Железнодорожник

Кирилл Кудряшов

Железнодорожник

Скачано с www.кирилл-кудряшов.рф

Всем тем, кому можно хоть как-то помочь.

Поезд всегда прибывал в 9-00. Если он опаздывал, Железнодорожник не выходил его встречать, и хочешь — не хочешь, а тепловозу с единственным пассажирским вагоном приходилось ехать обратно. Выйти на станции без сопровождения хозяина этих мест означало рискнуть своей жизнью.

Железнодорожник не признавал опозданий, не торговался и не принимал извинений. Однажды опоздавший машинист попробовал заговорить с ним, приехав в следующий раз уже вовремя. Спросил: "Неужели правила для тебя важнее припасов? Ведь я же уехал, жратву тебе не выгрузил. Как ты проживешь?" Железнодорожник лишь посмотрел на него сверху вниз, а двухметровый рост позволял ему смотреть так на всех, и сказал: "Перебьюсь!"

И все знали: перебьется.

Год назад поезд не приезжал на станцию два месяца. Были перебои с поставками солярки, и на юге охрана допустила прорыв периметра. Количество погибших исчислялось десятками, и после стольких смертей никто не хотел отправляться на экзамен. Когда поезд наконец-то отправился на станцию, в вагоне было всего три человека. Никто не хотел ехать, да никто и не видел смысла. Никто не верил, что на станции их кто-то встретит... Два месяца зимой за городской стеной, без продуктов, без поддержки... Никто бы не выжил.

Периметр на востоке, всегда считавшийся безопасным, усилили как людьми, так и оружием. Ждали прорыва. Страшного прорыва, сильнее, чем на юге. Но поезд все-таки отправился, пусть и всего с тремя экзаменуемыми.

И в 8-55 утра Железнодорожник вышел из церкви и зашагал к станции, встречать гостей и провизию. Как всегда рослый, могучий, молчаливый, с неизменным багром в руке. Зашагал по прочищенной дорожке. Полуразрушенный вокзал станции был покрыт шапкой снегов, все село было засыпано снегом по самые крыши заброшенных домов. Но от церкви к перрону вела тщательно вычищенная от снега дорожка шириной в полтора метра.

Всегда вычищенная. Раз в две недели Железнодорожник ждал провизии. Раз месяц Железнодорожник ждал гостей. Таковы были условия его соглашения с городом.

И в этот раз поезд подкатил к пустому и занесенному снегом перрону, а ровно в 9 утра на нем появилась громадная фигура в медвежьей шубе. Головных уборов Железнодорожник не признавал даже в лютые морозы, огромная копна спутанных волос, похоже, защищала его от холода не хуже норковой шапки.

А может, он и не мерз вообще?

Семь человек с опаской спрыгнули на перрон, нервно сжимая в руках пистолеты. Железнодорожник кивнул им в знак приветствия и жестом указал на церковь. Мол, идите туда.

— Здесь точно безопасно? — спросила Кристина у Федора, озираясь по сторонам.

— Пока он рядом — безопасно. Жмуры его слушаются. Или боятся...

— Или и то, и другое вместе... — подхватил шедший рядом Николай. — Я его уже тоже боюсь. Легендарная личность.

— Он вообще человек?

Ответа Кристина не дождалась. Вместо ответа ей сунули в руки коробку гречки, в нагрузку к охотничьим лыжам, которые она уже несла.

За безопасность восточного направления город платил дань провизией.

Провизией и человеческими жизнями. Иногда сюда привозили и сдавали Железнодорожнику приговоренных к смертной казни, но поскольку такие случаи были редкостью, стремясь из всего извлекать выгоду, город превратил жертвоприношение в экзамен.

* * *

В 10-00 по графику всегда был завтрак. Всегда и у всех групп, сколько бы человек не приезжало на станцию.

В углу церкви был сложен очаг. Это явно был новодел, сделанный уже после катастрофы. Может быть, сложенный самим Железнодорожником, а может быть, кем-то, кто жил в церкви до него. От очага по стенам змеились трубы отопления. В одном месте труба уходила в стену, в какое-то подсобное помещение. Вполне возможно, что труба вела в ванную комнату, ведь должен же был Железнодорожник когда-то мыться? Впрочем, Кристина не удивилась бы и тому, что он не нуждается в душе, в еде и в отправлении естественных надобностей. Железнодорожник не моргал, сдержал спину идеально прямо, не сказал ни слова, и не присел ни разу все то время, которое они провели на станции.

Его время говорить еще не пришло.

Несколько раз Кристина ловила на себе его тяжелый взгляд, оборачивалась, чтобы посмотреть на него в ответ, но их проводник тут же терял к ней интерес и начинал рассматривать что-то другое. Девушке казалось даже, что он отворачивался в сторону слегка смущенный. Это было странно...

Она слышала много рассказов о Железнодорожнике, какие-то из них были правдивыми, какие-то — легендами, но никто и никогда не упоминал об интересе этого нелюдимого бирюка к женщинам. Женщины ходили на экзамен. Реже мужчин, но ходили. Те, кто выбирал профессию сталкера, должны были прожить день на станции и вернуться живыми. Бывало, что женщины, и даже молодые девушки вроде Кристины, которой только месяц назад исполнилось 14, возвращались в город. Бывало, что не возвращались. Все в рамках статистики. Минимум один человек из группы должен умереть, это знали все.

Но ни одна женщина ни разу не упоминала в рассказах, что Железнодорожник испытывал к ней хоть чуточку больший интерес, чем к любому неодушевленному предмету, кроме, разумеется, своего багра. А на Кристину он явно смотрел. Явно интересовался ей.

Девушка поежилась. В ее 14 молодые люди, видящие ее впервые, легко давали ей 18-20 лет. Она была стройной, не по годам фигуристой, и носила длинные, до лопаток, волосы. Непозволительная роскошь для большинства после апокалипсиса. За волосами нужно ухаживать, их нужно мыть, чтобы они не превратились в подобие копны на голове Железнодорожника, но когда ты — дочь мэра, ты можешь себе позволить и горячую воду от центральной котельной, и средства для ухода за волосами, как собственного производства города, так и все еще добываемые сталкерами.

Ее социальный статус и был одной из причин, по которой Кристина отправилась на экзамен. Вопреки воле отца, между прочим. Был ли это подростковый бунт или же действительно желание стать полноправным и полезным членом общества, Кристина не задумывалась. Но она действительно хотела пройти экзамен. Действительно хотела посмотреть восставшим мертвецам в их пустые глаза и доказать самой себе: она не боится, она умеет выживать и она умеет убивать.

В сталкеры, которым разрешалось выходить за ворота города, допускались только прошедшие экзамен. В структуры городского управления — тоже. Город таким образом страховался от того, что в условиях постоянной опасности вторжения живых мертвецов ими будут управлять люди, никогда не видевшие этих самых мертвецов вблизи. К тому же, те, кто находился в правящей верхушке города, должны были уметь жертвовать не только чужими жизнями, но и своей.

Исключение не делалось даже для выходцев из охраны периметра. Сидеть на стене и косить мертвых из пулемета — это одно. А столкнуться с ними лицом к лицу, обследуя заброшенное помещение — совсем другое. Городу нужны были сильные, опытные и бесстрашные люди. Люди, готовые поставить на кон свою жизнь ради общего блага.

Группа сосредоточенно ела приготовленное в котелке рагу. Лук, капуста, картошка урожая прошедшего лета и свиная тушенка. Железнодорожник делал так всегда: готовил рагу из принесенных ему припасов на скорую руку, и щедро угощал им своих гостей. Отец, сам 10 лет назад проходивший экзамен у Железнодорожника, как-то пошутил, что тот таким образом проверяет, не отраву ли ему принесли.

Бред... Если умрет Железнодорожник — кто будет сдерживать орды мертвецов на востоке? Кто будет устраивать экзамены? Железнодорожник нужен городу живым...

Кстати, а что город будет делать, когда Железнодорожник умрет? Ведь должен же он когда-то умереть?

Кристина снова почувствовала на себе его взгляд. Пристальный, изучающий, навязчивый. Да что ж такое-то... Она не единственная женщина в группе, вон, рядом сидит Таня... Хотя Тане, конечно, уже за тридцать. Таня помнит, как поднимались первые мертвые... Таня помнит, как разваливался на части старый мир. Кристина же родилась уже позже, в новом мире.

В мире, где было место для Железнодорожника.

Она украдкой посмотрела на него, и он тут же уткнулся взглядом в свою тарелку. Единственным звуком, который он издавал, было звяканье железной ложки о плошку. Кристина слышала звуки дыхания других людей, кто-то иногда чавкал, кто-то шмыгал носом, или чуть громче, чем следовало, облизывал ложку. Железнодорожник ел беззвучно. Могло показаться даже, что он не дышал, но широкая грудь ритмично вздымалась под бесформенной шубой, и только это выдавало в нем живого человека.

Почему же он на нее так смотрит...

— Помолимся и выходим! — велел Железнодорожник, когда все доели завтрак и составили свои миски в угол. Это были первые его слова, произнесенные за полтора часа.

Группа была к ним готова.

Отец рассказывал Кристине, что во время первых экзаменов участники возмущались требованию помолиться. Большинство из них были атеистами, но встречались и мусульмане, коим преклонить колени перед православной иконой вообще казалось кощунством.

Железнодорожник тогда вспылил и отказался вести группу на улицу, пока каждый не прочтет перед иконой "Отче наш" и "Символ веры". Со всеми ударениями и нужными интонациями. Сбился? Читай сначала. С тех пор гости станции знали: проще опуститься на колени и смиренно смотреть в пол, пока Железнодорожник читает молитву, чем нарываться на неприятности, споря с ним. Так он хотя бы не требовал читать молитвы. Преклонил голову, пробормотал что-то, вот вроде и помолился.

Кристина опустилась на колени вместе со всеми. Не молясь, но преклоняясь перед волей хозяина этого дома.

Хозяина этого края...

— На выход! — скомандовал Железнодорожник, поднимаясь на ноги и подхватывая свой багор.

Народ засуетился, застегивая одежду и надевая лыжи.

* * *

Сначала Толя, ведущий группы, провел инструктаж, долго, вдумчиво и подробно рассказывая все то, что они в общем-то и так знали... Однако Кристина давно усвоила, что повторение — мать выживания.

Да и одно дело, когда ты слушаешь курс о выживании на открытой местности в безопасном лекционном зале, и совсем другое — когда ты стоишь на этой самой открытой местности, из твоего рта вырывается пар, а пальцы на рукояти пистолета начинают леденеть.

— Первый этап экзамена — это зачистка территории. У нас в городе вы имеете дело с разбуженными мертвецами. С подвижными. Они идут к стене потому, что там еда. Там мы. Вы видите их издалека, вы встречаете их очередями. Там их опасность в количестве. По-настоящему большое стадо может смести кордоны, может преодолеть стену. При зачистке помещения опасность в их неподвижности. Особенно сейчас, зимой, при отсутствии рядом целей, мертвецы впадают в подобие спячки. Они становятся полностью неподвижны. Как камень! Ваш глаз привык выцеливать движение и реагировать на него. Здесь вы должны научиться выцеливать силуэты, и главное: контролировать все пространство вокруг себя! Все 360 градусов! Да, мы тренировались в городе. Проходили лабиринты с манекенами или со своими товарищами, изображавшими мертвецов. Но живой человек никогда не сможет стать настолько неподвижным.

Группа кивала, соглашаясь. Толя не был Сталкером, но он достаточно много времени провел на стене, хотя и ему еще не случалось выходить за стены периметра. Все они ТЕОРЕТИЧЕСКИ знали, как ведут себя мертвецы в их естественной среде. Сегодня им предстояло узнать это на практике.

— Они сливаются с окружающим пространством, они настолько подобны неодушевленным предметам, что вы можете пройти мимо них и не заметить. Черт возьми, да они и есть неодушевленные предметы! Только смертельно опасные предметы, и они почувствуют вас, когда вы окажетесь рядом. Оставите мертвеца позади, и секунду спустя он уже вцепится вам в шею. Один укус, и вы пополните армию врага!

Начиная с этого момента, вы на вражеской территории. Мертвец может стоять за каждым углом, подняться из каждого сугроба, упасть на вас с каждой крыши. Железнодорожник гарантирует вашу безопасность в стенах церкви, но не более того. Вы — на экзамене. И пусть за вторую его часть отвечает он, — кивок в сторону громадной фигуры с багром, — и с этим мы ничего сделать не можем, за первую часть отвечает город. Получим же хотя бы выгоду от происходящего. Железнодорожник обещает, что мы не столкнемся здесь со стадом. Но если жмуров станет слишком много — все бежим к нему. Вопросы?

Вопросов не было.

— Тогда последнее напутственное слово от нашего гостеприимного хозяина, — сказал Толя, повернувшись к нему.

Кристина ждала этих его слов, об этом правиле их предупреждали на подготовке к экзамену, но все равно услышать их вживую, брошенными тебе в лицо... К этому невозможно быть готовым.

— Вы можете встретить здесь двух мертвецов в оранжевых жилетах путевых обходчиков. Женщину и девушку. Они — неприкасаемы. Столкнетесь с ними — бегите ко мне. Если кто-то из вас причинит им вред — я убью вас всех. Не одного. Всех.

Экзаменуемые кивнули. Кто-то — мрачно, признавая право хозяина этих мест диктовать свои условия. Кто-то — с легкой улыбкой. Мол, попробуй. У нас у всех по два пистолета, и по десятку снаряженных магазинов в разгрузках, а у тебя — только твой смешной багор.

Но кивнули. Экзамен начался.

* * *

Железнодорожник шел впереди, уходя вглубь села по улице, когда-то носившей красивое название: Бульвар мечты. Вообще она не тянула на свое название и до того, как мертвые восстали. Обычная улочка. Грязная, разбитая, идущая от вокзала к центру села, с вонючими мусорными баками, золой на дороге да бродячими псами, жмущимися к стенкам церкви. Собственно, церковь была единственной достопримечательностью этого места. Только она была по-настоящему красива. К тому же в церкви висела чудотворная икона, десятками привлекавшая к себе паломников.

Как сейчас привлекал их Железнодорожник.

Вот и сейчас к нему в очередной раз прибыло паломничество желающих поучиться выживанию в относительной безопасности, которую гарантировало им его присутствие. Он видел, как презрительно скривились некоторые из них, когда он пообещал убить их, если они тронут ЕГО мертвецов. Они искренне верили в абсолютное превосходство своего оружия...

Как многого они не знали... Они не видели всех тех выживших, хаотично перемещавшихся по стране в поисках более безопасного места. Не видели всех тех, кто приходил к стенам его церкви с оружием в руках.

Тех, кто просил помощи, Железнодорожник принимал, и помогал, чем мог. Одиночек и малые группы — пускал на ночлег, и угощал, если было чем. А затем — помогал безопасно дойти до границы его владений. Те же, кто решал, что может силой забрать у одинокого отшельника и кров, и припасы, сильно жалели о своем решении.

Сильно. Но не долго. Железнодорожник старался убивать быстро, не причиняя лишних мучений. Но в последнее время он не вонзал багор в голову жертвы. Не мешал мертвым подниматься.

Также он убил бы и этих семерых, если бы это потребовалось. Шесть человек, что были для него на одно лицо, и девушку с длинными русыми волосами. Девушку, так похожую на его дочь...

Дойдя до здания, бывшего некогда школой, он указал на него Толе.

— Начинайте.

— Понял. Группа, слушай задание: зачистка этого здания и спасение выжившего. Выживший находится в одной из комнат третьего этажа. Роль выжившего у нас исполняет оранжевый жилет. Заодно вспомните, как он выглядит. Вперед!

Держа оружие наизготовку, семь человек скользнули в черный провал дверей. Дрожащие от нетерпения и страха, готовые стрелять во все, что движется и все, что только может двигаться. Но в ближайшие полчаса Железнодорожник не ждал выстрелов. Первое задание будет холостым. Пусть будущие сталкеры отработают перемещение по коридорам с большим количеством дверей, находясь в постоянном напряжении. Пусть привыкнут выцеливать каждую тень. Но пусть пока не стреляют...

Школа пустовала, в ней не было мертвецов.

Ведь он попросил их уйти оттуда.

* * *

Они быстро прошли здание школы, взобравшись по занесенной снегом лестнице на третий этаж и притащив оттуда оранжевого "выжившего".

Сердце Кристины отчаянно билось, качая насыщенную адреналином кровь. Она на экзамене! Она за городской стеной. Она — на таинственном востоке, где, как показывала воздушная разведка, мертвецов даже больше, чем на юге, но они лишь изредка и малыми группами приближаются к воротам, сдерживаемые волей Железнодорожника, как утверждает он сам. Впрочем, другого объяснения у городских ученых все равно не было.

И он сейчас рядом с ней...

— Вооон в том доме возможно склад патронов, — скомандовал Толя. — Проверить!

Широкие охотничьи лыжи легко скользят по плотному снегу. Кристина слишком увлеклась этим скольжением, слишком сконцентрировалась на воротах коттеджа, в который они направлялись, ожидая опасности ЗА воротами. Она не заметила, как зашевелился снег справа от нее. Уродливую голову с разорванными губами и ввалившимися глазницами, она заметила слишком поздно, не успев даже прицелиться... Татьяна выстрелила первой, но пуля лишь оцарапала мертвецу висок. Вторым был выстрел Николая, на этот раз — точно в лоб.

Второй ходячий труп начал подниматься из снега прямо перед ней, и вот тут Кристина уже успела. Уложила его точным выстрелом и остановилась, как учили, оглядываясь по сторонам. Мертвецы идут на шум, а нашумели они порядком, значит сейчас — самое время подтянуться новым гостям.

И точно: из ворот коттеджа вышли двое. Резво вышли, почти выбежали. Проснулись, определили источник шума и атаковали. Отработали по ним чисто, как в тире на учебе. Кристина и Иван, шедшие первыми, уложили по пуле в грудь каждому нападающему, прикрывавшие их сзади — целились уже в головы.

Идущий первым стреляет в грудь. Грудь шире, в нее проще попасть, а когда жмур прямо перед тобой времени на то, чтобы целиться в голову может не быть. Удар пули в корпус отбросит мертвеца на пару шагов, даст выигрыш в несколько секунд и для тебя, и для того, кто идет позади. Идущий первым стреляет в грудь. Вторым — в голову. Проверенная схема.

В ушах звенело от грохота выстрелов и от адреналина. Она снова подняла пистолет, не целясь, просто держа его на вытянутой руке. Нет, все нормально, руки не дрожат, голова не кружится. Боевое крещение прошло хорошо, хоть она и сплоховала в первое мгновение, пропустив поднимающегося из-под снега мертвеца. Но даже это не критично. Она заметила его, она среагировала, она уже начала поднимать пистолет, когда Таня выстрелила. Она справилась бы, даже будь она одна, а сталкеры по одному не ходят. Минимум — парой, а лучше — тройкой.

— Идем дальше! — скомандовал Толя.

Еще трех мертвецов упокоили в самом доме. Один уже проснулся и выходил на свет, остальные двое, как и ожидалось, стояли по углам, неподвижные, будто статуи. Неживые...

В непроницаемом взгляде Железнодорожника не было ни одобрения, ни осуждения. Когда они вышли из дома, он просто махнул рукой, указывая дальше, вперед.

— По этой улице через час пройдет караван с беженцами из разрушенного анклава. Задача — зачистить дома отсюда и до озера.

— Их же десятка три!

— 37, если быть точнее, — сверился с картой села Толя, — остаток времени — 59 минут. Будем действовать или допустим, чтобы оставшиеся незамеченными мертвецы атаковали караван?

* * *

У Кристины ныли все мышцы, а горло горело от вдыхаемого холодного воздуха. Толя загонял их, комбинируя задачи на выносливость и скорость с задачами на внимательность и осторожность. Они обошли практически все село. Где-то — выполняли конкретные задания, вроде поиска того самого "выжившего", заранее подложенного Железнодорожником, где-то — просто обследовали дома. Иногда парами, иногда — тройками, иногда — всей группой.

Кристина упокоила четырнадцать жмуров за эти полдня. Четырнадцать! При том, что до сих пор ей случалось убивать их только дважды, да и то лишь со стены, из снайперской винтовки. Здесь же двоих она уложила ножом. Двоих подряд! Это было отдельным заданием: тройка входит в дом, вооруженная лишь ножами. Никаких пистолетов, только холодное оружие.

Дома для таких заданий указывал Железнодорожник. Он подзывал к себе Толю, жестом указывал на дом и поднимал несколько пальцев, предупреждая о том, сколько там мертвецов.

И никогда не ошибался.

Кристине оставалось только гадать, чувствовал ли он жмуров или же это он расставил их там. Расставил на верную смерть, если это слово вообще применимо к ожившим покойникам.

Если раньше она сомневалась в словах старших сталкеров о том, что спокойствию на востоке город обязан именно Железнодорожнику, то теперь, увидев его своими глазами, поверила. Каким-то образом он был связан с мертвецами, каким-то образом заключил с ними договор и управлял ими.

И как бы страшно ей ни было переходить ко второй части экзамена, она понимала: такого опыта возле стен города не получишь. Она могла бы выйти за стену, когда там относительно спокойно, и убить врукопашную пару жмуров. Могла отстреляться по приближающейся группе мертвецов из пистолета, а потом — уйти обратно в безопасный город. Но это не то... Совсем не то, что ходить по погибшему селу, входя в настоящие дома, а не в декорации учебного центра.

А обучать молодых сталкеров на открытой местности любого другого направления, кроме восточного, было слишком опасно. Мигрирующие стада мертвых могли подойти в любой момент, а стадо — это страшно. К тому же, убегая, можно привести стадо к городу... А городу это не надо. Совсем не надо.

Так что, как бы страшен ни был экзамен, как бы высока ни была цена — жизнь одного из экзаменуемых, этот опыт стоил того, чтобы его получить.

К пяти часам вечера Толя разрешил вернуться в церковь, на отдых и полноценный обед. До того у них были лишь два привала с перекусом сухим пайком, в спальне одного из мертвых домов. Уставшая и вымотанная группа поплелась через все село обратно к церкви, время от времени точными выстрелами укладывая вышедших им навстречу мертвецов.

В любом другом месте на шум уже пришло бы несколько сотен трупов, но здесь за получасовой путь обратно экзаменуемым встретились лишь трое. Как и обещал Железнодорожник, основная масса неупокоенных восточной стороны держалась где-то далеко. До поры...

В церкви все попадали, кто на стулья, а кто и просто на пол, приходя в себя, и наблюдая, как Железнодорожник готовит новую порцию рагу. Никто не разговаривал, не обсуждал происшедшее. Не было сил, да и сказывалась общая подавленность группы перед второй стадией экзамена. Перед жертвой.

Толя специально выматывал группу до предела. Кто-то один должен не добежать до поезда. Кто-то один должен отстать, и стать платой за экзамен, платой за усмирение восточных орд мертвецов. Если до станции доберутся все — будет страшнее. Перед последним добежавшим к поезду, придется закрывать двери. Придется слышать его крики, когда мертвецы станут рвать его в клочья. Придется видеть его агонию.

Проще, когда кто-то отстанет еще в селе.

Поэтому пусть группа валится с ног от усталости. Пусть мертвецам достанется слабейший...

Поэтому отец был так против ее экзамена. 14-летней девушке тяжело тягаться в выносливости со взрослыми мужчинами. В выносливости — да, но не в скорости, не в меткости и не в ловкости. Кристина была быстрой, меткой и грациозной, а эти качества, когда за тобой несется стадо — тоже немаловажны.

Ну а что до выносливости... Обычно Железнодорожник уводил группу километра на 3-4 от станции. Это расстояние она преодолеет даже сейчас. По крайней мере, Кристина старалась убедить в этом саму себя.

Она справится. Она выживет!

Ну а пока — обед и заслуженный отдых перед финальным рывком. Перед тем, как вернуться домой уже в новом статусе. В статусе сталкера, прошедшего экзамен.

* * *

Железнодорожник украдкой поглядывал на нее. На девушку с русыми волосами...

Он зачерствел давно, еще когда поселился в этой церкви, услышав зов иконы. Богоматерь Скоропослушница звала его не словами, она прикоснулась к его сердцу, ставшему пустым после страшной гибели родных. Село тогда уже погибло, а выжившие растеклись по окрестным лесам, ища спасения подальше от населенных пунктов.

Мертвые тогда еще не объединялись в стада, среди них еще не выделились сильнейшие, отъевшиеся на свежатине, обретшие подобие разума, черного и жестокого. Он был тогда одним из тех, кто искал спасения в лесах. Потерянный, обозленный на весь мир, страшный дикарь с багром, опасный как для живых, так и для нежити.

И икона позвала его. Согрела его сердце, потянула к себе, в этот храм, разрешив ему остаться здесь. Он не обрел покой, но Богородица приглушила его боль, помогла зарасти израненному сердцу. Так он стал Железнодорожником. Хранителем этих мест, хранителем покоя восточных пределов города. Хранителем хрупкого мира с мертвыми.

Он зачерствел, иначе было невозможно приносить мертвым жертвы. Он больше не делал разницы между мертвыми и живыми, не убивал восставших мертвецов, как в первые дни апокалипсиса, чтобы хоть на одного воина уменьшить численность этой страшной армии. Он знал, что это бесполезно, что гибель одного — лишь капля в море.

Он научился без боли приносить в жертву людей, приезжавших из города. Хороших людей, честных и смелых.

Он научился убивать плохих людей, иногда забредавших в его края из разных концов некогда великой страны. Убивать без ненависти, убивать без чувств. Мертвых не интересовало, хорошим человек был при жизни, или плохим. Им требовалась лишь жертва... Лишь плоть и горячая кровь. Поэтому он старался убивать и позволять восстать. Бил не в голову, бил в сердце. Пораженный в голову — не встанет, его плоть не изменится, он останется пищей для изменившихся мертвых, а чем больше они едят — тем сильнее меняются.

Ночами, после экзамена, после принесения жертвы, икона мироточила. Божья матерь плакала солеными слезами. Железнодорожник же просто ложился спать. Он спал крепким здоровым сном без сновидений, и мертвые не тревожили его покой вот уже двадцать лет.

Богородица забирала себе его грехи, его страхи, его ненависть и его боль.

Его могучее сердце билось в одном ритме всегда. Когда он проламывал багром головы мертвых, когда насаживал на него тела живых, и когда на его глазах мертвые вгрызались в живую плоть. Но сейчас, впервые за долгие годы, он чувствовал, как сердце бьется чуточку быстрее. Оно сбивалось с ритма каждый раз, когда он смотрел на нее.

На девушку с русыми волосами.

Он смотрел на нее, но видел совсем другое лицо...

* * *

Выход на позицию для второго этапа экзамена назначили на семь вечера. Два часа на обед и отдых... Чтоб переварить фирменное рагу Железнодорожника, чтобы набраться сил, и приготовиться сражаться за свою жизнь. После еды группа, расположившись за столом, все-таки разговорилась.

Сначала — просто негромко обмениваясь репликами, опасливо косясь то на икону Богородицы на стене, то на молчаливого хозяина этого места, будто истукан сидевшего у очага и наблюдавшего за своими гостями. Постепенно напряжение отпускало, постепенно голоса становились все громче, а обсуждаемые темы все жарче. Говорили о своих планах на будущее, о том, как скажется на них успешно сданный экзамен. Кто-то жаждал приключений, поездок в другие уцелевшие города, между которыми еще существовало железнодорожное сообщение. Кто-то планировал баллотироваться в городской совет. Толя, толкнув Кристину локтем в бок, доверительно сообщил ей, что намеревается стать следующим мэром города. Кристина в ответ также доверительно сообщила, что у мэра уже есть дочь, которая также намеревается вернуться сегодня со станции живой.

— Анекдот помнишь про "У генерала свой сын есть?" Ну и вот. А мне, кстати, толковый секретарь потребуется, когда папа уйдет на пенсию. Пойдешь ко мне?

Слово за слово, и разговор перешел на извечную тему. О вирусе, кардинально изменившем мир. Первое время после катастрофы чаще говорили "уничтожившем мир", но чем дальше, тем большую силу набирали города, возводились стены, возрождалось железнодорожное сообщение и торговля. Население, изначально увеличивавшееся только за счет притока выживших, скрывавшихся с первых дней апокалипсиса в крошечных анклавах, постепенно начало расти естественным путем. Кристина, рожденная уже после катастрофы, была тому примером, и примером удачным.

Человечество было загнано восставшими мертвецами за высокие стены, было вынуждено жить в постоянном страхе и постоянном напряжении, но человечество выжило несмотря ни на что. И со временем люди рассчитывали вернуть себе все то, что отвоевали у них мертвые.

Со временем.

Но вот уже 20 лет велись исследования вируса, превращавшего людей в живых мертвецов, но победа над ним все еще даже не маячила на горизонте. Более того, даже не ясна была его природа. Был ли он разработкой военных, вырвавшейся из-под контроля, или же древним живым организмом, сохранившимся в ледниках и разбуженным таянием льдов? Может быть, он пришел из космоса, пережив холод вакуума и адское пламя горения в атмосфере?

Не знал никто.

Все эти версии и обсуждались за столом в маленькой церкви на станции... Пока не заговорил Железнодорожник.

— Дело не в вирусе, — сказал он, и разговоры в группе мгновенно стихли. Все повернулись к нему.

Такое было впервые. Железнодорожник всегда держался отстраненно, говорил только по существу и самой длинной его тирадой за все время проведения экзаменов, было предупреждение о том, что нельзя стрелять в ЕГО мертвецов. Во всех остальных случаях Железнодорожник изрекал не более двух слов, а чаще — и вовсе ограничивался жестами.

— А в чем же тогда? — спросила Кристина, чувствуя, что смотрит он именно на нее.

— Ад переполнен. На души грешников не хватает огня. Поэтому ад исторг их обратно.

— Но ведь восстают все, не только грешники, — возразил Толя.

— Ты давно видел праведника?

— С утра, когда в зеркало смотрелся, — отшутился тот, ни никто не улыбнулся.

— Когда в твою шею будут вгрызаться зубы мертвеца — вспомни об этом. И молись, чтобы ты был прав.

Железнодорожник не сказал больше ни слова до самого выхода из церкви. Остальные — тоже. И когда настала пора выходить на второй этап экзамена, и Железнодорожник снова велел помолиться, Кристина не просто преклонила колени. Кристина прочла "Отче наш".

* * *

Луна была почти полной, небо — безоблачным, а снег — белым. Кристина слышала рассказы отца о том, что до апокалипсиса снег был серым, и зачастую серым он падал уже с неба, настолько грязным был мир тех времен. Хоть что-то с приходом вируса стало лучше... Хотя бы снег.

Луна и звезды светили ярко, освещая белое безмолвие на много сотен метров вокруг. Это хорошо, опасность будет видно издалека, это ей на руку. С другой стороны, и мертвецы будут прекрасно видеть семь движущихся по белому снегу целей. Идеальный контраст: темное на белом.

Железнодорожник вывел их на полосу заброшенного аэродрома в трех километрах от станции, на окраине села. Отец рассказывал, что когда-то до катастрофы на этом аэродроме часто проходили авиашоу, на которые съезжалась чуть ли не половина города. Не того города, что существует сейчас, запертого в высоких стенах, а прежнего города. Полуторамиллионного муравейника, в котором вечно кипела жизнь.

Тогда людям принадлежала не только земля, тогда люди властвовали и в небе...

Толя угрюмо молчал, инструктажа не было, все и так знали, что делать. Дойдя до конца полосы, Железнодорожник остановился у самой кромки леса, и вскинул руку, приказывая остановиться.

— В оранжевые жилеты не стрелять, — напомнил он, — УБЬЮ!

Железнодорожник поднял голову к черному небу, усеянному бесчисленным количеством звезд, и набрал полную грудь воздуха.

— Удачи нам всем... — прошептал Толя.

Железнодорожник завыл.

От этого воя душа Кристины свернулась в клубочек и дрожащим пушистым котенком бросилась искать спасения в пятках. От этого воя сердце замерло, а потом забилось так, будто хотело вырваться из грудной клетки. От этого воя у нее на секунду подкосились ноги и пистолет едва не выпал из слабевшей вдруг руки.

Железнодорожник звал мертвых, и мертвые ответили. Лес отозвался воем, ревом и рычанием, снег на взлетной полосе зашевелился, выпуская на поверхность десятки, нет, сотни мертвых, жаждущих крови тел.

— Бегите! — хрипло прорычал Железнодорожник, и группа рванула вперед, огибая оживающие сугробы, из которых один за одним поднимались ходячие трупы.

Пока что никто не стрелял. Патроны могут пригодиться потом, а замена магазина — это все-таки несколько секунд времени, которые на экзамене могут стать решающими. Могут стоить тебе жизни.

Три километра до станции, где уже стоит под парами тепловоз. Три километра сумасшедшего бега на лыжах, наперегонки со смертью. Всего три километра. Всего 15 минут. Когда смерть наступает тебе на пятки, бежать ты способен очень быстро. Вот только в селе, через которое предстоит промчаться, тоже есть мертвые. Скрывавшиеся до поры до времени, и вышедшие на охоту сейчас.

Кристина оглянулась. Железнодорожник размашисто бежал за ними, не пытаясь, впрочем, догнать. Просто следил за происходящим. Он отставал на пару сотен метров, и толпа мертвых из леса как раз настигла его и... Обогнула! Широкий фронт мертвецов волной несся за ней, полностью игнорируя такую громадную и потенциально вкусную цель. Мертвые бежали, проваливаясь в снег, падали, и дальше неслись по-звериному, на четвереньках. Бежали немногим медленнее Кристины. И стоит ей споткнуться, упасть, потерять лыжу — ей конец. Обойма на 18 патронов — ничто против такой толпы.

Стадо сметает на своем пути все.

Кристина ритмично переставляла ноги в охотничьих лыжах, стремительно приближаясь к селу, из которого уже выбегали первые мертвецы. Вот здесь придется пострелять...

* * *

Она шла второй и все было хорошо.

Группа растянулась широкой цепью, одинаково уверенно уходя от надвигающейся сзади толпы и ловко уворачиваясь от мертвецов, появлявшихся перед ними. Выстрелы звучали все чаще. Группа мчалась уже через само село, и теперь мертвые были почти в каждом доме. Раззявленные гнилые рты, полные голодной ярости глаза, изодранные лохмотья и гниющее, но никак не желающее умирать окончательно тело — мертвецы встречали их на каждом шагу и бросались наперерез. Неуклюжие, нелепо размахивающие руками, но такие быстрые, такие опасные...

А Кристина знала, бывают и еще опаснее. И наверняка встретятся ей сегодня.

Мертвец, отожравшийся на свежатине, становится быстрее, сильнее и умнее. Если от свежеподнявшегося жмура способен удрать даже ребенок, а убить его сможет даже хрупкая девушка, с матерыми мертвецами, прожившими не один год и питавшимися вдоволь, не рисковали связываться даже лучшие сталкеры.

Она шла хорошо, шла уверенно и чувствовала, что сил на дорогу до станции ей хватит. И хватило бы...

Но не хватило удачи.

Что-то подвернулось ей под ноги, да не просто подвернулось, а зацепилось за лыжу, и Кристина полетела лицом в снег, уже в полете видя, как бежит к ней вывалившийся из окна второго этажа ближайшего дома ходячий труп.

Вскочила, прицелилась, надавила на спуск... Два выстрела слились в один, ее и притормозившего рядом Федора. Оба выстрела — в цель, труп, теперь уже окончательный труп, повалился спиной на снег.

— Прости! — крикнул Федор, поравнявшись с ней. Он снова ускорился и быстро исчез за следующим домом.

Это экзамен, детка. Каждый за себя. Последний — мертвый.

Собраться. Не паниковать. Шанс еще есть.

Кристина выпустила две пули в бежавшего к ней мертвеца, уложив и его, и припала к земле, ища лыжу. Есть! Вот она! Сунуть ногу в резинку крепления, наплевать на вторую, нет времени... Теперь она — последняя. Даже если ее не сожрут прямо сейчас, двери вагона закроются перед ней.

Бежать! Бежать! Бежать изо всех сил!

Стадо приближалось. Рычащие и воющие, полностью потерявшие человеческий облик мертвецы, потоком неслись по улице. Одни падали, пытались бежать на четвереньках, но их тут же вдавливали в снег бегущие следом, чтобы промчаться по ним, провалиться в снег, упасть, и стать брусчаткой для третьих, несущихся за ними. Жуткий поток изуродованных тел, какофония из рычания и горлового стона, полчища голодных ртов и безумных глаз...

Кристина не успела набрать ход, когда бросившийся ей наперерез жмур сбил ее с ног, и вцепился в ботинки своими скрюченными пальцами, таща девушку к себе.

Выстрел. Лыжи. Крепления. Бежать.

Поздно.

На нее налетели сразу трое, вырвавшиеся вперед всего стада. Один лязгнул зубами у самого лица, но получил пулю прямо в свою оскаленную пасть, двое других повисли на руках, вцепившись зубами в шубу. Прокусить — не прокусили, но сбили с ног, повалили в снег и намертво придавили к нему, продолжая набивать рты мехом и силясь добраться до плоти.

Стадо остановилось. Весь поток мертвецов, подобный цунами, замер, распавшись на составные части, подчиняясь чьей-то воле. Даже те двое, что вцепились в руки Кристины, замерли, прижимая ее к земле, но больше не делая попыток прогрызть ее шубу.

От толпы отделились три фигуры. Когда-то эти три ходячих мертвеца были женщинами, но сейчас были бесполыми жуткими существами. У них не было лиц, у них были морды. Челюсти вытянулись вперед на манер волчьих, глаза впали еще глубже, чем у обычных мертвецов, кожа с первых двух фаланг пальцев давно сошла, обнажив кости, и кости эти превратились в изогнутые когти.

Старые жмуры. Очень старые.

И два из них были в оранжевых жилетах путевых обходчиков.

Ужас парализовал Кристину. Даже ослабь свою хватку державшие ее мертвецы, она не смогла бы бежать. В голове вертелась одна мысль: "Господи, пусть это хотя бы будет быстро..." Но когда мертвячка в оранжевом жилете медленно двинулась к ней, Кристина поняла: быстро не будет.

Тварь облизнулась. Своим длинным языком она могла, при желании, лизнуть свои глазные яблоки. Вирус изменил ее до неузнаваемости, не оставив совершенно ничего человеческого. Это был не просто ходячий мертвец, это было что-то большее.

Тварь опустилась на четвереньки, медленно, растягивая удовольствие, приближаясь к Кристине. Остальные мертвецы стояли в сторонке, покорно отдавая своей королеве самый вкусный кусочек. Принимая как должное ее право на первый кусок мяса.

Мертвячка наступила передними лапами Кристине на грудь, и с гортанным ворчанием распахнула рот, примеряясь, куда бы вцепиться, как вдруг позади нее завязалась какая-то возня, а затем что-то подхватило ее за правое плечо, и легко, будто котенка, отшвырнуло в сторону.

— НЕ ЕЁ!

Перед Кристиной стоял Железнодорожник. Его огромная фигура заслоняла Кристину от орды мертвецов, а свой страшный багор он держал занесенным для удара.

— Я. СКАЗАЛ. НЕ ЕЁ!

Отброшенная прочь мертвячка зарычала, держась левой передней лапой за правое плечо. Поднимаясь на ноги, Кристина поняла, что случилось. Он просто сдернул с нее тварь багром. Неприкасаемую тварь, которой, под угрозой смерти, запрещено было причинять вред.

Все в городе давно догадывались, почему два жмура в оранжевых жилетах были на особом счету и кем приходились когда-то Железнодорожнику.

Но никто не представлял, во что они превратились за все эти годы, на протяжении которых они царили здесь, создавая армию ходячих мертвецов. Не стадо. Армию.

— Беги, девочка! — голос Железнодорожника дрогнул, но не дрогнула рука. Первый же бросившийся на него мертвец рухнул с проломленной головой. Второго уложила Кристина, успевшая подобрать свой пистолет.

— Беги, я сказал! Я за тобой!

Кристина побежала. Побежала по глубокому снегу, без лыж, захлебываясь в снегу и в слезах, но не выпуская из рук пистолета, сквозь застилающую глаза пелену продолжая контролировать пространство вокруг.

Первого мертвеца она уложила через полсотни шагов, он выбежал из-за дома, почти слившись с его тенью. Сработал инстинкт всегда выцеливать любое движение. Второго — еще шагов через двадцать. Идти без лыж и снегоступов по снегу было невозможно. Она уже выбилась из сил, и до станции не добежала бы точно, даже забудь все жмуры о ее существовании.

А они не забудут.

На сколько Железнодорожник сумеет задержать это стадо? На минуту? На две? Кристина обернулась, сказав самой себе, что делает это чтобы контролировать пространство вокруг себя. Она же сталкер. Она должна ежесекундно обозревать все 360 градусов. Но на самом деле она просто хотела еще раз увидеть Железнодорожника...

Он превратился в живой и подвижный ком. Мертвецы висели на нем, на руках и ногах, вцепляясь в полы и отвороты его черной бесформенной шубы, но он, словно медведь Балу среди сотен рыжих псов, расшвыривал их своими громадными руками в разные стороны, и без устали орудовал багром. Каждый его удар был точен, и каждый удар был смертелен. Мертвые падали вокруг него штабелями, пронзенные наконечником багра, размозженные страшными ударами его рукояти.

Он шел к ней. Медленно продвигался за Кристиной, даже в пылу боя не потеряв своих широких лыж.

Кристина обернулась в сторону станции как раз вовремя, чтобы увидеть несущуюся на нее тварь. Вторую из неприкасаемых. Тварь в оранжевом жилете, но не ту, что хотела сожрать ее минуту назад, а вторую, поменьше. Она оказалась достаточно умна, чтобы не ждать, пока ее младшие собраться прикончат Железнодорожника, и достаточно хитра, чтобы не пытаться проскочить мимо него, а обойти его и Кристину стороной, по соседней улице. И сейчас она широкими скачками, по-звериному, неслась на Кристину, а за нее спиной грязным газовым шлейфом трепетали длинные космы, бывшие когда-то прекрасными русыми волосами, гордостью и предметом зависти.

Руки сделали все сами. Поднять пистолет, прицелиться, выстрелить.

Мимо. Мертвячка метнулась в сторону, ушла от пули и продолжила свой стремительный бег.

Еще выстрел, почти в упор. Есть! Зацепила гадину уже в прыжке, поэтому она не вцепилась Кристине в горло, а по инерции пролетела мимо, взмахнув когтями возле самого носа.

Пистолет дергается в руках, грохот выстрела разносится далеко по всей округе. Снова мимо, тварь слишком подвижна, слишком быстра. Она мечется вокруг Кристины, словно танцует, ждет ее оплошности, ждет, когда закончатся патроны.

Ни мертвячка, ни Кристина не поняли, как Железнодорожник так быстро оказался рядом. Вот он сдерживает натиск жмуров в полусотне метров от них, медленно приближаясь, а вот он уже рядом, и его багор со свистом описывает дугу в воздухе.

— ТЫ — НЕ ОНА! — ревет он, и на его губах пузырится кровавая пена.

Удар, и мертвячка отлетает в сторону, впечатавшись спиной в покосившийся забор. Отлетает и падает, чтобы больше не подняться. Половина ее черепа сорвана ударом стального крюка на наконечнике багра.

— Беги, доченька! — крикнул Железнодорожник, и в этот момент его все-таки сшибли с ног сразу два мертвеца. Те самые две оставшихся старых мертвячки. Сшибли, вдавили в снег, и принялись остервенело рвать зубами и когтями.

Кристина отчетливо видела, как одна из тварей вцепилась в левую руку Железнодорожника, которой он пытался оттолкнуть ее оскаленную пасть, и, сжав челюсти, отхватила ему три пальца, вскинув голову, чтобы по-собачьи проглотить добытый кусок мяса.

В эту вскинутую голову с окровавленной пастью Кристина и всадила две пули. Double tap, как на занятиях в тире, как по учебной мишени. С трех шагов. Слепой бы не промахнулся.

Освободившись от одного противника, Железнодорожник обрушил всю свою мощь на второго. На ту тварь, что некогда была его женой. Засунув покалеченную руку ей глубоко в пасть, не давая сомкнуть челюсти, свободной рукой он схватил ее за шею и, оторвав от себя, сумел подняться.

Он вцепился в ее челюсти, и потянул в разные стороны. С обрубков его пальцев прямо в пасть стекала кровь, и Кристина с отвращением увидела, что даже сейчас мертвячка судорожно сглатывает ее, боясь упустить хоть каплю.

С хрустом вырвалась из сустава нижняя челюсть. Отброшенная в сторону тварь отвратительно заверещала, заметалась, ощупывая голову когтистыми лапами, но Железнодорожник не дал ей и секунды, чтобы прийти в себя. Удар багра пригвоздил ее голову к забору, а мгновение спустя она сползла в снег, рядом с телом той, что когда-то была ее дочерью.

— Спасибо, милая! — окровавленными губами улыбнулся Кристине гигант и, перехватив поудобнее багор, обернулся к стоявшим поодаль мертвецам. Стадо не вмешивалось. Стадо наблюдало за гибелью своих повелительниц.

Железнодорожник молча и стремительно подхватил Кристину левой рукой, не выпуская из правой свое верное оружие, и легко заскользил на лыжах в сторону станции, будто и не упокоил сейчас с полсотни мертвецов. Будто и не был укушен...

Укушен...

Он же умрет!

Болтаясь у Железнодорожника под мышкой, будто невесомый мешок, обоняя запах его крови, Кристина плакала. Плакала по нему, нарушившему им же установленные и десятилетия соблюдаемые правила. Нарушившему ради нее.

— Не плачь, дочка! — пробасил он, услышав ее всхлипы. — Скоро на месте будем! Надеюсь, твои еще не уехали.

— Она укусила тебя!

— А, это... Да. Давно пора. Все хорошо, доченька. Главное сейчас не останавливаться.

Стадо за их спинами снова взвыло, взревело и пришло в движение. Хрипящий и лязгающий зубами поток снова покатился по улицам в сторону станции.

— Они слишком привыкли подчиняться старшим, — произнес Железнодорожник, — поэтому сейчас растерялись. Ненадолго. Может, кто из старших власть взял, а может, они теперь — просто стадо.

Станция приближалась, стадо тоже. Мертвецы постепенно настигали выбивающегося из сил гиганта. Может быть, час назад он и мог обставить их всех, включая древних, на открытом пространстве, но не теперь, с Кристиной под мышкой и истекая кровью. Несколько раз им наперерез бросались жмуры, но Кристина даже не успевала вскинуть пистолет. Прицелиться, кулем болтаясь в сильных руках, она бы все равно не смогла, да ее спаситель и не нуждался в помощи. Он убирал мертвецов с дороги одним ударом багра, даже не сбавляя хода.

— Успеем! — прохрипел Железнодорожник.

Тепловоз уже тронулся, когда они вылетели на перрон. Двери вагона, естественно, были закрыты. Последний — мертвый. Экзамен закончен, она отстала, она погибла. Ее не ждали.

— Стойте! — крикнула Кристина. Машинист не слышал, машинист уводил свою верную машину со станции.

Железнодорожник поставил ее на землю, стряхнул с себя лыжи, и они побежали по шпалам. Следом за ними на пути, прочищенные снежным тараном поезда, выкатился поток мертвецов.

В зарешеченном окне вагона кто-то мелькнул. Толя! Изменившись в лице, он крикнул что-то вглубь вагона, и тут же распахнул окно, выставив в него ствол автомата. Брать автоматическое оружие на экзамен запрещалось, но это не значит, что поезд не вез с собой внушительный арсенал.

— Дверь! Дверь! — надрывался Железнодорожник.

Поезд сбавил ход, ребята распахнули заднюю дверь вагона, готовые подхватить догоняющих... Задыхаясь и хрипя, Железнодорожник догнал притормаживающий поезд, буквально зашвырнул Кристину в вагон и тут же стал отставать.

— Давай! — кричали ему, протягивая руки.

— К нам! К нам!

Но он уже сошел с путей и нырнул в сугроб, нагребенный возле железной дороги.

Заговорили автоматы, кося мертвецов, и в то же время привлекая к себе их внимание. Мертвые идут на звук... Стадо бурной рекой пронеслось мимо Железнодорожника, безумная толпа из сотен и сотен обезображенных тел, видящих только одну цель: поезд и людей в нем.

Он выпрямился во весь свой громадный рост, провожая уходящий поезд. Дорога здесь шла чуть в гору, от чего казалось, что тепловоз, набирая скорость, уносится не просто в даль, а в небо, по лунной дорожке, метя прямо на луну.

Да, на луне безопасно... На луне нет мертвых...

Мертвецы бежали вслед за поездом, но Железнодорожник знал, они вернутся. Не все, так хотя бы часть. Самые старые, самые сильные, самые опасные. Уже не ходячие трупы, но новая форма жизни. Извращенной, чудовищной, исторгнутой самой преисподней жизни.

* * *

Он вошел в церковь, заливая пол кровью из изувеченной руки. Закрыл за собой дверь, и ушел в каморку, где спал все эти двадцать лет. Ушел, даже не поклонившись иконе, как делал это обычно, благодаря за еще один прожитый день.

Улегся в койку, не сняв сапогов. Какая разница, ведь ему осталось жить считанные часы. Яд уже в его крови. Вирус, передающийся через укус мертвецов, живет теперь и в нем. Все эти годы Богородица хранила его от пуль людей и зубов нелюдей, но сегодня, когда он наконец сделал то, о чем она просила его все эти годы, она не отвела опасность. Не помогла ему.

Божьей матери не хватило сил? Или она просто не захотела?

Нет. Она просто услышала его сердце, просившее покоя.

Железнодорожник достал из тумбочки увядшее фото, с которого на него взглянули жена и дочь. Такие молодые, такие живые... Как сильно они изменились за двадцать лет... Во что превратились...

Как же он не замечал этого раньше? Как мог продолжать любить и кормить их? Где были его глаза?

Что-то горячее побежало по его щеке. Железнодорожник потянулся смахнуть это чуждое ощущение со щеки левой рукой, но горячего только стало больше. Кровь. Много крови... Интересно, что убьет его раньше, вирус, или кровопотеря?

Тело уже пылало, вирус распространялся по организму, и физическая нагрузка на пределе сил только способствовала этому. Но он смог. Он победил. Он спас, и он добежал, сдав девочку на руки ее друзьям. Она теперь в безопасности... Пока что. Пока орды мертвых, не сдерживаемые больше своими владычицами, не ринутся на город.

Впрочем, наверное, город отобьется. За двадцать лет не только мертвые стали сильнее. Живые тоже не теряли времени даром. Все-таки его уговор с Таней и Настей был на руку людям. Он дал им двадцать лет покоя на востоке. Но какой ценой...

Скоро у мертвых появится новый хозяин. Ведь выросла же эта третья, имени которой он не знал, правившая краем наряду с его родными? Отожралась где-то, хотя он старался чтобы свежее мясо доставалось в основном жене и дочери. А потом — вообще старался минимизировать добычу, чтобы сдержать их рост и развитие.

Но все равно, росли и другие. В край забредали люди не только из города. И мертвые иногда смели ослушаться своих владык, и не принести основную добычу им. Они жрали, а значит росли... Железнодорожник давно уже видел признаки изменений на многих мертвецах.

Да, власть наверняка возьмет кто-то новый. Вот только что он станет делать? Бросит всю мощь востока на город? Или оставит все как есть, строя свое, мертвое королевство.

Этого Железнодорожник уже не узнает. Не доживет...

В дверь церкви что-то заскреблось. Зашуршало, заскрипело под окнами. Они пришли, пришли за ним.

Железнодорожник встал, открыв шкаф, достал оттуда бутылку, к которой не притрагивался с тех пор, как услышал зов иконы. Бутылку водки "Белуга", которую он почти прикончил много лет назад. Почти. На донышке посудины плескалось еще грамм сто.

Почему бы и нет? Для храбрости-то...

Он плеснул себе остатки водки в стакан и залпом опрокинул его себе в рот.

Сознание начало туманиться, лицо горело в лихорадке. Может алкоголь ненадолго прогонит ее? Закусить бы...

Железнодорожник провел пальцем правой руки по щеке, смахивая влагу. Лизнул... Солоно. Чем не закуска?

Под подушкой Железнодорожника всегда лежал пистолет. Он ни разу не пользовался им, но береженого, как говорится, и Богородица бережет. Сегодня настало время огнестрельного оружия, пронзить себе голову багром он не сможет. Хватило бы только сил застрелиться...

Железнодорожник вышел наружу. Вокруг церкви уже собралось кольцо из пары десятков мертвых. Старых мертвых. Сильных. Изменившихся, пусть их изменения еще не зашли так далеко, как у трех бывших владычиц этих краев.

— Пришли? — спросил он, поднимая пистолет.

Мертвые прыснули в сторону. Они знали, что такое огнестрельное оружие. Знали, на что оно способно. Правда не знали, что в своем нынешнем состоянии Железнодорожник вряд ли смог бы нормально прицелиться. Его разум уже был затуманен, смертоносный вирус делал свое дело.

Железнодорожник направил пистолет в небо, прицелился в самую яркую звезду и выстрелил.

— Висите... Смотрите... — прошептал он, а затем закричал небесам: — НЕ СМОТРИТЕ!

Небо прочертил всполох метеора...

— Сбил! — улыбнулся Железнодорожник и выстрелил снова.

Еще один метеор пронесся по небосводу...

— Остальные пусть висят! — пьяно проворчал он, приставляя железо ствола к своему виску.

Оставалось только спустить курок.

Мертвецы подошли ближе...

— Ждете, да? Ждете обеда? Твари...

Рука опустилась сама. Он не смог выстрелить.

— Надо же... Столько лет жил, сам не зная зачем, а теперь, когда все равно умирать, цепляюсь за жизнь... Что ж вы не жрете-то, твари? Вот он я! Жрите! Ну?

Из-за угла церкви вышел мертвец, таща что-то за собой. Тело человека с проломленной головой. И тогда Железнодорожник понял все...

— Слишком привыкли ко мне, да? Твари... Меня хотите на трон усадить? Лестно, конечно...

Он снова направил пистолет себе в висок.

— Ад переполнен...

* * *

Когда раздался выстрел, икона замироточила вновь. Кровью.

Июнь 2018 года.

1