Повелитель моря. Глава 3

Глава 3

01.

Полуденное солнце блистало в вышине, посылая на землю жар. Белиз обезлюдел, однако в воздухе витала не присущая этому времени дня умиротворённость, а страх. Он загнал жителей в храм, где в совместной молитве богатые и бедные просили Господа и святую Деву защитить город от вероотступников. Тех же, кто остался дома, страх заставил наглухо запереть засовы на дверях и оконницах, разносясь над крышами строений тревожным звоном соборного колокола.

Город, разместившийся на правом берегу Ревущего потока в начале сороковых годов, унаследовал своё имя от испанского поселения, в свою очередь получившее его от самой полноводной реки Юкатана. Майя называли реку "Бел итца", что значит "Дорога ица". За нецелое столетие колонисты упростили "Белитса" до "Belice" — Белиз/124/.

Поселения, одно за другим получавшие название "Белиз", без устали уничтожались английскими приватирами, но упорно возрождались выжившими колонистами всё дальше и дальше от реки, давшей им имя. И лишь последнее из них, добравшись до места, где Ревущий поток вливает свои воды в Гондурасский залив, успешно укрепилось на этом месте.

Недалёкое поселение Саламанка, расположенное в весьма негостеприимном, но недоступном пиратам месте, планировалось как главный город провинции Северный Гондурас. Однако постоянный убыток населения из-за бесчинствующих тропических лихорадок привёл к тому, что Саламанка так и не смогла получить статус города. Зато стала источником рабочей силы в новом поселении на берегу залива. Благодаря большому количеству древесины и перебравшимся сюда людям из Саламанки, Белиз довольно быстро обзавёлся частоколом. Алькальд Саламанки, покинувший её одним из последних, приказал разобрать здания в опустевшем поселении, дабы перенести их в новое. Но отправленное им прошение в Мериду утвердить его алькальдом Белиза и выделить средства на возведение форта было удовлетворено лишь частично — прибывший из Мадрида сеньор Рикардо Лопес Хиль, обладающий познаниями в построении малых фортификаций, привёз с собой не только деньги, но и высочайшее постановление занять место алькальда Белиза, а бывшего алькальда исчезнувшей Саламанки отправить под арестом в Мериду.

Рисунок 5 Саламанка на карте Юкатана Джона Огилби, XVII век.

https://a.radikal.ru/a01/1809/a4/d6a0816c382f.gif

Рассудив, что охрана поселения важнее, чем повышение его статуса, сеньор Рикардо доставленный из Саламанки камень для постройки кабильдо и собора решил пустить на строительство форта. Туда же ушёл и камень с найденных на берегу реки руин древнего города майя. По возведении форт был торжественно наречён "Сан-Педро" в честь апостола, охраняющего ворота в Царствие Небесное.

Когда молодой моряк Анри Верн впервые ступил на пирс Белиза, форт уже щетинился в сторону моря десятком двадцатичетырёхлибровых/125/ пушек, доставленных из Веракруса. Спустя год фортовые батареи были усилены двумя сорокавосьмилибровыми трофейными орудиями, любезно подаренными городу молодым торговцем, обнаружившим их в трюме французского транспорта после удачного абордажа. Эти монстры шевалье Филипп де Лонгвильер де Пуэнси отправил из Сент-Кристофера/126/ на Мартинику чтобы для улучшения обороны острова усилить форт Сент-Пьер.

А три года назад, лишь только поселение получило статус города и интендант граф Альменара стал губернатором, ему пришлось отбиваться от очередного нападения большой эскадры приватиров. Форт и немногочисленный городской гарнизон стоически защищали Белиз, но лишь своевременное появление Птичьей армады спасло испанцев от поражения. Новоиспечённый губернатор, подсчитав убытки короне в случае потери Белиза, не только сумел убедить генерал-капитана Юкатана в необходимости усиления обороны города, но и умудрился выпросить у дона Диего тридцатишестипушечный галеон "Богоматерь Розария", денег для постройки на левом берегу Ревущего потока крепости Сан-Хуан-де-ла-Крус и более сведущего в фортификационных делах, чем сеньор Рикардо, военного инженера. Тогда же кабильдо большинством голосов принял предложение сеньора Альвареса нанять экипаж на переданный губернатору сеньором Анри Верном двадцатипушечный пинк "Орка", выделив для его содержания отдельную главу расходов. И вот сейчас улучшенная, несмотря на ещё недостроенную крепость, оборона города уже испытывалась на прочность врагом.

Ворота, ведущие в порт и обычно распахнутые настежь, были сейчас наполовину прикрыты. Проехав открытой створкой, Анри миновал двух караульных. Стараясь не терять из виду вверенный им пост, они стояли на улице, всматриваясь в сторону крепости, над которой больше не реял испанский флаг. Глянув на всадника, они лишь недоумённо переглянулись и вернулись к своему занятию. Пришпорив коня, Анри поскакал к пристани. Всегда оживлённая припортовая улица сейчас была безлюдна. Двери складов, трактиров и борделей были закрыты. В порту тоже было пусто — ни людей, ни кораблей. Въехав на пирс, Анри осмотрелся и прислушался. Севернее доносилась далёкая канонада корабельных орудий. Из двенадцати тяжёлых крепостных пушек, размещённых на двух артиллерийских платформах на северной и южной крепостных башнях, не отвечала ни единая. Со своего места Анри мог видеть лишь возвышавшиеся над крепостной стеной мачты вражеских кораблей, обстреливающих северную башню. Но на бившем по южной батарейной башне фрегате можно было рассмотреть реющий над грот-мачтой флаг Содружества/127/ и развевающийся на кормовом флагштоке "Юнион Джек" на синем фоне/128/.

Форт Сан-Педро был чуть более семисот пасо южнее порта, и его главной задачей было защищать морские ворота города. Прислушавшись к канонаде, Анри среди множества корабельных пушек разных калибров уверенно различал громогласное уханье орудий форта. К сожалению, разглядеть детали боя было невозможно — маяк Птичьего острова и плотные клубы бело-сизого дыма надёжно скрывали цельную картину происходящего. Интенсивность канонады говорила о том, что бой был в самом разгаре. Глядя на мачты, поднимавшиеся над "туманом войны" выше остальных с развевающимися золотым солнцем на синем полотнище и флагом Испании, Анри был уверен, что они принадлежали "Альбатросу".

Отказавшись от попытки рассмотреть боевые действия, он попытался пересчитать флаги, однако, успев насчитав девять золотых солнц, вынужден был бросить это занятие, перенеся своё внимание на показавшийся из-за Птичьего острова едва ползущий пинк с потрёпанным фоком и продырявленной бизанью. Грот был снесён напрочь. Двадцатипушечный корабль, состоявший на службе у городского совета, регулярно патрулировал побережье от устья реки Белиз до устья реки Сибун.

"Похоже, бедняга "Орка" первым встретил пиратов", — решил Анри, наблюдая, с каким упорством накренившийся на правый борт пинк стремится к берегу.

Вдруг слева донёсся сдвоенный выстрел, неожиданным аккордом влившийся в гул канонады корабельных и фортовых орудий.

"Небольшой калибр. Видимо, ретирадные или погонные/129/", — тут же отметил про себя Анри, поворачиваясь на звук.

Пороховой дым затянул корму английского фрегата, поднимаясь к блеснувшим на солнце медным литерам "Winsby". Пинк, видимо, расстрелявший все свои боеприпасы, продолжил свой нелёгкий путь к берегу, не огрызнувшись. "Эх, не успеют!" — с болью подумал Анри, понимая, что, если сейчас англичане сделают самое логичное в этой ситуации — приведут фрегат к ветру, чтобы поставить пинк под продольный огонь, то испанцы обречены. Всё, что ему оставалось — это посылать проклятия на их головы и молиться за спасение экипажа "Орки". Но спасти героический пинк могло только чудо — крепость молчала, а до ближайшей суши было не менее кабельтова. Однако фрегат вдруг повёл себя нелогично — матросы стали брасопить реи/130/, готовя корабль к повороту оверштаг.

"Странно, однако, — наблюдая, задумался Анри. — Будь я на месте капитана "Винсби", я бы тоже повернул оверштаг, дабы избежать прибрежной отмели. Но откуда о ней могли узнать на фрегате? — смутная догадка блеснула в голове: — Похоже, англичане хорошо подготовились к этому нападению!"

Взглянув на развороченную вражескими ядрами южную крепостную батарейную башню, Анри, сопротивляясь нахлынувшему отчаянию, с силой зажал поводья в кулаки.

"Крепость, похоже, пала, а пираты берут над Птичьей армадой верх, раз эти негодяи уже начали охоту за подранками!" — с горечью подумал он. Не сомневаясь в том, что, развернувшись, фрегат намерен добить отважный пинк, Анри, взглянув на лес мачт, видневшихся над частоколом, окружавшим доки, осознал, что ремонтируемые корабли будут для англичан следующей целью. Дальше раздумывать было некогда. Не дожидаясь, когда фрегат развернётся и выйдет на позицию, позволявшую ему практически безнаказанно вести огонь по запертой в доках Победоносной армаде, Анри развернул жеребца и поскакал туда, надеясь найти хоть что-то на плаву, способное противостоять "Винсби".

Ворота в доки были распахнуты и охранялись тремя солдатами городского гарнизона. Увидев всадника, направляющегося к воротам, один из солдат вышел к нему навстречу, преградив путь.

— Кто вы такой и куда направляетесь, сеньор? — строго спросил он, вглядываясь в скрытое широкими полями шляпы лицо.

Внезапно солдат побледнел и отшатнулся, его правая рука легла на эфес шпаги. Заметив это, его товарищи подошли ближе, готовые в любой момент обнажить клинки.

— А вы смелее пиратского отродья, — не без уважения сказал Анри. — Увидев меня, они бросали сабли и падали ниц.

— Кто вы? — снова спросил солдат с нескрываемым удивлением, догадавшись, что даже если этот всадник явился из Преисподней, он явно на стороне Испании.

— Я местный торговец Анри Верн. Я хочу видеть свои корабли.

— Сеньор Анри? — недоверчиво переспросил один из подошедших, уже успевших разглядеть странное неживое лицо под шляпой. — Вы что, вернулись в Белиз с "того света"?

— Скоро мы все там будем, если вы будете задерживать меня здесь! — уже раздражаясь, ответил Анри.

Солдаты молча расступились, пропустив всадника и так же молча глядели ему вслед, когда, пришпорив лошадь, он рванул в открытые ворота, направляясь к видневшемуся у пирса большому кораблю.

02.

Ещё при разговоре с солдатами Анри разглядел несколько кораблей, которые их команды с рабочими дока ставили на воду. Но лишь проехав воротами, он увидел "Победоносец", пришвартованный у пирса. Перевалившее зенит солнце играло бликами на бронзовом английском гербе и золотых литерах испанского имени "Victorioso". На пирсе матросы разбирали бочонки с порохом со складской телеги и, выстроившись цепью, передавали их на корабль.

Бросив лошадь рядом с телегой, Анри, ловко лавируя между растянувшимися по пирсу и узкому дощатому трапу матросами, вбежал через входной порт на мидельдек. Поднявшись на шканцы, он потребовал от вахтенного зрительную трубу и направил её на фрегат, завершивший разворот.

Первый залп англичан предназначался спасательной шлюпке, привязанной к корме "Орки". В бессильной злобе Анри заскрипел зубами, видя, как разлетается щепками баркас. В этот момент стройный белый силуэт, уже несколько минут приближавшийся к месту боя, неожиданно вклинился между фрегатом и пинком, открыв по противнику огонь. Ядра всех шести орудий правого борта явно легли в цель, но фрегат лишь слегка качнуло. Анри сразу же узнал "Чайку". Отдавая должное отваге капитана брига, он тем не менее не мог мысленно не отругать его, что, давая возможность боевым товарищам подойти ближе к берегу, жертвовал своим, а точнее, его — Анри — кораблём, и без того уже потрёпанным боем с приватирами. Тем не менее пинк успел немного удалиться с линии огня и бриг последовал за ним, продолжая прикрывать едва державшуюся на плаву "Орку".

— Где капитан? — повернулся Анри к вахтенному матросу.

— Не знаю, ми альмиранте, сейчас нам командует лейтенант де Брисуэла. Вон он, на баке, — ответил тот, указав рукой на стройную фигуру в синим камзоле.

Захватив с собой зрительную трубу, Анри отправился в указанном направлении. Приблизившись к идальго де Брисуэла, наблюдавшим за тем, как по правому борту стрелой/131/ поднимали с баркаса девятилибровую пушку, окликнул его:

— Лейтенант! Где капитан Энрике?

Идальго повернулся:

— Рад снова видеть вас, адмирал! Капитан поручил "Победоносец" моим заботам, а сам отправился на "Чайку", когда узнал, что у коммодора недостаточно капитанов.

— Что? — Анри почувствовал, как к лицу прихлынула кровь. Он подошёл к балюстраде, ограничивающей полубак, опёрся о планшир и направил зрительную трубу туда, где в последний раз видел "Чайку", закрывшую собой изрешечённый пиратскими ядрами пинк.

"Орка", оставшись без спасательного баркаса, всё ещё находясь на линии огня английского фрегата, села на прибрежную отмель в пятидесяти пасо от порта. Бриг, потерявший бушприт/132/ и фор-стеньгу, с пробитыми парусами и порванным такелажем продолжал маневрировать, уходя из-под вражеского огня. "Ну Энрике, ну и орёл!" — восхитился Анри умению друга.

— Вы позволите и мне взглянуть, адмирал? — вопрос лейтенанта заставил Анри оторваться от наблюдения. Он с неохотой передал идальго зрительную трубу.

Дав лейтенанту немного времени, Анри приступил к расспросам:

— Сколько орудий успели поднять?

— Только что на борт подняли пятьдесят девятое, адмирал, — не раздумывая ответил тот, продолжая рассматривать поединок "Чайки" с фрегатом.

— Доложите подробнее, лейтенант!

Идальго де Брисуэла повернулся, сложил зрительную трубу, вернул её дуэнё и отрапортовал:

— Мы успели полностью укомплектовать гондек и мидельдек, на опердек/133/ только что подняли одиннадцатую пушку из двадцати двух, а на корме установлены две пушки из четырёх.

— Пятьдесят девять из восьмидесяти, — задумался Анри. — Что успели загрузить, кроме орудий?

— Не так уж и мало: запасной такелаж, паруса, плотницкое хозяйство, боеприпасы. Вот только воды мало, а продуктов так и вовсе нет.

— Какие снаряды уже в наличии? — задумчиво продолжал вопрошать Анри.

— Да почти все, включая ящик зажигательных ядер. Разве что картечи мало. Да и пороха ещё одну телегу ждём.

— Некогда нам ждать. И им, — Анри кивнул в сторону моря, туда, где слышался рокот пушек, — ждать некогда. Кстати, вы много успели — когда начали грузить, лейтенант?

— После полуночи, ещё до рассвета.

— Сильно рисковали, в темноте могли уронить сорокавосьмилибровку в трюм, — покачал головой Анри.

— Обошлось. Только одного матроса зашибло, да второй ногу под колесо подставил, — опустив голову, ответил идальго.

— Сколько солдат на борту? Я почти никого не встретил, — в голосе Анри появились нотки обеспокоенности.

— Не более двадцати. Они помогают матросам и канонирам пушки устанавливать. Остальных я отправил на помощь крепости, когда туда англичане прорвались. Да и галеоны наши, что ещё вчера готовы к отплытию были, утром в бой без половины солдат ушли, когда из крепости сигнал об английском десанте дали.

Анри кивнул:

— Ну что же, тогда нам картечь не понадобится — будем топить англичан. — Останавливайте погрузку. Мы выходим. С божьей помощью обойдёмся тем, что уже имеем, — с этими словами Анри снова направил зрительную трубу в море.

— Боцман, сигнал "Все на борт"! — пугая чаек, крикнул лейтенант.

И тут же трели боцманской дудки, усиленные корабельными колоколами, разнеслись по кораблю, достигая берега.

Тем временем "Чайка", успевшая потерять грот-стеньгу и вновь оставшись без недавно починенного грота-рея, сделала несколько удачных выстрелов, надломивших фок-мачту фрегата. Падая, та повредила часть такелажа грот-мачты, но прилетевшая от англичан ответка попала в корму и разбила руль. В зрительную трубу Анри видел, как забегали на фрегате матросы, избавляясь от упавшего рангоута и исправляя такелаж. Время, когда фрегат, расправившись с бригом, подойдёт ближе и начнёт безнаказанно расстреливать пришвартованный "Победоносец", неумолимо сокращалось. Дальше медлить было нельзя.

Анри сложил зрительную трубу и повернулся. Лейтенант стоял рядом, ожидая дальнейших приказов и всматриваясь в голубую даль, также обеспокоенный судьбой товарищей и капитана Энрике.

Обернувшись на звук заходящих друг в друга тубусов, лейтенант всё же не удержался и задал вопрос, уже порядком надоевший Анри:

— Что у вас с лицом, адмирал?

— Долгая история, лейтенант. Но я рад расскажу её, когда мы все соберёмся у Сандро праздновать победу. А пока пришлите в мою каюту кого-нибудь с водой — мне надо умыться. Вы же выводите корабль из дока. И да поможет нам Господь!

Идальго склонил голову:

— Да, адмирал.

— И ещё, лейтенант, — уже собираясь уходить, обернулся Анри, — канониров-то у нас, полагаю, достаточно?

— Да, адмирал. Кроме солдат, отправившихся с вами и теми, что ушли в крепость, весь экипаж в практически полном составе явился на корабль ещё до того, как английская эскадра начала обстрел форта.

Анри удовлетворённо хмыкнул:

— Это хорошо. Пусть на опердеке установят все пушки на левый борт, а две полупушки с мидельдека переместите на бак.

— Такое распределение пушек опердека вызовет крен, адмирал, — высказал свои опасения лейтенант де Брисуэла.

— Да, но зато усилит залп левого борта, — ответил Анри, посмотрев на лейтенанта. — Мы не можем позволить себе долго возиться с фрегатом. Не забывайте, лейтенант, что он там не один. Идите, идальго, командуйте отдать швартовы и да поможет нам бог!

Перекрестившись, идальго кивнул и побежал на шканцы, а Анри отправился в свою каюту приводить себя в порядок.

Войдя в ратс-камеру, он увидел Рафаэля, раскладывающего в буфет посуду из большого окованного сундука. При виде сеньора слуга вытянулся в струнку, ожидая приказа. Приветственно кивнув, Анри потребовал воды для умывания и, уже взявшись за ручку двери каюты, спросил, обернувшись:

— А где Игнасио?

— Он не явился на корабль, сеньор. В последний раз я видел его вчера вечером в трактире "Морские девы" в окружении шлюх. Он, должно быть, или ещё не проспался, или ждёт вашей победы на берегу, сеньор.

Анри попытался улыбнуться, но засохшая глина крепко сковала лицо.

— Ну что же, Рафаэль, — сказал он, открывая дверь, — когда мы с божьей помощью победим, я найду вам более смелого и менее пьющего помощника, — и вошёл.

Слуга вернулся довольно быстро с водой и медной миской. Раздевшись, Анри пожалел, что в спешке не снял с седла мешок, где ещё оставались чистые чулки и рубашка. Порадовало лишь то, что Рафаэль умудрился каким-то образом доставить на борт хозяйственный сундук, в котором, помимо прочего, хранились и полотенца. И сейчас, с невозмутимым видом, единственный, не спросивший Анри про его лицо, верный слуга стоял, держа наготове чистое полотенце.

Засохшая глина упорно не хотела смываться. Анри пришлось долго отмачивать её руками и буквально отдирать слегка размякшую грязь с кожи. Убедившись, глядя в зеркало, что на лице не осталось и следа от глиняной маски, он оделся и вышел на палубу. И сразу же, словно дожидаясь адмирала, "Победоносец" закряхтел, дёрнулся и медленно пошёл вдоль пирса, ведомый баркасами.

— Сколько раз уже я пережил этот момент, но он так и остаётся для меня волнительным, — раздался за спиной знакомый тихий голос.

— Дон Себастьян! Каким ветром вас сюда принесло? — не скрыл удивления Анри.

Себастьян, уже умытый и переодетый в чистое, слегка улыбнулся:

— Доставив пленных в городскую тюрьму, я оставил в помощь гарнизону солдат форта и двадцать наших, а с остальными, верный своему долгу, отправился за вами. В том, что вы будете здесь, у меня не было сомнений, но мы едва успели. Зато вы, похоже, так торопились взойти на "Победоносец", что даже не взяли свои вещи, — с этими словами капитан-лейтенант протянул Анри его мешок с запасной одеждой. — И не беспокойтесь за жеребца. Я приказал всех лошадей доставить на ваш склад.

Анри благодарно кивнул и, позвав слугу, передал тому мешок.

— Позвольте мне доложить вам сведения, полученные от пленных, адмирал, — обратился к Анри дон Себастьян, когда слуга удалился.

— Вам удалось допросить их, капитан?

— Да, адмирал.

— Я слушаю вас, капитан.

— Эта атака на Белиз была спланирована заранее. Нападение на деревни майя было частью плана. На английском флагмане Кристофер Мингс наш старый знакомый. Он не так давно вернулся из Англии, где из рук самого генерала Монка получил звание вице-адмирала, линейный пятидесятидвухпушечный "Ньюбери" и два фрегата, а также приказ захватить Белиз и вернуть Ямайку. Прибыв на Антигуа, он собрал своих былых друзей и вместе с ними придумал план, как натравить на нас индейцев. Ему удалось привлечь в свою армаду двенадцать приватиров, пообещав им щедрую награду в Белизе. Они послали один пиратский корабль в недавно созданный где-то в устье Сибун лагерь, а сами отправились на Роатан. Захватив беззащитное поселение, возникшее возле монастыря кармелиток, Мингс провозгласил остров собственностью Англии, и мерзавцы занялись убийствами и насилием, ожидая сигнала к атаке.

Анри слушал молча, и лишь желваки выдавали в нём гнев. Тем временем дон Себастьян продолжал свой доклад:

— Пока часть приватиров пьянствовала и насиловала монашек, другая часть не забывала выходить на промысел. Им удалось захватить торговое судно из Белиза, следующее в Трухильо. Под пытками выжившие члены экипажа рассказали им, что губернатор отправил карательный отряд против майя, напавших на испанское поселение и что в порту на рейде семь торговых кораблей и столько же в ремонтных доках. Приватиры прибыли этой ночью, сеньор Анри. Четыре корабля высадили десант в заливе Сибун. Что входило в дальнейшие планы Мингса — этому отродью не известно. Они же должны были пробить ворота, захватить губернатора и принудить его дать приказ гарнизонам сложить оружие.

Дослушав до конца, Анри снял шляпу и перекрестился:

— Если бы воля Господа не привела нас сегодня обратно, план этих нехристей бы удался.

Дон Себастьян повторил действия Эль Альмиранте, но прежде, чем вновь покрыл голову, наклонившись к Анри, дабы слышал лишь он, тихо сказал:

— Я уверен, что вы — благословение Белиза, друг мой.

Анри ничего не ответил, лишь насадил шляпу и задумчиво посмотрел в сторону крепости, откуда больше не доносилась стрельба. Поднимаясь на шканцы, он пытался избавиться от тревожной мысли о том, что, если крепость падёт, её пушки будут бить по его безоружным кораблям, оставшимся в доках.

"Господи, если же ты волею своею принудил нас сегодня замазать лица глиной, дабы мы могли повергнуть в ужас врага, не оставляй нас и сейчас без своего благоволения!" — послал он мольбу в безоблачное голубое небо, безучастное к тому, как поднявший на оставшихся мачтах паруса фрегат подбирался к новой огневой позиции, позволяющей ему дать продольный огонь по непокорному бригу.

Как только "Победоносец" поймал парусами крутой бейдевинд/134/, Анри приказал один из баркасов закрепить за кормой, а другой отправил вывозить на берег экипаж сидевшей на мели "Орки". Поскрипывая, медленно, но неотвратимо флагман Победоносной армады близился к английскому фрегату. Тот, успев обстрелять бриг, сносимый ветром в сторону пристани, заметил вышедший из дока испанский линейный, закрыл порты и стал брасопить паруса для поворота оверштаг.

"Чайка", поймав в правый борт вражеские ядра, вздрогнула всем корпусом. В воду полетели разбитые доски, но бриг, успев огрызнуться, продолжил свой неуправляемый путь к берегу, всё сильнее кренясь на правый борт.

"Победоносец", миновав пинк, оказался всего в трёх кабельтовых от фрегата. Рассматривая его в зрительную трубу, Анри приказал установленные на баке полупушки зарядить цепными ядрами и бить по мачтам "Винсби", как только это будет возможным.

— Десять песо канониру и по одному всем остальным за сбитую мачту — пообещал он.

"Офицерское эхо" донесло это на бак.

Как только расстояние между кораблями сократилось до двух кабельтов, полупушки ухнули и соединённые длинными цепями восемнадцатилибровые ядра со свистом полетели к цели. Грот-мачта фрегата дёрнулась, надломившись, и, круша такелаж, полетела вниз. Радостные крики: "Сантъяго! Сантъяго и а эйос!" — разнёсся над кораблём, улетая в море. А на фрегате забегали, засуетились, стремясь быстрее освободить палубу от обломков рангоута и обрывков такелажа.

— Лейтенант, курс зюйд, — приказал Анри, разглядывая происходившее на фрегате.

"Победоносец", став к ветру галфвинд, прибавил скорости и вклинился между фрегатом и бригом.

"Винсби", приберёгший свой залп для более серьёзного противника, чем бриг, встретил испанцев беглым огнём. Клубы дыма поочерёдно вырывались из его портов, выпуская в "Победоносец" ядра и цепные книппели.

— Левый борт, открыть порты! Беглым — огонь! — полетел над кораблём сильный голос адмирала, подхваченный офицерами.

И, догоняя последнее "эхо", громогласно "заговорили" тридцать три орудия, поочерёдно швыряя во врага чугунные шары из сизо-белого густого дыма. Анри всем телом ощущал, как вздрагивает "Победоносец" от каждого выстрела. Сквозь грохот пушек на шканцы долетели с фрегата два взрыва. Плотный едкий пороховой дым, вырывавшийся из портов и занесённый боковым ветром на квартердек, щипал глаза. Когда он поредел, постепенно поднимаясь вверх, стал заметен развороченный фальшборт противника и пару пробоин над ватерлинией. "Винсби" медленно заваливался на правый борт. "Похоже, он и под ватерлинию поймал", — отметил про себя Анри. Из его недр на палубу выбирались канониры и солдаты, матросы прямо с вант падали в воду, покрытую разбитой обшивкой, обломками рангоута и обрывками такелажа, а спасательный баркас наполнялся офицерами. Вражеский корабль "уходил под горизонт" ...

— Положить паруса обстенг/135/! Закрыть порты! — разнёсся со шканцев новый приказ.

Подойдя к правому борту Анри увидел "Чайку". Её команда, ещё не зная, что фрегат получил своё, освободила спасательный шлюп и явно планировала с его помощью отбуксировать бриг в доки. Энрике, отдававший приказы, заметил Эль Альмиранте и радостно замахал руками. "Жив, старик!" — с облегчением выдохнул Анри и, сняв шляпу, несколько раз махнул ею в ответ.

Затем, обернувшись к подошедшему лейтенанту де Брисуэла, спросил:

— Докладывайте, идальго. Убитые есть?

— Нет, адмирал. Есть девять раненых, сбит гюйс, повреждены грот-ванты и есть небольшая течь в трюме, но ремонтники уже работают. А что с англичанами? Подбирать будем?

Анри покачал головой:

— Зачем они нам сейчас? Оставим их воле божьей. А офицеры, полагаю, на второй фрегат пошли. Так что мы с ними ещё непременно встретимся. Сейчас нам должно подготовиться к этой встрече, лейтенант.

— Да, адмирал, — понимающе кивнул идальго де Брисуэла.

— Лейтенант, передайте дону Себастьяну что половину пушек опердека надо развернуть на правый борт, а затем командуйте поворот на бейдевинд правого галса! Курс вест-норд-вест! — приказал Анри.

— Боцман, поворот оверштаг! Курс вест-норд-вест! — эхом подхватил команду адмирала лейтенант, и трели боцманской дудки утонули в криках и топоте матросов.

Корабль заскрипел рангоутом, когда раскрытые паруса вновь поймали ветер, и степенно двинулся вперёд.

03.

Спустившись в каюту, Анри увидел на постели свой мешок. Достав из него кошелёк, он отсчитал двадцать серебряных монет и вернулся на шканцы. Подозвав идальго де Брисуэла протянул ему монеты:

— Лейтенант, пусть это передадут канониру и его помощникам с бака с моим приказом бить по второму фрегату, как только тот окажется в пределах досягаемости, не дожидаясь команды. И пусть они вновь покажут нам своё умение.

Идальго взял деньги и потряс ими на ладони, словно взвешивая:

— Я сам отнесу эту награду и передам ваш приказ, адмирал!

— Ну что же, думаю, они заслужили такую честь, — ответил Анри и, взяв из нактоуза зрительную трубу, перешёл к левому борту.

К моменту, когда "Победоносец", завершив поворот, вышел на заданный курс, на месте английского фрегата море уже сомкнулось. Небольшие волны лениво покачивали обломки рангоута, щепки, обрывки такелажа и тела погибших. Множество солдат и матросов барахталось в воде, некоторые из них смогли добраться до сбитой грот-мачты и ухватиться за неё. Те немногие, кто умел плавать, устремились к берегу. Вероятно, они надеялись, что их подберут стоящие в одном кабельтове от стен молчавшей крепости "Лев" и "Ньюбери". Рассчитывали на это и офицеры погибшего "Винсби", ведя к ним баркас.

https://d.radikal.ru/d38/1809/96/c833cbb5edaf.gif

Разглядывая в зрительную трубу сверкающие на корме фрегата литеры "Lion", Анри погрузился в размышления. Он понимал, что бой сразу с двумя английскими кораблями может стать для "Победоносца" последним. К сожалению, некомплект орудий и недостаток солдат существенно снижали шансы на победу. Однако знание местных вод и ветров были его преимуществом, и он не преминул этим воспользоваться. Вознеся благодарения Небесам за благоприятный ветер, Анри решил вначале ударить по фрегату. Расположение кораблей позволяло подобраться ко "Льву" на расстояние полутора кабельтов, что давало возможность обстрелять его цепными ядрами и картечью, при этом фрегат становился для "Победоносца" щитом от пушек "Ньбери". Дав указания зарядить орудия и вести беглый огонь, как только вражеский корабль будет в пределах досягаемости, он приказал идальго де Брисуэла удерживать корабль бакштаг и вновь устремил взгляд на дремлющего "Льва".

Прибрежный бриз, наполнив паруса, с усердием трудяги толкал корабль к намеченной точке.

Рассчитывая на то, что фрегат будет подбирать выживших с "Винсби", Анри надеялся обездвижить его раньше, чем английский флагман развернётся, а затем, сменив галс, обойти "Ньюбери". Кроме того, до сих пор не взвившийся над крепостью "Юнион Джек" давал надежду, что испанцы отбили атаку десанта, и крепость Сан-Хуан-де-ла-Крус ещё скажет своё слово. Однако на "Льве" явно разгадали замысел "Победоносца". Фрегат дал залп из двух ретирадных пушек и стал брасопить реи для поворота оверштаг.

На расстоянии трёх кабельтовых девятилибровые английские ядра глухо ударили в левый фальшборт, ломая доски. В зрительную трубу Анри видел, как бегали по палубе и лезли по вантах матросы, готовя корабль к повороту. Дав распоряжение лейтенанту де Брисуэла привести "Победоносец" на норд-норд-вест, он приказал открыть порты. Заскрипев рангоутом, огромный корабль послушно сменил курс и приблизился к врагу левым бортом.

Когда "Лев" оказался на левом траверзе, между кораблями было менее двух кабельтов. Тут же "заговорили" орудия испанцев. Они поочерёдно выплёвывали во вражеский фрегат клубы густого бело-сизого дыма, из которых, бешено и беспорядочно вращаясь, вылетали цепные книппели, ядра, соединённые длинной цепью чугунные шары и смертоносная картечь.

Первым же залпом снесло кормовой флагшток, и синий флаг вице-адмиральской эскадры, взмахнув полотнищем, словно подбитым крылом, полетел в воду. Каждый последующий выстрел также находил цель. Снаряды рвали такелаж, сбивали рангоут и косили матросов.

Ещё не успели умолкнуть последние пушки, как палубу "Победоносца" накрыло радостными криками — бизань-мачта фрегата, указав напоследок "Юнион Джека", снесла грота-рей и завалилась на левый борт, проломив планшир и фальшборт.

Стоя на шканцах Анри видел, как англичане освобождали палубу от обломков, меняли изодранные паруса и выискивали живых среди окровавленных тел. Крики и ругань долетали на "Победоносец". Тем не менее, вместо убитых матросов на шкоты встали другие, и "Лев", поймав бейдевинд, медленно удалился с линии огня.

Пока канониры вновь заряжали орудия, английский фрегат успел отойти на два с половиной кабельтова. Помня, что пороха загрузили меньше, чем планировалось, Анри приказал не расходовать его без полной уверенности в эффективности залпа и потому вдогонку вражескому кораблю ударили ядрами лишь тяжёлые пушки гондека. Море между кораблями покрылось разбитой обшивкой, обрывками такелажа и трупами, выброшенными с фрегата.

"Ну, и куда же ты теперь отправишься? — мысленно обратился к неизвестному капитану "Льва" Анри. — Неужели сбежать решил? Или задумал обойти меня и зажать между собой и линейным? — спрашивал он сам себя, пытаясь разгадать манёвр врага. — Да нет, вряд ли это попытка устроить западню без возможности полноценно маневрировать. Скорее, похоже на бегство. Странно, что "Ньюбери" бездействует, — переведя зрительную трубу на английский флагман, подивился Анри. — Что же это он за игру задумал? Ну что же, давай поиграем, но по моим правилам!"

— Лейтенант, поворот через фордевинд! Курс зюйд-ост-тень-ост!

И вновь трели боцманской дудки погнали матросов по палубе и на ванты. Огромный корабль, поскрипывая рангоутом, набрал в паруса ветер и степенно пошёл на левый галс, послушный рулевому, как боевой конь кабальеро/136/.

Выйдя на заданный курс "Победоносец" увалился под полный бейдевинд, но удалившись от берега на семь с половиной кабельтов, поймал северный пассат и тот усердно погнал его дальше в море бакштаг.

Наблюдая за фрегатом, Анри понимал, что встреча "Льва" с "Победоносцем" неизбежна. Коралловые рифы, разделяя Гондурасский залив, прижимались к береговой линии Юкатана, оставляя для желающих ступить на земную твердь лишь немногочисленные проходы. Один из них, позволяющий покинуть воды Северного Гондураса, был на расстоянии менее полутора морских лиг/137/ на юго-восток от Белиза. Именно туда на всех парусах и направлялись оба корабля. Поскольку другой путь — тот, которым и пришли англичане, лежал вдоль побережья на юг, беглецу пришлось бы идти мимо форта Сан-Педро, возле которого всё ещё шёл бой, напоминающий о себе грозовым грохотанием разносившийся над морем. Зная от дона Себастьяна, что приватиры захватили белизское торговое судно, Анри не сомневался, что найденные на судне лоции/138/ этих вод были англичанами досконально изучены. А посему, если "Лев" "поджал хвост" и решил бежать, у него был только один путь. Потому и летел "Победоносец" полным ветром туда, где пройти, не минув испанцев, англичане не смогли бы. "Ну, а если же я ошибся, и сорокавосьмипушечный фрегат, дабы не посрамить своего имени, ищет боя с нами, то он тем более не свернёт" — размышлял адмирал, следя за шедшим бакштаг на оставшихся парусах противником.

Вахтенный матрос осторожно перевернул песочные часы и ударил в колокол. Мелодичный звон двух сдвоенных и одного простого догнал его молодой звонкий голос:

— Пять склянок/139/!

Спустя несколько минут на шканцы поднялся Густаф.

— Какую скорость намеряли, менеер Колс? — спросил его Анри.

— Пять с половиной узлов, адмирал.

Анри, посмотрев на всё ещё стоящий на якорях "Ньюбери", перевёл взгляд на "Льва" и задумался.

— Лейтенант, — позвал он де Брисуэла. — Курс ост-норд-ост! Открыть порты! Пушки гондека зарядить цепными ядрами, все остальные орудия набить книппелями и картечью. Гондеку залп по моей команде, остальные беглый огонь по усмотрению.

Идальго передал приказ дальше и, когда трели боцманской дудки погнали матросов травить шкоты, подошёл к Анри и с плохо скрываемой тревогой спросил:

— Что вы задумали, адмирал?

— Думаю, что сорокавосьмипушечный фрегат не будет для нас лишним, — ответил тот, снова приложив глаз к окуляру зрительной трубы, направленной на "Льва".

— У нас нет солдат для абордажа, адмирал, — резонно возразил лейтенант.

— Мы не пойдём на абордаж. Если нам удастся без особого ущерба для себя обездвижить "Льва", им не останется ничего иного, чем сдаться.

— У них тоже есть пушки, адмирал! И много, — недоверчиво произнёс де Брисуэла, оценивая медленно сокращающееся расстояние между кораблями. — А ведь нас ещё ждёт бой с их флагманом.

— А какие у них будут шансы, если мы оставим их без мачт? Ну, разве что они решат гордо умереть, взорвав свой корабль. Или вы видите и другие варианты, идальго? — Анри пристально посмотрел на лейтенанта.

— Если же нам это удастся, думаю, вы окажетесь правы. Но не забывайте про "Ньюбери". Вряд ли он даст нам возможность доставить фрегат в доки, — рассудительно сказал лейтенант и посмотрел в сторону крепости, рядом с которой ясно прорисовывался силуэт английского флагмана, до сих пор так и не поднявшего паруса.

— Мы не будем терять на это время. Сейчас мы дадим слово канонирам. Пусть они бьют по мачтам и позаботятся о том, чтобы этот лакомый кусок от нас не ушёл, пока мы будем заниматься линейным.

— Сколько, по-вашему, до фрегата, менеер Колс? — подозвав навигатора, поинтересовался Анри.

— Не более трёх кабельтовых, адмирал!

— Лейтенант, будем вежливыми — поднимайте чёрный флаг! Орудия к бою! — понеслись со шканцев приказы, сопровождаемые трелями боцманской дудки.

Захлопали крышки открываемых портов.

— Гондек — беглый огонь! — закричал Анри.

— Огонь! — подхватили один за другим лейтенанты и оглушительный грохот тяжёлых орудий поглотил все остальные звуки. Клубы густого сизо-белого дыма вырывались из портов и открытых люков и ползли по палубе вздрагивающего корабля.

Даже без зрительной трубы Анри видел, как падали на палубу задетые на пертах/140/ картечью матросы, как летели в воду порванные цепными книппелями канаты. Ядра, выпущенные из тридцатилибровых орудий, пролетели фоком и врезалась в фок-мачту. Мачта дёрнулась, словно раненный человек. Раздался треск, и она упала, задев грот-мачту и оборвав недавно починенный грота-рей и такелаж.

"Лев" ответил незамедлительно. Часть выпущенных им чугунных шаров упала на шкафут, сломав доски. Некоторые, сделав в палубе вмятины, покатились по ней, оставляя дымящийся след, но дежурившие на шкафуте матросы тут же бросились заливать ещё горячие ядра заранее заготовленной водой. По фальшборту застучала картечь.

"Ну вот и ещё на одного "Юнион Джека" стало меньше над Гондурасским заливом", — подумал Анри, наблюдая за тем, как англичане снимают с флагштока сбитой мачты полотнище своего флага.

— Лейтенант, — обратился он к де Брисуэла, — закрыть порты! Курс вест-тень-норд! — и снова направил зрительную трубу на фрегат.

— Да, адмирал! — почтительно ответил, лейтенант де Брисуэла и его громкий голос тут же полетел со шканцев на шкафут, подхваченный боцманской дудкой.

Практически лишённый возможности маневрировать, "Лев" с пробитым грот-марселем медленно дрейфовал, ожидая, когда поворачивающий оверштаг линейный корабль войдёт в линию огня его погонных пушек.

Как только фрегат оказался на правом траверзе, ухнули его носовые орудия и два девятилибровых ядра пролетели гротом, оставив в выкрашенной в голубой цвет льняной ткани две дыры.

— Что-то мне не кажется, что англичане собираются сдаваться, — подошёл к адмиралу де Брисуэла.

— Ну что же, придётся их немного по... — договорить Анри не успел. На носу фрегата прогремел выстрел. Пуля пробила поля шляпы, сбив её набок.

— Видите, идальго, они только одного стрелка и смогли поставить, — Анри указал рукой на полубак "Льва". — Похоже, у них солдат было не более нашего, а теперь уж, пожалуй, и вовсе нет, — и тут же приказал открыть ретирадные порты и зарядить кормовые пушки ядрами.

Как только нос "Льва" оказался за кормой "Победоносца", корабли обменялись залпами. Девятилибровые английские ядра влетели в окна офицерской каюты. Затем бахнули две двенадцатилибровые ретирадные пушки испанского флагмана, выпустив ядра и клубы густого дыма. Прильнув к окуляру зрительной трубы, Анри направил её на фрегат. Ядра ударили в бушприт и блинда-рей/141/, сломав их. Гюйс, в последний раз показав наложенные друг на друга кресты святых Георгия и Андрея, полетел вниз, и вместе с блиндом, натянувшим фал и шкоты, лёг на воду. Медленно дрейфующий фрегат стал втягивать их под себя. Матросы кинулись рубить блинда-шкоты. Один из них полез на бушприт рубить блинда-фал.

Когда вахтенный матрос отзвонил и прокричал семь склянок/142/, на палубу для доклада вновь пришёл навигатор.

— Идём бейдевинд, адмирал! Курс вест-тень-норд, скорость три с половиной узла, — доложил Густаф.

Анри посмотрел на медленно двигавшийся фордевинд фрегат, матросы которого ставили на вновь сооружённый из обломков грота-рей парус, и прищурился, оценивая расстояние между противниками. "Не более трёх кабельтовых/143/", — решил он и скомандовал:

— Гондек — залп ядрами по готовности!

"Офицерское эхо" донесло приказ до нижней орудийной палубы и орудия, не торопясь, стали выплёвывать клубы дыма и ядра.

— Лейтенант, — обратился Анри к де Брисуэла, — приведите корабль к ветру! — и снова направил зрительную трубу на фрегат.

И когда расстояние между противниками сократилось, закричал:

— Мидельдек — книппелями по парусам, беглым — огонь!

И снова живое "эхо" понеслось вниз. Опять загрохотало и густые клубы дыма поползли вверх, на палубу.

— Ну что, думаете, теперь сдадутся? — спросил, разглядывающий сквозь завесу дыма изорванный в лоскуты грот, лейтенант де Брисуэла.

— А вот это мы сейчас узнаем!

— Гондек — цепными ядрами по готовности беглым! Опердек — картечью — огонь!

Но прежде, чем пушки опердека сказали своё "слово", с фрегата на шканцы "Победоносца" успело долететь английское: "Fire/144/!".

04.

Уханье одиннадцати девятилибровых орудий испанцев слилось с грохотом двадцати двух английских. Анри ощущал всем телом, как вздрагивает палуба "Победоносца" при каждом выстреле, и слышал, как от ударов роя ядер трещат лопавшиеся доски обшивки. По фальшборту сухим горохом застучала картечь. Дежуривший на шкафуте у ведра с водой матрос схватился за бок и стал медленно оседать. На его белой хлопковой рубахе проступило алое пятно.

Тяжёлые пушки гондека не заставили англичан долго ждать ответ и одна за другой, оглушая, изрыгали из себя густые клубы дыма и соединённые длинной цепью чугунные шары. На дистанции полутора кабельтовых цепные ядра свистнули, улетая в сторону врага. Треск разбиваемых досок и крики раненых тонули в громыхании пушек. Грот-мачта застонала и не сразу, словно выискивая место для падения, рухнула. Флаг Содружества, летя вниз, развернулся в последний раз, словно салютуя победителю.

Развеивавшийся пороховой дым неспешно открывал поверхность моря между кораблями, усеянную обломками обшивки, рангоута и обрывками такелажа. Среди всего этого и плавающих в воде трупов барахтались живые и раненные. На шканцы поднялся офицер. Высоко подняв руки, он развернул белое полотнище и несколько раз взмахнул им. "Ну вот и всё. "Лев" повержен!" — удовлетворённо отметил про себя Анри и, взглянув на не изменившего положения "Ньюбери", повернувшись к лейтенанту де Брисуэла, сдержанно сказал:

— Дайте сигнал англичанам, чтобы прислали делегацию с капитуляцией. Я буду ждать их капитана в своей каюте. Предупредите капитан-лейтенанта и подберите наших людей из воды. Ваш доклад о потерях и повреждениях я ожидаю после допроса английского капитана.

— Да, адмирал! — ответил идальго и ушёл отдавать распоряжения.

Прежде, чем отправиться к себе, Анри сошёл на шкафут и направил зрительную трубу в сторону крепости. Никаких флагов над ней по-прежнему не было. Вновь наведя тубус на английский флагман, он бегло пролетел по мачтам и переместил взгляд на палубу. На шканцах блеснула линзой зрительная труба, направленная на "Победоносец". Пока офицер, возможно, сам Мингс, рассматривал флагман испанцев, матросы усердно крутили кабестаны/145/. "Ньюбери" поднимал якоря...

Анри стоял у окна и, глядя на море, представлял себе картину боя с английским флагманом. Его раздумья прервал скрип открывающейся двери. Заранее получивший указания Рафаэль, не дожидаясь разрешения, пропустил в каюту дона Себастьяна и следовавших за ним английского офицера в сопровождении двух пехотинцев. В руках капитан-лейтенант держал английскую офицерскую шпагу, полученную от капитана "Льва" при сдаче в плен. Подойдя к Анри, он церемонно передал ему оружие поверженного противника и отошёл в сторону. Осмотрев трофей, Анри приблизился к письменному столу, положил на него шпагу и сел. Один из солдат слегка подтолкнул замешкавшегося англичанина. Тот, оглядываясь, прошёл вперёд и остановился в шаге от стола. Скользнув взглядом по своей шпаге, пленник бегло осмотрелся и стал пристально разглядывать хозяина каюты. От Анри, не менее внимательно рассматривающего англичанина, не ускользнуло удивлённое выражение его лица, когда тот перевёл взгляд с расшитого золотом камзола дона Себастьяна на потёртый старенький колет человека, которому теперь предстояло решать его участь и судьбу команды "Льва". Рослый, крепко сложенный, на вид не старше сорока, одетый в добротный ярко-красный коут/146/ с перламутровыми пуговицами, украшенный серебряной вышивкой и чёрную французскую шляпу со страусовым пером, капитан фрегата изо всех сил старался выглядеть гордо и независимо. Однако обуревавшие его тяжёлые мысли не давали удержать на лице надменное выражение, сменяя его то недоумением, то удивлением, то тревогой.

Анри, наконец, нарушил тягостное молчание, обратившись к дону Себастьяну:

— Сколько офицеров прибыло с капитаном?

— Восемь, адмирал. Их взяли под стражу на мидельдеке вместе с двенадцатью матросами. Баркас, на котором они прибыли, я распорядился привязать к корме, полагая, что им не придётся возвращаться на фрегат.

— Вы правильно полагаете, капитан, — взяв в руки призовое оружие, ответил Анри.

Повытащив из стальных ножен двулезвийный клинок, он осмотрел нанесённый на нём орнамент, затем с интересом принялся рассматривать эфес с овальной решётчатой гардой, перекрестьем с двумя кольцами и обвитой стальной витой проволокой рукоятью с круглой головкой, богато украшенными рельефными серебряными фигурами.

https://a.radikal.ru/a36/1809/07/1c013dbb4b3a.jpg

Рисунок 6 Английская офицерская шпага XVII век.

Удовлетворённый увиденным, Анри вернул шпагу на стол и обратился к англичанину на его родном языке:

— Представьтесь, капитан.

— Вы говорите по-английски? — вместо ответа подивился пленник.

— Я привык говорить с врагами на их языке, но, если вы предпочитаете испанский... — Анри сделал многозначительную паузу и англичанин ею воспользовался:

— Нет, сэр, я предпочитаю свой язык всем остальным. Я — виконт/147/ Чарльз Блаунт, капитан фрегата "Лев". А с кем я имею честь беседовать?

— С торговцем из Белиза, сеньором Генри Верном, владельцем этого славного корабля, не посрамившего своего гордого имени "Победоносец".

На длинном узком лице лорда Блаунта, которое жаркое карибское солнце ещё не успело покрыть загаром, удивление и недоверие слились в одну гримасу.

— Позвольте мне вам не поверить, сэр. Мне хорошо знаком этот корабль. Я помню день, когда он сошёл со стапелей Вулвича. Тогда он назывался "Нейсби" в честь места, у которого сэр Томас Файрфакс одержал решающую победу над роялистами. Я имел честь служить на нём лейтенантом и я отлично знаю, на что способен этот корабль! — глаза англичанина гневно сверкнули, но тут же гнев сменился саркастической улыбкой: — Уж не торговым флейтом ли вы брали его на абордаж?

— Нет, не угадали, — стараясь придать лицу добродушное выражение и улыбнувшись, ответил Анри пленнику. — Я тогда был на фрегате, который, кстати, тоже когда-то был построен в Англии. Хочу отдать должное вашим корабелам, лорд Блаунт — они умеют строить отличные корабли!

— Этого не может быть! — закричал поражённый виконт.

— Не стоит так горячится, лорд Блаунт. Мои люди очень не любят, когда меня обвиняют во лжи, — с лица Анри исчезла улыбка, а голос стал серьёзным, — То, что я сказал вам — истинная правда. Само Провидение дало мне то, что отобрало у англичан. Полагаю, я удовлетворил ваше любопытство. Теперь я надеюсь, что вы удовлетворите моё.

То ли тон испанца облагоразумил пленника, то ли вид его капитанской шпаги, лежавшей перед владельцем корабля, но лорд Блаунт покорно кивнул и спросил, уже не повышая голоса:

— Что вы хотите знать, сэр?

— Прежде всего меня интересует общее количество людей на фрегате, сколько из них солдат и какой величины десант был высажен на берег. Те же самые вопросы у меня и по "Ньюбери".

Англичанин задумался, видимо, решая, как сильно может данный им ответ повредить его соплеменникам.

— Когда мы направились сюда, на борту "Льва" было пятьсот человек. Из ста десяти солдат на берег отправились восемьдесят. Однако из тех, кто остался на корабле, многие ранены. Ещё больше раненых среди матросов. Есть и убитые, но общее их число мне не известно. Кроме того, в трюме течь. Прежде, чем транспортировать корабль, его необходимо подлатать, а у меня уже не осталось плотников.

— Не волнуйтесь, я дам время вашим людям на ремонт. Но вы не назвали мне общее количество десанта. Вы ведь вне всяких сомнений, в отличие от приватиров, посвящены в планы вашего командования? — Анри заметил, как при упоминании пиратов брови виконта приподнялись, округлив глаза.

— Я не буду отвечать вам на вопросы о "Ньюбери", — сложив руки на груди ответил пленник.

— Учитывая, что вы прибыли на "Победоносец" не один, я не буду настаивать, — также сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула, сказал Анри. — Мы найдём более разговорчивого собеседника среди ваших офицеров. Но хочу вас предупредить, лорд Блаунт, что я привык получать желаемое и, поверьте мне на слово, у меня есть много способов развязать язык даже самым несговорчивым, — Анри пристально взглянул в глаза англичанина.

Тот намёк понял и побледнел:

— Я дворянин! Вы не посмеете пытать меня! Кроме того, моя семья даст вам хороший выкуп.

— Разве она будет на меня в большой обиде, если я верну вас живого, пусть и с некоторыми изъянами?

На лбу виконта выступили крупные капли пота. Промокнув их кружевной манжетой рукава рубашки, он постарался придать лицу достойное выражение и, посмотрев на Анри, спросил:

— Что вы намерены с нами делать?

— Для начала я хочу знать, сколько солдат сошло на берег, а сколько их осталось на борту "Ньюбери" и что вам известно о судьбе десанта. Затем я хочу узнать, какие задачи были поставлены перед вашей эскадрой. От вашей охоты отвечать и от правдивости ваших ответов будет зависеть судьба не только ваша, но и ваших людей, — слегка наклонившись в сторону пленника, отчеканил Анри.

— Если я отвечу, что будет со мной и моими офицерами? — вновь вытирая лоб, спросил капитан "Льва".

— А вы, лорд Блаунт, оказывается, тоже любите торговаться, — улыбнулся Анри. — Если вы проявите благоразумие, я позволю вам и вашим людям написать родным про выкуп и буду заботиться о вас до тех пор, пока не будут доставлены деньги.

Англичанин думал недолго:

— На флагмане было сто тридцать солдат, по плану десантироваться должны были сто человек. Под прикрытием пушек "Ньюбери", "Льва" и "Винсби" они должны были взорвать ворота и пробиться в крепость, а потом развернуть её пушки против форта, если до этого времени приватиры не ворвутся в город через западные ворота и не вынудят губернатора к сдаче города.

— А что должно было последовать потом? — подстегнул Анри умолкшего лорда.

— Потом часть приватиров должна была осесть тут и отправить местных на плантации и лесопилки, дабы обеспечить будущие верфи корабельным деревом, — пленник опять замолчал, обдумывая, стоит ли ещё что-то говорить, но, взглянув на не спускающего с него глаз торговца, продолжил: — Починив корабли и восстановив силы, эскадра должна была отправиться на Ямайку и, высадив десант сразу в нескольких местах, захватить форт Кагуэй и провозгласить остров английской колонией.

— Я рад, что вы предпочли благоразумие геройству, лорд, — в голосе испанца вновь появились нотки дружелюбия. — Офицеров с "Винсби" вы подобрали?

— Нет, сэр. Они решили отправиться на флагман, — послушно ответил пленник. В его голосе и позе появилась обречённость.

— Сколько офицеров осталось на "Льве"? — продолжал допрос Анри.

— Все они прибыли со мной на ваш корабль, сэр. На фрегате остались лишь боцманы и мичманы. Среди них есть раненые.

— Вам что-либо известно о судьбе десанта?

— Нет, сэр, — покачал головой пленник. — По имеющимся у нас сведениям в крепости должно было быть не более пятидесяти солдат, а на рейде и в доках мы ожидали увидеть лишь торговые корабли. Линейный корабль, построенный в Англии, был для меня большой неожиданностью, сэр. Полагаю, наш десант в крепости также встретился с сюрпризом, и потому до сих пор над ней ещё не реет флаг Содружества, — капитан "Льва" исподлобья взглянул на Анри, а его повисшие вдоль тела руки сжались в кулаки.

— Ваш осведомитель не обманул вас, лорд Блаунт, — Анри пристально посмотрел на пленника. — Почти все корабли на рейде Белиза — мои. Кстати, кто он, этот ваш осведомитель?

Англичанин опустил голову и, немного подумав, ответил:

— Какой-то голландец, сэр. Он был взят в плен приватирами при абордаже флейта. Я не присутствовал при его допросе, но наш командующий говорил, что полученные от него сведения были подтверждены другими пленниками.

— Кому принадлежал этот флейт и что сейчас с этим голландцем и его людьми? — в голосе испанца появилась холодность.

Виконт поднял голову, посмотрел в глаза торговцу и ответил с нескрываемой надменностью:

— Я знаю лишь то, что судно было испанским и шло из Белиза, что же касается пленных — меня не интересовала их судьба. Если вы захватили приватиров, атаковавших город с берега, то спрашивайте их, сэр. Это была их добыча.

На скулах Анри заходили желваки. Чтобы подавить нахлынувший гнев, он вновь взял в руки капитанскую шпагу и сосредоточил взгляд на её эфесе. На короткое время повисла тишина, нарушаемая плеском волн.

— Почему вы не пришли на помощь "Винсби"? — не отрывая глаз от шпаги, спросил торговец.

— О том, что он вступил в бой с линейным кораблём, мне доложили уже после того, как с фрегата отчалил баркас с офицерами. Кроме того, мы ждали, что с минуты на минуту над крепостью развернут республиканский флаг, и тогда о вас позаботятся её пушки. Ваш манёвр удивил меня, сэр, — в голосе виконта мелькнуло уважение, — будь я на вашем месте — я бы попытался уйти отсюда, но вы вернулись под стены крепости и атаковали мой фрегат.

— Значит, ваш ответный манёвр был попыткой сбежать? — Анри с интересом взглянул на пленника.

— Нет, сэр. Я получил с флагмана приказ разобраться с вами, — в голосе лорда опять появилось высокомерие.

— Даже когда узнали мой корабль? — продолжал расспрос Анри.

— Да, сэр. Именно потому, что я узнал "Нейзби", я понял, что вы выводили корабль из дока в спешке и не способны использовать всю его боевую мощь. Пересчитав пушки, я предположил, что вам также недостаёт и солдат. Это выравнивало наши шансы, сэр, особенно после вашего боя с "Винсби", который не мог не сказаться на состоянии "Нейзби". Кстати, сэр Вернон, надеюсь, теперь-то вы покинете воды Белиза, не дожидаясь, пока "Ньюбери" снимется с якорей?

— Напротив, лорд Блаунт, я горю желанием познакомиться с вашим командующим Мингсом, — Анри вернул шпагу на стол и посмотрел на капитана "Льва".

Тот заметно побледнел, однако ответил холодно и надменно:

— Полагаю, вы не планируете вернуть меня и моих офицеров на "Льва", сэр?

— Вы правильно полагаете, виконт, — кивнул испанец.

— Ну что же, в таком случае мне остаётся надеяться на то, что вице-адмирал предпочтёт взять вас на абордаж, а не отправит кормить рыб, — стараясь сохранить достоинство, сказал лорд, всматриваясь в лицо своего пленителя.

— Вы боитесь за свою жизнь, виконт? — с насмешливым участием спросил Анри.

— А вы разве не боитесь смерти, сэр? — парировал англичанин. — Проявите благоразумие и уводите свой корабль отсюда, пока он ещё на плаву!

— Благодарю вас за совет, виконт, хоть я и не собираюсь им воспользоваться. И не потому, что не боюсь смерти. Однажды всем нам предстоит встретиться с ней и, как и каждый живущий на этой грешной земле, я надеюсь, что это будет нескоро. Однако есть нечто, что потерять страшнее, чем жизнь. Как дворянин, вы должны это знать, лорд Блаунт, — Анри вновь пристально посмотрел на англичанина.

— И что же это? — криво усмехнулся виконт.

— Честь, лорд Блаунт, честь! Бежать из битвы, бросив своих людей и жить дальше с клеймом труса — это не мой удел, виконт! Ежели вы боитесь умереть — молитесь за мою победу, потому что я предпочту отправить свой корабль на дно, захватив с собой врага, чем постыдную сдачу!

Услышав это, англичанин лишь перекрестился, не ответив.

— Ну что же, пожалуй, я узнал всё, что хотел, — подвёл итог разговору Анри и, поднявшись, обратился по-испански к капитан-лейтенанту: — Дон Себастьян, пленных — в клетку. Время на разговоры подошло к концу, пора поднимать паруса.

— Да, адмирал! — склонил голову Себастьян. А насчёт фрегата распоряжения будут?

— Нет, вернёмся за ним после того, как последний вражеский корабль спустит флаг или встанет на "вечный рейд".

Капитан-лейтенант кивнул и, дав знак англичанину следовать за ним, вышел из каюты.

05.

Когда солдаты во главе с доном Себастьяном увели пленного, Анри вновь вернулся к окну и погрузился в размышления. В его мыслях уже мелькали лица лейтенантов, одному из которых вскоре предстояло стать капитаном нового фрегата, пока ещё именуемого "Львом", но, по твёрдому убеждению его укротителя, носить это имя кораблю оставалось совсем недолго.

В дверь постучались. Получив разрешение, в каюту просунул голову Рафаэль:

— Сеньор, к вам идальго де Брисуэла.

— Пусть войдёт, — приказал Анри и снова вернулся к своим мыслям. В тот момент, когда слуга доложил о прибытии лейтенанта де Брисуэла, в его памяти всплыла история, рассказанная ему капитаном Энрике после представления нового офицера.

* * *

Идальго — ладно сложенный, выше среднего роста, тридцатитрёхлетний брюнет — впервые попал на борт "Победоносца" в октябре 1657 года. Энрике нашёл его в одной из таверн Гаваны "отдавшим якорь/148/". Старый морской волк тогда сжалился над порядком поизносившимся, но не утратившим признаки благородного происхождения сеньором и, дабы тот не стал жертвою злодеев, уволок его в свою комнату трезветь. Проспавшись, дворянин представился идальго Кристианом де Брисуэла-и-Малуденда и поведал капитану Энрике историю своего быстрого взлёта и печального падения.

Он был младшим сыном славного идальго Иниго де Брисуэла и Урбино, бывшего ранее советником короля, а за два года до кончины получившего должность генерал-капитана Канарских островов. В память об отце Кристиан выбрал карьеру военного. За проявленную доблесть в боях с англичанами в апреле 1655 года был удостоен офицерского чина, а после того как английский флот под командованием вице-адмирала Ричарда Стайнера в сентябре 1656 года у Кадиса уничтожил флот Индий/149/, идальго де Брисуэла был назначен капитаном малого галеона "Сан-Антонио", который в составе вновь сформированного "Серебряного флота" должен был перевозить грузы и колонистов из Севильи в Веракрус. На обратном пути в Испанию караван попал в шторм возле Флорида-Кис/150/. "Сан-Антонио", отстав от эскадры, то ли умением капитана, то ли благодаря покровительству святого Антония, счастливо минул рифы и бросил якоря в небольшой тихой лагуне кораллового острова "Утиный Риф". Под утро шторм утих, но радость команды была недолгой. Едва рассвело, галеон начал осторожно выбираться из лагуны по узкому жёлобу и, когда до глубоководья оставалось чуть больше трёх кабельтовых, с марса сообщили о двух кораблях под зелёными флагами/151/. Пираты, переждавшие шторм в небольшой бухте островка "Ракушечный Риф", были всего лишь на расстоянии чуть более одной лиги и тоже заметили испанцев. Подняв чёрные флаги, двадцатипушечный фрегат и четырнадцатипушечная бригантина ринулись в погоню. И испанцы, и пираты шли острым курсом, но более лёгкие и манёвренные корабли морских разбойников быстро нагнали тяжёлый и неуклюжий галеон. Зная о большом количестве солдат на испанских кораблях, пираты удерживали дистанцию и, ловко маневрируя, обстреливали "Сан-Антонио" цепными книппелями и картечью, существенно уменьшая количество мушкетёров и матросов. Тридцатипушечный галеон, время от времени обменивавшийся бортовыми залпами с фрегатом, сумел-таки снести тому фок-мачту и бушприт, но при этом сам пострадал не меньше. После того, как выстрелы неустанно маневрирующей бригантины оставили "Сан-Антонио" без парусов, а из ста двадцати солдат оставалось на ногах меньше половины, пираты решили, что пришло время абордажа. Не дожидаясь, когда морские разбойники подойдут на расстояние длины абордажных крючьев, был созван совет офицеров, из которых лишь трое, включая капитана де Брисуэлу, несмотря на ранения пока ещё могли держать в руках оружие. Зная, какая судьба ждёт попавших в пиратский плен испанцев, идальго приняли решение взорвать галеон, дабы избежать мучений и лишить пиратов богатой добычи — груза специй. Двое лейтенантов вызвалось доставить огонь в "сантабарбару/152/". За время, пока израненные идальго будут добираться до порохового склада, остальные, чьи раны не были столь серьёзны и оставляли надежду на исцеление, должны были спуститься в спасательные шлюпки и попытаться отойти как можно дальше от "Сан-Антонио". Галеон взорвался в тот момент, когда уверенные в своей скорой победе пираты притянули абордажными крючьями свои корабли к его бортам. Всё, что удалось спасти с галеона, были капитанская казна, компас и нактоузный дневник/153/. Из двухсот тридцати шести человек, вступивших на борт "Сан-Антонио" в Веракрус к моменту, когда возле побережья Кубы их подобрал испанский патруль, в живых осталось всего шестьдесят восемь...

Доставленный под арестом в Севилью капитан де Брисуэла за потерю корабля и груза предстал перед судом, но, дабы не порочить светлую память сеньора Иниго и не позорить славный род де Брисуэла, давший Испании многих прославленных военных и уважаемых священников, дело замяли, ограничившись пожизненной отставкой сеньора Кристиана. Понимая, что в Испании ему уже ничего не светит, идальго отправился в Вест-Индию, надеясь найти себе службу, достойную его происхождения и знаний. Однако дурная слава не без помощи недоброжелателей, кои имеются у каждого успешного рода, догнала его и здесь. После многих бесплодных попыток устроиться бедняга решился на последнюю возможность — добраться до Перу, надеясь, что старший брат, будучи губернатором Лимы, не откажет ему в месте. Увы, все попытки найти попутный корабль оказались задачей невыполнимой, и отчаявшийся идальго на последние деньги напился до беспамятства. Энрике, выслушав сеньора Кристиана, недолго думая, предложил ему место лейтенанта на "Победоносце".

* * *

Сейчас, войдя в адмиральскую каюту, идальго терпеливо ждал, пока задумавшийся у окна адмирал обратит на него внимание.

— Какие потери, лейтенант? — спросил Анри, поворачиваясь.

— Пятеро убитых, двенадцать человек раненых. Из них трое тяжело. К сожалению, доктор Эрнандес не явился на борт, но его помощники пока справляются сами. Матросы почти закончили починку такелажа и парусов. В корпусе есть небольшие течи в нескольких местах, но плотники уже работают над ними, так что менее чем за час корабль будет снова готов к бою.

— Боюсь, мы не можем так долго ждать. Если "Ньюбери" успеет запереть нас между собой и "Львом", не исключаю, что фрегат вновь откроет огонь и без капитана, — размышляя вслух, высказал свои опасения Анри.

— Ветер крепчает, но, пожалуй, и при таком волнении мы можем поднять паруса прямо сейчас, — ответил ему лейтенант.

— Ну что же, пора вернуться на шканцы, — с этими словами Анри подошёл к зеркалу, снял висевшую рядом шляпу, и, ненадолго задержавшись взглядом на оставленной пулей дыре в полях, решительным движением насадил её на голову и, рывком открыв дверь, вышел.

Взойдя на квартердек, он взял у вахтенного зрительную трубу и направил её в сторону английского флагмана. "Ньюбери", распустив паруса, медленно разворачивался. Переведя взгляд на крепость, адмирал радостно вскрикнул:

— Святая Дева! Взгляните, лейтенант! — и протянул ему зрительную трубу.

Над южной орудийной башней на восстановленном флагштоке развевался красный бургундский крест.

— Хотел бы я знать, что у Мингса на уме, — задумчиво сказал Анри, вновь рассматривая "Ньюбери".

— Возможно, решил сбежать, осознав, что бой проигран. Со стороны форта больше не слышна канонада, — предположил идальго де Брисуэла.

Анри повернул зрительную трубу в сторону форта, но единственное, что можно было разглядеть в месте недавнего боя, это поднимающие паруса корабли.

— Как бы там ни было у Мингса, вне всяких сомнений, есть лоции, а это значит, что он пойдёт мимо нас, чтобы выбраться отсюда, — продолжал размышлять вслух Анри.

— Откуда такая уверенность, адмирал? — спросил идальго.

— Они захватили какого-то белизского "торговца" перед атакой, — пояснил подошедший в середине разговора дон Себастьян.

Рисунок 7 Лоции Гондурасского залива. Конец XVII века.

https://c.radikal.ru/c41/1809/54/75fc35a71fa9.jpg

— Полагаю, подробности о том, откуда вы это знаете, вы расскажете мне не ранее, чем за ужином у Сандро, — с наигранным смирением сказал капитан-лейтенанту идальго де Брисуэла и, повернувшись к Анри, уже совершенно серьёзно спросил: — Будем ожидать "Ньюбери" здесь?

— Нет, лейтенант. У меня нет уверенности, что на фрегате не воспользуются моментом и не ударят, не смотря на отсутствие капитана. Думаю, надо идти навстречу Мингсу, — Анри сложил зрительную трубу и, повернувшись к дону Себастьяну, сказал: — Капитан, орудия на мидельдеке зарядить зажигательными ядрами/154/, остальные — обычными и ждать моей команды. После первого залпа беглый огонь по готовности, пока вражеский корабль будет в зоне поражения.

— Вы не планируете захватить "Ньюбери" и пленить Мингса, адмирал? — в голосе дона Себастьяна, всегда тихом и бесстрастном, мелькнуло удивление.

— Для того, чтобы пленить вице-адмирала, не обязательно брать его флагман на абордаж, капитан. Тем более что у меня солдат меньше, чем у него. Возможно, даже намного меньше, если он успел подобрать выживших десантников. Потому я и возлагаю на вас задачу поджечь "Ньюбери", не позволив ему приблизиться. И если Господь снова будет на нашей стороне, когда всё будет кончено, мы подберём Мингса.

— Да, адмирал, — склонив голову, ответил дон Себастьян. — Я уверен, что Господь вовремя вернул нас в Белиз не для того, чтобы дать англичанам захватить "Победоносец" — тихо добавил он и, осенив себя крестным знамением, удалился.

— Лейтенант, закрыть порты! Курс вест-норд-вест! — отдал Анри приказ и тут же его подхватило "офицерское эхо", подкреплённое трелями боцманской дудки.

С глухим стуком захлопнулись тяжёлые крышки, надёжно закрыв пушечные порты от морских волн. А по шкафуту опять застучали босые ноги бегущих матросов. Корабль, заскрипев рангоутом, поймал парусами ветер и, степенно сдвинувшись с места, стал неспешно удаляться от беспомощно дрейфующего "Льва".

Обогнув фрегат с кормы, "Победоносец", послушный рулевому, вышел на заданный курс и двигался навстречу английскому флагману.

Когда вахтенный пробил и отрапортовал одну склянку/155/, Анри, разглядывая приближавшийся "Ньюбери", приказал сменить курс на норд-вест-тень-вест, поставив "Победоносец" в крутой бейдевинд, дабы, дав залп по противнику, довершить поворот оверштаг и не дать врагу сбежать. И, когда следивший за расстоянием между противниками Густаф сообщил, что до вражеского корабля осталось четыре кабельтова/156/, обратился к идальго де Брисуэла:

— Лейтенант, передайте бомбардиру/157/ что, если канониры взорвут сантабарбару, получат от меня по десять песо каждый, — и, не дожидаясь ответа, направил зрительную трубу на "Ньюбери" — тот открывал порты, а на его палубе выстраивались в три шеренги стрелки. "Неужели решили нас на абордаж брать? — задумался Анри, и тут же водоворотом закружились предположения, смываемые сомнениями, как волнами, смывающими следы на песке: — Откуда Мингс может знать, что у меня нет солдат? Может, не знает, а предположил, что я часть пехотинцев на фрегат отослал? К тому же, наверное, успели с берега своих солдат подобрать... А может, боится, что я их на абордаж брать собираюсь и решил в затяжной бой не вступать, а дать залп, и просто уйти?"

Однако раздумывать дольше было некогда, и он отдал приказ открыть порты.

"Ньюбери", взяв курс ост-зюйд-ост, неотвратимо приближался, готовый к залпу.

— Два с половиной кабельтовых, адмирал! — доложил Густаф.

Его голос утонул в уханье погонных орудий "Победоносца". Англичане ответили незамедлительно, однако их девятилибровые ядра лишь пробили блинд. Зато двенадцатилиборовые ядра испанцев ударили в блинда-рей, разбив его и отправив блинд противника в воду.

Разглядывая вражеский корабль, даже без зрительной трубы Анри видел богато одетого человека, рассматривающего "Победоносец" со шканцев. "Неужто Мингс?" — подумал Анри и попросил зрительную трубу, желая хорошенько разглядеть пирата, ставшего английским вице-адмиралом. Однако тот, словно не желая показать себя, отвернулся, давая распоряжения своим офицерам. Корабли сближались.

— Огонь! — закричал "карибский альмиранте", когда противники оказались почти супротив.

— Fire! — донеслось с английского флагмана.

И тут же орудия обоих кораблей стали поочерёдно обмениваться чугунными "приветствиями".

На шканцы из портов опердека и люков повалили клубы густого порохового дыма. Укрывшись за высоким фальшбортом квартердека, Анри слышал, как ударяются в доски и жужжат над головой мушкетные пули. Вражеская картечь глухо била по обшивке, но вскрики, долетевшие с опердека свидетельствовали о том, что она попадала и в орудийные порты. Удары тяжёлых ядер гондека английского флагмана по корпусу "Победоносца" над ватерлинией сопровождались громким треском разбитых досок обшивки.

Поглядывая на противника в бойницу, Анри видел, как вздрогнул вражеский корабль, получив удары тридцатилибровыми ядрами. Крики, донёсшиеся на шканцы "Победоносца", свидетельствовали о том, что некоторые испанские ядра влетели в отрытые порты обоих батарейных палуб "Ньюбери" и задели артиллеристов. А затем раздался бортовой залп орудий мидельдека. Зажигательные ядра ударили по борту и палубе, поджигая их. Одно из них влетело в порт на мидельдеке и воспламенило заготовленный пороховой заряд. Вызванный взрывом пожар рванул из развороченного порта по обшивке и вверх, сквозь доски палубы. Команды офицеров, посылавших матросов гасить пробивающееся на шкафут и медленно разлезающееся по корпусу корабля пламя, долетали и на "Победоносец". Охваченный огнём и окутанный серовато-чёрными клубами "Ньюбери" медленно удалялся.

— Закрыть порты гондека! Поворот оверштаг! — скомандовал Анри.

Когда корма "Ньюбери" оказалась на траверзе правого борта "Победоносца", четыре его ретирадные пушки дали залп. В воду полетел сбитый бархоут и щепки разбитой крышки порта на гондеке. В ответ орудия испанцев стали поочерёдно извергать ядра с мидельдека и опердека. Искрящимися брызгами разлетелись окна офицерской каюты, а снаряды, попавшие в перо руля, разнесли его верхнюю часть и разбили баллер/158/. Как только английский флагман оказался на линии огня ретирадных пушек, раздался залп двух орудий, и с крюйс-марса донеслись на шканцы радостные возгласы. "Видать, удачно попали", — подумал Анри, посмотрев вверх на ликующих матросов.

06.

Когда "Победоносец" завершил поворот, Анри вновь смог увидеть осевший вражеский корабль с единственным флагом, развевающимся над ним — белым.

Всеобщее ликование накрыли палубу испанского флагмана.

— Лейтенант де Брисуэла, обстенить паруса! И передайте сигнал англичанам, что я жду их делегацию.

— Да, адмирал! — ответил идальго, и его команды подхватили боцманы, передавая их дальше трелями своих дудок. Однако сигнал англичанам передавать не пришлось. Понимая, что корабль обречён, офицеры спешно перебирались в спасательный баркас, предоставив экипажу биться за остававшиеся три спасательные шлюпки.

Анри приказал закрыть порты и отправился в свою каюту ожидать сдающихся англичан, приказав вначале привести к нему капитана "Льва".

Он, как обычно, стоял у окна, наблюдая, как уставшее за день солнце клонилось к потемневшему морю, когда Рафаэль впустил в адмиральскую каюту лорда Блаунта в сопровождении лейтенанта Ботельа.

Время, проведённое в клетке для пленных на орлопдеке, оказало на англичанина удручающее действие. Скорбное выражение лица и опущенные плечи не оставили ничего от той горделивой осанки, с которой он впервые предстал пред очами победителя.

Подойдя к столу, Анри взял всё ещё лежавшую на нём капитанскую шпагу, приблизился к пленнику и, придав интонации дружелюбие, сказал:

— Полагаю, вы и ваши люди усердно молились за мою победу, виконт.

Капитан "Льва" ответил не сразу. Взглянув в лицо испанца, он громко сглотнул и сиплым от волнения голосом спросил:

— Что с "Ньюбери"?

— Похоже, "Ньюбери" отправляется на "вечный рейд", а его офицеры направляются на "Победоносец".

— И вы приказали привести меня сюда, чтобы я мог их поприветствовать? — не без сарказма спросил лорд Блаунт.

— Нет, виконт. Я позвал вас, чтобы вернуть вам вашу шпагу. Вы были достойным противником и надеюсь, вы также и человек чести. Потому я намерен вернуть вас на фрегат, где вы будете ожидать мой корабль, который завтра утром отбуксирует "Льва" в доки.

Англичанин кивнул и церемониально принял из рук испанца своё оружие. От глаз Анри не ускользнуло, как вновь выпрямилась спина лорда.

— Почему вы намерены держать нас на корабле до утра, сэр Генри? На борту много раненых, а корабль повреждён. Если ночью начнёт штормить — не исключено, что "Лев" достанется не вам, а морю.

— Для содержания такого количества пленных мне надобно подготовиться. Полагаю, ночь в собственной каюте на "Льве" будет для вас гораздо приятнее, чем в клетке на "Победоносце". Однако, если желаете, можете провести её в городской тюрьме, набитой пленными приватирами. И так, что вы выберете, лорд Блаунт? — Анри увидел, как от его слов лицо виконта вновь погрустнело.

— Благодарю вас, сэр Генри, за возможность выбора. Я предпочту провести эту ночь в своей каюте. Надеюсь, она не будет последней ночью моей жизни.

— Не волнуйтесь, виконт! Сезон штормов только начинается, кроме того, если Господь прислушался к вашей молитве за мою победу, он наверняка услышит вас и этой ночью, — ответил торговец и дал понять, что разговор окончен.

Когда Рафаэль, постучав, вновь распахнул дверь адмиральской каюты, впуская туда дона Себастьяна, ведущего двух английских офицеров, Анри, как обычно, дожидался, стоя у окна.

Повернувшись к процессии, он принял от капитан-лейтенанта две капитанские шпаги и стал внимательно рассматривать пленных, пытаясь угадать, кто их них Мингс. Однако ни один из стоявших сейчас возле письменного стола мужчин не напоминал того человека, которого Анри видел на шканцах "Ньюбери". На вид англичане были примерно одного возраста — около сорока. Тот, что выглядел чуть старше, был среднего роста, крепко сбит и упитан. Его маленькие серые глазки быстро перебегали с поношенного колета Анри на богатый камзол дона Себастьяна, а его холёное лицо изображало недоумение. "Явно дворянин", — решил Анри, разглядывая совершенно такой же дорогой коут, какой был и на лорде Блаунте, а также украшенную перстнями руку англичанина. Другой же, чуть более высокий, сухощавый, одетый в подобный красный коут, но не так изыскано украшенный, с цепким взглядом карих глаз на умном лице, пристально рассматривал человека, победившего три английских корабля.

— Кто вы такие? — обратился к ним Анри на английском.

Тот, которого он определил как дворянина, не смог скрыть удивления, услышав от испанца родную речь. Другой же, напротив, воспринял это как должное. Первым заговорил упитанный крепыш:

— Я — сэр Томас Актон, эсквайр, капитан фрегата "Винсби", — приняв соответствующую позу, представился тот.

— Неисповедимы пути Господни! — развёл руками Анри.

Это вызвало интерес у дона Себастьяна и потому пришлось ему перевести сказанное англичанином.

— Ну вот вы и свиделись, адмирал, как вы и предвидели, — сказал капитан-лейтенант. — Однако этот не выглядит вице-адмиралом, — кивнул Себастьян в сторону второго пленника.

— Вы правы, капитан. Ну что же, полагаю, сейчас мы, наконец, узнаем, где Мингс, — ответил Анри и обратился ко второму англичанину, с интересом наблюдавшему за испанцами:

— А вы, стало быть, капитан "Ньюбери"?

— Да, сэр. Я капитан линейного корабля "Ньюбери" — Рой Мортон.

— А что же ваш вице-адмирал не соизволил явиться? — с нескрываемым сарказмом спросил Анри и отложив на стол трофейные шпаги, оглядел обоих пленных капитанов.

— Сэр Мингс мёртв, — ответил капитан Мортон.

— Вот как? — искренне удивился испанец.

— Сэр, вы приступаете к вопросам не представившись, — вмешался в разговор капитан "Винсби". — Мы имеем право знать, кто принял наши шпаги!

— Вы правы, сэр Актон. Это было невежливо с моей стороны. Прошу простить меня. Я всего лишь местный торговец Генри Вернон.

— Что? — лицо эсквайра вытянулось, а его маленькие глазки широко раскрылись.

— Думаю, сэр Вернон немного скромничает, — глядя в глаза Анри, сказал Мортон. Насколько мне известно, под золотым солнцем на синем поле ходит человек, известный в этих местах как "карибский адмирал". Или я ошибаюсь, сэр?

— Нет, не ошибаетесь, меня действительно так прозвали. Однако мне стало интересно, откуда это знаете вы? Неужели моя слава добралась и до Британских островов? — усмехнулся Анри, однако взгляд его серых глаз был весьма серьёзен.

— Адмирал, — воспользовавшись моментом, заговорил дон Себастьян, — о чём они говорят?

— Капитан, я переведу вам всё ими сказанное сейчас и то, что они скажут далее, но вы должны дать мне слово, что изучите их язык. Вы же не думаете, что это последние пленные англичане на этом корабле? — повернулся Анри к другу.

— Если это желание моего адмирала, я его выполню, — склонил голову капитан-лейтенант.

Передав ему смысл разговора, Анри сел за стол и вновь обратился к пленным:

— Полагаю, мы закончили с формальностями. Теперь я хочу знать, что случилось с Мингсом.

— Сэром Мингсом, — холодно отметил капитан Мортон. — Как я уже сказал, он мёртв. Выстрел ваших ретирадных пушек разбил фальшборт на шканцах. Разлетевшиеся обломки ранили одного из моих лейтенантов и убили сэра Мингса.

— Вот как, — переведя дону Себастьяну сказанное, задумался Анри. — И где его тело?

— В море, сэр, — невозмутимо ответил Мортон.

— Что же вы так поторопились его выбросить? — не скрывал недовольство Анри.

— Мы не выбросили его, а похоронили в море, как и положено великому флотоводцу, — блеснув глазами, стальным голосом ответил Мортон.

— Он был великим негодяем и заслужил висеть даже после смерти! — сжав кулаки, с негодованием выдал Анри и, повернувшись к дону Себастьяну, сказал на испанском: — Похоже, капитан, этот мерзавец Мингс всё-таки улизнул от нас!

— Это воля божья, адмирал. Вероятно, Господу не терпелось призвать негодяя на свой суд. Во всяком случае, в этот раз он ушёл туда, откуда ему уже не вернуться, — рассудительно ответил Себастьян и благочестиво перекрестился.

— Господь забрал его к себе непобеждённым, не позволив вам вершить над ним несправедливый суд! — вдруг вмешался в разговор Мортон на испанском.

— Я победил Мингса дважды, капитан Мортон. А если Господь действительно призвал к себе этого негодяя, то, скорее всего, потому, что вице-адмиральское звание не давало нам право его повесить, — перешёл на испанский Анри. — Однако вы так и не ответили мне, откуда вам известно моё прозвище. Уж не потому ли вы его знаете, что пиратствовали в этих водах вместе с Мингсом?

— Может, и так. Это что-то меняет в моём нынешнем положении? — криво усмехнулся капитан "Ньюбери".

— Как же низко пала Англия, если вынуждена раздавать адмиральские и капитанские посты всякому отродью! — как всегда тихо, но с нескрываемым презрением вмешался в разговор дон Себастьян.

— Похоже, у Испании дела не лучше! — с кривой усмешкой, переведя взгляд на Анри, парировал Мортон.

Поняв его намёк, капитан-лейтенант положил руку на эфес шпаги и, не спуская глаз с англичанина, обратился к Анри:

— Адмирал, вы позволите мне допросить этого пленного самостоятельно на орлопдеке? Думаю, он ещё не всё рассказал нам о Мингсе.

— Он ваш, капитан, но прежде, чем вы его уведёте, я хочу ему ответить сам, — с этими словами Анри перевёл взгляд с Себастьяна на Мортона: — Не смейте сравнивать меня с этим мерзавцем, прославившимся своей жестокостью и убийствами мирных жителей! Я никогда не поднимал руку на безоружного и не сжёг ни единого английского поселения! Я уверен, что на суде Всевышнего души обывателей Толу, Санта-Марии и Коро, умученных этим выродком рода человеческого, будут взывать к мщению! И если же там были и вы — придёт и ваш черед отвечать! — голос Анри был спокоен, но это лишь подчёркивало всю глубину его гнева. — Я закончил, капитан. Он ваш!

— А этот? — капитан-лейтенант указал на капитана "Винсби".

— А с этим я ещё побеседую.

— Да, адмирал, — ответил дон Себастьян и, оставив одного солдата, довольно бесцеремонно толкнул пиратского капитана "Ньюбери" к выходу.

Когда дверь каюты закрылась за удалившимися, Анри вновь заговорил по-английски:

— Вы можете подтвердить мне смерть вице-адмирала, сэр Актон?

— Да, сэр. Я сам видел, как обломок доски ударил сэра Мингса в висок. Он умер сразу. После этого капитан Мортон принял решение о сдаче, тем более что корабль стал набирать воду.

— И вы были при том, как тело Мингса сбросили в море? — продолжал выспрашивать Анри.

— Да, сэр, однако мне непонятен ваш повышенный интерес к тому, кто уже не живёт. Меня, например, волнует моя судьба, — недовольно пробурчал эсквайр.

— Мингс — отпетый негодяй, по которому плачет виселица! И я не удивлюсь, узнав, что он лишь разыграл свою смерть, а сам планирует улизнуть, переодевшись простым матросом. Что же касается вашей судьбы, сэр Актон, то, полагаю, ваша семья достаточно богата, чтобы выкупить вас.

— Если слово дворянина для вас что-либо значит, сэр Вернон, то заверяю вас — сэр Мингс мёртв и был со всем должным уважением, насколько можно было это сделать в нашей ситуации, предан морю, чего настоятельно требовал капитан Мортон. Что же касается выкупа — можете не сомневаться, как только мы договоримся о разумной сумме, я напишу в Лондон, и вы её получите от моего отца — барона Эдварда Актона.

— Хорошо, сэр Актон, у нас будет ещё время обговорить сумму, достойную такого человека, как вы, а сейчас меня ждут неотложные дела. Вам же предстоит вернуться на корабль и заняться эвакуацией экипажа на берег. Возьмите свою шпагу сэр, — Анри подождал, пока эсквайр забрал со стола своё оружие и дал знак солдату увести пленного.

07.

Солнце уже почти спряталось за лесом, окружающим Белиз с запада, когда корабельный колокол пробил два сдвоенных удара.

— Четыре склянки/159/! — доложил вахтенный матрос.

И почти сразу же из "вороньего гнезда" сообщили о возвращении последней из спасательных шлюпок, посланных Анри забрать с тонущего "Ньюбери" англичан. Ещё не стихли топоры и молотки мастеровых, исправлявших то, что можно было устранить своими силами, но матросы уже успели зашить погибших в саваны из старой парусины. Когда под авральный перезвон обеих корабельных колоколов и трели боцманских дудок весь экипаж, кроме тяжелораненых и часовых, выстроился на шкафуте для прощания с павшими, на палубу вышел адмирал. Он кратко поблагодарил отдавших жизни за Испанию, упомянув имена и тех, чьи тела море забрало ещё во время битвы. Обряд традиционно завершился общей молитвой, вести которую из-за отсутствия Антонио, добровольно возложившего на себя эту обязанность, пришлось самому Анри. Затем по его сигналу матросы, удерживавшие тела погибших сотоварищей на досках, положенных через планшир, приподняли края и под трель боцманской дудки парусиновые коконы соскользнули вниз. Вложенные в саваны ядра потащили тела в синюю бездну. Всколыхнувшаяся гладь вновь сомкнулась, приняв от людей очередную дань.

Надев шляпу, Анри кивнул дону Себастьяну и поднялся на шканцы.

Последние лучи уходящего за горизонт солнца опалили огнём медленно затягивающие небо тучи. В быстро падавших сумерках Анри успел разглядеть в зрительную трубу отрешённые лица англичан, стоявших на шкафуте фрегата. Оголив головы, они продолжали глядеть туда, где "Ньюбери" медленно погружался в пучину. Вместе с темнотой на море опустилась тишина, нарушаемая лишь ударами волн и поскрипыванием дрейфующего судна.

— Сеньор Кристиан, — позвал Анри идальго де Брисуэла, — ведите корабль в доки.

— Да, адмирал! — ответил лейтенант и, вернувшись к нактоузу, отдал приказ стоявшему на шкафуте боцману.

Заверещала боцманская дудка, и палуба опять ожила. Наблюдая за тем, как усилиями двух матросов разгорается огромный кормовой фонарь, Анри повернулся к дону Себастьяну:

— Докладывайте, капитан, сколько пленных подняли на борт.

— Много, адмирал, очень много. Баркасы "Ньюбери" успели обернуться единожды, доставив на берег лишь офицеров, канониров и солдат. К чести капитана "Льва", часть из остававшихся мастеровых и матросов забрали на фрегат, остальные двести двадцать шесть человек у нас. Трюм переполнен пленными.

Анри кивнул.

— Мы не звери, не имеющие души, капитан. Хоть они и вероотступники, они всё же люди. Я не мог оставить их на корм рыбам. Одно дело в бою, но они отдались милости победителя в надежде на спасение, и мы бы совершили грех, оставив их умирать.

— Вы правы, друг мой. Сто раз правы! Господь благоволит милосердным! — перекрестился Себастьян. — Вот только куда прикажете мне их доставить? Городская тюрьма уже переполнена приватирами, а казематы форта, скорее всего, будут заполнены добравшимися до берега людьми с "Ньюбери".

— Я не намерен передавать их городу, капитан, — ответил Анри, взглянув на пробившуюся сквозь тучи сильно располневшую Луну. — Я намерен поручить их вместе с людьми с фрегата заботам сеньора Хакоба, как только он будет готов. Белизу сейчас понадобится очень много камня, а мне — новые рабочие руки. Чёрные рабы слишком дороги, а налоги за батраков непомерно высоки.

Капитан-лейтенант понимающе кивнул.

— Я поручу пленных заботам идальго Ботельа. Кстати, губернатор желал вас видеть. Вы сразу к нему? — напомнил он Анри.

— Нет. Полагаю, он подождёт ещё немного, пока я себя в доме идальго Фернандеса в порядок приведу. Вы составите мне компанию на этот визит, капитан?

— Я считаю это своей обязанностью, адмирал, — в тихом голосе дона Себастьяна появилась привычная твёрдость.

— Тогда дайте мне три четверти часа, затем встретимся у ворот дворца, — предложил Анри.

— Как скажете, адмирал! — склонил голову дон Себастьян. — Возможно, за это время мне удастся найти капитана Энрике и узнать у него подробности боя у форта.

— Думаю, вам не придётся его искать. Или я плохо знаю старого морского волка, или же он уже ждёт нас на берегу, — ответил Анри, предвкушая встречу со старым другом.

* * *

Не прошло и получаса, как "Победоносец" встал на рейд в доках. Анри, отдав идальго де Брисуэла распоряжения доставить всех раненых в госпиталь, пообещав прислать еду и воду, вместе с доном Себастьяном спустился в шлюпку и отправился на берег.

Анри действительно хорошо знал своего старого друга. Как только шлюпка причалила, крепкие руки Энрике подхватили его и, вытащив на доски мола, сжали в сильном объятии.

— Рад тебя видеть, ми альмиранте! — смущённый порывом нахлынувших чувств, отпуская друга, сказал капитан Энрике. — И вас тоже, дон Себастьян, — добавил он, увидев выбравшегося из шлюпки капитан-лейтенанта.

— Ты зачем "Победоносец" на "Чайку" променял? — не удержался от упрёка Анри.

Ничуть не удивлённый заданным вместо приветствия вопросом, Энрике, увлекая друга и сеньора на берег, ответил с искренним возмущением:

— А что я должен был, по-твоему, делать? Следить, как загружают пушки и смотреть на то, как английские собаки берут на абордаж оставшийся без капитана боеспособный корабль? Так ведь с этим и лейтенант де Брисуэла неплохо справился!

Анри покачал головой:

— А зачем ты её на верную смерть повёл?

— Знаю, как ты ею дорожишь, но уж лучше она, чем этот красавец, — кивнул Энрике в сторону, где в темноте тропической ночи лишь кормовой фонарь выдавал место стоянки "Победоносца".

Анри понимал, что старый друг был прав. Разделавшись с пинком, английский фрегат закрыл бы выход из дельты и безнаказанно расстреливал один за другим пришвартованные в доках корабли. Волна эмоций, накатившая на него, когда он узнал, что отчаянный храбрец, вступивший в неравный поединок с английским фрегатом — его самый близкий друг, вернувшаяся вновь, как только Энрике по-отцовски крепко обнял его на пирсе, опять отхлынула. И Анри, положив руку другу на плечо, примирительно сказал:

— Кормил бы ты сейчас рыб, дружище, если бы я не успел вернуться! Де Брисуэла с места не сдвинулся бы, не загрузив всех пушек.

— Так ты из-за меня или из-за "Чайки" так спешил, что даже все пушки не взял? — расхохотался Энрике.

Анри невольно улыбнулся, слыша этот искренний смех, но ответить другу не успел. На берегу его ждала целая делегация.

— Сеньор Анри! — окликнули его одновременно два знакомых голоса.

— Верзила! Ты как здесь? — повернулся он к тому, кто добрался до него первым.

— Да долго рассказывать, альмиранте, да и народу тут слишком много собралось, — радостно пожимая руку своему сеньору, пророкотал капрал Ромеро. — Но одно скажу сразу — у меня подарочек для вас у сеньора Хакоба припрятан.

— Может, в таверну завернём? — раздался из-за спины Верзилы голос Сезара Пласо. — Мы тут изголодались все, да и новостями обменяться не худо было бы.

— Вас ждёт губернатор, сеньор торговец, — наконец-то пробившись сквозь толпу солдат, окруживших своего альмиранте, провозгласил офицер дворцовой стражи.

— Передайте его превосходительству, что я буду у него через час.

— У меня приказ доставить вас немедленно, как только я вас найду, — настаивал на своём офицер.

Толпа недовольно загудела.

— Эй, сеньор, думаю, не мне одному не нравится то, что вы сейчас сказали, — угрожающе развернулся к нему Верзила. Только сейчас в свете факелов Анри заметил бурые пятна на колете и манжетах рубашки капрала.

Он остановил капрала жестом и спросил:

— Грегорио, ты ранен?

— Да вроде нет, альмиранте. Это кровь тех английских собак, что хотели нашу крепость сделать своей, — не спуская глаз с офицера, ответил Верзила.

— Представьтесь для начала, сеньор! — услышав голос дона Себастьяна, толпа вдруг стихла.

Анри посмотрел в лицо офицера. Даже в свете факела в руке одного из солдат, сопровождающих посланника губернатора, было видно, как заходили у того желваки.

— Идальго Алонсо де Рокафулл Пушмарин, лейтенант дворцовой стражи. А вы кто, сеньор? — с вызовом ответил офицер, меряя капитан-лейтенанта взглядом.

— Дон Себастьян Альварес де Толедо-и-Пименталь, капитан пехотинцев "Победоносца", — голос аристократа был холоден, как и его взгляд. — Вы собираетесь арестовать сеньора адмирала?

— Нет, дон Себастьян, — отвёл глаза идальго де Рокафулл.

— В таком случае вы не можете иметь полномочий доставить сеньора Анри куда бы то ни было, — резонно заявил капитан-лейтенант. — Сеньор Анри посетит губернатора сразу же, как только сочтёт, что пришло время.

— Губернатор желает видеть сеньора торговца немедленно, и потому я настоятельно требую, чтобы вы следовали за мной! — закончил фразу лейтенант, повернувшись к Анри.

Толпа вновь загудела.

— Хорошо, не будем заставлять губернатора более ждать, — примирительно ответил Анри и повернулся к недовольно бурчащему за его спиной Энрике:

— Капитан, "Победоносец" ушёл в бой без провизии, да и воды почти не осталось.

— Не волнуйся, ми альмиранте, я позабочусь обо всём. Прикажешь перевезти твой сундук на борт?

— Нет, Энрике, не сейчас. Пришли за ним утром, — немного подумав, ответил Анри.

— Значит, не оставлять шлюпку дожидаться твоего возвращения? — участливо поинтересовался капитан Энрике.

— Нет, увидимся утром на "Победоносце". И дай сигнал сбора всем капитанам.

— Сделаю, ми альмиранте. Ну что же, тогда до утра!

Анри пожал протянутую старым другом руку, жестом простился с капралами Грегорио и Сезаром и, кивнув дону Себастьяну, повернулся к идальго де Рокафулл:

— Ну что же, лейтенант, раз губернатор не хочет ждать, доставьте меня к нему.

Офицер махнул своим людям и пошёл вперёд сквозь расступившуюся толпу солдат "сеньора торговца".

08.

За весь путь до дворца никто не проронил ни слова. Сквозь медленно сгущавшиеся тучи, словно через небесные окна, проглядывали крупные звёзды. Свежий ночной бриз трепал пламя факела, заставляя его потрескивать, а тени танцевать. Так и не заполнившиеся людьми улицы города оживлял лишь звон шпор двух дворян и торговца.

Стража, узнав одного из своих офицеров, услужливо распахнула перед процессией двери. Проведя Анри и дона Себастьяна во внутренний двор, лейтенант потребовал у Анри его оружие, одарив при этом дона Себастьяна холодным взглядом. Подоспевший слуга взял у сеньоров шляпы и повёл их к кабинету губернатора.

Губернатор действительно ждал. Ждал, нетерпеливо меряя шагами кабинет, дверь которого была гостеприимно распахнута.

Пожилой слуга, сопровождавший визитёров, постучал по двери и отошёл в сторону, выпуская графа Альменара в коридор.

— Сеньоры, как же я рад видеть вас! — поприветствовал гостей губернатор, широко разведя руки, словно желая обнять их.

Обменявшись с аристократом рукопожатием и приняв от Анри поклон, он вернулся в кабинет, уверенный, что гости последуют за ним. Когда слуга закрыл двери, граф снова заговорил:

— Несмотря на ваши славные деяния, сеньор Анри, я вынужден начать разговор с укора.

В полумраке кабинета Анри, искоса взглянув на губернатора, не смог разглядеть его лицо, и, не имея возможности предугадать ход его мыслей, насторожился.

Сеньор Альварес, сделав небольшую паузу, продолжил:

— Почему о вашей изобретательной выходке, спасшей нас от жестокости приватиров, я должен узнавать от случайно пробегающих мимо дворца людей? Почему вы не явились ко мне с докладом сразу же, как вошли в город?

В голосе губернатора явно сквозила обида, вызванная пережитыми волнениями и неопределённостью, но гнева в нём не было. Анри вдруг почувствовал себя очень уставшим, к тому же сильно засосало под ложечкой, напоминая, что он сегодня ещё не ел.

— Если бы я отправился к вашему превосходительству немедля, моя изобретательная выходка перепугала бы слуг вашего превосходительства не меньше, чем приватиров, — непривычно тихо и бесцветно ответил он. — Кроме того, пока бы я информировал ваше превосходительство о бое с этим отребьем, ваше превосходительство бы потеряли "Орку", а я "Чайку". К тому же вражеский фрегат успел бы заблокировать доки и тогда лишь один Господь знает, кто бы сейчас владел Белизом.

Дослушав ответ, губернатор ненадолго задумался, затем решительно подошёл к двери, открыв её, приказал ожидающему там слуге подать в синий салон чоколате и, повернувшись к наблюдающим за его действиями посетителям, предложил:

— Полагаю, сеньоры, сегодня у вас был слишком утомительный день, чтобы беседовать стоя. Прошу вас, следуйте за мной — продолжим в менее формальной обстановке.

Пропустив вперёд Анри и дона Себастьяна, сеньор Альварес вернулся в кабинет за канделябром, затем, прикрыв дверь кабинета и подкрепив своё приглашение жестом, отправился по длинному коридору в самый его конец.

Заведя гостей в хорошо знакомую Анри комнату, граф поставил канделябр на игровой столик и, усевшись рядом с ним в кресло, указал своим спутникам на роскошный диван напротив:

— Садитесь, сеньоры, — после чего, дождавшись, когда гости усядутся, довольно потирая руки, продолжил:

— Надеюсь услышать наиподробнейший отчёт о вашей экспедиции с тех пор, когда вы покинули город и до того момента, когда вас нашёл мой человек, — и откинулся на спинку кресла в предвкушении длинного рассказа.

Анри посмотрел на дона Себастьяна, взглядом предлагая ему роль докладчика, но тот замотал головой, предоставляя это право своему работодателю и другу. И тогда, набрав полную грудь воздуха, как перед прыжком в воду, Анри стал излагать события последних четырёх дней. Когда он дошёл до разговора с касиком, в открытую дверь вошли двое слуг. Пока один раздавал сеньорам изящные чашки французского фарфора на не менее изящных блюдцах, наполненные ароматным горячим напитком, второй зажигал свечи в стоящих на консольных столиках канделябрах.

Отражённые зеркалами мерцающие язычки пламени добавили салону изысканности и очарования, а густой щедро сдобренный специями чоколате услаждал обоняние своим специфическим ароматом, усиленным ванилью и кориандром. Непривычно сладкий, но не утративший лёгкого горького оттенка с примесью солёной нотки и с разливающимся огнём от жгучего красного перца, он возбуждал и придавал сил.

— Надеюсь, сеньоры, вам понравилось улучшение индейского напитка, придуманное моим поваром. Хотя мне кажется, добавление сахара сделало его более женским, — проговорил долго молчавший губернатор, когда слуги, собрав опустевшие чашки, покинули салон, закрыв за собой дверь.

Анри, пробовавший "настоящий" чоколате впервые в Алтун-Ха, когда индейцы сварили напиток по старинному тайному рецепту на день памяти предков, тем не менее оценил мягкий вкус, существенно отличавшийся от оригинала, и воздал должное мастерству повара. Дон Себастьян же лишь выразил свою благодарность щедрости графа, дипломатично умолчав о том, что всем способам приготовления чоколате он предпочитает кофе.

После обмена любезностями Анри продолжил свой рассказ. Как только он поведал о заключённом с касиком договоре, граф Альменара остановил доклад и глубоко задумался. Долгое время тишину нарушало лишь потрескивание свечей. Анри, понимая, что именно сейчас решается не только судьба индейцев из Балам-Ха, но и его собственная, ибо он поручился за выполнение данных обещаний своей честью и самой жизнью, не смея смотреть на дворянина, прислушивался к дыханию губернатора, стараясь отгадать его эмоции. Зато дон Себастьян, откинувшись на спинку дивана, внимательно следил за освещённым слегка колеблющимися пламенями четырёх свечей лицом сеньора Альвареса. Оно было сосредоточено серьёзным. Наконец, граф нарушил молчание:

— Вы уверены, сеньор Анри, что майя отдадут вам и женщин, и колдуна?

— Думаю, ваше превосходительство, я сумел убедить касика, что война майя с Испанией для них будет намного губительней, чем для нас. Они не воины и готовы принести эту жертву за возможность вернуться к мирной жизни.

— Однако, как я понял из вашего рассказа, этот колдун много значит для племени, а выкупить его они уже вряд ли смогут. Мне доложили о результатах допроса пленных приватиров, посему я думаю, что пиратский лагерь в дельте Сибун уже не существует, — задумчиво проговорил губернатор. — Вне всяких сомнений, индейский колдун будет казнён, особенно, если падре Игнасио прознает, что доставленный вами пленник — богохульник. Я хотел бы знать, как его смерть повлияет на дальнейшие действия краснокожих.

Теперь задумался Анри.

— Насколько я знаю, ваше превосходительство, в отдалённых больших поселениях у майя есть не только колдуны, но и целители. Ранее кто есть кто определял жрец, нынче же, за неимением оных, в большинстве селений лишь колдуны, коим майя приписывают способности общаться с миром духов, способны найти себе преемника. Вот и получилось, что в деревнях не осталось целителей, а лишь одни колдуны. Взяв на себя обязанности жрецов в определении времени посева и места для новых полей, они вынуждены теперь заниматься и обязанностями целителей. Лишив племя колдуна, мы лишаем их будущего, если, конечно, этот злополучный колдун не успел найти и обучить преемника.

Взглянув на дона Себастьяна, словно пытаясь с его лица прочесть, какой эффект его слова имели на губернатора, Анри продолжил:

— Однако при заключении договора ни я, ни касик не могли знать, как быстро начнут разворачиваться события. Если они не смогут выкупить жизнь своего колдуна — это воля небес, моей вины в том нет.

— Что, если мы предложим им жизнь колдуна в обмен на патрулирование побережья? Они могли бы предупреждать нас о новых пиратских лагерях, особенно если к этому благородному делу подговорят и другие племена? — оживился губернатор.

— Полагаю, ваше превосходительство планирует возложить на меня обязанность убедительно передать майя это предложение?

В голосе Анри промелькнул едва заметный сарказм, однако губернатор его заметил и парировал с лёгкой усмешкой:

— А разве вы не добровольно изъявили желание попытать счастья на поле дипломатии? — и уже серьёзно добавил: — Вы убедили меня, сеньор Анри, что живые майя нам полезнее мёртвых. Однако пока что всё, что я высказал — это лишь игра мысли. Но я готов к ней вернуться сразу же после того, как передам сеньоре Пауле её сына и увижу майяского колдуна в кандалах. А сейчас, до того, как вы начнёте описывать мне бой "Победоносца" с английскими кораблями, я хочу знать, когда и как вы намерены отправиться искать миссию на реке Белиз.

Анри вздохнул:

— Я надеялся найти её на карте вашего превосходительства.

— Я предоставлю вам свою карту для изучения, сеньор Анри, но, увы, ничего похожего на ней нет. До сего времени никто ещё не разведал эту реку дальше того места, где из неё истекает Ревущий поток.

— Ну что же, тогда мне придётся пройти её на лодках, взяв с собой моего навигатора. Надеюсь, он заполнит часть белых пятен на карте вашего превосходительства. Я оставлю за собой завтрашний день на собственные дела и приложу все усилия, чтобы послезавтра утром всё было готово к отправке. Как в самый поздний срок, если не вмешаются ещё какие-нибудь непредвиденные обстоятельства, мы отчалим в среду.

— Надеюсь, вы понимаете, что в сложившихся обстоятельствах я не в силах как-либо помочь вам? — сеньор Альварес придал голосу лёгкий налёт вины.

— Да, ваше превосходительство, понимаю и потому буду всецело рассчитывать на собственные силы.

Губернатор удовлетворённо кивнул:

— Я искренне рад, что могу на вас положиться в таком богоугодном деле! Да, кстати, — сеньор Альварес сменил тон с довольного на озабоченный, — лейтенант Контрерас до сих пор не явился ко мне с докладом. Он жив? Вам что-либо известно о его судьбе, дон Себастьян?

Капитан-лейтенант, мельком взглянул на друга и глядя прямо в глаза графа, ответил:

— Только Господь может знать всё, граф, мне же известно лишь то, что сегодня утром, когда я видел идальго в последний раз, он был жив, но тяжело болен.

— Болен? Чем? — заметно забеспокоился губернатор.

Дон Себастьян взглядом вернул право ответа Анри.

— Наш корабельный доктор, сопровождавший экспедицию, предполагает, что это чёрная рвота, — вдруг с отяжелевшим сердцем ответил Анри, ожидая, что сейчас ему придётся объяснять способы передачи заболевания и то, откуда ему это известно.

— Что? — даже в оранжево-красном пламени свечей лицо губернатора заметно покраснело.

Взявшись рукой за сердце, сеньор Альварес откинулся на спинку кресла, закатив глаза, чем вызвал обеспокоенность за своё здоровье у гостей:

— Ваше превосходительство в порядке? — участливо спросил Анри, привстав с дивана, готовый звать на помощь.

Губернатор глубоко вздохнул, махнул рукой и выровнялся:

— Сидите, сеньор Анри. Похоже, Господь посылает нам новое испытание. Сколько больных вы привезли в город?

— Ни единого, ваше превосходительство.

От неожиданности губернатор наклонился к Анри, словно хотел лучше слышать.

— Неужели вы бросили дворянина умирать в джунглях? — в его голосе было неподдельное удивление.

— Нет, ваше превосходительство. И идальго, и других больных мы доставили в монастырь святого Бонавентуры, а для того, чтобы предотвратить дальнейшее распространение лихорадки, мы воспользовались способом, предложенным майяским проводником, и по примеру индейцев покрыли лица глиной.

— То есть, вы хотите сказать, что маски, которые повергли в бегство приватиров, были на самом деле призваны отгонять чёрную рвоту? — к удивлению в голосе сеньора Альвареса присоединилось восхищение.

— Да, ваше превосходительство. Будучи в монастыре, мы не имели ни малейшего понятия о нападении на город и наши действия были направлены лишь на защиту от кровопийц, которые и разносят эту болезнь.

— Воистину неисповедимы пути Господни! — всплеснул руками губернатор и несколько раз перекрестился.

Вытащив из пышной кружевной манжеты рукава роскошный батистовый платочек, граф Альменара промокнул им выступившие слёзы и, покряхтев, завертелся в кресле. Устроившись поудобнее, сказал, обращаясь к Анри:

— Ну что же, полагаю, эту тему мы можем пока закрыть. Теперь я жду вашего рассказа о славной победе Карибского альмиранте над английской эскадрой.

Впервые услышав из уст графа Альменара прозвище, данное ему обитателями Тиерра Фирме, Анри смутился. Вкратце он поведал губернатору о проигранной английским сорокачетырёхпушечным фрегатом "Винсби" артиллерийской дуэли, затем о победе над сорокавосьмипушечным фрегатом "Лев" и закончил свой доклад удачным залпом умелых испанских канониров, приведшим к сдаче, а затем и к гибели пятидесятидвухпушечного линейного корабля "Ньюбери" и его пиратского вице-адмирала Мингса. Не забыв при этом передать и узнанное при допросах английских капитанов, поинтересовался судьбой добравшихся на берег под белым флагом части экипажа английского флагмана. Узнав, что пленные были доставлены в форт, Анри предъявил претензии на офицеров, любезно согласившись при этом всех остальных, сдавшихся в плен его солдатам на суше, оставить в распоряжение губернатора.

— ...В заключении я бы хотел информировать ваше превосходительство, что моя армада вряд ли сможет отправиться на Ямайку в ближайшее время, — развёл руками Анри. — К сожалению, с абсолютной уверенностью я могу говорить лишь о не поврежденности двух моих фрегатов и брига, не успевших покинуть доки. "Победоносец" и призовой фрегат, который я намерен оставить себе, нуждаются в ремонте. Полагаю, в ремонте будут нуждаться и два галеона из Победоносной армады, участвовавшие в бое за форт. В настоящий момент мне совершенно ничего неизвестно о Птичьей армаде, но я видел её флагман в бою и не сомневаюсь, что в нём приняли участие всё её корабли, — в голосе Анри появилась твёрдость, заставившая губернатора напрячься. — Посему полагаю, что мой визит к дону Педро откладывается на неопределённое время, тем более что мне более нечего ему предложить — древесина мне понадобится самому на ремонт кораблей, а камень, как я полагаю, будет необходим городу для восстановления крепости и форта.

Губернатор кивнул и задумался, поглаживая рукой подбородок. Его раздумья прервал лёгкий стук в дверь.

— Войдите! — недовольный тем, что его побеспокоили, крикнул он, не оборачиваясь.

Тяжёлая дверь бесшумно отворилась, и в салон вошла контесса Исабель.

09.

Обернувшись на шорох шёлка, граф, кряхтя, встал и обратился к приветственно поднявшимся мужчинам:

— Позвольте представить вам мою старшую дочь, сеньоры — контесса Исабель.

Не сговариваясь, мужчины, не признавшись, что уже имели честь познакомиться с сеньоритой, отвесили ей лёгкие поклоны, а сеньорита, в свою очередь промолчавшая о встрече в соборе, сделала грациозный реверанс и, когда отец представил ей дона Себастьяна, протянула ему для поцелуя свою изящную ручку. Слегка коснувшись губами кончиков пальцев девушки, аристократ отступил, пропуская вперёд Анри.

— Однако, сеньор Анри, мне кажется, вы должны быть уже знакомы с моей дочерью, — усмехнувшись, сеньор Альварес.

Анри смутился и почувствовал, что краснеет. В памяти всплыла картина сидящей на полу девушки, потирающей ушибленный дверью лоб. Надеясь, что его смущение в танцующем пламени свечей осталось незамеченным, он ответил, стараясь справится с внезапно нахлынувшим волнением:

— Я имел честь удостоится рассказа вашего превосходительства о её милости контессе Исабель на пиру в честь дня рождения её милости контессы Луисы.

— А у вас отличная память, сеньор Анри, — снова усмехнулся граф Альменара.

— Хорошая память — необходимый атрибут успешного торговца, ваше превосходительство, — стараясь придать голосу безмятежность, ответил Анри, чувствуя горячую волну, пробежавшую по его телу.

— Вы не представляли нас, отец. Иначе бы сеньор торговец узнал меня, встретив на литургии в среду, — нежный голосок Исабель прозвучал наигранно обиженным, тем не менее она благосклонно кивнула склонившему голову мужчине. Её слова и взгляд, брошенный при этом на аристократа, недвусмысленно намекали на то, что и мужчинам не следует упоминать подробности недавней встречи на литургии и особенно последовавший разговор. После того, как встав на одно колено молодой человек церемониально поцеловал край платья контессы, граф снова сел, жестом приглашая гостей сделать то же самое.

— Исабель, полагаю, нечто очень важное заставило тебя отрывать меня от дел, — сменил тему разговора граф. — Ну же, я слушаю тебя!

— Матушка начинает сердиться, что вы запаздываете к ужину, отец. Вот я и вызвалась сама поторопить вас, — положив руку отцу на плечо, проворковала контесса.

— Я приду, как только закончу, — строго сказал губернатор и похлопал дочь по руке, — иди, не задерживай меня.

— Ну уж нет! — вдруг решительно возразила сеньорита Исабель. — Без вас я не вернусь, отец. Я лучше сяду вон там, — она указала на второе кресло, стоящее с другой стороны игрального столика, — и подожду. Вы же знаете матушку! — сменив тон на примирительно-просящий, закончила свою речь сеньорита и, не дожидаясь ответа, зашуршав юбками, уселась в кресло.

Губернатор приподнялся, видимо, желая возразить, но, взглянув на замерших мужчин, лишь махнул рукой и, снова устроившись поудобнее, обратился к Анри:

— На чём мы закончили, сеньор Анри, когда нас прервала моя дочь?

Анри, немного подумав, ответил:

— Я излагал вашему превосходительству свои доводы, почему я не могу выполнить настоятельной рекомендации дона Педро.

— Ах да, это... "Богоматерь Розария" до сих пор не вернулась из форта Кагуэй. Надеюсь, на своём пути галеон не встретил англичан, и в ближайшие дни я получу ответ от генерал-капитана Ямайки. Затем я вновь напишу ему о вашей неоценимой заслуге в обороне города и что как только состояние ваших кораблей позволит вам выйти в море, вы немедля отправитесь к нему, — губернатор добродушно улыбнулся и, доверительно наклонившись к Анри, продолжил: — Не стоит пробуждать неприязнь к себе у таких людей, как дон Педро. Проявляйте свою дипломатичность не только с индейцами, друг мой, — сеньор Альварес снова улыбнулся и, заняв прежнее положение, продолжил: — Пока вы будете заниматься возвращением в Белиз похищенных испанок, я займусь ускоренным ремонтом ваших кораблей. Полагаю, это то наименьшее, чем город может отблагодарить вас за своё спасение, сеньор Анри. Кстати, наш пинк в таком плачевном состоянии, что его придётся разбирать. В связи с этим я бы хотел выразить надежду на то, что вы проявите щедрость и ради усиления обороны Белиза передадите мне один или даже два боеспособных корабля из пиратских призов.

— Я обязательно буду помнить о просьбе вашего превосходительства, но не могу сейчас ничего обещать, поскольку у меня нет никаких сведений ни о потерях, ни о призах.

— Да-да, конечно, сеньор Анри, я не сомневаюсь в вашем благородстве и честности, тем более что мне известно о четырёх пиратских кораблях, взятых вашими людьми на абордаж, но их будет, вне всяких сомнений, намного больше, ведь приватиров было двенадцать.

— Я вижу, ваше превосходительство хорошо информированы. Возможно, вашему превосходительству доложили и о моих потерях?

Губернатор грустно вздохнул:

— Увы, сеньор Анри, война никогда не уходит без своей добычи. В этот раз, насколько могли видеть с башни форта, она забрала один из ваших галеонов.

Анри почувствовал, как кровь прилилась к его голове вместе с нахлынувшим напряжением.

— Прошу ваше превосходительство сказать мне всё, что им известно.

Сеньор Альварес покачал головой:

— Сожалею, сеньор Анри, но это всё, что я знаю. Разве что ещё то, что этот корабль сгорел. Возможно, вас утешит то, что достоверно известно о гибели лишь одного вашего корабля. Последние сообщения из форта гласили, что на рейде их осталось четыре, если не считать приватиров, а двое, во главе с "Альбатросом", отправились в погоню за пиратами, которым удалось сбежать.

В салоне повисла тишина.

Да, война всегда выбирает свою дань, и кому, как не ему — торговцу, объявившему войну пиратству — было знать это? Но знать — не значит привыкнуть к потерям людей и кораблей. Печаль тяжело сдавила сердце.

Дав гостям время переварить услышанное, граф Альменара вновь заговорил:

— Поскольку я взял на себя обязательства по ремонту кораблей, мне будут необходимы сведения о причинённом ущербе. Могу я рассчитывать на то, что вы предоставите мне необходимые сведения, сеньор Анри?

— Я доставлю их вашему превосходительству, как только сам получу.

— Ну вот и славно! Кстати, я напишу дону Педро о полученных вами сведениях от пленных английских капитанов. Они, несомненно, успокоят его. Не трудно предположить, что именно известия о планируемом захвате Ямайки каким-то образом попавшие к нему и были причиной его желания подписать с вами фрахтовый договор.

— Возможно, ваше превосходительство правы. Во всяком случае это объясняло бы настоятельность и срочность, с которыми дон Педро вызывал меня в форт Кагуэй.

— Кстати, сеньор Анри, — вновь сменил тему губернатор, — завтра утром состоится открытый совет, на котором, помимо иного, будут прения по поводу выдачи энкомьенды. Я внесу предложение изменить лицензию на асьенду и передать её вам в счёт погашения долга, возникшего у города перед вами, но при условии, что вы займётесь на ней производством красителей и десятую часть произведённого будете отдавать городу на протяжении десяти лет. Вы согласитесь на такое, сеньор Анри, если кабильдо проголосует за моё предложение?

Недолго думая Анри кивнул:

— Великодушие вашего превосходительства не знает границ! Я с благодарностью принимаю предложение вашего превосходительства.

— Ну что же, тогда запись о результатах голосования доставят в вашу торговую контору, а в случае принятия положительного решения — в коем я не сомневаюсь — вам нужно будет посетить кабильдо для подписания соответствующего договора.

— Благодарю ваше превосходительство за благосклонное отношение к моей скромной особе, — склонил голову Анри.

— Вы заслужили его, друг мой, — улыбнулся губернатор, вставая.

Поднялись и гости, понимая, что аудиенция закончена.

— Я решил взять на себя долг почтить память тех, кто отдали жизни за Белиз и за всех нас и хочу заказать поминальную мессу по погибшим на следующий вторник. Полагаю, вы будете там, сеньоры? — губернатор обвёл глазами гостей.

— Ваше превосходительство поступают как благородный человек! Я счёл бы за честь присоединиться к расходам на мессу! — ответил за себя и капитан-лейтенанта Анри. — Надеюсь, я успею вернуться к тому времени.

— А разве вас пустят в Храм Божий, сеньор Анри? — тихо и, как показалось Анри, скорбно, спросила подошедшая к отцу контесса Исабель.

— Что же за грех совершил я, ваша милость, из-за которого меня не пустят в храм отдать должное погибшим, среди которых многие служили мне?

— Разве вы не продали душу Нечистому, чтобы спасти город? — большие блестящие глаза дочери графа пристально смотрели на глядевшего в пол торговца.

От слов контессы наступило неловкое молчание. Гости переглянулись.

— Я не раздумывая отдал бы за Белиз жизнь, ваша милость, но моя душа принадлежит лишь мне и богу, — нарушил тишину Анри.

— Так значит, это были не вы, а дон Себастьян? — голос контессы заметно повеселел. Осознав это, она смущённо опустила переведённый на аристократа взгляд.

— А я разве похож на бездушного грешника, сеньорита Исабель? — с едва заметной холодностью спросил тот.

— Разве не печать греха затемнила ваше лицо, дон Себастьян? — искренне удивление окрасило голосок контессы.

Мужчины опять переглянулись и, вытащив из рукавов кружевные платочки стали вытирать ими свои лица.

— Сеньоры явились ко мне для доклада, покинув боевой корабль. Не желая заставлять меня ждать, они были так любезны, что не стали тратить время на придание себе подобающего кабальерос вида, а пришли как воины, — наконец-то опешивший сеньор Альварес нашёл, что сказать.

Дон Себастьян показал контессе испачканный копотью платок:

— Это пороховой дым, сеньорита. Ваш отец прав — мы пришли как воины, прямо с поля боя, коим для нас был "Победоносец". В своей нетерпеливости ваш отец не подумал о том, как мы будем выглядеть, если нам придётся предстать пред дамой, а сеньор Анри, дабы избежать конфликта со слишком настойчивым и не слишком любезным офицером, посланным за ним вашим отцом, принял решение не откладывать визит во дворец.

На лице контессы Исабель появилось выражение раскаяния. Она просительно сложила руки и тихо произнесла:

— Прошу вас, сеньоры, простите мне мою бестактность! Мне очень стыдно, что я хотя бы на мгновение смогла поверить, что такие благочестивые кабальерос способны на какие-либо сделки с врагом рода человеческого!

— Пусть ваша милость не печалятся. Будем считать этот разговор досадным недоумением. Полагаю, вашей милости сегодня пришлось пережить немало волнений, когда крепость штурмовали англичане, а приватиры пытались прорваться в город через ворота, — глядя на подол тёмно-зелёного платья девушки, сказал Анри.

— Позвольте узнать, контесса, кто навёл вас на мысль, что сеньор Анри или я способны на подобное преступление перед Господом? — вкрадчиво спросил дон Себастьян.

— Мне сказала об этом сеньорита Лаура, — ответила Исабель и виновато опустила очи.

— А где же эта старая... — губернатор, с губ которого чуть не слетело слово, способное заставить аристократа заступиться за даму, вовремя остановился, найдя ему безобидную замену — дева, — ...могла такое услышать? Не сама же она это придумала? — всё ещё на повышенных тонах закончил фразу окончательно пришедший в себя граф Альменара.

— Отец, как можете вы в таком тоне говорить о своей сестре! — возмутилась контесса.

— Однажды ты поймёшь, дитя моё, что Господь наделяет разными добродетелями не всех одинаково, но ты не ответила на мой вопрос, Исабель, — уже примирительно ответил губернатор. — Итак, я жду!

— Она слышала, как об этом говорил матушке идальго де Рокафулл.

— Похоже, этот петух скоро докукарекается, — наклонившись к Анри, пошептал капитан-лейтенант.

— Я сам разберусь с этим, сеньоры! — стараясь придать голосу строгость, сказал граф Альменара, услышавший не такой уж и тихий шёпот дона Себастьяна. — А завтра ваш день! Завтра мы будем праздновать разгром англичан, сеньор Анри. По этому поводу я приглашаю вас и дона Себастьяна на торжественный обед.

Анри вежливо поклонился и, согласно этикету, не скупясь на благодарности, отказался. Его примеру последовал и дон Себастьян.

— В этот раз я не приму вашего отказа, сеньоры! — настаивал губернатор.

Анри не горел желанием вновь оказаться среди приглашённых к графскому столу. Ему не хотелось опять испытывать на себе надменность графини и выслушивать язвительные намёки на его плебейское происхождение, если сеньора Каталина вообще снисходительно замечала присутствие Анри. Не менее неприятно ему было и невозможность взглянуть в лицо собеседника, если таковой у него за графским столом, не считая самого графа, оказывался. Он искренне надеялся, что отказом на повторном приглашении будет завершён ритуал и третьего не последует. Но оно последовало и отказаться в третий раз было равносильно оскорблению, поэтому Анри лишь поклонился и с благодарностью пообещал прибыть во дворец к двум часам. Пока приглашающую церемонию завершал дон Себастьян, Анри, ненароком взглянув на контессу заметил, как засияли глаза девушки. "Ну, по крайней мере, на этом обеде будет хоть кто-то, кому моё присутствие действительно принесёт радость", — успокоил он себя и, когда граф распрощался с гостями, вместе с доном Себастьяном покинул салон.

10.

Оказавшись на улице, Себастьян тронул друга за руку:

— Мне показалось, или вы на самом деле не хотели принять приглашение губернатора на обед?

— Нет, Себастьян, вам не показалось. Кстати, вы ведь впервые удостоились такой чести? — голос Анри был тих и печален.

— Впервые. К тому же я уверен, что удостоился этого приглашения лишь потому, что был сейчас с вами, друг мой. Но почему вы вместо того, чтобы радоваться проявлениям приязни графа Альменара, печалитесь?

Анри грустно усмехнулся:

— Не стоит тратить слов, Себастьян. Завтра вы сами всё поймёте. Пойдёмте лучше поищем место, где нас накормят сегодня. Думаю, сеньор Хакоб будет искренне рад нас видеть, а его дочь — неплохая кухарка. Я даже подумывал, что, если я когда-нибудь всё же поставлю себе дом в Белизе, то обязательно предложу Фебе вести в нём хозяйство.

— Что-то мне подсказывает, что к тому моменту, когда вы решитесь поставить себе в Белизе дом, сеньорита Фебе уже давно будет сеньорой и у неё будут совсем другие заботы, — усмехнулся в ответ Себастьян и дружески хлопнул друга по плечу. — Скажите, Анри, зачем вам красочная? Будь вами, я бы стремился получить лесопилку.

— Я и стремлюсь, Себастьян. Но наш король не так щедро раздаёт эти земли. Вот и приходится каждый кусок, полученный в аренду или собственность, использовать с умом, — Анри лукаво улыбнулся.

В тусклом свете уличного фонаря, слабо освещавшего угол главной городской площади чадящими и воняющими жировыми свечами, аристократ заметил, как блеснули глаза торговца.

Рисунок 8 Уличные фонари. XVII век.

https://c.radikal.ru/c43/1809/d0/46dc705815c8.jpg

— Там, где красочная, без проблем поместится и лесопилка, — продолжал Анри. Кроме того, не забывайте, что я прежде всего торговец, а красители нынче в хорошей цене, так что даже если я буду отдавать десять процентов красителя городу, я всё равно смогу получать неплохую прибыль. Вы ведь понимаете, что содержание армад стоит немалых денег? К тому же согласно испанским законам владеть военными кораблями может только его величество король. Пока у меня был фрахтовый договор, я мог обходить этот закон, да и согласно нашему соглашению с сеньором Диего — ныне покойным генерал-капитаном Кубы, мне не надо было делиться с ним призами, но сейчас мне придётся или подписывать новый с доном Педро, один Господь знает на каких условиях, или же брать каперскую лицензию у нашего губернатора.

— Я никогда не задумывался, на каких основаниях вы владеете армадами, — покачал головой Себастьян. — Да и над тем, где вы берёте деньги на их содержание и ремонт — тоже.

— Правильно, зачем вам это? — развёл руками Анри. — У вас другие обязанности. Об этом думаю я и сеньор Хакоб.

— Какие последствия для вас будут, если вы не подпишете новый фрахтовый договор с доном Педро, кроме того, что он отберёт у вас вашу плантацию на Ямайке? — озаботился проблемами друга Себастьян.

Анри неопределённо пожал плечами:

— Убытки будут — это бесспорно, к тому же мне придётся купить каперскую лицензию в Белизе, а это значит, что не менее двадцати процентов призов я буду вынужден отдавать губернатору.

— А если её купить на Кубе или Эспаньоле?

Анри грустно улыбнулся:

— Хотите, Себастьян, я открою вам тайну, почему я держусь за бедный Белиз вместо того, чтобы уйти в Гавану, например, или Санто-Доминго?

Аристократ кивнул,

— В Гаване слишком много торговцев, к тому же новый генерал-капитан Кубы, с которым я до сих пор незнаком, явно не нуждается в моей помощи по защите города. Что же касается остальных, с кем мне до сих пор приходилось иметь дело, сеньор Альварес наименее жаден.

— Возможно, это потому, что Белиз вам обязан более, чем любой другой город Тиерра Фирме и островов.

Анри покачал головой:

— Моя армада спасала от осады Санто-Доминго и Сан-Хуан, не позволила Мингсу войти в Маракайбо, но самый выгодный фрахтовый договор мне был предложен в Гаване, когда сеньор Диего отчаянно нуждался в моих кораблях. И несмотря на то, что защита моей армады нужна и Картахене и Порламару не менее, а, возможно, даже и более чем Белизу, самые лучшие условия для моего торгового склада мне предложили лишь в тут. Я торговец, Себастьян, я умею считать деньги. Потому я не делаю себе иллюзий по поводу доброго отношения ко мне вначале нашего алькальда — сеньора Рикардо, а нынче и сеньора Альвареса. Это не симпатия, это — выгода. Взаимная выгода.

Аристократ покачал головой:

— Думаю, вы ошибаетесь в своей оценке губернатора. Он явно к вам благоволит. Возможно, в его отношении к вам есть и корысть — хотя я и не понимаю, какая. Я вижу лишь, что граф — человек умный, стало быть, своего не упустит, но что он испытывает к вам симпатию — это безусловно, Анри!

— Вы знаете, Себастьян, что по закону двух Индий губернаторам не позволено ни владеть землёй, ни брать её в энкомьенду?

— Как дворянин, я изучал этикет и владение шпагой, а как младший сын — монастырский устав. Меня не готовили к управлению колониями, — в тихом и обычно бесстрастном голосе друга мелькнула нотка высокомерия.

Анри понимающе кивнул и продолжил:

— Думаю, не стоит далее рассуждать о возможностях губернаторов приумножить свой доход. Лично я голоден и хочу выпить. Вы идёте со мной, Себастьян?

— Разве не мой долг сопровождать вас, сеньор Анри? — голос капитан-лейтенанта был серьёзен, но в глазах блеснули озорные искорки.

— Тогда не отставайте, капитан! — сказал Анри и уверенно шагнул в сторону кромешной тьмы.

До главного склада было не близко. Друзья шли молча, плечом к плечу. Хотя горбатая Луна, ненадолго раздвигая тучи, поглядывала вниз, освещая дорогу, большую часть пути пришлось идти в темноте тропической ночи. Однако Анри уверенно шёл вперёд, лишь изредка поглядывая на небо, словно прокладывал курс по немногочисленным звёздам, стоически пробивающимся в дыры между тучами на медленно тяжелеющем небе.

Частокол, обхватывающий территорию склада, заканчивался массивными деревянными воротами, которые на ночь запирали и спускали собак. Сейчас же, несмотря на позднее время, они были распахнуты настежь. Перед торговой конторой никого не было, но со двора пробивалось зарево факелов — там всё ещё работали.

Не останавливаясь, Анри повёл своего спутника прямо к дому сеньора Хакоба. На стук почти сразу же отозвался голос Фебе:

— Сейчас открою!

"Так и не взял домой прислугу, старый скряга!" — мысленно укорил Анри управляющего, прислушавшись.

За дверью послышались лёгкие шаги, заскрипел засов и в проёме показалась Фебе со свечой в руке. Увидев двух мужчин, выражение ожидания на её лице сменилось тревогой. "Похоже, Антонио тут ещё не появлялся", — глядя в освещённое чадящим пламенем дешёвой свечи лицо девушки, подумал Анри.

— Вы впустите нас в дом, сеньорита? — спросил он, одновременно раздумывая, как успокоить девушку. Вид Фебе невольно всколыхнул в памяти разговор с Антонио, и сочувствие проникло в его сердце.

— Сеньор Анри? — узнав голос гостя, дочь управляющего отступила, давая возможность нежданным гостям войти. — А кто с вами?

— Дон Себастьян. Доктор Антонио не появлялся, сеньорита Фебе? — снимая шляпу, как бы между прочим, спросил Анри.

— Нет, сеньор капитан, — ответил вместо дочери управляющий, появившийся из глубины коридора.

— Он жив? — выдохнула Фебе едва слышно.

— Мы оставили его на лесопилке сеньора Арройо позаботится о раненых. Я поручил одному из гарнизонных офицеров доставить доктора с выжившими в госпиталь. Вероятно, он остался там на ночь, — ответил Анри, и, повернувшись к сеньору Хакобу, продолжил: — Надо бы послать туда человека узнать, не надо ли чего доктору. И пусть захватит с собой съестного — думаю, оно не будет лишним. Да, с доктором должен быть старый индеец. Пусть гонец приведёт его сюда, — деловито добавил Анри, не дожидаясь приветствия.

— Да, сеньор капитан, прошу вас, проходите в гостиную. Я так рад вас видеть! — залебезил сеньор Хакоб. — И вас тоже, сеньор офицер! — кивнул он дону Себатьяну и, направив гостей в комнату, отправил дочь передать приказание сеньора одному из работников.

Из полумрака небольшой гостиной, освещённой медной масляной лампой, свисавшей с потолка на чугунной цепи, на путников дохнуло ароматом свежего хлеба, чеснока и горящего хлопкового масла. Чувство голода, притуплённое чашечкой чоколате, вновь дало о себе знать.

Рисунок 9. Бронзовая масляная лампа. XVII век.

https://a.radikal.ru/a04/1809/3e/012b78762589.jpg

— Прежде, чем перейдём к делам, я бы хотел узнать, найдётся ли в вашем уютном доме чем накормить двух голодных мужчин, сеньор Хакоб? — обратился Анри к входящему в комнату управляющему.

— Я могу предложить вам, сеньоры, хлеб, сыр, колбасы и вино. Однако, сеньор капитан, вы же знаете, что для меня всегда честь принимать вас, как гостя, в своём скромном жилище! — расплылся в улыбке старый марран. — Мы с Фебе как раз готовились отужинать и, если уважаемые сеньоры согласятся оказать нам такую честь и примут моё приглашение присоединиться, то они доставят мне и моей дочери великое удовольствие.

Анри и дон Себастьян, согласно правилам, вежливо отказались, на что управляющий с хитрой улыбкой, слыша, как заурчало в животах гостей от упоминания еды, предложил:

— Сеньоры, я бы хотел ускорить церемонию приглашения, поскольку я и сам голоден, а превосходный кастильский рис/160/ уже готов. Предлагаю считать все формальности этикета выполненными и просто перейти в трапезную.

Переглянувшись, мужчины дружно кивнули и последовали за хозяином через анфиладу тускло освещённых масляными лампами комнат. Заведя гостей в небольшое помещение, сеньор Хакоб предложил им умыться над большой керамической миской и самолично поливал им руки водой из медного кувшина. Не успели гости утереться поданными сеньором Хакобом чистыми полотенцами, пахнувшими дешёвым местным мылом, как вернулась Фебе. Отец тут же засыпал её распоряжениями и повёл гостей в трапезную. Пока дочь сервировала крепко сбитый без вычурностей стол из местного красного дерева, управляющий, придав лицу выражение глубокой печали, обратился к гостям:

— К моему величайшему сожалению, сеньоры, сегодня я могу предложить вам весьма скромную трапезу — из-за этих подлых англичан, напавших на город, мы остались без свежего мяса и даже без даров моря, но, надеюсь, искусная стряпня моей дочери своим вкусом компенсирует бедность ужина.

— Ничего, сеньор Хакоб, завтра город снова будет жить нормально — лавки откроются, а рыбаки выйдут в море, — ответил Анри, наблюдая, как ловко Фебе расставляет тарелки с нарезанным сыром и сесиной/161/. Когда же появился кувшин с хересом, хозяин с поклоном пригласил гостей к столу, предоставив право на благодарственную молитву сеньору капитану.

11.

Ужин прошёл без разговоров: обсуждать дела во время еды было непринято, говорить о войне, бедствиях и других печальных событиях, не способствующих пищеварению, считалось дурным тоном, а на светские беседы и анекдоты ни у кого из присутствующих не было настроения. Кроме того, херес и сытная еда разморили уставших мужчин. Анри чувствовал, как ленивая сонливость начинает одолевать его и потому искренне обрадовался крепкому, почти несладкому чёрному кофе, поданному Фебе в завершение ужина. Ароматный и слегка терпкий напиток смыл опьянение и вернул мыслям быстроту. Заметно оживились и хозяин дома, и дон Себастьян.

Сеньор Хакоб, дождавшись, когда гости допьют кофе, поднялся и поблагодарив их за оказанную его дому честь, предложил перейти в гостиную. Поднявшись, сеньоры, рассыпаясь в похвалах кулинарному таланту сеньориты Фебе, выразили свою истинную благодарность за отличную еду и отправились за управляющим.

Забрав с обеденного стола подсвечник, сеньор Хакоб завёл гостей в соседнюю комнату и зажёг все четыре рожка висевшей с потолка большой бронзовой лампы. Язычки пламени запрыгали, вырывая из темноты заставленное мебелью пространство. Анри, давно не бывший в гостях у семейства Финеесес, осмотрелся в поисках новизны. Однако каменные стены до половины были покрыты всё теми же панелями красного дерева. Неподалёку от окна стоял его подарок — украшенное серебром бюро из местного палисандра. Напротив, под гобеленом со сценами охоты, был небольшой старенький диван, обтянутый красноватой в отблесках огня кожей и два подобных ему кресла. Единственной новой вещью было небольшое французское зеркало в скромной оправе, висевшее над консольным столиком недалеко от входа в комнату. Получив приглашение сесть, гости заняли диван, а хозяин, поставив потрескивающую и чадящую свечу на консольный столик, кряхтя развернул кресло так, дабы мог видеть гостей, сел и с ожиданием посмотрел на Анри.

— Завтра поутру сюда доставят пленных англичан. Освободите один из складов для их содержания, сеньор Хакоб. Они понадобятся мне для работ на каменоломне и на строительстве красочной и лесопилки. Среди них есть дворяне, тех надобно поместить отдельно.

Управляющий всплеснул руками и запричитал:

— Сеньор капитан, да куда же я дену брёвна, что всего лишь два дня назад закончили перемещать с городских складов? К тому же уже начали свозить трупы ваших солдат, погибших сегодня во время боя в крепости.

— Я уверен, что вы справитесь, сеньор Хакоб, — улыбнулся Анри, привыкший к умению управляющего преувеличивать сложности поставленной перед ним задачи. — Кроме того, есть у меня предчувствие, что именно этот лес губернатор и собирается использовать для ремонта моих кораблей.

— Много ли будет пленных? — сменив тон на деловой, поинтересовался марран.

— Очень много, более пяти сотен, а то и все шесть. Но вот сколько среди них дворян... — Анри обернулся к дону Себастьяну, передавая ему слово.

— Одиннадцать. Надобно учесть и то, что среди пленных есть раненые.

Сеньор Хакоб снова схватился руками за голову, но что за плач должен был последовать в этот раз гости так и не узнали — в дверь постучали.

— Уже иду! — крикнула откуда-то Фебе, и её быстрые шаги зашуршали кожаными туфельками по каменному полу.

Все невольно замерли, прислушиваясь и инстинктивно вглядываясь в зияющий темнотой дверной проём, ведущий в гостевую комнату.

Заскрипел кованный дверной засов, послышался звук открываемой двери, и до застывших в ожидании мужчин донёсся радостный голос Фебе:

— Сеньор Антонио!

— Я тоже рад видеть вас, сеньорита. Надеюсь, за время моего отсутствия ваш отец не отдал мою комнату иному постояльцу? — долетел в гостиную баритон доктора.

— Фебе, веди сеньора доктора сюда, — взглянув на гостей, крикнул дочери сеньор Хакоб.

Когда мужчины, после приветствий снова расселись, Анри, глядя в уставшее лицо Антонио, для которого сеньор Хакоб перенёс второе кресло, спросил:

— У вас есть представление о количестве раненых?

— Приблизительное. По подсчётам сестёр-концепционисток/162/ их более семисот и из них около сотни тяжёлых, из которых едва половина доживёт до утра. Госпиталь переполнен, хирурги не успевают оперировать. Кроме того поступило сообщение о тяжёлом ранении коменданта крепости сеньора Доминго и военного инженера сеньора Луиджи. Управляющий госпиталем доктор Хулиан Морено попросил меня посетить сеньора коменданта для оказания ему необходимой помощи, а сам отправился к сеньору инженеру.

— Наших много? — тихо спросил дон Себастьян, когда Антонио умолк.

— Много, — кивнул доктор.

— Значит, вы пришли сюда прямо из дома сеньора Доминго? — задумчиво спросил Анри. — Как он? Жить будет?

— Всё в руках Всевышнего. Я лишь сделал, что мог — вытащил пулю и обработал раны. К счастью, ранения не смертельны, так что будем надеяться, что сильный организм идальго Муньоса справится с ними. Закончив в доме сеньора коменданта, я вернулся в госпиталь, полагая, что могу ещё понадобиться там. Как раз привезли раненых с "Победоносца". Они не нуждались в моей помощи — сеньоры Адриан и Мариано отлично поработали, но пока я их осматривал, я узнал о вашей победе над тремя английскими кораблями, сеньор Анри. При этом мне доложили, что меня разыскивает слуга и, полагая, что наши моряки были последними ранеными за сегодня, я отправился сюда. Встретить вас тут, сеньоры, была для меня приятная неожиданность.

— Полагаю, вы сегодня тоже славно потрудились и нуждаетесь в сытном ужине и отдыхе. Не смею вас больше задерживать, сеньор Антонио, разве что последним вопросом — где вы оставили Хуана? — поинтересовался Анри, вставая. За ним последовали и остальные.

— Его арестовали солдаты губернатора, как только мы въехали в город, — тяжело вздохнув, ответил доктор. — Я требовал отпустить майя, говоря им, что этот старик — ваш слуга, но тщетно. Полагаю, сейчас он в местной темнице.

— Надеюсь, вы правы, друг мой, — сухо ответил Анри, и все заметили, как застыло его лицо.

Доктор виновато опустил голову. Наступившую тишину нарушало лишь громкий треск быстро догорающей свечи.

— Я не виню вас, сеньор Антонио, — нарочито спокойно сказал Эль Альмиранте. — Идите, сеньорита Фебе наверняка уже накрыла для вас стол. Увидимся завтра вечером у Сандро, если, конечно, вы захотите сопроводить меня и в походе за сеньорами с асьенды.

— Это мой долг, ведь, насколько я помню, одна из женщин была больна, — ответил доктор и, распрощавшись, вышел из комнаты.

Уточнив сеньору Хакобу распоряжения по поводу пленных и приказав не тянуть с выплатой пособий семьям погибших, Анри порадовал его сообщением о том, что за ремонт кораблей платить не придётся. Затем приказал все торговые корабли, вернувшиеся в Белиз, отправлять в Гавану и Веракрус вербовать людей для восполнения потерь на кораблях и будущей энкомьенды и в конце поинтересовался, какой сюрприз оставил ему капрал Грегорио Ромеро.

— О, этот огромный человек прибыл вчера вечером с двумя телегами камня и одним индейцем. Что именно вы считаете сюрпризом, сеньор капитан? — заулыбался управляющий.

— Камень — это хорошо, а вот индеец — это уже интересно. Камень послезавтра предложите губернатору, когда пойдёте обсуждать с ним мою долю в оплате поминальной мессы. Да поторгуйтесь хорошенько, тем более, что денег он всё равно не даст, будет требовать в долг, — Анри посмотрел на прикивывавшего сеньора Хакоба и не сдержал улыбки, видя, как тот довольно потирает руки в предвкушении будущего торга. "Да, несладко будет губернатору! Не удивлюсь, если ему придётся пообещать за камень цену изумрудов!" — позлорадствовал Анри, понимая, что обещанные графом Альменара деньги он получит нескоро. — А где индеец?

— Я поручил рабочим приглядывать за ним. Должно быть, они закрыли краснокожего в своём бараке. Желаете его видеть, сеньор капитан?

— Да.

— Фебе! — закричал управляющий, открыв дверь в тёмный коридор.

— Не надо, сеньор Хакоб, не беспокойте дочь. Отведите меня туда сами, — остановил его Анри.

Лицо старика выразило огромное неудовольствие, но возразить своему сеньору он не посмел и лишь приказал явившейся на зов дочери зажечь фонарь.

Когда из дома вышла небольшая процессия во главе с сеньором Хакобом, освещавшим путь тусклым светом фонаря, ворота уже были заперты, а повсюду царила тишина. Анри огляделся, ожидая, что из темноты к ним кинутся выпущенные охранником псы, но вместо трёх огромных алано/163/ к свету бесшумно приблизился его пеон Серхио, вот уже третий год отрабатывающий долг ночным сторожем.

— Не волнуйтесь, сеньор Анри, — просипел он, — сеньорита Фебе предупредила меня, что вы тут, так что собак я не выпускал,

— Хорошо, Серхио. Приготовь для меня факел и жди у ворот, — ответил Анри и подумал, что обязательно возьмёт к себе Фебе экономкой, как только построит дом.

12.

Добравшись до барака, где жили батраки, управляющий требовательно застучал в запертые двери. Спустя некоторое время за ними послышались шаркающие шаги и раздался низкий недовольный мужской голос:

— Кого это принесло?

— Открывай, бездельник! — грозно ответил управляющий.

Скрипнула щеколда и дверь распахнулась. На пороге показался полуголый взъерошенный детина в грязных штанах с масляной лампой в руке.

— Где индеец? — морщась от запаха немытого тела, спросил сеньор Хакоб.

— Там, — махнул рукой батрак вглубь помещения и отступил, пропуская сеньоров внутрь.

— Где "там"? — недовольно забурчал управляющий. — А ну, показывай, где!

Детина тяжело вздохнул и пошёл вперёд между длинным рядом лавок возле сколоченного из нетёсаных досок стола и прикрытых мешковиной кучами соломы, заменявших работникам постели. Разбуженные батраки, поднявшись, молча наблюдали за происходившим. Тяжёлый застоявшийся воздух был наполнен запахами чеснока и вонью привыкших мыться лишь перед посещением воскресной проповеди людей. Сеньор Хакоб, видимо, не часто тут бывавший, прикрывал нос пышной манжетой рукава рубашки. В отличие от него привыкшие к корабельной жизни с присущей ей "ароматами" Анри и дон Себастьян лишь морщились.

В самом конце помещения сидел на соломе, забившись в угол, связанный по рукам и ногам индеец.

— Эй, ты! — окликнул его батрак, — встань, когда перед тобой стоит сеньор!

Майя повернулся и безучастно посмотрел на пришедших. Детина, решив поторопить пленника, пнул того ногой.

— Развяжи его! — приказал Анри батраку, глядя как индеец, опираясь на связанные руки, пытается встать.

Передав светильник одному из сотоварищей, детина рывком поднял индейца и принялся снимать ему путы на ногах. Анри, не дожидаясь, когда пленника освободят, спросил того, как его зовут.

— Хунтууль Таанкелем Ксипало Балаам, — ответил тот на майя и внимательно посмотрел на вопрошавшего.

— Что он сказал? — тронул друга за плечо дон Себастьян.

— Он сказал, что его зовут Молодой Ягуар, — ответил Анри, рассматривая индейца.

Тот действительно был молод — на вид не больше двадцати. Невысокий, жилистый, из одежды лишь богато украшенная перьями и вышивкой маштлатль и кожаные сандалии. Длинные чёрные, как смоль, волосы, заплетены в косу и уложены вокруг головы. Большие, казавшиеся в полумраке чёрными глаза ожили и с интересом рассматривают испанца, который несмотря на свой небогатый наряд был тут явно главным.

— Ты знаешь мой язык, сеньор? — не скрывая удивления, спросил пленник на майя.

— Знаю. А ты разве не знаешь мой? Ты не католик? — стараясь придать голосу строгость, парировал Анри по-испански.

Майя опустил голову, словно хотел видеть, как батрак, почти на две головы выше его, распутывает ему руки. Затем вновь взглянул на главного сеньора и ответил на ломаном испанском:

— Меня обучили твоему языку монахи, сеньор, когда крестили.

— И какое же имя они дали тебе? — уже несколько мягче продолжал расспрос Анри.

— Они называли меня Хулио, — голос индейца стал глухим и безрадостным.

— Твоё майяское имя говорит мне, что ты охотник. Это так?

— Да, сеньор. Я получил его за то, что умею убивать крокодилов.

Услышав это, дон Себастьян хмыкнул, а детина, закончивший освобождать индейца от пут, присвистнул. Анри вновь осмотрел худощавого юношу и недоверчиво покачал головой.

— Расскажи мне о себе и как ты оказался тут, — приказал он молодому майя.

Парень снова опустил голову, задумавшись. Его кулаки несколько раз сжались и разжались. Наконец, он вновь взглянул на сеньора и заговорил:

— Моё поселение называется Йаш. Много дней назад, когда Луна ещё была молодая и похожая на маленькое каноэ, я отправился вверх по реке искать крокодила. Но я долго не видел его. Я не мог плыть далеко. Я хотел вернуться домой быстро, потому что моя жена должна была ночью родить. Так сказала мне моя мать. И я спешил. Но я должен был принести домой мясо. Я втащил своё каноэ на берег и решил убить обезьяну. Я нашёл дерево, где они спали, наевшись плодов рамона. Но когда я уже был готов пустить в одну из них стрелу, что-то их испугало, и они забрались очень высоко на сейбу. Я был очень зол. Я хотел видеть, что напугало обезьян и пошёл туда, куда они смотрели, когда испугались. Я не увидел ничего, пока не кончился лес. Там я увидел испанцев. Их было много. С ними я видел троих индейцев, но я не узнал их. Они шли к броду через реку. Они шли тихо, как охотники. Моё сердце сказало мне, что это плохо. И это было плохо. Потом я узнал, что они шли убивать, — майя пристально посмотрел в лицо Анри, — за что вы убили много майя? — тихо спросил он, вновь сжимая кулаки.

— Почему ты решил, что те люди, которых ты видел, испанцы? — вместо ответа спросил его Анри.

— Они были одеты почти так же, как и ты, сеньор! И оружие у них висело такое же, как у него! — показал молодой охотник на шпагу дона Себастьяна.

— А ты слышал их речь? — продолжал спрашивать испанец.

— Нет, сеньор. Они шли молча и очень осторожно, чтобы их никто не услышал.

Анри покачал головой:

— Я понимаю, что сейчас ты мне не поверишь, но клянусь всеми святыми, что это были не испанцы.

— Ты прав, сеньор. Я не верю тебе! — Молодой Ягуар не повысил голос, но это не помогло скрыть обуревавший его гнев. — Кто, если не испанцы, это мог быть?

— Англичане, — спокойно ответил Анри. Они убили майя в Печтун-Ха, а затем послали одного из своих в Балам-Ха, чтобы он рассказал там о гибели жителей Йаша и Печтун-Ха от рук испанцев и посоветовал им бежать и рассказать об этих убийствах всем майя. Жители Балам-Ха поверили пришельцу и напали на асьенду. Убив там всех мужчин, они увели с собой женщин. Но Господь послал мне старого охотника из Печтун-Ха, внук которого успел сказать ему, что майя убивали не испанцы.

— Как ты можешь мне доказать свои слова, сеньор? — не спуская глаз с Анри спросил индеец.

— Да как ты смеешь, щенок, сомневаться в словах человека, который, как всем известно, никогда не лжёт! К тому же он поклялся всеми святыми, — выдвинулся вперёд, ближе к индейцу, дон Себастьян. Голос его был тих, но вид его был грозен.

Молодой Ягуар снова сжал кулаки и весь напрягся, словно хищная кошка перед прыжком.

Анри положил руку на плечо капитан-лейтенанта и сказал, глядя на майя:

— Если бы мои люди были из тех, кто напал на Йаш и Печтун-Ха, то почему же тогда они вместо того, чтобы убить, доставили тебя сюда живым? Кстати, где это произошло, Хулио?

Слыша спокойный голос главного сеньора, молодой охотник успокоился и задумался.

— Не знаю, сеньор, — ответил он обескураженно, и после недолгих раздумий, снова взглянул на Анри и продолжил: — Твои люди нашли меня в Балам-Ха. Самый большой из них спрашивал про Печтун-Ха и Йаш, как будто он не знал, что там случилось.

— Он действительно не знал этого, потому что никогда не бывал там. Я послал его проверить слова старого майя из Печтун-Ха, который рассказал мне, что его поселение сожжено, соплеменники убиты, а жители Балам-Ха опустили свои дома в спешке. Мой капрал привёз тебя сюда для того, чтобы ты рассказал мне, что случилось с твоей деревней и как ты оказался в Балам-Ха.

— Зачем тебе это нужно знать, сеньор?

— Касик майя из Балам-Ха сказал мне, что тот англичанин, который приходил к ним, просил отвести его в лагерь где-то в устье реки Сибун. Я хочу понять, почему они не пошли вверх по реке на баркасе в Балам-Ха, а выбрали для первого нападения твоё поселение, и как они добрались в Йаш. Как они смогли так быстро преодолеть джунгли? Расскажи мне всё, что знаешь! Если ты скажешь мне правду, обещаю, что я не только отпущу тебя, но и помогу тебе безопасно покинуть город.

Майя снова задумался. В этот раз он думал несколько дольше.

— Ты даёшь мне своё слово, сеньор? — спросил он спустя несколько томительных минут.

— Да. Клянусь памятью своих предков, что освобожу тебя и помогу незамеченным покинуть город, — повторил Анри своё обещание, положив правую руку на сердце.

Индеец кивнул и также ударил себя ладонью в грудь в области сердца.

— Когда я увидел тех солдат, я не стал искать каноэ, а побежал через лес домой, — продолжил он свой рассказ. — Я бежал так быстро, как мог. Дома я узнал, что моя жена ещё не привела на свет наше дитя. Тогда я сказал матери, что сюда идут испанцы убивать нас, и чтобы она рассказала про это касику, и чтобы все уходили в джунгли очень далеко. Потом я взял на руки свою жену и побежал. Я остановился только тогда, когда увидел место, где живут души наших предков — Куучил-Ле-Чибалобе. Там родился мой сын. Нам пришлось ждать три дня, пока моя жена и сын не окрепли. Мои братья нашли меня. Они остались с нами, чтобы помогать мне. Потом мы вернулись домой. Но нашего дома не было. Испанцы, — охотник запнулся и виновато посмотрел на Анри, — те солдаты сожгли нашу деревню, забрали все наши каноэ и ушли. Никто не знал, куда они ушли. Они сожгли наше поле маиса и все запасы еды, что не смогли унести. Когда я сказал, что у меня в лесу спрятано каноэ, касик приказал мне найти его и отправиться в Печтун-Ха чтобы узнать, куда ушли... те ненастоящие испанцы и взять у жителей в долг еду. Я нашёл в лесу своё каноэ и поплыл. Когда я добрался до Печтун-Ха, я увидел кости его жителей. Их деревни больше не было. Её сожгли так же, как и Йаш. Я побежал обратно к реке и решил плыть в Балам-Ха. Это была последняя деревня майя на нашей реке, которую я знал. Когда я добрался до Балам-Ха, солнце уже ушло спать. Я видел дома, но они были пусты. Я вошёл в один из них, чтобы дождаться, когда солнце снова проснётся. Я думал, что утром жители вернутся. Но они не пришли. Тогда я решил, что люди ушли далеко и надо подождать до вечера. Но вечером пришли не майя, а твои люди, сеньор. Один из них, очень большой, схватил меня и стал спрашивать про Печтун-Ха и Йаш, но я солгал ему. Я сказал, что в Йаш все мертвы так же, как и в Печтун-Ха. Я боялся, что твои люди пойдут в Йаш снова и в этот раз никто не сможет предупредить майя. Я всё сказал, сеньор. Всё, что знаю и так, как это было. Я не лгал тебе. Теперь ты отпустишь меня? — индеец с надеждой посмотрел на Анри, стараясь поймать его взгляд.

Рисунок 10 Расположение поселений майя.

https://c.radikal.ru/c05/1809/c8/3a47b29863bc.jpg

— Те индейцы, что вели англичан через джунгли, были майя? — проигнорировал вопрос индейца Анри.

— Я не знаю, сеньор. Возможно, это были ица. Вряд ли другие народы будут знать так хорошо эти джунгли, как майя и ица, — всё ещё не теряя во взгляде надежды ответил охотник.

— Стало быть, ты тоже знаешь, как они могли добраться сюда из того места, где река Сибун сливается с большой водой? — продолжил спрашивать Анри.

— Я никогда не ходил так далеко на своём каноэ, — с явной обидой в голосе ответил майя.

— Возможно, мы сможем узнать об этом у пленных приватиров, — предположил дон Себастьян.

Анри испытующе посмотрел на индейца:

— Ты уверен, что тебе больше нечего сказать мне?

Тот снова задумался.

— Я думаю, — поймав взгляд сеньора, начал Молодой Ягуар, — что к реке они пришли из Потоб. Это место, где когда-то жило много-много майя, но они ушли оттуда очень давно. Сейчас там никто не живёт, кроме обезьян и ягуаров.

— Вот как? — теперь задумался Анри. — А как они туда попали?

— Я был один раз в Потоб, когда хотел убить ягуара, чтобы отец Олких Кех — наш касик — отдал мне её в жёны. Следы ягуара завели меня на старую каменную дорогу. Наш колдун потом рассказал мне, что она ведёт в другое старое место. Ещё более старое, чем Потоб. Такое старое, что уже никто не помнит его имя. Но колдун знает, что это место было возле священной пещеры. Она укрыта на берегу малой воды, которую боги отделили скалами от большой воды, оставив лишь канал, широкий, как две реки Сибун.

Услышав это, Анри погрузился в размышления: "Похоже, лагерь в устье Сибун не единственный. Видимо, эта малая вода — какая-то неизвестная мне лагуна, а этот канал — широкая безымянная река, что я видел, крейсируя у берегов Гондурасского залива. А с другой стороны, может, у англичан действительно нет второго лагеря, а они просто доплыли туда на корабле?" — но голос дона Себастьяна остановил бег мыслей:

— Убил? — спросил он у майя.

— Кого? — не сразу сообразил охотник.

— Ягуара.

— Убил! — гордо ответил Хулио и повернулся к капитан-лейтенанту спиной, показывая четыре длинных шрама на спине, — он прыгнул на меня с дерева. Но я убил его!

Невольно Анри почувствовал уважение к этому молодому индейцу и, дождавшись, когда тот снова развернётся, заговорил:

— Я верю тебе, Хулио. Ты свободен. Но, если ты хочешь добраться до своего поселения живым, тебе не стоит торопиться. После нападения майя на испанскую асьенду первый же городской солдат снова арестует тебя. Подожди здесь пару дней. Вскоре отправится обоз на каменоломню. С ним ты сможешь незаметно выйти из города. Более того, если к тому времени я вернусь в Белиз, у тебя будет спутник — старый охотник из Печтун-Ха. У него больше нет ни дома, ни семьи. Возможно, услышав, что люди из Йаш живы, он захочет присоединиться к вам.

Индеец немного загрустил, но кивнул:

— Я подожду твой обоз, сеньор.

— Это верное решение, Хулио. Но у меня есть к тебе одна просьба, — при этих словах сеньора индеец вновь напрягся. — Ты должен рассказать своим соплеменникам то, что я поведал тебе. Они тоже должны знать, что это не испанцы напали на Йаш и Печтун-Ха, а английские приватиры. Возможно, эти негодяи построили себе лагерь неподалёку от того мёртвого города Потоб. Если так, то они могут прийти снова. Но, если ты не побоишься и дойдёшь до той малой воды, а потом, если найдёшь лагерь приватиров, сообщишь мне, где он находится, я избавлю вас от них. Ну что, ты исполнишь мою просьбу?

Индеец показал Анри большие пальцы рук:

— Это две просьбы, сеньор. Но я обещаю тебе выполнить их. Я приду к твоим людям на каменоломне. Я расскажу им для тебя всё, что найду по пути к малой воде и на старой каменной дороге. Но ты должен предупредить их, чтобы они не схватили меня.

Анри улыбнулся:

— Просьба была лишь одна. Второе было предложение — ты укажешь мне место, где прячутся приватиры, а я позабочусь о том, чтобы они больше не жгли майяских деревень. Ну что же, будем считать, что мы договорились.

— Сеньор Хакоб, — повернулся он к управляющему, — накормите индейца и поставьте на довольствие. Выдайте ему штаны и рубаху, а чтобы не мозолил очи, найдите ему посильную работу. Когда в городе через пару дней всё успокоиться, отправьте его с обозом на каменоломню, да позаботьтесь, чтобы его не было видно в телеге и не забудьте предупредить сеньора Рауля насчёт Хулио, — договорив, Анри махнул дону Себастьяну и, не слушая ворчания управляющего, быстрым шагом направился к выходу.

13.

У ворот, словно маяк, ждал Серхио, держа в одной руке факел, в другой фонарь. Анри взял у него факел и повёл дона Себастьяна на Пласа де Монтехо.

Почти полная Луна изредка поглядывала вниз сквозь щели в замраченном небе, растворяя темноту в блёклом призрачном свете. Но упорные тучи вновь затягивали разрывы и возвращали ночи её власть.

За весь путь никто не проронил ни слова, и лишь на площади, когда Анри остановился, задумавшись, Себастьян шутливо спросил:

— Уж не заблудились ли вы, адмирал? — и уже серьёзно добавил: — Что за сомненья терзают вас, друг мой?

— Не могу решить — идти в темницу и требовать выпустить Хуана, как неправом задержанного моего слугу, или же сначала заручится приказом губернатора. Вы способны мне помочь решить эту дилемму, капитан?

— Я считаю оба решения заведомо неверными, — не раздумывая, ответил дон Себастьян.

— Почему? -удивился Анри.

— Если солдаты проигнорировали требования доктора, они, скорее всего, не послушают и вас, отсылая к начальнику тюрьмы. Увы, авторитет, который вы имеете у наших людей, не распространяется на городской гарнизон. Да и идальго Оливарес, ежели вы решитесь отправится к нему домой, вряд ли пожелает выслушать вас в столь позднее время, даже если ему известно о ваших заслугах в спасении города. Беспокоить же в эту пору губернатора или алькальда не самое лучшее решение. Алькальд, как мне кажется, не благоволит вам, а доброе расположение графа Альменара можно потерять, злоупотребляя им.

— Я дал слово Хуану, что он не пленник. Теперь я стал лжецом в его глазах. Вызволить его — это вопрос чести! — решительно заявил Анри.

— Это не ваша вина, что его схватили, стало быть, ваша честь не задета. Уже слишком поздно для решений, да и день был не из лёгких. Думаю, нам с вами надобно отдохнуть, тем более что до утра с индейцем ничего не случится.

— Боюсь, что завтра у меня не будет времени этим заниматься, — ответил Анри и направился в сторону дворца.

— Погодите! — остановил его Себастьян. — Поверьте мне, ваши переживания о судьбе индейца покажутся сеньору Альваресу слишком незначительным поводом, чтобы беспокоить его в это время! Доверьте это дело мне.

Анри задумался. Аргументы друга показались ему убедительными, и он кивнул:

— Хорошо, капитан. Доставьте Хуана к сеньору Хакобу и предупредите его, чтобы он позаботился о старике. К тому же, думаю, будет весьма неплохо, если майяские охотники пообщаются друг с другом. Дабы у вас было время на решение этого досадного недоразумения, вы можете не присутствовать утром на совете капитанов. Когда мы с вами встретимся завтра перед дворцом губернатора, надеюсь, вам уже будет о чём доложить. Вот, держите, — Анри передал другу факел, — до трактира путь не близок, а я уже почти у цели, — договорив, пожал Себастьяну руку и направился через освещённую фонарями площадь к примыкающей к ней улице с домом идальго Фернандеса.

Дождавшись, когда силуэт адмирала исчез во тьме, дон Себастьян решительно направился к зданию кабильдо, в правом крыле которого располагался вход в городскую тюрьму. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь звяканьем его шпор о каменные плиты площади. Охранника, всегда курсировавшего по крытой галерее перед входом, сейчас не было. Подойдя к огромным, окованным дверям, капитан-лейтенант несколько раз сильно ударил массивным чугунным кольцом. Не услышав в ответ ни единого звука, застучал настойчивее. За дверью послышались шаркающие шаги и недовольный старческий голос:

— Ну, кого это несёт в такое время? Приходите утром!

— Открывай, бездельник, если не хочешь, чтобы губернатор узнал, что его караульные спят по ночам!

То ли гневный голос аристократа, то ли высказанная им угроза возымела действие, но старик, поминая деву Марию, стал отпирать засовы. Когда дверь приотворилась, в щель просунулось морщинистое, обрамлённое седыми всклокоченными волосами, узкое лицо.

— Вы кто такой? — уже более уважительным тоном спросил старик, рассматривая отблёскивающее в свете факела золотое шитьё на дорогом камзоле визитёра.

— Я дон Себастьян Альварес де Толедо-и-Пименталь, а ты кто такой? — приняв высокомерную позу, надменно произнёс аристократ.

— Пресвятая Дева! — приоткрыв дверь чуть шире, перекрестился старик. — Я Хоакин Маркес, привратник. Я доложу о вас сеньору капралу.

— Я сам о себе доложу! — проворчал дон Себастьян, откинул факел и, взявшись обеими руками за тяжёлую дверь, рванул её на себя. Слуга, успевший ухватится рукой за массивную дверную ручку в виде дуги, вывалился наружу. Придержав у двери заголосившего старика, аристократ вступил в прихожую, продолжавшуюся недлинным коридором. Пока в тусклом свете настенной масляной лампы капитан-лейтенант решал, в какую из четырёх дверей войти, одна из них отворилась, и в коридор, на ходу застёгивая колет, вышел приземистый мужчина. Слегка пошатываясь, он приблизился к дону Себастьяну и, по-бычьи уставившись на аристократа, спросил, дохнув на него чесноком и кислым запахом дешёвого вина:

— Вы кто?

Поморщившись, дон Себастьян назвал себя и потребовал того же от вопрошавшего. Услышав, что перед ним гранд, мужчина непроизвольно изобразил на лице изумление. Вытянувшись по струнке, он представился заплетающимся языком:

— Капрал Бернардо Бенитес, начальник караула, ваше превосходительство! Что я могу для вас сделать?

— Мне нужен индеец, задержанный сегодня солдатами городского гарнизона, — вновь напустив высокомерия, заявил аристократ.

— У вас есть с собой приказ сеньора Алехандро? — поинтересовался капрал.

— Вот уж не думал, что ради такой мелочи мне придётся беспокоить начальника тюрьмы. Может, вам сразу же и от губернатора бумагу принести? — с надменной улыбкой произнёс дон Себастьян.

— Простите, ваше превосходительство, но я...

— Если вы будете продолжать терять моё время, и мне придётся идти за идальго Оливаресом, то я приведу его сюда, дабы он мог сам увидеть, как охраняется вверенная его заботам тюрьма! — голос дона Себастьяна стал тихим, вкрадчивым, но глаза недобро сверкнули, повергнув начальника караула в замешательство.

— Но, ваше превосходительство, я всего лишь пропустил пару стаканчиков вина, празднуя нашу победу! — стал оправдываться капрал.

— Отдайте мне индейца, и я тоже пойду праздновать, — примирительно с наигранной снисходительностью пообещал аристократ.

— Да как я вам его сейчас найду? — развёл руки капрал. — Тюрьма забита пиратским отродьем! Их сегодня доставили столько, что у нас колодок на всех не хватило!

— Я сам его найду. Идёмте, — уверенно ответил дон Себастьян и подошёл к двери, ведущей в подвальные камеры.

— Как вам будет угодно, ваше превосходительство, — покорно поклонился начальник караула и, прикрикнув на всё ещё стоявшего у открытой двери слугу, приказал подать фонарь и ключи.

После недолгой задержки капрал отомкнул нужную дверь и повёл настойчивого дона вниз по стёртым ступеням. Звук шагов разбудил караульных, и они неловко вывалились один за другим из коморки у решётки, отгораживающей камеры от лестницы.

— Открывай, Пабло! — протянул ключи одному из них капрал.

Тот кивнул и, взяв протянутую связку, засуетился, пытаясь попасть большим ключом в замочную скважину при мерцающем тусклом свете настенной лампы. Наконец, ему это удалось, замок лязгнул, и решётчатая дверь со скрипом отворилась, открывая проход в темноту довольно длинного коридора.

— Ну, и как вы собираетесь искать своего индейца? — не скрывая сарказм обратился к аристократу капрал.

Недолго думая, дон Себастьян вместо ответа подошёл к первой камере и закричал в небольшое оконце, прорезанное в окованной двери:

— Хуан! Ты здесь?

Не дождавшись ответа, капитан-лейтенант перешёл к следующей и всё повторилось. Неожиданно из противоположной камеры донёсся приглушённый знакомый голос:

— Я здесь, сеньор!

— Открывайте! — приказал дон Себастьян капралу. Тот кивнул и указав солдату на дверь камеры, повторил приказ.

Засовы взвизгнули и караульный, крикнув "Отойти всем назад!" толкнул тяжёлую дверь. Подошедший капрал посветил в темень камеры фонарём:

— Ну, и кто тут Хуан?

Оказавшись вновь на улице, дон Себастьян приказал старому майя поднять всё ещё горящий факел и идти рядом.

— Куда ты ведёшь меня, сеньор? — спросил индеец, когда они минули последний жилой дом.

— Адмирал приказал спрятать тебя в надёжном месте во избежание дальнейших недоразумений. Через один или два дня он планирует отправится на поиски миссии, куда касик обещал доставить испанок, и ты будешь сопровождать его.

Подведя майя к воротам торгового склада, Себастьян несколько раз ударил по ним ногой, подзывая собак. Вскоре на оголтелый лай пришёл Серхио.

— Кого там Нечистая принесла? — раздался его хриплый голос.

— По приказу сеньора Анри я привёл к вам ещё одного постояльца, — перекрикивая лай, ответил капитан-лейтенант. — Уйми псов и отведи его к управляющему. И скажи, что сеньор Анри требует позаботиться о нём.

Сторож коротко свистнул, и собаки враз утихли. Заскрипел засов, и одна створка приоткрылась, пропуская Серхио.

Забрав из рук индейца факел, дон Себастьян, не дожидаясь, пока пеон, уведя Хуана, вновь закроет ворота, взглянув на разрезанное молнией небо, побежал обратно, понимая, что до трактира он доберётся уже порядком промокший.

Чехия, Прага, июнь 2011 года.

Весь день стояла невыносимая жара, техника не выдерживала и выходила из строя. Ярослав и два его помощника разрывались между кабинетами министерства. А ведь ему надо было ещё подготовить тех-оборудование конференц-зала для завтрашнего слёта преподавателей со всей страны. Он нервничал и спешил. Агата, которая весь последний месяц была сама не своя, особенно в последние дни, ближе к вечеру отключила телефон, и его терзали нехорошие предчувствия.

Когда Ярослав добрался домой, уже пали сумерки. На звонок никто не вышел, и мужчине пришлось открывать дверь своим ключом. Войдя в квартиру, он заглянул через незакрытую дверь в комнату дочери. Луция сидела за письменным столом в наушниках, что-то рисовала и в такт слышимой лишь ей музыке покачивала головой. Закрыв дверь, Ярослав решительно направился в гостиную.

Свет уличного фонаря едва пробивался сквозь тонкие шторы цвета корицы. Агата сидела на диване, поджав ноги и тихо плакала, закрыв лицо руками. Не включая свет, мужчина подсел рядом и нежно погладил жену по плечу:

— Ну что с тобой, родная?

Агата отняла руки от лица и, обхватив шею мужа, положила ему голову на плечо. Ярослав молча обнял её, терпеливо ожидая, когда она ответит ему.

— Яро, я сегодня убивала! — едва слышно прошептала женщина.

— Что?! Ты о чём? — Ярослав, взяв жену за плечи, отстранил её от себя и посмотрел в лицо.

Блеснули карие глаза, полные печали и слёз, неприбранные волосы упали на плечи...

— Милая, ну что с тобой происходит? Расскажи! Если на работе неприятности — так ну её к чертям! Уходи!

— Это не на работе, Яро. Это со мной...

И Агата обстоятельно рассказала мужу всё, начиная с того самого первого момента, когда она увидела вокруг себя деревянный фальшборт, а за ним — Карибское море...

Муж слушал, не перебивая. С каждым словом жены всё больше и больше веря в то, что его Агата попала в чужое тело, отделённое пространством и временем.

Дойдя до сегодняшнего дня, женщина взглянула на свои руки.

— Яро, я рубила людей саблей прямо с лошади! Я чувствовала, как клинок проходит через человеческую плоть, словно он был продолжением моей руки. Я ощущала запах свежей крови, Яро! И он возбуждал меня! Но, что самое страшное — я не испытывала ни к убитым, ни к убегающим в ужасе от меня ни жалости, ни даже сочувствия, только холодное понимание справедливости возмездия! Куда подевался мой гуманизм? Неужели моё слияние с сознанием человека из того времени настолько сильное, что я начинаю воспринимать жизнь через призму его миропонимания? Яро, я не хочу этого, но я уже сомневаюсь в правильности принципов ахимсы/164/! — и Агата, обняв мужа, крепко прижалась к нему.

— Солнышко моё, может, мы вместе найдём способ, как это закончить? — обнимая жену и зарывшись носом в её волосы, предложил Ярослав.

Агата резко отстранилась:

— Нет, Яро, ты не понял! Я не хочу, чтобы это закончилось!

— Тогда почему ты плачешь? Разве это не от того, что ты — уже не ты? — непонимающе покрутил головой мужчина.

— Ты прав, милый. Во мне многое изменилось. Очень многое. И это касается не только моих взглядов на историю и на отношение к разным нациям, но и моих принципов! Даже если это закончится, я уже никогда не буду прежней, Яро, потому что увидела наш мир иными глазами. Понимаешь, всё то, во что мы с тобой верили — что на зло нельзя отвечать злом, чтобы не увеличивать тем самым количество зла, и что делая добро — мы делаем наш мир добрее. Я помню, как говорила, что лучше умру, чем убью. Но сегодня, когда я вместе с Анри убивала, я смотрела его глазами на трупы англичан и понимала, что он видит за ними спасённые жизни испанцев — детей, женщин, стариков. А ещё он увидел своих братьев, сестру и родителей, зарезанных такими же пиратами, только арабами. И знаешь, что меня в тот момент поразило больше всего? — Агата всмотрелась в лицо мужа.

— Что? — тихо спросил Ярослав.

— То, что Анри не испытывал к этим английским пиратам ненависть. В нём было лишь чувство исполненного долга и справедливости. Оно было таким сильным, что я вдруг поняла, что, если тебе или нашей Луцке кто-то будет угрожать — я забуду про ахимсу и не буду колебаться между "спасти любой ценой" и "не увеличивать зло насилием". Но не только то, что я изменилась меня испугало, — Агата замолчала, ожидая реакции мужа, но тот молчал, и она продолжила: — Я за Анри боюсь — он на своём "Победоносце" с неполным количеством пушек и без солдат против двух английских кораблей идёт! А ведь он только что с принял бой с ещё одним.

— Ну, этот он, как я понимаю, выиграл, а раз сумел себе такой флот сколотить, значит, не дурак и знает, что делает. Не волнуйся. А что у него за корабль? Большой? — оживился Ярослав.

Агата вдруг вспомнила, как муж однажды рассказывал ей, что мечтал быть моряком и что у Чехии, у которой нет моря, был свой торговый флот, базировавшийся в Румынии на Чёрном море, и улыбнулась.

— Ну, для того времени — да, большой. А для нас... Ну посуди сам: самая большая палуба нашего "Победоносца" имеет длину чуть больше пятидесяти метров и примерно четырнадцать метров в своём самом широком месте. На нём обычно размещено восемьдесят пушек и примерно шестьсот человек. Конечно же, люди не толпятся на одном месте все сразу, а распределены, как и пушки, в основном, на трёх палубах или, как они их называют, деках. Есть ещё ниже палуба под уровнем ватерлинии, где нет естественных источников света и очень тяжёлый воздух из-за плохой вентиляции. Там, кроме иного, оборудованы клетки для пленных. Думаю, для тех, кто там проведёт пару дней, это наказание уже само по себе, хотя, возможно, они к этому более привычны, чем я, и для них это не так страшно. Ну, а ещё ниже уже трюм, где никто не живёт, кроме крыс.

— А те, что против него идут? — заинтересовался Ярослав.

— Те немного меньше, но ведь у нас не все пушки.

— А ты не пробовала ему передавать знания из нашего времени? Может, он сможет улучшить своё вооружение? Какие им уже известны технологии? — вдруг стал забрасывать жену вопросами Ярослав.

— Пока что я успела лишь внушить ему кое-какие советы и информации по медицине. Ещё я хотела бы подсказать ему, чтобы они воду в металлических баках хранили, но я даже не знаю, умеют ли они их делать, — вздохнула Агата.

— Зачем? — удивился Ярослав.

— Как это — зачем? Они воду хранят в деревянных бочках, а уже через пару дней она начинает загнивать. Испанцы перед питьём добавляют в неё лимонный сок. Он слегка дезинфицирует воду, но, главное, перебивает запах и вкус. Англичане, например, с этой же целью добавляют в воду ром, а португальцы — вино.

— Так пираты пили ром не потому, что они пропойцы, а потому, что он заменял им воду? — засмеялся Ярослав. — Ладно, если в Карибах сейчас без тебя обойдутся, может, перекусим? Ты ужинала?

Агата покачала головой:

— Нет, не успела. Пойдём, Луция по дороге из института захотела суши и купила на всех, — Агата потянулась к журнальному столику и нащупала заколку для волос.

Ярослав встал и протянул жене руку — пошли, морячка...

За ужином супруги привычно беседовали о том, у кого как прошёл день, но, когда Агата рассказала о задуманной Анри тактике, разговор постепенно перешла на историю испанских колоний.

— Знаешь, Яро, а ведь, похоже, что именно в этой битве англичане захватили Белиз и, несмотря на неоднократные попытки испанцев вернуть его, прочно тут обосновались, но только в 1786 году между Англией и Испанией была подписана конвенция, согласно которой испанцы разрешили англичанам селиться на этих землях на определённых условиях. В 1840 году англичане стали называть эту территорию Британским Гондурасом, а в 1862 году Британия официально объявила его своей колонией. А для того, чтобы притязания Лондона были обоснованы, переписала истинную историю Белиза. Попытки они делали уже в XVIII веке, но окончательная версия появилась накануне официального объявления Белиза, ставшего уже Британским Гондурасом, колонией. Вот тогда и появилась наиболее распространённая сейчас версия, что первое поселение на берегу реки Белиз основали английские пираты в 1638 году.

— А ты знаешь правду, потому что нашла её в памяти Анри, — сделал вывод Ярослав.

— А вот и не угадал! — торжествующе посмотрела на него Агата. — Когда мне надо было найти подтверждение тому, что я пережила настоящий перенос сознания, а не страдаю шизофренией, искала информации в интернете обо всём, что там узнавала. И находила! А для пущей убедительности проверяла её в разных источниках. То, что я тебе рассказываю, есть и на русском, и на испанском, — женщина улыбнулась и налила себе кофе. — Это и понятно, что каждая страна пытается показать себя в лучшем свете, но наиболее предвзятыми, а кое-где и откровенно лживыми, были британские источники. Знаешь, а ведь после всех этих своих исканий я даже на испанцев стала смотреть иначе. Раньше я видела в них лишь религиозных фанатиков, погубивших цивилизации Мезоамерики, но сейчас я уже знаю, что это неправда! Правда намного сложнее и многогранное, чем нам её подают. Например, об уничтожении испанцами индейцев Мексики и Юкатана специально сильно утрировано стало вдруг "вспоминаться" англичанами в девятнадцатом веке, чтобы отвлечь внимание общественности от настоящего геноцида индейцев Северной Америки, который они сами проводили. Испанцы, в отличие от англичан, не ставили своей целью уничтожение местного населения. Им нужны были не просто земли, но и рабочие руки, а папе римскому срочно понадобились новые католики. Шёл раскол в католической церкви, Европа становилась протестантской...

— Да уж, как англосаксы переписывают историю мы и сейчас видим, — покачал головой Ярослав. — Кстати, если Анри победит в этом бою и отстоит Белиз, думаешь, история изменится?

— Думаю, я её уже изменила, когда внушила Анри информацию о том, как передаётся жёлтая лихорадка. Без этого знания он или бы остался в джунглях по настоянию доктора, или же, с большой правдоподобностью, погиб в бою с сильно превосходящими его отряд пиратами у ворот города, не обмазавшись глиной, — с виноватым видом, погладив ладонью стол, словно стирая старую карту, ответила Агата.

— И что теперь? Проявится ли это как-то в нашем настоящем? — наблюдая за женой, спросил Ярослав.

— Не знаю, Яро. Ну, во-первых, пока не так уж сильно изменилась история — ведь мы же не знаем, как закончится бой Анри с англичанами. Вдруг он не победит? А во-вторых, я уверена, что то, что уже случилось, изменить нельзя. Если допустить что теории, утверждавшие, что прошлое, настоящее и будущее существует одновременно, а Вселенная состоит из огромного количества измерений, то вполне возможно, что, когда возникают причинно-следственные аномалии, создаётся новое измерение.

— Значит, сейчас существует, как минимум, два Анри Верна в двух разных измерениях? — задумался Ярослав.

— Кто знает? Может, и два. А, может, и больше. Вряд ли человечество когда-нибудь разгадает все тайны Мироздания.

— Как-то уж очень пессимистично это прозвучало. Не похоже на тебя. Неужели ты со всем смирилась и не пытаешься выяснить, как попала в сознание этого Анри? — усмехнулся Ярослав.

— Не смирилась. Я не перестаю об этом думать, но пока что у меня нет ни единой маломальской теории, похожей на научную, — вздохнула Агата и принялась убирать со стола.

— Ну, и что ты планируешь дальше делать?

— Мыть посуду, — усмехнулась женщина.

— Агата, ну ты же понимаешь, что я не об этом! — обиделся Ярослав. — Кстати, как ты умудряешься наблюдать за событиями в семнадцатом веке, говорить со мной и при этом что-то делать?

— Я научилась переключать концентрацию внимания на то, что в данную минуту для меня более важно. Хотя иногда это стоит много сил, особенно когда надо сосредоточится на пациенте, а у Анри какой-то очередной напряжённый момент.

— А что там у него сейчас? — с нескрываемым любопытством спросил Ярослав, и уставился на жену, наблюдая за тем, как она на мгновение замерла, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

— Сейчас он готовится стрелять по английскому фрегату "Лев".

— А о чём он сейчас думает? Он верит в свою победу? — со всё больше нарастающим любопытством допытывался Ярослав.

— Да. Он даже решил заставить англичан сдать корабль, — вытирая чашку, ответила Агата.

— Поразительно! Но у меня в голове не укладывается — как ты это всё же видишь? — помогая жене с посудой, не успокаивался Ярослав.

— Как на мониторе. Он словно разделён вертикальной линией и в каждой его части бежит иной фильм. Со звуком. Мне как-то удалось добиться того, что в том фильме, на который я не хочу концентрироваться, звук немного приглушается. Видимо, мозг сам по себе начинает приспосабливаться к поступающим потокам информации, выделяя всегда лишь один из них, — не задумываясь, ответила Агата.

— Даже не знаю — завидовать тебе или сочувствовать, — покачал головой мужчина. Хотя, наверное, всё же завидовать. Вот если бы я мог вот так видеть прошлое, да ещё и выбирать, в кого залезть... — мечтательно задумался Ярослав.

— Я не выбирала, — пожала плечами Агата.

— Ну, раз уж так случилось, надо же это как-то использовать. Может, ты через него передашь какие-нибудь открытия, ускорившее развитие человечества? — воодушевлённо предложил Ярослав.

— Не думаю, чтобы в эпоху инквизиции можно было бы их осуществить, особенно когда ты неспособен объяснить, откуда ты это знаешь. Анри и так мучился, не понимая, как он узнал то, что до девятнадцатого века никто так и не узнает. Хотя есть у меня задумка как улучшить гигиену на корабле. Кстати, Яро, вот ты, например, знаешь, что в средние века люди в Европе мылись гораздо чаще, чем во второй половине семнадцатого века?

Ярослав, вспомнив экскурсию с семьёй в средневековый замок Красная Лгота, в котором, несмотря на то, что в восемнадцатом веке он был существенно перестроен, не было ни единого туалета, а всё отхожее, что собиралось в горшки, выливалось в озеро, окружавшее замок и служившее, мимо иного, источником питьевой воды, недоверчиво покачал головой:

— Что-то мне подсказывает, что мытьё должно было стать ну очень редким явлением.

Агата рассмеялась:

— Ну да, про то, что во дворце Людовика XIV справляли нужду все там, где она их застала, я читала ещё в детстве. Но, оказывается, не всё так просто. Люди знали о гигиене не только в Древнем Риме. Представь себе, по всей Европе было огромное количество купален и бань. Они служили не только для мытья, но и для забав с банщицами. Например, в Фуэро Сепульведы/165/ предписывалось кто и когда должен ходить в баню. В колониях потом функции бань и купален выполняли бордели. Однако в XVII веке английские учёные вдруг заявили о великом открытии — что купание вредит здоровью, и многие бани стали закрываться по всей Европе. Но, знаешь, что странно, — Агата лукаво улыбнулась, — это открытие странным образом совпало с полным истреблением лесов на Британских островах. Я была немало удивлена, узнав, что знаменитый Шервудский лес был вновь высажен по приказу Кромвеля. Вот я и думаю — уж не недостаток дровишек побудил британских учёных таким образом успокоить народ, не желающий мыться в холодной воде, но не способный её согреть из-за недостатка дров?

— Очень логичный вывод, — улыбнулся Ярослав. — И как ты хочешь опровергнуть британских учёных?

— Видимо, придётся к этому подключать доктора Антонио. Он же просил Анри делиться с ним новыми "откровениями", — вздохнула Агата. — Понимаешь, сам-то Анри и его "голубокровные" друзья за собой следят, да и простые солдаты и моряки, когда они на берегу, посещают местные бордели. Вот только одежду свою они отдают стирать не так часто, потому что дорого, да и не у всех есть сменное бельё. Оказывается, одежда в то время и в Европе была не дешёвым удовольствием! Так что беда даже не в том, что на корабле уже на следующий день запах немытых тел начинает доминировать над всеми остальными, а в том, что вши и блохи переносят весьма солидный список опасных инфекционных заболеваний. Думаю, если Анри во сне получит от какого-нибудь святого лекцию о том, что именно эти паразиты разносят, кроме иного, чуму и тиф, а потом поделится этим с Антонио, они найдут способ повысить гигиену на корабле.

Ярослав задумался.

— Идея хорошая, но как они будут бороться с блохами, например? Ну, вши, наверное, можно элиминовать, сбрив всем волосы. А вот для борьбы с блохами, думаю, без специальных инсектицидов не обойтись.

— Я ещё не думала над этим, но уверена — и в то время можно будет найти что-то подходящее, — уверенно кивнула Агата и вдруг вздрогнула.

— Что случилось? — спохватился Ярослав.

— Только что с английского корабля стреляли в Анри, но, к счастью, промахнулись.

Ярослав покачал головой:

— Солнце моё, ты так себя до инфаркта доведёшь! Нельзя так близко воспринимать проблемы того, кто давно уже умер. Его давно уже нет, Агата. То, что ты видишь — это лишь отголоски прошлого.

— Это для тебя он "отголоски прошлого", а для меня он живой! — возмутилась женщина. — Но в одном ты прав — мне надо лучше следить за своими эмоциями. Я не хочу передавать Анри свой страх, хотя, когда он его почувствовал, тут же подавил и в себе, и во мне.

— Ладно, пошли спать — поздно уже. Я завтра должен быть на работе к половине восьмого, да и у тебя ведь приём с утра.

— Да, с девяти. Но ты иди спать, Яро, а я дождусь, чем закончится бой и приду, — поцеловав мужа, Агата мягко подтолкнула его к выходу из кухни. Тот тяжело вздохнул:

— Хочешь, я посижу с тобой, а ты будешь рассказывать, что там происходит?

— Я не знаю, как долго это ещё продлится, но обещаю, что утром расскажу тебе всё самое интересное, чем бы оно не закончилось, — женщина ласково провела ладошкой по щеке мужа.

— Хорошо. Только не пей слишком много кофе.

— Не буду, — пообещала Агата и снова поцеловала мужа. — Спокойной ночи!

14.

Анри пришлось довольно долго ждать под дверью у дома Фернандо. Всё это время его не оставляла мысль вернуться к тюрьме. Он ещё обдумывал варианты наиболее убедительного разговора с охранниками, когда за дверью послышался шорох. Взвизгнула задвижка, открылось смотровое окошко, и чьи-то глаза пытливо уставились на позднего визитёра, пытаясь в свете фонаря разглядеть его лицо.

— С тех пор, как вы видели меня в последний раз, я ничуть не изменился! — решил ускорить процесс опознания Анри.

Услышав знакомый голос, слуга отпрянул от окошка, и оно закрылось. Зато тут же заскрипели дверные засовы.

— Входите, сеньор, — услужливо распахнул дверь Эмилио.

— Идальго дома? — поинтересовался Анри, идя за пожилым слугой в свою комнату.

— Нет, сеньор. Как вчера вечером ушёл, так до сих пор и не вернулся, — с нескрываемой печалью ответил слуга.

— А что сеньора Селия?

— Сеньора только к ужину вернулась из собора и сразу после трапезы ушла спать.

— Ну что же, я последую её примеру после того, как умоюсь. Вы ведь найдёте для меня немного тёплой воды, Эмилио? — спросил Анри слугу, пока тот зажигал свечи в его комнате.

— Да, сеньор, но вам придётся немного подождать. Желаете пока поужинать? Могу донести вам хлеб, сыр и колбасы, — заботливо предложил слуга.

— Нет, я сыт. Всё, чего я сейчас желаю — это смыть с себя пороховую копоть и завалиться спасть в чистую уютную постель.

Эмилио понимающе кивнул:

— Хорошо, сеньор. Я скоро вернусь, — и вышел.

В ожидании тёплой воды Анри разделся и, вынимая из своего сундука чистое бельё, заметил бревиарий, подаренный контессой Исабель. Взяв его в руки, он невольно вспомнил, как вспыхнули радостью глаза девушки, когда она услышала его согласие принять приглашение графа Альменара на торжественный обед. Следом пришла мысль о том, что он обещал дочери губернатора откровенно рассказать о своих чувствах к ней. "Как сказать влюблённой девушке, что она нелюбима? — задумался Анри и почувствовал, как жалость, словно поток морской воды в пробоину, хлынула в его душу. — Господи, будь к ней милосердным! Или вложи любовь в моё сердце или не допусти этого разговора!" — вознёс он молитву к невидимому богу, подняв вверх глаза и прижав к груди молитвенник.

Вымывшись, Анри отдал слуге грязную одежду и, вложив ему в руку песо, попросил доставить вещи прачке и позаботится о том, чтобы потом их отправили на "Победоносец". Когда за Эмилио закрылась дверь, Анри опустился на колени перед серебряным Иисусом, распятым на кресте из эбенового дерева, и, завершив вечернюю молитву, поблагодарил сына божьего за чудесное спасение города и с чувством исполненного долга задул свечу. Сладостно растянувшись на тонкой льняной простыне, он прикрылся атласным покрывалом и почти мгновенно уснул крепким сном праведника.

* * *

Проснувшись, по обыкновению, с первыми лучами солнца, Анри неспешно оделся, завершив облачение роскошным камзолом и бархатными туфлями с серебряными пряжками. Вместо бережно уложенной в сундук сабли нацепил на перевязь дорогую толедскую роперу и, покрутив в руках простреленную шляпу, насадил её на голову и вышел в коридор. С противоположного конца доносились рыдания сеньоры Селии. Обеспокоенный услышанным, он направился в кабинет Фернандо, откуда через незакрытую дверь и был слышен плач.

Заглянув вовнутрь, Анри увидел подёргивающиеся в такт всхлипываниям плечи женщины, уткнувшийся в широкую грудь мужа. Обхватив руками шею супруга, простоволосая и босая, лишь в длинной белой рубахе, она показалась Анри спустившимся на землю скорбящим ангелом. Фернандо стоял посреди комнаты с перевязанной головой и молча гладил жену по длинным русым волосам. На повязке, отложном воротнике, камзоле и пышных манжетах рубашки проступала бурыми пятнами кровь.

Повернувшись на звук шагов, он увидел стоящего в дверях друга и со словами: "Ну всё, хватит!" — отстранил от себя жену, взяв её за плечи. Сеньора Селия, тут же перестала плакать и обернулась. Увидев Анри, она смутилась и быстро покинула кабинет, закрывая заплаканное лицо руками. Фернандо же, раскрыв объятья, шагнул навстречу другу:

— Как же я рад видеть тебя живого и во здравии! — радостно зарокотал он.

— Я бы хотел сказать тебе то же самое, но моя радость омрачена видом твоей крови, — ответил Анри, обнимая великана.

— А, пустяк, но досадный, однако! Да и не вся она моя, — поморщившись, сказал коммодор. — Это отродье даже стрелять как следует не умеет!

— Ты бы должен был благодарить за это Небеса, а не ворчать, — удивился искреннему недовольству друга Анри.

— Да как же я теперь с укороченным ухом буду? Засмеют ведь все! — продолжал ворчать Фернандо.

— Так тебе что, ухо отстрелили? — с облегчением выдохнул Анри. — А я-то уж было подумал, что тебе дыру в голове сделали!

— Ну, не целое, только самый верх, но кровищи было! — уже успокоившись, развёл руками великан.

Анри улыбнулся:

— Ничего, под шляпой видно не будет, — и уже серьёзно добавил: — Расскажи мне про вчерашний бой.

Коммодор кивнул и вышел в коридор. До Анри донёсся его громогласный голос, отдающий распоряжения слуге. Вернувшись, Фернандо прикрыл дверь и, подхватив друга под локоть, подвёл его к дивану, предлагая сесть. Усевшись рядом, он ненадолго погрузился в раздумья, решая, с чего начать.

— Я позавчера вечером зашёл к Сандро. Накануне в Белиз заходил транспорт из Веракруса, а у меня ведь "Сапсан" без мастера — Хулио после пьяной драки богу душу отдал. Вот я и решил посмотреть — вдруг затесался кто подходящий. Да кроме нашего Энрике никого стоящего там не было. Ну, выпили мы с ним, пожаловались друг другу, что с людьми сложно. Я уже собирался уходить, когда в трактир ввалился какой-то рыбак. Поставил перед Сандро полную корзину лангустов и потребовал выпить, заявив, что этот улов чуть не стоил ему жизни. Видел бы ты, как тряслись его руки! Он едва пиво не расплескал, пока пил! Само собой, и я, и многие другие проявили интерес и потребовали подробного рассказа. Уговаривать нам его не пришлось — он и сам горел желанием поделиться. Начал он с того, как отправился проверить ловушки в бухте Сибун. Добыча была столь велика, что трудяга провозился до темноты. Только когда небо стали разрезать молнии, он понял, что пора домой. Стал ставить парус и тут увидел чудовищный, абсолютно тёмный огромный корабль, надвигавшийся прямо на его лодку. Бедняга испугался так, что чуть за борт от страха не выпал. Он от деда своего, тоже рыбака, ещё в детстве наслушался всяких рыбацких баек. Вот и решил, что это бог моря послал на него восставших из глубин мертвецов, дабы наказать за жадность. Ну, дальше было о том, кому и как он молился, выкидывая оставшиеся не установленными ловушки, и как домой добирался. Да только я уже не очень слушал: начал догадываться. Когда же он дошёл до того, как в проблесках молний увидел поднимающиеся из воды другие тёмные корабли, мне окончательно стало ясно, что это никакая не армада утопленников, а, должно быть, пираты скрытно подбираются к городу. Тут ввалился Дельгадо — ты должен помнить, это капитан "Чайки". Я подумал и послал его заменить на бой мастера на "Сапсан": там капитан вообще местных вод не знает, а Дельгадо человек опытный. Потом я разослал всех, кто был в трактире, по гостиным дворам и борделям поднимать экипажи обеих армад по тревоге. Энрике, узнав, что "Чайка" осталась без капитана, попросился на бриг. Предложил оставить "Победоносец", стоящий в доке без пушек, на идальго де Брисуэлу. Я согласился. В трактире делать больше было нечего и я отправился в форт, разделить свои опасения с сеньором Франсиско. Комендант пообещал информировать губернатора и усилить наблюдение за морем, я же двинулся на "Альбатрос". К сожалению, мы были готовы к бою лишь к рассвету, но к тому времени враги уже успели пройти мимо нас, воспользовавшись норд-тень-вестом, который подняла гроза. На рассвете часть их кораблей, лавируя, отправилась дальше, к крепости, а остальные попытались забрать у нас ветер и закрыться нами от фортовых пушек. К счастью для меня, с "Орки", вернувшейся из крейсирования только накануне вечером, не успели снять пушки, а "Воин" и "Отважный" уже вышли из дока и стояли на рейде, более или менее готовые к бою. Первой снялась с якорей "Орка" и пошла навстречу приватирам. У них было больше кораблей, и они, развернувшись, шли на нас полным ветром. Бедняге пинку здорово досталось, да и "Альбатросу" было не просто — дав залпы картечью, эти койоты бросились на абордаж сразу тремя кораблями. Знали, мерзавцы, что у нас снимают пушки на усиление укреплений, пока мы в порту, и что на кораблях остаётся лишь пара офицеров, немного опытных матросов и охранники. Я видел в зрительную трубу их радостные рожи, ожидающие богатый приз. Да не тут-то было! — блеснув глазами, недобро усмехнулся коммодор. — Видя это, мне на помощь отправили абордажников с "Коршуна" и "Сапсана" на баркасах. Да и "Беркут", успевший тоже сняться с якоря, встал бейдевинд и открыл по приватирам огонь. Чуть позже подоспели "Воин" и "Отважный". Им довольно быстро удалось "пустить под горизонт" один из фрегатов, а "Чайка" с "Оркой" вели перестрелку с пиратским пинком. К тому моменту, когда взявшие нас на абордаж два фрегата уже остались без флагов, а бой перекинулся на бригантину, притянутую к одному из этих приватирских кораблей. Ещё одна бригантина получила от галеонов пробоину прямо над ватерлинией и начала гореть. Это отродье воспользовалось ею как брандером/167/ и направило на "Альбатрос". Даже если бы я увидел горящую бригантину сразу, нам бы это не помогло — мы были крепко сцеплены с приватирскими фрегатами, и моё сердце сжалось от надвигающейся неизбежности, — Фернандо сжал руку в кулак и посмотрел на него, словно это и было его сердце. — Но у меня даже не было времени оплакивать мой корабль — мы оттеснили этот английский сброд на первую бригантину, и они бились отчаянно, словно крысы, загнанные в угол. Добивая последнего, я услышал ужасающий треск ломающегося дерева гибнущих кораблей, — громкий голос коммодора внезапно стих.

Анри, облизав пересохшие от напряжения губы, глухим голосом бросил:

— Не томи!

Фернандо, глубоко вздохнув, резко выпустил воздух и продолжил:

— Капитан "Воина", видимо, вовремя оценил ситуацию и решил спасти флагман Птичьей армады. Он приказал выбросить порох за борт, а что не успеют — залить водой. Затем поручил всем покинуть корабль, а сам взялся за колдершток/166/, направляя галеон на перехват брандеру. Услышав это, Анри перекрестившись, попросил бога простить все грехи сеньору Пабло Эскобар Мартинесу — креолу из Сан-Хуана, найдя ему место в Райском саду за его доблесть.

— Погоди ещё его хоронить. Боцман "Воина" успел-таки вытащить своего капитана с горящего корабля, а из воды их потом "Сокол" подобрал. Хуан-Мануэль мне уже успел доложить, что жив капитан Пабло. Ранен, обгорел немного, но жив. В госпитале он, — ободряюще хлопнул друга по колену идальго.

Анри, вытерев испарину, укоризненно покачал головой:

— Что ж ты из меня жилы-то тянул? Уж не в комедианты ли решил податься?

Теперь обиженный вид принял Фернандо:

— Ну, если тебе не нравится мой доклад, можем на этом и закончить!

— Ладно, что дальше было? — примирительно спросил Анри.

— Да после этого почти ничего особенного — те, кто из приватиров ещё оставался на плаву, обошли нас и полным ветром побежали в сторону бухты Сибун. Одного из них успел перехватить "Орёл" и взял на абордаж. Да там и людей особо не было, они, как только наши на борт этого флейта полезли, сразу же сдались. А за остальными "Сокол" и "Беркут" погнались. Ну и я, как только смог, решил поучаствовать. Двух мы-таки отправили на "вечный рейд", но одному из фрегатов всё же удалось уйти. Думаю, как только подлатаем корабли да людей доберём, пора будет к лорду Хэмптону наведаться.

— Сначала надо будет опять Роатан зачистить. Вот как в себя придёшь, так этим и займись, — не колеблясь, ответил Анри. — Да, кстати, что за флейт?

— А это будет вторая плохая история, — сказал коммодор, поднимаясь.

Подойдя к огромному письменному столу, он взял лежащую на нём толстую книгу в кожаном переплёте и вернулся к Анри:

— Вот что там нашли.

Глядя на печальное лицо друга, Анри с волнением взял в руки пухлый фолиант и открыл обтянутую кожей обложку. На титулярном листе красивым крупным почерком было выведено зачёркнутое имя корабля на голландском: "Breukelen". Под ним тем же почерком стояло: "Fluitschip. Op 4 oktober 1655 AD voor haar eerste reis van Texel vertrokken. /168/". Ещё ниже была добавлена корявая запись на английском: "Pretty Fay/169/", которая тоже была перечёркнута и под ней было аккуратно дописано новое, испанское, имя, придуманное и вписанное в нактоузный дневник им самим: "Afortunado/170/".

"Так вот какого "торговца" захватили приватиры!" — с горечью подумал Анри и содрогнулся, вспомнив доклад дона Себастьяна о допросе одного из захваченных приватиров, где говорилось о пытках, которым эти вероотступники подвергли команду захваченного ими флейта.

— Кто там был капитаном? — глядя на застывшее выражение скорби на лице друга, спросил Фернандо, скорее для того, чтобы развеять повисшую тишину, чем из любопытства.

— Нидерландский шкипер Хендрик Виссер де Йонг. Я рассказывал как-то тебе его историю. Ты должен её помнить.

— Уж не тот ли это капитан, который был Амстердамской Ост-Индской компанией разжалован в матросы, а его имущество конфисковано за потерю судна с ценным грузом и которого ты года два назад вместе с остатками голландской команды выловил в море?

— Он самый. Тогда же по горячим следам я и захватил этот флейт, успевший сменить имя лишь в дневнике.

Коммодор покачал головой и перекрестился:

— Пути Господни неисповедимы. Видать, на роду ему написано быть умученным пиратскими ублюдками! Дважды он смерти уник, но в третий раз она его таки настигла.

Анри тяжело вздохнул и погрузился в чтение последних исписанных страниц.

— Его семья недавно перебралась из Заандама/171/ на Бонэйр/172/. Нужно будет найти её и позаботится, — прокомментировал он прочитанное, переворачивая страницу.

Фернандо, который успел уже бегло пролистать дневник, одобрительно кивнул и спросил:

— Это ты послал его с камнем в Трухильо?

— Нет, — ответил Анри. — Согласно моему приказу сеньор Хакоб должен был оставить флейт в Белизе, загрузив его камнем для дона Педро. Однако, судя по этой записи, — Анри ткнул пальцем в страницу, — хеер Хейдрике, будучи в Пуэрто-Кабальос, узнал, что, опасаясь нового нападения пиратов, губернатор Трухильо решили усилить крепость Санта-Барбара и пообещал за камень хорошие деньги. Видимо, ему удалось-таки уговорить старого маррана выдать разрешение на доставку камня в Трухильо. Похоже, они надеялись, что "Везучий" вернётся в Белиз раньше меня.

— Ну что же, давай тогда помянем его душу, и ты расскажешь мне о том, как прошёл твой поход, — с этими словами коммодор обернулся в сторону двери и позвал слугу. Тотчас же дверь распахнулась и вошёл Рамон, неся на подносе запотевший кувшин и два узких кубка венецианского стекла...

15.

Когда Анри покидал гостеприимный дом идальго Фернандеса, солнце уже успело подняться над морем и ослепительно-жёлтым диском сияло на небосводе. Не сомневаясь, что на пристани его уже давно ожидает присланная Энрике шлюпка, он прибавил шаг. Часы на башне кабильдо указывали три четверти восьмого. Не обратив внимание на слуг, копошившихся на балконе, окружавшем второй этаж здания, Анри ловко лавировал среди заполнявших площадь людей. Преданный своим мыслям он всё же отметил про себя необычно большое количество народа перед кабильдо в такое время.

Рисунок 11. Здание кабильдо, XVII век.

https://a.radikal.ru/a29/1809/8d/534e9c0b6514.jpg

"Капитаны, наверное, уже собрались, — укорил себя Анри. — Господи, какие ещё плохие вести ты для меня приготовил?" — невольно взглянув в бледно-голубое безоблачное небо, мысленно обратился он к Всевышнему. Ответа, как всегда, не последовало, лишь тёплый морской бриз ласково погладил лицо.

Один из двоих солдат, охранявших ворота дока, узнал Анри и уважительно поприветствовал его. Уже издали были слышны стуки топоров и покрикивание плотников. В доках вовсю кипела работа. Возле одного из причалов Анри разглядел пришвартованную шлюпку, рядом с которой стоял дон Себастьян и солдаты из городского гарнизона. Это настораживало. "Ну вот, началось! А ведь я ещё даже на борт не взошёл!" — послал он свой мысленный упрёк в небесную даль. Сердце сжало нехорошее предчувствие, но Анри решительно направился туда, где его ждали.

Увидев друга, Себастьян шагнул ему навстречу:

— Надеюсь, вы хорошо отдохнули, адмирал? — голос капитан-лейтенанта был, как всегда, тихим и мягким, но во взгляде читалось напряжение.

Чувствуя себя виноватым за долгое ожидание, Анри кратко рассказал аристократу о причине своей задержки.

— Похоже, капитану Энрике придётся ждать дольше, чем мне. Кажется, вам предстоит ещё одна незапланированная встреча, — кивнув в сторону солдат, сказал дон Себастьян. — Увы, объяснить мне причину, которая привела их сюда, идальго Монтойо отказался.

Идальго, в котором Анри узнал того самого лейтенанта, которого после разгрома приватиров просил доставить раненых с лесопилки сеньора Арройо в госпиталь, сопровождаемый тремя солдатами, нетерпеливо ожидал, когда на него обратят внимание.

— Ну что же, лейтенант, теперь вы удовлетворите наше любопытство? — обратился дон Себастьян к офицеру гарнизона.

Тот подошёл ближе:

— Полагаю, вы помните меня, сеньор? — обратился он к Анри.

— Да. Чему я обязан возможности снова лицезреть вашу милость? — стараясь придать голосу беспечность, спросил Анри, опустив голову.

— Я получил от сеньора Рикардо приказ арестовать вас и доставить в городскую тюрьму, где вас подвергнут допросу, — не скрывая смущения, ответил тот.

— Чем же я не угодил их светлости сеньору алькальду? — искренне удивился Анри.

Заметив, что спутник торговца положил руку на эфес шпаги, идальго невольно глянул в сторону шлюпки. Гребцы, слышавшие разговор, застыли в ожидании. На их лицах читалась решимость в случае необходимости защищать своего сеньора.

— Алькальд не посчитал нужным информировать меня об этом. Прошу вас, сеньор Верн, проявите благоразумие и последуйте за мной.

— Чтобы меня провели по городу в цепях, под конвоем и поместили в одну камеру с мерзавцами, которых я вчера брал в плен? — голос Анри был спокоен и холоден, однако мозг лихорадочно работал, перебирая одно решение за другим.

"Вот так поворот! И что теперь? — оглядывая солдат и своих матросов, он прикидывал, что шпага, ропера и семеро безоружных моряков смогут сделать против шпаги идальго и полупик солдат. — Хотя, если матросы возьмут в руки вёсла... Вон, Диего — у него кулаки с голову ребёнка, а опыта трактирных драк ему не занимать. Да и Себастьян один троих стоит, и я не вчера в руки оружие взял... — мысли вихрем сменяли одна другую: — Нет, это плохо. Неправильно так! А несправедливость и унижение — правильно? Но куда потом бежать? Меня же по всей Тиерра Фирме преступником объявят! И что дальше — стать тем, с кем я всю жизнь решил воевать?! Нет, бежать — всё равно что признать вину, но какую?"

Неожиданно затянувшуюся тишину нарушил дон Себастьян:

— Мой адмирал никуда не пойдёт! Я не позволю порочить его честное имя какими бы то ни было обвинениями даже от алькальда! — выступив вперёд, закрывая собой Анри, аристократ угрожающе обнажил шпагу. Блеснувшая на солнце сталь вызвала оживление и у солдат, и у матросов. Солдаты вплотную приблизились к своему офицеру, моряки же, вооружившись вёслами, окружили их.

Несмотря на то, что в предстоящей битве Анри высоко оценил свои шансы на победу, он решительно потребовал капитан-лейтенанта вернуть клинок в ножны и, выйдя из-за его спины, обратился к идальго Монтойо:

— Предлагаю вашей милости компромисс, — я отправлюсь с вашей милостью, но не в тюрьму, а прямо к сеньору алькальду и не как арестант. Таким образом приказ доставить меня на допрос будет исполнен, а я не подвергнусь незаслуженному унижению. Вы принимаете его, ваша милость?

— Я обязан доставить вас в тюрьму, а не к сеньору алькальду. Кроме того, разве вам неизвестно, что сегодня будет заседать кабильдо абьерто/173/?

— Ваша милость правы, я совсем выпустил это из головы. Но так даже лучше — если у их светлости сеньора Рикардо есть в чём обвинить меня, пусть их светлость это сделают перед всеми уважаемыми горожанами. Предупреждаю вашу милость, что я намерен выяснить какую вину нашёл на мне сеньор алькальд и с вашей милостью или без них отправлюсь на Пласа де Монтехо. Если же ваша милость будете настаивать на своём, один из нас останется лежать здесь. Итак, что предпочитают ваша милость? — голос Анри был спокоен, однако его правая рука легла на эфес роперы, а левая ухватилась за край плаща, готовясь сорвать его.

Оглядев вооружившихся вёслами моряков, лейтенант перевёл взгляд на решительные лица торговца и аристократа. На его немолодом длинном лице появилось выражение глубокой печали. Раздумывая, он поглаживал чёрную, как смоль бороду, обрамлявшую узкий подбородок.

— Хорошо, я принимаю ваше предложение, сеньор Верн, но при одном условии — вы пойдёте без оружия.

Теперь задумался Анри. Отгадав его сомнения, лейтенант Монтойо поспешил добавить:

— Даю вам слово дворянина, что я и мои люди всего лишь сопроводим вас к сеньору алькальду, не делая попыток связать и доставить в тюремную камеру. Однако дальнейшие наши действия будут зависеть от решения кабильдо.

— Я верю слову вашей милости, — сказал Анри, снимая с перевязи рапиру.

Лейтенант Монтойо махнул рукой одному из солдат, призывая того принять оружие, но тут снова вмешался дон Себастьян:

— Его возьму я.

— Тогда уж пусть лучше за ним присмотрит Андрес, а вам предстоит ещё вызволить Хуана, — возразил Анри, вынимая из-за пояса дагу.

— Он провёл эту ночь под присмотром сеньора Хакоба, мой же долг сопровождать вас, адмирал, — невозмутимо парировал дон Себастьян, протягивая руки.

— Уж не ваш ли ночной визит к сеньору Рикардо причиной его недовольства мною? — кладя своё оружие на ладони друга, спросил Анри.

— Мне не пришлось беспокоить ни алькальда, ни губернатора. Однако подробности я поведаю вам в менее публичной обстановке.

Анри кивнул и обратился к рулевому Андресу с распоряжениями отправить людей за его сундуком в дом идальго Фернандеса и, сообщив капитану Энрике о случившемся, передать ему приказ дожидаться дальнейших распоряжений от капитан-лейтенанта.

Лейтенант Монтойо, внимательно наблюдавший за действиями торговца, как только тот закончил давать распоряжения и изъявил готовность идти на главную площадь, дал сигнал своим людям и пошёл вперёд, не сомневаясь, что Анри последует за ним.

Пласа де Монтехо была заполнена людьми. На балконе кабильдо в расставленных небольшой дугой креслах так, чтобы сидевшие в них могли видеть друг друга не вставая, расселись представители городского совета. В центре в кресле с высокой спинкой, заканчивающейся полукруглым навершием, восседал губернатор. По правую руку от него сидел декан /174/ падре Игнасио и недавно присланный из Мадрида коррехидор/175/. Слева расположились назначенные генерал-капитаном Юкатана алькальд и казначей. Далее по обе стороны сидели члены кабильдо, избранные в прошлом году имущими и уважаемыми горожанами: идальго Франсиско Ревуэльта-и-де Собира — комендант форта Сан-Педро, сеньор Хулиан Эдуардо Морено Агуэро — управляющий доктор госпиталя Санта-Текла, сеньор Кристиан Арройо Соса — торговец и сеньор Адриан Пас Лара — асьендеро. Анри был лично знаком с большинством присутствующих, вот только не со всеми из них были у него хорошие отношения. Глядя на важные лица сеньоров Кристиана Арройо и Адриана Паса — своих извечных противников, не простивших ему отказ вести с ними дела, он на какое-то мгновение пожалел, что Фернандо отказался выставлять свою кандидатуру на прошлых выборах, ссылаясь на нехватку денег. Если же обвинения алькальда будут серьёзны и дойдёт до суда, много ли членов совета будут на его стороне? Пока лейтенант Монтойо удалился докладывать сеньору Рикардо о приводе обвиняемого на площадь, Анри всматривался в лица людей, которым предстояло решать его судьбу. "Какое же новое испытание ты мне приготовил, Господи?" — пронеслось в голове, когда он увидел, как нахмурился алькальд, слушая лейтенанта.

Всё время, пока казначей зачитывал числа уже подсчитанных убытков и предстоящих расходов, убитых и раненых солдат, захваченных в плен приватиров, не забыв в конце упомянуть и неоценимый вклад в победу над англичанами людей и кораблей уважаемого торговца сеньора Анри Верна, сеньор Рикардо, не скрывая недовольства, поглядывал на этого самого торговца, с достоинством дворянина ожидавшего своей участи со сложенными на груди руками впереди толпы, пришедшей на Пласа де Монтехо узнать о последствиях нападения на город. Скользя взглядом по пришедшим на площадь горожанам, заметил его присутствие и губернатор. Возможно, граф Альменара не остановил бы на Анри свой взгляд, не будь в его позе некоего вызова. Заинтригованный, губернатор не мог не заметить лишнее оружие в руках стоящего рядом с торговцем дона Себастьяна и отсутствие оного на перевязи Анри. Ещё больше его заинтересовали солдаты гарнизона, окружившие эту двоицу. Поманив пальцем алькальда, губернатор, когда тот приблизился, что-то пошептал ему. Сеньор Рикардо отвечал довольно долго, не прервавшись даже тогда, когда казначей закончил свой доклад. Анри видел, как при этом каменело лицо сеньора Альвареса.

Закончив разговор с губернатором, алькальд поднялся, взял с подноса стоявшего за его креслом слуги большой бронзовый колокольчик с длинной ручкой и, подойдя к балюстраде, обрамляющей балкон, зазвонил, требуя внимания и тишины. Толпа, громко и эмоционально обсуждавшая услышанное от казначея, постепенно умолкла. В наступившей тишине сеньор Рикардо обвёл взглядом собравшихся пред балконом людей, словно проверяя, все ли лица обращены на него, и начал:

— Я вынужден изменить порядок заседания кабильдо для экстренного рассмотрения дела торговца сеньора Анри Руис Верна, обвиняемого в тяжких преступлениях против Испании и веры сеньором, пожелавшим остаться неизвестным.

16.

Услышав такое, Анри покрылся испариной. Даже не зная, кто и в чём именно обвинял его, он понимал, что одного обвинения в измене достаточно для смертного приговора, поскольку они всегда сопровождаются допросами "с пристрастием", после которых мало кто выживал, не оговорив себя.

Толпа, услышав слова алькальда, загудела и отпрянула назад, словно море во время отлива, оставив маленький островок, вмещавший обвиняемого, его спутника и солдат.

— Прошу вашу светлость огласить, в чём конкретно обвиняет меня сеньор, пожелавший остаться неизвестным? — громко и отчётливо выговаривая слова, стараясь "взять себя в руки", спросил Анри, обращаясь к балкону.

— Вы обвиняетесь в том, что предали интересы Испании, сговорившись с индейцами. Вы добровольно присоединились к карательной экспедиции против майя, напавших на асьенду Буэн Рекодо, но, вместо того чтобы наказать убийц и спасти унесённых ими сеньор, вы тайно отправились на переговоры с касиком мятежного племени и, получив от него золото, увели своих людей, оставив солдат гарнизона на верную смерть в густых джунглях.

Горожане, притихшие во время чтения обвинения, вновь загудели, но на этот раз удивление и непонимание сменилось гневом. Если бы не солдаты, стоявшие позади Анри и сдержавшие желающих немедленно наказать негодяя, ему пришлось бы отбиваться от наиболее горячих горожан.

— Как же коротка человеческая память, — с горечью в голосе, но достаточно громко, чтобы было слышно на балконе, произнёс Анри, оглядывая толпу. — Ещё вчера я был героем, спасшим город от англичан и их пиратских прихвостней, а сегодня я уже мерзавец, продавшийся индейцам! — постепенно переведя взгляд на балкон, он обвёл глазами присутствующих там и продолжил: — Почему благородные сеньоры верят словам того, кто настолько труслив, что даже не способен лично предъявить мне свои обвинения? Я предоставил их превосходительству подробный доклад об экспедиции и о том, где находятся женщины с асьенды. Так же я информировал их превосходительство и о своих намерениях как можно скорее отправиться за сеньорами, дабы доставить их в Белиз. И если бы не вчерашнее нападение на город, которое, кстати, вместе со мной отбивали и те солдаты, которых я якобы бросил умирать в джунглях, я был бы сейчас в пути к месту, где уже находится сеньора Паула и другие женщины. Бог мне свидетелем, что я ни на единою литеру не нарушил своего обещания, данного их превосходительству губернатору перед отправлением экспедиции! Где тот сеньор, что бросил в меня свои лживые обвинения?

Толпа, услышав слова Анри, вновь заволновалась, но на этот раз большинство присутствующих были на стороне торговца, вдруг вспомнив, что он не только не раз спасал Белиз от нападений пиратов, но и многим был известен как порядочный человек и владелец богатой лавки.

Сеньор Рикардо вновь призвал собравшихся на площади к тишине своим колокольчиком и обратился к Анри:

— Ваша репутация честного человека может придавать вашим словам весомости, но не может служить поводом для игнорирования поступившего обвинения. Справедливость требует рассмотрения каждого заявления. К тому же испанская юстиция не требует от обвинителя доказательств его правоты. Доказать свою невиновность — это забота обвиняемого. Как человек уважаемый, вы можете потребовать для своей защиты адвоката, но тогда суд будет отложен, а вы, сеньор Верн, будете заключены в городской тюрьме до нового заседания. Вы желаете нанять адвоката или же предпочитаете самостоятельно доказывать свою правоту?

— Сеньору Анри нет необходимости искать адвоката. Я готов прямо сейчас отстаивать его честь, — вдруг вышел вперёд дон Себастьян.

— Представьтесь суду, сеньор! — потребовал алькальд.

— Я дон Себастьян Альварес де Толедо-и-Пименталь, дворянин и гранд Испании. Моё происхождение и образование позволяют мне выполнять в суде роль адвоката.

Посовещавшись с членами кабильдо, сеньор Рикардо удовлетворённо кивнул:

— Прошу вас, дон Себастьян, начинайте свою речь!

Аристократ, приняв величественную позу, окинул взглядом вновь затихшую площадь, затем осмотрел сидящих на балконе, пытаясь разглядеть их лица. Некоторое время пристально всматривался в губернатора, чьё лицо было скрыто тенью навершия кресла и лишь потом стал говорить:

— Для начала я хочу заверить уважаемый суд, что за каждое слово, сказанное перед вами сеньором Анри, я готов поручиться своей честью дворянина и гранда, потому как я неоднократно имел возможность убедиться в абсолютной честности этого человека и потому, что я был свидетелем практически всех инкриминированных разговоров и деяний сеньора Анри как во время самой экспедиции, так и событий, ей предшествующих и за ней последовавших.

— А при тайном разговоре с касиком ваше превосходительство тоже присутствовали? — раздался с балкона скрипучий голос сеньора Арройо.

— Нет. Но мне известно, что на этой встрече кроме сеньора Анри и касика был лишь один единственный человек, которого я, при необходимости, могу предоставить уважаемому суду. Однако о разговоре, там ведённом, я знаю со слов сеньора Анри, которому я всецело доверяю. А вот откуда мог бы его слышать тот, кто предъявил свои обвинения, если за время тайного разговора сеньора Анри с индейцем ни один испанец не покинул лагерь?

На какое-то мгновение стало тихо. Потом вновь заговорил алькальд:

— Прошу ваше превосходительство сказать суду, кто тот третий, который был свидетелем разговора подсудимого и где он сейчас?

Заметив замешательство на лице сеньора Рикардо, с каким он обвёл глазами площадь, Анри огляделся, но кроме притихших в ожидании ответа дона Себастьяна горожан не увидел ничего подозрительного.

— Это старый майя, чей внук был убит пиратами, выдававшими себя за испанцев. Старик шёл в Белиз, дабы исполнить предсмертную просьбу мальчишки и предупредить городские власти о том, что англичане пытаются стравить испанцев и майя. Встретив наш отряд, он поклялся сеньору Анри помочь в поисках женщин и убийц сеньора Эухенио. Он сдержал своё слово, приведя нас туда, где смог сдержать своё слово, данное губернатору, сеньор Анри.

— Вот как? Может ли ваше превосходительство поведать нам, что же это было за слово? — спросил сеньор Франсиско.

— Я поручил сеньору Анри Верну предотвратить индейские бунты по всему Юкатану, — вместо дона Себастьяна вдруг ответил граф Альменара.

— А я уж думал, что он решил отмолчаться! — раздался вдруг за спиной Анри знакомый голос.

Фернандо, растолкав солдат, пробился к своему альмиранте и положил ему руку на плечо.

— Я привёл больше сотни вооружённых аргументов, приятель. Думаю, их будет достаточно для снятия с тебя любых обвинений! Твои матросы слишком болтливы, так что я не удивлюсь, если сюда ещё сотня-другая подвалит!

Однако ответить Анри не успел. Слово вновь взял губернатор. Поднявшись, он подошёл к балюстраде и обвёл взглядом толпу, заполнившую площадь:

— Я больше, чем уверен, что этот пасквиль, — сеньор Альварес потряс зажатым в руке листом бумаги, — дело рук завистника успешности сеньора Анри в делах воинских и мирских. Несмотря на то, что он неблагородного происхождения, он неоднократно доказал нам, что является человеком слова и чести, достойной дворянина. Поскольку обвинитель неизвестен и не может настаивать на своих обвинениях, а защита, вне всяких сомнений, заслуживает безграничного доверия, я полагаю её аргументы в невиновности подсудимого сеньора Анри настолько убедительными, что готов считать это слушание законченным, а сеньора Анри Верна полностью оправданным по всем зачитанным пунктам обвинения. Но не в моей власти решать о делах духовных. Поскольку скрывающий своё имя обвинитель уличает сеньора Анри и в сговоре с Нечистым, — сеньор Альварес перекрестился — своё слово должна сказать Святая Церковь, — при этих словах губернатор повернулся к падре Игнасио. — Однако, дон Игнасио, прежде чем вы выскажитесь, прошу вас, примите во внимание, что признай вы данное обвинение правдоподобным, обвиняемый подлежит суду инквизиции и его будет необходимо доставить на трибунал священной инквизиции в Мериде. Несмотря на всё моё благочестие и желание угодить священной канцелярии, я не смогу обеспечить доставку обвиняемого в Мериду за неимением потребного количества солдат после вчерашнего нападения на город. К тому же я не хотел бы вызвать недовольство и волнения в городе, которые, учитывая уважение, коим пользуется сеньор Анри, непременно последуют, если же вы потребуете от меня содержать обвиняемого под стражей до прибытия сюда дознавателя, посланного трибуналом.

Падре Игнасио, подумав немного, попросил у графа листок с обвинениями и внимательно его прочёл. Затем поднялся и, осмотрев сильно разросшуюся толпу зрителей, заговорил с видом глубокой задумчивости:

— Зависть — один из пороков, открывающих ворота Преисподней. Если же именно она толкнула одного из горожан на грех лжесвидетельства — то без его искреннего раскаяния даже мои молитвы не спасут грешную душу от Геенны Огненной! — падре перекрестился. — У меня никогда не было оснований сомневаться в благочестии сеньора Анри. Кроме того, внимательно прочитав сие послание, — падре поднял руку с бумагой, полученной от губернатора, — и послушав самого обвиняемого и его многоуважаемого адвоката, я прихожу к выводу, что это послание — дело рук человека, испытывающего глубокую неприязнь к подсудимому, а посему такие показания не могут быть приняты священной инквизицией. Я готов полагать этот донос за клеветнический, если же сеньор Анри, дабы успокоить все сомнения, зародившиеся в душах присутствующих здесь, сейчас же поклянётся в своей невиновности и для усиления своих слов поцелует святое распятие. Вы согласны принести клятву, что никогда не имели дела с врагом рода человеческого, сын мой? — склонившись через балюстраду, обратился он к Анри.

— Да, падре!

— Ну что же, в таком случае поднимитесь сюда, — по-отечески ласково сказал дон Игнасио.

Площадь, до отказа заполнившаяся людьми, заволновалась, загудела, высказывая одобрение происходящему.

Когда на балконе появился Анри, толпа взорвалась восторженными криками. Глядя вниз, Анри увидел рассредоточенных среди горожан и вокруг них множество людей в чёрно-синих колетах... Вне всякого сомнения, видели их и сидящие на балконе.

Падре Игнасио жестом подозвал Анри и указал рукой на пол. Затем, взяв двумя руками висевший на груди серебряный крест, приподнял его. Когда Анри, сняв шляпу и зажав её подмышкой, встал перед деканом на колени, провозгласил:

— Поклянитесь перед сыном божиим, смертиею своею искупившим грехи наши, в непоколебимости вашей веры и чистоте помыслов деяний, сын мой!

Осенил себя крестным знамением, Анри громко и отчётливо, с полной уверенностью в своей правоте и искренности, произнёс:

— Клянусь перед господом нашим Иисусом Христом и призываю всех святых и Пречистую Деву в свидетели, что я никогда даже в мыслях моих не обращался к Нечистому, ничего у него не просил и тем более не собирался продавать душу свою кому бы то ни было! Все деяния мои были чисты в умыслах, во имя справедливости и во славу Испании! — поднявшись, он вновь перекрестился и поцеловал крест.

Огромное живое море на площади замерло, внимая словам клятвы.

— Ну что же, я полагаю сие действие за наилучшее доказательство невиновности сеньора Анри Верна и потому предлагаю считать этот судебный процесс завершённым, а сеньора Анри оправданным по всем пунктам обвинения, — разбил повисшую тишину губернатор. — Вы согласны со мной, дон Игнасио?

— Да, сеньор губернатор, — важно ответил падре.

— А вы, сеньоры? — обратился граф Альменара к остальным членам совета.

Те дружно кивнули.

— Ну что же, решение суда одноголосное, о чем и будет сделана соответствующая запись в книге заседаний. А вы, сеньор Анри, можете быть свободны.

Отвесив губернатору поклон со словами благодарности, торговец тем не менее не спешил уйти. Не поднимая головы, он повернулся в сторону алькальда и спросил:

— Раз уж я оказался здесь, могу я поинтересоваться у их светлости сеньора алькальда, будет ли рассмотрено предложение их превосходительства о передаче мне асьенды на особых условиях в счёт погашения задолженности города передо мной?

— Подобного предложения от сеньора губернатора не поступало. Но, даже если бы оно было озвучено, кабильдо в данных обстоятельствах вынужден был бы отклонить его. Полагаю, вы понимаете, что в силу сложившейся ситуации и важности выдвинутых против вас обвинений мы вынуждены были также исключить вашу заявку на энкомьенду из списка претендующих, — не скрывая раздражения, ответил алькальд.

— Да, ваша светлость, понимаю. Но надеюсь, ваша светлость, как и их превосходительство, вспомнят и тоже поймут силу сложившихся обстоятельств, заставивших мои армады перейти на рейд Гаваны или Сан-Хуана, например, когда в одно из каких-нибудь утр очередная английская эскадра начнёт обстреливать Белиз, а в ворота города опять станут ломиться пираты, — сдерживая разливающийся гнев, смешанный с горечью обиды, Анри старался говорить спокойно и покорно, но голос был глухим и речь получилась скорее угрожающей, чем смиренной. Отвесив ещё один поклон в сторону губернатора, он повернулся к выходу и насадил шляпу, намереваясь покинуть балкон.

Заметив, как побагровел губернатор, падре Игнасио остановил торговца, обратившись к нему:

— Сын мой, гордыня так же принадлежит к списку смертных грехов. Очистите своё сердце от обиды и пустите туда смирение!

— Благодарю вас за мудрый совет, падре! — повернувшись к дону Игнасио, ответил Анри. — Смирение и скромность — ценные добродетели, и я стремлюсь к ним, но, к сожалению, я не могу призвать своих людей служить мне лишь за надежду попасть в Царствие Небесное, смиренно рискуя жизнями и скромно голодая. Они покинут меня, если я не буду платить им. Да и разве в святом писании сказано, что принимать плату за честно выполненную работу — грех?

Падре задумался, явно перебирая в мыслях библейские тексты, пытаясь вспомнить нужную цитату. Глядя на него, губернатор решил прервать затянувшуюся паузу:

— Не стоит принимать поспешных решений, сеньор Анри. Обещаю, что после вашего возвращения в Белиз с сеньорой Паулой и её служанками вы получите заслуженную награду в виде асьенды в любом подконтрольном моей власти месте по вашему выбору, а если же вы пообещаете производить на ней красители, то я увеличу надел на треть. Что вы на это скажете?

Анри повернулся в сторону графа Альменара:

— Лишь то, что ваше превосходительство чрезвычайно великодушны и умеют быть необычайно убедительным, — ответив, он отвесил губернатору учтивый поклон.

— Ну что же, тогда на этом и закончим прения по данному вопросу. И если у вас, сеньоры, — граф Альменара обвёл глазами членов кабильдо, — нет возражений, перейдём к обсуждению выплат пособий семьям погибших.

Анри же под одобрительное гудение присутствующих на площади зрителей покинул балкон.

17.

Выйдя из здания кабильдо, Анри направился к ожидавшим его дону Себастьяну и Фернандо, рядом с которыми ждали и трое капитанов из Птичьей армады: идальго Эрнесто Редондо Сан-Сегундо, сеньор Хуан Дельгадо и хеер Йелле ван Лон. Позади этой группы толпились солдаты в чёрно-синих колетах, которые, завидев своего альмиранте, приветствовали его радостными возгласами.

Приблизившись к своим офицерам, Анри поздоровался с капитанами и, возвращая на положенные места своё оружие, поданное доном Себастьяном, обратился к Фернандо:

— Похоже, приведённые тобой аргументы добавили блестящей речи моего адвоката убедительности.

— Мне не составило труда собрать их. Перспектива остаться без работы кому угодно придаст решимости, — улыбнулся великан.

— Примите и моё восхищение вашей сообразительностью и расторопностью, коммодор! — дон Себастьян отвесил идальго Фернандесу лёгкий поклон.

Фернандо, враз посерьёзнев, принял комплимент аристократа ответным поклоном и похвалил выступление гранда перед судом. Его последние слова утонули в звуке колокола Святого Франциска, призывающего верующих на литургию третьего часа/176/. Не сговариваясь, все мужчины сняли шляпы и, повернувшись в сторону собора, перекрестились.

Когда звон утих, коммодор сообщил Анри, что уже имеет полный отчёт о состоянии Птичьей армады и подал ему свёрнутый трубочкой лист, который вытащил из манжеты потёртого камзола. Скинув связывающую ленту, судовладелец сразу же развернул бумагу и быстро побежал глазами по ровным аккуратным строчкам. Самым болезненным было сообщение о гибели Агустина Моралеса — капитана "Орла". Анри хорошо знал старого креола. Он был давним другом Энрике, и именно тот когда-то уговорил опытного моряка, за долгие годы не потерявшего ни единого сверенного ему торгового судна, перейти на службу к молодому торговцу, искавшему капитана отобранному у пиратов тридцативосьмипушечному галеону, тогда ещё носившему имя "Единорог". Мысленно попросив у Господа милостиво принять душу старого морского волка, Анри, взглянув на Фернандо, тем не менее испытал облегчение, подумав о том, что теперь поисками капитана галеона будет заниматься коммодор. Ему же предстояло искать капитанов на призовые фрегаты.

Продолжив изучение отчёта, он узнал, что "Сапсан", кроме потерь среди экипажа, другого урона не имел и тут же приказал идальго Редондо добрать солдат из присутствующих на площади и оттащить в доки "Льва", а его экипаж доставить к сеньору Хакобу.

В целом же ущерб, нанесённый Птичьей армаде согласно полученной от коммодора бумаге, был велик лишь у "Чайки", ремонт же остальных кораблей не предполагал больших затрат и много времени и вполне компенсировался захваченными призами. Быстро пролетев по перечислению трофеев, Анри свернул отчёт и отправил его за манжету. Условившись с Фернандо заглянуть к нему после полудня, вместе с капитан-лейтенантом отправился в доки. От его внимания не ускользнуло, как от солдат отделилось около десятка человек и отправились следом. Увидев во главе пехотинцев Сезара, Анри обрёл полную уверенность что шлюпка с "Победоносца" вновь ожидает его.

И не ошибся. Кормчий Андрес Мартинес высматривал своего сеньора, стоя рядом с солдатом, охранявшим ворота, время от времени перекидываясь с ним парой фраз.

— Ты передал мой приказ капитану, Андрес? — спросил его Анри, приблизившись.

— Да, сеньор!

— Зачем же он тогда послал капрала с мушкетёрами? — скорее подумал вслух, чем спросил Анри, посмотрев на Сезара. Тот, слыша разговор, отгадал ход мыслей альмиранте и поспешил заверить его, что и он сам, и присутствующие тут солдаты были в трактире, когда туда вбежал один из слуг коммодора. Посланный хозяином оббегать город в поисках людей обоих армад, тот призывал всех немедленно отправляться на Пласа де Монтехо, не объясняя причины, и лишь на площади солдаты узнали, что случилось.

— А ты, стало быть, вернулся, чтобы знать, чем всё закончилось? — вновь обратился Анри к кормчему.

— Да, сеньор. Оно ведь как было? Когда мы вернулись без вас, нам пришлось держать ответ перед капитаном. Он нас всех дотошно выспрашивал про то, что на пирсе деялось. Ну я ему и рассказал всё. И то, что вы, когда вас уводили, приказали доставить ваш сундук на корабль. Ну я и послал Диего и Анхеля, потому как они у нас самые сильные. А уж потом Диего стал рассказывать, что, когда они были в доме сеньора коммодора, они справились у слуг дома ли он. Ну а когда узнали, что дома, сочли справедливым рассказать идальго про то, как вас увели люди алькальда. Вот тогда капитан Энрике и послал нас всех обратно дожидаться вас, сеньор, сказав, что раз за дело взялся коммодор, то вы на пирсе будете раньше шлюпки.

— Похоже, капитан Энрике не очень высокого мнения о моих способностях, зато всецело уверен в оных идальго Фернандеса, — в тихом голосе дона Себастьяна ухо друга уловило едва заметную обиду.

— Он просто не знает вас так же хорошо, как теперь знаю я, — поспешил заверить его Анри и направился туда, где матросы на слегка покачивающемся скифе/177/ сушили вёсла в ожидании своего дуэнё.

Как только Анри вступил на борт "Победоносца", золотое солнце на синем полотнище, приспущенное в отсутствии судовладельца, вновь взмыло под самый клотик грот-мачты.

Ещё с берега он заметил принайтованные у кормы скифы и потому не удивился, увидев капитанов Победоносной армады, выстроившихся для приветствия на шкафуте. Тяжелораненого капитана Эскобара заменил его первый лейтенант Херардо Бласкес.

Обменявшись приветствиями, Анри пригласил Энрике, дона Себастьяна и прибывших в ратс-камеру. Когда все расселись за столом, Энрике передал ему списки погибших, подробный перечень ущерба, полученного кораблями во время боя и сведения о пленных и захваченной казне "Ньюбери". Пробежав глазами поимённый список, в котором для выплаты пособий и пенсий были особо выделены имевшие семьи, Анри вернул его Энрике с просьбой лично проследить за тем, чтобы его копии были переданы сеньору Хакобу, кабильдо и клирику перед поминальной мессой. Затем принялся изучать ущерб. Из шести кораблей Победоносной армады, находящихся в водах Белиза, трое — бриг "Дельфин" и фрегаты "Решительный" и "Упорный" так и не успевшие покинуть доки накануне, сейчас стояли на рейде в полной боевой готовности. Единственный оставшийся ныне галеон "Отважный" не получил больших повреждений, чего нельзя было сказать о его команде. Более серьёзно досталось "Победоносцу", однако, как отметил Энрике, ссылаясь на заверения мастеровых, несколько дней в доках вернут кораблю его живучесть и боеспособность. Последняя строка коротко сообщала о гибели галеона "Воин" ...

Отложив отчёт Энрике, Анри достал полученный от Фернандо и кратко информировал о его содержании присутствующих.

— Думаю, излишне спрашивать будешь ли ты на "Чайку" тратиться, — хриплый голос Энрике прозвучал непривычно тихо.

— Правильно думаешь, — ответил Анри и приказал слугам подать всем вина.

Когда выпили за упокой души капитана "Орла", не забыв помянуть разом и всех остальных погибших, вновь заговорил Энрике:

— Какие планы на призы, ми альмиранте?

Анри вновь взял в руки бумагу, полученную от Фернандо.

— Да вот думаю приватирскими фрегатами "Фортуна" и "Грифон" Победоносную армаду усилить. Надо будет их подремонтировать, переименовать и доставить в Сан-Хуан, под начало идальго де Калатаюда. Его "Неустрашимый" и три тридцативосьмипушечных фрегата — это уже хорошая эскадра для охраны Пуэрто-Рико, — ткнув пальцем в перечень захваченных кораблей, сказал он.

Капитаны одобрительно закивали головами и лишь лейтенант Бласкес нахмурился. Это не ускользнуло от внимательных глаз адмирала:

— Не волнуйтесь, лейтенант! Я не намерен отрывать вас от семьи. Команду на эти фрегаты я планирую поручить набирать капитану де Калатаюду, вы же с остальными выжившими с "Воина" переходите на английского "Льва", когда "Сапсан" доставит его в док. Надеюсь, по выздоровлению капитана Эскобара корабль уже сможет занять своё место в армаде.

— Да, адмирал! — оживился Херардо. — А имя кораблю менять будем? "Лев" звучит достойно!

— Негоже нам, испанцам, английского льва прославлять. Этот фрегат славно бился, так что быть ему "Славным", — недолго думая, ответил Анри.

— Да, я уже вижу, как отлично будут смотреться медные литеры "Glorioso" на его корме вместо английского герба, — прищурившись, сказал Энрике. — А для приватирских фрегатов новые имена ты тоже уже придумал, ми альмиранте?

— Не успел. А у тебя есть предложения?

— А чего меня спрашивать? Вон, молодые пусть придумывают! — кивнул старый креол в сторону капитанов Мурильо, Алькараса, Барберо и де Крона.

— Да что тут долго думать — была английская "Фортуна", а теперь будет испанское "Везение", — пожав плечами, предложил идальго Мурильо.

— Ну что, Энрике, представишь себе выложенное медью "Suerte" на корме? — усмехнувшись, спросил друга Анри.

— Да чего ж не представить? Представлю, — кивнул тот. — Кораблю ведь действительно повезло, что "под горизонт" не ушёл! А последний как назовём? — обвёл он глазами присутствующих.

— Если позволите, я бы предложил назвать его "Защитник", — вдруг тихо сказал дон Себастьян.

— Слабоват он для защитника — тридцать восемь пушек всего, — покачал головой капитан пятидесятидвухпушечного "Решительного" хеер Йоханнес де Крон.

— Грифон в геральдике символ защиты, — невозмутимо ответил капитан-лейтенант. — Однако, если вас моё предложение не устраивает, озвучьте свой вариант, капитан.

— Меня устраивает, — поставил точку в споре Анри и, сложив отчёты, отправил их за манжету. — Ладно, остаются ещё два фрегата, что мы у Сахарного острова взяли. Поскольку я решил один передать коммодору в Птичью армаду, пусть он ему сам имя и придумывает, а второй презентом будет, так что не вижу смысла его переименовывать. Флейт призовой моим был, так что тут решать нечего — будет в доке ждать нового капитана. Надеюсь, кто-нибудь из твоих старых знакомых захочет на нём под моим флагом ходить, — взглянул на Энрике Анри. — Ну а пинк и бригантину дарую губернатору. "Орку" он разобрать решил, рассчитывая на мою щедрость.

— Эк каков губошлёп, однако! — забурчал Энрике. — И город отбей, и добычей с ним поделись!

— Не ворчи, капитан, — повернулся к нему Анри. — Он за это ремонт моих армад на себя берёт. Да и нам же спокойнее эти воды покидать будет, зная, что у города защита есть. Большую флотилию, как вчера, вряд ли англичане с приватирами в ближайшее время собрать смогут, а на такие рейды, как раньше на город ходили, этих кораблей с пушками форта вполне хватит.

Капитаны одобрительно закивали.

— Ну что же, сеньоры, — продолжил Анри после того, как мелодичный звон судового колокола и последовавший за ним голос вахтенного матроса известил всех о том, что уже пять склянок/178/, — поскольку денежный приз, взятый с "Ньюбери" невелик, а казна "Льва" ещё на нём, повода для обсуждения премий нет. Так что остался последний вопрос — экспедиция вверх по реке Белиз. Мне понадобятся два баркаса с кормчими, но вместо половины матросов на вёслах будут солдаты. Места нас ждут неизведанные, так что люди, владеющие саблями, мне будут нужнее, чем управляющиеся с вёслами. Соберите вечером в трактире "У Сандро" добровольцев — опытных матросов, солдат и капралов. А завтра утром баркасы с "Упорного" и "Решительного" с припасами на неделю должны ожидать меня вверх по течению за мостом.

— Вы собираетесь идти к реке по Ревущему потоку? — поинтересовался капитан Барберо.

— Я должен найти миссию францисканцев где-то на реке Белиз, в которую индейцы обещали доставить похищенных с асьенды Буэн Рекодо женщин. Посему единственно возможным я вижу идти туда на баркасах.

— Сеньор, Ревущий поток уже сейчас весьма бурный. Идти на вёслах против течения будет неимоверно сложно даже для опытных гребцов, а уж для солдат так вовсе невыполнимо, — покачал головой сеньор Марио.

— Так вы полагаете, капитан, что идти через джунгли для измученных пленом сеньор задача посильная? — тихий голос дона Себастьяна погрузил всех в раздумья.

— А что, если фрегаты доставят вас к устью реки Белиз, адмирал? Она ведь довольно широка и полноводна, так что приток дождевой воды на ней не скажется так сильно, как на Ревущем потоке? — вступил в разговор капитан Мурильо.

— Думаю, это разумно, идальго, — подумав, ответил ему Анри. — Ну что же, сеньоры, выбор фрегатов однозначен, так что готовьте "Упорный" и "Решительный" доставить экспедицию к устью реки. Всё остальное обговорим вечером у Сандро, — вставая, сказал Анри.

Капитаны также поднялись и, откланявшись, направились к выходу.

— Энрике, — задержал Анри старого друга, — пришли ко мне Густафа и передай Верзиле, что я хочу видеть его в баркасе завтра утром.

— Ну, Верзила — это понятно. Куда ж без него? А вот зачем тебе наш навигатор? Ты что, и его с собой взять хочешь? Он ведь и саблю в руках не держал никогда! Уж не боишься ли ты на реке заблудиться, ми альмиранте? — усмехнулся в усы Энрике.

— Мне нужен человек, умеющий составлять карты. Я губернатору пообещал зарисовать реку до того места, куда мы дойдём, — не обращая внимания на шутливый тон друга, ответил Анри.

— Сделаю, ми альмиранте! — уже серьёзно ответил капитан "Победоносца" и вышел.

— А с вами, капитан, у меня будет особый разговор. Идёмте, — обратился Анри к дону Себастьяну и повёл его в свою каюту.

18.

— Я правильно вас понял, адмирал, что вы не хотите моего присутствия в следующей экспедиции? — спросил капитан-лейтенант, расположившись на сундуке после того, как Анри уселся за письменным столом.

— Не совсем так, капитан, — ответил Анри. — Ваше присутствие всегда полезно, но, боюсь, то деликатное дело, которое меня крайне волнует, требует незамедлительных действий, а кроме вас, Себастьян, вряд ли кто справится с ним.

— Что же это за такое важное дело, ради которого я должен пренебречь своими обязанностями? — в голосе капитан-лейтенанта промелькнуло удивление.

— Я хочу, чтобы вы нашли того мерзавца, который оскорбил меня своими лживыми обвинениями.

— Что вас больше волнует, Анри — то, что вас обвинили, или же то, что это мог быть один из наших солдат? — вновь спросил дон Себастьян и изучающе поглядел на друга.

— Меня не может не волновать то, что была задета моя репутация честного человека и истинного католика. Но я не исключаю возможное предательство и мне не менее тяжко смириться с мыслью что тот, кто оболгал меня, возможно, продолжает ходить по одной палубе со мной. Однако не только мои пехотинцы были с нами в джунглях, капитан. Ровно так о моей встрече с касиком мог узнать и кто-то из солдат губернатора. Но о том, служит ли этот человек у меня или в городском гарнизоне — и предстоит выяснить вам. А вот почему он это сделал — я спрошу его сам.

Себастьян погрузился в глубокие раздумья.

— Каждый поступок продиктован той или иной целью. Для того, чтобы найти лживого обвинителя, надо сначала самому себе ответить на этот вопрос. Я уверен, что у солдата может быть лишь повод, но не цель, — ответил он спустя некоторое время. — К тому же сомневаюсь, что кто-либо из них способен писать, — вспомнив пасквиль в руках губернатора, добавил капитан-лейтенант. — По моему разумению, надобно искать человека, которому выгодно избавиться от вас, друг мой.

— Таковые, безусловно, имеются, но как они могли бы знать то, что знали лишь бывшие в экспедиции? Да и как велика должна быть выгода, чтобы толкнуть на преступление против совести? — задумался Анри, мысленно перебирая имена своих конкурентов.

В дверь постучали.

— Я выскажу вам свои соображения на этот счёт, Себастьян, но чуть позже. А сейчас прощу у вас немного терпения, — сказал он и дав разрешение войти.

Дверь открылась, и изрядно помятый слуга Игнасио доложил о приходе сеньора навигатора.

— Я к вашим услугам, менеер адмирал, — поклонился Густаф, входя.

— Я собираюсь в экспедицию по реке и мне нужен картограф. Могу я рассчитывать на вас, менеер Колс, или же мне поискать на других кораблях?

— Сочту за честь сопровождать вас, менеер Верн. Когда я должен быть готов?

— Мы отправляемся завтра утром. Фрегаты "Упорный" и "Решительный" доставят нас к устью реки Белиз, а дальше мы пойдём на баркасах.

— Позвольте узнать, что явилось причиной этого путешествия? — оживился голландец.

— Где-то у берега реки есть старая миссия францисканцев. Туда должны были индейцы доставить похищенных женщин. Полагаю, вы в курсе того, что пару дней назад майя напали на асьенду Буэн Рекодо? — пояснил Анри, удивлённый тем, что может быть кто-то, кто не слышал о гибели сеньора Эухенио.

— Ах да, я слыхал в трактире про нападение и что губернатор послал карательную экспедицию. Но вот про то, что индейцы забрали там женщин, как-то минуло моё внимание.

— Моя интуиция мне подсказывает, что сегодня в тавернах будут обсуждать эту карательную экспедицию со всеми неизвестными даже мне подробностями, — саркастически усмехнулся Анри, но понял его лишь дон Себастьян.

— Ну что же, тогда я не буду донимать вас своими расспросами, менеер Верн. На какой из фрегатов я должен прибыть на рассвете и как долго продлится наше путешествие? — перешёл сразу к деталям голландец.

— На первый вопрос я отвечу вам сегодня вечером во время ужина у Сандро, а вот на второй, к сожалению, ответ знает лишь Господь, — развёл руками Анри. — Похоже, только он и майя из Нахо-Баалам знают, где это место и как долго мы будем его искать.

— В таком случае я не буду платить гостинскому за комнату вперёд, — пожал плечами навигатор. — Однако мне придётся взять с собой свой сундук — для вычислений мне понадобятся мои приборы.

— Мы найдём на баркасе для него место, менеер Колс, — заверил Анри голландца и тот, простившись до вечера, удалился.

— Ну что, капитан, продолжим? — повернулся Анри к дону Себастьяну.

Тот кивнул и спросил, сложив руки на груди:

— У вас есть некоторые подозрения?

— Если бы я сам вчера не видел идальго Контрераса на смертном одре, поставил бы его первым в моём списке. Однако, он был в таком состоянии, что, даже если бы и хотел уполномочить на донос одного из своих солдат, то вряд ли бы смог, — задумчиво произнёс Анри, откинувшись на спинку стула.

— Даже если бы он и не был болен, я поручил охранять его нашим людям, так что он всё равно не смог бы ни с кем договориться. Единственный человек, с кем он общался в монастыре до нашего ухода, это брат гвардиан. Но я не думаю, чтобы дворянин и монах могли пасть так низко, даже будь у них возможность отправить донос в Белиз, — покачал головой аристократ. — Давайте исходить из возможностей, Анри, а затем попробуем найти мотив.

— Ого! Вижу, я не ошибся, поручив это дело вам, друг мой! Вы взялись за него как заправский дознаватель! — не скрывая восхищения выказал уважение аристократу торговец.

— Я всегда добросовестно выполняю возложенные на меня обязанности, используя для этого всё то, чем меня наградил Господь, — смиренно опустив глаза, ответил капитан-лейтенант.

— Хотел бы я знать, за какие добродетели Всевышний даровал мне такого друга, как вы, Себастьян! — сказал Анри с неподдельной искренностью и заметил, как на щеках аристократа проступил румянец. — Ну же, давайте поговорим о возможностях, — продолжил он, делая вид, что не заметил смущения Себастьяна. — Поскольку в обвинении упоминался мой договор с касиком, а ложь о том, что я бросил умирать в джунглях солдат гарнизона, вероятно, основывалась на словах доктора, что больных нельзя везти в Белиз, тот сеньор, пожелавший остаться неизвестным, должен быть хорошо осведомлён о нашей экспедиции.

— Верно мыслите, Анри. Давайте упомянем тех, кто, кроме вас и меня, знал о экспедиции всё и попробуем понять, у кого из них была причина желать вам смерти. Если слова сеньора Антонио о том, что нам нельзя возвращаться, могли слышать многие солдаты, как наши, так и городские, то о содержании вашего разговора с касиком, кроме вас и меня, если не брать во внимание индейцев, один из которых где-то в джунглях, а другой был в тюрьме, знает лишь губернатор. Даже идальго Контрерас, которого вы поставили на первое место, до вашего возвращения в лагерь не знал, где вы. Когда он заметил ваше исчезновение, я сказал, что вы отправились осматривать местность. Да и о вашем разговоре с касиком он знал с ваших слов лишь то, что женщины находятся в миссии на реке Белиз, — запустив пятерню в свои густые чёрные волосы, размышлял в слух капитан-лейтенант. — При всём моём уважении к доктору я вынужден обозначить и его в этом списке, ровно как и графа Альменара, хотя и не понимаю, какой у них резон избавляться от вас.

— Я ни за что не поверю в то, что к доносу может иметь отношение сеньор Антонио. В итоге в этом списке остаётся лишь губернатор. Но устранив меня он больше теряет, чем приобретает. Его расположение ко мне даёт городу надёжную защиту, не стоящую казне ни единого мараведи, не говоря уже о пошлинах, которые я плачу Белизу за свои корабли на рейде и проданный в городе товар. Кроме того, разве не вы накануне уверяли меня, что граф Альменара мне благоволит?

Дон Себастьян думал некоторое время, затем поднял глаза на Анри и произнёс:

— За то время, что я имел возможность познать сеньора Альвареса, я могу взять на себя смелость утверждать, что ему чужды низкие поступки, коим, несомненно, является донос. Стало быть, мы вернулись туда, где начали — к солдатам.

Анри развёл руками:

— Боюсь, наши рассуждения заводят нас в тупик. Я был уверен, что касик придёт не один, потому внимательно следил за поляной. Уверив словам Хуана, что до ночи буду снова в лагере, я принялся возводить себе укрытие не только потому, что мне было нечем занять ожидание. Это позволяло мне исследовать местность и наблюдать за ней. Хоть я поручил вам проследить за тем, чтобы никто из солдат не покинул лагерь, я обозревал не только прилегающие джунгли, но и пространство, откуда мог появиться какой-нибудь нерадивый пехотинец. Я никого не видел, капитан. Если, кроме меня, там присутствовал ещё один испанец, он должен был приложить специальные усилия чтобы скрыть от меня своё пребывание и обмануть вашу бдительность.

— Ну вот и первый возможный вариант — наличие опытного разведчика, который был послал шпионить за вами. Однако, если мы примем эту версию, то, боюсь, она опять приведёт нас к губернатору, — хлопнул себя по колену капитан-лейтенант.

Анри думал довольно долго, затем, покачав головой, заговорил:

— Я знаю графа Альменара с первого дня его появления в городе. Тогда он был ещё интендантом. Как я уже вчера сказал вам, Себастьян, я не питаю особых иллюзий по поводу симпатий сеньора Альвареса к моей особе, но и не вижу повода для того, чтобы он вдруг решил избавиться от меня, да ещё и таким образом.

— А что, если этот театр был разыгран для того, чтобы привязать вас к губернатору ещё более, сделав вас обязанным ему за оправдательный приговор? Возможно, ваша строптивость и нежелание следовать настоятельным рекомендациям толкнули его на этот постыдный шаг? Вы позволяете себе роскошь проявлять независимость, друг мой. Это непростительно даже для людей знатных и именитых, а уж тем более для людей среднего сословия, к коему относитесь и вы.

— Возможно, вы правы, капитан, но тогда замысел минул цель. Если я кому и обязан за своё освобождение — так это вам и Фернандо. Смею предположить, что, вздумай коммодор штурмовать тюрьму, солдат Победоносной армады за ним повели бы вы. Или я не прав и ваше желание с оружием противостоять моему аресту на пирсе сегодня утром лишь плод моей фантазии? — Анри внимательно посмотрел в лицо аристократа.

Дон Себастьян не отвёл глаз и ответил немедля:

— Я дал клятву защищать вашу жизнь и вашу честь, Анри. Я бы бился за вас даже тогда, когда бы не был уверен в вашей правоте.

Анри вздохнул:

— Пожалуй, ваша версия наиболее правдоподобна. Стало быть, вашей задачей будет отыскать оного шпиона и выяснить, кто послал его. Далее мы с вами уже решим согласно обстоятельствам.

Капитан-лейтенант кивнул:

— Я займусь этим немедля, адмирал.

— Нет, капитан. Немедля мы с вами отправимся в торговые ряды за сладостями для графини и её двух дочерей. К тому же меня посетила ещё одна мысль по поводу нашего дела — что, если лицо, состряпавшее донос, не только не посылало шпионов, но и не было в экспедиции? Что, если ночью в трактире, славя победу, сильно перебравший пехотинец решил заработать себе ещё один кувшин вина байками о нашем походе, а тот, кто нам нужен, почуяв подвернувшуюся удачу, воспользовался услышанным, дабы избавиться от конкурента в моём лице?

— Ваша версия не менее возможна, чем моя. Однако она сильно усложняет мою задачу. Или же вы можете мне помочь перечислением своих врагов, способных на такое, да ещё и в день, когда город чествует вас как освободителя? — оживился капитан-лейтенант.

— Ну, за этим дело не станет, да и список этот, пожалуй, будет не сильно велик.

— Думаю, мы определили правильный путь расследованию, друг мой. Изначально было наивно полагать, что донос смог состряпать кто-либо из солдат, которые даже имя своё начертать неспособны, — постукивая по эфесу шпаги сказал дон Себастьян.

— Вы правы, капитан. Огорчённый мыслью, что среди солдат "Победоносца" есть предатель, я совершенно выпустил это из виду. Зато сейчас я вспомнил нечто иное. Когда контесса Исабель приняла осевший на нас пороховой дым за знамения Нечистого, помните, чьё имя в итоге прозвучало, когда граф стал выпытывать дочь о источнике её заблуждения?

— Идальго де Рокафулл! — почти одновременно произнесли оба.

— Ну что же, мне есть с чего начать расследование, адмирал. Надеюсь, к вашему возвращению мне уже будет что докладывать.

— Я в этом не сомневаюсь, Себастьян. И, если по данному вопросу нам больше нечего сказать друг другу, пришло время перейти к следующему. Пора подумать о подарках. Кстати, капитан, стоит ли мне вообще идти на торжественный обед в мою честь после обвинения в предательстве? — Анри посмотрел на всё ещё лежавшую на столе шпагу капитана "Ньюбери" и почувствовал, как горькая обида вновь вползает в его сердце.

— Если бы губернатор решил, что вам не стоит появляться в его доме на торжестве, вас бы уже давно известили, друг мой, — непривычно мягко ответил аристократ.

— В таком случае надо посетить лавку конфитеро, — сказал Анри, поднимаясь.

Глава 3 — Пояснения.

/124/ На самом деле на испанском языке "Белиз" до сих пор пишется как "Belice", как и раньше. Произошедшее от майяского "Bel itza", оно читается как "Белисе". "Белиз" — это исковерканное англичанами название поселения после его захвата в конце 1650-х. Поскольку в нашей истории испанцам, не смотря на неоднократные попытки, так и не удалось вернуть эту территорию под свой контроль, именно под такой транскрипцией название реки, страны и города и вошло в русский язык. Вот поэтому мне и приходится пользоваться названием "Белиз" вместо "Белисе".

/125/ испанское название английского фунта.

/126/ Сент-Кристофер — город на острове Сент-Киттс. С 1639 по 1660 г. Сент-Кристорфер был столицей всей французской Вест-Индии, в которую, кроме Сент-Киттс вошли острова Гваделупа и Мартиника. Шевалье Филипп де Лонгвильер де Пуэнси был губернатор Сент-Киттс и генерал-лейтенант до 1660 года.

/127/ Флаг Содружества — государственный символ Английской республики в 1649 — 1653 и в 1659 — 1660 годах. Создан 22 февраля 1649 Государственным советом Англии. Представляет собой соединение 4 флагов: в правом верхнем и в левом нижнем углах флаг Англии; в левом верхнем и в правом нижнем углах — Шотландии. В 1653 заменён на флаг Протектората Англии. В 1659 восстановлен. В июне 1660 г. после Реставрации заменён на флаг королевства Англия.

/128/ 12 апреля 1606 года английский король Яков I утвердил использование нового флага, ставшего известным под названием "Юнион Джек". Этот флаг был создан путём слияния английского флага Святого Георгия и шотландского флага Святого Андрея. Позже, в 1707 году к ним был добавлен и ирландский флаг Святого Патрика. Кроме государственного флага английские корабли с1625 года обязаны были на кормовом флагштоке нести флаг своей эскадры (британский военно-морской флот в 1625 году был разделён на три эскадры, каждой из которых присвоили флаг определённого цвета). Красный флаг предназначался центральной эскадре под командованием адмирала флота; синий — авангарду, которым командовал вице-адмирал, а белый флаг — арьергарду, которым командовал контр-адмирал.

/129/ Ретирадные пушки — орудия, стрелявшие из ретирадных портов в корме при уходе от противника. Погонные пушки — артиллерийское орудие, которое может стрелять прямо по носу корабля.

/130/ Брасопить реи — поворачивать реи посредством брассов, сообразно изменениям в направлении ветра; изменять угол между реями и плоскостью, проходящей по направлению длины судна.

/131/ Стрела — судовое грузовое устройство в виде балки укосины, закреплённой нижним концом на мачте, а верхним концом подвешенной на тросе. Грузоподъёмность стрелы обычно не превышает 10 т.

/132/ Бушприт — горизонтальное либо наклонное рангоутное древо, выступающее вперёд с носа парусного судна. Предназначен для вынесения вперёд центра парусности, что улучшает манёвренность судна. К бушприту крепится стоячий такелаж стеньг передней мачты (фок-мачты), а также такелаж носовых косых парусов — кливеров и стакселей, которые, однако, появились намного позже описываемого времени.

/133/ Чтобы не усложнять повествование, в романе используется общепринятая в более поздние времена английская терминология, согласно которой в основе названий палуб военного парусного корабля лежит слово "дек" — палуба. Таким образом верхняя, открытая палуба, получила название "квартердек", следующая палуба вниз от баковых и кормовых надстроек называлась "опердек", ещё ниже располагался "мидельдек", затем "гондек" (самая нижняя палуба, где находятся орудия наибольшего калибра), ещё ниже — орлопдек, или кубрик, а в самом низу корпуса судна располагался корабельный трюм. Опердек, милельдек и гондек также называют "артиллерийскими палубами". На испанских кораблях в описываемое в романе время верхняя открытая палуба так и называлась "палуба" — "cubierta", а остальные орудийные палубы назвались "puente" — "мост" и дополнялись порядковым номером, где первый получала самая нижняя с орудиями самого большого калибра. Ниже, под артиллерийскими палубами, в месте, называемом англичанами орлопдек или кубрик, а испанцами "sollado", что можно перевести как "беспорядок", находился медицинский отсек, склад боеприпасов и продуктов, а также отсеки для содержания пленных.

/134/ Бейдевинд — курс парусного судна при встречно-боковом ветре, когда угол между продольной осью судна и направлением ветра меньше 90®. Крутой бейдевинд — это минимальный острый угол, под которым парусное судно может идти против ветра. Угол курса крутого бейдевинда зависит от парусного вооружения корабля и его конструкции и меньше 55®. Угол больше 55® называется бейдевиндом.

/135/ Положить паруса обстенг (устаревшее, более современное — обстенить паруса) — поставить паруса так, чтобы ветер дул в их переднюю сторону и тем самым прижимал их к стеньгам, в этом случае судно будет иметь задний ход.

/136/ Кабальеро — в переводе с испанского — всадник, рыцарь. Слово "кабальеро" впервые появилось в источниках X века. Так назвали тех, кто мог нести конную военную службу, т. е. имел достаточно средств, чтобы купить коня и необходимое вооружение. В XV-XVI вв. быть кабальеро означало иметь не столько достаточное состояние, сколько благородное происхождение. Тогда же в постановлениях кортесов и других официальных документах термин "кабальеро" фактически заменяется термином "идальго". Позднее "кабальеро" становится вежливым обращением к мужчине в испаноязычных странах.

/137/ Испанская морская лига — 5,573 км. Расстояние от Белиза до прохода между рифами = 1,4 морской лиги или 7,8 км.

/138/ Лоции — (от нидерл. loodsen "вести корабль") — предназначенное для мореплавателей описание морей, океанов и их прибрежной полосы. Включает в себя описания приметных мест, знаков и берегов, а также содержит подробные указания по путям безопасного плавания и остановкам у берегов с описанием средств и способов получения необходимых для плавания предметов и провизии.

/139/ В эту вахту речь идёт о времени 14:30.

/140/ Перты — специальные тросы, натягиваемые под реями, на которые матросы опирались ногами во время работы с прямыми парусами. Относятся к бегучему такелажу.

/141/ Блинда-рей — рей под бушпритом, на котором ставился парус, называвшийся блиндом.

/142/ В эту вахту это 15 часов 30 минут.

/143/ 3 кабельтовых = 601,8 м.

/144/ Fire! — дословный перевод с англ. — "огонь!"

/145/ Кабестан — механизм для передвижения груза, состоящий из вертикально установленного вала, на который при вращении наматывается цепь или канат, прикреплённые другим концом к передвигаемому грузу, в данном случае, якорю.

/146/ Коут — куртка длиной до середины бедра, с рукавами до локтя, иногда с разрезами на спинке и в боковых швах. Часть английского мужского дворянского костюма второй половины XVII века.

/147/ В Англии, как и в остальных европейских государствах, титулы герцога, маркиза, графа и барона передавались по наследству только старшим сыновьям, но только после смерти отца и после оплаты соответствующего налога. До этого им полагался "титул уважения", который был на порядок ниже титула отца. Таким образом старший сын герцога был маркизом, маркиза — графом, графа виконтом, а виконта — бароном. Остальные сыновья английских аристократов становились всего лишь эсквайрами. При этом все сыновья герцогов и маркизов и старшие сыновья графов величались лордами. Испанская система наследования титулов имела свои особенности: старшие сыновья титулованных особ получали как "титул уважения" один из титулов своего отца, если же таковой имелся. В противном случае, как и младшие сыновья, до смерти отца и вступления в наследование родовым титулом именовался лишь идальго.

/148/ На старинном морском сленге степени опьянения — "Под триселями" — слегка выпивши. "Под зарифленными марселями" — средняя степень, до лёгкого покачивания. "Отдал якорь" -свалился с ног.

/149/ Флот Индий (на исп. Flota de Indias) — военно-транспортная флотилия Испанской колониальной империи, предназначавшаяся для вывоза из американских колоний в Европу разнообразных ценностей — преимущественно серебра с рудников Потоси, а также золота, бриллиантов, пряностей, табака и шёлка. Русскому читателю более известный под названием серебряный или золотой флот.

/150/ Флорида-Кис (на англ. Florida Keys) — архипелаг, цепь примерно из 1700 коралловых островов и рифов. Начинается на юго-восточной оконечности полуострова Флорида и далее образует дугу в западном направлении.

/151/ Зелёный флаг в международной корабельной символике в то время означал "бунт и неповиновение", поэтому под ним ходили пираты, не имеющие каперской лицензии и которые не желали прятаться.

/152/ Сантабарбара — испанское название помещения на военном парусном корабле, предназначенное для хранения пороха (как бочек с порохом, так и готовых к стрельбе пороховых зарядов). Название порохового хранилища происходит от имени Святой Барбары, покровительницы артиллеристов, скульптуру которой обычно размещали в этом месте. Располагалось, как правило, в носу или корме корабля ниже ватерлинии. Во флотилиях других держав было принято название нидерландского происхождения — крюйт-камера (kruit-kamer от kruit — порох и kamer — комната). Термин вышел из употребления в конце XIX века.

/153/ Нактоузный дневник (на испанском Cuaderno de bitАcora) — основной официальный документ на парусных судах, в который непрерывно, с начала эксплуатации судна в хронологической последовательности записывались все события, происходившие как во время плавания, так и его стоянки на якоре. В русском флоте использовалось название, производное из нидерландского — шханечный журнал, а с 1869 г. — вахтенный журнал.

/154/ Ещё со времён Архимеда самым эффективным способом борьбы с деревянными кораблями было поджечь их. Самым дешёвым способом с момента появления чугунных ядер стало их каление в специальных жаровнях. Несмотря на то, что процесс зарядки орудия калёным ядром был весьма трудоёмок и не безопасен для своего же корабля, он продержался аж до исчезновения деревянного военного флота. При этом воспламеняющие снаряды постоянно совершенствовались и уже в XVI веке появляются зажигательные ядра, а в XVII веке бомбы и гранаты. Наиболее доступными из нововведений были зажигательные ядра благодаря своей более простому устройству: зажигательный состав помещался в мешочек, который оплетался верёвками, осмаливался, погружался в расплавленную серу, опять облеплялся зажигательным составом и снова оплетался и осмаливался. Более действенные бомбы и гранаты, отличавшиеся между собой лишь размером, были настолько дороги, что на большом военном корабле их могли позволить себе не более двух штук.

/155/ В эту вахту одна склянка означает время 16 часов 30 минут.

/156/ 4 кабельтовых = 802,4 м.

/157/ Бомбардир — главный канонир на корабле, отвечающий не только за профессионализм нанятых им канониров, но и за состояние корабельной артиллерии, запас боеприпасов и пороха.

/158/ Баллер — это стержень, при помощи которого поворачивают перо руля. Является составной частью рулевого устройства, предназначенного для удержания судна на курсе.

/159/ В эту вахту четыре склянки означают 18 часов.

/160/ Кастильский рис — это традиционное блюдо региона Кастилия, однако рис, который в Испании выращивается уже с XIII века, является одним из основных продуктов кухни всех регионов. Кастильский рис — очень лёгкое, но одновременно сытное блюдо. Среди ингредиентов, кроме самого риса, чеснока, лука и других овощей, присутствуют специи и масла, что придает рису особый изысканный вкус. Подаётся с морепродуктами.

/161/ Сесина (исп. — cecina) — сыровяленый окорок из говядины, конины, реже козы, кролика или зайца. Наиболее известный традиционный продукт кастильской провинции Леон — Cecina de LeСn — изготавливается из мяса местной особой породы коров. Первые упоминания о сесине можно увидеть в работах Сенеки в IV веке до нашей эры, но наибольшую популярность этот продукт получил в XVI веке, когда крестьяне провинции Леон стали повсеместно в городах продавать сесину. И сегодня 95% сесины, потребляемой в Испании и экспортируемой в различные европейские страны, производится именно в этой провинции.

/162/ До начала XIX века, когда появились обученные для ухода за больными сёстры милосердия, позднее названные медицинскими сёстрами, уход за больными в больницах и госпиталях осуществляли монахи или, чаще, монахини из близлежащих монастырей. В Латинской Америке в XVII веке эта обязанность лежала, в основном, на монашках кармелитках, францисканках и концепционалистках. Концепционистки (исп. Сoncepcionistes), или Орден Непорочного Зачатия (лат. Ordo Immaculatae Conceptionis) — женский институт, посвящённый жизни в Римско-католической церкви, основанный в 1484 году в Толедо.

/163/ Испанский алано (исп. alano espaЯol) — древняя порода собак внушительного вида. Для завоевания Америки испанские конкистадоры привезли с собой около тысячи этих собак. Аланские собаки так же участвовали в боях против индейцев, получали жалование и различные регалии.

/164/ Ахимса — поведение и образ действий, при которых первым требованием является ненанесение вреда — ненасилие. Ахимса определяется как поведение, ведущее к уменьшению зла в мире, направленное против самого зла, а не против людей его творящих (отсутствие ненависти). Ахимса, непричинение вреда, состоит в неубиении, ненасилии, непричинении вреда всему живому (людям, животным, растениям) никогда и никаким образом — ни мыслью, ни словом, ни делом.

/165/ Фуэро Сепульведы (на исп. el fuero de Sepulveda — дословно "право из Сепульведы) — общий свод законов, изданный в 1300 году. Фуэро Сепульведы состоит из 35 статей, пролога и заключения. В данном случае речь идёт о Т. [111]. О банях: "Пусть мужчины идут сообща в баню во вторник, четверг и субботу. Женщины идут в понедельник и в среду. И евреи идут в пятницу и в воскресенье...".

/166/ Брандер (нем. Brander) — корабль, нагруженный легковоспламеняющимися либо взрывчатыми веществами, используемый для поджога и уничтожения вражеских судов. Мог управляться экипажем, покидавшим судно в середине пути, либо сплавляться по течению или по ветру в сторону вражеского флота.

/167/ Колдершток — особый длинный рычаг, уходящий под палубу и соединённый с концом румпеля. Наклоны колдерштока приводили к повороту руля. Использовался для управления рулем на больших парусных кораблях XVI и XVII веков. Позже ему на смену пришло рулевое колесо — штурвал, который, несмотря на то что был изобретён голландцами ещё в XVI веке, не сразу проявил своё преимущество и "перебрался" с флейтов на другие суда.

/168/ Перевод с голландского: "Флейт. Отправился 4 октября 1655 года от Р.Х. для своего первого рейса из Текселя".

/169/ "Pretty Fay" (англ.) — "Красотка Фэй".

/170/ "Afortunado" (исп.) — "Везучий".

/171/ Заандам (нидерл. Zaandam) — город на западе Нидерландов, в провинции Северная Голландия.

/172/ Бонэйр (нидерл. Bonaire) — остров в Карибском море из группы Подветренных островов, входящих в архипелаг Малых Антильских островов, в 90 км севернее венесуэльского побережья. Голландцы оккупировали испанский остров в 1633 году, но лишь в 1791 году он официально вошёл в состав их владений.

/173/ Кабильдо абьерто (исп cabildo abierto — открытый совет), в XVI — начале XIX вв. в испанских колониальных владениях в Америке открытое заседание органа городского самоуправления (кабильдо) с участием всех горожан-избирателей. Созывалось в критические моменты (стихийные бедствия, налёт пиратов, эпидемия) для принятия неотложных мер.

/174/ Декан — в Римско-католической церкви назначенный епископом глава деканата — административного округа в составе епархии, объединяющий несколько рядом расположенных приходов. Кроме дел церковных — наблюдение за соответствием образа жизни клириков деканата их положению, за добросовестным исполнением ими пастырских обязанностей, за состоянием храмов, церковного имущества и инспектирование приходов, в испанских колониях был неотъемлемой частью власти светской — в обязательном порядке принимал участие в заседаниях кабильдо и судах, где его мнение обязательно учитывалось.

/175/ Коррехидор — должностное лицо, назначаемое испанским монархом для осуществления, в основном, функции надзора над местной администрацией и судьями. В XVI веке, после завоевания Испанией Центральной и Южной Америки в районах с преобладанием индейского населения стали создаваться особые округа (коррехимьенто), во главе которых стоял коррехидор, ведавшими организацией принудительного труда индейцев, сбором налогов и пр. Таким образом, в XVII веке должность коррехидора остаётся уже только в колониях и в его обязанности входит лишь надзор над индейскими поселениями — решения споров между индейцами, сбор налогов и другие административные вопросы. Более подробно о административном делении и должностях в колониях смотрите в примечании /31/.

/176/ Литургия третьего часа проводится в 9 часов утра.

/177/ Баркас, пинас и скиф — виды спасательных шлюпок. В начале XVII века шлюпки обычно буксировались за кораблём. Однако лодки часто получали повреждения, сталкиваясь друг с другом или же могли отвязаться и уплыть. Уже во второй половине этого столетия французы придумали как хранить их на палубе корабля. Для этого они снимали со шлюпок банки (сиденье для гребцов) и хранили меньшие шлюпки в больших, так что все три шлюпки занимали место всего одной. Испанцы, как и многие другие, переняли у французов эту технологию. При этом баркас и пинас (не путать с одноимённым кораблём, несущим две или три мачты и существующим одновременно с лодкой) отличались только размерами и количеством вёсел. Баркас линейного корабля мог иметь в длину 50 футов (более 15 м), имел не менее десяти вёсел и вмещал не менее 30 человек. Пинас в 1618 году был официально признан корабельной лодкой, его минимальная и максимальная длина ограничивалась 22 и 35 футами, а количество вёсел не превышало восьми. Скиф до самого конца XVII века был самой маленькой спасательной шлюпкой. У каждой страны была своя версия скифа, потому его длина варьировала от 20 до 27 футов. Баркас и пинас, кроме вёсел, имели и мачты и могли ходить под парусами, скиф же был сугубо вёсельной шлюпкой, однако был гораздо более проворным и вёслами его можно было разогнать до большей скорости. Проблема скифа была в том, что он был не очень пригоден для моря и мог использоваться только в спокойную погоду.

/178/ В эту вахту пять склянок означают время 10 часов 30 минут.