Не возжелай неведомого, ибо чревато...

Купола небольшой церквушки не играли светом на фоне темных облаков и серости осеннего неба, да и самая эта картина чего-то возвышенного, чудесного и скудных красок, обрамляющих ее, внушала непонятную тревогу будущности и трепет перед сочетанием несочетаемого и собственным ощущением ничтожности и чуждости.

Высокая плотная фигура замерла, окостенела перед светлым прямоугольником окна и тяжелых складок занавесей, словно бы впитывая глазами представшую перед ней панораму, отыскивая, вероятно, в этих трехмерных изображениях союза прямых линий, овалов и других геометрических фигурах ответ на мучительный и не дающий покоя внутренний вопрос.

Стальной ежик коротко остриженных белесых волос истукана качнулся вдруг в сторону и развернулся на девяносто градусов, являя свету его обладателя: молодого человека лет двадцати пяти — двадцати семи с безразличными, бесцветными, какими-то текучими серыми глазами и поджатыми в тонкую линию губами. Возможно, в столь незрелом возрасте он уже успел перенести горечь утраты, либо же, что более и значительно вероятнее, слабовольно поддался довольно обыденному в нашем времени и обществе пороку, такому как скука и пресыщенность благами технологичной цивилизации.

— Увы-увы, в наш просвещенный век томимся мы, безволием закляты, — с тоской продекламировал Алексей, нахмурился и злобно-меланхолично хохотнул над собственными мудреными словесами. — Мать твою! — сплюнул на пол и, сделав несколько быстрых шагов, рухнул в кресло. — Уж хоть бы что случилось...

Резкий протяжный звонок эдаким мелодичным всхлипом-переливом дрели ворвался в уши, в унисон с колокольным боем вызвав некоторое раздражение у молодого человека и несомненное желание врезать зачинщику этого самого шума в наиболее незащищенное и проблемное место, так, просто, ни за что ни про что... Размышляя над этим порывом как бессмысленном, так и несколько бесполезном в своем прямом осуществлении, Алексей Пехов медленно, словно бы находясь во власти тяжкой болезни, доплелся до двери и резко распахнул ее, потянув на себя в стремительном, сколь ж и коротком порыве неконтролируемой ярости.

Вместе с терпким ароматом сирени, цветущей черемухи и еще чего-то летнего, весеннего в квартиру в буквальном смысле влетела, если не сказать впорхнула, симпатичная миниатюрная девушка с длинными волнистыми волосами и очень скудным нарядом, и тотчас же попала в крепкие, надежные объятия законного представителя и обладателя прав на энное количество квадратных метров многоквартирного здания.

— Я — Виктор.

— Алексей. Приятно познакомиться, — вдохновенно изрек первый герой нашего не столь уж объемного рассказа, с неожиданным энтузиазмом не скрытым от чужих глаз, прижимая к себе хрупкое горячее тельце со столь интересным, непредсказуемым, но, тем не менее, очень милым методом входа в контакт с представителями противоположного пола.

— Виктор Замятов, — моргнула в непонятном замешательстве и, наконец, пролепетала очаровательная красавица, заливаясь румянцем глубокого смущения и опуская свои длинные пушистые реснички в пол; ее дыхание тем временем участилось, а высокая полная грудь часто поднималась под вырезом тонкой ткани футболки; заметно стучало и сердечко от бесполезных попыток избавиться от несколько более необходимого непринужденного плена рук хозяина квартиры.

— Да, я понял, — озадачился Алексей, нехотя отпуская прелестную гостью на волю в сторону кухни, сам же флегматично принялся запирать запоры на двери с несколько задумчивой, ошеломленно-недоверчивой улыбочкой.

— То есть веришь?.. Это хорошо, да... — на миг просветлела, но вновь с несчастным видом пролопотала блондиночка; ее пухлые, красиво очерченные губы были прокусаны до крови, что являлось настоящим святотатством по отношению к собственному столь совершенному и идеальному телу; лихорадочный румянец играл и на щеках, а тонкие пальчики нервно теребили подол прозрачной футболочки не по размеру. — Есть что выпить, а?

— Что? А ну, конечно. Разумеется! — гордо ответствовал Алексей, на всякий случай еще раз внимательно глянув на плавный и соблазнительный изгиб шеи "Виктора", с тем, чтобы в дальнейшем не возникло неких недоразумений, связанных с довольно модным в последние годы течением, в которое иногда (или довольно часто) оказывались вовлечены молодые юноши с женственной наружностью и сильно выраженной конфронтацией самосознания.

Обильное возлияние алкоголем длившееся довольно продолжительное время, закончилось стремительным (в своем исполнении, но не продолжительности), сколь же и вполне закономерным, соединением тел и душ в любовном экстазе вихря приязненности; до того был правда пьяненький бред "Виктора", уносящийся своими началами в заоблачные выси межзвездного союза федераций и конфедераций различных расосуществ, также проблемы татуирования (как признак входа в контакт с обозначенным представителями), с полной, а даже не частичной демонстрацией неких интимных участков тела... и с обширными же комментариями; ну и как дополнение проблематико-тема сущности человека и его оболочки.

— Ты!.. Я... Да ты понимаешь... что... с тобой сделаю?! — с самого утра, казавшегося более днем ранним, разбудил совсем некстати Алексея знакомый голос, который вместе с потоком нецензурной брани, пропускаемой сквозь уши, вырисовывался в монотонный, но угрожающий рев знакомого по лестничной площадке соседа — квартиранта Витьки Замятова. Неприметный худосочный парень и раньше-то не вызывал особого интереса у Алексея, теперь же и вовсе навсегда отвратил своим перевоплощением в загадочных, интригующих, истеричных, смешливых, хохочущих, жарких, знойных красавиц, которое ранее за ним не наблюдалось, но по всему судя, а именно присутствию в постели Алексея в нагом виде, татуировке на груди (знакомой до... гм, казуса, и после) и другим примечательным вещицам, — за ним водилось.

Алексей флегматично, храня абсолютное и безоговорочное молчание и невозмутимую мину на лице отошел к окну: церковные купола насмешливо, ярко и упокоено единовременно блистали под набирающими силу лучами солнца в безоблачной и словно бы нарочито безмятежной вышине... А позади в погромленной квартире с развороченной постелью и валяющейся на полу одеждой неестественными пятнами выделялись, двигались маленькие зелененькие человечки, плотным кольцом окружившие разозленного донельзя Витьку Замятова, и почесывающие сейчас свои лысые зеленые же черепушки в почти человеческом жесте замешательства и глубокой вины.

"Алкоголь, ЛСД, или что-то похуже..." — с бессмысленной, отчаянной надеждой размышлял Алексей, дрожащими руками раскуривая сигарету...