"Взгляд с другой стороны"

Высокое окно рама расчерчивала на одинаковые квадраты, а за ним в петлях от давно снятых ставень мелко дрожал на ветру сухой лист, безуспешно царапаясь в кромку силового поля. За окном стремительно темнело, напоминая, что полчаса, положенные шефом СБ Иллианом на отдых и приведение себя в порядок, истекли, и пора выезжать.

— Это капрал Эржин, сэр. Подавать машину?

Дом был старым, пятиэтажным, но с высокими потолками, лифтовую шахту к нему пристроили уже потом, и она нелепо вылезала толстым синтебетонным вздутием из задней стены. Но эстетизм никогда не был сильной стороной Саймона Иллиана. Зато не блещущий архитектурными достоинствами жилой дом в пяти кварталах от штаб-квартиры имел сразу три плюса: его удачно маскировал от прослушки проходящий рядом энергокабель, закрывали от выстрела высокие беленые стены Интендантских складов и... снижала цену теснота застройки, не только не позволяющая высадить рядом ни деревца, но и не оставляющая ни клочка земли для парковки машин. Иллиана, для которого слова автомобиль и служебный были синонимами, это волновало мало.

Сейчас шофер вез его на прием во дворец. И хотя Иллиан полагал нынешнее время совершенно не подходящим для празднеств, но светский этикет и лично Грегор требовали его присутствия, а все, что касалось выражения "желаю и требую" в устах императора, имело непререкаемую силу приказа. Иллиан одернул дворцовый красно-синий мундир и подумал с надеждой, что со временем любовь к помпезной форме у молодого императора должна миновать, и ему самому не придется в будущем тратить драгоценные минуты на переодевание из повседневного варианта в парадный.

Автомобиль протискивался узкими улочками Старого города. Кузнечные улицы... давно пора к черту перестроить этот лабиринт. Архитектурный комитет Форбарр-Султаны выставил генеральный план застройки города. Вот здесь должна стоять фасеточная многоэтажная игла офисного небоскреба. План неделю назад передали на визирование СБ; резонно, но под этим предлогом ушлые проектировщики изменили и смету, отнеся три с половиной процента расходов на наш бюджет вместо муниципального, и стоит пропустить этот документ через штатных бухгалтеров...

Сегодня вечером он предпочел бы поработать, но подозревал, что в своих размышлениях начинает ходить по кругу. Доклад лейтенанта Кроуи из бетанского отделения, который лег ему сегодня утром на стол, в очередной раз поверг шефа СБ в горестное удивление непредсказуемостью мироздания в целом и поведения некоторых юнцов в частности, но невозможность прямой связи между планетами откладывала разгадку ребуса как минимум на пару недель.

* * *

— Оперативный план Б, сэр. Штатная ситуация. Происшествий нет. — Начальник дворцовой охраны откозырял своему шефу.

Хотя именно полковник ведал безопасностью первых лиц на публичном мероприятии, но сам Иллиан помнил — как будто могло быть иначе! — все детали плана до последней запятой. "Работа сотрудников СБ должна проходить при соответствующем оперативном планировании. Целью этой работы является адекватная, своевременная и действенная реакция на события чрезвычайной ситуации.

Оперативное планирование представляет собой классификацию ЧС и подготовку сценария действий каждого сотрудника СБ в зависимости от вида ЧС. Задача оперативного планирования — разработка четких инструкций сотруднику в зависимости от того, какой оперативный план введен в действие...".

Официальный прием с присутствием императора, его родственников, высокопоставленных имперских служащих и так далее сам по себе считался чрезвычайной ситуацией, и даже зеленый мичман, только что прошедший курсы по безопасности и контртерроризму, знал нужный порядок действий. Концентрация ВИП-персон на квадратный метр дворцового паркета была традиционно высокой, разбавляемой лишь присутствием явной и тайной охраны в их окружении, но первейшей была, конечно, задача обеспечения безопасности императора.

Иллиан, отсалютовав, привычно передал своему повелителю лаконичный доклад "все в порядке, сир", получив в ответ такое же традиционное "Благодарю за службу, капитан Иллиан" и короткий приветственный кивок.

Император был сегодня, как обычно, безупречно вежлив, но кажется, не в духе. Иллиан догадывался, почему: сегодняшний дворцовый прием предполагал знакомство с очередной кандидаткой на императорское внимание, подобранной по всем правилам Элис Форпатрил.

Бессменная Хозяйка Дворца уже приближалась, с юной особой в кильватере, и Иллиан тихонько ретировался. Леди непременно станет интересоваться новостями о своем сыне, а, пожалуй, не стоит сообщать посредине праздника, что ее непутевый отпрыск нечувствительным для себя образом только что подпал под обвинение в дезертирстве с борта имперского корабля. Имя Айвена Форпатрила в списках бетанской пограничной службы свидетельствовало, что парень улетел с Колонии Бета в неизвестном направлении и на борту какой-то сомнительной штатской посудины, а вовсе не барраярского "Ястреба", к которому был приписан. От командира "Ястреба" сведений не поступало вовсе. Иллиан мысленно пообещал себе, что, чем бы ни было вызвано подобное разгильдяйство, виновникам по возвращении крепко достанется.

Шеф СБ тряхнул головой и машинально поправил наушник — старый, пластиковый, а не с наконечниками из биогеля, какие были выданы всем его следящим агентам. Что ж, начальство имеет привилегию на небольшие чудачества и привязанность к старым мелочам. Чудо-техника не решает волшебным образом ни одной возникшей проблемы, иначе чип в голове Иллиана уже давно подсказал бы решение той, над которой он бился последние пару месяцев.

Вовремя поправил, в наушнике щелкнуло (смена с восьми до полуночи, старший смены — лейтенант Доннелли, второй взвод дворцовой охраны, переведен три год назад из Даркоя, по отзывам психологов крайне стрессоустойчив при монотонной работе...):

— Докладывает внешний периметр охраны, сэр. Прибыли премьер-министр с супругой.

Вот и встреча, которую Иллиан сегодня вечером ждал и которой опасался с равной силой.

Форкосиганы появились какие-то пять минут спустя. Тяжелые черты лица графа выражали лишь спокойствие и едва заметную заботливую нежность, с какой он поддерживал под локоть леди Корделию. Но Иллиан не мог обмануться, представив мысленно ряд моментальных снимков: за последний месяц в коротко стриженой шевелюре Эйрела заметно прибавилось седых волос.

Они кивнули друг другу.

— Добрый вечер, сэр. — Чаще они с Эйрелом звали друг друга по имени, но сейчас быстрое "сэр" было не просто данью уставу, но извинением за то, что прозвучит дальше. — По сектору II обнадеживающих новостей нет. Из сегодняшних необработанных данных — посольское СБ докладывает, что Айвен Форпатрил пробыл на Колонии Бета три дня, покинул ее частным рейсом, и больше о нем сведений не поступало.

Сырые данные, которые Иллиан проверил сам и дал обработать паре своих наиболее доверенных аналитиков, он традиционно отправил зашифрованным пакетом на комм Форкосигана еще до того, как покинул свой рабочий кабинет.

— Спасибо, Саймон, — Форкосиган склонил голову, без комментариев принимая информацию о пропаже племянника и добавляя ее к общему грузу своего беспокойства.

— От Майлза ничего? — полуутвердительно и немного печально переспросила Корделия.

Авантюрная жилка наследника Форкосиганов, толщиной в добрый канат, влекла юного Майлза от одних неприятностей к другим, но в сообразительности мальчишке было не отказать. Получив официальную повестку Совета, даже он должен был сообразить, что с императорским правосудием не шутят, и прекратить свои игры в солдатики быстрее, чем в детстве, когда родители звали его к столу. Должен был — но на столе шефа СБ лежали лишь месячной давности сведения агента из зоны Тау Верде: тогда самозваный адмирал Нейсмит по-прежнему удерживал командование флотом, словно и не подозревая, как квалифицируется этот поступок у него дома.

— Ничего, миледи, — покачал он головой. — Но, если верить словам миссис Нейсмит, что он покинул Бету добровольно, ничто не должно препятствовать и его скорейшему возвращению.

По правде говоря, Иллиан не ощущал и половину той уверенности, которая должна была сквозить в его словах, и его поддерживало лишь иррациональное мнение что любой, кому хватило сумасшествия, скажем, взять младшего Форкосигана в заложники, поспешит расстаться с половиной своего состояния, чтобы вернуть все как было.

— Если, Саймон? — переспросила Корделия резко. — В данном случае я доверяю маминому мнению гораздо больше, чем домыслам ваших орлов из посольства. И пока с Майлзом сержант Ботари, его физической безопасности ничто не угрожает. Но вы уверены, что он получил сообщение вовремя?

— Я уверен, что отправил его курьерской службой с грифом первостепенной важности. — Иллиан только тогда заметил, что почти оправдывается, когда слова уже слетели с губ. Он подавил иррациональное смущение, возникавшее у него всякий раз при разговоре с леди — нет, теперь уже графиней — Форкосиган. — И с офицером, чей послужной список позволяет полностью надеяться на его исполнительность.

Все верно. Тринадцать лет не запятнали личное дело капитана Димира ни одним нареканием, а пилот его курьерского корабля по всем полетным тестам демонстрировал баллы выше среднего. Знать бы еще, каким образом про этот курьерский рейс узнал молодой Форпатрил и какими правдами и неправдами добился, чтобы его прикомандировали к экипажу? Потенциальная утечка информации из его ведомства сводила Иллиана с ума вернее, чем мог бы это делать утекающий из скафандра воздух.

— Этого мало, — возразила Корделия твердо и просто. — Ваши архаичные барраярские три месяца отсрочки хороши, лишь когда ответчику предстоит проехать материк верхом из конца в конец. — Это она обращалась уже к мужу, и досадливая растерянность на его физиономии вдруг показалась Иллиану копией его собственного выражения лица. — Как можно управлять звездной империей с помощью замшелых законов столетней давности?

"Барраярцы!", откликнулось мысленным эхом.

Иллиан вздохнул.

— Я отправил копию сообщения на Бету по сжатому лучу, — сообщил он то, что премьер-министр граф Эйрел Форкосиган и так знал уже пол-дня.

— Я знаю, Саймон, — подтвердил тот и, не глядя, бережно, но крепко сжал ладонь жены, как будто ставя точку в разговоре.

Леди Корделия замолчала, а Иллиана в очередной раз кольнуло давней виной, и он подавил ее привычным усилием. Да. Почти два десятилетия назад начальник СБ регента некий коммодор Иллиан не смог защитить охраняемую персону как должно. Возможно, сейчас он справится лучше?

Он покачал головой и проводил взглядом чету Форкосиганов, проходящих в Алый зал с уверенностью людей, на чьих плечах держится этот мир, а вовсе не семьи юного преступника, обвиненного императорским судом в государственной измене. "Поелику оруженосцы нужны лишь для личной охраны своего сеньора и господина, да не будет вооруженная рука императорского вассала секундус чрезмерно сильна и не превысит ее мощь двух десятков человек, иное же считать изменой и покушением на власть императора, многие лета да царствует он..." Чертова архаика.

В отношениях между императором Грегором и его премьер-министром похолодало еще этим летом, на второй год после того, как Грегор стал совершеннолетним и принял всю полноту власти. Тогда Форкосиган отнесся к этому спокойно, заметив в приватном разговоре, что бунт детей против родителей — самая обычная вещь. Иллиан, бездетный и имевший прямую идиосинкразию на слово "бунт", в тот раз промолчал. И вот после Зимнепраздника подспудное напряжение разразилось прямой войной Фордрозды с Форкосиганом, судебной тяжбой, в которой Грегор крайне неудачным образом занял позицию внешнего бесстрастия.

С другого конца зала Иллиан увидел, как император сухо кивнул подошедшему к нему Форкосигану. О чем они в этот момент говорили, и ограничилось ли общение стандартным "добрый вечер", с такого расстояния определить было нельзя, но окончился диалог чересчур быстро. Грегор в последние дни почти показательным образом избегал долгих разговоров со своим приемным отцом и бывшим регентом.

Сейчас у него даже предлог имелся: музыка оркестра сделалась чуть громче, и звенящие ноты Старого Кавалерийского марша вернее любого объявления дали завсегдатаям понять, что вот-вот начнется бал. Наконец, грянула музыка, и Грегор исправно повел в танце отражений фор-девицу в розовом. Иллиан занял свою обычную танцевальную позицию, подперев стену недалеко от входа, и наблюдал за фигурами. Сесиль Форгарина, третья дочь графа, отец занимает умеренно консервативную позицию в Совете, старший брат — третий атташе в посольстве на Тау Кита, двоюродный кузен полгода назад имел неприятности с Городской стражей за вождение в нетрезвом виде и последующий скандал...Подробности автоматически промелькнули у него в голове, почти неразличимые, свернутые в один ярлычок "потенциальная невеста, проверена и безопасна", который он мысленно пришпилил к подолу юной девицы. Танец сменялся танцем, одна девушка другой, а он все стоял, размышляя.

Хитросплетения внутренней политики, стоящие за обвинением Совета, Иллиан видел прекрасно, но одно дело — видеть, а другое — быть способным предотвратить. Дела графов управлялись лишь императорской волей и кодексом законов, созданным самое позднее при позапрошлом поколении государственных мужей, и противник Форкосигана был скрыт от СБ за прозрачным барьером графской неприкосновенности. Хотя никто не мешал службе безопасности подрывать этот бастион с противоположной стороны, прощупав как следует все креатуры Фордрозды среди чиновников и военных, но пока должного компромата для передачи дела в слушание набралось недостаточно...

Шелковое платье прошелестело рядом. Серое, неброского вдовьего цвета, в который леди Элис Форпатрил неизменно одевалась, точно в форму: светло-серый, синевато-серый, угольно-серый, и прочие его элегантные разновидности, каковых Иллиан лишь за последний год насчитал в ее гардеробе восемнадцать. Они не только прискорбно скрадывали ее яркую брюнетистую красоту — что, разумеется, было делом исключительно самой леди, — но и усложняли задачу отследить перемещение деятельной Элис в толпе гостей.

— Снова изображаете стенное украшение, Саймон? — Мягкий упрек, ставший почти традиционным. На самом деле, леди Форпатрил понимала, что такое служба. И если можно себе представить совмещение несовместимых понятий — "женщина при исполнении", — то именно это являла собой леди Элис во дворце.

— Украшением этого зала являетесь только вы, миледи, — ответил Иллиан с рассеянной вежливостью, мысленно взмолившись, чтобы сложная тема "новости от моего мальчика" не всплыла в разговоре.

Не пронесло.

— Помните, мы с вами говорили про Айвена? — спросила Элис. Риторический вопрос. Конечно, он помнит. Запоздалое открытие, что юный Айвен Форпатрил покинул планету, Иллиан скрывал от его матери сколько мог, но мог, оказалось, недолго. — Он улетел так внезапно. Я понимаю, служба, но...

"Но ваш сын, возможно, оказался в центре заговора против империи вместе со своим неуемным кузеном"? Иллиан издал какое-то риторическое междометие, долженствующее выражать тревогу и ободрение одновременно.

— Я просмотрела регистратор моего домашнего комма. Оказывается, мальчик перезвонил мне и оставил сообщение перед вылетом, — сказала Элис просто. Прохладные, затянутые в шелк пальцы скользнули по его руке и, повернув ее ладонью вверх, уронили туда дата-кубик. — Вот, возьмите, это запись; возможно, вам пригодится. Я очень за него волнуюсь. Хорошего вам вечера, капитан Иллиан.

Иллиан только восхищенно покачал головой ей вслед. Леди Элис знала, чем его соблазнить посреди вынужденного бездействия бала. Всплеск любопытства, моментально захлестнувший его, оказался настолько острым, что полупрозрачный кубик в руке, казалось, обжигал его пальцы, точно ледяной.

Шеф СБ, бегом покидающий официальный прием, вызывает резонную тревогу. Поэтому Иллиан вышел из бальной залы не торопясь, а по ступенькам легко сбежал, всем своим видом показывая, что желает только размять ноги после долгого стояния у стенки. Парадный красно-синий мундир служил превосходной маскировочной формой в обществе, где две трети мужчин были одеты точно так же.

Комната мониторинга СБ вместе со всей ее аппаратурой располагалась в двух коридорах справа от главной лестницы. Но дойти до нее Иллиан не успел.

— Капитан Иллиан, — путь ему преградил оруженосец в ливрее Форбарра. — Его величество желает и требует вашего присутствия, сэр. Позвольте мне проводить вас.

Была ли необходимость сопровождать его по маршруту, которым он впервые прошел, когда нынешний император еще лежал в пеленках, и которым ходил ежедневно в течение последних полутора лет? Вверх, затем вниз, за угол, в северное крыло... Нет, не туда. Видимо, Грегор решил не удаляться от приемной залы и не покидать надолго своих гостей, потому что для разговора с шефом СБ он выбрал малую библиотеку. Она была достаточно элегантна для приватных аудиенций, но на параноидальный взгляд Иллиана неудобна: три разные двери выходили в смежные коридоры, требуя усиленного наряда охраны. Но на этот раз все было в порядке — часовые стояли у всех выходов.

Грегор стоял у выключенного комм-пульта, поправляя обшлаг. Вместо облегчения, которое должна была бы вызвать у него возможность покинуть обязательных гостей и "подходящих юных леди", на его лице читалось легкое, нехарактерное раздражение.

— Капитан Иллиан, — кивнул он на стул. — Садитесь, прошу. Вы подготовили материалы для обвинительного заключения по делу о государственной измене?

Неподходящее место, странное время и спешка, не имеющая объяснения.

— Еще нет, — ответил Иллиан недоуменно. — До слушаний Совета больше месяца, а сообщения от моих агентов из интересующего Вас района идут с обычной задержкой П-В скачка. Я не считаю возможным представлять ни Совету, ни Вам, сир, неполные и не перепроверенные данные.

— Но это не мешает вам передавать их премьер-министру в тот же день, как они поступают на ваш стол? — переспросил император тихо. Одному он точно научился у приемного отца, подумал Иллиан: понижать голос до шепота, когда злится. — Кому принадлежит ваша преданность, капитан?

— Империи, сир, — ответил Иллиан, с сожалением подумав, что дипломат из него скверный. — Которой служу я, он и даже вы сами. И к вящей славе которой не пойдет осудить невиновного заочно.

— Вы присягали мне на службу, — выговорил Грегор медленно и твердо. — Мне, а не моему бывшему Регенту. Вы обесцениваете мое правосудие, Иллиан, вмешиваясь в него со своими личными пристрастиями, и ставите под сомнение мое слово, оспаривая его своими действиями. Если лорд Майлз Форкосиган виновен в заговоре, он должен ответить перед моим законом.

Интересно, подумал Иллиан отстраненно, это природное красноречие, или речь он учил заранее перед моим приходом?

— И вы, Иллиан, — договорил Грегор совсем тихо, — пройдете по его делу об измене как соучастник. Вы не оставили мне выбора, капитан. Сдайте оружие, вы арестованы.

"У мальчика хотя бы хватило смелости сказать это, глядя мне в лицо," — мысленно усмехнулся Иллиан. Более умных мыслей в голову сейчас не приходило. Только сейчас он увидел, что часовые у дверей взяли парализаторы наизготовку. Что сам он сидит, а Грегор встал и находится по другую сторону массивного комм-пульта. И что в комнате нет ни одного окна. Что ж, начальник охраны свое дело знает.

Император широким шагом прошел к двери, и та закрылась за его спиной, отсекая оправдания и споры.

* * *

Иллиану должно было польстить, что его арест был произведен удвоенным караулом и обставлен по всем правилам. Хотя неудивительно. Он бы и сам поломал голову над тем, как без потерь арестовать человека, тренированного на полевого агента, вооруженного нейробластером даже в монаршем присутствии и только пять минут назад имевшего полное право приказывать начальнику караула и его молодцам. Мысль оказать сопротивление арестной команде, если не вооруженное, то почетное, мелькнула было в голове и смирно отступила при прикосновении дула к затылку. Проверять, парализатор ли это, желания не было, и руки от кобуры он отвел, как и приказали, очень медленно.

Остальные атрибуты ареста, как то: поза "ладони на стену, лицом в ту же самую стену, ноги шире и не шевелиться", тщательный обыск и наручники — прилагались. Изо всего, изъятого у Иллиана в первый же момент, больше всего он сожалел о так и не просмотренном кубике. Хотя вряд ли юный Форпатрил разгадал всю историю своего исчезновения и изложил ее в коротком звонке матушке.

Невольно заражаешься паранойей и начинаешь думать, не был ли этот кубик всего лишь поводом, чтобы шеф СБ покинул зал?

Машина, к которой его быстро провели пустыми служебными коридорами — запоздалая деликатность Грегора или рациональное желание держать его арест в тайне? — оказалась, разумеется, закрытым фургоном, но Иллиан не удивился, когда в конце пути перед ним вырос массивный куб штаб-квартиры. Самая надежная тюрьма в столице, организованная еще по личному приказу Юрия Безумного, находилась в ведении СБ, и именно там следовало содержать государственных преступников до того, как императорский суд решит их судьбу.

Шефу Имперской Безопасности частенько случалось спускаться по делам под подвальные своды штаб-квартиры, но никогда — с перспективой остаться там надолго. Что же, любопытный опыт, сказал он сам себе, стараясь иронией погасить злость. Комната обработки, вытянутая, точно горлышко бутылки, пропустила его и его бдительный конвой внутрь. На этот раз к обыску прибавились деловитые хлопоты медиков, взятие проб крови, отпечатка сетчатки, отпечатка пальцев, хождение туда-сюда через рамку стационарного сканера и, после некоторой заминки сопровождающих, переодевание арестованного в стандартный оранжевый комплект-"пижаму". Итак, мой размер у них нашелся, подумал он с машинальным одобрением. Только надо бы на досуге обдумать, что получилось бы унизительнее: облачаться под присмотром охраны в мешковатую тюремную робу или остаться в опрятном кителе, с воротника которого срывают Глаза Гора.

Досуга ему теперь хватит с избытком.

Камера была маленькая и узкая, как пенал; освещение в ней не гасло, а только приглушалось ночами до полумрака. Даже не обращаясь к часам в чипе, Иллиану видел, что время уже позднее. Он оглядел скудную обстановку, машинально просканировал взглядом все восемь точек следящих камер под потолком. Только теперь, с запозданием приливной волны, на него накатил шок — аж зубы застучали. Интересно, снимается ли именно с этого помещения биометрия арестованного? Не хотелось бы позориться. Он полистал память, с досадой обнаружил, что не знает — аналог "не помню" у человека обычного, но тут он просто не видел спецификации: даже обладатель чипа не в состоянии прочитывать лично каждую записку и каждый лист документации, — и вздохнув, вытянулся на койке.

Парадоксальная ситуация. Самому по себе Иллиану мало что угрожало до окончания следствия по основному фигуранту — Майлзу, который самым беспечным образом устраивал себе приключения где-то в просторах галактики. Заключение о виновности шефа СБ будет напрямую зависеть от того, признают ли вину лорда Форкосигана в Совете. Сам Иллиан не ожидал многочасовых допросов и въедливых выяснений, если только, конечно, умникам из военной прокуратуры не придет в голову выслужиться перед императором и устроить массовый процесс о государственной измене. Хотя это вряд ли. Иллиан не владел телепатией, но был уверен, что такая радикальная идея вызовет у Грегора отвращение. Следовательно, на ближайший месяц ему предстоит тревожное и бездеятельное времяпрепровождение.

Вот потом... Если бы самому Иллиану пришлось решать вопрос, что делать с носителем практически всех секретов империи, чья лояльность необратимо скомпрометирована изменой, он предпочел бы подстраховаться и упрятать такого человека подальше. В одиночное заключение, за пару метров бетонной стены, а при необходимости — и под несколько футов дерна. Можно с похоронами по первому разряду и почетным караулом, если потребуется воздать должное тридцатилетней службе Барраяру.

Но это именно потом. И при самом худшем раскладе событий.

Ближайшее же будущее подтвердило расклады Иллиана с точностью. Допрос был единственным, формальным: назвать себя, ознакомиться с сутью предъявленного обвинения, отказаться признать себя виновным и как соучастник в измене, и как сам по себе — в превышении служебных полномочий, пройти аллергический текст на фаст-пенту — с предсказуемым результатом, можно подумать, они не удосужились прочесть его личное дело. Или решили что ничему, написанному в СБ про шефа оной же СБ, верить не стоит ввиду возможной фальсификации?

Вел допрос незнакомый Иллиану полковник с нашивками армейской СБ; просмотрев потом от нечего делать базу данных личного состава своей службы, Иллиан обнаружил три разных голоснимка, отдаленно похожих на физиономию следователя, но под другими именами, из чего явствовало, что в его ведомстве тот до настоящего момента засвечен не был. Он мысленно усмехнулся и посочувствовал коммодору Райзену, до недавнего времени ведавшему департаментом Внутренних Дел, а теперь вынужденному принять на свои плечи всю Имперскую Безопасность. Найти среди своих людей следователя, гарантированно беспристрастного к их ныне опальному начальству, да еще подтвердить эту беспристрастность перед придирчивым оком Грегора — дело не одного дня. Пришлось временно звать на помощь армейских.

Или, что еще хитрей, Райзен не исключает возможности, что Эйрел Форкосиган, непотопляемый линкор барраярской политики, сумеет выиграть это дело, добившись оправдания для сына, а вместе с ним — и для Иллиана. И когда тот снова займет свое кресло, ему не придется ни держать под своим началом, ни ссылать без вины в какой-нибудь медвежий угол тех, кто его со всей положенной жесткостью допрашивал. Рациональность это или деликатность, трудно сказать, но сделано умно.

Иллиан не знал, верит ли Райзен в его виновность. Скорее всего — верит хотя бы напоказ, иначе за ним не остался бы этот пост. А может, и всерьез. Прекраснодушные романтики не поднимаются до высших постов в безопасности, а прожженные циники считают избыток доверия гораздо более тяжким грехом, чем недостаток. И честолюбие должно было нашептывать на ухо коммодору, что человек, пост которого он занял, смещен не без причин...

В общем, следовало быть настороже и ждать сюрпризов.

Пару дней он приглядывался к лицам охраны, приносящей ему еду, узнавая, сканируя известные ему личные дела, сопоставляя реальность с обрывочными сведениями о прежнем графике дежурств. Хороший аналитик ищет изменения в привычном рисунке, а только потом задумывается об их причинах, а Иллиан начинал именно штабным аналитиком. Факты: состав дежурящих определенно подрос по званиям, по крайней мере в этом крыле, но оставался исключительно СБшным, и незнакомых лиц, переведенных из других отделений, пока не встречалось. Вероятные объяснения: необходимость поднять планку допуска или поставить в охрану людей, знающих Иллиана лично. Уже несколько хорошо знакомых ему физиономий он издалека видел. Совпадение это или сделано намеренно, а не воспользоваться таким случаем было бы непростительно.

Здешние камеры, несмотря на технологическую начинку, несли явственный отпечаток старых времен. Зарешеченное окошко в двери открывалось через нерегулярные промежутки, демонстрируя заключенному физиономию охранника, а охраннику — то, что заключенный в порядке.

— Коммандер Форпински? — окликнул Иллиан очередного визитера. Аналитиков из ближнего круга шефа СБ на дежурство в тюрьме не ставили, так что это был один из лучших вариантов. Во-первых, Форпински был графским племянником. Во-вторых, временно списанный на кабинетную работу в штаб-квартире после ранения, коммандер только недавно получал награду за доблесть из рук Иллиана. Хм, какой контраст с оранжевой пижамой, а? Иллиан понадеялся, что у того хватит самообладания или недостанет чувства юмора не улыбнуться. — Давно ли вас перевели в охрану?

— Нам не разрешено разговаривать с заключенными... сэр. — Это неуверенное "сэр", предваренное крошечной паузой, звучало обнадеживающе.

— "Не рекомендуется", — поправил Иллиан. — Я сам подписывал эту инструкцию. Вопрос был риторическим: я не собираюсь склонять вас к проступку и уговаривать делиться служебными тайнами. Просто скажите: есть важные новости в городе?

Коммандер смотрел на него почти с сочувствием, и Иллиану это не понравилось.

— Объявлена дата весенней сессии Совета, — поколебавшись, сообщил он. — Граф Фордрозда официально обвиняет лорда Форкосигана в измене и подготовке вооруженного мятежа с целью узурпации трона. Мне очень жаль, сэр.

Окошко лязгнуло, и офицер торопливо отошел.

Да уж, всем новостям новость. Впрочем, никто не поручится, что этот сотрудник СБ не получил специальное задание разговорить или дезинформировать арестованного начальника. Но старый граф Форпински не принадлежал к партии противников Эйрела...

Стоп. Он сказал "узурпации трона"? Статья пять-прим, подпункт, исходя из полученной информации, неясен. Однако если наемный флот под командованием Майлза был неприятной реальностью, отраженной в докладах иллиановских агентов, то попытка с этим же флотом, равным по силе и огневой мощи паре обычных барраярских крейсеров, устроить рейд через полгалактики и узурпировать власть в Империи — особо утонченным бредом, в применении к Форкосигану — в особенности. Иллиан знал, какая яростная идиосинкразия на власть процветает в семье Эйрела, и сам не раз подсмеивался над этим. Замена реального обвинения на дутое, хоть и более тяжкое, — что она может означать и кто приложил к ней руку?

Голову сломать можно, хоть с чипом, хоть без.

Неделя прошла без новых известий и допросов, заставляя Иллиана молча беситься от вынужденного бездействия. И случившееся дальше оказалось для него сюрпризом. Просто в очередной раз, когда отперли его камеру, туда шагнули не один, а сразу двое охранников, с оружием и сканерами, и, тщательно все осмотрев, они не вышли, а расположились по обе стороны двери. Вслед за ними порог переступил молодой император, с мрачной решимостью на лице.

Грегор был в темном полувоенном кителе, но, форма на нем сейчас или нет, это был его сюзерен и главнокомандующий. Иллиан поднялся моментально, усилием воли сдержав привычный рефлекс откозырять. Он коротко склонил голову — замена обычному салюту. Император кивнул — слишком резко, будто и короткое приветствие стоило ему если не серьезных усилий, то, как минимум, отдельно принятого решения, — прошел и сел на жесткую койку напротив.

— Никогда не думал, что буду вынужден говорить с вами в подобной обстановке, — заметил он, жестом предлагая Иллиану садиться. — И предстоящий разговор доставляет мне ровно столько же удовольствия, сколько вам, капитан Иллиан, сиречь — никакого.

Иллиан тоже не лучился от счастья, беседуя со своим императором в тюремной камере, но превыше неловкости и опасений была драгоценная возможность узнать о происходящем и, возможно, повлиять на него. Зачем-то Грегор пришел, верно?

— Напротив, сир, мне приятно вас видеть, — чуть усмехнулся Иллиан этой показной строгости, — хотя бы потому что мы получаем шанс выслушать друг друга. Я в вашем распоряжении.

— Будь вы действительно в моем распоряжении, и этого, — Грегор назидательно обвел рукой камеру, — не было бы. Полагаю, вы раскаиваетесь, а если нет, то сейчас самое время начать.

Кажется, ситуация прояснялась. Молодой император пришел сюда убедить себя, что он прав, и одновременно волшебной силой монаршей власти получить от строптивого подданного признание вины. Иллиан не был высокого мнения о своем риторическом даре, но и ему было что сказать в ответ. Предстояла битва титанов, не иначе.

— Я огорчен и раздосадован, это так, но раскаяние я оставляю виновным, — ответил он твердо. — Моя совесть чиста, сир, простите за высокопарные слова.

Почти чиста, если быть честным. Он чувствовал себя виноватым перед Форкосиганами, которым он не успел помочь. И одновременно злился на их энергичного отпрыска, отчего испытываемые им чувства оказывались смешанными и весьма неприятными.

— Жаль, — покачав головой, заметил Грегор. — что я, как ни хотел бы, больше не могу поверить вам на слово, как верил до сих пор.

Вот тут шефу СБ точно пригодится порция заемного красноречия.

— Будь здесь леди Корделия, мы бы услышали что-то вроде "доверие, как и храбрость, не имеет рациональных объяснений", — процитировал он. — Лишь поэтому я не спрашиваю, отчего вы внезапно утратили доверие к людям, служившим вам и вашей Империи много лет. Боюсь, фраза "Как вы могли?" прозвучит излишне риторично.

— Боюсь, вы сняли ее с моего языка, — раздосадованно прервал его Грегор. — Я обязан быть объективным, а вы — следовать моей воле; как вы могли меня ослушаться? Чьим бы родственником ни был злоумышленник. И что за попытка защититься, взывая к эфемерному доверию? Я не имею права доверять или не доверять. Я могу лишь опираться на закон.

— Закон времен Изоляции, — подхватил Иллиан. Приравнивающий весь мир к императорским владениям, личные форские армии "на довольствии и жаловании" — к командованию наемным флотом, представляющим собою корпорацию капитанов-владельцев... — Вы сами знаете, что наша юридическая система жива до сих пор лишь потому, что приговор выносит судья, а не закон.

Император посмотрел на него долгим взглядом, испытующе, прищурясь. — Ну-ну. А какое решение мне посоветовали бы вы, Иллиан?

Неужели это оно? Неужели парень все-таки согласен выслушать чужой совет? Ради этого стоило провести неделю за решеткой.

— Если вы действительно спрашиваете моего мнения... — произнес Иллиан медленно, обдумывая каждое слово. — Я бы дождался Майлза и побеседовал бы с этим мелким паршивцем как следует. И недоразумение разъяснилось бы. Я доверяю суждениям графа и графини относительно их сына, и они никогда не лгали ни вам, ни мне.

Грегор поморщился. — Великолепно, — едко парировал он. — И сколько же его ждать? Год? Пять лет? Десять? Или весь Барраяр должен смиренно ждать, пока один мелкий подданный не соизволит появиться тут... возможно, и с армией?

Тайный страх Грегора утратить власть, которую он до сих пор держал в руках не слишком умело, или просто нежелание показаться слабым? Иллиан мало что понимал в волшебном мгновенном психоанализе леди Корделии, а жаль: теперь бы это умение ему пригодилось. Похоже дальнейший разговор будет всего лишь пикировкой двух человек отстаивающих каждый свою правоту, так что в дипломатичности больше нет смысла.

— Пока что, — хмыкнул он, — вам не хватило терпения прождать достаточно, чтобы курьер успел обернуться из конца в конец. Говорят, жернова правосудия мелют медленно. А вы осудили заранее — его, премьер-министра, меня. Не успев задуматься, кому это обвинение на руку.

— Я никого не осуждаю, — резко оборвал его Грегор, махнув ладонью. — Я... можно сказать, превентивно принимаю меры безопасности. А вот что мне делать с вами, если — или, боюсь, "когда" будет более подходящим словом, — Форкосигана-младшего признают виноватым в определенный законом срок? Вы и регент заварили эту кашу, и теперь я вынужден судить тех, на кого привык опираться, хоть это вы понимаете?

— Если Майлз виновен в вооруженной попытке захвата трона империи, — точно воспроизвел Иллиан формулировку, внимательно следя за лицом монарха: да, тот не сделал попытки его поправить, значит, Форпински говорил правду, — мы с его отцом первыми его осудим и сделаем все, чтобы справиться с этой угрозой. Но если он виновен в глупости, это несколько менее тяжкий грех. Обычно свойственный молодости, сир. Даже Имперская безопасность не в силах его побороть.

Нет, намека Грегор не уловил — или предпочел не понимать. Но голос повысил, и в этом голосе прозвучали злые металлические нотки:

— Моя Имперская безопасность не может быть настолько слепа и беспомощна, чтобы быть не в состоянии предсказать действия вчерашнего школьника!

О, да. Этот семнадцатилетний искалеченный пацан без какого-либо военного образования сумел, если донесения не обманывают, задурить голову целому флоту и заставить сгрызть ногти до локтей одного отдельно взятого начальника СБ. Да саму августейшую особу юный Майлз регулярно обыгрывал в такти-го, несмотря на разницу в возрасте. Из него вырастет гений, если прежде его кто-нибудь не придушит.

— Виноват, сир, — Иллиан усмехнулся своим мыслям. — Юный Майлз — неуправляемая ракета, которая шарахается во все стороны, и очень жаль, что ему не привили понятие о дисциплине в каком-нибудь подходящем учебном заведении вроде Военной Академии. Но в одном я могу предсказать его поведение совершенно точно, и готов поставить на это свою голову. Сын Эйрела Форкосигана — не изменник.

— Слово премьер-министра против слова графа Фордрозды, — пожал плечами император, — и пока что мнение последнего, увы, подкреплено фактами. Майлз Форкосиган собрал под свои знамена немало людей, и я не верю, что он совершил это от нечего делать, ради развлечения. Он неподконтролен, кто знает, что у него на уме? А его отец и вы как минимум попустительствовали ему. Или помогали?

То, как равнодушно Грегор сопоставил два этих имени в одной фразе, кольнуло Иллиана неожиданно сильно. Тяга к самостоятельности — это неплохо, но неужели его император в своей жажде поступать "по-взрослому" настолько слеп, что способен променять человека, положившего жизнь на то, чтобы сохранить для него трон, своего приемного отца — на любого жадного до власти беспринципного льстеца? И не видеть разницы. Это... бесило.

Иллиан упрямо склонил голову и проговорил тихо, но яростно, забыв даже прибавить положенное по этикету "сир":

— Вы получили из рук Эйрела власть не умаленной ни на йоту. Неужели даже это вас не научило, чего стоит слово Форкосигана, когда речь идет об интересах империи?

Если его это задело за живое, то Грегора не менее.

— Не смейте мной манипулировать! — взвился он. — Я-то знаю: кое-кто способен долго выжидать возможности для атаки!

"Да как ты смеешь говорить такое, неблагодарный, подозрительный, хлебнувший власти венценосный мальчишка? Как тебе в голову пришло подумать такое про человека, воспитавшего тебя?"

А вот так. Смеет.

— Мне стыдно за вас, сир, — Иллиан поморщился, но взгляда не отвел. — Надеюсь, вы сами, подумав, устыдитесь этих слов.

У Грегора на щеках появились неприятные красные пятна. Стыд или гнев? Или горючая смесь того и другого? Он поднялся — Иллиану пришлось тут же последовать его примеру, — и, сдерживаясь явно усилием воли, произнес ровно:

— Вам не удастся отвести обвинение упреками и воспоминаниями о былых временах, Иллиан. Как будто не регент вбивал в мою голову принцип превосходства закона над личными отношениями и доводов над эмоциями! Вы не приводите ни одного аргумента в пользу своей невиновности, и это лишь укрепляет мне во мнении, что больше я не могу верить вам.

— Мне не в чем оправдываться, — ответил Иллиан твердо. — Я не нарушил ни слова данной вам присяги и никогда не лгал вам, сир, пусть моя верность и не означает слепого одобрения.

Вины за ним не было. Зато формально были не преступления даже — проступки, нюансы, способные лечь в основу полноценного обвинения. Немедленное снабжение оперативной информацией Эйрела — пусть премьер-министра, обладающего всеми степенями допуска, и второго человека в империи, но одновременно и отца юного якобы злоумышленника. Получившее его личным распоряжением наивысший приоритет расследование против адмирала Хессмана — человека Фордрозды в Генштабе. И, главное: пусть задним числом, но потворствование тому, чтобы локальный агент СБ в зоне Тау Верде передавал данные "адмиралу Нейсмиту". И хотя Барраяру нет никакого дела до дрязг двух малых флотов у захолустной планеты на другом конце галактики, но майлзовская игра в солдатики станет государственной изменой, если подать ее под нужным углом.

— Что ж, капитан, — ответил Грегор не без яда в голосе, — найдите способ доказать мне свою верность быстро, недвусмысленно и ясно, — полагаю, здешнее уединение вам поможет, — или... Готовьтесь к передаче дел. Полной, и без попыток что-либо утаить.

* * *

Какое там уединение! По сравнению с бездействием первой недели вторая оказалась на редкость наполнена, э-э, занятиями. Казалось, императорский визит послужил катализатором к лихорадочной деятельности следственной группы. Допрашивающие его сменяли друг друга, словно часовые на посту, пока Иллиан говорил и говорил, терпеливо перечисляя одну незначительную подробность за другой с точностью документальной съемки. Голос у него сел уже к середине первого дня, а горячий чай, которым хоть как-то поправлялось положение, он возненавидел к вечеру второго.

"Подвергался ли лорд Форкосиган проверке благонадежности непосредственно перед вылетом? Каков был его уровень доступа в течение последних трех лет? Был ли прецедент, когда он пользовался защищенными линиями связи, предоставленными в распоряжение регента? Производился ли аудит финансового состояния лорда Форкосигана, после унаследования им титула в связи с кончиной старого графа? О чем вы говорили с премьер-министром днем такого-то числа, перечислите темы беседы? А такого-то? Какие инструкции получило бетанское отделение в связи с поездкой Форкосигана-младшего? Процитируйте протоколы переписки с шефом бетанского отдела СБ за последние четыре месяца. Предоставьте финансовый отчет Департамента по делам Галактики по таким-то и таким-то статьям. По Сектору III в отдельности. Кто является нашим галактическим агентом в этот секторе, знаком ли этот офицер лично с премьер-министром Форкосиганом?" И так далее, и тому подобное, снова и снова, заставляя Иллиана ощущать себя живым магнитофоном едва ли не больше, чем в достопамятные дни секретарства при старом императоре.

Конвейерный метод допроса и повторяющиеся вопросы имели бы свой смысл, если бы не чип. Анализ "на ложь", сложным образом оценивающий паузы, громкость и акценты в речи допрашиваемого, был слабо применим к человеку со способностями Иллиана и его въевшейся в подсознание привычкой замолкать на секунду, обращаясь к чипу за каждой сомнительной мелочью. Сбиться и перепутать, излагая придуманную на ходу версию (если бы таковая была), он был тоже не в состоянии. Допрос с фаст-пентой проходит не так. Какие бы нетиповые реакции ни выдавал допрашиваемый, вплоть до полной расторможенности, даже самый вязкий болтун не в силах погрести следователя под такой лавиной подробностей, как это делал раздосадованный Иллиан. Он не думал, что следователи издеваются над ним намеренно, заставляя проводить по многу часов подряд в допросной в бессмысленном занятии, но... честное слово, лучше бы мучили. Искушение доброжелательно растолковать умникам из следственной группы эти тонкие детали росло к вечеру пропорционально надсаженному горлу. А результатов не было никаких.

Это осознавал Иллиан, это осознавали офицеры по ту сторону стола, и к концу недели коллективный мозг допросной команды выдал решение. Как им казалось, удачное.

— Вы же понимаете, капитан, — с показным дружелюбием принялся объяснять следователь, на этот раз все тот же армейский полковник, — что проблема в достоверности информации, которую вы нам сообщаете. К сожалению, традиционные методы верификации не позволяет провести ваша аллергическая обработка...

— А выдергивать мне ногти не позволяет ваша служебная инструкция, — позволил себе иронию опальный шеф СБ.

— Вам не стоит так явно демонстрировать враждебность, — упрекнул его полковник. — Если вы, по вашим словам, невиновны и полностью лояльны, то первый должны были бы быть заинтересованы в нахождении такого способа.

— Поставьте себя на мое место, — буркнул вымотанный Иллиан, верность которого до сего дня гарантировала присяга и безупречная служба, и ничего сверх того искать было не нужно. — И если придумаете способ, поделитесь.

— Я бы предложил вам напрячь память, Иллиан, — почему-то с триумфальной ноткой в голосе сообщил следователь, — если бы в вашем случае это не прозвучало превратно. Так что... просто поясните, будьте добры — что это означает?

Перед ним на стол лег лист обычной пластиковой распечатки. Свежей, судя по всему. Шапки и подписи не было. "... психологическое кондиционирование, предрасположенность диагностирована, гипнабельность положительная, 3.8. по шкале Ремера-Брюгге... может быть создан уникальный ключ для состояния транса, в котором вербальная и сознательная деятельность сохранена, а волевой контроль понижен..."

— Выписка из медицинского отчета, — Иллиан недоуменно поднял глаза. — По фрагменту большего сказать не могу.

— Документ затребован нами из архивов Имперского Госпиталя, — следователь довольно улыбнулся и развел руками. — Это ваше собственное медицинское заключение, капитан... в тот момент еще лейтенант, да. Год... вот шестьдесят восьмой. Давно, но важная информация, к счастью, не имеет срока хранения. Что любопытно, в вашем личном деле копия отсутствует... Гипнабельность положительная, да? Похоже, мы нашли способ решения вашей маленькой проблемы.

"Затейники", подумал Иллиан раздраженно, невольно восхищаясь упорством, с каким армейская СБ сумела раскопать документ, о существовании которого и сам он не подозревал. Двадцатилетней давности обследование в госпитале, сразу после возвращения с Иллирики и еще перед тем, как его прикомандировали к особе Эзара, он помнил, как и все прочее, в совершенстве, но без особого удовольствия. Новостью оказалось то, что в сторонних архивах осталась копия заключения, предназначенного в его личное дело — и, вероятно, аккуратно изъятая оттуда Негри, поскольку ничего подобного в своем досье Иллиан не видел, а уж его-то он изучил вдоль и поперек вскоре после вступления в должность. Причины подобной предусмотрительности предшественника ему самому, учитывая давние обстоятельства, были ясны, но вот следователь, должно быть, поставил еще один плюсик в счет злонамеренного укрывательства данных главой СБ. И не стоило усугублять его подозрения протестами против сеанса.

Иллиан, чувствуя себя старой и уже опытной лабораторной крысой, сидел в кресле с визором на глазах, вглядываясь в калейдоскоп узоров, и добросовестно старался сконцентрироваться. Согласно инструкции, через три-пять минут должно было наступить состояние транса, и, хотя сама затея не вызывала у него особого доверия, но возможность оправдаться была слишком ценна, чтобы ее упускать. Если Грегор не верит ему на слово, быть может, императора убедит техническое заключение экспертов? Он и так потерял на пребывание в тюрьме две недели, в течение которых мог бы подгонять, торопить и дергать свою агентурную сеть, добиваясь хоть какого-то ответа от мальчишки Форкосигана.

Чего он действительно не ожидал, так это приступа мигрени, скрутившего его столь стремительно и мощно, что рука сама сдернула визор, без участия сознания.

— В чем дело? — одернул его следователь.

Иллиан выпрямился, моргая. Боль, настолько резкая, что вышибла из глаз слезы, быстро отступила, отставив после себя только недоумение. Он быстро пролистал чип, восстанавливая в памяти события многолетней давности — нет, ничего похожего не вспоминалось. Может, просто шею свело от напряжения?

Три попытки, одна за другой, успехом не увенчались и не доставили ему ни малейшего удовольствия: к мигрени добавились сердечные спазмы — нечто новое в практике человека, все медкомиссии проходившего на отлично, — и, что совсем уж ни в какие ворота не лезло, ощущение панического страха. Впору было бы заподозрить изощренную дезинформацию и ловушку в госпитальной выписке, если был бы хоть малейший смысл подделывать затерянный в глубине архива документ.

Следователь недовольно рявкнул на дежурных медтехников, те не остались в долгу, тыча световым пером в какие-то графики. "Психокоррекция", "блокировка", выхватывал Иллиан отдельные слова из спора, пока сидел, зажмурившись от яркого света и пользуясь передышкой.

— Вы когда-нибудь ранее подвергались гипнозу, капитан? Эй? — услышал он раздраженный оклик и открыл глаза.

Тайна настолько старая, что представляет только исторический интерес...

— Да, конечно, — ответил Иллиан. — Я был запрограммирован на прямые доклады по голосу и кодовому слову императора Эзара.

— Да что же вы мне голову морочили! — возмутился следователь.

— Я же говорил, что у него блокировка, сэр, — почти радостно отозвался один из медтехников. — Наши же психологи и ставили, наверное. Узнаю почерк.

Он развернул данные на переносном комме, и специалисты сбились возле изображения в кучу, размахивая руками. Через десять минут, когда Иллиана уводили, они все еще спорили.

* * *

Прямые доклады.

Двадцать лет назад обычно это бывало так.

... Он полусидел-полулежал в кресле, с расстегнутым воротом, точно жертва обморока, — все возражения против того, что не по уставу младшему офицеру рассиживаться в присутствии главнокомандующего и сюзерена, оный главнокомандующий отводил раздраженным взмахом руки, пока расхаживал по кабинету, что-то бормоча себе под нос. В голове у лейтенанта Иллиана царила ватная пустота, лоб был мокрый, в горле пересохло, а хроно показывало на два-три часа больше, чем было, когда он опустился в это кресло.

Император сразу предупредил его, что, раз уж есть такая возможность, он хочет получать сырую информацию. "Если дурак, можешь обидеться на недостаток доверия", усмехнулся Эзар. "Если умный, гордись. Ни у кого больше доступа к тебе не будет, обещаю. С собой унесу". Может, более честолюбивому парню роль живого магнитофона и претила бы, но Иллиан лишь испытывал смущение от того, насколько... личным и неуставным получалось такое исполнение долга. Сперва испытывал. Потом перестал, конечно.

Сейчас Иллиан глядел на себя тогдашнего с веселым изумлением. Он служил уже третьему по счету повелителю Барраярской империи, и каждый раз отношения складывались совершенно по-разному. Многомудрый император вызывал у молоденького лейтенанта восторженное благоговение и... ладно, дело прошлое. Но включаться по его и только его приказу, как лампочка загорается по щелчку выключателя, было не обидно.

Капитан Негри одобрительно кивал. Единственный удачный экземпляр изо всей партии добровольцев, отправленных на Иллирику, оправдал вложения и работал, как положено; подчиненный был проверен, испытан и заслужил снисходительную похвалу. Зачем именно императору нужен ходячий магнитофон, Негри просто не задумывался. Но, как потом выяснилось, режим секретности обеспечил по полной программе. И, вероятно, оставался после смерти своего повелителя единственным человеком, знающим, как именно было зафиксировано в сознании Иллиана кодовое слово. Эйрел как-то много позже обмолвился, очень вскользь, что Негри предложил ему передать полную информацию по "проекту Саймон Иллиан", на что новоиспеченный регент решительно распорядился материальные носители уничтожить и тему считать сданной в архив с грифом "перед прочтением сжечь". Вскоре капитан погиб. Так что теперь ключа к его голове не было ни у кого.

Не считая одного человека. Самого Иллиана.

"Может ли бог создать такой камень, который сам не может поднять?" Способен ли эйдетик не запомнить сказанную тем самым человеком ту самую фразу (а к ключу прилагалась и визуальная составляющая, для пущей надежности), которой его вводят в гипнотический транс?

Своей самой большой слабостью Иллиан искренне считал любопытство, даже сейчас, что уж говорить о молодости. К тому же тогда он был полон пиетета перед своим великим начальством в двух лицах и честно полагал его умнее себя; следовательно, все упущения и "дыры" в приказах, которые он способен был раскопать, проистекали, по его мнению, исключительно из их снисходительного позволения, а значит, все, что не было напрямую запрещено (законом, приказом и Уставом), было разрешено. Вот почему, однажды, имея в своем распоряжение свободный от дежурства вечер — император отбыл в летнюю резиденцию, а секретаря по какой-то причине взять с собою не пожелал, — он сосредоточился, вырезал из памяти кусочек записи за четко определенное время и мысленно проиграл его перед своими глазами.

Очнулся он тогда из-за того, что его крепко и очень больно держали за ухо. Держал лично Негри. Небо за окнами уже серело рассветом. Шея ныла — сперва он подумал, что затекла, но попозже обнаружил там след от инъектора. Синергин, наверное. Результат эксперимента можно было бы расценить как положительный, если бы не выговор "за халатность" в личном деле, не распухшее ухо и не свирепый разнос, устроенный ему через пару дней вернувшимся Эзаром. Ввести себя в транс он определенно умел, и легко. Неразрешимой проблемой оставалось вывести. Даже если он бы мог выдернуть нужное стоп-слово из памяти (а Иллиан не был уверен, как именно пишет данные чип, когда он сам спит, находится под гипнозом, в коме или беспамятстве), то мысленно произнести его было "некому".

С той поры он хранил это знание в самом дальнем уголке своей памяти, как маленькую неприличную тайну. Его память не принадлежала ему не просто потому, что в нее было вложено достаточно имперских марок, чтобы вооружить легкий корвет. Но её все еще можно было вывернуть наизнанку, точно мешок, вытрясти содержимое, одним лишь приказом сделать его беспомощным и не способным себя контролировать на достаточно долгий срок. И это не радовало, несмотря на то, что тайной владел он один.

Но если по цепочке размышлений когда-то прошел молодой лейтенант СБ, что помешает сейчас сделать те же выводы опытным дознавателям из следственной группы? Слово зафиксировано в протоколе, а усердия им явно не занимать; Иллиан и сам не поставил бы на такое расследование человека, неспособного рыть носом землю и вгрызаться в брусчатку Главной площади в поисках данных.

Сумеет ли он все отрицать?

До сих пор Иллиан не лгал на этом следствии ни словом. Но что будет, если, не дай бог, молодой император спросит его, способен ли он сделать ему такой же прямой доклад, как некогда делал для его деда? Император, которому он предан, но которому не доверяет? Смеет ли он сам нарушить то обещание, которое дал ему некогда старый Эзар — "только я, и больше никто"? Он больше не был новичком, стажером, юным младшим офицером. Он — Саймон Иллиан, воплощение Глаз Гора, глава Службы безопасности Империи. Опора и Голос Грегора Форбарры, даже если тот больше ему не верит. Правая рука Эйрела Форкосигана, даже если ничем не может ему из заточения помочь. Что ему теперь делать?

Временно отставной шеф СБ Иллиан сидел в камере после неудавшегося допроса, разглядывал бесстрастный белый потолок и не знал ответа.

* * *

Следствие не отступилось от заманчивой идеи гипнотического допроса, как выяснил Иллиан уже назавтра. Он не знал, благодарить ли ему небо за то, что его дознавателям не удалось додуматься до изощренной идеи самогипноза, или проклинать за их более неуклюжие прямые попытки. Очевидно, от записей психологов, проводивших его обработку двадцать лет назад, сохранились лишь обрывки, но это не мешало полковнику армейской СБ претендовать на лавры археолога, пытаясь собрать целое из отдельных черепков.

Призыв следователя к воинской стойкости капитана Иллиана или его преданности Империи прозвучал откровенной демагогией и ничем не помог; под дозой транквилизатора Иллиан честно терпел, стиснув зубы, пока было возможно, но тем эффектнее оказалась слепая паника, в которой он вывихнул себе запястье, выдрал руку из недостаточно тесно затянутых ремней и своротил челюсть неудачно подвернувшемуся технику. Все это сопровождалось воплями, что он не подопытный кролик, и черной руганью, усвоенной еще в пору уличной, а затем и казарменной юности. Выдирался Иллиан из своих оков с упрямством берсерка, и полковник, самым цензурным из доставшихся которому эпитетов было "вивисектор с руками из жопы", в отчаянии схватился за парализатор.

Когда Иллиан очнулся, он лежал на своей койке, глаза ему резал яркий свет потолочного плафона, запястье в медицинском фиксаторе болело, но тошноты, по крайней мере, не чувствовалось. Сверившись со внутренним хроно, он обнаружил, что времени уже десять утра, а почесав зудящее предплечье, обнаружил там как минимум две отметины от пневмошприца. Понятно — синергин и, скорее всего, снотворное, удержавшее его в койке до утра и избавившее от постпарализационной дрожи.

Иллиан всегда считал себя человеком крайне выдержанным, и случившаяся буйная истерика для него самого стала неприятным сюрпризом. Он, морщась от стыда, просмотрел вчерашнюю запись заново, и решил, что хорошо в ней было лишь одно — он не успел разрыдаться.

Наверное, стоит извиниться перед полковником, хотя бы формально. Два наиболее очевидных способа заставить подследственного говорить правду — выкрутить ему руки по-старинке или вкатить наисовременнейшую дозу фаст-пенты — у следователя отобрали. Очевидно, что тот пытался теперь выкрутиться, как мог, подстегиваемый требованиями сверху о скорейшем продвижении дела. Иллиан, которому за свою карьеру не раз случалось вытрясать сведения из интересующего его субъекта, испытывал к следователю нечто вроде сочувствия. Вроде. Очень отдаленно. И не отказался бы поменяться сейчас с армейским полковником местами, какие бы трудности у того ни были.

Неутихающее чувство иррациональной обиды ворочалось где-то на периферии сознания, и с этим надо было заканчивать. Пожалуй, холодная вода и гимнастика если не помогут ему вернуть самоуважение, то хотя бы встряхнут мозги. Иллиан поднялся, ощущая, что все тело затекло и спина ноет, и подумал с раздражением, что пятьдесят лет — уже не двадцать. Редкая и неприятная для него мысль, которую он машинально отогнал в дальний угол сознания. И сосредоточился на насущном.

Он только успел покончить с утренней едой (каша гречневая с мясом, саморазогревающаяся, рацион военного образца, артикул сто восемь жэ дробь шестнадцать, и пластиковая колба с чаем, едва теплым, чтобы заключенный не попытался превратить кипяток в оружие или навредить себе самому), как в двери лязгнул замок. Иллиан поморщился — хотя бы на четверть часа свободного времени перед допросом он рассчитывал, но распорядок дня арестанта не в его власти. Интересно, что сегодня? Тугая повязка на вывихнутой руке позволяла было надеяться, что попыток его привязать больше не предусмотрено, но Иллиан всерьез не рассчитывал на такую мифическую вещь, как гуманизм спецслужб.

Порог его камеры переступил, однако, не конвойный, а незнакомый майор в повседневной зеленой форме. Волосы темно-русые с проседью, сложение плотное, избыточный вес в пределах нормы... прищурясь, Иллиан разглядел в петлицах вместо армейских скрещенных мечей или привычных Глаз Гора медицинскую змею над чашей. Психолог или военный хирург, интересно?

— Доброе утро, капитан Иллиан, — умеренно приветливо поздоровался врач. — Полагаю, вы не очень рады меня видеть, но... не уделите ли мне немного времени?

— Как обычно, не возражаю, — отозвался Иллиан сухо. — В следовательском кабинете. К чему такое отступление от процедуры, майор?

— Боюсь, я нечетко выразился, а вы меня превратно поняли, — чуть отступил медик. — Допросы я оставляю тем, в чьи обязанности оно входит. Я здесь затем, чтобы определить ваше физическое состояние. — Военврач позволил себе усмехнуться. — И побеседовать заодно. Я же не коновал, чтобы осматривать пациента, не переговорив с ним.

Разговор разговором, но врач не присел на противоположную койку, ранее удостоенную прикосновением императорского седалища. Надо будет потом уточнить в хозяйственном отделе: две койки в камере, рассчитанной в основном на одиночных заключенных, сделаны специально для приватных бесед, или это рудимент времен Юрия? Насколько утверждала статистика, за время службы Иллиана здешний тюремный блок не бывал заполнен даже наполовину, не исключая и месяц после фордариановского мятежа.

Итак, переоценили ли они степень его дезориентации или просто считают, что он пожелает облегчить душу после вчерашнего конфуза?

— Я в порядке, — твердо заявил Иллиан, пожал плечами и добавил, чтобы поставить все точки над i: — О случившемся я сожалею... в той мере, как могу за него отвечать.

— Я тоже, — моментально подтвердил майор. — По итогам вчерашнего... инцидента было принято разумное решение предоставить вам передышку. Могу лишь заверить вас, что никто не был заинтересован в том, чтобы причинить вам физический ущерб. Однако его причинили.

Как вежливо. И тонко: прислать врача извиняться за промахи следователя. Медик как-нибудь переживет дозу фирменной иллиановской язвительности, подвергшейся возгонке и конденсации в условиях одиночного заключения. А не переживет, так отплюется за дверью камеры.

— Еще бы, команды переходить к физическому воздействию пока не было. А была бы, начали бы с более радикальных мер? — хмыкнул Иллиан, сам не замечая, что плотно прижимает к животу пострадавшую руку, словно пряча ее от непрошенного визитера.

— Все, на что я могу надеяться, так это на то, что этой команды и не последует, — отрезал врач. Обиделся или подыграл собеседнику? Говорят ведь, что больших циников, чем врачи, еще поискать. Разве что среди СБшников. — Так что же, мы можем начать? Это всего лишь медосмотр.

Иллиан кивнул и поднялся. — Пожалуй. Я здоров, так что это вряд ли слишком затянется.

Врач медленно провел сканером вдоль его тела, не прикасаясь. Сканированием, впрочем, он не ограничился, устроив относительно полный — насколько это возможно в камере, а не в медблоке — осмотр. Давление, пульс, рефлексы... Иллиан задумался, намеренно ли процедура затягивается. Он быстро сверился со своим банком данных. Нет, время в пределах нормы, по каждому измерению, но какого черта понадобилось именно сейчас снимать энцефалограмму и почему, если уж понадобилось, не отвести его с конвоем в медблок? В прикосновениях врача ему чудилась избыточная, ничем не вызванная аккуратность.

"Или на майора действует моя пресловутая репутация, не поблекшая и в камере, или... Они намерены убедиться, не симулировал ли я вчера во время этого чертова буйства. И не хотят меня провоцировать на повторение, возможно. Поэтому прислали нового медика, разговорчивого, и проводят обследование в другой обстановке. Интересно, способен бы я был симулировать этакое безобразие во всей красе, если бы понадобилось?"

— Вы убедились, что все в порядке? — не выдержал Иллиан.

— Убеждаюсь, — кивнул майор хладнокровно. — Да. Нервная система, что удивительно для вашего, э, рода занятий, в пределах нормы... вы отделались только травмированным запястьем. Я доложу о том, что ваше состояние удовлетворительное. А вчерашняя несдержанность, надеюсь, была лишь случайным эпизодом.

— Закономерным, — поправил Иллиан. — Но его я не принимаю на свой счет, поскольку уверен, что такая реакция вложена специально; думаю, чтобы это понимать, вашего допуска хватает.

— Быть может, — уклончиво отметил врач. — В любом случае, капитан Иллиан, я надеюсь, что вся эта история закончится благополучно... для всех, кроме виновных.

"Это намек? Возможно, только на что именно: что кто-то наверху обо мне беспокоится, или что мне стоит держать себя в руках, не то рукой не отделаюсь?"

*

Насколько в высокие сферы простиралось беспокойство о благополучии и душевном здоровье отдельно взятого капитана СБ, Иллиан узнал вскоре.

Один визит императора в следственную тюрьму — это уже ЧП, и второго Иллиан не ожидал. Их с Грегором разговор вскоре после ареста был искренним, злым и тяжелым и оставил каждого в твердой убежденности, что прав именно он. Иллиан понимал, что его император сейчас в упоении теми самыми благими идеями законности, которые не приводят к добру, не сдерживаемые чувством реальности и знанием людей. Этих качеств с лихвой хватало у графа Форкосигана — но именно против своего воспитателя и премьер-министра Грегор сейчас бунтовал. В общем, замкнутый круг, который не разомкнется, пока не поступит новая информация.

Поэтому новое появление Грегора на пороге камеры не только вызвало совершенно непривычное для обладателя эйдетического чипа ощущение дежа вю, но и заставило Иллиана вскинуться в тревоге, перемешанной с надеждой. Неужели объявился Майлз Форкосиган? Или его непутевый кузен Айвен?

— Сир, — Иллиан склонил голову, обуздывая свое нетерпение и предоставляя Грегору начинать разговор.

— Капитан, — отозвался император и замолчал. На нем сегодня была повседневная зеленая форма, такая же, как носили все офицеры в этом здании, только без знаков различия. Шитье на парадных мундирах его охраны сияло гораздо ярче, чем на собственном императорском кителе, но стоящих у двери телохранителей Иллиан попросту не замечал.

Зеленовато-карие глаза Грегора смотрели внимательно и настороженно.

"Ну же, ты пришел сюда сообщить мне новости? Вряд ли просто полюбоваться: зрелище из меня сейчас скверное. Так решайся!"

— Вы хотели мне что-то сказать? — намекнул Иллиан как можно более откровенно.

— Да, Саймон. — Грегор кивнул. — Садитесь. Мне доложили о происходящем с вами, и это, м-м, меняет дело. Я обязан вам за двадцатилетнюю службу, и мне бы не хотелось, чтобы вы превратно толковали мои намерения по отношению к вам. — Он помолчал. — И свои обязанности по отношению ко мне — тоже.

"Нет. Не Майлз. Или юный Грегор решил, что овладел искусством говорить иносказательно и дразнить собеседника неизвестностью?"

— Моя обязанность — служить вам и вашей Империи, сир, — отозвался Иллиан спокойно. — Здесь и в таком виде, — он подергал себя за рукав оранжевой робы, — это несколько затруднительно, но я делаю, что могу.

— Не иронизируйте, капитан, — Грегор нахмурился.— Я обеспокоен тем же, и не меньше вашего. Знаете, Саймон, не заставляйте меня с вами спорить, я не за этим сюда пришел.

Иллиан промолчал, вопросительно приподняв бровь. Грегор чуть подался вперед, уперев локти в колени и глядя на собеседника в упор, и заговорил:

— Боюсь, вы, Саймон, видите все это, — он мотнул головой, — как застенок, где вас собираются мучить по моему приказу... Это не так. Слово даю, я не знал, что... ну что вы так среагируете. Я, — голос его приобрел твердость, — не желаю, чтобы с вами обращались как с обычным преступником, даже если вы виновны. И до сих пор надеюсь на то, что ваша вина, э-э, неумышленна.

Иллиан повторил трюк с бровью; Грегору явно надо было дать выговориться.

— Да, неумышленна. Я знаю, — Грегор развел руками, — что за столько лет вы привыкли исполнять распоряжения графа Форкосигана. Не могу вас всерьез винить за этот рефлекс. Вы подчинялись регенту вдесятеро дольше, чем мне. Но теперь Империей управляю я, и вам пора раз и навсегда изменить этой привычке. Я хочу получить обратно своего шефа СБ, и не иметь больше поводов в нем сомневаться. — Он взглянул почти умоляюще. — Саймон, поймите. Правосудие — это мой долг, мое служение Барраяру. Оно может быть жестоким или милосердным, но оно обязано быть. Если молодой Форкосиган собирает армию, я вынужден его покарать. Докажите, что вы мне верны, и вы выйдете из-под ареста и вернетесь в свой кабинет. Помогите довести это дело до конца по закону, со всем блеском, как вы это обычно делаете с врагами Империи, и... я постараюсь смягчить его приговор.

— И как же, — слабо усмехнулся Иллиан, — вы представляете себе подобное доказательство?

В голове у него звенело, как после пропущенного удара. Грегор оказался умнее, чем он ожидал, — или наслушался чьих-то хитрых советов. Торговля за помилование Майлза — неординарный ход. У парнишки-инвалида все равно нет шанса на военную службу и политическую карьеру, ему главное — сохранить голову на плечах. Гражданская казнь, символическая казнь, отсроченный на неопределенное время приговор: все, что угодно, лишь бы оставили в живых...

— Не знаю, — Грегор пожал плечами. — Я прошу вашей помощи и совета, как уже делал в несравненно более сложных и опасных ситуациях. Я хочу вам верить, Саймон. Но не могу вернуть вас на должность до тех пор, пока не уверен, что вы поставите на первое место мои и только мои интересы.

— Я служу премьер-министру Форкосигану, — произнес Иллиан медленно, — ровно в той степени, как он служит вам, а вы оба — Империи. И отступаться сразу от многолетней дружбы и от этого принципа лишь ради того, чтобы придать вам уверенности, было бы скверно. Скорее свидетельство предательства, чем верности. Что еще вы примете в качестве доказательства?

— Саймон, — император чуть поморщился, — в ваших делах вы смыслите гораздо больше моего. И, говоря откровенно, я уже не знаю, что именно вы мне докладываете, а что утаиваете, следуя вашим же принципам. Возможно, где-то среди содержимого вашей памяти, которое вы сочли нужным скрыть, лежит искомое, э, доказательство.

А Грегор за последнее время определенно прогрессирует в искусстве интриги. Умение передавать вопрос задавшему его, управлять чужим мнением, вслепую подбираться к уязвимым точкам оппонента... Ему, да и кому угодно другому, определенно неоткуда знать о маленьком секрете, уже несколько дней смущающем разум Иллиана, но тем не менее пресловутый "прямой доступ" идеально подходит под искомое: проверка доверия и искренности одним махом.

— Не все то, что я знаю, является имперским достоянием, — фыркнул Иллиан, стараясь выглядеть уверенней, чем чувствовал себя сейчас. — Например, если вы зададите мне вопрос о моей интимной жизни, — хорошо, мальчик предсказуемо покраснел, — то ответа не ждите.

— Даже если это будет мой приказ? — вдруг улыбнулся Грегор. — И если дело будет касаться той дамы, как ее... Марица, Марита, ну та, запрос на выдворение которой по обвинению в шпионаже вы приносили мне полгода назад?

"Спал я с ней. Но тебя, парень, это впрямь не касается..." успел мысленно прокомментировать Иллиан, пока Грегор не добавил:

— Впрочем, вопрос риторический, не отвечайте. Подумайте лучше над тем, что я у вас попросил.

"... А на приказ насчет прямого доклада у меня найдется другой, тоже императорский, отданный двадцать с лишним лет назад". Иллиан вдруг понял, что спорит сам с собой, отвечая на незаданный вопрос. И все же, рассуждая логически...

Если Эзар был для него непререкаемым авторитетом, отцовской фигурой, как это называли русские в древности, "царь-батюшка"; если Эйрел был его братом по оружию, тем, с кем они служили Империи вместе, один на шаг позади другого; то Грегор — его ученик, в каком-то смысле — сын, и пока Грегор не может без него обходиться, ученичество не завершено, что бы ни думал молодой император о своей полной независимости.

Значит, он не имеет права не только на измену, но и на педагогическую ошибку. А учитель просто обязан порой сопротивляться ученику.

Отдать ключ от собственного "я" — не только пережить неприятную и унизительную процедуру, но и создать прецедент. Что будет, когда Грегор усомнится еще в ком-то? Привычно потащит его на допрос под наркотиком правды? Самый простой способ променять преданность и уважение людей на мелочную уверенность. Пусть учится разбираться в людях, а не тянуться для гарантии к большой круглой печати или инъектору с фаст-пентой. Самые сильнодействующие средства не всегда лучшие.

Иллиан очнулся от раздумий и увидел, что император смотрит на него пристально, не окликая; склонность шефа СБ то и дело ускользать в глубины чипа за нужной информацией была для него уже привычной, и рассеянную задумчивость Иллиана он сейчас, наверное, принял за поиск в памяти искомого чудо-доказательства.

Да, там есть кое-что, что Грегору знать рано или просто не нужно. Там оно и останется.

Иллиан покачал головой.

— Нет, Грегор, — сказал он просто. — Сожалею. У меня не спрятана в рукаве козырная карта, способная волшебным образом вернуть отнятое доверие. Нам обоим придется подождать, пока это недоразумение не разрешится естественным путем.

— Точно? — тихо переспросил Грегор. Для искусителя ему, пожалуй, сейчас недоставало опыта, но задатки явно прослеживались.

— Точно, — кивнул Иллиан. — Подавляющее большинство тех, кто вам верен, не держит в запасе подобного алиби; а с теми, у кого оно найдется, я бы сам советовал держаться настороже.

— Вы меня еще будете учить? — слабо возмутился молодой император.

— Да, — кивнул Иллиан. — Это единственное, чем я сейчас могу вам послужить.

На лицо Грегора набежала почти зримая тень. Разочарование, раздражение, обида — разве поймешь?

— Мне очень жаль, Иллиан, — произнес он сухо, — я так надеялся на эту встречу и на вашу... изобретательность. — Здесь явно должно было стоять другое слово, замененное на ходу. — Простите, я должен идти.

Охрана распахнула перед императором дверь, и он покинул камеру, не оглядываясь.

Иллиан мысленно поаплодировал драматичности сцены и, ссутулившись, опустился на койку. "Лучше бы ты мне руки выкручивал, парень", пожаловался он закрытой двери, впрочем, без излишнего трагизма.

Кольнуло сомнение: не променял ли он помилование Майлза на воспитание Грегора? А впрочем — нет. Если император полагает сейчас своим фетишем правосудие, пойти с ним на сделку было бы ошибкой. Была в Грегоре еще с детства эта жилка, ошибочно принимаемая за пассивную созерцательность: запустить ситуацию и устраниться, терпеливо наблюдая за развитием событий. Желающим выкопать себе яму предоставлялась лопата, снисходительное императорское разрешение и много свободного времени. Как правило, детские провокации Грегора бывали довольно прозрачны, но чему-то он должен учиться с возрастом?

Вот чертова работа! Принимая столько лет назад должность шефа СБ, Иллиан на многое рассчитывал, но как-то не думал, что ему придется считаться с комплексами неполноценности одного вчерашнего подростка, шилом в заднице — другого и безалаберностью — третьего... или что придется проверять сомнительный уют тюремного блока собственной шкурой.

Иллиан смерил раздраженным взглядом крохотное пространство камеры и биотуалет в углу и мысленно пообещал себе, что, если выйдет отсюда оправданным, закроет эту зону к чертовой матери, переделав ее в склад для хранения веников и половых тряпок.

Только до этого надо было еще дожить.