Эффект "роллтон"

Эффект "роллтон"

До одиннадцатого — бегом. Двадцать ступеней на пролёт, итого двести восемнадцать, двести девятнадцать, двести двадцать, уф!..

Нет, оба лифта общаги работают. Но нужно же поддерживать себя в форме.

Вот и Мимино тоже так думает. Когда я ввалился в наши апартаменты, он сидел на спинке койки, обвив мохнатыми щиколотками железные прутья, и качал пресс. Откидывался назад, на мгновение зависая параллельно полу, и поднимался.

Мне казалось, что мускулистая тушка вот-вот перевесит койку, несмотря на гири, водружённые на неё. И тогда Мимино полетит на пол, а сверху его накроет койкой и гирями...

— Нэ боис, нэ упаду, — с нарочитым акцентом отозвался друг, продолжая своё занятие.

Я шагнул вперёд, споткнулся о какие-то коробки и чуть не полетел на пол.

— Хайт цараби!..

— Не цараби, а цараби, — поправил меня Мимино.

Я ругнулся ещё и по-корейски, пробираясь между коробками. Всё пространство прихожей наших апартаментов было загромождено коробками. Пластиковые, картонные, большие и маленькие. Больше всего их обнаружилось на стороне Пака. Я вопросительно уставился на Мимино.

— Съезжает наш роботодел, — доложился тот на выдохе-подъёме.

И сосредоточился на упражнениях. Я подошёл к его кровати и сделал вид, будто собираюсь поднять штангу, служащую противовесом.

— Эй, эй!.. — Мимино торопливо выпрямился.

— Так куда там уезжает Пак?

— В Японию. По обмену.

— Точно, конкурс!.. — вспомнил я. — Значит, выиграл?

— Везунчик, — хмыкнул Мимино.

— Он, наверное, на седьмом небе.

— Я так думаю!.. — в характерной манере сказал парень и продолжил уже нормальным голосом с едва заметным акцентом. — Попытался танцевать лезгинку. Ужасное зрелище.

— Жаль, я не видел.

— А я записал.

— Ну?!. Дашь поглядеть?

Мимино сполз с кровати, нашарил под ней свою "мыльницу", перебросил мне и отправился в душ.

Зрелище действительно было фееричным. Пак прыгал до потолка и издавал дикие вопли. Я посмотрел, посмеялся, перекинул минф на собственную "мыльницу", посмотрел там и снова поржал.

Да уж, Паку свезло... Весь его сектор сплошь покрывали плакаты с рисунками, сделанными в соответственном стиле. Кореец был... нет, отаку его назвать, пожалуй, нельзя, но сдвинутым анимешником — точно. Он рисовал, писал рассказы на тему и сценарии для мультфильмов и игр, сам участвовал в их создании.

Перспектива повидать Японию, конечно, привела его в дикий восторг. К тому же Пак учился на роботехническом факультете, а Ниппон — вторая по крутизне страна в этом отношении после нас.

Да, соседи мне достались те ещё.

Мимино. На самом деле никакой он не грузин, абхазец. Просто прилипло — горец, горбоносый, акцент соответствующий, а уж когда узнали, что он дельтапланерист и что-то там выигрывал... в общем, прозвище было предопределено. Мимино, впрочем, не возражал.

Я поглядел на модель дельтаплана, висящую над койкой абхазца. Дунул на неё, и яркий треугольник закрутился на нитках. Мимино напевал в душе.

Третий сосед, Валдис — литовец, спокойный и флегматичный, полностью соответствовал образу прибалта. Светловолосый, белоглазый, он был на факультете автомобилестроения и не любил анекдотов на тему национальной неторопливости и несовместимости оной с выбранной стезёй.

Над кроватью у Валдиса был приклеен плакат с огромной "Тундрой" — сибирским восьмиколёсным вездеходом Иркутского Машиностроительного.

Сам я коренной сибиряк, русский. Авиаконструктор, как и Мимино, но с большим упором на космос. Над моей койкой висела третья "Ангара", а на потолке — "Тахмасиб" с киноафиши недавно прогремевшего по всему миру фильма. Я оживил рисунок фосфоресцирующей краской и вечером после отбоя любовался на него, а друзья подшучивали надо мной и Паком — у них, мол, модели реальных машин, а у нас придуманные...

"Ангару-3" уже собирают, а до фотонных планетолётов рано или поздно тоже дело дойдёт. А вот модели Пака едва ли когда-нибудь суждено воплотиться в жизнь.

В секторе корейца стояла модель человекоподобного робота чуть ли не в метр ростом. Какой-то корявый, тяжёлый, с бурой бронёй. Для масштаба у ноги робота стояла сороковая "Ока" размером со спичечный коробок. То есть робот предполагался несколько десятков метров ростом. В общем — совершенно неправдоподобная конструкция.

...Наша общажная квартира — та ещё солянка-интернационал, как, впрочем, и весь этаж, и вся общага. По-моему, это сделано нарочно.

Отец только крякнул неопределённо, когда узнал, какие соседи мне достались, мама даже хотела идти договариваться с комендантом, чтобы меня поселили с "русскими". Вот было бы позорище...

Да, сильны в них пережитки прошлого. Впрочем, познакомившись с ребятами, мама сменила точку зрения: "какие хорошие у тебя соседи, ну и что, что нерусские!..".

— Мэргэн.

В дверь вдвинулся наш литовец, кивнул мне неторопливо, думая о чём-то своём, споткнулся о коробки и только тогда соизволил обратить внимание:

— Чтоо за разгроом?

— Пак съезжает.

— Кудаа съезжаает? — спросил Валдис.

— Не съезжаю, а уезжаю. На полтора месяца, — в двери явился Пак, его круглое корейское лицо сияло.

— Поздравлям!.. — сказал я.

— Пооздравляю, — протянул Валдис. — Кудаа?

— В Ниппон!.. — отрапортовал кореец. — Тот конкурс!.. Я сам офигел...

Он попытался прорваться мимо нас, но Валдис с откуда-то взявшейся прытью перехватил, и мы принялись лупить счастливчика по плечам. Пак, хохоча, отбивался.

— Ой-ёй-ёй!.. отпустите хоть душу на покаяние!.. — он прорвался мимо нас в комнаты, пинком загнав одну из коробок под кровать. — Так, это я оставлю здесь, и это тоже...

Пак болтался по комнате, радость так и пёрла из него, мешая сосредоточиться на чём-то одном. Он то листал на "мыльнице" какие-то списки, то принимался сортировать свои коробки, то отдирал рисунки от стен.

— У тебя что, в цифре нет? — поинтересовался я.

— Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках!.. — отмахнулся Пак. — Разумеется, есть и в цифровом виде, но ведь это совсем другое! Кстати, отцифруйте...

Он бросил на стол несколько рисунков, сделанных в соответствующем стиле. Вон тот большеглазый урод — я. А вон Мимино — ума не приложу, как Пак ухитрился нарисовать нашего горца узнаваемо и по канонам аниме, ведь они там все безносые. Валдис, такими рисуют безбашенных злодеев, скупо улыбался, как будто уже нажал кнопку уничтожения мира.

Литовец молча сгрёб и отправился в мастерскую, где у нас стояла вся оргтехника. Пак продолжил нетерпеливо дёргать кнопки. Из-под картины, изображающей рыжеволосую девушку, порхнула цветастая упаковка, с шуршанием прилетела мне под ноги.

— Что это? — я подобрал. Жёлтый целофановый пакетик, красные буквы. — "Роллтон"... Вермишель на домашнем бульоне...

Гм, сухой паёк, что ли? Никогда такого не видел, хотя на военных сборах что только не приходилось едать... А курица на рисунке выглядит аппетитно.

— Неважно, — Пак вдруг помрачнел. Выхватил у меня пакет, смял, расправил. Снова скомкал и сунул в карман. — Еда быстрого приготовления. Сухая лапша, заливаешь кипятком и через пять минут получается... гадость. Но есть можно. Если нечего больше есть.

— Этоо где такое делают? — удивился я. — Наа буржуинском Западе?

— Да, примерно там, — огрызнулся парень и ушёл в мастерскую. Я только в затылке почесал. Буквы-то русские...

— Где рулетка? — спросил Пак в мастерской.

— Лаазернаая? — спросил Валдис.

— Бог с тобой. Обычная!.. Ребята, где рулетка?!. — завопил он из мастерской.

— Должна быть на крючках или на полке, — ответил Мимино, выходя из душа. Его чёрные волосы стояли дыбом.

В мастерской загремело.

— Мою модель не повреди!.. — Мимино полез проконтролировать. Насколько всё проще было бы, если бы у нас у всех были отдельные мастерские!..

— Да всё в порядке, — невнятно отозвался Пак. Явился с рулеткой и деловито принялся измерять свою статуёвину.

— Ты потащишь за собой этот кошмар? — поинтересовался Мимино, появляясь следом.

— Ещё как потащу, — ухмыльнулся Пак. — Вы не сечёте тему!.. Ведь это из-за неё я победил.

— Что?!.

— Воот эта жуткаая штука выиграала коонкурс? — Валдис аккуратно сложил отсканированные листы на стол.

— Не совсем, — Пак хихикнул. — Я ведь занял четвёртое место. Обидно было до слёз.

Мы кивнули — едут трое финалистов.

— А потом оказалось, что то же жюри рассматривало другой конкурс, "Горе от ума". Самые дурацкие проекты. Перпеттум мобиле. Мёртворождённые изобретения. Те, которые возможны... если, например, изменятся физические константы. Или если придумают новые сплавы, прочнее существующих в тысячу раз, с фантастическими свойствами... Если изобретут двигатели со стопроцентным КПД, и всё такое прочее.

Так вот, я выставил вот это, — Пак ткнул пальцем в своё чудовище, — и даже расчёты предоставил. Какие нужны материалы, компьютеры, системы, на что следует обратить особое внимание. Я не отнёсся к этому серьёзно, в конкурсе, вы знаете, дурачатся вовсю, чем безумнее, тем лучше...

И вот комиссии попался на глаза мой "Евангелион"...

— Кто?

— Так я его назвал.

— Откуда ты берёшь все эти идиотские словечки?

Виктор ухмыльнулся.

— Так вот, я писал какую-то пургу, сам ржал, — насчёт биокибернетики, биоматериалов, искусственных мускулов...

— А-а-а!.. — протянул Валдис.

— Ага. Это как раз области, в которых Япония традиционно сильна. И к гигантизму они тоже склонны — один только мост Сейкан между Хоккайдо и Хонсю чего стоит... Там один японец, профессор Кацураги, — Пак отчего-то хихикнул, — офигел, когда мой проект увидел. Морган, спасибо, друже!.. что помог мне расчитать параметры "мультика".

Я кивнул. "Мультик", виртуальная динамическая модель, получилась ещё та. Огромная дылда шагала через город, изображала что-то вроде боя в городских условиях, пользовалась оружием — кошмарными приспособлениями, которые могло породить совместное интернациональное творчество...

— Ну, наши только рады были — пусть, мол, едет, увидит воочию то, о чём так смело врал... Биоматы, миосинты, биокибы... — он рассыпал жаргонные называния. — Так что, парни!.. Сегодня вечером отвальная. Завтра вечером — инструктаж и приём багажа, послезавтра — фьють!..

Он изобразил рукой, как — фьють. При этом зацепил карман, и в нём хрустнула упаковка от непонятного "роллтон". Что это, любопытно узнать, такое?

— Копоть, сажу смыл под душем,

съел холодного изя,

и инструктора послушал,

что там можно, что низзя!..

Там у них пока что лучше бы того...

Так чтобы я не отчебучил ничего,

Он мне дал прочесть брошюру, как наказ,

чтоб не вздумал жить там сдуру, как у нас!..

Каждый куплет встречался взрывом хохота. Я доиграл нехитрую мелодию и прижал пальцы струнами, театрально поклонился.

— Морган, где ты берёшь все эти дикие песни?.. — Мимино вытирал слёзы смеха. — Если бы я не знал все его вещи, я бы поклялся, что это Высоцкий!..

Я покосился на Виктора, тот скалился всё так же весело. Даже виду не подал, змей...

— Так, народное студенческое творчество... правда, зыко вышло?.. — уклончиво ответил я. — Виктор, кстати, ты пропустишь концерт Высоцкого.

— Буду смотреть трансляцию в "Еське", ничего не поделаешь, — пожал он плечами. — Не последний небось раз приезжает...

Я тронул струны в миноре, старательно наигрывая что-то вроде органной музыки, торжественной и готической. Разговоры за столом умолкли, непривычные звуки привлекли всеобщее внимание.

— Во японской стороне,

На чужой планете, — начал я. —

Предстоит учиться мне

В университете

До чего тоскую я —

Не сказать словами,

Плачьте ж, милые друзья,

Горькими слезами!..

На прощание пожмём

Мы друг другу руки

И покинет общий дом

Мученик науки...

...Да, отвальная получилась что надо. Мы собрали весь этаж общаги и принимали паломничества с других этажей. Паку завидовали. Страна Ямато!.. это вам не САСШ какой-нибудь задрипанный!.. За время учёбы мне доводилось побывать в Красной Африке, в Австралии, в Америке. Ну, и обычные поездки на практику — Сахары там всякие, Арктики и Антарктики, Тибет... Но Япония!..

Когда Луна за окном запуталась в ветвях тополей, явился смотрящий по этажу. Поздравил Пака, стукнул пива, сжевал тонкий прозрачный ломтик ветчины и предложил расходиться.

Хмель плескался в голове — от уха до уха. Я старался не раскачиваться, возвращаясь от двери. Пиво слабое... но его было много.

— Выпроводил? — икнул виновник торжества, восседающий во главе стола. Я глянул на него... и мгновенно сосредоточился. Хайт цараби!.. Только этого не хватало.

Виктор отличный парень. Компанейский, весёлый и изобретательный, умный. В общем — настоящий комсомолец. Но иногда с ним что-то происходило. Тяжкие мысли, воспоминания ли этому виной, но он становился сам на себя не похож. Хмур и и неприветлив. Иногда попросту кусач и зол. Это бывало нечасто, и проходило. Виктор извинялся и каялся, мы снисходительно прощали человеческие слабости, и кореец снова становился сам собой... до следующего закидона.

Сейчас по некоторым признакам я угадал приближение закидона. Русская хандра, спровоцированная алкоголем? Что-то большее? А ведь это шанс узнать...

— Пак, пора баиньки, — обратился я к нему. Парень поднял глаза — тёмные, без единого проблеска мысли. Усмехнулся невесело.

— Хороший ты человек, Мэргэн Рашидович...

— Разумеется, — сказал я. — У нас все хорошие.

— Все? — уточнил Пак.

— Ну, практически все, — подумав, признал я. — Разве что некоторые немножко плохие. Но они это в себе изживают!..

Пак вдруг засмеялся с оттенком истерики. Его рука, подпирающая хмурое чело, соскользнула, и друг едва не приложился лбом о стол. Раздался хруст, Пак, с трудом удержав себя в вертикальном положении, нахмурился и полез в карман, достал скомканную упаковку и какое-то время удивлённо пятился на неё.

Потом его лицо исказилось — я был готов поклясться — в пароксизме бешенства. С невнятным ругательством Пак рванул упаковку неведомого продукта... не порвал. Мне показалось, он готов был вцепиться в неё зубами. Пак зашарил по столу диким взглядом, вскочил, задев коленями — бутылка упала и покатилась, упала на ковёр с глухим звоном. Мимино завозился в своей комнатушке, забурчал, посоветовав не колобродить а ложиться спать. Валдис тихо похрапывал из-за пластиковых стен загородки, не проснулся.

Заплетающиеся пальцы Пака наконец нашарили брошенную зажигалку, оставленную кем-то из гостей — никто из обитателей комнаты не курил. С тихим рычанием парень стал пытаться извлечь из неё огонь, но не преуспел. Пока он не натворил чего, я выхватил у него и зажигалку, и неведомый "роллтон".

Пак какое-то время тупо созерцал собственные пустые руки, потом глянул на меня.

— Морган.

— Да, это я. Узнаёшь?

— Более-менее, — проговорил Пак, пытаясь сфокусировать взгляд на жёлтой упаковке в моей руке. — "Роллтон".

— А что это вообще такое? — спросил я.

— Гадость, — безапелляционно заявил Виктор. — Поломать в пакете. Заварить кипятком. Порубить колбасы... Майонеза ложку, перемешать... — он сосредоточенно покрутил рукой в воздухе, показывая, как именно перемешать. — Вот и готова лапша по-студенчески. Принимать зажмурившись, запивать "жигулём". Отрава.

— Ну, "жигуль", конечно, не "Акела" и не "Белый бык", но вполне себе.

Пак засмеялся беззвучно, ещё больше меня напугав.

— Да, "жигуль" вполне себе... здесь, — жёстко закончил.

— В смысле — здесь? В Иркутске? Но ведь оно везде одинаковое, госмарки...

— Морган.

Я замолчал. Пак тоже молчал, и я видел, что он собирается с мыслями, продираясь через хмель. Он и не хотел говорить — и просто жаждал поделиться хоть с кем-то... чем?..

— Оставь себе, — буркнул Пак, когда я протянул ему шуршащий пакетик. — На кой мне эта штука в Японии... Вернёшь потом. Если я напомню. А если не напомню — притворись, пожалуйста, что не было ничего такого. Не дарил я тебе странный пакет неведомого в этом мире экзотического лакомства...

Он попытался встать и снова приземлился, пластиковый табурет жалобно скрежетнул.

— Тогда, может быть, я смогу сам себя уверить, что тот мир мне лишь приснился...

— Э... ладно, — растерянно сказал я. — Так и поступим.

Тот мир?..

— Я бы сейчас от водки не отказался, — Пак передумал вставать и устроился поудобнее. — Да, а ещё лучше — самогона какого-нибудь вонючего дерябнуть, чтобы башка наутро на плечах не держалась. Эх, Морган...

Он потянулся и взял чью-то банку, тряхнул — внутри плеснуло, — и вылил в глотку.

— Слушай, Витя, — осторожно сказал я. — Завтра, что у тебя там...

— Во второй половине дня, не переживай, — хмыкнул Виктор. — Успею оклематься...

Я бережно расправил шуршащую упаковку. Завод... эти цифры — дата, что ли? Со вкусом... идентичные натуральному... Я достал "мыльницу", вызвал поисковик и принялся вбивать прочитанные словосочетания.

Виктор рассмеялся тихо, невесело, наблюдая. Роллы, японская еда.... Ролики, роликовые коньки... Роллеры, движение роллеров...

— И никакого "роллтона", — заключил Виктор, когда через десять минут я оторвался от "мыльницы" и растерянно уставился на него. — Оставь, Морган. Ничего ты не найдёшь, не забивай голову.

Если сведений о чём-то нет в ЕЭСС, этого чего-то не существует в природе... я мотнул головой, выбрасывая из неё присловье сетевиков, каковой догме я верил до сего момента.

— Нет уж, — сказал. — Сам заинтересовал, а теперь — оставь? Выкладывай. Что ещё за "Роллтон", что за бред о другом мире?

— Знаешь, судьба порой зависит от такой малости... — Виктор заговорил тогда, когда я уже уверился, что он больше не скажет ни слова. — Мой дядя весной на машине стукнулся... хорошо, что несильно. Так вот, перед отъездом я его чуть задержал. Можно сказать, он стукнулся из-за меня, если бы не эта пара минут, он проехал бы перекрёсток благополучно, не встретившись с той машиной. Он меня не винил, он вообще об этом не подумал, не вспомнил, что я его задержал.

И Виктор замолчал.

— Извини, я не совсем понял... — начал я, он перебил:

— Алису помнишь? Германия, прошлогодняя практика. Упоминала, что её дед выжил только благорадя медальону, куда пуля попала. Не выжил бы — её бы не было. Случайность, божественная случайность!.. — провозгласил он, салютуя пустой банкой. — Сколько у неё братьев и сестёр? Двоюродных? Все они существуют благодаря этом чуду!

А теперь скажи мне, Мэргэн, сколько человек нужно, чтобы изменить мир?

— Одного хватит, — уверенно объявил я. — Вся история Советского Союза тому примером. Существует естественное течение объективных исторических процессов, однако их всё же должен кто-то направить...

— Да. Да, верно!.. — Роль личности в истории, всё такое... Объективные исторические процессы!.. — пьяно провозгласил Виктор. — Но процессы процессами, а личность личностью!.. И если процессы не будут подкреплены личностью, то пойдут они лесом!.. а не так, как должны идти!.. Ты любишь сказки, Мэргэн?

— Э-э-э...

— Не беспокойся, эта кончается хэппи-эндом.

— Чем? А!.. — этот термин я слышал, хотя английского, конечно, не знал. Да кто его вообще учит в наши дни, кому он нужен? Разве что Виктор... Ну ладно, мало ли какие странные увлечения (хобби, говаривал он) бывают у человека.

— Жил-был парень, — начал Виктор обещанную сказку. — Обычный русский парень. Школа, универ, все дела, второй курс — не первый безденежный, но второй восторженный. Короче, деньги у него были эпизодически, стипендии хватало лишь на носки и зубную пасту...

Я недоуменно нахмурился, но решил не перебивать разговорившегося товарища.

— ...Из дома — не деньги, а всякие огурцы да сало. На втором курсе у родителей не поклянчишь, они и так еле концы с концами, кроме меня у них ещё семеро по лавкам... вообще-то двое, но всё равно тяжело им.

Трое детей — тоже мне, нашёл великую тягость!.. В моей семье...

— ...Подработки, иногда и на лекции забивать приходится, хорошо преподы подобрались — кому вовсе плевать на учеников, с кем поговорить можно, объяснить.

Я уже язык прикусывал, чтобы промолчать.

— Квартировал он в вонючей общаге, в обшарпанном на ладан дышащем здании, восьмиэтажной конуре...

— Виктор, — не выдержал я. — Ты, конечно, не про Советский Союз говоришь? Этот парень... он жил где-нибудь в...

— В этом городе, — сказал Виктор. — Я говорю о парне, который жил в этом городе.

— Лабуда какая-то, — сказал я после паузы. — Виктор, ты бред несёшь...

— Угу!.. — Виктор пьяно кивнул. — Я несу бред!.. И мне надо с кем-нибудь им поделиться!.. с кем-то, кто трепаться не будет. Потому что вельми этот груз велик, плечи трещат.

— Но в Советском Союзе...

— И-и-и это правильный ответ!.. — воскликнул Виктор. — Архиверный!.. Приз в студию!.. Советский Союз — в этом вся суть!.. — он осёкся и зажал себе рот, оглянулся на спящих.

На какое-то время мы замолчали. Убедившись, что не разбудил ребят, Виктор продолжил страшным шёпотом.

— ...Заварная лапша, её ещё называют "быстрорастворимой". Даже на втором курсе приходилось иногда питаться этим. И я залил кипятка, и я порубил колбасы, и я ляпнул ложку майонеза, и как следует всё перемешал... Я взял миску и "жигуля" бутылку — и вдруг очутился в незнакомом месте. Комната, про такие говорят "бедно, но чистенько". Стены голые, крашены какой-то мерзкой сиреневой краской, или мне так из-за сумрака показалось. Пол щелястый, шорканный, стол... я раньше не понимал, зачем столы ножами скоблили. Так вот, этот был такой старательно царапанный. Скатерти нет. Стул... стул был крутой, венский, ножки гнутые, видно, что пользованный, но ещё крепкий. Роскошный стул, в такой вдова... как её там?.. брильянты зашила. Не гармонировал с комнатой стул.

Но это всё я потом разглядел. А сначала я тупо пялился на девушку, которая как раз передо мной оказалась.

Мне пришлось подключить воображение, чтобы понять, что это была девушка. Тогда я принял её за Чужого. А, ты не знаешь? ну да, этих фильмов у вас нет... вообще-то они забавные, но... как же это... ксенофобия, во!.. цветёт там пышным цветом. А мы верим в братьев по разуму, дескать, цивилизация, вышедшая за пределы собственной планеты, не может быть агрессивной...

Ладно, на чём я остановился? Да, за Чужого девчонку принял. До того она была худа, мосласта... Лицо худое, острое, щёки впали, и глаза такие... эльфийские... ну, эльфы-то и вам известны... Огромные глаза и блестят лихорадочно. Платье на ней было, помню, серенькое такое, изящное, как мешок из-под картошки. Коса до попы... которой нет, до того девчонка тоща. Колготки... нет, не колготки, толстые такие... да не знаю, как называются!.. и боты нелепейшие.

И значит, смотрит она на меня своими очами, и я смотрю на неё и чувствую, что у меня ум за разум заходит. А ещё чувствую, что у меня щас на пальцах ожог будет. Потому что у меня миска была, знаешь, люминивая. И она, понятно, накалилась.

И поставил я миску на стол, и девушка её так взглядом проводила, и у неё нос зашевелился... Тут только я сообразил, что она жрать хочет до смерти, а лапша пахнет... пожалуй, единственное, что в ней хорошего — это запах...

Короче, кивнул я девчонке, угощайся, мол, и ложку дал, и хлеба кус у меня был...

— Кто ты? — спрашивает она тихим-тихим голосом, разглядывает ложку мою люминивую и миску.

— Я так, мимо проходил, — а сам смотрю — за занавесками-то на стекле — кресты из полосок бумаги...

Тут со мной едва родимчик не сделался. Покосился я на стол. "Комсомольская правда" лежит. На первой страницы — какие-то танки. Заголовок про войну, дата — сорок второй...

По всему выходит, что я в прошлое попал.

Мне доводилось там, у себя, читать о подобном. Но сам никогда не мечтал. Здесь тоже есть подобный жанр, но он вовсе не так популярен, и мне понятно, почему.

— Я из будущего, — сказал я девчонке. У неё глазищи запылали, жратва побоку, набросилась, теребит — как там, в будущем... что я ей скажу?

К счастью, врать ничего не пришлось. То, что закинуло меня в прошлое, взяло за шиворот и фьють — назад. В будущее.

Только это было уже не моё будущее.

Та девчонка... она съела мой "роллтон". И выжила. Или... или наоборот, умерла, с такой голодухи, как у неё, нужно куриный бульончик, а не "со вкусом курицы". Она всё изменила. Потом я искал эту девчонку. И в "еське", и в старых неотцифрованных архивах. Не нашёл. Или, может быть, просто не узнал эту девчонку, из-за которой вся история пошла кувырком!..

Да, история зависит от личности. А личность иногда зависит от такой малости... Вот он, камешек, стронувший лавину. Один лишь "роллтон", грош цена ему, десять рублей... это эк-ви-ва-ле-понт... тьфу!.. короче, где-то десять копеек, даже ещё меньше, три-четыре. И одна эта пачка настолько всё изменила...

Я думал, что сошёл с ума. Чуть не сдох, когда две памяти смешались... помнишь, семестровую паузу брал на втором курсе? Вот тогда это и случилось. Мне потребовалось время, чтобы оклематься и привести в порядок память о двух своих жизнях. Хотя иногда мнится мне, что та, старая жизнь, лишь примерещилась мне. Но кое-что осталось от ненастоящего мира. Воспоминания — и вот эта самая пачка.

Забери её, Мэргэн. Видеть её не могу. Выкинь, нет, сожги, чтобы и следа... И когда я по возвращении спрошу тебя — не отдавал ли я тебе кой-чего, притворись, что не понял. И историю эту забудь.

Ты извини, что я тут раскис... надо было кому-то сказать. Ты вполне подходишь, не болтун, про песни ни разу не проговорился. И твой скрептицызм... тьфу!.. короче, твоё здравомысельство... короче, ты понял...

— Мэргэн!..

Я подскочил, резко сел, едва не боднув Виктора, который, склонившись надо мной, тряс меня за плечо.

— Ептыть!.. Пак, чтоб тебя перешкандыбасило!.. Чего орёшь с утра пораньше и будишь похмельных товарищей?.. — прорычал, раздирая рот в судорожной зевоте.

— Слушай, я тебе вчера... что-то говорил... — Виктор имел бледный вид, у него тряслись руки. И я был уверен, что похмелье здесь лишь отчасти виновато...

— Ты мне что?.. — я нахмурился. — А, лапшу вешал!.. Называлась она... не, не помню. А чо?

— Мэргэн!.. Ты ведь понял, что я шутил? Врал? Эту штуку я в лаборатории на пластификаторе распечатал!.. Морган, я не знаю, что на меня нашло, я решил мисисти... мистифицировать!.. — старательно выговорил он.

— Распечатал? Да, конечно, — отмахнулся я подушкой.

— Это был всего лишь прикол!.. — в панике сказал Виктор и замолчал. — А?..

— Ага!.. Я говорю — дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие. Тоже мне, мистификатор великий. Застращал инфернальностью, кудыдевацца, мне из-за тебя сны дурацкие всю ночь... и не менее дурацкое пробуждение!.. В холодильнике осталось пиво, я соглашусь считать всё шуткой и забыть, если ты...

— Щас, — бедный студент метнулся прочь. — Морган, здесь нет пива, — послышался его растерянный голос.

— Посмотри у Валдиса... Только осторожно, не обожгись.

Виктор протопотал по комнате, было слышно, как он шипит и сдавленно ругается в лаборатории. Хитрое устройство Валдиса, составной частью которого был бак с жидким азотом, пока не работало как должно, и мы использовали его в качестве ещё одного холодильника. Снова топот, и под носом у меня оказалась холодная бутыль. Пиво, к счастью, не замёрзло в сосульку, я свернул ему голову и с наслаждением отхлебнул.

— У-у-у... и сошла на него благодать...

— Слушай, благодатный, — Виктор нетерпеливо приплясывал рядом. — А ты эту штуку дел куда?

— Какую?

— Упаковку!..

— Какую ещё упаковку? А!.. Так ты же её забрал.

— А я куда её дел?

— Откуда мне знать?

Виктор закрутился в своём секторе, разыскивая пропажу. Я меланхолично наблюдал за ним, отпивая пиво. Встревожился, видя, что Виктор стал хищно коситься в сторону уже упакованных вещей.

— Ты же вчера её спалил.

— Правда? — Виктор, уже собравшийся потрошить свои чемоданы и коробки, остановился.

— Там, на столе...

Виктор бросился к столу и уставился на блюдце, испакощенное копотью и кляксами плавленного пластика.

— Уф!.. — перевёл дух и торопливо схватился за пиво.

Приговорив по бутылочке и лениво зажевав остатки вчерашнего пиршества, мы разошлись — я устроился досыпать, Виктор вознамерился прошвырнуться и избыть остатки похмелья утренней свежестью и ушёл.

Немного повалявшись, я понял, что фиг усну, и отправился на балкон. Зевая и поёживаясь от утренней свежести, созерцал студенческий городок. Общежития, стоянки, на которых припаркованы "соберисам" — студенты изощряются кто во что горазд, жаль, что на этих "уродцах" (впрочем, попадаются и весьма приличные) нельзя ездить по городу. Полигон, где обкатываются все эти выкидыши младой конструкторской мысли. Белое здание — станция "струнника". Небольшой аэродром, где как раз приземлялась алая флайка, живо напомнившая мне один из рисунков Виктора, красного четырёхглазого робота.

А вот и он сам, лёгок на помине. Не робот, конечно, Виктор. Бредёт неспешно, зевает... нет и следа той паники, с которой он растолкал меня утром. Остановился у дороги, махнул "мыльницей". Тут же на стоянке автотакси ожил двухместный "кэб", подъехал. Виктор погрузился и укатил.

— Конечно, Виктор, — пробормотал я, глядя ему вслед. — Ты всё это придумал. Надо признать, ловкая мистификация, ага...

Я достал из кармана жёлтую упаковку, расправил. Вчера достал из мусора пластиковую стружку, поджёг и закапал блюдо, завонял всю комнату. А улику оставил у себя. Хрустящее неприятно пахнущее свидетельство... чего?

Существования другого мира?

Или своеобразного чувствва юмора моего товарища?

— Второе, — сказал я. — Однозначно — второе. Странная у тебя... лапша для ушей.

И все остальные твои странности можно так же легко объяснить. Песни эти — при том, что сам ты не поёшь и не играешь и утверждаешь старательно, что это не ты написал. Сам я стихотворец невеликий, но почувствовать могу — действительно, не твои это стихи. По предварительной договорённости с тобой я выдаю эти песни за "студенческое народное творчество"... но это не оно, как ты утверждаешь всегда, пряча глаза. В ЕЭСС песни появляются почти мгновенно. Искал я там твои — ни фига. А ведь обычные шлягеры, всеми слышанные песни известных исполнителей ты узнаёшь не сразу...

И прочие закидоны... эти словечки, например. Твой жаргон, никогда раньше мною не слышанный. Десяток слов и выражений, пущенных тобой по общаге, да по всему Машинострою. Косяк — ошибка, облом — неудача, тупить — ну, тупить и есть... в лом — неохота, лень, круто, клёво, ништяк — хорошо, замечательно. Или, если выражаться традиционными студенческими жаргонами — зыко, гарно, кула... Обычные словечки, кстати, ты используешь неуверенно, иногда вовсе ни к месту... Но ведь это ничего не значит?

И твоё аниме. Я не любитель жанра, но кое-какие мультики видел, разумеется. И даже знаю — ах, пардон!.. — что их нельзя так называть. Гигантские роботы эти... у тебя уйма набросок. Но они изображают уже устоявшихся персонажей, цельных, не нуждающихся в правке, доработке. Я чувствую за ними историю, уже кем-то придуманную... не тобой. Ты лишь повторил, может, дополнил, но эти "Евангелионы" и всякие там "Стальные тревоги" — не твои. Меж тем ты не так давно столь восторженно отзывался о "Биозащите" и "Хладе", что я подумал — ты до того вообще не смотрел эту седую классику.

И это тоже ничего не значит.

Замашки твои странные... эпизодическая угрюмость, необщительность... даже предложенные тобой технические решения. Иные достойны даже не первокурсника — младшеклассника, школьника желторотого. Но другие как будто были как следует обдуманы и обсчитаны целой комиссией техножрецов, — я усмехнулся невесело, поняв, что снова воспользовался специфическим словечком, которое с с подачи одного студента стало обозначать наших профессоров. — Всё можно объяснить, Виктор...

Конечно, ты надо мной шутил.

Словарь

Автотакси — автоматическая система внутригородского и окологородского транспортного сообщения

"Акела" — марка пива

"Белый бык" — марка хмельного кумыса

ЕЭСС — Единая Электронная Справочная Система — аналог Интернета

"Еська" — жаргонное название ЕЭСС

"Кэб" — жарг. — управляемый компьютером электромобиль

Минф — от "массив информации" — файл

"Мыльница" — жарг. — небольшой компьютер-наладонник, сочетающий в себе функции телефона, фотоаппарата и кредитной карточки

"Струнник" — транспорт междугороднего сообщения, аналог железной дороги

"Роллтон" — зарегистрированная торговая марка, или что-то в этом роде...

При написании сего произведения пострадал один "роллтон". То ли раньше он был вкуснее, то ли я во студенческую пору был более неприхотлив в еде...