На пути Кортеса (Крестоносцы 6) :

ГЛАВА 1 У дальних берегов.

Мягко покачивается палуба под ногами, мерно поскрипывает такелаж, плещет разрезаемая форштевнем морская волна. Все это настолько привычно и знакомо стоящему на шканцах Косте, что стало уже неотъемлемой частью, можно даже сказать смыслом самого его существования. Нет, в его жизни, конечно же, есть место семье: горячо любимой жене и детям, друзьям, государственным делам и заботам, но по настоящему легко и свободно Щебенкину дышится только здесь, на кажущейся непосвященному человеку столь зыбкой и ненадежной, корабельной палубе.

— Герр адмирал — стоящий рядом с рулевым у штурвального колеса неизменный Шнитке вытащил изо рта сделанную из кукурузного початка трубку — ветер падает. Как бы не заштилеть.

— Действительно — Костя оглянулся, окинув взглядом безбрежно синее, без единого облачка небо и неторопливо ползущую примерно в полукабельтове, в кильватере за флагманом эскадру в количестве трех вымпелов — Ганс, распорядитесь добавить парусов, попробуем выжать из ветра все, что возможно. Сигнальщик! Передать на мателот: "делай как я".

— Есть! — молодой парень в белой, холщовой, матросской робе выхватил из-за пояса яркие флажки и принялся лихо "семафорить", передавая приказ адмирала на идущий следующим в ордере корабль.

Заглушая все остальные звуки, залились переливчатой трелью боцманские дудки, зашлепали по выбеленным солнцем и морской водой доскам босые пятки. Повинуясь приказу, матросы бросились к снастям, захлопала разворачивающаяся парусина, жалобно заскрипев корпусом "Северная звезда" слегка прибавила ход.

Щебенкин грустно усмехнулся, похоже, для каракки это поход последний. Отбегала свое "старушка". Недавние кренгование и тимберовка, тщательная подготовка к плаванью, конечно — же, сделали свое дело и состояние судна еще вполне на уровне, и ход может хороший дать, и корпус достаточно крепкий. Возможно, еще можно будет использовать в качестве учебного, или для патрулирования побережья, но в дальних переходах лучше не рисковать. Шутка ли, приобретенная 14 лет назад посудина и куплена то уже не новой была, а уж после того семь раз Атлантику пересекла, да еще переход от Форта Росс до Новороссийска. В общем, по возвращении придется флаг переносить на другой корабль. На какой только? Выбор то небольшой, но выбирать замучаешься. В южную эскадру списали все старье, которому в Старый Свет ходить уже противопоказано: купленный еще в 1503 году в Европе полакр "Аскольд", трофейная каравелла португальской постройки "Надежда", и отбитая у англичан в Исландии каракка "Фортуна". На атлантических маршрутах сейчас работают пара относительно "свежих", пригнанных из Франции больших полакров, галеон и бриг собственной постройки. Ничего вот обещали корабелы в этом году достроить новый галеон, и сразу же заложить еще один бриг специально под Костины нужды. Вот и будет флагман для Южной эскадры.

— Вахтенный! — Щебенкин бросил очередной озабоченный взгляд на паруса -Накошку ко мне! Быстро!

— Есть! — преданно "пожирая" глазами начальство, рявкнул в ответ матрос и тут — же исчез, чтобы через три минуты "материализоваться" вновь, на этот раз вместе с невысоким индейцем лет двадцати пяти. Одеяние состоявшее из перетянутой цветным поясом длинной, рубахи из белой хлопковой ткани и самое главное своеобразная форма черепа: вытянутая, слегка приплюснутая в висках, выдавали в нем уроженца того — самого Юкатана, к которому вот уже две недели незнакомым до сиих пор маршрутом добирались корабли новоросской эскадры.

— Ты звать моя — невозмутимо с достоинством поинтересовался туземец, глядя снизу вверх на огромную фигуру адмирала.

— Да. Хм — Костя задумался, пытаясь понятнее сформулировать вопрос.

Русский язык этот майя, два года назад пришедший в Новороссийск торговать, да так и осевший в городе, конечно, в какой то степени освоил (собственно говоря, поэтому его с собой и взяли в качестве переводчика) но фразы в разговоре с ним стоило формулировать попроще и покороче.

— Короче — Щебенкин, решивший быть максимально лаконичным, попросту ткнул пальцем в сторону материка, темная полоса которого отчетливо виднелась в зыбком знойном мареве в нескольких милях по правому борту — Сама где?

— Короче там — невозмутимый индеец в точности повторил его жест.

— Тьфу ты! Какой вопрос, такой и ответ. Это я уже понял. Идти долго еще?

— Моя нет знать.

— Ты же сказал, что знаешь дорогу? — Костя едва сдержал себя, уж очень хотелось выбросить горе — проводника за борт, на радость приличных размеров акуле, уже несколько дней подряд следовавшей за эскадрой в ожидании выбрасываемых с камбузов отбросов.

— Моя знать — столь же невозмутимо возразил, не догадывающийся о сгущающихся над его головой тучах, туземец.

— Ты чего мне голову морочишь!

— Твой лодка быстро ходить — наконец, правильно расценив бурю эмоций отразившуюся на загорелой, бородатой физиономии собеседника, счел нужным объясниться индеец, и снова указал рукой в сторону материка — моя видеть там.

— Ганс, меняем курс — приняв решение, Костя хлопнул ладонью по планширу — все понятно и логично, парень хочет определить местоположение, привязавшись к известным ему ориентирам на суше. Заодно можно будет пополнить запасы пресной воды, да и командам бы не мешало отдохнуть.

— Гут — кивнул капитан и распорядился — эй на штурвале! Поворот три румба право. На компас иметь зюйд-вест! Да пошевеливайся бездельник!

Каракка слегка накренилась, беря круче к ветру. Следом за флагманом стали описывать циркуляцию, меняя курс, другие корабли. За счет более удачного галса скорость хода эскадры слегка "подросла" и уже через несколько часов оценив расстояние до берега в три кабельтовых, Шнитке отдал команду убирать паруса и ложиться в дрейф. Матросы подтянули к борту болтавшиеся аз кормой шлюпки и загрузившись в них, двинулись вперед, замеряя глубины. Затем шлюпки были загружены завозные якоря и экипажи принялись верповать суда в спрятавшуюся за поросшим джунглями мысом, небольшую, довольно удобную бухту.

Первыми на незнакомую землю высадились два взвода стрелков, находившихся на кораблях эскадры в качестве абордажных команд. Когда на белоснежный песок ступила нога адмирала, шесть десятков солдат уже заняли боевые позиции, держа наготове оружие и настороженно вглядываясь в окаймляющую пляж зеленую стену субтропического леса. Впрочем, предосторожности оказались излишними, первобытная тишина нарушалась только плеском волны, криками вьющихся над головами чаек и истошными воплями неведомых и невидимых зверей и птиц, прячущихся в густом переплетении цветущих лиан и древесных ветвей среди которых порхали огромные разноцветные бабочки и крошечные колибри. Если туземцы и наблюдали за высадкой чужаков, своего присутствия они ничем не выдавали.

Костя еще раз внимательно осмотрел окрестности в подзорную трубу и задумчиво потер подбородок. По уверениям проводника путь от устья Миссисипи до Саны, богатого торгового города майя пройден почти на половину. Бухта, в которую сейчас неторопливо втягивалась эскадра, со слов все того же Накоши-ка-ана, регулярно использовалась маяйскими мореходами для отдыха и пополнения припасов и отсюда, чтобы достигнуть конечной точки маршрута, следовало идти строго на юг вдоль побережья, затем обогнуть Юкатан. По-хорошему, конечно, стоило бы здесь закрепиться основательно, на постоянной основе, построить форт, оставить гарнизон. Но сил катастрофически мало. Можно построить какое-никакое укрепление, разместить в нем взвод солдат и пару десятков моряков, но как долго они продержаться, если придут испанцы? Да и местные вполне могут создать серьезные проблемы. У Кортеса помниться в реальной истории было четыре сотни бойцов, и то ему пришлось изрядно попотеть, чтобы закрепиться на континенте. Естественно своего точного местонахождения Костя не знал, карта побережья только им составлялась, но он был уверен, что в оставленной им истории конкистадоры впервые высадились где-то не далеко отсюда.

Здравый, стратегический расчет не оставлял камня на камне от колонизаторских планов Щебенкина, но огромная, зеленая и пупырчатая жаба судорожно сжимала холодными, липкими лапками горло и отчаянно вопила, требуя застолбить за собой и не отдавать никому этот роскошный залив, без всякого сомнения бывший кусочком того-самого, некогда потерянного людьми рая.

Пока наш герой мучимый сомнениями, разглядывал окрестные красоты, взвешивал все "за" и "против" основания новой колонии в здешних благословенных местах, эскадра, наконец, заползла в бухту и застыла на рейде. Гребные суденышки, покончив с верпованием, принялись деловито сновать между темными тушами кораблей и белоснежной полосой пляжа, выгружая на берег партии моряков, приступивших к обустройству лагеря.

Незваные гости, а вернее хозяева, появились, когда первые лучи рассветного солнца разогнали беспросветный мрак южной ночи, и лагерь новороссов начал просыпаться, пугая суетой и шумом человеческих голосов радующуюся наступлению нового дня живность в окружающих пляж джунглях.

— К нам гости — составлявший адмиралу компанию Шнитке, отставил в сторону деревянную миску, из которой только, что с аппетитом поглощал тушеные с солониной бобы, привычно сунул в рот, ставшую уже неизменной, трубку.

— Похоже на то — согласился Костя и убрав в сторону посуду, стал с любопытством ожидать приближающейся процессии.

Четверо невысоких, неплохо сложенных мужчин средних лет одетых в длинные рубахи, набедренные повязки, сильно смахивающие на средней длинны юбки, в щедро украшенных перьями и вышивкой накидках, шли с южной стороны лагеря, в сопровождении держащих оружие наготове стрелков.

Один из индейцев, самый старший по возрасту и судя по богатым узорам на тунике и обилию золотых украшений на шее и в ушах по положению тоже, подойдя к Константину, протянул к нему руку и "толкнул" горячую и проникновенную, но, к сожалению, совершенно непонятную речь.

— Его приветствовать дети великий Кецалькоатль — торжественно провозгласил привлеченный в качестве переводчика Накоши-ка-ан — вождь Техатлиле прислать свой люди, сказать мир. Он ходить здесь, говорить твоя.

— Ну, что же — Щебенкин поднялся, буквально нависая над головами стоящих перед ним индейцев — передай, я буду рад видеть перед собой Техатлитле, чтобы говорить о мире и дружбе между нашими народами.

Толмач живо пролопотал, что-то напряженно ожидающим ответа туземцам, а затем один из них обернувшись лицом к зеленой стене джунглей, издал длинный, протяжный крик. Тотчас, словно по мановению волшебной палочки на пляже появилось множество полуголых людей несущих на своих плечах корзины с фруктами и жареной птицей. Оставив продовольствие на песке посреди лагеря путешественников, они беспрекословно подчиняясь указаниям послов, быстро, но без лишней суеты вернулись в джунгли, и притащив оттуда охапки ветвей, принялись строить шалаши. Прибытие вождя ожидалось не ранее, чем через два дня и туземцы постарались сделать все, чтобы обеспечить более или менее комфортные условия для "потомков Белого Бога".

Два дня экипажи кораблей и солдаты абордажных команд отдыхали, запасались свежей водой, и отъедались овощами, фруктами и дичью, оставив "на потом" уже порядком опостылевшие бобы и солонину. Наконец к полудню третьего дня ожидания на пляже появилась огромная и пышная процессия. Дары, принесенные Техатлитле, потрясали воображение. Здесь было все, чем могли похвастаться индейцы: разноцветные ткани из хлопка, плащи, искусно расшитые перьями экзотических птиц, и тяжеленные даже на вид корзины, наполненные золотыми украшениями.

Подаренное добро перекочевало под надежную охрану в трюмы "Северной звезды" а Костя приступил к переговорам. Хотя собственно и договариваться было не о чем. Сам Техатлитле никакого политического веса не имел, поскольку будучи вождем небольшого по здешним меркам племени, являлся данником Монтесумы и все важные вопросы решались не здесь, а в Теночтитлане. Вождь предлагал подождать, пока отправленный с докладом гонец доберется до столицы и оттуда придет ответ. После недолгих размышлений Щебенкин решил согласиться с предложениями своего нового знакомца.

На сей раз ожидание затянулось более чем на две недели, но все это время наш герой потратил с некоторой пользой для себя. Вообще, надо сказать, познания Щебенкина о тех перипетиях, коими сопровождалось завоевание Америки конкистадорами, а уж тем более подробности жизни ее обитателей до прихода испанцев, были весьма скудными. Учась в школе и институте, он как-то все больше интересовался историей своего отечества. Стыдно сказать, он даже год высадки Кортеса в Мексике помнил весьма приблизительно, и только лишь из разговоров с туземцами сообразил, что нога европейца на эту землю еще не ступала. Ну, по крайней мере, в этом веке.

Кроме того, после долгих бесед с Техатлитле, Костя пришел к выводу, что великая ацтекская империя не столь монолитна, как он себе это представлял. Государство Монтесумы представляло собой некое объединение завоеванных племен и народов, причем далеко не все они были довольны таким положением вещей. Конечно, откровенно говорить о столь крамольных вещах с малознакомым чужеземцем вождь не стал, но кое-какие намеки в его речах все-таки проскальзывали. Всю эту информацию Щебенкин, что называется "мотал на ус", совершенно не представляя, каким образом она может быть использована в ближайшее время. Ни влезать в чьи-то дрязги и разборки, ни уж тем более воевать имеющимися силами с ацтеками в его планы не входило. Имея в распоряжении роту солдат и около двух сотен моряков, при поддержке корабельной артиллерии вполне можно было отразить нападение любого количества индейцев на укрепленный, прибрежный лагерь, но ни о каком походе вглубь континента не могло быть и речи.

Посольство ацтеков появилось из джунглей сопровождаемое грохотом барабанов и писком дудок. Десяток важных, судя по богатым одеяниям и головным уборам из птичьих перьев, вельмож возглавляли колонну из более сотни тяжело нагруженных рабов. Пока слепящие глаза блеском множества напяленных на них украшений послы низкими, до самой земли поклонами приветствовали вставшего им на встречу Константина, их сопровождающие сноровисто развернули плетенные из травы маты и принялись раскладывать подарки своего императора. И тут нашего героя, что называется "проняло". Нельзя сказать, что предыдущие подношения не произвели на него впечатления. Для уроженца среднестатистической российской семьи конца 20 века, весь "золотой запас" которой составляли обручальные кольца родителей, да пара, другая небольших безделушек, принесенные подданными Техатлитле три корзины, наполненные драгоценным металлом, казались чем-то сказочным. Но то, что он увидел сейчас, заставило его потерять дар речи. Лежащие на травяных циновках сокровища как магнитом притягивали взгляд. Литые из чистого золота и серебра: щиты, шлемы, оружие, ожерелья и браслеты, статуэтки изумительной работы, две плиты, круглые и большие, как мельничные жернова, покрытые богатыми рельефными изображениями растений и животных, роскошные султаны из птичьих перьев, жемчуг и драгоценные камни в огромном, ошеломляющем количестве, искусно вышитые, тонкие, словно шелковые хлопчатобумажные одежды, были чем-то сюрреалистичным, словно каким-то волшебным сном.

От вида всех этих богатств, по рядам стоящих позади своего адмирала новоросских стрелков и матросов пронесся вздох восхищения и изумления. Да и сам Щебенкин едва сдерживал себя, чтобы "сохранить лицо" и не бросится, потрогать пощупать все руками. Вместо этого он окинул подарки небрежным взглядом, горделиво выпрямился и шагнул навстречу ацтекам.

Дальнейшие переговоры прошли, как сказали бы в будущем "в теплой, дружеской обстановке". Вот только, не оставляло ощущение, что все эта демонстрация, могущества и богатства со стороны индейцев преследовала одну цель: запугать пришельцев и помешать им продвинуться во внутренние районы страны. В планы Константина подобный вариант развития событий и так не входил, что он и постарался донести до послов. Однако и уходить, оставлять "без присмотра" столь богатые места не хотелось категорически. В конце, концов, решение было принято. По договору с ацтеками на месте временного лагеря новороссов силами местных индейцев уже с завтрашнего дня должно было начаться строительство крепости, по сути, торгового поста. В обмен на это Щебенкин обязался не вторгаться вглубь владений Монтесумы и не приближаться к его столице.

Следующий день принес новые дела и заботы. Вид огромного количества драгоценных подарков буквально потряс Костиных спутников и если скованные суровой воинской дисциплиной стрелки помалкивали, то среди экипажей кораблей поднялся глухой ропот. Цель путешествия еще даже не была достигнута, а в трюме флагманской каракки уже лежали несметные сокровища. Часть матросов и офицеров, ослепленных их блеском, и введенных в заблуждение миролюбием и покладистостью туземцев заговорили о походе к Теночтитлану. Ситуация запахла открытым бунтом и пришлось приложить немалые усилия, чтобы пресечь столь опасные брожения в неокрепших умах охваченных жадностью подчиненных.

Едва только над лазоревыми волнами океана взошло солнце гулкий рокот ротного барабана и переливистый свист боцманских дудок, собрал в центр будущей строительной площадки, весь личный состав экспедиции. Вышедший из своего шатра Константин одернул свой парадный мундир, водрузил на голову широкополую, украшенную плюмажем шляпу и решительно направился в центр импровизированного плаца. Действовать он решил безотлагательно и если понадобится, предельно жестко, недовольству в матросских кубриках необходимо было положить конец, иначе ситуация могла обернуться большой кровью. Перед ним, толпились матросы, рядом отдельной кучкой стояли офицеры, за спиной ровными шеренгами выстроились стрелки, а вокруг в качестве зрителей начинающегося спектакля собрались привлеченные к строительству крепости индейцы.

— Господа офицеры, солдаты и матросы — Щебенкин обвел взглядом притихших людей — мы пришли сюда как мирные соседи. Не для войны и разбоя, а для доброй торговли. Вы все видели, как радушно встретили нас здешние жители. Не пролив ни капли своей и чужой крови мы обрели эту землю и огромные богатства, которые будут переданы в казну и послужат тому, чтобы наше княжество стало сильным и богатым, а ваши семьи не знали нужды, болезней и голода. Чтобы ваши дети бесплатно учились грамоте и ремеслам, жили в мирных, процветающих городах.

При упоминании о сокровищах, лежащих в корабельном трюме и их дальнейшей судьбе, по толпе прошло волнение, сопровождаемое нестройным гулом голосов.

— За государем не пропадет ни служба, ни награда. Он не забудет наших заслуг, и каждый из здесь присутствующих, те, кто честно исполняет свой долг, по возвращении домой будет щедро вознагражден — успокаивающе поднял руку Константин — но только те, кто остался верен своему государю и присяге. А среди вас, я знаю, есть те, кто, позабыв о долге и чести, в угоду своей глупости и жадности призывает своих товарищей к предательству, мятежу и кровопролитию. Я не допущу этого!

Повинуясь приказам своих командиров, из-за спины адмирала выступили группы вооруженных солдат, принявшихся вытаскивать из толпы опешивших от такого поворота событий моряков, зачинщиков бунта. Списки этих людей были еще с вечера предоставлены Константину агентами госбезопасности, негласно присутствовавшими в составе экипажей. Никакого сопротивления не оказывалось. Сами задерживаемые были огорошены неожиданно решительной и быстрой реакцией начальства. Сопровождаемые угрюмыми, а то и откровенно враждебными взглядами товарищей, они даже не думали хвататься за оружие и покорно выходили по первому требованию руководивших операцией пехотных сержантов.

— Увести арестованных — распорядился Щебенкин и обращаясь к остальным своим спутникам продолжил — эти люди будут наказаны, а вы, честные моряки, можете отдыхать и готовиться к походу. Эскадра пойдет в Саму. Господам капитанам кораблей через час быть на совет.

* * *

Через четыре дня три корабля: "Полярная звезда", "Надежда" и "Фортуна" подняли паруса и вновь вышли в море. "Аскольд" с экипажем из восьмидесяти моряков и взвод солдат остались во владеньях гостеприимного Техатлитле. Кроме того для их усиления были оставлены шесть орудий с прислугой снятые с остальных кораблей. Оставив достаточно мощный по здешним меркам гарнизон, Костя решил, что строящейся, и пока еще не имеющей названия крепости ничего не угрожает и значит, ничего не может помешать ему продолжить путешествие. Единственный вопрос мучил адмирала, он понятия не имел, что делать с мятежниками. Тринадцать матросов, артиллерийский офицер и боцман с "Аскольда", и штурман с "Фортуны" сидели под арестом. Первым проливать кровь, наш герой несмотря ни на, что оставшийся сыном имеющего свое понимание гуманизма 21 века, не хотел категорически. Изначально планировалось оставить арестантов в строящемся форте, дабы те ударным трудом могли искупить свою вину, однако по здравому размышлению эту мысль пришлось отбросить. В случае появления испанцев "каторжники" могли стать "пятой колонной", что создавало бы дополнительные проблемы и без того немногочисленному гарнизону. Решено было раскидать их по трем уходящим в плавание судам, а вопрос с наказанием оставить до возвращения в Новороссийск. Решение, как выяснилось позже, оказалось не самым правильным, но другое, на тот момент, на ум нашему герою просто не пришло.

Эскадра взяла курс на юг. Погода, в общем, благоприятствовала мореплавателям и уже к середине мая, то есть к тому времени как на берегах Миссисипи разыгрались описываемые нами в предыдущих главах события, перед глазами мореплавателей открылось устье реки Табаско. Особой необходимости останавливаться здесь у новороссов не было, но Константин приказал бросить якорь в паре кабельтовых от берега, чтобы, пока есть возможность, пополнить запасы пресной воды.

Утро добрым не бывает, эту истину Щебенкин вспомнил, когда на рассвете постучавшийся в дверь капитанской каюты вахтенный офицер доложил о том, что с борта "Фортуны" украв шлюпку, сбежали шестеро "каторжников". Впрочем, на тот момент адмирала больше огорчила потеря плавсредства, нежели факт дезертирства. На беглецов он просто махнул рукой, отказавшись от идеи задержаться и направить отряд на их поиски, в конце, концов они сами решили свою судьбу. Это было второе не самое правильное решение, ставшее новым звеном в цепочке последовавших затем драматических и кровавых событий.

Но пока о грядущих неприятностях никто не думал и "заправившись" пресной водой эскадра двинулась дальше. Шли неторопливо, попутно обследуя и картографируя побережье. Так без каких либо приключений, если не считать таковыми редкие встречи с большими челнами ловивших рыбу, либо совершавших торговые вояжи индейцев, достигли острова Косумель, где путешественников ожидала совершенно неожиданная встреча.

На северном побережье острова обнаружилось довольно крупное селение. Сотни крытых соломой и пальмовыми листьями хижин окружали несколько огромных каменных храмов. Вот только к тому моменту, когда корабли втянулись в бухту, селение оказалось совершенно пустым. Напуганные появлением больших "крылатых лодок" жители попросту бежали в окрестные джунгли. Взвод морских пехотинцев и сопровождавший их "Накошка", высадившись на берег, прочесали окраины и вскоре перед Константином предстали задержанные туземцы.

К ногам невысокой, плотно сложенной, одетой в белую, полотняную хламиду смуглолицей женщины, лет двадцати пяти боязливо жался е совершенно не обремененный одеждой малыш лет четырех-пяти.

— Переведи им — обратился Щебенкин к толмачу — меня не надо бояться. Мы не причиним зла.

В ответ туземка промолчала, стрельнув настороженным взглядом на разгуливающих между покинутыми домами пришельцев.

— Я запретил своим воинам входить в ваши дома и в дома ваших богов — по-своему истолковал ее сомнения наш герой — и еще. Я отпускаю тебя. Ступай к своим соплеменникам, и скажи, что мы пришли как друзья, и если ваши люди вернуться они получат добрые подарки в знак моего к ним хорошего отношения.

— Сбежит — задумчиво заметил сопровождающий своего командира Шнитке — нельзя ее отпускать.

— Господин адмирал — вмешался командующий стрелками лейтенант — дозвольте обратиться. Мальчонку, придержать бы. Тогда никуда не сбежит.

— Нет — упрямо мотнул головой Костя — пусть идут. Отбирать дите у матери я не буду. Ступайте.

Накоши— ка-ан перевел его слова и индианка подхватив ребенка на руки поначалу не смело, то и дело недоверчиво оборачиваясь, а потом все быстрее и быстрее зашагала к лесу.

— Сбежит — покачал головой капитан и с тем же невозмутимым видом принялся набивать табаком неизменную трубку.

— Поживем, увидим — философски пожал плечами Щебенкин — лейтенант расставьте усиленные караулы. На кораблях быть готовыми прикрыть нас артиллерийским огнем. И еще раз повторяю господа свой приказ: "в жилища и храмы не входить, ничего не трогать".

В течение последующих трех часов, пока путешественники разбивали лагерь на берегу и готовили пищу на кострах, в заброшенном селении ничего не происходило. Наш герой уже начал сомневаться в правильности принятого решения, когда от наблюдателей поступил доклад о том, что среди хижин стали появляться первые группки туземцев, несмело возвращающихся к своим жилищам, и старательно пытающихся не показываться на глаза пришельцев. И наконец, еще через час из лесу вышла довольно многочисленная процессия, направившаяся прямо к лагерю новороссов. Индейцы были совершенно безоружны и потому Константин отдав приказ своим людям быть настороже в сопровождении Шнитке и переводчика двинулся им навстречу.

— Дьявольщина! Будь я проклят герр адмирал, если шкура одного из этих туземцев ничуть не краснее нашей с вами — выругался за его спиной старый моряк — смотрите вон тот.

Действительно теперь наш герой и сам отчетливо видел, что один из индейцев, таковым не являлся. Хотя одет он был только в набедренную повязку, и кожа его была смуглой, почти черной от покрывающего ее загара, но это явно был европеец.

— Посмотрим, что за гусь — пробормотал Константин, сделав еще шаг вперед, остановился, положив руку на эфес тяжелого палаша — Ганс! У нас есть люди говорящие на испанском языке?

— Найдем герре — кивнул капитан — я немного знаю. Вы уверены, что он испанец?

— Больше чем уверен.

Немец коротко кивнул и обратился к пришельцам на ломаном языке Сервантеса. И о чудо! Затесавшийся среди туземцев европеец ответил. Между ним и Шнитке завязался было довольно оживленный разговор, который капитан, впрочем, тут же поспешил перевести своему начальнику.

Рассказ нового знакомого был недолог, но довольно познавателен. Звали его Херонимо де Агильяром и был он католическим священником, четыре года назад на корабле под командой Педро Вальдивия, отправившемся из Дарьена, поселения расположенного как Костя понял из путаных объяснений кастильца, переведенных далеко не блестяще знающим язык немцем, где-то на Панамском перешейке, к острову Санто Доминго. Путешествие это кончилось для испанцев весьма плачевно, разыгравшийся шторм утопил их судно, выбросив на рифы, и спастись удалось всего лишь двум десяткам моряков и пассажиров во главе с самим капитаном. Почти полмесяца шлюпку с потерпевшими кораблекрушение людьми носило по морю, пока, наконец, не выбросило на побережье Юкатана. Однако на этом злоключения мореходов не закончились. На берегу, пятнадцать мужчин и две женщины, ослабевшие от голода и жажды, потерявшие умершими от истощения нескольких спутников, попали в руки индейцев касика Канкуна. Участь Вальдивии и еще пятерых пленников была ужасна. Их принесли в жертву на алтаре какого-то из местных богов, а тела, по уверению Агильяро, попросту съели. Не желая становиться ничьим обедом, он с несколькими спутниками умудрился сбежать. Полуголодное скитание по джунглям было недолгим и вскоре несчастный священнослужитель вместе с последним из оставшихся в живых товарищей, моряком Гонсало Герерро, был снова схвачен и в качестве пленника попал в крупный туземный город Тулун. Впрочем, унылая и беспросветная жизнь в неволе не устроила более сильного и мужественного, нежели его товарищ по несчастью, Герерро и он вновь пустился в бега, на сей раз удачно, добравшись до города Четумаль. Здесь, насколько стало известно Херонимо, его принял местный правитель — касик На Чан Кан. Впечатленный недюжинной силой и храбростью испанца, вождь женил его на одной из своих родственниц и сделал советником по военным вопросам. Агильеро же, которому не хватило духа последовать за товарищем остался на Косумеле, где продолжал влачить жалкое существование в качестве раба.

Рассказ священника заинтересовал Константина настолько, что он принял решение зайти еще и в Четумаль, чтобы лично познакомиться с храбрым испанским моряком. Пожалуй, с ним было о чем поговорить адмиралу Новоросского флота. Агильеро же он выкупил у индейцев. Причем за довольно приемлемую цену. Оцененный бывшими хозяевами в один железный нож и пустую стеклянную бутыль из-под вина, испанец со своим знанием языка и туземных обычаев был просто необходим в экспедиции, которая простояв несколько дней у острова Косумель и обменяв часть своих товаров на большое количество специй и довольно незначительное золота и серебра двинулась к городу Сама, который соседи называли не иначе как Тулун.