Глава 13

— Турки... Нахрена нам они сплющились? У нас вполне самодостаточный анклав, запросто обойдемся без турецких помидоров. Кстати, далеко не факт, что они у них тут есть. С весны Экспериментаторы снова начнут помалу засылать к нам народ, начнем осваивать территорию вширь. Не все же вдоль реки двигаться. У нас и так поселки растянуты на три сотни километров с хвостом. Если серьезные люди придут, периферию нам запросто ощиплют, мы и не дернемся.

Дверь в радиоузел была приоткрыта и оттуда доносились громкие голоса спорщиков. Бородулин, проходивший мимо с чайником кипятка, невольно остановился.

— А присоединить их? Прикинь только, как сразу покрутеем. Да и река вся под нами будет, от истоков до порогов. А там уже можно и вширь.

— А с чего ты решил, что турки под нас пойдут? У них сотня человек народу. Нам полноценный канал открыли при счете сто двадцать. А у них до этого осталось всего ничего. Надо у них армян отбить, они наши, православные. А муслимы нехай сидят в своей деревне.

— Армяне не православные, хотя и христиане, но ведь не в этом дело. Не засчитают ни нам, ни им, если группу силой присоединили. Так что вычти у турок сразу двадцать человек, не простят им армяне ту резню. Да и с остальными не факт, что у них все гладко. Разве что крымские татары добровольно к ним пошли.

Андрей улыбнулся и пошел дальше. Похоже, вечерами радиоузел превращается в политический клуб. А мысли там интересные проскакивают. Особенно один паренек четко соображает, хорошо видит перспективу. Надо бы с ним пообщаться приватно. А вообще турецкая тема сейчас неактуальна. Только накануне об этом с Михайленко говорили. Граница территории отмечена, в поселках блокпосты оборудованы, дежурство ведется, по крайней мере, должно вестись, так что внезапное нападение маловероятно. Смогут басурмане выйти на связь — будем говорить. Нет — фиг с ними. Вот их "иблисова гора" очень интересует. Если это действительно еще одна потенциальная крепость, то нужно придумывать способ скрытно забросить туда хотя бы минимальное число людей и застолбить ресурс за анклавом. А уж потом, можно идти знакомиться с соседями. Да и что идти — после такого сами прибегут. А сейчас у нас другие приоритеты. Нужно разведать участок вдоль берега, нужно проверить поляну здесь, у крепости. Но даже и это сейчас не главное. Нужно определиться с перспективой. Установить цели и принять конкретный план по достижению этих самых целей. Что есть сейчас? По сути, мы в шаге от возврата к натуральному хозяйству. Мы нашли какие-то ресурсы, запасы того же оружия. Нам по каналу подкидывают что-то, но вот пусть не завтра, пусть через три, пять лет, расстреляем стволы у винтовок. Где возьмем новые? А если терминал свернется? Или те же турки диверсию устроят? В тех развалинах около Озерного наверняка что-то такое случилось. И что тогда? Луки и стрелы мастерить? А сможет это сделать кто-то кроме Старого Юры?

Размышляя таким образом, Бородулин поднялся к себе наверх, заварил крепкого чаю с шиповником, уселся за стол и пододвинул к себе бумагу и карандаши.

На чем держится государство? Промышленность, сельское хозяйство, армия. Что у них есть? Армия? Сейчас это, скорее, просто группа людей, обученных обращению с оружием. Сержанты, конечно стараются, учат парней, но когда еще они станут полноценными солдатами! Промышленность? Отсутствует как таковая, кроме лесопилки имеются только кустарные промыслы. Сельское хозяйство — пока отсутствует, просто не было времени начать хоть что-то. Экономические отношения на уровне первобытного строя, везде натуральный обмен. Деньги, как мера труда, просто не существуют. Если с этой точки зрения смотреть — все плохо, почти безнадежно.

А давай теперь посчитаем, что есть. Во-первых, есть достаточно жилья. Никто в шалашах не ночует. Во-вторых, есть возможность полностью обеспечить себя продовольствием. Женщины Зои Красновой вполне смогут запасти рыбы на весь анклав. С польской солью это вполне реально. А по весне будем копать огороды, сажать картошку, ставить теплицы. Короче, с голоду никто не помрет. В-третьих, есть оружие. То есть, имеется возможность защитить людей, территории и имущество. Есть источник топлива. И это уже не канал, это свое, его не заберут. А с их объемами потребления, его хватит, по меньшей мере, лет на двадцать. И, конечно, люди. Две сотни человек — это, конечно, немного, но и немало. Это в десять раз больше его экспедиции, с которой все началось. Если обобщить все это, то можно сказать, что имеется крепкая основа для развития. Осталось только решить, куда развиваться.

В принципе, особых сложностей тут нет. Человечество уже прошло однажды все эти этапы развития. Первое, что сейчас требуется, это добыча и обработка металлов. Для начала, конечно, железа.

Вот старый жук Хорин, готовясь к летнему строительному буму, потихоньку запасает в закромах гвозди, саморезы и прочий крепеж. И по весу, по доле в поставках это выходит весьма прилично. А что нужно для того, чтобы эти гвозди делать самим? А нужно всего-навсего с нуля создать горно-добывающую промышленность, черную металлургию и только потом кузнец, если таковой найдется, сможет делать гвозди. А если задуматься о гвоздильном автомате, то нужно еще оформить и станкостроение. А еще нужны люди на добычу угля, руды, которую еще предстоит найти, металлурги, способные построить хотя бы маленькую домну, инженер-механик, инженер-технолог... А что у него есть? Ну, допустим, с углем все в порядке, Валек исправно выполняет свою часть контракта. Что до руды — есть Корнев с Мелингом, если в окрестностях имеются какие-то месторождения, то найдут. А дальше — все. Греки в этом плане абсолютно бесполезны. У них помимо Папасатыросов еще нашелся шорник и парикмахер. Остальные — менеджеры и домохозяйки, продавщицы и адвокаты. У остальных балканцев ситуация не лучше. Самый ценный — специалист — это, несомненно, болгарский доктор. Кстати сказать, у тех же болгар оказался в наличии скорняк. Он пообещал Михайленко шапку из шкуры тех самых волков. Еще одно ценное приобретение — сапожник из македонцев. Делал дорогую эксклюзивную обувь на заказ, сейчас экспериментирует со шкурами местных копытных. В общем, в ремеслах анклав серьезно прирос, а вот в инженерных и рабочих кадрах наличествует явный пробел. Правда, имеется серьезный задел — два десятка недавних студентов. Головы еще свежие, незашоренные. Надо определить им варианты дальнейшего обучения — пусть выбирают. Базовые дисциплины они уже прослушали, самое время заняться специализацией.

А, вот еще полезная мысль — о специализации. Что такое — один скорняк на почти две сотни человек? А один сапожник? А вот если, скажем, на Албанке специализируются на переработке кожи и шкур — это будет, наверное, правильно. Заодно мастера других людей научат, и ремесло, в случае чего, не угаснет. Можно что-нибудь и для киприотов придумать. Много, много ремесел требует хозяйство даже на уровне крестьянского быта уровня 18-19 веков. Но промышленность отдельным поселкам никак не потянуть. Это уже задача масштаба государства. То есть нужно тянуть сюда, в крепость, незанятых в ремеслах людей. Пусть даже женщин — они возьмут на себя бытовые вопросы, а студентки оторвутся от кухни и стирки, пойдут доучиваться и двигать науку и технологию.

Кстати, об учебе: в анклаве примерно полтора-два десятка детей разных возрастов. Их надо учить, нужна школа. И вот школа точно должна быть здесь, в центре. Нужно поискать среди своих людей дипломированных учителей, пусть составляют программы. Может, не в таком объеме, как в старом мире, но основные понятия о мире дети должны получить. Понятное дело, помимо чтения, письма и счета. Ну и язык. Дети будут учиться на русском. Там, у себя в поселках, пусть говорят хоть на хинди, но русский знать должны.

И последнее: тут недавно Зимин что-то говорил о приручении диких животных. Надо его об этом поподробнее выспросить. Может, договориться со Старым Юрой, чтобы он притащил из лесу несколько диких поросят разного пола? Тем же полякам отдать на развод, или вон киприоты пускай займутся. Можно мелких копытных развести, тех же косуль. Если затея удастся, то трудозатраты на снабжение анклава мясом резко снизятся, значит, высвободятся люди для производства. Вот занятие, достойное ученого человека!

Итак, выводы: ремесла, обеспечивающие бытовые потребности людей, отдаем в поселки. В крепости же будут заниматься обучением подрастающего поколения и восстановлением промышленности. Для начала попробуем найти и обогатить руду, построить пусть небольшую домну и выплавить первый чугун. В самом деле, не крицы же в ямах плавить! В принципе, такое разделение труда привяжет периферию к центру стальными канатами. Где они еще возьмут все эти вещи, да и медпомощь... Ох, забыл за всеми этими мыслями о медицине! Это, вообще-то, не менее стратегическая отрасль. По-хорошему, нужен стационар здесь, в крепости, и фельдшерские пункты в каждом поселке. И где взять столько фельдшеров? Экспериментаторы эти подкинут? Ну так на них надейся, а сам не плошай. Учить придется, причем, в приказном порядке. Пусть в каждом поселке выберут для этого специального человека и приставим их всех в качестве вспомогательного медперсонала к нашим докторам, пусть перенимают. А учебники обеспечить не проблема.

Ну вот, примерный общий план нарисовался. Корректировки, понятное дело, будут, но вчерне можно считать, что сложилось. Еще, конечно, надо будет обсудить с начальниками служб, может подаст кто светлую идею, но основа — вот она.

А все-таки, что делать с турками? Не сейчас, понятно, а в будущем? Это, в принципе, прямой конкурент. Очень вероятно, что с их стороны будет разведка и, возможно, попытка захвата людей. Это дети востока, они улыбаются, правой рукой твою руку жмут, а в левой отравленный кинжал держат. Пока ты сильный — тебя уважают, ослабел — порвут к чертям. Значит, нужно свою силу регулярно демонстрировать, чтобы не забывали. Вот как нынче, к примеру. Оружие отобрали — все равно, что у змеи зубы выдрали. Ладно, винтовки у них наверняка еще есть. А вот автоматическое оружие, пусть и этот несчастный "льюис" — в дефиците. Сколько пулеметов было в нашей кладовочке? Четыре штуки? У турок, скорее всего, столько же. Или больше? Все-таки у нас еще ППШ были, в начале прошлого века таких еще не делали, кажется. По крайней мере, у турок точно ничего подобного не имелось. Могли автоматы компенсировать каким-то количеством пулеметов... ладно, хрен с ними, в любом случае у них убыло, а у нас прибыло. У нас и своих дел полно. Сегодня с утра ушли две группы. Одна, с Молодым Юрой, на восток, проверить ту проплешину в лесу. Другая, под водительством Михайленко, искать поселок между греками и албанкой. Сегодня переночуют у братьев-балканцев, а завтра обшарят левый берег в пределах километра от реки.

— Кхе-кхе...

За размышлениями Андрей и не заметил, как к нему вошел Хорин.

— О, привет, Семен! Я тут задумался...

— Вижу, вижу. Чаю нальешь, начальник?

— Садись, бери кружку, накладывай сахар. Только чай подостыл малость, а ты, я знаю, любишь, чтобы сразу с огня.

— Ничего, И такой сойдет.

Бывший физрук прохромал к столу, уселся в кресло.

— А как же твое знаменитое "крепкий, сладкий и горячий"? — не удержался от подначки Бородулин.

— Ладно уж, обойдусь крепким и сладким. Не гонять же тебя на кухню за кипятком. А вообще, мог бы себе и чайник электрический завесть. Не положено тебе шастать по лесенке туда-сюда, да молодежь в радиорубке смущать.

Интересно, откуда Ефимыч знает такие подробности?

— Не положено в радиорубке обжиманцы да клуб по интересам устраивать.

— Да ладно тебе, дело у них молодое, себя, вон, вспомни в двадцать-то годов. А у них эти посиделки не в ущерб службе, это я тебе ответственно заявляю.

— Я в двадцать лет такое не творил и вообще был образцом для подражания.

— Ну да! А кто ночью к девкам в общагу по веревке на третий этаж залезал? Твой подельник тебя вчистую сдал.

— Ладно, Ефимыч, твоя взяла. Только не говори, что ты перся на четвертый этаж только для того, чтобы отмазать своих архаровцев от справедливого возмездия.

Хорин сделал большой глоток чаю, одобрительно хмыкнул.

— Хороший у тебя чай, начальник, правильный. Холодноват, конечно, но ничего, сойдет.

Потом помолчал несколько секунд, словно собираясь с мыслями, и рубанул:

— Чай у тебя хороший, а с коллективом ты работаешь из рук вон плохо. Вернее сказать, совсем не работаешь. Не знаешь ты, чем у тебя люди живут, чем интересуются, о чем меж собой говорят. У тебя, между прочим, две свадьбы на носу, а ты заперся на своей верхотуре, в окошке свет зажег — начальник ночи не спит, думу думает, об общем благе печется. Тьфу!

Бородулин нахмурился. В общем, конечно, Семен был прав. Но ведь столько было дел, порою приходилось и в самом деле ночь не спать, где же тут еще и это успеть! Только как это объяснишь и, тем более, оправдаешь. Ведь упущение и в самом деле серьезное. А Хорин продолжал:

— У тебя откуда люди узнают о том, что делается тут у тебя? О том, куда люди пошли и с чем вернулись? Да от тех же и узнают, кто пошел и кто вернулся. А должны получать всю информацию непосредственно от тебя. Ладно, секретность бывает, то да сё, это понятно. Но такие вещи можно популярно объяснить, и люди поймут. Главное, чтобы они видели движение в определенном направлении, а не хаотические метания туда-сюда. И это второй вопрос, ради чего я сюда к тебе пришел. Какая у тебя конечная цель? Чего ты в итоге хочешь добиться?

— Да это и не секрет. Хочу восстановить, насколько возможно, промышленную инфраструктуру.

— Это понятно. А для чего?

— Ну...

Андрей завис. Ему казалось само собой разумеющимся, что у развитой цивилизации должна быть развитая промышленность.

-Ну, возможность создания материальных ценностей, является основой экономики, — выдавил он, наконец.

— Для этого тебе нужно, в первую очередь, на порядок больше людей. А тех, что есть сейчас, хватит максимум на кустарные промыслы. Ладно, зима нынче. А начнется навигация — сколько народу заберут экипажи судов? Вот и выходит, что главное у тебя — люди. Даже без плюшек от этих Смотрящих...

— От кого?

— От Смотрящих. Ну, этих твоих Экспериментаторов. Уж больно слово корявое, язык сломаешь, пока выговоришь. Но ты меня не забалтывай. Подумай еще вот о чем: у тебя болгары, греки, прочие поляки живут порознь, друг с другом почти не общаются. А завтра начнут снабжение как одеяло каждый к себе тянуть, пока оно на лоскуты не треснет, или пока ты им по шее не надаешь. А обидятся — к тем же туркам переметнутся. Или еще к кому. Кто его знает, может, завтра тут неподалеку американцы объявятся и примутся народ к себе переманивать. И те же греки или болгары к ним потянутся просто потому, что там их поманят более вкусной наживкой.

— И что ты предлагаешь?

— А предлагаю я вот что: твоя главная задача — это не построить домну или машиностроительный завод, а из всех национальных ошметков, что у тебя есть, создать новый народ.

— Ишь куда ты хватил! СССР восемьдесят лет ковал "новую общность людей" и ни хрена не вышло.

— А почему не вышло? Ты об этом задумывался? Вижу, что нет, иначе не задавал бы глупых вопросов. Есть три главных фактора, объединяющих людей в нацию. Во-первых, язык, во-вторых, культура. Это, кстати, еще Александр Македонский понимал, когда приказывал своим солдатам и генералам жениться на арабских женщинах.

— Ладно, с этим ясно. А третье что?

— А третье — это идея. У людей должна быть глобальная идея, конечная цель, ради которой они будут согласны отказаться от американских плюшек и работать в полную силу здесь, у тебя.

— И что это за идея?

— Ух ты какой хитрый! Я тебе и без того подсказок надавал. Теперь хочешь и вовсе на чужом горбу в рай въехать? А вот хрен тебе, Егорка, сиди и думай, раз уж у тебя работа такая. А я пойду.

С этими словами Хорин скрылся за дверью, оставив Андрея, мягко говоря, в растрепанных чувствах. Слегка оправившись от шока, начальник анклава принялся обдумывать сказанное гостем. Про работу с людьми он и сам думал, правда, мельком. Но самому этим заниматься нет совершенно никакой возможности. Нужен специалист, кто-то вроде участкового Анискина, чтобы и за порядком следил, и настроения в молодых незрелых умах улавливал, и политику руководства в массы доносил. Раньше этим занимался Михайленко, но сейчас он большей частью в разъездах. И кого на эту должность поставить? Мента, что ли, прислали бы эти... как там Егорыч высказался? Смотрящие? По форме грубовато, блатнячком отдает, но по сути — верно. Да и произносится быстрей и глаже. По-хорошему, Хорина бы и запрячь отрабатывать свою инициативу, но он тот еще жук, отвертится под предлогом занятости. И то правда, у коменданта такой крепости дел всегда по горло, если не больше. Ладно, кадровый вопрос проработаем, это, в конце концов, решаемо. Может, найдется полицейский среди присоединившихся народов — никто ведь в поселках людей толком не опрашивал. Только нужен именно участковый, а не боевик-оперативник, чтобы мог с людьми говорить, а не только дубинкой махать и из пистолета стрелять. Впрочем, Хорина попробовать зацепить можно, хотя бы на время, под уговор заменить сразу, как только.

А вот по второму вопросу... Вот ведь жук! Изобрети ему глобальную идею для анклава! Вон, в России в прошлой жизни двадцать пять лет не могли ничего предложить. Правда, скорее всего, не слишком-то и пытались. А какие вообще лозунги, какие национальные идеи были в истории? В принципе, все сводилось к идее национального превосходства и глобального доминирования. "Ла бель Франс", "Германия превыше всего", "Правь, Британия, морями" и прочее в том же духе. И под этим соусом — политическая, экономическая, военная, культурная экспансия. А нужно ли нам это доминирование? Сидим себе спокойно, потихоньку отстроимся, по лету получим еще людей, будем развиваться, двигаться вперед, обживаться, обустраиваться. А потом? Интересно, те же американцы тоже сюда заброшены? А французы, немцы, японцы, китайцы, скажем? И вот если завтра они все разом проявятся, что будем делать? Придется соревноваться, конкурировать. За территорию, за ресурсы, за людей. И получается, что уже сейчас нужно напрягаться, чтобы потом не оказаться слабаком. Потому что слабого тут же растерзают более сильные "партнеры". И тогда консолидация общества будет одним из факторов выживания. Знать бы еще, сколько времени осталось до момента столкновения с другими анклавами. И в этом ключе турки становятся не самой плохой добавкой в анклав, если, конечно, удастся их к этому склонить. А пресловутая "Иблисова гора" приобретает особую ценность. Если это действительно платформа, то создание второго замка будет мощнейшим стимулом для перехода отдельных поселков в русский анклав. И те же турки, видя утекающую из рук власть, могут сами выйти с предложением о присоединении. Если, конечно, их лидер не слишком упертый. И нужно с этим вопросом поспешать. Кто знает, появится у турок такой же шарик, и они активируют терминал сами. И тогда уже их не сковырнешь, они станут самодостаточными и договариваться с ними будет намного сложнее. Но, опять же, как можно провести сейчас десяток-полтора человек от болгарского поселка за две сотни километров мимо всех турецких поселений? А если там пустышка? Нет, нужно сперва заслать разведку. То есть, опять же, Юр. То есть, нужно собираться и ехать в Озерный разговаривать с якутом. И если результат будет положительный, тогда вместе со спецами будем планировать операцию.

Что же до идеи, ради которой все будут упираться, то это штука серьезная, за пять минут не решить. А вот что можно быстро сделать — это создать внешнюю атрибутику анклава: флаг, герб, гимн и прочее. Это тоже, кстати, работает на объединение людей. А, кстати, запросто можно объявить общий конкурс на проект флага и прочего. Победителю — весомый приз. Глядишь, тоже сработает на объединение.

Ну вот, какие-то мысли оформлены, можно идти встречать Юру с отрядом, уже пора им возвращаться.

Входная дверь донжона открылась, впуская с улицы в теплый холл морозный воздух и четверых парней. Каждый — в добротной пуховой куртке с капюшоном, в бахилах поверх теплых унтов. За плечами у каждого дробовик либо винтовка. Не успела дверь закрыться, как из толпы встречающих выскочила девушка и повисла на шее одного из ребят.

— Юрка!

— Ну что ты, Юля, — безуспешно попыталась отбиться жертва. — Застудишься, я же только с мороза, холодный весь.

Так вот она, та самая Юлька, что подбила радистку на должностное преступление. Да, такая может, и не только это. Лишь бы только ума хватило не пытаться Молодого к юбке своей привязать, а то как бы худа не вышло — взбрыкнет парень. Старый Юра ему дал почувствовать лес, свободу, теперь его в доме нипочем не удержишь. Нашелся бы кто, подсказал девке, чтобы дров она не наломала. Самому тут несподручно, статус не тот. Вот Хорин — тот да, тот мог бы.

— Ну что, Юра, как сходили?

— Нормально, Андрей Владимирович, поляну быстро нашли, только пусто там, ничего нет. И следов никаких, что когда-то что-то было. На обратном пути лося подстрелили, на волокушах еле доперли. Вон, на улице у дверей туша лежит. А вообще, там, в тех местах, болотина начинается, сейчас все замерзло, а летом не пройти будет.

Значит, первая точка пустышкой оказалась, а до двух других просто не дойти. Полсотни километров на лыжах — это, по меньшей мере, день пути. И, соответственно, ночевка в лесу, где хищников полно. Позапрошлой ночью волки к самой крепости подходили. Теперь вот пара девчонок изучает технологию обработки шкур, собираются пошить себе не то шубы, не то шапки. Если идти сейчас, зимой, нужно слать большую группу, чтобы могли гарантированно отбиться хоть от волчьей стаи, хоть от того пещерного медведя, да и чтобы возможность была дежурство ночью организовать. А кто тогда ут, в крепости работать будет? Прямо сексуальные проблемы ежиков — и хочется, и колется.

— А лес насколько густой? Снегоход пройдет?

Прежде, чем ответить, Юра подумал.

— В принципе, можно и на снегоходе. Сперва лес погуще, а потом, на болоте, пореже, вполне можно прокатиться.

Ага, значит можно попытаться за два-три приема расчистить путь для снегохода до начала болота, а потом рвануть до той дороги или до скалы. Сто километров за день пройти вполне реально. Ладно, это после будем обсуждать, когда Михайленко вернется. Сейчас он у греков отдыхает, завтра пойдет потерянный поселок искать. А и в самом деле, время позднее, пора и нам расслабиться.

— Спасибо, ребята. Грейтесь, отдыхайте.

— А как же мясо?

— Ничего, найдется, кому в погреб утащить.

Чтобы отвлечься от томительного ожидания и сберечь нервы, Андрей вновь принялся за эксперименты с аэрофотосъемкой. С утра склеил три "конверта", благо, что материалы оставались еще с прошлого раза, в сеанс заказал пару видеокамер и после обеда двинулся на эксперименты. Собственно, все было точно так же, как и в первый раз: пустой змей можно было запускать сколько угодно, а стоило только прицепить к нему камеру, как тут же из леса поднималась стая птиц и атаковала. С башни поднимать змея особого смысла не было — слишком большое расстояние. А у кромки леса "конверт" с камерой едва успевал подняться над деревьями, как на него набрасывались пернатые камикадзе. Такую избирательность ничем кроме воли Экспериментаторов объяснить было невозможно. Кто-то из ребят предлагал состряпать дрон, но вряд ли он будет летать быстрее птиц. Собственно, для съемки достаточно секунд десять, а потом пусть птички приземляют камеру. Подвесить бы камеру над лесом на парашюте, а потом, с уже отснятой картинкой, подобрать. Или скажем, через радиоканал снять изображение. А как ее подвесить? Да ракетой же! Стартует она быстро, по таймеру или на определенной высоте выбросит парашют, и пока птицы долетят до камеры, можно успеть получить достаточно материала. Сделать десяток таких ракет, и можно отправляться на аэрофотосъемку. Была бы такая штука сегодня у Юры, он бы пять километров вокруг той поляны заснял. Может, там не на самой поляне склад, а где-нибудь рядом. Надо пацанов озадачить, пусть напрягут мозги и руки.

Поиск Михайленко был более успешен, чем у Юры, но результаты были довольно странными.

— Знаете, Андрей Владимирович, — рассказывал он по возвращении за ставшей уже традиционной чашкой чая, — я был до крайности удивлен тем, что увидел. Надо отдать должное вашей проницательности, объект нашли как раз посередине между двумя поселками в полукилометре от реки.

— А почему "объект"?

— Если честно, я затруднился назвать его одним словом более определенно. Это, как я уже докладывал, группа зданий. Но здания почти все производственные и довольно старые. Все те строения, что попадались нам до сих пор, были абсолютно новыми, с иголочки, причем не только дома, но и их содержимое. А тут два производственных здания красного кирпича, причем возрастом по меньшей мере с полсотни лет. Железная изоржавленная крыша с измазанными грязью и птичьим пометом светоаэрационными фонарями, приоткрытые распашные ворота, заржавевшие настолько, что нам всем вместе не удалось их сдвинуть даже на миллиметр. Внутри — бетонированный пол с пустыми фундаментами под станки. Под крышей — электрическая таль, катающаяся на рельсах вдоль пролета. По крайней мере, рельсы есть, правда, я сильно сомневаюсь, что при всем желании ее удастся сдвинуть. В торце — административно-бытовой комплекс, абсолютно пустой. Во всех помещениях в лучшем случае обломки мебели и грязные обрывки бумаги. На стене в цехе — большой электрический щит с рубильником и без единого провода. В общем, разруха и запустение. Второе здание почти копия первого, только там помещение разделено на две части. Одна — примерно три четверти длины пролета — такая же, что и в первом цеху. А вторая, по сути, не то гараж, не то ремонтный бокс для грузовиков с тремя смотровыми ямами. Что примечательно, ямы облицованы плиткой и против каждой — отдельные ворота. Но все в таком же удручающем состоянии. Конечно, это все можно привести в порядок, но сколько уйдет сил и ресурсов — неизвестно. Кроме того, пока что у нас нет возможности использовать находку. У нас нет станков, машин и, главное, нет электричества, чтобы все это запустить.

— Я бы, Станислав Наумович, назвал это заводом.

— Не торопитесь с выводами, Андрей Владимирович. Помимо кирпичных производственных корпусов, там был еще и жилой барак. Сложен из тесанных бревен, крыт дороженой дюймовой доской. Крыша изрядно пострадала, а стены еще в относительном порядке. Максимум — заменить нижние венцы, и простоят еще столько же. Полы тоже в плачевном состоянии. А вот внутри — опять же перегородки. Выгорожена довольно большая — относительно других — комната с отдельным входом, судя по всему — для начальства. Еще часть барака разделена на малюсенькие комнатушки на одного-двух человек. И примерно шестьдесят-семьдесят процентов длины заставлено деревянными двухэтажными нарами. Я подсчитал, всего там могло бы жить около полутора сотен человек. Тридцать человек начальства и сто двадцать работников.

— Тогда это больше напоминает лагерь.

— Лагерь подразумевает периметр. Забор, колючка, вышки, а здесь — ничего такого. Да и охрана никогда не поселится в одном бараке с ЗК. И вот что еще интересно: от цехов, от этого объекта, идет дорога. Кольцом, вернее, этаким квадратом, окружает строения и уходит на восток. И через примерно полкилометра обрывается. Причем ровненько так, словно по линейке. И знаете, что самое странное?

— Что же?

— Здания, судя по их виду, стоят там давно, а вот на дороге нет никаких следов запустения. Ни деревья не проросли, ни даже веток не нападало.

— Видать, очередной прикол Смотрящих.

— Кого? — переспросил Михайленко.

— Это Семен Ефимыч придумал. Экспериментаторов наших так обозвал. Мне, знаете, даже понравилось.

— А-а, — протянул заместитель. — Пожалуй, так действительно лучше звучит. И вы, скорее всего, правы. Но тогда выходит, что у них в коробке не только новенькое лежит, но и вот такое. Впрочем, это вполне укладывается в общую канву.

— Поясните, пожалуйста.

— Вот смотрите, Андрей Владимирович, те вещи и строения, которые нужны для элементарного выживания, Экспери... тьфу, слово-то какое неудобное! Так вот: Смотрящие такие базовые вещи дают вроде как новые и годные — бери и пользуйся. А вот для дальнейшего развития, а это естественный следующий шаг нашей техногенной цивилизации, нужно приложить дополнительные усилия. Вот нам дали, по сути, цеха машиностроительного завода. Почини крышу, поставь станки, подведи энергию — и работай. Ну а не сможешь восстановить то, что дали — потом потратишься многократно, пытаясь отстроить новые здания с нуля.

— А вы знаете, Станислав Наумович, ведь буквально позавчера, отправив вас и Юру в поиск, я размышлял на тему воссоздания промышленности. И как раз рисовал планы создания черной металлургии и машиностроительного производства и думал на предмет постройки цехов, домен, конверторов и прочего. И сейчас у меня возникла крамольная мысль: а не смогли ли Смотрящие подсмотреть, извините за невольный каламбур, мои планы? Могу поручиться — я вслух не рассуждал.

— А помните, мы с вами говорили о том, что Смотрящие — ишь ты, как словечко легко пошло — подкидывают свои плюшки в соответствии с выбранным вектором развития? Вот вам еще один довод в пользу этой версии. Уж не знаю, как они это делают, каким рентгеном просвечивают наши мозги, но факт, как говорится, налицо. И, видимо, наши трепыхания вполне укладываются в их план, какую-то задачу мы все же выполняем. Иначе запросто могли бы блокировать канал. Помните, вы рассказывали, как пытались набрать оружия?

— Еще бы!

— Так что нам остается лишь следовать выбранным курсом.

Юры ушли позавчера. На снегоходах их довезли до македонского поселка, все больше называемого меж собой Александровском, там они переночевали и с утра, собравшись, двинулись дальше уже на лыжах. Когда Андрей попытался на прощание выдать Старому Юре последние наставления, он скривился, словно откусил кусок от цельного лимона, и выдал:

— Ты, начальник, слишком много слов говоришь, однако. Ты один раз сказал, я тебя услышал. Теперь я три раза говорю, ты не слышишь. Совсем глупый, однако, стал. Ты меня попросил, я согласился. Мои условия ты выполнил, все, что нужно, собрал. Все, жди теперь. Мало-мало десять дней жди. И еще четыре дня жди. Придем обратно, все расскажу. А теперь хватит говорить, идти пора. Здесь оставайся, провожать не ходи. И девку ту не пускай, нехорошо.

Повернулся, подхватил свой рюкзачок, двустволку свою и шагнул за порог. Андрей же остался, поперхнувшись недосказанными словами.

Но то было позавчера, и все два прошедших с того времени дня рейдовая группа пыталась пробиться на снегоходах через тайгу. Шли до середины светового дня, где петляя между деревьями, где прорезая себе путь через буреломы и чащобы. Продвигались вперед насколько успевали, перекусывали и возвращались назад. Хорошо еще, погода установилась, и накатанную накануне колею было отчетливо видно. Завтра должны были добраться до той самой поляны, до болота. А там, как молодой Юра говорил, деревья пореже, двигаться легче.

На удивление, нашелся из числа студентов бывший ракетомоделист. Выдал список потребных материалов и уже нынче была испытана первая ракета. Тесты прошли удачно, вороны и прочие дятлы хотя и растерзали в клочья небольшой парашютик, но камера приземлилась в снег и была, хоть и не сразу, найдена.

— А если на деревьях повиснет?

Этот вопрос задал участвовавший в испытаниях радист.

— Хм... озадачился Бородулин. Об этом он подумать не успел. Но решив последовать традиции и наказать инициативного спросил:

— Есть предложения?

— Так ведь можно по радиоканалу картинку на ноут снять. Надо только заранее законнектиться с девайсом.

— А теперь повтори то же самое, только не выражаясь, — потребовал начальник.

Уяснив тему, задал логичный вопрос:

— Сделать сможешь?

И, увидев энергичный кивок, широким жестом простер длань в сторону крепости.

— Тогда вперед!

На четвертый день колонна снегоходов увозила с собой комплект для авиаразведки: компактный ноутбук и три подготовленные ракеты.

С утра, отправив группу, Бородулин изо всех сил искал себе любое занятие, чтобы только отвлечься от беспокойства. Пока удавалось занять руки, мысли об ушедших ребятах отступали. Но стоило только начать о чем-нибудь думать, как мысли немедленно возвращались к поисковикам, ушедшим на запад, и, конечно, к Юрам, которые сейчас вообще черт знает где, и что с ними — вообще неизвестно. Сгинут — и никто не узнает, отчего и как. Не было такого раньше, сам всегда шел, наравне с другими рисковал, а тут приходится других посылать. И ведь не послать нельзя, нужно это для анклава, очень нужно, и душа болит. Особенно за Юр. Что там Хорин говорил? Коллективом нужно заниматься? А сможет ли он потом вот так отправлять людей на риск или, не приведи Господь, на смерть? Эх... ушел бы сейчас как тот же Михайленко в тайгу на поиск, некогда и думать было бы про все про это, а сейчас...

В рации, которую Андрей уже приучился постоянно таскать с собой, зашипело и девичий голос произнес:

— Андрей Владимирович, Михайленко выходил на связь, сказал, что дошли до конечной точки маршрута, возвращаются обратно. Результат положительный.

— Спасибо, Света, — узнал Бородулин девочку.

На душе полегчало. По крайней мере, одна экспедиция вернется нормально. И тут до него дошло: если результат положительный, значит, там действительно есть дорога! Етишкин корень! Один ответ породил два новых вопроса: теперь предстоит узнавать, куда она идет. И откуда. А раз есть дорога, значит, становится понятным, для чего Смотрящие подкидывали автотранспорт. Значит, нужно все эти колеса тащить сюда, в крепость и начинать рубить просеку к этой магистрали. Но тут уже начинает работать паранойя: а если вдруг там недружественные силы? Может, сперва стоит разведать, кто там и что там? Впрочем, сейчас Михайленко вернется, с ним обсудим. Кстати, а какой транспорт дали Смотрящие нашим балканским друзьям?

— Андрей Владимирович! Идите скорее! Тут такое!

Парень из дежурной смены буквально ворвался в кабинет. Явно бегом бежал. Душа у Бородулина упала, сердце екнуло. Приготовившись к самому худшему (неизвестно к чему, но очень плохому), впрыгивая в валенки и сдергивая с крючка куртку, шапку и карабин, Андрей спросил гонца:

— Что случилось-то?

— Там, — неопределенно махнул тот уже на бегу. — Сейчас увидите.

Бородулин выбежал следом за посыльным на стену и тут же понял, что можно было и не бегать, достаточно глянуть в окно. А еще лучше — подняться на верхнюю площадку донжона. Но зрелище все равно впечатлило: в лесу, ровной стеной огораживающем крепость с трех сторон, появилась брешь. Ровная, словно бы и не было никогда в этом месте ни одного дерева. И там, за ней... нет, плохо видно за два километра. Андрей поднялся наверх, на вершину башни, прихватив по пути бинокль. Отсюда, да еще в оптику, открылась картина совершенно фантастическая. Андрей, вроде бы, уже не раз видавший возможности Смотрящих, просто офигел: от того места, куда сегодня утром ушла поисковая группа и дальше на запад тянулась ровная, прямая, как натянутая струна, дорога. Она выходила из леса и так же прямо бежала к крепости, делала круг у стен и утыкалась прямо в ворота. Свежая, будто только что отсыпанная красноватым гравием грунтовка ярко выделялась на фоне черно-белого зимнего пейзажа. И в самом деле, было от чего охренеть.

Группа вернулась уже по темноте. Михайленко, закончив официальный публичный рапорт начальнику, уже наедине попросил:

— Андрей Владимирович, давайте перенесем наши посиделки на завтра. Честное слово, умотался — сил нет. Сейчас только поем — и вырублюсь.

— Тогда завтра с вас не только рассказ, но и сразу анализ.

— Договорились.

Утром следующего дня начальник и его заместитель встретились в столовой на завтраке.

— Как самочувствие, Станислав Наумович? — спросил Бородулин, устраиваясь за столиком.

— Спасибо, Андрей Владимирович, уже неплохо, — в тон ему отозвался Михайленко. — Вот вам классический пример того, как можно одно испортить другим. Казалось бы, есть новая дорога, ровная, чистая, езжай и радуйся. Но только не для снегоходов. У нас ведь была уже набитая трасса, мы бы по ней за два-три часа до крепости долетели. А тут половину расстояния пришлось заново расчищать, либо объезд искать. Доехали, можно сказать, на последних парах бензина. Одно хорошо — крепость освещена, прожектор в небо бьет, его издали видно, так что шансов заблудиться не было.

— Что ж, добрались — и хорошо. Давайте сейчас доедим кашу, поднимемся с чаем ко мне, и вы все подробно расскажете. А потом вместе подумаем, что нам делать дальше.

— Собственно, особо рассказывать нечего — начал безопасник, усевшись в кресле у камина и взяв в руки чашку с крепким, самолично заваренным чаем. — До поляны дошли сравнительно быстро, за два с небольшим часа. Ребята уже наловчились со снегоходами управляться, средняя скорость на маршруте существенно поднялась. Да и дорога была уже знакомая. Как-никак, три дня по ней туда-сюда катались.

Михайленко сделал глоток, пожевал губами, словно дегустируя, и, неожиданно спросил:

— Андрей Владимирович, а у вас еще осталось несколько капель того замечательного бальзама? Будьте добры, плесните чуток для вкуса и аромата.

Он дождался, пока Бородулин добудет из шкафчика бутылку, плеснет по чуть-чуть в обе чашки, затем отхлебнул немного, легонько выдохнул, чуть прижмурившись от удовольствия, и продолжил:

— Ну так вот, добрались мы до той поляны и опробовали ваше изделие. Откровенно говоря, я был настроен в отношении этого чуда техники весьма скептически, но все прошло как нельзя лучше. Ракета стартовала, почти сразу, метрах на двухстах выбросила камеру, и у нас было почти двадцать секунд прекрасного видео со всеми окрестностями в радиусе примерно километров двадцать. Понятно, реально полезная картинка захватывала примерно километров пять, но это был большой прогресс. Мы эти пять километров пролетели на одном дыхании. Потом прокатились по замерзшему болоту. Там леса почти нет, главное — в промоину не угодить. Ну и потом, как лес снова погустел, еще одну ракету истратили. И вот тут мне даже стало неуютно, когда примерно в трех километрах к западу увидели дорогу. Добрались до нее быстро, опять же спасибо вашему устройству. Дорога абсолютно чистая. Никто по ней никогда не ездил. Ну, по крайней мере, никто не ездил с последнего снегопада. Ориентирована меридионально, достаточно широка, чтобы свободно разъехаться двум грузовикам. Я не поленился, раскидал в одном месте снег, и то, что я увидел, очень мне напомнило дорогу, что была вокруг тех кирпичных развалин на левом берегу.

Тут заместитель снова прервался на чай с сухариками.

— А вы не пытались прокатиться по этой дороге? — не удержался от вопроса Андрей.

— Конечно, — невозмутимо отозвался Михайленко. — Время позволяло, бензина было в достатке, и я разделил группу. Половина отправилась на север, половина — на юг. Решили пройти по пять километров и вернуться обратно. Сам я уходил на юг. Что сказать — дорога почти прямая, поворотов минимум, да и те не слишком крутые. Вот горок хватает. И пусто. Полчаса ехали — никого, даже жутковато становится. Расстояние назначенное вышло, развернулись мы и назад полным ходом. Вернулись вроде туда, следы свои увидели, только вот в том месте, где из леса выбирались — дорога. Прямая и в нужном направлении. Были бы на машине, долетели бы в момент. Полчаса — и на месте. А нам вот не повезло. Снега на дороге ни грамма, вот и пришлось новую колею пробивать. Впрочем, я вам об этом уже рассказывал. Да, ребята, что ездили на север, видели практически то же самое.

— Понятно, — протянул Андрей задумчиво. Получается что: параллельно реке идет дорога. Так сказать, сухопутная связь. Типа, река — это неспешная перевозка крупных грузов, а дорога — это, вроде, для быстрой переброски небольших групп. Дорога существует давно. По крайней мере, на том моем снимке полуторамесячной давности она заметна. Эта же дорога, соединившая магистраль и крепость, возникла вчера днем, одномоментно и лишь после того, как этот путь был пройден своими силами. То есть, налицо опять плюшки Смотрящих: смог пройти сам — молодец, теперь можешь ездить на машине.

— Вполне логично. Есть, правда, один вопрос: мы от крепости до дороги ехали. А если бы мы этот путь прошли пешком?

— Что тут сказать? Не попробуешь — не узнаешь. Только вот пробовать такие вещи, на мой взгляд, чересчур рискованно. Любая случайность может стать фатальной. Что меня в этой связи интересует — это насколько далеко дорога тянется на юг. Нельзя ли на ней забросить группу людей к той "иблисовой горе"?

— Что, есть новости от Юр? — встрепенулся безопасник, в один миг превратившись из расслабленного гедониста в опасного хищника.

— Увы. Правда, прошло еще только шесть дней. Очень, знаете, не хочется терять своих людей. У меня за все мои экспедиции была только единственная смерть: один из "негров" где-то добыл или сам сделал брагу, напился до зеленых чертей и отправился купаться. Нырнул с берега — и башкой в камень. Причем даже не утонул, шею сломал при ударе. Но в том случае мужик, что называется, сам дурак, я в это время вообще уезжал на Большую землю, общался с заказчиками. А тут я их сам, своей волей послал. Теперь вот маюсь. И знаю, что других вариантов не было, и поделать с собой ничего не могу.

— А знаете что, Андрей Владимирович, давайте, сделайте себе каникулы дня на три, да отправляйтесь знакомиться с нашими новыми гражданами. Явите, так сказать, царя народу. Может, вам удастся то, что не удалось мне — уговорите доктора на переезд в крепость. А мы тем временем притащим из Хоренок тот "москвичок". Он ведь полноприводный, если я правильно помню? Вот и попробуем его завести, да покататься по дороге туда-сюда. Это всяко быстрее будет, чем на снегоходах маяться.

— Вы бы еще шишигу из Озерного приволокли. Тогда можно будет хоть по целине кататься.

— Да она ведь бензин жрет как десять снегоходов!

— Зато ей годится и шестьдесят шестой, а такой наши химики-нефтяники вполне могут сварганить. Так что не жадьтесь, тащите ее сюда. Она, кстати, если сможете там, на месте, завести, сюда и своим ходом дойдет. Только ей в дорогу бочку бензина заготовьте, чтобы наверняка хватило.

— Хорошо. Ну что, так и порешим? Тогда договаривайтесь со Смотрящими, а я сейчас команду отдам, чтобы ребята к завтрашнему утру подготовились.