|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
15 июня 1898 года. Ксения Т.
— Да что ты за человек-то такой, Ксения Александровна! — голосила Людмила, когда ранним и неприлично свежим утречком мы покрывались росой на михайловском вокзале.
Замешкались при выходе из поезда и прощелкали клювами место в почтовой карете, а после отъезда паровоза дальше, в солнечный Батум, и отправления почтовых дилижансов, мы замерли тройной скорбящей скульптурной группой.
Пришлось спасать ситуацию и обращаться к местным жителям — знание русского у которых обычно в районе 68%, но на сей раз мой собеседник попал в тридцать два.
— Аббас-Туман. — несколько раз повторила я, стараясь не поворачиваться лицом к моей спутнице, которая уже издавала звуки захлебывающегося насмерть человека. — Вот, сестра болеет, везу лечить.
Природа не меняется, поэтому описывать ее не имеет смысла — это безумные совершенно горы, вечные, как небо, сливающиеся с ними каменные постройки, которые я далеко не сразу идентифицировала как жилье, извилистые тропки... На туристических сайтах вашей эпохи этно-экскурсии так и представлены.
Только вот от обители хворого Цесаревича я ожидала несколько иного. Не то чтобы рассчитывала на суперкурорт вроде Монте-Карло, но без казино, то все же...
Когда царственные родители обдумывали, куда бы пристроить малыша, и ни один не решался произнести "до конца дней", то крохотная деревенька Аббас-Туман оказалась неплохим решением. Вон и обсерватория тут потрясающая, едва ли не лучшая в стране, так что какой-никакой пищей для ума узник-пациент обладал. А что до прочего...
Как только знать прослышала о светлейших планах, самые родовитые и амбициозные наперегонки бросились скупать себе земли под дачи, дабы неформально. Накоротке пересекаться с Великими и так сказать, "засвидетельствовать". Стремление вполне себе понятное, случись Президенту на окраине Вашего городка прикупить себе дачку для личных негосударственных нужд — в четыре слоя соседи выстроятся.
Все это я и так просчитала дома еще, но к итогу оказалась совершенно не готова: в узком извилистом ущелье вместо главного проспекта извивалась узенькая, метров пяти-шести в ширину, но непривычно своенравная (после величавой Волги и утонченной Невы) речушка Оцхе, или, как ее зовут курортники, Абастуманка. Вот реально — пульс деревушки. Серовато-зеленый, бурлящий, пенистый... И по краям, словно выстроившись цепочкой вдоль пугающе-высоких склонов ущелья в ряд шли усадьбы с огромными террасами и покатыми крышами. Почти сплошь дерево. Год еще остался этим резиденциям наперебой блистать балами, вечеринками и прочими отблесками столичной жизни, а после запустение спустится с вершин, и лишь неизбывно вкусный воздух останется как напоминание о несделанных вздохах. Что ж, Георгий Алексеевич, мы к Вам!
19 июня 1898 года. Ксения Т.
Четыре дня спустя я встречала утро в крайне недружелюбном настроении. Человек-вобла снабдил меня рекомендательными письмами к местной знати, но толку с того было чуть: мы сбивали модные парусиновые туфельки в визитах, причем часть дам точно знакомились со мной на коронации, но вот это высокомерие при упоминании о моем браке... Убила бы каждую. Вот за этот холодок, чуть прищуренный взгляд, лакированную полуусмешку. Естественно, коли из грязи в графини, то потом никак не ниже люди метят, или уж за совсем умопомрачительное состояние, но так, чтоб о подобном снисхождении упоминать, закатывая глазки к бесценной диадеме в безукоризненно уложенных волосах, а я со своим жандармом в этих милых гостиных смотрюсь как с раздавленным тараканом. И еще смею выглядеть удовлетворенной сложившейся ситуацией. Но все вежливы, рекомендуют схемы прогулок и процедур, особливо пользительных для нашей le système nerveux. Что характерно, ни одна сука на вечеринку не пригласила, а ведь так-то караваном ходят друг по дружке. Вскорости ожидают приезда княгини Ксении и ее Сандро с детьми, и тогда к нашей жертве точно будет не протолкнуться, но не брать же его обитель приступом?
Нельзя сказать, что эта идея была совсем уж нереальной — потемкинская деревенька для Великого Князя со строго отобранным поголовьем жителей свою развлекательную функцию выполняла, и если не знать, чем все закончится, можно поверить во всеобщую страсть к курортному житью... Я лишь издалека порой наблюдала как от царственного домика отъезжают группы всадников, или очередные экипажи с наряженными, словно майские цветники дамами. Все стараются, как могут. Хотя некоторая выхолощенность ощущается — противоестественен порядок, подозрительно всеобщее благоденствие — ведь тут даже крестьяне и прислуга — словно с полотна модного художника. Причем не предвижника, что немаловажно. Ни одного оборванца, сиротинки-беспризорника, банальной гулящей дамы не встретилось... Не то чтобы я тоскую о злачных трущобах Большого Города, но нельзя же так... Это ж как запереться в гламурном коттеджном поселке и верить, что лакированная действительность проникнет и за стены домов, превратив судьбы их жильцов в прекрасную нескончаемую сказку. Мнится мне, покуда ни один подобный эксперимент не удавался ни в одной стране мира. Я, конечно, о своем объекте знаю преступно мало, но по всем упоминаниям в истории, дураком покойник не был, и скорее всего понимал, что живет по уши в маскараде.
— Устя! — возопила я, устав любоваться туманами. Красиво тут, неимоверно красиво, но тошно уже от бестолкового времяпрепровождения.
— Да, Ваше Сиятельство. — вот кому воздух идет на пользу, или просто возраст ещё сказывается, или нет в ее жизни узурпатора, но безмятежность украшает, да еще как.
— Где Люся? — от тяжких размышлений, пусть и не переживаний, разболелась голова.
— Людмила Михайловна еще на рассвете изволили отправиться на прогулку. С ковриком. — отбарабанила моя девочка.
С ковриком, значит. Йогой займется на обозрение широкой общественности. Отдых по моему сценарию сестру совершенно не воодушевил, по Хакасу она откровенно тосковала, да и спала тревожно, потому и решила вспомнить старые навыки борьбы со стрессами. На второе же утро сбежала первый раз, и покуда не попадалась на глаза блюстителям нравственности, хотя на курортах и не таких чудаков видели.
Отправившись приблизительно по маршруту сестры, я обнаружила ее минут через пятнадцать — при бодром шаге это довольно-таки далеко от обитаемого оазиса. Хорошо, что в нормальных туристических ботинках, а не как местные страдалицы в тоненьких туфельках обливаю слезами каждый камушек.
Люська, надышавшись целительного воздуха, окончательно потеряла берега и стыд, посему переоделась в нечто отдаленно напоминающее дзюдоги и теперь не очень грациозно экспериментировала со сложными асанами. Конкретно это насилие над собой называлось Карнапидачто-то. Это когда голова между коленей, попа наверху, а руки и ноги образуют постамент всей инсталляции. Ну для меня-то почти все сложно — что требовало соблюдать график занятий и кое-какую дисциплину, а вот сестрица втянулась давно, еще не понимая, как это поможет ей в дальнейшем. Не уйди она глубоко в себя в сложный период, кто знает, довелось ли бы нам встретиться.
— Эй, радость моя, собирайся и пошли домой. — я нервно оглядывалась, боясь попасться на глаза хоть кому-то: в столь экстравагантном костюме нас могли и попросить с курорта в кратчайшие сроки.
— Не хочу. — процедил сердитый голос чуть выше уровня земли.
— Тут опасно, горы. Во-первых, нечего напоказ себя выставлять, во-вторых навернешься, не ровен час. — продолжала я распекать ее тоном матери-настоятельницы строгой католической обители.
— Отвали, а? — с тихой надеждой попросила жертва здорового образа жизни.
— Повежливее уже никак? — что-то сарказм из меня прямо сочится.
— Ты. Мне. Солнце. Загораживаешь. — Люська неуловимым кошачьим движением переместилась в новую позицию и теперь зависла над грунтом, опираясь лишь на ладони. — И во время занятий надо быть умиротворенной, а ты этому не способствуешь.
— Я не способствую? — только было лавина праведного возмущения готова была дать фору нашей речке, как где-то чуть повыше на сколе послышался шорох и сдержанные ругательства.
Мы уставились на нарушителя тишины. Я-то молча, покрываясь липким потом и прикидывая стратегию нападения (как-то сразу вспомнилось, что местность тут дикая, нравы у местных попроще, и жалкий пистолетик супротив ружья не игрок), а вот спутница моя словно бы и не удивлялась.
— А я предупреждала Вас, молодой человек, что неподготовленному человеку это повторять не следует. — ехидно отозвалась моя рыжая проблема.
— Молодой человек так и понял. — из-за каменной груды показался офицер лет тридцати-тридцати пяти с аккуратными усиками и испачканным мундиром, который он тщетно приводил в порядок.
— О, так тут уже паломничество открыли? — Люся соизволила принять вертикальное положение и теперь оттряхивала ладони, щеголяя перед незнакомцем обнаженными голенями. — Как-то нехорошо подглядывать за незнакомыми барышнями.
Тот с озорной усмешкой довольно-таки грациозно преодолел разделявшие нас метров десять, на ходу поправляя фуражку и вскоре уже сдержанно поклонился обеим. А вот с этого ракурса он мне понравился еще меньше. Жилистый, высокий, пусть и пониже Хакаса, тонкогубый. Язва еще та, по-моему. Его лицо чуть отвернулось, ровно в три четверти, как ему особенно шло, и я помертвела. Вот как это все могло случиться? Я еще успела сделать реверанс, глубокий, как и положено перед особами его происхождения, а вот Люсинда светскую хронику пролистывала что в свое время, что тут.
— Скажите спасибо, что шею не свернули! — отчитывала моя сестра Его Императорское Высочество наследника Цесаревича и Великого Князя Георгия Александровича.
А тот только смеялся в ответ. Задание сушеной воблы я только что пустила с этого самого склона.
Редко я закрывала лицо ладонями — все же это вопиющее нарушение правил хорошего тона, но сегодня как раз тот самый день. Цесаревич же, поняв суть происходящего, гневом праведным не воспылал, а напротив, включился в диалог с сестрой.
— Вы слишком добры, сударыня. — протянул он ладонь, на которую Люська уставилась с некоторым недоумением.
Конечно, Федя, с которым она чаще всего общается, такими трюками не злоупотребляет в близком кругу. Да и одно дело — соблюдать эти киношные приемы в чопорном Петербурге, затянутой в доспехи корсета, и несколько иначе — полуголой бродяжкой тут. Георгий Александрович тоже несколько озадачился запыленной ладошке, которая вежливо пожала его царственную перчатку.
Сгорел сарай, гори и хата. Где-то в правильной Вселенной нам полагалось "выстроится в вырезных платьях в порядке, сообразном мужниным чинам" и кротко ждать оглашения гофмейстриной краденых фамилий. Мне-то в любом случае благодаря статусу Тюхтяева полагалось посетить двор, но до начала сезона не успели, а потом я уже рожу, и тоже некоторое время проведу вне светского гадюшника. Люське же этакая честь выпадет только когда Хакас до генерала дослужится. Может тогда она и сподобится хотя бы притворяться благовоспитанной.
— Сожалею, что мы не были представлены друг другу. — немного сбился со стандартного сценария Великий Князь.
Действительно, теперь мы совершенно сползаем в пропасть аморальности. Хотя от меня граф Шпренгтпортен именно того и ждал.
Их Светлейшее Императорское Величество Николай Александрович далеко не сразу стал счастливым мужем. И сейчас я вовсе не собираюсь в тысячный раз доставать из театрального чулана призрак Матильды Феликсовны. Все же нужно смотреть на вещи реалистично — романы с актерками — это почти как физическое упражнение для лиц его круга. Да и не только его — надо бы и мужа поспрашивать попристальнее о бедовой молодости. Это ж хоронили дам публичных профессий за церковной оградой, если настоятель строг, а вот укладывать живых в горизонталь грехом особым не почитал никто.
В главной семье страны все было куда увлекательнее. Чистое и светлое чувство к юной, но хворой Аликс пестовалось втайне от родни. А вот те, напротив, имели множество планов на столь примечательного исторического персонажа. Родители уповали на Елену Орлеанскую, которая могла определенным образом увязать отечественный престол и гипотетический французский. На что рассчитывали — неясно: роялисты в стране высокой кухни, живописи и моды вес имели настолько чахлый, что перспектив и у родителя прекрасной Елены, графа Луи-Филлипа Парижского, и у нее самой не просматривалось. Тем более, что сам наследник Луи-Филлипа Орлеанского окончил свои дни осенью девяносто четвертого. Трудный оказался год для благороднорожденных. Учитывая, что современное правительство не так чтобы уж совсем толерантно относится к щупальцам королевских побегов, задумка обожаемого мной Александра Александровича кажется не самой успешной.
Кроме того, неиллюзорный шанс стать русской царицей имела прусская принцесса Маргарита — сестра кайзера, кузина Аликс и будущего британского монарха, вообще особа крайне деятельная и незабываемая для всех очевидцев. Конечно, то, что она страшнее смерти, было явным преувеличением, но уши, превалировавшие над прочими частями тела, да и пугающая асимметрия глаз несколько остужали любые порывы. Да и Ники уже не первый год состоял в романтической переписке с объектом своих грез, так что шансов было мало.
Ныне обе дамы счастливо пребывают в браках, а вот продвигавшие эти гениальные альянсы люди. напротив, не дремлют. Наш внутренний враг неким полумистическим образом вцепился в концепцию построения особой венценосной конструкции, и как-то сплел на диво лютую интригу, окучивая младшую дочь Луи-Филлипа Парижского Изабеллу Марию Лауру Мерседес Фердинанду. На мой взгляд, раз уж приспичило так чудить, то мог бы и Феодору Саксен-Мейнингенскую, племянницу Маргаритину, сватать — та и помоложе на год, и легкомысленнее. Но опять же, при всех раскладах, Георгию Александровичу обе не очень актуальны. Только граф Ш. препятствий не замечает никогда. Иногда я начинаю думать, что этой семейке я каким-то боком родня, ибо дурь у нас всех клокочет приблизительно одинаково. Ну результат отличается. Зато накал страстей...
Так вот, наш герой исхитрился закрутить головокружительный роман с красивой, но горделивой дамой, которая в невестки не годилась ни Николаю, ни Её Величеству, зато вполне таки устраивала местную царственную родню, и оттого аморальная авантюристка с сомнительным прошлым и туманным будущим должна была хоть чучелом хоть тушкой, но скомпрометировать Князя, да и сгинуть бесславно. И тут у всех задействованных сторон начинался конфликт интересов: царственные родственники ограничиваются плановым утешением болящего, граф Шпренгтпортен планирует женить наследника на своей протеже, как я догадываюсь, а вот новоявленная статская советница планирует вытрясти побольше плюшек на собственный поднос. Но не так все должно было происходить, не так.
Тем временем Люська усугубляла наши проблемы куда сильнее, хотя вроде бы дна мы достигли еще четверть часа назад.
— Головой не сильно ударились? — она бесцеремонно разглядывала зрачки потенциального Императора, и на автомате проверяла его пульс, чем окончательно сбила настройки светской беседы.
— Людмила Михайловна как раз завершает академический курс медицины. — выдавила из себя я, сглотнула огромный ком в горле и завершила таки фразу. — Ваше Императорское Высочество.
В этот момент Люська как раз приподнялась на цыпочках к самому лицу царственного больного и ощупывала его темечко, потому отреагировала не сразу. Зато, как говорится, на все деньги.
— Кто? — тихо переспросила она, практически упершись носом в его усы.
Улыбка сравнялась с Чеширским котом.
— Ой. — Сестра отступила на шаг, кривовато нахлобучив фуражку на голову Князя, потом поправила ее, и отошла еще чуток подальше. А что, поздно уже. — Всюду один обман и Вы в жизни куда симпатичнее, чем на фотографиях.
Это она шибко удивилась, раз несет сейчас всякую чушь, вообще не вдумываясь, и один Господь ведает, что сможет выложить. Способности ее в таком деле безграничны.
— Такого мне еще не говорили. Особенно столь очаровательные девушки. — да уж, таких он точно больше не найдет.
Цесаревич вернулся к привычной ему игриво-ироничной манере куда быстрее нас-куриц, да и что ему стеснятся-то... Я же сломанной логарифмической машиной отщелкивала варианты дальнейшего поведения, и что-то ни один не давал намеков даже на то, что все смогут стереть из памяти столь нелепое знакомство.
— Поскольку правила хорошего тона мы напрочь нарушили, то терять уже нечего. — внезапно нашлась Люська, хотя я бы сейчас половину состояния отдала за кляп в ее хорошеньком ротике. — Я Люся, то есть Людмила Шестакова, а это моя сестра, графиня Ксения Александровна Татищева, ой, теперь же Тюхтяева.
Вот что в этой рыжей голове окончательно перемкнуло-то?
— Она только недавно вышла замуж, и я еще не привыкла. — цесаревич послушно уставился на коварную соблазнительницу, на сей раз покрывшуюся красными пятнами паники и стыда. — Возможно, Вы слышали о внезапно воскресшем статском советнике Тюхтяеве, про которого ходили слухи, что погиб при взрыве? Нет? Очень занимательная история, так это ее супруг.
Вряд ли при Дворе частенько заключались браки с покойниками, так что в глазах Цесаревича загорелся исследовательский интерес. Жена Лазаря — это вам не очередная светская выскочка. Конечно, знай ты про нас еще кое-что, могли бы составить уверенную конкуренцию всем тем видным ученым, которых сюда на лектории выписывают.
Я натянула кривенькую улыбку и задумалась о насущных вопросах. Интересно, как бы попросить Великого Князя напрочь забыть это утро? Или разумнее намекнуть, что компаньонка моя умом тронулась от восторга. Куда как более соблазнительная версия. И как это у нас до сих пор дело без охраны обошлось, все же вопиюще беспечны тут люди. Понятно, что казачьи отряды сторожат периметр, а чужих заворачивают еще на этапе заселения в гостиницы, но подобный бардак со вторым лицом Империи? Чудо, что еще толпы очевидцев нет, но этот человек даже умереть исхитрился в одиночестве, так что будем надеяться...
Еще раз окинула взором потенциального Императора. Не в пример брату хрупок, истощен до крайности, но куда как более резковат в движениях,
Чем я думала, когда на это подписывалась?
Тем временем Люська полностью завладела вниманием императорского отпрыска, которого, похоже, так лихо еще в оборот не брали.
— Людмила Александровна... — начал было он попытки структурировать словесный шквал, но опыта подобного моему не имел.
— Видите ли, так получилось, что мама родила меня от любимого человека, и потому теперь мне приходится служить компаньонкой, чтобы только пообщаться с любимой сестрой. — она трагически всхлипнула, и продолжила дальше этот дичайший спектакль. — Я, когда волнуюсь, то много говорю, но ситуация же неординарная, нас теперь все равно выселят отсюда, я же Вашу Императорскую макушку трогала...
Цесаревич по птичьи склонил голову и как-то пытался вникнуть в поток сознания, который неисчерпаемым потоком извергался из нашей безумицы.
— Мы тут приехали подлечить Ксению Александровну — в ее положении надо беречь нервы. — да я убью ее прямо тут, и все спишем на несчастный случай.
Цесаревич чуток смутился, автоматически уставившись на мою талию. Отличный ход, просто блестящий. В эту секунду я вдруг представила, как граф Шпренгтпортен каким-то чудом бы увидел крах своего проекта. И знаете, сразу как-то на душе полегчало, что хоть кому-то от событий последнего часа хуже, чем мне.
А ошеломление на лице Великого Князя становилось все сильнее и сильнее.
— Я сама из глубочайшей провинции, потому навыков общения с особами царской крови не имею, и очень прошу Вас, как офицера и джентльмена, как-то забыть об этом досадном инциденте, а мы пока пойдем, хорошо? — Люська немного заискивающе уставилась на несчастного, который механически кивнул, и схватив узел со своей одеждой, словно по волшебству обозначившийся за очередной кочкой, уволокла меня в глубину ущелья, позора и полного краха всего.
Минут десять мы шли в гробовом молчании, потому что у меня даже нецензурные слова закончились. Потом сестра таки вспомнила о чем-то, на ходу практически обрядилась в платье-реформъ, единственное, которое допустимо носить без корсета, чем сейчас Люся и бессовестно пользовалась. Хотя что я про совесть, если ее покинул рассудок!
Тут психопатка вспомнила обо мне, игриво толкнула в бок и совсем иным, вменяемым тоном прошептала на ухо.
— Хорош уже статую изображать, нормально все будет. — но дыхание все же чуток выдавало волнение.
— Это вот что сейчас было? — сиплым шепотом выдавала я, не глядя на препятствия преодолевая бесконечный путь к гостинице. Не будем кощунствовать насчет Сына Божьего, но спартанцы бы меня поняли — камушков попадалось более обычного, а двигались мы определенно пусть и не к распятию, но направление выбрано то самое.
Подобравшись к сердитой пуще обыкновения Охце я замерла, прощаясь с этим местом. Красиво тут и благостно, жаль, что за суетой и рассмотреть толком не успела. А теперь только в какую нору забиться. Или сразу в Окленд билеты прикупать. Опять же, мужа как-то выкрадывать придется. Мигрень напомнила о себе нарастающим покалыванием в затылке.
— Ну что ты строишь умирающего лебедя? — возмущенно бормотала Люська, едва заметно озираясь вокруг.
— А кого мне теперь-то строить? После этой твоей выходки надо привыкать к образу. Глядишь, за депрессивную дурочку сойду. — огрызнулась я и тут-то мою спутницу прорвало.
— Да куда ж дурее-то! Ты что, рассчитывала на него выйти, устроившись где-то сто двадцать третьей в восемнадцатом ряду местных фанаток? Да тут таких пучок на пятачок. — довольно таки сухо чеканила Люська, а я с изумлением поняла, что рядом с собой проглядела стратега. — Признавайся, ты через этих цапель щипаных хотела на прием прорваться? Отлично просто, и что, меж шумного бала случайно растоптала бы всех местных и ненавязчиво отталкивая туфелькой трупы предложила бы исцелить прямо тут, за ширмочкой?
В таком изложении план выглядел действительно кривенько. А ведь Шпренгтпортен отчего-то свято верил в мой успех. Хотя средь шумного бала случайно оскандалиться несложно, а вот локальное чудо организовывать несколько хлопотнее.
— Хорошо, ты права, и светские правила не сработали. Но вот так охотиться тоже странно. — вяло отбивалась я.
Люська пожала плечами.
— Да, не рассчитала чуток, думала иначе все получится, и уж точно не сегодня. Вчера только углядела как офицеры себе пикничок устроили, и как бы ненавязчиво воздухом рядом подышала. Значит совсем ему тут скучно, раз сразу же выбрался. И ты тоже, хороша, могла бы хоть предупредить, что я наследника престола строить пытаюсь.
Мы доковыляли до бювета и закинулись местными водами в противоестественных количествах. Молча пили, как водку в старые добрые студенческие годы.
— И что теперь? — беспомощно вопрошала я у порога гостиницы.
Люська грустно вздохнула и поджала губы.
— Вариантов немного. Или он нами заинтересуется, и тогда завтра с утреца обе гулять пойдем, а там как-нибудь...
Замолчала.
— Или? — с нажимом спросила я.
— Или отвезут нас в Михайлово за казенный счет, что опять же разрешит все сомнения. — а что, оптимистка она у нас.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
