Ковчег Полдня

— Ковчег Полдня

Всякое общество кажется злым и безумным,

если посмотреть на него со стороны.

Д. Волвертон, "На пути в рай"

— Пролог

Катя подошла к двери своей квартиры, достала ключ, остановилась и задумалась. Она не понимала, чего хочет, но домой заходить она точно не хотела. Она вернула ключ в сумочку и пошла по лестнице вверх. С площадки четвертого этажа вверх вел еще один пролет лестницы. Машинально поднявшись по нему, Катя толкнула дверь и оказалась на крыше.

Как обычно в травне, даже в самом начале ночи уже становилось прохладно. Но черная рубероидная крыша за день нагрелась на солнце. Катя прикрыла дверь, чтобы сквозняк в подъезде не заставил кого-то из соседей подняться. Она чуть отошла от выхода, села на шершавую кровлю, закутав голени подолом своей длинной юбки, и обхватила колени руками.

Небо на западе еще отсвечивало красным, но уже были видны самые яркие звезды. На востоке поднималась Полярная звезда. Катя подняла лицо вверх. Вид звездного неба обычно успокаивал ее. В интернате она никогда не видела ночное небо. После заката из корпуса не выпускали, да и засветка от прожекторов у забора... Им говорили, что это для защиты от страусов, но все знали...

А сейчас неба было недостаточно. Катя не заметила, сколько именно времени она просидела, покачиваясь в такт дыханию. Но, когда она поняла, что замерзла, отсветы солнца над западным горизонтом совсем погасли.

— "Есть там кто-нибудь?" — спросила Катя про себя. — "Если есть, дай какой-нибудь знак".

И, словно в ответ на ее мысли, к югу, примерно в тридцати градусах от зенита, в небе зажглась неяркая лиловая точка. Это была не звезда, в этом месте на небе не было видимых невооруженным глазом звезд. И это был не самолет. Огонь был совершенно неподвижным, и на самолетах не бывает огней такого цвета. И точка мерцала, совсем как звезда.

Катино сердце забилось. Она не выдержала и сказала вслух:

— Это знак, да?

Точка погасла, и Катя задержала дыхание. Но через несколько ударов пульса точка загорелась снова в том же месте. Как показалось Кате, она теперь горела заметно ярче. Катя попыталась считать удары сердца, но точка горела долго. Она сбилась и перешла на подсчет вдохов. Шесть ее вдохов таинственный огонек горел в небе. Но потом он погас, и, сколько Катя ни ждала, снова уже не зажегся.

Катя прождала его несколько минут, но потом решила, что этого достаточно. Почему-то она решила, что все теперь будет хорошо. Все каким-то образом образуется.

— Глава 1. Посадка

Инопланетного Олега

Встречали с почестями, но

Пока он спал, на всякий случай

Вокруг построили забор

Откуда-то из Интернета

В радиодиапазоне планета выглядела странно и даже, можно сказать, как-то нехорошо. Олег за­метил несколько мощных передатчиков, вроде бы совпадавших по местоположению с огнями крупных городов. Эти трансляторы гнали в эфир что-то цифровое и широкополосное, судя по всему — видео высокого разрешения, но в непонятном формате, скорее всего еще и зашифро­ванное. Во всяком случае, компьютер не смог с ходу выделить в этом потоке никаких регуляр­ных заголовков или границ кадра. При этом, с высокой орбиты не было слышно никаких при­знаков частных телекоммуникаций — ни сотовой сети, ни даже ничего похожего на транковые станции. Ретрансляционных спутников не было вообще.

Около четверти территории было перекрыто примитивными УКВ-радарами, похожими на доджихадные радары авиадиспетчеров. И на фоне всего этого выделялись мощные узкие лучи четырех мощных допплеровских радаров с фазированными решетками. К счастью, они пере­крывали лишь небольшие участки неба, и логики в размещении их зон обзора Олег не заметил. С одной стороны, это был хороший знак — фазированные решетки требуют мощных компьюте­ров (впрочем, о том же свидетельствует и широкополосное цифровое телевидение) — значит технологически они довольно-таки развиты — но почему тогда нет сотовой сети? И, самое главное, зачем им вообще такие радары? Они с кем-то воюют или собираются? С кем? Друг с другом? Зачем? Планета не выглядит перенаселенной.

Олег решил не инициировать контакт с орбиты, а сначала сесть и оглядеться на месте. Компью­тер уже набрал достаточно фотографий, чтобы нарисовать правдоподобный глобус. С четвер­той попытки Олег с компьютером выбрали симпатичный вариант посадочной траектории — с небольшими перегрузками, не попадающей под лучи допплеровских радаров, проходящей над малонаселенными (ну, по правде сказать — над выглядящими малонаселенными на фотографи­ях низкого разрешения) территориями и целиком по дневной стороне планеты. Он знал, что это спорное решение — да, на дневном небе факел от торможения в атмо­сфере менее заметен, но все-таки виден — зато ночью нормальные люди спят. Но при обсу­ждении планов действия перед полетом они все-таки решили скрытые посадки делать днем. К тому же, выбранное место посадки имело еще одно преимущество — ночь на поверхности должна была наступить почти точно в то же время, что и по корабельному времени. Из-за разницы длин суток спейс-лага избежать не получится, но все-таки пережить его будет гораздо легче.

Олег падал на планету с параболической скоростью. Приближалось время обеда. Олег успевал с большим запасом, но решил все-таки не есть перед посадкой — компьютер не был уверен в модели атмосферы, перегрузки планировались небольшими, три-три с половиной же, максимум четыре — но если что-то пойдет не так... А Олег плохо переносил перегрузку на полный желу­док.

Планета приближалась. Отсюда она выглядела похожей на Землю — голубые моря с прядями облаков, желтовато-зеленые континенты и цепи островов. Полярные шапки выглядели чисто символическими. Наверное, у них там внизу тепло. Олег влез в посадочный скафандр и в кре­сло, пристегнулся ремнями и постарался расслабиться и задремать. Его маленький корабль был рассчитан на одну посадку с торможением об атмосферу и на один взлет с последующим разго­ном до параболической скорости. Инжекторный гиперпривод требует, чтобы гравитационный потенциал точек отправления и назначения совпадали. Попасть на низкую орбиту вокруг планеты из-за ограниченной точности наведения невозможно, особенно при первом прыжке, когда еще неизвестны параметры ее орбиты. Поэтому приходится целиться на край сферы Хилла, а то и за ее пределы.

Задремать получилось. Его разбудил сигнал зуммера — начинался вход в атмосферу. Корабль шел кормой вниз, так что планета была видна только на обзорных экранах, но не через иллюминаторы. Компьютер вы­двинул секции теплозащитной полусферы и закрыл двигатели, посадочные опоры, а заодно и камеру, передававшую изображение планеты. Олег ощутил плавно нарастающую перегрузку — он провел в невесомости всего три дня, так что ощущение было скорее приятным. В иллюмина­торах появились сполохи пламени, но корабль все еще шел ровно и бесшумно.

Олег приказал компьютеру сканировать радиодиапазон — вдруг его захватят радаром? Доппле­ровские радары еще были над горизонтом, но он был вне зоны сканирования — но каков у них максимальный захват? Фазовая решетка перестраивается быстро... Но все шло спокойно. Ско­рость падала — компьютер монотонно диктовал цифры — радары один за другим исчезали за горизонтом, отклонение от расчетной траектории измерялось единицами процентов.

Удар был совершенно внезапным и оглушительным, но, как показалось Олегу, не очень силь­ным. Завыли алармы, затвердели фиксаторы кресла и скафандра, из подбородка шлема выдвинулась и мягко, но настойчиво приложилась ко рту квача. Олег уже успел прикусить язык в момент удара, но могло последовать и продолжение, поэтому он зажал квачу зубами. Корабль завертелся вокруг какой-то диагональной оси, сначала вроде бы медленно, а потом все быстрее и быстрее. В стене кабины у себя под ногами Олег увидел большую вмятину, словно в корпус снаружи уда­рили огромной лапой с когтями. Корабль не успел сделать и трех полных оборотов (или так по­казалось Олегу?), когда он с ужасом понял, что один край вмятины медленно ползет и в него на­чинает пробиваться пламя снаружи. Дальше все произошло очень быстро. Когда вмятина ока­залась сверху, алармы заглушил рев выходящего из кабины воздуха, и кусок корпуса выбило на­ружу. Видимо, оторвавшийся лоскут обшивки сработал как стабилизатор, потому что враще­ние сменилось тряской.

Олег посмотрел на языки пламени, лижущие края пробоины, успокоил себя мыслью, что если автоматика не справится с посадкой в таких условиях, то он ей и подавно ничем помочь не смо­жет, и потерял сознание.

Очнулся он от укола в вену. Компьютер решил, что требуется решение человека, и бесцеремон­но приказал автодоку скафандра вколоть в него стимулятор. Олег висел в фиксаторах головой вниз, ввер­ху была дыра с оплавленными краями, и в дыре было видно голубое небо и вроде бы какие-то ветки. Все датчики кабины погасли, но компьютер выл сиренами в наушниках и проецировал на внутрен­нюю поверхность шлема какое-то тревожное сообщение. Ну да. Нарушение герметичности топливных баков, взрыв через тридцать секунд. Олег нажал большим пальцем на кнопку ката­пультирования, но катапульта не сработала. К мигающему на экране сообщению добавилась вторая строчка — катапультирование из данного положения невозможно. Все правильно, умная железяка — я же влечу головой в грунт. Олег отстрелил фиксаторы, с кувырком через голову встал на ноги (раздавив при этом обзорный экран), быстро — сам не понимая, как — вскарабкал­ся вверх к пробоине и выскочил наружу.

Времени разглядывать окружающий пейзаж не было. Олег соскользнул по корпусу, спрыгнул на грунт с трехметровой высоты, не удержался на ногах, упал на четвереньки, и, как был, на четвереньках, благо ска­фандр защищал лицо и плечи от колючек и мелких веток, рванул напролом через за­росли. К счастью, на его пути не было крупных и скользких поваленных стволов. Когда цифры на стекле шлема дошли до двух секунд, лег на грунт ничком и плотно к нему прижался, наподо­бие того, как до джихада учили спасаться от ядерного взрыва.

Взрыва как такового не было. Атомарный водород в баках горел жарко, но довольно долго, се­кунд десять. Скафандр защитил Олега от теплового излучения; кусты были какие-то сырые и по-настоящему заняться огнем не захотели. Когда все кончилось, Олег поднялся и посмотрел в ту сторону, где раньше был корабль.

От отбежал всего метров на пятьдесят. На месте корабля была глубокая воронка, из которой шел густой белый дым. Олег попытался подойти поближе, и понял, что корабль упал на что-то вроде торфяного болота. Когда топливо начало гореть, оно выжгло под собой рыхлый грунт, и корабль стал проваливаться туда, защитив Олега и окрестности от основной ча­сти энергии пожара. Впрочем, все равно оставалось загадкой, как, оказавшись так близко от эпицентра, Олег вообще смог уцелеть. Наверное, компьютер успел стравить часть топлива еще в полете.

Скафандр, по идее, должен был выдержать огонь, но лезть в яму Олегу не захотелось, да в этом и не было никакого смысла. Температура рекомби­нации водорода — десять тысяч градусов. Ни одна деталь его корабля или экипировки, кроме, может быть, камер сгорания двигателей, такое пережить не способна. Даже гиперпривод. Затуманенный стимулятором мозг Олега частично осознал случившееся. В принципе, его корабль — штука низкотехнологичная. Точно такой же здешние умельцы, конечно, построить не смогут — но раз у них есть допплеровские радары, значит они умеют строить и баллистические ракеты, а раз они умеют строить ракеты — смогут построить и ракету, способную разогнать до второй космической легкую капсулу. Особенно если разгон этот в один конец. Доберусь до высоких орбит, прыгну — а там уж ребята меня подберут. Гиперпривод — тоже вещь, в сущности, несложная, если только иметь инжектор. Ти­тановую иглу, насыщенную экзотической материей. Сейчас вся эта материя летает над ним, рассеянная грибовидным облаком. Наверное, часть уже в стратосфере.

Действие стимулятора стало иссякать, и Олег почувствовал, что его потряхивает. Надо было вы­браться из окрестностей пожара (Олег никогда не видел пожары на торфяниках, но слышал и читал про них много неприятного), пересидеть (а лучше перележать) отходняк и строить план действий.

Олег огляделся. Болото, в которое он упал, в одну сторону казалось бескрайним. Во всяком слу­чае за дымом никаких краев видно не было. В другом направлении — совсем невдалеке — стоя­ли деревья. Кроны на опушке изрядно пожухли и местами обуглились после пожара, но также не занялись огнем — это обнадеживало. Олег двинулся в сторону леса. На полдороге у него загорелся датчик кислородного баллона. Вдыхать воздух чужой планеты без анализов очень не хотелось, но выхода другого не было. К тому же, раз они строят города и доппле­ровские радары... Олег открыл гермошлем. Воздух пах гарью и... нет, тоже гарью, но какой-то химической. Во всяком случае, Олег предпочел думать, что просто это гарь здешней органики так пахнет. Он дошел до деревьев и увидел, что там сухо. Аккуратно, не делая резких движе­ний, с опорой на дерево, Олег лег на грунт, и второй раз за сегодня отрубился.

Провалялся он, в общем, недолго. Судя по солнцу (Олег оценил время, как если бы оно шло на Земле, и умножил на соотношение продолжительностей суток) — часа полтора, не больше. Нужно было анализировать ситуацию и строить планы. Анализ следовало начать с себя. Все тело болело, но болело равномерно. Это обнадеживало. Итак, кто я такой. Олег Злотников, фриман уоррар Сибирско-Уральской конфедерации, разведчик группы "Потерянный Ковчег". День рождения пятнадцатое ноября две тысячи шестьсот сорок третьего года, двадцать три пол­ных года, не женат, не был, не состоял, не участвовал. Память не нарушена.

Олег пошевелил головой. Признаков сотрясения, вроде бы, не было. Шея тоже цела. Теперь бо­лее сложные тесты. Олег сел и поднял над головой обе руки. Поднялись обе. Теперь надо по­смотреть на себя в зеркало. Где зеркало? Ага. Олег переключил стекло в режим солнцезащит­ного фильтра и снял гермошлем. Не плоское, ну и ладно. Лицо выглядело ужасно — оно опух­ло (впрочем, Олег засомневался, в какой степени это настоящая опухоль, а в какой — искажения сферического зеркала), под глазами были огромные кровоподтеки, под носом и в стороны по щекам — две дорожки запекшейся крови. Олег погримасничал — мимика была симметричной. Высунул язык. Вроде бы мозг цел — ну, насколько можно проверить в сложившейся ситуации. Зубы — Олег на всякий случай пересчитал их языком — все на месте. Тоже достижение. Руки-ноги шевелятся, спина гнется, боли во внутренних органах не ощущаются. Болит лодыжка ле­вой ноги, видимо растянул, когда прыгал, надо чем-нибудь замотать. Как еще руки не перело­мал в этих кустах... Олег снова одел шлем и включил монитор состояния. Давление понижен­ное, пульс повышенный, адреналин зашкаливает, сахар крови пониженный — это нормально, это после стимулятора. Признаков аллергической реакции нет.

Состояние автодока. Какой там автодок, слезы одни — две ампулы анальгетика, две ампулы ан­тигистаминного, две — эта сволочь вколола в меня обе ампулы стимулятора??? — да, так оно и есть. Стимулятора больше нет. Три ампулы глюкозы.

В животе заурчало, но вся еда — кроме глюкозы — осталась в корабле. Есть незнакомую мест­ную органику было чистым безумием — даже если бы был портативный ядоискатель, в незнако­мой биосфере они ненадежны, нужны полномасштабные лабораторные исследования. Комплект выживания — палатка, спальный мешок, надувная лодка, топор, карабин, спички, витамины, теплая одежда, радиомаяк, фильтр для воды, портативный ансибль — все осталось в контейнере под рамой ката­пультируемого кресла, то есть тоже в корабле. И деньги, и документы, и валюта — все у экскурсовода. Компьютер дурак, почему не выстрелил меня, когда спускались на парашюте?

Итак, что мы имеем? Сам более-менее цел, скорее всего смогу идти. Контрольный срок связи со мной уже прошел, на Альфе уже должны забеспокоиться. Кроме того, я им передавал телеметрию. Они знают, что планета обитаема, и что там есть допплеровские радары. Значит, подозревают и воз­можность, что меня могли сбить. На Альфе у нас было три корабля — мой, Сашкин и спасатель — но пока не вернется Сашка, они не отправят спасатель. У Сашки контрольный срок... твою мать, две недели. Ну, допустим они его отзовут срочно, мало ли что — все равно он может быть на планете или в неудобной для прыжка точке, так что дня три-четыре надо закладывать.

Но с этого момента начинается самое неприятное. Я шел от точки прыжка к планете двое зем­ных суток, вряд ли у них получится удачнее. За это время кратер сто раз успеет погаснуть и за­тянуться водой. Район посадки они знают, но знают расчетный — а меня вон как трясло, один Финагл знает, где я сейчас. Радиомаяка нет. Можно разложить парашют скафандра, но нашей оптикой его можно разглядеть только с низкой орбиты. Сканировать с низкой орбиты — долго, если будут облака, можно и неделю провозиться, и непременно попадут под радары. Да и невооруженным глазом кто-нибудь может заметить, то есть придется объясняться с местными. Неделя без еды — тяжело, но переносимо, но надо найти воду. Не болотную. Так что от кратера все равно надо уходить. Еще вопрос — неделя без еды после двух ампул стимулятора — медицина такое не рекоменду­ет, а еще сколько протянутся поиски, пусть даже с помощью местных?

Местные. Местные не выглядят дружелюбно, что не очень стыкуется с тем, что мы про них тео­ретически знаем. Или это не те местные? Но все равно.

Сидеть в отключенном от вентиляционной системы скафандре было, мягко говоря, некомфорт­но. Олег вылез из скафандра и остался в двухслойном хлопчатобумажном костюме и тапочках на тонкой подошве. Да, очень удобная для ходьбы по лесу обувь. А особенно по болоту. Сапо­ги скафандра не снимаются — через них проходят фиксаторы и циркуляция — и отрезать их не­чем, да и отрезав, не закрепишь на ногах. Нормальные ботинки тоже были в комплекте выживания. Скафандр стал практически бесполезен. Впрочем... спать на голой зем­ле, да еще — сейчас ведь начало лета, солнцестояния еще не было, правильно? Ночи могут быть холодные. Да еще в таком состоянии и без еды. Идти в нем нельзя, но можно ли использовать в качестве спального мешка? Мы это не проверяли (а идиоты), придется экспериментировать на себе.

Что у нас есть кроме скафандра? Есть автодок (его можно снять со скафандра и пристегнуть на руку), есть поясной компьютер — в нем полное зеркало корабельного компьютера на момент отключения. Должно быть. Кстати, может быть выясним что-то еще про местных.

Олег раскрыл поясной компьютер. Зеркало было в актуальном состоянии, последними действиями пилота были неудачная попытка катапультирования и отстегивание ремней. Олег отмотал телеметрию назад. В момент взрыва корабль уже шел в облаке плазмы, но приемники у него чувствительные, сигналы оставшихся за горизонтом допплеровских и диспетчерских радаров были отчетливо слышны. Перед атакой в сторону корабля радаром не светил никто. Не было также ничего похожего на запрос свой-чужой, ни даже на управляющие сигналы летящей ракеты. Лихо они здесь гостей встречают — ни здравствуйте, ни до свидания, бац в лобешник — и привет. И чем же они так ракету аккуратно навели — лазером? Или они ради меня заградительный огонь поставили? Хотя, конечно, надо признать — и гость тоже хорош — не постучался, не представился...

Или это вообще не ракета была? А чем так можно долбануть? Метеорит? Уже в атмосфере? Слишком невероятно, в открытом-то космосе так за всю историю пилотируемых полетов никому и не удалось словить метеорит.

Олег стал листать телеметрию дальше. Инерционные датчики, конечно, сбились в момент удара, но перегрузки достигали восьми же — значит, он гораздо западнее, чем планировал, а судя по солнцу, его отнесло к северу. Компьютер неуверенно изобразил на глобусе эллипс с большой полуосью километров двести в качестве возможного района посадки. В этот эллипс попадали большая река, пара озер, негустой облачный фронт и никаких видимых с высокой орбиты признаков жилья.

Но самое интересное Олег увидел, когда корабль наконец-то отстрелил теплозащитный экран и заработали обзорные камеры. На камерах была видна река и одно из озер — Олег указал на этот факт компьютеру, и он тут же определил точку посадки. Но, самое главное, в лесу отчетливо виднелись несомненные прямые просеки, что-то похожее на мост и какие-то сооружения. Если верить фотоснимкам, до них было совсем недалеко, до моста километров пять, а до сооружений — километров тридцать по прямой.

Шаг за шагом Олег восстановил последовательность событий, приведшую к жесткой посадке и взрыву. При ударе началась утечка сразу в двух баках, корабль стал стравливать из них топливо, а потом, когда был отброшен экран, сразу же перешел к наиболее эффективному способу — вместо того, чтобы выпускать парашют, включил двигатели. Когда запас горючего стал приближаться к порогу невозможности возврата в космос, компьютер сделал первую попытку привести Олега в сознание. Олег в сознание не пришел, и корабль стал действовать по своему разумению — он погасил скорость, снизился и завис на двигателях на высоте около километра. Опустошив проблемные баки, корабль нашел более или менее ровное место, выключил двигатели и выпустил парашют. Парашют был рассчитан на раскрытие на гораздо большей высоте и гораздо большей скорости, поэтому два купола не раскрылись. К тому же, приключения в верхних слоях атмосферы не пошли на пользу посадочным опорам. При ударе одна из опор подломилась, или же отвалился башмак, и стойка провалилась в болото. Так или иначе, корабль завалился на бок. В этот момент и открылась течь в оставшемся баке с водородом.

По всему выходило, что компьютер действовал в целом разумно. Олег задумался, как можно было бы улучшить процедуру для избежания таких ситуаций в будущем. Наверное, он бы предпочел, чтобы после первой попытки пробуждения компьютер его катапультировал, а потом спасал корабль в меру своего понимания. Да, после выстреливания кресла корабль уже не сможет вернуться в космос — но ведь потребность разбудить Олега как раз и возникла из-за того, что возможность вернуться в космос исчезала. И, конечно же, если требуется решение пилота, а пилот без сознания, обязательно надо передавать на базу. Хоть что, хотя бы просто SOS. Да, наверное, так и нужно будет делать. Но чтобы сообщить об этом разработчикам корабля, надо вернуться на Землю. А чтобы вернуться... по всему выходило, что местные недалеко, а спасательная экспедиция так или иначе вынуждена будет вступать с ними в контакт. Значит, надо идти сдаваться.

Олег снял со скафандра внешние ремни, одним — как мог — перетянул растянутую лодыжку, перецепил на плечо автодок, свернул скафандр в рулон, перетянул вторым ремнем, закинул за плечо и пошел. Нога сначала болела, но потом разработалась — главное было не слишком сильно наклонять голень вперед. Сначала пришлось продираться через густой подлесок, но потом местность чуть поднялась и лес стал похож на земные сосновые боры — светлый, почти без подлеска, с редко стоящими матерыми деревьями. Присмотревшись к деревьям, Олег заметил еще два сходства с земными соснами — их кора представляла собой толстый слой потрескавшейся рыхлой пробки, а грунт был во много слоев покрыт сухими листьями — в свежем состоянии они были овальными, некрупными и довольно-таки мясистыми, а при засыхании не рассыпались в труху, как у большинства земных деревьев, а превращались в тонкие, но прочные — по видимому, не только к механическим воздействиям, но и к гниению — скорлупки. По-видимому, и в экологическом отношении они были подобны соснам — создавая на грунте слой пожароопасного материала и будучи сами относительно устойчивы к низовым пожарам, эти деревья могли довольно эффективно защищаться от конкурентов. И действительно, на коре ближе к грунту Олег заметил несомненные следы давнего, но сильного пожара.

Идти по такому лесу даже без тропы было легко, и Олег сильно опередил график. На пять километров до реки он закладывал часа три и опасался не дойти до заката, а дошел всего за час. Он даже подумал, что лучше было не стремиться к реке по кратчайшему пути, а срезать по прямой к мосту — можно было бы сэкономить километра полтора. Но сожалеть о содеянном не следует, особенно разведчикам в критической ситуации.

Река Олегу не понравилась. Она была широкой — метров семьдесят, неторопливой и, судя по всему, текла издалека. Кроме того, она была мутной и пахла, причем среди запахов отчетливо слышались оттенки нефти, железа и стиральных порошков на основе сульфатных эфиров. Посмотрев на доступные фотоснимки, Олег не смог проследить эту реку — снимки с двадцати тысяч километров были слишком низкого разрешения, да и облаков на них было многовато — но вроде бы ничего не противоречило версии, что эта река течет из промышленно развитых регионов. Вода стояла низко, и по берегам были широкие галечные пляжи, так что идти по ним, наверное, должно было быть даже проще, чем по лесу.

Пить Олег не стал, хотя уже испытывал потребность, только умыл лицо, стараясь, чтобы вода не попала в рот. Он снял куртку своего костюма и застирал воротник, испачканный натекшей из носа кровью. Вода была теплой, и кровь плохо отмылась. К тому же, ткань стала жесткой и пошла желтыми разводами.

Здесь же у реки Олег увидел первых относительно крупных местных жителей. Насекомых он видел и раньше; на болоте всю мошкару разогнало взрывом, но уже в лесу вокруг Олега стали виться какие-то мелкие и по виду кровососущие твари. Но кусаться они не пытались, видимо Олег пах невкусно. А над водой он увидел птиц — стайка мелких черно-белых созданий чуть покрупнее ласточек, и вились они над водой примерно так же, как ласточки. Присмотревшись к ним, он заметил, что крыло у этих тварей перепончатое и по форме представляет что-то среднее между крыльями летучих мышей и птеродактилей. Форма тела птицы показалась Олегу какой-то антиаэродинамической; присмотревшись внимательнее, он увидел, что тварь значительную часть полета проводит с открытым ртом, а рот у нее разевается гораздо шире, чем у земных ласточек; при этом зоб раздувался огромным мешком. Олегу даже показалось, что этот зоб имеет несколько больших сквозных продольных разрезов, но детальнее разглядеть быстро порхающую птицу было невозможно. Олегу вспомнилось староанглийское название ласточки — swallow, так же, как "глотать".

До моста он дошел всего за сорок минут. Вид с фотоснимков оказался обманчив — Олегу мост казался бетонным, но на самом деле он был деревянным. Местное дерево, как выяснилось, в процессе гниения светлеет, а не чернеет. К тому же,мост был сломан. По-видимому, его не ломали специально, просто перестали следить, и он прогнил, а очередной паводок к тому же подмыл опору, и она покосилась. Обнаружилась и еще одна деталь, слишком мелкая для разрешения фотоснимков — чуть в стороне от моста, на другой стороне дороги, виднелось приземистое и вросшее в грунт бетонное сооружение с бойницами, а на самой дороге — остатки бетонной будки КПП. Сооружение было заброшено очень давно, секторы обстрела ему перекрывали деревья в оглоблю толщиной.

Осматривать ДОТ и КПП Олег не стал. Еще оставшиеся в воздухе пролеты моста выглядели сомнительно, поэтому он быстро отбросил идею перебраться по верху. Переплыть реку казалось задачей не очень сложной — но очень не хотелось погружаться с головой в грязную воду. Решение нашлось быстро — чуть ниже по течению Олег обнаружил прокопанные в обрывах съезды и несомненные следы того, что здесь подсыпали в русло гравий для брода. Это немного не вязалось с оборонительными сооружениями у моста, но ресурсов для разрешения этой загадки не было.

После некоторого размышления Олег осмотрел скафандр, убедился, что разъемы вентиляционных шлангов закрыты, влез в него и пошел в воду. Он хотел даже закрыть гермошлем — вдруг собьет течением и придется плыть? — но кислорода оставалось мало, а нормальной системы забора внешнего воздуха — да еще такой, чтобы можно было плавать — предусмотрено не было, поэтому он отказался от этой идеи. В самом глубоком месте воды оказалось по грудь. По-видимому, бродом в последний раз пользовались давно, и он уже остро нуждался в подсыпке нового гравия. Течение тоже было довольно сильным. Пару раз Олег поскальзывался, но в конце концов он выбрался на противоположный берег.

Скафандр уже выглядел потрепанным после посадки — закопченный, в нескольких местах теплоотражательный слой порван — а после купания в реке он окончательно потерял товарный вид.

Олег снял скафандр, свернул его (была мысль его предварительно обсушить, но солнце уже клонилось к вечеру, а надо было найти источник питьевой воды) и выбрался на дорогу.

Дорогой, как и мостом, не пользовались уже очень давно. Сквозь стыки между бетонными плитами и трещины в самих плитах пробивалась трава и даже уже деревья, некоторые высотой метра полтора. Олег засомневался в правильности выбора направления — что, если цивилизация в другой стороне, а эта дорога ведет к заброшенному поселку или шахте? Или (снова вспомнились допплеровские радары и ДОТ у моста) к военной части? Стоял там радар, а потом его разбомбили... или нет, демонтировали после достигнутых договоренностей о разрядке международной напряженности, что-нибудь типа такого. Но проверить эту версию, не дойдя до конца дороги, было невозможно, поэтому Олег двинулся вперед, посматривая по сторонам в поисках признаков родника.

Солнце уже садилось, когда родник все-таки нашелся. Олег обратил внимание на проходящую под дорогой бетонную трубу. В самой трубе открытой воды не было, но она наполовину была занесена грунтом. Оценив уклон местности, Олег пошел по низине направо и всего метров через сто его усилия были вознаграждены — в сплетении корней деревьев стояла и медленно, но несомненно переливалась через край вода.

Вода была не очень холодной, но чистой и сладкой на вкус. Уже темнело, а до зданий, которые он видел на снимках, оставалось еще километров пятнадцать. Лун здесь две, но они маленькие, к тому же, какие у них сейчас фазы? Олег решил ночевать здесь.

Перед сном он открыл клапаны вентиляционной системы скафандра, но это было неэффективно. Ему три раза пришлось вылезать и проветриваться, к тому же после родниковой воды его пропоносило. Обмен, так сказать, любезностями, от нашей микрофлоры вашей микрофлоре. С большим микробиологическим приветом. Вообще — размышлял Олег, засыпая после очередной побудки — все эти разговоры про контаминацию имеют смысл для планет со слаборазвитой биосферой, вроде Марса — там, где местная жизнь еле-еле теплится под камнями, ей пришельцы могут быть опасны. А там, где леса от горизонта до горизонта — там местные всю эту контаминацию сожрут в два счета и не задумаются. К тому же тут давно уже все, что можно, контаминировано.

К рассвету Олег все-таки почувствовал себя отдохнувшим — впрочем, возможно, он просто осознал, насколько плохо ему было вчера. Постэффекты двух доз стимулятора окончательно прошли, автодок вколол ему ампулу глюкозы. Олег попытался прикинуть варианты действий, если сооружения окажутся заброшенными, и перенастроил автодок, чтобы он больше так не делал. Глюкоза может пригодиться в качестве НЗ. Проблемы с кишечником его не беспокоили — есть все равно нечего, а чистка организма перед голоданием считается полезной. Он напился воды, еще раз попытался застирать воротник куртки — лучше не стало, но и новых разводов не появилось — хотел даже обмыть скафандр, но решил не тратить время. В худшем из возможных сценариев, дорога ему предстояла долгая.

Сооружения, в полном соответствии с законом подлости, оказались заброшенными и при этом довольно странными. Настораживающие признаки появились еще когда Олег увидел сквозь рассеивавшийся туман первые признаки зданий, но вблизи все сомнения рассеялись. Лес вокруг поселка (Олег про себя называл его так, предпочитая не думать об альтернативах) был вырублен метров на сто пятьдесят. В несколько рядов стояли длинные одноэтажные бревенчатые здания с низкими, просевшими во многих местах крышами из прогнившей дранки. Территория поселка была в три ряда окружена редко, но через правильные интервалы вкопанными бетонными столбиками. Присмотревшись к столбикам, Олег обнаружил на каждом по четыре металлических кронштейна, а на каждом кронштейне по два фаянсовых изолятора или, во всяком случае, по две подставки — большая часть изоляторов была утеряна или их сняли вместе с колючей проволокой. По углам изгороди стояли несомненные остатки пулеметных вышек.

Концлагерь выглядел не столько брошенным, сколько систематично демонтированным. Сняли все сколько-нибудь ценное и снимаемое с разумными усилиями — электрические провода, колючую проволоку, даже оконные рамы, а во многих местах и целиком оконные блоки. На следы хаотического разграбления это тоже не походило. Владельцы лагеря уходили организованно, не торопясь, и возвращаться в обозримой перспективе не планировали. Это слабо, но обнадеживало. С другой стороны, такое трепетное отношение к металлу заставляло сомневаться в их технологической мощи.

Невдалеке от КПП Олег нашел выглядевшую крепкой скамеечку, сел на нее, перевел дух и задумался о несовершенстве мира. Почему с таким дивным постоянством попытки построить утопию приводят к войнам и концлагерям? В чем проблема, в нечистоплотности в выборе средств или в самой по себе концепции социальной инженерии? Стоит ли сдаваться местным или лучше вернуться к воронке? Или патрули местных уже там? Не могли же они не заметить висящий на двигателе корабль и последующий взрыв? А если не заметили, то сколько же идти до населенных мест? Почему подступы к концлагерю охраняет ДОТ? (судя по расположению бойниц, строители ДОТа ждали врагов из-за реки). Впрочем, бетон, который используют при строительстве укреплений, разрушается намного медленнее дерева, а ДОТ уже очень старый. Скорее всего, лагерь построили существенно позже.

Олег восстановил в памяти все детали, позволяющие разобраться в ситуации. Ни в лесу, ни у дороги он не заметил следов бомбежек и разминирования — то есть либо боевых действий здесь не было, либо дорогу после войны хотя бы раз капитально ремонтировали. Основные населенные регионы, которые он видел с орбиты, лежат либо севернее — как раз в этом направлении Олег и шел — либо юго-восточнее. С той стороны, откуда строители ДОТа ждали врагов, ничего похожего на цивилизацию не было. Во всяком случае, ни ночного освещения, ни радиопередатчиков, ни значительной площади возделанных полей орбитальное сканирование не показывало. Кого они оттуда ждали? Или они вбомбили в каменный век тех, кто там раньше жил?

Передохнув, Олег наскоро осмотрел лагерь. Он искал, главным образом, источник питьевой воды, и нашел его — это была скважина, рассчитанная на использование электрического насоса. Насоса, конечно же, не было, сняли даже верхнюю обсадную трубу, а самотеком вода не шла. Но в процессе поисков он обнаружил нечто гораздо более ценное — второй КПП, а возле него — выбитую колесами машин и ногами траву. Время от времени сюда кто-то приезжал. Не часто, но достаточно, чтобы оставить видимые следы. Дорога от второго КПП также выглядела, как бы это сказать, немного проезжей.

Олег поразмыслил. Планета нравилась ему все меньше и меньше, но выходов не просматривалось. Он все-таки решил немного подстраховаться. Зашел в ближайшее к КПП здание (это был не барак, а скорее какое-то хозяйственное помещение), оторвал в углу пару прогнивших досок пола, положил в подпол скафандр, пристроил доски на место и вернулся на дорогу.

Он прошел не больше двух километров, когда послышался шум мотора. Машина была грязно-зеленого цвета, по виду похожа на армейские джипы XX века, больше всего, наверное, на Виллис, но вместо тента имела жестяной, квадратный и выглядевший самодельным кузов. Олег запрыгал и замахал руками.

* * *

По странному совпадению обстоятельств, лейтенанта тоже звали Олегом. Олег Вячеслав. Сегодня он пребывал в дурном настроении. Офицеры обычно в патруль до старого лагеря (официально маршрут был до моста, но дорога в отчетах уже лет пять числилась непроезжей, а на самом деле просто всем было лень туда переться) не ездили, считалось, что срочнослужащий состав сам справится. Но вчера в старых укрепрайонах на южном берегу что-то опять взорвалось, причем хорошо взорвалось, с грибовидным облаком, и горело до сих пор. В штабе решили вертолет не гонять, но приказали усилить патруль и провести радиационную разведку.

Уже почти на подъездах к старому лагерю на дороге возникла человеческая фигура. Одетый в какие-то грязные лохмотья парень высоко подпрыгивал и всячески старался привлечь к себе внимание. Водитель сплюнул сквозь зубы на дорогу — "Опять долбанный сектант, откуда их столько в этом году?". Лейтенант испытал смешанные чувства — конечно, задержанный — лишние хлопоты, бумаги на него надо оформлять, но, с другой стороны, больше всего его в патрулях раздражала скука, а тут было какое-никакое, а развлечение.

Парень действительно оказался сектантом — когда машина остановилась, он с достоинством подошел к ней и с важным видом сказал фразу на ихнем наречии. Странные ребята, ведь очень быстро — иногда через пару минут беседы, иногда после удара по морде, иногда уже только в лагере, но с неизменным постоянством выясняется, что все они прекрасно знают современный язык, хотя и говорят немного с ошибками. Но разговор с цивилизованными людьми всегда заводят на своем. Впрочем, от типичных сектантов он отличался — он был постарше, выглядел получше откормленным, но при этом имел огромные синяки под обоими глазами. Лейтенант попробовал стандартную тактику — он громко захохотал (вышло, как ему самому показалось, немного наигранно) и закричал:

— Да врешь ты все, с какой ты Земли, твоя деревня в двадцати километрах отсюда.

Это была не совсем правда, до ближайших сектантских деревень было километров двести по прямой, а некоторые, по-видимому, приходили из более дальних районов. Но все равно часто это срабатывало, сектанты сразу переставали нести свою пургу про Землю и переходили к пурге про Ктулху. На этом не сработало. Сектант изменился в лице, но совладал с собой. Вместо современного языка он перешел к общению на языке жестов. Первым делом он нарисовал в воздухе руками прямоугольник, потом изобразил, как будто чем-то на нем пишет. Лейтенант вышел из машины, стараясь не становиться левым боком, чтобы не дать парню легкой возможности выхватить из кобуры пистолет, и дал листок бумаги и карандаш.

Парень, разумеется, первым делом нарисовал круг, а в этом круге стал вырисовывать карту Земли — начал с Африки, пририсовал даже Мадагаскар — карта получалась гораздо точнее, чем у большинства сектантов. То ли этот от природы был лучшим рисовальщиком, то ли просто тщательнее подготовился. Лейтенант не стал ждать, пока мнимый землянин изобразит Средиземное море, он вырвал и скомкал листок в кулаке, и попытался ткнуть этим кулаком наглеца в зубы, но тот оказался проворнее — он явно растерялся, но чисто машинально поставил вполне профессиональный блок предплечьем, и тут же отскочил, встав в боевую стойку. Это выглядело очень странно, никто не рассказывал про сектантов с хорошей подготовкой по рукопашному бою, да даже и просто с хорошей реакцией. И еще странно — кто же ему морду-то так набил, если он драться умеет?

Дальнейшее поразило лейтенанта еще больше. Постояв в боевой стойке и убедившись, что больше драться не будут, парень повел себя еще более странно. Он расстегнул свою рубаху — она оказалась на молнии — и быстро зашарил вдоль швов. "Вшей ищет?" — мелькнула у лейтенанта мысль. Это было бы совсем уж феерично. С гигиеной у сектантов, конечно, плоховато, но вшей-то с Земли удалось не завезти... Тело бедолаги было почти таким же побитым, как лицо, и тут лейтенант заметил еще одну странность — синяки были сложной, но правильной формы и размещены симметрично — на плечах, на руках в районе локтей, на ребрах. Как будто он побывал в специальной машине для нанесения побоев. Наконец он нашел, что искал, и торжественно двинулся к лейтенанту, неся напоказ пришитую к шву этикетку... на одежде сектанта??? Этикетка??? Куртка на молнии??? Лейтенант быстро сообразил, что они, скорее всего, нашли какой-то хорошо сохранившийся вещевой склад в районе Посадки, но все равно это заслуживало внимания.

Лейтенант приготовился увидеть на этикетке что-то вроде "Изготовлено на трикотажной фабрике им. Горбовского, Посадка, 325 год", но вместо этого обнаружилась надпись латиницей. Лейтенант настолько растерялся, что начал читать вслух — маде ин фрее пипла-пипла оф син... чего? Сектант увидел его затруднение, и громко сказал: "Синцзян". Он несколько раз повторил это слово, а потом, размахивая руками, сказал длинную фразу, в которой несколько раз повторялось слово "Земля". Такой страны, как Синцзян, в школьном курсе истории Земли не упоминалось, но в остальном этикетка выглядела убедительно — куртку на молнии можно было найти на старом вещевом складе, но курток с такими этикетками там лежать не могло. И этикетка была явно фабричного изготовления и пришита к шву, а шов, похоже, не распарывали, это машинная строчка. И... стоп. Парень постарше типичных сектантов, значит у него уже должна расти борода. Но он... он бритый! Точнее, он два-три дня небритый, но... Твою мать... неужели он правда с Земли????

Но где же тогда его корабль? Лейтенант решил, что пришел его черед рисовать картинки. Он жестами попросил парня отойти, достал из планшета еще один листок, наклонился к капоту машины и набросал ковчег с двигателем Баззарда, а рядом с ним большой знак вопроса. Парень понял, о чем идет речь. Он перечеркнул ковчег и нарисовал пузатый силуэт, похожий на что-то среднее между бочкой и колоколом, а больше всего — на спускаемый аппарат древнего орбитального корабля. И человеческий силуэт рядом для масштаба. Кораблик был совсем маленьким, может быть метров шесть в высоту. Потыкав карандашом в рисунок, парень снова ткнул пальцем в Землю, потом изобразил рукой, как фокусник, будто у него в руке что-то исчезло — а другой рукой, как будто в ней что-то появилось. Гиперпривод? Раньше сектанты про это тоже не рассказывали.

Потом он нарисовал судьбу корабля — сначала он изобразил планету и звездочкой — место своего появления, и параболическую траекторию своего приближения к планете. Затем он увеличил масштаб — горизонт планеты стал дугой — и снова нарисовал свою траекторию — а со стороны планеты изобразил маленькую ракету со стабилизаторами — и провел от этой ракеты стрелку к своей траектории. И нарисовал еще одну звездочку, по-видимому долженствовавшую изображать взрыв. Гм. Это тоже выглядело убедительно — на территории Посадки и в старых укрепрайонах оставалось много боевой автоматики, в том числе и противоракетные батареи, может быть какие-то из них до сих пор в каком-то виде функционируют... Автоматические пулеметы там точно постреливают, поэтому туда без крайней нужды стараются не соваться, как только эти сектанты мимо них ходят... И этот взрыв вчера...

Лейтенант нарисовал корабль пришельца с пробоиной в борту — получилось похоже, и потом другой вариант — донышко от корабля и зазубренные осколки вместо бортов. Около обоих вариантов он поставил знаки вопроса. Пришелец помотал головой, перечеркнул оба варианта и нарисовал грибовидное облако и ровное место. И для убедительности еще постарался воспроизвести это же руками. Получалось что корабль разнесло взрывом или сожгло без остатка — может быть и так, взрыв-то сильный был, не случайно радиационную разведку погнали проводить.

Но тут пришелец поднял палец вверх и нарисовал скафандр с гермошлемом. Потом он набросал приблизительный, но похожий план старого лагеря. Детально изобразил ближнее КПП, и ближайший к нему барак... или нет, это был не барак, что же это было за здание... ну да неважно. У здания он даже отметил двери и окна, а потом внутри поставил крестик и провел стрелочку — здесь скафандр.

Лейтенант обернулся к патрульным.

— Скафандр, говорит, у него спрятан, в бараке старого лагеря, в углу. Давайте съездим, посмотрим.

— Да ну его! — осклабился водила. — Делать больше нечего. Ясно же, кто он такой. Что с ним цацкаться, в зубы пару раз — и на приемный пункт.

Ну... — лейтенант решил не делиться с солдатами своими подозрениями. — Хотя и ясно, но мы же цивилизованные люди, надо все-таки его выслушать, поговорить с ним. Тем более, у нас же все равно маршрут до лагеря.

Сектанта-пришельца усадили на заднее сиденье, где уже ютились сержант и двое бойцов. Стало тесновато, лейтенант озаботился, не выхватит ли он у кого-то из пацанов автомат и не устроит ли веселую жизнь, но им уже приходилось возить задержанных в таком составе, все-таки трое на одного — да и сектанты сюда не драться приходят, а сдаваться на лагерные харчи, так что зачем ему это надо...

В старом лагере все произошло быстро. Искать скафандр отправили молодого, Сашку Игоря. Он исчез в здании, чем-то некоторое время гремел там, а потом вышел, разводя пустыми руками. Лейтенант оглянулся на пришельца. Тот явственно изменился в лице, но лицо его выражало не отчаяние разоблаченного лжеца, а крайнее и неподдельное изумление. Артист хренов.

— Может быть ты плохо искал? — спросил лейтенант солдата.

— Да негде там искать! — еще раз разводя руками ответил тот. — Там же все пылью покрыто, а в углу видно три доски, их явно недавно шевелили, очень недавно, наверное уже сегодня. Я под ними посмотрел, а там ничего нет.

Все было ясно. Лейтенант услышал, как за его спиной сержант орет "Скафандр, сука, придумал? Какой тебе еще скафандр, харя сектантская" — и сочный звук удара. На этот раз парень, похоже, не стал выставлять свои блоки.

Всю дорогу до караулки, и пока по телефону вызывали конвой, и пока ждали конвоя — все это время сектант сидел тихо, опустив голову, только бормотал что-то про себя, и разводил время от времени руками. Только когда на него надевали наручники, он задергался и что-то закричал, но конвойный стукнул его прикладом по лицу, и он снова затих и безропотно влез в машину.

Когда лейтенант сел за рапорт, он сначала хотел отметить необыкновенно разработанную легенду этого сектанта и с удивительной тщательностью изготовленную фальшивую этикетку на куртке, но потом решил про все это не писать. Задержание сектантов и так считалось занятием не то, что недостойным, но каким-то несерьезным для воинских частей. Ребята из гарнизонов на юго-восточной границе постоянно ехидно спрашивали — а что, ты все до сих пор сектантов по лесу гоняешь? Проявлять излишнее рвение или вдумчивый подход в этом занятии не следовало. Поэтому он написал просто — пятого травня 396 года со дня высадки, во время патрулирования в районе старого лагеря был задержан сектант. Основания для задержания — религиозный экстремизм, жестокое обращение с детьми (сектант выглядел старше остальных приходивших, наверное, он мог быть уже женат — а контрацептивов у них нет, значит дети...), введение в заблуждение представителей власти, нарушение паспортного режима. Документы отсутствуют. Задержанный сдан конвою номер... — лейтенант посмотрел в оставленную конвоем расписку в журнале и переписал цифры, потом поставил дату и расписался. Он уже думал, что на этом вся история закончилась, когда раздался звонок внутреннего телефона. Звонил караульный с вышки, и сказал, что из леса вышел еще один сектант и он, похоже, это — в скафандре.

Олег Вячеслав позвал на всякий случай сержанта, и они вышли на плац. Действительно, со стороны леса в сторону поста двигался человек в скафандре. Скафандр выглядел помятым, испачканным и в некоторых местах даже порванным, но все равно он был блестящим и выглядел высокотехнологичным.

— Твою мать! — сказал за спиной сержант. — Это где ж они столько фольги надыбали?

Когда человек подошел ближе, стало очевидно, что это не фольга, или, во всяком случае, не просто фольга. И тут сержант выругался еще раз и замер, раскрыв рот и глядя на пришельца. Лейтенант тут же понял, что его так удивило — у скафандра на плечах, на локтях, на боках, на бедрах и на коленях были какие-то выпуклые штуки. И расположение этих штук в точности соответствовало расположению синяков на теле предыдущего сектанта... нет, похоже, все-таки не сектанта.

Лейтенант и сержант посмотрели друг на друга и на некоторое время замерли, глядя друг другу в глаза, словно в каком-то оцепенении. Первым нарушил молчание сержант.

— Твою мать! — сказал он. — Это что ж получается, предыдущий-то настоящий землянин был?

— Глава 2. Концлагерь

Олег окончательно разочаровался в этой планете. Тому было несколько причин, но самыми главными были отношение к старорусскому языку и то, что его упекли в концлагерь не просто без суда и следствия, но и даже не разобравшись, на каком языке он говорит и даже, черт возь­ми, как его зовут. На фоне этого обыденное рукоприкладство, убожество отделки (как внешней, так и внутренней) всех виденных Олегом строений и полное отсутствие чего-то похожего на персональную мобильную связь казались не заслуживающими внимания и даже по-своему ми­лыми мелочами.

Во всех известных к тому времени колониях отношение к доисходным языкам было бережным и даже, можно сказать, трепетным. Конечно, разговорный язык за столетия куда-то дрейфовал, в малочисленных колониях чуть быстрее, в плотно населенных помедленнее, но все равно любой взрослый умственно полноценный колонист мог рассказать на древнем языке краткую историю своей планеты от высадки (а то и от дня закладки ковчега) до наших дней, и мог на этом языке более-менее осмысленно объясняться.

Здесь же никто, с кем Олег пытался разговаривать — ни подобравшие его военные, ни конвой­ные, ни клерки за столами, заполнявшие на него формуляры, ни медбрат, бегло осмотревший его перед посадкой в вагон — никто не понимал ни слова по-русски. Нет, слово "Земля" лейте­нант точно понимал, но не более. Либо все они тщательно делали вид, что ничего не понимают. Даже когда Олег сообщил заполнявшему очередной формуляр офицеру, что его, офицера, роди­тели совокуплялись со свиньями, и сам он козел, а его дети будут у Олега в вечном, пожизнен­ном и наследственном рабстве — тот и бровью не повел.

С именем вышло вообще странно. Когда заполняли второй по порядку формуляр, Олега нако­нец-то о чем-то спросили. Вопроса он, естественно, не понял. Тогда офицер за столом закатил глаза, показал на себя и сказал — Евгений Сергей. Олег хотел переспросить "Евгений Сергее­вич?", но испугался, что так и запишут, поэтому он показал на себя и ответил "Олег Михайло­вич Злотников". Но на экране компьютера Олег увидел (к счастью, писали они все-таки кирил­лицей) "Олег Олег". Олег замотал головой и несколько раз повторил "Олег Злотников", но кон­чилось все это ударом приклада по ребрам.

Когда уже на станции ему выдали арестантскую одежду, к ней прилагалась ламинированная карточка с микрочипом. На карточке была олегова физиономия (снятая короткофокусным объективном, небритая, с безумным взглядом, с ввалившимися щеками и с пожелтевшими фин­галами под обоими глазами), надпись большими буквами "Олег Олег", четыре трехзначных числа, и ниже еще какие-то надписи мелким шрифтом. Карточку, как показал ему медбрат, над­лежало вставить в нагрудный карман робы (он специально был с окошком из прозрачной пленки) фотографией наружу. Микрочип выглядел вообще издевательством — ведь все, что они про Олега знали, фактически исчерпывалось его именем и отпечатками пальцев, однако же — ... Впрочем, надо отдать им должное, они могли микрочип и в позвоночный столб вживить, од­нако никаких инъекций Олегу не делали.

Весь день Олега так и не кормили, хотя он неоднократно пытался показать жестами, что хочет есть и пить. Несколько раз ему все-таки приносили чай — неизменно пахнущую половой тряп­кой тепловатую мутную жидкость, зато с сахаром. Видимо, благодаря сахару, он и пережил все эти перевозки и канцелярии в сознании, лишь относительно слабо замутненном, и отрубился только к вечеру, уже в поезде.

Знакомство с лагерем началось с медпункта. Когда Олег очнулся, он лежал под капельницей на деревянных нарах, закрытых каким-то тюфяком и чистой простыней. Палата была небольшой и тесной. Кроме его нар были еще три лежачих места, все пустые. Окно было большое и забра­но решеткой, пейзаж за окном с его места разглядеть было невозможно. За окном, судя по осве­щению, день уже клонился к вечеру. Таким образом, с момента его неудачной посадки прошло не меньше двух полных здешних суток, а это почти трое суток корабельных — это при условии, что он провалялся в отключке только одну ночь. В своих расчетах Олег закладывал трое суток на возможную задержку с досрочным возвращением Сашки, то есть вот-вот подходил крайний срок, когда за ним уже должны были прилететь. Если все нормально, ребята должны быть уже на орбите и объясняться с местным начальством.

Интересно, насколько поворотлива здешняя бюрократия? Компьютеры у них есть, и, похоже, сеть все-таки тоже есть, во всяком случае в административных центрах: в процессе заполнения формуляров Олег заметил, что данные на него кочуют с компьютера на компьютер, хотя никто между этими компьютерами с удаляемым носителем не бегал. Но в базе он числится как Олег Олег, а вовсе не как Олег Злотников, да и фотография не очень-то похожа на те, которые могут передать спасатели. Это может затруднить поиски — им придется проверять всех, задержанных в этот день (а судя по конвейеру, по которому его вчера прогнали, и по тому, как удачно его под­гадали к поезду, и по заполненности поезда — задержания тут дело частое) — или они вообще могут решить, что Злотников им не попадался.

Олегу впервые за все время пребывания на этой планете стало по-настоящему страшно. Он представил себе сценарий — спасателям показывают кратер и говорят — вот видите, это все, что осталось от вашего товарища, более ничем помочь не можем. Но, продумав этот сценарий дальше, Олег слегка успокоился — все-таки ведь они же с местными установят контакт, начнут общаться, рано или поздно те вспомнят старый язык — а у него ведь в какой-то сопроводиловке должно быть написано, что он говорил на непонятном языке и при этом утверждал, что он с Земли. Теперь-то здесь будут знать, что с Земли на самом деле прилетают — и задержавшие его военные сами поднимут шум, что такая вот ошибка вышла. Даже если его сразу не выдадут, все равно, человек с Земли — такой козырь при общении с землянами, его все-таки будут беречь.

Непонятно было также, за что его вообще арестовали. Сначала Олег думал, что его приняли за шпиона. При подготовке эта тема несколько раз всплывала, но все быстро сошлись на том, что более дурацкой легенды для шпиона придумать невозможно, поэтому такое недоразумение должно быстро выясниться, и этому сценарию более не уделяли внимания. К тому же, шпион — птица важная, с ним будут работать, его будут перевербовывать — а Олега вчера обрабаты­вали с полнейшим равнодушием.

Другой вариант — с этой колонией кто-то уже контактировал и рассказал им что-нибудь... ну, например, про бомбу Джонсона. Скорее всего даже именно про бомбу Джонсона. И теперь они сопротивляются контакту всеми доступными силами. Это объясняет и ракету, и даже доп­плеровские радары — да, сектора обзора у них странные, но может быть они их просто еще не достроили... В частности, всех, кто похож на землялина или, тем более, говорит, что землянин — с ними ни в коем случае нельзя разговаривать и их... нет, если они боятся, что он кому-то расскажет про бомбу Джонсона, они должны были его как можно скорее пустить в расход. Ско­рее всего, даже прямо около кратера. А они вон даже лечить пытаются, и с таким количеством народа позволили проконтактировать. Опять не сходится. Интересно, кстати, что в капельни­це?

Третий вариант — что он подходит под описание какого-то беглого преступника. По имени Олег Олег, ага. Это объясняет и ту легкость, с которой его оприходовали без всякого суда и следствия, и что даже слушать не стали. Но ведь у него же снимали отпечатки пальцев. И когда заполняли формуляры, Олег не заметил присутствия ни на экранах компьютеров, ни на столах никаких других досье и фотографий. И формы на него начали заполнять с нуля. Похоже, тоже мимо, хотя эту версию надо бы обдумать поподробнее.

В общем, дело ясное, что дело темное. Что мы знаем про здешнюю цивилизацию? (Компьютер пропал вместе со скафандром...) Что они, в основном, сохранили технологию, но особенно-то в технологическом и экономическом отношении не продвинулись. Что за пятьсот лет они могли бы расплодиться и посильнее (оценки по площади возделанных полей дали общую численность населения миллионов десять, и то при условии, что у них стабильные хорошие урожаи — но если они научились частично питаться местной органикой, или, как на Альфе, адаптировали земные культуры к спектру местной звезды, население может быть и чуть побольше, мои-то сканеры ловят земной хлорофилл, а не возделанные поля как таковые). Что они заселяют уме­ренную зону и немного захватывают субтропики, что-то им в тропиках не нравится, хотя вроде бы там не сильно жарко. Что они сильно и давно милитаризованы, что у них полицейское госу­дарство и концлагеря, и вообще у них как-то все плохо. И, как бы это сказать, у них как-то все необычным образом плохо.

Кстати, милитаризация. Что, если меня приняли за дезертира? Этот вариант при подготовке они не проигрывали. Обдумав его, Олег понял, что это, пожалуй, худшее из всего, с чем он мог бы столкнуться, и что это не противоречит ни одному из известных ему фактов. С дезертиром не будут ни особо разбираться, ни особо церемониться. Его незнание местного языка сочтут си­муляцией, а поскольку с ним не разбираются, то запросто могут не обратить внимания, что си­муляция уж больно качественная. Подлатают чтобы на ногах держался — и на передовую. Смывать, так сказать, позор кровью.

Только интересно, где у них передовая? Автоматы у них сделаны явно под пироксилиновый по­рох, а у Олега на борту был сканер пироксилиновой гари. Хороший сканер, чувствительный, на заказ делали, в ООН такие запрещены в частном владении. Ну да что нам ООН... Когда его те­стировали, он с лунной орбиты всю линию фронта в Индокитае нарисовал и воздушные бои над Сайгоном. И Олег этот сканер включал, и он вроде нормально сработал. Полномасштабных боевых действий в прошедшие два-три дня на этой планете не велось.

Жидкость в капельнице кончалась. Олег осмотрел трубки, нашел зажим, перекрывающий до­ступ жидкости в иглу, и пережал его. Затем он привстал — голова закружилась — отцепил соб­ственно капельницу от банки, взял трубку в рот и втянул жидкость. Если это колют мне в вену, то в желудке оно уж точно не причинит большего вреда. Физиологический раствор, глюкоза, что-то кислое — аскорбинка? Гм, при истощении сойдет за лечение.

— Эй! — закричал Олег на старорусском. — У меня тут банка кончилась, есть тут кто-нибудь?

За дверью возникло какое-то движение. Появился человек, одетый в арестантскую робу — та­кую же, как вчера выдали Олегу — и в белый, но не очень чистый халат поверх робы. Он был немолод и выглядел истощенным. Во всяком случае, на военного врача он был не похож — зна­чит, версия, что его приняли за дезертира, не подтверждалась, хотя кто его знает, что у них тут за порядки... Человек заметил выдернутую из банки трубку и произнес недовольным тоном ка­кую-то длинную тираду. Олег улыбнулся и ответил — извините, я вас не понимаю, можно по-старорусски? Человек произнес что-то еще более недовольным тоном, толкнул Олега в плечо — дескать, лежи и не дергайся, выдернул иголку из его вены и прижал смоченной в спирте ват­кой. Велев Олегу согнуть руку и удерживать ватку таким образом, он собрал трубки, прицепил их к штативу капельницы и с явным трудом поволок штатив к двери.

Через некоторое время он появился снова, неся стопку пластиковых судков. Еда. Это было очень кстати. Олег снова попытался завязать разговор, но ничего не получилось.

Еда была холодной, но довольно питательной — гороховая похлебка (можно было бы и погуще), два куска белого хлеба, несколько кусков черного хлеба из грубой муки, на второе — каша из какой-то непонятной мелкой серой крупы и кусок рыбы. Рыба при ближайшем рассмотрении оказалась местной — у нее был хрящ вместо позвоночника и ромбовидные бляш­ки с острыми шипами вместо чешуи, а по вкусу и структуре мяса она была больше похожа на кальмара, только еще более резиновая. Кроме того, полагался компот странного вкуса и запаха, по-видимому из каких-то местных ягод или фруктов. В нем плавали и ягоды, по виду и разме­рам похожие на яблоки-дичку. Еда показалась Олегу скорее армейской, чем тюремной — без изысков и, если честно, невкусно, но без осознанной цели сэкономить на продуктах.

Поев, Олег осмотрел палату внимательнее. Садиться ему было тяжело, начинала кружиться го­лова. Палата была изнутри обшита некрашеной фанерой из незнакомого, по-видимому — местного, дерева. Под потолком висела на проводе лампа накаливания. Нары тоже были из местного дерева, оно было рыхлое, с сильно выраженными редкими годовыми кольцами и многочисленными сучками — как, кстати, и верхний слой фанеры на стенах. Простыня была поношенной и явно не хлопковой, и вообще, похоже, не из натурального волокна, скорее из чего-то больше похожего на низкокачественный лиоцелл. Из похожего материала, только еще более грубого, были сделаны чехлы тюфяков и арестантская одежда. Интересно, на юго-восто­ке они захватывают субтропики, да и лето здесь длинное. В юго-восточных населенных регио­нах должно быть можно выращивать хлопок, во всяком случае с температурной точки зрения. Либо хлопок здесь не прижился, либо с юго-востоком они не торгуют... что согласуется с мили­таризацией.

За окном темнело. Вставать Олегу было тяжело, а лежа делать было нечего. Материалов для размышления было недостаточно. Он откинулся на подушку и постарался заснуть, надеясь, что завтра уже все выяснится.

Назавтра ничего не выяснилось. К нему пришел врач в военной форме под халатом, померил давление (цифры на тонометре он Олегу не показал), послушал грудную клетку, взял кровь на анализ, посмотрел язык — и этим все кончилось. Разговора с ним на старорусском тоже не по­лучилось. После завтрака Олег почувствовал себя лучше, встал и дошел до туалета (с медбра­том в коридоре пришлось объясняться очень неприличными жестами). Туалет вынудил Олега накинуть планете десяток-другой баллов — это был теплый ватерклозет, только вместо унита­зов стояли странные емкости в виде желобов с подставками для ног по краям, предназначенные для сидения орлом. Но там были смывные бачки и вообще было довольно чисто, даже висели рулоны бумаги — правда, желтой, грубой и со щепками, но на фоне всего остального можно было рассчитывать на гораздо худшее. Умывшись, Олег пошел к медбрату требовать зубную щетку. Эта просьба вызвала немалое удивление, медбрат даже позвал врача, но в итоге щетка нашлась — новая, завернутая в целлофан, с синтетическим ворсом. Зубной пасты, однако, не выдали.

Олег провалялся в этом заведении еще три дня. Первый день ему два раза ставили капельницу, потом перестали. Подсмотреть цифры на экране тонометра так и не удалось. Кормили неплохо, главным образом кашами, но зато из разных круп — был и рис, и пшенка, и даже гречка, но больше всего горох — по-видимому, бобовые были важной частью местного севооборота. Были даже салаты из капусты и какой-то местной зелени. Давали и земное мясо, только очень жесткое, как будто его долго и неаккуратно хранили в замороженном или сублимированном со­стоянии. На второй день его припрягли к уборке сортира — он счел за лучшее не сопротивлять­ся. По вечерам Олег пытался выглянуть в выходящие на юг окна в надежде увидеть движущую­ся по небосклону звезду, но территория вокруг больницы ярко освещалась прожекторами, а окна были не очень-то чисты, так что звезды разглядеть не получалось — ни движущиеся, ни неподвижные. На улицу его не выпускали.

Наутро четвертого дня Олега накормили завтраком, а через некоторое время медбрат жестами велел ему собираться. Из вещей у Олега были только арестантская роба, карточка с фотографи­ей и теперь вот зубная щетка. Почему-то он опасался, что за щетку придется воевать, но ее поз­волили засунуть в карман без возражений. У дверей больницы Олега ждал конвой из автомат­чика и офицера. Офицер подписал какие-то бумаги, Олега засунули в машину и повезли. Через мутное забранное решеткой маленькое оконце можно было разглядеть только мелькающие вер­шины деревьев. Чувствовалось, что дорога неровная и ухабистая. Везли его относительно недолго, не больше часа.

Когда Олега вывели из машины, он оказался на территории лагеря, очень похожего на тот, через который он проходил на второй день пребывания на этой планете, только тот был заброшенный, а этот выглядел вполне обжитым. Окна бараков были застеклены и зарешечены, на столбиках по периметру была натянута в четыре ряда колючая проволока на изоляторах (знаков "высокое напряжение" Олег не заметил, поэтому он решил, что изгородь просто оснащена емкостными датчиками), а на внутреннем ряду столбиков весело поблескивала лезвиями спираль Бруно. На пулеметных вышках скучали часовые. В определенном смысле это было добрым знаком — даже если его и приняли за дезертира, это явно не была передовая. Какое-то время он тут поси­дит, а там все-таки ребята им объяснят, что к чему. Наверное.

При подготовке они все-таки обсуждали сценарии, связанные с попаданием в концлагерь. В ка­честве консультанта привлекали Олегова прадеда, деду Витю — он во время войны за независи­мость летал хвостовым стрелком на ракетовозе. В пятьсот восемьдесят четвертом, во время рейда на Мумбай, их сбили, точнее, подбили — повредили раздаточные коробки левого крыла — но перетянуть Гималаи они не смогли. Около года они всем экипажем сидели в лагере в райо­не Бангалора, потом устроили побег на рывок с еще десятком бедолаг и захватили на аэро­дроме какой-то транспортник, по счастью оказавшийся заправленным. Папуасская ПВО к тому времени уже была изрядно дезорганизована, поэтому они перелетели Гималаи и их сбили уже наши (активировать рацию и объяснить, что к чему, они не смогли). К счастью, транспортник удалось посадить на брюхо, некоторые в грузовом отсеке поломали руки-ноги, но все остались живы. Дед больше любил рассказывать про побег и последующие приключения, но все-таки информации, которую сочли полезной, про сам лагерь из него удалось вытянуть довольно много. Интересно только, насколько эта информация пригодится здесь.

У Олега сверили отпечатки пальцев с записанными в смарткарте, потом его обшмонали с метал­лоискателем, потом загнали в устройство, более всего похожее на рентгеновский томограф, а потом отвели в душ. Мочалку не выдали, зато дали кусок невероятно вонючего мыла и изрядно поношенное вафельное полотенце. Потом Олегу выдали постельное белье и повели к одному из бараков. Сопровождавший его офицер нажал кнопку звонка. Через некоторое время на пороге возник человек в арестантской одежде, по-видимому дневальный. Офицер что-то объяснил ему и подтолкнул Олега к двери — дескать, иди внутрь.

Дневальный начал что-то говорить, все больше и больше раздражаясь. Олег только разводил руками и говорил на старорусском "Извини, я по-вашему не понимаю". Наконец, дневальный понял, что это безнадежно, отвел Олега за руку в спальное помещение — оно было довольно большим и заставлено двухъярусными нарами. Там было пусто, но все койки были заправлены бельем — видимо, весь барак был на каких-то работах (для обеда было еще рановато). Потаскав его некоторое время по проходам, дневальный ткнул рукой в верхнюю койку — типа, будет твоя. Олег пожал плечами и стал заправлять постель. Как и в больнице, простыни были похожи на низкокачественный грубый лиоцелл. Дневальный исчез и вскоре вернулся со шваброй, кото­рую настойчиво всучил Олегу в руки. Начинать пребывание в лагере с мордобоя Олегу вовсе не хотелось, поэтому он послушно пошел за дневальным и так же послушно начал драить указан­ный кусок пола. Впрочем, делать все равно было больше нечего — осматривать лагерь ему в любом случае не позволили бы...

День прошел без заслуживающих внимания событий. Барак был рассчитан примерно на сотню человек и, кроме большого спального зала, имел несколько вспомогательных помещений, в том числе теплый сортир, такого же типа, как и в больнице. Для отопления была предназначена большая кирпичная печь, судя по золе — топившаяся дровами. Но летом ее топить явно не со­бирались. Кроме Олега в бараке были только двое дневальных, которые сидели в "комнате отдыха" (не зная здешнего языка и не понимая табличек на дверях, Олег вынужден был приду­мывать названия для помещений самостоятельно) и играли в самодельные карты. За обедом они пытались отправить Олега, но быстро отчаялись объяснить, что от него требуется. Один из дневальных ушел и через некоторое время вернулся с такими же пластиковыми судками, какие были в больнице. Еда тоже напоминала больничную, только рис был чуть хуже проваренным и, на вкус Олега, недосоленным.

Ближе к вечеру вернулось — судя по всему, с каких-то работ — основное население барака. В заполнившей центральный проход толпе Олег уловил какое-то дополнительное движение. Несколько крепких ребят — они были одеты в арестантскую одежду, покроем такую же, как у всех остальных, но она выглядела новее, заметно чище и была подобрана или аккуратно подши­та по размеру, а кроме того они имели на руке красные повязки — о чем-то говорили с дневаль­ными, и наконец один из дневальных показал пальцем на Олега. Красноповязочники напыжи­лись, подбоченились и один из них — на его повязке был еще какой-то дополнительный знак — ткнул в Олега пальцем и что-то сказал. Голос его звучал неестественно, как будто он нарочно старался говорить как можно противнее. Олег обвел глазами остальных. Красноповязочники выстроились неровным полукругом, поставив обладателя дополнительного знака в центре. Весь их язык тела недвусмысленно говорил, что этот помеченный тут за главного. Дневальный что-то негромко и подобострастно сказал "главному", и, не поднимая руки, поманил Олега к себе и показал пальцем на "главного". "Главный" прокаркал что-то другое, громче и с явным раздра­жением.

Олег подошел, подавляя рефлекторное стремление встать в боевую стойку. Один из советов деды Вити, который они сочли полезным, звучал примерно так — не связывайтесь с капо. Даже если будет очень хотеться набить кому-то из них морду и даже если физически будет такая воз­можность — лагерная администрация на их стороне, вас просто убьют, если что.

Разговора с оберкапо, как и следовало ожидать, не получилось. Он что-то каркал, накручивая сам себя, переходя на визг, скрипя зубами и время от времени, но все чаще, сплевывая сквозь них. Жестикулировал он бурно, но как-то странно, стараясь не поднимать при этом руки выше груди. Олег только разводил руками и на разные лады говорил на старорусском "извините, я вас не понимаю". Капо это быстро надоело, он схватил Олега рукой за затылок, подтянул к себе (тот легко мог уйти из захвата, но это было бы воспринято как слишком уж явный вызов) и стукнул лбом в лицо. Он был на полголовы ниже, поэтому удар приходился по зубам. Олег все-таки смог чуть-чуть повернуть голову и принять удар подбородком. Почему-то он не дове­рял здешней стоматологии.

Подручные капо уронили Олега подсечкой на пол и попинали, однако без большого энтузиазма, так что он смог подставить под самые сильные из ударов локти и бедро. Можно было считать, он дешево отделался. Когда пинки закончились, Олег полежал еще некоторое время, изобра­жая, что ему сильно досталось и думая при этом, что, наверное, полезно было бы включить в курс подготовки изучение вопроса, как минимизировать ущерб при побоях, не слишком раздражая при этом капо.

Красноповязочники с важным видом удалились, сохраняя полукруглый строй. Олег встал, про­должая изображать, что сил у него нет, и двинулся в сторону сортира. Губу ему все-таки разби­ли, так что умыться не помешало бы. Остальные заключенные смотрели на него искоса, явно не желая открыто демонстрировать сочувствие или как-то иначе ассоциироваться с ним.

Настоящий сюрприз ожидал Олега, когда он вернулся к своему месту на нарах. Сюрприз имел вид совсем молодого пацана — явно недокормленного, невысокого, но жилистого. Пацан этот некоторое смотрел на Олега, явно теряясь и подбирая слова, но наконец-то решился и спросил на чистейшем, без малейшего акцента старорусском — "Скажите, вы правда с Земли". У Олега подкосились ноги и он сел на нижние нары — к счастью, их хозяин где-то отсутствовал и к до­полнительному конфликту это не привело.

Пацана звали Иерофан. Для своих Фаня. На карточке в нагрудном кармане было написано Фаня Фаня, но у него, как и у остальных сектантов, были нормальные фамилия и отчество. Сектанта­ми они сами себя называли, на "городском" языке это звучало примерно как "отщип". Он уви­дел Олега на дороге на подходах к брошенному концлагерю, отметил странный сверток за спи­ной и решил проследить за ним. Когда он заметил, что Олег спрятал свой сверток в бараке и ушел, то он залез в барак, выкопал сверток и изрядно... — он некоторое время подбирал слова, потом сказал "удивился" — обнаружив скафандр. Логики дальнейших событий Олег так и не понял. После десятиминутной беседы он сделал вывод, что Фане просто не хватает словар­ного запаса.

— Подожди. — спросил он Фаню. — Вот ты пришел к ним в скафандре, и что было дальше?

— Так понятно, что было. Я когда подошел поближе, и они скафандр разглядели, они тоже удивились и встали с открытыми ртами. А потом сержант говорит — "твою мать, это что ж получается, предыдущий-то настоящий землянин был?". Лейтенант еще помолчал и говорит — "да, получается". Потом они еще постояли, лейтенант и говорит — "Слышь, Миха, тебе неприятности нужны?" — тот отвечает — "нет, не нужны конечно". А лейте­нант и говорит — "Так и давай сейчас этого сдадим как простого сектанта, скафандр заны­каем, и никому про это не расскажем". Сержант в затылке почесал и отвечает — "ну да, давайте так и сделаем".

Олег одним махом аннулировал все баллы, которые он начислил было этой планете за чистые сортиры и приемлемую кормежку. Такой сценарий им при подготовке даже в голову прийти не мог, хотя для настоящего тоталитарного режима он, наверное, был вполне логичен. Олегу опять стало страшно. Он почему-то очень живо представил себе картину — спасатель выходит на низкую орбиту, и к нему медленно приближается местный корабль. Олег невольно визуализи­ровал этот корабль как что-то наподобие ракеты организации "СПЕКТР" из древнего фильма про Джеймса Бонда — покрашенный в грязно-зеленый цвет конус с огромными красными звез­дами, а вершина конуса раскрывается, вроде как клюв. Подлетает эта ракета к спасателю, а в ней сидят лейтенант с сержантом, смотрят они друг на друга и лейтенант спрашивает — "Слышь, Миха, тебе неприятности нужны?" — ...

Фаня говорил на старорусском чисто и правильно, но словарный запас его был как-то странно перекошен и довольно-таки ограничен — а иногда у Олега возникало впечатление, что ограни­чен и глуповат сам Фаня. Он охотно рассказывал про свою жизнь. На южном берегу реки — она называлась (Олег чуть не свалился с нар) Андуин — проживало довольно много народу, промышляющего натуральным хозяйством, частью сектанты, частью беженцы из Посадки (смысл этого словосочетания Олег выяснил несколько позже). Деревня Фани находилась дальше на юго-восток, в горах. Они земледелием почти не занимались, вместо этого они копали медный колчедан в старом карьере, который разрабатывали еще во времена Посадки. Медь и железо как таковые им были ни к чему, медью они вообще не пользовались, а железо в изобилии можно было собрать на развалинах Посадки, да и варить железо из колчедана занятие неблагодарное. Из колчедана и каких-то еще сопутствующих минералов они получали купорос (как медный, так и железный) и квасцы, которыми торговали с земледельцами.

Олег не был экспертом в области средневековых и доисторических технологий горных разрабо­ток, но описание колчедановых шахт произвело на него впечатление. Они не могли организо­вать вскрышные работы и расширить карьер; вместо этого они копали в склонах карьера гори­зонтальные штольни, подпирая потолок деревянной крепью. Руду из штолен они вывозили на тачках по деревянным полозьям, а из карьера поднимали воротом, приводимым в движение бы­ками.

В целом, ведение натурального хозяйства на чужой планете Фаня описывал как занятие тяжелое и неблагодарное. Подкормиться дарами леса было практически невозможно. Ничего похожего на земные грибы в местных лесах не было. Ягод, напротив, было довольно много, и почти все неядовитые, но и практически не питательные, большинство даже от цинги не помогали. Са­мым ценным растением в окрестных лесах был "дуб" — сопоставив показания, Олег понял, что это то же самое дерево, которое он счел похожим на сосну — с пробковой корой и круглыми мясистыми листьями. Именно из него были сделаны нары в бараке и в больнице — то есть дре­весина этого дерева тоже была больше похожа на сосну, чем на земной дуб — зато его орехи скорее напоминали земные желуди: крупные, жесткие, но, в общем, съедобные для людей и даже питательные, только неприятные на вкус. В неурожайные годы их собирают, перемалыва­ют и подмешивают к муке.

Из крупных зверей в лесу водятся "овцы", "медведи" и "страусы". "Овцы" травоядные, покры­тые шерстью, ходят на четырех ногах, но бегают на двух задних. Осенью они отъедаются на желудях, а на зиму впадают в спячку. Бегают они довольно быстро, но не могут бежать долго, поэтому на них несложно охотиться в загон. Но по весне они худые и мясо у них жесткое, а к осени накапливают жир, но жир этот воняет желудями и есть его невозможно. Поэтому охо­титься на них легко, но практически бессмысленно, разве что в голодные годы. "Медведи" крупные, размером с корову (корова была у Фани, пожалуй, самой любимой единицей размера. Олег заметил некоторые нестыковки и попросил показать, какая у них корова. Фаня показал что-то размером... ну, в крайнем случае, с сенбернара, и признал, что да, у городских коровы крупнее, а у нас в лесах что-то измельчали), питаются чем попало — ягодой, кореньями, пада­лью, а по весне и овцами. Как и овцы, "медведь" может бегать быстро, но легко устает, и до­вольно глуп. Он агрессивен, особенно по весне, но здоровый человек без особых проблем мо­жет от него убежать или отбиться палкой. Как и у овец, по весне его мясо слишком жесткое, а по осени воняет желудями, зато шкура его ценится, хорошо выделанная шкура стоит десяток па­тронов.

Самая вредная тварь в окрестных лесах называется "страус". Это нелетающая птица размером примерно с индюка, у нее короткие крылышки с коготками, при помощи этих коготков они лов­ко лазают по деревьям, разоряют гнезда летающих птиц. Шея у него короткая, а вместо клюва — зубастая пасть (кстати, здесь почти все птицы зубастые). Они хищники, летом питаются мел­кой живностью, нападают на овечьих детенышей, летающих птиц тоже ловят, по осени не брез­гуют желудями, а зимой (в спячку они не впадают) раскапывают овечьи берлоги. Они могут бе­гать не только быстро, но и долго, к тому же умные и наглые. Деды рассказывают, что в старые времена они людей боялись, а сейчас подходят к деревням, роются в мусорных кучах, пытаются выкапывать на огородах картошку. На людей они, вроде бы, не нападают, но зимой из-за них стараются поодиночке в лес не ходить. Да и если нарваться на пару страусов, защищающих гнездо или выводок — мало не покажется.

В Андуине водится рыба — та самая, которая несколько раз попадалась Олегу на обед, но до Андуина от деревень было далековато. И, к тому же, по реке время от времени ходят катера с пулеметами, распугивают рыбаков и срывают сети. В притоках Андуина живут более своеоб­разные водные твари, по описанию Фани — тела их похожи на рыбьи, но вместо плавников у них лапки с суставами, пальцами и перепонками между пальцами. Используя эти лапки, они очень ловко выбираются из сетей и вершей, поэтому ловить их можно только на удочку или острогой — но для остроги они мелковаты, поэтому о какой-бы то ни было ловле в промышлен­ных масштабах речи идти не может. Зато они вкусные, даже вкуснее андуинской рыбы с плав­никами.

Сельским хозяйством заниматься тяжело. Возделанная земля родит неплохо, но чтобы распа­хать новый участок, необходимо несколько лет по сложной схеме засыпать его то известью, то купоросом, то навозом, то человеческим дерьмом, то землей с уже возделанных участков или, лучше, с огорода, то опять навозом — и только после этого возникает надежда что-то выра­стить. Из скотины есть только коровы, их можно кормить местной травой, но не больше трети рациона, зато — Олег это специально уточнил — можно кормить картофельной ботвой. По-ви­димому картошка здесь была генно-модифицированная, без соланина. Коров держат скорее ради навоза, чем ради молока и мяса.

Огнестрельного оружия в деревнях полно, почти в каждом доме есть автомат или карабин в приличном состоянии, у некоторых целые арсеналы, но патроны буквально на вес золота. Как показалось Олегу, патроны использовались в качестве денег, но больше в качестве счетной еди­ницы (медвежья шкура стоит десять патронов, пять мешков зерна — один патрон и т.д.), чем в качестве основного менового средства. Патроны копят и очень берегут, при охоте не использу­ют, даже на медведей ходят с дубьем и копьями, а нарезное оружие — как, с неожиданным глу­бокомыслием, сказал Фаня — это только против людей. Правда, даже никто из стариков не по­мнит, чтобы до такого реально доходило. В их поселке делают черный порох, но стрелять чер­ным порохом и самодельными пулями из короткоствольного нарезного автомата калибра 5.45 — это каждому понятно, что ничего хорошего не выйдет. А сделать нормальный ствол типа мушкета или кремневого ружья они не могут, хотя у беженцев из Посадки есть книги с рисунка­ми и описаниями. В поселке есть две деревянные бомбарды, рассчитанные на стрельбу камня­ми, и еще несколько ручных камнеметных мортирок, тоже деревянных, но все понимают, что это несерьезное оружие.

О цивилизованной жизни Фаня рассказывал гораздо менее подробно. Фактически, процентов девяносто всех вопросов о жизни цивилизованных районов заканчивались одним из двух отве­тов — "нам это не можно" или "безблагодатность", а еще процентов пять — сочетанием этих двух ответов. Впрочем, кое-что удалось выяснить и про цивилизацию.

Посадка — так раньше называлась столица колонии. Она была на южном берегу Андуина, ки­лометрах в пятистах южнее. Потом, десять поколений назад, северные и юго-восточные обла­сти отделились — на вопрос "почему" Фаня ответил "безблагодатность" — и началась между­усобная война. Сектанты ушли в горы еще за два поколения до начала войны, поэтому за ходом событий они не следили, но шесть поколений назад северяне сбросили на Посадку и лояльные ей города несколько атомных боеголовок. Городское население составляло не больше полови­ны населения колонии, да и в городах многие спаслись, но оставшись без тракторов и удобре­ний на чужой планете, сельские жители и беженцы из городов стали вымирать от голода. Неко­торые — по оценкам Фани, немногие, но сколько-нибудь конкретных цифр он не назвал — при­бились к сектантам и переняли их приемы терраформирования и обработки почвы. Потом часть сектантов спустилась с гор в предгорья, где земля была поудобнее.

С системой именования также все оказалось странно и нехорошо. Цивилизованные местные жители именовались не именем, фамилией и отчеством, а "первым именем" и "вторым именем". Пойманных сектантов записывали с одинаковым первым именем, как сказал Фаня — "типа клейма получается". У всех цивилизованных людей первое и второе имя различались, но были именно именами — Василий Петр и т.д.. Олег спросил — "второе имя — это имя отца?", ожидая опять услышать в ответ "это нам не можно", но неожиданно получил развернутый ответ — "Нет, они отцов не знают, а матерей не помнят", за которым последовала длинная тирада, со­стоящая преимущественно из непонятных слов, но там несколько раз повторялись слова "без­благодатность" и "тихий ужас". Точной расшифровки этой тирады Олег добиваться не стал. Как он понял, именно из-за этого (или в том числе из-за этого) сектанты и ушли в свое время в леса.

Зачем сектанты ходили сдаваться в концлагерь и зачем выдавали себя за землян, Олег так и не выяснил. В бараке было еще человек пятнадцать сектантов, они сторонились остальных заклю­ченных, да и Олега не особенно принимали за своего, с ним общался практически только Фаня. Говорили они между собой на языке, с грамматической точки зрения практически чисто старо­русском, но многие слова, особенно относящиеся к местным реалиям, были искажены или заме­нены на что-то непонятное.

На выяснение всех этих деталей у Олега ушло несколько дней. В целом, концлагерь был вовсе не лагерем смерти — даже минимальная пайка была вполне приемлемой по питательности, при­мерно такой же, чем его кормили в больнице, а за выполнение нормы на работах полагалась еще дополнительная пайка со сливочным маслом (однако масло было странновато на вкус, как пока­залось Олегу — с добавками маргарина, или это у наевшихся местной травы коров так пахло молоко?) и свежим мясом. Компот из местных ягод, которым их регулярно поили, Фаня одо­брил, сказав, что это одна из немногих ягод, которые помогают от цинги, но у них в предгорьях такие не растут.

Работа была тоже терпимая — их гоняли на лесоповал. Олег по понятным причинам постарал­ся оказаться в паре с Фаней, они взялись за двуручную пилу и достигли в этом деле немалых успехов. Фаня был невелик ростом и тощ, но жилист и привычен к такой работе, в поселке им часто приходилось валить лес для крепи или строительства. Норма для них с Олегом оказалась вполне посильной, даже приходилось тонко балансировать усилия, чтобы не переработать лиш­него, но и чтобы это не выглядело как откровенное безделье.

Олег потихоньку начал учить местный язык — Фаня его, как выяснилось, неплохо знал, хотя ворчал, что язык у городских меняется очень быстро, так что деды часто не понимают внуков, а прадеды правнуков уже вообще никогда понять не могут, и что все это от безблагодатности. Олег поставил себе в уме галочку — выяснить, как в таких условиях они сохраняют технологию — неужели каждое поколение переводят всю техническую литературу? Или Фаня преувеличи­вал? Или у них техническая лексика менялась не так быстро?

Язык отличался от русского по звучанию, но не так уж сильно — по общей грамматической структуре, да и многие корни слов не то, чтобы сохранились, но остались узнаваемыми, поэто­му, привыкнув к произношению, суффиксам и окончаниям Олег начал понимать довольно-таки много. Разве что структура падежей изменилась, из шести осталось четыре, в том числе зва­тельный. На второй день Олег уже знал точный перевод всех команд конвоя, а на третий — уже понимал отдельные фразы в разговорах "цивилизованных" заключенных и мог с ними объяс­ниться по простым вопросам вроде дележа очереди к умывальнику или передачи хлеба за сто­лом.

Спасательная команда должна была прибыть уже даже по самым пессимистическим расчетам. Черт возьми, за такое время можно было и с Земли корабль зафрахтовать. Олег начинал всерьез нервничать по этому поводу. Посмотреть вечером на звезды так и не получалось — "зона" с на­ступления сумерек и до самого восхода освещалась прожекторами. Засветка от них была такая, что можно было разглядеть только луны, да и то с трудом. Никаких радиоприемников в области досягаемости для заключенных, конечно же, не было. Газет тоже не доставляли.

На четвертый день Олег влип в крупные неприятности.

Мужеложство среди "цивилизованных" заключенных принимало какие-то поистине гаргантю­анские формы и масштабы. Самым удивительным было даже не количество половых актов (все-таки работа на свежем воздухе и практически полноценное питание), а равнодушное к ним отношение. Парочки, а порой и более многочисленные группы, никого не стеснялись и занима­лись своим делом прямо в жилом помещении барака, главным образом по вечерам от ужина до отбоя (после отбоя ритмичный скрип нар, особенно если второго этажа, вызывал справедливые нарекания). Сектанты смотрели на это со смешанными, но обычно сильными и всегда негатив­ными чувствами, многие открыто скалились или плевали на пол. Конечно же, это не способ­ствовало налаживанию отношений между группировками. Олег сначала внимательно следил за тем, кто там кого, чтобы ненароком не сесть за один стол с кем не надо и не оказаться "зачушко­ванным", но потом понял — да и Фаня, разумеется, упомянув "безблагодатность", это под­твердил — что цивилы никакого значения этому не придают и считают вполне невинным и ни к чему не обязывающим развлечением.

Собственно неприятности начались с того, что Олег перед ужином зашел в "комнату отдыха" (правильного ее названия Олег так и не выяснил) и обнаружил там человек десять заключенных, мирно сидевших по углам и зашивавших дыры в робах, а чуть ли не посередине комнаты — капо, причем самого главного, со знаком на повязке. Капо пребывал в коленно-локтевой позе и без штанов, а сзади над ним усердно трудился кто-то из рядовых зэков. Как бы ни был капо увлечен процессом, но он все-таки посмотрел в сторону входной двери, а Олег в этот момент как раз не смог скрыть позыв к тошноте.

За ужином Олег, посматривая в сторону столов для капо, не мог не поймать встречных взглядов, бросаемых в его сторону, и взгляды эти не предвещали ничего хорошего.

Через некоторое время после ужина, уже в бараке, Олег увидел, как в его сторону движется уже знакомое полукруглое построение красноповязочников, причем крайние в строю недвусмыслен­но постукивали по рукам табуреточными ножками с торчащими из них гвоздями. Помеченный капо поманил Олега к себе. Олег пожал плечами и пошел, прикидывая план действий. План не вырисовывался — конечно, нокаутировать двоих-троих он мог бы быстро, и логично было бы начать с тех, что с дубинками — но как-то их много, и диспозиция нехорошая, и — самое глав­ное — какой у охраны план действий на такой случай? Идти на прорыв на пулеметы через спи­рали Бруно, имея в руках в лучшем случае табуретку, а в худшем — ножку от нее? Да даже до спиралей еще надо добраться, на окнах решетки, а двери-то они первым делом заблокируют...

Помеченный капо положил Олегу руку на плечо и сказал — "Снимай штаны". Олег, собственно, этого и ожидал, и выдал домашнюю заготовку — "Я при всех не могу". Она, как ни странно, сра­ботала — отпустив олегово плечо, капо двинулся в сторону сортира. Деваться было некуда, Олег двинулся за ним. В сортире все прошло очень быстро — когда они остались одни и капо повторил свое требование, Олег испробовал на нем вновь изученную лексику, не очень, если честно, понимая, что эти слова значат, но они тоже сработали — капо зарычал, замахнулся и ударил, целясь в грудную кость. Олег ушел от удара по-айкидошному, схватив руку уголовника и доведя ее себе за спину. И слегка перестарался — продолжая рычать, капо пролетел в указан­ном направлении и стукнулся головой о край облицованного кафелем цементного желоба, кото­рый здесь играл роль писсуара. Что-то нехорошо хрустнуло, уголовник мешком сполз на пол и затих. Из его уха потекла струйка крови. Олег присел, попытался найти на сонной артерии пульс и не нашел. Чей-то голос в голове негромко, но отчетливо произнес: "Предоставленные самим себе, события имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему".

Подручные капо быстро сообразили, что события в сортире развиваются как-то не по плану. Впрочем, вид стоящего в боевой стойке Олега и неподвижного тела начальника на полу их обес­куражил. Обладатели дубинок заблокировали дверь, а кто-то за их спинами явно побежал за подмогой. Олег решил перейти к переговорам. Он отошел на пару шагов назад и сменил стан­дартную стойку на что-то менее вызывающее (тренер почему-то называл эту позу "уличной кошкой" — внешне она на боевую стойку не походила, но весь вес приходился на отставленную назад правую ногу, так что левой ногой или правой рукой можно было сразу нанести удар) и сказал — "Он сам упал". Дуболомы ему явно не поверили, а может быть просто они были не полномочны вести переговоры.

Вскоре вернулся бегавший за подмогой — впрочем, без самой подмоги. Подняв руки до уровня плеч, он подошел к двери. Дуболомы расступились и пропустили его. Он подошел к телу — Олег вежливо отступил еще назад — опустился на корточки, пощупал пульс, сначала на руке, потом на шее, потом, практически без паузы, снял у мертвеца с рукава повязку, потом пошарил где-то за пазухой и достал нож в кожаных ножнах, с массивным лезвием, гардой и наборной ру­кояткой из прозрачного пластика. Потом он поднялся, как-то странно — то ли с уважением с оттенком подобострастия, то ли с подобострастием с оттенком уважения — посмотрел на Олега и сказал: "ну что, пойдем?". Олег счел неудобным спрашивать куда, только слегка пожал плеча­ми. Дуболомы расступились от дверей, подняли дубинки и Олегу показалось, что этот жест больше похож на салют, чем на угрозу. Голос в голове столь же отчетливо произнес: "Если вам кажется, что ситуация улучшается, значит вы чего-то не понимаете". Но если отступать некуда, остается только идти вперед. Он пошел вслед за капо, а дуболомы действительно выстроились за ним, и выглядели они, скорее, как почетный караул, чем как конвой. Четверо уголовников просочились мимо них в сортир.

Олега вывели на улицу, где его ждал офицер в звании капитана (Олег уже выяснил у Фани мест­ную систему званий и знаков отличия, по крайней мере для рядовых и младших офицеров) и в сопровождении двух автоматчиков — это было логично, за тем исключением, что автоматы не были нацелены на Олега. Затем из барака вышли четверо капо, весьма бесцеремонно волоча за руки и ноги тело своего главаря. Они подошли, встали вровень с Олегом и положили тело на грунт. Офицер тоже сел на корточки и пощупал у тела пульс на шее, потом пошевелил голову — шея гнулась очень хорошо. Сомнений никаких не оставалось. Офицер встал, торжественно принял повязку и нож, подошел к Олегу и протянул ему руку для рукопожатия. Олег испыты­вал смешанные чувства — он уже начал понимать, что происходит, но ему очень не хотелось ве­рить в то, что он понял.

Офицер пожал Олегу руку и сказал длинную фразу, из которой Олег понял только слова "по­здравляю", "первый отщеп" и "встал на путь исправления" (такой плакат висел в столовой). За­тем он повязал повязку Олегу на рукав и торжественно, рукояткой вперед, передал ему нож. Автоматчики отдали салют — уже настоящий, без всяких сомнений. Голос в голове был абсо­лютно прав. Ничего настолько плохого никому из группы "Потерянный ковчег" не могло прий­ти в голову — ни при мозговых штурмах во время подготовки, ни самому Олегу при планирова­нии действий на месте. Эта система была проста и логична. Очень проста и очень логична. На­столько проста и настолько логична, что Олегу остро захотелось лечь на грунт, принять позу эм­бриона, засунуть в рот оба больших пальца и сделать вид, что ничего вокруг не происходит. Следую­щий пришедший в голову вариант действий — встать на колено и склонить голову — Олег тоже отверг как неуместный. Он засунул нож за пояс, прикрыл курткой робы, отступил на полшага и сказал на старорусском "Ну, спасибо". По-видимому это тоже было не совсем то, что ожида­лось, но и охранники, и капо вроде бы остались довольны.

Капо жили в отдельном бараке, где вместо двухэтажных нар были железные кровати с пружин­ными сетками, подушки (похоже, синтепоновые) и одеяла с пододеяльниками и махровые поло­тенца. Места для помеченных — к которым теперь относился Олег — размещались в дальнем от входа, видимо — почетном углу. Еще в бараке был душ с горячей водой, которым Олег не­медленно, ни с кем не беседуя, решил воспользоваться. За все четыре дня в лагере, кроме пер­вого дня, он не имел шансов нормально помыться. Как объяснил ему Фаня, банный день здесь был раз в шесть дней, бараки мылись по очереди.

Когда Олег вышел из душа, его ждал кто-то из младших капо с охапкой новых роб и новым бе­льем. Олег хотел было надеть первый попавшийся комплект, но ему не позволили. Ну да, как же может оберкапо ходить в мешковатой одежде, это никак не можно...

Разобравшись с одеждой, Олег дошел до своей койки, сел на нее и стал разглядывать нож. Нож был хороший, по-видимому, из рессорной стали. Лезвие по форме напоминало штык-нож от первых моделей "Калашникова", но было толще, имело кровосток и было заточено на наждач­ном круге и отполировано. Режущая кромка была острой, но угол заточки был великоват, так что при реальном использовании нож быстро затупился бы. Для резки спирали Бруно нож со­вершенно не годился, а других применений в мирных целях Олегу в голову не приходило.

Сосед по койке предложил Олегу — надо отметить, довольно вежливо — то ли потрахаться, то ли сыграть в карты, то ли сыграть в карты на потрахаться. Олег так же вежливо отказался, ска­зав, что устал сегодня и предпочел бы просто поспать. Сосед не стал настаивать. Олег залез под одеяло, лег на спину и задумался. Совершенно необходимо было бежать, причем как можно скорее и, наверное, даже совершенно неважно, куда и что делать дальше. Вперед, как говорит­ся, а там разберемся. Времени копать подкоп не было абсолютно. Расписание дня не позволяло ни осмотреть изгородь, ни понаблюдать за порядком смены часовых, ни за порядком завоза про­довольствия. Единственная сомнительная зацепка, которую вспомнил Олег — каждый вечер через КПП въезжал джип, который пропускали без досмотра. Он подъезжал прямо к бараку капо и останавливался. Из джипа выходил майор и на некоторое время скрывался в бараке. Скоро он должен был здесь появиться. Через некоторое время — от минут десяти до получаса — майор выходил из барака, садился в джип и уезжал. На КПП его опять не досматривали.

Майор действительно вскоре появился. Олег уже делал вид, что спит, но через прищуренный глаз наблюдал за событиями. Олега растолкали, заставили подняться и велели представиться майору. Олег быстро оделся, засунул за пояс нож, подошел и поклонился (этот жест он подсмотрел у сектантов, и вышло довольно похоже). Майор был довольно молод, спортивного телосложения, ростом примерно с Олега, носил темные очки, усы и фуражку... Фуражка была какой-то, как бы это сказать, гораздо более вызывающей, чем у остальных здешних офицеров. Олег где-то такое видел, но с ассоциативной зрительной памятью у него было плоховато. Сло­варного запаса для поддержания разговора у Олега не хватило, впрочем, майор на разговоре и не особо настаивал. Он что-то спросил у подручных старого капо, те ему наперебой стали рассказывать. Олег улавливал отдельные слова и пытался восстановить непонятные по контек­сту. Ему показалось, что он понял, как звучит слово "убить", но возможности проверить эту ги­потезу не было.

Впрочем, кадровый вопрос не очень-то интересовал майора, да и приехал он, как оказалось, во­все не за этим. Щелкнув пальцами, майор подозвал одного из младших капо, и они быстро сово­купились на чьей-то (слава Богу, не на Олеговой) койке, после чего майор заправил штаны и с довольным видом удалился.

Олег наконец-то вспомнил, где он видел такие фуражки. Он видел их в разных местах — во-первых, конечно, в кинохрониках времен Второй Мировой войны и в хорошо сделанных ко­стюмно-исторических фильмах про это время. Во-вторых, во время подготовки у них были се­ансы погружения в эпоху Исхода. Они смотрели много старых фильмов, как собственно эпохи Исхода, так и более ранних, и такие фуражки Олегу нередко попадались — например, был такой пе­вец с очень красивым голосом, как его звали... что-то про ртуть... Он почему-то такие фуражки любил, только черные, и также черные очки, и усы у него были очень похожие. И еще была многосерийная комедия про школу полицейских, а там был бар "Голубая устрица", в котором чуть ли не половина завсегдатаев была в таких же фуражках. И, кстати, тоже с усами. Ну да, все очень логично.

Идея, которая возникла у Олега уже совсем перед сном, была абсолютно дурацкой и чрезвычай­но рискованной, но других идей не было вообще. К тому же, судя по рассказам деды Вити и другим воспоминаниям ветеранов, у дурацких планов почему-то больше шансов на осуществле­ние, может быть из-за эффекта неожиданности. А может быть это просто смещение отбора — когда дурацкий план срабатывает, это лучше запоминается и чаще рассказывается, а когда ду­рацкий план не срабатывает в боевых условиях, то часто потом и рассказать некому... Но бе­жать-то все равно надо.

В обязанности капо, помимо прочего, входил надзор за работами. Здесь тоже была смутная на­дежда, но она не реализовалась — да, их не водили на работы в общей колонне, но возили на машине, похожей на скотовозку, с железными бортами, решеткой вместо крыши и с зарешечен­ным просторным отсеком для двух автоматчиков в задней части кузова. А за машиной ехали два джипа сопровождения, без тентов и с автоматчиками, а один даже со станковым пулеметом на треноге. Хотя капо и имели много привилегий, но полным доверием не пользовались.

Лесоповал тоже был окружен зоной, правда рядов проволоки было меньше, чем вокруг лагеря, и не на изоляторах, но изгородь была повыше и тоже со спиралью Бруно. Как рассказывал Фаня, сначала расконвоированные вырубали вокруг делянки широкую просеку, потом они же ставили зону и вышки, и только потом на работу выпускали простых зэков. Да, статус расконвоирован­ного был для Олега гораздо более привлекательным, но — ...

Когда Фаня увидел Олега с помеченной красной повязкой и в окружении уголовников, с ним чуть не сделалась кондрашка. Олег постарался незаметно развести руками и показать, что так получилось, он здесь почти что и ни при чем, но Фаню это вовсе не успокоило.

Работы шли довольно споро и поводов для вмешательства капо не было. Олег надеялся перепо­ручить собственно мордобой своим подручным, но даже этого за день не потребовалось. Олег просто ходил по делянке и позволял свите играть короля — впрочем, как бы он мог этой свите чего-то не позволить...

Обедали капо из того же котла, что и простые зэки, зато на ужин им полагалась жареная картошка с грибами (шампиньоны? вешенка? Олег не разобрался) и свежим мясом, салат из капусты и сладкий чай с выпечкой. Наконец-то Олег смог ощутить вкус местного чая; все, что ему попадалось раньше, пахло преимущественно половой тряпкой. Это был никакой не чай, а просто отвар или настой каких-то растений, скорее всего местных, но приятных на запах. Ну да, хлопка у них нет, чая нет — вероятность, что не растет ни то, ни другое, существенно ниже — значит, пропорционально возрастает и вероятность того, что с юго-востоком они не торгуют.

От разговоров с новоявленными коллегами Олег, как мог, уклонялся, да и словарного запаса ему явно не хватало.

Вечером, когда приехал майор, Олег попытался состроить ему глазки. Получилось не очень убедительно, но сработало. Потом Олег попытался сыграть в ту же игру, что и с первой своей жертвой — "Я при всех не могу". Это тоже сработало, майор вывел Олега из барака и повел к стоявшему рядом двухэтажному зданию, функции которого были не совсем понятны — то ли штаб охраны, то ли какая-то контора. Олег заметил, что майор махнул рукой водителю джипа и тот подъехал к дверям конторы. Это тоже способствовало.

На входе в контору обнаружился пост со скучающим солдатом, без автомата, но со штык-но­жом. Это не способствовало, но отступать было некуда. Майор завел Олега в какую-то комнату и закрыл дверь. Олег не стал провоцировать майора, а сразу перешел к действиям. Майор стоял близко к нему и возбужденно сопел. Он пнул майора коленом в пах и тут же ударил хуком в че­люсть. Кулаки у него были не набиты, поэтому бил он ладонью ближе к запястью, чтобы не по­вредить пальцы. Потом, от избытка чувств — майор уже закатил глаза и падал — Олег провел по нему хороший такой, со всей души, маваши с разворотом в правый бок по ребрам. Потом он подхватил майора под мышки — только не хватало грохотом падения заинтересовать дежурно­го — убедился, что пульс есть, быстро снял с него портупею, китель и штаны и переоделся. Ро­стом и телосложением они были похожи, темные очки дополнительно скроют детали, а на улице уже сумерки и быстро темнеет, авось сойдет. На столе обнаружился канцелярский набор, а в нем фломастеры — Олег схватил черный фломастер и закрасил себе верхнюю губу. Зеркала, чтобы оценить качество маскарада, в комнате не было.

В кармане штанов майора нашелся бумажник. Денег там не было, только несколько смарткарт, в том числе две с фотографиями. Это было очень плохо. Зато было отделение, которое Олег в приступе необоснованного оптимизма счел отделением для купюр.

Олег перевел дух, достал из кобуры пистолет, убедился в наличии обоймы, нашел предохрани­тель и снял оружие с него, потом аккуратно, постаравшись не клацнуть, дослал патрон в патрон­ник, надел очки и пошел на прорыв.

Маскарад был неудачен, к тому же в темных очках было плоховато видно. У дежурного сразу же отвисла челюсть, но наставленный на него пистолет подействовал правильно — ни крика, ни попыток нажать на скрытую кнопку не воспоследовало. Олег подошел к солдату, держа его на мушке, стукнул по башке рукояткой ножа и, на всякий, случай связал ему руки за спиной его же собственным ремнем. Два препятствия преодолены, осталось самое интересное.

На улице маскарад сработал лучше. Водитель в джипе ничего не заметил, а когда Олег сел в ма­шину и наставил на него пистолет, реагировать было уже поздно. У Олега каким-то чудом хва­тило словарного запаса объяснить водиле, что от него требуется — впрочем, наверное, это и так было понятно. Олег заметил, что вместо ключа зажигания у джипа смарткарта. Судя по мани­пуляциям водителя, машина имела автоматическую коробку передач (но был и рычаг, явно предназначенный для ручного их переключения). Джип был закрытый, с тентом, поэтому через КПП они проехали без приключений.

Примерно через километр, за вторым поворотом дороги, Олег велел водителю остановиться, стукнул его пистолетом по затылку, связал руки ремнем, потом пошарил в бардачке и обнару­жил там рулон скотча. Олег потушил фары и габариты, заклеил водителю рот скотчем и отнес его к лесу. Там он положил его в кустах возле нетолстого дерева лицом на грунт так, что дерево осталось у водилы между ногами. Потом он снял с водилы сапоги, закатал штаны и по голому телу (чтобы он не мог освободиться, сняв штаны) связал ему ноги скотчем. Освободиться сам он не сможет, а при прочесывании леса в темноте его найдут не сразу. Правда, было совершен­но неочевидно, что это стоило потерянного времени. Олег вернулся к машине — смарткарту он, конечно же, забрал — сел за руль и завел мотор. Расположение педалей газа и тормоза, слава Богу, не изменилось по сравнению с земными автомобилями. Олег включил ближний свет и поехал.

Километров через пять обнаружился нерегулируемый железнодорожный переезд. Колея пока­залась Олегу чуть шире, чем у машины, и он решил запутать следы и свернул на рельсы. Дей­ствительно, колеса аккуратно поместились между рельсами, а шпалы утонули в гравии, так что машина шла почти даже мягко. Олег выключил все освещение и поехал на ощупь, открыв дверь, чтобы в случае чего быстро выскочить, и высматривая впереди и сзади огни поезда.

Не видя спидометра, с трудом видя окружающую местность, и вынужденно сосредоточившись на ощущениях рук на руле, Олег немного потерял ориентацию не только в пространстве, но даже и во времени. Ему показалось, что он ехал минут десять или пятнадцать, когда он все-таки увидел поезд. Поезд был попутный, и Олег догонял его. Это было лучше всего, на что можно было надеяться. Олег прибавил газу — машину все-таки затрясло — и пустился в погоню. По­следний вагон имел красные габаритные огни, поэтому можно было ехать и ничего не бояться. Но когда он все-таки догнал поезд, его ждал другой сюрприз, на этот раз неприятный. Послед­ний вагон, кроме габаритных огней, имел также тормозную площадку, и в тусклом свете фона­рей Олег увидел круглые глаза, разинутый рот и наставленное прямо на него дуло автомата. Олег даже растерялся. По уму надо было либо жать на тормоза, либо прятаться под приборную доску, либо прыгать наружу, но он тоже разинул рот и так и сидел за рулем, пока джип не при­жался капотом к автосцепке.

Все-таки часовой растерялся сильнее Олега. Выстрела не воспоследовало, и Олег обнаглел. Он нашел в бардачке тяжелый предмет — это, вроде бы, оказался электрический компрессор, но у Олега не было времени его разглядывать — прижал им педаль газа, вскарабкался на капот, взял автомат за цевье и отвел в сторону. Потом он влез на тормозную площадку, дал часовому по шее и отобрал автомат. Часовой лег на пол площадки и принял позу эмбриона. Олегу тоже хотелось так поступить, но он все-таки взял себя в руки, поставил автомат на предохранитель, закинул за спину, поднял часового за грудки и приступил к допросу.

Нехватка слов и эмоциональное состояние часового, конечно, не облегчали беседу, но Олег вы­яснил, что поезд везет лес. Идет он так медленно только на этом участке, дальше он пойдет бы­стрее. Также он выяснил, что через полчаса (местных полчаса, здешние сутки делились на тридцать часов) поезд пройдет небольшую станцию, но остановка и смена караула будет только еще через два часа, в городе. Пока он все это выяснял, тряска, видимо, сбросила компрессор с педали газа, джип начал отставать и вскоре скрылся в темноте. Олег снял с часового шинель и кепку и спросил — "сам спрыгнешь или тебя выкинуть?". Часовой предпочел прыгать сам, но что-то замешкался, так что пришлось еще раз дать ему по шее. Насколько Олег успел разгля­деть, прыгнул он удачно, пробежал шага три и упал с перекатом на спину, насыпь здесь была довольно высокая и ровная, да и скорость небольшая.

Легкость победы над часовым Олега несколько расстроила. Он даже заподозрил, что они все — или многие — тут слабоумные. А что, недостаточное генетическое разнообразие, нехватка ви­таминов, дисбаланс матричных аминокислот... Но ведь технологию-то они как-то сохранили...

Вскоре поезд начал набирать ход. С одной стороны, надо было прыгать — в лагере, скорее всего, уже подняли тревогу, значит поезд могут остановить на ближней станции для досмотра. А если прыгнуть... на станции не могут не заметить, что часового на задней площадке нет, а в сочетании со звонком из концлагеря это немедленно наведет их на мысль — а до станции очень уж близко... Олег сел на корточки, поставил одну из смарткарт на угол и закрутил ее как вол­чок. Она упала чипом вверх. Олег решил не прыгать, а в случае чего на станции — отстрели­ваться и идти на прорыв, может быть удастся захватить еще какое-нибудь транспортное сред­ство... Часовой оставил ему три полных магазина, один на автомате и два — в подсумке на рем­не, плюс пистолет.

Из любопытства и чтобы чем-то занять время, он осмотрел автомат, а потом и частично разобрал. Как и следовало ожидать, это оказалась довольно точная реплика АК-74. Во всяком случае, затворная рама и затвор были точно такими же, да и спусковой механизм, насколько Олег смог разглядеть, был очень похож. Надо же, язык они забыли, а это — ...

Когда впереди показались огни станции, признаков снижения скорости не было, и Олег вздохнул с облегчением. Шинель была ему маловата, особенно надетая поверх майорского кителя, но в темноте, да на движущемся поезде, да еще барьер тормозной площадки закрывает его по пояс, да еще если стоять неподвижно... будем надеяться, что сойдет. Но если придется драться, она будет сковывать движения, это плохо. Чтобы скрыть "усы", Олег поднял воротник шинели — а что, ветер, да и ночь, прямо скажем, не субтропическая...

Станцию поезд действительно прошел, только подудел сиреной, и стал разгоняться еще силь­нее. Олег не знал, какой длины у них тут рельсы, но если считать, как на Земле, двадцать пять метров, то скорость подходила к сотне километров в час (в земной час, конечно же), а то и чуть больше. Запутывание следов удалось блестяще.

Когда огни станции исчезли вдали, Олег наконец-то увидел звезды, но было уже слишком позд­но для наблюдения низкоорбитальных спутников. Скамеечки на площадке не было, а садиться на пол не хотелось, не столько из-за грязи, сколько из-за того, что вагон сильно болтало.

Надо было планировать дальнейшие действия. Прибарахлился он, конечно, изрядно, но, прямо скажем, бестолково. У него было пять смарткарт с четырьмя разными фотографиями. Его соб­ственная смарткарта была удостоверением зэка, поэтому она совершенно никуда не годилась. Лица на остальных картах были (или очень скоро станут) известны здешним силовым структу­рам и совершенно на него не похожи, так что шанса воспользоваться этими картами для предъ­явления людям не было никакого. Да, скорее всего, и сами смарткарты следовало считать засве­ченными. К тому же, Олег представления не имел, куда какие карты совать, на каких из них есть пароли и что будет, если пароль окажется неверным. Из оружия он имел автомат, пистолет и нож. Дорого продать жизнь он, конечно, сможет, но выстоять в войне против целой планеты — никаких шансов.

Из одежды... да, одежда совершенно замечательная. Солдатская шинель и кепка — и так не очень полезная одежда для маскировки. Солдат вне строя, да еще в повседневной форме, вызы­вает как минимум вопросы (даже если предположить, что солдат, одетый в парадку, может быть в увольнительной), а солдат вне строя, в повседневной форме, в офицерских сапогах и с автома­том — хуже может быть только волочащийся по земле парашют. Парашют... Интересно, кста­ти, что со скафандром? Собственно, даже не скафандр, вот за компьютером стоило бы съездить — но куда??? Олег представления не имел, где он находится — его везли ночь на поезде, или даже дольше, а если здесь товарняки ходят под сотню, то это может быть километров пятьсот, а то и вся тыща... Судя по солнцу, лагерь находился километров двести на север от места посадки, но как далеко по долготе, и в какую сторону? Даже если сейчас поезд шел обратно... Ну ладно, шинель мы выкинем, останемся в майорской форме, это чуть лучше. До первого военного па­труля можно дотянуть. Нет, надо искать гражданку. С ужасом Олег понял, что за все время пребывания на этой планете он не видел ни одного человека в гражданской одежде, и даже ни одного изображения такого человека. Интересно, насколько они тут милитаризованы, вдруг форма со споротыми погонами сойдет за допустимую в обществе гражданку? Это было бы слишком хорошо, чтобы на это можно было всерьез рассчитывать.

Да еще усы. Олег плюнул на палец и потер верхнюю губу. Палец остался чистым. Полная зад­ница. Может, спирт поискать? Где? А если оно и спиртом не смывается? Ну ладно, придется какое-то время прятаться в лесах. А что жрать? (в тюрьме сейчас макароны... с мясом...). Нет, спрыгивать в городе в таком виде точно нельзя. В лес, только в лес... А если возле города вся земля возделана? И прыгать на ста километрах в час, да еще при здешнем тяготении, как-то страшновато.

Ну ладно, одежды у нас нет. Чего еще у нас нет из того, что нам нужно? Первым делом нужно найти газету или какой-то источник информации. Если там написано про землян на орбите, надо плевать на все и идти сдаваться. Лучше всего, конечно, если на первой странице Олегов портрет. Синяки с морды уже сошли, в бараке для капо был одноразовый бритвенный станок — физиономия теперь вполне приличная и похожая на земные фотографии. Но... да, проблемы здешние не любят, так что сообщение о контакте в газетах выглядит маловероятным. Тогда сле­дующий шаг — найти или украсть радиоприемник, а лучше сразу аналоговую УКВ-рацию. Или... ну да, телевизоры-то и компьютеры у них тут есть, а в блоках питания наверняка есть трансформаторы и силовые транзисторы, значит, даже если готовую рацию не удастся украсть, можно наворовать блоков питания и собрать радиостанцию из них. Даже если местные не хотят контакта, вряд ли у них есть что-то лучше химических ракет, а значит, высокие орбиты им не по зубам. Даже если они построят что-то, способное достичь высоких орбит, не заметить старт та­кой ракеты невозможно, и подлетного времени, чтобы уйти из зоны поражения атомной бомбы, более чем достаточно. Даже если ребята прекратили поиски, ретранслятор с ансиблем они обя­заны оставить, скорее всего на стационарке или на орбите вокруг одной из лун, в крайнем слу­чае, в точке Лагранжа. Сделать антенну Яги, приемники у нас чувствительные, ватт пятнадцать на стационарке они почувствуют, а до Лагранжа... где у них тут Лагранж... в компьютере все цифры. Ну да, даже с антенной Яги, пятнадцать ватт — это половина населенных территорий меня услышит, а эфир в УКВ-диапазоне здесь тихий, запеленгуют в момент. Лучше, конечно, лазер, но украсть газовый или рубиновый лазер приличной мощности — это из области фанта­стики. Да и как его наведешь, не зная точно, где ретранслятор, и не имея астрономических при­боров? Так что при любом раскладе придется начинать с радио.

Поезд начал замедлять ход. Впереди виднелись какие-то огни, но явно не город. Лес по краям дороги кончился, осталась только полоса лесопосадки, а за ней, судя по всему, были возделан­ные поля. Но до города обещали еще полтора часа, даже больше... Поезд прошел несколько де­ревень или поселков, они были вдалеке от дороги, виднелись только огни, редкие и тусклые. Олег вспомнил доджихадные спутниковые фотографии, разницу ночных освещенностей между Южной и Северной Кореей. Не любят тоталитарные режимы ночную жизнь, ох не любят. Но­чью положено бодрствовать только великому вождю и его соратникам, а честные граждане — ...

Поезд пересек по подвесному мосту большую реку, гораздо больше — во всяком случае, гораз­до шире — Андуина. На обоих концах моста Олег заметил проволочные ограждения, прожекто­ра и будки для часовых. Параллельно рельсам по мосту шло полотно автомобильной дороги, но оно было узким и пустым, и на обоих концах моста были КПП со шлагбаумами. Не положе­но честным гражданам путешествовать без подорожной... или командировочной... или как у них тут это называется? Воистину, человек слаб и обладает свободой воли — и многих эта слабость соблазняет бежать от свободы, ох многих, не туда, так сюда, а как от свободы убежишь, огля­нешься вокруг — вроде и плохо, а уже и поздно обратно. Везде вокруг колючая проволока и на каждом КПП ласковый голос — предъявите вашу смарткарту, мы ее по базе пробьем, а там по­смотрим, что вы за птица... Только вот, вроде, первый случай, когда люди побежали от свободы ажно к звездам. Но ведь побежали. И убежали.

Вела их красивая мечта — о просторных городах с движущимися тротуарами, о нуль-Т, о Все­мирном Информатории, об увлеченных работой творцах и доставке товаров по потребностям. Вместо тротуаров и нуль-Т все силы ушли на ядерные боеголовки и радары с фазированной ре­шеткой, чтобы чужие боеголовки на подлете увидеть не за пять минут, а за семь, дабы Безымян­ным Отцам было больше времени спасти свою задницу. Вместо Всемирного Информатория как-то сама собой выстроилась единая база данных МВД, военкомата и паспортной службы, а до просторных городов вообще как-то руки не дошли, так и стоят везде для простых людей душные бетонные коробки, крашенные изнутри зеленой масляной краской, а для людей с не­восторженным образом мыслей — деревянные бараки, окруженные колючей проволокой. А вместо свободных творцов у них тут — как-то так получилось — воспитались сержанты, кото­рым не нужны проблемы. И товары-то у них тут, небось, не по заказу, а по карточкам. Как там было — для лиц с общими потребностями сегодня потребности в колбасе нет? Хотя, может и есть товары, если они зэков свежим мясом кормят, может не так все у них и плохо. Убого, да, и несвободно — зато сыто...

На другом берегу реки начались поросшие лесом холмы. Поезд карабкался в гору, так что ско­рость была невелика. Уклон был небольшой, но очень длинный. Взошла одна из лун, та, что побольше, и почти полная, так что местность стала более или менее доступна для обзора. Доро­га вилась по долинке между холмами и трудно было оценить, сколько еще подниматься. Ска­нировать планету радаром с орбиты Олег не рискнул, поэтому карты высот у него не было и ре­льеф местности никак не мог помочь ему в определении положения. Где там были большие реки? Такие, чтобы реально большие? И что же они тот ручеек Андуином прозвали, когда у них тут такие реки есть? Или, может, это и есть Андуин, только в нижнем течении? Тяжела доля разведчика — ехать неизвестно откуда неизвестно куда на тормозной площадке чужого поезда, в чужой шинели, с чужим пистолетом. Нам лижут пятки языки костра, чужие сапоги на­терли ноги... Ну да ладно, голова цела — что-нибудь придумаем, ноги целы — куда-нибудь придем, руки целы — что-нибудь сделаем.

Олег представил себе, что сейчас выслушивает капитан, произведший его в капо, и испытал не­большое, но все-таки удовлетворение. Интересно, очухался ли майор, и сколько ребер у него сломано? И догадались ли они прочесать лес вдоль дороги, чтобы найти водителя? И нашли ли уже джип и часового? Только бы до Фани не докопались, ведь раз побег — значит будут прове­рять связи, а у меня из связей только Фаня, а он-то совсем не при делах... А ведь Фаня расска­жет обязательно, что Олег был с Земли, нет, не как мы говорим, а на самом деле с Земли, и не может же никто не задуматься, что языка он не знал — а как-то он уж больно бойко для сектан­та взялся за дело. А может и до тех лейтенанта с сержантом, которым не нужны проблемы, че­рез Фаню или по бумагам доберутся... Эх, мечты, мечты...

В таких бессвязных мыслях прошло больше часа. Забравшись на возвышенность — она, вроде бы, оказалась не такой уж высокой, максимум метров триста выше моста — поезд вновь стал набирать ход. Вокруг простиралась безлесная и, по виду, невозделанная слегка холмистая рав­нина. Здесь прыгать было никак нельзя, место открытое, прятаться негде, если ради него выде­лят вертолет — как зайца затравят.

Потом начались явные возделанные поля и деревни. А еще потом Олег со смесью надежды и страха увидел впереди засветку большого города. Поезд стал замедлять ход. Вокруг дороги вдруг появились заборы, а за ними здания, какие-то промзоны. Но все эти здания были почему-то очень уж темными и что-то в них было неправильное. Наконец, в неверном свете местной луны Олег смог разглядеть эти здания и понял, что в них неправильно. С его текущей позиции это было как раз правильно, очень правильно, правильнее некуда, лучше любого леса. Промзо­на была заброшена, причем уже давно. Секции заборов попадали, многие стекла в окнах были выбиты, кое-где и крыши обрушились. Олег снял шинель и автомат, положил их на пол пло­щадки, перецепил нож на ремень, подтянул портупею и приготовился к прыжку. Потом, чуть подумав, Олег свернул шинель в скатку и одел через плечо — надо же чем-то укрываться во сне, да и при падении может оказаться полезно. Для прыжка место было неудачное — насыпь низкая, заросшая, рядом дренажные канавы с выщербленными бетонными желобами, попадешь туда — без ног останешься немедленно, а поезд шел километров шестьдесят. Но с точки зрения дальнейшего место выглядело просто невероятно соблазнительно — какая-никакая крыша над головой, может быть удастся найти какую-нибудь спецодежду, а то и что-то из оборудования или запчастей, а то и работающую розетку... И тут вдруг удача блеснула еще с одной стороны — дорога стала пересекать понижение местности, дренажные канавы ушли вниз, насыпь стала гораздо выше, а насыпи они здесь строили пологие... Олег набрал в грудь воздуха и прыгнул.

Удержаться на ногах, конечно же, не удалось, но он удачно сгруппировался и покатился по на­сыпи кувырком. Китель с треском порвался под мышками, ну и ладно, все равно надо искать гражданку... Ремень, которым была затянута скатка шинели, тоже лопнул, но основная скорость уже была погашена, вернусь, подберу...

Падение все-таки немного оглушило Олега, так что он некоторое время полежал, свернувшись калачиком, глядя на удаляющиеся огни поезда и слушая ослабевающие удары колес. Потом он сел, покачал головой — шея цела, руки-ноги целы, нож и пистолет на месте (зачем мне, соб­ственно, пистолет?), надо подобрать шинель, отойти подальше от дороги и осмотреться.

Время для сна давно уже пришло, но остатки адреналина заснуть не позволяли, да и ложиться спать в первом попавшемся месте было нельзя. Если они найдут часового, они узнают, что он уехал на поезде, а прочесать окрестности дороги — плевое дело, хотя брошенные промзоны прочесывать и неудобно. Промзона — хорошо, но лучше уйти от дороги подальше. В лагере он отъелся и выспался, так что одну-то ночь на ногах он перенесет, да и пока луна — надо идти...

Олег подобрал шинель, накинул ее на плечи — ночь была ясная и прохладная — и пошел в сто­рону ближайшей дыры в заборе.

— Глава 3. КОМКОН

Капитан Рудольф Михаил сидел, свесив ноги наружу, в кресле второго пилота десантного вертолета и с равнодушным видом (при помощи которого он пытался скрыть отвращение) осматривал скудные результаты облавы — автомобильный аккумулятор, мятый китель с майорскими пого­нами и полуоторванными рукавами и лейтенантика, который сейчас сидел перед ним на корточ­ках. У лейтенантика руки были связаны за спиной его же собственным ремнем, а рот накрест заклеен черной тканевой изолентой. Витки такой же изоленты можно было заметить на клем­мах аккумулятора. Пистолета и планшета с картой у лейтенантика, конечно же, при себе не было. Также на нем не было кителя.

Полковник стоял навытяжку перед вертолетом. Полковнику было очень некомфортно. Во-пер­вых, ему очень неприятно было подчиняться капитану. Во-вторых, еще неприятнее было перед этим капитаном так убедительно облажаться. Он переводил глаза с Рудольфа на лейтенанта, время от времени порывался что-то сказать, но так и не решался.

Наконец, Рудольфу надоело держать паузу:

— Товарищ полковник, отклейте ему изоленту, если не трудно.

Полковник был рад, что ему доверили хотя бы это. Лейтенантик похлопал глазами, но ничего не сказал.

— Итак, товарищ лейтенант, рассказывайте.

— Т... товарищ капитан... в общем...

— Вас так учили обстановку докладывать?

— О... хорошо, обстановка. Мы прочесывали третий квадрат, и тут он выходит из-за угла...

— Стоп, с этого места, пожалуйста, подробнее. Вы прочесывали... сколько вас было? Взвод?

— Т... так точно.

— А его сколько было?

— О... один, товарищ капитан.

— И как так получилось?

— Там местность неудобная. — вмешался полковник. — Забор, склад, и стенка вот так. Сол­даты его буквально на секунду из поля зрения потеряли.

— На секунду — повторил Рудольф. — Понятно. Вы инструктировали личный состав, что даже на секунду....

— Так точно, товарищ капитан.

— Товарищ лейтенант, вас инструктировали, что нельзя ни в коем случае терять из вида друг друга?

— Т... так точно, товарищ капитан...

— И что?

— Н... ну, так получилось...

— Понятно. Ладно, продолжайте. Выходит он из-за угла. Какой он из себя?

— Чуть выше среднего роста, выглядит таким... спортивным, но не накачанный, скорее как легкоатлет. Лицо тряпкой замотано, через плечо скатка шинели, в офицерской фуражке и кителе с майорскими погонами, и еще сумка через плечо, довольно тяжелая.

— Теперь уже с лейтенантскими. Понятно. Дальше?

— Еще у него было такое ружье... Странное, ствол длинный и поперечные перекладины....

— Какие еще перекладины?

— Длинные такие, сантиметров... — он показал руками расстояние сантиметров тридцать. — Самая дальняя чуть подлиннее, а передние все уже, уже...

— Сколько всего перекладин?

— Штук пять или шесть, я не посчитал. И еще, оно какое-то ржавое было и, по-моему, само­дельное.

— Ружье. Самодельное. Интересно. И что дальше было?

— И он говорит: это транк... или транглюкатор, я не расслышал, в общем, и, говорит, фонарь выключи, снимай ремень и китель.

— И ты снял?

— А что было делать?

Рудольф задумался. Интересно, чем он реально был вооружен? Если оружие с Земли, то поче­му оно выглядело самодельным и ржавым? Длинный ствол, поперечные перекладины... черт возьми, это не ружье никакое, а, скорее всего, просто самодельная направленная антенна. Трид­цать сантиметров... ну да, УКВ-диапазон, причем как раз тот же самый. Мы еще удивлялись, почему он говорит, вроде бы, со стационарной орбитой, а сигнал такой слабый.

— Что он еще сказал?

— Спросил, есть ли в планшете карта. Я сказал да. Он забрал планшет.

— Что еще?

— Ничего... Нет, уже когда уходил, положил меня лицом на землю, и сказал — считай до ста, если что — я могу видеть в темноте, транклюкатор тебя через стену пополам разре­жет. И больше я его не видел.

Рудольф не мог не признать остроумия и наглости противника. Интересно, его способность ви­деть в темноте — такой же блеф, как и "транклюкатор"? Или... Раз они там изобрели гиперпри­вод, значит, наука у них на месте не стояла, это точно. И как ловко их корабль прыгал с орбиты на орбиту, все наши баллистики в один голос говорили, что это невозможно... И ракету нашу они двигателем сожгли километрах в двадцати, не меньше... Очень горячий выхлоп, но вроде термоядерный должен быть горячее...

Он повернулся к полковнику:

— В общем так, товарищ полковник. С этим сами разбирайтесь, мне некогда. Только в ра­порте я эту историю я должен упомянуть, потому что упустили нелицензированный передатчик, за это никого по голове не погладят. С вас полный рапорт с объяснением по третьей категории секретности, копию нам. Офицерам без допуска третьей категории ничего не объяснять, да и третьей категории... а, скажите, шпиона ловили. Давайте вот как сделаем. В вертолет вы все не влезете, мы сейчас по рации вызовем машины, вы своих вывозите машинами сразу в часть. А я это заберу (Рудольф махнул рукой на акку­мулятор и китель) и полечу сразу в Гондор. Только осторожнее, под дно берите, там же отпечатки пальцев могут остаться.

Рудольф передал полковнику микрофон вертолетной рации и некоторое время с нарастающим раздражением наблюдал, как он ругается со своим дежурным по части и объясняет, куда при­слать машины. Потом он закинул ноги в кабину, закрыл дверь и сказал пилоту: "Заводи".

Пилот послушался не сразу, вместо этого он обошел вертолет и закрыл двери десантного отсека. Ну да, правильно, до Гондора путь неблизкий, горючее надо экономить. Потом пилот угнездил­ся в своем кресле, переключил тумблеры. Завизжали турбины, замигали габаритные огни. Вер­толет тяжело захлопал винтами и поднялся в воздух. Рудольф с некоторым злорадством погля­дел на оставшегося в облаке пыли полковника, взялся за рацию и переключил на свой канал.

— Ромашка, это Странник. Ромашка?

— Ромашка слушает. Что с пациентом?

— Пациент ушел, санитары лохи. Он тут пару шмоток бросил. В дактилоскопической ла­боратории кто-нибудь есть седьмой категории? Должны быть, тащите их срочно. Если спят — поднимайте по сбору. И пришлите их сразу на аэродром. И пусть поднимут сра­зу по базе отпечатки пальцев полковника Сергея Василия, часть 5664, и ефрейтора Дмит­рия Ивана, из той же части, расквартирована под Умбаром. Они за один из предметов брались оба, чтобы их пальцы сразу отсеять.

— Странник, вас понял. Сергей Василий, Дмитрий Иван, часть 5664. Что-нибудь еще?

— Криптографисты запись получили?

— Да, работают. То же самое, пока ничего понять не могут. Вроде морзянка, но ни одной буквы не понятно. То есть все точки и тире ясные, но код вроде бы не Морзе. С орбиты работал автомат или электромеханический ключ, двести знаков в минуту, точно так же, как они на повторе передавали, а на поверхности — явно он рукой стучал, причем, похо­же, просто кнопкой, вообще без телеграфного ключа. Начала и концы сигналов какие-то смазанные. Или просто передатчик плохой. И большие паузы, после длинных реплик — больше минуты, такое впечатление, что он руками раскодировал принятое и руками кодировал ответ. Но все равно довольно быстро у него выходило.

— Ромашка, вас понял. Ну, теперь текста у них больше, может быть понятнее станет. И если он руками кодировал, это не может быть сложный шифр, а раз они говорили долго — это вряд ли может быть одноразовый блокнот. А, и еще. Он был в военной форме, вроде бы в майорской. Пробейте по базе, были ли за последнюю неделю нападения на офицеров, особенно в чине майора. Даже если квартиру ограбили. Вообще, все проис­шествия с участием военных за последнюю неделю поднимите, но мне сводку подготовь­те только по майорам.

— Странник, вас понял. Что-нибудь еще?

— Нет, остальное на месте. Конец связи.

Вертолету пришлось садиться на аэродроме, они несколько раз пытались пробить разрешение на вертолетную площадку возле конторы, но Совет так и не разрешил. С другой стороны и пра­вильно, незачем привлекать к конторе лишнее внимание. Там их ждали две машины, передвиж­ная дактилоскопическая лаборатория и его персональная машина. Водитель сразу отдал ему "сводку по майорам". Она была недлинной, и внимание Рудольфа сразу привлек инцидент в коррекционном лагере номер 4325-бис два дня назад. Майор из управления приехал в лагерь проводить индивидуальную работу. Воспитуемый номер 2128506 его избил, снял форму, ото­брал оружие (а конвой куда смотрел? Что у него там за такая индивидуальная работа была, что он остался с оружием наедине с воспитуемым? Половую нужду справлять?), взял в заложники водителя, уехал. Водителя нашли в километре от лагеря, привязанным к дереву, машину и вос­питуемого не нашли. 4325-бис — это где?

И второе происшествие в Умбаре, вчера вечером — некий Михаил Александр, рабочий судоре­монтного завода, шел по улице, возвращался с вечерней смены, нес купленные в магазине про­дукты, к нему сзади подскочил человек в майорской форме, вырвал сумку с продуктами и убе­жал. Пострадавший сообщает, что форма у человека была по размеру, но грязная, мятая и рука­ва кителя полуоторваны.

В конторе он сразу запросил полную сводку по всем происшествиям с военными, местоположе­ние лагеря 4325-бис и досье на воспитуемого номер 2128506. На экране появилась изрядно по­битая физиономия с безумным взглядом и ввалившимися щеками. На посланца Земли выглядит непохоже, но... Рудольф вывел на экран фотографии, которые пересылали земляне. Форма лица похожа, только как-то он там... да, мордатее вышел. Нет, вроде все-таки похож. Воспитуемый упрекался, как обычно, в религиозном экстремизме, нарушении паспортного режима, введении в заблуждение представителей власти и почему-то в жестоком обращении с детьми. Почему? Ладно, запишем в загадки. Звали его Олег Олег, а землянина — Олег Злотников — еще совпа­дение. Рудольф поставил себе галочку — добиться от управления коррекции, чтобы у сектантов все-таки в досье где-то писали их полное имя, фамилию и отчество, как они представляются. Не обязательно на карточке, но чтобы в досье оно было, хотя бы в секретной части.

Взят на воспитание он был патрулем в районе брошенного лагеря 1298 пятого травня.... так, а когда по словам землян он должен был садиться... четвертого травня, так? А где? Рудольф по­лез в карты. Лагерь 1298 располагался в верховьях Андуина, недалеко от реки, в тылу старого укрепрайона. А расчетный район посадки, как передали земляне, находился в пятистах кило­метрах на восток, но... Так, четвертого травня в зоне патрулирования части 3777 — в которую попадает лагерь — видели на левом берегу Андуина грибовидное облако и слышали грохот. То есть, если он садился аварийно... вроде, все сходится. Ну ладно, старорусского у нас никто не знает, но он же вообще не говорит на современном языке и при нем должно было быть оборудо­вание, земляне что-то говорили про катапультируемое кресло, радиомаяк и скафандр с парашю­том. Да, черт возьми, даже если он снял скафандр, на нем же одежда должна быть из какой-ни­будь синтетики и с этикетками. Нет, земляне передали — под скафандром на нем был серый ко­стюм из хлопчатобумажной ткани (гиперприводы строят, а ничего лучше хлопка не выдумали, хе хе) с этикетками "Made in Free Pipla-pipla of Shinzhzian" (что это за страна такая, и что такое Pipla-Pipla?) и лошадь нарисована. Как же вышло, что его засунули в коррекционный лагерь как простого сектанта???

Рудольф хотел было набрать номер дактилоскопической лаборатории, чтобы сказать им полу­чить отпечатки беглого воспитуемого номер 2128506, но они позвонили первыми, в большом возбуждении. Аккумулятор был весь облапан человеком, которого они уже пробили по базе, и это был именно беглый воспитуемый номер 2128506, а главное...

— Главное, товарищ капитан, там еще есть... как бы объяснить, в общем, там крышка акку­мулятора мягкая, а на ней выдавилось... В общем, он, похоже, чертил на бумажке, а бу­мажку клал на крышку аккумулятора. Там сверху ряд точек и тире, непонятный, а ниже тоже точки и тире, тоже не очень понятно, но там хотя бы буквы четко понятные, мор­зянка — точка — Е, два тире — Т... И рядом наоборот, сначала понятные буквы мор­зянкой, а потом прямо под этим ряд непонятных.

Рудольф секунд пять переваривал сказанное, а потом закричал в трубку:

— К криптографистам, немедленно!

— Мы еще не все разобрали, он бумажку двигал несколько раз...

— Что разобрали — немедленно к криптографистам, сейчас, бегом! Что еще разберете — тоже немедленно, немедленно, даже мне только потом докладывайте, сразу все крипто­графистам.

Перейдя в состояние лихорадочного нетерпения, Рудольф просмотрел остальные досье. Так, еще одно происшествие — позавчера ночью эшелон с лесом прибыл в Умбар, но вместо часово­го на задней площадке вагона остался только автомат и подсумок с магазинами. Ведутся розыс­ки. Данных о дактилоскопическом обследовании автомата и тормозной площадки не было, ско­рее всего его и не делали, но картина в голове у Рудольфа сложилась вполне отчетливая. И сра­зу стало ясно, как он за два дня так далеко добрался — от лагеря почти до окраин Умбара.

Он набрал еще один телефонный номер:

— Максим?

— Да, товарищ капитан.

— Бери вертолет и дуй немедленно в корлагерь 4325-бис, там два дня тому сбежал воспитуе­мый. Ставь всех на уши, если надо — тряси корочками, но проследи все его контакты, с кем из воспитуемых он говорил, кто из персонала что-то слышал или заме­тил. Его майор упустил, майора немедленно под трибунал и в бумагах запиши — грубое нарушение правил обращения с воспитуемыми, приведшее к побегу, номер статьи в уста­ве сам посмотри, ну и что там за утрату формы и оружия по халатности полагается, я не помню. И еще, они, вроде бы, до сих пор не нашли машину, на которой он уехал. Пусть железную дорогу прочешут. Как что-то интересное или непонятное, сразу мне, если буду спать — пусть будят.

— Так точно, товарищ капитан. Разрешите вопрос?

— Да.

— Этот воспитуемый — землянин?

— Много будешь знать... а впрочем, черт с тобой. Да, скорее всего, землянин, но это шестая категория допуска, я тебе под свою ответственность говорю. Все понял?

— Так точно.

— Выполняйте.

Потом он набрал еще один номер и потребовал переводчика со старорусского. Что значит дома, он погоны носит? Носит. По сбору, норматив пятнадцать минут, с тревожным чемоданом, вре­мя пошло, я засек. И сразу подготовьте на него бумаги на седьмой уровень секретности. Что значит в досье нечисто, у нас другой переводчик есть? Вот и готовьте.

Вскоре принесли расшифровку. Рудольф немного читал на старорусском, но было ясно, что дело плохо. Похоже, силами одного только старорусского переводчика тут было не обойтись. Он затребовал еще переводчика со староанглийского, и взялся читать то, что ему принесли.

Код был очень простой, они брали обычную морзянку и кодовое слово, тоже набранное морзян­кой. Потом они рассматривали точку как 0, а тире как 1 (или, возможно, наоборот). Точно так же они рассматривали межсимвольные и межбуквенные промежутки. Потом они объединяли по исключающему или символы с паузами кодового слова, а паузы с символами. Получалась морзянка с замененными символами и перемешанными межсимвольными паузами. Несложно ко­дировать вручную, и неудивительно, что она примитивными средствами вроде частотного ана­лиза не бралась, а для более сложных средств анализа не хватало образцов текста. Кодовое сло­во было "новосибирск,кропоткина,двадцать-пять-пятнадцать", именно так, без пробелов.

Новосибирск — слышал такое, а кто такой Кропоткин? Рудольф набрал запрос к Информато­рию, ответ был — Кропоткин Петр Алексеевич, 27 ноября 1842 — 8 февраля 1921, князь, из­вестный теоретик анархизма. Как интересно. У них там на Земле анархия? И что означают цифры? Они до сих пор живут в многоквартирных домах? При анархии??? Рудольф перешел к собственно радиообмену.

Поверхность: алфа-та ме олег прм

(пауза пять секунд)

Спутник олег, ю цел-та? мы-та тут не знам. Ме аня, помни ме бездень, прием.

(пауза тридцать секунд)

Поверхность: 22 февр

(пауза три секунды)

Поверхность: ана пмй свст та кмптр та ме рукми кдрт прм.

(пауза четыре секунды)

Спутник: ок, буду короче.

Поверхность, почти без паузы: ана пмй свст стп кома прм

(пауза четыре секунды)

Спутник: ок как дела та прием

(пауза восемьдесят секунд)

Поверхность: делата ттл снафу в бегах крблт сбили сгрл крсл сгрл скфдр кмптр скрали недл сил­дел кнзлгрт не верт чт с земл жрат неча скрал трнзстр што не сели прм

(пауза четыре секунды)

Спутник: тя поняла ужас-та! как скафандр скрали??? Пацанов не пустили хатели сбить сажгли рокет двиглом. што планирушь делать?

(пауза десять секунд)

Поверхность: ана втф пмй свст стп .? брб

(пауза тридцать секунд)

Поверхность: скфндр длн стори сам не зна есл честн ттл снафу тк ме отсда плс асап прм

Спутник: ок де и чем тя сбили прием

Поверхность: сто км рокет не рдр мб ифраред лзр нзна прм

Спутник: откуда рокет вход в атмасферу был 600 км от гародов та прм

Поверхность: там стар ард автмтк нврн тут гноцид нуки сто лет тому брб (пауза двадцать се­кунд) ме где лтел там тому бил грд посадка нврн их ард прм

Спутник: типа тя поняла ужас-та а де нет ард-та знашь-та прием

Поверхность: откда (пауза десять секунд) слш вртлкт не мгу еот

Спутник: вртлкт?

Поверхность (открытым текстом): вертолёт бля еот

Спутник (закодированно): чмок еот

Реплики со спутника были более-менее ясны, смущало только вставляемое в неожиданных ме­стах -та. А послания Олега... Ана пмй свст стп кома — гм, начать с того, что он заменил в её имени я на а, видимо потому, что код морзе у буквы а короче. Это по­нятно. Ладно. стп кома (comma?) — и Аня перестает использовать запятые, потом он похожей фразой заставляет ее перестать использовать точки и вопросы, а на самом деле вообще знаки препинания, то есть стп — stop? А что такое пмй свст? Свист? Совесть? Что надо сделать с со­вестью? Поймать?

Нет, разобрать такое он, возможно, смог бы, если бы было время, но воспроизвести...

Переводчики пришли только через полчаса, небритые и заспанные. Рудольф проверил у них свежеполученные допуски и, более не говоря ни слова, положил перед ними на стол распечатку.

"Русак" похлопал глазами и сказал:

— Это не старорусский

— Я в курсе, что это не старорусский.

— Так, вроде, и так понятно?

— Во-первых, не все. Во-вторых, мне мало, чтобы было понятно. Мне надо, чтобы вы смогли быстро переводить мои слова на этот жаргон и быстро переводить обратно отве­ты.

— Ну, это недели две потребуется, и еще образцы...

— Даю полчаса. Других образцов нет. Из кабинета не выходить. Время пошло.

Специалисты хлопали глазами и смотрели то на распечатку, то на Рудольфа

— Товарищи офицеры, я не понял. Вам дан приказ, выполняйте.

"Англичанин" неловким движением поднял руку к фуражке и неуверенным голосом сказал "слушаюсь". Удовлетворенно кивнув головой, Рудольф пошел к кожаному дивану, снял ре­мень, сапоги и китель, лег и быстро заснул.

Разбудил его только под утро звонок Максима. Угнанную машину нашли на железнодорожных путях. Поезда по этой ветке ходили нечасто — в среднем, два раза в неделю поезд с лесом и раз в неделю поезд с новой партией воспитуемых. Машина стояла там с открытой водительской дверью, с включенным зажиганием и на холостом ходу. Разумеется, она давно сожрала весь бензин и заглохла. На капоте были вмятины, словно по нему кто-то прыгал. Отпечатки пальцев на руле, бардачке, дверце и капоте, как и следовало ожидать, совпадали с отпечатками Олега. Недалеко от маши­ны нашли и часового с поезда, у него были сломаны рука, нога и два ребра. Он так и провалял­ся все это время под откосом. Он был сильно обезвожен, температурил, бредил и часто терял сознание, но смог рассказать, что его догнала в полной темноте машина без фар, из которой, прямо сквозь ветровое стекло, выскочил человек в развевающемся плаще, которым махал как крыльями, взлетел на тормозную площадку, а что было дальше — он не помнит. Ветровое стек­ло было абсолютно целым, так что пролезание через стекло следовало списать на бред, и разве­вающийся плащ, наверное, тоже, но выключенные огни как-то слишком уж хорошо совпадали с рассказом лейтенанта, обезоруженного во время облавы.

Водитель и охранник из наряда по конторе лагеря были связаны в одинаковой манере, их соб­ственными ремнями, как и лейтенант во время облавы. Ага, один стандартный прием уже изу­чили. Немного, но чем лучше знаешь противника — ... Еще одна занятная деталь — за день до побега он убил председателя совета воспитуемых (при невыясненных обстоятельствах сломал ему шею) и был назначен председателем. Рудольф слышал о такой практике в воспитательных лагерях, и считал ее опасной, все-таки кандидаты в совет воспитуемых должны подвергаться ка­кому-то более тщательному отбору, чем только по жестокости и крепости кулаков, но как-то не считал это своей проблемой и вообще, вроде бы, не дело их конторы вмешиваться в дела коррек­ционной системы. В этом случае был весьма конкретный повод поставить этот вопрос перед Советом.

При взятии на воспитание он был в крайне истощенном состоянии, весь избит, и в эшелоне по­терял сознание. Поэтому его на узловом пункте поместили в больницу, где он провел три дня. Врач в больнице отмечает, что на современном языке он не понимал ни слова, пытался разгова­ривать по-сектантски (на старорусском???) и объяснялся жестами, но попросил зубную щетку, сектанты ими не пользовались, жевали дубовую смолу.

В первый день в лагере он тоже, похоже, действительно не знал языка, за что немного претерпел от совета отряда, и в палате он общался только с одним пацаном из сектантов. По-видимому, у него он и научился современному языку, потому что к третьему-четвертому дню воспитуемые уже отмечали, что он неплохо разговаривал и все понимал на современном языке. Пацан этот уже был в разработке у лагерных особистов, но они боялись заносить в компьютер то, что он рассказывал, поэтому Рудольф получил только то, что передал Максим.

Пацана звали Иерофан, его взял тот же патруль в тот же день, что и Олега. Олег действительно был с Земли, много рассказывал про Землю, но не очень понятно. Говорил, что там были войны. Триста лет землей правили папуасы, потому что у них была самая организованная вооруженная сила и они единственные могли строить легкие авианосцы. Потом была война за независимость, в ней участвовали три Олеговы прадеда. Вся территория России уже скоро сто лет была независима, только там были разные государства — Уральско-Сибирская конфедерация, из которой был Олег, а европейская часть России входила в Евросоюз, а штаб-квартира Евросоюза была, вроде бы, в Бобруйске. Сам Олег называл себя фримен уоррар, что означает "свободный мужчина, воин", а "воин" на самом деле означает только то, что он приписан к ополчению, на самом деле он ни разу на войне не был, только шесть раз на двухмесячных сборах. Его конфедерация участвует в войне против папуасов в Индокитае, но там только добровольцы, ополчения не со­бирали, официально они не в состоянии войны. Сам он прилетел устанавливать контакт от име­ни некоей группы "Потерянный ковчег", но решил сначала осмотреться на планете. При посад­ке его сбили (чем — он сам не понял), корабль взорвался и сгорел без остатка, он еле выскочил в одном скафандре.

Самое главное, Иерофан своими глазами видел, трогал и даже надевал олегов скафандр, но что произошло дальше и как они оба оказались в лагере, Максим как-то не совсем понял. Самое внятное из его рассказа — что когда его арестовали, он был в скафандре, но патрульные посмот­рели друг на друга и спросили друг друга — "тебе проблемы нужны?" — и отобрали скафандр и куда-то, наверное, спрятали, потому что Иерофан ничего больше про скафандр не знает.

Рудольф распорядился везти Иерофана в контору. Максим предлагал его в расход, но Рудольф его обругал. Он сказал: "Что мы, изверги что ли, в расход. И ведь этот Иерофан, он же практи­чески единственный, с кем Олег более-менее приятельствовал на этой планете. Вряд ли он сильно ценен как заложник, но других-то заложников нам точно нигде не достать. Поэтому его никак нельзя в расход, и вообще лучше поберечь". Кроме того, он велел Максиму лететь (верто­лет не долетит? Ну бери самолет... да зачем наш, ты его полдня прождешь, реквизируй, что ты как людей, так в расход, а как самолет добыть, так будто маленький) в воинскую часть 3777, со­брать всех, кто был 4 травня в патруле в районе брошенного корлагеря 1298, в том числе обяза­тельно офицеров. Вот из них можно парочку рядовых даже и в расход для острастки, но, глав­ное, любой ценой найти скафандр, который они при аресте забрали у Иерофана, или если они скафандр пытались уничтожить, то все, что от скафандра осталось. Если пытались сжечь, то лучше даже землю на полштыка лопаты с этого места собрать. И всех, кого не в расход, всех тоже везти в контору, но с Иерофаном контактировать не давать. Для конвоя... ну возьми ты там пару солдат для конвоя, что опять как маленький? А трибунал... а зачем тебе на трибуна­ле-то быть, ты же даже не свидетель, ты в компьютер записал, что майора такого-то под трибу­нал, а дальше пусть они сами разбираются.

После этого он вернулся к переводчикам. Посмотрев на часы, он не стал ругать специалистов за задержку. Вместо этого он предложил им еще один образец — текст автоматической передачи, которая повторялась каждые пять минут с геостационарной орбиты до начала сеанса с Олегом, и снова начала повторяться после окончания сеанса. "Русак" некоторое время похлопал глаза­ми, но быстро начал переводить: "альфа альфа альфа альфа альфа. олег, это альфа. Нам не поз­волили сесть или искать с низкой орбиты. Мы оставили ретранслятор на стационарной орбите, на меридиане самого (полночь?) северного города. Олег, если ты жив, выходи на связь как мож­но скорее. Мы слушаем непрерывно на этой волне, передатчик не менее 13.5 вт. Повтор через 300 секунд. Прием".

— Хорошо. По крайней мере, похоже на правду. Теперь вопрос — что такое ард?

— Точно не знаю, но по контексту похоже на anti-rocket defense, противоракетная оборона.

— А что такое та?

— Точно не знаю, похоже на артикль, они его ставят после ключевых слов в предложении, как существительных, так и глаголов.

— А что такое де?

— Похоже, это просто "где" они так пишут.

— По каким правилам передатчик на поверхности сокращает слова?

— Как мне показалось, довольно хаотически, только одинаковые слова он старается сокра­щать одинаково, и главным образом за счет пропуска гласных, но не всегда. Гласные с короткими кодами морзе он оставляет чаще, а ы, э, ю, я вообще не использует.

— Похоже на правду. Готовы побеседовать с ними сами?

— Э... наверное. Товарищ капитан, а можно вопрос?

— Пожалуйста.

— Это... это земляне?

— Вас предупреждали об ответственности, с которой сопряжен седьмой уровень допуска?

— Э... да.

— Не понял?

— Т... Так точно.

— Еще вопросы есть? До особого распоряжения остаетесь здесь. Я надеюсь, это ненадол­го, но... Тревожные чемоданчики с собой?

— Н... нет.

— Ладно, я скажу дежурному, вам принесут смену белья, зубные щетки и постельное белье. Тут за дверью есть спальное помещение, спать будете там. Там же есть умывальник и унитаз.

На организацию передатчика и шифровальной программы ушло еще полчаса, в течении кото­рых Рудольф смог умыться и выпить кофе с гренками. Наконец, когда все отрапортовали готов­ность, Рудольф размял пальцы рук, откинулся в кресле, заложил руки за голову и начал дикто­вать:

— Алфа-та ме опять олег прм

"Русак" застучал по клавиатуре. Потом радист, глядя на экран компьютера, застучал ключом, пытаясь, по мере сил изобразить почерк Олега. В динамиках запищала морзянка. Ответ после­довал быстро. "Русак" сразу начал переводить с экрана:

— Олег, это Аня, напомни день рождения Лены.

Твою мать. Шифры у них примитивные, а... ы... што ж делать-та? Ладно, попробуем так:

— Скажи, 31 июня.

Ответ последовал быстро, но явно обескуражил и радиста, и "русака". Рудольф достаточно пло­хо понимал морзянку со слуха, поэтому он посмотрел на них обоих вопросительно.

— А... это уже чистый старорусский идет, причем открытым текстом. Говорит "вы что там, земной календарь уже позабывали?".

— Понятно. Ну ладно, все равно, если она согласна разговаривать, попробуем поговорить. Пишите кодом, но на старорусском: "я бы предпочел сохранить шифрованный канал"

— Ответ закодированный — "а зачем, собственно?"

— Пишите: "у нас на планете другие приемники есть"

— "ОК. Только вы бы представились для начала"

— Рудольф

— "Сикорски?"

— Не смешно.

— "Зато про войну. Освободите частоту, мы Олега ждем."

— Вот нахалы. Нет, это не пишите. Пишите: "Вы Олега не дождетесь, он у нас"

— "А вот пусть он за вас..." что? Не понял... А, сейчас. "А вот пусть он за вас похлопочет, а мы рассмотрим".

— Туше. Нет, это тоже не пишите. Сейчас... а, во: "А как же он может похлопотать?"

— "Для начала сказать день рождения Лены"

— Первое июля

— Не понял ответа. Можно словарем воспользоваться?

— Пожалуйста

"Русак" некоторое время листал словарь, потом все-таки перевел:

— Не паясничайте, говорит.

— Второе июля.

— Опять не понимаю... сейчас — "русак" снова зашелестел страницами — "дырку вы от бу­блика получите, а не Олега, он уже давно тю-тю. И почему вы думаете, что у него толь­ко две знакомые девушки?"

— Мда. Самое обидное, что она права. Это тоже не пишите. Пишите: "скажите, он гене­тически модифицированный?"

— "А почему вы так решили?"

— Бегает быстро, сволочь.

— "Да, он такой. В смысле, да, бегает быстро, но нет, он не сволочь, он хороший. И он не модифицированный. У нас это запрещено".

— Пишите: "ладно, разберемся. А правда, что у Олега три прадеда с папуасами воевали?"

— "Один точно воевал, про двух других не знаю. Спрошу. В общем, про прадедов интерес­но, но я все-таки хочу день рождения Лены".

— Пишите: "а что еще вы хотите?"

— "Вообще мы хотим установить контакт. Но сейчас мы хотим спокойно сесть в согласо­ванном с Олегом месте, с разумными гарантиями, что нас не будут пытаться сбить, и за­брать Олега".

— Ну, контакт вы уже установили.

— "Это не контакт, это (шелест страниц словаря, причем, как заметил Рудольф, переводчик полез в конец словаря, в приложение с нецензурной лексика) издевательство. Я правиль­но понимаю, что вы из того же самого кокона, из которого был этот ваш предыдущий... (переводчик опять зашарил в словаре) личинка с которым мы разговаривали?"

— КОМКОН

— "Вот я и говорю кокон"

— Барышня, простите, но чего вы хотели? Ведь вы сами сказали, что представляете какую-то частную контору, а требуете, чтобы с вами серьезно разговаривали.

— "Я не барышня, я фривуман"

— Хорошо, фривуман. А когда вы выйдете замуж, как вы будете называться?

— "Тоже фривуман"

— А Олег фримен, ага. А почему именно фри? Такие, которые не фри, у вас там есть? И почему просто фривуман, а не фривуман уоррар?

— "Теперь больше уже нету, у нас все фри. За то Олеговы прадеды с, как вы их называете, папуасами и воевали. А не уоррар потому, что мои родители считали, что это не женское дело, и я тоже так считаю. Так вот, насчет серьезно разговаривать. Посмотрите на ситуа­цию с нашей стороны. Мы представляем частную контору, но возможности нашей груп­пы подтверждаются наличием у нас гиперпривода и ансибля, а про вас-то мы знаем толь­ко то, что вы живете на поверхности планеты, у вас есть рация, вы знаете морзянку и немного старорусский, и вы умеете ломать детские шифры. Все остальное про вас — даже то, что вас зовут Рудольф и вы из кокона — мы знаем только с ваших слов. Если мы с этим придем к нашим официальным лицам, нас же на смех подымут, скажут, что за (шелест словаря) проходимца вы нам тут притащили."

— Во-первых, дорогая фривуман, не кокон, а КОМКОН. Во-вторых, на нашей планете рация бывает далеко не у каждого. Вы это, наверное, не могли не заметить. В-третьих, я знаю слова "фримен уоррар" и даже что они значат. В-четвертых, а разговаривать с незнако­мыми мужчинами — это по вашему женское дело?

— "Я и говорю кокон. Про рации — да, мы это заметили, но от этого вы в наших глазах становитесь только еще более подозрительной личностью. А про уоррар — это нас убе­ждает только в том, что вы говорили с кем-то, кто говорил с Олегом. Чтобы убедить нас, что вы можете говорить с самим Олегом, я уже сказала, что нужно. А насчет незнакомых мужчин — худшее, что вы мне можете сделать — это (шелест словаря на страницах при­ложения с нецензурной лексикой) изнасиловать мозг, но это я уж как-нибудь переживу."

— И как же мне доказать, что я не проходимец?

— "Если вы действительно хотите серьезного разговора — ну, ребята же во время первого контакта вашим личинкам говорили, что передайте по вашей широковещательной сети, что вы устанавливаете контакт с Землей, и что от лица планеты уполномочен говорить такой-то. Или такие-то. И фотографию, а лучше видео. Мы уже ваш телевизионный формат читать научились, разберемся как-нибудь. Тогда мы дадим этому человеку или этим людям ансибль и свяжем с официальными лицами. Ну, с ООН у нас отношения сложнее чем хотелось бы, да и им самим не до контактов с потерянными колониями, но если хотите именно правительство, это самое похожее на правительство в вашем понима­нии слова, что у нас есть. Они даже себя мировым правительством считают. И, в прин­ципе, мы их эмиссара тоже можем с вами связать, если вы хотите именно правительство. Но он тоже хочет говорить с вашим, не знаю, с кем-то, кто известен всей планете, а не с рудольфом из кокона".

— Вам же тогда же ответили, что это абсолютно невозможно.

— "А ребята вам тогда же ответили, что по такой схеме устанавливались контакты со всеми колониями, до которых мы долетели на гиперприводе. В том числе одна только наша частная контора установила таким образом три контакта. И, открою вам секрет, на двух из этих колоний нам тоже начали с рассказа, что это невозможно, а на одной из этих двух даже с рассказа, что это абсолютно невозможно. Но в итоге все оказалось возможно, и все остались довольны."

— У нас не такая ситуация, как на других колониях.

— "Возможно, но не обязательно. Мы — в смысле, не наша группа, а Земля в целом — уста­новили контакт с двадцатью колониями, поэтому, простите за откровенность, мы, навер­ное, лучше вас представляем, какие вообще бывают ситуации и почему. Впрочем, если вы можете предложить другой способ убедить нас и наших официальных лиц, что вы представляете значительную часть населения колонии, а не просто рудольф из кокона — мы готовы его обсудить."

— А если Олег за нас, как вы выражаетесь, похлопочет?

— "С Олегом мы будем разговаривать о конкретных вещах — например, где высадиться чтобы его забрать, или если с этим сложно, как ему передать личные вещи, земную еду, нормальное коммуникационное оборудование наконец. Но Олег ведь, как вы сами отме­тили, тоже не официальное лицо. То есть он, конечно, подтвердит, что у вас, кроме ра­ции еще есть, скажем, вертолет и пеленгатор, но вряд ли это сильно увеличит ваш вес в глазах наших официальных лиц".

— А если он подтвердит, что мы здесь действительно контролируем ситуацию?

— "Что значит контролируете? Если вы контролируете ситуацию, почему вы тогда не мо­жете сообщить людям о контакте? Потому что боитесь потерять контроль? Но ведь это означает, что у вас только, в лучшем случае, иллюзия контроля. Далее, если вы контро­лируете ситуацию, вы ведь уже пять ваших дней имеете олеговы фотографии и знаете его имя, приметы и как он был одет — а он все это время сидел в концлагере, и вы не могли или не хотели его оттуда достать. О каком контроле может, извините, идти речь? Вы не контролируете собственные концлагеря, вы не контролируете противобаллистические ра­кеты, которые стартуют с заброшенных баз, вы контролируете хорошо если десять, а ско­рее всего только пять процентов поверхности суши, вы не контролируете пространство в радиусе трехсот километров от поверхности, вы боитесь говорить с нами открытым тек­стом, вы не можете сказать правду по телевизору — это только то, про что мы точно зна­ем, что вы не контролируете, а я еще готова поспорить, что вы вообще в телевизоре пока­заться не имеете права. Зачем вы врете про контроль, это же даже не смешно. Освобо­дите эфир, траханый рудольф из кокона, мы ждем Олега. Конец связи".

— Стерва. Нет, это не пишите. Пишите "до связи".

Рудольф опустил голову на руки и задумался. Такому унижению его давно не подвергали, да еще в присутствии троих ниже по званию. Самое обидное, что логика Ани была совершенно бесспорна. Если я не могу показаться в телевизоре, то какая я власть? Зачем со мной разговари­вать, и о чем? Что вообще такое власть, если ты можешь реквизировать самолет и пустить в расход человека, но не можешь показаться в телевизоре и работать в эфире открытым текстом? Интересно, сколько этой Ане лет? Олег по виду вроде достаточно молодой, в досье написали 17 лет, это 20 земных, они от балды пишут, но все-таки ему не может быть сильно больше двадца­ти земных. Максимум двадцать пять, пацан. С Аней он разговаривал достаточно, как показа­лось Рудольфу, панибратски, значит, наверное, они примерно ровесники, да и она со своими чмоки... И она, как случайно выяснилось, не замужем, но вообще-то у них бывают замужества. И эта девица его так провезла мордой по неструганым доскам — или у нее за спиной коллегия советчиков сидела?

Радисту тоже придется ночевать в карцере, который он назвал специалистам "спальной комна­той". И что с ними всеми потом делать? Досье, как правильно сказал дежурный, у них нечи­стые, настоящий допуск седьмого уровня им доверять нельзя. Разговаривать с Землей без них я не могу, ну, без радиста справимся, а без переводчиков — ... Так что, пока не поймаем Олега, им сидеть здесь, и какое-то еще время, пока не разъясним Олега, а потом куда? В расход? Нет, правда? Не получается ли, что единственный для них шанс остаться в живых — это открытое установление контакта? И что будет, если... нет, что будет когда они это поймут? Наедине с ра­диопередатчиком их оставлять нельзя, это точно.

Рудольф с ужасом понял, что впервые столкнулся с противником, который ему не по зубам, и что это противник имеет реальные шансы его поиметь, причем жестоко, и, что еще обиднее, скорее всего сделает это походя, преследуя совсем другие цели и вовсе не имея ничего против Рудольфа лично. И это даже не из-за того, что они так уж сильно умнее, а просто из-за того, что этого противника Рудольф не может посадить в карцер или пустить в расход, а он привык иметь дело только с такими. Слишком привык.

Рудольф открыл сейф и достал из него бутылку "коньяка" — кукурузного самогона, выдержан­ного в бочках из "дуба" — и четыре стопки. Разлив вонючую жидкость по стопкам, он раздал их радисту и переводчикам, и они молча выпили.

— Глава 4. В бегах

Рудольф остался спать в карцере вместе со специалистами — частично чтобы не вызывать у них лишнего беспокойства, частично из опасения оставлять их наедине с передатчиком, частично — чтобы быстро оказаться рядом, если вновь пойдет передача. Дежурный разбудил их за пятнадцать минут до полудня сообщением, что опять слышен передатчик с поверхности. Рудольф отправил специалистов включать аппаратуру, а сам решил посибаритничать, умылся и почистил зубы. Когда он вышел в кабинет, уже был готов перевод первых фраз радиообмена.

Олег в это время сидел под деревом на опушке леса на краю чего-то похожего на небольшой заливной лужок. Образовавшая этот лужок речка текла чуть дальше вниз по склону, ее берега скрывались за густым кустарником. Олег устроился с комфортом, он воткнул антенну в грунт и подпер ее двумя сухими ветками, а сам он сидел, вытянув ноги и прислонившись к стволу дерева спиной. Как и подозревал Рудольф, коммуникация была устроена чуть сложнее, чем зашифрованная детским шифром морзянка. В ней была еще стеганографическая составляющая — варьируя длины символов и межсимвольных пауз, в каждой радиограмме они передавали еще одно, скрытое сообщение, как правило существенно более короткое.

Олег: Альфа ме Олег прм

(пауза 10 секунд)

Альфа: Олег, ме Катя помни ме бездень прием [Рудольф слш?]

Олег: 15 окт [ы]

Альфа (открытым текстом): Олег ок давай опен теьт, они код-та заплили прием [ждеш?]

Олег (открытым текстом): ок, у ме моск-та не казенный. А хто заплил-та? Прием. [нак] (negative acknolwedgement, здесь имеется в виду, что Олег не разобрал стеганографическое сообщение из-за неожиданного перехода на открытый текст)

Альфа (открытым текстом): Да был утреча по вашему кака-та птиц, звался рудольф из кокона, аня с им до ночи балакала прием [пслк летит ета 15 м]

Олег: Што за рудольф? Сикорски? Прием [длго]

Альфа: Не, казал не сикорски, обиделся. Чем кончился давешни вертолет-та? Прием [н мож шстр б ол]

Олег: Как секешь, пока што ме на воле. Пистол у них отобрал. Прием [вчр 20м вртлт слшл]

Рудольф (шифром): Могу я попросить не обсуждать мою скромную персону открытым текстом? прием

Олег: втф?

Альфа (открытым текстом): попросить можно, освободите частоту, как поняли прием [ще 1 пстл??]

Олег и Рудольф передают одновременно, неразборчиво. Пауза 5 секунд.

Олег (открытым текстом): фуцк.

Альфа (открытым текстом по-старорусски): Вы что, друг друга не слышите? Это тот самый Рудольф. Хочет, чтобы мы вернулись на шифр. Прием [нплюй]

Олег (открытым текстом по-старорусски): Когда я передаю то не слышу. Меня задолбало шифром, у меня мозги не казенные. Кэт, поработай арбитром лучше, может он чего умного скажет. Прием [лзр нд скрее он жт н дст]

Альфа: Ну ладно. Только Ане он давеча ничего умного не сказал. Олег [ета 10 м лоцк б ол]

Олег: Рудольф, если мне дадут компьютер, я смогу обсуждать вашу персону под защитой сильного крипто прием [жд жд жд жд]

Альфа: А с твоим компьютером что? А, ты ане вчера говорил. Олег [олжк жди]

Рудольф: Так нечестно! Прием

Альфа: Рудольф, не разводите детский сад, рудольф [лоцк слб б ол]

Рудольф: Я как раз насчет компьютера. Олег, ваш компьютер у меня. Прием

Альфа: Олег, он говорит, что у него твой компьютер. Олег [лоцк б ол]

Олег: Может и правда. Рудольф, а как вы мне его можете передать, прием [втф]

Альфа: Рудольф

Рудольф: Можно договориться, например мы его оставим на месте вашего первого сеанса. прием

Альфа: А вы его там будете ждать с ротой автоматчиков? Олег [н вер ему]

Олег: Ну типа того. Рудольф, спасибо, я уже пробовал сдаваться, мне не понравилось прием [ме шт бака де пслк]

Альфа: Рудольф [ок]

Рудольф: Вы не тем сдавались. прием

Альфа: Олег, олег, олег [б ол]

Олег: Знаете, я пока что не вижу разницы прием [де она]

Альфа: Рудольф, а правда, какие вы можете дать гарантии? Рудольф [5 чс звзд]

Рудольф: А какие гарантии вас могли бы устроить? Еще у нас ваш друг Фаня. Прием

Альфа: Что за Фаня? Олег, ты вчера не рассказывал. Олег [олжк150сбол]

Олег: Пацан, вместе в концлагере сидели, единственный кто тут более-менее старорусский знает прием [пм ме шт слшл]

Альфа: Вроде Рудольф тоже на старорусском говорит. Правда, судя по задержкам, у него там человек-переводчик. Рудольф [длжн вже вдт]

Олег (не в очередь): Вртлт бл еот

Альфа: Олежек, пока, еот [б ол]

Олег зажимает ключ, в эфире непрерывный писк.

К этому моменту Олег уже видел посылку — действительно, примерно на пять часов от звезды в небе появилась черная точка и быстро начала увеличиваться в размерах. У Олега не выдержали нервы, он отпустил ключ и отскочил за дерево. Перед падением посылка задрала нос и упала на грунт плашмя. Это был черный сигарообразный корпус длиной около метра, с острым носом, короткими треугольными крыльями и симметричным, как у ракеты, хвостовым оперением. Звук вертолета становился все более отчетливым, надо было рвать когти. Олег нашел на корпусе посылки полусферу с глазком коммуникационного лазера, нащупал рядом с ней кнопку и нажал три раза, три тире морзянки. Светодиод на полусфере мигнул — посылка получена, и на орбите об этом знают.

Олег быстро осмотрел имущество. Аккумулятор придется бросить, он больше не нужен, а таскать такую тяжесть — ... Интересно, что они подумают, найдя второй аккумулятор???

Антенна и передатчик тоже больше не нужны, но бросать их — наводить Рудольфа на ненужные мысли. Посылка.... Олег обломал крылья и стабилизаторы, измазавшись при этом в графитной пене, использовавшейся в качестве теплозащиты. Все равно посылка выглядела слишком вызывающе. Он не нашел крышку, сломал корпус об колено пополам и вытряхнул содержимое на грунт. Как и договаривались, там был рюкзак — небольшой, скромно выглядящий, защитного цвета, издалека может сойти за местное изделие. Олег лихорадочно запихал в рюкзак обломки корпуса и плоскостей, потом, не разбирая, сгреб туда же содержимое посылки и передатчик. Затем он прицепил на рюкзак скатку шинели, закинул получившееся нелепое сооружение за плечи, подпрыгнул (вроде не брякает), схватил наперевес антенну и переходящей в галоп рысью побежал в лес.

* * *

В ходе погони Олег несколько потерял ориентацию во времени, так что когда он все-таки решил, что можно остановиться, время пришлось определять по звезде — но и это оказалось непросто, так как он и потерял и точное направление на юг. Он перевел дух и прислушался. Вертолета слышно не было, лая собак тоже. Олег нашел более или менее открытое место, расстегнул рюкзак и вынул из него обломки контейнера. Компьютер был жестко закреплен внутри корпуса. Собственно, он и управлял посылкой при входе в атмосферу и наведении на его радиостанцию. Олег разломал корпус вдоль, отсоединил компьютер от коммуникационного лазера и от сервомоторов рулевых машинок, потом нашел прикрепленный к стенке корпуса штатив. Он вывинтил сферу коммуникационного лазера из корпуса, прикрепил ее к штативу, снова подсоединил компьютер, открыл его крышку и набрал пароль, потом быстро прошел по меню и включил коммуникатор. Зажужжали сервомоторы, лазер покрутился и компьютер противно заверещал. Ветки закрывают. Олег сдвинулся чуть в сторону и снова включил лазер. На этот раз связь установилась нормально. Олег включил микрофон.

— Альфа, это Олег, вы меня слышите?

В микрофоне некоторое время раздавался успокаивающий белый шум — типа, несущая частота идет, только абонент молчит. Потом раздался голос Сашки

— Олег, привет, ты где там бегал? Мы уж думали, тебя повязали.

— Привет. Наконец-то можно поговорить нормально. Не спрашивай, тут такой цирк был, с дрессироваными собаками и вертолетом. Они меня к железной дороге выгнали, а там бригада с ломами и дрезина стоит. Я на дрезине и уехал.

— А ты точно уверен, что уехал?

— Ну, насколько я вообще могу быть в чем-то уверенным. Я тут десять каме от дороги пробежал, вроде никаких признаков погони.

— Подожди, давай еще раз и по порядку. Ты утверждаешь, что убежал на дрезине от вертолета, так? Как я понимаю, это явно запрещено известными мне законами природы. Или тут дрезины на магнитной левитации?

— Ну, не совсем на дрезине, я потом на разъезде электровоз угнал. Но вертолет за мной пролетел только минут через пятнадцать, и он улетел не за мной, а за электровозом. Судя по карте, перегон там длинный, то есть они меня на некоторое время потеряли.

— Все равно очень странно. У тебя не было ощущения, что тебя отпустили?

— Знаешь, было. Но я в этом не вижу особой логики.

— Ты переговоры с Рудольфом слышал?

— Угу. Я с наушником шел, у меня приемник грамотный, он может как детекторный работать. Я когда их с Аней услышал, я даже остановился послушать.

— Ну да. Так вот, как по-твоему, у этого Рудольфа есть явная санкция руководства или полный карт бланш? Или похож ли он сам на руководство?

— Э...

— Вот и я говорю э. Я думаю, они очень далеки от консенсуса по вопросу, что с тобой и вообще с нами делать.

— Аргумент.

— Вот и я так думаю. Ты посылку уже разбирал?

— Нет еще, я остановился и сразу на связь.

— Ты же жаловался, что жрать хочешь?

— Да я тут это... в дрезине хавчик был, видимо на бригаду, я не удержался, почуфанил маленько.

— А что за хавчик? — послышался из компьютера женский голос.

— А, привет, Аня. Тушеное мясо с луком и картошкой. Я миски четыре слопал, пока до разъезда ехал.

= Тебе плохо не станет?

— Не знаю, пока вроде терпимо.

= Если станет, там аптечка есть. Преимущественно бинты, но от желудка тоже кое-что положили.

— Угу.

— А, Олег, еще. — это снова был Сашка. — Там компьютер должен был эфир на средних и длинных волнах сканировать, мы-то это из-за ионосферы услышать не можем. Слей телеметрию, плз.

— Угу. — Олег набрал на клавиатуре нужную комбинацию.

— Угу, пошла. Слушай, они довольно активно болтают на десятиметровых волнах, пока что преимущественно шифрованные цифровые каналы. Ну, не то, что активно, но по сравнению с тишиной в УКВ-диапазоне — ... Я Полю отдам, пусть посмотрит.

— Угу. Слушайте, ребята, я сутки на ногах, пробежал считай марафон с копейками. Ну, как пробежал, маршброском, шагом с переходом на бег, только еще с аккумулятором на горбу. Давайте я шмотки разберу, найду родник, да лягу поспать. А потом нормально побеседуем.

— ОК, до связи. Слушай, не выключай звук, может по шмоткам вопросы будут. Кстати, еще крылья разломай, там в одном должна быть накидка от дождя, а в другом солнечная батарея. Спать ляжешь, подключи ее, там у тебя вроде ясно, подзарядишься.

= Угу.

Олег разложил шмотки. Там была аптечка, две смены нижнего белья, жидкое мыло в тюбике, зубная щетка, многоразовый стаканчик с саморазогревом, пять пачек растворимой лапши, зажигалка, нож...

— Ребята, алло, вы там?

— Угу. Что не так?

— Нож-то зачем, нож у меня уже есть.

— Откуда ж мы знали? Ты только про пистолет говорил, да и то без подробностей. А правда, где ты нож взял?

— Тоже трофей. Длинная история на самом деле.

— Расскажи уж.

— Ну, в общем я в концлагере этому... как это называется, активисту положительной направленности, того... шею свернул.

— За что???

— Ну, он меня трахнуть хотел, в сортире, а я его за руку протянул, он башкой в писсуар, шея и хрустнула. А самое интересное потом было. Я думал все, кончилась моя миссия, выведут поутру в поле и поставят лицом к стенке, а они мне вместо этого взяли и его повязку и его нож торжественно вручили.

— Офигеть.

— Не говори. Я сам до сих пор в офигении пребываю. Собственно, после этого я окончательно и решил оттуда сбежать.

— Не, реально офигеть. Нож-то хороший?

— Да не сказал бы, лезвие толстовато на мой вкус, заточено по-уродски, и баланс для метания не подходит. Но сталь вроде приличная, гарда и балансир... И ножны кожаные.

— Да вы, батенька, тонкий эстэт. Не, мы-то тебе нож как раз под твои вкусы прислали, так что пользуйся.

— Угу. Ладно, до связи.

Олег разломал корпус посылки на более мелкие куски, чтобы они не занимали в рюкзаке так много места. Когда будет возможность развести костер, надо будет их сжечь. Графитную пену и углепластиковый композит корпуса спичками не разожжешь, но в костре с углями они тлеют очень даже бодро. Кроме содержимого посылки, он еще дополнительно прибарахлился в электровозе — машинист и его помощник были в униформе, но в шкафчике висели на вешалках гражданские штаны, рубашки и какая-то куртка довольно приличного вида. Он предполагал, что в той суматохе, которую должен был создать неуправляемый локомотив, про шмотки в кабине вспомнят не скоро.

Когда он упаковал рюкзак аккуратно, он стал компактнее в два с лишним раза. Попрощавшись с базой, Олег свернул штатив и компьютер и отправился на поиски родника.

Вскоре его поиски были вознаграждены — как и в первый день, найдя влажную низинку, Олег проследил ее вверх и обнаружил сначала довольно убедительный ручей, а потом и мощный, бивший ключом родник. Олег согрел воды и заварил чаю (все-таки после изобильного мясного обеда с последующей пробежкой его начала мучить тяжесть в желудке). Потом он снова развернул коммуникационный лазер, попросил ребят чтобы они слушали — если что-то будет лететь в его сторону, или звук подозрительный, то чтобы разбудили, расстелил шинель, закрыл ее дождевиком, сверху закидал ветками и срубленным кустом, чтобы не так маячить, влез в получившуюся берлогу и с удовольствием заснул.

Проснулся он ночью, сначала даже неясно от чего. Первое, что он почувствовал — чужое, непонятное и не то, что отчетливо враждебное, но явно недоброе присутствие. Потом в сознание проникли и звуки. Кто-то негромко и невнятно, но, как показалось Олегу, членораздельно бормотал на два голоса. Нашарив рядом с собой отобранный у лейтенанта фонарь, Олег тихо извлек его из-под дождевика, нащупал кнопку включения, резко сел и направил луч на бормотавших. Открывшаяся его взгляду картина потрясла его до глубины души. На него смотрели две пары круглых глаз, белых и, как ему показалось, без зрачков. Над глазами возвышались крутые красные морщинистые лбы, а под глазами виднелись широкие безгубые рты, застывшие в нечеловеческой, то ли злобной, то ли саркастической улыбке. Олег чуть не выронил фонарь, но потом разглядел своих визави повнимательнее. Они были сантиметров шестьдесят ростом, у них были длинные шеи и овальные поросшие густой косматой шерстью тела, из боков которых торчали маленькие перепончатые крылышки. Олег вспомнил описания Фани — "страусы". Один из страусов повернул голову к своему приятелю и что-то то ли квакнул, то ли мявкнул. Стало видно, что "лоб" — вовсе никакой не лоб. Второй закудахтал в ответ. Олег перевел дух и закричал: "Пшел вон, курица".

"Пшел вон, курица" — в том же тоне ответил смотревший на него страус. У Олега не выдержали нервы, он выскочил из-под накидки и попытался с разбегу пнуть одну из тварей. Те с кудахтаньем бросились в разные стороны, хлопая крылышками.

Тут как раз ожил компьютер. За микрофоном сидела Аня, она кричала:

— Олег, что там у тебя происходит, Олег? Ответь срочно, что случилось??? Олег???

Олег подошел к компьютеру и открыл крышку

— Аня, привет. Ничего страшного, у меня тут с местной фауной непонимание вышло.

— Олег, какая нафиг фауна, он же русским языком тебе сказал "сам ты курица"?

— Тебе послышалось, он это... как попугай...

— Блин, Олег, все равно, извини за подробность, я чуть не уписялась. Слушай, а ты точно уверен, что он как попугай, а не...

— Сейчас, подожди, я камеру включу, попробую тебе показать. У тебя все вопросы должны отпасть. Хотя знаешь, когда спросонья перед собой такую рожу увидишь, там не только уписяться можно. Идет картинка?

— Угу.

— Смотри. — Олег повернул компьютер в сторону "страусов" и подсветил их фонарем.

Они отбежали на расстояние, которое сочли безопасным, метров так на пять, где снова встали рядом и, синхронно наклоняя головы, продолжили рассматривать Олега, время от времени переговариваясь кудахтаньем или повторяя "пшел вон, курица". Чем дальше, тем больше эта фраза походила на невнятное бормотание.

— Ну... Олег, но у него же голова вон какая, а ты говоришь фауна...

— Не, это не голова, это просто гребень. Башка у него... примерно как у кошки, не больше, да и то может быть наросты, а не собственно голова. Ну и глаза большие.

— Ой, может быть. Слушай, Олег, а они вообще чем питаются?

— Мне Фаня про них рассказывал, говорит хищники, местные их страусами называют.

— Так это же здоровая тварь, кило на пятнадцать потянет. Они точно на людей не нападают?

— Фаня говорил вроде случаев неизвестно, но знаешь... он же рассказывал, что они зимой овечьи берлоги раскапывают...

— Чьи берлоги???

— Овечьи... ну это тоже местная тварь, травоядная, а на зиму в спячку впадает. Они их находят, раскапывают и... того. Так что слушай, знаешь, похоже они действительно спящего-то могут разъяснить... или хотя бы попробовать. Или до лапши доберутся. Так что, выходит, в лесу-то ночевать небезопасно. Фаня еще про медведей рассказывал...

— Каких медведей???

— Ну, они не с нашего медведя, они вроде как максимум с крупную собаку, и, говорят, глупые, но агрессивные, особенно по весне.

— А сейчас-то уже вроде не весна...

— Но и не осень...

— Аргумент. Похоже, правда небезопасно. А раньше ты где ночевал?

— В основном в концлагере, я только третий день как сбежал. Там возле города были заброшенные промзоны, я там кантовался. Только до них сейчас километров шестьдесят, да и вообще меня там пеленговали, мне как-то стремно туда возвращаться.

— Мда, положеньице. Возле жилья заметут, в лесу звери... От тебя на восток город небольшой, может туда все-таки, поближе, пойдешь?

— Если я правильно понимаю карту, именно туда ветка идет, куда я электровоз отправил. Я опасаюсь, меня там уже поджидают.

— Тоже аргумент. Еще, на юг от тебя есть большой город, но до него тоже километров сто, даже чуть побольше.

— Моя карта дотуда не доходит. Знаешь, наверное, попробую потихоньку двинуться туда. Кстати, посмотри в том городе, где электровоз, там в той стороне признаков пожара нет?

— Не заметно.

— Значит, все-таки поймали они тот электровоз, или линию обесточили. Слушай, Ань, мне спать что-то страшно, дай я костер соображу?

— А если заметят?

— А кто заметит? Спутников у них нет, а вертолет я раньше услышу.

— А если кто по лесу ходит?

— Как я понял, тут в лес ходить особо незачем, грибов нет, ягоды малосъедобные. Знаешь, я сейчас страусов боюсь больше, чем людей. Кстати, еще задача, надо все-таки их отогнать... Кинуть в них чем-нибудь?

Олег поискал фонарем подходящий камень или палку. Даже если они и были, в темноте их найти не получалось. Олег решил испытать вновь полученное оружие — он достал пришедший в посылке нож, взял за лезвие острием от ладони, взвесил на руке и метнул в левого "страуса". То ли их слепил фонарь, то ли страусы вообще как-то не осознавали, что бывают опасные противники, атакующие на расстоянии. От ножа они даже не попытались увернуться. Лезвие вошло "страусу" прямо в основание шеи, он даже квакнуть не успел. Его приятель завопил дурным голосом и исчез в темноте.

— Олег, ты точно уверен, что это фауна? А то еще дипломатического конфликта с негуманоидами нам не хватало...

— Да уверен, уверен.

Олег подтащил добычу к компьютеру и показал Ане голову в профиль:

— Видишь, гребень это, а вовсе не лоб. Так что не беспокойся, фауна это, фауна.

Олег попытался освежевать "страуса". Кожа снималась легко, но мясо отчетливо пахло керосином и чем-то еще резким и совершенно, как показалось Олегу, небиологическим по происхождению. Кровь у страуса была густой и синей. Олег попытался выкинуть тушу подальше, раскрутив ее за ноги вокруг себя, как спортивный молот, но попал в дерево, причем как раз в зоне обзора камеры.

— Олег, прекрати надругательство над телом! — сказала Аня.

— Угу, сейчас. — ответил Олег, и повторил упражнение, на этот раз с гораздо большим успехом. Судя по времени до звука падения, туша должна была пролететь метров десять. Интересно, они каннибалы?

Олег собрал мелких веток и хвороста, отломал и пару крупных сухих веток со стоящих деревьев. Он щелкнул зажигалкой и дрова занялись веселым оранжевым огоньком.

— О, совсем другое ощущение. Ань, ты меня слышишь?

— Угу.

— Блин, вот что нас дернуло всю эту технологию развивать...

— В смысле технологию? Ты вот, например, какую технологию за последнюю неделю развил?

— Сравнительно честные способы отъема пистолетов у глупых офицеров. Прикинь, я за три дня два пистолета отобрал, правда один уже выкинул, чтобы не таскать, обойму только забрал. Не, я вообще говорю, не про себя, а про человечество. Сидели бы в лесу у костра спокойно... чем не жизнь... так нет, взяли, напридумывали зачем-то — пистолеты, лазеры, концлагеря, звездолеты...

— Что-то тебя на философию потянуло.

— Дык потянет тут... спать страшно, а заснуть хочется. Поговори со мной о чем-нибудь.

— Давай. Я лучше это... с этими страусами совсем забыла. Я лучше тебя полезной работой займу. Ты по-местному понимаешь?

— Ну, так, немного.

— Ребята расшифровали большую часть радиопереговоров. Поль хохочет, говорит, тут страна непуганых идиотов. Он говорит, они шифруются главным образом от противника, который либо вообще компьютера не имеет, либо какие-то очень дохлые.

— Странно. Если те, кто сидит на юго-востоке, для них противники, то у них минимум два радара с фазированной решеткой, значит компьютеры там есть. То есть...

— Ну, не знаю, я за что купила, за то продаю. Поль завтра придет, сам с ним говори. А я вот чего, там в основном голосовой трафик идет, причем одна передача — мы там далеко не все поняли, но она явно к тебе относится. Попробуй перевести?

— Ну давай свою запись. Слей лучше файлом, я сам проиграю и буду переводить по ходу.

— ОК, лови.

Файл приехал быстро, скорость до спутника была больше ста мегабит в секунду. Олег включил его на проигрывание и прослушал первый радиообмен. Много слов незнакомых, но... хе, он-то знал, что происходило на самом деле... ну да, можно и перевести. Ну, поехали.

— (слышен шум турбин и винтов, словно говорящий в кабине вертолета, но не оглушительно, словно микрофон имеет какие-то фильтры) Экселенц, это Мотылек, сигнал исчез. Вроде бы там есть лужайка, садимся.

— Вас понял, жду доклада.

(пауза две минуты 25 секунд).

— (звук турбин гораздо тише, словно они на холостом ходу) Экселенц, это опять Мотылек, видим брошенный аккумулятор и примятую траву. Собаки взяли след.

— Вас понял, об изменениях докладывайте. Ань, интересно, Экселенц — это тот же самый Рудольф???? Он кто, мегаломаньяк или просто придурок?

— Скорее всего, да.

— В смысле, да, мегаломаньяк или да, придурок?

— Одно другому, вроде, не мешает...

— Гм. ну ладно, поехали дальше. (пауза 14 минут 47 секунд) Экселенц, все пропало, пациент угнал [чего угнал? а...] автомотрису...

— Взлетайте срочно!

— Мы уже в воздухе, Экселенц, позвоните железнодорожникам, он движется в сторону (переговоры не в микрофон — куда? Сюда?) Хельмовой Крепи, там разъезд по дороге, пусть его хотя бы в тупик загонят, если он его еще не проехал...

— Олег, подожди, как раз мы это и не могли разобрать. Именно Хельмова Крепь? Они ж вроде не толкинисты...

— Ну, толкинисты или нет, я не знаю, но город, возле которого я кантовался в промзоне, называется Умбар. Я вывеску на въезде видел. И еще речка Андуин есть.

— Занятно... Хотя, так, если посчитать по Известному Космосу в целом, толкиновские названия в числе самых популярных. Одних Гондоров шесть штук. Ну ладно, давай дальше.

— Позвоню. Что так долго, когда он уехал?

— Кинологи вышли по следу к дороге, там бригада рабочих, они его видели, он их мотрису и угнал. Пока сержант добежал обратно, пока завелись... В общем, минут семь назад.

— Понял, летите к разъезду, там доложите обстановку.

— Олег, слушай, а у них что, правда нет никакой мобильной связи? То есть этот сержант с собаками бежал по лесу от дороги к вертолету, и другого способа сообщить не было?

— Ну, похоже на то. Если так, получается, они меня вовсе и не отпустили... Гм... а как же они, бедные, у них же в вертолетах-то рации есть, то есть они не технологию утратили... Ну ладно, продолжаю.

— Экселенц, видим разъезд. На путях стоит автомотриса, вроде суматохи рядом не видно. Там лес близко, непонятно где сесть. Где нет проводов, там лес рядом...

- Хорошо, сколько вас там на борту?

— Четверо, одна собака, мы всех собрать не успели.

— Автоматов на борту сколько?

— Два.

— Осторожнее, у него два пистолета. Не разделяйтесь, если он еще вертолет угонит, это будет позор на весь КОМКОН. Лучше вообще вертолет не сажайте, прыгайте с полутора метров, а потом пилот вам лестницу скинет. И еще, Мотылек. Если он в вас будет тыкать палкой с металлическими перекладинами и говорить, что это транглюкатор, не [что? Ага...] не покупайтесь, это просто направленная радиоантенна.

— Олег, а ты им уже так делал?

— Было дело, я как раз таким образом второй пистолет и отобрал.

— Ну ты там зажигаешь. Олег, я тебе не говорила, что ты на Крэйга Дэниэла похож?

— Нет, а кто это?

— Ну, он Джеймса Бонда играл.

— Э... который из?

— Ну, начиная со второго варианта Казино Рояль, где уже компьютерная графика идет.

— Это где они в покер играли? Такой ушастый?

— Ага.

— Ну, спасибо....

— Олежек, не обижайся, он симпатичный... правда правда.

— Гм... ну ладно, что там дальше

— Экселенц, мы снова в воздухе, он угнал электровоз.

— Давно?

— Стрелочник говорит, минут уже десять-пятнадцать. Он хотел позвонить в Хельмову Крепь, но он привел в негодность телефон. Позвоните, пусть они электричество выключат...

— Десять минут... Мотылек, это уже бесполезно, если электровоз разгоняется до сотни, то он уже может быть в пятнадцати километрах отсюда, даже дальше. Вчетвером это бесполезно, подкрепление не готово... Ну, слетайте для очистки совести, если увидите электровоз на путях, попробуйте осмотреть окрестности, только аккуратно, чтобы он вертолет не захватил.

— В Хельмову Крепь позвоните...

— Ага, звоним уже... нет, это бесполезно.

(через пять минут)

— Экселенц, это Мотылек, видим электровоз. Движется в сторону Хельмовой Крепи со скоростью около ста сорока километров в час. Преследуем...

— Мотылек, хорошо. Прыгнуть на такой скорости невозможно, так что, если начнет сбавлять ход — попробуйте снизиться и взять его. Только если он не идиот — а на идиота он не похож — то его там уже давно нет. В Крепь я позвонил, они говорят, что нельзя обесточивать перегон, тогда на линии выключится вся автоматика, они лучше попробуют его затормозить сигналами светофоров, у всех локомотивов автоматические тормоза есть. На всякий случай, улавливающий тупик готовят.

(через двадцать минут)

— Экселенц, это Мотылек из Хельмовой Крепи, у нас проблемы.

— Мотылек, какие еще проблемы?

— У нас горючее кончилось. Ну, оно не совсем кончилось, но до базы мы не долетим.

— А там на станции ничего нет?

— На станции только солярка, а вертолету нужен газойль. И пилот не хочет заправляться левым топливом, говорит его прав лишат. Просит пригнать заправщик из Гондора. И еще, Экселенц, надо же группу захвата с перегона забрать, и ремонтников, может мотрису за ними отправить из Умбара?

— Ой, разберитесь там сами на месте, я надеюсь он связь с Умбаром не перерезал?

— Нет, только с разъездом.

— Ну слава Богу. Что там с пациентом?

— Электровоз на красный свет автоматически тормозить начал, но скорость с большим превышением, он все-таки влетел на станцию и разбил тупик, но остановился, вроде бы даже подлежит ремонту. В кабине никого нет, только веревка привязана к реостату и в сторону двери... Дверь закрыта была.

— Понятно. Мотылек, вы помните, на каком расстоянии от разъезда вы его впервые увидели?

— Километрах в двадцати.

— Понятно. У нас не хватит войск оцепить такую территорию, тем более, простое оцепление он легко прорвет... и вертолетов нет, чтобы их высадить... да еще он бегает, как лошадь, пока мы поднимаем весь округ по сбору, он еще километрах в двадцати будет... да, со всех практических точек зрения он тю-тю. Чтоб его там страусы во сне сожрали... Ладно, сидите там, ждите заправщик. Рапорт пока пишите...

— Экселенц, разрешите обратиться?

— Да.

— Я вот что подумал. Похоже, он понимает, что у нас нет радиосвязи, и пользуется этим совершенно беззастенчиво. А если рацию с вертолета снять, мобильная группа с двумя-тремя рациями была бы гораздо эффективнее, и мы бы его просто на сюрприз взяли.

— Легко сказать, сложно сделать. Отдел радиослежения на уши встанет...

— Но ведь отдел радиослежения — это тоже мы...

— Это мы, но не совсем, вы с ихним начальником говорили хоть раз?

— Нет.

— Вам очень повезло. И еще, ну снимете вы рацию, а чем вы ее кормить будете? Переносным динамогенератором?

— Экселенц, а почему нет? Это всяко лучше, чем то, что мы имеем...

— Я подумаю над этим. Конец связи.

Пока Аня некоторое переваривала услышанное, Олег продолжил уже от себя:

— Слушай, а ведь Сашка-то правду говорил, что меня, похоже, отпускают.

— То есть? Ты же сам слышал, что у них связи нет?

— Не так все просто. Гляди. Ночером они меня брали с тремя вертолетами, я ушел. На этот раз они взяли собак, но один вертолет. Если бы они прилетели на трех вертолетах, высадили группу на железку и погнали бы меня к железке двумя командами, они бы меня взяли, как мышь в мышеловку, и даже если бы я угнал дрезину, у них там сразу был бы вертолет с командой, которая понимает, что происходит. Я бы дальше разъезда не уехал. Но почему-то они этого не сделали...

— Но этот экселенц же говорил...

— Он интересно говорил, ты его послушай, ты же мой перевод записала? Или если сомневаешься, оригинал послушай, там по-моему это можно разобрать и без моих знаний. Людей нет, второго вертолета нет, раций нет, пациент уезжает, гипс снимают, но он же всего этого не просит, он говорит — нету, ушел, все, вилы, медицина бессильна. То есть он не просто отпускает, он грамотно отпускает, он свою задницу со всех сторон прикрыл и соломой обложил в три слоя...

— Олег, у тебя паранойя.

— Ань, ты посиди в здешнем лагере, а потом пообщайся со страусами, я еще на твою паранойю после этого посмотрю. Лучше быть полчаса параноиком, чем день просидеть в концлагере.

— Может быть... но Олег, я ему все равно не верю.

— Я тоже. Именно потому это мне все больше и больше не нравится. Может быть, он меня не просто отпускает, а наоборот, гонит куда-то... И радиоигры эти...

— Олег, ну ты еще скажи, что это он на тебя страусов наслал.

— Ань, ты будешь смеяться, но я бы даже эту версию так легко не отбрасывал.

Аня решила сменить тему:

— Олег, а где ты так здорово научился местному?

— Да я бы не сказал здорово, на самом деле я сейчас расширил словарный запас раза в два, если не больше. Где-то по контексту, где-то просто знал, что было на самом деле... Слушай, скинь это лингвистам, может они какой-то словарик составят... И еще, вы же ловите местное телевидение? Может вы мне будете пускать его, картинку можно с даунсамплингом, мне главное звук и хоть немного понимать, к чему на картинке что относится?

— Можно попробовать, только мы картинку смотрели, знаешь, это депрессивное зрелище, и там многое без слов понятно...

— А вы уверены, что без слов все правильно понимаете?

— Гм. Нет, конечно. Знаешь, я сейчас на тебя картинку сама замкнуть не смогу, утром ребята придут, я им скажу. И ты ведь идти собирался...

— Ну да, и это тоже... А языку меня тот же самый Фаня научил, которого они в лагере выцепили. Жалко парня...

— Что за Фаня?

— Сектант, я не совсем понял, они живут чуть на юге отсюда, в горах и частью на тех территориях, где была Посадка. У них, в отличие от здешних цивилизованных, есть семьи с мужем и женой, как я понимаю, это и есть главная причина разногласий.

— Как разногласий? Ты что-то выяснил про здешнюю организацию жизни??? Давай все по порядку, быстрее!

— Да еще бы знать, что значит по порядку... Ну, я попробую в том порядке, в каком я все это узнавал. Во-первых, они там в концлагере трахались как кролики.

— С кем? Там что, был лагерь совместного содержания?

— В том-то и дело, что раздельного. Мужики друг с другом как кролики, натурально, при всех, даже не стесняются. Я там вообще ни одной женщины не видел.

— Ой.... Олег, а как они размножаются-то? У них технологии на искусственную матку явно не хватает, их на Земле-то так и непонятно, с какой стороны браться, а тут вообще по всему, что мы видим, какая-то эпоха дизельпанка, причем в не лучший из периодов...

— Нет, женщины-то у них тут есть, я в городе видел. Это только в концлагере их нету, а в городе-то полно, даже симпатичные есть. Что меня больше всего потрясло, я когда на сегодня на железку выскочил, я про бригаду говорил?

— Ну?

— Так там сплошь тетки, в оранжевых жилетах и с ломами, и шпалы таскают. Двое мужиков, один, похоже, бригадир, а другой машинист дрезины. А остальные тетки...

— Ой, как интересно. То есть получается тетки на воле шпалы таскают, а мужики в лагере друг друга в задницу трахают, я правильно поняла?

— Ну, в общем, да. Праздник победившего феминизма и толерантности. Меня что еще поразило, что, в отличие от других примитивных культур, у них в лагере в пассивной роли мужику считается не западло...

Олег вкратце пересказал обстоятельства своего побега из лагеря.

— Ну вот, потом уже в городе я как раз женщин-то и видел. Знаешь, насчет инкубатора, я тут даже видел вообще такую... гм... информативную картинку. Детский сад на прогулке, называется. Идут две тетеньки, а между ними строем, как обычно, мальчик-девочка, мальчик-девочка. Только бледненькие они какие-то, и я даже не сразу понял, уже только когда они ближе подошли. Одежда на всех вроде разноцветная, но застиранная такая, а главное — у всех одинакового покроя. А подростков на улицах вообще не видно.

— Детдома и интернаты?

— Типа того. И Фаня мне говорил, что они отца не знают, а мать не помнят. И самое главное, у них фамилий нет. То есть вообще. Два имени. Владимир Сергей. Петр Иван. Меня в концлагере Олег Олегом записали.

— Ой. То-то мы в телевизоре в титры втыкали и все понять не могли...

— Вот и я сказал ой.

— Но только ведь это... если они детей отдают в интернаты, а сами трахаются как кролики, они гораздо быстрее размножаться должны, нет?

— Должны. Только я не знаю, они же тут воевали, целую страну под корень извели — я не знаю даже до порядка величины, какие были потери у них, поэтому не могу посчитать, сколько их должно было бы быть и с какой скоростью они для этого должны были размножаться. Но так вот, по улицам, вроде бы значительного превосходства в количестве молодежи над пожилыми нет. Хотя, конечно, я возле людных мест не ошивался, все по кустам да по подворотням... или тут вся молодежь в армии? Они вообще сильно милитаризованы, но в военной форме я только пацанов видел. Непонятно. Концлагеря опять же, правда там не лагеря смерти, но и размножаться не получается. В общем, неизвестных много, а уравнений не хватает.

Они проговорили практически до рассвета по времени Олега. Аня рассказала ему, что Сашка тоже слетал не зря, все-таки третья колония ковчега Силэнд была именно там. И даже сам ковчег на орбите, дальше они уже никуда не полетели. Только у них там тоже все плохо, во многих отношениях даже хуже, чем на Полдне. Довольно большая площадь возделанных полей, но никакого радиовещания воообще, городов или крупных искусственных сооружений не видно, классический случай утраты технологии. Тем не менее, планета на связь вышла — у них был радиопередатчик, снятый с ковчега, они похоже так и берегли его двести лет. Сказали, что да, помнят такое название "Earth" и такое название "Sealand", но что они означают — не очень, похоже, понимают, или просто язык забыли. Возле радиопередатчика, похоже, дежурит кто-то вроде жрецов. И за выяснением всего этого Сашку и отозвали на Альфу, он только сказал — мужики, извините, у меня тут проблемы, и прыгнул назад.

Некоторое время они обсуждали, как это выглядело со стороны планеты — двести лет они молились на передатчик, вдруг он ожил, задал несколько непонятных вопросов, потом сказал, что извините, у меня тут проблемы, и снова замолчал. Согласились, что раз Олег тут плотно застрял, можно и сгонять Сашку или еще кого на ту планету, а то обнадежили людей зазря и вообще неудобно. Согласились также, что вообще-то раз у передатчика дежурят жрецы, это крайне неблагоприятный сценарий для контакта, но хотя бы есть уже опыт, как быть в такой ситуации. И как быть с обычной тоталитарной диктатурой на планете, тоже есть опыт. А вот что делать здесь, где диктатура тоталитарная, но, похоже, в ряде отношений зашла глубже и дальше, чем кто-либо в истории в таких масштабах реально рисковал заходить — это совершенно непонятно, так что Рудольф, наверное, был прав, говоря про то, что они от всех отличаются. За это время Олег разломал на мелкие кусочки и скормил костру контейнер от посылки. Только сервомоторы рулевых машинок он решил оставить, мало ли, все-таки высокотехнологичное оборудование и компьютер ими управлять может...

Ближе к рассвету пришел Поль и рассказал, как его чуть не сбили. Оказалось, что кроме тех четырех допплеровских радаров, которые видел Олег, есть еще как минимум три. Поль еще с параболической траектории представился, что он пришел с миром, аккуратно вышел на круговую орбиту со склонением 50 градусов к экватору, и уже над населенными районами увидел, что его ведут радаром. "Ну, я руды перевел на ручное, и спрашиваю — эй, ребята, чё за фигня, мы же вроде договорились, что я пришел с миром и вы меня проводите к вашему начальству, а вы тут.... А они мне мозги парят, что все клево, что мы же должны смотреть что у нас на орбите творится да как нас лучше начальству представить, а гляжу — в меня уже летит. Ну я по газам — а она за мной, ну я крутнулся и струей по ней. Она, понятно, хлоп, а они все равно на связи, я спрашиваю — а это тоже вы чтобы меня начальству лучше представить? — они не, это случайно, виновного уже вздернули на дыбу... Я за горизонт ушел, на втором витке вылезаю — опять радар, я опять спрашиваю — вы че, опять случайный запуск решили устроить? — не, говорят, виновному уже руки открутили и за ноги принялись. И тут как раз еще одна летит. Ну я и ушел на параболу, она только на трехстах каме от меня отстала. Не, прикинь наглость — мозги мне парят про мирные намерения и прямо тут же ракетами палят, это что ж такое делается? Ну, тебе-то даже мозги не парили, просто хлоп — и привет". Потом он поделился наполеоновскими планами. Олегова страховая компания дала добро, группа накинула денег из резерва на черный день, еще вроде спонсоров нашли, и заказали разработку облегченной капсулы, они сбросят ее по крутой баллистической траектории, круче чем Гагарина. А вместе с ней — они купят воздушных шариков, зальют их водой, свяжут в гроздья, запенят снаружи графитовой пеной... На радаре и не отличишь. Так что если и будут случайные запуски, то с высокой вероятностью они будут не в капсулу. А там ты теплозащитный экран снимешь и уйдешь на восьми же прямо по вертикали, по радиусу, без всяких этих там гравитационных дуг. Тебя никакой случайный запуск просто не догонит, супротив атомарного водорода ни одна химическая ракета не вытянет. Только это недели три займет, ты как тут, протянешь?

Олег рассказал ему про страусов, и Поль задумался. Потом он предложил скинуть пневматический пистолет, теперь-то таких проблем с наведением посылки уже не будет, на что Олег возразил, что он и так уже барахлом оброс... хотя еще палатка бы не помешала, и спальник нормальный, и еще круговой датчик движения, потому что пистолет все-таки только в бодрствующем состоянии работает... Подсчеты показали, что в маленький — такой же, как вчера — контейнер это не влезет, а большой могут засечь радарами. Возможно, примут за метеорит, но могут и заподозрить... Тем более, что нормальной пневматики тут нигде нет, надо заказывать на поверхности Альфы, может мы тебе скинем пока только спальник и круговой датчик, а отбиваться палками будешь, или в крайнем случае из пистолета? Или вот нам Аня ролик показала, как ты его лихо ножом?

На том и порешили.

— Глава 5. Учитель

— Олег! — голос Сашки звучал как-то напряженно. — Наконец-то ты на связи. У нас есть хорошая новость и есть плохая новость, обе очень важные.

— Давай сначала хорошую.

— Хорошая новость — что посылка пять минут назад была в трех километрах от тебя, два часа на север.

— А плохая? — слово "была" уже содержало часть ответа, но Олег хотел услышать это открытым текстом

— Плохая новость что она уже не там. Ее подобрали.

— Кто???

— Судя по картинке обзорной камеры, пацаны какие-то. Двое мальчишек лет тринадцати-четырнадцати и девчонка, примерно того же возраста или чуть помладше, мальчишки несли охапки хвороста. Они ее подобрали и понесли куда-то на юг, потом унесли под деревья и связь пропала.

Олег пораскинул мозгами. На юг — значит, ему навстречу. Хворост — значит, у них тут какой-то пикник или турпоход. По фотографиям, до ближайших населенных пунктов километров двадцать по прямой, значит это должна быть какая-то организованная группа. И даже если они решат ее срочно сдать властям, до властей они быстро не доберутся. В случае чего, Олег их быстро догонит. Если даже у армии нету радиостанций, у пацанов в турпоходе ее точно быть не может... но не бить же пацанам морду?

— Олег, у нас еще одна плохая новость, на самом деле. Мы тут подумали и решили, что надо с ними попытаться поговорить. Я был против, но ребята решили...

— А если они меня повяжут и сдадут вместе с посылкой?

— Ты что, от пацанов не отобьешься?

— Да как-то неудобно. Опять же, непонятно, сколько их там всего. И ведь если это организованная группа, там должны быть взрослые...

— На самом деле, на взрослых у нас вся надежда. Это же не военные должны быть, а педагоги, интеллигенция. Интеллигенты всегда считают себя в оппозиции или, во всяком случае, во фронде к тоталитарным режимам...

— Это где ты такую глупость вычитал?

— Про взрослых с группами подростков?

— Нет, про интеллигенцию всегда во фронде.

— Гм. В общем, даже если и не во фронде, главный аргумент был — ты у нас, в конце концов, разведчик или на пикник сюда приехал. Все-таки шанс нормально поговорить с представителями не милитаризованных прослоек общества.

— А если попытаются повязать?

— Действуй по обстановке. Даже если от пацанов тебе неудобно отбиваться, убежать-то ты от них точно сможешь.

— Но ведь они попалят, что я здесь. Вертолеты пригонят, далековато убегать придется, а у меня только две пачки лапши осталось.

— По посылке они тебя, считай, уже попалили. Если только они не решат, что мы этими посылками равномерно засеваем всю планету...

— Аргумент.

— Так что вот. Иди лучше сначала часа на три, ветер же с запада? Если они хворост собирают, значит костер, по дыму ты на них быстрее выйдешь. И еще. У рюкзака гнездо есть, сложи ноги штатива и вставь коммуникатор туда, и постарайся оставаться на связи. В тень не заходи.

— Слушаюсь.

— Да ладно тебе...

— А чё ладно, "ребята решили", "разведчик в конце концов"...

— Ну Олег, ну извини...

— Угу, извини, но "ребята решили". Ладно, пошел я. Не поминайте лихом, если что.

— Ни пуха.

— К черту.

Действительно, буквально метров через пятьсот, двигаясь на восток, Олег почувствовал запах дыма, и запах быстро вывел его к месту, откуда была слышны голоса. Еще чуть погодя Олег увидел просветы в лесу — явно опушку на краю какой-то прогалины или — судя по тому, как понижалась в том направлении местность — заливного лужка. Лес здесь был не "дубовый", а смешанный, с богатым подлеском, поэтому Олег решил воспользоваться этим фактом и понаблюдать сначала из укрытия.

Олег по-прежнему был в военной форме. Разумеется, идти на контакт следовало, переодевшись в гражданку. Конечно, человек в городской одежде в лесу будет выглядеть нелепо — но ведь он открыто скажет, что пришел за посылкой, а значит придется и объяснять, что он не с этой планеты. Гражданская одежда при этом будет все-таки выглядеть менее вызывающей, чем военная форма с чужого плеча. Но чтобы не пачкать гражданку, лучше пока подползти в кителе...

Олег опустился на карачки и пополз через кусты. Как эти чертовы индейцы и спецназовцы в книжках двигаются по лесу бесшумно??? Сказки все это, вся надежда, что за собственным гомоном они его не услышат...

Выползти удалось на довольно хорошую точку, с которой лагерь был хорошо виден, и в то же время был путь к отступлению — как экстренному, так и плановому, для переодевания. Единственной проблемой точки было то, что спутник с нее на связь не выходил — ветки, сэр.

Подростков было человек тридцать, примерно поровну мальчишек и девчонок. Они показались Олегу чуть старше тринадцати лет, просто недокормленными. Одеты они были, как и виденные им на улице детсадовцы, в разноцветную, но одинакового покроя одежду. Покроем одежда явно напоминала полевую военную форму — а впрочем, может быть, это просто и были выкройки военной формы, только нестандартных размеров. Вместо сапог на ребятах были кожаные (как издалека показалось Олегу) берцы на шнуровке. А что, для похода в лес вполне адекватно...

Взрослых было двое, интеллигентного вида седеющий дядечка с козлиной бородкой и изящная девушка с заплетенными в толстую косу длинными светлыми волосами. Они тоже были одеты в разноцветную модификацию военной формы, дядечка в синюю, девушка в красную (красные штаны... два раза ку...), ей шло.

Посылка, насколько мог разглядеть Олег, лежала на грунте перед ногами взрослых, а ребята толпились вокруг. Обсуждение, как удалось расслышать, сводилось к следующим вопросам — "а вдруг оно взорвется" — "когда найдешь что-то такое, надо не трогать руками, а позвать взрослых" — "наверное, надо идти в [непонятное слово] и вызывать военных?". Судя по обсуждению, посыльных за военными они еще не отправили, но скоро должны были. Надо было торопиться. Олег отполз на заранее присмотренную позицию, быстро переоделся, укрепил коммуникационный лазер на рюкзаке, повесил на ухо беспроводную гарнитуру, подпрыгнул — не брякает — и пошел в сторону опушки с таким расчетом, чтобы выйти на нее метрах в пятидесяти от лагеря. Пока он переодевался, он обдумал еще некоторые из замеченных особенностей этой группы. Самое странное, что он заметил — это как дети относились друг к другу. Как-то по-панибратски, но восстановив в памяти некоторые движения... Да, мальчишки не очень навязчиво, но и совершенно не скрываясь, тискали девчонок, а те, вроде, особо не возражали. С одной стороны, это снимало вопрос о том, как они тут размножаются. С другой... В памяти всплыла цитата, источник которой Олег даже не сразу смог восстановить:

Что за очаровательная парочка, — указал он вдруг рукой.

В траве на лужайке среди древовидного вереска двое детей — мальчик лет семи и девочка примерно годом старше — очень сосредоточенно, со всей серьезностью ученых, углубившихся в научный поиск, играли в примитивную сексуальную игру.

— Очаровательно, очаровательно! — повторил сентиментально Директор.

Сложность с восстановлением цитаты была в том, что это была старая книга, очень старая — но Олег читал ее не в рамках погружения в культуру эпохи Исхода, а раньше, еще в школе... Да, самым подозрительным в этом тискании было то, что взрослые это видели, не могли не видеть, и относились с явной благосклонностью. Прямо как тот Директор Инкубатория и Воспитательного Центра.

Как только Олег вышел из тени деревьев, лазер нащупал орбитальный ретранслятор и связь установилась. Коммуникатор поддерживал связь контейнера с ретранслятором во время входа в атмосферу на скорости двадцать пять километров в секунду и при последующих маневрах наведения на его радиостанцию (а маневрировали эти контейнеры круто, Олега даже начинало мутить, когда он смотрел записи с обзорной видеокамеры), так что шаги и дыхание Олега ему никак не препятствовали наводиться на спутник. К этому моменту туристы уже заметили его, и оставалось только прикинуться ветошью и замахать руками.

Олег, как мог, попытался воспроизвести таежный этикет. Подойдя на дистанцию слышимости, он поклонился, продемонстрировал пустые руки и громко поздоровался — не тем бессмысленным здешним словом, которое он узнал у Фани, а самостоятельно придуманной калькой оборота "будьте здоровы". Встречного приветствия не воспоследовало. И подростки, и взрослые смотрели на него вроде бы без особой агрессии, но удивленно и настороженно. Олегу показалось, что они формируют знакомое по концлагерю полукруглое построение, сейчас, из-за количества народу, выглядящее еще более внушительно и угрожающе. Что еще не понравилось Олегу — что взрослые оставались не в центре этого строя, а за спинами.

Олег приподнял руки на уровень плеч и медленно пошел вперед. Шага через три он остановился, повторил приветствие и с деланным удивлением продолжил — "ребята, вы что, меня не слышите?"

— Слышим. — недружелюбно отозвался один из стоявших ближе к центру пацанов.

— А что не здороваетесь?

— Ну привет. — отозвался тот же пацан в том же тоне.

— Привет, коли не шутите. Дело у меня к вам.

— Какое дело? — пацан явно взял на себя функцию переговорщика.

— Важное. Вы тут в лесу такую штуку не находили? Черную, с крылышками? — Олег показал руками размер.

Все-таки это были дети. К такому обороту беседы они были не готовы, нарушили строй и стали оглядываться на взрослых. Инициативу пришлось брать на себя мужчине:

— А вы, простите, кто такой?

— Олег Злотников, фримен уоррар Уральско-Сибирской Конфедерации. С Земли я.

— Злотников??? Вы пандорский шпион?

Пришел черед растеряться Олегу. Что за Пандора? Но разговор пошел, и надо было не терять нити:

— Простите, я тут недавно, еще не разобрался в местном политическом устройстве. Что такое Пандора? Это те же самые, кого вы называете сектантами?

— Нет. Это... — Олег с удовлетворением заметил, что он поставил бородатого в тупик. — Это режим, который контролирует территории на юго-запад отсюда. — ха, то есть в Пандоре тоже сохранились фамилии.

— Нет, я же говорю, я с Земли. А кстати, как называется режим, который контролирует территорию здесь?

Слово "режим" явно покоробило бородатого, но, скривившись, он все-таки ответил:

— Средиземье.

Угу. Андуин, Умбар, Хельмова Крепь... Логично. Даже можно было догадаться. А столица у них как называется? Валинор? Поселений за океаном у них нет... Гондор?

— Так что все-таки насчет штуки с крылышками?

Бородатый перешел в контрнаступление:

— Документы у вас есть?

Не показывать же ему смарткарту Олег Олега... Вообще, тут мы не додумали. В компьютере же есть сублимационный принтер, можно было бы такое удостоверение забацать... Или напечатали бы на Альфе — на гербовой бумаге, с водяными знаками, с прорезной печатью — "сим удостоверяется, что податель сего является действительным и полномочным..." Олег прервал некстати разыгравшуюся фантазию, демонстративно похлопал руками по карманам и сказал:

— Усы, лапы, хвост — вот мои документы. Я же с Земли, откуда у меня могут быть документы местного образца. Могу компьютер показать, только он в рюкзаке. Но у вас таких точно не делают.

— А если у вас там в рюкзаке оружие?

— Резонно. — ответил Олег. — У меня там действительно еще есть пистолет. Но если бы я хотел угрожать вам пистолетом, я бы держал его поближе.

— А пистолет у вас тоже земной? — с интересом спросил другой пацан, на этот раз откуда-то с левого фланга.

— Нет, пистолет у меня здешний, средиземский. — честно ответил Олег.

— А где вы его взяли? — этот пацан был гораздо более дружелюбным или, во всяком случае, гораздо более любопытным

— Длинная история. — дипломатично ушел Олег от ответа.

— А где ваш корабль?

— Беда с кораблем. При посадке его сбили, и он сгорел.

— А кто его сбил???

— Не знаю, как я понимаю, автоматика в старых укрепрайонах на месте Посадки — по тому выражению, которое промелькнуло на лицах всех собеседников и удержалось на лицах детей, Олег понял, что про Посадку здесь вслух говорить не принято.

— А почему вы не попытались вступить в контакт с орбиты по радио? — попытался перехватить инициативу бородатый

— Мы пытались. — почти честно ответил Олег. — Когда спасательный корабль пытался выйти на низкую орбиту и поискать следы моей посадки, его тоже пытались сбить. На этот раз, как я понимаю, уже не автоматика.

На детских лицах Олег заметил работу мысли. Многие из ребят, как показалось Олегу — преимущественно пацаны, но не только — явно задумались, как так выходит, что земляне на орбите планеты и выходят на связь, а в новостях тишина. И насчет сбить... Но на лицах взрослых Олег не заметил ничего похожего — интеллигенция во фронде, ага...

— Если вы мне не верите, раскройте контейнер. Там должна быть такая сферическая штука из матового стекла и к ней трехногий штатив, потом маленький котелок и несколько пакетиков с растворимой лапшой, а в крыльях должна быть такая штука... в общем, это половинки спального мешка, но они в вакуумной упаковке, поэтому очень тонкие. Если пленку надрезать, они расправятся.

— А если вы врете, и эта штука взорвется? — на этот раз кто-то из девчонок.

— Ну, если боитесь, тогда дайте ее мне, я при вас открою.

Эта идея тоже не вызвала энтузиазма. Нда, тупик, однако... И тут Олег заметил некий нехороший паттерн в движениях подростков.

— Ребята! — сказал он. — Я понимаю, что вы мне не доверяете, но не надо заходить мне за спину. Пожалуйста.

Все-таки это были дети и воспринимали они все это как жестокую, но игру — они смутились и те из двигавшихся, которые были в поле зрения Олега, вернулись к группе.

— Угу, очень хорошо. А теперь еще те, кто уже у меня за спиной.

— Вы можете видеть затылком? — та же самая девчонка, бойкая, зараза.

— Нет, я могу слышать ушами. — соврал Олег. На самом деле, он видел, как подростки переглядываются с двумя или тремя деятелями у него за спиной.

— А что будет, если...

— Ребята, я не хотел переводить в этот тон, но если вы меня попытаетесь задавить массой или напасть сзади, я могу кого-нибудь покалечить. Чисто рефлекторно. Мне потом будет очень стыдно, но...

Девушки на Альфе заохали и закудахтали что-то невнятное, Олег услышал, как Сашка их пытается урезонить, что вы же это сами придумали. Угроза, впрочем, возымела действие — действительно, двое пацанов тенями — но стараясь держаться подальше от Олега — метнулись к остальной компании. Все ли? Будем все-таки надеяться на то, что это дети, а не спецназ на пикнике... Бородатый прокашлялся:

— Вы угрожаете детям?

— Знаете, когда дети заходят мне за спину... кроме того, у меня просто рефлексы, я все-таки имею некоторую боевую подготовку.

— Вы угрожаете детям??? — в голосе бородатого уже отчетливо звучал металл.

— Не заходите мне за спину, пожалуйста. Я это воспринимаю как угрозу. Нервный я что-то стал у вас на планете.

— У вас на Земле принято угрожать детям??? — бородатый, похоже, нашел тему, на которой можно накручивать самого себя.

— Нет, не принято. На Земле меня тоже осуждают. Вот прямо сейчас все ухо просверлили, ты как там с детьми разговариваешь. — это предназначалось скорее Ане, но и бородатому, наверное, тоже было небезынтересно. Кстати, заодно Олег ему ненавязчиво сообщал, что за штука у него в ухе и что на Земле его слышат. — Давайте вернемся к конструктивной беседе. У вас моя вещь. Она мне нужна. Вы мне не верите, но я готов в разумных пределах....

— У вас есть мгновенная связь с Землей? — бородатый понял ненавязчивое сообщение.

— Нет, не с Землей, с нашей базой на Альфе Центавра. Но не напрямую. — чего Олег меньше всего хотел бы, так это попытки отобрать ансибль. — А через ретранслятор на орбите.

— А с ретранслятором связь по радио? — ха, остроумный вопрос. Если по радио, значит, его скоро запеленгуют...

— Нет, не по радио. Кстати, у этой штуки тоже есть связь с тем же ретранслятором. Хотите она сейчас бибикнет?

В наушнике Олег услышал сашкин смешок, и за спинами подростков раздался негромкий, но противный — чистый меандр — звук зуммера. Это имело резкий и сокрушительный эффект. Девчонки синхронно заверещали и подпрыгнули, как будто увидели змею, пацаны попадали на грунт и закрыли головы руками — "вспышка с тыла"? У Олега мелькнула мысль в создавшейся суматохе раскидать центральную часть строя, схватить посылку и сделать ноги, но он не рискнул, просто отбежал на пару метров назад.

Когда суматоха утихла — как и следовало ожидать, немалому количеству парней оттоптали руки и другие части тела — диспозиция резко изменилась. Теперь, прямо перед Олегом, метрах в семи от него, осталась пара взрослых. У взрослых под ногами лежала посылка, а подростки выстроились слева и справа двумя неровными многослойными шеренгами, стараясь не приближаться ни к Олегу, ни к посылке, и комично напоминая почетный караул.

— Не делайте так больше — с важным видом сказал бородатый.

— Хорошо, не буду — согласился Олег. — но теперь-то вы мне верите, что это моя посылка???

— А это посылка?

— Ну да. Я застрял у вас на планете без корабля, без припасов, надо же меня как-то снабжать.

— Вы могли бы выйти к людям и сдаться.

Это было резонно. Олег решил пойти ва-банк и рассказать правду:

— Знаете, я пытался сдаться. Но я в тот момент не знал языка, меня приняли за сектанта и посадили в концлагерь. — с удивлением Олег осознал, что Фаня так и не назвал ему местного термина для концлагерей, поэтому это слово он сказал по старорусски. Как и упоминание Посадки, это покоробило собеседников:

— У нас нет концлагерей. Это коррекционные заведения для тех, с кем не справилась школьная система. — судя по взгляду, которым бородатый окинул своих воспитанников — ...

У Олега на языке завертелся ответ в духе "я что-то не заметил особой разницы", но он проглотил его и счел за лучшее промолчать.

— А как вы выучили язык, оказались в лесу, в гражданской одежде и с пистолетом? — перешел в наступление бородатый.

— Язык я выучил в... коррекционном заведении, а потом сбежал. Пистолет отобрал у... — Олегу некоторое время пришлось искать подходящую формулировку. — У охранника.

У пацанов, да и у некоторых девчонок, заблестели глаза. Интересно, насколько у них тут популярна литература про беглых каторжников? Жан Вальжан, граф Монте-Кристо? "Попытка к бегству", "Обитаемый остров" — он же там тоже в лагере сидел, и бегал оттуда, и тоже назывался воспитуемым, а не — ...

— У них же автоматы? — ха, нету у них иллюзий насчет своих коррекционных заведений...

— Автомат у меня тоже был. — честно сказал Олег. — Я его бросил, таскать неудобно, а воевать с целой планетой я все равно не смогу. — Блеск в глазах подростков усилился. Олег решил надавить дальше — Теперь-то вы видите, что если бы я вас хотел взорвать, я бы уже мог это сделать. Нечему там в посылке взрываться, мы даже огнестрельное оружие с патронами боимся в таких штуках посылать, она входит в атмосферу по очень крутой траектории с огромными перегрузками, могут капсюли сдетонировать. — это была чистая правда. Судя по лицам, многим из подростков мысль про взорвать в голову не приходила, а вот взрослые об этом успели подумать и даже свыкнуться с этой идеей.

— А что вы сделали с охранником. — решил сменить тему бородатый. — Убили?

— Нет. — совершенно честно ответил Олег. — Я даже специально, когда уходил, ему пульс проверил. Живой он был, только без сознания. — удачно обошлось, на прямой вопрос "вы кого-нибудь убивали" пришлось бы либо врать, либо отвечать правду...

Бородатый задумался. У Олега завертелись в голове разные подходящие к ситуации цитаты, вроде "я принес посылку для вашего мальчика, только я вам ее не отдам", "но на враках вы меня не поймали" или "Ну что мне, самому зарезаться или справку от милиционеров принести, что я у них не служу?". Но продолжение оказалось совсем уж неожиданным. Сотрудница бородатого посмотрела на Олега с вызовом и сказала звенящим голосом:

— А зачем вы сюда вообще прилетели? Вас сюда кто-то звал?

На это у Олега был практически готовый ответ:

— Странные вы вопросы задаете. Вы все-таки люди, земляне, во всяком случае по происхождению. Сейчас у нас появилась техническая возможность установить связь со всеми колониями и между колониями, причем недорого. Большинство колоний очень рады были такой возможности. Сначала, конечно же, мы установили контакты с теми, кто заселил именно те системы, к которым первоначально направлялись ковчеги. А сейчас дошла очередь и до тех ковчегов, которые считались потерянными, как ваш. Мы, если честно, не думали, что вы от кого-то прячетесь, просто мы посмотрели на вашу первоначальную цель, поняли, что ее колонизировать невозможно, и пошли по вашему следу...

— По какому следу???

— Ну, если вы не помните, ковчег с включенным магнитным черпаком — большая штука, сотни тысяч километров в диаметре. Работающий баззард оставляет в межзвездном газе... э... турбулентности, следы которых можно уловить столетия спустя. Мы просканировали межзвездное пространство, нашли место, где вы развернулись... Извините, фривуман, мы не нашли там записки "не идите за нами".

— Что такое фривуман??? — агрессивный настрой девушки не ослабевал.

— Ну, так у нас в Конфедерации принято обращаться к взрослым женщинам. Дословно переводится как "свободная женщина".

— С какого языка? — вступил бородатый.

— С английского... точнее, это не английский, это пиджин... длинная история. Знаете, я могу вам кратко пересказать историю Земли за последние шестьсот лет, даже мог бы и не очень кратко, но сначала я бы хотел получить свою посылку... Ну и в ответ я бы не отказался услышать вашу историю. Я вижу, что вы здесь экспериментируете со структурой семьи, но что-то такое происходило и в других колониях, да и на Земле в каких-то пределах... — оговорку "только, наверное, не в таких масштабах" Олег благоразумно проглотил, но по реакции взрослых он заметил, что и слова "экспериментируете" и "семья" были сказаны зря. Тем более, что Олег не знал, как будет "семья" на цивилизованном языке и употребил сектантское слово. — Мы прекрасно понимаем, что культуры колоний и Земли развивались сложными и разными путями и шестьсот лет большой срок, но ведь мы и вы люди, а не пучеглазые инопланетяне, что такого страшного мы можем узнать друг о друге в ходе контакта? — внутренний голос Олега ехидно прокомментировал "про бомбу Джонсона, например".

И взрослые, и подростки молчали. Взрослые — с раздражением, а подростки со смешанными чувствами — в их лицах читались и восторг, и страх, и не совсем понятная агрессия — переводили взгляды между своими наставниками, Олегом и посылкой. Костер за спинами детей уже прогорел и начал чадить. Олег решил прервать паузу:

— Знаете, разговор у нас получается длинный, может быть, мы присядем? — и подал пример, усевшись по-турецки ровно на том же месте, где стоял. Он действительно устал стоять, к тому же он надеялся, что в такой позе (быстро не вскочишь) он будет казаться менее опасным, а с другой стороны — продемонстрирует намерение без посылки отсюда не уходить.

— То есть вы хотите сказать — снова начала девушка, и снова звенящим голосом. Садиться она так и не стала, хотя Олег с удовольствием заметил, что многие из детей сели на грунт, кто по турецки, кто коленками набок, кто подтянув коленки к груди. — Что нас можно найти, и за вами могут прийти другие?

— Ну, в определенном смысле, уже пришли. За мной ведь прилетал спасатель, и когда мы разберемся с вашим правительством, я надеюсь, меня отсюда все-таки заберут. На Альфе, да уже и на Земле, знают, что здесь есть земная колония и что я на ее поверхности. У нас есть фотографии вашей планеты с высокой орбиты и немножко — с низких орбит, приблизительная карта технической и сельскохозяйственной активности, да и я довольно много успел рассказать, хотя я еще не все понимаю, но я вижу ваш технологический уровень. Даже если меня отсюда не достанут, даже, черт возьми, если меня тут убьют, все это будет опубликовано, причем довольно быстро.

— И за вами придет волна завоевателей?

— Господи боже мой, какие завоеватели??? Наш гиперпривод — штука совершенно неподходящая для завоевания планет. Понимаете в чем дело, мы можем прыгать только между точками с приблизительно равным гравитационным потенциалом. То есть мы практически не можем прыгнуть вблизи планеты, мы не попадем с такой точностью, мы прыгаем только с высоких орбит на высокие орбиты. А техника подъема грузов на высокие орбиты, да и спуска с них... она, конечно, сделала некоторый прогресс по сравнению с эрой Исхода, но не такой уж сильный, как хотелось бы. Это дорого, долго и опасно, и чем тяжелее груз, тем дороже... и тем опаснее, если честно. Мой корабль расплавился без остатка от взрыва топлива, и вы бы видели кратер, а ведь это была, по существу, просто маленькая капсула. А представьте, что будет, если взорвется ракета с полезной нагрузкой тонн двести??? Это ж хуже термоядерной бомбы, оно же, наверное, кору до мантии проплавит, ни одно народное собрание такое... даже собрать такую массу топлива в одном месте не позволит... Поэтому мы даже не можем организовать регулярное пассажирское сообщение между колониями. Все, что мы реально можем — это раздавать ансибли...

— Что раздавать??? — не поняла девушка.

— Ансибли. Гиперпространственные коммуникаторы. Странно, вроде бы Урсула ле Гуин в эпоху Исхода считалась классикой...

— Хорошо, ансибли. — взял в свои руки инициативу бородатый. — Но ведь ковчеги...

— У меня для вас плохая новость. — прервал его Олег. — Орбитальные лифты эпохи Исхода... их давно уже нет, а экваториальные районы Земли сейчас контролируются людьми, у которых... э... другие приоритеты. Да и у нас сейчас просто нет средств на строительство нового лифта. Ни у кого, практически. Есть планы строительства лифта на Альфе Центавра, но это тоже дело десятилетий, и колония на Альфе еще долго чисто демографически не сможет представлять ни для кого опасности...

— Видите, десятилетий. Да и наука ваша не стоит на месте, вдруг вы сможете решить эту проблему... с гравитационным потенциалом?

— Ну, пока что складывается впечатление, что прыгать ближе к планетам запрещено известными нам законами физики...

— Ансибль тоже запрещен известными нам законами физики, но...

— Аргумент. — вынужден был признать Олег. — Но ведь... Ведь если мы решим эту проблему, перед нами будет открыта вся Галактика. Зачем нам завоевывать вас???

— Рабы. — подала голос девушка.

— Ой. — сказал Олег. — Еще бы я понимал, зачем мне могли бы понадобиться рабы... Да еще по такой цене, в какую встанет ваше завоевание...

— Например, на органы...

— Ой. — еще раз сказал Олег. — Знаете, тут у меня для вас есть хорошая новость. У нас, конечно, была богатая событиями история, но это заставило нас... сначала мы, конечно, научились выращивать руки и ноги, но теперь... В общем, мы давно не используем пересадку, мы умеем регенерировать почти все органы прямо из тканей самого пациента, и это гораздо удобнее делать без пересадки, прямо на месте. Ну, сердце, скажем, проще починить существующее, потому что пока растет новое, держать пациента на искусственном кровообращении не полезно, но вообще... это решает все проблемы и с биоэтикой, и с тканевыми совместимостями, и с вирусами... С глазами есть проблемы, но их мы, как я понимаю, ровно по тем же причинам и пересаживать не можем...

— И что, если в вас всадить обойму, вы отлежитесь, регенерируетесь и у вас выйдут все пули?

— Нет, конечно же. Биологически я не отличаюсь от вас. Если в меня всадить обойму, или даже одну пулю, но удачно, я, скорее всего, умру, ровно так же, как и вы. Если рядом окажется реанимобиль с нужным оборудованием — это другое дело, но вам это оборудование вырастит поврежденные органы ровно с таким же успехом, как и мне. Мне кажется, одна только эта технология могла бы...

— Может и могла бы... но ведь вы сами понимаете, что технология не стоит на месте, может быть когда-нибудь в будущем окажется дешевле разбирать людей на органы?

— Мне кажется, вряд ли... и еще... знаете, это как раз аргументация в другую сторону. Если мы не установим контакт сейчас и по-хорошему, вы рискуете получить контакт лет через двести-пятьсот и по плохому и не обязательно даже с Землей, на некоторых колониях эволюция культуры тоже шла в странных направлениях, иные и рабам применение найдут. Или... — у Олега уже прорвалось раздражение и его понесло, он говорил быстро и часто сбивался на старорусский, но бородатый его, похоже, понимал. — Может быть еще хуже, с вами никто не будет устанавливать контакта, к вам будут прилетать платные экскурсии и маячить у вас над головой, будут вас показывать за деньги и скучающие туристы будут тыкать в вас антеннами и брымбрымкать по прутьям клетки, в которую вы сами себя посадили. Сейчас на Земле такое считается неприличным, но ведь история не кончилась, и эволюция морали тоже не останавливается, и эволюция — это, знаете, не всегда к лучшему. Поэтому сейчас такое невозможно чисто технически, но что будет через двести или пятьсот лет — мы же сами не знаем... И вы же... вы меня извините, но вы же теряете технологию, медленнее, чем некоторые другие колонии, но теряете, у вас нет мобильной связи, у вас нет спутников, у вас нет вещей, которые в эпоху Исхода были доступны даже беднейшим жителям Земли...

— Нам не нужны эти вещи.

— Знаете, я участвую не в первом контакте, и я это уже слышал. И еще больше читал в отчетах других контактеров. И насчет мобильной связи... если бы у вас была мобильная связь, здесь бы давно уже был вертолет. Не далее как позавчера меня ловили с вертолетом и собаками, и упустили потому, что у них не было мобильной связи.

Олег перевел дух. Он явно наговорил лишнего, во всяком случае если цель была не испытать над бородатым и девушкой дешевое моральное превосходство, а завоевать их расположение...

— Извините меня. — сказал Олег медленно и на чистом (как ему казалось) местном. — Я четыре дня на бегу и три дня толком не спал и питаюсь одной растворимой лапшой. Только вот позавчера бригаду на железной дороге обожрал, и еще, четыре дня назад, в Умбаре, у мужика на улице отобрал пельмени, пиво и сметану... А пельмени варить не в чем было, я их выкинул, и ел тюрю из хлеба, пива и сметаны. Я усталый и злой. Эта штука в посылке, про которую я говорил, полупрозрачный шарик на штативе — это датчик движения. Тут, знаете, по ночам всякие животные ходят, а я-то один, меня сторожить некому... Я понимаю, что не вы решаете вопрос о контакте, я не требую контакта, я даже не прошу контакта, я только прошу — отдайте мне посылку, и я уйду отсюда. И мы можем сделать вид, что никогда не встречались.

— А если не отдадим?

— Знаете... я... вы опять думаете, что я вас буду пугать?. Когда я пытался сдаваться, у меня были скафандр, компьютер и нож-стропорез. С клеймом "Новосибирский инструментальный завод". Их... в общем, кончилось тем, что сержант с лейтенантом друг другу сказали — "тебе проблемы нужны" — "нет, не нужны", и все это забрали и спрятали. А потом, уже на воле, со мной выходил на связь некий Рудольф из ваших... он сказал что из какого-то КОМКОНа, я не знаю правда ли это. — на лицах взрослых отразилось понимание аббревиатуры КОМКОН, и, похоже, об этом КОМКОНе они были не очень высокого мнения. — И сказал, что мой скафандр у него. Знаете, я не знаю про КОМКОН, но не думаю, что он врал про скафандр. И... я не думаю, что у этих сержанта и лейтенанта обошлось без проблем. Поэтому... мне эта штука нужна, а вам-то она зачем? Компьютер там должен быть без клавиатуры и экрана, да он вас и не пустит без пароля. А остальное — барахло, либо без компьютера просто мертвое железо, и вас же за нее еще будут тягать в КОМКОН и требовать объяснений. Если хотите моей растворимой лапши — ну попробуйте, там инструкции на вашем языке нету, но в принципе все понятно — высыпать пакетик, залить кипятком, подождать минут пять — ... Только тогда вы мне лучше своей какой-нибудь провизии дайте, а то у страусов мясо несъедобное, а другой крупной живности я тут не видел, и растений съедобных тут, по слухам, тоже практически нет. Или вы предлагаете мне опять выходить к городам и грабить местных жителей?

— Но почему мы вам должны верить?

— Не верьте. Собственно, верить-то нечему. У вас в руках высокотехнологичная штука. Я вам продемонстрировал, что если бы я хотел ее взорвать, я бы уже это сделал. Поэтому если я вам говорю, что ее можно разломать на части, вы это можете делать без всякой опаски. Она твердая, но хрупкая, руками ломается довольно легко, только там теплозащита мажется сильно. Внутри вы найдете штуки, соответствующие моему описанию. Вам из них может пригодиться только спальный мешок — черт возьми, если так хотите, забирайте его, только там же этикетки "Сделано в..."... черт, еще бы я помнил, где у нас спальники шьют... Но точно не в Пандее...

— Пандоре.

— Извините, Пандоре. И пух канадского гуся внутри. У вас на планете водятся канадские гуси? Поэтому если вас поймают с таким мешком, вам придется объясняться долго и... я не понимаю, как вы сможете объясниться.

— Нам не придется объясняться. — с неожиданным металлом в голосе сказал бородатый. — Мы Учителя (это слово по звучанию совпадало со старорусским). Мы не подчиняемся КОМКОНу. Мы не отчитываемся перед КОМКОНом. Мы им не враги, мы им отдадим вашу штуку. Но они примут наши объяснения, и они не имеют права потребовать других. Поэтому мы не боимся КОМКОНа, пусть даже там внутри целый канадский гусь. — Олег заметил, что он говорит короткими фразами с простой структурой. Видимо, в своих длинных тирадах Олег все-таки часто путался с синтаксисом или чем-нибудь еще, так что бородатый решил говорить с ним попроще.

— Знаете... вы, конечно, местный, и вам виднее, но когда я сдавался вашим военным, меня упекли в... коррекционное заведение, даже не выяснив, на каком языке я разговариваю. Я боюсь, вы несколько... идеализируете представления ваших... силовых структур о том, что такое право и у кого оно может быть.

— Вас приняли за сектанта. Это прискорбная ошибка, и за нее ответственны, главным образом, сами сектанты — они приходят к нашим патрулям и начинают им рассказывать, что они пришли с Земли. Сектанты все поголовно нуждаются в психологической коррекции, поэтому...

— Знаете. — Олег снова сорвался. — на Земле и в колониях это много раз проходили в разных формах. Сначала нет прав у неграждан, потом как-то само собой оказывается, что у граждан тоже нет прав, потеряй они смарткарту или просрочь регистрацию...

— Мы знаем историю не хуже вас. Наше общество не имеет аналогов в истории.

— Извините, я знаю шестьсот лет истории Земли, которых вы не знаете, и еще истории двадцати колоний.

— Это демагогия. Вы думаете, почему вас приняли за сектанта? Почему они каждый год толпами идут к нам в цивилизацию и выдают себя за землян?

— Честно говоря, я этого не совсем понял.

— А делаете выводы. У них аграрное перенаселение. Они не могут возделывать новые земли без помощи общества, без тракторов, удобрений и терраформирующих грибков, и у них нет контрацептивов, поэтому они не могут контролировать рождаемость. Часть людей они убивают в межклановых войнах, но остальные идут к нам и сдаются в наши коррекционные лагеря, чтобы избежать голодной смерти.

— Знаете, я говорил с сектантами. — Олег взял себя в руки и тоже постарался говорить короткими простыми фразами. — Они могут возделывать новые земли. Их традиция терраформирования трудоемка, но она похожа на то, как тераформируют другие колонии, утратившие технологию. Он не мог придумать про купорос. — Олег употребил сектантское слово, потому что не знал правильного местного термина. Увидев на лице бородатого непонимание, он уточнил. — Про сульфат меди. И у них есть тераформированные поля, оставшиеся от Посадки. И если дело в перенаселении... почему сдаваться идут только молодые мужчины? Если бы дело было в перенаселении, сдаваться бы шли беременные женщины...

— Вы все это знаете только со слов сектантов?

— Не только. Я же говорю про купорос. — Олег снова сбился на сектантское слово. — Когда вы улетали, этого никто на Земле не знал. Никто же не видел чужой биосферы. Никто не знал, как тераформировать и возможно ли это вообще. Поэтому... мы же смотрели опись груза вашего ковчега.... вы везли с собой оборудование для гидропоники, готовились строить закрытые оранжереи. К купоросу пришли независимо на пяти разных колониях. Даже если он врал... эта технология слишком похожа на работающую, он не мог ее придумать из головы.

— Все равно, у вас слово сектанта против моего слова. Если вы пойдете с нами, я могу вам предъявить доказательства, но вы ведь боитесь сдаваться?

— Не хочу и... да, боюсь. И в его словах я не видел... нестыковок, а в ваших, как мне кажется, вижу.

— Вы хотите сказать, что я лгу? — в голосе бородатого снова зазвучал металл

— Я хочу сказать... я хочу сказать, что, мне кажется, я вижу в ваших словах нестыковки. Я могу ошибаться. Вы можете ошибаться. Вы не говорили с сектантами, а я с ним три дня одной пилой лес пилил и из одной кастрюли ел. Вы не знаете, как терраформировали на звезде Барнарда и чем это кончилось... да, бог с ним. Действительно, сейчас мы ничего друг другу не докажем. Вы верите, что у вас есть права, а сектанты от них отказались. Я знаю, что так не бывает, но без ансибля я вам ничего не докажу.

— А почему вы не можете дать нам... э.. ансибль?

— У нас есть правило. Чтобы правительство колонии... или какой-то фракции в колонии, не важно, получило ансибль, оно должно публично объявить, что оно устанавливает контакт с Землей, и контакт будут вести вот эти, эти и вот эти люди.

— Где-то я в старой фантастике про такое читал.

— Да. Наверное, там же, где про ансибль. Знаете, упреждая ваш вопрос, это правило не оттуда взято, оно... как это сказать... написано кровью. С Альфой Земля радиоконтакт почти не теряла, но когда мы... ну, что значит мы, мне тогда три года было. Когда земляне прилетели на звезду Барнарда, с ними вышел на радиосвязь какой-то... Рудольф из кокона. Ему на радостях дали ансибль. Через неделю у ансибля сидел уже Максим из ГСП. Тогда еще все думали, что их просто водят за нос. Но через три недели там сидел Лев из саркофага и тогда... — Олег отметил, что Максим из ГСП прошел неоцененным по достоинству, но на Льва из саркофага бородатый насторожился, дети же намеков не поняли вовсе. — Тогда земляне поняли, что их даже не водят за нос. Что судьба Рудольфа и Максима... как это сказать... нелепа и грустна. Потом к ансиблю прорвался Витька из-под дивана. Он взмолился, что заберите у нас эту пакость, мы же все друг друга из-за нее тут поубиваем. Земляне сдуру полетели забирать. Их встретили... не ракетами, а зенитками, но тоже мало не показалось. Там тяготение слабое, поэтому их высоко встретили. В общем, два трупа землян и не меньше семи местных, а скорее всего гораздо больше, потому что публичного расследования до сих пор не было. От землян только расколотые куски теплозащиты отдали и остов кресла. С дырками от шрапнели. Я в музее Контакта видел. В конце концов, к ансиблю пришел Амвросий из самозапиральника. Он-то оказался самым умным, он и предложил эту систему. И все на удивление быстро наладилось.

Бородатый повел себя неожиданно. Он сел — по японски, на пятки, Олег даже удивился, как ему это удалось в кожаных берцах. К этому времени дети почти все уже сидели и разинув рты наблюдали за разворачивающимся перед ними состязанием в риторике. Костер давно уже погас и только дымил.

— Олег! — сказал бородатый. Олег даже удивился, как после столь длинного и не очень-то связного разговора он запомнил его имя... или все-таки была секретная ориентировка, что вот бегает тут по лесам такой, представляется Олегом с Земли... и правду ли он говорил, что они не подчиняются КОМКОНу? — Олег, вы страшный человек. Вы понимаете, вы видели много чужих колоний, и они все кажутся вам одинаковыми. Здесь рудольф из кокона, там рудольф из кокона... Вы думали, сколько своими контактами вы ломаете судеб и историй? Вы знаете заповедь — не навреди?

— Знаю. Но ведь... но ведь сколько людей умирало в колониях от болезней, которые научились лечить на Земле? Сколько... понимаете, мы ведь это делаем не только ради колоний... мы ведь даем всем колониям все научные и технологические знания, все книги, все фильмы, все это бесплатно.

— Зачем?

— Чтобы... чтобы если на Земле снова будет джихад, не начинать все сначала.

— Джихад?

— Война... сначала это было из арабского, священная война. Но в том, что мы называем джихадами, не было ничего священного. Две атомные войны. Нет, очень многое сохранилось, книги, записи, компьютерные программы... Но многое было непонятно, и непонятно, все ли это, и чего именно не хватает... Я читал воспоминания тех, кто пытался все это понять...

— Этого мы и боялись, когда улетали. И вы хотите принести это сюда?

— Простите... у вас и без нас неплохо получается воевать. И, как я слышал, тоже атомными бомбами. И мы это пережили, мы все-таки пошли дальше, чем в эпоху Исхода. Вы улетали на досветовых скоростях, а у нас есть гиперпривод.

— И нет денег на орбитальный лифт.

— Жизнь жестока, а прогресс, увы, нелинеен. Извините, я представился, а вы нет. Как-то неудобно получается.

— Учитель Владимир.

— Извините, я не очень разбираюсь в вашей системе имен. А второе имя у вас есть? И как им надо пользоваться, чтобы получилось как по имени-отчеству в старорусском?

— Я же сказал — Учитель Владимир, никакого второго имени не нужно.

— Ну что же вы обижаетесь, я же вот представился как фримен уоррар Олег Злотников, а вы меня зовете просто Олегом...

— Вас это обижает?

— Да как вам сказать... чаще всего на этой планете ко мне обращались "эй, мудило" или "стой, стрелять буду". Или без всякого обращения сразу ракетой. После этого "Олег" кажется некоторым... прогрессом, что ли. А как... э... фривумен зовут?

— Учитель Анна. — девушка отреагировала гораздо более дружелюбно. Олег привстал и изобразил поклон.

— Так вот, Учитель Владимир, мне кажется, что вы не в очень-то выигрышной позиции. У нас были войны и утрата технологий, у вас было то же самое, но в меньшем масштабе — так и у вас все остальное тоже в меньшем масштабе. Сейчас у нас двадцать колоний, с которыми установлен контакт, и почти восемь миллиардов человек населения — вместе с колониями, конечно же, нам чисто технически сложнее утратить технологии снова и мы можем двигаться вперед, а вас десять миллионов. — Владимир аж подскочил. Неужели они не понимают, что это так просто оценить с орбиты? — И вы теряете технологии. Вы наедине с чужой планетой. На этой планете приятный климат, хотя я еще не видел здешнюю зиму, но планета, в общем, не так уж дружелюбна. Вы даже не знаете, что здешний грунт можно терраформировать купоросом. Что вы будете делать, когда утратите возможность делать трактора или погибнет культура вашего грибка?

— Зато у нас нет других проблем, которые есть у вас.

— Каких именно? Я читал описания вашей утопии — Учителя с большой буквы, которые воспитывают в лесных интернатах коммунаров без страха и упрека. Как там было — "трусить, лгать и нападать"? Что-то, мне кажется, не получается у вас коммунаров. Война у вас есть, точнее войны были, а сейчас есть армия, то есть вы к войне готовитесь. Преступность? Вы можете называть заключенных воспитуемыми, а концентрационные лагеря — коррекционными, но все равно ведь за что-то люди туда попадают. Не за ударный же труд на благо колонии (Олег процитировал виденный в лагере плакат). Насилие? Мне в первый день в лагере пытались выбить зубы, я еле увернулся. На четвертый день меня пытались изнасиловать, и мне пришлось убить человека, а мне за это дали красную повязку. Я понимаю, невоспитанные, антисоциальный элемент, но ведь... Лживость и трусость? Я не могу иначе назвать поведение того лейтенанта, который спрятал мой скафандр, вместо того, чтобы... Коррупция? Майор, у которого я отобрал пистолет, пытался меня... гм... употребить. Произвол? Меня записали в концлагерь даже не... черт, я даже не знаю, как по-вашему будет суд. У вас вообще слово такое есть???

— Может быть, и есть, а что это означает?

— Суд — это когда человека в чем-то обвиняют, а человек имеет право изложить свою точку зрения на случившееся, и его обязаны выслушать, позвать его свидетелей и постараться разобраться. И если выяснится, что он не виноват...

— Вы имеете в виду трибунал? Понимаете ли, в чем дело, я же вам говорил, вы смотрите на наше общество через призму ваших устаревших взглядов, через понятия "права" и "вины". Совершенно неверно называть эти заведения концлагерями, а тех, кто содержится там — обвиняемыми. Их ни в чем не обвиняют, поэтому для решения вопроса об определении в коррекционное заведение ваш суд совершенно не подходит. Мы ни в чем не обвиняем воспитуемых, мы не бихевиористы, это не наказание за конкретный поступок, мы пытаемся скорректировать нежелательные с общественной точки зрения черты личности. Поэтому у воспитуемого достаточно возможностей — подчеркиваю, не "прав", а именно реальных возможностей — продемонстрировать, что эти черты скорректированы, уже в самом заведении. Разбирать каждое конкретное проявление этих нежелательных черт, да еще с привлечением свидетелей...

В наушнике раздались невнятные восклицания, частью даже нецензурные.

— Вот так вот. — сказал Олег, обращаясь к гарнитуре. — То есть преступность и произвол вы даже и проблемами не считаете. — это предназначалось уже Владимиру. — А каких еще проблем у вас нет?

— Нетерпимости. Семейного насилия. Подавления подростковой сексуальности и соответствующих комплексов.

Олег хотел сказать, набрал в грудь воздуха, сосчитал до десяти и выдохнул. Насмотрелся он взрослой раскрепощенной сексуальности в лагере. Действительно это больше походило на Хаксли, чем на Стругацких, но как им об этом сказать? И увидят ли они что-то странное и неправильное в мире Хаксли? "Первый постулат социальной инженерии — любое общество со стороны выглядит несправедливым и отвратительным". Но они-то смотрят на это не со стороны... И уничтожить семейное насилие вместе с семьей под корень — это сильный и неожиданный ход. Что больше всего потрясло Олега — учитель использовал сектантское слово, неужели у них не было своего слова для понятия "семья"? Или он думал, что Олегу так будет понятнее?

— И вы думаете, что мы вас этим заразим, вместе с представлениями о "праве" и "суде"? Но ведь... вы же живете буквально бок о бок с сектантами, у которых есть и семьи, а значит, наверное, и все перечисленное, во всяком случае, мужеложство они явно осуждают, если вы это подразумеваете под нетерпимостью... Вы же живете рядом с сектантами и не заражаетесь от них всем этим. Почему вас так пугает контакт с Землей, где... ну, там тоже по-разному, но все-таки больше как у сектантов, да.

— Знаете, Олег, я буду с вами откровенен. Образ жизни сектантов говорит сам за себя. Ни один цивилизованный человек так жить не захочет — без телевизора, без горячей воды, лопатами выгружать, простите, дерьмо из выгребной ямы в огород... Но когда за тем же образом жизни, за теми же комплексами и предрассудками, будет стоять образ цивилизации, открывшей дорогу к звездам...

— И вы хотите отказаться от звезд ради страха перед этими предрассудками?

— А почему мы не можем этого хотеть?

— Наверное, можете. Только надо бы уточнить, что такое мы...

— Мы — местоимение первого лица множественного числа. Я — он показал пальцем на себя — это я, мы с Учителем Анной — это мы.

— Я не настолько плохо знаю ваш язык, я знаю перевод слова "мы". Я хотел спросить, кого включает ваше мы — все население колонии или только учителей?

Судя по тому, как изменился в лице Владимир, это было... в общем, Олег испугался, что он перегнул палку, но тут ему пришла еще одна вводная. В наушнике раздался голос Ани:

— Олег, вы там мило беседуете, ты нам потом переведешь, а то многое непонятно. Но тут мы слышим радиообмен, по-моему, твой Рудольф в вертолете и они сейчас запрашивают взлет.

Олег щелкнул языком — типа, слышал — и обратился к Владимиру:

— Извините, у меня еще другой вопрос. Вы... что такое .... — и Олег, как мог, воспроизвел то непонятное слово, которое подслушал из кустов.

— Интернат — внятно произнес Владимир, так что происхождение слова стало несомненным.

— И как далеко ваш интернат отсюда? Он же в лесу находится, да?

— Зачем вам это знать?

— Километрах в шести-семи, не больше, да?

— Откуда...

Владимир не успел договорить, потому что Олег перешел от слов к действиям. Вскочить из позы сидя по-турецки — упражнение не такое уж сложное, и Олег владел им в совершенстве. Сидевшие же в разных позах дети так быстро отреагировать не могли. Олег в три прыжка преодолел расстояние, отделявшее его от посылки, схватил ее, левой рукой ударил только начавшего подниматься с земли Владимира под дых и толкнул его на Анну, так что они оба потеряли равновесие. Дорога была свободна, а расстояние до беспорядочной погони легко было определить по столь же беспорядочным воплям за спиной. Оставалось только смотреть под ноги и не подвернуть их в этих дурацких туфлях не по размеру. Судя по некоторым из криков сзади, кто-то из подростков уже сделал именно это, и даже берцы не помогли.

— Олег, вертолет в воздухе, если мы правильно поняли переговоры с диспетчером, им лететь километров сто на север. — сказала гарнитура. — Похоже, это как раз тот крупный город на юге, про который мы говорили. Один вертолет. Уходи в лес, до связи.

— Подожди. — сказал Олег гарнитуре. — Там впереди какая-нибудь речка или железная дорога есть, а то если они опять с собаками...

— Дорога километрах в десяти и, по-моему, она не железная. Речка слева от тебя, если я правильно понимаю, куда ты бежишь.

— Мне дальше к югу речка нужна, чтобы сначала этих с хвоста сбросить

— Посмотрю... не видно, сплошной лес, если только ручейки в лесу...

— Понятно. Ладно, отбой, до связи. Ухожу в лес.

И Олег с треском ломанулся сквозь кусты. Хана гражданскому костюму, ну, ерунда, у меня еще один есть...

Эти с хвоста сбросились на удивление легко. Подростки бежали быстро, но все-таки берцы были для них тяжеловаты, а главное — у них вскоре кончилось дыхание. Двое-трое были упорнее прочих, но, когда они осознали, что поддержки не осталось, а против них взрослый мужик, да еще якобы с пистолетом, они тоже начали отставать. Вскоре Олег обнаглел настолько, что остановился, переобулся в сапоги, и пошел быстрым шагом с перебежками. Потом над ним пролетел вертолет. Потом впереди Олег увидел просвет и забор из легких, как ему показалось, вертикальных металлических прутьев. Что-то в этом заборе Олега насторожило, что-то с таким забором не вязалось, и лишь подойдя поближе, он понял, что по его верху, там, где у нормальных подобных заборов торчат декоративные пики, пущена спираль Бруно. Или это они от страусов спасаются? За забором тоже была поросшая лесом территория, а чуть дальше виднелись двух— и трехэтажные здания с покатыми крышами, отделанные разноцветной штукатуркой. Судя по окнам, в помещениях были высокие потолки, словно в казармах, рассчитанных на двухэтажные кровати с соблюдением нормы "девять кубометров воздуха на человека"; в концлагере, кстати, эта норма не соблюдалась, кроме, разве что, барака капо. Деваться было некуда, и Олег побежал вдоль забора, тем более, что кусты там были вырублены, и бежать было легче. Сквозь забор Олег увидел впереди ворота, будку сторожа рядом с воротами и — он не сразу поверил своим глазам — грузовую машину с закрытым тентом кузовом, возле которой возился человек. Олег на ходу снял рюкзак, достал пистолет, закинул рюкзак за спину и припустил вперед с новыми силами.

Ворота были закрыты, но на засов, не на замок. Судя по ушкам в засове, замок там должен был быть, но, видимо, запирали их только на ночь. Олег легко просунул руку между прутьями и выдвинул засов. Ворота заскрипели, сторож и человек у машины его заметили, но он тут же сунул сторожу под нос пистолет. Это подействовало. Быстро связав обоих, Олег обшарил человека у машины и обнаружил в нагрудном кармане смарткарту. Олег открыл дверь в кабину и, не залезая, с грунта, вставил смарткарту в щель под рулем. Мотор чихнул и завелся. Олег решил не рисковать, выясняя, сколько еще народу на огороженной забором территории. Вместо этого он заглянул в будку сторожа, увидел там телефон, машинально отрезал ему трубку и сунул в карман, и только потом проследил провод. Провод шел по стене вниз и подходил к небольшой коробочке в углу у плинтуса. К этой же коробочке подходили еще пять проводов плоской "лапши", а отходила одна витая пара, и исчезала она в выходившей из стены гофрированной трубке. Концентратор? Олег перерезал все провода, отковырнул коробку от стены и вскрыл крышку. Там была какая-то микросхема с незнакомой маркировкой. Олег сунул коробку в карман вместе с трубкой, сел в машину, закинул рюкзак и посылку на пассажирское место, и поехал.

Машина, конечно же, была сомнительным приобретением — она была большая, шла тяжело и медленно, и надежды проломиться на ней через лес не было никакой. И, в отличие от электровоза, нельзя было надеяться, что если из нее выпрыгнуть, то она останется на дороге. Если машина стоит, значит, водитель ушел ногами с этого места. Или с какого-то места неподалеку. А впрочем... Да, руль у этой машины ходит довольно легко, может быть и получится...

Сначала дорога была закрыта кронами деревьев, но потом Олег выехал на чуть более широкую асфальтированную дорогу, над которой виднелось небо. Олег тут же высунул коммуникационный лазер в окно и попытался наладить связь. Это получилось с удивительной легкостью. Олег быстро обрисовал Альфе ситуацию, слил запись радиоперехвата с компьютера и даже успел поругаться, когда же они ему сделают программу, чтобы она прямо тут в реальном времени расшифровывала переговоры. Расшифровки переговоров были неутешительными. Они пришли на трех вертолетах, два из которых пока что барражировали где-то в стороне, так что Олег их не слышал, но они могли быстро прибыть к театру действий. Кроме того, у группы с собаками тоже была рация, и судя по их докладам, они уже приближались к какому-то интернату. Нетрудно было догадаться, к какому именно. Свернуть Олегу с дороги было некуда... точнее, может быть, и было куда, но он представления не имел, куда эти проселки могут завести. Никогда штирлиц не был так близок к провалу...

Впрочем, все обошлось. Через два часа Олег, сидя под деревом, с удовольствием примерял новый спальник и лениво переругивался с Сашкой, который до сих пор пребывал в большом возбуждении:

— Олег, ты вообще понимаешь, что ты из меня чуть убийцу не сделал??? Ты сколько на круиз-контроле выставил?

— Сорок. Она больше и не шла.

— Олег, у меня задержка две секунды, она за это время проезжает двадцать метров! А у меня в эту камеру ни пса не видно и ход руля пятнадцать градусов...

— Ну извини, ну где бы я тут мог взять другие сервомоторы? Но ты же доехал?

— Но я же только чудом доехал! Как я с таким ходом руля могу вписаться в поворот иначе как по встречке? Я же... это же... я только люфт выбираю и вот уже весь ход руля кончился. И не затормозишь, и даже газ не сбросишь...

— Но по встречке же вписывался?

— А если бы кто-то там ехал? Что бы мне было делать?

— В кювет.

— В какой кювет, у меня задержка две секунды и ход руля...

— Но тут никого нет на дорогах, что ты волнуешься, ты же доехал?

— Как доехал, но если бы был??? Люди же ни в чем не виноваты, а это же тяжеленная штука, он же легковушку в блин расплющит...

— Сашка, я тут за все время пребывания не видел ни одной легковой машины. А в джипах военные, они присягу приносили...

— Присягу быть дистанционно задавленным инопланетянином через ансибль??? Ты соображаешь, что ты несешь?

— Честно говоря, уже не очень. А что, вполне достойная смерть. В неравной борьбе с инопланетными инфильтраторами... Вот по дороге едет зим, и я им буду задавим...

— Олег, у тебя там совсем уже крыша поехала. Нет, больше я в таких авантюрах не участвую.

— Хорошо, я в следующий раз Пашку попрошу.

— Блин, да они во второй раз на такой дешевый трюк не купятся...

— Аргумент. Ну хорошо, в следующий раз придется придумывать другой дешевый трюк.

— Только без меня, пожалуйста. И теперь ведь у них есть коммуникационный лазер и компьютер...

— И два сервомотора от элеронов контейнера. Ну и что? Ты же успел биос перешить?

— Пашка успел, вроде бы.

— И что они будут делать с лазером без компьютера? По деревяшке выжигать? Или глаза друг другу? Что я получаю посылки и могу общаться не по радио — это они уже и так знают, а все потому, что некоторые — не будем показывать пальцами — не могут навести контейнер по лазерному лучу.

— А если они остаточный заряд во флэш-памяти восстановят???

— Ну и восстановят, хотя я сильно сомневаюсь. Там же ничего нет, все переговоры у меня в моем карманном, а этот-то использовался только для доставки посылки.

— Там же алгоритм шифрования...

— Ну, Поль же не волнуется, значит все нормально. У наших же с тем компьютером каналов ключи разные, вы просто тот канал не восстанавливайте, даже если запрос придет... Более того, у них один компьютер уже есть, причем он-то с данными, даже интересными, и даже с драйверами для лазера. И никакой остаточный заряд восстанавливать не надо. Но толку, вроде никакого...

— Это пока.

— Может быть и пока. Но ведь я-то не про то, что они ничего расшифровать не могут, а про то, что ничего принципиально нового они не получили. Вы их переговоры-то расшифровали?

— Ну, там ничего особо интересного. Странник на Мотылька ругается, что как можно было второй раз купиться на трюк с пустым электровозом, а Мотылек резонно возражает, что они-то думали, что с грузовиком повторение этого трюка технически невозможно.

— Там может быть интересное. Ты мне самое главное скажи, они видели, как я под мост сигал, или нет? Или хотя бы подозревают?

— Нет, не похоже. То есть ты прыгал из машины уже после того, как она оказалась в поле зрения вертолета?

— Да. В том-то и прикол, что если они меня не видели, то они меня сейчас ищут совсем не в той области. Впрочем, я думаю, если бы они меня увидели, я бы про это знал сразу, я бы вообще тут сейчас под деревом не сидел. Кстати, интересно, говоришь — Странник, а в прошлый раз он был Экселенц. Ты уверен, что это один и тот же Рудольф?

— Похоже, все просто — когда он сидит в конторе, он экселенц, а когда летает на вертолете — он странник.

— Логично. Ну ладно, я сейчас лапши наверну, датчик движения протестирую — и буду обновлять спальник, я ж три дня так и не имел возможности толком выспаться.

— Угу. Ну, до связи.

Олег проспал до самого утра, даже чуть позже — когда он проснулся, роса уже успела почти совсем высохнуть. Он позавтракал — опять лапшой, все-таки жаль, что учителя не приняли его предложения поменяться жрачкой — вышел на связь, и его тут же огорошили новостями. На связь вышла Пандора. Открытого контакта они не предлагали, но предлагали дать коридор для посадки и последующего старта капсулы — посадки на своей территории, разумеется, и предлагали Олегу идти к ним. Потом появился Рудольф, говорил, что пандорцы нас обманут и им верить вообще никак нельзя, а на вопрос, почему можно верить ему, так ничего толкового и не сказал. Будучи спрошен, что с вертолетом, ответил, что только погнули люк десантного отсека, так что он долетел до базы своим ходом. Грузовику же вообще никакого вреда, если, разумеется, не считать простреленных шин и радиатора. Еще он очень ругался, что мы выпустили на дорогу грузовик с дистанционным управлением, да еще на шнурках от ботинок, а если бы шнурок не вовремя порвался, мы же могли кого-нибудь убить. Как злорадно добавил Сашка, это у него еще не было возможности оценить, какой у твоего дистанционного управления был максимальный угол поворота руля.

Про Пандору Олег сказал, что он им, в общем, симпатизирует, хотя бы уже только потому, что они сохранили фамилии. Но до них же идти тыщу километров. Обсудили идею угнать какое-нибудь транспортное средство. Последовательно отсекли электровоз (это же максимум на один перегон, а то и меньше, если они чему-то научились), автомобиль (везде блокпосты натыканы, а проселочных дорог я не знаю, и спутниковых фотографий толковых нет), вертолет (собьют же нафиг, особенно когда поймут, что я иду в Пандору), самолет (по тем же причинам) и танк (не доедет же, хотя, конечно, хорошая картина была бы — подъезжаю я так к бензоколонке, и дуло в кассу — залейте полный бак, пожалуйста, и триплексы протереть, да и черт его знает, какие тут танки, я же могу с ним не справиться в одиночку, и с вертолета накроют, как в консервной банке). Потом Олег вспомнил про Андуин и рассказ Фани про катера, которые гоняют рыбаков. Этот вариант также отвергли, из тех соображений, что верховья Андуина не совсем там, где надо, и что на реке он так же уязвим для охоты с вертолета, как и на автомобиле или танке.

Потом вспомнили, что у Олега образовалась целая коллекция смарткарт, может быть какие-то из них удастся похакать и сделать приемлемыми для проезда хотя бы на электричке? Когда Олег ехал на поезде, он видел платформы с вывесками, но почему-то без кабинок для касс — видимо, билеты здесь покупались в поезде или вообще оформлялись смарткартой. Читалки смарткарт в компьютере не было, но был набор щупов, предназначенный в том числе и для анализа чужих смарткарт и микросхем. Некоторое время Олег, руководствуясь командами Поля, тыкал в контакты чипов на картах, потом ножом расслоил карту воспитуемого Олег Олега и стал тыкать уже в контакты самой микросхемы. Поль сначала хихикал, что тут планета непуганых идиотов, потом погрустнел и сказал, что идиоты-то они, конечно, идиоты, только, похоже, все-таки пуганые, но потом повеселел снова и сказал, что они, конечно, пуганые, но не тем, чем надо, и до следующей связи он что-нибудь придумает... хотя, конечно, очень интересно бы было получить в свое распоряжение мобильный терминал для чтения таких карт и узнать, как часто они обновляют черные списки. Поскольку высокоскоростной цифровой радиосвязи здесь нет, они это могут делать только по проводам, а значит, в худшем случае, раз в день... За день на электричке можно уехать далеко, а за ночь мы сделаем новую карту, лучше прежней... Олег его немного разочаровал:

— Знаешь — сказал он — их ведь здесь, в Средиземье, очень мало — около пяти миллионов, край шесть, если доля местной органики в питании заключенных адекватно отражает структуру рациона населения в целом. Они могут хранить реплику всей базы даже в переносном терминале.

— Не масштабируемо. Что они будут делать, если население вырастет?

— Пока оно вырастет в десять раз, они вполне могут надеяться что-нибудь придумать. Собственно, в эпоху Исхода терабайтные флэш-накопители были вполне массовым продуктом, так что, если они сохранили эти технологии, они и пять миллиардов могут записать в мобильный терминал. Не в виде полной реплики базы, конечно же, а в виде списка валидных хэш-сумм. Собственно, даже если они хранят список хэш-сумм валидных смарткарт, тебе надо хакать не криптографию в карте, а сам терминал...

— Если у них черные и белые списки на уровне хэш-сумм, я их, считай, уже захакал. Они используют MD8, я же говорил, что если они и пуганые, то чем-то не тем. Я тебе за двадцать секунд сделаю запись с любым наперед заданным MD8 на любое наперед заданное имя. Кстати, ты же с их учителем разговаривал, можешь объяснить еще один странный феномен?

— Какой?

— У них в карте лежит, собственно, XML, при этом большинство тегов на старорусском. То есть это очень старая система, во всяком случае, в своей основе. Но дело даже не в этом, дело в том, что там есть такой забавный атрибут, называется МожетИметьДетей. Типа Boolean, по дефолту False.

— Чё?

— Вот и я сказал "чё?", когда это увидел. Ты из разговора не мог понять, что это могло бы значить?

— Может быть, это еще со времен ковчега осталось, там-то они должны были ограничивать рождаемость довольно жестко?

— Нет, это не может быть со времен ковчега, во всех твоих картах этого тега нет, кроме одной, кроме карты помощника машиниста. То есть он может иметь детей, а остальные нет. Это, кстати, отметает и гипотезу, что это биологическое бесплодие.

— Ты хочешь сказать, что они тут занимаются евгеникой?

— Тоже вряд ли. Понимаешь в чем штука, там как бы есть неизменное ядро карты, от которого считается основная хэш-функция, оно включает имена, дату и место рождения, два имени и четырехзначный номер учителя, и кем выдана карта, обычно ОКС БВИ номер и город, но там есть забавные вариации. При чем у тебя, в смысле у Олег Олега, в дате рождения записано 1 января 1970, а в качестве учителя СЕКТАНТ, но это мелочи. Так вот, атрибут МожетИметьДетей — он не входит в ядро карты, у помощника машиниста он был выдан неким ОКС БВИ 4 Хельмова Крепь полгода назад. Если я правильно понимаю здешний календарь... Ну, во всяком случае, не больше полутора здешних лет назад. И еще, если бы это была евгеника, в ядро карты должны были бы входить родители или какие-то идентификаторы генетических линий, но там ничего похожего нет.

— Глава 6. Катя

Олег смотрел на Гондор с вершины холма. В отличие от своего литературного оригинала, город лежал на двух берегах реки, по-видимому, притока Андуина. Судя по спутниковым фотографиям, выше и ниже по течению долина реки была гораздо шире, а здесь было какое-то сужение, возможно даже пороги или водопад, ныне перекрытые плотиной. Холмы, вроде бы не очень высокие, меньше пятидесяти метров от уреза воды, на правом берегу круче, на левом — более пологие — подступали вплотную к реке. Сейчас Олег видел не больше трети площади города. Архитектурных изысков здесь, как и в остальных виденных Олегом населенных пунктах Полдня, заметно не было, однако сложный рельеф вынуждал строителей что-то придумывать. Трех— и пятиэтажные панельные и кирпичные здания карабкались по склонам, прижимались друг к другу, образуя странные извилистые лесенки, иногда прятались в глубокие выемки с травяными откосами или даже бетонными подпорными стенами. Поэтому, хотя здания и строились по тем же типовым проектам, но Гондор общим своим видом не так сильно и удручающе походил на советские спальные районы, как остальные города Средиземья.

Вершина холма, на которой стоял Олег, заросла местными деревьями и кустарником, но ниже по склону цвет зелени менялся на земной хлорофилл — там росли высаженные рядами земные сосны, невысокие, но выглядевшие здоровыми и коренастыми. Еще дальше вниз можно было разглядеть заросший местным кустарником овраг и за ним — пятиэтажки из красного кирпича.

Олегу уже успел более или менее привести себя в порядок и переодеться в чистое белье и местную гражданскую одежду. По правде говоря, местной была только доставшаяся ему в электровозе куртка, а штаны, рубашка и туфли были подделками, сшитыми на Альфе из тамошних ткани и кожи. Первый комплект гражданской одежды Олег порвал и испачкал, убегая от школьников, а второй был очень уж не по размеру, так что пришлось импровизировать. Этикеток на его одежде, конечно же, не было — их спороли даже с белья — но внимательный осмотр быстро показал бы, что она сделана не из местного лиоцелла, а из хлопка. Кроме одежды, у Олега была целая груда инкриминирующих предметов — пистолет (наверняка объявленный в розыск), два ножа (один с клеймом земного завода), полный бумажник смарткарт на разные имена, в том числе расслоенных, компьютер и коммуникационный лазер инопланетного происхождения... Так что попадаться в руки местным правоохранительным органам ни в коем случае не следовало.

Впрочем, даже и в случае ареста у Олега был план Б. Рудольф время от времени выходил на связь, и позавчера он сказал, что если Олег все-таки вознамерится сдаться, ему можно будет сдаться любому местному милиционеру или вообще человеку в форме, но надо добиться, чтобы этот человек позвонил в КОМКОН и сказал "левая рука тьмы". На связи в это время был Поль, он сказал Рудольфу, что ценит его начитанность и заботу, и мы подумаем над этим предложением.

Возможности нормально помыться у Олега не было; он протер наиболее пахучие места лосьоном, побрился, а голову "помыл" пеной для бритья — она втягивала в себя грязь и сало, пожалуй, даже лучше мыльной пены, а засохнув, легко осыпалась с волос, так что оставалось только хорошо расчесаться.

Военную форму, спальный мешок и запасы растворимой лапши после некоторого обсуждения с базой он замотал в накидку и закопал в лесу. Туда же он сложил компьютеры, коммуникационные лазеры и сервомоторы от последних двух посылок. Слишком большой рюкзак в городе будет вызывать подозрения и даже вопросы; если фокус со смарткартами выгорит, то он сможет снабдить себя едой и будет дальше передвигаться как белый человек. Если же он не выгорит, то это выяснится очень быстро, и он сможет вернуться к тайнику; накидка прочная и есть надежда, что страусы ее разъяснить не смогут, даже если и раскопают сам тайник. В крайнем случае, лазер и компьютер у Олега остаются, так что можно будет прислать новое барахло.

Олег еще некоторое время посмотрел на панораму Гондора. Еще ни разу на этой планете он не видел такого крупного поселения целиком. Судя по спутниковым фотографиям, Умбар был ненамного меньше по площади, но он был расположен на плоской прибрежной равнине, а Олег там бегал по окраинным районам и оценить размеры города не мог. Олег глубоко вдохнул, подпрыгнул — не брякает — и пошел к домам.

Банкоматы Олег видел еще в Умбаре, но там он подходить к ним не рисковал. А здесь его целью было именно это устройство. Олег быстро нашел местный торговый центр — несколько магазинчиков, размещенных в двухэтажном отдельном здании посреди стоящих квадратом пятиэтажек. Следующий шаг был более рискованным. Народу на улице было немного — как и на фотографиях доджихадных социалистических стран, улицы были как-то удивительно пусты — но все-таки кто-то мог обратить внимание. У Олега был портативный штатив для коммуникационного лазера, который штатив, в свою очередь, состоял из струбцины и длинного шурупа. В зависимости от обстоятельств, его можно было либо прикрутить струбциной к ветке, столбу или еще чему-нибудь в таком роде, либо загнать шуруп в дерево или даже межпанельный шов здания. Широкополосной радиопередатчик обеспечивал связь гарнитуры и компьютера с коммуникатором на расстоянии до двухсот метров, в том числе и через несколько бетонных стен — но все-таки это накладывало сильные ограничения на место крепления коммуникатора.

Наконец, Олег нашел решение, которое показалось ему удачным. На задах торгового центра валялся разный хлам, главным образом обломки деревянных ящиков, и стояли мусорные контейнеры. Других мусорных контейнеров в округе не было. Сделав круг по микрорайону, Олег подобрал несколько пустых пластиковых бутылок и лист упаковочной бумаги. Сделав из этого сверток, Олег подошел к мусорке. Для постороннего наблюдателя он, конечно, выглядел подозрительно, но в бытовом смысле: пришел человек и вместо того, чтобы ждать приезжающую по расписанию мусорную машину, выкидывает свой мусор в магазинный контейнер. Пользуется, так сказать, чужими ресурсами. Оглянувшись, Олег нырнул в плохо обозреваемую зону, закрытую контейнерами и какой-то деревянной пристройкой-времянкой. Главным достоинством этой зоны было то, то стена пристройки была обращена на юг и освещена звездой — а значит и спутник с этой точки был виден. Там он прикрутил коммуникатор к стене, вылез из щели, кинул сверток с бутылками в мусорный контейнер, отряхнул руки и пошел в сторону главного входа.

Лазер поймал спутник и связь была вполне удовлетворительной. Олег имел скрытую "шпионскую" гарнитуру, спрятанную за левым ухом. Кроме того, от компьютера в его рюкзаке тянулись провода к спрятанной в рукаве фальшивой смарткарте. Банкомат, как и следовало ожидать, стоял на улице, недалеко от входа в магазин. Видеокамер Олег не заметил, скорее всего они были хорошо замаскированы. В лесу он похудел и загорел, к тому же при бритье он оставил усы, а присланная с Альфы краска превратила его светлые волосы в ненавязчивого темного шатена, так что беглый просмотр видеозаписей, да и алгоритмы распознавания лиц эпохи Исхода, давали ему вполне реалистичный шанс остаться неузнанным.

Олег достал из кармана кошелек, покопался в нем, и — они репетировали этот трюк, так чтобы со стороны банкомата (где, скорее всего, стояла камера) он выглядел естественно — извлек карту не из кошелька, а из рукава. Карта легко вошла в приемную щель; Олег оперся рукой на корпус устройства (провода, соединявшие карту с рукавом, были довольно-таки короткими). "Угу" — раздался в наушнике пашкин голос — "данные пошли". Затем раздался радостный вопль:

— Yes's!!! Protovision, I have you!!! Палец приложи и пин-код набери, 2 12 85 06.

Олег набрал код и на экране банкомата появилось меню.

— Все, можешь снимать деньги. У тебя лимит четыре миллиона с копейками, у всех некруглые суммы лежали, я и тебе на всякий случай сделал.

— А сколько снимать? — Олег говорил негромко, стараясь делать вид, словно он просто бормочет себе под нос.

— Откуда я знаю? У майора было восемь с половиной миллионов, у остальных по несколько десятков тысяч рублей. Похоже, они сразу зарплату обналичивают.

Меню на экране предлагало стандартные суммы — сто, двести пятьдесят и пятьсот тысяч рублей, миллион, два с половиной миллиона и пять миллионов (забегаю я в буфет — ни копейки денег нет — разменяйте десять миллионов...). Олег снял сначала пятьсот тысяч, потом миллион — машина выдала то и другое одной бумажкой, так что Олег на всякий случай снял еще два раза по сто.

Купюры по сто и пятьсот были поношенные и засаленные, хотя, конечно, перед укладкой в банкомат их разгладили, а миллионная выглядела довольно новой, но тоже явно бывшей в употреблении. Сделаны были они не из бумаги, а из чего-то странного, на ощупь явно продукта переработки целлюлозы, но по структуре больше похожего на синтетический нетканый материал или прессованную вату. Времени разглядывать рисунки на купюрах у Олега не было. Следовало как можно скорее забрать коммуникатор, а потом найти укромное место и избавиться от проводов. Банкомат выплюнул карту, Олег отцепил ее от проводов и спрятал в бумажник. Пашка в ухе попискивал от возбуждения:

— Круто, круто, круто, я их сделал. Все, через два часа выходи на связь, будет тебе нормальная карта на все случаи жизни. И еще, можно будет тебя попросить, я хотел одну штуку проверить, сделаю тебе еще одну карту, ты ее только вставь в банкомат и потом расскажешь, что будет, ОК?

— А они меня не попалят по отпечаткам пальцев?

— А как они попалят? Понимаешь в чем штука, у них в базе те отпечатки, которые они снимали при аресте, правильно? А я тебе карту отпечатков немного подшаманил, так что твои настоящие пальцы под нее подходят, любой исправный сканер их признает. Но сигнатура, используемая базой для поиска, у них отличается. А поскольку такой сигнатуры в базе вообще нету, то они это даже визуальным просмотром базы обнаружить... В общем, я думаю, это будет очень непросто.

Выслушивая все это, Олег дошел до свалки за магазином, сказал Пашке "До связи", с мясом вырвал из стены шуруп, спрятал коммуникатор в карман и быстрым шагом пошел обратно в сторону леса.

Потом, уже на горе, он снова вышел на связь, и они обсудили программу дальнейших действий. Олег все-таки перенервничал и хотел вернуться к тайнику, отдохнуть и переночевать в лесу. На базе, однако, преобладало нетерпение — ребята хотели, чтобы Олег сходил в магазин, оценил масштаб цен и вообще, и соблазняли его возможностью наконец-то затариться нормальной едой, ну и что-нибудь из аутентичных местных тряпок прикупишь. Всплывали и рациональные аргументы — немного подумав, Поль все-таки признался, что в банке могут что-то заметить, а крупные купюры они могут учитывать по номерам, поэтому от миллионной бумажки лучше избавиться поскорее. Звезда стояла еще высоко, и это тоже было аргументом против возвращения на ночевку в лес. Олег решил не светиться лишний раз в том же микрорайоне, а пошел по гребню холма, чтобы зайти в город немного с другой стороны.

Переход к соседнему окраинному микрорайону занял у Олега около двух часов с остановками, так что Пашка успел запрограммировать карту. Здесь дома были панельные, и выглядели они более новыми, чем в первом микрорайоне, но почему-то были четырехэтажными. Торговый центр, впрочем, по архитектуре был очень похож — он стоял в середине обширного прямоугольного двора (наверное, удобно от кочевников обороняться) и представлял из себя двухэтажное здание с большими витринными окнами. Тыкать новой картой в банкомат Олег не рискнул, вместо этого он отправился прямиком в продуктовый магазин. Это был небольшой магазинчик самообслуживания с двумя кассами на выходе. Магазин был универсальным — черный и белый хлеб на деревянных стеллажах, вода (предположительно, минеральная), квас и пиво в пластиковых бутылках, в открытом холодильнике — колбаса и сыр трех-четырех сортов, нарезанные кусками по двести-триста грамм и плотно завернутые в прозрачную (по-видимому, газообменную) пленку. Места, где пленка накладывалась сама на себя, были заклеены распечатанными на термопринтере прилепками со штрих-кодом. Каждого товара было два-три, в крайнем случае четыре сорта, и полки были заняты плотно, но выглядели однообразно. В морозильной камере лежали пельмени фабричной лепки, куски мяса, пакеты с костями, куры (надо признать, довольно-таки тощие и синюшные), большие куски местной рыбы. В овощном отделе были картошка, капуста, тепличные огурцы, яблоки, бобы и горох в стручках и местная ягода, из которой им в тюрьме варили компот. Как и следовало ожидать, совершенно не было тропических и субтропических фруктов, не было кофе и шоколада — из сластей были зефир, пастила и что-то белое и крахмалистое, чему Олег не смог вспомнить аналогов ни в современной земной пищевой промышленности, ни в историях эпохи Исхода. В целом, ассортимент товаров заставил Олега добавить этой планете баллов — продукты были, в основном, рассчитанные на домашнее приготовление, и вполне допускающие сбалансированное питание с разумной долей местной органики. Не очень богато, но, в общем, на этой планете ничего другого и не растет. Впрочем, непосредственно сейчас именно те же самые особенности ассортимента представляли для Олега проблему — ему-то готовить было негде, не на чем и даже не в чем.

В итоге, Олег купил полкило зеленого гороха в стручках, килограмм яблок, круглый каравай серого хлеба, пачку соли, двести грамм колбасы, бутылку минералки и бутылку пива — обе бутылки были полуторалитровые пластиковые. Еще чуть подумав, он добавил в свою корзину коробку сметаны — тюря из пива и серого хлеба со сметаной, которой ему пришлось питаться в первый день на свободе, ему даже понравилась. На сладкое он взял коробку зефира. По грубым подсчетам на основе цифр на ценниках это должно было уложиться тысяч в двести. Народ на кассе расплачивался преимущественно наличными, но был терминал и некоторые все-таки пользовались смарткартами. Олег приготовил свою миллионную купюру и встал в очередь. Был уже конец рабочего дня и народу в магазине было довольно много, в каждую из касс стояла очередь из четырех-пяти человек.

Заняв очередь, Олег огляделся и... Восприятие сработало довольно странно, сначала он подумал, что в соседней очереди стоит Татьяна и у него перехватило дыхание, потом он понял, что это все-таки не Татьяна, и еще только потом, уже через несколько секунд, он сообразил, что сначала он должен был подумать "как вообще здесь может оказаться Татьяна?" — и все вопросы отпали бы сами собой. Они расстались — точнее, она предложила "остаться друзьями" — уже больше года как. Олег часто ругал себя за подростково-инфантильное отношение к этой истории, но забыть о ней так и не получилось.

Девушка в соседней очереди, строго говоря, даже не была на Татьяну похожа. Они были одинакового роста, обе светловолосые, у обоих узкие плечи — и, вроде бы, все... но нет, не все. Они похоже двигались. Татьяна занималась танцами, и эта, наверное, тоже, она как-то удивительно легко переступала с ноги на ногу, двигаясь вместе с очередью, и очень похоже поправляла волосы, заломив запястье. Да, наверное, именно в движениях и было главное сходство. На лицо... Татьяну все признавали красавицей, а эта красавицей не была — тяжеловатая челюсть, сросшиеся брови, но все-таки она была уверена в своей привлекательности, и не зря. Олег некоторое время наблюдал за ней со странными и смешанными чувствами, и, видимо, делал это слишком долго — она заметила его взгляд, обернулась — сначала, как показалось Олегу, с неудовольствием, но потом посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Олег вроде бы уже внушил себе, что это не Татьяна и даже не похожа, но у него снова перехватило дыхание.

Девушка посмотрела на содержимое корзинки Олега и улыбнулась еще раз, на этот раз не приветствующе, а скорее иронически. У нее была тележка на колесиках, в которой лежали пакет картошки, огурцы, лук и большой кусок мяса. Поймав олегов взгляд в тележку, девушка уже откровенно хихикнула, а потом неожиданно сказала:

— Молодой человек, может быть вы мне поможете это донести до дома?

Олегу было некуда отступать.

Девушку звали Катей. На Татьяну она была похожа не только манерой двигаться, но и манерой говорить, неожиданными переходами от серьезного тона к смеху. Она действительно занималась танцами, у них в интернате был ансамбль и потом тут в клубе. Олега немного смущала слишком резко взятая ею на себя инициатива, но это же ему льстило.

Когда они уже вышли из магазина, Олег все-таки решился и попробовал расставить точки над ё.

— Катя, извини, я тебе сейчас задам один вопрос... Тебя он, наверное, удивит, но...

— Задавай.

— Я предупреждал... В общем, так. Катя, насколько у вас здесь принято, чтобы девушка приводила к себе домой молодых людей? Меня никакой... — Олег некоторое время подбирал подходящее слово, и наконец употребил наиболее подходящий термин из освоенной в лагере лексики. — Вертухай допрашивать и предъявлять смарткарту не заставит?

Шутливое и кокетливое настроение слетело с Кати в момент, но реакция ее оказалась совершенно неожиданной. Зрачки у нее расширились, и она посмотрела на Олега так, словно у нее тоже перехватило дыхание:

— Олег... я еще в магазине заметила, как ты на ценники смотришь... ты же элементарных вещей не знаешь! Зачем ты этот зефир купил?!? Ты вообще... ты кто? Ты ведь не отсюда, правда?

(бабу не обманешь, баба сердцем чует... черт, если она сейчас заорет и попытается меня повязать... что же делать, интересно, смогу я ее стукнуть по физиономии или нет?)

— Да, не отсюда. Давай отойдем подальше от магазина, где народу поменьше, я тебе попробую объяснить.

— Но ты же... — Катя оглянулась. — Ты же не пандорский шпион?

— Нет, конечно.

— А откуда?

— А какие еще варианты?

— С Земли ты быть не можешь, ведь двигатель Баззарда... мы же в школе проходили, он же, начиная с двух световых лет, будет ярче всех звезд на ночном небе...

Настал черед оглядываться Олегу:

— Да, точно, бабу не обманешь, баба сердцем чует. Я именно с Земли, только прилетел не на баззарде.

— А на чем???

— Мы научились летать быстрее света.

— А... ой, а что ты здесь вообще делаешь? Почему по телевизору ничего не сообщали? Откуда у тебя наша одежда, наши деньги? Где твой корабль?

— Длинная история. Корабль сбили, одежду я... ну, по существу, украл, деньги... банкомат взломали. — Олег не нашел местного эквивалента слову "хакнул".

— Так ты... — Катя еще раз оглянулась — Ты прямо воспитуемый какой-то! — В ее голосе при этих словах не звучало осуждения и даже неудовольствия. — Слушай, а правда, а как ты докажешь, что ты не пандорский шпион?

— Ну давай отойдем куда-нибудь, где нас не будет видно, и я тебе покажу одну штуку. — только сказав эту фразу, Олег понял, как двусмысленно она звучит, но сформулировать эту мысль иначе все равно не получалось. — Даже несколько. В Пандоре таких точно делать не умеют.

— А как ты банкомат взломал? Прямо ломом?

— Нет, смарткарту поддельную сделали.

— Сделали? Вас здесь много?

— Нет, на поверхности я один, у меня есть связь... не с Землей, с нашей базой на Альфе. Они написали программу и выдали банкомату те данные, которых он хотел. И он мне выдал деньги.

— А прямо сейчас у тебя связь с Землей... с Альфой есть?

— Нет, прямо сейчас нету. Мне надо остановиться на открытом месте, достать из рюкзака штуку и настроить ее. В городе это выглядело бы подозрительно.

— А зачем вы сюда прилетели?

— Контакт устанавливать. Когда открыли гиперпривод, Земля, конечно же, занялась установлением контакта с колониями. При этом сначала мы, конечно же, начали с тех колоний, которые были недалеко и местоположение которых мы знали, а вас наша группа искала три года, еще до того, как я к ней присоединился.

— А почему... Так что получается, ты прилетел устанавливать контакт, а тебя сбили?

— По существу, так. Точнее, я сначала хотел сесть на планету и осмотреться на поверхности, но меня сбили автоматической ракетой. У вас там на юге... Посадка, вы с ней воевали, да? — реакция Кати на эти слова отличалась от реакции школьников на пикнике. По-видимому, о Посадке неприлично было говорить при большом стечении народа, но с глазу на глаз упоминание об этой странице истории было вполне приемлемым. — Там старые укрепрайоны, и, похоже, какая-то противоракетная автоматика до сих пор работает. Но когда потом за мной прилетел спасательный корабль, его пытались сбить уже не автоматикой.

— То есть тебя не могут забрать с планеты?

— По существу, да. Мы сейчас думаем, что с этим делать, переговариваемся по радио с какими-то местными деятелями, правда они какие-то такие деятели... не очень, как нам кажется, заслуживающие доверия.

— Так ты уже давно здесь?

— Ну, практически скоро уже три недели... здешних недели.

— Ой... а где ты все это время жил?

— Сначала неделю в лагере просидел... как это у вас называется... коррекционный лагерь, а потом по лесам прятался.

Катя оглядела Олега с головы до ног:

— Ты, вроде, не очень похож на человека, который две недели жил в лесу.

— Ну, я перед выходом в город побрился... и помылся, поэтому...

— А чем ты там питался?

— Ну, мне с Земли посылки присылали... растворимую лапшу, консервы. Еще я страуса убил, но у него мясо несъедобное совершенно...

Катя хихикнула:

— Тогда понятно, почему ты так на мясо в моей тележке смотрел. Я прямо... мне тебя почему-то так жалко стало...

— Ты из-за этого со мной заговорила?

Катя посерьезнела:

— Не только. Ты знаешь... ты правда не похож на всех наших парней. Ты вроде и оделся так же, а все равно отличаешься...

— Чем? Мне-то как раз надо не отличаться, как я прятаться-то буду?

— Не знаю, как объяснить, нет, с одеждой у тебя все правильно... а где... нет, ладно... нет, дело не в одежде, просто... понимаешь, ты какой-то... дикий, что ли. И добрый. У нас во всех парнях какая-то злоба есть, а ты... ты другой. Свободный, наверное, а не дикий.

— Не совсем понятно, но спасибо.

— И еще ты так на меня смотрел... еще до того, как мясо увидел... Хотя все равно я сначала на тебя внимание обратила... Олег, слушай, а тебе правда ночевать негде?

Вопрос был задан очень вовремя — судя по всему, они подошли к подъезду ее дома.

— Ну я могу в лес вернуться. У меня спальник есть, дождевик...

— А зачем? Я же не шутила, когда тебя приглашала...

— Так вот я же тебе вопрос и задал, с которого ты меня разоблачила: не придется ли мне объясняться с охраной или предъявлять смарткарту...

— Но ведь смарткарты те же, что и в банкоматах, если вы ее подделали...

Так, то есть смарткарта все-таки нужна. Плохо...

— Как тебе объяснить... Карта-то у меня все-таки липовая. Мы можем обмануть банкомат, но нет гарантии, что потом, по записям в базе, мою карту не вычислят. Или что меня где-нибудь по глупости не поймают. То, что я брал деньги в банкомате... банкомат железный, ему все равно. А если вычислят, что я был, а тем более жил, у тебя, ты можешь нарваться на серьезные неприятности. Да даже и без смарткарты, если охране начнут показывать фотографии...

— А откуда у них твои фотографии?

— Ну, я же неделю просидел в конц... корлагере. У них на меня, наверное, целое досье есть. И потом, когда наши ребята присылали спасатель, они же думали что я просто разбился, и присылали вашим... как выяснилось, вашему КОМКОНу, мои фотографии... в том числе и на случай, если меня по ошибке арестовали.

— Нет, у меня квартира, и вахтера у нас нет. Смарткарта нужна не для этого...

— А для чего?

— Ой. — Катя почему-то покраснела. — Ты ведь правда ничего не знаешь... Ладно, давай зайдем ко мне домой, я тебе объясню.

Дверь в подъезд закрывалась замком со смарткартой, как и дверь в квартиру. Квартира была маленькая, она состояла из одной не очень-то большой комнаты с закутком, отведенным под кухню и тесного совмещенного санузла. Из мебели в комнате присутствовали раскладной диван, повешенный на стену телевизор, небольшой платяной шкаф и кухонная мебель — электрическая плита, сушилка для посуды, холодильник и стол. Ни книжного шкафа, ни компьютера с клавиатурой. Гм. Что же они, телевизор днями напролет смотрят? Или у них тут интернет есть, но в режиме read-only?

Окна квартиры выходили на северо-восток, так что связаться отсюда со спутником не было никакой возможности, да Олег и не знал, что он скажет во время сеанса связи. Олег предъявил Кате компьютер, показал десктопное меню, показал даже переданный через Альфу ролик новосибирских теленовостей, с заставкой и сюжетом про то, как городское собрание обсуждает восстановление оловозаводского моста. Голосовой комментарий, конечно, Катя не поняла, но там показывали план города, снятую с вертолета панораму забитой машинами развязки на реке Иня и интервью с колоритным автовладельцем, который размахивал руками, показывал на стоящие в пробке машины и речь которого постоянно приходилось перекрывать звуком "биип". Впрочем, Катя и так уже верила ему, а про пандорского шпиона спрашивала, похоже, для очистки совести.

Катя посадила Олега чистить картошку — сначала пришлось наточить нож — и только после этого начала объяснять, зачем же ей смарткарта, долго и сбивчиво. Наверное, так в эпоху до всеобщего Интернета жена после свадьбы объясняла мужу, что такое месячные — вроде как все про это знают, а говорить не принято и даже все слова какие-то к случаю неподходящие, поэтому непонятно, как сказать-то. У каждой женщины было специальное опломбированное устройство, терминал для чтения смарткарт. Когда мужчина и женщина встречались с целью заняться сексом, они должны были засунуть в этот терминал свои смарткарты. Если у обоих было разрешение иметь ребенка, можно было не предохраняться. А если у кого-то не было...

— А правда, что будет, если у кого-то нет разрешения, а ребенка сделают? — спросил Олег, поняв наконец-то суть дела.

— Ну, при проверке же это обнаружится. Девушку отправят делать аборт, а парня в коррекционный лагерь.

— При какой проверке?

Катя смутилась еще сильнее:

— Ну, каждый... месячный цикл мне надо прийти в больницу, сдать тест на беременность и предъявить терминал.

— Сильно. То есть она пишет в этот терминал все смарткарты? А если парень просто не будет вставлять свою смарткарту и — ...

— Так все равно же, беременность-то не скроешь. Если девушка не расскажет, чей ребенок, в коррекционный лагерь посадят ее. А если расскажет, то парня уже отдадут под трибунал за изнасилование. — Олег отметил, что у них все-таки есть суд, точнее трибунал... как-то это немного не вязалось с рассуждениями Учителя Владимира про принципы функционирования коррекционных лагерей, но уводить разговор в этом направлении Олегу показалось неудобным.

— Мда. Грамотная система сдержек и противовесов. То есть у вас невозможно заняться сексом, не предъявив друг другу смарткарты?

— Если предохраняться, то можно... Просто... Понимаешь, — Олегу показалось, что Катя сейчас заплачет. — У меня ведь есть это самое чертово разрешение. И я хотела... ни одного нормального мужика ведь вокруг нет, а еще такого, чтобы с разрешением... девчонки иногда так делают, сначала спят с одним, а потом находят того, кто с разрешением, но это только с хорошо знакомыми фокус проходит, а просто так парни так делать боятся...

— А как вообще... зачем вообще это разрешение??? Кто его выдает? У вас тут евгеникой занимаются? Мы это подозревали, когда нашли в смарткарте это поле с разрешением, но... все-таки решили, что раз в карте нет данных по родителям... А с другой стороны, ведь у меня кровь на анализ брали, значит, хотя даже в карте этого нет, а в центральной базе это все есть... и если вы сексом занимаетесь с предъявлением смарткарт, значит в центральной базе и информация о родителях есть...

— Ев... что такое евгеника?

— Выведение новой породы людей. Селекция, как у скота новую породу выводят. Вот такие генетические линии мы оставим, а такие уберем.

— Н... наверное, нет. Просто регулирование рождаемости. Вот вы на Земле как регулируете рождаемость?

(Вопросик... как вы на Земле определяете, кто перед кем сколько раз должен приседать? — ...)

— Ну, это на глаз.

— Как... ведь ребенок — это ресурсы, матери нужен отпуск, потом ребенку нужен детский сад, школа...

— У нас все это оплачивают родители, поэтому... Подожди, а все равно, откуда уверенность, что тут нет евгеники?

— Потому что у всех есть право на двух детей. Только... у девушек оба разрешения стараются давать до двадцати пяти лет...

— Местных лет?

— Конечно, то есть это примерно тридцать земных, правильно?

— Ну да...

— Так вот, девушкам стараются давать оба разрешения до двадцати пяти лет, а мужикам... некоторые уже только лет в сорок получают...

— Сорок местных? Подожди... То есть каждому дают два разрешения на ребенка в жизни? Но ведь население должно расти, вам же надо целую планету осваивать, то есть все-таки кто-то должен время от времени получать третье разрешение... Ну и... ведь у некоторых и двух родить не получится, всякие болезни... И кого в коррекционный лагерь отправили... То есть кто-то должен получать третье разрешение, правильно?

По остекленевшим глазам Кати Олег понял, что она об этом не задумывалась. Мнда. Любое общество при взгляде со стороны выглядит жестоким и отвратительным, и вот этой девушке он смог показать ее общество со стороны. Очень удачно получилось. Наконец, Катя нашла возражение на одно из высказанных соображений:

— Но... но ведь из коррекционных лагерей люди возвращаются. У нас половина мужиков на работе...

— И все за сделанных без разрешения детей?

— Нет, конечно же. Большинство по глупости...

— Нет, а серьезно, какого рода это глупости? У меня сложилось впечатление, что там в основном молодежь сидит...

— Ну, за утерю патронов в армии, за недостачу чего-то подотчетного по работе... Это те, кто рассказывают...

— Интересно, а мне рассказывали, что в коррекционные лагеря попадают за нежелательные черты личности. А по-твоему, получается, что все-таки за какие-то конкретные провинности...

— Кто рассказывал? Учитель, наверное?

— Да.

— Ты им больше верь, они такого расскажут... А Олег, вот теперь ты подожди. Ты говорил, родители. А как это? Нас в школе учили, что родители... Что на Земле до Исхода женщин продавали мужчинам как в рабство, что мужчина должен был содержать жену и детей, а жена всю жизнь его за это обслуживать...

— Интересное описание. Не то, чтобы совсем некорректное, но мне оно как-то в голову не приходило. Нет, у нас обычно все-таки именно женщины больше заинтересованы в выходе замуж, так что насчет рабства... Нет, действительно, базовая схема именно такая родители вместе выращивают детей, и поскольку у мужа все-таки беременность, роды и сидение с грудным ребенком столько времени не отнимают, то и получается, что ему приходится больше зарабатывать. Поэтому доля истины в таком описании есть, но... все-таки у нас замуж не продают, а по согласию, и если так вот прямо сил нет обслуживать, можно развестись... а потом с бывшего мужа требовать алименты на детей. А когда детей нет, так обычно и брак не оформляют, так что — ...

— А часто разводы бывают?

— В разное время по-разному было, вроде бы как раз перед эпохой Исхода больше всего было, сейчас вроде не очень. У меня почти все знакомые в полных семьях выросли.

— В полных — это где родители не развелись?

— Ну да.

— А я еще в старых книжках читала всякие истории про пообещал жениться и бросил?

— Ну... сама подумай, как это совместить с "продавали как в рабство"... нет, конечно, всякое бывает и бывало... Не знаю, наверное, со стороны это тоже выглядит не очень справедливым, но как-то мы с этой системой живем... Вообще, извини, глядя на тебя, получается, что как ни организуй... э... репродуктивные отношения, все равно получаются поводы для обид и трагедий. Вопрос, наверное, только в том, при какой системе их будет меньше... А кстати, книжки... где вы их берете? Я что-то у вас бумажных книг не видел. И язык изменился, а ты ведь не говоришь на старорусском?

— В Сети. Там очень много старых книг есть, их переводят по мере того, как язык меняется.

— А почему ты уверена, что при переводе текст не искажается? Впрочем... а как переводят, у тебя же вот даже клавиатуры нет?

Катя достала пульт и включила телевизор. В появившемся на экране меню она выбрала "Сеть" и появился браузер. Олег сначала не понял, что Катя делает, но внизу экрана появилась последовательность точек и тире, которая стала превращаться в буквы в поле ввода URL.

— Подожди... ты морзянкой набираешь? И так быстро... А как???

— Ну, у пульта есть акселерометр. Наклоняешь вниз — идут точки, наклоняешь вверх — тире, прямо — пауза. Компьютеры с клавиатурой только в офисах есть, где много текста набирать надо.

— Интересно... то есть у вас все знают морзянку... Вот почему наш шифр так быстро поломали...

— Какой шифр?

Олег рассказал — впрочем, на всякий случай он рассказал только про "основной" шифр, а не про стеганографический код. Когда разговор ушел от репродуктивных тем, Катя расслабилась. Разговор с ней — как и на ранних этапах отношений с Татьяной — затягивал, на каждый ее вопрос хотелось ответить, и она слушала ответы. Олег рассказывал ей про Землю и про свои приключения на Полдне, она посвящала его в детали местной жизни.

Экономика колонии — как понял Олег, с самого начала, с высадки — была основана на центральном планировании. Целый ряд колоний попался в эту ловушку. Еще при загрузке ковчега они закупали станки и планировали производство методом линейного программирования: мы привезем сто десять станков, в первый год мы сделаем сто тракторов и десять станков, во второй год — сто пять тракторов и пятнадцать станков... Когда колония только-только начинает развертываться, то такая жесткая схема производства и соответствующая жесткая схема рационирования потребления выглядят разумно (особенно для колонистов, привыкших к рационированному потреблению во время полета), поэтому в колониях, где не происходило ничего непредвиденного, где такая схема планирования успевала проработать хотя бы одно поколение, она сохранялась и в дальнейшем. Выросшие в такой системе, колонисты не осознавали, в какой степени такое планирование тормозит технологические и организационные инновации и насколько некомфортно жить в условиях, когда большая часть потребительских товаров распределяется по талонам и категориям.

Еще меньше везло колониям, у которых такая система ломалась в самом начале — из-за конфликта между фракциями, из-за сложностей с терраформированием, из-за недостатка руды или другого сырья, да просто из-за стихийного бедствия. Собственно, именно с таких катастроф и начинались трагические истории утери технологии, причем буквально все, у которых удалось проследить последовательность событий — выполнить составленный на Земле план не получалось, а импровизировать колонисты не умели и, главное, не владели способами для согласования разнонаправленных импровизаций.

Фактически, здесь, на Полдне, потеря технологии шла довольно медленными темпами — нигде в колониях до атомной войны не доходило, и, с одной стороны, конечно, ужас, а с другой — если через сто лет они все еще могут строить вертолеты и радары с фазированными решетками, значит не все еще потеряно. А еще с другой — может быть вот это сверхжесткое, совершенно абсурдное для незаселенной планеты планирование рождаемости как раз и нужно для того, чтобы согласовать рост населения с [близким к отсутствующему] ростом производства, обеспечить вот эту бедноватую, но все-таки сытость? Этим размышлением Олег с Катей делиться не стал, чтобы не расстраивать ее.

Мясо с картошкой получилось вкусное, но очень похожее на то, которое Олег украл у железнодорожных рабочих вместе с дрезиной. Как будто повара в одной школе учились. Это Олег тоже говорить не стал. Все-таки он решил, что надо сообщить на Альфу, что он живой. Катя предложила выйти на крышу, выходы на которую у них не запирались (а что, логично, детей и подростков нет, а взрослый человек если с крыши и упадет, так сам дурак... Еще кстати, если подъездная дверь отпирается смарткартами всего подъезда, значит ее должно быть несложно перепрограммировать... и чердаки открытые... когда все-таки придется скрываться в городе, это стоит запомнить).

Крыша была рубероидной и плоской — точнее, слегка покатой. Катин дом был одним из самых близких к вершине холма в микрорайоне, так что ниоткуда крыша не просматривалась. Действительно, это было гораздо удобнее, чем выходить на улицу. Олег вышел на связь и тут же огреб люлей от Ани за то, что надолго потерялся. Когда он сказал, что он тут, похоже, нашел, где переночевать, она тут же спросила — "Ты там себе случайно девушку не нашел?". Олег попытался отшутиться, но она как-то сразу поняла, что не ошиблась. Черт, еще одна баба, которая сердцем чует. Олег огреб люлей еще раз, причем аргументировала она вполне рационально — действительно, если бы у нас был нормальный контакт, так ты хоть половину женского населения планеты в гарем возьми, а в нашей ситуации — Рудольф всех, с кем ты имел дело больше часа, себе в карцер собирает, Фаню этого, а тут такой заложник, ты вообще соображаешь, во что девушку впутал??? Впрочем, нет худа без добра — раз уж Олега разоблачили, можно было спокойно рассказать всю вновь полученную информацию, не выдумывая легенд о том, откуда все это выяснилось.

Аня заинтересовалась как раз теми деталями, которые сам Олег толком не понял — как именно распределяются разрешения на ребенка, о каком отпуске для матери идет речь и как вообще происходит передача ребенка в "инкубаторский" детский сад. Олег признался, что — без всякой задней мысли — навел Катю на мысль, что при распределении разрешений практикуется евгеника, и теперь она, похоже, расстраивается, когда разговор сходит на эту тему. Аня сказала на это — "ну вот, не хватало нам тут еще сексуальную революцию инициировать". Олег вынужден был признать, что теперь он немного больше понимает беспокойство Учителя Владимира по поводу опасности контакта. Потом Аня вспомнила еще одно соображение:

— Олег, ты ведь еще на одну тему инструктаж проходил. Насчет инфекций, помнишь?

— Но ведь карантин...

— Олег, ты чем на этом инструктаже слушал вообще? Карантин демонстрирует, да и то с неидеальной достоверностью, что у тебя нет свежих штаммов гриппа, сифилиса и СПИДа, но ведь были уже прецеденты, они же были изолированы шестьсот лет и перед посадкой в ковчег они все полгода жили в карантине, у них... для них то, что у нас считается нормальной микрофлорой, может оказаться... Во всяком случае, для нее это может кончиться серьезным воспалением. В обратную сторону такое теоретически тоже возможно, микроорганизмы быстро эволюционируют...

Выключив коммуникатор, Олег задумался. По уму, Аня была права, он втягивал девушку в совершенно ненужную ей историю, и проблем это все создавало целую бездну. И сейчас, когда он был свободен от ее гипнотического влияния, он мог бы... Коммуникатор у него, пистолет и нож он тоже забрал, рюкзак — фиг с ним, в конце концов... тайник в лесу есть, пожарную лестницу он видел... да и подъездная дверь вроде бы изнутри открывается просто кнопкой... Олег свернул коммуникатор, спустился по лестнице и нажал кнопку звонка возле катиной двери. Катя по его лицу заметила, что ему сказали что-то не то, и сразу забеспокоилась:

— У тебя из-за меня будут неприятности?

— На Альфе-то точно нет, дело не в этом.

— А в чем тогда дело?

— Мне сказали, что неприятности могут быть у тебя... и они, в общем, правы, я же тебе рассказывал про Рудольфа...

— Олег, давай все-таки разбираться с неприятностями по мере их поступления. У меня уже неприятности бывали, я даже в воспитательный лагерь чуть не попала... еще в школе, правда...

— А женские воспитательные лагеря у вас тоже есть?

— Конечно, как без этого. И ничего, там тоже жить можно, даже разрешение на ребенка не сгорает... главное с активистами не связываться...

— У меня вот не получилось не связываться...

— Это у тебя с непривычки, наверное. Если бы я думала о будущих неприятностях... И мы же уже договорились, что тыкать твою смарткарту в мой сканер не стоит... но это ведь только про смарткарту, правда?

Им было хорошо вместе, хотя, конечно, Олег никак не мог избавиться от мыслей о том, что будет дальше и что ему делать. Но все-таки Катю ситуация тоже напрягала, потому что когда они уже собрались засыпать, она все-таки расплакалась и сказала, что все-таки хочет ребенка, а других нормальных мужиков... Олег рассказал ей про микрофлору и честно признался, что все-таки не хотел бы, чтобы его ребенок рос в интернате. Она всхлипнула еще раз, прижалась к Олегу и спросила:

— Олег, а ты можешь забрать меня отсюда?

Олег признался себе, что ждал и хотел этого вопроса, и не рассчитывал на него только потому, что думал, что они тут совсем не представляют себе длительных отношений, поэтому и Катя на них не рассчитывает. Но и Аня была права, не так все просто:

— А ты правда этого хочешь?

— Наверное... знаешь, я еще в детстве мечтала, что кто-нибудь придет и заберет меня отсюда. У меня... понимаешь, обычно это не одобряется, и я сейчас уже даже понимаю, почему... обычно у нас матери детей когда сдают в детский сад, они потом только несколько раз приходят... да и то не все... а ко мне мама долго ходила, мне уже года четыре было, я ее хорошо помню поэтому... забирала меня на выходные, мы с ней ходили гулять... а дети меня за это ненавидели, что я от всех отличаюсь... да, как я сейчас понимаю, и воспитатели тоже... и с тех пор у меня мечта, что кто-то придет, и заберет меня отсюда, я еще не знала, куда... и все проблемы кончатся...

— Ну, если честно, проблемы не кончатся. Если ты просто хочешь бежать от проблем...

— Да даже если бы и хотела... Олег, я ведь с тобой заговорила, еще не зная, что ты с Земли...

Олег должен был признать, что она права... и... черт, а действительно, и картошку-то с мясом она явно покупала в расчете не на одну порцию, то есть что получается — она увидела, как он присматривается к ценникам и сглатывает слюну на мясо, а берет колбасу и хлеб, и пошла в стратегическое наступление? Он читал на форумах, что все эти так называемые спонтанные романы сопровождаются тщательным предварительным планированием со стороны женщин, и без такого планирования были бы совершенно неосуществимы... но... черт подери, конечно, лестно оказаться целью такой атаки, и ему действительно хорошо с ней...

— Да, ты права... ты знаешь, я тоже хочу тебя забрать, если бы ты только согласилась. Если мы все-таки установим с этой планетой открытый контакт, никаких проблем не будет. Прецеденты были... у нас даже в контракте есть пункт, что если я за время пребывания в колонии женюсь, то жену обязаны вывезти, у нас народ прикалывался, что если возьмешь гарем, то вторую и последующих жен придется за свой счет... Но сейчас... мне сейчас собираются строить капсулу по спецзаказу, я буду уходить от планеты на десяти же... ты уверена, что сможешь вынести десять же? Я где-то читал, что женщинам это вообще противопоказано. И они тебе не смогут сделать противоперегрузочное кресло по мерке... и ты в школе проходила формулу Циолковского? Вдвое больше груза — это вдвое больше топлива, а капсула должна быть слабо заметна для радаров, чтобы ее не сбили. Я скажу ребятам, чтобы они прикинули вариант в расчете на тебя, но... И если меня вычислят, что я прячусь где-то здесь, мне ведь придется убегать...

— А что такое открытый контакт?

Олег рассказал. Катя задумалась:

— То есть достаточно объявить, что мы устанавливаем контакт, правильно? А что если мы возьмем штурмом телецентр, захватим студию и передадим в эфир, что вот, Екатерина такая-то будет представлять Полдень в контакте с Землей?

— Я не знаю, какая охрана у вас в телецентре, но технически это не так уж нереально. Хотя вдвоем, конечно, рискованно, надо человек пятнадцать как минимум, и вдвоем... ну, если у меня будет пара ручных пулеметов и гранаты, студию-то я минут десять удержу, но они же смогут выключить передатчик или перерезать антенный фидер... или вообще выключить электричество... так что действительно человек пятнадцать надо, а смотря по планировке и обстановке может быть и больше... но дело даже не в этом. Правило-то не на пустом месте, это же Земля должна признать, что контакт установлен законно и по правилам, а если я буду принимать участие в захвате телецентра...

— ... то это будет не по правилам? Понятно. А пятнадцать человек... я правильно понимаю, что тебе все-таки нужны люди с боевой подготовкой, просто мальчишки у нас с работы не пойдут?

— А что у вас за работа? Если отделение спецназа, может, конечно... хотя я не знаю, смогу ли я найти общий язык со здешним спецназом.

— Нет, конечно, какой спецназ. Я в заводской конторе работаю, ведомости в компьютере свожу. А может их все-таки потренировать...

— Ага, создать подполье, сделать революцию... Смехом-смехом, пару раз именно так контакт и устанавливали, но все-таки... Знаешь, более реальный вариант — это уйти на юг, за Андуин, к сектантам — но там старые укрепрайоны, минные поля, пулеметы автоматические, я троп даже приблизительно не знаю, и провести некому. И патрули по дорогам, я, правда, такому патрулю сам по глупости сдался, патрули-то не проблема. Ты смогла бы пройти пятьсот километров по лесам? В общем, без груза, снаряга у нас легкая, нас бы с орбиты растворимой лапшой снабжали...

— Ой... не знаю...

— Вот и я не знаю. Собственно, я сам-то расстояние бы прошел, да и тебя бы, наверное, протащил, а вот как через укрепрайоны и как искать сами деревни... Поэтому мы такой вариант пока даже не рассматриваем всерьез.

— А что вообще реально можно было бы сделать для контакта?

— Если бы у вас была демократия, простое распространение слухов и более-менее убедительных доказательств, что Земля предлагает контакт... но у вас... вот как вообще вы можете влиять на правительство?

— Я даже как-то не задумывалась... Что вообще такое демократия? Когда можно проголосовать за правительство?

— Не совсем. Когда можно проголосовать против правительства — так, наверное, точнее будет.

— Вообще, у нас проводят опросы — насколько вы удовлетворены работой общественного транспорта, насколько вас удовлетворяет ассортимент магазинов. Мы вот два года галочки ставили, что не удовлетворены транспортом, нам в микрорайон троллейбус провели. Это демократия?

— Интересный вопрос. По-моему, это больше похоже на какую-то... я не знаю... машину Бира...

— А это что такое?

— А это еще до Исхода был на Земле такой шарлатан, еще в XX веке. Он предлагал построить машину для центрального планирования, и чтобы в каждом районе был пульт с рубильниками... по-моему, на 25 позиций, на которых местный райсовет выставляет степень довольства населения по разным параметрам, а машина собирает данные с этих рубильников в реальном времени и корректирует план.

— Звучит как бред, по-моему.

— Ты знаешь, у вас... да что у вас, я видел несколько колоний и читал почти про все, да и на Земле... люди делали много такого, что не только звучит, как бред, но и... знаешь, христиане правильно говорят, что человек слаб и обладает свободой воли, поэтому... Но это неважно, проблема в другом. Как я понимаю, если ты начнешь рассказывать знакомым, что видела человека с Земли и говорила с ним, не говоря уж про... долго ты про это рассказывать не сможешь, причем, скорее всего, с тобой будет иметь дело КОМКОН, а не система конц... корлагерей. Да и если ты напишешь на бланке опросника под галочками "установите контакт с землей" — у вас же эти бланки именные?

— Да, там еще расписаться надо и отпечаток пальца поставить.

— Во. Так что подполье и революция выглядит более убедительно, но все-таки... черт, все опять к тому же самому сводится, в условиях конспирации не объяснить людям, зачем это, а если люди не будут понимать, зачем, они не пойдут в подполье. А без конспирации вас всех, как я опасаюсь, заметут в полдня.

— А если сказать про то, что они несправедливо распределяют разрешения на детей? Я ведь... ты знаешь, я что дергаться-то начала с этим разрешением, у нас на работе дядька, он мой начальник... не напрямую, через голову, так вот, ему наконец-то дали второе разрешение, и... я точно не знаю, как это делается, но, как я понимаю, именно он пробил, чтобы разрешение дали мне. И сейчас он на меня уже второй месяц... А... он в лагере активистом был, ты бы его видел, я лучше помру, чем рожать от такого...

— Сильно... а что ж ты сразу не сказала?

— Да как-то все другие темы находились...

— А сколько вообще это разрешение действует?

— Оно бессрочное...

— А... ну да, примерно понятно. Кстати, знаешь, если при раздаче разрешений такая коррупция, может быть и никакой евгеники, во всяком случае целенаправленной, за этим не стоит... правда, это, в каком-то смысле, даже еще хуже. Только... ну хорошо, несправедливо. А как справедливо было бы?

— Например, по жребию...

— Э.... Кать, а как ты себе это представляешь? Это ведь... ведь представляешь, что ты выиграла себе третье разрешение. Как к тебе на той же работе тетки...

— Ой. Да, наверное, ты прав. А... слушай, но ведь тогда получается, что это надо совсем переходить на вашу систему, чтобы родители... но как же, это же все города перестраивать надо, как жить в такой квартире с двумя детьми-подростками? И у нас же все росли в интернатах, у нас же если кто-то и представляет, что такое семья, то только как я, по книжкам...

— Сектанты представляют.

— И что, все интернаты массово отдавать на воспитание сектантам? Я это тоже себе не представляю...

— Вот я и говорю, что подполье и революция самый надежный вариант, но мы к нему не готовы. Идейно, во всяком случае. Нет, Кать, это несерьезно. Надежда в другом — даже если меня сейчас заберут, мы ведь не оставим в покое эту колонию, вам нужен контакт, и нам нужен контакт, мы будем работать с этой планетой, не получится с вашим правительством — мы попытаемся установить контакт с сектантами, с Пандорой. Но это вопрос нескольких лет, а у тебя-то проблема, как я понимаю, буквально горящая... Что ты знаешь про Пандору?

— Кажется, что много, а чему верить — неизвестно. В школе и по телевизору про них всякие страсти рассказывают, что у них учителя с учениками сексом занимаются, а в сети есть — ну, как есть, в общем-то полулегально, когда раздачу находят, часто с милицией закрывают — есть их телепередачи, зеркала их сайтов... по ним впечатление, что не так уж сильно они отличаются от нас...

— Мда. Знаешь, я человек посторонний, но "не так уж сильно отличаются от нас" звучит как-то... не вдохновляюще... Они предлагают нам коридор для посадки капсулы, чтобы меня могли забрать. Собственно, если их предложение сработает, то можно будет посадить нормальный корабль, он двухместный и взлет на шести же, а если надо с комфортом, можно и на четырех... Разговор был, что за мной кто-то из наших сядет, но его вполне можно посадить и на автопилоте.

— Но там же только до границы тысяча километров...

— Да, именно из-за этого я в город-то и вышел. Мы хотим сделать смарткарту, чтобы можно было ехать на электричках... или у вас тут пассажирские поезда есть?

— Есть, но... знаешь, поездом-то даже сложнее, чем по лесам. Если я уйду с работы, меня в розыск объявят, а это сразу — и карту заблокируют, и в поезде практически на первой же станции....

— Ну, карта как раз не проблема... Проблема в другом. В Пандору имеет смысл идти, если они действительно дадут коридор для посадки. А если не дадут...

— В смысле?

— Например, если они просто надеются захватить наш корабль с гиперприводом, они могут сначала захватить меня, а потом использовать как заложника и шантажировать наших. Если бы я был один, это была бы одна история, а с тобой... Когда заложников двое, каждый из них по отдельности менее ценен, его просто для демонстрации серьезности намерений можно...

— Ой.

— Вот такой вот расклад и получается.

— Грустно...

— А чего веселого... Давай спать, утро вечера мудренее...

До утра они больше длинных разговоров не вели и несколько раз задремывали, но заснуть так и не получалось. Любовью они занимались уже не предохраняясь, а про микрофлору Катя сказала, что и черт с ней с микрофлорой...

Настроить замок на использование олеговой смарткарты Катя, конечно же, не могла. Она возвращалась с работы до шести часов, они договорились, что Олег подойдет чуть позже шести и позвонит по домофону. Олег отправился на вокзал смотреть расписание и тестировать фальшивые карты. На троллейбусе был написан номер маршрута и начальная-конечная остановки; спрашивать "доеду ли я до вокзала" Олег не рискнул, чтобы лишний раз не подчеркнуть, что он не местный. Он просто сел и поехал наугад. Ручной терминал у кондуктора скушал его карту без вопросов; Олег представил, как Поль зудит ему в наушник — "Олег, ну вот же он перед тобой ходит, слева аварийный выход, а он вот тут. Кондуктора по морде, терминал цоп — и на ходу в окошко". Вариант был очень соблазнительный, и Полю была бы обеспечена радость дня на два, и это действительно сильно повысило бы шансы на успех операции, но Олег все-таки не рискнул. Наблюдая за кондуктором, Олег заметил, что народ расплачивается преимущественно наличностью. Это было очень хорошо.

Они переехали плотину и на кольцевой развязке догнали другой троллейбус, на заднем табло которого был написан другой номер и одна из конечных остановок — ж.д. вокзал. Великолепно! На остановке Олег выскочил из троллейбуса, но до шедшего на вокзал добежать не успел, зато смог запомнить номер маршрута.

Следующего троллейбуса не было долго, Олег успел бегло осмотреть окрестности и даже найти банкомат и вставить в него экспериментальную пашкину карту. Результат превзошел все ожидания: внутри банкомата что-то явственно щелкнуло и разноцветную заставку сменил синий экран с дампом регистров. О таком варианте Пашка не предупреждал. Самое страшное было то, что карта — это был ключ от джипа, который Олег угнал из концлагеря — со следами расслоения, с пашкиной программой и с олеговыми отпечатками пальцев осталась внутри устройства. По существу, он оставил здешним силовым структурам полный отчет о том, что он Олег Злотников, разыскиваемый за побег из корлагеря, что он находится в Гондоре и что он занимается взломом банкоматов и как именно он это пытается делать. Олег оглянулся. Прохожих было мало и они, вроде бы, не обращали на Олега внимания. Олег быстро достал из рюкзака компьютер (черт, и тут плохо подготовились, неужели сложно было заказать нормальный шпионский фотоаппарат?), приоткрыл крышку и сфотографировал экран банкомата — хоть эту информацию можно будет получить. Впрочем, пока Олег еще не успел засунуть компьютер обратно, банкомат ушел в перезагрузку и — Олег чуть не упал — выплюнул карту, причем сделал он это чуть ли не сразу после появления на экране загрузочного монитора.

Олег подавил в себе желание схватить карту и бежать куда глаза глядят. Вместо этого он спокойно подошел к остановочному павильону, сел на лавочку, вытер со лба пот и перевел дух. Пашка будет в полном экстазе, но, черт подери, когда он отсюда выберется, первым делом Пашку необходимо будет придушить. Или нет, лучше девчонкам пожаловаться, чтобы они его прямо сейчас придушили. О таких вещах надо, как минимум, предупреждать.

У следующего троллейбуса ж.д. вокзал тоже значился конечной остановкой, но табло оказалось обманчивым. На земном общественном транспорте Олег привык, что на каждой конечной остановке табло переключают, так что та остановка, в сторону которой сейчас идет автобус или там вагон, всегда стоит справа. И здесь ж.д. вокзал на табличке стоял справа, но троллейбус привез его в микрорайон Юбилейный. Олег прогулялся по микрорайону, зашел в промтоварный магазин, купил себе рубашку и механические часы на кожаном ремешке — определять время по звезде ему надоело, а доставать в людных местах из рюкзака компьютер было стремновато, и блокнот с ручкой — если потребуется что-то записать, чтобы опять же не доставать компьютер.

Потом он посидел в скверике, засаженном чахлыми земными тополями, и — народу было немного — внаглую вышел на связь с Альфой. Пашка спал; Олег передал Лене все, что он думает про Пашку и почему, но, конечно, передал и фотографию экрана банкомата с регистрами, и пожаловался на то, что нужно какое-то решение, позволяющее скрыто делать фотографии. Лена сказала, что Пашку они, конечно, придушат, когда Аня проснется, и поинтересовалась, как у него с личной жизнью. На удивление этот вопрос прозвучал без ехидства. Олег всех подробностей рассказывать не стал, но сказал, что она спрашивала, можно ли ее забрать отсюда. Они обсудили все варианты и пришли, в общем, к тем же выводам, что и вчера ночью — что если установить нормальный контакт, то проблем никаких, а так... Впрочем, чем бы ни кончилось в Пандоре, следующей мишенью для контакта в любом случае будут сектанты. Они-то знают тропы через укрепрайоны, так что высадим тебя у сектантов, договоришься с проводником и пойдете... ага, если пандорцы меня отпустят. Ага — Лена вздохнула — если отпустят. Ей идея с походом в Пандору не нравилась. Еще Олег похвастался купленными часами. Лена сказала, что ты их теперь береги, их же на любом дизельпанковском аукционе с руками оторвут.

Олег доехал до вокзала, посмотрел расписание. Вокзал был маленький; Гондор производил впечатление города достаточно крупного, тысяч на четыреста-пятьсот, а вокзал приличествовал большой деревне или полустанку. Это был скромный одноэтажный домик из стандартных домовых бетонных панелей с внутренним залом, где стояли в четыре-пять рядов пластмассовые кресла. Здесь же в зале размещались и кассы. Зато там на стене была схема железнодорожной сети, наложенная на карту, и можно было спланировать как прямой маршрут на поезде, так и на электричках с пересадками. Пассажирские поезда ходили редко, до Умбара через Хельмову Крепь ежедневно, до Раздола (крупный город вблизи пандорской границы) через два дня, и сегодняшний уже ушел. Электрички тоже ходили нечасто, по одной на каждое направление утром и по одной ближе к вечеру. Понаблюдав за пассажирами возле кассы, Олег заметил, что билеты — как показалось Олегу, и на дальние поезда, и на электрички — продают только при наличии смарткарт, хотя расплачиваются некоторые наличностью. То есть надо делать нормальную карту, с ламинированием и фотографией. Это тоже может занять пару дней, и... черт возьми, но тогда у него не будет причин задержаться здесь дольше... Впрочем, понятно, что сидеть на одном месте в его положении все равно рискованно.

На привокзальной площади была гостиница, а на первом этаже гостиницы — кафе, точнее все-таки столовая, с длинными полозьями для подносов и мрачной теткой в засаленном белом переднике на раздаче. Поедая жидковатый борщ, щедро заправленный уксусом (чтобы свекла краснее была), Олег задумался над парадоксом — они же все здесь инкубаторские, в смысле интернатские, и живут поодиночке, а еду готовят дома, и вроде прилично готовят, во всяком случае некоторые.

Осмотрев конечную остановку, Олег обнаружил троллейбус с прямым маршрутом от вокзала до микрорайона Солнечный, куда ему и было нужно. Немного поразмыслив, он решил все-таки запутать следы и поехал с пересадкой. По дороге ему попался магазин спортивных товаров, где он купил себе рюкзак, менее удобный, чем его, присланный с Альфы, зато побольше и местного производства, и армейского вида берцы. Вообще, то, что здесь продавалось под видом туристического снаряжения, больше походило на перекрашенное армейское полевое обмундирование.

Троллейбусы здесь ходили редко и неторопливо, поэтому и получилось, что Олег проездил почти весь день, но все-таки вернулся в Солнечный за некоторое время до шести. Он сидел в скверике неподалеку от конечной остановки, и размышлял, стоит ли ему отсюда пытаться выйти на связь или сейчас кончится рабочий день и поедет большая толпа народу, когда увидел выходящую из троллейбуса Катю. Она его не заметила, и Олег получил возможность понаблюдать за ней в естественной обстановке. Она выглядела очень хорошо, глаза у нее блестели и вообще вся она словно светилась изнутри. Шла она довольно быстро, так что Олег догнал ее с некоторым трудом. После короткого обсуждения они решили, что сильно маячить по окрестностям вместе им не следует. Катя пошла домой, а Олега отправила в магазин. Он купил мяса, риса и морковки, расплатившись снятыми в Юбилейном деньгами — как выяснилось, они здесь не умели делать плов, и Олег пообещал Катю научить. Впрочем, баранины не было, и приправ тоже, поэтому плов получался сильно неканонический.

Про умение готовить Катя объяснила, что вообще-то в интернатах кормят безобразно, но после четвертого класса начинается домоводство, а в пятом классе детям — кто особо хочет — уже начинают выдавать продукты и пускают на кухню стряпать самостоятельно. Впрочем — признала она — бывает у этого и криминальный контекст, когда кого-то одного заставляют стряпать на компанию. Так или иначе, у детей возникает довольно четкое убеждение, что единственная нормальная еда — это та, которую ты приготовил сам.

Образование у Кати было примерно в объеме техникума, но, как выяснилось, под "сведением ведомостей" она подразумевает не канцелярскую работу, а обязанности администратора базы данных.

Вообще, об интернате у нее оставались практически исключительно неприятные воспоминания, она была изгоем в детском саду и это же продолжилось в интернате, как она сказала со вздохом — детям ведь обязательно нужно кого-то травить. С учителями у нее отношения тоже не складывались, пока во втором классе ее не пригласили в танцевальный кружок. Там она стала надеждой всей интернатской самодеятельности. Это позволило ей маневрировать между детьми и учителями, не впадая в стукачество и наушничество. Интернаты у них были с раздельным обучением, но с четвертого класса начинаются периодические совместные активности с мужскими интернатами, походы в лес (или, скорее, пикники, вроде того, на котором подобрали олегову посылку), танцы, совместные экскурсии. Интересно, что группы старались тасовать, на разные встречи они ездили с разными классами и даже разными интернатами. Там Катя обнаружила, что с мальчиками ей гораздо легче и приятнее выстраивать отношения, чем с девочками. Она подозревала — и небезосновательно — что Олегу неприятно слышать про ее предшествовавший сексуальный опыт, но Олег все-таки уговорил ее рассказать. Как он и подозревал на основе наблюдений в концлагере и слов учителя, однополый секс в интернатах процветал и поощрялся. В палатах стояли камеры видеонаблюдения, поэтому преподаватели не могли не знать, что происходит. У Кати подруг не было, а ее особый статус звезды самодеятельности довольно эффективно защищал ее от принуждения к сексу (которое тоже практиковалось, правда, по возможности, за пределами зон наблюдения видеокамер), поэтому почти весь ее подростковый опыт был с мальчиками.

Весь ее сколько-нибудь позитивный детский и подростковый опыт был связан с выездами куда-то из интерната — со встречами с мамой, с концертами самодеятельности, с интернатскими встречами с мальчиками, поэтому неудивительно, что она так надеялась, что проблемы можно решить, куда-то уехав или сбежав. Взрослая жизнь, с одной стороны, избавила ее от непрерывного давления одноклассниц, в смешанном коллективе на работе и в отдельной квартире (которую она опять-таки получила благодаря заслугам в самодеятельности, впрочем, как она признала, пришлось и ублажить пару деятельниц и одного деятеля) Кате было гораздо комфортнее, а с другой стороны стало ясно, что уезжать и бежать некуда. Катя призналась, что неоднократно думала о том, чтобы уйти к сектантам, и не в последнюю очередь именно поэтому она и читала старые книги о том, как жили в моногамных семьях, но ее останавливало то же соображение, что и Олега — она не представляла, как пройти через старые укрепрайоны.

Про сектантов, как и про Пандору, она вроде бы знала много, но не знала, чему верить, и почти ничего из того, что она знала, не согласовывалось с рассказами Фани. Сектанты в лагерях обычно проводили года по три-четыре и потом их отпускали на волю как перевоспитавшихся, но ни одного сектанта в Средиземье не оставалось, все они поголовно уходили обратно за реку. Олега это удивило, он объяснял для себя эти массовые экскурсии молодых парней в цивилизацию практиковавшейся у сектантов полигамией. Катя сказала, что про полигамию у сектантов она ничего не слышала, но, в общем, поскольку она не знает, чему верить, то и это уверенно опровергнуть не может.

Когда Олег собрался на крышу, Катя спросила, если он получает посылки — есть ли на Земле тесты, которые могут более-менее надежно обнаружить беременность на первых днях, и может ли он попросить прислать такой тест. Олег удивился и сказал, что ведь такие тесты были известны еще в эпоху Исхода. Катя объяснила, что все доступные на этой планете тесты проводятся в одном и том же месте и при предъявлении сканера смарткарт. Олег вынужден был признать, что это в определенном смысле разумно, и что тест он попросит.

Пашка очень извинялся за синий экран у банкомата и признался, что не ожидал, что устройство в такой ситуации отдаст карту. Он предположил, что это даже не ошибка, что здешние банкоматы, возможно, из-за технологических проблем при изготовлении микросхем или при сборке плат часто дохнут сами по себе, и если бы при каждом издыхании они съедали карту, это создавало бы слишком большую нагрузку на службу технической поддержки. Впрочем, сфотографированные Олегом регистры ему сильно помогли, и он почти совсем готов был сделать карту, способную снимать с банкомата наличность вообще без всякого предъявления аутентификационных данных — но, разумеется, потребуется еще пара экспериментов.

Когда Олег попросил тест на беременность, за него взялось все женское население альфийской базы. Его назвали мужской шовинистической свиньей, спросили, как он потащит беременную тетку пешком за полтыщи километров, а если у нее начнется токсикоз, и соображает ли он, в какие временные рамки их все это ставит. Потом ему, не дав ответить, сказали, что чем мужики думают — это не открытие и это даже в научной литературе задокументировано, но чем она-то думала, ей вообще сколько лет, она в школе проходила, откуда дети берутся? Олегу пришлось рассказать про катиного начальника. Лена сказала "оппаньки" и некоторое время на другом конце линии стояло молчание. Потом Аня тихим и даже слегка дрожащим голосом сказала — "Олег, извини пожалуйста, мы же не знали...".

Олег добил их рассказом, что Катя работает администратором базы данных в заводском управлении. Пашка потребовал, чтобы он немедленно тащил Катю сюда, он хочет ей задать пару вопросов.

Олегу сначала пришлось поработать переводчиком, но когда дошли до технической терминологии, выяснилось, что терминология изменилась гораздо меньше, чем бытовой язык, а слова, которыми они пользовались, Олегу вообще были плохо понятны. То, что Пашка называл "эскюэль" Катя называла "сиквел", а Олегу ни то, ни другое произношение ни о чем не говорило. То, что Пашку интересовало больше всего — интерфейсы с банками и с системой учета населения — Катя знала плохо, но в целом ее рассказы Пашку радовали до полного экстаза. Они пользовались софтом эпохи Исхода, в том числе целым рядом продуктов с закрытыми исходными текстами, код которых они вообще не могли менять, у многих не могли даже заменять криптографические алгоритмы. Названия этих продуктов Олегу ничего не говорили, но Пашка произносил их с таким придыханием, что даже по голосовому каналу было ясно: он чувствовал себя хорьком, попавшим на птицефабрику.

Пашка попросил Катю принести образы операционной системы и базы данных. Сами данные, как он сказал, его, в общем, даже не интересуют, его интересует код, пусть даже это и заведомо не то, что стоит в банкоматах и терминалах для работы со смарткартами. Катя сказала, что у нее есть дистрибутивы на дисках, но, во-первых, она их не сможет вынести с завода, на проходной стоят металлоискатели. Во-вторых, у нее дома нет приводов, на которых можно было бы прочитать эти диски, да и у олегова компьютера она ничего похожего не видит. Пашка сказал, что, если он верно понимает, какие у полденских компьютеров интерфейсы, он сможет быстро сделать портативный флэш-накопитель, который не поймается практически ни одним металлоискателем, и на который Катя может слить образы дисков.

Сошлись они на том, что в очередной посылке им пришлют смарткарту для Олега, которую можно будет перепрограммировать и даже заменять надписи без видимых следов расслоения, на всякий случай сделают такую же фальшивую карту для Кати, тест на беременность и флэшку. За это же время они свяжутся с Пандорой и попробуют прозондировать почву насчет того, насколько им можно доверять. Пашка почему-то испытывал большой энтузиазм по поводу похода в Пандору. Он предполагал, что если Пандора предоставит им убедительные гарантии, можно будет отправить туда Олега вместе с Катей. Лена резонно возражала, что как он себе представляет убедительные гарантии, переданные неизвестными людьми по радио, поэтому тема с Пандорой подвисла в воздухе.

На Катю разговор произвел очень приятное впечатление, во-первых ей льстило внимание Пашки к ее техническим знаниям, во вторых она не могла не признать, что Пашка в техническом отношении гораздо грамотнее и всех ее коллег, и всех, у кого она училась. Олег сказал, что Пашка действительно очень крут. Он великолепный пилот и великолепный хакер, но он не очень силен в плане бегания по лесам и мордобоев, поэтому в первых высадках на планеты он обычно не принимает участия.

— У них с женой, ее Лена зовут, ты ее слышала во время переговоров, у них на базе на Альфе спаренные каюты, одна типа гостиная. — рассказывал Олег — И там на стене висит целая коллекция трофеев, там в середине самый главный это бортовой компьютер валгалльской орбитальной противоракетной платформы. Там вообще веселая история была, как раз после этого Игорь работает только в открытом космосе, сказал, что у него нервы такого не выдерживают. У них там на орбите такая серьезная система висела, Пашка вышел на радиоконтакт, они вроде все поняли, но говорят, у нас тут, типа, противоракетная оборона, подождите мы ее выключим. Ну и стали выключать, большую часть платформ выключили, а эту... как я понимаю, они просто не ту кнопку нажали, платформа и говорит: "Центр управления уничтожен, перехожу в автономный режим". Они сами растерялись, Пашке говорят "у нас тут, типа, проблема", в общем, пока они объясняли, в чем дело, она в него пальнула очередью. Пашка еле успел катапультироваться, и остался он на параболической орбите в катапультируемом кресле и легком скафандре, примерно в таком же, в каком я тут в болото выскакивал... а, ну ты все равно этот скафандр не видела. Ну, тоже на Альфе не сразу сообразили, часа четыре прошло, Игорь из гиперпространства выходит, корабля нет, только радиомаяк, и к планете приближается. Он его по радио зовет, а Пашка так спокойно отвечает — "привет, по-моему, я сейчас на планету упаду". У него же никакой навигации нету, он же чисто визуально, а визуально и скорость определить невозможно, и страшно, когда летишь и на тебя планета надвигается. Игорь его триангулировал, не, говорит, у тебя перицентр в ста каме над поверхностью, а Пашка ему тоже так спокойно "Это в вакууме было бы сто, а там же атмосфера потолще земной, я об нее и торможусь. И не может быть сто, я же, вроде, еще не в перицентре, а уже деревья вижу". А там же на Валгалле такие огромные штуки растут, их местные Иггдрасилем называют, восемьсот метров высотой, они, как я понимаю, собственно, даже не деревья, а колониальные организмы... что-то вроде земных паразитических фикусов, он их и видел. Он про деревья сказал, и ушел в радиотень. Игорь его уже три раза похоронить успел, а он через полчаса с другой стороны планеты выруливает и так же спокойно "привет, вроде перицентр прошел, когда ты меня подобрать-то сможешь?". Он парашют кресла ленточкой связал, чтобы он не раскрылся, и размотал, чтобы стабилизировать себя ногами вперед, и так и летел. Его, конечно, подпалило слегка, потом он решил, что все-таки прошел перицентр и испугался, что парашют его сильно тянет, он его отстрелил, но, в общем, вылетел. Игорь его подобрал, а местные все никак не могут вернуть себе контроль над платформой. Пашка им говорит "с этой хренью я должен справиться сам". Ну и справился. Поломал их код ответчика свой-чужой, подошли к платформе на сто метров, выстрелили тросом, он по тросу на карабине подъехал, руками отключил все пушки... Причем с планеты ему уже даже хотели схематику передать, он говорит "не, это вопрос личной чести, я должен сделать это сам". Все поотключал, потом, говорит, хотел центральный компьютер отверткой прямо там на месте раздолбать, но все-таки решил, что в качестве трофея он будет смотреться лучше.

Хотя объективно ни одной из стоящих перед ними проблем Олег с Катей не решили, они легли спать очень довольные. Олег получил повод остаться здесь минимум на три дня, Катя этому тоже была рада, и она нашла себе новых друзей, и почему-то у них появилась уверенность, что все будет хорошо.

Глава 7. Рудольф

Рудольфа не пустили на его любимое место в кресле второго пилота, там разместился оператор длинноволнового радара. Рудольф сидел в десантном отсеке. К счастью, там была предусмотрена розетка для шлемофона, и он мог слушать переговоры. Но, чтобы эта розетка была доступна, пришлось сесть в обращенное лицом назад кресло, а Рудольфа в таком положении укачивало.

Угнанный БМП с выключенными фарами прошел южную базу патруля части 3777 и двигался по дороге в сторону брошенного лагеря 1298. Патруль организовал преследование на джипе, но бронебойного оружия у них не было, рации тоже, поэтому что могло быть толку от такого преследования — совершенно непонятно. Через пять минут с той стороны, куда ушел БМП, слышали автоматную стрельбу.

Выключенные фары — то есть он все-таки может видеть в темноте? Но Аня говорила, что он генетически не модифицирован, и Учителю он говорил, что биологически не отличается от нас. Или ему просто сбросили прибор ночного видения? Или там опять дистанционное управление? Но в чем тогда смысл? И ведь даже если те сервомоторы, которые он использовал, могут крутить руль грузовика, они никак не справятся с рычагами фрикционов БМП...

Рудольф разложил на коленях карту. Брошенный лагерь 1298 — это как раз там, где арестовали Олега Злотникова. Дорога там была только одна, она проходила через лагерь и шла дальше на юг, по мосту через Андуин (у моста была пометка "разрушен" и рядом значок брода), и дальше в укрепрайоны. Рудольф вспомнил историю. Лагеря серии 1200 занимались демонтажем оборудования укрепрайонов через десять лет после войны, когда стало окончательно ясно, что Посадка уничтожена полностью. Сначала снимали пригодное для повторного использования оборудование, взрывчатку из мин, патроны, компьютеры. Потом пошло оборудование проржавевшее, годное разве что в металлолом, да и взрывчатку было выгоднее сжечь, чем пытаться регенерировать, а воспитуемые стали все чаще и чаще подрываться на минах. К этому же времени стало ясно, что перспектив хозяйственного использования этих территорий нет, не хватит населения.

Но к этому времени южное управление коррекционных лагерей, прямо по Паркинсону, уже превратилось в самодостаточное административное образование, они сами себе рисовали планы работ, сами проверяли их исполнение и требовали под эти планы бюджет и людей. Здравый смысл возобладал только пятнадцать лет назад, когда южное управление удалось переключить на лесоповал на северном берегу Андуина.

Олег — а Рудольф был убежден, что БМП угнал именно Олег — двигался по этой дороге, как раз в расчищенный район на южном берегу. Но ведь даже по отчетам южного управления там была расчищена только средиземская часть полосы обороны километров на двадцать в стороны от брода, а за сторону Посадки ведь даже по отчетам не брались. Да и нашу сторону понятно, как они расчищали... когда взрывчатку стали сжигать, так они же каждую мину раз по десять сдавали...

Олег же говорил с сектантами, он должен иметь представление о том, что там реально творится. Что ему там нужно? Его корабль сел в том же районе, но он же говорил, что корабль сгорел без остатка? Врал? Там есть какой-то тайник? Что в этом тайнике могло быть такого, чего ему не могли прислать с орбиты ихними этими ракетообразными посылками? Или он надеется прорваться к сектантам? Но там же болота, и леса повырастали, да и противотанковых мин немало. БМП легкая, некоторые противотанковые на нее сработать не должны, но даже у таких ограничители давления могли проржаветь, и противотанковая мина эту жестянку ведь в клочья разнесет...

Вертолет приближался к Андуину. Длинноволновой радар поймал что-то большое и металлическое в районе брода. Достоинством этого радара было то, что он мог обнаруживать предметы за пределами прямой видимости, закрытые деревьями, невысоким холмиком, капониром или склоном оврага. Но определить точные координаты обнаруженного предмета было сложно, так что использовать эту штуку для наведения оружия не получалось. Судя по интенсивности сигнала, это было похоже на БМП.

Рудольф прикинул расстояния по карте. БМП по дороге 70 километров в час выдать может легко, и по сообщениям с мест он шел шустро... впрочем, неизвестно, сколько времени он потратил на переправе — но к переправе он подъехал не меньше получаса назад. Плохо. Если он уходил, он мог уйти далеко... черт, еще хуже, что так и не отправили никого осмотреть место посадки, хотя бы просто знать, где это.

Брошенная БМП стояла на левом берегу реки, на прорытом в обрыве выезде с брода. Он что, фрикцион сорвал? Не исключено и такое... Вертолет сел на дороге возле моста, группа захвата с собаками и рацией сразу побежала к БМП, у вертолета осталось только небольшое оцепление — трое солдат, летеха и сержант. Рудольфа все-таки укачало, он открыл обе двери десантного отсека и прилег на шедшую вдоль центра отсека скамейку. Группа захвата вскоре вышла на связь. Мотор машины, сказали они, еще теплый, отчетливо пахнет железной окалиной, похоже, он сорвал фрикцион на подъеме. Спуск засыпан гравием, поэтому визуально следов не видно, собаки след еще не взяли, там же соляркой пахнет...

Рудольф снова прилег было, но тут откуда-то из леса вперед по дороге раздался странный звук, громкий, почти как выстрел, но более глухой. Стоявшие перед вертолетом летеха и сержант покачнулись и упали, сержант как-то набок, а лейтенант — с подкосившимися ногами, словно пытался сесть на корточки. И практически сразу после этого на освещенной вертолетными прожекторами дороге появилась странная фигура.

Человек был в офицерских сапогах и штанах от полевой офицерской формы, но в гражданской куртке и с тяжелым туристическим рюкзаком за спиной. Голова его была непокрыта, но на его лбу красовалось какое-то высокотехнологичное устройство, выглядевшее то ли как очки, то ли как полумаска. Он картинным жестом держал автомат, взяв его за пистолетную рукоятку и положив газовой трубкой на плечо. При этом он размахивал левой рукой и кричал, громко, быстро и с интонациями, похожими то ли на базарного торговца, то ли на конферансье на капустнике:

— Товарищи солдаты, вы окружены, сопротивление бесполезно, мы гарантируем вам гуманное обращение, если вы сложите оружие без сопротивления, и хорошее питание, у нас есть ананасы и шоколад, для вас война на сегодня закончена...

Рудольф посмотрел на реакцию солдат и с ужасом увидел прямо на лбу одного из них красную точку лазерного целеуказателя. Еще две такие же точки ползали по грунту и ногам двух других солдат. Человек на дороге — Рудольф уже не сомневался, что это Олег — не торопясь, но уверенным шагом приближался к вертолету и продолжал кричать:

— Мы пришли с миром, вы будете ассимилированы, это не больно, не задерживаемся, кладем оружие на землю, отходим на два шага назад и ложимся лицом на грунт, руки закладываем за голову, ноги на ширине плеч...

Потом он взмахнул рукой сверху вниз. Точка целеуказателя на лбу солдата дрогнула, но звука выстрела не было. Солдат согнулся, словно его ударили под дых, и повалился на бок. Точка целеуказателя секунд на десять пропала, а потом появилась на лбу второго солдата (оппаньки. Это что-то с дистанционным управлением стреляет или у него теперь есть сообщник? Не его ли подбирать он ехал?).

— Тем, кто не будет оказывать сопротивление, гарантируется гуманное обращение. Тем, кто будет оказывать сопротивление, тоже гарантируется гуманное обращение, только вам оно не понравится. Ставим оружие на предохранитель и кладем на грунт, оно вам больше сегодня не пригодится, не задерживаем процесс, я не хочу тут с вами до утра валандаться, у меня еще пять городов не охвачены одержанием...

Рудольф растерялся, наверное, не меньше солдат, но у него было, хотя бы, одно преимущество: свет в десантном отсеке был выключен, а прожектора светили в стороны от вертолета, поэтому Рудольфа человек на дороге видеть не мог. Солдаты выполнили распоряжение Олега, Рудольф же затаился, достал из кобуры и снял с предохранителя пистолет, и стал ждать дальнейшего развития событий.

Олег подошел к вертолету, открыл дверь пилотской кабины и наставил автомат на пилота.

— Заводим мотор! — продолжил он в том же темпе. — Заводим мотор, не паясничаем, я ваше летно-эксплуатационное руководство наизусть помню, где у тебя стартер, ты куда руку потянул, ты зачем питание на генераторы пытаешься переключить, у тебя же моторы не стартованы, какие могут быть генераторы, ты меня без питания хочешь оставить, не выйдет, у тебя прожекторы от аккумуляторов, от них и стартуй...

Из кабины послышались щелчки тумблеров и взвыл стартер турбины, заглушив дальнейшие слова. Олег махнул рукой и из кустов выбежал еще один человек, одетый в желтые туристические штаны, такого же цвета куртку и в жилет защитного цвета поверх куртки; в руках этого человека была какая-то штука с прикладом (Рудольф не сразу сообразил, что это арбалет), а на глазах были такие же очки-полумаска, как и у первого. Судя по походке и по тому, насколько бедра были шире плеч, это была девушка, но она была высокого роста, почти такого же, как клоун с автоматом. К моменту, когда она подбежала к вертолету, Олег уже сидел в кабине и наращивал обороты двигателей. Рудольф решил, что ждать больше нечего, и открыл дверь в кабину.

Олег сидел в пилотском кресле, держался одной рукой за РУДы, а другой за штурвал, и никакого оружия у него в зоне досягаемости не было. Девушка же стояла перед открытой дверью, но у нее в руках был арбалет. Рудольф услышал сначала тихий щелчок, а потом дребезжание тетивы и ощутил укол в левую часть грудной клетки. Он еще успел удивиться, как же она бежала с взведенным арбалетом и не уронила при этом стрелу. В глазах у него потемнело, ноги подкосились, пальцы руки, которой он пытался схватиться за косяк двери, разжались, и он потерял сознание. Последнее, что он услышал, была фраза Олега на старорусском — "Есть женщины в русских селеньях...".

Очнулся Рудольф от боли в правом предплечье, поэтому первым его осознанным действием было заорать — боль была очень сильной. Открыв глаза, он обнаружил, что в лицо ему светят фонарем. Пока он промаргивался, фонарь отвели в сторону и Рудольф смог сфокусировать взгляд и разглядеть лицо человека с фонарем. Это была та же самая девушка в желтом туристическом костюме и жилете, только сейчас она сняла полумаску. Лицо у нее было довольно миловидное, хотя, на вкус Рудольфа, со слишком крупными чертами. Сейчас она выглядела обеспокоенной. Она сидела на корточках, а рядом с ней сидел Олег, он-то и осуществлял манипуляции с рукой Рудольфа.

— Вы очнулись? — спросил Олег. — Очень хорошо, у вас сломана рука, вам надо наложить шину.

— Где мы? — задал Рудольф первый пришедший ему в голову вопрос.

— Э... Я хотел сначала оказать первую помощь вам, а потом заняться выяснением этого вопроса... У вас рука сильно болит?

— Если честно, да.

— Вам вколоть обезболивающее?

К этому времени Рудольф все-таки смог оглядеться и осознать окружающую обстановку. Они находились в десантном отсеке вертолета. Рудольф был пристегнут к полу за ноги ремнем для крепления ящиков с боеприпасами, левая рука у него была привязана к телу, а правая, судя по ощущениям, действительно была сломана. Еще очень болел правый бок. Вертолет стоял, но как-то криво, с уклоном градусов двадцать, не меньше. Двигатели были выключены, дверь в пилотскую кабину была открыта и никаких огней в кабине не было видно, словно вертолет был обесточен. Двери десантного отсека были закрыты, за бортом была темнота.

— Неплохо было бы. Над дверью в кабину есть аптечка...

— Я смотрел эту аптечку. Если честно, ее содержимое меня не вдохновляет. Мне кажется, лучше воспользоваться нашим обезболивающим.

— Нашим — это земным?

— Ну да.

— Знаете, в сложившейся ситуации я бы предпочел, чтобы мне кололи известные мне препараты.

— Ваше право. Но... Э... ну, например, давайте сделаем так: я вам покажу два шприц-тюбика, они с одинаковой маркировкой. Вы выберете один, я вколю его себе...

— Это сработало бы, если бы я был уверен, что у нас одинаковая биохимия.

— Она одинаковая.

— Я это знаю только с ваших слов.

— Аргумент. Но согласитесь, что если бы мы хотели вас убить, у нас была куча великолепных возможностей для этого...

— Препарат не обязательно должен убивать. Это может быть наркотик правды или какое-нибудь еще зомбирование...

— Тоже аргумент. Ну ладно, давайте вколем вам ваш кеторол или чем у вас в таких случаях принято... Только подождите... У вас остальные-то кости в порядке? Вы дышать нормально можете?

— Правый бок болит, дышать больно.

— Ага... — Олег быстро провел рукой по ребрам правого бока Рудольфа и тот невольно вскрикнул. — Понятно, у вас еще ребро сломано. Или даже два. Черт, что же делать... Если мы вас развяжем, вы никаких сюрпризов не устроите

— А какого рода сюрпризы вы имеете в виду?

— Ну, например, вы можете начать бить мне морду, называть сопляком и думкопфом и рассказывать про инфляцию...

Рудольф несколько секунд переваривал сказанное:

— Вы знаете, кто я?

— С определенной достоверностью. Черт возьми, я боялся, что вы могли головой стукнуться, и что следующий ваш вопрос будет "Кто я?"

— Вы достали мое удостоверение?

— Нет, я вас по голосу узнал. У вас позывные Странник и Экселенц, правильно?

— Вы... вы слушаете наши радиопереговоры???

— Конечно. А что нам было делать, смотреть на них, что ли?

— Но они же... вы что, можете ломать наши шифры?

— А что вы хотели, если вы пользуетесь шифрами шестисотлетней давности...

— Не знаю. Мы видели ваши компьютеры, но нам не показалось, что они опережают наши на шестьсот лет.

— Компьютеры не на шестьсот, но в криптоанализе мы несколько продвинулись. Рудольф, у нас есть много вопросов, которые следовало бы задать друг другу, но сейчас меня интересует, что делать с вашими ребрами и рукой. Могу ли я развязать вам руку и рассчитывать на то, что вы не начнете драться или делать другие глупости?

— Э... Ну хорошо, можете.

— Могу развязать или могу рассчитывать?

— Можете развязать. Я не буду драться, не буду пытаться добыть оружие, не буду пытаться воспользоваться подручными предметами в качестве оружия и не буду пытаться развязать себе ноги.

— И не будете совершать иных враждебных действий против нас с Катей?

— Не буду. И про инфляцию рассказывать тоже не буду.

— Тогда план действий такой. Сейчас я колю вам ваш кеторол. Потом мы ждем, пока он подействует. В это время я связываюсь с Альфой и выясняю, где мы. Потом мы развязываем вам левую руку, снимаем китель, заматываем бок бинтами, потом накладываем шину вам на руку. Потом мы задаем друг другу наболевшие вопросы и обсуждаем план дальнейших действий. Согласны?

— Куда мне деваться? Согласен.

— Тогда подождите еще пару минут, я попробую включить свет от аккумуляторов.

Олег взял фонарь и исчез в кабине. Вскоре оттуда раздались щелчки тумблеров и невнятные чертыхания. Рудольф некоторое время лежал молча — рука все-таки сильно болела, и дышать действительно было больно, но потом он обратился к девушке:

— Дев... Э... фривумен? Я правильно понял, что вас Катя зовут?

— Да.

— Вы тоже с Земли?

— Нет, я местная.

— Э... А... простите нескромный вопрос, а что вы здесь делаете? Стокгольмский синдром?

— Рудольф! — послышался из кабины голос Олега. — Если бы у вас не была связана одна рука и сломана другая, я бы вам набил морду. Вы мне лучше скажите, если большой рубильник с надписью "Акк. Вкл" не фиксируется в положении "Вкл.", это означает, что все пропало? Или я просто чего-то не понимаю?

— А вы генераторы выключили?

— Выключил, конечно.

— А тумблер "наземн" в каком положении?

— "Наземн".

— Ну все правильно, вы пытаетесь включить питание от наземной сети. Вы подключены к наземной сети?

— Ну да, логично... Спасибо!

Щелкнули реле, зашумели вентиляторы и загорелось аварийное освещение, сначала в кабине, а потом и в десантном отсеке. Олег появился в десантном отсеке, поднял со скамьи упаковку шприц-тюбиков и начал разглядывать надписи.

— Рудольф, вы еще вот что скажите, эту хрень как колоть-то надо, в вену или внутримышечно?

— Насколько я помню, внутримышечно. Можно прямо через одежду.

— Угу. — сказал Олег.

Он присел на корточки рядом с Рудольфом, всадил иглу ему в плечо таким движением, будто колол ножом, и одним нажатием вогнал все содержимое тюбика.

— Черт, больно же так!

— Извините, нас на сборах так делать учили. Через какое время он должен подействовать?

— Минут двадцать... я скажу...

— Рудольф, я же вам предлагал вколоть наш препарат. А теперь я даже не знаю, что делать, у них же действие может наложиться. Ладно, я сейчас свяжусь с Альфой, спрошу, может они что-то на этот счет хорошего скажут...

Олег открыл дверь десантного отсека по левому борту (вертолет стоял или лежал правым бортом вниз), потом принес из кабины компьютер, похожий на тот, который Максим нашел в части 3777, и устройство, на вид чрезвычайно похожее на коммуникационный лазер, через который земляне дистанционно управляли грузовиком, только со струбциной вместо треноги.

— Олег, скажите, а как получается, что у вас в этой штуке лазер дает рассеяние градуса три, а передачи с вашего спутника мы засечь не можем?

— У нас на спутнике не совсем такой лазер стоит, у него дифракционная линза и рассеяние гораздо меньше.

— Насколько меньше?

— Намного. У нас есть такие приборы, но мы вам о них не расскажем.

Олег раскрыл компьютер и нажал на клавиатуре несколько кнопок. Из компьютера послышался женский голос:

— Олега, ты тама жив-та?

— Ну. Лен, твоя лучча кажи, де я ессь.

— Сорок девять дегри двацать одна минут шесдесят две сек полночна лонгитюд, пять дегри две минут осьнадцать сек восточна латитюд.

— Лучча кажи, де я от Андуину-та

— Ат моса-та сто пятесят каме напряма, пять часов полдень.

— Ни шибко далече. Чухай, я тута хостажа зял, тока ни падай-та.

— Каво хостажа?

— Рудольфа.

— Как так-та???

— Та как попало, вон в вертолет-та сидел, када мы взлятали, влез в кокпит-та, с пистолем. Катя его с кроссбова цок, а сил-та выкинуть нету, а я садица стремаюсь, что вони прочухаются, мы взлятели, вона яго ким-та тросом занайчила, так и палятели.

— Вы блин даете. И чё терь?

— Ни зна, вон руку покурочил и два ребра.

— Чё вы с им делали???

— Ни с им, я от рокет уходил, а вон принайчен шлехо был, долбанулся ап чё-то, ап сидалку наверна

— И чё?

— Ничё, ща лежит, я ему кеторолу колол, ще не подействовал. Слуш, Лен, как наш анальгетик с кеторол-та интерачит, мона яму ще наш колоть?

— Ща лукну в вике. Ты чё с коннекта делси-та?

— Та я грю, я от рокет уходил, а там навбалл... Рудольф! — Олег перешел на средиземский. — Почему у вас авиагоризонт крен больше семидесяти градусов не показывает? Это так и задумано?

— Не знаю, это же десантный вертолет, а не пилотажный.

— Ну не пилотажный, а жить-то охота... А я еще к вашим индикаторам не привык. Рудольф, вот когда красная лампочка и уа-уа-уа — это я понял, это ракета. А когда сектор на круге мигает красным и уи-уи-уи — это что такое?

— Если я правильно понимаю, АУАСП.

— А это что такое?

— Автомат... Автомат угла атаки, скольжения и перегрузки, по-моему так. А индикатор — в каких секторах винта закритические углы атаки.

— А, понятно, у нас в таких случаях вибратор на ручке включается, поэтому я не сразу понял... Ну да, он и завалился на эту сторону, все правильно, я полный оборот и крутанулся.

— Олега, а можно по-русски, а то я по ихнему плохо понимаю. — пожаловалась из компьютера Лена.

— А чем вам наш русский не русский? — мрачно спросил Рудольф

— Может, на старорусский перейдем? — предложила компромисс Лена.

— Катя по-старорусски не понимает. Все равно нам надо их язык учить, так что тренируйся.

— Тьфу на тебя... Однако, ты наверна прав... Ты... я правильно понимаю, что ты сейчас на грунте?

— Да. Я покрутился немного, вроде от первого залпа ушел, а у меня мотор бац и заглох. Я на авторотации в какое-то болото сел... Рудольф, может быть вы объясните, почему у меня сегодня постоянно моторы глохнут? Я в вашей... как это сказать, танкетке на горку полез, а она не тянет, я машинально газанул, а там такой скрежет и мотор заглох, и педаль главного фрикциона болтается.

— Фрикцион сорвали, как я понимаю.

— А почему он заглох-то? Я думал, от сорванного фрикциона он должен начать просто раскручиваться, как будто педаль отжата?

— У него диски от перегрева коробятся.

— Блин, техника на грани фантастики. Как вы на такой воевать собираетесь? А вертолет отчего заглох?

— А что на индикаторах было?

— А ниче не было, движок заглох и вся электрика отрубилась.

— Горючее кончилось?

— Не, по индикатору-то еще полбака оставалось.

— Может, вы сейчас, раз аккумуляторы работают, попробуете завестись? Если вы кренились больше, чем на семьдесят градусов, у вас просто воздушный пузырь из бака мог в топливную систему попасть.

— Интересная мысль. Только мы боком стоим, и колесом можем за что-нибудь зацепиться, я не думаю, что мы в таком положении сможем взлететь. А вообще, нам надо взлетать? Рудольф, как по вашим данным, на сто пятьдесят километров на юг от Андуина ракетные установки еще есть?

— Тут как раз самые ракетные установки и есть, это же второй эшелон обороны Посадки.

— Мда. Как ваш кеторол, подействовал уже?

— Вроде бы, да... но все равно болит.

— Лен, ты посмотрела, можно его с кеторолом колоть?

— В вике ничё не сказано, но, как я поняла, у них похожие механизмы действия, поэтому интеракция... Лучше часа три потерпите... Кстати, насчет колоть. Выходил на радиосвязь некий Максим, спрашивал, куда мы дели Рудольфа, и очень на тебя ругался. Говорил, что у часового, которого вы подстрелили, аллергический шок. Да, они читали аннотацию на старорусском, которая намотана на дротик, но у них нет таких препаратов, а ихние не помогают. Мы уже собираемся им посылку отправить, но...

— Подожди. — сказал Олег — У них же есть мой скафандр, а значит и мой автодок. Там же синие ампулы как раз с кенкатлоном...

— Кстати, да, это идея. А что про Рудольфа им сказать?

— Право же не знаю. Давай мы сейчас разберемся с его рукой, потом обсудим диспозицию, а потом попробуем решить. Скажи ему, наверное, что мы на связь еще не выходили, так что вы сами ничего не знаете. Так что, говоришь, не стоит родокаин с кеторолом колоть?

— Я не врач, но я бы не посоветовала.

— Мда. Ну что ж, придется вам потерпеть. Рудольф, как лучше с кителем быть, снять или разрезать?

— Лучше снимите.

— Вы сказали... Итак, про обещание не предпринимать враждебных действий вы не забыли?

— Нет, не забыл.

— Тадам!

Олег одним движением распустил узел на веревке, удерживавшей левую руку Рудольфа вдоль тела. Рудольф выполнил свое обещание и драться не стал. Олег привел Рудольфа в полусидячее положение (тот скривился от боли), они с Катей стянули с него китель, потом Олег держал его за плечи, а Катя замотала его грудную клетку взятыми из вертолетной аптечки бинтами. Шину на руку Олег накладывал один. Закончив с этой процедурой, он сел на скамейку, посмотрел на Рудольфа и сказал:

— Ну что, давайте перейдем к обсуждению нашей диспозиции. Вы поняли, где мы находимся?

— Приблизительно.

— Это хорошо. Я вижу два варианта... точнее, три, но третий кажется мне малореалистичным... но давайте начнем с него. Как по-вашему, если мы вам сейчас дадим рюкзак с едой и отпустим, вы дойдете до своих?

— Э... наверное, нет.

— Я так и предполагал. А если мы вам дадим бронежилет... даже два бронежилета, которые на нас с Катей, они легкие, но пулю 5.45 на расстояниии двадцать метров остановят. Если одеть их в два слоя, может и от выстрелов с более близкого расстояния защитить...

— А от осколков?

— А это смотря от каких осколков. От лимонки на расстоянии метров пять — может быть, а если что посерьезнее или поближе — ...

— Понятно. Нет, там во многих местах стоят 9мм автоматические пулеметы, так что ваш бронежилет вряд ли чем-то реально поможет. Ну и с моим ребром...

— У нас еще один экзоскелет есть, можем его скинуть. — подала голос Лена.

— А что вы понимаете под экзоскелетом?

— Ну, экзоскелет и понимаем. — объяснил Олег. — Такая штука с моторчиками, одевается на ноги и на спину, и ты идешь, а она как бы за тебя шагает. На спинную раму еще рюкзак можно одеть. Если вас примотать к раме, в принципе, с ребром вполне можно справиться...

— С ребром возможно, а с пулеметами и минными полями вряд ли.

— А если я дам вам металлоискатель?

— Знаете, с одной рукой и без возможности согнуться или сесть на корточки я много разминировать не смогу. Да и сапер я, если честно, никакой. Я проходил курсы по снятию современных противопехотных мин, но практики маловато было, и тут же мины Посадки, у них были автоматические линии по производству таких штук, на которые у нас даже описаний не осталось. Тем более, если воспаление начнется или кости сместятся...

— Ну да, аргумент. В общем, как я и думал, отпускать вас просто так нельзя. Вот и получаются два основных варианта. Первый вариант, говоря откровенно, состоит в том, чтобы вас тут пристрелить. Говоря еще откровеннее, я бы предпочел вам оставить пистолет с одним патроном чтобы вы как-нибудь сами...

— Это и есть два варианта?

— Нет, это все один вариант. Второй вариант состоит в том, что вы идете с нами, но идете не в качестве заложника или пленника, а в качестве полноценной боевой единицы.

— Э... с моей рукой я вряд ли смогу в ближайшие две недели стать полноценной боевой единицей.

— Ну, я могу вам дать РПК, он на сошках. Если вас положить, получится полноценная стационарная огневая точка. Или на борьку вас положить, будет вообще кавалерия. Или, точнее, как это называлось... тачанка.

— На кого положить???

— Не на кого, а на что. Если пойдете с нами, то увидите. Или посадим вас леликами управлять, тоже работа.

— Кем???

— Тоже не кем, а чем. Это. — Олег покрутил в воздухе пальцем, изображая пропеллер — Дрон, беспилотный летательный аппарат.

— Гм... вообще, интересный вопрос. А против кого и зачем вы собираетесь воевать? Против наших я воевать точно не буду.

— Я и не предлагаю. Собственно, если все нормально, то воевать вообще не придется, но... В общем, давайте по порядку. Мы, в смысле, наша группа, нашли две колонии: вас и Бхувар Локи. У вас мы, в смысле, сначала только я, застряли, поэтому наши на Альфе... они договорились с группой "Пасынки вселенной", продали им координаты Бхувар Локи за треть премии потом и корабль сейчас. То есть они дали нам двухместный корабль и Сашка с Аней высадились в районе деревни, откуда пришел Фаня... Иерофан Кириллов, вы же хвастались, что нашли его. Кстати, что с ним?

— Да все нормально с ним, сидит у нас в карцере. Там телевизор есть, библиотека...

— Гм... Ну ладно, это тоже отдельная интересная тема. Так вот, они нашли с орбиты медный карьер, и сели в том районе, Сашка дошел до деревни... План был такой, что они там наймут проводника и он проведет их через укрепрайоны, сектанты же знают тропы, и заберет нас с Катей, а потом решим по ситуации, либо девчонок отправим на Альфу, либо меня с Катей. В общем, они сели, Сашка дошел до деревни, его там очень... гм... тепло встретили, причем сразу завели разговор про открытый контакт... А сегодня... или уже вчера? Полночь уже есть? В общем, утром Сашка на связь не вышел. Аня слышала в той стороне стрельбу, и к кораблю приходили какие-то люди с автоматами, Аня не совсем поняла, чего они хотели, но на всякий случай крутнула турбины на холостом ходу, они больше не приходили...

— А что такого страшного в ваших турбинах?

— Ну... понимаете, у нас же двигатели работают на атомарном водороде, он очень химически активен. В нем горит не только кислород, но и азот воздуха, поэтому... на малой высоте включать основной двигатель опасно, а когда стоишь на грунте, то ты просто сам себя спалишь собственными газами, поэтому с грунта мы стартуем на турбинах, Для нормального старта с грунта у нас есть полтонны солярки, но сейчас у нее была цель разогнать, а не.. В общем, на достаточно большой высоте турбины тоже работают на атомарном водороде... В принципе, в турбинах, там есть вторая ступень камеры сгорания, где все это дожигается, поэтому аммиака в выхлопе не очень много, но есть окислы азота и азотная кислота... поэтому на цивилизованных планетах наши корабли обычно вывозят самолетами или на твердотопливных ускорителях в стратосферу, и только там мы запускаем свои двигатели.

— Атомарный водород? Это что такое?

— Ну, водород, только у нормального водорода молекула аш-два, а у этого аш-один. В баке он хранится в сжиженном виде в магнитном поле и в пленке из сверхтекучего гелия, а когда испаряется, тут же начинает рекомбинировать обратно в аш-два. Ну или если вокруг есть какой-то другой газ, он, конечно же, с ним тоже реагирует...

— Не очень понятно, ну ладно. Наши эксперты действительно говорили, что у ваших кораблей очень горячий выхлоп и должно быть какое-то необычное топливо. Ну ладно, атомарный водород. И что? Получилось, что ваши Аня с Александром прилетели спасать вас, а теперь вы идете спасать их?

— Ну да. Я, в отличие от Сашки, на связи, это, при прочих равных, большое преимущество. У Ани из оружия только карабин, и она, если честно, много не навоюет даже с нормальным оружием, и корабль оставлять без присмотра в сложившейся ситуации как-то не хочется... В общем, я думаю, там что-то не очень фатальное, скорее похоже на какие-то разногласия между фракциями, возможно, с ними надо просто спокойно поговорить... но я, конечно же, не знаю, что там происходит, поэтому... В общем, если мне вместо... или даже в дополнение к освобождению Сашки придется вас сторожить, то я вас лучше сразу здесь пристрелю.

— Э... ваша позиция примерно понятна. А скажите, с... э... фривумен Екатериной. — Катя фыркнула. — У вас на таких же принципах отношения строятся?

— Знаете... я не очень рассчитываю на Катю как на боевую единицу... хотя вот с вами она справилась... но дело не в этом... как бы вам объяснить... она, как миниум, не травила меня по лесам с собаками и вертолетами, поэтому как-то у нас с ней больше оснований для взаимного доверия. Я ответил на ваш вопрос?

— Наверное, да. Знаете, это надо обдумать.

— До утра вам времени на размышление хватит? Честно говоря, я уже привык к правильному режиму дня, поэтому я бы хотел до утра поспать...

— Подождите, Олег. Ответьте мне на пару вопросов еще, чтобы был материал для размышлений. С тем оборудованием, которое вы мне предлагали дать, я через укрепрайоны не пройду, да и вы, скорее всего, тоже. Но вы через них планируете идти, то есть у вас будет какое-то другое оборудование?

— Да. Будет борька, мы его вперед пустим. Будут экзоскелеты. Будут лыжи противоминные. Будет усиленная броня с поножами и шлемами, она против 9мм пулеметов помогает. То есть, конечно, против очереди на ногах устоять не получится, и синяки будут, но... Просто на Катю они подобрали комплект, а подобрать третий комплект на вас на Альфе быстро не смогут.

— Что все-таки такое этот ваш борька?

— Шагающий мул. До семисот килограмм груза. Понимает голосовые команды. Я еще запасные передние ноги заказал, на случай если миной оторвет. Если пустить вперед, то он будет собирать значительную часть мин и пулеметов... Кстати, вы меня навели на неплохую мысль. Я у этого вертолета видел гатлинги на внешней подвеске, вы в курсе, они снимаются?

— Должны. Только в руках вы его ведь не удержите, он же тяжеленный, и отдача...

— Я не собираюсь из него с рук стрелять. А патроны?

— Вроде бы 7.62...

— Калашниковские или винтовочные?

— Э... Ну, судя по тому, что к автоматам 7.62 они не подходят, наверное, винтовочные...

— Такие крупненькие, с закраиной по донышку?

— Угу.

— А привод у стволов электрический?

— По-моему, нет... Насколько я помню, на Земле это называлось ГШГ, только у нас их переделали на шесть стволов...

— Тогда должен быть газовый привод, это хорошо... Самый главный вопрос, можно будет его зарядить в кустарных условиях? Там же лента? И, как бы это сказать, он когда стреляет, с лентой что происходит — секции падают туда же, где гильзы, или он их куда-то отдельно выкидывает?

— Честно говоря, не знаю... Но там лента на две тысячи патронов, вручную это на два дня работы...

— Меня интересуют не оценки в человеко-часах, а принципиальная возможность. Лен! — Олег обратился к компьютеру. — Посмотри, вы можете на борьку смонтировать турель под ГШГ? Если можно, то сразу с дистанционным управлением. И какой-то мешок для секций ленты, наверное, нужен...

— Угу. Только если они количество стволов увеличили, может быть у них и крепления турели переделаны, например, усилены... Олег, может быть, ты покажешь через видеокамеру этот пулемет, ленту и узел крепления турели? Пашка проснется, подумаем, что с этим делать.

Олег взял компьютер, что-то нажал на клавиатуре, отсоединил провода от коммуникатора и вылез наружу. Рудольф снова остался наедине с Катей. Некоторое время в десантном отсеке висела неловкая тишина.

— Э.... Катя, извините меня за "стокгольмский синдром", пожалуйста.

— Да я, в общем, и не обиделась, мне только это очень глупым показалось. Олег меня в заложники не захватывал, это я его первая в магазине заметила, как он на ценники дикими глазами смотрел... Только я не сразу поняла, в чем дело...

— А потом, значит, поняли...

— Рудольф, не начинайте опять. Я понимаю, вам обидно, что молодая здоровая телка вместо того, чтобы исполнять репродуктивный долг перед колонией...

— А вот теперь начинаете вы. Я ведь, собственно, вас ни в чем обвинять не пытаюсь. Собственно, я ведь, в определенном смысле, на стороне Олега. Я понимаю, что контакт нам необходим жизненно, вы даже не можете оценить, насколько, а у меня есть доступ к закрытой статистике и информации. Мы действительно теряем технологию...

— Хитры вы. — вступил в разговор появившийся в дверях Олег. — Гм... с подходцами вашими. Вы знаете... вы смотрели такое кино, "Айболит-66"? Оно еще XX века...

— Наверное, нет.

— Жаль, оно было бы, как мне кажется, для вас поучительным. Там был такой разбойник Бармалей, он очень хотел поймать Айболита и убить несколькими разными способами. И он очень переживал, что не может применить все эти способы одновременно.

— Интересное кино, надо будет посмотреть при случае. А чего хотел Айболит?

— Айболит хотел в Африку лечить больных обезьян, а от Бармалея он вообще ничего не хотел. И с Бармалеем он боролся, главным образом, при помощи недеяния. Но я не про это. В конце концов, когда он добрался и вылечил всех обезьян, Бармалей испытал просветление. И вот в конце он смотрит в камеру и говорит — "Я все понял. Я теперь буду добрый, я буду всем делать добро. А кто не захочет быть счастливым, того я в бараний рог согну, в порошок изотру и брошу акулам". Вот вы мне сейчас почему-то очень напоминаете этого Бармалея.

— Олег... как бы вам объяснить... Вы, конечно, вольны сравнивать себя с Айболитом, а наших колонистов с больными обезьянами, но, в отличие от Айболита, вы пока что никого не вылечили. Поэтому ваша морализаторская поза — ...

— Один-ноль в вашу пользу. Знаете, наверное, мне следует извиниться. Мы немного не в тех условиях, чтобы пикироваться и иными способами действовать друг другу на нервы. Давайте перекусим и спать.

— Вы мне настолько доверяете, что собираетесь спать со мной в одном помещении?

— Ну, бежать вам, как я понимаю, действительно некуда, так что...

— Вы это знаете только с моих слов.

— Два-ноль в вашу пользу. Я собирался поставить датчик движения, который... мне его прислали, чтобы от страусов обороняться. Я его настроил так, что когда я ворочаюсь, он не срабатывает, зато...

— А если я ворочаюсь сильнее вас?

— Тогда мы не выспимся.

Они поужинали растворимой лапшой, а потом Олег достал плитку шоколада. Рудольф хотел было поехидничать на тему того, что сманивают местных женщин колготками и шоколадом, но все-таки удержался. Вместо этого он спросил:

— А вы же оцеплению у вертолета не только шоколад, но и ананасы обещали?

— Ананас завтра будет. В легких посылках перегрузки слишком большие, он подавится. А так его пенополиэтиленом обольют, и он нормально долетит. Свежий, прямо с Альфы. У нас в Новосибирске таких нет, его пока с Гаваев довезут, их надо зелеными срезать, они уже в дороге дозревают... А здесь он только вчера срезан. Вообще, почему вы высадились не в тропиках? Три-четыре урожая в год, фрукты, а вы тут сидите и одной картошкой питаетесь...

— Там тайфуны... Вы их не видели, сейчас не сезон... Они, кстати, и Пандору цепляют немного, но уже на излете.

— Мнда. Но ведь тайфуны, как я понимаю, идут с восточного побережья на запад... Что вам мешало поселиться на западном побережье?

— А вы карту нашу помните? Там же континент сужается и плоскогорье посередине, сам тайфун до западного берега не доходит, но наводнение...

— Ну и не селились бы в долинах рек... На той же Альфе тайфуны бывают весьма нехилые, и ничего, живут как-то... Впрочем, не знаю, со стороны, конечно, сложно советовать... Кстати, если установим контакт, есть валлгальские какао-бобы, их вполне можно в средних широтах выращивать, главное куст на зиму чем-нибудь закрыть, они такие вигвамы из жердей и пленки над ними строят...

— Куст? Я почему-то считал, что какао растет на деревьях...

— Нормальное какао на деревьях, а валгалльское на кустах...

— Так это какое-то валгалльское растение?

— Нет, почему... земное какао, только... насколько я понимаю, там больше селекции, чем генетической модификации, но... в общем, оно достаточно устойчивое к холоду. У вас ведь здесь зимы не очень холодные?

— Не очень по сравнению с чем? С Новосибирском? Там же у вас, насколько я помню, холодно? У нас ниже минус пяти по цельсию редко бывает, но снег лежит... Правда, сейчас у нас климатический оптимум, зима приходится на периастр, она поэтому короткая и теплая, а лето зато...

— Длинное и нежаркое. Ага, я заметил. Я правильно понимаю, что это как раз когда... как вы его назвали? Выбегалло в апоастре?

— Ну да. Он почти не вносит вклада в тепловой баланс... хотя нет, в периастре он все-таки подогревает, причем как раз зимними ночами... но орбиты планет при прохождении периастра он, конечно, ощутимо сдвигает. Но все планеты с ним в резонансе, поэтому, когда он уходит, все восстанавливается как было.

— То есть, когда он в периастре, у вас климат становится более резким, правильно?

— В общем, да. Но я это только по записям знаю, последнее прохождение периастра было сто двадцать наших лет назад...

— А почему Выбегалло? Потому что орбита сильно вытянутая?

— Наверное. Это колонисты первого поколения называли, у них, во всяком случае, у некоторых, было своеобразное чувство юмора.

— Мнда. Мне бы никогда не пришло в голову так назвать звезду... даже инфракрасный карлик... Хотя... луны Бальберг и Бромберг тоже... А кстати, только сейчас в голову пришло, у вас ведь военное противостояние с Посадкой происходило более-менее во время прохождения Выбегаллой периастра, правильно? Это как-то связано?

— Интересный вопрос. Понимаете в чем беда, у нас, с одной стороны, очень жесткая система документооборота, шагу без записи в базу данных ступить нельзя. А с другой... Все предварительные обсуждения перед записью в базу в самой базе не фиксируются. Поэтому даже у меня есть полный доступ к архивам, но точного ответа, почему мы воевали... Мне кажется, его нет не только у меня, его нет и в самих архивах. Есть решение о прекращении репликации архива с Посадкой от 246 года, решения о строительстве военной техники, о создании армии, но зачем, почему...

— Понятно. Интересно, вот на Альфе на полном серьезе рассказывают, что когда Альфа Б проходит периастр, у народа начинается массовое сумасшествие. По крайней мере, статистика обострений хронических психических заболеваний... в том числе и ранее недиагностированных... Ну что, наверное, все-таки надо спать.

Олег с Катей расстелили расстегнутый спальный мешок в хвостовой части десантного отсека, ногами вниз по уклону пола. Уже засыпая, Рудольф слышал в том направлении возню и невнятные переговоры шепотом, закончившиеся довольно-таки разборчивой репликой Олега — "Сигнализация сработает, и вообще... по-моему, это будет жестоко по отношению к Рудольфу".

Рудольф проснулся от холода. Перед сном Олег предлагал ему одолжить шинель, но Рудольф вспомнил, каким образом эта шинель попала к Олегу, и отказался. За бортом вертолета уже совсем рассвело, но солнце еще не взошло. Металлические детали были покрыты каплями росы. Рудольф приподнял голову и огляделся. Олег с Катей лежали в своем углу, накрытые шинелью и уютно обнявшиеся. Над ними, на привинченном к борту крюке, висел целый арсенал разнородного оружия — автомат, две портупеи с пистолетными кобурами (одна из них раньше принадлежала Рудольфу), нож в самодельных кожаных ножнах, другой нож (у этого ножны были фабричного изготовления из какого-то полимерного материала), штык-нож от автомата и арбалет, из которого Катя его вчера так удачно подстрелила. Рудольф некоторое время разглядывал арбалет. У него был лук с тонкими, по форме похожими на лыжи, плечами и со сложной системой эксцентрических блоков. Тетива проходила через ложе четыре раза, и сейчас, в спущенном состоянии, Рудольф даже не мог понять, за какое место ее следует натягивать.

Лежать было неудобно, болел бок, к тому же Рудольфу хотелось в туалет. Он, стиснув зубы, приподнялся на левой руке. Заорала сигнализация. Олег подскочил, выдернул из-под спального мешка пистолет и щелкнул предохранителем. Некоторое время они с Рудольфом остолбенело смотрели друг на друга, потом Олег поднял пистолет к потолку, поставил на предохранитель, помотал головой и мрачно сказал:

— Доброе утро.

Сигнализация продолжала завывать, так что Олегу пришлось вылезти из-под шинели и выключить ее. Катя поворочалась, сказала "на работу еще рано", свернулась калачиком и накрылась шинелью с головой. Олег хотел было ее растолкать, но махнул рукой.

— Рудольф! — сказал он более дружелюбным тоном. — Вы сами встанете, или вам помочь?

— Наверное, лучше помочь. — Признался Рудольф.

— А как лучше, за руку или под плечи?

Рудольф прислушался к своим ощущениям:

— Наверное, лучше под плечи.

— Угу.

Олег быстро и ловко намотал портянки (Рудольф с удивлением заметил, что он использует в качестве портянок посудные полотенца с цветочками и чайными чашечками, очевидно купленные в хозяйственном магазине), надел сапоги, поднял Рудольфа на ноги и они подошли к открытой двери десантного отсека. За бортом было заросшее невысоким кустарником торфяное болото, а буквально в двадцати метрах стеной стоял лес. Вертолет лежал брюхом на кустах, левое колесо не касалось земли. Рудольф начал было расстегивать ширинку, но Олег его остановил:

— Если все пойдет по плану, нам здесь придется сидеть минимум до обеда, а скорее всего до завтрашнего утра. Пока придет посылка, пока разберем шмотки и переставим пулемет... Поэтому потребности лучше справлять где-нибудь подальше...

— А если там мины?

— Какие могут быть мины в болоте?

— Да запросто...

— Это свежие да запросто, а за сто лет они должны довольно глубоко утонуть. И если бы тут были мины, при моей посадке значительная часть из них должна была сработать, так что... кстати, может быть, лучше открыть другой люк, там должно быть пониже...

С правой стороны действительно было пониже. Правое колесо не только касалось земли, но и ушло в нее глубже, чем по ступицу. Олег попробовал ногой ближайшую кочку, встал на нее и подал Рудольфу руку. Они отошли метров на десять — Олег шел первым, пробовал кочки перед тем, как наступить на них и оглядывался на Рудольфа. Тому было больно прыгать, но переступать с одной кочки на другую он вполне мог. Мин не было, либо они действительно утонули за прошедшие годы. Они избавились от излишков жидкости и Рудольф почувствовал, что это действие в каком-то смысле сблизило их. Это его расстроило — ему неприятно было думать, что его отношение к людям регулируется столь низменными пережитками животных инстинктов.

Когда они уже почти вернулись к вертолету, Олег повернулся к нему и спросил:

— Ну и что вы решили?

— Я по-прежнему сомневаюсь, что могу быть полезен в качестве боевой единицы, но, по крайней мере, могу вам твердо обещать, что сторожить меня вам не придется.

— Насколько твердо?

— Слово офицера КОМКОНа вас устроит?

По выражению лица Олега Рудольф понял, что тот перебирает в уме какие-то колкости или грубости, но довольно быстро он ответил:

— Да, устроит.

— Хорошо. Только... знаете, я все-таки хотел бы попросить вас... в смысле, даже, наверное, не только вас, а и Землю... помочь мне в одном мероприятии.

— Какого рода?

— Ну, придется тоже все по порядку. Когда я пытался организовать с вами радиоконтакт, я срочно вызвал специалистов... экспертов по старорусскому и староанглийскому. У них проблемы с допуском, но я своей властью им поднял уровень допуска до седьмого... понимаете, в чем проблема, если уровень секретности операции не будет в разумные сроки понижен, это, фактически, означает для них смертный приговор.

— И чем же мы можем им помочь? — в голосе Олега зазвучал скептицизм. — Взять приступом штаб-квартиру КОМКОНа?

— Нет, конечно же. Один из вариантов — это установление открытого контакта в соответствии с вашими требованиями. Тогда, разумеется, уровень секретности будет снижен, во всяком случае уровень секретности самого факта существования землян... в смысле, гиперпривода. И я не обманывал вчера Катю, когда говорил, что нам необходим контакт.

— Как я понимаю, среди вашего... э... правительства далеко не все с этим согласны. И за пределами правительства, как я понимаю, существуют влиятельные группировки, которые контакта активно не хотят.

— Это верно.

— И как же мы можем поучаствовать в вашей... э... борьбе бульдогов под ковром?

— Я не член Совета, но я... В общем, я говорил с больше чем половиной Совета. Многие согласились, что если КОМКОН предъявит Совету землянина...

— Это звучит слишком похоже на... э... приглашение в мышеловку. Я сразу хотел бы вас предупредить, что использовать меня в качестве заложника... Собственно, вы нас предупреждали насчет Пандоры, но сами подумайте, чем с нашей точки зрения ваш Совет отличается от Совета Пандоры?

— Да, я догадывался, что вас сложно будет убедить. Поэтому если у вас будут какие-то другие предложения по тому, как достать этих людей... Например, если удастся их забрать на Землю... Это вообще возможно?

— Вообще возможно, а в частности... Я поговорю с нашими.

— Спасибо хотя бы на этом.

Катя все еще спала. Олег подключил компьютер к коммуникатору и вышел на связь. На Альфе ответил мужской голос, обладателя которого Олег представил как Поля — впрочем, обращался он к нему то как к Полю, то как к Пашке. Говорил Поль на современном средиземском языке, грамматически правильно, но с сильным акцентом. Он сказал, что от Ани новостей нет, ночь у нее прошла спокойно. Что турель похожа на альфийскую, поэтому мы поставили на борьку крепление и пришлем инструменты, а вот как быть с патронами... наверное, мы пришлем полметра ленты от ГШГ альфийского производства, ты ее отстреляешь, и посмотрим, что получится. В крайнем случае, если пулемет заклинит, у тебя есть второй. Кенкатлон из олегова автодока помог, часовой уже в сознании. Олег рассказал ему про решение Рудольфа и про его просьбу. Поль ответил, что это лучше обсудить текстом. Олег сел к борту, так, чтобы экран компьютера не был виден из салона, и застучал по клавишам. По его лицу и по удивленным взглядам, которые он бросал на Рудольфа, было ясно, что с Альфы ему сообщают что-то неожиданное, но что именно...

Когда Олег закончил сеанс и закрыл крышку компьютера, Рудольф прокашлялся и сказал:

— Олег, вам нельзя работать шпионом и играть в покер. У вас слишком выразительное лицо.

— Так я и не работаю шпионом. В общем, мы решили, что на Альфе подумают, что делать с вашими специалистами... И заодно я бы хотел также вытащить Фаню. Но все-таки спасение землянина для нас более приоритетная задача. Ну и... в общем, мы решили еще посмотреть на ваше поведение.

— Понятно.

— Посылка уже входит в атмосферу, надо будить Катю и завтракать.

У Олега в рюкзаке были несколько пластиковых бутылок с водопроводной водой. Олег пожаловался, что по дороге к мосту был родник, там вода гораздо вкуснее, но времени остановиться и набрать ее никак не было. Они умылись, потратив на это две бутылки, и еще одну Олег разлил по саморазогревающимся стаканчикам с лапшой. На вопрос, как эти стаканчики устроены, Олег сказал, что у нас есть такие приборы, но мы вам о них не расскажем... в общем, что-то каталитическое и он сам не очень хорошо понимает. Заправка у лапши отличалась от той, которая была вечером, та пахла глутаматом и перцем, а эта была сладковатая и, вроде бы, даже молочная.

Рудольф наконец-то смог более или менее нормально разглядеть Катю. Она была одного роста с Олегом, то есть на полголовы выше Рудольфа, и выглядела примерно лет на 19, ровесницей Олегу (земляне передавали, что ему 23 земных года... ну да, примерно так и выходит). Волосы у нее были светло-русые и, надо признать, не очень-то густые; она заплела их в короткую "французскую" косичку, после сна изрядно разлохматившуюся. У нее были узкие плечи, маленькая грудь, почти невидимая под курткой, но широкие бедра. Даже под мешковатыми штанами было видно, что ноги у нее мускулистые. Она не стала надевать ботинки и ходила по десантному отсеку босиком. Ступни у нее были большие... впрочем, пропорциональные росту, сорок первый размер. Она ходила, осторожно ступая сначала пальцами, а потом переносила весь на всю ступню. Это напоминало кошачью походку, и Рудольф несколько раз невольно засматривался.

Рудольф плохо понимал, как ему следует себя вести, и это его раздражало. Катя с Олегом явно воспринимали себя как моногамную пару (Олег точно, да и Катя ему по мере сил подыгрывала); в старых фильмах можно было увидеть, как ведут себя моногамные пары, но как должны вести себя по отношению к ним окружающие, показывалось не очень внятно... С одной стороны, Катя была самым приятным зрелищем в радиусе километров сто пятьдесят, а с другой стороны, нарываться на конфликт с Олегом вовсе не хотелось.

Они уже заканчивали завтрак, когда заверещал зуммер в компьютере. Олег открыл крышку.

— Олег, посмотри на юг... А лучше вынеси компьютер и наставь туда видеокамеру. — послышался из компьютера голос Поля.

Олег послушался и вынес компьютер за борт, на правую сторону. Рудольф с Катей последовали за ним.

Зрелище на юге действительно было достойно внимания. Из-за леса поднимались несколько дымных следов ракет, стремившихся к чему-то невидимому высоко в небе.

— Пашка, это по посылке? Ты уверен...

— Ну, гарантию в таких случаях дает только страховка... Радарный джаммер у нас неплохой, а инфракрасные ракеты по ней работать не смогут, все-таки движков нет, а сама она уже остыла... Вот если лазер... Но лазерный детектор пока молчит, так что...

— Ты их радары слышишь?

— Посылка слышит, я не очень. Вообще, надо будет слить тебе карту, откуда они работают, все какая-то информация...

Первая из ракет расцвела дымным цветком, за ней вторая, третья. Пашка в компьютере азартно заорал:

— Ага, нету у вас методов против Кольки Сапрыкина!

Впрочем, из-за леса стартовали новые и новые ракеты. Долетел звук, сначала от двигателей — на этом расстоянии он звучал, скорее, как свист — а потом и от взрывов. По-видимому, автоматы сначала дожидались результата предыдущего старта, и только потом запускали новую ракету.

— Ничего себе! — сказал Олег. — Это что, по мне ночью так же палили?

— Вряд ли, ты же на малой высоте шел... а здесь-то ее радары с большой площади видят, минимум четыре пусковых установки работают... ага, а вот и пятая...

Одна из ракет вдруг закрутилась в воздухе, ее след завился спиралью и исчез за деревьями.

— Пашка, это ты что-то сделал?

— Нет, скорее всего у нее рули заклинило... или еще что-то сломалось, они же давно тут стоят... Ну неплохо, шестой залп, а мы еще ни в одном глазу. Ты контейнер-то видишь уже?

— Кажется, вижу...

Рудольф ничего не видел и даже не знал, куда смотреть. Катя тоже не видела, но она не постеснялась спросить Олега, и тот показал рукой. Ниже уровня взрывов и чуть левее виднелась неяркая белая точка, время от времени посверкивавшая в лучах солнца. Она была почти неподвижна — именно поэтому Рудольф ее не заметил, он искал движущийся объект. Впрочем, поразмыслив, он понял, что так и должно быть, если посылка летит прямо на них.

— Так, а это уже какой-то другой радар. — обеспокоенно сказал Пашка из компьютера. — Олег, посмотри, там на полпервого ничего не стартует? Такое впечатление...

Рядом с посылкой расцвела целая серия дымных цветков, на этот раз другого цвета и без следов ракетных двигателей.

— Черт, зенитки... да, похоже, крупнокалиберные... вот сволочи... а получите, гады!

После некоторой паузы Пашка продолжил:

— Угу, заткнулся. Похоже, все-таки зацепило шрапнелью на излете... ну ничего, патроны и леликов мы в бронежилеты завернули, как раз на такой случай.

— А что вы сделали? — спросил Рудольф

— Мазер. — ответил Олег. — Там стоит мазер на свободных электронах, с перестраиваемой частотой, пять мегаватт в импульсе. Луч направленный, да еще у стационарных радаров антенны с хорошей диаграммой направленности... Бывает, транзисторы из плат вылетают...

Когда облака разрывов рассеялись, белая точка снова стала видна, только теперь она была гораздо ярче, и было заметно, что она с каждой секундой становится еще и еще ярче. Вскоре стало видно, что это не точка, что у нее есть тонкие белые крылья и черное брюхо.

— Олег, у тебя лазер или хотя бы фонарь под рукой есть? — попросил Пашка. — Посвети чем-нибудь, а то кажется, что я вас вижу, но не уверен...

Катя сбегала в вертолет за фонарем, и направила его на точку.

— Ага, вижу, спасибо! — сказал Пашка. — Ну, встречайте.

Посылка покачнула крыльями и пошла в сторону от вертолета. С этого расстояния она напоминала планер с длинными узкими крыльями, коротким каплеобразным фюзеляжем и хвостовым оперением на длинной тонкой балке. Посылка сделала крутой разворот (крылья при этом заметно изогнулись) и стала снижаться. Она скользнула над вершинами деревьев, и Рудольф заметил, что от брюха фюзеляжа отделяется широкая лыжа, а из-под хвоста вылетает полосатая лента.

Лента оказалась тормозным парашютом. Посылка тяжело хлопнулась на землю в стороне от вертолета и проскакала несколько десятков метров, выворачивая с корнем кусты и взрывая кочки. Олег сказал: "Встретили", подхватил компьютер под мышку и побежал к посылке. Рудольф медленно и осторожно, чтобы не тревожить свои ребра, пошел за ним; краем глаза он отметил, что Катя пошла в вертолет обуваться.

Вблизи посылка выглядела странно и даже несуразно. В основе своей она была похожа на старинный космический челнок, только без дюз двигателей и без пилотской кабины. Как и челнок, она имела массивный, кургузый и тупоносый фюзеляж, примерно два с половиной метра в длину, и короткие крылья оживальной формы. Как и челнок, посылка была двухцветной, белый верх, черный низ. Но из концов крыльев челнока вырастали еще одни крылья — белые, длинные и узкие, как у планера. Приглядевшись, Рудольф заметил, что каждое крыло состоит из четырех телескопических секций. Белое V-образное хвостовое оперение с черной передней кромкой было вынесено далеко назад на тонкой телескопической штанге. В крыльях и плоскостях хвостового оперения Рудольф заметил несколько пробоин, но корпус выглядел целым. Когда Олег начал открывать посылку, Рудольф заметил еще одно сходство со старинными челноками: спина фюзеляжа представляла собой грузовой люк.

Олег щелкнул какой-то маленькой крышкой на корпусе, достал из нее рычажок, повернул его, и люк открылся. Олег заглянул внутрь, пошарил там рукой, потом выпрямился и сказал: "Борька, стоять!". В люке что-то фыркнуло, зажужжало и оттуда поднялась платформа на четырех складчатых ногах, окрашенная в неяркий зелено-коричневый камуфляж. Под платформой и на ней были подвешены и укреплены какие-то механизмы. Олег отошел от контейнера на пару шагов и сказал: "Борька, ко мне". Платформа покачнулась, осторожно вытащила из люка одну ногу и поставила ее на землю. Потом также осторожно она вытащила вторую ногу и поставила ее на крыло контейнера. Крыло хрустнуло. Платформа потопталась на месте, уже гораздо менее осторожно вытащила из контейнера оставшиеся две ноги и подошла к Олегу. Олег потрепал ее по загривку — после предыдущих эволюций Рудольф уже воспринимал эту штуку как четвероногое живое существо — и сказал: "Хороший борька, стоять".

— Ой! — сказала из-за спины Рудольфа подошедшая Катя. — А можно его погладить?

— Можно, только... В общем, у него на спине сенсорные датчики, на загривке — это стоять, а на... гм... на заднице — это идти вперед. Если хлестнуть по заднице — идти быстрее. А если сильно надавить на загривок — это лежать. Сейчас, со шмотками разберемся, я на вас настрою голосовое управление, пока что он только меня слушается.

Олег достал из посылки что-то вроде переметной сумы, тоже камуфляжной расцветки, повесил ее на борьку, и они с Катей быстро вытащили содержимое контейнера — какие-то мешки и железяки — и погрузили их на робота. Потом Олег хлопнул робота по заднице, сказал: "Борька, рядом", и они пошли к вертолету. Борька шагал по кочкам уверенно и быстро, одновременно переставляя две противоположные ноги — левую заднюю и правую переднюю, а потом наоборот. Лишь приглядевшись, можно было заметить, что он делает короткую паузу между шагами, скорее всего, убеждаясь, что может перенести вес на соответствующие ноги.

У вертолета Олег полностью открыл дверь десантного отсека и стал раскладывать на полу присланное имущество, комментируя: это экзоскелет (что-то складное и железное), это бронежилет (Рудольф понял это и без комментария), это шлем (сферический с черным, непрозрачным снаружи стеклянным забралом и похожей на свиное рыло дыхательной маской), это поножи, это наручи, это лёлик (тоже что-то складное, но на этот раз пластмассовое; Олег разложил леликов — получились самолетики, похожие на детские авиамодели с фюзеляжем из рейки — и положил их на солнце заряжаться), а вот это — Олег торжественно поднял над головой яйцеобразную плюху пенополиэтилена, из которой торчали желтовато-зеленые перья — это ананас, сейчас мы разберем шмотки и заедим это дело ананасом. Впрочем, раскладыванием разборка шмоток не закончилась — Олег нарядил Рудольфа с Катей в экзоскелеты и сказал, что сейчас мы будем учиться в них ходить.

Идти в экзоскелете действительно было несложно — самым трудным было научиться обозначать движение, но не напрягать мышцы, не пытаясь ни помогать моторам экзоскелета, ни сопротивляться им. Рудольф освоил это умение с третьего или четвертого шага, но Олег прогнал их вокруг вертолета несколько раз, сначала два круга пешком, а потом три круга бегом, припевая на старорусском: "здоровые нервы, здоровые почки, гимнастика, йога, трусца..". Сам он бегал рядом с ними, но без экзоскелета.

— Очень хорошо! — сказал он в конце третьего круга, переведя дыхание. — А теперь нам предстоит самое сложное упражнение: ходьба, а потом и бег, по пересеченной местности в ластах... в смысле, на лыжах. Стою на асфальте, значит, ноги в лыжи обуты...

С этими словами он извлек из вертолета две пары рам, затянутых толстой проволочной сеткой. Рамы эти имели крепления для ботинок, типа детских креплений для валенок, и по форме действительно напоминали лыжи, только скорее водные, чем снежные, и крепления были не по центру, а сдвинуты к пятке

— В общем, наука такая. Ногу надо поднимать высоко и носком вверх, упирать лыжу пяткой в грунт, а потом класть ее с пятки на носок. Иначе носком лыжи в какой-нибудь коряге непременно застрянете. Без экзоскелета так далеко не уйдешь, а скелет за вас ноги поднимает, поэтому... в общем, попробуйте.

Катя одела лыжи сама, а Рудольфу, который не мог нагнуться, пришлось попросить помощи у Олега. Потом Олег сам нарядился в экзоскелет и лыжи и пошел впереди, демонстрируя, как надо. Три круга пешком Рудольф честно прошел, но бегать после первого круга не стал, сказав, что у него болит ребро. Олег ничего не заподозрил, и они с Катей пробежали еще четыре круга, под кричалку "не страшны дурные вести, мы в ответ бежим на месте, в выигрыше даже начина-ю-щий..."

Ананас на вид был похож на шишки земных деревьев, которые Рудольф видел на картинках в детских книжках. Но запах... От запаха рот сразу наполнился слюной; посмотрев на Катю, Рудольф понял, что она окончательно потеряна для колонии. Олег скормил им с Катей весь фрукт, причем, что удивило Рудольфа, поделил его поровну. Сам он только догрызал за Катей сердцевину и мякоть возле шкурки. Рудольф не удержался, сгрыз заодно и одеревеневшую сердцевину, и у него заболел язык.

Потом Олег стал настраивать на них с Катей голосовое управление борьки. Он научил их командам "стоять", "лежать", "рядом", "за мной", "за ним" (следовало показать рукой, за кем) "вперед", "направо" и "налево". Рудольф поинтересовался, есть ли команда "Фас". Олег сказал, что команда такая есть, но пока что он оставит ее только для себя.

Потом Олег сказал, что надо заниматься обедом. В посылке был примус и два котелка; как выяснилось, Олег с Катей закупились в городе провизией. Сначала Олег хотел припрячь Рудольфа чистить картошку, но быстро сообразил, что с одной рукой ему будет сложновато. Готовила в основном Катя, а Олег исполнял вспомогательные функции — подай, принеси, пошел вон.

После обеда они занялись пулеметом. Олег с Катей в экзоскелетах поддерживали пулемет, а Рудольф шуруповертом откручивал крепежные болты. На передней части борьки, примерно там, где у живого земного четвероногого должна была бы быть голова, обнаружилось подходящее крепление. Олег присоединил разъемы моторов наведения и спускового крючка к проводам, выходившим из корпуса борьки, но объяснил, что стрелять из пулемета, даже по команде "фас", борька самостоятельно не сможет, пулемет будет управляться дистанционно с олегова компьютера. Снять трехсоткилограммовые кассеты с боекомплектом они не смогли, Олег просто подогнал борьку к каждой из турелей и вытащил ленты из кассет в борькины сумки.

Потом Олег с борькой сходили в сторону леса и отстреляли присланный с Альфы кусок ленты. Олег вернулся чрезвычайно довольный, связался с Альфой и велел грузить апельсины бочками, пополам разрывные и со серебряным сердечником. Ему ответили, что закажут на Альфе патроны и новый контейнер... а лучше ты составь список, чего тебе еще надо. Олег заложил руки за голову и принялся заказывать: броню на Рудольфа, рост метр шестьдесят, сорок третий размер, да, он худенький... вторую палатку, не под открытым же небом ему спать... минометик, миллиметров на сорок пять, наверное... а может, лучше автоматический гранатомет? Не, давайте минометик, он покомпактнее все-таки... Ананас понравился, может еще один пришлете... рябчиков? А что, рябчики — это тоже идея...

Потом Олег запустил одного из леликов — крутанул рукой винт (двигатель завелся), потом поднял "лелика" на руке, как копье, и мягким движением отпустил его вверх. Дрон стал кругами набирать высоту. Олег раскрыл компьютер и уставился в экран. Время от времени он что-то набирал на клавиатуре и шевелил вставленным среди клавиш джойстиком. Дрон, продолжая набирать высоту, полетел на юг, и вскоре исчез в небе.

— Рудольф! — сказал вдруг Олег, продолжая глядеть в экран. — Вы можете мне ответить на вопрос?

— Смотря на какой?

— Резонно. Вот какой вопрос. Вы в курсе, как у вас организовано распределение разрешений на детей?

— В каком-то смысле да, а что именно вас интересует?

— Многое, на самом деле. В первую очередь интересует, кто и по каким принципам получает разрешение на третьего ребенка?

Рудольф оглянулся на Катю и увидел, что она при этом вопросе насторожилась. Мда, официальной версией от них явно не отделаешься.

— Знаете... — начал Рудольф. — Это действительно тяжелый и больной вопрос. В принципе, этих разрешений выдается не очень много, поэтому масштабы коррупции вокруг этого не очень велики, но формы, если честно...

— А почему немного-то? — удивился Олег. — У вас же целая планета вокруг, зачем вам так жестко ограничивать рождаемость?

— Количество разрешений определяется емкостью школ.

— Но... все равно я не совсем понимаю. Я видел ваш интернат, правда, издалека, но мне не кажется, что там так уж сложно было бы построить еще один корпус... да и весь интернат целиком выглядит вполне подъемным капиталовложением.

— Дело не в зданиях школ, дело в учителях.

— Ну и подготовили бы еще учителей...

— Ну... Учителя утверждают, что это невозможно. Собственно, их официальная позиция в этом и состоит, что нужен жесткий отбор, что не каждый способен... и все такое. Поэтому количество Учителей растет довольно медленно; фактически, оно и является ограничителем роста населения.

— Оригинально. И, честно говоря, не очень понятно... ну да ладно. То есть, количество дополнительных разрешений вы определяете на основе количества учителей, так?

— Не совсем. Фактически, Министерство Воспитания дает БВИ цифры, и они распределяют эти разрешения. По идее, должны учитываться медицинские показания и отзывы по месту работы...

— То есть все-таки евгеника?

— Я бы так это не назвал. Собственно, проблема как раз в том, что по факту все это не учитывается, а идет довольно беспардонная коррупция. Люди получают по пять, по шесть, по десять разрешений... Я... как-то в поле моего зрения попал деятель, который получил двадцать пять разрешений, и все реализовал. Я еще... в общем, я пошел к своему тогдашнему начальству, говорю, ужас, давайте ставить вопрос на Совете... угадайте, что мне ответили?

— Что дэлать будэм? Завыдовать будэм! — сказал Олег с грубо воспроизведенным кавказским акцентом. Рудольф остолбенело посмотрел на него.

— Э... я это знал, как байку про Сталина, но нигде не видел этого в привезенных с Земли текстах, поэтому считал, что ее придумали здесь, на Полдне.

— Занятно. А я... когда мне было пятнадцать лет, это считалось новым анекдотом про армянское радио. Надо будет Ане рассказать, она у нас диссертацию на эту тему пишет...

— Про Сталина?

— Нет, про сравнительную эволюцию городского фольклора в изолированных сообществах. То есть я верно угадал, что вам ответили?

— Ну, даже не просто угадали, а почти дословно воспроизвели.

— Понятно. А кто именно участвует в этой коррупции? Учителя?

— Нет, скорее... в общем, те цепочки, до которых я докапывался, все заканчивались на сотрудниках БВИ, но сами...

— Активисты? — спросила Катя неожиданно зазвеневшим голосом.

— Да. — ответил Рудольф.

Катя вскочила, но Олег отреагировал первым — он, не поворачиваясь от компьютера, вытянул руку назад, схватил Катю за запястье и посадил рядом с собой.

— Катя! — сказал он. — Хотя Рудольф и часть той же самой системы, но он не та часть. Даже если ты сейчас ему выцарапаешь глаза, это будет наказание не того, кого надо. Да еще и жестокое и необычное.

Катя всхлипнула и уткнулась Олегу в плечо.

— А теперь вы мне объясните, что значит "активисты". — сказал Олег, обняв Катю за плечи. — Потому что я, вроде, что-то понимаю, но, скорее всего, я что-то понимаю неправильно, потому что вместе оно в картинку как-то у меня не складывается.

— Так, господа полевые социологи! — послышался из компьютера голос Поля. — Это все безумно интересно, но Аня на связи. Местные пришли на переговоры. Включаю ее напрямую.

Картинку на экране компьютера видел только Олег, а звук шел безобразный. Там что-то кричали, похоже на старорусском, но слова разобрать было очень сложно. Олег, видимо, тоже плохо понимал, потому что попросил Пашку или Аню перевести. Перевел Пашка, на старорусский:

— Как я понимаю, они говорят, что Саша у них в заложниках, они требуют поставок боеприпасов и оружия, чтобы они могли начать войну со Средиземьем

— О господи, зачем???

— Ну, они говорят, что наши предки платили за груз ковчега, поэтому мы имеем право на все оборудование, которое было в ковчеге, у Средиземья наше оборудование, пусть...

— Ань, ты можешь понять, чье это требование, там же, вроде бы, две фракции, собственно сектанты и потомки беженцев из Посадки...

— Олег, ты вопросы, конечно, задаешь... Как я это пойму? Ни одного знакомого лица, которые были на сашкиных видеотрансляциях, я не вижу. У этих у всех поперек козырьков шапок пришита красная лента. Это все, что я могу сказать.

— Попроси у них таймаут, скажи, что ты в одиночку не полномочна... Сашка у них?

— Да, они его принесли на носилках, он связан по рукам и ногам. Держат его под автоматом. Олежек, ты когда сможешь здесь быть?

— Олег, от тебя до них по прямой семьдесят километров, в экзоскелетах это...

— В экзоскелетах это по лесу, а ведь... где ты первые запуски видел? Паш, покажи по карте... здесь... то есть, получается, не меньше тридцати километров по укрепрайонам, я не знаю, с какой скоростью мы сможем идти и не застрянем ли где-нибудь...

— Так сколько им сказать-то?

— Четыре дня скажи.

— Они говорят, день на размышления.

— Объясни, что через день мы технически не можем поставить никакое вооружение, нам же его еще с Альфы поднимать надо. Так что день на размышления плюс четыре-пять дней на организацию поставок, и что мы не можем больше полтонны в день.

— Один сказал, что их это не интересует, но остальные задумались.

— Прогресс. Олег, лелик довольно мрачную картину показывает, весь лес равномерно нашпигован металлом, похоже, это и есть минное поле.

— Ага, я вижу. Но ведь это же второй эшелон обороны, у них должны были быть какие-то проходы для снабжения первого эшелона и для его отступления...

— Ты забываешь, что эту линию обороны они контролировали еще некоторое время после атомной бомбардировки тыла, и они имели реальные основания бояться вторжения. Скорее всего, после бомбардировок они всё должны были заминировать наглухо... еще бы тебе на атомные фугасы не нарваться...

— У них не было атомных фугасов. — подал голос Рудольф.

— Это ваша разведка считает, что не было, или правда не было?

— Они не делали ядерных зарядов вообще. Насколько нам известно. У них не было месторождений урана, единственное разведанное на то время урановое месторождение было в Пандоре, и потом мы еще открыли на севере...

— Интересное кино. Мне, значит, повезло, что меня не туда отправили...

— Туда только через трибунал отправляют.

— Понятно... хотя, непонятно, но все равно... ладно. Ань, они там чего-то придумали?

— Да, они согласны на ответ завтра в это же время.

— ОК, значит завтра придется согласиться и начать с ними согласовывать план и график поставок, а там и мы, даст Бог, подтянемся. Сейчас я схожу, посмотрю, что в лесу творится. Паш, последи за леликом, что он еще покажет. Кать,а ты посмотри за компьютером, ага?

Олег быстро надел бронежилет, наручи и шлем, но поножи от брони надевать не стал. Сказав в микрофон шлема "раз, раз, раз, проверка связи" он взял из вертолета несколько железяк непонятного назначения, помахал рукой и запрыгал по кочкам на юг в сторону леса. Приподнявшись, Рудольф увидел, что он скрылся в кустах, сел там на корточки и пропал из виду. Из компьютера раздалось невнятное чертыхание, потом голос Олега сказал: "Так, сейчас я тут попробую одну штуку подорвать, вы не пугайтесь". Взрыва, впрочем, не воспоследовало, последовали только более внятные чертыхания и возгласы "да что же это". Потом все-таки что-то глухо и не очень громко взорвалось. Кроны деревьев и кусты затряслись, но ни вспышки, ни облака дыма видно не было.

— Ага! — сказал Олег. — Тут мины-лягушки на растяжках, но сто лет прошло, растяжки уже под грунтом и под корнями, какие еще не перержавели. И мины выпрыгнуть через корни не могут, под поверхностью взрываются. В общем, километров десять мы можем пройти прямо так, нахрапом, только лыжи одеть и... А дальше металлизация меняется, что-то потяжелее идет. Собирайтесь, я сейчас подойду. — Олег выбрался из кустов и запрыгал по кочкам обратно.

— Как собираться-то? — спросила Катя у компьютера. — Я ж не знаю, чего, куда...

— Кать, наши шмотки складывай в мой рюкзак. Леликов можешь еще сложить. Броню... нет, броню пока не надевай, сейчас я подойду. Рудольф, видите там мешки из прорезиненной ткани?

— Да.

— Это канистры, надо слить в них горючее из вертолета. И борьку дозаправить. У него топливная система как устроена? Там бак с открытой горловиной или через топливный насос?

— Наверное, лучше попробовать слить через клапан для слива конденсата. — сказал Рудольф.

— Ну попробуйте, пока я иду. Только посмотрите сначала, борька все-таки не любит топливо с водой. И... лучше сразу их положите в переметную суму, потому что они по сто литров, сколько это с соляркой получится... меньше ста килограмм, но мы же их все равно не поднимем. Да еще с вашей рукой...

Собрались они довольно быстро, больше всего возни получилось со сливом топлива. Они слили около пятидесяти литров, когда Олегу это надоело. Он сказал, что борьке этого хватит на тыщу километров по пересеченной местности, и больше терять времени смысла нет, да и нагрузка уже близка к предельной. Олег распихал вновь привезенное оборудование по рюкзакам, на борьку они погрузили только топливо и ленты к гатлингу. На Рудольфа надели бронежилеты — они действительно были легкими и тонкими, и катин жилет был на пару размеров меньше, чем у Олега но вместе получалось туговато. Еще Рудольфу на ухо нацепили гарнитуру — как сказал Олег, в шлемах есть переговорные устройства, но необходимо, чтобы Рудольф их тоже слышал — а на раму экзоскелета надели рюкзак с леликами.

Когда они подошли к лесу, Олег пустил вперед борьку, сам пошел за ним след в след сзади (ноги у робота были такой же длины, как и у человека, так что это было несложно), потом Катя. Рудольфа, как наименее защищенного, поставили замыкающим. Лес был темный, с густым подлеском. Борька сначала довольно эффективно проламывал в нем тропу, но потом стал застревать. Олегу это надоело, он положил борьку на землю и дал очередь из гатлинга. По получившейся просеке идти стало легче, а потом они прошли низину и подлесок стал пореже. Мины все-таки время от времени срабатывали, но, как и обещал Олег, происходило это ниже поверхности земли, только закладывало уши. Шли они довольно быстро, почти как по ровному месту, и Рудольф вскоре почувствовал усталость — экзоскелет, конечно, очень облегчал перестановку ног, но все-таки мелкие мышцы, обеспечивавшие поддержание равновесия, работали довольно интенсивно. Это усугублялось тем, что Рудольфу тяжело было поддерживать равновесие с одной рукой. Одетая в более тяжелую броню Катя, по-видимому, вовсе не испытывала таких проблем, она шагала легко и уверенно.

По часам Рудольфа они шли часа полтора, когда Олег остановил борьку, поднял руку и сказал: "Стойте". Судя по его объяснениям, "лягушечное" минное поле заканчивалось, и за ним стояли какие-то другие оборонительные сооружения. Здесь лес был светлее и с более редким подлеском. Олег велел Рудольфу с Катей лечь на землю — как он выразился, "на грунт" — снял рюкзак, лыжи, вылез из экзоскелета, потом нажатием на загривок положил робота, и они поползли вперед. Судя по тому, как Олег управлял борькой, какими-то еще командами он не поделился — он трогал машину в районе "загривка", и та послушно ползла рядом с ним. Через некоторое время после того, как они скрылись в зарослях, впереди и чуть справа ударила пулеметная очередь, а в гарнитуре послышался голос Олега: "у меня все нормально, ему деревья сектор обстрела закрывают". Пулемет некоторое время стрелял короткими очередями, потом затих. "Странно" — сказал Олег — "У него должны быть еще патроны. Заклинило его, что ли?".

Еще через некоторое время заработал другой пулемет, он стрелял слева и более длинными очередями. В наушнике некоторое время раздавались неясные чертыхания, потом Олег внятно сказал: "Так вон ты где, сволочь", и послышалось визжащее стрекотание гатлинга. Второй пулемет тоже затих. "Лежите пока" — сказал Олег — "Я не знаю, сколько их тут еще".

Когда барабанные перепонки Рудольфа отошли после звуков стрельбы, он услышал впереди — приблизительно в том направлении, откуда стрелял первый пулемет — глухие удары, ржавый скрип каких-то петель, потом еще удары, а потом Олег сказал:

— У него лента порвалась. Слушайте, обидно, у него тут полный короб патронов, а эта сволочная молотилка жрет их, как не в себя. Рудольф, может быть, пока Катя ужином занимается, вы все-таки попробуете ленту от гатлинга позаряжать?

— А лента от того пулемета не подойдет? — спросил Рудольф

— Вряд ли. Во-первых, она ржавая, ее этот-то пулемет порвал, а когда гатлинг стреляет, там же нагрузка на звенья должна быть огромная. Во-вторых, тут звенья гораздо тоньше, так что даже когда она новая была, я боюсь, гатлинг бы ее тоже порвал.

— А зачем вам столько патронов?

— Ну вы же видели... и просеку в кустах можно, и вот против автоматического пулемета он неплохо сработал, я еще планировал им попробовать мины разряжать... Хотя здесь они глубоко уже лежат, но... в общем, если они не сработают от очереди из гатлинга по грунту, то и от нашего веса тем более сработать не должны, да еще если в лыжах...

— Ну, тащите коробку, попробую... хотя, я боюсь, там две руки нужны...

— Мнда, об этом я не подумал. Ну ладно, посмотрим... Знаете, вы можете сесть, но лучше с места не сходите и не вставайте. Борька, ко мне.

Было слышно, как робот встал и ломанулся напрямую сквозь кусты.

Судя по тому времени, которое провозились Олег с роботом, они разорили оба сработавших пулеметных гнезда. Когда они вернулись, на спине у робота стояли две ржавых коробки с рельефными стенками из не очень толстого железного листа. Олег придерживал их рукой.

— Ну что? — сказал он. — Звезда уже заходит, надо ужинать и спать. Питьевая вода у нас пока есть...

Олег достал из своего рюкзака мачете, вырубил на небольшой площади кусты и сломал с близко стоящих деревьев несколько сухих веток. Потом он помог Рудольфу и Кате выбраться из экзоскелетов, всучил Рудольфу нож и зажигалку и велел разводить костер, а сам надел экзоскелет, лыжи, взял мачете и сказал, что пойдет за дровами, и тут он недалеко низинку видел, может быть, там родник есть.

Рудольф некоторое время помучился с ножом, наколол щепок, сложил их костерчиком, но разжигать не стал, а вместо этого пожаловался Кате, что с одной рукой он не может. Катя сказала "Инвалид вы наш", забрала у него спички, переложила щепки, наколола с одной из щепок тонкой лучины, и вскоре огонь загорелся.

— Катя! — спросил Рудольф. — А почему вы так не любите активистов?

— Как вам объяснить... а в прочем, можно и рассказать, как есть... только не очень понятно, с чего начать. У меня на работе начальник... был.

— В каком смысле был??? Вы с Олегом что-то с ним сделали?

— Ничего мы с ним не сделали... хотя я, если честно, думала о чем-то таком... просто я там уже не работаю, и он мне уже не начальник... только он, наверное, об этом еще не знает...

— Понятно. Так и что с ним было?

— Он получил разрешение на ребенка. И, как он говорил, он сделал разрешение мне. Как я теперь понимаю, он действительно мог это сделать... Ну и...

— И вы... помогли ему реализовать?

— Нет... я как раз думала, что делать... И тут встретила Олега.

— Гм. Понятно. Знаете, конечно, как вы говорили, репродуктивный долг перед колонией... знаете, я даже не знаю, надо ли это рассказывать Олегу, но... В общем, ваша идея сбежать на Землю не так уж и глупа. Я... мне действительно не удалось довести ни одну из этих историй ни до трибунала, ни даже... но... они действительно получают по пять, по десять разрешений, и женщинам... только, как правило, не тем женщинам, которые этого хотят... Знаете, я мог догадаться, вы девушка... — Рудольф хотел сказать "красивая", но это слово почему-то застряло у него в горле. — Видная, здоровая, они как раз таких обычно выбирают...

— Насчет рассказывать Олегу... я, наверное, все-таки расскажу, он... он ведь все-таки разведчик, и его с Альфы часто просят такие вещи выяснять. И он же как раз и начал вас расспрашивать, кто такие активисты, так что он это так не оставит. Они ведь хотят понять структуру нашего общества...

— И что они будут делать с этим пониманием?

Катя замешкалась с ответом, и Рудольф рискнул надавить еще:

— Не кажется ли вам, что они ставят перед собой какие-то социально-инженерные задачи? Что они хотят не только изучить наше общество, но и изменить?

— Рудольф! — послышался в наушнике Олегов голос. Рудольф невольно подскочил, а Катя хихикнула. — Вы перед тем, как проводить оперативную работу, вы бы хоть коммуникаторы выключили. Точнее наоборот, я благодаря вам вспомнил, что забыл озвучить правило: если кто-то за пределами прямой видимости, как я сейчас, то все коммуникаторы должны быть включены. Тут все-таки не... гм... не парк для пикников. Прием.

— Ну, так раз вы слышали мой вопрос, — продолжил взявший себя в руки Рудольф. — Может вы ответите, зачем вам изучать наше общество?

— Как зачем? — удивился Олег. — Во-первых, есть чистый научный интерес. Как это было... до какой степени человеческие установления могут отклоняться от нормы, не приводя к полному социальному коллапсу. Ну и... при каких именно условиях коллапс все-таки настает.

— Но ведь этот научный интерес имеет какой-то... как бы это сказать, слишком очевидно прикладной оттенок. До какой степени человеческие установления можно отклонить... и, кстати, что есть норма?

— Это глубоко философский вопрос. Я считаю, что норма — это общественные установления, которые обеспечивают расширенное воспроизводство населения и экономический и технологический прогресс.

— Красиво сказано. И что, ваши общественные установления обеспечивают указанные... гм.. процессы?

— Сейчас — да.

— А перед, как вы их называли, джихадами, тоже обеспечивали?

— Я понял, к чему вы клоните. Все-таки наши нынешние установления отличаются от доджихадных...

— Но вы... ну да, вы считаете, будто устранили те проблемы, которые привели к джихадам. Но почему вы уверены, что не создали каких-то новых проблем, которые приведут к еще более страшным... И даже... почему вы уверены, что вы устранили именно те проблемы?

— Туше. Мы не можем быть в этом уверены. Поэтому мы и не хотим навязывать колониям наш общественный строй.

— Но зачем вам тогда изучать общественный строй колоний, если вы не хотите его переустраивать?

— Как бы вам объяснить... вы же сами говорили, что вам нужен контакт... подождите секунду... — из коммуникатора послышалось кряхтение, а потом из леса, слышимый даже без коммуникатора, раздался скрип падающего дерева, глухой удар об землю и два или три слившихся взрыва. — Угу, дровами на сегодня мы обеспечены. Вы можете снять с борьки патроны?

— С одной рукой, наверное, нет.

— Ну да. Кстати, про патроны. Я же вас просил заняться... попробовать зарядить ленту, а вы тут, как это у вас называется, оперативную работу проводите...

— Так это... вы же меня фронтом работ не обеспечили. Где лента-то?

— В мешке наверху переметных сумок звенья альфийской ленты, а под пулеметом второй мешок, там звенья вашей. Начинайте с той, какая вам больше нравится.

Рудольф порылся в сумках и действительно обнаружил брезентовый мешок, набитый металлическими предметами. Открыв его, он увидел гильзы вперемешку со звеньями ленты.

— А гильзы куда?

— Гильзы выкидывайте, ну что вы как маленький?

Олег вышел из зарослей, неся перед собой большую охапку хвороста. Он свалил хворост у костра, быстро соорудил рогульки и положил на них ствол одного из кустов.

— Кать! — сказал он. — Выливай в котелок всю воду, и дай мне все бутылки, я там родник нашел. Потом я принесу то дерево... Черт, надо было еще топорик попросить, а лучше пилу... все-таки рубить его при помощи мачете, по-моему, будет тяжело.

— Олег! — прервал его Рудольф. — А из какого металла сделаны эти гильзы?

— Из серебра, а что? А, ну да. Альфа — интересная планета, у нее, судя по всему, была богатая событиями биография... даже еще до того, как она стала, собственно, планетой. В общем, у нее ядро, судя по плотности, серебряное. И на поверхности... Ну, то есть, понятно, алюминия и железа в коре больше, чем серебра, но... алюминий и железо еще выплавлять надо, из всяких оксидов восстанавливать, а серебро... можно просто дробить рудное тело и отсеивать по плотности. Поэтому серебро у них самый дешевый металл. У них все, где не нужно большой прочности или жестких требований по весу, серебряное — посуда, провода, консервные банки, кровельные листы, корпуса гаджетов, дверные ручки... Ну, гильзы, понятно, сплав с цинком, вроде латуни, а пули из чистого серебра. Точнее, оно не чистое, там процентов пять меди и десять золота...

— Интересно. А звенья ленты все-таки железные?

— Стальные, как я понимаю. Там же прочность нужна. Как у вас дела продвигаются с заряжанием?

— Ну, я звеньев пять прицепил... Уже шесть. В принципе, я пальцами-то правой руки могу работать, мне главное саму руку не нагружать...

— Ну ладно. У всех фронт работ есть, а я пошел за водой. Коммуникаторы не выключать. Броню тоже пока не снимайте, вдруг все-таки меня вытаскивать придется...

— Угу. — сказала Катя. Она все-таки уже сняла перчатки и подняла забрало шлема.

— Итак. — сказал Рудольф. — На чем мы остановились? Вы сказали, что не хотите переустройства нашего общества, но вам нужен контакт?

— Не совсем так. — ответил, удаляясь в заросли, Олег. — Мы не ставим перед собой задачи переустройства вашего общества по нашим нормам. Но контакт сам по себе неизбежно приведет к переустройству. Технические знания, изменение баланса сил между группировками... В ваших условиях, как я понимаю, даже просто земные книги и видеофильмы... Собственно, как я понимаю, без некоторого предварительного переустройства вашего общества даже сам контакт невозможен, и вы сами же говорили, что контакт вам необходим.

— Ну, готов согласиться. Но зачем вам тогда нас изучать?

— Как минимум, чтобы понять, с кем и о чем надо разговаривать, чтобы добиться контакта. И чтобы меньше тратить сил на изучение последующих колоний.

— А их еще много?

— Ну, на данный момент известно восемь ковчегов... считая и те ковчеги второй волны, которые не оставались на орбите колонии, а улетали дальше... которые не пришли в точку назначения. Которые неизвестно где. До открытия вас и Бхувар Локи их было десять. Так что может быть еще восемь колоний... или даже больше, ведь ковчеги второй волны были рассчитаны на колонизацию нескольких систем.

— Не очень-то приятно быть объектом изучения... пусть даже и в благородно звучащих целях... Впрочем, надо отдать вам должное, вы ловко находите болевые точки нашего социума.

— Любое общество при взгляде со стороны выглядит жестоким и несправедливым.

— Даже ваше?

— Наверное, и наше.

— И что же в вашем обществе кажется вам жестоким и несправедливым?

— Мне... ну, я-то на наше общество не со стороны смотрю... Вам, возможно, показалось бы несправедливым имущественное неравенство. У меня вот два вертолета есть, а у многих только автомобиль... да и то не у всех...

— Э... а зачем вам два вертолета?

— Ну один у меня... как это сказать, Мицубиси зет-икс, его почему-то праворульным называют... молодежная модель... в общем, пять минут позора, и ты на работе. Ну, то есть я на нем реально на работу летаю, я вон Кате ролик показывал, что у нас в Новосибирске на дорогах творится... А другой... Таир, евросоюзовский арми сурплюс, со снятым оружием... он убитый в хлам, ему лицензию на полеты над городом не дают, он у меня в Бердске стоит, я на нем пилотажем занимался... правда, я вот как пошел в разведку... уже год скоро... в общем, наверное, надо будет его продать. В принципе, у меня еще самолет есть, только он не совсем мой.

— В смысле?

— Ну, в смысле, я же в ополчение записан как истребитель-перехватчик ПВО, соответственно, у меня истребитель есть. Он не совсем мой, в том смысле, что я его продать не могу... и если сломаю в небоевой обстановке, придется новый покупать...

— И что... и пехотинцы приходят со своим автоматом, а танкисты на своем танке?

— У нас нету танков, у нас есть легкая пехота, это снаряга примерно как у нас, только к ней еще автоматический гранатомет полагается. А кто побогаче, те тяжелая пехота, у них противоснарядная броня, интегрированная с экзоскелетом... и пушка, тоже интегрированная... в общем, он в броне больше на шагающий погрузчик похож, чем на человека. Вот это ближе всего к тому, что вы называете танками. Кстати, мой истребитель дешевле такого экзоскелета.

— Мда... ваше общество действительно отличается от доисходного. И что, такая армия боеспособна?

— Вполне. Мы именно такой армией папуасов выгнали. Сейчас, подождите минуту, я воды наберу. — из коммуникатора донеслось глухое пластиковое бульканье.

— А если люди из гранатометов друг друга перестреляют? — спросил Рудольф, когда булькание затихло.

— А зачем... собственно, это тоже еще доисходный анекдот, про Швейцарию, у них же еще тогда была почти такая же система: едут ополченцы домой со сборов в электричке, все с автоматами. И русский эмигрант смотрит на это, потом говорит какому-то местному дядечке: "у нас в России все бы давно друг друга перестреляли". А дядечка на него смотрит квадратными глазами и отвечает: "Ужас какой. Нет, у нас в Швейцарии это запрещено".

— Использовать оружие в личных целях?

— Нет, людей стрелять. Без дела, во всяком случае. Ну так что, выглядит жестоким и несправедливым?

— Пока что только очень странным. А вот... я правильно понимаю, что у вас капитализм?

— Ну, смотря что вы понимаете под капитализмом. В нашем историческом курсе капитализм — это доджихадный строй, ну вот как был раньше меркантилизм, потом стал капитализм.

— Ну, свободный рынок?

— В этом смысле да. Только я как раз и начал объяснять, что то, что мы понимаем под капитализмом, это, в общем, не свободный рынок.

— То есть более свободный, чем при капитализме. Не совсем понятно, но... а тогда скажите, у вас свое жилье есть?

— Да, есть. Только квартира... ну, примерно, как у Кати, однокомнатная, только у меня санузел раздельный, кухня за стенкой и прихожая побольше, в нее два велосипеда поставить можно.

— В мою прихожую тоже два велосипеда можно поставить! — с неожиданной обидой сказала Катя.

— Ага, только у тебя это получится баррикада. А у меня мимо них можно будет пройти.

Олег появился из зарослей, составил бутылки с водой рядом с рюкзаками, заглянул в котелок, потом оценил работу Рудольфа. Тот уже приноровился и собрал около полусотни патронов (на третьем десятке он сбился со счета). На олегово ворчание, что гатлингу это на полсекунды, Рудольф резонно ответил, что он предупреждал, что заряжание одной ленты вручную займет дня полтора, а то и два. Потом Олег уточнил у Кати, требует ли готовка ее внимания в течении ближайших пяти минут, и может ли она ему помочь притащить лесину. Катя заглянула в котелок, сказала, что, наверное, без нее оно минут пять как-нибудь справится, и они с Олегом исчезли в зарослях. Рудольф решил продолжить прерванный разговор:

— Итак, Олег, вот, у вас есть недвижимость. Замечательно. А как у вас с ипотечным кредитом?

— Вы всё жестокость и несправедливость ищете? Нету у меня кредита. Хотя да, это как раз за жестокость и несправедливость вполне сошло бы, но... Вообще, у нас нельзя праймари резиденс изымать в рамках ответственности по долгу. Поэтому у нас невозможно взять кредит под залог праймари резиденс. Поэтому ипотечных кредитов в этом смысле у нас вообще нет... под доходные дома или под офисы, конечно, берут, но... предупреждая ваш следующий вопрос, смотря какую квартиру и смотря на какую зарплату. Но вообще-то можно. Мне, правда, еще родители немного помогли.

— Но ведь... а как же...

— А что вас смущает? Ну, на самом деле, вопрос риторический. Я понимаю, что в рамках того, чему вас учили под названием политэкономии капитализма, это невозможно. Вас ведь учили, что цены на недвижимость могут только расти, и про то, что вложения в недвижимость самые выгодные...

— А разве это не так?

— Конечно же не так. Особенно если говорить про недвижимость какого-то определенного назначения, например, жилую. Постоянный рост цен на недвижимость наблюдается только в условиях постоянно растущей денежной массы. К тому же, если рост денежной массы организуется путем кредитной эмиссии, то цены на те товары, которые легко купить в кредит, то есть на ту же самую недвижимость, растут непропорционально.

— Но как же...

— Вы хотите спросить, как же экономика может расти без роста денежной массы? Собственно, а в чем проблема? Экономика растет, товарная масса растет, добыча золота тоже растет, правда, медленнее экономического роста, так что цены все равно падают...

— Но ведь дефляция... если будет дефляция, то все будут накапливать деньги, вместо того, чтобы потреблять...

— Ну... все-таки ни один нормальный человек не может накапливать деньги до бесконечности. Во-первых, что-то есть и пить надо, где-то жить надо, на чем-то на работу ездить надо. Да даже и для товаров не первой необходимости... ведь до Исхода цены на компьютеры и гаджеты падали очень быстро, тем не менее люди их покупали, не дожидаясь того, пока цены упадут. Или модные тряпки — в конце сезона на распродаже их ведь можно купить гораздо дешевле, тем не менее...

— Ну, модные тряпки особая статья...

— А так посмотреть, любой товар получится особой статьей. Хотя, конечно, структура потребления сильно изменилась по сравнению с доджихадной, и структура цен тоже. Особенно на недвижимость. Подождите, нам тут с лесиной скоординироваться надо.

Некоторое время из коммуникатора раздавались пыхтение, кряхтение и невнятные переговоры, которые вызвали у Рудольфа невольные эротические ассоциации. Потом Олег сказал:

— Так, теперь моя работа ее нести, а твоя работа тянуть ее горизонтально. На счет один пошли. Три, два, один...

Сил продолжать разговор во время транспортировки дерева у Олега не было, так что Рудольф сосредоточился на своей работе, время от времени поглядывая в сторону котелка. Котелок мирно булькал и пах мясом и лавровым листом. Олег с Катей и деревом появились довольно быстро, Олег нес комель лесины на плече, а Катя подтягивала ее за ветку. Это была сухостоина с комлем сантиметров десять в диаметре и высотой метров пятнадцать. Как понял Рудольф, большинство веток обломались не в процессе транспортировки, а когда лесина еще стояла.

Используя мачете, Олег отрубил от лесины крупные ветки и три куска от верхней части ствола. Потом дело пошло медленнее. Олег прорубал при помощи мачете в стволе клиновидную выемку, а потом клал лесину на спину лежащему борьке и прыгал сверху. Ствол ломался, но чем дальше, тем глубже приходилось рубить и тем большее число попыток требовалось, чтобы сломать дерево. Нижние пять метров ствола Олег разделывать не стал, сказав, что мы на этом бревне будем сидеть за ужином.

В качестве еды, как и на обед, была густая похлебка из мяса и картошки. Олег сказал, что на этом свежие продукты у них кончаются, и дальше придется питаться консервами и крупами. Потом они выпили чаю с шоколадом и стали устраиваться спать. Олег развернул палатку; она была номинально двухместной, но довольно просторной, так что Рудольфу внутри можно было устроиться. Олег почему-то счел нужным предупредить, что он не по этим делам. Впрочем, после короткого раздумья, Рудольф сказал, что будет спать на улице.

Для обороны от страусов Олег выдал ему прибор ночного видения и арбалет, а вместо стрел предложил использовать пустые гильзы, заряжая их донышком вперед, только предупредил, что лазерный целеуказатель рассчитан на дротики соснотворным, а с гильзой придется брать выше. Еще он показал, как заряжать арбалет и снимать его с предохранителя, и строго-настрого наказал ни в коем случае не спускать курок, если на ложе нет стрелы. Как он сказал, об этом же предупреждала и желтая надпись латиницей по внутренней стороне лука: "DO NOT DRY-FIRE". Рудольф наконец-то разрешил загадку, мучившую его весь день — как Катя не уронила дротик, когда бежала к вертолету со взведенным арбалетом: стрела удерживалась на ложе при помощи металлической планки.

Олег сказал, что с лелика уже были видны обработанные поля. Надо будет завтра взять чуть западнее и постараться выйти прямо к ним. Если до обеда сможем пройти это расстояние, там же наверняка есть дороги или хотя бы тропы до Купоросного Рудника. По тропе, да еще без лыж, можно бегом, так что будем на месте не то, что к вечеру, а и к ужину...

— Если только проблем с местными не будет. — скептически сказал Рудольф.

— Если не будет. — согласился Олег. — Если что, у нас два короба патронов, потратим на подкуп населения...

— Глава 8. Сигнал Савамуры

— Рудольф, светошумовую! И потом сразу слезогонку. — скомандовал Поль.

Рудольф запустил светошумовую. Он уже приноровился к земному миномету, простому, как компьютерная игрушка: выбрать мину нужного типа, выдернуть чеку — курсор в компьютере станет зеленым — навести курсор на цель, нажать клавишу — курсор станет желтым — и бро­сить мину в трубу. Дальше мина все делала сама.

— А слезогонку куда?

— Прямо по ним... нет, ветер западный, метра три от них на запад.

— Есть метра три от них прямо на запад!

Мина с шипением ушла в небо. Ее двигатель работал на перекиси водорода. Через выданные Рудольфу инфракрасные очки на фоне холодного ночного неба хорошо был виден горячий па­ровой выхлоп, но лишенные приборов ночного видения сектанты не могли так легко определить позицию миномета.

Рудольф вгляделся в экран. Три дрона и спутник снабжали его детальной картиной театра бое­вых действий. Олега легко было опознать по вставленному в шлем инфракрасному светодиоду. Он прыгал боком, постоянно поворачиваясь назад к сектантам и демонстрируя им автомат с еще горячим стволом. Рядом с ним... ну, борьку всяко ни с чем не спутаешь. Стволы его гатлинга ярко светились. Громоздкая фигура в броне — это Катя. Заложник... как его, черт? Александр? Стоп, а почему рядом с Олегом и Катей двое небронированных людей? Если один — землянин, то кто второй? Они сами захватили заложника? Рудольф решил не отвлекать Олега вопросами, так или иначе скоро они придут к позиции и все выяснится само собой.

Потом Рудольф вдруг осознал, что самым логичным для землян было бы сейчас оставить Рудольфа на месте и идти прямо к кораблю. И, разумеется, заблокировать компьютер — и Рудольф остался бы с одной рукой, одним пистолетом и одной обоймой против целой деревни не­дружелюбно настроенных сектантов. Никакого плана на этот случай у Рудольфа не было — предпринимать враждебные действия против землян было бы странно, да и они бы первым де­лом опять-таки заблокировали бы ему компьютер. Интересно, если запустить эту мину без компьютера, она вообще куда-нибудь полетит? Или она даже двигатель не будет запускать, пока цель не выбрана?

— Рудольф, у вас там зажигательные мины далеко? — спросил Пашка. — Надо бы этих ребят чем-то занять на остаток ночи.

— Не стоит. — подал голос Олег. — Что ты собрался поджигать? В домах нонкомбатанты, а в амбарах...

— Они еще урожай не собрали.

— У них, как я понимаю, там должны быть семена на второй посев. — неожиданно для себя сказал Рудольф.

— На какой посев? Ладно, это вы потом объясните. Но чем-то занять их все равно нужно...

— Да не сунутся они ночью в лес, они же уже знают, что у нас есть приборы ночного виде­ния. — оптимистически сказал Олег. — Рудольф, вы там сами свернуться сможете?

— Попробуем.

— Тогда сворачивайтесь и идите к кораблю.

— Так я же не знаю, где корабль.

— Где юго-восток знаете?

— Примерно.

— Ну идите тогда прямо на юго-восток, мы вас потом подкорректируем, если что.

— Слушаюсь. — сказал Рудольф.

— Во! — восхитился Пашка. — Это я понимаю, это военная закалка. Надо у нас такую же дисциплину учредить.

— Ага, при помощи сковородки. — фыркнул Олег.

Судя по изображению в компьютере, они уже подошли к границе леса. Признаков преследова­ния не было. Сектанты выползли из облака слезогонки и стали собирать раненых. Катя из гат­линга на поражение не стреляла, но многих посекло рикошетами, да и Олег в образовавшейся суматохе, похоже, кого-то приложил, только неясно, из автомата или руками-ногами.

Собираться было недолго, но Рудольф со своей рукой, конечно же, не мог сделать это самостоя­тельно. Он попросил Нафанаила прицепить кассеты с минами на раму его экзоскелета, а сам миномет отдал Нафанаилу. Тот начал было бормотать что-то насчет того, что его же обещали потом отпустить. На это Рудольф возразил, что если он сейчас пойдет в деревню, его там непра­вильно поймут. Нафанаил вынужден был признать это соображение разумным.

Нафанаила они подобрали по дороге. В сектантской деревне, к которой они вышли из укре­прайона, их встретили хлебом-солью и накормили обедом, но, как выяснилось, все-таки отпра­вили гонца в Купоросный Рудник. В экзоскелетах они этого гонца, разумеется, легко догнали и перегнали. Он был еще моложе тех сектантских пацанов, которые ходили сдаваться в корлаге­ря, лет десять, не больше. Но потом, когда Олег стал объяснять план операции, он почему-то сказал, что времени у них мало, надо уложиться до момента, когда гонец добежит до Рудника, поэтому операцию придется проводить до темноты. Рудольф ответил, что гонец-то как раз проблема легко решаемая. Олег с этим удивительно легко согласился.

Рудольф уже предвкушал кровавую сцену и разочарование Кати в лицемерных землянах, но Олег поступил более гуманно. Они устроили привал на лужайке возле пересекавшего тропу ру­чейка и стали пить чай с шоколадом. Когда их нагнал запыхавшийся гонец, Олег напоил его чаем, угостил шоколадом и предложил передвигаться дальше, держась за раму экзоскелета — дескать, таким манером будет, конечно, не очень комфортабельно, но быстрее и, в общем, легче, чем своим ходом. Гонец согласился.

Упаковав боеприпасы, Рудольф с сектантом пошли, как было велено, на юго-запад. Лес был с преобладанием дубов и редким подлеском, поэтому Рудольфу идти было довольно легко. Нафа­наил с минометом в обнимку постоянно спотыкался и отставал, а запасного прибора ночного видения земляне не оставили. Фонарь тоже остался в переметных сумах робота. Хотя, даже если бы и был фонарь, Рудольф не рискнул бы себя так грубо демаскировать. Вскоре Рудольф вынужден был признать, что далеко в таком темпе они не уйдут, и доложил о проблеме земля­нам. После некоторого обсуждения с Альфой и со своими компаньонами, Олег забрал робота и отделился от своей группы. По прямой до него было метров двести, так что он подошел бук­вально через пару минут. Сектанта вместе с минометом посадили верхом на робота и, наконец-то, нормальным темпом двинулись к кораблю.

Здесь, на юге, леса были гораздо более редкими, чем в Средиземье. На южных склонах холмов деревьев совсем не было. На таком вот пологом безлесном склоне, километрах в полутора от деревни, и стоял корабль. Рудольф беседовал с Олегом Владиславом и тот воспроизводил ему по памяти рисунки Злотникова, но все равно он почему-то представлял себе земные корабли в виде небольших летающих тарелок. Настоящий земной корабль был довольно большим, с трех­этажный дом высотой — вроде бы, больше, чем следовало из рисунков Злотникова. Возможно, дело было в том, что корабль Злотникова был одноместный, а этот двухместный?

Корабль сто­ял на трех коленчатых ногах, а между этими ногами из днища торчала большая параболическая дюза. Корабль был чуть теплее окружающей местности, но никакого освещения через прибор ночного видения заметно не было. Где-то в верхней части корабля, как раз на уровне третьего этажа, был открытый люк, от которого вниз шла крутая выдвижная лестница, достававшая до самой земли. У лестницы стояла группа из четырех человек, и двое из них обнимались и прыга­ли друг вокруг друга. Олег прибавил шагу, и вскоре они присоединились к этой группе.

Один из обнимавшихся оказался девушкой. Она была невысокой, лишь ненамного выше Ру­дольфа, и обладала весьма выдающейся грудью. Она подскочила к Олегу и с визгом повисла у него на шее. Впрочем, Рудольфу показалось, что делала она это как-то с меньшим энтузиазмом, чем с тем, с кем она обнималась раньше. Рудольф попытался отследить реакцию Кати, но та была в шлеме с опущенным забралом.

Второй из обнимавшихся был молодым мужчиной. Как и Олег, он был чуть выше среднего ро­ста и спортивного телосложения. Он направился к Рудольфу с протянутой для пожатия рукой. Рудольф счел неудобным знакомиться, имея на лице инфракрасные очки, и снял их. Оказалось, что на корабле все-таки стоит прожектор, или скорее фонарь, по мощности соответствующий примерно двухсотваттной лампе накаливания.

— Александр. — представился подошедший землянин.

— Капитан КОМКОНа Рудольф Михаил. — сказал Рудольф.

У Александра отвисла че­люсть. Некоторое время он стоял, хлопая глазами и подбирая слова. Потом он подергал Олега за рукав (девушка к этому моменту от Олега уже отцепилась), потыкал пальцем в Рудольфа и спросил:

— А... это что, тот самый Рудольф?

— Да. — с довольным видом подтвердил Олег.

— А... А что он тут делает?

— Длинная история. — сказал Олег.

— Ну расскажи уж, а то...

— Не расскажу. Стыдно. А впрочем... Так получилось. В общем, я его вместе с вертолетом угнал.

— А... а зачем ты его сюда притащил???

— Ну... нас же... ну, не то, что сбили, но, в общем, свалились в болото посреди укрепрайона, за сто пятьдесят каме от Андуина. И что мне было с ним делать? Нет, серьезно? Я ему предлагал рюкзак с едой и пистолет с одним патроном, он почему-то не согласился.

— А... подожди, так это он артподдержку обеспечивал?

— Да.

— А... — Александр зачем-то вытер руку о штаны, и протянул ее Рудольфу для пожатия. — Извините.... и спасибо за миномет.

— Пожалуйста. — мрачно сказал Рудольф, но протянутую руку все-таки пожал. — Только... все-таки, по-моему, от катиного выхода с гатлингом пользы было гораздо больше, чем от моего миномета.

— Как сказать. — вмешался в разговор Олег. — Без минометной поддержки они гораздо бы­стрее смогли бы организоваться, Катя до нас и не добежала бы...

Четвертый из группы оказался сектантом, причем не просто сектантом, а старостой деревни. Олег в суматохе захватил его в заложники. Звали его Афанасий. Из объяснений Рудольф по­нял, что группировка с автоматами, державшая в заложниках Александра, поддержкой старосты не пользовалась. Во время похода через лес Александр с Афанасием обсуждали вопрос, в каком качестве от Афанасия будет больше пользы — в качестве заложника или дать ему парабеллум. Сошлись все-таки на том, что воевать против своих старосте неудобно, поэтому он лучше побу­дет заложником.

За время разговора об этом глаза Рудольфа более или менее отошли от инфракрасных очков и привыкли к светодиодному прожектору, так что он смог разглядеть не только контуры фигур своих вольных и условно вольных компаньонов, но и их одежду и черты лица.

Афанасий был одет в домотканые штаны, кожаные мокасиноподобные туфли, крепившиеся к ногам онучами, просторную рубаху и кожаный жилет. В жилете было что-то странное, и лишь приглядевшись, Рудольф понял, что именно. Жилет был сшит не из кожи, а из коровьей шкуры щетиной наружу. Сектант был стрижен под горшок и имел густую окладистую бороду. По­скольку борода закрывала почти все лицо, возраст его можно было оценить лишь по количеству седины в бороде. Как и остальные виденные Рудольфом сектанты, он был невысокого роста, худ и жилист.

Александр был одет в грязную и рваную футболку и столь же грязный полукомбинезон, цветом и фактурой ткани напоминавший джинсы, а покроем и количеством карманов — полевую воен­ную форму. На ногах у него были ботинки из нубука или какого-то синтетического материала под нубук, с высокими голенищами и застежками, конструкцией напоминавшими застежки гор­нолыжных ботинок. Его длинные, почти до плеч, слегка вьющиеся волосы были перепутаны, в них застряла солома и какой-то еще мусор.

Грудастая девушка — ее представили Рудольфу как Аню — была одета в обтягивающие ноги штаны— "велосипедки" черного или темно-синего цвета (в свете прожектора разглядеть было не­возможно) длиной чуть выше колен, обтягивающую майку, разрисованную крупными тропиче­скими цветами, и легкую сине-белую куртку спортивного покроя. Она была плотного телосло­жения, под тонким слоем жирка угадывались хорошо развитые мускулы. На ногах у нее были тонкие черные тапочки. У нее были прямые темные волосы длиной чуть ниже плеч, которые она собрала в "конский хвост", и овальное лицо с правильными, но простоватыми чертами.

Нафанаил смотрел на Аню — главным образом, на ее ноги — широко раскрыв рот, так что вско­ре она спросила — "Вас смущает моя одежда? Может быть, мне сходить какое-нибудь полотенце намотать?". Тот несколько секунд хлопал глазами, а потом задал встречный вопрос — "А что, на Земле женщины юбки не носят?", чем привел Аню в полный восторг. Она объяснила, что вооб­ще-то носят, но в невесомости юбка — одежда не только неприличная, но и очень неудобная.

Аня была девушкой очень энергичной. Сейчас это, похоже, усугублялось радостью по поводу того, что все земляне наконец-то собрались в безопасности. Она быстро и без возражений со стороны остальной группы взяла контроль над ситуацией в свои руки, велела Рудольфа засунуть в автодок, Сашку отправить в душ, а Кате снимать броню и переодеваться в скафандр. На во­прос "зачем?" она сказала, что сейчас мужики приведут себя в порядок, сгрузим припасы и мы с тобой полетим на Альфу, а мужикам наш двухместник пришлем. По лицу Кати можно было догадаться, что она ожидала несколько другого плана действий, но возражать она не решилась.

Рудольф с помощью Олега освободился от экзоскелета и брони и вслед за Аней поднялся по лестнице в кабину корабля. Кабина была тесная. Стены и потолок практически полностью со­стояли из выключенных дисплеев и каких-то крышек и дверец с утопленными ручками и надпи­сями иероглификой. Дисплей на потолке над правым креслом был подсвечен и на нем танцевал неяркий фрактальный узор. Одна из дверец была полупрозрачной, за ней горел свет и можно было разглядеть силуэт моющегося землянина.

Большую часть площади пола занимали два горизонтальных противоперегрузочных кресла на массивных основаниях. Рудольф уже слышал, что кресла в этих кораблях катапультируемые, но он не смог заметить направляющих. Головные части кресел уходили в стену кабины. Аня нажала какую-то кнопку и из потолка над креслами выдвинулась полка с подушками. Аня ве­лела Рудольфу снимать китель, потом помогла ему снять майку и забраться на эту полку. Когда он выполнил это распоряжение, она размотала наложенную Олегом шину, уложила сломанную руку вдоль тела и нажала какую-то другую кнопку. Из той же ниши, из которой выезжала пол­ка, выдвинулась штуковина сложной формы на коленчатом кронштейне. Штуковина плавно проехала вдоль правого бока Рудольфа, потом резким движением переместилась к его плечу и прижалась к коже. Рудольф ощутил укол и почувствовал, что вся правая сторона тела немеет.

— А печень эта штука умеет лечить? — спросил Рудольф.

— Нет. Это все-таки специализированный аппарат: раны, переломы, обморожения, баро­травма... — объяснила Аня. — В крайнем случае, он может положить в медикаментозную кому и поддерживать в таком состоянии дней пять, как раз на перелет до базы. Регене­рация внутренних органов даже на Земле делается только под ручным контролем. Сей­час он закрепит вам кость и сделает экзоскелетик для руки и скобы на ребра. Неделю в нем походите, к тому времени сашкин корабль точно прилетит, его автодок вам все это снимет. В крайнем случае, я думаю, ваши хирурги без особых проблем смогут их уда­лить...

Штуковина зажужжала, выдвинула два манипулятора, крепко схватила правое предплечье Ру­дольфа в двух точках и прижалась к коже приблизительно в месте перелома. Рудольф отвернул­ся.

Автодок включил какой-то высокооборотный двигатель, и Рудольф всем телом ощутил вибра­цию. Запахло горелой костью. Боли в анестезированной руке не ощущалось, но Рудольф понял, что ему сверлят кость, и невольно стиснул зубы. Аня сочла нужным его отвлечь:

— Рудольф, а скажите, у вас часто происходят деноминации?

— Я Олегу обещал не рассказывать про инфляцию. — мрачно сказал Рудольф.

Аня сначала не поняла, но потом хихикнула:

— Это вы ему обещали. А передо мной вы будете совершенно чисты. Так вот, про деноминации. Катя говорит, что одна была три года назад, и еще она помнит, что мама ей в детстве рассказывала про еще одну.

— А ей сколько лет?

— Девятнадцать ваших.

— Интересно получается. То есть, она семьдесят девятого года рождения, так? Одна дено­минация была в девяносто третьем лет, предыдущая в восемьдесят седьмом, предыдущая — в восемьдесят втором и в семьдесят пятом. Это ж сколько ей получается было лет? Три года, правильно? В этом возрасте она уже давно должна была быть в детском саду.

— Она говорила, что мама к ней в детский сад приходила чуть ли не до самой передачи в интернат. И ее дети за это ненавидели.

— Угу. Понятно.

— Что понятно? Как воспитываются отщепенцы?

Рудольф, памятуя печальный опыт при радиоконтакте, пробурчал что-то невнятно-примири­тельное.

— Ладно, извините. — тоже примирительно сказала Аня. — Так я правильно понимаю, что у вас интервал между деноминациями сокращается?

— Вроде бы, нет. Он никогда не был правильным, иногда пять лет, иногда семь...

— И на сколько нулей?

— Обычно, на девять.

— То есть, получается, вы в среднем по полтора нуля в год добавляете?

— Ну, три нуля за два года... да, примерно так и есть.

— А, извините, в чем смысл?

— Ну, тут теоретические дискуссии на эту тему идут, а смысл чисто практический: мы же пытаемся учесть уроки советского опыта. В частности, избежать дефицита. А для этого нужны плавающие цены на товары народного потребления. И еще у нас экономика ма­ленькая, а люди, сволочи, зарплату им начислят, они ее с карточки снимают и не всю тра­тят, а потом в конце месяца банкоматы зарядить нечем, вот и допечатываем. А потом раз — и из загашников все это выплескивается опять на потребительский рынок, приходится цены поднимать.

— А зарплаты привязаны к индексу потребительских цен?

— Да. А как вы... а, ну да. И что, это распространенная ситуация?

— Ну, я бы сказала, распространенные грабли.

— А как из этого выходят? У нас постоянно спор идет — либо сделать полностью безна­личный оборот, а нам в ответ "Большой брат смотрит на тебя", чуть ли не печать Анти­христа вспоминают.

— Какую печать Антихриста? В смысле, без которой никто не сможет продавать и поку­пать?

— Ну да. Так как выходят-то?

— Выходят... знаете, я боюсь, наша рекомендация вам не понравится.

— А в чем она состоит-то?

— Грубо говоря, в том, чтобы не допечатывать деньги.

— А как же... то есть, вообще не допечатывать? А зарплату чем платить?

— Теми деньгами, которые предприятие получает за продукцию.

— Угу, хозрасчет. Плавали, знаем. А чем платить зарплату рабочим предприятий группы "А"?

— Какой группы?

— Ну, которые производственное оборудование производят.

— Ну, я же говорила, что наша рекомендация вам не понравится. Конечно же, промышлен­ное оборудование должно продаваться за те же деньги, что и потребительские товары.

— А предприятия группы "Б" должны покупать его тоже из своих доходов?

— Разумеется.

— Так это же капитализм получается.

— Не обязательно. Или вы под капитализмом любую рыночную экономику понимаете?

Внутри правой руки Рудольфа что-то сломалось с оглушительным щелчком. Рудольф вскрик­нул от неожиданности и от мысли, что сломалась кость.

— Не пугайтесь. — сказала Аня. — Это он фиксаторы скоб раскрыл. Теперь скобы стоят, осталось разрез зашить и прикрепить скобы к внешней раме.

— Да я вроде... Вроде умом понимаю, что... А все равно как-то страшно, что эта железяка во мне ковыряется.

— Ходить с кустарно наложенной шиной по любому хуже.

— Тоже верно. А с этими скобами потом в душ сходить можно будет?

— Первый день не стоит. Потом разрезы затянутся, можете хоть в деревне в баню...

— Гм. Понятно. Что-то по итогам общения с деревенскими у меня не сложилось впечатле­ния...

— Олег с Сашкой убеждены, что это небольшая фракция, не пользующаяся безоговорочной поддержкой всей деревни. И староста то же самое говорит, хотя, конечно, в его положе­нии и не такое скажешь... В любом случае, мы им зубы убедительно продемонстрирова­ли... Я думаю, больше такого рода проблем не будет. Эй! — Аня неожиданно спрыгнула со своего насеста и застучала кулаком в дверь душевой кабины. — Сашка, поимей со­весть, ты что там, бриться собрался???

Дверца приоткрылась и оттуда высунулась мокрая физиономия:

— Так я уже это... полморды побрил, как я такой дальше ходить буду? Я ж все-таки не про­сто так, а посланец Земли...

— А воду где брать будем??? Из реки, что ли?

— Ну да, я и собирался взять борьку и привезти полтонны...

— Ага, и она до утра будет через фильтр капать. Молодец!

— А куда ты вообще торопишься? До утра они в лес по любому не сунутся. Переночевали бы, а утром, на свежую голову...

— Я хочу быстрее стартовать. О вас же забочусь, между прочим. И с юга грозовой фронт идет....

— А что тебе грозовой фронт? Поднимешься повыше....

— Там облака на тридцать каме, повыше — это куда? На сорок? Там же уже турбины не тянут, и радаром ведь зацепят...

— Так у тебя же крыльев нету, что тебе облака?

— Я в кучевых облаках боюсь, особенно в здешних. Так что это... в общем, иди, зови Олега и добривайся водой из реки. Посланец.

Рудольф не знал, показалось ли ему, или он действительно заметил в отражении в блестящей поверхности выключенного дисплея, что на словах "я в кучевых облаках боюсь" Аня стрельну­ла глазами в его сторону — дескать, ничего я не боюсь, но не при нем же объяснять настоящую причину. Близость грозы действительно ощущалась, давление падало, а влажность росла. Дверца захлопнулась, шум воды стих и зашумели вентиляторы. Рудольф хихикнул:

— Да, с дисциплинкой у вас не очень. Кто у вас за старшего-то?

— Сашка в левом кресле сидит, то есть, формально, он первый пилот — ответила Аня.

— И с субординацией тоже.

— И сильно ли вам помогла ваша субординация? — спросил вылезший из душа Александр.

Рудольф не нашелся, что ответить. Александр, совершенно не стесняясь присутствия Ани, до­стал из лючка в стенке кабины пышное белое полотенце и стал вытираться. Насчет побритой полморды он преувеличил, выбрита была только одна щека. Потом он извлек из другого лючка трусы, носки и футболку и быстро облачился в них, а полотенце намотал на голову в виде тюр­бана. Штаны и ботинки он надел те же самые, в которых его спасли.

— А что. — спросил Рудольф. — Чистое белье у вас есть, а чистых штанов нету?

— Чистые штаны есть, но я их Олегу обещал. Он ведь так в штанах от вашего майора и бе­гает. — ответил Александр. — Кстати, про белье. Хотите, мы вам нашу фирменную фут­болку подарим?

— У вас еще и фирменные футболки есть?

— А как же! — сказал землянин и извлек из того же лючка красную футболку с белым ри­сунком.

Он развернул ее и приложил себе к груди. На рисунке был изображен деревянный корабль с высоким дощатым бортом и мачтой с порванным прямым парусом. Корабль с большим креном сидел на скалах и об эти скалы плескалось бурное море. Над кораблем был нарисован вертолет, который спускал на тросе надутый спасательный плот. Приглядевшись, на борту корабля можно было разглядеть четырех человек в арафатках и просторной одежде из тол­стой ткани. Один был повыше ростом и бородат, трое других выглядели несовершеннолетними. Все они махали руками.

— Это что? — спросил Рудольф. — Ной и как их там... Сим, Хам и Яфет?

— Типа того.

— И что, колонисты на такие футболки не обижаются?

— На Валгалле мы такие футболки продавали с большой прибылью. Там же и печатали, кстати.

— А чем они расплачивались?

— За футболки? Своими деньгами. Они, кстати, в конечном итоге тоже к золотому стан­дарту пришли...

— И вы прямо вот золото с планеты вывозите?

— Сашка, поимей совесть! — прервала своего первого пилота Аня. — Давай я Рудольфу про Валгаллу объясню, а ты иди Олега зови. И скафандр для Кати захвати.

— Какие все строгие. — пробурчал Александр, а потом, спохватившись, спросил. — Так ты что, Катю в душ не пустишь?

— На орбите помоется.

— А не жестковато будет ей начинать знакомство с земной цивилизацией с душа в невесо­мости?

— Двигатели включим. Минут пятнадцать на ноль двух же не разоримся.

— Куда ты так торопишься?

Ответа не воспоследовало. Александр пожал плечами и достал из еще одного шкафчика что-то свернутое и блестящее, а потом круглый шлем с черным блестящим забралом. От шлемов бро­ни он отличался цветом — у брони затылочная часть шлема была покрашена в насыщенно-зеле­ный камуфляж — и наличием уплотнения по краю стекла, но по форме был очень похож. По­том он достал еще один предмет, судя по цвету относившийся к скафандру, но не имевший ана­логов у захваченного КОМКОНом скафандра Олега: коробку размером примерно с системный блок стандарта ATX с ручкой, лямками, как у рюкзака, решеткой вентилятора и несколькими шлангами с разъемами на концах. Когда он исчез в люке, Рудольф наконец-то сформулировал вопрос:

— А что, у вас на Земле считается приличным мужчине раздеваться перед незамужней де­вушкой?

Аня хихикнула:

— Земля большая. Кое-где да, кое-где нет. Это вы еще котеку не видели...

— Кого?

— Э... в общем, при папуасах официальный деловой костюм выглядел как... ну, в общем, они взяли за основу традиционную мужскую одежду, а это... Фаллокрипт. Ну, попросту говоря, футляр для пениса. Такая трубка, и она на нескольких ремнях крепится, вокруг бедер за основание, и вокруг шеи — чтобы она стояла вертикально.

— Вокруг шеи?

— Ну да. Эта трубка, она же длиной в зависимости от ранга. У генерал-губернатора Си­бирско-Уральского протектората она полагалась длиной до кадыка, а у Генерального Се­кретаря ООН — до переносицы. Я старые хроники смотрела, скажем, он когда на параде в День Единства на трибуне стоит, перед Оперным Театром, это же декабрь, в Новоси­бирске-то в это время холодновато, и вот он такой стоит, бедолага, а у него за спиной три холуя с вентиляторами, тепловую завесу создают...

— То есть как, вот эта трубка и больше никакой одежды?

— Ну... еще перья на голове и ожерелье. Ну, понятно, те, кому по статусу холуи не положе­ны, они по улице в плаще или пальто ходили, а только в помещении — ...

— Так подождите, и европейцы в такой одежде ходили?

— Ну конечно. Вся Общественная Палата протектората, да и генерал-губернаторов они обычно из местных назначали. Нынешний Генеральный Секретарь — он преимуще­ственно китаец по происхождению.... На три восьмых, если я ничего не путаю...

— Так и что там про Валгаллу? — вернулся Рудольф к прежней теме.

— О! — сказала Аня. — Валгалла это... как это сказать... алмаз в нашей короне. Это, пожа­луй, третья по экономическому развитию из всех колоний, после Альфы и Пепперленда... Ну, примерно, на одном уровне с Зиппангом. По населению они впереди, а по экономике ситуация не такая однозначная. В области традиционных технологий они не очень силь­но продвинулись, хотя их микросхемы и прецизионная техника некоторым спросом поль­зуются, и, кстати, они орбитальные платформы на заказ строят... И телеком, и наблюда­тельные, и обитаемые.... да и оружейные, это небольшой секрет. Довольно выгодный бизнес, их перегонять легко... Но главная их сила, это, конечно, биотех...

Когда Аня закончила эту фразу, в люк влез Олег. Он, также не смущаясь присутствия Ани и Ру­дольфа, быстро разделся и скрылся в душевой кабине.

— Подождите, подождите... — сказал Рудольф, когда дверца душевой кабины защелкнулась. — Алмаз в короне... где-то я такое слышал... Ост-Индийская компания, да? У вас правительственная монополия на торговлю с Валгаллой?

— Нет, конечно. У нас же свобода торговли. Канал через ансибль открыт, пишите письма да договаривайтесь, потом прилетайте и торгуйте. Часть проблемы в том, что гиперпри­вод... сама железяка не то, что, такая уж дорогая... если есть машины, чтобы сделать нуж­ные машины, разумеется... но проблема с подготовкой пилотов, там же частично ручное управление, и далеко не каждый может справиться. Фактически, навык управления пере­дается только при личном обучении. Нужно сделать не меньше десятка прыжков в спар­ке, чтобы можно было прыгать, не рискуя оказаться где-нибудь... в короне звезды... или в полуметре от астероида.

— А... вы же собирались с Катей лететь? То есть, вы умеете пилотировать гиперпривод?

— Да, конечно. У меня налет не очень большой, но я уже на права сдала. Сюда я нас вела. Я, кстати... — Аня хихикнула. — Точнее наших мальчишек вывожу, даже круче Поля. Я к Земле могу на двести тысяч километров выйти, да еще недалеко от плоскости эклиптики и в заданном секторе, Поль на двести пятьдесят, а Сашке с Олегом чуть ли не на лунную орбиту прыгать приходится. Я их постоянно пугаю, что будете меня обижать не по делу, уйду на коммерческие рейсы...

— А от чего это зависит?

— Неясно. Пытаются исследовать это явление, но безрезультатно. У некоторых пальцы чувствуют, у некоторых нет. Преобладает... ну, это не теория, это, скорее, фольклор. Что те, кто хорошо умеет рисовать...

— А вы умеете?

— Ну, так, на любительском уровне. В школе принцесс рисовала и рыцарей на белом коне... С цветочками... Сашка здорово рисует.

— Да, я здорово рисую. — подтвердил появившийся в люке Александр. — Ты большой ме­шок с консервами куда девала?

— Девала! — возмущенно фыркнула Аня. — В погребе.

— Угу. — сказал Александр, встал на четвереньки и исчез из поля прямого зрения.

В отражении в дисплее было видно, что он открыл люк в полу кабины и извлек из него рюкзак камуфляжной расцветки. Судя по весу и объему, рюкзак был набит чем-то плотным, возможно и правда консервами. Александр закрыл люк, влез в лямки рюкзака, с кряхтением, под­тягиваясь за ручки в стенах кабины, встал, и исчез снаружи.

— И много других пилотов?

— Насколько я знаю, сейчас во всем Известном Космосе около полусотни пилотов... Это если считать всех, которые чему-то пытались учиться... и вообще хоть немного способны контролировать ту точку, в которую попадут при прыжке. Из них человек двадцать ре­ально могут прыгать вблизи планет.

— А остальные тридцать? И чем определяется расстояние?

— Точностью, с которой пилот может нащупать границы гравитационного колодца плане­ты... и определить, тот ли это гравитационный колодец, какой нужен. Собственно, тут главная закавыка, из-за которой пилот, который может прыгать только в межпланетном пространстве, практически бесполезен. Если ты можешь прыгать только из межпланет­ного пространства, получается... ну, скажем, если прыгать от Солнца с земной орбиты из межпланетного пространства. Он, конечно, нащупает регион вокруг вашей звезды с примерно тем же потенциалом... как я понимаю, это примерно на вашей же орбите и есть... Беда в том, что ориентиры, планеты, он не чувствует, они для него слишком мел­кие. Он может попасть практически в любую точку на соответствующем расстоянии от звезды, то есть до вашей планеты на легком корабле ему просто не хватит топлива... или припасов. А давать ему такой корабль, чтобы он мог долететь до планеты с другой сто­роны системы, экономически невыгодно.

— Жестоко.

— А кому сейчас легко? В общем, реально, на весь известный космос сейчас есть около де­сятка пилотов, регулярно занимающихся коммерческой транспортировкой грузов и пас­сажиров между колониями. В принципе, если бы напрячься, можно было бы подгото­вить и больше, но есть второй ограничитель...

— Стоимость вывода груза на орбиту?

— Конечно. Крупнотоннажные грузы возить вообще невыгодно. То, что переносит большие перегрузки, как то вооружение и снаряга, которое мы вам пересылали, можно выкидывать пращей Болонкина...

— Это как?

— Ну, берется тяжелый самолет. На Земле для этого берут транспортники... собственно, мы частично на этом на Олега и вышли, он несколько раз нам с Земли груз вывозил... А на Альфе, где это впервые осуществили на практике, используют старые пассажирские сверхзвуковые. К самолету привязывают контейнер с крылышками... похож на тот, который вы видели, только по­больше и к нему еще разгонный блок прицеплен. При взлете он крепится под крылом, а потом его сбрасывают, а он привязан к большому самолету тросом за несколько точек. Его сбрасывают и выводят за хвост большого самолета и вверх, а потом трос разматывают... Он длинный, по-моему, километров десять...

— Я понял. — сказал Рудольф. — Мы это называли аэродинамической пращей.

— Вы использовали такие штуки? Зачем, у вас же нет даже спутников?

— Потому и нет... во время войны с Посадкой... как вы заметили, у них была очень хорошая система ПВО... и у них была ноевская производственная линия, они строили армию бое­вых роботов... не таких, как ваш борька, на гусеницах, как маленькие танчики, и не очень автономных... В общем, пандорцы сделали ядерный заряд, а мы... тогда у нас еще был запас углеродного волокна, мы переделали пять истребителей... поставили теплозащиту, заменили двигатели на прямоточные, переделали воздухозаборники... Четыре были ди­станционно управляемые, а пятый, лидер с пилотом-смертником... правда, у него, теоретически, было катапультируемое кресло, но на гиперзвуке... И выкинули их пращами... мы еще тогда могли строить тяжелые самолеты, и мы брали более длинный трос, тридцать кило­метров... на суборбитальную траекторию. И они... это во время Второй Мировой немцы делали эскизный проект бомбардировщика для Америки... он летит по суборбитальной траектории, потом входит в атмосферу, там разгоняется на прямоточниках и снова выхо­дит на суборбитальную траекторию...

— И они облетели вокруг планеты?

— Да. И вышли к Посадке с юго-востока, со стороны океана, где у них никакой ПВО не было. Пять... мы называли эти штуки ракетами, хотя, я не знаю, как правильно. Пять крупных городов, лояльных Посадке...

— А при чем тут спутники... а... ну да.

— Ну да. С тех пор, как у нас испортились отношения с Пандорой, все, похожее на вывод чего-то на орбиту, воспринимается как враждебный акт.

— Сильно. Я хотела спросить, куда же вы дели ноевскую производственную линию, но... в принципе, легко было догадаться... А из-за чего вы все-таки воевали?

— Я же говорил... впрочем, я это говорил Олегу, а не вам. Не знаю. В архивах нет ответа.

Аня замолчала. В наступившей тишине стало слышно, как шумит вода в душе и жужжит и по­щелкивает автодок. Рудольф тоже замолчал, но тут автодок снова включил свою дрель, и Ру­дольф решил отвлечься:

— Гм... это все безумно интересно, но вы же мне обещали рассказать про торговлю с Вал­галлой.

— Ну да. Так вот, главный ограничитель межзвездной торговли, это стоимость вывода гру­за на орбиту. Поэтому торгуют только мелкотоннажными грузами. Микроэлектроника, причем, чаще всего, микросхемы, а не готовые устройства, точная механика, углеродные и кремниевые нанотрубки вот еще выгодно возить. Биотех в этом смысле как раз при­влекателен, например, сорт семян, разработанный на заказ для климата данной конкрет­ной колонии... или какой-то биотехнологический препарат...

— А пассажиры?

— Ну, пассажиры есть, конечно. Только... Вы же знаете, что когда вы... в смысле, ваши предки, садились в ковчег, вы же все сидели в карантине, да?

— Ну да, зачем заразу с Земли...

— Вот вот вот. А на Земле-то никто в карантине не сидел. Поэтому, чтобы человека с Зем­ли или с Альфы пустить в колонию...

— И что, вы все тоже карантин проходили?

— Конечно. Полгода, все как полагается. Поэтому мы и базируемся на орбитальной стан­ции... впрочем, конечно, еще и чтобы на выходе в зону прыжка экономить... Прикиньте, что бы было, если бы Олег вам сюда притащил... да, хотя бы, просто свежий штамм грип­па. Мы еще не видели ни одну колонию, в которой здравоохранение было бы готово к такому. У вас же цивилизация рухнет.

— Ну... да, пожалуй.

— Ну вот. Поэтому в колонии... Пассажирами преимущественно исследователи ездят. Тор­говые дела удобнее по ансиблю улаживать. Ну, даже если кто едет туристом, то это при­мерно как космический туризм до постройки орбитального лифта. Это весьма небедному человеку надо отдать все сбережения и еще убить около года. Впрочем, находятся желаю­щие. Бывают те, кто покупает билет в один конец, чаще для детей, чем для себя, но это тоже редко. В общем, без постройки орбитальных лифтов это несерьезно.

— Ну хорошо, вы торгуете малыми объемами. То есть я правильно понимаю, что вы не чи­сто разведывательная группа, вы еще торговлей занимаетесь?

— Ну да. Частично мы финансируем разведку за счет торговых операций, главным образом с Валгаллой. Иногда наши корабли фрахтуют чужие грузы таскать, как раз те же самые орбитальные платформы перегоняем...

— То есть для вас разведка — это, в первую очередь, поиск новых рынков?

— Да, но не в первую очередь. С утратившей технологию колонией много не наторгуешь, а таких больше половины.

— А что в первую очередь?

— Если по бюджету разведывательного направления, то платежи благотворительных фон­дов. "Seeds", "Звездный фронтир". "Seeds" платят премию за любую найденную коло­нию и работают преимущественно с утратившими технологию — поставки семян и жи­вотных, адаптированных к местным условиям — кстати, как раз, в основном, Валгалла по их заказам работает — оборудования для раскрутки технологического производства, обучение... У них есть свои корабли, но иногда они фрахтуют и наши. У "Фронтира" есть премии за открытие технологических колоний, вы под их критерии подходите, вы же можете серийно делать микросхемы и летательные аппараты тяжелее воздуха. И есть премия за контакт с фракцией, включающей не менее сорока процентов населения плане­ты.

— А если контакта установить не получится?

— Чтобы не попасть в черный список того же "Фронтира", мы через полгода после откры­тия колонии должны опубликовать все собранные нами данные — координаты, фотогра­фии, радиоперехваты, информацию по языкам, сетевым протокола, кодировании радио­обменнов, общий отчет об операции... Блин, они что, сговорились? Одного выгнала, те­перь второй бриться собрался! — Аня снова спрыгнула и побежала стучать в дверь душе­вой кабины. Из кабины выглянул Олег, тоже с выбритой щекой:

— Ань, что ты дергаешься? Я же посмотрел, Рудольфу еще минимум пятнадцать минут подвергаться.

— Я не время экономлю, у нас воды мало!

— Был бы у меня такой кот... — меланхолично сказал Олег на старорусском. — Я бы, навер­ное, и не женился бы. Хозяйственная ты наша! — потом без паузы он сменил интонацию и перешел на средиземский. — Там же две трети...

— Еще Кате мыться. И я бы не против. А нам до зоны прыжка двое суток переться, да еще где на орбите Альфы выкинет, еще дня четыре до станции закладывать надо...

Олег вздохнул и исчез в душевой кабине. Зашумели вентиляторы.

— А системы регенерации воды у вас нету? — поинтересовался Рудольф.

— В этом пепелаце? Откуда? На альфийской станции есть, но там, как на ковчегах, второй и третий контуры — это оранжерея. То есть мы перегоняем жидкие отходы в вакууме, используем их для полива растений, а сухой остаток — на удобрения, потом конденсат от второго контура используем для мытья и полива оранжереи третьего контура, а уже испарения растений в третьем контуре собираем для питья. А в такой корабль как это запихаешь? Как в том анекдоте — "а теперь со всей этой херней мы попытаемся взлететь..."

Олег выбрался из душа и стал вытираться.

— То есть, что получается? — вернулся к теме прерванного разговора Рудольф. — Если мы в течении земного полугода не установим официальный контакт с вами, через полгода прилетит кто-то другой?

— Практически наверняка. — ответил Олег. — То есть, если ничего страшного не произой­дет, то мы тоже тут останемся. Если вы думаете, что от нас можно легко отделаться...

— А есть у ваших этих фондов какие-то правила на случай, если колония активно не хочет контакта?

— Вы, наверное, будете смеяться, но нету. А что, вы действительно активно не хотите кон­такта?

— Как вы сами отмечали, у нас есть влиятельные фракции, которые не хотят...

— Собственно... Я давно хотел задать вам вопрос, но все как-то не к слову приходилось. Я правильно понимаю, что до две тысячи четыреста десятого года по земному летоисчисле­нию у вас была работающая GSM сеть, а потом вы ее выключили?

Рудольф чуть не подскочил, но манипуляторы автодока сжали его так, что заболели ребра на ле­вой, неанестезированной стороне.

— Откуда... То есть, что, нашу сеть тоже было слышно???

Подскочила и Аня:

— Олег, ты хочешь сказать...

— А ты что, только сейчас это поняла? Это же Сигнал Савамуры!

— Сигнал Савамуры??? То есть они нас слышали???

— Ну конечно. А насчет они... То есть, вы слышите сеть CDMA на Харе?

— Хара?

— Бета Гончих Псов.

— Ну, что значит слышим? Разностный интерферометр чувствует наличие сигнала в этом диапазоне и можно оценить отношение зоны покрытия к площади планеты, но слушать переговоры мы, конечно же, не можем.

— И какова же ваша оценка этого отношения?

— Процентов шестьдесят. Я правильно понимаю, что они уже заселили почти всю сушу се­верного полушария?

— И южного тоже. Это же Зиппанг, одна из самых развитых колоний. Сигнал Савамуры... это вроде такой Земли Санникова. Две с половиной сотни лет назад Савамура дифферен­циальным интерферометром слышал на Бете Волос Вероники GSM сеть. Он стал соби­рать деньги на строительство фазированной решетки и установление радиоконтакта, но, когда они уже забетонировали фундаменты под антенны, сигнал пропал. Там был скан­дал, его обвинили в фальсификации, он потом чуть не застрелился... а потом у них была небольшая заварушка, и все про это забыли. А потом... они же никогда не были потерян­ной колонией, они-то сказали, что пойдем на Бету Гончих Псов, пришли на Бету Гончих Псов, и поселились там, как хорошие. Поэтому с ними установили контакт... ну практи­чески сразу же после изобретения гиперпривода. Ну и, естественно, они подняли записи про историю с Савамурой. Но тогда... тогда вообще боялись прыгать, почему-то очень боялись попасть на другую звезду и потом вообще не вернуться, поэтому прыгать просто так, на основании того, что двести лет назад кому-то что-то показалось... Ну и в кон­тактерском сообществе преобладающая точка зрения была такая, что профиль потери технологии... ну ни в одной колонии не было такого, чтобы была сотовая телефонная сеть на пятнадцать процентов площади суши, а потом ее бац и выключили в одночасье. Поэтому это должен быть глюк какой-то. И в вашу сторону ведь никто вообще лететь не собирался, вас искали на ближайших красных карликах, хотя преобладала точка зрения, что у вас... в общем, что вы не затормозили у цели.

— Как я помню, у Кси Волопаса и красных карликов поблизости не так уж много. — сказал Рудольф. — Нет, мы все-таки хотели нормальную планету, с нормальным климатом, с зи­мой и летом...

— Ну, это-то понятно, но что же у вас произошло с сотовыми телефонами?

— Ну, вы же сами сказали, что произошло. Бац, и выключили. Когда мы обнаружили, что в радиусе десяти световых лет есть другая колония и мы можем ее детектировать, стало понятно, что нас могут так же легко обнаружить... Собственно, первоначально это и была главная функция КОМКОНа...

— И вы не только выключили сотовую сеть, но и перевели большинство других радиоком­муникаций на средние волны, чтобы их закрывала ионосфера? Но это же... глупо. Вы мо­жете выключить сотовую сеть, но вы не скроете звезду класса G, воду, кислородную ат­мосферу и активный фотосинтез. Вы не так уж далеко от Земли, в шорт-лист третьей волны колонизации вы при любом раскладе попадаете. Черт подери, да при ваших по­севных площадях и при нынешних темпах прогресса детекторов вас скоро можно будет с того же Зиппанга засечь по спектру поглощения хлорофилла!

— Вы хотите сказать, что нам надо сокращать посевные площади или заменять хлорофилл на что-то другое?

— Да поздно уже вам что-то заменять. Кончились прятки. Ну, я понимаю, на изобретение гиперпривода вы никак не рассчитывали. Но третья волна колонизации вас при любом раскладе зацепит!

— А что третья волна? Если вы читали манифест нашего Ковчега, мы собирали людей, скептически относящихся к направлению развития земной цивилизации. Поэтому мы не верили даже во вторую, не говоря уж про третью волну... собственно, когда в течении ста лет никаких признаков третьей волны не было, логично было предположить, что этой третьей волны не будет никогда... И, если верить вашим рассказам, мы не так уж и оши­бались. Да, мы недооценили способность земной цивилизации к восстановлению, но...

— Но тогда зачем вам было прятаться от Зиппанга? Как раз, казалось бы, вам логично было бы держаться друг за друга... и какой вред вам мог бы принести радиообмен с Зиппан­гом?

— Скрыть от населения факт использования радарных антенн для интерферометрии и ре­зультаты измерений довольно легко. Скрыть строительство фазированной решетки для радиообмена и саму эту решетку...

— А зачем это обязательно скрывать?

— Ну... если вы не заметили, наше общество развивается достаточно... самобытным об­разом. При этом мы стараемся дать населению некоторые... средства контроля за прави­тельством. Если нельзя скрыть попытку радиоконтакта с другой колонией, то придется отвечать на вопросы, а значит и делиться информацией о самом факте радиоконтакта, то­гда население захочет комиссии по контролю за содержимым радиообменов. Если мы создание такой комиссии не разрешим... да, впрочем, даже и сами слухи о существовании другой колонии в зоне досягаемости для радиоконтакта...

— Вот вот вот, с этого места гораздо подробнее. Пойдут слухи о создании антенн для ра­диоконтакта, и что именно будет?

— Вы помните, что было с Советским Союзом, когда разрешили рок-музыку и кооперати­вы?

— Насколько я помню, у Советского Союза была куча других проблем, кроме рок-музыки...

— А вы всерьез думаете, будто у нас нет кучи собственных проблем?

— Гм. Аргумент. Проблем-то у вас, действительно, куча, но мне ваше общество как-то... э... казалось более контролируемым.

— Ну да, на стороннего наблюдателя наше общество, наверное, производит впечатление то­талитарного. Но это же слезы одни, а не тоталитаризм. Вот... я правильно понимаю, что вы некоторое время жили у Кати дома, воровали наличку в банкоматах, делали покупки, ездили на общественном транспорте?

— Да.

— И как вы себе представляете настоящее тоталитарное общество, в котором все это было бы возможно?

— Легко. Впрочем, что вы понимаете под словом "настоящее"? Если идеальное, то там, та­кое, конечно, невозможно. А в любом реальном тоталитарном обществе... Знаете, коло­нии дают довольно большую базу довольно чистых социальных экспериментов, поэтому реальные тоталитарные общества.... Большой брат, конечно, смотрит, но большую часть времени ему недосуг просмотреть все эти записи.

— Ну, если вы правы, то, наверное, это только усиливает мою мысль. Собственно... вы по­нимаете, что по тем же самым причинам... да, у нас много проблем, и контакт нам, навер­ное, необходим, но... неужели вот тот открытый контакт с публичным объявлением — это единственный вариант? Неужели нельзя как-то... э... более неофициально?

— Неофициальный контакт у нас уже есть. Мы вот с вами чем сейчас занимаемся? Разве не контактом?

— В таком случае, наверное, следует задать вопрос иначе — может быть, можно как-то бо­лее официально? И, самое главное, можно ли... э... не публиковать информацию через полгода?

— Нельзя. Во всяком случае, "Фронтир" нам после такого больше никогда ни талера не заплатит, да и вообще скандал будет. Я скажу откровенно, нам наша репутация в Извест­ном Космосе дороже вашей политической стабильности.

— Спасибо за откровенность. Но откуда ваш этот "Фронтир" вообще узнает, что вы нашли колонию?

— Во-первых, мы уже сказали об этом "Пасынкам Вселенной". — ответила Аня. — Это же их корабль. Мы им не говорили деталей, но догадаться, зачем именно нам этот корабль, слишком уж просто. Во-вторых, мы же не в тайге базируемся, и люди вокруг не идиоты. Когда группа дальней разведки сажает команду в карантин — значит, они считают, что кого-то нашли. Когда начинается короткие серии прыжков с планетарной орбиты и обратно — там уже почти все сомнения пропадают. Когда корабль не возвращается, а потом идет закупка туристической снаряги — значит, не только нашли, но у них планета земного типа и проблемы. А когда идет закупка брони и боеприпасов — там уже и ха­рактер проблем можно себе представить.

— И что, вот так легко все можно вычислить?

— А вы как думали? Прыжки мы скрыть не можем, диспетчерский канал открытый, а когда мы прыгаем обратно на Альфу, нам же целую полусферу вокруг планеты надо резервиро­вать. Вообще... на самом деле, с точки зрения вычислить, я вам самого главного не сказа­ла. Самое информативное — это, конечно, была закупка ленты и креплений для ГШГ. Это ведь сразу... во-первых, мы это брали не у обычного поставщика, а просто по интер­нету заказывали. Слухи сразу поползли. Во-вторых, мы закупали ленту и крепления, но не сам ГШГ. То есть это сразу выдает бездну информации. Это практически наверняка означает, что мы захватили... или купили ГШГ на планете, а значит... То есть это сразу выдает ваш технологический уровень и то, что вы... на контактерском жаргоне это назы­вается "из зоны Калашникова". Из потерянных на сегодня ковчегов таких три — вы, "Трипитака" и вторая колония "Беловодья". При этом мы три года собирали информа­цию именно по вам и "Силенду", а не по "Беловодью", а китайские ковчеги нам вообще не интересны. То есть для любого, кто минимально в курсе происходящего в контактер­ском сообществе, вывод очевиден. А там уже один логический шаг до того, чтобы по­смотреть ближайшие к Кси Волопаса звезды класса G, вспомнить про Сигнал Савамуры... и привет. Я думаю, новых гостей вам надо ждать не через полгода, а в худ­шем случае прямо вот на днях. Вся надежда на то, что ни у кого сейчас нет контактной группы в карантине...

— Ай!

Автодок снова раскрыл фиксаторы скоб, и сделал это с таким же громким щелчком, как и в пер­вый раз. После еще нескольких секунд жужжания он убрал манипуляторы и мелодично заулю­люкал.

— Ну что, отмучились? — сказала Аня, спрыгнула со своего места и нажала кнопку на авто­доке. Тот уехал в нишу в потолке — Слезайте. Можете посмотреть на свою руку.

Рука двигалась, но ничего не чувствовала. Предплечье было закрыто футляром из эластичной пластмассы. На ребрах был налеплен пластырь, под которым были видны и прощупывались две скобы, похожие на толстые степлерные скрепки.

— И что, мыться мне теперь нельзя? — спросил Рудольф, закончив самообследование.

— До завтра точно, а там... скорее всего, можно будет. Надо будет ближе к утру сделать вам укол родокаина. Когда анестезия закончится, может быть отходняк. — сказал Олег. — Вы по лестнице спуститься сможете?

— Не знаю, я же руку не чувствую.

— Ну пойдемте, попробую вас подстраховать. Вы же с одной рукой поднялись?

— Спускаться сложнее. И еще... Есть у вас чистая майка... только без картинок?

— На ваш размер и без картинок сложновато... — сказала Аня, и полезла в шкафчик. — Вот, только такие. Наверное, великовата будет...

Рудольф натянул футболку, и она действительно оказалась великовата, но не фатально.

— И вообще, забирайте все мужские тряпки, нам с Катей они не понадобятся, а горючку сэкономим. — как понял Рудольф, эта фраза относилась не к нему, а к Олегу.

Олег понял ее так же. Он вытребовал у Ани еще один рюкзак, выгреб в него, не разбирая, со­держимое двух шкафчиков, потом спросил — "а где спальники?". Аня выдала ему три тонких свертка и еще какую-то коробку. Потом откуда-то из-под кресла появился карабин с полиро­ванным деревянным прикладом и газовой трубкой, похожей на калашниковскую. Олег надел рюкзак, перекинул карабин через плечо стволом вниз, и вылез в люк спиной вперед.

Рудольф тоже полез спиной вперед, держась здоровой рукой за поручень. Путешествие до зем­ли прошло легко. Рудольфа сильно расстроили слова Олега и Ани про то, что через полгода к ним прибудут другие контактеры. С самого начала он подозревал, что земляне куда-то торопят­ся, кто-то им дышит в спину — иначе почему, например, Злотников пошел на посадку, не попы­тавшись даже расшифровать язык по телепередачам? Но все равно он как-то не ожидал такой жесткой конкуренции. Если это так, то получается, что все попытки сохранить секретность... "И ты как мальчик с пальцем, но дыр в той плотине не счесть. И почему ты кричишь, когда мы зовем тебя есть?". Но правду ли говорят земляне? Можно ли это проверить прежде, чем эти са­мые другие контактеры действительно прибудут?

— Олег. — спросил Рудольф, когда они достигли земли. — А вы ведь собираетесь устанавли­вать контакт с сектантами, правильно? — Афанасий недовольно фыркнул при слове "сек­тант", а реакцию Нафанаила заметить не удалось.

— Ну да, собираемся. И они тоже, вроде бы, выражали на эту тему...

— Но ведь... при этом ведь вы тоже должны будете рассказать координаты планеты?

— Разумеется. Но ведь, как вам объяснила Аня, сейчас уже почти все, кому это действи­тельно интересно, могут вычислить, кто вы и где вы. Это буквально чудо, если этого до сих пор не произошло. Поэтому мы в этом смысле почти ничего не теряем.

— Меня другое беспокоит. — прервал его Афанасий. — Понимаете в чем дело, те ребята, ко­торые вашего друга... Я их, конечно, осуждаю, но в одном они правы. Если мы устано­вим контакт с вами, цивилы этого не потерпят. Раньше... мы им были не опасны, и поэтому... Но если вы будете передавать нам технологии... Мы ведь не сможем их освоить сразу. Поэтому нам нужно оружие, причем такое, чтобы... может быть, даже атомное?

— Но ведь между вами и цивилами горы и старые укрепрайоны. — возразил Александр. — Они не смогут провести сколько-нибудь серьезную армию, а с тем, что пройдет, вы легко справитесь своими силами.

— Саш, ты не прав. — неожиданно поддержал сектанта Олег. — Мы же шли через этот укре­прайон, это не очень легко, но вполне проходимо, даже если и не знать троп. Тяжелая техника не пройдет, но пехота вполне, и пехота может тут наворотить дел.

— Каких дел??? Олег, ты мыслишь категориями современной земной войны. Да, если мне дать два батальона земной легкой пехоты и задачу привести все эти деревни в покор­ность, я бы взялся. Но здесь-то не земная пехота! Лошадей-то у них нет, роботов тоже. Чтобы пройти через укрепрайоны, каждому солдату только хавчика полцентнера потре­буется, то есть до деревень они дойдут полностью налегке. А кто им понесет патроны? По воздуху снабжать? Мне тут, пока ты мылся, Пашка показал ролик, как посылку об­стреливали. Как они будут воевать без патронов, объясни мне!

— Нахрапом они, конечно, не пройдут. — согласился Афанасий. — Но ведь... они же начина­ли строить дорогу через лес. Это не день и не месяц, но, как я понимаю, и не очень дол­го, год, край два... А по дороге можно и танки, и пушки...

— Саш, а может, правда, дать им оружие? Взвод легкой пехоты с парой тяжелых и коорди­нацией со спутника, по-моему, сможет прекратить любое строительство в этом лесу и любую коммуникацию по уже построенным дорогам. Ну, на крайний случай, два взвода, чтобы они меняться могли.

— А легкая пехота — это что такое? — заинтересовался Афанасий. — Рросто пацаны с авто­матами это вряд ли смогут...

— Ну, смотря какие пацаны... Вы же видели нашу полную броню с экзоскелетом, в которой Катя нас встречать вышла? — Афанасий кивнул. — Вот это и есть снаряжение легкого пе­хотинца. У нас автоматы редко используются, потому что броню они не пробивают, при­ходится гранатометами работать. А в ваших условиях автомат в самый раз, у цивилов-то брони нет. А тяжелый пехотинец — это такая шагающая штука с пушкой, на самом деле тоже экзоскелет на человеке. Вот он будет по тяжелой технике работать, ну и просто страх наводить. Части легких тоже можно гранатометы дать...

— Но эти же штуки... они же с моторами, правильно? Моторы-то на чем работают?

— Да на чем хотите. У нас они соляркой заправлены, которую мы с вертолета слили, а во­обще... на растительном масле ходят. Любой жидкий углеводород пойдет. Из ваших этих... сосновых желудей ведь можно масло выжимать?

— Да, но оно в пищу не годится... Что, неужели на нем пойдет?

— Надо будет попробовать. Должно.

— Но учиться же надо...

— Ваши... э... бойцы ходить умеют?

— Разумеется.

— А бегать?

— Ну... да, а что...

— Ну вот Рудольф за полчаса научился ходить в экзоскелете. Стрелять, как я понимаю, у вас тоже все умеют. Немного проконсультировать по тактике...

— А если они со стороны моря зайдут? Построят перевалочный аэродром на берегу моря, скажем, в Соане? Даже не построят, там же был аэропорт, его только расчистить да подремонтировать...

— Соан — это где?

— Это портовый город... был... чуть к югу от Посадки. — объяснил Рудольф.

— Может быть, по карте покажете? — спросил Александр и подошел к Рудольфу с открытым компьютером. Там была не карта, а крупномасштабная нарезка из спутниковых фотогра­фий. Береговая линия, впрочем, была вполне узнаваема. Рудольф ткнул пальцем в глу­бокий залив, похожий по форме на залив Святого Франциска.

— Да, это далеко за зоной действия ракетных установок. Они вполне смогут оттуда летать, если сильно вверх не высовываться... — согласился Сашка. — А против поддержки с возду­ха одним-двумя взводами много не навоюешь... Афанасий, а скажите, сколько бойцов вы реально можете выставить? Не разово на защиту деревни, а чтобы они... ну, чтобы они реально весь год, в том числе и сенокос, и жатву и что у вас там еще, были заняты? Не обязательно одни и те же люди весь год, но...

— Я понял, о чем вы говорите. Разово-то деревня, конечно, может все три сотни стволов, а вот чтобы вот так... Боюсь, что человека два-три, не больше... — и тут же его глаза заго­релись. — А вот если бы вы нам трактор прислали...

— А вам не влетит от кого-нибудь за поставку высокотехнологичного оружия в слаборазви­тую колонию? — спросил Рудольф прежде, чем земляне осознали предложение сектанта.

— От кого? — ответил вопросом на вопрос Олег. — "Seeds", конечно, активно против поста­вок огнестрела в полностью утратившие технологию колонии, но тут-то ситуация ин­тереснее. Тут-то часть колонии не просто с огнестрелом, а с танками и вертолетами... Вполне повод... гм... подровнять баланс сил. То есть, конечно, они нам такие поставки не оплатят, но снаряги на два взвода — это и не очень много по деньгам, даже если учесть поставки запчастей. Мы же не новые будем брать, а арми сурплюс... А насчет трактора... Понимаете, у "Seeds" другая политика, они начинают с поставки лошадей. Жеребенок, он не такой уж большой, и он же почти из одних ног состоит, он складывает­ся... ну, почти как борька. — Олег показал рукой на робота и сектанты, похоже, поняли, о чем идет речь. — Ему на плечо надевается дозатор со снотворным, укладывается в гнездо из пенополиэтилена и в герметичный контейнер с кислородным аппаратом. И в тяже­лую посылку... Прислать вам пару кобыл и жеребца валгалльской породы, они трех-четырех жеребят за раз приносят... только они неделю после рождения стоять не могут, им надо гнездо сделать, и подкладывать к вымени... прислать, и через шесть лет у вас уже целый табун... Вальгалльская порода, они, конечно, в седло не годятся, а вот в плуг или под вьюки — самое то, и соломой их подкармливать можно...

— Но у нас нет шести лет, как я понимаю. — резонно возразил Афанасий. — И вы говорите, соломой подкармливать, но ведь, как я читал, лошади одной соломой не могут питаться. Кормить-то их надо все равно зерном, а нам и летучие отряды в лесу поддерживать, и до­полнительное зерно на лошадей, рук-то не хватает...

— Нету шести лет. — согласился Александр. — Вообще, знаете, с обычным трактором вы тоже замучаетесь, ему же жидкое горючее нужно, и по вашим дорогам к дальним полям он не пройдет, ему надо просеки расширять. Надо поговорить с "Seeds", мы возили та­кой груз, на Пепперленде делают малыми сериями роскошнейшие паровые мотоблоки. На древесном угле, водотрубный котел с перегревателем, четверной компаунд... Ма­шинка круче, чем на наших ракетовозах стояла... если по ваттам на килограмм массы сравнивать... радиаторы, конечно, громоздкие, но легкие... Под плуг с тремя лемехами. Вы же отвальным плугом пашете?

— Мы отвальным, а в дальних деревнях, бывает, и сохой...

— Сохой... на коровах... мне сложно сказать что-то, кроме вы блин даете...

— Жить захочешь, и руками вскопаешь. — меланхолично сказал Афанасий.

— План модернизации сельского хозяйства вы потом обсудите — сказала спустившаяся по лестнице Аня. — Я предстартовый тест запустила, давайте, присядем на дорожку. — она уже надела скафандр с вентиляционным блоком на спине. Шланги от блока были присоединены к разъемам в боках скафандра, а вентилятор тихо жужжал.

— Давайте. — согласился Олег и тут же на месте сел по-турецки на землю. — Вообще, ум­ные люди присаживаются на дорожку с целью вспомнить, все ли взяли.

— В нашем случае, все ли выгрузили. — уточнил Александр. — Вовчика выгрузили, палатку выгрузили... черт, у нас три палатки получается, куда нам столько? Экзоскелеты вы­грузили, консервы выгрузили, тряпки выгрузили, спальники выгрузили, карабин ты нам отдала.... Фильтр для воды?

— Вот. — подняла Аня в руке похожую на термос штуковину с ручкой.

— Топор?

— Вместе с экзоскелетами, вон он. — показал рукой Олег.

— Очки инфракрасные?

— Там же.

— Компьютер запасной у меня. Парашют собрали. Получается, ничего не забыли.

— Получается. — резюмировал Олег.

Некоторое время они сидели в молчании, потом Аня приопустила стекло гермошлема и сделала в воздухе странное движение пальцами:

— Ну что, еще пять минут тестироваться. Пока мы с Катей поднимемся, пока рассядемся, пока вы отойдете....

— Я плющусь с этой женщины! — возмутился Александр. — Мне побриться нельзя, а она полный тест запускает!

— Я воду экономила, а не минуты собирала. Не ругайся, все равно же, пока я на Альфу не прыгну, Пашка станцию не оставит. Если бы мы сидели до утра, вам бы здесь лишних полдня пришлось куковать без корабля... Не ругайся.

Она подошла к уже вставшему на ноги Александру, и обняла его. Скафандр был довольно тон­ким и почти не стеснял движения. Некоторое время они стояли, обнявшись, потом она спросила:

— До связи?

— До связи. — согласился Александр.

Они разомкнули объятия, Аня подошла к Олегу, изобразила чмок в щеку (сделать это в натуре не позволял гермошлем скафандра), потом взяла за руку выглядевшую дезориентированной Катю и потащила ее вверх по лестнице. Остав­шиеся земляне, не теряя времени, подняли на ноги роботов (Рудольф только сейчас осознал, что у них теперь два борьки... или второго они называли вовчиком?) и повели группу от корабля в сторону леса. Теперь у всех были инфра­красные очки, поэтому, когда прожектор на борту корабля погас, никаких заминок не возникло.

Они отошли на сотню метров, когда за спиной взвыли турбины. Земляне оглянулись, но не остановились. Олег потащил их дальше со словами — "Сейчас пыли будет, не продохнуть". Пыль, действительно, вскоре почувствовалась, поэтому они продолжили движение и вскоре до­стигли опушки леса. Только там земляне остановились и повернулись лицом к кораблю. По­смотрел туда же и Рудольф.

В инфракрасные очки хорошо было видно облако пыли, поднятой и нагретой выхлопом турбин. Разглядеть сам корабль в этом облаке было невозможно, но, судя по направлению на звук, он еще стоял на земле. Потом вой турбин перешел в низкочастотный рев, а в гарнитуре голос Ани сказал — "Поехали". Источник звука стал подниматься, и вскоре он стал виден над пылью. На фоне холодного неба хорошо был различим и сам корабль, и его раскаленный, слегка пульсирую­щий выхлоп.

Корабль завис, убрал посадочные опоры, потом слегка наклонился, как вертолет, и полетел вверх и на юг, быстро наращивая скорость. Вскоре он превратился в яркую точку, за которой оставался клубящийся и быстро остывающий след.

— Ну что? — спросил Олег остальных. — Ужинать будем, или сразу баюшки? Времени-то далеко за полночь...

— Я ужинал. — ответил Александр.

— В смысле? — не понял Олег. — А, они тебя кормили?

— Ну да. Надо им отдать должное... молодая картошка, курицу зарезали... Хлеб у них тоже вкусный... Молоко только с привкусом, но если привыкнуть...

— Понятно. Мы-то тоже перед операцией почуфанили, пока темноты ждали. Афанасий... слушайте, как-то неудобно, вы же меня старше.... Вас как по отчеству?

— Андрианович. Я вижу, вы давно хотите спросить... мы нарочно выбираем такие имена, которых у цивилов в базе нету...

— Понятно. Да, Афанасий Андрианович, вы-то ужинали?

— Да я-то да...

— Значит, можно спать. Саш, будь другом, достань у меня в рюкзаке фонарик... в правом верхнем кармане... Ага. Рудольф, снимите, пожалуйста, очки, мне нужна ваша помощь в одном важном деле. — Рудольф послушался, и ему в глаза тут же ударил луч фонаря. — Я вот думаю... — не меняя интонации, продолжил Олег на старорусском. — Какова же реаль­ная вероятность того, что за двадцать лет так никому и не пришло в голову посмотреть вблизи на источник Сигнала Савамуры?

Рудольф понял ход его мысли и похолодел.

— Ага! — в голосе Олега зазвучала неподдельная радость. — И вы еще меня дразнили, что нельзя в разведку, типа, слишком выразительное лицо...

— Я.... Я клянусь, что я был рожден на этой планете! А это было еще до изобретения...

— Хех. Вы, конечно, поклянетесь, но чем вы это докажете? Даже если это и правда, вас же даже ваши собственные биологические родители могут не признать.

— База данных...

— Здешняя база данных булавкой открывается через любой банкомат.

— Ч.... что вы от меня хотите???

— Я вот как раз и думаю. Внедриться в контрразведку на капитанскую должность — это проект явно не на полгода. "Фронтир" нарушения своих пра­вил не любит. И торговаться тоже не любит. Вопрос... Что нам может дать ваша группа, чтобы мы вас не сдали "Фронтиру"?