Самоучка. Семейное дело

1

Тихонько мурлычет климатизатор. Катюшка, как всегда, брякает дверцей холодильника — ну, голодная девочка, чего непонятного? Ясные лучи солнца заглядывают в окно, высвечивают блестящий квадрат на полу. Блаженно жмурюсь и вытягиваюсь на коврике. Боже, которого нет, как здорово жить на свете!

— Боже, которого нет, как здорово... — шепчет Рита рядом со мной.

Поворачиваю голову. Девушка еле заметно улыбается. А я всегда подозревал, что она обладает зачатками телепатических способностей. Мы откровенно смотрим друг дружке в глаза и без споров молча соглашаемся, что можно еще поваляться. А потом погулять.

— Лодыри! — ворчит Катюшка. — Морс я вам должна готовить?! Ладно, сделаю. Но чтоб потом меня гуляли!

И она с зачатками. И как же мне с ними обеими повезло... Приятно рухнуть на опушку, спиной в тюфяк, щекой в подушку — и нежно ленью овладеть... Не впопыхах, а в совершенстве — чтобы в безоблачном блаженстве, как шмель над травами, гудеть — ж-ж-ж-ж...

Бл-л-л... ледяной морс! Ух! Вот это удар. Сонная нега исчезает разом, мир становится ярким, прозрачным и звучным. Рядом таращит глаза Рита.

— О! — удовлетворенно говорит Катюшка.

И мы идем ее гулять. Никуда не спеша, переглядываясь и перешучиваясь, по маленьким, еще кое-где оставшимся скверикам, по редким зеленым набережным, от одной точки с мороженым до другой. Ну, голодная девочка, чего непонятного? Девочка толстеет и растет не по дням, недавно купленное скромное платьице снова едва прикрывает попку. Рита, впрочем, вышагивает тоже в чем-то подобном. Один я, бука, в рабочих шароварах и универсальных туфлях. И рубашка на мне с длинными рукавами. У меня всегда — с длинными. Давний такой, невыводимый привет с далекой балканской войны, которой не было. Привет почти незаметен, но у Службы хватает глазастых сотрудников, и я не хочу давать им лишних зацепок.

Вот у очередной точки с мороженым они нас и выцепили.

Даниил, Мося и Сергей сидели за столиком под навесом кафе, лениво скребли ложечками по серебряным вазочкам с мороженым и приглашающе кивали нам. Рядом мгновенно ощетинилась невидимыми колючками Катюшка, почуяла что-то тонкой детской душой.

— Четыре всадника Апокалипсиса... — пробормотал я. Подозреваю, это у меня вышло угрюмо.

— Битюги упряжные... — донеслось еле слышное от Риты. — Четвертый-то где потерялся?

— Давайте, давайте, подсаживайтесь! — нетерпеливо сказал за нашими спинами представитель Службы. — Сколько можно вас ждать?

Это что, он нас сзади от бегства страховал, что ли? Ну... проницательная сволочь, что еще сказать. Я вообще-то подумывал. И Рита тоже.

— За ваш счет! — недовольно решила Катерина-Клеопатра и полезла на стул. — Мне с шоколадной крошкой и малиновым сиропом.

Мы с Ритой переглянулись и тоже шагнули к столикам. Катюшка права: коли уж нас поймали, пусть все будет за их счет.

Сидим, чинно брякаем ложечками. Мужчины еле заметно морщатся. Понятно, мороженое в них не лезет. Сколько они его съели, пока нас ждали в засаде? Мы ведь никуда не торопились. Им бы сейчас пива... но пиво в кафе-мороженых не предлагают.

Смотрю, думаю. Сопоставляю. Что произошло такого, что объединило разных по положению мужчин в стремлении встретиться со мной? Мося — охранник. Даниил — чиновник. Сергей — номинально бизнесмен, но по факту подставное лицо...

— А говорил, что на работу уехал, а сам мороженое ешь! — обличает отчима Танюшка и смотрит строго-строго. — Врун.

Я бы на его месте подавился, а мутанту хоть бы хны. Сидит, ковыряется рассеянно в вазочке, смотрит в никуда. Потом что-то тихонько говорит Сергею. Стандартная реакция "политика", пойманного на вранье — сделать вид, что ничего не слышал. И продолжать свои делишки дальше. В моих рабочих записях реакция идет под номером один как самая ходовая.

— Реакция Љ1, — бормочет тихонько Рита. — Они что, действительно не могут выйти за пределы шаблона?

— Ага! — усмехаюсь я. — Узкоспециализированные виды. Упрощенное мышление и стандартные реакции — их способ выжить в агрессивной среде. Энергетические затраты меньше, физика в чистом виде.

— Даже если им прямо в лицо говорить?! — не верит Рита.

Вообще-то в теории так и есть, но как-то не приходилось проверять на практике, и я заинтересовываюсь.

— Что там у нас с реакцией Љ2?

— Перескочить на другую тему с обвинением оппонента, — сообщает в полный голос Рита и настораживает ушки.

— А мама говорит — ты преступников ловишь! — заявляет Танюшка и долизывает мороженое. — Тоже врет!

— По договору о репетиторстве ты должен следить за питанием ученицы, — замечает Даниил. — Плюешь на обязанности? Девочку от сладкого вон как разнесло, в платье не помещается. Или ты такой врач, что не понимаешь опасности ожирения в ее возрасте? Плохо, если так. Детей тебе доверять нельзя. Мы расторгаем договор. Катерина, марш домой.

Рита поражена. Я тоже. Ему прямо в лицо заявляют, как он будет реагировать — и он все равно так и поступает! И вот такое существо кто-то считает человеком?! Робот он, биоробот, ничего более.

Все же я неправ. Неправильно определил членов группы. Правильно будет: Мося — охранник, Даниил — номинально борец с преступностью, вовремя Катюшка напомнила, Леня — борец со специфическими видами преступлений... и Сергей — номинально бизнесмен, а по факту ... представитель гражданского филиала той же Службы?

У них что-то произошло, понимаю я, и мне становится неуютно. Что-то произошло в сфере, где задействованы частные охранники, представители департамента общественной безопасности и специалисты по контролю особо опасных видов мутантов. И они все не справились. И теперь, значит, зовут на подмогу мангуста... Мамочки мои! А при чем тут я?! Я крайний, что ли? Да я вообще способности потерял! Ну, официально.

Потом я вспоминаю, что в кармашке чехла инфо у меня лежит удостоверение сотрудника охранного агентства "Щит", а где-то в недрах Службы имеется моя подпись на договоре об оказании специальных услуг некой организации, и мне становится совсем плохо. Вот это влип. Причем, что характерно, сам. Брал денежки? Брал. Красиво жить хотел? И хотел, и живу, квартирка с климатизатором тому четкое доказательство. Ну вот и пришло время отрабатывать. Мама...

Теперь становится понятной скрытная, но заметная опытному взгляду агрессивность девиц по отношению к Даниилу. Чуют дамы, что мне грозит опасность. Мне — значит, и им. Вот и рычат, топорщат на загривках шерсть.

— Рита...

Моя ненаглядная подруга легко поднимается. И поднимается, и поднимается. Ну, длинноногая она, что поделать. Взгляды мужчин непроизвольно скрещиваются на ней. Еще бы, при такой-то одежде. Флай-юбочка, флай-маечка, а под тентами кафе ветерки, и довольно шаловливые. Век вуайеризма, прекрасный и жестокий, но сейчас я тихо злюсь. Рита так для меня оделась, для меня одного, неужели непонятно?!

— Чего уставились, как будто женщин не видели? — бурчит Катюшка и неохотно выбирается из-за стола.

Мужчины торопливо прячут взгляды кто куда, в наше время проявлять к внешности женщины откровенный интерес довольно опасно. Для того существуют конкурсы порно-красоты, открывай инфо и наслаждайся.

— Док тебе клизму вкатит! — грозит Катюшка отчиму. — Двухведерную!

Даниил морщится. Совсем потеряла страх девочка под моей защитой, но одергивать ее не собираюсь, господин чиновник заслужил. Дамы уходят, мужчины смотрят им вслед, и я снова злюсь. Они понимают мою злость как-то по-своему.

— Док, исключительная ситуация! — заверяет Мося. — Без тебя не обойтись!

Смотрю на них на всех угрюмо. Мужчины ерзают. Оно понятно -кому охота признаваться в собственной несостоятельности?

— Мы бы сами справились, — морщится Даниил. — Но — фактор времени. Ты, кстати, знаешь, кто отец твоей Риты?

Я киваю.

— Нет, ты не знаешь! — злится Даниил. — Знал бы — держался б от нее подальше! Он зверь, понял?!

Я настораживаюсь. Видел я недавно одного зверя, очень впечатлил. Такой много чего натворит, если не остановить. И что, очередное суперсущество проявилось в мире? Не мой профиль! У государства есть Служба, а у Службы — снайпера, и этого вполне достаточно на любую сверхличность! Лбы у них, знаете ли, не бронированы! Так бы и следовало заявить, только моя причастность к смерти Валерия Борзова не для всех присутствующих очевидна, так что помалкиваю.

— У него такие связи, что при желании всех нас вот так выжмет, как тряпку! — тоскливо признает Даниил. — А желания у него... неожиданные. Крутой самодур. Он даже свою дочку в нищете бросил. Что-то ему не так сказала — и все, пинка под зад. А уж нас он... разотрет.

— Я потерял силу! — говорю твердо и встаю.

— Сил у нас достаточно, — подает голос Леня. — Мы найти не можем, к кому приложить. Тут знания нужны, не сила. Потому и пришли к тебе. Ты же специалист. Ребята, введите сотрудника в курс дела.

Значит, сотрудника. Вздыхаю и сажусь.

— Олег Вайнштейн, в миру Олег Белых, гражданин Израиля, миллиардер, меценат, владелец самых разнообразных активов, — обстоятельно говорит Сергей. — По слухам, отец твоей Риты. Система порно-конкурсов красоты — его собственность, одна из многих. Обратился в нашу фирму с предложением провести национальный этап конкурса силами нашей дочерней организации, она специализируется на шоу. Мажоритарным акционерам отказать невозможно, мы подписались. Это, собственно, предыстория. А сама история... Мося, продолжай.

— Агенство "Щит" обеспечивало и обеспечивает безопасность мероприятия, — вздохнул Мося. — Плохо обеспечивает. У нас проблемы, Док. Конкурсантки падают.

Удивленно поднимаю брови.

— Падают, Док! — раздраженно говорит Мося. — На ровном месте! И не на ровном тоже! Они выступать отказываются! Слезы, истерики, угрозы охранникам — весь набор! А они все чьи-то ставленницы, любовницы! Там такие имена звучат — мои ребята тоже скоро начнут падать! От страха!

Перевожу недоуменный взгляд на Даниила — мол, а ты тут с какого боку? Мося злорадно ухмыляется, Даниил изображает святую невинность — реакция Љ3, знаю, изучал, в рабочих тетрадях зафиксировано.

— А от департамента безопасности основные угрозы и идут! — охотно ябедничает Мося. — А этот крендель — типа специалиста прислали нам на помощь!

— Растяжки, световой удар? — выдвигаю очевидное предположение.

— Док, за дебилов не держи! — обижается Мося. — В первую очередь проверили! И чего только еще ни проверили! Они просто падают!

— А сами порнодивы что говорят? — спохватываюсь я.

Мося почему-то смотрит мне за спину.

— Ситуация немножко шире конкурсов красоты, — сухо сообщает Алексей Лыков, сотрудник Службы неизвестно в каком звании. — За последний месяц в Москве прошли четыре турнира. По художественной и спортивной гимнастике в том числе. На всех отмечены падения участниц. Массовые. Несколько серьезных травм, один смертельный случай. Собственно, именно это привлекло внимание Службы. На конкурс проституток — извини, Сергей — вышли случайно, благодаря личным связям. А что говорят... да разное говорят. Страх перед неизвестным, потеря концентрации, личные фобии. Общего немного. В частности, практически все слышали перед падением музыку. Не ту музыку, что сопровождает выступление. Другую. В аналитическом отделе Службы считают... ну, сам понимаешь. В общем, твой выход, Док.

— В моих рабочих записях ничего подобного не зафиксировано, — мгновенно сообщаю я.

Леня морщится. Ему не нравится мое отношение к обязанностям. Он привык, чтоб "слушаюсь!" и под козырек.

— Твои рабочие записи исследованы самым тщательным образом, — говорит сотрудник Службы. — Да, такое явление там не описано. Значит, записи следует дополнить, только и всего.

— Я доктор, а это — расследование, — напоминаю я очевидный факт. — У меня нет навыков оперативной работы!

— Оперативника приставим! — обещает Леня.

— Ну вот пусть он и расследует! — бурчу непримиримо. — А мне работать надо. У меня, между прочим, ежедневная медицинская практика!

Даниил снова морщится, ему меня придавить нечем. Катериной попробовал — не пролезло. Офицер Службы за спиной собирается с духом, чтоб применить власть. Мося же, самый умный из них, смотрит озадаченно. И нечего смотреть, я сам себе удивляюсь! Вот стоит внутри четкое нежелание браться за дело, и ничего с ним поделать не могу. Вроде понимаю, что обязан своим благосостоянием и Мосе, и Службе, что отрабатывать пора — а не могу! И ведь не лень это, а... а что, кстати?

Мужчины что-то мне еще говорят, но я не слушаю их, а прислушиваюсь к себе. Не лень, не набивание себе цены, а... предчувствие? У меня — предчувствие?! Да ну! Ясновидение за мной точно не числится, даже в зачаточном виде!

Перевожу взгляд вдаль. Рита и Катюшка не ушли, стоят у парапета, смотрят на воду и искоса — на нас. Беспокоятся. Понятно. Это не у меня предчувствие — у них. Точнее — у Риты. Замечались за ней и ранее странности в этом роде. А Катюшка рядом стоит, и чувствует Риту почти так же хорошо, как меня. А я — ее. Ф-фух, хоть что-то понятно. А вот что непонятно, можно и прояснить!

— Так, ребята! — говорю решительно. — Ваши доводы я услышал. Теперь вы послушайте меня внимательно! И постарайтесь понять! Да, есть специфические знания, согласен. Но в моей практике такое прежде не встречалось, честно. Так что как вам помочь — не представляю. Я же не оперативник!

Мужчинам явно хочется возразить, но — о чудо! — сдерживаются. Из чего следует вывод — не дураки.

— У нас есть отчеты оперативников, — осторожно говорит Лыков. — И наших, и... смежников. Можем предоставить — в объеме, необходимом и достаточном...

Я качаю головой:

— Если вы ничего не нашли, значит, оперативники что-то пропустили. В отчетах ничего нет, это очевидно. Надо повторять их работу с опорой на мои знания. Но я — не умею, поймите наконец! И думаю, что все же понимаете, вы ж не дураки. Отсюда вопрос: а с чего вы кинулись ко мне, а? Если понимаете, что ничем помочь не в состоянии? Работали б своими силами, их у вас с перебором!

Ребята мнутся и ежатся. Вот так всегда: пришли, чтоб решил их проблемы, и при этом врут, замалчивают, скрывают информацию!

— Рожайте быстрее, у меня через час начинается прием! — зло говорю им.

— На кубке двух континентов упала одна девочка, — решается Лыков. — Такая...гимнасточка. Перелом шейного позвонка, ничего страшного. Страшное в том, кем она приходится кое-кому. И если потом выплывет, что преступники были, а мы ничего не предпринимали, чтоб поймать их, нам всем конец. И Даниилу, и Мосе, и Сергею. И мне. Мы хватаемся за любую возможность, Док, за любую! Потребуется — богу станем молиться, хоть его и нет!

Лицо Лени становится страшным.

— Спасай нас, Док! — шипит он. — Дашь хотя бы зацепочку — тебе полное отпущение грехов, полное! И кукловодов спишем, и ведьму, и Валеру заодно! Все простим! Но если не дашь...

— Смотри, как бы за кукловодов уже я тебе счет не выставил! — рычу в ответ и нависаю.

Мужчины смотрят на нас растерянно, не понимают своей роли в происходящем. Леня моргает.

— А ты точно потерял способности? — обычным голосом осведомляется он. — А то я что-то...

И он непроизвольно обмахивается большим пальцем левой руки.

— Найди их, Док, — как-то очень по-человечески просит Даниил. — Девчонок же гробят!

Девочек? Понятно... На меня накатывает отходняк.

— Не их — его, — тоскливо бормочу я. — Он это, ребята. Один. Завелся снова нелюдь... И ведь выбирает девочек с нестабильной психикой, чтоб покуражиться! Ты выбери мужика с боевой подготовкой, перед ним попробуй, урод! Нет, именно девочек, именно слабых... ненавижу...

Кто он, Док? — серьезно спрашивает Мося.

— Не знаю. Честно не знаю. Но это не группа. Психопат. У них у всех схожий почерк, уж я нагляделся...

Встаю и тяну к себе инфо.

— Ты куда? — беспокоится Даниил.

Криво улыбаюсь:

— Работать, ребята, работать. У меня действительно через час начинается прием. Обеспечьте билет на... ближайшее мероприятие. И бойца в сопровождение на всякий случай.

— Завтра в десять, финал кубка двух континентов, — деловито сообщает Лыков. — Билеты перешлю на инфо. Бойца Мося даст, его люди там все равно задействованы. Да и все задействованы. Значит, берешься?

Снова криво улыбаюсь.

— Есть работа, и есть моя работа.

Они не понимают. Ну, мутанты, что с них взять. А один вообще офицер спецслужбы. Так что разворачиваюсь и ухожу. У меня действительно скоро прием.

2

К двери своего нового приемного кабинета протискиваюсь боком — на дорожку ухитрились воткнуть две машины. Одна — "таурус", с ним все понятно, вместилище для бандитов и чиновников. Водитель любого "тауруса" искренне считает, что законы не про него писаны. Правильно, конечно, считает, но мешает страшно. А вот вторая машина — обычнейший "с-500", и ему тут точно не место. Но по тому, как машина стоит враскоряку, заняв все, что только возможно, безошибочно определяю "рогатого". А "рогатому" скандалы и драки не страшны, он в них, как рыба в воде. Бросил технику на проходе и пошел себе спокойненько по своим делам — картина, вполне себе обыденная для Москвы, где процент мутантов зашкаливает. Ох, нарывается рогатик!

Рита протискивается следом за мной, смотрит на запачканную юбочку, потом абсолютно спокойно, как умеют только "зомби", разворачивается, откручивает у "пятисотки" зеркало и роняет под колесо. И она нарывается. Девочка почувствовала силу, но пока не чует границ. Ничего, это лечится. После пары десятков инцидентов осознает, что ее дар — лечить, а вовсе не строить всех вокруг. Их, мутантов, не построишь, они просто так живут и не изменятся ни под каким давлением, проверял. Ну а ей еще предстоит проверить.

Рита только что отвела Катюшку домой, благо живет девочка рядом, помещение под кабинет арендовали именно с таким расчетом. И теперь посматривает на меня вопросительно. Похоже, не осознает, что Катюшка вообще-то не моя дочь, и, если отчим приказал вернуть, надо молча возвращать. Особенно когда отчим — руководитель департамента общественной безопасности. Ну и что, что как бы друг? Дружеские отношения что-то значили в Москве во времена до Катастрофы, да и то не факт. Все, что касается истории — не факт.

— Э-э! — орет кто-то истошно.

Ага, "рогатый" нарисовался. Быстро он. Наверно, "антивандалка" на машине стоит. Система безопасности, конечно, чуть ли не дороже самой машины, но для "рогатых" понты — не пустой звук, а часть их образа. В драных штанах будет ходить, но "антивандалку" поставит.

Смотрю внимательно на подбегающего индивидуума. Оп-па! Не просто "рогатый", а в крайней стадии! То есть — адекватность рядом не ночевала. Редкое явление, обычно такие попадают в концлагерь быстрее, чем проявляется крайняя стадия. Он сейчас реально опасен. Таких без наручников нельзя выпускать, да кто бы меня послушал. Ну и — как среагирует на угрозу подруга?

— Брат! — проникновенно говорит Рита.

"Рогатый" неуверенно смотрит.

— Сгоняй в Вышний Волочек, очень надо!

Чуть не фыркаю. Она бы его еще в Питер заслала.

— Да у меня с бензином напряги, понимаешь... — мямлит и отнекивается парень.

Ему уже хочется ехать, но сразу соглашаться не положено, и эта установка оказывается сильнее нажима Риты. Ожидаю с любопытством, как она выкрутится.

— Не вопрос, брат! Гони, очень надо!

И Рита сует ему в руку деньги. Присматриваюсь — нет, не деньги, какие-то буклетики. Но "рогатый" будет считать именно так. Еще и на заправке их предъявит.

— Ай, спасибо, сестра, выручила! — искренне радуется "рогатый" и прыгает за руль.

"Ситизен" фырчит и укатывает к чертовой матери, скорее всего, действительно в Вышний Волочек. Ошибка Риты, кстати, но зачем огорчать девочку заранее? Опыт — сын ошибок трудных, как говорили в древности.

Сегодня у меня — свободный прием, то есть по записи никого нет. А зачем, когда напротив окон офиса — сорокаэтажный монстр в полкилометра длиной? Из такого муравейника кто-нибудь да набежит, беру-то я за услуги по-прежнему минимал, по нынешним временам вовсе не деньги. По МОИМ нынешним временам, м-да. Ага, вот и первый клиент. Клиентка.

— Извините, у вас можно получить что-нибудь от головной боли?

— Нет, — с сожалением говорит Рита.

— Да, — одновременно с ней произношу я. — Проходите. Садитесь.

Женщина смотрит удивленно, Рита озадаченно улыбается.

— Возможно, вы — наш случай, — поясняю для обеих сразу.

На самом деле мне ее просто жалко, я уже в целом представляю, что ее сюда привело, в платный кабинет, когда за углом — районная поликлиника.

У женщины — сухая кожа, тонкие руки. Опускаю глаза. Да, и голени тоже. Шея такая длинная, как будто туда воткнули еще один позвонок. Еле заметные морщинки у глаз. Общий не очень здоровый фон. Недосыпает?

Нагибаю ей голову, жму и провожу пальцами у основания черепа там и тут. Н-да. Лекарство ей. А спать норму не пробовала? Пишу название слабенькой травки, пододвигаю.

— В течение месяца пить, вечером и утром. Одновременно массаж головы, насколько умеете. Если не умеете — достаточно сухого умывания. Это то же, что умывание водой, только без воды. Через месяц перестанет работать, подойдете за следующим назначением.

Женщина неуверенно смотрит на бумажку. Понятно, головная боль прошла, но ей бы все равно таблеток, да посильнее. Дура.

Но она не напоминает о таблетках, чем меня немного удивляет и заставляет уважать.

— Доктор, чем я болею? Голова иногда просто раскалывается, а в поликлинике ничего толком не объясняют...

Женщина морщится и машет рукой.

— Это не болезнь, а особенности телосложения, — говорю я почти правду.

На самом деле ей бы еще голову полечить, но заказа не поступало. Коротко объясняю пациентке правила жизни и отпускаю с богом, пусть даже его и нет.

— А таблетки?.. Иногда как прихватит, так лучше, чтоб всегда были под рукой...

Все же не удержалась. Вот все они такие.

— Да, имеются сосудорасширяющие препараты, — бормочу меланхолично. — Широкий спектр. Все действуют по-разному, у всех масса побочных эффектов. И организм на них реагирует, защищается, как может. Неделю помогают, а на вторую — уже яд, надо менять. Нужно постоянное наблюдение. У вас есть средства на сопровождающего врача или пересадку печени? Если есть — выпишу рецепт.

Женщина криво улыбается и исчезает. То-то же. Мы, врачи, может, и не умеем лечить, зато пугаем будь здоров. Так испугалась, что забыла заплатить за прием. Я, правда, и не напоминал. Не поднимается у меня рука забирать последнее. В последнее время, м-да.

— И что это было? — подает голос Рита.

— Это был наш случай, — вздыхаю я. — Головные боли, бессонница — как правило, наш случай. Да и остальные болячки, если по большому счету, тоже где-то рядом...

Девушка продолжает смотреть, как это она умеет. Вроде ненавязчиво, но почему-то неуютно.

— Она пришла в поликлинику, — бормочу я неохотно. — Ее отправили на анализы. Сдала, пришла еще. Отправили по специалистам. На третьем кончились силы, нервы и время. Пересчитала последние денежки и пошлепала на платный прием, мы же рядом...

Глаза Риты темнеют.

— Да нормально в поликлинике работают! — отвечаю на невысказанное. — Просто врачебное дело — больше искусство, чем ремесло, то есть ему не научишь любого. Соответственно хорошие врачи — редкость. А среди хороших врачей большой редкостью являются хорошие диагносты.

Девушка кивает. То, что я хороший диагност, она знает прекрасно.

— И тебе ее стало жалко, — говорит Рита и еле заметно улыбается. — Док, ты чудо.

— Клиента встречай, — ворчу в ответ.

Клиент топчется у дверей и стеснительно улыбается. Ух ты, вот кто действительно чудо! "Гоблин"! И кой черт его сюда притащил? "Гоблины" обычно в моих услугах не нуждаются, им и так все по жизни ясно и понятно.

Рита тоже делает стойку, но по другой причине. "Гоблин" — из нетипичных. Типичный " гоблин" кто? Ну, патрульный городской полиции. Ну, рабочий-мануал. Грузчик, охранник, то-сё. "Гоблины" к вершинам не рвутся, они их не видят. Им и внизу хорошо. А тут — улыбчивый молодой человек из той ниши, которую занимают хиленькие "друзья", "движухи" или "муравьи" невеликой силы — те, для которых карьера уже не пустой звук. Может, бармен, бариста, офис-менеджер. Тем не менее — "гоблин". Он — из примет нового времени. Офисная техника упростилась в эксплуатации, служебные функции менеджеров низшего звена сведены до уровня примитивизма, и вот результат — "гоблин"-менеджер. Незаметно вздыхаю и указываю на кресло. "Гоблин" остается "гоблином", даже если при белой рубашечке и галстуке-бабочке. Работать с ними крайне трудно.

Оказывается, ему нужно закодироваться от пьянства. Всего лишь закодироваться. Но навсегда.

— Редко пью, — стеснительно признается он. — Но у нас на работе вообще запрещено.

Смотрю, слушаю. Все же он "гоблин". И стеснительная улыбка не более чем разученная маска. Не стоит за ней ни природное обаяние "друга", ни энергичная деловитость "движухи", ни профессионализм "муравья". И уж тем более не естественная стеснительность обычного человека. Все понятно. Киваю Рите — займись.

Молодой индивидуум удаляется в твердой убежденности, что ему вшили ампулу, вкололи антиалкогольный коктейль и приставили детектива, чтоб бил по рукам. Рита нервно пьет кофе, пальчики подрагивают. Ну да, с "гоблинами" тяжело.

— Лучше б ты сам, — признается она. — Еле дотянула.

— Я профессионал, — бессовестно напоминаю я. — А профессионалы с "гоблинами" не работают.

— Почему?! Он заплатил!

Я мнусь, подбирая слова. Объяснять надо коротко, но доходчиво. А так получается не всегда.

— "Гоблин"... Они простые, но упрямые. Лично видел, как один снимал кодировку. В день — по чайной ложечке вина. Его полощет — а он пьет. Колупает. За неделю расколупал. И с радостью в запой.

Рита не понимает. По ней — снял кодировку, сам дурак, приходи за следующей.

— А мои кодировки не снимаются, — поясняю я.

О, дошло. Глаза большие-большие, и стоят в них отражения повесившихся и граждане по ванным со вскрытыми венами. Ну да, бывало всякое. По юности, когда глуп был и самонадеян. А потом глаза сделались еще больше. Еще что-то дошло.

— Я что-то могла ему поломать?

Надо же, "зомби", а голосок такой несчастный.

— А мы всегда что-то... ломать свободную волю — мерзость.

Рита задумчиво кивает. Слышала она эту сентенцию не единожды, но только сегодня примерила на себя. Ей не понравилось.

Сидим, пьем кофе с шоколадными конфетами. С настоящими шоколадными, а не с теми, которыми пробавлялся всю жизнь. Мою подругу что-то гнетет.

— Да верну я Катюшку! — успокаиваю я. — Она наша навсегда, без вариантов, сама понимаешь. Выберу момент, обгавкаю Даниила и верну. Пусть он пока что думает. Он медленно думает, ему время нужно.

— Док, а как убрать неснимаемую кодировку? — вдруг спрашивает она. — Если вдруг потребуется?

Если напортачила и надо исправлять, мысленно продолжаю я. А хороший вопрос! И вовремя задан, умничка. Я-то сам впервые забегал, только когда петух не то что клюнул — когтями вцепился. Причем — жареный петух. До Катастрофы почему-то считали это уточнение очень важным.

— Если закладки не оставлены — никак.

Если б я хуже знал свою девушку — решил бы, что она потрясена. Но она "зомби", а это надежная защита от закритичных эмоций.

— Док, заканчивай тут без меня, мне к маме сегодня надо, — бормочет она. — Я у нее останусь ночевать, там надолго...

Смотрю озадаченно вслед. Даже в щеку не чмокнула. Потом ее длинную неуклюжую фигуру перекрывают три "эльфа". Прутся в офис с самым деловым видом. Значит, приперло любовный "треугольник", требуется разруливать, а денежек мало. Заплатят, никуда не денутся, я доктор недорогой. Мысленно потираю руки... Так работаю до вечера. А вечером возвращается из Вышнего Волочка "рогатый", ничего не понимает, но настроен решительно, как и сопровождающая его куча дружков. Ну-ну, и кому вы что собираетесь предъявлять? Была случайная девушка и давно ушла. Смотрю, как они топчутся перед офисом, клиентов мне распугивают. Сюда бы сейчас Риту, чтоб полюбовалась на дело рук своих, чтоб в следующий раз таких глупостей не делала. Но Риты нет. Снова нет. Удивительный недостаток у девушки — исчезать без объяснений. Аж бесит.

Вздыхаю и не спеша шлепаю домой. Там пусто, не к кому спешить. А уж как неохота завтра идти на финал кубка двух континентов! Кто бы еще объяснил, почему. Предвидениями точно не мучаюсь. Ситуации, когда под угрозой моя собственная шкурка, не в счет. Там не предвидение работает, а обыкновенная чуйка, знакомая большинству наемников, ничего мистического в ней нет.

3

На финал кубка двух континентов выдвигаюсь заранее. Можно бы доехать на метро, но лучше пешком. "Целый час ходьбы!" — наверняка ужаснется правоверный москвич. Пусть ужасается, а мне надо подумать. Размышляется же лучше всего во время ходьбы.

Гладко было на бумаге. Как-то я не учел, что для пеших прогулок приспособлена разве что старая Москва, как говорится, в границах семи холмов. А Новая Москва — исключительно для автомобилей. В Новой Москве не только нет тротуаров вдоль автомагистралей, но и тропки не везде натоптаны. В результате прусь кое-где по проезжей части, глотаю выхлопы и пыль. Ну и думаю, я же подумать вышел.

Где-то на полпути у меня формируется четкое желание изловить некоего офицера Службы Лыкова А.И. Изловить и заставить его биться рожей об стену. Чтоб до бетона, подлюга, продолбился! И черт с ней, со звукопоглощающей отделкой, для торжества справедливости не жалко! Потому что чем дальше думаю, тем четче понимаю, что неведомый психопат с феноменальной способностью воздействовать на психику — искусственный конструкт. Либо специально и узконаправленно обученный, либо вообще — аппаратное воздействие. То и другое — монополия Службы. Ну и — какого черта?!

Мысль о причастности Службы у меня еще на инструктаже мелькнула, очень уж неестественным выглядело поведение психопата. Кто-то скажет, что психопатологии и естественность рядом не ночевали — и ошибется. Мутанты и психи — они все из рода человеческого выходцы. И в обретении способностей следуют вполне понятным, естественным для людей и нелюдей путем. Те же "муты" при осознании собственной силы на ком тренируются? Да на ближних своих, чего им куда-то бегать? Это же так естественно: придавить злоязыкую тещу, жену в три шеренги построить, детей заставить себя любить и уважать. А потом "мут" идет удовлетворять свои темные комплексы и начинает творить жуткие дела, потому что больше всего мужчин своим невниманием уязвляет кто? Женщины. Особенно — женщины красивые, молодые. А из глубин памяти еще и юношеские обиды давят, самые яркие. И получаются на выходе двенадцать задушенных девочек. И он честно считает — отомстил.

И вроде бы то, что происходит в последнее время в Москве, "мут" вполне способен сотворить. Снова девочки, снова красивые. Так, да не совсем. Если "мут", то какого черта его занесло на соревнования, а? Где "мут" и где спорт? Ну, допустим, бывает всякое. Может, его именно гимнастки когда-то обидели. Только он и на фигурном катании порезвился, и на порноконкурсе красоты. Но дело даже не в этом. Общая картина воздействия иная. У "мута" — подавление воли, подчинение. На соревновании это вряд ли останется незамеченным. Двойное сальто без концентрации воли, знаете ли, не прокрутить. Так что не "мут", точно. А кто? Что за нелюдь сбежал из лабораторий Службы?

Тут к месту вспомнились откровения офицера, что их организация и по сопровождению соревнований мирового уровня работала, и я окончательно разозлился. И схватился за инфо.

Алексей-Леня глянул с экрана инфо, аки невинная овечка.

— Кого вы опять упустили? — рявкнул ему в глаза для начала.

Офицер мгновенно подобрался и затребовал объяснений. Выслушал аргументы и призадумался. А я немножко пришел в себя. Заказчики, конечно, все гады и скрывают информацию до последнего, но в этот раз явно не тот случай. Единственное, что мне откажутся сообщить — чьей любовницей является пострадавшая гимнасточка. Так мне это и не требуется. Тоже мне секрет, полстраны обсуждает. Век вуайеризма как-то не коснулся руководителей государства, такие вот дела.

— А вопил, пользы от тебя не будет, — упрекнул Алексей. — Значит, либо аппаратное воздействие, либо суперсенс из наших, но не "кукловод"? Ну, аппаратное воздействие можешь исключить, там... под контролем, в общем, а вот идея с отставником из спортивного отдела интересная, проверю.

— У вас сохранились кадры из времен до Катастрофы?! — вырвалось у меня.

— Надо как-нибудь встретиться в узком кругу, и ты объяснишь нам, что имеешь в виду под Катастрофой, — пробормотал Алексей. — В чем проблема с самородками-самоучками — терминология у каждого уникальная, я вот так сразу что-то не могу сообразить, о чем ты...

Офицер отключился, а я озадаченно кручу головой и прибавляю шагу. У них — проблемы — с самородками. Вот это оговорка! То есть — я не один у них такой? А как это практически будет выглядеть? Нарвусь на соревнованиях на другого привлеченного специалиста, и как начнем мы сандалить друг друга на ужас публике — так, что ли?! Задать вопрос Алексею? Ага, а может, пусть он сразу мне всю агентуру сдаст, чего мелочиться? М-да, дела.

Алексей включился перед самым моим подходом к Дворцу спорта и коротко сообщил, что идею с отставником можно исключить, не подтвердилась. А быстро они работают, когда хвост накручен. Я все же рискнул задать свой вопрос. Офицер глянул зло и ответил чуть ли не дословно по моим догадкам:

— Может, тебе еще картотеку секретных сотрудников скопировать на инфо?!

Зато Мося у входа сиял широченной улыбкой. Ну, его можно понять, он за порноконкурс в ответе, а здесь просто так, для усиления, что б не повеселиться над чужими проблемами?

Я остановился сразу на входе. Замер, потом медленно провернулся. Странно...

— Что? — выдохнул рядом Мося.

— Оглядываюсь, — цежу в ответ.

— Странно ты оглядываешься, — нервно замечает Мося. — Голову опустил и поворачиваешься. Кто ж так оглядывается?

Пожимаю плечами. Чистокровному "собаке" не объяснить, что глазами в такой толпе много не увидишь. "Собаке" прямую видимость жертвы подавай или хотя бы четкий шлейф запаха с наветренной стороны.

Снова замираю.

— Да что?! — не выдерживает Мося.

— Взгляд, — бормочу в ответ правду. — Просто взгляд. Не снайпер.

Здоровяк ежится и тихо жалуется:

— Связался с чертовщиной на свою голову! Аж мурашки по коже!

Рассеянно отмахиваюсь. Это он не чертовщину, а меня чует. Я, когда работаю, не всегда контролирую свою способность пугать "собак".

Идем на трибуны. Оглядываюсь и понимаю, что ребята крепкого телосложения со специфическими навыками сегодня сделали кубку двух континентов аншлаг. Сколько же их сюда нагнали?

— Вы бы лучше переоделись в парадку да заняли первые ряды! — советую Мосе раздраженно. — Чего стесняться? И для безопасности самое то!

Ну и какого черта меня сюда затащили? Такого количества сотрудников даже "мут" забоится!

— Кто бы говорил! — непонятно огрызается Мося. Потом пристраивает гарнитуру и четко сообщает:

— Ребята, он здесь. Док его чует.

Я недоуменно моргаю. Это кого я чую?!

— У ребят ты в авторитете, — поясняет Мося без тени улыбки. — В непререкаемом! У меня тем более. И если ты встревожен, я так и говорю. Да ты бы со стороны на себя посмотрел! Здесь этот выродок, без вариантов!

Открываю рот для возражений — и закрываю. Не чую я никого, это точно. Я нет, а Мося — да. Чует, собака, и в моем облике ищет подтверждение своим смутным ощущениям.

Стоим в проходе между трибунами. Гул, выкрики, разноцветные пятна групп поддержки. Как в толпе воздействовать на кого-то, не понимаю. Кстати, а действительно — как?

Задача меня неожиданно увлекает, даже соревновательный азарт появляется. Если кто-то сумел, неужели мне не по силам? Сумел бы я? В принципе задача несложная, сказать пару слов под локоть любой гипнотизер способен. Ну, не любой. Но я точно способен. Это теоретически. А практически для этого надо стоять к спортсменам очень близко. Кто там? Судьи, помощники тренеров, выводящие, дежурный врач, кажется. Эти могут, врач так очень подозрителен, но они на соревнованиях разные. Что общего между порноконкурсом красоты и турниром по фигурному катанию? В плане состава — ничего.

Это — мелкая пакость организаторам, вдруг понимаю отчетливо. Иначе не складывается. Спортсменки не при делах, и статусная гимнасточка тем более, политическую составляющую можно отбросить. Ну и кто у нас организаторы?

Кручу медленно головой, трибуны ползут на периферии зрения разноцветным полем. Как интересно...

— Что? — тут же возбуждается Мося.

Вот же чуткий "собака". Так я еще одним "медиатором" обзаведусь. То всю жизнь никого, а тут сразу двое. Воистину Москва — царствие мутантов.

— Ему не всякая трибуна подходит, надо же! — бормочу озадаченно. — Звук отбрасываем, не сработает в таком шуме звук. Он руками машет, однозначно. А на подсознание у нас лучше периферия зрения работает. Сбоку должен прыгать выродок, и не просто сбоку, а в определенном секторе, и в секторе достаточно узком... Интересно, а он об этом знает?

Мося разражается серией приказов. Где-то сейчас бегут его оперативники, концентрируются, перекрывают выходы... но это все без толку. Не опасны мутанту их потуги, они же его не видят. И не увидят. Снова медленно разворачиваюсь, плывет и колышется смазанное разноцветное поле...

— Док, прекращай! — злобно шипит над головой Мося. — Тебя сейчас застрелят с перепугу!

Не обращаю на него внимания, смотрю вниз. На ковре широкоплечая девочка готовится к разбегу. Предельно сосредоточенная, нацеленная на победу, как самонаводящаяся торпеда. Ничего в мире для нее не существует, кроме выступления. И вот ее можно сбить с цели?! Да ну нафиг. Гранату взорви рядом — не обратит внимания!

Девочка делает шаг, начиная разбег. И спотыкается. Зал возбужденно гудит. А я на нее почти не смотрю. Медленно плывут на периферии зрения трибуны. Плохо, если Он где-то рядом. Я его тогда не увижу за людьми.

Гимнастка все же начинает выступление. Вот это воля. Я бы на ее месте бежал в слезах в раздевалку. Героиня. А ее тренер — сволочь. Неужели не понимает, что держать должен воспитанницу в железном захвате?! Кому, как не ему, чувствовать такие вещи? Нет, все для результата! Ненавижу спорт.

Разгон, переворот с прыжком, переворот с прогибом... и на руки она приходит уже без сознания. Складывается безвольной тряпочкой. Прямо на голову. Подскакивают тренеры, торопится врач... а, нет, не врач — целая бригада. Значит, ожидали чего-то подобного.

Два сухопарых оперативника возникают рядом. Гончаки. Аж дрожат от возбуждения. Дай сигнал — в два прыжка настигнут любого и порвут.

— Знаете, а ведь у него совсем нет опыта! — делюсь с ними важным наблюдением. — Неопытный и слабый. Но тем не менее эффективный, вот что удивительно!

— Где он?! — рычит еле слышно оперативник.

Снова медленно плывут трибуны. Как странно...

— Ушел, — бормочу озадаченно. — Зачем? Ему же ничего не угрожало... или угрожало? Где-то в пределах трех минут ходьбы. Не мог же он побежать, когда в каждом проходе по группе захвата, верно?

Оперативники тихо матерятся и исчезают. Вот они как раз бегут. Но это понятно — гончаки, кровь играет. А материться — нехорошо, не принято это в среде мутантов. Заразил подчиненных Лыков своими старорежимными манерами.

— Пойду я, — сообщаю Мосе. — Больше ничего интересного не будет.

Здоровяк смотрит на меня очень странно. Как будто хочет дать по башке, но боится. Потом машет рукой и отворачивается. Ну... понимаю, мои слова звучат издевательством, они-то все сейчас будут бегать, как ошпаренные, но ведь действительно ничего интересного больше не будет! В смысле, для меня.

Ухожу. И на выходе сталкиваюсь с Сергеем. Вот и организатор! Теперь уже я борюсь с желанием дать кое-кому по башке.

— Ты ничего не забыл мне сообщить? — рычу ему ласково в лицо.

Сергей не успевает ответить. Подпрыгивает и заходится истошным вызовом инфо. Ого, Служба.

— Ты мне нужен! — резко бросает Лыков. — Кто там рядом? Дзюба? Тащи и его! Мосю и Даниила сам выцеплю. Давайте бегом.

И выключается. Ну и — куда бегом? Зачем — бегом?! Ненавижу силовые структуры!

Сергей снисходительно наблюдает, как я злюсь, потом вызывает Алексея и за пару предложений спокойно все выясняет. Оказывается — ко мне бегом. Ну здорово, мой кабинет им уже за явочную квартиру? А как аренду платить, так я?!

Через час мы сидим все там же, раскрасневшиеся и надутые.

— А ничего так поорали, душевненько, — подводит итог Алексей. — Не передрались, уже хорошо.

— Умеет Док возбудить нервы! — ухмыляется Мося. — Специалист, видно по всему!

Не оправдываюсь. Ну да, наорал. Сначала на Сергея за зажим информации, потом на Алексея, чтоб не командовал. Вот там, кстати, действительно был момент, когда показалось — всё, сейчас офицер Службы встанет и продемонстрирует, как их учат бить в секретных спецшколах. Причем в основном на мне. Ну не привык представитель власти к грубости и неуважению. И я не привык. Вот и полетели искры.

А в целом я себя как не понимал, так и не понимаю. Вот что нашло, что с ядовитой пеной у рта накинулся на, в общем-то, хороших знакомых?

— А теперь в рабочем режиме! — хлопает ладонью Алексей. — Сергей, твой ответ.

— Я как один из организаторов спортивно-зрелищных мероприятий твердо заявляю: никакие угрозы к нам не поступали, претензии со стороны различных структур не предъявлялись, — говорит Сергей, не глядя на меня. — Поводов для мести другим игрокам в нашем сегменте рынка не давали.

Вот так, коротко, официально, без недомолвок. И ведь, гад, ни разу не мутант, а врет не хуже высокопоставленной "баксы". Гляжу на него тем особым взглядом, которым обожает донимать меня Рита: вроде без обвинений, просто смотрит, а до того неуютно! Мося, мгновенно учуяв, с интересом разворачивается к другу детства. Я молчу и смотрю, Сергей Дзюба ерзает и жмется. Н-да, нелегко ему сейчас, по себе знаю.

— И нечего так смотреть!

Отвожу взгляд. Можно подумать, ему от этого легче станет. Я, если работаю, то наверняка.

— Говори, здесь все свои, — абсолютно точно рассчитав момент, подает голос офицер.

— Только "Бета" уже не моя фирма, — сдается Сергей. — Беляк, ну, Олег Белых, перекупил. Мне отдал на кормление за процент.

— Очень интересно, — медленно говорит Лыков. — А почему только сейчас узнаем?

— Да вам какая разница? И Служба, и департамент свой процент от меня как получали, так и будете получать.

Устанавливается задумчивая тишина, только Сергею от этого не легче. Я-то никуда не делся.

— И Олег в разговоре признал, что у него сейчас проблемы. А на расспросы отмахнулся, мол, семейное дело, ничего серьезного. Всё. Теперь действительно — всё. Нет, вот еще что — а Док на меня сейчас воздействовал! Врет он, что способности потерял. Как же, потерял... как посмотрит, так внутри нехорошо!

— Вообще-то раньше это называлось угрызениями совести, — бурчу я.

Тоже мне разоблачитель. Ничего он не докажет.

— Да?! — не сдается Сергей. — А чего ты в спорткомплексе вытворял, а?

— А специалиста изображал! — нагло отвечаю я. — Чтоб Службе было за что мне по договору платить! Как в сериале "Вечная стража"! Не видел, что ли?

Мося невольно гогочет. Он как раз сериал видел и юмор ситуации оценил. Я ведь действительно манеру оглядываться, не поднимая головы, у главного героя потырил.

— Бесполезно! — нервно замечает Сергею Даниил. — Не ухватишь ты его. Любую ситуацию так вывернет, что дураком окажешься. Скользкий, как...

Даниил замолкает, не сумев подобрать слов. А вот Алексей сумел бы. Он материться умеет.

— Вы ничего не понимаете в моей работе, — безнадежно вздыхаю я. — Да, при наличии определенных способностей можно подойти к полицейскому, и он без вопросов отдаст, например, оружие. Но можно выбрать такой момент и такие слова, что отдаст оружие полисмен и без воздействия, никуда не денется, и способности тут вовсе не нужны, только знания и опыт.

— Так, специалист, смотри! — решительно говорит Алексей. — Вот те, кого оперативники успели заснять в пределах трехминутной ходьбы от трибун. Они утверждают, что засняли всех. Что скажешь, опытный ты наш?

И офицер ловко раскладывает по столу фотографии рядками. Я смотрю с огромным уважением. Вот это работает Служба!

— Какая прелесть! — вырывается у меня. — На бумажных носителях с времен Катастрофы не видел!

Мося почему-то снова гогочет. Веселится, собака, как будто не ему послезавтра обеспечивать безопасность порноконкурса красоты.

— Кто из них? — серьезно спрашивает Алексей.

Я без раздумий тыкаю пальцем.

— Х-ха! — вырывается у офицера.

Смотрю вопросительно — что не так? Он спросил — я показал.

— И что ты можешь с позиций огромного личного опыта сказать об этом человеке? — почему-то любопытствует Алексей.

Состояние офицера меня все больше смущает. На его месте я бы спросил, почему именно такой выбор. Но вопрос интересный. Вглядываюсь в изображение. А хороший снимок сделал оперативник, в движении.

— Мужчина тридцати лет, — бормочу я. — Легковозбудимый. Увлекающийся. Быстро поддается внушению. "Виртуал" в начальной стадии, на границе нормы. Слабый энурез. Прошел в двадцать лет. Военнослужащий. Стрелок. Неблагополучная семья. Урожденный москвич. Хорошо координирован для танцев. Проблемы по службе — слишком старателен. Ну... предпочтения в еде — дешевая пища с острыми приправами. Да, и повышенный болевой порог, за пределами нормы. Ну... всё.

Мужчины улыбаются недоверчиво. Алексей хватает инфо и вбивает пару запросов. Читает, потом дарит мне очень странный взгляд. Улыбочки у мужчин сползают.

— Ты безошибочно выбрал нашего сотрудника, — сообщает Алексей ровным голосом. — Единственного, кто случайно попал на контроль. Основная часть данных совпала, если подтвердится остальное, мы его уволим. Нам сотрудники с проблемами в семье не нужны. Знаешь, у меня только один вопрос... как?

— А глаза у него шалые, — пожимаю плечами я.

Мужчины с чего-то ржут, Алексей кисло улыбается, Даниил напоминает что-то насчет "а я вам говорил!"

Далее мы разговариваем вполне спокойно. Решаем вопросы взаимодействия на конкурсе красоты. Спецов Службы там не будет, не их уровня мероприятие, зато ребят от департамента общественной безопасности напихают без меры — ну, это как обычно. Потом Мося выходит со мной на минутку, что называется, подышать свежим воздухом. Ну, это понятно, послезавтра ему обеспечивать безопасность конкурса, а порнодивы воют, и меценаты от департамента безопасности угрожают.

— Док, чего нам ожидать?

Мне вообще-то еще Алексею отчет писать на эту тему, но коротко могу и сейчас.

— Скорее всего, ничего, — отвечаю честно. — Его сегодня чем-то напугали, вряд ли придет. Но на всякий случай... он действует неизбирательно, Миша. Кто-то зацепит его махания краем глаза, а остальные нет. Без опыта придурок. Но учится быстро, способная сволочь... Будет торчать на боковых трибунах и прыгать. Это если придет.

— Прыгать?

— Он неопытный, — неохотно разъясняю я секреты профессии. — Ему, чтоб воздействовать, нужна опора на что-то материальное. Как это может выглядеть? Ну... нелепые прыжки, кривляния. Пассы. От его фантазии зависит.

Мося думает.

— Мои ребята его не вычислят, — озабоченно заключает он. — Там ползала будет прыгать, и все с фантазией. Снова только на тебя надежда, Док. Ты уж постарайся.

Я пожимаю плечами. Ненужная просьба — если я работаю, то работаю хорошо.

— Рита тоже там будет? — вдруг спрашивает Мося.

У меня почему-то сдавливает сердце.

— Ну, она в спорткомплексе с тобой была, — поясняет Мося, озадаченный моими гримасами. — Я сам видел. И тебе сразу сказал, кстати. Или не помнишь?

Я же мучительно морщусь. Вот оно что. Вот почему меня так воротит от этой работы. Не в предчувствии дело, а в особенностях работы моей головы. Быстро она работает, очень быстро, только не всегда явно. Складывает, сортирует с огромной скоростью фактики и наблюдения, и на поверхности еще ничего нет, а твердая убежденность внутри есть — подальше бы от такой работы! Не послушался, дурак... Рита, бестолковая ты моя цапля, куда тебя занесло? Как я теперь тебя выручать буду?! Застрелят же! Люди ненавидят таких, как мы, я предупреждал!

Впрочем, кого я обманываю? Себя? Да ну. Сразу же было понятно, что мало кто в Москве в принципе способен провернуть подобную пакость. Разве что я. Но я не могу представить ситуацию, в которой мне возжелалось бы поломать непричастных девчонок. Я вообще ненавижу ломать свободную волю. Зато есть Рита, моя талантливая ученица. У которой очень непростые отношения в семье. И она могла просто не просчитать последствий. Так что не было никаких маньяков, незачем умножать сущности. Если "муты" — редкость, то такие, как мы — редкость еще большая. Ненаглядная моя дылда, что ты творишь? И главное — зачем?!

Провожу с силой ладонью по лицу и возвращаюсь в офис.

— Поступила новая информация, — сообщаю коротко. — В спорткомплексе было отмечено присутствие Риты Белых. Она, если кто не в курсе — моя ученица. И у нее очень напряженные отношения с родителями. Год назад едва не угробила мать, недавно с боем сбежала от отца. Вот вам, ребята, то самое "семейное дело". Сергей, ты сволочь. Мог бы сказать раньше, история закончилась бы сегодня в спорткомплексе.

Мужчины смотрят на меня... странно. Недоверчиво, что ли. Потом отводят взгляды.

— Это я — сволочь? — наконец тихо переспрашивает Сергей. — А сам ты... ее же застрелят. Рита, если не ошибаюсь, твоя подруга? Или жена?

Он ошибается. Рита, она...Разворачиваюсь и ухожу. Мося смущенно отодвигается от двери, освобождая проход. Он тоже старается на меня не смотреть. Как будто я... да и похрен! И офис пусть сами как открыли, так и закрывают!

4

Смотрю с недоумением на очередное чудо в дверях. Неужели они там не понимают, насколько заметны? Конечно, пациенты — они все личности, имеют индивидуальные черты, но тем не менее они в первую очередь пациенты. Люди — и нелюди — нуждающиеся в помощи. А этот пришел не за помощью. Он пришел меня ловить, и намерение свое выдает каждым движением. Контрольная закупка, так они назывались во времена до Катастрофы. Сейчас сядет передо мной, включит устройство маршрутного контроля и начнет втолковывать, какие он испытывает жуткие боли и как срочно нуждается в сильнодействующих лекарствах из перечня запрещенных для свободной продажи. И деньги начнет предлагать. Большие. Ага, щас, уже бегу. У него наверняка и оперативники в машине наготове сидят. Так называемые борцы с распространителями наркотиков, ф-факинг-макинг...

Невзрачный мужчина садится передо мной и заводит ожидаемую осточертевшую песню... э, нет, не осточертевшую. У контролера на этот раз получается на удивление живописно. Слушаю с удовольствием. Хороший образный язык в наше время редкость. Ну... качественную болванку разговора разработали в контролирующей инстанции, признаю. И все опорные слова, необходимые для обвинения, на месте. Ай да молодец.

Слушаю и смотрю. И чем больше смотрю, тем больше он мне не нравится. И манерой сидеть, словно оберегая левую сторону грудной клетки от случайных прикосновений, и пальцами своими нервными... а уж с глазами что творится!

Сижу и мучаюсь. Мне нельзя с ним разговаривать, вообще нельзя. Эти гады любое неосторожное слово в обвинение разворачивают. Мне его гнать надо. И вообще он пришел по мою душу. Провокатор, вот он кто.

Мужчина заканчивает песню и смотрит неуверенно. Ну да, общаться с непрозрачной шторой не всякому привычно. Ну и не ходил бы по офисам с гнилыми предложениями, коли непривычно! Нет, прутся один за другим!

— Выключи контроль.

Мужчина криво усмехается и щелкает пультом. Ага, у этого он на браслете. Вообще-то аппаратуру контроля он не должен выключать вплоть до выхода из офиса, но то по инструкции. А по жизни, если я прошу, выключают моментально. И это даже не гипноз.

Отодвигаю штору, смотрю. Нет, не нравятся мне его глаза.

— Зрение плывет? — спрашиваю на всякий случай.

Мужчина осторожно кивает. Еще бы ему не кивать. Плохо-то как...

— Вообще-то зрение у меня нормальное, — решается уточнить мужчина. — Только с глазами что-то непонятное. То одним глазом начинаю смотреть, то как будто двоится...

— Что с сердцем? — обрываю не слишком вежливо.

— С сердцем у меня хорошо, — твердо заявляет контролер. — С детства бегаю.

— Только к левой стороне груди лучше не прикасаться, да? — усмехаюсь я невесело. — И когда злишься, сердце словно в кулаке сдавливают, так, что вдохнуть больно?

— Да, но... я считал, это нервы, не сердце, — бормочет мужчина. — У меня с этим делом с юности как бы индивидуальная особенность. Даже если жена ночью руку на грудь кладет, не могу переносить.

Все с ним понятно. Открываю кейс и уныло смотрю. Ему же ничего нельзя, сплошные противопоказания. А как было бы здорово — на любую болезнь сразу на тебе лекарство.

— Что у меня? — подает голос мужчина. — Понимаете, я ведь не штатный контролер, подрабатываю. А по основной работе у нас ежегодные медосмотры, и там ничего не находят. Все в норме, а я иногда сознание теряю. Не каждый год, но...

Что у него? А хороший вопрос. И что, вот прямо так сказать, мол, катишься ты, дорогой, прямиком на тот свет, или куда там он конкретно собирается? Что у него... да скатывание в "сумеречную зону", вот что. Только нетипичное. Типичное — когда у человека кончаются силы жить, и он угасает буквально за недели. А у этого — вот так вот, импульсами, приступами. Неприятие жизни. Новая, страшненькая напасть нашей эпохи. Как лечить — неизвестно. Ей и названия, скорее всего, еще нет. Ну и?..

— Ты понимаешь, что можешь умереть в любой момент?

Я не ожидаю ответа. Да и спрашиваю так... больше от злости не то на несправедливо устроенную жизнь, не то на себя. Кто бы из моих клиентов чего понимал. Человек — такое странное существо, до последнего надеется, что будет жить вечно.

— Понимаю, — неожиданно говорит мужчина. — Принять не могу, жить хочется, но понимаю.

О как. А он не так прост, этот контролер-провокатор.

— И все же — что у меня, доктор? Или наука ответа не имеет?

Смотрю задумчиво. Наука — официальная наука — ответа действительно не имеет, но я-то шарлатан.

— Нервы у тебя, дорогой, что же еще, — вздыхаю, так и не решив, что делать. — Нервы. Но умрешь ты от сердечной недостаточности, такие вот дела. Она у тебя слабенькая, почти норма, то есть как бы неопасная, но — нервы, сам понимаешь...

Он понимает. Потому и сидит, не решается уходить. А я мучаюсь сомнениями. Ну не знаю я, что делать со скатыванием в "сумеречную зону", честно не знаю. Однако кое-какие данные прямо намекают, что лечить надо не конкретно что-то, а... как бы это по-шарлатански ни звучало, в целом менять отношение к жизни. Отказываться от злобы, от категоричных оценок. И тогда, возможно — только возможно! — слабенькая сердечная недостаточность останется до глубокой старости не более чем практически нормой. А точнее не узнаешь, статистики у меня нет. Да и есть ли она вообще на свете, подобная статистика? "Сумеречные зоны" — они такие, там и не от сердца можно загнуться, а от простого воспаления почек. Или еще от чего. Умереть вообще дело нехитрое.

— Легенду красиво излагал, — замечаю я, стремясь оттянуть неизбежное. — Научились в вашей конторе работать.

Мужчина бледно усмехается:

— Это не контора, это я сам. Мое творчество.

Я настораживаюсь мгновенно.

— Творческий человек? "Цифра", анимэ-поэзия?

Мой голос звучит ровно, и контролер не догадывается, что прямо сейчас я решаю его судьбу.

— Пишу, — хмыкает он. — Просто пишу. Так, для себя. Направление "юс-макси", если слышали. Понимаю, что чистое писательство сейчас не в моде, но...

Но свои почитатели у него есть. Иначе бы не писал. "Юс-макси". Истории от лица юного человека. Полные категоричных оценок, ярких красок, музыки, чувственных крайностей, любви всех толков... И это пишет явно немолодой человек. А ведь у него талант. Не очень-то востребованный нашим веком, сейчас чистая литература не пользуется широким спросом, но... вот именно, но.

Он все же что-то чувствует и смотрит вопросительно.

— Я веду работы в этом направлении, — признаюсь честно. — Есть догадка, что определенное воздействие... купирует, да.

Он думает, потом хмыкает:

— Дорого, да?

Смотрю с раздражением. При чем тут деньги?! Он что, не понимает, что любое воздействие на психику меняет эту психику необратимо? Да он другим человеком отсюда выйдет, если что! И вовсе не факт, что по-прежнему писателем! Так ему и говорю. Может, излишне резко, но он сам напросился.

— Возможно, исчезнет резкость суждений, — бросаю напоследок и захлопываю кейс. — И вообще резкость. Краски, звуки... В общем, думай. Припрет — приходи.

— Спасибо, — серьезно говорит мужчина и поднимается. — Я подумаю.

— И мой совет, — говорю ему в спину. — Бросай эту работу.

— Тогда я тоже дам совет, — улыбается мужчина. — Будьте поаккуратней. Я ухожу, но придут другие. В нашей конторе эффективность Дока кое у кого вызывает раздражение. Кое-кто считает, что тут используют запрещенные вещества. Вас будут проверять.

— Во как! — удивляюсь я. — В департаменте здравоохранения знают обо мне?!

— Москва — маленький город, — меланхолично бормочет мужчина. — То есть людей-то много, но профессионалов мало, и они на слуху. Все знают: если нужна хорошая мелодия, иди к Сереге-рингтонщику, а если проблемы с ребенком, надо вести его к Доку. Я, например, о вас знал еще до того, как получил маршрут. Всего хорошего.

Смотрю вслед, и до меня доходит — а ведь я его тоже знаю. В творческой ветке инфо он известен как "Девочка". Один из тех редчайших, кто способен писать от любого пола. И я его чуть не убил, как некогда Серегу-гиперС. Действительно, Москва — маленький город.

Оп-па. Что за день такой, явление за явлением? Смотрю озадаченно на широкую мордаху в дверях, улыбка до ушей. Катерина-Клеопатра собственной многокилограммовой персоной. Ну и — как понимать?

Катюшкина рожица исчезает, зато появляется нога. Развлекается, мелочь упитанная. Так, коленку уже где-то ободрала.

— А ну появись целиком! — командую строго.

Девочка вплывает в офис, как королева. И кто ее одевал, интересно? Мама или сама? А, без разницы, обе бестолковые. На улице ветер и бодренькое такое ощущение дождя, а она в летнем платьице! Ну и что, что курточка? Ноги-то голые, причем до самых до подмышек.

— Тебя ко мне отпустили? — интересуюсь грозно.

Катюшка величественно кивает. Ой, врет.

— И что сказали?

— Мама сказала, я ей мозг вынесла. А дядя Даниил сказал, что печенку проела.

— Так отпустили или нет?!

— Сказали, чтоб убиралась с глаз долой и что глаза бы их меня не видели! — сообщает девочка с гордостью.

После размышлений решаю, что это можно считать "с согласия родителей и лиц, их заменяющих". С натяжкой.

Закрываю офис, и мы идем домой обедать. Катюшка обеими руками за. Хорошая девочка, кого-то надо уговаривать поесть, а она готова уплетать за обе щеки в любое время.

На улице нас встречает сырой ветер в лицо, "с-500" поперек дорожки и "рогатый" около машины. Да не один, с компанией. Они тут что, круглосуточное дежурство после Вышнего Волочка устроили? Вот злопамятные сволочи.

— А ну стой! — приказывает "рогатый". — Я тебя помню!

Сейчас полезет бодаться. И ведь не смущает придурка, что иду с маленькой девочкой. Чем нравится Москва — здесь можно жить как угодно, никому до тебя нет дела. Но верно и обратное: если с тобой что-то случилось, опять же никому нет дела. Давно в прошлом остались времена, когда за наскоки на мужчину с ребенком свои же товарищи могли по репе настучать...

Злоба накатывает мгновенной волной, даже не успеваю сообразить, как "рогатый" оказывается на асфальте. Да, просто споткнулся, бывает. И плечом об асфальт, рожей по ограждению тротуара. Честно, ничего такого заранее не готовил. Просто в последние дни много думал, как технически организованы травмы на соревнованиях, сумел бы сам так или нет, вот и вылезло. И сейчас, если за мной наблюдает Служба, она такой материал на меня получила! Всех собак вешай, и еще место останется!

"Рогатый" вскакивает. Он в слепом бешенстве, как и положено его виду, и теперь его ничто не остановит, кроме пули в лоб. Ну, верхнюю его часть, имеется в виду. Я, если работаю, то работаю хорошо, и ноги его по-прежнему не слушаются. Ой, как хорошо приложился. Его группа поддержки начинает движение. "Собаки". Ну, на них-то управа найдется, когда я зол, они это прекрасно чувствуют. Дарю "собакам" угрюмый взгляд, и ребятки притормаживают. Переглядываются, подхватывают "рогатого" и тащат с уговорами в машину. Получаю на прощание пару задумчивых взглядов, и "с-500" укатывает от меня подальше, к Вышнему Волочку поближе. За кого они меня приняли, черт их знает, но вообще-то у стайных фантазия не блещет, так что за какого-нибудь полковника полиции скорее всего.

— Дядя больной? — нарушает молчание Катюшка.

— Дядя слишком здоровый, — бурчу я, беру ее за руку, и мы топаем поближе к дому и обеду.

— Слишком здоровый — тоже болезнь, — философски заключает девочка, даже не подозревая, насколько права. Ненавижу спортсменов, особенно рукопашников.

Идем спокойно, но, если честно, внутренне я немножко дергаюсь. Прокололся я с братками, и сильно. Я, если уж потерял способности, не с девочкой сейчас должен прогуливаться, а валяться у офиса со сломанной челюстью. И, если б не Катюшка, немножко повалялся бы, я не гордый. А так есть вполне серьезный вариант, что за углом нарвусь сейчас на привет от Службы. Или позже, в удобном для нее месте.

За углом дома никакая группа захвата меня не поджидает, и я немного успокаиваюсь. Ну не может Служба следить за всеми и всегда, по ресурсам не может. Тем более за своими же специалистами на договоре.

Удары холодного ветра достают меня даже сквозь повседневку. Н-да, лето — оно в Москве бывает всякое. Сколько сейчас? Градусов пятнадцать в лучшем случае. И ветерок до костей. Ученые говорят — похолодания вызваны всеобщим потеплением. Скорее всего правда, но звучит все равно дико, примерно как "бесконечная вселенная". Ну, ничего, ученые уже доказали, что бога не существует, скоро и до бесконечности доберутся.

Проходим мимо детской площадки, их в новостройках немало натыкано. Какие-то уродливые дутые формы, кричащие краски, б-р-р. Несмотря на непогоду, детишки там есть, в равной пропорции с родителями. А куда им еще деваться? Или дома за инфо, или вот сюда. Можно бы еще на секции-кружки, но спорт ныне — удел профессионалов. Спорт вообще сильно потерял в массовости, когда выяснилось его разрушительное воздействие на организм. А занятия музыкой, танцами и театром — не из дешевых, мягко говоря. И — тоже с сильным дрейфом в профессионализм. Так что — или за инфо, или сюда. Потому что купание на речке, рыбалка, ягоды-грибы, уход за скотиной, работа на огороде и прочие детские радости остались где-то во временах Киевской Руси.

Смотрю на ноги Катюшки. И ведь идет себе спокойненько, как ей не холодно? Н-да, пусть бывшая, но "зомби", постоянно забываю. Пробегающая мимо девочка тоже смотрит на ее ноги, но уже с презрением. И что не нравится? Хорошие такие ноги, кругленькие. Не спички. Катюшка тоже замечает внимание, провожает мелкую поганку задумчивым взглядом.

— Док, я красивая?

Катюшка спрашивает, а сама все смотрит на конкурентку. Ну да, стройненькая, тоненькая, как былиночка, костюмчик, манжетики, воротнички и бантики — все на месте. Были бы глаза большие — вообще получился бы идеал детской красоты, хоть на "кукольный" конкурс отправляй. Но глаза у мелочи не в тему — маленькие и злые.

Я мнусь и медлю с ответом. Хорошо с Катюшкой — понимает меня с полуслова. Хорошо, только не соврешь, сразу почувствует.

— А стану красивой?

Ну вот, она уже понимает меня без слов.

— Катерина-Клеопатра, а зачем тебе быть красивой? — вопрошаю строго.

Она сначала возмущенно подпрыгивает, но потом неожиданно задумывается.

— Красивые девочки нравятся всем! — говорит она в результате назидательно, сдается мне, словами из какой-то рекламы детской одежды. — Перед красивыми открыты все пути...

— Вранье! — пресекаю я. — Ну-ка посмотри внимательно.

Мы стоим перед детской площадкой и смотрим.

— Хороша? — киваю я на ближайшую красотульку.

Катюшка уверенно кивает.

— А здоровая?

Молчание затягивается. И не потому, что Катюшке нечего ответить — она, как и я, великая редкость под названием интуитивный диагност, не зря стала моим медиатором и кое-что по здоровью уже сейчас видит получше докторов. Молчит, потому что пытается понять, к чему я клоню, хитрое создание.

— Ну, психопатка.

Хм. Я бы так не сказал, но преувеличение — не ошибка.

— А эта?

Указываю глазами на еще одну куколку.

— Ну, дистрофичка. На нервной почве.

Хм. Девочке неплохо бы убавить категоричности, но в целом...

— А вон та?

— Дура и истеричка... Док, они что — все больные?

— А говорила — все пути, — усмехаюсь я. — Худоба и нервная чувственность не на пустом месте возникают, должна бы уже понимать. Один у них путь, как подрастут — в больницу. Или к нам на прием. В противном случае они устроят своим близким ад. Ты добрая и здоровая девочка, Катя, это гораздо важнее, чем стройность. Ты принесешь в семью мир и спокойствие, это ценится намного дороже, чем модельная внешность. Вот вырастешь и сама убедишься.

— Ага, я вырасту и растолстею, и ты меня жирную любить не будешь! — возражает она. — Конечно, Рита стройная, на нее даже дядя Даниил заглядывается...

Она понимает, что ляпнула лишнего, и замолкает. Мы идем домой, я смотрю вдаль. Где-то там прячется от Службы моя бестолковая, моя любимая цапля. Удастся ли ей? Москва вся утыкана камерами.

— Дядя Даниил сказал, ты Риту предал, — нарушает молчание Катюшка. — И сказал, тебе нельзя доверять детей. А мама ему сказала, что пусть тогда он сам мне кемиоэкзему лечит. А я ему сказала, что он...

Что именно она сказала, девочка не решилась мне сообщить. Я же молча борюсь с желанием схватить инфо, вызвать Даниила и тоже сказать ему парочку проникновенных слов. Таких, чтоб он от них загнулся на месте. Вот же сволочи эти "политики", даже в семье не могут без интриг! Детей не брезгует использовать! Это он перед кем бонусы зарабатывает, перед Асей или перед самим собой?! Хорошо, Катюшка верит в меня безоговорочно.

Я все же усмиряю первый порыв. И не потому, что такой добренький. Просто Даниил сейчас не ответит на вызов. Знает кошка, чье мясо съела, как говорится.

Мы приходим домой и славненько обедаем, потом отдыхаем, а потом я учу Катюшку танцам — чтоб она не становилась жирной, когда вырастет. Такой аргумент девочка принимает и работает старательно. А потом, когда ей уже пора возвращаться, беру ее инфо и вызываю Даниила. И он, идиот, откликается. Видит меня и цепенеет. Все же знает кошка, чье мясо съела, еще как знает. И сейчас она им подавится, слово магнетизера!

— Хочешь, закодирую от болтливости? — спрашиваю я.

И очень нехорошо улыбаюсь.

5

— Вот опять небес синеет высь, вот и окна в сумраке зажглись...

Смотрю за окно, а в голове тихонько звенит-поет давно забытый голос великой певицы. А говорят — рукописи не горят. Еще как горят — в смысле, историческая память народа зияет огромными прорехами. Была великая империя — и кто про нее помнит ныне? Все забило инфо лентами новостей про скандалы вокруг медиа-старз. И звучат бессмертные мелодии сейчас разве что в моей памяти да в моих же наушниках. А наивный офицер Службы недоумевает — какая такая Катастрофа? Утрата исторической памяти — это что, не катастрофа разве? И ведь не объяснить, не доказать. Ему факты подавай, руины исчезнувшей цивилизации дай пощупать.

Смотрю на сумерки за окном, подсвеченные миллионами огней столицы, и мнусь. Для очистки совести нужно сделать один вызов. Но как не хочется! А надо. Моя бестолковая цапля заблудилась-потерялась в бесконечных пространствах Москвы, без ресурсов Службы мне ее не найти. Но и Служба, судя по всему, не преуспела. Однако где-то же она прячется, ночует. Есть маленький шанс, что у своей мамы. Почему нет? Все же родная, Рита на ее руках и ее заботами выросла. Могла она сделать подобную глупость? Маловероятно, но вариант надо отработать, чтоб отбросить со спокойной совестью. Только мне страшно не хочется активировать номер из дальней памяти инфо, где хранятся все когда-либо осуществленные контакты. Мама Риты — та самая дрянь, которая сначала довела дочку до состояния "зомби", а потом из ревности пыталась закатать меня в концлагерь. Нерешительно и потому неудачно, но это не добавляет мне ни капли дружелюбия. Видеть не желаю свою тещу, совсем как в анекдотах из времен до Катастрофы. Не желаю, а придется.

Вздыхаю, затем преисполняюсь решимости и беру инфо. Если я не найду Риту, ее найдет Служба. И тогда за ее жизнь я не дам пустой кредитки. Никто не захочет объясняться перед могущественным Олегом Белых, он же известный в прошлом криминальный авторитет Олег Беляк, просто убьют девочку потихоньку и потом проведут, как говорится, постфактум закрытое расследование.

Внутренне я все же надеялся, что она не ответит на вызов. Поздний вечер, личное время, большинство людей — и нелюдей тоже — в этот час уже блокируют инфо до утра. Потому что, если не блокировать — доведет до белой горячки постоянными чириканьями рекламы.

Но экран инфо осветился. Огромные глаза во всю диагональ уставились настороженно. Понятно, поднесла инфо к самому лицу. Что, не хочет демонстрировать лицо без макияжа? Ох зря, я в макияже разбираюсь не очень, зато крепкий специалист по части выражения глаз. Крупный план для меня — самое то для работы. Только на этот раз я работать не собираюсь, мне просто надо задать вопрос. Можно считать, ей повезло.

— Рита у вас ночует? — задаю вопрос в лоб.

Да, это невежливо — но какая вежливость может быть с женщиной, которая чуть не угробила собственную дочь — естественно, из лучших побуждений — а потом пыталась провернуть кое-что из того же разряда со мной? И пусть она мама моей возлюбленной — что это меняет? Да, я из тех старомодных типов, которые считают, что отношения между родственниками должны быть как минимум благожелательными. Ну и — где? Я с ее дочерью живу, это же так естественно — желать счастья дочери и ее спутнику! Ну а раз нет, то и о вежливости речи быть не может. Сто лет бы не видел такой родни.

— Почему ты так считаешь? — напрягается женщина.

— Потому что вы ее мама, и ваш дом — ее тоже, — сухо поясняю я. — Почему бы Рите в нем не жить?

— Ах вот как оно... — бормочет женщина в явном замешательстве.

Не знаю, о чем она. И не желаю знать. Мне нужно найти Риту, ничего больше.

— Ну, если ты представляешь интересы Риты — приезжай, проясним вопрос! — бросает женщина с явным вызовом.

Сумасшедшая. Что у нее творится в голове — даже разбираться не хочу. Поэтому я просто кидаю инфо в докторский кейс и выхожу из дома. Приглашение есть? Замечательно! Не помешает посмотреть на обстановку, в которой выросла моя любимая девочка, чтоб понять, как она дошла до жизни такой. И, возможно, в результате перехватить ее за шаг до катастрофы. Ее ждут на порноконкурсе красоты, ждут во всеоружии. Я это знаю, а она, может быть, и нет. И шагнет моя беззащитная цапля в ловушку... которую разнесет к чертовой матери, если хоть чуть напряжет способности. Остановить ее могу только я. Нет, не так: только я — и пуля. И потому я иду туда, куда, будь моя воля, ногой бы не ступил ближайшую сотню лет.

Конечно, следовало успокоиться. Прогуляться перед встречей, привести мысли в порядок, послушать, что подскажет подсознание. Но — время. Она меня до ночи ждать не станет. Поэтому — экотакси на электрическом ходу, короткий разговор на проходной во двор, четыре разблокированных замка по ходу наверх, и вот я перед нужной дверью, стою и пытаюсь сообразить, как совместить потертый вид дамочки, скромную одежду Риты на первом приеме и явную дороговизну жилкомплекса. Круглосуточный салон бытовых услуг ранга "только для своих", знаете ли, в каком попало доме не открывают. Как и элитный внутренний бар с курьером в постоянной готовности.

Оп-па... а она что, именно к ночи меня ожидала? Женщина стоит в темном проеме, слегка, но очень эффектно опираясь легкой рукой на резную арку над головой. Одетая... ну, во что-то одетая, и даже не совсем прозрачное, но ощущение, что нет на ней ничего. Не сразу соображаю, чем именно оно вызвано. Отсутствием нижнего белья, вот чем. При использовании тонких тканей это и видно, и действует, и еще как. Так у нее еще и подсветка пущена изнутри по подолу суперлегкого платья, так, что ноги просматриваются сквозь ткань до самых плеч. И никаким веком вуайеризма здесь не пахнет, а пахнет мощным атакующим соблазнением.

Озадаченно разглядываю полуночное видение. Не, сам по себе вариант приглашения имеет право быть. Я, как и большинство мужчин моего возраста, выгляжу на двадцать лет. Или на сорок, если уставший да небритый. Она, как и большинство женщин ее возраста, выглядит на тридцать пять, и никогда старше, так что краешками возрастов мы перекрываемся, тут все в норме. И ситуация стандартная. Часто, ох как часто молодые мамочки встревают между дочкой и ее другом, из ревности и пытаясь доказать прежде всего самой себе, что она еще ого-го. И обстановка шепчет: роскошная квартира — это вам не пыльные кустики по юности. И определенные чувства ко мне у женщины вполне могли зародиться — заинтриговал я ее в свое время, озадачил, ошеломил. Но...

И только потом до меня доходит, что я попал под удар могучей, в расцвете сил, осатаневшей от безнаказанности "чарми". И все резко встает на место. Какие к чертям собачьим чувства — вот интересно, а как они выглядят, эти самые черти, да еще и собачьи? — какие нахрен чувства?! Это же "чарми" в работе! "Чарми", конечно, тоже влюбляются — но исключительно где-то в возрасте 9-11 лет, чисто по неопытности. Тогда же, кстати, и получают от любви все, что положено женщине. Получают, удовлетворяются, пресыщаются и потом просто пользуются способностями — спокойно, расчетливо, исключительно для собственной пользы. Ну, эгоисты они конченые, эти мутанты, тут не исправить и не изменить.

Чтоб лучше понять, что именно ощущают попавшие под удар очарования, делаю шаг навстречу — и буквально, и в переносном смысле. Й-опт! Ух! Могучая волна желания подхватывает, прет, сминая все на своем пути. Невыносимо тянет схватить женщину за тяжелую гриву темных волос, заломить, опрокинуть и устроить разнузданную оргию с пьянкой, драками и дикими криками. В глазах женщины разгорается мрачный огонь, она меняет позу, и желание становится нестерпимым.

— Значит, Риты здесь нет, — спокойно озвучиваю я очевидный вывод. — А ночевала? Покажите, пожалуйста, ее комнату.

Прохожу мимо женщины, она каменно неподвижна — обычная реакция "чарми", когда не срабатывает умение. Она просто не знает, что делать. Ну, это ненадолго. "Чарми", когда в растерянности, начинают говорить и несут обычно всякую бессмыслицу... о, уже заговорила в спину. Не обращаю внимания, заглядываю поочередно во все комнаты, их три, и одновременно пытаюсь совместить в единый непротиворечивый образ ту невзрачную женщину с первого приема и вот эту роковую, ухоженную, роскошную красавицу — и ее ухоженную, роскошную квартиру. Как ни странно, совмещается, но результат потихоньку приводит меня в бешенство. Это она тогда что, комедию передо мной разыгрывала, чтоб сэкономить пару минималов? Обитательница вот этих апартаментов?! И ведь, главное, сумела обмануть! Меня, профессионала! Оправданием мне служит разве что то, что "чарми", как правило, не выделяются ни особой хитростью, ни артистизмом профессиональных жуликов типа "друзей", им собственных умений достаточно. Я тогда оказался попросту не готов. Мама Риты вообще — редкое исключение, и не только в плане артистизма и жадности...

Рита оказалась благоразумной девочкой, потому что следов ее пребывания у мамы я не обнаружил.

— Хорошая квартира, мне нравится, — заметил я, не вслушиваясь в сентенции женщины, и придержал при себе готовое вырваться недоумение, как в таких идеальных жизненных условиях она умудрилась изуродовать психику дочери.

Женщина почему-то замолчала. Выключила подсветку фигуры, накинула халат — и превратилась в ту маму Риты, которую я знал. Ай да актриса.

— Хорошая, значит? — неприязненно улыбнулась она. — А я еще называла ее своей дочерью. Вы пожалеете о своем решении. А сейчас: не захотел решить вопрос миром — убирайся.

Говорит она странно для "чарми". Даже для оскорбленной и отверженной "чарми". Нет, не хочу думать о ее заскоках! Врагу бы такую тещу! Прикидываю несколько мгновений, напустит ли она на меня охрану, и ухожу.

Внизу во дворе я наконец делаю то, с чего следовало бы начать визит — останавливаюсь и задумываюсь. А какого черта я сюда вообще поперся? Размышляю, потом криво улыбаюсь. Нет, себя мне еще ни разу не удалось обмануть. Я, несомненно, искал здесь следы Риты, но не только и даже не столько.

Ездил знакомиться с тещей. Как бы это дико ни звучало. Чтоб посмотреть на нее в естественной, так сказать, среде обитания. А она, природная "чарми", моментально учуяла мой интерес... ну и среагировала единственным имеющимся в ее распоряжении способом. Она тоже стремилась узнать меня поближе. Может, даже хотела наладить нормальные родственные отношения и исправить предыдущие недоразумения.

Я ошеломленно оценил ситуацию с новой точки зрения. М-да. Женщина, значит, меня ждет, вино там, помнится, выставила на столик с парой винтажных бокалов, настраивается на ночные посидушки с задушевными разговорами... а тут я. Заявился, оскорбил невниманием, нахамил от дверей, прошелся по комнатам в грязной обуви и свалил не прощаясь. Это я здорово выступил. Б-л-л! Какая гадость эти семейные дела, никакой опыт психотерапевта не помогает, слишком в них все на эмоциях, на личностях, пристрастно и не дружит с логикой. Вот что на меня нашло? Я же умею разговаривать с женщинами, с "чарми" в том числе! М-да, теща — она такая теща...

А с другой стороны — с чего мне проявлять благожелательность? Предыдущий опыт встреч с ней как бы не располагает к открытости, не так ли? Она, между прочим, недавно имела целью укатать меня в тюрьму! Хм. А я, если честно, должен был сегодня разобраться, почему. Ну вот и разобрался. Мо-ло-дец.

Мрачно улыбаюсь и двигаю на выход со двора. Что сделано, то свято. Захотел показать всякой "чарми" ее место — и показал. И нисколько не стыдно! Проживем с Ритой без тещи.

Я резко мрачнею. Рита, душа моя, что ты творишь? И главное — зачем?! Что там у тебя произошло с отцом, что вот так мелко пакостишь его бизнесу? При чем тут вообще порноконкурсы красоты? И уж тем более гимнастки? И зачем рискуешь своей жизнью?! Ты мне живой нужна!

Он напали сразу за проходной. Черный "Таурус" целенаправленно заскочил с проезжей части на пешеходную зону и попытался боднуть меня по ногам. Я машинально отпрыгнул — мне мои ноги, знаете ли, без переломанных костей больше нравятся! Тогда из машины энергично вылезли... вот как их назвать? Они формально даже и не бандиты. Откручу им головы — и обязательно выяснится, что сплошь добропорядочные бизнесмены, владельцы автомоек, саун и кафе. Впрочем, во времена до Катастрофы таких называли конкретными ребятами. Вот они самые и есть, точь-в-точь.

Затравленно озираюсь. Как раз головы им открутить нельзя — потому что в каждой тени мне чудится внимательный взгляд Службы. Наверняка ведь смотрят, проверяют, точно ли потерял способности. Им специалисты моей направленности больше воздуха нужны, вряд ли смирились с потерей!

Оп-па. Оказывается, не только головы не открутить, но и не убежать — в руке одного из ребяток четко просматривается шокер типа "Импульс". Если верить полицейским сериалам — достает на полтора десятка метров. И бесшумный, падла. Орешь от него, это да, потому что больно, но сам он тихий, неприметный, свидетелями редко запоминается. Впрочем, обойдутся и без "Импульса" — еще у одного из мальчиков в руке банальный травмат. Ага, только модифицированный, как у ребяток принято. В смысле, если попадет в руку — оторвет к чертовой матери. Не убежать...

Или все же убежать? Вглядываюсь в движения. "Рогатые", как здорово, это "рогатые"! Понты дороже денег — это про них! И если их разозлить до слепой ярости — кинутся рвать голыми руками, забудут про стволы!

Перебарываю страх — "рогатые" действительно могут порвать голыми руками! — делаю два энергичных шага для разбега. Запрыгиваю на капот "Тауруса" и бегу. Грохочет и проминается под ногами. Всё, теперь точно убьют! За "Тауруса" — без вариантов!

Спрыгиваю и несусь со всех ног. На бегу сдергиваю рубашку, торопливо наматываю на руку. За спиной рев и маты. Фу, как неприлично в наш век вуайеризма!

Все же я бегу не настолько быстро, потому что нагоняют. Разворачиваюсь, выплевываю в лицо ближайшему пару междометий. И с широченного замаха бью в лицо. "Рогатый" не уворачивается, потому что в данный момент падает. Ну, споткнулся, бывает. Надеюсь — сильно надеюсь! — что со стороны это незаметно.

Удар сотрясает меня от плеча и до пяток. Больно-то как! Физика, мать ее так-перетак! "Рогатому" сейчас кисло, но и отдача в руку прилетает с той же силой. Хорошо, рубашку успел намотать на кулак, а то бы все костяшки раздробил! Лучше бить по мягкому, например, в корпус, так раньше и делали. Но потом появились бронежилеты, да не простые, а пятого поколения, чипированные. Ткнешь вроде бы в солнечное сплетение — а там мгновенно затвердевшая поверхность. С шипами. Болевой шок от множественных переломов и потеря сознания — не самый лучший ход в самозащите, верно? Так что будем бить в рожу, невидимых бронированных масок пока что не изобрели.

Преследователи набегают. Ну-ну.

— Помогите! — коротко бросаю двоим и киваю на лежащего.

Ребятки неуверенно притормаживают. Они тоже "рогатые", но — более слабые, и следовательно — ведомые. Для таких позаботиться о попавшем в беду главном забойщике — нормально. Надеюсь, так и оценят ситуацию невидимые наблюдатели Службы.

А с последним нападающим надо работать! Отманиваю его за угол, провожу прежний финт со спотыканием и бью. Хорошо бью, от души. "Рогатый" останавливается, расставляет пошире ноги и опускает голову. Неприятно ему, видите ли, когда по челюсти. Бью еще, раз и другой. Стоит. Добавляю с ноги. Вот падла! У него даже глаза поволокой не затягивает! Ну да, а чему там сотрясаться, мозгов-то нет!

Пинаю со всей силы по коленке, отшибаю себе ногу и наконец решаю сменить тактику.

— Ошиблись вы крупно, ребятки! — дружески замечаю" рогатому". — Перепутали! Другого, наверно, должны были отработать?

— Попутали, — соглашается "рогатый", еле ворочая челюстью. И это не потому, что я ее сломал, он просто с внятной речью не дружит, да она ему и не нужна, кулаков хватает. Ну, мутант, узкоспециализированный вид, что с него взять.

— Ну, а кого заказали-то? — с любопытством интересуюсь я.

"Рогатый" видит во мне своего в доску, соратника, подельника и вообще родственную душу, и диалог идет. Беседуем, потом дружески похлопываем друг дружку по плечам, я угощаю его сигаретой и ухожу. За спиной слышится глухой "бумк". Оборачиваюсь — "рогатый" лежит под стенкой. Готов. Все же я его пробил. А упал он только сейчас. Ну, вот такая заторможенная у него реакция. Получил по роже, успел побеседовать со мной, покурить даже — и лишь потом отрубился. Во дает. Восхищенно качаю головой и топаю по направлению к дому.

Ночь, но и что с того? Москва в целом — вполне безопасный город, если не лезть в определенные рестораны. На меня напали, да, но тому есть уважительная причина.

Бреду и грустно размышляю, за что судьба одарила меня такой родней. Вот за что? Я же хороший!

Ларчик, как говорится, просто открывался. Да он даже не был закрыт. Теща это, моя эффектная новая родственница. Все дело в ее квартире. Ее шикарной квартире в элитном жилкомплексе, с системами "умного" дома, с суперсовременной планировкой-трансформером, когда перегородки можно двигать сообразно собственной прихоти движением пальчика. Оказывается, она — Риты собственность. За что-то отомстил бывший криминальный авторитет своей бывшей любовнице... хотя понятно, за что. Для "чарми" понятия верности не существует. Так что оставил босс свою любовницу без ничего, все оформил на дочь. И тут — ее совершеннолетие. И я со своими намеками, что Рита имеет право там жить, что квартира хорошая и мне ну очень нравится. Так глупо всё... Дама попыталась решить вопрос своим излюбленным способом, как у "чарми" принято. Откуда ей было знать, что я из тех редчайших, на которых закидоны мутантов не действуют? Откуда мне было знать, что она работает, и не абы где, а в фирме по... э... оптимизации жилой площади? Для компании, которую в недавнем прошлом без экивоков называли "черными риэлторами", сильная "чарми" — как раз ко двору. А манера решать жилищные проблемы группой хорошо накачанных ребяток для этой компании — норма и прекрасно отработанное действие. Ну и вот. Дама запаниковала, обратилась в фирму за помощью, финал известен. Кстати — промежуточный финал, да и хрен с ним. Я бы еще "рогатых" боялся.

Бреду, думаю. О ком? Естественно, о теще. Семейные дела — они такие, не отпускают. Думаю, что она, конечно, "чарми", но очень сильно от них отличается. Как отличаются свет и тьма.

Мне становится неуютно. Чем дальше думаю, тем сильнее проявляется мысль, что моя классификация мутантов нуждается в пересмотре. Что в свете последних событий напрашивается еще одна, и фундаментальная, градация. На темных и светлых, условно добрых и злых. Вот именно так, приехали.

Вообще-то в психологическом сообществе, к которому я по факту принадлежу, господствует идея о многосторонности человеческой личности. В смысле, нет изначально темных и светлых, добрых и злых. Многое зависит от обстоятельств, условий. А у меня — раз! — и вылезла черная "чарми". И фиг сотрешь. Потому что до нее был светлый "гоблин", и много кто еще был, только я на них не обратил внимания. А на собственную тещу попробуй не обрати, такая эффектная дама, что просто ух. М-да, дела семейные — это такие дела, что из сердца и захочешь, да не выкинешь. Вспоминаю милую Катю-конфидента из приемной Сергея Дзюбы. Тоже ведь "чарми", но по сравнению с тещей — небо и земля, свет и тьма.

Бреду, размышляю. Мрачнею. Потому что нынешняя ситуация с Ритой в свете открывшихся новых обстоятельств выглядит совсем, совсем по-другому. И мне это новое видение страшно не нравится. Потому что оно угрожает моей любимой цапле.

— Где ты бродишь, глупышка? — бросаю во тьму беззвучный призыв. — Почем не приходишь, не просишь помощи, не прячешься за моей спиной? Почему?

6

Утро красит... Останавливаюсь и озадаченно смотрю. Привычного "Тауруса" на дорожке возле офиса нет. Разбил машину, что ли, местный мажор? Хотя никакой он не мажор, скорее всего, а так... "перец". Влез в кредиты и купил "Тауруса", чтоб перед коллегами выпендриваться. Мажоры в других домах живут. По соседству с моей тещей, например.

М-да, теща. Произвела она на меня впечатление, чего уж там. Я с женою разведусь и женюсь на теще... так, кажется, пели во времена до Катастрофы? Предки явно знали толк в семейных делах. Простая, как пробка, темная "чарми", даже если сильно постарается, все равно не сможет устроить мне столько переживаний и проблем, сколько Рита. Так у моей цапли оно получается само собой, по ходу жизни. А если она целенаправленно озаботится усложнением моей жизни? Даже страшно представить.

Но проблема не в конкуренции двух женщин. Мне на заскоки сильной "чарми" плевать, как говорится, с обзорной площадки Московского минарета. Проблема в том, что она — "черная". Ну и что, скажет несведущий. Ну и всё, отвечу я! Да, я доктор, но мои профессиональные занятия заключаются вовсе не в лечении. Мутант — это навсегда, от этого не вылечить. Я просто помогаю им существовать в агрессивной человеческой среде без критического ущерба для себя и окружающих. И вот тут проблема встает во весь рост.

"Темным" я помогать не хочу.

И как теперь работать? Как просто было совсем недавно, когда у меня не всегда имелся минимал на счете, чтоб оплатить обед! Тогда я не задумывался о высоких матерях, тогда я кушать хотел! А сейчас, когда денежки идут непрерывным ручейком — фу, "темные"! Выпендриваюсь, ка-а-зёл...

Делаю с неохотой шаг к офису — и вспоминаю недавнее прошлое, когда гонялся за "мутом". Приводили ко мне тогда обаятельную природную "чарми", милую умненькую девочку. Вот она — светлая. И мама ее, удивительно разумная и тактичная для "чарми", мягкая и невероятно женственная — светлая. Позвони они сейчас — брошусь на помощь не раздумывая. А вот теща... будет висеть на балконе — по пальцам каблуком наверну, как прописано в старом анекдоте.

Открываю дверь офиса. Оп-па. Четыре неразлучных таракана. А я, получается, сверчок, как в старой-старой песне. Сидят в креслах для посетителей как ни в чем не бывало. Ну еще бы не сидеть — и у Даниила, и у Лыкова есть служебные ключи. Универсальные, ф-фак, подходят к любым электронным замкам. Ну и Мося с Сергеем за ними прицепом. Смотрю на Мосю. "Собака". Наше знакомство началось с того, что он врезал мне по почкам. Тем не менее — светлый, вижу ясно. Рядом Даниил Рождественский, "политик", бывший неприметный офицер службы охраны общественного порядка, а ныне — чиновник немалого ранга, то есть по умолчанию гад и сволочь. Но, как ни странно, тоже светлый! После ночи размышлений это видится отчетливо.

Даниил перехватывает мой взгляд, вспоминает вчерашний разговор, что-то хочет сказать — и опрометью бросается к санкабине. Там его шумно полощет. А не надо было наговаривать перед Катюшкой на меня. Я обещал, что закодирую? Ну и вот.

— Поджелудочная барахлит, что ли? — морщится Даниил при возвращении. — Надо провериться. Все утро выворачивает.

— Болеешь — сидел бы дома. И помалкивал.

Алексей заинтересованно смотрит на меня, потом на Даниила. Ох, чует что-то старый чекист, сильно чует, только словами выразить не может.

— И вообще — чего приперся? — сварливо продолжаю я. — Миша и Алексей — понятно, нам взаимодействие на конкурсе отрабатывать. А ты чего? Больше делать в департаменте нечего? "Термитов" хотя бы из бизнеса уберите! Защитнички населения, блин... сраные...

— Департамент — надзорное ведомство, мы обязаны контролировать работу охранных агентств, — кривится Даниил. — Так что я здесь по работе, офицером-наблюдателем! Могу, кстати, любое ваше действие отменить, если меня что-то не устроит!

— И ты, скажешь, по работе? — неуступчиво разворачиваюсь к Сергею.

— Типа того, — насмешливо откликается он и скрещивает на груди могучие руки. — Группа компаний "Бета" — левый кошелек Службы, если не в курсе. Мне, между прочим, оплачивать ваши труды. Вот пришел посмотреть, за что отдам немалые денежки.

— Ты чего сегодня кидаешься? — наконец вмешивается Лыков. — Волнуешься перед работой? Понимаю, но... успокойся, а? Ты же психотерапевт, должен владеть необходимыми техниками.

— Психопат он, а не психотерапевт! — бурчит Даниил. — Я теперь сто раз подумаю, разрешить Катюшке или нет...

Он внезапно зеленеет. Смотрю на него выжидательно с гадкой улыбочкой.

— Я вспомнил! — орет в бешенстве Даниил. — Ты меня закодировал, ты! Сволочь! Меня же все утро наизнанку!

Ну, наконец-то догадался. Я и не думал скрываться. Тайная месть, знаете ли, не греет. Она сладка, только когда видишь ужас в глазах врага. Вот, у Даниила сейчас в глазах море ужаса, чуть наружу не выплескивается.

— А ты не вмешивай маленьких детей во взрослые разборки! — советую серьезно. — Дай Катюшке хоть немного детства, ей и так досталось побольше, чем иным взрослым!

— Я...

Даниил все же не выдерживает, срывается в санкабину и долго там кашляет, мучительно и тяжело. Мужчины смотрят на меня неодобрительно.

Он возвращается бледный и как будто сдувшийся, куда только делся гонор большого чиновника.

— Ты меня совсем за гадину не держи, — бормочет он. — Никого я не вмешивал. Я с Асей о тебе разговаривал. Могу я с женой обсудить то, что меня волнует, нет? А Катерина услышала. И она мне столько наговорила, я еще разберусь, кто ее таким словам научил!

Его скрючивает моментально, даже дернуться не успел к санкабине. Вывернуло бы прямо нам под ноги, да давно нечем.

— Да раскодируй, ради бога! — стонет он. — Ну что я такого тебе сделал?

— А я и не кодировал! — сообщаю с удовольствием. — Это ты сам, всё сам!

Надо же, как прижало! Даже бога вспомнил, хотя точно известно, что его нет!

Все же кладу руки ему на голову. Обычный жест, пустышка, не несущая в себе силы, но много ли надо сверхвнушаемому существу, чтоб успокоиться?

На самом деле мне немного неловко. Что-то я действительно... кидаюсь. Не так уж и виноват Даниил, как выяснилось. Даже наоборот.

— Ты мне одно скажи, только честно! — заявляет Даниил, отдышавшись. — Катерина что, твоя дочь? Ася клянется, что нет, но как еще понять твое поведение? Ты же с ума сходишь из-за нее!

Я размышляю. Страшно не хочется, но, видимо, придется кое-что объяснять. А то ребята действительно меня не понимают. Был бы кто другой — плюнул бы и забыл, но мне с ними еще работать.

— Катюшка — мой медиатор, — через силу поясняю я. — Я через нее Асю из "сумеречной зоны" вытаскивал, Сергей и Мося помнят, как это было.

Упомянутые товарищи ерзают и прячут глаза, вспоминать им явно стыдно, погано себя тогда вели.

— В результате я пробил ей все личностные защиты, — еще более неохотно говорю я. — По-другому никак, Ася бы умерла. Ну и результат вы видите. Она теперь мне ближе, чем дочь. Мы друг друга чувствуем, как себя. Одно целое. И если ты, Даниил, ее хоть чем-то обидишь, я тебя убью. Не специально, просто не удержусь.

Даниил бледнеет. Был зеленый, а теперь белый — настоящий хамелеон. Он-то меня знает. И себя знает. Ему проехаться по душе девочки, как и большинству людей, ничего не стоит. Он даже не заметит этого. Подумаешь, ребенок, перетопчется. И вдруг выясняется — за это убьют.

— Медиатор, значит? — задумчиво говорит офицер Службы. — А в твоих рабочих записях о медиаторах ни слова...

Алексей напряженно соображает, ходит и кружит вокруг темы, как голодная акула. Так, ну и зачем я откровенничал? Ох дурак. Он уже наверняка понял, что у рабочих записей есть секретная часть. И скоро поймет, что размером она как бы не побольше основной...

— А ты ведь через нее можешь удаленно работать! — вдруг усмехается Алексей. — Ведь можешь?

У меня неприятно сосет внутри. Если Служба решит использовать девочку, мне конец. Потому что сначала конец наступит всем, до кого дотянусь.

— Я потерял способности, — напоминаю тихо. — Но даже если б мог — не стал бы. И никому в мире не позволю ломать психику Катюшки.

— Тихо-тихо-тихо! — торопливо говорит Даниил. — Я понял! Мы все поняли! Док, ну тебя к черту, не пугай!

— Это называется — потерял способности, — криво улыбается Алексей и убирает пистолет обратно в кобуру скрытного ношения.

Интересно, здесь остался кто-нибудь, кто верит моей сказочке? Может, Сергей? Э, нет, тоже за пистолет схватился. Ну и как это понимать? Я такой страшный? Они же люди, не "собаки"!

На присутствующего здесь "собаку" я на всякий случай не смотрю. Не стоит привлекать к Мише ненужное внимание. А то вдруг поймут, что он был готов бить коллег, и бить насмерть. Для него боевое братство действительно не пустой звук. Белый "собака", надо же. Преданный боевой бульдог.

— Ух ты, тошнота прошла! — вздрагивающим голосом говорит Даниил. — Вот это раскодировка!

Мужчины нервно смеются.

— Ты вообще как, способен себя в руках держать? — отсмеявшись, серьезно спрашивает Лыков. — Мы же понимаем, тема операции для тебя болезненная. Если что, обойдемся своими силами, не беспокойся.

Обойдутся они. Кем?! Волкодавами, которым нельзя стрелять в зале, полном зрителей? Любой "мут" их на клочки порвет! А там и не "мут" вовсе, а нечто более страшное.

— Вам не справиться с... объектом, — качаю я головой. — Даже не подходите. Раньше времени — не подходите. Выгоните на меня — вот задача-максимум. Я должен ждать снаружи, чтоб не спугнуть.

Мне заранее жалко ребят Лыкова. Единственное, что утешает — скорее всего, они останутся живы. Но по психике получат — на всю жизнь шрамы останутся.

Катюшка. Несвоевременная мысль молнией бьет в голове. Катюшка, крохотная Катерина-Клеопатра, даже будучи некупированной "зомби", искренне любила маму и поддерживала ее изо всех сил. Она вытащила маму из "сумеречной зоны". А Рита маму чуть не убила. Катюшка — белая "зомби". Рита — темная.

Мужчины посматривают с тревогой на мое дергающееся лицо, но не комментируют. Обсуждение операции проходит деловито и сжато. Мне удается настоять на своем: они выгоняют добычу на меня, остальное — моя работа.

У Даниила хватило такта не устраивать по своему обыкновению у меня посиделки с "Саянской белочкой". И у остальных не возникло желания оставаться у меня дольше необходимого. Резко поднялись и пошли, даже смешно получилось. Вот как я их запугал. Придерживаю аккуратно Мосю и тихонько говорю:

— Возьми фото объекта, размножь и обеспечь своих ребят.

— Да у меня давно есть! — не понимает Мося.

— Возьми.

Здоровяк берет фотографию, смотрит и озадаченно хмурится. Я молча отворачиваюсь к стене. Не хочу никого видеть, мне и так тошно. Цапля моя, черная цапля, что ты натворила...

Выхожу следом за Мосей. Здоровяк ушел недалеко, вижу в арке проезда его широкую спину. Вижу, но догонять не хочу. Я сейчас ничего не хочу, плохо мне.

И тут меня берут в жесткий захват. Берут, мгновенно разворачивают и толкают в машину. Ту, что вдруг объявилась на месте исчезнувшего "Тауруса". Но если "Таурус" по виду и агрессивности напоминает броневую машину поддержки пехоты, то это чудище — не менее чем тяжелый танк прорыва. И называется изделие якобы мирного автопрома соответственно — "Крафт". В переводе с общеевропейского — сила. Просто, доходчиво, емко. И впечатляюще.

Вообще-то ребята действуют вполне профессионально. Сняли меня с асфальта — пикнуть не успел. А салон машины звукозащищенный, кричи на здоровье и нездоровье — снаружи не слышно. Чего они не учли — слышно внутри. Ну, бойцов можно понять — такие, как я, все же редкость, вряд ли ранее сталкивались. Зажали меня на заднем сиденье, зафиксировали так, что даже голову не повернуть, и успокоились. Решили, что ничего я теперь не сделаю. А я даже не начинал. Куда торопиться? До начала порноконкурса красоты — целый день, мне спешить некуда.

Оглядываюсь как могу, осторожно двигая глазами. А интересная компоновка у якобы легковой машины. Такая... специфическая. Два ряда сидений развернуты друг к другу, и между ними довольно широкий проход. Ну, размеры машины вполне позволяют, вопрос, для чего это сделано. А вот для того самого — чтоб людей с асфальта сдергивать. Из чего следует — машина оперативная. М-да. "Крафт" — служебная техника? А какова ж тогда представительская у этого хозяина?! Вагон на колесах, не иначе. Отделанный бриллиантами.

Меня зажимают двое. Люди, что несколько напрягает. Для силовых акций вообще-то больше подходят "рогатые". Напротив — еще двое. Ну, с ними все понятно — "термиты", как же без них. Где криминал — там обязательно "термиты". Плотно зажали Москву порождения южной природы.

А на переднем сиденье, рядом с водителем — самый опасный. Мощный, резкий. И абсолютно мне незнакомый. Еще один нелюдь объявился в Москве. Магнитом их в столицу притягивает, что ли? Ну есть же сытая, благополучная Европа, что б не пожить там? Нет, надо именно сюда, на мою несчастную голову!

Нелюдь спокойно разворачивается. О как, вращающееся кресло! В транспортном средстве. Оно что, разве разрешено? Смотрю на властное, грубо высеченное лицо и понимаю — этому типу в России разрешено всё. Заочно, но я его знаю. Олег Белых, он же Вайнштейн, он же известный в прошлом бандит Беляк. И мой тесть.

Тихо недоумеваю. Люди — и нелюди — его уровня никогда не принимают участия в силовых акциях. Какими бы неуязвимыми они ни были — зачем давать спецслужбам реальный материал для обвинений? Жизнь — процесс иногда очень неожиданный. Сегодня ты еврейский миллиардер, а завтра, если так сложатся звезды — русский зэк. Так что Олег Вайнштейн по законам жанра здесь присутствовать не должен. За одним-единственным исключением. Если без его личного участия не обойтись.

Быстро соображаю — и невольно усмехаюсь. Рита. Вот единственная причина появления бандита. Как же она их всех приложила, вырываясь ко мне, что в моем захвате вынужден принять участие сам главный босс? Босс и, что важнее, мутант. Могучий, невероятно могучий. Настоящий зверь. Совсем как Валерий Борзов. Тот тоже полагался на свою ментальную силу.

С папой, выходит, Рита не смогла справиться, коли он здесь. Сбежала тайком? И теперь нелюдь уверен, что и меня завернет в бараний рог? Представляю форму бараньего рога и морщусь — это будет больно. Потом резко накатывает злоба — он посмел давить мою ненаглядную цаплю?!

Бойцы отодвинулись и оцепенели. Обычно я действую тонко, на косвенных, на легких касаниях, но не в этот раз. В этот раз я страшно зол и давлю напролом. Совсем как "мут".

Нелюдь смотрит с презрением. Он ничего не замечает. Страшно сильный — но такой же нечуткий.

— Ушлепок, — делает вывод он.

Ну да, внешне я невзрачен. Только "собаки" кое-что чувствуют во мне, но на то они и нюхачи. А этот... как говорится, носорогу все равно, кто попался на пути.

Я молчу, потому что изо всех сил борюсь с желанием прямо тут, на месте, остановить ему дыхание.

— Кто слил список моих любовниц? — тяжело спрашивает нелюдь. — Кто?

Ах вот в чем дело. Я-то думал — он о судьбе дочки беспокоится. А ему любовниц на порноконкурсе запугали. Рита, что же ты творишь... Приоткрылась еще одна страничка ее тайной жизни, яснее обозначились причины ее поступков, но легче мне от этого не стало.

— Рассказывай о природе своей мутации! — приказываю я сухо. — Где, когда, кто. Приступай!

Нелюдь сопротивляется. Стискивает зубы, чтоб не вырывались звуки, и я накидываюсь на него со всей своей возросшей от злобы силой...

Через несколько минут он не выдерживает и теряет сознание. Обивка его сиденья изодрана в клочья могучими пальцами — настолько не хотел говорить. А пришлось. Сказал не все — ушел, сволочь, в беспамятство. Но главное я узнал. Служба к появлению таких, как он, все же непричастна. То была личная, глубоко корыстная инициатива группы лиц, приближенных ко власти. Важное знание, запросто может стоить мне жизни. Ну, если кто посмеет нажаловаться.

— Обещаю, — говорю нелюдю на прощание, — остановку дыхания при попытке мне навредить. Сдохнешь, если что!

Он без сознания, но когда это мешало магнетизеру? Так что сдохнет, если что, никуда не денется.

— Разблокируй дверь! — приказываю бойцу.

Тот открывает дверцу дерганым движением. Выхожу, плюю под ноги, делаю пару шагов... и бойцы накидываются на меня сзади. Ревет, подгоняя, голос их босса. Не побоялся угроз, сволочь!

Голос Вайнштейна переходит на хрип. Ему сейчас очень, очень худо. Как бы действительно не сдох. Но и мне несладко. Катаюсь по асфальту, изо всех сил уворачиваюсь от пинков. Получается не очень успешно. Все же они профессионалы, а я... я истратил все силы в противостоянии их хозяину. И теперь остается только крутиться да извиваться ужом.

Хлопки над головой раздаются подобно музыке небесной. Мося. Вернулся, верный бульдог! Оскалившись, здоровяк садит пулю за пулей в моих обидчиков. Да, пули резиновые, но и дистанция — почти в упор. Попадет кому в голову — убьет. Но Мося профессионален и стреляет куда надо. Теперь крутятся по асфальту и вопят они.

Поднялся я практически сам. "Крафт" уже уехал. Чтоб они там все сдохли, уроды.

— Ничего с ними не случилось! — разочаровывает Мося. — В мягких брониках бойцы. Но синяков им наставил знатных! Док, это, конечно, не мое дело, но просто интересно — в кого я стрелял?

— В людей тестя, — вздыхаю я. — А Беляк за тобой из машины наблюдал.

Руководитель охранного агентства меняется в лице. Как-то он не готов к противостоянию с одним из самых могущественных бандитов страны.

— Мстить не будет! — обещаю я. — Дыхания не хватит уроду.

Здоровяк смотрит недоверчиво и предпочитает исчезнуть, пока его никто не опознал. Я вздыхаю и тащусь обратно в офис — после знакомства с асфальтом необходимо привести себя в порядок. Ну и записать кое-что в рабочие тетради, в самый секретный их раздел. Времени до вечера — вагон и маленькая тележка, как своеобразно говаривали до Катастрофы. Эх, Рита, что ты натворила... и кто же ты такая, наконец?

7

Заканчиваю насыщаться сладким кофе, когда тилинькает входной звонок. Удивленно разворачиваюсь. Прием на сегодня я отменил, табличку, что офис не работает, включил — с извинениями, как положено по закону. Ну и кого настолько приперло?

Разглядываю клиента — клиентку — через камеру. Девушка. Одна. Включаю обзор — действительно одна, никакой Беляк за ее спиной не прячется, из-за угла не выглядывает.

Будь на ее месте мужчина — не впустил бы. После милой встречи с тестем меня можно вместо тряпки выжимать, в воду макать и полы протирать. Но — девушка. Потенциальная цель охоты маньяков, "мутов" и просто разных тиранов и семейных самодуров. Собираюсь с остатками сил и впускаю.

Девушка, просто девушка. Не мутантка. И даже не гёрла, в современном понимании термина — именно девушка, в определенном смысле редкость в наше время. И в целом без видимых проблем со здоровьем. Ну, легкая серая тень жизненных неудач — а у кого их нет? Разве что у "чарми".

Девушка недоуменно поглядывает на ширму — общаться непонятно с кем ей явно в новинку. Открывает рот, чтобы изложить, как я понимаю, цель визита, но я успеваю прежде спросить ее, как добиралась да где живет. Отвечает, сначала скованно, но под влиянием благожелательных вопросов расслабляется, и мы беседуем чуть ли не дружески. Ну да, вот такие мы, психологи, умеем залезать в душу без разрешения.

Слушаю ее, и удивление нарастает. Она явно не "мой клиент". Вполне обычная, без внутренних страхов, без тяги к саморазрушению. Достаточно умная, вполне общительная. В меру симпатичная, что неудивительно — в юности надо сильно постараться, чтоб изгадить природную привлекательность. Единственный беспокоящий меня фактик — не использует модную, в смысле, откровенную одежду. Ни флай-моделей, ни тем более прозрачек. Казалось бы, дело вкуса, но... вот именно, что "но". Юная особа, разговор особой экстравагантности не выявил, как и резко отличающегося от нормы мировоззрения. Влияния моды и инстинкта стадности вроде никто не отменял. Почему тогда выпадает из статистической нормы?

— Не вижу у вас серьезных проблем, — честно признаюсь посетительнице, пока что посетительнице. — Вы точно обратились по адресу? Я — психотерапевт, а с психикой у вас более чем хорошо.

— А к кому мне еще обращаться? — неуверенно бормочет она. — Не к дерматологу же.

Ого. Иронию я ценю, редкое по нашим временам явление.

— Изложите причину визита, — предлагаю я то, с чего следовало бы начинать, если б не моя профессиональная самоуверенность. — Если вы не мой клиент, я подскажу, к кому обратиться. Это бесплатно.

На самом деле — платно. Принципиально не работаю задаром, но она мне понравилась. Тем более что девушка явно не из обеспеченных, а у меня в деньгах пока что недостатка нет, могу позволить себе быть и щедрым, и человечным.

— Я хроническая неудачница, — с трудом сообщает она. — Один или два раза можно было списать на случайность, я так и сделала. Но оно постоянно. Я и подумала — может, причина во мне самой? Или это не так?

— Продолжайте.

Девушка с запинками повествует о не самых приятных моментах своей жизни. Слушаю и все больше мрачнею. Она, чистокровный человек, умная и достаточно амбициозная, в борьбе за жизненные блага столкнулась с мутантами и ожидаемо проиграла. В школе и позднее в институте ее затмили "чарми". Затмили, оттеснили от выборных должностей, дающих тем не менее серьезные преимущества по жизни. Попробовала найти подработку — резко уступила в предприимчивости "баксам", а в навыках работы в коллективе — "муравьям". Что обидно — девочкам из ее же института, которых она серьезно опережала по учебе. И в институте после окончания не удержалась, хотя мечтала о научной работе — но кто она такая против "друга"? "Друг" без мыла в любую компанию пролезет, везде своим станет, душой компании и другом для всех — это же его видовые признаки. Обычным людям на его фоне ничего не светит. Ну а от парня ее оттеснила "эльфийка", кто бы сомневался.

Что меня поразило — она практически докопалась до причины своих неудач! Сама, без подсказок, без врачебной практики уловила, выделила и классифицировала свои отличия от "их". Ее острый ум сплоховал на самой последней стадии — развернул картину наоборот. Себя она стала обвинять, своими недостатками посчитала отсутствие у нее узкоспециализированных свойств.

— Достаточно, — прерываю ее откровения.

Она охотно замолкает, все же умной и симпатичной девушке признания в собственной несостоятельности даются тяжело. Я тоже молчу. И тихо злюсь. На себя, на весь мир, на нее. Она не мой клиент, но... не помогу ей сейчас, станет таковой. Потому что неверие в себя — страшное состояние. Деструктивное. Убивает человека, проще говоря. Само по себе на первый взгляд неопасное, потому что воспринимается как временное — но что придет следом? Скатывание в сумеречное состояние, вот что. А эту пакость не то что лечить — классифицировать до сих пор толком не могут. Так что помогать надо — а как?! Ее беда — мутанты, а их в столицу словно магнитом тянет!

— Я потому и пришла к вам, что здесь на ресепшене не сидит очередная... улыбчивая и дружелюбная сволочь, — тихо говорит девушка.

Грубо, "муравьи" не заслуживают подобного определения, но я ее прекрасно понимаю — эти милые улыбчивые особы безжалостно оттеснили ее от более-менее приличных рабочих мест.

Вздыхаю и убираю ширму. Она смотрит на мое унылое лицо и пугается. Решила, что она серьезно больна, и я подбираю слова, чтоб мягко намекнуть о скорой смерти. Криво улыбаюсь:

— И не надейтесь, со здоровьем у вас все в порядке. Просто... по определенным причинам эволюция человека сдвинулась с места, и...

И я сам не понял, как выложил ей весь расклад по мутантам. Хотя... кого обмануть пытаюсь? Себя, что ли?! Не выдержал и расхвастался своим открытием перед умной девушкой, только и всего. Да, я тщеславен, как все ученые, и не стыжусь!

Она восприняла ошеломительную информацию достойно. Выслушала, помолчала, рассматривая факты по-новому...

— И как мне жить?

А хороший вопрос. Я над ответом думаю с тех самых пор, как вычислил мутантов. Как жить обычному человеку в компании существ, генетически приспособленных к агрессивной человеческой среде? Если шире — как вообще жить обычному человеку? Чувствовать себя вечно даже не на вторых — на последних ролях? А ничего, что ни одна нормальная психика такого надругательства над собой не выдержит? Неравенство способностей, конечно, было всегда, далеко не каждый рождается гением — но то другое, совсем другое. Во времена до Катастрофы гении шли в науку, в искусство, в творческие сферы, в спорт, наконец. Всем остальным оставалось обширнейшее производственное поле для самореализации. Но сейчас и оно занято: "муравьи", "друзья", "баксы" и "быки" оккупировали низший и средний руководящий сегмент, тупую же работу спокойненько выполняют "гоблины", и она их нисколько не угнетает. Ну а творческие профессии, как и прежде, закреплены за одаренными личностями. Осталось ли место для обычных людей, вот вопрос.

— Как жить? — улыбаюсь я. — Ну, давайте соображать.

Девушка удивленно улыбается в ответ — такой формы лечения она не ожидала.

— Ну, можно бы ужиться с "гоблинами", — рассуждаю я, щедрой рукой отмеряя девушке кофе. — Но к такой работе вы явно не приспособлены, да и оплачивается она — только "гоблину" хватает...

— А это кто?

— Вы монотонную физическую работу выполнять готовы?

— Да!

Эк ее прижало с деньгами.

— А всю жизнь?

Ее заметно передергивает.

— Ну а им нормально.

Она понимает сразу, видимо, уже сталкивалась. Я же, после секундного колебания, добавляю в кофе немножко стимулятора — из тех, что "три икса". Написано — на основе лимонника. Лимонник там есть, но не только — и даже не столько. А остальное — убойная химия. Жутко вредная вещь, с кучей побочных, но после встреч с родственниками незаменима, рекомендую.

Так что мы садимся рядышком за стол и действительно "соображаем". В процессе я с удивлением осознаю, что работать с посетительницей невероятно легко. И не в том дело, что она девушка и мне нравится. И даже не в том, что она человек, хотя это важно. Ася тоже человек, но в ней очень сильно женское начало. Ася всегда готова с охотой упасть в надежные мужские руки, это чувствуется и очень сильно влияет на характер взаимоотношений. А с этой незнакомкой просто легко работать, понимаем друг друга с полуслова. Научный склад мышления, вот что это. Родство мировоззрений. Чувства тут, как говаривали до Катастрофы, и рядом не стояли. Одним из побочных эффектов стимулятора вообще-то является повышенное влечение, и что? Да ничего. Грудь не выпячивает, бархата в голос не добавляет, не смотрит откровенно. Разве что глаза блестят. Ногу на ногу, правда, закидывает, но без демонстративности, просто ей так удобней. Да, с "эльфийкам" или "чарми" ей не сравняться, и стараться не стоит. Вот и объяснение повышенной скромности в одежде — поняла, что проигрывает узкоспециализированным видам, и отказалась сознательно. Серьезное решение, я оценил.

Через полчаса она озадаченно разглядывает получившийся результат.

— Индивидуальная научная деятельность, — бормочет она.

Ну да, именно к такому выводу мы пришли. У нее — очень сильная тяга к познанию, но в научных учреждениях вверх пробиваются мутанты — не за счет профессиональных качеств, а благодаря личным характеристикам. Мутанты в основной массе — карьеристы и эгоисты, обычному человеку против них ничего не светит. Следовательно — частная деятельность, не требующая обязательных контактов с людьми. Научный труд. Одна из немногих ниш, где человеку пока что комфортно.

— А разве такая бывает?

С удовольствием наблюдаю за гаммой чувств на ее лице. Искренность в городе, переполненном мутантами, встречается не так уж часто.

— Бывает, — улыбаюсь невольно. — Я, например, ей занимаюсь.

— И за это платят?!

Киваю. Да, я доктор мутантов, но в Службе платят мне именно за научную работу, хотя она и выглядит иногда как детектив. Причем — хорошо платят, и посетительница это видит. В охранном агентстве, по большому счету, тоже за научную работу платят, с обычной бойцы и без меня неплохо справляются...

Хм. А что, вполне себе неплохое решение проблемы.

— Я даже могу порекомендовать вас на такое место! — сообщаю весело.

— Но я не закончила институт...

— Я тоже не закончил. Денег на последний этап не хватило. Это неважно, работать придется головой, не дипломом.

— И вы не знаете моей специализации...

— Я даже вашего имени не знаю! — веселюсь откровенно. — Специализация тоже не имеет значения. Знания для работы все равно придется набирать самостоятельно, что бы вы ни изучали прежде.

Она тоже улыбается, позабавленная тем, что до сих пор не представилась, и говорит:

— Маша.

Значит, Маша. Просто Маша? Машка? Смотрю недоверчиво.

— Вообще-то Матильда, — признается она неловко. -Но в школе, чтоб не дразнили...

— Мата, — с удовольствием пробую на вкус. — Гораздо лучше! Значит, так, Мата: сейчас мы расстаемся, а ближе к вечеру вы подойдете...

Прикидываю, когда закончится операция, и назначаю ей время. Чем бы ни закончилась операция, после нее обязательно устроят совещание с отчетами и раздачей пинков, то есть все необходимые лица соберутся здесь. Вот и представлю Лыкову свою, то есть его, новую сотрудницу. А что? Я один, что ли, должен тянуть этот воз? Пусть формирует отдел по изучению мутантов! А Сергей оплатит. Поставлю условие, и никуда не денутся.

— Только работа секретная, а начальство страдает паранойей, — предупреждаю честно. — Придется подписывать бумажку о неразглашении.

— И чем буду заниматься? — решается на вопрос она. — Или тоже секрет?

— Не секрет. Мутантами. Материалы полевых исследований получите от меня, тему вам начальство поставит. Думаю, это будет социопрогностика.

— Но я не представляю...

— Никто не представляет, — успокаиваю свою будущую сотрудницу. — Никто не представляет, куда и как будет развиваться сообщество мутантов. Подумаете и дадите варианты. Это сложно, но интересно. Вам понравится. И оплачивается неплохо.

— Мне уже нравится, — неуверенно говорит Мата, и мы расстаемся до вечера.

Стискиваю зубы, потом по старой привычке наемников плюю в угол — и выхожу тоже. На полевую, мать ее, практику. Эх, Рита, Рита, что же с тобой делать?

7

Спортивно-развлекательный центр имени кого-то из прежних руководителей Москвы торчит посреди обширнейшего газона. Именно что торчит, выпячиваясь в разные стороны несимметричными отростками и наклонными плоскостями. Авангард, мать его так. Безжизненно, нефункционально, разве что оригинально, то есть никакой дурак не решится повторить. Да, в архитектуре я предпочитаю имперское барокко. Да, у меня отвратительное настроение, и мне все не нравится! Вот к чему эти ряды лавочек на солнцепеке, а когда солнца нет — на жутких ветерках открытого пространства? Вот к чему? Ни деревьев, ни живых изгородей — так, воткнуты тут и там отдельные невнятные кустики, и все.

Сажусь на первую попавшуюся скамейку в ожидании. Там, в спортивном комплексе, в грохоте рекламы порноконкурса красоты ребята Моси сейчас обшаривают настороженными взглядами заполненные трибуны. Там сейчас основное действие, а здесь тишина. Моя работа начнется, когда и если объект вытеснят из здания на меня.

Многомиллионная Москва, но вокруг спортивного комплекса — поразительное безлюдье. Сотрудники Службы аккуратно выпроводили всех с территории операции и держат периметр, чтоб ни одна заполошная бабка не помешала случайно. И наверняка смачно матерят начальство, пытаясь предугадать действия объекта. Выйти-то из комплекса можно в десятке мест — и направиться соответственно по десяткам разных направлений. Ну и как в таких условиях выполнять приказ насчет держать и не пущать? Нервничают бойцы, наверняка нервничают — так и до стрельбы недалеко.

Только они зря переживают. Это же объект! Существо, вкусившее вседозволенности и безнаказанности, прочувствовавшее свою мощь! Оно непременно попрется через главный вход, он же выход, чтоб показать всему миру свою крутизну! Оно не станет прятаться и убегать! Оно, уродское порождение мира мутантов, сейчас снесет к чертовой матери профессиональных скорохватов, еще и поглумится над ними! А потом все равно уйдет, конкурс-то остановят. И выйдет прямо на меня.

В клипсе инфо — шум и деловитые переговоры. По договоренности Мося подключил меня к их оперативной сети, чтоб держать в курсе событий. Что-то долго они ищут. На мой взгляд, не такое уж сложное дело — найти человека на трибунах, имея в руках качественное фото...

Шум в клипсе резко стихает, словно его выключили. В наступившей тишине Мося четко произносит:

— Объект локализован. Трибуна "А", третий ряд, шестнадцатое место. Работает! Начинаем движение!

Я заранее морщусь. Сейчас там что-то будет. Что? Скоро сам узнаю.

В клипсе дикий ор, визги и обрывки приказов. Ну, началось. Неужели возьмут сами? Да ну, чудес не бывает...

— Док!

Ага, это Мося. Значит, не взяли. Переключаю клипсу в активный режим:

— Жду.

— Группа захвата легла! — мрачно сообщает Мося. — Но свою работу ребята сделали, он на тебя уходит. Лично от меня: сволочь ты, Док. Мог бы предупредить.

Выключаю клипсу и встаю. Предупредить... о чем?! Ладно, сейчас сам узнаю.

У выхода из спортивного комплекса появляется одинокая фигурка. Так. Это меня зрение подвело или он действительно выбил дверь?!

Мужчина приближается. Даже издалека заметно, что он бурно жестикулирует и разговаривает сам с собой. Ну да, у него сейчас такой выброс боевых гормонов в кровь, что об адекватности можно забыть. То есть — переговоры бессмысленны.

Не спеша, демонстративно иду на середину дорожки, искоса наблюдая за противником, разворачиваюсь, широко расставив ноги. Совсем как в старых ковбойских фильмах. Ну да, штамп. Но на это и расчет. Хочет того мужик или нет, но подсознание наверняка сработает на дуэль, не может не сработать. Замедлит шаги, оглядит меня оценивающе, то есть я окажусь в фокусе его внимания — что и требуется. А потом, раз — и...

И из-за дальнего кустика поднимается нескладный подросток. Кепочка с визиром на пол-лица, уродливые гигантские наушники, грязные джинсы, драный рюкзачок за спиной...ф-фак, только свидетелей мне не хватало. Как его пропустила Служба, интересно? Это он что, залег в кустах три часа назад, что ли? И все это время провел без движения?

Недоумение только начинает оформляться в догадку, как подросток снимает кепочку. Черные волосы рассыпаются по плечам. Рита. Понятно. Ей Служба не помеха.

Моя ненаглядная быстро шагает наперерез мужику с явным намерением остановить его... или меня, кстати. В свете открывшихся обстоятельств — кто ее знает? Но она явно не успевает с перехватом — ни его, ни меня. Не учла расстояния, бывает. Для мужчины-маньяка все закончится раньше, чем она подоспеет. А для меня, при любом исходе — только начнется.

Рита срывается на бег — и все равно не успевает, городская нескладеха. Быстрота вообще не ее конек. Мужик замечает ее и убыстряет шаги, тоже почти бежит. Он ее боится, что ли? Тот, кто только что разметал профессиональных бойцов, боится нескладной девчонки?! Б-л-л... на меня смотри, придурок, не на нее, ты же мне всю операцию ломаешь!

Мужчина прет вперед дергаными, какими-то разболтанными движениями. Вглядываюсь. Нервное лицо, глубоко посаженные карие глаза, спортивная гибкая фигура... он это, без сомнения он. Тот самый оперативник Службы, фото которого я выбрал. Которого хотел и не успел уволить Алексей Лыков. Что его связывает с Ритой? Как она на него вышла?

Мужчина наконец замечает, что кто-то преградил ему дорогу, и, не прекращая движения, приседает и вскидывает руки. И кричит. Слегка поддаюсь, чтоб понять природу его воздействия. И чуть не падаю в обморок. Вот оно что. Вот как это выглядит, значит. Паук. Гигантский мерзкий паук, язык в обрамлении клыков тошнотворно вибрирует, издавая невыносимые звуки. Парень явно обращается напрямую к древней человеческой памяти, к тем временам, когда подобные твари жрали людишек без счета... И сам он тварь, мерзкая и сильная. Интересно, это его вседозволенность покорежила — или Рита?

Стою, размышляю. А должен бы упасть без сознания. Ну, мужчина исправляет этот недочет одним движением: выхватывает из кобуры скрытого ношения боевую железяку и лупит по ногам. Дважды. Падаю, как подкошенный. Уй, больно-то как! Это же "Импульс" — лицензионный шокер охранников! Да мне одного заряда достаточно, чтоб глаза на лоб полезли, что он творит?!

Маньяк торжествующе визжит мне в лицо. А вот это он зря. Мне, знаете ли, в глаза смотреть опасно. И внимание на меня обращать — опасно.

— Осторожней с визгом, связки порвутся, — замечаю ему.

Маньяк послушно затыкается, угощает зарядом подбежавшую Риту — она даже рот не успевает открыть — и дерганой походочкой удаляется к парковке. Где-то там у него, надо полагать, автомобиль. Чего маньяк не знает — там же притаились ребята Лыкова. Как подозреваю — накачанные до бровей боевой химией. Ага, вот и они.

Из подлетевшей машины выскакивают бойцы в броне. Маньяк привычно приседает, вскидывает руки, разевает рот... ну и все, в общем-то. Один из бойцов коротко бьет его в челюсть, обмякшее тело подхватывают и закидывают в салон машины. Конец операции.

— Как ты снял установку? — бормочет рядом Рита. — Как?!

Разворачиваю себя руками, смотрю внимательно на любимую свою цаплю. Ей больно, наверняка очень больно, как и мне, но думает она явно не об отказавших ногах. В ее взгляде читается только одно — КАК? Профессиональное любопытство во всей красе. Криво ухмыляюсь:

— А я не снимал. Я другую наложил. Он орать не смог, связки перехватило, а без крика, без опоры на материальное совсем не то. Молодой, неопытный. Бывает.

Рита смотрит напряженно. Она понимает, что "молодой, неопытный" — это и про нее тоже. И не слышит в моем голосе сочувствия. Осторожно, на руках подтягиваюсь к ней. Так же осторожно она отодвигается. На всякий случай. Умница, правильно понимает ситуацию. Много вопросов к ней накопилось, и на все ей придется ответить. И никак иначе.

Капитан Лыков не спеша идет к нам от машины, небрежно помахивая пистолетом. Пистолетом? Приглядываюсь. Надо же, показалось. Рация у него в руке, командирская станция, мы такие на Балканах использовали. Но ситуация — самое то для пистолета, лучше не найти. Два опаснейших монстра сидят на асфальте, временно беспомощные, и только что закончилась операция по поимке маньяка, на которого очень удобно списать парочку смертей... Так что я на всякий случай принимаю необходимые меры для страховки. Ну и что, что Алексей — друг? А вдруг не справится с искушением?

Офицер Службы опускается рядом на корточки, без всякого сочувствия разглядывает композицию тел.

— Давно хотел сказать... — безмятежно начинает он.

— Да, — прерываю его.

Офицер смотрит недоуменно.

— И она — тоже да, — угрюмо добавляю я. — И не махай рацией, рука онемеет.

Лыков думает.

— Знаешь, а я сейчас хорошо понимаю Даниила, когда он трясется от страха и орет, что ты его достал своими фокусами, — признается офицер. — Меня ты тоже иногда пугаешь. До усрачки. Вот как сейчас.

Фу. Вот чем неприятны люди — матерятся, пошлят и сквернословят без меры. Грубиян. Мутанты в этом смысле гораздо сдержанней.

— Операция по обезвреживанию особо опасного террориста завершена успешно, — официальным голосом сообщает Лыков неправду и встает. — Расследование обстоятельств будет произведено силами службы собственной безопасности в закрытом порядке. Всем присутствующим — благодарность за помощь правоохранительным органам. Разбор полетов и подведение итогов — через полчаса у тебя, Док. И вставайте, уже, не разлеживайтесь. Больно, но потерпите, до машины как-нибудь доковыляете.

Офицер пытается поднести ладонь к берету в уставном приветствии — и с удивлением смотрит на ладонь, которая ему явно не подчиняется.

— Потри, и пройдет, — невинно советую ему.

— П..., х...., ё......!!!

Вот и помогай таким. В следующий раз пальцем не шевельну, пусть так и ходит с одеревеневшей рукой!

Ноги колет тысячами иголок, они словно горят огнем, но вроде бы уже слушаются. Осторожно поднимаюсь.

— Ну и на что я только что согласилась? — подает голос Рита.

— Работать на Службу. Всю жизнь. Если потребуется — даром. И я тоже.

Девушка ошеломлена. Не была б "зомби" — задохнулась бы от возмущения.

— Он обязан был тебя застрелить, — бормочу неохотно. — Монстры вроде нас крайне опасны для людей, тут он прав. Неуправляемые же монстры подлежат немедленному уничтожению — просто в целях выживания вида, это инстинкт. Люди нас ненавидят и боятся. Он и сейчас обязан тебя застрелить — по результатам расследования. И дураку понятно, кто истинный виновник случившегося, а Алексея можно считать кем угодно, только не дураком. Он дает нам шанс. Работать на Службу и быть под ее контролем. Только так. Я с ним согласился.

Рита думает.

— Тогда почему...

Почему не застрелил? А хороший вопрос. Только ответ на него нехороший.

— Потому что он мой друг, — говорю почти правду и подаю ей руку. Действительно, нечего рассиживаться, ребятам пора снимать оцепление. То, что я поручился за нее, взял на себя обязанность ее контролировать, и, если что, принимать решение о ее судьбе, я не озвучиваю. Зачем? Это же очевидно. Это понимаю я, понимает она и понимает Алексей — к чему лишние слова и договоры?

Алексей терпеливо ждет у машины. Деликатный, дает время объясниться без свидетелей. А мы не объясняемся, бредем к машине молча. Между нами столько странного — ста метров не хватит, надо идти вместе всю жизнь, чтоб понять. Или расстаться сразу.

Мы и в машине молчим. Рита наверняка чувствует себя арестованной — и правильно чувствует. Я ничего не хочу объяснять. Объяснять должна она. Алексей — ну, он занят, за рулем, очень удобная позиция.

Лыков мастерски вписывается в поворот, влетает во двор, протискивается на дорожку прямо к моему офису и выключает двигатель. Что называется — приехали. Предстоит неприятная, но неизбежная работа. Вздыхаю, выбираюсь из машины — и утыкаюсь взглядом в девичью фигурку. Мата. Девушка смотрит на нас, и выжидательная улыбка медленно сползает с ее лица. Ну да, видок у нас тот еще. Как после драки. Да и... похрен, как выражались до Катастрофы. Пусть привыкает к специфике работы.

— Лыков, Алексей. Мата, фамилии не знаю. Знакомьтесь. Мата, это твой главный начальник. Алексей, это твоя новая сотрудница в научный отдел.

Алексей издает невнятный звук. Здорово, очень выразительно, я бы так не сумел. Мата смотрит круглыми глазами. И так я тоже не сумел бы.

Рита объявляется между нами, как привидение. Смотрит непроницаемо на девушку, на меня. Бормочет:

— Все верно. Тебе с ней будет проще.

И уходит. А я остаюсь стоять с раскрытым ртом. Ну да, иногда у меня это здорово получается. Лыков тихо шипит и хватается за рацию. Ну... молодец, сообразил быстрее меня. Через минуту подкатывает машина, Риту вытаскивают оттуда в невменяемом состоянии. Оперативники ежатся под моим взглядом, но я не выдвигаю претензий — шарахнули чем-то, и правильно, другим способом им ее не остановить. Алексей смотрит на меня сочувственно. Потом подхватывает Мату под локоток и уводит. Ну да, надо же ему познакомиться с новой сотрудницей, удостоверение выписать, подписку о неразглашении взять, запугать — исполнить, в общем, легкие и приятные обязанности. А вот мне...

Открываю офис, завожу Риту и усаживаю в кресло. Открываю медицинский кейс. Чем бы ее ни шарахнули, антишоковое должно помочь. Ударный инъектор в кулак — готово.

Смотрю, как медленно проясняется взгляд Риты.

— Теперь назови причины, по которым я не должен тебя убить. Приступай.

Рита — купированная "зомби". Поэтому она смертельно испугалась. Обычная девушка на ее месте просто умерла бы от страха. И правильно бы сделала, кстати. Потому что, когда у меня начинает непроизвольно дергаться лицо, до смерти — один шаг.

8

— Так почему я не должен тебя убить?

Жду. Внутри медленно взводится стальная пружина.

У Риты в распоряжении — множество вариантов поведения. Как любая женщина, она может оскорбленно промолчать в ответ на такой дурацкий вопрос. Вот только она — не любая женщина, в ее руках огромная власть над людьми. Предполагающая ответственность.

Сжимаются стальные витки. Щелк.

Как любимая женщина, она может обратиться к моим чувствам. И может, и должна. Только я чувствую фальшь. А искренне она должна была укрыться за моей спиной раньше, намного раньше. Когда осознала содеянное. Но не укрылась. А теперь поздно.

Щелк.

Еще она может разъяснить причины своих поступков. Спокойно, с чувством полной уверенности в своей правоте. И это будет естественно — существа с деформированной психикой часто уверены в своей правоте. Только — покалечились девочки, и сотрудник Службы потерял рассудок. Монстру, рассуждающему о правоте таких своих действий, не место на земле.

Щелк.

Еще она может...

Рита поднимает на меня полные боли глаза.

— Что же я натворила! — шепчет она. — Док, что же я натворила!

И начинает плакать. Крупные слезы текут по узкому лицу, она размазывает их кулачком, оставляя темные следы на щеках, и плачет навзрыд. Похоже, моя черная цапля последние ночи провела по колодцам канализации. Замарашка.

Странное дело — до сих пор я считал, что зомби плакать не способны.

— Ну и что же ты натворила?

Рита рассказывает, глотая слезы и давясь рыданиями, и передо мной разворачивается темная картина ее семейной жизни, полная дикой любви к отцу, жгучей ревности к матери, страшных обид на них обоих — и на многочисленных любовниц отца...

Она мстила порнокрасоткам за разрушенную семейную жизнь, понимаю я. И мстила отцу — за равнодушие и невнимание. И чуть не убила мать — из дикой ревности. И в своей мести готова была убивать невинных. И, обладая частью измененного генотипа Вайнштейна, нелюдя и зверя, превратилась в кукловода. Или, в моей классификации — в ведьму. Сколько генетических тайн в ней скрыто еще? Достойная дочь своего отца. Одна из тех, кого я некогда поклялся уничтожать. Поклялся сам себе — но что из того? Клятва себе — самая сильная из клятв.

Щелк — пружина сжалась до предела. И встала на боевой взвод.

— Я люблю отца, — тихонько говорит Рита. — Безумно люблю. Но он — зверь. Как и мама. Я для них — их полная собственность. Чужих в семье они не потерпят. Они бы тебя уничтожили. Они боятся только силу. А я, дура, попыталась им твою силу показать... и допоказывалась. Дура.

Тихонько звенит, дрожит напряженная струна. Все не так. Оказывается, я все понял не так. Она встраивала меня в семью. Неумело, глупо... как могла.

— Исполнитель — кто он?

Слова даются мне тяжело. Наверно, горло пересохло. Рита виновато отводит глаза. Понятно. Еще один кусочек ее темной прежней жизни.

— У Игоря всегда здорово получалось пугать, — тихонько бормочет она. — С самого детства. И у него был допуск на все массовые мероприятия, он же полицейский...

Знакомый из детства. Откуда она могла знать, что психика человека так легко ломается? Молодая, неопытная. Попросила помочь, пугнуть порноактрис, внушением немножко усилила его способности... а он сломался и пошел вразнос. Травмированные спортсменки — чисто его работа. Что у него с ними не сложилось? Теперь неважно, Лыков разберется.

Смотрю на ее чумазое лицо. Решение принято.

— Нам пора домой. И в душ. Грязнуля.

Слова по-прежнему даются тяжело. Заболеваю я, что ли?

Первым иду к двери. Люди капитана Лыкова — профессионалы, мало ли как поймут появление Риты. Еще решат, что сбегает, и навернут чем-нибудь. А шокер трижды за день — все же перебор и немалый вред для женского организма.

— Тебе уже приходилось убивать учениц, да?

Она жалеет о сказанном, едва увидев мои глаза. И боится ответа. Но я все же отвечаю:

— Не учениц. Учителя.

Пружина срывается со взвода. Последнее, что вижу перед тем, как бумкнуться головой об пол — огромные глаза Риты. Хотя от природы они у нее — вовсе не огромные.

-=-=

— ... Гиоргиу!

Голос звенит и звенит в голове. Меня зовет. Почему-то на Балканах считали, что меня зовут именно так. Я не возражал.

— Гиоргиу!

Осторожно поднимаю голову. На залитой жгучим солнцем, пышущей жаром каменной улочке подразделение "Фалцонов" окружает нашу бывшую базу. Поздно, соколики, нет там никого. Один я остался. В засаде.

Офицер "Фалцонов", видимо, прекрасно это понимает, потому что достает из ножен огромный тесак и не спеша идет к нашей кухарке. По слухам, "Соколы Балкан" такими ножичками режут тех, кто дает приют наемникам. Чтоб остальные боялись. Умно, ага. А как не давать, а? Разве наемники у кого спрашивают разрешение?

"Фалцоны" здесь по мою душу. Нас в очередной раз предали. Кто? Да какая разница. Скорее всего, как раз Ханна, кухарка. Она про нас больше прочих знает. Что-то услышала, об остальном догадалась. И сейчас ее в благодарность убьют. Если она надеялась на милость в обмен на предательство, то сильно промахнулась — офицер не из ее села. Древняя балканская земля насквозь пропиталась вековыми распрями, здесь за своих признают только родичей, да и то...

Ханна отступает к каменному забору и жалобно озирается, ища помощи. Это она зря — дядя ее чухнул в лес, едва завидев солдат в начале улицы.

— Гиоргиу! — дрожащим голосом зовет девушка.

Откуда она знает, что я — рядом? Спецназовцы — и те не знают, вон как обшаривают прицелами склоны подступающих гор. А она как-то чует. Странные умения рождает иногда пропитанная кровью балканская земля.

Блестит сталь. Девушка обреченно закрывает руками мокрое от слез лицо. Сдалась.

Я не имею права вмешиваться. Не для защиты местных женщин мы добирались сюда всеми правдами и неправдами. К тому же она, скорее всего, нас и выдала. Только нельзя резать женщин. Нельзя, и точка.

Я чуть поднимаю ствол и нажимаю на спуск. И продолжаю стрелять — быстро, но одиночными, только одиночными. За эту странную особенность в группе меня прозвали Одиночкой. Ну, зато у меня всегда хватает боезапаса. Один рожок — двадцать трупов. А у меня их три. Даже в отчаянные времена, когда гоняли меня облавами по всему водоразделу, у меня всегда было чем встретить преследователей.

Я стреляю быстро, но — недостаточно быстро. Меня обнаруживают, что неудивительно — я же у спецназа чуть ли не под ногами прячусь. Летит, кувыркаясь, граната...

— Гиоргиу!

Опять зовет. Странно. Мы с Ханной давно закрыли взаимные счеты. Я спас ей жизнь, она выходила меня после ранения и, возможно, родила от меня ребенка. Не то чтобы она горела желанием прийти ко мне ночью на сеновал. Местные красотки вообще чужих не жалуют, за блуд в деревнях наказывают жестоко — но в юности я плохо контролировал свои способности. И если желал стройную турчанку — она шла на сеновал с юбкой в руках, убежденная, что поступает единственно правильным способом. Так что — квиты. Да и забылось все давно. Где та Ханна, где те Балканы? Не было никогда. Однако зовет. Значит, я крайне нужен.

Сосредотачиваюсь и начинаю медленно продираться в реальность. Открываю глаза. И первое, что вижу — огромные глаза Риты над собой. Полные тревоги. Жива. Это здорово. Значит, не грохнули ее сгоряча ребята Лыкова. А ведь могли, не разобравшись. Спасибо, капитан, за мной долг...

Потихоньку оглядываюсь. Я, как ни странно, в своей квартире, вовсе не в закрытой лечебнице Службы. Рядом сидит Рита. Бледная, как будто трое суток не спала. За ее спиной парочка парамедиков с равнодушным видом топает на выход и незнакомый мужчина упаковывает медицинский визир — не из дешевых прибор, между прочим, редкий. А рядом с ним лыбится Алексей Лыков собственной персоной. Этот-то что делает в моей квартире?

— Ну вот, а ты говорил — мертвый, мертвый! — жизнерадостно и громко заявляет офицер. — А надо было просто позвать!

На лице мужчины появляется забавное ослиное выражение, которое всегда возникает у профессиональных докторов, когда они сталкиваются с заморочками магнетизеров.

— У клиента не обнаруживался пульс! — непреклонно заявляет он. — Остановилось сердце. Мозговая активность — остаточный фон. Что это, если не смерть?

Алексей довольно скалится, и доктор скучнеет. Ну да, толку с его непреклонности, если я живой и хлопаю глазами?

Доктор уходит не прощаясь. Обиделся. Алексей тут же становится серьезным. Протискивается мимо Риты, склоняется и спрашивает с нешуточной тревогой:

— Док, что с тобой?

Лежу, думаю. Почему я у себя дома, почему? Потерял сознание, это понятно. Но первая реакция при виде бесчувственного тела — включить экстренный вызов на инфо и заорать "помогите!". Я должен был оказаться в приемной комплекса экстренной помощи. Хм, там бы и остался, если б они принялись "спасать". Магнетизеров вытаскивать из приступа — особое искусство. Скашиваю глаза. На моей руке — тоненькая ладошка Риты. Вот кто меня вытащил. Позвала, догадалась. И она одна знала, как меня называли раньше, на Балканах. Могла бы еще знать Катюшка, но ей без надобности. Я для нее Док, и иногда проскакивает "папа".

Хм, потому и не в больнице, что друзья прекрасно понимают, как там могут "помочь". Наша бесплатная медицинская помощь — она такая... простая.

Хорошо. Но почему не в закрытой больнице Службы? Я для Лыкова — ценный кадр? Несомненно. И? Привлеченный специалист на договоре, хорошо оплачиваемый... Сергеем Дзюбой. Ах вот оно что. Лыков прячет меня от своих. Нет никакого договора. Платит Дзюба, платит мимо кассы Службы. А в Службе обо мне не знают. Вернее, знают — но только Лыков и его группа. Зуб даю, как забавно клялись до Катастрофы — ушедший доктор наверняка тоже из хороших знакомых Алексея. Вот же, ф-фак... что у них там происходит, если Алексею потребовалась личная гвардия?!

— Док?

Это Лыков. Волнуется. Рита успокаивающе кладет ему руку на плечо. О как. Что-то произошло между ними, пока я валялся. Что-то, кардинально поменявшее их отношения. Алексей вольготно чувствует себя в ее личном пространстве, вон, чуть грудью не налег на ее бедро. И Рита не волнуется, ощущает себя в безопасности. А ведь могла бы его приложить, да так, что он бы и не заметил, что отъехал на пару метров. И это не интим, совсем другое. Как будто партнеры в акробатике или фигурном катании.

Партнеры. Они — партнеры. И когда только успели снюхаться?!

Хм, стоит чуть отвлечься от мира, и в нем сразу столько интересного происходит! Не буду умирать.

Сажусь... пробую сесть. Хм, ну и ладно, нет так нет, не очень-то и хотелось. Восстановится двигательная функция, никуда не денется. Теперь — восстановится.

— Рассказывай.

У Алексея в глазах явное облегчение, моей попытки сесть он не заметил. А вот у Риты глаза наливаются слезами. Ничего, тощая моя цапля, ты меня дозвалась, это главное. Дальше я сам, не в первый раз, это я умею.

— Ты брякнулся в дверях офиса, — охотно сообщает Алексей. — Ребята подскочили, посмотрели — вроде как натуральный труп. Хотели экстренную помощь вызвать — Рита не дала. Как разоралась...

По лицу Алексея пробегает странное выражение. И у Риты тоже. Так. Что-то там случилось. Что? Рита построила спецназ Службы, обдолбанный боевой химией? Тогда б она не здесь сидела, а валялась в лечебнице Службы с множественными переломами. Или бойцы приняли ее на кулаки? Пристально смотрю на офицера. Алексей замирает, как кролик перед удавом, потом судорожно выдыхает сквозь стиснутые зубы.

— Я тебе сейчас посмотрю! — зло говорит офицер. — Я тебе так посмотрю, мать твою...! Сволочь. Ведь дохлый валяешься, а все не уймешься! Как уставишься, так сердце от страха останавливается! Пристрелю когда-нибудь, урод!

— Бойцы действовали в границах разумного, — ровным голосом говорит Рита. — С учетом обстановки.

Значит, все же ее били. Но недолго. Надеюсь, Лыков бойцам за это хотя бы рожи раскровянил. Если нет — встану и сделаю кое-кого профнепригодным.

— Дальше.

— Да всё, в общем-то, — успокаиваясь, говорит Алексей. — В нашу лечебницу тебя, сам понимаешь, нельзя. Привезли домой и тряслись над тобой трое суток. Знакомого костоправа из военного госпиталя подключил, ты его видел — толку от него ноль! Умирает, говорит! А почему — непонятно! Недоучка долбаный...

Офицер замедленно поводит головой. И трет глаза. Та-ак...

— Снова на химии? — задаю я вопрос, не требующий ответа. — Дебил, да? Допросишься, закодирую без согласия клиента!

Алексей недовольно морщится.

— Сдохнешь ведь!

— Знаю, — бурчит он неохотно. — А что делать, если тебя ночью охранять некому? А днем у меня, знаешь ли, работа!

Смотрю недоуменно. Меня — охранять? Да на кой черт?!

— Надо же, какой невинный ягненок! — срывается офицер. — За один день успел и главному бандиту страны во враги записаться, и Черной Леди на ногу наступить — и лежит тут, глазами хлопает! Да мы у твоей двери уже третью бригаду киллеров повязали!

Мне становится немножко стыдно. Разлегся тут, а друзья за меня проблемы разгребают.

— Киллеры только от черных риэлторов? — уточняю на всякий случай.

Офицер озадаченно кивает. Ага, значит, отец Риты пока что сидит ровно, бережет здоровье. Неплохо я с ним сработал. С темной "чарми" зато сплоховал. Женщина, мама Риты, то-се... пожалел на свою голову, в общем.

— Значит, Гиоргиу? — вдруг спрашивает офицер. — Это вроде фамилия, не имя? Или позывной?

Вот урод профессиональный. У самого в Службе явно большие проблемы, а все норовит в моем прошлом покопаться. А вот хрен тебе огородный. Не фамилия и не позывной, просто местная балканская кличка. Позывной у меня — Оборотень. Ребята наградили за умение прятаться буквально под ногами. И за остальные умения, я их тогда плохо контролировал.

Тилинькает сигнал квартирной сервис-службы. Алексей плавно разворачивается к входной двери, в руке пистолет. Рита в два шага отходит к двери на лоджию, быстро смотрит и отрицательно качает головой. Как они сработались, однако.

— Пост сдал, пост принял! — весело говорит от дверей Даниил Рождественский. — Зачехлить стволы, клыки спрятать! Марш спать, ночные дежурные!

Сергей Дзюба выворачивает из-за его спины, молча жмет руку Алексею и, как ни странно, Рите. Потом пришедшие смотрят на меня.

— О-о-у!

А у меня щиплет в глазах. Это слабость, конечно же, слабость, ничего больше. Я вдруг понимаю, что действительно вернулся. Рядом друзья, любимая девушка...

— Док ожил! — восторженно орет влетевшая в квартиру Катюшка, моя Катерина-Клеопатра, часть моей души. — А врали — помер! Вот вруны!

— Подслушивать взрослых нехорошо! — смущенно говорит Даниил.

Слабо улыбаюсь им всем и проваливаюсь в забытье. Но это не страшно, потому что я — вернулся.

9

За окнами — вязкая духота столичного лета, но я — в квартире, у меня хорошо. Как всегда, тихонько мурлычет климатизатор. От постельного белья тянет свежестью. Вокруг Риты крутится пылесос, жужжит, она недовольно отпихивает его ногой. Лучше б поменьше рассыпала продукты, стряпуха бестолковая. Вот Катюшка рядом с ней — образец сосредоточенности и аккуратности. На пару готовят мне что-то вкусненькое.

За столом в гостевой зоне мужчины занимаются привычным делом — пьют. Естественно, "Саянскую белочку". Пристрастились, глядя на меня. Даниил, правда, больше нюхает, так ему и нельзя, крайне неустойчив к алкоголю.

Вяло шлепают по столу карты. Они вообще-то давно вышли из моды, но капитан Лыков — приверженец старых традиций. Выходной? Значит, мужчины должны собраться у постели больного друга и развлекать его пьянкой и игрой в карты. И никак иначе.

— И что на это скажет наш главный умник? — лениво бросает Лыков.

Они только что выслушали мою теорию Катастрофы. Им, видите ли, интересно. А мне интересно, кто в дружеской компании главный умник. Ну, вот такой я. Как говаривали во времена Катастрофы — профессиональная деформация.

— Семь аргументов Дока, — так же лениво откликается Сергей Дзюба. — Семь убойных, но нематериальных аргументов Дока... не впечатляют.

И сосредоточенно замирает над картами. Как будто думает. А чего там думать? Они же в "подкидного дурака" играют, проще только "пьяница".

Шлепают карты. Ага, взял. А еще сидел, думал.

— Док утверждает, что наша страна пережила катастрофу, — невозмутимо говорит Сергей, сгребая карты. — Причем — недавно. А мы и не заметили. В результате страна изменилась. Кардинально.

— Не изменилась — деградировала, — подаю голос я.

Главный умник компании мне явно не верит — и демонстрирует свое неверие язвительно и насмешливо. Ну-ну.

— Даже деградировала, — кивает Сергей. — Только мы не заметили. Мы строим мегаполисы, живем в роботизированных квартирах, перемещаемся свободно по всему миру, носим чипированную одежду... и это Док считает деградацией.

Я молчу. Не потому, что нечего сказать, просто с поколением, выросшим после Катастрофы, спорить нет смысла. Бесконечные свары и ругань на форумах в инфо, когда за ложь и хамство не рискуешь получить по роже, явили миру удивительно беспринципных бойцов слова. Их истина не интересует, их интересует уничтожение противника. Любым способом. Ложь, передергивания и оскорбления приветствуются. Таких только бить.

— Сережа, ты дурачком-то не прикидывайся, — замечает Мося. — Док сказал — страна утратила промышленность и науку. Что это, как не деградация? Вот об этом и говори.

Шлепают карты. Даниил уныло рассматривает груду всякой швали — ему подкинули от души все. Разговор его не интересует. Оно и понятно — "политик". Мутанты теоретическими спорами не увлекаются, они специализированы для существования в агрессивной человеческой среде, они узкие практики.

— А я и говорю! — возражает Сергей и добавляет Даниилу еще мелочи, чтоб помучился отбивать. — Я и говорю: мы строим мегаполисы. Вокруг — все блага современной цивилизации. И институтов в Москве хоть отбавляй, полстраны учится. А Док где-то увидел деградацию.

Настоящий инфо-спорщик, без совести. Скажи ему, что стройиндустрия базируется на иностранной технике и заимствованиях — тут же ляпнет, что в современном свободном мире это норма. Причем — с честным видом ляпнет. Экономическая зависимость и техническая отсталость — норма, вот так. Не, не буду спорить, таких только бить.

— Понятно, по промышленности и науке мы в жопе мира, — говорит Лыков резко. — Дальше.

А что, неплохо капитан выступил. Не хуже, чем кулаком по роже.

— А дальше такой же бред, — пожал плечами Сергей, даже не смутившись. — Аргумент второй — страна резко и сразу утратила все формы коллективизма. В монархии или диктатуре — коллективизм? Бред.

И Сергей демонстративно сортирует карты, чтоб помещались в руке. Готовится нападать на Мосю. Ну-ну, у главы охранного агентства остались три карты, и, судя по его довольному виду, все козырные.

— Вообще-то в России общины играли важную роль, это принято всеми учеными, — замечает Мося безмятежно. — Да и при диктатуре коллектив стоял на первом месте. Прежде думай о других, а потом о себе, вроде бы так пелось?

— Элементы первобытнообщинного строя — рудименты в современном технологичном мире, — тут же переключается Сергей. — В любой развитой стране свобода личности прежде всего, потому и процветают. У нас только Док за замшелый коллективизм.

Инфо-спорщик, что еще сказать. Раз — и перекрасился, и уже отстаивает совершенно другое. Бить его, обязательно бить. Хотя для инфо-спорщика он применяет на удивление мало грязных приемов.

— Коллективизм, значит, — бормочет Лыков. — Был, а теперь нет. Принято. Дальше.

Я вдруг понимаю, что передо мной работает слаженный аналитический механизм. С распределенными заранее ролями, с четкой субординацией. И явно не в первый раз работает, что странно. Где охранная фирма и где Служба? Однако вот они, сидят рядышком и грызут гору информации под названием "аргументы Дока". Сергей критикует, демонстрирует, как информация может быть воспринята в инфо-среде, Мося выдает разумное мнение, Лыков — принимает решение, отбросить аргумент или же нет.

— А дальше — распад империи, — усмехается Сергей. — Была и нету. Тоже спорный вопрос, благо империя или вред. Как по мне, так свободные государства с либеральными режимами — самое лучшее, что могло придумать человечество. Пожить бы в Швейцарии, а? Мирная уютная Европа, никаких тебе имперских замашек, огромной армии...

— Не обсуждается, — сказал Лыков. — Для разноуровневой многонациональной каши, которую скрепляла наша страна, имперская форма является единственно возможной. Мы просто еще не поняли, что потеряли. И как нам потеря аукнется. Дальше.

— Дальше — какой-то случайный набор! — буркнул Сергей, задетый тем, что его прервали. — Распад семейственности, возврат к безграмотности и религиозности населения, замена СМИ на фейковые структуры — и появление нелюдей. Никакого общего стержня, бессмысленный набор ложных утверждений!

— Почему же, есть общее, — задумчиво говорит Мося. — Это все — элементы деградации страны. А знаешь, если под таким углом посмотреть, действительно складывается впечатление, что какая-то катастрофа была. Могли мы не заметить катастрофу?

Риторический вопрос. С нынешними СМИ, генерирующими привлекательные фейки для развлечения публики, можно замолчать и спрятать даже ядерную войну. Но пусть они спорят, не собираюсь вмешиваться. А что собираюсь...

— Рита, помоги дойти до ванной, — аккуратно прошу подругу, стараясь не мешать спору.

Рита отрывается от готовки, смотрит с тревогой и подходит. Удаляюсь под ручку с ней в сторону ванной. Друзья провожают понимающими ухмылками: мол, дело молодое, свидетели не нужны. Вот пусть сидят, пьют "Саянскую белочку", играют в карты и ухмыляются. А мы тем временем...

Твердой рукой направляю девушку к двери. Рита смотрит вопросительно и тревожно. Что ж, тревога надолго поселилась в наших взаимоотношениях. Ничего, переживем.

— Надо завершить дело, — бормочу я. — Поимка маньяка и твоя вербовка в Службу — вовсе не конец, сама понимаешь, это вообще к делу мало относится. Наше дело — семейное, и его надо завершить. Иначе всю жизнь будем шарахаться от родни.

Рита смотрит испуганно. Знает она, как я обычно завершаю дела с монстрами мира мутантов. А ее родители — они все же родители, как ни крути. Самые близкие после меня люди. А то и до меня.

— Как?!

А хороший вопрос. Как нормализовать отношения с родителями жены, если отец убивает за неподчинение, а мама — мутант, поставившая свои сверхспособности на службу преступному сообществу? Как? Да они ежедневно будут загонять меня в образ слуги и ничтожества, потому что таково их истинное отношение к людям. А не подчинюсь — разлучат с Ритой, так или иначе. Их устроит только послушный зять, это раз, и только из их среды, это два. Я категорически не подхожу.

Оп-па. Начинаю лучше понимать отчаянную авантюру Риты. Что она наплела родителям обо мне, что оба накинулись с кулаками? Хм... а ведь, если посмотреть непредвзято, Рита добилась своего! Маменька огребла на орехи, и неважно, любит она их или нет. И папенька огреб. Теперь они, по крайней мере, меня опасаются. А от опасения до уважения — один шаг. Как бы его пройти, не получив пулю в башку? Тоже ведь вопрос. Но Рита все равно выбрала неверный путь. Путь "ведьмы" — по определению неверный. И еще она — глупая манипуляторша!

Не глупая, поправляю себя. Не глупая. Юная. И черная. Это важно.

На лестнице и в лифте — никого. Врал Алексей насчет трех бригад киллеров, ох и врал. Максимум парочку наблюдателей заловили. Иначе тут было б не протолкнуться от бойцов в броне. А охранял меня лично... хм, а больше некому. Если не хочешь светить сотрудника перед Службой — делай все сам. Да что за гадость образовалась у него по работе, если собирает тайную, лично ему преданную команду? Что-то у меня заранее неприятно сосет внутри.

Охранники на проходной провожают нас внимательными взглядами. А вот здесь вполне могли бы нарваться на представителя Службы. Или Алексею по рангу телохранители пока что не положены?

— Док, не мог предупредить? — ворчит Рита. — На меня все будут пялиться, я же в домашнем!

Смотрю оценивающе и не нахожу различий. Что прогулочно-выходная одежда прозрачна, что домашний халатик. Он даже длиннее на пару сантиметров. Так и говорю. Рита машет рукой и решительно садится в такси. Водитель смотрит вопросительно. Я предусмотрительно заказал машину для поездки по несертифицированным трассам, и машина прибыла не на автопилоте. Нарушение режима секретности, да и плевать.

— Адрес, — подталкиваю я Риту. — Адрес назови. Наверняка у твоей маменьки есть место, куда она прячется переждать опасность. И ты его должна знать.

Девушка смотрит вопросительно. Ну да, она же не в курсе.

— Я с ней общался, — криво усмехаюсь я. — Сидит она сейчас под веником и не дышит, есть такое подозрение. Ну?

Рита впечатлена. Так-так. Выходит, знает она о сущности работы маменьки, очень хорошо знает — и не представляет, чем ее можно так напугать, чтоб сбежала из собственной квартиры. Еще одна маленькая темная страничка ее семейной жизни.

Едем. В глазах Риты вопрос — как? Молчу. Моя любимая должна все сделать сама. Понять, принять и сделать. Это — обязательное условие нашей, надеюсь, очень долгой совместной жизни. Жестокое, но — обязательное.

Кстати о долгой жизни. А на пот меня все же прошибло. Так и окочуриться недолго. Рановато я встал, но другого подходящего момента могло не подвернуться. Рискую, и не чем-то, а собственным здоровьем!

Рита замечает болезненную испарину.

— Ненавижу твоих друзей! — шепчет она страстно. — Бесчувственные идиоты! Заставили убивать меня! Сами ни разу не любили, и не подозревают, что это такое!

Ого, вот это сила. Так она и до наведенной порчи докатится. Не встречал, не верю, что физически возможна, но от моей цапли можно ожидать всякого. Расшатанный генокод — страшная вещь.

— Они совершенно ни при чем, — бормочу на всякий случай. — Это мой и только мой выбор. Долг перед человечеством. Я поклялся уничтожать нелюдей, однажды и на всю жизнь. А ты — "ведьма", один из самых страшных видов. К тому же — темная.

Рита зябко ежится и придвигается ко мне. Мои секретные записи она читала. Но не спрашивает, почему не убил. Зачем спрашивать, если ответ видела лично? Я бы прежде сам умер.

— Я не сразу поняла, что изменилась, — призналась она еле слышно. — Власть над людьми... такая сладкая. Увлеклась. А потом не смогла исправить. Док, ты когда-нибудь меня простишь?

И снова в глазах любимой тревога. Что ж, будем жить с тревогой, и не к такому привыкают.

Такси аккуратно сворачивает с трассы в лесопарковую зону. Там и тут — высокие ограды элитных загородных домов. Вот она где прячется, преступница. Среди правительственных чиновников и полицейских чинов. Не самого высшего полета, но все равно, как говорят врачи, симптоматично.

— Я не знаю, что делать, — признается Рита.

Все же не поняла сама. Ей всего восемнадцать, напоминаю себе. Юная, неопытная. Это простительно.

— Во времена задолго до Катастрофы девушки уходили после замужества в другой род. Брали в приданое только личные вещи — и уходили.

Подозреваю, Мося с Сергеем посмеялись бы над моим утверждением, но мне плевать. Гипотеза Катастрофы меня полностью устраивает, потому что объясняет все несуразности моей несчастной родины. А раз так — она верна.

— Девушки? — подает голос Рита.

Умница, отмечаю я в очередной раз.

— Или парни. Но что будет, если я уйду в примаки, ты прекрасно понимаешь.

Такси плавно сворачивает к высоким кованым воротам. Момент истины.

Рита прерывисто вздыхает и решительно выбирается из машины. Перекидываю водителю на инфо плату за проезд, задаток на ожидание и топаю следом. Вот интересно, если на воротах не живой охранник, а автоматическая система, Рита через забор полезет в своем коротком халатике? Меня ее мама точно на порог не пустит.

Ого, вот это привратник. Глыба. "Гоблин". Ну надо же, "гоблин". А я бы поставил на "термита". Он — не из банды? Доверенное лицо или?.. Бесцеремонно оглядывает Риту маслеными глазками, отмечает домашний халатик. Меня в упор не замечает, как будто я — пустое место. Ну-ну.

— Явилась, — констатирует он. — В одном халатике. Снова начала? Скоро без трусов припрешься?!

Жирдяй злится совсем как член семьи. Кто он Рите? Еще одна страничка семейной жизни? Не хочу знать. Решительно выдвигаюсь вперед. Привратник щетинится, но слегка отступает. Боится, и правильно делает.

Рита уверенно касается сканера, ворота отползают. Похоже, моя любимая тут частенько бывает. Ну и как богатство маменьки стыкуется со скромными одеждами дочки? Начинаю догадываться об ответе. Или Риту в семье не привечали, или она семью. Но скорее всего — то и другое одновременно. Дочь-бродяжка. Как говаривали до Катастрофы — отрезанный ломоть.

Разноцветные брусчатые дорожки, цветущие кустики и стриженая травка. Так, здесь поработал ландшафтный дизайнер, судя по наличию альпийской горки и фонтанчика. Терпеть не могу стандартные решения, они мне еще в виде пищи быстрого приготовления опротивели раз и навсегда. Останавливаюсь и киваю Рите на коттедж. Дальше она сама, ее маменька от меня просто сбежит. Или стрелять начнет — тоже, знаете ли, неприятно. Рита мнется.

— Я включу инфо на постоянку, — бормочет девушка. — Послушай, ладно?

И решительно шагает ко входной двери, сверкая голыми ногами. Все же забавная у моей любимой походка. Цапля — она и есть цапля, голенастая и неуклюжая. Или... или серьезно обучавшаяся ходьбе на туфлях-столбиках. Я ни разу не видел, но что я знаю о ее жизни в Израиле? Что я вообще знаю о ее жизни?

Слушать оказалось, по большому счету, нечего. Мама и дочка в основном молчали и смотрели друг дружке в глаза. Потом Рита произнесла стандартный текст полного отказа от имущественных претензий. Под запись. Все же догадалась сама, чем пронять маму, умничка. А потом случилось то, что я даже не ожидал и не надеялся.

— Прости меня, мамочка, — пробормотала Рита чуть слышно. — Я лезла в твои отношения с папой, как последняя дура. И все тебе испортила. Если можешь — прости.

— Повзрослела, — сказала темная "чарми" с непонятной интонацией. — Приходи в гости, если что. Только без соли.

Соль? Наверняка какая-то внутрисемейная шутка. Не хочу знать.

Рита выходит из коттеджа задумчивая. Идет к такси, кивает на прощание привратнику или кто он там — и останавливается.

— Позаботься о маме, толстый. У нее остался только ты.

Неправда, "чарми" никогда не страдают от одиночества, но — для "гоблина" приятная неправда.

— Иди, шалава, — бурчит привратник, и в его исполнении это звучит как дружелюбное прощание. Собственно, так оно и есть.

— Работаю с тобой, читаю твой учебник, все вижу, все знаю, и все равно не верится, что они такие примитивные, — признается Рита в такси. — Читаю маме отказ от имущественных претензий, а у нее лицо так светлеет, светлеет! Ну неужели они все жадные эгоисты и ничего больше?!

Не отвечаю. Меня больше беспокоит внезапно возникший вопрос: а почему, собственно, маму Риты до сих пор не грохнула Служба? Мутант? Несомненно да. Опасная для общества? Еще как. "Черные риэлторы" — по сути банда убийц, а она на них работает. Известна Службе? Однозначно да, Лыков проговорился, назвав ее Черной Леди. Ну и? А ведь ее не только не трогают, но и не препятствуют деятельности. Как бы меня не касается, но только на первый взгляд. А если на второй, то уже возникает вопрос: а не прилетит ли мне ответка за наезд на Черную Леди от неведомых структур, которым ее деятельность выгодна, а?

Рита вздыхает и прижимается к моему плечу. Ого. А отказ ей непросто дался. Все же у нее всегда было место, куда можно спрятаться от жизненных невзгод, а тут раз — и живи сама как знаешь. И где знаешь. И она мутантка. Впрочем, остается еще отец.

— Папу отказом от имущества не проймешь, — тихо говорит Рита. — Он меня к тебе не отпустит. Никогда. Он меня любит, понимаешь?

Я понимаю. Чего не понимает моя цапля — гораздо важнее то, что она тоже любит отца, любит неистово, болезненно, и за его любовь готова убивать. Вот это и есть ее главная проблема. Как с ней справиться, она не знает. Что гораздо важнее — не знаю и я.

— Ну вы едете или как?

Это таксист. Голос недовольный, рожа презрительная. Еще одна проблема столицы. Так-то Москва мне нравится, но вот ее таксисты — отдельная и очень неприятная тема. Это из-за того, что немалую часть таксистов составляют "термиты". Они любую работу выполняют так, словно оказывают тебе огромное снисхождение, а остальные с них берут пример. Результат — у нас перед глазами. Говорят, до Катастрофы было иначе и таксисты просто возили пассажиров, но мне не верится. Мутантов в Москву словно магнитом тянет, думаю, и до Катастрофы тянуло.

— На работе молчи! — сурово отрезает Рита.

Таксист каменеет за рулем, и я понимаю, что теперь он действительно на работе будет молчать. Всю оставшуюся жизнь. Это очень плохо, ломать свободную волю вообще плохо, и надо бы Рите сделать втык, но вспоминаю себя юного и сдерживаюсь. Сам я по молодой дурости и не такое творил, с симпатичными мне женщинами, например. Девочка просто невероятно устала и сорвалась, бывает.

— Ой, — смущенно бормочет Рита. Ага, дошло.

— Он действительно теперь будет молчать, — аккуратно добавляю ей, так сказать, соли на рану. — Не сможет договариваться с клиентами, потеряет работу. В торговле ему тоже места не будет, а больше ничего он не умеет. Семья впадет в нищету, мужик сломается и запьет. Потом тронется рассудком. Точка. А всё потому, что ломать свободную волю — мерзость.

— Я не ...

— Дело не закончено, — напоминаю мягко. — Договаривайся о встрече с отцом.

Рита облегченно прерывает оправдания и тянется к инфо. Минута уверенных переговоров с каким-то Олежкой, таксист получает координаты и трогается с места. Всего лишь один звонок, чтоб получить моментальный доступ к самому охраняемому в стране телу. Еще одна темная страничка тайной жизни моей ненаглядной цапли.

Встреча назначена в садово-парковой зоне Большой Москвы. Садово-парковая зона — одна из дурацких затей городского начальства, но для встреч подобного плана самое то. Огромные парковые пространства, сотни и сотни сотрудников горзеленстроя ежедневно поддерживают их в чистоте и порядке — а жилья в шаговой доступности нет. Следовательно — пустуют. Шумят фонтанчики, цветочные бордюры благоухают, брусчатка блестит, а людей... Не, кое-кто есть, бродят там и тут. Приезжают на машинах, платят нехилые минималы парковщику и гуляют. Типа — культурный отдых. Но совсем не то, что на бульварах столицы, совсем не то. Вот среди гуляющих я и пристраиваюсь непринужденно. Сижу на скамейке, ни на кого не смотрю.

— У папы охрана, — предупреждает Рита. — Профессиональная. Они из зоны встречи всех выметают. Вряд ли твои способности...

Спокойно киваю и остаюсь на прежнем месте. Да, профессионалы меня заметят. Но — это если я подхожу. Совсем иное дело, если я присутствую в месте встречи изначально, тут магнетизеру раздолье.

Рита мнется и тревожится. За меня, за отца, за себя. Прекрасно ее понимаю. Пойди что не так, и тут начнется рубилово. А в массовке словить пулю-нежданку — обычное в общем-то дело. Именно так погибает большинство нечаянных свидетелей бандитских стычек.

Первыми заявились бодигарды. Возникли из ниоткуда, властными жестами и полицейскими жезлами отворотили редких гуляющих. Вежливо поздоровались с Ритой — знают в лицо. А один остановился рядом, качнул требовательно головой, мол, проваливай.

— Я посижу для естественного фона, — кротко сообщаю ему.

Бодигард удовлетворенно кивает и отворачивается. Естественный фон — это охраннику близко и знакомо, это нормально.

"Крафт" выкатывается на пешеходную зону уверенно и демонстративно. А чего водителю бояться, если на стекле светится универсальный пропуск от полиции столицы? И даже не сказать, что купленый, Олег Белых вроде бы у нас числится депутатом. В том числе.

Откатывается дверца механического чудовища, по недоразумению числящегося легковой машиной... м-да. Это я его хорошо приложил. Качественно и до конца жизни.

Олег Белых, он же израильский бизнесмен Олег Вайнштейн, он же российский провластный бандит Олег Беляк выкатывается из машины на инвалидной коляске. Не то чтобы ему неудобно, такие коляски и по лесенкам шагают, и в метро сами спускаются, но вряд ли мужчину это радует. Потому что в инвалидные коляски просто так не садятся.

Олег Вайнштейн, зверь и нелюдь, умирает. Я вижу это четко и недвусмысленно. У него уже наступила последняя стадия истощения: костюм топорщится мешком, костлявое лицо обтягивает сухая кожа, голова еле держится. Одни глаза светятся умом и волей. Вот эта воля его и сгубила. Ему же ясно было сказано: "Не злоумышляй, задохнешься". Отдать приказ он боялся, чуял, что действительно задохнется, но не мог не желать мне смерти. Мечтал, планировал, предвкушал. Хрипел и задыхался, но не отступал. И жесткая установка начала поедать упрямый организм. Такое в моей практике уже случалось неоднократно: лечишь голову, а в результате вылазит такое, что лучше не вспоминать, чтоб не сгореть со стыда. Да, мы, врачи, такие: беремся лечить организм, толком не представляя, с чем имеем дело. Ну и лечим.

— Рахиль... — слабо произносит умирающий монстр.

Рита внезапно срывается с места. Ого. Она, оказывается, умеет бегать. Ну, когда стимул есть. Вихрем проносится по площадке и падает отцу на грудь.

— Олежка, Олежка, как же так?! -разбираю сквозь ее рыдания.

Олежка. Отец для нее в личном общении— Олежка. Не отец, не папа, не аба, даже не фатер. Олежка. Как брат, как друг, как возлюбленный. Еще одна темная страничка жизни моей подруги. Сколько их еще обнаружится?

Они беседуют, бессвязно и нежно. Не вслушиваюсь — главное будет сказано в конце. Так и происходит.

— Я замуж вышла, — сообщает Рита и смотрит на отца мокрыми глазами. — Пожелай мне счастья.

Монстр долго молчит. Представляю, каково ему сейчас. Сейчас он навсегда теряет беззаветно любящее его существо. Поделить дочь между мной и собой он не готов — и никогда не будет готов. Зверь, для которого в этой стране невозможно почти что и нет, не способен допустить свободу воли у окружающих его людей.

— Вовремя, — наконец скрипит Вайнштейн. — Я, сама видишь, скоро тебе ничем не смогу помочь. И врачи... мутят. Даже чем болею, не говорят.

Рита рыдает. Это Вайнштейн, может, не понимает, что с ним происходит, но не Рита.

Они договорились. Звучит как чудо, но они все же договорились. Рита покаялась во всех грехах, а отец простил и пожелал ей счастья. Близость смерти, оказывается, иногда проясняет и такие черные души.

В такси мы молчим. Ну, с таксистом понятно, ему теперь до конца жизни молчать, но и нам обсуждать по сути нечего. Я убиваю ее отца. Это понимает она, понимаю я. Просить за отца Рита не может — если Вайнштейн выкарабкается, первым делом он убьет меня. И просить отца за меня она тоже не может — монстры глухи к подобным просьбам, потому что считают их непростительной слабостью.

— Что же я наделала! — наконец с отчаяньем шепчет Рита. — Отец — монстр, а ты — убийца монстров, неужели не понимала? Какая дура...

Я молчу. Меня как бы и не спрашивают ни о чем.

— Док, я — дочь своего отца! — вдруг с вызовом говорит Рита. — Я — черная! Ты сможешь жить со мной?!

Ну вот и вопрос. Да такой неслабый! И не соврешь, она же читает мои записи и в курсе всех исследований.

— Да, — отвечаю коротко и недвусмысленно.

— А как? Я же черная, я ведьма...

Перебиваю ее самым простым способом — обнимаю. Девушка смотрит недоуменно. Ей требуется разъяснение. Оно и понятно, она не хочет кончить жизнь, как предыдущая ведьма.

— Ну, черная, — бормочу неохотно. — Подумаешь. А я, по-твоему, какой?

Рита вырывается и подскакивает, глаза в пол-лица.

— Вот Катюшка, — объясняю я. — Она белая. А ты черная. В чем между вами разница? Она людей любит и жалеет. Если ее обидеть — плачет. А если тебя обидеть? Вилкой пырнешь. Или отравленной соли подсыплешь.

Рита краснеет. Значит, угадал с маменькиной солью.

— Мы с тобой, малышка, убийцы, этого не изменить, — вздыхаю я. — Людей не очень-то любим. Но защищаем. В этом наше предназначение. Главное — на забывать о нем, а черная или белая, не так уж важно...

На самом деле, конечно, важно, но Рита хочет мне верить. Я и сам хочу себе верить.

А ты рыцарь, Док, — грустно улыбается она и кладет ладошку в мою ладонь. — Черный, но — рыцарь. Вечно на страже человечества.

— Ты тоже, малышка, ты тоже, — бормочу язвительно. — Иначе Лыков нам головы открутит.

— И он — рыцарь, — охотно соглашается Рита. — И кстати, Док: я не малышка. Думаешь, не знаю, как меня называешь? Говори уж прямо — цапля. Черная цапля. Чего стесняться, если так и есть? На полголовы выше тебя, ноги непропорционально длинные...

Мне немножко стыдно. Рита, в общем-то, не заслужила такого прозвища, она вполне симпатичная девочка, вон Даниил на нее заглядывается...

Такси останавливается. Таксист, естественно, молчит. Ага, приехали. Расплачиваюсь и помогаю Рите выбраться из салона, с ее коротеньким халатиком это необходимо.

— Долго жить будет, — внезапно цедит Рита, глядя мне за спину.

Капитан Лыков смотрит на меня с безнадежной укоризной.

— Мы там играли в карты и считали, что ты обнимаешься в ванной с подругой, — сообщает он. — И я считал. А потом пришло сообщение от службы наблюдения, что некие типы находятся на встрече с Вайнштейном — мы за такими, как он, постоянно присматриваем. И вдруг выяснилось, что уже прошло три часа, "Саянская белочка" давно кончилась, а мы все подливаем себе из пустой бутылки и, что характерно, даже пьем. И это не смешно. Ребята обиделись и готовы вам бить морды.

Я молчу, мне стыдно. Рита неудержимо улыбается. Ей-то что, ей морды бить не будут.

— Закрыли дело? — деловито интересуется Лыков.

Получает подтверждение и удовлетворенно кивает.

— Завтра выезжаете в Питер, — внезапно сообщает он. — Там... работа, в общем. По вашему профилю.

— А что, разве в Питере нет филиала вашей Службы? — моментально по привычке огрызаюсь я.

— Есть. Вот против нее и придется работать. Завелся там кто-то, Георгий. Кто-то очень серьезный.

Алексей смотрит серьезно и строго. Он ждет ответа. Настоящего ответа. И неважно, что он все-таки добрался до моего прошлого, сейчас неважно. Я думаю. И согласно прикрываю глаза.

— Катюшку заберете с собой, нечего ей у Даниила делать, — приказывает офицер. — Официально — для учебы в спецшколе при питерском университете, но на самом деле Даниил оформит на вас полное опекунство, заберете девочку навсегда. Не подведите меня, я за вас поручился. Далее: поедете под прикрытием как офицеры спецвойск на курсы повышения квалификации, там как раз что-то проводится при академии военной разведки.

— Ничего себе прикрытие! — невольно вырывается у меня. — Может, еще на груди табличку повесить, что я шпион?!

— Занятия будут проводиться в том же здании, где расположен штаб Службы, — поясняет Лыков без тени улыбки. — Это единственный способ легально подобраться поближе, не привлекая внимания. Далее: с вами отправится оперативник, не связанный со Службой. Поэтому — один. Вы знакомы.

Смотрю вопросительно.

— Мата, — неохотно бормочет офицер.

Начинаю тихо свирепеть. Необученная девушка — оперативник? То есть, я один в девичьем окружении против всей питерской Службы?!

— Некого больше, Георгий, — тоскливо говорит офицер. — Поверь мне, некого.

И я верю. Просто потому, что предполагаю причину. Засвечены списки личного состава, только и всего. Сам попадал в подобную ситуацию. Там, на Балканах, на войне, которой не было. И меня так же вытащили люди со стороны, о которых никто не знал. Причем — женщины.

— С Матой поедет сопровождающий, — хмуро говорит Алексей. — Он не при делах, просто силовая поддержка на крайний случай. Сам напросился. Его ты тоже знаешь. Мося.

Офицер недоволен, там явно какие-то сердечные дела, а в работе они не приветствуются. Но у меня немного теплеет на сердце. Верный боевой бульдог за спиной — уже кое-что.

— Присяга на верность человечеству — завтра, — заключает офицер. — Сразу после инструктажа. Свободны, бойцы невидимого фронта. Идите спать.

Я мнусь, мгновение всего, но офицер замечает, глазастая сволочь.

— Нет у вас никого, — язвительно сообщает он. — Я их по домам отправил. Во избежание. Иди, не ссы, морды бить не будут.

И уходит. Сердито гляжу ему вслед. Все же он грубиян. Мутанты гораздо, как говорят сейчас, политкорректней.

Ладошка Риты нервно ложится в мою ладонь. Она боится. Кулаки бойцов Службы она уже испробовала на себе, а в Питере против нас будет работать весь филиал. Забьют.

Не ссы, прорвемся, — поддерживаю ее одной из прибауток наемников.

И я грубиян.