Таинственная болезнь Рейстлина

Рейстлин рывком сел на постели. Привычная с виду комната, заваленная горами книг и разными магическими артефактами, ничего нового. Маг с отчаянным стоном откинулся обратно на мягкие пуховые подушки. Для него до сих пор было не привычно чувствовать мягкие пуховые постели, вместо соломенных, а ведь не один год уже прошел.

Колдун вздохнул и тут же закашлялся, сплевывая в руку сгусток черной крови. Болезнь распространялась по венам как яд, убивая его. Не то чтобы он этому как-то сопротивлялся. В конце концов, он ведь сам! Сам позволил себе посмотреть! Сам захотел увидеть ту, что заперта!

Сначала маг просто смотрел. Видел изящность не присущую не одной смертной женщине. Смертоносность ее грациозных движений, хотя у нее не было оружия. Возможно, потому что она была сильнее и могущественнее чем любое оружие? Рейстлин, слабый здоровьем, мелкий и хилый по сравнению со своим братом, помнил, как тот танцевал со своим клинком. Тогда будущий колдун завидовал Карамону и убегал к матери жаловаться, что противный братец не дал поиграть с мечом.

Рейстлин усмехнулся, возможно, ли, что Темнейшая тем и привлекла его внимание, что была похожа на клинок? Красивая и смертоносная. Поначалу так и было.

С чего же началось? Почему он вдруг начал с ней разговаривать, несмотря на запреты? Колдун нахмурился, пытаясь вспомнить. В последнее время память его подводила. Не помогали не отвары, ни заклинания. Магия не панацея, тем более темная. За каждое действие, она требует свою цену. Иногда цена не соизмерима с тем могуществом, что ты получаешь. Он, Рейстлин Маджере понял это слишком поздно. Хотя не жалел. Слишком любопытен маг был.

С чего же все началось? Была какая-то проблема... С магами...Да, точно была проблема с магами светлой ложи. Додумались же придурки использовать чистый свет как проклятие. И испытать ни на ком другом не нашлось, кроме как на Даламаре. Мальчишку Рейстлин приметил уже давно в свои ученики, да только вот не спешил как-то этого показывать. Дождался, называется. Ребенок повелся на провокацию и устроил пару мелких пакостей светлым, а те со своим добром и милосердием прокляли его.

Колдун тогда истратил почти все свои силы, пытаясь не то, что снять, хотя бы замедлить заклятие. Тогда он поседел окончательно, но смог. Остановил распространение проклятие, кое-как стабилизировав его состояние. Оставался вопрос как его снять, ведь оно все равно было и медленно убивало мальчишку. Знаний, как снять эту дрянь не было. Книги, и так зачитанные Маджере до дыр не помогали. Тогда он пошел на риск. И заговорил с НЕЙ. Даже не так, он умолял ее помочь мальчику. Такая прекрасная и опасная Богиня восседала на обычном камне как на троне и спокойно, даже как то оценивающе смотрела на него. Без издевки и насмешки, без каких-то других эмоций. Такхизис думала. В конце концов, величественно кивнув, она заговорила. Чистый, но тихий голос пленял, вбивал в голову каждое слово подобно раскаленному тавро. Она рассказывала об обычных вещах, для нее. А он, словно любопытный мальчишка ловил каждое слово, задавая бесчисленное множество вопросов. Богиня не давала прямых ответов. Да и не хотел их Рейстлин. Живой и пытливый ум быстро структурировал полученные знания. Тогда он ушел, не попрощавшись, увидев напоследок снисходительную улыбку Такхизис.

Лечение Даламара сдвинулось с мертвой точки, и спустя несколько бессонных дней колдуну удалось излечить мальчишку, пусть ни без последствий, из-за чего часть тела ребенка была больше похожа на усопший скелет, но ему это удалось. После этого колдун ушел. Спать. Точнее учится. Проснулся через три дня, с гудящей головой и урчащим желудком.

В столовой наткнулся на мальчишку, над которым издеваться начали не в пример больше чем прежде. Пришлось принимать его в ученики раньше времени. Отговорка, что ему интересно изучить последствия заклятие устроила всех. И все поверили. Даже Даламар, а ведь не глупый вроде парень.

Рейстлин фыркнул и сделал попытку подняться. Нужно привести себя в порядок. Темное братство не терпит слабости. Значит нужно ее замаскировать. Даже если эта слабость вызвана сильнейшей Богиней, от которой он сам не стремился уходить. А вот почему, в этом он не признавался даже себе. Пока не признавался.