Вселенная шай-ти: часть 2

II.

Они пришли вчетвером. Трое неизвестных, по шею укутанные в широкие плащи-кафтаны с воротниками-стойками, и маленькая девочка-бабочка, которую Соня когда-то встретила в Зверинце и про себя привыкла называть Феей. Только взгляд намертво — захочешь даже, не оторвешь — приклеился к одному. Соня смотрела на него, и ей было совсем нестрашно, только глухая тоска в груди заворочалась, подняла голову и оскалила пасть. С этой тоской сколько лет прожито было! Все дороги сновидений ей пропитались, каждый поворот и перекресток.

Ей показалось, что вот именно сейчас она поймет, что это за чувство годами звенело и до сих пор звенит в душе тонкой нитью...

Она сделала полшага назад, к стенке; раньше вперед бы рванулась, даже сквозь решетку — но нет ее, а мимо этих не пробежишь, не проскочишь! Обязательно поймают.

Не все. Только тот, который в центре.

Но странное дело, от него как раз Соне и не захотелось спрятаться. Она взглянула на него сквозь рваную челку, думая про себя, что в этом инопланетянине и впрямь что-то человеческое проскальзывало — неуловимое, как утренняя дымка над склонами гор. Но это только в первое мгновение показалось. Прошло оно, и пришло понимание: нет между ним и Соней ничего общего во внешности. Их сходство лежало глубже, там, под кожей, мышцами и костями, оно светилось бело-золотым огнем.

Соня сама небольшая, кругленькая пышка, мягкая и нежная, как сдобная булочка, а он... Высокий — больше двух метров — жилистый, это даже сквозь плащ было заметно! Такие железный прут голыми руками могли согнуть не напрягаясь, а этот, не усомнилась Соня, и балку пополам переломил бы.

— Почему она не двигается? — недоуменно повела усиками Фея. — Эй, милая, все закончилось...

Соня почти поняла, что она сказала.

Предложение оборвала рука крайнего справа инопланетянина, сжавшая плечо Феи: не время, не надо вмешиваться.

А рук у них было по четыре у всех, но к этому Соня даже привыкла. У Кор-ара вон аж шесть, а приходила тут одна посетительница, так у нее двенадцать было!

Соня смотрела на них — на него — и ей хотелось закричать: кто ты?! А еще — тихо спросить: теперь не во сне, да?

Острые черты лица, высокий лоб и ярко очерченные скулы. Темные глаза, без зрачков и белка, кажется даже без блеска, немного больные и отчаянные — с чего бы? А уши у этого инопланетянина смешные, некстати подумалось Соне. Она могла бы сказать: лопухи — только это значило бы соврать просто неприличным образом, потому что от лопухов тут не было совсем ничего. Скорее бутоны космических цветов.

По другим пришедшим Соня просто мазнула взглядом, не задержалась, не отметила ничего — что ей они, когда все равно видишь одного? Только вот Фея вперед потянулась, видимо надеясь, что узнает ее земная девочка, подойдет, руку протянет. Звякнули цепочки, зашуршала ткань платья, но Соня от чужого движения отшатнулась, почти распластавшись по стенке: не подходи!

— Почему ты боишься меня, старый друг? Я же не принесла тебе бед и боли.

Фея остановилась на мгновение, а потом сделала пару шагов вперед, осторожно, словно перед ней был не слабый человек, а животное, зверь, готовый броситься и вцепиться в руку.

Соня так устала быть животным.

— Ну же, не надо меня бояться, иди сюда, ко мне... Я познакомлю тебя...

Соня вздрогнула, словно ее ударили: чужой голос резанул по ушам, заставив вжать голову в плечи, в голове зашумело, виски болью прошило... Она замотала головой, зажмурилась, всхлипнула тихо — и все прошло, как не было.

Когда Соня открыла глаза, то увидела, как Фея пожала плечами и что-то певуче сказала своим спутникам. Те почти синхронно в недоумении заломили брови, а тот, которого Соня уже называла своим, нахмурился и в уголках его глаз собрались мелкие морщинки.

Почему он молчал?

Соня отстраненно и немного холодно улыбнулась: чуть приподняла кончики губ.

Ашай наклонил к плечу голову, не отрывая взгляда от прижавшейся к стене девочки, вбирая в себя ее облик: и посеченные концы растрепанных волос, и изморозь серой радужки глаз, и нежелание слушать Файли и идти к ней навстречу, и еле слышимые на самом дне души узнавание и надежду. Он чуть не рассмеялся от облегчения, поняв, что ничего не потеряно, его свет не сломан — только недоверчив и испуган безмерно!

Он почти не обратил внимания на то, как Файли обескуражено примолкла, завершив свой рассказ о невозможности сейчас воздействовать на девочку ментально. Сфокусируй он свое внимание на фейнилле — быть беде, не сдержался, высказал бы, что не стоит лезть, куда не просят. Хотя и ее понять было можно: придя сюда, позвав его, она всего ждала от света Тай-до-рю — слез, криков, обвинений, радости — но не такого ледяного равнодушия. Ее боль и обида были понятны, но...

Файли причинила его свету боль. Это не забыть и не простить так просто.

А еще, никто так и не понял, не услышал за мешаниной собственных чувств и разочарований, что ни с кем, кроме него, она не уйдет отсюда.

Легкое движение — семь широких и спокойных шагов вперед — и он встал у самого края клетки, упершись коленями в бордюр.

— Я прошу у тебя прощения, мой свет...

Его голос обволакивал, гладил и обнимал, успокаивал боль. Соне неожиданно захотелось в него завернуться, как в теплое одеяло, и так и остаться — в этом тихом голосе с мягкими, баюкающими интонациями.

— Если бы я был сильнее, услышал бы и нашел раньше. Но я слаб, мой свет, и твое заточение здесь моя вина.

Соня поняла совсем немного, но и этого хватило с лихвой. Изнутри поднялись недоумение и злость: почему он винил себя в случившимся с ней? Как будто это он украл ее с родной планеты и запер в этой клетке!

А слова 'я виноват' и 'ты в клетке' иначе связать у нее не получилось.

— Ты вправе отказать мне, сияющая. Но все-таки я надеюсь, что ты окажешь мне честь разделить свой путь со мной... — он судорожно вздохнул, а потом раскрыл руки, чуть наклонившись вперед, к Соне. — Ты пойдешь со мной, мой свет?

И Соня заплакала. С самого корабля Крыса не плакала, а тут словно волной накрыло, не сдержаться: только и шмыгаешь носом да размазываешь по щекам соленые дорожки.

— Д...да-а-а, — захлебнулась слезами Соня, кивая головой, соглашаясь — не до конца даже понимая, с чем.

Бывает же, что соломинка ломает хребет верблюду, так и эти — не слова, нет — протянутые руки стали последней каплей, прорвавшей плотину, что скрывала за собой всю боль и одиночество, да еще отчаянную надежду на то, что ее найдут и заберут из ненавистного зверинца.

Соню колотило так, как будто все это время она брела в непроглядной темноте и холоде, а теперь ей пустили в тепло. И это тепло обжигало, причиняло настолько нестерпимую боль, что еще немного — и она закричала бы.

У нее подкосились ноги, и наставить бы ей синяков на коленях, но упасть не дали: подхватили, обняли до хруста в костях — Соня поняла, что больше ее из этих рук не выпустят. Она сама не готова была разжать собственные кулаки, мгновенно сжавшиеся на жилетке и волосах своего инопланетянина. Только мысль мелькнула и пропала: наверное, это очень больно, когда тебя так за волосы дергают...

Он держал ее так, словно Соня была самой большой драгоценностью в мире и теперь ее у него не отобрать никому — не выпустит, не отдаст!

— Шшшшш... Все хорошо. Теперь все будет хорошо, — прошептал Ашай непослушными губами Соне в макушку, совершенно не обращая внимания на своих спутников, застывших поодаль.

Всю жизнь он шел вот сюда, к этой клетке с энергетической решеткой, чтобы отключить ее и забрать то, что она охраняла — его свет. И роптать на насмешницу судьбу Ашай не посмел за такую встречу: иной у них быть не могло.

Он бы просто не успел ее найти.

Яшэ Ли недовольно свел брови, передернул плечами, сцепив все четыре руки в единый замок: пусть эта землянка не так сильно отличалась от их пар внешне, но внутренне... Какая насмешка, беда! Такая яркая и абсолютно глухая, не иначе боги решили подшутить, как иначе объяснить подобную связь?

Не быть им одобренными, не быть вместе...

Но ни слова не упало на землю с его губ: не место. А что обретший — так у них впереди долгая дорога до дома. Одумается еще. Сейчас радость застила все, стерла любые увечья — вон как в клетку запрыгнул, заслонил собой, согнувшись аж вполовину!

От их спутницы веяло детской обидой, горьковато-холодной, упрямой: она же нашла, услышала, привела, а тут... Словно нет ее и не было никогда, даже взгляда благодарного не досталось ей от землянки, отголоска признательности от Тай-до-рю.

— Не стоит на нее обижаться, Файли-ти, — тихо наклонился к Файли старший шай-ти. — Поверьте, не со зла вам и слова доброго не сказали, не от черной неблагодарности...

— Как вы можете быть так уверены, Яшэ-ти Ли?

— Глупо обижаться на тех, кто от рождения не может летать или видеть красоту окружающего мира: не расскажешь им, не объяснишь своих чувств. Вы же не осуждаете калек своего народа за то, что они родились не такими, как все?

— Вы хотите сказать, что...

— Она не слышит никого из нас. И моего сына — тоже.

Сердце Файли острой иглой кольнула жалость к человеческой девочке. Яшэ-ти подавил в себе желание поморщится: он, как и Файли слышал, читал в буклетах, что зверь Землянка — не животное, разумное существо! — совершенно не обладал эмпатическим даром. Но все-таки до последнего надеялся, особенно на фоне реакции на ментальное воздействие, что просто порог чувствительности очень низкий. Присмотревшись ближе и не увидев на девочке эмпатического кокона, уже уверился окончательно — пустышка.

— Тогда... примите мои соболезнования вашему дому и роду, Яшэ-ти Ли. Я надеялась, что этот день будет радостным для вас и Тай-до-рю, а оказалось...

— Вы не знали. Никто из нас не знал.

Тот, кого назвали Тай-до-рю, даже головы не повернул на их слова, хотя и слышал каждое слово. Ему не было дела до чужой горести, когда в его сердце через край расплескалась солнечно-медовая радость...

* * *

Скандал вышел знатный, как позже рассказал Соне Граф, усевшись на огромную подушку-кресло, которая заменила девочке кровать. Все планеты Альянса трясло, как в лихорадке. Общественные организации встали на дыбы, требуя у правительств действий, компенсаций и одни звезды ведают чего еще, якобы заботясь о душевной травме Сони. Но шай-ти всех придавили железной рукой, объявив, что девочка теперь находится под их покровительством, а именно одного из глав Совета Трех, уважаемого Тай-до-рю. Мол, раньше надо было думать и замечать, а теперь все претензии, вопросы и пожелания заинтересованные стороны могут направить официальному опекуну и, быть может, он их даже прочитает.

— ... Зверинец закрыт, звери-у отправлены в различные зоопарки, Кор-ар банкро-о-ут и персона нон-грата, а ты свободна, как ветер, — улыбаясь в усы и дергая правым ухом, заявил Граф.

— Скажешь тоже! Свободна! — обняв колени, заспорила Соня. — Мне кажется, что я просто сменила одну тюрьму на другую, Граф.

— Разве ты заперта-у здесь круглые сутки-мряу? Разве тебе-у не предоставиляу доступ во все помещения вплоть до командного пульта-у управления?

— Н-нет, но....

Соня задумалась: действительно, в этот раз ее не запирали, в капсулу не укладывали и вообще никак не ограничивали. Захочешь — в каюте сиди круглыми сутками, занимайся, чем душе угодно, захочешь — по кораблю ходи-броди, куда ноги несут, никто и слова поперек не скажет, если только сопровождающего приставят. Да и то, как иногда казалось девочке, чтобы шею себе просто не свернула. Правда, почти все шай-ти в ее присутствии морщились еле заметно, словно от головной или зубной боли, но — молчали. И прикасаться никто не стремился — не то из вежливости, не то просто она сама им неприятна была. Но Соня и рада была: после Зверинца любое прикосновение вызывало лишь тошноту да желание спрятаться. Иногда потерпеть можно, но на постоянной основе... Нет уж, пусть все как есть остается, Соню все устраивало.

Корабль Соне удивительным образом понравился: вытянутый, похожий на приплюснутый овал, но только с 'крыльями' — огромными полупрозрачными парусами по бокам. Как они работали, Соня даже предположить не пыталась, но красота была неописуемая: сияющая в темноте полупрозрачная ткань...

А вот каюта показалась неуютной и пустой, сотня метров одиночества, среди которых почти невозможно найти себе места, приткнуться в какой-нибудь угол за их полным и абсолютным отсутствием. Зато кровать, усыпанная десятками покрывал разной степени плотности и теплоты, занимала чуть ли не треть всего свободного пространства. Подушек же было всего несколько: на одной из них как раз и устроились сейчас Соня с Графом.

— Но тебе хочетсяу домой, — понимающе заметил кот. — Толькоу никто не знает здесь дорогияу до Земли.

— Но Крыс знал!

— Крыс пролетал мимоу. Случайность. Рок. Судьба-у. Называй как хочешь, суть от этого не изменится, мрыу.

— То есть мне теперь всю жизнь жить с этими... шай-ти?

Эти новые инопланетяне вызывали у Сони очень противоречивые чувства. С одной стороны, вроде как помогли, доказали, что она разумное существо, из Зверинца вызволили, а с другой — мало ли чем они руководствовались в своих действиях, все-таки чужой мир, чужая логика, может, на опыты забрали?!

Единственный, из-за кого Соня и не сбежала еще с этого корабля сломя голову в бескрайний космос — кто бы ей дал! — был тот, который на руках вынес ее из клетки.

— А разве это так уж и плохоу? — потягиваясь, хитро посмотрел на Соню Граф. — Отдельное жилье, кормят-поят, одевают, работать не нужно...

— Плохо! — отрезала Соня. Вышло резче, чем хотелось. — Я не боюсь работать. Да хоть заборы красить или полы мыть — какая разница?! И уж иж-ди-вен-кой, — по слогам выговорила она несколько раз услышанное дома слово, — точно быть не собираюсь!

— Тогда зачем ты пошлау с ними-мр?

Соне вспомнились высоченные, почти черные на фоне обесточенного города, фигуры. Открыто смотревшие на нее с больной жалостью: как будто и рады они были бы потеряться по дороге, избежать этой встречи, но время назад уже не отмотаешь.

А тот тогда глядел на нее, словно всю жизнь до этого бродил во тьме, а теперь увидел солнце. И руки у него дрожали.

— Я... не с ними пошла, — с собой надо быть честной, считала Соня. — Я с ним...

— Тогдау и нечего обсуждать здесь, не так ли? — удовлетворенно заключил кот. — Тем более, что шай-ти, мяу, не такие плохие, как ты думаешь... Не идеал, конечно, очень уж на вас, людей похожи, но это ведь не плохо?

Соня пожала плечами, а потом все-таки ответила:

— Не знаю, если честно. И похожести в упор не вижу.

— Это просто ты не туда смотришь... Тебя, по внешности, можно сравнить с шей-ти, их женщинами.

— Шай-ти, — незаметно для себя поправила Графа Соня.

— Ничего я не перепутал, вот еще! Шай-ти — мужчины, шей-ти — женщины, и последних нет ни одном на корабле, — объяснил рыжий гость.

— Почему?

— Потому, что слабая половина этого народа, если использовать земные выражения, почти никогда не покидает свои планеты. Их у шай-ти три, между прочим. Но это я имею в виду входящие в состав их родной солнечной системы, а есть еще открытые или завоеванные, — начал рассказывать Граф лекторским тоном — смешно! — Так вот, шей-ти не выше тебя, но плотнее, никаких четырех рук нет и в помине, всего две, а черты лица у них крупнее и мягче, чем у их вторых половин. Считается, что шей-ти слабее шай-ти, но это только считается, просто сила и сфера ее приложения у них разные.

— Это как? — не поняла Соня.

— Сама потом узнаешь. Ты только запомни самое главное-у: жить они способны только в парах.

— Любишь ты говорить загадками...

Лицо у Сони стало серьезное, но глаза потеплели. Она, как и Граф, всегда считала, что любой опыт необходимо приобретать на собственной шкуре: говорить могут всякое, советовать тоже, но пока внутри себя, сам не дозреешь до чего-то, все бессмысленно.

— А то! Я же-у кот! — гордо-гордо распушился Граф. — А котаум положеноу говорить загадками.

— Но хоть на один вопрос ответить-то можешь?

— Смотряу какой.

— Как хоть зовут его, того, который мой? — несчастно-отчаянно задала терзающий ее вопрос Соня.

По каюте волной разнеслась тонкая трель, словно струну у гитары тронули: кто-то стоял по ту сторону двери. Просто так никто в это помещение войти не смел, только с разрешения Сони. Корабль — не ее, но она гость, и границы ее территории священны.

— Вот и спросиушь сейчас, — рассмеялся Граф, качая хвостом. — А я — пошел!

Ловкий прыжок, двойное сальто, и рыжий бродяга исчез в сияющих разноцветных искрах: по снам бродить ушел, а может, и в другие миры. Соня понадеялась, что Граф расскажет ей о них. Или покажет — он умеет, этот самый замечательный кот в мире!

Соня покачала головой, поднялась с такой уютной кроватоподушки и, выдохнув, поспешила к двери: невежливо заставлять гостей ждать! А отголоски разговора осели в голове снежными хлопьями и новогодними шарами. Почему так, девочка не смогла объяснить, но собственный разум порой напоминал ей чердак, где хранилось много разного и на первый взгляд бесполезного. Даже для самой Сони.

— Да-да, входите! — сказала Соня, одновременно со словами нажав на сенсорную панель раскрытой ладонью, чтобы открыть дверь. И только потом, увидев удивление на лице пришедшего шай-ти, осознала: снова по-русски заговорила, забыла про мало-мальски знакомый межгалактический.

— Шххе?

Соня каким-то седьмым чувством поняла: тут не столько удивление, сколько интерес. И не к самим словам — к ней, Соне. Этот странный шай-ти считал важной каждую мелочь, которую она была готова с ним разделить. Но откуда пришло это знание, Соня сказать не могла.

— Вы... что-то хотели?

Шай-ти кивнул, согласившись и протянув вперед раскрытые ладони, на которых матово блестела небольшая сережка-клипса.

— Это для вас, — объяснил он, смотря на Соню почти не моргая и не двигаясь, ожидая ее выбора: возьмет или нет?

И Соня взяла, отгоняя сомнения и поднимающуюся изнутри панику: почему-то именно сейчас ей вспомнился ошейник и браслеты с их электрическими разрядами за неповиновение.

Сережка была круглая, теплая и похожая на гладкий морской камешек. Соня повертела ее так и эдак, не понимая, что ей делать с этим... подарком?

— Эм... И что мне с ней делать? И для чего она вообще нужна?

— Это... — медленно-медленно произнес шай-ти, словно подыскивая слова, которые Соня смогла бы понять, — чтобы общаться. Приложите к уху.

Соня посмотрела на него исподлобья, не доверяя, сомневаясь: мало ли, что она там чувствует и думает — бдительность терять не следовало никогда! Но в конце концов сделала, как было сказано. Мочку на мгновение прошило резкой болью, пропавшей через секунду и не оставившей после себя даже отзвука.

— Ай! — и с вызовом, подавляя желание сдернуть украшение и закинуть его подальше, Соня спросила: — И что теперь?

— А теперь мы с вами сможем общаться, а не играть в угадайку, — рассмеялся шай-ти.

Соня догадывалась, что у нее на лице сейчас был написан чистый неподдельный шок. Она понимала! С ней разговаривали, а она понимала, что ей говорили! Не строя предположения, не пытаясь догадаться по смыслу, а слыша так, как будто всю жизнь только и делала, что разговаривала на языке этого шай-ти!

— К-как это?! Волшебство? Вы — волшебник?

— Я не знаю, кто такой волшебник. Но если это обозначение ученого, тогда ваша догадка верна, — и, замявшись, шай-ти продолжил: — Вы позволите мне пройти внутрь? Боюсь, разговаривать из коридора не очень удобно...

И выглядел он при этом так, словно заранее был готов к отказу и даже и не думал на него обижаться. Соне сразу стало неуютно: она здесь гостья, а не он!

Она приглашающе кивнула, посторонившись.

— Волшебник — это тот, кто умеет творить чудеса, ученые они... другие. Но волшебник может быть ученым, если он алхимик, — затараторила Соня, объясняя новое для шай-ти слово и еще больше его запутывая. — А тут я просто хотела сказать, что мне очень понравился ваш... подарок? — уточнила девочка. Как же хорошо было разговаривать с кем-то кроме Графа и не во сне!

— Подарок, — подтвердил шай-ти, одновременно с этим сделав несколько шагов в комнату и замерев перед Соней на расстоянии полуметра. Дверь за его спиной с тихим шорохом вернулась на место, отрезав каюту от внешнего мира. — Если вы хотите.

— Хочу! — Раньше, чем даже успела подумать, произнесла Соня.

— Хорошо.

И замолчали оба, разом.

Рядом с шай-ти Соня постоянно начинала казаться себе маленькой и незаметной, почти крошечной. Только и заметишь ее на фоне шай-ти в пестрых нарядах благодаря белому платью.

— Вы о чем-то поговорить хотели?

— Да... Я... хотел бы узнать ваше имя.

У него потемнели кончики ушей — Соня сочла это милым и трогательным. А еще в первый раз подумала, что этот шай-ти красивый.

— Хорошо. Но с одним условием.

— Каким? — наверное, слишком быстро спросил шай-ти.

— Вы скажете мне свое, — мягко улыбнулась Соня.

— Ашай. Меня зовут Ашай, да.

Если бы перед Соней был не инопланетянин, то она решила бы, что он дико смущен и с трудом удерживается от того, чтобы не сделать какое-то привычное движение: за мочку уха себя подергать, кончик носа почесать или еще что. Сама Соня в такие моменты могла дернуть себя за выбившуюся из хвоста прядку или отросшую и лезущую в глаза челку.

— А-шай, — попробовав незнакомое имя на вкус, медленно произнесла Соня и решила, что оно ей понравилось! Сначала длинная-длинная 'А', которую так и хотелось потянуть подольше, а потом короткое 'ай' разбавленное тихим 'шшшш'. — А я — Соня!

Детский сад, штаны на лямках, панамка в ромашку, в кармане рогатка! Еще бы руки друг другу пожали, а лучше мизинчики, вот это было бы самое запоминающееся и необычное знакомство в жизни Сони.

— Сонья, — задумчиво-нежно произнес Ашай, так, что девочка почувствовала, как краской залило щеки. Вот же... инопланетянин! — Красиво. Оно что-то означает на вашем языке?

И любопытный к тому же!

— Ну... Обычно считается, что мое имя производное от Софии, которое означает 'мудрая' или что-то такое. А еще так называют человека, который любит спать. Много-много спать.

— Вам не подходит.

И так это непримиримо прозвучало, что Соня даже в первый момент не придумала, что и ответить. Она-то всегда считала свое имя очень подходящим: по снам же гуляла, дружбу водила с существами по ту сторону, а подушка с одеялом уже сколько лет лучшими друзьями были после книжек.

— Почему? Мое имя...

— София — слишком жестко и надменно, а сонной я вас не могу назвать ни за одну звезду космоса, — упрямо свел брови Ашай. — У вас слишком острый и серьезный для этого взгляд. И улыбаетесь вы иногда, словно режете.

Соня разозлилась — кроме имени у нее от дома почти ничего не осталось! И если ей сейчас предложат его сменить...

— Другого не дали! А если вам что-то не нравится, то...

— Мне нравится ваше имя, — взмахом руки прервал ее шай-ти, заставив замолчать и дослушать его до конца. — Оно очень мягко звучит, льется густым нектаром — и поэтому ваше.

— Вы еще свой вариант значения предложите! — фыркнула девочка.

— 'Золотая'. Мне кажется, так вам больше подходит.

— Где вы во мне золото-то нашли? — разом растеряв весь запал и лишь по привычке продолжив звучать недовольно, спросила Соня. Только Ашай уже услышал изменения.

— Вы просто не видите...

Если бы последние слова не прозвучали настолько горько-нежно, то Соня уже вспыхнула бы как спичка и попыталась вытолкать наглеца за дверь, и плевала она на разные весовые категории, и что Ашай выше ее на добрых полметра с хвостиком! Справилась бы!

Может быть.

А так только губы поджала, отвернулась и ушла вглубь комнаты. Ей надоело, что большинство окружающих считали ее то ли смертельно больным психом, то ли несчастной калекой! И смотрели жалостливо, только что конфетку не предлагали. Чтобы не заплакала.

Шай-ти... Ашай за ее спиной вздохнул глубоко, отчаянно: он не хотел ее обидеть или причинить боль, наоборот, всего лишь поделиться той красотой, которую видел — Соня это понимала. Только с собой ничего поделать не могла.

— Я обидел вас... — констатировал факт Ашай.

— Уйдите.

— Соня...

— Я что, снова говорю на родном языке, и вам не понять?! — в стену полетел тонкий планшет, разлетевшись на десятки осколков.

Второй за три дня.

Ей не нужна была его жалость. Чью угодно она могла перетерпеть, но не его! Да, она жила только своими эмоциями, не слыша чужих, реагировала на слова и действия, а не чувства других. А они — нет. Спасибо Графу, рассказал! Только это знание ничего не облегчило. Она как была, так и осталась человеком. И постоянно указывать на это ее отличие — да сколько можно?!

Но... почему же ей стало так больно именно от его слов?

Легшие на плечи и талию руки стали полной неожиданностью. Соня дернулась, забилась, но проще скалу сдвинуть с места! Только развернуться лицом и позволил...

— Пустите, вы!

— Я, — согласился Ашай, лишь крепче сжав руки и заставив Соню уткнуться носом в узорчатую ткань. — Простите, я сегодня все не с того начинаю и не то говорю. И вас обижаю. Простите. Я всего лишь хотел рассказать вам, какая вы удивительная и яркая, а вышло...

Голос у Ашая был потерянный и несчастный, а сама Соня с трудом удерживалась от того, чтобы не заплакать.

— Я вам... жилетку испорчу... — пригрозила она.

— Портите, — разрешил Ашай.

— Над вами подчиненные будут смеяться, — продолжила Соня.

— Пусть.

— вам должно быть неприятно меня касаться...

— Мне очень приятно, — мягко опроверг ее слова шай-ти.

— Но вы же шай-ти! — сделала Соня последнюю попытку достучатся до разума этого сумасшедшего.

— И?

— А я не шей-ти.

— Вот уж точно нет! — рассмеялся Ашай. — Не знаю, что я делал бы, если бы вы были одной из них!

— Почему? — засопела Соня.

— Что — почему?

— Почему вам так важно, что я не шей-ти?

— Потому что вы — это вы, и будь вы кем-то еще, то это был бы кто-то другой. А на подобное я не согласен, — объяснил Ашай, как нечто само собой разумеющееся. Так о непреложных истинах говорили на Земле.

— Я не должна Вам нравиться. Это неправильно.

— Теперь я вынужден спросить, почему неправильно? — удивленно уточнил шай-ти, чуть отодвигая ее от себя и проводя пальцами по влажным дорожкам у нее на щеках.

— Мы принадлежим к разным видам.

— И?

— Я некрасивая! — громче, чем хотелось бы, заявила Соня.

— Надеюсь, когда-нибудь я вам докажу, что это не так.

Соня угрюмо замолчала. На каждое ее заявление следовало опровержение, на которое не так-то просто было найти что-то в ответ. Да и говорил Ашай с уверенностью человека — то-есть шай-ти — объяснявшего, что солнце встает на Востоке, а садится на Западе. Доказательства — излишни, ему хватало и веры.

— Вы сумасшедший.

— Мой свет, с этим я даже спорить не буду! — расслабившись, выпустил Соню из своих объятий Ашай. Девочке мгновенно стало холодно, и она поежилась. — Вы успокоились?

— Более или менее.

Теперь Соне стало стыдно за свой срыв: у нее мгновенно заалели уши и щеки. Не смогла себя в руках удержать, так еще и планшет чужой сломала!

— Почему — уже не в первый раз! — Вы называете меня своим светом? — задала вопрос Соня, упорно пытаясь справиться со смущением. — Что это значит?

Ашай закрыл глаза, вспомнив старую, вычитанную еще в мальчишестве строчку из дедовской книги, даже скорее личного журнала. Сунул нос, куда не следовало, потом получил по первое число и за его длину, и за присущую ему тогда непоседливость.

— И одному не быть без другого целым, знать лишь тоску да ноющую под сердцем боль, вечно скитаться бездомным пустым бродягой сквозь реальности, искать и не находить, — ровно, по памяти, не позволив даже отголоску какой-либо эмоции проскользнуть в голос, окрасить слова цветом, процитировал Ашай. — И вечный холод станет одеялом, а камень постелью, и разум угаснет.

— Как-то страшно оно сейчас прозвучало...

Шай-ти только сложил первую пару рук поверх вторых: к сказанному он ничего больше добавлять не собирался. Когда-нибудь — вероятно, но не в ближайшее время. Потрясений для одного дня ему уже с головой хватило, а если случится еще пара эмоциональных скачков, то он не сможет предсказать собственную реакцию ни на что, а ведь ему предстояла еще смена на мостике.

Соня посмотрела на него — закрывшегося, словно не одну стенку вокруг воздвигшего — и неожиданно для себя предложила:

— Может... Вы чаю хотите? С печеньем. Я немного на кухне взяла, оно, конечно, уже десять раз как все холодное, но... В общем...

И замолчала, уткнувшись взглядом в пол, кляня себя на чем свет стоит за глупость, наглость и предложения не к делу и не к месту! Тут и так все их, а она чай предлагает, хотя это никакой не чай, а скорее морс, да и от печенья одно название! Вечно ее куда-то несло не туда: сначала сказать, потом сделать, а вот нет, чтобы перед этим подумать!

— Хочу...

* * *

Выйдя за дверь и прислонившись к ней спиной, Ашай вздохнул и почти сразу же выдохнул, а потом еще раз, и еще... Мысленно закрываясь и возводя вокруг себя щиты — беря эмоции под контроль, чтобы ни одна душа не услышала, не узнала, не почувствовала всю ту бурю, что сейчас рвала его на кусочки.

Никто никогда не предупреждал его, как это больно обретать, просыпаться после долгой-долгой зимы, начинать жить, когда умел только существовать. И каждый раз будет мало, сколько бы ни было — мало, хотя и говорил себе: видеть хватит, просто знать, прикасаться иногда, большего не нужно!

Не хватит.

Как ему может хватить ее света?

— Ничего, — и уже увереннее, он повторил, — ничего.

Выдох. Вздох. Выдох. Три удара сердца. И еще три.

Когда он увидел ее в клетке, узнал...

Под рукой тогда смялась облицовка стены — железная.

Надо контролировать себя лучше, повторял раз за разом Ашай. Если сорвется он, то ничего уже не будет, ни у нее, ни у них. А он сам... Как-нибудь справится. Две сотни лет, почти три, справлялся вдали от нее, от своего света, неужели теперь, когда она нашлась, он — Тай-до-рю своей расы, четвертое по значимости лицо — не сможет переломить себя и не натворить дел, не сделать хуже?

Рассмеялся бы, пьяный от счастья, на колени встал, поклоняясь своему божеству, но не зная, поймет ли она его, не закроется ли еще сильнее, чем есть — не смог. Он же слышал, как ей хотелось убежать, спрятаться, и как она каждый раз себя пересиливала, чтобы просто по кораблю пройтись! Чего ждать, не знала — и насколько же это незнание было горьким и вязким!

Боялась, она его боялась. Но не погнала же! И тогда — сама решила уйти с ним! Значит... был шанс?

Соня. Ему понравилось это имя: мягкой теплой нежностью дышал каждый звук, перекатывающийся на языке незнакомой ранее сладостью. Его золотая девочка...

— Ну и что ты тут стоишь в коридоре, как памятник Древним? Не приведи боги, подчиненные увидят — позору не оберешься! — вырвал его из мыслей резкий сухой голос. — О семье-то небось даже и не вспомнил?

— Отец, — выпрямился Ашай, мгновенно взяв себя в руки, обернулся и кивнул. — Не ожидал тебя здесь увидеть.

— Я что, уже не могу прийти в каюту к собственному сыну?

Ашай не стал уточнять, что за все время поездки тот не зашел к нему ни разу, а если от него что-то и требовалось, то для встреч существовали малые гостиные и переговорные кабинеты. Он был не столько сыном, сколько лицо семьи, основой ее почета и уважения, поводом поставить себя выше других.

И все это всегда приправлялось вечным недовольством: всего лишь Тай-до-рю, не Тай-до-но! Про то, как его махара обрадовалась бы, стань он парой Тай-до-ко, даже говорить не следовало...

— Тогда что тебя привело ко мне?

— Даже внутрь не пригласишь? — прищурившись, уточнил Яшэ Ли.

— У меня много работы, отец. Меня ждут на мостике и в транспортных ангарах, — а еще, мысленно продолжил список Ашай, он обещал появиться до конца смены в лабораториях. А после — дойти до Фенха.

— Но на эту... девочку ты находишь время в своем плотном графике.

Упрек.

— Она мой свет, — тоном 'и пусть хоть кто-нибудь попробует что-то против этого сказать' возразил Тай-до-рю. — Для нее у меня всегда будет время.

— Она не шей-ти! Она...

— Лучше, — закончил Ашай, улыбнувшись и прикрыв глаза, но так не спустив острого взгляда с лица стоящего напротив шай-ти.

— Она глухая! — резким окриком выразил свое возмущение Яшэ. Он уже не думал о том, что их увидят подчиненные сына. — Она не может быть лучше даже самой слабой и больной шей-ти!

При этих словах Ашай весь подобрался, на руках у него выступили темно-сиреневой вязью вены, четче проступили на лице скулы: о нем как угодно, но не о его Соне!

— Извинись! — получилось скорее глухое рычание, чем разумная речь.

— Что, скажешь, я не прав?! Она будет твоим падением, поверь мне на слово! Погоди, узнает... — не желая осознать, что ходит по краю, продолжил отец Тай-до-рю. Он давно уже полностью уверился в собственной безопасности и безнаказанности, силе старшего в роду, не допуская даже мысли, что против него смогут пойти.

— Извинись...

Рука Ашая сжалась на горле стоящего напротив шай-ти — рефлекс, что сильнее разума. Тьма всегда защищала свой свет до самого конца, попирая ногами любую логику. Выйти в одиночку против десяти, двадцати, сотни — какая разница?! Свет сможет погаснуть, только если не будет стоять перед ним его тьмы...

— Аш... Ашай...

— Мне плевать, всегда было плевать, что вы с махарой говорили обо мне, как называли за глаза, кем считали...

Тай-до-рю знал: у него сейчас были абсолютно безумные глаза, и фонил он на весь корабль так, что удивительно, как Фенх еще из-за поворота не вылетел — с аптечкой наперевес, проклиная дражайших родственников многоуважаемого Тай-до-рю! Примечательно — о Соне он вообще никак не высказался, только вздохнул и попросил привести девочку на медосмотр. А подчиненные... Только для его семьи было большим секретом, что уважали его не из-за страха перед должностью и не за заслуги предков, а за то, что подчиненные для него — свои, и за них он сколько лет уже горы сворачивал.

Научно-исследовательский корпус уже лет двадцать пытался включить Ашая в свои ряды, уговаривал уйти, сменить сферу деятельности, но... на любой другой работе, при всей нагрузке, у него никогда не было бы такой свободы перемещений, какая была здесь. А ему нужно, жизненно необходимо было найти свой свет — на родных планетах его Соня не родилась бы, это еще дед сказал...

Перед тем как умер.

Тоже был... чудак.

— ...но говорить что-то по поводу нее, — кивнул Ашай в сторону соседней двери, Сониной, — я не позволю никому.

— Безумец... А она знает — ты же не рассказал ей, не так ли — что должен делать свет? Она ведь взрослая, это все тут чуют... Тебя же вести должно с нее, как...

— Я достаточно себя контролирую для нас обоих, — убрав руку, Тай-до-рю отступил на шаг от своего отца. — Ей никогда не придется столкнуться с моей тьмой и моим безумием.

— Твоя махара никогда ее не одобрит и не даст своего благословения, — зло и очень-очень спокойно кинул Яшэ.

— Все в руках богов, — кротко и почти нежно, глаза в глаза ответил Ашай.

— Ты стал слишком похож на деда...

— И я рад этому. По сравнению с тобой, отец, он был несоизмеримо счастливее. И знал, что истинно ценно во всех наших рождениях, — у Ашая на губах мелькнул проблеск теплой улыбки. Его так часто сравнивали с дедом в детстве, и он так этим гордился! И любил, безумно любил вечера, наполненные тишиной, теплотой и мягким светом двоих, сидящих прижавшись друг к другу и рассказывающих ему истории из своей юности.

Старший шай-ти не удостоил сына ответом — о чем с безумцем говорить, поймет еще, что семья всегда права, да поздно будет — и ушел, являя собой воплощение осуждения и порицания. Ашаю стало смешно, до горечи. Он покачал головой и направился в сторону мостика. От хорошего настроения не осталось даже легкого флера.

* * *

Прогуливаясь по кораблю — недалеко, только до мостика и кухни, — Соня поймала себя на том, что начала смотреть на забравших ее инопланетян с неподдельным интересом, пытаясь понять, что они за существа, чем и как живут?

После пары дней наблюдений Соня заметила, что просто так у шай-ти можно было прикоснуться к плечу или руке, но кисти, голова и спина всегда оставались табу. От этого совсем непонятно выглядело поведение Ашая: при встречах он осторожно забирал Сонины ладошки в свои и держал их так с минуту или две. И тем обиднее Соне стало, когда однажды она настолько глубоко задумалась, что не заметила подошедшего поздороваться шай-ти, и как итог — испугалась чужого голоса, вцепилась в ладонь рядом стоящего Ашая, а тот весь одеревенел, словно его пыльным мешком по голове огрели!

— Подумаешь! Мне вот совершенно, нисколечко даже и не важно, как он ко мне относится... — пыталась уговорить себя Соня. Но знала: врет. Она же не чудовище какое, чтобы от нее шарахались! А после того чаепития у нее в каюте Соня посчитала Ашая своим, а это значило, что его можно было даже обнимать, не то что за руку держать! Это с чужими она всегда держала вежливую дистанцию.

— Свет клином не сошелся, и вообще — что я накручиваю себя из-за какого-то инопланетянина? — Соня закуталась с головой в одеяло и уткнулась носом в бархатную обивку подушки-кресла. Не переживать у нее упорно не получалось, зато очень хотелось плакать и разбить несколько тарелок или чашек.

— Наверное, я просто кажусь ему страшной... — решила Соня. Хотя Граф уже не раз ей говорил, что она похожа на шей-ти, но Соня не очень-то в это верила. А найти их на корабле и самой посмотреть — боялась, хотя и знала, что трое работали в лабораториях, а еще две — в отделе связи.

И еще ей абсолютно не шел белый цвет. Но вся одежда у нее теперь была именно такой: другую гостям не выдавали, а свою — отобрали еще в Зверинце. А ведь сами шай-ти щеголяли в свободное от работы время в одежде всех цветов радуги с кучей вышитых узоров! Ашай в последний раз приходил в бирюзовом жилете и яично-желтой рубашке. И звенел вплетенными в косы колокольчиками.

А другие шай-ти помимо бубенчиков и цепочек в волосах и на поясах, носили еще и браслеты. У кого-то они были грубыми и очень широкими, похожими на кандалы, а у кого-то тонкими, почти воздушными, с паутинкой сходными. Не простые украшения, но для чего они служили Соня так и не смогла понять. Отметила только, что на некоторые браслеты не просто смотреть было неприятно — мороз по коже пробирал!

У Ашая их не было. Ни одного. Соня специально при каждой встрече украдкой изучала его запястья. А когда они начали чаевничать по вечерам, и Ашай принялся рассказывать ей о своем мире, считая, видимо, что надо знать то место, куда едешь, хотя бы на словах, то и в открытую. Ашай отметил Сонин интерес чуть приподняв брови в немом вопросе, но так ничего и не сказал. За что девочка была ему безмерно благодарна. Соня не знала, как бы она объяснила свое нежелание видеть у него на руках подобное украшение. Но поняв, что браслетов нет и не будет, расслабилась и начала вслушиваться в рассказы Ашая с неподдельным интересом.

Так Соня узнала, что верховной властью у шай-ти считалась Триада: Тай-до-ко, Тай-до-но и Тай-до-рю. Ашай на данный момент являлся действующим Тай-до-рю и занимал в этой иерархии нижнюю ступень. Верхняя принадлежала жрице или же Тай-до-ко, если говорить на шайтиане, и один ее голос равнялся голосам Тай-до-но и Тай-до-рю вместе. Еще существовал Совет Двенадцати, состоящий из представителей различных каст и гильдий. Чтобы Соня это все поняла, Ашаю даже пришлось начертить табличку с квадратиками и стрелочками, объясняющими, кто кому подчиняется и какая у кого роль.

А еще внезапно выяснилось, что Ашай тогда пришел в Зверинец лишь благодаря давнему расчету и личному знакомству с Файли — послом фейнилл. И возможно это стало потому, что кроме военного дела в ведомости Тай-до-рю находились еще и контакты с другими инопланетными расами. Иными словами — вся внешняя политика. Тай-до-но тоже летал, но намного меньше, а Тай-до-ко вообще не покидала родные планеты шай-ти. Уточнить, как летают остальные шай-ти и куда, девочка пока не успела.

Сама Соня, с момента своего появления на корабле, насчитала три остановки. Но может их было и больше. Соня точно не могла сказать: на чужие планеты ее не пускали. И не потому, что не было возможности выделить сопровождение, но исключительно из-за нежелания и паранойи Тай-до-рю. А на вопрос — почему, ,Ашай объяснил, что не сможет доверить ее безопасность кому-то чужому, а у него самого такой день по секундам расписан и времени погулять с Соней попросту нет.

— Интересно, почему он со мной столько возится? Я же его... отвлекаю, наверное? — спросила саму себя Соня.

Ашай — Тай-до-рю, следовательно на девочку у него никак не могло находиться столько времени, сколько находилось каждый день! А он обязательно хотя бы раз в сутки присоединялся к ней в столовой или навещал в каюте; плюс были еще и постоянные встречи в коридорах, словно шай-ти всегда знал, где на это раз находилась девочка. Но этому Соня как раз и не особо удивлялась — не найти ее с эмпатией на знакомом до последней палубе корабле это надо еще очень сильно постараться!

А сегодня — они так и не пересеклись.

От очередного витка самокопаний и разочарований Соню отвлекла звонкая трель: кто-то пришел и теперь стоял по ту сторону каюты. Не Ашай, тот всегда звонил дважды.

— Д-да? — выглянув в коридор, удивленно приподняла брови Соня при виде... Фенха? Кажется, именно так Ашай представил этого шай-ти, когда Соня встретила их вместе. — Я могу вам чем-то помочь?

И лишь задав вопрос, Соня испугалась: а вдруг ее сейчас не поймут! Другие же не понимали, несмотря даже на подаренную сережку-переводчик, только Тай-до-рю.

— Да, Соня-ти, я здесь, чтобы забрать и проводить вас в Зал Сфер, — почти пропел шай-ти, так радостно улыбнувшись, что у него в уголках глаз собрались мелкие морщинки. — Боюсь, мой друг слишком сильно переживает из-за вашей безопасности, но сам он вас забрать не сможет, а позволить вам пропустить подобное мероприятие уже не могу я. Так что я здесь, и у нас есть десять минут на то, чтобы дойти до места назначения!

Соня смотрела на этого шай-ти, забыв даже, кажется, как моргать. Она-то привыкла, что шай-ти очень закрытые, а этот того и гляди с объятьями кинется!

— Эм... хорошо... Да, конечно! — с некоторой заминкой отозвалась Соня. — Куда идти?

— За мной, уважаемая, прямо, направо и вперед!

Соня решила, что Фенх ей нравится. Очень уж он был нестандартный, не столько по поведению, сколько еще и по внешности: вся грива в косички заплетена, глаза на манер египетских фараонов подведены, а одет по принципу 'нацепить на себя все, что было в шкафу, и чтоб обязательно всех цветов радуги'!

— А Зал Сфер — что он такое?

— Это довольно трудно объяснить не шай-ти, на самом деле, — зачастил Фенх, подхватывая Соню под руку, — но я попробую. Сферы это живое чувство, которое надо слушать. И поют они не так, чтобы очень часто, но каждый раз что-то новое и уникальное.

— Тогда получается, что Сферы — музыка, да?

— Вот, музыка, точно! Я абсолютно точно уверен, что вам понравится их музыка, — подмигнул Соне Фенх, обходя на крутом повороте выходящего из лабораторий отца Ашая. Соня с трудом удержалась, чтобы не обернуться и не показать ему язык. Фенха нормы вежливости в данном вопросе не волновали от слова 'вообще', что он и продемонстрировал, исполнив желание Сони.

— Не люблю его, — объяснил свое поведение Фенх. — Только и может, что нервы трепать!

— Что, от него кроме Ашая еще и вам достается?

— О, уже Ашай?! — выдернул самое главное из вопроса Фенх. — Не только мне, но всем и каждому, кто есть на корабле.

Шаг у Фенха был быстрее и легче, чем привыкла Соня, так что ей приходилось бежать за шай-ти чуть ли не вприпрыжку. Да и выпускать ее локоть Фенх, судя по всему, совсем не собирался, что тоже не способствовало снижению скорости.

— Противный характер?

— Безмерно, — и остановившись перед полупрозрачной узорчатой двойной дверью, Фенх добавил: — Вот мы и пришли! Эй, Ашай, встречай гостей. Как видишь, я довел, мы не заблудились и даже успели вовремя! Разве я не молодец?

Прозвучало это настолько гордо, что Соня против воли рассмеялась, а от плохого настроения у нее не осталось и следа. 'Шут, как есть цирковой шут!' — подумала она. И ведь специально себя так вел: мол, посмотрите на меня и забудьте все свои печали, лучше смеяться, чем плакать!

— Ума не приложу, чтобы я без твоей помощи делал, — чуть приподнял губы в улыбке Ашай: устал. Соня заметила, что при их появлении он весь как бы потеплел, оттаял, иначе и не скажешь. Словно до этого он весь день был закован в лед, а тут внезапно пришла весна. — Спасибо.

— А по уху? — прищурился Фенх.

— Понял. Замолчал, — ответил другу в подобном же тоне Ашай.

— То-то же!

— Соня, — Ашай чуть подвинулся на своем диване, освободив девочке место, — прошу Вас.

— А касательно твоей первой фразы, то ты без меня погряз бы в печали и унынии, точно тебе говорю! И работе... — с откровенным отвращением на лице добавил Фенх. — Соня, а что вы все еще стоите? Садитесь поближе к моему глубокоуважаемому другу, отбирайте у него чашку с чаем и готовьтесь наслаждаться представлением!

— Хорошее предложение! — бодро кивнула Соня, усевшись на невысокий диванчик и прихватив себе в личное пользование широкую подушку. Чашку Соня отнимать у Ашая не стала — должен же быть предел наглости! У Фенха его, может, и не было, этого предела, но она-то не он!

— Вот видишь, а ты переживал! — обратился уже к Ашаю Фенх. — Я уверен, что с твоим светом мы точно подружимся, не так ли, Соня?

— Посмотрим, — вежливо ответила она. Ей не хотелось обижать Фенха, но и ответить согласием Соня не смогла. Ашай ободряюще улыбнулся: от нее и не просили большего.

— Это вы хотите сказать, что я вот уже семь минут зря пытаюсь вас очаровать? Беда-печаль! Я не согласен!

Соня фыркнула. Чем дольше она общалась с Фенхом, тем больше проникалась к нему расположением. К тому же ей был важен Ашай, а Фенх, судя по поведению, был его лучшим другом. И ради него она могла бы попробовать подружиться с этим неугомонным звенящим созданием.

Тут Ашай прижал палец к губам, оборвав поток Сониных мыслей.

— Тшшш... Начинается.

Соня осмотрелась, только сейчас заметив десяток других шай-ти, удобно устроившихся на диванах или в креслах. Каждый держал в руках по круглой чашке с чем-то густым и насыщенно-фиолетовым. Девочка вопросительно глянула на Ашая, приподняв брови, но тот покачал головой. Все ясно: что-то специфическое, и он не знает, как ее организм на это отреагирует. И аллергия была бы меньшим из всех возможных зол!

А в медотсек Соню было не затащить даже под страхом смерти: ей сразу вспоминался тот доктор-ученый, похожий одновременно на ящерицу и кошку, становилось трудно дышать, меркло сознание. Ашай сначала сам перепугался, увидев ее реакцию на простое вроде бы предложение, потом, сложив два и два, предложил временный, но все-таки выход — проверить Соню на самые распространенные и вероятные аллергии, просто приложив к коже тонкую пленку, оказавшуюся в последствии чем-то вроде тест-полоски. Не бог весть что, но в их случае даже крупицы знаний приравнивались к бесценной информации. И Соня согласилась, тем более, что конкретно этот шай-ти вреда ей причинить не хотел — это было ясно так же, как то, что земное Солнце вставало на востоке!

Чего Соня не знала, а Фенх ни за что бы не рассказал, так это, что Ашай потом полночи просидел у себя в каюте, тупо смотря в иллюминатор на бескрайний космос и ни о чем не думая. Корабельный лекарь тогда возмущался, почти кричал, еле сдерживаясь, чтобы не запустить в друга чем-нибудь тяжелым. Мол, мало ему было одного эмоционального инвалида на корабле, тут еще и второй грозился появиться!

В тот вечер он чуть не возненавидел незнакомую инопланетную девчонку за ту боль, которая полной мерой доставалась его другу, но сейчас все изменилось. При первой личной встрече Соня показалась ему слишком странной и чуждой, но во время второй — после пары минут общения — удивительно гармонично смотрящейся рядом с Ашаем. Уверенность, что его другу действительно не подошла бы шей-ти в качестве пары, подняла голову и окрепла. Фенх даже разозлиться на них теперь не смог бы: Ашай, несмотря на все свалившиеся на его голову проблемы, выглядел донельзя счастливым. А девочка нет-нет, да поступала верно, пусть в основе ее действий и лежала голая интуиция!

— Расслабься, ты слишком переживаешь, — почти беззвучно сказал Ашай, так, чтобы не услышала прикрывшая глаза и опершаяся на его колено Соня, выдернув Фенха из мыслей. — Все хорошо.

— Ты сам-то в это веришь? — скептически поинтересовался лекарь.

— Она слышит сферы, — пояснил Тай-до-рю. — Что тебе еще нужно?

— А то ты не знаешь! — недовольно зашипел Фенх на друга.

— Потерпи, — успокаивающе произнес Ашай. — Всего пару недель осталось.

— Легко тебе говорить!

— Да уж легче легкого, — голос звучал ровно, не было в нем ни укора, ни обиды, но Фенх замолк на полувздохе.

— Извини. Я... просто соскучился, а тут вы сидите... — смущенно потупился шай-ти. Нет, чтобы за Ашая порадоваться, ведь действительно его свет слышит! А значит, ошибались и ошибаются все, считающие Соню глухой!

— Извини.

— Ничего.

А Соня сидела, замерев, начисто забыв об окружающем мире — настолько прекрасным было то, что она слышала. И если бы кто-нибудь попросил девочку описать звучащую этим вечером в каюте музыку, то она замялась бы на первое мгновение, не в силах подобрать слова, а потом начала бы сбивчиво объяснять: что это одновременно и ветер, дующий то еле слышно — почти незаметно — то вдруг вбирающий в себя всю мощь урагана, и перезвон колокольчиков, развешанных по дому, и флейта, когда-то услышанная Соней на выступлении симфонического оркестра, и еще много-много всего. А еще — сама вселенная, если бы только в космосе существовал звук. Но из учебника физики Соня помнила: в нем царила полная и абсолютная тишина, потому как воздуха не было.

В себя она пришла, только почувствовав осторожное прикосновение к плечу — Ашай сидел перед ней на корточках и улыбался. Рядом стоял Фенх и упорно делал вид, что он мебель, награждая недовольными взглядами спешащих на выход шай-ти. Те кидали на Тай-до-рю какие-то понимающие взгляды и выглядели безмерно довольными.

— Что такое? — недоуменно спросила Соня, сосредотачивая внимание на Ашае.

— Все закончилось, — уловив разочарование в эмоциях девочки, Ашай поспешил добавить: — Но потом, через две недели, сферы снова запоют. А Вам сейчас надо размяться, вы просидели не двигаясь почти четыре часа, — протянул раскрытую ладонь шай-ти.

— Так много?! — искренне удивилась Соня, одновременно хватаясь за так кстати предложенную руку, чтобы не упасть от острой и резкой боли в ноге: судорога. Действительно долго просидела, а показалось одно мгновение!

Ашай и Фенх недовольно покачали головами. Тай-до-рю корил себя за глупость и собственную непредусмотрительность: знал же, что его свет хрупок сверх меры! Даже сферы это почувствовали и не отыграли и половины положенного времени, подстраиваясь под новую гостью. Главный же корабельный лекарь в сотый раз отметил себе, что земную девочку надо еще раз попытаться затащить на осмотр.

— Осторожнее... Вот так, обопритесь на меня, Соня, — Ашай выразительно посмотрел на Фенха, задав безмолвный вопрос: что делать? Тот тоскливо пожал плечами. Без полного обследования он ничего предложить не мог: так ведь недолго и кости переломать по неосторожности, просто приложив слишком много силы или не туда нажав. Да и что тут сделаешь, если у их рас физиология настолько разная, что только за голову хватайся?

— Ничего, бывает, — принялась успокаивать своих спутников Соня, растирая ногу и чувствуя, как боль сменяется теплом и покалыванием. — Нет, все-таки медитации это не мое...

— У Вас на планете распространены медитативные техники? — заинтересованно дернул ушами Фенх, и Соня засмеялась.

— Не везде.

— Не путайте меня, госпожа гостья, техники либо есть, либо их нет!

— Просто у нас довольно разрозненное общество. И много стран, — начала объяснять девочка. — А в разных странах разные традиции. Вот в Японии и Индии техники медитаций существуют.

Фенх шокировано моргнул раз, другой, а потом схватился за голову, вызвав очередной приступ смеха у Сони. Через мгновение к ней присоединился и Ашай.

— Я же говорил тебе, мой друг, просто тут не будет, а ты не верил! Впредь умнее будешь! — довольно прищурился Тай-до-рю.

— Но не настолько же! — отчаянно возразил Фенх и, уже обращаясь к Соне, спросил: — Это что, получается, ваш вид находится в самом начале своего развития? У вас даже единой государственной системы нет?

— Не-а, — ответила Соня. — У нас до сих пор воюют за территории на планете.

— Какой кошмар...

— Зато мы уже слетали на Луну! — гордо произнесла Соня.

— Что такое Луна? — не понял лекарь.

— Спутник, — пояснила Соня. — Этот... как его... природный? Нет, не так. Естественный. Луна — это естественный спутник моей планеты, а солнце — звезда солнечной системы.

— Вот тебе и трудности перевода во всей красе, — недовольно вздохнул лекарь. — Никто не ожидал, а они случились!

— Соня, можно на секунду вашу сережку? — попросил Ашай, снимая свою и забирая точно такую же у Фенха.

— А? Да, конечно! — вкладывая уже ставшее привычным украшение в руку Ашаю. Тот соединил все три сережки, нажал в центр самой верхней, дождавшись громкого щелчка, а потом вернул их хозяевам.

— Теперь проблем с переводом быть не должно, — пообещал он.

— Очередная твоя работа, да? — уточнил Фенх, цепляя сережку на привычное место — правое ухо. — Цените, Соня, таких умных голов не так уж много на нашей планете!

— Я ценю, — облегченно улыбнулась Соня: без сережки она чувствовала себя неуютно. — Правда.

— Но карма у него, надо признать, так себе. Слышишь, Ашай?

— Я не жалуюсь, — Ашай осторожно приобнял девочку за плечи, прислушавшись: можно ли, не преступлена ли граница дозволенного? Соня сначала напряглась от неожиданности, но почти мгновенно расслабилась.

— Когда я услышу от тебя жалобу, то решу, что оба солнца погасли, а наши луны отрастили себе крылья и улетели в дальний космос на поиски лучшей доли!

— Кстати... Довольно скоро мы прибудем на Дилейши, планету, подарившую жизнь шай-ти.

Соня подняла на Ашая глаза и как-то отстранено удивилась. Уже? Ей казалось, что прошло совсем немного времени, а на самом-то деле больше половины дороги!

Изнутри неожиданно поднялся почти забытый страх: а вдруг ее там ждет такая же клетка, как и в прошлом? И пусть ни единого повода не было для подобных мыслей, но почему-то они всплыли и не хотели уходить! И даже если Ашай и не отвернется, что он может в одиночестве против десятков и сотен? Ведь были же те, кто стоял выше него, кто мог приказать, надавить, заставить? Да и как Соня могла быть уверена, что он выберет ее — не свой народ?

Фенх внезапно со стоном прижал пальцы к вискам, а Тай-до-рю, осел на колени, крепко зажмурившись и не в силах вздохнуть.

— Соня... пожалуйста... Что я не так сказал, что вы...

Соня сейчас была похожа на дикого зверька, готового сорваться с места и броситься в глубины корабля. Если бы не руки Ашая на плечах, то это и случилось бы, а так она лишь дрожала, смотря на шай-ти расширившимися зрачками, а те не понимали: за какую нить они умудрились дернуть, чтобы вызвать подобную реакцию?

— Вы... вы меня в клетку там посадите? — одними губами спросила Соня.

— Что... — и осознал сказанное шай-ти, — нет! Мой свет, никогда, слышишь, никто никогда не посадит тебя в клетку! Соня! — забыв собственное состояние и все возможные правила вежливости, сгреб застывшую девочку в стальное объятие Ашай. Не выпустит, ни за что, никогда! Боги, за что наказываете, в чем они провинились в прошлых жизнях?

— Как вы можете это обещать... — слов было почти не разобрать, Ашай скорее догадался об их значении, нежели услышал.

Мельком Тай-до-рю отметил, как Фенх почти выполз из каюты и перекрыл к ней доступ через панель управления, оставив их распутывать этот узел вдвоем: не дело кому-то слышать и видеть подобную слабость. Пусть друзей на корабле намного больше, нежели врагов, но и они были, а место Тай-до-рю на дороге не валялось.

Ашай потом его поблагодарит, позже.

— Соня, послушай...те меня. Никто не прикажет тьме отказаться от своего света, это просто невозможно, — отчаянно попытался объяснить основу основ своего мира Ашай. — Когда находят его... это самое большое счастье и самая большая боль. Никто вас не запрет, никаких клеток не будет, я обещаю, Соня.

— Н-но...

— Нет. Ни у кого на планете нет подобной власти. Даже у Тай-до-ко.

— А ваши родные?

— Никто, — уверенно и окончательно ответил Ашай.

— Так разве бывает? — чуточку изменившимся тоном спросила Соня.

— У нас бывает. И будет.

Соня против воли поверила и начала успокаиваться, и с каждым вздохом ей становилось чуточку легче.

— Тогда... почему вы заговорили о скором прибытии на вашу планету? — севшим голосом произнесла Соня. Она, наверное, на чучело сейчас была похожа, с носом, красным, как помидор!

— Я просто хотел предложить вам выучить наш язык хотя бы на начальном уровне. Мой подарок, конечно, удобен, но, к сожалению, не панацея, — отстранившись и серьезно заглянув Соне в глаза сказал Ашай. — Вы же будете не все время находиться у на-меня дома.

— Просто уроки?

— Да. Если вы не против.

Соню затопило облегчение: всего-навсего занятия иностранного языка. Хотя лучше сказать — инопланетного! И ничего более, совсем ничего. А она себе надумала за эти несколько секунд: воз, телегу и маленькую тачку! Стыдно было до безумия: еще за истеричку посчитают...

— Н-нет, я буду рада. Спасибо вам.

— Хорошо.

Соня прикусила губу, помолчала и решила все-таки уточнить:

— Я не только за уроки...

— Я понял, мой свет, — мягко улыбнулся Ашай и дотронулся кончиками пальцев до Сониной щеки, — я понял.

* * *

На следующий день Соня обнаружила себя сидящей за столом в каюте Тай-до-рю и прилежно изучающей язык шай-ти, оказавшийся потрясающе певучим, немного шелестящим, с перекатывающимися, как галька на морском берегу, звуками. Соня старалась, хотя особой любви к изучению иностранных языков никогда не питала. И очень сильно помогала сережка-переводчик — без нее у них с Ашаем не занятия были бы, а игра в угадайку! Соня все-таки догадалась спросить у Ашая, как его подарок вообще работает. И как она может слышать его и понимать, хотя ясно, что они разговаривают на совершенно разных языках.

— Вам так только кажется. Если вы присмотритесь, то поймете, что движение губ не совпадает со словами, — мягко объяснил Ашай. — В мозг посылается электронный импульс, который позволяет вам понимать меня, а мне вас. Их создали для использования во время различных переговоров, чтобы избежать языковых разночтений.

— А зачем тогда надо учить язык? — удивилась Соня. — Если это украшение позволяет общаться просто так?

— Но только тех, у кого есть парная сережка.

— Аргумент.

Пришлось, засучив рукава, сесть за учебники и забыть, что способности к языкам у Сони спали глубоким летаргическим сном. Если пациент захочет жить, то любая медицина будет бессильна!

А еще Соня боялась завершения своего путешествия, а уроки прекрасно отвлекали от навязчивых мыслей. Она верила Ашаю больше чем самой себе, но остальным... От них Соня подсознательно ждала подвоха. И от этого постоянно тянулась к Ашаю в поисках успокоения и защиты.

Ашай, прекрасно все слыша, никак Сонино состояние не комментировал, не отодвигался, но и приближаться не рисковал, даже если Соня сама все-таки прикасалась: брала за руку или украдкой проводила пальцами по кромке крыла. Он просто продолжал учить Соню своему языку. Иногда по нескольку раз повторяя одно и тоже слово, которое девочка никак не могла запомнить и постоянно ошибалась в его произношении.

Но настоящей каторгой стала письменность.

— В нашем алфавите сто тридцать шесть букв и знаков, Соня, — сказал на одном из занятий Ашай.

Соня тогда впала в ступор на целый день. Больше ста букв! Да ей же никогда не научиться, так и будет писать с ошибками на уровне первоклассника... Ну, может, второклассника, если алфавит все-таки осилит.

А на самом деле все оказалось как в пословице про черта, который был вовсе не таким страшным, как его малевали. Букв и правда было много, читались многие из них одинаково, но жесткие правила грамматики расставляли все по группам и полочкам, почти не оставляя возможности допустить ошибку. Главное было запомнить основные буквенные сочетания, и Соня ради этого исписывала целые метры компьютерных листов, кропотливо выводя все черточки и точки, прикусив кончик языка от усердия. Такой вид девочки безумно умилял и веселил Тай-до-рю, мгновенно исправляя ему даже самое паршивое настроение.

— Миршшх — 'трава', сайд — 'дерево', чешр — 'цветок', — прилежно твердила раз за разом Соня, стараясь не задумываться о том, что впереди у нее еще был вагон и маленькая тележка с двенадцатью временами. По три на прошедшее, настоящее и будущее! А еще приходилось учитывать падежи, окончания и род.

И все было бы даже почти хорошо, если бы Ашай вот уже который день не приходил к ней взвинченным и не выспавшимся! Откуда пришла эта мысль, Соня сказать не смогла. Просто знала, что сон Тай-до-рю стал легок и неглубок, и чем ближе корабль был к дому, тем сильнее Ашай дергался. И что рядом с ней ему становилось легче и спокойней. Иногда ей хотелось повесить на него табличку 'Не влезай! Убьет!' и спасти тем самым окружающих. Это были дни, когда Тай-до-рю пересекался со своим отцом, которого про себя девочка называла старшим Ли.

— У вас не будет проблем из-за того, что вы так много времени проводите со мной? — отрываясь от прописей, Соня посмотрела на шай-ти, сидящего рядом и контролирующего ее работу.

— Почему у меня должны быть проблемы? — удивленно приподнял брови Ашай. — Вы мой свет и моя подопечная, и это естественно...

— Но вашему отцу это не нравится.

Соня и не знала, что можно так быстро закрыться. Тай-до-рю как будто ледяной статуей стал: идеальной до самой последней линии, но совершенно безжизненной.

— Как вы узнали?

— Это несложно, — как на нечто само собой разумеющееся, ответила Соня. — Вы после встреч с ним, что дикобраз иголками ощетиниваетесь. И успокоиться долго не можете. И морщитесь, словно голова болит, когда о нем вспоминаете... По мелочи много набирается.

Соня очень расстраивалась, когда Ашаю было плохо.

— Так вы ответите?

— Вас не должны волновать мои отношения с семьей, — качнул головой Ашай.

— Но ведь они портятся из-за меня! — упрямо возразила девочка. — Я же не знаю ваших традиций! Может, вам из-за меня теперь грозит изгнание из рода, или потеря положения в обществе! Или вообще смертная казнь!

— Вот уж последнее — вряд ли, а первые два меня не особо волнуют...

Соня нахмурилась и поджала губы: точно проблемы будут. И серьезные. Иначе бы ей объяснили ситуацию как есть.

— Вы же не успокоитесь, да? — устало уточнил Ашай.

Девочка радостно улыбнулась, обнажив зубы — страшной улыбкой, на оскал похожей. Зато совершенно искренней.

— Не-а!

— Проблем как таковых, касающихся меня и вас, не будет.

Знала Соня такие ответы! На Земле отец всегда маме так говорил, когда на работе намечались крупные неприятности, которые могли и пройти стороной, и закрутить в себе вплоть до нервного срыва вкупе с увольнением. Нет уж, этот шай-ти был ее, она за него тоже теперь отвечала! Пусть Соня и сама не до конца понимала, что она подразумевала под 'ее'. Одно совершенно было ясно: на произвол судьбы перед дражайшими родственниками она Ашая бросить не могла.

— Вот значит как...

— Вы не волнуйтесь, мой свет, не из-за чего, — успокаивающим тоном произнес Ашай. Только Соня все-равно услышала еле различимые колючие нотки: врал и не краснел!

— А знаете что, — на порыве не иначе как вдохновения предложила Соня, — давайте вы здесь ночевать теперь будете?

Видя шок поперхнувшегося воздухом шай-ти, Соня поспешила объяснить:

— Вы не подумайте, пожалуйста, просто у вас вид замотанный, каюта наверняка проходной двор, а здесь места много. Я-то на подушке сплю, а кровать просто так стоит. Мне не жалко, спите на здоровье. Или документы проверяйте, как сейчас! — на одном дыхании, смущенно отведя глаза, постепенно замолкла Соня. — ...Извините. Я глупости говорю.

Ашай почти перестал дышать — он никак не ожидал получить подобное предложение, пусть сейчас и продиктованное сочувствием напополам с благодарностью, но... это же начало?

Впереди еще больше недели космического пути!

Может быть, по истечению этого срока Соня согласится остаться с ним?

— Я... — голос предательски сел. Откашлявшись, шай-ти начал снова. — Я не знаю, как смогу отблагодарить вас за такое предложение... Оно очень много для меня значит.

— То есть, — подозрительно уточнила Соня, — в принципе, вы согласны?

— Я был бы круглым дураком, если бы отказался, мой свет.

Соня решила, что Тай-до-рю очень крепко достали, раз он так быстро согласился на ночевку в ее каюте! Девочка прищурилась, обдумывая сложившуюся ситуацию. От своих слов она отказываться не собиралась. Каюта действительно была огромная, почти с родительскую квартиру на Земле, только без стен и кухни. Для двух представителей разных рас и одного кота, чье рыжее ухо виднелось из-за вазы, места хватит и еще останется.

Да и Ашай последние несколько дней выглядел так, словно мог бы заснуть на коврике у двери, если бы он там был.

— Хорошо. Очень хорошо! — улыбнулась Соня, всеми силами стараясь не заметить насмешливого взгляда зеленых глаз и мурлыкающего голоса, слышимого только ей. — Тогда кровать и каюта в полном вашем распоряжении.

— Прравильно, девочка, прравильно.!

Соня заставила себя уткнуться носом в прописи и продолжить прерванное занятие. Она не станет думать о том, что Граф считал и называл правильным — и так от собственной наглости весь вечер будут гореть уши и щеки.

* * *

— Ну вот что мне с тобой делать, а? Такой взрослый, умный, ответственный, а временами ведешь себя, словно только крылья раскрылись! — осмотрев довольного жизнью Тай-до-рю, заявил Фенх. — Что у вас там опять случилось?

Фенх всерьез иногда начинал думать, что в прошлой жизни как-то очень сильно проштрафился перед своими богами, раз в этой его наказали непрекращающейся головной болью. Бывали, конечно, периоды просветления, но как же редко! И не бросишь ведь друга, решившего во что бы то ни стало дотянуться до звезды...

Дотянулся.

И голова заболела у всех окружающих! Команда уже замаялась за блокаторами к нему в медотсек бегать: ни уснуть, ни поработать, пока Тай-до-рю со своим светом отношения выясняют! С одной стороны, всем, конечно, интересно было до бесконечности, но с другой — оказаться подальше этого корабля сейчас никто б не отказался, да куда бежать, когда вокруг космос!

— У нас — ничего, — слишком довольный вид с нейтральным ответом никак не вязался.

— А если честно? — задал вопрос неубежденный Фенх, мысленно прикидывая, куда прятать трупы.

— У нас с Соней все замечательно. Даже лучше, чем я мог ожидать, Фенх. Ты зря беспокоишься.

— Считай, что я тебе поверил, — лекарь почти понадеялся, что среди мирного населения все могло обойтись и простыми травмами. К нему никто ведь не обращался за помощью в последние сутки, кроме планово-необходимого! — Но все-таки, признавайся, что случилось?! Я же вас прикрыть не смогу, если что, не владея информацией!

На совсем крайний случай — пришла следующая мысль — инфекционный бокс оставался свободен, а Фенх имел право никого не пускать даже на свидания по компьютерной связи: мол, отдых больным нужен. Главное, выбрать что-нибудь, не имеющее катастрофических последствий ни для Ашая, ни для Сони, но при этом достаточно мерзкое и энергозатратное, чтобы исключить посетителей.

— Соня не пустила к себе в каюту отца, пока я спал, — Ашай окунулся в воспоминания: он проснулся как раз в тот момент, когда его свет отчитывал старого шай-ти, встав поперек двери. Пусть на корявой смеси шайтиана и своего родного, земного языка, но интонация! От вежливости там остались только паузы между словами!

— Эм...

— Ваша нелюбовь к нему абсолютно взаимна, — с затаенным весельем наблюдая, как Фенх нервно выстукивал пальцами по медицинскому столу, подтвердил Ашай. Через две минуты лекарь сбился с ритма и Ашай засмеялся.

— Но это же кошмар!

— Кошмар будет, когда придется нанести визит вежливости моей махаре, — и насколько Тай-до-рю знал свою семью, ехать в родные стены придется прямо из космопорта, — Она еще не знает, что мой свет не такой, как шей-ти.

— О-о!

— Ну да, ты все правильно понимаешь. Почти так оно и будет выглядеть в итоге, — удовлетворенно кивнул Ашай и подлил в чашку Фенха кипятка. — Добавь еще к этому с пару сотен звездных километров порицаний, осуждений и кар на мою голову.

— И на Сонину, — дополнил перечисленное Фенх.

— Она, конечно, может попытаться... — Ашай не закончил предложение, но Фенх все равно вздрогнул: по спине словно холодом мазнули. Он помнил, как с точно такой же интонацией его друг говорил, что найдет свой свет на любом конце вселенной, даже если для этого придется перебрать ее по песчинке...

Что Тай-до-ко может хотеть чего угодно, но ее тьмою он не будет никогда.

— Но я вообще-то пришел поговорить с тобой не об этом, — вернулся к основной теме Ашай, вспомнив, что именно привело его к главе медицинско-исследовательского отдела на этот раз. — Соне необходимо полное обследование, и того, что нам с тобой удалось провести — недостаточно...

— Я тебе об этом уже которую неделю твержу! — нахмурившись, возмутился Фенх.

— Но она до безумия боится любых помещений и приборов, связанных с медициной, — не дав себя сбить, закончил мысль Тай-до-рю.

— Есть основания?

— Я считаю... до Зверинца, — руки у него непроизвольно сжались в кулаки, — на Соне ставили какие-то опыты. Не знаю как долго, но это было... очень больно.

— И она помнит эту боль и потому боится?

— Да.

— Это, конечно, проблема, — больше самому себе, нежели Ашаю, сказал Фенх.

Ашай кивнул: огромная. И если не решить ее в ближайшее время, то перед посадкой на планету ей грозил карантин.

— Ладно, — кивнув собственным мыслям, решился Фенх, — в официальных бумагах я напишу, что обследование было. Их уже пять дней как пора отправить по известному тебе адресу.

— А правдоподобность?

— Сомневаешься в моих способностях? — деланно обиделся Фенх, приложив руки к сердцу — туда, где сходились ребра. — Придумаю что-нибудь на основе уже известного, а потом просто заменю один файл на другой.

— А если эту информацию затребует кто-нибудь еще?

Тай-до-рю не было нужды объяснять Фенху, кого он имел в виду: тот был прекрасно осведомлен обо всем происходящем в жизни Ашая.

— Врачебную тайну никто не отменял, Ашай, — улыбка, расцветшая на губах шай-ти, была холодной и колючей, как иней. От прежней веселости не осталось и следа. — А я вас никому вести не позволю, пусть даже Тай-до-ко приказать попробует. Решение все равно за твоим светом. А ей вполне можно обрисовать ситуацию и объяснить, почему не следует менять меня на кого-то еще.

Ашай поднял на Фенха уставшие глаза и чуть заметно нахмурился: за сказанной фразой чувствовалось некоторое 'но'. Ничего удивительного в этом не было, к своей работе его друг относился более чем серьезно, как и он сам.

— Но перед прибытием на планету полное обследование провести придется. Уговаривай, доказывай, что угодно обещай, но — надо.

— Хорошо. Спасибо.

Их дружба вообще считалась странной, почти невозможной. Разные слои общества, разные интересы, образование у обоих было более чем специфическое, а вот сошлись, казалось бы, на пустом месте. Но оба обладали редким упрямством, умели добиваться своего и почти никогда ничего не забывали или теряли, а самое главное — за своих готовы были обидчику крылья повыдергивать да в бантик их завязать. Они могли ругаться и жаловаться друг на друга, но в лицо, за закрытыми дверями, и кому-то другому в эти отношения влезать не стоило. Соня сказала бы: 'Две собаки лаются — третья не встревай' — но у шай-ти подобной фразы не было.

Ашай Ли, действующий Тай-до-рю, и Фенх Арш, глава медико-исследовательской службы 'Касс-и-ори', один из немногих, имевших право лечить Триаду, дружили. Это была единственная и самая главная правда.

— Я так боюсь, Фенх, — горько и отчаянно признался Ашай, силясь заставить себя замолчать — не нужно об этом говорить, даже думать не стоит! Но не получалось. Стоило ему только посмотреть на Соню: спящую в кресле и свернувшуюся калачиком, сидящую за упражнениями и прилежно выводящую буквы и слова, упоенно слушавшую его и рассказывавшую о своем доме — так и вспоминалось, наваливалось приливной волной, от которой не закрыться. — Она такая слабая и нежная, если бы ты знал, какая она нежная! Ее может убить что угодно, любое мое объятие может стать для нее смертельным, если я не рассчитаю силу, любая травма оставит калекой на всю жизнь...

Тай-до-рю удрученно покачал головой: с Сони ему, по большому счету, глаз спускать нельзя было! А вдруг кто-нибудь неосторожно за плечо придержит, да даже он сам? И расплывется на тонкой коже уродливое сине-фиолетовое пятно, а то и еще хуже — раздастся хруст костей.

— Все так... сложно...

— Со светом всегда сложно, Ашай, — Фенх выразил свое отношение к проблемам друга насмешливым фырканьем: мол, новую планету вы, уважаемый Тай-до-рю, точно не открыли. — Всегда. Нет ни дня, когда с ним легко, и это тебе подтвердит любой, кто носит имя тьмы. Ну, слабая твоя Соня, хрупкая, беззащитная, но ведь это не повод впадать в такую черную депрессию?! — возмущенно повел плечами ученый. — Ты сильный. В чем-то даже сильнее Тай-до-но. И твоей силы хватит на двоих. Должно хватить, понимаешь?

Дождавшись утвердительного кивка, Фенх продолжил:

— Тем более, мы совсем не знаем тот вид, к которому относится Соня. Одни боги ведают, что скрывается в ней. Свет не может быть слабее своей тьмы. Просто пока еще неизвестно, в чем именно она сильнее тебя.

— Умеешь ты успокоить.

— На том и стоим!

Фенх улыбнулся, провел кончиками пальцев по искусной вышивке на вороте своей жилетки: подарок его света, Машехры, на долгую дорогу и скорейшее возвращение. Вдали от нее было тяжело, но звучащий сквозь пространство голос не давал заснуть разуму — а времени до встречи оставалось все меньше.

— Не думай и не заморачивайся, Ашай. А то я знаю, как ты любишь это дело. Учи свою Соню нашему языку и традициям, показывай красоту мира, где ей теперь предстоит жить. Сколько возможно времени, мы выиграем, а там...

— Поживем — увидим?

— Что? — недоуменно приподнял брови на незнакомое звучание слов Фенх.

— Так Соня говорит иногда. Поживем — увидим. Это значит 'будущее покажет'.

У его Сони вообще было много подобных выражений. А ему нравилось, когда его свет что-то объяснял или рассказывал о себе и своем мире. Ашаю казалось, что так стены между ними становятся чуточку тоньше, а он сам начинает видеть ее дом и мир.

— Кстати, да, ты обещал рассказать про это... как их... ори-га-ми, — с трудом выговорил чуждое слово Фенх. — Это вообще что такое?

Ашай улыбнулся, вспомнив последнее их занятие, и как его рассказ о значениях цветов и вышивки прервался сложенной из куска тонкой бумаги лодкой. Потом были еще пароход, лягушка и журавль.

— Это... что-то вроде игры, — в попытке подобрать правильное определение, пощелкал пальцами Ашай. — И определенного верования, я бы сказал.

— Верование? Ее народ так своим богам поклоняется?

Ашай зашарил взглядом по столу в поисках листка бумаги — зелено-желтой, пахнущей сухими травами. В обычной жизни все уже давно все записи велись на электронной бумаге, но для важных вещей или ради собственного удовольствия еще время от времени могли использовать обычную. Тай-до-рю знал: у Фенха несколько листов всегда были под рукой, он на них записывал то, что хотел сказать Машехре.

Ашай радостно хмыкнул: нашел!

Фенх с укором взглянул на друга: на почти святое покусился! У него всего пять листков осталось! Но любопытство оказалось в разы сильнее.

— На Земле верят, что если сложить из бумаги тысячу журавлей, то у того, кто это сделал, исполнится самое сокровенное желание, — начал рассказывать Ашай, складывая лист треугольником, проводя пальцами по линиям сгибов, проверяя сходятся ли правильно уголки. — Журавль — это птица с длинными ногами и алым клювом. Соня сказала, что они очень красивые.

Фенх смотрел на руки друга как зачарованный: так просто, так волшебно! Ему тоже захотелось научиться складывать чужепланетных зверей!

— Удивительно, — принимая в ладони расправившего крылья журавля, восхитился лекарь. — Как же все-таки жаль, что мы не знаем, где находится Земля твоей Сони...

— Наверное, — А сам подумал: век бы не находить эту планету! Потому что... Тай-до-рю предпочел не закончить мысль. — Но Соня и сама не может указать место своего дома во Вселенной. А по ее описанию нам все равно ничего не понять.

— Ммм? — оторвавшись от птицы в руках поинтересовался Фенх.

— По словам Сони, Земля — это третья планета от их солнца, расположенная чуть выше Венеры и ниже Марса.

Фенх потрясенно поморгал, глядя на друга, чье лицо выражало крайнюю степень развлечения — может, издевается так изощренно, с него станется с абсолютно серьезным видом космический ветер гнать! Но тот не шутил.

— Вот ведь...

Ашай не стал рассказывать рассказывал Фенху, как его свет объясняла ему, что еще совсем недавно, каких-то шестьсот земных лет назад, люди считали Землю плоской и покоившейся на трех китах. Кто такие киты, военачальник так и не понял, но догадался, что это представление о мире было более чем ошибочным.

— Они очень молоды. Перед ними еще столько дорог...

— Нам это вряд ли поможет, Ашай, — заметил Фенх. — И хорошо бы, никогда не помогло, — закончил он убийственно серьезно, Ашай даже вздрогнул всем телом. Все-таки лекарь слишком хорошо знал Тай-до-рю: сотня совместно пережитых лет так просто не исчезнут — как и то, что было перед ними. И только глупец сказал бы, что в прошлом покоились нектар, мед и спелые фрукты.

— Веришь, я каждый день молюсь, чтобы ее дом никогда не нашли. Хотя и сделаю все, что моих силах, чтобы вышло наоборот, — не было ни дня, когда он не корил себя за подобную слабость. Тьма не должна быть... такой. — Я глуп, да?

— Не мне судить.

* * *

— Наша родная планета сине-изумрудная, три четверти ее поверхности занимают океаны, а оставшуюся четверть тропические леса. Кроме Северного клина: на нем располагаются ледяные степи и молчащие горы, уходящие вдоль восточного побережья на юг. Весной там очень красиво, Соня, вся земля покрывается фиолетово-алыми цветами.

Соня слушала внимательно, чуть хмурясь и прикусывая нижнюю губу, когда у нее возникал какой-то вопрос. Несмотря на то, что сама она уже бог ведает, сколько времени провела в космосе, побывала на трех космических кораблях, нескольких планетах, а на одной — даже дальше порога собственной каюты, рассказ о чужой планете все равно выглядел немного сюрреалистическим.

— Здорово, — Соне вспомнилась поездка в Сочи с родителями прошлым летом. Хотя сейчас уже позапрошлым, подумала Соня. Море там было сине-серое, штормовое, соленое. А в магазинах продавали персики с бархатными шкурками и зеленую, с бордово-красной сердцевиной, смокву. — А озера с пресной водой у вас есть? Или реки?

— У нас вся вода пресная, — удивленно поднял брови Ашай. — Соленых озер всего несколько, и большая их часть пещерные. У вас, как я понимаю, все иначе?

— Да, все наши океаны и моря соленые. И пресной воды хоть и много, но она есть не везде. В пустынях, например, очень мало воды.

— Что такое пустыни ?

Соне интересно было наблюдать и слышать, как Ашай произносил незнакомые слова, пытаясь перевести их на свой язык и понять значение.

— Ну... Это такое место, где песка много... Очень-очень много. Почти как море, но не из воды.

— А, фаркхи! — наконец-то найдя нужное определение, сообразил Ашай. — Да, есть. Только не на Дилейши, а на Мирхе и Шерхи.

Теперь его не поняла Соня, и Ашай уточнил:

— Третья и четвертая планеты нашей солнечной системы. Они зеркально похожи и считаются близнецами.

— А живете вы на какой?

— На Дилейши — она вторая. А первая планета — Иртнэ — не пригодна для жизни, если не устанавливать купола.

Общение с девочкой приносило Тай-до-рю ни с чем несравнимое удовольствие — Соня оказалась любознательной, как новорожденный тхарх. Ее все интересовало: обычаи, традиции, география, политика, иерархия, язык... Много, конечно, не рассказать за тот короткий срок, что у них был, только самые основы, но Ашай посчитал: успеется. Тем более, что всегда оставались сферы знаний, которые не нужны были сейчас и вероятно, что не станут необходимы потом. Военное дело вряд ли сумело бы заинтересовать его свет, как и механика, медицина или политическая арена — не тот склад ума и характера. Но с чем не шутят боги? Свет его деда мог самостоятельно выкинуть через порог незваных гостей, и иному бойцу составил бы вполне достойную конкуренцию, а самое главное — не заподозрить было подобных талантов в хрупкой и покорной с виду шей-ти.

Соня напоминала Ашаю один из цветков, растущих в саду его дома. Колючий-колючий, с темным, почти черным стеблем, глянцевыми листьями — и дивными цветами нежного персикового оттенка.

— А какая она, ваша Земля, Соня?

Ему хотелось знать о своем цветке все... Но все знать невозможно, как постоянно напоминал себе Тай-до-рю, задавая очередной вопрос.

— Голубая, — после минутного раздумья ответила Соня. — И очень хрупкая. Как новогодний шарик на елке...

— Соня примолкла, поняв, что Ашай не знал, что такое Рождество, новогодние шарики и елка.

— Новый год — это такой... праздник. Конец старого года и начало нового. Когда-то его праздновали осенью, но теперь отмечают зимой. Дома мы всегда готовили много вкусной еды, покупали подарки друг другу и ставили елку. Она зеленая в любое время года, вся в иголках — таких маленьких острых листочках... На нее мы вешаем цветные шары, сферы. Моя планета похожа на такую сферу.

Соня по ходу вспоминала мелкие детали, какие-то семейные традиции, объясняла непонятное — как же хорошо, когда есть о чем и с кем поговорить! И выступить слушателем: Ашай обязательно потом расскажет ей о праздниках своего народа, раз уж случилось так, что тема сегодняшнего вечера соскочила с географии на традиции. Девочка только понадеялась, что его праздники будут более-менее мирными и без жертвоприношений.

— У вас очень интересный дом, Соня, — теплая грусть мелькнула в голосе шай-ти, — Жаль, что мы не знаем, где он...

Соня промолчала. Ей тоже было жалко, что планеты Земля нет ни на одной космической карте. Тогда бы она сумела вернуться. А может быть, ее бы и не похитили, и в Зверинец не посадили в качестве аттракциона.

Но... разве встретила бы она Ашая в таком случае?

От этой мысли по спине прошел холодок, заставив передернуть плечами.

— Но ведь когда-нибудь мы найдем мой дом! — храбрясь, попыталась улыбнуться Соня. — А пока я буду с вами. Если вы не против.

— Никогда, — покачал головой Ашай.

На столе лежали неровной стопкой прописи — у нее так и не получилось привыкнуть к электронной бумаге. И Ашай откуда-то достал обычную бумагу, зеленоватую и шершавую. С ней у девочки дело сразу пошло на лад и вот как третий день она писала на просто палочки и закорючки, а полноценные слова. Соня знала, что Ашай ей гордился: она читала это в его улыбке и глазах, слышала в ободряющих словах и объяснениях.

Мама на Земле всегда сокрушалась, что способностей к языкам у нее нет. Соня узнала, что главное — мотивация: при необходимости и на птичьем зачирикаешь, и на змеином зашипишь.

Желание что-то учить сейчас пропало, даже не появившись.

— Устали?

— Нет, — возразила Соня. — Просто... не хочется.

— Тогда давайте я вам еще что-нибудь расскажу?

Соня взвесила предложение и кивнула: да, на это она согласна. Только вот подушку-кровать поближе подтащит, завернется в одеяло, устроится калачиком рядом — но не до конца — и будет готова слушать все, что ей собираются рассказать. Истории Ашая неизменно оказывались лучше любой сказки и сна. На этой мысли Соня сделала зарубку на память: обязательно попросить Графа, чтобы Ашаю приснилась елка, украшенная шарами, бусами и разноцветной гирляндой из лампочек.

— Рассказывайте! Теперь я готова внимать и запоминать, — серьезно объявила Соня, скрывая на дне глаз лукавство.

— Почему мне кажется, что на середине рассказа вы заснете?

— Вам неправильно кажется, — чуть нахмурилась Соня, но губы у нее так и норовили расползтись в улыбке. — Минут через пятнадцать — максимум!

— Ну, если через пятнадцать, то это совсем другой разговор, — согласился Ашай, укладывая подбородок на сцепленные в замок ладони. — И про что же вам рассказать, Соня?

— Не знаю. Про что-нибудь. Мне все интересно.

— Одним из самых почитаемых праздников у шай-ти считается...

Голос Ашая убаюкивал, словно в теплое пуховое одеяло укутывал. Соня моргнула раз, другой и закрыла глаза. Через несколько минут она уже крепко спала.

Сегодня ее ждал не просто поезд, а корабль на колесах. Маленький, человек на десять, не больше, под белоснежными легкими парусами и с гамаками вместо сидений, цепляющимися за огромные железные крюки. На мачтах развевались флаги — на всех трех разные. А ей самой вышло быть маленькой семилетней девочкой в сарафане в подсолнухи и ярко-алой шляпке с ним же.

Железная дорога вилась змейкой по берегу моря, скрывалась в прибое и взбиралась на мокрые от воды, усыпанные ракушками и водорослями, камни. 'Вперед, только вперед!' — напевали колеса. Корабль нес своих пассажиров мимо города морских жителей, старой мельницы, розового сада — и многих других снов. На горизонте изумрудно-зеленым пятном замаячил остров. Когда Соня была на нем в первый раз, ее окружал лишь серый пепел и смерть. А сейчас он снова зазеленел, наполнился жизнью и счастьем.

Соня покачала головой — нет, ей сегодня не нужен был этот сон.

Легко кораблю было бежать по рельсам, напевая свою веселую песенку — не в обычное место вез он своих пассажиров. На молочные реки, к золотым птицам на серебряных деревьях, в разноцветье полей под покровом белоснежных облаков. Туда, где жили забавные осьминоги всех цветов радуги, пони с теплым дыханием и шелковыми челками, пушистые длинноухие зайчата — все, кто разносил детям сны, полные света и счастья.

Соня любила жителей этой страны сновидений нежной, хрупкой и чуточку наивной любовью. Той, что верит в чудеса и что дракон подружится с рыцарем, а принцесса станет менестрелем.

Девочка радостно рассмеялась: ее уже встречали! Маленький, почти круглый пони в ромашку с длинной масляно-желтой гривой весело ржал, переступая с ноги на ногу.

— Ромашка-а-а-а!

Соня раскрыла руки, обняла пони за шею, а Ромашка положила голову девочке на плечо. Когда-то именно она катала Соню на своей спине по радуге, но эти дни давно минули: пони стало не под силу поднять выросшую девочку.

Взрослым детские сны почти никогда не снились: дорога сюда забывалась не только ими, но и почтальонами. Редко, очень редко бывало наоборот. Соня помнила и знала дорогу, пусть и не так часто ей удавалось сюда дойти. Обычно когда надо было отдохнуть, набраться сил или успокоится. В такие ночи Соня помогала создавать сны и упаковывать их в пестрые коробочки.

— Ромашка... — гладя пони по нежному носу ласково обратилась Соня. — Я знаю, что так не делается, но можно... можно мне подарить детский сон одному очень важному для меня инопланетянину?

Радостное ржание зазвенело в воздухе бубенчиками, а из-за горки навстречу им уже бежали три зайчика с бумагой и красками — сон рисовать! Уж все-то здесь знали, обо всем догадывались!

Они собрались в кружок, макнули кисточки в воду и краску и начали выводить на листе большую пушистую елку в огнях и конфетах. Им было хорошо, и тепло, и радостно, и Соня высыпала на траву принесенные с собой вкусности: пожелания, мечты, эмоции. Она смеялась, зарывалась пальцами в густую заячью шерсть, теребила мягкие уши, рассказывала...

В каюте было тихо и жарко, одеяло сбилось в ногах, а сама Соня нашла себя лежащей на спине и слушающей мерное дыхание Ашая. Он не ушел на кровать, так и заснул рядом, пристроив голову на ее кресло-кровать-подушку. Соня вздохнула и очень осторожно встала, чтобы накрыть шай-ти собственным одеялом. И подумала, что пора бы уже сменить место отдыха: того и гляди, спиной маяться начнет ее Ашай, не дело будет.

Минуту Соня смотрела на него, другую, потом присела на корточки и очень осторожно, словно боясь обжечься, прикоснулась к разметавшимся по полу длинным темным прядям, что не были собраны в косы. Волосы у Тай-до-рю были гладкие и тяжелые, любой красавице на Земле на зависть! Соня не завидовала.

Она провела еще несколько раз по этому черному богатству и тихонько вернулась на свое место.

И долго-долго потом вглядывалась в темноту: больше ей не заснуть сегодня, но это и не страшно. Зато Ашаю теперь приснится елка, запах мандаринов и Новый год с фейерверком. Ради него точно можно ночь бессонницей помучиться.

TBC в третьей части...