|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Автор посвящает этот текст прекрасному, но ныне слегка забытому фантастическому сериалу "Lexx", создатели которого так же смеялись сквозь жестокость и слезы.
Роман целиком выкладывается здесь: https://author.today/work/32605
https://libst.ru/Detail/BookView/26622
https://zelluloza.ru/books/6849-Ya_-_temnyy_vlastelin-Shepelskiy_Evgeniy/
Я — темный властелин
"...И таково начало каждого Цикла. Темный властелин всегда возвращается, ибо он вечен, как вечно Время, и дан миру за его грехи, и пребудет в мире, пока тьма в душах людей и нелюдей превосходит свет многократно. И пусть душа властелина сейчас исторгнута из мира, и рассеяна, он вернется к началу нового Цикла. Таков закон обновления. Темный властелин всегда возвращается, и нам, Его адептам, надлежит это принять как великое благо. Мир меняется и трепещет, предощущая Его скорый приход... И вылезают наружу давно позабытые твари, коим суждено служить Ему изначально, и приходят в мир новые сущности, коих Он направит себе на служение... И трепещут еретики Некрополиса, посмевшие предать его память... Он грядет. Уже скоро. Готовьтесь, братья! Темный властелин всегда возвращается. Таково начало каждого Цикла..."
Послание к ордену Аард от Мастера Тени.
"Из тьмы небытия он исторгается к свету, ибо даже тьма не в силах удержать его скользкую и страшную сущность... Бойтесь его, ибо если он явится и возьмет полную силу — наша власть кончится и больше никогда не возобновится".
Послание к Конклаву Сил от Тримегорла, архимага Конклава.
"Он грядет. Пусть его облик пока не зловещ, мы знаем, во что он может превратится со временем. И мы пропадем, когда он проберется к Штромхолду и воплотится. Но мы сможем остановить его на ранних подступах к Цитадели. Для этого придется собрать все силы..."
Послание к Белой Ложе от Вилноры, главы Белой Ложи
Пролог
"Вход — бесплатно. Хочешь — заходи, нет — проваливай". Этими словами я украсил врата, которые ведут в мою персональную Страну Мрака, Штромгард. В мое логово протяженностью в тысячу лиг. В мой край с сочными зелеными лугами, густыми лесами и кристальной чистоты реками.
Разрешите представиться. Я — Темный Властелин, и в моей Стране Мрака всегда ярко светит солнце.
Я изложу все по порядку. Расскажу свою историю, которую до сих пор не знают обитатели моего мира. Хотите — слушайте, а нет... Да, вот еще что: одерните меня, если начну занудствовать, ладно? Только одергивайте осторожно — я все же Темный Властелин!
Ну, здравствуйте.
Привет, говорю, ребятишки!
Нет, это не глюки, это взаправду. Я — взаправду, теперь вы от меня не отвяжетесь.
Что-что? Да, плащ — настоящий, с кровавым габардиновым подбоем, сверху, на черный шелк, нашит мириад мерцающих чешуек, взятых с тел нерожденных драконов (невинные маленькие дракончики так и не вылупились), способный отразить и эльфийскую стрелу, и могучее заклятие, и струю пламени из пасти того же дракона. И меч из полированной драконьей кости — он тоже настоящий. А еще недавно щелчком пальцев я мог вызвать молнию, магическим плевком сбить во-он ту горушку. Какая-то она подозрительная, черт... Не за ней ли скрываются праведные убийцы, которых в очередной раз отправил Белый совет?.. А орлы? А единороги с элефантами?.. Да шли бы все они лесом, мне сейчас не до них.
Я — студент. Ну, или был таковым, пока не угодил в Эквилирию. "Угодил" — то самое слово, поскольку сначала я угодил по шею, а потом провалился по самые уши, и, если принять во внимание теперешние обстоятельства, не расхлебаю эту кашу уже никогда. Место, в котором я сейчас нахожусь, отличается повышенной мрачностью — траурная расцветка стен и не очень приятные ароматы. Да, и еще оно дрожит и грохочет. Видите ли, Проснулась Гора Судного Часа. Но мне плевать, у меня другие заботы. Мне осталось ровно два мгновения жизни.
В том случае, если я сделаю нужный выбор. А ведь я его сделаю, поверьте.
Представлюсь: Игорь Батькович. Отчество? А на кой? Ну сами подумайте, зачем вам мое отчество? И фамилия? Узнаете — плохо будете спать, да еще, чего доброго, я начну являться к вам во снах. Я такой, позови меня в ночи — явлюсь! Понимаете ли, я неуверен, что вам захочется увидеть во сне воплощение иномирового зла во всем его... м-м-м... уродстве. Давайте начистоту. Я — Темный Властелин, место моей работы — местный Мордор. Конечно, тут он называется иначе, да и мир другой, но в деталях — все похоже. Это не могло не радовать поначалу, ибо я адаптировался достаточно быстро... на свою беду.
Я был таким же, как вы, дулся в "Линейку", громил мобов в "Эверквесте", запоем читал книжки о "попаданцах" в мир магии, которым сразу и мегасила, и всеобщая любовь, и верные друзья-помощники, и три жены из эльфийского племени. Иногда, в грязных фантазиях, я примерял на себя одежды такого геройчика, которому все удается на раз. С ним, представьте, все носятся как с писаной торбой, у него-то всего и забот: как покрасивше настучать по рогам очередному монстру, наказать жадюгу-трактирщика или зарвавшегося барона, да оприходовать вовремя подброшенную автором ушастую дамочку.
Я не думал, что это случится со мной. Мир магии — разве это не сказка?
Я не полагал, что стану кошмаром самому себе. Кошмаром, который всегда со мной.
Я, что называется, попал.
А теперь мой дракон отравлен, друзья мертвы, огромные армии собрались, чтобы растереть в порошок от блох меня и мое королевство.
А у моих ног истекает кровью женщина. Она ищет меня взглядом, я это чувствую, но я смотрю прямо перед собой, на алтарь из черного мрамора.
Над ним из зеленоватого тумана сгущается уродливое лицо.
И два мгновения отделяют меня от решения, которое я должен принять.
Но погодите. Иногда в мгновения вмещается целая вечность. Или просто небольшая история. У меня есть время, чтобы ее рассказать.
Два мгновения...
1.
Игорь
Не знаю, почему большинство книг о попаданцах начинаются с похмельного утра. Могу предположить, что авторы описывают — или ностальгически вспоминают — свои студенческие будни. Ну, вспомните, вспомните: вы-то сами без греха? Нет, я понимаю, есть уникумы, что и в молодости ни капли, и в старости ни туда, ни сюда, но основной-то контингент ВУЗов всегда потреблял, да еще как!
Вот вам набор банальных кадров.
Утро. Похмелье. Меня рвет прямо в гостеприимную пасть унитаза. Мой обалденно богатый внутренний мир колбасит, словно я сижу на центрифуге, и готовлюсь сдавать экзамены на звание космонавта.
Утро после последнего экзамена — мрачное время, особенно если ты категорически не переносишь алкоголь. Прадедушка моей приемной матери, которому жена всячески запрещала пить, в 87 лет был не дурак после бритья хлебнуть тройного одеколона (разводится водой в пропорции один к трем), и умер, в пьяном виде стукнувшись головой о ступеньку. Дед приемного отца, пройдя войну, побывав под пулями, в плену, никогда не обращался к врачу, и мог в 80 лет уговорить за день литр первача. А я... Да что тут говорить. Понимаете масштаб?
Короче, богатыри не мы.
Меня травило, и я не успевал сливать воду, слепо нашаривая рычажок.
Наконец организм изрыгнул весь яд, и я возделся на ноги, пошатываясь и качая пустой головой.
— Худо, боярин?
В дверь заглянул Серега-Дрищ, один из тех, с кем я снимал двухкомнатную квартиру. Он учился по особому продвинутому методу, который в какой-то степени исповедовали мы все. Метод "Забей на все, и будь что будет!" вчера принес свои плоды: Серега, единственный из группы, пролетел на экзамене по английскому, как фанера над Парижем. Однако на попойке он был первым.
"Завтра тренькну родакам, вышлют денег для препода", — отмахивался он.
— Ты пивка хлебни, оно и пройдет.
Я закашлялся, и молча показал ему "фак".
Он сморщил нос:
— Да ты, брат, не индеец.
— Я обычный подозреваемый с планеты Ка-Пэкс.
— Ну-ну.
— Баранки гну.
Он весело потряс банкой Джаги:
— А мне уже сбросили бабло. Хошь тормозухи?
— Иди ты...
— Еще по сто пятьдесят шампанского, и все!
Нашел что цитировать.
Тут некстати запиликал мобильник. "Фэйритэйл" с похмельного утра... Хуже может быть только звук пылесоса! Сунуть бы этому Рыбаку смычок от скрипки в одно место, а скрипку мелко накрошить и заставить сожрать без соли.
Серега блеснул пирсингом под нижней губой и решил сыграть в Капитана Очевидность:
— Телефон!
— Да ты гонишь!
Продираясь через туманы похмелья, я пытался вспомнить, под кого "заточена" эта мелодия. Зря старался, только сильнее закружилась голова. Тогда я подобрался к тумбочке, переступив чьи-то грязные носки, взял телефон, но так и не смог ничего разглядеть на экране сквозь муть в глазах.
— Алло?
Звук поцелуя.
— Привет, Игорек!
А-а-а, вот это кто.
— Ой, привет, Мариша. Вчера зажгли так славно, ты извини, что я сбежал, меня...
— Ма-а-ариша? Игорь, это я, Наташа! И я со вчерашнего дня у мамы! — Она зарыдала и отключилась.
Все, хана мне, прощайте, товарищи!
В мире попаданцев девушки падают к ногам героя пачками, вовремя исчезая, чтобы освободить место для новой пассии, или вливаются в дружный гарем, который герой таскает за собой. Их не нужно завовевывать, да еще они не ревнуют — они мягкие и покладистые, и существуют, чтобы удовлетворять мужские амбиции автора. А в моем мире — сперва нужно девушку завоевать, потом — кормить и выгуливать, взяв за ручку. Потом вы внезапно обнаруживаете, что выгуливают вас: девушка считает вас своей собственностью, шаг вправо — побег, шаг влево... Нет, налево ходить вообще нельзя, потому что будет горе.
Блам-блам!
Пришла смс.
Я протер глаза и всмотрелся в экран.
"Прощай".
О-о-ох, как все сложно, ребята!
— Ну шо там, бодрячком? — Серега уже хлебал из банки дьявольское пойло.
— Нормально все. — Борясь с головокружением, я присел на кровать.
— А, ну лады.
Блам-блам!
"Сволочь!"
Я вздохнул. Отключить мобильник? Или лучше не стоит?
— Мне к преподу с данью на двенадцать часов, — сообщил Серега. — Ща заправлюсь горючкой и на взлет.
Третий обитатель нашей мужской берлоги, Макс, еще вчера сыпанул на родительскую хату, оставив на своей тумбочке коробку с остатками пиццы.
Пицца. Что может быть лучше утренней пиццы? Только визит к стоматологу! К утру пицца превращается в кусок холодной вулканизированной резины, пропитанный горем, страданием и вкусом сигарет. Да я и не особо хотел есть. Меня, если вы еще не забыли, мутило.
Блам-блам!
"Будь! Ты! Проклят!"
Парцелляция — это так же скверно, как и то, когда тебя осыпают смсками в стиле "Зая", "Бусечка", "Люблю-люблю", и "Ты мой персик!". Была у меня такая девушка... Пресыщение наступает очень быстро, а тошнота подкатывает к горлу с каждым новым посланием все сильней.
Отключить телефон?
С той девушкой я уже давно расстался, а постыдная страсть осталась. Это как курение: всегда кажется, что можешь бросить в любой момент. А девушка, увы, не оказалась той самой. Мне вообще не слишком везло на тех самых, все они на поверку были... Или это я виноват?
"Тасамая — это что-то японское, да? — сострил Серега. — Так может, тебе к японцам прошвырнуться? Точняк инфа — пара дамочек с азиатским разрезом глаз замечена в универе Дружбы Народов!
Блам-блам!
"Больше! Мне! Не! Звони!"
Да не звоню я, успокойся!
Я встал (бу-э-э) и добрел до кухни (буэ-э-э), где в это время Серега приканчивал банку пойла (буэ-э-э в третьей степени).
— Звонят, откройте дверь.
— Ну, — сказал Серега, приоткрыв дверцу холодильника, — вроде как кефир еще остался... Только пакет какой-то подозрительно раздутый... Жесть в нем, внутри...
— А, — сказал я. — Это да. Это жесть. Но я ее выпью.
— Жесть сто пудов! — облизнулся Серега. — Так ты того, хлебнешь?
Я посмотрел на литровый пакет кефира. Ща мы его... Два с половиной процента жирности, а сверху горсть таблеток детской аскорбинки размером с пуговицу для плащ-палатки. Слава богу, их можно жевать.
Требовательно запиликал телефон. Родители. Отхлебывая прямо из пакета, я доплелся до спальни.
— Можно поздравить, студент?
Отец. За показной веселостью — беспокойство. Вчера не звонил, знал, что после сдачи сессии студент временно слетает с катушек.
— Ну... На четверку.
— Хау ду ю ду?
— Йес, ай кен.
Он помолчал — очень уж его впечатлил мой мертвый голос.
— Сурово ты вчера... Свое имя хоть помнишь?
— На "и" начинается...
— Тошнит?
— Уже пью кефир. Как мама?
— Нормально. Ждет тебя. Когда домой?
— Завтра вечерком. Билеты возьму сегодня.
— Ждем.
Он отключился, напоследок хмыкнув в трубку. За что люблю отца — он все понимает с полуслова. Знает — когда мне хреново, лучше не грузить разговором. Вообще, с приемными родителями мне повезло. Хорошие они люди, и я люблю их как родных. Бог (фатум, рок, судьба) не дал им родных детей, зато послал им меня, двух приемных дочерей и тридцать лет счастливого брака.
"Блам-блам!"
"Я. На твое День Рождение! НЕ ПРИДУ!"
Первая хорошая новость с утра. Знать бы еще, когда оно, это мое День Рождение. Ну, в метрике от детского дома есть запись — но ее делали от фонаря. Я не отказник, подкидыш. Национальность — загадка: черные волосы, смуглая цыганская кожа, голубые глаза, остро изломленные брови, странные черты лица с выступающими скулами и тяжелым подбородком, украденным с фото Арнольда Шварценеггера. Явно есть восточная кровь. Только уже не узнать, чья. Насчет Дня Рождения с потолка — так я его отмечаю, почему нет. Лишний повод повеселиться.
Я допил кефир, и тут на пороге спальни нарисовался Серега. Арафатка, кожаные проклепанные напульсники и футболка с козлиной башкой в круге пентаграммы.
— Ну как?
"Нормально, если хочешь сойти за идиота", — чуть не брякнул я.
Серегу еще в детстве уронили на голову. В институт он пошел, чтобы не оказаться в армии. В армии его бы убили — с его-то вечным раздолбайством, ростом в метр девяносто и щенячьим весом в пятьдесят пять кило.
А вообще, Серега страдал, и я ему сочувствовал. На нем лежало адское проклятие Вечной Девственности, другим словами, для девушек он оставался Неуловимым Джо, который нахрен им не нужен, а если и нужен — то совсем не для секса.
"В садике, наверное, сглазили меня, — при каждом обломе жаловался он. — Была у нас нянечка одноглазая!"
Он вертелся так и эдак, пытался сойтись с девчонками по интересам (мой совет, моя школа... Хреновый я учитель!) — был и готом, и эмо, и говнарем, и даже анимешником. Отовсюду он брал по верхам, отовсюду его гнали, иногда навесив пенделей. От всех этих субкультур в его голове образовалась адская мешанина из сленговых слов и выражений, которыми он сыпал к месту и не к месту.
Теперь, похоже, пришел черед рокеров-сатанистов.
— Ну ничо так, — сказал я. — Внушаить. Кто она, жертва твоего обаяния?
Он замялся.
— Ну коза одна... Познакомился вчера. Ты ж не помнишь, тебе уже поплохело... Ей сегодня тоже к Дикому ехать с данью.
— Ясно. А ему, кстати, что приспичило?
— От меня — внешний на террабайт. Сейчас прикуплю и в деканат.
— Вот гад, а? Ты это... Не попадись скинам: отмудохают.
Он махнул рукой, словно речь шла о мелочи:
— Обижаешь, начальник: у меня спринтерский разряд!
Я мелко перекрестил его и молвил:
— Изыди!
Серега изошел, только дверь хлопнула.
"Блам-блам!"
"Позвони мне, пожалуйста!"
Вот, так оно всегда и заканчивается, когда ты не в меру обаятелен и красив.
Нужно выдержать характер. Буду молчать час, не меньше. Пока кефир и аскорбинка занимаются лечением моего тела, поиграю в "Эверквест", чтобы проветрить голову. Я врубил ноут. Ну-ка, кто там набедокурил без меня? Трепещите, темные силы, идет крутой варвар Арнольд7825!
Высветился синий экран, вроде BSOD. Не присматриваясь к череде белых букв, я перезагрузил ноут.
BSOD.
Я снова перезагрузился.
BSOD.
Блин!
И тут я заметил, что надписи на экране выполнены на русском!
"Конклав узнал о тебе. Сиди на месте. Не отвечай на звонки. Мы придем за тобой. Бойся Дурного глаза".
Нифиговая хреновина... Небось, Серега в мое отсутствие лазил по непотребным сайтам и схватил вирусняк-запиратель. Но где сообщение о том, чтоб, мол, позвонить им для разблокировки? Нет такого...
Я еще раз перезагрузил ноут.
Тот же экран, те же буквы.
И тут запиликал телефон.
Неизвестный номер.
— Да? — Вы же не думаете, что я послушался какого-то синего экрана?
— Аллэ! Минэ Игор нужэн, да?
Я насторожился.
— У аппарата.
— Иетто А-автандил с третьэго курса!
— Утро доброе, Автандил.
— Ти, Игор, зачэм вчэра Катя трогал, да?
— Что? Что-что? Кого я трогал?
— Катя трогал очэнь силно! Катя мой дэвушка, да? Ты зачэм ее трогал? Тэперь горэ будет, да? Жды гастэй!
Комната закружилась — или это я начал вращать глазами? Мало мне Мариши и Наташи, еще и Катя! Алкоголь... Это все алкоголь: он действует на меня почти как шпинат на моряка Попая из мультяшек — придает силу, бодрость, и наглость в обращении с противоположным полом. Только ум отшибает. И память — частично.
Прав был BSOD: сиди тихо, не отвечай на звонки.
— Автандил...
— Ида?
Интересно, можно ли сглазить по телефону?
— Видимо, ты ошибся. Какой Игорь тебе нужен?
Он назвал мою фамилию.
— Ясно. Давай сейчас спокойно во всем разберемся.
— Ида? Катя плачэт! Жды гастэй! Худо тэбэ будэт!
Неверьвхудо, Игорек!.. Хороший был квест, правда, я так его и не прошел: бросаю играть, если нахожу затык, солюшены — это не для меня.
Тут я услышал в трубке звуки улицы и фырканье.
— Автандил?
— Ида?
— Как твоя фамилия, дорогой?
Пауза. Затем раздался глумливый знакомый гогот.
— Серега, — сказал я, — старый ты приколист, иди в жопу!
Он взоржал, аки конь, и отключился.
Послал бог соседа.
"Блам-блам!"
Рыдающий смайлик.
А нечего устраивать истерики.
Я еще раз прочел надпись на экране. Точно — это Серега. Выпилил, сволочь, мой комп. Мать твою, придурок! Там у меня всякое нужное, плюс скачанный, но не отсмотренный фильм с Зои Дешанель "500 дней лета". Поймаю — заставлю запилить обратно. В смысле — не Дешанель поймаю (хотя — видит бог, я хотел бы поймать эту голубоглазую брюнетку), — Серегу. Не может быть, чтобы он не знал, как разблокировать эту бодягу. Если не знает и мне придется форматировать винт, ему же хуже: убью.
Я протянул руку, чтобы отрубить ноут, но мобильник зазвонил снова.
Умен тот, кто пьет в меру, а если пить не умеет — не пьет вообще, запомните, люди!
Я посидел в тишине, тупо пялясь на синий экран и допивая кефир.
Как-то стремно начался день, вы не находите?
"Блам-блам!"
Смайлик с сердечком.
Оригинально.
От звонка телефона у меня чуть не выпрыгнуло сердце. Ну, каких дров я еще наломал? Спер паркет в кабинете декана? Приставал к жене ректора?
Щебечущий женский голос назвал мое ФИО.
— У аппарата, — откликнулся я.
— Очень хорошо. Вас беспокоят из деканата. Емельян Павлович просил вас подойти сегодня в институт, к 12 часам дня, в потоковую аудиторию номер шесть! Есть вопрос, который нужно срочно решить! К двенадцати, в шестую аудиторию... Записали?
— Я запомню... А в чем...
— Очень хорошо! Пожалуйста, не опаздывайте!
Отключилась.
Блин... На кой я понадобился декану? Не, я понимаю — до экзаменов, но после? Институт пуст, начались каникулы, лето на дворе... И с зачеткой у меня полный порядок. Чертовщина...
Я уставился на экран, сцеживая в рот последние капли кефира. BSOD стремительно покрывался черными кляксами. То есть — натурально, его заливала темнота.
Я икнул. Теперь, похоже, гакнулся экран ноута.
Э, нет. Сквозь черноту обратным порядком — синими кляксами — проступил новый экран смерти. Только с другой надписью!
Буквы разной величины изгибались, строки налезали одна на другую, половина надписи была размыта до нечитаемости. Я даже потер экран в этих местах. Не помогло. Картинка так и осталась корявой, словно я глядел на нее сквозь три слоя марли и огромную лупу в придачу.
"Конклав блокирует наши попытки... Пока не можем к тебе прорв... Ты должен попытаться сам... Заклят... Кавентрус Энфлюэзис Джентра... Твой дядюшка Ад..."
Не успел я это толком прочитать, как экран пошел черными полосами, затем мигнул и погас. Ноут вырубился и не реагировал на попытки его реанимировать. Я только впустую щелкал кнопкой.
Не, ну это уже ни в какие ворота...
Заклятие? Немного уличной магии, да?
Ладно, Серега, приеду я сейчас в институт и покажу тебе, что происходит после "клатту верата никто"! Расскажешь потом своим детям, как ты вживую наблюдал Ктулху после удара кулаком в лоб!
2.
Цвела акация. Светило солнце. Девушки с голыми ногами (юбочки — не шире ладони) проверяли мое либидо на крепость. Я вышагивал к метро через парк, бросив в карман отключенный телефон. Хватит с меня звонков и рыдающих смс-ок.
Кавентрус Энфлюэзис Джентра...
В голове крутились строчки дурацкого розыгрыша.
Я свернул на аллейку позади летнего ресторана. Знающий тайные пути да придет к метро быстрее!
У стенки заднего фасада кафе раздался хлопок. Негромкий, как от пробки, вылетающей из бутылки шампанского.
Я оглянулся — не слишком резко, иначе голова снова начала бы кружиться. Возле мусорных баков, набитых гниющими отходами (задний фасад любого кафе и ресторана всегда страшен) замер высокий старик в сером бесформенном балахоне. Он напоминал Гэндальфа после лоботомии: рот открыт, глаза выпучены и удивленно смотрят вокруг. В руках длинная палка... или посох? — с какой-то блестящей граненой фиговиной на верхушке типа обычного граненного стакана. Ну и борода. Куда же без бороды. Длинная, грязно-седая, лохматая, как старый веник. Явно бомжара. Очевидно, с бодуна, потому такой взгляд. Ну что, бывает.
Тут старик нацелил на меня кустистые брови и медленно кивнул. Блин, он что, читает мысли? Пронзительный у старика был взгляд, даже — враждебный. Я ускорил шаг. Не утерпел, оглянулся.
Сквозь бомжа неплохо просматривалась стенка кафе.
Черте что.
Старик перехватил посох обеими руками, как древко знамени, и отсалютовал мне. Точно — мне, ибо никого вокруг не было. Навершие посоха отразило луч солнца на мое лицо.
Потом старик замерцал, как голограмма связи в "Звездных войнах", и с тем же хлопком исчез.
Я подумал, что вчерашняя вечеринка не закончилась, что я еще там, в кафе, облопался каких-то веществ и сижу на стуле в полной отключке.
Я ущипнул себя за локоть: больно! Оглянулся: пусто. Ну, значит, померещилось. Говорю же — алкоголь действует на меня как яд.
Кавентрус Энфлюэзис Джентра...
Дядюшка Ад...
Интересно, какое полное имя придумал ему Серега?
В вагоне метро я прислонился к надписи "Не прислоняться" и закрыл глаза. Состояние нестояния продолжалось, но постепенно, очень, очень постепенно молодой организм брал свое.
Кавентрус Энфлюэзис Джентра...
Твою же мать! Это какое-то наваждение: строки заклятия крутились в голове словно сами по себе! Даже когда я вышел из метро, строчки продолжали крутиться. Кажется, у психиатров это называется "персеверация" — когда мозг зацикливает на какой-то фразе или строке песни, и она крутится, крутится. Впрочем, говорят, это не слишком опасно — просто означает, что мозг устал и ему хочется баиньки. Но я-то только проснулся!
Перед окнами центрального корпуса, обернув хвостом лапы, сидел черный потрепанный котяра по кличке Пол Пот — живое воплощение всех смертных грехов. Он просачивался сквозь охрану и творил гнусности в аудиториях. Если вы не знаете, как пахнет преддверие ада, я подскажу: оно пахнет котом, который только что пометил территорию. Отрава кота не брала — он был слишком умен, чтобы ее стрескать. Поймать его не могли — кот был бойцовский, умело царапался, и вообще отличался повышенной ловкостью. Иногда я его подкармливал, и он меня знал, так сказать, с хорошей стороны. Я кивнул ему, и он, как показалось, чуть надменно кивнул мне в ответ. Затем, когда я приотворил высоченную остекленную дверь, черной молнией прошмыгнул внутрь.
Я прошел мимо охраны, показав студенческий, и углубился в прохладные дебри института.
Волочков Емельян Павлович был классическим деканом, пожилым, изрядно пузатым и лысым. Был он не то чтобы вредный, но... Короче, где вы видели студента, который бы тепло отзывался о декане? Кличка у него была — Дикий, потому что изредка у него срывало крышу, и он начинал безобразно истерить, кричать, брызгать слюной и чуть ли не биться в корчах. И никто точно не знал, чем именно можно его довести — он срывался на вещах разных, как... ну, как дикий человек.
Что ему надо от меня, хотелось бы знать?
Я поднялся на второй этаж и по длинному коридору пошел в сторону шестой аудитории. О-па! На другом конце коридора появилась знакомая фигура в арафатке и идиотской футболке с козлиной башкой.
О мой верный падаван, сейчас я одарю тебя волшебным пенделем — плюс 20 к скорости, минус сто — к репутации, и воспрошу, на кой ты заразил мой комп гнилым вирусом.
Серега увидел меня и приветливо взмахнул рукой.
В этот момент я как раз подходил к дверям с крупной цифрой "6".
Тут-то все и случилось.
Да ладно, ладно, вы думаете — тут-то и начались приключения? Не-е-ет, тут-то и начался геморрой с попадаловом. Конечно, бывает и так, что герой проваливается в колодезный люк (приключение по шею в дерьме) — и оказывается там (внезапно — совершенно чистенький). Или суицидной ласточкой ныряет из окна — а выныривает уже в сказочном королевстве. Или добрый дядя-маг (педофилов не предлагать!) переносит бедного студента (как вариант — язвительную офисную планктоншу) прямо в Кирандию, где щебечут бабочки и весело порхают единороги. Или вот Творец... Не, это уж совсем избито. Ну, и еще всякие артефакты до кучи. Ну вы знаете, да? Нашел волшебный меч, кольцо (в нос), амулет (в пупок) и — чпок! — попал. И пропал. Из нашего мира. А в другом мире все на тебя молятся, чуть ли не сопли утирают, вьются за тобой веревочкой.
С мотивацией тоже полный швах — почему-то тот мир, обычно, интересуют исключительно подростки, непонятые этим миром. Тот мир уверен, что без помощи подростка ему не разрулить своих проблем. И подросток разруливает, кстати, уж будьте уверены.
В моем случае все было не так. Во-первых, я не был подростком. Во-вторых... Забегая вперед, скажу — меня хотели выдернуть в Эквилирию, чтобы набросить проблем на местный вентилятор.
Да только ж откуда мне было это знать?
Скрипнула дверь шестой аудитории, и сквозь щель протиснулся — буквально продернулся, вытянувшись в струнку, Пол Пот. Наследник имени адского диктатора Камбоджи бросил на меня мимолетный взгляд, который словно говорил: не ходи туда, парень, там сплошное дерьмо, даже мне страшно, и дернул по коридору со скоростью гепарда.
"Декан повесился!" — вот первая мысль, что меня посетила. Нет, я понимаю, юмор черный — но вдруг?
Шутки в сторону: всякое бывает. Хотя в глубине души я знал, что Пол Пот, как всякий здравомыслящий кошак, просто вовремя смылся с места преступления.
— Какими судьбами? — крикнул Серега. Издалека он напоминал эльфа, отощавшего на вегетарианской диете.
Я приложил палец к губам.
— Шо? — гаркнул мой приятель. — Не слышу?
Я прижучил его ястребиным взглядом и показал кулак. Тут он, наконец, опомнился и кивнул.
Мы подошли к дверям злополучной аудитории одновременно.
— Ты как тут?.. — спросил Серый.
— Дикий проснулся, хочет свежей крови. Моей.
— Серьезно...
— Серьезней не бывает. Как сам?
Он достал из кармана джинсов зачетку:
— У меня не забалуешь!
— Иди ты!
Серега кивнул на дверь.
— А ты на кой сюда-то?
— Дикий позвал.
— В аудиторию? Вот странно... Кстати, я Дикого на третьем этаже видел... Ну, минут десять как прошло. Чего это он сюда тебя пригласил? В любви признаваться будет, наверное...
Серега всегда поражал глубиной шуток.
Я толкнул плечом дверь аудитории, на всякий случай стараясь не дышать носом.
Ну и? Пустые ряды студенческих парт возносятся амфитеатром. Пустая кафедра. Ряд задернутых штор. Полумрак. Никаких следов кошачьей вакханалии. Эй, где все? Декан вне зоны доступа, как английская королева?
Серега увязался за мной и плотно прикрыл дверь.
— Здра... А, нет никто... Заходи кто хочет, всем местов будет!
Я прошел к кафедре, уселся на место лектора и некоторое время созерцал процарапанную в полировке надпись "Бодя — лох!".
— Временное правительство разбежалось. Значит, жду десять минут и слагаю с себя полномочия диктатора.
— Э, — сказал вдруг Серега. — Э! За спиной!
Я оглянулся, и сперва не сообразил, о чем толкует мой товарищ. Затем вскочил, резко отодвинув стул. Классная доска за моей спиной была украшена неявным узором, который постепенно начал проявляться на коричневом фоне сверкающими серебром завитушками.
Узор был круглый, сложный, чем-то напоминал приснопамятный календарь майя, по внутреннему ободу шла масса загадочных и непонятных знаков-закорючек, которые медленно наливались серебряным сиянием.
Чей-то дурной розыгрыш. Наклеили на доску светящиеся диоды, что ли...
Я пригляделся — нет, это были все-таки знаки. Сложнейшая вязь узоров по внутреннему ободу, и внутри еще значки — уже более крупные, сходящиеся концентрическими кругами к центру, где сиял знак, похожий на глаз с вертикальным кошачьим зрачком.
Я всматривался, пока не понял, что начинаю тонуть в этом узоре, что в нем по мере того, как усиливается сияние, проявляется какая-то неявная, зловещая глубина. Узор уже не узор, а словно бы окно, и через него я словно бы вижу морское побережье и песчаные дюны, и все это подернуто сепией, как на старых запыленных картинах, покрыто кракелюрами трещин и трещинок давно рассохшейся краски...
Чертовщина!
Я сморгнул, картина с морем и дюнами исчезла. Но, стоило сосредоточить взгляд на узоре — проявилась снова.
— Серега!
— Ась?
— Глянь на доску.
— Да я и так смотрю...
— Видишь что-то?
— В смысле?
— Море — видишь?
— Э-э? Не вижу я никакого моря. Закорючки вижу, на хирагану похоже, на японскую азбуку. А больше ничего не вижу. Как думаешь, чего они светятся? Фосфор? Диоды?
Я пожал плечами.
Значит, узор действует гипнотически только на меня, и все. И почему-то хочется смотреть на него и смотреть... И не просто смотреть, а... Подойти, раскрыть это круглое хоббитское окно, и влезть туда, ухнуть прыжком на бежевый песок дюн, подойти к спокойным водам моря...
Раздался знакомый хлопок, и из-за спины Сереги — примерно на уровне его хилых плеч — неторопливо выплыл шар размером с футбольный мяч. Был он весь в извилистых глубоких бороздах, вроде как человеческий мозг, и красный, будто его только что ошпарили. Шар надувался и усыхал с чуть слышным сипением. С боков... Не-ет, какие у шара бока? Он же круглый? Короче, с двух сторон у шара виднелось что-то типа гибких красных трубочек с раструбами, откуда напропалую валил черный копотный дым.
— Серый, ко мне! — крикнул я, вскочил, дернул его за кафедру и развернул к шару. — Что ты видишь?
— А... — сказал Серый.
— А что?
— А... б...
— А-б-в, говори!
— А, б, в...
— Шарик видишь, придурок?
— А...
Значит, видит. Это не глюки. Уже легче.
Шар вяло дрейфовал в нашу сторону.
— Это что? — выдавил Дрищ.
— Сюрприз. Слыхал про волшебника в голубом вертолете?
— Э... ага.
— От него. Японский мяч с секретом тебе на день рождения.
Ну и вот тут шар задумчиво развернулся к нам... лицом.
3.
Конклав Сил
Над Друан-Тарном собиралась вечерняя гроза.
Налитые темным пурпуром тучи источали молнии, грозя вот-вот обрушиться ливнем на столицу Соединенного королевства. На улицах было сумрачно. Мирные обыватели посматривали в небо и торопились домой, а те, что уже были дома, захлопывали ставни и зажигали ночники и шпыняли своих рабов-эльфов готовить им ужин. На центральном рынке те из злосчастных торговцев, кому не досталось места под навесами, спешили укрыть свой товар дерюгами и тихим — очень тихим, чтобы не услышала стража в кипенно-белых плащах — словом поминали Конклав Сил, что допустил грозу в столицу в самый разгар летней ярмарки.
— Магичат, небось... — таково было общее мнение, и высказывалось оно очень, очень, очень тихо.
В это тревожное время суток Конклав Сил действительно магичил.
Гроза — лучшее время для массированной чародейской атаки, особенно когда эта атака производится через волшебных тварей в другом мире, куда почти невозможно пробиться в телесном облике самому, ибо это потребует настолько огромных затрат энергии, что никакие живые источники силы не помогут справиться, а если справятся — то затем скончаются в муках.
Конклав Сил собрался во Дворце-без-Короля, в примечательной своими размерами башне, известной как Звездная Пристань. Она возносилась над Друан-Тарном грозным монолитом, изваянным полтысячи лет назад из белого камня. Верхушка ее была накрыта раздвижным серебряным куполом, под которым располагался просторный зал с полом, мощенным затейливыми мозаичными узорами, с книжными шкафами в простенках, с высокими стрельчатыми окнами. Несколько дверей вели на террасы; с них открывался вид на столицу Соединенного королевства.
Тримегорл стоял на одной из террас, вслушивался в надсадный рокот грома. Руки с костистыми пальцами лежали на балюстраде. Ветер трепал серую хламиду и неопрятную косматую бороду. Горбоносое лицо, изрезанное морщинами, было бесстрастно. Вечно прищуренные серые глаза смотрели куда-то вдаль, туда, куда не мог достать взгляд обычного человека. Архимаг не боялся удара молнии — Звездную пристань надежно защищали чары. Собственно, она была средоточием магической силы Соединенного королевства со времени победы над Темным властелином, символом колдовского могущества Конклава, символом абсолютной власти магов над этими землями, где уже давно не было короля.
Тримегорл вдохнул полной грудью, несколько раз сморгнул, возвращаясь к реальности. Паренек уже в ловушке Дурных глаз, и ему не вырваться. Нет, не вырваться. Он веселый, разбитной, слегка трусоватый и глуповатый хохмач, немного похожий на него самого, Тримегорла, в молодости, и, в целом, его даже жалко — он ведь, по сути, невиновен в том, кем является...
Но его необходимо убить, иначе последствия... Последствия его появления в Эквилирии будут ужасны — для Конклава и Белой Ложи Аркуэрра.
Тримегорл окинул взглядом город. Люди-муравьишки разбегаются по домам, на улицах почти никого нет, кроме белоплащной стражи, ибо скоро грянет буря... Драконий патруль над крышами Друан-Тарна тоже исчез, драконы не летают в грозу — их может поразить молнией, молнии ведь всегда притягиваются к магическим существам. Поэтому Всадники увели драконов в пещеры.
Парень уже в ловушке... Да, да, масса накопленной энергии в зале начала расходоваться... Маги всеобщими усилиями пытались пробудить Дурные глаза от вековой спячки. Эти твари были одни из немногих, кого легко можно переместить в мир к этому пареньку. Легко — в смысле, с таким расходом энергии, который не вызовет смерть у источников или у самих магов.
Чародей медленным жестом огладил бороду, потом развернулся и направился в зал.
Пожилой эльф в ошейнике питания и усмирения (серебряная тонкая полоса с вязью магических знаков) растворил перед ним высокие двери террасы. Лицо его было с прозеленью — собратья в зале испытывали муки.
У круглого большого стола, способного вместить за собой более двадцати человек, были расставлены кресла с высокими спинками. Столешница выложена кусками цветного полированного хрусталя — узор изображал Борогальфа, первого и единственного мага, сумевшего усмирить Темного властелина сотни лет назад с помощью сил Соединенного королевства, эльфов (тогда, разумеется, свободных), гномов и Аркуэрра. Старинный герой был высок, худ, лыс и безбород. Голубая мантия только подчеркивала его худобу.
Высших магов было не более десятка. Они сидели в креслах и сосредоточенно смотрели в центр стола, где виднелись эфемерные фигурки двух человек, окруженных какими-то крохотными круглыми штуковинами. Фигурки — как и штуковины — были прозрачны, бесцветны и колебались, как от ветра.
За каждым креслом, которое занимал высший маг, стоял на четвереньках эльф в ошейнике питания и усмирения. К ошейнику каждого пристегнута серебряная цепочка, тянущаяся к руке мага.
Эльфов в ошейниках трясло, лица их исказились в судорогах.
Ошейник питания и усмирения питал магические силы людей-магов и усмирял — правильно — эльфов.
Тримегорл сказал, тяжело роняя слова:
— Я был там в духовном облике... Я видел его. Сегодня, именно сегодня ему исполняется двадцать лет. Печать на его ладони наливается силой. Он пробьется к нам... если поймет, как задействовать свои силы... Чудовищно силен, но пока не знает об этом...
Он махнул рукой, и один из старших послушников Академии, что стояли под стенами в почтительном молчании, подвел к нему питающего эльфа. Тримегорл сграбастал цепочку и присоединил свою мощь к мощи высоких магов за круглым столом.
— Внимание, все! — сипло каркнул старик. — Пробуждаем!
Косматая борода и серый балахон Тримегорла объяснялись просто — старый архимаг был неряхой и не любил мыться.
4.
Игорь, еще на Земле
Да, так вот — шар повернулся к нам лицом.
Лицо? Нет, я погорячился — изрядно заплывшая красная морда, хоть сейчас фоткай для плаката "Братья по разуму, не жрите денатурат натощак!". Шар, кажется, дремал: тяжелые складчатые веки без ресниц плотно сомкнуты на выпуклых буркалах, бровей нет — только набухшие валики надбровий. Вздернутый нос тихо сопит в две мясистые ноздри. Время от времени толстые бурые губы шара производили движение, словно отгоняя назойливую муху. Само... лицо покрыто огромным числом мелких складок и морщин, будто вяленую дыню вдруг решили немного того, надуть.
— Нифигасе... С виду — так чисто дядя Жора из котельной, только бритый, — чуток сбледнув, сказал Серега. — Мы в детстве смотреть ходили, как он пьяный спит на углях, как йог. Вот же падло — ну одно лицо!
У каждого свои ассоциации.
Примитивная форма шаровой жизни — поздний этап дегенерации человека разумного, не читающего, глядящего телевизор и блокбастеры, плыла к нам, оставляя за собой шлейфы черного дыма.
— Есть мнение, — сказал я, понизив голос, — сделать ему "Аривидерчи!"
— Во-во, камрад! — кивнул Серега. — Обойдем его маленько и дадим пенделя! Он хряпнется мордой об окно, а мы выскочим!
Хлопок за нашими спинами возвестил, что никакого "маленько" не выйдет. Второй шар, внешне — полный близнец первого, и тоже с закрытыми глазами, начал втихую подгребать к нам с другой стороны возвышения для кафедры.
— И бесплатно покажет кино... — пробормотал Дрищ.
— Не, — сказал я с ощущением холода в груди, — он просто бесплатно покажет. Плащ раскроет и покажет. И мало никому не покажется...
Серега судорожно сглотнул.
— Игорь, я прошмыгну на четвереньках!
— Угу, на пузе... Стой!
Хлоп! Хлоп! Хлоп!
Подходы к двери на разной высоте перегородили еще три левитирующих близнеца с дымящими трубками мира.
Что-то подсказывало мне, что нам лучше не касаться шаров голыми руками. И пенделей не давать.
— Тихо стой, — сказал я. — Их величества дрыхнут. Сейчас мы...
Хлоп! Хлоп! Хлоп!
Шаров вокруг нас стало куда больше, чем десять. Я бы сказал — двадцать, а может, еще больше.
Нас взяли в клещи, отрезали фланги и вознамерились прижать к доске, чтобы... Чтобы что? Вопрос на миллион долларов.
Моя правая ладонь почему-то ужасно разогрелась, жар был такой, что, возьми я в руку брикет мороженного, он бы мгновенно растаял.
Шар, прибывший первым, завис в метре от моего лица, открыл глаза и, сдвинув мясистые надбровья латинским "V", злобно на нас посмотрел.
— Здрасьте, — сказал я.
Морщинистый шар, сопя, нацелил на меня черный глаз-буравчик, второй глаз, как при расходящемся косоглазии, без всякого труда нацелился на Серегу. Ехан Палыч! Ущипните меня, я сплю! Я все еще в кафе, кто-нибудь, суньте меня башкой под холодную воду!
Губы-вареники красной морды приоткрылись: зараза оказалась зубастой, как... как... как демон? Демон, точно — демон и есть! Спасайся, кто может!
Мы отступили к самой доске, к знаку, что налился теперь уже нестерпимо золотым сиянием. Шары дрейфовали в нашем направлении, пятная воздух жирными выхлопами. Клянусь вам, они воняли как старый дизель. Может, они питались нефтью, кто его знает. Позднее я узнал, что это за твари. Но то было позднее. Ну и опять же: легче вам станет, если Джек Потрошитель, приставив к вашему горлу нож, скажет: "Привет, я Имярек, хочу вас убить"? Легче?
Хлопки начали раздаваться по всей аудитории, и со всех сторон к нам поплыли дремлющие (и сопящие!) шары-доппельгангеры. Десятки... а потом и сотни красных пьяных физиономий с морщинистыми лбами и плотно зажмуренными веками.
Зажав нас в пространстве между кафедрой и доской, шары, мерзко чмокая губами, начали медленно просыпаться. Они нависали со всех сторон, от пола и до самого потолка, закрыв нам все возможные пути отступления. Мы словно оказались в темном, воняющем дизелем колодце. Дрищ потел за троих, я — за четверых, и оба мы понимали, что это не сон, но при этом не могли толком пошевелиться, как под гипнозом.
Шары, один за другим, раскрыв глаза, начали скалиться, обнажая острые, игольчатые зубы.
— Вспомнил! — проскулил Серега. — Я их видел в интернете, эти... бес-холдеры...
— У бехолдеров на морде один глаз.
— Да один же черт, слушай, нас сейчас сожрут!
Это уж будь уверен...
Надпись на моем ноуте говорила что-то о... Минутку...
Бойся Дурного глаза... Ковентрус Энфлюэзис Джентра...
— Щас сожрут! — сказал Серый.
— Подавятся, — сказал я.
Шары, один за другим, раскрыли зубастые рты, издавая низкий, глухой, протяжный звук "а-а-а-а", как бесконечно растянутое слово мантры. Страшное было зрелище, и ужасное — слушалище, а вонь стояла такая, что хоть вешай топор. Лучше бы с меня сдирали кожу живьем.
— Капец нам! — гугниво воскликнул Сергей, прикрыв лицо локтями.
Дурной глаз — вот он. А почему тогда не испробовать заклятие?
Я набрал в грудь душной субстанции, мало похожей на воздух. Правую ладонь нестерпимо жгло. Знак за спиной налился безумным жаром.
— Ковентрус... Энфлюэзис... кха!.. Джентра!
За спиной послышался грохот. И оттуда же ударили яркие золотые лучи. Невидимые руки схватили меня и... окунули в темноту.
5.
Белая ложа. Авэран
За семь сотен миль от Друан-Тарна, в другой стране лежал город именем Авэран, столица славной Аркуэрры. В зале не менее обширном и еще более вычурном, чем Звездная Пристань, вокруг похожего круглого стола собралось восемь человек Белой Ложи. Это были сильнейшие маги страны, белые маги, разумеется, равно как белыми числились и маги Конклава Сил. Разница между непреложной белизной каждой группировки заключалась лишь в названиях фракций. После победы над Темным (настоящее его имя было под запретом) единый Белый фронт распался и, после краткой внутренней усобицы, разделил сферы влияния и земли. Таким образом, Конклаву досталось Соединенное королевство с прилегающими землями, а Ложе — Аркуэрра (с прилегающими землями). Два этих государства были крупнейшими в Эквилирии, если не считать Штромхолда, логовища Темного, до сих пор накрытого оборотным куполом. Впрочем, об этом несколько позже. В Эквилирии было еще несколько мелких государств, сохранивших независимость от метрополий, но политический вес их был ничтожен, и даже Акремония, которой правил буйный дикарь Кирен, почтительно слушала указания Конклава Сил и Белой Ложи, и, конечно, слушал их Мэдшер, где обитали холеные и толстенькие половинчики, и это не говоря уже про гномьи королевства в горах, куда за малейшее прекословие маги могли перестать поставлять пищу, и, уж конечно, тихо вели себя орки в бесплодной и каменистых резервации... Не повиновался Белым лишь Темный ковен, он же Орден Аард, чьи щупальца расползлись по всей Эквилирии, хотя Белые прикладывали немало сил, чтобы их прищучить.
Мир, порядок и процветание царили на большей части Эквилирии вот уже... сколько времени минуло после внутренней усобицы, последовавшей за падением Темного властелина? Триста лет, да-да, триста лет на землях Эквилирии царили мир, порядок и процветание. И вот — свершилось. Объявился наследник Темного властелина. В мире Земли, где время текло совершенно иначе, ему исполнилось всего двадцать. Возраст, когда оживет Печать силы на его правой ладони и он, при желании и активной помощи Ордена Аард, сможет пробраться в Эквилирию...
Если ему не помешать. Если не убить его еще в мире Земли.
Этим занимался Конклав Сил. Сотня Дурных глаз способна обглодать даже жесткое мясо с костей тролля за две-три минуты. Надо только растолкать их от долгой спячки...
А вот если Дурные глаза почему-то не справятся и парню удастся бежать в Лимб, откуда рукой подать до Эквилирии, тут-то в дело и вступит Белая Ложа под руководством маленькой сморщенной магички Вилноры...
Белой Ложе не досталось эльфов-рабов Рэдроса, зато у них имелось большое количество силовых артефактов, под которые использовались обычные люди, обычно каторжники, связанные заклятием коренного стазиса. Заклятие останавливало все процессы в теле, превращая человека в живую статую. Сейчас эти статуи, совершенно нагие, с глянцевым неподвижным взглядом, стояли у скругленных стен зала плотной шеренгой, и маги Ложи подпитывались ими, страхуя действия Конклава Сил в мире Земли. Одежд статуям не полагалось — одежда собирает пыль, а от пыли приключается кашель, а кашель мешает магическому процессу.
Маги Ложи склонились над круглым столом, на котором возвышалась штуковина, похожая на шар для боулинга. В глубине этого шара роились золотые искры.
А еще в глубине шара смутно виднелись две человеческие фигуры, окруженные на разной высоте какими-то маленькими круглыми штуковинами. За спинами фигур ярко, даже сквозь искрящуюся муть шара, сиял Знак Темного, и спокойное сияние его жалило взгляд собрания.
— Печать пробуждается... — тихо, словно не веря в происходящее, сказал один из магов — полный одышливый старик.
— Пробуждается... Пробуждается... — эхом откликнулись маги — мужчины и женщины, на лицах которых отразилась самая настоящая паника.
— Дурные глаза не успевают проснуться...
— Не успевают... Не успевают...
— Конклав Сил пытается...
— Он не успеет пробудить... Не успеет пробудить!
— Нет, нет... Нет, не успеет...
— Мы его теряем! Мы его теряем! — затараторила крохотная пожилая дама в сиреневой мантии и круглых очках — Вилнора.
Знак ярко вспыхнул, даже сквозь искристую муть шара вспышка ужалила взгляд.
— Он исчез из! Где... Куда он исчез? Я не могу до него дотянуться! Где он, Раскер? Он не там и не тут, где он? Не понимаю...
— Он пропал, Вилнора, — сыграл в Капитана Очевидность означенный Раскер — мужчина лет шестидесяти с гладко выбритым черепом и ряхой, что просила кирпича — до того нахальная у него была нижняя челюсть.
— Печать вытянула его в Лимб! — протараторила женщина в малиновой мантии. Если Вилнора была похожа на заморенную птичку, то эта — на старую сытую лягушку с жабо из подбородков. — Он уже в Лимбе, я это чую! Если Ковен настроится на него, и сумеет достать, и выбросит его у Штромхолда, наш мир рухнет... Рухнет! Рухнет!
— Друзья, друзья мои, — мрачно проговорила Вилнора. — Он в Лимбе. Я это тоже чувствую. Он пока еще в Лимбе. Во имя гуманизма и свободы, и нашего процветания, мы должны, нет, мы обязаны вытянуть его сюда и уничтожить. Так, как и было договорено с Конклавом Сил ранее... И мы можем вытянуть его сюда. Ну же, собрались! Объединим силы и исполним предначертанное. Уничтожим нового Темного властелина, пока он не явился в Эквилирию и не уничтожил нас.
Маги щедро зачерпнули сил у живых артефактов, от чего неподвижные лица статуй пошли изломанными линиями-кракелюрами, и углубились в работу по сохранению мира, процветания и справедливости.
6.
Игорь. В Лимбе (и не только)
Инда сгустился мрак, и тьма египетская покрыла... Напомните, что она там покрыла? Египет, если не ошибаюсь.
Я стоял на чем-то твердом. Кругом было темно и прохладно.
Сбоку кто-то зашевелился, угукнул и выругался.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
