|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
По улице шел рыжебородый мужчина средних лет. Его обгоняли самокаты, велосипеды, скутеры, гироскопически стабилизированные колеса, иногда одиночные, иногда парные, пару раз проехали автомобили, редкие в эпоху сингулярности. Мужчина был одет в потертые джинсы и потертую кожанку, и то, и другое было потерто еще на заводе, такая теперь мода. Вопреки моде, мужчина не носил серьги ни в ушах, ни в носу, а прическа его представляла собой полусантиметровый ежик. Время от времени мужчина вытирал губы и смотрел на руку, как будто ожидал, что рот испачкан. А еще он делал странный жест — поднимал верхнюю губу и щупал пальцами клыки. И вообще он выглядел нервным. Мужчину звали Михаил Евгеньевич, сокращенно Мишаня.
Улица, по которой он шел, находилась в пригороде мегаполиса. Мишаня знал, как называется мегаполис и как называется пригород, это знание пряталось во внешней памяти, он мог его извлечь в любой момент, но не извлекал, потому что кому какое дело, как что называется?
Вот он прошел мимо двадцатиэтажной башни-свечки красно-бежевого цвета, имитирующего некрашеный кирпич. В поперечном сечении башня была не прямоугольная, как строили в позапрошлом веке, и не эллиптическая, как в прошлом, а совершенно нелепой формы, какая-то амебоидная. А на противоположной стороне улицы стояла средневековая изба с соломенной крышей, очевидный новодел, стоит кучу денег и непонятно, зачем возводить такое чудо реконструкции напротив многоквартирного дома. Должно быть, там у них маскировочное поле с односторонней прозрачностью, чтобы не портить вид из окна.
А вот готический замок, окруженный незнакомыми деревьями, то ли заморскими, то ли генетически модифицированными. То ли в эльфов народ играет, то ли во что-то еще более затейливое. Зайти, что ли, заглянуть на огонек, сказать, типа, здравствуйте, я вампир, давайте поиграем, можно войти?
— Так, интеллект, — произнес Мишаня то ли вслух, то ли про себя, он сам не понял. — Что в замке внутри?
— Информация недоступна, — сообщила слуховая галлюцинация. — Желаете заказать аналитический поиск?
— Нет, спасибо, — ответил Мишаня, на этот раз точно про себя.
— Здравствуйте, — послышалось из-за плеча другим голосом. — Михаил Евгеньевич?
Мишаня обернулся, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Неужели допрыгался? Нет, клыки точно в порядке, крови точно нигде нет, тогда в чем дело? Или это не комкон?
— Михаил Евгеньевич? — повторил мужик.
Среднего роста, лицо обычное, телосложение атлетическое, как у всех, взгляд уверенный и наглый, к губам прилипла вежливая улыбка. Комкон ведь!
— Например, да, — ответил Мишаня невпопад.
— Чарский Игорь Олегович, — представился мужик и протянул руку. И добавил: — Комкон, старший оперуполномоченный.
Мишаня пожал, а ладонь от последних слов вспотела, Чарский скорчил брезгливую гримасу, выдернул ладонь, по смазке вышла легко, сунул руку за спину, вытер о джинсовую задницу.
— Вы никуда не торопитесь? — спросил Чарский.
Мишаня задумался. А о чем он, собственно, задумался? Конкретно сейчас о том, о чем он задумался в предыдущем как бы слое реальности, но нет, это слишком сложно, в нервной системе нет подходящих понятий.
— Не тороплюсь, — ответил Мишаня.
Нет, он ответил не так.
— Не тороплюсь? — ответил Мишаня.
Да, так больше похоже. Реально что-то среднее, чуть ближе ко второму варианту, чем к первому.
— Пройдемте (?/,) — предложил Чарский, мастерски копируя Мишанину интонацию.
Вряд ли он издевается, скорее, машинально получилось. А в воздухе замерцало, переносной портал, ох ну ничего себе!
— Э-э-э... — сказал Мишаня.
Словно подхваченное ветром, облако переносного портала переместилось, окутало Мишаню и стерло пространство и предметы, как ластиком в фотошопе. Открылся другой слой реальности, а там кабинет два на три метра, стол со стационарным компьютером, два стула, на одном сидит Чарский, рядом с другим стоит Мишаня.
— Садитесь, — предложил Чарский.
Мишаня сел.
— Давайте уточним персональные данные, — предложил Чарский.
Мишаня продиктовал.
— Место работы, должность? — спросил Чарский.
— Университет Кураева-Онищенко, — сообщил Мишаня. — Доцент.
— Что преподаете? — спросил Чарский.
— Основы генетической безопасности, — сообщил Мишаня.
Чарский состроил удивленное лицо. Получилось неубедительно.
— А это о чем? — спросил Чарский. — Типа, сестру не трахать без гондона?
Мишаня поморщился.
— Шучу, — сказал Чарский. — Хотите кофе?
Мишаня отрицательно помотал головой.
— Чаю? — предложил Чарский. — Алкоголь?
— Нет (?/,) — ответил Мишаня. — Я за зож.
— Чего? — переспросил Чарский.
— Здоровый образ жизни, — объяснил Мишаня.
Чарский улыбнулся и сказал:
— А это разве не пи... ой, простите, не хотел обидеть.
— Я не пью ничего, кроме воды и молока, — заявил Мишаня. — Не ем ни мясо, ни рыбу, ни яйца. Ничего вареного или жареного, только сырые овощи, фрукты, сыр и орехи.
— Для здоровья или религия такая? — спросил Чарский.
— Для здоровья, — кивнул Мишаня.
— А разве не опровергнуто, что сыроедение полезно? — спросил Чарский. — В интернетах пишут...
— Интернеты — большая помойка, — отрезал Мишаня.
Чарский пожал плечами и ничего не сказал. Посмотрел на экран компьютера, тот включился, повинуясь мысленной команде. Что там на экране — непонятно, но лицо Чарского осветилось снизу и оттого стало зловещим.
— О, а вы неплохой пидод! — сказал Чарский. — Один ваш студент что-то изобрел в списке второго уровня.
— Скажи ему, что он неплохой легавый, — порекомендовала слуховая галлюцинация.
"Страшно", подумал Мишаня. Однако собрался с духом и сказал:
— А вы неплохой легавый.
Чарский сделал суровое лицо, у Мишани внутри что-то екнуло, но ненадолго — Чарский рассмеялся и воскликнул:
— А вы храбрец, Михаил Евгеньевич! Здесь у нас мало кто рискует шутить в ответ.
— Скажи, что тебе незачем рисковать и нечего бояться, — посоветовала галлюцинация.
— Мне незачем рисковать и нечего бояться, — заявил Мишаня.
— Все так говорят, — кивнул Чарский. — Однако давайте перейдем к делу. Заплакина Кира Степановна — знаете такую гражданку?
— Предлагаю коррекцию и внешнее управление, — сказала галлюцинация.
Мишаня мысленно согласился. Рот его сам собой открылся и произнес:
— Не припоминаю.
Чарский повернул к нему компьютерный монитор, а там во весь экран развернута фотография.
— Ах, Кира! — воскликнул Мишанин рот. — Никогда не знал ни отчества, ни фамилии, только имя.
— Расскажите о ней, — потребовал Чарский.
Мишины плечи двинулись вверх-вниз, рот произнес:
— Вряд ли я смогу много рассказать. Интимные подробности передавать не стану, не так воспитан, а сверх того почти ничего о ней не знаю.
Руки развелись, на лице нарисовалось извиняющееся выражение.
— Сколько времени вы прожили вместе? — спросил Чарский.
— Постоянно — нисколько, — ответил Мишанин рот. — Мы не регистрировали отношений и не вели общего хозяйства. Мы встречались... раз, наверное... ну, пятнадцать...
— По данным наблюдения тридцать три раза, — уточнил Чарский. — Восемнадцать ночей и пятнадцать коротких свиданий.
Мишанины брови нахмурились, губы скривились.
— Раз вы все знаете, зачем спрашиваете? — спросил рот.
Чарский улыбнулся волчьей улыбкой.
— Кое-что надо уточнить, — сказал он. — Почему вы расстались?
— По-моему, она умерла, — ответил Мишанин рот.
— По-вашему? — переспросил Чарский.
— Да, — кивнула Мишанина голова. — Наши отношения начали как бы... выдыхаться... мы не встречались уже не помню сколько времени...
— Девятнадцать дней, — подсказал Чарский.
— Да, типа того, — кивнула Мишанина голова. — А потом я ей позвонил, а телефон не отвечал, я полез в фейсбук, а там...
— Врете, — сказал Чарский. — Вы ей в тот день не звонили.
"Какого черта?" подумал Мишаня.
— Все в порядке, — пояснила слуховая галлюцинация. — За прошедшее время воспоминания не могли не перепутаться.
— А по-моему, звонил, — возразила та часть Мишани, что на внешнем управлении. — Можно уточнить... Хотя нет... Нет, точно звонил... Или все же нет...
— Ладно, неважно, — махнул рукой Чарский. — Николетта Регина, помните такую девушку?
— Да, конечно, — кивнула Мишанина голова. — Итальянка, изучала русский язык, мы познакомились в тиндере, я даже не планировал поначалу этого самого, просто прикольно было, она такая... — Мишанина рука сделала неопределенное движение, непонятно иллюстрируя, какая была эта самая Николетта.
— Сколько вы с ней жили? — спросил Чарский.
— Разве у вас не записано? — спросил в ответ Мишин рот.
— Я бы хотел услышать от вас, — сказал Чарский.
— Да так же примерно, — сказал Мишин рот. — Тоже раз тридцать, наверное, встречались, а потом она как-то охладела... Меня девушки не очень любят...
— Вы полагаете, она жива? — спросил Чарский.
— Думаю, да, — кивнула Мишанина голова.
— А вот и нет! — заявил Чарский и радостно улыбнулся, дескать, приколись, как я тебя подколол. — Тоже умерла! Знаете, отчего?
— Откуда мне знать? — Мишанины руки развелись в стороны, плечи приподнялись и опустились. — Если я не знал, что она умерла, то как мог знать, отчего?
— Она чем-нибудь болела? — спросил Чарский.
— Вроде нет, — ответил Мишанин рот. — Ничего такого не говорила и на вид была здорова.
— Продолжим, — сказал Чарский. — Розалинда Тоффель (?/.)
Интонация была странная, Мишаня не понял, спрашивает Чарский или просто произносит имя. Надо бы ответить, но рот не разевается, в чем дело? Так, интеллект?!
— С вами все в порядке? — спросил Чарский.
— Ну... э... например, да, — ответил Мишаня.
Говорить собственным ртом стало непривычно и неудобно, так всегда бывает, когда снимаешься с внешнего управления.
— Розалинда Тоффель (?/.) — повторил Чарский. — Вы помните Розалинду Тоффель?
Мишаня решился.
— Нет, — сказал он. — Я не помню Розалинду Тоффель.
— Лжете, — констатировал Чарский. — Зря.
— Я не лгу! — воскликнул Мишаня и сам удивился, как неубедительно прозвучали эти слова.
— Все ваши девушки умерли от злокачественной анемии вскоре после того, как вы расстались, — сказал Чарский. — Комкон подозревает, что вы серийный убийца. Отравитель! Что скажете?
— Ничего я вам не скажу! — воскликнул Мишаня. — В законе есть статья...
— В неотдаленные места поехал я, — непонятно сказал Чарский, улыбнулся и пояснил: — Стихотворение вспомнилось. Ну так как, явку с повинной оформим?
— Ни за что! — заявил Мишаня и добавил: — Мне не в чем каяться, я ничего плохого не сделал.
— Ладно, — пожал плечами Чарский. — На нет и суда нет. Мне все равно.
Под столом зашуршал принтер. Чарский жестом фокусника вытащил из-под стола лист А4, протянул Мишане, сказал:
— Распишитесь внизу.
— Где? — спросил Мишаня.
— Либо тут, либо тут, либо тут, — сказал Чарский и поочередно ткнул пальцем в три места внизу листа.
Рядом с первым местом было написано "Процедура ареста выполнена корректно, претензий не имею", рядом со вторым — "Процедура ареста выполнена некорректно, жалоба будет представлена установленным порядком", рядом с третьим — "Расписываться отказываюсь".
— Не буду я нигде расписываться! — заявил Мишаня. — Ктулху фхтагн пгнлуи рльех!
В углу сгустилась тень, из нее выпала Роза. Мишаня подумал, что всегда думал, что ее звали именно так, а она оказывается, Розалинда, а Роза — сокращенное имя, кто бы мог подумать.
— Роза! — закричал Мишаня. — Помоги!
Роза выпустила клыки, зашипела. Чарский достал старомодный карманный телефон, навел, моргнула вспышка. Роза тоже моргнула.
— Охренительно, — сказал Чарский. — Михаил Евгеньевич, можно вас попросить встать рядом с ней?
— Это кто такой? — обратилась Роза к Мишане.
Ее голос звучал шепеляво из-за выпущенных клыков.
— Легавый из комкона, — сказал Мишаня. — Убей его, пожалуйста, и спаси меня!
Роза убрала клыки и посмотрела на Мишаню как на дурака.
— Сдурел, мудила? — спросила она. — Сам спалился, решил всех спалить?
Мишаня задумался: он никогда не думал о происходящем с ее точки зрения. Получается, со своей точки зрения она права, но у Мишани-то другая точка зрения!
— Либо ты спасешь меня, либо я точно всех спалю, — сказал Мишаня.
Он хотел, чтобы его голос прозвучал сурово и убедительно, но не вышло, с этим у него всегда проблемы.
Роза отвернулась, шагнула в собственную тень, но не растворилась в ней, тень шагнула вместе с ней, переместилась на новое место.
— Попалась! — радостно воскликнул Чарский.
Роза снова вырастила клыки и прошепелявила:
— Это мы еще поглядим, кто здесь попался.
Вытянула руки, наклонилась, размазалась в пространстве, снова собралась воедино сзади поганого кобнюка, разинула пасть, сейчас как цапнет за шею! Наклонила голову, резко наклонилась вместе за головой и скукожилась в маленькую коробочку, которую кобнюк держал в руке.
— Лампа Аладдина! — провозгласил Чарский и поставил коробочку перед собой на стол. Вынул из ящика стола вторую и потребовал: — Зови следующего!
Мишаня насупился и сказал:
— Я больше не буду.
— А явку с повинной писать будешь? — спросил Чарский.
Мишаня подумал и сказал:
— Например, да.
— Пиши, — потребовал Чарский.
Вынул из ящика стола лист бумаги и ручку, положил перед Мишаней.
— Что писать? — спросил Мишаня.
— Явку с повинной, — ответил Чарский.
— А как ее писать? — спросил Мишаня.
— Тебе виднее, — ответил Чарский. — Это твоя явка, не моя.
Мишаня задумался. Долго думал и наконец сказал:
— Не буду я ничего писать.
— Тогда ордер на арест подпиши, — потребовал Чарский.
— Не буду, — сказал Мишаня.
— Распишись, что отказался расписываться! — потребовал Чарский.
— Не буду, — повторил Мишаня.
Чарский перегнулся через стол, навис над Мишаней, его лицо заняло все поле зрения. А потом оно отодвинулось, а место вокруг стало другое! Стены голые кирпичные, на столе набор ножей и щипцов, у стены что-то вроде шведской стенки со шкивами и канатами, в углу камин, а в камине какие-то железяки на огне раскаляются... В животе екнуло, Мишаня воскликнул:
— Так нельзя, так не по закону!
— А бабам ты кровь пил по закону? — спросил Чарский.
Мишаня ничего не ответил на этот вопрос. "Так, интеллект?!" отчаянно подумал он. Ответа не было, подлая кобня отобрала интеллект, ненавижу!
Он подумал, что надо, наверное, наброситься на следака и подороже продать свою жизнь. Или наоборот, продать Мефа и всех других, ведь если их всех посадят в маленькие коробочки, то Мишаню, наверное, пощадят?
— Я хочу сделку, — сказал Мишаня.
— Тебе сохранят жизнь, — сказал Чарский.
— Я хочу свободу, — сказал Мишаня.
— Хер тебе, — сказал Чарский.
— Иллюзии без ограничений? — спросил Мишаня.
Чарский прислушался к чему-то неслышимому, помедлил и кивнул.
— Годится, — сказал он. — Но в пределах стандартной квоты ресурсов. На дизайнерские фантазии не рассчитывай.
— Ктулху фхтагн пнглуи рльех, — сказал Мишаня.
Ничего не случилось.
— Пгнлуи, — сказал Чарский. — Не пнглуи, а пгнлуи.
— Это все равно, — сказал Мишаня.
Повторил, как просил Чарский, ничего не случилось.
— Ну ладно, — сказал Чарский. — На нет и суда нет.
Крутанул рукой, вытащил из воздуха прямоугольную коробочку, Мишаню засосало внутрь. Из огня в камине вышел человек, похожий на гнома, подошел к столу, сел на стул, где только что сидел Мишаня.
— Только двоих сумел, — сказал Чарский.
— Тоже неплохо, — сказал Кукольник. — Твоя миссия выполнена.
— Я пойду? — спросил Чарский.
— Давай, — кивнул Кукольник.
Чарский встал, отвернулся. Кукольник поднял руку, растопырил пальцы, между ними нарисовалась прямоугольная коробочка. Чарского засосало внутрь. Кукольник закрыл глаза, открыл, а вокруг уже не застенок, а офис, посреди офиса кушетка, на кушетке лежит он, а рядом сидит в кресле голая женщина. Закрыл глаза, открыл, она уже не голая.
— Это ты шалишь или мое подсознание? — спросил ее Кукольник.
Женщина улыбнулась и сказала:
— Да тут только ленивый не шалит.
Кукольник встал с кушетки, потянулся, помахал руками, разминаясь.
— Получилось? — спросил он.
— Да, все в порядке, — кивнула женщина. — Еще две сигнатуры в коллекцию.
— Ты такая умная, Вика! — сказал Кукольник.
— Я не Вика, я Полина, — сказала женщина.
— Вика, Полина, какая в жопу разница, — сказал Кукольник.
— Фу, пошляк, — сказала Вика то ли Полина, да какая разница, они практически неразличимы. Пусть будет Вика.
Черты лица женщины изменились, волосы осветлились. Значит, все же была Полина. Да наплевать, теперь по-любому Вика.
— Проверь всех персонажей, — приказал Кукольнику.
— Уже, — кивнула Вика. — Галлюцинации сто процентов, все до одного. В физической реальности никаких ноонов на данный момент не существует. Ты бредишь, как обычно.
— Меф однажды материализовался во плоти, — заметил Кукольник. — Выбрался из мира галлюцинаций, пробрался в очаговое форканутое сознание и едва не устроил локальный зомби-апокалипсис. С большим трудом получилось ликвидировать последствия. А мы до сих пор не понимаем, как он из меня выбрался и через какой канал просочился. И сколько таких Мефов еще зреет в закоулках моей души.
— Сколько бы их ни было, теперь двумя ноонами меньше, а двумя сигнатурами больше, — сказала Вика. — Эти уже не причинят вреда.
— Эти не причинят, другие причинят, — сказал Кукольник. — Общий паттерн по-прежнему не нащупывается?
— Рано или поздно нащупается, — сказала Вика. — Для викингов из прошлого нащупался, для других частных случаев тоже нащупается. Все в порядке.
На краю поля зрения нарисовалась другая женщина, темноволосая, со стандартной фигурой.
— Здравствуй, Полина, — сказал Кукольник.
— Привет, — отозвалась Полина. — Я соскучилась. Давайте поиграем!
Вика нахмурилась и воскликнула:
— Хватит уже прокрастинировать! Займись чем-нибудь дельным!
— Например? — спросил Кукольник.
Вика подумала и сказала:
— Ну, например... Один парень почти подобрал конфигурацию варп-поля. Я ожидаю окончательного решения в течение ближайшего месяца с вероятностью одна треть.
— А с вероятностью две трети что случится? — спросила Полина.
— Устанет думать, — сказала Вика.
— А что надо сделать, чтобы не устал? — спросила Полина. — Организовать, чтобы никто не мешал сосредоточиться?
— Скорее наоборот, — сказала Вика, подумав. — Чуть-чуть резких впечатлений, чтобы подстегнуть креативность. Какой-нибудь не очень сильный эмоциональный конфликт.
— Давай, я его жене мозги трахну, — предложила Полина. — Сразу подстегнет креативность.
— Да, давай, отлично придумала, — согласилась Вика. — Эй, хозяин, а мы правда отличные друзья?
— Великолепные, — кивнул Кукольник. — Вы мои лучшие друзья. Вы все мои лучшие друзья.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
