что он знал — у Андрея никого не было. У Влада, по крайней мере, сохранялась иллюзия, что Андрей его и ничей больше, а появление Лены напрочь ее разрушало.

Последнее, что как бы символически завершило этот этап жизни Влада, было известие, что родители Андрея, уехав в Соединенные Штаты, обратно не вернулись. До окончания института Андрей оставался жить у тетки, после чего, предполагалось, что он последует за ними. Влад почувствовал, что остается совсем один.

11.

В один из морозных декабрьских дней у Влада неожиданно заболел киномеханик. Точнее, он пришел на работу, но видя, как несчастный парень мучается, буквально дрожащими пальцами заряжая пленку, Влад отправил его домой и сел за проектор сам. Он уже начал последний сеанс и прилег на кушетку, когда почувствовал рядом чье-то присутствие. Влад открыл глаза и увидел стоящего в дверях киноаппаратной нового директора.

-Извините, — пробормотал Влад, поднимаясь, -Здравствуйте...

-Ничего, не смущайся, — дружелюбно ответил тот, -Что припозднился? Кто у тебя сегодня работает?

-Гридин, но он неожиданно заболел. Приходится самому.

-А второй — кто? У тебя проблемы со штатом?

-Да нет, -замялся Влад, -Просто так получилось...

-Покажи-ка мне график, -потребовал директор, проходя в комнату отдыха, одновременно служившую Владу кабинетом.

Не предвидя ничего для себя хорошего, он протянул официальный график. Дело в том, что с первого дня своего вступления в должность, вопреки всем правилам, Влад завел другой, согласно которому, киномеханики работали значительно меньше, чем было положено, но по одному в смену. Работая в одиночку, киномеханик постоянно находился при деле, а стало быть, меньше вероятности возникновения различных, не относящихся к делу, соблазнов. Да и отношение к работе будет серьезнее, поскольку каждый знает, что в другом месте такой "лафы" не будет.

-Я вижу здесь совсем другие фамилии, — сказал директор.

-Анатолий Александрович, я разрешаю им меняться, -сказал Влад, -В интересах дела. Если кто провинится, могу наказать, запретив...

-Тебе не хватает рычагов воздействия?

-Хватает, но...

-Внедряешь материальную заинтересованность, — завершил директор, усмехнувшись, -Но, если говоришь, что в интересах дела... Я сам прежде всего всегда стою за дело.

Он отложил график и достал пачку Мальборо. Влад с готовностью пододвинул пепельницу.

-Угощайся... Так вот, о стимулировании, — заговорил директор, затянувшись сигаретой, — Ты, например, я считаю, хороший специалист. Рябов тебя назначил инженером, а какой стимул ты при этом получил? Должность? Да. А практически? Он об этом подумал? Зарплата на двадцатку больше, а премия, как у ИТР, уже пятьдесят процентов. А ведь, по большому счету, он вообще не имел права тебя назначать инженером. Это еще до Управления не дошло, а так... В любой момент. Какой ты инженер? Диплом-то еще только в перспективе. А кинотеатр в порыве. Вот и прикинь — о тебе он больше беспокоился, или, может быть, о себе, временно затыкая тобой дыру? А с другими работами как выкручиваться будешь?

Влад вскинул брови.

-Знаю, знаю, — покровительственно усмехнулся директор.

Влад молчал. Он понимал только одно — его благополучие полностью в руках этого человека.

-Вот тебе и Рябов, которого ты так защищаешь.

-Анатолий Александрович, я вовсе тогда не имел в виду...— начал Влад, но директор перебил его.

-Перестань... — поморщился он, -Я не злопамятный. А ведь ситуацию можно разрулить в два счета. Оформим тебя киномехаником высшей категории на полторы ставки с исполнением обязанностей старшего инженера. Все законно, и премия сто процентов по рабочей сетке. А она будет, я позабочусь. Это сколько все вместе? В два с лишним раза больше, чем сейчас, если я не ошибаюсь? Ну, и подработки твои...

-Но ведь, если я буду оформлен на полторы ставки, разрешения на подработку мне не положено, — несмело вставил Влад.

-Все разрешения подписываю я, — отрезал директор, — и не тебе отвечать за мою забывчивость.

-Извините, Анатолий Александрович, кончается часть, у меня переход на другой проектор, -спохватился Влад.

-Работай, работай... -проговорил директор, разваливаясь в кресле.

Когда Влад вернулся, директор расхаживал по комнате, заложив руки в карманы.

-Я считаю, что работать в таких условиях — не уважать себя, -обратился он к Владу, обводя помещение руками, — Ты согласен?

Влад молчал не понимая, куда он клонит.

-Что молчишь? По-моему, здесь следует сделать ремонт. Потолок побелить, стены отделать хотя бы самоклейкой, повесить шторы, ковролин постелить. Эту порнографию выкинуть, а поставить нормальную мебель. Чтобы я к тебе приехал, и было приятно посидеть, попить кофе.

-Ну, так я... — замялся Влад не зная, что ответить.

-Я, я.. — передразнил директор и посмотрел на часы, — Заезжай в дирекцию, обсудим.

Он протянул Владу руку и вышел, оставив его совершенно обескураженным этим визитом.

Однако, дальнейшее показало, что слова директора не расходятся с делом. Буквально через день Владу позвонила Корнилова и сказала, чтобы он срочно приехал в дирекцию.

-Распишись, — протянула она ему приказ, когда он вошел к ней в кабинет, -С нового года переходишь на полторы ставки с сохранением обязанностей. И дай мне реквизиты, куда тебе разрешения нужны на совместительство.

Влад буквально вытаращил глаза.

-Давай, давай, -подтвердила Корнилова, -Регистрировать не буду, только помалкивай. Мне кажется, ты должен подарок сделать Анатолию Александровичу. Он армянский коньяк любит. Самому тебе его не достать, поговори с Валей Андросовой...

Этим благодетельства директора не кончились. Буквально сразу же после нового года в кинотеатр приехал его зам по общим вопросам.

-Выметайся, — сказал он Владу, пожимая руку.

Тот недоуменно уставился на него.

-Ремонт будем у тебя делать, — пояснил зам, впуская в помещение рабочих со стремянкой.

Этот факт не остался незамеченным. Хотя вслед были отремонтированы еще администраторская и бухгалтерия, но пошатнувшаяся в коллективе, после ухода Рябова, репутация Влада была восстановлена. Уже успевший "повариться в котле" новых для него взаимоотношений, Влад понимал, что это все неспроста, и терялся в догадках, что потребуется за такую щедрость и покровительство от него? Но время шло, и ничего не менялось. Директор на всех собраниях и планерках не забывал положительно отметить Влада, премия начислялась регулярно, с решением неотложных технических вопросов никаких проволочек не возникало, а на крупные непосредственный начальник Влада, главный инженер дирекции, предпочитал закрывать глаза.

-Кино показывать можно? — был его неизменный риторический вопрос, когда Влад заикался о каких-то проблемах, и Влад не перечил.

Школа жизни в новой должности начинала давать свои плоды. Казалось, для Влада наступили хорошие времена, но что-то в глубине души не позволяло ему так думать. Он жил, как бы в ожидании чего-то, и эта неопределенность угнетала Влада.

Разъяснилось все девятого мая. В те годы была традиция на этот праздник ставить военно-патриотический фильм, и перед вечерним сеансом транслировать в зал радиопередачу Минуты молчания. Едва закончилась трансляция и Влад дал команду киномеханику начать фильм, зазвонил телефон.

-Как у тебя? — послышался в трубке не совсем трезвый голос директора.

-Все в порядке, Анатолий Александрович, — отрапортовал Влад, отмечая про себя, что Рябов себе такого никогда бы не позволил, -С праздником вас.

-С праздником, с праздником...— с покровительственной усмешкой отозвался директор, и не терпящим возражений голосом, проговорил, — Ну, приезжай тогда ко мне, если все в порядке. Я сегодня дежурю по дирекции, буду у себя в кабинете. Возьми такси, я оплачу.

До кинотеатра, где находилась дирекция, было минут двадцать езды на трамвае, однако Влад не осмелился ослушаться.

-Проходи, — радушно встретил его на пороге директор, пропуская в кабинет и закрывая за ним дверь на ключ.

Шторы на окнах были наполовину задернуты, кабинет освещался настольной лампой и лучами заходящего солнца. На столике в углу стояла початая бутылка коньяка и разложены на тарелках бутерброды.

-Так говоришь, все в порядке? -спросил директор подходя к Владу вплотную и обнимая его за плечи, — Это хорошо. Значит, дело сделано, и мы имеем возможность отметить праздник...

Он уселся в кресло возле столика и указал Владу взглядом на другое, разливая по рюмкам коньяк:

-Чувствуй себя, как полноправный партнер по кинобизнесу.

Директор поднял рюмку, Влад последовал его примеру.

-Рябов и все с ним связанное уходит в прошлое...

Директор чокнулся с Владом и опрокинул стопку в рот.

-Смотрю я на тебя... -проговорил он, жуя бутерброд с осетриной, -Ты умный парень. Тебе не в кинобудке сидеть надо, ты способен на большее. Но... Не все сразу.

Директор опять наполнил рюмки и они выпили.

-Закусывай, не стесняйся... Так вот, о чем я говорю. Сейчас дорогу молодым дают. И это правильно. У вас сила, энергия, а у нас мудрость, опыт. Когда это дополняет друг друга, то приводит к обоюдовыгодному запрограммированному результату. Главное, чтобы было понимание.

Директор многозначительно поднял указательный палец и опять потянулся к бутылке. У Влада уже шумело в голове, поскольку коньяк был крепким, а наливал директор раз за разом. После выкуренной сигареты Влад захмелел. Директор продолжал говорить и тон его становился все более и более доверительным, даже с оттенком какой-то нежности:

-Понимаешь, Владя, на том мир стоит... Ты думаешь, главное — что? Деньги. Правильно. Будут деньги — все себе купишь! А будет взаимопонимание, будут и деньги. Надеюсь, ты уже в этом убедился? Но это все мелочь. Мы бы с тобой такие дела могли делать! Правда, для этого тебя надо вывести на широкую дорогу. Вот, например, был бы у меня свой человек в Моссовете... А что? Нет ничего невозможного. Но, как минимум, необходимо твое желание составить альянс...

У Влада уже все плыло перед глазами. Он слушал и во всем готов был согласиться, поскольку так убедительно звучали и слова Анатолия Александровича, и сам его голос, и откровенные доверительные интонации. А может, он и впрямь не знает жизни? И вся его принципиальность, справедливость и честность — результат житейской неустроенности? А будут деньги и будет все. Почему надо сопротивляться, если предлагают? И благодарным быть надо. А если другие не умеют, то почему он должен отказываться? Из солидарности к неудачникам?

Бутылка опустела. Директор подошел к шкафу и вытащил другую. Ту самую, что подарил ему Влад по совету зав кадрами.

-Помнишь? — кося на него хмельным взглядом, спросил директор, распечатывая ее, -Вот и пришло время...

Он снял пиджак, расстегнул рубашку, и разлив коньяк, взял рюмку в руку, подходя к окну:

-Красивый вид...

Влад тоже взял рюмку и встал рядом.

-А представь, что из окна твоего кабинета виден Кремль, — продолжал Директор, — А ведь у кого-то виден? И ведь он не родился в этом кабинете...

Директор просунул руку с рюмкой под его локоть. Владу уже было все равно... По телу разлилась приятная истома, которую он не ощущал давно, и даже слюнявый засос в губы почти шестидесятилетнего мужика не показался ему отвратительным.А директор, поставив рюмку, стал обнимать его, прижимаясь всем телом. Его руки проникли под одежду и гладили Влада по спине, спускаясь все ниже. Вот он почувствовал, как директор расстегнул на нем джинсы и его руки коснулись того, что уже давно было твердым...

Влад слабо отдавал себе отчет в происходящем. Он уже не видел перед собой директора, а только ощущал прикосновения взрослого женатого мужика, отца двоих детей, и его одолевали противоречивые чувства. Он не хотел этого. Ему были неприятны и его ласки, и его показавшееся из-под одежды порядком обрюзгшее тело, но пробудившаяся страсть брала свое, хотя сам он не проявлял никаких ответных действий. Влад просто стоял и позволял директору раздевать его, трогать во всех местах, и даже не воспрепятствовал, когда тот, спустив с него джинсы, уткнулся лицом ему в промежность...

-Красавец, — приговаривал директор, откидываясь назад и снова припадая к телу Влада, — Ты же просто красавец... Какие у тебя ноги... попа... член... Разденься.

-Я... Анатолий Александрович... -в замешательстве проговорил Влад.

-Какой я тебе Анатолий Александрович, глупый? Разденься совсем. Я хочу на тебя смотреть.

Директор сидел, развалившись в кресле, без рубашки, со спущенными брюками и семейными трусами, а его глаза из-под морщинистых век горели страстью. Влад послушно снял с себя все, и абсолютно голый подошел к директору. Тот начал гладить и сжимать рукой его ягодицы, ноги, тереться лицом о живот, лизать языком член и яички, не переставая при этом мастурбировать. Вскоре послышался какой-то старческий хрип, и в ковер под ногами директора ударила белая струя. Владу стало так противно, что он еле сдержал рвотный позыв.

Директор сидел в кресле обессиливший и выглядел старой развалиной. Однако взгляд, направленный на Влада, был полон созерцательного восторга:

-Ты создан для однополой любви, — промычал он.

-Анатолий Александрович, я не занимаюсь этим...— мучительно выговорил Влад, силясь побороть отвращение, и смотря куда-то мимо.

-Чем — этим, глупый?

-Ну не трах... Не даю мужчинам.

Директор пьяно расхохотался:

-А я требую, чтобы ты мне давал? О чем ты? Я ласкать тебя буду. От тебя мне нужна только любовь.

Влад нагнулся, поднимая с пола трусы.

-Не надо, — сказал директор, и в его тоне послышались повелительные нотки,— Ходи так. Давай еще выпьем, налей.

Влад подошел голышом к столику и дрожащими руками налил коньяк. Директор, не чокаясь, опрокинул стопку, схватил Влада поперек пояса, притянул к себе, и раздвинув ягодицы, припал к анальному отверстию. Влад чувствовал проникающий внутрь и елозящий кругами язык, и ему хотелось только одного — чтобы это поскорее кончилось. На помощь пришел зазвонивший телефон.

Директор оторвался от Влада, и придерживая спущенные вместе с трусами брюки, подошел к рабочему столу.

-Да, — проговорил он, поднимая трубку, — Я же говорил тебе, что дежурю до одиннадцати... Скоро приеду...

Пока тот объяснялся, судя по всему, с женой, Влад успел одеться.

-Вызови такси, — приказал директор, тоже одеваясь, — Отвезешь меня на Серпуховку, а потом катись, куда хочешь... На...

Он открыл нижний ящик стола и не глядя вытащил несколько купюр. Влад сложил их вместе, машинально пересчитав. Там была без малого его месячная зарплата. Он сунул деньги в карман, набрал номер и вызвал машину. Директор оделся, причесался, подойдя к зеркалу и становясь самим собой. Потом кивнул на столик с остатками пиршества, приказав:

-Возьми в шкафу мешок, все сложи и отнеси вниз к запасному входу. Иди, встречай такси. Позвонишь из администраторской.

Такси приехало быстро. Директор вышел относительно твердой походкой, молча уселся на заднее сиденье, указав Владу взглядом на место рядом с водителем, и назвал адрес. Всю дорогу они молчали. Возле дома директор так же молча вышел, попрощавшись с Владом кивком головы.

-Куда теперь? — спросил водитель, веселый, судя по глазам, молодой парень.

Влад поднял мутный взгляд и огляделся:

-Где мы? — спросил он.

-Да какая тебе разница? -улыбнулся тот, -Скажи адрес, я тебя отвезу.

Влад посмотрел ему в глаза и вдруг почувствовал, что предложи ему сейчас этот парень, он бы не раздумывая, отдался ему весь, до последней клеточки. Пусть бы он сделал с ним то самое или еще чего. Пусть! И чем больнее, тем лучше. Лишь бы забыть то, что было. Лишь бы забыть...

Парень оглядел его и опять улыбнулся:

-Ну, ты хорош... Куда ехать-то помнишь?

Влад продолжал неотрывно смотреть на парня, и его губы тоже тронула улыбка. И еще, наверное, что-то появилось в глазах, потому что веселый взгляд водителя стал пытливым. Они долго смотрели друг на друга, а потом Влад заметил, как тот опустил взгляд ниже, задержав на его джинсах. Он посмотрел парню туда же. Ширинка у водителя оттопыривалась.

"Неужели? — пронеслось в замутненном сознании Влада, — Неужели это может быть вот так запросто?"

Парень резко тронул машину, и они помчались куда-то. Влад не смотрел, куда они едут. Ему вдруг стало все безразлично. Он жаждал только одного...

Они заехали в какой-то темный двор. Водитель выключил фары и заглушил мотор.

-Перелазь, — скомандовал он, сам тоже перебираясь на заднее сиденье.

Влад послушно полез. Он почувствовал, как ладонь парня схватила его за промежность. Ему стало больно, но он сделал встречное движение, наслаждаясь, как мазохист, этой болью. Парень резко расстегнул ему джинсы и залез рукой под трусы. Влад попытался сделать то же самое, но ослабевшие руки слушались плохо, и тот сам приспустил джинсы. Влад повалился, утыкаясь лицом в его принадлежности и вдыхая их немытый запах. Но сейчас это не отвращало. Наоборот, ему хотелось, чтобы пахло еще сильнее. Он взял в рот член парня, как что-то самое желанное для себя, и в исступлении заработал языком и губами, глубоко, до тошноты, заглатывая его. Парень слегка застонал, продолжая мять и сжимать член и яички Влада. Они предавались этому долгое время, и Влад млел, как изможденный жарой и жаждой путник, припавший, наконец, к живительному ручью.

-Трахни меня...— попросил он.

-Сосешь классно, — сказал парень, помогая ему залезть коленками на сиденье.

Влад приподнял попку, упершись локтями в сиденье, а головой — в дверь машины. Он почувствовал, как руки парня стянули с него до колен джинсы, как тот смочил слюной отверстие, и Влада пронзила острая боль, казалось, раздирающая его всего. Он вцепился зубами в свой локоть, чтобы не закричать, а парень делал резкие глубокие движения, доставлявшие мучения Владу, но он воспринимал их как желанную экзекуцию, и упивался этой болью. Потом, к боли присоединилось другое ощущение, и Влад замычал, прося пощады. Парень догадался, в чем дело:

-Чего ты? Срать хочешь?

Влад кивнул и спустился коленками с сиденья на пол. Парень застегнул джинсы и вылез из машины. Он обошел ее и распахнул дверь с другой стороны:

-Вылазь. Садись у кустов...

Влад подчинился, и освобождая кишечник, одновременно почувствовал приступ рвоты. Казалось, весь организм выворачивался наизнанку, освобождаясь от переполнявшей его нечистоты.

Парень нервно ходил вокруг машины, озираясь по сторонам.

-Проблевался? — спросил он подходя, когда Влад затих.

Он помог ему подняться, застегнуть джинсы и усадил в машину:

-Куда ехать?

Влад назвал адрес. Он почувствовал облегчение и задремал. Воспоминания о происшедшем с директором больше не мучили его. Он как бы исторг их из себя вместе с рвотой и поносом. Влад очнулся, когда машина стояла перед его домом.

-Здесь, что ли? — спросил водитель.

-Спасибо тебе... -проговорил Влад, залезая в карман джинсов.

Он вытащил все деньги, что сунул ему директор, положил их рядом с рычагом переключения передач, вылез из машины, и покачиваясь, побрел к подъезду.

На следующий день Влад проснулся поздно. Болели голова и задний проход, поташнивало, хотелось пить, а тело временами охватывала мелкая дрожь. Влад вошел на кухню, взял чайник, и припав к носику, выпил залпом всю имевшуюся в нем воду. Немного полегчало. Хоть он был не новичок в вопросах выпивки, но, как правило, дело ограничивалось портвейном или пивом. Полная бутылка коньяка натощак, не считая нескольких бутербродов, выбила его из колеи совершенно, помимо всего происшедшего.

Он разделся, встал под душ, обильно полив себя шампунем, и стал с ожесточением тереть тело мочалкой. Ему хотелось отодрать все до костей, смыть кожу, носящую на себе следы вчерашнего. Выстирав в этой же воде все, что на нем было вчера, он вернулся в комнату и забрался в постель, впадая в какую-то полудрему...

С омерзительным чувством шел Влад на следующий день на работу. Ему не хотелось никого и ничего видеть. Ему хотелось опять уснуть и спать до тех пор, пока все не забудется навсегда. Но надо было идти. Надо было ждать...

Сидеть в кабинете, вздрагивая от каждого телефонного звонка, было невыносимо. Влад уходил в зал, смотрел по нескольку раз фильмы, но не мог сосредоточиться. Ему постоянно казалось, что вот сейчас его позовут к телефону или куда-то вызовут.

Два дня прошло спокойно. Из дирекции никто не приезжал и не звонил. Звонок раздался вечером третьего дня.

-Директор, — прикрывая трубку, шепотом сообщил Владу киномеханик, -Тебя спрашивает.

-Скажи, только что ушел, -так же шепотом ответил Влад, взглянув на часы — до окончания его рабочего дня оставалось еще около часа.

-Он только-только домой ушел, он сегодня на обед не ходил, -нашелся тот и прошептал, -Завтра, спрашивает, во сколько будешь?

-Отгул взял, -тихо сказал Влад на ухо киномеханику и опрометью бросился в администраторскую договариваться насчет отгула.

Через два дня Владу позвонила уже главбух:

-Тебя сегодня ждет Анатолий Александрович к концу рабочего дня, -сказала она, -Захвати акты на списание основных средств, он хочет сам сначала посмотреть...

Это уже был официальный вызов, и Влад понял, что не поехать не может. Потянулись унылые часы ожидания, каждая минута которых, казалась Владу вечностью. Когда он уже приготовился выезжать, громкий хлопок и звон разбитого стекла в проекционной неожиданно возвестили спасение — на проекторе взорвалась ксеноновая лампа. Такие случаи считались в порядке вещей. В то время лампы сверхвысокого давления стали только лишь приходить на смену угольной дуге, и не были совершенными. Пока он приводил в порядок проектор, вычищая из фонаря осколки разбившегося отражателя и меняя лопнувший патрубок водяного охлаждения, прошло добрых полтора часа. Ехать в дирекцию уже было поздно.

Зафиксировав случай аварийной остановки по всей форме, даже позвонив для верности главному инженеру, Влад отправился домой, благодаря судьбу.

Однако, до бесконечности так продолжаться не могло. Влад постоянно думал о предстоящей встрече, и эти раздумья настраивали его на самый решительный лад. Ему уже было все равно, что будет, но дотронуться до себя он не даст.

Встреча состоялась через неделю. Главбух позвонила опять и сказала, что если она не получит актов сегодня, то пусть Влад не надеется на списание оборудования и на свою премию.

"Я на нее уже и так не надеюсь", — подумал он, собирая бумаги.

Влад решил поехать немедленно, в середине дня, и сразу же двинулся в ее кабинет.

-Иди сначала к Анатолию Александровичу. Пока он не завизирует, я ничего делать не буду, — отрезала главбух.

Влад постучался к директору:

-Здравствуйте. Я привез акты на списание основных средств.

-После шести зайдешь, -твердо сказал директор, не поднимая головы от бумаг,— Сейчас мне некогда этим заниматься.

"После шести... -подумал Влад, закрывая дверь, -Все понятно."

Неожиданно им овладела непонятно откуда взявшаяся злость. Почему он должен это терпеть? Почему должен дрожать, скрываться, изворачиваться? Почему должен позволять пользоваться собой, своим телом? За премию? За лишние полставки? За липовые справки? Да гори всё ясным огнем!

Влад спустился в буфет и просидел там до шести часов, наливаясь пивом и решительностью. Пять минут седьмого он поднялся в дирекцию. Там уже стояла тишина.

"Может, свалил не дождавшись?"— с надеждой подумал Влад, стучась в директорскую дверь.

Но директор был на месте.

-Я акты привез, — твердо сказал Влад, кладя бумаги на стол.

Директор молча смотрел на него.

-Ты избегаешь меня? — спокойно спросил он, и не дождавшись ответа, проговорил, — Смотри, не прогадай...

-Анатолий Александрович, -сказал Влад, глядя в пол, -Я благодарен вам за все, что вы для меня сделали, но... Но этого между нами больше не будет...

-Чего-чего? — протянул директор, как бы не расслышав, и рявкнул во весь голос, -Чего — этого?! Что ты мелешь? И почему выпивши?

Влад растерялся и поднял глаза. Директор смотрел на него с жалостью, как на безнадежно больного, но интонации голоса и выражение лица были полны праведного гнева:

-Почему явился пьяный, я спрашиваю? Почему до тебя неделю не могли дозвониться? Когда ты бываешь на работе?

У Влада от возмущения задрожали колени, но он почувствовал, что если даст сейчас расправиться с собой таким образом, то ему будет трудно забыть об этом всю жизнь. А еще понял, что терять уже больше нечего, и это придало силы:

-Я не пьяный. Я выпил в буфете пива. Я мог бы вам напомнить другой день, когда я был здесь действительно пьяный.

-Ты идиот? — тихо, как бы даже с удивлением, поинтересовался директор, -Ты меня шантажировать вздумал? Кто тебе, сопляк, поверит?

И тут Влад сделал то, чего делать было нельзя.

-Ваша жена поверит, -твердо произнес он, глядя в глаза директору, -Не может быть, чтобы она никогда ни о чем не догадывалась, а я у вас, наверняка, не первый. Только я не стану этого делать, я просто хочу, чтобы вы перестали...

Глаза директора налились злобой, а щеки слегка покраснели.

-Пшёл вон... -брезгливо перебил он Влада.

Влад повернулся и молча вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Он ехал домой на троллейбусе, и опять ему было за себя противно, хотя все вроде бы сделал так, как хотел...

Две недели прошли спокойно. Однако, придя на работу после выходного, Влад обнаружил у себя на столе акт проверки кинотеатра комиссией технического отдела Управления кинофикации. Такие проверки проводились регулярно, но о них всегда было известно заранее. Комиссия была сама заинтересована найти все в образцовом порядке и сесть за накрытый стол, поскольку любое выявленное нарушение говорило, в первую очередь, о недостаточном контроле с их стороны. Здесь же, она пришла, действительно, внезапно, и выявила массу технических недочетов. Главный инженер дирекции, который был в курсе всех дел, и по устному приказу которого Влад был вынужден со всем мириться, дал официальное объяснение, что "все нарушения имеют место нераспорядительностью исполняющего обязанности старшего инженера". Но и этим дело не кончилось. Еще через неделю, опять в выходной день Влада, в кинотеатр нагрянула проверка в лице главбуха дирекции. И хотя отчетность и вся документация у него была в идеальном порядке, было выявлено несоответствие фактического графика работы персонала при наличии недоработки часов.

И наконец, завершающим ударом стал звонок Владу разъяренной Корниловой, потребовавший отчета о работе Сизовой. Это была фамилия уборщицы, которую та сама же в свое время оформила фиктивно, чтобы у Влада были наличные деньги на покрытие эксплуатационных расходов. Он сделал попытку напомнить ей об этом, но в ответ услышал полную такого искреннего возмущения фразу, что ему стало страшно:

-Что?! Ты хочешь сказать, что это я тебя подбила на финансовое преступление? Ты понимаешь, в чем ты меня обвиняешь?! Это же статья!

Влад понял, что кольцо сжалось. Ему вспомнились чиновничьи лица на похоронах отца и пришедшая тогда на ум истина, что в любой момент такие вот могут сделать с ним все, что угодно. Теперь он имел возможность убедиться в этом реально.

Положив трубку, Влад взял чистый лист, написал заявление об уходе, сложил в сумку свои личные вещи, и не сказав никому ни слова, поехал в дирекцию. Первым делом он направился к зав кадрами.

-Ну, спасибо тебе. Это за все хорошее... — прошипела Корнилова, не поднимая глаз, когда он вошел в кабинет.

Влад молча положил заявление на стол.

-Зайди через полчаса, — бросила она, прочитав, — И молись, чтобы подписал.

Влад вышел в фойе, сел в углу и закрыл глаза. Наверное, если бы умел, он действительно помолился бы, чтобы убраться отсюда навсегда и забыть все, связанное с работой здесь. Ему стало ясно со всей очевидностью, что он здесь чужой. Ему хотелось быть своим, он принимал стиль общения, образ мыслей окружающих, их правду, но по сути, всегда был чужим, обманывая сам себя. Как на коммунальной кухне, где вырос, как в своей семье, как в старших классах школы, как всегда, когда забывал о правилах игры, становясь самим собой...

Ровно через полчаса Корнилова протянула Владу подписанное заявление. Передаточный акт главный инженер подписал, не вставая с места и не смотря на Влада, бухгалтерия тут же выдала расчет, и он получил трудовую книжку. Больше ему здесь делать было нечего.

На следующий день он позвонил в Дирекции кинотеатров других районов с предложением работы, но, как только называл свою фамилию, везде получал отказ.

"А нужно ли мне это? — подумал Влад, — Второй раз в тот же омут? Ну, устроюсь, и что будет? Опять прогибаться? Опять ломать себя? А как жить иначе?

И что душа? — Прошлогодний снег!

А глядишь — пронесет и так!

В наш атомный век, в наш каменный век,

На совесть цена пятак!

'Откуда это? Ах да, это же Галич...' В сознании Влада возникла квартира Андрея, где он когда-то впервые услышал на магнитофонной ленте этот голос. Он вспомнил эти удивительные дни, когда он приходил туда и открывал для себя совершенно новый мир, добрый и жестокий одновременно, но не пугавший и не отвращавший его как тот, в котором он жил. Вспомнил чувства, зароненные в его душу этим открытием... Глаза Нины Семеновны при их откровенном разговоре на скамейке... Николай Андреевич с его насмешливо-ироничным отношением ко всему, чему стремился следовать Влад... Вспомнились и другие люди, мимоходом встречавшиеся на его жизненном пути, рядом с которыми он не чувствовал себя чужим. Их мало, но они есть. Ведь как-то они живут, сохранив в себе это? Стало быть, дело не в ком-то, а в себе самом? В том выборе, который ты сделал?

И ты будешь волков на земле плодить,

И учить их вилять хвостом!

А то, что придется потом платить,

Так ведь это ж, пойми, — потом!

А в том, что за все в жизни надо платить, у Влада сомнений не было. Он уже знал, что так или иначе, рано или поздно, но платят все без исключения.

"А может, действительно, попробовать начать с чистого листа?" — подумалось Владу.

Все чаще и чаще вспоминал он тетю Асю — ее добрые глаза, мягкий голос...

Спустя еще два дня, серебристый экспресс ЭР-200 уносил Влада на берега Невы. При нем была набитая вещами дорожная сумка и тяжкий груз воспоминаний об этом городе, где он родился, вырос, жил, и кварталы которого теперь навсегда исчезали из его жизни за окнами мчащегося поезда.

"Чу-жой... Чу-жой" — казалось, вторил его мыслям едва слышный перестук колес.

12.

Приехав в Ленинград, Влад сосредоточился на поставленной задаче и буквально не вставал из-за стола, роясь в памяти и в учебниках, которые предусмотрительно где-то собрала к его приезду тетя Ася. Она же заботливо ухаживала за ним все это время — готовила еду, стирала белье, прибиралась в отданной в его распоряжение комнате и старалась не беспокоить напрасно. Он вспоминал свои сомнения и горько усмехался сам себе, сожалея лишь об одном — что не сделал этого раньше.

На перрон Ленинградского вокзала в Москве Влад сошел с ощущением приехавшего по делу командированного. И еще одно чувство влекло его сюда. Отъезд состоялся так внезапно, что подавленный всем, что ему предшествовало, он не успел попрощаться с Андреем. После того, как в жизни того появилась неведомая Владу Лена, их отношения сильно ослабли, а когда Андрей после отъезда родителей переселился к тетке, связь и вовсе оказалась потерянной.

Влад не чувствовал, что вернулся домой. Мать уже успела в его отсутствие сделать ремонт. Она стала увещевать его прописаться в ленинградскую квартиру, чтобы не потерять ее после смерти тети Аси, которой "уже в обет сто лет", уверяя, что эта квартира и так никому другому не достанется, поскольку сама она "умирать не собирается", а вернуться сюда он сможет в любое время.

-Да, кстати, тебе тут какой-то парень все время звонит, -вспомнила мать и принесла листок с записанным номером, -Вот, телефон свой оставил. Просил, чтобы ты обязательно позвонил, как вернешься. Говорит, это очень важно...

Влад еще не забыл номера московских АТС, и то, что номер начинался с цифр подстанции Кузьминок, несказанно обрадовало его. Безусловно, его разыскивал Андрей. Только стало немного тревожно от упоминания о том, что это очень важно. Не желая, чтобы мать была свидетелем разговора, Влад тут же вышел из дома и позвонил из автомата. Ответивший женский голос был ему незнаком. Влад представился.

-Это Надежда Семеновна, -услышал он в ответ, -сестра мамы Андрея. Очень хорошо, что ты позвонил. Андрей переживал, что ты так неожиданно исчез. Что у тебя случилось?

-Да ничего. Я, наконец, съездил в Ленинград, как давно собирался. У меня там тетя объявилась.

-Я в курсе, Андрей рассказывал и предполагал, что ты поехал туда...

-Простите, я тогда так неожиданно сорвался. Я очень виноват перед Андреем...

-Это ты сам ему скажешь. Расскажи лучше, как у тебя дела? Ты поступил?

-Да. Уже студент. Приехал забрать вещи.

-Поздравляю. Это прекрасно, что ты приехал, -голос Надежды Семеновны потеплел, — У нас изменения. Во-первых, Андрей женился. Он хотел, чтобы ты был свидетелем на его свадьбе, но не смог с тобой связаться. А во-вторых, и это самое главное, послезавтра они улетают в Америку. Надеемся, что навсегда.

Хотя и то, и другое предполагалось заранее, но такое стремительное развитие событий стало для Влада неожиданностью. Его мысль, возникшую при этом, озвучила Надежда Семеновна:

-Само провидение привело тебя в Москву именно сегодня. Ведь еще два дня — и вы бы никогда больше не увиделись.

-Да. Это просто чудо...

-Завтра вечером ждем тебя у нас. Записывай адрес...

Вечером следующего дня Влад спешил в Кузьминки. Район был незнакомый, и ему пришлось изрядно поплутать, пока не вышел к пятиэтажному дому недалеко от Кузьминского парка. Дверь открыла женщина с лицом, очень похожим на Нину Семеновну.

-Проходи, -сказала она с порога, — Таким тебя и представляла. Ничего, что на ты?

-Нормально, -улыбнулся Влад, уловив за прямолинейностью неподдельное радушие.

"Интересно, она знает все, или нет?"— еще подумалось ему при этом.

Но глаза Надежды Семеновны были настолько приветливыми, что не оставляло сомнения только одно — он здесь желанный гость. Она провела его в комнату, где уже стоял накрытый стол, куда были вложены сверх меры все ее кулинарные, и наверное, финансовые возможности.

-Провожаем только мы с тобой, -сказала она, -Никого больше не осталось, поэтому я и обрадовалась, что ты приехал. У Андрюшки ближе тебя никого нет, поверь мне.

-Да у нас все как-то пунктиром... -смутился Влад.

-И тем не менее, он все время о тебе говорил. Ни о ком больше столько не слышала. Лишь бы сваты не нагрянули. Я их не приглашала — Лена вчера сама к ним ездила прощаться, вернулась вся зареванная. Вещи уже, говорит, пакуют, москвичи новоявленные...

Влад недоуменно вскинул брови.

-Да, ты же не знаешь... Лена не москвичка. Чтобы они отпустили дочь в Америку, им пришлось пожертвовать Нинину московскую квартиру, — пояснила Надежда Семеновна.

-Вам удалось прописать их в Москве? — у Влада невольно округлились глаза, -Каким образом?

-Влад, ты интеллигентный парень, -поморщилась та,— Тебе интересно слушать про всякую грязь?

-Нет, но я не могу себе представить, какие рычаги для этого нужно задействовать? А Горбачев еще, я слышал, прописку грозится упразднить...

-Не упразднит, -горько усмехнулась Надежда Семеновна, -Как бы его самого не упразднили — к тому все идет. Да упраздни все их драконовские законы, они же свои кормушки потеряют, а треть населения окажется без работы.

Влад в очередной раз удивился тому, как его собственные мысли находят в этом доме реальный отклик, и тому, как он органично находит себя среди этих людей. Может, в том его и ошибка, что он часто стремился стать своим среди чужих?

-Но, согласитесь, если бы не перестройка, вряд ли бы удалось сделать то, ради чего мы собрались,— заметил Влад.

-Если бы не перестройка, может и впрямь бы свалили эту хунту. А это... — махнула она рукой, — Это все ненадолго, вот увидишь. Просто они не ожидали, что ситуация так быстро выйдет из под контроля, и найдутся люди, готовые реально все изменить. Но с этим они покончат, как только поделят все между собой, и под новыми вывесками восстановится все, что было раньше, только в еще более беспощадном виде. С Горбачевым или без...

Их политическую дискуссию нарушил звонок в дверь, и на пороге квартиры возникли два юных существа, удивительно подходившие друг другу, одним из которых был Андрей.

-Поль! -радостно воскликнул он, заключая Влада в объятия, — Я уже отчаялся совсем! Думал, придется улетать не попрощавшись. Да, познакомься...

-Лена, — протянула тонкую ладошку девушка.

-Дорогие вы мои! — со слезами радости сказала Надежда Семеновна — Вот и ваш долгожданный день. Андрюша, я приготовила тебе сюрприз. На этом столе все твои любимые с раннего детства блюда, которые я знала...

-Тетя Надь, ты просто чудо!

Андрей обнял и расцеловал тетку.

За столом все выглядели такими радостными, что это скорее напоминало не прощание, а долгожданную встречу дорогих и близких друг другу людей.

Влад смотрел на Андрея, уже ничем не напоминавшего его школьного друга, на Лену, и желал им только счастья. Грусть потери слабо напоминала о себе — радость за друга вытесняла ее. Хотелось только хотя бы еще миг побыть с Андреем наедине. Когда стопки не раз успели опустеть, Влад встал из-за стола.

-Пойду, покурю, -ответил он на вопросительный взгляд Надежды Семеновны.

-Ты разве куришь? — удивилась та.

-Иногда. Балую себя...

-Я с тобой, -поднялся Андрей.

-Еще сюрприз... -Надежда Семеновна вопросительно посмотрела на Лену.

-Я только когда сильно выпью, теть Надь, — пояснил Андрей.

-А ты сильно выпил?— спросила Лена, -На свадьбе было сильнее, а не курил.

-Сейчас добавим с Владом, и будет не слабо, -ответил Андрей, прихватывая со стола бутылку.

-Это еще что? — спросила Лена.

-Оставь их, у них там мужской клуб, — подмигнув Владу, махнула рукой Надежда Семеновна.

"Неужели все-таки знает?" — промелькнуло в голове у Влада.

Но настроение не испортилось — его понимали и принимали таким, какой он есть. Так было в этом доме всегда, и это было всего дороже.

-У вас своя свадьба, у нас — своя, — подражая интонациям артиста Новикова во всем известным в те годы культовом фильме, ответил Влад.

Выйдя на кухню, они выпили и закурили, а встретившись глазами, поняли, что вспоминают одно и то же — вечер при свечах в доме Андрея, который он назвал тогда Балом сатаны. Они так же, как тогда, обнялись и стояли, слегка покачиваясь и давая затянуться каждый другому из своих пальцев. Казалось, сквозь годы, возвращалось то восприятие друг друга, а от сознания неповторимости слегка влажнели глаза. Они стояли так долго-долго. Сигареты уже были давно докурены, а они все стояли. Они ощущали тела друг друга и напрягшуюся под одеждой плоть, но не предпринимали попыток сделать что-то большее. Этого было не надо. Они оба жили одним и тем же воспоминанием, и этого было вполне достаточно.

-Могли мы тогда с тобой предположить, что настанет этот последний день? -тихо спросил Андрей.

-Последний и он же первый!— хлопнул его Влад по плечу, не выпуская из объятий, — Я счастлив за тебя. И, что ты нашел свою половину, и что у тебя такие родители, и что у тебя начинается новая жизнь. А я... Не думай об этом. Я буду помнить тебя всю жизнь. Глаза Влада наполнились слезами.

-Поль... Мой милый Поль, — тихо, как бы про себя, проговорил Андрей, глядя ему в глаза проникновенным взглядом.

-Не надо, Гуль...

Они обнялись крепко-крепко, и заплакали оба. На кухне было темно, из комнаты едва доносились приглушенные женские голоса, и ничто не мешало проявлению их чувств.

-Давай, выпьем за нас, — предложил Влад,— За то, чтобы, где бы ты не был, где бы я не был, мы всегда помнили друг друга.

-Давай, — ответил Андрей.

Они залпом осушили стопки.

-Я всегда чувствовал свое одиночество везде, кроме дома, — заговорил Андрей, — В раннем детстве всем хотел сделать что-то хорошее, а в ответ всегда получал плевки и удары. Почему так?

-Мне кажется, что я понял. Не тем, кому надо, мы с тобой открывали душу и не к тем тянулись. Тебя хотя бы дома понимали, а я... Для меня твой дом был своим, а не мой собственный.

-А я, наоборот, его возненавидел. Мне показалось, что из-за этого я не такой, как все. А потом, когда с тобой познакомился, понял, что надо просто встретить того, кто тебе нужен. Причем, разглядел тебя уже потом, чисто случайно. Я же в первый раз совсем не за тем тебя позвал...

-Гуль, дело прошлое, а что тебя тогда побудило подойти ко мне на перемене? Мы же с тобой проучились вместе два года и по сути не знали друг друга.

-Сам не знаю, все как-то само собой получилось... — смущенно улыбнулся Андрей,— Робел маленько, мечтал с кем-нибудь на пару, для начала, попробовать, чтобы снять комплекс. Мне показалось, что с тобой это можно. Правда, на утро противно стало. Поэтому я тогда и не смотрел на тебя, прости.

-Да ладно...

-Ну, а потом — не знаю, чего опять захотелось — то ли этого, то ли просто быть с тобой.

-Но, ты ведь догадался про меня?

-Во второй раз уже догадался. Но почему-то отношение к тебе не изменилось. Даже подумалось — ну и что такого? О том, что для тебя это — другое, прости, тогда мысли не пришли.

-Я не жалею ни о чем, — тихо сказал Влад, — и спасибо, что ты понял меня, хотя ты и другой.

-Тебе спасибо, -так же тихо ответил Андрей, — Я тоже ни о чем не жалею.

За окном было совсем темно, но они не зажигали света. Мягкий мрак летней ночи как нельзя лучше поддерживал душевную атмосферу.

-Завтра в это время будем уже за океаном, — тихо проговорил Андрей.

-Страшно?

-Не то, что страшно, но как-то неспокойно. Что и как там будет?

-Да брось ты! Что будет? Будут те же самые восемь углов, будет та же самая лестница за дверью, то же самое окно. Разве за окном будет нечто другое, да и то только первое время, а потом привыкнешь. Ты же едешь не на пустое место. Тебя ждут, и ни кто-нибудь, а самые близкие люди. Что для тебя изменится, кроме того, что появится, наконец, возможность жить честно?

-Вот именно — честно! — подхватил Андрей, — Чего мне действительно не хватало здесь, как воздуха, это возможности жить честно.

-Вот это нас и соединило, -задумчиво сказал Влад, -Если бы ты знал мою жизнь, мои стремления честно нести себя людям. Но от меня требовалось совсем другое. И даже, не только это. Ты знаешь, что меня подвигло, наконец, уехать в Ленинград?

Он коротко изложил историю с директором.

-Какая мерзость, — с чувством сказал Андрей.

-Ладно, Гуль, забудь. Прости, что загрузил... Вот ты говоришь — мерзость, а другой меня дураком назовет, что не воспользовался таким случаем. Все зависит от точки зрения.

-Но есть же общечеловеческие истины...

-Наверное, все зависит от того, насколько каждый из нас близок к этим истинам. Я чувствую это, но не знаю, как подойти.

-Поль, -неожиданно обнимая его сказал Андрей, -прошу, оставайся таким, какой ты есть.

-Гуль, давай выпьем, — предложил Влад, -Выпьем за то, чтобы у нас с тобой началась новая жизнь — у тебя в Лос-Анджелесе, у меня в Ленинграде, и чтобы она была не по понятиям, а по истине.

-Давай, — с удовольствием поддержал Андрей, и они залпом выпили свои стопки, крепко поцеловав друг друга.

-Давай умоемся и вернемся в женский клуб, -предложил Влад, -А то надолго мы их покинули, нехорошо...

Однако, когда они вошли в комнату, то увидели, что женщины тоже поглощены откровенным разговором, который продолжился, несмотря на их возвращение.

-Тетя Надь, простите меня! Я знаю, я неблагодарная дочь, я сволочь, я дрянь, но я ненавижу своих родителей! Мне их жалко, но я ненавижу и ничего не могу с собой поделать!— с горечью говорила Лена, — Если бы вы слышали, какими словами они обзывали вас, Нину Семеновну, Николая Андреевича, Андрея! Я им говорю: вы же пользуетесь всем, что они для вас делают. Вы же вещи вон уже почти все собрали, в Москву переезжаете. Как же вы можете так о них говорить?

Она всхлипнула и продолжала:

-Ведь если бы не Андрей, не вы, я не знаю, чтобы со мной было. Я погибла бы или спилась. Меня в детстве из дома никуда не выпускали, за каждую тройку дубасили, я домой из школы идти боялась. Только и твердили: учись, дочка, кончай институт, у тебя все будет. Все! Да что они сами-то в жизни видели?! Ну вот, закончила я институт! Что у меня появилось? Зачем я вообще его заканчивала? Да я же и поступила-то туда не по их уговорам, а лишь бы из дома уехать. Поселок маленький, все друг друга знают, надо мной же смеялись из-за родителей. С парнем выйду на улицу, мать из-за кустов следит. Идем по улице, она — следом по другой стороне. Отпустила на свадьбу к единственной подруге, а я там возьми и закури за столом. Все закурили, просто в шутку — жених сигаретами американскими угощал. Так мать встала и при всех мне пощечину залепила. Это в семнадцать-то лет! Да что там говорить, если я начну все рассказывать...

-Не надо, девочка, успокойся, — мягко сказала Надежда Семеновна, беря ее за руку.

-Нет, правда, тетя Надь, сейчас я презираю себя за то, что творила в жизни, мне противно, но я только сейчас поняла, что все это делала как бы назло матери. Поступила в институт, поселилась в общаге, посмотрела на столичную жизнь, на наших девочек, так и пошла по бездорожью. И все время вспоминала свою мать. Смотри на свою доченьку! — хотелось крикнуть ей. Сначала страшно было, особенно, когда на аборт первый раз шла. Парень, от которого залетела, наш студент старшекурсник, лимитой обозвал. Сказал, если вякну кому, потом не обрадуюсь. У него папа какой-то там начальник. И из института, мол, и из Москвы вылечу. Дома сказать ничего не могла. Как деньги занимала, как унижалась, вспоминать противно. А потом уже все равно стало. Да и подружка, с которой вместе в комнате жили, Светка, убедила: ничего, говорит, не бойся — на проезжей дороге трава не растет. Один раз до того упилась, что в милицию забрали. Уснула на лавочке возле ресторана. Ничего не помню, только кричала: отдайте мои фирменные вещи. Ну, они утром в институт позвонили: забирайте свою фирменную девочку. После этого отчислить хотели. Если бы не Андрей...

Она заплакала.

-Я же не хотела так жить... Потом мечтала, чтобы нашелся такой, что все простит... Андрей все про меня знал... Я сначала понять не могла — ухаживает, подарки дарит, ходим вместе, а не лезет. Первый такой у меня. Светка говорит, оставь его, ненормальный какой-то, импотент, может, или голубой, зачем тебе такой нужен? А я не могу. Понимаете, не могу! И не из-за чего-то там, а плохо мне, когда его нет рядом. У нас же до самой свадьбы ничего не было, вы поверите? Он ко мне ни разу не прикоснулся, только целовал. Андрюш, прости, что говорю, но здесь все свои...

-Я не считаю, что это надо скрывать, — сказал Андрей, -В Америке только так не откровенничай. Там разговоры о том, кто с кем спит, сколько зарабатывает и верует ли в Бога — признак дурного тона.

-Усвоил, — улыбнулась Надежда Семеновна, — Дело пойдет.

-То, что он в Америку собирается уезжать я тогда не знала, — сказала Лена, — Может вы, как все, подумали, что я из-за этого...

-Ничего мы не подумали, успокойся, — сказала Надежда Семеновна.

-Когда Андрей сказал, что без меня не поедет, что он меня любит, я ведь впервые в жизни поняла, что меня никогда никто до него не любил. Нет, вы понимаете?! Меня никогда и никто не любил! — голос ее задрожал, — И тут мои родители... Моя мать...

Лена уронила голову на стол и зарыдала.

-Про это не надо, это мы знаем, — мягко сказала Надежда Семеновна гладя ее руку, -Ты прости ее, девочка, прости, если сможешь. Успокойся. Много слез у нас сегодня, ребята, даже для такого дня...

-Да очнитесь вы, утро на дворе! — неожиданно воскликнул Андрей.

Он щелкнул выключателем, свет погас, и комната озарилась мягким светом раннего утра

-Рассвет проспим, собирайтесь! — снова воскликнул он.

-Как — собирайтесь? Куда? — не поняла Надежда Семеновна.

-Туда! Рассвет встречать!

-Постой, во сколько у вас самолет? Надо же поспать хоть немного...

-Выспимся под цветочками, когда придет время, — отрезал Андрей.

-А кофе? — спросила Лена.

-Кофе будем пить на природе! Заваривай быстро — и в термос! — скомандовал он.

Они вышли на мокрую от ночной росы мостовую и зашагали к Кузьминскому парку. Чистое прозрачное небо уже посветлело и озарялось восходящим солнцем. На берегу пустынного в этот час пруда они кинули на землю полотенце и высыпали на него содержимое сумки.

-Открывай! — протянул Андрей Владу бутылку шампанского.

И тут выяснилось, что не из чего пить.

-Из горла будем! По-советски! Открывай! — воскликнул Андрей.

Влад стрельнул пробкой, и из горлышка хлынула искрящяяся в лучах восходящего солнца струю. Все завизжали и со смехом стали прихлебывать, пустив бутылку по кругу.

-Тост! Пусть Тетя Надя скажет тост! — потребовал Андрей.

Надежда Семеновна обвела их с Леной наполненными слезами глазами.

-Ребята! Дети мои дорогие! Запомните это утро! Этот рассвет! Пусть он станет для вас рассветом новой жизни!

-Ура-а-а!!! — закричали все хором и кинулись в объятья друг к другу, образовав эдакую кучу-малу на ногах, размазывая по щекам слезы, перемешанные с брызгами шампанского.

-Будьте счастливы! — крикнул Влад.

-Не забывайте своих! — воскликнула Надежда Семеновна.

-Поль, ты был и останешься моим лучшим другом!— послышался возглас Андрея.

-Оставьте все пережитое здесь! Не берите с собой горькой памяти!— воскликнул Влад, и допив последнюю каплю, запустил опустевшую бутылку в озеро. Она ушла под воду, но тут же выскочила обратно и закачалась торчащим на водной глади горлышком, а по всей поверхности озаряемой рассветным небом водной глади, побежали частые круги.

Над парком вставало солнце нового дня.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Ч У Ж О Й

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1.

Репетиция закончилась неожиданно быстро. То ли режиссер куда-то спешил, то ли ему важно было осмыслить, что натворил, но, устроив комнатный прогон первого акта, который остановил всего пару раз, всех отпустил. Влада замечания не коснулись, так что ему даже не пришлось перемонтировать фонограмму.

Выйдя из театра, он позвонил в агентство, где подрабатывал на аренде квартир.

-Возьмешь адрес прямо сейчас? -спросила диспетчер.

-Давай, -согласился Влад,— Что меня ждет?

-Двушка в Купчино, второй пяти, мебель сборная, предоплата — два плюс коммуналка, — профессионально выдала информацию та, -Хозяйка специфическая, клиенты тоже — поработай.

-Спустившиеся с гор? -поинтересовался Влад.

-Да нет, русские. Молодая пара с амбициями.

Записав информацию, Влад спрятал блокнот и направился к метро.

У входа в подземный переход орудовала шайка мошенников. Прохожему всучивалась самодельная карточка, сулившая, по их словам, баснословный выигрыш, после чего несчастный отводился за угол, где ему предлагалось для участия в розыгрыше внести энную сумму, до которой, как правило, не хватало сущего пустяка. За этим следовало откровенное ограбление, буквально, среди бела дня и в центре города. Учитывая жадность народа и врожденную тягу к "халяве", "бизнес" приносил, судя по всему, хорошую прибыль, обеспечивающую прикрытие со стороны "правоохранительных органов", поскольку эти личности толклись тут постоянно. Влад уже знал в лицо наглых парней и девиц, смотревших на окружающих с превосходством сильного над слабым.

В переходе, у самых ступенек, сидел на своем постоянном "рабочем" месте безногий инвалид с пластмассовым стаканчиком, который периодически освобождал от кидаемой мелочи. Сегодня он уже успел изрядно принять на грудь, и спал, пуская грязные слюни, а из-под тележки текла струя мочи. В двух шагах, усевшись прямо на грязный заплеванный пол, расположилась группа "хипушников" — совсем молоденьких ребят и девчонок со стеклянными глазами. Выбритые виски пацанов отливали нездоровой синевой. У противоположного входа стоял пьяненький мужичок с гармошкой, раздолбанной до такой степени, что было непонятно, откуда исходят звуки. Он притоптывал ногой, и не выпуская из угла рта дымящейся папироски, с хрипотцой выводил свою постоянную, очевидно, самим сочиненную песню:

...Не сыпь мне соль на рану

Я не люблю обману

Я больше не устану

Упрямо повторять:

Я так хочу Марьяну

Я так хочу Марьяну

Я так хочу Марьяну

Раздеть и обобрать!

Выйдя на поверхность по другую сторону Невского, Влад попал в толпу экстравагантно одетых молодых людей, бивших в бубен и кричавших "Харе Кришна", а возле забора, ограждавшего ремонтируемую линию Гостиного двора, расположились под своими флагами представители различных политических течений с газетами и листовками.

-Банду Ельцина под суд! — донесся оттуда вопль до слуха Влада, входящего, наконец, в метро.

Санкт-Петербург жил своей обычной постперестроечной жизнью...

Квартира в тесной хрущевке выглядела непрезентабельно. Заставленная мебелью тридцатых годов, вкупе с обветшавшими ковриками на стенках, она навевала мысли о бренности всего земного. Картина дополнялась раскрытыми чемоданами и разбросанными носильными вещами, включая нижнее белье, не успевшей закончить сборы хозяйки. Сама она, опрятно одетая старуха, источавшая запах хозяйственного мыла, тем не менее, не уставала нахваливать свою квартиру, утверждая, что лучше не найти. Она сразу изложила требования: чтобы жили русские, ленинградцы, состоящие в законном браке, не моложе сорока лет и работающие на государственном предприятии.

Влад понял, что надо обработать бабку до прихода клиентов, и сразу взял деловой тон:

-Если ленинградцам старше сорока негде жить, то непонятно, чем они занимались раньше, и как дошли до такого. Вы надеетесь, что такие будут аккуратно платить? Вам нужны надежные люди, от которых вы бы получали регулярно деньги и не получали жалоб от соседей? Я вас правильно понимаю?

-Конечно!

-Вот от этой печки и будем танцевать...

Влад по-хозяйски прошелся по комнате и начал говорить, не давая ей вставить слово:

-Составим опись имущества, а в моем лице будете иметь свидетеля, кому вы сдали квартиру и в каком состоянии. Кстати, с приезжими разобраться будет проще, милиция с такими не церемонится. Вы смотрите телевизор и сами, наверняка, знаете, что на государственных предприятиях зарплату не платят по полгода, а вам нужна своевременная оплата...

Он говорил и говорил, а старуха стояла посреди комнаты, хлопая глазами, и лицо ее выражало полную растерянность. Вся продуманная ею до мелочей система защиты своего жилища трещала по всем швам, и самое ужасное, что возразить против того, что говорил Влад, ей было нечего.

-Мне только русских бы... — пискнула она наконец.

-Я вам нерусских и не предлагаю. Молодая пара около тридцати лет без детей. Источник дохода стабильный, не криминал, регистрация подлинная. Если клиенты предложат предоплату только за месяц, советую согласиться. Жулье вам выложит, не глядя, хоть за полгода вперед, а честные люди, как вы сами знаете, не богаты. Кстати, уберите свои аксессуары, — заметил Влад, указывая взглядом на разбросанные повсюду вещи,— это создает неопрятный вид.

-Ну так... -смутилась бабка, хватая в руки висящие на спинке стула вылинявшие на причинном месте трусы, — Собраться не успела. Куда ж я дену-то их? Сек... сексуары-то? Дочка вечером за мной приедет на машине...

-Сейчас уберите хотя бы в чемодан, если хотите сдать квартиру, -перебил Влад, направляясь к двери.

Оставив ошарашенную бабку прибираться и переваривать информацию, он спустился к первой парадной встретить клиентов. Влад заметил их издалека, и присматриваясь, как всегда, решал про себя вечный вопрос проститутки: "Заплатят или не заплатят?" Попытку избежать уплаты комиссионных агентству предпринимали четверо из пяти. Стремление клиентов проскочить "на халяву" Влада не удивляло, но оставляло в недоумении, что хозяева квартир охотно помогали им в этом, хотя логичнее было бы предположить, что раз люди обманывают агента, то обманут и их. Неужели побеждало чувство "родственности душ" — украсть, урвать, не заплатить — как свойство умения жить? Сколько работал Влад в этом качестве, столько не оставляло его желание все бросить. Останавливало только то, что жить на театральный заработок было невозможно, а эта подработка давала ощутимый доход при свободном режиме, реально вписывающимся в его непредсказуемый театральный график.

Он подошел и представился. Девушка вежливо улыбнулась, а парень угрюмо оглядел с ног до головы.

"Эти заплатят, — подумал Влад, — Но плевок в душу запустят непременно..."

Пока поднимались по лестнице, Влад попытался смягчить впечатление от того, что сейчас должно было предстать перед их взорами, отметив удобное расположение дома от метро и наличие инфраструктур, при сравнительно невысокой арендной плате.

-У нас свои глаза есть, — мрачно буркнул парень.

Квартиру Влад показал сам, проведя по всем помещениям. Определив по глазам клиентов, что дело может выгореть, предложил сразу же подписать договор, напомнив о комиссионных.

-Да заплатим мы,— зло процедил сквозь зубы парень, -Непонятно, за что...

-Клейте объявления по столбам, ждите месяцами варианта, сами проверяйте обремененность квартир, договаривайтесь без свидетеля — поймете, за что, — строго сказал Влад, раскладывая на столе бумаги.

-Можно подумать, вы проверяете, -скептически усмехнулся парень, -Сорвете свое, и только вас увидишь...

-Да, проверяем, -повысил голос Влад, — И предупреждаю сразу — компенсация только в случае, если договор заключен с мошенником. А если завтра выяснится, что здесь клопы или вид из окна неинтересный, бесплатно переселять я вас не стану!

-Какие клопы? — вытаращила глаза бабка, -У меня такая чистота...

-Принесите документы на квартиру, — строго перебил ее Влад, -Приватизированная? Госнайм? Где ваш паспорт?

-Да сейчас, сейчас, -послушна закивала та, роясь в комоде.

Выражение неприязни в глазах парня сменилось любопытством, а девушка примирительно сказала:

-Не сердитесь, мы страшные зануды. Но ваша служба тоже не всегда на высоте, не первый раз имеем дело.

-В нашем цивильном обществе много что не на высоте, но я не считаю для себя возможным оправдывать этим отсутствие самоуважения, -как бы про себя заметил Влад, сосредоточенно заполняя бланк, — Хозяйка, коммунальные услуги кто будет оплачивать? Вы? Арендаторы?

-Ну так пусть они и платят. Они же будут свет жечь...

-В таком случае, откажитесь от предоплаты за второй месяц. Коммуналка — это ощутимое добавление к арендной плате.

-Ну так...— потупилась та, — Раз так положено.

-Положено так, как договоримся. Так реальнее и для них, и для вас. Какие показания счетчика на сегодняшний день?

-Счетчика? — замялась бабка.

-Да, электросчетчика. Где он у вас?

-На лестнице...

-Пойдемте, посмотрим все вместе, -поднялся Влад.

-Так ведь нету его там... -окончательно смутилась та.

-Как это — нету? А где он?

-Там мужчина какой-то давеча ковырялся...

-Какой мужчина и в чем он ковырялся?

-Да в щитке, где счетчики. А потом он на лестнице валялся...

-Кто валялся на лестнице? Счетчик или мужчина?

-Да счетчик, Господи...

-Вы сообщили?

-Куда?

-В Петроэлектросбыт, куда же еще об этом сообщают? В аптеку? Звоните сейчас, вот телефон. Скажете, что у вас украден счетчик.

-А мне за это ничего не будет? — испуганно спросила бабка почти шепотом.

-Они даже не удивятся, воровство у нас порядке вещей, но вы обязаны поставить их в известность...

Когда хозяйка вернулась, Влад дописал договор, и передавая на подпись парню, сказал:

-Сверьте реквизиты. За свет будете оплачивать по среднему с сегодняшнего числа. Телефон агентства — вот. Моя фамилия Поляков, вторая группа...

-Инвалидности? — ахнула бабка.

-Вторая структурная группа, -строго поправил Влад, — Прошу простить за резкость и давайте рассчитаемся.

Парень достал и отсчитал деньги хозяйке и Владу.

-Удачного партнерства с арендодателем. До свидания, — завершил Влад, поднимаясь.

Он воздержался протягивать парню руку, и сделав легкий поклон головой всем присутствующим, удалился. Выйдя на улицу, Влад разыскал работающий автомат, где ничего не было оторвано, разломано и разбито, а так же имелась в наличии трубка.

-Света, по Купчино договор на год, предоплата — один, — доложил он диспетчеру, — Двести долларов, наших сто процентов. Есть еще адреса не сегодня?

-Поздравляю. Пока нет, все раскидала. Знала бы, что быстро освободишься, отдала бы тебе бульвар Красных Зорь. Послала Генку, но он не справится — там черные. Может, переиграть, если он еще не выехал?

-Готовь еще одного специалиста по черным. Меня и так уже весь Кондратьевский рынок знает, — усмехнулся Влад, — Выключи меня на вечер. Завтра после двух заеду отчитаться, а потом — в твоем распоряжении до поздней ночи.

Влад направился к метро, но дойдя, неожиданно свернул на платформу пригородных электричек. Решение пришло спонтанно. Очень уж суетными выдались последние дни, и Влад ощутил потребность реально отключиться хотя бы на несколько часов...

Через какое-то время он уже брел по аллеям Царскосельского парка. День был солнечным, но порывы холодного ветра не позволяли назвать его до конца весенним. Влад прогулялся по аллеям Старого сада, мимо Адмиралтейства вышел на берег Большого пруда, где присел на лавочку и закурил, глядя на водную гладь, да возвышающуюся прямо перед ним Чесменскую колонну.

-Простите, у вас закурить не найдется?

Рядом стоял длинный худощавый парень лет восемнадцати в потертых грязноватых джинсах и растоптанных кроссовках. Из-под ворота вытянувшегося свитера торчала тонкая шея, на которой покоилась давно не стриженная голова. В таких же длинных, как и все в нем, пальцах дымилась сигарета.

-Ты же куришь, -заметил Влад, доставая пачку.

Глаза парня сощурились в улыбке:

-Смеетесь, что ли? Разве одной накуришься?

-Так купи.

-Денег нет, -просто ответил пацан, протягивая руку, -Можно парочку?

-Да бери сколько хочешь, -великодушно разрешил Влад, -Мне только оставь хоть что-нибудь...

-Спасибо. Я четыре возьму.

Он вытащил сигареты, засунул по две за каждое ухо и плюхнулся на скамейку рядом с Владом, кинув не нее же дорожную сумку, что висела у него на плече.

-Откуда ты такой взялся? — спросил Влад, с интересом разглядывая его.

-Откуда все, -весело ответил парень, -Путешествую. Изучаю мир.

-Без денег?

-Да были деньги, -махнул рукой он, -Просто у одного мужика оставил. Сматываться пришлось быстро. Позвоню — принесет...

Влад взглянул вопросительно.

-Ну, жил я у него последнее время, -пояснил парень, -А сегодня утром его жена нагрянула. Меня застала — семейный скандал. Я сумку подхватил, и деру...

Его лицо опять озарила улыбка. Он полез в сумку и вытащил две бутылки пива с буханкой черного хлеба:

-Вчера прихватил. Я ему еще шашлыки помогал жарить...

Парень разломил буханку и начал жевать, запивая пивом:

-Хочешь?

Влад пожал плечами и отхлебнул из протянутой бутылки.

-Пивца с хлебом навернешь, и пообедал, — засмеялся парень.

-Оттого и тощий такой, -сказал Влад.

-От пива и хлеба наоборот толстеют, а я — гляди...

Парень приподнял свитер, показывая плоский живот:

-Габитус у меня такой.

-Как звать-то тебя, габитус? -невольно улыбнулся Влад.

-Венька. Вениамин.

-Редкое у тебя имя.

-Я и сам редкий, -опять засмеялся парень.

-Это уж точно, -согласился Влад.

Его начинало заражать веселье парня.

-Питерский? — поинтересовался он.

-Не.. Из Екатеринбурга. Слыхал? Свердловск бывший. Точнее, не из самого, а рядом.

-А здесь как очутился?

-Сказал же — путешествую. Меня в армию должны были забрать. Я по повестке не являлся, за мной с ментами пришли... Ну, а я...-парень сделал характерный жест, — Пускай поищут.

-А родители, что?

-Мамка умерла, а отца нет. Я у тетки жил, а ей пофиг веник, где я. Даже легче — кормить не надо. Она меня взяла, чтобы квартира после мамки ей досталась. Теперь сдает...

Венька уже успел проглотить буханку и допивал вторую бутылку.

-Дай еще сигаретку, -попросил он, -Эти про запас.

Они закурили.

-Ну, а дальше что? Всю жизнь бегать будешь? А зима настанет?— спросил Влад.

Венька ощетинился и его веселые глаза моментально стали колючими:

-Да? А ты что, очень крутой, да? Я свободный, а ты гибонишь, небось, где-нибудь за гроши, да с женой спишь — вот и вся радость в жизни. Я, знаешь, сколько на шашлыках за один день делал? Чем ты лучше меня?

-Нет у меня, Веньчик, жены. А место постоянное есть, где гибоню, и дом, в отличие от тебя.

-Надо — и у меня будет, — отрезал Венька.

-Ладно, не будем спорить, — примирительно сказал Влад, -Пошли лучше на лодке прокатимся...

Венька вопросительно посмотрел на него.

-Пошли, пошли. Приглашаю.

Они встали и направились к лодочной станции у Турецкой бани.

-Сперва я на электричках в Нижний Новгород рванул, -рассказывал Венька, — Там с пацанами веселыми познакомился, жили вместе на хате. Потом... Ну, короче, промашка одна вышла. Отп..дили меня, гляди...

Он заголил спину, на которой виднелись зажившие следы побоев:

— Неделю в подвале отлеживался. Потом в Москву рванул, но не показалось мне там — менты на каждом шагу. На Ярославском едва не прихватили, но я вырвался и ночью на товарняк какой-то прицепился. Утром был в Твери. Ну, думаю, надо в Питер пробираться, раз так вышло. Тут все зае..ись было с этим мужиком. Если бы не жена... Да, ладно.

Они подошли к станции. Влад заплатил и получил весла. Венька уже успел облюбовать лодку и сидел на корме, как нахохлившийся воробей. Они отчалили. На пруду было пустынно, дул ветер, но солнышко на водной глади припекало сильно. Влад разделся до пояса. Венька тоже скинул свитер, кроссовки, закатал джинсы выше колен, и развалился на корме, закинув длинные босые ноги в воду.

-Балдежь... — блаженно проговорил он, запрокидывая голову и сладко потягиваясь.

-Покладистый ты парень, Вень, — сказал Влад, глядя на него, -Тебе и впрямь — под каждым кустом и стол, и дом.

Венька засмеялся и посмотрел на Влада долгим взглядом. Влад греб и тоже смотрел на Веньку: на его волосы, тонкую шею, грудь... Неожиданно его взгляд замер. Возле правого соска ярко выделялся свежий засос. Венька понял, куда смотрит Влад, и глаза его опять моментально сделались колючими.

-Откуда? — как можно равнодушнее спросил Влад.

-Что?

-А вот это...

-Женщина поставила, — с долей вызова ответил Венька.

-Женщина сюда не поставит, -уверенно сказал Влад.

Они пристально посмотрели друг другу в глаза.

-Ну да, -твердо и отрывисто заговорил Венька, — Я пидор. Трахаюсь с пацанами и с мужиками. И что? Побъешь?

-Тебя за это уже в Нижнем Новгороде побили, -спокойно ответил Влад, не отводя взгляда.

-Догадливый... -протянул Венька.

-Как и ты...

Они продолжали неотрывно смотреть в глаза друг другу, и постепенно оба начали смеяться.

-Осторожно, приятель, -послышался мужской голос позади Влада.

Он обернулся. Незаметно они подплыли к острову, где под раскидистыми ветвями прибрежных деревьев стояла лодка, в которой сидели мужчина и женщина средних лет, а на среднем сиденье был накрыт импровизированный стол с коньяком.

-Простите, не видел, -сказал Влад, резко забирая веслом.

Они проплыли чуть не притершись бортами.

-А ты чего молчишь? -набросился он на Веньку, -Не видел, что ли?

-Подумаешь, было бы маленькое купание, -рассмеялся тот.

Они обогнули остров и пристали с другой стороны. Венька скинул джинсы, и в одних красных плавках соскочил в воду, подняв кучу брызг.

Он затащил нос лодки на отмель, Влад сошел на берег, и они отправились бродить по острову. Он весь зарос кустарником и сорняками, а посредине стояла каменная руина.

-Что это такое? -спросил Венька, подходя к руине.

-Зала на острову, -ответил Влад, -Вернее то, что от нее осталось. Когда-то на этом озере проводились гуляния, потешные игры...

Венька залез внутрь, и Влад последовал за ним, продолжая рассказывать:

-Сюда приплывали отдохнуть, полюбоваться природой. Играла музыка, и жизнь была совсем другой...

Венька прислонился к стене и смотрел на Влада. Сейчас глаза его не смеялись и не были колючими. Они смотрели внимательно, проникновенно, а в самой глубине промелькнула искра сочувствия.

-Тебе одиноко?— неожиданно мягко спросил Венька.

Влад замолчал на полуслове и подошел вплотную, не отводя взгляда, а Венька обнял его руками за шею, прижимаясь лбом к его лбу. Влад почувствовал его дыхание.

-Тебе одиноко, — опять проговорил Венька, и его руки обняли Влада крепче.

-Не надо, -тихо попросил Влад.

-Почему? Ты же хочешь, — так же тихо отозвался Венька, — Что ты борешься со своей природой?

Влад не двигался и продолжал пристально смотреть ему в глаза.

-Я не этого хочу, — наконец, ответил он, слегка отстраняясь.

-Эх, ты... — разочарованно протянул Венька, разжимая руки и опять становясь самим собой.

Они вышли на берег и подошли к лодке.

-Залазь на корму, -сказал Венька, -теперь я тебя покатаю.

Влад сел, и Венька стал толкать лодку с берега, погружаясь по пояс, по грудь, по плечи, брызгаясь и хохоча при этом.

-Холодно же, чудо ты в перьях, — глядя на него, засмеялся Влад.

-Зае..ись, кто ни х..я не понимает, -ответил Венька, переваливаясь через борт в лодку.

Он взял в руки сумку, вытащил оттуда черные сатиновые семейники, и переодел намокшие плавки.

-Все свое ношу с собой, — усмехнулся Влад.

-Просохнут на солнышке, -ответил Венька, крепко выжимая их и раскладывая на среднем сидении.

Они сделали два круга вокруг острова и пристали — пора было возвращать лодку.

-Ну, давай, -протянул ему на берегу руку Венька.

-Давай. Приятно было провести время, — ответил Влад, пожимая ее.

-Мне тоже, -сказал Венька и прибавил, -А я уж было подумал — срастется у нас. Поживу у тебя...

Влад стоял молча. Не дождавшись ответа, Венька перекинул сумку на другое плечо и зашагал в сторону Орловских ворот. Влад проводил его долгим взглядом. Ему не давали покоя Венькины глаза, когда он смотрел на него в руине... И его слова: "Тебе одиноко?" Перед ним тогда был совсем другой человек.

Влад дошел до своего любимого места в этом парке — фонтана со скульптурой девушки с разбитым кувшином, и присел на склоне, увенчанным Гранитной террасой. Со стороны дворца послышался колокольный звон. Влад взглянул на часы. Звонили ко Всенощной у Знаменской. Он поднялся и пошел на этот звон. Вот и маленький храм с крестом на остром шпиле. Влад вошел внутрь. Народа было совсем мало и это обрадовало его. Он осенил себя крестным знамением и встал в стороне, где его меньше всего могли потревожить. Влад смотрел на иконы, на мерцающие в полутьме свечи и молился, уходя под пение хора между ектиниями в воспоминания о прожитой жизни, вытаскивая из памяти все — доброе и дурное.

Сегодня исполнилось ровно десять лет его жизни в этом городе...

2.

Тетя Ася скончалась в одночасье. Это случилось, когда Влад заканчивал четвертый курс. Он пришел из института, они попили чаю, и тетя Ася отправилась в магазин. Придя, она передала сумки Владу и сказала:

-Разбери покупки, я прилягу немного.

Влад прошел на кухню и стал раскладывать продукты в холодильнике.

-Теть Ась! — крикнул он, -Мясо замораживать, или вы сразу пожарите? Тетя Ася, вы слышите?

Не дождавшись ответа, Влад вошел в дальнюю комнату. Тетя Ася лежала на спине поверх покрывала, со свойственной ей аккуратностью сложив на груди ладони.

"Уснула", — подумал Влад.

Он хотел выйти из комнаты, но что-то побудило его подойти поближе. Он нагнулся, присмотрелся и почувствовал неладное.

-Тетя Ася! — воскликнул он, -Тетя!!!

Влад уже пережил смерть отца, учась на втором курсе ездил в Москву хоронить бабушку, но прощался всегда уже с лежащими в гробу. Вид умершей тети Аси, несколькими минутами назад говорившей с ним, поверг его в ужас. Сам не зная почему, Влад в беспамятстве перекрестился на висящую в изголовье икону Богородицы и заметался по квартире, хватая в руки и тут же кладя различные предметы.

-Тетя... Тетя Ася... Бедненькая... Что же делать? — шептал Влад.

Он подошел к телефону и набрал 03.

-У меня скончалась тетя, — проговорил он дрожащим голосом, — Скажите, что мне делать?

Из всего сказанного, Влад понял только, что ему надлежит вызвать милицию, поскольку смерть произошла внезапно и дома. Он вызвал, вышел на кухню и закурил, чтобы успокоиться. Потом открыл сумочку тети Аси и извлек ее записную книжку. Было видно, что она служила хозяйке не один десяток лет и была потрепана до такой степени, что некоторые страницы приходилось не перелистывать, а перекладывать. Многие имена окаймляла черная рамка.

"Вот и еще одна прибавилась",— с горечью подумал Влад.

Ему попались телефоны и адреса своей матери, умершей бабушки и сестры отца. Неужели она помнила о них всю жизнь и относилась, как к родным, несмотря на то, что они поносили ее? Влад помнит случайно услышанные слова матери, сказанные по телефону тогда еще живой бабушке, когда он уезжал из Москвы:

"Конечно, облагодетельствовала... Одна осталась на старости лет, вот и нашла дурачка, чтобы за ней ухаживал..."

Только сейчас до него дошло, что от тети Аси он за четыре года не услышал ни о ком ни одного дурного слова.

"Не суди, да не судим будешь," — всегда говорила она беззлобно, и переводила разговор на другое.

"Все бы так прощали," — не выдержал однажды Влад.

"А что? Разве было бы плохо жить?"— улыбнулась тетя Ася.

"Если бы все — да. А то вы только всех прощаете, а они не пощадят ни вас, ни кого другого. Что же тут хорошего?"

"Вот и постараемся сделать так, чтобы это им не удалось. Потворствуя злу, мы приумножаем его. Только ненавидеть при этом не надо. Злоба, ненависть затмевают разум и толкают на необдуманные поступки. Вряд ли тебе удастся все предусмотреть, если тобой будет владеть лишь жажда личной мести..."

И так было всегда. Каждый раз у тети Аси находились какие-то убедительные слова в защиту своей позиции. Влад только не мог понять, на чем она основана? Тетя Ася знала жизнь в далеко не лучших проявлениях, но это не ожесточило ее, и самое главное, она не утратила способности понимать и прощать людей. И еще одно ее качество буквально покоряло Влада — тетя Ася не боялась быть непонятой. Она высказывала суждения по самым спорным вопросам, опять же никому не навязывая своего мнения, и мягко уходила от дискуссии, если чувствовала, что его не разделяют. В какой-то степени это объединяло ее в сознании Влада с родителями Андрея, но у Тети Аси это проявлялось как-то не так. При всей ее мягкости, в ней чувствовался внутренний невидимый твердый стержень. Влад почему-то был уверен, что даже на грани жизни и смерти она никого не предаст. Причем сделает это молча, никому ничего не доказывая и не стремясь оправдаться ни в чьих глазах. Она любила людей, и в то же время не признавала их суда над собой.

Один телефон, многократно стершийся и обведенный, привлек его внимание. Влад позвонил. Ответил мягкий женский голос.

-Простите, с вами говорит племянник Аси Вороновой, вы знали такую?

-Знаю. Что случилось?

-Дело в том... Она скончалась только что.

На том конце провода тихо ахнули, но голос тут же обрел уверенные интонации:

-Это Владик? Когда это случилось?

-Только что. Она пришла из магазина, прилегла на кровать и...

Голос Влада задрожал.

-Не переживай, Асю уже не вернешь. Когда-нибудь это должно было случиться. Что ты предпринял?

-Позвонил в скорую, в милицию... Я не знаю, что мне делать?

-Жди. Я сейчас к тебе приеду.

В трубке послышались частые гудки, а Влад неожиданно обрел спокойствие.

Милиция и врач приехали почти одновременно, и уселись за стол писать свои бумаги, изредка задавая Владу вопросы. Они еще не закончили этой утомительной процедуры, когда раздался звонок в дверь. На пороге стояли две женщины — одна пожилая, другая лет тридцати.

-Вот и мы, — сказала молодая, снимая покрывавший ее голову платок, -Это ты мне звонил. Меня зовут Лидия, а это Мария. Мы из сестричества.

Влад слабо представлял себе, что такое сестричество. Женщины прошли в комнату, где лежала покойная, и некоторое время находились там. Процесс бумаготворчества, наконец, завершился, и Влад расписался там, где требовалось. Тетю Асю накрыли темной материей и увезли в морг.

-Хотите чаю? -предложил женщинам Влад.

-Спасибо, мы спешим, -ответила Лидия, — Завтра мы получим свидетельство о смерти и поедем на кладбище. Позвони по этому телефону, — она положила перед Владом бумажку, — вызови агента... Тебе Мария поможет сделать заказ. Оформляй все на свое имя — Ася приватизировала и завещала тебе квартиру. После похорон сразу иди к нотариусу. Деньги на похороны у нее были собраны, поищи, а если не хватит — чего-нибудь придумаем. Отпевать будем в нашем храме послезавтра, трапезу соберем там же. Ты все понял?

Влад слушал и машинально кивал головой. Храм, отпевание, трапеза... Теперь он начал догадываться и что такое сестричество. Стало очевидно, что прожив с теткой четыре года, он не имел представления о ее личной жизни. Да она и не посвящала его. Он только знал, что она верующая, ходит в церковь, почитает церковные праздники, но на этом все заканчивалось.

Когда-то, в самом начале их совместной жизни, Влад спросил тетю Асю, что дает ей ее вера?

Но она ответила уклончиво:

"Понимаешь, Владя, чувство Бога нельзя культивировать в себе искусственно, как и чувство совести, например. Оно есть в каждом человеке, но его надо в себе открыть. Если это происходит, то оно уже остается с человеком навсегда, и не встает вопрос, что это дает? Это другое мироощущение. Многие просто увлекаются религией. Идут по простому пути — храм, икона, молитва. Но, если это не стоит на вере, которая внутри тебя — это дом, построенный на песке."

"Ну и как вы пришли к этой вере?" — поинтересовался Влад.

"Как я пришла — не важно. У каждого свой путь. Постарайся поверить сначала своей природе. Вспомни, чему радуется и от чего плачет человек в раннем детстве. Постарайся отделить подлинное, заложенное Богом, или природой — скажи так, как тебе не режет слух — от того, что было привнесено потом, и может быть что-то такое почувствуешь..."

На этом разговор был закончен и больше к этой теме они не возвращались. Уходя из дома, тетя Ася всегда говорила одно: "Я по делам, вернусь поздно вечером". При этом она и сама никогда не выспрашивала, где задерживается Влад. Только один раз, когда он остался ночевать у сокурсника после дня рождения, попросила:

"Владя, я очень прошу тебя, когда задерживаешься или не приходишь — позвони, а то я очень волнуюсь".

В ее тоне не было ни гнева, ни упрека, была только просьба, и Владу неожиданно стало стыдно. Она ни разу не попрекнула его куском, или тем, что он ничего не делает по дому. Влад сам стал приносить продукты, чтобы сделать ей приятное, а на день рождения всегда дарил огромный букет цветов.

Чтобы не быть материально зависимым, он устроился на работу по прежней специальности в ДК. Так жили они все это время, и только сейчас Влад узнал, что тетя Ася помогала православной общине, преподавала в воскресной школе, состояла в сестричестве, до последнего дня ухаживая за больными, не пожаловавшись при этом на собственное здоровье ни разу. Даже Влад не помнил такого случая. Разве лишь иногда просила сходить в аптеку, с долей неловкости говоря при этом:

"Прилягу маленечко, Владя, неможется мне что-то..."

Первое время по приезде в Ленинград, Влад вел замкнутый образ жизни, можно сказать — опять почувствовал себя чужим. Способствовало и то, что ленинградцы недолюбливали москвичей, наверное, по той же причине, что и остальные: как ни крути, а Москва — другое государство. Потом освоился, хотя и не обрел ни с кем дружбы. Сокурсницы уделяли его персоне достаточно внимания, но Влад не делал попыток сблизиться с кем-то даже для виду, и со всех вечеринок уходил домой один.

"У меня престарелая тетка дома"— было его постоянное оправдание.

Такое поведение Влада вызывало недоумение в институте, но совершенно неожиданно судьба послала ему избавление в лице одной старшекурсницы. Они познакомились случайно, столкнувшись в деканате, куда пришли оба за какими-то справками. В Свете все было большим — и рост, и телосложение, и черты лица. Она первая заговорила с Владом, и получив справки, они вместе дошли до метро. Влад поехал провожать ее на Гражданку. По дороге Света, дружески улыбаясь, открытым текстом сообщила, что между ними ничего не может быть, поскольку она старше, и вообще он не в ее вкусе. Тем не менее, на следующий день, сама нашла его и предложила вместе пообедать. То же было и еще через день, а через неделю пригласила к себе на день рождения.

Компания оказалась поголовно женской. Влад был единственным представителем своего пола, не считая отца виновницы торжества. Света усадила его рядом с собой и вела себя так, что можно было подумать — между ними сложившиеся отношения. Так Влад стал в глазах окружающих ее парнем, к чему Света прилагала множество усилий, стремясь везде появляться в его компании. При этом она не проявляла ни малейших намеков на какую-то близость. Спустя годы, Влад предположил, что у Светы была потребность в общении с ним по той же самой причине, что и у него. Но тогда он был безумно рад появлению такого прикрытия от нежелательных разговоров и догадок.

Так прошли годы учебы. Влад привык к городу, считал его уже своим. В Москву наведывался только в отпуск, и каждый раз его тянуло оттуда побыстрее уехать. Мать активно звонила и писала ему, но приезжая, уже на третий день он начинал чувствовать, что она тяготится его присутствием, нарушающим привычный уклад ее жизни. А когда он один раз случайно услышал, как та сказала сестре по телефону, что ей трудно его "питать" на свою пенсию, и вовсе перестал ездить, ограничиваясь "визитом вежливости" раз в год, и привозя при этом полную сумку продуктов. Он делал это как должное и не задумывался ни о справедливости, ни о том, как бывает у других.

Незаметно для себя, Влад перестал соразмерять свои мысли, чувства и поступки с оценкой окружающих, выдавливая из себя привычку смотреть на себя чужими глазами. После смерти тети Аси, он все чаще вспоминал ее слова о наносном и подлинном в душе человека, и после этого становился задумчивым...

Устоявшийся уклад его жизни рухнул совершенно неожиданно.

3.

Все это время, если и посещали Влада какие-то желания относительно близости, то реального воплощения они не находили. Он понимал, что случайное плотское удовлетворение может только разрушить сложившееся душевное равновесие, и не хотел искать такого случая. Ложась спать, Влад вспоминал Андрея, и это его успокаивало. Он готов был смириться с тем, что это никогда не повторится, а любовь бывает один раз, пусть даже оставшаяся, в этом плане, безответной.

Но, спустя два месяца после смерти тети Аси, однажды вечером в квартире раздался звонок в дверь. Влад отворил. На пороге стоял парень лет двадцати, худенький, небольшого роста, с маленькими черными озорными глазами.

-Тебе чего?— спросил Влад.

-Ты Миху Макарова знаешь? — вопросом на вопрос ответил тот.

Это был пацан, пришедший к Владу на работу из ПТУ, в его короткий период выдвижения по должности. Почему-то Миха тогда сразу расположил его к себе. Несмотря на разницу в возрасте и положении, между ними установились дружеские отношения, но после отъезда оборвались.

-Ты из Москвы, что ли? — поинтересовался Влад.

-Нет, я питерский. Я служил вместе с Михой. Он просил найти тебя и передать привет.

Все это было так неожиданно, что Влад искренне обрадовался гостю. Воспоминания о Михе были, пожалуй, единственным светлым пятном в той поре его жизни.

-Ну заходи, рассказывай...

Они уселись за стол в кухне. Влад вытащил немудреную закуску и поставил чайник. Немного поколебавшись, достал оставшуюся после сорокодневных поминок тети Аси, бутылку водки, спросив:

-Будешь?

-Давай, -согласился парень.

-Как тебя звать-то? -поинтересовался Влад.

-Игорь.

-Ну, а я Влад, ты, наверное, знаешь.

-Конечно. Мне Миха о тебе рассказывал.

-Чего там рассказывать? Мы только работали вместе.

-Он говорил, ты был первым его начальником.

-Да каким там начальником? — поморщился Влад, — Крайний мальчик для битья.

-Он говорил, что ты справедливый был, за дело переживал.

-Да ладно... Расскажи лучше, как Миха?

-Нормально. Он и в армии киномехаником был. А я в клубе плакаты малевать пристроился. В армии же, знаешь, надо момент ловить. Замполит всех построил, спрашивает, кто рисовать умеет? Я говорю — я! Занимался когда-то в ИЗО студии при доме пионеров. Ну и получил теплое местечко. С Михой так скорешились, что я только у него в будке и тусовался...

-Она аппаратная называется, -поправил Влад, -Ну, а вообще, сильно доставалось?

-Да всякое бывало, -поморщился Игорь, -Все зависит, как сумеешь себя поставить.

Влад налил стопки:

-Ну, давай, за твое прошлое и будущее.

Они долго болтали об армейской жизни. Игорь пустился в воспоминания, показал оказавшийся при нем свой дембельский альбом, и Влад сразу узнал на фотокарточках Миху. Время незаметно перевалило за полночь. Бутылка опустела, а они изрядно захмелели.

-Ты сам-то где живешь? — спросил Влад.

-На Народной, -ответил Игорь.

-Недалеко. На троллейбусе доедешь...

-Если он еще ходит. Пойду, пожалуй.

-Постой, -остановил его Влад, -А вдруг, и правда, уже не ходит?

-Пешком дотопаю.

-Это ж сколько топать надо?

-Ничего, лето. Спасибо за угощение.

Игорь поднялся.

-Да постой же, -Влад тоже встал и взял его за плечо, -Оставайся у меня...

Тогда у Влада еще не было никаких намерений, ему просто не хотелось расставаться с этим показавшимся ему симпатичным парнем. Игорь внимательно посмотрел на Влада и почему-то сразу отвел глаза, а губы его тронула улыбка:

-Может, не стоит все-таки?

-Тогда я провожаю тебя на Народную, — решил Влад.

-Вот этого делать не надо, -серьезно ответил Игорь, внимательно смотря в глаза Влада.

-Ну, так остаешься?

Игорь тихонько засмеялся, обнял рукой Влада и сказал:

-Пошли...

Было непонятно, куда? Но Влад ничего не спросил, а Игорь повлек его в комнату.

-Здесь? — спросил он, когда они подошли к дивану.

-Ну...

Влад раскинул диван, положил рядом две подушки и стал расстегивать джинсы.

-Не надо, раздеваться не будем, — сказал Игорь, ложась с краю.

Влад перелез через него и улегся у стенки.

-У тебя уже? — спросил Игорь, легонько схватив его между ног.

-А у тебя?

Влад сделал то же самое и ощутил под тонкими спортивными брюками твердый, как камень, член.

-Ну и стоит у тебя... — вырвалось у него.

-У тебя тоже, — тихонько засмеялся Игорь, залезая ему под джинсы, -Давно ничего такого не было?

-Давно, -признался Влад.

-У меня тоже...

Они приспустили трусы и с упоением водили друг другу по зажатым в ладонях членам. Потом Игорь приподнялся и взял член Влада в рот. Влад застонал от ощущения, не испытываемого уже добрый десяток лет, а тот активно работал языком, губами и пальцами.

-Подожди, — простонал Влад, — Я не хочу так быстро...

-Тогда соси у меня, — сказал Игорь, спуская спортивки до щиколоток, и становясь над ним на колени.

"Не во сне ли это все?" — пронеслось в сознании Влада.

-Михе ты тоже так делал? — спросил он.

Слова слетели с языка сами собой, но ответ буквально ошеломил и отозвался в душе Влада щемящей тоской о безвозвратно потерянном:

-Будто не знаешь... Соси...

Влад обхватил губами член Игоря. Потом они делали это одновременно, лежа головами в разные стороны, и наконец, обнявшись и мастурбируя, испытали обильное завершение процесса.

-Дай платок, — прошептал Игорь.

Влад вытащил его из кармана джинсов и протянул Игорю, а тот тщательно вытер последствия.

-Давай спать, — сказал он, натягивая спортивки.

Влад уснул, впервые в жизни ощущая рядом с собой волнующий запах мужского тела...

Утром они поднялись, как ни в чем не бывало, попили кофе и расстались на троллейбусной остановке. На прощанье Игорь черканул Владу свой телефон, уступая его настойчивой просьбе.

Влада эта ночь лишила покоя. Воспоминания заставляли дважды прибегать к тому, чем он не грешил так часто даже в ранней юности. Он ждал день, второй, в надежде, что Игорь даст о себе знать, но тщетно. На третий день осмелился позвонить сам. Поднявшая трубку женщина весьма нелюбезно сказала, что Игорь здесь не живет, а на вопрос, где живет и как с ним связаться, ответила, что тот, кому надо, это знает. Влад понял, что надеяться не на что, но успокоиться уже не мог. Особенно подействовало на него то, что Миха, к которому он в свое время испытывал симпатию, оказывается, был таким же и прошел мимо него.

Многое в их отношениях теперь открылось Владу совсем по-другому. Он вспомнил, что однажды Миха перепутал части фильма, и сеанс пришлось остановить. Тогда он, сгоряча, по-свойски залепил ему подзатыльник, но тот не обиделся, а только боднул головой Влада со словами:

-Чего ты на меня кричишь?

-А на кого мне кричать? На тетю Машу? Это ее работа?

Пожалев о своей несдержанности, он схватил Миху за шкирку и начал уже в шутку трясти, приговаривая:

-Смотри номера частей, смотри номера частей...

А тот как-то блаженно хихикал при этом, как бы принимая игру.

Он вспомнил, как они много раз затевали возню, когда оставались в аппаратной одни, причем Миха сам провоцировал на это Влада, слегка толкая коленкой:

-Все равно ведь спокойно работать не дашь...

И это тогда, когда он переживал разрыв с Андреем на почве его любви к Лене.

"Какой же я был дурак!" — восклицал про себя Влад.

Возник порыв поехать в Москву и разыскать Миху, но он отказался от этих намерений, понимая, что теперь уже, наверное, поздно.

А газеты пестрели объявлениями об однополых знакомствах. Влад отвергал такой способ, понимая, что счастья не найдешь по рекламе, его можно только встретить. Но годы идут, жизнь проходит в кругу одних и тех же людей, а здесь — каждая встреча будет целенаправленной, и кто знает, может быть, десятая или двадцатая окажется той самой, которую можно прождать всю жизнь.

Влад купил рекламную газету и разослал десяток писем по объявлениям. Результат разочаровал Влада. Поскольку его первая любовь пришлась на подростковый период, представить возлюбленного человеком своего возраста или старше, Влад не мог, а его двадцать пять в представлении восемнадцатилетних мальчишек были, очевидно, предпенсионным возрастом.

На десять писем он получил лишь четыре ответа, три из которых были от малолетних проституток. Четвертый прислал свой телефон с готовностью встречи. Письма Влад забрал на почте по дороге на работу, и придя, тут же позвонил из администраторской ДК, дождавшись момента, когда там никого не было.

Парень согласился приехать хоть сейчас. Они договорились встретиться возле справочной Московского вокзала через полчаса. Уйти с работы для Влада проблемой не было. Государственная киносеть разваливалась, а коммерческая еще не успела развернуться. Кинопоказ в ДК был прекращен, и Влад, по сути, только высиживал на работе время, находясь в подвешенном состоянии относительно своего будущего.

Когда он подходил к условленному месту, то безошибочно выделил из толпы привалившегося к стене во фривольной позе пацана в разорванных на коленках и ляжках джинсах, стреляющего плутоватыми серыми глазами из-под козырька бейсболки на парней и мужчин.

-Привет, -протянул он ему руку, — Вася?

-Ну, -улыбнулся пацан, окидывая его вожделенным взглядом, — а ты — Влад? Куда пойдем?

-Что, прям сейчас, сходу?— растерялся Влад.

-Ну, а когда? Чего ж тогда звонил? В туалет на вокзале можно, но там стремно. Я на товарном дворе местечко клёвое знаю, если свободно. Пошли?

-Подожди, — ответил Влад, мучительно соображая, как поступить.

Сговорчивость и раскрепощенность пацана завели его.

"Была — не была," — решил Влад и сказал:

-Пошли.

Васька даже не спросил, куда? Он молча шел рядом, а Влад ловил взглядом мелькавшие в прорезях его джинсов голые ноги и уже чувствовал самое настоящее возбуждение. Скоро они дошли до ДК.

-Иди в эти двери и спускайся вниз, в туалет, -сказал Влад, -Я приду минут через пять.

Васька опять ничего не спросил и уверенной походкой пошел в указанном направлении. Влад остался, в волнении выкурил сигарету, а потом направился следом.

-Дайте мне ключи от большой аппаратной, — обратился он к вахтерше.

Спустившись в туалет, Влад заметил показавшийся из одной кабинки знакомый козырек с выглядывающими из-под него серыми глазами. Влад приложил палец к губам, поскольку уловил в туалете еще чье-то присутствие, и поманил его жестом за собой. Они тихонько поднялись по лестнице, прошли по балюстраде и оказались на другой лестнице, ведущей на самый верх. Влад открыл помещение аппаратной и закрыл замок изнутри, когда они вошли.

-Это чего, чтоб кино показывать? -спросил Васька, осматривая аппаратуру.

-Да, — ответил Влад.

-Такие здоровые... Клёво.

-Все тебе клёво, -усмехнулся Влад, снимая с него бейсболку и валя на диван.

Васька не заставил себя упрашивать. Он одним махом скинул кроссовки, джинсы и футболку, оставшись абсолютно голым — трусов и носков на нем не было.

-Без трусилей ходишь, охальник, — восхищенно проговорил Влад, рассматривая его стройное юное тело.

-Чтоб быстрее добраться, -улыбнулся Васька, задирая ногу и тряся себя за яички, и уже возбужденный член, -Раздевайся тоже...

-А тебе правда, восемнадцать? — усомнился Влад, глядя на него.

Сейчас, голышом и без бейсболки, ему можно было дать не больше четырнадцати.

-Паспорт есть, -подмигнул ему Васька, -Не ссы в трусы, они линяют...

Он плюхнулся на колени на пол, стянул с сидящего на диване Влада джинсы и стал сосать ему член, поминутно вскидывая лукавые серые глаза. Влад гладил ему плечи, шею, руки и ерошил волосы. Он смотрел в глаза Ваське и видел перед собой такие же озорные глаза Андрея во время их забав.

Не желая доводить до кульминации, Влад вытащил член. Васька прыгнул на него, как заяц, и они затеяли возню, с силой хватая друг друга за различные части тела, хохоча и постанывая при этом одновременно.

Навозившись вдоволь, Васька встал на диване на колени, растопырив попку. Замирая от восторга, Влад вошел в него. Васька так мастерски подмахивал, что Влад быстро почувствовал приближение вожделенного момента. У Васьки это произошло чуть раньше и очень обильно — на матерчатой обивке дивана растеклось влажное пятно. Влад громко застонал, и добавив рядом свое, повалился на диван, но... тут же вскочил, внутренне похолодев.

Задняя стена аппаратной представляла из себя тонкую фанерную перегородку, отделявшую ее от помещения самодеятельности, через которую был слышен каждый звук. Рассчитывая, что сюда проще всего проскочить незамеченными из туалета, Влад забыл об этом. И сейчас он отчетливо услышал за стеной шорох. Сделав знак Ваське молчать, Влад прислушался.

-Алексей Дмитриевич, вы где? — послышался отдаленный, очевидно, из коридора, голос завхоза.

За стеной раздались удаляющиеся шаги и звук закрываемой на замок двери.

-Одевайся, быстро! — приказал Влад Ваське, поспешно натягивая на себя джинсы.

Они выскочили на лестницу, Влад закрыл дверь на замок, но едва они устремились вниз, как послышались шаги и голоса поднимающихся завхоза с главным инженером. Ребята на цыпочках рванули наверх и заскочили на чердак. Влад подпер дверь доской, и они затихли, прислушиваясь. Вот шаги раздались уже возле киноаппаратной.

-Закрыто, — послышался голос завхоза, — А что случилось, Алексей Дмитриевич?

-Узнайте на вахте, кто брал ключ? — приказал главный инженер.

Послышались спускающиеся шаги завхоза и звон ключей — судя по всему, инженер догадался захватить запасную связку. В аппаратной он пробыл недолго, после чего закрыл дверь и тоже пошел вниз.

Влад стоял, покрывшись холодным потом и понимая, что случилось непоправимое. Тревожно глянули из-под козырька бейсболки Васькины глаза:

-Застукали нас?

-По полной программе, -упавшим голосом ответил Влад, садясь на какую-то трубу.

Он достал сигареты, и они закурили, молча смотря на клубящийся в проникающих сквозь чердачные окошки лучах солнца, дым.

-Пошли, -обреченно сказал Влад, бросая и затаптывая окурок.

Ребята тихонько приоткрыли дверь и прислушались. На лестнице стояла тишина. Они спустились вниз, и Влад с замиранием сердца открыл дверь, ведущую на балюстраду. Там тоже никого не было.

-Спускайся по лестнице вниз и выходи, будто идешь из туалета, -прошептал Влад, убедившись, что парадная лестница пуста.

Он проводил Ваську до полпути, и уже собрался пойти в радиоузел, когда увидел стоящего на балюстраде главного инженера, который смотрел на него долгим тяжелым взглядом.

-Молодой человек пусть идет, а вы зайдите ко мне, -мрачно проговорил инженер.

Васька вскинул на Влада полный сочувствия взгляд.

-Иди, -одними губами сказал Влад.

Васька пошел вниз по лестнице, а он повернулся и понуро направился в кабинет главного инженера. Тот уже сидел за столом, погруженный в чтение какой-то бумаги.

-Поднимитесь в помещение киноаппаратной большого зала и уберите следы своего пребывания там, — не поднимая взгляда, сказал инженер, -После чего, сдайте ключи и можете быть свободны. Завтра придете в десять часов в отдел кадров, напишите заявление и получите расчет.

Влад, ни слова не говоря, вышел. Что значит спорить в такой ситуации, он помнил по Москве. В Ленинграде, очевидно, дела решались еще проще.

4.

За окном стояло лето. Влад защищал диплом. После увольнения из ДК, им овладела полная апатия. Он занимался, как исступленный, прерываясь только для сна и принятия пищи. Его научный руководитель заметила, что если бы Влад так занимался все время, то вышел бы на красный диплом. Но ему было все равно — он оглушал себя занятиями, чтобы больше не хватало сил ни о чем думать. Но вот диплом был в кармане, и эта возможность исчезла. Надо было устраиваться на работу — деньги подходили к концу, а помощи ждать было неоткуда.

Влад оттягивал поиски работы сколько мог, и вдруг, именно тогда, когда он понял, что еще неделя, и ему станет нечего есть, позвонил руководитель самодеятельности из бывшего его ДК.

-Как у тебя дела? — спросил он, как ни в чем не бывало, — Работаешь где?

Влад молчал, поскольку разговаривать ни с кем не хотелось, а бросить трубку казалось невежливым. Однако, тот истолковал его молчание по-своему:

-Я не спрашиваю, где конкретно? Я спрашиваю, вообще работаешь?

-Нет, — коротко ответил Влад.

-А институт закончил?

-Две недели, как диплом защитил.

-Поздравляю. В театр звукорежиссером пойдешь?

-Не мой профиль...

-Да какая разница? У нас же справлялся вместо радиста. На своих мероприятиях я был тобой доволен. У тебя способность к этому есть.

-Спасибо, Борис Петрович...

Его забота тронула Влада, а особенно то, что тот не отвернулся от него после всего происшедшего.

-Так я поспособствую, -заверил Борис Петрович, -Запиши телефончик... Да, самое главное — ничего не подумай и не чувствуй себя ничем обязанным. Мне просто жаль, когда хороший человек страдает от чьей-то твердолобости. Удачи.

"Есть же все-таки настоящие люди, — подумал Влад, записывая номер, — Почему только они всегда в меньшинстве?"

В театре его встретили хорошо. Что театр — это семья, и человек, попадающий туда, не может избежать всех нестроений, кем бы он не работал, Влад поймет позже. А первое время новая работа увлекла его. Когда он сел рядом со звукорежиссером на проводку спектакля, то сумел понять суть так быстро, что на втором акте они уже поменялись местами, и за пультом оказался Влад.

Во всем происшедшем Влад винил только себя. Уехать в другой город, порвать с прошлым и опять угодить в ту же грязь. Сколько он еще будет страдать от самого себя? Все чаще вспоминал он слова тети Аси о природе человека, о подлинном и наносном. Вспоминал лица людей на ее похоронах и на похоронах своего отца, настолько отличавшиеся друг от друга, как будто это были люди из разного мира. Но ведь верила же она во что-то? А может, это что-то действительно рядом, надо только пустить это в свое сердце? Что искать истину в людской правде бесполезно, Влад уже понимал. Что принято у одних, того не приемлют другие, а третьи вообще не имеют об этом никакого представления. Должно же быть что-то единственное, заложенное в человеке самой природой?

Влад ушел в созерцание, отрешившись от суеты мира. В свободное время полюбил гулять на природе, стал читать Достоевского, Толстого, Чехова, открывая их для себя заново. Опять вспомнил Галича и Булгакова, перечитав Мастера и Маргариту, и восприняв совсем иначе, нежели в детстве. Однажды, придя домой, он вошел в комнату тети Аси и снял с полки Евангелие. До Влада постепенно начинало доходить, откуда был в тете Асе тот самый внутренний стержень, благодаря какому она не боялась быть непонятой. У нее был другой Судья, один-единственный...

Влад возвращался к чтению Евангелия неоднократно, и заметил, что происходит то же, что и с Булгаковым — спустя время, оно каждый раз воспринимается по-другому. Главное, что покорило его — это проходящая красной нитью безграничная любовь Христа к людям, достигшая апогея в распятии Себя на кресте за их грехи. С позиции любви стало понятно и то, что, следуя привычной логике, первоначально вызывало отторжение. Понимание приходило не сразу, а спустя какое-то время. Эти внутренняя борьба, приводящая постепенно к изменениям понятий, заняла у Влада не один год. Хотя, внешне он оставался самим собой.

Театр, заинтересовавший его сначала, открыл во всей красе свой закулисный мир. Это было повергло Влада в уныние, но очень быстро он нашел там свое место, отказавшись от участия в "подковерной борьбе". Этим он снискал у кого неприязнь, у кого насмешку, а у кого молчаливое уважение. Но и одно, и другое, и третье оставило его равнодушным. Влад неожиданно заметил, что с тех пор, как в его душу стали входить другие понятия, отношение окружающих перестало быть определяющим. Не то, что ему стало на всех наплевать, но его перестало это трогать. Даже в том, что составляло главную "тайну" его жизни, постоянно преследовавший его ранее страх, что кто-то что-то узнает, стал уступать место сожалению — сам рассказал бы, да разве поймут? Он заметил, что скрывает это уже не из страха, а как бы щадя людей и не желая терять их для себя.

Прошел один сезон, другой. Актеры полюбили его за покладистость и стремление всегда придти на помощь. Из всех звукорежиссеров, он был единственным, кого можно было попросить "репетнуть" музыкальный номер перед началом спектакля, даже если это не было выписано на доске режиссерского управления, или дать фонограмму немного иначе, чем значилось в партитуре. Его стали тихо недолюбливать коллеги, особенно после того, как одна актриса имела неосторожность вслух заметить, что он ведет спектакли лучше, чем другие, но Влад воспринимал их скрытые козни с улыбкой. При этом никогда не отказывался помочь и им — брал на себя самые трудные выпуски и ни разу не вступил в борьбу за зарубежные поездки. Это было главным камнем преткновения и среди актеров, и среди постановочной части, поскольку недельные гастроли обеспечивали полгода относительно сытой жизни здесь, по причине валютных командировочных.

Хотя большинство относилось к Владу с симпатией, и Влад это знал, не чувствовать косых взглядов и скрытой неприязни он тоже не мог, и мир в душе часто сменялся раздражением и унынием. Влад ругал себя и реально чувствовал, что ему не хватает чего-то такого, что помогло бы не потерять в суете обретаемое новое мироощущение. Он опять вспоминал тетю Асю, ее слова о том чувстве, которое нельзя в себе культивировать, но можно открыть. Влад не мог сказать, что он что-то открыл, но чувствовал, что к нему стала возвращаться уверенность, которая исчезла после смерти отца. Откуда-то возникло ощущение невидимой поддержки, терять которое ему не хотелось. Но где найти то, что помогло бы в этом, оказавшись сильнее житейских неурядиц? Ему все чаще стало казаться, что полноценно можно сохранить это состояние в себе, только лишь изменив уклад жизни.

Влад решил прийти в храм, чтобы обрести какую-то систему, которая укрепляла бы его стремления. Потребовалось немало времени, пока он постиг происходящее там. Мешал непонятный язык, отсутствие знания службы, но помогли все понять опять же книги, стоящие на полке в комнате покойной тети Аси. Влад стал воспринимать все осознанно, и обрел тем самым эту поддержку. Теперь ему хотелось идти дальше — он ощутил реальное желание приобщиться Святых Христовых Таинств.

На исповедь Влад шел с твердым намерением рассказать все, как есть, завершив таким образом очищение души, длившееся уже не один год. Чтобы ничего не забыть, он решил написать все на листочке, что, как он видел, делали многие. Высокий иеромонах с длинной черной бородой взял в руки протянутую Владом записку.

-Батюшка, я первый раз на исповеди, — сказал Влад, -Крестили меня, когда я был младенцем...

-Бросайте курить, — отрывисто бросил священник, продолжая читать.

-Я постараюсь, со временем...

-Надо не со временем, а сразу, раз вас Господь призвал, а то поздно может быть... А это что? — ткнул он пальцем в строчку, — О каком лицедействе идет речь? Кем вы работаете?

-Звукорежиссером в театре...

-Недостойное христианина дело. Театр, кино — это все ведет в греховную бездну. Ленин не случайно говорил, что из всех искусств, кино — важнейшее. Меняйте работу.

-Но ведь искусство, бывает, пробуждает в человеке добрые чувства...

-Только Господь их может пробудить. Что побуждало допускать непочтительность к вере в юности?

-Я тогда еще не познал...— начал было Влад, но священник перебил, подняв на него тяжелый пристальный взгляд, -Это что? Вы знаете, что за этот грех отлучали от церкви?

-Так я же не могу по-другому...— обреченно проговорил Влад, поняв, о чем идет речь.

-Не можете? Для вас содомия дороже Бога?

-Батюшка, но ведь есть же разница, когда это совершают из блудных побуждений, а когда...

-И с такими мыслями вы приходите на исповедь? — вознегодовал тот, — Рано вам приступать. Читайте послание к Римлянам святого апостола Павла и молитесь о ниспослании мудрости. Все.

Он вернул Владу записку, подзывая жестом следующего исповедника. Влад вышел из храма, как оплеванный. Он шел домой и вспоминал, с каким трепетом спешил на эту первую в свой жизни исповедь, обернувшуюся душевной мукой.

"Не может быть... Не может быть", — повторял он про себя.

Придя домой, Влад, помолясь, взял Библию и начал читать послание к Римлянам. Он читал долго, перечитывал и другие места, где упоминалось об этом грехе, но всякий раз приходил к выводу, что везде речь шла о блуде или о насилии. Повторилась та же история, когда ему были непонятны буквально понятые отдельные Евангельские притчи, и вызвавшие совсем другой отклик, когда он воспринял их сердцем, с позиции всепобеждающей любви.

"Но ведь от церкви-то действительно отлучали, — подумал Влад, и тут же спросил сам себя, — Только кто отлучал, за что именно и от какой церкви? И кто распял Христа?"

Влад подумал еще, а потом успокоился и стал читать вечерние молитвы. В душе у него постепенно воцарялся покой. Влад не перестал ходить в храм, он только поменял приход.

Храм, куда он пришел, был маленьким, и очень скоро Влад примелькался среди прихожан, а с некоторыми уже обменивался легкими поклонами. Священников здесь было трое — старенький настоятель и двое молодых.

В первое же воскресенье Влад пошел на исповедь. Он переписал ту злосчастную записку, еще раз осмыслив все свои грехи и изложив только суть. Что касается интимной стороны, написал то, в чем действительно глубоко раскаивался и горячо желал избавиться — блуд и зависимость от плотских страстей, остальное отдав всецело на суд Божий. Исповедь принял настоятель. Он внимательно прочитал записку, несколько раз прерываясь, что-то шепча губами и осеняя себя при этом крестным знамением.

-Искренне каетесь в грехах?— спросил он Влада, глядя добрым и одновременно пытливым взглядом ему в глаза.

-Да, батюшка, — искренне ответил Влад.

-Зла, обиды ни на кого не держите?

-Нет.

Влад не кривил душой. Он и в самом деле не держал ни на кого обиды, даже на того иеромонаха из лавры. Скорее наоборот, благодарил Бога за это испытание.

-Как ваше имя?

-Владислав.

-К причастию готовились?

-Готовился, батюшка. Постился вчера, каноны и последование вычитал...

-Мало вычитать, молиться при этом надо, -мягко заметил священник, накрывая его голову епитрахилью и читая разрешительную молитву.

Так Влад стал воцерковленным человеком, и это окончательно укрепило его образ жизни. Свою личную жизнь он тоже отдал на Промысел Божий, как не пытаясь ломать свою природу, так и не ища плотских утешений.

Прошло полгода. Однажды, после будничной литургии, когда уже почти все разошлись, из алтаря выглянул настоятель, и окинув взглядом опустевший храм, поманил Влада к себе.

-Пройди сюда, -сказал он, открывая боковую дверь в алтарь, -Три земных поклона только сотвори...

Влад впервые оказался в алтаре и с благоговением выполнил поклоны. Настоятель подошел к жертвеннику и протянул Владу открытый молитвослов:

-Я спешу, -сказал он, -Я потреблю дары, а ты почитай мне молитвы по причащении.

Влад взглянул в молитвослов — он был на непонятном ему церковнославянском языке. Однако причащался Влад довольно часто, и многие молитвы знал наизусть. Узнавая знакомые слова, точнее — угадывая их за витиеватыми буквами, он довольно быстро и связно сумел все прочитать.

-А неплохо, -сказал настоятель, -Помогать на службе желания нет? А то, видишь, — с алтарниками у нас беда. Осилишь шестопсалмие к субботе?

Так Влад стал чтецом-алтарником. То, что открылось ему по ту сторону иконостаса, не всегда выглядело благочестиво, но Влад никого не осуждал. Он понял, что священники тоже люди, а безгрешен один Господь. Особое уважение и любовь снискал у него старенький настоятель. Он смиренно исполнял свой долг и не был одержим манией величия. Проповедовал редко и всегда немногословно — буквально несколько фраз, но тех, что невольно западали в душу. И главное — о самом насущном, чего не хватало людям — добре и терпимости друг к другу.

-Пусть молодые говорят, -как-то сказал он Владу после очередного, произнесенного с амвона, короткого напутствия, — Они теперь грамотные, а нас в семинарии учили только кадилом махать, да требник читать. А покажешь, что говорить умеешь — и вовсе не примут. Тогда грамотные не нужны были...

Влад знал, что за плечами настоятеля тяжелый жизненный путь. Говорили, что он прошел всю войну и имеет награды. Только сам тот об этом никогда не рассказывал. Поговорить любил молодой отец Сергий, да только о чем-то другом — о врагах России, об "угрозах глобализма", о необходимости противостояния "обществу потребления". На Влада его проповеди действовали угнетающе, но прихожане слушали охотно, и были такие, что ходили на исповедь только к нему. Влад сначала недоумевал, что их влечет? Может быть то, что в словах отца Сергия было все привычно, как и в их комсомольской молодости? Вот мы — вот враги, а смысл жизни — борьба. Разве только, вместо коммунизма — Царство небесное.

Узнав за полгода прихожан, Влад видел во многих именно то, о чем говорила в свое время тетя Ася — увлечение религией. Веру не в Бога, а в обряд, не в Промысел Божий, а в исполнение правил и традиций, многие из которых даже таковыми и не являлись. Но были богослужение, молитвы, таинства, было то, где можно почерпнуть силы для укрепления в вере. Это было самое главное и единственное, ради чего Влад шел сюда.

Этот год стал, наверное, самым гармоничным в жизни Влада. Везде были добрые отношения с людьми, и везде в нем ощущалась потребность. Влад понял, что самое ужасное для человека, это — когда он никому не нужен.

Он не желал никаких изменений, но они произошли сами собой, став для него еще одним испытанием.

В один ужасный день скончался настоятель. Произошло это совершенно неожиданно. Еще месяц назад он служил и был таким, как всегда. Разве что, немного изменился цвет лица и стала нетвердой походка. Потом очередную воскресную литургию отслужили без него, а вслед за этим прошел слух, что настоятеля положили в больницу. Влад хотел съездить и навестить. Он ждал в тот день отца Сергия, чтобы узнать адрес больницы, а дождался трагического известия. Как всегда в таких случаях, была назначена архиерейская служба, на которой должно было быть совершено отпевание, а исполняющим обязанности настоятеля был назначен отец Сергий.

Влад мог не приходить на эту службу. Раз будет архиерей — будет толпа иподьяконов, обойдутся и без него. Даже какой-то внутренний голос подсказывал ему придти, как простому прихожанину, и проводить батюшку в последний путь в толпе других, но Влад все-таки пришел в алтарь с намерением помочь. Должно было присутствовать много духовенства из других храмов, а он знал, что при этом всегда возникает неразбериха.

Влад заметил его сразу, как только вошел в алтарь. Это, несомненно, был иеромонах, принимавший у него самую первую исповедь. Среди толпившихся в южном приделе священников, он выделялся своим ростом и длинной черной бородой. Влад проскользнул мимо, стараясь не попадаться ему на глаза. Во время службы этого избежать не удалось, но взгляд иеромонаха скользил по нему равнодушно, как по неодушевленному предмету. Может, все и прошло бы гладко, но войдя в алтарь перед чином отпевания, Влад увидел, что иеромонах чего-то добивается от мальчишки пономаря, а тот разводит руками. Увидев вошедшего Влада, пономарь кивнул в его сторону и иеромонах подошел:

-Где чемодан отца Феофила из лавры? Вам вчера должны были передать.

-Сейчас разберемся, батюшка, — ответил Влад, стараясь держать голову так, чтобы не оказаться с ним лицом к лицу.

-Разбираться поздно, у вас все должно быть готово заранее.

-Простите, батюшка...

Влад отвернулся, поманил пономаря, и с его помощью отыскал пропавший чемодан в ризнице.

-Отнеси, — попросил он, чтобы не подходить самому, но было уже поздно.

Феофил пристально смотрел на него, как бы пытаясь что-то припомнить. Их взгляды встретились, и Влад увидел, как у того явственно вздрогнули брови. Он что-то тихо спросил у пономаря, и уже не глядя на Влада, удалился в южный придел.

-Что он спрашивал?— спросил Влад мальчишку.

-Про тебя. Кто ты такой? Я сказал — наш алтарник.

Подходя прощаться с настоятелем, Влад мысленно попрощался не только с усопшим, но и с очередным этапом своей жизни... Тем не менее, на следующий день он явился в алтарь. Службу правил отец Сергий. Войдя, он бросил на Влада пристальный взгляд, но на лице ничего не отразилось. Все прошло как обычно. Убирая жертвенник после причастия, священник подозвал Влада.

-Я решил заняться штатом наших помощников, -заговорил он, — Отец Федор, упокой Господи его душу, это — одно, а я хочу все-таки знать, с кем имею дело. А то — ходит к нам человек, помогает, его прихожане воспринимают как носителя образа Божия, а что у него в душе — одному Богу известно. Поэтому, я решил так. Каждый напишет два прошения — одно на освобождение от послушания, а другое — чтобы принять. Потом пройдет у меня исповедь, и я решу, кого принять обратно. Касается абсолютно всех, а не только тех, кто в штате...

-Помоги вам Господи, батюшка, — пожал плечами Влад, -Мне прошения сейчас написать?

-Пиши, — благословил новоявленный настоятель.

Влад достал два листа чистой бумаги, написал на столе в пономарке требуемые прошения и отдал их уходящему из алтаря священнику.

"Ну, вот и все, — подумал он спокойно, как о завершенном большом деле, — Прости, меня, Господи, грешного".

Влад сотворил три земных поклона перед престолом и с сознанием выполненного долга вышел. Больше он в этот храм не возвращался. Он в очередной раз оказался чужим, но на сей раз это не огорчало его, поскольку то, с чем и ради чего он пришел сюда, осталось с ним. И это уже было навсегда.

Ему даже показалось, что по эту сторону иконостаса ему будет легче. Слишком многое открылось ему там, по другую сторону, такого, что, если бы он начал свой путь богопознания с этого, то на этом бы все и завершилось.

Влад стал посещать разные храмы. Он просто приходил на службу и молился, стараясь не обращать на себя внимания. Периодически исповедовался, причащался, не выбирая священника и не стремясь завязать тесные отношения с кем-то из прихожан. Он знал, что тот, к кому он идет и в кого верит, видит и ведет его повсюду.

Сегодня Он привел его в пушкинский храм Знамения...

5.

Выпуск спектакля вылился в "мучительные роды". Премьера переносилась дважды, и перед сценическим прогоном режиссер сказал, что завтра должны ее сыграть "кровь из носа". Прогон прошел успешно, если не считать того, что продолжительность спектакля вышла за все мыслимые и немыслимые пределы. Отпуская всех уже не вечером, а ночью, режиссер объявил сбор завтра ровно в десять утра для сокращения спектакля.

Сокращение вылилось в полный сумбур, в результате которого, отдельные сцены не сократились, а наоборот, удлинились. Весь день не выходя из звукоцеха, даже не пообедав, Влад лихорадочно перемонтировал фонограмму, используя для этого единственное доступное время — когда актеры уходили пить кофе.

-Ты тут живой?— поинтересовалась актриса, заходя перед премьерой в радиоложу, где Влад перечитывал исчирканную до безобразия партитуру, силясь разобраться в собственных многочисленных исправлениях.

-Это финиш, — отозвался он, — Я не знаю, как вести спектакль.

-Да не парься ты, — махнула рукой та, — Мы, как играть, не знаем...

Тем не менее, премьера состоялась. Разъезжались уже далеко за полночь, после банкета в актерской гостиной и обязательных поздравлений друг друга, сопровождающихся, по традиции, лобызаниями.

Утомленный Влад, когда дожил, наконец, до выходного, отправился на Финский залив с одним желанием — лечь на песок и забыть о своем собственном существовании. Благо, погода располагала. Лето вступило в свои права.

Он сошел с электрички в Курорте и направился через парк к заливу. Ароматный сосновый воздух и отдаленный шум моря сделали свое дело — Влад уже отдыхал. Он заметил, как стало мало ему для этого нужно. Влад вышел на берег залива и уже хотел поискать место, чтобы прилечь, но потом решил прогуляться по берегу до Солнечного. Он разулся, закатал до колен джинсы, перешел вброд впадавшую в залив речушку и приблизился к Дюнам, где находился всем известный нудистский пляж...

Когда-то Влад активно посещал его. Существование этого пляжа открыл ему однокурсник, предложивший сюда поехать. Влад помнит, как они весь день пролежали на животах, разглядывая сквозь темные очки то, ради чего приехали. При том, что это "то" было у каждого из них абсолютно разным.

Теперь Влад проходил это место, опустив глаза. Ему был неприятен не сам факт такого времяпрепровождения, а то, что по берегу проходили другие люди, в том числе с детьми, которые были вынуждены созерцать столь экстравагантное зрелище помимо своей воли. Все это лишний раз напоминало об отсутствии самоуважения в обществе и элементарной культуры чувств. Вот и сейчас, Влад старался не смотреть по сторонам, но это не всегда удавалось.

Прямо у кромки берега стоял абсолютно голый высокий худощавый парень. Он развернулся к проходящим своими прелестями и закинул руки на затылок. Поставив одну ногу на выступающий из воды камень, парень делал вид, что наслаждается солнечными лучами, сам же при этом ловил прищуренным глазом взгляды прохожих.

Влад взглянул в лицо парню и приостановился:

-Венька?

-Вот это встреча, — засмеялся Венька, тоже узнав Влада и протягивая руку, -Ты как здесь очутился?

-Как все, -ответил Влад, пожимая ее.

Венька искренне обрадовался встрече:

-Пошли, сегодня я тебя угостить могу.

Они свернули на пляж, и пройдя совсем немного, Влад заметил на песке знакомые кроссовки с джинсами и дорожную сумку, поверх которой лежали тоже знакомые красные плавки.

-Отдыхай, -сказал Венька, садясь на песок и доставая из сумки две банки пива.

Влад разделся и сел рядом.

-Чего плавки не снимаешь?— спросил Венька.

Влад прихлебнул пива, и стащив плавки, бросил их рядом с Венькиными, заметив при этом его любопытный взгляд.

-Где маешься-то?— спросил Влад.

-На Правобережном рынке. Нормально имею.

-Наркотой, что ли, торгуешь?

-Не... -поморщился Венька, — Это не для меня. Хотя, если тебе надо — без проблем.

-Не надо. Просто место на весь Питер известное. Смотри, соблазн велик, когда рядом.

-У меня своя голова есть, — отрезал Венька.

Они допили пиво и закурили.

-Все время здесь тусуешься?— спросил Влад.

-Не... Первый раз сегодня. Погода классная, — Венька растянулся на песке во весь рост и сладко потянулся, переворачиваясь на спину.

Влад заметил, что Венькин член начинает обретать внушительные размеры. Он смутился и окинул взглядом вокруг, не смотрит ли кто в их сторону.

-Ты еще и эксгибиционист? -улыбнулся Влад, -Перевернись на живот.

-Не... Нарочно буду так загорать, — засмеялся Венька.

-Заметят же, народ кругом.

-Чтобы заметили, надо так, — Венька поставил рукой член перпендикулярно животу.

Влад не выдержал и попытался насильно перевернуть его, что вылилось в веселую возню.

-Пошли, искупнемся, — предложил Венька.

-Так? — Влад указал взглядом на его член.

-Ой, а сам-то! -расхохотался тот, заметив у Влада аналогичное состояние, -А строит из себя... Да я тебя еще тогда, в парке угадал.

Влад посмотрел Веньке в глаза и уловил за веселыми искорками то самое их выражение, что было в руине.

-Что ты все-таки за человек? -тихо произнес он, как бы про себя.

-Нормальный человек, -серьезно ответил Венька, -Давай еще пивка...

Он опять полез в сумку и вытащил две банки:

-Остынем маленько и пойдем.

Они прихлебнули пива.

-Это море? — спросил Венька, -Вода совсем не соленая.

-Морской залив, -ответил Влад, — но настоящее море не такое...

-Зима настанет — рвану.

-Тебя на границе повяжут без паспорта.

-На какой границе?

-Русско-украинской. Теперь везде границы, а Крым — это Украина. Ты же туда собрался?

-Почему — туда?

-Ну... там тепло, там яблоки, — ответил Влад цитатой из культового фильма, — Беспризорники всегда на зиму в Крым бежали.

-Тоже мне, беспризорника нашел. Паспорт у меня, как раз, есть, гляди...

Венька вытащил из сумки и кинул на песок перед Владом красную книжку.

"Сурогин Вениамин Иванович", — прочитал Влад.

С фотографии на него смотрел совсем юный мальчик с удивительно ясными, открытыми всему миру, глазами. Влад перевел взгляд на Веньку и поразился происшедшим переменам. Что должно было с ним произойти, чтобы он стал таким?

-Простой ты, как три рубля, -покачал головой Влад, -Всем показываешь? Ты же меня второй раз в жизни видишь.

-Я тебя насквозь вижу, -улыбнулся Венька, поднимаясь и забирая паспорт, -Пошли...

Они трусцой добежали до берега, потом долго шли по колено в воде, и наконец, нырнули в прохладные ласковые волны. Они поплыли вперед и удалились от берега настолько, что дно уже ощущалось только кончиками пальцев.

-Полкилометра пройти надо, -сказал Венька, -На море всегда так?

-На настоящем море бывает прямо у берега с головой, -ответил Влад.

-Бля буду, побываю...

Венька глотнул воздух и нырнул. В воздухе мелькнули его белая задница и длинные ноги. Влад почувствовал, как Венькино тело проскользнуло в воде между его ног.

-Понравилось? — засмеялся он, выныривая.

-Нормально, -улыбнулся Влад, — Приятственно так...

Венька проделал это еще раз:

-Подводный минет хочешь?

-Вень... — начал Влад и запнулся, не зная как сказать то, что его томило все это время, -Ты только со мной прикалываешься или со всеми такой? Ты угадал меня, но я... У меня такое уже было, и я страдаю от этого всю жизнь. Я хочу любить, и мне ничего не нужно, если тебе это ради прикола...

Венька подплыл к нему близко-близко и посмотрел опять тем взглядом, что на озере.

"Тебе одиноко?" — вспомнилось Владу.

Сейчас этот вопрос можно было прочитать по глазам, один к одному ставшими такими, как на карточке в паспорте, только более взрослыми.

-Дурак, — тихо проговорил Венька, обнимая Влада за плечи, — Обними меня...

Влад положил руки поверх Венькиных и сомкнул их на его шее. Венька обнимал все сильнее, и Владу захотелось сделать то же самое. Они переплелись ногами в воде, крепко сжимая друг друга в объятиях, а губы их слились в поцелуе. Потом они еще долго стояли, не размыкая объятий, и смотрели друг другу в глаза. Влад видел перед собой совсем другого человека, ничего общего не имеющего с босяком, встретившимся ему в парке. Они заплыли далеко — все купающиеся копошились на отмели, а здесь была только морская гладь, рябящая в лучах солнца, и никто не мешал им чувствовать друг друга.

На берег Влад выбрался с другим чувством по отношению к Веньке. Да, он не мог все это время забыть Андрея, он ругал себя за беспорядочные связи, и сейчас не хотел повторять ошибок, но этот шебутной бездомный парень затронул что-то не в его желаниях, а в нем самом, и Влад не знал, что с этим делать.

Венька вытащил из сумки еще две банки.

-У тебя там что, нескончаемый запас? — спросил Влад.

-Не... Последние, — улыбнулся Венька.

В его облике тоже произошла неуловимая перемена — исчезло постоянное насмешливо-ершистое выражение в глазах.

-Тогда, побереги пока. Я схожу, принесу чего-нибудь пожрать...

Влад кивнул на прибрежное кафе у санатория Дюны.

-Давай, только по бырому, -отозвался Венька, разваливаясь на песке.

Влад надел плавки, взял в руку кошелек и пошел. Через час он возвращался с двумя бумажными тарелками горячего шашлыка и двумя бутылками холодного пива.

-Тебя только за смертью посылать, -улыбнулся Венька.

-Что же я сделаю? Очередь, и ждать пришлось, пока готовы будут, -ответил Влад, ставя все на песок.

Они стали с аппетитом поглощать куски жареного мяса, запивая их холодным пивом.

-Ты как себя чувствуешь? -поинтересовался Влад, заметив, что Венькины плечи приобрели красноватый оттенок.

-Нормально, -улыбнулся тот.

-Первый раз в сезоне на пляж выбрался?

-Ну...

-Многовато для первого раза, сгоришь.

-Заживет, как на собаке, — промычал Венька с набитым ртом, и проглотив, продолжил, — В Нижнем тогда так отп..дили, что три дня кровью ссал. А отлежался — и ничего. Побаливает правда еще...

-Как это получилось?

-Да тупо все вышло. Он сам полез ко мне ночью, ну я и отдался... А тут еще двое пацанов в комнату заходят. Увидели нас за этим делом, а тот вскочил и начал меня ногами пи..дить. Кричит — бей пидора. Ну, чтоб те не подумали про него, вроде это я к нему пристал. Еле ноги унес. Мы на хате заброшенной жили в Гнилушках. Я на трамвай последний вскочил, он в парк шел. Во втором вагоне спрятался, меня не заметили. Заехал в парк, умылся, кровь застирал, а потом выбрался — ночь уже. Идти не могу, все болит, а там путяга какая-то рядом. Я — туда. В подвал забурился, неделю отлеживался, потом вылез, на вокзал рванул...

-Пил, ел-то что?— спросил Влад, с сочувствием смотря на Веньку.

-В сумке буханка была, жевал помаленьку. И вода там из трубы капала. Но ослаб конкретно. Когда вылез, даже шатало.

Где-то далеко послышался раскат грома. Со стороны Сестрорецка надвигалась темная грозовая туча. Небо заволакивало на глазах и поднялся ветер.

-Собираемся, — сказал Влад.

Венька неохотно поднялся и натянул плавки.

Гроза застала их, когда они были на территории санатория. Припустив бегом под хлынувшим проливным дождем, они заскочили под навес корпуса, потеснив уже толпившихся там людей, точно так же застигнутых в пути непогодой. Разыгралась самая настоящая буря. Навес не спасал от косых струй дождя и от ветра. Они стояли плотно прижавшись друг к другу. Влад чувствовал запах Венькиных волос и ощущал его тело, закрывая его собой от разгулявшейся стихии.

-Как бы беды какой не было, а то и в Ленинград не доедем, — послышался в толпе старушечий голос.

Гроза продолжалась недолго и кончилась так же неожиданно, как началась. Когда они шагали по дороге к станции, уже ярко светило солнце, переливаясь в висящих на ветвях каплях, а воздух наполняла та летняя свежесть, которая бывает после дождя.

Когда дошли, Влад подумал, что слова той бабки оказались пророческими. На платформе стояла толпа людей, и не светился ни один светофор. Какая-либо информация, естественно, отсутствовала. Оставалось одно — ждать.

-Наверное, придется до Белоострова пешком топать, -сказал Влад после того, как они полчаса просидели на пригорке возле платформы.

-А это далеко?

-Километров пять по шпалам.

-Ни фига себе... А там что?

-Другая ветка, Выборгский ход. Тут, похоже, ничего не пойдет.

-В электричку сядем, я джинсы скину, -сказал Венька, поморщившись.

-Может, еще стриптиз покажешь? -горько усмехнулся Влад.

-Я все могу, -улыбнулся Венька и добавил серьезно, -Окружающие поймут меня правильно.

Неожиданно со стороны Белоострова послышался шум, и из-за поворота показалась голова электрички. Уже потерявшая надежду толпа ринулась на штурм, стремясь занять сидячие места. Им досталась лавка на двоих в углу последнего вагона у самой двери. Это было как нельзя кстати, поскольку их закрывала спинка впередистоящего сидения, и Венька смог раздеться до плавок, не привлекая внимания. Хотя, стоило посмотреть на его обгоревшую кожу, чтобы, в самом деле, понять все правильно.

Но радовались они рано. Едва отъехали от Сестрорецка, как электричка резко затормозила и остановилась на перегоне. Люди стали выглядывать из окон, силясь догадаться, что случилось? Узнали быстро. Поперек пути лежала поваленная ветром сосна, порвавшая контактную сеть. Многие стали выпрыгивать из вагонов, чтобы дойти до шоссе и добраться в город на автобусе.

-Что будем делать? — спросил Влад, -Пойдем на автобус? Но учти, я всю наличность истратил на шашлыки.

-У меня тоже на нулях, -отозвался Венька, -Пить хочу по страшному...

Влад дотронулся до его плеча — кожа буквально горела.

-Не трогай, больно, -поморщился Венька.

-Сиди, пойду разузнаю.

Влад поднялся, вышел в тамбур и спрыгнул на полотно. Вдоль состава шел железнодорожник из поездной бригады.

-Командир, надолго это? -обратился к нему Влад.

-Сам видишь, -отозвался тот, -Техничка вышла из Ленинграда, но пока приедут, пока сделают... Будем ждать.

Железнодорожник подошел к задней кабине и стал открывать дверь.

-Поехали бы назад через Белоостров в Питер тем ходом, -посоветовал Влад.

-Нет, -покачал головой тот, -Надо этим ходом проехать, после нас уже поездов сегодня не будет.

-У меня там парень обгоревший в вагоне сидит, пить просит.

-Сходи на колонку в поселок. Все равно раньше, чем через час, не поедем.

-С чем сходи-то? У меня ничего нет.

-Погоди...

Железнодорожник исчез в кабине и скоро показался опять, держа в руке пустую пластиковую бутылку:

-Держи...

-Спасибо, -сказал Влад, ловя ее налету.

Он дошел до крайних домов, где действительно была колонка, наполнил бутылку и вернулся к безжизненно застывшей с полуоткрытыми дверями и опущенными пантографами электричке.

Влад вскарабкался в вагон. Пассажиров почти не осталось, и он застал Веньку лежащим в одних плавках, вытянувшись во весь рост. Под головой у него была неизменная сумка, а длинные тонкие ноги в кроссовках торчали в проходе. Почувствовав приближение Влада, он открыл глаза:

-Ну, что там?

-На, пей...

Влад поднес к его губам бутылку. Венька приподнял голову и начал с жадностью глотать холодную воду. Он выпил залпом почти весь литр и блаженно откинулся на спину.

-Спасибо, — тихо сказал он, глядя на Влада благодарными глазами.

Влад допил остальное и поднялся:

-Пойду, еще принесу. Стоять долго будем, отдыхай...

Тронулись только в первом часу ночи тем путем, о котором говорил Влад, так и не дождавшись обещанной технички. Когда электричка, наконец, доплелась до Финляндского вокзала, часы на его башне показывали без десяти два ночи. Метро было закрыто, трамваи не ходили, а денег на такси было взять неоткуда.

-Пешком придется топать, — возвестил Влад,— Ты как?

Венька поморщился, садясь на сидение. Он стал натягивать джинсы, но тут же застонал.

-Переодень свои семейники, ночью за шорты сойдут, — посоветовал Влад.

Улыбнувшись сквозь гримасу боли, Венька стащил с себя плавки и полез в сумку.

Стояла белая ночь. Они шли по набережной Невы. Мосты задрали в небо свои крылья, а по реке плыли теплоходы. Венька был в футболке, трусах и кроссовках на босу ногу. Народа встречалось мало — приезжие вкушали экзотику на Дворцовой, а здесь попадались лишь гуляющие парочки, да рыболовы сидели на гранитных парапетах, забросив в воду удочки. Позади остались Кресты, Полюстрово, Охта. Временами они присаживались покурить, молча смотрели друг на друга, держась за руки, а потом шли дальше. Владу хотелось обнять Веньку за плечи, но останавливало то, что это причинит боль. Ему было хорошо даже просто идти и молчать. Так хорошо ему не было давно, но он не знал, радоваться этому или печалиться.

-А куда мы идем?— спросил Венька.

-Ко мне домой, — тихо ответил Влад, -На Веселый поселок.

-Не фига себе! Это, где мой рынок?

-В двух остановках, я туда пешком хожу.

-Бывает же такое...

На улицу Коллонтай они свернули, когда уже взошло солнце. Веньке заметно полегчало, и опять появилась игривость в глазах.

-Когда подойдем к дому, наденешь джинсы, чтобы тебе не стоило, — сказал Влад.

-Не, я так пойду...

Венька спустил трусы до колен, и продолжал идти посреди мостовой, задрав руками низ футболки и чуть поигрывая попкой.

Влад засмеялся:

-Надень, машина едет...

-Пофиг веник, пусть смотрят.

Влад догнал Веньку и натянул на него трусы. Мимо промчалась легковушка.

-Охальник ты, — проговорил Влад, и непонятно, чего больше было в его голосе -упрека или восторга.

-Тебе же нравится, когда я так прикалываюсь, — тихо сказал Венька, опять смотря на него своими повзрослевшими детскими глазами.

-Откуда ты знаешь?

-Чувствую. Скажешь — нет?

Влад молчал. Они приблизились друг к другу и поцеловались прямо посреди пустой улицы, озаренной лучами взошедшего солнца.

Когда пришли домой, Влад пошел на кухню, чтобы приготовить чай, а Венька устремился в ванную. Помывшись и попив чаю, они улеглись рядом на диван. Венька сразу же уснул. Было тепло, лишь слабый ветерок колыхал занавеску у открытого окна. Влад задумчиво смотрел на обнаженное тело Веньки и не мог разобраться в своих чувствах.

6.

Возвращаясь домой на следующий день, Влад еще на лестнице почувствовал запах жареного шашлыка. Утром он ушел, когда Венька еще не проснулся. Влад оставил ему на всякий случай запасные ключи от квартиры и написал записку, что придет поздно.

Венька встретил его в фартуке, надетом на голое тело:

-Кушать подано. Садитесь жрать, пожалуйста...

Стол на кухне был завален спелыми помидорами и фруктами, а на сковородке дымилась гора жареного мяса.

-Откуда такое изобилие? -поинтересовался Влад.

-Все оттуда же. Забыл, где я работаю?

-Накрысил...— горько усмехнулся Влад.

-Заработал, — отрезал Венька.

Влад не удержался и хлопнул его по голой заднице. Венька крепко обнял Влада. Они слились в поцелуе, а потом медленно пошли в комнату, не выпуская друг друга из объятий. Полетели на пол фартук, одежда Влада, и они повалились на диван. От телодвижений Веньки и от него самого исходила та самая ответная нежность, которой Владу так не хватало в Андрее. Они долго извивались в объятиях, а потом Венька перевернулся на живот и Влад вошел в него. Он ощущал под собой его гибкое стройное тело, вдыхал запах его волос, целовал тонкую шею и ощущал полное слияние воедино.

-Веньчик... Милый... Можно? Я чист...

Влад не договорил, чувствуя приближение вожделенного момента. У Веньки это произошло одновременно...

-Я люблю тебя, — прошептал Влад, откидываясь на диван.

-Допер наконец-то, дурак... — ласково проговорил Венька, смотря на него своими повзрослевшими детскими глазами.

-Смотри... Смотри на меня так, — шептал Влад, беря его голову за виски и держа напротив своего лица.

Венька смотрел, а на его губах играла нежная улыбка.

Уже почти в полночь они, абсолютно голые, сели за стол и стали жевать остывшее мясо, запивая согревшимся пивом, но не замечали этого, живя только лишь ощущением близости.

Венька так органично вписался в жизнь Влада, что казалось, они жили вместе всё время. Ставший холодным после смерти тети Аси дом, обрел в его лице заботливую хозяйку. Он поливал цветы, особенно полюбив один, который ласкал, как котенка, убирал квартиру и совершенно отстранил Влада от кухни. Надо сказать, что и здесь Венька проявил умение и изобретательность, от души стараясь угостить чем-то необычным. Пиво в их доме не переводилось. Ничего другого Венька, судя по всему, не пил, но банками, почему-то именно банками с пивом, были завалены все нижние полки холодильника. Не переводились овощи, фрукты и свежее мясо. Владу была приятна такая забота, но отвращало то, что все это, безусловно, было ворованное. Но Веньку переубедить было нельзя.

-Я что, на продажу беру? Я зарабатываю, — таков всегда был твердый ответ.

Влад смирялся, потому что понимал — никакой альтернативы он предложить не может. И дело было даже не в том, что у Веньки не было ленинградской прописки, и по большому счету, он числился "в бегах", а в том, что, работая честно, обеспечить себе даже это, тот бы не смог. Да и куда он мог его устроить без образования и специальности? К себе в театр? Кем? Разве что — монтировщиком декораций. Успокаивало одно — при своей покладистости, Венька сохранял способность везде оставаться самим собой. Влад удивлялся, как он, вращаясь и имея дело, судя по его рассказам, с самыми настоящими отбросами общества, не подвержен их влиянию? Как он сумел сохранить в душе то, что было Владу всего дороже, и во что он сам не мог сначала поверить?

Казалось, Венька чувствовал тревоги Влада и однажды сказал, глядя нежным и чудь снисходительным взглядом:

-Да не переживай за меня, старый. Я своим котелком варю, что, чего и как.

-Старого нашел, — усмехнулся Влад, — Через восемь лет сам таким старым будешь...

-Да пофиг веник, — засмеялся Венька, — Я тебя буду звать — старый.

-Издеваешься?

-Ну, тогда — старшой. Можно?

-Почему тебе хочется меня так звать?

-Потому, что ты для меня как старший брат.

-Может уж, как муж? — улыбнулся Влад.

-А что? Будем всю жизнь вместе. Гей семья.

-И не бросишь меня, когда я стану на самом деле старым?

-Я буду ухаживать за тобой, — неожиданно серьезно сказал Венька, — а ты меня любить...

-А если у меня уже стоять не будет?

-Дурак, — тихо сказал Венька, — Разве в этом дело?

Это слово по отношению к Владу всегда звучало в его устах совершенно не обидно.

-Прости...

Они поцеловались и стали нежно ласкать друг друга.

-Ну, а мне как тебя называть? — спросил Влад, -Мелкий тебе не подходит, уже два метра вымахал... Гусь лапчатый.

-Почему?

-Смотри, лапы какие...

Влад протянул руку и пощекотал Венькины пальцы на ногах.

-А между? — блаженно потянулся тот.

Влад ласково повертел каждый пальчик, а потом, задрав его ногу, поднес ко рту и начал щекотать их языком. Венька засмеялся от щекотки, и заерзал телом по дивану.

-Нашел твое слабое место, — заговорщицки сказал Влад, и взял в рот всю стопу.

Венька зашелся от смеха и выдернул ногу:

-Я не знал, что ты фут любишь.

-Я тебя люблю, дурак — сказал Влад, подражая его манере произносить это слово, — Тебя всего, каждую твою клеточку...

Все свободное от рынка время Венька проводил с Владом. Началось с того, что поздно вечером Владу дали срочный адрес. Венька мыл на кухне посуду после ужина.

-Лап, я смотаюсь на адрес быстренько, — сказал Влад, — Часа через два вернусь...

-Я с тобой, — отозвался тот.

-Лап, я еду квартиру показывать, дело связано с деньгами. Как я объясню, что за человек со мной?

После того дня, Влад стал называть Веньку гусем лапчатым, что само собой сократилось до лапа.

-Скажешь, охранник.

-Не поймут, кто кого охраняет.

-Ну, я тебя на улице подожду.

-И охота тебе?

-С тобой же... — протянул Венька, глядя на него с выражением лица ребенка, смотрящего на строгого папу.

-Ну, одевайся, чудо, — усмехнувшись, решил Влад.

Адрес был на Седова. Влад проверил квартиру, и в ожидании клиентов они стали бродить вокруг домов.

-На этих карьерах купаются, — сказал Влад, кивая на видневшуюся в сумерках водную гладь, — Мальчики голенькие встречаются...

Венька посмотрел на него колючим взглядом:

-Старшой, сейчас домой приедем, и будешь трахать меня всю ночь до посинения, чтобы больше сил не осталось. Развратник...

Влад от души рассмеялся и не удержался, чтобы не обнять Веньку:

-Дурак... Никто мне, кроме тебя, не нужен.

С тех пор Венька стал провожать Влада на каждый адрес, а потом проник и в театр. Причем проник сам, умудрившись проскочить за кулисы. На свой страх и риск Влад решился посадить его рядом с собой за пультом. Тот с интересом следил за его работой, а после окончания первого акта посмотрел уважительным взглядом:

-Молодец, старшой. Ты — профи, я бы так не смог.

-Учись, — пожал плечами Влад, — не век же тебе на рынке околачиваться.

-Да я бы учился... Но почему у нас всегда, где работать интересно, там ни фига не платят?

-Что поделаешь, страна чудес. Приходится совмещать приятное с полезным. Тебя еще менты ни разу не прихватывали, кстати?

-Тьфу-тьфу,— Венька постучал по деревянному барьеру, — На рынке меня крышуют, а так, я без тебя никуда не хожу.

-И со мной могут, тут я бессилен.

Влад понимал, что надо как-то помочь Веньке, но все откладывал, поскольку реальных выходов на нужных людей не имел. Он вообще старался держаться подальше от того, что возбуждало в нем стыд. Но сейчас речь шла о дорогом ему человеке. А в том, что Венька ему дорог, Влад уже не сомневался.

Тем не менее, дальнейшее развитие событий потребовало активных действий. Придя однажды вечером домой, Влад к своему удивлению не застал Веньки. Он поужинал в одиночестве и стал ждать. Время перевалило за полночь, когда раздался телефонный звонок. Голос Веньки звучал отрывисто и приглушенно:

-Старшой, у меня в шифоньере пидораска черная за бельем... Сейчас к тебе парень придет... Мамед... Найди там сто баксов и отдай ему... Сделай, старшой...

В трубке послышались частые гудки.

Влад подошел к шифоньеру и нашел маленькую черную сумку. Она была набита смятыми и даже скомканными купюрами, которые Венька засовывал сюда, очевидно, не пересчитывая. Преобладала мелочь, рубли и доллары лежали вперемешку. Едва ему удалось отыскать стодолларовую купюру, как раздался звонок в дверь.

-Кто? — спросил Влад, подходя.

-Мамед, — послышался ответ.

На пороге стоял плотный азербайджанец.

-Держи, — без лишних слов сказал Влад, протягивая ему деньги, и тот сразу удалился.

Влад вошел на кухню и закурил. Он был полон волнения за Веньку и не знал, что предпринять? Тот появился где-то через час. Одежда была грязной, а сам он слегка прихрамывал.

-Лап, что с тобой? — бросился к нему Влад, заключая в объятия.

-Старшой, все нормально, — силился улыбнуться Венька, тоже обнимая его.

-Нормально, — горько проговорил Влад, -Где ты был?

-Наехали на нас, — отрывисто сообщил Венька, — ОМОН облаву устроил... Всех, кто без регистрации, повязали... Меня вытащили... Спасибо тебе, что деньги Мамеду дал... А черных вообще за город вывезли, на землю положили и дубинками отп..дили.

Венька говорил еще что-то про разборки, про их базарную мафию, про свою "крышу", но Влад не слушал. Он настолько был преисполнен горечи за страну, за общество, за себя самого, что не может защитить, закрыть собой этого, не смотря ни на что, доброго парня, что по щекам потекли слезы.

-Ты что, старшой? — встревожился Венька, заметив это, — Фигня, прорвемся...

-Иди в душ, — сказал Влад, — Сними все с себя и кинь в стиралку.

"Надо что-то делать", — твердо решил он.

Действовать он начал уже на следующий день. Вспомнив, что слышал разговор двух молодых монтировщиков на тему спасения от призыва, вызвал одного из них на откровенный разговор. К его удивлению, парень понял все с полуслова и даже выдал информацию: сколько стоит чистый военный билет, сколько с отметкой о комиссации и сколько со всеми печатями, что отслужил.

"Перестройка и гласность в действии, — подумал Влад, — Следующий этап — вывесить прейскурант на дверях военкомата".

-Помочь реально можешь? — напрямик спросил Влад, — Надо парня одного хорошего вытащить. Твой интерес будет учтен.

При последнем сообщении в глазах у монтировщика загорелся живой огонек. Влад вспомнил слова, сказанные одним из его клиентов — американским студентом из Академии художеств, искавшим квартиру:

"Я люблю Россию за то, что здесь нет проблем. Все они решаются за деньги. А те, что не решаются, решаются за большие деньги. У нас, к сожалению, не так..."

Реальность подтвердила эту истину.

-Не стопудово, но поговорить кое с кем могу, — охотно откликнулся парень.

-Есть одна трудность, — предупредил Влад, — он иногородний.

-Я все узнаю и сообщу, — ответил тот.

Через два дня парень зашел в радиоложу.

-Короче, я поговорил, — сообщил он, — Иногороднему он сделать не может. Но он сказал, что проблема решаема. Этому парню с другим человеком встретиться надо.

-Где и когда? Мы подъедем вместе.

-Нет, — покачал головой монтировщик, -Он свидетелей не любит, все сорваться может...

-Хорошо, он приедет один. Куда?

Монтировщик замялся.

-Я все помню, — сказал Влад, -Сначала дело. Я от тебя никуда не денусь.

Парень неохотно сообщил номер телефона.

-Только смотри, чтобы все тихо, — предупредил он.

Придя домой, Влад все рассказал Веньке.

-Сколько же он захочет? — поинтересовался тот.

-Не знаю, Лап, — ответил Влад, — Считай меня лохом, но я в этих делах полный профан и без крайней необходимости не связываюсь.

Венька задумался.

-Если бы не ты, рванул бы сейчас куда-нибудь подальше, — сказал, наконец, он.

-Я тебя не держу, — опустил голову Влад.

-Дурак...— ласково проговорил Венька, — Неужели на самом деле подумал, что удеру?

Но Влад продолжал сидеть не поднимая головы.

-Старшой, ты чего? Обиделся?

Влад молчал.

-Ну, старшой, ты чего? — Венька обнял его за плечи.

-Пошли спать, Веня, — проговорил Влад, поднимаясь.

В этот вечер они легли на расстоянии спинами друг к другу. Владу не спалось. Он то переворачивался на спину, то опять отворачивался к стене. Венька сопел рядом, но Владу он стал безразличен, и от этого становилось еще горше. Он сам не знал почему, но Венькина фраза ударила его в самое сердце.

Неожиданно ему показалось, что тот издает какие-то странные звуки. Влад прислушался. До слуха донеслись всхлипывания.

-Ты чего? — тревожно спросил он, беря его за плечо.

Венька резко дернул локтем, сбрасывая руку.

-Да чего ты?! — воскликнул Влад, силой переворачивая его.

Тот опять оттолкнул его руку и зарыдал, уткнувшись головой в подушку. У Влада сжалось сердце.

-Ну перестань, Веня.

Венька приподнялся на руках, оторвав голову от подушки:

-Ты... Ты дурак, Владька...

Влад обхватил его руками и прижал к себе, отчего тот заплакал еще сильнее.

-Я тебя... Я никого так не любил... — мычал сквозь слезы Венька.

Влад почувствовал, что его глаза тоже наполняются слезами:

-Дурачок, разве я тебя не люблю? Мне горько стало, когда ты так сказал...

Венька привстал и заговорил, глядя в глаза Владу:

-Обещай, что никогда меня не бросишь! У меня никого, кроме тебя... Я отца не знал, мать... Ее по пьянке зарезал хахль... Тетке я не нужен... Только ты... И ты мне не веришь...

-Почему?! — воскликнул Влад, -Почему ты говоришь, что я тебе не верю? Если бы ты мне был безразличен, разве бы я обиделся?

-Прости... — проговорил Венька, утыкаясь ему в грудь, -Прости, только не бросай меня.

-Ты меня прости, — тихо произнес Влад, сжимая его в объятиях.

Спустя два дня, Венька поехал на встречу с анонимным "благодетелем" куда-то во Всеволожск. Влад доехал вместе с ним на электричке и остался ждать на станции. Венька появился через час. Выглядел он озабоченным.

-Как дела? — спросил Влад.

-Сказал, что можно все сделать. И паспорт и военник. Пропишешь меня?

-Как это сделать, он сказал?

-От тебя заява нужна. Ну, и деньги.

-Сколько?

Венька назвал сумму, заставившую Влада вздрогнуть.

-Какое у тебя сложилось впечатление?— спросил он, — Мужик надежный? Не подстава?

Венька пожал плечами:

-Старый, забывает все, бормочет — фиг поймешь, что говорит. Но, похоже, деловой.

-Почему ты так решил?

-Ну, звонили ему при мне...— Венька замялся, — Не знаю. Мне так показалось по опыту.

Влад с горечью констатировал факт, что в общении с такими личностями, у Веньки, безусловно, опыта больше.

-Что решаем? — спросил он.

Венька пожал плечами.

-Если выгорит, мне все менты пофиг веник будут. Деньги вот только...

-У тебя есть сколько-нибудь? — спросил Влад.

-Ты же видел. Там, в пидораске.

-Это все?

-Да.

Влад помолчал.

-Приедем сейчас, пересчитаем, — решил он.

Вернувшись домой, они достали сумку и вытрясли все ее содержимое на ковер в комнате. Венька расправлял мятые купюры и раскладывал в стопки, рубли отдельно от долларов, а Влад пересчитывал.

-Все, что удалось заработать, как от тетки сбежал? — спросил он.

-У мужика еще оставил.

-У какого мужика?

-Которому шашлыки жарить помогал. Помнишь, я рассказывал? Ну, которого жена со мной в постели застукала.

-Ты так и не съездил к нему?

Венька покачал опущенной головой.

-Чудо ты мое, — вздохнул Влад.

-Я поеду, — вскочил Венька, -Я сейчас поеду...

Влад посмотрел на часы:

-Сделаем так. Я сейчас позвоню в агентство, после вечерней передачи должны быть адреса. Смотаюсь куда-нибудь, может, что обломится. А ты — вали к мужику. Вечером все еще раз пересчитаем.

Владу повезло — квартиру сняли. Заехав в агентство и отчитавшись, он получил комиссионные. Веньки дома еще не было. Влад попил чаю и стал ждать. Тот пришел поздно, грустный и чем-то подавленный.

-Облом? — спросил Влад.

Венька молча достал из кармана деньги.

-Чего ж ты сопливишься?

-Владь, прости, я не хочу тебе врать, — мучительно выговорил Венька, -Мне пришлось...

-Сходи в ванную, — недослушав, с горечью в голосе попросил Влад.

-Ну, прости меня! — воскликнул Венька, — Но иначе он бы мне не отдал! Он меня вообще послал с порога, говорит — ничего не знаю...

Влад подошел и обнял Веньку:

-Дурак... Разве я тебе что сказал?

-Потом стал уговаривать остаться, работать на него. Он теперь ларек держит на Ломоносовской. Говорит, живи у меня, я с женой разошелся.

-А ты? — спросил Влад.

-Что — я?! Когда я отказался, он бить меня начал. Говорит, из-за меня от него жена ушла...

-Забудь, Лап, — растроганно сказал Влад, — Сходи в ванную и будем считать деньги.

После пересчета стало ясно, что не хватает почти половины. Влад окинул взглядом понуро сидящего на ковре с опущенной головой Веньку и вышел в другую комнату. Скоро он вернулся и молча положил в пачку недостающие деньги. Венька вскинул на него пронзительный взгляд.

-Мы с тобой нищие, — спокойно сказал Влад.

-Владь... Старшой... Я отработаю... Я асфальт на рынке лизать буду.. Я...

Он упал на ковер и заплакал.

-Е..ная страна, — вырвалось у Влада, — Почему?! Ну почему ты должен платить всякой сволочи только за то, чтобы жить?

Он в исступлении повалился на Веньку.

-Не плачь... Не стоят они все твоей слезиночки... Я с тобой... Я тебя им не отдам... Ты мой, мой, мой! — приговаривал Влад, резкими движениями срывая с себя и с него одежду.

Венька лежал на спине, закусив губу, раскинув коленки в стороны, и не отрываясь смотрел на него пронзительным взглядом, пока Влад не упал в изнеможении ему на грудь...

7.

Дело прошло, как по маслу. Венька без конца разглядывал новенькие паспорт и военный билет, сам не веря своему счастью.

Он приходил почти на каждый вечерний спектакль, что вел Влад. Благодаря своему умению входить в контакт, скоро стал своим человеком за кулисами, запросто болтая с монтировщиками и осветителями. С ним уже здоровались и некоторые актеры, а с одним из молодых они стали приятелями.

Как только Венька обрел законный статус, Влад не переставал думать, как вытащить его с самого криминального в городе рынка.

"А может, правда, устроить его монтировщиком? — подумалось ему, — Если уж он на рынке сумел остаться самим собой, то не погибнет и здесь..."

Влад решил поговорить с завпостом.

-А кто он вам?— поинтересовался тот.

-По большому счету, никто. Дальний родственник, — поморщился Влад, отведя при этих словах взгляд, и уже спокойно глядя в глаза завпоста, продолжил, — Но он сирота. Отца нет, мать умерла, тетка, с которой жил после ее смерти, добропорядочностью не отличается. Я прописал его к себе.

-Не опрометчиво поступили? — пристально посмотрев на Влада, спросил завпост, -Помните? Мы несем ответственность за тех, кого приручили.

-Именно поэтому я вас и прошу, — ответил Влад.

-Сколько классов он закончил?

-Десять, — сказал наобум Влад, -Но, чтобы таскать декорации...

-Я не о том. Учиться ему не целесообразнее?

-Пусть поработает, а там будет видно. В конце концов, при желании сможет работать и учиться.

-Ну, что же, — после небольшого раздумья сказал завпост, — Приводите, познакомьте с Покровским, как он решит... Если согласится взять — я подпишу.

Венька воспринял предложение сдержанно. Он отвел глаза, долго думал, а потом сказал:

-Старшой, спасибо тебе. Я пойду, и вообще буду тебя слушаться. Но не сейчас.

-Почему?— не понял Влад, — Что тебя останавливает? Ты мне говорил когда-то, что я гибоню, а ты — свободный человек. А посмотри на себя — гибонишь как раз ты. С утра до ночи без выходных. И я догадываюсь — как. Нужна тебе такая жизнь? Раньше тебе деваться было некуда — это понятно, но теперь-то у тебя все есть — прописка, военник. Сам знаешь, сколько это нам стоило. Для чего тогда мы все это делали?

Венька молчал, глядя в пол.

-Не понимаю я тебя, — сказал Влад, -Мы же с тобой за все лето, кроме той поездки на пляж, никуда не сходили. Только работаем и спим.

-Владь, прости, я не могу тебе сказать всего, — заговорил Венька, опять глядя на него, как ребенок на строгого папу, — Я не могу уйти прямо сейчас. У нас свои законы, я не хочу тебя грузить. Но я уйду, обещаю тебе, дай только время. Я буду работать в твоем театре, и мы все время будем вместе. А сейчас... Когда у тебя выходной? Хочешь, я тоже договорюсь, и поедем куда-нибудь? Поехали в лес, шашлыки жарить?

-Какие у вас там законы? На тебя кто-то право имеет?

Венька горько усмехнулся:

-Старшой, не надо. Ты прости, но ты этих дел не знаешь.

-Я не знаю потому, что не хочу знать! Я лучше тебя знаю, в каком обществе мы живем, но я принимаю правила этой игры до такой степени, до какой не могу избежать. Лезть ли туда с головой — это право моего выбора. Грош цена тогда твоим разговорам о свободе.

-Ну ладно, старшой, чего ты кипятком пысаешь? — становясь самим собой, заговорил Венька, — Пойди поссы сейчас — струя закипит.

Он начал весело заводить его:

-Пойдем, пописаем на брудершафт. Я тебе подержу, хочешь? Сразу такой большой станет, обратно в штаны не влезет...

Когда Венька вел себя так, Влад не мог на него сердиться. Он принял игру, почувствовав возбуждение, и разговор на этом закончился.

Во вторник они действительно поехали в лес. Венька тащил свою неизменную сумку, на этот раз с овощами и маринованным мясом, а Влад нес рюкзак, доверху набитый банками с пивом. Они доехали электричкой до Вырицы, и сойдя на следующей остановке, устремились в лес. Погода их порадовала. Это был теплый солнечный день уходящей осени. Солнце золотило стволы деревьев с желтыми кронами на фоне прозрачного голубого неба и было по-летнему тепло.

Они нашли укромную живописную поляну и разожгли костер. Запахло горелыми сучьями. Дым от костра стлался под кронами, а запах осеннего леса, смешиваясь с ним, создавал аромат, который хотелось вдыхать полной грудью. Когда пожарили и проглотили первую порцию, обильно запив пивом, захотелось спать, и они растянулись в обнимку на пригорке, согреваемые последними в этом сезоне теплыми солнечными лучами. Проснувшись, поддержали почти потухший костер и начали жарить оставшееся мясо.

-Красота... — сказал Венька, озираясь вокруг.

-А представляешь, какая красота сейчас в парке, где мы познакомились? — спросил Влад.

-Поехали туда в следующий раз?

-Когда он у нас будет? — махнул рукой Влад.

-Будет в следующий твой выходной, обещаю, — твердо сказал Венька, и подумав немного, добавил, — И еще... По первой пороше веди меня в свой театр.

В театре Венька уже успел прижиться, и его оформление стало простой формальностью. Завпост свое обещание сдержал, с зав. монтировочным цехом Покровским Влад скрепил союз распитой вместе поллитровкой, и уже через три дня Венька стучал молотком по сцене. Влад видел, что он и здесь просто и органично влился в коллектив, оставаясь при этом самим собой. Он никогда не напивался на работе, всегда оказывался там, где был нужен, никогда не спорил, кому и что делать, а что надо, выполнял с быстротою молнии. И как всегда, почти постоянно улыбался и шутил.

-Где ты нам такого хорошего мальчика нашел? — поинтересовалась однажды помреж, подсаживаясь к Владу в актерской гостиной, — Работает всего ничего, а так быстро все освоил. Я отдыхаю, когда он работает, только его всегда и вызываю...

Монтировщики участвовали в проведении спектаклей, поднимая и опуская штанкеты с декорациями, двигая плунжер, делая перестановки, качество и четкость выполнения которых отражалась на ходе спектакля.

-Я плохого не приведу, — улыбнулся Влад.

-Говорят, родственник твой?

-Седьмая вода даже не на киселе, а на чем-то другом, как сказано где-то у Федора Михайловича...

-Молодец. Хоть один человек появился, на кого можно положиться.

-Не говорите так. Мне уже в свое время Рогова комплимент сделала...

-Ох! — спохватилась помреж, даже инстинктивно оглянувшись, — И не говори. Сожрут моментально. Хотя он, я смотрю, общий язык со всеми нашел. Удивительный мальчик.

Влад разделял ее мнение. Прожив вместе с Венькой полгода, он и сам не переставал удивляться и благодарить Бога, что привел его в тот весенний день в Царскосельский парк.

Надо сказать, что в плане веры, у них с Венькой было тоже тактичное понимание. Он не мог не спросить Влада об этом, увидев в доме иконы, но не стал ни спорить, ни соглашаться, только сказал:

-Я далек от всего этого... Хотя, что-то такое, точно, есть.

-Уже хорошо, что чувствуешь, что есть. Может когда-нибудь и в себе откроешь, — ответил Влад.

Венька уважал чувства Влада и никогда не тревожил его, когда тот уходил в дальнюю комнату молиться, а иногда даже напоминал:

-У нас на рынке говорили, завтра праздник. Ты в церковь пойдешь?

-Пойду ко Всенощной.

-Поставь там за меня свечку. И за мамку.

-Поставлю, Вень, и помолюсь, не сомневайся.

Влад радовался, что наконец-то Венька расстался с рынком, и самое главное, что сумел вписаться в театральную семью, избежав влияния ее негативных сторон. Трудности начали подкрадываться незаметно. Сначала опустел их обильный стол — приносить овощи и мясо стало неоткуда, а за неделю иссякли запасы пива в холодильнике. Придя в магазин, они оба ужаснулись ценам, поскольку Влад последние полгода туда не захаживал, а Венька, оказавшись по другую сторону прилавка, был в растерянности оттого, как все по-другому выглядит, когда платишь ты, а не тебе. Полученная в театре первая зарплата повергла его в шок:

-Это что, все? — спросил он Влада, перебирая в руках несколько бумажек, — Да я на ящике водки столько делал...

-Вень, за все в жизни надо платить, — твердо сказал Влад, — Тебе здесь хорошо? Интересно?

-Да интересно-то интересно... Но — так? Лучше бы уж вообще ничего не платили, я и ходил бы ради интереса. Честнее бы было.

Влад делал все от него зависящее, чтобы исправить положение. Он использовал каждую минуту, свободную от репетиций и спектаклей, чтобы взять любой адрес. Он выворачивался наизнанку, чтобы умилостивить несговорчивых клиентов и хозяев квартир, но и здесь, как назло, пошла полоса невезений. Больше всего Влад опасался, что Веньку опять потянет на рынок. Но тот не унывал, или делал вид, что не унывает, чтобы не расстраивать Влада. Он тоже пытался подрабатывать — разносил рекламу по почтовым ящикам, пробовал курьерить, но везде платили копейки, а денежные запасы у обоих были истрачены. Нищета давила неимоверно. Пришла зима, а им даже не на что было купить теплую одежду и обувь. Донашивали старое — то, что уже пришло почти в негодность. Так дожили до нового года.

Встретили они его вдвоем. Венька притащил собственноручно спиленную в Ржевском лесопарке высокую елку, со своим постоянным оправданием:

"А что такого? Не на продажу же?"

Влад ради того, чтобы не портить Веньке праздник, отступил от поста, и они накрыли стол, на котором было все, что они любили. И, наконец, они по-праздничному украсили квартиру. Блестящими гирляндами, притащенными Венькой с рынка, были увешаны буквально все стены, даже в ванной и туалете.

Придя из театра, они зажгли на елке гирлянду, а на столе свечи, и долго сидели, болтая о сокровенном. В углу работал телевизор, но они лишь изредка бросали туда мимолетные взгляды — они слушали друг друга. Владу казалось, что еще ни один новый год он не встречал так душевно. Разве в далеком детстве, когда еще не было знания жизни, и мерцающие среди хвои огоньки олицетворяли собой ни чем не омраченную радость от наступления года, казавшегося действительно новым. Все завершилось ночью, полной любви и страсти...

Но праздник прошел, и опять потянулись нескончаемые серые будни. Венька все чаще становился задумчивым. Влад чувствовал, что в нем идет какая-то, скрытая от него, внутренняя борьба. Он несколько раз пытался спросить его об этом, но тот как всегда отшучивался и начинал заводить Влада, уводя от неприятной темы.

В начале февраля Венька неожиданно спросил:

-Старшой, а меня могут отпустить в театре на неделю?

-Зачем тебе?

-Командировочка фартовая отломилась. Надо скатать в далекие края.

-Лап, ты опять за свое? Зачем ты поедешь?

-Старшой, да не переживай ты. Передать документы и ценности.

-Кто тебя посылает?

-Ну, какая разница — кто? Я ничего не знаю, мое дело отвезти и привезти.

-Вень, расскажи мне всю правду.

-Ну, мужик один. У него свой бизнес, ему надо передать партнерам важные документы, почте он не доверяет. В таких случаях всегда посылают курьера. Я же не воровать что-то еду...

Венька говорил убедительно, но Влад чувствовал, что он говорит неправду. Точнее — даже не неправду, а чего-то недоговаривает.

-Старшой, честно говорю — привезти и передать. Мне хорошо заплатят, мы сможем, наконец, вылезти из этой нищеты. И долг я тебе верну.

-Я с тебя его спрашиваю?

-Я сам хочу тебе его вернуть. Я никогда не забуду, что ты для меня сделал, — глядя ему в глаза, сказал Венька.

Он уехал через два дня. Влада не покидало чувство тревоги. Он не сомневался в Веньке, но тревогу вселяло то, что Влад чувствовал: впервые за все прожитое вместе время, тот был с ним не до конца откровенен. Тем не менее, спустя неделю, Венька вернулся радостный и выложил на стол крупную сумму денег:

-Ну вот, все в порядке. Я же говорил, а ты мне не верил. Забирай долг, спасибо тебе огромное.

-Лап, скажи все-таки честно, не криминал?

-Старшой, пошли в магазин, — улыбнулся Венька, — Накупим всего-всего и напьемся в сиську... Как же я по тебе соскучился!

И он повис на Владе, обняв его руками и коленками.

Прошел еще месяц. Привезенные Венькой деньги позволили им привести в порядок гардероб, и когда они шли по улице, Влад исподтишка любовался им. В кожаной куртке, норковой шапке, фирменных джинсах и изящных сапогах, Венька выглядел, как сошедший с обложки рекламного журнала. За эти полгода он подрос, раздался в плечах, и из худощавого длинного пацана постепенно становился красивым юношей.

Влад было совсем успокоился, но через месяц Венька опять неожиданно собрался в путь. В театре был выпуск спектакля, в котором он был задействован на проводке, и этот отъезд вызвал бурю негодования. Помогло только то, что Веньку ценили.

-Лап, мне не нравится все это, — напрямик сказал Влад.

-Старшой, я съезжу еще раз — и все, — пообещал Венька, -Ты же видишь, как хорошо мне платят. Мы летом сможем по-настоящему отдохнуть, и ты бы не напрягался так со своими квартирами.

Владу нечего было возразить, но почему-то внутри все восставало против этих поездок.

Из второй поездки Венька вернулся грустный, опять выложил много денег, сказал, что через месяц поедет опять и на этом уже — все.

-Не ругайся, старшой. Ты же меня знаешь — если я сказал — все, значит, это все. Я так решил.

После возвращения из третьей поездки, Венька опять потащил Влада в магазин. Он радовался так, как будто с него свалился какой-то тяготивший все время груз. Настроение у обоих было приподнятое. Пришла весна, повеяло теплым ветерком и начали набухать почки. Владу казалось, что все трудности позади, и впереди их теперь ждет только радость. Они уже начали строить планы на лето...

В тот день Влад долго задержался на адресе, и когда пришел, Венька уже был дома. Он не встретил его, как всегда, в прихожей и стоило взглянуть на его лицо, чтобы понять, что произошло что-то страшное.

-Старшой, я влип по самое некуда, — серьезно сказал Венька, когда он вошел на кухню.

-Что случилось? — спросил Влад, холодея от тона, каким Венька сообщил эту новость.

-На меня наезжают по-крупному. Требуют, чтобы я опять ехал.

-Ты же решил. Кто имеет право посылать тебя насильно?

Губы Веньки скривила горькая ироническая усмешка:

-Старшой, там свои права. Прости, я обманул тебя. Я не документы возил...

Лицо Веньки исказила легкая гримаса, а глаза наполнились слезами.

-А что? Что ты возил?!

-Наркотрафик, — еле слышно ответил Венька, опуская голову.

Влад застыл на месте. Это было самое ужасное из всего, что он мог предположить.

-Они меня не отпускают, я многое знаю... Но я не хочу на них работать!

-Зачем ты пошел на это? Ты же лучше меня знаешь этот мир и на что способны эти, с позволения сказать, люди?

-Мне очень хотелось помочь тебе. Ты же тогда отдал все свои последние деньги... На работу устроил, прописал, а я...

По щекам Веньки потекли слезы.

-Зачем? Зачем я тогда все это делал, если тебе опять надо скрываться? — с горечью произнес Влад.

-От них не скроешься, — обреченно сказал Венька, -Это не менты, это мафия. Меня везде найдут и сделают со мной, что захотят. Они меня не отпустят.

На кухне повисло тягостное молчание.

-Что ты решил? — спросил, наконец, Влад.

-Работать на них не буду, — твердо сказал Венька, — Три раза пронесло, а попадусь — убьют. Хотя, свалю — тоже убьют. И так и так крышка. Пусть убивают. Тебя жалко...

Венька заплакал навзрыд.

-Пойдем, — сказал Влад, поднимаясь, — Садись за стол в комнате и пиши заявление на расчет в связи с болезнью тетки. Театр я беру на себя — скажу, что ты уехал домой. Тебе надо исчезнуть на какое-то время из Питера...

-Да ты не знаешь, что это за люди...

-Делай, что я тебе говорю!

Венька сел писать заявление.

-Сейчас поедем на вокзал, возьмешь билет до Екатеринбурга на свой паспорт, а сам на электричках доберешься до Москвы. Там сядешь в поезд на юг, и катись в Новороссийск, в Феодосию, в Крым, куда угодно. Билет не бери — постарайся договориться с проводником. За деньги и через границу протащат, если будет надо. Денег не жалей — они здесь всемогущи. Сейчас начало сезона — в санатории, пансионаты, детские лагеря требуется персонал. Своих не хватает, оформляют приезжих на временную работу по договору. Иди дворником, садовником, санитаром, грузчиком — кем угодно. Документы у тебя чистые. И умри на какое-то время. Поживешь там до осени — будет видно.

Венька поднял на него свой повзрослевший детский взгляд. Сейчас в нем читалась безграничная любовь и надежда.

-Не мне тебя учить, как путешествовать и познавать мир...— добавил с горькой иронией Влад, — Только меня держи в курсе постоянно. Сюда не звони и не пиши...

Влад записал на листке номер своего паспорта.

-Пиши на главпочтамт, до востребования, на этот номер. Когда устроишься, тоже сообщи мне в письме номер какого-нибудь почтового отделения, куда тебе писать, и номер паспорта. Про адреса забудь. Кажется, все... Иди в ванную и собирайся в дорогу.

На вокзал они приехали поздно, но последняя электричка на Малую Вишеру еще не ушла. Они стояли на перроне у дверей до самого отправления, незаметно для окружающих держа одной рукой ладони друг друга.

-В Малой Вишере пересядешь на электричку до Окуловки, потом до Бологого, потом до Твери, а оттуда уже до Москвы. Будь осторожен, никуда не уходи от вокзалов. В Москву приедешь — дуй сразу на Курский, это одна остановка на метро от Ленинградского, — не переставал напоминать Влад.

-Да, старшой, не переживай, я все понял, — улыбался успокоившийся Венька.

Очевидно, ветер дальних странствий разбудил в памяти забытое чувство. Да он и всегда быстро забывал неприятности. Он умел радоваться жизни, даже когда она его била под ребра.

Светофор впереди перрона загорелся зеленым светом.

-Все, Лап, прощаемся, — Влад крепко обнял его, — Удачи тебе.

-Пока, — сказал Венька, — Ты же ко мне приедешь, правда? Мы еще с тобой в Черном море купаться будем...

-...Там тепло, там яблоки, — с грустной улыбкой завершил Влад.

Звонок по телефону раздался поздно вечером на третий день после того, как Влад проводил Веньку.

-Веня можьна? — спросил голос с сильным кавказским акцентом.

-Веня здесь не живет, — спокойно ответил Влад.

-Как нэ жывет?

-Очень просто, — твердо сказал Влад и положил трубку.

Через день звонок повторился. На этот раз, голос был другой, вежливый и без акцента:

-Здравствуйте, это Владислав?

-Да.

-Мне нужно поговорить с Вениамином. Когда его можно застать?

-Дело в том, что Вениамин здесь больше не живет.

-А где его можно найти?

-Он мне не сообщил. Я знаю только, что он уволился работы, потому что у него заболела тетка. Скорее всего, уехал домой.

В трубке возникло молчание, а потом послышались гудки отбоя.

Больше звонков не было и Влад уже начал успокаиваться, но спустя неделю, возвращаясь вечером домой, заметил возле парадного незнакомый черный Мерседес с сильно тонированными стеклами. Войдя в квартиру, Влад тут же выглянул в окно. Из машины выходили двое, в одном из которых он узнал Мамеда.

Звонок в дверь не заставил себя ждать.

-Кто? — спросил Влад.

-Откройте, пожалуйста. Нам надо поговорить с Владиславом, — послышался вежливый голос.

Влад приоткрыл дверь. На площадке стоял высокий парень с голубыми внимательными глазами. Сзади виднелась плотная фигура Мамеда.

-По какому вопросу? — осведомился Влад.

-Нужно кое-что выяснить.

-Но я вас не знаю.

-Ну, не здесь же нам разговаривать? — с долей неловкости за Влада, произнес парень.

Влад открыл дверь и провел их на кухню.

-Владислав, где ваш друг, с которым вы здесь живете? — спросил парень, усаживаясь за стол.

Мамед присел на табуретку у двери, глядя на Влада недобрым взглядом.

-Вы имеете в виду Вениамина? — спросил Влад.

-Да, Сурогин Вениамин Иванович. Он нам очень нужен.

-Я не знаю, где он. Он просто жил у меня какое-то время. Неделю назад с небольшим уехал.

-Куда?

-Сказал, что у него заболела тетка, поехал домой.

-Тетка здорова и домой он не приезжал.

-Ну, я не знаю, — с долей раздражения сказал Влад, — В конце концов, это его личное дело, почему я должен интересоваться? Он только лишь снимал у меня комнату...

-Щто ты врешь? — подал голос Мамед, — Он у тэбэ праписан.

-Да, прописан, — резко ответил Влад, -А что, я не могу прописать у себя, кого хочу? Или я первый, кто так делает? Другие по десять человек таких прописывают. Каждый живет, как может...

-Спокойно, — индифферентным голосом перебил его парень, — Нас не интересует ваш бизнес, мы занимаемся своим.

-Я в вашем бизнесе не участвую, — резко ответил Влад, — и не понимаю, что вам от меня нужно?

-Ты хот знаэшь, с кэм разгавариваэшь? — опять дал о себе знать Мамед.

-Спокойно, — на этот раз твердо сказал парень, метнув в его сторону острый взгляд, и с прежними интонациями обратился к Владу:

-Владислав, вы интеллигентный человек и я говорю с вами начистоту. Вениамин поступил очень нехорошо по отношению к своим партнерам по бизнесу. Не сдержал обещания и исчез. Уважающие себя люди разве так поступают? Нам нужно с ним встретиться и все выяснить. Бизнес несет убытки, а вы не хотите нам помочь.

-Простите, как ваше имя? — спросил Влад.

Губы парня тронула едва заметная зловещая ухмылка, но глаза и лицо оставались непроницаемыми.

-Ну, скажем, Саша.

-Саша, комплимент за комплимент, — взял себя в руки Влад, — Вы твердый, волевой, а главное — умный человек. Неужели вы не видите, кто перед вами? Да, я пустил квартиранта и прописал его. Неужели интеллигентный человек, а вы охарактеризовали меня так, станет задавать другому, по сути дела, постороннему человеку, вопросы, касающиеся его бизнеса, личной жизни или конфессиональной принадлежности? Деньги за квартиру он вносил регулярно, в том числе и за не истекший еще месяц. Это единственное, что я вам могу предложить в качестве компенсации убытка, который он, как вы утверждаете, вам нанес. Большего вы здесь попросту не найдете, как и его самого. Неужели вы сами не понимаете своей ошибки, устраивая мне этот допрос?

Парень внимательно смотрел на Влада, и он заметил, как в глубине его глаз зажегся злой огонек.

-Ну что же, — сказал он после небольшой паузы, — Может быть, все именно так, как вы говорите. Но я убедительно прошу вас, если все-таки Вениамин здесь появится или вы каким-то образом узнаете, где он, сообщите ему, чтобы он нас нашел. Где и кого, он знает. Скажите, что так будет лучше для него самого.

Парень встал и пошел к двери. Следом поднялся Мамед. Влад подошел открыть замок и на какой-то момент оказался лицом к лицу с парнем. Глаза того смотрели зло и пристально.

-Нам с вами обоим будет очень неприятно, если выяснится, что сегодня вы сказали неправду, — сказал напоследок парень все тем же индифферентным голосом.

8.

"Мой дорогой милый Владька! Наконец собрался тебе написать. Ты не думай просто так получилось все время был в дороге и решил сообщу уж как устроюсь. Думаю все время о тебе скучаю как ты там? Ну все по порядку. В дороге не обошлось без приключений. На первой пересадке меня побили месные в Малой Вишере. Ты говорил не уходи от вокзала а я дурак ушел. Там пришлось ночевать потомушто другая электричка шла только утром. Они набросились на меня толпой человек шесть все бухие и начали п..дить. Главное вырвали сумку а у меня там все документы были. Я доплелся до вокзала и сказал кассирше чтобы вызвала ментов. Паспорт же у меня теперь в порядке. Менты приехали быстро и я рассказал как они выгледят. Мент сразу врубился они все ему извесны наверное все время грабят приезжих. Приехали на какуюта хату там вовсю шла пьянка и что меня грабили тоже были там. Они только распотрашили сумку а вещи и документы были целы. Мент все собрал и отдал мне а одному из этих сказал что еще раз и он его посадит. На этом все кончилось. Меня отвезли на вокзал я умылся но свитер пришлось сменить они мне разбили нос и лилась кровь. Ничего не сломали но рожа вся в фингалах. Сейчас уже почти зажило. Потом задень на перекладных доехал до Москвы и сразу двинул на Курский. Там отправлялся поезд на Евпаторию и удалось договориться. Я забурился на полку и целые сутки дрых пока ехали после всех этих приключений. Евпатория город маленький по сравнению с Питером но даже ходит трамвай. Спросил где тут санатории или лагеря и мне какаята бабка сказала садись короче на восьмерку и езжай к маяку. Там их типа до фига и все рядом. Ехали сначала городом а потом правда пошли лагеря один за одним. Я слез и пошел пешком по всем подряд и стал спрашивать нащет работы как ты говорил. Меня поначалу посылали виновата наверно была рожа побитая а потом всетаки получилось. Меня взяли на кухню чистить картошку моркошку и всякую фигню короче это у них называется коренщик кажется. Да мне пофиг веник я рад что взяли. Платят как везде копейки но на кухне до фига всего остается жри не хочу. А пива попить денег хватает. Поселили в общагу с тремя пацанами в комнате. Точнее один уже мужик. По моему гей на нас смотреть любит когда передеваемся. Он работает пожарником а пацаны двое повара из Харькова а один киномеханик из Москвы. Я сразу вспомнил тебя. Я с ним подружился рассказывал про наш театр и про тебя. Сказал что ты мой старший брат. Его зовут Женька. Я у него всегда сижу когда он кино показывает и купаемся вместе. Правда море еще холодное. Вот теперь я его увидел. Помнишь как тогда говорил тебе что поеду на море. Вот и приехал. Как ты? Не наезжали? Что нового в театре? Старшой милый мне без тебя очень плохо. Тут баб и девок дофига и все ко мне липнут. Спасаюсь у Женьки но он не гей ты не подумай у него девчонка есть вожатая на отряде. А про мужика вобще не думай. Я по тебе скучаю иногда ухожу на дикий пляж за маяк раздеваюсь там догола и дрочу вспоминаю как мы с тобой трахались. Я люблю тебя. Только сейчас понял как люблю когда тебя нет рядом. Приезжай ко мне Владька. Меня взяли навесь сезон до сентября. Адрес Евпатория маяк детский лагерь Пионер. Меня тут все уже походу знают. Спросишь Веню с кухни любой покажет где я. Устроится жить можно в деревне напротив. Я тебе подыщу комнату и встречу. Пишу и слезы текут приезжай Владька. Обнимаю! Целую! Люблю!"

Внизу были приписаны номера почтового отделения и паспорта для обратной связи, а оборотную сторону листка украшал отпечаток Венькиных губ, намазанных помадой.

Влад перечитывал письмо уже, наверное, десятый раз, и слезы не переставая лились из его глаз. Он вышел на кухню, выкурил в волнении две сигареты и сел писать ответ.

"Любимый мой Венька! Гусенок мой лапчатый! Если бы ты знал, как мне не хватает тебя! Ложусь спать в холодную постель и не могу заснуть. Во сне рука ищет тебя, хочет потрепать твои волосы, но ты далеко. Я так надеялся, что выправим документы и будем спокойно жить вместе. Сейчас мне кажется, лучше бы мы всю жизнь жили в нищете, чем в разлуке. Но, что сделано, то сделано. Прости, что с первых строк ругаю тебя. Ты мне очень дорог, шалунишка мой любимый. Некому меня подразнить и завести, как это делаешь ты, а никого другого видеть на твоем месте я не хочу и не захочу никогда.

Сразу о неприятном. После твоего отъезда два раза звонили, спрашивали тебя, а потом приехали Мамед и еще один парень лет тридцати с голубыми глазами. Я сказал, что ты был только моим квартирантом и ничего о тебе не знаю. Сказал, что ты поехал домой, но они уже знали, что тебя там нет. Берегись их, отнесись к своему положению серьезно. Эти не остановятся ни перед чем. По-моему, мне удалось их убедить, по крайней мере, вот уже месяц никто больше не звонит и не приходит. Но, все равно, не будем расслабляться и соблюдать то, о чем мы с тобой договорились. Не грусти, мой любимый. Ты же душевный парень и всегда находишь со всеми общий язык. Я не сомневаюсь, что тебя там все уже знают. Купайся, загорай и ни о чем не думай. Главное, чтобы о тебе забыли в Питере.

В театре в версию с больной теткой поверили. Спрашивают, как у тебя дела? Тебя все помнят, передают привет, а помреж Людмила Дмитриевна просто плачет без тебя — ты был ее любимый монтировщик. Горько обманывать людей, но у нас нет другого выхода. Цветочек твой любимый я поливаю, и каждый день разговариваю с ним, как с тобой. Он теперь для меня — ты. Вчера он дал новый побег, а сегодня на почтамте мне передали от тебя письмо, он как сообщил мне об этом. Сезон у нас закрывается в конце июля, так что жди меня в августе. Я приеду к тебе, во что бы то ни стало.

А от девчонок хорошая защита — спорт. Играй с ребятами в волейбол или еще чего придумай, чтобы было чем себя занять — легче будет отмазаться. Не скучай, пиши почаще и не очень шали там. У нас с тобой еще все впереди.

Крепко-крепко обнимаю тебя и целую.

Твой и только твой Старшой Влад".

Они обменивались письмами два месяца. На почтамт Влад не ездил специально, а заглядывал, когда переезжал с адреса на адрес, и это было по дороге. При этом он не забывал об осторожности. Прежде, чем подойти к окошку, покупал что-нибудь в киоске, внимательно смотря при этом по сторонам, но ничего подозрительного за все время не заметил. Каждое письмо содержало подробный отчет о проведенном времени и признания в любви, а иногда даже эротические фантазии на тему их близости.

"Ты меня даже на расстоянии заводишь, развратник? — писал Влад, — Только ты так можешь..."

"Я через все растояние чувствую, что тебе приятно, развратник..." — отвечал Венька.

И эта активная откровенная переписка помогала обоим переживать разлуку.

К поездке Влад подготовился основательно. В театре он сказал, что едет отдыхать в Одессу. Пользуясь знакомством с главным администратором одесского драмтеатра, попросил приютить его в театральном общежитии на пару недель и вылетел туда на следующий же день после закрытия сезона.

Влад уже бывал в Одессе, но по приезде не стал звонить никому из знакомых. Он побродил по Дерибасовской, Пушкинской, Приморскому бульвару, окунулся в Аркадии на пляже в Черное море, а на третий день отблагодарил администратора, сказав, что переберется на Шестнадцатый Фонтан поближе к морю, где нашел недорогую комнатушку.

Выйдя из общежития, Влад и впрямь сел на трамвай, идущий в сторону Фонтанов, но, не доехав несколько остановок, вышел и пересел в обратную сторону. Его путь лежал на Морвокзал.

В Евпаторию Влад прибыл морским путем. Венька так подробно описал маршрут восьмого автобуса, идущего в сторону маяка, что ему даже не пришлось ничего расспрашивать. С замиранием сердца Влад подошел к проходной детского лагеря и спросил Веню с кухни.

-Пробегись, — сказал мужик-вахтер одному из околачивающихся рядом пацанов, и тот впрямь бегом умчался куда-то.

Чтобы не вступать в разговоры, Влад отошел в сторону и закурил. Он заметил Веньку издалека — тот трусил рядом с бегущим пацаном, а заметив его, подпрыгнул, и издав радостный крик, припустил что есть мочи. Порыв чувств был настолько велик, что забыв про осторожность, подбежав, он бросился Владу на шею.

-Брательник дороже всех, — исправил оплошность Влад, тоже открыто обнимая его, -Здорово, младшой!

-Младшой выше старшого, — усмехнулся вахтер, а пацаны засмеялись.

-Здорово! — глаза Веньки просто сверкали радостью.

Влад чувствовал, каких усилий стоит ему сдерживать себя.

-Вень, сейчас ужин будет, покорми брата с дороги, — подходя, тихонько сказал вахтер, — Не положено, да ладно уж, недосмотрю ради такого случая...

-Спасибо, дядь Петь, -ответил Венька, обретая деловитость, -Сделаем по-другому, все предусмотрено...

Они отошли немного в сторону.

-Владь, потрепи еще часочек, ладно? — умоляюще глядя на него, заговорил Венька, -Я сейчас там все по-бырому закончу и двинем в деревню. Хозяйка уже ждет, я ей за неделю плешь проел. Каждый день заходил проверить, что комнату не сдала. А потом забуримся на пляж на всю ночь. Я до утра свободен. Подождешь, ладно?

-О чем речь, Лап? Где тебя подождать?

-Иди к дороге, я к автобусной остановке выскочу.

-Где тут магазин?

-Не парься, я уже тебя целую неделю жду, все приготовил. Давай, Старшой, я по-бырому...

Венька махнул рукой и скрылся за проходной, а Влад не спеша направился к автобусной остановке. Солнце стояло еще высоко, но жара спала, и ощущалось приближение теплого южного вечера. Пахло морем, дул слабый ветерок, а за заборами звучали звонкие детские голоса. На душе у Влада воцарились спокойствие и умиротворение. Он шел и улыбался сам себе, будучи переполнен радостью встречи. Вот и остановка. Влад присел на лавочку, поставил рядом сумку и блаженно откинулся на спинку.

Задумавшись, он не заметил приближения Веньки. Тот предстал перед ним, как выросши из-под земли, растрепанный, запыхавшийся, в футболке, шортах и в шлепках на босу ногу. В каждой руке он держал по большому пакету.

-Детям на ужин что-нибудь оставил? — улыбнулся Влад.

-Хватит всем, — засмеялся Венька, -У нас всю Крымскую область накормить можно.

-Только ты все такой же тощий.

-Говорю же — габитус у меня такой.

Влад поднялся, и они пошли через дорогу к деревне, а по дороге не могли наговориться. Венька начинал про свою жизнь, но неожиданно перескакивал на вопросы про театр, про Влада, и тот не успевал отвечать.

-Тетя Кать!— крикнул Венька, отворяя калитку перед маленьким домиком, окруженным палисадником.

На крыльце показалась загорелая женщина средних лет:

-Никак квартиранта, наконец, ведешь?

-Ну! Знакомьтесь, мой брат Влад.

-А похож, — улыбнулась хозяйка, -Який гарний хлопчик у мене жить будэ.

-А вас как величать? — улыбнулся Влад.

-Так и величай. А хош — Екатерина Гавриловна. Пошли, покажу твою хату.

Они прошли через сад к маленькому сарайчику. Екатерина Гавриловна отворила скрипучую рассохшуюся дверь, и перед Владом предстала крохотная комната со старым шкафом, двумя деревянными стульями, столиком с настольной лампой, ковриком на полу и металлической кроватью с пружинным матрасом. Кровать была застелена чистым бельем, а на спинке висели два махровых полотенца.

-Ну як тебе? — поинтересовалась хозяйка.

-Лучше не надо, — улыбнулся Влад.

-А то? Никак на море приехал. Зато отдельно ото всех жильцов будешь. Ваше ведь дело молодое — за полночь являться. А тут никого не побеспокоишь.

-И сколько? — спросил Влад.

-Та скильки со всех. У нас цена одинаковая. Удобства на улице, душ в саду...

-Спасибо, теть Кать, — вмешался Венька, — Я ему все расскажу.

-Та дай вам Бог, устраивайтесь.

Хозяйка удалилась.

Едва за ней закрылась дверь, Венька подпрыгнул и повис на Владе. Терпеть дальше было невозможно, и они повалились на кровать. Они все сделали прямо поверх покрывала, не снимая одежды и рискуя быть застигнутыми, но не думали об этом. Владу казалось, что ни разу в жизни страсть не владела им до такой степени.

-На пляж? — спросил Венька, поднимаясь и застегивая шорты.

-Чего притащил-то? — поинтересовался Влад.

-Всего понемножку. Тут рыба жареная, картошка, помидоры, огурцы, сырки, колбаса, яйца вареные...

-Очумел? Куда мне столько?

-Отложи на утро, а остальное с собой возьмем. Обедать ко мне придешь.

-Вень, я пообедаю в кафе на Чайке, я уже сегодня присмотрел...

-Старшой...

-Все, я сказал. Я же не отказываюсь от твоего угощения. А что у нас, кстати, есть, за встречу?

-Гляди, — Венька вытащил из пакета две полуторолитровые бутылки с домашним виноградным вином, — Местные умельцы делали.

-Ты, я смотрю, своим человеком здесь стал?

-Я везде свой человек...

Они вышли из дома, и пошли по направлению к дороге. Потом свернули направо, дошли до маяка и побрели вдоль моря по дикому пляжу. Кое-где стояли палатки.

-Зайдем подальше, где никого нет, — сказал Венька.

Солнце уже садилось и тянуло вечерней свежестью.

-Ложись, — сказал, наконец, Венька, останавливаясь и доставая из пакета подстилку.

Они расстелили ее на песке возле низкорослого прибрежного кустарника и начали раскладывать принесенную снедь. Венька позаботился даже о жестяных тарелках с вилками и пластмассовых стаканчиках.

-Костер разводить будем? — спросил Венька.

-Давай. Только маленький, для настроения, — согласился Влад.

-Большой не стоит, чтобы внимания не привлекать. Здесь пограничники плавают.

-Уплыть бы нам с тобой в Турцию... Там бы они точно тебя не достали.

На лицо Веньки, с которого не сходило выражение радости, набежала тень. Казалось, он уже забыл об этом.

-Подумай, как тебе закрепиться здесь, — сказал Влад, — В Питер сейчас возвращаться нельзя.

-Подумаю... Не знаю, как так-то удалось? Теперь у них гражданство нужно иметь, чтобы здесь работать. Твоими молитвами, не иначе.

-Попробуй. Деньгами, если надо будет, помогу.

-Хватит. Обойдусь сам.

-Ты обойдешься... Надеюсь, опять ошибки не совершишь?

-Теперь научен. Но, все равно, обойдусь. Эх, как представишь, что ты опять уедешь...

-Не думай об этом, — обнял его Влад, — У нас с тобой впереди целый месяц.

-И целая ночь, — тихо проговорил Венька, тоже обнимая Влада.

Скрылось солнце и скоро на морской глади засверкала рябью лунная дорожка. Они плавали по ней, раздевшись догола, развились на мелководье, лежали на спине, взявшись за руки и смотря в звездное небо. Моментам их близости не было конца, Влад не уже считал... Он забыл даже о времени. Так случилось, что никто не потревожил их этой ночью, и они прожили ее только ощущением друг друга. Опустели бутылки с приятным сладким вином, были съедены рыба и овощи. Первый луч солнца нового дня застал их лежащими голышом в обнимку на прибрежном песке и ласкаемыми набегающими волнами. Они встретились глазами и одарили друг друга ясной улыбкой.

-Как работать-то будешь? — спросил Влад.

-На автопилоте, — мотнул головой Венька, -Я приду к тебе вечером.

-Вторую ночь подряд спать не будем?

-Вообще не будем. Я тебя три месяца ждал...

Они оделись и побрели в обратный путь, расставшись на остановке возле лагеря. Влад тихонько пробрался в свой домишко, ополоснулся водой из ведра на крыльце, лег на кровать поверх покрывала и заснул сном младенца.

Разбудил его Венька, примчавшийся опять с полным пакетом еды:

-Все дрыхнешь? У нас уже обед закончился.

-Лап, кончай продукты крысить.

-Да у нас остается. Считай, я с тобой делюсь заработанным.

-Ты неисправим. Чтобы это было в последний раз.

-Да ладно. У нас сегодня кино хорошее крутят. Пойдем вместе?

-А как я пройду?

-Я тебя проведу, а кинотеатр открытый...

-Слушай, а ты без выходных работаешь?

-Ну, да. Но, если надо, договориться могу. А что ты предлагаешь?

-В Евпаторию пойти погулять, съездить куда-нибудь на южный берег. Ты знаешь, какие здесь красивые места?

-Знаю. В прошлом месяце у нас была экскурсия в Севастополь, я ездил.

-Если сможешь отпроситься на пару дней, поехали в Ялту.

-Я постараюсь. А сегодня в кино пойдем?

-Давай. Где встречаемся?

-Как вчера, после ужина на остановке. Договорились? Я побежал картошку чистить...

Венька поцеловал Влада, и его шлепанцы защелкали в направлении калитки. Влад проводил его взглядом через окошко и уселся завтракать и обедать сразу.

Когда он подходил к остановке, Венька уже ждал на лавочке. Рядом с ним сидел высокий парень с черными вьющимися волосами.

-Познакомься, это Женька, я тебе писал о нем, — представил его Венька.

-Киномеханик? — спросил Влад, -Приятно, Влад.

Они обменялись рукопожатиями.

-Я тоже раньше киномехаником работал...

-Мне Веня рассказывал. Он говорил, что ты жил в Москве? А где работал?

Влад назвал кинотеатр, где когда-то начинал.

-Так значит, ты Витьку Волчкова должен знать? Он давно там работает...

-Знаю. Правда, уже больше десяти лет прошло. Все работает?

-Да. Женился, двое детей у него — девчонка и пацан...

Венька слушал и улыбался, глядя на Влада. Казалось, ему больше ничего было не нужно, только видеть его и быть рядом.

-Ну, ладно, — прервал беседу Женька, — Пора кино народу показать. Хочешь прежнюю профессию вспомнить?

-Если доверишь.

-Пошли.

Ребята провели Влада на территорию сквозь пролом в бетонном заборе.

-Иди смело, — подбодрил Женька, — Если что — ты киномеханик из Терешковой, пришел по делу. Я тебе светопровод обещал достать — у них, я знаю, лопнул...

Они подошли к клубу и Женька завел их в киноаппаратную. Влад с удовольствием взял пленку в отвыкшие руки. Он помог Женьке перемотать фильм и зарядил первую часть на проектор.

-Ну вот, — улыбнулся тот, — Сразу видно — профи.

-Ты бы видел, как он у нас в театре спектакли ведет, — с гордостью сказал Венька.

После окончания фильма, уже в полной темноте, они пошли гулять по набережной большой компанией — Влад, Венька, Женька со своей подругой и два других Венькиных соседа по общежитию со своими девчонками. Компания подобралась веселая, и Влад органично вписался в нее. Шутили, смеялись, травили анекдоты, Влад с Венькой наперебой рассказывали о театре, и всем было интересно послушать о закулисной жизни. Расстались за полночь, разбившись на пары. Венька сказал, что пойдет проводить Влада.

-Смотри не запровожайся, как вчера, — улыбнулся Женька.

-Запровожается, опять у меня переночует, — ответил за него Влад.

Они пошли по направлению к деревне, но по дороге свернули к маяку и оказались на вчерашнем месте. И опять была ночь на песке, полная страсти, длившаяся до первых лучей солнца...

Влад потерял счет дням и забыл обо всем на свете. Он жил в какой-то круговерти впечатлений, где не было ни дня, ни ночи, а были только море, солнце и Венька. Тому все-таки удалось отпроситься на два дня, и они отправились в путешествие по южному берегу Крыма.

Доехав электричкой до Симферополя, двинулись на троллейбусе по побережью, любуясь с одной стороны горами, а с другой — незабываемым морским пейзажем.

Они вышли и погуляли по Гурзуфу, полюбовавшись на скалы и побродив по узким улочкам старого города, сохранившим средневековый колорит. Вдыхая дурманящий запах олеандр и акаций, по крутой лестнице спустились к набережной. Оказавшись на пляже, не смогли побороть желание искупаться, и провалялись на нем до вечера.

Уже на закате поехали в Ялту. Бурное ночное веселье, которым был наполнен город в разгар сезона, захватило их. Они поужинали в каком-то кафе на набережной, выпив ради удовольствия бутылку вина, и до темноты бродили вдоль моря. Переночевали прямо на пляже, договорившись спать по очереди, чтобы не забрали, как бродяг, но кончилось тем, что заснули оба, растянувшись на парапете.

Утром умылись, искупавшись в море, и вернулись в город. Перекусив в кафе в районе автовокзала, пристроились на экскурсию в Никитский ботанический сад. Там сначала ходили с группой, а потом оторвались и отправились бродить по аллеям, любуясь диковинными деревьями и растительностью. Во Владе опять проснулось знакомое с детства чувство первооткрывателя. Венька горел желанием отправиться на Ай-Петри, услышав, что там есть канатная дорога. Влад был готов поехать, но, узнав, что это в двенадцати километрах от Ялты, был вынужден напомнить Веньке, что уже второй день на исходе, а им еще надо успеть вернуться в Евпаторию. Жаль было уезжать, когда они открыли столько нового и интересного, но пришлось поспешить на троллейбус. На обратном пути решили обязательно приехать сюда еще раз, чтобы все посмотреть и везде побывать.

В Евпаторию возвращались последней электричкой. Они уселись у окна друг напротив друга.

-Помнишь, как в Питере возвращались с пляжа после грозы? — спросил Влад.

-Никогда не забуду, — рассмеялся Венька, — Всю ночь в труселях по Питеру топал...

Он развалился, скинул шлепки и поставил босые ноги на сиденье к Владу. Тот переложил их к себе на колени и начал ласкать пальцы. Венька блаженно заулыбался, заерзал и начал трогать ими через джинсы напрягшийся член Влада. При этом они смотрели друг другу в смеющиеся глаза. Венька подмигнул, и приподняв футболку, показал Владу торчащую из-под резинки шорт головку члена.

-Развратник, — тихо сказал Влад, восторженно глядя на Веньку.

-Так и поеду, — ответил тот, завязывая подол футболки на животе, -Пусть все смотрят.

Народа было немного, и никто не видел их забав.

На вокзале в Евпатории они зашли в буфет, а когда вышли на улицу, было уже совсем темно.

-На восьмерку? — спросил Влад.

-Пошли пешком, — предложил Венька.

-Ты не устал?

-С тобой же...

Они не спеша двинулись по Интернациональной улице, и пройдя километра полтора, очутились возле Мойнакского озера.

-Ты купался здесь? — спросил Влад.

Венька покачал головой.

-Что же ты? Это соленое озеро — вода сама выталкивает.

-Как, выталкивает? — не понял Венька.

-Пошли...

Влад свернул к озеру и скоро они оказались на берегу.

-Только не ныряй и смотри, чтобы вода в глаза не попала — щипать начнет, а промыть нечем, — сказал Влад, раздеваясь.

Венька скинул все, оставшись абсолютно голым, благо, уже наступила ночь, и вокруг никого не было. Влад последовал его примеру. Когда зашли в воду, Венька не удержался попробовать ее на вкус и с отвращением выплюнул:

-Блин, горечь натуральная.

-Я тебя предупреждал, — засмеялся Влад, -Гляди...

Он оттолкнулся ото дна, проплыл немного, и сгруппировавшись, уселся на воду.

-Класс! — воскликнул Венька, делая то же самое.

-Чувствуешь, как держит?

-Ну...

Венька слегка попрыгал в воде и его глаза сверкнули озорным огоньком:

-А потрахаться в такой водичке слабо?

-Ты супер экстремал! — восторженно проговорил Влад, подплывая и обнимая его сзади.

Они доплыли до берега, и возле самой кромки, не вылезая из воды, Влад овладел Венькой. Их колени скользили и зарывались в прибрежный ил, а на губах ощущался горький привкус.

-Я тащусь! — воскликнул Венька в экстазе.

Влад почувствовал приближение момента и повалился, соскользнув в ил. Перепачканные с ног до головы они выбрались на берег и растянулись на траве.

-Только ты способен на такое побить, — блаженно проговорил Влад, — Попку не щиплет?

-Есть маленько, — улыбнулся Венька, — Это у нас была лечебная процедура. Чтоб до старости стоял.

-Пошли отмываться, — засмеялся Влад.

Они залезли по колено в воду и отмыли друг друга от грязи. Потом оделись и выбрались на дорогу. Кожа под одеждой начала высыхать и зудеть от выступившей соли.

-Блин, у меня все чешется, — сказал Венька, скидывая через голову футболку.

-Сейчас дойдем до Лимановки — в море искупнемся, — отозвался Влад.

-Точно, как в Питере. Я тогда тоже одетым идти не мог...

Венька приостановился и разделся до плавок.

-Раздевайся тоже, — сказал он Владу.

-А если машина с твоего лагеря поедет?

-Да пофиг веник...

Он приспустил плавки и пошел посреди дороги, кося на Влада озорным взглядом:

-Как тогда шли, помнишь?

Опьяненный возбуждением, Влад разделся и пошел также, чем привел Веньку в восторг. Так они дошли до самой Лимановки, натягивая плавки лишь когда видели свет фар приближающейся машины. К счастью, знакомых не попалось, и вообще дорога была абсолютно пустой. Небо уже светлело, а когда они нырнули в море, показался первый луч солнца.

Дни летели с быстротою кадров кинохроники. Влад вошел в компанию Венькиных друзей и стал своим человеком. На него обратили внимание несколько девчонок вожатых, и если бы он предпринял ответный шаг, возможно, знакомство переросло во что-то большее. Но Влад одарял вниманием в равной степени абсолютно всех. Они танцевали на дискотеке в КМИ, устраивали пикники на диком пляже, гуляли по Евпатории...

Но вот, настал день, когда Влад сказал Веньке:

-Вот и все, Лап. Завтра мне надо уезжать, послезавтра у меня самолет из Одессы.

-Почему из Одессы? — не понял Венька.

-Я же к тебе кружным путем приехал. Ты забыл?

Судя по тому, как изменилось Венькино лицо, он вспомнил все, о чем, похоже, действительно забыл. Вспомнил одновременно с известием об отъезде Влада. Он опустил голову и молча беззвучно заплакал. Сейчас он показался Владу таким маленьким, незащищенным, что захотелось прижать его к себе и не выпускать никогда, заслонив собой от этого жестокого мира. И еще он понял, что за всю жизнь не испытывал таких чувств ни к одному человеку.

Прощание было бурным. Ребята устроили Владу проводы на диком пляже с вином и шашлыками. Ему было тоже грустно расставаться. Они привыкли друг к другу за это время, а с Женькой стали даже приятелями. Он попросил передать привет общему знакомому Витьке Волчкову и оставил все свои питерские координаты с приглашением приезжать в гости. Разошлись далеко за полночь, а Венька опять пошел его провожать известной дорогой на ставший уже для них своим, уединенный пляж.

Утром Влад рассчитался и тепло попрощался с Екатериной Гавриловной. Венька пошел проводить его до остановки восьмерки. Он понуро шел, глядя под ноги и таща на плече сумку Влада, а из глаз его неумолимо капали слезы.

-Не грусти, Лап. Пиши мне опять каждый день. И я буду. Пиши обо всем, как будто мы рядом. И постарайся закрепиться здесь до следующего сезона. На будущий год я возьму еще месяц за свой счет, обещаю, а получится — на все лето. Тоже устроюсь на работу, и будем вместе. А там, может быть, все забудется, и вернемся в Питер. Эта мафия тоже долго не живет: кого-то посадят, кого-то замочат. Главное, чтобы о тебе забыли...

Венька шел молча, но не только выражение лица, а вся его фигура и даже походка выражали горе от грядущей разлуки. Они дошли до остановки, на которой толпился народ. Влад мечтал, чтобы автобус не подходил подольше, но тот, как назло, показался сразу, как только они подошли.

-Ну, прощай, Лап, — протянул руку Влад, и кажется, почувствовал сердцем, сколько чувства было вложено в Венькино рукопожатие.

Автобус тронулся. Влад протолкался и прижался лбом к заднему стеклу. Венька отошел на несколько шагов от остановки и смотрел вслед уходящему автобусу. Влад тоже смотрел сквозь застилающие глаза слезы на его тоненькую длинную фигурку, пока она не превратилась в едва различимую точку.

9.

Питер встретил Влада дождем и холодным ветром.

"Хоть бы раз вернуться в солнечный город", — с досадой подумал Влад, застегивая ветровку по самое горло.

С момента прощания с Венькой, его не оставляло чувство потери. Чтобы не предаваться унынию по возвращении, Влад с первого дня загрузил себя работой. Усилий прилагать не потребовалось — в театре на следующий день уже был назначен сбор труппы, а что касается аренды квартир, там в помощи Влада нужда не исчезала никогда.

Заехав на главпочтамт, он получил пачку из трех писем. Венька писал каждый день, и каждое письмо было наполнено болью разлуки. Влад чувствовал ее в корявых Венькиных фразах, начисто лишенных знаков препинания, читал между строк, ощущал каким-то внутренним чувством. В одном письме листок хранил следы высохшей влаги, и по содержанию можно было предположить, что оно полито слезами.

Влад ответил одним письмом на двенадцати страницах, которое писал почти всю ночь. Он тоже описывал каждый свой день после расставания во всех подробностях, стараясь подметить что-то веселое, а неприятное излагал с долей юмора. Немало посвятил воспоминаниям о днях, проведенных вместе.

Тон следующего Венькиного письма был бодрее. Он сообщал, что ему удалось договориться, чтобы остаться в Евпатории, работая за другого официально оформленного человека. Влад порадовался, в очередной раз удивившись, как Веньке удается расположить к себе, и его способности взяться за любую работу. Хотя, это же качество и погубило его.

"Живи он на западе, с его работоспособностью и отношением к делу, наверное, стал бы миллионером", — подумал Влад.

Он ответил Веньке бодрым письмом, где поздравлял с удачей и просил набраться терпения до будущей встречи.

Прошла осень.

Влад вспомнил, как год назад они выправляли документы, как привел "по первой пороше" Веньку в театр, как радовался, что, наконец, увел его с рынка. Тогда ему казалось, что у них начинается новая жизнь. Сейчас ему думалось, что пусть бы лучше все оставалось так, как было.

"Почему, ну почему в этой стране выгодно заниматься чем угодно — воровать, спекулировать, брать взятки, но только не работать? — с горечью думал Влад, — Сколько еще таких же молодых парней потеряли свободу или жизнь только потому, что не видели другого пути, чтобы просто жить — иметь возможность пить, есть и обладать всем необходимым? Усвоив лишь с детских лет, что обрести что-то можно лишь отняв у другого, а побеждает всегда тот, кто сильнее?"

Очередное письмо повергло Влада в уныние. Венька писал, что все разъехались, лагеря опустели, дует холодный ветер и каждый день льет дождь. Писал, что ему никогда в жизни не было так тоскливо и одиноко. Он называл Влада самыми ласковыми словами и умолял приехать хоть на денек, или он приедет сам и пусть его убивают, потому что это лучше, чем такая жизнь.

Влад собрал всю волю, чтобы выразить в словах поддержку и понимание. Обещал, что приедет на все лето, загрузил поручением подыскать для него работу, чтобы отвлечь Веньку бездействия, зная, что это помогает. Однако все оказалось бесполезным. Письма приходили все реже, и в каждом было одно и то же — уныние, доходящее до отчаяния. Влад понял, что все доводы и убеждения он исчерпал, а апеллировать к тому, откуда сам брал силы в преодолении всех житейских трудностей, не мог, поскольку для Веньки это было всего лишь "что-то такое, что все-таки есть..."

'Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, — сила Божия', — как сказал апостол.

Влад знал, что пока человек сам не придет к Богу, всякая навязчивость только повредит, а в данной ситуации, может показаться уходом в сторону от проблем или даже предательством. Единственное, что Влад мог — усердно молиться за него, что делал постоянно. Бывая в храме, ставил свечки, как в свое время благословил его делать Венька, не нарушая тем самым данной тому свободы воли, хотя сам надеялся только на молитву и Милость Божию, а на храм всегда предпочитал жертвовать не в свечном эквиваленте.

Настала зима. Снег то валил, то таял, создавая под ногами непролазное мокрое месиво. Влад простужался, но лечился на ходу, осознавая, что хотя бы недельное выключение из ритма, пробьет ощутимую брешь в его бюджете.

Все время он не переставал думать о Веньке. Только сейчас Влад ощутил, какой неизрасходованный потенциал любви накопился в нем — отеческой, братской и самой обыкновенной, человеческой, которой были присущи и физические проявления его, не похожей на большинство людей, природы. Влад вспоминал свои чувства по отношению к Андрею и понимал, что хотя тот ему тоже был дорог, но там имели место горячая симпатия и влечение. Здесь же все было по-другому.

Незаметно подошел новый год. У Влада не было желания отмечать его. Он знал — так, как он встретил прошедший, уже не будет. В последний день уходящего года Влад проснулся поздно. В театре объявили выходной, а желающих смотреть квартиры в такой день тоже не нашлось. Влад занялся уборкой, готовясь провести новогоднюю ночь в одиночестве. Звонок в дверь оторвал его от этого занятия.

Недоумевая, кто бы это мог быть, Влад приоткрыл дверь. Первое, что он увидел — была елка, за которой прятался до боли знакомый силуэт.

-Венька... — не веря своим глазам, протянул Влад.

Из-за елки высунулось улыбающееся лицо с горящими от радости глазами:

-С наступающим!

Отойдя от охватившего его оцепенения, Влад посторонился, пропуская Веньку в квартиру.

-С наступающим, Старшой! — повторил тот, уже войдя и втащив елку.

-Ты... Как? Откуда ты? — бормотал все еще не пришедший в себя Влад.

-Откуда все, — засмеялся Венька.

Рухнула на пол елка, туда же полетела дорожная сумка, куртка, шапка и все остальное...

Они лежали на диване в объятиях, лаская друг друга.

-Венька... Гусенок лапчатый... Любимый...— страстно шептал Влад, в исступлении целуя его.

-Владя... Любимый... Владька... — откликались Венькины губы, а тело трепетно отзывалось на каждое движение Влада.

Слова постепенно сменились сладостными стонами, а напряжение тел достигло своего апогея... Влад откинулся на спину и блаженно прикрыл глаза. Все треволнения последнего времени куда-то ушли, и ни о чем не хотелось думать. Казалось, вернулось время, когда они засыпали здесь, обнявшись, каждый день. Они еще долго лежали так, прислушиваясь к биению сердец и дыханию друг друга, пока за окнами не начало смеркаться.

-Пойдем елку наряжать?— спросил, наконец, Венька.

-Давай, — откликнулся Влад, -Ты хозяйничай, а я пойду, в магазин схожу, пока еще не поздно.

-Не надо. Встретим тем, что есть.

-А что есть? Даже шампанского нет. Я же не готовился встречать... Украшай елку, порежь то, что в холодильнике, я быстро, — сказал Влад, одеваясь.

И выходя, уже у самой двери, добавил:

-Никому не открывай без меня и не зажигай свет.

-Я тут на ощупь все помню, не переживай, — успокоил его Венька.

Когда Влад вернулся, елка была украшена, стол накрыт, а колбаса и сыр нарезаны тонкими ломтиками.

Влад передал Веньке пакет с продуктами:

-Тащи на кухню, разбирай.

Он переоделся, и пройдя по квартире, тщательно задернул гардины на окнах.

-Ну, расскажи, как дела? — спросил Влад, входя на кухню, -Как доехал? Где елку взял?

-Скрысил, — засмеялся Венька, — Спилил, как в прошлом году, на Ржевке.

-Ну, да, не на продажу же, — понимающе кивнул Влад, -Тебя не переубедишь.

-Не... Я упрямый, — мотнул головой Венька.

-Ну, а кроме шуток? — становясь серьезным, спросил Влад, — Как добирался? Что на работе сказал?

-Сказал, что еду домой новый год встречать, а добирался на электричках. Уже не впервой.

-От самой Евпатории?

-Почти. Джанкой, Мелитополь, Запорожье. Потом надоело, да и холодно стало — договорился с проводником до Москвы.

-А дальше?

-На проходящем пристроился, там же, на Курском. Тоже договорился, не переживай, паспорт нигде не засветил.

-Я не переживаю, ты с кем угодно договоришься. Обратно как думаешь?

Венька опустил голову.

-Владь, я не поеду обратно, — глухо сказал он.

И по тому, сколько непоколебимости было в этих словах, Влад понял, что это не порыв, а твердое решение.

-Ты спятил?— растерянно спросил он, уставившись на Веньку.

-Я все знаю лучше тебя, — глядя на Влада пронзительным взглядом, ответил Венька, -но жить так больше не могу. Понимаешь ты — не могу?!

Влад сидел, как оглушенный, и не знал, что сказать.

-Я хочу быть с тобой, — тихо сказал Венька, -Живой или мертвый, но с тобой или около тебя.

Глаза Влада наполнились слезами.

-Если с тобой что случится, я себе этого не прощу никогда, — проговорил он.

-При чем здесь ты?— вскинулся Венька, — Я сам накосячил в жизни, ты меня на это не подбивал. Ты все делал, чтобы меня вытащить, ты не пожалел последнего, ты...

Его голос задрожал.

-Ты дурак, — продолжал отрывисто говорить Венька, — Ты понимаешь, что для меня никто в жизни никогда ничего не делал? Я никому не был нужен... Меня никто никогда не любил!

Владу вспомнились проводы Андрея в Америку и та же фраза, с надрывом выкрикнутая Леной:

"Меня никто никогда раньше не любил!"

И еще, слова завпоста:

"Не опрометчиво поступили? Мы несем ответственность за тех, кого приручили..."

Только сейчас Влад понял, как это страшно — разбудить в другом человеке чувство, которое тот раньше никогда не испытывал, и как ужасно, если не способен его защитить. Если бросаешь человека один на один с этим чувством, изменившим его, вырвавшим из привычного мира понятий, которыми он жил до этого. Жил и не знал, что такое бывает, и мог бы спокойно прожить всю жизнь. Пусть бы он так и не изведал его, но он не был бы обречен на страдания.

-...Я с пяти лет убегал из дому, — продолжал говорить Венька, — Мать мужика приведет, они пьяные валяются, а я жрать хочу. Соседи подкармливали. Я ей нужен был? В школе тоже учителя как на выродка смотрели. Им я нужен был? Потом мать зарезал один по пьяни. Случайно ножом пырнул. Сам потом испугался, ментов вызвал. Меня хотели в детдом сдать, так тетка вывернулась... Ей я нужен был? Квартиру захотела оттяпать. Ты говоришь, я со всеми лажу, мне легко... Я тоже думал — так пофиг веник и жить надо. А тебя встретил, понял, что я просто для всех всю жизнь был чужой. Понимаешь ты — чужой?!

Венька заплакал.

-Не плачь, Лап, — тихо сказал Влад, — Я тоже всю жизнь был чужой. Чужой для своих родителей, хоть они меня кормили и не пили. Чужой в школе, в институте, хотя и приятели были, и все — как у всех. Да и в театре я, по большому счету, чужой. Я не страдаю, поскольку соразмеряю свои чувства с другим и не смотрю на себя чужими глазами, но, встретив тебя, понял, что этого мало. Должен быть все-таки кто-то один, который был бы не чужой, а для которого хотелось бы жить. Я долго не мог себе поверить, что ты — это тот самый, но сомнения ушли. Я даже не могу сказать — когда? Я почему-то пожалел, что расстался с тобой еще в парке, хотя ничего к тебе тогда не испытывал. Запал только на твои слова, когда ты спросил, одиноко ли мне? Потом наша случайная встреча на пляже, после которой не захотелось с тобой расставаться. Потом... Потом — не знаю, что потом и когда... Но понял, что ты мне не чужой. И не в смысле секса. Я понял, что ты мне дорог.

-А ты... У тебя до меня... — поднял заплаканные глаза Венька.

-Я понял, Лап. Да. Был парень. Можно сказать, с детства. Только он не гей. Я любил его. Мне казалось, что люблю, но на самом деле мы были просто близкими друзьями. Я в нем не чувствовал того, что почувствовал в тебе. Он сам и его семья были, пожалуй, единственными не чужими мне людьми все это время.

-А где он сейчас?

-Далеко. За океаном. Перед отъездом женился на девчонке и увез ее с собой. Похоже, они полюбили друг друга и пусть будут счастливы.

— Я... У меня тоже много было, — признался Венька, — Первый раз отсосал в шесть лет. У мужика, что к мамке ходил. Потом в школе бывало. Когда к тетке переехал, пришлось затаиться. Городок маленький, меня убили бы там, если б узнали. Дрочил все время. А потом, когда об этом в открытую говорить стали, в Екатеринбург стал ездить. Там в клубе с пацанами познакомился. Тусовались на хате у одного мужика. Такое было... Как соседи терпели, не знаю. Мне все стало пофиг веник. Потрахаться — как поссать. Очко раздолбанное было — ведро со свистом пролетит. Потом, ты знаешь, слинял от тетки в Нижний, в Питер. Тут с мужиком познакомился, ты тоже знаешь. Когда к тебе в парке подошел — думал приклеиться, жить-то негде стало. А потом, когда ты меня на лодке катал, когда... Сам не знаю... Но со мной так в жизни никто не разговаривал. Я тоже вспоминал тебя потом. На пляж поехал зацепить кого-нибудь, а тут — ты. Я по жизни тебе обрадовался. Я клеить тебя не собирался — прогонишь, так прогонишь. А когда ты начал говорить, что тебе не надо просто так, а хочешь, чтобы было по настоящему, вдруг так к тебе потянуло, как никогда раньше не было. И поцеловать захотелось, хотя я по ходу не целуюсь, это все знают...

На кухне воцарилось тишина, а за окном давно уже стемнело.

-Который час?— спохватился Влад.

Он вышел в комнату и посмотрел на часы, на которых было четверть двенадцатого.

-Все, — сказал Влад, возвращаясь в кухню и включая свет,— Больше ни слова. Пусть у нас все будет как в прошлом году. Тащи в комнату свечи...

Они засуетились, возвращаясь к прерванной подготовке, и едва успели все закончить, как из телевизора послышался бой курантов. Влад стрельнул в потолок пробкой.

-С новым годом! — воскликнул он, разливая по бокалам пенящуюся жидкость.

-С новым годом! — поддержал Венька, — За нас с тобой!

Они выпили до дна и поцеловались. Все было, как год назад. Шампанское на голодный желудок сразу ударило в голову, и Владу захотелось забыться. Забыть все тревоги, беспокойства и волнения. Он наливал раз за разом и все под один тост:

-За нас!

И казалось, нет за окном слякотной зимы, нет жестокого и несправедливого общества, которым правят деньги и расчет, нет угроз, нет страха, нет ничего... Есть только он и Венька — такие разные, такие непохожие во всем, кроме одного — не чужие друг другу. Откровения на кухне внесли последнюю ясность. Теперь они знали друг о друге все, как есть, и это не отдалило их. Узнай Влад такое про кого-то другого, у него бы невольно возникло если не отвращение, то, по крайней мере, неприятный осадок, а Веньку ему хотелось жалеть. Хотелось взять на себя всю грязь, а его ласкать, как маленького, чтобы скорее все забылось.

-А у тебя с тем парнем, как было? — спросил Венька, и чувствовалось, что бы не рассказал Влад, он ему все простит, как и тот простил ему.

Влад рассказал. Рассказал все, как на духу — с чего началось, как продолжалось и чем закончилось, живописуя при этом в подробностях все забавы.

-Старшой у меня развратник, — засмеялся Венька, -Кто бы мог подумать — в четырнадцать лет с мальчиком... Ужас!

-А сам? Я в четырнадцать, а ты уже в шесть, у мужика... Фу, как это мерзко...

-Сейчас вспомнить мерзко, а тогда прикольно казалось — здоровый дядька с писькой играть дает. Я ж не понимал ничего, — с грустной иронией сказал Венька.

-Но он-то понимал. Честно, когда совращают детей, готов, не знаю, что сделать. Одно дело, пацана к пацану тянет — может, они от природы такие, но когда взрослый беззащитного ребенка, как материал для удовлетворения своей похоти использует...

-Их надо убивать?

-Зачем? Пусть живут. Достаточно сделать так, чтобы они не были социально опасны. Кастрировать таких надо принудительно, что и делается в цивильных странах. Говорят, некоторые даже сами приходят...

-Ладно, Старшой, проехали. Что было, то было.

И опять пришла ночь, полная огня и страсти...

Утро нового года было хмурым, и так же хмуро стало на душе у Влада. Вчера он заставил себя забыть обо всем, а сегодня это отозвалось душевной болью. То, что Венька не собирается уезжать, было очевидно, и со всей остротой вставал вопрос — что делать?

"А может, и правда, все обойдется? — успокаивал себя Влад, — Ведь за девять месяцев никто ни разу не позвонил и не приехал. Может, они там и впрямь перестреляли друг друга на своих разборках? А может, отступились? Ведь, по сути, он не представляет для них никакой угрозы — молчит и будет молчать, что бы ни знал. Да и что он может знать? Он же был просто курьером..."

Однако Влад сам понимал, что это — с его точки зрения, а у тех особей, он даже в мыслях не мог назвать их людьми, свои понятия. И принцип здесь может быть только один: не подходят правила — не садись играть, а уж начал — играй до конца. Виновным Влад чувствовал только себя. Он должен был это предвидеть, когда "приручил" Веньку.

Венька зашевелился и открыл глаза.

-С новым годом, — улыбнулся Влад.

-С новым годом, — ответил тот, тоже растянув губы в улыбке.

Но когда они посмотрели друг другу в глаза, Влад понял, что думают об одном и том же.

-Переходим на осадное положение, Лап, — сказал Влад, — Из дома ни ногой, к телефону не подходишь, дверь никому не открываешь. И вообще, пока меня нет — сидишь, как мышка. К окнам постарайся не подходить, дыши и кури в форточку.

Венька грустно улыбнулся:

-Ты только постарайся бывать дома почаще.

-Постараюсь.

Так невесело начался для них год. Кстати, только сейчас до Влада дошло, что они за всю ночь почему-то не выпили ни разу за новый год, и откуда-то появилось тревожное чувство. Влад гнал его от себя, но оно не отступало. Как будто, все у них осталось в прошлом...

Два месяца прошли спокойно. Влад работал, бегал по адресам, дело шло неплохо, нищеты уже не было, и он не удержался, чтобы не упрекнуть Веньку:

-Видишь, можно же все-таки жить нормально. Терпения в тебе не хватает, Лап. Ведь иной раз потерпеть-то надо совсем чуть-чуть...

-Кто ж знал-то?

-Когда обстоятельства сильнее нас, надо уметь смиряться. Не надо мне было тебя в театр вести. Не подумал, что ты привык уже по-своему стричь купоны. В торговлю надо было или на транспорт, например.

-Старшой, да честно нигде не заработать.

-К сожалению, ты прав. В этом обществе — нигде.

-Да вообще — нигде.

-В этом ты ошибаешься. Но спорить с тобой не стану — тебе не с чем сравнить, а на слово ты не поверишь, поскольку в голове не уложится, что можно так жить.

-Где это?

-Много где. Там, где, как говорят, нас нет.

-А ты откуда знаешь? Ты же тоже там не жил.

-Мне повезло пообщаться откровенно с людьми, что там бывали и видели. И я им верю хотя бы потому, что они сами не такие.

-Ты говоришь про родителей Андрея?

-Да. У них правда другая.

-А с тех пор, как он уехал, ты не пытался найти его?

-Адрес и телефон его тетки у меня есть, а у нее — мои, но... Ни он, ни я. Хотя, у нас уже один раз так было — тоже потеряли друг друга на четыре года, а потом прощения просили.

-Сейчас, говорят, по компьютеру можно связаться, — подсказал Венька, -Ты не хочешь купить себе компьютер?

-Пока для меня это дорогое удовольствие. И компьютер, и телефон сотовый. Но, мне думается, очень скоро это войдет в быт. В развитых странах это давно у всех есть, как ложка с вилкой. Шлюзы сейчас открыли, им рынок сбыта нужен, а нашим спекулянтам — чем торговать, стало быть, и здесь будет. Тебе опять, сходу — вынь да положь. Потерпеть надо...

Венька терпел. По нему никак нельзя было подумать, что ему в тягость вынужденное затворничество. Он стал опять таким, как всегда. Когда Влад возвращался домой, подробно выспрашивал, как он провел день? Особенно интересовался делами в театре. Глаза его загорались живым огоньком, как будто он сам незримо находился там. В доме был порядок, обед приготовлен, а белье перестирано. Любимый Венькин цветок по его возвращении разросся так, что Влад уже не сомневался в способности растений чувствовать человека. Все теплее припекало солнышко, все длиннее становились дни, а Влада все сильнее мучило сознание, что Венька уже третий месяц не выходит из дома...

Первый раз Влад почувствовал неладное, когда, идя на работу, заметил возле дома незнакомого высокого парня. Он сам не понял, что его заставило обратить на него внимание? Парень просто стоял на углу, курил и прищуренными глазами смотрел на выходящих из дома. По дороге к метро Влад поймал себя на мысли, что уже видел его где-то, но не мог вспомнить — где?

Осенило его на спектакле, когда он уводил финальную фонограмму, глядя на закрывающийся занавес. Вчера по радио передавали ту же самую музыкальную тему, что была использована в спектакле, а Влад подошел задернуть гардины на окнах. Внизу стоял этот парень и так же, прищурившись, смотрел на окно. Несомненно, это был он. Влад вспомнил, что видел его и еще раз позавчера вечером, когда возвращался после спектакля.

Владом овладело чувство тревоги. По дороге он инстинктивно оглядывался, а подходя к дому, внимательно осмотрел окрестности. Все было, как всегда — гулял с собакой сосед, сидели на лавочке возле второй парадной знакомые подростки, стояли припаркованные машины. Те же, что и обычно...

Те же? Влад внимательно присмотрелся. Количество их последнее время незаметно увеличивалось, но он готов был поклясться, что черной Вольво с тонированными стеклами еще вчера возле соседней парадной не было.

-Как дела? — спросил он Веньку, входя.

-Нормально, — улыбнулся тот.

-Не звонил, не приходил никто?

Венька отвел взгляд.

-Вень, скажи мне правду.

-После твоего ухода, через час кто-то в дверь звонил, — сказал он, — Я не открыл, притаился.

-Поди сюда...

Не зажигая света, Влад подвел его к окну и показал на черную машину:

-Ты видел ее раньше?

Венька отрицательно покачал головой.

-Отойди, — сказал Влад.

Он зажег в комнате свет, подошел к окну, задернул гардины и замер от пришедшей в голову мысли. Ведь утром, когда он уходил, гардины оставались задернутыми, и сейчас он опять задергивал их. Стало быть, открывал их Венька. Ну, да. Не мог же он весь день сидеть в темноте? Открывал после того, как он ушел. И парень это мог видеть...

Влад буквально заскулил, хватаясь за голову и ужасаясь, как он не предусмотрел такой простой вещи? Ведь достаточно было внимательно понаблюдать за окнами, чтобы определить, что в квартире кто-то есть.

Раздавшийся телефонный звонок заставил его вздрогнуть.

-Да, — ответил он поднимая трубку.

-Владислав? — послышался знакомый голос.

-Да.

-Это Саша беспокоит.

Интонации были все такими же индифферентными.

-Вы выполнили мою просьбу? — поинтересовался он.

-Какую просьбу? — выдавил из себя Влад.

-Забыли? Нехорошо. Я же вас просил передать Вениамину, когда он вернется, чтобы нашел своих партнеров по бизнесу...

Влад хотел ответить, но стоящий рядом Венька, неожиданно силой выхватил у него трубку:

-Трутень, ты?

Влад пытался вырвать у Веньки трубку, но тот не отдавал, и Влад поразился, сколько силы взялось в его тонком теле.

-Да... Недавно... Я понял... Передавал... Нет... Он, в самом деле, ничего не знает, — отрывисто говорил он в трубку, плотно прижав ее к уху, — Хорошо.

Последнее слово Венька произнес упавшим голосом, положил трубку на аппарат и стал медленно оседать по стенке на пол.

-Что? Что он тебе сказал?!— бросился к нему Влад, тряся его за плечи.

Венька сидел на полу и глядел не моргающими глазами куда-то в пространство.

-Что они от тебя хотят? Я сейчас милицию вызову! — в отчаянии воскликнул Влад.

Венька вздрогнул и поднял на Влада глаза. Они смотрели на него пронзительно, как бы стремясь запечатлеть и навсегда сохранить его облик.

-Не надо, — спокойно и твердо сказал он.

Влад стоял в растерянности посреди прихожей. Венька поднялся с пола и пошел в комнату, поманив Влада за собой.

-Влад, мне надо сейчас уйти...

-Я тебя никуда не выпущу! Пусть ломают дверь, пусть стреляют, пусть жгут нас обоих огнеметом, пусть делают, что хотят...

-Влад, послушай меня внимательно! — твердым голосом воскликнул Венька.

Влад не узнавал его. Он никогда не слышал, чтобы Венька так разговаривал.

-Сядь! — приказал Венька, и Влад послушно опустился на диван.

Венька подошел, встал перед ним на колени, взяв его руки в свои, и начал говорить твердым спокойным голосом:

-Я сейчас уйду, а ты поклянись мне. Богом поклянись, что не станешь заявлять ни в милицию, ни куда-нибудь еще. И вообще забудешь его голос, и как он выглядит. Как они приходили, как звонили и все, что я тебе о них рассказывал. Это моя воля. Я прошу тебя на коленях. Поклянись, что выполнишь.

Влад молчал, не отводя взгляда от горящих Венькиных глаз.

-Если не выполнишь, я тебя не хочу знать, — так же твердо и горько сказал Венька.

-Они же тебя убьют! — вырвалось у Влада.

-Я стану на них работать. Но, если позвонишь или проговоришься — не жить ни тебе, ни мне. А если...— голос Веньки дрогнул, — Ты же веришь в Бога. Мы встретимся с тобой там и ничто, никто не разлучит нас никогда. Бог видит, кем ты был для меня и Его не обманешь...

-Нет... Не говори так! — в ужасе закричал Влад, но Венька продолжал смотреть ему в глаза, крепко держа за руки.

-Клянешься?! Говори — клянешься?!

Глаза его горели огнем, а ладони до боли сжали руки Влада.

-Клянусь... — еле выговорил Влад.

-Спасибо. Я тебе верю, — с облегчением сказал Венька, и стоя на коленях, поклонился Владу, целуя его руки.

Потом он встал, надел куртку, и не оборачиваясь вышел из комнаты. Влад услышал, как захлопнулась дверь, и послышались удаляющиеся вниз шаги. Как в забытьи, подошел он к окну и увидел выходящего из парадной Веньку. Тот подошел к черной машине, распахнулась задняя дверца, он сел, вспыхнули фары, и машина резко рванула с места.

На дрожащих мелкой дрожью ногах Влад подошел к дивану, хранящему Венькин запах, и упал на него, зарываясь лицом в подушки. Он почувствовал, как из его груди поднимается какой-то хрип. Точнее — вой. Слез не было, но он не мог дышать — горло закладывали спазмы...

Теперь Влад знал, как люди воют.

10.

И вот, Влад шел от трамвайной остановки к виднеющейся на набережной Невы коробке интуристовской гостиницы. Из дома летел, как на крыльях, а теперь чувствовал, что решительность исчезает, а шаги невольно делаются все медленнее.

Он заметил его издалека, точнее — догадался, что прохаживающийся под козырьком входа джентльмен в светлом костюме — Андрей. Тот тоже увидел Влада, приветственно махнул рукой над головой и пошел навстречу.

-Ну, здорово, мистер! — легонько стукая его кулаком в плечо, сказал Влад.

Они обнялись. От Андрея пахло тонким дезодорантом, а на губах застыла голливудская улыбка. Влад смотрел на него, узнавал знакомые черты, они почти не изменились с их последней встречи, но видел перед собой совершенно другого человека. Исчезла приземленность, скованность жестов, и совсем другими стали глаза.

Андрей тоже разглядывал Влада.

-Ты изменился, — сказал он наконец.

-Ну, и что же, — пожал плечами Влад, — от нашей жизни не помолодеешь. Ты тоже изменился.

-Помолодел?

-Не знаю... Вообще какой-то другой...

-Поль! — рассмеялся Андрей, вновь обнимая Влада, — Ладно, все, пошли.

-Куда? — не понял Влад.

-В гостиницу, в ресторан, отметим нашу встречу.

-Андрюш, — слегка поморщился Влад, — прости, я не видел тебя больше десяти лет, хочется пообщаться наедине. Сейчас белая ночь, тепло, пойдем, погуляем, а выпить у нас сейчас можно раздобыть в любое время суток, тоже кое-что изменилось. Заодно город тебе покажу. Ты же, наверное, за делами ничего и не видел?

-В Эрмитаже был, в Петропавловской крепости, а так, — развел руками Андрей, — время — деньги.

-Ну, вот! А как мосты разводятся, хоть раз в жизни видел?

-Нет, — покачал головой Андрей и на мгновение задумался, — Хорошо. Подожди, я мигом. ОК?

Отсутствовал он совсем не долго. Влад едва успел выкурить сигарету, как он появился вновь и протянул ему целлофановый пакет, в котором что-то шуршало и булькало.

-Это тебе. Презент небольшой.

-Спасибо, Андрюш,— поблагодарил Влад, — Только, так неожиданно, мне нечем тебя отдарить...

-О чем ты говоришь!

-Нет, правда, а может, поедем ко мне?

-Поль, ты обещал показать город. Я хочу смотреть мосты. Все.

-Спасибо тебе, — растроганно сказал Влад.

Они двинулись по направлению к Большеохтинскому мосту.

-Ну, как ты там? — спросил Влад.

-Нормально. Работаю. Родители здоровы, Лена помнит тебя. Да, наследник у нас!

-Правда? Сколько ему?

-Семь с половиной уже. Такой шустрый.

-Как назвали?

-Элдан.

-Это, в честь кого?— не понял Влад.

Уголки губ Андрея на какой-то миг тронула едва заметная усмешка.

-Да не в честь, — ответил он, — Просто имя красивое, ты согласен?

-Да, красивое. А русским именем назвать не захотели?

-Нет, — ответил Андрей, — Пусть он вырастет стопроцентным американцем.

Некоторое время они шли молча.

-Ну, машина, квартира у вас? — ляпнул Влад невпопад, испытывая неловкость от долгого молчания.

На уголках губ у Андрея опять проскочила та самая едва заметная усмешка.

-Дом. Да, все как у всех. Ты расскажи лучше про себя. Как ты? Ведь, когда мы виделись последний раз, ты только еще поступил в институт.

-Нормально, — пожал плечами Влад, — Институт закончил. Тетка умерла через четыре года, квартиру мне завещала. Живу, работаю в театре звукорежиссером.

Влад отвечал и чувствовал, что фразы вылетают какие-то не его. Что он многое мог бы рассказать и про жизнь, и про работу, но... Что-то не шло. Не выстраивалось. Возник, как говорят в театре, ритмический провис, и в воздухе опять повисла затянувшаяся пауза.

-Интересный мост, — сказал Андрей, — Сплошные заклепки.

-Мост Петра Великого. Самый молодой изо всех на Неве, построенных до революции, и один из самых красивых...

Так Владу неожиданно пришел на помощь город. Вспомнилось их увлечение ранней юности, когда они отправлялись в путешествия по историческим местам, и было захватывающе интересно. Теперь Влад знал, о чем говорить.

Он показал Андрею Смольный, Кикины палаты, Таврический дворец. По Шпалерной, мимо казарм Кавалергардского полка, они вышли на набережную Робеспьера, и едва подошли к Литейному мосту, как прямо на глазах наезженная мостовая с трамвайными рельсами пошла вверх, стрелой упершись в небо.

-Как? — спросил Влад.

-Впечатляет, — улыбнулся Андрей, — Кстати, ты хорошо знаешь город.

-Андрюш, в этом городе можно часами говорить о каждом камне. Я просто называю тебе то, мимо чего нельзя пройти молча, и знаю, кстати, не так уж много. Хотя те, кто прожил здесь всю жизнь, не знают и этого. Они знают, почем картошка на Ладожским рынке, и почем на Звездном. У нас таких девяносто процентов. Это уже ленинградцы.

-Так ты все-таки не жалеешь, что переехал сюда?

-Как тебе сказать? По сути, везде одинаково, но здесь есть, во что уйти. Хотя, жить намного труднее.

-Ну, хоть что-нибудь за это время у вас изменилось?

Влад махнул рукой:

-Правы были твои родители, что ни во что не верили Хотя, возможность что-то изменить в то время, когда ты уезжал, была. Как в Америке бы не стало, но поставить страну на общечеловеческий путь развития было можно, новое поколение сейчас выросло бы уже другим. Но никому это оказалось не нужно. Вывески сменили, прежнюю идеологию отвергли, а на деле — все как было, так и осталось, если не хуже. Бандитизм перестал быть сокрытым. Все имеет реальную цену, кроме одного — человеческой жизни, не говоря уже о достоинстве. Хотя, тебя теперь это не касается. Пошли дальше, все равно на тот берег до утра уже не попадешь.

Они шли по набережной Кутузова. Небо впереди было иссиня-черным, а за спиной, над Охтой, уже озарялось светом нового дня. Здесь стали попадаться гуляющие, в основном приезжие, вышедшие вкусить местной экзотики.

-Какая ограда!— воскликнул Андрей.

-Заметил? Мировой шедевр. Знаменитая Фельтеновская ограда Летнего сада, выкованная русскими мужиками на оружейном заводе в Туле. Правда, дошла до нас в несколько искаженном виде. Эти ворота стояли по осям боковых аллей, а в центре была часовня во благодарение Бога за спасение души императора Александра освободителя, в которого стрелял на этом месте, да не попал, Каракозов. Потом террорист был объявлен героем, а храм уничтожен. Хотя, может, сейчас восстановят...

-Зайдем туда? — предложил Андрей.

-Не получится, — покачал головой Влад, — Его закрывают теперь на ночь, после того, как несколько лет назад, там устроили погром — повалили скульптуры, поломали все, покорежили...

-Кто? — перебил Андрей.

-Благочестивые соотечественники, кто же еще?

-Ну, не все же такие, — возразил Андрей, — Поль, что за пессимизм? Я тебя не узнаю. Вспомни наши дискуссии после спектаклей...

-Не в пессимизме или оптимизме дело. Просто, я научился реально смотреть на вещи. Есть и у нас такие, кто пытается что-то делать, только они, как всегда, в меньшинстве, а насильно никого счастливее сделать нельзя.

Они вышли на Марсово поле.

-Сирень уже отцвела... — с сожалением проговорил Влад, — Ты бы видел, какая тут красота весной!

-Тут и сейчас красиво,— отозвался Андрей.

-Ты не устал?

-Нисколько. Куда дальше?

-Андрюш, а давай наконец-то отметим нашу встречу. Выпьем? — Влад полез рукой в пакет, — У нас тут вроде булькает что-то...

-Это тебе,— запротестовал Андрей,— Ты же говорил, что у вас всегда можно купить. Покажи где, я куплю...

-Андрюш, — протянул Влад, — а я хочу именно это, именно с тобой и именно сейчас. Могу я себе позволить такую роскошь на правах хозяина?

Андрей взглянул Владу в глаза, и он заметил, что они у него, как когда-то, озаряются изнутри теплой улыбкой:

-А ты и впрямь, все такой же...

-Ага. Теперь и я тебя узнал.

Они обнялись за плечи, прошли через Марсово поле и уселись на скамейку на берегу Мойки. Влад рассмотрел, наконец, содержимое пакета: там лежал блок сигарет Мольборо, бутылка шотландского виски, бутылка Хеннесси и ликер Амаретто.

-За встречу! — произнес Влад, откупоривая ликер.

-Из чего будем пить? — поинтересовался Андрей.

-Из горла. По-советски, — ответил Влад, и они оба грустно улыбнулись, — Помнишь?

-Такое не забывается, — ответил Андрей.

-Давай, — протянул Влад бутылку.

Андрей отхлебнул, вернул ее Владу, тот припал к горлышку, и вдыхая миндальный аромат терпкой сладко-дурманящей жидкости, сделал несколько глубоких глотков, чувствуя, как тепло приятно разливается по телу.

-Поль, прости, у нас не принято задавать таких вопросов, но мы с тобой друзья с детства и вообще... Сам знаешь. Можно тебя спросить — как у тебя сложилась жизнь? Я имею в виду личную? Если не хочешь — не отвечай.

-И сложилась, и не сложилась, — с горечью ответил Влад,— Я встретил человека и мы полюбили друг друга. Полюбили по-настоящему, нам хотелось жить друг для друга. Мы оба поняли, точнее, открыли для себя, что значит любить...

Влад коротко рассказал историю с Венькой. Андрей все это время пристально смотрел на него, и в его глазах читалось искреннее сострадание, если не сердечная боль.

-Ты так и не заявил потом? Его не искали?

Влад опустил голову.

-Ты не поверишь, но тогда я был в таком состоянии, что мне было лучше отправиться за ним. Я заявил бы непременно, и это бы произошло. Но... Если бы ты видел его глаза, когда он говорил: "Это моя воля... Поклянись Богом... Если не выполнишь, я тебя не хочу знать..." Я не мог нарушить клятвы. Его последняя воля была, чтобы я жил...

Глаза Влада наполнились слезами.

-Гуль, давай его помянем, — сказал он тихо, — Если бы ты знал, какой чистой души был этот парень. Он прошел через всю грязь, через самое дно и не ожесточился. Он остался самим собой и умел прощать. Его сердце было преисполнено любви к людям, хотя он сам этого не понимал. Я никогда его не забуду...

Влад смахнул слезы, и они молча по очереди отхлебнули из бутылки.

-Он мне часто снится, — продолжал Влад, — И всегда таким, каким я его помню — с добрыми смеющимися глазами. Я уверен, что там ему хорошо...

-Ты молишься за него?

-Постоянно. Хотя, я даже не знаю, крещеный ли он? Да это не важно. Богу нужны от нас только любовь и чистое сердце. А у Веньки это было. И если он был чем грешен, он искупил это своей смертью. Он отдал жизнь за ближнего не на словах, а на деле. Он подарил ее мне, и я в неоплатном долгу перед ним.

Андрей тяжело вздохнул:

-Неужели у вас такой беспредел? Как же можно так жить?

-Ну, а как у вас? — спросил Влад, — Скажи все-таки, как ты там устроился? Кем работаешь, наконец?

-Овладел языком, закончил Калифорнийский университет. А кем работаю? Как тебе объяснить? Я должен уметь и знать все, что касается деятельности фирмы. Непонятно?

-В общих чертах. Скажи честно, тебе хорошо там?

Андрей слегка призадумался:

-Понимаешь, сначала бывает шок. Прости, не обижайся, но ты действительно не можешь представить себе, что так можно жить. Но потом этот шок проходит, быстро привыкаешь. Только попав вновь сюда, я оценил это, поверь. А когда привыкнешь, открывается много того, чего не замечал раньше, в том числе и неприглядного...

-Например?

-Ну, например, общество сильно разделено по уровню достатка...

-Это нормально! — перебил Влад, — Так было всегда и везде. И если все равны перед законом, то это нормально. Ужасно, когда так, как у нас — на простых и особенных...

-Да, это так. Но и у нас все не так радужно. Никто не ограничивает твоей свободы, но и ты не имеешь права делать что-то, затрагивающее права или интересы другого. Ты не имеешь права даже подойти к человеку, ближе, чем на метр. Тебе могут отказать в приеме на работу, если другие сотрудники будут против. Даже в своем доме, если рента, ты не имеешь права поставить машину не там, где тебе укажут. И так во всем. Как видишь, представления о свободе там другие.

-Скажи, ты вернулся бы обратно?

Лицо Андрея стало непроницаемым.

-Никогда, — твердо произнес он.

Они помолчали, потом по очереди отхлебнули из бутылки и закурили.

-А вообще, — сказал Андрей, — говорить можно много, и все без толку. Чтобы что-то понять, надо самому увидеть. По крайней мере, пожить некоторое время. Приезжай, я пришлю тебе вызов.

-Не надо, — поморщился Влад.

-Почему? Увидишь все своими глазами, отдохнешь, в Лос-Анджелес съездим. Мы живем на самом берегу океана...

-Ну не надо, Андрюша, прошу тебя, — с горечью сказал Влад.

-Но — почему? — не понял Андрей.

-Я боюсь, что у меня не хватит мужества вернуться обратно, — тихо признался Влад, — А здесь есть люди, которые пропадут без моей помощи.

-Кто именно?

-Хотя бы, мать...

-Прости, Поль, я забыл. Как она? Сколько ей лет?

-Под восемьдесят. И я чувствую, что совсем скоро она меня позовет. Ей стало очень трудно жить одной, а больше звать некого.

-Но ты говорил, что у вас с ней...

-Андрей, — перебил его Влад, — сейчас это просто старый одинокий больной и беспомощный человек, неужели я ее брошу, или стану в чем-то упрекать?

Андрей внимательно посмотрел на Влада:

-А вы, действительно, родственные души с твоим Венькой. Ты тоже умеешь прощать.

-Перестань, — поморщился Влад.

-Я говорю то, что думаю.

Он пожал ему локоть:

-Давай, за тебя. И чтобы ты оставался таким всю жизнь.

Они опять отхлебнули из бутылки.

-Ну, а потом? — спросил Андрей, — Прости, но жизнь есть жизнь. Потом не хочешь?

-Поживем, увидим, — задумчиво проговорил Влад, -Я здесь всегда был чужой, но и ты не забывай, что тебя воспитали цивилизованным человеком, подготовили, и только поэтому это все сразу стало для тебя "у нас"! А я вырос на коммунальной кухне, мне пришлось доходить до всего самому, и чтобы не стать чужим и там, надо многое в себе преодолеть, даже переломить. Я не оставлю твое предложение без внимания, но это все, что я могу сказать сейчас.

Андрей молча смотрел на кончик зажатой в пальцах Влада сигареты.

А Влад взглянул на него, и вдруг почувствовал сильное раскаяние в своих словах. Он ведь невольно упрекал его. А какое имел он на это право?

-Прости меня, Андрюш, — проговорил Влад, обнимая его и прижимаясь лбом к плечу, — Прости меня, пожалуйста, не обижайся...

-Я не обиделся, Поль, — спокойно ответил он, — Что касается меня — все, что ты сказал, правда...

-Андрюша, выпей, — протянул Влад ему бутылку, -Ну выпей, я прошу тебя, и забудем все!

Андрей отхлебнул, а Влад допил последний глоток, размахнулся, запустил пустую бутылку в реку, и по водной поверхности Мойки побежали круги, разбегающиеся от торчащего из воды горлышка. Как тогда... В Кузьминках.

Мимо Пантелеимоновского храма и Таврического сада они отправились в обратный путь. Уже взошло солнце, и было светло, как днем. Прошли по Неве караваны судов, но крылья Большеохтинского моста оставались еще поднятыми.

Ожидая сведения, на мосту стояла группа туристов. Слышались веселые голоса и английская речь. Заметив подходящих Влада с Андреем, они стали размахивать руками и издавать приветственные возгласы. Андрей ответил — они оказались знакомы. Он подошел к ним, и стоя чуть поодаль, Влад видел, как они о чем-то беседуют, оживленно жестикулируя.

Вот крылья моста тронулись, и несколько человек из группы со смехом полезли на еще не опустившийся до конца пролет... Влад с усмешкой наблюдал, чувствуя себя пожилым рядом с ними. Пожилым не по количеству прожитых лет...

Андрей поджидал на середине:

-Из Чикаго ребята, на одном этаже живем. Тоже всю ночь гуляли, в восторге от Питера. В удивительном городе живешь, Поль!

-Ну, вот, — сказал Влад, — у тебя прямые попутчики до самого номера. Простимся?

-Давай, — протянул Андрей руку, — Рад был тебя увидеть!

-Я тоже, — ответил Влад, — Передавай привет родителям, Лене. Удачи во всем, расти сына, и вообще... Счастливо тебе!

Они крепко обнялись.

-Ай эм глад ту си ю, мистер, — добавил Влад, и не имея богатого словарного запаса, завершил по-русски, — всегда на питерской земле. Телефон мой знаешь...

-Интернет у тебя есть? — спросил Андрей, — Дай мне свой е-мейл.

-Пока нет, но, надеюсь, скоро будет.

-Тогда, вот...

Андрей вынул из кармана блокнот и что-то быстро написал.

-Вот, мой е-мейл, почтовый адрес и телефоны — домашний и мобильный...

Он вырвал листок, и отдавая Владу сказал:

-Поль, ты помнишь, что ты мне сказал, когда мы прощались в Кузьминках? Чтобы, где бы ты не был, где бы я не был, мы всегда помнили друг друга. Я это запомнил и хочу, чтобы так было на самом деле. Поэтому я не прощаюсь с тобой надолго. И помни, никогда не поздно начать жизнь с чистого листа. А чтобы быть счастливым, при любых обстоятельствах, не стать чужим самому себе...

Андрей улыбнулся, махнул на прощанье рукой и побежал догонять своих. Влад видел, как шумной жизнерадостной компанией они сошли с моста и направились к озаренной солнцем белой громаде гостиницы. Ну, а он повернул в прямо противоположную сторону, где за бывшей городской окраиной находился микрорайон со странным названием Веселый поселок. Ежась от холодного утреннего ветра, Влад застегнул до ворота куртку и засунул руки в карманы, а висящий на запястье шуршащий пакет с початым блоком сигарет и бутылками, время от времени больно ударял его по колену.

Прогремел на Охте первый трамвай...

Влад шел по набережной, где когда-то гулял ночью с Венькой, а за его спиной сверкали в лучах солнца золотые маковки куполов Смольного собора.

2012

No Copyright: Александр Соколов , 2013