Ссыльнопоселенец

Наевшись, и напившись чая, судя по всему из корней шиповника и душицы, я полез в карман, обращаясь к азиату. Что интересно, судя по всему, я один был такой голодный, никто кроме меня в эту столовку не зашел. Впрочем, дальше по улице было заведение в намного более привлекательной вывеской, зовущей не просто поесть, но еще и выпить.

-Спасибо, очень вкусно. Сколько с меня? — я откинулся на прохладные бревна. От души наелся.

Повар неторопливо вышел из-за угла веранды, снимая белый фартук, под которым была кобура с револьвером. Из распахнувшейся двери вышли двое здоровых парней, один с похожей на бейсбольную биту дубинкой, второй с дробовиком.

— Пятнадцать кредитов, дорогой, — усмехаясь в тонкие усы, и сощурив итак не слишком большие глаза, сказал азиат.

-Хорошая цена, — я оглянулся. Не знаю почему, не помню, но мне кажется, что на эти деньги по крайней мере несколько дней можно досыта есть.

-Хорошая, — ласково улыбнулся повар. — Главное, ты все скушал, и теперь должен мне за обед.

Да-да, я помню ту заяву, что шериф на пирсе толкнул. Поглядев на сжимающего в ручищах короткую двудулку вышибалу, или кого там, я полез в карман, и вытащил из него деньги. Отсчитав пятнадцать, я положил сверху еще один кредит.

-А это что? — узбек, почему-то я теперь почти не сомневался в этом, положил в карман три пятерки, и крутил в пальцах кредитку.

-Чаевые. Кормите вкусно, может, ответите на несколько вопросов? — раз уж такая пьянка пошла, нужно попытаться выяснить хоть что-то.

-Вах. Для хорошего, вежливого и неглупого человека почему бы и нет? — азиат уселся напротив меня, и облокотился подбородком на сплетенные пальцы рук. — Пять вопросов — пять ответов.

— Сколько стоит ночевка в гостинице? Сколько стоит сходить в здешний туалет? — для начала я решил узнать наиболее сейчас важные для меня моменты.

-Ночевка от двадцати до тридцати, сходить в туалет — тебе, как посетителю — бесплатно. А так, в уличный — пять кредитов. Два вопроса — два ответа.

— Когда стоит ждать корабль отсюда в нормальный город? И там такие же цены? Сколько стоит билет на корабль?— я допил чай, и поставил кружку на стол.

— Должен через неделю плюс-минус один день подойти буксир с шаландами. Цены в остальных городах намного ниже. Но на этот рейс цена сотня кредитов. Пять вопросов — пять ответов. Мы в расчете, мужик. — И узбек встал.

Но я положил на стол еще одну кредитку.

-Еще один вопрос. Эти птицы, рыбы, их можно есть? — не дает мне покоя просто офигеть какая схожесть здешних мест с земными.

-Да, — кивнул азиат. — Любое мясо здешней живности съедобно. С грибами и ягодами по всякому, какие съедобны, а от каких ноги протянешь. Почему, не спрашивай, даже за миллион не отвечу. Никто не знает. А те, кто знают — до них не добраться. Так что прими как данность.— И хозяин этой забегаловки ушел.

А я сидел с отвалившейся челюстью, ну нихера себе новость! Раз съедобны для нас, то это один с нами цикл развития, потому что на других планетах растения и живность для людей в лучшем случае бесполезны. А в большинстве — ядовиты. Но, как посоветовал узбек, в конце концов я принял эту инфу к сведению, раз съедобны — то тем хуже для них. А потому, встал и я, спросив у парня с дубиной, где здесь туалет. Раз можно воспользоваться — нужно это сделать.

А потом, выйдя с заднего двора этой таверны, решил пройтись по поселку, и подумать. Если получится, то хорошенько подумать. Благо, есть, где присесть, чтобы на ногах не торчать.

Похоже, здесь четко работает схема по выжиманию из новичков денег. И все эти поселковые законы под нее заточены. Хочешь поесть? Пожалста, есть салун, таверны. Дорого? Извини, парень, бродяжничество у нас запрещено, или ешь в них, или не ешь вообще. Хочешь спать? Тоже, пожалуйста, снимай номер, и спи. Дорого? Так у тебя деньги есть, или плати за номер, или плати штраф. То же самое с пописать-покакать, ты же не тварь бессловесная-бездушная. Это кошка-собачка ничего не понимают, а ты читать умеешь, шериф тебя предупреждал. То есть за неделю здешней жизни минимум сто пятьдесят кредитов здесь останется. И это в лучшем случае, я совсем не удивлюсь, если здесь люди пропадают в трактирах-тавернах. Места здесь лихие, все сказки-страшилки про древние времена на ум приходят. А что тут такого, в том поселке, где я жил, в царские времена "черная верста" стояла, как предупреждение о том, что не стоит ночевать здесь купцам. И точно знаю, что сосед при строительстве откопал около тридцати скелетов во дворе. Давненько было, еще во времена моего детства. Аккуратненьких таких, со всеми косточками, только висок проломлен у всех одинаково. К нему даже участковый в конце ездить перестал, скелеты конца девятнадцатого века, археологов не интересуют из-за полного отсутствия вещей, полицию из-за срока давности. Сашка с попом вдрызг переругался, из-за его отказа выделять место на кладбище для захоронения. Специально в епископат ездил, чтобы разрешили похоронить, так как ящики с костями во дворе держать совсем не дело, и выбрасывать их на помойку тоже не стоит. В конце концов к нему из города какой-то монах на флайере прилетел, загрузил в багажник две здоровые коробки с останками, и умотал. Но сначала долго ходил по двору, читал молитвы и святой водой во все углы брызгал.

До Сашкиного отца, точнее, до той бабушки, у которой они этот дом купили, пустое это место было. Но люди все время строят новые поселки, вот и тут на пустыре разбили новый. Километрах в пяти от разросшегося когда-то небольшого села. Повзрослевший Сашка у отца половину двора забрал, когда строится начал. И полезли из-под земли приветы из прошлого.

Так что у меня нет ни малейших сомнений в том, что при первой возможности здешние просто кончат новичков. Или в такую кабалу загонят, что замаешься расплачиваться. И вся моя подготовка ничего здесь не решает. Во-первых, давно из-за ареста, суда и прочей лабуды активно не тренировался. Во-вторых, ограничения поражающей мощности оружия, это не импульсники и не лазерные пушки, а простой однозарядный дробовик. С ним много не навоюешь.

И что это все значит? Значит, что не стоит ждать буксир с баржами, про которые этот джамшут говорил. То ли они будут. То ли нет. А нужно идти пехом, только нужно узнать куда. Здесь сейчас осень, причем осень сытая. Это хорошо видать, лес рядом, разноголосье птичье и мелкозвериное в шах звенит. Значит, тот же медведь сыт, и на человека оружного не полезет. Наверное. По крайней мере, мне так шансы кажутся намного выше, чем в этом Щучьем.

Перебивая треньканье пианино, грохнул выстрел. Пара мужиков, закатывающая бочки на здоровенные дроги даже особо не дернулась, подтвердив мои опасения. Стреляют тут часто, похоже. И наверняка не в потолок.

Потому я встал с бревна, и пошел к "Лавке универсальных товаров". Погляжу, почем здесь что, нужно прицениться. Идти пришлось вдоль домов, по настеленным прямо на землю доскам, на улице то грязюка, потом сапоги замаюсь отмывать. А дома стояли часто, и дома — не как в русской глубинке, а как будто на Диком Западе, обшитые доской внахлест, на каркасе, похоже. Первый этаж чаще всего какая-то контора, склад, мастерская, второй жилой. Люди ходят по улице, и взгляд у них при виде моей шинели такой, то ли приценивающийся, то ли прицеливающийся. И женщин, кстати, совсем нет. Ни одной не встретил. Блин, если так, то это очень херово.

Проходя мимо глухого, темного прохода между домами, я случайно стал свидетелем занимательного разговора.

-Да ладно, очкарик. Ты же толерантен, вроде так? Значит, ты пидор. Подумаешь. Ну, отсосешь или в жопу дашь, какая тебе разница? — и хохот. Невольно замедлив шаг и оглянувшись, я увидел, как двое тех молодых, с нашей шлюпки, практически зажали в угол того самого ботаника, и неторопливо приближаются к нему, держа свои МР-18 в руках. У очкарика, кстати, фузея тоже в руках, но он очень напуган, белый вон, как стенка. Тут уже давно надо было бить насмерть, а он испугано отнекивается.

Тут этот ботан заметил меня. Блин, ну чего я тут на этот цирк засмотрелся?

-Помогите!— срывающимся голоском, прямо ангельским, попросил он. Блин, если бы я точно не знал, что сюда чтобы попасть, нужно что-нибудь очень такое совершить, может и помог бы, но я только хотел пройти мимо, как один из этих гопников заорал на меня.

-Какого х.я стоишь? У..ывай отсюда!— и слегка повернулся в мою сторону, отведя ружье от ботана. Да и второй отвлекся, ненамного. И этот очкарик решил действовать, попытавшись взвести курок своего ружья. Но вот только сложно это, с непривычки. Обернувшийся урка решил не рисковать, и выстрелил ему в живот. А я вскинул своего "ёжика", взводя курок, и выстрелил в немного замешкавшегося с предохранителем второго. Сноп картечи на расстоянии в десять метров очень узок, его еще "стаканом" называют. Он достаточно толстое деревце срубить может. Огнестрельное оружие может и устарело, но все едино достаточно мощное. И потому от молодого урки отделилась верхушка черепа вместе с мозгами, забрызгав глухую стену какого-то здания. Да еще картечь здорово стену расщепила. Пара досок на выброс.

Все это я увидел, переламывая свою одностволочку, и выбрасывая стрелянную гильзу прямо себе под ноги. Потом патрон из кармана в патронник, закрыть ружье и взвести курок. Прямо скажем, это можно сделать очень быстро, секунд за пять-шесть. Но какими длинными мне показались эти секунды.

Второй урка все еще пытался переломить свое ружье, и вытащить стрелянную гильзу, как я уже взял его на мушку. Вообще, МР-18 отличное ружье, но вот его отделка, точнее, отделка ружей, продаваемых в России — ниже плинтуса. Нужно провести немало времени с натфилем, чтобы довести ружье до нормального, рабочего состояния.

-Брось ружье. Убью! — взяв на мушку оставшегося в живых урку, я прислушался. Ну вот, сзади слышен гул голосов, и топот с чавканьем. Видимо, именно здесь стреляли нечасто.

Пахло сгоревшим нитропорохом. Два легких облачка дыма быстро рассеялись в сумраке проулка. Чавкнув грязью под ногами, я отошел в сторону, чтобы набежавший люд смог держать на мушке молодого уркагана. Не понравился мне его взгляд, брошенный на валяющееся около его безголового подельника ружье. Как бы не подхватил его в суматохе, которая точно будет.

-Ну, ты, опусти ружье! А ты — стой, где стоишь, и руки не опускай!— а вот и притопали здешние жители. Сзади минимум пятеро-шестеро, если судить по чавканью грязи, голосам и сбитому дыханию.

Аккуратно опустив "ёжика", я повернул голову. Точно, пять мужиков. Видимо, работяги. Хотя нет, один, похоже, парикмахер. Вон, расческа торчит из кармана и ножницы, в специальном таком крепеже. Но двудулку держит уверено, и выцеливает как раз урку. Меня на мушке держат двое пожилых мужиков, направив в спину два револьвера. Блин, если честно, то мне это не нравится совсем.

-Да этот козел!..— молодой решил было подать голос, но выстрел из револьвера ему под ноги заставил его подпрыгнуть и замолчать.

-Молчать, оба. Сейчас придет шериф, и разберется. Стас, погляди, что с остальными! — это еще один работяга. С жилистыми руками, будто из корней сплетенными. В руках у него интересная штука — как раз та самая мосинка и есть, и даже штык сбоку поблескивает. Это вроде как карабин образца тысяча девятьсот сорок четвертого года. Седая древность, антиквариат.

-Готовы, Михалыч. Оба наповал.— Один из молодых работяг сходил вдоль стеночки к лежащим на грязной земле телам, и коротко ткнул их топорищем. Он один единственный не был вооружен огнестрелом, только плотницкий топор в руках. Впрочем, никогда топор не недооценивал. Сам в юные годы наловчился метать топор на десяток шагов настолько уверенно, что из десятка раз десяток попадал туда куда хотел и втыкался топор так, что вытаскивался с трудом.

Из-за спины послышался топот лошадиных копыт, фырканье и скрип телеги. Точнее, брички, на которой приехал здешний шериф. Качнув бричку на рессорах, он тяжко слез с нее и неторопливо, аккуратно обходя лужи, вошел в проулок.

-Что здесь, Михалыч? Опять новички?— так же неторопливо обратился он к пожилому с винтовкой.

-Да. Слышим — выстрелы, мы сюда. Подбегаем — этот мужик держит того борзого на мушке, на земле два холодных валяются. Ничего необычного, в принципе.

-Мда, необычного точно нет ничего, — шериф хмыкнул, и повернулся ко мне, коротко глянув на торчащую из грязи пустую гильзу, и на одностволочку, которую я опустил и держал одной рукой, стволом вниз. Точнее, на взведенный курок ружья.— Что тут было, мужик?

-Шел мимо. Проходя, услыхал, как этот и тот, без полбашки, пытаются опустить очкарика. Очкарик, увидев меня, попросил помочь. Эти повернулись ко мне, наставив ружья и угрожая убить, если не свалю. Очкарик в этот момент попытался взвести курок своей фузеи, но не успел, этот выстрелил ему в живот. Я убил второго борзого, и успел перезарядиться, пока живой борзый корячился со своей "муркой". Потом взял его на мушку и ждал власти.— Что было, то я и рассказал, мне придумывать нечего.

-Почему не грохнул второго? — поинтересовался шериф.

-Это ваш дом, я в чужой монастырь со своим уставом не лезу, — коротко ответил я, не покриви душой.

-Так, а ты что скажешь? — шериф повернулся к молчащему до этих пор урке.

Из яростного потока фени и мата я сумел выделить, что это я убил обоих, и очкарика, и второго урку, которым первый был другом и братом.

— Что скажешь? Ведь кто-то из вас врет? — спокойно повернулся ко мне шериф.

-Сколько выстрелов вы слышали?— поинтересовался я у мужиков.

-Два.— Ответил старший, а остальные кивнули.

-Я стрелял один раз, вон гильза лежит. Второй раз выстрелило ружье этого парня. — Кивнул я на лежащую в грязи недооткрытую одностволку. — Раз я стрелял один раз — значит врет он.

-Угу, — подняв ружье, и с усилием переломив ствол, буркнул шериф. Вытащил из ружья патрон, что меня добило — папковый, то есть в картонной гильзе, понюхал его, и отбросил в сторону. Подойдя ко мне, он протянул руку к моему "ёжику", забрал у меня ружье, спустил курок, переломил и вытащил патрон. Поглядел на него, снова вставил в ружье, вернул его мне. Кивнул своим двум молчаливым и здоровущим помощникам, указав подбородком на урку. Те мигом его скрутили, борзой даже пискнуть толком не успел. Шериф подошел к ним, коротко охлопал парня, вытащил у него из кармана деньги, отсчитал какую-то часть, сунул себе в карман, остаток бросил на валяющийся рюкзак. Туда же лег ремень с ножом в ножнах. Урка попытался что-то вякнуть, но был заткнут жестоким ударом в солнечное сплетение.

-Я ж тебе лично, вместе с остальными про наши законы рассказывал? — приподняв скрючившегося и задыхающегося парня за подбородок, спросил шериф.— Рассказывал? Тащите его к виселице, ребята. А ты, Михалыч, иди, позвони, будь другом, лады? — и шериф подошел ко мне.

-Так, значит. Ты помог городу, задержал нарушителя нашего закона. Из его денег я забрал полста долларов на похороны, остальные твои. Тот кадр, которого ты убил — его вещи тоже твои. Парень, которого убил — выходит, ты, как отомстивший, его наследник. Но похороны обоих на тебе. Хочешь, нанимай телегу, копай могилы сам, но лучше отдай по полсотне из денег этих парней гробовщику, он и похоронит сам. Зачем тебе лишние хлопоты, верно? И да, если деньги в крови, ничего страшного. Вон, в бочке замой, и все. Деньги тут хорошие, можно перестирать с одеждой, они не выцветут. А вот и Арон Моисеевич, наш похоронных дел мастер, — шериф поздоровался за руку с мощным, налитым силой мужчиной в добротном костюме-тройке, штанины которого были заправлены в высокие черные сапоги.