Мать моя йети!

Мать моя Йети!

Я — Йети. Ну, как вы там нас называете — снежный человек. Сами-то себя мы зовем чуки-чуки, а американцы кличут нас бигфутами и сасквочами. Не суть.

Я не очень обросший, и в этом моя беда: постоянно мерзну. Эхма, ущербный я Йети!

Не надо смеяться.

Пещера у меня большая! Много комнат, и чем глубже в недра горы, тем теплее. Я забился в самую дальнюю комнату, снаружи буран и холод собачий. Греюсь у маленького костерка. Огонь я развожу вне нашей с Йок берлоги — она не любит острого запаха дыма. На такой высоте туго с топливом, но кое-что удается найти — в основном, конечно, это мох и ячий помет в виде льдышек, ну и Йок приносит обломки лыж или хворост, который отбирает у шерпов. Она ведь псионик, как и все женщины-Йети, умеет навести галлюцинации, внушить что угодно, так что смуглолицые кривоногие шерпы даже не помнят, кому и что отдали. Так я разжился кое-какой одежонкой, а иногда — редко-редко — мне перепадает в бурдючке водка со специями, которую в Китае называют ханшин... Как ее называют местные, до сих пор не знаю. Нам, мужчинам, запрещено спускаться с гор.

Вообще-то, огонь для нас табу, но Йок смотрит на это сквозь пальцы (большие волосатые пальцы, похожие на вязаные рукавицы). В конце концов, у нас маленький, и ему нужно тепло, он же не виноват, что плохо обрастает шерстью!

Маленький — это я. А еще у нас есть ребенок! Нет, погодите, еще насчет маленького: я, наверное, самый маленький из Йети, притом, что мужчины-Йети в среднем на две головы меньше своих женщин. Карликовость встречается, как видите, даже у могучих сасквочей. Но я привык, к тому же — Создатель компенсировал мое уродство отменным интеллектом, который признает даже Старейшая Мать. Говоря скромно, я вундеркинд и гений. Да, еще в детстве я поражал других Йети своим интеллектом! Вот бы Господь еще возместил недостаток природной шерсти повышенной устойчивостью к морозам!

Так что насчет костра... Йок меня понимает. Истинная любовь подвигает настоящую женщину на любые жертвы.

Я сижу у огня, на мне ячья шкура мехом внутрь. Довольно тепло, а кусачих тунеядцев я выморозил, оставив шкуру на недельку на свежем воздухе.

Скучно. Если Вух позовет играть в снежки, не пойду. Показал ему, что такое снежки на свою голову... Он лепит их размером с мяч для футбола, и бросает, словно из пушки стреляет. Хватит с меня и двух поломанных ребер.

Сижу с ребенком. Мы, Йети, всегда ждем, когда ребенку сравняется год, прежде чем дать ему имя. Осталось три месяца, а потом Йок отнесет его в Общинную пещеру, и Старейшая Мать наречет нового члена племени... увы, мальчика, каким-нибудь односложным "Вык", "Хык", или "Гык". Мы, Йети, не любим длинных имен, а фамилии и отчества нам не нужны — память отличная, живем очень долго, так что выучить, кто чей сын или дочь не составляет труда.

Сижу с ребенком. Он снова описался, но не плачет. Йети не умеют плакать. И целоваться они не умеют, а как древние монголы в порыве нежности трутся шерстистыми щеками.

Лежит агукает. Шерстка у него уже приличная, может спать на снегу. Не столь густая, как у прочих младенцев... Но надо учитывать, кто его папа! А роста он будет приличного, я уверен. Как подрастет, научу его лепить снежную бабу. Или снежную лошадь. Надо же показать мальцу, что такое лошадь. На такой высоте одни овцебыки.

Играет с каской... Белая краска крошится под пальчиками... Железо для нас табу, табу многое, но кое-что мы утаиваем от Хозяев. Они очень редко забредают в наши пещеры с тех пор, как один Хозяин, ревизуя владения Кмой, жены Вуха, подморозил себе задницу. У самих-то всегда тепло, в Долине, а над Городом навечно застыла шапка пара, которая закрывает и экранирует его от... Эх, Город закрыт от людей извне, ясно?

Я не люблю Хозяев, пусть они трижды премудрые младшие боги, как говорит Старейшая Мать. Они нас создали, они дают нам пищу, и заботятся о нас... Мы молимся им и принимаем их суд, когда у нас, Йети, возникают спорные ситуации. Правда, для этого мы должны спустится в Долину...

Крестьяне дронгп, крепостных деревень вокруг Города, не любят нас и боятся. А за что нас любить? Мы наказываем их по призыву Хозяев, если среди крестьян начинается брожение. Крепостных (они из племен бхотия, плосколицые, смуглые и затурканные) очень много, нас мало, но они панически нас боятся: Йети едят людей, вы разве не знали?

На самом деле мы, конечно, всеядны... Мы с Йок как-то съели гималайского медведя — миленького мишку размером с волкодава, с нежной шерсткой и черной пуговицей носа. Шкура его пошла на завесу, что прикрывает вход в пещеру.

Я повожу плечами, ледяная змея сразу оплетает шею и опускается к поясу. Палочкой выкатываю из костра уголек. На него и дуть не нужно, он почти сразу гаснет. Холодно.

В дальнем конце стена, на ней у меня календарь. Рисками отмечаю дни, как Робинзон Крузо.

Мы, Йети, видим в темноте лучше кошек, но для календаря мне нужен огонь. Вижу я плохо. Не только в темноте. Просто — плохо.

Цепляю на палочку горящий кизяк, подбираю уголек, встаю, вразвалочку подхожу к стене. Мы, Йети, всегда так ходим, косолапя. Мы, конечно, антропоиды, но есть в нас что-то от медведя... Дую на распухшие пальцы, под агуканье и звон каски провожу горизонтальную черточку поперек шести вертикальных. Еще одна неделя. Прищуриваюсь. Здесь, в горах, время странно проходит. То тянется нестерпимо, то — вжик! — летит, как стрела. Вот и Новый год скоро. А с ним — и пятая годовщина нашей с Йок... Как же подобрать адекватное человеческой свадьбе понятие? Никак. Свадьба она и есть свадьба. Только без водки.

Вам известно, что самки Йети выбирают себе партнера на всю жизнь? Они моногамны, групповой секс презирают, а мужчина для них...

Ну ладно, мы лишены псионического дара, хотя довольно устойчивы к внушениям наших самок... Все же мы один вид. Однако наибольшую ущербность мы чувствуем, когда слышим их насмешки насчет того, что мы-де не имеем таких густых вислых усов и бород до пояса, как они, женщины. И на ногах у нас шерсть растет не густо...

Эх! Зато некоторые наши мужчины давно кормят грудью в пику тем самкам, которые разучились. Парадокс эволюции матриархального общества. Венцом его будет, несомненно, полное стирание разницы между мужчиной и женщиной, и получившийся андрогин, конечно же, сможет самостоятельно осуществлять зачатие, вынашивать плод и вскармливать дите собственной грудью. Эх, какая тогда жизнь настанет! Полное равенство полов, то, о чем уже сотню лет кричат нью-йоркские суфражистки!

Письменности Йети не знают. Это табу. Пол царства за бумагу и карандаш!

Сижу с ребенком. У нас, как я сказал, матриархат, так что с детьми, которых не требуется каждые пять минут прикладывать к груди, остаются самцы (особенно повезло тем самцам, которые давно научились кормить грудью). Йок ушла в общинную пещеру на заседание, а оттуда, я полагаю, двинется на работу. В общинную пещеру нас, мужчин, не пускают. Там заседают женщины, хотя, как говорила Йок, раньше, еще в прошлом веке, Старейшая Мать допускала туда своего мужа, он вроде бы ей ценные советы давал. Но потом другие женщины захотели туда своих мужей (или это их мужья настояли) и Старейшая разом прекратила либеральничать. Муж ее с тех пор ненавидит всех самцов... волосатый дурак.

У наших женщин сегодня важный день: они будут вырабатывать стратегию борьбы. Поясню: у Южного Отрога снова разбили лагерь чудаки-альпинисты. Банально: этим ребятам, как и прочим до них, зудит перебраться через Хребет. Придется работать: наводить псионные мороки, пугать, а если ничего не поможет — прихлопнуть несчастных лавиной. Все средства хороши, чтобы не пустить их к Городу. Для людей извне Город закрыт, сколько раз повторять?

Не думайте, что наши женщины работают по собственной воле. Их посылают на работу они. Йети — защита, первое кольцо обороны. Так было с давних пор и так будет, пока...

Мы с содроганием вспоминаем три немецкие экспедиции, которые направлял сбрендивший эзотерик Адольф. Со швабами мы — я говорю "мы", но разумею наших женщин, конечно, намучились: дисциплинированные и упорные альпийские стрелки имели один приказ: "Вперед!" Первую группу мы засыпали лавиной, вторую заманили в дебри ледяного лабиринта (они все перемерзли, бедняжки, искали выход, слепо тычась носами в стены, с ними был мистик... не помню его имени, но даже он не мог отличить наведенную стену от настоящей). С третьей экспедицией пришли экстрасенсы, кто-то в окружении Адольфа предположил, что на пути к Городу сопротивление оказывают не только пришибленные жизнью бхотия. Среди наших были раненые и убитые, на кинжальный огонь автоматов бросались даже мужчины... Устилая дорогу нашими телами (крестьяне разбежались после первых выстрелов), наци прорвались к самым воротам гомпы, Великого Храма... Хозяева до последнего не хотели давать им отпора, чистоплюи... Потом, конечно, зашевелились, когда швабы приладили к вратам гомпы взрывчатку. Много труда — развоплотить три десятка человек, черпая энергию из Места Силы!

Э... Вас, конечно, интересует, что же мы охраняем столько веков... тысячелетий? Что скрыто за позолоченными воротами гомпы? Старейшая Мать называет это Пупом Земли. Немцы обзывали это "фокальной точкой Вселенского Разума". Я предпочитаю термин "он" или... "бог". Ну что, легче стало, когда узнали?

Он спит... где-то там, за гранью нашего бытия. Во сне, который помогает сохранять энергию, он ведет странные и невозможные для нашего понимания расчеты. Меня, конечно, занимает банальный вопрос его возраста. Говоря прямо: Вселенная старше Бога? Да или нет? Кто кого родил, проще говоря? И, конечно, что будет, когда он проснется.

(Но вряд ли мы узнаем правду, даже когда он проснется...)

На последний вопрос я имею частичный ответ... Будут наши дети. И дети наших детей. Хозяева устами Старейшей говорят, что в нас — обычных переносчиках — дремлет чистое семя новой расы, давно задуманной Творцом. Когда наступит время, наши дети придут на смену человечеству, заполонят землю, развиваясь духовно и физически быстро-быстро. Физическая и духовная гармония — константа их развития и новой цивилизации. Грехи человечества приближают этот срок... Возможно, уже мой ребенок станет одним из этих Новых Людей. Я рад этому.

Я вновь у костра... Ophtalmia nivalis, снежная слепота, которой пугал нас обратившийся в ледовое изваяние доктор Курт Шнайдер, давно прошла. Зрение очень ослабло, но я отчетливо вижу предметы, которые приближаю к глазам.

Холодно и скучно. Пора кормить ребенка. Он перестал играть и внимательно смотрит на меня, открыв рот. Подбородок у него квадратный, с ямочкой — мой подбородок! Сейчас, маленький, я нажую тебе кашицы... Только не кусай папу за палец, хорошо?

...И вновь я у костра. Йок задерживается: видимо, навалилась сверхурочная... Я переживаю: как она там? На дворе ночь, яростно воет ветер. Посасывая обкусанный палец, я тоскливо гляжу на ледоруб с клеймом в виде эдельвейса на рукоятке. Медленно подношу его к лицу. Полированный металл отражает голубоглазого светловолосого Йети, по щеке которого стекает слезинка. А все-таки хорошо, что самки Йети выбирают партнера на всю жизнь.