|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Сумрак просторного помещения наполняла негромкая музыка, льющаяся из сложной бронзовой конструкции в центре комнаты. Вокруг неё стояли полукругом небольшие столики с мягкими диванами, между которых сновали девушки в фривольных нарядах. Сидящие за столами переговаривались, хохотали, наслаждаясь изысканными закусками, легкими наркотиками и вайлийскими винами. Благовонный дым от множества трубок поднимался к потолку и клубился там, еще больше рассеивая тусклый свет волшебных огней в ажурных люстрах.
Время от времени посетители то парами, то целыми группами, покидали общий зал, чтобы уединиться в комнатах второго этажа. Некоторые не успевали дойти до заветных покоев, в нетерпении останавливаясь в укромных углах, и начинали предаваться плотским утехам прямо там, под символической защитой густых теней, добавляя к общей атмосфере заведения звуки соитий и запахи любовных соков.
Такое поведение здесь никого не удивляло, ведь это место и существовало именно для того, чтобы удовлетворять подобные желания своих клиентов — это был бордель, в котором дозволялось всё. Ну, или почти всё, ведь Туманная Жемчужина — именно так называлось заведение — обслуживала не просто состоятельных клиентов, занимающих высокое положение в обществе, но и придерживающихся определенных неписаных правил. Эта обитель порока ревниво оберегала свою репутацию!
Возможность посещать Жемчужину само по себе было знаком статуса, поэтому тем, кто не соответствовал критериям или требовал излишней экзотики, приходилось довольствоваться портовым борделем или совсем уж злачными местами.
Впрочем, даже значительно сократив круг клиентов, Жемчужина не страдала от недостатка жаждущих попасть в её роскошные покои, ведь во всей стране только здешние куртизанки владели совершенно особыми методами доставлять удовольствие клиентам. Ради того, чтобы познать чудеса местных искусниц, сюда приходили самые почтенные и респектабельные горожане обоих полов со всего Дирвуда, а иногда визитами не брезговали и семейные пары.
Выход из главного зала в виде широкой галереи был драпирован тяжёлыми плотными шторами, далее находилась богатая прихожая, в которой дежурили вооруженные охранники. Там же приветствовала клиентов хозяйка заведения, мадам Селия — с обольстительными формами дама в черно-красном кружевном платье с глубоким декольте. Ей едва ли можно было дать больше тридцати лет, хотя в действительности она давно разменяла седьмой десяток. Искусство тантрического секса, которому Селию в молодости научил странствующий монах из какой-то иксамитланской секты, и секретами которого сейчас она сама щедро делилась со своими девочками, творило настоящие чудеса. Она сидела за небольшим столиком, неспешно потягивая ароматный дым из изящной резной трубки с длинным мундштуком.
Сегодняшний вечер ничем не отличался от всех прочих: уважаемые, богатые, а порой и знаменитые жители столицы и сопредельных территорий слетались в Жемчужину, словно пчёлы на цветочное поле, чтобы удовлетворить свою похоть, воплотить в жизнь самые безумные фантазии, потешить самолюбие, для чего не жалели золота, оставляя баснословно неприличные чаевые работникам радушного борделя. Все шло как обычно — никаких неожиданностей, никаких дебоширов, никаких проблем — ровно до того момента, как на пороге вновь открывшейся двери не показался уродливый оборванец с кривой палкой в руках.
Бросив на необычного посетителя удивленный взгляд, мадам Селия презрительно сморщила хорошенький носик.
— Это еще что такое? Кто тебя вообще пустил в этот район, бродяга? — с отвращением спросила она. — Морис, немедленно выброси это за дверь и позови стражу! — приказала Селия одному из охранников. — Не хватало еще, чтобы его вонь испортила настроение нашим клиентам.
— Да, сеньора, — пробасил широкоплечий темнокожий вайлиец, стоящий подле неё, после чего направился к вошедшему. — А, ну-ка, на выход, грязное отребье! — рыкнул он, протягивая руку, чтобы заломить неугодного гостя, но застыл на месте, так и не сумев осуществить задуманное.
Селия уже отвернулась от них, чтобы продолжить раскуривание трубки, но наступившая тишина заставила ее резко обернуться и впиться в оборванца настороженным взглядом.
Несмотря на то, что её искусство зиждется на плотских удовольствиях и достижении соприкосновения душ через соитие, но даже такое узкое направление развития собственной сущности открывает целый комплекс смежных умений. Так что когда рядом творят мощное заклинание, ощутить дуновение чужой силы Селия вполне могла, пусть и не понимая конкретики. Этот незваный гость не так прост, каким казался на первый взгляд.
— Похоже, то, что рассказывают об этом заведении, наглая ложь, — язвительно сказал он, скривив губы в усмешке, проходя мимо неподвижного охранника. — Где же здешние расторопные безотказные девчонки, о которых судачит вся округа?
Селия изучающе рассматривала обор... нет, слово "оборванец" более не казалось ей подходящим для человека перед ней. Конечно, он уродлив и покрыт пылью. Его черные волосы и всклокоченная борода свалялись от грязи, крупный нос покрыт пятнами копоти, а на скулах виднелись следы от оспы, но в тоже время четкие, уверенные движения и крепкое телосложение говорили о хорошем питании и боевом опыте, а тяжелый, цепкий взгляд полубезумных глаз из-под темных густых бровей не мог принадлежать обычному бедняку.
К тому же, если приглядеться к лохмотьям повнимательней, на них среди прорех и грязи можно разглядеть символы жречества Магран. Никакой голодранец, даже если он где-то по счастливой случайности раздобыл волшебный предмет, и, вместо того, чтобы продать его, решил устроить глупое представление в лучшем борделе города, не посмел бы так нагло порочить знаки богини войны. А уж сильный, завораживающий голос незнакомца вообще не оставил у нее никаких сомнений в том, что перед ней настоящий проповедник, знающий толк в пламенных речах.
Она не раз и не два встречалась с подобными ему, в том числе и в своей кровати — о, пламя страсти магранитов сложно забыть! — хотя обычно те, кто умеет такговорить, выглядят гораздо презентабельней. Однако, даже несмотря на популярность его религии в этой стране, присутствие потрепанного жреца в её элитном заведении несколько... нежелательно. Тем не менее, и спускать по лестнице его никак нельзя, хотя бы потому, что тот, кто без единого звука и жеста способен обездвижить воителя вроде Мориса, наверняка владеет и чем-то более разрушительным. Особенно если это магранит.
— А вы уверены, что всё же не ошиблись районом, почтенный? — спросила Селия, легким взмахом руки дав отбой остальным охранникам. — Расторопные девочки работают за звонкую монету, а не святое слово. Если не готовы платить, то лучше идите в порт и попытайте счастья в подворотнях около Соленой мечты. Тамошние девицы будут рады и благословению богини, — насмешливо предложила она, в слабой надежде всё же выпроводить его.
— О, я бы с удовольствием поискал приют для моего второго посоха в более приличном месте, — сказал упрямый гость, приблизившись к её столику. — Мне претит находиться в обществе зажравшихся ничтожеств, которыми полнится Жемчужина. На всех этих высокопоставленных снобов и некоторых из моих братьев по вере, забывших, как следует служить нашей богине, зазорно тратить даже блевотину.
— В таком случае, чем мы обязаны визиту такого... необычного клиента? — поинтересовалась она, вопросительно подняв тонкие брови.
— Дороге, вестимо. И конечно, слухам, — хмыкнул жрец. — Ноги сами несли меня сюда, в эту обитель порочной праздности, и раз я здесь, то обязан преодолеть своё отвращение, как и положено служителю Магран. Что же до денег... — он извлек из-за пазухи небольшой, но увесистый кошель, и небрежным движением бросил его на стол. — Деньги — тлен.
Селия хмыкнула, подхватив кошель, взвесила его на руке, потом развязала тесёмку и высыпала себе в ладонь несколько монет.
— Эгвитанские, — задумчиво протянула она.
Рассматривая круглые серебристые пластинки со сложным узором и зеленой каймой из кристаллов адры, женщина понимала, что держит в руках валюту прошлой цивилизации, которую не используют уже несколько тысячелетий. Сейчас уже никому невдомёк, как древним удавалось соединять металл с адрой, да еще и не позволять мелким кусочкам кристалла быстро крошиться. Этим монетам место, скорее, в руках коллекционеров, а не в кошельках. Впрочем, это только повышало их ценность.
Кроме того, удивительные монеты многое говорили о её новом клиенте. Раздобыть такие деньги можно, только посетив руины. А забраться в развалины и выжить непросто было и в лучшие времена, а ведь сейчас снаружи их обычно охраняют отряды гланфатанских дикарей, которые готовы выпотрошить каждого, кто покусится на эти их священные камни.
— Итак, почтенный господин, чего же вы желаете? — промурлыкала Селия, плавным движением спрятав кошель в складках своего платья. Всё прежнее недовольство гостем как будто было забыто. Если уж нельзя его спровадить, то следует как можно быстрее дать ему то, что он хочет, и покончить с этим. — Уверена, мы сможем удовлетворить любой ваш каприз, — она призывно повела плечами, заставляя слегка качнуться свой объёмный бюст. — Если на то будет ваша воля, я и сама готова... вернуться к работе.
Жрец растянул губы в кривой ухмылке, окинув её оценивающим взглядом.
— Оставим это на другой раз, — произнес он. — Как бы мне ни хотелось узнать, насколько сладка та, о чьих талантах уже не первый год поют на каждом углу, но сегодня меня интересует нечто строго определенное, — магранит склонил голову и посмотрел Селии в глаза. На миг в глубине его зрачков сверкнули алые искры. — Есть ли в этом заведении дева, отмеченная пламенем?
Мадам Селия откинулась на спинку своего стула, по-новому взглянув на гостя.
— Не ожидала от жреца богини войны такого способа почитать свою владычицу, — наконец произнесла она, глядя на мужчину с долей восхищения и опаски. — Мне почему-то казалось, что только необразованные моряки пытаются задобрить Ондру, сношая перед отплытием каждую лунную богоподобную девку, до какой могут добраться. В культе Магран появились новые веяния? — с любопытством спросила она.
Если это не просто блажь одинокого безумца, то в будущем такие перемены могут стать источником больших возможностей. Может быть, ей стоит подыскать еще нескольких огнеоких девочек? Жаль, они весьма редки, и здесь, в столице, она точно не найдет никого подходящего. Впрочем, всегда можно обратиться к вайлийским работорговцам. Пусть эти псы и жадны до золота, но дело своё знают, а дирвудские любители острых ощущений, в любом случае помогут окупить эти вложения, главное, чтобы не заходило дальше легких ожогов, но это уже дело техники. Плюс, можно будет сэкономить на зельях, предотвращающих беременность, ведь все богоподобные бесплодны.
В ответ на её слова мужчина зашелся гулким смехом.
— Хах, шлюха есть шлюха, а уж Соленая она, Пернатая или Огненная, не так уж важно, — наконец произнес он, отсмеявшись. — Для них нашу веру можно сдобрить любовной страстью и семенем, от того они только дольше её будут смаковать. В конце концов, из богинь подобным заведениям не покровительствует только паленая старуха, — добавил жрец, оскалив желтые зубы. — Но не время для теологических диспутов. Если на то будет твое желание, я готов позже уделить тебе время, сейчас же я хочу услышать ответ на свой вопрос.
— Что ж, справедливо, — кивнула ему Селия, обольстительно улыбнувшись. Явный безумец, но боги ему благоволят. Об этом говорит хотя бы то, что он до сих пор жив. — Плата взята, а желание озвучено, время перейти к исполнению. Огненная дева у нас найдется, — сообщила она, после чего щелкнула пальцами, подзывая лакея. — Вас проводят в покои, подходящие для столь деликатного... свидания.
Жрец молча склонил голову и, более ничего не говоря, последовал за провожатым.
— Ах, и вот еще что, святейший, — окликнула его Селия, когда тот оказался у лестницы. Мужчина оглянулся и вопросительно приподнял кустистую бровь, от чего его левый глаз, и без того странно выпуклый, еще более выпучился. — Соблаговолите помыться, прежде чем приступить к самому важному, иначе, боюсь, нежный цветок моего сада просто не доживет до конца действа. Уверена, она вам в этом с удовольствием поможет, — пояснила Селия с нежной улыбкой на губах.
* * *
Осмотрев предоставленные ему покои, Стоик презрительно фыркнул. Как он и ожидал, комнаты буквально ломились от вычурного хлама — большая золоченая люстра с зачарованными ароматическими свечами, огромная кровать с балдахином из воздушного шелка, элегантная резная мебель, пушистые ковры и прочее в том же духе. Все ради того, чтобы разожравшиеся ублюдки могли трахать шлюх, наслаждаясь видами бессмысленной роскоши. Да половину денег в этом треклятом борделе отдают не за баб, а за аренду комнат! С каждым годом становится всё яснее, что война унесла слишком много достойных людей, оставив на поверхности по большей части только бесполезную погань и то, что он видит вокруг, только один из множества знаков этого.
Стоик раздраженно сплюнул на дорогой иксамитланский ковер.
Неважно. Для его целей подойдет и это, до тошноты аэдирское заведение, тем более что зачарование на сопротивление огню в этих покоях на высоте. Немудрено, ведь если здесь должна работать огненная богоподобная, то шанс того, что начнется пожар, становится практически свершившимся фактом. Такие создания всегда легко подчиняются страстям, а на пике эмоций и чувств живое пламя всегда поддается своей природе.
Стоик стянул стоптанные сапоги и, слегка прихрамывая, прошел вглубь покоев. Рваный плащ полетел на ближайший стул с мягкой обивкой, далее последовал пояс с пустыми ножнами от кинжала, штаны и жутко изношенная мантия, которую он использовал, наверное, уже лет двадцать. Одним богам ведомо, каким образом она столько продержалась, даже несмотря на силу, пропитавшую ткань, но зачарованная мантия старшего жреца, да верный посох, были единственными вещами, что прошли с ним весь путь со времен Войны Святого и до сего дня.
Разоблачившись, служитель Магран повторно осмотрелся вокруг. Его взгляд задержался на ванной, видневшейся в дверном проёме, но он снова недовольно поморщился и раздраженно тряхнул головой. Последний раз он "мылся" недели три назад, когда попал под ливень, с тех пор его тело и одежда только собирали грязь с пылью. Смыть с себя всё это было бы невероятно приятно, тем более при помощи умелых женских рук, но сейчас он не мог себе позволить тратить время на игры и негу. С омовением придется повременить до более позднего времени. Если, конечно, он переживет эту ночь.
В бордель его привела не похоть, но нужда. Будь иначе, Стоик ни за что не променял уют Соленой мечты на это бездушное вычурное непотребство. К сожалению, в порту точно не нашлось бы того, что ему необходимо, а времени на поиски у него не осталось.
Спуск к городу древних Свет-в-Тени стал для Стоика чудовищным откровением. Слова древней еретички и вещественные свидетельства ударили по целостности его мира, нещадно круша всё, что он считал незыблемым. Боги не настоящие?.. Как смешно. Стоило бы выкинуть из головы слова безумного призрака, забыть, вычеркнуть из памяти и продолжить жить, как будто ничего этого не было.
Но он не мог. Свидетельства слишком наглядны, чтобы от них просто отмахнуться, а он никогда не был тем, кто закрывает глаза и затыкает уши, стоит только рядом появиться тому, что ему не нравится. Но... что дальше? Вся его жизнь зиждилась вокруг веры в Магран, теперь же...
Война — преображает.
Огонь — уничтожает.
Испытания — очищают.
Там, внизу, среди свидетельств преступления древних, Стоику казалось, что последнее испытание, назначенное ему судьбой, просто непреодолимо. Каждый шаг набатом стучал в висках, каждая схватка с пепельными тенями рисовала новый штрих уродливой картины, каждое слово древнего призрака буквально живьем сдирало кожу, а позже, после их "победы", каждое мгновение там вынуждало сомневаться в самих основах его жизни!
Он не мог, просто не мог больше этого выносить и... он побежал. Побежал, словно ничтожная крыса, за которой гонится свора псов, как курица с отрубленной головой, как... презренные эотасианцы после гибели их ничтожного Бога при Халготе!
Отвратительно.
Без единой мысли и слова, как только им удалось выбраться из подземного города, он оставил своих компаньонов и, не разбирая дороги, понесся через леса Эйр-Гланфата к границе родного Дирвуда.
Ежедневно он до дна иссушал силы тела движением, а силы души тяжелыми думами, после чего забывался беспокойным сном. Сейчас он даже приблизительно не мог подсчитать, сколько длилось это бессмысленное бегство. Помнил только, как пришел в себя неподалеку от одной из дорог, ведущих к столице. И там же наконец начал задавать себе по-настоящему важные вопросы, а не верещать как свинья на бойне.
В конце концов, почему вообще на его мировоззрение должно так сильно влиять то, что вымерший тысячелетия назад народ каким-то образом умудрился создать богов? Разве это умаляет их реальность? Их силу? Или, может быть, подвергает сомнению философию их учений?
Война — преображает.
Огонь — уничтожает.
Испытания — очищают.
Неужели теперь эти слова перестали выражать суть той, кому он служил и к чему стремился?
Чушь. Полная чушь.
Дорого же ему стоило принять истину и понять, что ничего, в сущности, не изменилось. Особенно дорого для его самоуважения, но далеко не только его.
Стоик болезненно скривился, потирая ладонью волосатую грудь. В результате этой дурацкой гонки через глушь и безумного перенапряжения смерть подобралась к нему прискорбно близко. Духовное увечье, которое он получил много лет назад на войне, вновь вскрылось, и теперь быстро и безжалостно убивало его.
Ох, не зря Хранитель поражался тому, что он с такой исковерканной душой до сих пор жив. Глазастый, мать его. А то он сам не знает! Благо, понятливый. Одного матерного посыла под хвост Зимнему Зверю хватило, чтобы тот больше не поднимал эту тему. И правильно. Стоику не хотелось лишний раз вспоминать о том, из-за чего он больше не чувствовал ласку богини и не слышал её шепот. Только в сиську зубами вцепился и тянул благость как ничтожный паразит, не способный даже оплатить даруемую силу, за что себя искренне презирал.
За годы, прошедшие с этого проклятого ранения, он не раз и не два подумывал сложить костер и устроить самосожжение, но продолжал жить, не веря, что достоин такой милости, и исполнять её волю, хотя больше не ведал, какая служба ей от него требуется. Проповеди, чистки, испытания и, наконец, охота на источник чумы пусторожденных... быть может, теперь, когда кара настигла виновника, а краденые души вернулись в цикл его бдения, пора заканчивать и ему, пора отдать себя на суд Шлюхе? А что, монету он принес достойную, быть может, даже хватит, чтобы занять место одного из приближенных.
На последней мысли Стоик хрипло захихикал. Да, да, вполне, возможно, хватит! Но для начала, в любом случае нужно привести себя в порядок. Кое-где подклеить, кое-где подшить, да раскалённым прутом прижечь. Пусть он и не треклятый Абидон, который сам себя в голема перековал, но в первый же раз как-то управился, да? Негоже представать перед богиней разорванным почти пополам!
За его спиной почти неслышно скрипнула входная дверь.
"А вот и моя пышущая жаром кузня пришла!" — подумал он, безумно улыбаясь и оборачиваясь на звук.
Его взгляд жадно впился в девушку, стоящую в дверях: на полголовы ниже него, с острым подбородком, слегка вздернутым носиком, высокими скулами и полными губами. На металлической поверхности аккуратных черных рожек, изящно загнутых назад, играли блики от её пламенеющих волос, тяжелыми волнами лежащих на хрупких плечах. Кожу куртизанки покрывали трещины, через которые наружу пробивался тусклый багровый свет её естества. Они начинались на щеках, спускались к шее и уходили за ворот короткого халатика с узорчатой вышивкой, хотя всё равно оставались заметны, подсвечивая через ткань её точеную фигурку. В руках девушка держала поднос с фиалами, в которых Стоик легко опознал зелья сопротивления огню.
Когда девушка закрыла за собой дверь и посмотрела на него, её глаза, сияющие как раскаленный металл, пораженно расширились. Она негромко вскрикнула, дернулась, и поднос со всем содержимым грохнулся на пол.
— Ах, простите мою неуклюжесть, добрый господин, — пролепетала она тоненьким голосом, после чего бросилась на колени и начала собирать разлетевшиеся фиалы. Благо, они, как и положено посуде для боевых зелий, были весьма крепки.
Стоик раздражённо фыркнул. Похоже, ему досталась совсем зеленая девчонка — по крайней мере, её реакция на его внешность говорила именно об этом. Ни бывалых моряков, ни ветеранов она, скорее всего, еще не обслуживала, раз смотрела на его шрамы с таким страхом. К тому же он едва различал печати, которые её профессия обычно оставляет на сущности. Может, ему и далеко до истинного видения грани мира, каковым обладают Хранители, но уж в своём ремесле он всегда был хорош — следы невзгод и радостей нельзя спрятать от жреческого взора.
"Впрочем, мне ли жаловаться? — подумал Стоик, рассматривая печь, в которой ему предстояло изготовить заплаты для своей души. — Я вообще не рассчитывал найти тронутую огнем шлюху в этом всеми богами забытом месте, а тут не просто удача, но еще и с приятными дополнениями. У этой девицы и рожки есть, и полноценные стигмы, и даже... — В этот момент ползающая по полу "удача" как раз повернулась к нему своим шикарным задом — ... хвост?! — Стоик с неподдельным интересом проследил за длинным гибким хвостом с кисточкой живого пламени на конце, который сейчас призывно покачивался между её красивых бедер, пикантно приподнимая и без того мало что скрывающие полы халатика. — Действительно, хвост. Целых три потусторонних атрибута!" — Похоже, само провидение сегодня было на его стороне, с таким станком у него будет шанс не только залатать рану, но, возможно, даже дозваться до своей богини!
Решив, что с него хватит ожидания, Стоик направился к куртизанке.
— Заканчивай с этими глупостями, огненная, — сказал он, хватая её за плечи и бесцеремонно вздергивая на ноги, после чего потащил к кровати. Собранные фиалы вновь разлетелись вокруг. — Время приступить к делу.
— Но как же, — пискнула девушка, растерянно уставившись на него. — Вы же сгорите!
— Ха, не зазнавайся, девочка, — хмыкнул Стоик.
Он поставил девушку перед собой и дернул пояс её халата, завязанный на символический узелок. Ткань разошлась, открывая его взору крепкие молодые груди и плоский живот. Раскаленные пятна и трещины гармонично располагались на её теле, создавая завораживающий орнамент.
— Твой духовный огонь не причинит мне вреда, — сказал Стоик. — Чтобы сжечь верного последователя Магран, нужно сильное обыденное пламя, а не пылающая сущность. Неужели никто из моих братьев и сестер по вере, что служат в столичных храмах, не навещал тебя здесь?
Говоря всё это, мужчина не бездействовал: его мозолистые ладони по-хозяйски прошли по плечам куртизанки, освобождая их от ткани, а когда халат упал на пол, скользнули на грудь, слегка сжав её, ощупывали и оглаживали, пытаясь и оценить их упругость, и проверить реакцию девушки на свои действия. Грубые пальцы одной руки обхватили её затвердевший сосок, крутили и тискали его, в то время как другая ладонь скользнула вниз, лаская живот, опускаясь всё ниже.
— Ах... нет... я здесь только месяц... и за это время ко мне заходила... ох... только пара дворян... они пили зелья, но в-все равно немножко обжигались, — говорила девушка, тяжело дыша и охая. На каждом вздохе её огненный орнамент, волосы и глаза сияли чуть сильнее. В комнате быстро теплело.
Стоик умело разжигал страсть шлюхи, совмещая прикосновения с воздействием сущности, пропускаемой через руки. Девица оказалась очень податливой, с готовностью откликаясь на его ласки и силу. Её дух так легко переходил в состояние, пригодное для резонанса, что мужчине казалось, будто она осознанно подстраивается под его действия. А может, так и было? Не в этом ли секрет популярности здешних красавиц? По хозяйке заведения было видно, что она сведуща в духовных искусствах... возможно ли, что она практикует духовное ублажение? Если это так, то необычный путь она выбрала для того, чтобы распространять своё учение...
— Пф, похоже, в столице действительно остались одни ничтожества. Даже в храмах, — недовольно проворчал Стоик. Он добрался, наконец, до самого укромного женского местечка, и сначала слегка надавил двумя пальцами на заветный бутон, а затем проник ими в пышущее жаром лоно. По его руке скатились несколько капель почти кипящего любовного сока богоподобной. — Столько времени прошло, а никто и не почесался, чтобы раскочегарить топку тронутой пламенем! Дегенераты. Ну, да ничего, я тебе покажу, как разгоралась искра жизни!
Стоик отнял руку от её тела и поднёс ладонь к носу, вдыхая чудесный аромат женщины, смешанный с запахом золы. Можно приступать ко второй стадии.
— Я... ммм!.. — начала было куртизанка, но он прервал её, запустив к ней в рот пальцы, влажные и блестящие от вязкого нектара её нутра.
Девушка сперва слегка вздрогнула, но быстро сообразила, что от неё требуется. Полные губы нежно чмокнули, а шустрый язычок умело облизал пальцы жреца.
— Меньше слов, больше дела, — сказал Стоик, освободив её рот, и решительно толкнул куртизанку на кровать.
Он взгромоздился на неё, и его второй посох наконец-то обрёл свой долгожданный приют.
— Аххх, — простонала богоподобная, выдохнув ему в лицо небольшой язык пламени, который безвредно исчез в его спутанной бороде. За полуприкрытыми веками девушки полыхнуло настоящее зарево. Она крепко схватила Стоика за плечи, а ноги инстинктивно скрестились на его ягодицах. Гибкий хвост нежно обернулся вокруг левого бедра и начал поглаживать мошонку горящим кончиком.
— Хех, а тебя хорошо учили, — усмехнулся Стоик.
Девушка только хитро улыбнулась в ответ и двинулась ему навстречу, глубже насаживаясь на его член. Получив столь активное приглашение, Стоик проник в богоподобную, уже не церемонясь, на всю длину, вызвав у партнерши еще один протяжный стон, после чего начал мерно двигаться, как рычаг, накачивающий кузнечные меха с помощью водяной мельницы. Куртизанка подавалась ему навстречу, с каждым толчком вспыхивая, словно раздуваемые угли.
Они двигались в унисон, полностью отдавшись страстному порыву. Воздух дрожал от чудовищного жара, источаемого двумя телами, а от кровати поднимался легкий дым, даже несмотря на все защитные чары. Их души дрожали от напряжения, при каждом соприкосновении выбрасывая снопы невидимых искр. Сущность — кровь души — плавилась и изменялась, перетекая от одной к другому и обратно, круг за кругом приближаясь к кульминации.
Стоик осторожно вел отдавшуюся его воле партнёршу через потоки магмы их сейчас общих чувств, ловко лавируя между опасных завихрений, всё ближе подходя к закономерной развязке. То, что он начал, и к чему стремился, было смертельно опасно. Сила, что сейчас горела внутри их единения, не прощала ошибок, но опыт и мастерство пока позволяли ему преодолевать все пороги этой пылающей реки, разместившиеся на пути к вожделенному финалу.
Пришло время, и Стоик начал наращивать темп. Сущность, что во время соития курсировала между ними, натолкнулась на возведенную им плотину, и теперь билась о стены разума, угрожая разорвать жалкое тело самонадеянного жреца. Быстрее... еще быстрее! Куртизанка стонала в голос, потеряв связь с реальностью, Стоик только напряженно сжимал зубы. Пот выступал на его лбу и тут же с шипением испарялся. Еще чуть-чуть...
И вот, на последнем издыхании, когда уже на его коже начали проявляться горящие бреши, он завершающим резким толчком вошел в девушку, изливая в неё не только свое семя, но и всю скопившуюся сущность. Куртизанка издала сладострастный вопль, её тело выгнулось дугой, ослепительно засияло от затопляющей его мощи, а в следующий миг всё вокруг заполонил гул пламени.
Всё закончилось так же быстро, как началось. Огонь схлынул, оставив после себя комнату, по которой словно прошелся ураган, пар, валящий из ванной, да слабые языки пламени, неохотно пожирающие невесомую ткань чуть не сорванного балдахина.
Девушка лишилась чувств, и теперь неподвижно лежала, закатив глаза. Стоик, хоть и остался в сознании, но движения давались ему с трудом, поэтому он на время просто застыл, погребя под собой безвольное тело своей партнёрши, каждой по?рой жадно впитывая разлитую вокруг сущность. Он получил, что хотел. Вот он, тот самый божественный нектар, который получают служители за истинную приверженность Шлюхе! Не жалкое молоко чудес, которое сосет каждый жрец, но настоящий напиток богов!.. Почти настоящий... почти... Ему не хватало её присутствия... и концентрации... и силы... почти тот... разбавленный... не настоящий... как сама богиня...
Стоик яростно заскрежетал зубами. Плевать! Его достаточно, чтобы исцелить раны!
Жрец уже чувствовал, как густая, горячая сущность заполняет форму его души, проникая в прорехи и разрывы, затопляя рытвины, и соединяя разошедшиеся куски. Боль последних недель отступает, и даже привычное саднящее чувство, вечно преследующее его с памятной битвы при Холготе, уменьшается под живительной волной этого бальзама. Но уже было понятно, что этого мало. Ему нужно больше!
Стоик с некоторым трудом приподнялся на руках и сдвинулся к краю кровати. Немного посидев, глубоко вдыхая горячий воздух вместе с остатками суррогатного нектара, он начал тихо нашептывать молитву бодрости. Пару минут спустя Стоик поднялся на ноги и потянулся, хрустнув суставами. Он вновь был в боевой готовности.
Расчетливо глянув на свою партнёршу, жрец поднял с пола одну из подушек, слетевших туда во время ритуального соития, после чего вернулся на кровать. Он перевернул беспамятное тело куртизанки на живот и подсунул под него подушку так, чтобы прелестные ягодицы девушки оказались приподняты, а её нежные лепестки приглашающе раскрылись. Обеспечив себе удобный доступ, Стоик пристроился сзади, положил ладонь ей на спину и вновь вошел в неё, одновременно направив через руку заряд бодрости. Девушка слабо застонала, сотрясаясь от его движений, и открыла затуманенные глаза.
Новый круг ритуала начался.
Так продолжалось несколько часов. Стоик доводил себя и партнёршу до изматывающей кульминации, пил нектар, изливающийся из богоподобной, после чего восстанавливал выносливость и начинал новый цикл. Постепенно все слилось в сплошной сладострастный бред, в котором они теряли себя, раз за разом механически повторяя путь, заканчивающийся взрывом неописуемого удовольствия и неги. Истинное завершение наступило только тогда, когда даже живительный нектар не мог придать ему сил, чтобы оттолкнуть истощение.
Стоик лежал, раскинув руки, и не мог пошевелиться. Всё тело ныло, словно после полноценного дня в кузне, а волевые усилия просачивались сквозь его собственный дух, как вода между пальцев. Никогда в жизни он не был настолько вымотан и одновременно так доволен проделанной работой — даже в таком состоянии он мог чувствовать свою целостность. Целостность, каковой не ощущал более десятилетия. Сейчас его тягучие думы омрачала только тишина, так и оставшаяся с ним. Несмотря на исцеление, шепот богини так и не вернулся к нему. Хотя он изначально не питал на это особых надежд, но неудача всё равно принесла горечь.
Стоик оттолкнул скорбные мысли и лениво задумался об упущенном моменте, который, впрочем, так и не повлиял на устроенное им действо. Как ни странно, за это время никто из местной охраны или работниц их не беспокоил, хотя от вспышек богоподобной грохота было столько, что закладывало уши. Видимо, хозяйка заведения, кроме защиты от пожаров раскошелилась еще и на подавление звука. Довольно недальновидное решение, ведь воры вполне могут использовать это к своей пользе, да и кто знает, что может взбрести в голову некоторым клиентам? Хотя какое ему до этого дело? Главное, что это сыграло ему на руку, прикрыв неожиданно сильные взрывы от зевак. Прочее неважно.
Неожиданно Стоик почувствовал, как зашевелилась его грелка, которая прежде спала, прильнув к его боку обнаженной спиной. Жрец рассеянно подивился такому повороту, он не ожидал от партнерши такого подвига еще как минимум часов шесть. Должна же быть вкрай обессилена, ан нет, пытается куда-то ползти!
На его грудь оперлась нежная ладонь с острыми коготками, а на чресла мягко опустилась упругая девичья попка.
"Неужели ей все еще мало? Поразительное либидо у этой шлюшки", — подумал Стоик, разлепив глаза, и тут же понял, что в происходящем есть что-то, в корне неправильное. Орнамент на коже куртизанки сменил свой цвет на насыщенно-бордовый, а её глаза почернели и теперь источали фиолетовую дымку.
— Здравствуй, мой милый Дюран, мне радостно видеть, что ты всё так же пылок, как и прежде, — произнесла она, сложив губы в улыбке, которая казалась совершенно чуждой этому лицу.
От звука этого давно мертвого имени у него перехватило дыхание. На мгновение ему показалось, что его, наконец, по-настоящему настигло безумие, иначе как еще объяснить то, что он видит и слышит?
— Кто... ты? — прохрипел Стоик, пытаясь собраться с силами.
— Ты не узнал меня, Дюран? — спросила она, слегка склонив голову. — Печально. Неужели я так давно не обретала смертное вместилище, что даже вернейшие не помнят, как меня распознать? Ну, давай же, воспользуйся разумом, ведь ответ прямо перед тобой!
Ответ... да, ответ был здесь, но... он боялся этого ответа. Боялся обмануться, приняв видение за реальность или всё же... того, что перед ним реальность?
— Магран... — наконец прошептал Стоик, чувствуя, как внутри него предательский страх и неуверенность борются с разгорающимся благоговением. — Как... нет... почему ты здесь, моя богиня?
— Странный вопрос, Дюран, ведь ты сам звал меня, — произнесла она и нежно провела ладонью по его щеке. — Ах, ты был так неистов в своем воззвании и выбрал столь прекрасный сосуд, что я просто не могла удержаться! — воскликнула аватара, после чего наклонилась к его лицу и впилась жадным поцелуем в губы.
От этого её простого действия Стоика вдруг накрыла волна такого дикого желания, какого он не ощущал ни разу в жизни. Он хотел её. Хотел, как нетерпеливый юнец, как оголодавший воин, как обезумевший зверь — сейчас же, сию секунду, и ему было совершенно плевать, что перед ним воплощение богини. Если бы не слабость, то в тот же миг он овладел ею, несмотря ни на что.
Его тело дрожало, из горла вырывалось сдавленное рычание, пальцы судорожно скребли по подпалённым простыням — Стоик силился подняться и схватить столь вожделенную добычу. С великим трудом ему, наконец, удалось сковать почти вышедшую из-под контроля похоть цепями воли.
— Выдержал, вижу? Молодец! Я в тебе не сомневалась, — похвалила его аватара, которая все так же сидела на нем как наездница. — Славно, славно, — произнесла она, огладив рукой его член, который сейчас стоял колом, даже несмотря на прошлые подвиги. — М-м-м, как же давно я не испытывала плотских удовольствий, — произнесла она, лаская свою левую грудь. — Утехи смертных это совершенно особый вид лакомства, Дюран. Особенно в смертном же теле, — сообщила ему аватара, после чего приподнялась на коленях и направила его жезл в своё лоно. — Хотя, с подготовкой ты прошел по самой грани. Разум этой девочки почти раскололся под натиском болезненного удовольствия, еще чуть-чуть, и она бы стала бесполезной куклой. Ну, да нечего, теперь, когда я здесь, её рассудок легко вернуть в равновесие.
— Почему сейчас? После всего этого времени, с тех пор, как ты меня покинула, Скейн тебя подери! — с неожиданной яростью выкрикнул Стоик, пропустив большую часть этой болтовни мимо ушей. На него накатила неконтролируемая злость.
— Пф, Скейн никогда не смог бы меня отодрать, даже если бы захотел. В этом плане он совершенно бесполезен. Почему, думаешь, когда готовятся к призыву его воплощения, жертве отрезают всё лишнее? Евнух по жизни, евнух и в аватаре, — снисходительно поведала богиня, неспешно скользя вверх-вниз по его стволу. Казалось, тон служителя её совершенно не заботил. — И, я никогда не покидала тебя, Дюран. Тебя и других жрецов, что питали бомбу на мосту Холгота, опалило взрывом, поэтому то вы больше не могли слышать меня. Вот и всё. Вы убили аватару Эотаса и прочувствовали на себе последствия. Не более того. Жаль, что из всех вас это испытание прошел только ты. Прочие погасли один за другим, не выдержав веса тишины, ранений или вызываемых ими страстей.
Стоик закрыл глаза и сделал глубокий вздох, стараясь затушить свой гнев.
— Зачем? — наконец выдохнул он, вновь посмотрев на неё.
— Хм, что "зачем"? — поинтересовалась аватара, начав ускорять свои движения.
— Зачем тебе понадобилось это испытание? — прошипел Стоик. — Вся моя жизнь принадлежала тебе. Я служил, молился, проповедовал, убивал и изучал священные тексты, всё во имя твоё. Каждый день с моего поступления в храм и до сих пор, я прилагал все свои силы, чтобы познать твой путь и тебя саму. Смею надеяться, это не было напрасно. Я знаю, что ты можешь быть изменчивой как языки пламени на ветру, но если внимательно читать жизнеописания и исторические труды, за каждым твоим действием можно обнаружить причину. Ты никогда не скупилась на награду тем, кто служил тебе и никогда не упивалась бессмысленными смертями. Так я спрашиваю тебя, о огнеокая Магран, зачем тебе понадобилось подвергать тех, кто нанес сокрушительный удар твоему противнику, этим страданиям? Как последний выживший я желаю узнать ответ!
— Познал, говоришь? — пробормотала аватара, прогнувшись назад и еще быстрее задвигав бедрами. — М-м-м, пожалуй, так и есть, а сегодня познаешь еще глубже, — добавила она с усмешкой. — Что ж, слушай. Я нуждаюсь в служителе с достаточно крепкой душой, волей и верой, для особого задания. Судьба, постигшая вас после исполнения моего желания, стала отличной возможностью отсеять зерна от плевел. Что лучше проверяет крепость души, как ни нанесенные ей раны, а крепость веры, как ни сомнения? И скажу тебе честно, Дюран, я рада, что для того, чтобы искомое было найдено, в Калесо пришлось отправиться лишь одиннадцати высшим посвящённым.
— Понятно, — с облегчением прошептал Стоик.
Такой ответ он мог принять. Если во всем этом был четкий смысл, то всё встает на свои места. Испытания всегда были аспектом его богини, хоть никогда и не являлись самоцелью, так ему ли, человеку, что не раз и не два проверял крепость других огнем и словом, теперь пенять на то, что с него спросилось сторицей? Впервые с начала его одинокого путешествия по землям родной страны человек, назвавшийся Стоиком, ощутил некое подобие покоя. Но... у него остался еще один вопрос, без ответа на который его мятущаяся душа никогда не обретёт прежней ясности.
— Благодарю, что, наконец, развеяла мои сомнения, госпожа, — сказал он. — Но прежде, чем ты укажешь мне мою новую цель, позволь узнать еще кое-что.
Аватара Магран слегка подалась вперед и, опершись руками на его грудь, посмотрела своими темными провалами прямо в его глаза.
— О, мой милый Дюран, я уже знаю, что ты хочешь спросить, твоя сущность пела об этом с тех самых пор, как ты покинул Свет-в-Тени, — промурлыкала она, растянув губы в хищной улыбке. Теперь это получилось практически естественно. Новая оболочка быстро становилась родной для частички богини. — Земные чертоги Воедики недоступны моему взору, но я еще помню, кто там томится. Полагаю, юная Иовара поделилась с тобой своими воззрениями?
— Да, призрак еретички многое поведал нам, — хрипло прошептал Стоик. В его горле встал ком и, чтобы продолжить, ему пришлось с усилием сглотнуть. — Она лгала? — и затаил дыхание, ожидая ответа.
— Отнюдь, Иовара всегда отличалась исключительной правдивостью, — беззаботно откликнулась богиня, а Стоик почувствовал, как его мир рушится. До самого последнего момента в нем теплилась надежда, что всё это просто глупая болтовня обезумевшего призрака, и вот та, кому он служил всю жизнь, с непринужденной беспечностью оставила от этого уголька только серый пепел. — Эгвитанцы были очень настойчивы в поиске высших сил, а когда убедились в своей неспособности достичь этого, с той же настойчивостью обратили свои разумы на попытку сотворения таковых, — тем временем продолжила богиня. — Они вложили в этот амбициозный проект всё, чем обладали сами, и всё, что смогли вырвать у других, от знаний и ресурсов до самих душ, и, в конце концов, преуспели. Народ эгвита был стерт с лица этого мира, но яйцо из их сути и амбиций породило современный пантеон. Воедика, Берас, Ваэль, Абидон, Галавэйн, Римрганд, Ондра, Скейн, Хайлия и Эотас — всё они дети эгвита.
— А ты? — выдохнул Стоик, хватаясь за последнюю соломинку. Мысли путались, и нарастающее удовольствие от продолжающегося соития с аватарой только мешало четко воспринимать сказанное ею.
— Я? О, милый Дюран, я была стара еще в те времена, когда будущие творцы богов бегали по полям с каменными копьями, — хихикнув, ответила аватара. — Не могу назвать себя творцом этого мира и всей жизни в нем... сие деяние принадлежит кому-то другому... Но вот смертные души мои и только мои, — провозгласила она тоном гордой матери, рассказывающей о своем чаде. — Как там говорится в писании, которого придерживаются в Дирвуде? "Магран потерла свои огненные ладони и из высеченных искр родилась жизнь", кажется так? Хах, забавно звучит, но к истине ближе те, кто думает, что эти искры появились, когда другой бог разжег меня своей кочергой! — воскликнула она, неожиданно с силой сжав естество Стоика своим лоном. Жрец захрипел от боли и наслаждения, судорожно исторгая из себя жалкие остатки семени, неведомым чудом сохранившегося в нем после многочасовых соитий с куртизанкой, чье тело сейчас занимала богиня. — Вот только это случилось задолго до рождения богов пантеона и в те времена, когда имени Магран еще не существовало, — прошептала она, довольно огладив свой плоский живот.
— Тогда... тогда каким же было твое имя? — тяжело дыша, выдавил Стоик.
Аватара чуть склонила голову, с интересом посмотрев на него, после чего вдруг схватила его за бороду и притянула к себе.
— А вот это ты и должен выяснить, — прошептала она ему на ухо, прижавшись к его щеке своей. После чего чуть отстранилась и резко впилась в его губы жадным поцелуем.
По телу Стоика распространилось тепло, которое вскоре переросло в настоящий пожар, несущий агонию каждой частичке его тела и души. Спустя какие-то жалкие мгновения после того, как губы аватары коснулись его, сознание жреца кануло в черную бездну.
* * *
Магран оторвалась от губ своего преданного последователя и замерла едва на расстоянии ширины мизинца от его рта. Мерцающий поток сущности и жизненной силы тек из жреца в аватару. Тело под ней иссушалось и тлело прямо на глазах — кожа хрупким пергаментом обтянула череп, а затем разлетелась мелкими чешуйками, глаза рассыпались песком, кости крошились, распадаясь на части, смешиваясь со ссыпающейся внутрь испепеленной плотью.
Последняя частичка души её верного служителя, наконец, покинула свое старое вместилище, после чего богиня выпустила из рук клок его облезшей бороды, позволив ненужному мешку с золой и пеплом рухнуть на кровать.
Магран провела душу через пуповину, что связывала аватару с её царством за гранью материального мира, затем направила жреца к границе пустоты, откуда должен был начаться его истинный путь.
"Найди то, что я потеряла, мой милый Дюран, — напутствовала она его. — А я пока подарю тебе дитя", — послав эти слова вслед удаляющейся душе, она внезапно ощутила нечто знакомое, будто когда-то давно уже говорила такое или же нечто похожее..., но кому? Не тому ли, неизвестному, что вместе с ней творил смертных? Это смутное воспоминание, отдавалось в её сути целым калейдоскопом приглушенных чувств, от любви и нежности, до презрения и ярости. Сколько же всего она потеряла вместе со своим первым именем?
В материальном мире её аватара задумчиво уставилась на жалкие останки своего служителя и последнего любовника.
— Всё новое это хорошо забытое старое, — прошептала она, поднимаясь с кровати и стряхивая с себя остатки пепла.
Внезапная вспышка странного чувства заставила её споткнуться и опереться на ближайшую стену. Её живот слегка округлился, а за спиной развернулись призрачные ленты сине-белого и черно-красного света.
Магран нежно провела ладонью по своему животу, на котором неровным синим светом зло вспыхивал сложный узор.
— Чш-ш-ш, моё милое дитя, не балуйся, тебе пора баиньки, — проворковала она. — Спи крепко и набирайся сил. Тебя ждет великое будущее, мама об этом позаботится, — сказала она, после чего вскинула голову и, сузив черные омуты, воззрилась на что-то, ведомое только ей. — Да, без сомнения, великое, — произнесла она, растянув губы в зубастой усмешке.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
