Лимб. Резонанс

Елена Филон

Серия — "Психопазлы"

"Лимб. Резонанс"

Книга четвёртая

Сюжет самостоятельный, с другими книгами из серии пересекается частично

Аннотация:

"Оказывается, мир мёртвых тоже уязвим. И не знающие покоя в Лимбе души умерших, обречённые на вечное скитание, однажды смогли получить шанс на побег, благодаря множественным разрывам во времени и пространстве.

В тот день, когда это случилось я либо умер вместе со своей семьёй, либо родился заново. Дьявольская сущность, что ворвалась в моё тело, не просто вернула мне способность видеть — она позволила видеть гораздо больше, чем дано любому другому человеку.

Человек ли я теперь?.. Или чудовище, застрявшее между двумя мирами?

На чьей стороне я должен быть: на стороне живых, или тварей, что приходят через червоточины, будто эхо материального уровня, и жрут души людей?..

Я всех их вижу. Каждую тварь. И каждую душу.

Вопрос в том, что увидит во мне Она. Та, кто зовёт меня изо дня в день, будто в предсмертной песне шепча моё имя. Кто она — Иуда, или спаситель, и на какой стороне мы будем, когда наступит Судный день...

Я иду к ней навстречу.

Её зовут Смерть. Она зовёт меня".

"Лимб. Резонанс"

ПРОЛОГ

Сегодня был хороший день. Точнее — его первая половина.

Сегодня со дня моего рождения прошло двенадцать лет. А также прошло ровно четыре года, как я живу в темноте.

Сегодня моя коллекция комиксов пополнилась очередным изданием! "Джокер", твёрдый переплёт и сто сорок четыре страницы с ещё свеженьким запахом краски, словно его только-только с конвейера сняли!

{Надеюсь, у Раф найдётся время, чтобы почитать мне... }

Сегодня мама испекла мой любимый пирог с черничным джемом и позволила слопать добрую половину, заверив, что на вечер у неё уже приготовлено кое-что особенное. Хм. Но что может быть лучше её черничного пирога?..

А ещё сегодня наш с папой старый двухместный велик, отправился на свалку — на заслуженный отдых, а в гараже появился новенький горный тандем от "KHS Bicycles"! Алюминиевый сплав, полу-интегрированная рулевая колонка, евро каретка! Что может быть круче?

Нет сил, как хотелось его опробовать в деле! В общем-то, поездка в горы и стала ещё одним подарком на мой день рождения. Пару месяцев назад отец дал слово, что в честь моего двенадцатилетия обязательно придёт с работы пораньше и мы: только я и он, заберёмся так высоко, как ещё никогда не забирались, и встретим закат на "Красном пике", поедая бутерброды и запивая их шипучей "Колой".

Кто бы мог подумать, что вместе с закатом, отец встретит там и свою смерть?..

— Как это случилось?! КАК?! — охваченная истерикой, кричала мама, нещадно тряся меня за плечи.

Никогда не думал, что моя добрая, заботливая мать, чья профессия помогает людям справляться со стрессом и депрессиями, способна звучать настолько жутко. Её голос казался воплем инопланетного чудовища, попавшего под лазерный обстрел.

— КАК?! ТЫ БЫЛ С НИМ! КАК? КАК ЭТО СЛУЧИИИЛОООООСЬ?!! БОЖЕЕЕЕ...

Шипели рации. Шептались соседи. Полицейские со своим бесконечным "Мэм, вам нужно успокоиться", только подливали масла в огонь, потому что мама начинала звучать ещё громче, ещё разъярённее.

Маму не интересовало, как я спустился с горы и как один добрался до дома. Маму не интересовало, почему на мне нет ни единой ссадины. Мама не хотела слушать, слышать и успокаиваться. Мою маму съедала боль. Мой страх ей был не интересен.

А мне было страшно. Страшно, как никогда в жизни ещё не было.

Я пытался заплакать, где-то слышав, что слёзы способны приносить облегчение, но не выходило. Лицо, уверен, раскраснелось от тщетных попыток, а глаза, казалось, лопнут от напряжения, как переспелые помидоры, но не проронят ни единой слезинки.

— Мама... — тихонько, судорожно обронил я, но мама не услышала — она заходилась в истерике, упав на подстриженный вчера отцом газон, спрятала лицо в ладонях и, тряся плечами, надрывно рыдала:

— Боже... за что?... За что ты так с нами?.. Почему забрал его? Я не смогу без него... не смогу... ПОЧЕМУУУУ?..

Тогда я не чувствовал её боли. Не мог разделить её, не мог понять. Тогда мне было просто страшно. Так безумно страшно, что я не заметил, как одна из штанин внезапно стала мокрой и тёплой...

Осознание смерти отца пришло ко мне позже. Гораздо позже.

Маму куда-то увели. А меня забрал старший брат, заверивший, что эту ночь мне лучше провести в его доме — рядом с ним и его женой Раф; свадьбу они сыграли всего месяц назад и сейчас планировали свадебное путешествие, но... Скорее всего его придётся отложить. Или отменить.

— Боже... — Раф бросилась к нам с Эваном, едва мы переступили порог, сгребла меня в охапку и крепко обняла. — Мне так жаль... Так жаль, Аспен. Прости...

Не знаю, зачем Раф просила прощения... скорее просто потому, что ей нечего было больше сказать, да это было и не важно. Дрожа с ног до головы, от непонимания и ужаса, я принимал тепло и поддержку, которую не получил от матери. Крепко обнимал Раф за шею и вдыхал хорошо знакомый мне цветочно-цитрусовый аромат, по которому всегда узнаю её; он успокаивает. Вьющиеся волосы щекотали щёку, когда жена моего брата, старясь не выдавать слёзы, едва уловимо вздрагивала, прижимая меня к себе всё крепче. Теперь {мне} хотелось утешить её... Раф для меня всё равно, что сестра — они с Эваном знакомы с детства. Сперва это была дружба, затем переросла в любовь, а в итоге — в семью. Раф была рядом со мной с пелёнок, заботилась обо мне, помогала. Всегда. А теперь ей больно по моей вине. Всем моим родным больно по моей вине. Это я не уберёг папу. Это я настоял на этом чёртовом походе в гору.

— Я разберусь с полицией и попытаюсь успокоить маму, — где-то на заднем фоне туманной дымкой пролетел сломленный голос Эвана. — Присмотри за ним, Раф. — И с тонким звоном колокольчиков хлопнула входная дверь.

Раф заварила мне чай с жасмином, усадила на диван в гостиной и вручила кружку в руки.

— Аспен я... я не буду тебя ни о чём спрашивать, просто выпей чай, хорошо? Тебе нужно согреться. И успокоиться.

— Всё нормально. Я спокоен, — сказал кто-то сбоку, тихим, сухим голосом. Оказалось, это был я.

— Нет, Аспен. Тебя трясёт. Ничего не хорошо. Просто сделай, как я прошу, ладно? — Раф набросила мне на спину ещё один плед, подтолкнула кружку ко рту и попыталась ободрительно улыбнуться.

Один глоток. Ещё один. Чай показался безвкусной, горячей водой.

— Когда меня заберёт полиция? — спросил я Раф, рассматривая чудаковатую картину на стене у окна: заходящее солнце убегало за горизонт, бросая сумеречный свет на спокойную гладь обрамлённого хвойным лесом озера. А лучи, плескающиеся в зеркальной глади, вопреки всем законам природы, закручивались толстой многослойной спиралью.

Интересная картина.

— Аспен? — вернула к себе моё внимание Раф. — Полиция? Ты говоришь о...

— О допросе. Меня ведь будут допрашивать? — Чувствовал, как по щекам сбегают горячие капельки влаги, но ни лицом, ни телом, не выдавал ни одной эмоции, что тугим капканом захлопнулись на сердце. Оказывается, это враньё — слёзы вовсе не приносят облегчения.

— Ты... не беспокойся об этом, хорошо? — Раф мягко потрепала меня за плечо и поспешила вновь сцепить в замок свои трясущиеся руки.

Я беспокоился не из-за того, что мне придётся объясняться перед полицией, я боялся того, что мне нечего будет им сказать... Потому что скажи я им правду, мне всё равно не поверят.

— Ох, Аспен, — судорожно выдохнула Раф. — Твой брат со всем разберётся. Знаю, это непросто, но допей чай и постарайся немного отдохнуть хорошо? Я всё время буду с тобой. Обещаю.

Мне не нравится этот чай — он в самом деле безвкусный. Делаю ещё глоток и опускаю кружку на кофейный столик.

— Посиди здесь. Я... я принесу тебе что-нибудь... поесть. Э-э... — Раф поднялась с дивана. — Д-да... Тебе надо что-то поесть... Я... Сейчас, минуту.

— Не надо, — прошу. — Раф, я... Пока нет никого я хочу тебе кое-что рассказать. Только тебе. Можно?

Раф неотрывно смотрит на меня, хмурится, выдерживая паузу, видимо взвешивая все За и Против, затем тяжело вздыхает, опускается обратно на диван и слабо качает головой:

— Аспен, я не думаю, что...

— Ты единственная, кому я могу это рассказать. Больше мне никто не поверит.

Раф не отвечает. Бросает пустой взгляд на мой недопитый чай, и я вижу, как по её щекам сбегают кривые дорожки слёз.

Красивая. Раф такая красивая.

— Аспен, я всё же думаю, что лучше будет подождать твоего брата и тогда мы все вместе...

— Я вижу тебя, Раф, — перебиваю, и её взгляд тут же приковывается к моему лицу. Глаза выдают смятение, удивление, недоверие... слишком много чувств. — Ты стала ещё красивее, чем была. Эвану повезло.

Не отвечает. Тень всё больше падает на её лицо, в глазах появляются нотки тревоги, а рот едва медленно приоткрывается.

— Я тебя вижу, — пытаюсь говорить увереннее, но голос дрожит и повышается, будто вот-вот сорвётся на истеричный визг. — Ты должна мне поверить. Должна!

— Но... но это невозможно, Аспен, — голос Раф звучит ничуть не лучше. Я напугал её. — Врачи сказали...

— Я знаю, что сказали врачи, но я вижу, Раф! Это правда! И мне страшно... Мне очень страшно... Мне так страшно, Раф!

Подаюсь к ней, надеясь упасть в объятия, но Раф вдруг подскакивает на ноги, отходя в сторону, недолго думая, хватает мой недопитый чай и мигом осушает, со звоном возвращая кружку на место.

— Так. Ладно. Всё хорошо. Хорошо, — несколько раз глубоко вздыхает и выдыхает, поднимая и опуская ладони. — Когда это случилось? Скажи мне, — приседает передо мной, крепко сжимает мои ледяные ладони в своих, и внимательно заглядывает в глаза, словно пытаясь найти в них отличия между тем, какими они были ещё сегодня утром, и тем, какими стали теперь.

— Как? — дрожащим шёпотом. — Аспен, как? Ты... ты, правда...

— Да. Я не вру.

— Боже... — сжимает мои ладони сильнее. — Боже, но как?.. Опиши. Как... как это? Как ты всё видишь?

Сглатываю и несколько раз дёргаю плечами, обводя комнату взглядом:

— Всё чёрно-белое... Но белый — не белый, он... грязный какой-то. Серый, наверное. И... и ты, и всё вокруг будто... будто рисунок...

— Рисунок?

— Будто комикс, — нахожу подходящее определение и сам ему удивляюсь! — Ты... ты словно... комикс, Раф.

Раф неуверенно кивает головой.

— Всё вокруг такое. Словно... чёрно-белый комикс. Я не знаю, как ещё это объяснить... Ты веришь мне?

— Аспен, это... — Ей трудно говорить. — Всё это... для одного дня...

— Это не всё, что я вижу.

Раф замолкает, её лицо напрягается всё больше, вижу по тоненьким морщинкам на высоком лбу, которые становятся глубже, словно кто-то обводит их чёрным маркером.

А я собираюсь с духом, чтобы продолжить, потому что... потому что я уже не малыш, чтобы не понимать — скажи я об этом кому другому, меня сочтут за психа и будут долго, безуспешно лечить.

— Здесь, — осторожно, так чтобы не напугать Раф окончательно, опускаю ладонь чуть ниже основания её шеи.

Раф вздрагивает, но не отстраняется:

— Что — здесь, Аспен?

— Здесь другой цвет. Здесь... светится. Жёлтым. У тебя в груди... что-то светится жёлтым. Даже... скорее, золотым. И... — Не дожидаясь реакции Раф на услышанное, поднимаю глаза чуть выше её головы и смотрю на то, что стоит позади неё. — И ещё, Раф... за твоей спиной... что-то стоит.

Раф так круто оборачивается, что кажется, я слышал, как хрустнули её шейные позвонки. Вдруг отбрасывает от себя мою руку, буквально задыхаясь от переполняющих её эмоций, с ногами заползает на диван, прижимает колени к груди и что есть силы вжимается в мягкую спинку.

— Сумасшествие... Безумие... — похлопывает себя по щекам. — Приди в себя, Раф. Ну, же! Приди в себя! Чёр-р-рт!

— Раф...

— Нет там ничего! И быть не может! — вскрикивает звонко, и сразу же себя ругать начинает. — Боже... Прости, Аспен... Прости... Я не должна... Просто... Это всё... — бормочет, глотая слёзы. Не верит мне. — Прости, но для одного вечера, это слишком. Прости, я просто не могу... не могу, Аспен! Всё это... Я любила твоего отца, как своего, ты знаешь! А теперь, после того, как он... после того, как всё это... Ты... Ты говоришь, что видишь... Какое-то сияние у меня в груди... Аспен...

Но я больше не слушаю. Раф сорвалась, не выдержала. Я понимаю. И я не хотел причинить ей боль, не хотел пугать её, расстраивать, но, мне, правда, больше не к кому пойти, больше некому рассказать! Мне никто не поверит... если даже Раф не поверила!

Она не верит... что рядом с ней... стоит {ЭТО}.

"Его нет. Его нет... Нет! — закрыв глаза, трясу головой. — Сейчас я сосчитаю до трёх, и оно исчезнет"!

Один.

— Аспен...

Два.

— ...я напугала тебя...

Три.

— ... прости.

Оно всё ещё здесь.

Что это за существо?!..

Такого не бывает! Призраков не существует! Будто плотное скопление грязно-серого тумана, повторяющего контуры тела Раф стоит за её спиной и едва заметно рябит, словно изображение какого-нибудь старого, некачественного фильма на экране лампового телевизора. Не двигается, просто стоит, время от времени "морося".

Кто ты?

Что ты?

Снова?..

Такого же призрака я видел перед тем, как мой отец...

О, нет...

— Раф, нам надо уходить! — от ужаса у меня сводит челюсти, и волосы на шее встают дыбом.

Пожалуйста, только не это...

— Раф, надо уходить!!! — кричу с отчаянием, пытаюсь ухватить её за руку и поднять с дивана, но та сопротивляется, рыдает, и пытается притянуть меня к себе, обнять, успокоить. В её глазах: я — сошедший с ума ребёнок! Двинувшийся сразу после смерти отца.

— Никто не спросил меня, как я понял, что папа упал с обрыва! Почему?! — завопил, не оставляя попыток достучаться до здравомыслия Раф, убедить её, что я не выдумываю! — Почему я сам не упал следом, ведь такой исход был более вероятен, чем тот, что слепой мальчишка сумеет добраться до дома в одиночку?! Почему это не кажется странным?!... Потому что я вижу, Раф... и это... существо, что стоит позади тебя, я тоже вижу! Оно там! Прямо за твоей спиной!

И существо будто услышало меня... Одним резким, почти неуловимым взору движением, приблизилось к Раф, разведя призрачные руки в стороны... Кудрявые локоны, будто гнездо змей из густого тумана сотканные, вихрем разлетелись в стороны, а мне в лицо ударил горячий, сухой воздух.

— Что это?! — испуганно закричала Раф, вскакивая с дивана, схватила меня в охапку и бросилась в сторону кухни. — Аспен, что происходит?! — завращалась на месте, то ли в поисках источника странного ветра, то ли в поисках телефона, о котором в панике бормотала себе под нос. — Да что это такое? Что за чертовщина?!

Попятился к стене — ноги сами повели меня подальше от Раф, словно инстинкт самосохранения сработал в то время, когда я о себе даже и не думал. Вжался лопатками в дверь кухонного шкафчика и без чувств наблюдал, как безобразное призрачное существо, восседая у Раф на плечах, обхватывает её удлиняющимися конечностями, обвивает, как паук ловко превращает в кокон муху, попавшую в липкую паутину.

— РААААФ! — отчаянный, полный дикого ужаса, вопль вырвался у меня из груди, разорвав пространство. И всё вокруг поплыло, затрещало, завращалось. По кухонным обоям побежали длинные тени, будто кто-то одной силой мысли раскручивал призрачную карусель. Столовые приборы позвякивали в ящиках, посуда, оставленная на столе, подпрыгивала и падала на пол, разбиваясь на осколки. Сущий кошмар разворачивался вокруг.

— Аспен?! — Раф рванула ко мне, схватила за руку и поволокла обратно в гостиную, огибая диван, двигаясь в направлении двери. Во второй руке она сжимала телефон и прикладывала его к уху. — Ну же! Ну же, Эван, возьми трубку, чёрт тебя побери! — Бросила взгляд на меня и добавила: — Всё будет хорошо, малыш. Обещаю.

Нет. Не будет. Ничего уже не будет хорошо.

Пронзительный, психопатический смех сокрушил голову, и я упал на колени. Зажал уши руками, чувствуя стекающую по коже горячую липкую жидкость. Что есть мочи зажмурил глаза — по инерции, борясь с болью и агонией, разливающейся по телу...

Как же больно... словно внутренности кислота сжигает... КАК ЖЕ БОЛЬНО!

— АСПЕН!!!

— УХОДИ ОТСЮДА!!! — закричал, с трудом разжав зубы, приоткрыл глаза, в тот момент, когда Раф ухватив меня за руки, пыталась поднять с пола.

— Вставай! Аспен, ВСТАВАЙ! НУ ЖЕ! — Какая-то невиданная, безликая сила подхватила жену моего брата в следующую секунду, и с глухим звуком ударила о стену. Там Раф и осталась — прижатая к стене, связанная невидимыми путами, без сознания, с закрытыми глазами, свешенной на плечо головой и чёрной струйкой стекающей из уголка рта.

— Раф, — позорно рыдая, как малолетняя школьница, поднялся с пола и на ватных ногах потянулся к ней. Новый поток горячего ветра ударил в лицо, затем в спину, закружил на месте, как волчок, не подпуская к ней, к моей горячо любимой Раф. Ударил животом о пол и невидимым кулаком вжался в спину — пригвоздил.

Вспышка ослепительного света ударила по глазам и вынудила зажмуриться. Я рыдал, я бился в истерике, я умолял сам не зная кого, чтобы Раф не причиняли вреда, но... Заставив себя, через боль и ослепление, приоткрыть глаза, в которых до этого дня жила одна темнота, увидел две нарисовавшиеся в стене по обе стороны от Раф высокие безобразные тени ... они поглощали её сияние, всасывали его своими огромными острозубыми ртами...

"Они убивают её", — осознание происходящего лихорадочной мыслью вспыхнуло в голове.

"НЕЕЕЕТ, — прокатилось в ответ глумливым, демоническим смехом. — ОНИ ЖРУТ ЕЁ ДУШУ!!!".

Попытался дёрнуться — бесполезно. Что-то с силой вжимает меня в пол.

— РАААФ! — раздался сбоку крик моего брата, а следом пронзительный вопль матери, и я замер от новой порции сковавшего меня лютого ужаса.

Нет.

Нет-нет-нет!

— Ухо... дите... — последнее, что сорвалось с моих губ, а затем в глазах поплыло, голова ударилась о твёрдый пол и холодная тьма поглотила сознание.

Очнулся я спустя двое суток. В больнице.

На следующий день полицейские сообщили, что вся моя семья была найдена мёртвой, а мне чудом повезло выжить. В день собственного рождения. Когда смерть забрала у меня всех, кто был мне дорог. Всех, кого я любил.