|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Мишка Соловьёв, человек сосредоточенный и хозяйственный. Всё — в дом, всё — в дом.
Крепкий мужик пятидесяти восьми лет. На пенсии по горячей сетке. Отработал двенадцать лет на нефтезаводе пропарщиком цистерн и танков.
Он не курит. С его-то работой — какое курение. Так и не пристрастился. Водочку употребляет, чего греха скрывать. Но в меру. Исключительно по серьёзным поводам.
Что ещё сказать?... Женат. Четверо детей. Три дочки и последний сын. Девять внуков. И ещё один намечается.
Большая трёхкомнатная квартира в девятиэтажке. Получил ещё в советское время.
Есть и дача, которую купил после перестройки. Не для огорода купил, а для внуков. Намастерил качелей, горок и каруселей. И дети, привозимые в выходные "на природу", веселились и веселили душу деду и бабке.
Когда женился сын, Мишка и вовсе перебрался жить в дачный домик, а квартиру оставил сыну. "Домик", это слабо сказано. Нормальный дом. Первый этаж — кирпичный, мансарда из дерева.
В пятницу Шура уехала за внуками, а Мишка не поехал. Надо было дошить фронтон сайдингом, чем он и занимался.
Середина июля. Жара. Захотелось пить. И Миша слез с лестницы и пошёл в прохладный погреб за квасом. Шурочка делала отличный квас с мелиссой.
Погреб тоже сделан капитально. Выложенные кирпичом и побеленные стены. Лари, стеллажи и полки. Нормальный лестничный пролёт. Всё как у людей.
Он нацедил стаканчик кваса приложился и... Что-то было не то. Что-то — не так.
Михаил повернул голову, осмотрел стену... На, твою мать! Откуда тут это?
За пустым стеллажом виднелась металлическая, даже видимо бронированная дверь.
— Это что за хрень?
Мишка долго с опаской рассматривал подвальное новшество. Почему-то вспомнился очаг на холсте, в каморке папы Карло.
Дверь, как дверь. Ничего необычного. Простая крупная ручка из желтого металла.
Михаил сдвинул тяжёлый стеллаж в сторону, и осторожно потянул дверную ручку на себя. Никакого замка не было. Створка легко отошла открывая тёмное пространство.
Мишка сходил за фонарём и вернулся к таинственному проходу. Посветил внутрь. Луч ушёл в темноту не встречая препятствий.
Внизу — пол, из темного материала, похожего на черное стекло.
Вправо, влево, пара метров. Туда и туда. Стенки из такого же черного, как застывшая вулканическая лава, стекла.
Сверху низкий потолок, не выше двух метров. А дальней стены нет. Просто нет и всё.
Миша осторожно подошёл к пустоте. Посветил. Гладкий пол заканчивался ровненько, как по линеечке. А дальше не было ничего. Пустое чёрное пространство. Не просто — огромное, а бесконечное.
И холод. Не Арктический мороз, а так... Градусов десять-двенадцать в минусе. Никакого ветерка, и вообще — глухая тишина.
Крикнул, — Эй!
Голос утонул, как в вате. Ни отзвука, ни эха.
Подумал, — Надо одеться потеплее, не хватало ещё простыть.
Соловьёв вышел из подвала, натянул зимние джинсы и свитер. И вернулся в странное помещение. Постоял, уперев руки в боки, подумал.
— Если отгородиться стенкой от провала, получится холодильник. А что — это идея. Навесить полочек...
Постучал по стенам. Такое ощущение, как будто ударил по металлу. Переиграл.
— Нет, навесить полочки не получится. Ну, тогда стеллаж замастрячить.
Сказано — сделано.
Так, цемент есть, песок — тоже. Нужен кирпич. Где же он видел кирпичи? Вспомнил — старая церковь!
За дачным посёлком, на берегу реки, стояла развалившаяся церковь. Или часовня, Соловьёв в этих культовых строениях не разбирался. Да пофигу.
Он пристегнул к своей Ниве прицеп, забросил в него лопату, молоток, ломик и поехал добывать стройматериал...
* * *
Окно, в построенной стене, решил-таки сделать. Вид на бездну был завораживающим.
Он мешал лопатой раствор в корытце, когда за стеной забубнило.
Надо сказать, что Мишка возвёл стеночку не вплотную к провалу, а, на всякий случай, отступив от него метра полтора. Ну, так. Чёрт его знает. Правильно?
У окна, на оставленном карнизе топтался мужик, в белой хламиде, с кривым посохом в руках и совершенно седой. Даже как-то неестественно седой. Волос — чисто белый.
Он, увидев Соловьёва громко забубнил.
— Бу-бу-бу, черви, бу-бу-бу, всех, бу-бу-бу.
Седой попытался сдвинуть ещё сырую кладку. Схватился за кирпич в оконном проёме и тут же отдёрнул руку, затряс кистью, зашипел. Обжёгся, что ли.
Сказать по совести, Мишка растерялся. Он смотрел на этого придурка и не мог сообразить — что предпринять.
А старый хрен взял посох наперевес и долбанул им в стену. Несхватившийся раствор не выдержал и один кирпич выпал из кладки.
Соловьёв ошарашено, но вежливо поинтересовался.
— Ты что, сука драная, делаешь, твою мать?
— Бу-бу-бу, ничтожные, бу-бу-бу, на колени!
Дед поднатужился и вывернул весь пласт под окном. Он радостно хекнул и полез внутрь.
Вот этого Мишка вынести не смог. Он перехватил поудобней лопату и, даже не отряхнув от раствора, врезал ею по харе наглецу. Плашмя.
— Получи, говнюк!
Мужик даже не покачнулся. Такое ощущение, что ударил по столбу. Этот мудило даже не попытался уклониться, не выставил руки, так и принял удар, как должное. Вот только морда у него пошла пузырями, почернела и задымилась. Он схватился руками за лицо, завыл как сирена воздушной тревоги, и бросился бежать.
Соловьёв стоял и ошарашено смотрел, как старик в белом балахоне, убегал вдаль, прямо по черному провалу. По идее-то, он должен был рухнуть в пропасть. Но нет, бежал, сволочь, по воздуху, аки по тротуару. Миха всё ждал, когда у того закончится воздух чтобы вдохнуть для нового воя. А вот нихрена. Он так и исчез вдали непрерывно завывая.
Первая мысль, пришедшая в голову, была — заделать это окно к такой-то матери. Ну его нафиг, с такими гостями.
Он закончил работу, вытащил корыто в подвал, вернулся за инструментами. Закрыл дверь и повернулся, услышав шорох за спиной.
На лестнице стоял мужик, крупный, в добротном костюме и с золотыми волосами. Нет, вы не подумайте, что там с рыжими, или соломенными. Именно с золотыми. Уж золото-то Мишка мог отличить.
Посетитель сразу взял быка за рога.
— Ты что там делал?
— А тебе какое дело?
Миха перехватил поудобней лопату.
— Тебе туда нельзя! — Продолжал золотоволосый.
— Да тебе-то что? Ты какого хрена делаешь в моём подвале?
Мужик прищурился.
— Я Гавриил!
— Какой, ещё к хренам, Гавриил?
— Я, Архангел Гавриил!
Мишка слегка отвёл лопату для удара.
— Ага! А я, бля, японский император!
Тут этот "Гавриил" весь засветился, его строгий, чёрный костюм превратился в сияющую хламиду, за спиной распахнулись два лебединых крыла, лицо приняло совершенно одухотворённое выражение.
Михаил выронил лопату и прошептал.
— Ну, нифига себе...
Светящийся мужик, очень вежливо спросил.
— И что же ты, чадо неразумное, делал за этой дверью.
— Строил, — растерянно ответило "чадо".
Гавриил подошёл к двери, распахнул её. На вделанном в кладку крюке висела переноска, которая освещала замкнутое помещение.
Он медленно повернулся к Соловьёву и удивлённо спросил.
— Это что?
— Что?
— Эта стена откуда?
Хозяин пожал плечами.
— Построил.
— Зачем?
— Ты знаешь, что там? — Ехидно спросил Соловьёв.
Архангел вздёрнул брови.
— Конечно, знаю.
— Ну, вот. Я и отгородил, чтобы не ёб... чтобы не упасть в пропасть.
— Ага... — задумался ангел.
Он с минуту стоял и медленно осматривал подвал.
— Пойдём наверх, — сказал он, — там поговорим. Тут прохладно.
Они стояли друг перед другом в коридоре. И Гавриил спрашивал.
— Оттуда кто-нибудь приходил?
— Да, — подтвердил Мишка, — приходил тут один...
— И что?
Миха рассказал всю историю. Причём Архангел требовал подробностей.
— Так говоришь, он обжегся об кирпичи.
— Ну да. Вроде как...
— А кирпич ты где взял.
— На развалинах церковных. У реки.
Архангел хмыкнул.
— Нормальный ход. Это ты сам додумался, или подсказал кто?
— А чего тут додумываться, это же кирпич. Кирпич, он и есть кирпич.
Гавриил усмехнулся.
— Ну не скажи. Этот кирпич — освящён. А вот с лопатой — непонятно. Ты где её взял?
— В магазине.
Ангел чесал подбородок. Думал. Потом просветлел, что-то понял.
— А ты в святой земле ею не ковырял... Ну в развалинах церкви ею не шурудил, случайно.
— Ну конечно, — отвечал Мишка, — кирпичи-то из земли надо выковыривать.
— Вот тебе и ответ, — загадочно пробормотал пришелец.
Он ткнул пальцем в Мишку и наказал.
— В подвал ни ногой. А я сейчас.
И исчез.
Через полчаса у палисадника остановилась машина и просигналила.
Соловьёв вышел за ограду. У ворот стоял Мерседес, за рулём которого сидел поп. Натуральный, такой, поп, в чёрной рясе и с тяжёлой цепью на шее. На пассажирском сиденье Гавриил, снова в костюме, показывал ладошками — открой, мол, ворота.
Легковуха въехала в ограду. Поп вылез из-за руля. Был он чем-то сильно напуган, глаза бегали, а руки нервно перебирали цепочку с крестом на шее.
Архангел приказал попу.
— Бери реквизит, пошли.
Спустились в подвал.
Гавриил открыл дверь и ткнул пальцем.
— Вот это помещение надо освятить.
Поп заглянул и шарахнулся, как от чёрта.
— Нет! Я не могу! Нет-нет! Я туда не полезу!
— Ты служитель церкви, — перед ними стоял сияющий ангел. — Как всякие яхты нуворишам святить, так ты тут как тут! А как за человечество постоять, так ты в кусты? А ну, не умничай тут! Пальцы он передо мной гнёт! Быстро святи, твою мать! Постой!!
Архангел взял у попика ладанку и понюхал её. То же самое сделал с ведёрком.
— Нормально... Начинай!
Трясущийся священник пошел проводить обряд. А ангел командовал.
— Ты, сучок, скороговоркой не трещи. Делай всё с расстановкой.
Повернулся к Мишке, выругался.
— Святоши-халтурщики, блин. Вот теперь эта стеночка простоит лет пятьсот.
— Спасибо, — рассеянно поблагодарил Соловьёв.
Когда закончили с обрядом, Мишка предложил.
— Мужики, мне кажется надо это дело отметить. Ведь не простой это подвальчик. Ох не простой.
Бледный поп несколько оживился. А архангел почесал голову и согласился.
— А... Давай.
Соколов натаскал на стол для дорогих гостей огурчиков-помидорчиков, солёных грибочков и ветчинки, сала и квашенной капустки. И, как последний штрих гостеприимства, выставил на стол полторашку самогона. Объяснил.
— Сам выгнал, сам отфильтровал, сам настоял на смородине.
Налил всем в интеллигентные пятидесятиграммовые рюмочки.
Архангел встал, расправил крылья.
— Ну. За Господа вседержателя нашего, да святиться имя Его, да будет воля Его, да прийдет царствие Его.
И грянули дуэтом с попом.
— Аминь!!
Поп после первой, закусил огурчиком и засобирался.
— Извините, господа, мне пора. Служба знаете ли.
Он всё же боялся оставаться в этом странном месте.
Уехал.
А Мишка с Архангелом, повторили. Потом ещё. Гавриил смачно жевал груздочек со сметаной и говорил Мишке.
— Ты хоть понимаешь, грешная душа, что ты сделал?
— А что я сделал такого?
— Ты оттяпал у Нечистого часть его территории! Ха-ха! Но этого мало. Ты остановил пришествие Антихриста. Понимаешь? Ха-ха-ха!
Мишка удивился.
— Так это что, Гаврюша, выходит — я герой?
— Герой, герой, — снисходительно похлопал по плечу Архангел. — Медалей, конечно, тебе не светит, а вот там, — он многозначительно поднял палец, — зачтётся.
— Ну ладно, хоть так... А чё там так холодно? Это же геенна Огненная. Огненная, понимаешь. Там же должно...
Гавриил перебил.
— Не верь тому, что слышал.
И продолжал потешаться.
— Нет, главное... Он же шёл как новый царь вселенной! Повелитель мира, едрит его!... А тут ему по харе лопатой! Ух-ха-ха!
Он шлёпал себя по ляжкам и закатывался как ребёнок. Вытер слёзы и посетовал.
— Слушай, мне же докладывать надо. Но никто же не поверит.
Он снова заржал.
— Антихристу лопатой по роже! Гы-гы-гы... А ведь он, сука такая, злопамятный. Только ему придётся ещё тысячу лет ждать до нового пришествия, пока всё сойдётся.
Деловито шлёпнул ладошками по столу.
— Ладно, мне пора.
Налил себе рюмочку, пояснил.
— На посошок.
Хряпнул, подцепил ещё груздочек со сметаной.
— Ну, бывай.
И начиная с ног, и заканчивая жующей физиономией, красиво рассыпался розовыми тёплыми искрами.
А Миша убрал всё со стола в холодильник, спустился в погреб, постоял, посмотрел на новую стенку, подумал.
— Пятьсот лет... Это у меня пятьсот лет будет бесплатный холодильник.
И подался на улицу дошивать фронтон сайдингом.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
