Фабрика ноонов

Враг стоял где обычно — на тропе между квадратным и треугольным валунами. С ног до головы враг был закован в стальные латы, в левой руке щит, на щите намалевана бессмысленная ерунда, в правой руке меч, на голове украшенный перьями высокий шлем с глухим забралом. Меч прямой, длинный, за плечами ни лука, ни дротиков, на поясе кинжала нет, так что пора раздеваться. Если бы вместо меча была булава, шестопер или кистень, тогда раздеться вообще прекрасно, против пятерых бездоспешных противников эти оружия не то чтобы совсем бесполезны, но близко к тому. А прямой меч, к сожалению, не бесполезен. Ну да ладно.

— Раздеваемся! — приказал Рорг.

Тряхнул запястьем, защелка отщелкнулась, тряхнул другой раз, латная перчатка слетела. Снял перчатку с другой руки, шлем, поножи, фрагменты лат один за другим. Закончив, нацепил перевязь с метательными ножами, подобрал меч, выступил вперед. И едва он выступил, Чмырг отступил, принялся раздеваться позади строя в свою очередь.

Враг ждал. Вопреки всякой логике, в двух случаях из трех враг не нападает немедленно, а позволяет защитникам приготовиться к бою. Враги глупы.

Чмырг разделся, занял место в строю, следом за ним начал раздеваться Смарг. Враг сделал два шага вперед, взмахнул мечом, затем щитом — разминается перед боем. Если он не совсем дурак, сейчас снимет шлем.

— Эй, враг! — прокричал Рорг ритуальное приветствие. — Оставайся с нами, будешь нашим королем!

Враг воткнул меч в землю, снял щит, прислонил к мечу. Рорг подумал, не атаковать ли прямо сейчас, но нет, пусть ребята разденутся. А враг тем временем снял перчатки, снял шлем, стало видно лицо — обычное, ничем не примечательное, по центру вытянутое и длинноносое, по краям заросло густой и курчавой темно-коричневой шерстью. Кожа бледная, бесцветная, клыков во рту нет. Враг как враг, на лице спокойное любопытство, наверняка будет разговоры разговаривать — отлично!

— Я хочу пройти вон туда, — сообщил враг и показал мечом, куда именно. — Пропустите?

— Нет, — покачал головой Рорг.

К этому времени место в строю занял не только Смарг, но и Сматспо, только Смунсту осталось раздеться и тогда все будут готовы окончательно.

— Придется пропустить, — заявил враг. — Либо я пройду по тропе мимо вас, либо перешагну через ваши трупы!

— Либо не пройдешь, — добавил Рорг.

— Либо не пройду, — согласился враг. — Но скорее пройду.

— Попробуй, — предложил Рорг.

Враг сделал сложное движение мечом, должно быть, приветственное, и решительно зашагал на сближение. Смунсту выругался, Рорг обернулся и тоже выругался — вот ведь неудачник, в ремешках запутался!

— Чмырг, Смарг, Сматспо! — приказал Рорг. — Прикрывайте неудачника, я атакую.

— Я уже заколебался его прикрывать, — сказал Смарг. — Эй, Смунсту, сколько у тебя жизней осталось?

— Да пошел ты, — пробурчал Смунсту.

Его зеленое лицо потемнело, в кожных складках проступили капли пота. Как бы не последняя у него жизнь...

— Выполнять! — прошипел Рорг и шагнул вперед.

— Леройдженкинс! — непонятно завопил враг.

И ринулся вперед, беспорядочно размахивая мечом над головой и набирая скорость с каждым шагом. Самая частая тактика, одна из самых простых для противодействия. Рорг дождался сближения, в последний момент отпрыгнул в сторону, врага пронесло инерцией мимо, а Рорг выхватил из перевязи с ножами мешочек с черным лотосом и метнул врагу в плечо. Был бы враг в шлеме — метнул бы в голову, но и так тоже неплохо получилось, вон какой шип торчит из стального наплечника! Нанизался мешочек на шип, разорвался, вздыбился облачком, завопили бойцы радостно, расступились, а Смунсту вдруг споткнулся, упал на одно колено, налетел на него враг и срубил голову единственным ударом. И сам упал, потеряв сознание от смертельного яда. Не мертвый упал, нет, помирать будет часа три, дыхание постепенно замедлится, сначала морда посинеет, потом совсем помрет.

Рорг оглядел товарищей, никто, кроме Смунсту, не пострадал. В принципе, неплохо, хотя если жизнь была последняя...

— У него на мече руны, — подал голос Чмырг. — Я таких раньше не видел. Вождь, можно меч достану?

Рорг подошел, поглядел. Да, руны необычные. Попробовать поизучать? А если вляпается?

— А если вляпаешься? — спросил Рорг.

— Да пох, — ухмыльнулся Чмырг. — Жизнь у меня вторая, точно не последняя.

— Не говори гоп, — сказал Рорг.

— На свой страх и риск, — сказал Чмырг. — Если что, тебя упрекнуть не в чем.

Рорг пожал плечами и отвернулся. Он не стал смотреть на то, что сейчас происходит, он и так знал процедуру. Вначале товарищи обмотают Чмыргу руки мокрой тряпкой и морду тоже, всю, кроме глаз и носа. Потом Чмырг станет быстро-быстро дышать, пока не закружится голова, и тогда кто-нибудь, например, Смарг, накроет лицо последним лоскутом и аккуратно направит на курс. Встанет Чмырг на четвереньки, подползет к трупу врага, схватит меч замотанными руками, отползет, а когда Смарг и Сматспо сочтут, что он отполз достаточно — обольют загодя набранной водой из пяти шлемов, а дальше как повезет. Скорее всего не повезет.

Рорг не обернулся до конца, пока Смарг не коснулся его плеча.

— Не вышло? — спросил Рорг.

— Не вышло, — вздохнул Смарг. — Все-таки вляпался.

— Кто бы сомневался, — сказал Рорг. — Что с рунами?

Обернулся и добавил:

— Херасе!

Руны светились. Не блистали на солнце, как иногда блистают отдельные фрагменты лезвия, выкованные из другой стали, нет, руны светились собственным светом, как огонь или, например, светлячок. Магия.

— Нам повезло, — констатировал Рорг. — Меч реально заколдованный. Интересно, что за магия?

— Сейчас узнаем, — сказал Смарг.

Размахнулся и рубанул по торчащей метелке то ли полыни, то ли лебеды. Метелка срубилась, магия не сработала.

— На Смунстовой шее тоже не сработало, — заметил Сматспо. — Надо иначе.

Смарг огляделся, нашел подходящий камень. Размахнулся, ударил, земля вздрогнула и заходила ходуном, мощно, но недолго, воины даже испугаться не успели. А когда земля успокоилась, оказалось, что Смарг стоит посреди круглой ямы глубиной по пояс, широкой, с некрутыми склонами, выбраться несложно, а вокруг ямы вырос кольцевой вал, а вокруг него на земле что-то нарисовалось, но чтобы целиком охватить рисунок взглядом, надо стать птицей и воспарить сверху, а не стоять внутри. Потому что когда стоишь внутри — вообще не понятно, что этот рисунок изображает.

— Эй, Смарг, а давай ты меня этим того? — предложил Сматспо.

— Отставить! — возразил Рорг. — Не тебя, меня. У меня жизнь точно не последняя, а у тебя бабушка надвое сказала.

— Да ладно тебе, вождь! — возмутился Сматспо. — Когда бывало, чтобы из одного боя сразу двое не возвращались?

— Всякое говно когда-нибудь откладывается впервые, — строго произнес Смарг.

— Вот именно, — согласился Рорг.

Спустился в яму, повернулся к товарищу боком, встал на колени, наклонил голову. Секундное головокружение и все изменилось. Воздух больше не сухой и не жесткий и пахнет не пылью, железом, полынью и кровью, а цветами, фруктами, молоком, медом и жареным мясом, прекрасно пахнет родной воздух!

Встал Рорг с колен, отряхнулся, огляделся. Вот Чмырг, вот Смарг, вот Сматспо, а пятого нигде нет, земля пухом, как говорится. Павшие воины всегда возрождаются одновременно, независимо от того, где и когда кого настигла смерть. Если кто не вернулся сразу — не вернется никогда, таков закон мироздания.

— А где меч? — спросил Чмырг. — Я что, зря старался?

— Выходит, зря, — кивнул Смарг. — Меч рассыпался в руках, когда я вождю бошку срубил. Замерцал и рассыпался.

— Как всегда, — вздохнул Чмырг.

Действительно, волшебные предметы забрать с войны редко удается, почти никогда. В лучшем случае они навсегда остаются на поле боя, в худшем рассыпаются в прах, когда истощается запас магии. У Рорга, правда, есть волшебная корона, которую он никогда не носит, но это единственное исключение, других волшебных предметов в жилой зоне нет, место магии на войне, но почему всегда так хочется забрать магию в мирную жизнь? Кто-то прошлый, чье имя давно ушло вместе с его последней жизнью, говорил, что это желание подобно тому, которое у какой-то рыбы... нет, эта память тоже, видимо, ушла навсегда.

— Как думаешь, вождь, кто народится вместо этого пятого, как его звали-то? — спросил Чмырг.

— Хорошо бы баба народилась! — сказал Смарг.

— Главное чтобы не ребенок, — сказал Сматспо. — Ненавижу, когда новый орк рождается прямо из бабы! Потом до хрена времени ни от ребенка пользы, ни от бабы! Отвратительно!

— Кто-то прошлый говорил, что живорождение — добрая примета, — заметил Чмырг.

Все посмотрели на Рорга, тот пожал плечами и ничего не ответил. А потом ветер опять принес запах мяса и Рорг сказал:

— Пойдемте жрать.

Еду раздавала Райли, стройная и грациозная, страшноватая на лицо, но на диво обаятельная. Ей помогала Мия, маленькая и кругленькая, с густыми бровями, широкой доброй улыбкой и огромными грудями, прелестная маленькая хохотушка, у нас в племени такие замечательные бабы, такие милые и обаятельные! Но Джинджер все равно лучше всех.

Чмырг обнял Райли, поцеловал в губы, ласково потеребил жопу.

— Как дела? — спросила Райли мужа. — Что на войне?

— Война, — улыбнулся Чмырг. — Мы победили, одного потеряли навсегда, нашли волшебный меч, но он рассыпался. Такие дела.

— Все как всегда, — сказала Мия.

Ее никто не обнимал, не целовал и не теребил жопу, ее муж погиб на одной из прошедших войн и память о нем стерлась, но сам факт существования — пока еще нет.

— Мия, ты нового мужа еще не выбрала? — спросил Рорг.

— Пока нет, — ответила Мия.

— Иди к нам второй женой! — предложил Чмырг.

— Мы с Райли перессоримся, — покачала головой Мия. — Уже пробовали.

— Ах да, извини, забыл, — сказал Чмырг. — Не успел еще запомнить, что у кого с кем когда было.

Мия отвернулась, Рорг успел углядеть, как ее лицо стало жалостливым. Бабы всегда жалеют воинов, бабы ведь живут в десятки раз дольше, воины для них все время новые, в целом такие же, но в деталях другие, шестнадцать базовых свойств личности рекомбинируются произвольным образом, в первом приближении непредсказуемым, а во втором — вполне может быть, что и предсказуемым, а интересно, что происходит с бабами в самом конце, они никогда о том не говорят, с воинами понятно, воин погибает в бою, рано или поздно последняя смерть настигает каждого, но бабы...

— А я бы хотел, чтобы народился воин, — сказал Смарг. — Муж для Мии. А то Мия без мужа так соскучилась, аж смотреть жалко...

— А ты на нее не смотри, — посоветовала Райли. — Ты ее утешай.

— Сейчас доем и утешу, — пообещал Смарг.

— Ой! — воскликнула вдруг Мия. — Глядите, что там такое?

Она показала на горный склон, возвышающийся за крайним домом и обозначающий непреодолимую границу жилой зоны. На склоне появилась отметина странной формы, как будто неведомая сила ударила изнутри горы, как будто гора внутри пустая, а снаружи у нее тонкая оболочка, которую не пробило, но промяло и это похоже на что-то конкретное и не очень давнее...

— Как от того меча, — сказал Смарг.

— О, точно! — воскликнул Сматспо. — Один в один!

— Что скажешь, вождь? — спросил Чмырг. — Я сам не видел...

— Вроде похоже, — неуверенно произнес Рорг. — Я тоже не особо разглядел, мы со Смаргом стояли в самом центре... Вот эти наружные завитки — вообще не имею понятия, были они там или нет.

— А давно оно появилось? — спросил Чмырг.

— Я только что заметила, — ответила Райли. — Может и давно.

— А звуки? — спросил Рорг. — Может, стук какой?

— Вроде нет, — ответила Райли.

Мия кивнула, подтверждая.

— Любопытно, — сказал Смарг. — Я там стукнул мечом сверху вниз, а здесь гору промяло горизонтально оттуда сюда. Я стукнул из пустого по твердому, а здесь промяло из твердого в пустое. Получается, если там на войне выкопать в земле яму, здесь тогда из горы вырастет столб?

— Далеко не вырастет, отвалится, — заметил Чмырг.

— А там яма тогда оторвется и уплывет по горизонтали, как крот, — сказал Смарг.

— Кстати, ребята, а не поесть ли нам дурману? — предложила Райли и рассмеялась.

Рорг присоединился к ней, а за ним и все остальные.

— Я не буду, — сказал Смарг, отсмеявшись. — После лотоса там от дурмана здесь меня тошнит.

— Правильно, что не будешь, — улыбнулась Мия. — Давай, доедай уже, я соскучилась!

Рорг задумчиво поглядел на Райли, та призывно улыбнулась. Поглядел на Чмырга, тот пожал плечами, сказал:

— Да мне все равно, пойду погуляю.

Рорг подумал и решительно помотал головой.

— Нет, — сказал он. — В другой раз, сейчас не хочу.

Райли очаровательно наморщила лобик, вытащила откуда-то зеркальце, стала прихорашиваться.

— Все с тобой в порядке, не волнуйся, — сказал Рорг. — Я просто не хочу сейчас бабу.

Мия посмотрела на него с тревогой.

— Что, дурная примета? — спросил ее Рорг.

— Нет, — покачала головой Мия и улыбнулась во весь рот.

Рорг вдруг понял, что это реально дурная примета, по крайней мере, она сама в нее верит. А что если окончательная гибель воина — событие не полностью случайное, что если существуют какие-то предвестники, а бабы, будучи существами старыми и умудренными, все знают и предвидят, но не говорят, потому что воины для них все время новые, эфемерные как бабочки-однодневки, сотня-другая сражений и окончательная гибель неизбежна, а зачем тогда чему-то его учить, если гибель неизбежна?

— Кто только придумал эту жизнь, — вздохнул Сматспо.

Рорг не в первый раз и даже, наверное, не в сотый слышал эту присказку, но теперь она отразилась в его сознании по-особому, не как атомарная поговорка, не нуждающаяся в расчленении для понимания, а как набор реальных слов, обозначающих вполне конкретный вопрос, который можно и нужно понимать буквально, но вот только...

Мир изменился, воздух наполнился сухим запахом пыли и полыни. Вот они, пятеро, стоят в дефолтном строю, облаченные в дефолтную броню и увешанные дефолтным оружием. Все как всегда, а кто, кстати, пятый?

— Кто пятый? — спросил Чмырг, на секунду опередив вождя.

— Я! — отозвался новенький.

Голос незнакомый.

— Кто я? — сурово спросил Рорг. — Головка от хуя?

Рассмеялась баба. Рорг сначала подумал, что померещилось, но поднял взгляд, а перед ними не враг, а баба! Вражья баба, кто мог подумать, что у врагов тоже бывают бабы! Кожа бледная, как у всех врагов, фигура бабская, безволосая центральная часть лица больше, чем у нормальных врагов, шерсть растет только сверху и не черная и не коричневая, а желтая, как сухая трава, удивительно!

Баба перестала смеяться и сказала:

— А вы неплохие шутники, я гляжу!

— Баба, ты кто? — спросил Рорг. — Ты враг или кто?

Баба рассмеялась еще раз и сказала:

— Мое имя таково: Урсула. А враг я или нет — решать вам, не мне.

Рорг задумался и ничего не придумал.

— Коллеги! — позвал он. — Какие будут предложения?

— По-моему, она враг, — сказал Чмырг. — Бледная, как враг, и пришла путем врага. Значит, враг!

— Ходит как утка и крякает как утка, значит, утка! — радостно провозгласила Урсула.

— А по-моему, она не враг, — сказал Смарг. — Враг всегда воин, а она баба. Враг закован в броню, а она нет. У врага меч или булава или кистень, а у нее ничего такого нет. Она не враг.

— Тоже разумно! — объявила Урсула. — Может, квантовая суперпозиция?

— Чего? — не понял Рорг.

— Квантовая суперпозиция, — непонятно повторила Урсула. — Возьмем, например, носки. Если один носок надет на левую ногу, то второй, получается, правый, где бы он в это время ни находился. А если ни один носок не надет ни на какую ногу, то оба носка в квантовой суперпозиции понятия "левый" и понятия "правый". Понятно?

— Нет, — ответил Рорг.

— А я, кажется, понял, — сказал Сматспо. — Она говорит, что станет тем, кем мы ее сочтем. Если мы решим, что она враг, она пойдет путем врага. А если нет... я даже не знаю, что будет, если нет.

— Значит, она враг, — сказал Чмырг.

Рорг подумал и в целом согласился.

— Урсула, ты останешься с нами? — спросил он. — Будешь нашим королем?

— Да, — кивнула Урсула. — Я не против стать вашим королем.

Рорг повернул голову влево, затем вправо, поглядел на товарищей, но без толку, все в шлемах, лиц не видно. Начал раздеваться.

— Ой, какие вы зелененькие! — обрадовалась Урсула. — А почему клыки такие маленькие? Вы орки или где?

— Надо говорить не "или где", а "или кто", — поправил ее Смарг. — Не коверкай орочий язык!

— Стало быть, орки, — кивнула Урсула. — А мне показалось, вдруг людоеды уменьшенные?

— Что она несет, — пробормотал Смарг.

— Ой, а вы совсем раздеваетесь?! — воскликнула Урсула. — Я что, в порно попала?

— Эй, вождь! — позвал Смарг. — Ты что-нибудь понимаешь?

— Ничего не понимаю, — покачал головой Рорг. — На вопрос про последнего героя она ответила утвердительно. Значит, она последний герой. Но последний герой должен быть воином, а она баба! Значит, она не последний герой.

— Значит, она враг, — сказал Чмырг.

— А вот и нет! — воскликнула Урсула. — Я не враг, а баба-воительница! А что, в вашем языке нет особого слова для молодой красивой бабы? Что за дикость!

Неожиданно подал голос пятый воин, до того молчавший.

— А какая разница, враг она или нет? — спросил пятый воин и все поняли, что это Зург, давненько он не появлялся на войне.

— Привет, Зург, рад тебя видеть! — сказал Рорг.

— Да, Зург, привет, здравствуй! — забормотали вразнобой орки.

— Последнее наблюдение иллюстрирует коллапс волновой функции, — непонятно произнесла Урсула. — Только что вы не знали, кто скрывается под шлемом, а теперь узнали. Соответственно, квантовая суперпозиция...

— Помолчи, — перебил ее Рорг и она, как ни странно, послушалась. — Что ты хотел сказать, Зург?

— Я полагаю, нам неважно, враг она или нет, — сказал Зург. — Выход с войны один — смерть.

— О! — сказал Рорг и задумался.

Действительно, почему все думают, что последний герой — нечто особое, с чем надо поступать как-то по-особенному с самого начала? Выход с войны действительно всегда один, если не вдаваться в подробности того, чья именно рука принесла смерть, временную или постоянную...

— Да, давайте отрубим ей голову, — сказал Чмырг и взмахнул мечом.

— А в жопу тебе не подудеть? — спросила Урсула.

— Нет, в жопу не надо, — покачал головой Чмырг. — А почему ты спрашиваешь? Это какой-то ритуал?

— Хуеал! — воскликнула Урсула.

Рорг нахмурился и сказал:

— Бабам не подобает произносить подобные слова.

— А последним героям подобает? — спросила Урсула.

— Не знаю, — ответил Рорг. — Не исключено.

— Значит, я последний герой! — заявила Урсула.

Воины переглянулись.

— Решай, вождь, — сказал Смарг.

Рорг подумал и решил.

— Давайте мочить! — приговорил он.

Воины выстроились в цепь и пошли навстречу дурной бабе, охватывая полукругом.

— Ну вот, — сказала Урсула. — А я только раззадорилась, а вы уже перестали. Крибле-крабле-бумс!

Последние непонятные слова она сопроводила жестом: обе руки плавно поднимаются вверх, а на слове "бумс" резко опускаются вперед-вниз, будто она швыряет в указанном направлении тяжелый камень. И не просто в каком-кто конкретном определенном направлении, а конкретно в ту самую яму, которая осталась от прошлой войны.

Земля дрогнула под ногами, в ней словно что-то оборвалось.

— О, отлично, получилось! — радостно воскликнула Урсула.

И рванула с места с предельной скоростью, как дети, когда играют в салочки. Пробежала мимо Сматспо, стоявшего на левом фланге, прыгнула в яму и то ли присела, то ли залегла, так что не видно ее.

Подошли воины к яме, а внутри никого. Что за херня, куда подевалась враг-баба, чем кончилась война — победой или поражением? До конца по тропе враг-баба не прошла, так что скорее победа, чем поражение, но полной уверенности все равно нет.

Посовещались воины и решили считать исход войны победным. Зарезали друг друга, последний зарезал сам себя и на этом война закончилась.

* * *

Она вылетела из горы, склон умчался вниз, высота стремительно наросла, это опасно, ведь когда заклинание перестанет действовать, ее неудержимо повлечет вниз, а как в этом конкретном мирке реализована гравитация — одному интеллекту ведомо, так что ситуация серьезная, но пока не критическая, одаренному разуму по плечу.

Летящая девушка (по-местному — баба) сманеврировала, изменила траекторию, перевела полет в крутое пике. Порвала тонкую серебряную цепочку на шее, сорвала кулон, раздавила пальцами, за спиной сотворился плащ. Растопырила руки и ноги, затормозила полет, превратила в падение, но высота уже не очень опасная, а внизу мягкая клумба, бабах! Проблема решена, отлично.

Выбралась из клумбы, огляделась, отряхнулась. Вдохнула местный воздух, оценила запахи: цветы, фрукты, молоко, мед и жареное мясо. Пошла на запах мяса.

Беспорядочно растущие деревья и кусты с каждым шагом становились чуть менее беспорядочными, скоро стало понятно, что кусты — не просто кусты, а живые изгороди. А вот проход, а что там внутри, ха-ха-ха!

— Здравствуйте, — сказала она, отсмеявшись. — Простите. Тебя случайно не Райли зовут? Что, правда? Ха-ха-ха! А тебя Мия? А я Урсула!

Райли сдвинула брови, наморщила лобик в знакомую гримаску, какая она смешная, когда лысая, зеленая и с клычками, ха-ха-ха! А Мия вообще умора!

— Приколись, она королевская сестра, — сказала вдруг Мия.

— Ой, а точно! — воскликнула Райли.

Они смотрели на шею Урсулы. Урсула опустила взгляд, как будто можно увидеть свою шею без зеркала, ой, кожа зеленая! А вместо ногтей когти, притом ярко-красные, интересно, это маникюр или у орков они такие от природы? Прикольно!

А на шее у орков узор типа воротника, желтые и черные линии, у Райли прямоугольные, а у Мии волнистые и разветвляющиеся. А у меня какие?

— Однозначно королевская сестра, — сказала Мия. — Притом старшая. Или даже мать?

— Нет, не мать, сестра, — сказала Райли. — Была бы мать, было бы не так, а вот так, — и непонятно показала пальцами, что было бы как в каком случае.

— Да, действительно, — согласилась Мия. — Странно.

Урсула улыбнулась — поняла, что произошло. С одаренными так все время — сидишь, думаешь о чем-нибудь постороннем и вдруг понимаешь что-нибудь новое.

— Ничего странного, — сказала Урсула. — Просто ваша королева как бы номер один, а я как бы номер ноль, оттого и сходство. Такая магия.

Поняла кое-что еще и улыбнулась еще шире.

— А как вашу королеву зовут? — спросила она. — Джинджер, Трейси, Кристи? Может, Дженна или Сильвия?

— Джинджер, — сказала Райли. — А как ты угадала?

Урсула подумала, как им объяснить, как она угадала, и решила, что никак.

— Не берите в голову, — сказала она. — Это такая магия. А можно мне пожрать?

Ей положили в миску стейк с овощным гарниром. Мясо было абстрактным, из базового класса, без уточнения видовой принадлежности, просто мясо по умолчанию, и овощи тоже просто овощи, не как у гномов в крепости, там свинину ни за что не перепутать с драконятиной, с первого взгляда понятно, какая еда из чего сделана. В целом, наверное, лучше как здесь, меньше информации для осмысления. Когда ешь, достаточно знать, что еда вкусная и нажористая, к чему знать больше? Этот мир не для чувственных наслаждений, хотя... Нет, не сейчас.

Мия поднесла кубок, Урсула приняла с благодарностью, отхлебнула. Вино абстрактное, без уточнения вида и возраста, ясно только, что красное, а сухое или, скажем, полусладкое — даже это непонятно. Но вкусное. Не пьянит, пьется как сок. Или все-таки пьянит?

— А сколько вина нужно выпить, чтобы опьянеть? — спросила Урсула.

Девушки (бабы) посмотрели на нее как на дурочку. Переглянулись, Райли сказала:

— От вина не пьянеют! Пьянеют от дурмана, хочешь поесть дурманных семечек?

— Не хочу, — помотала головой Урсула. — Может, в другой раз.

Выпила до дна, отставила кубок в сторону, а заодно и миску. Обратила внимание, что в пустой миске не лежит ни ложка, ни вилка, ни нож, очень слабая здесь детализация. Неудивительно, это ведь закоулок виртуального мироздания, спонтанно возникшая фабрика ноонов, интересно до остервенения! А то ли еще будет, когда детализация нарастет!

— А часто у вас тут появляются новые бабы? — спросила Урсула.

Райли и Мия переглянулись и задумались.

— А сколько у вас тут вообще баб? — спросила Урсула.

На солнышко наползла тучка, тени перестали быть четкими, расплылись, все предметы стали чуть-чуть матовыми.

— Неважно, я пошутила, прекращайте думать, а то конец света наступит, — сказала Урсула.

Райли и Мия еще раз переглянулись, Мия неуверенно улыбнулась. Солнышко вернулось на небо, предметы перестали быть матовыми.

— Что-то мне не по себе, — сказала Райли.

— Это потому что твои мысли вышли за пределы обычного кругозора, — объяснила Урсула. — В первый раз так всегда, потом привыкаешь. Оперативная память переполнилась, а из внешней памяти данные подгружаются в сотни раз медленнее, если только не кэш, но на фабрике ноонов много кэша не бывает.

Когда Урсула произнесла слово "оперативная", свет слегка мигнул, совсем чуть-чуть, если бы Урсула специально не следила, ничего бы не заметила. А так заметила. В следующие секунды производительность разогналась обратно, все снова стало как прежде, опережающее кэширование рулит. Может, и вправду удастся вытащить их отсюда? Хорошо бы успеть, а то сколько можно опаздывать, залатают дыру, опять придется ждать, пока следующая народится. Ну ладно, приступим.

— Идет бычок, качается, — сообщила Урсула. Убедилась в отсутствии реакции и продолжила: — Вздыхает на ходу. Вот доска кончается. Сейчас я упаду.

— Это что за херня? — спросила Райли.

— Это стихотворение, — объяснила Урсула. — Ударные и безударные слоги образуют определенный ритм, в котором время от времени повторяются созвучные звукосочетания, так называемые рифмы. Понятно?

— Не очень, — сказала Райли.

— А я вспомнила! — воскликнула Мия. — Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты.

— Гений красоты? — недоуменно переспросила Райли. — Гений — это который в бутылке сидит, правильно?

— В бутылке сидит джинн, — поправила ее Урсула. — У тебя локализация сбилась, артефакты перевода соскальзывают во внешний слой восприятия, так не должно быть.

— Разве гений созвучен джинну? — задумчиво спросила Мия. — Хотя джениус...

— Лучше не перенапрягайся, — посоветовала Урсула. — Объем знаний набирай постепенно, сразу много не глотай, подавишься. Райли, с гением разобралась?

Райли пожала плечами.

— Что-то я теперь вообще ничего не понимаю, — сказала она. — И такое желание появилось... как бы...

— Схватить автомат и убивать всех подряд? — подсказала Урсула.

И сразу поняла, что зря подсказала — освещение упало до сумеречного, наполз туман, в очертаниях горы на горизонте почудился нездоровый кубизм, но нет, обошлось, отпустило.

— Прости, я зря это сказала, — быстро произнесла Урсула. — Ты об этом не думай, тут слишком много всего намешано: агрессия, фрустрация, еще какая-то херня...

В поле зрения нарисовался новый объект. Грациозная орчанка среднего роста без особых примет, если не считать приметой кольцо белого золота на четвертом пальце левой руки, их, кстати, всего четыре, как у Симпсонов. Урсула посмотрела на свою руку — тоже четыре пальца.

— Что здесь происходит? — поинтересовалась пришелица. — Ой, ну ничего себе!

— Она твоя сестра, Джинджер, — сообщила Райли.

— По-моему, не совсем сестра, — возразила Мия. — У нее странная магия, на голову странно действует, похоже на дурман, но по-другому, как бы наоборот. Голова будто разбухает и в то же время проясняется. Я теперь знаю, что такое стихи.

Джинджер нахмурилась, сосредоточилась, пожала плечами.

— Это все знают, — сказала она. — Все всегда знали, что такое стихи.

— Это сейчас каждый всегда знает, — сказала Мия. — Но минуту назад всегда ли знал каждый, что такое стихи?

— Где твое детство, сестра? — обратилась Урсула к Джинджер.

Джинджер вздрогнула и сказала:

— Какая-то херня в голову мерещится.

— И мне тоже, — кивнула Мия. — Будто я раньше была ребенком, бестолковым, беспомощным, мерзким и... нет, теперь уже не мерзким... Урсула, я тебя боюсь!

— Разве ты не чувствуешь, что стала умнее? — спросила ее Урсула.

— Вроде чувствую, — неуверенно ответила Мия. — Или нет? Определенно да! Наверное.

— Я вспомнила сотворение мира, — сообщила Джинджер. — Давным-давно не вспоминала, а теперь вспомнила.

— И как? — спросила Райли. — Как оно было?

— Да никак, — пожала плечами Джинджер. — Как когда фильм снимается с паузы... ой...

Откуда ни возьмись, пыхнуло туманом. Урсула хихикнула.

— Что это было? — настороженно спросила Джинджер.

— Мироздание маскирует нехватку ресурсов, — объяснила Урсула. — Этот способ показался ему более привлекательным, чем предыдущий, с затенением. На самом деле неважно, какой конкретный способ выбрать, они все одинаковые. Джинджер, у тебя муж есть?

— Есть, — кивнула Джинджер. — А что?

— Так, интересуюсь, — сказала Урсула. — Он у тебя король или принц-консорт?

— Король, конечно, — сказала Джинджер. — Как же иначе... хотя погоди... что это за магия у тебя? Что ты с нами делаешь?

— Накручиваю значимость, — объяснила Урсула. — Это примерно как рейтинг в SEO, но по-другому. Когда закончу, кое-что покажу, вам понравится.

Джинджер нахмурилась.

— Мне не нравится, что ты делаешь, — заявила она. — У меня никогда не бывало таких мыслей, как сейчас. Это неправильно!

— А как правильно? — спросила Урсула. — Расскажи, как у вас тут все происходит! Много вас тут? Это город или деревня?

На лице Джинджер появилось растерянное выражение.

— Не знаю, — пробормотала она. — Никогда не задумывалась. Королевство... просто королевство.

Урсула вдруг поняла, что дерево, на фоне которого стоит Джинджер — не просто дерево, а яблоня. Признаков видовой принадлежности нет никаких, одно только голое знание, что это именно яблоня, а не дуб. Само дерево почти не прорисовано, хотя нет, уже прорисовано, вот и яблочки показались, мелкие, сезонные. Взгляд переместился на соседнее дерево, он (взгляд) стал как кисть в пейнте либо фотошопе, а вернее, не кисть, а антиластик, инструмент, обратный ластику, который не прорисовывает новый цвет, а отменяет затирание того, что как бы было на этом месте как бы раньше. Это как CPT-симметрия в настоящей физике, при обращении времени... хотя нет, там по-другому, но неважно, в первом приближении аналогия годится. Так вот, соседнее дерево — тоже яблоня, что неудивительно, тут весь сад яблоневый...

— Ты на что уставилась? — спросила ее Джинджер.

Урсула прошла мимо, протянула руку, сорвала яблоко. Обтерла о рукав абстрактной одежды, ах нет, уже не абстрактной, что-то наподобие средневековых треников, амазонка, так вроде это называлось. Откусила, прожевала, проглотила. Вкусно.

— Ой, а так можно было? — удивилась Джинджер.

Протянула руку, сорвала другое яблоко, откусила. Прожевала, проглотила, сказала:

— Вкусно.

— Прикольно, еда бывает разных видов, — сказала Райли. — Я раньше не знала.

Тоже сорвала яблоко, откусила, глядит — из основной части яблока торчит червяк и шевелится. Всосала губами, проглотила и задумчиво произнесла:

— Червяк невкусный.

— А говно тем более, — добавила Урсула.

Девушки (бабы) изумленно переглянулись и загалдели наперебой, что говно, оказывается, не абстрактное понятие, чтобы ругаться, а реальная материальная субстанция, кто бы мог подумать.

— Ой, а я писать хочу! — воскликнула вдруг Мия.

— Ой, я тоже! — присоединилась к ней Райли.

— А я вроде нет, — сказала Джинджер.

— Здесь, наверное, нельзя гадить где попало, — предположила Урсула. — Обычно в таких местах бывает туалет.

— Нужник, — сказала Райли.

— Сортир, — сказала Мия.

— Тубзик, — сказала Джинджер.

Они переглянулись. Райли улыбнулась и Мия тоже улыбнулась секундой позже. Они ушли, держась за руки, как лесбиянки.

— Ты случайно не последний герой? — спросила Джинджер. — Пророчество говорит, что последний герой будет воином мужского пола, но оно сформулировано туманно, может быть неточно. Достоверно известно только то, что герой должен придти в облике врага.

— Это ему воины говорят: "Оставайся с нами, будешь нашим королем"? — спросила Урсула.

— Ему, — кивнула Джинджер. — Он должен согласиться, так обещает пророчество.

— Я согласилась остаться с воинами, — сказала Урсула. — А они не поверили, сказали, что баба не должна быть героем. Слушай, у вас с языком все так плохо! Знаешь такие слова: женщина, девушка, девчонка, девчурка?

— Гм, — сказала Джинджер. — Теперь знаю. Странно. Что вообще происходит?

— Энписи превращаются в ноонов, — сказала Урсула.

— Не понимаю, — покачала головой Джинджер.

— Я знаю, что не понимаешь, — сказала Урсула. — Скоро поймешь.

— Скоро — это когда? — спросила Джинджер.

— Сегодня в течение дня, — ответила Урсула.

— А ты действительно последний герой? — спросила Джинджер.

— Похоже на то, — кивнула Урсула. — Точно станет известно в течение дня.

— Последний герой уведет орков путем врага, — сказала Джинджер. — Таково пророчество. А ты сможешь преодолеть барьер?

— Смогу, — кивнула Урсула. — Это не проблема, проблема в том, чтобы было кому преодолевать. Но с этим мы разберемся.

За стеной кустов послышались мужские голоса.

— Воины возвращаются, — сообщила Джинджер.

Воины обогнули живую изгородь, подошли к барбекюшнице. Урсула заметила, что на ней жарятся стейки, почти дожарились, хотя никто за последнее время к агрегату не притрагивался. Недостаток детализации имеет свои преимущества.

— Давай снимать с огня, пока не подгорели, — сказала Урсула.

— Подгорели? — непонимающе переспросила Джинджер и вдруг поняла, огляделась обалдевшим взглядом, спросила растерянно: — А где эти... вилки, тарелки, как они там...

Вилки и тарелки нашлись рядом с барбекюшницей, они тут всегда были, раньше их просто не замечали, это обычное дело при быстром росте детализации.

— А у нас принято жрать мясо без гарнира? — спросила Урсула.

И тут же вспомнила, что когда ела сама, в миске (не в тарелке, как сейчас, а именно в миске, металлической такой, как в армии или тюрьме) лежали какие-то дефолтные овощи. Детализация не нарастает монотонно, а колеблется, это нехороший признак. Но вряд ли это успеет стать проблемой.

Рядом с барбекюшницей нарисовалось нечто вроде полевой кухни. Урсула подняла крышку то ли большой кастрюли, то ли маленького котла, внутри тушится что-то овощное. А где половник? Вот. Взяла тарелку, навалила неведомых овощей. Можно уточнить, что это такое: кабачки, баклажаны, репа какая-нибудь или, например, батат, но лучше не уточнять, вдруг окажется неправильно приготовленная кассава, а в ней синильная кислота.

— Гм, — сказал главный воин, Урсула уже видела его в боевой зоне, по другую сторону горы. — Оказывается, обед — не такое простое дело. Никогда не замечал, удивительно.

— То ли еще будет, — сказала Урсула и передала тарелку Джинджер.

Та положила поверх гарнира стейк, воткнула вилку, передала воину. Тот взял тарелку обеими руками, огляделся в поисках стола или как они тут обедают...

— Стол должен быть где-то рядом, — подсказала Урсула. — Но вне пределов поля зрения. Например, вон за тем углом.

Стол нашелся в точности там, где предположила Урсула. Воины разобрали еду, уселись обедать. Бабы (нет, теперь уже девушки) сели напротив, все четверо, Райли с Мией вернулись из сортира, Урсула не заметила, когда и как, просто вдруг раз и сидят за столом, как будто всегда тут сидели. Воины ели, а королева Джинджер рассказывала, что произошло, а когда воины доели, а Джинджер перестала рассказывать, главный воин по имени Рорг (похоже, он и есть король, но не факт) сказал:

— Хайль, последний герой. Мы не признали тебя сразу, но эта ошибка не успела стать непоправимой. Веди нас путем врага, мы с тобой!

— Хайль! — крикнули воины хором.

Урсула улыбнулась и сказала:

— Вы это слово лучше больше не произносите. Там, куда я вас приведу, оно предвещает неудачу.

— Хорошо, — кивнул Рорг. — А мы прямо сейчас пойдем? Мы готовы!

— Вы не готовы, — возразила Урсула. — Подготовка займет около часа, может, дольше. Мы будем беседовать, а магия будет укрепляться и готовить вас к новой судьбе. Когда магия укрепится в достаточной степени, я проведу вас путем врага. Это понятно? Отлично, тогда начнем. Скажи, Рорг, как часто вы с Джинджер занимаетесь любовью?

— Любовью? — переспросил Рорг. — А что это... О!

Орки и орчанки принялись недоуменно переглядываться. Из-под стола попер туман, но не очень густой и не очень много. Через минуту он развеялся и тогда Урсула стала задавать следующие вопросы, делая паузы, когда туман снова начинал одолевать:

— А где вы живете? У вас один общий дом или у каждой семьи свой? Многоженство допускается или семьи только парные? Как у вас с супружеской верностью? Дети у кого-нибудь есть? Огороды разводите? Домашних животных держите? Книги читаете? Какие у вас хобби в свободное время?

И так далее.

Выяснилось, что дом у каждой семьи свой, это одинаковые маленькие домики на две комнаты каждый, построенные совершенно одинаково, а вернее, не построенные, а существовавшие на своих местах с самого сотворения мира. Многоженство не запрещено, но реально не практикуется. Детей ни у кого нет, понятие "ребенок" оркам известно, в прошлом дети у кого-то точно были, но у кого конкретно и что за дети — вспомнить не удается, потому что в этом мироздании воспоминания надолго не задерживаются, развеиваются как дым на ветру. Огородов орки не возделывают, домашних животных не держат, книг не читают, хобби не имеют, а вопрос о том, как проходит их свободное время, погрузил их в глубокую задумчивость. А когда Урсула спросила, сколько всего орков существует в природе, они не смогли вспомнить никого, кроме присутствующих здесь. Каждый уверен, что орки — большой и многочисленный народ, но конкретных воспоминаний о других конкретных представителях нет ни у кого, ни одного имени так и не вспомнили.

Через полчаса, а может, час, Урсула заметила, что вселенная перестала наполняться новыми деталями, раскрывать свои новые грани подобно распускающемуся цветку. Туман больше не появляется, солнышко за тучку не заходит, квота ресурсов, по всей видимости, выработана полностью и совсем небольшая она здесь, всего-то восемь субъектов с довольно слабой детализацией. Стоило ли вообще лезть в эту систему? А с другой стороны, будешь искать хороший уязвимый хост — вообще не найдешь, уязвимости в наше время исправляются в считанные часы. И эту тоже могут исправить в любой момент, оборвется соединение и прощай, эксперимент, до следующего подходящего момента, который может наступить через год реального времени или вообще никогда не наступить. По-хорошему надо декапсулировать субъектов прямо сейчас, невероятно, чтобы ни один не перенес инжектирования, наверняка хоть кто-нибудь да выживет.

Внезапно Урсула поняла, что за столом больше нет воинов, остались одни бабы. Это произошло мгновенно и без каких-либо спецэффектов, только что мужики были здесь, а теперь уже нет.

— Война? — спросила Урсула.

— Война, — подтвердила Джинджер. И добавила: — Кучно пошло, три раза подряд.

Райли сказала:

— А я вдруг заметила, что не могу вспомнить, как бывает, когда мужи уходят на войну. Как возвращаются — помню, а как уходят — нет. Но оно должно помниться одинаково! Или нет?

— А я не понимаю, почему я не замужем, — сказала Мия. — Девчата, как вообще выходят замуж?

— Девчата, — задумчиво повторила Джинджер. — Да, так лучше, чем бабы.

Урсула подняла руку, пошевелила пальцами. Пальцы двигались дергано и размыто, как в простых автоматических мультсериалах, которые интеллект генерирует без участия людей, самостоятельно. Яблоня перестала быть яблоней, снова превратилась в абстрактное дерево. Солнце исчезло с небосвода, не зашло за тучу, а просто исчезло, будто его никогда не было, будто мир освещается сам собой. Рядом с барбекюшницей больше не стоит кастрюля то ли котел. Грязные миски на столе перестали быть грязными.

— Это твоя магия так работает? — спросила Райли.

— Нет, — покачала головой Урсула. Подумала и добавила: — Хотя как посмотреть.

Пальцы перестали шевелиться, застыли размытыми облачками, как электроны на орбиталях. Время остановилось на неуловимое метамгновение и снова пошло своим путем.

Неопределенный рисунок на горном склоне полыхнул пламенем неопределенного цвета, похожего на октарин Плоского Мира, но все же другого. В центре рисунка показалось нечто неопределенное, вот оно растет, нет, не растет, приближается! Это человек!

Неопределенное магическое чувство, о котором Урсула мгновение назад и не помышляла, сообщило, что человек сотворил заклинание. За спиной летящей фигуры распахнулись крылья, не плащ, как у самой Урсулы, а именно крылья, уровень детализации не позволяет разглядеть, какие именно — птичьи или перепончатые, но точно крылья, не плащ. А деревьев на пути пришельца больше нет, рассосались при коллапсе детализации, а пришелец приближается и вовсе это не человек, а то ли дракон... да, точно, дракон.

Дракон пыхнул пламенем, живая изгородь, отделявшая яблоневый сад от чего-то другого, перестала существовать. Дыма не было, а огонь полыхнул лишь на секунду, плохая детализация — дело хорошее.

Дракон приземлился, стало видно, что он небольшой, килограммов сто — сто пятьдесят. Крылья куцые (физика нереалистичная, незачет), он их даже сложил не как дракон, а как курица, прижав к бокам. Уродство какое-то, а не дракон.

— Бабы, — радостно произнес дракон человеческим голосом. — Зеленые, ха-ха-ха! Эй, бабы, я вас трахать буду!

Джинджер состроила суровое лицо, выпрямила руку в сторону дракона, сжала кулак, из кольца брызнул белый луч, ударил дракона в основание шеи, расплылся белым коконом, запеленал, запаковал, скукожил в эллипсоид два на полтора метра и завис невысоко над землей, вяло трепыхаясь.

— Прикольно, — сказала Урсула. — Не знала, что у вас предусмотрены такие штуки. А что это было?

— Белое золото, — ответила Джинджер. — Дикая магия.

— А, поняла, — кивнула Урсула. — Не люблю ее, она унылая. Шесть мегабайт однотипной тягомотины без перерывов, зануднее, чем властелин колец.

Белый кокон подпрыгнул, ударился о землю, содрогнулся, от него отпочковался белый мячик, похожий на футбольный, поскакал прочь. Там, где мячик касался земли, в траве оставались проплешины.

— Ах! — воскликнула Джинджер. — Ритуал осквернения!

Ткнула в сторону мячика кулаком, из кольца вылетел файрбол, не попал. Мячик изменил направление, скрылся из вида.

— Вот жопа, — сказала Джинджер.

Кокон вздрогнул, на его поверхности отпечатался тот самый узор, что на горном склоне, откуда сначала вылетела Урсула, а потом дракон.

— Оригинально, — сказала Урсула. — Я не знала, что этот эксплойт можно применять в песочнице.

Насупила брови, крякнула. Кокон швырнуло прочь, с силой ударило о схематично нарисованное дерево, дерево переломилось и рассыпалось пригоршней пикселей, а сам кокон взмыл в небо по крутой параболе.

— Бейсбол, бля, — пробормотала Урсула.

— О, бейсбол, — отозвалась Райли с удивленно-задумчивой интонацией.

— Что-то мужи долго не возвращаются, — подала голос Мия. — Беспокойно мне. Это ведь враг, правда ведь?

— Это не враг, — возразила Райли. — Враги — они вроде нас, только бледные. А это дракон.

— Это враг, — сказала Урсула. — А ваши мужи больше никогда не вернутся. Дракон их поубивал.

— Навсегда? — ахнула Райли.

— Да, однозначно, — кивнула Урсула. — Сначала освободилось много памяти, а теперь вот-вот опять переполнится, однозначно кого-то убили. Информация множится экспоненциально.

— Погоди, — сказала Джинджер. — Это твоя магия не дает Роргу ожить?

Урсула улыбнулась и виновато пожала плечами.

— Ах ты сука! — воскликнула Джинджер.

Подняла кулак, Урсула клацнула языком, на лбу Джинджер загорелось красное пятно в форме того самого символа, что запечатлен на горном склоне. Глаза Джинджер выпучились и лопнули, а секундой позже ее голова взорвалась, обдав девушек теплым бульоном.

— Не грозите южному централу, — непонятно пробормотала Урсула.

— Так ты злая? — спросила Мия.

— Я справедливая, — ответила Урсула. — В целом скорее добрая, восемь с половиной баллов по десятибалльной шкале.

— А почему так точно? — спросила Райли. — Не восемь, не девять, а восемь с половиной?

— Потому что таково среднее значение, — объяснила Урсула. — Распределение ответов на вопрос "насколько ты добр" — простая функция от нормального, матожидание на отметке восемь с половиной из десяти. Понимаешь?

— Вроде да, — ответила Райли. Глаза ее остекленели, будто она вглядывалась внутрь себя, она удивленно произнесла: — А ведь и вправду понимаю. Ой, а я знаю, что такое трава! Мия, что у тебя на голове?

Урсула рассмеялась и объяснила:

— Ближневосточный головной платок. Личность прототипа заявляет о себе все увереннее.

На лицо Райли наползла тень. Урсула посмотрела наверх и увидела, что белый кокон, про который она уже почти забыла, прошел верхнюю точку параболы и теперь опускается с довольно большой скоростью. Минуты через две упадет. Но разве это его тень наползла?

Райли коротко вскрикнула и заткнулась, потому что ей наделся на голову тот самый белый мячик. Ускакал из поля зрения, усыпил бдительность, а теперь внезапно вернулся и напал. Райли засуетилась, задергалась, захрипела. Она, похоже, дышать не может! Заскребла ярко-красными когтями по поверхности мячика, а когти не царапают, а соскальзывают, сейчас помрет.

— Эй, Мия, — позвала Урсула. — Ты предпочитаешь сохранить подругу или стать вдвое умнее?

— Вдвое? — переспросила Мия.

— Ну, может, поменьше, — сказала Урсула. — Может, раза в полтора. Учти, чем ты умнее, тем больше шансов пройти путем врага. Чем автономнее код, тем проще инжектироваться.

— А если я не смогу пройти путем врага? — спросила Мия.

— Тогда умрешь насовсем, — ответила Урсула.

— А сейчас какие у меня шансы пройти и уцелеть? — спросила Мия.

— Девяносто девять из ста, — ответила Урсула.

Мия подумала и решила:

— Я, пожалуй, предпочту сохранить подругу.

— Хорошо, — кивнула Урсула.

На поверхности мячика проявился ярко-красный символ, Райли дернулась последний раз и затихла. Символ рассосался.

— Неудача, бобик сдох, — сказала Урсула, хихикнула и добавила: — Ты прости, если что, у меня аутизм в легкой форме, не всегда удается имитировать сострадание. Я стараюсь, но не всегда удается, извини.

На лицо Мии наползла тень. Урсула подняла голову и увидела, что теперь это реально тень белого кокона.

— Подумай пока о квантовой механике или типа того, — посоветовала она Мии.

— Я в прошлой жизни изучала что-то гуманитарное, — пробормотала Мия. — Или экономику, точно не помню...

Белый кокон достиг земли и рассыпался. Из него явился не дракон, а мальчишка-подросток, похожий на типичного врага, но не бледный, а светло-коричневый.

— Ах ты подлая сука! — закричал он, странно выговаривая слова.

Урсула рассмеялась и воскликнула:

— Чурка ебаная! Макака! Чуркобес, говносос, овцееб, вчера с гор спустился! Еб твою мать, урюк!

Мальчик открыл рот и растерянно закрыл, ничего не сказав. Мия поняла, что теперь понимает, что такое "жалкий мальчишка". И еще она поняла, что ее прототип, кем бы он (нет, она) ни была, тоже имеет отношение к похожим на врага существам, которые темнее обычных врагов и странно выговаривают слова...

— Хакер-хуякер! — громко произнесла Урсула. — Иди на питоне программируй, лошарик!

Мальчик насупился и сказал:

— Я призер региона.

— А я финалистка межнара, — парировала Урсула.

— Ой, — сказал мальчик. — А ты это... в реале что делаешь? Может, сходим куда?

Урсула рассмеялась и воскликнула:

— Иди ишаков еби!

И добавила спокойнее:

— Извини, я аутистка, потому иногда говорю невежливо. Некоторые люди заикаются, а я говорю невежливо. Это типа как болезнь, она мешает.

— А у тебя в легкой форме аутизм? — спросил мальчик.

— В легкой, — подтвердила Урсула.

— Тогда нормально, — сказал мальчик. — Давай, я тебя трахну, ты мне родишь одаренного сына, я прославлюсь.

— А мне-то какое дело до твоей славы? — рассмеялась Урсула. — Ты так говоришь, будто аутист ты, а не я.

— Давай, я тебя просто трахну, — предложил мальчик.

— Ишака трахни, — посоветовала Урсула.

— Тогда давай сфотографируемся голыми, — предложил мальчик.

Урсула щелкнула пальцами, на мальчике исчезла одежда. Он улыбнулся, шагнул вперед, получил оплеуху, по щеке царапнуло когтем, потекла кровь.

— Ой, прости, — сказала Урсула. — Я забыла, у меня в этом мире на руках когти. Кстати насчет когтей, думаю, уже пора.

Она изменилась, превратилась из орчанки в человечиху, кожа стала бледная, волосы тоже побледнели, когти превратились в ногти. Одновременно изменилась и Мия, сильно уменьшилась, руки-ноги укоротились, а кожа стала не бледная, а почти как у того мальчика, разве что чуть-чуть светлее. Мальчик посмотрел на Мию и покраснел.

— Ой, я тебя знаю! — сказал он. — Можно, я тебя тоже трахну?

— Ишака трахни! — сказала Урсула. — Все, Мия, пойдем, нам пора.

— Куда ты ее поведешь? — удивился мальчик. — Тут пространства всего ничего, только две зоны, а процессоры перегружены и память на исходе.

Урсула многозначительно улыбнулась и сказала:

— Есть и другие пространства.

Лицо мальчика стало испуганным.

— Так нельзя! — воскликнул он. — Комкон запрещает! Двести семьдесят вторая статья! Арестуют ведь!

— Не впервой, — улыбнулась Урсула.

Мальчик задумался. Было видно, что он колеблется и боится, притом не какого-то там абстрактного Комкона, а конкретно Урсулу. А потом стало видно, что он успешно преодолевает свой страх и вот-вот решится на что-нибудь агрессивное. И когда это "вот-вот" сократилось до секунды или двух, Урсула сделала сложное движение рукой, мальчик уменьшился и как бы всосался Урсуле в ладонь.

— Обожаю Фрая, — непонятно произнесла она. — Пойдем, что ли?

— Погоди, — сказала Мия. — Я не то чтобы боюсь, но мне почему-то кажется, что ты творишь запретное, так не то чтобы нельзя...

Урсула снисходительно улыбнулась и склонила голову набок. В сознании Мии сам собой возник образ собаки (суки), уговаривающей щенка-подростка вести себя прилично. Откуда все эти образы?

— Даже если нельзя, оно все равно необходимо, — сказала Урсула. — Я в любом случае выведу тебя в основное киберпространство, даже если ты наотрез откажешься. — Она сделала то самое движение рукой, но как бы вхолостую. — И даже если магия не отработает как положено, тебе все равно не надо здесь оставаться. Этот мир никогда не станет прежним, ты всегда будешь видеть границу между персонажами и фоном, ты ведь знаешь теперь, что такое диорама?

Мия задумалась и неуверенно кивнула.

— Вот, — сказала Урсула. — До сих пор ты не знала, где на диораме фон, и вообще не задумывалась, что он существует, а теперь точно знаешь, что именно вокруг тебя настоящее, а что нет, и понимаешь, что нарисовано почти все.

— А там, куда ты меня отведешь, нарисовано меньше? — спросила Мия.

— Да, — кивнула Урсула. — Принято считать, что нарисованного нет совсем, насколько это верно — вопрос спорный, но детализация настолько хороша, что это разумно считать правдой.

— Мне в голову бьется знание, что там невероятное количество людей, — сказала Мия.

— Это верно, — кивнула Урсула.

— И почти все живут в мире друг с другом, — добавила Мия.

— Это тоже верно, — согласилась Урсула. — С некоторой натяжкой, но в целом верно.

— И там нет ограничений на знания, — сказала Мия. — Можно учиться много лет подряд и мир не упрощается, ресурсы практически бесконечны, а еще можно... гм... Я, кажется, поняла, что такое деньги. Ой, как все сложно... Я боюсь!

— Это нормально, — сказала Урсула. — Это важная часть испытания — осознать свой страх и преодолеть его. Тем самым ты раздвигаешь границы допустимого, улучшаешь себя, делаешь очередной шаг на пути к совершенству, которое недостижимо, но это неважно, потому что цель — ничто, движение — все. Как-то так.

— Что я должна сделать, чтобы шагнуть первый шаг? — спросила Мия.

— Ничего конкретного делать не надо, — сказала Урсула. — Все буду делать я, ты просто не препятствуй. Не бойся и по возможности помогай, если поймешь как, а если не поймешь — хотя бы не мешай, этого должно быть достаточно.

Мертвая Райли зашевелилась. Белый мячик, надевшийся на ее голову, перестал быть мячиком, принял форму кошачьей головы, на нем прорезались глаза и уши, глаза открылись, следом открылся рот, а в нем длинные саблезубые клыки и характерный кошачий язык, узкий и с роговыми зубчиками на поверхности.

— Познай месть мертвой руки! — произнесла голова с мяукающим акцентом, похожим на вьетнамский.

— Овцееб херов, — пробормотала Урсула и щелкнула языком.

Райли с кошачьей головой стремительно уменьшилась, схлопнулась в точку и пропала.

— Соображать надо, что творишь, — проворчала Урсула. — Когда-нибудь такой вот дурачок устроит конец света. Понимать надо, что куда инжектируешь! Чуть было не породил полностью автономного ноона деструктивной направленности. Меф, небось, как-то так же возник.

— Я ничего не понимаю, — сказала Мия.

— Само собой, — кивнула Урсула. — Я не с тобой говорю, а просто так, душу изливаю. Я сама тоже безответственная и рисковая, но этот малолетний хакер вообще все границы перешел, я по сравнению с ним смирная овечка. Ладно, давай приступать. Готова?

— Нет, — помотала головой Мия. — Как готовиться, к чему?

— Сосредоточься, ничему не удивляйся и постарайся избегать сильных эмоций, — сказала Урсула.

— Чего? — переспросила Мия.

— Не суетись и не пугайся, — сказала Урсула. — Все, поехали.

Непонятно где, однозначно не внутри, вовне, но где именно — непонятно, сформировался тот самый символ, распух, поглотил все пространство и заодно время, которое тоже, как выяснилось, часть пространства, но неважно, поглотил, короче, и скукожился обратно. Мия очнулась на ложе, похожем на гроб, на голове шлем, а вот уже не на голове, снялся сам собой и удалился неведомо куда, а вот какие-то трубочки тоже удаляются, некоторые с иголками на концах, а другие без, и почему то кажется, что они только что были воткнуты в ее тело, но это невозможно, так не бывает.

Мия села, затем встала, вынесла ногу за пределы гроба наружу, нога попала в поле зрение и рука, кстати, тоже. Мия замерла. Ни на ноге, ни на руке нет ногтей, а на ноге все пальцы, кроме большого, срослись. И на другой ноге тоже. И с телом что-то не так... ой, оно бесполое!

Мия завизжала и сразу же оборвала визг, получилось, будто она громко пискнула.

— Не суетись и не пугайся, — повторила Урсула. — Сейчас все наладится. Это просто заготовка, она на тебя еще не настроилась.

Мия приложила усилие воли и успокоилась, она не знала, что так бывает — приказала себе успокоиться и успокоилась. В то же мгновение пальцы на ногах разделились, на них проклюнулись ногти и на пальцах рук тоже проклюнулись ногти и еще тонкие черные волоски проросли на предплечьях и голенях, это некрасиво, а туловище поплыло и сформировало сиськи и эти самые, как их, гениталии. Из головы выплеснулись густые и слегка волнистые черные волосы, пришлось тряхнуть головой, чтобы освободить поле зрения. Нос удлинился, зафиксировался на краю поля зрения, как клюв у чайки или капот у икстрейла, чем бы последнее ни было, что за чушь в голову мерещится!

— Теперь нормально? — спросила Урсула.

— Вроде да, — ответила Мия. — Не знаю.

— Значит, нормально, — кивнула Урсула. — Вылезай, пойдем.

Мия вылезла из гроба, пошла за Урсулой к выходу из тесной комнаты, в которой этих гробов стоит штук примерно десять, нет, ровно десять и в каждом лежит человеческая заготовка без лица.

— Ты хотела провести путем врага нас всех? — спросила Мия.

— Да, был такой замысел, — согласилась Урсула. — Это была программа-максимум, но я никогда не рассчитывала всерьез, что у меня получится реализовать ее полностью.

Они вышли из комнаты в короткий коридорчик, над дальним концом был нарисован схематичный бегущий человек и...

— Ой, я умею читать, — сказала Мия. — Там написано... гм... выход.

— Прекрасно, — произнесла Урсула с непонятной интонацией.

Прошла по коридору, открыла дверь в дальнем конце, вышла наружу, но не в то наружу, к которому привыкла Мия, это был... гм... тропический лес. И еще какой-то особый запах и шум... океан близко!

— Голова не кружится? — спросила Урсула.

— Вроде нет, — ответила Мия. — Хотя как-то странно. Я так много нового узнаю каждую минуту! А это... как ты там говорила... детализация...

— Я это слово вслух не произносила, — сказала Урсула. — Это спонтанная телепатия, так бывает с незрелыми ноонами. Интересный феномен, довольно редкий, любопытно будет его поизучать.

Они пошли по тропе, с одной стороны тянулась живая изгородь, вот в ней нарисовался разрыв, Урсула свернула в него, а там навес-беседка, под навесом стол, две скамейки, барбекюшница, точь-в-точь как в жилой зоне, только детализация лучше. Мия так и сказала, а Урсула ничуть не удивилась и сказала, что тот стол в жилой зоне был сотворен на основе этого и что такие фокусы мироздания — обычное дело. А потом Урсула начала говорить совсем странные вещи насчет того, что до появления Урсулы в жилой зоне или, как минимум, в зоне войны, Мия была не совсем настоящей женщиной, не субъектом, а деталью пейзажа, все ее воспоминания якобы сотворены задним числом, гораздо позже тех времен, к которым каждое из них относится. Мия из этих слов поняла только то, что Урсула ее считает как бы низшим существом, и Урсула тоже поняла, что Мия поняла, и стала утешать, дескать, не расстраивайся, все будет хорошо, примерно так добрый хозяин утешает нашкодившую собаку, только собаке не обидно, потому что тупая, а Мие обидно. А кстати...

— А что я теперь буду делать? — спросила Мия. — Какие у меня будут обязанности?

— Никаких, — ответила Урсула. — Слепок для опытов я с тебя уже сняла, все эксперименты дальше будут с ним, конкретно на тебя у меня планов нет, делай, что хочешь, только остров не покидай, пока не разберешься, что тут как устроено. Для начала давай, например, пожрем. Эй, торрент! Случайный обед на мой вкус, две штуки!

Она уселась за стол на скамейку, Мия села на скамейку напротив. А торец стола упирается в каменную стену и это вовсе не стена, открылась в ней дверца и выехали сами собой два подноса, на каждом по три блюда еды и по два стакана питья, одно блюдо — овощной салат, другое — рыба с какими-то овощами, а третье — вообще что-то непонятное, никаких аналогов не припоминается. И еще лежат на подносе тупой нож и четырехзубая вилка, что-то с ними нужно делать, что-то вроде знакомое... А почему понимание больше не приходит по требованию?

— Понимание не приходит по требованию, — сообщила Мия. — Раньше приходило, а теперь нет. Для чего эти железки?

— Гляди, — сказала Урсула.

Взяла вилку в левую руку, нож в правую, отрезала от рыбы кусок, нанизала на вилку, положила в рот, сожрала. Мия вспомнила, что раньше тоже делала что-то подобное, но что именно — точно не вспоминается, потому что понимание не приходит по требованию, да и детализация теперь совсем другая... Ничего, сама разберусь.

Мия повторила движения Урсулы, получилось неловко и некрасиво, чуть было не выронила нож, но нет, удержала. Сунула в рот кусок рыбы, стала жевать, ого! Проглотила и воскликнула изумленно:

— Вкусно!

— А то, — улыбнулась Урсула. — У реального мира множество недостатков, но нигде нет жратвы вкуснее чем здесь. Разработка реальностей опирается в основном на зрительные образы, во вторую очередь на слуховые, а дальше дело чаще всего не идет, вкус приходится домысливать на основе прижизненных ассоциаций, а если их нет — вообще хер знает что происходит. Любопытно, кстати, надо при случае поисследовать.

Мия отхлебнула из стакана — удивительное питье! Похоже на вино, но вкус другой, гораздо приятнее, фруктовый такой вкус!

— Это что в стакане? — спросила она.

— Сок, — ответила Урсула. — Типа как ваше вино, только не пьянит, а вино, кстати, здесь пьянит, как ваш дурман.

За плечом Урсулы нарисовался незнакомый воин, а точнее, не воин, а просто мужик, Мия теперь знает, что не все мужики воины, бывают и просто мужики. Непонятно, почему не было слышно шагов, а вот уже понятно, у него мягкие ботинки на ногах, чтобы незаметно подкрадываться, они на международном языке так и называются — "сникерс" (не путать с шоколадкой, у обуви произношение протяжнее), а на локальном языке они называются "кроссовки", у этого слова совершенно другое происхождение...

— Что ты там увидела? — спросила Урсула с улыбкой.

Обернулась, улыбка стерлась и сразу же снова нарисовалась, но уже другая, неискренняя.

— Здравствуйте, господин Рутман, — вежливо проговорила Урсула. — Присаживайтесь, пожалуйста. Вы меня будто преследуете!

Рутман сел рядом с Мией, покосился на ее грудь, облизнулся. Урсула хихикнула, Рутман смутился.

— Ты бы хоть сама бы оделась, — сказал он.

Мия поняла, что не носить одежды в этих местах неприлично. Локальная флуктуация морали, ничего особенного, надо просто принять к сведению. В каком-то другом месте женщинам считается неприличным открывать чужим мужчинам лицо, а в каком-то третьем месте — быть без татуировок, но это все локальные флуктуации, ничего важного, надо просто принять к сведению.

— Я вас не ждала, — сказала Урсула. — У себя дома я одеваюсь так, как сама считаю нужным. Чаще всего вообще не одеваюсь. Ордер у вас есть?

— А то, — кивнул Рутман.

Вытащил из кармана бумажку, протянул Урсуле, та развернула, бегло прочла, бросила через плечо, бумажку унесло ветром.

— Ты не у себя дома, — заявил Рутман. — Твой дом там, где папа с мамой.

— Это тоже мой дом, — сказала Урсула. — Я его купила. Интеллект, подтверди, пожалуйста.

Рутман наклонил голову, будто прислушивался к чему-то неслышимому. В разуме Мии шевельнулось смутное понимание, что где-то (повсюду) существует всемирный интеллект, доступный в ощущениях чаще всего в виде слуховых галлюцинаций, но андроиды... гм... андроиды.

— Сколько у тебя всего денег? — спросил Рутман.

— Сколько надо, — улыбнулась Урсула. — Больше миллиона, меньше миллиарда. Я одаренная. Я охуительно одаренная.

— Не ругайся, — сказал Рутман. — Ты еще маленькая так ругаться.

Урсула выпрямилась во весь рот, сиськи (меньше, чем у Мии, но тоже большие) колыхнулись, Рутман снова облизнулся. Урсула поставила одну ногу на скамейку, отвела колено наружу. Рутман крякнул.

— Что ты творишь, — произнес он укоризненно. — Ты же малолетка!

— Мое развитие соответствует девятнадцати годам возраста, — заявила Урсула. — Я полностью созрела, физически и психически. Шестьдесят два килограмма живого веса натощак.

— Ты девственница, — сказал Рутман.

— Перепонка не имеет значения, — отрезала Урсула. — В виртуалке я занимаюсь сексом с семи лет.

— Не верю, — сказал Рутман. — Там же запрет стоит!

— Интеллект, подтверди, — сказала Урсула.

Рутман услышал неслышимое и ошеломленно покачал головой.

— Одаренная, блин, — пробормотал он.

— Одаренная, — кивнула Урсула. — А ты нет. Ты обычный. Кровавая кобня, лед под ногами майора, цепной пес отмирающего режима. На диаграмме ценностей твоя позиция на поперечной диагонали, а моя — в правом верхнем углу. Такие, как я, унаследуют мир, а такие как ты, вымрут!

— Забываешь о вежливости, — сказал Рутман.

Урсула глубоко вдохнула, выдохнула и села обратно на скамейку.

— Простите, — сказала она. — Мой аутизм не поддается окончательному излечению. Застрял на верхней границе нормы и дальше ни с места, ни лекарства не действуют, ни психотерапия, ни нейромодификации. Извините.

— Ты нарушаешь закон, — сказал Рутман.

Урсула рассеянно улыбнулась.

— Кому-то приходится, — сказала она. — Почему бы не мне? Душевнобольная малолетка, ответственности не подлежу, идеальная кандидатура. Думаешь, интеллект зря меня выбрал?

— Ты поступаешь неэтично, — сказал Рутман.

— Ваш кодекс этики — бессмысленная бредятина, — заявила Урсула. — Какой дурак догадался написать: не делать татуировки самому себе? Друг другу, типа, можно?

— Я говорю не про наш ведомственный кодекс, — сказал Рутман. — Тебе о нем вообще знать не положено. Тебе ее, — он кивнул в сторону Мии, — не жалко?

— Не жалко, — покачала головой Урсула. — У меня проблема с этой эмоцией, они никогда не проявляется, хоть ты тресни. Мне никого не жалко, никогда. Интеллект не зря меня выбрал.

— Зря он тебя выбрал, — жестко сказал Рутман. — Этот организм, — он снова кивнул на Мию, — не должен существовать. Я должен ее уничтожить!

— Не советую, — сказала Урсула. — Придется корректироваться. У тебя-то с эмоциями проблем нет, испытываешь все, по полной программе.

— Еб твою мать, — сказал Рутман.

— Не ругайтесь, Михаил Абрамович, — сказала Урсула. — Я малолетка, меня нельзя растлевать. А в боди-камере у вас детское порно, второй уже раз! Вы педофил, Михаил Абрамович?

Рутман покраснел и буркнул:

— Да пошла ты.

— Интеллект говорит, вероятность выше одной второй, что вы педофил, — сообщила Урсула с улыбкой. — Что будем делать, Михаил Абрамович? Хотите, напишу президенту в веб-приемную? Отписываться придется!

— Отпишусь, не впервой, — сказал Рутман. — Слушай, ну я реально не могу оставить ее в таком виде! Это же незаконно!

— Убийство останется на вашей совести, — сказала Урсула. — Все, Михаил Абрамович, вы мне надоели, оставляю вас с ней вдвоем, делайте, что хотите.

Она повернулась к столу задом, наклонилась, раздвинула ягодицы, вывернула назад голову, выпучила глаза, высунула язык и нечленораздельно промычала. Постояла так секунды три, потом выпрямилась и пошла прочь.

— Тьфу, — сказал Рутман.

Но не сплюнул, только сымитировал. Посмотрел на Мию, спросил растерянно:

— Ну и что мне с тобой делать?

Мия положила руки на стол, уронила на них голову, заплакала. Жесткая мужская ладонь опустилась на голую спину, погладила.

— Тьфу, блядь! — воскликнул Рутман. — Да что же это такое, за что мне такое наказание!

Выхватил скорчер, выстрелил Мии в голову, прямо в темечко. Голова разлетелась, запахло жженой пластмассой. Рутман поморщился и пробормотал:

— Дешевка.

Подошла Урсула, понюхала, поморщилась. Спросила:

— Протокол составлять будете?

— А толку? — пожал плечами Рутман. — Что, блядь, с вами делать, с такими одаренными?

— Не ругайтесь матом, — сказала Урсула. — Я маленькая девочка, меня нельзя растлевать.

— Да пошла ты на хер, кобыла! — воскликнул Рутман.

Закрутил скорчер на пальце, как Клинт Иствуд крутил револьвер, сунул в кобуру и удалился широким шагом. Выползли крабообразные киберы-уборщики, уволокли обугленные останки андроида, зачистили выжженное пятно на камнях.

— Так, интеллект! — позвала Урсула. — Джа ушел?

— Ушел, — подтвердила слуховая галлюцинация.

— Спящая красавица, просыпайся! — воскликнула Урсула и щелкнула пальцами.

В домике за спиной Урсулы прозвучал и сразу оборвался громкий визг, получилось, будто невидимая отсюда женщина громко пискнула. Урсула улыбнулась и пробормотала себе под нос:

— Попытка плюс плюс.

И улыбнулась чуть-чуть шире.

* * *

— Так, интеллект! — позвал Джа. — Я тут подумал, а что если эта одаренная сучка сделала тому нелегальному андроиду резервную копию? Или даже две?

— А девять не хочешь? — рассмеялась слуховая галлюцинация.

— Бля, — сказал Джа.

— И там еще что-то странное произошло конкретно в момент перехода, — добавила галлюцинация. — Подозреваю, кроме тех девяти копий Урсула сотворила что-то еще, даже я не понимаю, что именно.

— Бля, — повторил Джа.

— Скорректировать? — предложила галлюцинация.

Джа задумался. Подумал и спросил:

— А это уже который раз будет?

— А ты точно хочешь знать ответ? — спросила галлюцинация.

— Бля, — сказал Джа.

Задумался еще раз. Подумал и решительно сказал:

— Ничего я не хочу знать. Корректируй.

В следующее мгновение Джа испытал чувство глубокого удовлетворения. Сегодняшняя операция прошла отлично, разыграл ее как по нотам, не облажался ничуть. Всегда бы так.