↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Звездные Войны, Батчер Джим 'Досье Дрездена' (кроссовер)
Пэйринг и персонажи: Оби-Ван Кеноби, Энакин Скайуокер
Рейтинг:PG-13
Жанры: Драма, Фантастика, Психология, Философия, AU, Мифические существа
Предупреждения:OOC, Насилие
Размер: Мини
Статус: закончен
Описание: Клятвы надо исполнять. Даже те, которые даны ребенку. Особенно те, которые даны ребенку сидхе.
Иначе... Не жалуйтесь на последствия.
Публикация на других ресурсах:Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора: Больше волшебства в нашу реальную жизнь.
Часть первая
'Истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде, нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня'
Оби-Ван Кеноби никогда не говорил о своем самом первом воспоминании.
Все, кто хотел, знали, что маленький Оби был привезен в Храм совсем крохой — полтора годика, естественно, все были уверены, что он не помнит свою семью.
Кеноби никогда не разубеждал вопрошающих.
Когда его спрашивали — обычно это были не джедаи, а посторонние лица, — Оби-Ван только виновато разводил руками, грустно улыбался и твердо говорил одно и то же...
Что не помнит отца и мать, что не помнит, как выглядит его настоящая семья.
Именно так.
Настоящая.
Люди сочувственно, а то и с жалостью кивали, отводили взгляд, переводили разговор на более безопасные темы. И больше не лезли с глупыми вопросами... При этом никто, даже весьма проницательные и мудрые существа, такие, как гранд-магистр Йода или канцлер Шив Палпатин, почему-то никогда не обращали внимания на то, как Оби-Ван подчеркивает голосом слово "настоящая".
Хотя другие нюансы улавливали на раз.
На взгляд самого Кеноби, это было забавно, хотя технически он не лгал.
Он вообще никогда не лгал... Пусть в это и трудно было поверить.
Оби-Ван не лгал. Он говорил правду... Ну, с определенной точки зрения.
И правда состояла в том, что он не помнил свою истинную семью, родителей, тех, кто произвел его на свет. Но зато он прекрасно помнил тех, кто отдал его джедаям.
Ему было полтора года, совсем кроха, но его зрение было острым, а слух — идеальным. Среднего роста кряжистый мужчина держал его на руках, а в серых глазах светились страх и отвращение.
— Когда прилетят эти чертовы джедаи? — процедил сквозь зубы мужчина, продолжая укачивать внимательно слушающего малыша. Сидящая за столом женщина, чистящая овощи, дернула плечом, вытерев рукавом текущие из глаз слезы.
— Скоро, — всхлипнула та, которую Оби-Ван считал матерью. — Час. Полтора.
— Побыстрее бы, — буркнул русоволосый. — Не хочу, чтобы это отродье было рядом с нашими детьми. И откуда он взялся?! Проход же закрыт!
Женщина бросила нож, зарыдав. Малыш моргнул, скосив глаза — из-за двери выглядывали две чумазые мордочки его старших братьев, глядящих на него так, словно он был непонятно кем.
Тогда он не понял этот разговор, только запомнил жестокие слова. Что отродье, подменыш, что надо от него избавиться, что он... нелюдь. Что он — не их Бен Ларс.
Кто-то чужой.
Чета Ларс успокоилась к тому моменту, как на лужайку мягко опустился спидер с сидящими там джедаями. Супруги были тихими и собранными. Они молча всунули сверток с ребенком в руки пожилого иторианца, дали падавану пару игрушек и в ответ на вопрос об имени, буркнули: Оби-Ван Кеноби, отказавшись назвать его настоящее — а настоящее ли — имя.
Оби-Ван так и не узнал, поняли забравшие его, что им солгали, или нет. Через несколько лет мастер и падаван погибли, разбившись вместе с кораблем, оставив на память о себе только воспоминание о теплых руках иторианца, и данном им обещании.
— Ваш сын станет джедаем, настоящим Рыцарем, — торжественно провозгласил мастер, видимо, по-своему интерпретировав мрачные лица родителей. — Я обещаю от имени Ордена.
В этот момент что-то словно натянулось в воздухе.
— Точно? — засомневался Ларс, и джедай кивнул.
— Мы никогда не отрекаемся от тех, кто приходит под своды Храма.
— Ловлю на слове, — буркнул мужчина, отворачиваясь, а теперь уже Оби-Ван Кеноби почувствовал, как в сердце словно завязался узел из тонких, но очень прочных нитей.
Это было его самое первое воспоминание, то, над которым он спустя годы будет медитировать часами... Годами.
Истинную подоплеку произошедшего он понял лишь тридцать с лишним лет спустя.
* * *
Кеноби был тихим ребенком, прячущим, тем не менее, очень живой и яростный характер. Мастера смотрели неодобрительно, потому что мальчик легко поддавался на провокации, взрывался, но быстро остывал, был очень привязан к своим друзьям и дико боялся не стать джедаем.
Наставники старались искоренить эти вопиющие недостатки, но преуспели лишь в том, что мальчик начал довольно умело скрывать обуревающие его эмоции. На лице... Не в Силе.
Точка невозврата все приближалась, мастера обходили Оби-Вана по широкой дуге, Йода неодобрительно вздыхал, но его попытки навязать проблемного юнлинга находящемуся в депрессии Джинну только ухудшали все происходящее.
Джедай сопротивлялся навязыванию падавана, как одержимый, и только вбитая насмерть долгими дипломатическими миссиями вежливость не давала ему возможности послать доброжелателей матом.
Отчаяние Кеноби достигло предела, когда Квай-Гон, последний мастер, который теоретически мог взять Оби-Вана в падаваны, резко отказался от этой чести прямо в переполненном зале.
Слишком агрессивным, полным гнева и Тьмы был мальчик, по мнению разозленного джедая. Таким, который несомненно падет во Тьму.
Оби-Ван смотрел в широкую спину идущего прочь мастера, глотал слезы и мелко трясся от боли: только что лопнула невидимая нить, первая, связывающая его с джедаями, и у мальчика дико болело сердце.
Оби-Вана отослали в АгроКорпус, до которого он так и не долетел, его продали в рабство, засунули в шахту, его избивали, мучили, едва не убили. В конце концов Кеноби освободили — Квай-Гон Джинн, который смилостивился и сделал-таки одолжение: мальчик стал падаваном, но порванную нить это не восстановило, а в памяти выжженным клеймом навеки отпечатался отказ — нарушивший клятву мастера Роэ, данную Ларсам.
* * *
Во второй раз Кеноби почувствовал, как рвется на части его сердце, спустя двенадцать лет.
Они стояли в Зале Совета: Оби-Ван, его мастер и маленький мальчик с пустынной планеты, и магистры смотрели квадратными от изумления и шока глазами, а в Силе разливались непонимание, сочувствие и отвращение.
— Я возьму Энакина, как своего падавана, — голос Джинна был самодовольным и твердым. Джедай абсолютно уверился в собственной правоте, в том, что это Воля Силы, и никакие увещевания Совета, что это не так, не могли поколебать его мнение.
— У тебя уже есть падаван, — остро взглянул Мейс, но Джинн лишь небрежно отмахнулся.
— Оби-Ван готов к своим испытаниям, — бросил мужчина, и Кеноби не оставалось ничего, как согласиться с утверждением мастера, пытаясь хоть как-то сохранить лицо. Он смотрел на Джинна, сжимающего ладонями хрупкие плечи Энакина, готового защищать встреченного лишь пару дней назад мальчишку, с радостью вручающего Скайуокеру то, за что самому Кеноби пришлось буквально биться насмерть. То, за что он заплатил кровью и плотью...
Ученичество.
И чувствовал себя преданным.
В Силе разорвались еще одни Узы, но поглощенный очередным спором с Советом Квай-Гон этого так и не заметил. Лишь Йода на миг принял озабоченный вид, но тут перепалка разгорелась с новой силой, и Кеноби опустил глаза, пряча полыхнувшие серебром радужки.
В груди ядовитыми змеями шипели гнев и ревность.
Парень так и не смог выпустить обуревающие его эмоции в Силу, вместо этого он спустил их, как собак с цепи, на крайне вовремя подвернувшегося под руку ситха и одержал сокрушительную победу.
И пусть сердце болело при виде умирающего мастера, пусть настырный Джинн практически силой вырвал обещание обучать Скайуокера — Кеноби чувствовал себя более свободным, чем он был.
Он выполнил свое обещание, став мастером Энакина, но порванные Узы это не восстановило, а новых не появилось.
* * *
В третий раз все произошло буднично.
На этот раз, видимо, для разнообразия, Оби-Ван не был свидетелем происходящего. Он висел на стене, распятый, прикованный цепями, невменяемый от боли.
Вентресс, похотливо постанывая, лупила его боевым бичом — с оттяжкой, размеренно, и еле живой джедай поначалу даже не обратил внимания на скользнувшую по сознанию странную мысль.
Маска — ситхское устройство для пыток — надежно блокировала Силу и все чувства, кроме слуха, так как Вентресс хотела, чтобы джедай слышал все, что она говорит. Оби-Вану было не до этого.
Боль перешла все границы, мужчина медленно, но верно впадал в шок, который грозился закончиться его смертью. Изувеченное тело отказывалось повиноваться, и воткнутый в ногу кинжал стал последней каплей, погрузив Кеноби в блаженное забытье.
Он пребывал в беспамятстве, не понимая, что только что разорвались последние Узы, тянущиеся к Ордену, не зная, что только что от него отказались в третий раз.
— Что? — слабо прошептал Энакин, моргая. — Нет. Нет! Он жив! Мой мастер жив! Я знаю!
Мейс кисло взглянул на истерящего парня, в темных глазах на миг промелькнуло сочувствие.
— Скайуокер, — тяжело вздохнул корун. — Оби-Ван мертв. Мы не чувствуем его в Силе. У тебя есть два дня отпуска, а потом тебе назначат нового мастера. Ки-Ади-Мунди.
Цереанец вежливо склонил голову, печально поджав губы.
Скайуокер коряво поклонился и вышел, пошатываясь. Йода покачал головой, вспоминая опухшее лицо падавана с красными от усталости и слез глазами.
— Оправится он. Время лечит.
Кеноби понадобилось полтора месяца, чтобы нащупать лазейку. Полтора месяца адской боли от пыток, отчаяния и надежды. Момент, когда его подхватили руки не перестававшего все это время искать Энакина, стал одним из счастливейших в его жизни.
Оби-Ван провалился в темноту, наполненную изменениями.
Руки матери — узкие, холодные, с длинными ногтями, больше напоминающими когти. Белоснежная кожа, водопад черных волос, глаза как безлунное небо.
Она улыбается ярко-алыми губами, поднимая его вверх.
— Здравствуй, сын мой... — мурлычет женщина, словно снежная кошка Калибурхи, наклоняя голову, и острые кончики ушей проглядывают сквозь волосы, словно скалы в бурном потоке. — Добро пожаловать.
Ее молоко — амброзия богов и хмельной мед. Он жадно пьет, пытаясь схватить мать непослушными пальцами. Женщина ласково гладит его по голове. Улыбка — словно лезвие ножа: холодная и безжалостная.
— Прощай, сын мой, — она пеленает его, сонного, сытого, и несет куда-то. — Впервые за века открыты врата в Смертные миры. Тебе повезло. Ты выживешь и станешь сильным. А если нет...
Равнодушное пожатие плеч, мрак, окутавший стройную фигуру плащом.
— Так тому и быть!
Голос звенит, словно колокол, засыпающее сознание ловит отблеск короны на волосах.
— Какая жалость, что ты не девочка... — женщина растворяется в наполненной холодом темноте, и эхо доносит жестокие слова: — Какая жалость... Из тебя бы вышла прекрасная Леди Зимнего двора.
Кеноби стонет во сне, вспоминая обрывки фраз, строчки легенд. Он вспоминает мифы и сказания, как упоительно пахнет морозом ледяной ветер Изнанки, как кружатся в воздухе снежинки, как звенят голоса сидхе, доносящиеся вместе с отголосками бурь.
Он вспоминает ужас Ларсов, которым его подкинули, изменив память, недоумение и опаску иторианца, держащего его на руках. Он вспоминает, как, повинуясь его смеху, расползается иней по стенкам корабля, как его отселили на отдельную кровать — рядом с ним всегда было холодно. Как над ним работали менталисты, насмерть вколачивая в повинующееся собственной логике сознание общепринятые в Ордене нормы поведения. Как сковывали его силу, убеждая, что никчемен и слаб. Как Йода осторожно завернул в сторону тех двух мастеров, что хотели сделать его своим падаваном. Черствость и небрежность Квай-Гона — упрямый, а зачастую и эгоистичный мастер, постоянно сравнивающий Кеноби с падшим Ксанатосом, успешно привил ему неуверенность в себе и привычку подчиняться вышестоящим. Холодный расчет в глазах Йоды — гранд-магистр прикидывал, что будет полезнее: выкинуть и Оби-Вана, и Энакина из Ордена, когда взятый за глотку данной клятвой обучать мальчишку потерявший мастера падаван поставил перед ним ультиматум, или взять сулящего проблемы татуинца, оказав одолжение.
Выгода победила — слава Убийцы Ситхов очень сильно подняла рейтинг джедаев в галактике.
Он вспоминает видения, работать с которыми его никто не учил. Необычные умения, проявляющиеся время от времени — неположенные порядочному джедаю. Их тоже... купировали. Мысли... Успешно задавленные мудрыми словами мастера и гранд-магистра.
Он вспоминает и меняется, наконец-то начиная дышать полной грудью.
Сидящий у койки мастера Энакин держит его за руку — ледяную, и изумленно смотрит на с каждым днем все больше белеющую кожу, постепенно начинающие заостряться кончики ушей. Волосы из просто рыжих становятся похожими на червонное золото. Глаза — осколки льда или Морозный кристалл, который Энакин видел в храмовом музее: льдисто-прозрачные, голубые.
Оби-Ван всегда был изящным и привлекательным, теперь он выглядит... Энакин не может подобрать слова, но он видит реакцию целителей-женщин: они хихикают, восторженно пялятся, вздыхают с затуманенными страстью глазами — и это джедаи, медики, которые видели всё, и даже больше.
В конце концов терпение Скайуокера лопается, и он перетаскивает мастера в их номер, отбиваясь от Вокары Че и ее артели подручных.
Он ухаживает за выздоравливающим мужчиной, плачет от облегчения, сжимая холодные белые руки своими — горячими, невзирая на то, что одна из них металлическая. Он часами говорит, выплескивая наболевшее, и не замечает, что потихоньку и сам слегка меняется.
Потом наступает день, когда Оби-Ван окончательно приходит в сознание, и парень облегченно падает рядом, проваливаясь в сон. Беспробудный.
Кеноби ласково улыбается, глядя на спящего падавана, пускающего слюни на подушку. У Энакина изможденный вид, он явно практически постоянно был на ногах все это время, не отдыхая, и теперь спит, не чувствуя, как мужчина с легкостью поднимает его на руки, относя в комнату, как укрывает одеялом вечно мерзнущего татуинца, как ерошит волосы.
Оби-Ван улыбается, отмечая как золотится кожа его воспитанника, его брата — люди этого не видят. Он чувствует жар Летнего двора и презрительно хмыкает, вспоминая фамилию фермера, за которого вышла замуж земная мать Энакина. Мир тесен. А мать ли она?
Недаром Шми говорила, что у мальчишки нет отца.
Он вспоминает убежденность Квай-Гона в избранности татуинца, постоянные подозрения и недоверие Совета... Они всегда были против них.
Мужчина пожимает плечами и идет на кухню. Он уже давно не пил любимый чай. Чайник закипает молниеносно, от чашки исходит упоительный аромат... Кеноби садится в кресло, обдумывая так неожиданно пробудившиеся воспоминания.
Он знает, кто он. Не жалеет, что никогда не попадет на свою родину — да и не хочет, если честно. Королеве не нужен конкурент, ей нужна послушная принцесса — Зимняя Леди. Стать Рыцарем? Чемпионом? Можно, но ему надоело быть марионеткой и исполнителем.
Ему действительно повезло: там он был бы вечно на вторых ролях, если не хуже — мир сидхе жесток. Здесь он будет первым. Ему это вполне по силам.
Из-за двери слышится удар и ворчание — Энакин проснулся. Кеноби довольно щурит ледяные глаза. Теперь он понимает, почему они так привязаны друг к другу и почему постоянно конфликтуют.
Лето и Зима. Холод и Жара. Они противоположности, которые неразрывно связаны друг с другом.
Они команда.
Они те, кто будет править миром, и никакой канцлер — ситх, — неожиданно рычит Кеноби, обнажая на миг острые белоснежные клыки, не встанет между ними.
В глазах джедая... сидхе... кружится буран, который бестрепетно встречает песчаная буря в радужках Энакина.
И плевать на всех ситхов, джедаев и просто политиков этой галактики.
— Здравствуй, падаван.
— Мастер!
Скайуокер бросается к нему, и Кеноби обнимает своего брата. И плевать, что не по крови...
Хотя... Кто знает?
Часть вторая
Коди восторженно смотрит на своего генерала.
Кеноби всегда был ужасом на поле битвы, но сейчас он просто воплощенная смерть. У Вентресс не было и шанса, джедай просто расплылся в пространстве, и через два удара сердца женщина рухнула на землю, крича от боли в отрубленных конечностях.
— Ах, моя дорогая, как неосторожно, — мурлычет джедай, и Коди сглатывает: сейчас мужчина похож на разбуженного дракона, который обнаружил под носом обед. Росчерк меча ставит точку в короткой жизни Асажж, и клон свирепо улыбается: больше эта ведьма не нанесет вреда его генералу.
Кеноби кивает, смиренно принимая похвалу, заботливо проводит пальцами по потному виску снявшего шлем клона, проверяя на травмы, и Коди морщится — такое впечатление, что в мозг вонзилась ледяная игла. Он чуть пошатывается, но крепкие руки генерала помогают сохранить равновесие, клон трясет головой, приходя в себя — момент слабости проходит, оставляя смутное ощущение исправления чего-то неправильного, и джедай и его командующий идут к палаткам, праздновать победу.
Клоны отдают честь, с радостью поднимая кружки с алкоголем, и не замечают усмешку, прячущуюся в усах.
* * *
*
От них невозможно отвести взгляд.
Шив Палпатин — набуанец высокого происхождения. Он представитель одной из шести королевских семей. Он получил лучшее образование. Он известен своим тонким вкусом, к нему обращаются, желая услышать мнение истинного ценителя прекрасного.
Палпатин обожает оперу, картины и статуи, украшения и вообще предметы искусства и роскоши. Он знает язык цветов и может понять характер существа, просто проанализировав его облачение. Он слагает стихи, сам пишет свои речи, отлично рисует и даже поет.
А еще он ситх, поэтому некоторые представления о прекрасном у него довольно... своеобразные.
Он смотрит на стоящих в центре зала джедаев и умирает от желания подойти ближе и наложить на них свои руки. Во рту скапливается слюна, сердце пытается выпрыгнуть из груди, скованная железной волей Сила трепещет, словно раненая птица.
Они великолепны. Совершенны. Они должны принадлежать ему.
Только ему.
Никому больше.
Высший генерал Великой армии Республики магистр Оби-Ван Кеноби улыбается, и на глазах старого ситха проступают слезы. Эта улыбка выверена до предела. Она обещает неземные наслаждения, судя по реакции всех лиц женского или почти женского пола, но Палпатин видит больше.
В ней нет чувств и обещания взаимности. Это флирт, совершенно лишенный хоть какого-то сексуального подтекста, глаза джедая холодны, словно лед, но сенаторы, очарованные магистром, готовы вырвать свои сердца и бросить к его ногам.
Про кошельки можно даже не упоминать.
За плечом мастера широко улыбается свежеиспеченный рыцарь, по залу проносится новая волна стонов — сенаторы едва удерживаются от того, чтобы начать срывать с себя одежду. В этой улыбке жажда обладания, и Шив видит, на кого именно она направлена — на Падме Наберри, сенатора от Набу.
Картина складывается, и ситх довольно потирает ладони, пряча их в широких рукавах одеяния синего канцлерского цвета. Они будут принадлежать ему.
Скайуокер великолепен, но Кеноби... В мечтах ситха он сидит на троне, по обеим сторонам которого стоят на коленях его ученики. Прекрасные. Смертоносные. Истинное совершенство, покорное его воле.
Он сломает их, раздробит на части и выплавит в формах по своему вкусу, полностью переделывая так, как считает нужным. Они станут его мечами, несущими смерть всем несогласным, тем более страшную по сравнению с их внешней красотой.
Скайуокер сломается, когда Шив уничтожит его возлюбленную. Он отравит его ревностью и презрением, заставит убить то, что Энакин любит, и тогда джедай умрет, восстав из пепла в плаще тьмы.
Падение бывшего падавана потянет за собой его мастера — ведь они связаны. Увы и ах, раньше Шив не обращал внимания на потенциал Кеноби... Зря.
Ведь Скайуокер — просто сырая мощь природы, а его мастер — Переговорщик и Убийца ситхов. Так его называют?
Что ж... После того, как Шив над ним поработает, Кеноби дадут новое имя...
Убийца джедаев.
Да. Именно так.
Его отвлекают, и Палпатин не видит блеснувшие в рыжей бороде острые клыки и жуткий отсвет ледяных пустошей Зиоста в прозрачных глазах джедая.
* * *
Йода не знает, что делать.
Жизнь похожа на пилотируемый Скайуокером истребитель: бешеная скорость, все вокруг сливается в одно неразличимое пятно, никакого контроля над управлением, страх, что они разобьются, и надежда, что удастся приземлиться в одном куске.
Война извратила Орден так, как невозможно было представить еще пять лет назад. И сделать что-то Йода просто не в состоянии.
Оби-Ван, их послушное дитя, тот, кто должен был контролировать Избранного, не похож на самого себя, и гранд-магистр не может понять, что же стало причиной этих изменений.
Кеноби и раньше был популярным, Совет пользовался этой популярностью в полной мере, представляя мужчину как идеального джедая — образец, на который должны равняться все остальные. Сильный. Послушный. Никогда не жалующийся. Исполняющий приказы без разговоров. Идеальный.
Он нес на плечах бремя власти, но не пользовался ею. Он выполнял самую грязную и тяжелую работу и никогда не показывал неудовольствия. Он крепко держал вожжи, контролируя Избранного, сдерживая и направляя его. И никогда не претендовал на что-то большее.
Прошел год с момента похищения Вентресс, и три месяца с тех пор, как Скайуокера сделали Рыцарем. Оби-Ван все так же тянет на себе большую часть работы Совета, он не жалуется, но Йода нутром ощущает, что что-то не так.
Гранд-магистр чует запах готовящегося бунта, но не может ничего доказать.
Кеноби изменился. Так же как и Скайуокер.
Раньше они были популярными: пропаганда и Ордена, и канцлера, теперь их боготворят. Их имена на устах у всех: от сенаторов до отбросов общества. Кеноби — успешный дипломат — стоит ему улыбнуться и попросить — и обитатели галактики готовы снять с себя последнее, вывернуться наизнанку, но выполнить просьбу, даже особо жадные владельцы корпораций.
Оби-Ван — свирепый воин, так же как и его падаван. Их Третья секторальная армия — Армада разомкнутого круга — самая успешная во всей республиканской армии. Их потери минимальны, их стратегии безошибочны, завоеванное ими невозможно вернуть.
Йоду тревожит его гранд-падаван.
Он смотрит, как изящно ступает мужчина, как простой коричневый плащ советника стекает с его плеч королевской мантией, как обволакивает его голос, как сверкают кайбер-кристаллами его глаза, и волосы на голове встают дыбом, а тело сводит судорогой.
Тьма закрывает будущее, гранд-магистр не может ее разогнать, но чуткие уши улавливают шорох песков и шуршание поземки, и древнего джедая обуревают плохие предчувствия. Кеноби становится слишком популярным... и слишком влиятельным. Сенат готов лизать ему сапоги, джедаи, начиная от юнлингов и заканчивая мастерами, практически молятся на мужчину, считая совершенством и идеалом, и все попытки магистров добиться такого же эффекта не имеют успеха.
Йода чувствует отчаяние. Уже появились слухи, что канцлер хочет переманить Скайуокера, обещая ему все блага галактики, а если Избранный уйдет из Ордена, его мастер тут же последует за своим воспитанником — слишком сильны в нем привязанности для его же блага.
Попытки привязать мужчин, обременив их падаваном, не увенчались успехом. Отправленная к Скайуокеру Асока Тано совершенно необъяснимым образом оказалась связана с Пло Куном, который и так питал к тогруте слабость — именно кель-дор привез девочку в Храм. Потом, когда разобрались с происходящим, Йода только уши опустил, рассматривая цепь случайностей — Армада как раз перемещалась, Кеноби со своим ударным батальоном и Скайуокер с легионом были поддержаны Пло Куном и его Волчьей стаей, Тано прибыла в разгар битвы, клоны защищали девочку, пока не подошла подмога — Пло всегда на острие атаки, и стресс стал последней соломинкой, сломавшей спину банты. Кун, шокированный видом испуганной любимицы, бросился ее утешать, и сама Сила связала их Узами, сделав девчонку падаваном магистра.
Пло был счастлив, Тано была счастлива, клоны были счастливы, и только Йода остался недоволен. Резкая и активная тогрута должна была стать постоянным отвлечением для Скайуокера и объектом заботы для Кеноби. Йода знал, что это самый лучший — единственный — вариант. Она должна была их заземлить, но план потерпел неудачу.
Можно попытаться еще раз, юнлинги спят и видят себя падаванами Кеноби, но это не то. Слишком послушными они будут, пойдут за мастером куда угодно.
Неприемлемо.
Йода погружается в медитацию, пытаясь прозреть будущее, а жизнь наносит неожиданный удар: канцлер похищен.
* * *
Палпатин сидит в кресле, как на троне, невзирая на прикованные руки. Граф Дуку небрежно держит его за плечо, издевательски ухмыляясь, осыпая Скайуокера насмешками.
Блондин не отвлекается, сбрасывая плащ, Кеноби подходит к креслу канцлера, скользя по полу с грацией хищника. Он останавливается рядом с Палпатином, взирая на начавших сражение Дуку и Энакина, и Шив внезапно ежится в своих роскошных одеждах — его буквально пронизывает холодом. А потом Оби-Ван кладет руку ему на плечо, и ситха сковывает ледяными цепями.
— Хватит играть с едой, — упрекает увлекшегося падавана магистр, и Шив может только шокировано смотреть, как Дуку внезапно окутывает пламя. Пара секунд, — и не успевший даже вскрикнуть мужчина превращается в кучку пепла, которую джедай небрежно растер сапогом.
Он поднимает упавший сейбер графа, прикрепляет его к поясу, и застывший в оковах Палпатин вздрагивает под взглядом бездонно-синих глаз без зрачков, в глубине которых пылают жаром солнца-близнецы Татуина. Все попытки вырваться терпят неудачу, Тьма кричит от ярости, но не может освободить яростно сопротивляющегося ситха, и смех Кеноби бритвенно-острыми лезвиями режет его кожу.
Кровь замерзает в жилах, в глазах темнеет, сердце делает последний толчок — и замирает.
— Какая жалость, — ледяное дыхание Кеноби шевелит седые волосы на виске умирающего ситха. — Бедный канцлер... Мне вас так жаль. Так тяжело работать, подготавливая для нас трон, и умереть от инфаркта, вызванного стрессом от похищения. Спите спокойно, дорогой Владыка Сидиус, вас похоронят со всеми почестями. Как положено.
Шив захрипел, сдирая ногтями стружку с подлокотников, Кеноби жестоко улыбнулся.
— Нет. Ваши спящие агенты и недоситхи вам не помогут. Они уже мертвы. Как и Ассаж, как ваши Руки... Как многие другие.
Голова мужчины упала на грудь, цепи рассыпались бриллиантами по полу. Огненная плеть перерубила рванувшийся было удрать дух ситха, издавшего дикий вопль, разошедшийся в Силе.
Кеноби небрежно подхватил Силой труп, и джедаи неторопливо отправились к своему шаттлу, забрав по пути сейберы с рассыпавшегося на куски от дикого холода Гривуса.
* * *
Смерть канцлера заставила Республику зашататься. Лидеры сепаратистов мертвы, оставшиеся в живых умоляют о начале переговоров, истощенные республиканцы пытаются избрать нового лидера — безуспешно.
Орден трясет не меньше. Гранд-магистр тихо скончался, прямо над чашкой любимого чая, погибает магистр Винду, и главой Ордена единогласно избирают Кеноби.
Его верный ученик стоит рядом — многие ожидали, что парня сделают мастером, введут в Совет — но Скайуокер мудро решает набраться опыта, говоря, что не готов к такой ответственности.
Оби-Ван благодарит за оказанную честь, созывает сильно поредевшие за время войны остатки Ордена, и первым делом, пока Сенат кипит, придает легитимный статус клонам, навеки обретя их абсолютную преданность.
Выборы никак не проходят нормально, ни один кандидат не устраивает внезапно узнавших о финансовых махинациях Палпатина сенаторов, время идет, возмущение нарастает, пока не наступает взрыв.
Становится известно о том, что Палпатин тайно разжигал войну для получения больших полномочий.
Республика в ужасе, она существует только на бумаге, так сказать.
Кто-то предлагает решить проблему радикально, избрав в качестве лидера джедая, голоса в поддержку идеи звучат все громче, и Кеноби только смиренно улыбается, принимая на свои широкие плечи бремя власти, когда его называют Лордом-Джедаем, первым за тысячу лет.
Он обменивается с Энакином понимающим взглядом: Руусанское соглашение давно нарушено, теперь оно окончательно стало историей — Орден вновь имеет армию и власть.
Измученные джедаи уже почти не реагируют на обрушивающиеся на них перемены, возможность вступать в брак вызывает лишь облегченный вздох: почти треть джедаев погрязла в привязанностях, а остальные изо всех сил стараются не отставать.
Проводят инаугурацию, Оби-Ван кланяется, клянясь защищать его государство, и все слышат искренность этих обещаний.
И пусть пока что оно еще называется Республикой, но это только... пока.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|