"Пионы"

Предупреждение: гомосексуальные отношения.

Часть 1

— Мне очень жаль, Марк, — Вилли покрутил в руках незажженную сигарету, а потом все-таки прикурил, чиркнув зажигалкой. Закашлявшись от едкого дыма, он в недоумении покосился на тлеющий фильтр и, коротко ругнувшись, затушил его в пепельнице. Разговор был мерзкий, неприятный, неправильный, но, к сожалению, неизбежный, и это понимали оба полицейских города ангелов, сидящих по разные стороны огромного черного стола. Они были знакомы уже много лет, пройдя путь от вражды и соперничества до искренней и теплой дружбы, что катастрофически усугубляло ситуацию.

— Когда я должен сдать дела? — нарочито спокойно осведомился Марк, сцепив пальцы в замок и откинувшись в кресле. Он смотрел в упор на своего шефа, и того до холодных спазмов пугал этот отстраненный и обманчиво безмятежный взгляд. С таким выражением глаз обычно пускают себе пулю в лоб.

— Сегодня... Марк, я сделал все, что мог. Ты не представляешь, какие связи я поднял — все, какие были. Марк...

Тот лишь досадливо отмахнулся рукой, обрывая сбивчивую речь друга, вынул из пачки сигарету, прикурил и протянул Вилли, а затем проделал те же манипуляции для себя. Минуту они молча курили, не глядя друг на друга, а затем Марк отчетливо и раздельно произнес:

— Иначе было нельзя. Они бы перестреляли всех в зале. И мне плевать, что это были несовершеннолетние — они были обколотые и вооруженные. И у того, черноволосого, была граната. А там дети... Спасибо, Вилли. Я не в изоляторе только благодаря тебе, увольнение это самое меньшее, на что можно было рассчитывать. Сейчас извини, мне надо сдать дела. А потом я хочу напиться.

— Подожди меня. Я поучаствую...

Марк Эванс с трудом разлепил глаза, чувствуя, как яркий свет вспарывает блаженную темноту, вызывая приступ тошноты и боли. Черт, сколько же они выпили вчера? Или не вчера? Сказать, сколько прошло времени с того памятного разговора в кабинете Вилли Мэдисона, было сложно, сознание наотрез отказывалось анализировать обстановку, а состояние тела вообще не поддавалось анализу. Поняв, что естественные потребности организма не позволят поваляться в постели еще хоть немного, Марк поднялся и неуверенной походкой двинулся в сторону ванной.

Он нагнулся над раковиной, зачерпнул в ладони ледяной воды и плеснул на лицо, пытаясь привести себя в чувство. Желудок ответил на это издевательство возмущенным кульбитом, а голова — острой болью, но Марк мужественно продолжал экзекуцию. Вскоре страдальцу полегчало настолько, что мысль о кофе перестала отдаваться характерными спазмами. Он взглянул в зеркало, из которого на него смотрел измученный и весьма бледный мужчина тридцати пяти лет, с мокрыми рыже-русыми волосами и покрасневшими от излишних возлияний бледно-голубыми глазами. Подбородок и щеки щедро украшала щетина, а под нижними веками залегли глубокие синяки. Зрелище не воодушевляло.

Кофе он варил в специальной джезве, не признавая новомодных кофемашин, регулярно становясь из-за этого объектом издевок и насмешек коллег. Однако это нисколько не смущало Эванса, никогда не обращавшего внимания на чужое мнение о себе. Единственный, чьи слова и суждения были значимы — это Вилли, до остальных Марку никогда не было дела. Он добавил в напиток чуть-чуть корицы и гвоздики, доводя аромат и вкус до идеального, и блаженно вытянулся в кресле, наслаждаясь покоем. Резкая трель телефонного звонка смяла с таким трудом приобретенное умиротворение.

— ДА! — крикнул он в трубку, не удосужившись даже посмотреть на имя звонившего, наверняка высветившееся на экране. На том конце линии замысловато выругались до боли знакомым голосом, и на душе немного потеплело. Вилли.

— Не ори! — судя по голосу, шеф (бывший шеф — поправился Марк) тоже мучался похмельем, — Марк, бери ручку и записывай. Взял?

— Вилли, какого черта?

— Марк, ты забыл, что тебе через неделю платить по счетам за больницу?

Эванс чертыхнулся и стиснул зубы. Забудешь о таком как же. Но какое это имеет отношение...

— Эванс! Проснись и возьми себя в руки. Записывай... — Вилли продиктовал адрес и время. Не поверив своим глазам, Марк уставился на листок бумаги.

— Мэдисон, это же Беверли Хиллз! Какого черта ты даешь мне этот адрес?!

— Это твой новый босс, Марк, если вы с ним договоритесь. Он очень влиятельный человек, не поскупится на оплату. В свою очередь, я отрекомендовал ему тебя, как того, кто ему нужен. Не подведи меня, Эванс. Быстро приводи себя в порядок и езжай туда, — в трубке послышались короткие гудки — Вилли был в своем репертуаре.

Марк выругался, внимательно перечитал скудную информацию на листке, вспомнил про лечение для матери, страдавшей сильнейшей дисфункцией почек, и... пошел приводить себя в порядок. В его положении особо выбирать не приходилось.

Старенький темно-зеленый "Rover" мягко затормозил около массивных бронзовых ворот, бесшумно скользнувших в стороны, когда Марк назвал свое имя в переговорное устройство. Он проехал внутрь и остановился у парадного входа в большой и красивый особняк, не вычурный, скорее строгий и элегантный, как и подобает поистине дорогим вещам. Его ждали. Пожилой китаец в форменной одежде вежливо поздоровался с гостем и провел его в дом.

— Господин Ли ожидает Вас в кабинете, мистер Эванс, — произнес он, принимая у Марка его куртку, и, передав ее подоспевшему мальчишке, приглашающим жестом предложил следовать за собой. Они поднялись на второй этаж трехэтажного здания, которое и изнутри отличалось изяществом убранства, говорившим о хорошем вкусе владельца. Эванс в своих светло-голубых джинсах и черной футболке без рукавов чувствовал себя здесь экстравагантной диковинкой. Его провожатый тем временем остановился около лакированной деревянной двери и, толкнув ее внутрь, доложил:

— Мистер Марк Эванс, господин.

— Пусть войдет, — донесся до бывшего полицейского голос с заметным китайским акцентом, и мужчина решительно шагнул вперед.

Господин Ли оказался пожилым китайцем с умным и открытым лицом, сразу расположившим к себе Марка, за годы службы научившегося считывать людей почти безошибочно. Мужчины несколько мгновений приглядывались друг к другу и, по-видимому, результат осмотра удовлетворил обоих. Хозяин дома пригласил гостя садиться и вежливо осведомился, какие напитки лучше подать, чтобы сделать предстоящую беседу наиболее комфортной. Эванс поймал свой желудок, решивший не вовремя взбунтоваться, и так же вежливо отказался, сославшись на недомогание. Китаец кивнул и задумчиво посмотрел в окно, очевидно не решаясь перейти к сути дела. Марк не торопил его, понимая, что разговор предстоит серьезный и долгий.

— Мне рекомендовали Вас, как человека надежного и ответственного, — решился наконец господин Ли. — Кроме того, у Вас много опыта, отличная физическая форма, а самое важное — меня заверили в том, что я могу доверить Вам охрану самого ценного, что у меня есть — моего сына.

Марк поднял на собеседника недоумевающий взгляд. Телохранитель? Он? Очевидно, эти мысли отразились на его лице, потому что китаец усмехнулся и пояснил:

— Я в курсе того, что с Вами произошло. И, поверьте, не склонен осуждать Ваши действия, более того, считаю, что подонки, поставившие под угрозу жизни стольких детей, заслужили то, что с ними произошло. Именно поэтому, Вы — тот самый человек, который подходит мне. Вы умеете думать, принимать решения и нести за них ответственность. Давайте, я поясню кое-что.

Господин Ли облокотился локтями на стол, сцепив пальцы в замок и задумчиво посмотрел на Эванса, устроившегося в кресле напротив.

— Мой семнадцатилетний сын — это все, что осталось мне от покойной жены. Она, кстати, была американкой, именно поэтому я и обосновался в этой стране. Катрин умерла, когда мальчику было пять лет, он ее почти не помнит, а для меня в нем сосредоточился весь мир. Я хотел дать ему все, что только мог и, кажется, переусердствовал. Шеннон вырос избалованным и эгоистичным, из-за его заносчивости он вечно влипает в неприятности, один раз даже пробовал наркотики, и мне просто чудом удалось успеть снять его с пагубного пристрастия. Друзей у него нет, девушки тоже, со мной он отказывается идти на сближение наотрез. Я... я теряю его, понимаете.

— Я искренне сочувствую Вашей беде, но — не поймите неправильно — не совсем представляю, причем тут я? — осторожно поинтересовался Марк. Китаец вздохнул и продолжил свою мысль:

— Я хочу, чтобы Вы были ему не только и не столько телохранителем (я совершенно уверен, что ему не грозит никакая опасность), но и другом. Вильям сказал, что Вы умный и проницательный человек, помогите мне разобраться, что происходит с сыном и как вернуть его. Я не останусь в долгу. Помимо определенной суммы в год, я возьму на себя все расходы, связанные с лечением Вашей матери, кроме того — решу вопрос с операцией. Ей не придется ждать своей очереди, все будет сделано немедленно.

— Вы просите меня стать другом Вашему сыну и готовы платить за это деньги, — невесело усмехнулся Марк. — Вам не кажется, что это противоречие?

— Вильям не солгал, Вы умный человек, — произнес господин Ли, — но у меня нет выбора и других идей. Что скажете? Двести пятьдесят тысяч долларов в год, плюс все расходы по больнице, операции и реабилитации для Вашей матери, в обмен на Ваши услуги и навыки телохранителя. Это хорошая сделка.

Сделка была не хорошая, а великолепная. Найти сейчас работу, после случившегося, было практически невозможно, а тут предлагалось все сразу, да еще и на блюдечке. Следовало быть идиотом, чтобы отказаться. И хотя Эванс шестым чувством ощущал, что все не так просто, и он десять раз пожалеет о своей слабости, он молча поднялся и протянул руку своему новому работодателю. Когда договор был скреплен рукопожатием, господин Ли предложил прогуляться по дому, где теперь предстояло жить и самому Марку. Как пояснил китаец, ему будет отведено помещение рядом с комнатой Шеннона, имеющее с ней смежную дверь.

Второй этаж был занят под обширную библиотеку, музыкальный салон, несколько гостиных и летний сад. По крайней мере, это было то, что Марк сумел увидеть сразу. На первом этаже в первом крыле размещалась столовая, служебные помещения и комнаты прислуги, жившей в доме, а во втором — большой спортивный зал, оборудованный по последнему слову техники. Различные тренажеры и стенды были подобраны со знанием дела, что Эванс не мог не оценить по достоинству. За домом располагался бассейн, а все личные жилые помещения находились на третьем этаже.

Комната Шеннона находилась справа от лестницы, в самой дальней части крыла. Господин Ли постучал, а затем, не дождавшись ответа, открыл дверь и шагнул внутрь. Марк последовал за ним. Первое, что бросилось в глаза — это были цветы, распространявшие тонкий деликатный аромат. Белоснежные пионы, казалось, находились повсюду: на столе, тумбе и в больших напольных вазах на распахнутом настежь балконе. Эванс коснулся кончиками пальцев ажурных лепестков, втягивая в себя изысканный запах, когда его довольно грубо окрикнул высокий юношеский голос. Вздрогнув, он сосредоточил взгляд на хозяине комнаты.

Шеннон был намного выше низкорослого отца — сказывалась смешанная кровь, но ниже самого Марка. Черноволосый, темноглазый юноша недовольно хмурился, разглядывая незваного гостя, тонкие губы кривились в презрительной гримасе, а пальцы нервно теребили длинную упавшую на грудь прядь. Принюхавшись, Марк понял, в чем заключалась причина нервозности его подопечного. В воздухе едва заметно чувствовался почти выветрившийся и заглушаемый цветочным ароматом запах марихуаны. Едва он успел это понять, как его глаза встретились с темно-серыми глазами паренька, и тот понял, что разоблачен. Пальцы дрогнули, соскользнув по краю черного, расшитого цветными узорами, кимоно, губы сжались, вытянувшись в узкую полоску, а взгляд обжег ледяной яростью. Мальчишка вскинул голову и выжидающе посмотрел на Эванса, ожидая, что тот озвучит свое открытие вслух. Тот улыбнулся в ответ.

— Шеннон, познакомься, это мистер Марк Эванс. Он будет твоим телохранителем и сопровождающим. И я очень надеюсь на твою сознательность и благоразумие, сын. Учти, у мистера Эванса неограниченные полномочия в отношении тебя, он имеет право, и даже обязанность, следовать за тобой повсюду, в том числе и в школу. Кроме того, он абсолютно свободен в своих действиях и волен применять любые санкции, которые сочтет нужным.

Марк перевел взгляд с побелевшего лица сына на отца, спокойным голосом только что давшему незнакомцу неограниченную власть над своим ребенком. Что на уме у этого старика? Чем дальше, тем более странной казалась вся эта ситуация.

— Я не собираюсь терпеть этого... — Шеннон никак не мог подобрать подходящее слово, поэтому просто скорчил недовольную гримасу, которая не возымела на его отца никакого действия.

— Это решено и не обсуждается, сын. Я оставлю вас, чтобы вы могли получше познакомиться, и жду к ужину через два часа. Постарайтесь найти общий язык.

Дверь захлопнулась, оставляя их одних. Марк внимательно оглядел напрягшегося юношу, а затем повернулся к цветам, снова дотрагиваясь до пушистых головок.

— А почему именно... — договорить он не успел. Краем глаза отсек бросок парня и успел перехватить его руку, не позволяя себя ударить. Вывернул кисть, удерживая за плечо и заставляя Шеннона наклониться вперед, а затем отпустил. Мальчишка повернулся к нему, сверкая глазами.

— Не смей, никогда не смей их трогать своими грязными руками! — его голос срывался на крик, и, казалось, он вот-вот снова бросится на своего телохранителя с кулаками.

— Не трогаю, видишь? — Марк поднял руки ладонями вперед и отодвинулся подальше от злополучных пионов. Затем медленно осмотрел комнату и двинулся в сторону не заправленной кровати, на которой, по-видимому, сидел Шеннон, когда они пришли. Под матрасом он обнаружил искомое — пакет с наркотиком.

— Отдай! — юноша бросился к нему, пытаясь вырвать из рук находку. Марк снова легко перехватил его и, отбросив на кровать, проследовал в ванную комнату, где торжественно спустил добычу в унитаз. Все это сопровождалось отборной руганью, доносящейся из комнаты. Вернувшись, он бросил пакет на пол, сдернул мальчишку с кровати и, приподняв в воздух, заглянул в расширившиеся серые глаза.

— Отцу я про это не скажу. Но и курить тебе эту дрянь не позволю. У нас теперь жизни о-о-очень взаимосвязаны, давай не будем осложнять их друг другу. Договорились?

— Черта с два, — прохрипел маленький упрямец. Марк еще раз встряхнул его, а затем поставил на ноги.

— Я искренне предлагаю сотрудничать по-хорошему, но могу и по-плохому. Второй вариант мне не нравится, но если ты не оставишь мне выбора...

— Я помню, отец дал тебе неограниченные полномочия, — перебил его Шеннон. — И что, ты изобьешь меня за непослушание? Посадишь на хлеб и воду? Запрешь в темном чулане?

— Если потребуется, — холодно произнес Марк, глядя, как вмиг темнеют серые глаза. Да уж, работа предстоит адская. Но, даже если забыть о помощи матери, было в этом мальчишке что-то, что не позволяло пройти мимо. И Эванс с тоской понял, что влип. "Не забыть бы сказать спасибо Вилли", — мелькнула в голове запоздалая мысль.

Часть 2

Марк толкнул дверь в свою комнату и вошел внутрь. Знакомство с мальчишкой началось хуже некуда, но сейчас было бы глупо пытаться подружиться с этим колючим ежиком, поэтому лучше было взять тайм-аут и осмотреться. Комната была небольшая, но уютная и удобная. Кровать, шкаф, письменный стол, телевизор — если учесть, что ему мало придется здесь бывать, то имелось все необходимое. Одна из дверей вела в коридор, вторая — в ванную.

— Эта дверь должна быть не заперта, — сказал Марк, показывая на ту, которая соединяла их комнаты. Шеннон не обратил на эту реплику никакого внимания. Ну и ладно.

К ужину они спустились вместе, хотя юноша держался подчеркнуто отстраненно. Господин Ли ожидал их в столовой.

— Надеюсь, у вас не возникло каких-либо проблем? — поинтересовался китаец, когда они уселись за стол.

-Нет, сэр, — поспешил ответить за обоих Марк, отметив про себя, как презрительно фыркнул его подопечный, но ничего не сказал, подтверждая своим молчанием, что все в порядке. — Если это возможно, я бы хотел съездить домой за своими вещами.

— О, разумеется, и возьмите с собой Шеннона, ему полезно прокатиться. Он так нелюдим, все время сидит в своей комнате, когда не на занятиях.

Марк содрогнулся, представив себе, что творилось сейчас у него дома. С его работой и образом жизни — уборка была редким явлением в небольшой холостяцкой квартире. Привести туда мальчишку?

— Но, может быть...

— Это не обсуждается, — тем же самым тоном, которым он недавно давал указания сыну, произнес китаец. Марк поперхнулся начатой фразой и поймал насмешливый и понимающий взгляд Шеннона. Спорить, очевидно, было бесполезно, поэтому после ужина они отправились за вещами вместе.

— Какой свинарник! — воскликнул Шеннон, оглядывая завалы одежды, немытой посуды и остатков еды. — У тебя что, нет уборщицы?

— Нет, — спокойно ответил Марк, все деньги которого уходили на больничные счета. Кстати, парень подал неплохую мысль: теперь, когда эти расходы с него были сняты, можно будет и нанять кого-нибудь, чтобы привести жилье в порядок и продлить аренду. Жизнь могла сложиться по-всякому, а пути отступления никогда не оказывались лишними.

Он быстро сложил одежду и кое-что из личных вещей в небольшую сумку и выпрямился, готовый уходить. Шеннон задумчиво разглядывал фотографии, стоявшие на столе, а затем взял одну из них в руки. Марк подошел к нему и бережно изъял из несопротивляющихся пальцев мальчишки портрет женщины лет тридцати. Она улыбалась на фотографии, еще совершенно здоровая, не измученная процедурами и лекарствами, голубоглазая и светловолосая, как и сын.

— Это твоя мать? — глухим голосом спросил юноша, показывая на изображение. Марк кивнул и поставил портрет на стол, а затем указал на фотографию мужчины в полицейской форме.

— А это отец. Только его уже нет в живых.

— А... она?

— Мама в больнице, — нарочито спокойно ответил Марк. — Ей скоро должны будут сделать операцию, если твой отец сдержит обещание, и тогда она поправится... я надеюсь.

Мальчишка несколько секунд пристально вглядывался в лицо женщины — чужой матери, а затем крутанулся на пятках, хлестнув Марка волосами по лицу.

— Ты уже собрал весь свой хлам? Мы можем уходить из этого гадюшника?

Возвратившись в особняк, Марк прошел в свою комнату и начал раскладывать вещи по местам. Это не заняло много времени, но, выйдя из ванной, он обнаружил, что смежная дверь заперта вопреки его распоряжению.

— Шеннон! Открой!

— Да пошел ты!

Да не вопрос. Марк вынул из кармана складной нож, лезвием отжал собачку нехитрого замка, а затем снял дверь с петель, прислонив ее рядом.

— Ты... какого... — красный от возмущения мальчишка не мог подобрать слов, в полной мере отражающих его состояние. Марк лишь пожал плечами и вернулся к своим делам. Послышалось раздраженное бормотание, а затем грянул рок.

Аудиосистема, надо сказать, была отличная. Пол вибрировал, басы грохотали, электрогитары впивались в мозг, разрезая его пополам. "Bohemian Rhapsody"была поистине прекрасна.

— Класс! Обожаю рок! — прокричал Эванс, даже не рассчитывая, что его услышат в таком шуме. Однако услышали. Переливы "Old Lady" Брайана Мэя сменились классическим симфоническим оркестром. Марк, привыкший засыпать в практически любых условиях, только улыбнулся и вытянулся на кровати. Шеннон, заглянувший в комнату через несколько минут, с удивлением наблюдал совершенно безмятежную улыбку на лице своего спящего телохранителя. Этим нельзя было не воспользоваться.

— ПОДЪЕМ! — проорали у него над ухом. Марк дернулся, резко сел в кровати, спустил ноги вниз и... ловко миновал услужливо подставленный ему таз с холодной водой. Одарив разочарованного Шеннона насмешливым взглядом, Марк снисходительно пояснил:

— Ты вчера этот таз с таким грохотом ворочал — мертвый бы проснулся. Теперь волоки его обратно.

Парень обиженно насупился, дернул плечом и наступил на край посудины. Вода весело вылилась на пол, намочив ковер и их обувь.

-Как скажешь, — усмехнулся Шеннон, поднимая таз. — Ты сказал унести только его, про воду не было сказано ни слова.

— Вот паршивец, — произнес Марк почти восхищенно, провожая взглядом тонкую и гибкую фигуру и, в очередной раз, поминая Вилли ласковым незлым словом. Такими темпами уши у его бывшего шефа скоро будут пунцовыми.

Завтракали они вдвоем, старый китаец с раннего утра уехал куда-то по делам. А Марку предстояло отвести своего подопечного в школу боевых искусств, которые тот посещал уже год. По мнению Эванса — безрезультатно. Занятия же в общеобразовательной школе кончились две недели назад — сейчас были летние каникулы.

Марк подъехал к невысокому зданию, где проходили тренировки. Пока он выглядывал место для парковки, Шеннон неожиданно распахнул дверь и бросился прочь от машины. Эванс выругался, втиснулся на свободный пятачок, поджав кого-то, и бросив машину, поспешил вслед за мальчишкой.

Он догнал его у раздевалки, чудом не заблудившись в коридорах здания, похожего на лабиринт. Схватил за плечо, разворачивая к себе лицом, и, впечатав спиной в стену, отвесил несильную, но весьма обидную оплеуху.

— Еще раз так сделаешь, и мы вернемся к разговору о хлебе и воде, — прямо глядя в глаза задохнувшемуся от ярости мальчишке, произнес Марк. Тот, не сказав ни слова, дернулся всем телом и, освободившись от хватки, шагнул в раздевалку, захлопнув дверь прямо перед носом телохранителя. Эванс колебался несколько мгновений, а затем пошел разыскивать зал для занятий, не желая еще больше накалять обстановку.

Он успел облюбовать себе место в углу, получив разрешение на свое присутствие у мужчины, ненамного старше его самого, которого язык не поворачивался назвать по традиции учителем. Тренер, просто тренер. А потом в зал вошли ученики.

Шеннон и здесь держался подчеркнуто обособленно, изолированно. Вокруг него как будто образовывался вакуум, незаполненный ничьим присутствием. Марк наблюдал за занятием, убеждаясь в том, что никаких реальных навыков здесь не преподавалось. Это была неплохая разминка, гимнастика, но в реальном бою ни у кого из этих ребят не было шансов. Сплошная показуха.

А между тем происходило что-то интересное. Высокий широкоплечий парень незаметно для учителя толкнул Шеннона под правое колено, вынуждая оступиться и потерять равновесие. Парень не удержался на ногах и грохнулся на пол, вызвав смешки и улыбки.

— Ли, что Вы там устроили? — раздался окрик тренера. Марк сжал руки, наблюдая за тем, как сузились темные глаза, и, к своему удивлению, услышал спокойный ответ:

— Простите, учитель. Не удержал равновесие.

— Пятьдесят отжиманий. Приступайте.

Юноша так же спокойно повиновался. Марк покачал головой: Шеннон вызывал у него все большее уважение и симпатию. Не стал оправдываться, не перевел стрелки на обидчика, хотя прекрасно видел, кто толкнул его.

— И Вы, Райверси, — тренер перевел взгляд на зачинщика. — Вам — сто отжиманий.

— Но...

— Увеличить? Нет? Тогда приступайте.

Эванс удовлетворенно хмыкнул. А этот учитель не так прост. Райверси сверкнул глазами в сторону отжимающегося Шеннона, пробормотал под нос что-то, явно содержащее угрозу, и принял упор лежа. Занятие шло своим чередом. Через два часа ребята направились в раздевалку.

Марк ожидал своего подопечного у той злополучной двери, у которой настиг его после неудачной попытки побега. Почти все ребята покинули помещение, стайками разбредаясь по своим домам. Шеннон не выходил. Эванс дернул ручку двери и с легким холодком, прошедшимся по спине, понял, что она заперта. Быстро и бесшумно вскрыв замок, он вошел внутрь, обнаружив там занимательную картину.

Давешний шутник, подставивший парня, злобно скалясь, прижимал его к шкафчикам, держа за грудки. Еще двое верзил, ухмыляясь, стояли рядом, отрезая Шеннону путь к отступлению. На щеке мальчишки алела ссадина, но глаза не потеряли своего вечного вызова и огня. На вошедшего Марка он даже не посмотрел.

— Развлекаетесь, мальчики? — ласково спросил Эванс, подпирая спиной стенку. — Шеннон, если ты уже закончил, то нам пора домой. Мне надоело тебя ждать.

— Это что, твоя нянька, Ли? — хохотнул Райверси, сильнее притискивая парня к шкафчику. Марк не без удовольствия отметил секундную растерянность в его глазах, а затем снова посмотрел на Шеннона.

— Так долго еще? Или есть какие-то проблемы? Ты говори, не стесняйся, я всегда готов вытащить тебя из дерьма, ведь за это мне и платят. Есть такая работа — опекать и защищать ни на что не годных богатых мальчиков, которые за год не могут научиться ни одному достойному приему, чтобы постоять за себя. Все эти ваши занятия ничего не стоят, сплошная показуха. Эй, ты потерял голос? Или тебе неудобно говорить, потому что этот недоделанный орангутанг вышиб из тебя весь дух? Ну, тогда хоть знак подай, а то я в такой растерянности, даже и не знаю, может, тебе нужна помощь.

— Да пошел ты! — в глазах Шеннона уже пылал настоящий пожар, ему все-таки удалось вывести мальчишку из себя. Парень просунул локти между руками удерживавшего его Райверси и освободился от захвата, а затем со всей силы врезал ему коленом в пах. Тот, явно не ожидавший агрессии от беззащитной жертвы, только пискнул и согнулся пополам, цепляясь руками за самое дорогое. Его подручные попытались ринуться на выручку пострадавшему лидеру, но были мягко взяты за шкирку не терявшим напрасно времени Марком.

— Ну, неужели вы помешаете вашему боссу развлекаться? Ай-ай-ай, как не стыдно, — промурлыкал он, склоняясь к опешившим парням. Шеннон тем временем, ошалев от собственного успеха, от души врезал согнувшемуся противнику по шее. Тот мешком рухнул на пол.

— Вот теперь я закончил, — парень поднял на телохранителя сияющие глаза. Марк ухмыльнулся и резко толкнул вперед обоих пленников, которые едва не споткнулись о своего вожака.

— Не прошло и года. Теперь мы можем идти?

В машине они молчали. Марк с затаенной смешинкой наблюдал за сложной сменой эмоций на лице мальчишки: от злости и негодования, до торжества и задумчивости. Затем Шеннон, видимо набравшись решимости, произнес:

— Ты сказал, что это сплошная показуха... Это правда, или тоже было сказано, чтобы разозлить меня?

— Это единственное было правдой, — признался Марк, с любопытством вглядываясь в лицо не в меру сообразительного юноши. — Что касается всего остального — я хотел, чтобы ты сам дал ему отпор. Нет, начистить физиономии этим придуркам было не проблемой, только вот тебе от этого никакой пользы, а один только вред.

— Сам понял, — раздраженно отмахнулся парень. — Это меня не волнует. Скажи... а ты ... ну... мог бы учить меня драться?

Это было неожиданно. Марк остановил машину на обочине и повернулся к юноше, который, закусив губу, ожидал его решения.

— Не имею ничего против. Но, ты должен будешь слушаться меня и выполнять все, что я скажу и так, как скажу. Никаких жалоб, никаких споров, никакой халтуры — если ты хочешь, чтобы были результаты. Условия не обсуждаются, — тут Марк скривился от ощущения "дежа вю", — и не потому, что я тиран и сволочь. Просто иначе у нас ничего не получится.

— Я понимаю, — решительно произнес юноша. — Я согласен.

Марк оценивающе оглядел парня и кивнул в знак согласия. Дело определенно сдвинулось с мертвой точки.

Остаток дня прошел без приключений, если не считать очередного сеанса классической музыки, устроенного мстительным Шенноном.

На следующий день, Марк притащил парня в спортивный зал. Запихнул его на беговую дорожку для разминки, а сам внимательно огляделся. Вскоре он обнаружил то, что ему было нужно.

— Смотри, — начал он инструктаж, — у тебя неплохие легкие, но мышцы слабые и невыносливые. Пара ударов — и ты выдохнешься, а уж если перед этим тебя достанут, то от боли вообще не сможешь ничего сделать. Кроме того, ты должен понимать, что перерывов и тайм-аутов не будет. Если уж драка началась — придется идти до конца, и никого не будет волновать, устал ли ты, или что тебе больно. Всегда лучше избегать драк, но уж если ввязался — пути назад нет.

Парень откровенно скучал, слушая никому не нужную теорию. Марк вздохнул и перешел к практике.

— Видишь этот канат? — он показал на стойку в углу комнаты. — Ты должен забраться по нему до самого верха, а затем, по вон той перекладине на руках перебраться к лестнице и спуститься вниз. Когда сделаешь это — будем говорить о тренировках.

— Но, — опешил Шеннон, — там же высота почти четыре метра! А если я не удержусь?

— Переломаешь ноги, — пожал плечами Марк, — так что лучше удержись.

— А маты? Внизу будут маты?

— Что? — выгнул бровь Эванс. — Какие маты, парень? В реальной жизни есть только твердый пол и очень невкусная земля, которой тебе придется наесться еще не раз, если ты не научишься не падать.

— Но... — юноша растерянно смотрел на своего телохранителя. Тот нахмурился и развернулся к выходу.

— Ненадолго же хватило твоего запала. Возвращайся лучше в свою школу для малолеток.

— Стой!

Марк обернулся на окрик. Шеннон был белее мела, но в его глазах зажглась уже знакомая решимость.

— Я сделаю это, а потом... когда выучусь... рассчитаюсь с тобой.

— Жду с нетерпением, — ухмыльнулся Эванс.

Шеннон, отбросив колебания, подошел к канату и, ловко подтягиваясь, полез вверх. До перекладины он добрался довольно быстро и, перехватывая руки, двинулся по ней в сторону лестницы. Каждое движение давалось ему все труднее, пальцы скользили по металлической полированной поверхности и, как и следовало ожидать, на середине он сорвался вниз. Марк, внимательно наблюдавший за происходящим, рванулся вперед, подхватывая легкое тело на руки и мягко опуская на пол. Шеннон судорожно вцепился пальцами в телохранителя, переводя дыхание, по всей видимости, еще не успев испугаться, а затем сощурил глаза.

— А как же "только пол и невкусная земля", — съязвил он, копируя интонации Марка. Тот усмехнулся и спокойно ответил:

— Кроме этого, в жизни существуют еще и друзья, которые подстрахуют в крайнем случае, чтобы ты не разбился.

— Мне друзья не нужны, от них одни проблемы, — злым тоном произнес юноша, выпутываясь из рук Эванса. — А чтобы не разбиться, существуют маты, которые всегда можно подстелить заранее.

С этими словами он действительно подтащил два мата и расположил их под перекладиной, а затем полез вверх. Марк задумчиво смотрел, как тот ползет по канату и, дождавшись, когда он окажется на самом верху, произнес:

— Заранее, говоришь? А если кто-то сделает так? — он отодвинул оба мата в сторону. Сверху послышалось сдавленное ругательство, Шеннон дернулся, пытаясь перехватить руки, и снова сорвался вниз, приземлившись в надежный захват.

— Как видишь, друзья надежнее, — усмехнулся Марк. Парень сверкнул глазами, вырвался и снова устремился к стойке, бормоча проклятия. Перед тем как лезть вверх он несколько раз глубоко вздохнул, выравнивая дыхание и успокаиваясь, а затем решительно обхватил канат. Эванс наблюдал, затаив дыхание. Парень устал, но упрямство и гордость придавали ему сил. Он добрался до верха, ухватился за перекладину и повис на ней. Потом медленно, тщательно контролируя каждое движение, начал перемещаться к лестнице. Мышцы сводила болезненная судорога, но он упрямо перебирал руками, видя перед собой лишь конечную цель, которая становилась все ближе, ближе... пока, наконец, последним отчаянным движением, Шеннон не ухватился за лестницу, повисая на ней всем телом. Затем он быстро спустился вниз и встал перед Марком, выпрямившись и скрестив руки на груди.

— Браво! — произнес Эванс без тени издевки, и в серых глазах загорелись торжествующие огоньки. — А теперь — на беговую дорожку. Руки твои на выносливость мы проверили, очередь за ногами.

Шеннон застонал, но послушно двинулся в сторону тренажера. Три часа пролетели как мгновение, по прошествии которого парень мог только лежать. Марк усмехнулся, подхватил слабо сопротивляющегося юношу на руки и потащил в бассейн, чтобы вода привела его в чувство после жестокой тренировки.

После ужина, они поднялись наверх, и Шеннон вытянулся на кровати, чувствуя, как тело накрывает страшная усталость.

— Завтра будет еще хуже, — заботливо подбодрил его Марк. — Хочешь, сделаю тебе массаж?

— Иди к черту, — беззлобно огрызнулся юноша, пытающийся пристроить поудобнее ноющие конечности. — Лучше, раз уж ты моя нянька, расскажи сказку на ночь.

— Про принца и принцессу? — усмехнулся Эванс. Парень помотал головой.

— Расскажи... про свою маму. И про отца. Когда он умер?

— Когда мне было десять, — ответил Марк, осторожно присаживаясь на край кровати. Ну, точно нянька, рассказывающая сказку. — Он был полицейский, и погиб при исполнении, как говорится. Мама очень переживала, долго не могла оправиться от потери, да и мне его ужасно не хватало. Я злился на весь мир, примерно как ты сейчас, бросал школу, пытался бунтовать, чем доводил мать до срывов, а затем дядя — брат отца — решил взяться за меня всерьез. Он был очень жесткий человек, а я упрям и своеволен. Пару раз сбегал из дома — меня находили, возвращали обратно, и все начиналось по новой. Потом дядя запихнул меня в полицейскую академию, чтобы вбить дисциплину и сделать человеком. А мне, неожиданно, там понравилось. Я закончил обучение, получил распределение в свой участок и напарника. Им был Вилли Мэдисон. Мы не понравились друг другу с первого взгляда. Я был молодой, заносчивый, а он язвительный и уверенный в себе. Жизнь друг другу мы превратили в настоящий ад.

— Почему не просили о переводе? — заинтересованно спросил Шеннон. Марк усмехнулся.

— Это бы означало признать собственное поражение, согласиться, что другой тебя достал и сделал. Ты что, это было невозможно!

— А потом?

— А потом... потом он спас мне жизнь. А затем — я ему. Ну а вскоре мы уже и не считали, сколько раз вытаскивали друг друга из дерьма. И сейчас вот он... помог мне. И когда мама заболела тоже.

— Ты не волнуйся, — неожиданно произнес Шеннон, заглядывая Марку в глаза. — Если отец сказал, что все устроит с операцией, то так и будет, увидишь. Он свое слово всегда держит.

— Спасибо, — улыбнулся Марк и откинулся на спинку кровати. Голова слегка кружилась, да и все состояние было несколько странное, но он списал это на усталость. — Мне надо съездить к ней завтра, а то я не был там уже несколько дней. Прокатимся?

Шеннон молча кивнул, погрузившись в собственные размышления. Эванс легонько дернул его за ногу, привлекая внимание.

— Теперь моя очередь задавать вопросы. Почему мне нельзя было трогать эти цветы?

Мальчишка глянул на него исподлобья и хмуро поинтересовался:

— Смеяться не будешь?

— Не буду, — пообещал Марк, борясь с подкатывающей тошнотой. Что-то было не так.

— Ты понимаешь, я ведь свою мать совсем не помню. Знаю только по фотографиям и рассказам. И единственное мое собственное воспоминание, это то, что она любила белые пионы, сама их выращивала. У нас целая клумба в саду есть. Это — все что я о ней помню... Черт...

Марк вгляделся в лицо Шеннона и похолодел. Парню явно было так же нехорошо, как и ему, лоб покрылся испариной, губы побелели. Перед глазами все уже плыло, и последним вымученным движением Эванс потянулся к юноше в непонятном порыве то ли уберечь, то ли что-то сказать. С грохотом, отдавшимся оглушающими вспышками в голове, распахнулась входная дверь, а в помещение скользнуло несколько человек. Одного — первого — Марк отбросил в сторону, сам едва устояв на ногах. Сознание взорвалось цветным фейерверком, и последнее, что он почувствовал — был укол иглы в локтевую впадину. Потом все вытеснила чернота.

Часть 3

Голова шла кругом, как после похмелья, но в этот раз Марк отчетливо помнил, что не прикасался к спиртному. Борясь с мучительной тошнотой, он открыл глаза и огляделся. Комната была небольшая, очень похожая на номер в дешевом отеле, с минимумом мебели и уюта. Рядом ощущалось чужое присутствие. Повернувшись и с трудом сфокусировав взгляд, Эванс охнул и принялся тормошить за плечи совершенного бледного Шеннона, лежащего рядом. Парень что-то прошептал запекшимися губами и распахнул глаза, приходя в сознание. В следующее мгновение его согнуло пополам в жестоком спазме, выворачивая наизнанку. Марк подхватил юношу на руки и пинком распахнул дверь, ведущую, как он правильно догадался, в ванную. Там он осторожно опустил свою ношу на пол и принялся умывать лицо мальчишки холодной водой. Тот закашлялся, оттолкнул его руки и продолжил сам. Через пару минут они оба, мокрые и взъерошенные, вернулись в комнату. Дверь в коридор была не заперта — это Марк проверил сразу, а на столе лежали пакет и конверт.

В пакете обнаружилась некоторая сумма денег, их с Шенноном документы, мобильный телефон с зарядным устройством и ключи от машины. Покрутив в руках паспорта и отложив их в сторону, Марк решительно разорвал конверт, извлекая оттуда письмо.

— Это почерк отца, — удивленно произнес Шеннон, пребывающий в некотором шоке. Парень инстинктивно жался к своему единственному защитнику, а тот находился в таком смятении, что даже не замечал этого. Содержание письма оказалось неожиданным.

"Уважаемый мистер Эванс", — гласило оно. — "Я искренне прошу прощения за доставленные Вам неудобства, но обстоятельства, побудившие меня действовать подобным образом, чрезвычайны. Я много думал, перебрал множество вариантов, но так и не смог наладить отношения со своим сыном. Более того, с некоторых пор, мальчик замкнулся в себе, не подпуская никого, что не могло оставить меня равнодушным. Я знаю, что порой только кардинальная смена обстановки, стресс, способен вывести людей из подобного состояния, поэтому и устроил это "похищение". Сейчас, вдали от дома, мальчик сможет увидеть мир и людей, а также, возможно, приобрести друга в Вашем лице. Я знаю, Вы не тот человек, который обидит или бросит его одного. Прошу Вас, поймите и простите отчаявшегося отца.

Теперь о деле. Дорога до дома, по моим подсчетам, займет у вас приблизительно неделю, если ехать на машине. Не пытайтесь приобрести билеты на самолет или поезд — вам их не продадут. Не торопитесь, растяните путешествие. Покажите Шеннону мир.

С уважением ...."

Марк зачитывал письмо вслух, и с каждым предложением его брови все стремительнее ползли вверх.

— Какого черта?! — воскликнул он, в третий раз пробегая аккуратные строчки глазами, все еще не веря в подобный абсурд. — Я что, экскурсионный гид? Нянька? Твою мать!

Шеннон молчал, закусив губу и наблюдая за бледным от бешенства полицейским. Ему было страшно и... отчего-то ужасно обидно. Телефонный звонок прервал поток возмущений незадачливого телохранителя.

— Да! — прорычал он в трубку.

— Эванс? — этот насмешливый голос нельзя было спутать ни с чьим другим.

— Вилли... — вкрадчиво, с опасными ласковыми нотками в голосе, произнес Марк, нашедший себе жертву. — Сволочь, дай мне только вернуться в город, я тебя из-под земли достану. Ты все знал, да? Знал, я уверен. Ты беспринципная, наглая, самоуверенная...

— Прекрати истерику, Марк, — на том конце линии раздраженно кашлянули. Эванс потерял дар речи от подобного хамства, и этим поспешили воспользоваться. — Да, я знал, более того — именно я настаивал на твоей кандидатуре. Слушай, все не так плохо, как тебе кажется, считай, что у тебя отпуск в приятной компании. Наслаждайся, развлекайся, отдохни. Кстати, сегодня твоей матери делают операцию, так что скоро будем знать результаты. Я тебе обязательно позвоню...

— Вилли, прекрати делать из меня идиота! Отпуск? Развлекаться? Что за хрень собачья?! Я неизвестно где, с этим пацаном на моей шее! Это нормально — так поступать? Я не подписывался на подобное! Что я должен с ним делать? Привести домой в целости и сохранности? Устроить экскурсию по притонам? Скататься в Диснейленд? Может к проститутке сводить, чтобы он уж все стороны жизни узнал? Что я должен делать с этим комнатным цветком? Заткнись! Либо нас немедленно забирают отсюда, либо... Черт!

Входная дверь со стуком захлопнулась за вылетевшим прочь юношей. Марк выругался, проклиная свою несдержанность, обидевшую ни в чем, по сути, не виноватого парня.

— Я с тобой еще поговорю, — прорычал он в трубку и нажал отбой. Сгреб в карманы деньги и документы и бросился догонять парнишку.

Здание действительно оказалось гостиницей, что Марк мельком отметил про себя, выскакивая через холл на улицу. Шеннона нигде не было видно. Выругав себя последними словами, мужчина в растерянности огляделся по сторонам, прикидывая, куда мог помчаться расстроенный мальчишка. Поразмыслив, он пошел направо, тщательно оглядывая отходящие в сторону улочки. Безрезультатно потратив на поиски больше часа, он вернулся к гостинице и сел у дороги прямо на асфальт, собираясь с мыслями. Беспокойство за Шеннона сжирало изнутри, на пару с острым чувством вины. Можно было обратиться в полицию, но что он там скажет? Что разыскивает несовершеннолетнего парня, которого его ненормальный отец опоил и привез сюда, чтобы показать истинное лицо жизни? Да, вот у меня и письмо имеется. Да, и справка, что я не буйнопомешанный. Да, моя фамилия Эванс. Да, тот самый Марк Эванс. Черт.

Передохнув, он вновь принялся за поиски. К этому времени он уже успел выяснить, где находится, и это не добавило оптимизма. Чарльстон, Западная Вирджиния. Другое побережье! Небольшой город, с населением едва ли больше пятидесяти тысяч человек, это, конечно, не большой мегаполис, но и здесь найти мальчишку будет непросто. Он бездумно свернул в какой-то переулок, потом еще в один, как это делал бы находящийся в смятенных чувствах Шеннон, и, поплутав полчаса, оказался в каких-то грязных лабиринтах дворов и улочек. Место было неприятное, Марк поморщился и собирался развернуться обратно, как вдруг скорее уловил, нежели услышал, чей-то испуганный вскрик. Не раздумывая, он бросился на звук, молясь всем богам, чтобы это был Шеннон. Его молитвы были услышаны, но как-то очень по-своему.

Он даже не сразу увидел парня, заслоненного широкими спинами в кожаных потертых куртках. Четверо широкоплечих крепких ребят окружили Шеннона, выглядевшего весьма живописно. Перед похищением парень уже собирался укладываться спать, поэтому был одет в домашнее черное кимоно, смотревшееся в этих закоулках весьма крикливо и вызывающе. Он был бос, темные шелковые волосы рассыпались по плечам, а взгляд в смятении блуждал с одного ухмыляющегося лица на другое.

— Какая прелесть! — провозгласил один из группы, очевидно лидер, ухватывая юношу за волосы и наматывая их на кулак. Шеннон зашипел, попытался вырваться, но его быстро схватили за руки. Эту картину и застал подоспевший Марк.

Недолго думая, он нанес удар в голову ближайшему противнику, который отлетел к стене и осел на землю. Затем развернулся к остальным, опешившим от неожиданного нападения.

— Ах ты, ублюдок! — главарь резко оттолкнул Шеннона в сторону, так, что тот упал на землю. А затем бандит вытащил нож. Его примеру последовали другие. От первого удара Марк ушел в сторону, перехватывая запястье и резко выворачивая его до мерзкого хруста. Парень взвыл от боли и сел на землю, баюкая сломанную руку. Больше его в этом мире, казалось, не интересовало ничего. Второй получил удар ногой в живот, а потом — ребром ладони по основанию черепа, и тоже прилег отдохнуть на грязный асфальт. Третий — главарь — был опытен и осторожен, правильно оценив уровень противника. Он перекидывал нож из руки в руку, кружа вокруг Марка и выбирая момент для удара, а затем внезапно бросился на него. Эванс уклонился, даже успел перехватить руку, как вдруг услышал окрик Шеннона. Резко сместился вправо и только поэтому нож вошел не в спину, а скользнул по боку, оставив глубокую царапину. Развернулся, впечатывая удерживаемого парня головой в стену, и глянул на самого первого вырубленного парня, очухавшегося слишком быстро и оказавшегося весьма прытким. Тот изменился в лице, нервно дернулся и... пустился наутек. Шатаясь и матерясь сквозь зубы, за ним нехотя последовали и остальные, косясь на свою неудавшуюся жертву и ее спасителя.

Шеннон, хромая, подошел к своему телохранителю и начал быстро расстегивать его рубашку, уже окрасившуюся алым.

— Ты что? — опешил Марк, еще не почувствовавший боли из-за выплеска адреналина.

— Тебе надо промыть бок и перевязать, а лучше к врачу! — парень ойкнул, увидев глубокий разрез.

— Для начала, давай вернемся в гостиницу, а там уже решим, что делать.

Так они и сделали. Шеннон, очевидно насмотревшись кино, подставил Марку плечо, желая помочь добраться до номера. Тот хмыкнул, но помощь принял, хотя вполне справился бы и сам. Оставив Марка промывать рану, юноша поспешил в ближайшую аптеку, к счастью оказавшуюся совсем недалеко, за антисептиком и бинтами. Когда он вернулся, Эванс, уже убедившийся, что рана была скорее царапиной, собирался обработать ее и перевязать, но вдруг сощурился и покосился на парня.

— Поможешь?

— А... что надо делать? — произнес Шеннон, растерявший всю свою самоуверенность и браваду. Парень выглядел обеспокоенным, но не напуганным, что весьма порадовало Марка. Он поймал себя на мысли, что не хотел бы увидеть надлом в этих темно-серых глазах. Прежний вызов и дерзость нравились ему гораздо больше.

— Мне не дотянуться, — солгал полицейский, протягивая антисептик и вату юноше. Тот поколебался секунду, а затем решительно шагнул вперед и взял медикаменты в руки. Осторожными бережными движениями обработал рану, после чего, под руководством Марка, наложил повязку. Когда с этим было покончено, остро встал вопрос, что делать дальше. Прежде всего, хотелось есть. Эванс пересчитал имеющуюся у них наличность, поморщился, взглянул на Шеннона и заговорщески подмигнул удивленному парню. Затем взял телефон и набрал последний входящий номер.

— Вилли, — ласково поприветствовал он друга через несколько мгновений ожидания. — Соскучился?

— Неимоверно, — буркнули в трубку. — Орать будешь?

— Когда это я на тебя орал? — искренне удивился Марк. В динамике прозвучало невнятное ругательство, а затем, откашлявшись и прочистив горло, Вилли поинтересовался:

— Так что ты решил?

— Прежде всего, Мэдисон, ты сейчас же отправляешь перевод на мое имя в эту чертову дыру. Заткнись и не перебивай. Тысяч пять, я думаю, нам хватит на первое время. Заткнись, Вилли! Я верну тебе все, когда вытрясу свою зарплату с этого чертового китайца! Эм... прости, Шеннон. Так. Вилли! Ты понял меня? Перевод, сегодня. Иначе я расскажу Кэролл, в какую авантюру ты меня втравил, и что по твоей милости меня ранили.

— Ты ранен? — в голосе друга прозвучали знакомые стальные нотки. — Серьезно?

— Пустяки, царапина, — поспешил успокоить его Марк. — Не поладил с местными гопниками.

— Эванс, мне перестает нравиться эта затея. Может, мне позвонить господину Ли?

— Охренеть, Мэдисон! Тебе перестает нравиться! Хочешь, повеселю? А я только-только вошел во вкус! И мне нравится мой отпуск, и я твердо намерен повеселиться. И Шеннон не против. Так что готовь деньги, а я перезвоню тебе и скажу точно, куда их отправлять. И еще, Вилли. Я вернусь через несколько дней, и только попробуй смыться в какой-нибудь гребанный отпуск, на гребанный другой континент. У меня к тебе будет дли-и-и-нный разговор.

Марк перевел дух и добавил уже другим тоном:

— Как мама?

— Операция прошла успешно, теперь дело за реабилитацией. Марк, я сам разговаривал с врачом, процентов девяносто, что все будет хорошо. Ты... не волнуйся, я слежу за всем.

— Спасибо, — Марк почувствовал, как разжимаются стальные обручи тревоги. — Спасибо, Вилли. И извини...

— Чего уж там, — примирительным тоном пробурчали в трубке и дали отбой.

Марк задумчиво повертел в руках телефон, а потом взглянул на юношу, сидевшего на кровати, поджав под себя ноги, и улыбнулся.

— Ну что, напарник? Прокатимся?

На следующее утро Марк чувствовал себя значительно лучше. Они сдали номер, отыскали, наконец, ту машину, ключи от которой им были предоставлены, и позавтракали в маленькой уютной забегаловке. В багажнике обнаружилась сумка с вещами, так что оба с удовольствием переоделись. К полудню, получив перевод, закупившись картами, кое-какими продуктами и заправив машину, они двинулись в путь. Старый черный "Додж" глотал колесами серый асфальт дороги, и Марк, выдворивший Шеннона за руль, как только они выехали из города, вскоре задремал, утомленный однообразностью пути. Через несколько часов они остановились перекусить в придорожном кафе, и Эванс сменил уставшего юношу. Поздно вечером они въехали в Чикаго.

— Так, запомни, ты не пьешь ничего крепче молочных коктейлей. Нам не нужны неприятности, — произнес Марк, когда они, бросив вещи в гостинице, завалились в ночной клуб. Музыка грохотала, прожекторы вырывали из темноты танцующие фигуры, и он вдруг почувствовал, как отпускает колоссальное, невыносимое напряжение последних дней. История с заложниками, увольнение, крах всей карьеры, неожиданная работа и похищение — всего было слишком много и слишком быстро. Он взглянул на своего подопечного и замер от удивления. Шеннон улыбался. Не ухмылялся, не скалился, не кривил губы — улыбался, открыто и искренне, немного неумело, как будто давно отвык проявлять положительные эмоции. Парень повернулся к нему и спросил, указывая на танцпол:

— Можно?

— Конечно, — удивился Эванс. — Мы сюда развлекаться приехали как-никак. Только не теряйся, пожалуйста, и не сбегай.

— Не буду, — очень серьезно пообещал юноша, а затем плавным и гибким движением поднялся с диванчика, на котором они сидели. Он вышел на площадку и остался с краю, даже не пытаясь смешаться с толпой, все время находясь на виду. А потом, поймав телом ритм музыки, начал двигаться.

Танцевал он, по мнению Марка, хорошо, даже очень. В каждом жесте сквозила природная грация и отточенное мастерство профессионального танцора. Его этому учили? Вполне возможно, учитывая статус и воспитание. Отец наверняка старался дать сыну все и сразу, забывая о самом главном — собственном внимании и уважении к желаниям мальчишки. Его спрашивали, нужно ли все это? Или просто поставили перед фактом? А чего хотел он сам, чего жаждала его душа, светящаяся мягким светом на глубине темных глаз? Строптивый, упрямый, своевольный. Мечта, а не мальчишка. Марк рассеянно скользил глазами по изящной фигуре, двигающейся в изломанном ритме танца, и внезапно ощутил жгучее желание понять, что же таится за всей этой колючей броней. Не сломать ее, нет. Подобрать ключ. "Или отмычку", — улыбнулся он своим мыслям. И, подняв глаза, поймал ответную легкую улыбку.

Потом они бродили по ночному городу, любуясь на огни и сравнивая его с Лос-Анджелесом, долго сидели на набережной огромного озера, молча наслаждаясь игрой отблесков на воде — семнадцатилетний парень и взрослый, потрепанный жизнью мужчина. Один лениво потягивал пиво, второй грыз какие-то острые чипсы, раздобытые в том же баре. Им было хорошо.

Утром они двинулись дальше по сообща намеченному накануне маршруту. Шеннон, свернувшийся калачиком на пассажирском сидении, о чем-то сосредоточенно думал, а затем решился.

— Ты действительно собираешься отвести меня к проститутке? — поинтересовался он.

От неожиданности Марк чуть не потерял управление, затормозил и свернул на обочину.

— С какой стати я должен это делать? — ошарашено спросил он, повернувшись к парню. Тот пожал плечами.

— Ну, ты же там говорил своему другу, мол, провести по притонам, к проститутке... вот я и решил спросить, серьезно ты это или нет. В баре-то мы вчера были.

— Нет, — решительно замотал головой Эванс, — это была шутка, ни к каким шалавам я тебя не поведу, даже думать забудь.

— Слава Богу, — вырвалось у заметно расслабившегося парня. Странная реакция. Марк снова вырулил на дорогу, косясь на подозрительно довольного юношу. Он боролся с собой минуту, две, пять, а затем не выдержал.

— И чему ты так рад? Нет, меня, конечно, устраивает твоя реакция, просто она... настораживает. Так почему?

Шеннон помрачнел и отвернулся. Очень интересно.

— Эй, я задал вопрос!

Ноль реакции. Марк резко нажал на тормоз, снова съезжая на обочину, а затем потряс за плечо напряженного и нахохлившегося парня.

— Я к тебе обращаюсь, юноша! Чего я про тебя не знаю?

— Да пошел ты! — вспылил тот и выскочил из машины, оглушительно хлопнув дверью. Марк последовал за ним и встал перед усевшимся на капот парнем, яростно грызущим ногти.

— Шеннон, что случилось? Расскажи мне, пожалуйста.

Тот глянул на него из-под длинной челки и потухшим голосом произнес:

— Не могу. Ты будешь презирать меня... так же как и они.

— Презирать? — мягко усмехнулся Марк, пальцами касаясь его подбородка и заставляя поднять голову. — Я могу на тебя злиться, могу не понимать, но презирать... уже нет, парень. Ты доказал, что заслуживаешь другого отношения.

В серых глазах мелькнуло какое-то неуловимое чувство, а затем они загорелись мрачной решимостью. Он дернул головой, отстраняясь, и нарочито бодро произнес:

— Отлично! Хотел знать — слушай. Мне, видишь ли, не нравятся женщины. Вообще. Я предпочитаю парней, именно поэтому и напрягся, когда подумал, что ты собираешься отвести меня к этим... В общем, вот такой я урод.

— Ты... серьезно? А ты в этом уверен? — потрясенно спросил Марк, пытаясь собрать мысли в кучку. — Может тебе только так кажется?

— Не может. И не кажется, — раздраженно ответил Шеннон, накручивая на палец прядь волос нервным дерганым жестом. — Я влюблялся в парня и даже спал с ним, представляешь? Чуть меньше двух лет назад.

— Тебе же тогда п-пятнадцать было, — охрипшим голосом произнес Марк. — Это же... это...

Слова наотрез отказывались подбираться. Юноша смерил его презрительным взглядом.

— Ты отстал от жизни и не знаешь, что творится в современных школах. Там нет таких... последних оплотов нравственности, как ты.

— А что произошло дальше? — вспомнил о главном Эванс. Шеннон скривился и замолчал, глядя в сторону, а затем тихо произнес:

— Он был старше меня. Красивый, интересный. Я с ума сходил. Признался ему, а он не оттолкнул. Мы... мы переспали. Я так счастлив был, ты не представляешь. А он... высмеял меня перед всеми, рассказал обо всем, что было, — речь становилась все более отрывистой, и Марк инстинктивно стиснул его плечи, желая успокоить. — Первые несколько месяцев было очень тяжело. Я просил отца перевести меня в другую школу...

— А он?

— Он сказал: "Это хорошая школа, которая даст тебе лучшее образование и это..."...

— Не обсуждается... — закончил за него Марк. — Почему ты не объяснил отцу все как есть?

— О да! Вот так пришел и сказал: "Папа, я имел глупость переспать с парнем, а теперь у меня проблемы в школе!"

— Да уж...

— Да уж... Потом стало легче, стали подзабывать. Но с тех пор я прокаженный. И ты вот теперь тоже...

Марк обхватил вздрагивающие плечи парня, прижимая его к себе, баюкая как ребенка, пытаясь унять "сухую", а потому еще более болезненную истерику. Тот давился безмолвными рыданиями, пряча лицо на груди мужчины, шептавшего ему какие-то безмерно важные глупости. Постепенно он расслабился и просто молча стоял, прижавшись к тому, кто выслушал, а выслушав — не осудил и не отвернулся.

Ужинали они в Айове.

— Ты сказал, что заправка будет через сто километров, — раздраженно произнес Марк, когда на следующий день они "обсохли" посреди абсолютно пустынной дороги. Насколько хватало взгляда, вокруг не было никаких сооружений, и Эванс с легким холодком вспомнил, что ни на встречу, ни по пути последние пару часов им не встретилось ни одной машины.

— Она и должна была быть, — ответил Шеннон, тщательно изучавший карту. — Только мы, похоже, свернули не там. Вот, смотри.

Марк кинул взгляд туда, куда указывал пальцем юноша и покачал головой. Надо же было так промахнуться! Машина стала бесполезной грудой металла, а им предстояло пройти километров пятнадцать до ближайшей цивилизации. Но делать было нечего. Прихватив деньги, документы и канистру, они двинулись в путь.

Жара стояла страшная, и постепенно голова начала немного плыть. Наверное, поэтому, опасность Марк заметил не сразу. Хотя, это ничего бы не изменило — скрыться им было негде, кругом лежала степь. Гул множества моторов ударил по ушам, а затем, замерших в напряженных позах путников, окружили не менее тридцати мотоциклов. Лица их владельцев выглядели недружелюбно.

Марк сделал шаг вперед, отпихивая Шеннона себе за спину, и внимательно оглядев байкеров, безошибочно выделил главаря — высокого парня, с волосами, выкрашенными справа в белый цвет, и темно-синей банданой на голове. Облик дополняли классические драные джинсы и не менее традиционная косуха, местами выпачканная маслом. Все они были молоды, не старше двадцати пяти лет, их глаза горели азартом и жаждой развлечений. А способом развлечься, очевидно, должны были послужить те двое, что имели несчастье попасться на их дороге.

Вожак, не слезая с байка, сделал знак рукой здоровому парню, остановившемуся рядом с Марком. Тот спешился и вразвалочку, не спеша, неприятно улыбаясь, подошел вплотную к полицейскому.

— Закурить есть? — произнес он сакраментальную фразу, с которой начинается добрая половина драк на всех континентах. Эванс молча достал пачку из кармана и протянул ее байкеру. Тот, бросив на нее косой взгляд, резко ударил по протянутой руке, так что сигареты, описав дугу, шлепнулись на асфальт. Толпа одобрительно загудела.

— Такое дерьмо не курим, — процедил крайне довольный собой верзила, сверля глазами невозмутимого Марка. А тот прикидывал, сколько он сможет дать времени Шеннону, чтобы убежать, до того, как его закатают в эту дорогу. Выкрики становились все агрессивнее, смех все громче...

— Ты так двигатель сожжешь, — раздался из-за спины спокойный голос. Марк потрясенно оглянулся, а Шеннон, сунув руки в карманы, уже дефилировал прямо к вожаку банды, обалдевшему от такой наглости. — Классная машина. Марк, смотри, это Yamaha R1, стоит, между прочим, тысяч двадцать. Полуторалитровая, сто семьдесят восемь лошадей. За четыре секунды до сотни.

Парень, присев на корточки, что-то выглядывал на кожухе движка, потом склонил к нему ухо, прислушиваясь. Выпрямился и, отряхнув руки, произнес:

— Только гробишь ты ее, приятель. Смотри, у тебя масло подтекает, да и звук... не слышишь, что ли?

— Ты... что несешь? — ошарашено спросил главарь байкеров. — Слушай, ты что, шаришь в этом?

— Нет, блин, просто так языком чешу, чтобы тебя повеселить, — вспылил в привычной манере Шеннон. Марку стало нехорошо, но истинный шок он испытал, когда вожак в свою очередь нагнулся к двигателю, и они с юношей перешли на совершенно непонятный ему язык, обсуждая возможный полевой ремонт. Через несколько минут, довольный и улыбающийся байкер, выпрямился и протянул Шеннону руку.

— Митч. А это — "Гончие".

— Шеннон. А эта статуя — мой друг Марк. Он умеет разговаривать, просто стесняется.

— Откуда... откуда ты все это знаешь? — отмер Эванс. Юноша усмехнулся.

— Ты — не первое воплощение навязчивой идеи моего отца. До тебя был Кевин, а он в юности был байкером. Какая у него была Honda! Он весь движок, все до мельчайших деталек сам перебрал. И меня научил. Я аж заболел тогда мотоциклами, все отца упрашивал купить.

— Отказался? — понял Марк.

— Конечно. Слишком опасно. А уж когда я на кевиновской Хонде перевернулся — так и его уволил, и меня под замок посадил.

— Слыш, парень, — дернул его за рукав футболки Митч. — А что вы тут посреди дороги делаете?

— У нас бензин кончился, а машина во-о-он там. Вот и идем. С канистрой, — кивнул в сторону Марка Шеннон.

Митч помялся, а затем предложил:

— Так давайте, я за бензином человечка отправлю, потом до вашей машины вас подкинем, а ты движок посмотришь. Че вам тут одним шляться, еще напоретесь на придурков каких.

Себя и свою банду он, конечно, таковыми придурками не считал. Марк взглянул в смеющиеся глаза Шеннона, в которых читался немой вопрос и махнул рукой.

— А у нас есть выбор?

— Вот и отлично, — повеселел байкер. — А мы и поляну накроем, у нас тут и закуска и выпивка имеется...

— Никакой выпивки Шеннону! — поднял голову долг в сознании Марка. На его плечо тут же упала тяжелая рука стоящего рядом верзилы.

— Не надо перечить шефу, он этого не любит, — доверительно сообщил он полицейскому. Тот хмуро оглядел подтянутых и не выглядящих слабаками байкеров и вздохнул, покоряясь злодейке-судьбе. Ночь предстояла долгая.

Часть 4

Через час они расположились на обочине около машины, съехав немного с дороги. Байкеры ловко разбивали лагерь, не обращая никакого внимания на несколько подвисшего Марка, который с огромным удивлением наблюдал за Шенноном, ковырявшимся в движке с помощью добытых у запасливых мотоциклистов инструментов. Рядом стоял хозяин машины, комментировавший процесс в таких выражениях, что у видавшего виды полицейского уши сворачивались в трубочку. Прекрасный воспитательный момент, господин Ли будет просто в восторге. Марк усмехнулся, прислушался к себе и понял, что его совершенно не волнует мнение работодателя по этому поводу. Старик был неправ, Шеннона не нужно переделывать, перевоспитывать и уж тем более ломать. К парню надо было просто присмотреться...

В одну руку радушные хозяева сунули Эвансу бутылку пива, во вторую — бутерброд, но Марк не прикоснулся ни к тому, ни к другому, погруженный в свои мысли. Шеннон ловил на себе его рассеянный взгляд и недоуменно косился на своего защитника, но не произнес ни слова по этому поводу, только щеки его все больше приобретали трогательный пунцовый оттенок. К вечеру юноша наконец зачехлил двигатель, строго настрого велев Митчу не тянуть резину и в ближайшее время обратиться к специалистам, не довольствуясь этим временным решением. Байкер повернул ключ зажигания и расплылся в довольной улыбке. Вечернюю тишину прорезал ровный красивый звук мотора. Авторитет Шеннона взлетел до небес.

Они развели костер и уселись вокруг него на одеяла, раздав всем нехитрую снедь и бутылки с пивом. Разговоры не смолкали, вращаясь в основном вокруг событий сегодняшнего дня. Марк практически не принимал в них участия, но слушал внимательно, не пропуская ни слова. Щуплый рыжий паренек, по имени Лич, набросал ему на карте маршрут, чтобы, не делая большого крюка, вернуться на прежний маршрут. Другой — улыбчивый и кареглазый — рекомендовал заехать в Канзас-сити и на берега Миссури, красочно описывая местные достопримечательности. Было парадоксально уютно и хорошо в компании людей, несколько часов назад собиравшихся растерзать их обоих в мелкие клочки.

— Эй! Даже не думай! — встрепенулся Марк, увидев, как пиво в руке Шеннона, с которым он поневоле смирился, сменяется бутылкой дешевого виски. Парень, уже несколько поплывший, вскинул на него недоуменный и расфокусированный взгляд и произнес, растягивая слова:

— О-о-о! Да в тебе проснулся воспитатель! Ты же, вроде как, не из полиции нравов, мистер Марк Эванс! Хотя... слушай, а кем ты там был в своем отделе?

Марк содрогнулся, почувствовав на себе множество испытующих взглядов. Стало очень тихо, а Шеннон, моментально протрезвев, сообразил, какую глупость он сморозил.

— Ты коп? — с обманчивой ленцой в голосе произнес Митч, разглядывая окаменевшего полицейского. — Это мы что... с легавым тут вместе пьем?

— Я не то имел в виду! — дернулся было к нему Шеннон, но его ухватили за плечи, усаживая обратно. Парня держали крепко, но не причиняя боли, и это успокоило Эванса. Юношу, похоже, не тронут. Зато вокруг него напряжение нарастало подобно снежному кому, его можно было потрогать руками и ощутить на вкус. Очень неприятный вкус.

— Стойте! — вскочил на ноги темноволосый байкер, который целую вечность назад рассказывал про Миссури. — Марк Эванс, какое знакомое имя! Полицейский Марк Эванс... Эй, парень, где я мог это слышать?

Марк пожал плечами. Хуже уже быть не могло, так что он ответил правду.

— В новостях, две с половиной недели назад. Захват заложников в лос-анджелеской школе.

— Точно! — встрепенулся белобрысый байкер со шрамом на щеке. Вроде он представился как Скар, мелькнуло в голове у Марка. — Митч, а ведь и правда, рожа знакомая. Помнишь, мы тогда в том баре у Айлин на два дня зависли, так я и Уолт, — кивок в сторону темноволосого, — новости смотрели. Кончай ржать, не смешно! Так там про него много чего говорили.

— И что говорили? — заинтересованно спросил вожак, не сводя глаз с полицейского.

— Да там обдолбанные идиоты раздобыли оружие и вломились в школу. Обидели их, вроде как, так они мстить ломанулись. Заложников взяли — детей с младших классов. Человек двадцать...

— Сорок три, — тихо проговорил Марк, но его услышали все. — Их было сорок три. Плюс четверо учителей. Одного они убили сразу. Мы оцепили школу, выслали переговорщиков, но все было впустую. У них в башке одна химия была, они, блин, не детей — чертей зеленых перед собой видели. Орали постоянно, у одного граната была, у остальных пистолеты и автомат. А ФБР-овцы все что-то решали, советовались, звонили. У этих нервы начали сдавать, пошла истерика. Ну мы и... без приказа. Да пока мы бы этого приказа ждали, они бы перестреляли всех, к чертовой матери!

Марк сжал кулаки, уставившись вперед невидящим взглядом. Он снова проживал те жуткие минуты сомнений и мучительного решения — единственно верного и сломавшего его жизнь. Решения, спасшего жизни сорока трех детей.

— Мы пошли на штурм. Вошли с двух сторон, эти растерялись. А я вижу — придурок один ствол прямо у виска девчонки держит. И улыбается. Блаженно, счастливо. Я выстрелил на поражение. Так, чтобы он не успел. Насмерть.

Он замолчал, собираясь с мыслями, а за него продолжил темноволосый, узнавший его имя первым:

— Пацану этому, вроде как лет шестнадцать было. Журналисты много чего говорили, мол, произвол полиции, превышение. Его, — он кивнул в сторону Марка, — так поливали, ужас.

— Мы действовали без приказа, под мою ответственность, — покачал головой Эванс, понемногу возвращаясь к реальности. — И закончилось это смертью подростка. И теперь вот я не коп, а бывший коп, и если у вас какие предъявы ко мне есть, то вперед, мне уже нихрена не страшно. Только его не трогайте.

Шеннон что-то попытался возразить, но Эванс коротко взглянул на него, и тот подавился невысказанной фразой.

— Так, а что так тихо-то? Выпить нечего, что ли? Берт, если пиво кончилось, я с тебя башку сниму, клянусь, — Митч подскочил на ноги, оглядывая свою банду. Потом выудил откуда-то ту самую бутылку виски, с которой все началось, и протянул ее Марку. — Заканчивай это пойло сосать, на вот, выпей.

Тот взглянул на угощение, затем на байкера и, не колеблясь, взял бутылку и сделал несколько больших глотков из горла. Вокруг одобрительно зашумели, напряжение спало, как и не было. А Митч тем временем опустился рядом с Эвансом, забрал у него виски и приложился к нему сам.

— Знаешь, — очень тихо сказал он, — тот ублюдок получил по заслугам. Не парься, не на тебе этот грех.

И, встретившись с изумленным взглядом голубых глаз, усмехнулся.

— Мы отморозки, конечно, но не звери. Дети — неприкосновенны, тому, кто на ребенка руку поднял — дорога в ад.

Этой ночью поистине творились чудеса. Но Марк уже ничему не удивлялся, гася нахлынувшие воспоминания новой порцией крепкого "лекарства от проблем".

Чуть позже к ним на одеяло перебрался Шеннон, прячущий от Марка виноватый взгляд. Пьянка постепенно затухала, многие уже спали, завернувшись в одеяла у костра, и только самые стойкие еще о чем-то разговаривали, перемежая речь громкими выкриками и ругательствами. Эванс решил было пойти спать в машину, забрав с собой немного осоловевшего парня, но почему-то предпочел остаться. Митч, допив виски, поднялся на ноги и, покачиваясь, побрел к своим, разнимать какую-то особо сильную свару.

— Прости, — едва слышно прошептал Шеннон, — мне действительно не стоило пить. Я подставил тебя.

— Брось, — устало усмехнулся Марк, обнимая одной рукой его за плечи и привлекая к себе. — Все же хорошо, видишь? Давай спать, а то слишком много потрясений за день.

Шеннон взглянул на него из-под челки, и в его глазах вдруг промелькнуло какое-то шальное, совершенно бешеное чувство. Он медленно, не разрывая взглядов, как будто гипнотизируя его и не давая отвернуться, приблизил свое лицо почти вплотную, а затем приник губами к его губам. И тут же отстранился, так, что если бы не пьянящая гораздо сильнее виски влажность, оставшаяся на коже, Марку могло показаться, что ничего и не произошло.

— Что это было? — чуть охрипшим голосом поинтересовался он. Шеннон пожал плечами.

— Благодарность. Симпатия. Просто поцелуй. Тебе было неприятно?

— Нет, — покачал головой Марк. — Но я не хочу, чтобы подобные вещи делались... из благодарности.

Юноша взглянул на него с каким-то особым выражением на лице, и вдруг улыбнулся, как будто получил правильный ответ, на безмолвно заданный вопрос. А затем лег рядом на одеяло, укрывшись сверху своей курткой, захваченной из машины. Марк несколько мгновений любовался оранжевыми отблесками от костра, играющими на изгибах черных волос, и тоже улегся. Поразмыслил, прислушался к собственным ощущениям и сгреб сладко посапывающего мальчишку в охапку, придвигая поближе к себе.

— М-м-м? — вяло поинтересовался тот, разлепляя глаза.

— Спи. Так теплее, — шепнул Эванс ему на ухо, ощущая, как расслабляется в его руках напрягшийся было парень. Так действительно теплее... и почему-то спокойнее и уютнее. Да уж, слишком много потрясений. Так сможет ли выбить его из колеи еще одно? Ничего страшного не произойдет, если он признается себе: сегодня он целовался с парнем. И ему понравилось. Господин Ли точно имел ввиду не это, когда надеялся что он сблизится с его сыном. "А меня это волнует?"

Наутро их дороги разошлись в разные стороны. Митч и "Гончие" продолжили свой путь, а Марк и Шеннон, разобравшись с картой, двинулись в сторону Миссури, про которую им конкретно прополоскали мозги. На прощанье, юноша нацарапал на сигаретной пачке свой адрес, вызвав некоторый шок у главаря байкеров, и пригласил их в гости. Всем составом. Эванс взялся за голову, но благоразумно промолчал. Они ударили по рукам и разбежались.

Поздно вечером оба невольных путешественника пришли к выводу, что Миссури была прекрасна, ужин — пристоен, а мотель — в меру удобен. Марк без сил вытянулся на кровати в своем номере, радуясь, что хоть этот день прошел без приключений. Прошлую ночь он помнил как в тумане. Он часто просыпался от того, что во сне зарывался носом в черные волосы, пахнущие пылью и бензином, и начинал задыхаться, то ли от недостатка воздуха, то ли от чего-то еще. Тянущего, необъяснимого, притягательного. Чего-то очень запретного и неправильного, что не давало спать и путало не слишком трезвые мысли. К утру, совершенно вымотанный мужчина провалился в тяжелый сон, чтобы, проснувшись, обнаружить, что Шеннон спит, удобно устроившись на его плече, а сам он бережно обнимает мальчишку.

Входная дверь потихоньку приоткрылась, и в проеме показалась стройная гибкая фигура, с влажными после душа волосами. Шеннон замялся на пороге и, облегченно вздохнув, скользнул внутрь, когда Марк жестом пригласил его войти. Парень явно был чем-то взбудоражен и смущен. Он не смотрел в глаза, мялся и кусал губы.

— Что случилось? — сжалился над ним Марк.

— А можно... я останусь здесь? — с запинкой произнес Шеннон, рискнув, наконец, взглянуть на опешившего телохранителя. — Ты понимаешь, там, в номере... ну... немного... одному...

— Страшно? — брови Эванса поползли вверх, а мальчишка вспыхнул до корней волос. Он развернулся, собираясь пулей вылететь из комнаты, когда Марк окрикнул его:

— Стой!

Парень обернулся, ожидая продолжения. Пришла очередь полицейского мяться, запинаться и отводить глаза.

— Тут и правда... неуютно одному. Так что... если хочешь... только кровать одна.

Шеннон замер на секунду, а затем скинул с себя уже ставшее привычным Марку кимоно и, оставшись в одном белье, скользнул под одеяло, поворачиваясь к мужчине спиной и сворачиваясь калачиком. Тот вздохнул, поднялся, выключил свет и тоже залез в постель, обнимая своего невозможного подопечного за плечи, как накануне.

Через минут десять Марк решил, что это была плохая идея. Нет, она была просто ужасная. Мальчишка пах чем-то нежным и цветочным, сладким, но не приторным, а свежим. "Пионы!" — вспомнил Эванс. — "Так пахли пионы у него в комнате. Черт, я, похоже, больше никогда не смогу нюхать эти цветы, не испытывая... желания? Марк, побойся бога, это парень, несовершеннолетний парень! Возьми себя в руки! Ох, вот это была плохая идея..." Чтобы хоть как-то облегчить свое состояние, он отодвинулся на край кровати, но Шеннон в тот же миг перевернулся на другой бок, устраивая голову у него на плече и закидывая ногу на бедро. Это было уже невыносимо.

— Шеннон! — он легонько потряс парня за руку, и тот моментально поднял на него черные, абсолютно несонные глаза. — Это плохая идея. Лучше иди спать к себе.

— Ясно, — процедил мальчишка сквозь зубы. — Я так и знал, что тебе будет противно.

Он приподнялся, готовый уйти, но Марк схватил его за запястье, разворачивая лицом к себе.

— Мне. Не. Противно, — отчетливо, чуть ли не по слогам, произнес он. — Но ты должен уйти. Так будет лучше и безопаснее для тебя.

— Я не понимаю... — растерянно пробормотал юноша. Эванс стиснул зубы, усмиряя не вовремя напомнившее о себе тело, и пояснил:

— Парень, я взрослый мужчина. У меня есть некоторые ...ээээ... потребности и желания, которые ты... как бы так сказать... провоцируешь своим присутствием. И если ты сейчас здесь останешься, мне будет очень трудно сдержаться, а я бы не хотел...

— Не хотел чего? — очень серьезно спросил Шеннон, глядя прямо в глаза. И Марк ответил.

— Я бы не хотел обидеть тебя. Или напугать. Или сделать больно. Черт, парень, тебе семнадцать! Это же... А твой отец?

— Мне будет восемнадцать через полтора месяца, — Эванс с ужасом наблюдал, как разгорается поистине дьявольское пламя в почти черных глазах. — А по поводу отца... мы что, будем докладывать ему обо всем? Он хотел, чтобы я нашел друга. А если я найду нечто большее, кто будет против?

Он склонился низко-низко, выдыхая слова прямо в приоткрытые губы Марка, который с какой-то заторможенной отрешенностью ощутил, как рушится, плавится, растекается его железная выдержка. И сам, первый, потянулся вверх за поцелуем.

Теперь его повсюду преследовал тот самый цветочный аромат. Он ощущал его в сладости податливых губ, чуть солоноватой влаге, выступившей на коже, запахе волос и отсветах уличного фонаря, лежащих на простыне и подушках. Медленно, жадно, они изучали друг друга — на ощупь, на вкус, на запах. Пьянило все: от кончиков пальцев, скользящих по спине, до наливающейся болезненной тяжести внизу живота. Все было ново, немного страшно, но удивительно приятно.

Губ, рук и поцелуев вскоре стало недостаточно, и Марк запоздало сообразил, что для подобного секса лучше бы было озаботиться какой-либо смазкой. И хотя раньше схожий опыт он имел только с женщинами, справедливо было предположить, что и мужчину следует подготовить, дабы не причинить повреждений.

— Шеннон! — он выставил руки вперед, отстраняя от себя парня, потерявшего голову от возбуждения. — А у нас есть, что-нибудь...

Тот понял его без дальнейших объяснений и нырнул куда-то, выуживая свое кимоно. Через мгновение он сунул в руки Марка небольшой тюбик.

— Что это? — поинтересовался тот, выдавливая на пальцы нечто холодное и гелеобразное.

— Крем от ожогов, — хихикнул Шеннон. Марк поднял бровь, оценивая юмор ситуации, а затем напрягся от неожиданной догадки.

— Ты! Ты заранее подготовился!

— Скажем так. Это была удачная заготовка.

— Вот паршивец! — искренне восхитился Марк, ощущая себя грамотно соблазненной девицей. Он хотел добавить что-то еще, но его ртом решительно завладели чужие губы, и все остальное стало совершенно неважным.

Он помнил. Помнил, как впивался в нежную кожу, оставляя на ней метки, о которых утром будет жалеть. Помнил, как проникали внутрь чужого тела его пальцы, подготавливая и лаская. Как ловил губами всхлипы и стоны, не разбирая уже свои это или того, другого. Как придерживал за бедра, не позволяя себе войти сразу, до конца, стискивая зубы и борясь с сумасшедшим опьяняющим желанием. Как двигался, сперва медленно, осторожно, чутко ловя реакцию мальчишки. Как не сдерживался потом, когда тот выгнулся с диким стоном острого удовольствия, впиваясь пальцами в его бедра. Как ни один из них не продержался долго, оба слишком возбужденные для долгого и неторопливого секса. Как сияющая чернота вспыхнула и раскололась, доводя их до предела, а затем схлынула, оставляя усталость и приятную опустошенность. Марка хватило даже на то, чтобы дойти до ванной за полотенцем и кое-как вытереть почти засыпающего мальчишку, а потом и себя. Дальше он уже ничего не помнил.

Когда Эванс проснулся, было уже позднее утро. Солнце било в окно, а в комнате было подозрительно пусто. Шеннон ушел. Чертыхнувшись и выругав себя последними словами, Марк наспех оделся и ринулся на поиски. Неужели он что-то сделал не так? Напугал? Обидел? Причинил боль? Страх стискивал сердце ледяными обручами, чуть разжавшимися, когда Эванс обнаружил парня, сидящего на веранде и потягивающего кофе. Полицейский перевел дух и плюхнулся на соседний стул.

— Доброе утро. Кофе хочешь? — как ни в чем не бывало, поинтересовался Шеннон.

— Хочу. Я еще хочу знать, почему ты ушел. Тебе было плохо?

Юноша поперхнулся и закашлялся. Справившись с собой и вытерев выступившие слезы, он удивленно покосился на любовника.

— Почему ты так решил? Все хорошо.

— А почему ты сбежал?

— Знаешь, — медленно, с садистским удовольствием произнес парень, откидываясь на спинку стула. — Есть люди, которые не нежатся в кровати до полудня. Они встают, пока некоторые полицейские спят, принимают душ, пытаются растолкать дрыхнущее без задних ног тело и, потерпев неудачу, идут пить кофе в одиночестве. И все это без глубокой психологической подоплеки.

— Ты идиот! — с облегчением выдохнул Марк, до еще спящего мозга которого, наконец, дошел смысл заковыристой тирады, сводящейся к тому, что Шеннон банально устал ждать, когда он проснется и ушел завтракать. — Так и говори, что все в порядке.

— Так я и сказал, — насмешливо поднял бровь парень, в глазах которого плясали самые настоящие черти. Он быстро оглянулся по сторонам, убеждаясь, что их никто не видит, и молниеносно прижался к губам телохранителя, оставляя на них легкий привкус кофе и пионов.

После завтрака они собрались и покинули гостиницу. Впереди лежали Великие равнины.

Они миновали Оклахому, свернули к легендарной Колорадо, несколько раз звонили Вилли, интересуясь состоянием здоровья миссис Эванс. Марк чувствовал себя странно, непривычно. Он наблюдал за Шенноном, который буквально расцвел на глазах. Мальчишка наслаждался их путешествием, наполненным километрами дорожного покрытия, чужими городами, гостиничными номерами и... любовью. Марк не знал, как еще назвать то теплое, спокойное, но очень сильное чувство, которое вызывал в нем колючий, ехидный, совершенно невыносимый парень, деловито изучавший в этот момент карту.

Дни стали длиннее, а ночи значительно короче, скрадываемые почти неутолимым желанием. Позади осталось озеро Пауллз, а впереди ждал Лас Вегас.

Город-рай для азартных людей всех встречал огнями и вывесками казино. Глаза разбегались от сияния витрин и ярких реклам, шум мегаполиса бил по ушам, несколько поотвыкшим от такого за последние несколько дней. Они просадили в рулетку тысячу долларов, а затем еще сотен пять на автоматах, и, совершенно счастливые, отправились гулять по улицам, окрашенным неоновыми огнями.

Крем от ожогов давно кончился, поэтому подвернувшийся по дороге в гостиницу магазин интимных принадлежностей оказался как нельзя кстати. Марк мужественно преодолел охватившую его робость и нырнул внутрь, оставив несовершеннолетнего Шеннона снаружи. Через минут десять он вернулся, красный, словно маков цвет, но с добычей. Переглянувшись, они заторопились в номер.

Выдержки обоих хватило лишь на то, чтобы дождаться, пока за ними закроется дверь. Марк приподнял мальчишку, тут же обвившего его ногами за талию, и, не отрываясь от одуряющих на вкус губ, понес к кровати. Едва не потеряв равновесие, опустил спиной на постель, и тут же опешил от неожиданности, когда его потянули на себя, а затем перекатили так, что Шеннон оказался сидящим верхом на его бедрах. На губах парня блуждала шальная улыбка, которую Марк с удовольствием слизнул языком, пытаясь вернуть себе инициативу, но его мягко, и в тоже время уверенно откинули назад.

— Можно? — шепот обжег щеку, когда юноша склонился к нему, забираясь руками под футболку, лаская живот и грудь неторопливыми расслабляющими движениями. — Можно, сегодня я? Ты не против?

Марка прошиб холодный пот. Однако...

— Нет.

— Нет? — в голосе Шеннона не было обиды, лишь какая-то легкая отстраненность, напугавшая Марка гораздо больше.

— Нет — в смысле не против, — решился произнести он.

— Ты уверен? Я не настаиваю.

— Дьявол, вот ты сейчас о чем меня спрашиваешь? — взорвался Марк. — Нет, я не уверен. Я, черт побери, не знаю, что это такое, но... но с тобой я готов попробовать не только это.

Он сунул руку в карман, достал оттуда баночку со смазкой и, не колеблясь, протянул ее Шеннону.

— Я буду нежен, — сверкнул провокационной улыбкой тот, принимая из его рук гель и отставляя на время в сторону.

— Да уж, постарайся, — ворчливо отозвался взъерошенный и трогательно взволнованный Марк.

Он напомнил себе, что сам делал это с парнем уже с десяток раз, и тот остался не только жив, но и доволен.

Он вспомнил, что тому сперва было несколько больно.

Он приказал себе встряхнуться и не забывать, что он мужчина и должен уметь терпеть боль.

Он сообразил, что все происходящее идет в разрез с предыдущим утверждением.

Он подумал, что надо дышать.

Он услышал стоны и осознал, что стонет он сам.

Он не почувствовал боли.

Он понял, что ему фантастически, просто нереально хорошо.

И он бросил это дурацкое и бессмысленное занятие — думать и рассуждать.

— Марк, что у нас с деньгами? — расслабленный и разморенный удовольствием парень лежал, положив голову на живот старшему любовнику, а тот так же лениво и устало перебирал пальцами длинные шелковистые пряди. Вопрос выдернул его из изнеженной дремоты.

— Что? Не знаю, номер уже оплачен, остатков точно хватит на бензин до дома, ну и останется, наверное, сотни четыре. Мы сегодня погуляли от души.

— Сотни четыре, ага... — задумчиво потянул юноша, глаза которого затянулись мечтательной дымкой.

— Что это ты придумал? — заинтересовался Марк.

— Ну, смотри. Ты там, когда на своего Вилли орал, что говорил? Сводить по притонам — это было. Мы с тобой и в бар, и на дискотеку заглянули, и в казино. Потом — проститутка. Ну, с этим ты и сам справился. Ай! Больно же!

— А ты не неси ерунду, — ответил Марк и мстительно еще раз дернул его за волосы. Шеннон обиженно зашипел, но продолжил:

— Так вот, осталось последнее. Помнишь?

— Нет, — честно признался Эванс. Что он там такое сказал в запале Мэдисону?

— Диснейленд! — торжествующе провозгласил парень.

— Что?! Я правильно понял? — Марк приподнялся на локте, заглядывая в лицо развеселившемуся юноше. — А тебе в детстве он не надоел? Наверняка же водили?

— Водили, — скривился Шеннон, — но это же разные вещи! Ходить со сверстниками или воспитателем, или... с любимым человеком.

— Что? — Марку второй раз показалось, что он ослышался. Юноша опомнился, сообразив, что его язык как обычно сработал на опережение, и приподнялся, порываясь слинять от обернувшегося неожиданным признанием разговора. Его поймали за плечи и уложили рядом, обнимая почти до хруста костей.

— Я пойду с тобой в этот чертов Диснейленд, — прошептали на ухо. — Дьявол, я даже с Микки Маусом сфотографируюсь, если ты захочешь.

— Так вот что ты имел в виду, когда говорил, что со мной готов попробовать не только это, — ехидно усмехнулся совершенно счастливый Шеннон. Его укусили за шею в наказание и прижали еще крепче. До дома оставалось примерно двести километров.

Часть 5

Анахайм, Калифорния. Диснейленд. Почти дома. Почти все. Марк, которого разгоряченный Шеннон за руку тащил сквозь толпу, рассеянно думал о том, что будет уже через считанное количество часов. Сегодняшний день был последним, и они готовились насладиться им по максимуму.

Оба веселились как дети, чередуя экстремальные аттракционы с комнатой смеха и тиром, где Марк уверенно выбивал десятку одну за другой. Шеннон надулся, проиграв вчистую, и потащил Эванса на горки, в отместку за свое поражение. Полицейский упирался, демонстрируя немощную бледность лица, но сдался под насмешливым взглядом темных глаз и угрозой заставить его фотографироваться с Микки Маусом или Гуффи. На выбор.

Потом они ели мороженное, разговаривая ни о чем, но умудряясь при этом сказать самое важное, смотрели, как садится солнце, отражаясь бликами на капоте их машины, и смеялись.

— Пожалуй, мне придется сказать "спасибо" и Вилли и твоему сумасбродному отцу, — покачал головой Марк, слизывая с пальцев подтаявшую сладость. Шеннон кивнул в знак согласия и добавил:

— Правда вряд ли они рассчитывали на такой результат...

Отсмеявшись, Эванс положил руку на плечо задумавшемуся о чем-то мальчишке и мягко привлек его к себе, отчаянно нуждаясь в этом тепле и едва уловимом цветочном запахе, исходящем от его кожи.

Ночь была безжалостно короткой, как будто насмехаясь над их желанием растянуть тот кусочек свободы, что еще остался. Темнота истаяла, растворяясь в радужке черных и голубых глаз, горящих одинаковым огнем, который позволял им обходиться без ненужных слов.

Шеннон уже спал, заласканный и разморенный, а Марк, сидя на подоконнике очередного гостиничного номера, курил сигарету за сигаретой. Эванса всегда отличало какое-то глубинное, природное понимание правильности и неправильности происходящего, часто толкающее его на поступки, впоследствии оказывающиеся единственно верными. Он не анализировал, не просчитывал, он знал. Внутренний компас безошибочно указывал ему направление, и он давно привык доверять своему незримому советчику. Даже когда подсказанное им решение причиняло сильнейшую боль.

Сигареты кончились, а с ними и ночь, и их маленькое путешествие.

На территорию особняка машину пропустили сразу, как только "Додж" подъехал к воротам. Марк обогнул по дорожке лужайку и затормозил у парадного входа, положив руки на руль и не решаясь выйти наружу. По ступеням к ним уже спешил господин Ли, радостно улыбавшийся при виде сына.

— Шеннон! — он порывисто обнял юношу, вышедшего из машины навстречу отцу. — Мальчик мой, ты не злишься?

— Нет, — парень покачал головой, но рук не поднял, позволяя обнять себя, но, не предпринимая ничего в ответ. Марк тоже покинул салон и уселся на капот, прикуривая. Китаец переключил свое внимание на него.

— Надеюсь, Вы не в обиде, мистер Эванс. Все наши договоренности в силе, обещаю — таких сюрпризов больше не будет. А за эту выходку позвольте возместить Вам моральный ущерб. Сколько вы хотите?

— Я хочу пять тысяч долларов, — произнес Марк, сплевывая недокуренную сигарету на асфальт. Шеннон удивленно посмотрел на него. Он уже хорошо знал полицейского, чтобы понять — тот в ярости.

— Эти деньги отдайте, пожалуйста, Вилли, мы потратили их в поездке. Кроме того, я хочу счет за больничные услуги, предоставленные моей матери. Сразу отдать не смогу, к сожалению, но как только найду работу — выплачу этот долг.

— Но... но у Вас уже есть работа! — удивленно воскликнул старый китаец, переводя взгляд с побелевшего лица сына на полыхающего от бешенства Марка.

— Работа? Быть другом вашего сына — это работа? Участвовать в идиотской авантюре, которая могла закончиться очень плохо — это работа? О чем Вы только думали, когда планировали все это! — Марк скрипнул зубами, перевел дух и продолжил уже спокойнее. — За несчастные две недели я узнал о нем больше, чем Вы за семнадцать лет. Вы хотели изменить его, а я считаю, что надо оставить все как есть. Он удивительный, сильный, талантливый и умный. Он — человек, настоящий мужчина, знающий, чего он хочет. А Вы знаете об этом? Вы когда-нибудь его спрашивали? Вы любите его — так не душите же. Прекратите решать за него — спросите его мнение. Просто спросите у него что-нибудь. Не говорите — слушайте. Вы узнаете много нового.

Марк в кровь закусил губу и отвернулся, решительно направившись к воротам. Из глубины души поднялась кошмарная муть, режущая глаза и сердце. Его сильно толкнули в плечо, едва не лишив равновесия, и развернули. Перед ним, сжав кулаки, стоял Шеннон.

— Как это все понимать? Ты бросаешь меня? Ты тоже?

— Шеннон... — Эванс отчаянно пытался подобрать слова. — Я не могу так. Не могу работать на твоего отца и... А при виде тебя у меня отказывают тормоза, я хочу обнять, прикоснуться, поцеловать. И я буду получать деньги — за то, что я с тобой. Ты сам не чувствуешь, насколько это дико? Шеннон... я сейчас должен найти работу. Должен встать на ноги. А ты... тебе исполнится восемнадцать, и за это время ты тоже сможешь решить, чего хочешь. Ты знаешь, где меня найти. Ты знаешь, что я буду ждать. Если будет нужна помощь — приходи. Если просто станет скучно — приходи. Дьявол, если даже захочешь мне врезать за все — тоже приходи. Я буду ждать тебя, парень...

Он осторожно протянул руку вперед, касаясь кончиками пальцев черных волос, а затем решительно зашагал к зеленому "Роверу", преданно дожидавшемуся хозяина. Мотор чихнул, фыркнул и заурчал. Не оглядываясь, Марк выехал за ворота.

— Я разговаривал с господином Ли, — Вилли наполнил два пузатых бокала коньяком и протянул один сидящему в кресле Марку. — Он вел себя странно, вернул мне деньги, просил уговорить тебя не волноваться по поводу больницы. Почему ты ушел? Парень настолько несносен?

— Он просто ужасен, — улыбнулся Марк, отпивая коньяк маленьким глотком. — Настоящее длинноволосое наказание.

— Похоже, вы с ним поладили, — усмехнулся наблюдательный шеф. — Тогда я тем более не понимаю...

— Брось, не лезь в это дело, Вилли. Я все равно не буду ничего объяснять, ты уж не обижайся.

— Не буду, — покладисто согласился друг, протягивая ему шоколад. Они сидели в гостиной в доме Мэдисона, ожидая пока Кэролл — жена Вилли — позовет их ужинать. Несколько минут оба молчали, думая о своем и потягивая коньяк, а затем Мэдисон спросил:

— Что ты намерен делать дальше?

— Мне надо найти работу, — Марк откинулся в кресле, грея в руках бокал. — Это пока самое важное.

— Ты бы хотел вернуться в полицию?

— ЧТО?! Ты издеваешься? — Марк возмущенно вскинулся, прожигая взглядом дыру в невозмутимом друге.

— Ничуть. Пока ты там развлекался, я поставил на уши всех кого мог. Мы собрали свидетельские показания твоих ребят, учителей и даже детей — я не буду говорить, чего стоило выбить разрешения — мы провели кучу совещаний, экспертиз, следственных экспериментов. И теперь, Эванс, с тебя сняты все обвинения... и ты мне должен по гроб жизни.

Коньяк капал на светлые брюки, но Марк даже не замечал этого. Он смотрел на ехидно скалящегося Вилли и ... не верил. Это было бредом, нелепицей, абсурдом.

— Это правда, Марк. Тебе еще нужен твой отдел? Ребята ждут тебя.

— Я не знаю, что сказать...

— А ты и не говори, — досадливо поморщился Вилли. — Тебе больше идет, когда ты молчишь. И прекрати капать на ковер! Я вычту его стоимость из твоей зарплаты!

Спустя неделю Шеннон не появился. Через месяц, Марк попытался было набрать его номер, но раздумал, решив полностью отдать право выбора мальчишке. Он втянулся в привычную, хорошо знакомую и любимую работу, отдавая ей себя целиком, так чтобы не оставалось сил думать и тосковать.

Миссис Эванс уже выписали из больницы, и Марк разрывался теперь между службой и ее домом, с радостью наблюдая, как мать оживает прямо на глазах. Мир приобретал стабильность, но не становился объемным. Для этого ему кое-чего не хватало.

В эти выходные Кэролл наотрез отказалась принимать их немногочисленную, состоящую всего из двух человек, но весьма шумную компанию в своем доме, предложив, в качестве разнообразия, провести вечер где-нибудь в баре. Мужчины охотно поддержали ее идею, и теперь Марк, проспавший с утра все на свете, быстро заканчивал дела, стараясь уложиться до того момента, как за ним заедут друзья. Входную дверь он оставил незапертой, как и всегда, когда они договаривались встретиться здесь.

Папки следовало убрать на самый верх, куда Марк не доставал, даже поднявшись на цыпочки. Он поставил ногу на нижнюю полку стеллажа, ухватился рукой за боковую стенку и, с трудом сохраняя равновесие, потянулся вверх, закидывая документы в нужное место. Раздался резкий звонок в дверь. Эванс вздрогнул от неожиданности, покачнулся и рухнул на пол, увлекая за собой стеллаж. Ругаться было невозможно — не хватало воздуха. Марк что-то прохрипел, спихивая с себя книги, папки и полки, кое-как выполз из-под завала и ошарашено затряс головой.

— Какой свинарник! — раздалось у него за спиной. — У тебя что, нет уборщицы?

Полицейский стремительно обернулся, впечатавшись плечом в край стола, не веря ни своим ушам, ни глазам. В дверном проеме, скрестив руки на груди и ухмыляясь самым мерзким образом, стоял Шеннон. Марк поднялся, пошатываясь, и чуть не рухнул снова, но его подхватили и отволокли на диван.

— Эй, ты в порядке? — голос доносился как будто издалека, а взволнованное лицо перед глазами расплывалось. Эванс потряс головой, но наваждение и не думало исчезать, таращась на него своими невозможными глазищами. Тогда, не думая ни о чем, он обхватил ладонями такое родное лицо и впился в его губы поцелуем, чувствуя, как они приоткрываются, отвечая ему. Руки скользнули на затылок, путаясь в длинных волосах, стискивая, гладя и лаская...

Послышался ставленый всхлип и кашель. Мужчины молниеносно отпрянули друг от друга и судорожно обернулись на дверь.

Глаза Вилли Мэдисона не поддавались никакому описанию. В них застыло выражение абсолютного беспросветного шока, полностью выведшего полицейского за грани данной реальности. Кэролл опомнилась первой и, улыбнувшись Марку, потащила остолбеневшего мужа к выходу, прокричав оставшимся, что они подождут в машине.

— Да уж... — пробормотал Шеннон, придя в себя от шока. — Похоже, я опять подставил тебя.

— Не говори ерунды, — пихнул его в бок Марк. — Что такого-то случилось? А Вилли полезно — нечего входить без стука!

Внезапно до него дошло главное.

— Ты пришел...

— А ты уже не ждал?

— А похоже?

— А у меня сегодня день рождения, — невпопад ответил юноша, отводя глаза в сторону. — Ты отметишь его со мной?

— Спрашиваешь! А... а твой отец?

— Когда ты ушел, — медленно произнес Шеннон, — у нас был очень долгий и трудный разговор. Он кричал, ругался, говорил, что всегда хотел для меня самого лучшего, а потом выдохся и начал слушать. Знаешь, я, наверное, за всю жизнь так много не говорил. Сначала было очень тяжело, а потом как будто прорвало плотину. Я не мог остановиться, наговорил много обидного, потом извинялся, а затем извинялся он... В общем, я сегодня утром сказал, что хочу провести этот день с тобой, и он отпустил меня. Так как?

Дверь серебристого "Крайслера" распахнулась, пропуская на заднее сиденье темноволосого юношу и встрепанного мужчину, со свежей ссадиной от стеллажа на лбу. Вилли покосился в зеркало заднего вида и, ни слова не говоря, завел мотор.

— Это Шеннон, — представил своего спутника Марк. Кэролл ласково улыбнулась и кивнула парню, а Вилли, бросив взгляд назад, проворчал:

— Да уж поняли. Тот самый "ужасный, вредный и несносный"?

— В точку, — невозмутимо подтвердил юноша, сверкнув шальными искорками глаз. — Кстати, "Ренсон" отстойный бар, я вам покажу отличное заведение. Езжайте прямо.

— О-охренеть... — выдавил из себя Мэдисон, послушно трогая машину.

Шеннон заказал себе безалкогольный коктейль и потягивал его через соломинку, бросая на Марка быстрые взгляды из-под челки. Вилли и Кэролл тактично ушли танцевать, поняв, что сегодня этой паре не до них.

— На следующий год я поступаю в Калифорнийский университет, — наконец произнес Шеннон, отрываясь от напитка. — Перееду в студенческое общежитие, а может — сниму на пару с кем-нибудь квартиру, но дома точно жить не буду. Отец знает, и он не против. Говорит, что меня не узнать.

Юноша криво усмехнулся и продолжил.

— Но... я готов выслушать и другие идеи.

— Знаешь... — протянул Марк, задумчиво скользя взглядом по краю стола, — а ведь я придумал, что подарю тебе на день рождения. Это не совсем настоящий подарок, но он важен. Точнее, важно то, примешь ты его или нет.

Он сунул руку в карман и положил на стол связку ключей. Шеннон посмотрел на них, как будто они могли его укусить, а затем, прикрыв на мгновение глаза, сгреб их ладонью.

— Отец меня убьет, — как-то равнодушно, без должного ужаса в голосе, произнес юноша, отпивая свой коктейль.

— Не убьет. Мы натравим на него Вилли, — в тон ему отозвался Марк.

— А...

— А на Вилли натравим Кэролл, предварительно пожаловавшись ей на несправедливости жизни и жестокосердного родителя. Она женщина, она растает.

— За это надо выпить, — резюмировал Шеннон, поднимая бокал. И это была прекрасная идея.

Домой к Марку они вернулись заполночь, едва не снеся дверь, забыв, что ключи перекочевали из кармана полицейского к юноше. Разобравшись и открыв замок без повреждений, они ввалились внутрь, почти повиснув друг на друге. Миновали разгромленную гостиную, исполнявшую так же и роль кабинета, и рухнули на кровать в спальне, сдирая с себя раздражающе лишнюю одежду. Вдруг Шеннон замер, обернувшись и разглядывая что-то в темноте. Затем, легонько оттолкнул недоумевающего Марка, встал и включил свет.

— Что это? — ошарашено поинтересовался юноша у крайне смущенного и сконфуженного полицейского.

— Это... ну... на память, что ли. Дьявол, ну какая разница, выключай свет, а?

— Ты действительно ждал, — потрясенно прошептал Шеннон и скользнул обратно в постель, жадно целуя подставленные губы.

А на столе сквозняк из приоткрытой двери колыхал нежные лепестки белых пионов, распространявших по комнате тонкий и изысканный аромат...