Невеста для Мрака #2

Невеста для Мрака

Тот, кто видел однажды Тьму

Никогда не поверит в Свет.

Всё, что свято, сошло на нет

И глаза не солгут ему...

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 1

Мрак брызгал через прорези маски, изливаясь настороженной ненавистью. Мрак глянцевый, как смородина на солнце.

Угрожающе свистнула сталь и кончик обоюдоострого лезвия серебряной рыбкой сверкнул сначала у правого, потом у левого виска, заставляя меня поспешно отклониться.

Но я девочка не промах. Лёгкая, вёрткая. Техника боя у меня, без лишней скромности могу сказать, особенная. В свое время повезло с учителем, метаморфом-социопатом, искренне считавшим, что для красоты на свете существуют танцы, а цель боя до примитивного проста — смерть противника.

Результатом такого обучения стало то, что драться я категорически не умею. Либо убиваю, либо отхожу в сторону.

Как не старались потом другие учителя, привычка идти к убийству кратчайшим путем у меня так и осталась, въелась в кровь.

Со стороны мы, наверное, смотрелись забавно: огромный могучий волкодав и гибкая ощерившаяся кошка. Кстати, у кошки есть шанс выстоять против пса. Шанс есть всегда и у всех — так меня учили.

Да. У кошки в естественных условиях шанс остаётся, а у моего противника его бы в жизни не было. В естественных условиях он был бы уже мёртв, а мне не пришлось бы так сильно потеть, как сейчас.

С каждым новым выпадом становилось всё сложнее удерживаться в реальности, не переходить грань. Сила вибрировала, пульсировала и рвалась наружу.

Следовало как можно скорее кончать эту канитель. Вот-вот придет неконтролируемая жажда крови.

Бездна!!!

Я сделала ложный выпад, вынуждая напарника парировать удар и, открывшись, позволила ему выбить клинок из моей руки. Меч с обидой свистнул, вонзаясь в землю, возмущено вибрируя.

Прости, дружок. Бывают случаи, когда поражение — меньшее из зол.

— Неплохо, — пророкотал напарник, стаскивая шлем.

— Польщена, — хмыкнула я.

— Слепой Ткач, Одиффэ! — догнала меня Астарэль, явно раздосадованная тем, как я сдала бой. — Зачем ты поддалась?

Я бросила на неё насмешливый взгляд:

— Да так. Жарко стало.

Душевые кабины располагались в самой старой части замка. Плиты и стены рождали гулкое эхо, стоило лишь шевельнуть пальцем. Вода в трубах завывала так, что самая страшная нежить, услышав это, рыдала бы от зависти. Да! Ещё были белые облачка пара, разносимые сквозняком.

Крутанув кран почти до отказа, я встала под душ.

В висках тёмными крыльями пульсировала нерастраченная сила. До боли хотелось крови. Я мучилась от невыполнимого желания: выплеснуть агрессию, а взамен впитать чью-то боль, чью-то жизнь.

Вода лилась горячая. Казалось, ещё чуть-чуть, и на меня прольётся кипяток. Но пульсирующие обжигающие струи были единственным болеутоляющим мне сейчас доступным. Убивать я была не готова. Да и не могла позволить себе этого.

Услышав неясный гул девичьих голосов, я чуть не зарычала. Мне необходимо было побыть одной. В таком состоянии, как сейчас, я опасна и для себя, и для окружающих.

'Слепой Ткач! Принесло же', — подумала я.

— Ну наконец-то хоть кто-то сбил спесь с этой гордячки! — злобное веселье, звеневшее в голосе, грозило перелиться через край.

Ай-яй-яй, Тангарид Фейлэр. Злорадствовать нехорошо.

— Ты видела, какое у неё было лицо?

Сомневаюсь, что собеседница Тангарид могла разглядеть его. Лица во время учебных боёв всегда закрывались проволочными щитами.

— Не погрешу против истины, предположив, что Гартрон сегодня получил тысячу благодарностей, да пребудет с ним благословление Двуликих! Я просто в восторге оттого, что эта Чеарровсая шлюшка в кое-то веки была вынуждена лечь на обе лопатки.

— Почему она тебя так бесит, Тан? — полюбопытствовал кто-то из подруг. — Все Чеаррэ — высокомерные ублюдки. Но ты же не встаешь из-за этого на хвост?

— Тангарид так бесится потому, что Эллоиссент, перепихнувшись с ней по-быстренькому, предпочитает вздыхать по своей узаконенной подружке.

Я резко втянула в себя воздух. Перепихнулся с Тангарид?! Очень мило...

Ну, Эллоиссент!..

— Хочешь сказать, тебя, Ваньэс, не раздражает, когда парни западают на этот рыжий овощ? Я ещё могу понять, когда они таращатся на Сиэллу или Астарэль? У последней одна грудь не меньше третьего размера. А вот что они находят в этой рыжей морковке — совершенно не понятно!

— Ну, что находит в ней Эллоиссент как раз ни для кого не секрет. Он — псих, она — психопатка. У них родство душ.

Девчонки засмеялись.

— А на мой взгляд, Эллоиссент — душка. И одевается он классно.

— А ещё глаза у него красивые. А эта Одиффэ действительно гадина. Поделом ей!

Резко отдернув занавеску, я зло глянула на сплетниц.

Девичий гомон стих.

— Одиффэ?..

Я изогнула бровь домиком, сложила руки на груди и смерила неприятельницу взглядом. Коронный жест, позаимствованный у нашего, как выяснилось, общего любовника.

— Хоть прикрылась бы, бесстыдница! — фыркнула мне в лицо новоявленная соперница. — Или собственная неотразимость настолько вскружила голову, что думаешь и нас смутить своими непобедимыми чарами?

Холодное пламя неконтролируемой ярости окатило меня от макушки до пяток — я была голодна, разгорячена боем и разгневана. Словом, я была опасна. Этим жирным перепелкам улепетывать без оглядки нужно, а они тут изощряются, пытаясь подогнать шпильку поострее.

Рука метнулась вперед, смыкаясь на тонкой шее Тангарид. Я всей кожей, каждой мышцей чувствовала, как часто, испуганно бьется её пульс под моими пальцами. Фейлэр вжималась в стену, глядя на меня широко распахнутыми, испуганными глазами.

Желание сомкнуть пальцы, прорывая тонкую преграду её кожи, впитать в себя горячую пенящуюся кровь стало почти непреодолимым. Лань, сладкая, трепещущая лань, так и просящаяся на язык. Вкусная до безумия кровь! И сила. Магически эта дурочка была одарена отнюдь неслабо.

Воцарившаяся тишина вдруг ударила меня по ушам, привела в чувство, возвращая на землю.

Девушки глядели одинаково квадратными глазами.

До меня вдруг дошло, как это должно выглядеть со стороны. Я, совершенно голая, прижимаю к стене хрупкую, тоже почти обнаженную Тангарид, плотоядно облизывая при этом губы.

Упс!

Н-да...

Я поспешила отодвинуться от трясущейся с перепуга девушки. Бросив взгляд на её вытянувшуюся физиономию, не смогла сдержать смеха.

Представляю, сколько будет разговоров, когда дар речи к ним вернётся. Но пусть уж лучше эти дурёхи считают, что, унаследовав страсть Чеаррэ к однополой любви, я пыталась соблазнить непорочную невинность в лице Фейлэр, чем догадаются о том, как обстоят дела на самом деле.

Жажда крови сводила меня с ума. Я едва контролировала себя.

Неторопливо накинув халат на плечи, я ещё раз окинула подруг насмешливым взглядом.

Удалиться так просто, без спича, каюсь, не смогла:

— К вашему сведению мои непобедимые чары не смущают — они бьют наповал. Советую поразмыслить об этом на досуге и никогда больше не обсуждать меня там, где я могу вас за этим застукать.

Я удалялась со смешенным чувством, в равных пропорциях содержавшем веселье и злость.

Девчонки. Их шпильки не острее булавочного укола.

Только вот когда этих булавок много, боль становится очень даже осязаемой.

* * *

С момента моего поступления в Академию прошло четыре года. Через месяц мне исполнится девятнадцать. И произошло то, что должно было произойти. Вчера я получила письмо от дорогой приемной матушки, благодаря которой имела всё, на что не могла рассчитывать по праву рождения.

'Одиффэ! — гласили строки.

Как всегда, Сантрэн не стала расшаркиваться и размениваться на неинформативные приветствия, пожелания здоровья и бытописания жизни общих знакомых, а сразу перешла к делу:

Недавно прибыл посланник из Фиара с недвусмысленным требованием. Свадьба с Дик*Кар*Сталом должна состояться непозднее, чем через квартал, считая со вчерашнего дня.

Я написала в администрацию Магической Академии, уведомляя их о необходимости ускорить получение диплома и свидетельства.

За тобой закрепилась твердая репутация одной из сильнейших учениц, так что вряд ли, учитывая обстоятельства, нам не пойдут навстречу.

Готовься

Сантрэн'.

Игнорируя побуждение разорвать письмо на тысячу мелких клочков, заставить его вспыхнуть и навсегда исчезнуть из этой реальности, я аккуратно сложила его пополам. Потом ещё пополам. И положила под подушку.

Я не испытывала гнева. Того, от которого перед глазами начинает колыхаться алая пелена, от которого хочется нестись вперед, сломя голову, не разбирая дороги. Хочется драться, дерзить и кусаться. Нет. Я понимала, что бежать некуда. Передо мной глухая стена из толстенного кирпича. И стене, в общем-то, все равно, даже если в истеричном припадке я размозжу об неё голову. Стена будет продолжать стоять, по-прежнему глухая и серая.

Это должно было случиться ещё два года назад. В день моего семнадцатилетия.

Но Дик*Кар*Стал молчал.

Молчала и Сантрэн.

Внешняя политика между Фиаром и Эдонией была сложной и неоднозначной, отношения шаткими. Мы балансировали на грани войны, но пока обходились мелкими стычками.

Что изменилось? Что могло поменять расстановку сил на политической доске? Почему ненавистная корона вновь поднимается над моей злосчастной головой, в коей не было ни одной властолюбивой мысли?

— Одиффэ?

В открывшемся дверном проеме сверкнули золотистые локоны Сиэллы.

— Ты здесь?

Легкие шаги приблизились и затихли.

— Ты в порядке?

С тихим шепотом полог распахнулся, открывая взгляду очаровательное личико фарфоровой куклы, с мягкими сияющими глазами и золотистыми локонами.

Я подвинулась, освобождая место рядом с тобой.

Золотая девочка осторожно присела на краешек ложа рядом со мной:

-Я хочу знать, почему ты не пришла к Эллоиссенту в лазарет? Он ждёт тебя.

Я молчала.

— Почему? — настаивала Сиэлла на ответе. — Как ты можешь быть такой бездушной? Словно ничего не происходит... ты знаешь, что он чуть не умер?

— Ну и что?

— Ну и что?! — Сиэлла ушам своим, видимо, не верила. — Как это: 'Ну и что'?

— По-твоему, я должна волноваться? Он провожал очередную девицу легкого поведения, нарвался на очередную драку и получил в очередной раз по заслугам. Я не стану из-за этого лить слёзы.

-Одиффэ, тебе наговорили....

— Мне не наговорили. И, если тебе интересно, именно я отправила твоего дорогого братца на больничную койку.

— На самом деле мне не интересно, — скривилась Сиэлла. — Он негодяй. А ты... ты садистка.

— Вообще-то, если меня не злить, я, пусть и не белая, зато пушистая. Но у того, кто заставит меня всерьёз разозлиться, есть все шансы об этом пожалеть.

— Что-то незаметно, чтобы Эллоиссент раскаивался...

— Верно. Я уже, признаться, сбилась со счету, сколько девиц прошло через его постель. Твой брат один из самых безответственных, легкомысленных существ, какие только встречались мне по жизни. Но это уже неважно.

— Неважно, что он изменяет тебе чуть ли не на каждом шагу?

Я удрученно кивнула, протягивая подруге письмо.

Сиэлла взяла послание, молчаливо пробежалась по нему глазами и так же, не говоря ни слова, вернула его обратно.

— Вот так-то, — выдохнула я. — Станет твой шальной братец лет, эдак, через пятьдесят-шестьдесят рассказывать своим детям, как когда-то трахал саму королеву Фиара...

Схватив стакан с прикроватного столика, я шарахнула им об стену. Расколовшись на несколько частей, он остался лежать на полу.

То, что разбилось, ещё никому не удавалось склеить.

Глава 2

Трельяж отражал меня целиком, как есть, от рубиновой макушки до оборки на пышной юбке-колоколе.

— Для чего вырядилась? — небрежно поинтересовалась Астарэль, не отрывая взгляда от книги.

Могла бы так старательно не изображать безразличие. Я знала, что она шпионит за мной. Не по собственному почину, (ей-то оно зачем?), а по настоянию любимой тётушки. Знала и относилась к этому вполне спокойно. Кто бы нашёл в себе силы противостоять целеустремленной, жесткой Сантрэн? Сегодня Астарэль шпионит за мной, завтра, кто знает, я за ней?

Пусть себе шпионит. Я не в обиде.

— Иду на свидание.

Я расправила жесткое золотое кружево на груди.

— С кем? — прищурилась Астарэль.

— С Эллоиссентом.

— Так вы разве не в ссоре?

Я бросила через плечо насмешливый взгляд:

— В ссоре.

— Какие мы загадочные, — фыркнула Астарэль и спрятала лицо за книгой, не мешая мне уходить.

На самом деле, ни на какое свидание я не торопилась, и с Эллоиссентом мириться не собиралась. Свидание я использовала как предлог. Мне до зарезу необходимо было выбраться из Академии.

Я демон, а демоны должны питаться. Как не печально — кровью.

* * *

Ночь походила на драгоценный камень, искрящийся в свете Трех Лун, восходящих одна за другой: серебряная Ириама, алая Сиа и зелёный Летас.

Пересечь привычный лабиринт, сотворенный из живой изгороди, миновать врата, оставшись незамеченной, совсем несложно, если делаешь это не в первый раз. За последние четыре года мне приходилось изучать здешние изгибы, тупики и переходы довольно часто. Тайные беседки с мраморными скамьями, чаши с фонтанами, обманки-ловушки стали не просто привычными — родными. Каждая веточка, запах, шорох.

Подхватив длинные юбки, я шагала к выходу, выбирая кратчайший путь. Достигнув предела, тихонько свистнула и замерла в ожидании. Хрон, прекрасный, как тёмный бог, выкристаллизовался из темноты. Тонко всхрапнув, склонил изящную, узкую морду, шелковистым носом ткнулся в ладонь. Я охотно вложила угощение в его ровные острые зубы. Чертенок охоч до солёной корочки хлеба, он её просто обожает.

Схрумкав в секунду жертвоприношение, ездовой демон благодарно хрюкнул. Боюсь, кто-то подпортил безупречную родословную зверюги, иначе с чего бы ему, мрачному порождению ада, радостно хрюкать?

— Что? — огладила я круп. — Застоялась в стойле, скотина? Летим?

Вскинув точеную, как у лебедя, голову, затрепетав гривой на ветру, конь понесся вперёд. Земля стремительно ушла из-под ног. Ветер ударил в лицо, занялся дух. Сердце неистово заколотилось от восторга.

Каждый мускул в зверином теле играл подо мной.

Обожаю скорость! Обожаю силу! Ещё, ещё, ещё! Вперед! Обгоним ветер, обскочим собственные мелкие страстишки. Сорвем с себя, обливаясь свежим воздухом, все дурное, точно шелуху.

Ещё — быстрее! И — ещё!

Если бежать достаточно быстро, если взять нужный темп, то, может быть, всё дурное тебя попросту не догонит?

* * *

Район Реогра, 'Долина Грез', квартал дорогостоящих, элитных борделей, освещался бездымными факелами, полной имитацией настоящих. Узкие улочки заливало их зловещим красноватым светом. Войти сюда можно, лишь имея специальный пропуск.

— Жди, — шепнула я Хрону, дунув ему в нос.

Демон всхрапнул перед тем, как раствориться в ночи.

Приятно иметь демоническую лошадь. Они не потеют. Несись я на настоящем скакуне, мне была бы одна дорога — в душ, ибо приставуч конский пот, липуч и въедлив. А так, расправив шуршащие длинные юбки, я прошагала к двери, потянула за массивное кольцо, ударила три раза, как условлено.

Дверь распахнулась. Безносый привратник низко склонился, подобострастно шепелявя:

— Маэра?

Традиционно сунув в его липкую влажную ладонь монету, я проскальзываю внутрь.

Смешно! Все переломные моменты моей жизни, так или иначе, происходили в борделе.

С первой же ступени здесь окунаешься в безвкусную кричащую роскошь: сплошь алый бархат, золотые кисти, хрусталь, огни. Стеклярус, дешевка и грязь. Словно нечистая угрястая кожа под слоем первоклассной косметики.

Пройдя в тень высокой колоны, я затаилась, обшаривая глазами зал в поисках жертвы. Как обычно, особых проблем не возникло. На меня тоже успели положить глаз, и молодой человек был вполне ничего себе, как раз в моем гастрономическом вкусе. Высокий, мускулистый. Лицо красивое: широкой лоб, прямой нос, пухлые губы, высокие скулы. Правая рука его от плеча до кисти была покрыта татуировками.

Не люблю, когда ровную поверхность кожи угаживают потугой на изобразительное искусство. И не верю, что это приносит удачу. Ни богам, ни демонам нет никакого дела до знаков и символов, только глупцы могут верить в подобное.

Но мозги молодого красавчика мне не требовались. Мне нужна была его кровь и, возможно, жизнь.

Встретившись со мной взглядом, красавец приветствовал меня царственным кивком, небрежно давая знак подойти. А я — что? Я подойду. Я сейчас не гордая.

Передо мной снисходительно поставили треугольный формы бокал, в котором непривлекательно плескалось нечто зеленое, приторное даже на вид. Со льдом, в качестве утешительного приза.

— Я не пью алкоголь, — констатировала.

— Правда? Это очень глупо с твоей стороны, красавица.

Мы снова обменялись взглядами.

Каждый оценивал другого, исходя из собственных потребностей. Парня интересовали мои, в принципе, не слишком выдающиеся прелести, а я оценивала его возможную 'питательность'.

Жизненная энергия в его организме просто кипела, била ключом. А вот магии маловато. Ну да ладно. Так даже проще.

— Следуете за мной, — шепнула я многообещающе.

— Куда?

— Тс-с! — приложила я палец к его губам, требуя молчания. — Не задавайте лишних вопросов. Или, — я насмешливо приподняла брови, — вы чего-то боитесь?

Молодой человек поднялся и без лишних слов последовал за мной.

Жрать хотелось до одури. Я уже едва сдерживалась. Немедленно нужна жертва, пока я ещё не окончательно спрыгнула с крыши, съезжая со всех катушек сразу. Пока ещё демоническое начало подконтрольно человеческой половине.

Мой ужин не отставал ни на шаг, преследуя меня, словно добычу.

В качестве жертв я всегда выбирала исключительно мужчин. Они полнокровны, их кожа горяча, их ярость при поражении похожа на боль. Сладкую, вкусную. К тому же они предсказуемы, легко ведутся на провокацию. Их легко контролировать.

Мы вышли из борделя и отошли в тень. Свет фонарей сюда не проникал.

— Эй, красавица! — голос сочился снисхождением и самоуверенностью. — Притормози-ка.

Тебя ждет сюрприз, милый.

Подпустив его, я шагнула вперёд, кладя руки на широкую грудь. Рубашка на нём в миг рассыпалась под пальцами пушистым ворохом пепла, а в ладони, под которыми его тело походило на послушную мягкую глину, полилась, впитываясь, горячая кровь, сочащаяся через его поры в мои.

Парень застонал и потерял сознание. Интересно, что он при этом чувствовал?

Кровь! Субстанция, наполненная дурманящими веществами, порочными помыслами и воспоминаниями. Наверное, при желании это всё можно подробно рассмотреть, но мне не нужна его душа, из чего бы она там не состояла. Я хотела лишь крови.

Я зашипела, как ошпаренная кошка, когда меня грубо оторвали от жертвы, не давая насытиться до конца.

— Хватит, Одиффэ. Я сказал — хватит!

* * *

Я вырвалась из рук Эллоиссента. Попятилась. Понимает ли этот придурок, как рискует? Голод пульсировал в жилах, в горле, туманил мозг, делая меня опасней вдвойне.

Эллоиссент проигнорировав как предупреждающее злобное шипение, так и плещущуюся тьму в моих глазах, схватил за запястье и толкнул меня к стене.

— Пусти, — прохрипела я.

— Успокойся.

— Пусти!!!

— Ну, тише, тише... не трогай этого ублюдка, зачем он тебе? Возьми меня. Так будет гораздо приятнее.

— Ненавижу тебя.

— А я тебя люблю.

Мы оба знали, что я сдамся. Что я уже сдалась. У меня не было сил сопротивляться мучающему голоду, противостоять сводящей с ума жажде. Руки привычно скользнули под белую рубашку, пальцы замерли, впитывая тепло упругих мускулов, их твердость.

Эллоиссент откинул голову. Его дыхание участилось.

Боль!

Она тоже имеет разный вкус. Его боль была сладкая, терпкая, горячая. Его боль была оборотной стороной его страсти.

Я припала к его губам, как путешественник в пустыне, набредший на целительный источник в оазисе.

Вздрагивающее тело в моих руках, горячие губы, кровь и боль заставили меня полностью потеряться в остром наслаждении.

* * *

Реальность возвращалась медленно.

Звездное небо. Дома, чьи окна, хвала Благим Богам, плотно закрыты ставнями.

Эллоиссент, тяжело дыша, с усилием опирался руками о стену, стараясь не рухнуть на землю.

— Ну и зачем ты полез? — холодно вопросила я.

— Мне... не хотелось... не хотелось, чтобы ты кого-нибудь прикончила... — Слова давались ему с явным трудом. Говорил Эллоиссент с придыханием. — Не люблю видеть на твоих руках чужую кровь, — невесело хмыкнул он. — Наверное, ревную?

— Я могла тебя убить.

— Это непросто. Я живуч. А вот парня ты бы убила наверняка.

Закончив фразу, Эллоиссент поморщился, негромко охнул и, судя по всему, собрался рухнуть в обморок. Пришлось шагнуть вперёд и поддержать. Сейчас мне как-то не хотелось, чтобы он распростерся у моих ног.

— Идём, — вздохнула я. — Горе ты моё луковое.

Рука Элла по-хозяйски обвилась вокруг моей талии.

Вспышка телепортации. И вот уже мы перешагиваем порог шикарной и одновременно с тем, вульгарной комнаты. Наше персональное убежище. Мы неоднократно сбегали сюда из Академии.

Невысокая хрупкая девушка с рубиновыми волосами, вся в черном, отражалась повсюду: справа, слева, под ногами и даже над головой. Медленно-медленно сняла она перчатки с маленьких, почти кукольных, пальчиков, пожала фарфоровыми плечиками и скользнула вперед, не оборачиваясь на спутника, бледного и серьезного.

Я села на кровать, застланную алым покрывалом, и устало сообщила:

— Здесь слишком много зеркал.

Эл не сводил с меня пристального, тяжелого взгляда. Боится? Или хочет меня?

Я вытянула ногу и улыбнулась, насмешливо и призывно:

— Поможешь снять сапоги, любимый? Они такие узкие...

Он приблизился.

Длинные и тонкие, как паутинка, волосы обрамляли красивое лицо с мерцающими, точно у кошки в темноте, глазами. Эллоиссент отличался какой-то болезненной, бесполой, и в тоже время, совершенной красотой. Иногда мне казалось, что я могу смотреть на него бесконечно, как на огонь, раскачивающиеся в вышине деревья или плещущие морские волны.

Я ненавижу тебя, Эллоиссент! Ненавижу. За твою красоту и за то, что тянусь к ней — к тебе! — руками, губами, всем телом. Мне всегда будет мало тебя. Твоих поцелуев, рук, ласк, взглядов. И за это я тоже тебя ненавижу.

Опустившись на колено, он потянулся к моим ногам. Одна рука уверенно легла под колено, а вторая медленно заскользила по голени, пока не замерла на тонкой щиколотке. Жесткие-жесткие, слишком светлые глаза, глянули в упор перед тем, как он одним рывком содрал с меня обувь, заставив прикусить губу, чтобы не вскрикнуть.

Его пальцы разжались. Алый сапожок с глухим стуком распростерся по полу.

Заставив себя улыбнуться, я поменяла ноги. Равнодушно, точно на подставку, поставила ступню на его колено, игнорируя вспышку гнева, сверкнувшую в его глазах. Нарочно скользнув острым каблучком в опасной близости от его мужского достоинства.

Ритуал повторился.

Медленное, мучительно сладкое скольжение кончиков его пальцев по внутренней стороне моего бедра, сводящее с ума; ладонь, обхватывающая ногу под коленом жёстко, почти грубо. Я с трудом удерживалась от желания запрокинуть голову и закрыть глаза. Но отдаться, сдаться мне мешали гордость и обида. Нет, я не смежила веки. Напротив, мы безотрывно смотрели друг другу в глаза, как два кота, готовых схватиться не на жизнь, а на смерть.

Я опустила ноги на пол, целомудренно одергивая пышный ворох юбок.

— Не предложите девушке выпить, маэстро?

— Ты же не пьёшь?

С этими словами Эллоиссент выпрямился, стряхивая воображаемую пыль с брюк. Потом поправил манжеты, не спеша развязал тесёмки плаща и театрально отбросил его в сторону.

Вытащив из бара бутылку красного вина, 'Кровь альфов', он легко раскупорил её и, расплескав по бокалам, протянул один мне. Затем вальяжно растянулся рядом, словно сытый кот.

Вкус у вина оказался пряный, обжигающий.

— Сними с себя эту мерзкую грязную тряпку, — поморщилась я, имея ввиду его испорченную во время встречи у борделя, рубашку.

-Тебе не нравится, ты и снимай, — ухмыльнулся он.

— У меня заняты руки...

Толчок. Бокал вылетел из моих ладоней, расплескивая алую жидкость на простыни, одежду и пол, а потом с жалобным всхлипом распался на части

— Теперь они свободны.

Он придвинулся, безотрывно, с вызовом глядя мне в глаза.

— Ну?..

От тёплого дыхания по коже побежали мурашки.

Ненавижу тебя. Ненавижу! За твою порочность, искушенность, любвеобильность. За силу переменчивого, как ртуть, духа. За непонятные мне принципы, которых у меня нет, не было, и никогда не будет. За трижды проклятую преданность твоей треклятой семье. За то, что их воля и интересы для тебя значили, значат и будут значить больше меня.

Ненавижу тебя. За мою жажду. За то, что нуждаюсь в тебе. Бездна! — нуждаюсь, как нуждаются в дыхании, в свете, в воде в знойный день. Как нуждаются в тепле после дня, проведенного на морозе.

Ты нужен мне, как поэту — рифма, матери — младенец, птице — небо, а океану — тайна.

Но больше всего я ненавижу тебя за то, что единственное, что ты можешь дать мне, это ворованные, запретные ласки.

Ненавижу тебя вместе с твоей тетушкой, расписавшей мою жизнь на пятьдесят лет вперед. За что, что ты никогда не приведешь меня в маленький домик в глубине леса, укутанного снегами. В домик, надёжно спрятанный от мира, где нас могло быть только двое.

Ненавижу тебя за то, что, когда меня, точно жертвенное животное, отправят в Фиар, под тяжесть царственной тиары, отдав в руки человеку, при имени которого люди много старше, опытнее и умнее меня, плюются от отвращения и содрогаются от омерзения, ты лишь покорно склонишь свою прекрасную голову. Ты ничего не сделаешь. И не потому, что я тебе безразлична, а потому, что этого требуют интересы твоей семьи. Что такое, по сравнению с правом контролировать столь мощную фигуру на политической арене, как Сиобрян Дик*Кар*Стал, сердце и тело маленькой рыжей ведьмы?

Ты, красивая мразь, не гнушающаяся заводить любовниц даже сейчас, когда я рядом; осуждающая все, что есть во мне, потому что это неправильно; ты, тварь, найдешь себе белую и пушистую женскую особь, достойную стать матерью твоим детям. И ты будешь с ней вежливым, милым, улыбчивым. Так все в вашем роду ведут себя со своими белыми и пушистыми женушками. И, конечно же, она никогда не причинит тебе той боли, которую причиняю я. Потому что не питаются они, белые и пушистые, кровью и болью. Они — не вырвавшиеся из огня, преданные адским силам ещё до рождения, демоны.

Одно утешение. Ты станешь изменять и ей. Потому что это ты. Поломанный, половинчатый. Разрываемый между желанием нести свет и сокрытой в душе тьмой.

— Ненавижу тебя, — промурлыкала я вслух. — Ненавижу...

Его торс сверкал, будто вышедшее из-за туч ночное светило.

В одежде Эллоиссент казался изящным, словно слащавая фарфоровая кукла. Обнаженный он куда мужественнее: рельеф мышц, квадратики на тонкой талии — длинные, но сильные мышцы танцора, фехтовальщика, акробата.

Наклонившись, я жадно припала к его шее. Целовала чуть солоноватую кожу. Руки обвились вокруг его талии. Жесткая пряжка на ремне ободрала мне пальцы, но эта боль тоже показалась сладкой.

Мой любовник резко втянул в себя воздух. Немудрено. Ожоги на его груди, животе, не успевшие затянуться, наверняка саднят от моих прикосновений и поцелуев. Я хотела отстраниться, но его пальцы требовательно зарылись в мои волосы, возвращая на место.

Его длинные музыкальные пальцы медленно скользили по моей шее, будто в раздумье: придушить или приласкать?

Вскоре я вновь начала задыхаться, но уже не от ненависти, а от наслаждения. Его тело, жаждущее в немилосердной грубой страсти, было объято тем же палящим огнём, что и мое.

Губы терзали мой рот, шею, грудь, сминали, обжигали. Оставляли алые, пятнающие следы. Но я легко выдерживала эти жалящие поцелуи. Принимала их радостно, плотоядно, как иссушенная земля первые капли влаги.

Словно два одуревших от страсти зверя, мы катались по постели, продолжая наш поединок. Его тело было как магнит, а я ощущала себя грудой опилок. Я наслаждалась тем, что страсть ко мне превращала утонченного, холодного, как отграненный кристалл; изысканного, как цветок, юношу, в дикого зверя.

Я умирала, цепляясь за него, как за последнюю соломинку в мире.

Глава 3

Эллоиссент лениво потянулся за сигаретой. Он глубоко затянулся едким дымом.

— Мы можем, наконец, поговорить?

— Я начинаю думать, что это следовало сделать вместо, а не после, — насмешливо ответила я. — О чём ты хочешь говорить?

— О нас.

— Что тут обсуждать? Мы неплохо проводим время, когда нечем заняться.

— Проводим время?..

— Или, точнее будет сказать — проводили? Ты ведь наверняка в курсе последних событий?

Я хотела, чтобы мой голос звучал язвительно, но вышло скорее грустно, чем саркастично.

Он поморщился и, не заботясь об эстетике, выпустил клубы дыма через ноздри. К облаку табачной горечи примешивалась наркотическая сладость. Меня это раздражало. Наркотическая зависимость хуже алкогольной. Не могу понять людей, добровольно соглашающихся на рабскую привычку.

Тонкая кожа на его веках подрагивала. Густые, как у девушки ресницы, гасили лихорадочный блеск глаз.

Как он был красив! Красив и порочен.

— Знаешь? — задумчиво протянула я, обрисовывая острым ноготком контур его идеальных губ — Я тебя убью. Когда-нибудь...

В затуманенных наркотиками глазах промелькнул огонёк очередной насмешки.

— Да ну? Правда?

— Ага.

— Это будет нескоро, — с этими словами он осушил очередной бокал в несколько глотков.

Я согласно кивнула:

— Не скоро. А ещё — заканчивай с дурманом, любовь моя.

Он невесело рассмеялся:

— Подумать только: кровавый демон, не моргнувший глазом, без угрызения совести, наизнанку выворачивающий чужую душу и тело, вдруг читает мне мораль?

Он не прав. Дело тут не в морали. У меня нет морали как таковой. Просто я презираю слабость, в любом её виде. Как можно сознательно отказываться от контроля над реальностью, отравляя мозг дурно пахнущей гарью?

Зависимость — это плохо. Алкоголь и наркотики, девочки-мальчики, похоть — это плохо. Это — зависимость, следовательно, слабость.

— Скажи мне, — попросила я, отодвигаясь, — как называется мужчина, согласный поделиться своей женщиной с другим для получения выгоды?

Эллоиссент всё курил, курил. Он и не думал мне отвечать.

— Что мешает тебе, наплевав на волю дражайшей тетушки, остаться со мной? — снова заговорил я.

— Долг, — ответили мне после бесконечной, тягостной паузы.

— Долг? О! Двуликие! Долг? Ты не мужчина, ты... — я пыталась подобрать нужное слово, — экономист. Или ты не хочешь меня. Потому что, когда хочешь чего-то по-настоящему — это берёшь. Если бы женщиной был ты, а мужчиной я — я бы женилась на тебе, и сотня тётушек меня бы не остановила. Плевать мне на них. Пойми, мне немного надо. Маленький домик, окруженный белым садом, зелень небес над головой, дожди по вторникам, а можно и по пятницам, всё равно. Чтобы был очаг, огонь в очаге и знание — рано или поздно ты все равно придешь. Пусть грешный, пусть темный, придешь и будешь мой. А я, пусть тоже не светлый альф, всё равно дождусь тебя, потому что люблю. Но ты ждать не станешь. И сражаться за меня не будешь. Ты меня не любишь.

Над переносицей Элла прорезалась тонкая морщинка:

— Я не могу сделать то, что ты хочешь. Твой брак с Дик*Кар*Сталом — залог мира между нашими государствами. Пусть хрупкого, непрочного, но мира. Сколько людей нуждаются в этом? Ставки слишком высоки. Что перед тысячью жизней и смертей моя или твоя любовь?

— Плевать я хотела на чужие ставки в чужих играх! — заорала я, теряя терпение. — Это моя жизнь! Я вам не кукла! Не разменная монета! Я — живой человек!

— Хватит строить из себя жертву, Одиффэ, — раздражено отбросил он прядь волос с лица. — Тебе грозят не пытки, не сражения с превосходящим по силе противником. Стать женой короля — это что, так страшно для девчонки из подворотни?

Вот и сказано. Вслух. Без цензуры. Без прикрас и реверансов.

Я была для них, утонченных Чеаррэ, живущих разумом и презирающих чувства, всего лишь девчонкой из подворотни. И я должна быть благодарной за всё: за то, что отмыли, накормили, обогрели, нарядили, обучили и так далее. Благодарной и покорной.

Продолжать беседу бессмысленно.

— Не уходи, — сорвался его голос на шепот, — не уходи... так.

— Какая разница, как, если всё равно нельзя остаться?

В дверях я обернулась, чтобы со всей яростью отверженной женщины произнести:

— Ты пожалеешь об этом.

— Уже жалею.

Нет. Ещё пока нет. Но время придёт. Когда-нибудь. Наверное...

С мучительной, раздирающей болью, разрывающей моё гневливое, горячее и жестокое сердце на части, я постигала простую истину — то, что для женщины сама жизнь, для мужчины лишь сиюминутная прихоть.

Отправив меня далеко-далеко отсюда, Эллоиссент не умрет от горя, он пойдет и утешится в ближайшем борделе. Через пару лет подыщет девочку из хорошей, правильной семьи, с маленьким, контролируемым потенциалом Силы. Слабую, добрую и светлую девочку. Женится на ней. И они будут счастливы вместе. А я? Я останусь ярким воспоминаньем молодости.

Любовь — что это такое? Острое желание быть с тем, кому ты не нужен? Стремление достать луну с неба и зажать её в кулаке, пусть хоть на мгновение? Танец на лезвие ножа? Охота за лунным лучом, утопающим в холодной темноте озёр?

Нет никакой любви. Для меня, абсолютно точно — нет. Воплощенный демон нужен в этом мире постольку, поскольку может помочь захватить и удержать власть, до его чувств никому нет дела. Любовь не для нас. Все предопределено с самого начала. Демоны созданы, чтобы нести в себе разрушение и боль. Дети Тьмы и счастье не сочетаемы, как вода и пламя.

Мне с первого дня в Чеарэте недвусмысленно дали понять, чем придется заплатить за право вырваться из Бездны. Я всегда это знала. Почему же, Двуликие, так больно?! Почему душу палит яркое, жгучее, жалящее пламя, горло жгут невыплаканные слезы?

* * *

Эллоиссент спустился к завтраку как всегда безукоризненно одетый и элегантный. Лишь внимательно приглядевшись, можно было заметить следы минувшей ночи: вспухшие после наших поцелуев губы да глубокие тени, делающие его глаза только выразительней.

Всё ему к лицу, и томность, и бледность. И судя по тому, сколько взглядов обращено в его сторону, не я одна придерживалась такого мнения.

Я наблюдала за тем, как он резал мясо, задумчиво и отрешенно. Но вот нож в тонких пальцах замер, мы встретились взглядом.

'Слабак! — хотелось крикнуть мне ему на весь зал. — Не достойный моих мучений, боли и терзаний слабак!'.

Я ради него бросила бы все. Все, что угодно. Даже зная, что он такое и кто он такой: смазливый самовлюбленный кретин с промытыми мозгами, запрограммированный на бездумное служение семейному клану. Псих неопределенной ориентации. Распущенный хрупкий манекен, одетый с иголочки, пустой, как погремушка.

Я дралась бы за каждый день, за каждую ночь, проведенную подле него. Но... не за что было сражаться.

Чеаррэ ошибаются, я не стану покорно служить их воле. Никто не посмеет мне диктовать, что делать, как жить. В Бездну трон, власть, и богатство! Роскошь это хорошо, но свобода — лучше.

Поднявшись, я вышла из-за стола.

Длинные коридоры с высокими окнами вели вперёд привычным путем. Ночью зловещие, наполненные холодом, в свете солнца эти рукотворные лабиринты выглядели обманчиво безобидными. Высокие вазы на тонких ножках, похожие на увеличенные бокалы, с багровеющими цветами; раззолоченный шелк обоев, подбитых шпалерами; портреты великих магов и политиков, так или иначе влияющих на элиту общества.

Я шла вперёд, не уставая раздумывать. Ведь можно что-то изменить? Не бывает безвыходных ситуаций. Всегда можно отыскать выход. Фатализм — слабость. Не верю в судьбу. Мир велик, мир широк. Маленькой рыжей искорке найдется, где спрятаться.

План действий, пока ещё смутный, начал складываться. Я убегу. Прямо сейчас, пока ни одна душа не ждет от меня ничего подобного. Побег в моем случае поступок настолько безумный, что Чеаррэ, рационалисты до мозга костей, его не просчитают.

Вопрос: куда бежать? Рано или поздно меня везде настигнут. Здесь даже ветер подвластен могущественному Клану.

Что ж? Подумаю об этом позже.

Я быстро собрала вещи. Деньги, деньги и ещё раз — деньги. Причем наличные. Облигации и векселя не подойдут, по ним легко отслеживать все перемещения. Опустошив собственные карманы, я заодно облегчила запасы милых кузин. Совесть и гордость слабо трепыхнулись, но я цыкнула на них строгим голосом. Девчонки восполнят потери при первом же требовании. Они-то никуда не убегают.

Перед тем, как покинуть Академию навсегда, я бросила прощальный взгляд в Главный Зал. На лунного мальчика с глазами чистыми и зелеными, как небеса; с душой душной и мглистой, словно наползающий мрак. Он сидел, развернувшись в пол-оборота к хорошенькой блондинке и улыбаясь, слушал её лепет. С места, откуда я стояла, голос собеседницы расслышать не представлялось возможным. Но я без того знала, что у неё высокий, нежный и детский голос, под стать невинно-приторному альфийскому виду.

Эллоиссент таких любил.

Он наклонился к закрасневшейся, как маков цвет, девице. Его тонкие нервные пальцы переплелись с её пальчиками. Когда Эллоиссент наклонил голову, черные локоны эффектно рассыпались по спине. Глаза девушки ярко засияли, когда его губы коснулись тыльной стороны её ладони.

Боль и ярость сузили для меня широкое пространство залы. Отчаянно не хватало воздуха. На мгновение захотелось при всех устроить дикую сцену. Но осознание того, что в скандалах нет смысла, охладило мой пыл. Я только зря выставлю себя глупой гусыней. Наши отношения изначально были красивой иллюзией.

Больше не оборачиваясь, я вышла.

* * *

До заветной прогалины в каменной стене оставалось несколько метров, когда магический удар впечатал меня в стену.

— Куда это ты собралась, любовь моя? — услышала я за спиной холодный от ярости голос Эллоиссента.

Вместо ответа, стремительно развернувшись, я ударила его под дых. Никто не поверит, глядя на мои почти детские ручки, в какое опасное оружие они могут превращаться с помощью отравленной магии, живущей в моей чёрной крови.

Эллоиссент сполз на землю, с трудом удерживаясь на грани сознания.

Склонившись над ним, я выдохнула в тёплые, дрожащие губы:

— Тебе меня не удержать, мальчик. Но вот что мне действительно было бы интересно узнать напоследок, каким образом твоя тётушка собиралась заручиться моей покорностью после того, как вожделенная корона украсит мои буйные рыжие кудри?

— Какого демона ты творишь? — прохрипел он. — Ты выиграешь гораздо больше, если сохранишь нам верность.

— Выиграю, не выиграю — это не имеет значения. Знаешь почему? Потому что я не играю. А теперь — догоняйте! Догоните меня, если сможете, Чеаррэ!

Я ударила огненной плетью первой. Эллоиссент успел увернуться, выставив щит-блок. Впрочем, на это я и рассчитывала. Убивать его сейчас в мои планы не входило. Я уже говорила, это случится когда-нибудь позже.

Ответная ударная волна широким ветряным языком ударила по мне, едва не опрокидывая на землю. Воздух просто взбесился. Он не сбивал с ног, он намеревался сорвать с меня кожу.

Да, Эллоиссент, кажется, на это раз разозлился всерьез! Я, таки, его достала?

Моё решение послать огненную сферу лишило Магическую Академии красивой клумбы, в которую Эл успешно её отбил.

Взвыли сирены, оповещая о применении запретной магии. Понимая, что через минуту здесь появится весь преподавательский состав академии, я решила пойти на хитрость и опустилась на колени, притворившись раненной.

— Одиффэ? — кинулся ко мне, полный тревоги и заботы, экс-любовник.

Когда тонкое жало стилета вошло ему под ребра вместе с моей магией, прожигающей внутренности подобно кислоте, глаза его удивлённо распахнулись.

Против моих расчетов, парень не потерял сознание. Чертов мазохист переносил боль более стойко, чем любой другой.

Он яростно прошипел сквозь сведенные болью зубы:

— Стерва!

А затем довольно забавно задергался в попытках подняться. Но боль была сильнее его воли. Эллоиссент напоминал паука с оторванными лапками.

Ничего, мой славный паучок, твои лапки ещё отрастут. А мне пора.

Прощай!

Глава 4

Я неслась по петляющим узким городским улочкам. В голове совершенная пустота, зато в сердце змеиным клубком копошились ядовитые змеи. Я почти опьянела от переполняющей меня злости. Хотелось омыть руки в крови, чтобы чужой болью, гневом и разочарованием утолить палящий душу жар.

Я мечтала о том, как заставлю горько пожалеть Чеаррэ об опрометчиво принятом решении.

Рассчитывала ли я сбежать всерьёз? На целом свете кроме них у меня никого не было.

Эмоции — эмоциями, но если рассуждать здраво, то мой поступок не что иное, как откровенная глупость. Ну, куда я пойду? Кто меня ждёт? Я уже совсем было собралась сдаться, сесть на одной из лавочек и покорно ждать, пока меня заберут, как, подняв глаза, наткнулась на интересное объявление:

'Требуются охотники за верфольфами, волкалаками, упырями и прочей нежитью.

Требования: владение магией стихий, техникой рукопашного боя, холодным оружием, стрельба из арбалета.

Высокая оплата гарантируется'.

Попробовать можно. Удрать не удастся, так хоть развлекусь.

Охотников в городе набирали постоянно. Подобные писули часто попадались на глаза, ими пруд — пруди. Да где же ещё искать потенциальных авантюристов, желающих найти приключения на свои неопытные, непоседливые задницы, как не в городе, в котором их штамповали ежегодно? Маги высшего уровня редко опускались до паломничества из одного места в другое. Кочевой образ жизни чаще выбирали выпускники магических школ. Именно они служили простому народу, в то время как выпускники Магической Академии работали на правительство — размах и амбиции не позволяли опускаться до истребления терроризирующих простанародье монстров.

Порывистый ветер шелестел тонкой бумагой, порванной на ровные полоски, каждая из которой содержала указатель, как добраться до потенциального работодателя. Одно ленивое движение и полоска зажата в пальцах.

Афьор — многоликий город, заполненный, с одной стороны, богачами: знатью, высшими магами, предпринимателями-торговцами, давно оставившими розничную торговлю для торговли в монополиях. Нажитое богатство позволяло этим гадам с кошельком вместо души, встать в один ряд с аристократией меча и духа. Здесь же, в Афьоре, благоденствовали бандиты всех мастей, оборотни-одиночки, по определению являющиеся преступниками, потому что за мелкие проступки из Кланов не изгоняли. Артисты, нищие, проститутки, оборванные бродяги, беспризорники, попрошайки — всем находилось место и дело.

Миновав Торговые ряды, я попала в район Постоялых Дворов.

Снег с улиц давно сошел, но последствия недавних паводков ещё давали о себе знать. Повсюду обильно текли мутные ручейки жидкой грязи, под ногами у людей и копытами животных хлюпала жижа. Вокруг теснились каменные строения с островерхими крышами, верхние этажи тяжёло нависали над нижними. С водостоков щерились ухмыляющиеся упыри, драконы и оборотни в различной стадии трансформации. На все лады расхваливали свой товар лавочники. Фигляры на перекрёстках давали представления. Предлагали свои услуги бродячие писцы с чернильницами за поясом. Воздух вокруг был тяжелым, зловонным и спертым. Редкие, резкие порывы ветра раскачивали вывески над лавками.

Сверившись с адресом, я остановилась перед одним из постоялых дворов.

Служанки развешивали белье на протянутых веревках. У коновязи кони, опустив морды, жевали овес.

Деревянные двери, к которым и коснутся неприятно, распахнулись от моего пинка.

Внутри оказалось так же неприглядно, как и снаружи. Несколько длинных нескобленых столов, тянувшихся от дверей до очага, почерневшие от копоти балки, грязь и паутина по углам. То ещё местечко.

Взгляд наткнулся на сладко посапывающего пьяницу в нелепой круглой шляпе. Судя по запаху, эта свинья выжрала недельный запас алкоголя. С омерзением отведя взгляд от лужи, живописно растекшейся из-под этого... ведь даже животным обозвать нельзя. Несправедливо. За что невинным тварям такое оскорбление?

Не выношу алкоголя. К ладану, который мне, как представителю ада, следует избегать, отношусь спокойно, а вот спиртное не терплю.

Жалкие, мерзкие червяки эти мужики. Наверняка, приходя домой этот солитер набирается наглости орать на детей и учить уму-разуму свою жену? Сынишки, подрастая, станут похожими на своего мерзкого папу. И всё это, разумеется, не имеет ко мне никакого отношения.

— Бармен! — рявкнула я.

Маленький поганец даже и не подумал поторопиться на мой зов.

Зря он так. Ведь чем больше я смотрю на храпящую в тёмном углу мерзость, тем больше портится моё настроение. А чем хуже у меня настроение, тем труднее иметь со мной дело.

— Бармен, мать твою!

— Чё орёшь, как оглашенная, девица? Ежа тебе в зад!

Запасы моего терпения иссякли. Мужика подбросило в воздух, прокатило по барной стойке, сбивая его грузным телом, словно тяжелой кеглей, недопитые клиентами стаканы и заляпанные жирными ладонями бутылки.

И швырнуло к моим ногам.

Судя по выпученным глазам, он впервые столкнулся с тем, что худенькие девчушки тоже могут быть опасны.

— Мне нужно видеть охотника, — сообщила я.

Мужик кивнул куда-то в сторону. Проследив в указанном направлении, я понаблюдала, как неспешно спускаются кожаные сапоги по шаткой деревянной лестнице.

Естественно, сапоги спускались не сами по себе.

Мужчина был среднего роста, худощавый, с запавшими щеками и пепельными, коротко состриженными волосами. Средних лет — явно успел отжить более сорока лет. Высокий лоб избороздили морщины, свидетельствуя о склонности к задумчивости и одновременно гневливости.

Спустившись, мужчина остановился. Скрестив руки на груди, уставился на меня. Глаза у него были ясные, серые и холодные.

— Давали объявление о наборе новых охотников? — спросила я, потрясая перед его носом бумажкой.

— Как тебя зовут, девочка? — хрипловатым баритоном спросил он.

— Одиффэ Сирэнно.

Шансов на то, что какой-то заезжий охотник мог обо мне что-то знать были равны нулю. Не настолько я известная в широких кругах личность. К тому же я попросту не люблю врать.

— И я не девочка, — продолжила я, — уже успела разменять девятнадцать вёсен. Полагаю, отозвавшихся не много, маэстро? Выбирать ведь вам не особо приходится? Возьмите меня в команду.

— Желающих залезть Слепому Ткачу на хрен немного, но это не повод брать в пекло младенцев. У меня не развлекательная экспедиция.

— А я умею за себя постоять. Я боевой маг, да и в рукопашную дерусь неплохо. Хотите посмотреть?

— Только если ты настаиваешь.

Мужчина поднял руки ладонями к потолку, словно призывая меня обернуться.

За спиной стояли двое. Один кряжистый и коротконогий, с бритым черепом и жуткой татуировкой во всё лицо. Второй, помоложе, со скошенным подбородком и холодными глазами змеи.

Я бросила на сероглазого охотника вопросительный взгляд, уточняя, правильно ли поняла?

Он кивнул, давая разрешение.

Не люблю атаковать первой. Техника боя, которой обучали нас в Академии, построена таким образом, чтобы обращать против противника его собственную силу, а это возможно лишь при контратаке.

Но если настаивают — что ж? Желание клиента — закон.

Не говоря ни слова, я сбила с ног первым того, что был помоложе. Нужно отдать ему должное, сгруппировался он не плохо, почти мгновенно поднявшись на ноги.

Мужики переглянулись, загоготали и разошлись в разные стороны.

Лысый с татуированным лицом, схватив табурет, ахнул им об стол, отламывая ножки. Одну бросил мне. Я едва успела зажать деревянную палку подмышкой, как он с гиканьем понёсся вперёд. Его вес втрое, если не в четверо, превышал мой.

Когда нечто подобное отрабатывалась в спаррингах на учебных площадках, полагалась парировать удар, идущий сверху, довернуть палку и бить в открытую часть корпуса острым концом. У мужчин, как известно, паховая область самая чувствительная.

Проблема в том, что удар громилы мне было не удержать в любом случае. Поэтому вместо того, чтобы следовать инструкции, я даже и не попыталась принять на себя вес его массивной туши. Сгруппировавшись, бросилась под ноги, сбивая с ног. Перекатившись, уже поднимаясь, ударила его сначала под колени, а потом уже классическим образом — острым концом в пах.

Ахнув, противник согнулся пополам. Добивать я его не стала, посчитав, что раз бой тренировочный, можно обойтись без контрольного выстрела.

Тот, что был моложе, атаковал, в свой черёд.

Увернувшись, я ударила его палкой по задней части шеи, под затылком. С размаху парень грохнулся рядом со своим старшим противником, издав крик ярости.

Я застыла, опираясь на импровизированный шест, как на трость. Но долго отдыхать не пришлось. Мужики, не сговариваясь, вскочили на ноги и принялись за меня одновременно. Видимо, мне удалось разозлить их всерьёз.

Дальше, как по-писанному, пришлось исполнить коронный академический боевой трюк. Использовав шест для упора, я взвилась в воздух, одновременно ударяя обоих противников ногами в живот.

Мне приходилось видеть, как после таких ударов люди не поднимались. Правда, эти приёмы исполняли накаченные богатыри-добры-молодцы, а не девушки-пигалицы моей комплекции, вся сила которых заключалась в резкости удара и неожиданности нападения.

— Довольно, — властно прозвучал голос сероглазого охотника. — Хватит, ребята. Говоришь, ты ведьма? — обернулся он ко мне.

— Маг, маэстро.

Мои недавние противники, покряхтывая, поднимались с пола.

Бармен пугливо выглядывал из-за своей стойки, выжидая, что будет дальше.

— Дипломированный? — уточнил охотник.

— А это важно?

— Нет. — Серые глаза, приклеившись к моему лицу, словно пытались прочитать мои мысли. — Первое — я не маэстро, потому что не умею колдовать. Во-вторых, что привело тебя ко мне, девочка?

— Мне нужно покинуть Афьор. А ещё мне нужны деньги. Уверена, мы подойдём друг другу, добрый человек.

— Я не добрый.

— Тем лучше, — рассмеялась я.

— От кого-то прячешься? Натворила что-то?

— Я никого не убивала и не обкрадывала.

— Ладно, дерёшься ты вроде бы неплохо. — Он протянул мне раскрытую ладонь. — Ланджой.

Я пожала протянутую руку, крепкую, горячую и мозолистую:

— Можно считать, что я команде?

— Можно.

Сероглазый охотник подошёл к пустующей стойке и постучал рукой по столешнице:

— Выпивку! — потребовал он.

Через минуту зажав в руке кружку пенящегося эля, он устроился на скамье за ближайшим столиком, кивком предлагая мне сесть рядом.

— Тебе приходилось раньше слышать об Охотниках, Одиффэ?

— Я хорошо представляю, в чём заключается работа наёмника.

Отхлебнув из кружки, мужчина подержал напиток во рту, наслаждаясь вкусом, покатал его на языке, а потом с видимым удовольствием проглотил:

— А нечисть ты тоже хорошо себе представляешь?

— В базовый курс любого колдуна входит ознакомление с этими тварями.

— Ладно, посмотрим, что выгорит из этой затеи. Маг мне всё равно требуется до зарезу. Но не жди, что мои ребята станут лезть на рожон из-за твоей смазливой мордочки. Эта работа. Каждый делает своё дело.

— Договорились, — фыркнула я в ответ.

Сдалась мне их защита!

Самой опасной тварью во всех предстоящих им переходах буду я. Только им знать об этом необязательно.

— В команде, не считая тебя, семь человек, — вводил меня Ланджой в курс дела. — Оукмара и Делроя ты уже видела. С остальными скоро познакомлю. Нужна будет лошадь?

У меня были собственные лошади — горячие жеребцы лучших кровей. Они находились в Чеаровский конюшнях, где с моего дозволения улучшали лошадиную породу, находящуюся во владениях Семьи, исправно трудясь на поприще производителей. Сии горячие скакуны были подарком того самого жениха, от которого я предпринимаю жалкие попытки скрыться. Ещё при необходимости я могла вызывать ездовых демонов. Но не охотнику же на этих тварей об этом рассказывать?

— Верхом-то на лошади держаться умеешь?

Я кивнула.

— Мы купим тебе лошадь, заплатив из общих денег, стоимость позже вычтем из твоего жалования, — подытожил он.

Близилось время ужина и люди потянулись в общую залу харчевни. В воздухе заструились тяжёлые запахи пищи — мясные похлёбки с луком, жареное мясо. В распахнутую на кухню дверь можно было увидеть огромные сковороды, в которых вскипали озера масла, дожидаясь положенного градуса.

Дверь то и дел открывалась, пропуская новые лица.

Охотники Ланджой скоро собрались за одним столом.

Оукмар с татуировкой во все лицо и бугрящимися под безрукавкой мышцами; Делрой — невысокого роста, с резкими, невыразительными чертами и злыми глазами юноша; Джейманн — лукавый молодой человек лет двадцати пяти, с орлиным носом и бархатными карими глазами, от которого за версты и лиги несло бабским угодником. Не приглянувшийся мне с первого взгляда надменный красавец-блондин, одетый броско и щеголевато, при более близком рассмотрении оказался старше, чем я подумала сначала. Он звался Кассли и не переставал разбрасывать вокруг высокомерные, брезгливые взгляды. Судя по тому, как держались с ним остальные, симпатии у них он тоже не вызывал. Таббар — здоровенный, заросший до глаз бородой детина, глыбообразные плечи и узловатые руки которого свидетельствовали о дюжей силе.

Самого броского человека в этой компании звали Кентаром. Могучее телосложение выделяло Кентара даже на фоне Оукмара и Таббара, которых назвать коротышками язык не поворачивался. Безобразный шрам, если так можно назвать багрово-коричневый рубец, протянувшийся от уха до подбородка, придавал мужчине свирепый, ужасающий вид.

Единственную женщину в этой компании звали Меллина, товарищи по оружию сокращали её до простого Мэл. Мысль о том, что она было чей-то возлюбленной, отпадала сразу, слишком уж мужеподобной была эта дама-воительница. Высокая, под шесть футов четыре дюйма, широкоплечая, с крупными чертами лица, мясистым носом, ярко выраженным носогубным треугольником и землянистой кожей, она не то, что не тянула на красавицу, а была откровенно дурна собой как женщина. Зато воином, судя по одежде, походке и манере носить оружие, была отличным.

Мел была молчалива и ела за двоих.

Судя по взглядам, моя персона не вызывала у людей Ланджой доверия.

Больше всего мне не понравились взгляды Джейманна. В нём сверкал огонёк мужского интереса. Если с этим парнем не держать ухо востро, у нас могут быть неприятности.

Охотники ели от души, а мне, признаться, пища не особенно лезла в горло.

За исключением Кассли и Ланджоя, будущие товарищи поглощали пищу с незатейливой жадностью простонародья. Особенно производила впечатление манера Таббара вытирать жирные от мяса пальцы об окладистую бороду. Просто блеск!

— Выдвигаемся завтра с восходом солнца, — заявил Ланджой.

— Ты говорил, что сегодня на закате? — подала голос Мел.

— Завтра, — отрезал сероглазый.

Я была с ним солидарна.

Во-первых, если только охотники не собиралась травить нечисть на большом тракте, передвигаться под солнечными лучами безопаснее и практичнее с любой точки зрения. Во-вторых, ночевка под надёжным кровом давала возможность дополнительного отдыха, а за день можно покрыть большее расстояние, чем при неровном свете луны. А в-третьих, что самое важное, пока мы в Афьоре у меня остаётся шанс быть пойманной.

Чем больше я взирала на окружающую меня компанию, тем больше такая перспектива вдохновляла.

— Едем в сторону Корса, в Щэрское ущелье. Местные жители жалуются на нападения волкодлаков.

— Есть шансы на то, что это действительно так? — сузил глаза Кассли, тряхнув тщательно завитыми в локоны кудрями.

— Приедем на место, разберёмся.

— А ты, малышка, волкодлаков не боишься? — подмигнул мне Джейманн.

— Нет.

— А ты их видела? — хрипло хмыкнул Таббар. — Хоть разочек? Не на картинке?

— Нет.

— Вот потому-то и не боишься, — заржал Оукмар.

— Жуткие твари, — аккуратно вытер губы салфеткой Кассли. Где он её взял — ума не приложу. С собой, может, носил? — Когда Джейманн увидел первого в своей жизни волкодлака, он обделался. Так, парень?

Тонкогубые рот Джеймана расплылся в лукавой усмешке:

— Так я ж тогда совсем желторотый был! А тут такая громадина, фута три в холке, не ниже. А пасть — во! — развел он руками. — И прёт на тебя, клацая вот такими зубищами!

— Верно-верно, — со знанием дела закивали Оукмар с Таббаром.

— Если бы не Кентар, тут бы мне и крышка, — закинул Джейманн в рот новый кусок говядины, смачно заливая его пивом.

Кентар, подняв голову, хмуро поглядел на болтуна. Впрочем, с его-то рожей, как не взгляни, все хмуро покажется.

— А знаешь, малышка, как нужно убивать волкодлака?

Сомневаюсь, что этим парням подошёл бы мой способ.

— Как получится, — сказала я вслух.

— Любую нечисть убивает огонь, — делились со мной опытом. — Но на ходу спалить такую громадину, поди, попробуй. Поэтому нужно успеть отрубить ей голову до того, как она откусит твою. А скорость у волкодлаков, скажу я тебе...

— И реакция отменная, — кивнул Ланджой.

— Можно просто лапу отрубить, — со знанием дела заявил Таббар. — Эти твари без лап куда медленнее бегают.

Какое интересное наблюдение!

Они несли этот бредовый вздор и дальше. Крутые парни, кто бы сомневался?

Крутые, смелые, отчаянные неудачники. Потому что 'удачники' не бродят по долинам и по взгорьям в поисках приключений и вечно недостающих на выпивку денег.

Я вежливо делала вид, что слушаю.

После ужина Джейманн по настоянию Ланджоя привел для меня коня. Ничем особенно кляча не выделялась — ни чистотой кровей, ни гибкой шеей, ни тонкими, как лоза, ногами. Обычная среднестатистическая лошадь. Сама бы я ни за что такую не позарилась, но выбирать не приходилось. Капризничать глупо. Я больше не Чеаррэ, а для Сирэнно и так хорошо.

Остаток дня прошёл без приключений. Никто за мной не явился.

Нам с Мел выделили одну комнату на двоих. Впрочем, комната — это слишком громкое название для лачуги в несколько локтей. Жаловаться, однако, не приходилось. Мужчины вообще спали внизу, вповалку, вместе с другими посетителями утлой таверны.

Струганные доски, на которых пришлось коротать ночь, напомнили мне годы детства. С закатом солнца температура в комнате стремительно падала, куцее одеяло не грело. В довершение праздника, в ничем незанавешенное окно ярко вливался лунный свет. Да ещё и соседка храпела так, что убить её за это было не грех.

Я ворочалась с боку на бок, изводя себя мыслями и нежизнерадостными умозаключениями.

Если меня не схватят с ближайшее время, короны Фиара мне точно не видать, как своих ушей. Даже Дик*Кар*Стал побрезгует жениться на девке, ночующей в компании гренадёров и гоняющейся за всякой шушорой.

Такова натура человеческая, то, что ещё недавно казалось мне совершенно ненужным и крайне нежелательным, отсюда, из засиженного клопами сарая, выглядело вполне так нечего себе.

Одно дело покапризничать и временно тут перекантоваться. Другое — застрять навсегда.

Что, если я не так уж нужна этим Чеаррэ? Найдут они себе другую ведьму, да и выдадут её за короля-некроманта, оставив меня с носом. Что я тогда буду делать? Только врождённое упрямство и врожденная вредность мешали выскочить на улицу, размахивая руками, с криком: 'Ау! Ребяты! Я тута!'.

Доски больно впиякивались в рёбра. Залётные сквозняки холодили плечи, заставляя поджимать ноги, сворачиваться колечком, чтобы хоть как-то удержать остатки тепла. Я ужом вертелась на пыточном ложе, подсмеиваясь над тем, какой я стала неженкой.

Где-то выли собаки. Внизу стучали и орали.

Убить бы всех!

Ближе к рассвету мне всё же удалось уснуть. Но, казалось, стоило только смежить веки, как меня тут же принялись будить:

— Эй! Вставай! Пора, — тряхнула меня за плечи Мел.

Вода в кувшине для умывания была холодной до безобразия. Трясясь от холода и недосыпа, мы с Мел спустилась вниз, туда, где дым от очага завис под закоптелым потолком, заставляя людей заходиться в приступе кашля, что по непонятной причине нисколько не портило им аппетита.

Выглянув в окно, я увидела петуха с выщипанным хвостом, бодро горланящего на мусорной куче. Есть в такую рань я катастрофически не могла, и только зевала с рисков вывихнуть себе челюсть.

Кони уже стояли под седлом.

Спустя час мы, к моему тихому отчаянию, в котором я не призналась бы даже под страхом смерти, беспрепятственно покинули Афьор.

Глава 5

Мы двигались рысью, стараясь не утомлять лошадей — переход планировался долгий. По обе стороны от дороги лежали ещё не засеянные зерновыми поля, в чьих глубоких бороздах голубели тонкие полоски воды, не успевшей испариться. То тут, то там взгляд натыкался на пышные кусты, покрытые лиловыми первоцветами. Пахло древесными соками.

Но счастье длилось недолго. Цветущие кустарники сменились сухостойником, над которым стаями вилось вороньё. Падальщиков привлекала длинная вереница виселиц, поднявшихся словно стройный лес.

— Трупы свежие, — неприязненно сморщил длинный аристократический нос Кассли.

— Банда Феера, — откликнулся Джейманн. — Отказались ребятки по-доброму сдаться Стальной Крысе, вот и повесили их, высоко и быстро, без суда и следствия.

Смотреть на такое малоприятно даже полудемонам. Пока мы спускались к реке я, в числе прочих, отворачивалась, старательной зажимая рукой нос. Миновав древний горбатый мост, перекинутый с одного берега на другой, мы продолжали следовать за Ланджоем.

Ехали долго. То спускались с холмов, то поднимались на кручи. Ровных участков почти не было.

Окружающий ландшафт не впечатлял. Все эти природные красоты предстояло преодолеть обычным способом, то есть верхом на потеющей, взбрыкивающей, уставшей лошади. А это далеко не фунт изюма. Моя многострадальная задница успела покрыться мозолями, и каждый новый шаг походил на пытку.

Когда уже всерьёз начало казаться, что день не закончится никогда, что солнце пришпилено к небу невидимой гигантской булавкой, светило начало медленно закатываться за горизонт. Однако радости это не прибавило. Местность оставалась неизменно пустынной. Из строений, если и попадались, то только заброшенные фермы. Жилым даже и не пахло.

— Не пора ли осмотреться в поисках ночлега? — предложил Таббар.

— Осматривайся — не осматривайся, а вокруг одно: пустыня. Кажется, так и придётся заночевать под открытым небом, — высказал вслух общие опасения Кассли.

Ночь действительно застала нас в пути. И, что ещё хуже, вместе с ночью нагрянула гроза. Стоило только солнцу скрыться, ветер принялся набирать силу, вскоре превратившись в настоящий ураган. Всполохи молний рассекли небо, гром зловещим хохотом рассыпался по острым каменным скалам, окружившим нас со всех сторон, словно зубы в пасти у чудовища.

— Бездна! — просипел Ланджой.

Трудно было с ним не согласиться.

Спустя час, когда все вымокли до нитки и почти отчаялись, навстречу из темноты выдвинулись дома в окружении оград из жердей. Мы, таки, набрели на деревню.

Ланджой постучался в первый же попавшийся дом.

За дверью мелькнул свет, и сиплый старческий голос осведомился, кто это в столь позднее время тревожит сон добрых людей?

— Мы охотники за нечистью, — прокричал Ланджой. — Приехали в вашу деревню по специальному распоряжению Департамента из Афьора.

Дверь осторожно приоткрылась. Показалось круглое благообразное морщинистое лицо. Чтобы лучше разглядеть нас, старик держал в высоко поднятой руке масляный фонарь.

— Охотники? — переспросил он. — Хвала Двуликим! Наконец-то! Наш лорд велел незамедлительно препроводить вас к нему, как только вы появитесь...

— Чего ж медлишь? — не выдержал Кассли. — Веди!

Старик отрицательно замотал головой, проявляя одновременно трусость и благоразумие:

— Простите, господа, но я слишком стар, чтобы покидать кров в такую ночь. Вы без труда сами найдёте господский замок. Нужно проехать совсем немного вперёд и увидите его.

— Вперёд! — скомандовал Ланджой.

— Предлагаю для начала оторвать голову здешнему лорду, — предложил Кентар, — а уже потом приняться за местных волкодлаков.

— Остаётся надеяться, что волкодлакам не нравится дождик, и мы хоть до замка-то доберемся без приключений, — ответил другу Джелрой.

Кони, скользя, с трудом вскарабкались по крутому откосу, ведущему к замку. Мы остановились у рва, над которым сумрачной тенью нависал подъёмный мост. Почти сразу с лязгом отварилось решетчатое окошечко надвратной башни, и чей-то трубный глас поинтересовался, кого это слепой ткач принёс в такую непогодь?

— Охотники за нечистью, — повторился Ланджой. — Если вы не впустите нас немедленно, гюрзу вам в глотку! — своих чудовищ будите ловить сами, — прорычал он.

Мост, гремя и бряцая, стал медленно опускаться. Мы получили возможность въехать под тёмную арку, миновали узкий мощёный двор и вошли, благословляя Светлых Богов, в замок.

На второй этаж по узкой винтовой лестнице подниматься пришлось гуськом. Двустворчатая дверь, распахнувшись, пропустила в просторный сводчатый зал, освещённым красноватым пламенем огромного камина.

По меркам провинции, в которой волей случая пришлось оказаться, местный лорд был богатым человеком. Стены увесили пёстрыми коврами, на коих вперемешку красовались охотничьи трофеи: головы, шкуры, рога. За трофеями рядами тянулось дорогое оружие.

Хозяин всего этого великолепия восседал в широком кресле возле огня. То был человек с узкими щелками вместо глаз, надменно выпяченной нижней губой и совершенно лысый, как моё колено. Одет лорд был затейливо и старомодно. Длинный камзол свободно облегал грузную фигуру, широкий кожаный пояс туго стягивал массивный живот.

— Значит, вы и есть охотники? — низким голосом прорычал хозяин вместо приветствия, предварительно изучив каждого из нас долгим, внимательным, не слишком-то доброжелательным взглядом. — Мы ждём вас уже несколько недель. Нельзя сказать, чтобы вы были расторопны, господа.

— Мы пустились в путь сразу, как только получили приказ из Департамента, — возразил Ланджой.

Лорд снова скользнул по нему тяжелым взглядом:

— Мои крестьяне упорно распускают слухи, — процедил он, — что по окрестностям гуляют волкодлаки. Я, как лорд этой деревни, пытаюсь принять меры, честно исполняя свой долг. Но правительство, как всегда, проявляет заботу о людях лишь на словах... мало того, что ваши услуги я должен буду оплатить из личной казны, вы ещё и заставляете ждать себя.

— Не в наших правилах медлить, уверяю вас, — отвечал Ланджой. — Для людей нашей профессии время — это деньги. Но сейчас, сами видите, мои люди вымотаны, они устали с дороги. Нам необходима сухая одежда, пища и отдых.

Лорд выпятил нижнюю губу ещё дальше, хотя это и казалось невозможным:

— В этих краях законы гостеприимства святы. О ваших людях позаботятся, — процедил он величаво.

Слуги повели нас через очередной узкий коридор. Миновав несколько окованных железом дверей, мы оказались в пустом круглом помещении с голыми каменными стенами, лишь в узкой толще окон лежали покрытые циновками лежанки. Ничего не скажешь, королевские апартаменты.

— Не слишком-то радостно нас здесь встречают! — прорычал Оукмар. — Может быть, обидеться и завтра убраться отсюда подобру-поздорову? И хрен с ними, с деньгами, а?

— Что тут скажешь? — ухмыльнулся Джейман, — Пусть крестьян неприветливого лорда волкодлаки сожрут живьём, всех до одного. Он из-за своего скопидомства вполне заслуживает остаться без вассалов.

Слуги лорда, тем временем, складывали сухие дрова, растопку и бересту в камин. Зажав кремень и трут, они высекли огонь и принялись раздувать его маленьким мехом. В трубе завывал ветер, загоняя клубы дыма обратно.

Подумать только, сколько усилий? Мне достаточно просто взглянуть, чтобы этот паучий камин разнесло взрывом вдребезги. Хотя взглянуть — это я, конечно, немного преувеличила. Камин взорвался бы только в том случае, если бы я выплеснула в него всё скопившиеся за последние дни раздражение. Чего я делать, конечно же, не собиралась.

Компаньоны и соратники принялись стаскивать мокрые сапоги, доспехи и одежду. Мы с Мел забились в укромный уголок, где в свой черёд, с удовольствием сбросили мокрые тряпки.

Я особо не скромничала. После бешеной скачки, грязная, далекая от всего, что принято считать в обществе привлекательным, я считала, что надёжно застрахована от мужского внимания. Судя по заинтересованным взглядам и вытянутым шеям недооценила я игру мужских гормонов.

Интересные всё-таки зверьки эти мужчины. Мне вот сейчас, например, было глубоко плевать на все их телесные достоинства. Хоть они голыми туда-сюда перед моим носом ходи, будет ноль реакции. А у них, — ведь, поди ж ты! — всё совсем иначе.

После перехода тело нестерпимо ныло. А ведь я далеко не изнеженная комнатная девочка, да и в Академии Магии нас гоняли — будь здоров! Но вот она, разница между учебой и тем, что уже по-настоящему. На тренировочной арене, устав и вымотавшись, ты просто сдашься, потому что, как не суровы условия обучения, в конце любого спарринга ставится лишь оценка, а в конце боя таится чья-то смерть.

Колокол позвал к ужину, отвлекая меня от размышлений, а мужчин — от подглядывания.

В столовой было по-настоящему уютно. Звуки разыгравшейся непогоды сюда почти не проникали. В жирандолях горели восковые свечи, а сам стол ломился от еды: рыба, дичь, мясо, овощи, варенье, караваи хлеба, всевозможные лепёшки, вино или простокваша на любой вкус — всё было тут.

— Садитесь и отужинайте, — пригласил лорд, указывая Ланджою место напротив себя.

Рядом с лордом, по правую его руку, сидела высокая чопорная дама средних лет. Одета она была с претензией на хороший вкус.

— Добро пожаловать к нашему столу, господа, — скупо уронила хозяйка замка.

За дамой расположились молодые люди, оба не старше двадцати пяти лет, одетые по последней столичной моде: камзолы, шейные платки. У обоих были длинные волосы, причем собственные, а не парик, что говорило в пользу их хорошего вкуса.

— Мы рады вам, — проговорила единственная, если не считать меня, девушка за столом. Видимо, хозяйская дочка. — Вы ведь убьёте этих чудовищ, господа, правда?

— Не беспокойтесь, маэра. Убьём. Это наша работа, — ответил Ланджой.

Девушка, слегка покраснев, мило заулыбалась, продемонстрировав очаровательные ямочки на щёчках.

— Возможно, ваши люди не боятся волков, — вскинул голову один из сыновей лорда. Тот, у которого были прекрасные золотистые локоны. — Но этот зверь — особенный.

— Обычно волкодлаки не делают различий между людьми, ведь так? — произнесла дочка лорда. — Но этот как будто специально выбирает лишь женщин и детей.

— Вы видели его? — спросил Ланджой.

— Нет.

— Полагаете, волкодлак здесь в единственном числе?

— Мы на это надеемся. В противном случае ваши услуги обойдутся нам ещё дороже, не так ли? — усмехнулся лорд.

— Понимаю ваш скептицизм, маэстро, — кивнул Ланджой. — Но такова жизнь. Если хочешь, чтобы грязную и опасную работу за тебя сделал кто-то другой, приходится платить.

— Мы собрали для вас сведения о пострадавших, — подал голос темноволосый сын лорда, предпочитающий до сего момента отмалчиваться. — Как только отужинаем, принесут документы, чтобы вы могли просмотреть их и сами сделать выводы.

Сквозь звуки бури прорвался леденящий душу волчий вой. Он почти всегда и на всех нагоняет тоску и ужас, боги знают почему? Живые волки зачастую не представляют для людей опасности, а мёртвые — никогда не воют.

Жена лорда вздрогнула и нервно промокнула губы салфеткой:

— Линуар, дорогая моя, — обратилась она к дочери, — поиграй, пожалуйста, на клавесине. Уверена, гости будут рады послушать музыку.

Рады, как же! Терпеть не могу музыку. Волчий вой, конечно, тоже не сахар, но уж лучше он, чем жалкие потуги провинциальной девочки на музицирование.

Линуар не заставила себя просить дважды. Она направилась к инструменту, и вскоре из-под её тоненьких пальчиков полилась монотонная однообразная мелодия. Клавесин особенно хорош тем, что не способен передавать музыкальные оттенки.

— Мы пытались поймать зверя сами, — выстукивая пальцами нервную дробь по столу, поделился воспоминаниями темноволосый наследник лорда. — Но у нас ничего не вышло.

— Люди не сведущие не должны браться за дело, — Ланджой отодвинул от себя столовый прибор, достал из кармана толстую сигару и наклонился к свече, чтобы прикурить. С наслаждением глубоко затянулся, выпустив вверх кольца дыма. — Я бы вот никогда не взялся печь булочки, потому что рискую всё испортить.

— Самим? Вам ещё повезло, что живыми ушли! Вот что вы, господа, станете делать... — прохрипел Таббар своим осиплым жутким голосом, — что станете делать, когда чудовище выскочит из чащи, словно из мрачных глубин ада и набросится на вас, а?

— Что мы будем делать? — испуганно облизал губы золотоволосый лордёшныш.

— Эй, хозяин, — вскинулся Кассли, — вели подать ещё вина!

— А у меня как раз и был такой случай, — с многозначительным видом начал Таббар. — Чудовище выскочило из чащи и набросилось на моего коня. Оно оторвало ему задние ноги одним ударом...

У Мел сделалось такое выражение лица, словно ей туда лимон без шкурки засунули.

Кассли опрокинул свой стакан залпом.

— В Бездну коня! — пробасил Оукмар.

— В бездну! — согласились остальные охотники.

Линуар перестала терзать клавиши. Воцарилась благословенная тишина. Мужчины разразились благодарственно-восторженной речью. На этом вечер, хвала Двуликим, и закончился.

Мы с Мел легли в постель.

А вот мужчины спать не торопились, они всё о чём-то болтали и болтали, бубнили и бубнили. Где силы брали? У меня глаза слипались прямо на ходу.

Вообще байки о том, что мужчины, якобы, молчаливее женщин, это миф. Мужчинами же созданный. Себе в оправдание, надо полагать. Да ни одна баба не способна так трепать языком, как глупое мужичьё. А уж сплетники они и вовсе жуткие. Пошлые в придачу.

— Нет, ты видел? Видел, как на меня хозяйская дочка-то таращилась?

— Не льсти себе. Она с меня весь вечер глаз не сводила.

— А классные у неё буфера. Клёвые сиськи!

— Ага. И зад такой аккуратненький. Как раз по моему вкусу.

Я сжала зубы и отвернулась к стенке. Ну не люблю я, когда о девушках так. Наши сиськи и задница не наша заслуга и не наша вина. Они даны нам от природы и такие, какие есть.

— В этом замке я не чувствую себя спокойно, — перебил пустой трёп Кассли.

— Ну, по крайней мере здесь приятней, чем под проливным дождем, — широко зевнул Джейман, потягиваясь. — А дочка лорда — сладкая курочка.

Опять он за своё, гусь лапчатый!

— Жаловаться грех, — поддакнул Делрой. — Мы сытно отужинали, нас ждут сухие постели. Случались в нашей жизни ночки и похуже этой.

— Мне тоже хозяин не внушает доверия, — покачал головой Ланджой. — Если хочешь выжить, необходимо самому заботиться о собственной безопасности. Поэтому ложитесь в одежде и оружие держите наготове.

— Да ладно! — разочарованно протянул Джейман. — Не думаете же вы, что наш лорд сегодняшней ночью решит изобразить собой волкодлака?

— Погляди сам, — заговорил немногословный Кентар, — на двери ни замка, ни засова. Не запереться.

— Придётся по очереди сторожить за дверью, — подвёл черту под разговором Ланджой, — Думаю, что, скорее всего, наши хлопоты впустую, но осторожность — прежде всего. Дежурить будем по очереди. Все, — Ланджой скользнул по нам с Мел, — кроме женщин.

Я с облегчением натянула одеяло на голову. Конечно, все мы тут только наёмники, но как приятно иногда воспользоваться маленькими привилегиями.

Ночь прошла спокойно. А вот позавтракать спокойно не удалось.

— Зверь! Зверь напал! Снова! — влетел в столовую человек с перекошенным от ужаса лицом. — Тварь из бездны убила всех!

Ланджой поднял голову и посмотрел на ворвавшуюся в зал толпу людей. Казалось, ещё немного, и они перешагнут тонкую грань вменяемости.

— Волкодлаки напали снова!!!

— Быть не может, — решительно заявила Мел. — До полного полнолуния ещё неделя.

— К Слепому Ткачу ваше полнолуние! Слышишь, баба?! К Ткачу! Деревня усеяна трупами! Этому чудовищу нет дела до науки. Оно жрёт людей почти каждую ночь!

Ланджой медленно поднялся из-за стола и, громко стуча каблуками по каменным плитам, медленно подошёл к человеку, положил ему руки на плечи и заглянул в глаза:

— Мы здесь затем, парень, чтобы помочь. И мы поможем. Так что успокойся и перестать орать, как истеричная баба. Пошлите, ребята, глянем, что за хрень здесь творится, — кинул он нам небрежно, даже не оборачиваясь.

Действительность превзошла все ожидания. Человек пять лежали на одной улице, между телегами, лошадиными лепёшками и повседневной утварью. Причём, если сами туловища оказались ещё в относительной целостности, то конечности раскидало повсюду. Всю мостовую залило кровью.

Увидев, как туча мух выползла из приоткрытого рта мертвеца, я не смогла сдержаться. Согнувшись в три погибели, избавилась от всего, что осталось от вчерашнего ужина. После чего приняла решение больше не рассматривать жертвы. Помочь им мой осмотр не сможет, а мне неприятно.

— Волкодлак и вдруг охотится не в полнолуние? — плюнул себе под ноги Таббар, закончив осмотр.

— Это не волкодлаки, — покачала головой Мел, — кто-то другой.

— В любом случае повозиться придётся, — резанул товарищей острым взглядом Джелрой. — А пока избавьтесь от трупов, пока луна не заставила подняться их самих. Выжившие после этого нападения есть?

— Нет. А если бы были?..

— Их пришлось бы убить.

Крестьяне болезненно дёрнулись.

Крутой мужик! Что ещё скажешь? Интересно, а если бы это его мать, сестру или дочь покусал волкодлак, был бы он столь же категоричен? Про любовницу и жену не спрашиваю — этих убил бы, не колеблясь, сомнений нет.

Воистину, полная добродетель, свято выполняющая свой долг так же ужасна, как и разнузданный, кровавый порок. Крайности сходятся, как половинки, замыкаясь в круг.

— Нужно дать родственникам хотя бы проститься!.. — начал, было, достойный человек, но Кассли его перебил.

— С чем? С чем ты предлагаешь им проститься? Вот с этой рукой? Или вот с этой ногой? Или вон с той вязанкой кишок, растянутых по всему переулку?

У меня возникло стойкое желание убить ублюдка. Я ведь уже почти справилась с тошнотой...

— Во имя милосердия, добрый господин, не препятствуйте нам, — мягко сказал Ланджой. — Пусть для всех, кому были эти люди дороги, они останутся теми, кем были, а не тем, что от них осталось. Кэнтар, Оукмар! Очищайте улицу.

Прислонившись к стене, я наблюдала, как ребята запихивают в мешок человеческие останки, привязывая их к телеге. Оукмар подходил первым и набрасывал на мертвеца дерюгу, скрывая его от глаз. Потом они вдвоём переплетали в саван тело, брали его, точно полено и тащили к тележке.

Если бы на месте этих несчастных, безымянных бедняков оказался бы какой-нибудь именитый лорд, помпы и реверансов было бы значительно больше. Но кому нужны люди из массовки? Взгляд любого зрителя способен уследить лишь за жизнью основных персонажей.

Очень жаль, что тварь не порвала в клочья вчерашнюю фальшивую музыкантшу. Её бы уж точно не свалили грязной грудой. Над ней бы справили пышную тризну.

За деньги не купишь счастье? Бред! За деньги можно купить всё. Хотелось бы верить, что лишь в этом мире, продажном и богомерзком, дела обстоят столь паршиво, а в мире лучшем перед ликом Творца все мы едины. Очень хотелось бы верить. Да вот только не верю я в посмертье. Ни в аду, ни в раю мы не просыпаемся. Все заканчивается там же, где начинается — здесь. И для мертвых уже не имеет никакого значения, чьё имя написано на их могиле, приходят ли к ней кто-нибудь поплакать. Это нужно живым, а мертвым все равно, потому что их больше нет. Ни внизу, ни вверху — нигде.

Джелрой и Оукмар стащили трупы в центр небольшой площади и принялись поливать их маслом.

— Помочь? — подала я голос.

— Держись-ка ты, куколка, подальше, а то как бы тебя позже саму гасить не пришлось.

— Я маг. Моя профилирующая стихия — огонь. Однако если вы предпочитаете повозиться подольше, не стану портить вам удовольствие.

Парни переглянулись. Оукмар кивнул:

— Валяй.

Странное это чувство. Всегда. Каждый раз — странное. Даже не поймешь, приятное или пугающее. Каждый раз, вызывая огонь, я боюсь. Боюсь, что он не отзовётся, не послушается, не откликнется. Или наоборот, нахлынет таким мощным потоком, что я не успею его перераспределить, подчинить, направить.

Меня много раз называли Повелительницей огня. Глупцы! Огнем владеть нельзя. Стихии не подчиняются людям. Просто по какой-то неведомой причине они соглашаются выполнять наши желания. Но я знаю, придёт день и час, когда с меня непременно возьмут плату.

Пламя послушно занялось. Высокое, яркое, оранжевое, оно поднималось с треском, охватывая человеческие останки с таким энтузиазмом, словно это и впрямь были сухие полена.

— Здорово! — с уважением и опасливым восторгом покосился на меня Джелрой.

В деревне атмосфера воцарилась тягостная. Оно и понятно. Почти в каждой семье за истекшие месяцы чудовище утащило чью-то жизнь. Люди были так напуганы, что даже днем не опускали ставен.

На нас, пока мы шли, опасливо косились, будто мы и сами были наполовину волкодлаками.

Простонародью никто не берётся разъяснять подлинной сути вещей, а незнание порождает слухи, сплетни и страхи. А жить в страхе и незнании плохо.

На свете есть три разновидности тварей, способных менять личину.

Первые — живые оборотни, или метаморфы. Это существа способны превращаться в зверя. Как правило, все метаморфы отличные маги, и полностью держат под контролем своё перевоплощенное тело. Способны превращаться в любое время суток, независимо от лунных фаз.

Ужас, который люди веками испытывают перед представителями оборотнических кланов, по большей части ничем не обоснован. Это предрассудки. Хотя, если вспомнить Миарона?.. Он был зверем по сути своей, в человеческой личине не меньше, чем в звериной.

Вторая разновидность оборотней — ликантропы. Самый опасный подвид. Именно он порождает массу тёмных легенд, вызывающих истерию. Большую часть времени ликантропы выглядят как люди, впрочем, и в человеческом своем облике они проявляют кое-какие странности, но, чтобы заметить их, нужно подобраться к ним очень близко. Во время полнолуния сознание покидает их и словно демон овладевает их телом. Без помощи извне эти существа очень опасны, ибо в звериной ипостаси одержимы лишь одной идеей: напасть, схватить, сожрать.

Ликонтрапия передаётся классическим способом, о котором можно услышать в любой легенде: через влажные среды организма — слюну, кровь и сперму. Правда, чтобы заразиться последним способом, нужно очень постараться. Ликантропы заразны только в период полных лун, а в животной форме они не испытывают сексуального влечения к жертве. Их подавляет гастрономический инстинкт. Так что самые распространенный способ распространения ликонтрапии всем с детства известный укус.

Третья разновидность оборотней, с которыми мы, предположительно имеем дело, это волкодлаки. Вопреки досужим вымыслам, не имеют к ликантропам или метаморфам никакого отношения. Метаморфы не становятся волкодлаками после смерти, хотя, поди, попробуй, переубеди в этом суеверных крестьян. Внешне волкодлаки напоминают гибрид волка с гиеной, передвигаются на задних конечностях, и при нападении полностью обескровливают тела. Как и любой мертвец, представляющий собой биомассу, не управляемую сознанием, волкодлаки бесстрашны. Да им попросту нечем бояться, мозг у них не функционирует. Ликантропа одолеть сложнее. Пусть и дремлющее, в нем присутствует человеческое сознание. А волкодлак — туп и прожорлив.

Существует гипотеза, что волкодалки — фейри. Во время Ярких Лун эти твари способны проникать к нам их другого мира сначала в виде кошмаров, потом, питаясь страхами, набирают силу и материализуются. Материализовавшись, пьют кровь. При укусе информация передаётся, как вирус, все инфицированные выполняют заданную программу.

Чтобы не говорили охотники, волкодлаки нападают не только в период трех полных лун. На самом деле энергии двух лун с половинкой, или даже c четвертью третьей может оказаться достаточным, чтобы завести эту адскую игрушку из бездны.

Поначалу волкадлаки, как любое порождение мрака, держатся в тени, и нападают только на одиночек. Достаточно выйти за калитку вдвоем, чтобы их отпугнуть. Но как только они набирают силу, начинают действовать вполне как обычные звери. С рассветом эти порождения ночи не прячутся, как наивно полагают не только честные крестьяне, но и господа охотники, они попросту уходят из нашего мира в свой. Поэтому искать волкодлака днём приблизительно то же самое, что ловить чумахастых мымриков, не удастся никому и ни за что. Нельзя поймать то, чего нет.

Так что пока охотники и крестьяне, вооружившись топорами, вилами, колотушками, лопатами, кнутами, без всякой пользы уставали, шныряя по холмам, лесам и долинам, я преспокойно и с чистой совестью отдыхали в тенёчке.

— Почему ты не пошла с остальными и не ищешь тварь? — полюбопытствовала хозяйка трактира, протирая стойку.

— Не люблю тратить время попусту, — пожала плечами я. — Я маг, женщина и, в отличие от этих работников ножа и топора, точно знаю, что мы ищем. А главное, где и как это нужно делать.

— Чего ж ты не сказала этого своим друзьям?

— Во-первых, они мне вовсе не друзья — я этих людей третий день как знаю. А во-вторых? Мужчины уверены в себе и в своей силе. Что им советы какой-то пигалицы?

— А ты действительно маг? — с интересом глянула на меня женщина.

Я кивнула.

— Тогда ты, наверное, знаешь, что нужно сделать, чтобы зверь не накинулся и не растерзал?

— Знаю.

Женщина воровато покосилась на дверь и придвинулась ближе ко мне. Мне такой поворот событий был как-то не очень, но отодвигаться я, на всякий случай, из вежливости, не стала.

— Дай мне какой-нибудь отвар или амулет, — горячо задышала она мне в ухо. — У меня есть деньги, я заплачу.

— У меня нет ни отваров, ни амулетов, — отрезала я.

— Тогда изготовь их! Сжалься! У меня пятеро детей...

Я вздохнула.

— У меня нет ни отваров, ни амулетов, да против того, что у вас тут завелось, они и не подействуют. Но могу тебе дать пару совершенно бесплатных советов. Первое — не гаси на ночь свет. Тьма, как известно, боится его. Достаточно любой, даже самой простой лампадки.

— Наш лорд говорит, что свет привлекает зверя.

— Ерунду говорит ваш лорд. Даже обычные звери боятся огня и не приближаются к горящему костру. А уж фейри в круг света носа точно не высунут. Конечно, лампадка не панацея, но между домом, где горит свет и домом, где его нет, тварь наверняка выберет темный двор. И ещё, постарайся, чтобы в твоем доме было как можно больше покоя, любви и радости. Волкодлаки идут на запах страхов, похоти, ненависти. Любая негативная эмоция для них, как приманка. Туда, где царит счастье, эта гадость не сунется.

Женщина смотрела на меня с неприязнью.

Отлично! Вот зачем я тут растрепалась-то, а? Чего ожидала? Люди так примитивны. Прямо стадо какое-то. Она хочет, чтобы я выкинула какой-нибудь зачарованный фокус, вроде щелчка пальцами с сопровождением зубодробильной бессмыслицы на устах, чтобы раз и два — и все дела. А я ей тут втираю сказки о том, что любовь в сердце защитит её дом от монстра. И ведь на самом деле — защитит. С гарантией. Лучше амулета, лучше даже любого оружия.

Представьте себе гобелен. На лицевой стороне рисунок — эта наша жизнь, а на изнаночной — невидимые нити. Весь мир строится из двух потоков: созидательного и разрушительного, светлого и тёмного. Если по законам материальным, положительное притягивает отрицательное, то на изнаночной стороне плюс тянет к себе плюс, а минус следует строго за минусом. То есть, чтобы проще простого: не хотите привлекать к себе бяки, не думайте о ней, не делайте её тут и будет вам счастье.

Просто — если в теории. Но веками недостижимо на практике.

Я покинула таверну. Сказать трактирщице мне было решительно нечего.

Глава 6

За событиями кровавой ночи последовали события не менее кровопролитного дня, с той лишь разницей, что ночью лилась кровь людская, а теперь шла облава на зверей.

Мой план остаться в стороне от всей этой неразберихи приказал долго жить. Лорд Вертэй объявил, что заплатит за поимку зверя полновесным золотом любому, кто сумеет представить неоспоримые доказательства, что чудовище мертво.

Нет то, чтобы я не смогла устоять против звона презренного металла, но уж когда вилланы выходят на тропу войны, профессионалам отсиживаться в стороне как-то неэтично.

Помимо нашей команды профессиональных охотников на нечисть на поиски оборотня выдвинулись крестьяне, солдаты, ремесленники, всё местное дворянство, да и просто заезжие авантюристы и любители приключений. Деревенские улочки опустели, зато в лесу людей оказалось больше, чем листьев на деревьях.

Господский замок стоял в отдалении от поселения. Между ними пролегал отлогий луг, за которым вверх по холму карабкалась сама деревня с блёкло-розовыми крышами домов, а дальше раскидывался лес. Он тянулся во все стороны кудрявым, густым ковром без единой лужайки.

Охота на волков началась сразу же после того, как с деревенских улочек убрали трупы. Неистово лаяли собаки, трубили рога загонщиков. Вся разношёрстная масса народа двинулась вперёд, кто пешком, кто верхом на лошади, кто держа наперевес вилы, кто с мушкетом, кто с топором. Народное ополчение во всей его красе (или без прикрас).

Выследив стаю волков, люди принялись их беспощадно истреблять. Несчастные животные метались в поисках укрытия, выстрел раздавался за выстрелом, охотники неслись стремглав, разгоряченные кровью и скачкой.

Высокие кусты разлетелись, словно занавес перед примой, и на меня вылетел всадник в щегольском, ярком алом наряде. Его ретивый конь взвился на дыбы, едва не сбросив седока.

В молодом человеке я узнала белокурого сыночка нашего работодателя.

— Какого беса вы тут делаете? — неприветливо рявкнул он на меня. — Испугали моего коня!

— Намеревались искупаться в грязной луже? Простите, что помешала.

— Я твердо намерен покончить со зверем! — воинственно заявил мне франт с таким видом, будто я пребывала в горячем намерении немедленно отговорить героя от свершения рокового подвига.

— Зверя здесь нет.

— Так я найду его!

— Благие Боги в помощь.

Задав коню шпоры, блондин стремглав унёсся прочь, разбрызгивая грязь.

— Они нас уже битых два часа по этому лесу туда-сюда гоняют, — ворчливо пожаловался Оукмар, отирая пот с лица.

— Наверное, считают, что так мы лучше отработаем наши деньги, — наморщил нос Таббар.

Выехав на небольшую опушку, мы нашли, что местное общество успело устроить сходку. Отовсюду раздавались крики разочарования, недовольства и раздражения. Покрытые грязью, измученные собаки сбились в кучу и осипло лаяли. Впереди свиты держался сам лорд, подчёркнуто демонстрирующий своё недовольство. За его правым плечом держался темноволосый сын. Чуть в стороне я заметила Ланджоя, в окружении Кассли и Кентара.

— Ну и что? — громогласно грозил небу кулаком представительный хозяин сих земель. — Мы убили целый день. Чего ради?

— Вас предупреждали, — возразил Ланджой, выразительно положив руку на револьвер, заткнутый за пояс. — Ловить зверя сейчас бессмысленно, но вы настаивали...

Из тумана, успевшего окутать окрестности, вынырнуло ещё несколько всадников. С громким гиканьем и воплями они волокли тушу матерого волчища.

— Я поймал его! — гордо выпятив грудь орал огромный, обросший бородой, детина, да так громко, что птицы сорвались с веток на ближайших деревьях.

Человеческое стадо откликнулось триумфальным воем.

— Тихо! — рявкнул лорд. — Тихо! С чего вы взяли, что это наш оборотень?

— Я так сказал! — снова завопил бородатый. — Вот ваш чертов оборотень! Нате! Получите!

К чему так орать? Или у них тут негласное правило: кто громче крикнет, тот и прав?

— Жителям вашей деревни больше нечего бояться! Кизлараха сделал свою работу! Великий охотник Кизлараха убил чудовище!

Это он о себе так скромно?

— Я выволок гадину из глубин Бездны! Смотрите! — Кизлараха покачался на пятках, разбрасывая вокруг победные взгляды. — Ну? И где моя награда? — востребовал он, многозначительно взглянув на лорда.

Святая простота! Сейчас-сейчас, получишь ты свою награду, как же.

Белокурый сын лорда обошел кругом убитого волчару

— А с какой стати нам тебе верить? — поинтересовался он.

— Я убил его! — ударил себе в грудь массивным кулаком Кизлараха.

— То, что убил, мы видим, — подал голос второй лордёныш. — Только, сдаётся мне, убитый тобой волк такой же оборотень, как и я сам.

— Это обыкновенный волк, — сказал Ланджой. — Нашего оборотня здесь нет. И быть не может.

Стоило ему открыть рот, как все стихли, устремляя на нашего капитана настороженные, злые, полные недоверия взгляды.

— Верно говоришь, — поддержали Ланджоя прибывшие с ним охотники. — Тот, за кем мы гонимся, до луны не появится.

— Это не оборотень, — настаивал Ланджой.

— При всём уважении, — встрял один из крестьян, — взгляните: тварь почти вдовое больше нормального волка. Наша деревня не впервые подвергается нападению. Мы знаем, с кем имеет дело...

— При всём уважении, — откликнулся Ланджой, — вы даже не подозреваете, с кем имеете дело. Когда оборотни умирают, они возвращаются в человеческое обличье. А этот? Говорю вам, перед нами самый обычный волк. Так что, — повернулся он в сторону Кизларахи, — платить вам не за что.

Кизлараха было полез в драку, но вперёд шагнули Таббар и Кентар и энтузиазм местного егеря сошёл на нет.

Двумя часами позже мы сидели в кабинете лорда, в компании его темноволосого сыночка, от которого отделаться не удалось и, с развернутой картой на коленях строили планы на вечер.

Молодой Вертэй, водя коротким пальцем в заусенцах по тонкому пергаменту, рассказывал:

— Смотрите, крестом обозначены места нападения. Никаких закономерностей.

Ланджой кивнул, пригубливая стакан с пивом.

— Он действует, как обычное животное. Голый инстинкт.

— На этом и сыграем, — заметил Ланджой. — Заманим его.

— Как заманим? — моргнул лордёныш.

— На живца. Хочешь стать наживкой?

Парни загоготали, а молодой человек озирался, не зная, в шутку они это или всерьёз.

Никогда не любила лес, ни днём, ни ночью. Неуютно там, неудобно и жутко. А тут ещё и копать заставили. Вручную. Лопатой.

Джейман и Кассли, решив порисоваться и произвести впечатления уже и на без того впечатленного лордика, стали швыряться сирюкэнами. Парочка железяк пролетела совсем рядом с головой бедняги.

— О! — поднял ухоженные брови Кассли. — Простите, маэстро...

Лордёныш ничего не ответил. Лишь сверкнул глазами, вынужденный проглотить обиду.

Ямку-могилку, как только выкопали, стали веточками закладывать. Сплели из отесанных кольев нечто вроде частокола и поставили его на дно ловушки. Вокруг наши мальчики тоже хорошенький огород нагородили. Тараны, падающие на веревках с деревьев, натягивали в течение нескольких часов.

— Тяни! Толкай! Тяни! Отпускай!

Они мне теперь по ночам лет пять сниться будут, эти надоедливые мужские выкрики:

— Тяни! Толкай! Ещё немного! Отпускай!

Обернувшись, я заметила, как Кассли пристраивал у себя на поясе серебряный меч. И не поверила своим глазам. То, что в устрашающую силу этого оружия верят суеверные крестьяне, понятно. Но профессионалы?.. Серебро с гарантией способно уничтожить болезненные миазмы, но против зубастой твари твёрдый металл куда более верное средство. Серебро тверже золота, сверкает красиво, но клинок из него хрупкий, а сломанное во время поединка лезвие — это верная гибель.

К тому моменту, как окончательно стемнело, ребята оплели колючей проволокой чуть ли не половину леса.

Кстати о лесе? Если он и молчит когда-нибудь, то это точно не ночью. В ночи он обретает новый голос, таинственный, тревожный.

Каждый лист шептал о чем-то, насмешливо, не по-доброму.

Суета прекратилась. Все, взведя курки, притаились за стволами в напряженном ожидании. Нервозность оказалась заразной. Я чувствовала себя, как натянутая струна. Опасность могла прийти в любой момент, с любой стороны. Некстати перед глазами замельтешили утренние трупы...

Да, теоретически я была подкована неплохо. Силу применять научилась не в пример лучше, чем раньше. У меня перед остальными охотниками была фора — магический бонус. И все же я нервничала, презирая себя за собственный страх.

'Так-то, дорогуша, — сказала я себе. — Это тебе не глупым людям в ночи кровь портить. Крутизна убавляется на глазах?'.

Шуршала прошлогодняя высохшая листва, гонимая ветром. Где-то далеко каркнула ворона, заставляя нервно вздрогнуть. Показалось? Или действительно кто-то рычит, пока ещё приглушённо, словно предупреждающе?

Справа зашевелился Таббар, вытаскивая из сапога нож.

Это ощущалось, как приближение грозы. Чем бы там оно ни было, оно приближалось, я чувствовала это. Птицы стихли. Даже ветер, казалось, перестал дуть.

Звук не был не похож ни на какой другой. Рычание, безусловно, звериное. Но было в нём что-то ещё, запредельно злобное, потустороннее.

Защёлкали затворы. Воздух пропитался страхом и охотничьим возбужденным азартом.

А потом появился волкодлак. В лунном сплетении лучей он был виден ясно, как на ладони. На волка эта тварь не то, что мало — вообще не походила. Здоровенный, метра два в холке, и это только на четвереньках, зверь. Если эта тварь вскинется на задние лапы, она станет похожей на боевую башню.

Непобедимую боевую башню.

Впервые доводилось видеть существо, у которого задние конечности длиннее передних. Оно двигалась, задрав круп вверх и прижимая голову к земле, из-за чего создавалось впечатление, что оно ползёт.

У волкодлака была короткая, как у летучей мыши, морда с приплюснутым носом и выдвинутыми вперёд, острыми клыками. Бивни гадине и не к чему. Жертву она не рвет на части, а аккуратно обескровливает. Глаза, как у рептилии, с вытянутыми змеиными зрачками.

Одним прыжком волкодлак перелетел расстояние, отделяющего его от нас.

Часто-часто застрочил пулемёт, поднимая пыль на дорожке. Снаряды сбивали ветки, оставляли сколы на вековых деревьях, но зверь успевал увертываться.

Оглушительное рычание на мгновение стихло. Огромная серая тень упала прямо на нас с Таббаром.

Смерть приближалась поначалу стремительно, потом начала замедляться, и наконец, замерла.

Звуки исчезли. Я существовала в мире абсолютной тишины, в мире полной безопасности, где всё зависело лишь от моей воли.

Лунный свет отражался в круглых, выпуклых, как линзы, глазах потусторонней твари.

Я сделала несколько шагов под тушей и со спины воткнула руку в тело чудовища, и уже там, внутри, пустила с пальцев огненный пульсар.

Волкодлака с треском разорвало, обдав всех нас кровавыми ошметками.

— Ткач и вся его тухлая паутина! — пророкотал Кентар.

А кто бы с ним поспорил? Противно это, когда ты с ног до головы в крови и в слизи.

— Ух, ты! — фыркнул Джейман, нервно пытаясь стряхнуть с себя нечто, до тошноты напоминающее разодранные кишки.

— И дел на три оглядки! — жутко сверкнули с окровавленного лица зубы Таббара.

От волкодлака осталось мокрое место. Пурпурная кучка окровавленных костей, влажных ошметок и изгаженный клочок шерсти. Где была морда, где лапы — уже не разобрать.

Джелрой не спеша приблизился к монструозным останкам, по привычке заложив большие пальцы рук за толстый кожаный ремень. С задумчивым видом он поглядел на дело рук моих, потом, не менее задумчивым взглядом, смерил меня саму:

— Быстро сработано.

— Но не сказать, чтобы чисто, — во взгляде, которым наградил меня Кассли, не было ничего одобрительного.

— Надеюсь, в честь нашей победы, твой папаша расщедрится на ванну? — толкнул Оукмар плечом юного Вертэя.

— Я бы на это не слишком рассчитывала, — сокрушенно вздохнула Мэл.

— А тогда мы прям так по его великолепному паркеты и покатаемся! — заржал Оукмар. — Загадим всё, что сможем.

Мужчинам шутка, судя по громоподобному хохоту, понравилась.

Лошади от нас норовили шарахнуться. Ну, мы и сами себе в таком виде нравились не слишком. Впрочем, все пребывали в хорошем расположении духа. Дело сделано, чисто, быстро и без потерь.

— Впервые со мной такое! — гудел, как набат, Таббар, — Я и боевого топора достать не успел, а эта пигалица его уже в фарш превратила.

-Эй, Мэл? — позвал Кентар.

— Чего тебе? — хмуро откликнулась воительница.

— Не знаешь, волкодлаков можно есть?

— Вот ещё! — фыркнула воительница. — Стану я голову такой чепухой забивать?

— Да не знает она, не знает! — скалился Джелрой. — Наша Мэл вообще понятия о том, как и что готовят, не имеет. Она же жратву только в тарелке-то и видит.

— Что за баба! — покачал головой Кентар, и было совершенно непонятно, то ли его огорчало подобное положение дел, то ли, напротив, искренне восхищало.

— Я знаешь, о чем думаю? — откликнулась Мэл. — Час, то ли слишком ранний, то ли слишком поздний?

— Всё одно, — буркнул Таббар.

— В замок-то нас пустят?

— Не беспокойтесь, — заверил наш лордёныш. — Пустят обязательно.

К моменту, когда мы добрались до замка, кровь чудовища успела запечься, и мы все выглядели так, будто всех сначала освежевали, а потом, уже освежёванных, немножко поскоблили. Себя я, конечно, не видела, но вряд ли мне повезло сильно отличиться от остальных.

Двери замка перед нами действительно распахнулись, но приветливостью там и не пахло. Наверное, сложно испытывать теплые чувства к людям, выглядевшим, как головорезы.

Хозяйка смотрела на нас, брезгливо поджимая губы.

— От волкодлака мы вас избавили, — с ходу заявил Ланджой. — Теперь рассчитываем на то, что вы избавите нас от последствий, — он обвёл рукой нашу компанию, чей вид красноречиво говорил сам за себя.

— В людской все уже спят, — воинственно задрала узкий подбородок миледи.

— Так пусть проснуться, — оскалил зубы Кассли. — Или вы предпочитаете, чтобы мы утёрлись вашими простынями?

— Эко загнул! — фыркнул в сторону Оукмар, — станут они на простыни тратиться. Или забыл, нам на соломе спать приказано.

— Это не обсуждается, — подала я голос.

Я мужественно переносила тяжести пути, постоянное громогласное мужское общество, я спала на соломе трясясь от холода. Но ложиться в этих окровавленных тряпках?! Ни-за-что!

— Вы немедленно истопите мужчинам баню, а для меня и Мэл приготовите горячую ванну, — не терпящим возражения тоном заявила я.

— Да ты кто такая, чтобы приказывать мне в моём собственном доме? — как змеюка, зашипела высокородная дама.

— Если будешь себя вести хорошо, тебе посчастливится этого никогда не узнать, — пообещала я. — Благоразумия ради, не злите нас. Эти люди, — я сделала неопределённый знак рукой в сторону товарищей по несчастью, — живут, сражаясь с самой Бездной. Вы действительно хотите узнать на собственных шкурах, какого приходится нечисти?

— Ты смеешь мне угрожать?! — глаза лорда так налились кровью, что я поняла — ещё немного и моего вмешательства не потребуется. Его прискорбная кончина приключится естественным путём. — Пигалица!

— Смею. Я храбрая пигалица.

— Отец! — потянул лорда за рукав темноволосый сын. — Отец, не стоит перечить этой маэрэ. Именно она расправилась с нашим зверем. Одни ударом!

Лорд одарил меня недоверчивым взглядом.

— Хватит уже болтать! — вышел из терпения Кассли. — Хотим баню!

Перечить нам больше не стали. В конце концов, понимали, что наши требования законны и естественны.

Я вновь проявила склочность характера, затребовав себе отдельную от Мэл ванну. Представить себе не могу, чтобы делить воду с кем-то ещё. Увольте! Я девушка брезгливая. И вообще, искательницей приключений просто прикидываюсь, а так я, вообще-то, почти принцесса. Правда, вышедшая из помойки, но сути дело-то это не меняет. У меня жених — король Фиара. Я имею законное право претендовать на отдельную лохань воды.

Местная ванна не обладала способностью удовлетворить мой взыскательный вкус. Деревянное корыто, наполненное остывающей водой, помутневшей почти сразу же, как я в неё окунулась.

Как только люди в этой глуши живут без нормальных благ цивилизации?

После наших угроз лорд расщедрился. Нас отвели на ночевку в комнату, где для женщины стояли, пусть узкие, пусть деревянные, но кровати, крытые одеялами из медвежьих шкур. Мужчинам достался волчий мех. В комнате даже был камин, от которого тянуло теплом.

Словом, выспалась я замечательно. Мне снилось, что Чеаррэ нашли меня и наградили чем-то за свершённые подвиги приятным-приятным. Правда, проснувшись, я никак не могла вспомнить — чем.

Утром, как обычно, и охотники, и господа собрались в Большом Зале. Слуги привычно вносили блюда, расставляя их на столы. В обоих концах огромного зала уже пылали камины, в них жарко полыхало пламя. Несмотря на то, что был день, хоть и пасмурный, в подвешенной на тяжелых цепях люстре горели свечи. Зал был наполнен светом, суетой и запахом стряпни, но при этом атмосфера была гнетущей.

После трапезы перешли к животрепещущей процедуре расчёта.

Лорд выглядел мрачным:

— Где гарантия, что вы вчера убили именно ту тварь?

Ланджой сохранял терпение:

— Вы не доверяете собственному сыну, маэр Вертэй?

— Мой сын не заметил, чтобы убитая тварь снова обернулась человеком.

— Вообще-то, там и обращаться-то было нечему, — поковырялся кончиком ножа в жёлтых зубах Кентар. — После того, как наша ведьмочка с ним поговорила...

— Все равно! — стоял на своём лорд. — Никаких намеков на человеческие конечности или внутренности! Хоть что-то же должно было...

— Мы имели дело с волкодлаком, — вздохнула Мэл.

— И что?

— Это оборотни обращаются после смерти, а волкодлаки остаются, как были.

— Но вчера вы говорили совершенно другое! — на этот раз почти резонно возмутился лорд.

— Вчера мы должны были убедить кучу людей в том, что они убили просто волка. Ваш сын вчера был с нами...

— Это не доказательство! — стоял на своём лорд.

— Вы вообще собираетесь нам платить? — скучным голосом поинтересовался Джелрой. — Сами же знаете, что свою работу мы сделали.

— А если хоть один житель вашей деревни погибнем от когтей твари, мы вернёмся. Бесплатно, — прорычал Таббар.

— Никто не погибнет. Волколдлак мёртв. Будьте любезны оплатить наши услуги по прейскуранту.

— Мне нужно время, — тряхнул лысой головой знатный упрямец. — Я должен убедиться...

Я и глазом не успела моргнуть, как острие лезвия клинка Ланджоя оказалось под трясущимся от ярости, бессилия и страха, гладко выбритым лордовским подбородком.

— Времени у вас нет, — бархатным баритоном проворковал наш капитан. — Извольте заплатить. Или мы вынуждены будем применить силу.

Спустя час мы покидали негостеприимный замок, нам в спину неслись проклятия вместо благодарности.

Но деньги свои мы отработали честно. И честно их забрали.

Глава 7

С уверенностью, граничащей с идиотизмом, я предполагала, что для получения нового задания наш маленький отряд зайдёт в какой-нибудь населённый пункт. Но ошиблась. Мы получили письмо, присланное с почтовым вороном. О существовании почтовых голубей все, конечно же, в курсе, а вот то, что воронов можно использовать подобным образом, я узнала впервые. Впрочем, Слепой Ткач с ними, со всеми, — с воронами и с голубями, — не о них сейчас речь. Речь о том, что с момента, когда удалось в последний раз покормить демона, живущего во мне, прошёл почти месяц. Предельный допустимый срок голодовки близился к концу.

Не существует в мире абсолютной силы, за исключением божественной. У любого плюса в паре обязательно стоит минус. Так, например, мой демон делал меня сильнее и могущественнее большинства существ, живущих в Мире Трёх Лун, но я, в свою очередь, зависела он него сильнее, чем наркоман от дозы, ибо самый жалкий наркоман имеет иллюзию выбора — сдохнуть ему во время ломки или найти в себе силы пережить её.

У меня такой возможности не было. Какое-то время демон будет молчаливо ждать, потом начнёт требовать крови и боли. Если я не проявлю благоразумия, тёмная половина разрушит мою личность, поглотив рассудок без остатка. Тогда я стану универсальной, неконтролируемой машиной для убийств. Вот такая миленькая картинка.

Поначалу жажда давала себя знать лишь плохим настроением да навязчивыми головными болями. Но с каждым днём, с каждым часом моё состояние ухудшалось. Я то тряслась в ознобе, то страдала от жара, мои кости крутило, как бывает при злой лихоманке.

Я понимала, что откладывать дальше нельзя, что нужно что-то делать, как-то решать проблему, но я... я давно не убивала. С тех пор, как осознала свою демоническую природу. Да в убийствах и особой нужды-то не было. В большом городе всегда достаточно жертв, отягощенных галлюциногенами до такой степени, что утром любое нападение представлялось им не больше, чем кошмарам. Двух-трёх человек за ночь мне на месяц вполне хватало, с учетом того, что Эллоиссент добровольно соглашался служить 'перекусоном'.

Стоит мне сейчас начать кормиться, я уже не остановлюсь — слишком голодна. Но даже если бы я удержалась от убийства, моей потенциальной жертвой сейчас мог стать только один из охотников, а эти люди нападение нечисти с кошмаром никогда перепутают. Мои товарищи обернутся против меня, и тогда вместо одного человека я должна буду уничтожить целый отряд. Не факт, что подобное мне под силу, охотники ведь далеко не мальчики из церковного хора. А самое главное, я не хотела никому причинять вреда. Но если я немедленно не пополню запасы тёмной энергии, это для всех нас обернётся катастрофой. Как говорится: что в лоб, что по лбу, или — хрен редьки не слаще. И как всё исправить — ума не приложу.

Весна в этом году выдалась дождливая. Новый день не отличался от вереницы остальных — такой же серый и промозглый. Восточный ветер нёс с собой тяжёлые тучи. Не те, что налетают грозовым порывом, порождающим молниеносную бурю с последующим очищением, нет. Эти тучи, казалось, способны были висеть над головой сутками, да что сутками, — целыми неделями, лишь изредка разрешаясь скучным, по-осеннему затяжным, дождём.

Департамент дал указания двигаться на север, в болотный край, в бездонную липкую топь. Мы продвигались вперёд по заброшенной дороге, такой древней, что казалось, прошли века с тех самых пор, когда люди в последний раз о ней позаботились. Когда-то широкая и надёжная, теперь она представляла собой узкую затвердевшую тропу, во многих местах залитую водой. Местами тропа эта была почти сносной, но большую её часть мы продвигались вперёд пешком, ведя лошадей в поводу. Поднимался сероватый туман. Тучи насекомых, звеня, плясали в воздухе. Лошади то и дело беспокойно, жалобно ржали.

Я не могла не насмехаться сама над собой. Ну кто бы узнал в зачуханной заморашке высокомерную, стервозную красотку Одиффэ Чеаррэ? Как ни странно, при всём при этом, о сделанном выборе я нисколько не жалела, кочевая жизнь всегда была мне по сердцу.

Когда прямо под носом моей каурки вынырнула водяная крыса, бедное животное пришло в состояние неконтролируемой паники, мне с трудом удалось сдержать её. Несчастная лошадка не привыкла блуждать по трясине. Так что, когда впереди показался небольшой, густо заросший лозняком, островок, все мы дружно благословили Благих Богов, благодарные за возможность ощутить под ногами твердую почву и передохнуть.

На короткое мгновение над болотом воссияло солнце.

Стоя посреди бесконечной, блестящей в золоте солнечных лучей, трясине, я задыхалась от снедающего тела и душу жара. Мне хотелось с разбегу рухнуть в ледяную жижу, утопиться, забыться, охладиться... или уже разорвать кого-нибудь на части, и покончить как с физическими, так и с нравственными страданиями.

— Что будем делать? — пробасил Таббар. — Разобьём лагерь?

— Согласно карте, стоит пройти ещё немного, выйдем на довольно сносную гать, — заметил Кассли.

— Выйти-то выйдем, да оно нам надо? — прорычал Кентар. — Мы ж не выбраться отсюда поскорее хотим... хотя, конечно, хотим! Но прежде нам ещё нужно с тутошней нежитью разобраться.

Кассли сжал челюсть, словно удерживая рвущиеся с языка нелицеприятные слова.

— Не гать искать нужно, — гнул свою линию Таббар, — а окапываться. Пусть ночь пока ещё и далеко, она всё равно придёт. А для лагеря лучше этого клочка суши нам не сыскать. Разве, что блокгауз какой? Да где ж в болоте его отыщешь?

— Остановимся здесь, — отрезал Ланджой.

Солнце, на миг блеснувшее в просвет между тучами, погасло и вновь зазмеился туман.

Молоточки, стучащие в моей голове, учащали дробь. Перед глазами плавали красные круги. Я села прямо на землю, прислонившись к узловатому, изуродованному стволу дерева. В сознании удавалось удерживаться лишь силой воли, а сила это скудела с каждым новым вздохом. Нужно было уходить. Срочно. Так я хотя бы дам шанс моим спутникам, не подозревающим, с каким монстром идут в одной упряжке.

— Куда это ты собралась? — зыркнул на меня Кентар. — Лучше сядь. Не хватало тебя ещё в этой Бездне разыскивать. Не слышишь, что ли? Я кому сказал?!

— Мне в кустики нужно, — прошипела я. — Или прикажешь нужду при тебе справлять?

— По мне, так и справляла бы. Вон Мэл у нас не такая стеснительная.

— Я не Мел.

Небольшой островок твердой земли, на котором мы остановились, окружали почти непроходимые заросли ивняка, ольшаника и других кустарников. Стоило их миновать, как взгляду открылось бескрайнее болото. То здесь, то там, на поверхности мха проглядывали неизвестные мне алые ягоды, походившие на капли крови. Кое-где виднелись белые цветы, очень хрупкие и на коротеньких стебельках. В свете дня топь выглядела не более жуткой, чем обыкновенный лес. На сучке завела руладу тонкоголосая птичка, с вызовом глянув на меня с ветки. Глупая! Ей-то кажется, что она в безопасности там, на своей воздушно-древесной полке.

Жизнь есть не более, чем букет иллюзий. Может быть, смерть избавляет нас от этого ложного видения мира, и мы узрим, наконец, истину? Остаётся надеяться, что случится это не завтра. Умирать не хотелось, даже из благих целей. Я люблю жизнь. Всегда любила. При одной только мысли, что новый вздох может стать последним, воздух перестал казаться затхлым, а земля словно засветилась изнутри.

Потянуло сырой мглой. Пахнуло болотной сыростью, запахом полусгнившей травы. С жужжанием из-под ног поднимались тучи насекомых. Полужидкая земля зловеще хлюпала под ногами, а я легкомысленно не тревожилась из-за того, что тропинка сделалась похожей на гамак, подвешенный над бездной. Стоило ноге опуститься в грязь, в след тут же набегала вода. Жижа хлюпала, раскачивались пласты мха.

Это случилось почти неожиданно. Почва в очередной раз колыхнулась под ногой, и я почувствовала, как увязаю в тине по колено. Интуитивно перенеся тяжесть на другую ногу я, вместо того, чтобы выбраться, увязла ещё сильнее. Сгоряча, точно раненная, — пропадать, так уж пропадать, — рванулась вперёд. Ещё и ещё! Но в результате провалилась в трясину уже по пояс.

Стараясь не паниковать, я заставила себя лечь, распластавшись на мху. От холода я мелко дрожала. Ноги оледенели, вскоре я вообще перестала их чувствовать.

Когда я заставила себя поднять голову, то увидела Её. Высокую женщину в чёрном с ног до головы. Она стояла в нескольких шагах. Пышные юбки колыхались перед глазами, а вот лица разглядеть не удавалось.

Мне не понравилось ни появление этой особы, ни исходящие от неё флюиды. Это явно была не крестьянка, сбившаяся с тропинки. Я отчетливо осознавала, что из человеческого в этой особе только оболочка — передо мной стояла ночная тварь из Фейра, нечисть из пограничного мира.

— Помоги мне, — на всякий случай попросила я.

— Ты не найдёшь помощи, — ожидаемо прошелестело в ответ, — ты найдёшь свою смерть!!!

Над головой что-то просвистело. Раздался звук удара, потом — утробное урчание. Я почувствовала, как на моей кисти смыкается нечто теплое.

Рывок! — и вот уже я стою перед криво ухмыляющимся Кентаром:

— Ну что? Пописала?

— Ещё как!

Охотники вовремя пришли на помощь.

Гадина оказалась сильной. Она, ловко увёртываясь от выстрелов, побежала, мелькая между деревьями. Охотники рванулись вдогонку, но далеко ли убежишь по болоту? Передвигалось чудовище быстро. Периодически оно ещё и пульсарами в нас кидалась.

Боевые пульсары — привилегия высших магов. И — демонов. Значит, перед нами не фейри.

Вокруг свистело и бухало, визжало и хлюпало. Грохот стоял, как при канонаде.

Добежав до полуповаленного дерева, тварь взлетела по стволу, планируя прыжком преодолеть топь. Её не брали ни огнестрелы, ни стрелы арбалетов. Огненное лассо сорвалось с моей ладони и, обернувшись вокруг шеи, сорвало беглянку с верхушки дерева, бросив под ноги охотникам.

Клинки последних уперлись в обожженную огнём шею нечисти. Та, распластавшись, рычала, скребя по мху длинными когтистыми лапами.

Во тьме эти создания, которых одни маги классифицируют как фейров, другие, как низших демонов, выглядят жутко, но ночное сияние лун придаёт им эдакую величественность. А вот обыденный серый свет срывает таинственную шелуху, открывая взгляду лишь то, что есть на самом деле — крайнюю степень уродства. Длинный вытянутый подбородок, покрытый гноящимися струпьями, почти лежал на груди, ввалившиеся щеки словно втянула внутрь невиданная сила, а посиневшие старческие губы обнажали выпирающие вперёд кошачьи клыки.

— Тьфу! Нечистая сила! — отшатнулся Таббар.

Даже привыкшие ко всему охотники избегали глядеть на доставшуюся добычу.

Кассли, не премудрствуя лукаво, собрался по быстренькому добычу прикончить. Я едва успела удержать его:

— Не стоит.

— Почему?

Тварь заворочалась, словно уж на сковородке, полыхая на нас алыми глазищами и гнусно захихикала:

— Ты ведь не позволишь им убить меня? — обратилась она ко мне. — Не позволишь, я знаю. Жалкие людишки понятия не имеют...

— Закрой пасть, целее будешь — велела я.

— Ты не можешь меня убить, — замотала головой уродина. — Не можешь! Не можешь! Не можешь!

Кассли явно с большим трудом удерживался от искушения вогнать клинок по самую рукоять в морщинистую шею.

— Следует найти ведьмака или ведьму, который призвал её. — обратилась я к Ланджою. — Нравится вам это ребята, или нет, но без неё в этом деле никак. Ты отведёшь нас к тому, на чей зов явилась, — я не просила, а отдавала нежити приказания.

— Не отведу, — застрочила она часто-часто, давясь собственными словами. — Нет. Нет. Не отведу. Нет-нет-нет-нет-нет и нет...

— Заткнись! — прикрикнула я.

Как ни странно, тварь послушалась.

— Что скажешь, Ланджой? — насупился Кассли. — Заставишь нас слушаться эту пигалицу?

— В её словах есть крупица разума, — вступилась за меня Мэл. — Мне кажется, Одиффэ права, следует искать кого-то ещё...

— Осторожней, — предупредила я Ланджоя, заметив, что он опасно низко склонился над нашей тварью.

— У меня нет хозяев, человечишка! — зашипела тварь. — И вам не меня следует убить, а её, — черный коготь был нацелен в мою сторону. — Ты понятия не имеешь, с кем связался, жалкий человек!

— И с кем же я связался? — невозмутимо вопросил Ланджой.

— Не скажу! Не скажу! Не скажу! — дико захохотала та в ответ.

— Отведёшь нас к заклинателю, тогда дам тебе возможность беспрепятственно уйти за Грань, — сказала я. — Не отведёшь, привяжу к этому месту. Поняла?

— Обещаешь? — в алых глазах плескалась почти человеческая надежда.

— Обещаю, — ответила я.

— Спятила? — Джелрой посмотрел на меня, как на сумасшедшую.

— Никто не станет работать за просто так, — пожала плечами я, — а гонорар у каждого свой.

— Хочешь дать вот этому беспрепятственно уйти?!

— Я отправлю её в Фейр. От этого все только выиграют.

Тварь продолжала пялиться на меня своими алыми зрачками, плавающими в маслянистой темноте глаз:

— Не обманешь? — проскрипела она.

— Такие, как я, лгут редко. Но если попытаешься обмануть ты — убью.

— Я бессмертна, — в голосе монстра не было уверенности.

— Вот и проверим.

Я кивнула Кентару и Оукмару, делая им знак отвести клинки от шеи пойманного чудовища.

Командир кивком подтвердил моё решение.

— Уверена, что успеешь прикончить её до того, как она прикончит кого-нибудь из нас? — недоверчиво фыркнул Кассли.

— Рискованно это, — поцокала языком Мэл.

— Свяжите её, — распорядился Ланджой.

Джелрой стал связывать кисти чудовищу. Охотники держали оружие наготове. Все изрядно нервничали. С изъязвленного лица доставшейся нам пленницы безумно выпученными глазами глядело само зло — безрассудная, слепая разрушительная сила.

— Заткнись! — ткнул гадине в спину рукояткой кинжала Таббар.

Чудовище продолжало гнусно хихикать.

— Сказал — заткнись!

— А ты попробуй, заставь меня замолчать, человечишка? Заставь! Заставь! Заставь замолчать! Заставь...

Я ударила тварь коленом куда-то под дых, в район солнечного сплетения:

— Может мне удастся тебя заткнуть, радость моя?

Сомкнув пальцы на трухлявой, точно пень, шее чудовища, я заглянула в полыхающие бездной глаза:

— Только ещё раз хихикни, прикончу, не моргнув глазом, поняла?

Тварь медленно кивнула, спрятав клыки.

— Джелрой? Аркан!

Обвив шею чудовища верёвкой, я бросила охотнику свободный конец.

— Будешь хорошей девочкой, и всё кончится хорошо, — предупредила я нашего монстра.

Впопыхах мы вернулись на временную стоянку, собрали раскиданные пожитки и сели в седло. Тварь бежала впереди нас, передвигаясь на четвереньках, словно дикий зверь.

— Не нравится мне всё это. Ой, не нравится, — тяжело вздыхал Таббар.

Туман будто вознамерился проглотить наш небольшой отряд, обступив со всех сторон, а вместе с наползшим туманом всех охватило чувство тревожности, граничившее со страхом. Не оставляло гнетущее ощущение, что невидимое, насмешливое, злобное око терпеливо наблюдает, выжидая момент для нападения. Зло разлилось повсюду. Дышалось с трудом, со всех сторон слышалось надрывные, сипящие, захлебывающиеся всхлипы. Волосы липли ко лбу. Беспрестанное хихиканье безумной проводницы выводило из себя, но все прекрасно понимали — стоит начать истерить одному, ничем хорошим для всех это не закончится. Поэтому держались.

Чувствовалось, что-то назревает.

Таббар и Кентар держались за рукояти боевых топоров, Джейманн, Джелрой и Кассли в любой момент готовы были выхватить арбалеты, Мэл и Ланджой взвели курки огнестрелов.

Ну а я? Я была настороже, сама по себе оружие.

— Если что-нибудь случится, — послышался гортанный голос Ланджоя, — всем оставаться на местах. Кто побежит, пристрелю.

— Не побежим! — заверил Оукмар, растягивая толстые губы в широкой улыбке. — Уж будьте спокойны, мастер. В нашем случае бежать страшнее, чем оставаться на месте.

Всё началось с дуновения, очень легкого. Потом почудилось, что насмешливый, едва различимый женский голос зовёт меня по имени:

— Одиффэ!..

Судя по тому, как напряглись охотники, им тоже что-то мерещилось в тумане. Каждому своё.

Послышалось клацанье взводимых затворов.

— Осторожнее! В панике не перестреляйте своих, — предупредила Мэл.

Среди деревьев угадывались очертания женской фигуры с распущенными волосами. В одно мгновение показалось, что это Гиэнсэтэ Пайро-Нэйро, с позеленевшим лицом. В следующую секунду я уже видела мать, вернее, то, что осталось от неё после большого кострища.

Липкий озноб охватил тело, руки сделались словно ватные.

Стрела, сорвавшаяся с арбалета Кассли, понеслась в сторону тени, заставив ту стремительно исчезнуть. Длинные, до этого спокойно свисающие гибкие ветви ивняка в секунду оплели руки и ноги охотника, обернулись вокруг его шеи, сбивая мужчину с ног, и поволокли его по земле.

Надрывно завопили все: неожиданно пленённый Кассли, машущие топорами Таббар с Кентаром, перерубающие ветвистые плети. Но на месте одной лозы появлялось сразу четыре. Со свистом всё новые и новые ветвистые монстры стремительно неслись к охотникам, похожие на огромных плотоядных червей.

В очередной раз приходилось на опыте убеждаться: физической силой магию не одолеть.

Повинуясь мановению моей руки, вокруг друзей образовалось невысокое синее пламя, мгновенно опалившее те из отростков, что успели сжаться роковым кольцом, оплетя жертву. Древесные черви убрались в мгновение ока со странным, похожим на злобное шипение, свистом.

Охотники, трясясь от пережитого потрясения, нервно сбрасывали с себя обуглившиеся остатки лозы.

— Что это было, мать твою?.. — рыкнул Оукмар.

Что-то бестелесное продолжало окружать нас со всех сторон, но вселяться в деревья больше не торопилось. Нарвавшись на отпор, оно вновь заняло выжидательную позицию.

Кассли обернулся ко мне, зубы его обнажились в не самом симпатичном оскале:

— Спасибо тебе, пигалица.

— На здоровье, — кивнула я.

— Нужно идти дальше, — прозвучал голос Ланджоя. — Скоро начнёт темнеть.

— Тварь! — позвала я.

Гадина подняла голову и с того места, где у людей находятся лица, на меня глянули пустые глаза с алыми зрачками.

— Куда ты нас ведёшь?

Она в ответ снова захихикала. Тогда я снова ударила её. Хлестко, с размаху, со смачным шлепком отвешивая полновесную оплеуху. Голова страшилища замоталась, как у набитой тряпьём куклы. Схватив за вонючие, похожие на паклю волосы, я заставила гнусь запрокинуть голову:

— Или ты отведёшь нас в безопасное место, где мы сможет спокойно переночевать, или я убью тебя. Не так, как могут убить эти охотники. Убью по-настоящему.

Не желая быть голословной, я пропустила в ладонь частичку моей Силы, так, самую малость. От волос пленницы, зажатых в моей руке, повалил пар — набравшаяся в них влага мгновенно испарялась.

Глаза твари стали почти по-человечески осмысленными:

— Хозяйка Межи!.. — выдохнула она.

— Не поможет тебе ваша дьяволица! — дернул за верёвку Оукмар.

По счастью, он не понял истинной подоплеки происходящего.

Тварь зашлась в новом приступе безумного хохота.

— Тихо! — прикрикнула я. — Давай, поднимайся, шевелись. Время пошло.

Мы снова потопали вперёд, пугаясь, озираясь и напрягаясь.

Спустя час мы вышли к маленькому срубу с треугольной крышей. Покосившаяся веранда походила на раскрытый рот. Засохшие плети виноградника выглядели скрюченными пальцами, протянутыми к нам в голодном отчаянье. Окна в домике были такие маленькие и подслеповатые, что в них могла пролезть не всякая кошка. Высохшие вокруг сруба деревья, видимо, в бытность свою, принадлежали к хвойным — вся площадка вокруг дома была устлана мягкими желтыми иглами.

— Надеюсь, дверь не сломана? — Таббар повертел в висячем замке тонким острием своего остро заточенного ножа.

С неприятным скрипом дверь подалась под его рукой.

— Будь осторожен, — взволнованно попросила Мэл.

Внутри оказалось ожидаемо темно, пыльно, влажно и неуютно — отличное жилище для плесени и мокриц. Очертания предметов в сумраке прорисовывались нечётко, скупыми контурами. Вон деревянный стол. По центру стены — шкаф. Колченогие стулья, очаг в углу.

— Что за запах? — сморщил свой чувствительный длинный аристократический нос Кассли.

— А ты ожидал встретить тут благоухания роз? — с медвежьим дружелюбием хлопнул товарища по плечу Кентар.

— Давайте приведёт тут всё в божеский вид, — начал бурную деятельность Джейсман. — Раз нам тут ночь коротать, нужно подготовиться.

— Похоже на логово колдуна, — покачал головой Ланджой.

— Чихать! — легкомысленно взъерошил волосы Джейсман. — Зла не убавится, если ночевать под открытым небом. А тут пусть хоть и иллюзия безопасности — а всё равно греет.

— И если дождь пойдёт, то с крышей завсегда лучше, чем без неё, — поддержал товарища Оукмар.

Мы приступили к уборке. Вычистить все до глянца никто не надеялся, но мы рассчитывали сделать так, чтобы можно было не вздрагивать каждый раз от отвращения, ненароком чего-нибудь коснувшись.

Запашок действительно держался тот ещё, тошнотворный настолько, насколько возможно.

Запах разложения...

Удивительно, но даже если ты никогда прежде не встречался с этим непередаваемым ароматом, при встрече распознаёшь его безошибочно. Ни с чем не спутать это липкое сладкое сногсшибательное дерьмо. Если в закрытом помещении разложился труп то, сколько не проветривай, не выбрасывай вещи, не протирай поверхности благовониями, он всё равно держится, будто незаметно встраивается в стены.

Оукмар и Джелрой таскали воду, мы с Мел отдраивали всё, что можно, Таббар приковывал нашего монстрика в деревянной балке металлической цепью. Хихикать гадина не уставала, но всё уже как-то обвыкнув, смирились, и перестали обращать на неприятный звук внимание.

Кентар занялся приготовлением стряпни.

— Я бы уж лучше костёр развела, — искоса глянув в его сторону, шепотом поделилась со мною Мэл. — Неизвестно, каким целям служил этот очаг. Может, на нём человечину готовили?

— Не будь суеверной, — порекомендовала я. — Очаг есть очаг, готовить на нём по любому удобнее, чем на костре.

— А если оттуда черти лазили?

— То на этот раз их ждёт крутой облом, — усмехнулась я. — Сегодня вечером ничего, кроме похлёбки, оттуда не вылезет, это уж точно.

— Эй, ребята! Смотри, что это?

Поспешив на зов Оукмара, все увидели небольшой четырёхугольник на полу с колечком посредине.

Ланджой, обменявшись в Таббаром быстрым взглядом, коротко кивнул, давая великану знак открыть люк.

Джейсман и Кассли взвели курки огнестрелов.

Тварь разразилась очередным приступом безумного хохота.

Со скрипом петли люка поддались, открывая темный провал под нашими ногами. Вверх поднялось густое облако пыли. Послышалось жужжание мух, навязчивое и зловещее. Запах падали усилился.

— Твою мать! — выругался кто-то.

Я зажала нос руками, стараясь дышать ртом.

— Судя по вони, там внизу целый склеп, — деловито констатировал Кентар, первым ступая на лестницу. — Посветите-ка мне.

Я протянула ладонь, выпуская на волю синеватый светящийся шар. Мягко оторвавшись от руки, он, словно шаровая молния, плавно поплыл вперёд, зависая за плечом Кентара так, чтобы освещать дорогу, но не слепить глаза.

— Оукмар и Джелрой, — раздался приказ Ланджоя, — останетесь сторожить наверху у люка. Следите, чтобы нас не поймали тут, как в мышеловке.

— Да, капитан.

Световой шар пульсировал, освещая узкий каменный проход, по сторонам которого нависли деревянные полки с инструментами. Самыми обыкновенными, слесарскими, только насквозь проржавевшими. В конце импровизированного подземного коридора поджидала просевшая дверь. Ко всеобщему удивлению, открылась она легко, от первого толчка, порадовав зубовным скрежетом насквозь проржавевших дверных петель.

— Будь проклят Ткач с его тухлой паутиной! — взревел Таббар, отворачиваясь.

Все рефлекторно зажали носы и отвернулись прежде, чем могли подробно рассмотреть кучу обнаженных человеческих тел, сваленных так, словно какой-то детёныш-великан, наигравшись, формально подошёл к уборке и побросал свои игрушку в одну неаккуратную кучу вместо того, чтобы разложить всё по коробочкам.

Детально разглядывать этот ужас никому не хотелось.

Не хотелось, но пришлось.

Ланджой подошёл к этой осклизлой органической кучи первым:

— Одиффэ, ты маг. Посмотри... всё ли с ними в порядке?

'Не хочу я на это смотреть!', — заскулила внутри меня маленькая девочка.

Но я давно уже не маленькая девочка, я боевой маг. И осмотреть трупы необходимо хотя бы затем, чтобы увериться — с последним солнечным лучом всё это гнильё не поднимется по нашу душу.

Прижимая носовой платок к лицу, я подошла к Ланджой, стараясь смириться с тем, что меня сейчас, скорее всего, вырвет.

Не вырвало.

Всё оказалось немного лучше, чем я ожидала. Следы тления на трупах имелись, но они мумифицировались, вместо того, чтобы разложиться, что само по себе весьма странно, учитывая повышенную влажность. Никакой расчлененки не наблюдалось, трупы были целые и чистые, лишь под сердцем у всех у них имелось маленькое входное треугольное отверстие, как от удара стилетом.

— Жертвоприношение? — уточнил Ланджой.

— Скорее всего, — согласилась я. — Почти уверена, что оно. Колдун либо вызвал демоническую сущность, либо открывал грань между мирами. Полагаю, второе имеет большую вероятность. Для вызова демона обычно используется долгое, жестокое убийство — демоны питаются болью жертвы. Для открытия портала в Нижний мир достаточно обычной жизненной энергии. Судя по состоянию трупов, смерть была быстрой, почти безболезненной...

— Уверена, что это не зомби? — напряженно спросил Кассли.

— Ничего утверждать нельзя, но на зомби это не похоже, — ответила я.

— Лучше все-таки сжечь это дерьмо болотное, — закряхтел Таббар.

— Тогда сгорит и хибара наверху. Лучше выставим на ночь дозорного.

— Люк можно дополнительно забаррикадировать, — подкинул идейку Джейсман.

— А двери заколотить, — согласился Кассли.

— Займитесь этим, — подвёл итог Ланджой.

Охотников вдохновляла мысль о том, что трупы — это просто трупы. Обычные жертвы, от которых не стоит ждать заподлянки.

Эх! Недаром умные люди говорят, что счастье в неведении. Одно только плохо: счастливые таким образом долго не живут.

Я бы предпочла зомби. Предсказуемых в своём классическом поведении. Они, конечно, могут больно укусить, но зато видно, от кого обороняться.

С демонами всё не так. С ними никогда не знаешь, к чему готовиться.

— Ланджой? — подошла я к капитану, улучив минутку.

— Что?

— Не хочу наводить панику, но открытие Нижних Миров дело настолько хреновое, что за него не берутся квалифицированные тёмные маги. Мы имеем дело с последствиями волшбы дилетанта-самоучки. От таких самые большие беды. Хорошо, если этому безызвестному горе-колдуну удалось проделать малюсенькую дырочку, потому что, если ему удалось достичь желаемого, ничего хорошего нам ждать не приходится.

— Говори короче. К чему ты клонишь?

— К тому, что многие из нас могут не пережить грядущей ночи. Демоны не волкодлаки. Без специальной подготовки с ними не сладить.

Капитан охотников сложил руки на груди, смерив меня задумчивым взглядом:

— Это уверенность или опасения?

— Увы, уверенность, капитан. Полная.

Я не сомневалась в том, что хижина представляет собой средоточие зла. Двух часов, проведённых в ней, хватило, чтобы полностью утолить голод, терзающий меня последнее время.

И это было плохо. Очень плохо...

Солнце опустилось низко. Вот-вот оно скроется. Впереди долгая ночь.

Помогите нам, Благие Боги!

Глава 8

Джелрой и Джейман деревянными щитами забивали и без того узкие окна, Таббар с Оукмаром баррикадировали, как могли, люк в прогнивших досках, Кассли, Ланджой и Кентар затачивали клинки и подсыпали порох в огнестрелы. Мы с Мэл, как и положено женщинам, занимались домашним хозяйством — мыли посуду после ужина и расстилали спальные мешки, готовясь к ночёвке.

За водой, хочешь-не хочешь, приходилось идти к колодцу. Не самое это приятное занятие: выходить за порог, когда небо уже утратило краски, и на нём, едва проглядывая через плотный полог туч, загорелась первая из трёх лун, выступая на три четверти.

Тишина продолжала осаждать дом, словно враг, по округе не раздавалось ни звука.

— Тебе не кажется, что охотники решили ловить демона на живца? — усмехнулась я.

Мэл флегматично пожала плечами, и сбросила вниз деревянную бадейку. Вода маслянисто блеснула, с мягким бульканьем проглотив ведро. Со скрипом провернулось колесо, и тонко зазвенела цепь.

С болота, словно гигантский осьминог, тянулся, подбираясь, туман.

— Бросайте ведра и бегите в дом! — встревожено крикнул Ланджой.

С грохотанием огромный металлический засов вошёл в пазы, запирая дверь за нашими спинами. Почему-то у всех был испуганный, настороженный вид, хотя ничего страшного не происходило.

Ребята заняли заранее распределённые места у окон и дверей, пристроив рядом с собой излюбленное оружие. Ланджой, поставив стул посреди комнаты, уселся на него верхом, и позволил себе впасть в состоянии дремоты. Мэл рядом что-то тихо бубнила, наверное, молилась.

— Как ты думаешь, на что это будет похоже? — шепотом спросил Джелрой у Оукмара.

— Не знаю, — отозвался собеседник.

— Ты когда-нибудь видел демонов? Отличаются они от нежити?

— Раньше не видел, но, думаю, скоро мы это узнаем.

— Тебе тоже страшно или я один такой жалкий трус?

— Да успокойся ты, парень. Всем страшно. Не боятся ведь только дураки.

— А я вот всё думаю: какие смельчаки эти, убогие на вид, колдуны? Они ж добровольно соглашаются иметь дело со всем этим кровавым дерьмом...

— Я тебе так скажу, парень, все эти упыри, на самом деле, не многим отличаются от обыкновенных хищников. Нет такой нежити, которая могла бы укусить без зубов или побежать без ног. Хороший меч против мёртвого так же верно служит, как и против живого.

Мужик ошибался. Я навскидку могла перечислить с десяток существ, способных бегать без ног и кусать без зубов. Но говорить вслух об этом — впустую тратить драгоценные минуты.

* * *

Проснулась я от ощущения, что сердце вот-вот выскочит из груди.

— Что происходит? — шепотом спросила Мэл.

Глаза у неё лихорадочно блестели.

Я не знала, что ответить, потому что ничего не понимала спросонок. Слышалось щелканье затворов, снаружи что-то стучало по стенам, будто старалось процарапать к нам дорогу. Доски-то успели сгнить ещё в предыдущее десятилетие, так что, если это, чем бы там оно не было, задалось целью нас достать — оно достанет.

Кровь в жилах по-настоящему заледенела, когда раздался вой. В следующую минуту нечто огромное ударилось в стену с такой силой, что временное пристанище содрогнулось от крыши до основания, угрожая рассыпаться в пыль. Охотники принялись беспорядочно палить в окна, кто куда, наугад. Потом входную дверь попросту сорвало с петель, окутав нас густым облаком из пыли, древесной трухи и штукатурки.

То, что возникло на пороге, к нормальной фауне принадлежать не могло. Огромное, футов в шесть, существо умудрялось одновременно походить и на ящера, и на льва. Оно было покрыто толстой, прочной, как кольчуга, чешуёй. Вывернутые, словно у паука, лапы украшали когти.

В четырёх стенах зверушке показалось тесновато, она обиженно затрясла головой и вновь яростно завопила. Град стрел, которым охотники обсыпали её, не причиняли твари ни малейшего вреда. Шкура агрессора была тверже черепахового панциря.

Не успев поразмыслить о целесообразности своих действий, я ударила стеной огня, но даже такая лавина не возымела действия. Тварь продолжала сокрушать всё на своём пути. То, что не поддалось её разрушительной силе, увы, оказалось повержено моим быстро распространяющимся пламенем. Мы едва успели выскочить вон, как хижина обратилась в один большой костёр.

Это нападение было лишь предтечей, оно представляло собой уловку тёмных сил. Любое человеческое строение, даже успевшее заразиться злом, обладает, помимо физических свойств, предохраняющих от дождя, ветра и холода, ещё и возможностью защищать от атаки темных. Нечистая сила не может переступить порог дома без приглашения хозяина. Но рукотворных стен больше не было, и перед демонами мы были так же беззащитны, как и перед ветром.

Зло сочилось из земли, опускалось с неба темным облаком, похожим на чернильный сгусток. Высохшие деревья, окружившие торфяной остров, походили на восставших мертвецов. Чувствовалось — оно близко и не желает больше прятаться.

Я крутанулась на месте, раскинув руки, и нас опоясало высокое кольцо огня. Огненные дорожки взметнули острые, разноцветные языки, устремляясь к небу.

Охотники, словно испуганные дети, жались к друг другу.

Я, словно огромный приёмник, принимала в себя что-то, что во много раз превышало мои собственные силы, возможности и разум. Сила стелилась сине-оранжево-желтым ковром к моим ногам.

Если вы когда-нибудь катались в море на доске, вам знакомо это ощущение, когда ты пытаешься поймать волну, оседлать её и заставить нести себя к берегу. Ни с чем несравнимое удовольствие — это скольжение, почти полёт. Вот нечто похожее и с магией, только ты никогда не имеешь полной уверенности в том, что вместо того, чтобы подчиниться и понести тебя в нужном направлении, волшба не захлестнёт, не разорвёт, не уничтожит тебя самого. Колдовство есть не что иное, как незримый поединок воли мага с сырой энергией неистовых стихий. Кажущаяся легкость магических побед иллюзорна.

Не знаю, сумели бы мы увидеть бесов в обычном свете? Даже не уверена, что то, что мы видели, это были бесы. Но чем бы оно там не было, а выглядело отвратительно.

На бесе, принявшем вид девушки, была только тонкая ночная сорочка, каким-то чудом удерживающаяся на бретельках. Мокрые волосы облепили череп. Глаза закатились, остались видимыми только белки. Лицо, шею, руки, часть груди покрывали жуткие ожоги. Голова дергалась в конвульсиях, изо рта вытекала неприятная жидкость.

Опустившись на четвереньках, вывернувшись под совершенно неестественным углом, так, что голова глядела между ног, существо подобралось вплотную к нам.

— Твою мать... — выдохнул кто-то. — Что за бред такой, вообще, на хрен?..

Неистовый, нечеловеческий визг ударил в барабанные перепонки, заставляя, забыв обо всем, в отчаянии зажимать уши.

Этого краткого мгновения оказалось достаточным, чтобы в огне образовалась проплешина. Бес незамедлительно этим воспользовался, прорвавшись в круг. То, что произошло за этим, я, наверное, никогда не смогу вспоминать без содрогания. Бес изрыгнул из своей глотки нескончаемые потоки крови на Джелроя. Пенящаяся, зловонная жидкость окрасила лицо парня.

Сильным ударом в живот Джелрою удалось отшвырнуть противника от себя. Я, не промедлив, запустила боевой пульсар, разнесший нечисть на клочки.

— Ткач! Ткач! Ткач! — орал Джелрой, стараясь оттереть с себя кровь демона. За яростью проглядывала истерика. — Что со мной теперь будет, мать твою?!

— Да не скули ты, словно баба! — рявкнул на друга Оукмар.

— Полегче-ка! — огрызнулась Мэл. — Здесь сейчас не баба скулит, да?

'Бабе просто повезло', — подумала я. — 'Если бы эта дрянь облевала кровью меня, я бы, наверное, ещё не так голосила'.

Тут мне сделалось совсем плохо, хотя хуже, кажется, было уже и некуда. Напротив меня стояла...я сама.

Миниатюрная фигурка в черных кожаных брюках, в запыленной просторной куртке, с волосами, собранными на затылке в низкий пучок. Выбившиеся из прически прядки завиваясь мелкими колечками вокруг кукольного личика с черными провалами вместо глаз.

Жуткий двойник протянул ко мне руки...

— Не смотри, Одиффэ, — посоветовал Ланджой. — Это вовсе не твоя темная половина, — уверенно сказал он, — не часть тебя. Это вообще не имеет к тебе никакого отношения. Просто демон прощупывает наши слабые места.

И со мной он не промахнулся, гад!

Поднимался ветер. Мой огонь начал метаться из стороны в сторону, угрожая погаснуть. Не удивительно, ведь страх убивает силу.

Двойник раскинул руки в стороны, совсем как я, и встряхнул головой, тоже очень похоже. Волосы огненным водопадом из мелких завитушек разметались в стороны, когда бес взмыл в воздух.

Это, скажу вам, достаточно сложная задача, поддерживать огонь, не теряя концентрации внимания, и одновременно с этим готовиться к контратаке с дьволицей. Магическое упражнение на координацию, по сложности сравнимое с жонглированием.

Я быстренько сплела защитный щит из заклинаний. Даже теоретически невозможно было предположить, как будут развиваться события дальше — на магических занятиях ничего подобного нам не преподавали, мне предстояла полная импровизация.

Демоница не то, чтобы парила, скорее, плыла над нашими головами. Будто кто-то растянул тугую пружину, а потом отпустил. Жуткий двойник стремительно начал падать сверху вниз.

Я представляла, как не пропускаю врага, выставляя перед собой заслон. Демон с разгона ударился о невидимую стену. Моё лицо, которое он носил, пошло трещинами. Злобно шипя, он повторил попытку, опять и опять, раз за разом. Я ощущала эти удары так, словно кто-то с размаху бил меня кулаком в живот, аж дыхание заходилось. Внутренности завязывались в узел, во рту появился металлический привкус крови. Но я понимала, стоит упасть и всё пропало — гадина из Бездны прорвётся в круг. Для нас это будет означать одно: неминуемую гибель. Поэтому и держалась.

Демоница не думала отступать. Она стояла по ту сторону огненного круга, совсем рядом. Нас с ней разделяло только пламя. В глазах существа плескалась смерть, пока она ощупывала перед собой невидимую преграду, стараясь на ощупь определить слабое место или брешь.

Я чувствовала всепроникающий холод в каждой клеточке моего тела.

Дьволица остановилась, отступив на шаг, замерла. Медленно подняв руки над головой, снова оторвалась от земли и плавно заскользила по воздуху.

Она парила в нескольких футах от меня, снова притягивая к себе всю мглу в округе. Это не было ощущение — глаз воочию видел, как уплотняется вокруг беса мрак, стекаясь, как вода, со всех сторон. Выглядело это словно надвигающаяся гроза. И чувствовалось совершенно так же.

Блеснула молния. Оглушительно громыхнуло.

Туман походил теперь на тени, обладающие сознанием. Он поднимался вверх, карабкаясь, взбираясь, падал на огонь, стремясь его загасить.

Что ж? Если огонь угаснет — пусть! Я пришла сюда охотиться, а не прятаться! Я уже умирала однажды. Не могу сказать, что это было не страшно, но раз пройдя через что-то, ты уже не так сильно этого боишься. Иди сюда, черноглазая пакость, осмелившаяся принять мою личину! Если мне не суждено выжить, клянусь Бездной, мы спустимся в неё вместе.

Ветер крепчал. Молнии, одна за другой, иссекали небо, полосовали пространство, как кинжалами. Полился дождь.

Моё пламя опустилось, но по-прежнему горело, продолжая оберегать тех, кто стоял за моей спиной. Мой огонь — он такой же упрямый, как я сама. Так просто не сдаётся.

Невидящие глаза нечисти смотрели прямо на меня, но словно не видели, были устремлены в пустоту.

Что ж, гадина, я упрощу тебе задачу. Прятаться и бежать бессмысленно. Либо эта тварь сгинет в Бездне, либо сдохну я. Да будет так, как решат Боги.

Разомкнув полог пламени, словно занавес, я шагнула навстречу бесу.

Моя противница встретила меня торжествующей улыбкой, и мы медленно пошли навстречу друг другу.

Я старалась не думать ни о чем, просто слушать гул огня, который, точно кровь, пульсировал в моём сердце, тёк по моим жилам. Я ощущала жар пламени за спиной, он жёг всё сильнее, и у меня не было уверенности, что в итоге мы не сгорим в нем вместе — я и она.

Мир сузился до одного лица, окруженного кроваво-огненными, буйными, непокорными волосами.

Моё лицо, мои волосы — но не моя суть.

Длинный юркий черный язык рванулся навстречу мне из разверзшейся пасти. Я перехватила его, обмотав вокруг ладони. Он был отвратительно мокрым, как слизень, и жёг кожу, точно кипятком. Черные глаза нечисти перестали быть равнодушно-невидящими. В них горел голод. Голод и неукротимая, ненасытная, сатанинская иррациональная злоба.

Изо всех сил я тянула мерзкий язык, посылая по этой тонкой ниточке, соединившей меня и противницу, всю огненную мощь, на которую была способна. Кровавая тьма накрывала меня, старалась вырвать из мира осязания, забросить в тьму. Но мой огонь разгорался сильнее, тьма отступала. Я будто тонула, но, даже утопая, обвивала огненными языками врага, и он своей агонией удерживал меня на краю бытия.

Так в пустоте мы и летели вместе, Тьма и Огонь, пока огромная скорость магического потока не сорвала иллюзии, точно шелуху.

Не знаю, как видят бесы и что там видела во мне моя противница. Для меня она утратила антропоморфную форму и выглядела теперь как огромный белёсый червь, с присосками в том месте, где у змей бывает рот.

Мерзкие присоски тянулись ко мне, вынуждая схватиться обеими руками за гибкое, верткое тело, и изо всех сил удерживая эту гадость на расстоянии. Холодное, словно мокрый труп, сильное тело стремилась вырваться из горячего кольца моих рук, влезть в рот, впиться в глаза, заполнить смрадом легкие, напоить тьмой тело, разорвать мозг и затопить чернотой глаза.

Тело червя, как таран, скользило в руках. Ужасное зловоние оскорбило обоняние... ещё мгновение, и...

Да чёрта с два! Отвали, гадина!

Со всей яростью я ударила, сжимая пальцы на плоти белого червя, выжигая его из реальности.

Сдохни-сдохни-сдохни!!!

Сдохни ты уже, наконец!

Понимая, что гибнет, червь замолотил хвостом перед тем, как яркий столб белого пламени разорвал демона на части.

* * *

Я осознала, что стою на коленях, опираясь на кулаки и с хрипом, надрывно дышу. Меня трясло, как в ознобе. Было холодно, так холодно... очень холодно. Как всегда, когда я слишком много расходовала магической энергии.

Стоял острый, въедливый запах гари. Вокруг пепелище, как после большого пожара. Трава ещё дымилась.

Надо мной склонился Ланджой, он что-то говорил. Звук его голоса успокаивал, хотя смысл произносимых им слов до меня не доходил.

Я видела, как люди бродили по выжженной земле. Видела скрученного, словно колбаса, Джелроя, хотя теперь, когда демон уничтожен, зараза сгинула вместе с источником. Это место было очищено.

Опасность миновала, но порадоваться данному обстоятельству у меня не хватило времени. Между деревьями воссиял перламутрово-платиновым светом портал, выпуская всадника, похожего на сказочное видение. Чудесный, белый, с золотом, плащ, наверняка зачарованный, водопадом стекал с плеч высокой стройной фигуры.

Мужчина повернул ко мне лицо с очень характерными, легко узнаваемыми, яркими зелеными глазами под копной коротко остриженных, золотистых волос.

— Вот Ткач! — выдохнул Джейман, широко открывая в глаза — Стальная крыса!

Теи натянул удила, заставив заплясавшую, заартачившуюся было, лошадь стоять смирно. Его узкие, резко очерченные губы были непривычно плотно сжаты.

— Прогулка закончена, Одиффэ, — обратился он ко мне сухим, насмешливым тоном.

— Что вам нужно от девочки? — Ланджой закрыл меня собой.

Его рука непроизвольно сжала оружие.

Теи смерил его ледяным взглядом:

— Похвальная верность, — снисходительно кивнул он. — Но для вашего же блага, сударь, рекомендую убрать руки от огнестрела.

— При всём уважении, маэстро, всё не так просто, — покачал головой Ланджой.

— Вот и не стоит всё ещё сильнее усложнять, — парировал Теи.

— Ты, высокомерная тварь! — сплюнул Таббар, перехватывая боевой топор и поигрывая мышцами, — мы, конечно, мусор у тебя под ногами...

— Но, смею заметить, — растянул в улыбке большой рот Джейман, обводя рукой членов нашего отряда, — здесь много мусора. Ваше Всесильное Светлейшество рискует утонуть в дерьме.

— Я не боюсь рисковать, юноша, — ухмыльнулся Теи. — Я, неплохо плаваю, кстати. Одиффэ, если не желаешь урезонить новоявленных друзей, советую отойди в сторону. И даже не думай сбежать снова.

Я поняла, охотники готовы драться за меня, как за одну из своих. Ясно было и то, что, дойди дело до схватки, Теи никого не пощадит.

— Хватит, — устало покачала я головой. — Никто не будет ни с кем драться. Ребята, — повернулась я к товарищам, — всё хорошо, и этот человек не причинит мне вреда. Он... он мой родственник. Всё в порядке, Ланджой, — положила я ладонь на руку нашего капитана. — Так и должно быть. Спасибо вам, ребята, за всё. Я горжусь тем, что прошла этот путь с вами, горжусь знакомством с каждым из вас. Вы — честные люди. Да хранят вас Благие Боги.

Теи смотрел на нас сверху вниз, как на расшалившихся детей, скептически приподняв бровь.

Я повернулась к нему, давая понять, что готова следовать за ним.

Чеаррэ протянул мне руку, помогая подняться в седло.

Каникулы закончились.

Глава 9

Стоило вспышке, вызванной телепортацией, угаснуть, я увидела, что стою прямо перед старым фонтаном. Полуобнажённая нимфа по-прежнему смотрела вперёд незрячими глазами. Из кувшина, зажатого в её руке, тонкой струйкой бежала вода, лаская оголённые прелести перед тем, как с тихим шелестом кануть в круглой чаше бассейна.

Не будь я вымотана до предела, наверное, было бы тяжело снова войти в дом, в котором когда-то пришлось убить любовницу Чеаррэ, но у усталости есть свои плюсы.

Бескрайний вестибюль освещало пламя, поднимающееся из высоких медных чаш, раскачивающихся на длинных цепях. Миновав прихожую, мы вошли в роскошную гостиную. Стальная Крыса вызвал прислугу, встряхнув мелодичный колокольчик, и седой мажордом тут же нарисовался на пороге.

— Мой господин? — склонился он в низком поклоне.

— Прикажи подготовить ванну и чистую одежду для моей племянницы. И ещё — пусть из погреба принесут пару бутылок красного вина.

Мажордом испарился, бросившись исполнять озвученные желания.

Теи опустился в кресло, вальяжно забросив длинные ноги на пуфик:

— Признайся, Одиффэ, ты действительно находишь кочевую жизнь увлекательной? Неужели тебе вправду нравится носить обноски? Находить средства к существованию путем уничтожения мелкой нечисти?

— Дорогой дядюшка, вы, как всегда, всё передёргиваете.

— Продолжай, — склонил голову к плечу Теи.

— Моя одежда — не обноски, просто блуждать по трясине в длинных платьях и на каблуках-шпильках не очень-то удобно, о чём вы, наверняка, не догадываетесь.

— Ну, конечно. Я-то никогда не блуждал по болотам!

— В платье и на каблуках?.. Надеюсь.

— Очень смешно, — скривился он.

— Вы так же преуменьшаете силу моего противника. Не хочу показаться нескромной, но лично вам вряд ли удалось бы с ним справиться.

— Скромность — твой конёк.

— Глистообразные демоны, как оказалось, крайне неразговорчивы и совсем не влюбчивы. Так что основной боевой арсенал Чеаррэ, лесть и обольщение, перед ними недейственен.

— Ладно, хватит пустой трепотни, — перестал улыбаться Теи. — Эдония с Фиаром балансируют на грани войны. Не находишь, что сейчас не время наслаждаться погоней за чудовищами?

— Кто ещё за кем бегал, выяснить нужно, — фыркнула я.

— Ты ведь не рассчитывала, что сумеешь скрыться от нас?

— Отнюдь. Признаться, я даже несколько переоценила ваши таланты. Ведь я не особо-то я и пряталась, а вы искали меня целых три месяца.

— И чего в итоге добилась своими капризами?

— Поиграла у всех на нервах?

— Признаться, виртуозно, — Теи соединил в изящный домик кончики длинных белых пальцев. — Нам никак не удавалось выйти на твой след, не было совершенно никаких зацепок. Если бы не эта последняя, яркая, как свет, магическая вспышка, быть бы тебе охотницей на нечисть ещё долго-долго.

— Лучше расскажи, что вы там плели моему будущему царственному супругу, пока меня не было?

— Никак, де, невозможно отдать невесту замуж без диплома. Это, мол, неуважение к его Темнейшеству, — театрально развёл он руками. — В болотах ты проходила практику, — предупредили меня.

— И был шанс, — да ещё какой! — что не пройду, — огрызнулась я в ответ. — Тварь, с которой я расправилась... признаюсь, на свете мало что пугало меня до такой степени. Она меня чуть не прикончила. Вот что бы вы стали делать, если бы я умерла?

— Проблемы, Одиффэ! У нас тогда возникли бы большие проблемы. Ты их бесконечный генератор. И это ещё одна причина, по которой Семья решила вручить тебя Дик*Кар*Сталу, нашему заклятому врагу. Поделимся, так сказать, своим счастьем.

Седой мажордом с поклоном доложил, что ванна готова.

Купальня в доме любого аристократа заслуживает внимания. Не составлял исключение дом Теи. Здесь можно было найти все блага цивилизации: большие и малые бассейны, душевые кабины и ванны, шампуни, духи, лосьоны, притирания на любой цвет и запах.

С меня-то хватило обыкновенной ванной, я в этом плане девочка непривередливая. Всё, что нужно для счастья, это вода да мочалка, мыло да чистое платье.

Если я и вернулась быстрее, чем Теи рассчитывал, добрый дядюшка виду не подал. Со спокойствием истинного философа он протянул мне чеарровский тоник, замешенный на весьма специфической фамильной магии. Специфика состояла в том, чтобы чудесным образом пополнять резервы магической энергии, восстанавливая нарушенный баланс.

Осушив бокал, я поставила его на хрупкий хрустальный столик:

— Сантрэн очень на меня зла?

— Сама увидишь, — ухмыльнулся Теи.

* * *

Меня встретили двумя размашистыми оплеухами.

Подобный приём был полной неожиданностью — на моей памяти Сантрэн никогда не опускалась до рукоприкладства.

— Как ты посмела так рисковать собой? — шипела она, словно рассвирепевшая гюрза. — Всеми нашими планами?.. Не ожидала, что ты поведёшь себя подобно наивной барышне, берущей за кредо дешёвые романы о любви. Твои капризы чреваты войной. Ты это понимаешь?

Переведя дыхание, Хранительница Клана опустилась в высокое кресло. Изящные руки властно легки на подлокотники. Белое лицо походило на маску, лишь глаза горели холодным зелёным пламенем.

— Садись!

Я села.

— Вот что я тебе скажу. Ты отправишься в Фиар в ближайшее время. Свадебный кортеж, как и твоё приданное, уже давно подготовлены. Подготовлен и брачный контракт. Суть последнего тебе известна: престол унаследует сын Дик*Кар*Стала от первого брака, а также его будущие законные наследники. Но мы не можем исключать вероятность несчастья со старшим сыном Дик*Кар*Стала. Тогда претендентами на трон Фиара могут стать ваши, с Дик*Кар*Сталом, дети.

— Я не!..

— Довольно, Одиффэ! — ледяным голосом прервала Сантрэн. — Я по горло сыта твоим самодурством и капризами. Больше я этого не потерплю. Тебе придётся смириться с нашим решением, другого выбора у тебя нет.

— А если я не смирюсь? Что тогда?

— Не думай, что если умеешь устраивать классные фейерверки, то ты круче всех на свете. Я жила и успела состариться ещё до того, как на свет появился твой прадед, девочка. Продолжишь упрямиться, сделаешь хуже, в первую очередь, себе.

— Решила перейти к угрозам? — понимающе покачала я головой. — Скажи начистоту, если я не подчинюсь, меня устранят?

— Лишь в самом крайнем случае.

— Ясно.

Какое-то время, храня задумчивое молчание, я выбивала пальцами незамысловатый ритмический рисунок. Потом подняла голову и пристально уставилась в змеиные, гипнотизирующие глаза собеседницы:

— Скажите, матушка, что помешает мне позже, без угрызения совести, предать ваши фамильные интересы?

— Ты не сможешь этого сделать, — любезно сообщили мне. — Мы одинаково нужны друг другу, ты — нам, а мы — тебе. Одиффэ, пойми правильно, мы не собираемся узурпировать власть у законного короля. Лишь хотим заручиться лояльностью Чёрного Правителя в обмен на такую же гарантию лояльности с нашей стороны. А вот когда придёт время, у тебя и в твоих детей будет верный и сильный союзник в нашем лице.

— Как у вас всё складно да гладко!

— Это долговременный проект. Времени у нас, хвала Благим Багам, достаточно — маги живут долго. И хотя ты доставила нам много неприятных минут, я продолжаю хранить веру в тебя.

— Ну, ещё бы! — невесело хохотнула я.

— Сейчас ты мне, конечно, не поверишь, но придёт время, и ты оценишь мои старания. Я ввожу тебя в самую интересную игру, которая только существует на свете — в игру престолов.

* * *

Мне никогда раньше не приходилось ночевать в доме Сантрэн.

Видимо, памятуя об этом, Эллоиссэнт и решил не оставлять меня в горьком одиночестве. Стоило шагнуть за порог полутемной комнаты, как я, споткнувшись, упала в его объятия.

Холодный запах свежести, мяты и полыни, свойственные ему одному...Ткач!

Ну зачем ты здесь, Эл? Я ведь почти смирилась! Сама вероятность возвращения к тебе казалось мне невозможной. Наша любовь — разбитая чаша. Меня для тебя всегда было слишком много, тебя для меня — слишком мало...

Зачем ты пришёл?

В неровном свете свечей он выглядел бледным, почти изможденным. Под глазами залегли болезненные тени, но всё это удивительным образом шло ему.

Сухая ладонь накрыла мои губы, вынуждая молчать.

Эллоиссент смотрел на меня непривычно серьёзно.

Злость, единственное, на чём я ещё кое-как держалась, стремительно уходила, тая, как снег от каминного жара.

Пальцы Эллоиссента мягко скользнули по моей шее, коснулись плеча, прошлись вдоль локтя и, наконец, сжались на кисти, оставляя отчетливое ощущение захлопнувшего капкана.

— Красивая...ты. Красивая и жестокая... я так боялся, что больше не увижу тебя...

— Хватит уже, — сказала я, — затянувшаяся трагедия превращается в фарс. Ты должен был либо взять меня, либо уже отпустить. А ты всё тянешь и тянешь, растягивая агонию. Так кто из нас более жесток?

Его руки с жадностью скользнули по моему телу, зарываясь в волосы. Его губы словно силились выпить моё дыхание до последнего вздоха. Гибкое юношеское тело с такой силой вдавило меня в стену, будто Эл был вдвое тяжелее своего настоящего веса.

Не было на свете человека, который бы знал моё тело, как знал его он — словно музыкант, виртуозно владеющий инструментом. Эллоиссенту всегда достаточно было пары движений, чтобы довести меня до грани.

Я сдалась, хотя и понимала, что это всё усложнит. Сдалась, даже не пытаясь сражаться, ведь, скорее всего, это наша последняя встреча наедине. Да и можно ли запретить умирающему от жажды пить?

Эллоиссент был моим кислородом, моими дровами, землёй, звёздами. Одним лишь он наотрез отказывался стать — моей жизнью.

Будь ты проклят, Эллоиссент. Хотя на самом деле — проклята я.

Пока моё тело горело пламенем страсти, в моей душе корчилась любовь, оказавшаяся слишком живучей. Умри ты уже, наконец, моя никому ненужная слабость. Сгори в гибельном пламени страсти, задохнись без кислорода надежды, растворись в череде лет и лиц. Забудься. Исчезни.

Под моей ладонью стремительно колотилось сердце Эллоиссента. Я тонула в этой сумасшедшей пульсации, отдающейся жгучим наслаждением во всем теле. Не оставалось клеточки спокойной или равнодушной. Я была вся — огонь.

Но пылая, знала, что вскоре от всего этого не останется ничего, кроме пепла.

* * *

В изнеможении уткнувшись в горячее, влажное плечо, я закрыла глаза, прислушиваясь к сбившемуся дыханию своего любовника:

— Интересно, как скоро ты меня забудешь?

— Я тебя не забуду. Ты это знаешь.

— Не знаю.

— Хотел бы, да не получится.

— Как зовут ту очаровательную блондинку, с которой ты ворковал тем утром, когда я сбежала?

— Ацуки Вицу.

— Превосходная память!

— Бедняжка была мне интересна ровно столько, сколько ты смотрела на нас. И ни минутой больше.

— До глубины души трогает способ, которым ты предпочитаешь привлекать к себе моё внимание. Оставляет надежду, что с моим исчезновением ты примешь целибат.

Эллоиссент засмеялся. Его изящные длинные пальцы бережно, как величайшую ценность, сжали мою ладонь. Свечи отражались в зелёных глазах:

— Не дождёшься, мой очаровательный демон.

Я отняла руку и перекатилась на живот, тем самым отдаляясь:

-Тебе уже сообщили, чем займут твоё время после окончании учёбы? — сменила я тему.

Эллоиссент как-то скучно пожал плечами:

— Сантрэн прочит мне должность начальника Магического Сыска в каком-то богами забытом городишке. Полагаю, народ в отделе Департамента рад данному обстоятельству так же, как и я.

— Я думала, тебя ждёт карьера дипломата?

— Я тоже.

— И снова — поразительная покорность? Так и не научишься возражать любимой родне?

Меня всегда очаровывала в нём эта особенность. Только что взгляд его был мягок, как сама нежность, и вот уже в его в глазах сверкает стальной блеск. Удалось его задеть?

— Какой смысл имеет возражать в мелочах, раз у меня не хватило сил и аргументов возразить в самом главном? Хотя, это даже к лучшему — я карьеру дипломата имею ввиду, не твоё скорое замужество. Если бы в последнем вопросе, хоть что-то зависело от меня, Одиффэ...

— Не начинай!

— Я просто хочу, чтобы ты поняла... — вскинулся он.

— Ты меня недооцениваешь, я не так глупа, как, возможно, кажусь. Не нахожу в сложившейся ситуации ничего сложного для понимания. Фиар — лакомый кусок, вот твоя властолюбивая родня и вцепилась в него всеми своими клешнями и присосками. Наверное, даже при наличии лишь моего трупа, свадьба все равно бы состоялась.

Резко, наотмашь, кулак Эллоиссента неожиданно врезался в подушку рядом с моей головой. Ещё раз. И ещё. Яростно, гневно, отчаянно. А потом он застыл, и лицо его сделалось разом как-то старше, строже и интереснее:

— Ты думаешь, что ненавидишь меня, Одиффэ? — он покачал головой. Длинные локоны заметались по спине, извиваясь гибкими змеями. — По сравнению с тем, что я чувствуя, твоя ненависть — ничто. Ты не можешь презирать меня сильнее, чем я презираю себя сам. Каждый раз, глядя в зеркало, я вижу перед собой мальчишку, которому нужно поступать, как взрослый, а он не может... — В голосе Эллоиссента, словно трещина в хрустале, послышалась хрипота. — Ты не представляешь, какого это, каждый раз прикасаясь к тебе, чувствовать себя подлецом, мерзавцем и вором. Знать, что ничего здесь, от взгляда до сердца, мне не принадлежит.

Ты считаешь меня неразборчивым в связях игроком? Поверь, я не ищу разнообразия, волочась за очередной юбкой, как тебе, возможно, кажется. Я лишь пытаюсь утопить мою тоску, забыться, как-то выжить. Но сколько бы я не пытался, Одиффэ, у меня не получается!

Ты вот-вот уйдёшь из моей жизни, и моё существование потеряет смысл. Никакой секс, ни дорогие куртизанки, ни дешёвые проститутки, ни девственно-невинные девы мне тебя не заменят. Я это знаю. Встречаясь с очередной пассией, я хочу увидеть, как в её волосах пылает огонь, чтобы каждая волосинка в её прическе походила на превращённый в нити рубин. Чтобы глаза, подобно чёрному драгоценному камню, поглощали свет. Но даже если мои пожелания сбудутся, они всё равно — не ты.

Лишь когда ты сбежала, я понял, какой неотвратимой может стать разлука. Как тяжело не иметь возможности просто прийти, увидеть и обнять.

Эллоиссент опустил голову. Волосы тёмным дождем пролились вниз, скрыв от меня его лицо. Когда же он снова поднял глаза, передо мной не было привычного бабника и паяца.

Боль жила в его душе точно так же, как она жила в моей.

Его глаза удивленно расширились:

— Одиффэ, ты...плачешь?

Надо же? Я и не заметила. Так давно не плакала, что думала, будто и не умею.

Я не плакала, когда увидела труп моей матери. Не плакала, когда убивала сама. Не плакала, когда пытались убить меня. А тут, какая-то любовь?..

Эллоиссент заключил меня в объятия. Он укачивал меня, словно младенца.

А я смотрела на него снизу вверх и пыталась представить, каким он станет лет через пятнадцать.

Тридцать?

Сто пятьдесят?

Триста?

Увижу ли я его ещё когда-нибудь? И как мы встретимся?

Останется ли от нас, теперешних, хоть что-то? Будет ли для нас, трехсотлетних, что-то значить давняя, пусть нелепая, но такая горячая и живая первая юношеская любовь? Или со временем забывается всё, и даже это?

— Эл?

— Что?

— Скажи, что любишь меня.

— Я люблю тебя.

Так мы и лежали, голова к голове, плечо к плечу, рука в руке.

* * *

В моей долгой, бурной жизни, не было минуты более горькой. И более светлой.

Я любила его тогда.

По-настоящему — любила.

Глава 10

— Короли интересны тем, что носят на голове корону, — сказала Сантрэн. — Дик*Кар*Стал же любопытен вдвойне, поскольку, в отличии от большинства монархов, он не просто носит тиару — он обладает реальной властью.

Его Темнейшее Величество, Сиобряна Дик*Кар*Стала, я видела несколько раз, но отчего-то он мне не запомнился. Как ни старалась, я не могла воскресить в воображении конкретного образа. Черты лица, манеры словно спрятались за неясной дымкой, смазались, смешались в одно бесконечное неясное пятно.

Некромант, мужеложец, отцеубийца, похотливый развратник — таким молва рисовала моего будущего супруга-короля. Но даже если его слава вполне им заслуженна, мне нет до этого никакого дела. Я погрешила бы против истины, сказав, что будущий супруг внушал мне отвращение. Черён Дик*Кар*Стал или светится, словно альф небесный — мне всё равно.

Отвращение внушал не человек, а сама ситуация. Для меня плох любой, кто не Эллоиссент. Да и за последнего я замуж не рвусь. Брак, как таковой, впечатляет и прельщает меня не сильнее, чем наручники или кандалы. Он лишает воли. Он похож на ярмо или пожизненный срок осуждения без права на помилование.

Ненавижу цепи и обязательства.

Ненавижу ярмо.

Ненавижу брак.

Я не верю, что судьба прописана Богами до мелочей, но знаю, что каждый из нас создан Высшими Силами с тем, чтобы занять определённое место в установленном миропорядке. Каждому из нас, согласно душевным склонностям и природному темпераменту, задана роль во Вселенской пьесе. Если мы хотим быть счастливыми, то должны послушно выполнять, что предписано.

Роль нежной, терпеливой, преданной жены, роль королевы и властительницы — не для меня. Я должна охотиться на чудовищ, передвигаясь по земле, подобно облакам, гонимым ветром, свободно и легко.

— Ты больше не имеешь право вести себя, как взбалмошная девчонка, — увещевала Сантрэн. — Ты должна стать твёрдой, как сталь, и изменчивой, как вода.

Мне стать изменчивой, как вода? Мне, сотканной из огня?..

И чего только с собой не сотворишь ради поставленной цели.

А цель моя проста, при всей её запредельной сложности. Я должна как можно скорее родить законного наследника его величеству, устранить с пути его первого сына, и всё, что может встать между мной и троном, гарантирую выгодную для Эдонии политику. За мою службу, когда-нибудь, в будущем, Чеаррэ, возможно, уже не будут препятствовать нашему союзу с Эллоиссентом. Даже напротив! Ведь вдовствующей королеве просто необходим рядом умный преданный человек.

Главная сложность состоит в том, что его Темнейшее Величество отнюдь не глупы, это признают даже его злейшие враги. Наверняка Дик*Кар*Стал прекрасно отдаёт себе отчёт в том, какие козыри прячут в рукаве мои родственнички. Чай, не мальчик, на царство не вчера помазан, знает, что мир сделан не из розовой помадки. И в намерения моего будущего супруга вряд ли входит гибель старшего сына и лишение суверенитета подвластному ему государства.

Хочу легкую работу — сражаться с обычными монстрами.

Но кого тут интересуют мои желания?

Баркас, несущий нас к адмиралтейскому кораблю, двухмачтовому бригу, водоизмещением в двести тонн, легко разрезал волны. Дул свежий, попутный ветер. Заходящее солнце таяло в красном облаке, и его лучи золотились на гребнях чёрных волн.

Отведённые мне апартаменты состояли их двух спален, ванной комнаты и уютного салона. Затем шла большая общая зала, в которую выходили шесть кают. Каюты адмирала располагались дальше, на носу брига, а команда размещалась в подпалубном пространстве.

Вместе с отливом корабли вышли в море, направляясь в сторону Фиара.

Имея удовольствие наблюдать, как береговая линия дрогнула, и начала медленно отодвигаться, слушая резкие сигнальные гудки и чувствуя, как палуба всё сильнее содрогается под ногами, я думала о том, что это к лучшему, что после той ночи в доме Сантрэн мы с Эллоиссентом больше не виделись.

В первый день плавания море было спокойно, на второй началась сильная качка. Мне и сопровождающим девушкам запретили подниматься на палубу во избежание несчастных случаев. От нечего делать, мы играли в карты на деньги и развлекались пустыми разговорами.

Море бурлило. Ветер гнал облака, подбрасывая пенящиеся волны и покрывая стекла иллюминаторов соленой едкой пеной. Это не очень способствовало оптимистичным настроениям, но капитан заверял, что качка небольшая, и опасаться совершенно нечего.

Видимо, он был прав. На рассвете мы без приключений прибыли в Порт-Ларт.

Стоя на мостике, можно было легко наблюдать, как фиарская знать суетилась на берегу, как шлюпки выдвинулись нам навстречу, как гребцы налегали на весла, и утлое судёнышко то и дело зависало на пенистых гребнях, а потом, словно сброшенное с высоты, резко падало вниз.

Так мы проторчали под ледяными брызгами целый час, пока, наконец, шлюпка не подошла к правому борту нашего брига.

— Ваше Величество, — склонился передо мной один из прибывших. — Позвольте представиться, я — герцог де Шомги. Король Фиара прислал нас приветствовать вас, мы к вашим услугам. Готовы сей же час, немедля, отвести вас на берег...

— Боюсь, о том, чтобы немедленно сойти, речи быть не может, — решительно возразил ему Теи. — Вот через пару часов волнение уляжется, и тогда...

Когда выглянуло солнце, капризное море вновь успокоилось, став гладким, точно зеркало.

Фиарская земля преобразилась, будто решила произвести на меня самое благоприятное впечатление. Берег оказался усыпанным белыми, похожими на кукольные, симпатичными домиками, ярко выделяющимися на фоне зелени — растительности и прояснившихся небес.

Пушки фортов гремели, бухая. Им вторили салюты. Огненные облака вылетали один за другим из черного горнила зияющих пушечных жерл и превращались в мягкие клубы дыма, безобидно стелющиеся над водой.

Толпы ликующего народа приветствовали меня повсюду.

В честь предстоящей свадьбы в городе устроили пир. К главному столу, за которым пришлось восседать почти всю ночь, пригласили знать и первых лиц города.

На следующее утро мы покинули гостеприимный город и направились в столицу Фиара. Свадебный кортеж двигался по залитым солнцем дорогам, неромантично оставляя за собой стойкий запах конского навоза.

Сиобрян Дик*Кар*Стал выехал мне навстречу в окружении придворных и королевских гвардий, а верных мертвецов, о которых я была столь наслышана, он предпочёл пока не демонстрировать.

— Будь умницей, веди себя хорошо, — наставлял Теи перед тем, как услужливо распахнуть дверь кареты.

Толпа придворных, пестрящих яркими нарядами, словно бабочки — опереньем, колыхнулась и отступила, открывая взору приближающегося мужчину в черном.

Если быть точным, в костюме его величества умело сочетались лунное сияние и тьма. Под длинным плащом из блестящей черной ткани, скреплённой крупными алмазными пряжками, виднелся камзол, украшенный изысканными чёрными кружевами. Шейный платок сплошь усыпала мелкая алмазная крошка, пряжки на туфлях тоже блестели. А то, что не сверкало, подобно льдинке, отражая свет, поглощая его.

Наверное, мой взгляд был излишне откровенным и прямым. Благородные дамы так не смотрят.

Первое, что бросалось в глаза — надменное, презрительное, даже желчное выражение лица Дик*Кар*Стала. Между крючковатым носом и большим тонкогубым ртом пролегали четко выраженные носогубные складки. У прищуренных глаз залегла сеточка морщин, разбегаясь тонкими лучиками. Пять лет, истёкшие с нашей встречи не прошли для него даром. Дик*Кар*Стал, возможно, был сильным правителем, но в его жилах текла обыкновенная человеческая кровь, без малейшей примеси крови чудесного народа, и возраст уже успел наложить на него свою безжалостную печать.

Несмотря на это, наружность короля Фиара можно было назвать скорее привлекательной, чем отталкивающей. Черные волосы, спадающие на лицо рваными, неровными прядями, успело присыпать сединой, словно инеем, но глаза у него сохранили огонь молодости и походили на два драгоценных камня.

Дик*Кар*Стал не пытался мне поклониться, как того требовал этикет и только тогда до меня с запозданием дошло, что по местным обычаям я первая должна была приветствовать его реверансом.

Видимо, сообразив, что я так и буду продолжать стоять, медленно моргая, он подал мне руку, и мы сели в королевскую карету.

Всё время, пока мы ехали, будущий муж продолжал сверлить меня взглядом. В полном молчании. Пока не снизошёл до вынесения сухого вердикта:

— С нашей последней встречи вы заметно похорошели, сударыня. И, как я погляжу, стали благовоспитаннее. Кстати, вы не забыли прихватить полученный диплом?

В его голосе послышалась тень насмешки, но лицо оставалось серьёзным и сосредоточенным.

— Простите?.. — попыталась изобразить недоумение я.

— Нашу свадьбу отложили на несколько месяцев из-за этой бумаги. Так что теперь я велю запечатать её в золотой ларец, как реликвию, чтобы каждый мог убедиться, какая образованная у меня королева.

Насмехаться изволите, маэстро? Ну-ну...

Мы въехали в Тиону, столицу Фиара, через главные городские ворота.

Кортеж проехал по городским улочкам, похожим на узкие коридоры. Тафль, главный дворец королевской резиденции, оказался массивным, громоздким строением. На крышах и куполах его красовались многочисленные династические гербы.

Мы поднялись по широкой мраморной дворцовой лестнице, прошли через ряд длинных галерей, мрачных, несмотря на лепные позолоченные потолки и шикарный паркет. В отведённых апартаментах мне помогли переодеться в традиционное белое платье, после чего, немедля, отвезли в главный столичный храм, где и должна была состояться свадебная церемония.

По фиарскому обычаю к алтарю я шла в гордом одиночестве. Наш с Дик*Кар*Сталом брачный союз должны были благословить местные боги, которых я не знала и в которых не верила.

Впрочем, я вообще в богов не верила. Скорее уж в некую высшую силу, придающую мирозданию подобие порядка.

Из собора во дворец мы с царственным женихом, успевшим стать мужем, ехали верхом на лошадях, сопровождаемые радостными, ликующими криками толпы. Придворные щедро одаряли простонародье милостыней. Золотые монетки со звоном падали на булыжник и люди дрались из-за них, поднимая кучу пыли с мостовой.

Во дворце ждал обед — бесконечный, длинный, церемониальный, а за ним должно было последовать самое главное и страшное — первая брачная ночь.

Меня не пугала необходимость исполнения супружеского долга. Пусть Эллоиссент до сего момента был единственным мужчиной в моей жизни, простого физического акта с другим было все равно маловато, чтобы повергнуть меня в шок. Я не трепетная дева из куртуазного романа, при слове 'член' в обморок не падаю. Как мужчина Дик*Кар*Стал не вызывал во мне отвращения, а вот необходимость объяснения с ним по поводу отсутствия девственной плевы, гордо именуемой женской честью — вот это угнетало. Пресловутая девственность как бы априори прилагалась к нашему брачному контракту. А что поделать? Её нет.

Так сложилась моя не слишком путевая жизнь, что заморачиваться над соблюдением условностей было некогда. Да и с чего бы мне, рожденной в борделе, прошедшей суровую школу выживания у Миарона, беспокоиться о мелочах?

Кроме того, Эллоиссент никогда не был для меня капризом или прихотью. Я любила его. Я не стыжусь наших отношений, как не стыжусь саму себя. Я такая, какая есть и всё было так, как было.

Однако мне никак не удавалось отделаться от ощущения, что, подписав контракт, я не выполнила взятых на себя обязательств. Вроде как поступила бесчестно?

А бесконечное застолье всё продолжалось, тянулось, словно резина. Есть я не могла. Все мои силы уходили на то, чтобы держать спину прямо.

Кое-как дошло до десерта. Подносы с филе из уток, всевозможными салатами и паштетами из гусиной печёнки сменились подносами с пирамидами из фруктов и различной выпечки.

Вина всех цветов и оттенков следовали одно за другим.

А мне всё сильнее хотелось ускорить, намотать время, будто нить на веретено, тем самым приблизив неизбежные тягостные объяснения. Только железная, почти армейская дисциплина, к которой нас приучали в Академии, помогала держаться.

Стоило мне ненароком уронить взгляд на мужа, как я убеждалась, что он тоже не сводит с меня глаз. Возможно, виной тому было неровное освещение, но мне все время мерещилось выражение злой иронии на его лице.

Не сразу удалось сообразить, что юноша, сидящий с нами на одном помосте, есть никто иной, как мой пасынок, Фабриан Дик*Кар*Стал, сын прекрасной Синьиэры, по слухам, невинно убиённой собственным супругом.

Кронпринц выглядел мне почти ровесником, был высок и отлично сложен. Золотистые локоны его, перехваченные золотой тиарой, ниспадали до самых плеч. Рубины в драгоценной короне подчеркивали искрящуюся, почти чеарровскую, зелень глаз. По всей видимости, мальчик унаследовал красоту своей матери, о которой шла такая широкая молва. И всё же принц Фабриан мне не понравился. Мне не импонировала надменная складка у его рта и едкий, не по возрасту жёсткий, взгляд.

Однако, если сравнивать впечатление от этого мальчика с его соседом, сидящем по левую руку с ним, можно сказать, что принц Дик*Кар*Стал сумел внушить мне почти горячую любовь. Я не сразу узнала Лэша Виттэра, фаворита и постельного миньона Тёмного Короля.

'Предан Дик*Кар*Сталу как цепной пёс, — так охарактеризовала его Сантрэн. — Принадлежит ему целиком и полностью, со всеми потрохами'.

Ходили слухи, что до того, как попасть в королевскую опочивальню, маркиз Виттэр, тогда ещё просто Лэш, был приговорён к каторжным работам в Солёном городе. Что вовремя королевского выезда он, якобы, кинулся под копыта государева коня и вымолил себе пощаду, открыто предложив государю услуги интимного характера. Шептались так же и о том, что этот красавец причастен к гибели королевы Синьиэры. Будто та осмелилась требовать у своего мужа голову его любовника, и в результате лишилась собственной.

Надо принять к сведению. А ещё приходится признать, что миньон недурён собой. На том, как говорится, стоит. За что, понятное дело, держат, ласкают, и титулами награждают, деньгами осыпают.

У новоиспечённого маркиза, выползшего, из самых низов единственно благодаря лишь королевской похоти, была непристойно смазливая физиономия. Замысловатая причёска, слишком цепкий, для приличного человека, взгляд. Чёртов Лэш пропитан сексом, словно туча — дождём.

Чуть дальше за столом располагались члены Большого Королевского Совета с семьями — женами, сыновьями и дочерями. Ближний придворный круг — ближе всех сидели к нам премьер, канцлер и казначей, на которых опиралась королевская власть. Дальний придворный круг, которые просто всех развлекали.

Наконец пытка ожидания закончилась — Сиобрян Дик*Кар*Стал поднявшись с места, протянул руку мне.

Взлетели вверх кубки, полетел над столами клич: 'За здравие молодоженов!'

Мы начали церемониальное шествие вдоль выстроившейся вереницы придворных.

Глава 11

Придворные лизоблюды услужливо гнули спины пока я уныло волокла свой длинный шлейф по мраморным плитам дворца, направляясь к порогу царской опочивальни. Мне казалось, иду я не на брачное ложе, а на плаху.

Тускло светили свечи. В их неровном свете лица людей походили на бледные луны, круглые до однообразия. Резные балконы, карнизы с позолоченными листьями, одежда, драгоценности — всё зловеще сверкало.

Гвардейцы, охраняющие вход во внутренние королевские покои, при моем появлении опустили пики и распахнули двери, сразу же затворив их за моей спиной, отрезая от бестолково гомонящей толпы.

Центральное место в опочивальне, как и полагается по законам жанра, занимала огромная двуспальная кровать, с наполовину снятым серебристым покрывалом за приоткрытым пологом. На подушках меня дожидалась красивая ночная сорочка, такая тонкая, словно её сплели из лучей Летаса. На трёх окнах висели тёмные, тяжёлые портьеры, отделанные богатой серебряной вышивкой.

Фрейлины приветствовали меня реверансом.

Я не сопротивлялась, когда они принялись снимать с меня многочисленные одежды, одну за другой, словно листья с капусты. Безучастно терпела все их ритуальные массажи-притирания. Даже когда они принялись трясти кадилом по всей комнате, распространяя резкие благовония, воскрешающие ненавистные воспоминания о Доме Теней, я продолжала хранить терпеливое молчание.

Договор есть договор. Всё честно. Мне дали пять лет передышки, подарили возможность жить жизнью, о которой я всегда мечтала, а теперь принесли счёт. Остаётся честно расплатиться. Что ж? Я найду в себе силы стерпеть Дик*Кар*Стала и его ненавистную корону, ведь стерпела же я предательство Эллоиссента?

Но, Слепой Ткач мне свидетель, эта темница из власти и золота не навсегда. Придёт время, я обязательно найду способ отсюда вырваться.

Выполнив свою работу, фрейлины ушли.

Несмотря на высокое пламя в камине плечи обнимал холод. Уют не радовал, а роскошь — не восхищала. Тюрьма, выложенная из золотых слитков — все та же тюрьма, а кандалы из платины — те же цепи.

Наконец входная дверь распахнулась, свидетельствуя о том, что час, которого я дожидалась и страшилась, пробил.

Дик*Кар*Стал, пока шёл (кстати, не ко мне, к маленькому столику со спиртным) отражался в зеркалах размытой тенью. Белым пятном в полумраке вспорхнули его руки, зазвенела стеклянная пробка графина, донёсся тихий шёпот жидкости, скользнувшей в хрустальный стакан из хрустального горлышка.

Король резким движением опрокинул рюмку.

Хм-м? Кажется, не одна я сегодня нервничаю, да?

Что, боитесь, сударь, не сдюжить первую брачную ночь? По летам — не юноша, да и в предпочтениях, по слухам, у вас мальчики...

Хоть бы скорее начинал уже! И заканчивал. С неприятностями лучше не тянуть.

— Вот, значит, какая ты... Литуэль? — со смешком протянул он.

— Меня зовут Одиффэ. Увольте меня от этого бреда про воплощённых Темных Богов.

— Это не бред. Нравится тебе или нет, но ты — вместилище огромной силы. Сама по себе мощнейшее оружие.

— Я — не оружие, — ощетинилась я, — а человек. Да будь я в самом деле наполовину столь могущественна, как вам представляется, поверьте, я бы не оказалась бы здесь.

— Хочешь знать, как всё начиналось? Как мы впервые встретились?

По лицу Тёмного Короля плясали огненные блики, одновременно и искажая, и преображая его черты.

Странный все-таки у этого типа взгляд. Так на меня ещё не один мужчина не смотрел. Совершенно бесстрастно, открыто, без тени вожделения. Словно я не женщина, не человек даже, а какой-нибудь редкий сосуд с ядовитым содержимым.

Дик*Кар*Стал был не просто бесстрастен — он словно бы в скалу превратился, в холодный чёрный камень.

— Демона я впервые вызвал, — продолжил он, — когда мне было тринадцать. В ту ночь все во дворце сладко спали, окутанные тишиной. Ни одна из лун ещё даже не появилась на небосводе, а я, подстегиваемый азартом и нетерпением, уже рисовал пентаграмму вызова. Помню, сила так и текла из пальцев, словно ей не терпелось так же, как не терпелось мне. Линии, прорисованные по полу мелом, засветились ядовитой зеленью. С Той Стороны откликнулись почти сразу. Ты когда-нибудь видела демонов? — взглянул он на меня.

— Только низших.

— Красивые они, — задумчиво сощурился Дик*Кар*Стал. — Похожи на драконов, какими их рисует молва.

В памяти воскрес недавно убитый на болоте демон. Белая, бесконечная, зубастая глиста. Не была она похожа на дракона.

— Я знаю, что большинство людей не находят демонов привлекательными, — усмехнулся Дик*Кар*Стал, — но демон, явившийся мне в ту ночь, был не просто хорош — он был великолепен! Похож на золотую змею, весь в огненных всполохах. Плоть его словно переливалась; сияя, менялась ежесекундно, будто лава в жерле вулкана. Узкую хищную голову венчали не рога, как обыкновенно бывает — широким, сверкающим ореолом её окружал капюшон, как у атакующей кобры. В глазах твари царил мрак, такой глубокий и беспросветный, холодный и убийственный, что кровь леденела в жилах.

Демон прошелестел, тихо, почти невесомо, как шуршит ледяная крошка по насту от ветра. Холодный такой, безнадёжный звук.

'Зачем?.. Зачем ты позвал меня, маленький человечек? Что побудило тебя взломать оковы с Врат Бытия и потревожить тех, кого не называют?'

Я проблеял со всей смелостью, которую сумел тогда в себе отыскать:

'Хочу получить власть. Хочу стать великим королём'.

'Власть, говоришь? Королём стать желаешь?'.

'Очень сильно желаю', — подтвердил я.

'Предположим, соглашусь. Чем заплатишь?'.

'Душой?', — предложил я.

Будто десятки крохотных колокольчиков растревожило неосторожной рукой. Казалось, нежной мелодией сочился сам воздух — демон смеялся:

'На что мне твоя жалкая душонка, маленький человечек? Я не Собиратель Душ'.

'Чего же ты хочешь?', — растерялся я.

Дик*Кар*Стал смолк.

Пауза грозила затянуться.

— Что же потребовал с вас демон? — вежливо поддержала разговор я.

— Демон потребовал, чтобы я женился. На тебе.

— Чтоб Бездне разверзнуться! — вскочила я с кровати, выпрямляясь во весь свой не слишком внушительный рост. — Что за безумные сказки вы мне тут рассказываете, маэстро?! Зачем, скажите на милость, высшим демонам потребовалась устраивать мою личную жизнь? Какая им, к Ткачу, разница, замужем я или нет?! Хотите сказать, что там, в Преисподней, кроме как глупым сватовством, заняться больше нечем?

Хотя, если подумать, в преисподней знают толк в мучениях. Воистину, этот брак для меня — преддверие Ада.

— Демона не интересовала чужая жизнь, — покачал головой Дик*Кар*Стал. — Демон, явившийся мне в ту ночь, была сама Литуэль. Это с ней я заключил сделку, согласно которой получил трон моего отца и безраздельную власть над Фиаром сроком на тридцать лет. В оплату же обязался помочь демону выбраться из Бездны, воплотиться в человеческом теле и воцариться на земле. По истечению тридцати лет я должен был жениться на воплощенной Литуэли, иначе Сторожевые Псы Преисподней исторгнут мою грешную душу и навеки предадут её Бездне.

— Вы мне весь местный фольклор пересказали? — делано засмеялась я. — Что же получается?.. Согласно вашей теории, я сама?.. Сама потребовала, чтобы вы женились на мне?!

Он кивнул. Коротко. Бесстрастно. Без всяких эмоций.

Ну это ж надо ж так попасть!

— А вы уверены, ваше величество, что не ошиблись с невестой? Вдруг ваша змея золотая воплотилась в ком-то другом?

— Абсолютно уверен. Это по моему указу нашли человека, чей генетический код использовался для твоего воплощения. Мы произвели зачатие ребёнка в нужный час, когда все знаки сошлись, от нумерологии до парада планет. Правда, Санрэно повёл себя недостойно, нарушив все договоренности, когда исчез, словно сквозь землю провалился. Вместе с ним пропал и демонический младенец. Долгие пятнадцать лет, сколько не стремился я узнать хоть что-то о твоей судьбе, у меня ничего не получалось. След Анэйро потерялся до той самой ночи, когда при помощи древнего кровавого обряда я вызвал поискового демона, приведшего тебя ко мне.

Если вам вдруг объявят, что вы есть суть — Слепой Ткач, Ангел Смерти, Вечная Тень или ещё бог весть какая нечисть; если в подтверждении этого безумия вам приведут неоспоримые доказательства, верить которым, однако, нет никакой возможности, как вы себя почувствуете?

Вот и я не знала, что думать.

— Ваше величество, вы действительно верите, что я — тот самый, явившийся вам тридцать лет назад, демон?

— Я не верю. Я знаю, -прозвучало в ответ.

— Но это же просто бред какой-то! Согласно пророчеству, Литуэль рвётся в мир, чтобы сломать Печати, освободить Слепого Ткача, и устроить конец света. Я заверяю вас, маэстро, у меня нет ни малейшего желания устраивать подобные бесчинства. Наш мир мне вполне нравится таким, каков есть, со всеми его тремя лунами на зелёном небосводе. Слепого Ткача в Бездне я видела, ему там самое место. Я — не Литуэль. Разве не очевидно?

— Я должен что-то сказать? — устало глянул на меня Дик*Кар*Стал.

— Выходит, вы соорудили этот безумный, безобразный брак потому, что этого потребовал от вас демон?

Мысли в голове мелькали, словно обезумевшие птицы. Я пыталась поймать их хотя бы за хвост, придать им какую-то форму.

Положим, всё это безумие правда и до рождения я действительно была похожа (тьфу-тьфу-тьфу!) на этих космических глистов. Могла ли я потребовать от 'маленького человека', осмелившегося приоткрыть Врата Бездны, помочь мне воплотиться? Зачем мне, согласно человеческим манускриптам, одному из могущественнейших демонов в пантеоне, ограничивать свои демонические возможности жалкой человеческой плотью?

Безумие! Всё, что происходит — просто безумие! Боги свидетели, я не ожидала многого от первой брачной ночи, но действительность превзошла все ожидания.

Но ведь Дик*Кар*Стал не безумец, не мечтатель, не какой-нибудь поэт с богатым воображением. Он могущественный король и колдун, реалист и прагматик. Нет на земле силы, которая могла бы заставить его жениться на дочери простой шлюхи из придорожного трактира. Как ни крути, судя по всему, стоит привыкать к тому, что он прав.

В свете принятия данного факта многое становится понятным. Например, моя необыкновенная удачливость и то, как мне удавалось вброд проходить даже огненные реки. Поведение моего отца, который, возможно, вовсе не был таким мерзавцем, как мне представлялось. Оставив нас с матерью, он по-своему пытался искупить свою вину, увильнув от расплаты. Закалар тоже не был последним негодяем, он лишь честно исполнял долг так, так, как он его понимал.

Выходит, будучи в шкуре золотой гигантской змеи, я решила совершить свой самый первый побег: удрать из Бездны? Оно и понятно, ад — это не курорт. Все эти вечные вопли, муки, пузырящиеся жидкости. Не эстетично, пахнет гадко, печёт, как на раскаленной сковородке. Вот и захотела Литуэль отдохнуть, пожить деревенской, простой, смертной жизнью, подышать свежим воздухом. Взяла демоница себе отпуск и вот результат: я в полной заднице — то есть, замужем за королем, который мне самой без надобности и которому я, что шило в одном месте.

— И что теперь? Будем жить долго и счастливо? — вопросила я.

Дик*Кар*Стал не был великаном, но для меня, ростом птичке-невеличке, он выглядел вполне внушительно. Приходилось задирать голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Суженный мой, ряженный, знаешь, что? — я потянулась к его одежде, зарываясь пальцами в мягкий узел черного шелкового галстука, расплетая его. — Тебе не удастся прикрыться почтительной позой фанатичного верующего.

Я жёстко рванула материю, обнажая мужскую грудь, с любопытством рассматривая открывшееся зрелище. Увы! Ничего общего с гладкой шелковистой кожей Эллоиссента, ничего похожего на искрящейся, свежевыпавший снег.

— Интересно, — усмехнулась я, — как ты представлял себе брачную ночь с демоном? На что надеялся, идя сюда, Тёмный Король? Чем хотел откупиться? Болью? Или кровью?

Тычком ударив в солнечное сплетение, я дополнила простое физическое касание огненным даром. Дик*Кар*Стал с мучительным полустоном-полувыдохом опрокинулся на кровать. Словно хищник, безотрывно преследующий доставшуюся ему добычу, я взобралась на него, оседлав, словно норовистого жеребца.

Чудовище, живущее во мне, довольно урчало. Оно проголодалось. Вид полуобнаженного мужского тела, полного крови, пришёлся ему по вкусу. Осознание того, что я одним ударом могу раскрыть ему грудную клетку, точно шкатулку, одним рывком достать лучшую драгоценность на свете — человеческое сердце, заводило меня куда сильнее, чем иного горячего хлопца грудастая красотка. Я скользила кончиками пальцев по его телу, обрисовывая все выступы и впадинки.

— Ты?.. — зависла я над ним, опираясь руками на подушки по обе стороны от его головы.

Мои волосы, словно алый занавес, отгораживали нас от мира.

— Ты ведь не рассчитывал получить удовольствие, правда? Считаешь, доставить его тебе не в моей власти?

У Дик*Кар*Стала были широкие, длинные, красивые запястья. Мне с трудом удалось обхватить их, чтобы притянуть к груди, накрывая его горячими ладонями невысокие острые холмики моих грудей. Мягкие, массирующие касания его пальцев оказались неожиданно приятными, и я закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на ощущениях, погрузиться в них.

Признаться, я пропустила тот момент, когда он начал действовать по собственному почину, осторожно и уверенно заскользив по моему телу — узким бедрам, хрупкому стану, рисуя на спине круги, то легко, едва ощутимо, то с погружающим в негу нажимом.

Он всё порывистее, все сильнее, неистовее прижимал меня к себе с жаром, которого я помыслить не могла за этим, с виду столь бесстрастным, человеком.

Сердце моё, поначалу тяжёлое, огромное, перешло в невесомый режим и Дик*Кар*Стал парил надо мной в воздухе, как огромная, зловещая, ломкая птица.

Что ещё сказать? В общем и целом, наша первая брачная ночь с Дик*Кар*Сталом оказалась вовсе не такой страшной, как я себе её представляла.

Глава 12

Говорят, хороший секс неплохой повод влюбиться.

К сожалению, расплетя с Дик*Кар*Сталом объятия я не испытала ничего, напоминающего нежность. На смену неистовому, дикому желанию пришло отвращение, как приходит похмелье вслед за сильным опьянением.

— Очень жаль, что я не был у вас первым, — вздохнул он.

— Приобретённый в жизни опыт не стоит сожалений, — парировала я.

— Смотря чей опыт. Вы в курсе, что по обычаям Фиара полагается невесте, не сохранившей целомудрие до свадьбы?

— Неужели вы позволите бить свою королеву прилюдно плетью, на Общей Площади, мой государь?

— Не позволю, конечно, — заверил Дик*Кар*Стал. — Не желаете подсластить себе жизнь, моя королева? — протянул он мне вазочку с конфетками.

Зачерпнув в горсть сразу несколько штук, я по инерции запихнула их в рот. Орехи под шоколадной глазурью противно захрустели на зубах.

— Я не стану вас наказывать за то, что вы утратили невинность до того, как вам полагалось это сделать, — с задумчивой грустью уронил Дик*Кар*Стал. — Вы любили его?

— Любила, — зло выплюнула я. — А маркиз Виттэр? Правду говорят, что он ваш любовник?

— Правду.

— И как долго вы намерены продолжать ваши отношения?

Не удостоив меня ответом, Дик*Кар*Стал поднялся с постели и, повернувшись ко мне спиной, принялся одеваться. От его молчания веяло отстраняющей холодностью.

— Можете наслаждаться заслуженным одиночеством, — наконец бросил он мне небрежно, перед тем, как покинуть комнату.

Оставшись одна, я подошла к окну. Часть дворцового замка, просматривающаяся отсюда, выглядела откровенно уныло: наполовину — крепость, наполовину — тюрьма. Черные стены, грузные башни, островерхие крыши, широкие и глубокие рвы с вонючей, застоявшейся водой.

Солнце только-только начало разбрасывать легкую прозрачную сеть лучей по безоблачному небосводу, а на внутреннем дворцовом дворике уже вовсю суетилась челядь, приступая к своим обязанностям. Народу с каждой минутой становилось больше и больше. Преимущественно то были мужчины всех сословий — придворные, горожане, слуги.

Не помню, как сон сморил меня. Я вроде бы и прилегла-то всего на минуточку...

* * *

Разбудил меня стук в дверь.

— Ваше Величество? — обратилась ко мне красивая черноволосая дама. — Я герцогиня Касса Шарлин, — присела она в низком реверансе, — ваша статс-дама. Прикажите отдать слугам распоряжения насчёт утреннего туалета?

Под чутким руководством герцогини Шарлин сдержанные, немногословные, деловитые фрейлины помогли мне одеться, с ног до головы закутав в изумрудные шелка. До блеска расчесав волосы, уложили их в затейливую прическу, украсили мою шею и руки драгоценностями, после чего с поклоном удалились.

Стоило шагнуть за порог спальни, как за спиной выросли два рыцаря в золотых латах — царственная охрана, отныне призванная сопровождать меня повсюду.

Несмотря на то, что час был не ранний, замок продолжал пребывать во власти тягостных снов. Шествуя по залам и коридорам мне то и дело приходилось переступать через спящих вповалку людей. Чудилось, придворные свалились прямо там, где их застало последнее отправление тела, соитие, глоток вина. Неприятное, я бы даже сказала, омерзительное зрелище. Яркие солнечные лучи беспощадно выставляли человеческие пороки напоказ.

Слуги распахнули окна, но свежий ветерок, залетая, не справлялся с неприятными запахами пота, перегара и мочи. А за окном, залитым ярким солнышком, раскинулся сад, полный зелени, благоухающих цветов и птичьей трели.

Миновав бесконечные боковые дворцовые галереи, оплетённые широкими гирляндами цветов, я спустилась в главный дворцовый зал. Люди стояли здесь тесными рядами, однако они послушно расступались при виде моей, сияющей золотом, охраны.

Кого тут только не было? Герцоги, пэры, государственные секретари, дипломаты, духовенство. Все были в лучших одеждах и стремились оказаться в первых рядах.

Столы в замке, казалось, были накрыты всюду. Главный, за которым предстояло трапезничать нам, королевским особам, находился на высоком постаменте, похожем на сцену. Придворные разместились за столами в вестибюле и ближайших галереях. Некоторым места не хватило, и они толпились в проходах.

Бросив мимолётный взгляд в ближайшую распахнутую дверь я могла лицезреть придворных дам. Прямо пальцами они хватали еду с подносов, которыми их обносили лакеи.

Стольничие, подавая блюда, беспрестанно сновали между столами туда и сюда.

Я заметила, что в отличие от своего окружения, король ест и пьёт очень мало. Несколько раз он даже просил разбавить ему вино водой.

После завтрака Дик*Кар*Стал вежливо со всеми раскланялся и, сославшись на неотложные государственные дела, покинул зал.

Мне же, как ничем ни обременённой, приличия ради пришлось тащиться вместе со всеми на театрализованное представление.

Я не люблю театр. Мне не нравится фальшивый мир деревянных эмоций и показательно-надрывных воплей. Хорошо ещё, что у местных красавиц в широком ходу веера. Очень удобно прикрывать ими скуку.

То и дело я ловила на себе вопросительные, любопытные, изучающие взгляды придворных. Не нужно было ментальных способностей Чеаррэ, чтобы понять — большинство моих подданных видят во мне провинциальную дурочку, над которой легко посмеяться.

Не успел спектакль закончиться, вокруг вновь закружились лакеи с серебряными подносами, на которых горой возвышались цветы, фрукты и сладости.

— Ваше Величество? — подойдя, обратился ко мне с улыбкой Теи. — Не желаете ли подышать свежим воздухом?

Я желала.

Мгновение — и вокруг образовалась пышная свита, готовая сопроводить каждый мой шаг. Какая прелесть! Всю жизнь мечтала прожить именно так, чтобы чихнуть было невозможно без постороннего внимания.

— Дик*Кар*Стал надолго разрешил остаться вам при дворе, дядя? — поинтересовалась я у Теи, пока мы, рука об руку, следовали через анфиладу пышных комнат.

— Честно говоря — не знаю. Но учитывая переменчивые настроения монархов, вряд ли я задержусь тут надолго.

— Мне будет не доставать вашего общества. Местный двор довольно убогий.

— Помилосердствуй, Одиффэ! — искренне возмутился мой собеседник. — Одной позолоты в замке на целые тонны.

— Я имела ввиду не интерьер. Сдаётся, вы отлично меня поняли, маэстро. Что за дурная привычка лукавить?

— На твоём месте я был бы осторожней в высказываниях. Резкие слова легко порождают врагов. Я придворных имею ввиду, не себя, — со сдержанной улыбкой закончил Теи.

— Его Величество в курсе небольшой проблемки с моим рационом и возможными последствиями его отсутствия? — решила сменить тему я.

— Не волнуйся. Ему подробно всё изложили. Он нашёл изящный способ решения задачи, о котором, наверняка, сообщит тебе лично.

— Надеюсь, разрешит мне полакомиться своей постельной шлюхой? Сдаётся мне, маркиз Виттэр очень сладкий мальчик, — мечтательно сощурилась я.

— Я уже непрозрачно намекал на необходимость держать язык за зубами, и напоминаю об этом снова. Самонадеянность почти всегда величайшая глупость.

— Постараюсь запомнить.

Из зелёного сумрачного лабиринта вынырнул кронпринц в окружении друзей и десятка охранников. В глаза наследник Дик*Кар*Сталов бросался издалека, так щедро тёмно-алый бархат его дуплета расшили золотом.

Подойдя, он вежливо поклонился и заворковал:

— Доброго дня, матушка. Как жаль, что отец вынужден оставить свою прекрасную невесту в такой день. Но дела государственные значат для короля превыше всего. Господин Чеаррэ, разрешите?..

Оттиснув Теи на второй план, мой новоявленный, так нечаянно обретённый сын пошёл со мной рядом, рука об руку.

— Скажите, как вы любите развлекаться? — допрашивал он увлечённо. — Чем бы вам хотелось заняться, сударыня? Не желаете ли покататься верхом?

В платье, в котором только семенящими шагами и можно передвигаться? Просто мечтаю.

— Не люблю кататься в жару, — отклонила я сделанное предложение.

— Жаль! Но я твердо знаю, отчего вы отказаться не сможете, — сообщил мне кронпринц.

Я замедлила шаг, с любопытством ожидая изложения его версии.

— Турниры! — торжествующе воскликнул он. — Вы ведь любите турниры, правда, государыня? Любой красавице по нраву, когда в её честь ломаются копья и льётся кровь?

О чём же ещё может мечтать любая нормальная красавица как не о лесоповале копий и морях крови?

— В Эдонии и Фиаре разные обычаи, — постаралась я умерить его пыл. — Подобные развлечения у нас не в ходу.

— Ерунда! — отмахнулся принц от моих возражений. — Уверен, вам понравится, матушка. Его Величество повелит подготовить для вас самый пышный турнир, — тоном великодушного дарителя сообщили мне. — Мы пригласим столько прославленных воинов, сколько сможет вместить арена! Соберём лучших музыкантов и менестрелей. Ещё отец дал слово устроить охоту в вашу честь. Вы ведь любите охоту?

— Я составлю компанию Его Величеству, если он прикажет.

Прискучив состоявшейся между нами беседой сынишка бросил меня изнывать от скуки дальше, а сам умчался, по пятам сопровождаемый стайкой своих прихлебателей.

— Не одного резкого слова? Ты определённо делаешь успехи, — ухмыльнулся Теи. — Прими мои поздравления, Одиффэ. Ты умница. Отлично справляешься. Никто из нас даже и не ожидал от тебя столько быстрых... хм-м, успехов по отношению к Дик*Кар*Сталу. Надеюсь, как мужчина он тебя не разочаровал?

— Моё разочарование, впрочем, как и очарование, дело десятое. Главное, чтобы доволен остался Дик*Кар*Стал. Но какая же всё-таки это гадость — корона! Самые интимные вопросы беззастенчиво становятся предметом гласности. Наверняка ты уже успел слазить ко мне в мозги и убедиться в правдивости дворцовых сплетен?

— Наверняка, — кивнул Теи.

— Выходит, ты сомневался в способности Дик*Кар*Стала осуществить наш брак на деле, а не на бумаге? Значит, слухи о сексуальных пристрастиях короля правдивы?

— Свечу не держал, — сухо ответил Теи, — не знаю.

— Скажи мне, что со мной не так? — раздраженно фыркнула я.

— О чём ты? С тобою всё в полном порядке.

-Тогда почему все мужчины, с которыми меня сводит судьба, оказываются законченными психами и извращенцами?

— Не прибедняйся, не так уж всё и плохо. Да ты и сама не святая. Без колебаний сдала Департаменту своего первого любовника, потом разбила сердце Эллоиссенту...

— Для справки: Миарон никогда не был моим любовником.

— Но ты же не станешь отрицать свою к нему склонность?

— Ещё как стану, с чистой совестью. И я не разбивала сердце Элоиссенту. Да что мы всё о прошлом да о прошлом? Давай лучше поговорим о будущем? Помоги мне избавиться от маркиза Виттэра.

— Зачем? Он безобиден.

— Его присутствие меня раздражает. Я хочу, чтобы его здесь не было. Может, об этом с Дик*Кар*Сталом напрямую поговорить?

— Не торопи события, — предостерёг Теи. — Сейчас вовсе не время требовать от Дик*Кар*Стала голову его любовника.

— Мне не нужна голова Виттэра, впрочем, как и другие части его тела. Я хочу, чтобы он убрался из дворца. Больше ничего.

— Я повторю: всему свой срок. Терпение, Одиффэ.

— Как долго терпеть?

— Это не так уж и сложно. Он не досаждает, нисколько не навязчив — скорее наоборот. Заметь, за целый день мы не натолкнулась на него ни разу.

'И на Дик*Кар*Стала — тоже', — отметила я про себя.

— Так ты поможешь мне с ним или нет?

— Если выпадет такая возможность, помогу, конечно, — с фамильной уклончивостью ответил Чеаррэ.

Признаться, я несколько иначе представляла себе двор Тёмного Короля. Сплетни о том, что, якобы, зомби прислуживают королю даже за столом были не просто преувеличены — они вообще были лишены оснований. Умом при дворе похвастаться могли не многие, но безусловно все здесь были живые.

Насколько я поняла, король полностью посвящал себя хлопотам с монетами, урожаем и правосудием, а турниры, придворные балы, охоту и прочую придворную волокиту оставлял принцу. Наследник фиарского престола старательно поддерживал образ жизни, бывший в ходу ещё при его покойном дедушке. Как и его дедушка внучок обожал пиры-турниры, по-царски презирая жалкие медяки. Презирая, тратил их без оглядки, направо и налево, нещадно потроша государственную казну.

Правление прославленного дедули закончилось пятнадцатилетней войной с Эдонией. Военной экипировке солдат фиарский король предпочитал пышно одетое, издалека заметное по золотому блеску рыцарское воинство. Так Фиар и проиграл нам войну. В качестве контрибуции эдонийцам обломился изрядный кус земли, той самой, которую они с Фиаром делят и никак не могут поделить по сию пору. После проигранной войны здесь до небес взвинтили налоги, обложив высокими податями товары, топливо, еду, землю, воду и чуть ли не сам воздух. Полученное золото стекалось в столицу, где оседало в руках ближнего царского окружения и тратилось на бесконечные королевские развлечения. Результатом такого искусного правления стала закономерная черная цепочка: резкое обнищание населения, голодомор, эпидемии. Всё это вылилось в народные бунты, ещё сильнее разорявших и без того лежавшую в руинах страну.

Король Дик*Кар*Стал Фибриан II своему наследнику, Сиобряну Дик*Кар*Сталу оставил государство загаженным, как свинарник. Страна утопала в нищете, народ подыхал с голоду.

Правление Сиобряна было куда более успешным, чем правление его папеньки, которого на моей родине иначе, как Милосердным, не называли, а вот последнего Дик*Кар*Стала в Эдонии не жаловали. Величали извергом, некромантом, мерзким колдуном, мужеложцем. Все перечисленное было истинная правда, но возмущало эдонийских политиков не это, а то, что с приходом к власти амбициозного Сиобряна умерла надежда сделать Фиар одной из своих провинций, лишить его суверенитета и государственности.

Вот за такого нехорошего человека моя приёмная матушка меня и сосватала.

* * *

За обедом мы с Его Величеством мужем не перекинулись ни словом, ни взглядом. Хотя я, говоря по правде, не переставала украдкой за ним наблюдать. Во всем дворцовом разноцветном курятнике Дик*Кар*Стал был единственным однотонно-тёмным пятном, на котором приятно было остановить взгляд.

После обеда я удалилась в свою комнату.

— Разберите постель, я хочу лечь, — велела я служанке.

— Но Ваше величество, — возразила она мне, — при дворе не принято спать днём.

— Постелите немедленно.

— Но...

Спустя секунду я с удивлением осознала, что сжимаю пальцы на тонком девичьем горле.

Находясь в такой опасной близости от её жаркого тела, я чувствовала головокружение, прямо-таки осязая на языке вкус страха и крови. Страх, словно навязчивый аромат духов расходился ароматными волнами.

— Государыня, что... что вы делаете?

Действительно, что я делаю?

Это всё её кровь. Это она заставила меня потерять голову. Кровь, пульсирующая в её венах, булькающая в её сердце. Сладко осознавать, что стоит разодрать ногтями белую нежную кожу, как кровь, алая и горячая, прольётся и напитает моё темное демоническое начало. А боль послужит вкусной приправой к пиршеству.

Моё лицо и лицо моей жертвы разделяли какие-то жалкие миллиметры. Несчастная побледнела от ужаса, на лбу под её белым чепчиком выступила испарина. Пряди волос, выбившиеся на волю, взмокли.

Чтоб Слепому Ткачу подавиться Мечом Света!

— Пошла вон! — рявкнула я, резко убрав руки и отступая.

— Простите, госу...

— Вон отсюда! Немедленно!!!

Искушение убить её, прямо сейчас, осушив сосуд до дна, было велико.

Почему нет? Почему я не могу взять то, что хочу?! Кто такая эта безродная дерзкая и глупая девчонка, чтобы я мучилась от жажды, иссыхая от голода? Вряд ли Дик*Кар*Стал станет возмущаться моим поступком, он ведь считает меня демоном, а демонам положено убивать людей.

Я могу осушить её, как стакан с вином. Я имею право — древнее право сильнейшего. Осушить, потом спалить, оставив лишь жирный липкий пепел и воспоминания...

Благие Боги, ну и дела! Я только что чуть не убила человека потому, что он не расстелил мне постель?

Служанка тряслась, словно осенний лист, прижималась к стене, боясь пошевелиться. Что ж ты видела на моём лице, девочка, что тебя эдак всю перекосило? Как отразилась в моих глазах твоя смерть? Ты ведь её в них прочитала, правда?

— Как тебя зовут? — обратилась я ней, стараясь спокойным голос унять страхи.

Убедить, что всё, ей привидевшееся, было лишь миражом. Неправдой.

— Пэйс, ваше величество, — ответила она мне дрожащим, еле слышным, голосом.

— Никогда не перечь мне, Пэйс. А теперь выполни свою работу и иди.

Пока Пэйс взбивала подушки, перины, одеяла, она старалась не смотреть в мою сторону. Выполнив, что велено, поклонилась и принялась пятиться к двери.

Вскоре я осталась в одиночестве, вольная сколько угодно размышлять над тем, почему, убивая людей, я испытываю угрызения совести? Разве, убив эту девку, у которой разума хватало только на то, чтобы голову чепчиком покрывать, я согрешила бы больше, чем грешат люди, убивая свинью для своего пропитания? Если убийство невинного — грех, то тогда все люди заядлые грешники, ведь свинья, овца, корова куда невинней любого представителя человеческого рода. Почему человеку для пропитания можно резать зверя, а демону человека убивать — нельзя? Почему одно нравственно, а другое — нет?

Нравственность вообще понятие относительное, созданное человечеством. Я же, если верить Дик*Кар*Сталу и Чеаррэ, не человек вовсе. Тогда почему я добровольно следую созданным людьми правилам? Почему, сколько бы я не уговаривала саму себя, что-то во мне говорит: 'Нет!' и 'Нельзя'? Нельзя рвать человеческую плоть на части и пить человеческую кровь, даже если очень хочется. Нужно держать своего внутреннего зверя на коротком поводке, как бы не было это трудно.

Я не стану убивать людей без разбору, убивать без причины. Потому что я, рожденная чудовищем по воле богов и людей, считаю это неправильным и аморальным.

В задумчивости я взяла графин и выплеснула из него вино в очаг. Пламя взвилось, стремясь поглотить легкогорючий спирт. Я взглядом препятствовала ему.

Пламя стремилось лететь вверх, а я мешала.

Шипя, оно ярилось, но медленно оседало, пока не прижалось к дровам, напоминая послушную собаку, льнущую к хозяйской ноге.

Не многие под Тремя Лунами способны взглядом разжечь пламя. Ещё меньше тех, кто способен взглядом огонь загасить.

А я, как выяснилось, могу.

Глава 13

— Государыня, — в распахнутую стражей в золотых плащах дверь вплыла леди Шарлин. — Пора одеваться к ужину.

— У меня нет желания спускаться вниз, пусть подадут ужин сюда. И принесите мне книги, содержащие легенды о Литуэли.

— Но Его Величество собирается представить вам двор, придворных дам, которых к вашему прибытию специально отбирали с особенной тщательностью.

Ткач, как приятно быть королевой! Даже ужин, и тот пропустить нельзя.

Дворец весь день плавился под жаркими лучами солнца. Сейчас опустившееся к горизонту дневное светило рисовало на полу галереи золотистые полосы. Разогревшийся воздух благоухал цветами.

Как только мы с Дик*Кар*Сталом заняли свои места весь двор приступил к трапезе. После ужина начался официальный приём, и я была вынуждена созерцать череду новых лиц, слышать новые имена, из которых в памяти не удерживалось ни одно. Ну какое мне дело до Главного Казначея, маршала Фиара, министра внутренней и внешней политики? За государственными мужами хлынула толпа юных дев, одна прекрасней другой. Открывшаяся картина могла очаровать ценителя всех типов красоты: блондинки со сверкающими голубыми глазами, брюнетки с томным взглядом карих, как у оленей, глаз, подвижные шатенки, темпераментные рыженькие бестии — все они, чередой, подходили с ложно стыдливым видом, приседали в знак почтения и повиновения, но, отступая в сторону, отбрасывали ложную скромность, принимаясь отчаянно строить глазки мужчинам. Наблюдать за этим было забавно.

У здешних придворных в ходу была странная особенность: умение говорить, не двигаясь с места, не шевелясь и не глядя на собеседника. Нужно будет перенять.

Парк Тафаля на заходе солнца превращался в сказочный лес. Скульптурные группы, раскиданные в хаотичном порядке, вызывали восхищение даже у меня, далекой от архитектурного искусства. Статуи располагались на небольших возвышениях или в бассейнах, изображающих раковины.

В ветвях деревьев вспыхивали огоньки. Сначала один, потом другой, третий — вот уже весь сад искрился тысячами мерцающих, переливающихся светильников. Тёмный покров неба и силуэты деревьев образовали прекрасное обрамление ярко освещённому дворцу. Гирлянды цветов спускались каскадами, прикрученные к веткам деревьев серебряными нитями. Сгущающаяся ночь походила на мягкий бархат. Летали светлячки, похожие на тёплые звездочки.

— Я слышал, — начал мой царственный спутник, — что дворцы Чеаррэ впечатляют роскошью. В домах эдонийцев царит магия, в то время как здесь, — он обвёл рукой границы своих владений, — всё сделано обыкновенными руками, сконструировано одним лишь человеческим гением.

— Ваш дворец не уступает дворцам Чеаррэ, маэстро. Вы это знаете.

Первая из трёх лун выступила на три четверти, черёд был за второй. Она сегодня была неполной и по форме напоминая миндаль. Обоняние ласкал запах разогретого клевера и скошенного сена. Мир казался расплывчатым, шепчущем и манящим.

Мой спутник неожиданно остановился и обнял меня, властно и при этом, к моему удивлению, нежно. Притянул к себе, поцеловал.

Целовался он хорошо. Никогда бы не подумала, что такие аскетичные, на вид, губы могут быть столь чуткими. Дыхание Дик*Кар*Стала теплом разливалось по венам, но чувства, которые я испытывала в объятиях этого мужчины были совсем не такие, к каким привыкла с Эллоиссентом. Я не сражалась и не горела.

Моё сердце ещё хранило в себе Эла. Хранило память о жарких порочных ночах, распятых между болью и страстью. Раны ещё даже не затянулись, не успели стать шрамами на сердце, по-прежнему кровоточили. Воспоминания о прошлом заставляли сердце дрожать от горечи, перекрывающей всё, даже гнев.

В арке беседки, стоявшей напротив, я видела целующуюся парочку. На ветках приглушенно ворковали голуби. Всё вокруг было напоено любовью и чувственным томлением.

* * *

Дик*Кар*Стал пришёл ко мне ночью. Лунный свет, лившийся потоком в раскрытое окно, топил комнату в зеленоватом тумане.

Он подошёл, сел рядом, запустил руки в мои волосы, ласково перебирая длинные пряди. Хотелось одновременно и оттолкнуть его и откинуться на спину, расслабиться, довериться, дать возможность вести, словно в танце.

С неутомимым терпением он снова и снова ласкал моё тело.

Касание его губ к моему лбу было не более весомом, чем касание крыла бабочки.

* * *

Когда я проснулась на рассвете, Дик*Кар*Стал ещё спал. В смутном полумраке проступали очертания комнаты. В открытое окно свободно проникал прохладный предрассветный воздух.

Когда человек спит, он выглядит беззащитнее, чем есть на самом деле. Во сне уязвимы даже самые злобные, страшные злодеи. В этой уязвимости есть что-то почти трогательное.

Заострившиеся черты, тени под глазами, сухие губы...

Я осторожно, опасаясь разбудить, натянула одеяло на его худые, мерно поднимающие во сне плечи.

Потом солнце встало, заголосили в городе петухи.

Я заметила, что Дик*Кар*Стал проснулся и смотрит на меня.

— Я помешала вам, ваше величество?

— Хотя бы в спальне давай обойдёмся без титулов? — поморщился он.

В ответ я пожала плечами.

— А мне вот, например, нравится, когда ты называешь меня королевой.

— Полагаю, тебе это льстит.

— Ваше Величество...

Он поднял на меня глаза.

— Нам нужно поговорить.

— Что ты хочешь?

Было такое впечатление, что он едва удерживается, чтобы не поморщиться.

— Не то, чтобы хочу... по большому счёту — выбора нет. Чеаррэ предупреждали вас о моих, хм-м... особенностях?

Дик*Кар*Стал не сводил с меня вопросительного взгляда.

Вздохнув, я продолжила:

— У магии, как вам наверняка хорошо известно, есть оборотные стороны, из-за которой простые смертные так нас, колдунов, собственно, и не любят. Некроманты, я читала, вынуждены терять свою кровь, я обречена регулярно её поглощать. С определённой переодичностью.

В серых серьёзных глазах промелькнуло понимание.

— После последнего приёма прошла почти неделя, — тонко намекнула я на необходимость конкретных действий в данном направлении.

— Тебе нужна жертва?

Дик*Кар*Стал подошел к одному из выдвижных ящичков и вытащил из его недр тонкий стилет. Решительно и деловито закатав рукав, обнажил руку. Я могла видеть на ней множество тонких, блестящих, словно рыбная чешуя, шрамов. Они покрывали кожу, как линии карту, почти беспрерывно.

— Ваше величество, не делайте этого, — покачала я головой.

— Ты же сказала, что тебе нужна кровь? — раздраженно отбросил он прядь волос со лба.

Признаюсь, я надеялась, что он окажется более сведущем и мне не придётся подробно объяснять всё с самого начала.

— За кого вы меня принимаете? Я не мифический вампир, не оживший мертвец-кадавр. Кровь из вашей руки не может меня напитать. Я поглощаю жизненную силу, вытекающую из человека вместе с жизнью, пополняя магическую энергию болью и страхом.

— Как всё сложно, — покачал он головой, в задумчивости повертев зажатый в пальцах кинжал. — Как же ты выживала всё это время?

— Источником были Чеаррэ. Любая рана на них закрывается в течении нескольких часов. При желании из них можно достать кишки, прополоскать их в ближайшем ручейке и вернуть обратно, ничего с них с этого не станется, так, поблюют кровью, покорчатся, прочухаются и побегут дальше. Если же проделать нечто подобное с вами... коротко и по сути: вы, ваше величество, для меня не вариант.

— И как часто тебе требуются жертвы?

— Зависит от того, как много магической силы я трачу. Встреча с адскими монстрами в вашем дворце мне не грозит, так что не думаю, что часто. Одна жертва в месяц — необходимый минимум.

— Раз в месяц в городе обязательно найдётся человек, заслуживающий смерти. Если подумать, — улыбку Дик*Кар*Стала в этот момент я бы не назвала приятной, — твоё проклятие может стать даже удобным.

— Я стану кем-то вроде палача, приводящим смертную казнь в исполнение?

В общем, это была не такая уж плохая идея. На мгновение перед глазами мелькнул образ маркиза Виттэра, — вот кем бы я охотно пообедала. Но, как говорит Теи, терпение есть добродетель.

* * *

— Отец, — обратился к королю принц Фабриан за утренней трапезой, — вы обещали провести турнир в честь своей королевы. Разве ваша юная, прелестная жена не достойна того, чтобы за неё обнажили копья? Чтобы не только пирами, но и сражениями почтить вашу избранницу?

— Будет тебе турнир, — вздохнул Дик*Кар*Стал. — Хотя никак не возьму в толк, чем они тебя так занимают, сын? На эти турниры съезжаются со всех сторон рыцари, вольные поселенцы, ремесленники, купцы, воины. Людские сонмы провоцируют беспорядки. Например, вчера, дорогой мой, в реке отыскали утопленников, а в тавернах, за одну только ночь приключилось более двух десяток пьяных драк. В активе поножовщина, изнасилование и, под занавес, три пожара. Я уже не говорю о такой мелочи, как бесконечные кражи.

— Если каждый раз, как мне захочется поразвлечься я вынужден буду думать о пороках простонародья, я разучусь радоваться жизни, — презрительно скривился принц. — Зачем мы вообще говорим об этом, отец? Вы же сказали, что турнир — дело решенное?

Эх! Привалило же счастье...

Верхом королевским особам передвигаться не положено, поэтому я вынуждена была трястись по улицам в карете. Окна закрывали не привычные в Эдонии стекла, а занавески из тончайшего шелка ярко-желтого цвета.

Солнце золотило городские шпили и купола башен, широкую ленту реки. В воде отражались дома и бесконечно тянущаяся вереница королевского кортежа, проезжающего по мосту. Улицы украшали многочисленные флаги, ковры, яркие полотнища. Весело звонили колокола. Вспугнутые шумом голуби взвились в воздух и кружились в поднебесье.

Привычно кипела городская жизнь: расхваливали свой товар лавочники, на перекрестках давали представления фигляры.

Люди толпилась, глазея.

Должна признаться, от всего этого захватывало дух, как бывает, когда стоишь на возвышении в яркий солнечный день и ветер обвивает тело сухим горячим языком. Крики толпы, сонмы людей, трепещущие знамёна — всё это в мою честь. И подумать только, кому столько почестей? Забитой девчонке, которую даже в Переулке Отбросов презирали, потому что она была не такой, как все.

На мгновение я отчётливо увидела перед собой жуткую старуху, брызжущую слюной сквозь посиневшие потрескавшиеся губы, через свой беззубый рот, похожий на выгребную яму.

'Ведьма! Она — ведьма!', — казалось, крючковатый палец с желтым ногтем указывал на меня сквозь годы. — 'Ведьме — пламя. Гори огнём!!!'.

Труп моей матери...

Её сочащиеся сукровицей пустые глазницы...

Обугленный череп, черный, как закопченная головёшка...

Тоскливый скрип цепей...

Гори в аду, старая сука. Сегодня не время возвращаться к старым кошмарам. Сегодня день моего триумфа.

С крыш домов, как снег, как причудливые легкокрылые бабочки, летели белоснежные, ароматные цветочные лепестки. Гремела весёлая музыка.

Где-то в тени мелькнула на миг гибкая тень черного кота....

Гори в Бездне и ты, Миарон. Твоим когтям до меня не дотянуться. Твой удел, Хозяин Летящих Теней, прятаться в подворотне, а я?..

Я теперь вся на виду и на свету. Больше никаких теней. Отныне я — королева.

Даже любовь Эллоиссента не кажется мне теперь такой занятной, как раньше. Да и что такое любовь? Капризная, неверная, безмозглая, жестокая богиня. Власть гораздо честнее. Овладеешь ли ты ею, или она тобой, превратив в безумца, зависит лишь от тебя. А вот полюбит ли тебя другой человек или нет от тебя не зависит. Можно сколько угодно быть умницей и красавицей, доброй или злой, порочной или невинной, можно посвятить мужчине всю жизнь — он променяет тебя на первую встречную красотку, это так же верно, как-то, что за днём всегда приходит ночь.

Власть — это сила и мощь. Любовь — это слабость и зависимость. Рано или поздно тот, кого ты любишь, обязательно тебя предаст, ударив ножом в спину. Лучше попытаться править переменчивыми думами миллионов, чем стараться завладеть неверным сердцем одного.

Наконец мы доехали до расцвеченного вымпелами ристалища. Меня торжественно проводили к возвышению напротив центра арены, где под пышным балдахином стояло три кресла — для короля, королевы и кронпринца.

— Да здравствует принц! — ревела толпа. — Да здравствует королева!

Женщины махали платками, мужчины подбрасывали в воздух шляпы.

Высокие зрительские помосты располагались со всех сторон, простонародье облепило арену, вокруг бурлила ярмарка. Над толпой витал возбужденный гул. Музыка гремела всё назойливее и громче.

Для въезда на арену были устроены широкие ворота, построенные с таким расчётом, чтобы два всадника могли свободно разъехаться. У ворот замерли герольды и трубачи.

Вскоре, окруженный своими приближенными, появился принц Фабриан. Он въехал на арену верхом, в великолепном пурпурном наряде. Золотистые локоны принца эффектно спадали на плечи. Он громко смеялся и дерзко рассматривал красавиц на галереях.

— Замечательный турнир, дорогая матушка! — обратился он ко мне, легко поднимаясь на помост и занимая место рядом. — Боюсь только, что отца мы здесь не увидим. К нему прибыл срочный гонец из Черногории. Дела неотложной важности, — важно надув щеки, продекламировал он. — Какие-то проблемы с местными разбойниками и нечистью. Как по мне, так он просто воспользовался случаем. Отец не жалует легкомысленных развлечений. Из-за того, что отец не любит турниры, они теперь не имеют такого распространения, как раньше, при дедушке.

Герольды зачитали правила ристалищных поединков.

'Любовь к дамам! Смерть противникам! Честь великодушному!', — скандировала толпа со всех сторон.

Стоило заиграть трубам и рожкам, противники помчались друг на друга, горяча коней. При первой же стычке несколько закованных в тяжелые латы всадников вылетели из седла и беспомощно распластались по земле. Больше всего они напоминали перевернутую вверх лапами черепаху. Те, что остались в седлах, сцепились между собой, звеня сталью, тесня и давя друг друга.

Над ристалищем стоял грохот. Ржали кони. Шуму было очень много, страху — тоже немало, а вот риски минимальные: мечи и копья у героев были затуплены. По-настоящему храбрыми следовало объявить оруженосцев, которые во всей этой пыли и мельтешении клинков, с риском для жизни, выволакивали своих доблестных хозяев с ристалища.

По сути, перед нами был всё тот же театр. Как иначе назвать драку с бутафорским оружием? Обычные прекрасные дамы, может, и млели, наблюдая подобное зрелище, но я могла бы девять из десяти здешних рыцарей разделать под орех за куда меньший промежуток времени, чем они мутузили друг друга в этой пылище.

Наконец пронзительно взревели фанфары, возвещая передышку.

Оставшиеся в седле рыцари, как марионетки, которых потянули за верёвочки, развернулись в сторону королевской ложи и отвесили нам поклон. Их первоначальный вид несколько поблёк: доспехи помялись, попоны на лошадях превратились в лохмотья.

Арену полили водой, убрали обломки копий и клочки попон. Герольды вновь протрубили, требуя тишины. Когда она воцарилась, провозгласили, что сейчас пред светлыми очами королевы состоится схватка двух рыцарей, по предварительному сговору которых один обязательно должен лишить другого жизни.

— Не поняла. О чём он? — уточнила я у пасынка.

— Рыцари вызвали друг друга на смертельный поединок, — потирая руки, сообщил пацанёнок, от предвкушения сверкая глазами.

Маленькая кровожадная пиявка. Ладно. Не мне его судить. Тем более, что на смертельный поединок смотреть и вправду гораздо интереснее, чем на бой с затупленным наконечником на копье.

Под громовые аплодисменты рыцари выступили вперёд. Проехали перед королевской ложей, отсалютовав нам копьями.

— Вы должны бросить платок, ваше величество, — сверкнул белоснежными зубами Фабриан.

Рыцари, тем временем, разъехались в разные концы арены. Забрала их шлемов были опущены и лиц мы не видели.

Прозвучал сигнал к бою. Над полем повисла напряженная тишина. Слышно было, как скрипит песок под лошадиными копытами, как всхрапывают кони. Кто-то обрисовал руками священный знак жизни — круг.

Противники пустили коней вперёд. Арена оказалась достаточно просторной, чтобы всадники успели набрать нужную скорость. Когда рыцари сшиблись, копьё одного из них преломилось о щит другого.

Седельная подпруга изящного рыцаря в серебряных доспехах лопнула. Он слетел с седла, рухнув на землю.

Дружный рев слетел с трибун.

— Неудачно, — усмехнулась я.

Трибуны продолжали гомонить, пока Серебряный рыцарь, пошатываясь, поднимался.

Тот, что был в черных доспехах, уже стремительно несся на него снова, но его противник успел поднять щит, прикрываясь от страшного удара. Его снова сильно отшвырнуло.

Возможно, из-за того, что Черный был в седле, он казался значительно больше Серебряного.

— Вот бедняга! — ударил по бедру ладонью принц, от азарта даже приподнимаясь с трона.

Щит Серебряного раскололся, из его кирасы торчал обломок копья, пробившего доспехи, но видимо, упершегося острием в нижнюю кольчугу. Поединок казался предрешённым.

Чёрный снова развернул лошадь и перешёл в наступление. Серебряный еле держался на ногах.

Трибуны выли.

— Нужно было ставить на Черного рыцаря, — с досадой поморщился принц, откидываясь на спинку трона.

— Вы поставили на Серебряного?

— Я сглупил. Ни на кого не сделал ставку.

Бедный сыночек. Остался без денюжки. Как печально в твоем-то положении...

У Серебряного больше не было щита. Он был ранен и, очевидно, обречён. Но спокойствие и мужество, с которым он принимал своё положение, не могло не внушать к нему уважения. Он стоял и смотрел, как Черный стремглав мчится на него, размахивая боевой цепью.

Когда противник замахнулся, Серебряный исхитрился увернуться, ухватиться двумя руками за цепь и рывком вырвать Черного из седла.

Теперь оба противника лишились коней. В руке Черного была цепь, Серебряный выхватил меч. Цепь с гирями обвилась вокруг клинка и спустя мгновение Серебряный был обезоружен.

Против воли я почему-то болела за него, хотя имена обоих рыцарей были мне неизвестны.

Черный вновь обрушил удар цепи на противника. Гири обвились вокруг шеи Серебряного, и Чёрный рванул цепь на себя, заставив соперника рухнуть на колени. На мгновение я посчитала поединок законченным, подумав, что сочувствовать слабому это тоже своего рода определённая слабость. Впрочем, свойственная всем женщинам. Но я-то в гордыне своей считала себя большим, чем просто женщина. Не гоже мне жалеть побитого кавалера.

Тем временем побитый кавалер, рыча, поднялся с колен, ухватился руками за цепь, стараясь не дать себя удушить. Черный, потеряв равновесие, упал на землю и этого мгновения оказалось достаточным, чтобы Серебряный успел освободиться.

Напряжение, в котором держал зрителя поединок, начал утомлять. Быстрее бы они уже прибили друг друга.

Черный снова размахивал цепью, Серебряный снова увёртывался. Он подхватил валяющиеся седло и теперь загораживаться им, как щитом. После очередного удара цепь обвилась вокруг импровизированного щита и Серебряный рывком вырвал оружие из рук противника.

Секунда.

Другая.

Подняв с земли меч, к которому Серебряный все это время приближался, он нанес Черному сокрушительный удар.

Трибуны рокотали, словно бурное море, ликуя. Дамы бросали цветочки-платочки.

Я тоже невольно вскочила, рукоплеща.

Если бы победил Черный рыцарь, мы, наверное, вели бы себя точно так же?

По залитому кровью, усеянному обломками оружия полю маршалы подвели победителя к подножию трона.

— Храбрый рыцарь, — с приветливой улыбкой начал Фабриан, — вы достойно сражались и честно одержали победу. Объявляю, что вы имеете право получить из рук королевы венец победителя, который заслужили доблестью и честью.

Победителя поставили на колени на нижней ступени трона. Маршалы разрезали веревки, удерживающие шлем, расстегнули латный нашейник, обнажив его голову.

Не скрою, мне было интересно, чье лицо скрывается за пластиной металла. Но когда я увидела кто передо мной, я чуть венец от себя не отшвырнула.

— Лэш Виттэр?..

Порочные глаза, утратившие ясность от боли, усталости, слабости и кровопотери, взглянули на меня из-под взмокших рыжих кудрей.

— Моя королева, — склонил он голову.

Я принудила себя выдержать роль до конца, возложив на его голову венец, свидетельствующий о благородстве.

Маркиз Виттэр потянулся было к моей руке, чтобы запечатлеть традиционный церемониальный поцелуй, но я демонстративно её отдернула, развернувшись к нему спиной.

Покачнувшись, Серебряный рыцарь рухнул к моим ногам, потеряв сознание. Подумать только, как драматично.

Я подобрала юбки, и пошла прочь, не видя смысла разыгрывать беспокойство, ни тени которого не испытывала.

Сдохни три раза, красавчик. Вот это был бы подарок, достойный твоей королевы.

Глава 14

Стрелки часов неумолимо приближались к полуночи. Я не без удивления взирала на закутанную с ног до головы фигуру, выросшую на моём пороге.

— Мы едем в город, — оповестил меня Дик*Кар*Стал. — Сегодня ночью нашими стражниками будут лишь мертвецы, — предупредил он.

Никто не любит мертвецов. Я не исключение.

Мы успели миновать большинство дворцовых переходов перед тем, как к нам присоединилась мёртвая стража. Мгла скрывала их лица, хвала Благим Богам. Зомби двигались медленно. Живой человек никогда так не ходит. Он то и дело убыстряет или замедляет шаг, размахивает руками, а эти шагали однообразно, как заведённые куклы-автоматы.

Но труднее всего было выносить их запах — сладкий, въедливый запах падали.

Потайная дверь, через которую король вывел меня из дворца, упиралась прямо в ров с водой. По склизким от водорослей и ила ступенькам наша почти похоронная процессия спустилась к лодке. Здесь зловонные мертвецы выступили в роли перевозчиков, принявшись бесшумно орудовать вёслами. Их пустые, сочащиеся чем-то похожим на сукровицу, глазницы, не мигая, смотрели с пустоту.

Лодка медленно скользила по воде. Дул слабый ветерок, разнося запахи земли, тины и гниющей человеческой плоти.

Вскоре я поняла, что мы направляемся в сторону Тафальгамской тюрьмы. С каждым взмахом вёсел она приближалась, вздымая к небесам свой темный силуэт.

Тюрьма представляла собой восемь башен со сторожевыми вышками, слепыми толстыми стенами, решетчатыми воротами и подъемными мостами. То был настоящий остров страданий, суровый страж закона и власти. Ни один звук не проникал извне в темень тюремных камер, где без надежды долгие годы томились узники.

Об этом месте ходило множество легенд. Что ж? Вскоре присоединится ещё одна: кровавая легенда о жестокой королеве.

Лодка пристала к откосу, покрытому толстым слоем липкой тины, принесённой сюда паводком. Именно с этого откоса начинала возвышаться главная тюремная башня.

Дик*Кар*Стал постучал в маленькую дверь, скрытую в толще стен и она тот час же услужливо распахнулась.

— Доброй ночи, Фэй, — снисходительно кивнул король сутулому человеку.

Старый вояка заложил дверной засов и повёл нас за собой по винтовой лестнице, уходящей вниз. Воздух здесь был сырым и спёртым.

Остановившись у очередной двери проводник зазвенел ключами.

Один из мертвецов Дик*Кар*Стала сделал шаг вперёд и взял в углу запасной факел. Небольшое усилие с моей стороны — и вот уже пропитанная маслом пакля ярко вспыхнула. Едкий чад мешался с запахом гнили.

При неровном свете пламени удалось разглядеть человека, забившегося в угол, опустившегося на корточки и закрывавшего лицо руками. Грива спутанных волос падала ему на лицо, глаза горели в глубоко запавших глазницах.

— Кто это? — спросила я, поднимая факел выше, чтобы лучше рассмотреть узника.

— Серийный убийца, миледи. Ловил женщин и детей, отводил их в лес, там убивал.

Арестант резко вскинул голову, вонзая в меня горящий злобным весельем взгляд — взгляд безумный и в то же время полный лютой хитрости.

— Ты делал то, в чем тебя обвиняют?

Узник обнажил в ухмылке жёлтые, местами сгнившие почти до корней, зубы:

— Сначала я вспарывал им животы, а потом насиловал. Видели бы вы, как ползли из них кишки! Жалко, что такая лакомая зайка как ты, мне тогда не попалась...

— Всему своё время. Хорошо, что мы в итоге всё-таки встретились.

— Зато мне попадались другие зайки, — он словно не слышал меня. — У одной, последней, (или предпоследней? Не помню точно) был такой хорошенький ротик. Она им плохо сосала Я ей харю-то раскроил. Отрезал от хорошенького личика кусочек за кусочком, потом снял с неё кожу, слой за слоем, точно стружку. Слышала бы ты, как она орала! Они все орали. Этот крик для меня слаще музыки...

— На всякий случай я оставлю с тобой стражу, — бросил через плечо Дик*Кар*Стал перед тем, как покинуть камеру вслед за тюремщиком.

Узник продолжал скалиться.

— Зачем ты убивал свои жертвы? — поинтересовалась я.

— Для удовольствия, — хихикал он в ответ. — Они были такие невинные, такие светленькие... я убивал их для удовольствия. Сначала насиловал, ломал косточки. Потом вспарывал животы, потом...

— Твои жертвы умирали в жестоких мучениях?

— О, да!

От него пахло несвежим бельём и скисшей капустой.

-Ты веришь в Благих Богов, человечек?

— Не-а.

— А в демонов?

— Не-а.

— И тебе не страшно было убивать людей, веря, что за Священным Кругом Жизни, на Том Берегу, их ничего не ждёт? Что они не получат ни утешения, ни утоления за свои муки?

— Не-а, — снова прозвучал впечатляющий содержательностью ответ.

— А умирать самому тебе не страшно?

Очередного 'не-а' отчего-то не последовало.

— Я умру не скоро, — дрогнувшим голосом выдохнул он после затянувшейся паузы. — Мне ещё не время умирать.

— Время определяешь не ты.

Я медленно подошла к нему, схватила за волосы и, заставив запрокинуть голову, заглянула в глаза. Не знаю, что он там прочитал в моем взгляде, но видимо то, что прочитал, его напугало. Мужик перестал хихикать и испуганно замер.

— Когда я гляжу на такой кусок дерьма в человеческом обличье, как ты, — я почти шептала это, едва выдыхая слова, — я тоже начинаю сомневаться в том, что Благие Боги существуют. Может быть, как это не страшно, их действительно нет? Или может быть то, что их нет, совсем не так уж и страшно? Ты верно служил злу, человечек, вот оно и пришло тебя вознаградить. Пришло в моём обличье. Теперь никто и ничто тебе уже не поможет. Погляди на меня, — потребовала я. — Загляни в мои глаза: там твоя погибель. Я уничтожу тебя. Я тебя съем.

* * *

Празднества по поводу королевского бракосочетания продолжались. Эдонийцы и фиарцы совместно обедали и дебоширили, катались на лодках по местным каналам. Все флиртовали друг с другом двадцать четыре часа в сутки.

Не прошло недели со дня ужасающе-блистательного турнира, как, по настоянию принца, был объявлен большой выезд на Королевскую Охоту.

Дик*Кар*Стал и на этот раз от увеселения счастливо увильнул, сославшись на дела государственные.

У меня дел, естественно, не нашлось. Какие дела у новобрачной?

С раннего утра, когда солнце ещё не успело вскарабкаться на небо, весь придворный балаган собрался во всем своём блеске и великолепии, готовый выдвигаться к месту назначения.

— Слепой Ткач! — горячился Фабриан, торопясь к коню. — Уже семь часов! До места ехать как минимум час, пока набросим гончих... да мы только в девять начнём охоту!

Появление юного принца встретили громкими криками. Доезжачие затрубили в фанфары, лошади заржали, собаки залаяли. Веселье пошло полным ходом. Под истошный гром фанфар охотничий картеж выдвинулся из Тафля.

Мы монотонно передвигались по улицам, пока не выехали в предместье. Все только и говорили, что о погоде, возрасте обложенного кабана-секача да о месте его лежки.

Рядом с его величеством я заметила невысокого молодого человека лет двадцати пяти-двадцати шести. Серо-зелёные глаза его, обращаясь на меня, как-то странно блестели, а улыбка граничила с наглостью.

— Лорд Льюэс Кастал, — прокомментировала Астарэль, заметив мой интерес. — Отец этого юноши приходится дядюшкой твоему супругу, Одиффэ и младшем братом покойного короля. Очередной родственничек и побочный претендент на корону.

В десять протрубили сигнал и спустили собак. Ищейки молниеносно взяли след, быстро подняв кабана-секача из колючих зарослей. Зверь припустил напрямик, преследуемый не менее чем двумя десятками гончих.

Около часа мы все носились по лесу.

Кабан выскочил на нас, как это бывает по законам жанра, совершенно неожиданно. Он мчался вперёд, как таран на ножках, выставив вперёд морду, украшенную внушительного вида клыками. За ним — гончие. За собаками летел на своём скакуне наследный принц. За ним, по пятам, двое доезжачих, лорд Льюэс Кастал и маркиз Виттэр.

Какие тёмные силы этого-то подняли с одра так скоро? Ну что ж, пусть поохотиться. Может быть сам себя в могилку и загонит на моё счастье.

Поняв, что оторваться не получится, дикая свирепая свинья решила перейти в наступление. Свернув с тропинки, она прислонилась задом к большому камню, развернув клыкастую морду в сторону своих преследователей и мучителей.

Разгоряченные псы, распаленные людскими криками и погоней, с остервенением набросились на кабана.

Принц Фабриан выдвинулся вперёд, держа наготове услужливо поданную слугами рогатину. Справа от него с ножом в руках держался Виттэр, слева — доезжачий. Коротышка лорд Кастал предпочёл отодвинуться в сторонку, не приближаясь к линии огня слишком близко.

Штук сорок гончих с визгом набросились на секача, норовя впиться в морщинистую шкуру, покрытую вставшей дыбом щетиной. Кабан каждым ударом клыка отбрасывал какую-нибудь собаку, распарывая животы и полосуя шкуры. Земля покрывалась зверинами внутренностями и кровавыми лужами.

Фабриан, видимо, рассчитывал, что лающая свора удержит зверя, но просчитался. При виде рогатины животное уклонилось, и та попала ему не в грудь, как задумывалось, а скользнула по лопатке. Ударившись в камень, рогатина затупилась.

Всё происходило очень быстро. Гораздо быстрее, чем успеваешь рассказать.

Кабан с налившимися кровью глазами, ощетинившийся и страшный (вот уж никогда бы не подумала, что клыкастой свинье удастся так меня напугать) кинулся вперёд, опустив голову.

Принц, в расчете уйти от удара, поднял коня на дыбы, но слишком сильно натянул поводья. Жеребец, не удержавшись на ногах, запрокинулся и упав, ко всеобщему ужасу, придавил принцу ногу.

— Отдайте повод, ваше величество! — крикнул Виттэр, вылетая вперёд.

Он стремился собственным телом закрыть сына любовника.

Ещё секунда, и моему новоиспеченному супругу придётся оплакиваться либо сына, либо любовника, а может быть и того, и другого вместе, а мне, соответственно, смотреть на его скорбную мину и носить траур.

— Атьенара! — вскинула я перед собой раскрытую ладонь, посылая вперёд энергетический импульс.

Поляна осветилась яркой вспышкой, похожей на молнию. Тонкая, словно росчерк лезвия, светящаяся линия прорезала пространство, сражая кабана. Его затрясло, подбрасывая на месте. С губ полетела пена. Потом глаза зверя закатились, и земля содрогнулась под рухнувшей тушей.

Смолкли не только придворные, но даже птицы и насекомые.

Пахло озоном и палёной шерстью.

Один из доезжачих помогал принцу подняться на ноги.

— Все хорошо, ваше величество, все хорошо, — повторял он, сам при этом трясясь, как насмерть перепуганный заяц. — Вы не ранены. Вы в порядке.

Обратно в Тафль мы возвращались с не меньшей помпой, чем выдвигались: кавалькада придворных, великое множество пажей, рота гвардейцев — всё это предшествовало карете, в которую пришлось забраться по настоянию моего дорого пасынка.

Карета принца сильно отличаясь от тех, к которым я привыкла в Эдонии. Эта, сугубо фиарское средство передвижения, было сделано с фиарской же основательностью и представляло собой прямоугольный кузов на четырёх колесах, изнутри выложенный подушками, а снаружи задрапированный парчовыми занавесками.

Юный Дик*Кар*Стал унаследовал страсть своей несчастной матери к золоту. Все, что могло сверкать вокруг него, сверкало. Под потолком кареты висела клетка на золотой проволоке, в клетке сидела странная птица, с виду похожая на курицу, только размерами покрупней. И оперенье у неё, опять же таки, было золотистым.

Как только слуги закрыли за нами дверь, пространство заполнилось запахом духов, цветочно-слащавых. Принадлежали эти духи, естественно, не мне. Я сладкие запахи на дух не переношу.

— Рад оказаться с вами наедине и без лишних глаз, сударыня. Особенно после того, что вы для меня сделали, — в голосе принца было куда больше живого чувства, чем можно было ожидать. — Сегодня я не стану называть вас матушкой. Признаться, куда удобнее величать вас сестрой, ведь по годам вы ближе ко мне, чем к отцу. Я обязан вам жизнью, — повторил принц Фабрина.

— Принимаю вашу благодарность. Но, не сочтите за дерзость, ваше спасение обошлось мне совсем недорого, я ничем не рисковала, так что поставим на этом точку.

Улыбка сошла с лица принца.

— Вы хотите сказать что-то ещё? — догадалась я.

Фабриан нервно, по-змеиному, облизал губы:

— Ваш брак с моим отцом, я знаю, был заключён против вашей воли. Отец намного старше вас, и он чудовище. Он изменял моей матери и наверняка станет изменять вам. И изменял ей даже не с женщиной... Он — это скверна. Ни одна женщина не будет с ним счастлива.

— Хотите выразить мне соболезнования?

— Вы так красивы. Вы заслуживаете, чтобы вас любили, вам поклонялись, прославляли вашу красоту и вашу молодость. А мой отец?.. — щеки принца залились краской негодования и стыда. — Может быть вы думаете, что молва преувеличивает его недостатки? Но нет, всё это, к сожалению, чистая правда. Тёмный Король убил мою мать, которая была не менее прелестной, чем вы, чтобы блудить в своё удовольствие с такими, как его подзаборный рыжий маркиз. Моя мать была одной из самых нежных, прекраснейших женщин в королевстве, а он оскорбил её всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Вы... вы достойны лучшей участи, чем быть отданной на растерзание проклятому некроманту, — с ненавистью договорил принц.

— Опомнитесь, ваше величество, что вы говорите? Разве ваш отец с младенческих лет не окружает вас заботой, не печётся о ваших интересах превыше собственных, не любит вас, в конце концов? В мире существуют люди и похуже Сиобряна Дик*Кар*Стала. Поверьте мне.

— Вы либо наивнее, чем я полагал, либо... я слышал, что вы храбрая и сильная, что вы никого не боитесь и не станете плясать под чужую дудку. Я надеялся, что у вас хватит силы пойти против моего отца и не сломаться, как моя мать. Да неужели вы будете терпеть, покорно деля своего мужа с этим недовешенным каторжником Лэшем?

— А что, по-вашему, я могу сделать?

Слова Фабриана уязвили меня сильнее, чем я готова была признать.

А ещё меня бесило, что этот неоперившийся цыплёнок вообразил себя коршуном и пытается мной манипулировать.

— Вы должны освободиться от моего отца. Развода вам, конечно, не дадут, так что если хотите быть свободной придётся завоевывать свободу самой. Я всё сказал... что вы ответите мне?

— А что вы ожидаете от меня услышать?

— Я ведь могу говорить с вами откровенно?..

— Я бы на вашем месте дважды подумала, прежде чем ронять необдуманные слова.

Он явно ожидал услышать от меня что-то другое.

— Я успела оплакать мою свободу. А брак с вашим отцом даёт определённые преимущества, с которыми расставаться не выгодно.

— Если вы хотите остаться королевой Фиара у вас будет такая возможность, сударыня. В благодарность за ваше содействие я с радостью...отблагодарю вас. Без лишней самоуверенности могу утверждать, что моложе и красивее моего отца. К тому же, в отличии от него, люблю женщин.

— Хотите стать отцеубийцей? — полюбопытствовала я.

— Мой отец в свое время этого не испугался, — пожал плечами принц.

— Поступайте, как знаете, ваше величество, но меня не втягивайте в ваши игры. Прежде чем мы закончим разговор, я дам вам добрый совет, который вы, скорее всего, не оцените. Корона Фиара ваша по праву и по закону, она никуда от вас не денется. Не торопите время, наслаждайтесь жизнью, набирайтесь мудрости...

— Благодарю за совет, сударыня, — холодно кивнул Фабриан.

Я поняла, что у меня появился ещё один враг.

Ну и прекрасно. Враги разнообразят жизнь. Чем больше в жизни врагов, тем меньше в ней скуки.

Люблю врагов, хотя и не благой любовью.

Глава 15

Череда королевских празднеств по случаю нашего с Дик*Кар*Сталом бракосочетания завершилась большим народным гуляньем на главной городской площади.

'Ваше величество! — закатывали густо подведённые глаза придворные дамы, — Вы бы только видели, как всё чудесно устроено! Фонтаны вина бьют рекой! Карнавалы, акробаты, шуты! Такое веселье!'.

Придворные дамы из кожи вон лезли, стараясь понравиться новой королеве и это при том, что сама я им не нравилась совершенно. Чувство антипатии между нами было взаимным. Дамы досаждали мне подчеркнутым аристократизмом, за которым не виделось ничего кроме алчности, коварства и хитрости.

Излюбленным занятием придворных фрейлин были многочисленные романы с многочисленными придворными кавалерами. Если придворные не могли предаваться любви, они предавались сплетням о ней. Казалось бы, при такой свободе нравов, что царила вокруг, при дворе должна господствовать терпимость к чужим грехам. Да не тут-то было. Несмотря на то, что во всем Тафле и его ближайших окрестностях днём с огнем не сыщись ни девственницы старше пятнадцати, ни верной супруги или хотя бы постоянной в своей сердечной привязанности любовницы, каждая из этих совершенно безмозглых и совершенно бесполезных в любом отношении фарфоровых куколок норовила все время кого-то за что-то осудить, уколоть шпилькой плохо заточенного остроумия.

Зато как свято придворные дамы чтили память убиенный королевы Синьиэры! Называли не иначе, как святой мученицей, пострадавшей за приверженность вере и твердым принципам. О, Благие Боги! Смешно и абсурдно не это. Смешно и абсурдно было то, что меня постные мины, скроенные в честь памяти бывшей королевы, бесили с такой силой, будто привязанность к ней, моей предшественнице, что-то лично у меня отнимала.

Насколько я поняла по обрывкам сплетен, мужа своего Синьиэра ненавидела как мужчину, запятнанного всеми пороками. И у неё, не оспариваю, были на то причины. Знаю по собственному опыту, ненависть не вырастает на пустом месте. Чаще всего её питают былые сердечные привязанности, разбитые надежды или раздавленное самолюбие. Если дело касается нас, женщин, то сильнее всего мы ненавидим тех мужчин, которых больше всего когда-то любили. Когда наша любовь изначально остаётся без ответа, она, конечно, приносит страдания, но потом светит, будто не сгоревшая звезда, освещая всю жизнь. Другое дело, если мужчина дарит, а потом не оправдывает подаренных надежд. Если предает нас, меняя на другую женщину (или, как в случае с Дик*Кар*Сталом, на мужчину), тогда женщина становится смертельным, изобретательным, беспощадным врагом. До самой своей смерти.

А иногда, как видно на данном конкретном примере, даже после неё: Дик*Кар*Сталу убитой супруги не простил ни народ, ни единственный сын-наследник.

* * *

— Ты был в городе? Как там, на хвалёном празднике? — полюбопытствовала я у Теи при встрече. — Мои фрейлины в таком восторге, что даже стало любопытно, что там за чудо такое?

— Тебе не понравится, — заверил меня он. — Площади грязные, акробаты пьяные, вино дешёвое, — презрительно передёрнул он плечом. — Утром из фонтанов вино черпают чашами, днём — обыкновенными плошками, к вечеру там вообще купаются. Сплошные нечистоты.

— Ты прав. Ничто не утомляет так, как праздники, к которым не лежит душа.

— Тебе следует поменять точку зрения, девочка. Отныне праздность — твоя работа.

Я с трудом удержалась от того, чтобы не скроить недовольную гримасу — минимум мимических движений не только мешает собеседнику заглянуть к тебе в душу, но и предохраняет лицо от морщин.

— Дик*Кар*Стал поблагодарил тебя за спасение сына? — поинтересовался мой собеседник.

— Нет, — ответила я.

— Отец и сын не слишком ладят?

— Мой отец всего лишь бросил мою мать, но этого оказалось вполне достаточным, чтобы я навсегда записала его в разряд врагов. Трудно рассчитывать на любовь ребёнка, когда повинен в смерти его матери. Не находишь?

— У Дик*Кар*Стала была причина так поступить со своей женой.

— Она мешала его утехам с маркизом Виттэром?

Теи тонко усмехнулся:

— Это, возможно, сыграло свою роль, но лишь в дополнение к основной причине. Королева Синьэра понесла дитя. И это дитя было не от его величества.

— Он убил её за какой-то адюльтер?! Какое лицемерие, — покачала я головой. — Ведь даже если правда далеко не все, что приписывают Дик*Кар*Сталу, а лишь десятая часть, ему ли кого-то судить?

— Испокон веков на почве неверности люди убивают друг друга. Природа человеческая всегда одна и та же и зиждется она на чувстве собственности. К тому же, к твоему сведению, бывшая королева Фиара была убита не за 'какой-то адюльтер', как ты изволила выразиться, а за государственную измену.

— О, как!

— Королевский отпрыск — это уже не просто ребёнок, Одиффэ. Это судьба целого народа, целого государства. Чистота королевского лона не должна подвергается сомнению. 'Королева вне подозрений' — это правило незыблемо в веках.

— Вина королевы Синьиэры заключается лишь в том, что она, оставленная в одиночестве и пренебрегаемая собственным мужем, проявила женскую слабость?

— Слабость, влекущую за собой последствия, — поправил Теи. — Её величество, подстрекаемое любовником и стоящей за ним кликой, готовила заговор, собираясь устроить переворот в стране при пособничестве своей свекрови, матери Дик*Кар*Стала, и его дядьёв-принцев. Дик*Кар*Стала намеревались свергнуть, а на трон посадить малолетнего принца Фабриана, с тем, чтобы править от его имени. Полагаю, второй ребёнок-бастрюк был бы тоже объявлен королевским, но это уже так, нюансы. Всё прошло бы без сучка и задоринки, если бы король не был одним из сильнейших некромантов.

— Это-то здесь при чем?

— Самый страшный дар заклинателей смерти заключается не в умении поднимать мёртвые тела.

— А в умении улавливать души, — закончила я, вспоминая третий курс Академии Магии.

— Подозреваю, на службе у Тёмного Властелина невидимая армия привидений. Именно благодаря этому обстоятельству Дик*Кар*Сталу и удаётся всегда бежать на несколько шагов впереди врагов. Подумай только, какая прекрасная шпионская сеть? Духи постоянно слушают и наблюдают, собирают информацию, как пчёлы мед, с тем, чтобы отнести её своей главной темной матке. Вот эти духи, подозреваю, и доложили Дик*Кар*Сталу о повинности Синьиэры, расстроив её тщательно выверенные планы. Перед угрозой гражданской войны Дик*Кар*Стал предпочёл альтернативное вдовство.

Улыбка Теи обнажала сверкающие зубы.

Он всегда выглядел невинным юным трепачом, но никогда им не был. Стальная Крыса всегда отвечал, не то, что за каждое слово, за каждый свой вздох. В поучительном рассказе о Синьиэре главным сообщением было известие о постоянной невидимой слежке духов. Я это поняла.

Слепой Ткач! Жизнь-то день ото дня не делается легче. Постоянно под невидимым прицелом, даже в нужнике — и то не одна.

— Разрешите откланяться, ваше величество, — Теи отвесил мне церемониальный поклон, незаметно при этом подмигивая. — За нами следят, — проговорил он беззвучно, одними губами.

Я протянула ему руку для поцелуя в знак своей королевской милости и, повернувшись, наткнулась на пристальный взгляд Лэша Виттэра. Эти длинные, в лисий прищур, глаза, частенько наблюдали за мной с пристальным вниманием.

При дворе постельную принадлежность Дик*Кар*Стала любили не больше моего. Как только его не называли. 'Заносчивый хам, подзаборное отребье, королевская подстилка' — морщили носы фиарские аристократы. К сожалению, в обоюдоострых оскорблениях победителем всегда выходил Виттэр. Приходилось отдать ему должное, он не был ни глуп, не труслив. Его реплики всегда попадали в десятку, каждая фраза била с точностью стрелы, заставляя придворных бездельников грызть ногти от ярости. Но вызывать его на поединки они не торопились. Я сама получила возможность оценить его на турнире. Дерётся Лэш спокойно, грязно и эффективно, а это убавляет пыл у потенциальных искателей приключений. Подводя итог, скажу, что Лэш Виттэр был одной из самых неприятных личностей при дворе, но нельзя отрицать так же и того, что он был личностью яркой, броской и интересной. Такие люди, хочешь-не хочешь, бросаются в глаза, запоминаются. Наверное, поэтому, изнывая от скуки, я порой искала его взглядом в толпе придворных и с интересом слушала рассказы о нём. Нужно признать, что созерцание его нервного, наглого лица не вызывало во мне должного отвращения. Скорее (хотя я не призналась бы в этом и под пыткой) Лэш вызывал во мне совсем другие чувства.

Это не было обычной похотью. Мне не нужен был пенис сексуального красавчика. Я хотела бы заполучить то, что символически зовётся сердцем, увлечь его с тем, чтобы потом растоптать, унизить и отшвырнуть с жестоким пренебрежением. В этом сложном коктейле чувств смешивались обида на Дик*Кар*Стала и обычная женская ревность. Элементарное сексуальное влечение, приправленные острым соусом моей демонической природы.

Досадно и ужасно раздражало то, что кроме короля Виттэр ничего и никого не видел. Он безумно был влюблён в моего мужа, предан Дик*Кар*Сталу с нечеловеческой силой — не как человек, как пёс цепной. Подобная преданность зачастую у людей благородного происхождения проистекает из воспитания и чувства долга. Простолюдином же Виттэром повелевали только его порочные страсти. Он словно и не существовал сам по себе, а, подобно тени, зависел во всем от своего царственного покровителя и любовника. Это завораживало, как омерзительная открытая рана, наполненная кровью и гноем, в которую смотришь, зажимая нос и с трудом удерживая рвоту. Но оторвать взгляда всё равно не получается.

Лэш обожал всё, связанное с моим мужем — его зомби, его власть, его приказы, его сына. Все, что носило на себе отпечаток Сиобряна Дик*Кар*Стала имело для него значение.

Скорее всего и я не была исключением, ведь с его точки зрения я была частью его обожаемого короля.

Даже наедине с собой я отрицала бы наличие ревности к этой парочке. Твердила себе, что ревновать Дик*Кар*Стала я не могу, поскольку мне всё равно, что их там двоих связывает, что Дик*Кар*Стал нужен мне, как щит и меч, а существование маркиза Лэша Виттэра я вообще не замечаю. Но признавала я или нет, своим существованием и своей влюблённостью в моего мужа Лэш Виттэр бросал мне вызов.

* * *

Народное гулянье посетить в итоге пришлось. Причем в обществе высочайшей второй половины: Дик*Кар*Стал решил почтить своим присутствием городскую ратушу, чтобы окончательно осчастливить подданных сиянием двух наших царственных персон.

Веселье удалось на славу. Это же такая радость — сидеть в тенёчке под пышным балдахином и наблюдать, подавляя зевок, как какой-то идиот лезет верхом на истошно визжащего осла, увешенного колокольчиками от хвоста до носа.

Толпа плебса заходилась радостным хохотом.

— Вам не весело, моя королева? — раздался властный, приглушенный голос Дик*Кар*Стала. — Вы ни разу не улыбнулись.

— Хоть разрежьте меня пополам, не понимаю, что веселого в идиоте на осле? Прошу меня простить, что-то голова разболелась, — решила прибегнуть я к банальной женской уловке. — Могу я укрыться в тени собора и немного помолиться, ваше величество?

Честно говоря, я не слишком набожна. Да я вообще не набожна. Но сама идея убраться куда подальше с залитой солнцем и людьми площади была привлекательна. Дождавшись разрешения, я поднялась с трона, по фиарскому обычаю коснулась губами огромного алого перстня на указательном королевском пальце, после чего с облегчением в сердце спустилась по ступеням. Охранники в золотых плащах тут же взяли меня в тесное кольцо, храня от всех возможных бед.

Город представлял собой переплетение различных построек. Дворцы в рощах, бревенчатые гостиницы, таверны, бордели, храмы. Здания разделяли широкие дороги, обсаженные деревьями, от них ветвились улочки.

Главный храм города с хрустальными башенками, располагался недалеко от городской ратуши, так что идти пришлось недолго.

Сделав знак страже оставаться у порога, я вошла внутрь храма, в его прохладную глубину.

Длинная главная зала заканчивалась двумя резными деревянными лесенками, уводящими на хоры. В стене между лесенками таилась железная дверь, открывающаяся, судя по всему, в склеп под главной залой.

Храм из-под потолка освещали массивные масляные лампы. Освещение было скупым, но это только придавало помещению торжественности, позволяя воображению раздвигать плохо просматривающиеся стены почти до бесконечности. На хорах, по обе стороны от алтаря, стояли статуи Бога и Богини, держащие в руках алгоритмическую линейку, краски и кисти, как символ их бесконечного творческого процесса. Благие Боги, Священные Супруги, символ вечной любви. Из их союза родился, согласно верованиям фиарцев, мир. Я стояла пред незрячими глазами, взирала на эту прекрасную во всех отношениях пару, и спрашивала себя — верю ли я в них? Приходила к выводу, что не верю. Несомненно, над этим миром существует разумная сила, недобрая и незлая, ибо стоит выше понятия добра и зла. Она не управляет нами, лишь дарует жизнь, а потом идёт дальше, предоставив самим себе. Как ты распорядишься своей душой и телом, это лишь твое дело, но в конце придётся давать ответ за всё — вот моя вера.

Ведомая каким-то странным любопытством, рассматривая фрески на стенах и статуи в нишах, я приблизилась к железной двери. Прошептав заклинание, отпирающие любые засовы, если только они не зачарованы другим магом, я получила возможность продолжать мой исследовательский поход. Особо не таясь засветила световой шар, освещающий не хуже масляной лампы. Рассмотрела камни под ногами, длинную процессию гранитных столбов, каменные саркофаги вдоль стен. Из подземного хода тянуло холодом, а из часовни — жаром, так что меня обдавало ветром, словно дыханием тысячи привидений.

Не успела я сделать и несколько шагов вниз, как услышала голоса и, на всякий случай, скорее по инерции, чем по расчёту, загасила свет. Кому, помимо меня, пришла в голову охота помолиться?

С удивлением я наблюдала как одна из плит пола на хорах медленно поднималась до тех пор, пока не застыла в вертикальном положении. Притворив тяжелую дверь в усыпальницу, я оставила себе лишь маленькую щелочку, чтобы глаз мой мог подглядывать, а ухо — подслушивать.

Из черного отверстия выбралось несколько фигур. Если быть точной, их было около десятка. Любопытно.

— Льюэс? — обратилась одна из фигур к другой. — Он здесь?

— Да, отец. Ожидает.

Я замерла, вся обращаясь вслух.

В проходе церковной залы между рядами статуй показалась ещё одна фигура. По золотистым волосам и порывистости движений легко была узнать моего дорогого пасынка, принца Дик*Кар*Стала.

При появлении юного принца Фабриана люди сбросили капюшоны с лиц. Я узнала коротышку Льюэса Кастала и его отца. Двое из присутствующих были, несомненно, священнослужителями. Не уверена, но кажется один из них, тот, на ком были более дорогие одежды, венчал нас с Дик*Кар*Сталом, а значит, был Первосвященным Святейшим. Остальные присутствующие были мне незнакомы.

— Друзья! — напыщенно зазвучал голос королевского дяди. — Настало время действовать, ибо завтра может быть поздно. Проклятый возвел на своё ложе блудницу из вражеского племени. Со дня на день она может понести, тогда с нашей многострадальной землёй может произойти огромное несчастье. Мы не можем допустить подобного. Долг, честь и Боги требуют нашего вмешательства. Настало время, друзья мои! Настало время! — раскинул он руки в стороны, как собирающаяся лететь ввысь птица. — Час пробил: сейчас или никогда.

Я почти не дышала, проникнувшись важностью происходящего и желая понять, в чем эта важность заключается.

— С тех пор, как этот изувер, наш король, попирающий всё святое на земле, убил своего отца, моего дорогого брата; убил своего брата, моего дорогого племянника — я ждал. Ждал не возможности отомстить, ибо месть недостойна королевской крови. Ждал момента истины, когда можно будет восстановить жестоко попранную справедливость. И вот он, этот момент настал! Пришло время оценить по достоинству того, кто воистину сын своей святой матери и единственный достоин носить корону. Вот он, перед нами, тот принц, которого все мы так долго ждали, принц, любимый своим народом, принц, на которого лорды Фиара возлагают большие надежды. Этот принц здесь! Он готов выполнить миссию, для которой рождён.

— Да здравствует его высочество принц Фабриан Дик*Кар*Стал, — вскричали присутствующие, склоняя головы.

Принц гордо выпятил грудь, расправляя плечи. Пришёл его черед говорить, и когда он заговорил, голос его звучал уверенно и твердо, как рычание молодого львенка после первой охоты:

— Я верю, что Благие Боги, неотступно следящие за каждым нашим шагом, не оставят нас своей великой милостью. Они даруют нам благословление. Я не верю, что можно безнаказанно переполнять чашу терпения людей и богов, оскорбляя вторых и уничтожая первых. Нужно собраться с силами, чтобы раз и навсегда покончиться с тиранией Тёмного Властелина. Нужно извлечь страну из глубокой пропасти, в которую она угодила в правление моего отца. Да грядёт спасение! Милостью божьей все мы избежим проклятия и гибели, очистившись от скверны.

Слушатели разродились одобрительным шёпотом. В речи принца было столько силы, что это не просто пробирало — это заставляло ему верить.

Что нужно сделать, чтобы родное дитя возненавидело тебя с такой лютой силой? Достаточно ли для этого просто убить его мать? Или нужно ещё прочно сидеть на троне, которое это дитя хочет себе, словно новую игрушку?

— Доколе можно терпеть подобное положение дел? — продолжал вещать принц. — Народ устал скорбеть душой, глядя на деяния того, кому обязан покоряться и служить. Устал слышать о том, что нашу землю называют Империей Зла, Черной землёй, Землёй Некроманта! Устал терпеть изуверства тёмных магов! Я должен исправить это и, клянусь Благими Богами, я это сделаю, ибо это мой долг.

Священнослужители закивали головами:

— Вы пришли к нам по доброй воле, принц Фабриан, не так ли? — весомо и значительно вопросил главный патриарх, поглаживая холёной рукой белую длинную бороду.

— Да, о светлейший! — склонил перед ним голову принц. — Я пришёл сюда по доброй воле, чтобы пред очами Всеблагой Четы дать обет верного служения Святому Трону, Святому Скипетру и своему народу.

— Мы с радостью внимаем вашим речам, о, юный принц, — величаво проговорил Святейший, — они заполняют наши сердца надеждой. В эти смутные, тяжелые времена каждый честный человек обязан спросить себя о том, пользуется ли его многострадальная родина всем почётом и благосостоянием, причитающейся ей по праву? О, нет, ответит себе честный человек, если он разумен, а глаза его способны видеть. Нет счастья и нет в стране покоя, коих по праву заслуживает наш благодатный край. Государство раздирают на части равные по могуществу, противоборствующие силы и желания. Собравшиеся здесь, как верные слуги алтаря и трона, обязаны выполнить волю богов.

— Вы не должны мучиться угрызениями совести, дитя моё, — подал голос добросердечный дядюшка Кастал, — ибо скверну положено выжигать калёным железом. Его Величество, ваш батюшка, есть заблудшая овца в стаде, которую следует прирезать; есть плевел, затесавшийся в добрые злаки, который необходимо выполоть. Это благое дело, мой мальчик. Да пребудет с нами благословление Двоих!

— Да пребудет с нами благословение Двоих! — эхом отозвались все присутствующие.

За исключением меня, конечно.

Я-то сидела тихо, как мышь.

— Вашего батюшку окружают порочные люди, его губят порочные страсти, — вплел свой вкрадчивый голос герцог Льюэс в общий хор голосов. — Его фавориты, сменяющие один другого, своим поведением возмущают весь Фиар. Он позволил плебейскому отродью, проходимцу из трущоб, Лэшу Виттэру не только осквернять священное супружеское ложе, но и встать между ним и вами, плоти от плоти его!

— Вам грешный отец виновен в смерти вашей матушки, да пребудет её душа в Кущах Вечного Блаженства. Он много раз дал нам право уничтожить его. Истребим же всю скверну, которой он наводнил нашу землю! Пока на троне сидит этот изверг, — брата, отца и женоубийца, — положение, в котором мы оказались, будет оставаться безвыходным. Пока мы остаемся под властью такого короля, нас всех ждёт только позор и бесчестие!

— Долой Проклятого Короля! — вскричали заговорщики. — Долой Сиобряна Дик*Кар*Стала!

— Ваше высочество, — склонил голову Святейший, — вы внимательно выслушали нас, услышали искреннее выражение наших помыслов. Мы должны, мы обязаны вытащить королевство из трясины, в которой его топит Проклятый. Ваше высочество, вы не должны предаваться ложным идеалам, вас не должны сдерживать остатки былой привязанности, ибо тот, к кому вы её питаете не достоин ваших чувств. Мы пришли сюда сегодня, рискуя всем, не для того, чтобы просто поговорить. Время разговоров миновало. Мы пришли сюда с тем, чтобы низложить старого короля и избрать нового. Того, кто смоет позор и грех с дома Дик*Кар*Сталов и возвратит Фиару его былую славу. Волей небес, коих проводником я являюсь на земле, да покроет вашу голову корона! Да здравствует король Фабриан IV!

Не успел голос Святейшего затихнуть, как вспыхнули, словно сами собой, свечи пред алтарями, осветив поднявшуюся из храмовых недр тиару, усыпанную драгоценными камнями.

Принц, словно бы покоряясь высшей воли, преклонил колена, склоняя золотоволосую голову в знак величайшей покорности.

Святейший со всевозможным достоинством взял тиару в руки и украсил ею юное чело Фабриана Дик*Кар*Стала.

— Государь! Мы возлагаем на вашу голову корону с благословления Благих Двуединых, чтобы с их помощью вы противоборствовали нашим врагам, охраняли и защищали вверенное вам государство. Отныне вы помазанник Небес, имеете полное право вершить правосудие, защищать вдов и сирот, пресекать беспорядки. Да пребудет с вами добродетель. Да осенит чело ваше благословение Двуединых, государь. Да покроетесь вы в вашем правлении заслуженной славой!

Святейший открыл небольшой позолоченный сосуд, кончиком золотой палочки, похожей на иглу, извлёк из него несколько капель вязкого вещества (судя по всему, каких-то благовоний) и нанёс их на лоб, щеки и подбородок принца, чертя Вечный Знак Жизни — центрические круги.

— Двуликие и Двуединые венчают тебя с этим троном. Прими сей венец — отныне ты наш государь!

Где-то тоненько зазвенел колокольчик, и все присутствующие преклонили колени:

— Да здравствует король Фабриан Четвертый!

— Господа! — Фабриан поднялся на ноги гордо и величественно, как и подобает власть держащей особе. — Я оправдаю ваши чаяния, даю слово.

Всё увиденное казалось мне полным абсурдом. Я, конечно, предполагала, что заговоры, каверзы и интриги являются повседневной королевской действительностью, но чтобы белым днём, в нескольких сотнях от королевской стражи и самого короля, во время королевских празднеств?!

Любопытно, то, что они помазали друг другу щеки ароматической смолой и поносили над головами золото с бриллиантами, действительно имеет силу, магическую или юридическую?

Заговорщики обменялись рукопожатиями. Затем крепко обнялись. Потом Святейшие нахлобучили себе на голову капюшоны ряс, а принцы — плащей, опуская их так низко, что глаз уже не рассмотреть вовсе и все, друга за другом, вереницей, потянулись к арке дверей. Один из низших священнослужителей затворил двери и потушил огни. Храм снова погрузился в полумрак и таинственное безмолвие. Я вновь осталась одна, если не считать бесстрастных, равнодушных ко всему, богов.

Долго наслаждаться уединением я не стала, а предпочла покинуть святую обитель вслед за заговорщиками. Естественно, входную дверь запирал огромный засов внушительных размеров. Сорвать его была не проблема, но, во-первых, будет много шума, а во-вторых, там, за дверью, я могла наткнуться на тех, с кем встреча меня не порадует. Оглядевшись и приметив лестницу для чистки витражей, я приставила её к одному из окон, выходивших на городское кладбищ. Так и выбралась.

Скользя от могилы к могиле добралась до ограды, ведущей на внешнюю сторону улицы. Ограда оказалась заперта, искать выход было откровенно лень, и я попросту её перелезла. Тут-то меня и ждал сюрприз.

* * *

Не спрашивайте меня, как врагу удалось узнать, где меня поджидать и почему поджидать нужно именно меня, ведь готова поклясться, что в Храме мое присутствие осталось незамеченным. Я не знаю, почему и как, но факт оставался фактом — они ждали в нужном месте. И ждали именно меня. Наемники с закрытыми забралом лицами.

— Прочь с дороги! — зарычала я.

Но способна ли хрупкая девушка внушить страх профессиональным убийцам? Никто из головорезов не сомневался в том, на чьей стороне будет победа.

Перед глазами мелькали кольчуга на коже, поручи, поножи, стальные шлемы... меня окружало около двух десятков головорезов.

— Как вы смеете! — повысила я голос и выпрямляя спину. — Вы обнажается мечи против вашей королевы?! Да вы лишились рассудка!

— Бывшей королевы! — хрипло засмеялся кто-то из ублюдков, рассекая перед собой воздух мечом и заставив меня порывисто отскочить, прислоняясь спиной к стене, чтобы ни одна сволочь не могла ударить меня со спины.

— Убейте её! — прозвучал приказ.

Меня окатило волной ярости. Что ж? Если бой неизбежен, будем драться.

Один взмах руки и четверо воинов, успевших подскочить слишком быстро, полыхнули ярко, охваченные пламенем, воздвигая между мной и остальными моими врагами нечто вроде оборонительного огненного вала. Выхватив у оглушительно вопящего, обращённого в живое пламя, наемника ставшую ненужной ему шпагу, я скрестила её со следующим нападавшим.

В реальных условиях драться женщине моей комплекции с мужчиной просто нереально. Он одним весом задавит, как котенка, сомнёт любое сопротивление. Но я, хвала Двуликим, не женщина. Я — огненный демон, способный в минуты опасности балансировать на грани двух миров, вплетая в явь кошмары наваждений.

Мой клинок пробил горло противника. На его месте, словно головы у гидры, возникло ещё пять. Троих удалось сразить одним огневым пульсаром, двоих — клинком.

Я наносила удары уже не различая, кому они достаются. Била то наотмашь, то колола, то рассекая чью-то голову, то дырявя чью-то грудь. Мои враги падали, кто мертвый, кто раненный, кто сожжённый.

Я чувствовала, как темное пламя ярости всё сильнее раскалялось в моей груди, а мозг работал одновременно и лихорадочно и чётко. Из пятнадцати окружающий меня мужчин я смогу покосить больше, чем половину. Но оставшаяся половина, вне сомнения, прикончит меня.

Взгляд судорожно метался, стараясь оценить возможности для сопротивления, но дела мои были катастрофически плохи. При одновременном нападении такого количества воинов с такого расстояния у меня практически не было шансов выжить. Отступать было не куда. Со всех сторон щетинились и напирали шпаги. Начался настоящий хаос из тел и клинков.

Скользнув на Ту Сторону, где время замедлялось и текло по иным, неведомым мне законам, пространство делалось вязким, как кисель, а звуки отсутствовали вовсе, будто внезапно напала глухота, я наносила один удар за другим в узкие щели между доспехами, перерезала горло и срезала пальцы, сжимающие угрожающее мне оружие. От ответных ударов легко уклоняясь, то бросаясь в сторону, то нагибаясь. Это было несложно, потому что на изнанке мира всё замедляло движение почти до полной остановки, и лишь я одна продолжала двигаться.

Когда я выпала в реальный режим времени, мостовая была усеяна трупами. Алым пятном выделялась отрубленная, все ещё судорожно сжимающая клинок, кисть руки. В нескольких шагах один из наёмников орал, как резанный, зажимая культю, из которой фонтаном била ярко-алая кровь.

Я по-прежнему была окружена. Сразу две шпаги задели бока. Боль была далекой и одновременно обжигающей. Четверо воинов навалились на меня разом, вынуждая непрерывно наносить удары, то колющие, то рубящие, как получится.

Раны мои, впрочем, не тяжелые, сильно кровоточили. Я чувствовала, что вместе с кровью теряю и силы. Это заставило меня действовать ожесточённее.

И снова я на обратной, беззвучной изнанке мира. И снова у одного моего противника пронзена грудь, а у другого свернута шея.

Неожиданно я поняла, что на меня никто больше не нападает. Словно невидимая рука перелистнула страницу, и я оказалась в безопасности. Только что звенела сталь, летали боевые пульсары, а теперь я стояла на скользких от крови камнях и смотрела прямо на Сиобряна Дик*Кар*Стала.

Он возвышался надо всем на своём черном, арабском скакуне. Лицо его было совершенно бесстрастным, лишь в глазах горел мрачный огонь.

— Ваше Величество... — пробормотала я с облегчением.

Мир начал двоиться в моих глазах. Он раскачивался все сильнее, будто я стояла на огромных качелях.

— Ваш сын пытается убить меня, ваше величество... — бормотала я, почти бредя. — Наверно, ему не понравилась моя набожность? Особенно, когда я стремлюсь унять свой религиозный зуд в Хрустальном Храме, — истерично смеялась я, обседая на подхватившие меня руки. — И то, что я могу подарить вам нового наследника трона ему тоже не понравилось, ваше величество...

Честно говоря, я уже плохо соображала, что творю.

Мне ещё только предстояло осознать и смириться с мыслью, что безопасность, в которой я уверила себя, мнимая, что она существует только в моём воображении. Меня белым днем чуть не убила банда головорезов, которым оказалось глубоко плевать на то, что я королева.

Я смеялась, как сумасшедшая. А что мне оставалось? Плакать? Заламывать руки? Проклинать? Я предпочитала смеяться. Истерично и иронично, словно издеваясь над этим жестоким, одновременно рассудочным и безумным миром, в котором вместо одной лун их зачем-то светило три.

Я смеялась, пока не потеряла сознание.

Глава 16

В голове было пусто, я словно летела в этой пустоте неведомо куда. Потом зазвучали приглушенные, взволнованные голоса. И не поймешь сразу, далеко говорят или близко? Едва уловимо пахло горьким парфюмом.

Полностью я пришла в себя уже лёжа на кровати. В комнате закрыли все окна. В камине горело высокое пламя, распространяя удушливый жар. Дышать было нечем.

— Откройте окна! — потребовала я, пытаясь подняться с подушек.

Но чья-то рука уперлась в плечо, принуждая вернуться на место. Прохладный край чаши коснулся моих пылающих губ.

— Пейте, ваше величество, пейте, — шептал человек в тёмном балахоне. — Это обезболивающий отвар. Он облегчит боль, поможет успокоиться нервам и угомонит сжигающий вас внутренний жар.

— Мои нервы в порядке. Боли я почти не чувствую. Пить ваше пойло не стану. Дайте воды.

Цокая языком и недовольно качая головой, старик всё-таки не осмелился мне перечить.

Вода показалась сладким, как мёд, бальзамом, пролившимся на мои губы.

— Если ваше величество не жалуется на боли от раны я осмелюсь доложить королю, что вам стало лучше? — начал лекарь, перебирая руками четки. — Он оставил чёткий приказ. Сказал, что желает говорить с вами сразу же, как только вы...

— Скажите его величеству, что я буду рада его видеть, — перебила я эскулапа, не в силах дождаться конца его бесконечной, монотонно-усыпляющей речи.

Сиобрян навести меня, не прошло и четверти часа.

Выглядел его величество не лучшим образом. Лицо побледнело и осунулось, веки припухли, глаза подернулись дымкой усталости. Свет, падающий из камина, словно углублял морщины, пробороздившие его лицо.

— Лекарь заверил меня, что ваши раны поверхностны, хотя и сильно кровоточат, — тихо проговорил король глубоким и в то же время глухим, голосом. — Не волнуйтесь, вы скоро поправитесь, моя королева.

— Беспокоят меня не раны.

— Что же, в таком случае?

— Я считала себя в безопасности на вашей земле, маэстро. Я поступила легкомысленно. Мои враги воспользовались этим.

— Ваши враги ответят за то, что сделали.

— Даже если мой враг — это ваш сын? — вызывающе вздёрнула я подбородок.

Наши взгляды встретились.

Против его воли скрытый гнев Дик*Кар*Стала прорывался в тихом голосе, в напряженных, скрещенных на груди, руках.

— Это серьёзное обвинение. Вы осознаете это, моя королева?

— Поэтому и делаю заявление с глазу на глаз, без свидетелей, ваше величество.

— Ваши свидетели могут незримо присутствовать за вашей спиной. И таиться за спинами якобы свершающих покушение на вашу жизнь.

— Якобы?!...

— Я не могу исключить подобной возможности.

— Исключайте, что хотите и оставляйте, как пожелаете. Но вот что я вам скажу, маэстро. Я — ваша жена, я ваша королева, что вы неоднократно подчеркиваете при каждом обращении. И я не прожила под вашим покровительством даже двух месяцев, как меня почти прикончили под самым вашим носом и, несомненно, преуспели бы в своих начинаниях, не окажись я расторопней, чем ваши враги рассчитали. Я не знаю, что вы сами думаете о себе после случившегося, но согласитесь, у меня нет повода думать о вас как о сильном и мудром правителе?

— Виновные понесут наказание, кем бы не оказались. Это касается так же и вас, моя королева.

— Вы мне угрожаете?

— Предупреждаю. У вас есть личный мотив для устранения моего сына. Я об этом помню.

— А у вашего сына, впрочем, кстати, как и у вашего любовника, есть личный мотив для моего устранения!

— Однако, если я правильно понял, обвинять вы предпочитаете Фабриана, а не Лэша. Из этого следует вывод, что политика интересует вас больше любви, моя королева? — саркастично поинтересовался он.

— Меня интересует исключительно моя жизнь, в которой вы, против моей воли, играете важную роль, — зашипела я, чувствуя, как гнев обжигающей огненной лавой поднимается по позвоночнику. — Я обвиняю Фабриана, а не маркиза Виттэра исключительно потому, что он кажется мне виновным.

Дальше без утайки и редактирования я выложила Дик*Кар*Сталу всё, что знала, чему стала свидетелем, от нашей милой беседы с наследным принцем до его тайной коронации в Хрустальном Храме.

Чем дольше я говорила, тем темнее делались серые глаза Дик*Кар*Стала. В них будто плескался огонь, горел где-то там, в глубине черепа, как в жутких народных поверьях о мертвецах.

Когда я смолкла, Сиобрян застыл, отвернувшись к окну, так, что мне был виден только его напряженный, бледный профиль. Чёрное и белое, образ, построенный на контрастах.

Мой муж, мой повелитель, мужчина сильный, умный и коварный, для чего ты вызвал меня из пустоты, в которой я неслась рядом со звездами в едином сверкающем потоке? Говоришь, заклинатель душ, я сама тебя попросила об этом? Не верю! Ты лжёшь! В твоем королевстве все лгут. Здесь нельзя верить и собственной тени. Царство Лжи. Я ощутила острое желание отбросить от себя корону, сорвать королевские тряпки, снять туфли на высоких каблуках, специально подобранные слугами для того, чтобы скрывать от людей мой невысокий, рост, и сбежать.

Снова сбежать, как я это делала уже тысячи раз, скрываясь то от толпы, то от Миарона, то от ищеек Департамента, то от многочисленных Чеаррэ, охотящихся за мной. Убежать бы от этого мрачного человека, похожего на призрак, от его маниакально-преданного любовника, от его ненавидящего всех и вся сына. Убежать бы! Да я больше не босоногая девчонка из подворотни, вольная идти по зову сердца. Я — королева. А королевы не прыгают и не скачут, словно мячик; они вышагивают степенно и чинно, волоча за собой ярды дорогого шлейфа.

Неужели этот человек приходил ко мне на ложе, а я принимала его? Лежала в его объятиях, даже получала от этого мимолетное удовольствие? Сейчас это казалось мне немыслимым и невероятным. Дик*Кар*Стал был не просто чужим — он был чуждым. Именно в тот момент я поняла, что никогда, — никогда! — не будем мы с ним 'плоть едина'.

Дик*Кар*Стал повернул ко мне бледное, покрытое потом лицо, отвлекая от отстранённых умозаключений.

— Поклянись! — зарычал он. — Поклянись, что не лжёшь сейчас.

— Мне нет смысла лгать. Полной уверенности в том, что наёмников, напавших на меня, нанял ваш сын, у меня нет. Но зато наш разговор с вашим сыном и последующие события я передала вам со всей точностью, на какую только способна.

— Молчите о том, что знаете, сударыня. До поры, до времени никому ни слова. Особенно — вашим родственникам. Вы хорошо меня поняли?

— Вполне.

Хотелось, словно лошадь, закусить удила и нестись, не разбирая дороги, лишь бы сбросить ненавистного седока. Но я должна была держать себя в руках. Я поставлена в зависимость от него и с этим фактом приходится считаться.

Оставшись одна, я в ярости принялась метаться по комнате, не обращая внимание на боль от ран. Теперь я точно знала, что испытывает запертая в клетку тигрица — ярость, отчаяние, глухую ненависть к тем, кого вынуждена терпеть за жалкий ломоть мяса ежедневно протянутый на острие пики сквозь прутья клетки.

Только бы вырваться за поставленные границы! Разорвать ненавистные оковы! Смять бы все неписанные законы мира, как ненужный комок бумаги, поджечь его к Слепому ткачу! Пусть горит негасимым синим пламенем...

Сгинь, Дик*Кар*Стал! Сгинь вместе со всем твоим поганым семейством и приторным придворным выводком. Не хочу ни твоей короны, ни твоей страны, ни твоего сердца. Хочу на свободу. Хочу домой.

Но мои желания так привычно никого не волнуют.

Недостижимый рай моей души: домик с черепичной крышей, затерянный в белом лесу, покрытым холодными снегами, горящий камин в маленькой уютной комнате, заставленной низкими диванчиками и уютными креслицами, мельтешащие за окном жирные снежинки и повсюду — книги, книги, книги...

Если бы я имела возможность вернуться туда вместе с Эллоиссентом, одним демоном под Тремя Лунами нашего мира было бы меньше.

Но меня ждал трон Фиара. Борьба за Дик*Кар*Стала с Виттэром. Борьба с сыном и отцом за право жить и не быть пустым местом по правую руку одного из них. Борьба с целым светом без всякой цели.

Ненужная власть. Постылый брак. Нелюбимый и нелюбящий муж...

Тигрице на самом деле никогда не вырваться из окружавшего частокола прутьев. Никогда не освободиться.

Той ночью мне снова снился костер, в котором горела моя мать.

Снова и снова беззубая старуха выплевывала мне с лицо: 'Ведьме — пламя! Гори огнём!'.

Я снова пылала на костре, ощущая ярость невидимых пламенных языков.

Горела — в который раз?

Но не сгорала — снова.

* * *

Заботливый супруг отвел под мои апартаменты целое крыло в центральной башне Тафля, руководствуясь, якобы, заботой о моем пошатнувшемся здоровье, а на деле сажая под домашний арест, чтобы иметь возможность жёстко контролировать каждый мой шаг и каждое моё слово, бдительно отслеживая через расставленных вокруг видимых и невидимых шпионов всех, кому пришла фантазия пообщаться с 'его королевой'.

Ко мне закрыли доступ не только Теи, но даже Астарэли и Сиэлле.

Я получила неоспоримое полное право спать и есть столько, сколько захочу, но ни то, ни другое никогда не виделось мне смыслом жизни и сомневаюсь, чтобы в ближайшее время я поменяла приоритеты, даже если еда будет подаваться на золотом подносе, а кровать инкрустируют бриллиантами.

Это не жизнь — это существование. Прозябание в сытости, в комфорте, в лени, в скуке и в сплетнях.

О, эти бесконечные сплетни о том и о сём!

Просеивая обрывки кривотолков пытаться кое-как сложить общую картину происходящего за стенами роскошной темницы, в которой меня держали — вот единственное развлечение, которого Дик*Кар*Стал не смог меня лишить.

Слуги приходили и уходили. Их примеру следовали многочисленные придворные. Иногда меня одолевал свинцовый тяжелый сон, от которого я просыпалась ещё более одурманенной и скучающей, чем ложилась. Потом повторялось всё сначала.

Тем временем за воротами Тафля начались беспорядки. Их становилось всё больше и больше, словно разгорался пожар. Министры Дик*Кар*Стала были едины в своих выводах — бесспорно кто-то умело подогревал народные настроения, доводя страсти горожан до точки кипения. Маленькие очаги народного возмущении всегда тлеют в столицах, потому что всегда и всюду найдутся недовольные. Но когда отдельные очаги сливаются между собой, это прямое свидетельство того, что заговор не только имеет место быть — он растёт и ширится.

Юному принцу, его дяде и кузену повсеместно пели дифирамбы. Король по-прежнему не предпринимал никаких решительных шагов к уничтожению заговора. Но всё это, вопреки моим подозрениям, продолжалось лишь до поры, до времени.

В тот знаменательный день королевский двор выехал к гавани, где наблюдал за спуском с верфи нового корабля 'Быстрый'. Нельзя сказать, чтобы зрелище было особенно занимательным. Налюбовавшись на то, как 'Быстрый' во главе маленькой флотилии вышел в залив, Дик*Кар*Стал отдал приказ возвращаться во дворец.

Улицы так и кишели людьми, их потоки растекались во все стороны.

Вдоль улиц, по которым мы ехали на лошадях, стояли стражники, тесня наседающую любопытную толпу. На площадях столпились не только мужчины, но и женщины. Некоторые додумались прихватить с собой детей.

Мне приходилось ехать рядом с Дик*Кар*Сталом, изображая счастливую новобрачную. Холки наших с супругом скакунов почти соприкасались. Принц Фабриан держался в нескольких шагах за отцом, а за мной (какая ирония!) по пятам следовал маркиз Виттэр, разодевшийся в тот день особенно ярко и вызывающе, точно павлин. Его яркие рыжие волосы на этот раз, против обыкновения, не были собраны в хвост, а свободно и легкомысленно струились по плечам, точно у женщины, привлекая всеобщее внимание и вызывая осуждение.

За нами, королевскими особами, тянулся бесконечный шлейф придворных. Двойная колонна стражников замыкала процессию.

Я мало чего боюсь в мире Трёх Лун, но безликая толпа всегда меня пугала. У толпы нет ни совести, ни разума. Это кипящая, бурлящая масса, что в любую минуту готова оборотиться против тебя, задавив собой или поглотив твою личность, обратив в безликую единицу внутри себя.

Мы почти пересекли Дворцовую площадь, когда раздались крики: 'Да здравствует король Фабриан Четвертый!'.

'Долой короля-некроманта, короля-прелюбодея!'

Дик*Кар*Стал развернул коня, стараясь отыскать взглядом тех, кто осмелился на подобное святотатство.

'Прелюбодеи! Долой короля-мужеложца и его рыжую суку!'.

Я не успела понять, кто именно подразумевался под 'рыжей сукой', я или маркиз Виттэр? Полетевшие в наше царственную процессию жёсткие комья конского навоза не оставляли долгого времени на раздумье.

— Кто посмел? — тихо прорычал король, и голос его, подобно льду, на мгновение сковал людей безмолвием и неподвижностью.

Увы! Мгновения проходят быстро.

Рёв, хлынувший со всем сторон, заглушил голос короля. Рёв, полный ярости, ненависти и отчаяния.

— Проклятый! Проклятый! Король Мрака! — неслось со всех сторон. — Убирайся прочь вместе со своей рыжей шлюхой! Урод! Трупоед!

Изнеженная стража в золотых плащах оказалась не в состоянии сдержать наседающих на неё разъярённых людей.

'Долой короля-некроманта! Долой Проклятого!', — скандировала толпа тысячами голосов.

В воздухе замелькали уже не комья навоза, а увесистые камни.

Дик*Кар*Стал с искаженным яростью лицом, крутился на месте на своем жеребце.

Кто-то посмел вцепиться мне в ногу, но чей-то меч моментально отсек её. К моему удивлению, оказалось, что меч принадлежит Теи.

— Вперёд! — резко хлопнул он моего коня по крупу.

Конь взвился на дыбы и понёсся. По пятам следовали Астарэль и Сиэлла, каждая похожая на зачарованный дух-хранитель. Видимо обе Чеаррэ успели поднять вокруг нас защитные магические щиты, потому что все выпущенные камни, стрелы и копья пролетали мимо, в то время как охранники в золотых плащах грохались наземь с размозжёнными черепами.

Признаться, участь моего венценосного супруга меня интересовала мало, а вот то, что Теи остался с остальными — тревожило.

Разъярённая толпа прорвала линию охраны и теперь топтала всех, кому не посчастливилось удержаться в седле или на ногах. Кого-то из ближнего окружения Дик*Кар*Стала чернь стащила с седла и рвала на части. Стража, в свою очередь, рубила мечами направо и налево, не разбирая виновных и невиновных, не отделяя стариков от молодых, мужчин от женщин, не щадя детей. Это был худший сценарий городской потасовки — кровавая баня.

Вскоре копыта наших с кузинами коней застучали по булыжнику подвесного моста Тафля. Промчавшись под ними, мы получили возможность перевести дух. Шеренга стражников держала ворота, и мы теперь были в безопасности.

Вслед за нами в распахнутые дворцовые ворота влетали все новые и новые придворные, растрепанные, взъерошенные, на взмыленных лошадях. Засновали вокруг придворные эскулапы, встревоженными голосами осведомляющиеся о том, если ли раненные?

Сиэлла поспешила пойти за ними. Что поделать? Целитель.

Я увидела принца в сбившейся набекрень короне и с белым, искажённым то ли страхом, то ли яростью, лицом.

— Отец вернулся? — потребовал он ответа у своего телохранителя.

Неужели маленький гадёныш надеется, что простонародье так просто расчистит ему дорогу к трону? Глупец.

— Пожар! — раздался крик. — Пожар! Площадь в огне!

Чёрные ручейки дыма устремлялись в синеву небес, пачкая черными кляксами его незамутненную чистоту.

— Благие Боги! Если огонь разгорится, в городе разверзнется настоящая Бездна!

Алое пламя занималось всё ярче, южный небосклон почти целиком затянуло дымом.

Интересно, что будет, если Дик*Кар*Стал погибнет от залетной стрелы, огнестрела или меча, там, в этой бессмысленной озверевшей толпе? Несомненно, для Фиара это обернётся трагедией, если не полным крахом, ведь всё, что сумеют сделать юный принц и его кровные родственнички, это ввергнуть страну в пучину гражданской войны и финансового хаоса, из которого Дик*Кар*Стал вытащил Фиар с таким трудом.

Но чем обернётся его гибель лично для меня? Трагедией? Вряд ли...

Не успела я размечтаться, как в ворота на взмыленном коне ворвался его величество в сопровождении помятой, разгоряченной уличной схваткой, стражи.

— Где мой сын?! — рявкнул король, вылетая из седла.

Кто-то услужливо вытолкнул принца вперёд.

То, что произошло дальше, не имело раньше прецедентов на моей памяти. Судя по реакции придворных, на их — тоже. Все прятали глаза, старательно притворяясь отсутствующими.

Обычно крайне сдержанный, редко повышающий голос Темный Властелин закатил наследничку такую пощечину, что у того корона слетела с головы и покатилась по вымощенному серыми булыжниками внутреннему двору.

— Дурак! — прошипел Дик*Кар*Стал сыну в лицо.

Потирая узкую бледную ладонь, он повернулся к начальнику своей охраны, будто напрочь забыв о произошедшем только что инциденте.

— Возьмите столько людей, сколько потребуется, — распорядился король. — Задействуйте бочки с водой. Делайте что хотите, хоть собственными задницами садитесь в муравейник, но чтобы огонь не вышел за пределы площади, иначе я оторву вам голову — лично, после чего продолжите охранять меня уже посмертно. И ещё! Разошлите глашатаев с вестью о том, что все, кто останется на улице после сигнального набата, будут преданы смерти. Выполнять!

Король бросил беглый взгляд на нас, словно разом взвешивая все возможные решения и принимая одно единственное.

— Через час я собираю Малый Совет. Моя королева, окажите любезность, почтите нас своим присутствием.

Я была рада выполнить это требование, завуалированное в просьбу.

Обед слуги доставили прямо в комнату. Отвечая на мои вопросы, доложили, что пожар в городе почти потушен, не причинив особо урона, народ разошёлся по домам, а наследный принц находится под домашним арестом по приказу короля.

Стоило войти в глубь кабинета, где собирался Малый Совет, мои ноги утонули в мягком ворсе пушистого ковра, покрывающего пол. Центр комнаты занимал огромный камин возле которого находился длинный стол, а рядом — заваленный бумагами секретер и пюпитры, где секретари вели свою работу.

Дик*Кар*Стал возглавлял собрание, по правую руку от него сидели любимые родственники и сын, по левую — премьеры и канцлер.

Как только я заняла предоставленное мне место, король протянул руку и сорвал печать с первого свитка, лежавшего перед ним:

— Список убитых, господа. Его возглавляет Первосвященный Святейший Хрустального Храма...

Я с трудом совладала с тем, чтобы скрыть гримасу удивления. Интересно, сколько шансов на то, что Святейшего убили все-таки взбунтовавшиеся ремесленники, а не по наводке Черного Короля?

— За ним следует начальник моей стражи, Фаон Ферлен. Двадцать человек из моей личной стражи убито, ещё около тридцати ранено, — хрипловатый голос твердо и сухо сообщал факты. — Сколько погибло горожан в сегодняшней заварушке, никто не считал. Так или иначе мы отстояли город, господа, но котёл бурлит. Его очень искусно подогрели. Как вы все, возможно, знаете, (а может быть и нет), на мою жену и вашу королеву недавно было совершенно вероломное покушение. Есть все основания говорить о наличии заговора, целью которого является государственный переворот. — Король откинулся на спинку кресла, обводя собрание тяжелым взглядом. — Это измена, господа, — подытожил он.

Дядюшка с сыночком, и царственный племянничек при этом недвусмысленном заявлении переменились в лице.

— Но... но вы же сами сказали, ваше величество, восстание подавлено. Значит, опасность миновала?

— Не восстание, дядюшка, — скривил губы Дик*Кар*Стал, — а народное волнение. Но суть не в этом.

— А в чём же, ваше величество?

— В том, что волнения эти спровоцированы вами, и это не может меня не огорчать.

— То есть... нет... То есть как мной, ваше величество?! Что вы такое говорите?!

— Несколько недель назад вы тайно короновали моего сына при пособничестве покойного Святейшего в Хрустальном Храме. Так?

— Я?! — всплеснул дядюшка ручками так невинно, что ему позавидовало бы и дитя малое. — Да я бы никогда бы...я никогда! Да как вам такое в голову пришло?!

— Неужели, отец, вы считаете, что я мог бы предпринять столь решительные шаги, направленные против вас?! — вскричал принц.

Казалось, возмущению Фабриана нет предела. Казалось, он взорвётся от праведного негодования в любую минуту.

Пламя свечей заколебалось, отбрасывая розовые отсветы на напряженные лица присутствующих.

— Моя королева?.. — медленно роняя каждое слово, проговорил Дик*Кар*Стал. — Поведайте, пожалуйста, достойному собранию то, что недавно рассказали мне.

И я поведала. Рассказала всё, чему посчастливилось стать свидетелем. Как пришла, как спряталась, что увидела, что услышала. В напряженном полумраке собственный голос казался незнакомым и чуждым, по-мальчишески низким, чуть хрипловатым. Всё то время, пока я говорила, не переставала чувствовать на себе пристальный, тяжелый взгляд Дик*Кар*Стала и не могла понять, что же за ним скрывается — одобрение или злость?

Когда я замолчала, в зале воцарилась тишина.

Пламя гудело в камине. Огненные языки метались, отбрасывая неровные блики.

— Отец, неужели же вы поверите этой лживой эдонианке? — вскочил с места принц Фабриа, заламывая руки. — Эта сука пытается очернить меня! Отстранить от вас, чтобы расчистить дорогу к трону своей чеаровской клике! Отец! Её заявления просто нелепость!!!

Речь принца звучала столь проникновенно, возмущение было столь праведным, что я сама усомнилась в собственной правоте и готова была устыдиться.

Ну, почти готова...

— Отец! Не верьте ей! Не верьте рыжеволосой блуднице! — принц рухнул к ногам короля, стараясь прикоснуться губами к его руке.

Дик*Кар*Стал резко отдёрнул ладонь.

— Отец! — в голосе принца слышалось отчаяние. — Отец! Это же нелепо!..

— Замолчи! — резко оборвал король, устремляя горящий мрачным пламенем взгляд в посеревшее со страха лицо сына. — Жаждешь моей гибели? Жаждешь моего трона, короны и власти?!

Он резко ударил по столешнице ладонью. Звук прозвучал, как отдалённый раскат грома:

— Я потратил всю мою жизнь, все мои силы, без остатка, я почти душу продал Великим... не за власть, не за глупые сапфиры на золотой порфире, которые, как ты вообразил, так пойдут к твоим золотым кудряшкам. Я положил душу за то, чего ты и стоящая за тобой клика не в состоянии даже вообразить. Корона — это не простая возможность проводить турнир или охоту в тот момент, как только в твою глупую головенку придёт такое желание, сын. Власть — это не вседозволенность, а ответственность величайшая. Это сон по четыре часа в сутки вместо восьми, это постоянная угроза предательства даже со стороны тех, кто должен быть всегда тебе верен. Это постоянная тяжесть, довлеющая на твои плечи. Ты всерьёз думаешь, что готов к этому?

— Отец... ваше величество! — принц молитвенно сложил ладони.

Мертвая тишина воцарилась в комнате. Все старались дышать как можно тише.

— Я не лишу тебя жизни, Фабрин, ты мой сын и единственный наследник. Но в сегодняшних беспорядках ты виновен, и ты понесёшь наказание. Придётся какое-то время посидеть взаперти и как следует подумать о поступках и их последствиях. Не беспокойся, тебя поселят в удобных апартаментах и у тебя будет приятное общество. Я готов предоставить тебе лучшее, что имею. Например, маркиза Виттэра и мою личную стражу.

— Нет! Нет, отец! Пожалуйста!..

Принца увели.

Огонь в камине угас. Стало прохладно. Безнадёжная сырость старых стен обступала со всех сторон.

Снова раздался хрипловатый низкий голос короля:

— Все согласны в том, что казнить Фабриана за государственную измену я не могу? Но кому-то ответить всё же придётся. Например, тем, кто пытался дергать за ниточки, управляя моим сыном, как марионеткой.

— Ваше Величество, мы не... — начал, было, королевский дядюшка.

— Молчать! — рявкнул на него Дик*Кар*Стал. — Любезные родственнички, вы ведь не надеетесь, что я закрою глаза на ваше участие в этом вопиющем безобразии?

— Ты ведь уже всё решил, не правда ли, венценосный кузен? — прищурил глаза Льюис Кастал.

— Правда, — любезно согласился 'любезный кузен', скрещивая руки на груди. — Мне этот скандал нужен, как зубная боль, да что поделаешь? Вас ведь иначе не унять. Огласки не хочу, но по-тихому не обойдётся.

— Что вы собираетесь делать, ваше величество? — трясущимися губами спросил старый дядюшка-интриган.

— Казню вас.

Спокойствие Дик*Кар*Стала и будничность его заявления граничили с варварской жестокостью. Впрочем, я его за это не осуждала.

Ноги у дядюшки от такого заявления подогнулись, он упал на колени:

— Помилуйте, ваше величество!

— Нет, — спокойно отрезал король, — не помилую. Не унижайтесь понапрасну.

Дядюшка рыдал, цеплялся за королевскую одежду, кричал, что невиновен, что его оклеветали и подставили, что короля вводят в заблуждение.

Сын его держался немного лучше. Возможно, просто до конца не верил в угрожающую ему участь.

— Увести, — коротко отдал приказ своей страже король. — Заседание окончено, все свободны. Все, кроме вас, моя королева.

Глава 17

Поспешно и в то же время томительно медленно министры покидали зал, счастливые тем, что неприятности, по крайней мере, на сегодняшний день, остались для них позади. Последний аккуратно прикрыл дверь, оставляя нас с Дик*Кар*Сталом наедине.

Мы сидели на разных концах стола — два противника, которым до сей поры благоразумно удавалось избежать столкновения.

Усталость и нервы (как ни крути, а человек все-таки, не из железа) сделали своё дело — Тёмный Король, казалось, состарился за несколько часов. Глаза темнее обвело кругами, рот очертило морщинами, нос с небольшой горбинкой сильнее, чем обычно, напоминал заостренный клюв хищной птицы.

— Теперь мой сын в тюрьме, как вы того и хотели, — разжав плотно сомкнутые губы, проронил король, — вы довольны?

Я не отвечала.

— Вы не хотите поблагодарить меня за то, как я покарал ваших врагов?

— Вы покарали своих врагов, маэстро. Действия ваших родственников угрожали вам напрямую.

Его скулы напряглись, перекатывая желваки. В лице проступило нечто мрачное и угрожающее. Дик*Кар*Стал поднялся и приблизился ко мне. Двигался он стремительно и бесшумно. Прежде, чем я успела что-то сделать или хотя бы испугаться, прежде, чем я успела сообразить, что он собирается делать, меня, обхватив рукой за талию, подняли со стула и, резко притянув к себе, поцеловали.

Я, не долго думая, сжала зубы, прокусывая ему губу, с наслаждением ощущая вкус крови. Дик*Кар*Стал тотчас же отпусти меня, но одного укуса мне показалось недостаточным. Размахнувшись, я наотмашь ударила его по щеке.

Мне тут же отвесили ответный удар, да такой силы, что я, наверное, не удержалась бы на ногах, если бы меня не подхватили, пихнув обратно на стул.

— Забыл предупредить, моя королева, что не слишком высоко ставлю куртуазность манер.

— Я поняла. Вы из тех, кто отвечает ударом на удар, — прошипела я, держась рукой за щеку.

Прищурившись, он коснулся пальцами кровоточащей ссадины, оставшейся после моих зубов на его нижней губе.

— Вас трудно назвать послушной женой, — скривился он.

— У вас уже однажды была супруга, близкая к идеалу. Следовало больше ценить её.

Дик*Кар*Стал пристально посмотрел мне в глаза:

— Я не питаю иллюзий насчёт ваших чувств ко мне сударыня. Хотелось бы узнать, чем конкретно вы недовольны?

— Если вкратце — меня раздражает присутствие в вашей постели маркиза Виттэра.

Дик*Кар*Стал не смог сдержать невесёлого смешка:

— Вас задевает наш роман?

— Если я начну спать со своими фрейлинами, вам это понравится? — вскинула подбородок я.

— Меня это позабавит.

— А мне вот не смешно.

— Так с королями королевы не разговаривают. Вам недостаёт воспитания, сударыня.

— И что теперь? Разведётесь со мной из-за этого?

— И не надейтесь.

Уголки тонких губ приподнялись в намёке на улыбку.

— Разве вам будет не жаль потерять корону, моя королева?

— Мы не подходим с ней друг другу: она — мне, а я — ей. Прекрасные принцессы сделаны из другого материала, я бродяжка. Всё, что нужно мне от жизни — это дорога, та, что стелется под ноги да возможность идти по ней куда глаза глядят столько, на сколько хватит сил. Идти, пока светят над миром луны. Я задыхаюсь в вашем дворце, мне здесь не хватает воздуха. Тут тесно и тошно. Я не люблю вас, и я не нужна вам. Отпустите меня.

Наверное, за всю свою жизни я не произносила более проникновенного монолога.

Дик*Кар*Стал глядел на меня и взгляд его казался серьёзным и вдумчивым.

-Даже если бы я захотел отпустить вас, это было бы невозможно. Но я не хочу. С самого начала, когда я только задумал заполучить вас, сударыня, меня влекла ваша неизмеримая магическая сила. Весьма экзотично жениться на одном из самых сильных демонов в пантеоне, не находите? Экзотично и полезно. Только подумайте, какими сильными магами будут наши с вами дети? В связи же с последними событиями вопрос о необходимости новых наследников из области 'желательной' переходит в область 'первейшая необходимость'. Вы нужны мне. Ты пришла в этот мир на мой зов и со мной останешься. Мы заключили сделку. Думаешь, Чеаррэ впустили бы тебя в свой круг, если бы не моё предложение? Ты бы сгнила в Светлом Храме. Сомневаюсь, что когда-нибудь смогла бы подняться среди Светлых Сестёр выше простой послушницы. Ты обязана мне всем: тем, что вырвалась из Бездны; тем, что живешь; тем, кем стала...

— Я ни о чем вас не просила.

— Сделка есть сделка. И для тебя это была хорошая сделка. Богатство и известность всегда лучше нищеты и прозябания.

Дик*Кар*Стал глядел на меня в упор.

Серые, холодные, прозрачные глаза словно затягивали. Смотришь и тонешь. Теряешь себя, но не в любви, не в чувствах, а в доводе рассудка, в удушающей логике, которой нечего возразить.

— Вы будете иметь всё, что только пожелаете, моя королева. А в обмен я попрошу вас стать матерью наследников Фиара и быть мне покорной женой.

— Вы слепы в своем логически выверенном равнодушии. Вы действительно верите, что я покорно смирюсь с положением безмозглой куклы, на которое меня обрекаете? Требуйте наследников от того, с кем спите! Пусть ваш Лэш вам их и рожает!

Между бровей Дик*Кар*Стала появилась глубокая морщинка, как трещина во льду:

— Довольно, миледи, — холодно прервал он меня. — Вы сказали достаточно.

— Не надейтесь, что на сказанном я остановлюсь. Я пойду дальше. Хотите поговорить о наследниках? Извольте! Я пущу вас в свою кровать не раньше, чем во дворце и духа маркиза Виттэра не останется. Присутствие этого человека рядом с вами делает все попытки к сближению между нами нелепыми. Даже смешными.

— Вы осмеливаетесь ставить мне ультиматум?

— Избыток храбрости, это скорее мой недостаток, чем достоинство. Можете расценивать это как признак недалёкого ума, маэстро, мне всё равно. Не хотите отпустить меня — придётся расстаться с Лэшем Виттэром. В жизни нельзя иметь всех сразу. Если ваш любовник вам дорог, вы сделаете так, как я требую. Потому что, верите или нет, враг я опасный и беспощадный. Мне совершенно нечего терять и, если завтра я решу убить маркиза Виттэра, я это сделаю. Ни ваш дар, ни ваши поданные, живые или мертвые, меня не остановят.

— А если я убью тебя первым?

— Это будет прискорбно. Трагедия в государственном масштабе. Вам придётся искать себе новую королеву, не такую демоническую, не такую экзотическую. Поиски требуют времени, а вы ведь уже не молоды, маэстро. К тому же, хоть мы-то с вами и знаем, что я всего лишь крестьянская дочь, для всего остального мира я — Чеаррэ. А Чеаррэ сильнейший в мире магически-олигархический клан, чьи ставленники маячат почти за каждым троном. Война с ними не по силам даже вам, — улыбнулась я. — Итак, если ваша рыжеволосая потаскуха с членом не уберётся прочь из дворца, то ваша рыжеволосая королева-ведьма наотрез отказывается исполнять супружеский долг. И рожать наследников, соответственно. К тому же есть шанс, что в один ужасный день ваши призрачные шпионы донесут вам о том, как пепел вашего прекрасного возлюбленного развеяло ветром, оставив вам лишь бессмертную память о великой любви...

Рука Дик*Кар*Стала со скоростью атакующей змеи метнулась к моему горлу и сжалась на нём железным обручем, лишая возможности дышать. В глазах потемнело, будто на них набросили тёмную кисею. К собственному дару, способному меня защитить, отрезало путь что-то не менее густое и вязкое, чем первозданная темнота мироздания. Дар моего врага, моего мужа, оказался сильнее. Возможно потому, что магическая сила питается эмоциями, а у Дик*Кар*Стал их сейчас было хоть отбавляй.

На какое-то мгновение я поверила, что он меня сейчас действительно убьёт. Осознание того, что через минуту всё кончится, что уже ненужно будет никуда рваться, ничего решать и ни с кем бороться, я приняла с удивительной легкостью, если не с облегчением. Просто. Перестать. Быть. Раствориться во мраке, обступившим со всех сторон. Уступить ему, не тратить силы на бессмысленную возню бытия. Оттолкнуться от мира, отпустить последнюю мысль и...

Сильный толчок вырвал меня из черного потока, несущего на Ту Сторону. Мрак отступил — сознание вернулось.

Я, хрипя, лежала на полу, жадно хватая ртом воздух. Горло саднило, будто его изнутри когтями подрали. Утром, полагаю, придётся закрывать шею стоячими воротничками и шарфиками от взгляда многочисленных любопытных придворных.

— Зачем ты так?.. Зачем ты это делаешь? — лицо Дик*Кар*Стала перекосилось от ярости. — Тебе ведь плевать на то, с кем, когда и как я сплю?! Какое тебе дело до Лэша? -Дик*Кар*Стал рычал, будто раненный зверь.

— Считаю, что так будет справедливо. Я потеряла того, кого люблю из-за тебя, — приходилось шептать, держась рукой за горло. Говорить было больно. — И хочу, чтобы с тобой произошло то же самое — из-за меня.

Поднявшись на ноги, я расправила складки на пышной юбке, кое-как поправила рассыпавшуюся прическу:

— Спокойно ночи, ваше величество.

Пока я возвращалась в отведённые мне покои, изгибы дворцовых переходов казались бесконечными. Шаги, многократно умноженные эхом, живущем здесь по ночам, звучали слишком громко. Каждая ступенька, каждый угол, каждый проём были беспощадно-чуждыми, как и их хозяин.

Закрыв за собой двери опочивальни, я подошла к окну. Все три луны, — алая, серебряная и зелёная, — ярко светились на небе, смешивая лучи в фантасмагорический коктейль. Ночь казалась всесильной и бесконечной, но это ощущение было ничем иным, как иллюзией, потому что ещё немного, и луны поблекнут. Настанет день. Каким он будет не дано предугадать никому.

Поднимался ветер. Лето уходило из Фиара. Отгуляв последние дни, оно спешило уступить права грядущей осени. Её остужающее дыхание вот-вот разольётся по улицам.

Может быть, это даже к лучшему.

Кто знает?

* * *

Утро выдалось солнечным. Резная мебель ярко отражалась в блестящих, навощенных плитах пола. За дверью послышались шаги и на пороге возникла статс-дама.

— Ваше высочество изволит вставать?

Эта церемония повторялось изо дня в день. Я почти привыкла.

Следом за герцогиней Шарлин явился истопник, чтобы растопить камин. Потом замельтешили фрейлины. Начиналась процедура одевания. В комнате дыхнуть было нечем от притираний, лаков и духов.

— Ах, ваше величество, вы просто восхитительны!

— Тёмно-красный бархат придает вашей коже особенно нежный оттенок. Он подчеркивает глубину вашего взгляда.

— Однако вы немного бледны. Не желаете наложить румяна, ваше величество?

Фрейлины тараторили одна за другой. Их подобострастные, приторные, надоедливые лица мелькали, словно картинки в калейдоскопе.

— Ах, ваше величество, какие у вас чудесные волосы! Никогда не видела такого оттенка! Словно рубины на тонкие нити размотали. Они такие густые и кудрявые, что их гребень берёт с трудом.

Одна из девушек подняла со столика коробочку филигранной работы и принялась обмахивать мне лицо мягкой кисточкой, накладывая румяна. Вторая, опустившись на складной стульчик у моих ног, полировала ногти.

Дверь снова распахнулась, пропуская Астарэль.

Герцогиня Шарлин преградила ей дорогу:

— Как вы смеете врываться в покои королевы, когда её туалет ещё не окончен?

Я почти грубо оборвала её:

— Все свободны. Оставьте нас.

— Но, ваше величество, — недовольно попыталась возразить статс-дама, — рискну напомнить, что если вы не поторопитесь, то опоздаете к завтраку.

— Я сама займусь волосами её величества, — заверила Астарэль.

Дождавшись, пока придворные дамы покинут помещение, она оглушила меня заявлением:

— Дик*Кар*Стал сегодня приказал нам покинуть двор.

— Что?! — я почти задохнулась от неожиданности и возмущения. — Как?..

— Заявил, что в наших услугах здесь больше никто не нуждается, и мы можем быть свободны. О чём вы говорили, оставшись вчера наедине?

Я поведала о ссоре.

— Одиффэ! — всплеснула руками Астарэль. — Ты посмела вот так, запросто, требовать, чтобы Темный Король оставил своего любовника? Да ты с ума сошла! О чем ты только думала?

— О том, что в отместку он решит отослать вас, я не подумала точно, — сокрушенно вздохнула я.— Значит, вы уедите? Оставите меня здесь одну?

— Мы на чужой территории, дорогая, и не можем диктовать свои условия. Саботировать решения Темного Короля — тоже. Нам придётся уехать.

Последняя тонкая ниточка, связывающая меня с тем отрезком жизни, когда я была счастлива, должна была вот-вот оборваться. Да будет Дик*Кар*Стал проклят.

Но потрясения — потрясениями, горе — горем, а этикет — этикетом. Он не терпит нарушений. Следовало немедленно спускаться к королевскому завтраку.

Герольды вострубили в трубы, отмечая появление королевы в трапезной. Царственный муж поспешил навстречу, чтобы отвести меня под пышный балдахин, где стояли два трона, украшенные золотыми коронами. Придворные склонились перед нами в низком реверансе.

— Моя королева, — протянул руку Дик*Кар*Стал.

— Ваше величество, — положила свою ладонь я на неё.

Восседая над колыхающейся толпой лизоблюдов, ощущаешь себя не очень уютно. Темный Король почти не притронулся к многочисленным деликатесам, которые лакеи то и дело меняли на столе. У меня тоже не было аппетита.

— Я обдумал ваш вчерашний ультиматум, — кривя губы, неприязненно сказал мне Дик*Кар*Стал, — вас порадует то, что я склонен принять его?

— Я уже в курсе той цены, которую вы запросили.

— Моё решение не должно стать для вас неожиданностью. Раз уж вы, Одиффэ, не желаете делить моё внимание я, в свой черёд, хочу безраздельно владеть вашим. Будем принадлежать только друг другу, моя королева.

— Как скажете, мой король.

В тот момент мне казалось, что я даже Миарона ненавидела меньше.

Возбужденный мозг отмечал совершенно незначительный детали — как в простенках пылали канделябры, как сновали толпы слуг, неся кувшины с винами, перешептывались придворные и на хорах гремела музыка.

Я с трудом дождалась окончания трапезы и, как только это стало возможным, поднялась из-за стола. Мне хотелось затеряться в толпе придворных, но как затеряешься среди тех, кто расступается перед тобой?

Плюнув на всё, я прямо подошла к Теи.

Чеаррэ легко отыскать в любом месте, каждый из них всегда сверкает, подобно драгоценному камню в булыжниках.

Стальная Крыса при виде меня лучезарно заулыбался, но глаза его оставались холодными, взгляд — острым.

— Ваше величество как всегда прекрасны... — начал, было, он.

— Прошу, не нужно церемониальных комплиментов, — отмахнулась я. — Сейчас не до них. Асторэль сообщила, что вас высылают. Не могу передать, как мне страшно оставаться здесь одной. Особенно теперь, когда Дик*Кар*Стал ненавидит меня.

— Ты совершаешь ошибку, пытаясь воевать с ним. Тебе его в любом случае не победить, — вздохнул мой наставник, — открытое столкновение тебя попросту сломает. Не забывай всего, чему тебя учили, будь изворотливее, гибче, хитрее. Чеаррэ всегда будут на твоей стороне, но мы далеко, — вздохнул он. — Нравится тебе или нет, но Темный Король это твоё настоящее и будущее. Тебе нужно учиться жить с этим. Помни, рассчитывать ты можешь только на себя.

— Я давно это помню.

— К чему такой унылый вид? Ты достаточно молода и красива, чтобы смягчить нрав его величества и облегчить свою участь. Я знаю, о чем говорю, поверь мне. Мне скоро четыре сотни лет. Я начал взрослеть ещё до того, как первый Дик*Кар*Стал занял трон Фиара. В моей жизни много чего было, и уж отличить мужчину, по-настоящему предпочитающего мальчиков девочкам, от человека, который спит со своим другом, потому что боится привязаться к женщине, я могу практически без ошибок. До сих пор Дик*Кар*Сталу просто не очень везло в личной жизни, но ты можешь всё исправить. Не сражайся со своим мужем как воин — покори его, как женщина.

— Да не хочу я его, как женщина!

— А ты захоти.

— Не могу.

— Только так ты сможешь победить — только этим оружием.

Какое-то время мы оба хранили молчание.

— Мы увидимся до твоего отъезда? — тоскливо спросила я.

— Вряд ли.

— Тогда прощай. Спасибо за всё.

— Береги себя, — сказал он мне в спину.

Я не представляла, как буду жить без Чеаррэ. Оказывается, до сих пор я не до конца осознавала, насколько зависима от их присутствия. Чеаррэ были единственными, на кого я могла рассчитывать и надеяться, на кого могла положиться.

Были...

Пока не отреклись от меня.

Я этого им не забуду.

То, что можешь изменить — измени, чего не можешь изменить, с тем смирись.

Поскольку Теи Чеаррэ не мог ничего изменить, он и не собирался бороться за право побыть рядом со мной хотя бы ещё немного. Да и с чего бы ему вести себя иначе? Он должен был возвратиться домой, к своим делам, обязанностям, семье, любовницам. А кто я для него такая, чтобы за меня бороться?

Я испытывала ярость и боль. Я воспринимала уход Теи как предательство. Если и существовал мужчина, который вызывал у меня нечто вроде дочерних чувств, нечто вроде доверия, то это был он, Стальная Крыса. А он уходил. С какой легкостью оставлял меня. Никому из них я не была нужна. Мой отец отказался от меня, боясь возмездия Светлых Богов. Миарон — из-за своей любви к мальчикам. Эллоиссэнт — из-за преданности семье. Теи — потому что так диктовали обстоятельства. Все мужчины, которых я могла бы любить, бросали меня. Такова их суть? Такова моя судьба? Или я просто не достойна любви?

В огромном дворце, в окружении самого блистательного общества я чувствовала, что бессмысленнее моего существования в мире нет. Мне совершенно не за что бороться. Мне совершенно некого было любить. Я совершенна одна. Ярость и боль переполняли моё сердце.

Внимание привлекли взрывы непристойного хохота. Девица в голубом роброне, с белыми розами в напудренных волосах, раскрашенная свыше меры, обмахиваясь веером и подчеркнуто жеманничая, безжалостно приставала к какому-то бедолаге, пунцовому от смущения и негодования.

— Кто эта девица? — полюбопытствовала я у одной из фрейлин.

Та с притворной стыдливостью отвела взгляд.

— Полно, ваше величество, — ответила за фрейлину подоспевшая герцогиня Шарлин, — никакая это не девица! Разве вы не узнаёте маркиза Виттэра? Он и раньше любил обряжаться в женские тряпки.

Перехватив мой взгляд, юный наглец застыл, а потом его подкрашенные кармином губы растянулись в клоунской улыбке.

'Сейчас будет поклон', — догадалась я.

— Ваше величество, — гротескно присела 'красавица' в низком реверансе, макушкой своего парика почти подметая пол. — Вы так пристально смотрите, что, право же, это льстит моей скромной персоне, — в глазах его сквозила свирепая кошачья ненависть. — Вы можете разглядывать меня столько, сколько пожелаете. Согласитесь, такую красоту не всякий раз увидишь?

Виттэр отступил на шаг, разводя руки в стороны, словно демонстрируя самого себя:

— Как вы меня находите, сударыня? Вам нравится, то, что вы видите?

Все вокруг притихли, с жадностью прислушиваясь к намечающемуся диалогу между нами.

— Мне больше нравится то, что любоваться вами мы будем недолго.

— Простите, — улыбка наглеца стала ещё шире, — не понял, что вы имеете ввиду?

— Вчера вечером, когда мы обсуждали ваши прелести с королем, я обратила его внимание на то, что вы излишне бледны, маэстро. Я так же высказалась за то, что свежий воздух наверняка пойдёт вам на пользу. Вам следует жить в деревне.

— Вы так добры, ваше величество. Я уже не раз замечал, что у дам нежные сердца! — экзальтированно воскликнул Виттэр. — Боюсь только, что его величество не согласится со мной расстаться.

— Не бойтесь, — улыбнулась я.

Наши голоса были мёд и сахар, амброзия небесная. Сыгранная на арфе мелодия не могла бы звучать нежнее.

Зато каждое слово так и сочилось ядом.

Придворные не дышали. Каждый прикидывал, с какой интенсивностью, и кому из нас с Виттэром следует лизать пятки? Надеюсь, у них хватит смекалки сделать правильный выбор? Вчера я поспособствовала аресту принца, сегодня грожу опалой многолетнему королевскому фавориту. Со мной следует считаться, правда?

Глава 18

Фрейлины приготовили ванну, добавив в воду ароматических эссенций. Комната заблагоухала назойливыми въедливыми запахами. Кто-то из девушек грел простыни, кто-то расправлял над паром ночную рубашку, сплетённую из тончайших кружев. Огромное царственное ложе, застланное шёлковыми простынями, выросло в моём воображении до размеров чёрной горы и представлялось жертвенным алтарём.

Меня едва успели облачить в утонченно-белоснежный ночной наряд, как послышались шаги и распахнулись двери, пропуская короля.

В странной игре света и тени Дик*Кар*Стал казался гораздо выше ростом, чем был в действительности.

— Добрый вечер, душенька, — скользнул по мне взглядом он. — Все свободны, — мановением руки он отпустил моих дам.

На город надвигалась очередная буря, холодный осенний воздух воевал с остатками лета. Одна за другой полыхали зарницы, озаряя нижние края туч, нависших над дворцом.

При вспышках мертвящего серебренного света я получала возможность отчетливее видеть резкие черты моего повелителя. В его взгляде, в улыбке мерещилось нечто мстительное, холодное, хотя глубоко посаженные, серые, как камни, глаза казались печальными, а не злыми.

Было слышно, как на стекло упали первые капли. Потом ещё и ещё. Спустя мгновение ливень хлестал, барабаня по кровлям, словно боевой там-там. Пламя плясало в камине, шевеля тени вокруг.

Король потянулся к моим волосам. Весьма умело, в одно мгновение высвободил одну за другой несколько шпилек, и я почувствовала, как локоны тяжелой волной падают на спину.

Снова вспыхнула молния. Гром пророкотал совсем близко.

Дик*Кар*Стал взял меня пальцами за подбородок и рывком заставил запрокинуть голову:

— Моя королева, — прошептал он, глядя мне в глаза, — мой воплотившийся демон...

Резкий порыв ветра захлопнул ставень за стеклом. Стало темнее. Нас окружила почти полная тьма.

— Вы молчите, сударыня? — в голосе его зазвучал сарказм. — На людях у вас для меня всегда находится множество слов, но стоит остаться наедине, словно печать смыкает ваши уста.

Дождь полил сильнее, хотя это и казалось невозможным. Очередная кривая молния расколола свинцовый мрак. От оглушительного раската небо словно содрогнулось. Гроза несла с собой стужу и тьму. Огонь в камине с ними больше не справлялся. Дождь за окном шумел монотонно и сильно, точно река.

Дик*Кар*Стал улыбнулся одними лишь уголками губ:

— Мне давно следовало заметить, что вам холодно. Вы совсем замерзли, моя королева...

Через мгновение я почувствовала, как пол ушёл из-под ног — Дик*Кар*Стал легко поднял меня на руки. Он усадил меня к себе на колени, словно маленькую девочку. Мои руки лежали на его груди, я ощущала биение его сердца. Ритмичные, упругие толчки. Вспомнилось, что со дня последнего принятия кровавой жертвы истекло слишком много времени. Магический голод. Первые предвестники.

— Дик*Кар*Стал?..

— Что?

— Не говори ничего. Просто люби меня.

И в следующий момент ощутила прикосновение его горячих, сухих губ.

Мы оба изнемогали от грозы, бушующей в наших телах, бьющейся в наших венах.

Удары дождевых капель били по ставням, по стёклам, по стенам и крышам...

Это соитие отличалось от того, что было между мной и Дик*Кар*Сталом прежде. Он, больше не пытался проявлять деликатность, сжимал меня в объятиях горячо и страстно. Я видела над собой сияющие, словно драгоценные камни, отливающие серебром, глаза. Тяжёлое дыхание спорило с шумом дождя.

Словно река, которой уже нет сил сопротивляться, влекла нас, как водоворот, к тёмному порогу.

— Сиобрян...

Ночь вместе со мной прислушивалась к звучанию его имени.

Дик*Кар*Стал встал и отошёл к жаровням, чтобы расшевелить тлеющие под пеплом угли.

Дождь теперь лишь слабо шелестел. Из водостоков журчала вода. Позвякивали петли на ставнях. Буря прошла.

Спустя несколько минут он вернулся в постель, неся с собой бокалы с вином и вазу со сладостями.

— Надеюсь, вы любите сладкое, моя королева?

Длинные пальцы легко удерживали высокий красный бокал с золотым ободком по краю. Дик*Кар*Стал поднял его, взглянув на содержимое в свете пламени, пригубил.

— Сколько вам лет, сударыня?

— Девятнадцать, -ответила я.

— Девятнадцать? Почти дитя.

Пламя жаровни отражалось в его застывших глазах.

— Ты знаешь, что такое любовь, девочка? Золотой песок. Сколько ж дней нужно просеять, сколько лет жизни пропустить через ладонь, чтобы отыскать хоть малую крупицу? А когда отыщешь, страшно бывает даже дышать над нею. Когда теряешь тех, кого любишь, теряешь самое дорогое в этой жизни. Человек существо слабое, несовершенное, — с уверенностью продолжал Дик*Кар*Стал, — он должен бояться. Потому что, когда человек теряет страх, он превращается либо в бога, либо в дьявола. В жизни с годами все меньше и меньше хочешь чего-то, всё реже и реже чего-то боишься. Лишь одно не утрачивает значения никогда: жизнь любимых людей. Лишь одно не утрачивает ценности — сама любовь.

За окном порывами задувал ветер. От этого звука становилось холодно. Я натянула на себя одеяло.

— Тафль всегда был для меня замком печали, — продолжил он. — Стены этого дворца хранят слишком много тайн, боли, интриг и преступлений. В нём никогда не жила любовь. Папенька мой был великий гуманист. Святой человек, как он мог любить своего проклятого сына, отмеченного печатью тёмного мира с самого рождения? Человеку высокого полёта, ему до низких материй никогда не было дела. Мой сын Фабриан похож на деда куда больше, чем мне хотелось бы. Полагаю, когда ему удастся сесть на мой трон, у моих славных подданных вновь появится шанс обворовывать государственную казну. Двор станет охотиться, развлекаться на балах, провинция — приходить в упадок и кое-как сводить концы с концами. Жизнь вернётся на круги своя. Мой сын существо возвышенное, ему не будет дела до мелочей. А я вот зачем-то жизнь положил на то, чтобы изменить невозможное. Горько осознавать, что рано или поздно все твои старания будут развеяны в прах. Вдвойне обидней, что при этом все будут довольны. Даже те, кого ты искренне хотел досыта накормить хлебом.

Родителей моих поданные почитали чуть ли не с религиозным экстазом. Батюшка так любил матушку, матушка так почитала батюшку. Думаю, мой сын когда-нибудь станет таким же — благородный белокурый рыцарь без страха и упрёка. Идеальная семья. Была бы, если бы в ней не появился я — черный ворон в стаде баранов с золотым руном.

Дик*Кар*Стал снова плеснул себе вина в алый с золотом бокал и залпом осушил его.

Он говорил. Я слушала его очень внимательно. Из рассказа выходило, что он убил брата потому, что тот был самовлюбленным индюком, не достойным занять место на троне.

На самом же деле Дик* Кар*Стал убил старшего брата потому, что тот должен был жениться на Синьиэре, девушке, в которую будущий король Фиара влюбился и захотел для себя. Чтобы там Дик*Кар*Стал не говорил, даже не думал, очевидно было одно — он любил свою первую жену. А она его — нет.

После похорон старшего брата разрывать государственные договорённости не стали, младший брат унаследовал за старшим не только трон, но и его невесту. По истечению траура состоялась помолвка маленького воронёнка и белой горлицы.

— В нашу первую брачную ночь Синьиэра глядела на меня с бесконечной брезгливостью. Сказала, голосом холодным и чистым, как вода в ключевом ручье: 'Я знаю, это ты убил человека, которого я любила, убил своей проклятой силой. Никто не сможет и не захочет доказать твою вину, но я это помню. И никогда этого не забуду. Да, теперь я твоя жена, твоя собственность, ты волен делать со мной все, что пожелаешь, но знай одно — в сердце своем я никогда не буду считать тебя мужем, Сиобрян Дик*Кар*Стал'.

Я никогда прежде не видел у женщин таких улыбок, походивших на холодный, сверкающий оскал.

'Придёт время, когда все забудут о том, как ты обманом захватили и меня, и трон. Но я не забуду. И Благие Боги мне свидетели — я найду способ с тобой поквитаться'.

Спустя полгода после венчания Синьиэра забеременела. После рождения сына она поселилась на женской половине дворца и с Дик*Кар*Сталом виделась лишь тогда, когда по правилам этикета не могла этого избежать.

— Я не сильно страдал по поводу семейных неурядиц. Все моё свободное время поглощал Дар, — продолжал Темный Король. — Читал книги, учился поднимать мертвых, общаться с Другой Стороной, словом, времени на глупые переживания из-за безответной любви не было. При правлении батюшки колдунов и ведьм преследовали, так что учителей у меня не нашлось. Приходилось до всего доходить самому.

Отца своего я убивать не хотел. Откровенно говоря, он первый начал. Однажды после ужина я почувствовал себя скверно. Сначала начались головные боли, потом резь в желудке и ужасная тошнота. Теряя сознание, я еле дополз до угасающего камина, да так и остался лежать, ожидая смерти. Так провалялся в покоях трое суток. Один. Даже лакеи не заходили, видимо, предполагая, что ни к чему тратить время на того, кто уже все равно что сдох. На четвёртые сутки я окончательно пришёл в себя и, мучимый слабостью и постоянным головокружением, провел ритуал вызова духа, уже тогда состоящего у меня на службе. Привидение подтвердило мои наихудшие опасения, заверив, что меня пытались отравить по приказу милостивого папеньки, который теперь, когда появился Фабриан, больше не нуждался во мне как в наследнике. Так я и стал отцеубийцей. Я нисколько не сомневался, что как только родичи поймут, что их попытка не увенчалась успехом, обязательно предпримут новые шаги по моему устранению. За первой же совместной трапезой собрал весь тёмный дар, обратил его в невидимый, прочный клинок, да и вонзил это колдовское оружие в папенькину широкую грудь воина. К концу недели он начал кашлять, харкая кровью. Придворный лейб-медик обнаружил у их величества скоротечную чахотку и всё было кончено.

Они все стояли над гробом отца за моей спиной — мать, Синьиэра с сыном на руках, дядюшки, тётушки, кузины, кузены. И все меня ненавидели. Но уже ничего не могли поделать. Я, некромант, унаследовал трон, хотя до того, кого потом будут называть Тёмным Властелином, мне ещё было ох как далеко.

Дела горевать и мучиться совестью не давали. Замечательная папочкина политика привела к тому, что в провинциях процветала коррупция среди знати и разбой на больших дорогах — среди черни. Всё это мешало торговым связям, ослабляло государство, делало нас почти беззащитными перед извечным врагом — Эдонией, готовой в очередной раз напасть, чтобы откусить кусок нашей территории. Отовсюду пахло заговорами всех мастей. Словом, было чем отвлечься от сентиментальных переживаний.

Дражайший папенька никогда не выезжал дальше лесов, окружающих его славную столицу. Я же, ведомый юностью и любопытством, таки доехал до окраин провинциальных земель. И увидел, к прискорбию, города, утопающие в нищете и нечистотах, людей, подыхающих от голода прямо на улицах. Увидел казни, вершащиеся моим именем. И поклялся положить этому конец.

Мои подданные, от мала до велика, сопротивлялись наведению порядка. Сопротивлялись всем сердцем, всей душой с упорством, достойным лучшего применения.

Периодически, не чаще одного-двух раз в год, я заезжал во дворец к матушке, навещая заодно и жену с сыном. Как-то между делом я поинтересовался у моей дражайшей половины о её настроении. Не изменилось ли оно ненароком?

— Благие Боги не оставят меня, если я не изменю себе сама, — прозвучало в ответ. — Ваши преступления безмерны, но боги видят всё. Король Сиобрян, меня принудили к браку с вами, но моего сердца вам никогда не завоевать. На ваших руках кровь отца, кровь брата, и она отнюдь не предаёт блеска вашему венцу. Придёт время, люди задумаются о том, что вы за государь, что вы за человек и тогда я объявлю вам войну. Конечно, найдутся низкие души, не содрогающиеся перед числом ваших преступлений, но таких, поверьте, немного. Вы — исчадие Бездны и я проклинаю вас.

Было обидно. Но я тогда не принял всерьёз её угрозы. До сей поры Синьиэра сидела смирно, как мышь под веником, в своем дворце. Её слова кололи самолюбие, даже ранили сердце, но... что такое слова? В конце концов, она мать моего ребёнка, моего единственного наследника. И у неё была причина недолюбливать меня. Вот как рассуждал я тогда.

Находиться на одной территории с яростно ненавидящей меня супругой было тягостно. Я всё реже и реже посещал Женский Замок, как прозвали его в народе. Потом началась война с оборотнями. Войска метаморфов пересекли границу Фиара и подчистую стёрли с лица земли несколько поселений. Кровожадность оборотней даже в повседневной жизни ни для кого не секрет и не новость.

С момента моей коронации на тот момент прошло почти пять лет. Я многое успел сделать, но в полный рост Фиар ещё не поднялся. Фиарские солдаты были отважны, за годы моего правления я старался вооружать их как можно лучше, но мы все же уступали в силе и оборотням, и эдонианцам. К тому же большинство моих поданных не обладали магическими способностями, а им противостояли метаморфы, каждый из которых обладал боевой магией.

Во главе мемаморфов стоял принц Грейстон Рэйфрэ — жуткая, мерзкая, совершенно бессовестная и, как временами мне начинало казаться, абсолютно безумная тварь. Его воины были безжалостными созданиями. Холодные, бесстрастные, одержимые жаждой убийства существа, несущие только гибель. Стычки с оборотнями неизменно превращались в кровавую бойню. Их безнадёжная отвага внушала даже не уважение — священный ужас. Для этих нечеловеческих тварей убийство было чем-то сродни физиологическим потребностям, как удовлетворения жажды, голода или сексуального инстинкта. Они постоянно пребывали в движении в поисках новых жертв и свежей крови.

Мне нужно было как-то противостоять этим чудовищам, защищать свой народ. Задача на тот момент казалось неразрешимой. Просидев несколько ночей над ворохом карт и сводок из провинции, я решился и пошёл на крайние, непопулярные меры. Иного выхода тогда у меня просто не было — либо это, либо полная капитуляция. Я знал, что Первосвященный Орден моего решения не одобрит, что их порицание вполне оправдано — приверженцы Черной Лиги практикуют такие ритуалы, от которых кровь стынет в жилах. Но я всё равно обратился к ним, объявленным всеми государствами вне закона, обреченными на вымирание. Я предложил им укрытие и покровительство на своих землях, обещал закрыть глаза на человеческие жертвоприношения в обмен на союзничество против метаморфов.

Собрав войско, состоявшее на треть из живых, на треть из мертвых и на четверть из черных магов, мы вышли навстречу врагу. Сошлись в приграничном городке, растерзанном в клочья. Трупы моих поданных валялись прямо на улице — захватчики повеселились вовсю и не пожелали за собой прибрать.

Мы одержали победу, хотя это и дорого нам обошлось. Война шла три года. В итоге мы загнали метаморфов за Синие Горы. С тех пор Кланы и их земли входят в состав Фиара, а сам Грейстон Рэйфрэ изгнан.

Пока я воевал, успел позабыть о нашей маленькой семейной войне с Синьиэрой. Однако моя бесценная супруга не смирилась и продолжала без устали строить козни. Красавица Синьиэра снюхалась с одним из моих самых родовитых вассалов. Первоначально молодые люди собирались лишь отравить меня, устроить помолвку между сыном Дик*Кар*Сталов и дочерью Реймэйков и править от имени Фабриана до его совершеннолетия, долго и счастливо, но, видимо, в процессе вызревания заговора между ними вспыхнула страсть.

На моё счастье, среди заговорщиков начался раскол. В сердцах большинства поданных уже засела мысль о моей непобедимости, а вместе с ней и прочный страх предо мной. Никто не желал рисковать жизнью ради того, чтобы Синьиэра и её любовник могли править долго и счастливо. В решающий момент заговорщики раздумали восставать и состряпали донос, в котором подробно осведомили меня не только о планах юных влюбленных, но и о том, что моя супруга находится на пятом месяце беременности, в то время как мы не виделись с ней больше года.

Мятеж почти застал врасплох, но всё же удача сопутствовала мне. Бесконечные дожди заставили реку выйти из берегов, разрушила мосты, отрезая мятежников от продовольствия. Те несколько стычек, что произошли между моим отрядом и отрядом мятежников, закончились их полным поражением. Возможно, любовник Синьиэры и был прекрасным рыцарем и неплохим интриганом, но полководцем, говоря откровенно, оказался никаким. Не желая смерти своих вассалов, я пообещал полную амнистию всем тем, кто сдастся без боя. Этим мятеж и захлебнулся.

Помню в тот вечер, когда я подъезжал к Женскому Замку, его острые башни упирались в небо, словно копья и небо будто кровоточило. Внутренние покои освещало такое количество свечей, что от них делалось жарко.

Моя жена ждала меня.

— Я знала, что ты придёшь. Ты, Темный Король, сеешь лишь зло, приносишь людям горе и не можешь оставить ни клочка земли, на котором можно быть счастливым. Ты мне ненавистен. Думаешь, ты пришёл убить? Нет! Ты пришёл освободить меня. Я давно не боюсь смерти. Ты раз за разом уничтожал всё, что было мне дорого. Я любила твоего брата — ты убил своего брата. Я любила моего бедного герцога — ты убил и его. Будь ты проклят!

— Вы даже не раскаиваетесь, сударыня, в своей неверности?

— Неверности?! О нет! В отношениях с вами я была верна и постоянна. Я не стыжусь себя, напротив, полна гордости, что нашла в себе силы противостоять вам. Если бы мой план удался, вы не могли бы вершить новых преступлений. Вы знаете, Сиобрян, ваши поданные не просто не любят вас — они вас ненавидят. Пусть тот, кому когда-нибудь ты будешь доверять, тот, кому ты отдашь своё вероломное сердце, отомстит за всех нас — твоего отца, брата, казнённого отца моего ребёнка, за меня и за того, кому ты, чудовище, не позволишь родиться на свет. Я умираю без страха, потому что знаю, что рано или поздно Двуликие покарают тебя за твои преступления.

Если бы я мог, я бы хотел её помиловать, но Синьиэра не успокоилась бы, пока не добилась гражданской войны в моей стране. Да и рождение бастарда, который по праву рождения мог претендовать на трон моих предков, устраивать меня не могло. Я не стал устраивать казнь, ни к чему мне был публичный скандал. Я просто пережал ей горло потоком Дара, и она забилась в чёрном тумане, как пойманная в силок белая птица.

Синьиэра лежала передо мной, навеки юная, белокурая, с широко распахнутыми, глазами, устремлёнными вдаль, туда, за серые, почерневшие от чада и времени, балки. Я ничего уже не мог изменить.

— Я не любил её, — с тоской проговорил Дик**Кар*Стал в ночь. — Не любил, но после её смерти тосковал по ней до смертной боли. Тогда я поклялся себе, что с любовью для меня навсегда покончено.

Я не успела ничего ответить. Раздавшиеся в коридоре за дверью ругательства и торопливая беготня помешали мне.

Время близилось к рассвету и в этом крыле должна была соблюдаться тишина — как никак, короли почивают. Крики вряд ли могли быть хорошим знаком?

Шум за дверью усиливался:

— Что скажет король?! Какое несчастье! Что скажет король?! Какое несчастье!!!

Навстречу нам несся премьер-министр в ночном колпаке, в сопровождении парочки гвардейцев. Придворные заламывали в отчаянии руки:

— Ваше величество! Ваш сын!..

— Что?

— Сбежал!

Глава 19

В спальне опального принца разыгрывалось воистину уникальное, изумительное зрелище. Придворные упражнялись в актерской игре кто как мог, каждый по-своему пытаясь разыграть драму, но в итоге всё равно получался лишь фарс. Капитан стражи неистово рвал на себе волосы, маршал колотил себя по лицу кулаками, неизвестный мне юноша в элегантном костюме истерично бился головой (наверняка безмозглой, хоть и в пышных кудряшках) о деревянную перегородку. У распахнутого настежь окна толпились остальные ночные посетители. Они с пристрастием профессиональных сыщиков, внимательно, чуть ли не в лупу, рассматривали прикрученную к железным перилам балкона шелковую лестницу.

При нашем появлении все крики и разговоры смолкли. Глубокий ужас застыл на лицах.

— Ваше величество... — выдохнул премьер-министр.

— Все вон, — тихим, дрожащем от ярости голосом, повелел Дик*Кар*Стал.

Услужливо сгибая спины, пятясь задом, шагая чуть ли не на носочках, придворные покидали место происшествия.

Остался премьер-министр, начальник королевской стражи, маркиз Виттэр и ещё какой-то толстенький человечек с пышными усами.

— Ваше величество...

— Как вы могли? — Дик*Кар*Стал говорил тихо, но голос его дрожал от ярости, заставляя других трепетать от страха. — Как вы посмели его упустить?

— Ваше величество, я уверен, у юного принца были сообщники. Ему помогли!

— Благодарю вас, господин министр. Ни за что бы сам не догадался, не открой вы мне этой государственной тайны. Может быть, откроете и другую? Например, чем для нас это чревато? Молчите? Так я скажу вам — чем. Гражданской войной. Мне придётся потерять сотни, может быть, даже тысячи жизней, придётся усмирять бунтующих подданных, опустошать и без того изрядно оскудевшую государственную казну лишь потому, что вы не смогли предотвратить побег пятнадцатилетнего мальчишки. Ослы!

Дик*Кар*Стал не кричал, напротив, говорил очень тихо, чуть ли не шёпотом, но злость, плещущаяся в его голосе, жгла калёным железом.

— Ваше величество, я немедленно велю арестовать всех сторонников переворота!

— Ничего подобного вы не сделаете.

— Мы должны покарать, уничтожить...

— Нельзя всерьёз надеяться уничтожить таких людей, как МакНэллы, ФаерСтоки, МилЛэйны. Объявив на них охоту, мы только спровоцируем ещё большие беспорядки.

— Государь, думаю, следует выслать погоню за принцем, — предложил Виттэр. — Может быть, удастся перехватить его по дороге до того, как он достигнет Северных земель и поставит страну с ног на голову?

Дик*Кар*Стал согласно кивнул:

— Распорядитесь. Действуйте быстро, без ошибок и не поднимайте шумихи раньше времени. Идемте, сударыня, — взял он меня за руку, — я провожу вас.

Доведя меня до дверей спальни, Дик*Кар*Стал легко и отрешённо, совсем по-отечески, коснулся губами моего лба:

— Приятных снов, моя королева.

Взгляд его метнулся мне за спину, и он мягко отстранился. Обернувшись, я увидела маячившего в коридоре маркиза Виттэра.

— Маэстро?..

— Возвращайтесь к себе, сударыня. Поговорим утром. Меня ждут дела.

То, что я почувствовала в этот момент даже ревностью не назовёшь. Омерзительно — это ещё мягкое выражение, весьма приблизительно отражающие владеющие мной эмоции. Мне хотелось прямо на глазах у Дик*Кар*Стала вырвать печень у его разлюбезной рыжей милашки и размазать этот орган по наглой царственной физиономии.

Скажете, я жестока и кровожадна? Так оно и есть.

— Приятной ночи, ваше величество, — выдохнула я перед тем, как наглухо закрыть за собой дверь.

* * *

Стоило перешагнуть порог, как я почувствовала крепкую руку, затянутую в кожаную перчатку, плотно прикрывшую мне рот.

— Одиффэ, — зашептал хорошо знакомый голос. — Я сейчас тебя отпущу. Только не кричи.

— Что ты делаешь в моей спальне, Теи? — саркастично поинтересовалась я, как только получила возможность говорить. — Хочешь, чтобы нас обвинили в адюльтере и четвертовали?

Легким движение руки он наложил на комнату заглушающие заклятия. Потом повернулся ко мне.

— Я пришёл проститься.

— Проститься? — эхом повторила я.

— У нас приказ ехать сегодня вечером и, по расчётам Тёмного Властелина, мы, наверное, должны быть уже где-то на границе с Эдонией. Но я не мог уехать, не попрощавшись с тобой.

Теи сжал пальцы на моих предплечьях.

— Ты теперь остаёшься одна и должна быть сильной. Ты справишься. Пообещай мне. И ещё... вот, возьми, — протянул он мне нечто, с виду напоминающее кулон. — При активации этот артефакт сможет перенести тебя в мой заветный дом в далёком лесу. Перенесёт отовсюду, где бы ты не находилась и какие-бы защитные чары тебе не препятствовали. Обещай воспользоваться им только в случае крайней необходимости, только если твоей жизни будет угрожать опасность. Не забывай, королевы не могут просто так покидать своё королевство.

Его рука легла на мои пальцы, сгибая их. Подаренный кулон оказался зажатым в ладони.

— Береги себя. Обещаешь?

— Обещаю, — кивнула я.

Первые рассветные лучи уже проникли в комнату, освещая наши бледные лица.

— Люблю тебя, — сказал Теи перед тем, как растаять в сумерках.

В воздух поднялось изумрудное облачко — разрушился защитный круг.

* * *

Не успела я позавтракать, как царственный супруг вновь соизволил нанести мне визит. В обычной своей стремительной манере Дик*Кар*Стал перешагнул порог, подошёл и, склонившись над моей рукой, легко коснулся её губами.

— Доброе утро, моя королева, — приветствовал он. — Оставьте нас, — велел он сопровождающей его страже и прислуживающим мне девушкам. — Почему вы не спустились вниз? — поинтересовался мой супруг, опускаясь в кресло напротив.

— У меня мигрень, — пожала я плечами.

И потянулась к следующей пирожонке с вишенкой.

— К тому же надоело есть так, будто даёшь представление в театре. Какой толк быть королевой, если нельзя делать то, что хочется?

— И чего же вам хочется? — протянул он с любопытством, опуская подбородок на руку, пристроенную на высоком подлокотнике кресла.

— Тишины. Уединения. Свободы, наконец.

Со скорбной физиономией я доела пирожное и отряхнула с пальцев крошки.

— Ваше величество, я слышала, что Чеаррэ покинули двор?

— Ещё вчера, — невозмутимо подтвердил он.

— И вы ничего мне не сказали?

— Печаль вам не к лицу.

— Так подсластите пилюлю, скажите, когда мы простимся с красавчиком Виттэром?

— Не скоро, — невозмутимо прозвучало в ответ.

Я медленно поднялась и отошла к окну.

За подоконником ворковали голуби, доносилось лошадиное ржание. Мир жил своей жизнью. Миру не было дело ни до меня, ни до моего очередного унижения.

— Что ж? — выдохнула я наконец. — Воистину вы хозяин своего слова. Хотите даёте его, хотите забираете. Надеюсь, вы знаете, что делаете. Я хотела обсудить с вами кое-что другое. Я голодна, сударь.

Окинув заставленный всевозможными яствами стол многозначительным взглядом, король изогнул бровь вопросительной дугой:

— Голодны?

— Мне нужна жертва.

— Ладно. Обещаю сообразить закуску сегодня же вечером.

День пролетел, как всегда при дворе, впустую, и началось самое интересное время — вечер. За ужином звучала музыка. За столом собрался весь цвет фиарской знати. Придворные вели себя так, как будто ничего особенного не случилось, и наследный принц короны не сбежал в северные провинции, чтобы возглавить мятеж против отца, будто призрак гражданской войны не витал мрачно над страной. Дамы жеманничали, кавалеры развлекали их беседой, равно остроумной и пустой.

После ужина мы с королём вышли рука об руку. Я не особенно удивилась его решению, помня об утренних обещаниях. На выходе мальчик паж, повинуясь мановению королевской руки, набросил мне на плечи плащ, подбитый мехом куницы, и мы углубились в сад.

Из полутьмы деревьев навстречу выросла фигура.

— Маркиз Виттэр? Ваше величество! — обернулась я к Дик*Кар*Сталу, — Что он тут делает?

— Сегодня я слишком занят, чтобы быть вашим проводником, а вашу безопасность и тайну я не могу доверить случайным людям.

— Я сама могу прекрасно о себе позаботиться.

— Королева не может разгуливать по улицам одна, без охраны. Вспомните, к чему это привело в прошлый раз? Вас чуть не убили.

— Пусть меня охраняют зомби! Да кто угодно, только не...

Но меня никто не слушал.

— Лэш, проводи государыню. За её жизнь отвечаешь головой. Ступайте.

Вчерашняя буря пролетела, но небо по-прежнему затягивало тяжелыми тучами. Под ногами едва слышно поскрипывал гравий. Огромные раскидистые вязы встретили нас тихим шелестом.

Первым шагнув в лодку, Виттэр предложил мне руку, но я демонстративно её проигнорировала. Устроившись на корме, старательно разглядывала небо, на котором и звезд-то не было, лишь бы не смотреть на своего ненавистного проводника.

Поднявшийся ветер вызывал сильную рябь на воде. Деревья раскачивались, шумели, издавая мерный, равнодушный змеиный шелест.

Неприятно.

Молчание было тягостным. От нечего делать я украдкой принялась разглядывать ненавистного попутчика и развлекалась этим до тех пор, пока он не перехватил мой взгляд.

Кровь начала быстрее двигаться по венам. Я ощутила в теле опасную, голодную вибрацию, будто внутри меня зарождался ураган. Неистовое, жадное, злое желание изрезать в кровавые лоскуты это живое воплощение порока, наслаждаясь каждым обертоном острой боли, его боли — боли, которую только я могу причинить...

Лэш Виттэр просто идеальная жертва, с которой можно не стеснять себя моральными принципами. Жертва, словно специальная рожденная на свет для пиршества таким, как я. Глупец он? Или храбрец? Ведь цена за счастье сожрать его целиком, с башмаками вместе, может показаться не слишком высокой, даже если и повлечёт за собой месть Тёмного Властелина.

И что за игру затеял Дик*Кар*Стал? Проверяет он меня или испытывает?

— Я заметил, как часто вы глядите на меня, ваше величество. И задаюсь вопросом: что тому причиной? Злитесь ли на меня потому, что ревнуете ко мне государя? Или хотите меня для себя?

Я усмехнулась краешками губ:

— Конечно, хочу. Как же иначе? Разве ты встречал того, кто тебя не хочет? Провинциальные зажиревшие аристократы, убийцы-наёмника да шлюхи всех мастей — хоть кто-нибудь из них отказался от такого лакомого кусочка, как ты?

Я сменила тон, произнося слова тихо и чётко, презрительно и очень холодно. Таким тоном Сантрэн говорила с нами всякий раз, когда нам доводилось облажаться.

— Хоть тебя и обрядили в приличную одежду, приблизили ко двору, даже дали титул и меч, сути твоей, сучонок, это не изменило. Как ты был, так и остался жалким запасным вариантом на случай отсутствия в полку гулящей девки. Что толку хотеть тебя? Разве может дать удовольствие тот, кто привык виртуозно обрабатывать мужской член и вряд ли вообще знает, с какой стороны подходить к женщине?

Ноздри его тонкого носа раздулись, глаза сощурились, превратившись в две узкие злые щёлочки, верхняя губа вздёрнулась, по-волчьи обнажая зубы:

— И все же ты глазела на меня, сиятельная дама, — зло процедил он. — И не раз. Готов поклясться.

— Маркиз Виттэр, — сказала я, со всей насмешливой презрительностью подчеркивая голосом подаренный ему титул, — о вашей неотразимости спорить не стану. Скажу лишь одно: я не справляю нужду в общественных нужниках, как бы остра она не была. И не пью из помойного ведра. Лучше умереть от жажды.

Дальнейший разговор не задался. Навстречу из темноты выплыл замок Тафльгам. Как и в прошлый наш визит, мы вошли в него через маленькую потайную дверь.

Узкий проход тюремного коридора окружали толстые каменные стены, в которых изредка виднелись провалы зарешёченных деревянных дверей. На стенах дымились факелы. Со всех сторон слышались слабые поскрипывания и постукивания и нечто, подозрительно похожее на стоны.

У одной из таких дверей мы остановились. В руках коменданта зазвенели ключи.

— За что он осуждён, это человек? — поинтересовалась я деяниями приговорённого пленника, пока тюремщик проворачивал ключ в замке.

— Тварь, которая сегодня должна умереть, не человек вовсе. Вам не следуют беспокоиться, государыня.

— Что он сделал?

— Питался людьми. Теперь пришёл его черёд послужить пищей.

Дверные петли скрипнули, отворяясь. В нос ударил запах крови. Он витал тут повсюду, тревожный и сладковатый.

Комендант попытался было всучить мне в руку факел, но я отказалась.

— Закройте дверь, — велела я.

Магическая сфера осветила помещение, и я разглядела предназначенную мне жертву.

Словно прибитое к стене, на огромных цепях, продетых в тяжелые металлические скобы, держалось окровавленное тело. Грудь и спина представляли собой сплошную мешанину из ран, покрытых кровью, местами ярко-алой, большей частью успевшей запечься и почернеть. Лицо закрывали длинные и, насколько я могла судить, тёмные волосы, слипшиеся от крови.

Я осторожно приблизилась к растянутому по стене, распятому словно экзотическое чучело, телу. Преодолевая брезгливость, ухватилась за волосы и попыталась поднять голову. Это удалось без труда, разбитая в кровь, она безвольно запрокинулась, и я едва сдержала крик, когда измазанные кровью веки дрогнули и поднялись.

Разбитые губы раздвинулись в жуткой усмешке, обнажая длинные, по-змеиному острые, клыки.

Стоило мне заглянуть в эти в глаза, как я в ужасе отскочила.

— Миарон?!

Глава 20

Снова я глядела в эти глаза, которые от души надеялась больше не видеть никогда — глаза змеи, страшные, жуткие, завораживающие. Этот, даже сквозь мрак, тяжелый взгляд столько раз снился мне в кошмарах.

Раненный криво улыбнулся, не разжимая губ.

— Мой алый ядовитый цветочек... какими судьбами? Не то, чтобы бы я не рад был нашей встрече, но...

Речь его оборвалась отрывистым, сухим кашлем. Миарон сплюнул кровью.

Первое состояние шока начало проходить, и вслед за способностью дышать ко мне вернулась способность говорить:

— Признаться, увидеть тебя здесь я ожидала в последнюю очередь.

— Хоть что-то в жизни остаётся неизменным.

Голос у Миарона был хриплый и прерывистый, но всё равно — насмешливый.

— Как так получается, что я всегда остаюсь для тебя последним в очереди, моя куколка?

— Я не твоя куколка, — холодно отчеканила я. — Глупо называть меня так. А пришла я сюда за очередной кровавой жертвой. Ты ведь в курсе моих маленьких магических проблем?

Его глаза в ответ сверкнули в полумраке, как у настоящего зверя.

— Черному Королю — Проклятая Королева, всё правильно. Из тебя вышла отличная невеста для мрака. Подойди ближе.

Я не двинулась с места.

Ни его беспомощное положение, ни измученный вид, ни внушительные цепи, приковывающие к стене, нисколько не унимали моего страха. Я боялась его — издыхающего, израненного пленника, закованного в железо. Боялась! И ничего не могла с этим поделать.

— Ну же, Красный цветок? Если ты хочешь полакомиться моей болью, тебе всё равно придётся подойти.

Я медленно отбросила капюшон и его взгляд буквально впился мне в лицо.

— Ты изменилась, — констатировал Миарон. — Кажется, даже немного подросла? Ух ты! Или это всё каблуки и причёска? Впрочем, неважно. Главное, чтобы ты по-прежнему любила веселиться, — вкрадчивый, колючий шепот словно сдирал кожу с моего лица. — Помнишь, как мы делали это раньше — ты и я? Вместе? Во славу кровавых богов? Ну что? Повеселимся снова?

Мы обменялись ненавидящими взглядами.

— Ты ведь пришла меня убить? — сузил глаза он. — Так ведь? Что ж медлишь?

— А куда торопиться?

От него пахло кровью. Я чувствовала, как его тело терзает нестерпимая боль, и чудовище во мне довольно урчало, в то время как человек метался в отвращении и ужасе, пытаясь сдержать кровожадного монстра на поводке.

Всё-таки, приблизившись, я положила руки на его грудь, словно каменную от твёрдых, упругих витых мышц и почувствовала, как кровь горячей рекой струится под его кожей.

— На самом деле я не хочу, чтобы ты умер, — шепнула я, — я хочу, чтобы ты умирал. Долго, мучительно. Раз за разом. Снова и снова.

— Могу поинтересоваться, чем вызвана такая кровожадность? — голос оборотня так и сочился сарказмом.

— Уверена, в глубине души ты знаешь чем.

Наши губы почти соприкасались.

Если бы только я могла со словами вдохнуть в него свою ненависть, гнев и обиду, уверена, он попросту задохнулся бы ими.

— Мне не понравились твои подарки, Миарон. Не люблю, когда мне дарят голову друзей. Не люблю, когда трахают моих любовников у меня на глазах. Меня это обижает.

При моем заявлении его глаза распахнулись в деланно-наивном изумлении:

— Ну прости, детка! Кто ж знал, что ты такая ранимая?

Мои пальцы резко вонзились в открытые раны на его животе, проникая глубоко внутрь, заставляя содрогаться и выгибаться, шипеть от боли. Сжав руками прядь его волос, я из-за всех сил потянула за них вниз, заставляя Миарона запрокинуть голову и обнажить шею — сильную, гибкую, похожую на змею.

Склонившись к самому его уху, я прошептала:

— Однажды я почти убила тебя, тварь. Во второй раз не промахнусь.

Ответом послужил полный язвительного веселья смех:

— Ты это всерьёз, куколка? Действительно думаешь, что смогла положить меня на обе лопатки? Ох, мой Огненный Цветочек...

— Я не твой Огненный Цветочек! — в ярости я со всей силы сжила пальцы в кулак.

Заодно и сминая в ладони его внутренности. Посылая вглубь тела обжигающий огненный импульс.

Миарон дёрнулся, по-прежнему безнадёжно распятый на цепях. Он до хруста сжал зубы, но не позволил ни одному стону сорваться с искусанных губ. Нечеловеческое упрямство, помноженное на непреодолимую гордыню.

— Мой Огненный Цветок... моя смертоносная роза...— продолжил он. — Ты теперь слишком большая девочка, чтобы верить в сказки. Хотя, признаться, ты тогда сделала мне куда больнее, чем сейчас, — он снова вернулся к своему снисходительно-язвительному тону, который я ненавидела всеми фибрами души. — Сейчас в твоих руках всего лишь мой желудок, в то время как тогда ты пыталась вырвать мне сердце.

— Ты это заслужил.

— Тем, что подобрал тебя с помойки?

Я открыла было рот, чтобы возразить, но он продолжал:

— Да-да, я помню, как убил твоего драгоценного Дерека. Оторвал ему голову. Твоя бессмертная привязанность к нему, конечно же, оправдывает любое вероломное предательство?

— Я тебя не предавала!

— Нет?.. Как же тогда это, по-твоему, называется?

— Называй как хочешь, но нельзя предать того, кому не предан.

— Ладно, у тебя своя точка зрения — у меня своя. Разговор не об этом. Дело в том, что в тот роковой день я посчитал, что победа в нашем маленьком противостоянии будет для тебя мучительнее поражения. Это победа была твоим наказанием, Одиффэ.

— Наказанием? — усмехнулась я, покачав головой. — Вряд ли. Ты просчитался.

— Никогда. Я для этого слишком стар и мудр. Посуди сама, положи я тебя тогда поперёк колена и отшлёпай, как ты того заслужила, ты бы скоро меня забыла. Но то, как билось моё сердце в твоих руках, ты помнишь до сих пор. Верно? — Он понизил голос до интимного шепота. Насмешки в голосе прибавилось. — Тебе ведь понравилось, правда? Не отрицай. Недаром же ты пытаешься всё повторить сначала. Моя боль заводит тебя, куколка. Не стесняйся! Давай! Развлечёмся напоследок.

Моя ладонь скользнула вниз, от его затылка к шее. Погладила выпуклые мышцы груди, коснулась темнеющего соска и остановилась прямо над неутомимой сердечной мышцей, сильными толчками разгоняющей кровь по всему телу. Поднявшись на носки, я коснулась губами его кожи и слабый стон удовольствия, невольно сорвавшийся с губ Миарона, послужил мне наградой.

Я губами чувствовала толчки его сердца, языком ощущала вкус его кожи — соль и железо.

Мои руки скользили вниз до тех пор, пока пальцы не замерли над твердым, как камень, членом. Я намеренно причиняла ему боль, чередуя почти нежную ласку с откровенным садизмом.

И то, и другое вызывало у него одинаковые гортанные стоны удовольствия.

Возбуждение Миарона было таким сильным, что, казалось, похоть сгустилась в воздухе и ударяла в голову, как наркотический дурман. Его животная, магнетическая страсть и ужасала, и окрыляла, пробуждая в ответ такую же дикую, беспощадную жажду.

Однако я была несклонна поддаваться минутной слабости и терять голову. Слишком многое лежало на другой стороне весов: обида, долг и опасность — мгновенно отрезвляющее триединство.

Если через четверть часа я не выйду — за мной придут.

Если Миарон к тому времени не будет обращен в пепел, мне задут ненужные вопросы.

Я отстранилась, отступая на несколько шагов, игнорируя его протестующий рык.

— Ты забыл, учитель? Единственный танец, в котором я могу стать твоей партнёршей — это танец крови и боли. Ничего другого я предложить тебе не могу.

— Не можешь? Или не хочешь? Это разные категории.

Я видела, как зрачки его глаз из обыкновенных, человеческих, превращаются в вытянутые и острые, словно кинжалы — так бывает на начальной стадии трансформации у оборотней.

— На самом деле не так уж и важно, чего я на самом деле хочу, Миарон. Делать-то всё равно придётся то, что нужно.

— Тогда не тяни.

Ну, вот и всё. Сейчас я его убью.

По слухам, оборотню больше трехсот лет. Три с четвертью столетия он глядел по ночам в небо, по которому друг за другом, точно оголтелые, носились разноцветные луны.

Интересно, какого это, прожить так долго? Если вдуматься, триста лет — это ужасно много. Больше в жизни, чем я способна придумать, он пережил ещё до моего рождения.

Что я знаю о нём? Даже имя, которым мне представились, оказалось фальшивкой.

Под всеми этими клыками, когтями, лживыми речами осталась ли в тебе ещё хоть крупица человечности, Миарон-Грейстон? Да и на что мне твоя человечность, если я собиралась расправиться с собственной?

— Ты собираешься убить меня сегодня? — насмешливо поинтересовался он. — Или это оригинальная попытка сразить меня силой мысли?

Я ухватилась руками за толстенные звенья металлической цепи, удерживающей пленника. Они покрылись алыми всполохами и расплавленный металл потек вниз, словно мягкий воск.

Оборотень зашипел, как рассерженный кот, когда раскалённое железо прожгло его кожу, но в следующее мгновение рывком развёл руки в стороны — распавшаяся цепь со звоном упала к его ногам. Он и сам устоять не сумел, рухнул на четвереньки.

— Считаешь, я настолько слаб, что ты можешь проявить великодушие? — тихо рыкнул он, поднимая голову.

Я не могла оторваться от страшной пустоты в его нечеловеческих глазах.

— Мы ведь собирались веселиться, да? Согласись, так гораздо интересней.

Запустив в него первый огненный пульсар, я почти не сомневалась, что Миарону удастся уйти из-под удара. Но то, как ловко он сделал это, израненный и истощенный, не могло не вызывать восхищения.

Огненный смерч, отпущенный моей рукой, кольцами разошёлся по помещению, озаряя его яркой вспышкой.

Его язвительный хохот перешёл в угрожающий рык.

Тело метаморфа остановилось в той промежуточной трансформации, в которой это существо выглядело наиболее пугающее: лицо приобрело звериные черты, тело взбугрилось стальными мышцами, острые сизые когти украсили пальцы. Миарон со скоростью и ловкостью, невозможной ни для человека, ни для мага, перепрыгнул через несущийся на него огненный вал и остановился, раскинув в стороны руки, будто приглашая меня в объятия.

Мгновенно сплетя следующее заклинание, я швырнула в него огненной сетью, невидимой, но убийственной. Яркие оранжевые всполохи, словно зажёгшиеся в воздухе оранжевые звезды, окутали оборотня мерцающим коконом

По камере заметались струи огня, пламя билось о стены, разбиваясь, рассыпаясь ворохом огненных искр. Как это часто со мной бывает, каждая порожденная мной новая волна огня была смертоносней предыдущей. Долго противостоять подобному напору никто не мог. И израненный метаморф не казался мне исключением.

Когда он, наконец, пал, растянувшись на пыльном полу, я снова погрузила несущие пламя руки в его тело. Я чувствовала каждой клеточкой его сладкую, густую кровь. Моя Сила рвала его вены и артерии, грозила сокрушить даже кости. Никогда прежде я не вкушала такой вкусной, интенсивной боли, питающей меня, словно вода — траву. Эта боль была горячей и пряной, она звучала, как самая чистая, высокая, пронзительная нота.

Оборотень заорал, дробя камень плит непроизвольно выпущенными когтями на скрюченных пальцах.

Победа виделась несомненной.

Неровно, с перебоями, слабея с каждым ударом, стучало его сердце под моими руками.

А потом произошло что-то неожиданное и очень быстрое — сверкнуло, хлестнуло, свистнуло у самого уха. И вот уже моё горло сдавила удушающая цепь, а Миарон оказался недосягаемым у меня за спиной, прижимая к своей груди.

Достать его я уже не могла никак. Одно неловкое движение, и я и не просто задохнусь — мне оторвёт цепью голову.

Да, каким бы гадом не был Миарон, но силы духа, впрочем, как и звериной ловкости ему было не занимать. Он действительно словно кошка — как не бросай, все равно приземлится на четыре лапы.

Ухо обожгло его горячее дыхание, от которого по шее расслабляющей щекоткой пролетели мурашки.

— Красный цветок, ты — труп.

Вкрадчиво так.

Со всей возможной язвительной издёвкой...

Он резко опустил руку, с силой отшвыривая меня от себя, как шкодливого котёнка.

Мы замерли друг против друга. Я посредине комнаты. Он, прислонившись к стене.

Тело его представляло собой сплошную глубокую рану. При каждом вздохе сильнее лилась кровь.

Пламя вокруг плясало не уставая.

Вся картина напоминала преддверие Бездны.

Ненависть и влечение, отвращение, похоть, отголоски чего-то, отдалённо напоминающего нежность — всё смешалось в одну гремучую, непонятную для меня смесь.

— Ну что, куколка? — голос его осип настолько, что почти превратился в хрип. — Твой танец мы сплясали — ты проиграла. Вернёмся к прерванному ранее варианту?

— Боюсь, ты не со всем в форме, — заюлила я.

— Опять ты меня недооцениваешь, — укоризненно покачал он головой.

Что ж, наверное, если уж я не могу убить его, следует попытаться вытащить? Да, боюсь никто не скажет про меня: 'Последовательная девушка'. Ну да и ладно. Плевать.

— Давай лучше выберемся отсюда? — предложила я, сама не до конца веря в то, что сказала это.

— Как?

— Ну, чисто теоретически, мы могли бы попытаться пройти через Врата.

Миарон посмотрел на меня, как на занятную идиотку:

— Что, прости, 'мы могли бы попытаться сделать' ?..

Сквозившее в его взгляде снисходительное превосходство бесило не меньше, чем всегда.

— Поправь меня, если я что-то не понял: ты действительно собираешься выйти из темницы через Врата в Иномирье?

— Ну, в моём варианте я собираюсь протащить нас по грани между тварный миром и миром духов. Если это одно и тоже, то — да. Именно так.

— Ты никогда не ищешь лёгких путей?

— Иди в задницу, Миарон!

— Интересное предложение, — протянул он. — но давай вернёмся к побегу?

— Чисто теоретически я могу это сделать.

— Скажи, ты хоть раз открывала Врата самостоятельно?

— Пару раз.

Я предусмотрительно умолчала о том, что оба раза это происходило совершенно спонтанно.

— Итак, 'А' — если у тебя получится открыть Врата, 'Б' — если нас не сожрут непонятные и, как правило, ужасающие твари, легко порхающие на границе между мирами, 'В' — если удастся открыть Врата уже изнутри, с той стороны на эту, 'Г' — если удастся открыть Врата именно в наш, а не в какой-нибудь другой, чужой мир, 'Д' — если при активации этот межпространственный портал не выплюнет нас куда-нибудь в Край Вечный Льдов или в Город Солёных Песков — мы будем спасены?

— Не стану спорить, звучит безумно. Поэтому я и решила, что прикончить тебя будет гораздо проще.

— Рад, что ты учишься мыслить рационально, но обязательно каждый раз тренироваться на мне? Хотя, признаться, твоё предложение обещает такую массу приключений, что даже жаль отказываться. Но ничего не могу с собой поделать — предпочитаю всё упрощать.

В этот момент входная дверь с тяжелым скрипом провернулась в дверных петлях.

Снова метнулась тень, вновь мир вертанулся перед моими глазами.

И вот уже маячат два унылых, вытянутых лица: комендант тюрьмы и маркиз Виттэр.

Мою шею, словно обруч, опять сжимают острые сизые когти, грозя перерезать, словно поросёнка, при одном только неловком или резком движении, неважно, с моей или с их стороны.

— Привет, мальчики, — услышала я над ухом полный язвительного, насмешливого веселья, голос Миарона. — Интересная выдалась ночка. Ну что, красавчик? — обратился он к рыжему. — Готов передать королю голову ненавистной тебе королевы? Готов держать пари, твой дражайший господин это не порадуется. Ладно, — с мягким смешком согласился Миарон, — не будем с тобой огорчать твоего любимого господина. Вам небывало повезло, парни, у меня сегодня на редкость хорошее настроения и я на диво сговорчив. Если вы будете вести себя хорошо, никто не пострадает. Я просто уйду и заберу её величество с собой. Помешать вы мне всё равно не сможете, так что давайте без глупостей?

Миарон передвигался к выходу так легко, будто я и не потрошила его только что как умелая хозяйка — индюшку.

Препятствовать нам не рискнули.

Могу понять Виттэра. Не думаю, что Дик*Кар*Стал пылает ко мне глубокой любовью, но за мою оторванную голову рыжий действительно может расплатиться собственной.

— Красавчик? — окликнул Виттэра Миарон. — Я тут ещё немного подумал и решил взять тебя в нашу тёплую компанию. Не честно как-то бросать тебя с этой скучной страшной образиной, когда намечается такое веселье.

Судя по всему, мысль о том, что Виттэр успеет поднять половину королевского гарнизона ещё до того, как мы выберемся из города, пришла в голову не мне одной.

Рыжий последовал за нами без сопротивления.

Через несколько секунд мы втроём спустились к лодке, покачивающейся на маслянистых волнах канала. Миарон велел Лэшу сесть на вёсла.

Тот насупился, но подчинился.

— Красавчик, причаливай, — велел Миарон Лэшу, не прошло и четверти часа.

Лэш смерил оборотня яростным взглядом:

— Далеко тебе не уйти, не надейся. Государь настигнет тебя...

— Думаешь, как только храбрый и благородный король поймает белого коня, сразу ломанётся тебе на выручку? — насмешливо фыркнул Миарон.

— От Сиобряна тебе не скрыться... — выпалил Лэш.

Но до конца его угрозы услышать не удалось.

Одним ударом оборотень оглушил рыжего и, предусмотрительно подхватив, аккуратно уложил на землю.

Забрезжил расцвет. От деревьев над каналом поползли длинные тёмные тени.

Миарон, стоя напротив солнца, черным силуэтом выделялся на фоне багрового неба, розовые размытые всполохи которого выглядели будто размытая кистью кровь на аквамариновой эмали. Волосы оборотня, обычно свободно стекающие по плечам почти до самой талии роскошными чёрными волнами, сейчас напоминали воронье гнездо — бесконечно слепившийся комок крови и грязи.

Кровь покрывала и его лицо, превращая в страшную нереальную маску.

Сейчас он выглядел таким чудовищем, каким на самом деле и был, без прикрас.

Не сомневаюсь, меня солнечные лучи тоже не украшали — плащ щедро измазан, причёска распалась. Волосы, рассыпавшись, свободно развевались по ветру.

— Одиффэ?..

Я насторожилась.

Он редко обращался ко мне по имени. Почти никогда.

-Одиффэ, идём со мной.

Как ни странно, но это прозвучало для меня искушением.

Когда-то я бежала от этого существа, и у меня были на то причины. Несмотря на это, прозвучи его предложение полгода назад, когда я так старательно искала способ не стать женой Темного Властелина, я бы не задумываясь ответила: 'Да!'. Но теперь слишком поздно.

Дик*Кар*Стал не давал мне повода нарушать брачных клятв. К тому же предать его сейчас, когда у него и так со всех сторон назревают неприятности, было бы даже не ударом ниже пояса — это было ударом в спину, поступок с неслабым таким гнилым душком.

Не говоря о том, что это крайне глупо. Кто даст удрать королеве?

Прими я сейчас предложение Миарона, нам обоим подпишу смертный приговор. Безымянному узнику ещё можно надеяться ускользнуть от правосудия. Узник, умыкнувший королеву, да ещё, возможно, украсивший царское чело рогами — это уже преступник государственного масштаба. Пощады никому не будет.

Окончательно рассвело. И свет беспощадно очертил всё, что милосердная мгла пыталась скрыть, оставляя простор воображению: нечистоты в канавах, наши перепачканные кровью и грязью лица, заострившиеся черты Виттэра.

Свет — он порой жестоко избавляет от иллюзий, не давая укрыться от жестокой реальности.

Нужно признать, что желания — желаниями, но сейчас не тот случай, когда можно нарушать правила и переходить границы. За Дик*Кар*Сталом стояло моральное право, армия солдат и легион подчиненных ему духов. Против такого не попрёшь, если ты, конечно, не полный идиот.

Но насколько я знаю Миарона (а я его знаю), сделанное им предложение не предполагало отказа. Скажу 'нет' — получу по голове следующей, и очнусь уже где-нибудь в Диких Лесах Черных Земель.

— В качестве кого ты зовёшь меня с собой? — решила уточнить я напоследок. — Ученицы? Ведьмы по найму? Любовницы?

— Ты будешь моей женщиной.

— Сказал мужчина, предпочитающий мальчиков?

— Клянусь, никого не будет кроме тебя.

— И ты всерьёз считаешь, что мы сможем противостоять Дик*Кар*Сталу?

— Мы точно можем попытаться.

Время уходило. Некогда стоять и рассуждать.

Я сделала вид, что поправляю плащ, обрывая тонкую цепочку медальона, висевшего на шее — подарок Теи Чеаррэ. Створки медальона легко раскрылись под моими пальцами.

В следующую секунду я потянулась к руке Миарона, будто бы соглашаясь.

Закрываясь в его ладони, створки медальона активизировали телепортирующий артефакт. Сильный порыв ветра будто смёл оборотня с лица земли.

Остался серый день. Мутные воды канала. Раскачивающиеся деревья над водой. Какая-то горькая, как невызревшие ягоды калины, тоска на душе и, вместе с тем, осознание того, что все сделано правильно.

Легкий стон дал знать о том, что рыжий маркиз прочухался.

Мне хотелось сорвать на ком-нибудь злость, и человек, с которым мне приходилось делиться мужем, казался вполне подходящей кандидатурой.

Я довольно грубо пнула его ногой в бок.

— Вставай, голубая розочка. Страшный дяденька уже ушёл.

— Где он? — попытался зарычать Виттэр, приподнимаясь.

— Ему надоело ждать, пока ты проспишься, и он свалил. Надеюсь, ты не в обиде? Нам тоже пора, голубок. А то царь-государь занервничает. Одним разом лишиться жены и любовника, тут даже Тёмный Властелин дрогнет.

Глава 21

Весла с плеском входили в воду, лодка покачивалась, словно люлька. Мы продвигались вперёд размеренно и монотонно. Неудержимо клонило в сон, и я не заметила момента, когда пересекла невидимый Рубикон, оказавшись в царстве сна.

В небе сияли, переливаясь, все три луны, полные, как баба на сносях.

Наяву две из трёх лун всегда либо на ущербе, либо растущие — а тут такая идиллия. Светло, почти как днём. Небо разрисовано разноцветными всполохами, линиями, красками.

Я плыла в озере тёплой крови. Со всех сторон его обступили деревья, с которых мох спускался чёрной бахромой, раскачиваясь под ветерком, напоминая поверженные знамёна, порванные в лоскуты.

Ненавижу плавать. Наверное, потому, что наяву делаю это из ряда вон плохо, едва держусь на воде. Но тут я плыла прямо-таки наслаждалась процессом. Чёрная, теплая, по консистенции похожая на густое молоко парная кровь держала лучше солёной воды.

Однако всё хорошее когда-нибудь кончается, даже во сне. Я выбралась на берег. Ветерок обдувал кожу, слизывая с неё капли крови. Бахрома на деревьях мягко раскачивалась. Высокие травы колыхались, гонимые ветром, клонились, снова восставали. Земля приятно холодила ноги.

Я стояла, готовая к долгому странствию, бесстрашная настолько, насколько могла пожелать, готовая к любой игре — обнажённая белая фигура с рубиновыми волосами, стелящимися за спиной.

Я была охвачена волосами, как пламенем.

Во сне я чувствовала себя бессмертной.

Пейзаж на земле не был таким мирным, как расцвеченное лунами небо. Вокруг растерзанными куклами лежали люди — поломанные богами игрушки. Слишком хрупкие, слишком слабые, чтобы выдержать игры бессмертных.

В одной из фигур я узнала Миарона. Он лежал с кинжалом в груди и раскинутыми в сторону руками. Узор от ран, покрывающих его обнажённые торс, был строго симметричен, словно по телу прорисовали причудливую татуировку. Красивое сочетание — смуглая кожа, волнистые длинные волосы, как рамка у дорогой картины, алые росчерки кровавых брызг.

Я присела, чтобы заглянуть в его потускневшие, пустые глаза. Провела пальцем по гладкой груди. Она ещё хранила остатки тепла, кожа была по живому упругой, трупное окоченение не наступило.

Слизнув с пальцев кровь, я поднялась и пошла дальше.

Бахрома на деревьях снова качнулась, словно занавесь под сквозняком и открылось тело Темного Короля, распятого на сучках. Насаженное на шипы, оно ещё слабо трепыхалось. Кровь текла по шипам, обагряя ствол. Я подставила ладони под кровавый ручей, наполнила пригоршню и поднесла к губам.

— Одиффэ! Не надо!

Обернувшись, я увидела Эллоисента.

— Не делай этого, — покачал он головой.

В следующее мгновение я одним ударом вырвала ему сердце и багряные, солёные капли обагрили мои губы...

Звонкий, бездушный, высокий смех зазвучал повсюду разом.

Этот смех был чудовищен. И принадлежал он чудовищу. Мне.

— Королева! Очнитесь!

Я открыла глаза, не понимая, кто передо мной, где я.

Всё вокруг казалось серым и призрачным. В одном круговороте смешалось низкое небо, колышущийся тростник, запах речной тины. Мир выглядел зыбко и неустойчиво сквозь пелену моросящего дождя.

В первый момент со сна мне даже показалось что передо мной какая-то странная девица. Длинные, медного оттенка волосы Виттэра рассыпались и плащом ниспадали ему чуть ли не до талии, введя меня в заблуждение. Но сон окончательно рассеялся, и я узнала резкие, неправильные черты лица.

Рыжий, низко склонившись, глядел на меня с волнением и тревогой:

— Всё в порядке, королева?

Я резко его оттолкнула.

Меньше всего мне сейчас была нужна его забота.

— Не твоё дело. Давай, греби дальше, голубок, — процедила я сквозь зубы.

Виттэр скривился, словно набрал полный рот острой горчичной приправы, но послушно взялся за вёсла, по-прежнему не сводя с меня глаз.

— Чего уставился? — рыкнула я. — Глаза не сломай.

— Какие неизящные выражения, — насмешливо пожурили меня. — Грубоваты вы, сиятельная принцесса, для нежной девицы из светлицы.

— Придётся тебе смириться и как-нибудь жить с этим дальше.

Я окинула взглядом местность. Она казалась совершенно незнакомой.

— Куда ты меня везёшь?

— Вы хотели бы войти во Дворец через Главные Врата? — многозначительно хмыкнул наглец. — В таком-то виде? Еесли будете настаивать, можно, конечно, и через Главные Врата. Но рискну заметить, что от вас разит, как от недорезанной свиньи. И выглядите вы соответствующе.

Я моргнула в недоумении. Он назвал меня свиньёй? Он назвал меня свиньёй! Когда-нибудь я его точно казню и за разврат, и за наглость, и за дерзость — разом.

— Ну так что будем делать, королева?

— Греби вперёд, герой. Сдаётся мне, что этот путь теперь короче.

Я решила хранить презрительное молчание до конца пути.

Придерживаться принятого решения пришлось ещё где-то с четверть часа, пока лодка, наконец, не ткнулась носом в мягкий илистый берег.

Вслед за рыжим я проскользнула в узкую щель потайной двери и нас сражу же обступил подземельный мрак.

Обычно я не боюсь темноты, но тут моя сила, прямо скажем, далёкая от эмпатии, просигнализировала об опасности — впереди было что-то зловещее. Пахло сыростью, как в любом подвале, но к запаху плесени примешивался другой — кисло-сладкий запах гниения.

Легкое движение рукой и вот уже над моей ладонью, словно жизнерадостный воздушный шарик, повис пульсар. Подземелье осветилось тусклым неровным свечением. Свод над нашими головами покрывал древний, позеленевший от плесени рельефный орнамент. По сырым стенам поблескивая, текли ручейки воды, сползая вниз по камням.

Подвал был не слишком просторным. Заблудиться сложно даже в кромешной темноте, проход довольно узкий.

Пока мы шли, я заметила, что по бокам стен через равные промежутки шли полосы, похожие на цементные заплатки. Слух улавливал за ними какое-то движение. Что-то мягко почмокивало, тёрлось, словно огромный, любопытный и, не исключено, голодный кот.

В конце пути нас ждали три двери.

На одной висел огромный замок, замыкающий длинную цепь, толщиной с мою талию. Противное похрюкивание и голодное почавкиванье тут слышалось отчётливее и громче, чем раньше. Чтобы там ни пряталось, оно нас учуяло, и хотело до нас добраться. Дверь при нашем приближении заходила на петлях ходуном с замораживающим душу скрипом. Потекла жуткая вонь. То, что я до сих пор считала дурным запахом было так, прелюдия.

— Вот гадство! — закрыла я рот левой рукой, боясь задохнуться. — Что там такое?

— Не знаю, — Голос рыжего звучал тихо и напряжённо. — Пошли отсюда. Скорее!

Стоило нам заговорить как звуки за дверью стихли, словно нечто, спрятанное за ней, прислушивалось. Потом раздался пронзительный, напоминающий злое мяуканье вцепившихся друг в дружку разъярённых котов, рёв, и мы поторопились уйти, прошмыгнув во вторую дверь, в ту, к которой вели каменные ступени без перил. За ней оказалась комната с разрисованным полом. Красно-черные знаки казались мне смутно знакомыми. Судя по основным их элементам, они явно не относились ни к белой магии, ни к магии стихий. То была символика магии черной — магии смерти.

А чего ж ещё ожидать от Темного Короля-некроманта?

Символы располагались между собой так, что складывались в дорожку, упирающуюся с одной стороны в защитный круг, а с другой в некое подобие алтаря.

Я знала, стоит сделать один неверный шаг, как тщательно прорисованные знаки могут быть повреждены, а чем это закончится, неизвестно. Правило, которое нам в Магической Академии буквально вдалбливали в голову: не знаешь, что за магия перед тобой — не лезь в неё.

Слух уловил характерные хрипы, узнаваемые всегда, стоит лишь раз в жизни с этим столкнуться.

Так, раз-так, да ещё раз-эдак!

Ненавижу-ненавижу-ненавижу!

Алтарь сторожили зомби. Кожа их приобрела серый оттенок, плоть ссохлась вокруг костей. Под тонкой, тронутой разложением кожей двигались мускулы, съежившиеся и волокнистые. Полусгнивший нос выглядел каким-то недоделанным.

И этот полуразложившийся трупак таращился на нас своими выпученными глазами.

— Не стоит беспокоиться, — попытался просветить меня мой гид. — Без приказа зомби никогда ни на кого не нападают.

— Вообще-то — нападают, — поспешила я развеять его иллюзии. — Твой 'государь' разве тебе не говорил? Стоит некроманту потерять контроль, как эти твари выжирают людей целыми селениями. Могут и самого некроманта слопать.

— Не наш случай, королева. У нас всё под контролем.

— Всё равно, постарайся ни на что не наступать. Ладно?

— Не проблема, — упокоили меня.

Следующие каменные ступени вывели нас к полукруглой, вросшей в землю, двери. Замка на ней не было, заложен засов, и всё. За дверью — винтовая лестница, закончившаяся площадкой с окнами, забитыми крест-накрест досками.

Между досками имелись щели. Толстяк или даже более-менее крупный человек не пролезет, но мы-то, рыжие, мелкие и гибкие. Мы пролезли без труда.

В следующей комнате запах мертвечины чувствовался гораздо слабее, но всё равно держался. А возможно, он просто остался у меня в носу. Он ужасно въедливый. Как и всякая другая гадость.

— Куда ты меня ведёшь? — поинтересовалась я.

— В государевы покои, — прозвучал ответ.

'Ты всегда этим путём ходишь?' — вертелось на языке.

Храбрый парень. Я тоже не робкого десятка, но боюсь, нет на свете человека, способного внушить мне страсть такой силы, чтобы дышать вонью всякий раз и бегать мимо зомбаков, условно безопасных, как пришла пора идти на свидание.

Повеяло запахом свечей и курений.

Виттэр отодвинул гобелен с изображением охоты на оленей, и я оказалась перед уютно горящим камином в ярко освещенной комнате.

Светлый ковер, стены белые, как яичная скорлупа. У дальней стены стол, на ней высокая масляная лампа. Топчан, с которого Дик*Кар*Стал поднялся нам навстречу.

— Одиффэ?.. Что случилось?

А где 'моя королева'?

— Ты вся в крови. Ты ранена?

Я помотала головой в знак отрицания:

— Кровь не моя.

Дик*Кар*Стал окинул нас взглядом:

— Что случилось?

— Жертва, к которой вы меня отослали...короче, у нас возникли некоторые прения. Прежде чем приступать к объяснениям, я бы хотела привести себя в порядок. Ваше величество ведь не станет возражать?

Королевская купальня была не велика, но думаю, если бы замок строился по проекту самого Тёмного Короля, подозреваю, она была бы ещё меньше. Из раковины, которую в руках держали беломраморные крылатые мифические существа, в бассейн стекала вода. Судя по тому, что от широкой поверхности шёл пар, ура, горячая! Быстро скинув с себя окровавленное тряпье, в которое за время ночных блужданий превратилась одежда, я погрузилась в тёплую воду и принялась плескаться в ней, как дитя.

Какое-то время ничего не замечала, наслаждаясь купанием, а потом поняла, что тень в тумане не просто игра света — это мой муж.

— Я принёс вам одежду, сударыня.

— Спасибо.

Он продолжал стоять. Я чувствовала его хмурые взгляды даже сквозь клубы горячего дыма.

— Вы знали его, сударыня.

Это было утверждение, а не вопрос.

Можно было бы потянуть время, делая вид, что я не понимаю, о чем речь, но интриги, клевета, ложь и увертки удел слабых. Я юлить не собиралась. Не видела смысла.

— Знала. И очень хорошо.

Мускул на правой щеке Дик*Кар*Стала дёрнулся.

— Ты позволила сбежать Грейстону Рэйфрэ? Оборотню? Чудовищу? Вот так просто позволила ему уйти?

Потянувшись за полотенцем, я выбралась из бассейна, завернувшись в него, как в тогу.

— Некромантов тоже белыми и пушистыми не назовёшь, — напомнила я. — Но это же не повод убить вас на месте?

— Он — твой любовник?

— Миарон был моим учителем.

— Чему же он тебя учил? — не без сарказма поинтересовался супруг.

— В основном убивать, — ответила я. — Иногда он меня спасал, иногда — мучил. Много чего было, но до любовных игр так и не дошло.

— Почему ты не убила его?!

— Не смогла.

— Он был связан! Был беспомощен!

— Не суметь ведь можно по-разному?

— Ты помогла ему сбежать! Ты хоть знаешь, сколько я охотился за этой тварью?!

— Не знаю. И знать не хочу.

— Я велю снарядить погоню!

— Как вам будет угодно.

— Черт!!! — зарычал Дик*Кар*Стал и, схватив вазу с цветами, стоящую рядом на гранитном столике, со всего маха шваркнул её об стену.

Лицо Тёмного Короля не искажалось от ярости, оно было бледным и неподвижным. Лишь в глазах сверкали молнии.

— Ты предала меня! Как ты посмела помочь сбежать этому долбанному ублюдку!? Ты знала....

— Да, я знала, кто такой Миарон Монтерэй. Мало того, считаю, что и вам следовало это знать! Знать, к кому вы отправляете вашу жену, Темный Король. Если бы вы удосужились этим поинтересоваться, мне не пришлось бы сейчас перед вами оправдываться. Положа руку на сердце, Черный Король, ты сам-то можешь с уверенностью сказать, что, случись вам схлестнуться с Грейстоном в поединке, ты не проиграешь ему? Из всех живых существ, из большинства видов нежити у оборотней самая лучшая реакция и самая высокая скорость нападения. А Миарон лучший и сильнейший из своего племени. Он хитер, коварен, беспощаден. В одиночестве он сумел противостоять собственной семье, твоей семье, клану Чеаррэ и ковену Темных магов — годами! А теперь давай поговорим о том, что он знает меня, как свои пять пальцев, потому что фактически вырастил. Большинству из того что я умею в бою, научил меня он. Как думаешь, сколько шансов на то, что в открытом противостоянии метаморф не уничтожит меня первыми же тремя ударами? Что же касается моих чувств к нему?.. Он чудовище, да, ты даже не представляешь — насколько. Но это чудовище спасло мне жизнь, заботилось обо мне, как умело, и это длилось дольше, чем мы с тобой знакомы. Считаешь, тем, что спасла ему жизнь, я тебя предала? Твоё право. Но я так не думаю.

Мы стояли друг против друга, обмениваясь взглядами.

— Полагаешь, что я недостаточно хорошо о тебе забочусь? — голос Дик*Кар*Стала зазвучал мягче. — Я действительно не думал, что тебе может грозить опасность...

— Верю. Ты ни за что не стал бы рисковать ценным трофеем, на создание которого потратил лучшие годы жизни.

Дик*Кар*Стал присел передо мной на корточки, так, что наши лица оказались почти на одном уровне.

— Ты для меня не трофей и не оружие, Одиффэ.

— Вы говорили о том, что даже своим рождением я обязана вам. Вы нашли моего отца, навязали ему идиотский ритуал...

— Я был тогда молод и не понимал, насколько всё это серьёзно. К тому же, возможно, всё это просто ребячество и бабьи сказки. В твоём отце текла кровь древних Клинков, обладающих магией крови и стали. Возможно, демоны к твоим силам не имеют никакого отношения.

— А вы женились на дочери проститутки по доброте душевной?

— Я должен был быть уверен, что моя юношеская ошибка не выйдет миру боком.

Мы снова замолчали.

— Одиффэ... — тихо позвал он, касаясь моих сжатых ладоней своими сухими, горячими пальцами. — Кем бы ты ни была до рождения и была ли вообще, теперь это неважно. Ты — это ты. И ты будешь такой, какой решишь, какой захочешь. Дитя Золотого Змея, Огненная Дева, моя королева, моя жена, мной ты создана или нет — ты не должна стать моим врагом. Пусть у каждого из нас своё прошлое, возможно, не такое хорошее, как нам бы того хотелось. Но прошлое, оно ведь не так важно, как будущее? И реки, и время всегда текут только вперёд. Потому что только то, что впереди, по-настоящему имеет значение. Наше будущее будет зависеть от нас. Оно будет таким, как мы его с тобой постороим.

Хорошая речь. Жизнеутверждающая. Настолько, что мне не хотелось проявлять прагматизм и напоминать, что в нашем будущем замешено слишком многое из того, что от нас совершенно не зависит. Его сын, например, с маленькой междоусобной войной, которая вполне способна спровоцировать неприятные последствия во внешней политике. Миарон и то, что может ударить в его совершенно непредсказуемую, больную башку. Случайная стрела или пульсар, нападение какого-нибудь монстра, неправильное заклинание — всё это от нас не зависит.

Недаром же говорят, хочешь посмешить богов — расскажи им о своих планах на будущее.

Глава 22

— Прикажите выбрать рубины или изумруды, ваше величество? К зелёному шёлку отлично подойдёт янтарь.

— Правда? — недоверчиво изогнула бровь я. — К зелёному шёлку может быть, но не к моим волосам. Пусть будут рубины.

— Янтарь может оттенить...

— Рубины.

Рубиновый гарнитур Дик*Кар*Стал подарил мне буквально на днях. Здесь, в Фиаре, эти камни стоили баснословных денег и считались роскошью.

Почти машинально я взяла протянутые длинные серьги. Потом терпеливо выжидала, пока на голову водрузят тяжелую диадему. Утренняя суета служанок за истекшие месяцы сделалась привычной. Одна из девушек подавала душистые притирания, другая укладывала заплетённые в косы волосы в изящную корону вокруг головы, третья завивала оставленные мелкие пряди вокруг лица кольцами согласно Фиарской моде.

Я восседала, подобно богини, великодушно позволяя мучить меня так, как им заблагорассудится. При этом была непривычно тиха и непривередлива, что делало моих фрейлин улыбчивыми, счастливыми и немного нервозными.

Путешествие по зомби-подвалам не прошло даром. Всюду мне мерещился тухлый запах мертвечины. К горлу то и дело подкатывала дурнота.

Служанки закончили утренний туалет и поставили передо мной большое овальное зеркало, чтобы я могла оценить результаты их усилий.

Тёмно-изумрудное платье из легкого шёлка, расшитое замысловатыми узорами, струилось прямыми складками от горла до пола. Плечи окутало легкой тканью, как приречные кусты туманом на закате. Кожа на груди казалась прозрачной, лицо — гладким и нежным. Черты лица выглядели мелкими и правильными, до тошноты кукольными. И лишь глаза, черные, бездонные, были словно два туннеля в нижние миры.

— Хорошо, — кивнула я девушкам. — Спасибо.

Осень с каждым днём всё уверенней вступала в свои права. На улице дождь сеялся мелкий, как мука, из-за него в воздухе висела зыбкая мгла. В такую погоду люди старались не покидать своих жилищ и держаться поближе к камину. И я бы тоже, будь моя воля, охотнее всего осталась дома, почитала что-нибудь, выпила чай с ароматными листьями. Но королевский двор должен был отправляться на молельню в Святой Храм. А я, как королева, возглавляла шествие.

Во дворце с утра царила непривычная сумятица.

— Что происходит? — полюбопытствовала я у фрейлин.

— Прибыл гонец от его величества кронпринца Фабриана. Король спешно созвал Совет. Дядюшка принца Фабриана, младший кузен короля, с войском двинулся на Север.

Большого добиться от придворной фрейлины можно и не мечтать. Я даже не пыталась.

На пути двигающегося к Пресвятому Храму картежу собралось много народу. Назойливое простонародье норовило заглянуть в окна кареты, несмотря на угрозу со стороны королевских охранников в золотых плащах.

Миновав кварталы ремесленников, тюремные башни, мы въехали в богатые, респектабельные районы и карету начало мелко трясти на мощённой булыжниками мостовой.

Я вновь вспомнила запах разлагающихся зомби и меня опять начало мутить. Приходилось с трудом держаться, прижимая платок ко рту.

Церемония у входа в Пресвятой Храм была торжественной и тягучей. Члены различных гильдий и корпораций толпились у входа, разряженные в пух и прах, их приветственные и почтительные голоса сливались в единое, бесконечное жужжание.

— Ваше величество, что с вами? Вы в порядке? — услышала я рядом с тобой испуганный голос леди Шарлин.

Может быть, я подхватила какую-нибудь заразу от магических изысков супруга? Трупный яд необыкновенно токсичен, но некогда эти твари меня покусали, и ничего, прочухалась. А тут третьи сутки от вида зомби опомниться не могу.

— Меня просто укачало в карете. Сейчас всё пройдёт.

Но леди Шарлин продолжала глядеть с тревогой.

Огромный холл храма сверкал в свете свечей. Богатейший мозаичный пол, великолепие стенных фресок, резные арки и дорогой орнамент — всё свидетельствовало о силе и благополучии Пресвятого Ордена.

Меня торжественно проводили к месту, отведённому для королевской четы, и молитвенная церемония началась.

После молебна следовало заниматься благотворительностью. Мы проследовали за священнослужителями в больницу Приюта Доброго Сердца, находящуюся при Храме и существующую на средства, собранные со знати.

Заниматься чем-то подобным мне пришлось в первый раз и, признаться, восторга это у меня не вызвало. Само здание выглядело длинным, узким и унылым. В помещении было сыро, хотя к нашему посещению тут наверняка готовились, но витающего тяжелого запаха запах нечистот и болезней не могли скрыть щедро раскуриваемые благовония.

На длинных нарах вдоль стен вперемешку лежали старики, дети, роженицы, выздоравливающие и умирающие. Чьи-то тела покрывали гнойный струпья, кто-то распух от водянки, а кто-то усох от дистрофии. Кто-то лежал совсем тихо, а кто-то метался в бреду.

— Двуликие! — невольно сорвалось с губ. — Какой кошмар! Неужели нельзя что-то сделать, чтобы облегчить участь этих людей?

— Мы делаем ваше величество, — заверил меня Святейший. — Делаем всё, что в наших силах: разносим лекарства, меняем повязки, обмываем несчастных, молимся за них. И скорбим всем сердцем, когда приходится уносить умерших.

Дурнота, преследующая меня вот уже несколько дней, усиливалась настолько, что мой спутник это заметил.

— Вам нехорошо, государыня? Сие тяжкое зрелище не для юных, невинных дев. Лучше вернёмся.

Опустевшие хоры выглядели мрачно, словно выколотые глазницы. Все эти ярусы арок, высокие стрельчатые окна создавали иллюзию бесконечного устремления вверх. Я почти машинально разглядывала кружева орнамента и пучки нервюрных сводов у потолка.

— Вижу, больница произвела на вас тягостное впечатление, государыня? — мягким, сладчайшим голосом поинтересовался Пресвятейший. — Вам ведь не часто случалось сталкиваться с этой стороной жизни? Вы привыкли к изобилию и благополучию, но у этих людей есть право на внимание сильных мира сего.

Выдержав паузу, мой собеседник добавил:

— Вы ведь добрая верующая, государыня?

А как же? Воспитанники Магической Академии — они все такие. Добрые верующие.

Вслух я сказала:

— Усилия Ордена заслуживают похвал, Святейший, и, если я могу оказать помощь и поддержку, буду рада этому. Буду счастлива во всём руководствоваться вашими добрыми советами.

На самом деле Пресвятой Орден не внушал мне доверия. Он представлял собой внушительную силу, к тому же находящуюся в официальной оппозиции к моему мужу, который, как широко известно, оказывал протекцию всем тем, кого Орден преследовал.

Думаю, не ошибусь, предположив, что и кронпринц, и его многочисленные дядюшки, время от времени орошающие плаху высокородной кровью за возглавленные многочисленные мятежи, были всего лишь марионетками Пресвятого Ордена. Мою предшественницу, златокудрую Синьиэру, они отправили туда же. Зато потом канонизировали, негласно причислив к лицу святых. Народ был солидарен с Орденом в почитании усопшей королевы. Будем надеяться, на том свете она это чувствует.

Я же планировала пожить на свете на этом, поэтому не имела ни малейшего желания иметь дела со Святейшими и их Орденом.

Пресветлейший не сводил с меня взгляда, выставив вперёд внушительного вида пухлый подбородок, храня важный вид.

— Уверен, недостаток благочестия у вашей милости проистекает вовсе не из порочности натуры, а всего лишь от неправильного воспитания, — заверил он.

Как мило!

— Я понимаю, что быть королевой это высокая ответственность, и поэтому не стану отрывать вас от ваших обязанностей. Но если вам потребуется помощь друга, или ценное наставление, вы всегда можете быть уверены в моей лояльности и рассчитывать на меня, ваше величество.

— Я приму это к сведению. Благодарю за доброту.

— И всё же я вправе напомнить, что прямая обязанность жены влиять на мужа, направляя его к стезе добродетели. Верная жена может добиться больших успехов в этом деле.

Мне осталось только согласно кивать.

Мои исповедник понизил голос до почти различимого шепота:

— Вы ведь не одобряете образ мыслей вашего супруга?

Вот так ему сейчас и выложила, что у меня на душе. Что я одобряю, а чего — нет.

— Даже и не знаю, — попыталась я изобразить неопытную невинность, преисполненную сомнений. — Его величество взрослый мужчина. А я так молода и неопытна.

— Неопытность не порок, — кивнул священник. — Но она способна привести к беде, — тут же предостерёг он.

По счастью, придворные начали возвращаться и нашу милую беседу пришлось прервать.

Школа Чеаррэ, славящейся дипломатией, помогала мне держать в узде острый язык и вздорный темперамент, но долго притворяться у меня всё равно бы не получилось, я бы непременно где-нибудь прокололась. Ну не умею я долго держать язык за зубами! Он так и норовит где-нибудь съязвить. А мне хотелось оставить у Святейшего впечатление, будто я всего лишь недалёкая девица и склонить меня на нужную ему сторону будет совсем не сложно. Надеюсь, что преуспела в этом.

Выстояв положенное время и выполнив все необходимые действия, мы наконец покинули Храм.

На обширной площади перед собором толпилось множество народу. Мы щедро раздавали милостыню, народ гнусаво восхвалял великодушие сильных мира сего.

А мне на память снова и снова приходила речь Дик*Кар*Стала о том, что хороший король не щедро разбрасывается медяками, а создает такие условия для своего народа, чтобы милостыня была ему не нужна. Хотя, конечно, всегда найдётся народ, которому не нужна работа, который будет клянчить при любых условиях. И всё же... всё же Дик*Кар*Стал прав.

Путь назад показался мне бесконечным. Дождь усилился. Несмотря на то, что было не больше трех часов пополудни, в городе воцарился полумрак, горожане спешили прикрыть ставнями окна — начал задувать сильный, почти ураганный ветер.

Я поспешила удалиться в свои покои, как только мы прибыли во дворец. Дурнота не желала проходить, и я начинала тревожиться. Мне редко доводилось болеть, но уж если я заболевала, это всегда было что-то серьёзное.

Кое-как разоблачившись от своего пышного одеяния, я взобралась на необъятное ложе, под затканное золотом и жемчугом, одеяло.

Послышался осторожный стук. Ворвавшийся сквозняк заставил заколебаться языки пламени в канделябрах.

— Разрешите, ваше величество? — спросила леди Шарлин.

— Входите, — кивнула я.

— Вот, принесла успокоительный липовый отвар. Он поможет согреться.

Я с благодарностью приняла дымящуюся чашку.

Пока пила чай, моя неугомонная статс-дама взбила подушки, расправила одеяла и остановилась стоять чуть поодаль, сложив руки на животе.

— Королевский Совет уже закончился? — спросила я у неё.

— Закончился, ваше величество.

— Вы знаете, что они там обсуждали?

— Государь получил письмо от сына — ответ на то, что послал ему сам. Говорят, что в письме Его Величество требовал от сына вернуться в столицу незамедлительно.

— Принц отказался?

Леди Шарлин тяжело вздохнула.

— Кронпринц ответил батюшке довольно дерзко. Написал, что явится в столицу исключительно для того, чтобы вступить во владение престолом Фиара.

— Действительно дерзко. Я бы даже сказала: исключительно неумно.

Леди Шарлин снова кивнула:

— У юного принца плохие советчики.

— Ходят упорные слухи, что принц и его родственники собирают войска и скликают сторонников. Не сегодня-завтра грядёт гражданская война, — решила блеснуть я знанием фиарской политики. — Как думаете, мой муж объявит сбор войск?

— Думаю, он сделает кое-что похуже.

Интересно, что может быть хуже, чем приведение войск в боевую готовность?

— Его Величество отправили гонцов в Ковены Темных магов с известием об общем сборе.

Маги гнилой народ. Психи с непомерной развитым самомнением, социопаты и вечные исследователи запретных далей без всяких тормозов. Черные маги — это вообще караул. Сколько живу, никогда об этих ребятах ни от кого ничего хорошего не слышала. Стоит ли взбалмошный малолетний идиот того, чтобы поднимать в стране цунами? С другой стороны, Дик*Кар*Стал тут правит: его страна, его сын, его правила. Остаётся надеяться на то, что он знает, что делает.

Королевство может расколоться надвое, начнётся полномасштабная война. У Пресвятого Ордена достаточно сил и средств, теперь у них есть ещё и принц крови, имеющий законные права на престол. Все шансы на то, чтобы совершить государственный переворот, посадить на трон свою марионетку и править от её имени.

Тут до меня дошло, что леди Шарлин всё ещё продолжает стоять надо мной. Лицо её было напряжённым, уголки губ подергивались.

— Вы хотите сказать мне что-то ещё, маэра? — в задумчивости я обратилась к ней по эдонийски.

— Возможно, сейчас не самое подходящее время для таких разговоров, государыня, но...

— Говорите, — разрешила я.

— Ваше величество, вот уже больше двух месяцев вы не просите меня о некоторых интимных услугах, в каких нуждается каждая женщина в известные периоды.

Я смотрела на мою статс-даму круглыми от изумления глазами.

Наверное, вид у меня был столь растерянный, что она растерялась следом за мной.

— Простите, ваша милость, что говорю об этом, но сегодня я наблюдала у вас и другие симптомы! Не сердитесь и не сочтите меня дерзкой, просто, если мои подозрения правильны, то в сложившейся ситуации лучшей новости для короля и придумать невозможно. Ваше дитя укрепит династию.

— Вы полагаете, я беременна? Двуликие! Это может быть правдой.

Почему я сама не подумала об этом? Перемены последних месяцев захватили меня до такой степени, что я попросту не обращала внимание на собственное состояние. Лёгкие головокружения принимала за признак утомления, возросший аппетит списывала на талант повара. Лёгкие боли в пояснице — на высокие каблуки и неудобные корсеты. Подобный вариант развития событий даже не приходил мне в голову, но он вполне возможен и даже вероятен.

Беременна?..

Я чувствовала себя ошеломленной.

Нет, я конечно знала, что такое случается с женщинами, если у неё есть мужчина. Но это состояние никогда не связывала с собой.

Ну не дура?!

Никогда, ни разу я даже не задумывалась о том, что могу забеременеть.

Беременность... фу! Смешно, глупо и противно. Внутри тебя поселяется нечто инородное, питается тобой, растёт, деформируя контуры прежде стройного тела, а потом выходит с кровью, слизью и болью. Что хуже может случиться с женщиной?

Ребёнок — это ответственность и уязвимость. Ребёнок — это обуза. Я не хотела ребёнка. Никогда. До сей поры младенцы вызывали во мне только одно желанию — уйти от них побыстрей и подальше. Эти несносные создания способны докучать всеми известными способами сразу. Я могу терпеть детей исключительно тогда, когда меня и их разделяет твердая надёжная стена. Какая из меня мать? Это просто смешно! Нет, не смешно — печально, в равной степени как для меня, так и для глупого младенца, которому не пришло в голову выбрать в мамочки кого-нибудь ещё.

Я беременна? О, нет!!! Нет-нет-нет-нет-нет! Я не готова стать матерью. Может быть, случись это позже, я восприняла бы эту новость если не с радостью, то со спокойствием. Но не сейчас. Плевать, что, став матерью королевского отпрыска, я упрочу своё положение при дворе и дам стране надежду на иной мир. Мне это неважно. Важно другое. Ребёнок — это ещё одна цепь на мою шею, ещё одно звено в кандалах. Я должна буду отвечать за него, заботиться о нем, а я не хочу. Я не умею, в конце концов!

Я откинулась на подушки и закрыла глаза. Меня охватила странная апатия. Собственное тело сделалось противно, словно внутрь меня забралось насекомое и притаилось там.

Огромный злой паук с лицом Сиобряна Дик*Кар*Стала.

— Ваше величество...

— Ах, ты ещё здесь? Хорошо. Вели завтра лекарю прийти. Пусть проверит. А сейчас ступай. Оставь меня одну.

Сын Дик*Кар*Стала?.. Дочь Дик*Кар*Стала...

Стоп!

Я села, поражённая пришедшей в голову мыслью.

С чего я решила, что отец — мой муж? А что, если это Эллоисент? Между нашим последним с ним свиданием и первой брачной ночью с Дик*Кар*Сталом прошло не более месяца. Вероятность мала, но она есть. Обе встречи проходили в границах одного цикла.

Ребёнок от Эллоиссента был нужен мне ещё меньше, чем ребёнок от Дик*Кар*Стала. Если королевский отпрыск давал хоть какие-то преференции, то плод страсти с Элом был прямой угрозой не просто благополучию — моей жизни. Прошлая королева тому свидетель.

Смысл некоторых жизненных табу понимаешь только тогда, когда всей мордой приложишься об один из её острых углов. Недаром же с древних времён твердят девицам о том, что нужно блюсти честь до замужества. Ох, недаром! Опрометчивые интриги молодости влекут за собой последствия. Иногда — роковые.

Можно, конечно, было бы забыть о подобной возможности, но, если мои подозрения верны, и ребёнок родится раньше срока на целый месяц, и будет это зеленоглазый телепат с чеарроскими чертами, Дик*Кар*Стал рано или поздно не сможет не задаться вопросом. А задавшись вопросом непременно найдёт ответы. И тогда мне уж точно несдобровать.

Никакой муж не будет рад чужому ублюдку. А в сложившейся ситуации, если дела пойдут плохо и Дик*Кар*Сталу придёт в голову казнить своего старшего сына в надежде передать трон младшему, а тот окажется Чеаровским отродьем меня попросту сотрут в порошок. И будут правы.

У меня есть только один шанс, дающий право рассчитывать на его сомнительное милосердие. Это честность. Скажу, как есть и пусть решает, казнить меня или миловать. За свои грехи мы должны нести ответственность. Нравится нам это, или нет.

Я сидела с закрытыми глазами. Столько мыслей кружилось в голове, что становилось дурно. Я боялась того, что всё, о чем сейчас думалось, окажется правдой.

Где-то вдалеке скрипнула дверь. Гулкие коридоры наполнились звуком шагов.

Я поднялась с кровати, оправила платье и волосы. Внешность, ум и присутствие духа — вот единственные союзники женщины в этом непростом мире. Не исключено, что в других мирах дела обстоят так же.

Дик*Кар*Стал остановился, едва перешагнув порог. Не представляю, какое у меня сейчас было лицо.

— Вы отдыхали, моя королева?

От звука его глубокого с легкой хрипотцой, голоса у меня по спине побежали мурашки.

— Надеюсь, не помешал вам, сударыня?

— Это хорошо, что вы пришли. Нам необходимо поговорить, маэстро.

Услышав эдонийское обращение Дик*Кар*Стал нахмурился.

Я замолчала, нервно теребя пояс. Пыталась собраться с мыслями. Не знала, как преступить к разговору и сказать то, что необходимо.

— Что-то случилось? — нарушил молчание Дик*Кар*Стал. — Что-то, о чём я не знаю?

— Боюсь, что так, ваше величество.

Усилием воли я заставила себя успокоиться, подошла к серванту, достала оттуда вино и налила в бокал.

Дик*Кар*Стал с благодарностью принял его, но лишь пригубил — пить не стал.

— Что случилось, сударыня? — настаивал он на ответе.

Я глубоко вдохнула:

— Подозреваю, ваше величество, что я беременна. И есть шанс, что не от вас.

С треском лопнул сжимаемый в руке Дик*Кар*Стала бокал.

Заструившаяся по пальцам кровь, видимо, привела его в чувства. Он судорожно втянул воздух и опустил голову. Когда же снова поднял её, лицо его было спокойно, можно даже сказать, бесстрастно, лишь в глазах тлела ярость.

— Что это значит: 'не от меня'? Чей это ребёнок?

— Вы уже в курсе, что до вас у меня был мужчина. За несколько месяцев это была наша первая и последняя встреча, но она могла иметь последствия. Если мой срок более трёх месяцев, боюсь, что это не ваше дитя. Если меньше... если меньше, то тревожиться не о чем.

— Ты так спокойно говоришь об этом?! — Дик*Кар*Стал побледнел до синевы, глаза его пылали, как угли. — Как давно ты знала, что беременна?

— До сих пор в этом не уверенна. Я попросила леди Шарлин прислать ко мне лекаря завтра.

Тяжело дыша, Дик*Кар*Стал вынул из обшлага рукава носовой платок, перевязал глубокую кровоточащую рану на ладони, зубами затянул узел на платке. Затем небрежным движением придвинул большое кресло и сел, скрестив ноги.

— Итак, моя королева, подытожим наш разговор. Вы без стыда, заявляется мне прямо в лицо, что носите бастарда?

Я продолжала стоять перед ним навытяжку, как маленькая девочка, которую вызвали на ковёр для воспитательных процедур. Мне это не нравилось.

— Вы бы предпочли, чтобы я стыдливо от вас всё скрыла? — спросила я не без вызова.

Наши взгляды снова встретились.

— Со стыдом или без стыда я сообщаю эту новость, какая разница? — покачала я головой. — Факт остаётся фактом. Эмоции ничего не меняют.

— Для столь юной особы вы поразительно практичны, если не сказать, циничны. Вы отдаёте себе отчёт в том, что ваше положение для вас значит, сударыня?

— Я в вашей власти, и вас нет причин меня щадить. Но что помешает вам проявить великодушие?

— Ты имеешь наглость рассчитывать на моё великодушие?

Я опустила голову.

— Чего ты от меня хочешь? — устало вздохнул он.

— Ты мог бы отпустить меня, Дик*Кар*Стал...

— Нет.

— Нет?..

— Слепой Ткач, Одиффэ! Ты — королева Фиара! Каким образом я могу тебя отпустить?!

— Я могу умереть. И я, и мой ребёнок, если он не ваш, когда придёт срок мы можем просто исчезнуть и продолжить жить где-нибудь ещё, уже под другим именем. Вам нужна моя сила? Она будет вашей каждый раз, как вы того пожелаете. Я стану вашим другом, вашей служанкой, вашей верной рабыней, наконец! Как женщина я никогда не была вам нужна. Нам необязательно быть супругами, но мы можем быть союзниками. Убив моего ребёнка, вы сделаете меня своим непримиримым врагом. Кому из нас это нужно?

— Ты смеешь мне угрожать?

— Я лишь взываю к вашему разуму и великодушию. Я не сделала вам ничего плохого. Я поступила глупо, опрометчиво, выбрала не того мужчину... теперь ничего нельзя исправить, всё в прошлом. Вы сами говорили — значение имеет только будущее.

В этот момент я ненавидела Эллоисента. Всё катилось к Слепому Ткачу! Из-за него! Хотя... я и сама, конечно, виновата. Нужно было быть умнее, осторожнее, осмотрительнее.

Знать бы о своем положении неделю назад! Нужно было сбежать с Миароном. Он бы сумел позаботиться обо мне. Он, возможно, ненавидел бы отродье Чеаррэ, но не посмел бы причинить ему вред.

А Дик*Кар*Стал посмеет. И, ни исключено, что сочтёт это своим долгом.

— Так что ты решишь? — тихо спросила я.

— Сначала предпочту узнать, чей это ребёнок.

Он вышел, не сказав больше ни слова. Вышел не оглядываясь, не удостоив меня на прощание взглядом. Не слишком обнадеживающе.

В жизни было немало паршивых минут, но мало паршивей этой.

До завтрашнего осмотра оставалась надежда, что всё само собой уладится — вдруг я всё-таки ношу под сердцем росток царский кровей?

Шанс был, но я в него не верила. Где-то в глубине души я знала, что это ребёнок Элла.

Существование этого младенца путало столько карт, ставило крест на наших отношениях с Сиобряном. Возможно было моим смертным приговором.

Как бы там ни было, без боя за нас с ребёнком я не сдамся. Буду драться, стоять до последнего.

Терять мне нечего.

Глава 23

Самое тягостное в жизни — это ожидание. Особенно не легко ждать судьбоносного события от которого зависит твоя жизнь.

Как ни убеждала я себя в том, что мучиться сомнениями, впрочем, как и пустыми надеждами бессмысленно, что мои чувства, равно как и желания, не способны ни на что повлиять, я ничего не могла с собой поделать и переживала. Ложе казалось излишне просторным, комната — слишком холодной, ветер за окном — пронзительным и громким. Уснуть не получалось. Здравствуй, тысяча и одна мысль и, как следствие, бессонница.

Разум прокручивал возможные ходы при разном раскладе ситуаций — от простого побега из Фиара до вероломного союза с врагами Дик*Кар*Стала. Не то, чтобы я всерьёз собиралась на это пойти, но, если меня прижмут к стенке, исключать такого поворота событий нельзя. Мозг параллельно прокручивал план обращения за помощью к Пресвятейшим и к Чеаррэ. Мои покровители и учителя наверняка окажутся не прочь протянуть загребущие лапки к трону Фиара, закрепить права на власть за тем, кто будет лоялен к ним, кто станет продвигать их политику. Симпатии местного духовенства наверняка окажутся на стороне старшего наследника. Лорды тоже поддержат не меня. Но... существуют ещё магия. И маги, которым тоже на руку во власти иметь своих. Так что расклад сил приблизительно одинаков. Результатом такого противостояния может стать затяжная гражданская война и, как следствие, обнищание страны и народа.

Оно мне надо? Я никогда не жаждала ни скипетра, ни короны. Но если Тёмный Король примет трудное решение, загонит меня в угол, у меня просто не останется выбора. Придётся драться, обороняясь.

* * *

— Проснитесь, сударыня.

Открыв глаза, я встретилась взглядом с тем, с мыслью о ком провела целую ночь. Хотя и не романтические видения были тому причиной.

— Приведите себя в порядок, накиньте на себя что-нибудь и следуйте за мной, — распорядился он.

— Куда? — недоверчиво поинтересовалась я.

Дик*Кар*Стал иронично поднял бровь:

— Боитесь, что я уничтожу вас без суда и следствия, моя королева?

— Ну, в данном положении что исследовать-то? — огрызнулась я.

— У пытливого разума всегда найдётся предмет исследования. В любом положении. Кстати, пока что вас ждут всего лишь мои покои, а не темница.

— И что там будет?

— Врач. Тот, в чьей квалификации и в чьем молчании я уверен.

В самом деле, прежде чем знакомить широкую публику с последствиями нашей бурной личной жизни следовало убедиться, в каком именно русле эти последствия развиваются.

Двигался Дик*Кар*Стал так, будто собирался разбежаться и полететь — стремительно и резко. Я едва поспевала за ним в своих мягких тапочках, то и дело норовящих соскользнуть с ноги.

— Ваша милость, — приветствовал меня поклоном невысокий худощавый человек, смуглый, как южанин.

Из-под прямых чёрных бровей глянули спокойные, удивительно светлые для такого смуглого лица, глаза.

-Доктор? — смерила я его вопросительным взглядом.

— Милостью Двуликих, — кивнул он.

— Господин Вуарден принадлежит к потомственным эскулапам, моя королева, — отрекомендовал Дик*Кар*Стал. — Я бы не доверил вас человеку несведущему.

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

Цена ошибки в сроках моей беременности была слишком высока, чтобы Темный король не выбрал лучшего из лучших.

— Мои познания в области медицины может подтвердить степень бакалавра медицины льонского колледжа, ваше величество, — заверил лекарь.

Мне это совершенно ни о чём не говорило.

— Ваша милость, прошу вас, — врач указал мне на странное кресло с рычагами-лапками. — Государыня, это неприятная необходимость, но только так я смогу осмотреть вас должным образом.

Есть нечто непередаваемо унизительное в том, чтобы допустить до своего тела другого человека, особенно до его потаённых глубин. Стараясь не выдать охватившее меня смущение и отвращение, я вскарабкалась на металлического монстра. Изо всех сил стараясь представить, как делюсь на плоть и дух. Дух мой, способный порождать огонь, убивать и возрождать, витает высоко, его не касается моя бренная плоть, оставшаяся в умелых и беспощадных руках доктора.

Спустя четверть часа был объявлен вердикт: одиннадцать недель.

* * *

-Вы уверены, мэтр? — холодно вопросил мой муж.

— Да, ваше величество, уверен, — заверил его доктор. — Именно на этом сроке матка ещё не выходит за пределы тазовой области, но уже заполняет её полностью. Это прощупывается даже через брюшную стенку.

Подробности подобного рода всегда вызывали у меня отвращение. Было что-то в этих процессах совершенно животное, отталкивающее.

— Держите, — бросил Дик*Кар*Стал доктору мешочек с золотом.

Вскоре в королевской опочивальне нас осталось двое — я и мой муж. Мой король. Мужчина, который не был отцом моего ребёнка.

Скрестив руки на груди, с каменным лицом Дик*Кар*Стал резал меня взглядом острым, как лезвие:

— Все демоны хохотали в Бездне, когда мы, миледи, обменивались с вами клятвами перед алтарём. Моя жена, оказывается, не только фурия, о чём мне было доподлинно известно и против чего я, в общем-то не возражал, но в добавок к этому она ещё и шлюха, что устраивать меня никак не может.

— Я не шлюха!

Дик*Кар*Стал поморщился:

— Шлюха или нет, ты принадлежишь мне. Твой позор — это мой позор. На мне и без того грязных пятен предостаточно и, как любому мужчине мне, конечно же, не улыбается провозглашать себя рогоносцем. По этой причине я не стану предавать огласке случившееся. Объявим о вашем положении двору и будем ждать счастливого прибавления в семействе. Признаюсь, честно, если отбросить личные чувства, ваша беременность сейчас мне даже на руку. Возможно, оно образумит Фабриана. Я пригрожу лишить его прав на престол — с появлением нового наследника это станет возможно. А вы, сударыня, молитесь, чтобы родилась девочка. Девочку я позволю вам оставить при дворе, даже дам ей своё имя. В конце концов, хоть Чеаррэ и отменные сволочи, нужно признаться, что они ослепительно красивы, а красивые девочки помогают создавать и укреплять династические связи. Но мальчика я у престола не оставлю. Будьте к этому готовы.

О подобном исходе дела я не смела и мечтать. Сердце немного ныло при мысли о том, что с сыном, буде он у меня родится, придётся расстаться, однако, следует отдать Дик*Кар*Сталу должное, в сложившихся обстоятельствах я не могла рассчитывать на нечто более щедрое и великодушное с его стороны.

— Я пощажу тебя на этот раз, но предупреждаю, если ты ещё хоть раз подведёшь меня, горько об этом пожалеешь. А сейчас возвращайся к себе, моя королева, и позволь придворному лекарю провести осмотр. Уже к вечеру мои подданные получат официальную весть о скором рождении нового наследника Фиарского королевства. Уверен, моего старшего сына это несказанно порадует, — закончил Дик*Кар*Стал с кривой улыбкой.

Собирающиеся над головой тучи так внезапно рассеялись, что с трудом в это верилось. Облегчение я испытала огромное. Не придётся лгать, изворачиваться, бороться. Хвала Двуликим!

— Я могу идти, маэстро?

— Ещё минутку. Я хотел сообщить об этом вчера, но вы, сударыня, огорошили меня своими новостями до такой степени, что мои уже не шли ни в какое сравнение. Мы с войском выдвигаемся к северу, чтобы подавить организованное сыном и его милейшими дядюшками восстание.

— Когда это будет?

-На днях.

— А я?..

— Вы, моя королева? Вы, как и полагается верной жене, последуете за мной.

* * *

Подготовка к отъезду велась несколько дней. Королевское войско собиралось двигаться вместе с придворным обозом и должно было присоединиться к нему сразу же, как только мы покинем столицу.

С громыханием, подобным раската грома, проехав арку выездных ворот, мы оказались в окружении золотой, серебряной и полированной стали. То был многотысячный отряд, в чей состав входили гордые знаменосцы, рыцари, присягнувшие наёмники и вольные всадники. Впереди ехали командиры, за ними знатные рыцари и оруженосцы, державшие на весу копья и знамёна.

По главному королевскому тракту предстояло ехать несколько дней. Дорога была выложена крупными известняковыми плитами, но непрекращающиеся последнюю неделю дожди сделали её едва проезжей. Копыта коней то и дело увязали в жидкой глине по самые бабки.

Миновав городские предместья, мы въехали в лес. Он обступил нас со всех сторон плотной стеной.

Ровный стук дождя по листве сопровождал негромкое чавканье, когда лошади высвобождали копыта из грязи. От унылого дождя всадники прятали головы под капюшоны. Намокшие ветки никли, дыхание ветра раскачивало тонкие ветки, сбивая капли, успевшие кое-как притулиться на листах и брызги летели на людей со всех сторон — сверху и снизу.

Осенний дождь, он всегда холодный и жестокий, а если задует северный ветер, он легко превращается в лёд, но до этого ещё пока, хвала Двуликим, не дошло.

В карете так немилосердно трясло, что я опасалась приступа морской болезни прямо на суше.

Дик*Кар*Стал, я знала, ехал где-то впереди. Маркиз Виттэр, наверняка был около него. И ничто в этой жизни не меняется — только делает вид.

Так мы и ехали, меся грязь.

На исходе пятого дня пути леди Шарлин сообщила, что к ночи мы прибудем в замок Фортрейд. Я восприняла эту новость с огромным облегчением.

Над аркой замка нависали железные решётки. Вдоль мощных ворот выстроилась многочисленная стража. На широкой лестнице, приветствуя нас, стоял лорд Фортрейд.

— Ваша милость! — опустился он на одной колено, целуя край одежды моего царственного супруга. — Светлейший государь, я всегда к вашим услугам!

Хозяйка с почтением сообщила мне, что велит слугам немедля приготовить ванну. И это было более, чем уместно.

Пока я нежилась, отогреваясь в горячей воде и расслабляясь с дороги, слуги весело гомонили, собирая походные ложа и кресла, разделяя оставленные нам с Дик*Кар*Сталом покои широким занавесом, создающих иллюзию отдельных помещений.

— Как вы себя чувствуете, сударыня? Не слишком утомились? — вежливо обратился ко мне супруг при встрече.

— Благодарю вас, всё хорошо.

— Рад это слышать.

Большой зал Фортрейдов, где состоялся приём в честь королевского визита, был достаточно обширным, чтобы свободно разместить наш придворный курятник и большую часть местной знати. Под сводами просторного чертога плавала дымка, пахло жаренным мясом и свежеиспечённым хлебом.

Меня вёл к столу хозяин замка, Дик*Кар*Стал следовал за нами, поддерживая под руку леди Фортрейд.

За нами вышагивал ненавистный не только мне, но и большинству фиарцев рыжеволосый маркиз. Облаченный в алые шелка, черные высокие сапоги и черный плащ, маркиз Виттэр привлекал к себе внимание — его наряд был расчетливо вызывающ и именно на этот вызов рассчитан.

Высокородные фиарские лорды навряд ли могли ненавидеть рыжего больше, чем я, но определённо они ненавидели его ничуть не меньше. Дик*Кар*Стал лишился разума, позволяя своему фавориту так безрассудно выставляться. Рано или поздно кто-то из ненавистников непременно вонзит нож ему в спину. Наглые выскочки всегда плохо заканчивают.

Как обычно, супруг ел и пил весьма умеренно. Жаль, остальные не следовали его примеру.

Молодые рыцари с локонами до плеч и изящные придворные фрейлины уже кружились в каком-то новомодном ажурном танце. Незнакомая мне миловидная девочка, присев на низкий табурет, аккомпанируя себе на украшенной перламутром лютне, пела балладу о жалостливой любви.

Песенка была о бедном трубадуре, заколовшимся золотым кинжалом из-за безответной любви. Пал юный страдалец, словно срезанный жестокой судьбой цветок.

Голосок у певуньи был приятный, мелодия простенькой и проникновенной, из тех, что легко ложатся на язык. Слушатели внимали со слезами на глазах. Любовь, смерть — ах, как романтично!

Любовные песенки с трагическим концом кажутся мне смешными, лицемерными и пресными. Я не умею воспринимать всерьёз сердечные страдания. Смерть, голод и одиночество слишком рано стали для меня реальностью, на их фоне любовное переживание не способно впечатлить.

Впереди нас ждала война — зло в чистом виде. Быстрая смерть покажется благом и для большинства людей будет недоступной. Над этим стоит плакать. А не над тем, что любовное томление не закончится фейерической разрядкой.

Я сидела, облокотясь на кресло, и не могла отделаться от мысли, что мне тесно в этом обществе.

Мне тесно в любом обществе, за некоторым исключением.

* * *

В ту ночь я почти заснула, когда Дик*Кар*Стал вернулся с ужина.

— Вы спите, сударыня?

День выдался утомительный. К любви я была не расположена.

— Вы не думаете, что спать сейчас не время?

— Сударь, когда же и спать, как не ночью? — возразила я.

— Разве у вас не будет другого времени выспаться?

Не в первый раз я приходила к мысли, что жить без мужчины гораздо приятнее, чем с ним. В одиночестве для женщины есть свои плюсы. Например, она и днем, и ночью может руководствоваться собственными желаниями, а не желаниями мужчины.

— Я иду на войну. Неужели вы совсем за меня не волнуетесь, моя королева? Не хотите провести последние часы со своим мужем?

— Мне не о чем волноваться. Я в вас беззаветно верю. К тому же знаю, что маркизу Виттэру удастся вдохновить вас на подвиги гораздо лучше меня. Не вижу причин чинить препятствия двум влюбленным.

— Как лестно, — с нескрываемым сарказмом протянул Дик*Кар*Стал, скрещивая руки на груди. — Подумать только, как мне повезло? У меня такая понимающая жена.

— Мои протесты вы всё равно игнорируете. Так что идите к своему любовнику с моим благословлением.

— Ваше благословление, сударыня, в этом деле мне ни к чему. Но если всё, чего вы желаете, это спать, не стану вам в этом препятствовать.

С тем и вышел. Так же неожиданно, как вошёл.

Я сделала вид, что весьма довольна таким поворотом. Хотя притворяться, кроме как перед самой собой было не перед кем, я делала это из упрямства или, скорее, из чистой любви к актерскому искусству.

Довольна я, конечно, не была. Да чем тут быть довольной?

Мы, женщины, противоречивые создания. Останься Темный Король в эту ночь со мной, я бы злилась на него за то, что он принудил меня к исполнению супружеского долга, не считаясь с моими желаниями и настроением. Теперь, когда он ушел, я злилась на него за то, что он ушёл к своему рыжему. Наверное, даже если бы он остался и просто лёг спать, я бы всё равно злилась на него. Знаю, это непоследовательно и не логично, но это так.

В ту ночь я впервые честно спросила себя: что же я чувствую к своему мужу?

Я уважала его. Он был сильным человеком и мудрым правителем. Но, если бы завтра он погиб, если он завтра действительно погибнет?..

Я не хотела гибели Дик*Кар*Стала. Благие Боги видят — не хотела! Я не желала ему зла. Я смирилась с нашим союзом. Я играла, как могла, роль его королевы. Но при одной только мысли о возможной свободе душа моя начинала бить крыльями и рваться домой, туда, к людям, которых я считала своей семьёй.

Я существовала в Фиаре, а не жила. Если бы Дик*Кар*Стал действительно сгинул, трон Фиара занял бы этот мальчишка, его сын, я стала бы здесь не нужна. Я смогла бы вернуться на родину, в Эдонию, к Эллоиссенту...

Думать об этом казалось постыдно, невозможно, непорядочно, но правда заключалась в том, что я хотела именно этого. Домой, на родину, к Эллоиссенту.

Восход солнца я встретила у окна, кутаясь в шаль и наблюдая, как по стеклу струится дождь.

Дик*Кар*Стал провёл со своим любовником всю ночь. Рыжий, надо полагать счастлив? Ну, вот и славно.

Король появился в оставленных нам покоях так поздно, что скрыть его отсутствие от слуг вряд ли получится. Однако я была вынуждена проглотить своё неудовольствие, раздражение и злость. Королевы не истерят, особенно когда сами спровоцировали инцидент, вызывающий их душевное расстройство.

— О! Миледи, вижу вы уже успели выспаться, несмотря на ранний час? — с усмешкой проговорил Дик*Кар*Стал. — Вид у вас, однако, утомленный. Вам нужно лучше заботиться о себе. Особенно теперь.

— Приму к сведению и стану руководствоваться вашим советом.

— Восхищен вашей мудростью и покорностью. Сии добродетели я и не надеялся в вас отыскать, миледи.

— Жизнь полна сюрпризов.

— Аминь.

— Вы снова куда-то собираетесь, государь?

— На королевский совет. Сражение с моим любимом сыном состоятся вот-вот, нужно в последний раз обговорить план действий.

— Могу я присутствовать на совете?

Дик*Кар*Стал неопределённо пожал плечами.

Я решила воспринять это как разрешение.

Военачальники расселись вокруг длинного стола с мраморной столешницей, посыпанной белым песком, на котором Дик*Кар*Стал тонкой палочкой чертил план битвы. По углам столешницы канделябры разливали своё жёлто-восковое сияние. Когда муж склонялся, этот неровный желтый свет немилосердно подчёркивал глубокую носогубную складку у его рта, темные круги под его глазами.

Серые глаза короля сверкали, как у голодного волка. Дик*Кар*Стал казался таким же опасным и таким же загнанным и обречённым.

Маркиз Виттэр держался в дальнем конце зала. Мы время от времени обменивались с ним враждебными взглядами.

— Само небо дало нам это место для конной сшибки, — растолковывал король генералам свой замысел. — Большая часть нашего войска — это вооруженная конница. Если я прислушаюсь к вашим советам и заставлю своих воинов спешиться, мы лишимся своего преимущества.

— Но ваша милость, если поднимется непроглядный туман, выводить на поле конницу будет чистым безумием! — возразил вояка с запоминающимися, я бы даже сказал, выдающимися усами.

— Лорд Ватрик прав, — поддержал его горбоносый человек с ястребиным взглядом. — Тут туманы такие, что всадника с пяти шагов и не увидишь. Вести конный бой в таких условиях безумие, ваша милость.

— Туман — это ещё не светопреставление, — отрезал король, устремляя на говоривших ледяной взгляд. — Выждем до полудня, когда туман рассеется, а потом загоним противостоящую нам пехоту в болото. К тому же, стоит подумать и о том, что главной надеждой нашего противника являются бомбарды и мортиры, которые в тумане станут бесполезны. Я уверен, туман будет нашим союзником, а не врагом.

Дик*Кар*Стал снова склонился над столом. Лорды последовали его примеру. Король говорил сжато, сухо, не опуская ни одной детали.

— Двуликие в помощь, — кивнул усатый лорд Ватрик, — победа будет за нами.

— Нисколько не сомневаюсь в этом, — на лице Дик*Кар*Стала не дрогнул ни один мускул. — У нас отличная позиция, с нами прекрасные боевые отряды.

— Но у вашего сына ратников вдовое больше, — снова возразил горбоносый темноволосый лорд.

— Зато на нашей стороне будут выступать маги, — подал голос маркиз Виттэр.

Лорды возмущенно посмотрели на королевского фаворита-выскочку.

Рыжий как ни в чем не бывало нагло ухмыльнулся:

— Маги прибыли сегодня ночью. К тому же все мы знаем о силе нашего государя — не только живые, но и мёртвые выступят на нашей стороне. Каждый павший враг обернётся мёртвым союзником.

Обсудив ещё кое-какие детали, военачальники разошлись. Совет завершился

— Оставьте нас, — приказал задержавшему фавориту Дик*Кар*Стал.

Маркиз замер, словно не веря своим ушам, но Дик*Кар*Стал снова строго глянул на любовника и рыжий был вынужден подчиниться.

— Мне ждать вас здесь? — вежливым тоном поинтересовалась я. — В этом замке?

— А вы хотели бы последовать со мной в авангард? Боюсь, я не могу вам этого позволить, моя королева.

— Вы действительно будете драться со своим сыном?

— Я этого не хотел. Но разве у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда. Вы сами мне это говорили.

— Я никому не позволю встать между моей страной и мной. Даже единственному сыну.

— Вы убьёте его?

— Если придётся. Будем надеться, сам Фабриан в бой не полезет и случайный меч не отрубит ему голову. Но вернёмся к вам, сударыня. Я разрешаю вам наблюдать за боем с высоких позиций. Если увидите, что перевес не на нашей стороне, можете действовать по собственному усмотрению.

— То есть?..

— Я не обижусь, если вы позаботитесь о себе и о ребёнке, спасаясь. И я пойму, если вы для спасения используете все средства. Легенды утверждают, что воплощенная Литуэль способна вызывать 'дикий драконий огонь', то есть огонь, уничтожающий как физические, так и метафизические проявления. Ни вода, ни песок, не земля не способны унять такое пламя. Оно будет гореть, пока не спалит всё вокруг дотла. Я оставляю вам своего друга. Он позаботится о вас даже ценой своей жизни, если понадобится.

Вот тут я действительно разозлилась и не видела причин лицемерить:

— Уж не рассчитывайте ли вы, что я стану заботиться о вашем любовнике!?

Он покачал головой:

— Чтобы вы о себе не воображали, на самом деле вы всего лишь юная девушка, за которой, если всё пойдёт плохо, будет объявлена настоящая охота. Верный человек никогда не бывает лишним.

— Ваш Виттэр никогда не будет мне верен.

— Зато он верен мне. Я не сомневаюсь в том, что мою волю, тем более последнюю, он будет исполнять до самого конца.

— Вы что, действительно собираетесь умирать? — за насмешливым, даже презрительным тоном я пыталась скрыть охватывающий меня суеверным страх. — Вы не можете проиграть пятнадцатилетнему мальчишке.

— Бой есть бой. В нём всякое может случиться. — Дик*Кар*Стал коснулся моего лба твердыми, шершавыми, горячими губами. — Берегите себя, моя королева.

Глава 24

Стоя на вершине замка, я наблюдала как выдвигается королевское войско. Со всех сторон доносился лязг железа, ругань, ржание обеспокоенных коней.

Тёмный Король держался во главе колонны, как и полагается предводителю. Черный шлем с плюмажем из длинных белых перьев делал его заметным издалека.

Как только последний ратник исчез за поворотом, скрываясь в лесной чаще, я уступила увещеваниям фрейлин и позволила им увести себя вниз, туда, где восковые свечи заливали все вокруг себя неожиданно резким, после молочной белизны туманного дня, светом.

Подали суп, от которого валил согревающий пар. Чувствовать тепло было приятно, но аппетита это не вызывало.

Маркиз Виттэр потребовал себе вина, хотя обычно он, по примеру своего короля, пил мало.

Чтобы скоротать время в ожидании, фрейлины испросили разрешение на выступление актёров, и я не сочла нужным это запрещать.

За первым блюдом последовали вторые. Потом — десерт.

Все вымученно смеялись над несмешными, плоскими, неинтересными шутками бродячих комедиантов.

Время тянулось мучительно медленно, словно задалось целью задушить нас своими секундами и минутами, бесконечными, как сама вечность.

— Королева, прибыл посыльный с новостями, — отрапортовал подошедший ратник.

— Пусть подойдёт, — велела я. — Что там?..

— Настоящая Бездна! Люди падают, ползают в грязи. Четверо нападают на одного, бьют даже в спину! Раненных добивают!

Да, мальчик. На войне куртуазные манеры не в чести. Как и остатки порядочности — даже элементарной человечности.

— Там столько крови, ваше величество! Столько крови!

Мальчишка посыльный был так ошеломлен, что не смог сообщить по существу ничего путного.

Спустя час снова прибыл новый гонец. Закаленный воин более обстоятельно поведал о ходе боя. С его слов выходило, что натиск был жестоким. Каждый дрался так, будто противник его кровный враг.

— А что государь? — взволнованно спросил Виттэр.

— Король сошёл с коня и сражается в пешем строю.

— Он лишился рассудка? — возмутилась я. — Не понимаю, к чему подвергать себя такой опасности?

— Он крушит врага направо и налево, образуя у своих ног курган из тел, потом поднимает убитых и посылает мертвецов в бой.

Шла ожесточенная рукопашная схватка, и не было обнадеживающих вестей о том, что наша сторона одерживает победу.

Тем временем моих бедных придворных дам продолжали кормить, словно гусынь, которых обрекли на убой. За салатами следовали пироги с крабами, жареная баранина с луком, морковь в полых хлебных краюхах.

— Ваше величество, не желаете ли подышать свежим воздухом? — обдавая пряным запахом вина, зашептал на ухо маркиз Виттэр.

— Как вы смеете приставать к королеве?! — воинственно положив руку на эфес шпаги, шагнул вперёд кто-то из придворных щелкопёров.

— Приставать к королеве? — засмеялся рыжий. — Я?! Э, милейший! Не стоит так воинственно взмахивать своей шпажонкой. Если бы вы умели ею пользоваться, то наверняка бы находились там, где полагается сейчас быть воину. Продолжите в том же духе и рискуете порезать себе пальчик.

— Ты!..

— Я?.. — поднял бровь рыжий.

— Ты смеешь упрекать меня в трусости?! Ты! Жалкое отродье?! — тоненько визгнул маэстро кавалер. — В то время как сам... сам!..

— Довольно, — оборвала я начавшуюся ссору. — Как ваше имя, маэстро? — спросила я у непрошенного защитника.

— Граф Меритмэр, ваша милость.

— Граф Меритмэр, в нашем королевстве сейчас достаточно смуты и ссор. В этом зале я хотела бы видеть маленький оазис мира. Впредь не позволяйте себе подобных высказываний, иначе рискуете вызвать мой гнев. Проводите меня на башню, маркиз, — кивнула я Виттэру. — Здесь действительно душно.

— Ваше величество... — взволнованно вскинулась леди Шарлин.

— Не беспокойтесь, — заверила я её. — Маркиз Виттэр позаботится о моей безопасности. Не так ли, маэстро?

Рыжий тихо и издевательски засмеялся у меня за спиной. Он набрался уже до такой степени, что его слегка штормило и, конечно же, в случае нападения толку от него было бы немного. Но я тешила себя надеждой, что не настолько утратила навыки самообороны, чтобы не суметь за себя постоять.

Когда мы уходили, на стол подавали козий сыр с печёными яблоками. Дамам будет чем успокоить нервы.

Стоило шагнуть за дверь, как нас тотчас же окутало слоистым туманом. Пахло прелью и торфом. На мокрых ветвях висели крупные бусины влаги, а изо рта при каждом выдохе вырывалось облачко пара, сливающегося с общей белизной.

— Кажется, пушки умолкли? — спросил Виттэр.

Я направилась к первой же попавшейся лошади, показавшейся мне годной для верховой прогулки.

— Что это вы делаете? — возмутился мой рыжий спутник.

— Собираюсь покататься.

— Это невозможно! — решительно заявил он. — Вы не можете так рисковать.

— А кто мне помешает? Уж не вы ли? — презрительно процедила я. — Попробуйте, если хотите.

— Это безрассудно.

— Вы вольны следовать за мной или возвратиться в замок, маэстро.

Конь горячился, фыркал, бил копытом землю. Не обращая внимание на его капризы, я поднялась в высокое седло не дожидаясь помощи. Пятнистый в яблоках жеребец легко подчинился. Тронув поводьям, я направила его туда, где слышался лязг металла и крики.

Маркиз Виттэр следовал за мной по пятам. Не смотря на хмель, держался в седле он уверено.

Вскоре лес начал редеть, мы выехали на возвышенность. Даже туман был не в силах скрыть Бездну, кипящую внизу. Там была сеча, людская каша, ощетинившаяся мечами, щитами, иссеченными латами.

В воздухе просвистела стрела.

— Осторожней, королева!

Я продолжала, как завороженная, глядеть вниз, пытаясь в общей давке рассмотреть белый королевский плюмаж, узнать мужа по каким-нибудь другим признакам. Тщетно! По побледневшему лицу Виттэра я поняла, что он думает о том же, о чём и я: жив ли ещё наш король?

Как можно выжить в этой кровавой слякоти, где в алой каше смешались отрубленные руки, разодранные спины, в лепёшку раздавленные лица?

Туман сгустился, поплыл ватными клочьями, скрывая происходящее от нашего взгляда.

— Ты понял хоть что-нибудь из того, что мы видели? — тревожно спросила я Виттэра, стараясь осадить танцующую подо мной лошадь. — На чьей стороне перевес?

— Я видел то же, что и вы, королева. Давайте вернёмся? Не могу гарантировать вам безопасность, а я дал слово государю, что не допущу, чтобы с вами что-нибудь случилось. Не имеет смысла подвергать себя бессмысленной опасности.

Он был прав. Следовало вернуться под защиту стен. Мы шагом поехали обратно.

В тумане звуки по-прежнему рассеивались.

Громко хрустнула ветка. Лошадь всхрапнула, тряся головой и тонко заржав, затанцевала. Пришлось изо всех сил натягивать поводья, стараясь удержать её на месте.

— Спокойно, спокойно, — оглаживала я её рукой по холке.

Странный, вибрирующий, низкий звук раздался совсем рядом. Повернувшись, я увидела человеческий силуэт, двигающийся неровно и дёргано, будто марионетка, которой управлял неумелый кукловод.

Фигура медленно выдвинулась из тумана, протягивая ко мне руки со скрюченными пальцами, выставленными клешнёй.

Испуганная лошадь взвилась на дыбы, и я не удержалась в седле. Не успела я сориентироваться, оглушенная падением, как чьё-то тело навалилось на меня сверху, придавливая.

Я сразу поняла, что это не живой человек. Труп. Зомби. Тело ещё даже не успело толком закоченеть, было мягким и гибким, но таких холодных тел у живых людей не бывает. Тварь пыталась отхватить от моего тела кусок, задушить, растерзать и уничтожить любым другим доступным способом. Я вертелась ужом, но перевес был на стороне зомби.

Просвистел меч, отсекая мертвяку голову.

— Руку! -потребовал Рыжий.

Я птичкой взлетела в седло позади него, и мы понеслись во весь опор, стремясь добраться до замка Фортрейд.

* * *

Вернее, попытались понестись. Пришлось экстренно натягивать поводья и тормозить — впереди стеной стояли мертвяки.

— Да какого Ткача Слепого тут творится?! — возмутился рыжий.

Действительно, что за ерунда? Если Дик*Кар*Стал поднял эту свору для того, чтобы сражаться с врагом, то почему зомбаки пытаются сожрать нас?

Вот за что не люблю магию, так это за её почти неконтролируемые последствия.

Зомби замерли, словно решая, что им делать дальше.

— Возвращаемся назад? — поинтересовался рыжий напряженным шепотом.

Но сзади, в тумане, тоже что-то хлюпало и хрипело мертвой глоткой.

— Слезай с лошади, — скомандовала я.

— Что?!.

— Живо!

Зомби в единичных случаях не опасны даже для простого человека, при условии, что он вооружён. Но на этот раз мертвяков было много. Очень много! В таком количестве они превращаются в опасных хищников.

Мы с рыжим, не сговариваясь, спрыгнули на землю и, стараясь держаться рядом, шмыгнули между деревьями.

На лошадь зомби отвлекаться не стали. Эти заводные куклы из плоти и крови были нацелены на уничтожение только таких, как мы — двуногих. Я успела быстро порадоваться тому, что хоть лошадь-то в безопасности. Но долго радоваться не пришлось, потому что бежать в длинном платье и тяжёлом плаще ох, как не легко!

Я на бегу запустила в мертвяков парочку боевых пульсаров. Это замедлило наступление, но не остановило их.

Самое жуткое, что даже полыхая, как факел, зомби продолжали нас преследовать, подспудно поджигая деревья. Хорошо ещё, что прошли обильные дожди и всё вокруг набучено влагой, будь деревья сухими, всё бы вспыхнуло, как щепка. А начнись пожар, живыми никому не уйти.

Мы бежали по лесу, стараясь не терять друг друга из виду, сами до конца уже не понимая, куда бежим, просто надеялись оторваться. Зомби и не думали отставать, мчались за нами упорно и довольно скоро.

Положение было более чем тревожное. Мы выдыхались. Зомби — нет. Круг преследующих нас мертвецов сужался.

Где-то слышались звуки боя. Раздавались грозные крики, грохотала артиллерия. Пушки палили непрерывно. Смерть была повсюду.

На наше счастье, впереди показалось нечто вроде сарая или сторожки. Не сговариваясь, мы оба припустили к ней, петляя, как два зайца. Виттэр подпер дверь бревном, а окна были хоть и не зарешеченными, но узкими, точно бойницы. Пролезть внутрь эти твари не могли, что давало нам кратковременную передышку.

Привалившись спиной к стене, я старалась отдышаться. Грудь от быстрого бега ныла, голова была пустой и лёгкой.

Меня, такую самоуверенную, такую сильную, такую-растакую чуть не слопали обыкновенные зомбаки?! Тут есть, о чем подумать, и смирить непомерно раздувшуюся гордыню.

Я надеялся, что как только мы исчезнем из поля зрения мертвецов, они потеряют к нам всякий интерес и отправятся куда подальше в поисках новой жертвы. Но зомби не оставляли попыток нас прикончить. Словно волчья стая, они надвигались тесными рядами, сбивались в кучу, стучали по стенам, стараясь просунуть морды с тусклыми незрячими глазами в окна, жутко скребясь.

— У меня такое чувство, что на сей раз твой государь перестарался со своими подопечными. Такого скопища мертвяков я никогда раньше не видела, — вздохнула я.

— Государь хотел, чтобы они сражались.

— А они, на нашу беду, решили дезертировать.

Я осеклась, подумав, что если бы с Дик*Кар*Сталом всё бы было благополучно, то зомби не вышли бы из-под контроля. Неприятное такое чувство. Как-будто к сердцу приложили кусок льда.

— Через час они тут все разнесут по брёвнышку, — заметила я.

Рыжий выглядел отрешённым и посеревшим. Наверняка ему приходили в голову те же мысли насчет Дик*Кар*Стала, что и мне.

— Я должен был отправиться вместе с ним.

— Не ты выбирал, — попыталась успокоить я его. — И сейчас нам нужно думать не об этом. Зомби не устают. Если в ближайшее время положение не изменится, они нас достанут.

Вскоре я убедилась, что постулат об их безмозглости не так уж и верен. Иначе как объяснить тот факт, что, забросив попытку проникнуть через узкое отверстие окна, эти твари принялись раздирать полусгнившее дерево в стенах? Щепки начали поддаваться под их дружными усилиями. Кое-где между расшатанными кольями уже мелькали руки-клешни.

Где-то вдалеке продолжали слышаться залпы. Звук был далёкий, но мощный, покрывающий все другие. На их фоне хриплое рычание зомби слышалось по-особенному зловеще. Ещё немного и вся эта плодоядная стая прорвётся к нам. Быть растерзанной заживо — ужасная участь.

Нужно было срочно найти способ выжить. Любой. Смелый, невозможный, даже безрассудный.

— Так и будешь стоять скорбным столбом?! — рявкнула я в отчаянии.

Рыжий, наконец, очнулся:

— Ты как хочешь, но себя жрать заживо я не дам.

Он выразительно, почти с любовью, погладил меч.

— Если хочешь, могу начать с тебя, королева?

— Я не из тех жалких неудачников, что кончают с собой из одного только страха смерти. Если уж смерть неизбежна, пусть придёт, как придёт. Буду бороться до конца.

Зомби монотонно, как машины, продолжали пробиваться к нам и уже почти преуспели в своих начинаниях. Упорство берёт и города, и сараи. Наши живчики достойный тому пример.

— У тебя есть план помимо акта самоубийства? — в последний раз обратилась я к Лэшу. — Нет? Ну тогда действую на свой страх и риск.

'Да пребудет с нами Светлая Ярость', — раздался в голове насмешливый голос Миарона.

— Что ты собираешься делать? — поинтересовался Лэш.

— Подожгу сарай к Слепому Ткачу.

Секунда и огненный шар ударился в деревянную стену. Пламя расплескалась, как будто я бросила зажжённую лучину в жидкое масло. Температура внутри пульсара была настолько высокой, что почти прорвавшийся к нам труп вспыхнул мгновенно, будто сухая ветка.

Не прошло и пяти минут, как все вокруг заполыхало. Мы оказались в новой западне — огненной. Передняя стена поливала нас огнём, искры жалили кожу, как осы. От удушливого дыма перехватывало дыхание.

Огонь быстро проедал дыры в деревянном нутре сарая, позволяя зомби проникать внутрь почти беспрепятственно.

— Если нас не сожрут эти твари, то похоронит рухнувшая крыша, — надрывно кашляя, прорычал Лэш.

Мы оба, друг за другом, протиснулись в образовавшуюся, ярко пылающую по краям, брешь.

Адреналина в крови было столько, что я не чувствовала боли от ожогов. Отбежав на несколько шагов, принялась швырять огненный шары в уже охваченное огнём строение. С каждым новым взмахом руки мыслей в голове оставалось все меньше, а огненный шары выглядели всё белее, будто сорванные луны с неба.

Здание разорвало. Оно рассыпалось пеплом

Пеплом стали и мертвецы, сгоревшие в нём.

Только алые искры мерцали в молочном тумане. Сверху, словно снег, сыпался черный, ещё горячий, пепел.

Было тихо. Так тихо...

Нереальная тишина.

* * *

Пахло гарью и трещали ветки.

Лэш схватил меня за руку и крепко сжал её:

— Слышишь?..

Теперь, после его вопроса, прислушавшись, я тоже различила едва уловимый шум.

— Что это?

— Не знаю, — покачал головой он. — Пошли быстрее.

Шум усиливался, нарастал, постепенно превращаясь в угрожающе грозный рокот.

— Есть предположение, что это может быть? — напряжённо спросила я.

Лэш помотал головой:

— Я могу забраться на дерево и попытаться разглядеть, что это такое.

Когда рыжий спустился, он выглядел ещё бледнее, хотя это и могло показаться невозможным.

— Наводнение. Прорвали плотины. Потому так и бухали пушки.

Шансов добраться до надёжного укрытия у нас было немного. Откровенно говоря, они были ровны нулю. Но мы всё равно бежали, надеясь, Благие Боги знают, на что.

Вскоре к равномерному гулу присоединился треск: бревна, настил, насыпи — всё поддавалось бешеному натиску воды. Было видно, как уже совсем невдалеке сотрясались кроны деревьев.

Я никогда в жизни так быстро не бегала. Но стоило обернуться назад и ноги будто приросли к земле.

Я зачарованно глядела на разгул стихии. Могучая, величественная волна, свиваясь и развиваясь, словно змея, надвигалась зловещей громадой. Я только успела почувствовать, как Лэш обхватил меня за талию, пытаясь собственном телом прикрыть от удара.

А потом нас накрыло с головой.

Тело действовало само по себе, предпринимая отчаянные, немыслимые попытки выжить. Я лупила руками и ногами по воде, юбки обвивались вокруг, словно крепкие канаты, а лёгкие разрывало от желания вдохнуть воздуха. Перед глазами заплясали черные точки, сливаясь в одно бесконечно-чёрное полотно.

Рука Лэша подтянула меня к бревну, и мы оба повисли на нём, как глупые обезьянки.

Несколько секунд нас носило по бурным волнам среди бесчисленных стволов других деревьев и обломков. Каким-то чудом мы оба не пострадали.

Признаться, меня изумило хладнокровие и преданность Лэша. Казалось, он не столько спасался сам, сколько спасал меня, постоянно прикрывая собой от новой волны или крутящегося в потоке хлама. Бледный и решительный, с налипшими на лицо волосами, он был словно маленькая искорка на лету.

— Если выживите, а я нет, скажите государю, что я до последнего вздоха служил ему.

— Если я выживу, а ты нет, сделаю все возможное, чтобы мой муж о тебе никогда не вспоминал.

— Ну ты и стерва, — попытался засмеяться он.

Но смех застыл на его губах. Было слишком холодно.

Я подумала о том, что если мы не утонем, то замёрзнем.

В тоже время какая-то часть меня была готова к смерти. Я понимала, что не могу долго противостоять стихии, что от меня уже почти ничего не зависит. Неистовое течение влекло нас за собой и с каждой истекшей минутой надежды на спасение оставалось всё меньше.

Когда водяной водоворот выкинул нас на холм, со всех сторон окруженный водой, сил радоваться этому не осталось. Мокрые и измученные, дрожащие от холода и пережитого напряжения, мы жались друг к другу, как мокрые рыжие котята.

Мимо катились волны, неся многочисленные поваленные стволы и, что хуже того, человеческие трупы, оружие, лошадей.

Но мы избежали непосредственной опасности.

Темный Боги снова хранили меня.

И рыжего голубка — тоже.

Глава 25

Определить, где мы находимся было невозможно. Стремительный бег вод, заставивший сделать большой крюк, сбил нас с пути. Да и какая разница? Я всё равно не знала окрестностей, и сильно сомневаюсь, чтобы моему спутнику они были знакомы.

Я совсем закоченела. Мокрая одежда не грела, а пронизывающий порывистый ветер только усугублял ситуацию.

Рыжий, он будто и не чувствовал холода. С нескрываемой мукой во взгляде вглядывался в гребни пенящейся волны, пытаясь вызнать-выпытать, похоронен ли в её глубинах тот, кто был ему дороже всего на свете.

Может быть какую-нибудь чувствительную добросердечную особу это растрогало бы. Но я-то не добросердечная и не чувствительная. Меня это не умиляло. По моему глубокому убеждению, любовь между женщинами, равно как и между мужчинами, называется дружбой и не нуждается во всём том, что связано с прикосновениями ниже пояса. Однополая любовь — изъян, как и всё в мире, что не имеет производительности. К ней можно относиться со снисходительностью, можно — нетерпимо, но как бы мы лично к этому не относились это — ненормально.

Я, в силу жизненных обстоятельств, поклонницей таких отношений, естетвенно, не была. К тому же мне до чертиков из седьмого круга Бездны хотелось сорвать на ком-то злость, и я решила начать с мокрой одежды, от которой всё рано толку ноль.

Когда на мне остались лишь нижние юбки и корсет, рыжий отвлёкся от мрачного созерцания проплывающих мимо трупов людей, коней и поваленных деревьев и взглянул на меня.

— Что вы делаете? — вяло поинтересовался он.

— Раздеваюсь. Это очевидно. Разве — нет?

— Зачем?

Ну не странный ли вопрос?

— Собираюсь тебя соблазнить. Секс, как известно, хорошо разогревает кровь.

— Вы с ума сошли, — флегматично пожал плечами рыжий.

— Боишься?

— Боюсь?.. — изумленно дёрнул бровью он. — Чего?

— Ладно, я неправильно выразилась — не боишься, скорее озабочен. Бояться можно искушения, но это ведь не наш случай? Чем мне тебя искушать? Нет, я конечно же не забыла, что такие жалкие и ничтожные создания, как мы, женщины, не заслуживаем твоего взыскательного взгляда. Однако здесь всё равно пока нечем заняться, мне скучно и холодно. А соблазнить не соблазняемое цель невыполнимая и от того волнующая. Я бы даже сказала — согревающая.

Я сделала несколько шагов вперёд, нарочито бесцеремонно вторгаясь в личное пространство Лэша Виттэра. Он тоже замерз и всё-таки от него веяло теплом. Таким ценным, манящим, живительным. Меня так и тянула прижаться к нему. В этом желании не было и намека на сексуальное, скорее инстинктивное стремление замерзающего организма прижаться к источнику того, что могло бы отсрочить гибель.

Мы глядели друг другу в глаза: я — с насмешливым вызовом, он — с горечью и гневом.

— С холодным железом можно безопасно играть, не боясь обжечься, — прошептала я, почти касаясь губами его губ. — Ведь так?

— Я не понимаю вас, королева, — холодно бросил он, почти брезгливо глядя на меня. — Чего вы от меня хотите?

— Чего я хочу?

Мои руки оплелись вокруг его шеи. Я чувствовала себя змеёй-искусительницей, лианой, оплетающий ствол мирового древа.

— Всё очень просто, голубок! Ни одна женщина не потерпит, чтобы мужчина смотрел на неё свысока, как на пустое место. Ни одна женщина не потерпит, чтобы мужчина не признавал её власти над ним.

— Можешь шептать тут и висеть на мне, сколько угодно, — сузил глаза он. — На меня это не действует.

— Стоит ли этим гордиться? — ухмыльнулась я, отстраняясь.

— Жестокая, бессердечная тварь!

— Я и не претендую на роль Светлой Принцессы. Слишком уж это амплуа скучное и, на мой взгляд, фальшивое. Но называть вещи своими именами это не жестокость — это честность. Можешь сколько угодно любить и жертвовать своему государю, для него ты никогда не будешь ничем иным, кроме как игрушкой. Не то, чтобы он тебя совсем не ценил, ведь ты греешь его душу своей любовью, но его интересы для него всегда будут несопоставимо выше тебя. Стоит лишь однажды немного оступиться, тебя вышвырнут вон и про тебя забудут.

— Ты его не знаешь!

— А ты -знаешь?

Я решила поставить точку в нашем диспуте и отошла к своей одежде.

Нужно было предельно сосредоточиться. Вместо пламени предстояло создать умеренно горячую воздушную струю, способную высушить, а не испепелить. Для меня это всегда сложно. Вот создать огненный пульсар — это пожалуйста, пара пустяков, а выпускать Силу маленькими порциями всё равно что сдерживать лошадь на полном скаку. Стоит ошибиться хотя бы в пол раза, и рискуешь остаться нагой.

Я глубоко вздохнула, перед тем, как потянуть из пространства ниточку, извлекая тепло из невидимого огня, того, что разлит повсюду, переплетаясь с воздушной стихией. Он чувствовался невидимыми нитями, приклеивающимися к пальцам.

В следующий миг от моих рук родился ветер, облизывающий одежду горячим языком.

Когда я закончила, клацая зубами от холода, одежда высохла, и я поспешно принялась натягивать на себя платье, чулки и плащ.

— Рыжий?

— От рыжей слышу, — огрызнулся он.

— Ну да, что поделать? Наш общий король падок на этот вульгарный цвет. Хочешь, я и твою одежду высушу?

— Мой черёд раздеваться? — язвительно поинтересовался Лэш.

— Могу попытаться высушить одежду прямо на тебе. Только не могу гарантировать, что не превращу тебя при этом в обуглившуюся головёшку.

День близился к исходу. Скоро стемнеет и я смогу призвать ездового демона, который домчит нас куда угодно по моему желанию.

Вода закончила разливаться и теперь вокруг простиралась серая, невозмутимая водная гладь.

— Нужны дрова, — заявила я. — Разведём костёр?

— Ты же заклинательница пламени. Разве ты не можешь вызвать огонь без дров? — язвительно поинтересовался он.

— Магическое пламя не имеет с обычным ничего общего, кроме света мы от него ничего не получим. А хотелось бы погреться.

— И что ты предлагаешь?

— Раздобыть дрова.

Лезть в воду за ними никому не хотелось. По счастью поваленное дерево, за которое мы цеплялись и благодаря которому выжили, выбросило на островок вместе с нами. Мы оба принялись ломать с него ветки. Не прошло и часа, как мы любовались пламенем и грелись у костра.

На небе над нами уже загорались первые звезды. Я всегда любила их, яркие и колючие, чистые и холодные, сверкающие и недосягаемые крошечные огоньки, не дающие человеческой душе потеряться в кромешной тьме.

— Думаешь, он жив? — подал голос Лэш, подбрасывая ветки в угасающий цветок пламени, отчего тот расцвёл с новой силой.

— Почти уверенна. Не тот Дик*Кар*Стал человек, чтобы безответственно дать себя убить каким-то мятежникам.

— Государь единственный, кто держит меня в этом мире. Я не стану жить без него.

— Не хорони его преждевременно.

— Вы видели труппы, что плыли мимо? Судя по одежде, все эти люди из нашей армии. А утратившие контроль мертвяки? Всё свидетельствует о катастрофе. Противник прорвал плотину, чтобы уничтожить остатки нашей армии...

Лэш обвёл меня взглядом, словно мерку снимал:

— Вы не любите его. Как вы можете его не любить? — в голосе рыжего звучало искреннее недоумение. — Я тот, кто достаточно хорошо знает вашего мужа, чтобы сказать с уверенностью: вы не цените своего счастья.

— Если я оценю своё счастье, ты станешь лишним в нашем треугольнике. Так что не работай против себя самого. Не стоит.

Мы снова принялись любоваться языками пламени. То оранжевые, то желтые, то почти алые с синими прожилками, похожие на вены, всполохи тянулись, пытаясь лизнуть небо.

— Никогда не следует терзаться из-за того, чего не знаешь наверняка, иначе на противостояние неприятностям не останется сил, — поделилась я с рыжим жизненным опытом.

— Собираетесь отсюда выбраться? — саркастично дернул бровью он. — Как? Вплавь?

— Когда совсем стемнеет, поверь, это перестанет быть проблемой. Может быть королева из меня и спорная, но маг я хороший.

— Что же вам, ваше величество, мешало вспомнить об этом раньше?

— Солнце. Все демоны предпочитают ночь. Ездовые не исключение.

Глаза рыжего округлились.

— Ездовой демон... разве это не опасно?

— Зависит от мага.

— Здесь нет ни алтарей, ни жертв, нужных для вызова демона... или вы меня хотите этим ночным тварям скормить?

— Идея хорошая. Жаль, что нет уверенности в гибели Темного Короля, следовательно, и в полной безопасности такого шага.

Вскоре день скончался полностью. Ни единой солнечной полоски не осталось на земле.

Не знаю, как там полагается вызывать ездовых демонов по высокому магическому искусству. Как-то в учебниках мне попадались инструкции с рисунком и точными указаниями по созданию магического круга при проведении ритуала. Хотя для чего при вызове ездового демона защитный круг, когда тебе нужно на это демоне передвигаться, я так и не поняла.

Я никогда ничего сложного в процессе вызова этих созданий не видела. Это даже ритуалом назвать сложно. Просто представляла себе пасущуюся лошадь и подзывала её пронзительным свистом.

Вот и на этот раз мрак ночи сконцентрировался и уплотнился, будто чернильная темнота собралась в тягучую кляксу, висящую в воздухе. Через минуту клякса проступила отчётливее и яснее, принимая очертания сногсшибательно красивой лошади вороной масти.

— Готово! — довольно взмахнула рукой я.

— Ничего себе! — восхитился Лэш.

Густая грива ночного духа колыхалась, струилась, точно от ветра, мускулы ходили под тонкой кожей ходуном. Прекрасное создание! Глаз не отвести.

При нашей встрече я назвала дух Хроном. Хотя даже уверенности в том, что мне раз за разом является одна и та же сущность, а не разные, у меня не было.

На этот раз Хрону нужно было нести не только меня, но и рыжего. Я никогда раньше не использовала демона иначе, чем в качестве одинокой всадницы, и теперь немного нервничала, как себя поведёт непредсказуемый дух. Как оказалось, нервничала я зря. Хрон был смирен и покладист. Даже более смирён и покладист, чем обыкновенная лошадь. Дух легко нёс нас над водными просторами — ездовые демоны на самом деле не скачут, они летят в прямом смысле этого слова.

Не прошло и четверти часа, как мы различили впереди огни.

Как только знамёна оказались в поле зрения, Лэш с волнением в голосе уверенно заявил, что это королевские штандарты. Вскоре мы уже стояли посреди армейского импровизированного посёлка. Под сенью королевских знамён, вокруг пылающих костров расположилось не менее сотни воинов.

— Кто идёт? — рявкнул часовой.

— Фиар и корона! — отозвался Лэш.

Встретили нас радушно, пригласили к огню, поделились провиантом. Мне пообещали, что я могу чувствовать себя в безопасности, как дома, что моей чести здесь ничто не угрожает.

Добродетельное поведение всегда удостаивается награды: вы не угрожаете мне, мальчики, я не трону вас. А то смерть в огне, признаться, скверная смерть.

Пока мы ели (правда, ела только я, Лэш строил скорбную мину и постился), грелись у огня и отдыхали, новые друзья поведали о том, что здесь в действительно произошло, пока мы там плавали. Как выяснилось, мятежники ожидаемо понесли сокрушительное поражение от рук гвардейцев и прочего королевского воинства. Началось повальное бегство, командиры бросили армию, спасая собственные, горячо любимы задницы. Но отступая, эти подлецы предусмотрительно взорвали плотину чем основательно подпортили противнику победу, изрядно подмочив её со всех сторон — окрестности залило водой, многих потопило.

-А король? — с волнением спросил Лэш. — Что король?

— Доподлинно про короля ничего не известно. Он храбро сражался, и в бою точно был жив, но уцелел ли при наводнении, вам никто не скажет.

При таких неутешительных новостях рыжий сник.

— А кронпринц? — поинтересовалась я.

— С передовой мальчишка Дик*Кар*Сталов уехал целым и невредимым. Уехал один из первых — говорят, его дядя на этом настоял. Конь у принца был приметный такой, белый, без единого пятнышка, с пушистой гривой, такого бы в пору женщине подарить. Ну да речь не о том! Я к чему клоню-то... этот конь проплыл мимо нас среди обломков, сомнений в том, что это он, нет. Уж больно приметный был конь. Нога всадника запутавшись в стремени, торчала из воды. Так что... — он отвернулся, кажется, смахивая с глаз скупую мужскую слезу, — нет больше наследника у фиарского престола. Какое несчастье! Какое несчастье кругом!

Н-да уж...

Ещё утром двое, отец и сын, сошлись в смертоносном поединке за трон, а теперь трон, возможно, и сама страна, были обречены, потому что я ни разу не вариант в качестве правительницы — я понятия не имею, как управлять не то, что страной, а кухаркой на кухне. Даже если бы и захотела, не смогла. А я — не хочу.

Если слухи о смерти короля окажутся правдивыми, я тоже где-нибудь аккуратненько опачу с тем, чтобы воскреснуть где-нибудь подальше от всех корон, знати и интриг им сопутствующих.

Ох, мечты, мечты...

Хотя — почему нет? Даже если Дик*Кар*Стал жив, кто узнает, что сталось с глупой королевой, сбежавшей в лес накануне наводнения? Расправиться с Лэшем и ни одна душа живая не узнает, что я — это я. Классически — концы в воду.

Я поглядела на Лэша и поняла, что не смогу его убить. Что никакой я не монстр и не демон — я тряпка. Питаться мне не кровью с плотью, а соплями с сахаром. Подумать только! Не могу убить эту смазливую наглую сволочь, которая спала с моим мужем и отняла наши с ним отношения?

Лэш уныло плёлся к кромке воды.

Я потопала за ним.

— Что собираешься делать? — спросила я. — Ждать, пока мимо проплывёт труп несчастного властелина, чтобы упасть ему на грудь и пойти на дно вместе? Не возражаешь, если я постою рядом?

— Зачем?

— Так, на всякий случай. Вдруг в последний момент передумаешь? А я рядышком, я подтолкну, поддержу...

Звуки труб, явственно донесшихся со стороны леса, прервали мою содержательную речь.

Люди вокруг нас засуетились, хватаясь за оружие и вскакивая на коней.

— Что происходит? — поинтересовалась я.

— Королевские трубы. Я узнаю их! Великие Боги! Да возвестят они, что государь жив!

Где-то вдалеке уже кричали множество глоток:

— Слава Фиару! Да здравствует король!

Я увидела Сиобряна Дик*Кар*Стала верхом на коне.

Свет факелов падал ему на лицо, придавая какую-то демоническую дикость. Широкий чёрный плащ сбился с плеч от скачки и можно было видеть, как правая рука короля висит на перевязи.

Спешившись, тяжелыми шагами Дик*Кар*Стал направился в нашу сторону.

— Рад видеть вас в добром здравии, моя королева, — склонился он над моей рукой, имитируя поцелуй.

Только вид у него был не радостный. И голос — тоже. И губы его не коснулись моей руки.

— Я тоже счастлива видеть вас, мой король.

Вокруг шептались.

На меня смотрели удивленно и испуганно. Случайно залетевшая к ним замухрышка оказалась королевой?

Сюрприз!