Мир без границ

— Татьяна Минасян

— Мир без границ

—

—

— Часть I

—

— Глава I

—

— Шум, смех, радостные голоса, веселая музыка, яркие огни, мельтешение разноцветных пятен — недавно открывшийся после долгого простоя развлекательный городок выглядел точно так же, как и на видеозаписях двадцатилетней давности. И, пожалуй, подумалось вдруг Аркадию Светильникову, на видео он казался более привлекательным. Рассматривать красочные дворцы и домики, где жили разные сказочные персонажи, было интересно, но для того, чтобы заходить в них, Аркадий считал себя уже староватым — все-таки ему уже почти стукнуло восемнадцать, так что сам факт нахождения в подобном месте казался молодому человеку чем-то неправильным и даже неприличным. Домики предназначались для детей — их в городке оказалось непривычно много, просто на улице столько не встретишь. Особенно бросалась в глаза одна группка родителей с детьми, заходившая во все сказочные избушки подряд: среди малышей не старше пяти лет выделялся мальчик лет десяти. Другие взрослые посетители городка бросали на него любопытные взгляды и едва удерживались от того, чтобы не пялиться на такое чудо во все глаза.

— Светильников и его спутница тоже украдкой поглазели на ребенка, явно родившегося после начала эпидемии. Встреча с такими детьми считалась доброй приметой, однако в ближайшее время Аркадию ничего хорошего не светило: он не любил массовых развлечений, да и вообще дальних прогулок, и предпочел бы провести время дома за интересной беседой или просмотром какого-нибудь фильма, но подруга имела другое мнение о том, как надо отпраздновать окончание школы, и безжалостно тащила его вперед. Они миновали детский квартал с его принцессами, богатырями, драконами и прочими героями сказок, потом сектор для любителей фантастики с взлетающими и стремительно падающими вниз космическими кораблями и гуляющими по улицам инопланетными монстрами всех мастей, потом огромный аквариум с разноцветными рыбами и лабиринт из цветущих кустов...

— — Сюда, сюда, мы почти пришли, сейчас будет лес с динозаврами, потом разные исторические эпохи, а потом!.. — светло-серые глаза Эммы Веденеевой сверкали от предвкушения любимых ею экстремальных развлечений.

— Светильников тащился за ней с несчастным видом и украдкой поглядывал по сторонам, подумывая о том, чтобы вырваться, забежать за угол какого-нибудь здания и затеряться среди узких переулков или в густых искусственных зарослях. Останавливало его лишь то, что Эмма, уже побывавшая в Лисьем Носу в день открытия городка и хорошо изучившая его по видеозаписям, без труда сумела бы поймать беглеца.

— — Вон, смотри, их уже отсюда видно! — воскликнула она, внезапно остановившись и показывая рукой куда-то вперед и вверх. Там, над черепичными крышами средневекового городка, к которому они как раз подходили, возвышался гигантский "клубок" спутанных рельсов, причем как раз сейчас по ним проносилась вереница из нескольких вагончиков. И хотя до аттракциона оставалось еще метров двести, Аркадию показалось, что он слышит истошные вопли тех ненормальных, кто сидел в вагончиках.

— Чуть в стороне от рельсов в бирюзовое небо воткнулись две какие-то вышки, а еще дальше торчала ажурная конструкция, напоминавшая остов полностью сгоревшего здания — Светильников не знал, какие аттракционы там находятся, и не имел ни малейшего желания узнать, но не сомневался, что на каждом из них его взбалмошная подруга непременно захочет прокатиться. Причем не в одиночку: с самого детства Эмма была очень щедрой девочкой, она всегда с радостью делилась с Аркадием игрушками, книгами и сладостями и, конечно же, мечтала разделить с ним удовольствие от экстремальных развлечений.

— — Послушай... — осторожно начал Светильников, пытаясь решить, что более постыдно — отказаться от катания на самых "убойных" аттракционах сейчас или упасть в обморок после катания. — Я... как бы тебе объяснить...

— — У тебя денег мало? — по-своему поняла его замешательство девушка. — Ой, ну что ж ты сразу не сказал?! Хм...

— Эмма нахмурилась, и ее спутник с ужасом подумал, что сейчас она предложит заплатить за обоих, отрезав ему последний путь к отступлению. Однако то ли у подруги Аркадия тоже осталось недостаточно денег, чтобы заплатить за двоих, то ли она просто оказалась еще и чутким человеком, но уговаривать его покататься за ее счет девушка не стала.

— — Ладно, — вздохнула она. — Жаль, конечно... Ну ничего, мы как-нибудь еще сюда приедем. Начнем учиться, получим первую стипуху — и тогда...

— Ее глаза снова сверкнули азартным огнем. Светильников же облегченно вздохнул: вынесенный ему "приговор" не отменили полностью, однако он получил большую отсрочку — теперь до приведения его в исполнение им требовалось стать студентами, а они пока еще даже не выбрали, куда поступать!

— — Давай тогда поищем что-нибудь еще интересненькое... — предложила Эмма, оглядываясь по сторонам. Прямо перед ними возвышалась замшелая каменная стена средневекового европейского города, справа тянулся растительный лабиринт, сзади остались доисторические джунгли, а слева, частично скрытый настоящими, а не искусственными соснами, белел какой-то полукруглый павильон. По сравнению с большинством зданий в развлекательном городке, он был невысоким — этажа в три или около того.

— — Пошли глянем, что у нас там! — решила Веденеева и зашагала к полукруглому строению, снова потащив за собой спутника.

— — Виртуалка, — предположил Аркадий, когда они подошли поближе и смогли прочитать довольно скромную для подобного места вывеску над входом: "Лабиринт страха".

— — Зачем для виртуалки такой большой павильон? — не согласилась девушка, отпуская его руку и подбегая к крыльцу, где стоял, обернувшись в ее сторону, черноволосый парень — на вид их ровесник, один из последних людей, рожденных до эпидемии. Он собирался войти внутрь, но, услышав голос Эммы, остановился и придержал для нее дверь.

— — Это не виртуалка, — сообщил он, задержав на девушке взгляд чуть дольше, чем того требовала вежливость. — Здесь реаловый лабиринт ужасов — настоящие коридоры, комнаты, на тебя там кто-то напрыгивает, и все такое прочее...

— — В самом деле?! — удивилась Веденеева. — А вы здесь бывали уже?

— — Нет, я вообще в городке первый раз, мне друзья рассказывали, — брюнет галантным жестом пригласил ее войти, после чего уже не так манерно кивнул Аркадию, и тот тоже проскользнул в павильон. Дверь за всеми тремя отдыхающими со стуком захлопнулась, и они обнаружили, что стоят в маленькой тесной комнатке с черными стенами, где единственной мебелью служил столик с кассой, а единственным обитателем была девушка-кассирша, сидящая за этим столиком. Табличка рядом с ней сообщала, что стоит аттракцион совсем недорого, лишая Аркадия последнего предлога для того, чтобы отказаться от участия.

— — Здравствуйте! — улыбнулась вошедшим кассирша. — Пройти лабиринт можно только по одному.

— Светильников переглянулся с подругой и с незнакомым парнем, и все трое пожали плечами. Обычно так дешево стоили виртуальные экскурсии, где любой желающий мог погрузиться в компьютерную реальность, чтобы поиграть в какую-нибудь игру или побывать на экскурсии в любой точке мира и в любой исторической эпохе. Был среди таких игр и любимый подругой Аркадия экстрим с беготней по какому-нибудь зданию или разрушенному городу, чтобы спастись от разных монстров или, наоборот, поохотиться на них. Однако для компьютера и специального кресла, где сидел играющий, требовалось совсем немного места. "Неужели здесь так много виртуальных кабин? — удивился Светильников. — Развлечение-то уже немодное, такое количество компов вряд ли окупится... Или все-таки тут не виртуалка, как этот красавчик сказал?.."

— — Скажите, пожалуйста, тут действительно лабиринт ужасов, как в игре, но реаловый? — поинтересовалась тем временем Эмма у кассирши. Та утвердительно кивнула:

— — Именно так. Попробуйте — не пожалеете!

— Аркадий со вздохом подумал, что от судьбы не уйдешь и что ему все-таки придется сегодня понервничать, и полез в карман за кошельком, утешая себя тем, что бегать по лабиринту с монстрами все же лучше, чем летать высоко над землей с огромной скоростью. Эмма и черноволосый красавчик уже протягивали кассирше деньги.

— — Если вдруг вам станет совсем страшно, до такой степени, что вы не сможете двигаться — тогда кричите кодовое слово: "Ужас!", — неожиданно посоветовала та. — Тогда мы сразу же включим свет и выведем вас из лабиринта.

— Все трое ее клиентов переглянулись. Конечно, в городке существовали очень "острые" развлечения, и желающих опробовать их спрашивали, нет ли у них проблем с сердцем, но настолько серьезное предупреждение выглядело здесь как-то странно. Оно бы больше подошло на тренажерах для подготовки космонавтов или подводных исследователей, но никак не в парке аттракционов!

— — Даму — вперед! — брюнет повторил свой галантный жест, и Веденеева, помахав Светильникову рукой, решительно шагнула в узкий дверной проем, занавешенный плотной черной тканью. Аркадий вопросительно посмотрел на кассиршу.

— — Следующий может войти через пять минут, — уведомила та, и Светильников перевел взгляд на красавчика.

— — Идите следующим, вы же вместе, — предложил тот, и Аркадий рассеянно кивнул. Он не имел никакого желания лезть в темный павильон, но все пути к отступлению были отрезаны. Подойдя вплотную к черной занавеске, парень прислушался, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук, однако в здании стояла тишина. А ведь Эмма, столкнувшись с монстрами, или кто там должен прятаться в лабиринте, непременно завизжала бы — не столько от страха, сколько от восторга! Неужели там настолько хорошая звукоизоляция? Хотя какой-то негромкий шум из-за занавески все-таки доносился: словно где-то далеко что-то не то гудело, не то жужжало...

— — Можете идти! — кивнула Аркадию продавщица билетов, и он с обреченным видом приподнял тяжелую черную ткань.

— Пространство за ней выглядело таким же черным — темнота в павильоне оказалась совершенно непроницаемой. Сделав шаг сквозь дверной проем, Светильников остановился, надеясь, что его глаза сейчас привыкнут к темноте, и он сможет увидеть хотя бы контуры стен и дверей. Но в помещении не имелось даже самого крохотного источника света, даже самой узкой щелки, через которую он мог бы проникнуть внутрь, поэтому рассмотреть в нем что-либо никто бы не смог в принципе. Видимо, предполагалось, что бродить по лабиринту — по крайней мере, в начале — любителям "остренького" надо на ощупь.

— Аркадий осторожно вытянул вперед руки, повел ими направо, налево, сделал шаг сначала в одну, а потом в другую сторону и наконец наткнулся правой ладонью на мягкую и слегка пружинящую, как хороший диван, стену. Создатели аттракциона явно предусмотрели, что испуганный человек может начать метаться по лабиринту и биться головой обо все, что окажется на его пути. Ощупав стену рядом с собой и убедившись, что она тянется куда-то вперед, Светильников развернул правую руку ладонью к себе и повел по мягкой поверхности наружной стороной кисти — в школе, на уроках по технике безопасности, их учили так делать в незнакомых помещениях, чтобы не схватиться в темноте за оголенный электропровод, и, хотя в парке развлечений он точно мог не опасаться ничего подобного, молодой человек решил попрактиковаться в такой осторожности. Мало ли что его ждет в жизни, может, когда-нибудь придется так же, в темноте, пробираться по зданию, где эта опасность будет реальной.

— Стена под его рукой сначала ощущалась ровной и совершенно гладкой, а потом изогнулась вправо под скругленным и тоже очень мягким углом. Аркадий повернул, продолжая вести правой рукой по стене и вытянув вперед левую на случай, если перед ним окажется какое-нибудь препятствие. Однако пока путь оставался свободным, и вокруг вообще не происходило ничего особенного и тем более страшного. Светильникову это показалось подозрительным. Видимо, как раз теперь, когда он немного расслабился — насколько возможно в незнакомом помещении и в полной темноте — его и должны напугать чем-то неожиданным. И стоило подумать об этом, как вокруг на мгновение вспыхнул свет — такой яркий, что молодой человек тут же зажмурился — и где-то наверху, высоко над головой, раздался грохот, похожий на раскат грома.

— Вздрогнув, Аркадий прижался к стене. Перед глазами поплыли разноцветные светящиеся пятна — в первый момент они показались совершенно беспорядочными, но затем молодой человек с удивлением обнаружил, что пятна складываются в контуры небольшой квадратной комнаты с дверным проемом возле одного из углов. Слева от двери стояло что-то вроде высокого шкафа, а на полу, в центре комнаты, как будто бы темнело вытянутое овальное пятно. Обстановка словно сфотографировалась в глазах Светильникова, и он продолжал видеть ее, несмотря на то, что вокруг опять сгустилась непроницаемая тьма. Причем изображение все еще плыло у него перед глазами даже после того, как прошло довольно долгое время, хотя должно было рассеяться уже через несколько секунд.

— Где-то далеко, словно за плотно закрытой дверью, снова послышался гром, только теперь приглушенный, и тонкий женский визг. Вероятно, там, впереди, начинались обещанные ужасы, и Эмма — а может, какая-нибудь другая посетительница — наконец, добралась до них. Аркадий напомнил себе, что все происходящее — игра, но помогло слабо. Хотелось броситься вперед, на крик, чтобы защитить подругу от всех опасностей, пусть даже и мнимых. Правда, несмотря на страстное желание, молодой человек все же не побежал ко все еще маячившему у него перед глазами дверному проему кратчайшим путем, наискосок через комнату, а продолжил двигаться вдоль правой стены, как и прежде прижимая к ней тыльную сторону ладони. Вытянутое пятно на полу вызывало у него слишком большие подозрения. Оно запросто могло оказаться огромной дырой, под которой находился батут или натянутая сетка — очень в духе местных аттракционов. Так что приближаться к пятну в темноте не стоило, как и к шкафу возле двери, откуда наверняка мог выпрыгнуть какой-нибудь реалистично выглядящий монстр или еще что-то подобное.

— Не отнимая руку от стены, Аркадий уже более быстрым шагом обошел почти половину комнаты. Постепенно запечатлевшиеся у него перед глазами очертания помещения поблекли и сделались плохо различимыми, но необходимость в них уже отпала: молодой человек знал, что приближается к двери, чувствовал это каким-то необъяснимым чутьем. Точно так же, как чувствовал и неведомую опасность, исходившую от похожего на шкаф предмета с другой стороны от двери. Ощущение опасности усиливалось с каждым мгновением и, когда правая рука Светильникова нащупала закругленный край стены, стало таким острым, что на секунду он даже замер на месте, не решаясь сделать следующий шаг. Но затем все то же чутье в буквальном смысле толкнуло его вперед, требуя, чтобы он как можно скорее прошел мимо шкафа и попал в следующее помещение — и Аркадий, повинуясь, шагнул в проем, нервно косясь налево, где находился подозрительный шкаф...

— И с ужасом шарахнулся вглубь второго помещения, потому что шкаф внезапно вспыхнул ярким пламенем, и молодого человека обдало жаром. Он не устоял на ногах, плюхнулся на пол, затянутый мягким ковровым покрытием, и перекатился набок, уверенный, что его одежда уже загорелась, что языки сильного огня наверняка достали до нее, и сейчас он почувствует страшную боль. Но спустя еще пару секунд ему стало ясно, что паниковал он зря — с одеждой все оказалось в порядке, а огонь позади него погас так же неожиданно, как и вспыхнул.

— — Хорошие у вас тут голограммы, качественные! — громко объявил Светильников в темноту, не сомневаясь, что за ним наблюдают, после чего поднялся на ноги и зашагал вдоль стены, вновь ведя по ней тыльной стороной кисти. Идти пришлось довольно долго, и, хотя молодой человек каждый миг был готов к каким-нибудь неожиданностям, ничего не происходило: вокруг по-прежнему стояла полная темнота, звенящая тишина и мягкие стены. Та стена, вдоль которой продвигался Аркадий, казалась ему не совсем прямой — она словно бы загибалась влево по широкой дуге, заставляя его поворачивать. И он шел, смещаясь все левее, пока внезапно левая рука, постоянно ощупывавшая пространство перед собой, вдруг не натолкнулась на вторую мягкую стену — она, как выяснилось, находилась примерно в метре от первой. Светильников оказался в узком коридоре, уходившем куда-то вперед, и, пройдя по нему еще несколько шагов, обнаружил, что тот постепенно сужается. Теперь уже Аркадий вел по стенам обеими руками и с каждый шагом чувствовал, как они сближаются друг с другом. А еще через пару метров его макушка вдруг наткнулась на такой же мягкий, как и все вокруг, потолок.

— Молодой человек поежился — находиться в таком узком пространстве, да еще в темноте, оказалось довольно неуютно — но не остановился. Теперь ему сделалось ясно, что коридор и дальше продолжит сужаться — видимо, пока не станет таким тесным, что через него с трудом можно будет протиснуться. Не слишком приятно, но все же не страшно...

— Ожидания Аркадия оправдались: вскоре он уже полз на четвереньках по узкой мягкой "кишке", а потом ему и вовсе пришлось распластаться по полу, вытянувшись во весь рост и вытянув вперед руки. Он начал медленно подтягиваться, цепляясь пальцами за складки коврового покрытия. Тоже не страшно, хотя и весьма тяжело.

— Страшно Аркадию стало, когда внезапно на него со всех сторон обрушился вой сирены — пронзительный, заполнивший собой и без того тесное пространство и словно бы вытеснивший из него весь воздух. Молодой человек забился в узкой "кишке", задергался из стороны в сторону и собрался ползти назад, но в последний момент сообразил, что уже преодолел приличное расстояние, а возвращаться ногами вперед будет еще труднее. Тогда он рванулся вперед, задыхаясь и уже почти не осознавая, что происходит — и внезапно давящие на него со всех сторон стены раздвинулись, и он вывалился на свободное место, покрытое все тем же ковром, с той лишь разницей, что теперь туго натянутый ковер не собирался в складки.

— Сирена смолкла, и в помещении на долю секунды вспыхнул свет. Светильников снова увидел окружающую обстановку: круглую комнату, три дверных проема в форме арок, темный прямоугольник на полу... Тьма вернулась почти сразу же, но Аркадий продолжал видеть эту комнату еще яснее, чем видел первую после вспышки света, и осторожно поднялся на ноги, собираясь пройти вдоль правой стены к ближайшей арке. Четырехугольник в центре молодой человек решил считать дырой, как и первое пятно, и приближаться к нему не собирался, однако не успел он сделать и пары шагов вдоль стены, как со стороны третьего, самого дальнего от него выхода из комнаты, донесся вопль — уже не сирена, а человеческий крик, и крик звучавший по-настоящему страшно. Непонятно, мужчина вопил или женщина, но кем бы ни был этот человек, он орал от ужаса и боли, в чем Аркадий не усомнился ни на секунду. Любители острых ощущений, взлетающие в небо на "Американских горках", визжат не так, и те, кого внезапно напугали чем-то неожиданным, тоже кричат иначе. Человек, вопивший теперь, не просто испугался — с ним происходило что-то действительно ужасное.

— В глубине сознания Светильникова еще жила мысль о том, что вокруг всего лишь аттракцион, но когда он метнулся напрямик через комнату в ту сторону, откуда исходил крик, она отодвинулась куда-то очень далеко, в самый дальний угол. Кажется, где-то там же промелькнула еще одна мысль — о том, что даже на аттракционе с кем-нибудь мог произойти несчастный случай, и что этим человеком вполне могла оказаться путешествующая по лабиринту впереди Аркадия Эмма.

— Он галопом проскакал по комнате, все-таки попытавшись обогнуть то место, где находился темный прямоугольник, но немного не рассчитал, и его очередной прыжок пришелся в пустоту. Завопив ненамного тише того неизвестного человека, Светильников полетел куда-то вниз, в черную бездонную глубину, как ему показалось в первый момент, вообще бесконечную... Но она неожиданно закончилась упругой сетью, несколько раз подбросившей молодого человека вверх и снова принявшей его в свои спасительные объятия.

— — Черт побери!!! — заорал Аркадий, беспомощно барахтаясь в сети. — Чтоб я!.. Еще хоть раз!.. Хоть когда-нибудь!..

— — Все-все, успокойтесь, все хорошо! — послышался где-то в стороне мягкий женский голос, и в помещении, куда прилетел Светильников, зажегся приглушенный свет. К сетке, на которой Аркадий теперь лежал неподвижно, отчаявшись вылезти самостоятельно, подошла молодая темноволосая женщина лет двадцати пяти. Она протянула ему руку, и он, щурясь от мягкого, но все равно слишком яркого для его привыкших к темноте глаз света, пополз к краю сетки, натянутой, как оказалось, примерно в метре над полом.

— Комната, где он теперь находился, тоже была круглой и своими очертаниями повторяла помещение над ней, откуда вывалился Светильников. Задрав голову, он увидел в потолке прямоугольный люк и зияющую за ним кромешную темноту.

— Вдоль стен нижней комнаты стояли изогнутые, повторяющие ее форму мягкие топчаны — на один из них смотрительница аттракциона и усадила Аркадия.

— — Посидите, отдышитесь, — посоветовала она, ласково улыбаясь. — Надеюсь, вам понравился наш "Лабиринт ужасов"?

— — Если честно, то не очень, — признался молодой человек. — Я не большой любитель таких развлечений. А вот моей спутнице наверняка понравилось.

— — Да, она в полном восторге! Ждет вас на выходе, — сообщила ему женщина.

— — Это не она кричала? — на всякий случай уточнил Светильников.

— — Что вы, это запись... одного крика, — объяснила его собеседница, на мгновение чуть заметно изменившись в лице. — Ну что, вы хорошо себя чувствуете? Сможете идти?

— — Да смогу, конечно! — Аркадий вскочил на ноги, и женщина вывела его в комнатушку, похожую на ту, где находилась касса, только здесь стоял столик с компьютером, за которым сидел, разговаривая с вертевшейся перед ним Эммой, мужчина средних лет.

— — А скажите еще, я ведь там петлю сделала, два раза по одному и тому же коридору прошла? — поинтересовалась она, когда Аркадий вышел из занавешенного черной шторой дверного проема.

— — Совершенно верно, — кивнул мужчина, что-то быстро набирая на клавиатуре.

— — А что там было такое мокрое... липкое?.. — продолжила расспросы девушка, морщась и потирая руки.

— — Секрет фирмы, — невозмутимо отозвался ее собеседник.

— — Похоже, ты больше меня там всего повидала, — заметил Светильников, и его подруга, обернувшись, бросилась к нему на шею:

— — Аркашка! Это потрясающе!!! Как же здорово, что мы сюда пришли! А ведь могли не заметить павильон, мимо пройти...

— Женщина, которая привела сюда Светильникова, отошла к стене, снисходительно улыбаясь, а мужчина поманил его к себе.

— — Молодой человек, будьте добры, ответьте на несколько вопросов. Аттракцион новый, и мы собираем анкеты посетителей, чтобы его улучшить, усовершенствовать.

— Опрос не занял много времени — Аркадий лишь рассказал, что показалось ему самым страшным, а что не вызвало особых эмоций. Правда, ему пришлось назвать еще и свое имя с фамилией и оставить номер мобильника — мужчина пообещал позвонить ему, если аттракцион сделают еще более экстремальным, и пригласить опробовать улучшенную версию "Лабиринта ужасов". Про себя молодой человек решил, что как-нибудь проживет без повторного прохождения лабиринта, пусть даже и усовершенствованного, но поскольку рядом стояла Эмма, говорить такое вслух не стал.

— Он заканчивал диктовать свой телефон, когда из второй, выходящей в эту комнату двери, тоже закрытой черной тканью, выкатился тот самый черноволосый парень, покупавший билеты одновременно с ними. Выкатился в прямом смысле — кувырком, ловко сгруппировавшись, как делают герои боевиков, уворачивающиеся от вражеских пуль.

— Оказавшись в центре помещения и обнаружив, что он уже не в лабиринте, брюнет охнул, крепко выругался и легко вскочил на ноги. Его карие глаза горели таким же буйным восторгом, как и светлые глаза Эммы.

— — Прошу прощения! Был напуган! — слегка поклонился он сначала Веденеевой, а потом смотрительнице, и те ответили ему восхищенными взглядами. — Самый потрясающий аттракцион, какой я когда-либо видел! Это... — с его уст едва не сорвалось очередное крепкое выражение, но парень вовремя спохватился и картинно зажал себе рот обеими руками.

— — Вы не могли бы пройти небольшой опрос? — обратился к нему сидевший за компьютером сотрудник.

— — Да, конечно! — с готовностью шагнул к нему брюнет.

— — Ваше имя?

— — Любим Маевский.

— — Возраст?

— — Семнадцать. С половиной.

— — Что показалось вам в лабиринте самым пугающим?

— — Ну... э-э-э... дайте подумать... Там вообще-то все ужас как пугает...

— Аркадий посмотрел на Эмму, после чего кивнул на обычную дверь, ведущую на улицу, и девушка, взяв его под руку и поблагодарив сотрудников аттракциона, направилась вместе с ним к выходу. Уже стоя в дверях, она оглянулась на продолжавшего отвечать на вопросы анкеты Любима, и Светильникову показалось, что в ее взгляде промелькнуло что-то похожее на сожаление.

—

—

— Глава II

Эмма Веденеева высунулась из-под одеяла, выключила пищащий на стуле рядом с ее кроватью будильник в мобильном телефоне и снова уронила голову на подушку, мечтая поваляться в постели еще хотя бы пару минут. На соседней кровати зашевелилась, пряча голову под подушку, еще одна не до конца проснувшаяся девушка, а из-за двери доносились обрывки разговоров остальных обитательниц квартиры:

— Девчонки, если мой телефон будет звонить — пусть звонит, не обращайте внимания.

— Ты опять, что ли, со своим Эдиком поссорилась?

— Это он со мной поссорился, пусть теперь помучается!

— Тогда выключи звук, он же у тебя верещит как резаный!

— Кто, Эдик или мобильник?

Дружный хохот соседок заставил Эмму окончательно проснуться, и она нехотя села на кровати. Может, поспать еще и поехать ко второй паре? Что там должно быть на первой?..

Однако вспомнив, что именно ждет ее сегодня на занятиях, девушка мгновенно отогнала остатки сна, вскочила на ноги, схватила висевший на спинке стула халатик и бросилась в ванную. Ей повезло — оттуда как раз выходила одна из соседок с полотенцем на голове, и Веденеева быстро проскользнула в открытую дверь ванной комнаты, опередив других желающих умыться. Ей стоило поспешить, ей нельзя было опаздывать!

Нырнув в душевую кабинку, девушка вдруг вспомнила, как почти также торопливо собиралась утром примерно год назад, через несколько дней после той памятной поездки в Лисий Нос с Аркадием. Тогда она еще жила с родителями, и ее тоже разбудил сотовый телефон — но не будильник, а звонок с неизвестного номера. Вежливый мужской голос спросил, может ли он поговорить с Эммой Николаевной Веденеевой. Дальнейший их разговор девушка и теперь, спустя год, помнила наизусть.

— Мы хотели бы пригласить вас на предварительное собеседование в Институт Хроноисследований, — сообщил звонивший. — Сможете приехать сегодня к одиннадцати часам?

Эмма быстро взглянула на черный циферблат висевших на стене часов со слабо светящимися цифрами — самое начало девятого. Впрочем, она помчалась бы на такое собеседование, даже если бы до него оставалось полчаса — собралась бы в пять минут, отдала бы все имевшиеся в кошельке деньги за такси, но успела бы вовремя!

— Смогу, конечно же... — растерянно отозвалась она, а потом робко поинтересовалась. — Могу я узнать, почему вы... меня приглашаете?

Веденеева не сомневалась, что учеба в ИХИ ей не грозит — и школьные оценки у нее были далеко не идеальными, и вообще, все знали, какой жесткий отбор проходят желающие учиться или работать в этой организации. Там требовалось превосходное здоровье и физическая подготовка, отличное знание истории, актерские способности и множество разных умений, которыми Эмма точно не обладала. Она собиралась подавать документы в несколько престижных вузов и думала, что точно поступит в один из них, но ей и в голову не приходило отправиться туда, где готовили путешественников во времени! Тех, кто будет делать самую важную в мире работу, в прямом смысле помогать человечеству не исчезнуть с лица Земли.

— Мы предполагаем, что вы можете нам подойти, — спокойно сказал ее собеседник. — Это еще не точно, но кое-какие навыки у вас есть.

— А... откуда вы знаете?! — изумилась Эмма.

— Вы успешно прошли одно из испытаний для абитуриентов, — объяснил мужчина.

— Когда?! — окончательно перестала что-либо понимать девушка, но в следующий миг ей вдруг все стало ясно. — Неужели... в "Лабиринте ужасов"?!

— И это тоже может означать, что вы нам подходите — вы достаточно догадливы, — усмехнулся сотрудник ИХИ, после чего назвал номер корпуса и кабинета, куда девушке следовало приехать, и повесил трубку.

Веденеева вскочила с кровати и принялась торопливо рыться в шкафу в поисках подходящей одежды — и снова услышала телефонный звонок. На сей раз с ней спешил поговорить ее старый друг, Аркадий.

— Эмка, ты не представляешь, откуда мне сейчас позвонили! — завопил он срывающимся голосом, когда девушка взяла трубку.

— Представляю! — откликнулась его подруга в полном восторге.

А первым, кого они с Аркадием увидели, когда встретились у входа в главный корпус ИХИ, оказался черноволосый парень по имени Любим, проходивший "Лабиринт ужасов" сразу после них. Вид у него был далеко не таким самоуверенным, как тогда — красавчик-брюнет, казалось, все еще не верил в происходящее.

— Даму — вперед, — машинально повторил он те же слова, что произнес на входе в "Лабиринт", распахивая перед Эммой дверь.

Потом состоялось первое собеседование, а за ним еще несколько, с разными людьми — они расспрашивали кандидатов в студенты о самых разных, порой неожиданных и, на первый взгляд, совершенно не относящихся к месту их возможной учебы вещах. Прошли экзамены и тесты по множеству предметов, включая и совершенно далекие от истории, а также медкомиссия и тесты по физкультуре. Были и погружения в виртуальную реальность, копирующую разные исторические эпохи, и задания изобразить в них обычного жителя того времени... В итоге к концу лета от нескольких сотен соискателей — часть из них отобрали в "Лабиринте ужасов" и на других похожих экстремальных аттракционах — осталось всего тридцать три человека. Впрочем, на посвящении в студенты, где не верящая своему счастью Эмма стояла между Аркадием и Любимом, им пообещали, что к концу учебы их останется еще меньше. Что оказалось правдой: сегодня на первое серьезное практическое задание в институт ехали только девятнадцать заканчивающих первый курс студентов, остальные отсеялись в течение года.

Веденеева выскочила из ванной, вернулась в комнату и принялась так же поспешно одеваться. Соседка, спавшая, когда Эмма уходила, сидела на краю кровати, зевая и расчесывая волосы — она лишь сонно кивнула в знак приветствия. Но студентке ИХИ было не до разговоров, она спешила на задание.

— Всем пока! — крикнула Эмма через несколько минут, пробегая по коридору и отпирая входную дверь. Еще через минуту она уже ловила маршрутку, морщась от холодного петербургского ветра, несущего ей в лицо мелкие капли дождя. Ничего, скоро она отправится очень далеко от своего любимого, но все-таки слишком уж мокрого и холодного, даже в летнее время, города! Хотя не факт, что там, где она окажется, более приятно находиться...

Первое настоящее, а не виртуальное погружение их группы в прошлое оставило у Эммы и ее друзей не очень радостное впечатление. Для начала их отправили не слишком глубоко — в самое начало XXI века и совсем не далеко от того места, где они находились — в исторический центр Петербурга. Все, что от них требовалось — пройти по Невскому бульвару, тогда еще не ставшему пешеходной зоной и называвшемуся проспектом, изображая группу туристов и слушая рассказ о жизни в то время преподавательницы Терезы Михайловны, игравшей роль экскурсовода. Первокурсники превосходно справились с этим нехитрым заданием — они глазели по сторонам с искренним интересом, выискивая, чем возвышающиеся вокруг здания отличаются от самих себя в XXIII веке. Но до чего же там было шумно и душно! Автомобили, автобусы и троллейбусы, выглядевшие так непривычно для туристов из будущего, проносились мимо них с жутким ревом и обдавали всех вокруг вонючими выхлопными газами, от которых слезились глаза и хотелось кашлять. В свое родное время экскурсанты вернулись бледными и судорожно хватающими ртом воздух.

— Как они вообще жили в те времена?! Это же невозможно! — изумленно хлопала глазами одна из студенток. Сколько ни рассказывали им о разных особенностях каждой эпохи на лекциях, сколько ни заглядывали они в разные эпохи без погружения на практических занятиях, первый визит в прошлое, физическое прикосновение к нему все равно стал для будущих хронопутешественников шоком.

— Между прочим, те, кто жил в ту эпоху, с таким же ужасом вопрошали, как люди жили в Средневековье, когда на улицах воняло... сама понимаешь, чем, — отозвался Любим, к которому быстро вернулась его обычная невозмутимость. — Помнишь, мы смотрели?..

— Да уж, — поддержала его Эмма. — А еще лет через сто-двести кто-нибудь наверняка будет так же нашим временем ужасаться!

— Нашим-то за что? — недоверчиво покачал головой еще один из первокурсников.

— Да уж найдется за что, я думаю. За что-нибудь, что сейчас нам кажется самым обычным, — уверенно заявил Аркадий.

За этим визитом в прошлое состоялась такая же прогулка по Флоренции XIII века, где наряженные по моде того времени студенты — особенно затянутые в корсеты девушки — уже в полном смысле слова едва не задохнулись, а потом и самый глубокий нырок в доисторическое время, полное гигантских папоротников и таких же гигантских стрекоз, где жителям XXIII века вновь стало нехорошо, на сей раз от избытка кислорода. Последующие визиты в разные страны и эпохи дались учащимся уже легче — оказалось, что к самым необычным запахам можно привыкнуть, а некоторые из них человек и вовсе вскоре перестает ощущать, так что теперь, готовясь к очередному заданию, молодые люди и девушки могли не опасаться таких неудобств. Что, однако же, не мешало им волноваться по другой причине: все они впервые отправлялись в прошлое не для того, чтобы просто смотреть — им предстояло действовать.

Именно об этом думала Эмма, выпрыгивая из маршрутки напротив главного корпуса Института Хроноисследований и быстрым шагом направляясь к нему через дорогу. Дождь усилился, теперь превратившись из мелкой противной мороси в полноценные холодные капли, но девушка не обращала на них внимания. Она обежала главный корпус и заспешила к расположенному в стороне от шоссе, за небольшим сквериком, более скромному на вид шестиэтажному зданию Хроноспасательной службы.

Аркадий и Любим, как это чаще всего бывало, подошли к входу почти одновременно с ней. Друг на друга молодые люди поглядывали не очень дружелюбно, зато свою подругу поприветствовали с искренней радостью, после чего все трое, приложив к считывающему устройству свои студенческие билеты, поднялись на третий этаж.

Там, в углу большого зала, центр которого занимала чуть возвышавшаяся над полом круглая металлическая платформа, уже собралось большинство их однокурсников — не хватало только двух человек. Вбежавшая в зал троица быстро поздоровалась с остальными и так же, как и они, молча уставилась на блестящий металлический круг, думая о том, что через несколько минут каждому из них придется занять место в его центре. И хотя все они уже проделывали то же самое в главном корпусе, волновались студенты едва ли не сильнее, чем в первый раз, тогда они отправлялись в прошлое группой, теперь же каждому из них предстояло шагнуть на платформу в одиночку.

— Так, ну что, это у нас первый курс? — одна из многочисленных дверей, выходивших в зал, распахнулась, и к кучке притихшей молодежи быстрым шагом подошел один из преподавателей — полный мужчина лет сорока пяти с роскошной, идеально причесанной, каштановой с проседью бородой, достающей ему чуть ли не до пояса. Первокурсники не раз встречали его в коридорах, но знакомы не были: он вел занятия у старших курсов.

Студенты негромко загалдели, подтверждая, что это именно они — первокурсники, пришедшие на свое первое практическое задание.

— Прекрасно. Все в сборе? — окинул он взглядом своих подопечных. В ту же секунду распахнулась дверь на лестницу, и к группе, тяжело дыша, присоединились двое опоздавших.

— Теперь — все, — объявил Любим Маевский, и бородач удовлетворенно кивнул.

— Очень хорошо. Меня зовут Лион Иоаннович, и я буду руководить вашей первой практикой. Процедуру вы уже знаете. Кто в какое место отправится — тоже, верно?

Студенты утвердительно загудели, и сотрудник Хроноспасательной службы подошел к ним поближе, внимательно разглядывая каждого.

— Встаньте вдоль стены, чтобы я мог вас хорошо рассмотреть, — попросил он, махнув рукой за спины парней и девушек. Те поспешно встали у стенки, и Лион Иоаннович снова принялся изучать их внешний вид.

— Что ж, одежда у вас у всех подходящая, — одобрительно кивнул он. — Хотя тут просто все, вы же в конец двадцатого отправляетесь...

— Я — в начало двадцать первого! — подняла руку Эмма, и бородач повернулся к ней:

— Тогда тоже носили в основном свитера и джинсы, так что у вас все в порядке, — заверил он девушку. — Как ваша фамилия?

— Веденеева. Эмма Веденеева.

— Что ж, Эмма, у вас просто замечательное лицо! — заявил внезапно бородач. — Лучшее, что я когда-либо видел.

— Спасибо... — залилась краской первокурсница, не зная, как правильно реагировать на такой прямолинейный комплимент. Стоявший справа от нее Аркадий громко заскрипел зубами.

— У вас совершенно заурядная, усредненная внешность, — продолжил между тем сотрудник ХС. — Она не запоминается и выглядит уместной в большинстве стран и эпох. Ну, там, где живет белая раса, само собой. Большая редкость, сейчас таких лиц днем с огнем не найдешь!

"Заурядное" лицо девушки стало пунцовым, Светильников сжал кулаки, а Любим наморщил лоб, явно подыскивая какой-нибудь язвительный ответ. Кто-то из их сокурсниц хихикнул.

— Ладно, пора, — спохватился вдруг бородач и направился к стоявшему неподалеку от входной двери столу с компьютером. — Пора начинать. Проверим ваши передатчики. Всем тихо!

Студенты, и так хранившие напряженное молчание, перестали дышать, и в следующий миг в голове у каждого из них зазвучал незнакомый им женский голос:

— Здравствуйте, меня зовут Виолетта Неонова, и я диспетчер Хроноспасательной службы. Сейчас я буду называть каждого по фамилии, и вы ответите мне "Да". Все остальные при этом молчат. Арнаутов!

— Да! — громко крикнул один из студентов.

— Веденеева!

— Я здесь! — вскинула голову Эмма.

— Ермак!..

Перекличка заняла не больше пары минут, после чего в зале снова воцарилась тишина.

— Так, а теперь тот, кого я назову, проходит в центр платформы и стоит неподвижно. Ну да вы знаете, — Лион склонился над клавиатурой. — Арнаутов!

Первый практикант отделился от стены и нарочито небрежным шагом двинулся к огромному блестящему кругу. Эмма, глядя ему вслед, прижала ладонь ко рту: девушка лишь теперь сообразила, что студентов снова вызывают в алфавитном порядке, а, значит, она пойдет следующей.

Никодим Арнаутов тем временем шагнул на платформу, вышел на ее середину и замер, вытянув руки по швам. Бородач щелкнул парящей над столом компьютерной мышью, и студент исчез — мгновенно и бесшумно. Во время первых посещений прошлых эпох это очень разочаровывало студентов, ожидавших от перемещений во времени вспышек света, грохота или еще каких-нибудь "спецэффектов", но к концу учебного года все уже попривыкли.

— Веденеева! — вызвал Лион Иоаннович, и Эмма чуть ли не бегом бросилась к платформе. С легкостью запрыгнув на нее, она, так же, как только что ее однокашник, остановилась в центре, выпрямившись и глядя прямо перед собой — на своих оставшихся у стены и не сводивших с нее глаз друзей.

На мгновение вокруг нее стало темно, а потом лишь немного светлее и гораздо холоднее, чем в зале. Девушка огляделась по сторонам и поежилась: она находилась в маленьком пустынном ночном переулке, освещаемом только окнами протянувшихся вдоль него домов. Перед ней стояла обшарпанная машина со спущенными колесами и разбитыми окнами, а рядом валялась небольшая горка мусора — кто-то из живущих в ближайших домах людей не донес его до расположенной совсем рядом помойки.

Именно на помойку теперь и направлялась Эмма. Она много раз видела нужное место на экране монитора и мысленно проходила весь короткий маршрут, но теперь, оказавшись здесь на самом деле, с трудом справилась с охватившей ее нервной дрожью.

— Дойди до угла дома, до того, что слева, и остановись, — прозвучал у нее в ухе тихий голос диспетчера Виолетты, и Веденеева зашагала вперед. Порыв холодного ветра погнал по тротуару сухие листья и какие-то бумажки. Девушка снова поежилась — ее джинсы, кроссовки и легкий джемпер оказались не самой подходящей одеждой для царившей здесь осени. Стоило накинуть еще плащ...

Но теперь думать надо было о другом. Эмма дошла до конца дома, прижалась к его стене и собралась выглянуть из-за угла, но ее остановила новая команда диспетчера:

— Не сейчас! Я скажу, когда.

Веденеева затаилась возле дома. Вокруг не было ни души — в такое позднее время и такую погоду большинство жителей маленького российского городка сидели дома. Эмма знала, что момент ее появления в этом месте и времени специально подобрали так, чтобы в переулке никого не оказалось, и никто из жильцов обоих домов не выглядывал в окна. Теперь, правда, ее могли увидеть, но она ни у кого не вызвала бы ни подозрений, ни даже просто любопытства — обычная девчонка, поздно возвращающаяся домой от подружки, может, подвыпившая, раз прислонилась к стене... Это здесь вряд ли кого-нибудь удивило бы.

— Выглядывай! — скомандовала Виолетта, и студентка осторожно высунулась из-за угла. Перед ней открылась часть маленького дворика. Недалеко от дома возвышался мусорный контейнер, и к нему, пошатываясь, быстро шла сгорбившаяся женщина, прижимавшая к груди какой-то сверток. Эмму местная жительница не видела — она вообще смотрела только себе под ноги и лишь изредка чуть приподнимала голову, бросая взгляд на помойку.

Веденеева замерла у стены, не спуская с женщины глаз, готовая в любой момент, если та вдруг обернется, снова отступить за угол, став невидимой для нее. Хотя она знала, что незнакомка не обернется: Эмма уже видела то, что сейчас происходило, на экране компьютера, видела, как женщина бежала к помойке, не обращая внимания ни на что вокруг. Знала девушка из будущего и о том, что идущая к контейнеру женщина не повернет назад и сделает то, что задумала — но почему-то теперь, следя за ней широко распахнутыми глазами из-за угла, она поймала себя на мысли, что ждет именно этого. Что та остановится, оглянется назад, а потом повернет к своему подъезду и также торопливо побежит домой.

Но женщина не остановилась. Она добралась до мусорного контейнера, приподнялась на цыпочки и бросила туда свой сверток, после чего, все также сгорбившись и не глядя по сторонам, двинулась обратно. Эмме потребовались немалые усилия, чтобы не сорваться с места сразу же, но она все же осталась стоять возле стены дома, не спуская глаз с помойки.

— Пошла! — крикнула вдруг диспетчер, и студентка сорвалась с места, как бегун-спринтер, услышавший стартовый выстрел. В несколько прыжков она оказалась у мусорного контейнера, а затем подпрыгнула, ухватившись за его край, подтянулась на руках и свесилась внутрь, пытаясь разглядеть что-нибудь на его дне. В лицо ей ударила сильная вонь, но девушка даже не поморщилась — не до брезгливости теперь, ее руки шарили по валявшимся внизу объедкам, тряпкам, картонным коробкам и еще какому-то мусору. "Хорошо, что его так много, почти до верха все заполнено... — пронеслось у нее в голове. — А если бы пусто было? До дна же метра полтора..."

Но тут ее пальцы наткнулась на что-то теплое, и девушка, нагнувшись еще ниже и едва не упав в контейнер, схватила найденный сверток обеими руками и прижала его к себе, а потом, отпустив его правой рукой, схватилась ею за край контейнера и прыгнула назад, готовясь упасть на спину, если у нее не получится сохранить равновесие и устоять на ногах. Но она устояла — целый год тренировок в спортзале и неделя репетиций именно такого прыжка спиной вперед с точно такого же контейнера не прошли даром.

— Приготовься! — скомандовала Виолетта, и слабый свет задернутых занавесками окон, едва освещавших помойку, сменился полной темнотой, а потом ярким светом зала, покинутого Эммой несколько минут назад.

Веденеева зажмурилась и снова пошатнулась, но и теперь смогла устоять на ногах. Кроме света на нее обрушился еще и довольно сильный шум: кто-то из практикантов уже вернулся со своих заданий, кто-то пока ждал своей очереди, и все довольно громко обсуждали происходящее. Но внезапно все эти звуки потонули еще в одном, таком пронзительном, что он, казалось, заполнил собой весь зал, а то и весь корпус Хроноспасательной службы. Из свертка, который Эмма прижимала к себе, раздался звонкий младенческий плач.

— Глава III

Если бы студентки-первокурсницы Института Хроноисследований, по большей части неравнодушные к Любиму Маевскому, увидели его за этим занятием, их восторги по отношению к нему заметно поубавились бы. Но Любим знал, что в данный момент его не может увидеть никто, кроме сидящей на другом конце комнаты старой прабабушки, поэтому спокойно продолжал вытирать пыль с полок серванта и с расставленных на них многочисленных фарфоровых, деревянных и бронзовых безделушек. Самого его эта работа не беспокоила — а если бы при том еще и не требовалось поддерживать светскую беседу с хозяйкой комнаты, он вообще чувствовал бы себя счастливым, занимаясь уборкой.

Но увы, полного счастья не испытывал ни один человек ни в одной исторической эпохе, и Маевский не стал исключением.

— Тебе ведь через час на занятия? — ворчала прабабушка из своего кресла, лениво листая какой-то текст в "читалке". — Опоздаешь ведь, доехать ведь туда еще надо...

— Не волнуйся, успею, — продолжая с сосредоточенным видом вытирать фигурки, отозвался правнук.

— Все-таки зря ты туда пошел учиться, лучше бы какую-нибудь нормальную профессию выбрал, уважаемую... — старушка завела разговор на свою любимую тему. — Соседи мне постоянно выговаривают, что мой внук не делом занимается, что нечего из прошлого в наш век всяких дармоедов таскать...

— Я никого не таскаю, я всего лишь диспетчер, — с невозмутимым видом возразил молодой человек, вспоминая о своем последнем "нырке" совместно с итальянскими хроноспасателями в Венецию начала XIII века. В принципе, то задание мало отличалось от всех прочих, но именно тогда Маевский узнал, что нести на руках сразу двух младенцев гораздо сложнее, чем одного. Да еще пришлось потом полдня скучать в карантине после охваченного чумой города — медики в ХС были перестраховщиками и боялись, что на кого-нибудь из путешественников в прошлое не подействуют прививки...

Однако прабабушке такого знать не полагалось — она и придуманной для нее "лайт-версией" учебы в ИХИ на диспетчера не сильно радовалась, о чем не забывала напомнить правнуку при каждом удобном случае.

— Все равно ты помогаешь другим лазать в прошлое за всеми этими заморышами, — продолжала она бубнить, переводя взгляд то на экран "читалки", то на Любима. — Скоро каждая семья по такому приемышу получит, а что из них потом вырастет? Первобытные дикари, средневековые мракобесы или еще что похуже!

— Ага, только вообще-то самым первым "заморышам", из тех, кого мои коллеги притащили из прошлого, уже по восемнадцать лет, они мои ровесники, — пожав плечами, молодой человек взялся за следующую полку серванта. — И что-то пока ни про мракобесов, ни про дикарей на улицах ничего не слышно...

— Так ведь их совсем мало вытащили, первых-то, экспериментальных, — возразила прабабушка. — А массово детей стали таскать из прошлого лет семь назад — так?

— Шесть, — поправил ее правнук.

— Ну, шесть, тем более. Они маленькие пока, а вот когда вырастут — тогда-то все и начнется! Я-то не доживу, а вот вы, молодые, еще пожалеете, что затеяли все это.

— Ага, нам, молодым, надо было смириться с тем, что никто больше не может рожать детей, сложить лапки и вымереть, — вяло огрызнулся Любим, уже зная, каким будет следующий бабушкин аргумент.

— Именно так и следовало сделать. Прожить оставшуюся жизнь в комфорте, в умных домах с роботами и нормальными компьютерами, а потом — да, умереть. Все имеет свой конец, жизнь каждого человека рано или поздно заканчивается, и это нормально. Но почему-то, когда настала пора закончиться всему человечеству, это посчитали трагедией! Хотя такой финал — правильный и закономерный.

— Повезло нам всем, что в правительстве тогда сидели не такие пораженцы, как ты!

— В правительстве всегда сидят те, кто думает только о своей выгоде. Им хотелось как можно больше власти, а искины ее ограничивали — вот они и уничтожили всех искинов.

— И, слава Богу, что это им удалось!

— И что хорошего в итоге вышло? Ты вон теперь сам грязную работу делаешь и не помнишь, что раньше было иначе. Ни я, ни твой дед, ни твоя мамаша с ее муженьком ни разу в руках грязную тряпку не держали.

— Вот только плата за возможность не держать грязную тряпку что-то великовата оказалась!

— Да что бы вы, молодежь, понимали! Детей они перестали рожать — трагедия! Злые искины лишили их возможности размножаться и вытягивать из Земли все соки! Никому не пришло в голову, что это к лучшему. Нет, стали таскать себе приемышей из прошлого, раз уж своих не родить, чтобы все-таки загадить всю планету! И ладно бы еще можно было забирать детей из недавнего прошлого, когда люди уже цивилизованными стали — тогда, может, из них и могло бы вырасти что-нибудь нормальное, но ваша служба ведь даже такого не может!

— Здесь-то мы, интересно, чем виноваты? Против законов природы не попрешь! — проворчал Любим, втайне радуясь, что старушка немного сменила тему и можно будет отвлечь ее от обвинения борцов с искинами и ни в чем не повинных младенцев из прошлого. — Заглянуть в прошлое можно, самое позднее, на сто пять лет, а переместиться — не позднее, чем на сто пятнадцать — сто двадцать.

— Или нам так говорят, а на самом деле все можно, но власти скрывают...

— Да нет же, ба, этому есть объяснение, я тебе даже формулу могу написать!

— Не надо мне формул, можно подумать, я в них что-нибудь понимаю!

— Ну тогда по-простому: ты ведь не можешь увидеть без зеркала, что у тебя под носом или на губах, но можешь увидеть свою грудь, живот и так далее, хотя они находятся дальше о глаз, чем нос и губы. И ты не можешь укусить себя за локоть, но можешь — за палец! Хотя палец тоже дальше ото рта, чем локоть. Вот со временем действуют примерно такие же законы, оно, как живое существо... — молодой человек увлекся объяснениями, но прабабушка быстро опустила его с небес на землю:

— Я все равно этого не понимаю и понимать не хочу. Я знаю одно: дети, родившиеся в двадцать первом веке и раньше — дикари, и вырасти они могут только во взрослых дикарей. В лучшем случае они будут над своими приемными родителями издеваться или бросят их в старости без всякой помощи. Им же эти родители — никто, они им чужие!

— А ничего, что эти чужие родители всю жизнь их растили и воспитывали? — вспыхнул Любим, закрывая сервант и переходя к стоявшему рядом с ним книжному шкафу — у прабабушки сохранилась неплохая коллекция старинных бумажных книг.

— А кого могут воспитать те, кто взял в дом чужого выродка?! — старушка сердилась все сильнее, и ее морщинистое лицо начало наливаться краской. — Разве нормальный человек возьмет в дом такое? Разве сможет за этим ухаживать, на руках носить... да, страшно сказать, грудью кормить?! Выродка из другого времени, который там едва не умер! Да, знаю, сейчас ты опять начнешь про то, что мы иначе вымрем. А что в человечестве хорошего — тысячи лет воевали, весь земной шар загадили... Искины были совершенно правы, что все это прекратили. Грош цена такому человечеству!

— А ты не переживай, может, мы еще и вымрем, если ХС прикроют из-за таких, как ты! — теперь уже Маевский не скрывал своей злости, хотя лицо его все еще сохраняло достаточно спокойное выражение. Он обмахнул тряпкой последнюю полку, закрыл прозрачные дверцы шкафа и направился к выходу из комнаты. — Все, пока, я поехал!

Бабушка бурчала ему вслед что-то недовольное, но молодой человек уже не слышал ее. Внутри у него все кипело. Как же все-таки жаль, что человек способен заглянуть и переместиться только в прошлое, но не в будущее! Насколько стало бы легче, если бы существовала возможность смотреть не только назад, но и вперед. Достаточно было бы просто показать таким, как прабабка и ей подобные, что произойдет со спасенными из прошлого детьми через двадцать и сорок лет, показать, что у них все сложится хорошо — и все, можно работать дальше, не отвлекаясь на бесконечные споры с противниками твоей работы. Или все равно ничего бы не вышло? Наверняка ведь у кого-то из детей судьба сложится не очень хорошо, всякое ведь в жизни бывает... И если такое увидит кто-нибудь из бабушкиных единомышленников...

Хотя, если бы существовала возможность увидеть будущее, противники возрождения человечества могли бы увидеть и более отдаленные эпохи. Увидеть, что будет лет через триста, когда, по подсчетам биологов, созданное искинами вещество, сделавшее большинство людей стерильными, должно полностью разложиться, и люди снова начнут сами рожать детей. Не единицы, на кого оно не действовало, а вообще все, как раньше, как всего девятнадцать лет назад, до того, как сверхмощные компьютеры решили, что людям лучше перестать размножаться для их же блага...

Хлопнув входной дверью, Маевский побежал пешком по лестнице, хотя жил на девятом этаже — лучше выпустить пар на бегу, чем не удержаться и сорвать злость на ком-нибудь из пассажиров метро. К счастью, Любим умел быстро возвращать себе хорошее настроение, и теперь, проскакав по ступенькам и пнув коврик у одной из входных дверей, он выбежал на улицу уже почти успокоившимся. А к тому времени как молодой человек дошел до расположенной неподалеку станции метро, щурясь от редкого петербургской зимой солнца, ссора с прабабушкой была и вовсе забыта, как и многие другие подобные ссоры в прошлом.

Через полчаса он вышел на конечной станции, зашагал к зданию Хроноисследовательского института и уже издали заметил, что вокруг него собралась толпа — слишком многочисленная для обычно приезжающих на лекции поодиночке или небольшими группками студентов. Любим ускорил шаг и прищурился, разглядывая собравшихся на крыльце людей и пытаясь понять, кто они и что им нужно, однако в следующий миг его внимание отвлекли свернувшие перед ним на дорогу Аркадий с Эммой, и молодой человек решил сперва догнать эту пару. За время учебы в ИХИ он успел наладить приятельские отношения почти со всем своим курсом и несколькими старшими студентами, однако больше всего ему нравилось общаться именно с Веденеевой и Светильниковым — с ними было особенно интересно и всегда находилась тема для спора, а это Любим ценил в дружеских отношениях едва ли не больше всего. К его большой радости, Эмма совершенно не возражала против такой дружбы. Правда, Аркадий не разделял ее энтузиазма, но Маевский надеялся, что рано или поздно отношения с ним у него тоже наладятся.

Светильников и его подруга детства шли по широкой аллее, держась за руки и явно не замечая ни толпы на крыльце, ни шагов Любима позади: их всецело занимал какой-то напряженный спор, что сразу же заинтересовало догонявшего их однокурсника. Он еще больше ускорил шаг, приблизился к ним почти вплотную, и до него донеслись обрывки их разговора.

— ...если ты думаешь, что мне понравилось выслушивать, что у меня заурядная внешность, которую никто не запоминает!.. — возмущенно шипела на своего спутника Веденеева.

— Но ты же знаешь, что красота — не главное, — мягким тоном увещевал ее тот. — Главное, каков человек изнутри, честный он, порядочный или наоборот... Те парни, кому важнее всего красота, ничего не понимают в жизни, и равняться на них... Плюнь, Эмма, ты же умная девушка, ты же понимаешь, что гораздо лучше, когда тебя любят за твои душевные качества! Мне вот на красоту наплевать, честное слово!

Последняя фраза прозвучала слишком торжественно, и Аркадий, видимо, сам это понял, потому что внезапно со смущенным видом отвернулся от девушки и стал смотреть куда-то в сторону. Эмма же наградила его испепеляющим взглядом и, высвободив свою руку из его ладони, принялась искать что-то в сумочке. Любим решил, что пора вмешаться.

— Привет всем! — громко поздоровался он, обгоняя сокурсников и занимая место с другой стороны от Веденеевой.

— Салют! — раздраженно бросила девушка, злясь на весь свет, а заодно и на обоих своих спутников. Светильников, все еще смущенный, и вовсе ограничился рассеянным кивком.

— О чем спорим, о красоте? — непринужденно поинтересовался Маевский и, увидев, что в глазах Эммы снова вспыхивают молнии, торопливо добавил: — По-моему, под красотой уже давно понимают то, что на самом деле ею вовсе не является. Сейчас внимание обращают на тех, у кого лица необычные, с какими-нибудь неожиданными особенностями — всякими там "изюминками", тем, что сразу бросается в глаза. Но, если подумать, что такое "изюминка"? Это же какое-то искажение, что-то неправильное, то есть, по-хорошему говоря, не очень красивое. А настоящая красота, классическая, когда все черты лица гармоничны, — он махнул рукой в сторону лица Эммы, словно лектор, указывающий слушателям на какую-нибудь иллюстрацию к своей лекции, — сейчас как будто забыта, хотя на самом деле только такие лица, где гармония не нарушена, красивыми и являются!

Молнии в глазах Веденеевой погасли, так никого и не поразив. Она явно не ожидала такого горячего выступления в защиту своей ничем не примечательной внешности.

— Да ладно... — пробормотала она немного растерянно, но в то же время и кокетливо. — Скажешь тоже...

— Смотрите-ка, что у нас там перед институтом за народные гуляния? — резко сменил тему разговора Аркадий, за время пламенной речи Любима становившийся все мрачнее. Они подошли уже достаточно близко к зданию, чтобы толпу можно было рассмотреть более внимательно. Несколько человек находились на верхней ступеньке высокого крыльца института между широкими колоннами, а основная часть собравшихся сгрудилась перед самой нижней ступенью и стояла, повернувшись к ним лицом. Чуть дальше разбрелись небольшими группками еще человек двадцать — они о чем-то разговаривали, лишь время от времени поглядывая на верхнюю ступень.

Трое первокурсников чуть замедлили шаг, не сводя глаз с этих людей и пытаясь понять, чем те заняты. Неожиданно один из торчавших наверху мужчин взмахнул рукой и начал говорить, а толпа внизу зашевелилась и подалась вперед. До Любима и его приятелей долетел шум многочисленных гомонящих голосов.

— Мальчики, похоже, опять митинг против нас! — догадалась Веденеева. — Только что ж их так много теперь? Со всего города, что ли, сбежались?!

Еще зимой перед главным корпусом ИХИ несколько раз собирались пикеты недовольных, требовавших не то закрыть Хроноспасательную службу, не то вообще прекратить все исследования прошлых эпох, вернуть всех спасенных из прошлого людей обратно и "очистить XXIII век от дикарей". Но тогда митингующих приходило немного, всего по несколько человек, и выступали они недолго — покричав немного, все начинали приплясывать от холода и расходились греться по ближайшим кофейням и забегаловкам.

Теперь же противники хроноисследований, похоже, подготовились к своей акции более серьезно. Да и на улице стало теплее, так что погода вряд ли помешала бы им провести возле института весь день.

— ...вмешательство в природу, вмешательство в человеческие судьбы, наконец! — донес ветер слова оратора до все больше замедлявших ход Эммы и ее друзей. Толпа зааплодировала — даже те, кто тусовался чуть в стороне и не следил за каждым словом выступающего, оторвались от своей болтовни и тоже принялись хлопать в ладоши.

— Пошли через запасной вход, он наверняка открыт по такому случаю, — предложил своим спутникам Аркадий. Эмма посмотрела на него с сомнением, а потом оглянулась на Любима.

— Может, лучше прикинемся зеваками и послушаем, о чем они говорят? — предложила она неуверенно. — Надо же быть в курсе, против чего они протестуют...

— А то мы не знаем! — фыркнул Маевский. — Тем более что мы и так услышим все, что они говорят, вместо лекций — вон, они микрофоны притащили!

На верхнюю ступеньку крыльца и правда взбежала какая-то женщина, прижимавшая к груди целую охапку микрофонов с торчащими из них длинными антеннами. Она вручила один микрофон оратору, и тот схватил его, не удостоив помощницу даже кивком, после чего продолжил свою речь — теперь она стала разноситься по всему институтскому комплексу и скверу вокруг него:

— Они пугают нас тем, что почти все люди не могут больше иметь детей и поэтому без приемышей из прошлого человечество скоро вымрет! И считают это чем-то ужасным, самым страшным, что только может с нами произойти! Но кто сказал, что это так страшно? Искусственный разум, безжалостно уничтоженный людьми, считал иначе. И почему никто не думает, что он был прав? Искины все делали лучше людей. Компьютеры быстрее считали, роботы лучше делали тяжелую работу — так почему же мы не хотим признать, что они лучше знали, как должно закончить человечество? Мы все вымрем — и что? Подумаешь, трагедия! Вымрут те, кто загадил все на планете, кто испортил жизнь и себе, и вообще всему живому! Да для всей природы, для всей нашей Земли это станет не трагедией, а самым лучшим вариантом!!! Ее перестанут загрязнять, никто не будет уничтожать животных и растения! Без нас природа восстановится, и Земля снова станет нормальной, чистой и красивой!!!

— Да!!! — взревела толпа перед крыльцом, и несколько человек в ней даже запрыгали, размахивая руками.

Эмма, Аркадий и Любим снова переглянулись.

— Что-то никого из наших нигде не видно... — пробормотала девушка. — Наверняка через черный ход идут.

— И правильно делают, эти фанатики и побить могут, — буркнул Светильников. — Пошли тоже к тому входу, только осторожно...

— Ребята, нет! — остановил его Маевский. — Давайте по-другому сделаем. Давайте пойдем через главный вход — молча, не обращая на них внимания, как будто мы их ни видеть, ни знать не хотим. Это лучшее, что мы можем сделать, чтобы показать им свое отношение!

— Ты думаешь? — вскинулась Эмма.

— Ну, ты же видишь, спорить с ними точно бесполезно, а прятаться... — Любим поморщился. — Они ведь тогда решат, что их боится весь институт, и будут каждый день здесь собираться!

— Ага, а если мы пройдем мимо них, задрав нос, они сами испугаются и никогда больше ничего не будут от нас требовать, — хмыкнул Аркадий. — Пошли лучше через черный, пока кто-нибудь нас не заметил и не догадался, что мы студенты.

Словно подтверждая его слова, на одной из ведущих к ИХИ боковых дорожек показалась еще одна небольшая группка парней и девушек. Остановившись на секунду и послушав вопли еще сильнее разошедшегося оратора, они попятились назад, а потом двинулись в обход здания и скрылись за его углом.

— Вы идите через черный, а я все-таки покажу этим... — Любим мотнул головой в сторону крыльца. — Нельзя же совсем ничего не делать!

С этими словами он направился прямо на толпу митингующих, шагая достаточно быстро, но без видимой спешки и суеты. Плечи его расправились, и он, казалось, стал еще немного выше и стройнее. Налетевший порыв ветра взъерошил его черные как смоль волосы.

Устоять перед таким соблазном Эмма не смогла, да она и не пыталась.

— Любим, я с тобой! — крикнула девушка, догоняя сокурсника. Поравнявшись с ним, она взяла его под руку и зашагала рядом в том же темпе, глядя, как и он, поверх беснующейся толпы на стеклянные двери главного институтского корпуса. Аркадию понадобилось несколько секунд, чтобы принять решение и, махнув рукой и пробормотав что-то мало подходящее к такому торжественному моменту, подбежать к ним обоим и взять Эмму под руку с другой стороны.

Оставшиеся метров пятьдесят до толпы у крыльца все трое прошли, не проронив ни слова, и с каменными лицами. Друг на друга они не смотрели, но Веденеева крепко сжимала руки своих друзей, и все трое шагали почти в ногу, как военные на параде — как-то само так получилось. Дышали они, как им казалось, тоже синхронно.

Поначалу митингующие не обратили на них особого внимания — первый оратор к тому времени уступил место другому, и тот начал кричать в микрофон зарифмованные слоганы, чей смысл сводился к тому же, о чем говорил его товарищ. Но по мере того, как троица первокурсников приближалась к ступенькам, на них начали оглядываться те, кто стоял в последних рядах толпы, и некоторые из собравшихся машинально посторонились, давая им дорогу.

— Не сворачиваем! — вполголоса бросил своим спутникам Любим. — Идем напролом, пусть они сами расступаются.

Эмма и Аркадий молча кивнули. Не сбавляя скорости, трое студентов продолжили надвигаться на толпу, по-прежнему глядя поверх голов стоявших у них на пути людей. Еще несколько протестующих отступили в стороны, давая им дорогу и хлопая по спине и плечам своих товарищей, стоявших лицом к оратору и не видевших Маевского и его друзей. Двое мужчин, подпрыгивающих в такт читающему стишки оратору, заметили первокурсников, когда те подошли к ним вплотную и Любим натолкнулся на одного из них плечом — они бросили на троицу недоуменный взгляд, но все-таки тоже шагнули в сторону. После этого на студентов, прущих вперед через толпу, стали оглядываться и остальные митингующие, многие, как им показалось, отступили в стороны, чтобы получше рассмотреть юных нахалов.

Все трое одновременно шагнули на первую ступеньку, потом на вторую, третью... Испуганное выражение на их лицах стало постепенно сменяться торжествующим, прищуренные в ожидании ударов глаза широко раскрылись. Толпы перед ними больше не было — все протестующие остались теперь позади или разошлись вправо и влево. Впереди поднимающихся все выше по лестнице двух парней и девушки оставалась только широкая прозрачная дверь.

Оратор, развлекавший толпу стишками, опустил микрофон и проводил прошествовавшую мимо тройку растерянным взглядом — на него студенты даже не посмотрели. Стеклянные створки двери разъехались в разные стороны, реагируя на их приближение.

— Не оглядываемся, — еле слышно велел своим спутникам Любим, но они прекрасно расслышали его слова — к тому времени, как тройка оказалась на верхней ступеньке, возле института стояла мертвая тишина. Все пришедшие на митинг и несколько подходивших в тот момент к главному корпусу студентов молча следили глазами за их шествием сквозь толпу.

В звенящей тишине трое друзей подошли к дверям и шагнули внутрь здания. В этой же тишине за их спинами начали смыкаться блестящие прозрачные створки. И только когда двери соединились, а дерзкие студенты сделали еще один шаг вглубь вестибюля, тишина вдруг взорвалась неожиданно-громким звоном, и на всех троих градом посыпались сотни мелких осколков стекла, на которые разлетелась автоматическая дверь.

(продолжение — на бумаге)