↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
* * *
Внезапная матерная тирада отвлекла лейтенанта от тяжких дум.
— Что случилось? — встрепенулся Петров, с удивлением замечая, что полуторка остановилась.
— Колесо пробили, тащ лейтенант, — с досадой ответил шофер и, открыв дверь, полез из кабины.
Петров огляделся. Из-за своей задумчивости он не смотрел по сторонам и теперь не представлял — где они находятся. И было отчего. Ведь от того, что на него навалилось, поистине растеряешься...
А началось все с ночного кошмара. Никогда еще Петрову не снились такие сны. Это было что-то ужасное — в него стреляли со всех сторон, пули рвали тело, а он шел к цели, и когда осталось сделать последний шаг, случилось нечто еще более... Виктор вскочил, обливаясь холодным потом. Перед глазами еще стояло что-то ужасное, подавляющее волю. Большое, раздавливающее, закрывающее собой небо.
Виктор вышел в коридор и под удивленным взглядом дневального жадно выхлебал несколько кружек воды. Стало легче, страшный и непонятный образ из кошмара отодвинулся, и стал еще расплывчатей. Петров вернулся в комнату, а вслед ему сочувственно смотрел боец, и на его лице читалось — хорошо вчера командир на грудь принял.
Виктор прикрыл дверь, немного постоял, успокаиваясь. До подъема еще два часа. Он прилег на койку, в надежде еще поспать, но тут начался даже не кошмар, безумие. Перед глазами вдруг возникло изображение, похожее на кино-агитки, которые всегда демонстрировали перед фильмами. Но он-то не в кинотеатре, даже не на сеансе кинопередвижки...
Взрывы, стрельба. Двигались танки. Вражеские. Колонны весело шагающих немцев, и вдруг на фоне всего этого проступила карта, на которой побежали темные стрелки. И Виктор с ужасом узнавал названия населенных пунктов и городов, в которые упирались эти стрелки. Минск, Гродно, Киев, Могилев... Ленинград в окружении. Большая стрелка уперлась в Москву. В Москву! И все это сопровождал голос. Низкий, с трагической интонацией, немного похожий на Левитана. Он звучал как бы издалека, но слова были жуткими: 'Немецко-фашисткие войска в нескольких десятках километров от Москвы...'.
Во рту мгновенно пересохло. Петров вскочил, в стремлении выбежать на свежий воздух, и надеясь избавиться от наваждения.
'Стоять!' — голос прозвучал как гром и заметался в голове звонким эхом. Протянутая к двери рука замерла, не в силах двинуться дальше. Даже сделать шаг не удалось. Тело будто уперлось в невидимое препятствие. Вот отступить неожиданно удалось. В голове кто-то хмыкнул и Виктор решил — рехнулся. Появилось острое желание выпить. И было что — в тумбочке имелась фляжка с НЗ. Он шагнул к ней, однако рука вновь не смога добраться до дверцы.
'Сядь и смотри!' — вновь громом раздалось в голове.
Направиться в какую либо сторону кроме кровати не вышло, и Петров подчинился — уселся на койку.
И вновь страшные и невероятные кадры перед глазами. Гибнущее ополчение, курсанты-мальчишки... и вдруг кадры в цвете. Четкие. Насыщенные. Ломаная линия окопов. Все изрыто взрывами. Перед рубежом застыли горящие вражеские танки. Но приближаются цепи немцев, и врагов много, а в окопах застыла в ожидании горстка бойцов. Гранат нет, патроны давно закончились. Однако никто не струсил, не побежал, не отступил — некуда, позади Москва!
Виктор затаил дыхание, завороженно смотря на решительность в глазах бойцов. Они приготовились умереть в бою и захватить с собой как можно больше врагов. Вооружились кто чем — штык, топор, нож, саперка....
А враг приближается, уже рядом, вот-вот начнется последняя смертельная схватка. И вдруг на фланге оживает пулемет. 'Максим' кинжальным огнем выкашивает вражеские цепи. Немцы залегают, пытаясь укрыться от беспощадных свинцовых трасс. Но за 'Максимом' виртуоз. Раненный, с мужественным лицом парень перекатывающихся и пытающихся перебежать немцев истребляет мгновенно. Пулемет замолк, а перед окопами осталось много замерших навсегда тел. И вдруг несколько врагов вскочило. Но пулеметчик начеку и вражеские солдаты не успели укрыться за горящим танком... и вновь глаза бойцов. Выжившие собираются вместе и смотрят на закат. В них уже нет той решительности — умереть в бою, у них другой взгляд...
И тут вновь черно-белые кадры. На них Сталин. Сталин! Лейтенант невольно встает. А народный комиссар обороны начинает говорить: 'Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники...'.
Петров вновь завороженно смотрит, подтянувшись, словно на параде.
'...Вы ведёте войну освободительную, справедливую. Пусть в этой войне вдохновляет вас мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!'
Сердце у Виктора начало биться чаще. Слова-то какие! Сталина! Самого Сталина!
'Пусть осенит вас непобедимое знамя великого Ленина! За полный разгром немецких захватчиков! Смерть немецким оккупантам! Да здравствует наша славная Родина, её свобода, её независимость! Под знаменем Ленина — вперёд, к победе!'.
И на Красной площади начинается парад. Припорошенные снегом, стройными колоннами, с развернутыми знаменами войска шли, чеканя шаг, по брусчатке. Батальоны курсантов училищ, стрелковые, кавалерийские и танковые полки прямо с парада уходили на фронт.
'А через месяц 5 декабря началось контрнаступления Красной армии под Москвой в котором немецкие войска потерпели ощутимое поражение и были отброшены на 250 километров'.
С удивлением Петров понял, что последнее прозвучало уже тем же голосом, который приказал смотреть и слушать. Он огляделся и, облизнув пересохшие губы, и заикаясь, спросил:
— К-кто вы?
То что 'голос' сообщил, повергло Петрова в шок. Как такое может быть? Как? Мысли спутались. Потомки... рождены через полвека... решили помочь... долгие годы войны и десятки миллионов погибших. Рука потянулась к тумбочке и 'гость' не стал на этот раз вмешиваться. 'Выпей. Я понимаю — такое трудно осознать, — неожиданно поощрил его 'гость', и добавил. — Но без фанатизма!'.
Водка провалилась внутрь словно вода, но напряжение слегка отступило. Виктор вдруг вспомнил те взгляды выживших в бойцов. Сможет ли он, так как они? Погибнуть в бою за родину.
'Не так. Надо добиться чтобы враг погибал за свою родину. Но если придется...'.
Чуть подумав, Петров решил, что голос прав.
'Что мне нужно сделать?'. 'Это правильный вопрос, — ответил гость. — Для начала сделай вот что...'...
... Петров вышел и еще раз осмотрелся. С кузовов обеих машин выглядывали бойцы. Он махнул рукой, мол, сидите пока, и отошел к обочине. ГАЗ-АА неудачно раскорячился аккурат посередине дороги и в самом узком месте. Где именно они находятся и далеко ли до моста определить тоже не вышло.
'Что скажешь? Где мы?'. 'Ничего не скажу. Ты по сторонам не смотрел'. 'А чего не подсказал?'. 'Сам просил не вмешиваться и дать спокойно подумать'.
Виктор поморщился и обошел машину. Шофер тихо ругался, присев у левого колеса.
— Ну что тут?
— Как и говорил тащ лейтенант — колесо пробито, — ответил боец и смачно сплюнул в дорожную пыль.
— Долго менять?
— Полчаса, если помогут.
— Где мы? — спросил Петров у полезшего в кабину водителя. — Я тут задумался и по сторонам мало смотрел. Далеко до моста?
— Та не, тащ лейтенант, — ответил тот, гремя чем-то железным, — вон за поворотом еще немного.
Виктор посмотрел в ту сторону. В ста пятидесяти метрах грунтовка огибала куст ивы и терялась в лесу. Обернувшись крикнул:
— Степаненко!
Подбежавшему сержанту приказал:
— Организуй тут помощь, а я пойду, гляну, не проще ли пешком добраться, пока ремонт идет.
— Есть! — козырнул сержант и крикнул бойцам, — к машинам!
А Петров зашагал по дороге. Обогнув куст, он увидел мост и неожиданно отпрянул назад.
'Ты чего?' — удивился Виктор, поняв, что это вмешался 'гость'. 'А ты незаметно через кусты посмотри. Внимательно посмотри'.
Недоуменно пожав плечами, лейтенант протиснулся сквозь стволы и, сдвинув чуть ветку, пригляделся.
Собственно ничего в самом пейзаже особого не было. Этот берег был выше, и дорога спускалась к мосту по ложбине. Противоположный берег был низкий по краям болотистый, и с обширной поляной, в отличие от этого. Слева от моста стояла сараюшка. Сам мост был деревянным три метра в ширине, с одним рубленым быком посередине.
Вот что озадачило — обилие народа на том берегу. Слева стояла толпа людей, примерно в сотню-полторы. Картину дополняли несколько телег и большое коровье стадо справа, заполняющее поляну полностью. Особо выделялся десяток красноармейцев с лейтенантом, стоящими на этом берегу. Четверо перекрывали проход через мост, остальные цепкими взглядами осматривали окрестности. Сам лейтенант что-то выслушивал от маленького мужичка на том берегу и отрицательно качал головой. Виктор пригляделся. Фуражка у лейтенанта имела малиновый околыш.
'НКВД? — удивился он. — Странно'. 'Вот именно! — подтвердил 'гость'. — Сам посуди — что тут делать НКВД, если с охраной моста может справиться и простой вояка. И почему перекрыли проезд? Какова причина?'. 'Мало ли какая... — недоуменно предположил Петров'. 'А ты помнишь, я говорил — куда наступают немцы?'. 'Сюда'. 'Вот тебе и ответ, — хмыкнул 'гость', — и вновь подумай, для чего перекрыли проход через мост? А еще к вооружению приглядись'. Виктор вновь смотрит и поначалу недоумевает — что же не так с оружием? Затем понимает — у всех ППШ, а когда он был в райцентре, ни у одного сотрудника НКВД их не видел. Даже вспомнил сетование друга о том, у них пистолетов-пулеметов даже нет. Однако это тоже не причина подозревать в них врагов. 'Даже если ППШ у простых бойцов? — хмыкнул гость. — Петлицы у них пехотные. Если и это тебя не убеждает, тогда остается единственное средство...'.
Послышались шаги, и лейтенант двинулся назад.
— Тащ лейтенант? — удивился сержант, увидев появляющегося из кустов командира. — А вы что там...
— Да так... — неопределенно ответил Петров. — Как дела, Степаненко?
— Колесо сняли, Даниленко сам занимается.
— Так, Петрович... — неформально обратился к заму Виктор, — тут ситуация сложилась... подозрительная. Выяснилось, что мост уже охраняется. Десятком красноармейцев под командой целого лейтенанта из НКВД. Именно это и подозрительно. И есть уверенность, что это немецкие диверсанты.
— Почему? — удивился сержант. — Мало ли приказ какой?
— Нет, Петрович, я точно знаю, их тут быть не должно. Я о лейтенанте. У меня друг именно из НКВД в районе, так он говорил, что всех отправили в город на усиление. А лейтенантов в отделе всего двое, и я их знаю.
— Так мож он из другого отдела, — возразил сержант. — Проверить бы как. Вдруг не диверсанты.
— Вот я и думаю — проверить надо. Хотя факты... вот что сделаем! — решился Петров. — Я возьму шесть бойцов, и на машине подъеду к мосту. Там проверяю документы у лейтенанта. Если они в порядке, то согласуем наши действия. Если выясню что это диверсанты, то их уничтожаем.
Тут Виктор прервался, так как вмешался 'гость' и посоветовал сделать умное и задумчивое лицо. Мол, командир — думу думает. И Петров постарался, сделав знак сержанту — помолчать.
'Немного подкорректирую твои намерения, — хмыкнул 'гость', реагируя на мимику замкомвзвода, — так как ты решил взять тех бойцов, что имеют лучшие показатели по стрелковой подготовке, а остальных расположить на яру'. 'Ну да, а что? — удивился Виктор'. 'То, что меткость нужна на большем расстоянии, — пояснил голос, — а в упор и так промазать сложно, лишь бы бойцы не растерялись. Я предлагаю сделать так — с собой берешь бойцов физически сильных и ловких. Самых метких размещаешь на гребне. При чем, обязательно согласуй условный сигнал на открытие огня и втолкуй это всем бойцам, чтобы случайно не выстрелили невпопад. Определи сектора и цели для каждого бойца. Это обязательно. Потому, что обязательно надо взять лейтенанта живым. Понимаешь почему?'. 'Обижаешь'. 'Не стоит, — вновь хмыкнул 'гость'. — Ясно, что это 'Бранденбург', а вот кто именно, 'соловьи' или еще кто, надо выяснить обязательно. И куда направлены другие группы тоже. Потом эти сведения и пленного передашь командованию, или Грушину. Он хотя бы внятным оказался'. 'Юрка такой всегда был, — подтвердил Виктор. — Значит, ты уверен — это диверсанты'. 'Без сомнений, — усмехнулся 'гость'. — Проверка только для тебя и твоих бойцов. Увереннее действовать будут'.
'Хорошо, так и сделаю, — согласился Виктор. — И это, ты подсказывай, если что, вмешивайся, не стесняйся'.
Сержант стоял в ожидании решения командира, и по мимике было видно, что он хочет задать вопрос. Важный.
— Говори, что хотел спросить, — поощрил его Петров.
— А если лейтенант взъерепенится? — выпалил Степаненко, — Откажется предъявлять документы и письменный приказ?
'А замок-то соображает!'. 'Насчет приказа?'. 'Именно!'.
— Об этом не волнуйся, Петрович, — отмахнулся лейтенант. — Предъявит, никуда не денется. Иди, строй бойцов, объясним обстановку и задачу поставим.
Петров пристально смотрел на приближающийся мост. Руки подрагивали, и лейтенант старался это скрыть. Сказывалось напряжение и волнение от непривычной ситуации.
'Не волнуйся, — подбодрил его 'гость'. — Все получится'. 'Лишь бы бойцы не подвели... — подумал в ответ Виктор'. 'Ребята у тебя хорошие. Все поняли правильно. Не сомневайся. Ты ДОЛЖЕН, — выделил интонацией 'голос', — быть уверенным как внутри, так и внешне. 'Бранденбурги' считают, что ты видишь в них своих. И твоя уверенность — преимущество. А твои ребята сделают все как надо'.
Бойцы, когда командир озвучил обстановку, подобрались, лица стали суровее. На них читалось — вот, уже фронт, на который каждый так рвался, и враг. Упоминание о том, что это диверсанты, переодетые в красноармейцев, вызвало краткое недоумение, но и правильное понимание — враг коварен...
Двоих красноармейцев Петров выделил в охрану машины и заканчивающего ремонт водителя, остальных распределил по позициям. По совету 'гостя' справа он разместил пятерых бойцов, остальных расположил по левую сторону склона. Причем каждому бойцу объяснил, как выбирать цель, одновременно инструктируя своего зама, которого оставлял за старшего. В Степаненко лейтенант был уверен — тот прошел хорошую школу в Финскую, и обеспечит скрытность и своевременное открытие огня. После чего Петров вернулся к исправному ГАЗ-АА, с которого предварительно перегрузили два ящика с взрывчаткой и боезапасом. Виктор сел в кабину, бойцы в кузов, и ГАЗ-АА, осторожно объехав по обочине раскорячившуюся посредине дороги полуторку, поехал к мосту.
'А нас уже ждут'.
Расстановка у моста изменилась — двое остались у настила, двое с лейтенантом направились навстречу, остальные разошлись в стороны и сместились ближе к воде. И все, кроме двоих у моста, направили оружие в сторону приближающейся машины.
'Как по плану, — отметил Виктор'. 'Так же действовал бы в подобных условиях'. 'Бранденбургов' этому учили, ну, действовать именно так?' 'Всему учили, включая захват любых стратегических объектов, — ответил 'гость'. — Спецназ, блин, строительный'. Петров и удивиться не успел, как 'гость' пояснил: 'Для секретности их тогда называли '800-я учебно-строительная рота особого назначения'. 'Что за спецназ, ты хотел сказать ОСНАЗ?' 'Это я по привычке'. 'Ты служил...'. 'ВДВ! — веско сказал 'гость'. Воздушно-десантные войска. Считай ОСНАЗ'. 'Ого! А звание? Лейтенант? Капитан?' Тут Виктор почувствовал некоторое смущение 'гостя'. 'Всего лишь старший сержант'. После чего добавил: 'Не смущает тебя, что тебе советы младший по званию даёт?' Немного подумав, Виктор ответил: 'Видно подготовка в войсках качественно возросла, что тактике и младший начсостав обучают. И знаешь, нисколько не смущает. Вон Степаненко поболее моего знает и умеет, и ничего. И командир советовал прислушиваться к опытному заму'.
'Да, хорошего зама ты имеешь. Кстати есть байка подходящая, отец рассказывал. В дальнем гарнизоне жена одного из командиров рот, собралась рожать, а роддом далеко. Снарядить машину в райцентр не проблема. Вот кого послать? Командир части распорядился — выделить в сопровождающие наиболее подготовленного оф... э-э-э... командира. Ему отвечают — все заняты — тот там, этот там... остальные мягко сказать, в плане медподготовки — не очень... Тогда командир части распорядился — пошлите любого прап... э-э-э... старшину'.
Виктор невольно улыбнулся, и вдруг обнаружил, что напряжение его отпустило. Тем временем они уже подъезжали. Осталось два десятка метров до намеченного для остановки места.
— Готовность, — сказал Петров. — Ты патрон дослал?
— Дослал, тащ лейтенант, — ответил водитель.
Действие водителя заключалось в следующем — он выходит из кабины, карабин на плечо и находится рядом с дверцей, и имеет скучающий вид. По сигналу падает и перекатывается под грузовик, стреляет в ногу ряженого лейтенанта, потом ведет огонь по выбору.
— Прими вправо и вставай.
ГАЗ-АА остановился и Петров вышел.
— К машине! — крикнул он бойцам, после чего одернул гимнастерку, прошелся пальцами вдоль ремня, загоняя складки назад, укрепил фуражку и направился к ряженому лейтенанту.
— Лейтенант Петров, N-ский стрелковый полк, — вскинув в приветствии руку, представился Виктор.
— Лейтенант НКВД, Петерсонс, — представился ряженый, не ответив на воинское приветствие. — Предъявите документы, лейтенант.
Петрова взяло зло. Стараясь не выдать своих чувств, он расстегнул клапан кармана и, выудив книжку, протянул её лейтенанту. 'Чего он грубо-то?' 'Спокойно. Естественно нам тут не рады. На акцент внимание обратил?' 'Обратил, но это еще ничего не доказывает. Латыш или эстонец...' 'Как удобно-то акцент объяснить! Ты на глаза его и остальных посмотри'. Да, взгляды были не приветливые, даже больше враждебные. Однако и тут у Петрова имелось сомнение — враждебность можно объяснить подозрительностью, исходя из обстановки...
— Товарищ лейтенант, поясните причину блокировки проезда, — неожиданно для себя произнес Петров.
Ряженый оторвал взгляд от документа и посмотрел на Виктора. И Петров увидел откровенную угрозу.
'Ты что творишь?' 'Не мешай! — отмахнулся 'гость'. — Я специально'.
— Неужели приказ фон Ланценауера*? — невозмутимо спросил Петров.
На миг показалось, что ряженый растерялся, но тут же взгляд стал жестким и красноречивым. И после пассажа 'гостя' в глазах лейтенанта читалась уже не угроза, а приговор. Рука НКВД-шного лейтенанта скользнула к ремню, сначала к тому месту, где у офицеров вермахта обычно располагается кобура, затем уже к боку. И все сомнения разом пропали. В следующий миг Виктор шагнул к ряженому, заблокировал руку, которая уже ухватилась за рукоятку пистолета, и одновременно нанес удар в кадык. Затем схватил за ворот, рванул лейтенанта на себя и изо всех сил крикнул:
— Бей!
Виктор упал, закрываясь ряженым лейтенантов, одновременно пытаясь вырвать из его рук пистолет. Удалось с трудом.
Грянувший залп оглушил. Ответные очереди были немногочисленные и короткие. Дольше всех отстреливался успевший скатиться под берег диверсант ниже от моста, но бойцы что укрылись в канаве и те пятеро, что на холме плотным огнем заставили его замолчать.
Стрельба стихла. И Петров осторожно приподняв голову, осмотрелся. Никто из диверсантов не двигался. Судя по ранениям, в каждого прилетело минимум по пять раз. И если на этом берегу установилась относительная тишина, то на другом наоборот.
Коровы, что спустились к воде, с началом перестрелки, взбаламутив воду, рванули на берег. Все стадо отшатнулось и начало быстро отодвигаться от моста. Люди тоже запаниковали, заголосили и попытались ретироваться, однако стадо быстро перекрыло все пути. И люди заметались меж испуганных коров.
Петров откинул замершего лейтенанта и встал. Взгляд зацепился за кровь на лацкане. На миг он запаниковал. Быстро оглядывая себя, но ран не обнаружил.
— Веселков, Масютин... где вы там?! — крикнул Виктор, держа наготове отобранный ТТ и контролируя обстановку. — Ко мне, бойцы!
Красноармейцы поднялись из канавы, держа наготове винтовки. Не забыли инструктаж, отметил про себя Петров и показал двум бойцам проверить диверсанта под берегом, а четверым взять под контроль остальных — мало ли кого недострелили. Затем повернулся к лесу и дал отмашку Степаненко, и через пару секунд к мосту выдвинулась весь личный состав его взвода.
А сам Виктор склонился над ряженым. Тот не двигался и Петров перевернул его, недоумевая — он что, убил диверсанта одним ударом в кадык? Все стало понятно, когда на правом боку Виктор увидел огнестрельную рану. Пощупал пульс с подсказки 'гостя', но надежда не оправдалась — мертв главный диверсант. В досаде сплюнул, ведь в комплекте с языком, да таким важным, все что он ранее передал командованию, выглядело бы достовернее. Но делать нечего... что вышло, то вышло. А как вышло? Прикинув направление раневого канала, он поднял голову и пристально посмотрел под грузовик, где до сих пор находился водитель.
— Голубев, ну-ка иди сюда, — поманил он бойца. — А винтовочку на месте оставь от греха!
Водитель выбрался, весь трясясь как осиновый лист. Пот градом стекал с испуганного лица.
— Я... я тащ к-к-комндир... я... — начал, заикаясь, говорить боец, — я как вы приказали...
— Голубь мой сизокрылый, — прищурился Петров, — я приказал по ногам стрелять, а ты за малым своего командира чуть не убил!
'Не ругай бойца, — сказал голос, — случилось то, что случилось. Смотри как его трясет. Адреналин так и бурлит, вот-вот в обморок свалится'. Что за адреналин такой, Виктор узнал сразу же: 'Это фермент, выделяющийся организмом в стрессовой ситуации, — пояснил 'гость', — так сказать, в опасной ситуации. Или при испуге. Сам-то ничего не чувствуешь?' И действительно, ощущалась какая-то эйфория, легкость в теле. Казалось — все по плечу. Диверсанты? Да хоть весь их батальон сюда подавай!
'Не обольщайся, — обломал его 'гость', — диверсов одолел и теперь круче гор и яиц? А действие адреналина недолгое, и с непривычки последствия бывают разными, иногда плачевными, в нашей ситуации. Не у всех как у тебя проходит. Вот, водителя твоего как колбасит-то!'
Хмыкнув на пассаж гостя, и отмахнувшись от сбивчивых объяснений испуганного красноармейца, Виктор принялся обыскивать ряженого лейтенанта. В правом кармане гимнастерки нашлась красная книжка с гербом и надписью 'НКВД'. Книжка выглядела потертой и видавшей виды, однако год стоял 1941! "Фрицы явно перестарались в старении ксивы. Дальше ищи". Последующий осмотр принес еще одно удостоверение — серую книжку с нацистским орлом и свастикой, плюс овальный жетон с проточкой на бечеве. Открыв зольдбух, Петров прочитал — обер-лейтенант Карл Краузе.
'Я же говорил! — хмыкнул 'гость'. — Осталось сломать пополам жетон и нижнюю часть сунуть в рот мертвеца'. 'Обойдется, — ответил Виктор'.
— Масютин! — позвал он бойца. — Обыскать всех. Ищите вот такие документы и жетоны. Книжек должно быть две!
И лейтенант показал какие. 'Правильно, — согласился 'гость', — пусть бойцы сами убедятся. — И внезапно добавил — Гражданских поскорее успокой!'.
Действительно — подумал Петров, оборачиваясь. Мало ли чего они вообразили за прошедший скоротечный бой. Подошедшему Степаненко он приказал:
— Трупы как обыщут убрать. Машину с взрывчаткой сюда, организуй минирование моста и рубежи обороны. Я пока с гражданскими разберусь.
Виктор направился через мост и за будкой обнаружил того мужичка, что переговаривался с ряженым. Мужичок от неожиданности вздрогнул, круглыми от страха глазами смотря на Петрова.
— Ты кто? — ткнул пальцем Петров.
— П-пастух, — заикаясь, ответил тот, — старший.
Послышался тарахтящий звук, и Петров тут же насторожился. Но тарахтение шло с того берега. Он увидел мотоцикл, который на спуске обогнал второй ГАЗ-АА и узнал сидящего в коляске.
— Раз пастух, то организуй свое стадо, вновь наставил палец на мужичка. — И вот тем растолкуй — бойцы Красной Армии уничтожили немецких диверсантов! Ясно?
Мужичок быстро закивал.
— Действуй, — махнул рукой лейтенант. — И быстро!
Придерживая свернутый кольцами кнут, пастух потрусил в сторону сгрудившихся в дальней части поляны гражданских, а Петров посмотрел на приближающийся мотоцикл.
— Какого черта его сюда принесло? — спросил сам себя Виктор и направился навстречу.
Переходя мост, он заметил, что в руках до сих пор держит наготове ТТ. На ходу попытался сунуть его в кобуру, однако там уже имелся свой, штатный. Тогда собрался сунуть его в карман, но голос с ехидцей спросил: 'Сам себе прострелить ногу хочешь?'. Виктор отсоединил магазин, затем оттянув затвор и вытряхнув патрон, вернул боеприпас в магазин и вставил его в рукоятку. Только после этого ТТ оказался в кармане. Тем временем лейтенант спрыгнул с остановившегося мотоцикла, сделал знак бойцу оставаться на месте, поправил фуражку и, придерживая командирскую планшетку, направился к Петрову. Взгляд его скользил по суетящимся вокруг красноармейцам. Заметив сложенные в стороне трупы диверсантов, лейтенант словно на преграду налетел. Он подошел ближе, присел, взял в руку фуражку ряженного, задумчиво повертел её, рассматривая. Затем поднялся и посмотрел на подошедшего Петрова. Взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Почему ты нарушил приказ? — сходу спросил он Виктора. — Почему изменил маршрут? Что тут произошло? Кто эти убитые? Почему тут сотрудник НКВД?
Каждый вопрос произносился на тон выше, при этом лицо друга багровело, глаза становились злее.
— Это немецкие диверсанты! — рявкнул в ответ Петров. — И нечего так орать!
И не давая другу опомниться, протянул заранее приготовленные документы с жетоном.
— Вот, посмотри.
Лейтенант схватил удостоверение с зольдбухом и принялся их изучать.
— Обрати внимание на дату выдачи, и внешнее состояние документа, — сказал Виктор. — Затем сравни фото в удостоверении и в зольдбухе.
Дождавшись, когда лейтенант сравнит фотографии в обоих документах, Петров решил добавить фактов в копилку:
— А вот оружие. Кто причитал, что автоматов в отделе мало? А тут сразу в одном подразделении у всех! Причем... — тут в глаза Петрова бросились некоторые несуразицы, на которые прежде он внимания не обратил, — мля! Это же Суоми! А издалека на ППШ похож...
Лейтенант удивленно посмотрел на автоматы и тут же схватил один из них.
— Это тоже как факт, — добавил Виктор, — и если этого мало, тогда глянь сюда...
Наклонившись, Виктор оттянул ворот гимнастерки убитого, второй рукой потянул майку и перед взорами предстал нацистский орел со свастикой.
— Видишь? Они в наглости своей даже белье на наше не сменили! — торжествующе произнес Петров. — Что скажешь, Юра? Думай пока...
Пришлось отойти от друга к подбежавшему старшему пастуху.
— Товарищ командир, можно ли перегонять стадо? — выпалил тот.
— А народ? — кивнул Петров в сторону вновь столпившихся у сараюшки людей.
— А они следом. Это же коровы, добро колхозное!
— Люди важней, коровы могут и вплавь. Короче! — прерывая возражения пастуха. — Гони, как сможешь, но и люди пусть переходят одновременно. Ясно? Выполняй!
И повернулся спиной, мол — разговор окончен, и возражения не принимаются. Вернулся к задумчивому другу. На лице Чичерина отражалась сложная гамма чувств. Явно сбитый с панталыку лейтенант не знал, что и сказать.
— Но как ты узнал? — с недоумением спросил он. — Как? Когда? На какой странице это записал?
Петров явно не ожидал последнего вопроса и тоже удивился.
— Ты читал тетрадь? — сузил глаза Виктор, — Вместо того, чтобы передать куда следует?
— Я должен был знать, что я передаю, — ответил Чичерин. — И прочитав часть, я понял, что ты являешься более ценным, чем сама тетрадь. Поэтому выяснив — куда ты направился, двинул следом. Понимаешь?
Мотивы друга Петрову были ясны. Во взгляде его читался не только профессиональный интерес, но и простое любопытство, основанное на том, что они хорошо знали друг друга. Что Виктор, что Юрка вместе с детства — игры, школа... всегда неразлучно. Только в училище их дороги разошлись после того как Чичерин отличился! Его заметили и направили проходить службу в Наркомат Внутренних дел. И теперь друг хочет знать...
— Откуда ты это все взял? Что за позывной такой — 'Феникс'?
— Юра, — проникновенно произнес Петров, — как военнослужащий и особенно сотрудник НКВД, ты должен знать, что означает ОГВ! И слышать от тебя подобные вопросы мне дико.
— Я знаю — что такое ОГВ! — раздраженно отмахнулся друг. — Однако я знаю тебя.
Ответить Виктор не успел. Подбежал Степаненко.
— Товарищ лейтенант НКВД, — вытянувшись во фрунт и козырнув, обратился замкомвзвода, — разрешите обратиться к командиру?
— Разрешаю.
— Товарищ лейтенант, заряды установлены,— доложил Степаненко, — куда тянуть провод?
Виктор перешел ближе к краю съезда и посмотрел на центр моста. Бойцы, что устанавливали заряд, уже перебирались по внешнему краю вдоль перил, так как по мосту уже шли коровы. На центре у быка остался только красноармеец с катушкой.
— Куда ящики установили?
— В опору меж венцов просунули, — пояснил замкомвзвода, — иначе никак.
Петров кивнул — мощности взрывчатки двух ящиков хватит не то что разрушить до основания мост, но и углубить фарватер на пару метров. Хотя, 'гость' не согласился с углублением фарватера, мотивируя какими-то незнакомыми физическими терминами.
— Провод протащите вдоль перил понизу, — указал Виктор, 'слушая' подсказки 'гостя', — потом по канаве вон к тем кустам. Концы зачистить и воткнуть в землю пока. Окопы готовы?
— Так точно, готовы.
Раз Степаненко говорит, что готовы, значит так и есть. Маскировка на высоте, раз от моста рубежи не видно.
— Да, — вспомнил свои недавние намерения Петров, — вооружи самых подготовленных бойцов трофеями и распредели весь боезапас к автоматам. И машины отсюда отгони. Действуй.
И вновь посмотрел на мост. По мосту частью двигались коровы, и частично люди, прижимаясь к перилам. С вещами в чемоданах, сумках, и просто тюках. Не у всех были вещи с собой. Кто-то направлялся по делам, а кто-то на всякий случай решил уйти в более спокойный район, подальше от войны. Например, солидный мужик выделяющийся одеянием священника, что пропускает вперед спешащих перейти на другой берег обывателей. Куда идет этот поп? Явно по своим религиозным делам. Даже сейчас не прекращающий делать свое дело — иногда он мелко крестил проходящих мимо граждан. А остальной народ... возможно что-то почувствовав, или на основании гуляющих слухов о приближении врага, мало ли как узнали. Виктору самому пришлось убеждаться в приведенных 'гостем' сведениях, позвонив после длительных уговоров связиста по двум направлениям. По одному номеру ответ сопровождался паническим матом на фоне стрельбы, по другому вообще ответили по-немецки. И насколько Виктор помнил школьный курс немецкого, стало понятно, что его сходу назвали 'Иваном' и посоветовали заранее сдаваться. Ничего не сказа связисту, он ушел, слушая наставление 'гостя'...
Вздрогнув от воспоминания, Виктор решительно шагнул к Чичерину.
— Слушай меня внимательно, Юра. И прими к сведению, что на все ответить я тебе никак не смогу. Сам должен понимать, — на это Чичерин кивнул, и Петров продолжил. — Сюда движется танковый клин немцев. А в полку ни сном не духом. Там готовы только к выдвижению в сторону фронта, но никак к обороне. Представь, что случится, если на марше внезапно для полка произойдет встречный бой? Так что бери ноги в руки, и выдвигайся в расположение полка, доложи про все, пусть готовятся к обороне, а сам, как носитель ОГВ, к своему начальству с тетрадью. Я даже одну машину с охраной тебе дам. И не вздумай попасть в плен. Если информация попадет к немцам...
Тарахтение послышалось внезапно и звучало оно уже со стороны возможного появления врага. Петров понял, что они не успели — на поляну выскочил мотоцикл, и сидящий в коляске пулеметчик сходу открыл огонь.
— К бою! — заорал Виктор истошно, толкая друга в канаву и скатываясь туда следом.
Пулеметные очереди вспороли водную гладь реки, и уткнулись в мост. Появилась еще пара мотоциклов, сразу включаясь в обстрел. Часть коров в испуге бросилась в стороны, часть в реку. А на мосту гуляла смерть — пули впивались в коров, рвали тела кинувшихся в панике через мост людей. Ответный огонь красноармейцев заставил заткнутся вражеских пулеметчиков, но ненадолго. Немцы, быстро сориентировавшись, отступили и начали обстреливать уже противоположный берег. Видимо к ним присоединились еще мотоциклисты, так как огонь стал плотнее. Петров приподнялся, чтобы осмотреться, и тут же пришлось вновь вжаться в землю. Увиденное вызвало злость — никто не успел перебежать на этот берег. Окровавленные туши коров и убитые люди устилали весь мост. Боец у мотоцикла укрыться не успел, и теперь лежал, распластавшись...
У моста из уцелевших остались только Петров и Чичерин. Немцы долго тянуть не будут. Этот мост им нужен, не зря сюда бранденбургов посылали. Подтянут броню и раскатают оборонявшихся орудийным огнем. Жаль, что 'граников' до сих пор не придумали — посетовал 'гость', заканчивая свою мысль. И Петров согласился— тянуть нельзя, надо действовать.
— Юра, давай по канаве, ползком, мои бойцы прикроют.
— Без тебя я не уйду...
— Я приказываю тебе! — взбесился Петров, заорав так, что Чичерин отшатнулся. — Как более опытный, понимаешь?! Ты должен уцелеть и доставить тетрадь куда надо. Понял?! Я следом, как только ты пройдешь!
По глазам друга стало ясно — понял, что спорить бесполезно. Посмотрев в сторону рубежа, Петров нашел лицо своего зама — тот укрылся в крайних кустах, куда тянулся подрывной провод. Оттуда огонь по врагу не велся, и правильно, не надо выдавать позицию. Поняв, что сержант видит его, начал подавать знаки — прикройте мол. Степаненко его понял сразу и показал это знаком.
— Двигай! — хлопнул по спине друга Виктор.
Чичерин ползком двинулся по канаве, прополз до места, где канава заканчивалась, и по сигналу сержанта кинулся к рубежу, а бойцы открыли плотный огонь по врагу со всех стволов. Друг успел нырнуть за рубеж и Петров облегченно выдохнул. Теперь его очередь. Он уловил внимательный взгляд сержанта, приготовился двигаться и вдруг вражеский огонь стал еще плотнее. Глянув на тот берег, Виктор понял — подъехали броневики и пулеметов прибавилось. Слышался еще гул, это означало только одно — танки.
— Хреново дело, — пробормотал Виктор, вжимаясь в землю. Шанс был только у одного, и он правильно сделал, что отправил друга первым. Это было важно!
Пули взрывали грунтовку, свистели поверху и Петров понял, ему уже точно не уйти. Тогда он повернулся и начал подавать знаки заму — взрывай! Степаненко показал знаками — не могу, уходи, командир. Сделав злое лицо, вновь знак — ВЗРЫВАЙ!
— Взрывай, сукин сын! — крикнул он как мог. Лицо сержанта посерело и стало каменным. Он кивнул.
— Ну, сделал что мог, — сказал Виктор, откинувшись на спину. — Спасибо тебе, 'гость' из будущего.
'Меня Васей зовут. Прости, что сразу не представился'.
— Ничего, не в обиде, — улыбнулся Виктор, и недовольно буркнул, — почему он тянет?
Посмотрев на сержанта, Виктор не сразу понял, что именно тот пытается знаками сказать. Наконец дошло — машинка подсоединена, но где-то поврежден саперный провод. Сам провод он видел — от кустов, по канаве и до моста был целым, а там линия проходила вдоль перил и была не видна для Петрова. Немцы плотно стреляли по мосту, возможно повреждение там.
— Вот и дело нашлось, — пробормотал лейтенант, поворачиваясь и осторожно выглядывая.
Враг обстрел не прекращал, но пули теперь летели к опушке. Однако это ничего не значит, долго ли перенести огонь? Надо добраться до места разрыва провода. Смогу ли я? — пришло в голову Виктору, и тут же подавив в глубине липкий страх, ответил — смогу! Те ребята под Москвой были готовы грызть врага, лишь бы не пропустить...
Виктор вскочил, и быстро перебежав по настилу, нырнул за тело убитого мужика. Несколько пуль пропели поверху, часть впилась в мертвое тело бедняги. Стрельба усилилась. Красноармейцы, поняв, что задумал командир, вновь открыли огонь по врагу, пытаясь помочь лейтенанту. Воспользовавшись секундным замешательством немцев, Петров бросился к лежащей поперек моста коровьей туше. Уже почти добравшись до этого укрытия, Виктор запнулся об тело женщины и уже падая почувствовал тупые удары в ногу и два вбок. Рухнул за тушу, упав в лужу крови. Успел увидеть священника, привалившегося к перилам с перебитыми ногами, и саперный кабель совсем рядом, и само повреждение — одна линия разорвана. Из последних сил протянул руку, но сознание погасло...
— Господи Иисусе Христе, помоги грешному рабу... — тихое, с надрывом, бубнение вплыло в сознание сквозь затихающую боль, — ... спаси мя грешного, в мире насилия и войны.
Грузное тело рядом не шевелилось, но именно оно стонало и шептало молитвы:
— ... Отец мой Небесный... не отвергни молитв... помилуй мя, Отец мой Небесный...
С трудом приподняв голову, Виктор увидел священника. Из глаз его текли слезы, смешиваясь с кровью из разодранной щеки. Кровь пузырилась, когда священник шептал слова молитвы.
— ... помоги, душу спаси мою грешную.
Петров попытался дотянуться до перебитого провода, но не смог. Чуть переждав, вновь попытался но смог только чуть сдвинуться. Силы пропали. 'Вася, Вася, ты тут?' Ответная мысль задержалась на пару секунд: 'Тут... я'. И Виктор внезапно понял — гость пытается взять на себя часть боли. 'Погоди...'. Петров попытался приподняться и взглянуть в сторону кустов, где укрылась группа подрыва. Далековато, но взор прояснился, и внезапно вместо сержанта, увидел лицо друга. 'Дурак! — выругался лейтенант. — Какой же он дурак. Ведь все понимает, а что творит?!' 'Брось... не ругай... — пришла натужная мысль, — он друга бросить не может... действуй...'.
Вновь попытка дотянуться до провода. Не хватало достать его совсем чуть-чуть, а сил сдвинуться вперед и вовсе не было. А священнику только рукой шевельнуть.
— Отче, — прохрипел Виктор, — батюшка, ты слышишь меня? Эй, очнись! Провод подай! Слышышь?
Но священник на призывы не реагировал, лишь молился, и постепенно молитвы становились тише и медленнее. Новая попытка удалась — до провода дотянулся, но силы иссякли и сознание померкло.
— Господи-и-и! — взвыли рядом. — Они не ведают что творят!
Виктор очнулся. В руке зажат провод, а священник куда-то смотрит и в глазах его ужас.
— ... не ведают что... творят... не ведают... творят... — кровяной пузырь на щеке лопнул, и священник затих. А Виктор попробовал посмотреть, что так напугало попа перед смертью. Он не смог даже приподняться, но и не стоило. По приближающемуся лязгу и стало ясно — на мост наползал Т-III. Послышался неприятный звук и Петров понял, гусеницы наползли на тело убитого. Ужас прострелил все тело. Немцы едут по телам. По телам!
Но именно ужас придал сил. Надо соединить провод! Надо!
'Давай! — взвыл голос внутри'. Пуля перешибла провод, но при этом сняла часть изоляции. Не надо тратить силы и время для зачистки жил, осталось только скрутить. Виктору удалось сложить концы и пару раз повернуть. Сознание вновь поплыло, тогда он просто зажал контакты в кулаке. Этого хватит. Теперь приподняться. Дать сигнал. Вон лицо друга. Он смотрит сюда. Он поймет!
— Взрывай! — но сил крикнуть нет. Звуки пропали, лишь тонкий писк в голове. Губы шепчут — взрывай! Читай по губам, Юра, читай! Как в детстве могли читать по губам — взрывай Юрка! Взрывай! Взрыва-ай!
Брызнуло чем-то мерзко-тошнотворным, навалилось и стало вдавливать...
— А-а-а...
* Оберштурмбанфюрер Пауль Хелинг фон Ланценауер. С 30 ноября 1940 командир полка 'Бранденбург'.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|