Град злой

Град злой

Пролог

Колокола единственной в городе колокольни били в набат! Огонь перекидывался с крыши на крышу и, словно злобный дракон, сжирал соломенные и тесовые кровли, принимаясь за срубы. Деревянные дома пылали как смоляные факелы. Вспыхнул княжеский терем, загорелся храм во имя святых угодников Козьмы и Дамиана, отстроенный еще князем Мстиславом. Рыжий язык, высунувшись из огненной пасти, лизнул деревянный бок колокольни, та тотчас же занялась пламенем, но колокола звонили до тех пор, пока рухнувшая крыша не погребла под собой звонарей...

Город горел, но тушить его было некому. Те, кто мог бы орудовать багром или таскать вёдра с водой — либо уже умерли, либо умирали сейчас, под ударами татарских сабель. Десятки, а то и сотни кричащих и визжащих людей, в халатах и нелепых малахаях, лезли в бреши, наваливаясь на уцелевших защитников, закалывая их копьями и рубя саблями. Но те умирали не зря — каждый успел прихватить с собой жизнь одного-двух, а то и трех степняков. Даже бабы не оставались в стороне — оттаскивали павших, перевязывали раненых, становились на место убитых, спихивая рожнами наползающих врагов — и, так же, как мужчины умирали...

Оставшиеся в живых немощные старики да малые дети не пытались спасаться от огня, понимая, что это отодвинет смерть на полчаса, на час. Никто не стонал и не плакал. Слезы выплаканы давно, а на стоны уже не хватало сил.

У главных врат обреченного города строились уцелевшие дружинники, составляя ежа. Строились — сильно сказано. Какой тут ёж, коли осталось не больше сотни избитых и изувеченных ратников? Щиты, за которыми положено укрываться — один на пятерых, а копий — одно на двоих.

Кто-то сумел прийти сам, кто-то приполз, а кого-то приволокли товарищи. Кто не мог стоять прямо — утверждались на коленях, укрепляя телами щиты соратников. Счастливчики, умудрившиеся до сих пор стоять на ногах, утаптывали оттаявшую землю, разгоняя лужицы — чтобы не поскользнуться. За спинами горел город, закрывая огнем тыл своих последних защитников. Не было надежды ни на помощь, ни на чудо.

Оставалось лишь одно — умереть. Утешало, что ждать оставалось недолго — железная оголовица тарана уже не раз прошла сквозь дерево, разметая дубовые брусья в щепу. Такими таранами, сработанными умельцами из Сины, татары вышибали стальные ворота Мерва, ломали каменные стены Хорезма, крушили в пыль башни Киева!

— Эй, дубинушка ухнем! Эй, ухнем! — затянул вдруг один из дружинников. Вроде ни к месту, но его поддержал другой:

— Еще разик, да еще раз!

Разовьем мы березку, Разовьем мы кудряву!

Ай-да, да ай-да, ай-да, да й-да,

Разовьем мы кудряву.

А дальше, все, кто мог, дружно затянули припев:

— Мы по бережку идем,

Песню солнышку поем.

Ай-да, да ай-да, ай-да, да ай-да,

Песню солнышку поем.

Вместо угрюмой обреченности, на лицах появились улыбки и что-то вроде азартной дерзости — когда знаешь, что всё, конец неминуем, помирать с песней веселее! Расправлялись плечи, в руках появлялась сила, а те, кто уже не мог стоять, поднимались с колен и становились плечом к плечу с остальными. А помереть... Ну, что ж, бессмертных не бывает.

Ворота были высажены и в ощерившийся пролом влетели первые воины — нукеры из личной сотни самого Бури, правнука великого Чингис-хана. В отличие от прочих они имели доспехи, прикрывавшие грудь, стальные хорезмские шлемы, а круглые щиты были не из плетеного ивняка, а из досок, обитых кожей и медью. Десяток таких воинов обращал в бегство сотню половцев, а сотня — тысячу синайцев!

— Хурра! — сотряс воздух боевой клич степняков.

В ответ им защитники отозвались песней:

— Эй, дубинушка ухнем!

Эй, ухнем!

Нукеры Бури со всего маха атаковали русский строй, пытаясь пробить брешь, но откатились, как откатывается речная волна, ударив в утес. А откатившись, нахлынули снова.

Русские, отбиваясь от наседавших степняков обломками копий и кусками железа, в которые превратились мечи, уже не пели, а ревели:

— Эй, ухнем!

Еще разик, еще раз!

И уже (откуда только и силы взялись?!) русские дружинники, теряя убитых, начали наступать, выдавливая нукеров обратно, в выбитые ворота уже несуществующего города.

Кое-кто из степняков не выдержал, стал разворачивать коня. И будь защитников чуточку больше, да будь у них силы, да оружие, верно, Бури-хану сегодня пришлось бы вершить суд Ясы: казнить оставшихся в живых за бегство слабодушных. Но Бури не зря носил звание темника. Окрик — и место отошедших нукеров заняли лучники. Взмах руки с зажатым бунчуком — и в уцелевших русских полетели стрелы.

Стальные жала пробивали щиты насквозь, живые тела не спасали и кольчуги. Уже упал последний дружинник, утыканный стрелами, словно сосна иголками, однако степняки продолжали спускать тетивы, посылая стрелу за стрелой, еще и еще раз убивая ненавистных русских, заставивших сотрясателей Вселенной впервые за много лет почувствовать страх!

— Туктал-ырга! — приказал Бури, останавливая воинов.

Хотя непобедимое монгольское войско уже не испытывает недостатка в железе и почти у каждого монгола есть сабля, но все равно, зачем понапрасну тратить стрелы, если все русские мертвы?

Победителей ждало самое главное дело — сбор добычи!

Время сбора добычи — святое время. Пусть городишко мал и выгорел почти дотла, но опытный воин сможет найти поживу даже среди золы и пепла. Топоры, наконечники стрел и копий, обломки мечей и мятые шлемы — все пойдет в дело!

Что-то можно оставить себе, а что-то перепродать многочисленной армии перекупщиков, следующих за войском, словно шакалы-падальщики. Рубахи и штаны, если отстирать от крови и заштопать, еще послужат многочисленным родичам, которые ждут воинов из похода, а меховая шапку, снятая с отрубленной головы, сгодится для подарка невесте.

Павшая вместе с хозяином русская лошадь — настоящий клад для воина. Седло из толстой кожи, уздечка и стремена! Четыре подковы, из которых можно выковать не один нож!

Плохо только, что слишком мал полон. Из взрослых — лишь увечные старики да старухи. Много детей, но дойдут ли они до степей без родителей?

Не было молодых мужчин, способных стать рабами, не нашлось девок с приятными чреслами. В пепелищах разыскали с десяток баб. Но желающих отведать женской плоти было так много, а баб — так мало, что даже глупцу ясно: эти женщины долго не проживут...

Из-за тел дружинников, одетых в железные рубахи, разгорались споры. Если бы не опытные сотники, дети степей бы уже рубились за право обладать настоящей кольчугой. Яса не позволяет детям степей закрывать спину железом, ибо, храбрецу не нужны доспехи на спине, а из русских железных рубах выкраивались доспехи на трех воинов!

Сотники, построив десятников, делили добычу по-честному — одного дружинника на десяток. А там уж, пусть сами разбираются: по жребию или по старшинству.

Поскольку рабов не было, рядовым воинам приходилось спешиваться, чтобы разбирать окровавленные и изрубленные тела, относить их в сторону, где десятники снимали кольчуги. Сразу же раздались возгласы обиженных — некоторые кольчуги из-за дыр и прорех превратились в железные лохмотья.

К удивлению степняков, среди трупов взрослых мужчин, в луже крови, обнаружилось тело мальчишки лет двенадцати. Был он, как и взрослые дружинники, в кольчуге и шлеме, а плечи его прикрывал заскорузлый багряный плащ. В руке, откинутой в сторону, зажат маленький меч.

— Урусконаз! — радостно загалдели воины.

Ну, а кто же еще, кроме князя, может позволить себе сделать оружие и доспехи по размеру и носить княжеский плащ? Судя по всему — мальчишку укрывали своими телами бояре — старшие дружинники. Они и сейчас, после смерти, словно пытались уберечь юного государя.

Тело русского князя — хорошая добыча! За коназа-бачу — мертвого или живого, сам Быту-хан назначил баснословную награду — табун лошадей, русскую кольчугу и пять девственниц! Или же русский шлем, заполненный золотом!

Воины уже предвкушали, как будут делить награду хана, как к ним подскакал десяток верховых, с шапками, украшенными лисьими хвостами — знаком нукеров темника Бури.

— Урусконаз? — радостно осклабился один из всадников. Судя по шелковому халату поверх бараньего тулупа и стальному нагруднику с затейливым китайским драконом — не из простых нукеров. Это был Чжарчиудай, третий сын Бури-хана. После гибели двух старших братьев под стенами Козельска (одного убила летящая стрела, второго зарубили при вылазке) Чжарчиудай стал первым сыном и главным наследником темника, занимающим какое-то место среди многочисленных претендентов на престол Великого хана (не то — четырнадцатый, не то — сорок первый).

Воины, первыми нашедшие добычу, заворчали, словно побитые собаки. Как всегда — сражаться, так им, а почести выпадут недоноскам, вроде сына темника. Это отродье, родившееся у льва, хочет забрать добычу, даже не окровавив саблю!

Но с сыном темника не поспоришь.

Чжарчиудай, словно не веря глазам, соскочил с седла и, пачкая дорогие булгарские сапоги в грязи, подошел к телу мальчишки. Поцокав языком, брезгливо ступил на край кровавой лужи, в которой плавал князь, и принялся выворачивать из мертвой руки дорогую игрушку — детский меч можно подарить отцу или дяде.

Но тут случилось то, что никто не предвидел и не мог предвидеть. Юный князь, коего уже сочли мертвым, внезапно открыл глаза и, ухватив обеими руками шею склонившегося монгола, принялся душить ненавистного врага. Нукеры и воины не сразу и поняли, что тут случилось, а когда поняли и ринулись на выручку, было поздно: Чжарчиудай сумел только что-то прохрипеть, а мальчик-князь в ответ лишь сжал руки покрепче. Жгучая ненависть придала невиданные силы умирающему мальчишке, хватка стала железной. К тому же потомка Чингисхана просто ошеломил порыв внезапно ожившего из мёртвых уруса, степняк даже не сопротивлялся: стоял словно тряпичная кукла, лишённая воли.

Чтобы освободить шею сына темника, пришлось отрезать пальцы юного князя. Но что толку?

Монголы: и нукеры, и простые воины, издали вопль отчаяния. Не то страшно, что умер сын Бури. У великого воина осталось много сыновей. Но страшно то, что праправнук Чингисхана, правнук Чагатая, внук Мутугена и сын Бури умер так, как казнят изменников — без пролития крови! Даже хуже, чем изменника — как отцеубийцу! Теперь Вечное синее небо не примет душу, вынужденную покинуть тело через задний проход, и Чжарчиудай будет вечно скитаться по степи.

Сердца степняков переполнила священная ярость. Мало того, что они потратили на штурм городка столько же времени, сколько на штурм всех русских городов, вместе взятых, потеряли здесь полтумена, так ещё опозорили род Чингисхана, сделав его потомка изгоем среди мертвых!

Ярость затуманила головы воинов, а иначе князь не умер бы так легко. Можно было бы снять с живого кожу, растянув действо на несколько дней! Или посадить на кол, даровав долгую и мучительную смерть. А так — князя попросту утопили в луже крови, натекшей из тел его ратников.

Но умер он с улыбкой, которая разъярила степняков еще сильнее. Чтобы хоть как-то отомстить за нелепую смерть Чжарчиудая, перебили немногочисленный полон. Старикам ломали хребты, чтобы душа сына Бури не скиталась одна, а нашла себе рабов; старухам резали головы. Детям, что постарше, отрубали руки и ноги, младенцев кидали в огонь. Не пожалели и баб, которыми еще можно было пользоваться — вспороли им животы.

Потом, кидая добычу, монгольское войско спешно уходило подальше от этого проклятого места!

Глава 1

Картинка на огромном 3D-мониторе погасла, и сразу вспыхнул свет, раздвинулись тяжёлые шторы, открывая окно и впуская яркие лучи летнего солнца. Тишина в комнате наступила идеальная, если не считать монотонного гудения кондиционера, к которому все давно привыкли и потому не обращали внимания.

— Собственно, так и закончилась героическая оборона Козельска от полчищ монголов, — резюмировал генерал Песков — высокий холёный мужчина с безукоризненным пробором чуть тронутых сединой русых волос.

Единственный гражданский из всех присутствующих — доктор исторических наук Алексей Михайлович Свешников, типичный 'пиджак' по принятому в армии сленгу (а как же — строем не ходит!), слегка поморщился.

Будучи профессиональным историком, Алексей Михайлович обожал придираться по мелочам. Хорошо, что удалось приучить его к субординации: ещё месяц назад он бы обязательно встрял с поправкой: дескать, самих монголов у Батыя едва ли насчитывалось пять-десять процентов от общего количества, основную массу составлял конгломерат из сотен мелких тюркских племён, а потому войско походило на пёстрый восточный ковёр.

Генералу, любившему вникать в тонкости, национальный состав армии кочевников, был известен не хуже Свешникова, но ведь есть устоявшиеся выражения! Сказано 'монголы' — значит, монголы, зачем плодить сущности?!

Песков обвёл взглядом собравшихся и продолжил:

— Осада длилась семь недель: с марта 1238 года по май. Всё это время небольшая кучка русичей сражалась с четвертью всего войска Батыя. Город был стёрт с лица земли, защитники перебиты, а Батый в сердцах повелел называть Козельск 'Злым градом' — Могу Болгусун. Подвиг защитников стал легендой. Как понимаете, всё вышесказанное напрямую связано с новым заданием. Товарищ майор...

Майор Демин — короткостриженый крепыш — встал, одёргивая китель.

— Слушайте боевую задачу: ваша группа в количестве пяти человек, включая гражданского специалиста товарища Свешникова, отправляется в прошлое: в начало 1238 года. Цель группы — организовать оборону Козельска, сделать так, чтобы город отбил все приступы и выстоял. Вопросы?

— Вопросов нет, — моментально ответил майор, но его сразу прервал Свешников, который с недоумением произнёс:

— Товарищ генерал, у меня вопрос...

Майор укоризненно посмотрел на учёного, но ничего не сказал: штатский, что с такого возьмёшь! Однако генерал благожелательно кивнул:

— Слушаю, Алексей Михайлович. Что вас интересует?

Свешников поднёс кулак ко рту, кашлянул и продолжил:

— Не понятен смысл операции. Чисто гипотетически: ну отстоим мы Козельск... Что это даст?

— Вы же специалист и владеете всей полнотой информации. На этапе планирования операции мы опирались и на ваши изыскания. Давайте логически мыслить. Вспомните политическую обстановку в Орде, прикиньте чего бы могла стоить Батыю военная неудача под Козельском.

— Для него всё бы окончилось плохо, — скороговоркой затараторил Свешников. — В Орде постоянная грызня: царевичи-чингизиды бьются за власть с прежней родовой аристократией.Стоит Батыю дать слабину, и всё... он — покойник. Сразу найдутся другие претенденты на Улус Джучи и на должность главнокомандующего — джехангира. Те, кого Батый нагибал, тут же подымут головы. Учитывая особенности степного менталитета, скажу, что пахнет резней, товарищ генерал. Нынешнему верховному хану Угэдэю далеко до его отца, Чингизхана. Тот правил железной рукой, даже своего сына Джучи не пожалел: переломал хребет в государственных интересах! А этот — бледная тень, слабое подобие великого предка! Не справится Угэдэй, если начнётся заварушка...

— Именно, — согласился Песков. — Будет много крови. Любая неурядица в стане противника сыграет Руси на руку. Глупо рассчитывать, что Орда рассыплется, словно карточный домик, однако есть шанс ввергнуть её в междоусобицу и не хотелось бы его потерять. Чингизиды и 'старые' монголы сцепятся друг с другом, им будет не до Руси. А там, глядишь, не станет и трёхсотлетнего ига. Всё просто, Алексей Михайлович.

— Не уверен, товарищ генерал, — мотнул головой Свешников. — Впятером наладить победную оборону маленького городка, на который обрушится удар целого тумена, а это, осмелюсь напомнить, десять тысяч воинов, выглядит красиво, но нереально. В жизни так не бывает. Ну, продержится Козельск нашими стараниями в лучшем случае восемь недель вместо семи... Потом всё равно задавят — Батый, как это и было в реальной истории, пришлёт подкрепления. Наступит кирдык, товарищ генерал, уж простите меня за ненаучный сленг!

Голос Пескова загремел на весь кабинет:

— В этом и заключается цель группы майора Демина! Вы не просто победите монголов, вы нанесёте такой удар, чтобы они ещё двести лет не могли опомниться! А каким образом — это уже технические детали.

Генерал сбавил тон:

— Простите, товарищи офицеры, увлёкся. Предлагаю вашему вниманию кое-какие выкладки аналитиков. Начнём с главного — внедрение...

Снова вспыхнул монитор. Появились квадратики и ромбики блок-схемы.

Генерал взял электронную указку.

— В настоящее время в Козельске на княжении сидит отрок — князь Василий, которому двенадцать лет , и этим всё сказано. Вряд ли он самостоятельно правит городом, скорее всего, пацан — послушная игрушка в чужих руках. Аналитики придерживаются версии: Василий — ширма, за которой скрывается его мать, вдовствующая княгиня Феодосия Игоревна. Женщина неглупая, с которой можно договориться, если привести толковые резоны. Дружина у княжича невелика: максимум полусотня ратников. Большего количества воинов городку вроде Козельска в мирное время не прокормить. Но лишнему 'штыку' будут рады, особенно в преддверии неизбежной осады. На этом и строится расчёт: вы, майор, сыграете роль князя Гаврилы Мстиславовича, без вести пропавшего дяди козельского князя. Это 'легенда' для внедрения в тринадцатый век, а группа составит костяк вашей дружины.

— С 'легендой' понятно, а откуда возьмётся дружина? — непонимающе вскинулся Демин.

— Вы её соберете.

Демин неопределённо хмыкнул.

— Каким образом, товарищ генерал?

Генерал пояснил:

— Ситуация в областях, прилегающих к Козельску, чем-то напоминает начало Великой Отечественной: я имею в виду события лета и осени сорок первого.

Слушатели понимающе кивнули.

— Монголы захватывают Русь и стремительно рвутся вперёд, оставляя далеко в тылу разгромленные русские отряды. Те растеряны и спасаются бегством, благо тактика монгольского войска зиждется на правиле 'золотого моста': противнику позволяют покинуть поле битвы, попросту удрать. По разным прикидкам речь идёт о четырёх-пяти тысячах профессиональных воинов, которые прорываются из окружения. Они разрознены, у них на плечах висит лёгкая конница монголов, 'секущи люди аки траву'. Нужно создать центр притяжения, и тогда из этих 'окруженцев' вы сформируете свою дружину, чтобы привести её в Козельск. Теперь всё ясно, товарищ майор?

— Так точно, — кивнул Демин, не обращая внимания на традиционную для Свешникова реплику, дескать, гладко было на бумаге... К бурчанию 'пиджака' успели привыкнуть как к шуму кондиционера.

— Тогда, товарищи, все свободны, кроме майора Демина.

'А вас, Штирлиц, я попрошу остаться', — мысленно пробурчал Свешников, покидая кабинет.

Оставшись наедине с майором Деминым, генерал утопил пальцем кнопку селектора:

— Светочка...

— Да, товарищ генерал.

— У меня к тебе просьба. Организуй нам с майором Деминым экспромтик по-походному на двух персон: коньячок, лимончик... в общем, как обычно.

— Сейчас будет, товарищ генерал.

Через минуту в кабинет, виляя бёдрами фотомодели, вошла личная секретарша генерала Светлана — роскошная блондинка, предмет зависти всех подчинённых, с которой, как ни странно, у Пескова были исключительно деловые отношения.

В руках она держала поднос с маленькой бутылочкой французского коньяка, двумя стопками и блюдцем с нарезанными лимончиками, источавшими восхитительный, пощипывающий нос аромат.

— Спасибо, Светочка, — искренно поблагодарил Песков. — Можешь идти. И да — ближайшие полчаса меня ни для кого нет.

— Слушаюсь, товарищ генерал, — девушка лукаво стрельнула глазками в сторону Демина, по-военному развернулась на высоченных каблуках и вышла за дверь.

Демин сглотнул, провожая взглядом её качающуюся походку.

— Чего теряешься, майор? — спросил генерал. — Ты теперь холостой, она не замужем. Сделай предложение девке — не пожалеешь.

— Стар я для неё, товарищ генерал. Ей курсант нужен или лейтенант молодой, после училища.

— Скажешь тоже — стар! По твоей логике я тогда вообще пень трухлявый, которому на кладбище прогулы ставят.

— Простите, товарищ генерал. Ничего такого я даже в мыслях не имел.

— Ладно, майор. Проехали. Давай-ка лучше коньячок разлей. Мне до краёв и себя не обижай. Только не возомни о себе после сегодняшнего!

— Зря вы так, товарищ генерал. Не в моих правилах.

— Знаю, что не в твоих. Ты правильный офицер, не паркетный шаркун и не чмо беспозвоночное. Коньячок — это так, чтобы разговор прошёл должным образом, а он у нас будет сложным.

— Всё настолько плохо, товарищ генерал?

Песков кивнул.

— Хуже не бывает. Я как очередной отчёт от аналитиков получаю, так не за коньяком, за валерьянкой тянусь.

— Война? — предположил Демин, внимательно наблюдая за реакцией Пескова.

Тот сурово нахмурил брови.

— Да, майор. Война. Настоящая, горячая. Апокалипсис если не сегодня, так завтра точно.

— А причина какая?

— Да на поверхности всё, майор. У штатов слишком много долгов накопилось, без войны не списать. Ну а мы, включая наши действия в Крыму и на юго-востоке Украины — хороший повод, чтобы развязать третью мировую. Нам, конечно не в первой, только в одиночку не потянем. Раздавят нас. У американцев полмира на побегушках, а у нас всё как в старину: ни одного союзника, кроме армии, флота и РВСН .

— Значит, наш визит в прошлое...

— Молодец, в правильном направлении копаешь. Собственно, для этого и задумывался весь проект. Ваш визит в прошлое создаст параллельную ветку с другой, более сильной и могучей Россией. Во всяком случае, такие у нас выкладки. Только она придёт нам на помощь. Теперь ты понимаешь, какая ответственность ложится тебе на плечи?

— Понимаю, товарищ генерал. И всё же... другие варианты, кроме войны, вообще не рассматриваются?

— Рассматриваются. Только у нас как: надейся на лучшее, но готовься к худшему. Состав группы продумал?

— Так точно. Сюрпризов не предвидится. Состав неизменный. Мы достаточно притёрлись друг к другу. Техник — Воднев, снайпер — Павленко. Заместитель — капитан Морошкин. Научное консультирование — Свешников.

— Свешников? Не достал ещё своим брюзжанием?

— Никак нет, товарищ генерал. Ко всему привыкаешь. К тому же второго такого спеца ещё поискать. Коней на переправе менять не принято.

— Тогда удачи, майор!

— Спасибо за пожелание, товарищ генерал! Не подведём.

Покинув кабинет генерала, Демин на мгновение задержался у сидевшей за компьютером девушки. Она впилась в экран, выискивая какую-то ошибку. Правая ножка в элегантных туфельках, покоилась на левой, и ритмично двигалась вверх-вниз, отбивая такт неслышной мелодии.

Майор вытер пот с внезапно вспотевшего лица, полез за носовым платком в карман, но потом передумал, переступил с ноги на ногу. Хотелось кашлянуть, спросить любую глупость ('Не подскажете, как пройти к библиотеке?'), просто поговорить, но Демин отогнал желания прочь и пошёл дальше, не чувствуя спиной пронзительный взгляд карих глаз Светланы.

Дверь за майором закрылась, девушка грустно вздохнула и снова начала набирать текст очередного приказа.

'Какой же ты дуболом, Демин! Колода без чувств! Нет, чтобы пригласить девушку в ресторан или просто покатать по городу!' — расстроено думала она, пока её наманикюренные пальчики порхали по клавиатуре.

Вечером Демина подвезли домой на служебном 'козлике'. Машина притормозила возле 'свечки' многоэтажки. Проезд был узкий, места для парковки не хватало. Сзади сразу послышалось нетерпеливое бибиканье клаксона.

— Спасибо, — сдержано поблагодарил Демин и выбрался из автомобиля.

'Козлик' тут же рванул с места. За ним с характерным для дизельного мотора стрекотом проскочил солидный джип чёрного цвета.

— Красиво жить не запретишь! — вздохнул майор вслед.

Демин остановился в раздумье: подниматься в квартиру или сбегать в магазин — в холодильнике было пусто, как на Руси после Мамая.

'Надо же', — ухмыльнулся он. — 'В роль начинаю входить. О Мамае вспомнил'.

Приняв решение, Демин развернулся и направился к светящемуся как новогодняя ёлка гипермаркету. Автоматические двери распахнулись, послышалась лёгкая расслабляющая музыка.

Взяв тележку, покатил её по залу. Остановился у готовых салатов, взял контейнер с греческим (пять минут строгать — но такая лень, тем более, если никто не ждёт, даже зверушка), положил колбасную нарезку, хлеб, коробку с однопроцентным кефиром (была у Демина к нему слабость), на десерт ограничился плиткой шоколада, по инерции сняв со стойки любимую марку жены.

'Привычки сильнее нас', — невесело хмыкнул он.

Супруга уже пару лет как стала бывшей. Не всякая выдержит кочевой армейский образ жизни, отдалённые гарнизоны и вечную занятость мужа на службе. Вот и у Демина пару лет назад боевая подруга подала на развод. Получив (майор не стал упираться, понял сразу, что бесполезно) — переехала вместе с детьми в Питер. Там жили её родители, которые хоть и без особой радости (Демин им нравился), но приняли у себя дочь, а в прошлом году майор влез в долги, но купил ей квартиру, думая в первую очередь о детях.

Надежды на воссоединение семьи не имелось. Жена была настроена категорично и слышать не желала о примирении. К тому же нашла себе кавалера из зажиточных, планировала выйти за него замуж, звала на свадьбу.

Теперь майора радовало одно: благодаря службе скучать было некогда.

Он подъехал к кассе, возле которой образовалась небольшая очередь: толстая тётка лет пятидесяти в розовой молодёжной куртке не по возрасту, мужчина с багровым лицом выпивохи и стройная, похожая на учительницу, женщина в очках. Она почувствовала на себе взгляд, обернулась и с затаённой тоской посмотрела на Демина.

Женщинам всегда нравились военные. И совсем не обязательно полковники.

Глава 2

Старший лейтенант Воднев тоже возвращался домой поздним вечером. Он сутки простоял в дежурстве по парку и теперь с предвкушением ждал тот момент, когда сможет упасть на кровать и провалится в сон.

Настроение было хорошим. Дежурство прошло спокойно, без происшествий. Сменявший его капитан не придирался по пустякам, отпустил быстро. Впереди обещанный отпуск, на который обещали отпустить всю группу. Павленко, тот уже взял отгулы и на рыбалку умотал.

Мысли Воднева вернулись к родителям. Можно махнуть к ним, отец обещал знатную охоту и не менее знатную баню. Места там дикие, природа первозданная. Покой, тишина...

Из тёмной подворотни послышался громкий женский крик, быстро оборвавшийся на самой высокой ноте.

Воднев машинально огляделся. Улица словно вымерла. Единственный прохожий — это он. Факт не из приятных.

Кидаться сломя голову не в его правилах. Кто знает, что ждёт за углом. Может, таким способом заманивают потенциальную жертву? Понесёшься на крик, ничего не соображая, словно угорелый, а тебя раз — и по башке!

Сделать вид, что ничего не слышал, повернуться и уйти... Не в его правилах. Совесть не позволит. Принципы, вбитые в голову родительскими наставлениями. Офицерская честь, в конце концов!

Пистолета с собой нет, вот что плохо. Сейчас бы он ой как пригодился! Без всякого доброго слова...

Надо что-то делать. Девушка действительно кричала, он не ослышался. И вряд ли кричала от радости. Интуиция подсказала, что её грабят, а то, может, и вовсе — насилуют.

Время позднее, народ до утра на улицу нос не высунет. Прячутся как тараканы. Окна зашторены, двери на замок.

Ну, Воднев, твои действия? Будем девушку спасать? — спросил сам себя старший лейтенант и тут же дал ответ. Будем!

Форму жаль, конечно: испачкается, порвётся, но что поделаешь. Её постирать и заштопать можно. А вот с человеком, случись что, такой кунштюк не пройдёт.

Он нырнул за угол, пошёл перекатом, спиной прочувствовал все выпуклости и впадины разбитого асфальта, моментально вскочил на ноги, за доли секунды оценив обстановку.

Их было двое: крепкие накачанные ребята, сразу видно, что занятия в спортзале не прогуливают. И лица вполне одухотворённые, совсем не смахивающие на расхожий образ гопника из газет и телевидения.

Что же вас таких умных, интеллигентных на приключения потянуло?

Один удерживал жертву (девушка лет восемнадцати, одетая довольно стильно, не 'Пьер Карден', конечно, но и не китайский ноу-нейм, симпатичная), стоя за спиной, зажав рот. Второй копался в выпотрошенной дамской сумочке (не кожзам — сразу видно). В глаза бросился дорогой смартфон последней яблочной модели с широченным экраном, какие-то дамские безделушки, цветастая карточка известного банка и кошелёк.

На появление Воднева грабители отреагировали спокойно, будто и не было его. С абсолютным сократовским спокойствием продолжили своё чёрное дело. Лишь глаза девушки на секунду наполнились надеждой, но тут же сменили выражение на испуганно-обречённое.

'До такой степени борзые?' — мысленно удивился Воднев.

— Эй, ниндзя! — вдруг окликнул его тот, что копался в сумочке.— Валил бы отсюда подобру-поздорову! Целей будешь.

'Заметили стало быть... Вот и чудненько, а то получается зря тут акробатические трюки исполнял'.

Воднев распрямился. Так и есть, форменные брюки изгваздал как поросёнок.

— Встречное предложение, пацаны! Извиняетесь перед девушкой, возвращаете её барахлишко, я делаю вид, что не видел ничего, и мы расходимся как в море корабли. Договорились?

— Не-а, — снова отозвался парень, копавшийся в сумочке. — Вариант не канает. Не хотел я сегодня руки пачкать, да видать — не судьба. Мафаня, — обратился он к подельнику, — сделай мадемуазель не очень приятно. Тут кое-кто на урок напрашивается.

Вместо ответа Мафаня довольно заржал и резко ударил по голове девушки. Она опустилась безвольным кулем к его ногам.

Мафаня спокойно переступил распростёртое тело жертвы и шагнул к Водневу. В руке бандита блеснуло лезвие.

— Тебя как: просто порезать или художественно расписать? — незлобиво поинтересовался он и сразу отработанным движением выкинул руку с ножом вперёд.

Вместо того, чтобы отшатнуться, Воднев, предугадав движение бандита, чуть согнулся, надавив грудью на его сжатый кулак и тут же провёл болевой приём, заставив противника выронить нож. Удар коленом в живот, затем локтем сверху по голове. Грабитель превратился в безвольную куклу и осел.

— Минус один.

Подельник даже испугаться не успел, как Воднев оказался возле него и коронным боковым в челюсть просто размазал по кирпичной стенке.

— Минус два.

Ещё через секунду офицер склонился над лежавшей девушкой, нащупал пульс и удовлетворённо вздохнул: потерпевшая была жива и лежала без сознания.

Сзади вспыхнул ослепительный свет и послышался скрип тормозов. Из полицейского 'уазика' выскочили двое, на ходу передёргивая затворы автоматов.

— Ребята, вы чего?! — взмолился Воднев. — Я девушке помогал...

Но его не слушали ('В отделении разберёмся'), крутили руки, запихивали в автомобиль, а сержант 'пэпээсник' в рацию вызывал 'Скорую'.

Телефон завибрировал и исторг мелодию 'You're A Woman' от Bad Boys Blue, когда встреченная в супермаркете и окрещённая учительницей Лиза (она и в самом деле преподавала черчение в колледже) утомлённо спала на плече Демина. Ночь выдалась горячей, хорошенько измотав обоих любовников (вот и сходил в магазин... за хлебушком!)

Он протянул руку в темноту, нащупал пластиковый, холодный на ощупь корпус мобильника и, приставив к уху, коротко бросил:

— Демин.

Потом долго слушал сбивчивую речь дежурного по части, хмурился и в конце разразился не менее коротким:

— Выезжаю.

Демин щелкнул выключателем ночника, комнату залил жёлтый свет, стал торопливо искать вещи. Блин, куда же трусы подевались? Ну, Лиза, ну даёт!

Женщина привстала на кровати.

— Что-то произошло?

— Да. Это по службе. Моего бойца менты арестовали. Надо выручать. Ты не волнуйся, спи.

— Как скажешь. Ты надолго?

Одеяло съехало вниз, открывая весьма соблазнительный вид.

Демин машинально сглотнул.

— Надеюсь, что нет. Если что — в прихожей второй комплект ключей. Можешь воспользоваться.

— Хочешь, я тебе кофе сварю?

Хм... когда и углядела-то, что у меня кофеварка есть. Мы ж на кухне меньше минуты задержались, некогда потом было...

— Спасибо, солнышко! Не надо. Ты меня лучше кофейком с утра встреть.

— Я ведь такая, — она с вызовов вскинула подбородок. — Встречу!

— Вот и чудненько!

Он быстро собрался, поцеловал её и ушёл. Вот уж у кого меньше всего проблем должно было быть с полицией, так это у Воднева! А тут на тебе — сурпрыз! Только бы менты артачиться не стали! Не то генерала просить придётся. Неудобно получится, особенно перед заданием.

На другой день группа собралась в кабинете у Свешникова. Не было только Демина. Майор предупредил, что задержится у генерала.

Покуда ждали, занимались кто во что горазд. Свешников пялился в картинки на ноутбуке, остальные слушали балагурившего по своей привычке Дениса Павленко.

— Вчера ещё рыбачил, — вздохнул он. — Река, тишина, покой и тут на тебе! На самом интересном месте!

Он с досадой добавил:

— Вот такая рыбина была — не шучу. Ещё чуть-чуть и поймал бы! — Денис развел руки, демонстрируя какой, по его мнению, была щука. — А теперь...

— Почти двадцать один килограмм, — усмехнулся Воднев.

Его, ходившего под парусом с отцом к Соловецким островам, трудно было удивить рыбацкой байкой.

— Ну, не двадцать один килограмм, — праведно возмутился Павленко, — меньше. Немногим меньше. Но, чует моё сердце ещё пару дней...

Дверь отворилась. Вошел Демин. Ничего не сказал, на товарищей даже не взглянул. Опустился на свободный стул.

— Не получилось, — проговорил майор. — Не срослось хотя бы пару деньков отдыха выбить. Ни в какую не желает генерал идти на встречу! Я уж к нему и так и этак. Извини, Денис, даже твою непойманную рыбу сулил. Какую ты там должен был выловить?

Старлей вновь развел руки.

— Рыба типа 'Русалка', — скрыв усмешку, произнёс Демин, зная вкусы подчинённого. — Жаль, конечно, но ничего: думаю, успеешь в прошлом наловить.

— В прошлом ещё неизвестно, — заметил Павленко. — Там традиционно нам не рады. У меня сложилось впечатление, что опять надолго зависнуть придется. Я правильно понимаю, командир?

— Всё верно за одним исключением.

— Каким, тащ майор?

— Не опять, а снова.

— Велика разница, — хмыкнул Павленко, а потом, повернувшись к Водневу, спросил:

— Ну как, расскажешь, может, как тебя менты замели, и как ты ночь в кутузке провёл, покуда тебя товарищ майор не отмазал?

Глава 3

На подготовку, как водится, выделили традиционный месяц. Демин погонял парней в спортзале: требовалось убрать накопившийся жирок, восстановить навыки владения холодным оружием. Работали серьёзно, с участием штатных инструкторов и спецов, как крайне узкого, так и весьма широкого профиля, лучших, из тех, кто внушал доверие, и кого удалось привлечь.

Группа заново училась орудовать мечом, копьём, кистенём, палицей. Как полагается: в полном доспехе, с выкладкой.

Денис Павленко — двухметровый красавец-здоровяк балагурил:

— Эх, коротка кольчужка!

На его богатырскую фигуру было трудно подобрать соответствующее облачение, умельцам пришлось изрядно попотеть, подгоняя доспехи, но оно того стоило.

— Экий ты однако, Дениска, варвар... Конан... — Когда с экипировкой было закончено, Свешников уставился на Павленко сквозь неподвижный, немигающий прищур.

— А что я? — ухмыльнулся в ответ Денис.

Однако какое-то недоумение на его по-детски сияющей физии промелькнуло.

— Тебе бы в кино сниматься, в Голливуде! — пояснил Свешников. — А ты в простых 'сапогах' пропадаешь!

— Да ну его, кино это! — отмахнулся Денис. — Туда одних педиков берут!

При этих словах заржали все присутствовавшие. Случилась в недавнем прошлом Дениса одна история: прогуливался он как-то по набережной в поисках очередной пассии из педагогического университета, расположенного неподалёку. Никого не трогал, поедал сливочное мороженное, до которого был сам не свой, зыркал по сторонам. И тут подкатил к нему мужик в лиловом берете, как выяснилось — ассистент режиссёра, снимавшего многосерийное кино на тему 'хруста французских булок'.

'Берету' приглянулась фактурная внешность старлея Павленко: высокий, атлетически сложенный голубоглазый шатен. Киношник сходу взял скучавшего парня в обработку: сперва насулил золотых гор, потом выдвинул условия: мол, все эти тридцать три счастья легко получить, пройдя через постель не самым традиционным образом ориентированных режиссёра и его ассистента.

Денис дослушивать 'заманчивые' предложения не стал, приподнял 'лилового берета' за поясной ремень и перекинул через парапет набережной прямиком в холодную речную воду. С той поры Павленко зарёкся ходить в кинотеатры, даже девушек своих не водил.

Никто никогда б не поверил, что штатная должность у этого весельчака и балагура весьма специфичная: был он снайпером, принимавшим участие во многих 'зачистках' на Северном Кавказе. За его голову объявили серьёзную награду, что стало одной из причин, по которым Песков забрал старшего лейтенанта к себе.

С лёгкой руки Свешникова за парнем закрепилось прозвище 'Дениска-варвар', по-другому его уже не звали, а сам Павленко с лихой непосредственностью оправдывал прилепившуюся кличку: в поединках молотил по щитам противников так, что у тех руки сушило, а на татами плющил, словно прокатный стан заготовку.

Но с верховой ездой у парня сладилось не сразу. Падений было не счесть. Чудом Дениска-варвар не переломал себе все кости. Лошади его боялись и норовили сбросить. Спасла природная упёртость: если Павленко за что-то брался, то доводил до конца, и скоро сидел в седле не хуже заправского ковбоя, чемпиона родео.

По вечерам Свешников устраивал обширные исторические экскурсы: рисовал запутанные диаграммы княжеских родов; разъяснял, как и перед кем нужно шапку ломать; растолковывал местные обычаи, в которых тесно переплелись христианские и языческие традиции.

Когда было непонятно, его засыпали вопросами:

— А разговаривать-то мы с аборигенами как будем? На 'ой ты, гой-еси, добры молодцы' далеко не уедешь!

— Да примерно как сейчас между собой разговариваете! Устная речь за восемь столетий поменялась, это процесс неизбежный, но изменения не столь уж критичные. И вас поймут, и вы поймёте, а если нет — переспросите.

— А как же летописи? Там чтобы знакомое слово отыскать — нужно постараться...

— Не путайте устную речь и письменную. Последней всегда была свойственна вычурность. Поверьте, никто столь тяжеловесно изъясняться не будет. В быту всё коротко и просто. А кое-какой списочек наиболее употребляемых и при этом новых для вас слов я набросал. Его придётся выучить, тут уж ничего не поделаешь. Но поверьте — их не больше, чем неправильных глаголов в английском языке, так что всё терпимо, товарищи офицеры.

Глава 4

'Крайний' понедельник перед отправкой по традиции прошёл во владениях старшего прапорщика Марченко. Несмотря на малый, с лёгкой руки несознательных элементов — анекдотический чин, должность Роман Михайлович занимал серьёзную: отвечал за материально-техническое снабжение группы и ведал оружейкой.

Некогда представительный мужчина, с годами слегка обрюзгший, он вполне потянул бы на роль голливудского злодея, и не только в до-рэмбовские, до-терминаторские времена, когда американские киношники ещё не додумались до использования тупых 'качков'; нет, и сейчас его вислые, запорожские усы, крутая, бритая башка, несоразмерно длинные, как у гориллы, ручищи вполне ложились в образ врага Америки... и американского образа жизни.

Ну а то, что изъяснялся старший прапорщик с заметным хохляцким акцентом... Что тут попишешь, такие нюансы жителям оклахомщины или алабамщины не оценить — для этого надобен наш человек.

Вот и сейчас, 'наши люди', то есть группа майора Демина в полном составе, сидели в актовом зале, оформленном по-военному аскетично: никаких мягких кресел — жёсткие, ещё советских времён деревянные сиденья, дешёвенькие портьеры на окнах. Единственным украшением сцены были портреты президента и главнокомандующего, да нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу Марченко, который великолепнейшим образом сознавал, что уступает каждому из слушателей в звании, даже штатскому Свешникову. Ведь подишь ты, кандидат, а то и целый доктор наук — 'дохтур'!, как Марченко предпочитал произносить это слово, нарочно коверкая великий и могучий русский язык.

Но мало, очень мало на свете вещей, которые могли бы смутить старшего прапорщика Марченко, ибо цену Роман Михайлович себе знал.

Да, тут всё асы да спецы! Но куда они без Марченко? Кто они без Марченко? То-то! И отношения к себе требовал надлежащего!

Собственно, все в группе знали его, как облупленного; во всяком случае, догадывались, чего можно ожидать. Даже 'шпак' Свешников знал. И сейчас они с нескрываемым любопытством присматривались к неуклюжим, практически медвежьим эволюциям оружейщика на сцене. А тот был не лыком шит и намеревался ошеломить аудиторию.

Они думают, Марченко — дуб в портупее, и станет небось рассказывать что-нибудь типа: 'автомат сделан из железа, а пистолет из того же материалу...'

На-кося выкуси! Старший прапорщик освоил 'Пауэр Пойнт' и планировал устроить презентацию по всем правилам.

— Сегодня, товарищи, — загудел прапорщик сипловатым басом, вероятно, полагая, что говорит вполголоса, а на самом деле так, что эхо отскакивало от стен, — я познакомлю вас с теми техническими новинками, с которыми вам предстоит работать во время текущего задания...

На экране появился первый слайд, как всегда почему-то полуслепой, недостаточно яркий, хотя в зале вырубили освещение. Марченко ловко направил на изображение луч лазерной указки, которую, оказывается, всё это время зажимал в громадном кулачище.

— Перед вами автомат...

Демин с трудом удержал каменное лицо, а вот Павленко расплылся в улыбке, и это не прошло мимо прапорщика. Тот кисло поморщился:

— Ну, с таким вооружением вы уже знакомы... Не будем терять времени...

Помощник Марченко — белобрысый ефрейтор, сидевший за спинами слушателей, сменил картинку. На экране опять был хорошо знакомый 'инструмент' — теперь уже пулемёт...

Публика откровенно развеселилась. Не сумел сдержаться от ухмылки суровый и строгий в обычных обстоятельствах техник группы — старлей Воднев. Происходил он из потомственных кержаков, а те умели держать отпрысков в ежовых рукавицах, прививая с малых лет серьёзное отношение к жизни. Просто удивительно, как Воднев сумел стать закадычным приятелем для Павленко, двух настолько разных людей ещё стоило поискать.

— Пасюк, давай сразу снегоход! — Марченко повысил голос, да так что на столе помощника что-то забренчало, впрочем, не исключено, что сам солдат от окрика сделал неловкое движение.

Как бы то ни было, картинка появилась нужная.

— Снегоход 'Уран-3',— пробубнил Марченко. — Потому что сделан на Урале и только в трёх экземплярах...

При этих словах Свешников заёрзал на месте и заскрипел зубами: сделан на Урале! Конечно, на Урале — потому что знаменитый на всю планету Нижнетагильский вагоностроительный завод. Но называется машина так потому, что какой-то умник решил: снегоходы 'Буран' у нас уже были, а вот снегохода 'Уран'... И это известно даже мальчишкам, лазающим по вооруженческим сайтам в Интернете.

— Только в трёх экземплярах, — повторил прапорщик почти с угрозой.

Шебуршание среди слушателей он прекрасно уловил, но конечно, не унизился до того, чтобы делать этим 'дохтурам' замечания. Сейчас не понимают, после поймут... Когда жизнь всыпет горяченьких!

-На ём и поедете. Элементы корпуса выполнены из кевлара. Выдерживает прямое попадание пули танкового пулемета ПКТ... Однако на практике проверять 'крепкость' не рекомендую!

Насупив брови, он обвел слушателей медленным взглядом, как бы говоря: знаю я вас, чертей!

Общее молчание нарушил Демин:

— Михалыч, если рассчитываешь на то, что мы этот снегоход потом тебе вернём, то жестоко ошибаешься! Чего не будет, того не будет. Готовь акт на списание сразу.

Марченко шумно засопел, но пререкаться с командиром группы не стал.

Второй час инструктажа был более практическим. Перешли в смежное помещение — огромный гулкий зал без окон с расставленными в ряд столами, на которых были выложены образцы стрелкового оружия. В дальнем конце зала стоял снегоход.

Марченко собирался рассказывать про каждый отдельный представленный предмет, избрав для начала АК сотой модификации, но Демин прервал его мягким движением руки.

— Роман Михалыч, что ты как в первый раз! Пусть парни посмотрят сами, кому что интересно...

— Рази ж я против: нехай хлопцы резвятся... — буркнул Марченко.

Игорь Воднев направился было к снегоходу, но детально осматривать не стал. Быстро обошёл вокруг, проведя рукой над штурвалом, словно удостоверяясь в существовании машины, задумался.

Тактико-технические характеристики 'Урана' были ему известны. На снегоходе применили дизель новейшей разработки. Малошумный, однако форсированный. Многотопливный, он мог потреблять любую жижу, лишь бы горела. А коли даже той не будет — не беда, конструкторы поставили газогенератор: так что агрегат мог чадить на обычных дровах.

Рулевые лыжи, случись оттепель и распутица, легко и быстро заменялись широкими колёсами. За собой 'Уран-3' играючи тянул санный поезд с несколькими тоннами полезного груза.

Павленко толкнул приятеля плечом:

— Нравится? Тебе этим 'керогазом' управлять.

— Нравится, — кивнул Воднев. — А больше всего нравится, что на заводе этих агрегатов всего три штуки наклепали. У нас только так работать умеют, поштучно, а на поток один брак гонят.

Он вернулся к столам, прогулялся вдоль ряда. Скривившись от досады, шагнул к Демину, крутившему в руках портативный гранатомёт.

— Товарищ майор, беспилотника не вижу!

— Как ты говоришь? — переспросил Демин, с удвоенным вниманием рассматривая прицельное устройство гранатомёта. — Беспилотника? — сказал он безучастно, словно речь шла о том, что отсутствовали образцы полевых фляжек и котелков, полагающихся бойцам в предстоящем походе.

И тут же, подняв голову, хорошо-поставленным командирским тономрявкнул:

— Марченко!

— Йа-я! — по-уставному залихватски отозвался оружейщик.

Обращение майора, разбудило в нём давным-давно дремавшие инстинкты курсанта школы прапорщиков.

— Головка от...дизельного двигателя, — вспомнил Демин неуставную присказку. — Где беспилотник, товарищ прапорщик? — Он нарочито упустил приставку 'старший'. — Опять 'пролюбили'?

— Никак нет. По приказу генерала Пескова беспилотник 'Кречет' в количестве одна штука будет выдан перед отправкой группы на задание... — то ли от досады, то ли от волнения у Марченко сбилось дыхание и усилился украинский акцент.

— А проверить? А погонять? — вскинулся Воднев, по разумению которого мелочей не бывает, и если что-то заранее не проверить, это обязательно выйдет боком.

— Товарищ старший прапорщик, приказываю обеспечить старшему лейтенанту Водневу полный доступ к беспилотному аппарату. С генералом этот вопрос мы порешаем.

— Вы сначала порешайте, товарищ майор, а потом ко мне обращайтесь, — хитро прищурился Марченко.

Демин сплюнул и продолжил изучать гранатомет.

Выдачу снаряжения проводил всё тот же старший прапорщик Марченко, с росписями в толстенных амбарных книгах чуть не за каждый запасной рожок. За 'снарягу' покрупнее расписывался лично Демин. В том числе и за наконец-то представший их взорам беспилотник с терминалом управления.

Дело происходило в очередном ангаре, к которым группа успела привыкнуть. Только это был необычный ангар. Во-первых, крупнее предыдущих, с более высоким потолком. Во-вторых, добрую его половину занимало внушительного вида устройство, вроде высокой и длинной, тёмной скобы, способной пропустить через арку, образованную с полом, строй солдат в колонну по три, а то и по четыре.

Скобу опутывали кабеля разного цвета и сечения, самые толстые уходили к электрическим щиткам по обе стороны ангара, а шнуры потоньше тянулись к терминалам, установленным на отдалении.

Вокруг сновала целая орава штатских в одинаковых, зловеще смотревшихся красных комбезах... Суета объяснялась просто: портал готовили к переходу.

Техники 'шаманили', обсуждали загадочные 'градиенты', казалось, ещё немного и заведут вокруг скобы песни с бубнами и завыванием.

После того, как с крохобором товарищем старшим прапорщиком Марченко дела были покончены, порядком измотанный Демин построил группу, молча оглядел и отдал команду 'по местам'.

Воднев занял водительское сидение, майор сел за его спиной, остальные расположились на контейнерах в санях, прицепленных к 'Урану'.

Мотор зарычал неожиданно резко и гулко.

Павленко восхищённо покачал головой:

— Это даже не трактор, это — 'Боинг-747' на взлёте!

Диспетчер портала дал добро, санный поезд тронулся и медленно покатил вперёд.

Снега в ангаре не было, но до скобы портала и внутри неё на пол бросили гладкую дорожку, что-то вроде пластикового льда.

Переход прошёл обыденно и просто. Все в группе, и особенно водитель, настолько были поглощены неторопливым и очень шумным перемещением вперёд, что не поняли, как оказались внутри скобы, под тёмной аркой которой воздух успел налиться опасной, электрически искрившейся синевой.

И всё: исчезла синева, пропал гулкий ангар...

Глава 5

'Уран' с мягким урчанием тащил за собой сани по очень белому плотному снегу, а вокруг простиралось поле, неширокое, потому что со всех сторон белую прогалину окружал тёмный зимний лес. Нависшее небо было тоже зимним: выгоревшим и белесым.

— Стой! — скомандовал Демин.

Воднев остановил снегоход, не глуша мотор.

А Свешников неожиданно протянул с тоской в голосе:

— Эх!... Если бы не эта тарахтелка...

— Ты чего? -недоумённо уставился на него Павленко.

— Знаешь, какая в этом мире тишина?! — досадливо бросил Свешников.

— Тишина?!— Денис не мог взять в толк эти охи и ахи.

— Да что с тебя взять! Одно слово, варвар... — и Свешников вытянул губы, будто собирался сплюнуть на снег. Но в последний момент удержался и проглотил слюну.

— Действуй, Игорь, — бросил майор негромко.

Воднев шустро выпрыгнул из-за штурвала и, подскочив к саням, молча махнул вертящему головой по сторонам Денису рукой: поднимайся с контейнера, чего расселся.

Павленко мог обидеться, но не стал — намечалось что-то интересное.

Аккурат под его пятой точкой лежал контейнер с беспилотником. Всем вспомнилось, как засопел Марченко, когда этот контейнер, только что принятый Деминым из рук оружейщика после доброй полудюжины росписей в ведомостях и книгах, Воднев принялся укладывать в сани столь трепетными движениями, словно набор столового хрусталя.

'Ну и цацкаетесь же вы, товарищ старшой лейтенант! — ядовито сипел Марченко. — Помните, что маршал Жуков говорил? Чай, войсковый! От лишнего толчка не рассыплется!'

Но Игорь слов маршала помнить не мог, поскольку родился спустя много лет после его кончины. Оттого, наверно, и предпочитал 'цацкаться' с аппаратом.

Отбежав десятка на два шагов, расставил пусковую треногу. Убедившись, что опоры устойчиво вошли в плотный, будто спрессованный снег, кинулся к саням. Всё бегом!

— Помочь? — вызвался Денис, с сочувствием наблюдая за метаниями друга.

— Сам справлюсь, — буркнул Игорь, доставая беспилотник, который походил на гипертрофированную авиамодель.

Запуск прошёл гладко, как в учебнике. Сухо треснул стартовый пиропатрон; в одно мгновение дрон зашвырнуло высоко в небо. Но головы задрали только четверо из пятёрки; Игорь смотрел на дисплеи пульта, а руки держал на джойстике управления.

Поняв ошибку, остальные тоже вперили взоры в экраны; первым, конечно, Демин, командир, за ним его заместитель капитан Морошкин. Всё, как положено, по субординации...

Воднев молчал, другие тоже. Все пятеро в тёмных, лёгких и удивительно тёплых, совсем невоенных штанах и куртках. И не подумаешь, что с кевларовой подбивкой... В том числе и шапочки...

Кевлар! Который ещё предстоит проверить на 'крепкость', ядри его!

— Ну что, видно, чё-нить? — чуть было не вырвалось у Павленко, однако он сдержался. В ответ непременно бы посоветовали: 'На экраны-то гляди...'. А он туда и смотрел.

Один из дисплеев был разделён пополам линией горизонта; верхнюю часть занимало неяркое, белесое, кажущееся застывшим небо; ниже — земля.

Неспешно наползали на зрителя отличающиеся только цветом пятна: белые, серые и чёрные — заснеженные поля, кустарники, лес.

На другом дисплее, поначалу вообще девственно чёрном, из левого нижнего угла росла зелёная дуга, распространяя вокруг себя мутноватую, неряшливую и очень невразумительную цветную заливку. Впрочем, и здесь краски были небогатые, по сути, те же, что и на первом экране: блекло-белая, серая, чёрная.

Понятно, что дуга — траектория полёта беспилотника, а пятна вокруг — те же самые, что только что проползли на первом экране.

Одна из камер дрона сканировала местность внизу; картинка выводилась не сразу, её обрабатывал компьютер, возможно, чуть-чуть 'домысливал' — для связности.

'На первый взгляд, ничего сложного. Но я бы сейчас точно куда-нибудь забурился', — подумал Денис. — 'Вот у Игорька— опыт! Надо будет попрактиковаться...'

— Вот, кажется, то, что надо! — выпалил Игорь чересчур радостно. Хотя понять его можно...

Демин и Морошкин прильнули к экрану.

— Да, похоже на дорогу... — согласился майор. — Туда и будем выдвигаться.

— Это русло реки, — пояснил молчавший дотоле Свешников. — Зимой их обычно использовали как дороги.

Майор повернулся к Водневу:

— За сколько доберёмся?

— Полчаса за глаза хватит, — прикинул тот.

— Тогда по коням.

Игорь старательно прокладывал маршрут, опасаясь угробить машину или перевернуться. Подсознательно он ожидал от техники любого фортеля: ничего идеального на свете не бывает.

Но обходилось, 'Уран' катил уверенно и споро. Плотоядно урчал мотор, сжигая литры горючего. Особой экономичностью движок не отличался: ставка делалась на 'всеядность', надёжность и мощь.

Привольно развалившись в санях, Денис меланхолично грыз зубочистку с ментоловым кончиком и безмятежно щурился. На коленях у него лежал пулемёт 'Печенег' — так, на всякий случай.

'Кречет' по-прежнему кружил в небе, обозревая округу. За дисплеем теперь следил капитан Морошкин. Его глаза не пропускали ни одной детали, но пока ничего тревожного или опасного обнаружить не могли, что вызывало у капитана внутренний зуд. Морошкина смущало, если всё идёт плавно, без сучка и задоринки. Мысленно он всегда настраивался на то, что расслабляться нельзя, особенно, если ты на задании и одному Богу известно, что может ждать за новым поворотом. Такой подход не раз спасал его в ситуациях, которые могли показаться безнадёжными. И сам выходил, и товарищей выручал. Не всех, к сожалению...

Свешникову тоже хотелось оказаться полезным, он до боли в пальцах сжимал 'калаш', напряжённо вглядываясь в кажущуюся сплошным тёмным пятном стену леса.

Воднев в расчётах не ошибся: до речки добрались примерно за полчаса. 'Поезд'тщательно замаскировали, получился естественный такой сугробик, ничем не приметный на фоне других. Дрон посадили, дозаправили и запустили снова.

Ждать пришлось долго. 'Кречет' нарезал в небе, наверно, уже пятнадцатый круг, когда в объектив наконец-то попало то, ради чего группа припёрлась к этой дороге — разъезд монголов: с полудюжину всадников, трусящих на жилистых низкорослых коняжках, ведущий за собой с полудюжину же более рослых, статных коней и... И чуть больше десятка пеших, движущихся гуськом, связанных общей верёвкой, — совсем как на картинке в учебнике истории.

Понурые головы, безжизненный, измученный шаг (что больше домысливалось, нежели было видно с такого расстояния)... Пленные!

— Сколько до них? — спросил Демин.

Воднев бросил взгляд на монитор.

— Километра три. При такой скорости будут здесь через полчаса... — голос Игоря внезапно дрогнул.

— Боишься? — Демина вопросительно приподнял правую бровь.

— Нет, товарищ майор. За пленных переживаю. Свои ведь... предки.

— А! Тогда понятно!— успокоено кивнул Демин.

Перед боем он старался выбросить всё лишнее из головы, включая жалость. Голова должна оставаться холодный. Стоит поддаться секундной слабости и всё, операция провалена.

Кочевники внимания на парящего дрона не обращали. Птица и птица... мало ли всяких, несмотря на зиму. Хотя, подними кто-то из всадников голову, может и уловил бы странности в полёте. Но пока везло, не было степнякам никакого дела до русского неба.

Мохнатые лошадки неторопливо трусили (чего гнать, коли есть богатый полон?).

Демину не нравилась беспечность кочевников, слишком уверенно те чувствовали себя на чужой земле, никого и ничего не боялись. Вдобавок всего шестеро, что наводило на мысли: где-то недалеко рыскает отряд покрупней, иначе бы настолько борзеть дети степей не стали.

Свешников остался прикрывать Воднева (тот по-прежнему сидел за пультом дрона), остальные двинулась ближе к дороге. Залегли в кустах, на пригорке, удобном для стрельбы. У Демина и Морошкина были арбалеты; Павленко, избавившись от 'печенега' (пулемёт для усиления оставили Свешникову), взялся за бесшумный 'винторез'.

Через полчаса из-за деревьев, там, где дорога делала изгиб, показались два головных всадника. Острый запах конского пота, сыромятных кож, из которых изготавливали примитивные доспехи, достиг лежавших в засаде бойцов раньше, чем заунывная, точно повизгивание ножовки, песня, которую тянул себе под нос головной монгол.

— Свешникова нет... — хмыкнул Морошкин. — А то бы перевёл, может, шедевр...

Демин предостерегающе поднял руку. Затем, так же молча, распределил цели. Караван полностью вытянулся из-за изгиба дороги; оставалось только подождать, когда всадники выйдут на линию огня.

Положили татар двумя бесшумными залпами. Те даже сообразить не успели, откуда прилетела смерть, больно быстро всё произошло. Стрелять старались сразу наверняка, но кое-кто из кочевников ещё конвульсивно дёргался, цепляясь за стремительно вытекавшую из тела жизнь.

Цепочка узников остановилась, вести дальше их было некому. На поднявшихся из снега бойцов смотрели с вялым удивлением, очевидно толком не понимая, что произошло, а, может, чересчур устали, чтобы в полной мере осознать избавление от плена.

На крестьян никто из попавших в полон не походил: с первого взгляда было ясно — ратный труд им не в диковинку, а, что касается плена, так воинское счастье переменчиво и не всегда зависит от умения сражаться.

Павленко, меж тем, не дожидаясь команды, уже резал на русичах путы. Кое-кто от чрезмерной усталости упал, но не навзничь, а на колени, продолжая смотреть на незнакомцев. Большинство осталось на ногах, растирая запястья, перетянутые веревками и с жадностью посматривая на оружие убитых врагов.

Майор, еще раз внимательно глянул на освобожденных. Перед ним были не мужики от сохи — тут и к бабке не ходи! Неважно, что в рванье, а половина вообще босы. Слава Богу, за двадцать лет службы Демин насмотрелся на профессиональных солдат. И неважно что в тринадцатом веке слова 'солдат' еще не было — 'пиджак', он 'пиджаком' и останется, одень его хоть в бронежилет, хоть в кольчугу.Зато воин любой эпохи выдаст себя и статью и глазами.

— Ну, и чего стоим? — нарочито небрежно обронил Демин.

— А что делать-то? — вскинул голову один из ратников.

— Сотник? — наугад спросил Демин, едва сдержавшись, чтобы не брякнуть: 'Ротный?'.

Что-то в этом ратнике было этакое, начальственное. Но, именно что на уровне младшего офицера. Комбат, а уж тем паче командир полка держался бы иначе.

— Сотник Ракша, в святом крещении Федор, — доложился воин, слегка выпятив грудь и склонившись до пояса.

— Значится, так, сотник, — раздумчиво приказал Демин, удерживаясь от желания гавкнуть: 'Доложить по-форме!'. — Назначаешься временным ... (Твою мать, чуть не ляпнул — командиром отделения!Ну, не взводным же, если тут ... да, ровно дюжина бойцов.) десятником. Как народу станет больше — опять сотником станешь. Собрать оружие, барахло какое-нить, провизию. Вопросы?

Ракша-Федор мотнул бородой и принялся раздавать указания. А Демин, наблюдая за тем, как ратники (они же предки!), позабыв об усталости, споро раздевают-разувают монголов (в школьном учебнике, помнится, их звали монголо-татары), принялся размышлять, много ли он допустил в своей речи слов, непонятных для людей прошлого. Или, как говорил им на лекции Свешников — 'анахронизмов'. Барахло, может уже и было, а вот провизия...

Майор вздохнул, мысленно выматерился и решил, что больше на тему 'анахронизмов' заморачиваться не станет. Как говорит Павленко — 'фильтровать базар' и задумываться над каждым словом, так проще немым стать.

Пока воины тринадцатого столетия вооружались и прибарахлялись, по ходу дела добивая тех, кто еще подавал признаки жизни, к Демину подтянулись солдаты двадцать первого. Все, кроме Свешникова, оставленного на 'хозяйстве'.

— Игорь, что там, на горизонте? — посмотрел командир на Воднева.

— Все нормально, товарищ майор..., виноват, князь. Горизонт чист километров на десять. Дальше птичку запускать не рискнул.

— Десять... — прикинул командир, на всякий случай показав Игорю кулак за оговорку. (Договорились же, что будут его именовать князем!)— Даже если противник движется в нашу сторону, к нам они подойдут... Часа полтора, так?

— Два, — уточнил Воднев. — По льду галопом не заскачешь.

— Хорошо, — кивнул Демин. — Ну, где боевое пополнение?

'Пополнение' между тем, добило раненых, слегка приоделось (чужие шмотки пахли противно, но все лучше, чем ничего), а главное — приобулось, и теперь потрошило у татар седельные сумки, вытаскивая съестное.

'Надо будет на первом же привале ноги у бойцов посмотреть', — сделал себе командир зарубку для памяти. Но переведя взгляд на Морошкина, зарубку убрал — не забудет 'замполит' основную профессию и обязательно осмотрит ноги у всех. Как простые ратники воспримут боярина, лезущего смотреть заскорузлые ноги — другой вопрос. Главное, чтобы бойцы были здоровыми. С остальным как-нибудь разберёмся, хотя портачить нельзя, сейчас решается многое.

Демин и его люди не были контразведчиками, тем более разведчиками, но они прекрасно знали, что самый сложный этап способ в их работе прогрессора с навыками диверсанта— легендирование. Даже Антон из 'Трудно быть богом' Стругацких (он же незабвенный дон РуматаЭсторский) выдавал себя за некого дворянина из империи. Впрочем, при серьезной проверке выяснилось, что подлинный дон Румата давным-давно умер и пребывает в фамильном склепе. Антону крупно повезло, что противники не стали ломать ему руки-ноги, потому как сами опасались неведомого. А если бы...

Сегодня группа входила в первый контакт с настоящими (тьфу ты, а они сами-то что, игрушечные?!) людьми той эпохи. Впрочем, никто не ставил задачу полного внедрения. Поверят, не поверят... Да хрен-то с ним! В конце концов, человек верит тому, во что хочет верить!

Ратники собрали трупы в ряд, отловили коней и ждали новых указаний. Ни один не кинулся на еду, а ведь изголодались люди! Лишь сотник подошел к майору и спросил:

— Что дале делать?

— А сам-то, как думаешь? — поинтересовался Демин.

— Воевать буду, — повел тот плечами. — Что ж еще? Вам, спасибо, добрые люди за подмогу!

-Сочтёмся. Монголы-то следом идут?

— Идут, — кивнул Ракша.

Потом помялся, собираясь с духом, и спросил:

— Как обращаться к тебе, воевода? Боярин, небось?

— Князь, — скупо отозвался Демин.

Кивнув на подчиненных, добавил:

— А это — бояре мои.

— Бояре?! — радостно вскинулся Ракша. — Так мы щас всех, кто следом идет, тут на льду и оставим. Там следом не боле двух сотен. Перебьем, да в лес!

— Кхм... — сурово кашлянул Демин.

— Прости, князь!— сразу же потупился Ракша. — Без спросу голос подал, да еще и советы даю. Просто сил уже нет, гонят нас, как зайцев, а мы токмо пятками сверкаем! Думал, вот щас, с гриднями твоими вместе и встанем! Нам бы поесть чуток, да отдохнуть...

Майору стало неловко перед ратником. О чем должен подумать человек, наткнувшийся на князя с тремя (Свешникова он не видел) боярами — старшими дружинниками? Да о том, что где-то находится еще человек триста дружины!

Оправдываться или что-то объяснять Демин не хотел. Где это видано, чтобы старший командир отчитывался перед младшим? Поинтересовался, насупя брови:

— Вы чьи будете-то?

— Князя рязанского ратники, — потупив голову, сообщил Ракша. -С той поры, как его татары в полон взяли, мы и мыкаемся. Нас поначалу тоже взяли, да сбегли мы. Вот, ходим теперь от городу к городу, воюем. К Козельску шли, да сморило дорогой. Караульный, тетеря такая, прости Господи! заснул, а нас в арканы и взяли.

'Как биш, рязанского князя-то звали? — попытался вспомнить Демин, но не смог. — Ладно, Свешникова спрошу'.

Он сурово взглянул на Ракшу:

— Ко мне служить пойдете? Сразу скажу — дружины у меня пока нет, но скоро будет.

— Пойдем, — без колебаний ответил сотник за себя и за своих товарищей. — Руту сейчас давать?

Что такое рута, Демин не знал. Прикинув, пришёл к выводу: нынешний аналог присяги. А что еще мог отдать голый, как сокол воин?

— Потом, — отмахнулся Демин. — Сейчас такая задача: трупы спрятать, коней в повод — и в лес, укромное место сыскать. Найдем такое?

— Так тут любое место укромное, — встрял Воднев. — Только из русла выбраться.

— Хорошо. Боярин Андрей, — подозвал командир Морошкина, — старшим будешь. Берешь народ, увозите трупы, уводите коней в лесок. Обустроишь временный лагерь. Обед приготовьте. Да, что тебе объяснять! А мы тут побудем.

— Понял, — кивнул капитан. — Трупы маскировать?

— Не нужно. Так, снежком присыпьте, чтобы сразу в глаза не бросалось.

Морошкин увел ратников в лес. Те, выяснив от сотника-десятника, что жизнь вроде как налаживается, повеселели. Когда появляется хоть какая-то определённость, становится легче.

Демин спросил, обращаясь к Павленко и Водневу:

— Что, орелики, возьмем две сотни монголо-татар?

— В четыре ствола? — хмыкнул Денис.

— В три. Морошкину есть чем заняться, а историк наш пусть в обозе будет, обстановку отслеживает.

— В три не возьмем, — помотал головой Воднев. — Две сотни — многовато. Массой задавят. Хотя... Если чуток заминировать, да с обеих сторон из подствольников, а потом...

— Товарищ майор, а нахрена это нам вообще нужно?!— поинтересовался Павленко. — Может, ну их пока... Нехай живут монголы до другого подходящего случая! А мы покуда народу поднаберем, кого-нить да обучим. Из 'калаша' стрелять и зайца научить можно.

— Пока 'зайцев' нет, придется своими силами обходиться. А если мы тут не две сотни, а хотя бы сотню, ладно — полсотни прищучим, под Козельск их поменьше придет.

— Оружие надо, — добавил Воднев. — Народ, что по лесам сидит, небось, все сабли-мечи подрастерял. Лошади, опять же...

— Так я разве против, товарищ князь? — не то оговорился, не то схохмил Павленко. -Щас, парочку зарядов заложу, устроим им небольшую Ледовую битву.

Глава 6

Залог любого боя — разведка. Двести монголо-татар — это не двести боевиков, но все-таки сила. А против трех, пусть даже с самым современным оружием — силища!

Перво-наперво, запустили 'птичку', чтобы выбрать оптимальное место для засады. Оно нашлось, хоть и не сразу — заглубленный участок реки, длиной с километр, где берега, увенчанные снежными шапками, создали настоящее ущелье, непреодолимое конницей. Будь на то время и силы, Демин поставил бы на берега людей, 'вооружил' бы камнями и снежными глыбами. Но коли нет, нужно рассчитывать на собственные силы.

Ничего глобально нового майор не планировал. Тактика обустройства засад появилась едва ли не в каменном веке. А может, именно тогда, в те времена, когда первобытные охотники охотились на стада диких зверей: отсекаются пути отхода, а потом методично выбиваются те, кто в центре.

Павленко, пыхтя, как камышовый кот на льду, мурлыкал под нос какую-то хохляцкую песенку. Он резал лунки, закладывая пару фугасов, начиненных болтами и дюбелями (Марченко, в свое время, не мог понять — на хрена отряду понадобились железяки, но вякать не стал. Одолжил у прапора, заведующего складом стройматериалов килограмм пять металлоизделий из 'неликвида'. Верно, еще что-то и поимел с этой 'операции').

Сегодня четыре килограмма из пяти пошли на 'начинку'. Один оставили в 'резерве ставки', а 'на потом' рассчитывали брать из отходов местных кузниц.

Старлей справился с задачей на 'ять'. Разве было так, чтобы он не справился? Обнаружить заряды теперь не смогла бы собака, не то, что кочевники из далекого прошлого.

Теперь следовало 'озадачить' Свешникова. Кабинетный ученый будет не только контролировать пространство, но и нажимать кнопочку радиоуправления зарядами. Как нажимать и когда, кандидату наук разъяснили, но... было опасение, что в ученом проснется гуманист, жалевший слезу ребенка, не говоря уже о двух сотнях татар. Нажмет на кнопочку — молодец, прошел проверку на 'вшивость'! Нет... Хреново, конечно, но не вешаться же из-за 'мягкотелого' историка?!

Тогда нужен запасной вариант. Потому в руках Павленко было еще и дублирующее устройство. (Имелась у майора такая привычка — всегда старался просчитать любые варианты событий, потому и держал что-нибудь в 'заначке'. Павленко, знакомый с командиром не первый год и побывавший с ним в разных переделках, иногда нарочито громко вздыхал и говорил: 'Командир, и кто у нас после этого хохол?')

Потянулись длинные минуты ожидания, складывающиеся в еще более длинные часы.

Но вот уже не только Свешников на мониторе, но и тройка, замаскированная под снежные сугробы, смогла увидеть черное тело конной колонны. Монголы ехали скученно, что упрощало задачу.

Двести верховых с заводными лошадьми — не так уж и мало, и растянулись они вдоль реки изрядно. Вот, первые уже подошли к фугасу и остановились, о чем-то разговаривая. Увидели пятна крови?

Демин занервничал и уже был готов кивнуть Павленко, как раздались два мощных взрыва: в голове и в хвосте колонны.

Что произошло дальше напоминало избиение младенцев — три выстрела из подствольных гранатометов, гвалт, ужас, обуявший кочевников... А потом... потом в три автоматных ствола, меняя рожки, Демин, Павленко и Воднев лупили в татар, барахтающихся в ледяной каше.

Спастись было нереально. Те, кто пытался бежать, либо натыкались на трупы убитых коней и людей, либо проваливались под лед.

— Прекратить огонь! — скомандовал Демин.

Посмотрев на бойцов, попытался улыбнуться, но получилось плохо. Настоящего боя не было, потому никакого азарта, только пустота.

Будь майор почувствительней, непременно 'стравил' бы в кусты: картинка перед ними предстала ещё та, хуже, чем в разделочной мясника. Однако за службу повидал всякого, хотя, чего греха таить, разик подкатил к горлу неприятный ком, оставив после себя противное послевкусие, которое майор перебивал пластиком жевательной резинки и плевать на аутентичность! Особенно после того, что они здесь натворили!

Его команда испытывала схожие чувства, но держались молодцом!

Лишь Игорек сделал то, от чего майор едва не выпал в осадок — выматерился так, что даже Павленко посмотрел на друга с уважением! В каких только передрягах они не бывали, но чтобы потомок поморских староверов ругался матом — такого им видеть ещё не приходилось!

'Войнушка', развязанная тройкой прогрессоров, не могла остаться незамеченной в импровизированном лагере. Звуки в зимнем лесу долетали даже до самых укромных уголков.

Ракша и его люди с недоумением вслушивались в хлопки взрывов, странный треск, кое-кто рвался, чтобы разобраться и помочь. Морошкину приходилось силком возвращать энтузиастов: доброе слово помогало слабо, а вот чувствительные тычки — те да, способствовали!

Трофейные лошади дрожали мелкой дрожью, опасливо пряли ушами, будь возможность, давно бы унеслись прочь от страшных звуков, но об этом позаботились заранее. Морошкин понимал, что за средствами передвижения всегда нужен глаз да глаз, вне зависимости от эпохи, и заранее озадачил 'новобранцев'.

Свешников с опаской водил дулом 'печенега' по сторонам на случай, если часть монголов прорвётся. Обычно Демин работал грамотно, однако элементарная осторожность не была лишней. Когда мимо пронеслись несколько насмерть перепуганных лошадок (к счастью, заводных и без всадников), историк едва не полоснул по ним очередью, но вовремя сдержался.

Ратники несущихся бешенным аллюром коней (как не навернулись и ноги-то не переломали?!) проводили сожалеющими взглядами, всем было ясно, что ловить их на грани безумства.

Но вот, всё закончилось. Троица боевиков появилась в лагере незаметно, они словно выросли из-под земли, хотя Ракша успел кое-что почувствовать и даже схватился за рукоятку дрянной татарской сабли, выкованной из плохого железа. Увидев знакомые лица князя и его бояр, успокоился, привстал и пошагал к ним, будто бы вовсе не чувствуя боли в ногах.

Морошкин, истративший на сотника немало бинтов и драгоценной мази, скривился: больно самоуправные попались пациенты. Не обращают внимания, что лечит их не абы кто, а целый боярин!

Демин остановил Ракшу, кивком заставляя вернуться на лежанку:

— Всё прошло, как надо. Мы справились.

Ракша послушно лёг на нарубленный лапник, поверх которого Морошкин заботливо расстелил непромокающую накидку. Но воздержаться от восхищения не сумел:

— Как же так, князь?! Их вона скока было!

Вошедший в роль князя Демин пожал плечами:

— Сегодня было легко. Но это пока! Скоро нам понадобятся вои. Много воев... А сейчас нужно заняться добычей. Боярин Андрей!

— Слушаюсь, князь! — откликнулся Морошкин.

— Ты всех осмотрел?

— Всех, князь!

— Тогда отряди тех, кто способен, в... — Демин с трудом сдержался от фразы 'трофейная команда', -сборщики.

— Будет сделано.

Четверо ратников под командой Павленко отправились за трофеями. Взялись за сбор ретиво, даже с учетом того, что было разорвано взрывами или утонуло, добычи с побитых татар набралось немало. Воспрянувшие духом ратники хозяйственно выловили из речки всю хрень, не пожелавшую утонуть. Свешников, которого на боевом посту сменил Воднев, лишь хмыкал, глядя на разраставшуюся кучу с хабаром, который ещё предстояло тщательно отсортировать. Вдобавок, 'дружина' заполучила табун неприхотливых татарских лошадей. Жаль, всадников не хватало, вздохнул Демин.

Проблема оказалась решаемой. Через пару часиков отряд превратился в полноценный взвод: из леса вынырнули полторы дюжины русичей, которых привлекли загадочные звуки сражения на реке.

Новые люди были пешими, без щитов. Полушубки, наброшенные поверх кольчуг, драные и замызганные халаты. Кто в шлеме, кто в драном треухе. Из обуви — валенки, подшитые кожей и нелепые сапоги с загнутыми носками. Оружие самое разномастное: пара мечей, сабли и топоры. Двое держали луки с наложенными на тетиву стрелами. Ну, точь-точь окруженцы, пробивающиеся к своим.

Возможно, майор слегка опережал события. Пришлым еще только предстоит стать полноправными бойцами. Но станут. А куда денутся? Но знакомство пришлось начать с небольшого скандала...

— Кто такие? — сурово вопросил один из пришлых, дотоле беспристрастно взиравший из укрытия за тем, как дружинники Демина вытаскивают добычу.

Выделялся пришлый богатым колонтаем и мечом. Знать, не из простых воев будет.

К Демину оперативно подтянулись Морошкин, Павленко и Свешников. Воднев уже давненько засек отряд и заранее взял на прицел. Кто знает, что за люди? Слова коллаборационист еще не придумали, но сотрудничавших с врагом во все времена было сколько угодно...

Не остались в стороне и дружинники Ракши. Мужики еще не успели дать клятву верности новому князю, но служить были готовы. Впрочем, лучше б обойтись без драки...

— Боярин, — кивнул майор заместителю, — это по твоей части.

Морошкин кивнул и подошел поближе к новым русичам.

— В седле сидеть умеете? — поинтересовался капитан так, словно перед ним стояли не воины с оружием в руках, а бойцы первого года службы, присланные из учебки.

— Чево? — обалдело вытаращился старший.

Морошкин вздохнул, всем видом показывая, как же ему надоели эти бестолочи, которых учат-учат, а в боевой части все равно приходится переучивать! Поморщился, словно набрал и прожевал полный рот клюквы, и подчеркнуто кротко спросил:

— Спрашиваю, воевать как будете — в седле или пешими?

Поднял руку, пресекая ответные слова и уточнил:

— Ежели, пешими, так дадим коней без седел, охлюпкой поедете. Ежели конными, то седла искать надо. Ну, не томи, воевода, время дорого!

— Боярин я, — с обидой отозвался старшой, опуская меч.

— Звать как? Какого князя?

Интонация, с которой Морошкин задавал вопросы, вызывала у неподготовленного человека состояние легкого оцепенения и зуд под кожей. Даже Демину стало слегка не по себе, не то что средневековому русичу, не искушенному в психологических вывертах.

Ратник, подавая пример своим, сунул клинок в ножны и принялся отвечать на вопросы.

— Князя Владимирского Ярослава Всеволодовича боярин Михайло. Посажен был на город Кснятин.

— Стало быть, боярин Михайло, город твой татарами захвачен, а ты со своими людьми в Козельск идешь?

— Туда, а куда же еще, — объяснил боярин. — Уходило-то нас из города больше. Баб да детишек, кого спасти успели, в леса отправили, а сами пошли. Думали, может, хоть тут татарам бой дадим? Окромя Козельска-то токмо Новогород остался, а до него не дойдем.

— Вот и ладно, — улыбнулся Морошкин 'фирменной' улыбкой, от которой незнающий человек открывал капитану не только душу, но и кошелек. — Теперь вместе воевать будем. Вот это, — кивнул он на Демина, — князь наш, Гаврила Мстиславович. Ну а мы — дружина его.

— Чёй-то маловата дружина, — с сомнением покачал головой боярин Михайло.

— Так ведь сам понимаешь: люди сейчас кто где — кто по лесам бегает, кто в полон попал. Вот, — вздохнул Морошкин, — собираем, кого можем. Заодно и татар бьем. Вишь, — указал капитан в сторону тел и бесформенных кусков людей и коней, уже успевших вмерзнуть в лед.

— Знатно вы их, — с уважением протянул боярин. — А ...

Демин, уловив момент, что пора проявить себя и отцу-командиру, сиречь, князю-батюшке, а заодно и пресечь ненужные вопросы, типа — а чем это вы их, строго сказал:

— Боярин, беру тебя в свою дружину. Руту позже дадите. Сейчас седлаем коней и уходим отсюда.

Вроде, все решено, и новые бойцы, немножко потоптавшись, уже были готовы выполнять приказы, как случилось непредвиденное. Один из ратников, вытащив из-за спины лук и мгновенно наложив стрелу, отскочил в сторону, взяв на прицел Демина:

— А ты кто такой, чтобы нами распоряжаться? Чёй-то вдруг — поступаете в дружину?

— Охолонись, Стырь!— попытался образумить Михайло, но тот вызверился пуще прежнего:

-Я тя, князь, знать не знаю, ведать не ведаю! Вон, боярина Михайлу знаю, два месяца с ним по чащобам да буеракам ноги бьем...

'Ну, твою же мать! Не было печали! Стрельнет ведь, придурок...' — пронеслось в голове у майора, а рука, как нередко бывало, оказалась быстрее.

Никто не успел даже уловить движения, как раздался звон, а неудачливый бунтарь опрокинулся навзничь, выпустив стрелу в небо.

— Ничего, полежит немного, очухается, — усмехнулся Демин и приказал. — Нож мой верните...

Ближайший ратник кинулся исполнять приказ. Тяжелый десантный нож, рукояткой которого майор оглушил Стыря (Не убивать же сразу?Демин и сам чуток разбирался в психологии— нервный срыв у человека, бывает!), занял свое место в ножнах.

— Ошеломить — это по башке в шлеме въехать, — изрек командир и, оглядев воинство, прикрикнул:

— Какая команда была?! Коней разобрать, выступаем!Этого... который Штырь, тьфу ты, Стырь, с собой, на седло!

Дождавшись, когда ратники начнут исполнять приказ, позвал историка:

— Боярин Алексей Михайлович, дуй к Водневу. Мы впереди, а вы следом. Двигаетесь за нами в паре километрах, смотрите за обстановкой. Вопросы?

— Никак нет! — вытянулся штатский и побежал исполнять приказ.

А Демин, к которому уже поводили лучшего из трофейных коней, подумал, что в феодализме определенно что-то есть.

Глава 7

Наступил вечер, в меру морозный и трескучий. Темнота ложилась на лес. Отряд остановился на привал после очередного долгого перехода. Забегали, засуетились люди, задымились костры, от котлов потянуло запахом готовившейся похлёбки. Дичи в лесах видимо — не видимо, непуганые края, в которых звери сами выходили навстречу человеку. Не зря город, к которому спешил Демин, назывался Козельском. Козлов водилось тут в изобилии, знай бей, но меру соблюдай!

Они так и делали, беря у природы только то, что нужно, и потому, наверное, она им благоволила. Никто не замёрз, не голодал, раненые потихоньку шли на поправку, а больных... за всё время Демин не слышал ни разу, чтобы хоть кто-то кашлянул, а ведь не май месяц, зима! Настоящая, без дураков... И, тем не менее, переносится она не в пример легче, чем в мегаполисе двадцать первого века.

Но устали люди, устали кони, даже техника, и та начала вызывать у Воднева озабоченность. Он вскрыл бронированный кожух 'Урана' и с задумчивым видом копался во внутренностях агрегата. Казалось, ничего больше не интересовало техника группы, кроме умных железок.

'Мне бы его заботы', -думал Демин, раздавая очередную порцию указаний сгрудившимся в походном шатре сотникам.

Не ошиблись аналитики в своих прогнозах, когда рассказывали об окруженцах. Дружина стремительно росла, подобно снежному кому. Откуда ни возьмись: из леса, редких деревушек, загадочных схронов, появлялись всё новые и новые ратники. Большинству надоело убегать и прятаться, многие просто горели желанием отомстить за погибших товарищей, сожжённые города и села, за угнанных в полон родичей.

Каждый новобранец обязательно проходил строгий фильтр Морошкина. От 'проблемных' избавлялись сразу: гонор надо было выказывать раньше, в сече с монголами! А тут выпендриваться нечего — чай воевать идём, не баклуши бить!

Нехитрые психологические тесты выявляли потенциальных возмутителей спокойствия сходу. Те, кого Морошкин пропустил, получали 'накачку': в дело вступал сам князь, короткими ёмкими фразами расписывая дальнейшее житьё-бытье под его рукой.

Демин установил железную воинскую дисциплину, что не всем было по нраву. И потому случались 'ин-цин-ден-ты', так в шутку говорил Павленко.

Потенциальных бузотеров не держали, они хуже кинжала в спине. Остальные давали руту и вливались в новосозданные сотни.

Дошло до того, что Морошкин предложил комплектовать батальоны, ибо в один прекрасный день Демин обнаружил, что командует отрядом, разросшимся до штатов мотострелкового полка. Под его 'знамёна' встала добрая тысяча измотанных, усталых, но всё же профессиональных вояк.

А вот 'офицеров', то бишь опытных, надежных десятников и сотников не хватало. Желающих-то было много, однако количество упорно не переходило в качество, нарушая тем известный закон диалектики.

Раздав необходимые 'цэу', Демин намеревался пойти потолковать со Свешниковым. Со дня на день покажутся стены Козельска, надо обставить своё появление соответствующим образом: князь пожалует, а не хрен с горы!

Тут взгляд Демина упал на Ракшу: остальные 'командиры' разбежались, а тот по-прежнему топтался на месте, при этом рожа его выглядела подозрительно хитрой.

Ракша вновь обрёл статус сотника и был несказанно рад карьерному росту: повеселел, распрямил могутные плечи, заразился энергией сам и заражал других. Можно сказать, крылья у человека за спиной выросли.

— Какие-то вопросы, сотник? — предчувствуя проблемы, спросил майор.

— Князь, тут такое дело... — Ракша виновато потупился. — Я двух воев к себе в сотню взял.

— Взял — так взял, — недоумённо вскинулся Демин. — Ты сотник, тебе решать. Меня по каждому пустяку ставить в известность не обязательно.

— Так я это... не просто взял. Из дружины боярина Юрия переманил.

— Тэ-э-кс, — Демин распрямился.— Переманил, говоришь...

— Взял грех на душу. Ты ж мне сам, князь, сказал, чтобы я лучших из лучших выбирал, вот и сполняю твои слова.

Демин имел на его бойцов виды: сотня Ракши, должна была стать 'преторианской гвардией' и ударным кулаком дружины, а сотник в ближайшей перспективе мог дорасти до комбата. Был толк из мужика: и приказы выполнял дотошно, и разумную инициативу проявлял, где надобно. Золото, а не сотник, жаль, пробу ставить негде!

— А боярин Юрий об том ни сном, ни духом?— правильно предположил Демин.

— Проведал уже. Скоро прибежит с жалобой... Ты уж замолви словечко, княже. Вояки добрые, нам пригодятся. А с боярином ентим токмо сгинут. Дурень он не по возрасту.

Демин понимающе кивнул: мнение Ракши совпадало с его оценкой. Природа сыграла с боярином Юрием злую шутку, наделив силушкой былинного богатыря, при этом ничего не вложив в мозги.

Недавно русичи потерпели поражение под Коломной. Юрий по собственной дури едва не положил всю личную дружину. Осталось четверо ратников, которые с тоской вспоминали, как 'чудил' в той сече боярин.

Юрий на некоторое время прибился к отряду Демина, но встать под его стяги не пожелал, самоуверенно заявив:

— Ты, князь, сам по себе, и я сам по себе. Невместно мне под тобой ходить. Ни на кого оглядываться не буду. Передохну чуток, да на поганых с новыми силами навалюсь!

Демин тогда равнодушно повёл плечами:

— Воля твоя, боярин! Я силком никого не тащу. — И, отвечая на невысказанный вопрос, добавил:

— Гнать от себя покуда не стану: будет у тебя три дня на размышление, да воинам твоим на передых.

За эти три дня произошло многое. Дружинники Юрия сблизились с людьми Демина, быстро провентилировали, что и как, а пронырливый Ракша успел потолковать по душам и склонить на сторону 'князя' парочку бойцов. Теперь подкатил к майору, надеясь, что тот разрулит назревавший конфликт: боярин Юрий подобных выходок терпеть не станет.

Ракша с надеждой смотрел на Демина

— Что, действительно хорошие бойцы? — уточнил майор.

— Не сумлевайся, князе! Годные ратники, как на подбор!— поспешил заверить Ракша. — А вот и боярин... Лёгок на помин!

Демин оглянулся.

Боярин напоминал разогнавшийся паровоз: пёр так, что пар да искры по сторонам. Глаза бешено сверкали, руки ходили вперёд-назад подобно поршням. Эх, эту бы энергию, да в полезных целях!

Поравнявшись с Деминым, остановился, гневно ожог взором Ракшу:

— Недобрые дела людишки твои вытворяют, княже!

— О ком речь, боярин Юрий? Кто посмел обидеть тебя? — с нарочитой ленцой спросил майор.

— Негоже чужих ратников сманивать! Не токмо тебе, князь, дружина потребна! А вои енти мне клятву давали.

— Не было руты! — отрицательно покачал головой Ракша. — Уговор промеж вами был. Покуда ты платил им, они верой и правдой служили. А коль задолжал, так они вправе уйти от тебя, боярин. Мне всё известно.

Юрий дёрнулся, яростно затряс кулаками:

— А тебе слова не давали... Холоп!

Последнее слово было лишним. Оскорбление княжеского дружинника, причём не простого воина, а сотника... да на глазах у самого князя... Такое только кровью смывается.

Побагровевший Ракша обнажил меч, с нервным азартом прошипел:

— Прости, княже. Придётся мне проучить наглеца! Дурной он!

Боярин тоже выхватил меч, злобно ощерился:

— Знай своё место, холоп!

Не выдержав, Демин рявкнул:

— А ну стоять! Мечи поубирали, не то...

— Что?! — вскинулся давно не видевший берегов Юрий. — Что ты мне сделаешь, князь? Псов своих натравишь? Так не боюсь я! Чтобы боярин холопов княжеских боялся? Не бывать такому!

Демин устало вздохнул.

— По загривку дам! Самолично... Но не сейчас... потом. Когда с монголами покончим. А покуда не с руки нам ссориться. Из-за таких вот склок Батый бьёт нас и бить будет!

— Я своих ратников не отдам! — упрямо протвердил Юрий.

Ракша приник к уху Демина, пошептал. Майор кивнул:

— А если мы с тобой людьми поменяемся?

— Это как, князь?— изумился Юрий.

— Взамен двух твоих ратников отдам столько же своих.

— Небось худых подсунуть хочешь?! — насупился боярин.— Не пойдёт!

— Нет, вои хорошие... Просто мне служить не хотят, а тебе, глядишь, и прослужат. Ну?

— Мне б увидеть их... потолковать, — задумчиво протянул Юрий.

— Да хоть сейчас! — усмехнулся майор.

На следующий день Юрий ускакал с остатками своей дружины, в которую Демин спровадилпарочку ратников, которых тяготили установленные в отряде порядки. Хотел ещё и от памятного Стыря избавиться, да за того молвил слово прошлый начальник — боярин Михайла. Мотивировал тем, что Стырь боец не из последних, глубину собственной вины осознал и раскаялся. Из кожи вон вылезет, но реабилитирует себя. Понятно, что сказано это было в иных словах и терминах, присущих далёкому прошлому. Демин подумал-подумал и... согласился.

Боярин Юрий рвался пытать воинское счастья в ином месте, майор искренне пожелал ему удачи. Авось, спровадит на тот свет десяток-другой монголов! Глядишь, под Козельском легче будет!

Основные силы монголов находились где-то под Новгородом, изредка отряд вступал в короткие стычки с разъездами кочевников, имевшими наглость забраться чересчур глубоко в области, не захваченные Ордой. Заканчивались сражения одинаково: степняков убивали (пленные? А на кой ляд они сдались, да ещё в таком количестве?), трофеи распределялись.

Теперь у дружины появился нормальный обоз: бойцов кормить-одевать нужно? И лошадки не святым духом питаются!

Любой обоз, конечно, сковывает передвижение. Зло неизбежное, но преодолимое. Морошкину пришлось попотеть, чтобы обоз не стал обузой.

Попутно Демин решал и иные задачи, используя неплохо зарекомендовавшую себя тактику выжженной земли. Кочевники однозначно вторгнутся в эти земли, но, сколько здесь пробудут — зависит от провианта и фуража. Если их встретят пустые амбары и обезлюдевшие деревни (в идеале давным-давно остывшие головешки), на своих припасах да подножном корме долго не протянешь.

Разумеется, 'пейзанам' известия, что их выгоняют с насиженных мест, редко приходились по нраву. И тут на выручку приходили специально отобранные Морошкиным 'политинформаторы', которые красочно расписывали все грядущие прелести вторжения татар, благо успели навидаться в землях разорённых русских княжеств такого, что волосы дыбом вставали не только на загривке!

Кто-то из крестьян уходил в лес: туда монголы соваться не рисковали, лес всегда спасал мирных людей от завоевателей, кто-то присоединялся к дружине. Из 'лапотников', как их окрестил Павленко (кстати, лапти носить и бояре с князьями не гнушались, но поди ж ты — крепки стереотипы двадцать первого века!), сформировали отдельный батальон, во главе которого встал боярин Михайло.

На привалах вчерашних крестьян гоняли в хвост и в гриву: найдётся ли иное время для учёбы, одному Господу известно. В настоящий бой не отправляли, берегли от неизбежных потерь.

Тарахтевший во главе обоза 'Уран' если и вызывал у дружинников интерес, так короткое время. Едет себе, и слава Богу! Много на свете удивительных творений, но и забот по горло! Не до праздного любопытства!

Глава 8

Новоявленный 'князь' Демин не знал, додумались ли стратеги тринадцатого века до идеи боевого охранения — вроде, должны были — но сам этой мерой пренебрегать не стал.

Дрон опустили с небес на землю и упаковали обратно в походный ящик. В отличие от снегохода 'птичка' не только не умела летать на дровах, но вообще кушала исключительно авиационный бензин. Разжиться им на месте не представлялось возможным. Значит, серьёзно убывший запас, втащенный в Русь времён нашествия, как и всё прочее, на санях, пристёгнутых к 'Урану', надлежало тратить разумно и бережно.

Чтобы не быть глухим и слепым, не 'зевнуть' врага, Демин отрядил передовой и замыкающий дозоры. Бойцов назначал Ракша, которому майор доверял более других местных 'командиров'.

— Подберёшь людей внимательных, зорких... — напутствовал 'князь' сотника. — Чтоб полевая мышь незамеченной не проскочила!

— Будет сделано, князь! — отвечал тот, глядя Демину прямо в глаза. — Чай, не в первый раз в поход хожу.

Ракша — золото, а не командир. Если бы не его многословие, вообще бы цены не было. Но, что делать, надо привыкать, что воинские уставы еще не писаны.

Последний отрезок пути до Козельска оказался на удивление спокойным: не встретились ни беженцы, не монголы. Передовой дозор беспрепятственно приблизился к возвышавшейся над стеной сторожевой башне. И никто не выскочил всадникам навстречу, не бросился наутёк.

Прошляпили появление столь крупного отряда? Да уж... хреново тут служба поставлена, совсем хреново! Как же они два месяца Батыя держали?

'Князь Гаврила Мстиславович' и свита его 'бояр', ехавшие в голове основной колонны, смотрели на открывающуюся перед ними картину с особой жадностью, интересом и... разочарованием!

Даже с удаления было видно, что городская стена представляет собой плотный деревянный частокол, просто очень высокий. Да! С тыльной стороны 'частокола' имелись какие-то леса — уже хорошо были различимы и головы воинов, торчащие над остриями вбитых в землю брёвен.

Демин тоскливо вздохнул: бойцов на стене было не так чтобы уж очень много, с десяток не наберётся. И то, если считая с теми пятью-шестью, что стояли на верхней площадке башни. С ними уже перекрикивались всадники передового дозора.

До 'князя' долетали лишь обрывки слов, но и по ним стало ясно: вовсю шла перепалка.

— Что-то не хлебом-солью нас здесь встречают, — бросил Демин.

— Так это нормально... — буркнул Свешников сумрачно. — Значит, не потеряли бдительности...

— Да! — присвистнул Павленко, сдвигая на затылок островерхий шлем, которым успел сменить невыразительную кевларовую шапочку. — Крепостишка-то так себе.

— А ты чего ожидал? — заинтересованно покосился на него Демин. — Линию Мажино? Или Восточный Вал?

И тут же поймал себя на том, что слова эти вырвались непроизвольно, механически. Во-первых, и он, майор Демин, никаких линий Мажино здесь не предполагал. А во-вторых, если совсем уж по-честному, не очень-то и представлял, какими они на самом деле были, все эти укрепления Второй Мировой: только по фоткам, схемам да учебным фильмам, но это ж не то, не в реале.

Нет, крепко на занятиях по тактике названия в башку вдолбили. Вот уж точно — хоть среди ночи разбуди...

Дениска-варвар, ожидавший увидеть что-то вроде Изенгарда или Гондора из заморского боевичка, постеснялся открыто признаться, но его кислая мина говорила лучше слов.

— Зря вы так! — в сердцах воскликнул Свешников. — Крепость очень грамотно выстроена. Видите, она со всех сторон окружена водой, находится на своего рода острове. Сейчас, правда, реки схвачены льдом... Но обратите внимание на устройство надвратной башни. Перед воротами — это, конечно, искусственно вырытый ров, но поглядите, он вплотную подходит к башне. Ни пяди земли для опоры, так что стенобитную машину пока что ставить не на что. И за воротами, я более чем уверен, ещё одна стена. И чтобы попасть во внутренний городок, придётся объехать добрую четверть, а то и треть периметра. Только там будут ещё одни ворота. И всё это время ехать надо будет между двумя стенами...

— А ещё я читал, — добавил он после паузы, задумчиво, — что защитники наморозили на ворота и на всю привратную башню слой льда — так что ни зажечь, ни вскарабкаться...

— Грамотная мысль, — Демин одобрительно кивнул. — Так и поступим...

Но пока что ворота были затворены. Защитники на башне и впрямь переругивались с передовым дозором прибывшего войска.

— Вы кто такие? — непочтительно орали они на гарцующих перед рвом всадников.

— Дружина князя Гаврилы Мстиславовича! — отвечали те.

— И куда его дели? Прячется где?!

— Да нигде! — насмешливо крикнул Демин, подъехав вплотную ко рву. — Не прячусь я! Можете пучить зенки: за просмотр денег не берут!

Он задрал голову, чтобы рассмотреть бородатые, наглые морды защитников на башне.

— Кто тут старший?

— Ну, я, — с ленцой протянул один из воев.

Броня на том и впрямь была побогаче, чем у остальных.

— Так отворяй ворота! — заорал десятник дозора, покосившись на Демина (с его появлением он молча уступил право переговоров, а сейчас вдруг не выдержал). — Князь Гаврила Мстиславович перед тобой, собака! Щас плетью попотчую!

Воин, назвавшийся старшим, метнулся назад, должно быть, к лестнице, ведущей вниз, к основанию башни, к запорам ворот, но тут же вернулся.

— Прости, князь! Не могу открыть сразу, с воеводой переговорить нужно.

— Давай поживей! — прикрикнул Демин. — Неровен час, монголы нагрянут... Тогда по-другому переговаривать придётся!

В близость врага он не верил и рассчитывал лишь подстегнуть чересчур медлительного служаку, только, похоже, не очень-то преуспел. Воеводу старший на башне боялся больше, чем монголов.

Минут двадцать прошло, прежде чем заскрипел опускаемый поперёк рва мост и пришли в движение массивные ворота.

'Медленно всё...' — сердито отметил Демин.

Раздражала его отнюдь не медлительность стражи: человеческий фактор — дело поправимое. Кому пинка, кому зуботычину: не бегать — летать начнут. Майора беспокоил иной аспект, технический. Поворотные механизмы моста и ворот не отличались быстродействием, а ведь иной раз счёт на секунды идёт: и врага не впустить, и самим в атаку или на выручку кинуться.

— Игорь, — обратился майор к Водневу, сидевшему за штурвалом заглушенного снегохода и со стоически-непроницаемым выражением смотревшему на вяло корячившиеся мост и створки ворот. — Задание тебе. Подумай, как акселерировать эту древность. Потом, понятное дело, как все устаканится.

— Бу сделано, то... — вскинувшийся с прямо-таки курсантской бодростью Воднев осёкся. Гарцующие перед пятёркою 'бояр' всадники передового дозора как-то странно на них посматривали.

В эту секунду мост коснулся земли, да и ворота открылись почти что полностью. Путь был открыт.

— Вперёд! — негромко скомандовал майор.

— Не учудили бы чего! — Павленко повел по сторонам 'винторезом', взятым на изготовку для стрельбы из седла.

— Совсем нашим предкам не доверяешь, — почти ласково укорил его Демин.

— Я... князь, никому не доверяю. Ну, окромя тебя да наших, — хмыкнул Павленко.

Передовые всадники были уже под аркой ворот, за ними тянулись другие. Слышался топот удалявшихся коней, тихие разговоры.

За стеною их встретили десятка два пеших воинов. Держались они насторожено. Князь почувствовал на себе чей-то холодный взгляд. Он осмотрелся: так и есть, сразу двое лучников демонстративно держали его под прицелом. Ну что же, честно и откровенно.

— Мне велено тебя встретить, князь Гаврила! — выступил вперёд статный, рослый детина с русой бородой и пронзительным взглядом светло-голубых глаз. — Звать меня Ермилой! Воевода я тутошний.

В голосе его не было ни угрозы, ни особого почтения. Хладнокровен, как терминатор, а взглядом уже дырки на латах у 'князя' просверлил.

— Не ласково что-то встречаешь, воевода!

— Прости, князь: времена такие! — равнодушно откликнулся Ермила.

Свешникова насчет второй стены не ошибся. Минут пять они молча ехали меж двух стен. Со всех сторон небольшую группу пропущенных в город всадников окружали такие же хладнокровные, как их начальник, ратники.

Снова закрытые ворота.

'Однако режим они блюдут', — не мог не оценить Демин.

Ермила махнул рукой. С ужасным скрипом и невыносимо медленно распахнулись ворота внутренней стены. Радовало одно: здесь не было подъёмного моста, а то бы ждать пришлось до вечера.

Глава 9

Как и опоясывающие его стены, Козельск был городом деревянным. Обычные домишки в один этаж, мало отличимые от привычных деревенских изб двадцать первого века. Разве что труб мало: дома топились преимущественно по-чёрному.

Со скоростью размеренно идущего пешехода они двинулись вглубь по мощённой деревянным брусом улице. На конце её, расширявшемся в некое подобие площади, находилось более представительное и высокое по сравнению с остальными домами сооружение. С некоторой натяжкой его можно было назвать 'замком', хотя сходство с иллюстрациями в учебниках по истории средних веков просматривалось лишь весьма отдалённое.

— Детинец, — пояснил всезнающий Свешников. — Резиденция местного князя.

С детинцем соседствовали терема этажа в два, в три, впрочем, уступающие тому в высоте. Входом в детинец служило отнюдь не резное крыльцо, а опять-таки массивные ворота.

— Сурово, — вполголоса бросил Морошкин.

Ермила покосился на него, но ничего не сказал.

Эти ворота распахнулись на удивление сразу, причем без ставшего привычным душераздирающего скрипа. Ну, хоть в княжеском тереме на масле не экономили.

Гостей встретил красивый, несколько гламурного вида парень без бороды, но с усами, облачённый не в кольчугу или латы, а в сугубо штатские шапку, штаны, сапоги и кафтан, довольно броских цветов и фасона, видимо, от какого-то местного Диора, поскольку всё на этом товарище сидело как влитое.

Он склонился.

— Здравствуй, княже! Рады тебя видеть в Козельске.

— Взаимно, — кивнул Демин.

— Меня зовут боярин Егорий. Ступай со мной князь, с боярами.

'Выходит, о нас здесь неплохо осведомлены, — отметил про себя Демин. — Дозора мы перед городом не увидели, однако информацию кто-то довёл. Чудненько!'

— Мне еще людей разместить, — кивнул майор на свое воинство. — Горячего давно не ели, в бане попарить надо.

— Ну, пока тут побудут. А там — как князь скажет, — развел руками Егорий — мол, я человек подневольный, что приказано, то и сделал.

Крыльцо у детинца всё же имелось — во внутреннем дворике. Не то чтобы очень высокое и резное, но достаточно внушительное.

Миновав сени, гости оказались перед крутой лестницей. Поднявшись на второй этаж, сделали ещё пару поворотов в длинном сумрачным коридоре, куда солнечный свет попадал только через узкие и низенькие оконца, больше похожие на бойницы. Потом, оказались в помещении, которое — судя по лавкам — было чем-то вроде приемной. Ну, как же порядочному феодалу — да хоть и нашенскому начальнику, да без 'предбанника'?

Не задерживаясь здесь, боярин ввёл гостей в просторную горницу. Окна имелись только в одной из боковых стен, пошире, чем в коридоре, но всё же, по меркам двадцать первого века, несколько мелковатые.

На другой стене были укреплены медные светильники, в которых горели свечи, чадя и страшно воняя. Убранство особой роскошью не поражало. Стены казались тускловато-тёмными, слегка закопченными. Пол выложен дубовой плиткой.

Парочка не очень широких и не слишком внятного, особенно в царившем здесь полумраке, рисунка ковров была брошена к ножкам (точнее — ножищам) двух массивных кресел, с высокими спинками, в противоположном конце комнаты. Княжеские троны, догадался Демин. Или, как там их? А, столы. Ежели, трон — престол называли столом, то как обзывался обеденный стол? Ладно, спрошу у Свешникова.

На одном из 'столов', что повыше, сидел подросток лет двенадцати, одетый чересчур тепло и тяжеловесно для такого жарко натопленного помещения.

Ну да, хмыкнул Демин, неважно, что внутри градусов так тридцать, главное, что в соболях!

Сидевший на троне мальчишка не мог быть никем иным, кроме малолетнего княжича (тьфу ты, княжич-то — сын князя, а он целый князь!) Василия. Он напряжённо, с напускной суровостью всматривался в вошедших.

На кресле пониже располагалась тридцатилетняя, по первой прикидке, женщина, тоже одетая несусветно массивно и пышно. Взгляд, которым она одарила гостей, был неподдельно строг.

Вдруг улыбка на миг осветила её лицо.

'Княгиня Феодосия! — догадался майор. — Однако молода...'

Но даже не молодость княгини сильнее всего поразило его, а то, что он не мог определить, каким было её лицо. Красивым? По меркам двадцать первого века вряд ли. Но как она поглядела на гостей, как улыбнулась!

'Да ребята сегодня ночью спать не будут! — мысленно ахнул Демин, окинув спутников мгновенным взглядом. — Или будут сниться сплошные 'wetdreams ' !Эдак кого из аборигенок 'уболтают'.

И вдруг поймал себя на аналогичных мыслях, обращённых к княгине. Прямо чародейка, волшебница! Фея Моргана, итить её мать!

— Князь Гаврила со боярами, — объявил Егорий.

— Здравствуй, князь Василий, — поприветствовал Демин мальчишку, слегка склонив голову. Подумав, поклонился в пояс, глазами дела знаки подчинённым: ниже выи склоняйте! Вы-то бояре, а я как-никак князь! — И ты, княгиня-матушка здравствуй!

— Здравствуй, князь Гаврила! — отозвалась княгиня голосом неожиданно полнозвучным, глубоким, от которого сладкая дрожь опять пробежала по телу. — Откуда путь держишь? И куда? Устал с дороги? — И не дожидаясь ответа, вдруг рубанула тоном команды:

— Егорий, распорядись накормить гостей. Проведи в трапезную. Вели подать лучшие яства. Пустой желудок — плохой советчик голове.

Боярин смерил гостей внезапно помрачневшим, почти враждебным взглядом. Набычившись, молча махнул рукой, мол, давайте за мной.

Вопреки всякой субординации первым шагнул Павленко, потом Воднев. Следом Свешников и Морошкин. Демин вдруг замешкался, охваченный непривычной нерешительностью. Не мог отвести глаз от лица княгини. Уж и люди его все скрылись в дверном проёме, а он стоял по-прежнему.

— Погоди, князь! — молвила Феодосия ласково.

'Чародейка! — опять мелькнуло в у майора в голове. — Голосом верёвки из людей вить может!'

— Васенька, сынок, — обратилась княгиня к сыну. — А тебе, верно, надо к учителю идти. Отец Игнатий уже давненько ждет.

Юный князь и не пытался перечить матери, сполз со своего трона, поклонился старшим и вышел в неприметную дверь за троном.

'Вот ведь, а я-то не разглядел! — подосадовал на себя Демин. — Мог бы и предположить, что 'тронный' зал ни один дурак не сделает с одной дверью! А коли еще есть? Ну-ка, ну-ка...'

Женщина, меж тем, встала, плавной поступью приблизилась к майору, так что он ощутил запах её тела — ароматы неведомых трав. Заглянула снизу-вверх в глаза.

— Я не знаю, князь ли ты... — в этот раз слова её были сама серьёзность; ни ласки, ни команды Демин в них не ощутил. — Но ты не князь Гаврила. Того встречала я не раз... И даже целовала троекратно, по нашему обычаю.

— Я не князь Гавриил... — молвил майор сдавленно, глухо. — Но для твоего блага и ради твоего сына я им буду! И ты должна мне помочь, иначе...

— Что?! — вскинулась женщина.— Что, иначе? Почему замолчал?

— Иначе вы все умрёте!— спокойно добавил Демин. — Через два месяца у стен Козельска будет целый тумен монголов.

— Откуда тебе это известно?

— От пленных, княгиня. Они в один голос твердят об этом, — соврал майор, и его ложь осталась незамеченной.

Княгиня вздрогнула.

— Тумен... Но это же много!

— Слишком много. И никто не придёт тебе на помощь. Я — твоя последняя надежда, княгиня! И взамен на молчание попрошу только одно: дозволь все приготовления к обороне взять на себя.

— И всего-то? — усмехнулась женщина. — Город к обороне подготовишь, а может, татар разобьешь?

— Разбить — не разобью, — не стал лукавить майор. — Много их, чересчур. А у нас сил — с гулькин хрен.

— С гулькин хрен? Как это так? — не поняла Феодосия.

Подумав, хмыкнула:

— Кажется, догадалась. Это, вроде бы, маловато будет...

— Вот-вот, совсем маловато, супротив всей Орды монгольской, — радостно выдохнул Демин, коря себя за вырвавшийся анахронизм. — Разбить — не разобью, но город твой от монголов спасу!

— Спасешь... — вдумчиво проговорила хозяйка, не сводя глаз с майора. — Ладно, поверю... Ну, а коли спасешь, так потом что? Злата-серебра у меня нет. Что за спасение стребуешь?

— Ничего, — честно сказал майор. — Город от ворогов спасу, а потом уйду. И я уйду, и друзья мои уйдут. Вот, дружину я тебе оставлю. Кто жив останется...

Демин не винил княгиню в недоверии. Сам, окажись на ее месте, не поверил бы: ишь ты, является такой... хрен с бугра, с дружиной, обещает город от врага отстоять, а за работу ничего не просит. Так не бывает.

— Кто ты? — спросила княгиня, пристально посмотрев в глаза Демина. — Почто пришел?

Майор слегка улыбнулся. Получилось, не так, как у Морошкина (у этого-то, с его психологическими 'вывертами' всякое лыко в строку, а не то, что улыбка), но тоже неплохо — улыбка смертельно усталого человека, которому уже ничего не нужно. А может, Демин и не пытался что-то там изобразить, а все получилось само-собой? Все-таки, порядочное время провел бок о бок со своими предками.

— Скажешь, от поганых пришел нас спасать? — настаивала княгиня. — И не нужно тебе ничего, окромя славы ратной? И стол княжеский не нужен? Н-ну, говори, а не то... — она притопнула ножкой, обутой в сапожок.

Будь Демин помоложе, годков так на десять, точно б залюбовался гневом молодой и красивой женщины ('Ох ты, уже и красивой кажется?'), но сейчас он не мог позволить себе такой роскоши. Лжекнязь углядел небольшую дверцу, слегка приоткрытую. На дверце наличествовал откинутый запор.

'Ишь, византийские хитрецы!' — усмехнулся про себя майор и, не мудрствуя лукаво, шагнул к дверце, водрузив запор в пазы.

— Хитер, — усмехнулась Феодосия.

— А то! — хмыкнул довольный майор. — Умная ты ... — он замешкался с определением — баба сказать, язык не повернется, а женщина — не поймет, но нашелся:

-... княгинюшка. Много там у тебя сидит?

— Двое, — не стала скрывать Феодосия.

— Всего-то? — скривился Демин. — Не густо.

— На тебя хватит, — махнула рукой княгиня.

Демину развеселился. Он давно уже вышел из возраста кому-то и что-то доказывать, прошли те времена бесшабашной молодости. У него не было ни коричневых, ни черных поясов, он давно не выступал на соревнованиях (за исключением ведомственных, но тут уж его никто не спрашивал). Лишь знал, что разделает двух-трех мастеров спорта по карате и по кикбоксингу вместе взятых.

Сам всегда учил подчиненных: если есть возможность уйти от драки — сделай это. А тут повелся как мальчишка! Эх, женщины, что же вы с нами делаете!

— Открывай, — кивнул майор на дверцу.

— Зачем? — откровенно удивилась княгиня.

— Ну, ты же сама хотела...

— Чего я хотела? — не поняла женщина. Или, сделал вид, что не поняла. — Охранники мои там сидят. Так и пусть сидят.

— Ну, а кто же мне угрожать начал? — подбочинился Демин. — Мол, говори, а не то...

— А что делать, князь Гавриил? Время такое. А коли бы ты меня зарезать решил? А я вдова бедная, сын без отца растет. А сын-то не просто сын, а князь! Вот и решила...

— На меня бы тут напали, а люди мои?

— А что люди? — пожала княгиня плечиками. — Бояр бы твоих прямо в сенях порезали, а ратников... Думаешь, без воевод своих они много навоюют? А мне оружные люди сгодятся. Говоришь, город спасешь? Что ж... С такой дружиной, может и спасем... Только, — вздохнула Феодосия, — много вас чересчур, не прокормить всех. Ну да нечто, по дворам рассую, народ прокормит.

Демин не стал обижаться на женщину. С каких таких рыжиков она должна ему верить? И уже начал успокаиваться, думая, что бы такое еще сказать, как Феодосия вымолвила:

— Жаль токмо ковров будет...

'Ковров?' — не понял вначале майор, а когда дошло — о каких коврах речь, княгиня уже мелкими шажочками дошла до дверки, откинула запор и звонко хлопнула в ладоши.

Феодосию едва не снесло от толчка откинувшейся дверцы. Два костолома, верно, уже изнывшие от ожидания, утробно зарычали и кинулись на Демина... Но, как кинулись, так и остановились, а звуки двух выстрелов с глушителем, были погашены их же собственным топотом и рыканьем. Горе-телохранители медленно сползли наземь, пачкая кровью дорогие персидские ковры, невесть каким образом попавшие в захудалый городишко.

Майор прислушался. Бревенчатые стены, тяжелая дверь, из-за которой едва слышно доносился шум и совсем уж тихое — пух-пух-пух... Если не знаешь, так и не догадаешься. Не убирая пистолет, открыл дверцу пошире — не сидит ли там кто-то еще? Чисто.

Посмотрел на хозяйку — не выкинет ли какую пакость, но та стояла, обратившись в соляной столб. Ладно, с ней потом разберёмся. Выглянул в 'предбанник', там уже все закончилось, не начавшись толком. Ситуацию они с парнями прокачивали заранее и приготовились к такой реакции. Сперва была мыслишка поучить дураков, но в живых оставить, а потом передумали. Нет, надо преподать урок. Одно плохо — потолки низкие, вытяжки никакой. А порох хоть и высокого качества, но дыму столько, что глаза режет...

Свешников и Морошкин, на всякий случай держали на прицеле двери в трапезную, а Павленко с Водневым сосредоточенно переворачивали тела.

— Вы чего это? — удивился майор. — Трофеи собираете?

— Да этого, как его? Хмыря смотрим... — буркнул Воднев. — Егорий, что ли? Щас, грит бояре в трапезную пойдем, а сам стоит, ждет чего-то. К двери ухо приложил, что локатор. Ждал-ждал, а потом орет: 'В ножи их!'

— Вот он, — радостно выкрикнул Павленко, обнаружив-таки боярина. Перевернув предателя (хотя, почему предателя, кого он предал?) лицом вверх, разочарованно протянул:

— Смотри-ка ты, жив! Пуля в крест нательный попала, а он у него как вериги... Если внутреннего кровоизлияния нет, очухается.

— И кто же стрелял? — ехидно поинтересовался майор.

Вопрос был риторический. Все тела — сколько их тут? Семь штук, имели аккуратные дырочки чуть повыше глаз, а этот целехонький. Повернулся к историку, укоризненно покачал головой:

— Михалыч... боярин, мать твою! Сколько раз говорил — в голову надо бить, а не в корпус.

— Лопухнулся, — грустно вздохнул Свешников. — Решил, что и так сойдет. Броника-то на нем нет и кольчуги.

— Ну, Алексей Михайлович, — скривился Морошкин. — Сам знаешь, что может быть и кольчуга скрытого ношения и еще что-нибудь.

Демин вздохнул. Мысленно. Будь на месте незадачливого консультанта кто из подчиненных, приказал бы сделать контрольный выстрел. Да и приказывать не надо. Принцип — каждый убирает за собой сам, еще никто не отменял. А вот Свешников может заартачиться. Самому, что ли добить? Хотя...

— Хрен с ним, пусть живет, — решил командир. — Если выживет... Может, еще пригодится. Убрать мы его всегда успеем.

— Какие дальнейшие приказания, князь Гавриил? — поинтересовался Морошкин.

— Слуг отыскать, пусть тела выносят, — пожал плечами Демин. Потом резко передумал. — Отставить! Сейчас с хозяйкой посоветуюсь.

— Может, какой-нибудь черный ход поискать? — предложил Морошкин. — В поварне, или еще где, должен быть.

— А вот мы хозяйку и спросим.

Майор, убрав оружие, затворил за собой дверь, подошел к княгине, уже начинающей приходить в себя.

— Довольна? — поинтересовался Демин.

Левой рукой ухватив Феодосию за шитый золотом ворот, правой отвесил ей пару легких пощечин. Приподняв княгиню над полом (не очень и тяжелая, однако!) потряс ее. — Довольна?!

— Отпусти! — прошипела княгиня.

Оказавшись на полу, сердито поправила одежду:

— Что ты меня как грушу трясешь? Чай, княгиня я!

И снова майор залюбовался женщиной. Нет, вы подумайте! На ее глазах убивают двух здоровых мужиков, а она о приличиях беспокоится.

— Дура ты, а не княгиня, — сказал в сердцах Демин. — В следующий раз головой думай, а не ... другим местом.

— Так прямо и скажи — головой, а не задницей, — усмехнулась княгиня.— Аль ты другое что имел в виду?

— Кхм, — прокашлялся Демин.

Вот баба! Умеет держать удар почище иного мужика.

Феодосия, потянув носом воздух, поморщилась:

— Пахнет-то... Как в худой кузнице... Что у тебя за самострел хитрый?

— Да так... — неопределенно повел головой майор. — Из далеких земель привез.

— У бояр твоих — тоже такие? — спросила княгиня, но сама же и ответила. — Такие... Вон, из передней-то как несет — дымом прокисшим, али еще чем. Нешто всех положили?

— Почти, — не стал врать майор.

— И ... — запнулась Феодосия, а голос слегка дрогнул. — И Егория тоже?

Упоминание боярина слегка покоробило Демина. Ревность? Не рановато ли?

— Люб тебе боярин?

— А вот про то, князь, не твоя печаль! — вспыхнула княгиня. — Ты мне не сват, не брат, чтобы я тебе ответ давала. Хоть и назвался мужниным братом... А грехи отпускать — у меня про то поп есть!

— Угадал, стало быть, — с пониманием кивнул майор.

Выдавив из себя легкую усмешку, сказал:

— Не печалься, жив твой Егорий. Но, врать не стану, в грудь он ушиблен. Бог даст — отлежится.

Демин внимательно следил за лицом княгини. Вспыхнет ли радость? Но та спокойно отозвалась:

— Один у меня боярин-то, других-то нет. Ну, а дале, что делать станешь?

— Я же тебе сказал — Козельск спасать. Сколько еще надобно людей твоих порешить, чтобы поняла? А они в бою с татарами ой, как пригодились бы!

— Так ведь на мне-то их крови нет. Ты их убил, князь, а не я.

'Ох, ну и стерва', — подумал Демин, уже слегка избавившийся от колдовского наваждения женщины. А вслух спросил:

— Может, тебе еще одну затрещину дать?

— Не надо, — неожиданно покорно сказала княгиня. — До сих пор щеки болят. Синяки будут, как я с ними на люди выйду? — Приблизившись к майору, потупила голову и чуть слышно пробормотала:

— Прости меня, князь Гавриил. Дура я... И тебе не поверила и людей зазря положила...

— А теперь, стало быть, веришь? — недоверчиво произнес майор. — С чего это вдруг?

— Если бы ты власти княжеской искал, так и меня бы убил. Где два покойника, там и третий. Дружина у тебя большая, на каждого моего воя по три твоих будет. А посадским людишкам пообещаешь город от поганых спасти — они про меня и не вспомнят. Или того проще. Меня в поруб, а сыночка Васеньку держал бы при себе, ровно князя, а сам бы вертел им, как хочешь. Князь-от, малой еще, а из-за мамки что угодно скажет и покажет...

— Дашь слово, что больше не будешь пытаться меня убить?

— Дам, — кивнула княгиня.

Оглянувшись на дверь за троном, добавила:

— Сейчас отца Игнатия кликну, чтобы клятву мою на кресте принял.

— Не надо батюшку, — покачал головой Демин. — Я тебе и так верю, без крестного целования.

— Как так? — вытаращила глаза княгиня.— Просто, на одно только слово мое поверишь? Так кто же за такое на слово верит?

— Так ты же сама говоришь — мол, княгиня я, — усмехнулся Демин. — А слово княгини дорогого стоит.

— А коли нарушу? — жарко дохнула княгиня.

— А если нарушить вздумаешь, так все одно нарушишь. Хоть так, хоть на кресте. Но коли нарушишь — так не княгиня ты, а так, баба непотребная.

— Эх, странный ты князь... — задумчиво произнесла Феодосия. — Какой-то, не такой. На слово веришь, да и ...

— Что — и? — заинтересовался Демин. — Что я еще не сделал? Или не то сделал?

— Меня не сильничаешь, — потупившись, сказала Феодосия.

— А надо? Хм... Ну, если надо...

От этих слов княгиня аж отпрыгнула. Вытащив откуда-то нож, угрожающе махнула клинком.

— Только попробуй, кишки выпущу!

— Добро, — кивнул майор. — Смотри, как я умею в ладоши хлопать...

Хлопок и, лезвие оказалось зажато между ладонями, легкий поворот и обезоруженная Феодосия ошалело смотрела на Демина, завладевшего ее оружием.

Не удержавшись, майор притянул к себе женщину и, крепко-крепко поцеловал в губы. А Феодосия, вроде бы не противилась. И, неизвестно, чем все закончилось, если бы снаружи не раздался стук в дверь, а слегка ироничный голос Морошкина не произнес:

— Так, какие указания личному составу, князь-батюшка?

Глава 10

Баньку устроили на славу, всё как положено: жар такой, что волосы загорятся, ушаты с душистыми замоченными вениками из берёзы, в холодном пребаннике изумительный на вкус напиток, в котором сразу и не угадаешь хлебный квас.

— Может, медку, князь пожелает?

Патоки в словах служки хватило бы на целую кондитерскую фабрику. Ну да, сервис поставлен на высшем уровне, особенно в свете недавних событий.

Слухи об их подвигах разлетелись по всему городу. Местные быстро сообразили: свяжешься с такими — себе дороже выйдет!

'Князь' отрицательно замотал головой. Здешний медок-сбитень коварная штука, похлеще молодого вина. Вроде выпил всего ничего, да потом с места не встанешь: ноги, будто к земле прирастут.

В баню договорились идти двумя заходами: сначала Демин с Морошкиным, потом остальные, которые покуда держали ухо востро. Заключённое с Феодосией перемирие было слишком зыбким, чтобы безоговорочно доверять княгине и её окружение. Ну и от проявления случайной инициативы никто не застрахован. Вдруг кому в голову пустую чугунную заглянет мыслишка разобраться с незваными гостями, покуда те здоровье поправляют народными методами. Достаточно вспомнить княгиню... Ольгу, кажется, которая личную баньку не пожалела, спалив до головёшек неугодных ея княжескому величеству персон.

— Ай, хорошо! — Майор поддал жару и теперь блаженствовал.

Пот тёк с него градом, образовав под ногами солидных размеров лужу.

Демин расселся на полке, прикрыл глаза и крякнул от удовольствия.

— Ложись на живот, я тебя веничком обработаю, — предложил Морошкин. — Не каждый день выпадает честь князя по заднице стегать. Грех упустить.

Дверь в парилку распахнулась, на пороге появились... две девушки в длинных долгополых рубашках. Они с любопытством посматривали на мужчин, несколько ошалевших от неожиданного визита.

Майор инстинктивно прикрыл 'хозяйство' рукой.

— Вам чего, красавицы?

— Попарить тебя пришли, князюшка! Не изволь гневаться!— сказала одна: немного полноватая на современный для визитёров из будущего манер, но если быть до конца честным, весьма и весьма сдобная да аппетитная. Мужики, как известно, на кости не бросаются.

— Нас княгиня Феодосья послала, — добавила вторая, не менее приятная во всех отношениях.

— Спинку потереть? — догадался Морошкин.

Девицы смущённо потупили глазки. Очевидно, в программу входило и нечто иное.

— Благодарствую, — сурово кивнул Демин, чувствуя весь комизм ситуации. — Передайте княгине, что мы оценили её гостеприимство, но как-нибудь сами справимся.

— Так это... нам уйти, князюшка? — удивилась полненькая.

— Точно. Ступай, красавица.

Девушки удалились.

— Интересные здесь нравы, — засмеялся Морошкин. — А зачем прогнал: ты ж вроде в разводе?

— В разводе.

Майору не хотелось говорить о причинах своего поступка. В другое время он вряд ли бы отказался от столь соблазнительного предложения, но сегодня... Демин вновь вспомнил глаза Феодосьи, её улыбку, тот поцелуй.

Морошкин, хоть и не понимал, что движет майором, но лезть в душу тактично не стал.

— Ладно. Ты бугор — тебе видней! Давай на полку ложись, пройдусь веничком.

И добавил с запоздалым сожалением:

— А девки-то ничего, фигуристые. Надеюсь, не подумают, что мы с тобой типа альтернативно ориентированные...

Распаренные и довольные, они сидели в гостевой комнатке, выделенной специально под свалившегося козельчанам на голову князя. Комнатушки его 'бояр' находились по соседству. Рановато ещё распылять главные силы 'воинства'.

Морошкин достал заныканный так, что ни одна бы зараза не догадалась, планшетник, вывел меню, произнёс извиняющимся тоном:

— Я тут покуда банька топилась малость похозяйничал: жучков понаставил, а один так и вовсе княгинюшке нашей подвесил. Так... на всякий пожарный.

— Добро, — кивнул Демин.

— Тогда я программку запущу, она нам всё интересное выберет — я ж ведь всё подряд писал... для подстраховки.

— А что за программка-то?

— Да стандартная эфэсбэшная — на слова-маркеры реагирует. Мне тут Свешников списочек надиктовал, а я его к анализатору прикрутил.

— И долго ждать?

— Щаз всё будет, программка шустрая. Наши её у американцев передрали, напильничком доработали и вуаля. — Морошкин пробежался по клавишам и с победной ухмылкой откинулся к стенке предбанника. — Можно слушать.

— Двери закрыл?

— Обижаешь, князь...

Записи они слушали почти в абсолютной тишине. В целом ничего криминального программе, которую остряки из ФСБ обозвали 'Сноуден', обнаружить не удалось. Да, шептался народ, обмусоливая недавние трагические события и гибель нескольких гридней. Однако планы мести (во всяком случае, вслух) никто не вынашивал, а слова-маркеры относились к исключительно бытовым ситуациям.

Файлики, касающиеся княгини, заставили Демина покраснеть. Та, раздав все нужные распоряжения насчёт организации похорон и тризны, отправилась навещать Егория и отнеслась к нему с ТАКОЙ нежностью и лаской, что тут не только раненый, умирающий — и тот бы пошёл на поправку.

— М-да, — хмыкнул Морошкин, выслушивая многочисленные охи и ахи. — Слабовато, видать, Свешников боярина приложил. Быстро оклемался. Ишь как старается, стервец! — уважительно добавил капитан.

Демин снова почувствовал укол ревности, но силой заставил дослушать почти до самого конца. К счастью, 'комплот' не сложился, любовникам было не до того. Насытившись друг другом, они лежали, тяжело дыша.

— Всё, заканчиваем разврат! — велел 'князь', которому откровенно надоели прерывистые звуки человеческого дыхания.

Морошкин послушно вырубил планшет, понятливо глянул на Демина, однако от ремарок благоразумно отказался.

Ждали остальных.

Первым появился техник. Тот по ходу и не парился вовсе, быстро помылся и вперёд. Потом прибыл учёный, выглядел подозрительно весёлым, мурлыкал под нос песенку.

Дольше всего пришлось ждать Павленко. Как выяснилось, тот не отказался от 'щедрот' матушки-княгини, выбрал павушку посимпатичней и два часа потом с ней 'плескался'. Появился довольный, что тот кот. И девица, которую он зачем-то приволок с собой, не казалась разочарованной. Что-то подсказывало Демину: ночь у снайпера ожидается бурной, спелись голубки.

— Подругу зачем притащил? — хмуро поинтересовался майор.

— А что? — вопросом на вопрос ответил снайпер.

— Через плечо... Нечего ей сейчас с нами делать.

Девицу отправили в 'апартаменты' Павленко, пускай кровать греет.

— Что скажете, мужики? — Демин обвёл внимательным взглядом собравшихся.

— Пока всё в пределах нормы, — сказал Морошкин. — Авторитет мы себе заработали, княгиню на место поставили. Осталось самое интересное — война.

Ближе к вечеру Демин устроил военный совет, на котором, кроме его доверенных 'бояр' присутствовали малолетний князь с матерью да козельский воевода Ермила.

От натопленных печей было жарко, и собравшиеся невольно прели, однако принимающая сторона скидывать с себя 'соболя' не спешила, держала фасон что есть мочи.

Люди Демина оделись попроще. По 'одежке' их уже приняли, насчёт дальнейшего 'дрескода' можно не беспокоиться.

Первым делом Демин заслушал доклад воеводы. Тот говорил долго и обстоятельно, уделял внимание тем вещам, которые человеку неопытному покажутся пустяками. Картинка в итоге вырисовывалась не радужная.

Гарнизон Козельска составлял сотни полторы гридней, ещё человек пятьсот можно 'исполчить' среди посадских, если найдутся в достаточном количестве броня да вооружение. Сотню-другую дадут окрестные села да деревни. Негусто.

Ручеёк 'окруженцев' стремительно усыхал: кого-то успел подмять под себя Демин, кто-то сбился с пути, попал в полон или под сабли лёгкой монгольской конницы.

С учётом дружины 'князя Гаврилы' дай Бог наберётся тысячи две воев, из них половина обычные мужики, которые, может, медведя на рогатину и возьмут, но вот для пешего боя, в коем умение держать строй является основой для выживания, не годятся. Учить их и учить надо, а времени в обрез.

Хотя, если исходить из логики, что боец в крепости стоит семерых осаждающих, всё не так уж и плохо. Против тумена выстоять можно. Но не победить. А Демину поставили задачу разгромить монголов под Козельском.

С припасами дела тоже обстояли непросто: населению нужно прокормить и себя, и гарнизон, а сколько необходимо того же мяса нормальному здоровому мужику, который весь день на свежем воздухе и отнюдь не праздничает?! До хрена!

Голодному, дышащему на ладан скелету не место на стенах крепости. Да и сама крепостная стена нуждалась в обновлении. Тут уж придётся напрячь и старого и малого, организовать трудовой десант. Впрочем, это меньшая из проблем, народ готов к трудовым подвигам хоть сейчас: о том, что вытворяли монголы с жителями захваченных городов, знали все. Врагу не пожелаешь такой участи.

Мысли об огненном бое князь отверг сходу, не получится внедрить артиллерию раньше времени: это только в книжках порох за пять минут делают, а пушки льют по чертежам, изготовленным на коленке. Ну, кое-какое оружьице они с собой захватили, только запас не бесконечен, использовать надо грамотно и с умом.

Свешников вовремя вспомнил про стрелы-срезни, у которых наконечник внешне похож на два длинных уса. Такими удобно стрелять по большой массе неодоспешенного противника (читай по монголам). Даже целиться не надо: необязательно убивать, достаточно лишь угодить в лошадь, и та, обезумев от боли, сбросит с себя всадника. Чем это для него обернётся в гуще верховой лавы, и дураку ясно.

Быстро выяснилось, что наладить массовое производство таких стрел местным кузнецам всё равно, что раз плюнуть.

— Вот пусть и начинают ковать эту куйню, — усмехнулся Павленко.

Хорошую идею подкинул Морошкин. Тот, вспомнив 'финскую', посоветовал создать отряды лыжников.

— А что — выскочат из леса, обстреляют татар и сразу назад.

— Обстреляют, говоришь, — протянул 'князь'. — А если погоня?

— Это какой же идиот верховым зимой в лес сунется, да ещё с погоней?! Там снегу лошади по брюхо, кругом ветки, сучки. Либо сам напорется, либо конягу покалечит. Нет, не полезут монголы в лес, поберегутся.

Демин поискал взглядом Павленко, найдя, велел:

— Это по твоей части, боярин. Подготовишь сотню лыжников.

— Есть подготовить эскадрон биатлонистов летучих, — весело осклабился Денис.

— Ты зубы не скаль! Работы много. Одних лыж наклепать — вон сколько нужно, причём не снегоступов, а хоть какое-то подобие беговых.

— Сделаем, князь!

Малолетний Василий с интересом вслушивался в разговоры, но не вмешивался. Видать, хорошо выдрессировала его мамка. Научила, когда можно перечить старшим.

Пацан Демину глянулся. Да, князь, причём самый настоящий, однако пальцы не гнёт, гонор не выказывает, а судя по умным глазкам, старательно наматывает на ус (хотя какой там ус, белый пушок над верхней губой!).

Обсудив ещё целый ряд стратегических и тактических вопросов, разошлись.

Майор лёг в огромную кровать (почему-то считалось, что русичи предпочитали спать сидя, но на князей, очевидно, эти правила не распространялись, или врали историки, на чём их ловили не раз и не два), привычно сунул пистолет под огромную пуховую подушку и заснул сном праведника.

Глава 11

Смотр по 'гарнизону' назначили на утро. Процедура сия была рутинной, но крайне необходимой. Должно же начальство узреть стройные ряды подчинённых, выслушать их бодрые доклады, налюбоваться блеском амуниции и торжественным прохождением под бумсы и блямсы военного оркестра.

Отставить! Парад и оркестр в сегодняшние планы не входили. Местные орлы шагать в ногу не обучены, да и ни к чему им сия наука. А оркестр... даже если собрать всех здешних менестрелей и скоморохов, медведя быстрее выучишь 'Прощанию славянки'. Но жаль, конечно... Духовой оркестр — это сила. Мертвеца из могилы подымет.

За вчерашний день бойцы, которых Демин привел с собой, помылись, попарились, постирались, привели в порядок нехитрое снаряжение (за редким исключением — трофейное). Вышло нормальное войско, хоть сейчас в бой.

Козельская дружина держалась особняком, смотрела набычившись по понятным причинам: ещё вчера отпевали боевых товарищей, ухайдоканных свалившимся из ниоткуда князем, а это явно не способствовало сближению рядов.

'Надо отправить к ним Морошкина', — сделал мысленную зарубку Демин. — 'Пусть объясняет местным политику партии и правительства. Ещё не хватало, чтобы этот геморрой напомнил бы о себе в самый неподходящий момент. Ведь по закону подлости так оно и бывает'.

Капитан славился тем, что мог уболтать практически любого, убедив, что белое — это чёрное, и наоборот. Всё же не зря за его плечами была приличная практика НЛП.

В отличие от угрюмых и набыченных гридней князя Василия, собственное войско откровенно радовалось Демину. В их глазах авторитет майора был откровенно высок. Кого-то он спас от полона или выдернул в последний момент из-под татарской сабли, кто-то с его помощью не околел от холода, не заплутал в лесу. В конце концов, благодаря Демину они получил ясную, кристально чистую и понятную цель, а это дорогого стоит для ратного человека. Ведь коли наступила пора помирать, так за благое дело!

Но умереть никогда не поздно. Предназначение воина отнюдь не в красивых обстоятельствах гибели. Нет уж, пуская враги помирают... А мы покуда поживём.

Судя по многим обстоятельствам, к тому оно и идёт, коли начальство строгое, но справедливое и во всём понимает толк.

Князь выказал себя только с хорошей стороны. Умудрился в целости и сохранности довести немалое войско до стен Козельска, да и, оказавшись внутри, не сплоховал. И дня не прошло, как подмял под себя город, взявшись за дело с ретивостью непривычной для русского человека.

Бояр вокруг себя собрал годных. Те зря горячку не пороли, но коли вцепились за что — не отпустят, до самнего конца доведут.

Собственно, примерно такого плана информация стекалась к Демину со всех сторон. Морошкин и впрямь зря времени не терял. То тут, то там находил нужного человечка, тихой сапой подводил к задушевному разговору, а потом всё выуженное собирал и анализировал. Расклад получался полным.

В городе дружинников покуда разместили в посадских домах, чему горожане не сказать что возрадовались, но всё ж таки терпели: проблемы обещали быть временными.

Неподалёку от детинца стремительно рос военный городок, визжали пилы и стучали топоры: для отряда возводились многоэтажные казармы.

У козельских плотников имелся превосходный стимул: чем скорее они построят, тем быстрее избавятся от постылого постоя: тогда жёны и старшие дочери вздохнут спокойно. А строили на Руси действительно быстро: иной раз за день вдвоём-втроём ставили добротный дом — хоть сразу перевози пожитки и радуйся!

Первой должна была переехать сотня Ракши. Да и сам 'князь' отнюдь не намеревался жить в любезно предоставленных 'дворцовых' покоях. Посреди доверенных людей оно поспокойней будет.

В конце смотра 'бояре' огласили распорядок сегодняшнего дня. Кого-то услали на работы, ополченцев погнали на учёбу, разведрота (приживалась понемногу терминология из будущего) отправилась в дальний и ближний дозоры. Немала часть горожан латала городские стены и занималась сооружением ледяного вала.

'Два месяца... Всего два месяца, чтобы достойно встретить врага', — мрачно подумал Демин.

Отдельной заботой стал госпиталь: война бескровной не бывает, счёт убитым и раненым на сотни, если не тысячи пойдёт. Если первым ничего уже, кроме отпевания да домовины не нужно, вторых требуется окружить максимальной заботой и вниманием, чтобы быстро поднять на ноги и снова в строй.

Морошкин будто прочитал мысли командира, сразу принялся докладывать:

— Бинты и перевязочные материалы готовим, сделали запас антисептиков. Я тут с утра пораньше как Мамай по домам прошёлся. Всё что нашёл — выгреб. Начнут жаловаться, гони взашей! У меня карт-бланш от самой Феодосьи Игоревны.

— Когда успел?— удивился Демин.

— С петухами первыми. Только их княжеская милость из спаленки выскочила, разомлев от утех ночных, а я уже тут как тут. Объяснил, что и зачем требуется, получил 'добро' и пошёл это самое 'добро' реквизировать.

— Один?

Капитан ухмыльнулся.

— Кабы один, ты б со мной больше не разговаривал. Отоварили бы чем-нибудь тяжёлым по башке, труп прикопали и весь сказ. Народ здесь простой, глупостями не заморачивается. У Ракши десяток бойцов попредставительней выпросил. С ними и шастал.

— С санитарами что?

— Княгиня обещала полсотни девок подогнать. Проведу с ними занятия, научу оказывать первую медицинскую помощь в экстремальных условиях.

— Ну-ну... смотри, чтобы они у тебя раньше времени не забрюхатели.

— Обижаешь, командир! Буду иметь подчинённых и в хвост, и в гриву, но только не в физиологическом смысле. И ещё... как думаешь, святая церковь не сильно изобидится, коли я бабок-шептальщиц мобилизую? Оно, конечно, с точки зрения официальной науки и церкви чистой воды шарлатанство, но раз помогает?

— Раз помогает — можешь рекрутировать. Даже тех, кто по ночам в ступе летает. Лишь бы польза была.

— А церковь?

— Церковь беру на себя. Ты, главное, в эти тёрки не лезь — вали на меня. А я не позволю тебе сгореть на костре Джордано Бруно и бабок твоих в обиду не дам.

— Спасибо, княже! Как говорится, челом бью!

— Бей-бей, только лоб не расшиби!— отшутился Демин.

К слову, у него самого голова разболелась не на шутку. Пришлось лезть в 'энзэ' за таблеткой цитрамона. Не сразу, но помогло.

Ближе к вечеру в город потянулись новые партии переселенцев — бойцы разведроты, выполняя строгий приказ 'князя', сгоняли людей с насиженных мест. Монголов должна была встретить безлюдная пустыня на десятки километров вокруг, всю провизию и фураж стремительно вывозили или уничтожали.

Заодно прибыли и первые сведения: монголов покуда в окрестностях не наблюдалось. Случайные отряды бойцы Демина повыбили ещё по дороге к Козельску. Майор расценил эти новости как хорошие. Чем позже подойдут враги, тем больше времени на подготовку, когда дорог каждый час.

Он сидел в своей комнате и вновь пробегал глазами пункты подробного плана обороны: не упустить бы чего, мелочей в таких делах нет. За спиной слышался весёлый смех Павленко и слабое повизгивание его пассии.

Внезапно дверь без стука распахнулась. На пороге возник малолетний князь. Хоть время и было позднее, Василий явился при полном параде, разве что шубу где-то оставил. За спиной подростка уныло топтался рослый гридень-телохранитель.

— Не помешал тебе, княже?

— Ни в коем разе.

Демин встал, сделал приглашающий знак рукой.

— Милости прошу.

Василий кивнул и быстро вошёл в комнату. Не оборачиваясь, коротко приказал гридню:

— За дверями жди.

Сев напротив, внимательно уставился на Демина, будто пытаясь прочесть что-то у него в глазах. Майор невольно отметил, что смотрит Василий с несвойственной его возрасту серьёзностью, аки совершенно зрелый муж, на плечи которого взвалены нешуточные обязанности.

— Реки, князь,— подтолкнул подростка Демин.

Тот решился:

— Скажи, Гаврила Мстиславович, мунгалы и впрямь сюда пожалуют?

— Пожалуют, князь. Можешь не сомневаться. Через два месяца они будут под стенами города.

— Коли так — может, выйти и встретить их в поле в честном бою?

— Честного боя не будет. Их много больше, и они умеют сражаться. А ещё они умеют хитрить.

Майор старался говорить как равный с равным. Парнишка того заслуживал.

— Если запрёмся в городе, то победим?

— Мы не просто запрёмся. Мы заставим их отступить, трусливо поджимая хвосты. Ради этого я всё и затеял.

— У меня будет к тебе одна просьба, князь?

— Какая? — вопросительно вскинулся майор. — Выполню всё, что в моих силах.

— Княгиня... Она сделает всё, чтобы не пустить меня на стены. Хоть я и князь, но я должен её слушаться, ведь она — моя мать. Но я не могу прятаться за чужими спинами, когда гибнут мои люди. Мои место среди них.

'А ведь он не ради красного словца говорит, — понял Демин. — И это отнюдь не детство в одном месте играет. Парень действительно ощущает на себе бремя власти и всю полагающуюся ответственность. Жаль, не все начальники такие!'

Парень, перехватив его задумчивый взгляд, выжидающе замер. Майор нервно сглотнул, мысленно обругал себя за то, что вмешивает в пацана в совершенно мужское занятие (хотя как ещё ему стать настоящим мужиком, не сибаритом-неженкой, который не умеет держать в руках оружие, защищать себя, своих родных, девушку, Родину, наконец?!).

— Я ни тебе, ни твоей матери — не указ!

Мальчишка понуро опустил голову, чтобы тут же распрямиться, услышав продолжение:

— Но не забывай: именно ты — князь! И этот город твой, а люди, которые в нём живут, нуждаются в защите, твоей защите, княже! Если вступишься за них, они этого не забудут и пойдут за тобой до конца. Только... — Демин смолк, подбирая слова, и, найдя нужные, продолжил:

— Не лезь на рожон, князь Василий! Пусть лучше плачут матери врагов, а не твоя! Береги мамку! Супруга она уже потеряла, не хватало, чтобы ещё и тебя лишилась... Других сыновей у неё нет.

— Буду беречь,— пообещал парнишка.— Крест на том целую.

Он вытащил из-под нательной рубахи крестик и поцеловал.

Демин одобрительно кивнул.

— Тогда иди спать. Завтра много дел, силы тебе пригодятся.

— А ты? Почему ты не спишь?

— Я тоже скоро лягу. Продумаю кое-что и бай-бай. Покойной ночи, князь Василий!

— Покойной ночи, Гаврила Мстиславович.

Парнишка ушёл, но после его ухода на душе у Демина вдруг стало легче. Отпали последние сомнения.

Мы победим! Сколько бы ни было неприятеля, всех поганой метлой спровадим назад в степи, вгоним снова в каменный век. Пусть сидят там и зализывают раны до скончанья века! Ибо... Ибо не хрен, окончательно решил он.

Глава 12

Спустя две недели жизнь в Козельске уже текла в устоявшемся русле и даже слегка отдавала рутиной. Ожидание осады перестало давить прессом, все успели свыкнуться с этой мыслью — ну да, через месяц-другой к городским стенам заявятся монголы, будет жарко, но не впервой, Господь не выдаст, свинья не съест.

В пятницу вечером, почти как в родном двадцать первом веке, в предвкушении уик-энда, легионеры собрались в 'апартаментах' князя на 'рюмку чая' (как выразился вечный остряк Павленко, за что едва не схлопотал от Демина здешний эквивалент наряда вне очереди, но как-то отбрехался).

'Апартаменты', конечно, громко сказано. На самом деле это была не самая просторная, угловая, с окнами, смотрящими на север и запад, комната на втором, верхнем этаже. Казарму хоть выстроили и вместительную, но, как водится, где-то что-то не рассчитали, потому пришлось тесниться, ну а майору сам бог велел подавать личный пример.

Присутствовала только старшая тройка: Демин, Морошкин да Свешников. Ловелас Дениска, избежав наказания, спросил дозволения и смылся на свиданку. Воднев засел у себя, в смежной каморке, где колдовал над чертежами какой-то особой баллисты.

— Для специально обученных людей! — язвил варвар Павленко, потуже затягивая кушак перед уходом к своей 'зазнобе'.

Специально или не специально, а уважения у местных Игорь добился, причём с неожиданной стороны. Переделывая механизмы подъёма моста и отпирания ворот, услышал от мастеровых восхищённую реплику:

— А ты знатный кузнец, боярин!

— Ага, Вакула, — смеялся потом Морошкин, мимо чувствительного уха которого, казалось, ни один комариный писк не проскочит.

Об одном жалел капитан: запас жучков и прочих полезных спецсредств имел свои лимиты, нет на свете ничего неиссякаемого, кроме людской глупости.

Кличка Вакула едва не заменила оперативный псевдоним Игоря — Помор, а в мастерской его с той поры с утра до ночи крутились козельские технари, вмиг распознавшие родственную душу. И пусть вряд ли кто из представителей не шибко технократичной цивилизации тринадцатого века мог дать квалифицированный совет по наладке механического нутра чудо-телеги или железной птицы, всё же операции уровня 'принеси-подай' аборигены освоили быстро, а где-то через неделю самые одарённые были допущены к гаечным ключам и элементарным операциям.

Местные красотки впустую растрачивали нехилый сексапил на скромного Воднева. Его мало интересовала сфера, лежавшая вне дорогих сердцу железяг. Зато Дениска-Варвар отрывался за двоих, внося энергичный вклад в решение демографической проблемы.

Порой Демин озадачивался вопросом — это сколько же народу месяцев через девять с полным основанием начнут звать Дениса папой? По приблизительным прикидкам выходило, что много, очень много.

Но сейчас мысли майора вернулись к намеченной чайной процедуре.

Зря зубоскалил Павленко: 'аксакалы' баловались отнюдь не 'огненной водой'. Пили чай, и не какой-то банальный: появилась возможность распробовать знаменитый матэ. Угощал Свешников, любитель всяческой экзотики. Учёный прихватил с 'большой земли' кисетик зелёного южно-американского зелья.

Впрочем, восторг от этого 'этнического' (как было написано на упаковке) напитка испытывал, похоже, только он.

— Прости, Михалыч. Есть в этом твоем матэ что-то табачное! — подытожил Демин, сделав последний глоток и с неудовольствием отставив пустой бокал в сторону. — Будто махорку заварил!

— Вкус тут не главное, — неожиданно поддержал учёного Морошкин. — Матэ — штука полезная. Давления не повышает, а вот иммунитет...

— Знаю, знаю! — прервал его майор. — Ты лучше скажи: как считаешь, можем мы повысить боеспособность наших войск? Татар-то во сколько раз будет больше, а? Надо не числом, а уменьем!

Морошкин ответил не сразу, задумчиво пожевал губу сначала.

— Считаю, что пока боевая подготовка идёт вполне на уровне. Вон, у Ракши сотня почти в терминаторов превратилась. Да и Стырь своих гоняет. Но...

— Что 'но'? И как, кстати, тебе этот Стырь? Что-то уж очень рьяно впрягся: даже сотню отдельную ему дали — не находишь?

— Впрягся, потому как самолюбие, видно, взыграло.

— И это тебе говорят твои новейшие психологические методики?

— Методики, само собой, говорят... Хотя ты прав, к Стырю ещё следует присмотреться. Прокачать перед боем по полной. И вот тут я...

— Так, говори, говори!

— Тут я подхожу к главному. Если ожидание татар затянется, это чревато тем, что моральный дух личного состава может несколько упасть.

— Упасть? — переспросил майор сердито, но закончить мысль не успел — дверь без стука распахнулась, и в комнату влетел Воднев, с криком 'Варвар пропал! На связь не выходит!'

Не расставаться с рацией, всегда настроенной на общую волну, — был приказ самого князя, то есть майора Демина. И на свиданку Павленко тоже пошёл с включенной рацией. Но когда через два часа в полном соответствии с предписанием командира, Воднев попытался выйти с ним на связь, то ответа не получил.

— Так! А маячок? — вскинулся Демин.

— Про маячок я как-то... — Воднев растерялся.

Каждый участник группы носил на шее маячок, на всякий пожарный. Демин включил приёмник сигналов. Маячок Варвара был цел и невредим — светился зелёным огоньком на экране.

— Метров четыреста отсюда, — задумчиво протянул Морошкин.

— Да тут весь Козельск метров четыреста, — обрубил Демин. — Так! Андрей, Игорь, берете отделение из сотни Ракши и с монитором дуйте на поиски Варвара. С нами поддерживать связь постоянно! Обо всём докладывать!

Морошкина и Воднева как смело.

— Что думаешь, Алексей? Что говорит тебе твоя наука? — видно, было, что Демин нервничает.

Он как вскочил со стула, когда Воднев влетел в комнату, так уже и не присаживался. А теперь принялся расхаживать из угла в угол. Напротив, Свешников казался спокойным, как Будда; сидел, смаковал свой нескончаемый матэ.

— Да что там думать, командир. Увлекся парень! Бывает. Рацию случайно выключил.

— Эх, кое-кто после разбора полётов получит... по яйцу! — выдал Демин вполголоса.

Запиликал вызов рации: Морошкин вышел на связь.

— Князь, тут войнушка началась! Нас из луков обстреляли, мы заняли оборону.

— Все целы?

— Все.

— Держитесь! Идём на помощь!

С ещё одним отделением из сотни Ракши выскочили из казармы, стремглав помчались к месту сражения, но поспели аккурат к шапочному разбору: бойцы Морошкина и Воднева справились своими силами.

Капитан с факелом в руках рассматривал распластанные на снегу тёмные фигуры — трупы. За его спиной рассредоточились дружинники, числом куда больше десятка.

— Что тут у вас? — коротко бросил Демин.

— Вот. Трое, — кивнул Морошкин на покойников. — Ещё парочка скрылась в темноте. Преследовать не стали.

— Правильно! Потери есть?

— Обошлось. Спасибо Стырю. Ели бы он со своими не подоспел, — капитан опять мотнул головой, в сторону, на выступившего из темноты Стыря.

Тот напряжённо смотрел на Демина. Майор благодарно кивнул в ответ, и сотник расслабился.

— Что ж, теперь остаётся выяснить, где Павленко.

Далее шли двумя цепочками по обе стороны улицы, страхуя друг друга от возможных нападений. Воднев наблюдал на дисплее перемещение зелёного огонька. Пару раз для ускорения пришлось свернуть на другую улицу. И вот они добрались до места.

— Ба! — не удержался Свешников. — Кажись, казённый дом...

С самых первых дней пребывания в Козельске Демин озаботился организацией гауптической вахты, по простонародному — 'губы', на которой бы отбывали наказания за мелкие провинности. А что — гарнизон большой, залётчиков хватало. Ну и некоторые штатские порой нуждались в вразумлении. Подобрали дом, набрали персонал из местных держиморд.

И Варвар в самом деле там обнаружился, когда разгневанный князь в сопровождении бояр да бойцов вломился внутрь. Дениска сидел в вонючей, темной и тесной кутузке, с поцарапанной скулой, но как всегда не унывающий.

— Князь, разрешите доложить! — радостно вскинулся он.

— Доложишь потом! Кто старший? — Демин обвёл взглядом комнату, в которой находилось с полдюжины стражников-мордоворотов — кто сидел, кто стоял...

— Ну, я, — буркнул коренастый, сивобородый.

— На каком основании схватили боярина?!

— А почём видно, что он боярин? — Старший равнодушно кивнул в сторону арестанта, облаченного и впрямь во вполне заурядный прикид, и потому почти неотличимого от местного простолюдина.

'Тьфу ты! — чертыхнулся Демин про себя. — Перебрали с этими перестраховками... Хотя эти-то долдоны могли бы понять и по росту. Таких вёрст коломенских здесь больше нет'.

— Мы-то почем знаем, боярин он или тать нощной, — пробубнил старший, будто читая деминские мысли. — Шляются тут, в темноте.

— Ладно, — процедил Демин. — Разберёмся. Варвар, за мной!

— Есть! — гаркнул тот.

— Ты чего так подставился?! — кипя от злости, накинулся командир на старлея, когда они оказались на улице.

— Това... князь! Да не подставлялся я! Шёл себе, никого не трогал, и тут из темноты... камешек, из пращи, наверное. Я-то уклонился, а рацию зацепило и в хлам. И сразу дюжина архаровцев со всех сторон, ни ответа тебе, ни привета. Кого мог — раскидал, но я ж не Геракл, сначала огрёб, потом по кумполу получил. Очнулся уже на киче.

— Ладно! Разберёмся! С этого дня свиданки отменяются. Ввожу казарменное положение.

На обратном пути Демин тихонько спросил Морошкина:

— Что думаешь про это, Андрей?

— Something is rotten in the state of Denmark ,— протянул Морошкин задумчиво с правильными оксфордскими придыханиями.

— А поточнее сформулировать можешь? — раздражённо перебил Демин, прекрасно понявший смысл фразы. Просто он не терпел умничанья в некоторых ситуациях.

— Знаешь, командир, когда Стырь давеча из темноты выскочил, я первым делом подумал, что это ещё один... Ну что-то такое мне показалось. И как будто он вдруг в последний момент передумал...

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что к Стырю ещё следует присмотреться. Мне кажется, и арест Варвара и этот налёт на улице — звенья одной цепи. Что-то другое сегодня должно было случиться, но — не срослось...

— Так... — протянул Демин. — Вот это уже не Шекспир. Это поинтереснее.

Глава 13

— Ты помнишь товарищ, как вместе сражались, как нас обнимала гроза. Когда нам обоим та-та-та-та... ее голубые глаза, — пел Воднев, шлепая по улице Козельска.

Игорь пел редко, но 'метко'. Вернее — очень скверно, потому что даже друг Павленко, заслышав пение, начинал демонстративно морщиться и глубокомысленно изрекать о том, что петь нужно в душе, где никто не слышит. Или в нужнике.

Игорь на подколы не обижался, знал за собой такую беду. И потому пел только тогда, когда его никто не слышал. Или, если и слышал (вон, как местное население таращится), то все один черт — не поймет.

Песню про грозу, что обнимала боевых товарищей, Воднев не помнил. Затянул новую, более подходящую к случаю:

— Мы красные кавалеристы,

И про нас,

Былинники речистые ведут рассказ

О том, как в ночи ясные,

О том, как в дни ненастные

Мы гордо и смело в бой идём!

Дальше застопорилось, потому что слова он опять забыл. А, нет, вроде бы там еще что-то такое было:

— Веди ж, Буденный нас смелее в бой, пусть гром гремит та-та-та... один такой... Тьфу ты, — плюнул старлей, не сумев подобрать к слову 'бой' ничего более подходящего.

— Дядька боярин, ты чё горло дерешь? — поинтересовался у старшего лейтенанта абориген — мальчишка лет двенадцати, одетый в короткий драненький полушубок и потертую шапку. — Орешь, будто кота за муди тянешь.

Игорь, обиженный за свое выступление, уже хотел послать парня куда подальше, а то и накрутить нахалёнку ухо, но передумал. Внимательно посмотрел на пацаненка. На вид тому лет двенадцать, а может и все тринадцать. Крепкий. И на лыжах пройдет там, где взрослому не пройти.

А ведь идея, пожалуй! Ребенок, конечно ж... Но! Не было в Древней Руси такого понятия — дети. По здешним меркам вполне самостоятельные индивидуумы, тудыть их в качель! Некоторые женихаться уже успели. Тем более на носу беда великая, всем миром вставать надо: чтобы и стар и млад!

А если сколотить лыжный диверсионный отряд из подростков, то чем он хуже отряда из взрослых?!

— Ты, отрок, чей будешь?

— Овдотьин я, — шмыгнул парень носом.

— Стало быть, сирота? — зачем-то спросил Игорь, хотя помнил из наставлений Свешникова, что если на вопрос 'чей' ребенок называет имя матери, то отца у него нет.

— Ну...

— Тятьку татары убили?

Мог бы и не спрашивать. Мальчишка набычился, но слезу не пустил. Молодец. Скривился и снова шмыгнул носом.

— Пришлые мы, — сообщил парень. — Из Рязани бежали.

— Ты же в Козельске не один такой? — настаивал Игорь. — Есть дружки, кто с татарами посчитаться хочет?

— А то... — сплюнул мальчишка на снег и по-взрослому спросил:

— Ты, боярин, дело скажи. Коли нужда есть — хоть щас робят скличу. Сколько надо-то?

— А надо... — призадумался Воднев на миг. — Человек десять-пятнадцать. Найдешь?

— Да раз плюнуть, — усмехнулся мальчишка. — В Козельск не токмо мы с маткой пришли, тут и других полно. Вон — Ванька Ванявый, крючников сын, Гюрг у дьячковой вдовицы... — начал он перечислять, но Игорь прервал парня:

— Короче. Тебя как звать-то? Онька? Это что за имя такое? Онисим? Ну, лучше пусть будешь Онисием, солиднее. Значит, друг мой, Онисим, давай так. Собирай пацанов...

— Кого собирать? — удивлённо захлопал глазами тот.

— Дружков своих, — уточнил Воднев, удивившись, что слово 'пацан' тут не знакомо. Надо будет Свешникова спросить.

Когда Онисим убежал, Игорь спохватился (а что родители скажут?), но было уже поздно. Да и некогда было думать, потому что пришел туда, куда хотел — в мастерскую бондаря.

Воднев ожидал, что в мастерской — здоровенном сарае, где под самую подволоку были сложены разномастные бочки — он встретит какого-нибудь старичка с козлиной бородой. Почему-то именно таким воображение рисовало бондаря. Вместо этого узрел нестарого еще мужика, комплекцией напоминающего Павленко.

— Здравствуй, мастер, — слегка поклонился Игорь, приподнимая над головой шапку.

— И ты, будь здрав боярин, -поясно склонился бондарь, польщенный оказанным почетом.

Выпрямившись, с интересом смотрел на боярина, сотворившего необычное дело — первого поздоровавшегося с горожанином. Воднев-же, не зная как начать разговор, осматривал готовую 'бочкотару'.

Посмотреть было на что: в мастерской громоздились столь огромные кадушки, что впору засмолить не только царицу с князем Гвидоном, но и всех богатырей с дядькой Черномором. Впрочем, были и что вместят не больше поллитры. Ну, коли прежними здешними мерками мерить — фунт.

Наконец, высмотрев в углу доски для сколачивая бочек (как их там, клепки, что ли?), Игорь начал разговор:

— Вот скажи-ка мне Данила-мастер...

— Не Данила я, а Гаврила, — поправил бондарь.

— Ну, стало быть, скажи мне, Гаврила-мастер, — опять начал Воднев, но снова был перебит:

— Ты, боярин, меня за фрязина что ли считаешь? — обиделся мужик. — Так русский я, в Козельске уже шестое колено живет. И все бондари.

Игорь едва не взвыл. Пацан не понял, что его называют пацаном, а мастер — мастером. Ну, насчет мастера понятно, слово немецкое. Сколько еще таких в обиходе, о чем мы не задумываемся. А с пацаном надо бы проконсультироваться.

Ладно, хрен с ним, с великим и могучим, с этимологией (так, вроде бы?) можно и потом разобраться!

— В общем, Гаврила, нужны мне доски струганные, вроде этих, клепок.

— Много досок-то? — слегка посуровел бондарь. — И каких размеров?

— Досок... — прикинул Воднев, чтобы с запасом, — ну, штук сорок. А ширина, чтобы... — выцепив взглядом подходящую клепку, подошел и измерил ее так, как когда-то научил трудовик в школе — мол, если под рукой ничего нет, можно мерить подручными средствами — с помощью руки. Расстояние от мизинца до большого пальца примерно двадцать пять сантиметров.

— Стало быть, ширина тебе в пядь нужна? — уточнил Гаврила. — Ну, таких у меня много, хоть сотню дам.

'Так вот она какая, русская пядь!' — возликовал Игорь, помнивший, что 'пядь' — это что-то маленькое. Как там в песне — 'Чужой земли не надо нам не пяди, но и своей вершка не отдадим.

Воднев помотал головой, отгоняя мысль: а сколько тогда сантиметров в вершке?

Мастер спросил:

— Тебе в какую пядь — в малую?

— А у досок у этих концы вверх можно загнуть?

— С обеих сторон? — удивился бондарь.

— С одной, — поправился Игорь.

— Это что, как у лыж, что ли?

Вот тут старший лейтенант чуть не сел. Он-то приготовился поучать бондаря, как сделать 'снегоступы', а тут — бац!

'Ну, Михалыч, ну, зараза историческая! Скажу я тебе пару ласковых!' — мысленно пообещал Игорь главному консультанту диверсантов. Теперь же, желая выкрутиться из неловкой ситуации, спросил, как бы о само-собой разумеющемся:

— А готовых лыж у тебя нет?

— Так у меня откуда? — развел руками бондарь. — Лыжи надо у дружинников княжеских спрашивать. Они же зимой на лыжах ходят...

Вот тут потомок кержаков сделал то, за что его старый прадедушка, доживи он до сего дня, заставил бы долго чистить зубы с хозяйственным мылом — выматерился! Причём уже не в первый раз с момента попадания в Козельск. А ведь в жизни старлея-диверсанта случались моменты и похуже! Однако тогда он почему-то не матерился.

— Ась? — навострил уши Гаврила. — Это по-каковски? Как, говоришь мать-то поиметь надобно?

— Ладно, — оборвал неприятный разговор заалевший Воднев. — Не бери в голову! А лыжи, что у дружинников... ну, не годятся они нам. Не той системы, — вспомнил и сразу хмыкнул он.

Вообще, мысль понаделать лыжи из клепок пришла к Игорьку из глубокого детства. Сам он, конечно, не то, что на самодельных лыжах, но и на 'мягких' креплениях не ездил. Был у него полупластик, потом — пластик, с 'крутыми' ботинками. Но жила в деревушке, куда они с родителями ездили отдыхать, стогодовалая бабка Лена.

' Щас-то, дивья вам, горлоеды, — говорила старуха, смешно корявя слова беззубым ртом. — Пошел в магазин, все и купил. А ведь у нас как было? Мячи тряпишные шили, а вовнутрь вату запихивали. А лыжи из дощечек делали, от старых бочек. Настоящие лыжи токма у бар были'.

Бабка Лена умерла давным-давно, но ее рассказ отложился глубоко в памяти, чтобы вынырнуть. А вот, поди же ты... Не удалось удивить предков новшеством.

Бондарь, между тем, решил уточнить:

— Ну так, говори: какие лыжи нужны, да к какому сроку?

— Значится так... Нужно мне двадцать пар, скажем, дня через два.

— Не пойдет через два, — помотал головой бондарь. — Не успею.

— Так я тебе помощников дам, — обрадовано сказал Воднев, вспомнив о том, что скоро у него будет команда мальчишек.

— Так помощники-то мне на кой хрен? — скривился Гаврила. — Лыж я настругаю, концы заострю, желобок выдолблю, чтобы по снегу скользило. Ну, дырок навертеть надо, чтобы веревку продеть. Всё про всё — на полдня работы. Так ведь лыжи надо с задратыми концами делать. Мне же клепки придется в бане парить, а потом камень сверху класть. А парить дня два, а то и три придется.

— Давай через три, — покладисто кивнул Игорь. Вздохнув, полез за пазуху:

— Сколько?

— Да ты чё, боярин? — отшатнулся Гаврила. — Ты же лыжи эти не для себя делаешь, а чтобы татаров бить!

Игорю оставалось только одно — поклониться мастеру. И уже не кивком, а в пояс, как равному.

От такого изъявления чувств вышестоящего по социальной лестнице, бондарь совсем опешил. Вот он, феодализм проклятый!

Глава 14

На выходе из мастерской Игоря уже ожидали мальчишки во главе с Онисимом, надувшимся от собственной важности.

Игорь осмотрел 'гаврошей', крякнул. Одежда — дыра на дыре, вид голодный.

— Что орлы мои сизокрылые, — нарочито весело обратился Воднев к парням, — на лыжах ходить умеете?

— Н-ну... — неопределенно протянул кто-то из парней, и Игорь понял, что ходить на лыжах — тем паче, бегать на них, они не умеют. Не пришла еще эта забава на Русь. Вернее — прийти-то пришла, но была еще не забавой, а суровой необходимостью.

— Я умею, — заявил вдруг один из мальчишек. — Я с тятькой на охоту ходил! — похвастался он, а потом вдруг пустил слезу:

— Тятька охотником был, да мунгалы его в дороге убили.

— Вот за тятьку и поквитаешься, — нарочито резко оборвал его Воднев, хотя, при взгляде на мальчишек, у него самого что-то подкатывало к горлу. Какой-то невкусный ком...

Откашлявшись, приказал:

— Значится так, отроки! Сейчас занимаетесь своими делами, а через ... (спохватился, едва не ляпнув 'через час', что у предков означало 'минуту') ... а к закату к нашему терему подойдете. Знаете где?

— Знаем! — бодро отозвались мальчишки.

— Вот и ладно, — кивнул Игорь.

Глянув на солнышко, прикинул, что до заката час-полтора и осталось, потом строго добавил:

— Никому ничего не болтать! Ясно?

— Ясно! — вразнобой отозвались мальчишки.

Отозваться отозвались, но разбегаться по своим делам не спешили. Сгрудившись вокруг Игоря, чего-то ждали.

— Парни! — сказал Воднев, сделав лицо построже. — Вам чё непонятно? Повторить?

Мальчишки засопели. Переминаясь с ноги на ногу, опять чего-то ждали. Наконец, не выдержал Онисим:

— Боярин, а ты нам хлебца не дашь? Голодно очень...

— Нам бы не себе, — стыдливо добавил тот мальчонка, чьим отцом был охотник. — Мамки у нас голодают, сестренка у меня есть еще, братик...

— И у меня...

— А нас у мамки семеро...

Игорь посмотрел на голодных мальчишек... Наверное, ему еще никогда в жизни не было так плохо. Даже тогда, когда на 'зачистке' одного аула пришлось стрелять в боевика на глазах у его семьи.

— Ребятишки, с собой я хлеб не ношу, — виновато сказал Игорь. — Давайте, разбегайтесь пока, а к закату придете...

В 'ставку' он пришел так быстро, как только мог. Побежал бы, да нельзя... Не говоря ни слова, вытащил из угла большой мешок и на глазах удивленных товарищей принялся набивать его тем, что под руку подвернулось: сухарями, кусками сыра. Сбегал в поварню, притащил оттуда несколько караваев хлеба.

Демин, наблюдавший за деятельностью подчиненного, не выдержал:

— Игорь, ты зачем провизию запасаешь?

С изумлением констатировав, что Воднев на замечание старшего по званию реагирует слабо, гаркнул:

— Старший лейтенант Воднев! Ты чего делаешь?!

— Виноват, товарищ майор! — спохватился Игорь.

Вытянувшись по струнке, доложил:

— Диверсантов кормить собираюсь.

— Игорь, ты чего? — поинтересовался Павленко. — Заболел, что ли? Каких диверсантов?

— Стоп-стоп, — начал понимать командир. — Ты чего, лыжников из местных набрал? Вроде, хотели из своих отряд составить.

— Я, командир, ребятишек решил к делу пристроить, — сказал Игорь.

Объяснять, что к чему, не пришлось. Диверсанты — народ понятливый. К всеобщему удивлению, идею детского диверсионного отряда принял в штыки не мягкотелый интеллигент-либерал Свешников, что было бы логично, а Павленко.

— Да вы чего, мужики? Мы что, пацанов на убой пошлем? — кипятился старший лейтенант, напрочь забывший о хохляцком акценте. — Мы даже во время Отечественной войны мальчишек жалели. Даже сынов полка в тыл отправляли. Когда фильм 'Сволочи' сняли — скандал был! Меньшов даже приз отказался вручать! Фашисты детей на смерть посылали, а мы кто будем? Игорь, ты каким местом такое придумал?

— Таким самым местом и придумал, — не стал спорить с другом Воднев.

Криво усмехнувшись, сказал:

— Им, пацанам этим, что так, что этак, все равно смерть. Не от сабель татарских умрут, так от голода ноги протянут. Вон, выйди во двор, посмотри, — разозлился Игорь. — Наверное, стоят уже, хлебца просят. Их тут много, в Козельске. Вдовы, сироты, калеки, кто из других городов прибежал. Думаешь, их тут кормят? Ладно, что в храме что-то перепадает, так надолго ли?

— Да, а вот об этом аспекте мы как-то не подумали, — хмыкнул Свешников. — Тут же народ голодает...

— Нам, Алексей Михайлович, такую задачу никто не ставил, — мягко пояснил Демин.

— Да я понимаю, — вздохнул историк. — Отстоим Козельск, спасем людей и от татар и от голода... Но все равно, кошки на душе скребут.

— Скребут, — согласился Демин. — А что делать?

В палатах повисло молчание. Каждый понимал, что сделать они ничего не могли. Им и так приходилось выколачивать харчи на свою дружину. А если еще заставить княгиню кормить всех беглых, собравшихся в городе, то... Нереально это. Суровый прагматизм войны — надо кормить здоровых мужиков, в ущерб всем прочим.

— Ты сколько пацанов набрал? — поинтересовался Демин.

Павленко, вскинулся было, но смолчал. Понял, что командир идею детского отряда одобрил. А коли одобрил, чего спорить?

— Было около двенадцати. Дюжина. Да, Алексей Михайлыч, — вспомнил Игорь свою закавыку. — А слово пацан когда появилось? А то я одного пацаном назвал, так он и не понял.

— Ну, появилось это слово давно, но в наш обиход вошло только в первой половине двадцатого века, — начал Свешников издалека.

Посмотрев на недовольного майора, поспешил закончить:

— В общем, пришло оно к нам из еврейского, как и многие слова тюремного жаргона — то есть, фени. Означает — маленький половой член.

— Чего? Пацан — маленький половой член? — вытаращился Павленко.

— Ну да, — пожал плечами Свешников. — Поц — большой член, поцан— или пацан, маленький... У нас много слов в феню из идиша пришло. А из фени — уже в обычный говор.

— М-да... — помотал головой Павленко. — А мы-то дураки и не знали.

— Ну, мы много чего не знаем, ну и что? Прижилось слово, так что теперь, вешаться? — хмыкнул Воднев. — Ты, Михалыч, лучше объясни, почему ты про лыжи мне ничего не сказал?

— В смысле? — не понял Свешников. — Чего я тебе должен был сказать?

— Ну то, что в Древней Руси они уже были. А то я как дурак приперся, начал объяснять — что мол, мне надо, а мне словно колуном по башке — мол, так и скажи, что лыжи нужны.

— А ты что, сам не знал? — вытаращился Свешников. — На лыжах еще скифы бегали. Картины есть — русское войско в походе. Не помню, чье войско — не то Ивана Грозного, не то еще кого-то.

— Так откуда я знал? — фыркнул Воднев. — Я вот из учебника картинку помню — 'Арабское войско в походе', как арабы при Мухаммеде в бой ходили — вдвоем на одном осле. А про русских воинов ничего не было. Ты же у нас научный консультант, или где?

— Ну, а я-то откуда могу за тебя знать? — разозлился историк. — Я учебники не пишу. Книги надо читать. А еще лучше, башкой думать. У нас зима почти полгода стоит, снег лежит, а чтобы лыжи не выдумали?

— Ну, — добавил историк с горечью, — почему мы всегда думаем, что наши предки дурнее нас?

— Так историки и виноваты, — встрял Павленко. — Почему не пишут научно-популярных книг? Вот и читает народ всякую муть, вроде Бушкова...

— А что Бушков? — обиделся Воднев за любимого писателя, а Свешников огрызнулся:

— Ты еще Фоменко с Носовским вспомни. Я не виноват, что в военных училищах Карамзина с Устряловым не преподают.

Разгоревшуюся дискуссию, грозящую перейти в ссору, пресек командир.

— Все, товарищи бояре, замяли, — слегка повысил голос Демин. — Давайте-ка делом заниматься. Алексей Михайлович, у тебя вроде бы встреча с купечеством намечена?

— Так точно, — по-военному отозвался историк. — Нам тут кое-что по амуниции нужно решить.

— Значит, будешь эти вопросы решать, порешай еще и об одежде для наших гаврошей. Как я понимаю, их будем использовать как лыжников. Драные, небось? Стало быть, понадобятся им ... Что им может понадобиться, а?

Командир перевел взгляд на Воднева, а тот, уже не удивлявшийся командирской прозорливости, повел плечами:

— Куртки какие-нибудь — ну, типа коротких полушубков — чтобы задницу прикрывали, штаны покрепче. Валенки бы еще. А не то я смотрел — в лаптях парни ходят.

— М-да, на лыжах в лаптях не очень, — согласился командир и кивнул историку. — Сделаешь, Алексей Михайлыч?

— Не уверен, что у купцов готовая одежда есть, — задумчиво сказал историк. — Не было еще массового пошива. А дети — те вообще за отцами донашивали. Ну, перешивали, конечно. Валенки — те должны быть. Их обычно по индпошиву не делали — смысла нет. Катавалы на разные размеры катали, а потом купцы оптом закупали и продавали.

— Ну, пусть хотя бы валенки, пар так десять-двенадцать, — покладисто кивнул Воднев. — Со штанами да шубейками что-нибудь придумаем. Лишнее обрежем, дыры залатаем.

— Вот и ладно, — сказал майор. — Алексей Михайлович, ты можешь идти, а ты, товарищ старший лейтенант, коли идею подал, то тебе ее и воплощать.

— Разрешите выполнять? — поднялся Воднев. — Наверное, уже собрались, есть хотят...

— Да, насчет еды, — строго посмотрел командир на Игоря. — Сегодня — ладно, пусть всухомятку. С завтрашнего утра всех пацанов — тьфу ты ... парней, в смысле, поставить на довольствие. Чтобы все, как положено — щи да каша. И смотри, чтобы они все сами съедали, а домой не таскали.

— Н-ну, тут уж как пойдет... — пожал Игорь плечами. — Не усмотреть.

— А ты усмотри, — усмехнулся Демин. — Понятное дело: будут стараться мамкам да малым братишкам еду утащить, а ты не давай. Нам весь Козельск не прокормить, а бойцы сытые должны быть. Понял, товарищ старший лейтенант?

— Понял, товарищ майор, — грустно кивнул Воднев. — Чего уж тут непонятного?

— Вот и ладно, — резюмировал Демин. — С завтрашнего дня приступай к тренировкам. Пока бондарь твой лыжи делает, займись боевой подготовкой. Пусть пацаны ... да, пацаны найдут какие-нибудь доски. Ну, сам сообразишь. Все. Вперед, за медалями...

Когда-то, давным-давно (до военного института и службы в спецподразделениях) Игорь Воднев любил ходить на лыжах. Как прекрасно, если стоит солнечная, безветренная погода, а легкий (ну, не больше минус двадцати по Цельсию!) только помогает лыжнику. И, совсем хорошо, если ты идешь не по накатанной лыжне и не по сугробам, а по целине!

Плохо другое. За последние девять лет, с тех пор как плечи Игорька украсились погонами (курсантскими, а потом и офицерскими) ходьба на лыжах из удовольствия превратилась в работу. В военном институте приходилось бегать за честь факультета — где тут кайф?

Глава 15

— Воднев, ты из поморов? Вперед, на лыжи!

— Лыжня! Лыжню!

Сплошные сопли на лыжне, а потом неудовольствие полковника Неходько, ежели, скажем, прибываешь вторым, а не первым. А уж если не оказался в 'тройке', то считай, остаешься без увольнительных на месяц! Уже этого бы хватило на неприязнь к лыжному спорту. Ну, а потом, когда по странному стечению обстоятельств он оказался вообще не там, к чему его готовила Родина, лыжи опять-таки не стали развлечением выходного дня.

Заметим, что Родина дала Игорю прекрасную специальность — 'Комплексное обеспечение информационной безопасности и автоматизированных систем' и квалификацию 'Специалиста по защите информации'. Работа по нашему времени важная и нужная. И денежная!

Многие из сокурсников уже устроились на теплые места в банках или администрациях (кое-кто уже пробились в замы мэров и губернаторов, а один уже протирает штаны в министерстве сельского хозяйства), а на лыжах бегали исключительно для того, чтобы не зарастать дурным жиром.

'Теплым' местам своих бывших сокурсников Воднев не завидовал. Завидовал другому. Тому, что они могут себе позволить кататься на лыжах для удовольствия, а не по службе. Не так, чтобы очень быстро бегать (а порой и убегать), а так, чтобы мороз и хруст.... Вот и сейчас, старший лейтенант двигался, чувствуя за собой дыхание своих малолетних подчиненных, спешивших повоевать. Какое тут удовольствие? Сплошная служба.

Лыжи, изготовленные Гаврилой-мастером из досок, предназначенных для сколачивая кадок и ушатов, отличались от тех, к которым привык Игорь. Но Воднев ожидал худшего. Думал — будет нечто неподъемное, а эти, хотя и весили добрых полпуда, но позволяли двигаться по снегу с приличной скоростью. Не двадцать пять-двадцать семь кэмэ в час, как он когда-то бегал, но десять-пятнадцать — точно! От всадника на твердом месте не убежишь, однако на пересеченной местности или в лесу — запросто. Впрочем, как приказывал майор (а Воднев был полностью согласен с командиром), в столкновение с противником входить было нельзя.

Из дюжины мальчишек, набранных Онисимом, в строю, то есть на лыжах, осталось девять. Троих пришлось 'списать'. Один из парней так и не смог научиться ходить на лыжах, заваливался на ровном месте. Второй оказался слабосильным. Наверное, полгодика тренировок, да нормальная еда, сделали бы из парня бойца, но не было сейчас это полугода... У третьего же, после того как его поставили на довольствие дружинника, от обильной еды случились проблемы с желудком. Проще говоря — парнишку прохватил такой жестокий понос, что он почти сутки не вылезал из нужника. Потом, правда, пришел в норму, но был до того слаб, что брать его на тренировки, а уж тем более на задание, не было смысла.

Наверное, должен был Игорь присматривать, чтобы изголодавшиеся мальчишки не набрасывались на еду, кормить их постепенно. Но, опять-таки, то самое но... Не было у Игоря ни времени (да что там, душой кривить!) и желания присматривать за 'гаврошами'. На войне, как в самом скверном варианте эволюции — выживает сильнейший.

Положа руку на сердце, Воднев думал, что из двенадцати придется 'списывать' половину. Ну, не верил он, что за три дня можно научиться бегать на лыжах. Оказывается — очень даже можно. Парни, разумеется, не выдержали бы темпа и скорости, которую мог бы развить Игорь, но все же, все же... Помнится, были в спецгруппах офицеры, которые и этого не могли. Не было, что ли, физкультуры? Вот тут снова задумаешься о предках...

Маршрут, по которому двигалось отделение лыжников (должно же быть название у регулярного подразделения?) был определен заранее. 'Птичку-невеличку', сиречь, беспилотник, целый день гоняли по максимуму, пытаясь составить схему прилегавших к Козельску мест. Гоняли-гоняли, но толковой карты не получилось.

Ну, как ее получишь, если предел полета беспилотника двадцать верст? А ему еще и обратно лететь. И на мониторе отражался, в основном, снег да елки, а нужны были дороги, деревни. В идеале, еще и расположенные вдоль дорог копны с сеном.

Собственно говоря, сено и было главным объектом диверсионного отряда. А уничтожение стогов и копен (в чем разница между ними, диверсанты из двадцать первого века представляли смутно), ставилось как важный стратегический удар по монголо-татарам. Лошадь татарская — скотина неприхотливая, но траву из-под снега, как северный олень, она есть не станет, да и ветки глодать, словно лось, тоже.

Плохо лишь то, что стога с сеном с высоты нисколько не отличались от рельефа. Ну, видны какие-то снежные выпуклости на ровном месте, в окружении лесов, так и пойми, что это такое — не то, сено, собранное рачительными крестьянами, не то — просто сугробы, наметенные на высокие кусты или поваленные деревья. Проверить — сено это или снег можно лишь приблизившись вплотную.

Но кое-что сделать удалось. Прежде всего, наметить дороги, определить наиболее 'подозрительные' выпуклости. Дороги, разумеется, так себе — набитая по снегу санная колея, но все же, кое-что, это лучше, чем ничего.

По прикидкам и сверкам с современной картой, дорога связывала Козельск с Владимиром и Дебрянском (будущим Брянском). То есть, именно с теми городами, от которых и двинутся на Козельск татарские рати. Опять-таки, по мнению Свешникова, Бату-хан уже должен был взять Дебрянск, а Бури с Каданом осаждают Владимир. Если не врут летописи, то первым на Козельск должен двинуться Бату-хан. И если (ключевое слово!) верны источники, то двинуться он должен по реке Жиздре. Но одного лишь замерзшего русла мало — для воинства (прошу прощения, для военного транспорта кочевников!) — не хватит.

Немалая часть воинства попрется и по обычным дорогам. По руслу Жиздры диверсанты 'гуляли', когда шли в Козельск. Если по берегам и осталось сено, так разве что покормить пару козлов, да и то, вряд ли. Стало быть, Водневу требуется пройтись вдоль дороги с условным наименованием 'Козельск-Брянск', а потом выйти на дорогу 'Козельск-Владимир'. Если учесть, что лежат эти пути почти на прямой линии, то после первого рейда Игорю можно вернуться в Козельск, отдохнуть, а уж потом идти хулиганить дальше.

Дело осложнялось еще и тем, что крестьянские стога не стоят вдоль дорог, аки путевые столбы. Было бы так, так сеном воспользовались бы все, кому не лень. Их надо искать примерно в километре-двух от дороги. Дальше — только время тратить. Да и татары вряд ли уйдут от дороги в непролазные чащи.

Игорь решил пройти километров двадцать, 'вычисляя' стога, а жечь их уже на обратном пути. Лучше, если огонь остается за спиной. Ну, не любят на Руси поджигателей, ох как не любят. Помнил старлей историю знаменитой партизанки-поджигательницы, которую местные жители выдали немцам...

Мальчишки тринадцатого века во главе с командиром из двадцать первого бодро двигались, наминая лыжню. Время от времени Игорь сверялся с картой, делал прикидку по азимуту и посылал кого-нибудь из мальчишек в сторону от дороги. Если пацану удавалось отыскать стог (скирду, копну, как там еще?), то место отмечали вешкой и двигались дальше. Нужно сказать, что только несколько целей, из отмеченных, оказались ложными — охотничий домик, кусты смородины, да старая сосна, под которой рачительный медведь обустроил себе берлогу, а все остальные тем, чем нужно. Мечтой юногоопджигателя.

Карта показывала, что от Козельска они отошли уже на пятнадцать километров. Будь Игорь один, он свободно махнул бы еще километров пять, а то и десять. Но мальчишки уже 'скисли'. Стало быть, пора поворачивать назад.

— Ну что, орелики? Устали? — улыбнулся Воднев своей команде.

— Есть немного, — ответил за всех Онисим.

— Привал! — объявил командир к всеобщей радости.

Но долго рассиживаться Игорь не позволил. Дал время ровно столько, чтобы парни перекусили, да перемотали портянки.

— Подъем!

— У!У! — отозвались пацаны нестройным гулом, но командир был неумолим:

— Подъем, золотая рота!

Что такое рота, тем более — золотая, мальчишки не знали, но спрашивать постеснялись. Да и сам старлей, если честно, имел смутное представление — что это за рота такая? 'Золотая' — от драгметалла или от 'золотаря'? Есть же в великом и могучем идиомы, которые все используют, но мало кто понимает.

— Значит, двигаемся обратно, — насупил брови Игорь. — По моему приказу, по очереди, сворачиваете к стогам, поджигаете их и возвращаетесь обратно к дороге. Все поняли?

— Боярин, ты нас совсем за дураков считаешь? — поинтересовался один из мальчишек. Как там его — Матурка?

— Почему? — удивился Воднев.

— Так чего по сто раз повторять? И так понятно, что сено поджигаем, а не снег, да что к дороге возвращаемся. Не в лес же идти.

— Разговорчики! — оборвал Игорь ненужный треп, подумав, что кое в чем мальчишка и прав. Но что делать, если въелось в него привычка получать и отдавать приказы так, чтобы все было четко и ясно? Даже, если эта четкость излишняя...

— Разговорчики! — еще раз, про всякий случай, прикрикнул Воднев, а потом скомандовал:

— Кремни-кресала достать! Огниво показать!

Мальчишки издали возмущенный вой, но брыкаться не посмели (во время тренировки убедились, что за пререкания можно получить по шее) полезли в поясные сумки и начали показывать командиру 'огниво' — замысловатые железяки и куски кремня. Как пользоваться этой штукой, Игорь не знал. Теоретически представлял, что принцип такой же, что и у 'Зиппо', только без колесика и без бензина. Пытался как-то освоить древнерусскую 'зажигалку', но ничего не получилось. У предков, у них все просто — вжик, дзинь — и, готов огонь!

А ведь еще дед говорил, что до войны (то есть, до Великой Отечественной), спички были в большом дефиците и народ пользовался кресалами. Но Игорь Воднев особо не переживал, что не умеет пользоваться огнивом. Понадобится, нужда припрет, научится. Покамест, можно и зажигалкой обойтись. Игорь отродясь не курил, но зажигалку (равно как и перочинный нож) имел при себе всегда.

Отделение древнерусских лыжников двинулось обратно. Время от времени, кто-то из ребят, поравнявшийся с вешками торопливо сворачивал в сторону, высекал искру и поджигал сено. И уже очень скоро, за спинами маленького отряда в зимнее небо упирались столбы черного дыма и рыжего пламени, а темно-синее небо заволокло копотью... А уже к половине пути случилось то, чего опасался старший лейтенант Воднев.

— Оньку бьют! — завопил кто-то из мальчишек, чье имя Игорь так и не запомнил.

Когда старший лейтенант подъехал к месту происшествия, там уже вовсю шла драка. Вернее — избиение. Два мужика сосредоточенно пинали катавшегося по снегу мальчишку, а третий стоял чуть поодаль, угрожая деревянными вилами остальным мальчишкам.

— Щас, одного поджигателя прибьем и за вас примемси, — мрачно обещал мужик, отгоняя от себя Матурку, кинувшемуся на выручку друга. — Пшел прочь, лярва, а не то пузо проткну!

— Отставить! — рявкнул Игорь, подъезжая ближе.

— О, а вот ты-то нам и нужно, мил-человек! — радостно вскинулись мужики, оставив избитого парня. — Вот тебя-то мы щас и поучим! Стой, где стоишь паскуда!

Как по волшебству в руках у мужиков появились топоры, а тот, что с вилами, скривив рожу пострашнее, попытался ткнуть острием в грудь старлея. Конечно, этот номер не прошел.

Игорь лишь отклонил корпус в сторону, пропустил деревянные зубья вдоль груди, а потом, перехватив черенок, выхватил сельскохозяйственный инструмент из рук хозяина.

'Как чукча — лыжи не снял!' — мысленно выругал себя Игорь, переступая в сторону. Конечно, без лыж было бы сподручней, но коли не снял — возись, распутывая веревки! — пришлось драться так.

Впрочем, Водневу понадобилось чуть меньше минуты, чтобы показать преимущество рукопашного боя перед грубой силой.

Когда все три селянина лежали и тихонько стонали, поверженные собственным инструментом, Игорь обернулся к восхищенным подросткам:

— Ну и чего вытаращились? Приказ какой был? Сено кто будет жечь? Пушкин?

— Ясно-понятно, боярин! — дружно закивали мальчишки и побежали выполнять приказ. На месте остались лишь Воднев и Матурка..

Игорь снял наконец лыжи и подошел к лежащему на снегу Онисиму.

— Сильно? — поинтересовался спецназовец, а Онька лишь слабо простонал.

Понятное дело, с поджигателем мужики не церемонились. Хорошо, если ничего не отбили. И что же теперь делать?

— Слышь, боярин, а давай лошадь возьмем, — предложил Матурка, словно отвечая на невысказанный вопрос.

— Лошадь?!

— Да вон, в кустах стоит. Энти, — пнул Матурка одного из селян лыжей, — они же сюда на санях приехали.

— Давай, — кивнул Игорь, решив, что лошадь будет боевым трофеем.

Матурка сбегал в кусты и вывел оттуда лошадку, запряженную в дровни. Игорь уложил Онисима, укрыл парня тулупом, 'одолженным' у одного из мужиков.

— А с этими чего? — поинтересовался Матурка, а потом совершенно спокойно спросил:

— Может, зарежем? Чё они нашего Оньку избили? А коли помрет теперь, с кого спрашивать?

Матерому спецназовцу стало не по себе от того, с какой легкостью мальчишка предложил зарезать людей, которые если и были в чем-то виноваты, то только том, что пытались наказать злоумышленника. А им и так досталось — вон, ни один не шелохнется. Не отвечая прямо, кивнул на злополучный стог:

— Махмуд, поджигай!

— Вот чё ты боярин все какие-то слова непонятные говоришь? — хмыкнул Матурка, вытаскивая кресало.

Щелкая кремнем о железку, извлек огонь, подул на легкое пламя, а когда то занялось и начало лизать сено, продолжил:

— То Пушкина какого-то вспоминаешь, а щас вон — имя какое-то бусурманское. Я же говорил — Матурка я, можно Митькой звать.

— Ну, Митька так Митька, — не стал спорить Игорь.

Сунув на дровни лыжи — и свои и мальчишек, уселся и скомандовал:

— Давай-ка Митька, садись за штурвал!

— Какой-такой штурвал? — не понял мальчишка, но что от него требовалось — понял. Примостившись на дровни бочком, как заправский возчик, перехватил вожжи, рявкнул:

— Ну, милая, пошла-пошла!

Обратно к Козельску дорога показалась веселее. Конечно, места на всю ораву на дровнях не хватило, поэтому время от времени лыжники и седоки менялись местами. А Игорь, посматривая, как сумеречное небо расцветает все новыми и новыми столбами пламени, думал: а что же это он дурак сразу на санях не поехал? Можно было бы не одни дровни взять, а столько, сколько надо. И быстрее бы получилось, да и мороки меньше, чем с самодельными лыжами.

Глава 16

Явление татар народу случилось в расчётные сроки — немногим, но всё ж таки позже, чем было в ТОЙ истории. Потрепали летучие отряды лыжников монголов, да и тактика выжженной земли оправдалась: с собой кочевники тащили умопомрачительный обоз, а с ним любое войско обречено на медленное изнурительное передвижение.

Без присмотра неприятеля не оставляли, следили за каждым шагом, потому никаких сюрпризов не было.

Вечером со сторожевой башни подали сигнал о приближении монголов (передовые отряды те уже опасались высылать — учёные!), потом округа наполнилась многоголосым шумом, конским ржанием, лязгом, стуком и прочим звучанием, характерным для огромного 'симфонического оркестра', состоящего из тысяч людей и животных.

Орда размеренно втекала, занимая всё свободное пространство. Стоит признаться, что впечатления цыганского табора она не производила. Никакого беспорядка, чувствовалась железная рука организаторов, стоявших за этим действом.

Кочевники сноровисто расставили юрты гигантским кругом, в центре несколько шатров, очевидно, для знати. Сразу зажглись-заполыхали сотни костров, с крепостных стен они казались армадой неподвижных светлячков, сизые дымки потянулись к небу.

Войско внушало уважение — пусть потрёпанный, но всё же тумен, а это по меркам немноголюдного средневековья всё равно, что весь личный состав китайской народной армии, выстроенный на параде. Впечатляло не только козельчан, даже Демин вдруг ощутил, как засосало под ложечкой. Одно дело представлять врага, и другое — увидеть его во всеоружии. А ведь в любой момент Батый может прислать подкрепление. Руки у него развязаны и достойных противников на Руси больше нет.

— Командир, давай сниму вон того хмыря в блестючих доспехах,— предложил Павленко, выцеливавший через оптику дальнобойной снайперской винтовки достойные мишени. — Смотри, как все ему кланяются. Не иначе генерал какой.

— Успеется, — буркнул сквозь зубы Демин. — Не хочу, чтобы они раньше времени просекли, что мы их и отсюда достанем.

'Генерал' нырнул в ближайший шатер.

— Живи пока, — разочарованно вздохнул Павленко.

Пару часов они простояли на стенах, ожидая каких-то шагов от неприятеля, но те словно не замечали находившегося перед их носом города, занимались исключительно мирными делами.

Никаких тебе толмачей-переговорщиков, ультиматумов, угроз. Ни дать ни взять устроители ярмарки, которая назавтра засверкает яркими светящимися вывесками и поманит почтеннейшую публику кружащимися каруселями да петушками на палочке.

— Обнаглели, — покачал головой Морошкин. — Нас ни в грош не ставят.

— С утра начнётся, — заверил Свешников.

Демин велел выставить на стенах усиленный дозор, а сам отправился почивать, согласившись с мнением учёного, что главные события начнутся на следующий день, и встретить их лучше выспавшимся и бодрым. Хотя... разве с Феодосьей заснёшь?

Она встретила его в спальне, не боясь и не стесняясь собственной наготы, и Демин в очередной раз признал, что хороша княгиня, ничего не скажешь.

Всё, чему было суждено случиться, произошло, причём буднично, без драматизма и эксцессов. Отношения сами собой миновали конфетно-букетный период и процедуры ухаживания, любовники сразу вцепились друг в друга.

Феодосья искала и нашла крепкое мужское плечо, а майор вдруг ощутил, что в его жизни появилось что-то светлое и тёплое (А Лиза? Лиза — она там, в прошлом... то есть в будущем! Блин, хрен разберёшь!).

Незадачливый красавец Егорий получил отставку. Если и обиделся, то вида не подавал. А Демин с головой окунулся в чувства, порой не понимая, почему, если война, так обязательно и любовь? Было уже подобное в его лейтенантском прошлом, правда, закончилось плохо, ну да не его тут вина.

В эту ночь они любили друг друга долго и страстно, заснули лишь на рассвете, чтобы проснуться, когда дежуривший по гарнизону Морошкин явился со срочным известием.

— Князь, там какие-то всадники к валу подъехали. Кричат, хотят стрелку забить.

— Сейчас выйду, — кивнул Демин и стал собираться.

Княгиня, привстав на одном локте, тревожно за ним наблюдала.

— Ничего, — улыбнулся ей Демин. — Лежи, дорогая, не вставай. Это мужские игрушки.

Впускать визитёров в город не стали, ни к чему им видеть приготовления. Майор в компании с Павленко и боярином Михайлой выехали навстречу послам, остановились в полусотне метров от вала. Татары ждали их там.

Парламентёров было трое, двое не представляли собой чего-то необычного: смуглолицые, невысокие, вертлявые, кривоногие, пахнущие так, что невольно хочется зажать нос, в островерхих шапках, тёплых шубах поверх железных панцирей, с круглыми щитами за спиной, лица без малейших признаков растительности. А вот третий оказался любопытным фруктом. По облику чувствовалось — наших, славянских корней человек. Скорее всего, русич.

'Перебежчик, предатель', — пронеслось в голове Демина.

Он сразу решил взять инициативу в свои руки. Нечего с этими ухарями дипломатию разводить. И без того ясно, что не с благими намерениями подкатили.

— С чем пожаловали, нехристи? — грубо поинтересовался майор.

Русич, оказавшийся толмачом, быстро перевёл вопрос татарам. Те нагло заухмылялись, быстро заговорили на своём птичьем языке.

— Они говорят: плохо ты встречаешь гостей, князь. Не по русским обычаям. Где хлеб-соль? Где гостеприимство?— протараторил переводчик.

— Ты им передай, что нам такие гости и на хрен не сдались. Пусть валят отсюда подобру-поздорову.

Похоже, такого приёма посланцы монголов не ожидали. Они немного посовещались, и толмач снова обратился к Демину:

— Мы прибыли не с пустыми руками. У нас подарочек для тебя, князь.

— Идите на х... хутор бабочек ловить с вашими подарками! Нашлись, деды-морозы!

— Не спеши, князь. Подарочек дорогого стоит. Взглянуть не помешает.

Один из монголов ('Млин! Почему они для меня все на одно лицо?!' — задумался Демин) вытряхнул кожаную торбу, которая была приторочена к седлу его лошади. На снежный наст упало что-то большое, смахивающее на футбольный мяч. Майор пригляделся и узнал в 'мяче' голову шебутного боярина Юрия ('Эх, Юрий-Юрий, не удержал на плечах дурную свою башку!').

— Вот, князь. Нам сказывали, что это был твой человек. Если не выслушаешь наши условия, мы так с каждым из вас поступим.

— Ага, — кивнул Демин. — Напугали ежа голой жопой. Башку отрубленную показали. Да я после этого лично вам всем головы поотшибаю, а тебе, — он уставился на толмача, — сволочь перемётная, ещё и перед этим яйца на задницу натяну! Через правое плечо! Чтобы знал, как родину предавать.

Толмач набычился, покраснел, но всё же нашёл в себе силы ответить:

— Зря, князь! Лучше выслушай: они не тронут никого, если вы откупитесь. Иначе город ждёт страшная участь. А условия следующие...

— Передай им, чтобы валили отсюда. Условия мне собрались тут ставить! Всё, разговор окончен.

Демин демонстративно развернул коня и поскакал прочь.

Ещё не доехав до ворот, стал свидетелем неожиданной сцены: на зубчатых стенах появился молодой князь Василий, который вдруг повернулся филейной частью к монголам и под гогот дружинников, спустил портки, чтобы застыть в оскорбительной позе .

— Мальчишка! Дурак! — в сердцах воскликнул Демин.

Выходка князя не осталась незамеченной. Кто-то из парламентеров не выдержал, секунда и в воздухе взвизгнула стрела.

Злость — плохой помощник. Лучник промахнулся, но для Демина мгновение, покуда стрела летела, растянулось в года. Он тоскливо провожал полёт глазами, а убедившись, что всё хорошо (стрела воткнулась в зубец стены), отнюдь не вздохнул с облегчением. Глаза будто застило красным. Майор обнажил меч и помчался к троице переговорщиков, сразу вычленив стрелка. Да тот и не думал прятаться, по-прежнему держал в руках лук, недовольно щурясь.

Демин поравнявшись с ним, остервенело рубанул ('Получай, косоглазый!), заранее зная, что располовинит, невзирая на толстую обволакивающую шубу и крепкий железный панцирь. Что-то затрещало, фонтаном брызнула кровь. Второй монгол взмахнул кривой сабелькой и сразу взвыл — Демин отсёк ему руку, а потом столь же лихо снёс голову. Успел увидеть испуганные глаза толмача, но трогать не стал. Пусть поживет пока, сучёныш!

— Вали, дерьма кусок, и молись, чтобы я не передумал.

— Князь, зря ты так, — залопотал предатель. — Не простят тебе, мунгалы... Они такое не забывают.

— Уходи! — прорычал Демин, разворачивая коня.

На стенах радостно закричали, а орда откликнулась негодующим воплем. Из монгольского стана посыпались стрелы, к счастью, пока со значительным недолётом, но больше испытывать судьбу не стоило. Демин стремглав понёсся к воротом, надеясь, что и бог не выдаст, и свинья, как водится, не съест.

Павленко и Михайло взяли его в клещи, прикрывая, и с таким эскортом он оказался внутри города. Отдав поводья первому подвернувшемуся дружиннику, спрыгнул с коня. Навстречу уже бежал донельзя озабоченный Ермила.

— Княже, как так! Тебя же чуть живота не лишили! — закачал головой он. — Случись что — кто город оборонять будет?

— Да и с послами неаккуратно получилось, — хмыкнул вынырнувший откуда-то Морошкин.

— На послов плевать! Сами виноваты. А вот с князем Василием я бы поговорил. На кой леший его на стены понесло, задницу свою татарам показывать?!

— Ты, князь, Василия не суди. Правильно отрок поступил. Хорошего от переговоров с мунгалами не получится. Пусть нехристи сразу видят, что их ждёт, — рассудил Ермила.

— Правильно, говоришь... А если бы зацепили его? Что бы я матери его тогда сказал, княгине вашей? — вызверился Демин. — И вы хороши: почему не уследили?

— Моя вина. Я не уследил. Казни, княже, — склонил голову Ермила.

— Ага, а на стенах кто стоять будет? Адмирал Иван Фёдорович Крузенштерн — человек и пароход?! Ладно, вечером разберёмся, — махнул рукой майор, понимая, что начинать неприятный разговор придётся в обществе Феодосьи.

— И что теперь делать? — спросил козельский воевода, убедившись, что гроза миновала.

— Ждать. Сегодня монголы не попрут. Понимают, что с наскоку город не взять. А вот завтра-послезавтра начнётся, — убеждённо сказал Демин.

— Плохо ты, княже, мунгал знаешь, — вмешался Михайло. — Не любят они города приступом брать. Всегда с хитрости зачинают, с посылов. Станут торговаться, чтобы мы им сами ворота открыли.

— Что, даже после сегодняшнего?— удивился майор.

— Эка невидаль! Думаешь, то были первые послы, коих на переговорах живота лишили? Других найдут. А если и вдругоряд ничего у них не получится, будут письма подмётные в город подкидывать да люд простой с толку сбивать, дабы те воевод своих 'образумили'. Ну, а с приступом всегда успеется. Я ж говорю — хитрые они.

Ермила был прав: монголы 'проглотили' убийство послов, на другой день прислали новую делегацию. Демин, хоть и не видел в том особого смысла, снова съездил на встречу (в душе, конечно, опасался, что с ним могут поквитаться. Но... положение обязывает. Струхнёшь сам — другие подтянутся).

'Стрелка' прошла на удивление мирно. Монголы изложили на бумаге свои требования: с Козельска требовалось всё злато-серебро, сотня девок для полона (не всё ж кочевникам друг с дружкой развлекаться), а так же выставили 'хотелку' выдать всех ратников, что прибились к городской дружине.

Демин, будучи в своём репертуаре, снова отправил делегацию в полном составе на три известные буквы и гордо ускакал.

В самом городе тем временем шла подготовка к штурму: котлы с кипятком и маслом были наготове, дозорные бдили, ратники спали с оружием в руках, чтобы в любую секунду без промедления взлететь на стены.

Ермила не ошибся и в других предсказаниях. Действительно, появились и подмётные письма. Монголы засылали их при помощи стрел.

Народ письма читал (грамотного люда в Козельске хватало), обсуждал вслух, но особого эффекта монгольские послания не заимели. Оно и понятно: жареный петух ещё толком не клюнул. Вот когда осада начнётся по-настоящему... появятся и колеблющиеся, и партизанские отряды с непременным предателем. Вся надежда на службу Морошкина. Авось, его 'особисты' не зря едят свой хлеб с маслом.

Глава 17

Возвращаясь с очередных переговоров (ну монголы, ну задрали!), Демин пролетел под аркой ворот, как на скачках. Будто не в Козельск въехал, деревушку малую, даром, что обнесённую стеной, а в Москву двадцать первого века, которую зачем-то, кровь из носу, надо было всю насквозь проскакать. Чуть не поднял коня на дыбы — сразу за воротами его дожидалась группа товарищей, офицеры с которыми прибыл предков спасать, да и сами предки: сотники, десятники, простые гридни.

— Рискуешь, Сергей,— негромко обронил Морошкин, принимая поводья.

Демин, спрыгивая на землю, взглядом охватил собравшихся. Молчат, но на лицах написано то же самое. Переживают и не одобряют в чём-то. Ну да... неоправданный риск.

И Стырь здесь. Вот у него физия какая-то непроницаемая. Напряжённая, будто маску натянул. Что за ней прячет?

'Мутноватый парниша,— ещё раз отметил майор. — А как его теперь прокачаешь? Полиграфа с собой нет. На морошкинские методики тоже нет особой надежды. Ладно, в бою и проверим... А бой не за горами'.

— Ермила, Егорий, Ракша, Стырь, через десять минут жду вас у княгини. Совет держать будем. Как монгола лучше бить.

И ещё раз окинул лица цепким взглядом — у кого какая реакция. Увы, ничего необычного не заметил.

Собрались в 'малом тронном зале', как Свешников, генератор всяких ассоциаций, этот покой детинца в своё время определил. Демин сидел в центре, хотя и не на 'троне', а на массивном дубовом табурете. По правую руку расположилась княгиня, как раз на стуле ей по рангу, с высокой спинкой. И далее — молодой княжич, на седалище со спинкой пониже. По левую руку от 'князя' места заняли 'бояре' и воеводы, которых он привел в Козельск с собой: Ракша, Стырь. Местные военачальники сели на лавках напротив.

— Итак, монголы долго миндальничать не будут, — начал Демин нетерпеливо. — Ещё одного посольства, уверен, не будет. Будет штурм. Потому — усилить дозоры. И это без обсуждений. При малейшем поползновении со стороны татар бить тревогу. Даже если это окажется провокацией. Лучше перебдеть. Если кто оплошает, ответит головой. Времени на раскачку нет.

Народ если и услышал незнакомые слова, то переспрашивать не стал. Привыкли, что водится за 'князем' такой грешок: вворачивать эдакое... не пойми из какого языка слово. Ну что ж поделаешь, коли наукам всяким обучен. Полагается ему знать недоступное простым смертным. Да и если хорошенько поразмыслить — быстро понимаешь чего и когда от тебя нужно.

— Это первое и самое главное, — продолжал Демин. — А теперь — у кого какие соображения по поводу стратегии. Прошу высказываться.

Повисло молчание. Местная братия к словесным прениям не очень-то была приучена. Офицеры же 'бояре', по лицам было видно, задумались крепко, вон — даже головы опустили.

На лицах Ракши, Стыря, Ермилы не дрогнул ни один мускул. То ли 'не догоняли', то ли уж так выдрессированы были. Только Егорий скривил кислую мину. Но у него такая все последние дни — никак 'отлуп', даденный ему княжной пережить не может, что ли.

— Дык чего тут думать?! — не выдержал Егорий. — Бить их надо. Полезут на стены — получат на орехи. Авось, тогда одумаются и осаду снимут. Не век же им перед городом стоять.

— Легко у тебя получается, — покачал головой Ермила. — Что там Козельск?! Куда неприступней твердыни мунгалы брали.

— Скажешь тоже... Так то они больше хитростью, нежели умением, — попытался поспорить Егорий.

— И умением тоже. Хучь и кочевники они, а всё одно научились города на приступ брать. Знающих людишек с собой в поход взяли, что орудия стенобитные мастерят. Не всё просто, боярин, не всё...

— Так! — пришёл к выводу Демин. — Всем разойтись и хорошенько подумать над моими словами. Готов выслушать любое, даже самое невероятное предложение.

Через час совещание продолжилось, но уже в узком кругу команды из будущего.

Первым выступил Свешников, единственный штатский.

— Я думаю так, — начал он слишком бодреньким тоном, будто речь шла о выезде 'на природу', на пикничок. — Исторические факты говорят о том, что пока у стен стояло войско Бату, осада шла ни шатко, ни валко. А вот прибытие основных сил татар определило исход дела. Плюс ещё то обстоятельство, что гарнизон города поддался-таки на провокацию. Оказавшись за городскими стенами, дружина увлеклась преследованием татар, решив, что удача окончательно на их стороне. Но это была ловушка, из-за которой ратники поплатились жизнями: собственными и жизнями оказавшихся без защиты горожан... — Он покосился на всех, прикидывая, насколько те понимают суть сказанного.

— Факты мы знаем, — перебил Демин. — Нужны конкретные предложения.

— Предложения таковы. Нужно не допустить подхода основных сил монгол к Козельску. Разбить их ещё на дальних подступах... Но ни в коем случае не ввязываться в плотный контакт с войском противника. Они нас числом задавят. Иными словами, никаких преследований, даже когда они побегут. Уничтожать на расстоянии... — в голосе Свешникова зазвучали такие профессорские нотки, что на этот раз поморщился не только Демин, но и все остальные 'легионеры', даже сдержанный Воднев.

— Боярин Алексей, я ценю твою академическую подготовку, — процедил майор. — И нестандартность хода мысли, но боюсь, сейчас этот ход очень уж нестандартен, через край... Больно мудрёно. 'Уничтожить на дальних подступах' и в то же время 'на расстоянии'. Как ты себе это представляешь? К сожалению, у нас нет под рукой ни батарей залпового огня, ни достаточного для таких полчищ количества пулемётов. Ну, попугать мы татар можем, а дальше боеприпасы закончатся, и нас просто сомнут. Так что, извини. Для мозгового штурма очень интересно, но у нас штурм не мозговой, а всамделишный. Лично я не вижу другого выхода, как отразить все их атаки. В ходе каждой необходимо уничтожить, вывести из строя максимальное количество вражеской живой силы. Потому как мы обязаны уничтожить этот тумен! И ты прав — не входя в непосредственный контакт, под прикрытием стен. Так что диспозиция будет следующая...

Закончить майор не успел. Внезапно, будто со всех сторон, ударили колокола, послышались крики: 'Татары! На приступ идут!'

— Вот и началось! — буркнул майор почти радостно. — Павленко со мной, на башню! Морошкин — на западную стену, Воднев — на восточную! Поддерживать непрерывную связь, докладывать все изменения обстановки, беспрекословно выполнять мои приказы!

'Малый тронный' покинули молча, без особого шума, казалось даже, без спешки.

Как здорово, что посты на стенах были усилены, что люди успели потренироваться на случай внезапного приступа! Демин оценил это, поднявшись наверх.

Пока он в детинце отдавал свои короткие указания, враг не разглагольствовал, а стремительно смыкал кольцо. Татары успели подступить к стенам вплотную.

Зрелище было страшным и впечатляющим. Пёстрое, шумное, заходящееся в яростном крике, ошеломляющее громом оружия, живое море билось внизу.

Стрелы, пускаемые со стен, дротики не могли его остановить.

'А ты всегда удивлялся, как вояки в старину подбирались к бастионам, — ведь сверху вроде бы так удобно бить! — сказал сам себе Демин. — Какое там, когда их тьма тьмущая! Чистая саранча, они же лезут по собственным трупам!'

И в самом деле, уже десятки лестниц были приставлены к стенам; и сотни монголов карабкались наверх.

Ратники вокруг Демина методично, кто со спокойной истовостью, а кто и уже с остервенением сшибали их копьями, булыжниками, стрелами, обваривали кипятком и маслом, но монголы будто не убывали.

В реве толпы, грохоте железа не тонул посвист разящих оперённых стержней — не только наших, но и чужих. Стрела пронеслась в сантиметрах от головы Демина, а рядом, в предсмертном хрипе, свалился лучник, так и не выпустив оружия из рук.

— Пригнитесь, товарищ майор! — не выдержал Павленко.

Сам он только чуть наклонил голову, щёлкнув предохранителем 'калаша'.

— Разрешите очередь, князь? — воскликнул дурашливо.

— Отставить очередь! Патроны береги! И башку свою!— рявкнул Демин.

И вовремя: стрела чуть не чиркнула по шлему старлея.

Рядом двое ратников схватили за деревянные ручки медный котел, парящий кипятком, ловко, одним махом вскинули над остриями частокола и, уперев в них раскалённый сосуд, накренили прочь от себя.

Проклятия, крики боли мгновенно перекрыли шипение хлынувшей вниз воды.

— Так всю Жиздру на татар переведём... — сквозь зубы ругнулся Демин. — И всё равно не хватит... Всё, Дениска, работаем! Как учили!

Резко отдав, будто выстрелив, команду в рацию Морошкину и Водневу 'делай как я!', майор и сам взялся за 'калаш'.

Били одиночными, сначала в тех монгол, что первыми ползли по лестницам. Когда на тебя прёт густая людская масса, промах в принципе не возможен, знай — выцеливай мишень да дави на спусковой крючок. Чисто механическая работа, далёко отстоящая от снайперских премудростей.

Быстрые, точные выстрелы возымели эффект. Ошеломленные мгновенной и непривычной смертью товарищей, монголы уже не пёрли наверх в том запале, что охватывал их поначалу ('Чисто обкуренные!' — как определил уже потом Павленко). Растерялись непобедимые! Дрогнули! И многие лестницы уже были просто отброшены от стен прямо на воющих, катающихся по земле раненых-покалеченных, было которых превеликое множество, что не могло не радовать защитников города. Поверженный враг — лучшая услада для глаз.

— А теперь по командирам! — приказал майор.

Распознавание монгольских сотников уже было отработано — спасибо Свешникову: довёл в подробностях, по каким признакам надо ориентироваться. Да и психолог Морошкин свои 'пять копеек' добавил. Ведь в бою командир не обязательно тот, у кого 'погоны со звёздами'. Это может быть и боец, взявший на себя командование, да просто проявляющий инициативу. Таких надо валить быстро и в первую очередь.

Момент был выбран безошибочно. Монголы не побежали. Они стали методично отступать. Оставаясь лицом к противнику, не показывая ему спину.

— Расслабляться рано! — сказал Демин, утирая пот со лба. — 'Двухсотых', 'трехсотых' вниз! Сменить посты! Атака может повториться!

Оставив на снегу у стен Козельска сотни всё ещё корчащихся или уже неподвижных тел, пестрая масса монгольского войска отхлынула к лагерю, на безопасное расстояние, как они, должно быть, полагали.

— Пощипать бы их там! — Павленко нетерпеливо повёл стволом 'калаша'.

— Отставить! — оборвал его Демин. — А вот для баллисты нашего Вакулы, кажется, есть работа. — И он указал на пространство за лагерем. Там двигалось несколько групп группы людей, перемещая какие-то объёмные, продолговатые предметы.

— Это не спецы ли монгольские там упражняются? — поинтересовался Павленко. — Чует сердце, подлянку готовят.

— Сейчас и узнаем.

Глянув на происходящее на этой площадке уже в бинокль, Демин только кивнул. После первого спонтанного натиска, враг, похоже, готовился к правильной осаде с помощью стенобитных машин и камнемётных механизмов.

— Классика, — хмыкнул майор, разглядывая приспособления, собираемые китайскими инженерами и их многочисленными подручными, затем передал Водневу приказ накрыть это техническое безобразие, покуда оно ещё не успело проявить себя. Сам приготовился наблюдать за предстоящей 'артиллерийской дуэлью'.

Стоит отметить, что техник подошёл к своему детищу весьма творчески. Он не просто усовершенствовал механизм баллисты, а привнёс в него целый ряд инноваций из века двадцать первого, даже прихватил в экспедицию с 'большой земли' кое-какие важные, хотя и компактные детали. В итоге дальность стрельбы превышала обычную для здешних метательных устройств чуть не вдвое. И ладно бы только дальность! 'Маленькие хитрости' техника этим не ограничивались. Теперь стрела могла нести заряд типа 'коктейля Молотова', воспламеняющийся от удара. По сравнению с обычной, предварительно зажженной стрелой (летающим факелом по сути), это был серьёзный прогресс, который чудо мастеровой по фамилии Воднев, механик, химик и вообще спец на все руки, заставил шагнуть ещё дальше. Поскольку начинкой для коктейля была всё-таки не фракция нефти, а смола, либо жир, пришлось искусственно делать их более горючими. С помощью особых присадок (опять-таки взятых с 'большой земли' заблаговременно), Игорь сумел сотворить нечто вроде напалма. И теперь эту запрещённую международными конвенциями хрень предстояло опробовать на боевой технике противника.

По соседству с надвратной башней стояла передвижная вышка — деревянная решётчатая конструкция на деревянных же колёсах, которую воздвиг Воднев со своими помощниками из местных. Язва Павленко окрестил её 'второй Эйфелевой'.

Вышку венчала просторная, обнесённая предохранительным бортиком, площадка. Именно на неё Воднев водрузил плод бессонных ночей — ту самую супер-баллисту. Агрегат впечатлил всех, не только дружинников.

Игорь снабдил чудо-орудие прицельным устройством и механизмом наведения. Всего один боец из расчета мог посредством двух маховиков поменять угол возвышения пускового жёлоба и сделать доворот по горизонтали.

Маховики эти, сработанные из дерева, казались произведениями искусства — гладкие, изящные, покрытые чем-то вроде лака; издалека их можно было принять за металлические. А вот прицел в уже готовом виде попал сюда из двадцать первого века и, положа руку на сердце, реальной пользы от него было мало.

Воднев, само собой, провёл пристрелочную серию, однако полноценную таблицу для стрельбы разработать не успел: монголы помешали. Испытания пришлось отложить — чем дольше противник находится в неведении об уготованных ему сюрпризах, тем лучше. Воднев, будучи перфекционистом, взгрустнул.

— Ничего, — утешал Демин. — Стрельбы с закрытых позиций не предвидится. У нас ведь не только метеобатареи нет, а стрела, сам понимаешь, далеко не снаряд; у нас даже простых корректировщиков не будет! Бить станем прямой наводкой и корректировать сами, с позиции. Благо, вот эти твои 'крутики', — так он обозвал маховики наведения,— позволяют весьма тонкую настройку.

Сейчас, когда татары после первого приступа были отброшены к своему лагерю, 'бояре' и воеводы, воспользовавшись передышкой, оставили свои 'НП' на отведённых им стенах, чтобы подойти к надвратной башней, где находились Демин и Павленко, и теперь следили оттуда за приготовлениями баллисты.

Воднев, сам только что перебравшийся с башни на площадку вышки (перешагнул через два ограждения, как с балкона на балкон у себя дома), отдавал короткие указания расчету.

— К стрельбе готовы! — наконец доложил он.

— Работаем, как я уже сказал, вон по тем умельцам... — кивнул Демин.

Мощный и звонкий щелчок выпрямившейся тетивы прозвучал почти как ружейный выстрел. Стрела исчезла в бледной, будто подмороженной синеве мартовского неба.

— Не сработало?.. — растерянно пробормотал Свешников после томительной секунды.

И в тот же момент вдали, как раз там, где активно, как муравьи, такие же активные и крошечные, мельтешили вражеские 'умельцы', сооружая что-то пока ещё непонятное, неуклюжее, громоздкое, именно в этом месте вспух огненный пузырь, мгновенно расплющился и раздался вширь. С опозданием и ослабленный расстоянием долетел звук, похожий на хлопок только что зажжённой газовой горелки, — пуфф! — а вся строительная площадка татар была уже объята пляшущими языками пламени.

— Гарно, гарно, — смачно молвил Демин, зачем-то имитируя манеру старшего прапорщика Марченко.

— Вот так люди впервые познали действие 'греческого огня',— вполголоса, будто беседуя с самим собой, обронил Свешников.

— Как?! — у Воднева изумленно вскинулись брови. — Именно мы... И что теперь?

— Да не боись! Опосля автоматов и беспилотника, — усмехнулся командир. — Да и шутит учёный боярин. Византийцы давно уже свой 'огонь' открыли, без нас справились. Самое смешное, в критический момент он им всё равно не поможет... Ладно, не будем отвлекаться! Давай теперь по лагерю, что ли.

Второй выстрел оказался ещё более разрушительным. Стрела угодила в скопление наставленных близко друг к другу шатров. Вспышка воспламенила добрый десяток из них, и огонь продолжал перекидываться на соседние.

Взметнувшиеся к небу столбы жирного чёрного дыма заслонили картину. Скорее угадывалось, как мечутся в бешеном пожарище люди — татары, враги. Казалось, что полыхает не меньше, чем половина их лагеря.

— Хорошо горит, — радостно констатировал Воднев.

— Ну, запали, до кучи, и остальную половину! — добродушно приказал Демин.

По команде Воднева наводчик ещё чуть довернул орудие. Опять хлестнула по ушам тетива, опять сверкнула вдали вспышка. Как по заказу, занялась вторая половина лагеря. Увы, масштаб бедствия было трудно оценить из-за плотной завесы дыма.

— Бегут, бегут гады... — пробормотал Демин удовлетворённо, поднося к глазам бинокль. — Вон по тому скоплению живой силы — разрывным...

Имелись в арсенале козельской 'артиллерии' стрелы и с такими зарядами, начинёнными пластитом и обычной галькой. Но то, что Демин назвал 'скоплением живой силы' было, скорее, разрозненной кучкой конных и пеших, спасающих свои жизни и мчащихся изо всех сил куда глаза глядят: главное, как можно далече от бушующего на месте лагеря огненного ада.

Кажется, эти люди уже кое-что уяснили. Следующая, пусть и нацеленная весьма искусно стрела, не нанесла в этот раз большого урона. Похоже, татары её успели заметить и в самый последний миг просто кинулись врассыпную. Заряд взорвался практически на пустом месте, зазря...

— На сегодня, видимо, хватит... — задумчиво произнёс Демин. — Оставили татар без матчасти и тылового обеспечения — и то хорошо. Дождёмся прояснения картины.

Предвиделось это не скоро. Пищи у огромного костра было пока достаточно. Лишь к вечеру огонь начал ослабевать. И тогда уже стало понятно, что с расстояния зрелище выглядело куда более ужасным, нежели было на самом деле. Сгорела только часть вражеского лагеря. Львиная доля шатров не пострадала. Кочевники просто переставили уцелевшие палатки подальше, пусть и с изрядной перестраховкой, но на действительно безопасное расстояние.

Враг понёс потери, возможно, был частично деморализован, но от намерений взять город не отказался. Зализывал раны и копил ненависть для нового броска.