Нет житья от попаданцев

Ночной Хогвартс казался даже сказочнее дневного. Лениво покачивалось пламя свечей, вызывая таинственную рябь теней, чуть слышно перешептывались обитатели картин, со ржавым скрипом поворачивались шлемы доспехов, провожая затенёнными забралами любителя ночных прогулок.

Старый директор, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамбльдор, нередко прогуливался по магической школе, когда тяжёлые думы одолевали, или просто хотелось вновь ощутить древнюю магию, о которой часто забываешь в суматохе дней. Или, вот как сейчас, когда сон оказался безнадёжно испорчен попыткой захвата тела.

Директор тяжело вздохнул, с отвращением вспомнив наглого "попаданца", пытавшегося выдавить его из собственного тела. Этот выродок поверил в нетрадиционость ориентации Альбуса, и пытался отвлечь, транслируя кадры мужской порнографии! Мерзость... И на что только рассчитывал? Мэтр Аргенто Дрим Мортон, один из самых известных мастеров-менталлистов магической Англии, в своём трактате отлично рассчитал, каковы шансы умершего в параллельном мире маггла, захватить тело мага. В расчет принималась разница в возрасте, ясность сознания, тренированность воли, личная сила магии, владение окклюменцией и легилименцией, коэффициент интеллекта, в конце-концов! И выкладки Мортона подтвердила сами жизнь. С того момента, как началась эта напасть — примерно, за полгода до одиннадцатилетия Гарри Поттера, наверное, каждый маг, минимум раз подвергался атаке "попаданцев". Те, кто хоть раз упоминался в так называемом "каноне", вынуждены были отстаивать свои тела куда чаще. И, при всём при том, удачных "попаданий" было зафиксировано не больше пары десятков.

В первую очередь — захватившие беспомощные безумные тела. Те же Алиса и Френк Лонгботтомы, сейчас живущие в статусе слуг рода Лонгботтом под строгим присмотром, и вынужденные по приказу Железной Августы активно заниматься размножением оскудевшего рода, не смотря на взаимную неприязнь "попаданцев". Больше десятка рехнувшихся Азкабанских сидельцев, которых никто и не подумал выпускать, не смотря на смену души в теле. Прецедентное право беспощадно — захвативший тело "попаданец", если нет возможности вернуть предыдущего хозяина, считается той же личностью, и наследует как имущество тела, так и все проблемы оного, вроде судебных приговоров. Охранникам плевать, кто там сидит в каменной клетке, преступник, или "попаданец", опрометчиво занявший приговорённое к Азкабану тело. Ну и, конечно, те редкие случаи, когда юный маг не обладающий ни особым интеллектом, ни зачатками воли, вынужден бороться с куда более волевым и опытным вторженцем. Об этом не любят говорить, но юные Винсент Крэбб и Рональд Уизли "очень сильно изменились за лето". И если родители Винсента, пообщавшись с обновлённым сыном, пожалуй, даже порадовались, то вот Рональду пришлось солоно. Молли едва не насмерть залила бедолагу зельями и вымотала чарами, в попытках вернуть обратно Роннипусечку!

Так что сейчас никого не удивляют широко распространённые методички "40 главных признаков одержимости" (бедняга Квирелл! Уж на нём десятки раз опробовали все советы и рекомендуемые чары!), а чарами экзорцизма сейчас мастерски владеют не только преподаватели, но и поголовно все старшекурсники. Да и Основы Оклюменции вновь стали обязательным предметом. Всё же, в обычных случаях, попаданцу не просто необходимо захватить власть над телом, но и в приемлемые сроки избавиться от хозяина, после чего любые экзорцизмы станут бесполезны.

Нет, конечно же, от засилья попаданцев бывает и польза. Если обычный маг, победив и выдворив вторженца, фактически ничего не получает, то сильные легилименты успевают хорошенько препарировать память агрессора. Именно так стали известны "канон" и "фанон". Так что с крестражами Тома разделались ещё до поступления Гарри в Хогвартс, а самого мальчика сумели избавить от той мерзости во лбу, творчески переработав довольно толковую фанонную идею. Интересные идеи невыразимцы вообще коллекционируют, хотя продолжают разбираться, с чего всё началось. Дежурная версия — магглами, искренне верящими в пророчества Роулинг, преодолён некий порог, после которого энергия веры формирует новые мировые законы. В данном случае — закон реинкарнации, связавший два параллельных мира. Можно сказать, творческая переработка идеи о том, что достаточное количество верующих материализуют своего бога. Вроде бы, бред — но Альбус читал секретные хроники, о богах, демонах, ангелах, и прочей гадости, активная борьба с которыми и привела магов к поражению и введению позорного Статуса Секретности.

Большинство из тех, кто в теме, считают невыразимцев безумцами, но, к сожалению, пока что более вменяемых версий не появилось, разве что ещё более безумные, вроде вмешательства истинных творцов миров, или версии о созданном в другом мире механическом реинкарнаторе.

Правда, вся эта ситуация здорово ударила по репутации Альбуса, да что там, даже вызвала некоторую напряжённость в международных отношениях. Хотя другие страны не так страдают от засилья попаданцев, если, конечно, не вспоминать о Крамах и Делакурах, и прочих, кому не повезло быть описанным в книгах Роулинг. Помнится, малышку Габриэль французы едва не потеряли, в последний момент успев изгнать из тела девочки матёрого "попаданца", в предыдущей жизни бывшего сектантом, на хорошем уровне владевшем гипнозом и нейролингвистическим программированием. Ну а хваткий мальчик Виктор Крам, забросил квидич, и сейчас активно занимается игрой на бирже, очень близко к сердцу приняв финансовые мечты своего неудачливого "попаданца". И не объяснишь же ему, что законы этого мира совсем немножко отличаются, всего лишь на ту долю, что учитывают присутствие магии. И здесь "Майкрософт", "Эппл" и "Нокиа" не возьмут финансовые вершины — поскольку маггловская электроника уже достигла предела миниатюризации, возможной в магически насыщенном мире...

Директор замер, вдруг услышав негромкие шаги. Преподаватели, временами патрулирующие коридоры, топают достаточно громко. Вопреки сложившемуся мнению, сонным профессорам совсем не доставляет удовольствия ловить и карать нарушителей режима, так что шанс услышать и сбежать есть всегда — если, конечно те самые нарушители не слишком увлечены страстью или хулиганством. Аргус Филч шаркает едва ли не громче прочих, Минерва бесшумно перемещается в кошачьей форме... Да что там говорить, любой уважающий себя старшекурсник просто накладывает на себя заглушающие чары, а особенно продвинутые — ещё и дезилюменационные. Таких, по старой традиции, преподаватели принципиально "не замечают", если, конечно, юные мастера чар не заняты чем-либо совсем уж непотребным. Так что, красться может только младшекурсник. И, к сожалению, у директора были серьезные подозрения, какой именно.

Шорох одежды, испуганный выдох, и ещё более тихие удаляющиеся шаги. Нарушитель заметил-таки директора, и теперь старался сбежать. Очки-половинки демонстрировали совершенно пустой коридор, что можно было добиться лишь с помощью артефакта исключительной силы. И один из них Альбус довольно долго пытался изучить, прежде чем вернуть владельца. Безуспешно, надо сказать, уникальная вещь так и не открыла своих тайн, но хотя бы свойства её директор выяснил.

— Гарри! Не торопись, мой мальчик. Что привело тебя сюда в столь поздний час?

Второкурсник с недовольным вздохом содрал с себя мантию-невидимку. В глаза Альбусу не смотрел, тщательно отводя взгляд, что, по меньшей мере, было подозрительно. Особенно, если учесть, что считанные часы назад они долго играли в гляделки на занятии по практической окклюменции.

— Мне просто не спалось... Вот и решил погулять, полюбоваться замком.

— О да, ночью Хогвартс особенно красив! — Грустно согласился директор. Даже без особого давления, можно было определить ложь. А ещё — совсем другой оттенок мыслительной деятельности, ведь разум каждого человека не менее уникален, чем отпечатки пальцев или строение ауры. И вели очередного попаданца, временно захватившего тело Гарри, достаточно приземлённые цели. Как, впрочем, почти всегда. Очень-очень редко встречались альтруисты, со всех ног бегущие к ближайшему преподавателю с информацией о крестражах и очередных опасностях для детей. — Пожалуй, для настоящего Гарри я бы даже устроил экскурсию. А вот тебя... Вилли? Прости, дурацкая песенка, которой ты пытаешься скрыть мысли, искажает восприятие, но как защита не очень... В любом случае, тебе придётся нас скоро покинуть.

— Ты не посмеешь, старый козёл! Ничего ты мне не сделаешь! — Куда и делось мнимое смущение ребёнка. — Теперь я — Гарри Поттер, и ты никуда не денешься без своего Избранного! Я единственный, кто сможет победить Вольдеморта! Я знаю пророчество! И будущее знаю! Без меня вам всем крышка!

Альбус лишь грустно покачал головой.

— Ты ошибаешься почти во всём. Настоящий Гарри Поттер никуда не делся при твоём вселении. Он просто спит. Ментальные слои малыша очень пострадали при удалении крестража, что и позволяет таким, как ты, хозяйничать в его теле, пока он отдыхает. Но стоит Гарри проснуться — и ты не задержишься ни на минуту. Воля против воли — а он, надо сказать, очень волевой мальчик, магия против магии — да и по силе с ним сравнится не каждый. И не надо меня уговаривать, обещая знания канона. Все семь книг я знаю почти наизусть. И, ты действительно считал, что никто до тебя не строил такие грандиозные планы? Обшарить свалку выручай-комнаты, нам пришлось там прибраться, чтобы не пострадали некоторые особенно наивные дети, принять род — учитывая, что родовая магия — порождения фанона, создать гарем — тут и комментировать нечего. Ничего нового... Разве что Гарри мне жаль, редко хоть одна ночь проходит без приключений, бедняга не высыпается, да и постоянные экзорцизмы для здоровья не полезны...

Оскалившийся, как загнанная в угол крыса, мальчишка, выхватил палочку, и навёл на директора:

— Ну тогда сдохни, урод! Авада Ке-...

— Риктусемпра. — На простенькие чары щекотки, Альбусу даже не была нужна палочка.

Ребёнка согнуло, затрясло от смеха, он едва не упал на пол, но в последний момент умудрился сохранить равновесие, демонстрируя ловкость лучшего ловца Хогватса. Наглого вторженца вышибло практически мгновенно. Гарри — уже настоящий Гарри, огляделся и поднял взгляд:

— Опять? Ну почему они цепляются именно ко мне?! Поспать не дают...

Альбус ухмыльнулся, и вручил ребёнку конфету. Не лимонную дольку, а шоколадную, с ореховой начинкой. В последнее время им приходилось общаться почти каждый день, и вкусы мальчика директор выучил.

— Ты же помнишь, мальчик мой, сейчас ты слишком простая добыча. Вот восстановятся твои естественные ментальные слои, или сумеешь создать искусственные оклюменативные...

— Я помню, помню! Я честно стараюсь, но у меня не получается! И даже зелья сна-без-сновидений нельзя, я уже дважды пил на этой неделе...

Директор вздохнул. У него тоже были сложные отношения со сном. И точно так же закончился лимит на снотворное зелье.

— Тогда всё, что я могу предложить, это прогулку по Хогвартсу, и пару глотков бодрящего утром. И даже — тайком от мадам Помфри — маленькую чашечку кофе! Со свежими круассанами, по французскому рецепту!

Второкурсник аккуратно свернул родовую мантию и запихнул поглубже в карман.

— Кофе — это здорово. Если честно, от бодрящего у меня икота. И не так уж оно бодрит. И можно даже без круассанов, лучше обычные английские пончики.

— Ты даже не представляешь, от чего отказываешься! Малфои и Розье присылали своих домовых эльфов, чтобы те освоили рецепт!

— Не аргумент, профессор! Что те, что другие — выходцы из французских земель. Не удивлюсь, если у них до сих пор, ужинают жабьими лапками, закусывая устрицами.

— Какой кошмар, Гарри! Нельзя с таким предубеждением относиться к людям! Бр-р, даже представлять себе боюсь! Может, ещё конфету?

— — —

И лишь три коридора и две замечательных истории спустя, мальчик собрался с духом, и задал тот вопрос, который мучил его уже давным-давно:

— Знаете, Директор, у нас на факультете пару дней назад чуть было драка не состоялась. Кто-то притащил копии какой-то ещё ненаписанной книги. И там было столько гадостей про Вас. Кто-то верил, кто-то ругался, а потом пришла профессор Макгонагл, сожгла все копии, и пообещала превратить тех, кто такое приносит, в шляпы. Чтобы на других головах посидели, если своих нет. Скажите, это же все неправда? Про Вашу сестру, и Гриндевальда... ну и то, что Вам девушки не нравятся, и потому Вы не женились, и детей своих у Вас нет...

Альбус едва не поперхнулся, глотая первые слова, что так и рвались с языка. Нельзя ругаться при детях! Даже если очень хочется! И проклинать идиотку Скитер, благополучно смывшуюся в Америку, бесполезно. Ведь книгу-то она так и не написала! А вот кто-то из его заклятых "друзей" постарался.

— Знаешь, Гарри, такие вот "книги" — хуже, чем самая наглая ложь. Ведь просто ложь легко опровергнуть. А с такой вот, полуправдой, не знаешь, что и делать. Та женщина, что на самом деле должна была написать эту книгу, по-своему талантлива. Там каждая слабость, каждая ошибка преподнесена как злонамеренная подлость. А ошибок в моей жизни было немало...

— Тогда, — Гарри замер на месте, увлечённый новой идеей. — Почему бы Вам самому не написать книгу? Например — "Тяжкие ошибки Альбуса Дамбльдора" или, еще лучше...

— Гарри, остановись, мальчик мой. Я не собираюсь ничего писать, и даже оправдываться. Если пытаться опровергнуть каждый навет, люди тем больше будут сомневаться. Я не ангел, и даже не артист, чтобы трястись за репутацию. Те, кто меня хорошо знают, не поверят в ложь. А те, с кем я незнаком, мне безразличны. Мемуары отняли бы слишком много времени, а я собираюсь использовать оставшееся время куда более полезным способом.

— Жалко. — Огорчился второкурсник. — Я бы почитал... А то некоторые говорили всякое, а спрашивать как-то неловко... Фред и Джордж, правда, обещали спросить, но Перси заявит, что проклянёт их, если у них хватит наглости.

Директор тяжело вздохнул, ловя любопытные взгляды грифиндорца, и всерьёз задумался. А может, все же лучше написать мемуары — кратенькие, без особых подробностей. Ведь иначе все дети, вместо того, чтобы сосредоточиться на задании, будут смотреть на него, и думать, сколько правды в измышлениях Скитер? Какая уж тут Оклюменция!

— Боюсь, братья Уизли не получат ответов на слишком личные вопросы. Если задуматься о том, кто вообще имеет моральное право задавать мне вопросы — так это те, кто пострадал от моих ошибок. К примеру, твой крёстный Сириус, лишь полтора года назад выпущенный из Азкабана — а ведь я имел возможность пересмотреть его дело, но даже не усомнился в предательстве Блэка. Или ты — я не сумел спасти твоих родителей, и слишком доверился родственным чувствам чёрствых и жадных людей.

Гарри скривился, уж кого-кого, а Дурслей он вспоминать не любил, хорошо хоть, что уже больше года он жил с чудаковатым дядей Сириусом, изрядным балбесом, и хулиганом. Но зато с ним было весело, особенно, когда этот кобель собирался разбегаться с очередной своей пассией и втихаря будил портрет своей чокнутой маман. А уж Вальбурга никогда не лезла в карман за словом, разбирая любую претендентку на роль леди Блэк по родне, и посылая вплоть до двоюродной прабабушки!

— Значит, на мои вопросы вы всё же ответите?

— Пожалуй, почему бы в такую ночь, если нам обоим не спится, не открыть пару грязных тайн? Тайн, скрывающих массу недостатков — глупость и гордыню, подлость и тщеславие... Только, пожалуй присядем, например, вот здесь. Из этого окна прекрасный вид на берег озера.

Директор несколько раз взмахнул длинной, узловатой палочкой, очертив в воздухе то, что уже спустя несколько секунд, воплотилось в пару очень мягких и тёплых кресел.

— Это ведь она? Та самая, бузиновая палочка?!

— Да, именно она. Честно отобранная мной в бою у Гриндевальда. Если честно, я не раз пытался от неё избавиться — продавал, дарил, устраивал дуэли в поддавки с невыразимцами. Но она всегда возвращалась обратно — а обычные палочки мне не подходят, пока я владею Старшей.

— Но зачем? Она же самая лучшая, самая сильная!

— Для воинов, завоевателей, авантюристов. Но не для директора, вокруг которого дети, что могут пострадать при нападении очередного психа. Всё же, очень неудобно, когда тебя пытаются убить, даже если ты готов отдать эту опаснейшую вещь сам! Но, если ты хочешь разобраться во всём, надо начинать с самого начала...

Директор некоторое время молчал, пытаясь упростить слишком запутанную, да и не слишком приятную историю. Но, как бы это не было больно, теребить давние душевные раны, но его жизнь была достаточно поучительна, чтобы заставить задуматься Гарри Поттера. Сильного, очень известного, и, в будущем, наверняка достаточно влиятельного мага. Ведь ошибка слабого — беда одиночки, а ошибка великого — горе целых народов.

— Началось всё, пожалуй, с моего отца, Персиваля Дамбльдора. Не слишком сильный маг, чистокровный в четвёртом поколении, достигший мастерства в Нумерологии. Отец грезил могуществом, мечтал о том, что Дамбльдоры сравнятся с Блэками, Ноттами, Прюэтами... И потому разработал особую доктрину совместимости, твёрдо убеждённый, что у правильно подобранной пары слабых волшебников могут родиться куда более сильные дети. Что ж, надо признать, его надежды оправдались — к его радости, и к последующей беде... Конечно, в Англии да и вообще в Европе отцу никто бы не позволил снимать магические параметры молодых ведьм, вот и пришлось ему ехать в дикие места...

Альбус Дамбльдор грустно усмехнулся:

— Между прочим, в первую очередь он поехал в Африку. Как знать, если бы чёрные аборигены были бы погостеприимнее, и не заставили отца бежать, уворачиваясь от зачарованных копий, был бы сейчас ваш директор чёрным и кудрявым... Но жену он отыскал себе среди одного из маленьких племён Апачей, вытесняемых поселенцами с великих равнин. Отец потратил более половины своих сбережений, но выкупил молоденькую племянницу шамана. Вот только сомневаюсь, что этот выкуп — ружья, револьверы, железные ножи, пошли на пользу воинственному племени. Много лет спустя, когда я искал родичей со стороны матери в Америке, ни артефакты, ни ритуалы не нашли родной крови. А отцу с юной супругой, пришлось срочно убираться из Америки — поселенцы не пришли в восторг, когда оружие, проданное заезжему англичанину, индейцы радостно использовали против самих американцев.

Гарри завозился в своём кресле. Тема семьи для него всегда была болезненной. Ведь родителей он знал лишь по фотографиям, и по рассказам. Учителей, Хагрида — и Сириуса. Сириуса, готового шутить всегда и везде, и очень к немногим вещам относящегося серьёзно. И одна из этих вещей была любовь — "удивительное чувство, способное связать и осчастливить настолько разных людей, как Джеймс и Лили. Знаешь, Гарри, у меня было немало любовниц, но я бы всех их променял на одну — ту, которую смог бы полюбить больше жизни, как любил твой отец!"

— Но они ведь любили друг друга? Правда?

Директор медленно покачал головой:

— Боюсь, что нет, мальчик мой. Отец... он любил нас, он видел в детях воплощение своих амбиций, ведь мы были куда сильнее его. А к матери относился как к породистой лошади, рожающей ему породистое потомство. Уже гораздо позже я понял, как было тяжело матери. В чужой стране, среди не самых приятных людей, открыто презирающих "дикарку", даже имя отец ей дал нумерологическое — Кендра, священная тройка, а я, к своему стыду, так никогда и не спросил, как её называли в племени... Может быть, знает Аберфорд, мой младший брат, он всегда был добрее и внимательнее — но он не скажет, и никогда не простит... Вот одна из тех самых, неисправимых ошибок, Гарри — надо ценить и беречь тех, кто тебе дороги, пока они живы, надо уделять им время, иначе будешь сожалеть так же, как я сейчас.

Грифиндорец неуверенно покивал, пытаясь понять, что же делать именно ему? Спрашивать, как звали Сириуса в детстве? Или, не приведи Мерлин — как в детстве звали тётю Петунию. Вряд ли она порадуется, если он заявится в гости, чтобы задать пару-тройку личных вопросов.

— Мы с Аберфордом росли, хорошо учились, радовали успехами отца. А затем родилась Ариана. И настали тяжёлые времена. Нет, никто не обвинял нашу сестрёнку, она была сущим ангелом — наделённым просто чудовищной мощью! Всё мастерство отца, защитные руны, детские артефакты — ничуть не спасали от невероятных по силе детских выбросов крошки Арианы. Наш дом она разносила более десятка раз — и отцу приходилось восстанавливать его из руин раз за разом. Мать почти ничем не могла помочь, отец научил её только простейшим бытовым заклинаниям. И однажды, произошло то, что было просто неизбежно — уставшие родители не уследили за бойким ребёнком. Ариана просто вышла в сад и играла с цветами — заставляя их цвести и светиться, летать и петь. Обычное развлечение маленькой, но очень сильной ведьмы — но в этот раз рядом не было никого из взрослых, способных скрыть магию ребёнка. И её увидели...

Гарри поёжился. Как-то жутко и трагично это звучало. Ну увидели — потом придут обливиаторы и всё исправят. Ну заставят невнимательных родителей штраф заплатить. Что здесь такого?

— Ты ведь не понимаешь, мальчик мой? Это был 1891 год. Люди были проще, глупее, безжалостней. Три обычных деревенских мальчишки схватили шестилетнюю кроху, и потащили в центр деревни, крича, что поймали ведьму, что её надо сжечь! Когда собравшиеся опознали в перепуганном ребёнке Ариану, и усомнились, ведь отец поддерживал безупречную репутацию семьи, грубые мальчишки просто принялись избивать девочку, чтобы заставить её признаться во всех грехах. Неудивительно, что это вызвало сильнейший выброс. Хулиганов просто испепелило, но и в толпе многие пострадали, получив страшные ожоги. Разъярённая толпа едва не растерзала малышку, но на сильнейший выброс явились, сначала родители, а после — и наряд обливиаторов из министерства.

Скандал был страшный, ведь если мать, просто прикрыла собой избитое, еле живое дитя, то вот взбешенный отец в средствах себя не ограничивал, боевыми заклинаниями перебив, наверное, четверть деревни! Обливиаторы, едва завершив с работой, арестовали нарушителя Статуса Секретности и отправили отца на суд. Лишь гораздо позже, навестив отца в Азкабане, незадолго до его смерти, я узнал некоторые подробности того суда. Для тех времён, пожизненный Азкабан за массовое убийство магглов, был совершенно немыслимым наказанием! Даже устроившие бойню прямо в городе оборотни отделывались вполне посильным штрафом!

Но именно в этом случае, Визенгамот оказался безжалостным и принципиальным. Ведь отец взял на себя и вину Арианы, не желая, чтобы дочь, через которую он рассчитывал породниться с каким-нибудь древним богатым родом, забрали под тем поводом, что "слабосилки" не способны контролировать новое воплощение Морганы. Сразу несколько родов заинтересовались талантливым ребёнком, и просто сгноили неподатливого отца в Азкабане, шантажируя семью осуждённого преступника до самого конца. Зря лишь мать слала апелляции о пересмотре дела, в ответ получая лишь хамство и отписки. Подкупленные аристократами бюрократы просто издевались над нами, отказывая в пересмотре раз за разом, под самыми дурацкими поводами, вплоть до орфографических ошибок в прошении! А в Азкабане, слабым магам приходится даже хуже, чем сильным. Отец выдержал меньше двух лет...

Директор смотрел в окно, не видя ночного пейзажа. В его глазах были воспоминания.

— Переезд в Годрикову Лощину ничуть не помог. Ариана, даже вылечившись, боялась своего дара, пыталась бороться с ним, выбросы становились всё сильнее, всё неуправляемее. Мы с братом ещё учились в Хогвартсе, лишь на каникулах помогая матери. Страшно представить, как тяжело приходилось молодой ещё вдове, пытающейся воспитывать сходящую с ума от страха перед собственной силой дочь, и в то же время отбиваться от "заманчивых предложений" разных "древних и благородных"! Я точно знаю, что доходило и до угроз, и даже не уверен, что мать погибла во время одного из выбросов Арианы, а не по воле потерявших терпение аристократов. Даже ЖАБА мне пришлось сдавать спустя пару лет, ведь как оставшемуся старшим в роду, мне срочно пришлось взять опекунство над сестрой, и организовывать похороны матери... А эти аристократические шакалы, даже на кладбище заявились, и сходу предложили "избавить от опасной проблемы", уступив опекунство над Арианой!

На этот раз Гарри проняло куда серьёзней. Даже то утверждение в недописанном черновике, что именно Альбус Дамбльдор помогал развязывать магические войны, чтобы проредить ненавистных ему аристократов магического мира, сейчас не казалось таким уж невозможным. Ведь у него были, действительно были серьёзные основания ненавидеть разных там древних и благородных! Даже чуть жутковато стало. А вдруг там и Поттеры проявили себя не с лучшей стороны. А он тут сидит один на один с директором, и даже боевых заклинаний не знает!

— Даже не представляю, как мама, слабая и почти необученная волшебница, справлялась с чудовищными выбросами сестры. Меня, взрослого и довольно умелого волшебника, это выматывало страшно. А тут ещё и эти, гиены, так и ждущие повода наложить руки на Ариану. Я ведь её даже в Хогвартс не мог отправить, туда не принимают детей с нестабильной магией, опасной для других. Появление Геллерта стало спасением для нас. Гриндевальд приехал в гости к нашей соседке, своей тёте, Батильде Бэгшот, и просто скучал. Сильный — сильнее меня, маг, красивый и очень харизматичный парень, он за считанные дни нашел подход к Ариане. И недели не прошло, как сестра, в её неполные четырнадцать, влюбившаяся без памяти в галантного немца, приняла свой дар, и, наконец, начала полноценно обучаться магии. В конце весны, я согласился с доводами Геллерта и просьбами Арианы, и провёл для них магическую помолвку. Без всяких условий, выкупов, и договоров. Во всяком случае, Гриндевальд утверждал, что женится на сестре, а не просто пытался отобрать её, как английские аристократы.

Вернувшийся после шестого курса Аберфорд был просто разъярён, и напал на Геллерта, после чего серьёзно пострадал от выброса испугавшейся Арианы. Тогда-то Гриндевальд, опасающийся за душевное равновесие юной невесты, предложил мне авантюру. Мы подменили воспоминания Аберфорда, создали "тело" сестры, где основу делал я, а Геллерт, недурно разбирающийся в тёмных искусствах, придал имитации правдоподобия. Во всяком случае, аристократы, проверив своими способами, поверили и отцепились, позволив Гриндевальду беспрепятственно вывезти сестру из Англии. На похоронах Аберфорд сломал мне нос. А когда, несколько лет спустя, умудрился разбить ложные воспоминания, повторил процедуру.

Альбус грустно улыбнулся, попытавшись сквозь ночную тьму рассмотреть Хогсмид.

— Во всяком случае, он, по меньшей мере, жив! Пусть и не желает иметь со мной ничего общего. А вот на счёт Арианы я ничего не могу сказать. Первые годы она, временами, писала письма, отвечая лишь на часть вопросов, а позже — порвала всякие связи. Возможно, просто не может простить мне дуэли с Геллертом, живёт где-то вдали, в одиночку воспитывая их общих детей. Возможно, погибла в его бесчеловечных экспериментах, или сгинула в развязанной им войне. Я и хочу определённости, и боюсь утратить последнюю надежду. И никогда не прощу себя, что не кинулся её искать сразу, как узнал о том, кто стоит за развязанной в обоих мирах бойней. Скажу честно — я просто был занят своими делами. Учился у Фламеля, женился, строил новый дом — не мог же я привести жену в дом, где погибла моя мама, и, официально, Ариана. Стал преподавателем Трансфигурации в Хогвартсе — уже позже, получив мастерство в Трансфигурации, и звание подмастерья — в Зельеварении и Алхимии. И, к вопросу об ориентации, все, кому это надо, удостоверились, что мой брак с Виолой Террис, официально зарегистрирован в министерстве.

— Значит, вы действительно учились у Фламеля? — Устало удивился Поттер, с трудом удерживая зевоту. — Нет-нет, я вам верю, просто его очень редко можно увидеть, и...

— С Николасом тяжело иметь дело. Он очень раздражительный, и увлекающийся человек. И определённое уважение испытывает только к Мастерам. И учить соглашается только тех, у кого есть несомненный талант в Трансфигурации или Зельеварении, ведь Алхимия — это производное от этих двух отраслей магии. А обычных любопытных, или, тем более, журналистов, просто ненавидит. Ещё с тех пор, как в восемнадцатом веке полностью переврали его концепцию философского камня. Золото, эликсир бессмертия — что за глупость! Высшая форма Алхимии — это материализация частицы своей магии, этакий камертон, работая с которым, сам алхимик постепенно преобразует себя, превращаясь в нечто большее, чем обычный маг. Это длительный, но увлекательный процесс, в ходе которого маг не стареет, и может продолжать свои исследования.

— Значит, никакого философского камня не существует? — Искренне огорчился гриффиндорец. — И что-нибудь в золото превратить невозможно?

— Для алхимиков вполне возможно! — Ухмыльнулся Дамбльдор. — Правда, очень сложно и бессмысленно! Алхимические эликсиры стоят куда дороже, чем золото по весу! И подмастерье алхимик встречается реже, чем мастер в большинстве других дисциплин. Эликсиры долголетия, омоложения, закрепления Дара, снятия проклятий, наделения особыми мистическими талантами — покупают за любые деньги! Семья Виолы была очень жадной — выкуп за мою любовь составил девятнадцать фиалов с эликсирами! Да и то, если бы не вмешательство учителя, они бы и до сотни доторговались бы! И философский камень вполне существует — сколько раз его крали и отбирали, не понимая, что частица магии всё равно притянется к владельцу. Просто у Николаса стихиальная предрасположенность к земле — вот его "камертон" и воплотился в виде булыжника. У той же Перенель Фламель — между прочим, жены не самого Николаса, а его внучатого племянника, эта материализованная магия выглядит, как маленький радужный смерч, она ведь воздушница. А у меня основная стихия — огонь, когда учитель вручил мне песчинку, отколотую от своего камня, то говорил, что моя магия, когда я преобразую частичку его, и наполню своей магией и смыслом, явится в виде живого, управляемого огня. Может, за это Фоукс прощает мне мои ошибки? У Николаса были сотни учеников, но получить мастерство, воплотить в реальность свою концепцию, кусочек своей магии, удалось лишь девятерым.

— А вы покажете вашу концепцию? Это действительно пламя? — Гарри, едва не вывалился из кресла от нетерпения. И даже кощунственно решил, что алхимик, наверное, даже круче, чем аврор! Авроров много, а алхимиков, на весь мир меньше десятка.

— К сожалению, мой мальчик, мне нечего показывать. Я так и не выполнил задание Николаса. Не из лени, и не из-за отсутствия таланта. Просто так уж случилось. В первые дни весны 45 года, я потерял жену и нашего ещё нерождённого первенца. Наш уютный домик разбомбили во время налёта, а я, как большинство магов, слишком недооценивал маггловское оружие, да и не могли обычные люди даже увидеть наше семейное гнездо. Уже позже я узнал, что Гриндевальд активно привлекал сквибов, и те шли — в лётчики, разведчики, наводчики, с удовольствием убивая магов, выбросивших их из их родного мира...

Директор отвернулся к окну, его голос звучал глухо, слова падали, как камни.

— Как и многие другие английские маги, я просто не обращал внимания на войну. Магглы сражались, погибали — а маги занимались своими делами. Вот только когда война вломилась ко мне, и уничтожила моё будущее, невозможно было сохранять нейтралитет. Я похоронил то, что осталось от моего счастья. За считанные дни из крупицы философского камня учителя, уже отчасти преобразованного моей магией, сварил жуткий, позднее запрещённый эликсир — Глоток Ненависти, и отправился мстить. Не лётчикам, не фашистам, не Гитлеру — а истинному сердцу зла. Бывшему другу, мужу сестры — Геллерту Гриндевальду.

К тому времени русские войска уже добивали немцев. А самого Гриндевальда осадили в его родовом замке — Нуменгарде. В месте силы, великолепно защищённом магией и маггловским оружием. Здесь были остатки Аненербе и кровавые егеря, оборотни-берсерки, боевая нежить, омерзительные химеры, фанатики сквибы с их пулемётами и миномётами. Но главной силой Нуменгарда был сам Геллерт — Магистр Боевой Магии, усиленный множеством запретных ритуалов, с непобедимой Старшей Палочкой в руках. Десятки, если не сотни магов уже пали за эти несколько дней, в попытках сокрушить сердце зла. И я, едва появившись, присоединился к штурму...

Нет, я не буду утверждать, что сделал всё сам. Вокруг меня было много храбрых людей, и часть из них погибла, прикрывая меня, когда я оказался на острие атаки. Я не был самым умелым или самым подготовленным. Просто мой стиль боя был очень необычным, ведь несмотря на все теории, до этого дня никто не мог продемонстрировать настоящую боевую трансфигурацию. Я обращал землю под ногами врагов в зыбучий песок, а мины — в пар, усиленные чарами древние стены — в воду, а человеческую кожу — в гранит. Кости нежити рассыпались угольной пылью, а кровь оборотней застывала серебром. В тот день для меня не было ничего невозможного, ведь во мне бурлил Глоток Ненависти, страшный эликсир, преобразующий жизненную силу в магию. И чем сильнее я ненавидел, тем быстрее шёл необратимый процесс.

Геллерту пришлось выйти против меня — и, должен сказать, он превосходил меня во всём, в силе, умении, мастерстве. Лишь защита моих союзников не позволила мне умереть с десяток раз за считанные секунды. А затем мне удалось подобраться поближе — и мой враг оказался в зоне преобразований. Я убил его множество раз! Я превращал его сердце в камень, а кровь — в кислоту, воздух, которым он дышал, становился огнём, глаза взрывались негашёной известью, кости, превращённые в кисель, не держали тело. Он кричал, ругался — и восстанавливался, раз за разом, даже из груды пепла, из ошмётков, из лужи слизи. Не знаю, что за страшные ритуалы он проводил в своих концлагерях, но результат был налицо — этот монстр был абсолютно бессмертным! В определённый момент моя палочка просто не выдержала мощи проходящей через неё магии, и просто рассыпалась пеплом. Тогда я подхватил палочку Геллерта, и из последних сил материализовал вокруг бессмертного монстра цепи из хладного железа.

Союзники тут же обвешали чудовище подавляющими артефактами, запихнули его в антимагическую камеру его собственного замка, наложили чудовищной силы запреты, провели ограждающие ритуалы. Но, вот окончательно решить проблему Гриндевальда никто так и не сумел. Его убивали самыми разными способами, расчленяли, растворяли, давили, сжигали — но убить окончательно так и не смогли. Ко мне тоже были претензии — ведь стоило мне появиться хоть на неделю раньше — и сотни жизней были бы сохранены. Но слова остались словами, ведь русские видели, чего мне стоил тот бой — из крепкого, зрелого мужчины, я меньше чем за час превратился в седого дряхлого старика.

Гарри с неверием и ужасом смотрел на директора, вдруг только сейчас поняв, почему довольно сильный маг выглядит так старо в свои, не такие уж впечатляющие сто с небольшим. В таком возрасте у большинства магов только первая седина пробивается!

— Лишь вмешательство учителя сохранило мне жизнь. Николас сумел нейтрализовать убивающий меня Глоток Ненависти, и даже слегка омолодил — всё же, он самый могущественный Алхимик в мире. За трактат "Боевая Трансфигурация" мне присвоили звание Магистра, а вот Мастера Алхимии, за изобретение нового эликсира, Николас мне не дал, да и сам эликсир лично внёс в списки запрещённых. Надеюсь, Гарри, тебе не придётся мстить, ведь лучше заранее решить проблему, не отворачиваясь от неё, чем бросать жизнь в топку ненависти.

Гриффиндорец гулко сглотнул и отвёл глаза, не зная, что и сказать. К усталости и вялости добавилась головная боль. Из-за этих дурацких попаданцев Гарри очень редко удавалось выспаться — эта ночь была уже третьей, почти что без сна.

— Ну, что у нас осталось — ах да, Том... Знаешь, преподаватель, отправляющийся за учеником в мир обычных людей, составляет первичное мнение, и может предлагать даже не самые популярные меры — вплоть до блокирования дара, если, к примеру, одарённый ребёнок окажется религиозным фанатиком. Как раз фанатиком Том не был — но сколько в нём было ненависти, амбиций, и презрения ко всем вокруг. Но я не решился на крайние меры, надеялся переубедить, перевоспитать, научить видеть лучшее в людях. Вот только война, страх смерти, и Слизеринские Игры Родов были куда более убедительными учителями. А после я и вовсе ушёл на бой с Геллертом, окончательно утратив малейшее влияние на события... Гарри?! Ну ладно, тогда про ошибку с твоими родителями и пророчествами, расскажу в следующий раз.

Директор с некоторым удивлением поглядел на мальчика, умудрившегося заснуть в кресле и покачал головой. Совсем вымотался, бедняга. Щёлкнул пальцами, вызывая дежурного домового эльфа, и распорядился вернуть ребёнка в постель. Домовики с лёгкостью ориентируются по отпечаткам магии. Затем, подумав, приказал присматривать за Гарри. Если вновь поднимется до общей побудки, значит, опять вселилась какая-нибудь скотина!

Альбус Дамбльдор вдруг вспомнил, сколько раз за последний месяц интересовались его ориентацией, и мгновенно вскипел от злости. Враз закололо в боку, перед глазами поплыл туман — так до конца и не выведенный Глоток Ненависти вновь перегонял жизнь в магию. Так, успокоиться, представить вечернее море, сияющую полосу садящегося солнца на воде, первые звёзды в небе. Дышать размеренно и глубоко... Хорошо, стабилизировал. А что делать с клубящейся вокруг магией? Хм-м, а почему бы не попробовать достать ту, что довела всё до абсурда. Эту не то медиума, не то шарлатанку, ни в чём до конца не разобравшуюся, но нафантазировавшую в меру своих недалёких понятий. Как там в малефицистике, запрещённой в начале века — сформировать проклятие, вложить эмоционально направленный выброс магической энергии — и зафиксировать условием отмены проклятия. Направлять волевым посылом, не фиксируясь на имени, что может быль ложно или дублировано

По древним коридорам Хогвартса прокатился зычный рык: — Чтоб тебе сдохнуть самой нелепой смертью, писака, и перерождаться глистом в задницах твоих толерантных дружков, до тех пор, пока по твоим книжонкам не прекратят писать извращённые фанфики!