Зеркало - обновление

* * *

Матильда двигалась.

Она сама не понимала, как она идет в этом зеркальном лабиринте, но если надо...

Нет таких крепостей, которые не взяли бы коммунисты! До Берлина дошли, и до сестры дойдем. Ей бы хоть что тяжелое, а то оказалась она в этом долбаном лабиринте в свадебном платье, на ногах туфельки из тряпочки, а как хорошо бы сейчас кирзовые сапоги! И с размаху ногой бы по стеклу...

Грррр!

А тут — рисковать неохота. Осколками все порежется, что можно и что нельзя.

Кто его знает, может тут и кровью истечь можно, и босоножки отбросить?

Оставалось идти в ту сторону, откуда она слышала голос сестры. И радоваться, что хотя бы дорога есть.

А зеркальные стены...

Да чтоб она на эти аттракционы еще хоть раз... хоть когда...

Бульдозер мне! Большой бульдозер! Плевать, что водить не умею, разберусь и все с землей сравняю!

Шаг, еще один, отражение в кривых зеркалах дергается, кружится, кривляется... и когда Матильда видит сестру, она даже не сразу понимает, что это — Малена.

Простая ночная рубашка до пят — хорошо хоть тут Матильда соображает, что сама одета чуть иначе. А вот красное пятно на груди у них у обеих одинаковое. У Матильды измазано свадебное платье, у Малены — ночнушка... и что тут происходит?

Выяснить это девушка не успевает, Малена бросается ей на шею.

— ТИЛЬДА!!!

— МАЛЕЧКА!!!

Две сестры вцепляются друг в друга клещами, и только минут через пятнадцать начинают соображать. Малена вся дрожит, и Матильда гладит ее по волосам, ощущая себя старшей и сильной. Когда рядом есть кто-то кого надо защищать...

Да она те зеркала зубами прогрызет!

Амальгаму их об кислоту три раза!

* * *

Девушки успокаиваются еще не скоро. Матильда, плюнув на все, раздирает на тряпки свадебное платье, и стелет его на зеркальный пол.

— Садись.

— Тильда, где мы?

— В... в большой заднице. Подозреваю, что так. Что ты помнишь со свадьбы?

Найдя сестру, Матильда уже начала сопоставлять и взвешивать.

— Анжелику. С... пистолетом?

— Ага, эта дебилка стреляла в нас. Надо полагать... видишь, где пятно?

— Д-да... зеркало?

— Однозначно, зеркало.

— Пуля его пробила, разбила...

Матильда задумалась.

— Разбить — определенно разбила. Но не пробила, это уж вряд ли. Я это зеркальце помню, его вместо бронежилета употреблять можно, там оправа — дай Боже...

— Думаешь?

— Примем за гипотезу. Мы живы, а вот зеркалу пришел полярный лис. Песец, то есть. Моему. А что с твоим?

— А что с ним?

— Можно только догадываться. Но судя по твоей ночнушке...

— Ой. Да...

— Ты спала, я бодрствовала, что там ночью произошло — черт его знает. Но похоже, что расколотили два зеркала.

— Одновременно?

— В природе еще и не такое бывает, — со знанием дела ответила Матильда. — совпадения... вряд ли. Ты нашла свое зеркало — я свое. Ты оцарапала руку — и я тоже. Мое зеркало разбилось, и твое, надо полагать — тоже.

— И что нам теперь делать? — Малена, кажется, решила разрыдаться и уже предварительно засопела.

— Думать, — утвердила Матильда. — Думать и только думать, потом прыгать будем.

— К-куда?

— Не куда, а зачем... так, если эта тряпка идентична... хорошо, что я всяких фентезятин насмотрелась. Где она, черррррт!

— Кто?

— Вот!

Матильда торжественно предъявила булавку, которую лично подколола к подолу платья головкой вниз. От сглаза.

Суеверие?

Да и фиг с ним, просто когда еще человеку не позавидовать, как в день свадьбы? И вообще, значит булавка — суеверие, а общаться со своей половинкой из другого мира, это суровая реальность, ага...

— Давай сюда палец.

Мария-Элена кивнула.

— Ой.

Матильда проколола ей палец, потом так же кольнула свой, подождала, пока выступит алая бусинка крови...

— Давай сюда руку. Чтобы кровь соприкоснулась.

— Х-хорошо...

Чутье девушку не подвело. Кровью это началось, и кровью продолжилось.

Стоило рукам девушек соединиться...

* * *

Это было похоже на удар молнии. Ясность, простая и беспримесная, которая открывается... вот смотришь иногда — и звучат слова. И ты понимаешь — это истина.

Или говоришь что-то такое, словно на миг Пифия отдала тебе свой дар, то ли в награду, то ли в проклятие...

Это бывает.

И сейчас девушки осознавали на двоих одно и то же.

Миры чем-то напоминают зеркальный шар со множеством граней, их зеркала связали два мира. Но если бы Матильда и Малена не были отражениями друг друга, ничего не получилось бы.

Они одинаковы.

Не сестры, нет... если бы можно было провести генетический анализ, они были бы близнецами. Или — одним и тем же человеком, все же у близнецов есть свои различия.

Зеркала связали их, а разбившееся зеркало... оба зеркала — они порвали эту связь.

Порезали ее в клочья острыми зеркальными осколками. И именно сопротивление вышвырнуло девушек сюда.

Они не хотели, не собирались терять друг друга.

Но...

Матильда, не расцепляя рук, кольнула булавкой еще и другой палец, уже на левой руке. Коснулась кровью ближайшего зеркала.

— Смотри!

Больничная палата.

Какой-то здоровущий прибор в углу.

На кровати свернулась Беська. Рядом, на стуле, сидит Давид. Он держит руку неподвижно лежащей девушки в своих ладонях, и что-то говорит. Что?

Не слышно. Но можно догадаться.

Зовет? Молится?

Люди в таких ситуациях неоригинальны.

— Дай булавку, — попросила Малена.

И в свою очередь коснулась зеркала окровавленным пальцем.

Это — не палата. Это их спальня, в городском доме. И снова — бледная, словно смерть, девушка лежит на кровати, а рядом с ней сидит маркиз Торнейский, и что-то говорит, сжимая ее руку. И...

— Кота он откуда взял?

Серая и хвостатая копия Беськи так же пыталась придушить девушку путем заползания на шею. Лапы вообще по-хозяйски положила, чуть не в рот.

— Значит, и здесь, и там, — подвела итог Малена.

И посмотрела на сестру.

— Что мы теперь будем делать?

— Возвращаться, Малечка.

— Н-но...

Мария-Элена поежилась.

Как и Матильда, в этом зеркальном лабиринте, она понимала главное.

Зеркала — разбиты.

Они больше не смогут поговорить. Никогда...

И она никогда не увидит Матильду, Давида, Беську... никого не увидит... для нее навсегда закроется этот мир. Такой странный, но такой притягательный.

Матильда вздохнула.

— Мы не можем оставаться тут надолго. Без воды человек может прожить три дня, меня-то поддержат, а вот ты умрешь... я не хочу. Черт... я не смогу без Рида! Малечка, ты сделаешь его счастливым?

— Я — не сделаю, — медленно отозвалась Малена. — не смогу. Только ты...

Здесь и сейчас девушки думали одинаково.

— Только я... и с Давидом я никогда не уживусь, ты же понимаешь...

Малена и это понимала.

Тихая жизнь семейной женщины — не для Матильды, рано или поздно ее потянет на подвиги. Слишком она вспыльчивая, умная, резкая... хоть они и отражения, но такие разные!

Рид смог бы с ней справиться. Просто потому, что Матильда его любит до беспамятства. А вот Давид... у него свои мысли о месте женщины в семье, в мире, в обществе — и эти мысли почти идеально совпадают с позицией Малены.

Девушки переглянулись.

— А я смогу? — на этот раз искренне сомневалась Матильда.

А вот Малена и не сомневалась. Ее сестричка обязательно справится. И...

Это когда с бухты-барахты, тогда сложно. Если бы их просто поменяли местами, ни одна из них не справилась бы, загремев в психушку.

Так кажется, что в средние века просто жить. А ты попробуй, поживи, с лопухами-то вместо туалетной бумаги, без антибиотиков и лака для волос. Да еще в жестко сословном обществе. Не так поклонишься — тут же и повесят на березке. Или на осинке, что рядом окажется. А то и сожгут, как ведьму.

Да и в двадцать первом веке не лучше.

Да, лопухов здесь не употребляют. И достижений цивилизации полно, только вот разобраться с ними без пол-литры не сможет никто. Сразу — точно не сможет. Такой поток информации... поди, освой!

Рехнешься!

Но девушки общались уже несколько месяцев.

Малена вполне прилично ориентировалась в жизни Матильды, даже компьютер освоила, и архитектурой живо интересовалась. Знала что, как, где...

А Матильда прекрасно себя чувствовала в шкурке герцогессы. И более-менее разбиралась в местной жизни.

Вывод напрашивался сам собой.

Девушки переглянулись.

Страшно?

Не-ет... СТРАШНО!

До истерики, до безумия, до лужи, как у описавшегося щенка. Но...

Выбор у них есть. И одновременно... какой это выбор? Одно издевательство!

— Малечка...

— Тильда...

Неужели — это единственное, что остается? И не увидятся они больше никогда, и ничего друг о друге не узнают, и...

И девушки с предельной ясностью понимали — это так и будет.

Нельзя жить на два мира, рано или поздно надо делать выбор.

Так или иначе, рано или поздно. Страшно?

Всем страшно, не вы первые, не вы последние...

Девушки переглянулись — и крепко обнялись.

— Сестренка...

— Сестричка моя...

Кто сказал? Кто отозвался?

Да разве это важно?

Терять родную душу, терять единственного в двух мирах человека, которого любишь как себя — это безумно тяжело. Но выбора нет...

Матильда коснулась щеки сестренки.

— Иди сначала ты.

— А ты?

— Потом и я.

— Тильда, ты всегда была старшей...

— Знаю. И назову свою дочь — Матильдой.

— А я свою — Мария-Элена, — Малена улыбнулась сквозь слезы. Пусть хоть так...

— И будешь рассказывать ей сказки о Донэре и Аллодии...

— А ты расскажешь про Россию, про свою бабушку, верно?

Из глаз Малены текли слезы, и она их не вытирала. Матильда и сама плакала.

— Я в тебя верю, сестренка. Ты справишься.

— И я в тебя верю. Ты думаешь, мы сможем туда пройти?

— Прислушайся, — улыбнулась Матильда. — Не зря я в свое время увлекалась Стругацкими и Хайнлайном... просто — прислушайся.

Малена повиновалась.

— Малечка, детка, вернись ко мне. Я тебя очень прошу, я... я жить без тебя не могу. Я люблю тебя, малышка...

Давид звал ее. Откуда-то из Зазеркалья, звал и верил в ее возвращение. Отсюда — видно.

— Радость моя... не оставляй меня. Боги не могут быть так жестоки. Вернись, Малена, прошу тебя, вернись... если ты не вернешься, я просто брошусь головой вниз из окна, Восьмилапый с ней, с Аллодией...

Рид тоже звал. И был до ужаса искренен в своих чувствах.

Он и правда умрет без нее. Умрет, как чудовище из сказки, до последнего сжимая в руках Аленький цветочек.

Серые кошаки в зеркалах встрепенулись, подняли головы, одновременно, словно тоже были отражениями друг друга, зашевелили лапками. И Матильда с Маленой увидели, как под нажимом острых коготков рвется девичья кожа, как выступают крохотные, незамеченные мужчинами бусинки крови.

Кровь зовет, кровь открывает дорогу между мирами, пока она течет — можно вернуться.

Матильда улыбнулась. И коснулась окровавленной рукой зеркала, в котором отражался Давид.

Оно заколебалось, как вода, заволновалось...

— Вот. Ты можешь идти.

Малена кивнула.

И так же коснулась второго зеркала, в котором отражался Рид.

Поверхность дрожала, переливалась, словно жидкая ртуть... только один шаг...

Как же сложно расцепить руки.

Как же тяжела разлука...

Последний взгляд, глаза в глаза — и пальцы разжимаются. Так тяжело, словно на каждом ногте по гире повисло.

И две тени одновременно проходят в зеркала.

А зазеркальный мир осыпается осколками, трескается, разлетается в пыль... да разве такое может быть?

Нет, не может. Это сон, только сон...

Россия. Больница в городе ХХХ.

Мария-Элена Домбрийская открыла глаза.

Медленно, очень медленно, словно выныривая из-под воды.

Она лежала в белой больничной палате, щеку щекотал пушистый серый хвост, а ладони крепко сжимал в своих руках Давид.

И говорил, говорил... он даже сразу и не понял, что девушка открыла глаза. Его глаза были закрыты, и по щеке ползла слезинка.

Он бы тоже умер с тоски.

Не так, как Рид, решив все одним ударом. Но...

Если человек не хочет жить, он найдет возможность встретиться со смертью. Алкоголь, наркотики, скорость... сложно ли для желающего?

— Дэви... — тихо позвала Малена. — Дэви... я здесь...

Карие глаза распахнулись ей навстречу. И столько в них было счастья столько света, что она еще раз убедилась в своей правоте.

— Малена!

— Я пришла на твой голос. Ты позвал — и я пришла, — шепнула девушка. Закашлялась...

Давид поднес к ее губам пакетик с соком, Малена сделала пару глотков.

— Лучше?

— Да. Что со мной было?

— Ты не помнишь?

— Анжелика стреляла в меня. Что я еще пропустила?

— Да ничего, — улыбнулся Давид. — почти ничего... скорая привезла тебя сюда, ну а мы решили не оставлять тебя в одиночестве.

— Беська...

Серая вредина мурлыкнула и потерлась об шею Малены. Аккурат об оставленную своими же когтями царапину.

Всем видом она говорила, что знает тайну девушек. Она-то знает, но никому не расскажет. Особенно если кормить будут, и почаще, и лучше — осетриной.

— Она тоже старалась, — голос Давида дрогнул.

Малена улыбнулась ему. От всей души.

— Поедем домой? Пожалуйста... нас отпустят?

— Украду, — улыбнулся Давид. — А ты себя хорошо чувствуешь?

— Замечательно.

— Тогда — будем похищаться!

Мужчина ловко подхватил Малену с кровати, завернул в простыню, Беська похитилась сама, запрыгнув девушке на живот, и улегшись на нем в позе сфинкса. Разве что когтями заякорилась, как пантера.

Но Малена не жаловалась.

Ей не хотелось оставаться в этом царстве лекарств и лекарей.

Про сумку с одеждой так никто и не вспомнил. Подумаешь — важность!

Они живы! Они едут домой!

И Малена точно знала, что все-все у них будет хорошо.

Ночной город распахивал им навстречу свои руки, машина мягко урчала мотором, летя по темным улицам, и герцогесса смотрела на это широко раскрытыми глазами.

Так и прощаются с прошлой жизнью.

Никогда она не увидит Донэр, никогда не пройдется по улицам Аланеи, никогда не вернется в Винель...

Не увидит Ровену, Дорака, не поговорит с Ардонскими...

Теперь это не ее судьба.

А что — ее?

Муж. Вот этот самый, который похитил ее из больницы.

Малена украдкой покосилась на профиль Давида.

Так сложно, и так страшновато... у нее ведь никого и ничего, только этот мужчина. Ее судьба, ее якорь, человек, который искренне ее любит. И с ним она проживет всю оставшуюся жизнь, сколько бы там не получилось. Десть лет, двадцать, пятьдесят...

За себя и за Матильду.

И дочку назовет Мария-Элена. Обязательно. И будет рассказывать ей сказки про Брата и Сестру, про Восьмилапого, цитировать Книгу откровений, рисовать карту Аллодии...

Все будут думать, что это сказки, а она будет знать правду.

За горами, за лесами, за морями и мирами, там есть другой мир. Тот, в котором она родилась и из которого ушла.

Тот, в котором осталась половинка ее души. Ее сестренка. Ее Матильда.

Упрямая и верная, нежная и сильная. И жить с пустотой в сердце так тяжело...

Давид, словно почувствовав мысли девушки, оторвал одну руку от руля и сжал ее пальцы.

— Все будет хорошо, Малечка.

И глубинным, нутряным чутьем Малена поняла — так и будет. По ее щеке сползла слезинка, но девушка даже не заметила этого.

Она не плакала. Слишком большим было горе от потери сестры. Слишком неподъемным. Дайте хоть какое-то время пережить его, хоть пару дней...

* * *

Квартира встретила их освещенными окнами.

Там явно кто-то был...

Давида это не остановило. Он вручил Малене ключи от дома, подхватил ее на руки и подмигнул.

— Откроешь дверь?

Герцогесса кивнула.

И не сильно удивилась, когда в прихожей они наткнулись на Манану с Нателлой. Сестры, видимо, утешать приехали. И зрелище вполне себе живой Малены, завернутой в простыню и на руках у Давида, немножко огорошило женщин.

Но пришли в себя они быстро.

— Дэви?

— Малена?

Женщины переглянулись. Логика для данного случая была проста...

— Вас врачи отпустили?

— Нет, — отрезал Давид. — Это моя жена, и я ее украл по закону гор.

— А это ваш верный ишак? — уточнила Манана, показывая пальцем с длиннющим ногтем на Беську.

Кошка лениво зевнула, и спрыгнула на пол, проигнорировав всяких там посторонних. Надо бы пойти, свои мисочки проверить, а то кто их знает...

Сейчас когтями тыкают, потом рыбу сожрут...

— Вас что-то не устраивает? — уточнил Давид. С этаким намеком — дорогие гости, не надоели вам хозяева? Нет? А зря...

Сестры еще раз переглянулись.

— Нет-нет, нас все устраивает, — хмыкнула Нателла. — Мы, наверное, пойдем. Надо заехать в больницу, там теперь уже переполох поднялся.

— Вот и давайте, — милостиво отпустил женщин Давид.

И с радостью захлопнул за ними дверь. Ногой.

Пронес Малену в спальню и опустил на кровать.

— Малечка... ты не возражаешь, если мы будем спать вместе?

Малена покачала головой.

— Я не против. Я... мы с тобой ведь женаты...

Договорить у нее так и не получилось. Покраснела и смутилась. Герцогесс не учат обсуждать вопросы половой жизни, даже с собственным мужем.

Давид покачал головой.

— Я сегодня не рискну. Мне так страшно за тебя, если б ты знала... — мужчина внезапно опустился на колени перед кроватью, прижался щекой к коленкам герцогессы. — Я думал, я там умру. Малечка... не оставляй меня, пожалуйста...

Малена коснулась пальцами черных волос, таких неожиданно мягких, скользящих через ее пальцы, помассировала мужчине виски, как-то незаметно коснулась ладонью щеки...

— Иди ко мне? Пожалуйста... не оставляй меня одну.

Пустоту в душе и в сердце надо было чем-то заполнить. Иначе... это зеркало. Острые хрустальные осколки впиваются, ранят... и безумно нужен кто-то рядом. Вывести из лабиринта — и никогда о нем не вспоминать.

Малена первая положила руки на плечи Давида — и потянулась губами к его губам.

Пусть ночь скользит мимо. Ей уже ничего не страшно...

Аланея, дом Домбрийских.

— Малена!

Голос звал ее. Дрожал от боли, но звал...

Матильда открыла глаза — и улыбнулась маркизу Торнейскому. Своему, кстати говоря, супругу.

— Рид!

— Малена!!!

Матильду сгребли в охапку так, что едва не додушили, но девушка не возражала. После холода и тоски зеркального лабиринта?

Да хоть придушите, только обратно не надо! Только не туда, в царство безумных ледяных зеркал.

— Рид...

— Я думал, я тебя потеряю...

— Что со мной случилось? — спросила Матильда.

— Лорена, — выплюнул Рид. — Она решила убить тебя, пришла ночью.

— И... я вроде бы невредима?

— Ровена ее остановила. Один удар она нанести все же успела, но только один.

— Она разбила мое зеркало?

Матильда уже знала, но надо же было уточнить?

— Да. Оно тебя спасло, фактически...

— И что сейчас с Лореной?

— Ничего, — отозвался Рид. — Она тебя больше не побеспокоит. Никогда.

Матильда поглядела на него, хмыкнула.

— Мне надо носить траур по мачехе?

— Только если ты сама этого захочешь.

Девушка фыркнула.

— Я оплачу ее. Глубоко в своем сердце. Рид...

— Да?

— Знаешь, какая мысль меня преследовала, пока я была... там?

— Там что-то есть? — тут же уточнил Рид.

— Есть. Это точно. И я все время думала, какие мы с тобой были глупые.

— Малена? — с лица маркиза Торнейского спокойно можно было рисовать карася. Или окуня — рот открыт, глаза хлопают, жабры лепи и любуйся.

— Дверь закрыта?

— Да.

— Отлично. Думаю, кошак нам не помешает...

Серый и хвостатый зверь уже благополучно успел удрать и свернуться на кресле. Мало ли?

Придавят еще в порыве радости! Много ли ему надо?

— Кажется, — это кошка, — растеряно сказал Рид. — Малена?

Пальцы девушки уже добрались до пуговиц на его рубашке.

— Учти, невинным ты отсюда не выйдешь.

Мужчина открыл рот.

— А ты... ты же...

— Вот, об этом я и думала. Что люблю тебя, и так бездарно тратила наше с тобой время. И решила — если вернусь, не потрачу больше не минуты.

— Лекари...

— Ладно. Потом можешь сходить к ним, разрешаю, — кивнула Матильда. И попробовала расстегнуть пряжку на поясе Рида.

Мужчина мягко отстранил ее руки.

— Малена... ты уверена?

— Если ты сейчас меня оставишь, я... я... я не знаю, что я сделаю! Я тебя подкараулю, стукну по голове, свяжу и изнасилую! — выпалила Матильда.

Рид прикусил губу. Глаза его смеялись.

— Какая ты опасная женщина...

— Ты еще не знаешь, насколько я опасная женщина. Просто потому, что я — девушка. Твоей милостью, — возмутилась Матильда.

Рид сгреб ее в охапку и упал на кровать.

— Обещаю, мы это немедленно исправим.

Карие глаза оказались рядом с серыми, и спорить расхотелось. И язвить Матильде стало неинтересно. И все остальное тоже.

А вот губы, которые коснулись ее губ...

В этот день Остеон так и не дождался брата во дворце. Вместо него приехал граф Ардонский, который сообщил и о 'болезни' герцогессы, и о ее выздоровлении...

Остеон вздохнул — и от души пожелал брату счастья. Пусть у него хоть в семейной жизни все хорошо будет. А то рехнешься с этими государственными делами...

Спустя три года после описанных событий.

Россия.

— Спасибо тебе, родная.

Давид выглядел ужасно гордым. И ничего удивительного, за три года жена подарила ему двух детей — сына, а вот теперь и дочку...

Малена светилась от счастья.

Жизнь у нее получалась очень насыщенной. Надо было осваиваться в новом мире, уже без подсказок со стороны Матильды. Общаться с людьми, осваивать новую профессию... жить семейной жизнью.

Последнее было самым сложным.

Давид оказался достаточно авторитарным и деспотичным мужем, но герцогессу это не смущало. Ее к такой жизни и готовили. Она иного и не представляла.

Ей легко было уживаться с любимым человеком, легко встречать его по вечерам, отчитываться о своих перемещениях, соблюдать определенные традиции, уважать его родителей...

А если учесть, что все заботы по хозяйству так и остались за домработницей, то и вообще, ничего страшного. Чего тут бояться?

Сложности были с освоением дизайнерских программ. Матильда в них разбиралась, а вот Малена не очень. Но учиться она хотела, как искать информацию — знала, а остальное зависит от человека.

А уж проекты, которые она делала...

Не стоит забывать, что герцогессу и готовили, как хозяйку дома. А дом надо обставлять, и комнаты надо выдерживать в разных стилях, цветовых сочетаниях...

Постепенно у девушки все получилось.

Там спросить, здесь проконсультироваться, тут придумать...

Давид гордился своей женой. Умной, обаятельной, прекрасно воспитанной. А уж когда понял, что она забеременела, вообще засветился от счастья собственным светом.

Чуть сложнее было с его родителями.

Все же образ послушной грузинской девушки им нравился намного больше. Но постепенно, шаг за шагом, Малена завоевывала и их симпатии. Хотя предстояло еще очень много работы. Малена знала, Александра Ивановна (мир не без супершпионов) доносит, что у Давида правильная грузинская семья.

Мужчина — хозяин, жена делает, что он скажет...

Ни ссор, ни споров.

И то сказать, когда им спорить-то? Заказов на фирме столько, что хоть ты в трехголового дракона мутируй — все одно голов не хватит. На все и сразу!

Случай с кладом, с выстрелом... все это послужило шикарной рекламой. Жаль, конечно, что с Мишкой дорожки разошлись, но тут уж не покрутишься. Дочь он из тюрьмы вытащил, но что там с ней за три дня сделали — одним психологам ведомо. Ее признали невменяемой и до сих пор лечат.

Женя погибла.

Антон за три года женился уже второй раз. Первый раз — на Диане, к немалому удивлению окружающих. Брак продлился около пяти месяцев, и развалился под мягким воздействием Ирины Петровны.

Второй раз Антон все же женился на Ирочке. Что из этого получится, кто его знает, Малена не стремилась дружить домами. Да и Ирина Петровна сына придерживала, памятен ей был тот запой.

Любовь?

Малена могла про себя точно сказать, что любит мужа. А Антон... что поделаешь. Если бы он тогда смог встать вровень с ней, если бы...

История не терпит сослагательных наклонений, не так ли?

Малена коснулась щечки ребенка, улыбнулась супругу, который забирал их из роддома, поцеловалась с его сестрами, была расцелована Софией Рустамовной и Эдуардом Давидовичем.

Первый у них получился мальчик, как-то спонтанно, похоже, что с первого раза. Она потом почитала книги, полазила в интернете, и пришла к простому выводу.

Они — переселенки. Или перемещенки.

Что привязывает человека к миру?

Якорь.

А лучший якорь — это дети. Вот мироздание и позаботилось привязать покрепче новый кусочек. Она бы не удивилась, узнав, что у Матильды все обстоит точно так же.

Ребенка назвали Эдуардом. И надо сказать, сын быстрее всего примирил Малену с семьей Асатиани. Малыша обожали все, мама только успевала следить, чтобы не затискали и не забаловали. А Эдуард Давидович стал редкостно сумасшедшим дедом и обещал малышу чуть ли не джип на окончание школы.

Его можно было понять. Внук, продолжатель фамилии. Род не прервется, дело будет кому передать... это важно.

Воспитать еще малыша правильно, но это уж дело его матери.

Тетя Варя с радостью взялась за роль бабушки, чего уж там, действительно почти родственница. Свою квартиру Малена сдавала симпатичной семье, налогов, правда, не платила, но ее никто не закладывал. Все были очень рады избавлению от тети Параши.

Давид поспособствовал, похоже.

О своих родственниках Малена ничего больше не слышала, ни о матери, ни об отце, ни о сводных брате и сестре, да и о Прасковье Ивановне с сыном тоже. И не жалела. Никто не жалел.

Через два года Малена опять забеременела, на этот раз девочкой, и сегодня Давид забирал ее из роддома. Девочку записали, как Марию-Елену Асатиани.

София Рустамовна растаяла.

Марией звали ее мать, Еленой — мать Эдуарда. Так что...

Малена не стала объяснять, что это совпадение, просто порадовалась, что имена такие распространенные. Они с Давидом погрузились в джип и отправились домой. А вечером стояли в детской, смотрели на малыша.

Эдик спал в своей кровати, сложив губки бабочкой и мирно посапывая. Маленькая Маша пока будет жить в спальне родителей. И им так спокойнее, и малышу...

— Какой же он у нас обаятельный!

Давид мог собой гордиться, сын получился просто ксероксом, разве что глаза серые, как у Малены.

Мурлыкнула Беська, прыгая на подушку к Эдику и сворачиваясь рядом с ним клубком. Малыш, не открывая глаз, подгреб ее поближе и засопел еще более довольно.

Родители расплылись в одинаково идиотских улыбках, и удрали в спальню.

— У меня для тебя подарок, — шепнул Давид.

— У меня есть все, — развела руками Малена. — Даже страшно, что ты мог придумать?

Мужчина улыбнулся — и достал шкатулку. А из нее...

Малене показалось, что ее сдавили поперек тела, аж весь воздух вылетел.

Зеркало.

То самое, и не разбитое...

— От...куда?

Слова как чужие, голос тоже...

— Нашел, вот. Мне его тогда медики отдали, я и забыл. А сейчас нашел, и отнес к стеклодуву. Тебе не нравится?

Малена осторожно положила зеркало обратно в шкатулку.

— Очень нравится. Спасибо тебе огромное.

И крепко обняла мужа,

Поздно ночью она встала, и вытащила зеркало из его вместилища. Провела пальцем по оправе... нет, при всем желании не оцарапаешься. То ли заполировали, то ли...

Ей это просто не нужно.

Знать бы только, как дела у Матильды?

А если попробовать коснуться его кровью?

Малена подышала на зеркало, протерла его рукой, пока побаиваясь более серьезного воздействия, и... стекло поплыло, показывая спальню, а в ней спящую в объятиях мужа Матильду. Довольную и счастливую. И серого кота на подушке, который смотрит подозрительным взглядом, и детскую с детьми...

Слезы застили картинку, размывали...

Малена осторожно положила зеркало обратно.

Пусть оно хранится в семье. Пусть останется навсегда. Но она сейчас его уберет подальше, а кто и когда его вытащит...

Такие вещи приходят, когда они очень нужны. И никак иначе.

Пусть оно опять ждет своего часа.

Женщина тщательно завернула его в бархат, и убрала подальше. А потом посмотрела на своего мужа, на дочь, сопящую в кроватке, сбегала в детскую...

Все было хорошо и правильно.

Можно было спать. И пусть ей приснятся Аллодия, и Донэр, пусть... она по ним не тоскует. Сон останется сном, явь — явью, а зеркало просто зеркалом.

И Малена нырнула под бочок к Давиду.

Все было правильно.

Три года спустя.

Аланея, Аллодия.

— Как там наше сокровище?

— Которое из? — невинно поинтересовалась Матильда, за это время окончательно смирившаяся с именем 'Малена' и даже простившая режиссера. Была, была у нее мечта когда-то сказать товарищу, что он осел, так ведь до другого мира не дотянешься.

Да и не надо, в этом бы проблемы разгрести.

Консумировав брак (и попробовал бы только Рид сопротивляться), молодые подумали, и отправились к архону.

Реонар Аллийский схватился за голову, взвыл, но согласился назначить свадьбу на следующий день, Восьмилапый с вами, м-молодые...

Политика отдельно, постель отдельно.

Впрочем, предосторожность была не лишней, потому что следующих критических дней Матильда не дождалась. И с ужасом поняла, что — того-с...

Беременна.

Одновременно начался токсикоз и у Дилеры Эларской.

Тошнило дам на пару, зеленели они одинаково, так что страхозавром и притворяться больше не приходилось. Природа все сделала за Матильду. Это уж не говоря про гнусные пигментные пятна.

Оставалось лишь молиться, чтобы все прошло нормально, ну и учить повитух мыть руки. Мыть ноги, комнаты, родильные столы, переодеваться во все чистое...

Архон, которому была разъяснена концепция микробов, на школьно-доступном уровне, прислушался. Провел опыты — и огласил еще один вердикт.

А что?

После разборок с наркоторговцами, к нему не просто прислушивались. Полюбовался народ на выставленных на площади содержателей притонов, тут вам не демократия, тут все на виду, посмотрели, что с ними от наркотиков-то происходит — и дружно решили, что на архона благословение снизошло.

Не иначе.

А откуда б он еще мог такое знать?

Теперь за дурманные травки казнили и вешали на месте, рубили руки и заставляли сожрать свой товар, целиком. Матильда считала (издержки толерантного воспитания), что это жестоко, но как работало!

Прямо-таки замечательно работало!

Вино — пей, а вот этой пакостью не злоупотребляй, не надо...

Кстати, Лоран от нее и помер, буквально через полтора месяца после смерти сестрички. Его Малена не жалела, но Силанте выделила приданое и выдала замуж. В Саларин, от греха подальше. Шарлиз поспособствовала.

Вторым пунктом пошла гигиена.

Вроде бы и ничего странного, но ведь ты поди, додумайся.

Скоро мыть руки и протирать их чем-то вроде лимонного или чесночного сока стало хорошим тоном. Лекари для благородных пользовались лимоном, простонародье обходилось чесноком.

Стиль, мода, а что число смертей снизилось сразу и резко... побочные эффекты.

Не надо прогрессорствовать направо и налево, надо чуть-чуть, самую малость помочь имеющемуся прогрессу.

Да, Матильда могла многое, в том числе и фейерверки собрать на коленке, и порох намешать, пока еще черный, дымный, а кто б этого не мог? Сера, уголь, селитра — и получится. Худо ли, бедно...

Не делала. И не собиралась.

Не стоит приносить такое в спокойный мир.

Да, более-менее спокойный.

Повоевать пришлось в первый год, в том числе и на дипломатических фронтах, а сейчас уже все устаканилось и убутылилось.

Перво-наперво, пришлось выдержать стычку с Артаном Иллойским.

Узнав про внука, маршал полез в бутылку и потребовал, чтобы мальчик рос у него, он-де вырастит из него наследника и настоящего мужика.

С другой стороны в ту же бутылку ринулась Ровена, да так, что маршала вышибло не хуже, чем пробку от шампанского.

Заявка была проста.

Бернарда довели до того, что он из дома сбежал, этого тоже доведете? И вообще, я замужняя женщина, компаньонка маркизы Торнейской, и никто, никого отдавать не собирается.

Маркиз поддержал и жену, и компаньонку, скромно заметив, что маршал, вы, конечно, герой, но с точки зрения закона вы этому ребенку никто. И ребенок этот...

Бумаги, конечно, есть. Но ведь не у вас на руках? Нет, в том-то и дело.

Матушка ребенка согласна их предъявить? А то ведь бездоказательное утверждение... а как на это дворяне посмотрят? Ведь никогда не признают, и останется род Иллойских без наследника, и прервется.

Артан скрипнул зубами и решил договариваться.

Получалось плохо, Ровена тоже умела скрипеть зубами и ругаться, но в итоге пришли к соглашению.

Статус-кво не меняется, Дорак работает, где работал, Ровена остается компаньонкой, разве что входит в свиту принцессы. А что, положение позволяет.

Артан признает ребенка своим внуком. Публично и торжественно. И даже занимается его воспитанием.

Нет-нет, не у себя в доме, пока еще до такого дойти не получится. А вот отвести ему покои в доме герцогесы — это запросто, место есть, можете хоть всей семьей приезжать, отказа не будет. И слуг с собой захватите, а то наши и так с ног сбиваются.

Так что один день из пяти Артан проводил с внуком.

И постепенно, благодаря детским улыбкам и первым попыткам оторвать маршалу нос, сделать из него ездового пони или хотя бы сесть на шею, смягчались обе стороны.

Сейчас Ровена была опять беременна, но это ее мало изменило.

Рид смеялся, что кругом одни беременные.

Сама Матильда родила двойню. Королевскую парочку, мальчика и девочку. Остеона и маленькую Матильду, которую все с рождения начали звать Тиль.

Сначала — к своему ужасу, потом восторгу (быстрее получилось и удобнее) а потом опять ужасу. Потому как мелкие поросята все делали вместе.

Орали, гадили, засыпали, просыпались... рук не хватало решительно.

Потом опять к ужасу, когда Матильда познакомилась с местным институтом кормилиц, и узнала, что для улучшения лактации они пиво хлещут, как грузчики.

Архона озадачили в третий раз.

Впрочем, ему и первых двух хватило, чтобы на все соглашаться.

Дилера Эларская легко и без осложнений родила мальчика, которого назвали Аррелем. Мальчишка рос копией деда, что очень всех радовало. Вдруг да повезет?

Видимо, между жутковатой внешностью принцессы — и очарованием Найджела, природа решила выбрать золотую середину и проявила спящие до поры гены.

К сожалению, дальше все сложилось не так радужно, как в добрых книжках.

Когда Дилера была беременна вторым ребенком (примерно через восемь месяцев после первого Найджелу пришлось опять постараться) в городе вспыхнула эпидемия.

Нет, не чума или оспа, всего лишь сыпной тиф, но в некоторых случаях хрен редьки не слаще.

Заболел его величество, и со дня на день ждали его смерти.

Заболел его высочество.

Дилера не заболела, Матильда, вовремя вспомнив, что карантин — он в любые времена приносил одну лишь пользу, схватила всех чад и домочадцев, и удрала за город, благо, загородный дом у нее был, супруг подарил еще в первый год, когда пребывание в городе стало невыносимым. Где примерно два дня шпарила кипятком, мыла и терла все углы во дворце, а заодно всех, кто с ними поехал.

Результат порадовал.

Никто не заболел.

Но вот Дилера Эларская переживаний не выдержала.

Она как раз дохаживала последние месяцы беременности, и когда пришло известие, что скончался его высочество, у нее начались преждевременные роды.

Ребенка спасти удалось.

Кстати — тоже мальчика, которого по просьбе женщины назвали Найджелом. А вот сама Дилера просто-напросто свела себя в могилу.

Крутись, не крутись, а Джеля она любила. Искренне и истово, как могут любить лишь безнадежно честные и порядочные люди.

Дилеру было жалко до безумия, все же неплохая она оказалась девчонка, умная, порядочная, только отчаянно некрасивая. И так же отчаянно влюбленная. Матильда тогда чуть не неделю проплакала. Вот Найджела она не жалела, туда ему, паразиту, и дорога, а вот Лери...

Матильда подозревала, что Джель немного не тифом заболел, а об табакерку виском ударился, или вилкой подавился, раза четыре. Но оставила подозрения при себе. Тем более, что Остеон все же выздоровел. Скрипел, хрипел, но пока еще был жив, хотя от дел вовсе отошел, свалив все на регентский совет.

Ну и ладно, живой король — гарантия стабильности, а потом коронуем Арреля, и пусть правит, как вырастет. Быстрее бы...

За эти три года она насмотрелась на Рида.

На то, как он тянет этот неподъемный воз, насмотрелась на Тальфера, на архона, на Иллойского...

Мужики пахали, как черти.

И лучше б — пашню, более благодарный материал. А тут... разгребать замучаешься, после войны, заговора...

Полгода назад какой-то даун вообще попробовал восстание поднять, заявлял, что он-де сын его величество Остеона, от некоей Тарейнской...

Матильда даже вникать не стала.

Артан Иллойский размазал негодяя, как масло по гренке, не особо задумываясь.

В результате, у девушки собрался настоящий детский сад.

Двое — ее. Двое — высочеств, один Иллойский, плюс она еще второй раз залетела, хотя и пытались беречься, тут еще Астела Ардонская наконец замуж вышла и тоже родила девчонку...

И до кучи мелкий наследник Степи от Шарлиз Ролейнской.

Итого — семь штук, и еще неясно сколько в перспективе.

С Шарлиз Матильда познакомилась, полностью согласилась с мнением Рида 'красива, но б...', и установила нейтралитет.

Ребенок Шарлиз был не нужен, нужна свободная и вольготная жизнь, со сменой любовников. Ну и на здоровье.

Живет и живет себе в Розовом дворце, ограничивать ее никто не ограничивает, мальчишку, узкоглазого и со смуглой кожей, отдали на воспитание Матильде...

Нельзя сказать, что Матильда была счастлива, но слишком хорошо ей была памятна своя история. А потому дети получали дозу любви и нежности от бабушки Элинор, поцелуй и утешения от Астелы, которая оказалась типичной мамой-наседкой, тренировки от тетушки Ро, и подзатыльники от Матильды. Которая была твердо уверена, что детей надо воспитывать — сейчас. Не откладывая на далекие года, вот сейчас.

Шкодишь?

По попе.

Неважно, что каган, все равно по попе, через нее до всех доходит.

И давайте учить буквы, учить цифры, учиться... Пусть играя, пусть весело, пусть... да хоть как, но учитесь! И можно изобрести кубики с алфавитом. Вот тебе и прогресс будет.

Матильда погладила живот.

Ей определенно нужны были еще пара мальчиков и девочка. Вот хорошо бы, если бы еще раз близняшки получатся? Они помельче, рожать легче, и когда соображаешь, что двое за один раз... знаете, девять месяцев таскать груз на пузе вместо восемнадцати, это приятно.

Рид приобнял жену. Ребенок тут же толкнулся под его ладонью, и маркиз расплылся в совершенно детской улыбке.

Жену он любил.

И до сих пор не мог поверить в свое счастье.

Матильда ответила ему таким же влюбленным взглядом. Лекари сказали беречься, но хоть пообниматься!

— Все.

— Так... Хурмах сегодня пытался съесть осу, оса победила с разгромным счетом, ребенок запомнил, что насекомых есть нельзя. Тильда удрала от нянек и опрокинула доспехи, Ост наелся мела, Бер получил подзатыльник, чтобы не драл за волосы девочек... кстати, надо потом подумать о его браке, мелкий явно неравнодушен к дочке Астелы.

— Ардонские не против?

— Смеяться изволите, любовь моя? Кто у нас еще... Аррель получил по попе. Капризничал и вредничал, пытался оторвать хвост у Беса. Джель пока тихий, но выползать пытается, — отчиталась Матильда, лукаво поглядев на здоровущего серого кота, вальяжно возлежащего на диване.

Да, так вот получилось.

В том мире кошка, в этом кот.

Там — Беська, тут — Бес, который так и остался при герцогессе.

Крыс он, правда, ловил, и приносил их исправно. Риду, на подушку, доказывая свою полезность.

Однажды маркиз едва не поцеловался с дохлой крысой, которую ему притащили на освидетельствование под самый нос, но коту все равно по ушам не досталось, охотник ведь. Добытчик...

Рид оглядел здоровущую детскую, в которой, в своих кроватках, сопели дети, а в углу дремали две няньки.

Детьми занимались все по очереди, но кто-то же должен и попы вытирать? Учить — мало, надо еще накормить, напоить, подтереть, подобрать — без помощников не обойтись. Никак не обойтись.

Рид увлек жену из детской.

— У меня для тебя подарок.

— Да?

А в следующий момент Матильда похолодела, потому что в руке Рида блеснуло темным металлом очень знакомое зеркало.

То самое...

— От...куда?

— Ровена мне отдала, нашла недавно, а я заказал перелить его.

— Спасибо, все же оно мне жизнь спасло, — Матильда крепко поцеловала супруга. Эксперименты?

Сейчас?

Вот уж не надо!

И только поздно ночью, когда Рид крепко спал, Матильда поднялась с кровати, вытащила зеркало из ларца.

Матильда взяла зеркало в руку, крепко сжала.

Осторожно, чтобы не оцарапаться, провела пальцем по оправе.

Нет, никаких заусенцев нет... но это то самое, ее зеркало.

И — нахлынуло.

Малечка, как-то ты там?

То ли слезы глаза затуманили, то ли что-то случилось в следующий миг, но стекло дрогнуло, зазолотилось, и...

Это точно была Малена.

Счастливая, под руку с Давидом выходящая из роддома, и маленький ребенок рядом с ними, и второй кулек на руках у Давида...

Неужели у нее все в порядке?

Матильда медленно положила зеркало.

Господи, спасибо тебе.

Я не знаю, как молиться, не знаю, как к тебе обращаться, но спасибо. Спасибо за этот шанс.

Теперь я знаю, что с сестренкой все в порядке.

А зеркало...

Малена рассказывала, где она его нашла.

Завтра Матильда завернет зеркало получше, упакует, чтобы не разбилось, и спрячет в старый сундук.

Когда-нибудь кто-то найдет его — и обретет родную душу. А ей для счастья больше ничего не надо.

Дети, Рид, Аланея, Аллодия...

Маркиза скользнула в кровать, под бок к супругу, и прижалась покрепче. Посмотрела на звезды — и еще раз поблагодарила их. И услышала наглое 'мурррррм'.

Бес пришел почесаться перед сном.

Зеленые глаза были мудрыми и серьезными, и Матильда не удержалась.

— Ты ведь все знаешь, правда, кис?

Кис молчал. Он был мудрым, и не собирался выдавать секретов, а знать — знал, но не придавал значения.

Тот мир или этот, та душа или иная... странные все же существа эти люди. И чего им на месте не сидится?

И кот замурлыкал еще сильнее, нагоняя дрему на хозяйку.

Он-то знал, что все будет хорошо.

Уважаемые читатели.

История про девушек и зеркала мной завершена.

Следующая начнется ровно через две недели, в понедельник.

Смотрите на моей страничке 'Ой-ой-ой, домовой!!!'

С уважением и улыбкой.

Галя и Муз.