еще один попаданец ч.1

— Ну а если серьезно?

— Жизнь! — ответил я — Разве может что-то быть еще? Послушай, по-моему, прекрасно подходит цитата из Омара Хайяма:

Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,

Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь,

Ни былой, ни грядущей минуте не верь,

Верь минуте текущей — будь счастлив теперь!

— Я думаю, что не стоит зацыкливаться на произошедшем. Ну, случилось и случилось. Это просто жизнь. Если захочешь — будем встречаться. Тем более что живем в одном городе. Я живу недалеко от вокзала...

— Возможно... Спой еще что-нибудь...

— Ну, раз ты просишь. Пожалуйста, — вставая с дивана и беря гитару в руки, сказал я.

Никогда ни о чем не жалейте вдогонку,

Если то, что случилось, нельзя изменить.

Как записку из прошлого, грусть свою скомкав,

С этим прошлым порвите непрочную нить.

Никогда не жалейте о том, что случилось.

Иль о том, что случиться не может уже.

Лишь бы озеро вашей души не мутилось,

Да надежды, как птицы, парили в душе.

Не жалейте своей доброты и участья,

Если даже за всё вам — усмешка в ответ.

Кто-то в гении выбился, кто-то в начальство...

Не жалейте, что вам не досталось их бед.

Никогда, никогда ни о чем не жалейте —

Поздно начали вы или рано ушли.

Кто-то пусть гениально играет на флейте,

Но ведь песни берет он из Вашей души.

Никогда, никогда ни о чем не жалейте —

Ни потерянных дней, ни сгоревшей любви.

Пусть другой гениально играет на флейте,

Но еще гениальнее слушали вы.

— Да точно, ты прав. Вообще это я тебя должна успокаивать. А не оборот. Но, похоже, тебе это не в первой? Я не права?

— Да как сказать...

— Запустить бы в тебя, чем тяжелым за это. Да нечем... Порой мне кажется, что ты значительно старше, чем есть. Во всяком случае, я раньше не встречала таких как ты...

— Я такой же, как все. Может быть, немного стукнут по голове не более, — показывая на свою перебинтованную голову, ответил я.

— Не уходи от ответа! Кстати где обещанная тетрадь?

— В чемодане. Где же еще...

— Тогда я пошла, умоюсь и приведу себя в порядок, а ты доставай ее.

Встав с дивана и взяв с собой полотенце, Валя, ушла к рукомойнику. А мне ничего не оставалось, как достать тетрадь со стихами. Заодно достал и гигиенические принадлежности. Вернувшись, Валя, бросив полотенце на свою полку, не одеваясь, села в кресло и стала читать.

— Почерк у тебя как курица лапой.

— Какой есть. Коньячку будешь?

— Давай. Только чуть-чуть. И иди, мойся...

Плеснув коньяк в стакан, протянул его Вале. Не отрываясь от чтения, Валя отпила глоточек и поставила стакан на столик, закусив конфетой. Я же отправился к рукомойнику. Хорошо когда у тебя в купе есть вода и не надо идти куда-то через весь вагон. Жаль, что в моем времени этого комфорта уже нет. Приведя себя в порядок, я вернулся в купе. Валя продолжала сидеть в кресле и смотрела в окно. Тетрадь лежала перед ней. Увидев меня, она повернула голову, задумчиво посмотрела на меня и спросила: — "Ты уже печатался где-то? Куда-нибудь отправлял?".

— Нет. Не успел. Да и вроде бы особо отправлять нечего...

— Мне очень понравилось. Все это надо обязательно напечатать. И если хочешь, я тебе могу в этом помочь. У меня есть знакомые в Москве, связанные с издательством. Если им это показать, мне думается им понравится. Но тебе надо задержаться в Москве минимум на пару дней. Сможешь?

— Спасибо за оценку. Да, это мои стихи, я просто не стал тебе сразу говорить. Задержаться, вряд ли смогу, мне обязательно надо в Минск. Если хочешь, попробуй. Буду тебе очень благодарен.

— А еще у тебя что есть? Выпьешь?

— Конечно. Я еще не все записал. Будет время — запишу.

— Тогда давай выпьем за тебя и твое творчество.

Ну и что я мог ей ответить? Только чокнуться и выпить.

— Мне показалось, что вся тетрадь написана одним днем. Сравнительно недавно. Почерк и чернила выдают. Ручка или химический карандаш, что использовались для написания, тоже одни и те же.

Что-то стало немного не по себе. Валя или не та за кого она выдает, или у нее очень развиты дедуктивные способности. Я уже пожалел, что дал ей читать тетрадь. Похоже, что моя гордыня и стремление прославиться меня и подвели...

— Увы, все, что ты читала, мое.

— Ты не обижайся, пожалуйста. Я тебя кое о чем попрошу. Мы сейчас все равно не спешим, да и спать рано. А у тебя в тетради есть еще чистые листы. Напиши что-нибудь, чтобы я была уверена...

Попал. Но деваться некуда, отступать уже поздно. Взял со стола тетрадь и Валину самописку. Глядя в проплывающий ночной пейзаж, освещаемый светом из окон поезда, задумался, а что же собственно написать. В голове всплывали песни, стихи. Но я точно не помнил когда и кем они написаны, известны или нет в этом времени. А нужно было вспомнить то, что точно не имеется сейчас. И тут мне пришел в голову текст песни Виктора Лебедева и Юрия Ряшенцева, что исполнял М. Боярский в фильме "Гардемарины, вперед!" — "Ланфрен-ланфра". Они ее написали в 1987 году, так что она как раз к месту. И я стал быстро писать в тетради:

В мой старый сад,

ланфрен-ланфра,

Лети, моя голубка!

Там сны висят,

ланфрен-ланфра,

На всех ветвях, голубка!

Ланфрен-ланфра,

лан-тати-та,

Там свеж ручей, трава густа,

Постель из ландышей пуста...

А затем еще накидал любимую "песенку о шпаге" (Юрия Энтина и Евгения Крылатова). Оставалось еще несколько чистых страниц, и, вспомнив "Лирическую" В. Высоцкого, записал и ее:

Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно.

Живёшь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно.

Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,

Пусть дождём опадают сирени,

Все равно я отсюда тебя заберу

Во дворец, где играют свирели...

Допив коньяк в стакане, я отдал тетрадь Вале: — " Вот и все. Надеюсь теперь поверишь и все сомнения отпадут?".

Взяв тетрадь, она стала читать написанное. Через несколько минут удивленно посмотрела на меня. Эмоции играли на ее милом лице.

— Если бы я, сейчас не была свидетелем, не поверила бы своим глазам!!!! Просто гениально!!! Какие могут быть сомнения — все написано твоей рукой. Почерк один в один. Всего несколько минут и такие стихи!!! А еще можешь?

— По настроению. Это ты на меня так повлияла.

— Прости, я не хотела тебя обидеть. Просто не верилось, что люди так могут.

— Да какие тут могут быть обиды. Все в полном порядке. Иди ко мне, как там у Есенина.

Ну, целуй меня, целуй,

Хоть до крови, хоть до боли.

Не в ладу с холодной волей

Кипяток сердечных струй.

Опрокинутая кружка

Средь веселых не для нас.

Понимай, моя подружка,

На земле живут лишь раз!..

Валя грациозно встала с кресла, потянувшись, выключила свет и наши тела сплелись...

А поезд, стуча колесами на стыках рельс, уносил нас в темноту ночи, все дальше от родного города...

Глава

3 июня, вторник

Рано утром в коридоре раздался голос Петровича: "Граждане пассажиры! Просыпаемся, скоро прибудем в столицу нашей Родины Москву". Вагон стал наполняться шумом открываемых дверей купе, шагов, разговоров.

— Доброе утро! Как спалось? Выспался? — Хитро улыбаясь и потягиваясь, спросила Валя. Потягивалась так красноречиво, что из под покрывала показалась ее грудь.

— Доброе. Прекрасно, а как Вы, себя чувствуете, несравненная паненка?

— Просто отлично. Мне снился дивный сон, что кто-то ко мне приставал, а я... так и сопротивлялась... в нежных руках. Вы случайно не знаете молодой человек, кто это ко мне приставал?

— Не знаю. Наверное, я. Но для того, чтобы сон стал явью, и проверить это, надо бы провести следственный эксперимент...

— Ну что ж, раз надо так надо, — некоторое время наши тела были заняты ласками, а купе было наполнено поцелуями и колыханием тел. Удовлетворив утреннею страсть и похоть, мы отдыхали, лежа на одной полке. Протянув руку и взяв со столики мои часы, Валя посмотрела на них.

— Все заканчиваем. Надо вставать, а то уже скоро приедем. Да и проводники постель будут собирать. Так что вставай, лежебока. — Сказала Валя, вскочила в проход, собирая разбросанные ночью вещи.

Любуясь ее гибким, стройным телом сказал: — "Никогда бы не поверил, что тебе столько лет сколько записано в паспорте — энергии, красоты, обаяния на троих молоденьких хватит. Тебе бы косички заплести и точно девчонка-старшеклассница, или студентка-первокурсница..."

— Подхалим... Не подлизывайся, действительно пора собираться. Привести себя в порядок надо... На вокзале сестра должна встречать... — Надевая халат и смотрясь в зеркало, ответила она.

На ум пришли стихи Александра Шведова, которые я с удовольствием продекламировал:

Она у зеркала творила красоту,

Из сонной женщины лепила совершенство,

В помаде скрыв ночную наготу

Губ чувственных, припухших от блаженства.

Ракушечная выгнутость ресниц

Переливалась нежным перламутром,

Маня ныряльщиков за жемчугом.

Цариц Морских узнаешь по повадкам даже утром.

— Не подсматривай... По утрам женщины бывают некрасивые... Вставай, давай, действительно пора. Времени много уже.

— Ну, надо, так надо,— вставая и одеваясь, сказал я. — Кто первый? Ты или я?

Валя меня поняла правильно...

— Конечно я, — ответила она, целуя меня. — Все, не приставай, и не скучай тут без меня... Взяла полотенце и вышла из купе.

Кстати вчера так и остались нетронутыми мои гигиенические принадлежности. Надо хоть с утра привести себя в порядок. Помыться. Зубы обязательно почистить, а то разит от меня как от последнего пропойцы. Слава богу, бриться не надо. Щетины нет. Искупаться бы, принять душ. Но, увы. Душевой кабиной вагон не оборудован. Придется просто обтереться мокрым полотенцем. То еще удовольствие, я вам скажу.

Быстро приведя себя в порядок, вернулся в купе. Валя где-то задерживалась... Но это даже хорошо. Можно без лишних глаз сложить в чемодан ненужное. Денег, что остались в портмоне, на сутки безбедной жизни в столице хватит. Ну а если что, то из чемодана достану...

Я успел сделать все задуманное до прихода Вали. Она вернулась посвежевшая.

— Уже собрался? Молодец. Иди, пока там никого нет. А я тут приберу все...

— Убежал...

Вернувшись, застал Валю полностью одетой и похорошевшей. Столик и постель были убраны. На столе стоял горячий чай. А сама Валя листала мою тетрадь.

— Садись пить чай. Я тут все убрала. Скоро Москва. Ты там был? Есть где остановиться?

— Нет, еще не бывал. Но очень хорошо ее знаю, вернее историю ее улиц. А останавливаться надолго в городе не буду. Думаю, что сегодня же выеду в Минск.

— Понятно все с тобой. Теоретик значит. Тогда так, давай я тебе запишу адрес и телефон моей сестры Кати. Если будет нужно — без стеснения туда приезжай. И еще вот тебе мой Тамбовский адрес и телефон, думаю, обязательно найдемся. Ты не передумал насчет издания стихов?

— Нет, конечно. Думаю, что это будет трудно сделать. Кому сейчас интересна лирика. Где-то читал, что сейчас требуется поэзия, зовущая на подвиги, а не лирика, воспевающая романтические чувства.

— Что верно, то верно. Об этом действительно писали в газетах. Подвиг — это великолепно и нужно. Но чувства людей никто не отменял. Они влюбляются, любят, изменяют, ненавидят. И выражают это в том числе и в поэзии. Конечно, у издательств есть тематические планы, которые они не любит нарушать. Но попытаться все же стоит. У меня есть очень хорошие знакомые из членов редколлегии центральных изданий и Союза писателей. Думаю, они мне не откажут в помощи в продвижении твоих стихов. Им, безусловно, они понравятся, поверь мне. Я их очень хорошо знаю. Они люди своеобразные, но прекрасное почувствуют сразу. А в твоих стихах оно есть. Так что тебя ждет успех и признание. Кстати, тебе будет положен гонорар за издание. Так что можешь готовить кошелек.

— Спасибо, Валя. Зато, что обо мне заботишься. Право не знаю, стоит ли. Кому все это надо? А кошелек, что его готовить? И что делить шкуру неубитого медведя. Вопрос не решен. Ну а если решится, то тогда и буду думать о гонораре. Да и какие там деньги? Так мелочь.

— Ты не прав. Деньги вполне приличные. Поверь мне. Некоторые авторы совсем неплохо на них живут. Во всяком случае, не бедствуют и на хлеб с маслом хватает.

— Ну, я же не "некоторые". Начинающий, никому не известный парень с железной дороги. Деньги не помешают. Знаешь, давай о гонораре, потом поговорим. Когда в Тамбов вернемся. И когда будет ясно относительно издания.

— Все с чего-нибудь начинали и были никому не известными. Но выбились. А с твоим талантом, тебя ждет большое будущее. Главное не отчаиваться. Не получится издать в Москве, опубликуем в Тамбове или Воронеже. Я тебя не оставлю на полпути. Договорились?

— Конечно, договорились. Будешь моим представителем и распорядителем. Я не собираюсь бросать писать. Ты наши договоренности помнишь?

— Молодец. Я все отлично помню! Особенно то, что было ночью. Ты был прекрасен и очарователен! Но сейчас больше не приставай. Не успеем собраться... Жаль, что так быстро заканчивается наше приключение. Даже грустно. Лучше спой. Я специально гитару не стала убирать...

Мне ничего не оставалось, как взять гитару:

О, пощади. Зачем безумства ласка слов.

Зачем сей взгляд, зачем сей вздох глубокий.

Зачем скользит не бережно покров

С плеч белых и груди высокой

О, пощади. Я гибну без того.

Я замираю, я немею,

При легком шорохе прихода твоего

Я звуку слов твоих внимая, цепенею.

Но ты вошла, и дрожь любви.

И смерть, и жизнь, и бешенство желанья.

Бегут, бегут, по вспыхнувшей крови

И разрывается дыханье.

С тобой летят, летят, летят часы.

Язык безмолвствует, одни мечты и грезы.

И мука сладкая, и восхищенья слезы.

И взор впился в твои красы как жадная пчела в листок цветущей розы.

О пощади! О пощади! О пощади...

— Это тоже твои?

— Нет, это стихи Дениса Давыдова, называется "О пощади!".

— Спой что-нибудь свое? — Попросила Валя.

— Свое? Ну, если только вот это:

Ты меня на рассвете разбудишь

Проводить необутая выйдешь

Ты меня никогда не забудешь

Ты меня никогда не увидишь

Заслонивши тебя от простуды

Я подумаю: "Боже, Всевышний"

Я тебя никогда не забуду

Я тебя никогда не увижу...

— Спасибо, ты молодец... — с грустью в голосе сказала Валя. — Лучшего ты исполнить и не мог. Как все это правильно и высоко. Не хочется с тобой расставаться. За эту ночь мы стали такими близкими людьми...

— Осознание того, что чудесное было рядом с нами, приходит слишком поздно, — перефразировал я Александра Блока. — А расставаться действительно тяжело... Останется память о чудесном времени... Когда-то Омар Хайям правильно сказал: "Меняем реки, страны, города... Иные двери... Новые года... А никуда нам от себя не деться, А если деться — только в никуда..."

И мы надолго замолчали. Уйдя каждый в себя в свои мысли...