Высокая честь

Олег Верещагин

ВЫСОКАЯ ЧЕСТЬ

Нет, Михаил. Мы пили только воду!

И я ещё заметил, Михаил,

Что мы готовы защитить свободу,

Но про войска я вам не говорил!

* * *

1-Й Г. ГАЛАКТИЧЕСКОЙ ЭРЫ .

ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ. РУССКАЯ ИМПЕРИЯ. ОКРАИНА Г.ТЕГЕРАН.

Для большинства из тех, кто жил на этом берегу озера, нависавшее над самой водой невысокое, но длинное здание с надписью "Привал" над лестницей, ведущей на веранду прямо на набережной, всегда оставалось одинаковым — немного загадочным и всегда тихим. Эту тишину нарушало лишь — по ночам — загадочное шуршание листьев, густо усыпавших пол веранды, да иногда днём — шум и беготня забравшихся туда поиграть мальчишек. В паре мест они неутомимо отодрали и щиты, закрывавшие большие окна и двери, а там и внутрь пролезли — но внутри было неуютно, да и, прямо скажем, жутковато. Играть там не хотелось, да и мысль о том, что они залезают туда, куда залезать нельзя, потому что — некрасиво — гнала ребят прочь. На веранде же было удобно играть в космический или обычный корабль, в штурм крепости — или просто нырять с перил у дальнего конца здания, прямо на глубину.

Лет десять назад, когда война вступала в самую тяжкую свою пору, сюда приходили и взрослые люди — комиссия. Но здание так и не нашли ни к чему пригодным, ушли — и снова оставили его шуршанию листьев и мальчишкам.

Те, кто был постарше, вспоминали, что ещё лет за десять до войны человек с севера — непривычно угрюмый и необычно одинокий — построил своими руками это здание и открыл там кафе. Это оно называлось "Привал". В кафе любили останавливаться туристы, путешествовавшие по озеру, туда нравилось приходить отмечать праздники и просто какие-то маленькие, но важные даты местным, а мальчишки часто забегали в "Привал" за самыми разными сладостями. Угрюмый человек был хорошим поваром, хотя оставался странным и, закрыв кафе, зачастую до самого утра сидел в кресле-качалке на веранде — как раз там, где сейчас прыгают в воду незваные юные посетители. Некоторые даже показывали фотографии и короткие видеозаписи из тех времён. Но мальчишки не очень верили этому и не задумывались о том, что видели. Они искренне считали, что кафе было таким всегда.

Когда началась война, тот человек аккуратно заколотил окна и двери щитами, повесил на дверях надпись "Открыть после победы!" и ушёл. И все удивились, когда он шагал по улице к вокзалу — в парадном мундире гусарского штабс-капитана будённовской гвардии, с мелодично позвякивавшим на расшитой груди рядом боевых наград, полученных неизвестно где и вроде бы в мирное время.

Он не вернулся. Надпись на двери истрепали дожди и сорвал ветер. А кафе так и оставалось закрытым...

...до этого самого дня. Уже с утра в окрестных домах люди недоумённо прислушивались к гремящим за прибрежными деревьями мелодиям — песня сменяла песню. У всех людей вокруг было много привычных и серьёзных дел, но музыка звала и словно бы подталкивала — и мало кто, торопясь на работу, не завернул всё-таки к "Привалу". Чтобы там остановиться в изумлении.

Весёлые и совсем молодые парень и девушка, подпевая музыке, дружно наводили в кафе порядок — щиты сорваны, дым стоял коромыслом, что-то гудело и трещало, летела пыль и мельтешили вездесущие мальчишки и девчонки — что-то тащили, что-то выносили, что-то вносили, не то помогая, не то мешая, оглушая всех бесконечными восторженными воплями и попадаясь под ноги друг другу и тем парню и девчонке, которые ничуть на них не обижались.

А над дверями — пониже надписи — с большого написанного на металле портрета смотрел угрюмый человек в парадном мундире гусарского штабс-капитана. Люди читали биографию под портретом и удивлённо, смущённо переглядывались...

...Уже через неделю после того, как кафе открылось, все к нему привыкли. И мальчишки то и дело забегали в "Привал" за сладостями — тем более, что никто не стал запрещать им нырять с веранды на глубину.

И они искренне считали, что кафе было таким всегда.

* * *

Сентябрьским утром — уже не ранним, но ещё вполне утренним — за столиком рядом с лестницей сидели двое.

Один — легко и с шиком одетый юноша лет около двадцати, с весёлыми серыми глазами (а коротко стриженые виски — с блеском серебра) — качал сверкающим носком зеркально-кремовой туфли и, потягивая из пузатого бокала что-то оранжевое (рядом стояли две очищенные тарелки), с иронией наблюдал за вторым.

Второй был сторк. Не совсем обычный — русоволосый и голубоглазый — да и одетый по-земному, но несомненный сторк, как несомненны мокрость воды и высота неба. Аккуратно и брезгливо, как ступающий по лужам кот, он ел большую котлету, сопровождая каждый отрезанный вилкой кусочек ровненькой горкой картофельного пюре и строго дозированным глотком яблочного сока. Вторая тарелка, в которой, кажется, был грибной суп, замерла сбоку по стойке "смирно", как-то так казалось при первом же взгляде на неё.

И землянин и сторк совершенно очевидно привыкли носить военную форму, а не гражданское.

— Откушано! Подавайте третье! — заметив, что последний кусочек котлеты исчез вместе с последней вилкой пюре, крикнул землянин и громко, очень мелодично засвистал сторкадский марш.

Появившаяся из дверей девушка, грациозно и в то же время чётко выступая, несла на вытянутых руках поднос, на котором стояли — точно в двух углах! — большие вазочки со взбитыми сливками. Кучковавшиеся у лестницы трое мальчишек с алевшими на голых шеях пионерскими галстуками захихикали, шкодливо пожирая взглядами выпрямившегося сторка, на лице которого не дрогнул ни один мускул.

Девушка в ловком приседе и поклоне ухитрилась одновременно стремительным движением поставить на стол обе вазочки. Сторк взял ложечку, чуть наклонив голову. У лестницы восторженно захихикали, потом замяукали на три голоса, как накьятт из недавно прошедшего по Сети фильма "Последняя планета".

Сторк начал есть. землянин тоже ел, ловко работая ложечкой и не забывая кидать на сторка смеющиеся взгляды. Мальчишкам он из-под стола сбоку показал кулак — и они с хохотом посыпались куда-то по лестнице, напоследок помяукав особенно громко.

— Вкусно, — отметил сторк. Он говорил по-русски с акцентом, который было бы легко принять за акцент скандинава. — Не знаю, чему тут отдать должное — искусству повара или же вашей лагерной диете.

— Брось, — весело сказал землянин. — Это мы давно обсудили. Ты улетаешь домой, я остаюсь, война закончена...

— ... вы победили, мы не проиграли, — заключил сторк. Подумал и, воровато оглядевшись, облизал ложечку.

Землянин безразлично пожал плечами и, оглядевшись, потянулся — всем телом, негромко подвыв. Подмигнул сторку. Тот неожиданно передёрнулся, бросил ложечку в вазочку и насупился, после чего стало ясно, что он, наверное, даже моложе землянина.

— Вот-вот, — заметил землянин и, взяв свою тоже пустую вазочку, облизал её изнутри.

— Прекрати, как так можно! — не выдержал сторк.

— Скажи громко, что всё очень вкусно, а то я ещё потянусь, — потребовал землянин.

— Всё очень, очень вкусно! — торопливо и громко ответил сторк, с опаской глядя на землянина. Подошедшая девушка поблагодарила:

— Очень рады. Приходите к нам ещё, опять угостим, как следует.

В её голосе прозвучало откровенное ехидство. Сторк вскинул голову — казалось, он сейчас зарычит. Землянин хихикнул.

— Лучше бы я в лагере досиживал, — в сердцах сказал сторк.

— Ну, кому что нравится, — согласился землянин. — Но в конце концов, ты меня спас, и я как увидел, что ты кукуешь за проволокой — не выдержал. Да и кому ты теперь в лагере нужен — баба с возу...

— Я не тебя спас, а тебя — от, — поправил сторк. — Это важно. Но землянину не понять таких тонкостей.

— Где уж нам, — землянин вытер рукавом под носом. — Мы народ простой, семантиков и филологий не изучамши...

— Ты опять непонятно шутишь, а это значит — смеёшься надо мной, — досадливо ответил сторк. — А я не так хорошо знаю этот язык, чтобы уловить суть насмешки.

— Я не смеюсь над тобой, а иронизирую над вами, — передразнивая тон сторка, сказал землянин.

— Я ужасно устал от землян, — буркнул сторк. Землянин поднял брови и неподражаемо-неповторимо обронил:

— О.

Они какое-то время сидели молча, глядя на воду — серебристую, в мелкой ряби, вдали — у противоположного берега — превращавшуюся в чёрную. Сейчас оба были очень похожи — не внешне, а чем-то более глубоким. Но глаза землянина, хотя и стали задумчивы, продолжали поблёскивать весельем в глубине, а глаза сторка оставались печальными.

— Хочешь, поедем к деду на дачу? — предложил землянин. — Ещё три дня осталось, ты что, все их в гостинице просидишь? А дед тебя хочет увидеть, давно уже.

— Поедем, — вздохнул сторк.

— Только по обязанности не надо, — в голосе землянина прозвучала искренняя обида. — Я же знаю, как ты сейчас мыслишь: "Это моя обязанность, как побеждённого и пленного — по отношению к достойному врагу-победителю." Черти б драли ваше формальное мышление!

— Нет, правда, нет, — возразил сторк. — Я просто на озеро засмотрелся. Поедем, конечно. Я хочу тоже посмотреть на твоего деда... Кстати, у тебя в кармане лежит письмо, а ты его так и не прочёл.

— А, чёрт! — снова чертыхнулся землянин. Поспешно достал конверт, нахмурившись, повертел — конверт был помечен сразу несколькими штемпелями, ясно говорившими, что это галактическая почта, принятая уже тут, на Земле, в центральном офисе — и переданная адресату после полной проверки. — С Калмы. Что ещё за новости?

Он надорвал перфорацию конверта, не глядя на внимательно наблюдающего за ним сторка, в глазах которого появилось нечто странное — вроде бы лёгкое ехидство и усмешка.

— Тк-тк-тк... О, а, да, это насчёт тех калмов, которых мой взвод тогда вытащил у вас из лап, — землянин поднял голову. Сторк чуть-чуть поднял брови и показал свои руки. — А, ну да, ну да... Из рук вырвал. Кстати, что вы с ними делать-то собирались?

— Откуда я знаю? — вопросом ответил сторк. — Я об этой истории узнал только по твоему рассказу и меня они совершенно не заинтересовала. Думаю, их должны были удавить за очередную, как это — спе-ку-ля-ци-ю; жаль, что не успели.

— Мне они сказали, что были приговорены к смерти за срыв поставок вашей армии, — заметил землянин. — Где перевод-то? А, вот, как запрятали... Так. Так. Ну и накрутили... хотя, кстати, ты всегда говорил, что они — хитрые и неблагодарные твари, на вот — глянь, как величают.

— Ну-ну, — в "ну-ну" сторка было столько же неподражаемо-неповторимой многозначительности, как и в недавнем "о" землянина. Землянин же между тем продолжал читать — пробежав глазами пышное витиеватое титулование, он дальше говорил вслух:

— "...спасение девятерых достойнейших представителей нашей несчастной расы, не пользующейся у наших общих врагов любовью исключительно по причине этих врагов подлости, нечестия, мерзости, скверных привычек, нелепых взглядов на жизнь и смерть, а так же совершенного, в низком их разумном развитии коренящегося, неприятия нашей с вами чистой дружбы, скреплённой общей борьбой против тех врагов..."... так, так... э... "со всеобщего согласия и таким же общим решением вам оказывается высокая честь. Вы внесены в священные каждому калму Списки Бескорыстных Друзей нашего многострадального народа и отныне и навеки титулованы в устах каждого калма прибавлением слов "Светлый Его Образ Есть Образ Мира И Спасения"..." Ого! — землянин откинулся на спинку стула. — Ерунда, конечно, но не помню, чтобы кого-то из моих знакомых калмы награждали. Что скажешь? — он победно окинул сторка торжествующим взглядом.

— Читай, читай, — скучно ответил сторк и ещё раз облизал ложечку — тщательно, с расстановкой. — Не может быть, чтобы это было всё.

— Ну да, тут дальше... Так. Вот: "Спешим так же уведомить вас, что вам следует внести на счёт Списков Бескорыстных Друзей..." что? Реквизиты какие-то, что ли... так... "сумму, эквивалентную ста рублям вашей планеты в золотом эквиваленте по цене на день получения письма — как залог вашего согласия быть внесённым в Списки и пользоваться таким образом общим уважением всего искренне уважающего землян народа калмов..." что? В каком это смысле? — землянин ошарашенно глядел на сторка округлившимися, в самом деле похожими сейчас на глаза калма, глазами. — Погоди, я не понял что-то...

— Дай-ка, — сторк быстрым движением выдернул листок из пальцев собеседника. — Ну, это ты ещё до конца не дочитал.

— Там есть ещё что-то? — голос землянина был слабым.

— А как же. Я плохо читаю по-русски, но вот — "кроме того, с глубочайшим прискорбием вы вынуждены вам сообщить и напомнить по просьбе всеми уважаемого гражданина Калмы второго класса со старшинством..." ну, тут обозначение имени и прочего, я не произнесу... "что в светлый и великий, навечно остающийся в его желудке..."

— Что? — встрепенулся неподвижно сидевший землянин.

— Обычный оборот признательности, как у вас или у нас "в сердце" и "в груди"... "...в желудке миг его освобождения вы, разумеется, исключительно по спешке и недосмотру, схватив его за левый рукав, сильно тянули за собой и надорвали рукав одеяния по швам в трёх местах более чем на треть прошива, что следует для вас войти в сношения с..." короче, с этим пострадавшим "об оплате невольного ущерба. Мы со своей стороны выражаем твёрдую уверенность, что безмерные уважение и признательность к вам лично и ко всем землянам вообще подтолкнут пострадавшего ограничиться лишь традиционной Ќ компенсации по стоимости потерпевшей урон одежды. Сношения по вопросу компенсации можно поддерживать по следующим координатам..."

— Стой, — попросил землянин. — Дай-ка...

Сторк готовно подал листок ему.

Задумчиво разорвав листок надвое, землянин подумал ещё и разорвал его начетверо. Потом, быстро краснея и что-то бормоча яростно и непонятно, разорвал снова. И ещё раз. И опять.

В тот момент, когда красный, что-то невнятно шипящий землянин тщетно пытался разорвать бумагу в восьмой раз, сторк, наблюдавший за ним с невыразимым интересом, вдруг резко откинулся на спинку стула — и захохотал. Захохотал совершенно неприлично, раскачиваясь с опасным креном назад и ударяя ладонью по колену. Запрокидывая голову и мотая ею. Захохотал до слёз.

Землянин, тяжело дыша и перестав драть неподатливую бумагу, зло смотрел на хохочущего сторка. Потом губы его дрогнул. Он высыпал бумажное крошево в вазочку, махнул рукой и засмеялся тоже...

...Переводя дыхание и посматривая друг на друга, землянин и сторк какое-то время молчали. Вышедшая наружу девушка — тоже с улыбкой — ушла обратно. Снова появившиеся на лестнице мальчишки разочарованно убрались к воде.

— Ну что — поедем к твоему деду? — предложил сторк, поднимаясь на ноги.

Землянин кивнул. И вдруг досадливо помотал головой:

— Зря я разорвал письмо. Дед был бы рад посмеяться!

Олег Верещагин. Высокая честь.

4