|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Башня, где разместили королевского брата, выделялась в темном небе Эйдерледжа, словно обглоданная кость на пиршественном столе. Дэйре никогда не нравилась эта часть замка — слишком старая, чтобы разглядеть ее былую красоту, и слишком мрачная, чтобы захотеть в ней жить, но Лорнов и других знатных гостей всегда селили именно здесь. Надежность и безопасность — качества, которые ценил герцог Зорт превыше всего. Знал ли хозяин Эйдерледжа о тайном ходе, который вел прямо в спальную дорогого гостя, Дэйре было неведомо. В замке имелось полно скрытых коридоров, подземных лабиринтов, тайных комнат, секретных проходов и дверей, которые открывались в никуда, то упираясь в каменную кладку, то являя бездонную пустоту внутри стен, в темноту которой не было желания соваться даже маленьким любопытным детям. В свое время Дэйра с братом изучили почти все лазы и потайные ходы, и она, как никто другой, знала, что многие проходы на картах замка отмечены не были.
Дэйра уже полчаса лежала на земле, спрятавшись под телегой с мешками, воняющими рыбой, и ждала, когда два донзара закончат торговаться с кухаркой. Троица стояла как раз у нужного ей места. Вход в потайной коридор, обвивавший изнутри все стены "костяной" башни, находился в погребе, у двери которого спорили рыбаки со служанкой. Женщина куталась в теплый платок, косилась на цитадель, сверкающую огнями и сочащуюся веселой музыкой, вздыхала на звезды, и отказывалась принимать рыбу, которая воняла. Рыбаки утверждали, что улов свежий, и требовали денег.
Дэйра разглядывала то днище телеги, то жухлую траву под руками, тоже посматривая в сторону гуляющего донжона. Амрэля, конечно, рано не отпустят, главный гость, как никак, но с удачей у Дэйры были отношения еще сложнее, чем с мужчинами. Или с птицами. Под телегу ее загнала одна бешеная пернатая тварь, которая отделилась тенью от черного неба, едва Дэйра покинула цитадель, чтобы перебежать к гостевой башне. Птица кричала так, словно девушка разорила ее гнездо и выпила яйца. Она молча бросалась ей на голову, пытаясь то ли вырвать волосы, то ли выклевать глаза, то ли добавить шрамов к уже имеющимся. Дэйра пустилась в трусливое бегство, но от птицы удалось отвязаться только под телегой. К счастью, кухарка с рыбаками ее не заметили, зато в пернатую швырнули камнем.
Мелкий дождь, внезапно прыснувший с почти ясного неба, заставил донзаров скрыться на кухне, и Дэйра вздохнула с облегчением. Лежать на земле под телегой и слушать, как кто-то шуршит среди вонючих мешков с рыбой было еще неприятнее, чем вдыхать зловоние, исходившее от залежавшегося улова. Убедившись, что птицы нигде не видно, Дэйра выбралась и, подняв брошенный кнут, ткнула в мешок рукояткой, готовая огреть со всей силы неведомую тварь — воображение уже нарисовало страшное рыбное чудовище.
— Выходи или хуже будет, — угрожающе прошептала она и отпрянула, когда из телеги выглянула человеческая голова. Вместе с движением из мешка взметнулось зловоние, и она поневоле зажала нос рукавом.
— Маркиза?
— Утопленник?
Почти одновременно воскликнули Дэйра и Нильс, а это был именно тот мальчишка, которого она на свою голову выловила из реки. Похоже, он решил портить ей жизнь постоянно.
Схватив его за вихры, Дэйра, особо не церемонясь, выволокла донзара из мешка и вместе с ним уже нырнула под телегу. Как раз вовремя, потому что из двери показалось подозрительное лицо служанки. Оглядев двор, донзарка сплюнула и исчезла. Дэйра выдохнула — не хватало еще, чтобы ее застали в компании этого ненормального.
— Не вздумай ко мне приближаться, — прошептала она, отодвигаясь от него на дальний край под телегой. — Я рыбой вонять не собираюсь. Ты что, сбежать задумал, мерзавец?
Нильс опустил голову на руки, спрятав лицо. Он особо и не сопротивлялся, когда она затаскивала его под телегу, хоть был и выше, и крупнее. Вспомнив, что Томас говорил о его состоянии, Дэйра пригляделась и поняла, что донзар еле дышал. От него веяло таким жаром, будто она лежала рядом с костром.
— Простите, — прохрипел он. — Не думайте, что я не благодарный, госпожа, и что жизнь свою не ценю. Слышал, вы сильно из-за меня рисковали. И коня даже отдали. Но мне в Аладжик надо. Сильно надо, понимаете?
— Во-первых, эта телега никуда отсюда не едет, ее привезли, а не увозят, а во-вторых, ни черта ты не благодарен, потому что иначе лежал бы в кроватке, пока разрешают, и не строил из себя героя, — от гнева Дэйра на миг даже вонь перестала замечать. — К Дженне своей собрался?
Последние слова были лишними, они прозвучали ядовито, зло и ревниво, как никогда не любивший человек может говорить о чужой любви, не веря в нее и завидуя ей одновременно.
— С телегой ошибся, — Нильс вдруг закашлял, но сумел их не выдать, зажав рот руками. — Я тут уже три часа лежу, думал, что пропавшую рыбу выбрасывать повезут, а ее, оказывается, продавать будут, — добавил он, отдышавшись. — Я вам жизнью обязан, клянусь, отплачу, как только смогу. Хоть, чем отплачу, той же жизнью, но только не сейчас. Да, мне к Дженне надо, она в беде, и только я могу ей помочь.
Дэйра скривилась. Она не любила, когда люди клялись жизнью, тем самым, обесценивая ее. И вообще, не нравился ей этот глупый, влюбленный донзар, который даже убежать толково не мог. Тем не менее, она спросила, стараясь, чтобы голос не звучал слишком кисло:
— Что там у твоей Дженны? Мне, конечно, плевать, но, если ты сейчас убежишь, тебя поймают на следующий день и повесят под моими окнами, а весь замок будет еще долго смеяться над глупой Дэйрой, которая решила сохранить жизнь такой неблагодарной скотине, как ты. И громче всех будет смех Амрэля Лорна — того типа, который велел тебя утопить. А так как мне этот Лорн очень сильно не нравится, я бы не хотела его радовать. Поэтому ты мне сейчас все расскажешь.
— И вы поможете Дженне? — обрадовался парень. — О, Белая Госпожа, я даже и не надеялся.
— Еще раз назовешь меня Белой Госпожой, язык оторву, — прошипела Дэйра. — Лучше, если бы ты вернулся к Маисии немедленно, но, похоже, тебя так быстро не успокоить. Поэтому давай рассказывай, но учти, что у меня всего две минуты, чтобы тебя выслушать. Я, видишь ли, тороплюсь.
Нильс покосился на растрепанную Дэйру, попытался было понять, почему маркиза в праздничном платье лежит с ним под телегой, но быстро сдался и прошептал:
— Дженна — моя сестра. И она — шестая, к тому же, девчонка единственная, младшая. Мать при родах умерла, а отец в тот же день под лед провалился, мы с братьями одни тогда остались, решили, что сестру надо спасти, ну, и скрыли ее. Долго скрывали, то в землянке с ней в лесу жили, то по друзьям прятали. Девчонку скрывать легко было, а как выросла, поняли, что в Лаверье оставлять ее нельзя. Сосватали сестру в Бардуаг, в Аладжик, к знакомому донзару-охотнику, пришлось, конечно, доплатить за шестую, да еще и за беглянку, но мы не поскупились. Креп ее туда в телеге с пушниной повез, как раз в Бардуаге ярмарку играли. Только вот Креп вернулся лишь через два месяца, пешком, весь в ранах и один. Странную историю рассказал, никто кроме нас с братьями ему не поверил. У самого Аладжика на Крепа медведи-оборотни напали. Телегу перевернули, Крепа в одну сторону погнали, а Дженну нашу — в другую. Так, Креп до самой границы с Эйдерледжем бежал. Он парень бывалый, в лесах родился, охотник, выжил. Говорит, пятеро зверей было — не меньше. Уверен, что медведи Дженну к себе забрали. Барон наш после этого случая уперся, никого из поместья не выпускал. Мы с братьями решили, что нельзя сестру в беде оставлять, стали думать, как сбежать, но Амирон от нашей семьи давно отвернулся — может, из-за Дженны, может, еще чем не угодили, кто их, богов, знает. На прошлой неделе братья в бане сгорели. Думаю, убили их, потому как не понимаю я, как четверо здоровых мужиков не смогли дверь выбить. Заперли их там, и даже знаю, кто. Мельница наша многим покоя не давала, старосте прежде всего. А я в ту ночь у барона был, печь топил, о смерти братьев только под утро и узнал, когда все дотла сгорело. Сестру мог выручить только я, да вот барон бы меня никогда не отпустил. К герцогу обратиться монах один надоумил, он же и сказку про невесту сочинил. Знал бы, чем все обернется, то просто сбежал бы, небось, к границе к Бардуагу сейчас подходил.
Для неграмотного донзара Нильс говорил весьма складно. Если бы еще на грудь ее в декольте так не пялился, Дэйра бы, может, от его истории даже всплакнула. Рыбаки оставили у телеги фонарь на земле, который хорошо освещал весь дворовый мусор, бледное лицо Нильса и ее грудь в мятых кружевах.
Шестая донзарка была обречена. Если шестым рождался мальчик, его отдавали жрецам или священникам Амирона на обучение, но шестая девочка считалась проклятием семьи, и таких обычно убивали. Странно, что братья после стольких несчастий с их родителями решили ее оставить.
Нильс снова закашлялся, пряча лицо в руках, и Дэйре пришлось ждать, чтобы задать следующий вопрос. Из всей истории больше всего ее заинтриговали оборотни. В них она не верила, но, вот, банда разбойников в медвежьих образах казалась весьма правдоподобной.
— Может, то были не медведи, а разбойники в шкурах? Тогда твоя Дженна сейчас либо в Горане, либо в Нербуде, там, кажется, у нас черные пираты похищенных в рабство покупают.
— Может, и разбойники, — сипло сказал Нильс. — Я тоже Крепу не поверил сначала, но тот парень здравый, никогда ничего лишнего не болтал. Клялся, что именно оборотни, все здоровые, в два раза выше него, а он верзила. Словно медведи на задних лапах. Даже если к людям плохим сестра попала, я ее в беде не оставлю. Хоть до Горана пойду.
— Правильно сделал, что к герцогу пошел, — неожиданно для себя подбодрила его Дэйра. — Если бы сбежал, давно в петле под моими окнами бы висел. Назови хоть один случай, когда у нас донзары убегали.
— В прошлом месяце двое из Ингула.
— И что с ним стало?
— Повесили.
— И с тобой то же было бы. А отцу еще и Амрэль помог бы тебя искать. Исключительно ради развлечения. С Амрэлем целая свита профессиональных воинов, все гончие, да ты за ворота замка не вышел бы.
— Я охотник, следы запутывать умею, — гордо заявил мальчишка, но встретив суровый взгляд Дэйра, потупился. — Простите за бахвальство. Вы умная, зря про вас в народе болтают.
Она прекрасно знала, что про нее болтали, поэтому решила не обижаться.
— Вы мне поможете? — с надеждой спросил Нильс. Хорошо, что Белой Госпожой не назвал.
Дэйра склонила голову набок, оглядела его и, ругая себя за то, что собиралась сделать, произнесла:
— Заключим сделку. Ты вернешься в замок, встанешь на ноги — скажем, дня за три, а потом сделаешь все возможное, чтобы стать лучшим оруженосцем Эйдерледжа во все времена. И будешь работать для этого так, как никогда в жизни не работал. То, что должен мне, отплатишь преданностью моему брату. Я же обещаю подумать, как тебе помочь. Уверена, что твоя Дженна жива. Она нас дождется, страдания закаляют человека, не думаю, что шестую донзарку способны сломить такие неприятности, как встреча с оборотнем.
Нильс прищурился, пытаясь понять, издевается над ним Дэйра или нет, но она глядела серьезно.
— Хорошо, — наконец, кивнул он. — Дайте мне этот цветок. Я буду хранить его как залог вашего слова.
Палец донзара указывал на подарок графа Георга, который Дэйра сунула в нагрудный карман плаща, да и забыла о нем. Алая головка цветка в стеклянном плене выглядела сиротливо и печально, словно прося разбить хрустальную тюрьму вокруг него.
Наглый. Смелый. Любит сестру и готов рискнуть ради нее всем. Именно из таких получаются самые преданные слуги. Томас еще благодарить ее будет. Дэйра вздохнула и вытащила цветок. Он ей и нравился, и раздражал одновременно. Лучше, если они побудут друг от друга на расстоянии.
— Держи, — она положила цветок в грязь и подтолкнула его к Нильсу. — Это ядовитое растение, поэтому делай выводы сам. Постарайся не разбить стекло, а за стебель голыми руками не берись. Возьми его через ткань. И не спрашивай, как оно у меня оказалось. Не отвечу. Но травить никого не собиралась, честно.
Она не знала, зачем оправдывалась перед этим донзаром, который был никем, но почему-то ей вдруг стало важно, чтобы этот Нильс Бесфамильный не подумал о ней плохо.
— Все, что делает Белая Госпожа — во благо людей, — с жаром фанатика ответил Нильс и выбрался из-под телеги раньше, чем Дэйра успела фыркнуть. Цветок он обернул грязным платком и понес на вытянутой руке, гордый, словно добыл сокровище.
Надо было предупредить его, чтобы никому не показывал, запоздало мелькнуло в голове Дэйры, но Нильс уже скрылся в темноте двора. Чувствуя, что натворила нечто такое, за что придется расплачиваться, девушка мрачно посмотрела в сторону башни, где находились покои Амрэля. Дурное предчувствие подсказывало, что идти туда не стоило, но когда она к нему прислушивалась?
* * *
Стараясь не пыхтеть от усилий, Дэйра с трудом отодвинула тяжелую дверь, которую, вероятно, открывали лишь создатели тайного прохода. Их с братом любопытства хватило только на то, чтобы пробежать винтовую лестницу, скрытую в стенах гостевой башни и кончающуюся узким коридором с дверью. Дальше начинались покои гостей, а так как большую часть времени они пустовали, дети герцога завершали приключение у двери, возвращаясь к более интересным тайным ходам замка — например, в подземелье или в главном донжоне. Став взрослой, Дэйра про этот лаз и вовсе забыла, и сейчас только удивлялась, почему никто из ее родни или замковой прислуги ни разу не подсматривал и не подслушивал за гостями. Судя по обилию паутины, здесь не ходили очень давно.
Она опоздала. Бабушка София разговаривала с ней редко, но всегда выбирала для этого неподходящие моменты. Едва Дэйра начала трудный подъем по лестнице, неровные ступени которой явно строили садисты, как бабушка принялась ругаться и требовать, чтобы Чокнутая вернулась в свои покои. Старая герцогиня была вспыльчивой и эмоциональной натурой, а смерть явно не улучшила ее характер. Дэйра всегда была для нее только Чокнутой, а их разговоры — вернее, монологи — проходили на повышенных тонах. Самое неприятное в таких моментах было то, что Дэйру бабуля не слушала или не хотела слушать и могла кричать и ругаться в голове внучке до тех пор, пока Дэйра не выполняла требование. Последний раз они ругались прошлой зимой, когда юная маркиза на спор с Томасом прыгнула в ледяную прорубь Марены Пармы. А так как тот прыжок закончился весьма интересной находкой — деревянным кубком с красивым узором, который выглянул ей на встречу из ила — сегодня Дэйра тоже была намерена довести начатое до конца.
Но старая герцогиня была такой же упрямой, как и внучка, и пока Дэйра пробиралась по тайному лазу, устроила ей целую галерею сюрпризов в виде обваливающихся ступеней, страшных крыс, выскакивающих под ноги, пугающих вздохов, раздающихся за спиной, и потоков обильной капели с потолка, которые тушили свечу. Если вздохи можно было объяснить галлюцинациями, а обвал ступени — ветхостью башни, то откуда сверху лилась вода было совершенно неясно. После такого испытания Дэйра чувствовала себя просто обязанной заглянуть в спальню Амрэля.
За дверью находился узкий вертикальный ящик с отверстием на уровне глаз и рычагом у самого пола. Девушке пришлось встать на цыпочки, чтобы заглянуть в дырку, предназначение которой было очевидным — подслушивать и подсматривать. Ее едва не оглушило громкое тиканье, раздавшееся над ухом, а то и дело пробегавшая перед глазами палочка подсказала, что она находилась внутри огромных напольных часов, в которых хитроумный мастер спрятал тайную дверь.
Бабушка могла быть довольной — Дэйра опоздала.
Красная с серебром ткань, которой были обиты стены, отливала хищным блеском в свете множества свечей, зажженных в люстре, светильниках и лампах, расставленных по комнате. Очевидно, что темноты Амрэль Лорн боялся больше совести. Громадная кровать с тяжелым балдахином, расшитым сказочными птицами, находилась как раз напротив часов, а на стене рядом с кроватными балками висели зеркала в роскошных рамах. В отражении одного из них Дэйра поймала блеск своих глаз посреди циферблата старинных часов, которые принадлежали не иначе, как временам Софии Зорт.
К счастью, брат короля стоял к часам спиной и подозрительного отсвета не заметил. Светлый князь слегка пошатывался, что говорило о том, что попраздновал он на славу. Дэйра изо всех сил старалась не пялиться на его обнаженную спину, покрытую красивым рельефом крепких мышц, но не помогли ни воспоминания о мерзком поведении князя, ни щипок за руку. Лукавить себе было трудно — Амрэль был красив той самой зрелой мужской красотой, которая заставила бы чаще биться сердце не только девушки, неизбалованной мужским вниманием, но и искушенной женщины. Дэйра относилась к первой категории и с любопытством и разгорающимся румянцем разглядела все открывшиеся подробности, втайне досадуя, что Лорн разделся лишь на половину. Впрочем, он и в одних подштанниках был хорош, тем более, что легкая белая ткань почти ничего не скрывала. Думая, что юная маркиза спит, Марго частенько трепалась с гувернантками о крепких задницах и других частях мужского тела, обычно скрытых штанами. Дэйра всегда фыркала и плевалась на подобные темы, считая их скучными и низкими, но сейчас, разглядывая Лорна, поняла, что это, действительно, интересно.
Поискав глазами спутницу князя — не мог же он вернуться с пира без дамы, Дэйра удивилась и даже встревожилась, заметив Георга Эстрела, развалившегося в кресле у кровати. Ей было хорошо видно бледное лицо графа с закрытыми глазами. Георг то и дело прикладывался к бокалу с вином, тер виски, стонал и вздыхал, сползал в подушки кресла и шаркал ногами по ковру. На нем был тот же изумрудный камзол с золотой вышивкой, когда он дарил Дэйра цветок на балконе. Видимо, молчали они давно, потому что Амрэль нервно теребил шелковый халат, который он то ли снял, то ли собирался надеть. Сгорая от любопытства узнать, зачем граф явился ночью в спальню к Лорну, Дэйра даже забыла о цели своего визита в гостевую башню.
— Ты сам виноват, — мягким голосом произнес Амрэль. Он не обвинял, он журил друга, и Дэйра обратилась во слух, так как не могла представить князя добрым и заботливым человеком. Подозрения о сексуальных предпочтениях брата короля усилились, когда Лорн подошел к Георгу и, заглянув ему в лицо, ласково похлопал того по плечу.
— Держись, местное вино — тяжелое испытание, но, если ты нарушил наше свидание с Сидией только по этой причине, вряд ли можешь рассчитывать на мое сострадание завтра. Подниму с рассветом и заставлю стрелять уток на завтрак всему замку. Как думаешь, сколько времени дама может прождать любовника за дверями?
При упоминании Сидии у Дэйры немного отлегло на сердце, хотя и стало обидно за Томаса. Этот Лорн опять утер брату нос. Слова Амрэля означали, что она выиграла, и Сидия Гулавер не согреет постель Томаса этой ночью, но, наверное, она предпочла бы проиграть брату. Нужно будет не забыть устроить предательнице веселую жизнь, когда светлый князь уберется в свой Майбрак.
— Та ужасная блондинка с длинным носом будет ждать тебя хоть до рассвета, мой королевский друг, — вздохнул Георг — Я бы на твоем месте не рисковал здоровьем. Говорят, эти провинциалки спят с донзарами, животными и даже с чагарами. Не понимаю я твою любовь к экзотике. Северянки все дурнушки, ты хоть одну симпатичную видел? Заметь, я не сказал — красивую. Таких тут просто не рождается. Они все, как лошади — с вытянутыми лицами и толстыми губами, которые на зубах не закрываются. Великий Амирон, а эти платья в рюшах? Да их, наверное, еще местные бабки носили. Я уже про прически молчу. И пахнет от них, как от донзарок, которые весь день свинарник чистили, а потом на себя ведро дешевых духов вылили. Я, наверное, сейчас умру, мне так плохо.
Дэйра скрипнула зубами, мгновенно передумав наказывать Сидию. Ладно, она красотой никогда не блистала, но за Сидию и подружек стало обидно. Они считались очень красивыми девушками, и Томас, успевший побывать во всех соседних герцогствах, всегда заявлял, что женщины Эйдерледжа — исключительно красивые. Путь он и привирал чуток, но лошадей ее подруги точно не напоминали. Дэйра едва удержалась, чтобы не стукнуть кулаком по внутренней стенке часов. Замолкшая полчаса назад бабуля была права — нечего ей здесь было делать. Дневник не вернуть, а слушать пьяные речи заносчивых вабаров — пустое дело.
— Это дочь герцога, я уверен, — добавил Георг, и Дэйра уходить резко передумала. Как она и подозревала, внимание графа к ней на том балконе имело иную причину, чем обычный флирт.
— Брось, — покачал головой Амрэль, усаживаясь на кровать прямо напротив Дэйры. Вид на его торс спереди был ничуть не хуже того, что открывалось сзади, но любоваться обнаженным братом короля вдруг расхотелось. А когда в руках Лорна появилась потрепанная книжка, так похожая на те, что она видела на столах в подвале Маисии, Дэйра и вовсе насторожилась. Не было сомнений, что Амрэль держал тот самый дневник, за которым она сюда явилась.
— Дэйра — обычная дурочка, — сказал он, небрежно листая страницы. — Она не та, кого мы ищем. Конечно, совпадает почти все — от шрамов, оставленных животным, до проблем с головой, со сном, с памятью, но я не чувствую в ней ни скрытой силы, ни тайны, ни очарования древности. Все-таки в Саге говорилось о девушке с белыми волосами, а Дэйра — темная от рождения, я проверил. И она должна быть моложе лет на десять. Молодая девушка и старая дева — большая разница. Про маркизу много болтают, она странная, и донзары называют ее Белой Госпожой, но мне кажется, здесь есть подвох.
— Зачем тогда отправил меня к ней с цветком? — возмутился Георг. — Я ужасно рисковал. Между прочим, я отвратительно себя чувствую, и дело не в вине, я водку пил. Девчонка знала, зачем я пришел — прочитала в моей голове. И цветку обрадовалась, хотя мы проверили на знакомых дамах, все сочли его неприятным, и я тоже считаю, что он отвратителен. Скорее бы нашелся Могус, хотя, думаю, возвращаться будем без него. Дэйра в то время тоже была на Синей Горе, егерь подтвердил. Могус, вероятно, видел, что она там делала, и девица его убила. Подумать только, я ее еще и целовать собирался. Может, как Могус, здесь останусь. Мне так плохо, ты не представляешь — тошнит, голова раскалывается, ноги не держат. Это все ее чары. Повесилась у меня на шее и давай жизнь вытягивать — мне ведь именно в тот момент подурнело. Еле ноги унес. Она еще и отцепляться не желала. Точно она.
— Тебя послушать, так можно подумать, мы за ведьмой какой охотимся, — поморщился Амрэль. — Я тебя не просил ни целовать ее, ни заигрывать с ней. Уверен, завтра от твоей болезни и следа не останется, ну, разве что голова с похмелья поболит. Насчет Могуса с тобой согласен, но Дэйра тут не при чем. Могус занимался опасным делом, о рисках знал. Или тебе напомнить, скольких людей мы потеряли, чтобы добыть дикокаменное дерево? С дышащими цветами также. Я говорил Могусу, что для начала нам хватит четырех растений, но ему все мало. Кстати, цветок тот у Дэйры забери. Выкради, выменяй, слуг подкупи — придумай что-нибудь. Нельзя такую редкость в этой глуши оставлять.
— Может, мы не там ищем?
— Деревья и цветы обнаружили именно в Эйдерледже, и появились они лет десять-пятнадцать назад, значит, столько же должно быть и той девушке. Да и жрец про восточные земли говорил, Вырий Лес вообще похож на те места, что он описывал. Люди под пытками редко врут. Здесь она родилась, просто прячется. Я, честно говоря, и не думал, что мы ее сразу найдем, хотя бы след нащупать. Дэйру я еще проверю, но старый Эква говорил о силе и страхе, а я ничего подобного от маркизы не чувствовал.
— Зато я почувствовал! — с жаром воскликнул Георг. — Знаешь, как страшно было! Она ведь безумная, что ей в голову взбредет, то и сделает.
— Если бы она была той, которую мы ищем, тебя бы вывернуло на изнанку от одного ее прикосновения. Она должна вызывать отвращение, неприязнь, люди должны сторониться ее неосознанно, а не из боязни быть проклятыми. Вот, когда ты дикокаменное дерево впервые увидел, что ты почувствовал?
— Ненависть, — не задумываясь, ответил граф.
— Правильно, — кивнул Амрэль. — И к ней ты то же самое должен ощутить. Потому что она — чужая среди нас. А теперь задумайся, что вызывает Дэйра? Жалость! Она некрасивая, больная, ей двадцать шесть, а у нее нет ни будущего — потому что никто ее замуж уже точно не возьмет, ни прошлого — потому что вся ее история, судя по этому дневнику, сплошь невезение. Она сгниет в этом замке от старости, как и ее сумасшедшая бабка.
— Но донзары называли ее Белой Госпожой, Эква о чем-то подобном и говорил. Мол, народ первый признает.
— Есть у меня одно подозрение, — Амрэль небрежно бросил дневник на пол. — Не одни мы внимательно читали Сагу. Представляется, что любая девчонка, узнавшая себя в пророчестве, может захотеть в нем поучаствовать. Особенно, если другим хвастаться больше нечем. У Дэйры ни лица, ни ума, но есть врожденная хитрость. Она может притворяться. Сам подумай. Все ее "странности" начались именно в сознательном возрасте, тогда как та, которую мы ищем, отличалась бы необычным поведением уже в младенчестве. Но судя по дневнику той лекарши, у маленькой Дэйры проблем с головой не было. Они начались, когда девочка выросла, услышала или прочитала сама ту легенду, впечатлилась и решила выдавать себя за Белую Госпожу. Притворяться несложно, когда ты любимая дочь герцога. Фредерик в ней души не чает, явно с детства во всем потакал. Заставить донзаров называть себя Белой Госпожой тоже нетрудно. Ненавидеть животных, притворяться, что слышишь голоса, спать до обеда, странно себя вести — да любой актер справится, а Дэйра, в чем недурна, так это в притворстве. Нет, мой дорогой друг, это не она, но до отъезда я намерен поставить девчонку на место.
У Дэйры задрожало перед глазами, и она вспомнила, что забыла дышать. Она не понимала ни слова из того, что говорил Лорн, кроме того, что вляпалась во что-то такое, от чего следовало бежать далеко, за Вырий лес или еще дальше. О какой Саге говорили эти чокнутые столичные вабары? Какую ведьму они искали в Эйдерледже? И какого жреца замучили насмерть, чтобы тот подтвердил бредовые фантазии своих мучителей? Нет, прав был отец, когда говорил, что страной правят безумцы. На границе бушевали чагары, а Лорны искали Белую Госпожу. Они серьезно?
Белые Господа, белоголовые, беломаги были героями народных сказок, занимая в суеверном мире донзаров одно место с русалками, лешими и чертями. Дэйра могла назвать не меньше десятка волшебных сказок про белоголовых, услышанных от кормилицы. Да — они ей нравились, и в детстве они с Томасом частенько играли в белоголовых, превращая их то в могучих волшебников, то в злых чудовищ. Белые Господа были добрыми духами, которых почитали суеверные донзары с древних времен, про них сочиняли сказки и легенды, для них оставляли крошки хлеба под порогом дома, им молились, когда молитвы Амирону и другим богам не помогали. Сила народной веры и глубина пропасти народного суеверия была такова, что Белым Господином называли каждого, кто помог, выручил из беды или чем-то пожертвовал. Никто никогда не искал Белых Господ, как не ищут богов, духов или демонов. Люди и так знают, что они всегда рядом — пакостят, вредят, помогают. По слухам, в Вырьем Лесу обитали жрецы Белых Господ, но люди давно забыли, зачем они нужны, так как привыкли просить помощи у беломагов напрямую. Да, скорее всего, те настоящими жрецами и не являлись — так, остатки древней секты, доживающей свои дни. Донзаров они пугали, но не мощью и силой Белых Господ, а остатками убитых животных на мрачных каменных алтарях, которых в Вырьем Лесу было больше, чем трухлявых пней. Донзары жаловались баронам, те — герцогу, отец каждый год собирался отправить солдат, чтобы те либо истребили, либо прогнали надоедливых жрецов дальше на запад, но постоянная активность чагаров в Эйсиле не позволяла ослабить приграничные патрули. Впрочем, донзары никогда не смешивали Белых Господ с их слугами, считая первых обитателями загадочного мира богов и духов, а вторых — вполне людьми, только немного безумными, а из-за этого опасными.
Но то были донзары — неграмотные земледельцы и скотоводы, низшее сословие сангасского общества. А то — образованные вабары, в одном из которых текла королевская кровь.
Дэйра поглядела на Амрэля с ненавистью. Что он там о ней сказал? Ни лица, ни ума? Теперь светлый князь красавцем не казался. Раздражало в нем все — холеная кожа, надменный взгляд, ленивые жесты, уверенный голос. Бегство, учил воевода Норад, хороший стратегический шаг. Учитывая, что Амрэль собрался ее в чем-то разоблачать, Дэйра предпочла бы сбежать из замка этой же ночью. Отсиделась бы где-нибудь в Лаверье и вернулась, когда столичные гости, наигравшись, уедут. Но завтрашний турнир в ее честь портил все планы. Незаметно скрыться точно не удастся.
Лорн неожиданно повысил голос, и Дэйра обругала себя за рассеянность. О бегстве она подумает потом, сейчас нельзя было упускать ни слова.
— Да, я чокнутый, верю во всякую чушь, которой кормят грязных донзарских детишек — ты это хотел сказать? — светлый князь уже не сидел вальяжно на кровати, а расхаживал по комнате, словно коршун, высматривающий дичь. — Только ты не на моем месте, Георг, и никогда на нем не был. Хочешь поменяемся? Я прямо завтра могу написать брату, что заболел, устал, умер и все мои обязанности передаю верному Эстрелу.
— Успокойся, друг, что ты, в самом деле? — граф поспешно вскочил, забыв, что еще минуту изображал смертельно больного. — Я только предположил, что, возможно, мы все ошиблись. Ошибаться — так по-человечески.
— Королю это скажи, — отрезал Амрэль, подходя прямо к часам. Дэйра даже испугалась, что он ее заметил, но нет, светлый князь лишь принялся разглядывать что-то на стене над часами, а ей оставалось смотреть на его обнаженную грудь, которая вдруг оказалась слишком близко к ее лицу. Обнаружить, что она ниже врага, почему-то было неприятно.
— У нас нет времени на ошибки, времени вообще нет, — прошептал князь, и в его голосе послышались странные нотки. Так звучал страх — крепко запертый и тщательно контролируемый, но его эхо была не в силах скрыть никакая воля.
— Если нам не удастся уговорить Айбака, Эйдерледж мы не удержим, — сказал Лорн, и у Дэйры пересохло в горле. — Сандро считает, что без этой жертвы страну не спасти, он хочет укреплять границу с Бардуагом, но, если мы потеряем восточные земли, стервятники из Агоды сидеть, сложа крылья, не будут. Нас разорвут в клочья. И даже договор с Согдарией, которым мой брат машет мне перед носом, не поможет. Драганы к нам просто не успеют. К тому же, я канцлеру не верю. Элджерон Регарди у себя на двух стульях усидеть не может, ему бы с арваксами, да с южными колониями справиться. Если в Сикелии начнется война, а она начнется, драганы о нас даже не вспомнят.
— Зачем ты сразу о плохом? — скривился Георг. — Фредерик Зорт — отличный дипломат, сумеет договориться с чагарами, он этим всю жизнь занимается. Мы собрали отличную дань, ханам понравится. А ты, когда мы вернемся, договоришься с Агодой. Еще раз. И Белую Госпожу для Сандро найдем. Может, не здесь, и не сейчас, но найдем. Все вообще будет хорошо.
— Спасибо, что испортил мне вечер, — сказал Амрэль, подходя к двери. — Можешь забирать Сидию себе. Пожалуй, сейчас мне лучше заняться кое-чем поважнее, чем дамскими прелестями.
— Это чем же? — не понял граф.
— Молитвами, конечно, мой неверующий друг, — с горькой усмешкой произнес светлый князь. — Чтобы встретить новый год в мире, нам потребуется чудо. И Белая Госпожа, которую я уже терпеть не могу всем сердцем, вряд ли к нему относится. Клянусь, если она, действительно, когда-нибудь отыщется, я отыграюсь на ней за каждую минуту, потраченную на ее поиски. И позови кого-нибудь из слуг. Мне кажется, в этих старых часах завелась крыса. Ее нужно убить.
Так быстро Дэйра давно не бегала. Забыв впопыхах свечу, она слетела по лестнице, чудом преодолев дыры в ступеньках и страшных пауков, которые выползли из щелей, чтобы залатать бреши в сети, проделанных появлением чужака. Схватившись за ручку двери и уже собираясь выбежать в ночь, Дэйра вспомнила о свече. Оглянувшись, она долго всматривалась в темноту, пока не увидела далекий отсвет огонька. Свеча осталась у часов, но возвращаться к покоям Амрэля было еще страшнее. Вдруг он уже обнаружил секретный ход?
— Бабушка, — позвала Дэйра шепотом. Старая герцогиня была обижена и отозвалась не сразу. Сердце глухо стукнуло в темноте пару раз — свеча погасла. Бабуля все-таки помогла. Видимо, решила, что внучка сама себя наказала, подслушав то, что простым смертным слышать не следовало.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
