|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
-Мам, можно мне за земляникой? Поди, поспела уже!
-Хорошо, — помешкав, ответила та, оторвавшись от стирки. — Только дальше опушки — ни ногой!
-Мам, я знаю, не маленький уже! К вечеру буду!
Только и дожидавшийся дозволения мальчишка живо подхватил корзинку и был таков. Мать, разогнув натруженную спину, с тревогой посмотрела ему вслед, туда, где за околицей деревни стеной стоял вековой лес...
На опушке было замечательно солнечно, гудели над цветами деловитые шмели, зло жужжали осы, порхали редкие бабочки и упоительно пахло земляникой. Подвернув штаны выше колен, чтобы не замарать травяным соком, Лери опустился на четвереньки и начал охоту за душистой ягодой. Сегодня у него не было соперников, а значит, все это богатство принадлежит только ему! Ну и младшим конечно, он принесет полакомиться...
Порыв ветра заставил высокие деревья качнуться, в вышине загудело, зашелестело, и Лери вздрогнул, когда длинная тень старой березы протянулась к его руке, словно предупреждая: не бери эту ягоду, не бери!
-Глупости какие, — сказал он вслух, но землянику оставил в покое.
Добычи было уже достаточно, учитывая, что одну земляничину он отправлял в корзинку, а две — в рот. Не с горкой, конечно, но малышне хватит. Может, и мать не заругается...
Он встал и осторожно направился к краю опушки, к высоким деревьям.
В прошлые годы он играл здесь с двумя приятелями, соседскими мальчишками на год и два старше него самого. Ясное дело, собирали землянику, мелкую малину (из кустов вылезали ободранные, будто с кошками дрались), по осени изредка везло найти несколько грибов, после заморозков обрывали рябину, откуда могли достать, но вот в сам лес не совались. Туда и взрослые-то ходили с неохотой, собравшись помногу, только мужчины и только по большой надобности: если вдруг бревно для сруба понадобится или приспеет время за дровами отправляться. Охотиться — не охотились, разве что в совсем уж голодный год. Даже за хворостом — и то гоняли еще безусых, но уже считавшихся взрослыми парнишек. Говорили, в других деревнях не так, там даже детишки бегают в лес и по грибы, и за хворостом, и опасаются разве что хищных зверей и дурных людей, ну заблудиться еще боятся, но и только. А вот отчего страшились леса в родной деревне Лери, то ли никто толком и не знал, то ли все давно позабыли. Вроде бы и волки зимой к околице не подходили, и страшных болот, как на востоке, не было, ан поди ж ты...
Наверно, каждый, дожив лет хотя бы до пяти, спрашивал у родителей, отчего нельзя ходить в лес, получал подзатыльник и ответ "не твоего ума дела, а сунешься — шкуру спущу!". Хотя и не было желающих проверить, что там такое: достаточно было посмотреть на лица взрослых, тесной гурьбой уходивших в лес, словно на войну, с которой можно и не вернуться, чтобы увериться — есть там что-то страшное. Что-то такое, чему названия в человеческом языке нет, но от этого оно никуда не девается.
Наверно, поэтому деревня и не росла: девушкам старались найти жениха откуда-нибудь из других краев, парни, чуть что, срывались с места... Сюда же девиц выдавали замуж редко, кому охота, чтоб его кровиночка жила в таком страхе! Чаще юноши уходили в женину семью, а сюда приходили или те, кто ничего не знал о дурной славе деревни, либо вовсе безденежные: пустых домов хватало, подлатай, если руки есть, да живи себе, лишним не будешь, если ты мужчина, а если девушка — найдется тебе пара. Словом, жителей в деревне не особенно убывало, но и не прибавлялось особенно.
-Ну и вовсе не страшно, — шепотом сказал Лери, глядя вверх, на могучую березу. Ветви у нее начинались на недосягаемой высоте, а ствол они с Маки не смогли обхватить и вдвоем.
Лери посмотрел вперед, в зеленую пропасть, испятнанную пробивающимися сквозь листву солнечными лучами. Именно здесь они с Маки и Рори играли в опасную игру: надо было на счет, встав на оговоренном месте на опушке, нестись со всех ног туда, в лес, чтобы хлопнуть ладонью по какому-нибудь дереву и стремглав бежать обратно. Самое дальнее, куда они осмеливались забраться — это вон до той стройной осины.
Для них игра была опасной прежде всего потому, что, заметь их забаву взрослые, неделю пришлось бы спать на животе, а есть только стоя, и уж только потом — из-за самого леса, каким бы страшным он ни был...
Лери вздохнул. Он выиграл в этой игре целых два раза, и то, он был уверен, приятели поддавались. Уж очень вовремя Рори споткнулся о торчащий из земли корень, а Маки шарахнулся в сторону, чтобы тот, упав, не сбил его с ног, и упустил время. А в другой раз Маки зацепился рубашкой за куст боярышника, а Рори замешкался в самом начале, и хоть быстро нагнал Лери, все равно отстал от него на полшага.
"Ну и ладно, просто они хорошие друзья", — подумал тогда Лери, но больше наперегонки не бегал, сказал, лучше будет присматривать, чтобы никто не подобрался: уже малые подросли, вполне могут оказаться поблизости. Да и не тягаться ему было с приятелями: во-первых, моложе и куда меньше ростом, во-вторых, уродился щуплым и слабеньким, а вдобавок еще и прихрамывал: правая нога всегда подворачивалась ступней внутрь, и проще было подволакивать ее, чем пытаться идти ровно.
Теперь Рори помогал отцу в кузнице, а Маки доверили пасти свиней. Самому Лери разве что за гусями дозволят смотреть, да и то вряд ли: он их не соберет, если наглым птицам вздумается разбежаться. Да и девчоночье это занятие! Скорее всего, зимой его отдадут в обучение корзинщику. Тот, конечно, не только корзины плетет, но и короба, и даже обувку, но лучше бы уж к гончару! Да вот только там сила нужна — глину таскать, мешать... А корзинщик нарежет себе лозы у ручья — даже в лес заходить не надо, — а лыка или там бересты на опушке надерет, если очень уж понадобится. Молодые деревца тут быстро растут, а приходится что-то с них брать не так уж часто...
-Я победил, — сказал Лери, дотронувшись до шершавой осиновой коры. Надо же, замечтался и сам не заметил, как дошел до границы, за которую они соваться не отваживались. — Понарошку.
Босая нога его коснулась прохладной травы по левую сторону от дерева и отдернулась. Снова ступила, уже увереннее...
-Я снова победил, — произнес Лери через три шага, приложив ладонь к березе, кажется, еще более мощной, чем та, на краю опушки. — Правда-правда. Ну и что, что не бегом, не с кем же наперегонки...
Он оглянулся — между редкими еще деревьями прекрасно видна была залитая солнцем опушка. Здесь же свет казался зеленоватым, по траве перебегали золотые солнечные зайчики, падали сквозь листву косые лучи света, всё было изменчиво, неверно, и даже пахло не так, как снаружи: не цветущим клевером и ромашками, не земляникой... Запах был прохладным, островатым и сырым.
-Сейчас же пойду назад, — сказал себе Лери. — Вот только еще один шажочек...
Он сделал этот шаг и тут же отдернул ногу, наступив в мокрое, мягкое... Сперва подумал — улитка, глянул и испугался — большой палец был в чем-то красном.
-Да это ж земляника! — рассмеялся он через мгновение и огляделся. — Ух ты... Ой, а если она ядовитая? Лес ведь...
Словно в ответ на его слова, откуда-то спорхнула незнакомая пестрая птица, чирикнула, клюнула ягоду, покосилась на Лери веселым черным глазом и улетела. Вот тогда он и перестал сомневаться: если птица клюет, то и человек не помрет!
Сюда никогда не забредали сборщики ягод, жадные мальчишки и девчонки, и от этого, наверно, земляника расплодилась неимоверно. Но вот солнца ей не хватало, и на вкус она была чуточку другой чем та, с опушки, и гораздо мельче, хотя и душистее, только на другой лад: она пахла не солнцем, а прохладным лесом.
Первым порывом Лери было набрать, сколько в корзинку поместится, с верхом, и идти хвастаться удачей. К счастью, он тут же понял, что мать тут же сообразит: не растут на опушке такие ягоды, сама ведь девчонкой туда бегала! Значит, его занесло куда-то в другое место, и нетрудно догадаться, куда именно, а уж тогда она обломает об него веник.
-Ну и ладно, — сказал себе Лери. — Значит, одному мне все достанется!
Он принялся собирать в ладонь маленькие сладкие ягодки. По одной их есть смысла не было, а если набрать хоть полгорсточки — совсем другое дело! Немного стыдно, конечно, что нельзя поделиться с приятелями, с братьями и сестренками, но, — тут Лери невольно передернул лопатками, — спину жалко, а мать скора на расправу. Отцу она первенца колотить не позволяла — еще зашибет, чего доброго, — но вот веника и розог не жалела.
Через несколько шагов Лери наткнулся на жесткие кустики под другой березой. Это ж черничник! У соседки росло несколько чахлых кустиков в огороде, на них бывало по нескольку ягод, от которых она гоняла и птиц, и детей, но расплодиться черника никак не могла. А тут ее... заросли просто! И ягод сколько, еще совсем зеленых, но вот когда она поспеет... Лери понял, что снова нарушит запрет: черники он сроду не пробовал!
Что-то шевельнулось в черничнике, и мимо оцепеневшего мальчишки, едва не задев его, протекло длинное темно-сизое тело. Змея — похоже, гадюка, — спокойно уползла прочь, а Лери понял, что запреты придуманы не зря: лес совсем не безопасное место. Так вот сунешь руку за ягодкой, а там...
"Но если сперва осторожно пошевелить веткой, то змея уползет, — вспомнил он слова старой Тихи, — главное, не бить ее, не топать, не злить. Просто чуточку пошевелить траву, чтобы встревожить, и она уберется. Эти твари не бросаются первыми, если только не наступить им на хвост. Но если она не двигается с места, лучше уйти самому. Со змеями не шутят."
-Пойду-ка я обратно... — прошептал Лери. Земляники уже не хотелось. Хватит той, что в корзинке.
Вот только впереди, за черничником, что-то светлело. Наверно, дерево упало, а молодая поросль не успела еще занять его места, и солнце светило здесь так же ярко, как на опушке. Лери и опомниться не успел, как ноги сами вынесли его под жаркие лучи. После лесной прохлады это было... странно.
"Что это за цветок? Никогда не видел... Это листья ландыша, точно. А это? Вон ромашка, только странная какая-то, и..."
Он стоял посреди полянки, озираясь и не узнавая почти ничего. Это был совершенно другой мир, незнакомый ему, особенный... Запретный.
Лери встряхнул головой: ему послышалось, будто где-то неподалеку журчит вода.
"Ну, верно! Ручей в той стороне, значит, вытекает он из леса", — сообразил он и тут же понял, что смертельно хочет пить.
-Ладно, даже если заблужусь, то по ручью уж всяко выйду к деревне, — решил он и пошел на звук.
Слух у Лери был отменный, должно быть, природа постаралась, чтобы возместить его хромоту и то, что он скверно видел правым глазом и вообще в сумерках. Правда, до вечера было еще далеко, но в этом лесу царил вечный полумрак, да еще мечущиеся солнечные пятна сбивали с толку.
К ручью, однако, Лери все же вышел, изрядно поплутав и всерьез испугавшись, что не сможет выбраться. Зато он слышал, как где-то в вышине выбивает дробь дятел, видел белку (а может, ласку или куницу, не успел рассмотреть), метнувшуюся вверх по древесному стволу, множество незнакомых растений, забрел в высоченные, выше головы ему папоротники, подивился на красивый ярко-красный, в белых пятнышках гриб, окончательно выбился из сил и только тогда понял, что лес чуть поредел, а перед ним — заросли ивняка, а ручей журчит совсем рядом.
Тут он был совсем не такой, как за деревней, — совсем узкий, перешагнуть можно, с галечным дном и поросшими мягкой короткой травкой берегами, очень чистый.
Лери не удержался и действительно перешагнул ручеек, и тогда только опустился на колени и всласть напился. Вода была ледяной, от нее ломило зубы. Он поплескал себе в лицо, утерся рукавом, распрямился и только тут почувствовал на себе чей-то взгляд.
"Волк!" — с ужасом подумал Лери, медленно оглядываясь.
Это был не волк. На старом поваленном дереве недалеко от него сидела девочка примерно его лет, одетая, как все деревенские девчонки — в длинную рубашку. Она с любопытством разглядывала Лери, шевеля пальцами босых ног траву и перебирая косу. Он никогда ее не встречал.
-П-привет... — выговорил Лери.
-Привет, — весело ответила девочка. — А что ты делаешь на этой стороне?
-Я? Я случайно...
-А-а... Ну садись, ты, наверно, устал? — она похлопала рукой по бревну. — Ты из той деревни? Ну, той, куда ручей течет?
-Да, оттуда, — кивнул Лери и выдохнул с облегчением. Наверно, она просто из другой деревни, где в лес ходят запросто. У нее, правда, нет с собой даже корзинки, но мало ли...
-Далеко же ты зашел, — сказала она, выразительно взглянув на его ногу. Лери вспыхнул: напоминаний о своей хромоте он не переносил. — А как твое имя?
-Лери, — мрачно ответил он. — А твое?
-Дия, — весело ответила девочка.
-Ты откуда? Я тебя раньше не видел?
-Так и я тебя прежде не встречала!
"Точно, из другой деревни", — уверился Лери и успокоился.
-А что у тебя в корзинке? — любопытно спросила Дия.
-Земляника, — буркнул он. — И еще хлеба кусок — на обед. — Тут Лери сообразил, что ведет себя невежливо и спросил: — Будешь? Солнце уже высоко, я только теперь понял, что проголодался...
-Не откажусь попробовать, — улыбнулась она, и Лери разломил горбушку пополам. — Хороший хлеб пекут в вашей деревне!
-У вас не такой?
-В каждой деревне он чуточку разный, бывает, вкусный, а бывает — в рот не возьмешь, — ответила Дия, запуская руку в корзинку. — Ой, а где такая земляника растет? Здесь другая совсем!
-Это с опушки, — важно сказал Лери. — Я и сам заметил, что в лесу она не такая. Это, наверно, потому, что там солнца больше.
"Ой, кому сказать! — подумал он, подвигая корзинку девочке. — Сижу, как взрослый, с девчонкой болтаю... И она ничего, нос не воротит, хоть я и заморыш... Да и она тоже вон какая худенькая и бледная, только коса замечательная, не хвост крысиный..."
По спине у него побежали мурашки. Не носили девчонки и девицы одну косу. Одну плели замужние. Но не может же быть...
-Дия, а почему у тебя одна коса? — спросил он беззаботно, только голос все равно дрогнул. — Ты что, замужем уже? В такие-то годы?
-Почему? У нас все девицы так ходят, — удивилась она. — А что?
У Лери отлегло от сердца.
-У нас наоборот, — сказал он. — Девицы две плетут. Вот выйдешь к нам замуж, и привыкать заново не придется!
Они посмеялись над немудреной шуткой и продолжили есть землянику.
Лери искоса разглядывал Дию. Чувство, будто в ней что-то не так, его не оставляло.
-Как же они это делают... — бормотала та себе под нос. В руках у нее были травинки и несколько незнакомых цветов.
-Ты что, венок сплести хочешь? — догадался Лери.
-Ну да, — расстроенно ответила она. — Все плетут, а у меня не получается, хоть плачь!
-Дай, я сплету, — сказал он. — Ну что так смотришь? Я у корзинщика учиться буду, так что уметь плести обязан. Рви цветы, какие хочешь, только стебли подлиннее чтоб были...
Венки Лери плести действительно умел, его не только младшие сестренки о том просили, но и ровесницы, а для Дии и вовсе расстарался: плел пышный, набирая в вязочку по нескольку стеблей разом.
-Ну вот, — сказал он. — Подставляй голову.
И осторожно надел на Дию сияющий желтым, алым, синим, белым, голубым, розовым, сиреневым пышный венок, в который добавил еще и колоски незнакомых трав, для зелени. И такой же зеленью засветились глаза девчонки.
-Я теперь красивая? — спросила она почему-то шепотом.
-Ага.
-Пойдем, я посмотреть хочу! — вкочила Дия на ноги и потянула Лери за собой к ручью. Из воды взглянули на них два отражения — хорошенькая девочка в ярком венке и невзрачный мальчик. — Правда, красиво! Спасибо!
Она отскочила от ручья, закружилась, раскинув руки. Лери смотрел на нее, и снова по спине у него бежали мурашки. Потому что рубашка Дии оказалась подпоясана, а этого не должно было быть. И волосы... волосы, сперва показавшиеся ему просто светлыми, на свету отливали зеленым. Хотя, может, это лес шутил шутки, солнце светило сквозь листву...
-Ну вот, теперь ты мой, — серьезно сказала Дия, остановившись совсем рядом и глядя Лери в глаза. Они были примерно одного роста, и ей не приходилось запрокидывать голову. И пахло от нее... лесом.
-Ты о чем?
-Как это о чем? — удивилась Дия. — Ты сам пришел с той стороны. Сам перешел через лесной ручей и напился из него чистой воды. Ты первым со мной поздоровался. Ты назвал мне свое имя и узнал мое. Ты дал мне хлеб из своих рук, а я приняла его. Ты по своему желанию сплел для меня венок и своими руками надел его мне на голову. Теперь ты мой муж, а я твоя жена, таков древний обычай.
Лери сел там же, где стоял. Какая жена, ему всего девять!
-Ничего не понимаю... — прошептал он.
-Конечно, не понимаешь, — кивнула Дия. — Люди давно забыли, что и как нужно сделать, чтобы взять в жены кого-то из лесного народа.
"Ай, она же спросила не "как тебя зовут?", а "как твое имя?" — сообразил Лери. — А я даже не удивился, ведь так никто не говорит!"
-Но я не собирался брать тебя в жены! — воскликнул он.
-А зачем же ты тогда забрел в этот лес? — удивилась она. — Люди из вашей деревни никогда не заходят по эту сторону ручья. Да и в сам лес стараются не заглядывать, или, скажешь, не так?
-Да я просто... я землянику собирал! — отчаянно выпалил Лери. — А потом... ну, засмотрелся, потом пить захотел, вот и вышел сюда! Откуда мне было знать...
Он замолчал.
-Плохо ты, должно быть, слушал стариков и старух, — серьезно сказала Дия. — Не называй случайному прохожему своего имени, не делись с ним хлебом, а если хочешь накормить, не давай ничего из своих рук, и вещей своих или сделанных своими руками, тоже не давай, положи наземь, пусть подбирает, если есть охота. Забыл?
-Бабка что-то такое говорила, да она совсем уже из ума выжила, — буркнул Лери. — А ты что же... вот так сидела и ждала, пока кто-нибудь...
-Нет, я знала, что кто-то придет, — улыбнулась она. — Есть особенные дни. Сегодня — именно такой. Не тревожься, Лери. Знаешь, во многих деревнях детей женят, едва им лет пять сравняется, а там по-разному. Или живут каждый у себя дома, пока не войдут в возраст, или жену забирают в дом мужа, чтобы пообвыклись... Меня забрать нельзя, так что будем жить покамест порознь.
-Да зачем я тебе? — прошептал он. — Я же ростом не вышел, хромой, из рук все валится, правый глаз все хуже видит, в сумерках так вообще...
-А вот именно за тем, — ответила Дия, присела рядом и взяла его за подбородок. Руки у нее были не как у крестьянской девочки, привыкшей и полы скоблить, и за скотиной ходить, не грубые, но и не мягкие. — Хромаешь ты на правую ногу, слепнешь на правый глаз... а слышишь как?
-Хорошо я слышу, — буркнул он, высвобождаясь.
-Кто это вон там полетел, — ткнула пальцем в небо девочка.
-Стрекоза. За мухой гонится. Всё, поймала.
-Запах чувствуешь? Чем пахнет?
-Я не знаю. От воды холодом тянет, от твоего венка цветами, только я их не видел никогда, почем мне их имена знать? Немножко хлебом, земляникой из корзинки и от нас обоих, а от тебя еще — лесом... — Лери запнулся. — Странный такой запах, вроде бы холодный и сырой, и острый еще, резкий, но...
-Вот видишь. Ты — наш. Всегда нашим был, только не знал... — Дия расправила подол. — В лесу слух и нюх — главное. Что тут разглядишь? А что правая сторона у тебя подкачала, так это только для мира людей. Это знак, и я его увидела. А теперь все будет иначе.
-Что — иначе? Я бегать начну быстрее всех? Видеть дальше всех? Ну, может, мне даже телят доверят! — фыркнул Лери.
-А ну, закрой глаза, — велела она, он повиновался, и маленькие прохладные ладошки легли ему на лицо. В виски вдруг ударила боль, потом прошла, только остались плавать перед глазами красные пятна. — Открой и смотри. Да не на меня, на тот берег! Что ты видишь?
Лери моргнул. Противоположный берег ручья вдруг надвинулся на него, и, казалось, он может разглядеть каждый лист на дереве, каждую травинку...
-Птичка на ветке, — хрипло сказал он. — Такая... с желтой грудкой, порхает туда-сюда.
-Ага, синица. Еще?
-Вон по тому дереву, которое с иголками, лезет какой-то зверек. Не белка, я слышал, у белок хвост пышный...
-Это зимой он у них пышный. Белка и есть. Ты говори, говори, и слушай!
-Дятел снова стучит, но он далеко, а вон там ежиха с ежатами пробежали, по топоту сразу узнаешь. А вон муравейник, муравьишки какого-то жука прогнать пытаются... — Лери сглотнул. — А вот по ручью водомерка пронеслась, кого-то ловит. Дия, я что, правда все это вижу? Или ты меня заколдовала?
-Ну, немножко заколдовала, — улыбнулась она. — Скоро пройдет. Но потом вернется и уже тебя не покинет, помяни мое слово. Бегать не будем, но поверь, сейчас ты поскакал бы быстрее оленя...
-Тихо!.. — Лери схватил ее за руку. — Там кто-то есть, за твоей спиной, в зарослях, кто-то огромный!
-А, не бойся, они сейчас мирные, — сказала Дия, оборачиваясь.
Из зарослей появилась громадная горбатая морда, длинные сухие ноги несли тело почти бесшумно. Здоровенный сохатый подошел к ручью и, не обращая внимания на маленьких двуногих, вдоволь напился.
-Хочешь погладить? — спросила Дия весело, когда лось ушел. — Или прокатиться?
-Н-нет... — Лери щипал себя за руку, но следы раздвоенных копыт на берегу никуда не девались. — Ты бы еще волков позвала!
-Можно, но лучше лис, с ними веселее играть, — ответила она. — Ай, ты сам все увидишь! Только, Лери, ты ведь даже не знаешь, кого как называть!
-А откуда бы мне, если я только сегодня в лес чуть дальше опушки зашел — и уже женат оказался?!
-Значит, я должна тебя научить, — серьезно сказала Дия. — Времени у нас много.
-Время! — Лери взглянул вверх. — Мать меня убьет!
-Я тебя провожу короткой дорогой, — Дия встала и протянула ему руку. — Приходи завтра.
-А если... если не приду? — отважился спросить мальчик.
-А ты сможешь? — улыбнулась она и вдруг посерьезнела. — Если мы не станем мужем и женой, когда настанет время, Лери, я умру. Так уж у нас заведено. А что будет с тобой, не знаю. Вряд ли что-то хорошее.
-Ну ладно, — тяжело вздохнул он. — Все равно за меня замуж никто не пойдет, за хромого корзинщика, да из такой-то деревни! А ты сама выбрала, так что не жалуйся! И это...
-Что?
-Если я вдруг не приду... день или два, не обижайся, — Лери нахохлился. — Меня и наказать могут, запретить выходить со двора, и побить, да и болею я часто.
-Болеть ты больше не будешь, а как обмануть запреты и открыть запоры, я тебя научу, — серьезно сказала Дия. — Но не сразу. Пока что стану встречать тебя здесь, дальше заходить рано... Корзинку не забудь, олух!
...-Что-то маловато ты набрал, — сказала мать, заглянув в корзинку. — А весь день прошатался!
-Я всю опушку на пузе исползал, да меня, похоже, опередили, — буркнул Лери. — Что было, то принес. Ничего, завтра еще наспеет!
-Хватит! — прикрикнула та. — Дел дома полно, а он на травке валяется! Поможешь мне завтра со стиркой, почистишь котел, вымоешь...
"Не зря я Дию предупредил", — невольно подумал Лери, садясь за стол. Странное дело, натруженная правая нога ничуточки не ныла, как обычно в такие дни. Хромать, правда, он старался посильнее обычного, чтобы никто ничего не заподозрил.
*
-Это златоцвет. Зверобой. Золотой корень.
-У нас сегодня все на "З"? — мрачно спросил Лери, почесывая между лопатками.
-Да просто совпало... — Дия прищурилась. — Выпороли?
-Ага. Чтоб не шлялся где попало без дела...
-Ну вот... — она покачала головой и коснулась рукой его спины. — Легче?
-Хоть не чешется, и на том спасибо!
-Тогда дальше идем! Это что?
-Рябина. Осина. Еще осина. Сосна как-то затесалась. Три березы. Снова осина. Это... это...
-Дуб.
-Сама ты дуб, я вспоминаю!
-Дерево — дуб! — рассмеялась Дия. — Ты такой забавный, Лери! Хватит на тебя с тебя сегодня ученья, вижу, не будет толку... Пойдем, там ежевика поспела!
-Где — там?
-Увидишь!..
Вот это "увидишь" все для него решило. Только здесь, в лесу он действительно видел, а сейчас, когда Дия тащила его за руку, мог легко бежать за нею следом, не спотыкаясь на каждом шагу и не оскальзываясь на влажной после дождя траве.
-Колючая какая! Хуже малины!
-А на вкус?
-На вкус... м-м-м... жалко, нельзя домой принести...
-Твой дом теперь тут, Лери, не забывай, — серьезно напомнила Дия, и он испуганно взглянул на нее поверх усыпанной спелыми черными ягодами ветки. — Не сразу, не бойся. Но, — она коснулась неувядающего венка у себя на голове, — ты станешь, как я.
-А я ведь даже не знаю, где ты живешь, — сказал Лери.
-Везде, в том-то и дело, — улыбнулась она. — Потом поймешь. А теперь навались!..
...-У тебя все лицо синее! — смеялась Дия. — И руки! И язык! Посмотри в воду!
-Ох ты... — Лери вгляделся в свое отражение и принялся судорожно оттирать руки песком. Ежевичный сок ничего не брало, и если под ногти еще можно было набрать грязи и сделать вид, что так и было, то пятна на рубашке, на лице выдали бы его с головой. — Кто увидит — мне конец. У нас не растет ежевика, понимаешь?
-Ой! — Дия всплеснула руками. — Я не подумала... Погоди, сейчас...
Она повела ладонью над землей, ушла куда-то за кусты, вернулась и принялась полоскать в ручье невзрачный корешок.
-На, — сунула она его Лери, — пожуй. А руки давай сюда, я их соком натру, цвет сойдет...
-Горький какой! — У Лери из зажмуренных глаз текли слезы, руки и лицо жгло. — Ну что?
-Вроде бы все, посмотри.
Он взглянул на свое отражение: физиономия перекошена, но пятен на щеках и на губах не осталось. Высунул язык — обыкновенный. Руки тоже чистые, а вот рубаха...
-Этот сок на ткань можно давить? — спросил Лери.
-Давай попробуем...
-М-да... — сказал он спустя две минуты глядя на дыру. — Даже не знаю, что соврать. У костра не сидел, не похоже, что прожег. Ладно, скажу, за ветку зацепился, вот тут еще только надо надорвать, и тут, и малиной обляпать, и сойдет!
-Мне не нравится, что тебе нужно прятаться, — негромко произнесла Дия. — Ты мог бы уйти к нам уже теперь, ты же мой муж. Ничего, что ты мало умеешь, ты быстро учишься, а я уж позаботилась бы, чтобы тебя никто не обидел! А так у нас слишком мало времени.
-Я боюсь, — честно сказал Лери. Он уже привык к этой странной девочке, к ее взрослым словам, да и себя все чаще ловил на том, что стал мыслить иначе. — Нет, я не тебя боюсь, не твоего народа, а того, что будет дома. Если я пропаду сейчас, меня начнут искать. Может, даже пойдут в лес. И, чего доброго, решат его сжечь... Нет, Дия, я уйду только когда стану мужчиной по нашим законам, тогда уж меня не удержат.
-Долго еще ждать? — деловито осведомилась она.
-Три с лишним года. Десять мне этой зимой будет, ну, дальше сама считай.
-Ну, за это время я многому сумею тебя научить, — пожала Дия плечами.
-И мать жалко, — понурился Лери. — Я у нее первый, и, видишь, не удался. Она меня любит, я знаю, а что бьет иногда, так то за дело.
-Ты говорил, твоих братьев и сестер она не бьет.
-Их отец лупит. Только они крепкие, сильные, а меня бы он с одного удара убить мог, если б не сдержался... Не любит он меня. — Лери вытянулся на траве. В вышине сплетали зеленое кружево кроны деревьев. — Я ни на кого не похож, ни на него, ни на мать. Белобрысый, глаза серые...
-Зеленые.
-Что?
-Зеленые у тебя глаза. Уже давно, — сказала Дия. — Будут еще зеленее.
-Ну вот... — Лери перевернулся на живот и уткнулся лицом в мать-и-мачеху, в клевер, в лесной мох, вдохнул поглубже, ссадил с щеки на траву не в меру наглого муравья и продолжил: — Первенец, а не удался. Позор перед соседями. Ему даже хорошо будет, если я пропаду, мой второй брат в самый раз годится в наследники. Но сейчас нельзя, опасно.
-Я поняла, — Дия похлопала его по спине. — С хорошего дуба дурной желудь, так у нас говорят, это про тебя. Но ничего, тебя еще учить и учить!
-А зимой-то как? Деревья разве не спят?
-Деревья — да, а Лес — нет, — ответила она. — Сам увидишь.
Лери увидел: сперва то, как цветочный венок на ее голове медленно становится венком из осенних листьев и колосьев, а потом и вовсе мертвеет, и Дия носит на голове сплетенные черные ветки и сухие травинки.
Осенью были грибы: он и помыслить не мог, что в лесу их такое множество, и почти все можно есть! Он стащил из дому огниво и соль, грибы жарили, насаживая на прутики, и это было невероятно вкусно. Ну почему нельзя домой принести такие, не бледные сыроежки и опята с опушки, а подберезовики, подосиновики, поддубники... Приготовить бы их, как полагается, с луком, со шкварками, то-то было бы объедение! Но нельзя, даже словом обмолвиться нельзя, и от этого Лери измучился.
Вот только отказаться от этого не мог: по глубокому зимнему снегу из леса выходили лоси и давали погладить себя по бархатным мордам, заглянуть в огромные черно-фиолетовые глаза, а лосята носились вокруг, смешно взбрыкивая задом и вскидывая непомерно длинные ноги. Белки, одевшиеся в пышные зимние шубки, прыгали на плечи, стрекотали возмущенно — мол, мало принес угощения! — и удирали в свои дупла. Синицы слетались за семечками и кусочками сала. Ослепительно-рыжие на снегу лисы затеивали игрища, тявкали, а по вечерам, если удавалось дождаться, приходили волки. Их Лери боялся, хотя и старался не выказывать страха, но посмотреть в глаза вожаку, огромному седому волку так и не решился. С молодыми были проще, они резвились, как щенки, а вот у старших янтарные глаза словно видели куда больше, чем было доступно даже новому зрению Лери.
-С волками всегда непросто, уж такие они, — сказала Дия, когда он пожаловался на это. — Хуже только с кошками. Там, подальше, живет рысь, но мы туда не пойдем пока. Рано. Да и с медведем мы еще несколько лет знакомиться не станем.
Зимой куда-то отпроситься было куда сложнее, чем летом, и Лери впервые в жизни взбрыкнул: заявил, что хочет начать учиться ремеслу как можно раньше, пока не ослеп. Он слышал, что слепые корзинщики плетут даже лучше обычных, у них пальцы обретают особую чувствительность, так что нечего терять времени!
Мать разрыдалась, отец глухо зарычал, но сходил к старику, и тот согласился взять Лери в обучение. Пока пусть тренируется на негодном материале, а к весне видно будет! Так Лери переехал в одинокую лачугу. Ну а корзинщик — это не целое семейство, даже теперь его сил хватало на то, чтобы усыпить того на весь день или внушить, что он вот только что послал подмастерье за чем-то нужным... да забыл, зачем! Старость не радость...
*
-Плохо мое дело, — сказал лежащий на животе Лери, обрывая чернику. Они с Дией только что навестили медведя, к счастью, сытого и довольного жизнью, и теперь объедали черничник.
Здоровенная серая гадюка, свернувшаяся на спине Лери (может, та самая, а может, и нет), приподняла голову и высунула жало.
-Что такое? — спросила Дия.
-А слух прошел по окрестным деревням, что появился у нас не в меру умелый корзинщик, плетельщик... и так далее... — тот стукнул кулаком по земле и посмотрел на нее одним левым глазом. Правый уже почти ничего не видел. — Вот как знал, что не надо пытаться приказывать лозе, даже срезанной!
-Это я виновата...
-Да тебе-то откуда знать людской нрав! — Лери осторожно стряхнул со спины гадюку, погладил ее и сел ровно. — Это я должен был понять, чем дело кончится. Ученик способный, все секреты ему передал, пусть владеет, — передразнил он старого корзинщика. — И все бы ничего, так ведь помер он третьего дня!
-И что? — удивилась Дия.
-А то, что я остался наследником его ремесла, других у него нет. А раз так, пойдут заказы, сперва от наших, потом от сторонних, а там и сваты поедут.
-Тебе уже есть тринадцать? — спросила она тихо.
-Только зимой исполнится. Да пока суд да дело... — Лери помотал головой. — Наверно, мать с отцом мне уже приглядели невесту. Годок-другой, хозяйства соединят, будет у них невестка, а у меня... У меня уже есть жена.
-Вот именно. И не забывай об этом. И дня, когда, мы поженились, не забывай! — произнесла Дия. — Пусть выбирают. Тяни время. Отбрыкивайся. Весной нехорошо, да и работы много, лыка надрать, того-сего, а вот к концу лета... Понял?
-Чего тут не понять...
-Лери, я тебя как увидела, так сразу полюбила, — тихо сказала она. — Решила — этот будет мой, что бы старшие сестрицы ни плели, мол, младшей вперед замуж выскакивать не черед. Никому не уступлю!
-А я знаешь, как перепугался, когда вдруг оказался женат, да на ком! — ответил он, и оба рассмеялись невесело.
-Опять у тебя все лицо в синих пятнах! — Дия потянулась стереть черничный сок, Лери поймал ее за запястье, потянул на себя...
-Это же нехорошо... — сказала она.
-Вообще-то мы женаты, — ответил он. — Уж поцеловать-то жену я могу?
Лес ответил сдержанным согласным шумом.
*
-Сговорено, — сказал Лери, ссутулив широкие плечи. Он сильно вытянулся к весне, и хоть мальчишеская жеребячья костлявость еще была заметна, рост и стать скрадывали ее. Будто и не было худенького хромого замухрыжки, его заменил высокий юноша, и пусть ему не было и пятнадцати, он обещал вырасти в красивого мужчину. — Больше тянуть никак не получится. И так уже тыкают, мол, сам-то кто, таких невест гонять? А от этой не отвертеться, приданое такое, что родители удавятся либо меня удавят, но... — Он помотал головой.
-Соглашайся, — сказала Дия. Она сидела на том самом бревне у ручья, и венок в ее волосах горел прежним летним огнем. Из девочки она тоже успела вырасти в девушку, невысокую, с виду хрупкую, но гибкую и сильную. И очень красивую на особый лесной лад.
-Что?! — развернулся он.
-Иначе не отстанут. — Она отвернулась. — Соглашайся, а там сам решай, что делать. Решишь остаться у людей, дело твое. Я ведь все-таки тебя обманула: ты и знать не знал, что делаешь, когда давал мне хлеб и плел венок...
-Так я не жалею!
-Неважно. Тогда я выбрала, теперь тебе выбирать... Я буду смотреть, — Дия сняла венок, — вот на него. Если завянет, значит, та, другая, тебе показалась милее, и тогда я его разорву и брошу в ручей, пускай плывет... Это значит — ты свободен. Мстить я не стану и Лесу закажу. Сама ведь виновата.
-Дия, да что ты такое говоришь! — Лери схватил ее за руки, но она высвободилась.
-Правду говорю. Сестры были правы: не след младшей вперед старших замуж выходить. Я просто хотела похвастаться, а вышло — тебе жизнь сломала...
-Ты мне ее спасла, — серьезно сказал он. — С кем бы я столько увидел и узнал? И столько пробежал? Подумаешь, обманула немножко... Лучшего друга у меня никогда не было!
-Вот ты и сказал, — невесело усмехнулась Дия. — Я была тебе верным другом, подругой, но никогда — любимой женой. И пока не поздно, Лери, иди и выбирай, выбирай правильно. Я буду ждать здесь. Хоть до зимы.
-Ладно... — Лери присел перед нею на корточки, снова взял за руки. — Жди. Я ведь ту невесту не видел даже, знаю только, что она тремя годами меня старше и красивая вроде бы. Вот гляну и решу. А ты жди, Дия. Только непременно дождись!
Поцелуй пах спелой лесной земляникой.
*
-Эта, мне, пожалуй, по нраву, — с расстановкой говорил Лери родителям. С тех пор, как он унаследовал ремесло корзинщика, он сильно изменился. Мало того, что сделался самостоятельным, так ведь еще вырос и начал хромать сильнее прежнего. Теперь он ходил с узловатой палкой, невесть из какого дерева выструганной, а волосы отпустил и прикрывал ими почти слепой правый глаз. — Девица статная, справная, все при ней. И приданое знатное. Свадьбу где играть станем?
-Здесь, — коротко ответила мать. Она еще помнила маленького Лери, который бегал собирать землянику на опушку. — А потом поедете... к ним. Там уж и дом готов, поди.
-А. Так я и думал, к нам она переезжать не желает, — криво усмехнулся Лери. — А жаль. Такой лозы, как здесь, я, может, там и не найду. Ничего, буду приезжать почаще, а, мам?
Та всхлипнула, утирая слезы краем передника. Отец обнял ее за плечи. Первенец никогда ему не нравился, удался невесть в чью породу, и если бы он не был уверен, что жена досталась ему девицей, грешил бы на нее. Но нет... Должно быть, какие-то бабки-прабабки подгуляли. Сейчас немного выправился, но до стоящего мужика ему было еще ой как далеко...
...Лери было невыносимо противно говорить все это, но иначе бы ему не поверили. Сложно воспринимать всерьез такого сопляка!
Невесту он рассмотрел (до свадьбы не полагалось, но младшая сестра за корзинку ежевики и страшную клятву молчать взялась провести его на задворки дома, куда поселили гостей). Дебелая девица, красивая, это правда, русые косы ниже пояса, руки работу явно знали, крепкое сильное тело, высокая грудь... Ничего, что она старше, поди, чему еще и научит мужа-подростка. Как бы за шиворот его таскать не принялась, сил хватит...
-Ты далеко собрался, Лери? — спохватилась мать, когда он уже натягивал новые сапоги. Пошили ради свадьбы.
-Я ненадолго, мам, — ответил он ласково, обнимая ее и целуя в лоб. — Знаешь... Уезжать не хочется, но нужно. Так я хоть с нашей опушкой напоследок попрощаюсь. Помнишь, где я всегда землянику собирал?
-Ты недолго только... — шепнула та.
-Я туда и обратно! — заверил Лери.
Скрипнула дверь.
Жених не вернулся и к вечеру. На опушке нашли праздничную одежду и новые сапоги, все было сложено аккуратно, не похоже, чтобы Лери куда-то спешил. И зацепиться не за что! И собаки след не брали, крутились растерянно на месте, только один старый волкодав решительно потянул хозяина в лес, но тот успел остановить пса у березы на краю опушки.
-Это что же, он в лес ушел? — шепотом спросил кто-то.
-Теперь ищи-свищи...
-Всегда паренек был с приветом, я говорил...
-Ну, с концами...
Навзрыд заплакала невеста. Конечно, пусть жених оказался колченогий и полуслепой, но он все же был, в родной-то деревне ее вовсе никто замуж брать не хотел! И не в злом языке дело, не в кривоватых ногах, а в том, что папенька старосте дорожку перешел! Тут-то об этом знать не знали, и где теперь сыщешь этакую глушь?!
Мать не плакала. Молча взяла в руки праздничную рубашку, ковырнула ногтем вышивку, которую сама же и сделала... Замерла. Вспомнила. Странные сине-фиолетовые и красные пятна на одежде и на руках. Зелень от травы на коленках. Перья в волосах, чешуя, прилипшая к штанинам...
-В лес он ушел, — потормошили ее. — Теперь не найти!
-Он давно туда ушел, — ответила она и, развернувшись, зашагала к дому. И неважно было, как поймут ее слова. Лишь бы мальчик был жив и счастлив, а он жив, это она знала наверняка: вон, зачахший было шиповник буйно расцвел, а на заборе стрекотали две задорные сойки... Ну а счастье пусть добывает сам.
*
Цветной венок медленно плыл по течению ручья, и Лери недоуменно проводил его взглядом.
"Она же сказала — буду ждать хоть до зимы, так в чем дело?"
Он перепрыгнул ручеек, глянул тут и там — Дии не было.
-Да что же такое... — испуганно сказал он, в два скачка нагнал венок и выхватил его из воды, стряхнул капли и ужаснулся — цветы начали вянуть. Вот пожухли ромашки, а вот поникла головка розового клевера... — Да не может такого быть! Дия! Я ушел до свадьбы, слышишь! Я попросился на опушку, переоделся — и сюда, не собирался я жениться на этой корове...
"Стой, она же сказала, что разорвет венок, если тот завянет, а он целый, — сообразил он вдруг. — В чем тогда дело? Где Дия, как ее искать?"
Стон прошел по верхушкам деревьев.
-Ну скажите мне, где она?! — закричал Лери. — Покажите! Я не понимаю!
Откуда-то из кустов грациозно-неуклюже выступил лось.
-Ты видел? Знаешь? — обратился к нему Лери.
Лось только повернул горбатую морду и подогнул передние ноги.
-Я даже так-то верхом никогда... — пробормотал тот, цепляясь за жесткую шерсть на загривке, а потом лось пошел вроде бы небыстро, выбрасывая длиннющие ноги и подобно тени проникая в малейшие зазоры между деревьями. — Спасибо, дружише... Если бы я только еще понимал, что происходит!
Откуда-то сбоку вынырнул лис, что-то коротко пролаял и исчез, а его сменил волк в неприметной летней шкуре. Этот коротко зыркнул желтыми глазами, недолго следовал за Лери (лось ничуть не боялся зверя), потом тоже пропал. А затем впереди послышался треск, и дорогу заступил медведь. Здоровенный, лоснящийся, успевшийся отъесться медведь. И снова лось даже не шарахнулся, пролетел мимо, а косолапый пристроился позади. Лери уже знал, что при видимой неуклюжести эта туша может и лошадь догнать, если захочет...
-Сюда, заводи! — раздалось впереди. — Эх, упрямая, как цепляется! Веревки давай и лошадь, сейчас как дернем!..
Лось вылетел из чащи, и глазам Лери предстало наипротивнейшее зрелище: люди корчевали деревья на берегу мелкой речушки. Сейчас они пытались вывернуть плакучую иву, но та слишком прочно держалась за берег, только серебристо-зеленые ветви плескались по ветру...
Надо полагать, люди поразились не меньше: из чащобы верхом на сохатом вынесся паренек лет пятнадцати, в домотканой серой рубахе и холщовых портках, босой. Вот только глаза у него горели жуткой лесной зеленью, справа из леса показался волк, а следом крупный лис, и оба рычали, а слева выкатился из кустарника громадный медведь и рявкнул во всю пасть. Люди даже бежать боялись, а вот лошадь сообразила быстрее — истошно заржала, вырвала поводья из рук хозяина и задала стрекача.
-Чем это вы тут заняты? — спросил Лери.
-Русло чистим... господин, — на всякий случай добавил старший.
-Деревья вам чем не угодили? — сквозь зубы спросил тот, глядя на груду уже выкорчеванных ив, ракитника, прочей мелочи...
-Так мешают! И воду тянут!
-Они берег держат, идиоты! — взорвался Лери, спрыгивая с лося. — Не будет деревьев — вместо речки получите грязную канаву! Уроды... Еще раз хоть одно деревце тронете, бобров пришлю, они вашу поганую деревню за одну ночь затопят!
Что такое бобры, тут знали, старший вжал голову в плечи и развел руками.
Лери подошел к иве.
-А ну-ка, братец, пособи, — велел он медведю. Тот безропотно подошел и осторожно придержал ствол, пока Лери руками подбрасывал грунт к обнаженным корням. Лис с волком помогали — рыть умели оба. — Спасибо, друзья.
Он вынул из-за пазухи порядком помятый и наполовину увядший венок и надел его на ближайшую ветку.
-Дия, — сказал Лери. — Я от своего слова не отказался. Что же ты, бросишь меня теперь, когда я ушел от людей?
Трепет прошел по ивовым ветвям, и на глазах у изумленных крестьян поникшая ива вдруг распрямилась, будто бы встряхнувшись, а вялый венок вспыхнул яркими летними красками.
-А я думала, ты уже не придешь... — сказала Дия, почему-то вся в синяках, исцарапанная, в порванной рубашке, с растрепанной косой.
-Я обещал, — сказал Лери, сдернул венок с ветки и нацепил ей на голову немного набекрень. — А я слово держу. Погоди-ка...
Он обернулся к людям.
-Если вам надо русло почистить, так запрудите ненадолго повыше по течению да выкопайте лишний ил со дна, на огороды пойдет, — сказал он, — а насчет деревьев я вас предупредил. Весной приеду — проверю. Увижу, что хоть одно пропало...
Лери улыбнулся. Медведь оскалился.
-А ты страшный, — сказала Дия, покачиваясь на холке лося перед ним.
-Нет. Я просто сам испугался.
-Ты правду сказал, что ушел от людей?
-Да. Жениться не стану. Только ты меня со своими не знакомила, вдруг не ко двору придусь?
-Да как же! — расхохоталась Дия и повела рукой. — Не знакомила! Смотри, вон дедушка Дуб, а это тетушка Сосна, а под нами кузен Лось, позади братец Медведь... и прочие... Ты так и не понял?
-Похоже, нет, — сконфуженно ответил Лери.
-В Лесу все друг другу родственники. Кроме людей. Но ты уже не человек. Ты мой муж, ясно?
-Еще как ясно... — задушенно ответил тот. — Хорошо еще, мох мягкий...
-Вот именно...
Эпилог
В этой деревне люди испокон веков боятся ходить в лес. Все, кроме одной-единственной семьи, там еще жива прабабка, которая могла бы объяснить, почему страшиться не надо, но она не захочет. Она только скажет непонятно "Лери" и снова умолкнет, глядя в огонь очага. Муж ее давно умер, дети почти все разъехались, остались только младшие, а они не помнят Лери.
А вот в другой, чуть поодаль, за рекой, в лес ходят охотно и по ягоды, и по грибы, и хворост собирают, и сухостой рубят, но если понадобится срубить хоть единое живое дерево, непременно потрогают его и спросят: "Лесной человек, дозволяешь или нет?"
Говорят, в ответ на такой вопрос из чащи появляется лесной человек верхом на громадном лосе или, если лето, на медведе, в сопровождении лиса или волка, и либо дает позволение, либо указывает другое дерево, которому так и так черед умирать. Глаза у него зеленые, волосы светлые, кажется он молодым, худым парнем, одет бедно, и говорят, будто левой стороны тела у него почти не видать. Это значит — наполовину он существует в другом мире.
Порой вместо него приходит лесная женщина, почти такая же, как мужчина, только с длинной косой. Эта особенно жалеет молодые деревца, и если надо раскорчевать место под пашню, велит пересадить их куда-нибудь, да так, чтобы защищали озимые, а то как налетит ветер, сдует снег... Вот ее хорошо видно — чистокровная нечисть, значит. А тот... кем он был, как стал тем, чем он есть — никто не знает. Да и надо ли?
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
