Неведение Кингсли Бруствера

Неведение Кингсли Бруствера

Война ведь кончилась.

Почему же так тревожно? Маг прошёлся туда-сюда по директорскому кабинету, обходя расставленные повсюду стопки книг и столы с разнообразными магическими инструментами. Оставшиеся от предшественника странного вида конструкции тикали, стучали и как будто даже дышали, пускали искристые зайчики.

Что-то я упускаю из виду.

Взгляд поймал искажённое отражение. Маг приостановился, разглядывая прибор и гадая, для чего он может быть предназначен этот букет из гнутых металлических пластин, скреплённых серебряной паутиной и декорированных зеркальцами и драгоценными камнями.

Сейчас сверкающие стеклянные и металлические поверхности затягивала тьма. Что и понятно. Маг подошёл вплотную, склонился над столиком, и прибор отразил его лицо в виде многоглазого монстра, оскалившего белейшие зубы десятка толстогубых пастей.

Кингсли выпрямился, стирая с лица невесёлую ухмылку. Друзья в шутку называли его чёрным магом. Враги от него, характерного представителя своей расы — огромного, долгорукого, с чёрным свирепым лицом и глазами немного навыкате — попросту шарахались. И меньше всего ожидали изощрённой волшбы. Одного из самых сильных и опытных волшебников в Ордене Феникса неизменно забавляло, когда противник, опасающийся скорее кулаков могучего негра, чем его волшебной палочки, с изумлением на роже падал под ударом мгновенного заклинания.

Впрочем, Кингсли в схватке и кулаком не гнушался приложить, что в его исполнении было столь же действенно, как и отточенные до совершенства чары.

Ну и где же его носит, Избранного нашего? Он уже должен был вернуться. И откуда это недоброе предчувствие?

Не иначе наследство бабки-ведьмы сказывается. Мамбо одной из классических африканских традиций, она умела заглядывать в будущее. Кингсли пророческого дара не досталось, но он умел чуять. Интуиция позволяла сделать ему правильный выбор, шептала на ухо верное решение проблемы, колола в затылок иглой недоброго взгляда, предшествующего лучу вражеского проклятия. Вот и сейчас...

Война ведь кончилась!.. Отчего предчувствие кричит, что это ещё не всё?!. Гарри убил Волан-де-Морта, Пожиратели Смерти разгромлены, околдованные пришли в себя. Волшебный мир зализывает раны, потрёпанный Орден Феникса снова на коне... на фениксе. Что ещё нужно? Разве что дождаться Избранного и выслушать от него положительный ответ.

Вот только уж полночь близится, а Поттера всё нет.

Последние годы войны Избранный стал неким посредником между организацией и официальным правительством, которому были делегированы чрезвычайные полномочия. Именно поэтому Гарри отправился в Министерство, собираясь намекнуть Фаджу, что оные полномочия пора бы уже сложить. Война ведь кончилась.

Предчувствие царапало сердце. Кингсли фыркнул, коснулся волшебной палочки в кобуре на поясе и вышел из кабинета. Проскрежетала вращающаяся лестница, медленно сдвинулась каменная дверь.

За которой стоял долгожданный Поттер.

Избранный опирался на горгулью, вид у него был ещё более взъерошенный, чем обычно. Волосы дыбом в традиционном стиле неосторожного электрика, очки сидят криво, мантия перекошена.

Кингсли на мгновение показалось, что Гарри пьян. Расслабилась молодёжь после окончания войны, понимаешь...

Избранный поднял взгляд, и директор вздрогнул. В зелёных глазах плескались ужас, боль и неверие.

— Что случилось? — спросил Кингсли, торопливо отгораживаясь от случайно перехваченных ощущений.

Поттер помотал головой.

— Гарри? Что-то в министерстве?

Избранный кивнул, снова замотал головой.

— Он... Фадж... — пролепетал и, похоже, постарался-таки взять себя в руки. — Это Фадж.

— Что — Фадж? — осторожно спросил Кингсли.

— Это он. Министр.

Ну, с этим не поспоришь.

— Да, Фадж — министр магии, — согласился Бруствер. — Он согласился снять полномочия?

Гарри вдруг истерически расхохотался.

— Полно... ха-ха, мочия!.. Ой, не могу!.. Да ведь он, гы-гы, он же тот самый... — с подвыванием выдохнул, пытаясь успокоиться, и затараторил без пауз, глотая окончания слов: — Таятся во тьме и всегда двое их учитель и ученик один властвует другой алкает власти!.. Это он и есть!.. Волан-де-Морт был младшим Тёмным Лордом, а его учитель — Фадж!..

Кингсли моргнул. Перед его внутренним взором словно разрозненные фрагменты мозаики сложились, образуя цельную картину. Все непонятности вдруг обрели ужасающе ясный смысл.

— Фадж — Тёмный Лорд? — повторил он.

— Да. Тот, кого мы искали.

— Как ты узнал? — спросил Кингсли. Гарри истерически фыркнул:

— Министр сам мне сказал.

— Что?

— Когда я... пришёл и изложил ваши требования... — ваши, тревожно отметил Кингсли, не наши, — он как будто думал о чём-то совсем другом. А потом предложил мне... И сказал, что он и есть тот самый. Встать рядом с ним. Быть... править вместе... и ещё... У меня была Старшая Палочка, но он даже за свою браться не стал. "Делай выбор, молодой Поттер — вот я, ударь меня, если хочешь, если сможешь!.." Но я не смог. Я сбежал.

Кингсли выдохнул сквозь зубы. Всё было спланировано. Появление Тёмного Лорда, его последующее падение, возрождение и война — все события совершались по одному сценарию, все мы действовали словно по указке. Квиррел, Крауч-младший, Беллатрикс — ученики, Волан-де-Морт — учитель, так полагали все.

И ошибались. Мальчишка по имени Том тоже был учеником. А истинный Тёмный Лорд всё это время был у нас под носом. Тот кого нельзя было и заподозрить, он "таился во тьме" — и стоял на самом видном месте!..

Тёмная сеть сплетена, и все мы — как мошки, и любые наши движения всё больше запутывают нас в липких нитях паутины.

Ну, я всё же ещё потрепыхаюсь, решил Кингсли. Палочка порхнула в руку, Патронус возник и тут же исчез.

— Что вы собираетесь делать, директор? — спросил Гарри. Кингсли подхватил его под локоть, горгулья, которая как будто прислушивалась к их разговору, сама отпрыгнула в сторону. Лестница вознесла их к кабинету.

— А как ты думаешь? — проворчал Кингсли, усаживая парня на стул для посетителей и открывая камин. Треск чар и лязг решёток прозвучал громом в тихом кабинете, Гарри даже вздрогнул.

Минуточку...

Директор оглянулся. Вечные шорохи, скрипы, тиканье и пыхание Дамблдоровых прибамбасов прервалось. Вязкая тишина залепляла уши воском.

Кингсли стремительно шагнул к серебряно-стальному "букету". И увидел, что тот "завял", зеркала потемнели, кристаллы погасли. И на сей раз дело было не в отражениях "чёрного мага", подошедшего вплотную. Сталь и серебро изъязвила ржа.

В металле вспыхнули искры света. Кингсли и Гарри одновременно подскочили, обернулись, держа палочки наготове. Серебряный пёс, пройдя через закрытое окно, замер над столом и голосом Люпина сказал:

— Я и Тонкс сейчас будем.

Директор перевёл дух. Нужно остановить Фаджа, пока не поздно... но может статься, уже слишком поздно. А ещё может быть, что последующие действия Кингсли также вписаны в сценарий Тёмного Лорда. Но если так думать, то можно прийти к тому, что лучшим выбором будет бездействие или бегство.

Откуда-то из стены явилась большая белка и скрипнула высоким голоском профессора Флитвика:

— Директор, происходит что-то неладное. Все совы разлетелись из совятни, замковые чары потеряли фокус, системы наблюдения выдают нечто странное. Я немедля у вас буду.

Едва Патронус исчез, как камин полыхнул зелёным пламенем, и из него шагнули Ремус и Тонкс. Оборотень сверкал зажелтевшими глазами, Тонкс была похожа на тётушку, Гарри вновь схватился за палочку, когда черноволосая девушка с тонкими чертами лица шагнула на плиты пола.

— Эй, это я, — по ночным волосам пробежалась малиновая волна и сошла на нет.

— Директор, что происходит? — встревожено спросил оборотень, поприветствовав сына друга. — Это ваше сообщение? И я не могу связаться с нашими!..

Он вытащил из кармана сквозное зеркало. Волшебное стекло было покрыто толстым слоем инея.

Следовало ожидать.

— Сейчас придёт Флитвик, — директор опустил глаза. — Чтобы два раза не рассказывать...

Он полез за собственными зеркалами в ящик директорского стола, выложив заодно вредноскоп. Некоторые артефакты тоже замёрзли, другие покрылись паутиной трещин. Следом Кингсли достал несколько тряпичных куколок, самолично сшитых и заколдованных. Некоторые из них истлели, нитки разошлись, из крошащейся ткани вылезала набивка. Яркая канареечная ткань других потемнела, пошла нехорошими пятнами, грубовато нарисованные лица казались искажёнными страданием.

— Директор Бруствер!.. — полыхнуло пламя, и из камина явился Флитвик. Вредноскоп, словно разбуженный этим явлением, подскочил и бешено завертелся, заливаясь истошным свистом.

Маленький профессор привстал на цыпочки и даже слегка подпрыгнул, чтобы оглядеть предметы на столе. Увидев кукол и зеркала, ругнулся на скрежещущем гоблидуке. Кингсли же пустил в ход африкаанс и суахили. Зло смахнув в ящик стола поздно очнувшийся вредноскоп, он захлопнул его, прерывая верещание, и сказал:

— Я собрал вас здесь, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие...

Джинни Уизли раздражённо швырнула истрёпанную бумажную салфетку в кучку таких же скомканных одноразовых платков. Отзываясь эмоциям, тонкая бумага полыхнула. Прежде чем юная волшебница схватилась за палочку, огонь погас сам собой. Дымок щекотнул нос, Джинни чихнула, отчего палочка исторгла фонтан искр. Девушка торопливо убрала магический инструмент и сбежала в соседнюю комнату. Нужно успокоиться, или придётся дождаться Гарри, чтобы он всё убрал.

Да, колдовать в последнее время было нелегко. То срывались простейшие чары с первого курса, то ненароком творилась магия такой мощи, о которой она раньше и помыслить не могла.

А Гарри до сих пор нет... К глазам снова подступила сырость, и она распечатала новую упаковку маггловских бумажных платков. Куда делась суровая несгибаемая Джинни, закалённая жизнью с шестью братьями, не терпевшая нытиков и смеющаяся над склонными к слезоразлитию сверстницами? Она теперь сама не в состоянии удержаться от слёз (гормоны, правильно, Гермиона?).

Кто-то из близнецов пихнулся изнутри, молодая женщина положила руку на живот. Терпение, мои маленькие. Хотя сейчас не такие уж маленькие, а? Скоро в большой мир. Не хотите? Мамочке тоже страшно.

Так рано, и сразу двое — кровь Прюэттов сказалась (да-да, гены, я помню, Гермиона). Джинни для первого раза предпочла бы результат поскромнее, и вообще было бы неплохо с этим повременить.

Но после очередного боя, в котором зелёные вспышки смерти плескали над головами, очень хотелось жить, и они с Гарри не убереглись... И вот итог этой жажды жизни.

Она даже не сразу поняла, что с ней происходит. И пыталась работать, пока было незаметно, но потом её предало собственное тело (уж прости, Гермиона, все специальные термины перемешались в моей голове). С приступами утренней тошноты, резкой реакцией на запахи, с пошедшей вразнос магией и приступами внезапной эмоциональности нечего и думать было продолжать в том же духе.

Первые кошмарные месяцы минули. Фигура, напоминающая глобус на ножках и походка в стиле переваливающейся утки — это ничего, это ерунда по сравнению с тем, что было.

Кто-то из близнецов снова толкнулся. Ничего, маленькие. Война ведь кончилась, и дальше всё будет хорошо. Вот только Гарри что же никак не возвращается?

Эти его видения... Чепуха, волшебницы не умирают от родов, и маггловские врачи тоже кое-что могут, и те же гены помогут ей. Сколько детей у мамы? Она будет рядом и поможет, и любимый тоже.

Гарри, её рыцарь света, Избранный... Влюбившись сначала в образ, она лишь много позже разглядела за сиянием нимба его, живого человека — отнюдь не святого, со своими недостатками. Настоящий Гарри тяготился своей ролью героя. Он был стеснителен и упрям, немного ленив и неусидчив, иногда медленно соображал...

Узнав своего кумира лучше, Джинни даже несколько разочаровалась. А потом он её спас. Как сияющий рыцарь, явился он в блеске славы — тощий мальчишка в очках, в грязной мантии с окровавленными рукавами.

По прошествии времени её смешная влюблённость увяла, сменилась искренней дружеской привязанностью и отчасти восхищением.

Гарри всегда без колебаний вставал за друзей и защищал тех, кого считал своими. В бою он быстро "думал палочкой", обладая великолепной реакцией. Он был хорош как маг, как инструктор и командир, и следующие за ним могли быть уверены в своём боевом товарище.

Вне боя он становился другим, словно убирал свою Избранность и Героичность в кобуру вместе с палочкой.

И она снова влюбилась — уже не в благостную картинку с подписью "Герой", а в настоящего Гарри.

Тогда как раз началась Странная Война. Горячка магических схваток, или тягостное ожидание между боями, когда не знаешь, что враг атакует завтра, кто из друзей не откликнется на зов по сквозному зеркалу, жива ли будешь сама. Время было совершенно неподходящее для высоких чувств. Джинни пыталась убедить себя, что ей достаточно находиться рядом с ним, в редких моментах радости и в чёрном горе скорби о погибших товарищах. Стоит ли сбивать с толку своего непосредственного командира какой-то там дурацкой любовью?

Стоит, решила Гермиона за них.

Подруга была послана им не иначе высшими силами. Хладнокровно-ироничная, безупречно логичная, немного занудная умница Гермиона, что бы мы делали без тебя? Со своеобычной бесцеремонностью она влезла между ними, бесстрастно отпрепарировала поступки, чувства и мысли, и с полным на то основанием обозвала младшую подругу и старшего товарища дураками и безнадёжными тормозами.

И она, конечно, была права — как всегда. На войне всё просто и поспешно. Будь это мирные времена, они бы, может быть, никогда и не решились бы. Но когда каждый день может стать последним, нет смысла откладывать что-то на "после" или трусить. Гермиона вправила обоим мозги... Ну, те, что остались.

После Джинни оказала подруге ответную любезность, буквально столкнув лбами с братом. Рон привычно тормозил, а Гермиона оказалась неспособна обратить свой талант на себя же и разобрать их собственную ситуацию. Эта парочка так и топталась на месте, пока Джинни не вмешалась. Что ж, друзьям достался свой кусочек счастья в непроглядном отчаянии гражданской войны. Жаль, что вместе они были всего ничего...

Джинни прошептала имена брата и подруги, примеряя на нерождённых детей. Хоть так она может почтить память ушедших.

...Самые тёмные времена для Джинни оказались полны света и сладкого безумия. Ей было даже стыдно своего счастья в кровавой круговерти, и она очень боялась, что всё закончится так же вдруг, как и началось. Гарри, конечно, Избранный... но это не гарантирует ему выживания. Даже скорее наоборот, если вспомнить многочисленные легенды. Сколько их было, и сколько выжило?

Но вот война кончилась, и теперь всё будет в порядке. Правда ведь, маленькие?

— Я иду с вами!..

Кингсли поглядел на мальчишку фирменным тяжёлым взглядом старшего аврора, которому юный напарник предлагает ворваться вдвоём в Лютный переулок и всех там арестовать.

— Разве я недостаточно ясно выразился?

Мальчишка непримиримо сверкал глазами из-за круглых линз. Пришлось повторить:

— Ты остаёшься здесь.

От одной мысли о том, что Старшая Палочка и Избранный оказываются поблизости от истинного Тёмного Лорда, спину продирало россыпью колючих мурашек.

— Но мне нужно... — начал Поттер и осекся.

— Что? — спросил Кингсли, когда пауза затянулась. Мальчишка затравленно оглядел старших — все смотрели на него.

— Я должен сам победить его, — буркнул Поттер.

Кингсли указал Люпину глазами на мальчишку. Оборотень вздохнул, взял парня за плечо и развернул к одному из шкафов со стеклянными дверцами, жестом предлагая посмотреть на себя.

В тёмном стекле отразился взъерошенный перепуганный пацан. Гарри торопливо клацнул челюстью, расправил плечи и даже дёрнул рукой пригладить волосы. Истинный учитель, восхитился Кингсли. Он сам в аврорском стиле рявкнул бы кулаком по столу: "делай что велено!", либо аки маггловский психолог начал долгий и бестолковый разговор по душам. А Люпин справится с подростком одним движением и несколькими проникновенными словами:

— Гарри, поверь, твоя помощь была бы очень кстати, но сейчас, когда ты...

Директор наслаждался видом работающих подчинённых. Флитвик вернулся к ощупыванию каминного пламени, наконец вовсе залез в огонь, поводя палочкой, и свободной рукой поглаживая пламя.

— ...Да, лишь в пределах Хогвартса, — сказал наконец профессор Чар. — Но я сумею провесить дорогу в Министерство.

К тому времени, как он окончательно разобрался с каминной сетью, Люпин непонятным образом задавил Гарри логикой, и тот, замороченный, согласился со всем. Вы когда-нибудь пытались что-то логически втолковать испуганному и разъярённому подростку?

— Будь тут, — повторил Кингсли упрямцу. Достал палочку и встал напротив камина.

Флитвик кивнул, и директор устремился в зелёное пламя.

В Министерстве было пусто. Не стояли по углам авроры в парадно-алых мантиях, не бродили, лязгая сочленениями, рабочие големы, не шуршали над головами бумажные самолётики служебных записок. Железные перегородки между отделами были не закрыты, лифты не работали, магические фонари горели один через три. Иные коридоры были застелены пластами белого тумана — так выглядел эффект работы фоновых чар уборки.

Ступая по колено в совершенно белом мареве, Кингсли не мог отделаться от ощущения, что спит и видит какой-то дурной сон. Он взмахнул палочкой, через несколько секунд пришёл отклик. Никого на этаже. Только сторожевые духи.

В молчании они поднимались всё выше. Пусто... Деактивированные големы... Пусто... Зачарованные веники, деловито шуршащие в углах, бродячие совки...

Люпин вскинул руку, четвёрка остановилась. Скоро и обычные люди услышали это.

Кто-то шёл им навстречу, издавая стук, скрежет и металлический лязг. Воображение Бруствера нарисовало ему отряд скелетов в ржавой броне, идущий изрубить нарушителей зазубренными мечами...

Из-за угла возник хромой рабочий голем. Он ковылял, подволакивая одну ногу по паркету и поскрипывая суставами, и нёс перед собой железные кружки на подносе, которые ездили и лязгали друг о друга.

— !.. — у Тонкс её "серьёзная" чёрная шевелюра перекрасилась в алый цвет и аж дыбом встала.

Магу не должно поддаваться эмоциям, напомнил себе Кингсли, с сожалением отказываясь от идеи расплющить ржавую железяку заклинанием.

Они прошли дальше и добрались наконец до покоев министра.

Корнелиус Фадж сидел за огромным столом и что-то писал. Или делал вид, что писал, подумал Кингсли — за время общения с Министром он не раз замечал, что тот довольно ловко лишь изображает страшную занятость. На фоне монументальной мебели сам Министр Магии совершенно терялся — маленький, толстенький, в своей обычной лиловой мантии. Перед ним лежал котелок в тон.

Фадж поднял на вошедших взгляд светлых водянистых глаз. Нездорово-отечное лицо, нос башмаком и вялый подбородок — красавцем Министр не был, не обладал и хоть какой-то харизмой. Тот-Кто-Не-Имеет-Собственного-Мнения именно из-за своего... никакойства стал компромиссной фигурой между Орденом, политиками и силовиками. Каждый раз ему приходилось объяснять, каких взглядов он придерживается, и как именно их отстаивать. Фадж был лишь ширмой для истинных игроков, политической марионеткой... Именно потому через него можно было издавать новые декреты, проводить непопулярные решения, давать полномочия отдельным руководителям и целым службам.

Аврорату в гражданской войне громоздкая правовая база только мешает — даёшь арест по упрощенной процедуре. Ордену не помешает официальное прикрытие для иных своих операций. Невыразимцы просят убрать запретный гриф с иных исследований... о, разумеется, лишь тех, результаты которых в практическом воплощении, конечно же, могут повлиять на ход боестолкновений! Ну вы ведь понимаете, крутые времена требуют крутых решений. И если вы, господин Министр, соизволите поставить здесь крестик... то есть подпись, тогда наша победа в войне приблизится!..

Министр изволил. Разумеется, самые широкие полномочия доставались ему самому — ну и что, ведь наш Корнелиус "Флюгер" Фадж всё равно ими не воспользуется?

...Министр Магии поднял взгляд на вошедших, растянул губы в приветливой улыбке, но глаза его остались холодны.

— Директор Бруствер... И сопровождающие его лица. Какой приятный сюрприз, — прозвучал негромкий мягкий голос. Фадж отложил перо, сомкнул перед собой пухлые ручки. Кингсли вспомнил, как ему доводилось обмениваться рукопожатиями с министром — вялая, влажная ладонь, словно котлету сжимаешь.

— У вас ко мне какое-то дело?

Кингсли промедлил. Боевые товарищи тоже оказались сбиты с толку — по кабинету они расходились куда медленнее, чем следовало бы, да ещё и бросали вопросительные взгляды на начальника, на Министра.

— Гарри Поттер сообщил нам, что вы не выразили желания расстаться с особыми полномочиями, — сказал Кингсли.

— Уважаемый директор, — Министр улыбался, — я считаю это несколько... преждевременным. Кроме того, полагаю, наш Золотой Мальчик сообщил вам ещё кое-что?

— Да. Гарри Поттер сказал, что вы... — Бруствер промедлил, — раскрылись перед ним как старший Тёмный Лорд.

Корнелиус Фадж неторопливо кивнул и раскрыл ладони.

Кингсли и волшебники Ордена словно оказались вплотную к проёму Арки Смерти, откуда дул промозглый ветер и слышался шёпот потусторонних существ.

Тонкс вскрикнула и пошатнулась, сделала шаг назад и, не удержавшись на ногах, упала. Волосы её, обретя молочную белизну, встали дыбом, кожа выцвела до снежного оттенка, и она стала похожа на беломраморную статую, изображающую аллегорию Страха. Люпин, зарычав, бросился к ней. Флитвик наклонился вперёд, как будто борясь с тёмным ветром. Кингсли вскинул палочку.

— Вы арестованы, министр.

— Вы угрожаете мне, директор Кингсли? — Фадж неторопливо поднялся на ноги.

— Вашу участь решит Визенгамот, — его товарищи пришли в себя и теперь целились в Фаджа.

— Это я — Визенгамот, — негромко произнёс Фадж.

— Ещё нет.

— Это измена, директор!.. — в руке министра из ниоткуда возникла волшебная палочка, и полыхнуло магическое пламя.

Война ужасна.

Но на войне всё просто.

Сколько раз это уже случалось? Зачарованные галеоны дрожат и греются в карманах, волшебная амальгама сквозных зеркал отражает образы друзей, Патронусы несут недобрые вести — и ты срываешься с места. Прыгаешь в камин или на метлу, призываешь фестрала или крутишься на пятке, зафиксировав в сознании образ места, куда нужно трансгрессировать.

И начинается очередной виток Странной Войны, новая глава старой драмы. Локоть друга рядом, напротив, под прицелом волшебной палочки — уродливые маски, скрывающие лица врагов, за спиной мирные дома тех, кого бы ты хотел защитить.

На войне всё просто. Ты Избранный, но не генерал. Сначала обычный рядовой этой Странной Войны, потом глава специальной боевой группы — и это, пожалуй, твой предел. Военачальником ты никогда не станешь, и тебе нет нужды сушить голову, составлять планы, пытаться предсказать события, заглянуть в мысли врагов.

За что ты воюешь? Древнее знамя, многажды пробитое вражескими заклинаниями и пёстрое от штопки, какие-то абстрактные идеалы, некогда блестящие, ныне потускневшие, как стёртые монеты... Нет. Не стяг, не идеи — ты защищаешь людей. Друзей. Товарищей по оружию. Совершенно посторонних, незнакомых обывателей.

И — ту самую.

Кто она для тебя?

Сначала — сестра друга, незаметная фигурка где-то поодаль... хотя нет, незаметной Джинни не была никогда. Мелкая девчонка, что краснеет и шарахается от тебя, слова не способная вымолвить от смущения... Её поведение иногда забавляет, но чаще тебя самого вгоняет в краску и раздражает.

Потом тебя угораздило спасти её от участи, что хуже смерти. И эта привычка — особо защищать её, так и осталась. Когда много после товарищ по оружию возмущалась этой опекой, ты всё ещё видел пред собой ребёнка с дымящимися от Перечного Зелья ушами.

Лишь с огромным запозданием ты понял, что девочка выросла и стала сильной ведьмой и красивой девушкой. И чувства твои тоже "выросли", привычка оберегать мелкое рыжее недоразумение сменилась чем-то другим, чему ты не сразу нашёл название.

Им помогла Гермиона.

Но тьма, окутывающая душу, стала ещё непроглядней. К твоей обширной коллекции страхов — не справиться со своей "избранностью" ("избранутостью", говаривал Рон), подвести доверившихся ему, потерять друзей — прибавился ещё один страх, жутчее всех прочих. Словно тёмный дракон, страх глодал сердце, шептал на ухо имена тех, кого ты не смог спасти. Список этот дополнялся с каждым днём войны, и ты отчаянно боялся, что когда-нибудь в нём появится её имя.

А потом — видения.

Когда испуганная и растерянная Джинни после очередного совещания потащила тебя за рукав в тёмный уголок, ты уже знал, о чём она скажет. Из того самого видения, в котором она умирала в родах.

Убив Тома, ты уже уверился, что война закончилась, и видение ложно. Однако этой ночью старый кошмар вновь предстал перед ним.

На войне просто. А теперь-то что делать?

Гермиона в своём неподражаемом стиле вывернула бы наизнанку ситуацию, прояснила подоплеку событий, рассказала тебе, что происходит, что будет происходить и что конкретно им предпринять по этому поводу. Рон, тот бы тоже... посоветовал... сказал бы что-нибудь тупое, и ты бы сначала обиделся, потом они поржали бы, сели, покумекали и решили, что делать.

Но Рона и Гермионы нет, их отняла война. Список дракона пополнился двумя именами. Клянись отомстить, вой ночами в подушку — друзей не вернёшь.

И ты не позволишь отнять ещё и Джинни.

— Лишь тёмная магия способна обмануть смерть, — так сказал истинный Тёмный Лорд.

Что ж, если нет другого выхода — ты вытрясешь из него ответ. Камины закрыты, но верная "Молния" при тебе. Вылететь за пределы полога Хогвартса, аппарировать к защитному кольцу Министерства, а там...

И директор Бруствер сотоварищи тебя не остановят.