Прийти в себя. Вторая жизнь сержанта Зверева (черновик)

Посвящается моей жене Наташе и моим детям Насте и Максиму...

Прийти в себя. Вторая жизнь сержанта Зверева

Книга первая. Пионер по прозвищу "Зверь"

Глава первая. На войне как на войне...

"Война - это грязь, война - это мерзость. Какая бы она ни была.

Приходится иногда брать в руки оружие и защищаться от нашествия..."

Булат Окуджава

Авдеевка. Год 2016

Через блокпост группа проходила поздно вечером.

В принципе, до вражеской батареи можно было добраться и по "зеленке"*. Но это было бы гораздо дольше — все посадки вдоль трассы давно были нашпигованы минами и неразорвавшимися боеприпасами, идти в час по чайной ложке, всю дорогу шаря миноискателями — себе дороже. И долго, и риск засветиться, да и нарваться на шальную растяжку как-то не улыбалось. А по полям, где человека или группу издалека видать, да с такими же "сюрпризами" — эффект примерно тот же. Вот и пошли "внаглую", через блокпост — вначале, как всегда, Зверь и Стерва, а потом — вся остальная команда.

План был прост, как пять копеек — Зверь примерил на себя свою излюбленную роль простачка, эдакого мелкого коммерсанта-недотепы, всем своим видом давая понять украинской солдатне, что у них есть счастливая возможность сейчас "раздеть" этого лоха по полной программе, а заодно и бабу его оприходовать. Кто увидит? Время позднее, машин почти нет, да и кто в такую темень попрется по шоссе? И вообще, после шести вечера редко какой водила отваживался проехать по "серой зоне" через блокпосты украинской армии или, что еще хуже, через блокпосты, контролируемые добробатами*. Тем более, везти через них товар...

Старенький "Рено-кенго", "кенгуру", или как его еще в народе называют, "пирожок", был набит коробками. И на первый взгляд могло показаться, что там товара просто немеряно. На это и был расчет — вызвать приступ жадности у вечерней смены, которой не достались все дневные "сливки". В зоне АТО* действовало неписанное правило — любой блокпост являлся своеобразным способом легально грабить всех проезжающих через него. Поэтому любые пункты пропуска на дорогах охваченного войной Донбасса, которые контролировали и вооруженные силы Украины, и так называемые "добровольческие батальоны", имели не только твердую таксу за пропуск груза в ту или иную сторону, но и снимали "пенки" с этих грузов. Размер "дани" зависел от наглости постовых и покорности тех, кто вынужден был "делиться".

Расчет оказался точен — уже при проверке документов, когда Зверь, убедительно игравший свою роль, показал все накладные, где числилась и сгущенка, и шоколад, и еще много всяких "ништяков", которые обязательно должны были заинтересовать украинских "хероев", сержант по имени Мыкола сразу же обернулся, показав старшему блокпоста большой палец. И дурак бы "вкурил", что сейчас его будут грабить. Зверь, игравший роль дурака, "не вкурил". Поэтому покорно пошел за сержантом в бетонное сооружение, почему-то называемое ВСУшниками* бункером. Перед тем, как зайти, Макс, обернувшись, увидел, что Стерва уже готова действовать — с ней оставалось всего трое солдат. И, ни о чем не беспокоясь, он спокойно вошел в "бункер".

Как и ожидалось, внутри было пятеро. Бодрствующая смена. Снаружи метрах в 15 стояла армейская палатка, там, по-видимому, находилась отдыхающая смена и резерв, 10-12 человек.

"Это — если эти гниды устав читали", — подумал про себя Макс.

Но зарубку в уме поставил.

Отдыхающих можно было пока не опасаться, скорее всего, плотно поужинав и приняв "на грудь" солидную дозу самогонки, все эти вояки дрыхли без задних ног.

"Как еще эти на ногах стоят? Перегаром прет за версту, рожи красные, глаза мутные. Ну, прекрасно, задача облегчается", — Зверь мысленно поздравил себя с правильностью выбранного способа действия.

Он уже распределил последовательность отправки укроповских вояк к их "небесным сотням"*, как внезапно намеченный план начал на ходу меняться.

Старший блокпоста, одутловатый старлей в довольно грязном камуфляже, видимо, решил особо не церемониться с недалеким барыгой, поэтому, даже не проведя стандартную процедуру допроса и досмотра, просто ударил посетителя ногой в живот. Вернее, ударить-то ударил, но в том месте, где только что стояла мишень для удара его ноги, внезапно оказался сержант Мыкола, который заранее приготовился добавить недотепе прикладом сверху. Но, неожиданно поймав "с ноги" от своего командира, влетел в бетонную стену бункера. Да так неудачно, что стволом АКМа заехал себе же в глаз.

За эти несколько секунд Зверь успел перейти в режим быстродействия, поэтому, когда раздался визг и мат раненного своим же автоматом Мыколы, двое укровояк с перерезанным горлом уже оседали на бетонный пол. Никто из солдат даже не успел увидеть, как и когда предполагаемая "жертва" успела достать острый, как бритва, нож, а главное — никто из них даже ничего не понял — настолько быстрыми были движения только что такого медлительного и даже сонного "предпринимателя". Собственно, движений было всего два — уход с линии атаки с выносом руки, вооруженной ножом, снизу-вверх и поворот на 360 градусов с одновременным горизонтальным проносом ножа через тела двоих ближайших противников. Классика ножевого боя в ограниченном пространстве.

Сам старлей ничего не успел понять — что-то внезапно хлестнуло его в глаз, и свет для него моментально выключился. Навсегда. А Зверь, воткнув левой рукой в глаз старшому обыкновенный гвоздь, который заранее припас в рукаве, правой продолжил круговое движение с ножом, на этот раз немного изменив траекторию. И, полосонув четвертого военного по сонной артерии, левым локтем, завершая круг, ударил пятого в висок. Предвкушавший легкую добычу воин с большой дороги гэпнулся вниз, как мешок с удобрениями, даже не пикнув. А Макс уже прыгнул к валявшемуся на полу Мыколе, который в голос матерился, но почему-то по-русски.

"Вот ведь нехорошо — ты ж украинский патриот, а ругаешься по-москальски", — успел подумать Зверь, прекращая поток мата незадачливого воина простым и незатейливым способом — ударом ноги в челюсть. Судя по хрипу, вместе с челюстью он перебил вояке и гортань. Окинув взором неподвижные тела, сержант армии Донецкой народной республики Максим Зверев, по прозвищу "Зверь", выскочил наружу.

Как всегда, боец армии ДНР Анастасия Кротова с позывным Стерва сработала четко и быстро — возле "пирожка" валялись тела трех остальных украинских солдат из дневной смены. Настя спокойно собирала их оружие.

"Даже не звякнуло ничего", — удовлетворенно отметил Зверь.

— Палатка. От 8 до 12. Без шума. Я — основа, ты подчищаешь. Пошли. — Зверь на ходу вытащил из-за спины второй нож и так, с двумя лезвиями, выставленными в стороны, пошел своей знаменитой танцующей походкой в сторону большой армейской палатки, стоящей метрах в двадцати от блокпоста на обочине. За ним тенью двинулась Стерва, машинально вытерев об один из трупов свой здоровенный мачетэ.

Про этот клинок ходили легенды еще в донецком ополчении. Никто не мог понять, где может прятать хрупкая Настя этот здоровенный тесак. Однако же доставала она его моментально, причем, в самых непредсказуемых ситуациях. А уж как она управлялась с этим клинком... От лицезрения процесса появления холодного оружия становилось горячо любому, кто это мог наблюдать. Правда, многим удавалось это видеть лишь один раз в своей жизни — первый и последний. Своих младший сержант этим зрелищем баловала нечасто — такое позволялось видеть только самым доверенным людям. То есть, членам диверсионно-разведовательной группы "Стикс", прикомандированной к батальону "Спарта".

...Храп из палатки был слышен даже на блокпосту.

"Неудивительно", что вопли Мыколы никого не разбудили — они сами себя не разбудят таким храпом, перепились, как всегда", — подумал Макс, откидывая полог палатки.

В нос ударила густая вонь от немытого человеческого тела, грязных носков, перегара, селедки с луком и еще Бог знает, чего. Непривычного человека, наверное, сразу бы стошнило, но диверсанты были привычны ко всему. Тем более что этот блокпост был далеко не первым в их послужном списке. Ведь до сих пор украинские военнослужащие ни разу не были замечены в стремлении к чистоте и воинской дисциплине, то есть, в добросовестном отношении к своим служебным обязанностям. Впрочем, что касается службы в понимании украинских вояк — то есть, умения грабить, убивать, насиловать и разрушать — здесь украинская армия могла поспорить с любой армией мира. Здесь им равных, наверное, не было и, скорее всего, не будет.

Резать спящих людей — задача довольно простая. Резать спящих нелюдей еще проще. Не было ни жалости, ни страха, только брезгливость — от вони, которая стояла в палатке, от внешнего вида этого подобия людей, от ощущения не человеческого жилья, пусть и временного, а свиного хлева. А резать свиней...

Макс подходил к каждому спящему, закрывал ему рот заранее подобранной чьей-то шапкой, и одновременно вонзал нож в сердце. Второй клинок пришлось спрятать — он не понадобился. Десять ударов — и вот на деревянных топчанах лежат бездыханные трупы. Удар в сердце, несколько секунд — и тело даже не дергается. Это при ударе в горло человек еще может хрипеть, тело продолжает двигаться, мышцы — сокращаться, а кровь — литься рекой. При точном ударе в сердце смерть наступает мгновенно и крови выливается совсем немного. Зверь имел большой опыт в этом деле, хотя резать человеческую плоть не любил, несмотря на свое прозвище.

А прозвище Максим Зверев заслужил вовсе не по причине своей жестокости, которая, в общем-то, и не была жестокостью, а, скорее, профессионализмом — какой диверсант не умеет убивать? Позывной он получил благодаря своей фамилии, причем, еще тогда, когда и не командовал своим "Стиксом", а только-только записывался в ополчение города Донецка. Как оказалось, свой позывной Зверь получил не зря...

...Когда подъехал микроавтобус с остальными членами группы, ничто не выдавало событий, которые еще 15 минут назад происходили на украинском блокпосту. Разве что внимательному наблюдателю он бы показался каким-то безлюдным — ни одного солдата, только парочка каких-то гражданских шарохались у шлагбаума. Но время было позднее, наблюдатели не наблюдались, ни проверки, ни, тем более, автотранспорт, что в одну, что в другую сторону не ожидались, поэтому Макс с Настей не стали делать бутафорию — переодеваться, изображать часовых и прочую ерунду. Просто стояли и наслаждались тишиной...

А дальше все как обычно — собрали оружие, документы, закинули трупы в палатку, слили весь бензин и пробили баки у стоящего за палаткой "кунга", покорежили старенький БТР-152, пробив радиатор и разбив панель управления, вырвав все патрубки и провода электропитания. И — растворились в темноте. Диверсионно-разведывательная группа "Стикс" шла к своей основной цели — к батарее 122-мм самоходных гаубиц 2С1 "Гвоздика"...

"Стикс" чаще всего охотился именно за артиллеристами. Уж очень много горя эти ублюдки принесли на землю Донбасса, стреляя по мирным городам и селам, убивая и калеча мирных граждан. Тех, кто даже не выходил на какие-либо митинги, выборы и прочие акции, тех, кто работал на заводах, в шахтах, на стройках или в полях, кто кормил свои семьи, растил детей, тех, кто просто жил — при любой власти и любой идеологии. Но вот новая украинская идеология жить таким людям не позволяла. Разом, одним махом зачислив всех их даже не во враги — в недочеловеки. Которым и жить-то незачем. Мол, раз отреклись от Украины, раз посмели проситься в Россию — так сгиньте навсегда! Старики, женщины, дети — без разницы!

И уже с лета 2014 года украинская армия, которая пошла усмирять восставший против новой власти Донбасс, стала обстреливать не только родившееся в боях народное ополчение Донецка и Луганска, но и те города и поселки, ту территорию, которая не покорилась приказам из Киева. Где не захотели петь "Щэ не вмэрла Украина!", где хотели жить, а не умирать. И вот поэтому новая украинская власть отбирала у этих людей их самое святое, конституционное право — право на жизнь, начав против них настоящую войну. Вернее, антитеррористическую операцию — так украинские правители цинично назвали боевые действия армии против своих граждан. Одним махом зачислив в "террористы" всех жителей Донбасса.

Стоит ли вспоминать о том, что по Конституции Украины Донбасс числился украинской территорией, а все граждане Луганской и Донецкой областей имели украинские паспорта, то есть, были гражданами Украины. Которых убивала их собственная украинская армия! Которая — согласно той же Конституции — не имела права вмешиваться в гражданский конфликт. Парадокс — в Киеве, когда на Майдане завертелась кровавая карусель, когда вышедшие на "мирный протест" уже убивали милиционеров, поджигая их коктейлями Молотова, пробивая им головы камнями, стреляя в них из винтовок и даже автоматов, тогдашний президент Янукович, которого нынешняя власть прозвала "кровавым", не рискнул ввести в украинскую столицу армейские части, не отдал приказ милиции применять боевое оружие. И — потерял власть.

А те, кто эту власть у него отобрал, ничуть не сомневаясь в своем праве карать, отдали приказ армии не защищать, а убивать своих сограждан.

Хотя, если честно, вначале армейские части, даже отправившись походным маршем на Луганск, были остановлены простыми женщинами и детьми, а также суровыми, но безоружными мужиками, которые вышли на улицы прямо под БМПшки. И остановили, и заставили десантников покинуть свои боевые машины, а потом пешком возвращаться восвояси. Потом этих молодых ребят в Киеве, кстати, пытались судить, мол, струсили, не выполнили боевую задачу. Ну, да, не стали парни давить гусеницами женщин и стариков.

Совесть еще у них была, честь воинская...

Зато после этого в украинские военкоматы поперли так называемые патриоты, националисты, молодежь с Майдана — все эти бывшие футбольные "ультрас", откровенные нацики, скинхеды, "свободовцы", "УНСОвцы" — члены националистических организаций, короче, всякая нечисть — без чести, совести и мозгов. И вот уже эти отморозки, которых украинские олигархи быстренько оформили в так называемые "добровольческие батальоны территориальной обороны", прошлись по донецкой и луганской земле, что называется, "огнем и мечем".

Жители Донецкой и Луганской областей, те, кто пережил в свое время Великую Отечественную войну, кто побывал в оккупации, когда войска гитлеровской Германии захватывали города и села на Донбассе, рассказывали потом, что не помнили таких зверств даже у немцев. Старики вспоминали, что стреляли и пытали во время той войны как раз местные полицаи, желая выслужиться, а сами немцы только отдавали приказы, стараясь больше угнать трудоспособное население в Германию или заставить его работать на себя на местах. Калечить народ — такой задачи германское командование не ставило. Разве что, если партизаны или подпольщики.

Новые украинские фашисты изначально шли карать и уничтожать, что в их понимании было одно и то же. Выходил протестовать против президента Порошенко? Посиди за решеткой, подумай. А чтобы легче думалось, головой несколько раз о бетонную стену. Голосовал против того, чтобы Донбасс был в составе Украины? Вот тебе пуля! Причем, это — в лучшем случае. Убивали и более изощренно. После того, как выбили украинские войска с части территории Луганской и Донецкой областей, в освобожденных селах, а также в заброшенных шахтах стали находить странные захоронения, в которых местные жители обнаружили многих своих родственников, пропавших без вести. Руки у тех были спутаны колючей проволокой, а в головах и телах — пули калибра 5,45 или 7,62 от автомата Калашникова, реже — от пистолета Макарова. Но чаще всего трупы были даже без пулевых ран, просто либо забитые, либо зарубленные, видимо, мотыгами. И со следами пыток. Прямо как в 70-е годы прошлого века в Камбодже. Хотя вообще-то вспомнились герои-краснодонцы... "Молодая гвардия"...

Молодая "гвардия" украинских нацистов, войдя во вкус, сеяла смерть направо и налево. Так называемый "добровольческий" батальон "Торнадо", в котором собрались бывшие уголовники, наркоманы и просто маньяки, причем, не только из Украины — там были и белорусы, и прибалты, и грузины — организовал в своем расположении камеру пыток. Там пытки и даже изнасилования снимались на видео. Которое потом продавали на Запад, каким-то дельцам, которые заказывали именно такое видео... Потом, когда одиннадцать человек, точнее, нелюдей, все же были отданы под суд в Киеве, на суде показывали кадры из этих "фильмов". В зале суда многие падали в обморок, причем, не только женщины...

И этот "батальон" подчинялся министерству внутренних дел Украины!

Сколько бед натворили эти "милиционеры"...

Но больше всего горя жителям непокоренного Донбасса принесла именно украинская артиллерия — все эти САУ "Гвоздика" и "Акация", тяжелые гаубицы, установки залпового огня "Град" и "Смерч", доставшиеся укровоякам еще со времен развала Советского Союза. И хотя украинскую армию все эти четверть века усиленно разваливали все руководители "новой" и "независимой" Украины, воруя и продавая всему миру всю ту бывшую советскую технику, за которую могли дать хоть какие-то деньги, многое распродать так и не успели. Кстати, парадокс — торговля оружием продолжалась и после начала боевых действий на Донбассе! Украинские генералы умудрялись продавать своему противнику технику и боеприпасы, которые руководство ополчения новообразованных Донецкой и Луганской народных республик сразу же посылали в бой против этих самых генералов. Точнее, не против них самих, а против их солдат.

И все равно, снарядов в Вооруженных силах Украины было еще много, а отморозков, которые готовы были их посылать на головы мирных жителей — еще больше. Ведь украинская власть за это платила. А при той жуткой безработице, которая бушевала в стране, нашлось немало отребья, пожелавшего получать эти кровавые деньги. Особого труда не требовалось — разгрузить пару машин со снарядами, зарядить стволы, дать несколько залпов — и вот уже заработал пару тысяч гривен. И никто из этих ублюдков даже не хотел задумываться над тем, куда полетят эти снаряды и что они натворят...

Хотя нет, было много и тех, кто искренне радовался этому факту. Мол, это русские пришли на нашу землю, так что мы их убиваем...

А дончане или луганчане для них уже были русскими... Потому что машина украинской нацистской пропаганды работала исправно.

Русские в донецком и луганском ополчении были, и довольно много. И в "Стиксе" у Зверева тоже. Правда, большей частью это были как раз не русские, а чеченцы — остатки легендарного чеченского батальона "Восток", который почему-то Рамзан Кадыров затребовал обратно к себе в Чечню. Но часть бойцов осталась — по разным причинам. Кому-то нравилось воевать — не смогли приспособиться после чеченских войн к мирной жизни, не нашли себя, у кого-то были кровные долги — за друзей, за родственников, кто-то просто воевал "за правду". У чеченцев вообще было какое-то обостренное чувство справедливости, какое-то очень специфическое понятие чести и доблести. Так, наверное, было в 16-17 веке, когда в моде все еще были дуэли, а слово, данное мужчиной, считалось клятвой до гроба. Впрочем, Кавказ до сих пор во многом жил по законам Средневековья. Максу нравилось воевать с чеченцами — они никогда не подводили, не трусили в бою, надежно прикрывали спину. И — что немаловажно — не пускали интеллигентские сопли, когда надо было идти и резать врага. Резать в буквальном смысле этого слова.

Именно чеченцы из батальона "Восток" изобрели средство от постоянных артобстрелов мирного населения со стороны ВСУ. Как только где-то какое-то украинское подразделение производило артиллерийский налет на город, поселок или село, в ту же ночь "Восток" собирался и шел за линию фронта, которая всегда была весьма условна — ну какая там линия фронта во время гражданской войны? И возвращался батальон либо под утро, либо через пару дней, если у артиллеристов был кто-то умный и после обстрела они снимались с позиций и укатывали подальше. Эта военная хитрость все равно никого не спасала — у чеченцев, а позже у агентурной разведки ДНР и ЛНР — везде были свои осведомители. Часто — среди самих же украинских военных, которые за деньги готовы были продать даже родную мать, а не то что своих боевых товарищей. Поэтому востоковцы всегда находили тех ублюдков, которые стреляли по мирным жителям. И всегда возвращались из рейда с их головами.

После нескольких таких рейдов артобстрелы мирных городов резко прекратились. Как рассказывали потом попавшие в плен украинцы, ВСУшники до зеленых соплей боялись не то что из пушек палить — вообще выходить в нулевую линию с оружием в руках. Потом забастовали снайперы — после того, как двоих из них нашли в "зеленке" с винтовками, забитыми им в... в общем, в тыловое отверстие.

Ситуацию спасли нацисты из "Правого сектора" и других "добровольческих" батальонов, а, точнее, незаконных вооруженных формирований — попросту говоря, банд. Эти "солдаты удачи", накачанные не только нацистской идеологией, но и наркотиками, самогоном и прочими горячительными напитками, не боялись ни Бога, ни черта. И после прохождения под руководством НАТОвских инструкторов курсов обучения, встали и к гаубицам, и к снайперкам. И Смерть с новой силой пошла собирать свой урожай в городах и селах Донбасса...

И вот в этот момент внезапно в батальоне "Спарта" появился Максим Зверев. Именно он в скором времени собрал вокруг себя костяк сегодняшней диверсионно-разведывательной группы "Стикс". Зверев моментально вспомнил опыт чеченцев. После чего предложил командиру батальона Арсену Павлову, которого тогда еще все знали только как Моторолу, возобновить акции устрашения и походы за головами украинских выродков-артиллеристов. Тот дал добро, и Зверь со своей командой стал время от времени делать свои вылазки, после которых за линией разграничения у ВСУшников начиналась форменная паника. Шутка ли — всего за одну ночь диверсанты, бывало, вырезали обслугу целой артбатареи, не говоря уже про отдельные расчеты или пусковые установки. А это примерно 70 человек! Точнее, 70 нелюдей!

Причем, Зверь головы с собой не брал.

"Чего еще, всякую падаль с собой тащить!", — говорил он.

Головы врагов он оставлял там, где они и были изначально — на телах. Мертвых, конечно же. Разве что иногда, после особо кровавых артобстрелов, когда гибли женщины и дети, Макс не останавливал своих людей и тогда трупы укроповских артиллеристов выглядели так, словно их пропустили через мясорубку. Часто подонков этих резали по частям, не убивая сразу, резали еще живыми. Вдумчиво, не спеша, подходя к делу, так сказать, творчески. Обязательно оставляя одного в живых, чтобы рассказал своим. Если не сходил с ума — рассказывал... И ужас накрывал украинские позиции.

А один раз, узнав, что кроме своих военных "подвигов" приехавшие под Авдеевку солдаты из гаубичной батареи во время распределения на постой зверски изнасиловали двух малолетних девчушек, Зверь той же ночью со своими людьми пришел в то село. И вырезал не только весь личной состав батареи, но и вообще всех украинских солдат, стоявших в деревне, включая связистов и роту хозобслуги. Насильников же распяли на центральном майдане, предварительно кастрировав и засунув им в рот их же причандалы...

Именно после этого случая про Зверя и его "Стикс" заговорили в украинском Генштабе, а также в СБУ, когда был отдан отельный приказ на его ликвидацию — и самого командира, и его подразделения. А сам Макс Зверев второй раз попал в списки скандального украинского сайта "Миротворец". Второй — потому что, как оказалось, он там уже был. Только как журналист. И украинские пропагандисты просто не удосужились проверить, что Зверь-диверсант и Зверев-журналист — это один и тот же человек...

Именно за очередной батареей, на этот раз 122-милимитровых самоходных гаубиц 2С1 "Гвоздика" охотился сегодня "Стикс". Дважды украинские пушкари успевали дать несколько залпов и сразу же сматывались, благо, самоходки обладали хорошей скоростью и заранее просчитывали пути отхода. Но в этот раз агенты слили информацию о том, где будут располагаться эти головорезы перед тем, как начнут стрелять. И появилась возможность наказать их не после злодеяния, а еще до совершения оного. Хотя за предыдущие разы эта батарея успела наскладировать такую гору трупов, в том числе и детских, что на каждого из этих вояк приходилось по десяти, а то и поболе гражданских. Так что акция возмездия пришла, как никогда, вовремя.

Резня прошла буднично и как-то деловито — часовые были чистой формальностью, ведь не стояли "на часах", как положено по Уставу, а сидели себе в небольшом окопчике и гундели про нехитрое житье-бытье. Этому способствовала фляжка с самогоном и уже набитые, готовые к употреблению папиросы с "драпом". Поэтому горе-вояк даже не стали резать — просто свалились к ним, как снег на голову, и скрутили шеи.

Зато с остальными пришлось попотеть.

Спали далеко не все — кто-то "резался" в карты, кто-то смотрел порнуху на "отжатых" у "мирняка" планшетах и андроидах, кто-то играл в игрушки на мобилах, в общем, перед выполнением "боевой" задачи подразделение, что называется, отдыхало.

Задачу облегчило только то, что практически все были под кайфом и под градусом — обычно украинское командование, особенно в националистических добробатах, разрешало, правда, неофициально, любые возбуждающие средства, которые одновременно, гасили последние остатки разума и совести. Именно поэтому никто из укровояк не успел среагировать на внезапное изменение обстановки.

Сначала были убиты все, кто находился возле орудий, а также все, кто хоть как-то нес дозорную службу. После этого Рамзан Цароев и Ильяс Хадисов, чеченец и ингуш из бывшего "Востока" вломились в штабную палатку и, судя по доносившимся оттуда хрипам, в два ножа оперативно вырезали всех отцов-командиров. Еще один чеченец, Руслан Хуцаев, здоровенный рыжий амбал, влез в кунг связистов и, видимо, тоже не принес тамошним обитателям много радости.

Остальные члены группы "Стикс" деловито разобрались по палаткам, где по двое, а где по трое, стали быстро проникать внутрь и "гасить облики", как любил выражаться японец Кёсиро Токугава, попавший на Донбасс откуда-то с Дальнего Востока. Кстати, Кёсиро, или Костя-Ниндзя, как все его звали в "Стиксе", был единственным, кто не пользовался ножами. Его оружием были метательные сюрикены и парочка "кама" — это что-то вроде небольшой короткой косы. "Ниндзя" носил их всегда в специальных зажимах на рукавах и мгновенно мог достать. А уж "достать" своими "косами" он мог любого на расстоянии двух метров от себя — если не двигаться с места. При любом передвижении расстояние удлинялось вдвое и втрое. Сюрикены же не требовали замаха, метать их японец мог из любого положения, причем, точно в цель, как правило, в глаз, переносицу или в шею. Поэтому тот, в кого они вонзались, никогда ничего не успевал заметить.

Косте достался самый ответственный участок "работы" — он выдвинулся в сторону соседней пехотной роты ВСУ, чтобы, в случае чего, успеть "погасить" поднятую тревогу. И пока группа "гасила облики" перепившихся артиллеристов, которые были, судя по их шевронам, из "Правого сектора", в соседнем подразделении украинских вооруженных, а, точнее, бомжоруженных сил, было тихо. Украинские военные не сильно жаловали украинских нацистов, посему никакого соприкосновения между пехотой и артой не наблюдалось — ни совместных постов, ни совместных укреплений.

"Нет на вас моего старшины. Уставом тут и не пахнет... поэтому теперь пахнет смертью", — сплюнул в сторону Макс, закончив "обрабатывать" свой участок.

У него все прошло в штатном режиме: шесть ударов — шесть трупов. Никто даже не пикнул. Примерно так же отработали и все остальные члены группы. Разве что Стерве пришлось повозиться — она обнаружила в палатке малолетнюю "бандеровку", которую как раз оседлали сразу два здоровенных "лыцаря" и ситуация, как говорил Остап Бендер, начинала становится томной. Настя просекла "диспозицию" противника сразу, практически с первого же удара снесла голову одному герою-любовнику и распорола горло второму. Но вот "дитя порока" с нашивками ефрейтора, предававшаяся блуду в полной военной форме, внезапно стала визжать, как резанная. Хотя как раз ее еще никто не резал. Но этот пронзительный вскрик длился всего пару секунд и утонул в хлынувшей изо рта юной "валькирии" крови. Так что, можно считать, что он слился со сладострастными воплями, которые только что издавала украинская, так сказать, военнослужащая.

Упокоив предававшихся разврату нацистов, Настя выскочила из палатки и прислушалась. Вокруг было относительно тихо — всхлипы, всхрипы, какие-то стоны посторонний наблюдатель воспринял бы, как тяжелые сны уставших от боев солдат. Ну, снятся воинам кошмары, бывает...

— Снова ты, Стерва, свое прозвище оправдываешь, — прогудел неизвестно откуда появившийся Рома Каланча. — Не дала людям перед смертью получить наслаждение. Не успели они кончить...

— Людям?! — ощерилась моментально Стерва, все еще находясь в ритме боя. — Ты где, Рома, в этом зверинце людей увидел? А кончить я им даже помогла. Кончили они все одновременно! — улыбнулась младший сержант своей знаменитой змеиной улыбкой.

— Разговорчики! — прошипел возникший из темноты Зверь. — Стерва, Каланча, работу закончили? Бегом подчищать у остальных!

Но в "чистке" никто не нуждался, всего лишь за 17 минут вражеское подразделение перестало существовать. В этом даже была какая-то мистика — 17 человек в группе, 17 минут, да и число сегодня тоже было 17-е...

17-е сентября 2016 года. Где-то под Авдеевкой. 4-07 утра.

Отходили по заранее продуманной схеме. Но в план отхода внесла изменения ситуация с наличием той самой мистики. Кёсиро Токугава что-то такое почувствовал. Не зря же у него в роду, как он всем говорил, были настоящие ниндзи. Поэтому и прозвище свое получил, а не потому, что японец.

Несмотря на то, что ликвидация прошла успешно, и не было ни "двухсотых"*, ни "трехсотых"*, воин из рода Токугава постоянно, что называется, "был на измене". И даже когда микроавтобус свернул на проселочную дорогу — возвращаться через уничтоженный блокпост было опасно — японец никак не мог отделаться от какого-то дурного предчувствия. О чем и не преминул доложить командиру. И он оказался прав — на выезде из "зеленки", которая просматривалась пока слабо, группа обнаружила неизвестно откуда взявшийся танк. Причем, танк укроповский — на нем была нарисована вертикальная белая полоса. Грозная машина явно находилась на боевом дежурстве. И хотя неясно было, кого она здесь поджидает, встречаться с ней диверсантам было не с руки.

Нет, сжечь танк ребята из "Стикса" могли очень быстро. Или даже просто загасить всех танкистов, не трогая машину. Вот только зачем оставлять следы? Светового времени оставалось мало, и группа изначально просто не успевала вернуться обратно в темное время суток. Это входило в расчетные планы, и Макс собирался устроить дневку в одном из почти полностью раскатанных украинской артиллерией сел, которых под Авдеевкой было несколько. Жители там не жили, да и домов-то в селе целых не осталось — сплошные развалины. Все, что было ценного, давно вынесли и местные, и "воины света", которые не гнушались ни кусками заборов, ни оконными рамами, ни листовым железом с крыш. А однажды снайпер Ваня Сомов из "Спарты" подстрелил одного укронациста, который тащил на себе ляду с какого-то погреба. Так что нарваться днем на группу украинских вояк, в принципе, было маловероятно. Если не наследить по дороге.

Танк был первой, но не единственной тревогой "Ниндзи". Было что-то еще. Зверь отнесся к словам Кости, как к вполне серьезным разведданным — интуиция Кёсиро еще ни разу не подводила. Но вариантов других не было и что-то менять на ходу, даже доверяя его плохому предчувствию, было уже поздно. Разве что группа не стала барствовать, оставила свой микроавтобус в "зеленке" и в ускоренном темпе броском преодолела последние пару километров к развалинам на окраине бывшего села. "Рафик", как по старинке называли бойцы свой транспорт, можно было спокойно забрать вечером и доехать в расположение. Или, если не повезет, возвращаться на своих двоих окольными путями, коих было великое множество. Как говориться, потный — не мертвый, а бежать — не лежать. Так что группе предстоял дневной отдых и более-менее сытный обед, поскольку отправившиеся на небеса укроповские артиллеристы поделились со своими донецкими гостями неплохими продуктами, в том числе и домашнего производства.

Максим приказал всем отдыхать, выставив двойной дозор в составе Ромы Каланчи, Васи Мелкого и снайпера группы Олега Дейнеко с позывным Зверобой. Парни разошлись, точнее, расползлись — уже светало — по направлениям север-юг, а Олег занял единственную удобную точку на непонятно как уцелевшей голубятне. Оттуда вся прилегающая местность была как на ладони, а уцелевшие рядом с голубятней деревья серьезно мешали рассмотреть самого Зверобоя.

Не зря говорят — утро добрым не бывает. Нет, с одной стороны никакого добра "Стикс" в ряды укровояк не принес. Видимо, когда начальство обнаруживало очередную вырезанную под корень артиллерийскую батарею, вряд ли оно вспоминало какие-то добрые слова.

Но все оказалось проще и нелепее.

В это утро стрелять должна была не только батареи, которую обезвредил "Стикс". Потому что украинские киношники снимали очередную пропагандистскую киноподелку типа провалившихся в недавнем прокате "Киборгов", поэтому им нужны были батальные сцены, а точнее — съемки артобстрела. Куда стрелять, режиссеру было фиолетово, главное — дым, пламя, дрожание земли, дымящиеся гильзы и прочий реализЬм, мать его. А поскольку нужны были выстрелы из разных калибров, то недалеко готова была еще и батарея САУ "Акация" с 152-миллимитровыми орудиями, с которой и хотели начать свое утро украинские "мытци", что в переводе с украинского означает — художники.

Художники — от слова "худо". Или от слова "худоба", что в переводе с украинского означает "скотина".

На тот момент, когда вырезанная командой Зверя украинская батарея должна была открывать огонь, никто из представителей командования в ее расположение еще не прибыл. То есть, конечно, в штабе делали попытки связаться с отдельно стоящим подразделением, но связи не было, мобильники укровояк не отвечали, а соседние пехотинцы просто забили болт и на все призывы начальства отвечали, что наблюдается движение противника и пулеметный обстрел на флангах. И поэтому послать в расположение батареи гонца не имеют возможности.

То есть, таким макаром мягко посылали свое начальство подальше...

Одним словом, камеры были настроены, ракурс взят, солнце взошло. И на фоне утреннего тумана и рассвета вместо "Гвоздик" "расцвели" огнями своих выстрелов "Акации". А чтобы были видны не только сами выстрелы, но и их результаты, цель была намечена не на территории, занятой противником, а неподалеку, в нейтральной зоне — как раз в том самом разрушенном селе, которое заняла группа "Стикс"...

Ничего этого Максим Зверев не знал, и знать не мог. Нелепая случайность, которая так часто бывает на войне, и которая может спутать даже самый совершенный и продуманный план, в этот раз оказалась, что называется, роковой.

Заслышав в воздухе характерный свистящий звук, Зверь моментально скомандовал группе "Воздух!" и прыгнул за стену дома, которая одна только из всего дома и сохранилась, поскольку была из бетонных блоков — видимо, бывший склад. И тут же земля стала сотрясаться, а по улице встал лес разрывов, причем, лес, который стеной шел прямо на затаившихся в развалинах бойцов.

Еще был шанс отлежаться, судя по всему, налет был несистемный и случайный, но тут Зверь увидел, как через улицу к нему бежит Настя-Стерва, причем, бежит полуодетая.

"Вот чистюля, видимо, бегала на соседнее подворье скупнуться, там вроде колодец есть", — только и успел машинально подумать Макс.

Но сразу же его тело автоматически метнулось навстречу подчиненной, как будто могло заслонить девушку от крупнокалиберного снаряда. Зверь почти успел — успел подбежать к Насте, дернуть ее за руку и практически перебросить за низкий полуразрушенный штакетник, за которым лежали бетонные кольца — то ли для колодца, то ли для какого коллектора. Впрыгнуть туда — и есть шанс уцелеть, если, конечно, не будет прямого попадания. Стерва успела увидеть, куда направил ее командир, и особо не мешкала, добавив к своему ускорению силу своих длинных и прыгучих ног.

А вот Максу не повезло — в спину его что-то толкнуло, и в голове как будто взорвалась граната. А потом наступила тьма...

* "Зеленка" — в лексиконе военных— посадка, только опасная и простреливаемая. В Украине поля обычно размежевывались лесополосой, чтобы сильные ветры не образовывали смерчи, по-украински, "суховій". Ширина такой лесополосы обычно составляет 10-20 метров, длина же сообразно длине поля, может быть до нескольких километров.

*АТО (антитеррористическая операция) — термин, придуманный новой неконституционной властью Украины, чтобы прикрыть идущую на востоке страны гражданскую войну, где армия вела бои против ополчения самопровозглашенных Донецкой и Луганской народных республик, которое поддерживали добровольцы из разных стран, в том числе из России. Россия по неподтвержденным данным помогала ополченцам поставками оружия и кадровыми инструкторами из армейских подразделений российской армии.

*Добробаты — так называемые "добровольческие батальоны территориальной обороны", созданные в Украине в 2014 году, когда в нарушении Конституции Украины в Доньбасс были посланы части украинской армии для так называемой антитеррористической операции, а на самом деле — для усмирения восставшего против государственного переворота в Киеве части населения. Чтобы избежать обвинения в нарушении Конституции новая украинская власть, являвшаяся нелегитимной, объявила о формировании подразделений добровольцев, якобы, для защиты территории страны от так называемой российской агрессии. Финансировались эти батальоны, которые в Украине прозвали "бандальоны", украинскими олигархами, в частности, Игорем Коломойским из Днепропетровска, Ринатом Ахметовым из Донецка, а также другими более мелкими богатеями. В частности, известны такие батальоны, как "Айдар", "Азов", "Донбасс", "Днепр-1" и "Днепр 2", "Киевская Русь", "Кривбасс", "Шахтерск". Некоторые, в частности, батальон "Шахтерск", переименованный в роту "Торнадо", были вскоре расформированы за преступления, которые вызвали возмущение даже у новой власти — убийства, изнасилования, пытки, грабежи, мародерства, контрабанду наркотиков и т.д. Одиннадцать представителей батальона были арестованы и преданы суду. Сам батальон разоружали под прицелом пулеметов, окружив частями Национальной гвардии и спецподразделений полиции. Некоторые батальоны были сформированы откровенно националистическими и даже нацистскими ("Азов") партиями — такими, как "Правый сектор" (бывш. УНА-УНСО). Был даже один батальон ОУН — организации украинских националистов.

*ВСУшники — военнослужащие вооруженных сил Украины (ВСУ).

*"Небесная сотня" — погибшие в ходе государственного переворота на Украине, который сегодня украинская пропаганда называет "Революцией достоинства", гражданские лица и военнослужащие МВД, в частности, расстрелянные неизвестными снайперами на улице Институтская в Киеве протестующие из так называемой "Львовской сотни". В 2013-14 гг. в столице Украины на Майдане Независимости вышедшие на акции протеста граждане объединялись в так называемые "сотни", которые были названы либо по социальному признаку, например, "Афганская сотня" состояла из ветеранов военных действий в Афганистане во времена СССР, либо по городу, откуда прибыли на Майдан протестующие.

*Миротворец" — скандальный интернет-сайт, созданный помощником министра внутренних дел Украины и народным депутатом Антоном Геращенко. В нарушение украинских законов и Конституции там публиковались все данные граждан Украины и других стран, которых руководство ресурса объявляло врагами Украины. Даже после убийства известного украинского журналиста Олеся Бузины, данные на которого, в том числе и место жительства были выложены на этом сайте, ресурс не прекратил свое существование, а, наоборот, стал даже подстрекать к устранению неугодных новому режиму граждан.

* "Киборги" — созданное украинской пропагандой прозвище украинских содат, оборонявших Донецкий аэропорт, который позволял украинской артиллерии обстреливать жилые кварталы Донецка, так как там была вышка, с которой корректировались эти обстрелы. Аэропорт был взят ополчением ДНР, украинские "воины" были уничтожены, в живых осталось чуть более десятка солдат, взятых в плен и потом отпущенных домой. Украинская пропаганда поспешила объявить этот позор Великой Победой (пэрэмогой — укр.) и назвала оборонявшихся там военнослужащих и добровольцев "несломленными киборгами". На основе этих событий были сняты несколько документальных и один художественный фильм, который в украинском прокате провалился.

*"двухсотые", "трехсотые" — груз 200, груз 300, кодовое обозначение в зоне боевых действий убитых и раненных.

Глава вторая. Снова одиннадцать

...Голова просто раскалывалась. Глаза не хотелось открывать, казалось, если их открыть — они лопнут от боли. Но если есть боль — значит, жив, значит, не все так плохо, потому что, если голова болит — значит, ее не оторвало снарядом. С этой мыслью Максим Зверев открыл глаза. Но они почему-то не открылись. Причина была проста — на них была повязка. Точнее, даже не повязка, а марлевая нашлепка, причем, весьма холодная.

— Очнулся, боец! — женский голос доносился откуда-то справа.

Макс хотел снять марлю, но чья-то мягкая теплая, скорее всего, женская рука пресекла его попытку в зародыше.

— Не спеши, ишь, какой шустрый! У тебя там все так опухло, глаз под бланшем не видно, — ворчливо продолжила невидимая женщина.

— Да ладно, сестричка..., — начал было Макс, но, услышав свой голос как бы со стороны, осекся. Голос его был непривычно тонким, писклявым, каким-то детским.

"Неужели осколок задел связки", — подумал Зверь, но додумать эту мысль ему не дали.

— Это что это у меня за родственничек тут образовался, а? Братец Иванушка, тоже мне! — женский голос явно выражал неподдельное возмущение.

"Я...Я...", — Макс пытался овладеть своим голосом, но у него ничего не получалось. Вдобавок, сам того не желая, он вдруг всхлипнул и с удивлением почувствовал, что ему хочется во весь голос зареветь. Слезы предательски уже закапали из глаз.

— Ёханый бабай! — вырвалось у Зверя внезапно.

Фраза эта, исполненная в новой тембральной краске, слушалась очень смешно — так она не соответствовала настоящему голосу автора. Было такое впечатление, что проснулся Буратино, но ругается, как Карабас-Барабас.

— Это еще что такое? Я сейчас доктору расскажу о том, что ты так ругаешься! Такой маленький, а уже так выражается! — раздался стук каблуков, потом хлопнула дверь.

Макс решительно снял с глаз марлю и натурально офанарел. Нет, как и ожидалось, он лежал в больничной палате, на больничной койке и обстановка вокруг была совершенно больничная. Но не это привело его в ступор — после ранения он и должен был попасть в госпиталь. Его повергло в шок то, что он не увидел своих ног! Точнее, не увидел их там, где должен был увидеть. Максим Зверев был весьма крупным мужчиной, росту в нем было метр девяносто два и обычно на больничных койках его ноги упирались в спинки любой кровати. А здесь в том месте, где он ожидал увидеть свои ноги, была пустота.

"Неужели ампутация?" — запоздало шарахнуло в голове.

Второй шок возник сразу же после первого — вокруг него в палате находились... пацаны лет по 10-12. Все в бинтах — кто с рукой, кто с ногой, а кто с головой, перемотанной весьма основательно. Ну, впрочем, это не шокировало — видимо, снова был обстрел школы, такое бывало довольно часто в Донецке и его окрестностях. Шокировало другое — как только Макс снял повязку с глаз, пацаны наперебой заговорили.

"Ну, ты даешь, тихоня!"

"Ты Светку уделал, гля!"

"Она счас Пал Палычу наябедничает"

"Ты че тут выпендриваешься, самый умный?"

Последнюю фразу произнес самый старший малец, на вид ему было уже лет 14, а то и все 15. И вот тут накатила последняя шоковая волна точнее, даже не шоковая, а волна какого-то неестественного ужаса пополам с оцепенением. Такого Максим не помнил уже давно, наверное, с самого детства, потому что после срочной службы в армии, кстати, еще советской, уже разучился бояться и цепенеть. Не гимназистка, чай, не маленький.

Но липкий ужас распространился по телу независимо от его сознания. Потому что Максим внезапно увидел свои ноги. Они были на месте, точнее, росли, как им и положено, сверху вниз и торчали, соответственно законам анатомии, из таза, или, как сказал бы старшина Мамчур, "з того места, якым серуть". Вот только были они очень короткими, точнее, маленькими. Как и все его тело. Вернее, телом это назвать было нельзя — так, тельце. Ручки, ножки, пальчики.

Похолодев, ничего не понимая, Макс резко вскинулся, сел и так же резко встал со своей кровати. Вернее, сделал попытку встать. Как только он из положения лежа перешел в положение сидя, в голове что-то сильно зашумело, и резкая боль внезапно стала невыносимой. А следующая попытка превратить положение сидя в положение стоя привела к тому, что свет в глазах Макса снова померк и наступила тишина.

... Боль пришла неожиданно щадящая, причем, не во всей голове, а только в области затылка. Но зато уже такая... конкретная — не похожая на контузию, а, скорее, на ощущение после того, как кто-то врезал прикладом по затылку. Секунду спустя нос обжег какой-то резкий запах. Макс открыл глаза и попытался отвернуть голову от какой-то мягкой ткани, которая тыкалась в его нос.

"Нашатырь", — вспомнил он и открыл глаза.

— Наконец-то, слава Богу, очнулся!

Над ним склонились какая-то девица и довольно молодой мужик в очках. Оба были в белых халатах, видимо, врач и медсестра, так как у мужика халат был более опрятным и как бы более дорогим, а у девушки выглядел попроще, и немного потасканнее. Кстати, если судить по лицам, то все было с точностью до наоборот — потасканным выглядел уже мужик. Наметанным глазом разведчика Зверь впитал информацию за секунды, несмотря на ранение.

Он приподнялся на локтях и осмотрелся. Удивительно, но этот процесс его тело выполнило с трудом, как будто Максим был не человеком, а старым заржавленным роботом. Сознание все еще находилось в ступоре, потому что тело свое сержант Зверев совершенно не узнавал.

— Ты, Зверев, заставил нас поволноваться. То ругаешься таки, как биндюжник, то в обморок падаешь, как гимназистка!", — у мужика в очках был явно какой-то одесский говор.

"Ну-ну, фамилию назвал правильно, надо осмотреться и освоиться, все ответы придут сами собой, надо просто не суетиться и расслабиться. Не на фронте, не под обстрелом, не будем кипешевать", — Максим постепенно, по сантиметру, стал проверять моторику своего тела.

Пальцы сжимались и разжимались, голова на шее поворачивалась вправо и влево, в общем, все функционировало, надо было попробовать встать. Но тут ему неожиданно помогли — врач и медсестра взяли его под мышки, подняли и уложили на его же кровать, с которой он, вероятно, свалился. Да так неудачно, что, судя по болевым ощущениям, затылком припечатался о паркет.

— Ты давай головой не верти и глаза не выпучивай. Не делай мне такие глаза, шо мне страшно, — мужик явно кому-то подражал, его типа одесские фразочки совершенно не соответствовали его внешности, такой как бы сказал Ефим Копелян*, "чисто арийской, характер нордический, твердый". Потому что этот "канающий под одессита" больше напоминал "карячеко эээстонннцааа", нежели завсегдатая Привоза.

— В общем, Светлана Петровна, вы за этим шкетом приглядите, и хлопчики хай тоже пошустрят, а то, я погляжу, наш летчик может нам еще пару прыжков без парашюта сбацать, а я пока в цугундер не желаю, у меня семья и дети малые, — с этими словами мужик поправил на носу очки, встал с кровати Макса и вышел из палаты.

— Ага, дети малые, как же, — негромко вслед прошипела Светлана Петровна. — Тебе до детей — как до Киева раком.

Хотя сказала она это еле слышно, чуткое ухо разведчика эту фразу зафиксировало.

"Ставим второй плюс — зрение в норме, слух в норме, с координацией будем разбираться, как и с головой".

— Чего молчишь, герой, — это Светлана обратилась уже к нему. — Будешь еще хулиганить и медперсонал пугать?

Светлана Петровна, или Светочка, как называли ее пацаны в отделении (откуда-то в памяти всплыли все эти подробности), выжидательно смотрела на Макса сверху вниз. Ну, да, росту в Свете было почти метр семьдесят, Звереву еще до нее расти и расти (снова память услужливо выдала расчеты антропометрии Максима на ближайшее будущее).

Макс покачал головой, не желая пугать самого себя своим же новым голосом.

— Ну, тогда ладно, но смотри у меня! — Светочка крутнулась на каблуках, махнув полами своего довольно легкомысленно укороченного халатика, тоже вышла из палаты.

И тут снова зашумели его соседи по палате. Они сразу же собрались у его кровати и наперебой стали обсуждать события последних пяти-десяти минут — и как Макс ругнулся, и как скопытился на пол, как приложился затылком, как прибежала Светочка, а потом примчался Пал Палыч...

— Пацаны, харэ гундеть! — все еще не узнавая своего детского голоска, пробормотал Зверь. — Дайте мысли в кучу собрать.

— Какие мысли, зубрила? Были бы мозги — было бы сотрясение, да? — эту фразу, перекрывая галдеж, высказал тот самый, самый старший пацан, чернявый подросток с нагловатым выражением лица.

При этом он вальяжно присел на кровать Макса, причем, прямо на его ноги, и, поерзав на них, видимо, специально, оперся на спинку кровати, закинув свои ноги почти ему под нос.

В тело Макса стремительно возвращалась не только память, но и силы. Судя по всему, с его телом все было в порядке. Причем, к нему возвращалась не только его собственная память бывшего спецназовца внутренних войск МВД СССР, а ныне — командира разведывательно-диверсионной группы "Стикс" армии Донецкой народной республики, но и еще какая-то другая память. Другая, но в то же время какая-то родная. Его детская память. Все его детские обиды, провинности, а также достижения, свершения и знания. Те знания, которые, став взрослым, он совершенно утратил. Вот, к примеру, кто помнит, как сделать из прищепки самострел? А Макс вдруг вспомнил. И все, что с ним произошло, он тоже вспомнил. И причина попадания в больницу стала ясна.

Вот только силы к нему вернулись не совсем его. Точнее, не силы взрослого пятидесятитрехлетнего мускулистого девяностокилограммового бойца, мастера спорта по смешанным единоборствам, разведчика и диверсанта с опытом боевых действий, и почти четырехлетней гражданской войны — нет. Вернулись к нему силы обыкновенного мальчика, каким, судя по всему, сейчас и был Максим Зверев. Которому было одиннадцать лет. В этом феномене еще следовало разобраться. Но сначала нужно восстановить статус кво.

Поскольку с силами все еще было непонятно, Макс решил обойтись только умениями. Аккуратно, почти нежно он взял нагловатого посетителя своей кровати за голеностоп одной рукой, а второй провел простейший прием из арсенала борьбы самбо — скрутку пятки. Мальчишка, не ожидав такого обращения со своей конечностью, завопил от боли и моментально свалился с кровати Макса на пол. Ему это удалось сделать так быстро только потому, что Зверев не фиксировал ногу, а, скрутив пятку, тут же сообщил телу своего внезапного визами дополнительное ускорение сверху вниз.

— Ты, ботан, совсем уже тю-тю? Башкой тронулся, да? — взвыл подросток.

Но вставать не спешил, а бочком-ползком, как крабик, передвинулся к своей кровати и заполз на нее. Видимо, прием произвел на него впечатление, а боль в голеностопе не позволила моментально дать "ответку". Но все оказалось проще — у чернявого была своя "подписка" — так на подростковом слэнге того времени (1976 год — снова услужливо подсказала его память) — назывались те, кто "вписывался" или "подписывался" защитить, если тебя кто-то обижал. Именно свою "подписку" и позвал этот парнишка, который был в этой палате за главаря. Ну, не то, чтобы за главаря — не были эти пацанята даже дворовой шпаной или какими-то хулиганами. Но, как это бывает в мальчишечьем коллективе, всегда в относительно замкнутом пространстве выявляются неформальные лидеры, болото и, конечно же, неформальные изгои. Судя по всему, в последних и числился Максим Зверев.

— А, ну-ка, ребя, научите этого ботана, как надо правильно себя вести!

Обращение Валика (так, оказывается, звали этого командира) — подняло с кроватей двух мальчишек, у которых были забинтованы руки, причем, у одного — правая, у другого — левая. У самого Валика, как и у Макса, была перевязана голова.

Стас и Влад — так звали этих разноруких — не спеша подошли к кровати Макса. Тот выжидающе смотрел на них, не собираясь ничего не предпринимать. Кого бояться? Сопливых пацанов? Что они смогут сделать в ним?

На какое-то время Максим забыл о том, какие метаморфозы с ним произошли, ситуация откровенно его забавляла, просто было ощущение, что он провалился в свое далекое детство. Именно такой случай произошел с ним в этом самом детстве, когда он лежал в больнице. Он вспомнил, по какой причине он тогда угодил на больничную койку — во время игры в войнушки на развалинах старого дома ему в голову прилетел увесистый булыган. Вообще-то мальчишки кидались кусками рыхлой глины, которая вывалилась из разрушенных стен частных домов, шедших под снос, но, видимо, кто-то в горячке боя перепутал. И вот теперь Максим Зверев лежал в больнице с легким сотрясением и шрамом, который остался у него над правой бровью на всю жизнь. Вернее, тогда лежал...

И конфликт у него тогда был...

...Сопливая "подписка" уселась на его кровать (да что их всех на кровать-то тянет?), а потом, ни слова не говоря, Стас и Влад — каждый со своей стороны — принялись давить его сверху подушками, которые им моментально перекинули с других кроватей. Ну, давить — это слишком сильно сказано, Макс, прошедший в своей взрослой жизни не одну сотню схваток на борцовском ковре и по самбо, и по бразильскому джиу-джитсу, не говоря уже о ММА и панкратионе, внутренне даже рассмеялся. Но, тем не менее, весу в нем сейчас было не девяносто кг, да и телосложение явно не как у Геракла и даже не как у Брэда Питта*. Так что надо было показать парням, что они неправы.

Как и ожидалось, показательные выступления прошли достаточно легко. Сначала Зверь, нащупав здоровую руку одного из "карателей", которой он пытался прижать свою подушку к голове строптивого новичка, схватил его большой палец и легонечко нажал указательным пальцем левой руки в болевую точку, ущемив сухожилие. Вреда никакого, а боль ужасная.

Как и ожидалось, один из мальчишек — то ли Стас, то ли Влад — с воплем отскочил, бросив подушку и размахивая своей не забинтованной клешней. Тем временем Макс, немного сместившись уже вправо и освободив рот, чтобы свободно дышать, схватил правой рукой второго нападавшего за кисть его левой руки, предварительно сдернув ее с себя немного вправо-вниз, а свою левую руку закинул на его левую руку сверху и просунул под нее, соединив со своей правой рукой, взяв при этом левой рукой свою правую руку за кисть. После чего рывком повел обе руки вверх, взяв левую руку нападавшего на излом. Этот прием в бразильском джиу-джитсу называется "кимура", очень прост в исполнении и весьма эффективен при борьбе в партере.

Эффект превзошел все ожидания.

— Пусти, больно-больно-больно, аааа! — второй несостоявшийся "консильери" заорал так громко, что Макс не только выпустил его руку из захвата, но и оттолкнул его подальше со своей кровати. И когда на крики в палату снова ворвалась медсестра Светочка, Зверь спокойно возлежал на своей кровати, а вокруг его кровати скакали двое его соседей по койкам, тряся в воздухе почему-то не больными, а здоровыми руками, пытаясь баюкать их руками перевязанными. Было такое впечатление, что они внезапно осознали, что произошла врачебная ошибка, и хирург Пал Палыч забинтовал им здоровые руки, забыв полечить поломанные.

— Что у вас снова творится? Зверев, снова твои выходки? — Светочку, видимо, оторвали от какого-то важного дела, и она орала, что называется, уже на пределе слышимого звукового барьера, стремясь перейти на ультразвуковой диапазон.

— А чё я? — Макс пожал плечами. — Я сплю, — с этими словами он отвернулся к стене.

Ошарашенные не только тем, что произошло, но и тем, как повел себя этот странный мальчишка, обитатели травматологии даже не нашлись, что сказать. Стас и Влад пробормотали только что-то насчет "ударился-подскользнулся", а Валик, уже придя в себя, быстренько, вскочив с кровати, выпроводил Светочку из палаты.

Тишина настала такая, что хоть вешай на нее сушить белье.

Макс наконец встал и, все еще осваивая управление своим телом, не спеша подошел к зеркалу, которое висело возле умывальника. Оттуда на него смотрел Максим Зверев, мальчик одиннадцати лет, ученик 31 средней школы города Днепропетровска, пионер, хорошист, книгочей и завсегдатай местных библиотек, эрудит и хиляк, в общем — он сам, каким он был в далеком 1976 году, в котором он, судя по всему, внезапно оказался.

То есть, выражение "пришел в себя", как ни странно, оказалось буквальным.

Макс попал в прошлое.

В свое прошлое.

В свое собственное прошлое.

В свое собственное тело.

* * *

*Ефим Копелян — советский актер, занимавшийся также дублированием многих иностранных фильмов. Был закадровым голосов в легендарном советском детективе "Семнадцать мгновений весны", где начитывал строчки из досье на различных нацистских лидеров и офицеров СС. Слова "истинный ариец, характер нордический, твердый" стали крылатыми и вошли в поговорку, как сейчас говорят, стали "мэмом".

*Бразильское джиу-джитсу — разновидность борьбы, которая начинается в стойке, но проводится в основном в партере, в отличие от японского джиу-джитсу. Изобилует разнообразными болевыми приемами.

*ММА, панкратион — стили смешанных единоборств, в которых совмещены ударная и борцовская техника, а также борьба в партере, где разрешены многие болевые приемы. Напоминают боевое самбо и кудо.

*Брэд Питт — суперпопулярный американский киноактер, отличавшийся атлетитеческим красивым телом.

Глава третья. На правах гостя.

Днепропетровск. Год 1976.

Прежде чем собрать все мысли воедино и попробовать понять, что же с ним все-таки произошло, необходимо было вначале, как говорится, легализоваться. То есть, определить свое положение, место и, конечно, время. После чего уже решать глобальные проблемы, в том числе, и темпорального характера.

"В палате надо бы меньше проявлять свою взрослую сущность, — лихорадочно соображал Зверь. — Сначала оглядеться, присмотреться, прокачать свою собственную память, восстановить, так сказать, связь времен. И не размениваться на всякие там выяснения того, кто тут круче, и кто главнее. Дал отлуп — и ладушки. Продолжать лучше не стоит. Не хватало еще вспомнить свои детские обиды и реализовывать всякие вендетты...

В принципе, что взять с пацаненка? Не босяк, обыкновенный такой мажористый* подросток с барскими замашками, наверное, папа какой-то завмаг или что-то вроде того. Тогда еще для таких особых больниц или там других благ не было, на всякие спецотделы и спецобслуживание претендовали только семьи партийной верхушки, в Днепропетровске, в котором родился и вырос Максим, это была категория от первых-вторых секретарей районных комитетов КПСС и выше. Вплоть до обкомов. А мелкая шушара, вроде инструкторов райкомов коммунистической партии Советского Союза и комсомольской шелупони, довольствовалась общими условиями. Хотя, если честно, в советские времена они были весьма неплохими, а уж стационар в больницах всегда был на должном уровне. Тем более, в городе Леонида Ильича Брежнева — Днепропетровске. Так что Валик этот — обыкновенный советский подросток, а поведение его — вполне типичное для самого старшего, то есть, самого сильного и опытного в палате. В школах всегда было так, ничего не поделаешь — стадный инстинкт. Так что гнобить его не надо..."

Додумать все роящиеся в голове мысли Максиму не дали.

— Ну, ты, ботан, даешь! А чего сразу не сказал, что самбист? Давно занимаешься? — чернявый Валик был сама любезность.

— А что мне — надо было сразу сказать: не бейте меня, я боксер? — улыбнулся Макс.

Улыбка у него вышла вовсе не мальчишечья, а какая-то слишком взрослая, даже хищная. И Зверь это почувствовал. Поэтому сразу постарался сгладить возникшую неловкость, психологически перестроив разговор, и, поменяв тему, задал встречный вопрос.

— А чего это ты меня в ботаны зачислил?

Максу не стоило равнять свой жизненный опыт, профессионализм и наблюдательность разведчика с опытом подростка, причем, советского подростка, с безмятежным советским детством. Так что все то, что замечал и подмечал он, в поле зрения его нынешних сверстников, скорее всего, не попадало.

— Смешной ты... боксер... — Валик, как и следовало ожидать, не обратил никакого внимания на улыбку Зверя. — Ты, как к нам в палату попал, так мама твоя прибегала, сначала переживала, что башкой ударился, а потом книг тебе нанесла целую кучу, мол, мальчик ее скучать будет, а еще он читать любит, вот ему книжки его...— Валик старательно передразнил причитания мамы Макса.

— Читать люблю, это верно. Но это же не... — Макс чуть было не ляпнул "не западло", уголовный лексикон часто проскакивал у военных, тем более, в "его" время. — Это же не показатель того, что я — зубрила. Книги читать полезно, многое можно узнать.

— Так я и говорю — ботан, — заржал Валик, его поддержали его приятели, уже отошедшие от шока, как психологического, так и болевого.

— Ну, можно, конечно, и так — учиться я люблю. Но без фанатизма, — согласился Макс. — Но одно дело — зубрить ради отметок, а совсем другое — когда предмет нравится. Вот если ты физкультуру любишь — ты что, зубрила? Ботан? — — Ошарашил неожиданным доводом Зверь.

— Ну, ты даешь! То физкультура, чего там зубрить? Как через коня прыгать?

— Хорошо, пусть не физкультура. Я, например, географию люблю, хочу после школы по миру путешествовать, по разным странам, вот, учу, где какие страны, что там есть, какие люди живут. Или, вот языки иностранные — они ведь нужны, опять же, чтобы путешествовать по всему миру. Ну, как минимум, английский язык, он ведь как язык международного общения. Так что я — зубрила, по-твоему? — Максим говорил, а сам прислушивался к своему голосу, анализировал состояние своего тела. И с удовлетворением отмечал, что все больше и больше заполняет себя собой. То есть, сознание того, маленького Макса Зверева, одиннадцатилетнего щуплого подростка из своего прошлого взрослым Максимом Зверевым.

— Допустим, языки иностранные, география... Мне вот, кстати, еще история нравится, вы ее еще не проходите. Да и географии у вас еще нет, и языки только с пятого класса учат. Чего это ты раньше времени башку знаниями решил загрузить? — Валик удивленно посмотрел на Макса.

— Да у меня брат старший в шестом учится, я его учебники просматривал, интересно было, — соврал Макс.

— Так ты у брата глянь еще математику с физикой, а также геометрию и химию, во где знания! Только вот это мне зачем? Я что — химиком буду? Или физиком? Зачем мне все эти законы Ньютона и правило буравчика? А все эти квадраты гипотенузы равные сумме квадратов катетов, все эти трапеции и параллелепипеды — на фига они мне? — это уже подал голос еще один обитатель палаты, весьма упитанный мальчик, которого, как уже помнил Максим, звали Андреем. Он в экзекуции не участвовал, был посторонним наблюдателем.

— Да, Андрюха прав, в школе столько мусора нам впихивают, голова пухнет! — Валик был рад поддержке.

— Вам... — начал было Макс, но запнулся. — Нам не мусор впихивают, а знания. Это база, фундамент, на него потом ложатся те знания, которые каждый уже будет загружать по собственному желанию. И сейчас трудно сказать, кто кем в жизни будет. Я, вот, может, хочу стать космонавтом, а мне здоровье не позволит, — продолжил он, посматривая на своих соседей по палате уже более внимательным взглядом.

Все засмеялись — действительно, щуплый, даже, скорее, хилый Макс на космонавта явно "не тянул".

— Ну, вот, или, захочу я, к примеру, стать военным. Допустим, артиллеристом. А там без геометрии, без математики никуда. Таблицу стрельб составить, секторы обозначить, поправки на ветер делать, угол атаки рассчитать — это все математика. — Макс понял, что сказал лишнее, но уже было поздно.

— А ты откуда все это знаешь? Тоже у брата подсмотрел? — спросил Стас.

— Не, не у брата. Книжки читаю. Например, есть такая книга "Школа будущих командиров". Я ее в библиотеке брал. Там много интересного — и по математике, и по географии, точнее, по топографии. И физика там тоже есть. Но это так, просто пример. Вот, химия тоже военным нужна. В минно-подрывном деле. А также будущим врачам не помешает. Или строителям — там ведь надо знать, какие краски на какое покрытие как наносятся, сколько надо разводить и в какой пропорции цемента и песка и в воде, чтобы получить хороший бетон. А то замесишь массу, а потом все это осыплется к ебе... к чертовой матери, — Макс снова осекся.

— Вот ты мне сейчас дедушку моего напомнил, он, прорабом на стройке работает, — это подал голос последний, шестой обитатель палаты, худощавый пацаненок по имени Юра. — Он тоже постоянно про свою стройку рассказывает, про бетон этот, мол, цемент некачественный завезли, на инженеров ругается, что из институтов пришли и ни черта не знают.

— Ну, вот, я и говорю — учиться надо хорошо, потом работать станете, будут вас все ругать постоянно, — Максим уже пожалел, что затеял этот спор.

— Работать... — лениво процедил Валик. — Когда мы еще будем работать? Пока школу закончишь — мозги все вскипят. А потом институт — еще пять лет. И после института смотря куда пойти работать. Вон, у меня папка заведующий магазином, ну, допустим, арифметика ему пригодилась, а все остальное — вряд ли...

"Я так и думал — мажористый пацан, родитель — барыга", — подумал Зверь.

— А чего я вас тут агитирую? — он решил резко сменить тему. — У каждого — своя башка на плечах. Хотите — учитесь, хотите — дурака валяйте, каждому — свое. Jedem das Seine. Между прочим, эти слова была написаны над входом в фашистский концлагерь Бухенвальд, — Макс тяжелым, недетским взглядом оглядел всю палату.

— Ну вот, при чем здесь концлагерь, фашисты? Мы про учебу, а ты тут прямо ленинский урок начинаешь. Ты, Максим, — Валик впервые назвал Зверя по имени, — часом не комсорг? Хотя по возрасту вряд ли, наверное, только недавно в пионеры приняли? Но давай без кодекса строителя коммунизма, ладно? Кино насмотрелся? "Щит и меч?" "С чего начинааается Родина?", — издевательски пропел Валик.

— За восемь лет в этом концлагере было уничтожено — расстреляно, умерли от голода, были задушены в газовых камерах — более 56 тысяч человек. И фашизм — это не кино. И Родина начинается с каждого из нас. И когда-нибудь эту нашу Родину мы должны будем защитить, — тихо сказал Максим.

Он вдруг вспомнил 2014 год, сгоревших в Одесском Доме профсоюзов мальчишек, женщин, стариков, вспомнил, как прыгающих из окон добивали на земле озверевшие националисты, вспомнил погибших на Донбассе детей, их маленькие гробики и рыдавших навзрыд их отцов... Вспомнил фашистские кресты и эсэсовские символы на касках и форме украинских солдат... Вспомнил будущее своей Украины...

Видимо, его лицо в этот момент совершенно не располагало к каким-либо шуткам по поводу сказанного. В палате воцарилась неловкая тишина. Так бывает, когда внезапно в разговоре кто-то ляпнет какую-то дурость, или даже грубость, а все остальные не знают, как на это отреагировать. И тот, кто допустил ляп, не знает, как себя вести — показать, что случайность или сделать вид, что так все и должно было быть.

Максим не помнил, о чем они пацанами говорили в детстве, точнее, в ЭТОМ детстве, когда ему было одиннадцать. Про темы разговоров попозже помнил — школьные проблемы, особенно с одноклассниками, с которыми отношения не заладились сразу, потом игры во дворе, велосипед, обсуждение фильмов, книг, потом пошли предвестники азартных игр — крышечки, фантики, потом другие игры, например, в "стеночку", а потом уже и девчонок стали обсуждать...

Но вот не помнил Макс — говорили пацаны о таких вещах, как идеология, политика, будущее страны или нет? Кажется, детство советских школьников было настолько безоблачным и счастливым, что политика упоминалась только на сборах металлолома и макулатуры, когда собирали в пользу каких-то там детей Анголы или Чили. Или же во время первомайских или ноябрьских демонстраций, когда все пионеры шли в колонах с красными знаменами и транспарантами, кричали "ура!" и запускали в небо воздушные шарики.

— Я просто про фашистский переворот в Чили много читал... у меня в Сантьяго жил друг. Мы переписывались... Он погиб... Его расстреляли... — Макс замолчал.

— Да знаем мы все — и про Чили, и вообще... Смотрели кино. "В Сантьяго идёт дождь" называется. Но при чем здесь Советский Союз? Фашистов давным-давно разбили, тридцать лет прошло, даже больше. Мы что — должны постоянно вспоминать про концлагеря и битву под Москвой? — толстый Андрей, кажется, был не на шутку раздосадован выпадом Макса.

— Ты, Андрюха, даже не представляешь, как фашизм может оказаться прямо у тебя за спиной. А фашисты, которых, как ты говоришь, давно разбили, завтра, ну, пусть не завтра, а, скажем, лет через тридцать-сорок, придут к тебе, лично к тебе в дом и застрелят тебя, твою жену, и твоих детей! — Макс начал заводиться.

— Ну, все, боксер, брэк, мы уже поняли, что ты — настоящий пионер, у тебя, наверное, папа в горкоме работает? — примиряющее сказал Валик.

— Не боксер, а самбист, — поправил Влад, все еще баюкая свою не перебинтованную руку.

— Да, самбист, все, завязывай, с программой партии, мы политинформациями уже сыты по горло, кстати, обед скоро! Приемчик покажешь, тот, который мне сделал? — Валик, казалось, уже все был готов забыть, скорее всего, искал пути к примирению.

— Папа у меня работает инженером, а вот дедушка у меня — красный командир, прошел всю войну, концлагерь немецкий... И про фашизм я знаю гораздо больше, чем на наших -Макс подчеркнул слово на "наших" — на наших политинформациях нам говорят. — Ладно, когда там обед? Что, кстати, дают?

Ребята радостно загалдели, радуясь, что неприятная тема и вообще весь инцидент были забыты, стали обсуждать больничное меню, пошли разговоры о предстоящем футбольном матче местного "Днепра" и киевского "Динамо", в общем, пошел мальчишеский треп обо всем и ни о чем.

И только Макс, автоматически поддерживая общую беседу и вставляя иногда какие-то фразы, медленно остывал, стараясь совладать с внезапно выпершим наружу сознанием своего второго "Я". Которое уже заполнило до краев личность подростка Максима Зверева, мальчика одиннадцати лет, в теле которого он оказался так внезапно. И теперь предстояло понять — это временное явление, какой-то сбой во Вселенной, во времени и пространстве, или же ему, Максиму Звереву, кто-то там, наверху, предоставил второй шанс прожить свою жизнь.

"Так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!" — вспомнил слова Павки Корчагина Зверь.

Вспомнил — и улыбнулся.

За окном был теплый сентябрьский день, пахло осенью и было так спокойно, что не хотелось не только думать о чем-то нехорошем, но и вообще о чем-то думать. Хотелось просто раствориться в окружающем мире и стать его частью.

Частью мира.

В который через сорок лет придет война...

* * *

*Мажористый — от термина "мажор", то есть, сын высокопоставленных или, позже, богатых родителей. Появилась кличка в конце 80-х, а стала популярной уже в 90-е годы после песни лидера группы ДДТ Юрия Шевчука "Мальчики-мажоры".

*Ботан — презрительная кличка отличников, синоним "заучка" и "зубрила"

*"Школа будущих командиров" — популярная в советское время книга для определенной части подрастающего поколения, так сказать, прообраз учебника для юных "реконструкторов", где описывалась форма, знаки различия, оружие и многие битвы разных армий мира, в том числе и Красной, а потом, Советской Армии. Там же излагались технические подробности разных видов оружия, описание различной военной техники и тактические приемы действия различных армейских подразделений.

*"Щит и меч" — суперпопулярный в СССР фильм про советских разведчиков режиссера Владимира Басова, главную роль в котором сыграл актер Станислав Любшин, а также дебютировал совсем юный Олег Янковский. Лейтмотивом фильма стала песня Вениамина Баснера на слова Михаила Матусовского "С чего начинается Родина?", превратившаяся в супер-хит советского поколения. Вышел на экраны СССР в 1968 году.

*"В Сантьяго идёт дождь" — художественный фильм совместного франко-болгарского производства о фашистском перевороте в Чили, когда был убит президент страны, социалист Сальвадор Альенде. Фраза "В Сантьяго идёт дождь" — пароль к началу военного мятежа в Чили в 1973 г. Переданная на военных радиочастотах, фраза стала сигналом для сторонников генерала Аугусто Пиночета к началу фашистского восстания.

*Павка Корчагин — персонаж книги писателя Николая Островского "Как закалялась сталь", в котором Островский изобразил самого себя. "Жизнь надо прожить так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!" — слова этого литературного героя стали пропагандистским штампом и тоже превратились в мэм.

Глава четвертая. Знакомство с самим собой.

Из больницы Макс выписался быстро. Голова зажила, видимо, ничего серьезного не было — просто наложили пару швов над бровью, напичкали лекарствами, а поскольку симптомов сотрясения мозга хирург Пал Палыч не наблюдал, то и какой смысл держать Максима в травматологии? Это же не пробитый череп у того же Валика, тому еще пару недель надо было лежать и на процедуры всякие ходить. Так что папа забрал Максима домой уже через три дня. И хорошо, что папа, а не мама, которая в этот день уехала к бабушке. Потому что Зверю пришлось привыкать заново к своим родителям.

Правда, вначале он познакомился с бабушкой — папиной мамой, бабушкой Маней — которая жила на Амуре — в Амур-Нижнеднепровском районе Днепропетровска. Отец завершал ремонт в недавно купленной квартире, а у бабушки оставались еще кое-какие вещи. Которые и должен был Максим привезти домой.

— Я же больной, раненый, мне отдых положен, — попробовал было он заартачится, когда отец прямо из больницы в субботу повез его на Амур.

— Ремень тебе положен, вот что! — рявкнул отец.

После чего развернулся и умчался, наказав бабе Мане накормить отпрыска и вечером отправить домой, нагрузив нужной поклажей.

Бабушка Маня Макса особо не донимала — накрыв на стол, пошла в огород, где работы еще было довольно много. А Зверь, налопавшись от пуза всяких вкусностей, включая его любимый 'наполеон', который бабушка готовила просто бесподобно, завалился спать. То ли сытость и перемена обстановки подействовала, а может перестройка организму была нужна — но проспал он почти до вечера. И уже в сумерках, нагрузившись разными сумками и котомками, сел на автобус и поехал к себе на новую квартиру.

И уже там, наконец, пообщался с отцом не на бегу, а обстоятельно и подробно. Впрочем, с батей все было в полном ажуре — сознание пятидесятитрехлетнего мужика Максима Зверева позволяло одиннадцатилетнему подростку Максиму Звереву относится к тридцатилетнему мужчине Виктору Звереву, его отцу, как-то даже по-отечески. Словно бы он, Максим, был не сыном, а отцом своего отца. В сущности, разница в возрасте между пятидесятитрехлетним сыном и тридцатилетним отцом именно такой и была. Но Виктор Зверев о ней не подозревал.

Одним словом, со своим батей Макс сразу поладил, заново воспринимая все те несправедливости — как он считал в детстве и которые мальчиком наотрез отказывался понимать — как вполне нормальные педагогические приемы. Хотя в детстве часто злился на родителей. Очень мудро кто-то сказал — "Пока свои дети не появятся, будешь ребенком и не поймешь своих папу и маму". Вот так и сейчас — дважды отец в будущем, Зверь прекрасно понимал своего отца и даже не пикнул, когда тот ему дома устроил выволочку минут на двадцать.

— Скажи спасибо, что башка у тебя раненная, а то бы я тебе сейчас врезал пару раз по ней. Чтобы дурь из головы выбить! — Зверев-старший был, как всегда, прямолинеен и груб. — Это ж надо было удумать — поперся на эти развалины, да еще стал камнями швыряться! Как тебе только башку там не проломили или вообще не отбили?

— Папа, я все понял, обещаю — больше не повторится, — тихо сказал Макс.

Зверев-старший даже немного опешил. Он ожидал, что Максим, как всегда, будет отгавкиваться, пререкаться, переговариваться, а тут вдруг — такое признание. А главное — обещание! Такого еще ни разу не было!

— Ну, надо же! Обещает он...

— Сказал же — обещаю! Глупостями больше не буду заниматься. Есть дела поважнее, — Макс постарался говорить убедительно.

— Какие это дела поважнее? Карбид в костер бросать? По подвалам бегать? С брызгалками? — отец Макса все еще не верил в такие разительные перемены сына.

— С брызгалками ты меня точно не увидишь. Глупости какие! — Макс улыбнулся, вспомнив свои детские шалости. — Гораздо полезнее вон в секцию стрельбы записаться, а не с этими... сосками бегать, позориться...

Зверев-старший совсем растерялся. Сын изменился просто на глазах. Он, конечно, хулиганом не был, наоборот — все свободное время просиживал в библиотеках, читал запоем, но иногда на него, что называется, находило, и он с пацанами все еще играл то в войнушки, то в индейцев, то просто лазил по балкам и оврагам. Хорошо еще, что в новом районе, где Зверевы только-только получили квартиру в новостройке, уже давно не было ни балок, ни оврагов, ни даже строек — остался злосчастный пятачок с опустевшими частными домами, на месте которых через месяц уже собирались строить детский сад. Пока же остатки четырех домов — это было единственное, так сказать, темное пятно на карте новенького рабочего микрорайона.

— Ну, стрелять тебе, допустим, еще рано — в секцию таких малых не берут, но вот то, что осознал свою дурь — похвально... Вот бы мать тебя сейчас послушала... Ладно, иди на кухню, пообедай, на больничных харчах, наверное, оголодал.

Отец Макса решил, что воспитательный процесс закончен и пошел в комнату, где его ждал процесс доводки квартиры до оптимального содержания. Ему предстояло закончить поклейку обоев. Мать Максима, Татьяна Зверева сегодня должна была вернуться только к вечеру...

Квартиру родители Макса купили, хотя советским гражданам квартиры чаще давали, точнее, выдавали. Такие квартиры были ведомственными — человек, работая на каком-то предприятии или в каком-то учреждении, получал ведомственное жилье. И, пока работал, жил в нем. Такова была государственная политика, которая, кстати, стимулировала своих граждан работать на одном месте, ибо "летуны" — те, кто часто менял место работы — мягко говоря, не поощрялись.

То есть, у Зверевых была не государственная квартира, которую в то время советским людям государство предоставляло бесплатно, а кооперативная, покупаемая гражданами в кредит. Макс точно не помнил, сколько она стоила — то ли семь, то ли восемь тысяч рублей. При месячной зарплате его родителей в двести рублей копить на нее надо было довольно долго. Вернее, не копить, а платить ежемесячный взнос. Плюс взнос вступительный. Но все эти подробности было настолько не важными для подростка, что и сейчас Зверь не стал копаться в своей предыдущей памяти. За сколько купили, когда, зачем? В памяти было еще много информации, причем, далеко не всегда нужной и важной. Главное, что она, наконец, полностью ему подчинилась, и он помнил до мелочей, и как себя вести, и что с ним происходило до сегодняшнего дня, и что он любит, что не любит, а что любят или не любят его родители, где что лежит и куда кто идет. В общем, он вспомнил все, причем, даже то, что потом с возрастом Макс давно забыл, как неважное или ненужное. А сегодня это оказалось и важным, и нужным. Поэтому отчетливо и очень рельефно выпятилась в его мозгах.

Но и память взрослого Макса Зверева никуда не ушла.

Память мастера спорта по боевому самбо и панкратиону, чемпиона Украины по ушу-саньда, выпускника института физкультуры и дипломированного тренера, который стал журналистом. А после того, как в стране началась гражданская война — разведчиком и диверсантом. И память эта хранила множество разных, иногда довольно специфических знаний, которые, тем не менее, вполне могли пригодиться здесь, в прошлом.

Сержант Зверев по прозвищу Зверь, осознав, что с ним произошло, никаких таких прогрессорских планов не строил. Он достаточно много в той, взрослой жизни, прочитал фантастики о всяких "попаданцах" из раздела "альтернативная история". И попавшие в прошлое представители будущего в той фантастике это свое прошлое изменяли, в конечном итоге, как они считали, к лучшему. Точнее, так считали авторы этих литературных героев. Чаще всего эти "попаданцы" почему-то стремились не допустить Перестройки Горбачева, развала СССР, а еще раньше — начала Великой Отечественной войны, сталинских репрессий и прочих мерзостей "социализма с человеческим лицом".

Наверное, были и другие теории, и другие авторы. Просто сам Зверев, симпатизировавший именно этим теориям и жалеющий о развале Советского Союза, в котором родился и вырос, читал таких известных мэтров российской фантастики, как Василий Звягинцев, Владислав Конюшевский, Александр Конторович и многих других, из этой же плеяды. Кроме того, он увлекся книгами Александра Бушкова, особенно, его версией "России, которой не было", поэтому историю своей страны знал хорошо. Поэтому не думал, что он, обыкновенный солдат, журналист и спортсмен вот так внезапно попав в самого себя, только маленького, сразу начнет менять этот мир, обладая знаниями из прошлого.

Никаких особых знаний у Макса не было. Ни инженерных, ни научных — никаких. Разве только знания различных систем единоборств — от каратэ-до до ушу, от самбо, как спортивного, так боевого и прикладного, до системы израильской спецподготовки крав-мага, которая, впрочем, сильно напоминала как раз боевое и прикладное самбо. Но в нынешнем СССР про ушу и крав-мага еще и не слышали, тем более что она только-только создавалась, каратэ-до или, по-простому, каратэ было в диковинку, разве что спортивное самбо было очень распространено. Впрочем, скорее всего, в спецслужбах, в тех же КГБ или ГРУ, наверняка преподавали и джиу-джитсу, и прикладное самбо, а, вероятно, и другие системы боя с оружием и без.

Но что такие знания могут изменить в его прошлом, Максим Зверев не представлял. Да и особо не собирался представлять — вначале надо было оглядеться, приспособиться, в общем, просто пожить. А уж потом строить какие-то планы. Да и непонятно было — попал ли Макс в СВОЕ прошлое или же все-таки это какая-то параллельная Вселенная. А для начала стоило бы прояснить ситуацию, прежде чем принимать какие-то решения, тем более, глобального характера.

Ситуацию упрощал тот факт, что семья Зверевых только-только переехала в новую квартиру, и Максим как раз должен был идти в новую школу. И пошел бы, если бы не получил в минувшее воскресенье камнем по башке. Раньше он учился в совершенно другом районе города, Амур-Нижнеднепровском, как говорили в Днепропетровске, "на Амуре", кстати, районе, который считался в городе бандитском. А здесь был Красногвардейский район, район рабочий, потому что в основном здесь были дома тех, кто работал на двух близлежащих заводах — ДМЗ и ЮМЗ, Днепровском машиностроительном заводе и Южном машиностроительном заводе. Оба они были, как тогда говорили, "почтовыми ящиками" — секретными предприятиями, потому что работали на "оборонку". Как шутили сами днепропетровцы, ДМЗ выпускал летающие холодильники, а ЮМЗ — трактора с ядерными боеголовками.

О том, что днепропетровский Южмаш делал ракеты, не знали разве что маленькие дети. Потому что примерно раз или два в месяц там испытывали какое-то ракетное топливо, и по вечерам, примерно около восьми часов, на заводе что-то ревело так, что в доме, где поселились Зверевы, дрожали не только стекла, но и вся мебель. В общем, ЮМЗ работал на космическую программу и все советские ракеты, летавшие в космос, клепали именно на этом заводе. А поскольку оба завода были не просто большими, а огромными, то и работников там было очень много. Вот и строились новые микрорайоны с новыми девятиэтажками типового "чешского" проекта, заселявшиеся типовыми советскими рабочими и инженерами.

Мама и папа Максима были как раз этими "типовыми", точнее, типичными советскими инженерно-техническими работниками. ИТР. Правда, получали зарплату не стандартную, ИТР-овскую — 120 рублей плюс премия, а повышенную — 200 рублей и премия. Потому что работали на оборонном предприятии, да еще и в секретной лаборатории. Максим-маленький этого не знал, зато Максим-взрослый это прекрасно помнил.

...Итак, сегодня Макс был предоставлен самому себе, а вот завтра, в понедельник, предстояло первый раз идти в четвертый класс. Как раз началась первая четверть, но прошло всего пара недель сентября, в разгаре было "бабье лето", поэтому по-настоящему учиться еще было рано — можно было погулять, погонять в футбол, покататься на велике.

"Кстати, надо глянуть, у меня же был неплохой велосипед, "Минск", кажется", — подумал Макс.

Его верный конь стоял на балконе.

— Папа, я пойду на улицу, на велике погоняю? — Макс заглянул в комнату, где отец, утирая пот со лба, мазал клеем очередную обоину.

— А отцу помочь сын не желает? — яда в реплике Зверева-старшего хватило бы, наверное, на слона.

— Пап, ну какая с меня в этом деле помощь? Сам же не раз говорил, что у меня руки из жопы выросли?

Отец немного даже ошалел.

— Шось вэлыкэ в лиси здохло! — пропел Виктор Зверев. — С каких это пор ты стал увлекаться самокритикой? Раньше, помню, огрызался постоянно, когда я тебе про твои руки напоминал...

— Ну, а чего отрицать очевидное? Ну, не выросли руки, откуда нужно, так и ты их не вправил, правда? А теперь уже поздно. Хотя я, конечно, готов учиться, но давай не сегодня, ладно? И так голова гудит, а тут еще клея нанюхаюсь... — Макс многозначительно поднял глаза кверху.

— Ладно, раненый боец, можешь идти. Не тяжело велик на горбу тащить, больной? Может, поднести Вам, Ваше сиятельство? — отец был просто сама любезность.

— Нет, господин граф, я как-нибудь справлюсь, — — Макс в ответ тоже съязвил.

Во дворе почти никого не было. И правильно — скоро полдень, все слиняли на обед. Так что можно и покататься...

Но покататься не получилось. Только Максим отъехал от подъезда, как в руль его велосипеда вцепилась чья-то рука, а сзади за седло схватились еще две.

"Косой и его компания", — вспыхнуло в голове воспоминание из детства.

Максим-маленький Косого еще знать не мог — они ведь только переехали, а Сашка Косенко по прозвищу Косой жил в новом доме уже три месяца. Его дружки проживали по соседству, в близлежащих домах. Поэтому Макс еще не успел толком познакомиться даже с обитателями своего дома, а в войнушки играл в то злосчастное воскресенье совершенно случайно — зашел на развалины поискать деревянных брусков для отца, которому что-то надо было подправить на балконе. А там уже кипела битва. Началось все с брызгалок — пластиковых бутылок из-под всяких там постирушных химикатов, а закончилось бросанием камней... Ну, типа, гранаты. Вот одна такая "граната" и прилетела Зверю в голову. А теперь вот придется знакомиться с местной шпаной. Второй раз...

— В чем дело? — голос Макса был спокоен до невозможности.

— Ты смотри, какие мы деловые... — улыбаясь, пропел Косой.

— Какие мы — это мне решать, понял? — Макс сразу решил обострить ситуацию, чтобы раз и навсегда отбить охоту к нему лезть.

Это в прошлой жизни он полгода бегал от Косого и компании, пока отец не поговорил с батей Сашки и тот от него не отстал. А сейчас Зверь шутя мог справиться со всеми тремя обормотами, даже не вставая с велосипеда. Знаний и опыта у мастера спорта по боевому самбо и обладателю черного пояса по панкратиону Максима Зверева хватило бы и на взрослых, не то, что на подростков. И, несмотря на то, что Косому было лет 14, как и его дружкам, хилый на вид подросток, стоявший перед ними, мог буквально одним пальцем отправить каждого в нокаут.

Косой, видимо, не ожидал от незнакомого паренька такого нахальства. Тем более что пацан этот не выглядел угрожающе, и ни телосложением, ни лицом не походил на представителей районной шпаны, с которыми Косой уже был знаком и даже скорешился. Поэтому Сашка решил сразу же проучить наглеца.

— Слышь ты, деловой, ты смотри, шоб мы на тебя сейчас дело не завели, понял? — шпаненок угрожающе навис над великом Макса, перехватывая поудобнее руль.

— Ты грабли свои с велика убери! — тихо прошипел Зверь, раскручивая себя и накачивая злостью.

— А то что будет? — задиристо спросил Косой.

— Увидишь, — пообещал Макс.

-Та я счас ваще возьму твою лайбу да вон туда закину, — показал на развалины Косой.

При этих его словах стоящие за спиной Макса два приятеля его неприятеля попытались стащить его с седла, причем, самым грубым способом — за руки. И они ну никак не ожидали, что, сидя на велосипеде, можно драться. Да еще и без рук.

Поскольку ноги у Максима были свободны, то он, сползая на левую ногу, поставил ее на асфальт, а правой нанес удар по шкету, который стоял сзади и справа. Удар этот мог бы называться в каратэ уширо гери гедан — удар стопой или пяткой ноги назад, в ушу такой удар называется хоудэнтуй. Но Макс никогда не был фанатом "чистых" техник и всегда говорил, что самая эффективная техника — рабоче-крестьянская, то есть, та, которая эффективна, а не та, которая правильная. Поэтому он не стал бить пяткой в голову или солнечное сплетение, хотя мог бы. Он просто ударил ногой назад, но не в корпус, а в ногу стоящего сзади противника, точно под колено, в надкостницу. А поскольку боль от этого удара была очень сильной, то его правую руку дружбан Косого тут же отпустил. И Макс, сразу же этой свободной рукой, точнее, локтем, добавил ему еще и в голову. Пацаненок, получив сначала неожиданно очень болезненный удар в ногу, с криком согнулся, но, когда сразу же ему прилетел в голову локоть, он просто рухнул назад, как подкошенный. После этого про данного оппонента можно было минут на пятнадцать забыть.

Продолжая начатое движение той же правой ногой Зверь, двинув ею назад-вниз, сразу же, как маятник, вынес ее вперед-вверх и махнул классический удар маваши или, по-китайски, пинтуй, в голову стоявшему у руля велика Косому. Зверь бил не очень сильно, тем более что он еще не освоил возможности своего подросткового тела, но, видимо, мастерство он не потерял — удар пришелся точнехонько в левую скулу. И Сашка Косенко с криком просто перелетел через переднее колесо велосипеда метра на два в сторону.

Пока Макс бил назад и вперед — оба удара длились, наверное, всего секунды две — его левую руку продолжал держать третий шпаненок, не успевший даже понять, что происходит. Зверь не стал срывать захват, хотя мог бы легко это сделать, наоборот, он еще сам освободившейся правой рукой прихватил держащие его руки. А поскольку его правая нога после кругового удара в голову стоявшего впереди противника перелетела через руль велосипеда и Максим встал во всей своей красе перед последним оставшимся стоять членом гоп-компании, то, недолго думая, он молниеносно провел болевой на кисть руки противника, а потом, прихватив его за плечо, впечатал свое колено ему в живот. После чего провел бросок, точнее, просто послал последнего нападавшего в кувырок вслед за Косым. И тут же подхватил падающий велик, который он удерживал только корпусом.

Вся схватка, точнее, даже не схватка, а выяснение отношений или попытка на него "наехать", в общем, все это длилось меньше тридцати секунд. И даже если бы кто-то все это видел, то ничего бы не понял — настолько быстро все произошло. Да и Макс не хотел устраивать какое-то побоище или провоцировать драку. Мгновенный ответ на только-только нарождающуюся агрессию, причем, достаточно жесткий — это обезопасит от подобных попыток в дальнейшем.

Вся троица валялась на асфальте, ругаясь и вопя от боли, причем, вопили только двое, а тот, кого Зверь атаковал первым, похоже, был в отрубе. Макс не стал дальше качать права и как-то фиксировать свою победу, а просто, взяв велик, подошел к Косому.

— Значит так. Это тебе и твоей шобле урок — не надо хамить незнакомым. В следующий раз нарветесь — ответ будет более жестким, — внятно произнес Макс.

После чего сел на свою лайбу и неспешно покатил к выходу со двора.

Вообще-то двора, как такового, у дома, в котором жили Зверевы, не было. Стояли квадратом пять девятиэтажек, в центре была детская и спортивная площадки, возле каждого подъезда стояли лавочки, да перед одним из домов стоял столик, где мужики по вечерам резались в домино. Некое подобие двора, как раньше, в 50-е года, было только за одним из домов — там просто остался незанятым под гаражи или новостройки участок земли. Стояли столбы с проводами, на которых женщины сушили белье, тот же столик для доминошников, детская песочница и старенькая горка, а также беседка, в которой по вечерам тискалось подрастающее поколение.

Все это Максим помнил своей взрослой памятью, поэтому подростку Максиму Звереву не было смысла тратить время на изучение нового района. И он решил просто проехаться по магазинам, так сказать, вспомнить детство золотое.

В гастрономе ассортимент особо не баловал. Привыкший, что в будущем в супермаркетах было все, в нынешней своей ипостаси Максим откровенно затосковал. Четыре вида вареной колбасы, два вида сыра голландского, несколько сортов конфет и весь остальной ассортимент продуктов, где было всего два-три сорта, радости не внушали. Разве что хлебобулочных изделий было много, сортов десять-пятнадцать, начиная с бубликов и заканчивая огромными буханками белого украинского хлеба. Также было полно пряников, причем, сортов пять, все свежайшие, а еще — много самых разных соков: и томатный, и яблочный, и персиковый, и даже березовый. Все в литровых и трехлитровых стеклянных банках. И, что важно — безо всяких консервантов и прочей химии.

Вот только тут Макс спохватился, что не взял с собой денег. И пошел к выходу из гастронома, где оставил своего верного коня.

Велосипед стоял там, где он его и оставил. В советское время велики воровали редко, потому что получать срок за такую мелочь никто не хотел, а пацанам не улыбалось попадать на учет в детскую комнату милиции и портить себе анкету. К тому же покататься можно было и так — взять у любого малолетнего шкета на время, а потом вернуть. Именно это, скорее всего, и собиралась сделать только что троица под предводительством Сашки Косого.

Выйдя из гастронома, Максим решил поехать домой другим путем, ностальгируя по своему детству и заново впитывая старые-новые впечатления. Ведь все он переживал заново — молодое, упругое тело, послушное любому приказу его опытного мозга, езду на велосипеде, легкий сентябрьский теплый ветерок, обдувающий его голову. И вообще — было очень приятно ощущать просто-таки разлитое в воздухе спокойствие и абсолютную безопасность, которая как бы окружала его со всех сторон. К сожалению, в будущем все это было безвозвратно утеряно...

Выезжая за гастроном, Макс вдруг увидел железную клетку, в которой лежали горой арбузы.

"В такой клетке ВСУшники* своих "аватаров" держали", — неожиданно вспомнил сержант Зверев.

Воспоминания спецназовца с позывным Зверь время от времени всплывали в нынешнем подростке, причем иногда совершенно неожиданно и не всегда в тему. Например, если только что навыки ведения рукопашного боя с несколькими противниками для одиннадцатилетнего подростка были очень даже кстати, то картинки из гражданской войны в Украине будущего сейчас резко контрастировали с тем, что окружало Зверева сейчас. И пьяные украинские солдаты, которых сами же украинцы прозвали "аватарами", для нынешнего времени были бы совершенной фантастикой, эдакой антиутопией.

"Да уж, расскажи нынешним военным, что возможно такое — пьяные в дымину военнослужащие на передовых позициях, грабежи и убийства мирного населения, стрельба по жилым кварталам из крупнокалиберной артиллерии, мародерство и продажа боеприпасов врагу — никогда не поверят! Даже фашисты в Великую Отечественную такое не вытворяли" — подумал Зверь.

"Нет, конечно, немецкие зондеркоманды тогда и расстреливали, и сжигали целые деревни, и города бомбили, но, во-первых, то ж были немцы, нацисты, а тут свои... И позициями своими немцы не торговали, и боеприпасами тоже, про грабежи я молчу — фельд-жандармерия там четко работала...", — Макс отвлекся от тяжелых воспоминаний и подошел к клетке с арбузами.

— Почем арбузы, — спросил он сонного продавца, небритого мужика лет под сорок.

— 10 копеек кило, — открыв глаза, лениво процедил продавец в грязном засаленном и когда-то белом халате, после чего вновь впал в спячку, развалившись на хлипком стульчике.

Макс чисто машинально хлопнул себя по карманам шортов, в которых вышел на прогулку и вдруг с удивлением услышал, как там что-то зазвенело. Порывшись в карманах, он насобирал горстку мелочи — в основном, по 10, 15 и 20 копеек. Был и один полтинник. В общей сложности неожиданный клад тянул на целый рубль и 15 копеек. Макс внезапно так захотел арбуза, что во рту даже появилась оскомина. Он лихорадочно стал рыться в этой полосатой куче, когда вдруг вспомнил, что у него с собой нет ни сумки, ни рюкзака, ни вообще какой-либо тары. И тут он заметил висевшую на углу клетки капроновую сетку-авоську. Видимо, кто-то забыл.

— Я могу взять эту сетку? — спросил он у продавца.

— Та бери, только потом назад принесешь, кто-то из покупателей забыл, искать будет, — открыв на минуту глаза, проронил продавец и снова задремал.

— А вот треснувшие есть, они же брак, чего не откладываете в сторону? — спросил он снова.

— Тебе надо — ты и откладывай. Могу по 5 копеек за кило продать! — уже раздраженно ответил продавец, даже не открывая глаз.

Зверь внутренне просиял — на свои деньги он смог бы набрать штук пять треснувших арбузов. Так и вышло — они даже не поместились в сетку. К его счастью, в это время к клетке подошел его сосед, дядя Слава, чья квартира находилась рядом с квартирой Зверевых.

— Привет, Максим. Как твоя голова? — спросил он, подойдя к клетке и выбирая себе арбуз.

— Нормально, дядя Слава, ничего серьезного. Вы, кстати, не обладаете лишней тарой? А то я вот тут навыбирал, а нести не в чем.

Дядя Слава по фамилии Фиртич, как все представители древней нации, был запасливым человеком. И уже через пять минут Максим вместе с так удачно подошедшим соседом катили на зверевском велике общий груз арбузов, развешенных на руле "Минска", а также вместительную сумку с продуктами, размещенную на багажнике, которую придерживал дядя Слава.

Арбузов в тот день он принес целую гору и, пользуясь тем, что в буквальном смысле впал в детство, обожрался так, что всю ночь бегал в туалет и один раз, уже под утро, чуть было не вспомнил не только детство, но и младенчество. А памперсов в СССР еще не было...

* * *

*ВСУшники — военнослужащие вооруженных сил Украины (ВСУ).

*Аватары — прозвище пьяных украинских военнослужащих, которых в виде профилактики, закрывали в железных клетках их командиры. Произошло от названия культового американского фильма "Аватар" про инопланетян с кожей синего цвета.

Глава пятая. Дом, милый дом

Утром Максим поднялся безо всяких будильников и родителей. Как говорится, привычка, наработанная годами. Отец еще спал, а вот мать — ранняя пташка — уже шебуршила на кухне. Что поделать, она была "жаворонком", всегда вставала ни свет, ни заря.

— Чего подскочил? Тебе еще спать да спать, только шесть утра, в школу через час только вставать, — мать внимательно смотрела на сына.

— Та ничего, не спится, надо себя в порядок привести, — отмахнулся Макс.

— Ну, да, столько арбузов слопать — это ж никакой мочевой пузырь не выдержит. И будильника не надо. Наверное, всю ночь в туалет бегал? Или сплавал? — ехидно поинтересовалась Татьяна Прокофьевна.

— Никуда я не плавал, взрослый уже, — буркнул Макс, закрываясь в ванной, чтобы умыться и почистить зубы.

— Ага, взрослый, с пацанами в войнушки бегать да из брызгалок друг друга поливать, — не преминула подковырнуть сына мать.

Максим промолчал. Вчера с матерью он так и не пересекся, потому что после возвращения от бабушки она пошла к соседке тете Маше — жене дяди Славы — что-то там шить, и до позднего вечера там просидела. Но, придя домой, гору арбузов и кучу арбузных корок, конечно, заметила.

Выйдя из ванной, Макс набросил на себя спортивную "олимпийку", как тогда в СССР называли спортивный свитерок, натянул старые треники и двинулся было на улицу.

— Ты это куда намылился? — тон матери был весьма подозрительным.

— Пойду, пробегусь, зарядку сделаю, сама сказала — до школы еще час, — Макс хотел было выйти, но ему не дали.

— Ты, Максим, как я погляжу, таки точно по голове стукнутый и серьезно. То не допросишься в магазин сходить, а тут сам двадцать кило арбузов притащил, то утром не добудишься, а сейчас вскочил, как петух, только не кукарекаешь...

Татьяна Прокофьевна была не в курсе, что в местах не столь отдаленных, где пришлось побывать ее сыну в будущем, слово "петух" имеет вовсе не то значение, которое она применяла к данному слову.

— Ма, ну хватит уже цепляться ко мне. Тебе не угодишь: не хожу в магазин — плохо, хожу — тоже плохо, не встаю — плохо, встаю — плохо. Все, я пошел на улицу, через полчаса вернусь. — Зверь не стал дальше разводить дебаты и юркнул за дверь.

Татьяна Прокофьевна была очень цепкой и придирчивой женщиной, к тому же мать — не отец, она моментально заметила бы перемены в своем сыне. Да, в общем-то, как раз заметила. И то, что вчера они не встретились, спасло Зверя от ненужных и нудных разговоров, в том числе, от очередной "читки морали", как называл этот процесс сам Максим. Поэтому на первых порах, хотя сознание и память "себя маленького" Зверь сохранил полностью, но сейчас в теле подростка была личность пятидесятитрехлетнего, опытного, битого жизнью мужика, имеющего боевой опыт и обладающего такими знаниями, которых не могло быть не только у советского подростка, но и почти у каждого взрослого гражданина СССР. Правда, только на данный момент.

"Увы, в 90-х годах появится и боевой опыт, и специфические знания, и много чего еще...", — с горечью подумал Максим.

Проделав вначале простой разминочный комплекс на спортплощадке за домом, Зверь понял, что подростковое тело повинуется ему полностью, а знания, которыми обладает сознание Максима-взрослого, охотно пользуется Максим-ребенок. Тогда он попробовал проделать пару разминочных комплексов из китайского ушу — вначале таолу по стилю "южный кулак", с которого когда-то начинал свои занятия китайскими боевыми искусствами, потом еще один формальный комплекс из арсенала тай-цзы — уже более спокойный, на концентрацию и дыхание. Все получилось, все шло, как надо, даже слишком легко — ведь у подростка, каким сейчас был Макс, не было ни старых травм, ни ранений — ножевого в спине и пулевого под ключицей. Не было и болей от застарелой грыжи, а также не ныли когда-то посаженные интенсивными тренировками колени. Поэтому несколько прыжков, которые опробовал Зверь, были высокими, а махи ногами — амплитудными. Единственная проблема — отсутствие хорошей растяжки, ведь мастер ушу Максим Зверев свободно садился на поперечный шпагат и ногой спокойно мог выключать в комнате свет.

"Ничего, за месяц растянусь, да и подкачаться не мешало", — подумал Зверь, напоследок сделав пару раз сальто вперед и назад, как завершение короткой утренней программы.

Справа раздались какие-то хлопки. Макс моментально обернулся и присел, собравшись. Тело среагировало моментально, потому что вначале среагировало подсознание спецназовца, который всегда был готов к любым внезапным изменениям ситуации. Однако ничего угрожающего не было — в окне третьего этажа в третьем подъезде красовалась веселая физиономия какой-то девчонки, причем, девчонки довольно смазливой, которая удивленно и восхищенно смотрела на него, хлопая в ладоши.

"Ну, да, в мое время мало кто по утрам тут сальто прямо во дворе крутил, не говоря уже про таолу", — запоздало ругнулся Зверь.

С достоинством поклонившись и помахав девочке рукой, Макс побежал домой.

На кухне мать уже приготовила целую гору вкуснющих блинов, рядом стояло свежесваренное — варили этим летом — варенье из черной смородины, поэтому, ни слова не говоря, сделавший интенсивную зарядку подросток сел за стол и уже через десять минут гора уменьшилась вдвое. Мать наблюдала за сыном оооочччень подозрительным взглядом.

— Я тебя, Максим, совершенно не узнаю. Обычно утром тебя заставить что-то съесть можно было только под угрозой расстрела. А тут, смотрю, умял порцию взрослого человека и, думаю, мог бы слопать еще столько же.

"Ну, да, знала бы ты, мама, насколько ты права", — подумал Макс, а вслух сказал совершенно другое.

— Вчера арбузы вымыли все из желудка, вот и требует организм. Все, мама, я пошел собираться в школу, сегодня первый день, с новым классом надо знакомиться, да и догонять надо, с этим переездом и больницей я уже две недели пропустил, — с этими словами он пошел в спальню одеваться и собирать портфель.

— Когда это тебя учеба волновала? — только и успела бросить ему в спину его всегда оставлявшая за собой последнее слово мамаша.

Процесс одевания школьника Максима Зверева был достаточно мучительным. Взрослый Максим Зверев давно привык одеваться стильно и удобно, предпочитая спортивный или позже военный стиль в одежде. Здесь тоже была форма, только форма школьная, и, хотя ее мать привезла из Москвы, хотя она была красивая и элегантная, но все равно советская текстильная и легкая промышленность заметно отставали от ведущих западных фирм, производящих одежду. Но, все же, скрипя зубами, пришлось напяливать на себя брюки и рубашку. Пиджак Максим брать с собой не стал.

— Здрасте. А ну быстро одел пиджак, — голос матери звенел металлом.

Пришлось экипироваться по полной. Хорошо еще, что он не носил портфель, а таскал учебники в спортивной сумке. Максим вот уже четвертый год занимался плаванием, тем более, что здесь, недалеко от дома, бассейн был просто высший класс. Ведь рядом находился очень крутой спорткомплекс "Метеор" с стадионом, на котором тренировалась футбольная команда "Днепр", игравшая в высшей лиге чемпионата Союза. Так что сегодня Макс рассчитывал сходить туда и разведать насчет тренировок.

Правда, плавание его уже не интересовало. Потому что плавать он уже в первой жизни научился и плавал, как рыба. Но просто плавать Максу было скучно, оттого он тогда и бросил тренировки. Но вот замену плаванию так до окончания школы и не подобрал — пробовал заниматься велоспортом, немного походил на вольную борьбу, но все это ему не пришлось по душе. Да и вообще в детстве Максим Зверев особой любовью к спорту не отличался. Его страстью стали книги. Им он отдавал все свое свободное время.

Вот только повзрослев, Макс кардинально поменял свои взгляды. И сразу после школы пошел записываться в секцию альпинизма, через год став чемпионом области по скалолазанию. Параллельно, начав в армии заниматься каратэ-до и рукопашным боем, активно продолжил занятия единоборствами, всего через четыре года получив черный пояс каратэ-до вадо-рю и став кандидатом в мастера спорта по самбо.

Поэтому в планах одиннадцатилетнего Максима четко обозначилась задача найти подходящую секцию для занятий единоборствами. А поскольку каратэ в нынешнем времени скорее было экзотикой, да и секций, наверное, в Днепропетровске таких не было, то надо было идти либо на самбо, либо на бокс. С его подготовкой всего за год можно было стать чемпионом не только города, но и Украины. Правда, зачем это нужно было Максу, он и сам пока не понимал. Ведь в своей взрослой жизни он уже достаточно самоутвердился и доказывать что-то снова смысла не было...

Впрочем, очень скоро он понял, что доказывать все-таки придется...

*Таолу — формальный комплекс в ушу, сходный с "ката" в карате-до. Что-то типа боя с тенью, то есть, бой с воображаемым противником. В таолу обычно очень много акробатических элементов — фляки, сальто, различные прыжки и перевороты в воздухе.

*Стиль "южный кулак" — стиль в ушу, в котором большее внимание уделялось ударам руками. Для него характерны низкие стойки и резкие быстрые атаки, в основном руками, а также подсечки и броски. Происходит из провинций Южного Китая.

*Тай-цзы-цюань — буквально: "кулак Великого Предела", раздел в ушу, который сегодня более популярен, как оздоровительная гимнастика, но приставка "цюань" (кулак) подразумевает, что тайцзицюань — это боевое искусство. Особенности тайцзицюань — это использование внутренней энергии "ци", а также использование силы противника — принцип, который впоследствии был заимствован создателем айкидо. Техника тайцзицюань — мягкий, перекатывающийся шаг с плавными и непрерывными движениями и "толкающие руки" (туй-шоу). Передвижения, чаще всего в низких стойках позволяют сохранять равновесие при всех перемещениях, кроме прыжков, а "толкающие руки" (туй-шоу), известные также и как "липкие руки" в технике винчун, способствуют наработке умения чувствовать и предугадывать движения противника по прикосновению и умения мгновенно переходить от защиты к атаке, одновременно сковывая движения нападающего. Это создаёт неудобства для противника, привыкшего только бить и не привыкшего к тому, что удары вязнут в защите. "Липкие/толкающие руки" (какиэ) известны также и в двух школах каратэ — в годзю-рю и уэти-рю. О преимуществах техники тайцзицюань свидетельствует история знаменитого поединка одного из патриархов тай-цзи Ли Цзымина с Масутацу Оямой, известного создателя стиля каратэ-до Кёкусинкай — жесткого и силового.

Глава шестая. Не ждали?

Дорога в школу занимала пять минут. Средняя школа N31 находилась практически рядом, метрах в ста, так что Максиму, который не любил опаздывать и по привычке вышел загодя, пришлось еще минут пятнадцать с такими же, как он, "жаворонками" ждать во дворе перед центральным входом. Поскольку он никого не знал, то и стоял особняком, а вокруг уже сбивались в группки одноклассники, друзья и подруги, о чем-то весело переговаривались, и Максу было приятно наблюдать самое настоящее воплощение беззаботного детства.

Наконец открылся центральный вход и школьников стали пускать. Подойдя поближе, Максим понял, в чем была причина задержки — в вестибюле цепью стояли мальчики в белых рубашках и девочки в белых фартуках, на рукавах у них были красные повязки, а все ученики шли не через вестибюль, а в цокольный этаж, где находились раздевалки. Там они переобувались в сменную обувь — кто в кеды, кто в тапочки, а кто даже в чешки.

Это было такое школьное правило: каждый день один из классов — от 8 до 10-го — назначался дежурным, все ученики этого класса, точнее, почти все, освобождались на этот день от занятий, потому что дежурили по школе — наблюдали за порядком, помогали в столовой, а утром следили, чтобы все ученики обували сменную обувь. Ведь с наступлением осенних дождей, а потом и зимы немногочисленные школьные уборщицы или, как их называли, "технички", просто физически не успевали мыть полы за такой оравой. А если все ходили бы по школьным коридорам и классам в той обуви, что и по улицам, то штат уборщиц следовало бы увеличить втрое. Ну, и сохранность полов сократилась бы очень существенно.

Максиму переобуваться было не во что — он не знал про это правило, поэтому не взял с собой запасную обувь. Поэтому попытался подойти к шеренге красноповязочников и объяснить ситуацию. Однако его даже не захотели слушать.

— Иди домой, бери обувь и приходи, — безапелляционно заявил старший в группе, высокий восьмиклассник.

— Так я тогда опоздаю, через 5 минут звонок. Я же новенький, из другой школы перевелся, первый день, я же не знал, — попытался обосновать свой прокол Макс.

— Звонок прозвенит через 18 минут. И, потом, надо было знать, — отрезал восьмиклассник, и отвернулся, ловя какого-то шебутного пацаненка, который пытался с ходу прорваться сквозь шеренгу.

"А это идея!", — Макс, реально оценив диспозицию, понял, что спокойно сможет прорваться сквозь этот "заслон".

Не хотелось так начинать свой первый день в новой школе и, фактически, в новой жизни, но начинать его с опоздания не хотелось еще больше. Опаздывать Зверь очень не любил, старался сам никогда не опаздывать, так что выматывал душу и на тренировках, и, потом, в своем диверсионном подразделении даже за минутные опоздания.

Он посмотрел по расписанию, где занимается его 4-Г класс, а потом, как бы нехотя, двинулся в сторону спортзала, который находился справа от реденькой цепи дежурного класса. На него не обратили внимания, и тогда он, резко изменив направление движения, рванул в сторону заслона. Как и ожидалось, никто даже не успел ничего сообразить, как дерзкий новичок проскочил между окном и последним в цепочке мальчиком, и с невиданной скоростью пробежал через весь вестибюль аж до самого конца. Притормозив у двери на второй этаж, он показал кинувшимся было за ним в погоню старшеклассникам язык и... исчез. Пока те добежали, Макс уже затерялся в толпе и поднялся с ней на третий этаж, где, собственно, и находился его "родной" класс, 4-Г.

Учеников в тридцать первой школе было много, сама школа была новенькой, построенной для детей рабочих тех самых секретных заводов, на одном из которых работали родители Зверева. Рабочих было много, детей было еще больше, поэтому классы делились не только на А, Б и В, но и на Г и Д, а среди третьих был, кажется, даже третий "Е". Так что 4-Г и 4-Д в этой школе были наполнены под завязку, в классе было по тридцать и больше учеников, поэтому гул в классной комнате стоял приличный. Учителя еще не было, староста заранее открыл класс и все уже расселись по своим местам.

Когда в класс зашел Зверь, гул на мгновение стих.

— О, новенький! — удивленно воскликнул один из мальчишек, сидевший на первой парте. Именно на, а не за первой партой — он увлеченно показывал одноклассникам, как нужно управлять гоночным автомобилем, выжимая на виражах все из воображаемой машины.

Максим просто стоял у двери и оценивал своих одноклассников. Он прекрасно помнил по своей прошлой жизни, что с самого начала у него не заладились отношения с классом и очень долго, почти до восьмого класса Максим Зверев, который практически все школьные годы был самым щуплым и низкорослым в своем классе, оставался изгоем и служил одноклассникам мальчиком для битья. В нынешней, второй своей жизни Зверь не собирался это допускать.

— Чего молчишь, как неродной? Ты откуда к нам? — это уже спрашивал другой пацаненок, высокий и стройный, даже слишком высокий, похожий на баскетболиста.

— Я с Амура, — лаконично ответил Макс, не упоминая, что в Амур-Нижнеднепровском районе он проучился всего один месяц, а прожил три.

— О! Прибыла в Одессу банда из Амура... — пропел с задней парты какой-то коротышка, судя по замашкам и поведению, один из местных хулиганов. В каждом классе такие есть, и обычно их несколько.

Мысли Зверя тут же подтвердились — еще один пацан, на вид постарше остальных, какой-то неестественно бледный, молча встал и подошел к нему, пытливо его осматривая.

Но сказать он ничего не успел — в класс зашел учитель. Все быстро расселись по своим местам. Макс остался стоять у входа.

Первым уроком была история. Учителя звали Михаил Семенович, как потом узнал Максим, его фамилия была Гугель. Впрочем, глядя на его внешность, фамилию можно было бы и не спрашивать.

— Ты что — новенький? — с ходу спросил он. — Давай, садись вон там, с Трифоновым, — он кивнул в сторону того самого коротышки, певшего про банду из Амура.

Макс пошел на "камчатку" — так на школьном слэнге называлась последняя парта в классе, и, сев рядом с Трифоновым, успел заметить, как тот, бледный паренек, тоже сев за последнюю парту, но в другом ряду у стенки, перемигнулся с его соседом. Макс помнил, что это означало, по своей первой жизни. Но теперь он мог все переиграть.

В четвертом классе учить ему было практически нечего. Предметов было мало — русский язык и литература, украинский язык и литература, природоведение, история. Физкультура и труды, равно как пение и рисование, Макс предметами даже не считал — баловство одно. А поскольку уровень знаний по всем этим предметам у него был гораздо выше уровня четвертого класса, то на первых порах про учебу можно было даже не думать. Тем более, что думать ему было, о чем.

— Эй, новенький, тебя как зовут? — коротышка толкнул Макса в бок локтем.

— Макс, — коротко ответил Зверь.

-Я — Трифон. Я тут в центровых, — Трифон как-то по-глупому напыжился, словно и вправду был пупом Земли.

— Странное имя — Трифон, — заметил Макс.

— Это кликуха такая, фамилия — Трифонов, а зовут Юркой, — не понял подколки коротышка.

— Так зовут Юрка или Трифон? Как тебя мама с папой называют? Так и говорят — Трифон, иди ужинать? — Зверь откровенно издевался, и на этот раз его сосед по парте это понял.

— Ты чего борзый такой, новичок? Смотри, чтобы тебя в классе не назвали бакланом, — тон Трифона был угрожающим, но сам он выглядел настолько смешно, что Макс улыбнулся.

Но эту улыбку заметил учитель. Он в этот момент как раз рассказывал про монголо-татарское иго.

— Интересно, молодой человек, и чему Вы там улыбаетесь? Вам неинтересно, что рассказывает учитель? Я понимаю, что Вы у нас новенький, что, возможно, Вы этот материал уже прошли, но надо же иметь уважение, не так ли? Что я такого сказал смешного? — Михаил Семенович, казалось, был несколько раздражен.

Правда, было непонятно — это улыбка Макса его так взбесила или кто другой его уже успел утром, что называется, "накрутить". Но как бы то ни было, под "раздачу" попал именно Зверь.

— Да я просто так, не по теме, — Зверь попытался, что называется, "съехать".

Но историк уже вцепился в него и, видимо, решил проучить, чтобы всему классу неповадно было. Как потом узнал Макс, Гугель был весьма злопамятным и приставучим, хотя, в сущности, довольно квалифицированным историком и справедливым преподом.

— А вот и зря, что не по теме. Но если Вы знаете тему, может, сразу ответите у доски? Как Ваша фамилия? — историк начал рыться в журнале.

— Конь педальный, — Трифон таки отомстил, выкрикнув обидную кликуху.

Макс обернулся, посмотрел на соседа, тот вызывающе уставился на него, улыбаясь ему в лицо.

"Ну, что ж, после уроков придется поставить себя в этом классе, а потом и в школе. Ничего не поделаешь, надо", — подумал Макс и показал коротышке кулак. Тот осклабился и махнул рукой, как бы говоря — еще посмотрим, кто кого.

— Зверев моя фамилия, зовут Максим. Тему я знаю, но не по школьной программе.

— Вот как? Интересно-интересно, ну-ка, пройдите к доске и расскажите всему классу, -историк сам заинтересовался таким поворотом дела.

И тут Максим решил устроить показательные выступления. Историю он знал и любил, любовь эта зародилась как раз в этой школе, и Михаил Семенович тогда сыграл в эттом не последнюю роль — историю он преподавал очень хорошо и предмет свой любил самозабвенно. А, кроме того, Макс запоем читал историческую литературу, начиная от художественных "Спартака" Джованьоли и "Батыя" Ивана Ле, потом переключившись после прочтения "Трех мушкетеров" Дюма на историю Франции от хроник "проклятых королей" до наполеоновских войн, и заканчивая уже в зрелом возрасте трудами Николая Костомарова, Льва Гумилева и Сергея Ключевского по истории России. Так что знал гораздо больше того, что давала ему вначале школьная, а потом институтская программа.

"Ну, историк, щас ты у меня будешь бедный", — подумал Макс, привычно выходя к доске и беря указку.

Класс в недоумении молчал. Никто не ожидал от новенького подобной дерзости, да и его отношение к Трифонову всех шокировало, ведь тот в классе был, что называется, царем горы, хотя и был самым мелким. Но самым шкодливым.

— Итак, если мы говорим об истории, то должны опираться, прежде всего, на факты, правильно? — — Зверь задал вопрос как бы классу, но, понятное дело, обращался к учителю.

— Все верно, если есть таковые, — попробовал сразу же уточнить Гугель.

— Что такое факты? Это археологические раскопки и сведения современников, — Макс нисколько не стушевался. — Не буду сейчас много говорить про археологию, я не так в ней хорошо разбираюсь, но вот по поводу свидетельств современников кое-что мог бы сказать. Кроме Нестора-летописца, который писал свою знаменитую "Повесть временных лет" в XI столетии и не мог сообщить подробности о татаро-монгольском нашествии, которое произошло позднее, есть и другие летописи, которые как раз рассказали и о Несторе, и о его повести. Это Лаврентьевская летопись, первая Новгородская летопись и Ипатьевская летопись. Но они датируются примерно XIV и XV веком, то есть были написаны гораздо позже этого самого нашествия.

— Позвольте Вас перебить, юный коллега. Вы занимаетесь в каком-то историческом кружке? Откуда такие обширные знания? — историк был просто ошарашен.

— Да, и в кружке занимался, и был хороший преподаватель, мой дядя, — сразу же выдал домашнюю заготовку Макс. — Я продолжу?

— Конечно, конечно, мне очень интересно? А вам? — Гугель обратился к классу.

Нестройное "дааааа" его воодушевило, и он махнул Максу рукой, мол, продолжай.

— Так вот, все эти летописи нельзя считать свидетельствами современников, поскольку писались позже описываемых событий, а не во время их. А если собирать именно свидетельства тех, кто жил в то время, то они часто противоречат друг другу. Поэтому вначале о фактах.

Первое — никаких монголов в монголо-татарском нашествии не было, потому что не было тогда такой страны — Монголия. И нации такой тогда тоже не было. Были хунны, ойраты, мэргэды, татары, баяты, баргуты и еще около полусотни разных народностей. Которые уже потом стали предками современных монголов. К которым сегодня относят себя не только монголы, но и буряты, калмыки, хазарейцы и еще около 10 миллионов человек по всему миру, из которых только 3 миллиона проживают в нынешней Монголии. А в то время на Руси не знали никаких монголов, зато хорошо знали соседствующих со славянскими племенами кипчаков и полдовцев.

И если бы действительно какие-то монголы завоёвывали и грабили Русь и Европу, то остались бы какие-то свидетельства: обычаи, культура, да и вообще — хоть какие-то примеры именно монгольского воинского вторжения, например, оружие. Но этого нет.

Макс немного перевел дух и посмотрел на учителя. У того, что называется, отвисла челюсть.

— Вот смотрите. Все мы знаем словосочетание "булатный клинок". То есть, особого вида сталь, которую, как гласит легенда, закаляли не в воде, а на ветру. Так? — он посмотрел на историка.

Гугель кивнул.

— Совершенно верно, но я не понимаю, к чему Вы, молодой человек, клоните?

— Все очень просто. Про булатную сталь мы слышали, про дамасскую сталь слышали, про толедский клинок слышали, а про монгольский меч — ни разу никто не упоминал И не писал. Монголы, как следует из сведений разных историков, вообще не занимались металлургией... Ну, то есть, не было у них кузнечных дел мастеров, не изготавливали они оружие. Точнее, оружие делали для них китайские мастера, именно в Китае были развиты ремесла подобного уровня. А так называемые татаро-монголы или монголо-татары — не знаю, как правильнее их называть — были простыми кочевниками. И вдруг — бац — огромная армия, набеги на укрепленные крепости в конном строю, который еще надо научится держать, воинское искусство, причем, не только индивидуальное мастерство владения мечем или копьем, но и тактика нападения и отступления отдельными подразделениями — как там у них? Сотни, тысячи, да? Попробуйте хотя бы взводом управлять, всего тридцать человек — этому сегодня в армии младших командиров учат полгода. В военном училище будущему командиру взвода надо оттрубить пять лет. А тут — откуда не возьмись, появились талантливые полководцы. Из бывших пастухов?

— В общем-то, рассуждаете Вы совершенно логично, мне даже интересно, откуда такие стройные построения у ученика четвертого класса? — учитель не скрывал своего восхищения.

Еще бы — шел на простой урок, а нарвался на вундеркинда, да еще вундеркинда по своему предмету. Поэтому полемические истины, которые изрекал Максим, были, что называется, бальзамом на израненное примитивной школьной программой по истории сердце учителя этой самой истории.

— Ну, историей я увлекаюсь с первого класса. Но не будем о моем темном прошлом, давайте, я продолжу о прошлом нашей Родины, — Максим явно нарывался на комплимент.

Историк снова кивнул.

— В истории современной Монголии ничего о монголо-татарском иге не сказано, нет ни одной народной былины, в которой бы говорилось, что эта страна когда-то в древности покорила почти всю Русь, как нет ничего и о великом завоевателе Чингиз-хане. Да и само государство Монголия появилась только после 1930 года. Так что уже можно говорить о том, что монголов приплели сюда уже гораздо позже. А само слово "Могол" имеет греческое происхождение, и означает "Великий". Этим словом греки называли наших предков — славян.

Идем дальше.

В экспозиции художественного музея города Ярославля выставлена большая деревянная православная икона XVII века с житием преподобного Сергия Радонежского. В нижней части иконы изображена та самая легендарная Куликовская битва русского князя Дмитрия Донского с татаро-монгольским ханом Мамаем. Но вот незадача — русских и татар на этой иконе нельзя отличить. И у русских, и у татар одинаковые доспехи и шлемы, и татары и русские сражаются под одними и теми же боевыми хоругвями, кстати, с изображением лика Спаса Нерукотворного. Вот скажите — можно себе представить, что татарская орда хана Мамая шла в бой с русской дружиной под знаменами с изображением лика Иисуса Христа?

— Вот это да! Так что — татары маскировались под русских? — выкрикнул кто-то из класса.

— Вы были в этом музее, юноша? — спросил историк.

— Я лично еще не успел, но мне дядя рассказывал, — отмахнулся Макс. — В общем, вряд ли православная церковь могла себе позволить такую грубую оплошность на известной почитаемой иконе. Поэтому есть версия о том, что на самом деле не было никакого монголо-татарского вторжения, а просто в междоусобных войнах русских князей принимали участия татарские, половецкие, кипчакские племена и армии других азиатских тюркоязычных кочевников и государств. Потому и не отличалась их экипировка на старинных гравюрах, кстати, не только славянского происхождения. Например, на могиле Генриха Набожного II в Бреслау, и в других местах.

— Поразительно! — проронил историк. — И это — только четвертый класс... Что будет дальше? Продолжайте, продолжайте! — спохватился он.

Макс улыбнулся и продолжил.

— Еще один факт — русские князья смогли сохранить православие, несмотря на то, что все эти так называемые татаро-монголы были мусульманами. Если они были оккупантами, то почему на захваченных территориях не навязывали свою религию и свой образ жизни? — Макс сделал паузу, но никто ему не возразил, поэтому он продолжил свою импровизированную лекцию.

— Многие ученые во главе с Львом Гумилевом выдвигали гипотезу о том, что "татаро-монгольское иго" — это что-то типа военного союза пришлых кочевников с русскими князьями на равных. Лев Гумилев в своем знаменитом трактате "От Руси до России. Очерки по русской истории", выдвинул очень противоречивую, но очень логичную гипотезу. Он считает, что русские князья заключили с кочевниками своеобразный пакт о защите. Согласно этому пакту, русские князья платили татарам или монголам, в общем, всем этим бывшим пастухам за защиту территорий, а те им помогали избавиться от натиска литовцев и прочих враждебных иноземцев. Ну, типа, сделали себе такую пограничную стражу что ли...

— Вы и Гумилева читали? Поразительно, — историк был не просто ошарашен, он был в полном восторге. Класс также затих, и было слышно, как перешептываются девчонки.

— Не только Гумилева. Николай Карамзин, например, отрицал какое-либо качественное воздействие татарского завоевания на процессы развития русского общества. Ничего нового они на Русь не принесли. Хотя с появлением Орды прекратились междоусобные войны между русскими князьями, а также началось возвышение Московского княжества. Подход Карамзина получил свое дальнейшее утверждение и развитие в трудах крупнейших историков XIX — начала XX века: Сергея Соловьева, Василия Ключевского, Сергея Платонова...

— Стоп-стоп-стоп, хватит, это уже чересчур, это не программа для четвертого класса, это уже первый курс института, да что там первый — это...это... — историк просто захлебывался словами, он был потрясен.

Судя по гробовой тишине, в классе все точно также были в шоке. Правда, не все — несколько пацанов, судя по всему, знаниями не блещущие и особо к ним не стремящиеся, пользуясь тем, что препод отвлекся, решали какие-то свои дела, особо даже не слушая, о чем там кто говорит. Вышел зубрила к доске, что-то вякает — и ладушки.

— Если ты, Зверев, и остальную программу по истории знаешь так же, как историю Древней Руси, то я сразу поставлю тебе пятерку за год, и на моих уроках будешь мне ассистентом, дополнять материал какими-то теориями или сведениями, согласен? А за сегодняшний ответ, конечно, ставлю пять! — Гугель раскрыл журнал.

— Хотя нет, твоей фамилии еще даже нет в журнале. Давай дневник! — историк достал ручку.

— Зверь пошел к своей сумке, достал дневник, заботливо вложенный матерью, и понес к учительскому столу. Получив свою пятерку, хотел было идти на свое место.

— Постой. Раз уж ты изложил здесь такие интересные сведения и такие разные теории, бесспорно, достойные внимания, позволь тебе оппонировать, — историк все же решил не допускать такого явного "опускания" своего авторитета новичком.

Класс заметно оживился.

— Так вот, насчет письменных источников, которых нет — сами татаро-монголы, ну, скажем, татары — все они были неграмотными, поэтому не оставили описания своих подвигов, а пользовались услугами покоренных народов, в том числе и тех, кто писал на арабском. Так вот, европейских, персидских, китайских, и, конечно же, древнеславянских или древнерусских источников очень много, просто они противоречивы — одни писались, как принуждение от оккупантов, другие — как оппозиционные, в общем, есть искажения и там, и там. В европейских и русских источниках завоевателей с Востока обычно называют "татары". В китайских и персидских — "монголы". А поскольку дикие кочевые племена регулярно набегали на тот же Китай, то отсюда и возник термин "татаро-монголы", хотя в ордах завоевателей были и китайцы, и хунгузы, и персы, да и вообще кого там только не было, — историк улыбался, чувствуя свое превосходство, а, главное, увидев интерес класса к этой исторической дуэли.

— Приведу только один пример. Арабский ученый Рашид-ад-Дин писал тогда не только о подготовке монгольского наступления на Восточную Европу, но и довольно подробно описывает события похода Батыя на русские княжества, в некоторых случаях дополняя и уточняя свидетельства русских летописцев. Основной труд Рашид-ад-Дина, "Сборник летописей", неоднократно публиковался, а в 1948-1952 гг. издан в научном переводе, снабженном многочисленными комментариями. Что же касается письменности, то каждая пайзца — если кто не помнит, — историк обвел взглядом притихший класс, — это металлическая пластина, ярлык, выдаваемый татаро-монголами, как признак их власти — была снабжена текстом на арабском языке, примеры есть во многих музеях.

Гугель снова сделал паузу, думая, что ученик станет возражать, но Зверь молчал. Историк, ободренный тем, что завоевал внимание класса, продолжил.

— Есть, конечно, и надписи на том же уйгурском языке, и других, но сие уже несущественно. А, конечно, во времена завоеваний Батыя в его армию, а затем и в империю были включены половцы — это другое название племен кипчаков — и другие азиатские тюркоязычные кочевники, поэтому ни о какой монголоязычности армии вторжения говорить вообще не приходится. Так что в этом эпизоде ты, Зверев, все же прав, — Михаил Семенович говорил Зверю "ты" не пренебрежительно, а уважительно, как равный равному. Его немного снисходительное обращение на "Вы", раньше звучавшее почти насмешливо, куда-то испарилось.

— Ну и, соответственно, влияние тюркской культуры в русском быту можно видеть на каждом шагу до сих пор, начиная с ковров на стенах, до снимания обуви в доме. Я уже не буду говорить про генетику — в славянских генах полно тюркских следов и далеко не все славяне — голубоглазые блондины, правда? — историк улыбнулся, глядя на класс, где как раз было мало описываемых им типажей.

— Но можно долго еще полемизировать на тему монголо-татарского ига, есть много интересных версий и свидетельств, но бесспорно одно: ты, Максим, прекрасно знаешь этот материал, и не на уровне школы, а института, причем, исторического факультета, поэтому, конечно же, программа четвертого класса для тебя лично — как для меня букварь. Буду рад, если и в дальнейших темах ты сможешь порадовать меня и своих товарищей такими же глубокими знаниями. Думаю, пятерка за год у тебя в кармане. Садись! — историк был доволен, как кот, обожравшийся сметаны и даже жмурился по-кошачьи.

Макс пошел на свое место, где его новоявленный недруг уже о чем-то перешептывался с тем самым бледным пареньком, который подходил к Зверю в начале урока.

— Ну, что, зубрила, выпендрился? — ехидно спросил он у Зверя.

— А то! — в тон ему ответил Зверь.

— Ниче, на переменке побазарим, — Трифонов гаденько улыбался.

— С кем базарить? С тобой что ль? А кто ты такой, чтоб с тобой базарить? Ты вообще сначала говорить научись, шкет, — Зверь решил сразу расставить точки над "и". — Если в голове две извилины — сиди и не вякай, слушай, что умные люди говорят, может и станешь человеком.

Трифонов покраснел, как помидор. Видимо, так с ним в этом классе никто не говорил. Было видно, что он готов взорваться, но ему помешал звонок.

— Ну, что ж! Сегодня я был приятно удивлен, да и вы, ребята, наверное, тоже. Итак, тему монголо-татарского ига мы продолжим на следующем уроке, читайте параграф пять, готовьтесь отвечать на вопросы. Ну, конечно, не в таком объеме как сегодня поведал нам ...ммм...Максим правильно?

— Правильно, — ответил Макс.

— ...поведал нам Максим Зверев. А теперь можете быть свободны, — историк попрощался с классом и, помахав рукой Максу, вышел из класса. Класс загудел, несколько человек собрались возле задней парты.

— Ну, новенький, ты даешь! Как ты все это вызубрил?

— А зачем тебе все это? Ты что — учителем намылился стать?

— Ты вон как историка нашего раздраконил!

Возгласы сыпались со всех сторон. Макс хотел было ответить, но тут подошел тот самый бледный мальчишка, выглядевший постарше остальных.

— Слышь ты, зубрила, пошли выйдем, побазарить надо? — процедил он.

Макс помнил, кто это такой и помнил, что было с ним в его первой жизни. Тогда этот его одноклассник, второгодник Сергей Скотников по кличке Дикий вместе с Юрой Трифоновым после школы его, Макса, что называется, сломали — пригрозили отметелить, но потом, видя, что жертва испугалась, милостиво отпустили. И потом много лет Макс боялся их, став в классе одним из самых беззащитных и гонимых. Правда, он и был в классе самым маленьким, как по росту, так и по возрасту. Именно это стало основным стимулом того, что Зверь стал заниматься спортом, охотно пошел в армию, а, попав в спецназ, усиленно занимался единоборствами. Сейчас в теле самого себя, тщедушного мальчика Максима Зверева сержант спецназа, мастер спорта и чемпион Макс Зверев готовился, что называется, "дать ответку" своему прошлому.

— Слышь, Дикий, мне с тобой базарить не о чем, если ты за своего дружку Тришку подписываешься, то я после школы вас обоих научу, как правильно с людьми разговоры разговаривать, понял? — Макс все это сказал спокойный тоном, сидя за партой, и глядя на Скотникова — вот же Бог фамилией отметил — снизу вверх.

Правда, ноги у него были готовы к действию, да и руки тоже не просто так лежали на парте.

— Чё?! Слышь ты, амёба, глиста в скафандре, ты кому тут права качаешь? Ты только приперся, а уже всех заманал? Давно в табло не получал? — Дикий просто офанарел от такой наглости новенького.

— Не получал. Хочешь попробовать дать? Так не вопрос — после уроков за школой попробуешь. А здесь чего понты кидать? — Макс был спокоен и зол.

Дикий не выдержал и все же попробовал выписать наглецу "леща". Однако траекторию его удара Макс заметил, что называется, за километр — все же многолетний опыт рукопашника автоматически передался новому телу — поэтому даже не стал как-то защищаться, а просто уклонился в самый последний момент, сделав легкий нырок вперед. И вся сила удара досталась продолжавшему улыбаться Трифону.

— Ууууу! Гондурас ты хренов! — Трифон схватился за голову, видимо, получил зачетно.

— Слышь ты, палевный, тебе ж русским языком сказали — после уроков, ты чё — совсем фишку не сечешь? — Макс, наконец встал, правда, был он на голову ниже своего оппонента, поэтому тот угрозы не почувствовал. Но рядом стояли одноклассники, а тут еще вмешались девчонки.

— Скотников, ты снова тут драку устроил? Тебе мало походов к директору? А если снова отца вызовут? — Такая же мелкая, как и Макс, но бойкая девочка просто заклевала Дикого, оттирая его от Макса. Да и остальные ребята, хоть и с некой долей страха, но все же неодобрительно стали высказываться в сторону этой "сладкой парочки" — Трифонов и Скотников.

— Ну, лады, я этому щеглу табло начищу после уроков, ты понял, мелкий? — Дикий демонстративно цыкнул зубом и пошел на свое место.

— Слышь ты, зубрила вонючий, я тебе точно бошку отобью, — прошипел Трифонов, потирая макушку.

— Ага, пока что, вижу, тебе ее уже отбили. Так ты другана попроси, он тебе еще раз приложит — чтобы не нарывался. А я уже потом, для закрепления, — Максу было откровенно скучно. Он встал, взял свою сумку и пошел вперед, где на первой парте было свободное место рядом с той самой девочкой, которая утром смотрела на него из окна и хлопала в ладоши.

— Не занято? — вежливо спросил он.

— Пока нет. Моя подруга болеет, можешь пока сесть, — удивленно ответила девочка.

Макс сразу вспомнил ее — это была Лариса Гончаренко, его соседка по дому, она жила в третьем подъезде, а Макс — в первом. В той, первой жизни они даже дружили, просто дружили, никаких романтических соплей не было, хотя, конечно, Лариска Максу немного нравилась.

— Слушай, ты чего так нарываешься? Это же Тришка и Дикий, известные хулиганы, по ним милиция плачет, Дикий вообще со взрослой шпаной постоянно ходит, смотри, они тебя подкараулят и побьют, — вполголоса проговорила Лариса.

— Ну, это мы посмотрим, — улыбнулся Макс.

— Ага, я утром видела, как ты зарядку делал. А что это было? Ты так руками и ногами махал, как мельница.

— Да, это такая гимнастика китайская, — Максу неохота было сразу раскрывать все свои козыри.

— Ты что, в Китае жил? — глаза Лариски округлились.

— Нет, просто дружил с китайцами, они и научили, — уклончиво ответил Макс.

Все это время возле задней парты продолжались дебаты бойкой девчушки, которая, как оказалась, была членом совета отряда пионеров школы. Звали ее Света Болгова. Она отчитывала сразу обоих, Трифонова и Скотникова, те вяло огрызались. Остальной класс разошелся кто куда — одни вышли в коридор, другие остались сидеть за партами, третьи стояли у окна. И все потихоньку бросали любопытные взгляды на новенького.

Если бы знаменитый фильм "Приключения Электроника" не был выпущен на советские экраны в 1980 году, одноклассники Макса могли бы подумать, что к ним в класс пришел робот. А так они, скорее всего, зачислили Зверя в обыкновенные зубрилы. В общем-то — не самая плохая репутация. Хотя и не самая хорошая.

Но очень скоро Максим Зверев поменял мнение класса о себе.

*Лев Гумилев — советский историк-этнолог, археолог, востоковед, писатель, переводчик. В 1961 году защитил диссертацию на соискание степени доктора исторических наук, в Научное наследие включает 12 монографий и более 200 статей. Он доказывал, будто Киевская Русь — это продолжение Орды, а многие русские люди — потомки крещёных татар, на что потратил пятнадцать лет жизни. Эти взгляды были изложены в его очерках "Эхо Куликовской битвы", "Черная легенда", популярной книге "От Руси до России", монографии "Древняя Русь и Великая степь".

*Николай Карамзин — великий русский писатель, крупнейший литератор эпохи сентиментализма. Создатель "Истории государства Российского" - одного из первых фундаментальных трудов по истории России. Указом от 31 октября 1803 года император Александр I дарует Николаю Карамзину звание историографа. Этот титул в России после смерти Карамзина не возобновлялся

*Сергей Соловьев, Василий Ключевский, Сергей Платонов — крупнейшие историки XIX — начала XX века, много писавшие о так называемом "ордынском" периоде истории России.

*"Лещ" — хлесткий проносящий удар ладонью по темени или по затылку, не очень болезненный, но оглушающий и весьма звонкий, обычно наносится демонстративно тому, кого хотят унизить или — в более легкой форме — родителями своим расшалившимся детям.

Глава седьмая. Большие разборки в маленькой школе

В четвертом классе обычно по 4 урока. Иногда — пять, но это уже ближе к зиме. После истории остальные уроки пролетели быстро, впрочем, какие там у четвероклассников уроки? Русский язык, украинский язык и физкультура. Макс больше старался не выпячиваться, хотя это не совсем получилось. Потому что на уроке украинского языка обнаружилось, что он говорит по-украински ничуть не хуже самой учительницы. В советское время в городских школах русскоязычного Днепропетровска мало кто из учеников владел украинским, потому что родной для них был как раз русский язык. А вот в отдаленных районах, таких, как тот же Амур-Нижнеднепровский или в некоторых школах на городских окраинах было больше детей, которые говорили на русском и украинском. Правда, украинский был скорее "суржиком" — смесью украинского и русского, но все же украинский там был больше освоен, нежели в центре.

Учительница украинского поинтересовалась, откуда у Зверева такие познания и он соврал, что до семи лет жил с бабушкой на Мандрыковке — а там много переселенцев из Полтавы, и многие говорят в быту на украинском. Поэтому здесь его зубрилой уже не называли, но отношение стало, мягко говоря — прохладным. Сельских городские девочки и мальчики не любили, и, хотя Макс никоим образом не походил на выходца из села, тем не менее, круг отчуждения между ним и остальным классом стал более заметен.

Последний урок — физкультура — проходил на улице. По плану первая четверть была посвящена легкой атлетике, поэтому, переодевшись, четвероклассники гурьбой пошли на школьный стадион. Трифонова и Скотникова на физре не было, как сказали ему одноклассники, они пошли за школу курить.

— И шоблу собирать, чтобы тебя отмутузить, — сказал Максу белобрысый кучерявый мальчишка с вечной радостной ухмылкой на лице.

"Сашка Засудский", — подсказала Максу его детская память.

— Посмотрим, кто кого отмутузит, — он коротко хохотнул.

— Да ты чё такой резкий-то? Первый день в школе и уже нарываешься? У тебя чё — "подписка" неслабая? Братан в старшем классе или папа — мильтон? — Сашка был явно заинтригован аттракционом невиданной наглости. — Эти двое — Тришка и Дикий — от них вся школа плачет. Дикий вообще кандидат в колонию, еще год — и загремит точно, а Тришка, хоть и мелкий, но такой говнистый, что лучше не трогать. И шобла за них подпишется, там и старшие есть, а тут ты такой красивый нарисовался, — Засудский с интересом оглядел Макса, который не производил впечатление силача.

— Много будешь знать — скоро состаришься. Конечно, с "подпиской" любой может тут строить из себя героя, посмотрим, кто из них один на один сможет мне что-то доказать, -Макс не стал много говорить, и пошел к прыжковой яме с песком, где уже стояли все мальчишки его нового класса.

— Будут они с тобой один на один махаться, как же, — проворчал Засудский ему в спину.

Марк Лазорович, школьный физрук, для начала дал задание пробежать для разминки три круга по стадиону. Макс, в принципе, бегать особо не любил — столько марш-бросков в полной боевой было за его плечами. Но здесь, в футболке, в трусах и кедах, да еще в легком и звонком теле одиннадцатилетнего мальчишки, в котором нет ни травм, ни ранений, он с огромным удовольствием рванул на дистанцию. И не заметил, как пробежал все три круга, оставив далеко позади весь класс. И только заметив удивленные глаза физрука, понял, что снова выпендрился.

— Фамилия? — Марк Лазорович был лаконичен.

— Зверев. Я новенький, из 56 школы, — ответил Макс.

— А, это с Амура. Ну, тогда понятно, у вас там бандитский райончик, там бегать надо уметь, ты же вон какой дохлый, — физрук что-то черкнул у себя в блокноте и стал распределять задания на урок.

Девочек он отправил метать теннисные мячики, мальчишек частично распределил в секторе для прыжков в длину, а частично отправил бегать стометровку. На этот раз Зверь контролировал себя и бегал, как все, в пределах нормы. К тому же он был очень легким и спринтерский бег пока что не был его коньком. Это в будущем 88-килограммовый Максим Зверев уверенно бегал стометровку за 11 и 8 десятых секунды, то есть, на второй разряд, здесь же пока он вряд ли выбежал бы даже из 15-ти. Впрочем, для школьного норматива и этого хватило бы с головой.

Физра была последним уроком. И когда Макс переоделся, в раздевалку зашел ухмыляющийся Трифонов.

— Ну, чё, лошарик, пошли побазарим? — сказал он, обращаясь к зашнуровывающему кеды Максиму.

— Слышь ты, недомерок, тебе сейчас по кумполу пробить за оскорбуху или потом? Сопли подбери, щегол пестрожопый, мотай к своей шобле, ты же потому такой храбрый, что "подписку" привел, да? — Макс вскочил, взял сумку с учебниками и формой и пошел к выходу, демонстративно отодвинув Тришку плечом. Тот опешил, но, что-то прошипев в спину наглому новенькому, поплелся следом.

"Подписка" Трифонова ждала у школьного крыльца, причем, не где-то в сторонке, а почти что на виду у всей школы. Вместе с Диким там находились еще трое мальчиков примерно его возраста и комплекции, хотя один из них был заметно выше и мощнее. Не баскетболист, конечно, но переход из мальчика в юношу уже начался.

"Так, значит, бить прямо перед школой не будут, есть фактор внезапности. И мне никого из них не надо будет серьезно "ронять", — определил диспозицию Зверь.

Расслабленной походкой он подошел к компании.

— Здорово, бандиты! Чё, Дикий, кентов привел? — бодро спросил Макс, обращаясь к однокласснику.

-А чё ты, шкет, такой борзый? Думаешь, как с Амура — так тут все на цырлы упали? — это подал голос тот самый, рослый и высокий мальчуган, которому на вид было не одиннадцать-двенадцать, а все четырнадцать.

— А ты кто такой, чтобы мне вопросы задавать? Тебя не учили люди, что сначала надо представиться, назвать себя, а потом уже бакланить?

Зверь сразу вогнал себя в боевое состояние. Нужно было быть готовым к любой подлянке, даже несмотря на открытую площадку. Сунуть ему пару раз под ребра или по печени можно было быстро и незаметно, тем более что численное превосходство было подавляющим. Поэтому и начал он говорить жестко, напористо, с применением лексики, которая была в ходу у "блатных". Встречающих его эта лексика сильно выбила из колеи. Обыкновенный школьник такие слова знать не мог.

— Ух, ты, он еще тут и права качает! — не то удивился, не то восхитился спрашивающий подросток.

— Так он не успел в школу прийти, а тут уже всем указывает, как и где базарить. И выпендривается, зубрила, пятерки ловит, показушничает, типа самый умный, — подал голос Дикий. — Ты, Дюндель, поучи его, как нужно себя вести.

— А чего это ты, Серега, сам не можешь? Смотри, это ж глиста в скафандре, чихнешь — он и переломится. Мы тебе зачем? — Дюндель явно недоумевал. К тому же, лексика новенького его, по ходу, сильно озадачила.

— Ну, он же какой-то безбашенный, типа бессмертный, не уважает всю кодлу, вот я и решил, что надо нам ему облом устроить. На нас с прибором клал! — Дикий был, что называется, на взводе.

— Ну, во-первых, я, как ты говоришь, с прибором клал только на твоего дружка Тришку, который не умеет с людьми разговаривать, — Зверь улыбнулся своей змеиной улыбкой и Дюндель, судя по всему, сразу это отметил. — Во-вторых, если ты вписался за своего кореша, то я могу положить и на тебя. Если твой котелок не варит, и ты не кнокаешь, кто может качать права, а кто в пролете. В-третьих, ты же зассал пойти за школу и стыкнуться один на один, ты кодлу свою привел, которую я знать не знаю. Так что прежде чем уважать кого или не уважать, надо познакомится, а вы тут невоспитанные до крайности, никаких понятий у вас нет, вы даже имена свои не назвали — о чем тут с вами базарить? — Максим снова улыбнулся.

Словесно Макс "сделал" своих оппонентов "на раз". И с интересом ждал, чем они ответят. Потому что, если бы эти мальчишки знали, что такое "понятия", то правота Максима была бесспорной. Его опыт и опыт этой мелкотни был настолько в разных весовых категориях, что не было смысла даже оставаться здесь, можно было разворачиваться и уходить. Потому что даже по дворовым понятиям он был прав — он честно предлагал Дикому разобраться один на один, и именно Дикий струсил и привел на разборку всю свою "подписку". То есть, не стал драться сам. Теперь, если Максиму попытаются вчинить какие-то "предъявы", то он имел право или вызывать один на один любого из кодлы, или обращаться к любому арбитру, вплоть до родителей и это уже было, как тогда говорили, "не западло".

Увы, во времена СССР молодежный, а также и школьный слэнг пестрел словами из уголовной лексики, но, слава Богу, матерной брани в нем было очень мало, да и чисто тюремно-воровской фени также незначительное количество. Все это появилось уже в 90-е, когда государство перестало заниматься подрастающим поколением, а кино и литература понесли в массы всякую дрянь из "романтики" воровского мира.

— Ты, гаврик, не духарись, мы видим, что ты не гога, но и качать права ты рановато начал — только пришел и сразу буром попер, — Дюндель несколько сбавил обороты.

— Так ты обзовешься или как? — Макс с интересом ждал развязки.

— Ну, я Юра Дюжник, тебе легче? Ты кто, откуда такой ком с бугра? — Дюндель с интересом смотрел на щуплого Макса.

— Та с Амура он, — пискнул Трифонов.

— Жопе слова не давали, — огрызнулся Макс.

— А, то-то я смотрю — борзый такой, теперь вкурил, — довольно прогудел Дюндель. — Так амурских мы видели, знаем, они тоже отхватывали на дискаче.

— Я так понимаю, ты, Юра, здесь верха держишь. Так вот, мне до лампочки, кто там у вас и где отхватывал, я конкретно послал на хутор бабочек ловить вот этого коротышку, если ему сцыкотно мне пойти вломить, то я не вдупляю — чего вы все сюда приперлись? Я с вами дела не имел, а с этими двумя укурками сам разберусь. Или вы мне тут предъявить что хотите? Так вперед, предъявляйте, я отвечу. А нет — я пошел на хату, — Макс уже хотел заканчивать балаган, поэтому резко свернул диалог.

— Тебя никто не отпускал, — Дюндель как-то напрягся.

— А ты мне кто? Папа? Мама? Кочумай, а? Все, ребзя, отвалили, закончили хипеш, будут вопросы — в рабочем порядке, — Макс внутренне напрягся, так как нутром чуял, что прилетит подлянка.

Чутье его не подвело — подлянка прилетела оттуда, откуда и должна была прилететь — со стороны главного в этой компании. Дюндель, воровато оглянувшись на крыльцо школы, к которому стоял спиной, попытался схватить Макса за плечо, видимо, чтобы ударить его второй рукой в живот — незаметно, но ощутимо. Обычно в толпе такой удар со стороны незаметен, но уронить с его помощью можно практически любого.

Но Зверь был готов. Он решил не доводить дело до драки и не бить никого, по крайней мере, сильно, а просто провел болевой прием на локоть атаковавшего его Дюнделя. В китайском цин-на этот прием называется ши дзы яо тоу. То есть, Зверь просто оплел своей левой рукой правую руку противника с внешней стороны и вывел ее вверх, вывернув руку Дюнделя наружу. Тот завопил от боли и Максим сразу же основанием правой ладони коротко и резко пробил ему в солнечное сплетение, после чего сразу его отпустил, оттолкнув в сторону. Дюндель моментально задохнулся и сел на школьный асфальт, хватая воздух побелевшими губами.

"Сильно ударил, надо было полегче, рефлексы сработали", — успел подумать Макс.

Успел — потому что после вырубания главного в стае сразу настал черед остальных. Коротышка Трифонов отирался сзади, явно пытаясь подсесть Максу под ноги, чтобы Дюндель толкнул его и тот, перецепившись, упал назад. Старый прием, в школах такое часто применяют. Мог он также при случае схватить Макса сзади за руки, чтобы Дюжник смог ударить. Одним словом, Зверь сразу же устранил угрозу с тыла простым, но эффективным способом — даже не глядя, а зная точно, где противник, нанес назад почти незаметный, но очень болезненный удар локтем. И по громкому "и-и-ик", а также ощущению попадания понял, что угроза устранена.

Не теряя темпа, Макс левой рукой нанес сверху вниз и назад короткий удар ладонью с растопыренными и полусогнутыми пальцами — удар называется "тигриная лапа" — в пах стоявшего слева мальчишки из "подписки" Дикого, после чего тот согнулся от боли и упал на колени. И в завершение комбинации Максим подъемом правой ноги коротко пнул самого Дикого по ноге — точно в надкостницу. Тот свалился, как подкошенный и зашипел от боли. Последнего, пятого пацана Зверь трогать не стал, потому что уж этот удар был бы заметен не только остальным школьникам, которые спускались по лестнице и стояли на школьном дворе, но и учителям, которые стояли на крыльце главного входа.

— Тебя тоже отоварить или ты все понял? — процедил ему Максим.

— А я что? Я ничего. Я это... я с Дюнделем пришел, я не... это ваши дела, я — сторона..., — залепетал мальчуган.

Картина была довольно комичная — щуплый Максим стоял практически в центре школьного двора, а вокруг него валялись постанывавшие и ругающиеся мальчишки, каждый из которых превосходил его и в росте, и в комплекции. Особенно нелепо выглядел Юрка Дюжник, сидящий на заднице и державшийся за живот.

— Что здесь происходит? — к компании подошел лысоватый мужчина представительного вида в очень неплохом костюме. Вид у него был донельзя строгий.

"Василий Кириллович, директор", — подсказала Зверю его детская память.

— Да ничего особенного, — улыбнулся Максим. — Ребята вот показывают, как футболисты симулируют на поле травму. Вы ведь любите футбол?

— Футбол? Ну... да, конечно, но... — директор даже на мгновение растерялся.

— Ну, вот и мы любим, правда, ребята? — Макс был сама доброжелательность. — Вот Юра Дюжник даже предлагал мне играть в его команде, но я как-то в футбол несильно, я больше баскетбол уважаю.

— Дюжник? А, и ты здесь, Юрий. Ты что — футболом решил заняться? — директор насмешливо спросил у Дюнделя. И, уже обращаясь к Максиму, продолжил. — Команду Юрия я хорошо знаю, кстати, вижу некоторых...ммм... "игроков", вот только не знал, что эта команда футбольная.

— Та мы и в футбик любим погонять, вот и опытом обменивались... — прохрипел, потирая ушибленную ногу Дикий.

— Скотников, ты смотри, опыт свой, который получил, дома зеленкой помажь, а то саднить будет, — оказывается, у директора с чувством юмора было все в порядке. — А вот ты, мальчик, — обратился он к Зверю, — откуда здесь взялся? Я тебя не знаю.

— Да это новенький, в нашем классе учится, только пришел, — пропищал Трифонов, обретя, наконец, возможность говорить после зверевского удара локтем в живот.

— Понятно. Ну, тогда вы, игроки — по домам, а новенького нападающего я приглашаю к себе в кабинет. Для составления плана тренировок — директор развернулся и пошел в школу.

— Ну, футболисты, вы давайте, тренируйтесь, а если еще захотите мне что показать, то учтите — в следующий раз я буду играть более жестко. Сегодня была разминка, для тех, кто в танке, повторяю — мне насрать, кто тут за кого мазу держит, ясно? Если вы тут все такие герои — толпой на одного, то я с вами тут цацкаться не буду, ноги и руки переломаю. Так что думайте, если есть чем, футболисты!

С этими словами Макс прошел прямо через уже поднявшихся с асфальта "разборщиков" и пошел вслед за директором, который уже взошел на школьное крыльцо и нетерпеливо посматривал на Зверева.

— Мы еще побазарим с тобой, — донесся до него сказанный ему в спину комментарий Дюжника.

*Мандрыковка — район Днепропетровска, окраина города, что-то среднее между селом и поселком городского типа, частный сектор, огороды, сады, в общем, такой сельский островок в индустриальном центре.

*"Подписка" — компания, как мужская, так и женская, которая может вступиться за оскорбленного приятеля или одноклассника, и покарать обидчика или обидчиков. Чаще всего это происходило в виде рукоприкладства.

*Кент, кореш — друг, приятель;

*Кодла — большая компания;

*Упасть на цырлы — встать на колени;

*Ходить на цырлах — пресмыкаться, ходить на цыпочках;

*Вписаться, подписаться — защитить, заступиться;

*Кнокать — смотреть;

*Качать права — доказывать свою правоту, добиваться справедли-вости;

*Духариться — вести себя с излишним возбуждением, с гонором, вызывающе;

*Буром переть — наглеть, агрессивно выступать против кого-то;

*Послал на хутор бабочек ловить — послать далеко, послать на х...;

*Бакланить, баздать — вести неприятный разговор, ругаться;

*Безбашенный, бессмертный — наглый;

*Борзый — наглый, агрессивный;

*Вкурить, вдуплить — понять;

*Гаврик — мелкий мошенник, хулиганистый парень и пр;

*Гога — маменькин сынок;

*Стыкнуться — подраться на кулаках один на один;

*Кочумай — будь осторожным (заканчивай);

Глава восьмая. Время собирать камни за пазуху...

В кабинете у директора страшно не было. Хотя в своей прошлой жизни, один раз попав "на ковер" к Василию Кирилловичу, Максим Зверев настолько испугался, что даже толком не мог ничего сказать в свое оправдание. Но тогда это был хлипкий четвероклассник, которого вообще-то по ошибке обвинили в том, что он разбил стекло в коридоре. А сейчас в теле одиннадцатилетнего мальчика жил взрослый, битый жизнью и вышколенный четырьмя годами войны мужик, которому, как говорится, сам черт был не брат и который сам кого угодно может испугать. Даже в теле тщедушного пацаненка.

— Так, продолжим. Как твоя фамилия, говоришь? Зверев? — директор явно придуривался, поскольку видно было, что фамилию новенького он не просто запомнил — он ее знал.

-Да, Зверев Максим. Перевелся из 56-й школы.

— А чего перевелся?

— Так родители квартиру купили, вот и переехали?

— Это какой дом?

— 23-й, на Фабрично-Заводской улице, новостройка, девятиэтажка рядом со школой.

— Ясно. Вот я тут твою характеристику смотрю, успеваемость... Странно все, — директор сел за стол, и оттуда, сверху вниз сквозь очки, которые он надел для чтения, смотрел на Макса.

"Говорил — фамилию не помнит. А сам вон уже все документы просмотрел. Что-то здесь не то..." — Макс приготовился к допросу "с пристрастием".

— А что странно? Успеваемость нормальная, "двоек" нет, "троек" тоже. — Макс действительно пока не понимал интерес, который вызвал к себе у директора.

— Ну, во-первых, судя по характеристике, в хулиганах ты не числишься, скорее, наоборот. Читать любишь, библиотеку посещаешь. И в первый же день собрал вокруг себя самых известных хулиганов нашей школы. Зачем, спрашивается? Что не поделили? — Василий Кириллович смотрел, как рентгеном просвечивал.

— А чего сразу не поделили? Просто знакомились... — Макс понял, что "знакомство" со школьными хулиганами — не единственное, что заострило внимание директора на нем.

— Хорошее знакомство: ты стоишь — они лежат. Это у вас в Амур-Нижнеднепровском районе так знакомятся? — Василий Кириллович был серьезен, но в глазах у него скакали эдакие чертики.

— Ну, разные есть формы знакомства. Например, в восточных странах при знакомстве кланяются, а на островах Полинезии, к примеру, гладят друг друга по спине при встрече, обнюхиваются и трутся носами. Африканские масаи прежде, чем подать руку встречному знакомому, плюют на нее. А кенийские акамба просто плюют друг в друга, даже руку не протягивают — но там это знак глубокого уважения. Так что, возможно, в знак глубокого уважения ваши хулиганы решили отвесить мне глубокий поклон, — Макс откровенно "троллил" директора, впрочем, в 1976 году такого слова в обиходе еще не было.

— А мне кажется, отвешивали не они тебе, а, скорее, ты им. — Василий Кириллович впервые улыбнулся.

— Не, я не отвешивал, я скорее отмеривал, — Макс тоже улыбнулся. — Вы же, наверное, знаете это "Какою мерою тебе будет отмеряно..."

— Я вижу, что с чувством юмора у тебя все в порядке, — директор встал из-за стола и подошел к Максиму.

— У Вас тоже.

— И глубина знаний поражает. Аборигены, говоришь? И я впервые слышу строки из Ветхого Завета от ученика четвертого класса. Верующий?

— Да нет, просто читаю много.

— Церковные книги тоже?

— Нет, больше художественные, но, бывает, там встречаются строки из Святого Писания, вот и запомнил. Это ведь известный афоризм, вроде "кто из вас без греха" или "время разбрасывать камни и время их собирать". И "волк в овечьей шкуре", и "возвращение блудного сына", и "зарывать талант в землю" — все это тоже из Библии.

— Однако. Теперь я понимаю восторг Михаила Семеновича. Да-да, он сегодня в учительской только что не приплясывал, рассказывая о тебе и о твоих теориях по поводу монголо-татарского нашествия, — директор положил руку Максу на плечо.

— Ну, теории, вообще-то, как раз не мои, — Макс не очень любил фамильярность, но в данном случае понимал, что рука директора на его плече — это степень оценки его знаний.

— Да, я слышал, что ты Карамзина цитировал и Ключевского. Я же тоже по специальности преподаватель истории, в старших классах только читаю, так что надо будет как-нибудь зайти в ваш класс на историю и послушать твои ответы. Не вызывать же тебя ко мне в кабинет. Хотя у нас в школе есть исторический кружок, если хочешь, приходи, пообщаемся. Четвероклассников у нас еще не было, — Василий Кириллович одобрительно похлопал мальчика по плечу, потом снова сел за свой стол и достал какие-то бумаги.

Ну, я подумаю, — Макс ответил уклончиво.

— Ах, да, ну, конечно, если у тебя такие, — директор выделил слово "такие", — глубокие познания, то, наверное, тебе не пристало даром тратить свое драгоценное время, — в голосе директора был неприкрытый сарказм.

— Дело вовсе не в моих знаниях, кстати, не таких уже и глубоких. Просто мы только переехали, дел полно разных, а у меня еще тренировки, — соврал Макс.

А, ну, в общем, ты прав, конечно..., — голос директора немного потеплел. — Кстати, о тренировках? Ты что — боксер?

— Ну, типа того...

— Не понял, это как? Что значит — типа того? — директор немного опешил.

— Ну, и боксер тоже.

— А чем ты еще занимаешься?

— Самбо. Скалолазание. Плавание. Правда, плавание буду бросать — надоело.

Макс немного приврал — это в прошлой жизни он пять лет занимался плаванием, а вот скалолазанием увлекся уже после окончания школы. Правда, директор об этом не знал, так что прокатит. Самбо, бокс и другие единоборства Максим осваивал уже во время службы в армии. А уже потом, после того, как отслужил срочную и сверхсрочную службу во внутренних войсках, практически, всю жизнь посвятил изучению боевых искусств, закончив даже институт физкультуры. Но это директор также не знал, да и никому в этом времени знать не полагалось.

— Да, список впечатляет. Понятно, конечно, что времени у тебя нет совсем, особенно, если и в спорте ты имеешь такую же подготовку, как и в учебе. Даже не знаю, когда ты успеваешь еще и учиться? Обычно спортсмены у нас учатся через пень колоду, на тройках выезжают. А у тебя только четверки и пятерки, причем, по гуманитарным предметам — история, литература — твердое "отлично". Кстати, почему-то по физкультуре "четверка". Как так? — Василий Кириллович поднял глаза от документов, видимо, там лежал табель Зверева.

— Так физкультура — это же не бокс и не борьба, там не только надо, например, бегать, надо еще и мячик в кольцо кидать или прыжки в высоту. А у меня пока что рост сами видите какой... — Макс огорченно вздохнул.

— Ну, то, что ты не баскетболист, я вижу. Кстати, твой рост не помешал тебе раскидать компанию Дюжника. Ну, ладно, будем считать, что познакомились. На будущее — давай без драк, в нашей школе с этим строго.

— А если они первые начинают?

— Я думаю, тебе ума хватит не продолжать? Интеллектом, я смотрю, ты не обделен. Не каждый десятиклассник так рассуждает и обладает такими знаниями, — директор внимательно посмотрел на Зверя.

— У меня-то ума хватит, а у них — нет, — вздохнул Макс.

— Ну, так надо избегать крайних методов. Где-то я читал, что выигранный бой — это бой, который не состоялся, кажется, так у спортсменов?

— Нет, у спортсменов как раз не так, спортсмены должны побеждать в бою — в этом и состоит цель спорта: победить соперника, стать лучшим. Вы, наверное, читали трактат китайского полководца и философа Сунь Цзы* "Искусство войны". Там есть такая фраза:

"Сто раз сразиться и сто раз победить — это не лучшее из лучшего. Лучшее из лучшего — покорить чужую армию, не сражаясь". Конечно, есть разные переводы с древнекитайского, но смысл где-то такой. Но это же в войне.

— Поразительно — ты знаешь, кто такой Сунь Цзы... — директор школы был поражен точно также, как и не так давно учитель истории Михаил Семенович.

— Ничего удивительного, меня тренировал китаец, кроме приемов борьбы он мне много рассказывал о Китае, о восточной философии. На Востоке вообще духовное очень тесно идет с физическим, там нет такого — отдельно учим приемы, отдельно — учимся сами, там любое знание — это комплекс разных знаний, — Макс понимал, что сильно выбивается из амплуа скромного подростка, но его уже понесло.

— Ну-с, я надеюсь, что воевать ты у нас не будешь, правда? — Василий Кириллович улыбнулся, но глаза у него были напряженные.

— Я воевать ни с кем не собираюсь, но если на меня нападут... Помните, как там было во времена Иосифа Виссарионовича? "Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим!"

— Если быть точным, то это не Сталин сказал, а в фильме "Трактористы" спели, а Сталин сказал немного иначе, — директор устало снял очки, протер их и снова водрузил на место. — Он сказал: "Ни одной пяди чужой земли не хотим. Но и своей земли ни одного вершка не отдадим никому".

— Ну, вот. Смысл одинаковый. Вот и я — я драться не люблю, но и битым быть не хочу. Самбо — это ведь расшифровывается, как самооборона без оружия, Вы ведь знаете? — Макс с вызовом посмотрел на директора.

— Я все знаю, Зверев. Я так же знаю, что такое превышение этой самой самообороны. Ладно, не будем здесь разводить дискуссии, считай, что я тебя предупредил. Можешь идти и смотри, чтобы твоя самооборона не принесла тебе, и нам тоже, нападения из районо или детской комнаты милиции из ближайшего райотдела. Ты меня понял?

— Я понятливый, Василий Кириллович, — ответил Зверь.

— Фу ты, я даже забыл представится, а ты, выходит, меня знаешь? Ну, что ж, понятливый ты наш, иди и не превышай самооборону свою. Не буду говорить тебе банальные вещи типа "если что — обращайся ко мне", ты ведь не станешь? — директор внимательно посмотрел на четвероклассника.

— Я — не стану. Думаю, они станут. До свидания, — Макс повернулся и вышел.

"Они к врачам обращаться станут, если не "догнали" сразу. А я так понял, что не "догнали", — мысленно закончил фразу Зверь уже за дверью кабинета директора.

*Сунь Цзы (при рождении Сунь У, второе имя Чжанцин) — китайский филосов, стратег и мыслитель, живший в VI веке до н. э. Автор знаменитого трактата о военной стратегии "Искусство войны".

Глава девятая. Побеждает сильнейший?

Домой Макс, естественно, опоздал. И хотя у него была оправдательная причина, говорить о том, что в первый же день его вызвали к директору, как-то не хотелось. С другой стороны, мать была в первую смену и домой еще не пришла, а отец вряд ли обратил внимание на его возвращение — он все еще заканчивал ремонт в квартире. Школьными делами сына Виктор Зверев особо не интересовался, за учебой Макса всегда следила мать. Для нее в дневнике у него красовалась "пятерка" по истории и "пятерка" по украинскому, так что в случае каких-то непоняток он мог предъявить эту индульгенцию. Поэтому, придя домой, и выложив из сумки книги, он решил, не теряя времени даром, легализовать свою спортивную подготовку, то есть — записаться в секцию бокса.

"Самбо подождет, я же не очень силен именно в спортивном самбо — вдруг сделаю что-то не то, боляк какой-нибудь на автомате. Так что с самбо потом разберемся. Хотя для развития тела борьба подойдет больше", — Макс критически оглядел себя.

В своей первой жизни он до конца школы был хилым, хотя и жилистым пареньком. В десятом классе он, наконец, вытянулся и стал уже больше напоминать отца, рост которого был под два метра. И хотя лицом он все же больше удался в мать, фигура у него была отцовская. Что и доказала последующая служба в армии, когда Зверь, во-первых, стал серьезно заниматься силовыми видами спорта, и, во-вторых, превратился из хрупкого юноши в мужчину, хотя еще и не заматеревшего. Но вернулся домой уже не высокий худой паренек, а высоченный и здоровенный амбал ростом под метр девяносто и весом девяносто два килограмма. Вес Зверь потом немного сбросил, выступая в весовой категории до 90, ну а рост так и остался его преимуществом.

Сейчас, имея тщедушное тело, Максим не мог рассчитывать на быстрый рост мышечной массы. Правда, одиннадцатилетнему пацану это особо и не требовалось, тем более, что такое не было предусмотрено природой. Просто вся его техническая база, все его умения наносить удары и проводить броски были, как говорят спортсмены, "заточены" под его антропометрические данные. Поэтому, обладая неплохим техническим арсеналом и серьезным бойцовским опытом, Зверь в нынешнем своем положении должен был перестроиться из тяжа в легковеса и коротышку. С одной стороны, он мог прилично прибавить к скорости, как перемещений, так и ударов, но, с другой стороны, терял массу и мощность. Что означало отсутствие способностей нокаутера и возможности вести бой с несколькими противниками. Ведь в своем будущем Зверь мог одним ударом вырубить любого бойца, и в нескольких ситуациях это спасло ему жизнь.

Парадокс, но Макс вспомнил свое будущее...

... Он жил в киевском районе Борщаговка, которую еще называли Борщага, застроенной общагами и малосемейками для семей рабочих киевских заводов "Арсенал" и "Радар". А поскольку проживал на районе так называемый рабочий класс, то и шпаны было предостаточно. Криминогенная ситуация встала особенно остро в так называемые "нулевые", когда после 2002 года многие киевские заводы стали терять и поставщиков, и потребителей, пошли увольнения и безработица захлестнула столицу Украины. Вот тогда и стала "шалить" местная шпана. Не было и дня, когда бы не раздевали поздних прохожих, гоп-стоп стал такой же обыденной вещью, как попросить прикурить. Кстати, именно с этой просьбы начиналась любая попытка грабежа.

В тот вечер Зверь возвращался домой из бани.

Ситуация была банальной, просто как в знаменитом монологе одного известного комика — "Иду из бани, морда красная..." На подходе к парку, через который дорога к дому, где Макс снимал квартиру, была гораздо короче, откуда-то сбоку к нему подошли трое. Вид у них был стандартный — спортивные штаны-адидас, короткие куртки, вязанные шапочки-гондоны. И вопрос был стандартным — про "закурить". Коротко ответив, что не курит, Зверь немного ускорил шаг и внутренне собрался. Как оказалось — не зря.

Услышав топот за спиной, Зверь с сожалением отбросил сумку с банными принадлежностями и кое-какими покупками — после бани он обычно любил чай со сладостями — и моментально развернулся навстречу одному из набегавших гопников. Тот уже заносил руку для удара и, самое главное — в руке уже было что-то явно тяжелое. Макс на автопилоте, на одних рефлексах выбросил кулак вперед, срубив практически в прыжке не ожидавшего такой контратаки грабителя. Сделав шаг в сторону, и пропустив рухнувшего в сугроб первого нападавшего, Зверь прикрылся левым локтем от предполагаемого удара. Удар, конечно же, он сразу получил и именно слева. Тут же опустил локоть и коротко, сверху вниз и по короткой круговой траектории, пробил второму грабителю короткий, но очень мощный лоу-кик в среднюю часть бедра. Даже если бы на парне был полушубок, он бы не спас его от такого удара — Макс вложил в него весь свой вес. Он бил тайский вариант этого удара, после которого затруднительно не то что нападать — вообще передвигаться. И второй грабитель с воплем рухнул вслед за первым. Точнее, первый упал справа от Макса, а второй — слева.

А вот третий, видимо, был самым опытным — Макс даже не успел опереться спиной на ближайшее дерево, чтобы обезопасить себя с тыла, как на него налетел этот самый третий. Он не пытался бить или оглушить жертву, он просто тупо сбил ее с ног, бросившись на Макса всем телом. А поскольку объект нападения уже немного вышел из равновесия, да еще и на скользком снегу, то, понятное дело, Зверь свалился в сугроб вместе со своим противником.

Его спасло то, что гопники кроме кастета не взяли на дело ножи. Потому что тех десяти секунд, которые он потратил, отцепляя от себя третьего напавшего на него грабителя, хватило бы опытному вору, чтобы сунуть ему нож под ребро. Или просто порезать ему руки. Но парни были явно любителями, скорее всего, обычно нападали на пьяненьких мужиков и одиноких женщин, поэтому не ожидали серьезного сопротивления. И, видимо, не хотели в случае чего попадаться с холодным оружием. Ведь одно дело — хулиганка, потому что грабеж надо еще доказать, а совсем другое дело — вооруженное ограбление.

Одним словом, барахтаясь в сугробе, Зверь, недолго думая, схватил напавшего за нос и сильно сжал. Болевого эффекта оказалось достаточно, чтобы тот ослабил захват, после чего Зверь сделал "свип" и, уже вывернувшись, сбоку нанес грабителю удар коленом в бок, добавив ему кулаком сверху по носу. Моментально вскочив, он был готов встретить новые удары, но их не было. Двое предыдущих нападавших уже успели подняться на ноги, но стояли невдалеке и, судя по всему, нападать уже не хотели.

Макс был взбешен до крайности — хорошее послебанное настроение как корова языком слизала.

"Что называется, расслабился", — подумал он.

Такой извилистой и сложной матерной конструкции не слыхала, наверное, до этого времени не только эта компания молодых гопников, но и вся Борщаговка. Макс не был виртуозом по части ругательств, но, видимо, в экстремальных ситуациях обостряются у человека не только физические, но и лингвистические возможности. А если еще принять во внимание достаточно зычный его голос, а также выписанные до этого пендели всем присутствующим, то было чего испугаться.

Картина была, со стороны, наверное, все же больше комичной, нежели страшной — трое пацанов испуганно отступали вглубь парка, а на них пер, аки лось, здоровый, вывалянный в снегу краснорожий мужик, жутко матерясь и угрожая изнасиловать всех троих гопников и всю их родню вплоть до бабушек и дедушек, разными изощренными способами. И когда в завершение своей цветистой матерной тирады, которая сделала бы честь любому боцману российского или украинского флота, Макс прорычал "А ну-ка, суки, вывернули карманы и скинулись дяде по полтиннику", троица дрогнула и, не сговариваясь, "брызнула" врассыпную.

Макс в запале даже немного побежал за одним из тех, кто еще минуту назад собирался его обчистить, но быстро понял, что догнать хотя бы одного из этих шустриков он не в состоянии. Нет, если бы не баня, не усталость, не состояние полного расслабона, не сугробы в этом старом парке, не... в общем, немного пробежав, он вернулся, подобрал свою сумку с драгоценными вениками, полотенцем, тапочками и другими столь необходимыми грабителям вещами, и пошел к себе домой. По пути, когда адреналин уже пришел в норму и злость прошла, он, прокручивая в голове все случившееся и делая разбор схватки, уже посмеивался над всем произошедшим. Правда, разбор все же был не совсем в его пользу — третьего нападавшего он "зевнул" и вполне мог сейчас остывать где-то в сугробе. Но сложилось — как сложилось, поэтому, сделав себе зарубку в голове, Максим Зверев, завалившись в свою маленькую квартирку, первым делом достал из кухонного шкафчика свой самодельный кастет и положил на тумбочку у входа...

... В своем сегодняшнем прошлом четвероклассник Максим Зверев мог не опасаться подобных инцидентов, поскольку советская милиция работала очень профессионально, а преступность во времена СССР была намного ниже, нежели в "освободившихся" от советского наследия странах так называемого СНГ. К тому же, мало кто позарится на карманы одиннадцатилетнего шкета — что там взять? Двадцать копеек на мороженное? Если же кто и захочет экспроприировать мелочь, выданную родителями на завтрак, то это будут те же Косой или Дикий, или кто-то вроде них. А с такими Макс всегда мог справиться.

"И все же, как говорится, береженого Бог бережет. В будущем надо обдумать этот момент", — мысленно Зверь оставил зарубку в своей голове и, собрав в сумку необходимые для тренировки вещи, заглянул в родительскую комнату.

Зверев-старший закончил с обоями и готовил полы для покрытия лаком. Вещей в комнате давно не было — они были либо в комнате Максима, либо на лоджии — в комнате были только пара столов, с которых обои клеили на потолок. Паркет был давно отциклеван и сиял своей яркой желтизной.

— Ну, что, лодырь, "двоек" много нахватал? — отец всегда подтрунивал над сыном, хотя знал, что "двойки" у Макса — явление редкое.

— Не, две "пятерки": по истории и украинскому. Пап, моя помощь нужна? — Макс знал, что не нужна, но формальности должны были быть соблюдены.

— Та какой из тебя помощник в ремонте? Тем более, я счас пол лакировать буду, лучше иди, погуляй, к вечеру немного вонь выветрится, но, все равно, спать все будем в твоей комнате.

— А поместимся?

— Так ты — на раскладушке, мы — на твоем старом диване, один день всего, — отец поморщился, вспоминая старенький скрипучий диван. — Как полы сделаем, так стенку сразу купим, я уже присмотрел, югославская, деньги мы уже собрали. А уж потом — телевизор!

— Телевизор?! Цветной? — реакция Зверева-младшего была непроизвольной, видимо, от его старого подсознания досталась. Потому что память будущего сразу нарисовала и ноутбук, и андроид, и планшет, и многие другие "гаджеты" будущего. Так что цветной телевизор "Электрон" размером с небольшого слоненка Максу из "того" будущего вряд ли показался очень желанным приобретением.

— Ну, да, цветной, давно пора. Кстати, вот я прошлым летом смотрел по цветному телику, как киевляне выиграли Кубок Кубков и Суперкубок, как они чемпиона Европы мюнхенскую "Баварию" разделывали — вот это был класс! Одно наслаждение было смотреть!

— Наслаждение от игры или от цветного телика? — ехидно поинтересовался Макс.

— И то, и то! По цветному все намного круче смотрится! Так что давай, иди, погуляй, не мешай готовить комнату, потому что на такой пол стыдно ставить югославскую мебель и цветно й телевизор, будешь вон свой старый "Огонек" включать. Все, иди, не мешай!

— Ну, тогда я схожу, погуляю, — Макс не стал говорить про бокс. Потом, как-нибудь.

Поев на скорую руку — вечером он надеялся не просто появиться в секции бокса, но и потренироваться, точнее, продемонстрировать свою технику — Максим собрал свои тренировочные шмотки, которых, мягко говоря, было немного. Он ведь до этого занимался плаванием, шапочка, плавки, очки — это все было в полном порядке, а вот спортивные трусы, майки-футболки были не ахти. Также не было у него капы* и боксерских перчаток. Но поскольку спортивный магазин был совсем недалеко, Макс решил приобрести для начала капу. Ну и присмотреть себе хотя бы битки*.

На бокс Макс решил записаться в спортивный клуб треста N17 "Монтажник", который входил в состав ДСО профсоюзов Украины "Авангард". И причин было множество — во-первых, это было совсем рядом с домом, пешком буквально десять минут пройти, во-вторых, он в своей первой жизни там занимался, правда, велоспортом. А самое главное — там работал тренером Сергей Макарович Авдиевский, тот самый, который воспитал олимпийского чемпиона по боксу Виктора Савченко. Который, кстати, в его будущем станет ректором Днепропетровского института физкультуры. Который Макс потом закончит.

"В августе как раз прошла Олимпиада в Монреале, на которой Савченко завоевал олимпийское золото. Так что тренер ему как бы уже и не нужен, вот тут я и нарисуюсь. Попробуем удивить старичка. Хотя — какой Авдиевский старичок, ему только 36 лет будет, кажется уже скоро. А Савченко вроде только 24. Надо будет и с ним познакомиться", — Макс на ходу обдумывал варианты своего появления в зале "Монтажника".

В спортмагазине "Чемпион" битков не было. Макс плохо помнил — были они в то время или еще нет. А вот капы были — и большие, и маленькие. Зверь не помнил, какую нужно капу ему нынешнему, поэтому выбрал самую маленькую — и не прогадал. И хотя ее надо было еще приготовить — окунать в кипяток, потом прикладывать к зубам и подгонять, он решил, что для первой тренировки сойдет и так.

Макс еще пошлялся по магазину, поглазел на разные товары. В будущем изобилие было не только в продуктовых супермаркетах, спортивных товаров тоже в "его" времени было навалом. Нет, конечно, в СССР было многое для спорта, но время было другое — попроще, еще не было столько разных технических премудростей, поэтому и техническое снаряжение спортсменов не отличалось какими-то наворотами.

В клуб треста N17 "Монтажник" Зверь пришел заранее, так как не знал расписание тренировок. Пока расспрашивал, где тренируются боксеры, пока искал зал... Ведь отдельный специализированный зал для бокса, насколько он помнил, в "Монтажнике" появился только в 1980 году, после московской Олимпиады. А пока что боксеры тренировались в одном зале с борцами и штангистами.

"Интересно, здесь только вольники и классики занимаются, или самбисты тоже есть?"— подумал Макс.

Он присел на гимнастическую скамейку и с интересом стал смотреть, как разминаются борцы. Боксерский ринг стоял в углу зала и пока что к нему никто не подходил. Между тем борцы на ковре стали делать накаты на шею, забегания, мостики и прочие борцовско-акробатические элементы. Тренер, заметив сидящего в глубине зала паренька, подошел к Максу.

— Ты к кому, мальчик? — спросил он.

— К Сергею Макаровичу Авдиевскому, он здесь работает?

— Ну, уже и к Макарычу, надо же. Серега после Олимпиады теперь и Макарыч, и заслуженного Союза дадут, хотя, он уже заслуженный тренер Украины.Но здесь давно не тренирует. Он чаще в Металлургическом институте бывает, там зал получше нашего.

— Ну, мне сказали, что он тренирует, вообще-то мне без разницы, кто тренер, я на бокс пришел записаться, — Макс был спокоен, он понимал, что сразу на Авдиевского может и не попасть.

— Так боксеры только через полчаса начинают, так что подожди. Или, может, ты хочешь на вольную борьбу? У нас тоже набор идет. Справку от врача принесешь и согласие родителей — и вперед, — тренер не прочь был заполучить себе еще одного воспитанника, в его группе было всего с десяток мальчишек.

— Не, я больше по самбо, мне вольная не особо нравится, — — Зверь старался быть максимально корректным, но снова забыл о разнице в возрасте и что ему только одиннадцать.

— Скажите пожалуйста, самбист выискался, фу-ты ну-ты ножки гнуты, — тренер явно обиделся. — Вы, самбисты, только в куртках можете бороться, а вот так, в трико, когда захват идет только за тело, ничего показать не сможете.

— Это смотря по каким правилам бороться. У вас же нет болевых приемов, только броски и удержание, даже двойной нельсон — и тот запрещен. А у нас болевые и удушающие разрешены, в реальном бою самбо — более эффективная система боя.

— А, может, ты покажешь моим пару приемов, раз ты такой самбист? — тренер вольников был не прочь проучить наглеца.

— В следующий раз — обязательно. Я сегодня на бокс пришел. Меня, кстати, Максим зовут, — Макс улыбнулся и подал тренеру руку.

— А я — Василий Степанович. Тебе сколько лет, Максим?

— Одиннадцать, в ноябре будет двенадцать.

— По виду ты и на одиннадцать не тянешь, а вот разговариваешь совсем как взрослый. Серьезный ты, видать, боец, Максим, — тренер тоже улыбнулся. — Ладно, жди, сейчас мой коллега придет, Виталий... Виталий Андреевич Василенко. У них тренировка начинается в 17-30 юноши, а в 19-00 — взрослые. А у нас с пяти часов, так что, если захочешь — приходи пораньше, разомнешься, заодно и покажешь пару приемов. Самбо давно занимаешься?

"Сказал бы я тебе, сколько лет и чем я занимаюсь, да ты не поверишь", — про себя подумал Зверь, а вслух ответил совсем другое.

— Самбо я всего лишь год позанимался, потом сразу на бокс перешел, ну и другие виды борьбы немного изучал.

— О как! Это какие же? — тренер борцов заинтересовался.

— Да, разные...восточные...

— Ну-ну, понятно, мы вон тоже на сборах в Ташкенте были, так нам узбеки свой куреш показывали — ничего так техника, впечатляет.

— Ну, да, типа того... в самбо есть оттуда приемы, — Макс уже был сам не рад, что заговорил со словоохотливым тренером.

— О, а вот и твой тренер, Василенко. Виталий, тут к тебе будущий чемпион пожаловал, — Василий Степанович помахал рукой молодому парню, который как раз зашел в зал.

Они поздоровались и тренер борцов, показывая на Макса, представил его.

— Вот, к тебе хочет, говорит, что самбист.

— Максим Зверев. Я самбо немного занимался, всего год, а боксом — три года. Хочу дальше заниматься.

Тренер по боксу прищурился, оглядев щуплого паренька.

— Три года говоришь. Да еще и самбист? Техника, наверное, корявая... Ты, Вася, извини, — сказал он, обращаясь к коллеге, — но если человек занимался борьбой, то у него стойка для боксера низкая, руки всегда держит опущенными, короче, переучивать придется.

— Вы посмотрите сначала, а потом будем думать, кого надо переучивать, — дерзко ответил Макс, глядя тренеру в глаза.

Тот от неожиданности и наглости даже опешил.

— Надо же! Наглость — это хорошо, если она базируется на чем-то еще. А если это только хвастовство...

— Как он тебя, а? — засмеялся Василий Степанович. — Парнишка непростой, ты его на ринг поставь, а мы посмотрим — наглость это или нет?

— А справка от врача есть? Разрешение от родителей? — Василенко был, как оказалось, очень придирчивым и даже педантичным. — Вот сейчас я разбежался и поставил на ринг пацана, которого в первый раз вижу.

Макс заметно поскучнел. Тренер это сразу заметил.

— Значит так, самбист. Есть определенные правила. Я не имею права не то что поставить тебя в ринг, а вообще — даже допустить тебя к тренировкам не могу. А если тебе сейчас нос расквасят или зуб выбьют? Это же бокс, а не бадминтон. Поэтому дуй домой, бери записку с разрешением от родителей или пусть они мне позвонят, но лучше записка, конечно. И справку от врача. И тогда будем разговаривать. А пока — извини, правила есть правила. —

И Виталий Андреевич повернулся к мальчишке спиной, направляясь в раздевалку. Василий Степанович с сожалением посмотрел на Макса.

— Ну, вот так-то. Виталий — он всегда такой... правильный. Порядок есть порядок. А я вот могу тебе разрешить с нами потренироваться. Хочешь?

Макс задумался. Все-таки, он рассчитывал немного позаниматься — где, как не на тренировке он мог полностью исследовать возможности своего молодого тела, понять, насколько умениями и опытом взрослого Максима Зверева может овладеть маленький Максим Зверев. Но...

— Нет, спасибо, конечно, за предложение, но это как-то некрасиво — пришел к одному тренеру записываться, тот не позволил, так я сразу к другому, мол, сегодня — здесь, а завтра — там. Вот когда буду записан в секцию и стану тренироваться, освоюсь — тогда и к вам загляну. Да и вообще — я уже столько времени не тренировался, надо форму восстанавливать, я же через две минуты схватки просто сдохну... — Макс, конечно лукавил — вряд ли с его-то техникой он не смог бы продержаться пять минут, но и тренера не обидел отказом.

— Смотри ты, какой правильный! Ну, в общем-то, все верно. Буду рад, если увижу тебя в своей секции, даже в гости если. Интересно на тебя посмотреть в деле, — и Василий Степанович подал Максу руку.

— До свидания. Спасибо, — он пожал руку тренера, рукопожатие вышло сильным.

— Да, и рука у тебя неслабая, хоть и маленькая — да жесткая, сразу видно — занимался человек, — тренер помахал ему на прощание и пошел к своим подопечным.

"Отрицательный результат — тоже результат. Ничего, послезавтра приду со справкой и разрешением, тогда и посмотрим, кто чего стоит", — Макс уже раскладывал планы на неделю вперед, как привык это делать во взрослой жизни.

Но, как всегда это бывает, жизнь внесла свои коррективы.

*капа — специальная вставка из гибкой пластмассы, надеваемое на зубы с целью защиты от спортивных травм, применяется не только в боксе, но и в любых контактных единоборствах.

*битки (снарядные перчатки) — специальные перчатки для боксеров, которые применяются только для отработки ударов по груше. Спарринг в них вести нельзя, поскольку они очень жесткие и могут нанести травму.

*вольники — борцы вольного стиля. В вольной борьбе, в отличие от греко-римской, разрешены захваты ног противника, подсечки и активное использование ног при выполнении какого-либо приема. Задача — положить соперника на обе лопатки и удержать 3 секунды.

*классики — борцы классического стиля. Сейчас эта борьба называется греко-римской, в ней, в отличие от вольной, запрещены технические действия ногами (зацепы, подножки, подсечки) и захваты ног руками.

Глава десятая. Маяковский и немного нервно

Вечер в семье Зверевых прошел обыденно — родители обсуждали будущие покупки стенки и телевизора, спорили по поводу расстановки мебели в комнате, а Макс ушел на кухню пить чай и просматривать некоторые книги, которые позаимствовал в родительской библиотеке. Свои-то он прочитал еще в детстве — "том" детстве — поэтому перечитывать "Приключения бравого солдата Швейка" или затертый до дыр журнал фантастики и приключений "Искатель" он решил попозже. Хотя, если честно, "Искатель" в то время публиковал таких авторов, что не грех было бы почитать и в 21 веке. Классика все же, начиная с Азимова и Шекли, заканчивая знаменитыми "Пасынками Вселенной" Хайнлайна. Сегодня он выбрал "Цусиму" Новикова-Прибоя и с интересом ее просматривал.

В общем, Макс сидел на кухне, поскольку папа с мамой галдели у него в комнате. Слава Богу, они не особо донимали сына расспросами, и даже не заметили в нем какие-то перемены. Этого Макс боялся и откладывал неизбежный разговор с родителями, особенно с мамой, на потом. Мать точно бы заметила, что сын стал другим человеком.

"Ничего, через пару дней заметит, да и в школе рано или поздно я проявлюсь, так что придется объясняться. А пока не будем умножать сущности, не трогают — и ладно", — решил Макс.

Свое положение Зверь уже воспринимал нормально, разве что некомфортно было смотреть на молодую мать, которой пошел только 32 год — возраст, который он в своем будущем давно оставил позади. Но переживаний по этому поводу не было, и какие-то комплексы на этот счет у него не возникали.

С этими мыслями, точнее, без оных он и пошел спать, когда родители угомонились и улеглись.

Утром он снова проснулся рано и снова пошел заниматься, только, на этот раз решил делать зарядку на спортплощадке, а не за домом. Все-таки, хоть и на виду у всех, но все-таки он спортом занимается, а не танцами. В этот раз он не выполнял таолу, а просто размялся, растянулся, помахал руками и ногами, в общем, привел свое тело в норму. Заодно проверил свою координацию. Результаты его обнадежили — все высокие удары он выполнял четко, а в прыжке — так вообще лучше, нежели в своем взрослом теле. Весил ведь Зверь теперь всего ничего, с таким весом он прилично прибавил в скорости и амплитуде ударов. Единственная проблема — растяжка. Вечером он не стал дома заниматься, чтобы не навлечь на себя подозрения раньше срока, поэтому утром тело поддавалось с трудом. И все же некоторые успехи были — по сантиметру, по капле, но тело тянулось, наливалось силой, техника перемещений накладывалась на чужое подсознание.

"Хотя какое к черту чужое? На мое, на мое подсознание, только детское еще", — сам себя поправил Зверь.

Дальнейшая программа — умывание, завтрак и очередной удивленный взгляд матери — были в той же пропорции, что и вчера.

— Максим, что-то ты после переезда сам на себя не похож. И зарядку стал делать, и встаешь рано — а раньше поспать любил, спал, как барсук, не добудишься. Ты часом не влюбился? — мать, как всегда, свела все к банальностям.

— А что, заметно? — по-одесски ответил Макс.

Оставив маму в глубоких раздумьях, он схватил сумку с учебниками, набросил пиджак и выскочил за дверь.

Сентябрь продолжал радовать теплом. Бабье лето, как всегда в Украине, было мягким и нежным, как молодая жена после первой брачной ночи. Листья на деревьях только начали желтеть, и если не особо присматриваться, то, на первый взгляд, было непонятно — куда спешат все эти толпы детей? Ведь каникулы! Лето! Осенью даже не пахло...

Хотя нет, запах осени как раз присутствовал. Такой немного пьянящий запах увядающей травы, которая еще зеленится, еще тянется вверх, но с каждым днем все меньше и меньше. Утренняя роса не наполняет ее жизнью, а, скорее, медленно убивает своим холодом, готовя к неизбежной скорой встрече с ледяным ветром и снегом. И трава, понимая это, стелется по земле, не делая попыток снова воспрянуть...

Но пока солнце все так же греет, как и в августе, пчелы усиленно собирают нектар, не думая о спячке, ветер не стегает по щекам, а нежно прикасается к лицу, как бы нашептывая какие-то не совсем приличные слова. Наверное, оттого у девчонок такие раскрасневшиеся щеки, а у мальчишек на головах какой-то сеновал вместо обычных строгих школьных причесок...

Первым уроком у 4 "Г" была русская литература.

Макс пришел в класс перед самым звонком. Он не боялся, нет, просто не хотел создавать излишний ажиотаж. О его вчерашнем "разговоре" с ватагой Дюжника, которая "подписалась" за Серегу Дикого, наверное, знали не только в его классе — "цыганская почта" в школе работала отменно. И, проходя по коридорам, Макс пару раз поймал на себе любопытные взгляды, причем, не только школьников и школьниц, но и учителей.

Место возле Ларисы Гончаренко по-прежнему было свободным.

— Привет! — Лариска была немного скована. — А ты чего сегодня, зарядку не делал?

— Делал я. Просто пошел на спортплощадку. Там спокойнее. И зрителей нет, — поддел соседку Макс.

— Подумаешь. Очень надо на тебя смотреть, — сразу обиделась Лариска.

— Да ладно, я шучу, чего ты сразу в бутылку полезла, — Зверь примирительно улыбнулся. — Просто мне надо быть сосредоточенным, во время выполнения упражнений китайской гимнастики важна концентрация и точность движений. Плюс дыхание...

— Ты вообще-то странный... И вчера...— Лариска замолчала.

— Что вчера?

— Я наблюдала за тобой — ты один раскидал всю эту банду... Ладно — этот Скотников, но ты Юрку Дюжника как-то скрутил, тот даже не пикнул. Это что было?

— Ну, это приемы самбо — слыхала, борьба такая есть?

— Что-то такое слыхала, даже читала где-то. А, нет, я в кино смотрела, "Неуловимые мстители", там Данька с "неуловимыми" приемы самбо разучивал, мне еще папа рассказал, что это такое.

— Ну, вот, я и показал пару приемов, — Макс облегченно выдохнул, теперь можно спокойно всех отсылать к классике советского кинематографа, а не путано объяснять, откуда он знает приемы. Андрей Ростоцкий сыграет родоначальника самбо Харлампиева только в 1983 году.

Пока он разговаривал с Лариской, доставая учебники, в классе было относительно спокойно. Ни Дикого, ни Трифонова, кстати, не было, не было также еще некоторых мальчишек.

"Тем лучше", — подумал Макс. — "Не будут помехи создавать..."

В это время прозвенел звонок, и в класс вошла учительница русского языка. Ее звали Зинаида Максимовна. Детская память Зверева смутно помнила всех учителей, это Гугеля он запомнил хорошо — ведь он был мужем его классной руководительницы, обаятельной Людмилы Васильевны, любимой учительницы его детства. А вот всех остальных учителей он помнил смутно. Но Зинаиду все же вспомнил.

"Зиночка" — так прозвали "русачку" четвероклассники — тоже почему-то сразу обратила внимание на новенького.

"Мёдом я для них намазан, что ли?" — раздраженно подумал Зверь.

— Ты новенький? Как твоя фамилия? — учительница посмотрела на Макса, листая журнал.

— Вы в журнале не ищите, там моей фамилии нет. Максим Зверев я, только вчера пришел первый раз.

— А почему так поздно? Почему пропустил столько? — Зинаида Максимовна открыла журнал и стала там что-то писать.

— В больнице лежал, травма была, — Макс неохотно удовлетворил любопытство "русачки".

— Подрался что ли?

— Извините, Зинаида Максимовна, мне кажется, моя травма — это мое личное дело и к Вашему уроку, — Макс выделил слово "Вашему" — отношения не имеет.

Зверь посмотрел учительнице прямо в глаза. Так сказать, бросил ей вызов.

"А, чего там, уже выделился, теперь надо держать марку везде. Счас у этой дамы припадок будет", — злорадно подумал он.

— Вот это номер! Какие мы наглые! Ты, Зверев, как с учительницей разговариваешь, что за тон?! — Зинаида Максимовна немного повысила громкость.

— А какой тон? Нормальный тон, я на Вас голос не повышал, как Вы на меня только что, а что касается Вашего вопроса, так я не на допросе, Вы меня не по предмету спросили, вот я и высказал свое мнение. Какие проблемы? — Макс ответил спокойно, хотя знал, что именно его спокойствие и логика выводят взрослых из себя.

Класс оживился, предчувствуя новое развлечение. Вчерашний урок истории запомнили все.

— Во, новенький дает! Счас снова цирк будет, — сказал кто-то за его спиной.

Учительница тоже услышала эту реплику, отчего немного покраснела и еще больше взвилась.

— Прекрасно, значит, по теме ты, Зверев, готов отвечать. Прошу к доске.

Макс вышел к доске, хотя не понимал зачем. Не писать же на ней стихи. По программе они как раз должны были проходить Есенина.

— Сергей Александрович Есенин — великий русский поэт, певец родного края и русской природы...

— Постой, Есенина мы проходили на прошлом уроке, а сегодня у нас Владимир Владимирович Маяковский. Знаком с творчеством Маяковского? — "русачка" явно решила взять реванш.

— Конечно, знаком. Маяковский — один из моих любимых поэтов.

— Да? Один из...? — учительница была явно озадачена, — А кого еще можешь назвать?

— Ну, многих... Из классики — это, наверное, Есенин, Фет, Блок, из "Серебрянного века" — Бальмонт, Гумилев, Северянин, из современных — Роберт Рождественский, пожалуй, самый любимый.

Учительница сразу была выбита из своей колеи. Четвероклассник, читающий Бальмонта и Гумилева — это было что-то из ряда вон. Впрочем, в советской школе такого быть и не могло — с творчеством всех этих поэтов Макс познакомился уже в студенческие годы. Но раз уж он принял решение выделяться во всем — то назад пути не было. Зачем он это делал — пока точно не знал, но доверял своей интуиции, своему чутью. А интуиция Зверя никогда еще не подводила. Поэтому надо было добивать "русачку".

— По программе четвертого класса нам дали всего два стихотворения Маяковского, причем, идеологически выдержанные — "История Власа лентяя и лоботряса" и "Песня-молния". Могу прочитать и рассказать, о чем там, идея, образы художественные, наизусть ведь нам не задавали, правда?

— Наизусть не задавали, это верно, просто прочитать и... А что еще Маяковского ты читал?

Зинаида Максимовна, что называется, "поплыла". То есть, пошла на поводу у Зверя, который навязал училке свой стиль и темп общения. Теперь можно было брать ее, как говориться, тепленькой.

— Я много прочитал, конечно, больше всего его дореволюционный период, так называемый "желтокофточный". "Облако в штанах", "Скрипка и немножко нервно". Могу прочитать наизусть одно из самых любимых — "Послушайте". Правда, его уже растащили на цитаты, особенно, про звезды, которые зажигают...

— Интересно, интересно... Послушаем? — сказала Зинаида Максимовна, обращаясь к классу.

Класс дружно выдохнул привычное "Даааа!"

"Как дети все, ей-Богу, даже как-то неинтересно... Я бы мог все уроки так срывать... Хотя нет, не все — на математике так не выпендришься...", — Зверь поскучнел.

Математика шла третьим уроком.

— Хорошо. Итак...

Послушайте!

Ведь, если звезды зажигают -

значит — это кому-нибудь нужно?

Значит — кто-то хочет, чтобы они были?

Значит — кто-то называет эти плевочки

жемчужиной?

И, надрываясь

в метелях полуденной пыли,

врывается к богу,

боится, что опоздал,

плачет,

целует ему жилистую руку,

просит -

чтоб обязательно была звезда! -

клянется -

не перенесет эту беззвездную муку!

А после

ходит тревожный,

но спокойный наружно.

Говорит кому-то:

"Ведь теперь тебе ничего?

Не страшно?

Да?!"

Послушайте!

Ведь, если звезды

зажигают -

значит — это кому-нибудь нужно?

Значит — это необходимо,

чтобы каждый вечер

над крышами

загоралась хоть одна звезда?!

Макс сделал паузу. Похоже, в классе мало кто дослушал его до конца, большинство снова занялись своими делами. Впрочем, некоторые девочки слушали его очень внимательно. "Для четвертого класса такой Маяковский еще очень сложен. А если бы я им тут из "Облака в штанах" пару фраз прочитал? Про то, что "ночью хочется звон свой

спрятать в мягкое, в женское...". Меня б тогда точно к директору отправили сразу..." — Макс не сдержал улыбку.

— Стихотворение очень серьезное, а ты улыбаешься! Ведешь себя как-то совершенно развязно, — Зинаида все же решила не отдавать инициативу ученику.

— Я улыбаюсь не этому стихотворению, а своим мыслям по поводу других стихов этого поэта. А веду себя свободно, а не развязно — именно так надо читать стихи. Не барабанить, как на митингах и отчетных концертах, это же поэзия...— Макс немного не сдержался.

— Стихи прекрасные, конечно я их читала...

— Так может Вы читали и это? Называется "А все-таки". "Улица провалилась, как нос сифили..."

— Достаточно! — учительница крикнула даже слишком резко. — Я вижу, что в поэзии ты разбираешься очень хорошо, по крайней мере, с творчеством Владимира Маяковского ты ознакомился даже слишком хорошо.

"Ну, да, если бы я сейчас прочитал "Улица провалилась, как нос сифилитика. Река — сладострастье, растекшееся в слюни", то уж точно мало бы мне не показалось", — Макс понял, что палку лучше не перегибать.

— Я с творчеством многих поэтов ознакомился. И не только тех, которые по программе, и не только классиков.

— Да? Я вижу, что ты мальчик начитанный...

— Ага, он нам уже на истории рассказывал о том, что монголо-татарского ига не было, историк аж подпрыгнул... — сказал кто-то с заднего ряда.

— Неужели? Очень интересно, так ты у нас, Зверев, не только по литературе специалист. Откуда ты у нас такой вундеркинд?

— Я не вундеркинд, просто читать люблю. Я в АНД районе жил, а раньше — в Москве два года.

— Понятно, там, конечно, столица, уровень другой...

— Нормальный уровень, все от человека зависит, можно и в затерянном сибирском селе быть образованным и эрудированным, а можно и в большом городе оставаться деревом. Тут уже некоторые это продемонстрировали вчера... — Максим снова улыбнулся, а класс откровенно заржал.

"Потихоньку набираю очки", — подумал Зверь.

— А вот хотите прочту вам стихотворение, которое описывает всю жизнь человека? — он явно шел на провокацию и знал, что она получится.

— Я думаю, раз у нас сегодня такой поэтический урок, то никто против не будет, правда, ребята?

Класс снова выдал дружное "Даааа!"

— Тогда слушайте.

Мама, сказка, каша, кошка,

книга, яркая обложка,

Буратино, Карабас,

ранец, школа, первый класс,

грязь в тетради, тройка, двойка,

папа, крик, головомойка,

лето, труд, река, солома,

осень, сбор металлолома,

Пушкин, Дарвин, Кромвель, Ом,

Гоголь и Наполеон,

Менделеев, Герострат,

бал прощальный, аттестат,

институт, экзамен, нервы,

конкурс, лекция, курс первый,

тренировки, семинары,

песни, танцы, тары-бары,

прочность знаний, чет-нечет,

радость, сессия, зачет,

стройотряд, жара, работа,

культпоход, газета, фото,

общежитье, взятка-мизер,

кинотеатр, телевизор,

карандаш, лопата, лом,

пятый курс, проект, диплом,

отпуск, море, пароход,

по Кавказу турпоход,

кульман, шеф, конец квартала,

цех, участок, план по валу,

ЖСК, гараж, квартира,

теща, юмор и сатира,

детский сад, велосипед,

карты, шахматы, сосед,

сердце, печень, лишний вес,

возраст, пенсия, собес,

юбилей, часы-награда,

речи, памятник, ограда*.

Уже к середине веселого стихотворения учительница вовсю улыбалась, а класс просто покатывался от хохота. А в финале уже не смогла сдержаться даже Зинаида Максимовна, засмеявшись, что называется, от души.

— Ну, насмешил, Зверев. Порадовал, ничего не скажешь. Это кто ж такое написал? Никогда не слышала ничего подобного.

— А это брат мой старший, двоюродный. Он, правда, больше все за границей работает, сейчас он на Кубе, а раньше в странах Латинской Америки был, он вообще-то дипломат, но стихи давно пишет, еще с института...

Брат двоюродный у Макса действительно был, и действительно писал стихи. Но работал он, как потом узнал Зверь, в КГБ. И погиб в 80-х. Нелепо погиб...

— Теперь понятно, откуда ты такой начитанный. Видимо, брат повлиял? Ну и родственники, конечно... в общем, спасибо тебе, порадовал, за урок получаешь "пять", а в следующий раз, если не сложно, по Аркадию Гайдару приготовь факультатив — ну, что-то интересное, мы как раз будем проходить его творчество, сможешь?

— Конечно смогу, мы ведь "Р.В.С" будем изучать?

— Да, совершенно верно. Так вот, вначале по биографии пройдемся, вот ты нам всем и расскажешь, договорились? Конечно же, на оценку, — учительница была довольна, что и с себя нагрузку сняла, и через Макса другим ученикам сможет привить интерес к литературе.

На следующем уроке был русский язык, на котором Макс уже так не блистал. Но диктант написал только с двумя ошибками. Да и те были скорее от невнимательности — писал Зверь без ошибок еще с детства. Видимо, это было оттого, что много читал, поэтому писал грамотно, хотя правил особо не знал. Просто знал, что нужно писать именно так, а не иначе. И почти никогда не ошибался.

А вот на математике ему пришлось туговато. Нет, пока проблем с умножением на однозначное и многозначное число не было — Зверь еще помнил, как это делается. Но все же в 21 веке он так привык к калькулятору в своем мобильном, что пришлось напрячь и память, и мозги. Так что здесь он ничем не выделялся, и в классе это сразу заметили.

— Ну, что, вундеркинд, с математикой у тебя не так гладко, как с поэтами? — с соседнего ряда спросил Макса белобрысый мальчуган с насмешливыми глазами.

— Я же чистый гуманитарий, у меня с точными науками вражда постоянная, — ответил Макс, пытаясь вспомнить имя любопытного соседа.

"Вспомнил — Вовка Личман. Они вместе тусовались с Игорем Прядко и Игорем Шевченко, Пряда и Шева", — Макс обернулся назад и осмотрел класс. Оба Игоря сидели сзади него, за третьей и за четвертой партами.

— Зверев, ты у нас хоть и звезда местного масштаба, но не надо вертеться и переговариваться с соседями. Будет перемена — наговоритесь еще, — учительница математики и классный руководитель четвертого "Г" Людмила Васильевна Хижняк была весьма строгой особой. Хотя и справедливой.

Макс решил не огрызаться и не нарываться, с классной отношения лучше не портить — это он запомнил еще по своей первой жизни. Поэтому дорешал примеры и сдал самостоятельную в числе последних. После чего с облегчением услышал школьный звонок.

*"Улица провалилась, как нос сифилитика. Река — сладострастье, растекшееся в слюни" — строки из стихотворения Владимира Маяковского "А все-таки".

*"Мама, сказка, каша, кошка..." — стихи Олега Молоткова, "Человеческая комедия", изд.1989 г.

Глава одиннадцатая. Продолжение больших разборок в маленькой школе

На перемене Максим решил поближе познакомится с классом, тем более что его новоявленных врагом — Трифонова и Скотникова — не было. Как только учительница вышла из класса, он прошел на ее место, взял со стола указку и постучал ею по столу. Рванувшиеся было в коридор одноклассники с удивлением притормозили у дверей.

— Минуту внимания, класс. Как-то нехорошо получилось, что я пришел и не представился. Поэтому давайте знакомится. Меня зовут Максим, фамилия моя Зверев, я недавно переехал, родители получили квартиру в новой девятиэтажке напротив школы. У меня — все, если будут вопросы, пожелания, дорогие подарки — это все можно решить после уроков, — Макс улыбнулся как можно более доброжелательно.

— После уроков тебе надо будет не с нами решать, а с Тришкой и Диким, — съязвил Сашка Засудский. — А с нами-то чего решать? Мы же не примеры по математике...

— Ты, Саня, не переживай, я ВСЁ решу, — Макс сделал ударение на слове "всё".

— Откуда ты мое имя знаешь, мы ж вроде не знакомились? — удивился тот.

— Слышал, как тебя классная подзывала, — соврал Зверь.

— А ты решать будешь так же, как на школьном дворе? — поинтересовался здоровяк в кургузом пиджачке и немного подстреленных брюках, видимо, вырос за лето из уже купленной школьной формы.

"Славик Коромыслов, Сява или Корома", — идентифицировал одноклассника Зверев-маленький.

— Все мои решения я принимаю по ситуации. Если ко мне вежливо, то я тоже вежливо. Как там говорили древние славяне? "Кто с мечем к нам придет, от меча и погибнет", — Макс это произнес с улыбкой, но со значением.

— Ты лучше с мячом к нам приходи, пошли в коридор, в футбик погоняем. Вот в процессе и познакомимся, — хлопнул Максима по плечу чернявый, но крепкий мальчишка.

"Женя Воробей, местная футбольная "звезда", — услужливо подсказала память.

И ребята вывалились в коридор. Девочки в большинстве своем остались шушукаться в классе.

Правила коридорного футбола были просты — на пол бросался коробок из-под спичек, в котором лежал какой-то утяжелитель. Чаще всего это был кусок пластилина. По начищенному и натертому мастикой полу коробок летал, как шайба в хоккее на льду. Правила были и от футбола, и от хоккея, так как бегать на скольком полу было затруднительно, поэтому мальчишки скорее скользили — шоркали, как на лыжах. В силовую борьбу "за мяч" вступали, как в хоккее — запрещалось толкаться и применять какие-то силовые приемы, но можно было придерживать соперника руками. Ворота были больше, чем хоккейные — плинтус коридорной стенки. Играли во весь коридор — от стенки до стенки, то есть, почти от лестничного прохода до туалета.

Макс игру помнил, играл с удовольствием, вот только его маленький рост и вес не давали ему возможности доминировать на площадке. Пришлось ему применять свой опыт и ловкость — поскольку все реакции его на порядок превосходили реакции и моторику сверстников, то Зверь брал изворотливостью и тактическим мастерством. Он видел всех на площадке, не увлекался атакой, четко играл в пас, точно бил по воротам, поэтому за десять минут игрового времени на его счету было уже три гола.

— Молоток! В коридорный футбик ты могёшь! А как в обычный? — Воробей заинтересовано смотрел на Макса.

— Не, в обычный я не волоку. Ты ж видишь, я роста метр с кепкой в прыжке. Мама говорит, в десятом только вытянусь.

— Та ладно, полно классных футболистов мелких, в нападении у них скоростное преимущество. Да тот же Гарринча — у него рост был 169 сантиметров. И у нас тоже полно таких. Вон, даже тренер нашей олимпийской сборной по футболу Константин Бесков маленького роста, метр шестьдесят восемь всего. Он сейчас московский "Спартак" тренирует, а до этого — московское "Динамо". Ты, кстати, за кого болеешь?

— Да здоров я, — попробовал отшутиться Макс, но, глянув на Женьку, понял, что тот шутку не понял. — Ну, я, конечно, за своих, за "Днепр", но вообще-то я не болельщик, я футболом не особо увлекаюсь...

— Ну, понятно, слышали про то, чем ты увлекаешься, — хохотнул Воробей. Стоявшие рядом одноклассники заржали.

— Видели, как ты Дюжника уложил на асфальт. И остальных. Боксер? — спросил Игорь Прядко, единственный в классе, кто носил битловскую прическу.

— Ага, боксер. Три года занимался, — соврал Зверь.

— Ого! А какой разряд? — это уже интересовался высокий — баскетбольного роста — Миша Ковалевский.

— Да я больше для себя, второй юношеский. Отец не одобрял бокс, хотел меня на самбо отдать, так что я и там, и там занимался, потому и не успевал особо выступать...

В это время прозвенел звонок, большая перемена закончилась, и все снова повалили в класс.

Последним уроком было природоведение, "природа", поскольку там все было для Максима примитивно до ужаса, то он даже не стал делать попытки показать себя всезнайкой. Хотя ему, конечно, было смешно — учиться читать план местности и наносить на контурную карту изображения пути ему, провоевавшему почти четыре года и командовавшему диверсионно-разведывательной группой?

А вот конца уроков он ждал с настороженностью — ни Трифон, ни Дикий на уроках так и не появились, хотя тот же Сашка Засудский шепнул Максу, что видел их на школьном стадионе, причем, в компании с более старшими пацанами. Поэтому, выходя из школы, Зверь был уже внутренне готов.

И он не ошибся.

На крыльце стояли Трифонов и Скотников. Они ждали его.

— Ну, что, борзый, пошли за школу, побазарим? — Трифонов явно злорадствовал, судя по его виду, бить Макса собрались уже всерьез.

— А чего за школу? Здесь уже ссытесь базарить, да? — Макс специально решил выводить этих двоих из себя.

— Счас ты у нас обоссышься, ком с бугра! — Дикий уже был на взводе.

— Если бы ты мог базарить один на один — то уже б побазарили. А поскольку ты, Серега, хоть и Дикий, но тупой, то мне с тобой говорить не о чем. Вы с Тришкой можете только строить из себя таких крутых конторских чувачков, класть с прибором на школу и вякать на училку. Если с вами жестко поговорить, то вы не только обоссытесь, но и обосретесь, — Макс уже откровенно издевался.

— Короче, за школой, там тебя ждут на разборки. Ты хотел стыкнуться — будет тебе стычка. Пошли. — Дикий немного успокоился, видимо, дошло, что ничего он с новеньким сделать не сможет.

— Счас пошлю, раз просишь, — Зверю уже надоели эти два клоуна.

В прошлой своей детской жизни он очень боялся этих двоих, Трифонова и Скотникова. И хотя они его ни разу не били, страх перед ними изначально сковал его мозг, да так и не отпускал аж до девятого класса, когда они ушли из школы. Правда, в девятом появились другие. И только в армии Зверь понял, что причина страха — в нем самом. И что не стоит бояться, что тебя кто-то может ударить. Синяки заживут, а вот совесть долго потом будет ныть. Поэтому курсант, а потом сержант Зверев никогда не боялся драться, даже один против целой толпы, причем, не только со своими земляками или русскими, а и с чеченцами, азербайджанцами и другими детьми гор. За это, собственно, его и уважали, причем, даже те, кому он бил морды.

— Ладно, клоуны, идите, я за вами, посмотрим, кто там базарить пришел со мной, — Макс хлопнул Дикого по плечу, хорошо так хлопнул, с оттяжечкой, тот аж присел.

— Ну, давай, двигай, чё стал, как не родной!

Вся троица отправилась к школьным мастерским, которые находились за школой, там был небольшой закуток, который из школы не просматривался, обычно там курили, иногда дрались. Мастерские были закрыты, уроки труда закончились еще час назад, так что можно было не бояться, что кто-то из учителей что-либо увидит.

Макс был готов к такому повороту на все сто. Тем более, что он знал, чем может закончиться этот разговор. Поэтому взял с собой один очень весомый — в буквальном смысле этого слова — аргумент. Несмотря на его подготовку все же не стоило недооценивать противника. Ведь он один, а их будет, как минимум, пятеро. Поэтому козырь в рукаве надо было готовить обязательно.

У мастерских на низеньком заборчике — две продольные горизонтальные железные трубы — сидели не пятеро, а сразу семеро. Вернее, не сидели, а, скорее, полустояли, опираясь задницами на этот самый забор.

"Ого! Зауважали. Если еще и Дикий с Тришкой ввяжутся, то их будет девять. Придется кого-то серьезно травмировать, причем, сразу, иначе они меня просто затопчут", — подумал Зверь, незаметно поправляя свой "козырь" в рукаве, точнее, за спиной.

— Надо же, пришел, не зассал. Дикий сегодня все уроки промотал, специально за нами сбегал, говорит, там у нас такой гаврик шебутной нарисовался, права качает, наверное, хочет верх в классе держать, кладет на всех с прибором. Я думал — там такой амбал! А тут — шкет, от горшка два вершка.

Речь "толкал" парнишка, который стоял рядом с Юрой Дюжником. Правда, по комплекции он был чуть помощней. На вид ему было тоже лет 14-15, но сразу было видно, что этот хлопчик непростой. Зверь по некоторым неуловимым признакам, по движениям, по манере держаться понял, что его собеседник явно спортсмен, причем, скорее всего, занимается боксом.

"Если он пойдёт первым в драку — надо будет его сразу валить, нокаутировать, иначе он меня сразу "сделает", без вариантов. У него килограммов на 10-15 больше, что я против такого сделаю с моими-то антропометрическими данными", — Макс сразу составил диспозицию и распределил направления ударов.

— Тебя неправильно информировали — я не собираюсь верх держать, как выражаются вот эти два клоуна, и права не качаю, а только требую к себе уважительного отношения. Трифон решил, что он может себе позволить нахамить незнакомому человеку, вот и получил "ответку", — Зверь был абсолютно спокоен, хотя адреналин в его маленьком одиннадцатилетнем теле уже кипел и бурлил.

Макс старался успокоить себя одиннадцатилетнего, но подсознание подростка выходило из-под контроля своего умудренного опытом второго "Я", рефлексы натыкались на рефлексы, а страх, который жил в его детстве, все-таки давил на психику и было очень сложно с ним совладать. В принципе, когда Зверь только начал выступать на соревнованиях по контактным единоборствам, вначале по каратэ-до и рукопашному бою, потом по ушу-саньда, панкратиону и боевому самбо, первое время всегда адреналин выплескивался еще перед схваткой. Иногда это приводило к тому, что на первой минуте он просто "перегорал" и банально не хватало здоровья продержаться два или три раунда. Выход адреналина буквально сжигал всю его функционалку напрочь и драться приходилось только на голой технике и остатках физухи. Уже потом, с опытом пришло понимание того, как настроить себя на бой. Способов было много, например, можно было расслабиться, ввести себя в такой медитативный транс и драться в стиле тайцзы, но это работало только в определенных ситуациях, например, при бое, где не было борьбы в партере. Лучший способ для бойца смешанных единоборств — стать агрессивным. Макс предпочитал в самом начале боя нанести сопернику сильный удар — неважно куда. Можно было попасть в защиту, в корпус — главное, чтобы удар быль сильным, мощным. Таким образом, он перестраивал работу организма и, как говорится, выбивал клин клином — тратил появившийся в избытке адреналин на силовые нагрузки на фоне экстремальной ситуации. И это помогало — пара сильных ударов приводила организм в тонус, а соперник, получив несколько тяжелых ударов, начинал соблюдать дистанцию и бояться своего визави.

— Ну, я смотрю, ты тут никого сам не уважаешь, — паренек, судя по всему, не был настроен агрессивно.

— Уважают обычно за что-то. А как уважать человека, которого даже не знаешь? — Зверь пристально посмотрел своему собеседнику прямо в глаза. Тот взгляд не отвел, но явно смутился.

— Ну, я Юра. Тебе достаточно?

— Я вижу тут уже двух Юр, ты будешь третьим. Мне вас по номерам называть?

— Тебе фамилию назвать?

— А почему-бы и нет? Я Макс Зверев, тебе что — западло свою фамилию сказать?

— Я Юра Ивко, тебе достаточно?

— А чего ты, Юра Ивко, сюда пришел? За этих двоих клоунов "подписаться"? Или своего кореша Дюжника защитить? Так я его только разочек приложил, причем, это была чистая самооборона. Не надо было своими граблями мой пиджак хватать, — Макс, что называется, нарывался.

— Да я тебя сейчас и сам уделаю. С тобой тут разговаривают, баклан, а ты тут рогом уперся, краев не видишь, — Дюжник сорвался со своего насеста, но Ивко придержал горячего пацана.

— Вот и хорошо. Так и сделаем. Ты хотел стыкнуться — будет тебе стычка. Каждый из тех, кому ты вчера вмазал, имеет право сквитаться. Один на один, лежащего не бить, до первой крови. Или до того, пока один не сдается и не извиняется. Усёк? — похоже, что Юра пришел сюда чисто развлекаться.

— Да мне без разницы. Я с самого начала предлагал вон Трифону выйти один на один, так он за своего дружка сразу стал прятаться, — Макс медленно снял свою сумку и поставил ее на траву у заборчика.

— Да чё ты гонишь, кто прятался? — Трифонов попытался было истерить, но под взглядом Макса как-то сразу увял.

— Кто первый хочет мне предъявить? — спросил Максим спокойно, обращаясь сразу ко всем.

— Я так понимаю, Тришка имеет на тебя зуб, потом Дикий, потом Дюндель. — Юра Ивко улыбался, но глаза его были холодными.

"А ведь он настроен на бой. Скорее всего, посмотрит, что я буду делать, а потом, учитывая мою технику, уделает меня в первом же раунде. Знакомая тактика", — Зверь, раскусив замысел противника, сразу успокоился. План в его голове окончательно созрел.

Трифонов и Макс вышли на середину. Зверь предварительно снял пиджак — щегольскую синюю школьную форму мать ему купила в Москве, если он ее порвет, то домой лучше не приходить. И незаметно спрятал под пиджак свой козырь — две небольших металлических трубки — вариант корейской короткой палки "тонбон", применяемой в хапкидо. Если что-то пойдет не так, он успеет их схватить.

— Ты, может, штаны еще снимешь? — стал кривляться Тишка.

— С тебя? А ты хочешь? — моментально ответил Макс.

Трифонов сразу завелся и кинулся в драку. Кинулся настолько предсказуемо и нелепо, что Зверь даже не стал его бить навстречу, хотя очень хотелось. Он просто отклонился, точнее, откинул корпус и голову назад, и кулак Трифонова ударил воздух. Коротышка еще больше разозлился и стал махать руками, как мельница. Но Макс, даже не поднимая рук, просто то отклонялся назад, то отходил в сторону, то перемещался за спину нападавшего в стиле Васи Ломаченко. Примерно с минуту продолжалась такая карусель, пока, наконец, на одном из особо яростных выпадов Тришки Макс поднял, наконец, руки и, схватив бьющую руку своего противника, придал ей ускорение, а ногой, отойдя в сторону, незаметно подцепил опорную ногу противника. Трифонов, в очередной раз ударив пустоту, внезапно устремился ускоренным темпом вслед за рукой, а ноги его при этом почему-то разъехались, и он шлепнулся на живот прямо перед тем, кого собирался ударить.

Все засмеялись.

— Так, Тришка, драться ты можешь только с детсадовскими, даже на этого недомерка силенок не хватает, — зло сказал Дикий и снял свой потертый пиджачок.

Судя по внешнему виду Сергея Скотникова, драться он умел. Его сухая и жилистая фигура, а также достаточно крепкие кулаки говорили о том, что и удар у него неслабый. Даже если он не занимался боксом, то все равно такие вот сухощавые крепкие мальчишки в дворовых драках обычно всегда побеждали. К тому же было видно, что драться Дикий не боится, получать по физиономии привык, поэтому с ним демонстрировать уклоны и нырки было опасно — если он попадет Максу по голове, то мало не покажется.

Решение созрело еще в самом начале разговора со шпаной, Зверь не собирался отступать от плана, поэтому ждал от своего противника первый удар.

Ждать долго не пришлось — Дикий, скакнув к Максу, прямо на скачке нанес ему сильный боковой удар, который мог бы называться хуком, если бы не корявая техника исполнения. Действительно, несмотря на то, что удар, как и ожидалось, у Скотникова был сильным, наносил он его размашисто, по широкой дуге, так что видно было этот удар издалека. А вот короткий и почти незаметный левый апперкот его противника почти никто не увидел. Почти — это, не считая того самого Юру Ивко, который был в этой шобле за главного. Все увидели только, как Зверь на какое-то мгновение как бы исчез — он нырнул под бьющею руку Дикого — а потом внезапно возник и... и Дикий грохнулся на колени, скорчившись от боли, а потом вообще лег прямо на асфальт. Потому что удар по печени — это очень больно.

— Ясно, Дикий тоже претензий больше не имеет, правильно? — Юра улыбался, но его улыбка по-прежнему была холодной.

— Ну, теперь, Дюндель, твоя очередь. В прошлый раз этот шкет тебя уже уронил, так что смотри, граблями сильно не махай.

Все остальные мальчишки дружно заржали. Похоже, импровизированное развлечение всем нравилось. И было понятно, что задача устроить Максиму облом не стояла особо остро — среди тех, кто пришел на эту импровизированную стычку — в будущем это стали называть "стрелкой" — не было явной шпаны. Шпаны в уголовном смысле. Да, двоечники, прогульщики, школьные хулиганы. Но, скорее всего, ни у кого не было даже серьезных приводов в милицию и серьезных правонарушений — так, драки, разбитые стекла, курение в школьном туалете. Скотников и Трифонов вообще были просто "детьми из неблагополучных семей". То есть, где папа алкоголик, мама уборщица, маленькая зарплата, ремень отца вместо воспитания... В общем, это совсем были не те "отморозки", которые появятся в будущем и которым убить человека будет все равно, что высморкаться.

— Я не собираюсь махать, я разок сейчас этого недомерка приложу, и он на жопу сядет, — Дюжник вышел прямо в своем щегольском пиджаке, разминая кулаки, которые были, скажем так, довольно внушительными.

На этот бой план у Макса был совершенно иной, нежели на предыдущие. Осознавая физическую мощь и превосходство Дюнделя в росте и весе, Зверь сразу принял решение "сушить" своему противнику руки, а если придется, так и ноги. "Сушить" — это означало отбить, то есть, наносить максимально болезненные удары в болевые точки, по мышцам, в нервные узлы.

Как и ожидалось, Дюжник сразу попер на Макса, как танк. Но не бил, а просто шел на него, видимо, желая сначала схватить за руку или за шею. Он понимал свое превосходство, поэтому, скорее всего, хотел сразу сблизиться и перевести схватку в партер. Такое школьными правилами допускалось и очень часто двое драчунов, начиная драку в стойке, заканчивали ее на полу или же, если дрались на улице, на асфальте.

Но у Дюнделя тактика давления как-то сразу не заладилась, ведь его противник был более мелким, юрким, вертким, поэтому он никак не мог даже подойти к нему в ближнюю дистанцию. Пространство возле мастерских позволяло спокойно маневрировать, а Макс при каждом уходе в сторону точно пробивал короткие, но очень болезненные удары то по рукам, то по ребрам своего массивного противника. Короткие — потому что боялся, что Дюжник сможет все же его прихватить или нанести ответный удар. Нет, он бы выдержал, но задача стояла — не получить ни одного удара в ответ. Поэтому Зверь все время бил на отходе и ждал момент, когда сможет нанести нокаутирующий удар.

Момент представился довольно быстро. Юрка Дюжник понял, что никак не угонится за более быстрым Максом, и тогда пошел ва-банк — бросился на него, даже не пытаясь ударить, а просто свалить массой своего тела. Макс этого только и ждал. Когда Дюндель схватил его, что называется, за грудки и попытался свалить на асфальт, Зверь сначала как бы поддаваясь, пошел корпусом вправо и вниз, а потом, мгновенно развернувшись, как пружина, впечатал свой правый локоть в челюсть нападавшего. Дюндель рухнул как подкошенный.

— 7, 8, 9, аут, — с улыбочкой подвел итог Юрка Ивко. — Молодец, дерешься хорошо, хотя и как-то странно.

— А я еще не дрался. Так, легкие показательные выступления.

— Так может покажешь, как ты дерешься?

— Когда я дерусь — то приходится потом "скорую" вызывать. Так что лучше не нарываться. Я к тебе лично претензий не имею.

Макс действительно не хотел драться с этим Юрой. Слишком мутным был неизвестно откуда взявшийся боксер. В том, что Ивко был именно боксером, Макс уже не сомневался.

— Ну а я все-таки попробую. "Скорую" вызывать не будем, думаю, зеленки и пластыря хватит, — Юра все еще улыбался.

— Мне хватит, а тебе может не хватить, — Макс внезапно перевел себя в боевое состояние. Он стал холодным и расчетливым, потому что перед ним была реальная опасность — противник обладал не только преимуществом в росте и весе, но и явно был хорошо готов технически.

Ничего не соображавшего с трясущейся головой Дюжника посадили на травку и побрызгали из бутылки с минералкой в лицо.

Мальчишки вышли в центр площадки.

— Если упал — не добивать? Так? — Макс спросил скорее для порядка. Но, видимо, его вопрос задел противника. И Юра первым начал атаку. Его кулак просвистел практически рядом с головой Зверя. Тот не ожидал такого стремительного развития событий, поэтому ушел чисто на своих взрослых рефлексах. И так же рефлекторно ударил в ответ. Но попал в пустоту — Ивко осторожничал и не сокращал дистанцию, бил пока только прямые удары издалека.

Сразу стало ясно, что соперничать с рослым боксером, да еще и старшим на несколько лет — Ивко был семиклассником — маленькому Максиму Звереву не было никакого смысла. Зверь понял, что нужно пускать в ход ноги. Вначале он действовал, как боксер, только как очень неудобный боксер — Зверь всю свою взрослую жизнь дрался в стойке левши. Еще в армии он получил травму левой ноги и поэтому наносить удары этой ногой не мог. Вернее, бил только самые простые, базовые, например, лоу-кик или фронт-кик. Иногда мог пробить и высокий в голову, но старался этого не делать. Именно поэтому левая стала для него опорной, а все удары он наносил правой передней ногой. Руками же он работал одинаково сильно. А стойка левши что для бокса, что для каратэ, что для любых других единоборств, где использовалась ударная техника, была крайне неудобной. В основном все ударники работали в стойке правши, левша был редкостью, техника у него была немного другая, не говоря уже о стойке и тактике, поэтому защищаться от атак левши нормальному бойцу было гораздо сложнее.

Именно поэтому в самом начале боя Юрка не мог попасть по щуплому, но очень шустрому Максу. Который, мало того, что бил из неудобного для боксера положения, но и постоянно заходил за его левую руку, своей выставленной вперед правой блокируя все его удары и правой, и левой. И не просто блокировал! Макс раз за разом наносил свои удары по "второму этажу". Даже не по корпусу противника — а до его головы он все равно не достал бы — он бил по рукам, нанося удары своим маленьким, но очень жестким кулачком по нервным узлам, по мышцам. Он целил в сгиб локтя, в предплечье, в общем, "сушил" боксеру его "кувалды".

Но так не могло продолжаться долго. Ивко, судя по всему, был опытным бойцом, поэтому рано или поздно сблизился бы и парой апперкотов снес дерзкого шкета. И Макс, как говорится, пошел ему навстречу. Вначале он нырнул под правый прямой влево, одновременно нанеся противнику своей правой удар в солнечное сплетение, а потом на отходе уже впечатал в печень левый боковой. И пока Юра, поморщившись — Макс попал довольно точно — отступил на шаг назад, Зверь неожиданно шагнул ему навстречу, правой ногой ударил сбоку коротко под левую опорную ногу боксера, высекая его. И когда тот падал, опустив сразу свою левую руку, Макс правым боковым снизу встретил его голову. А потом, уже вдогонку, левым боковым сверху вниз добавил уже с другой стороны тоже в голову, причем, еще в полете. В общем, на асфальт Юра Ивко грохнулся уже практически в состоянии нокаута. Понятное дело, встреча его головы с асфальтом еще более усугубила ситуацию.

Разгром был полным. Такого никто из компашки, собиравшейся поизгаляться над дерзким новичком, не ожидал. Но больше никто в драку не полез — вид лежащего в отключке предводителя ватаги сразу отбивал охоту попробовать примерить на себя подобный вариант. Нет, конечно, если бы сразу вся толпа ломанулась на него одного, то, скорее всего, у них был бы шанс Макса загасить. Он просто не успел бы отмахаться, ведь практически все присутствующие, кроме Трифона и Дикого, были старше на пару-тройку лет, не говоря уже о комплекции.

Но им стало страшно. Одно дело — собираться попрессовать малолетку-четвероклассника, и масксимум получить фингал под глаз, и совсем другое — когда тебе отбивают мозги. Да и пример Дикого, который, скрючившись и все еще держась за живот, сидел на травке рядом с полулежащим Дюжником, также впечатлял.

— Ну, что? Я думаю, все претензии исчерпаны? — Макс только сейчас понял, что серьезно намахался. Его одиннадцатилетнее тело не привыкло к таким физическим нагрузкам, к такому рваному темпу. Это не плавание, когда десять раз по 50 вольным стилем, здесь совсем другой расклад.

И вдруг он внезапно вспомнил, как в том прошлом, взрослом прошлом, которое теперь стало его будущим, били его в следственном изоляторе, когда он попал туда после доноса в СБУ...

*Гарринча — знаменитый бразильский футболист, играл в 50-60-е годы вместе с легендарным Пеле.

*Василий Ломаченко — известный украинский боксер в легком весе, чемпион Олимпийских игр, а также чемпион мира среди профессионалов. Обладает очень оригинальной техникой, признан лучшим боксером 2017 года.

Глава двенадцатая. За одного битого...

Память внезапно, возможно от пережитого стресса, бросила его в его прошлое, точнее, в его будущее...

Киев, Украина, 2014 год

О том, что на Майдане в Киеве будет мясорубка, Максим Зверев узнал еще 1 декабря. Сначала были неясные слухи, потом он проанализировал ситуацию и понял, что явно разрабатывается ливийский или венесуэльский сценарий. То есть, раз сработала тупая сказочка про избитых "онижедетей"*, когда столичный "Беркут" просто спровоцировали — то сработает и расклад про "зверски убитых ментами героев", протестовавших против "преступного режима". Тогда, ночью с 30 ноября на 1 декабря боевики националистических группировок стали бросать в милиционеров камни и мусор, а когда те стали зачищать площадь, причем, зачищать грамотно и без костоломства, им навстречу вытолкнули пару десятков студентов. И хотя в результате было всего несколько травм — ушибы, пару вывихов и всего одна якобы разбитая голова у фотокорреспондента, на украинских телеканалах моментально показали "нужную" картинку — мечущиеся юноши и девушки, зверские рожи спецназовцев, удары дубинками и прочий трэш. На следующее утро, 1 декабря на Майдане был почти миллион. Благодаря, естественно, сюжетам телевидения. Ну и интернет, конечно, подогрел народ. Все ломанулись защищать "онижедетей".

А как же, дети — это святое...

Так вот, он знал, что теперь будут более крутые жертвы — не пара расквашенных носов, а реальные трупы. И Макс стал внимательно смотреть все сюжеты с Майдана. И очень скоро вычислил первую сакральную жертву. Этот армянин часто попадал в кадр. Он "на камеру" читал стихи Шевченко, хорошо так читал, душевно. Потом почему-то именно его корреспондентка стала спрашивать — откуда он здесь, такой весь из себя? А какой? Обыкновенный, ну, не похож на щирого украинца, ну, хачик с бородой и в каске — таких на Майдане было полным-полно! Но выбрали именно его!

Как оказалось, Нигоян идеально подходил на роль жертвы. Армянина замочить было не жалко, никто не предъявит, чужой ведь. Но, с другой стороны, он типа свой, должны ведь за него подняться товарищи? И второй, этот УНСОвец Жизневский, нацик — он из Белорусии, бульбаш. То есть, не украинец. Но УНА-УНСО за своих стоит горой, ультрасы способны на все, так что вполне нормальная жертва...

Вот только сценарий был немного откорректирован самими протестующими. 19 января 2014 года УНСОвцы и футбольные ультрас пошли в атаку на цепь "Беркута" возле входа на стадион "Динамо", подожгли "коктейлями Молотова" автобусы милиционеров и понеслась... В общем, когда 22 января Нигоян и Жизневский были застрелены, а их трупы все телеканалы сразу же показали всей Украине, как-то никто особо не рыпнулся... Да и до того ли было? На улице Грушевского пылали автобусы и автомобили "Беркута", в "беркутовцев" летели камни и бутылки с зажигательной смесью, а все оппозиционные издания продолжали вопить о "мирных протестующих". При этом милиция оружие не применяла — только после событий на Грушевского им разрешили помповики с резиновыми пулями...

И к этому времени Максим Зверев по своим каналам получил совершенно точную информацию — на Майдан завезли боевое оружие, оппозиция готовится применить его, причем, в обе стороны — и против милиции, и против своих же протестующих. Сценарий должен был такой: детей расстреляли подлые менты, долой президента, долой кровавую власть! В общем, как было в Ливии, Сирии, Египте, Венесуэле. Да что там — в Москве в 1993 году было то же самое!

Первым источником был внезапно ставший военным аналитиком его приятель Леша Арестархов. Бывший военный, бывший актер, бывший проповедник, в общем, бывший всем и ничем, этот безработный неудавшийся, но явно талантливый актер быстренько притерся к протестующим и занял там какое-то весьма теплое местечко. Где-то рядом с руководством. И вот он, страдая словесным поносом, проговорился...

Потом про оружие сказал один из корешей Макса еще по оранжевому Майдану — Тарас Мазуренко по прозвищу "Тополь". Высоченный Тарас, встретив Макса на Майдане, подумал, что тот снова с ними, как тогда, в 2004-м, и, хлопая того по плечам, выдал откровение про завезенные на Майдан карабины "Сайга". Мол, будем валить ментов, а там и "Калаши" подвезут...

Последним, самым достоверным источником был один его знакомый ГАИшник. Макс когда-то в одном репортаже защитил ребят от начальства — их хотели уволить, те в долгу не остались, в общем, долго потом делали друг другу разного рода услуги: то информацию Звереву сольют, то он их опять прикроет. И вот этот капитан рассказал, что ему приказали не досматривать один транспорт, который шел в Киев. А шел он под прикрытием известного оппозиционного депутата из Блока Юлии Тимошенко. Но капитан все же начал досмотр и увидел, что грузовичок набит ящиками, а в ящиках — автоматы. АКМ. И хотя ему дали денег, приказав молчать, он понял — готовится бойня...

Кстати, того капитана с напарником потом расстреляли прямо на посту в конце февраля, сразу после победы Майдана. Якобы, какие-то отморозки, даже не евромайдановцы. И только Макс знал причину, почему это произошло...

Итак, он знал, что на Майдане будут стрелять. И будут стрелять на поражение. Он знал, что оружие завезли. И знал, что, скорее всего, уже есть группы снайперов, которые получили задание и для которых составили таблицу стрельб. Он понимал, что районы уже распределены и что жертвы намечены. Но что ему со всем этим было делать?

Зверев не был известным журналистом, он не мог вот так взять, прийти на какой-то телеканал и сказать — у меня есть важная информация! Кто бы его стал слушать? И где доказательства? Кто-то что-то сказал? Смешно. А оппозиционные СМИ тем более не стали бы выдавать такую секретную информацию в эфир — как это, оппозиция собирается убивать людей? Да что вы?

В общем, украинские журналисты уже тогда сразу разделились на промайданных и противомайданных. Первых было, к сожалению, гораздо больше. Потому что таким платили гораздо больше. Грантов было много, доллары США не жалели...

На революцию же!

Так что идти было некуда — все СМИ так или иначе работали на раскручивание, разжигание конфликта, одни были ЗА, другие — ПРОТИВ, но почти никто не пытался разобраться в его причинах и не заглядывал в будущее. Зверев заглядывал. И понимал, что Украина находится между Румынией и Сирией. В лучшем случае. А в худшем — это Югославия. И гражданская война неизбежна...

И тогда он пошел в Министерство внутренних дел.

Нет, вначале он пытался через того же Тараса Тополя предупредить УНА-УНСО, которые уже стали "Правым сектором", что их очень скоро начнут отстреливать свои же. Тарас не стал с ним разговаривать. И никто не стал. Все знакомые УНСОвцы как-то сразу потерялись, перестали отвечать на звонки по мобильному. И знакомые журналисты тоже сразу потерялись. Те, которым он намекнул на готовящуюся акцию.

Поэтому он пошел к ментам. Прямо в центральный офис министерства.

Конечно, там тоже пытались его отфутболить, высылали пресс-секретуток от разных начальников. Но Зверь настоял на своем, после чего к нему на проходную вышел заместитель министра внутренних дел Украины Виталия Захарченко — некий полковник со странной фамилией Редька. И вот этому самому Редьке Макс все и рассказал. Только источники свои не "слил". Сказал, мол, хотите — проверяйте, моя информация — верняк.

Потом, уже после того, как на Грушевского все затихло, к нему еще приезжал какой-то опер из СБУ, пытался выпытать, откуда информация. Но Макс прогнал какую-то пургу, сослался на интернет и СБУшник отстал.

Как оказалось, на время...

Когда на улице Институтская 20 февраля 2014 года неизвестные снайперы стали расстреливать безоружных людей, Макс уже все знал. Он знал, что первыми убили ментов из "Беркута". Что "работают" три группы снайперов — одна немецкая, одна — литовская, одна — грузинская. Грузины были подставой. Классической подставой — их потом должны были сдать, а эти лже-снайперы — указать ложного заказчика. Литовцы, точнее, группа пиндосов под руководством чемпиона Литвы по пулевой стрельбе Каролиса Гисулиса должны были выбивать вначале милиционеров, причем, из охотничьих винтовок. Чтобы при разбирательстве все указывало на майданящих. А немецкая группа, где, кстати, были и немцы, и австрийцы, и англичане, должна была расстрелять самих майдановцев.

Макс только не знал сектора обстрела. Но понимал, что таковых может быть очень немного. Идеально подходила улица Грушевского, но там все еще горели и дымили шины... Сектор был весь в дыму. Значит, это будут улицы, отходящие от Майдана, ведь "Беркут" утром 20 февраля уже почти зашел на Майдан...

Увидев в прямой трансляции, что на Институтской идет стрельба, Макс схватил свой "Кэннон" и рванул в то пекло. И, уже потом, обшаривая каждый сантиметр на в буквальном смысле кровавой улице, опрашивая выживших, санитаров, врачей, успев поговорить со снайперами Госслужбы охраны и даже с руководителем снайперов спецподразделения внутренних войск "Омега" полковником Асавелюком, он понял, как все было. Из Львова прямо на убой пригнали сотню "бойцов". Кстати, их пропустил по приказу "сверху" через свой пост на львовской трассе тот самый капитан-ГАИшник. Раньше их не пропускали — и тоже по приказу. Потом приказ дали. Но только приехали ребята на Майдан — и двух часов не прошло, как кто-то их послал в бессмысленную атаку вверх по Институтской. И уже когда они прошли отель Украина, занятый протестующими с Майдана, им в спины стали стрелять. И в спины, и справа, и слева.

А милиционеры были впереди...

Все это Максим документировал — видео, фото, раны в убитых, пули, которые успели достать врачи-паталогоанатомы, и те, которые подобрали на Институтской, выковыряли из деревьев... Доказательств было много. Правда, спустя какое-то время они стали исчезать. В Шевченковском райотделе милиции спустя год после этих событий потерялось свыше 400 уголовных дел. С доказательной базой — пулями, гильзотекой, простреленной одеждой...

А сразу после расстрела на Институтской расстреляли и того капитана-ГАИшника...

И Макс понял, что надо страховаться. Уже пошла вакханалия новой пост-майданной власти, уже Россия вошла в Крым, а на Донбасс Украина послала армию, там началась бойня, поэтому в Киеве была некая передышка, когда и новой власти, и украинскому народу было начхать на убитых на Майдане, на эту "небесную сотню", скинули президента — и ладно!...

Но Максим не зря проработал в журналистике почти 30 лет, он понимал, что "засветился". И когда так замечательно сложилось, что появилась возможность отправить жену и детей в Португалию, он сразу же стал их собирать. В принципе, туда уезжал к своим родителям, живущим в одном из городов Португалии уже 15 лет, его кум. Поэтому было кому доверить семью. Зверев только собрал все заработанные тяжким трудом журналиста деньги, продал машину, квартиру и, проводив своих на самолет, перебрался жить на дачу. Она была под Киевом, вряд ли кто из друзей и знакомых знал это место.

Как оказалось, про дачу знали, те кому полагается знать.

Задержали Макса буднично — пришли днем трое, вызвали на собеседование, показав документы. Он сразу понял — бежать бесполезно, сопротивляться — тоже, потому что просто пристрелят. Ну, и была надежда, что выскочит еще...

Когда прямо в кабинете его стали бить, он понял — всё. Нет, вначале пытался кричать, мол, буду жаловаться, я журналист и все такое. Но потом СБУшники сделали паузу и стали ему "предъявлять". Напомнили и его антимайданные статьи, и высказывания о том, что главкома Тенюха надо снимать, а из Крыма выводить войска, и что армия не имела права идти на Донбасс — много чего вспомнили. По всем статьям он уже получал обвинение в сепаратизме и госизмене. Это было серьезно. Минимум десять лет.

А вот про Майдан и расстрелы никто не вспомнил. Правда, потом, вскользь, упомянули. Но Максим понял, что да, "сепаратизм" — это только предлог. Прикрытие. И что он отсюда не выйдет. По крайней мере, живым...

...Когда его в очередной раз сбили с ног, и следователи немного расслабились, он, лежа на полу, подсек ногами одного и, и зацепив его правую ногу своей левой, ударив в голень правой, сломал ее. Пока первый с криком и матом падал, Макс вскочил и снова ногой — руки были скованы наручниками за спиной — сильным боковым йоко-гери сбил с ног второго, тут же прыгнул на него сверху и коленом впечатал его голову в пол. Он еще успел перебежать к первому и сверху ударить его в голову, чтобы заставить замолчать. Потом ему еле хватило времени достать ключи и освободить себе руки. Потому что раскрылась дверь и зашли сразу двое. Один не сообразил и замер в дверях, а вот второй сразу рванул назад.

Медлительный упал сразу, как подкошенный — удар в горло не оставляет шансов. Но шансов не было и у Зверя — в здании СБУ уже подняли тревогу и дальше третьего этажа прорваться он не смог. Он успел "замесить" еще троих, когда примчались бравые парни в касках с дубинками и после первого же столкновения с ними свет в его глазах померк. Очнулся он уже в тюремном госпитале, с переломанными ногами и правой рукой, сломанными ребрами и челюстью. В общем, как сказали врачи, легко отделался. Потому что двоих сотрудников Службы безопасности он таки "погасил".

Насмерть...

И чтобы с ним было, если бы совершенно случайно он не попал в списки для обмена...

Днепропетровск. Год 1976.

Все это Макс вспомнил буквально за пять минут, отходя от шока достаточно продолжительной схватки. Как ни крути, а в теле одиннадцатилетнего пока еще хлюпика опыт и умения взрослого пятидесятитрехлетнего мужика, тренированного и мощного, все же не могли реализоваться полностью. Что толку в умениях и знаниях, если, во-первых, они не подкреплены нужным уровнем физической силы и выносливости, во-вторых, не обеспечены нужной мышечной массой. Да и с психикой маленького мальчика не так просто было справится — она все время давила, мешала сосредоточится. Страхи Максима-малого нельзя было просто взять и загнать куда-то в самые глубины подсознания — все равно они сказались бы и на скорости принятия решений, и на реакции, да и нервные срывы постфактум Зверю не были нужны. Ведь это же его тело, его сознание, его жизнь.

"Ничего, будем заниматься самовоспитанием... И самосовершенствованием", — подумал он.

Он еще раз посмотрел на "поле боя".

Юрка-боксер все еще был в отключке, Дюндель тоже никак не мог встать, а Трифон и Дикий стояли поодаль и опасливо смотрели на новенького. Еще бы — Макс на их глазах шутя "уронил" на асфальт двоих самых крутых, по их мнению, школьных бойцов. Среди седьмых-восьмых классов, конечно. И это внушало определенный страх.

— Ну, все, ребзя, вы тут не скучайте, претензии, ежели чего — в письменном виде через директора. Адью, не кашляйте, я погнал! — Максим взял свою сумку и не торопясь пошел в сторону дома.

Никто за ним не пошел.

*"Онижедети" — интернет-мэм, родившийся после якобы кровавого разгона в Киеве 30 ноября 2013 года так называемого "мирного" митинга киевских студентов. На самом деле это была провокация тогдашней оппозиции в содействии с главой администрации президента Украины Януковича Левочкиным, который пытался таким образом надавить на своего шефа. Боевики националистической организации УНА-УНСО, находясь в рядах студентов, атаковали милиционеров, бросая в них разные предметы и вынудили спецподразделение "Беркут" к активным действиям. После получения команды очистить площадь милиция начала разгон всех, кто там находился. Эти моменты отсняли заранее предупрежденные тележурналисты и после умелого монтажа в эфир вышли кадры якобы зверского избиения детей ("зввирячэ побыття" с украинского — еще один интернет-мэм"). На самом деле из примерно 300 человек, находившихся тогда на Майдане, в поликлиники обратились всего 7 человек с легкими повреждениями. Кроме того, более половины задержанных из числа активно сопротивляющихся милиции оказались вовсе не детьми, а здоровыми 30-40 лет ними мужчинами. Полное видео, которое по украинским телеканалам так и не показали, легко разоблачает придуманный миф о зверском избиении детей. Но ложь сработала и на утро 1 декабря на Майдане был уже почти миллион человек.

Мэмом участники соцсетей называют всё, что спонтанно приобретает популярность в интернет-среде, начиная от смешной фразы известного политика, заканчивая любой информацией, которая не оставила пользователей равнодушными к ней.

Глава тринадцатая. Рефлексия первого уровня

Сержант Зверев давно уже не рефлексировал и не впадал в депрессии. Еще до того, как пришлось ему снова взять в руки оружие, когда он еще работал журналистом и его оружием был фотоаппарат и острый язык, он раз и навсегда сделал очень важный для себя вывод. Вывод этот был очень прост: что должно случиться — случится, как бы ты к этому не относился. Посему, делай, что должен, и будет, что суждено. Это сказал римский император и по совместительству философ Марк Аврелий. Макс был с ним полностью согласен. Если ты чего-то не можешь изменить, то надо просто изменить свое отношение к этому. И уметь отличить от того, что ты изменить в силах.

Поэтому, пребывая в теле самого себя, только на сорок два года моложе, Максим Зверев прекрасно понимал, что на данный момент глобально ничего изменить он не сможет. Впрочем, да и зачем? Судя по последним ощущениям, там, в будущем он угодил под артобстрел и вполне возможно, что "та" его жизнь уже оборвалась. Возвращаться обратно куда? В гроб? Нет, спасибо, такие перспективы Зверя точно не устраивали. Значит, нужно жить здесь и сейчас, пытаясь максимально адаптироваться и к этому времени, и к данной ситуации.

Прожить свою жизнь так же, как он ее прожил уже один раз, Максим категорически не желал. Да, впрочем, он и не смог бы — для этого нужен был незаурядный талант актера. Даже не талант — здесь надо быть гением! Ну, попробуйте, будучи уже сформировавшейся личностью, обладая знаниями и умениями не просто взрослого человека, а опытного, битого жизнью журналиста, серьезного, тоже битого, но и побеждавшего бойца, диверсанта, отвоевавшего в самом пекле гражданской войны почти три года — и при этом продолжать оставаться зачморенным одноклассниками мальчиком для битья! Продолжать терпеть насмешки, подзатыльники, плевки в свою сторону? И снова, как когда-то много лет назад, мечтать о реванше и возмездии? Зачем мечтать? Вот оно, Возмездие! В твоем хилом теле. Здесь и сейчас! Пользуйся!

Тело можно очень быстро привести в норму, точнее, в состояние, которое взрослый Максим Зверев считал нормальным — подкачать, закалить, до предела ускорить реакции, довести до ума силовую подготовку, в общем, сделать из хилого мальчишки воина. Который сможет не только в своей весовой и возрастной категории стать лидером, но и закрепить свое лидерство максимально высоко. Причем, не только в школе или во дворе.

Для чего Зверю это было нужно — он и сам пока не понимал. Но его чуйка, которой он доверял безоговорочно, диктовала ему именно такой сценарий. А детские комплексы, которые он так глубоко загнал в подсознание, что сам о них позабыл, как оказалось, никуда не исчезли. Сегодняшняя схватка это очень наглядно продемонстрировала.

Спасать свою страну от развала, пытаться сохранить в ней социализм, которому с годами он все больше симпатизировал, Зверев не собирался. Пока не собирался — так далеко его планы еще не заходили. Да и развал какой страны предотвращать — Советского Союза или самостийной Украины? И надо ли это делать? А главное — как? Одиннадцатилетний мальчик волшебным образом попадет к руководителям СССР, расскажет им про будущее? Те прослезятся и немедленно станут перекраивать экономическую, политическую и военную доктрины советского государства? Воспримут советы мальчишки?

Кстати, а какие советы? Зверев, хоть и был журналистом, но хорошо разбирался только в украинской политике, немного — в экономике, а еще — в русской и украинской литературе, истории, географии, хорошо знал анатомию, впрочем, за сорок лет ничего нового в человеческом теле не появилось. Особых научных знаний он не имел, как устроен компьютер — не знал, химией не увлекался, автомобили — и те не интересовали Зверева! Поэтому он даже при желании не смог бы объяснить, как вместо копирования итальянского "Фиата" сделать что-то более достойное, нежели "Запорожец".

Ну, Макс неплохо владел различными видами единоборств, а также несколькими видами оружия, в основном стрелкового. Холодное оружие не было его коронкой, так, ножевой бой в пределах курса спецназа. И еще палка, шест, нунчаку, саи — средний уровень хорошего ученика. В реальном бою все эти китайские тонкости не работали, там было все проще — как говорится, против лома нет приема. Штыковой бой, рукопашная схватка и саперная лопатка, как наиболее удобный инструмент в ближнем бою. А все эти махания шестами и прочими причандалами — это для демонстрационных поединков и соревновательных комплексов по таолу. Но и это всё здесь, в прошлом, вряд ли ему помогло бы сделать что-то для предотвращения тех событий, которые неминуемо должны были произойти в будущем.

Поэтому никаких особо мудрых советов Максим никому не мог дать по той простой причине, что не был напичкан какими-то знаниями или технологиями. Допустим, Максим хорошо знал автомат Калашникова — так он уже давно принят на вооружение в Советской Армии. А какие там отличия у АК-74 или АКМ от более новых разработок, он и понятия не имел. И про ништяки из будущего не мог толком никому ничего рассказать. Ни про ноутбуки, ни про мобильную связь, ни про интернет — ничего! Это в романах про попаданцев, которые он читал, все у их авторов получалось гладко и четко — и вещи из будущего вместе с ними проваливались, и знаний в головах у этих попаданцев было на три академии — от способов литья чугуна до создания персонального компьютера или внедорожника.

У Макса ничего подобного и быть не могло, так что единственное, чем он мог подтвердить свою историю пришельца из будущего, было знание истории. Но и здесь могли быть серьезные обломы — как и все обычные люди, Макс помнил только основные даты, какие-то важные вехи, но в пределах год-месяц. Да и то не всегда, несмотря на то, что был гуманитарием. Ведь здесь нужно было предсказывать точно — не только годы-месяцы, но и дни, а порой даже часы. Вот, допустим, знаешь ты дату смерти Брежнева? Ну, да, ноябрь 1982 года Максим помнил, тогда еще День советской милиции был. Вот он и запомнил, что это было 10 ноября — но только потому, что его собственный день рождения был четвертого ноября. Именно поэтому он так точно знал день смерти Генсека.

А остальные даты?

И что? Прийти к дорогому Леониду Ильичу и ляпнуть — Вы умрете 10 ноября 1982 года? А попутно рассказать о том, что его зять Юрий Чурбанов замешан в аферах с бриллиантами? Финал ведь предсказуем — психушка в лучшем случае. Хотя какой финал — кто пустит одиннадцатилетнего пацаненка в святая святых, к главе советского государства? Даже цветы подносить не доверят — там такие детки для этого готовятся, что ты! Да и зачем? Зачем все это?

Если следовать законам логики, то для начала надо легализоваться в этом мире, устроить свою личную жизнь, немного подрасти, освоиться, выбрать свой путь... нет, выбрать свой Путь — Путь Воина, а уж потом, следуя по этому Пути, решать, куда он должен привести. Как говорил когда-то Наполеон, главное — ввязаться в бой, а там уже посмотрим... В бой ввязались, теперь будет определять главные направления, оценивать противника или противников, готовить резервы и копить силы. Как минимум, три-четыре года у него есть, а там пойдет второй этап — юношеский, период перемен, взросления, ну и станет ясно, это его собственное прошлое или параллельное? А главное — способен ли он что-то менять в ЭТОМ мире?

И для этого надо здесь обжиться, сравнить те факты, которые он помнил, с тем, что происходит. Здесь всякая мелочь будет важна — от оценок, которые он теперь станет получать в школе, до изменений во внешней политике Советского Союза.

"Если верить принципу бабочки, то я уже внес изменения в этот мир. И еще внесу. Если меня не вынесут", — Макс улыбнулся, вспомнив сегодняшние бои без правил. — "Может, тот же Юра Ивко должен был стать олимпийским чемпионом по боксу, а я его так сегодня обломал... Хотя нет, не помню я таких олимпийских чемпионов. Про чемпионов Союза не знаю, а на Олимпиаде боксеров с такой фамилией не было", — Зверь не заметил, как с мыслями о будущем и прошлом он подошел к своему дому.

Дома было сложнее всего.

Во-первых, ему банально было нечем себя занять. Все книжки, которые были дома, он прочитал еще в том, первом своем прошлом, а потом некоторые только перечитывал. Нет, и это, конечно, занятие, но зачем тратить время на то, что уже когда-то было прочитано? Не лучше ли потратить его с большей пользой? Например, выучить языки, ведь он тот же английский знал на очень примитивном уровне, который сойдет для русского туриста, но уже не прокатит для более серьезного общения — не на уровне пройти-купить-заказать что-то в ресторане.

Во-вторых, пока все еще не понятны его отношения с родителями. Пока отец занят ремонтом, а мать — обустройством новой квартиры, время еще можно потянуть, но рано или поздно и про его школьные "подвиги" родителям настучат", и они сами увидят, что Макс уже совершенно не тот, каким был раньше. И как им объяснить все эти перемены?

В-третьих, пока еще нет конкретной цели — куда и как идти? То есть, если "назад в будущее", то кем он хочет стать? Снова журналистом? Или сразу военным? Чтобы потом, когда все случится, как случилось в этом самом будущем, воевать с большей пользой? Но он вроде и так был на своем месте и воевал очень даже ничего.

Тогда что же делать? И вообще, возможно ли что-то изменить в стране до того, как эта страна перестанет существовать?

Глава четырнадцатая. Дворовой супермен

...Родителей дома не было. Батя ушел на завод, мать с завода еще не пришла. Макс быстро глянул, какие уроки на завтра, понял, что ничего особенного ему не предстоит, поэтому решил просто сходить во двор, погулять. Насладится своим неожиданно свалившемся на него детством.

Во дворе, как всегда, на лавочках сидели бабульки, обмывали кому-то кости — то ли председателю "ихнего" кооператива, то ли городской власти, а, скорее всего, всем подряд. Макс поздоровался и, поймав удивленный взгляд старушек, побежал на спортплощадку.

А там уже кипели страсти — кто-то вынес баскетбольный мяч и на площадке, которая гораздо чаще служила футбольным, а зимой — хоккейным полем, сегодня наконец-то выполняла свое прямое предназначение. Правда, покрытием служил мелкий гравий, но все же не асфальт, как в других дворах. Почему-то строители считали, что играть в баскетбол на асфальте — это круто.

Конечно, Звереву с его ростом в этой игре мало что светило. Но все же в своей взрослой жизни он учился в инфизе, да и рост тогда ему позволял играть на очень хорошем уровне. Тем более, что два семестра он повел в группе игровиков, и как раз баскет ему там поставили весьма неплохо.

Сначала ребята, игравшие уже, наверное, часа полтора, брать никого не хотели, тем более, какого-то щуплого шкета. Но потом кто-то устал, кого-то позвали домой, а кому-то просто надоело. И когда снова стали делиться на две команды, как раз нашлось место и для него.

— Играть умеешь? Правила знаешь? — капитан их команды, высокий крепыш, похожий фигурой скорее на гребца, насмешливо оглядел нового игрока.

— Знаю. Умею. Мне хорошо бы на распасовке, — Макс просительно поглядел снизу-вверх.

— Ну ты, мелкий, даешь. Какая распасовка, тебя там затопчут. Иди пока в защиту, просто мешай бросать по кольцу, помешаешь — уже хорошо, — бросил капитан. — Меня зовут Саня, если что.

— А я Максим. Макс.

— Лады, Макс, все, погнали.

Игра началась нервно, вначале все фолили* напропалую, но потом кто-то из взрослых взял свисток и стал более-менее судить какие-то основные нарушения — пробежки, двойное ведение, удержание мяча. Ну и, конечно, фолы — удары по рукам, хватания за одежду, в общем, дворовой баскетбол стал немного более цивилизованным и где-то даже стал напоминать настоящий баскетбол.

Макс понимал, что с его ростом ему действительно ничего не светит, кроме как попытки напугать атакующих их кольцо игроков команды-соперника. Но у него был свой козырь в рукаве. Один раз он вышел на игрока, который вел мяч к его кольцу, что называется, лоб в лоб и незаметно взял его "на бедро". И когда тот внезапно свалился, перехватил его мяч и повел к кольцу соперников. Нет, конечно, водиться ему не дали и сразу стали зажимать. Было очевидно, что если этот недомерок не отдаст пас, то мяч у него отберут.

Но вот тут и выкинул Макс свой козырь.

Он сделал ложный рывок в сторону, а когда на него "повелись" сразу два полузащитника, он, сменив руку, повернулся с другую сторону, прокрутившись на 360 градусов и повел уже мяч левой рукой, еще немного сократив расстояние до кольца. И когда к нему рванулись еще двое, внезапно высоко выпрыгнул и в полете послал мяч точно в кольцо.

Трехочковый бросок.

У судьи даже свисток выпал изо рта.

И его товарищи по команде, и соперники — все они, не веря своим глазам, обступили хлипкого подростка, удивляясь тому, что только что видели.

— Ну, пацан, ты даешь! — хлопнул его по плечу Саня, капитан команды. — Ты всегда так можешь или случайно?

— Бугай, ты что — не видел, как он повел и как финтил? Малой, видать, в секции занимается, да, малой? — спросил у Макса второй его игрок, высокий и тощий, как шест для прыжков в высоту.

— Ну, занимался немного, сейчас бросил — тренер говорит, пока нет перспектив, расти буду очень медленно, — ответил Макс.

— Ладно, давай тогда иди на распасовку, а мы будем тебя прикрывать, чтобы ты бросал, у тебя, я вижу, классно получается. Я — Вадик Куценко, а это Серега Бугаев, он же Бугай, меня можешь звать... — высокий пацан, по ходу, был неформальным лидером команды.

— Куцик его зовут, — вмешался Бугаев, злорадно хохотнув.

— Кому Куцик, а кому по башке! — ощерился Вадик. — Дураки зовут Куцик, но ты ведь не дурак, правда? А если не дурак, то зови меня Куц, так и коротко, и... в общем, был такой чемпион по легкой атлетике, Владимир Куц.

— Ну, тебе до него еще бегать и бегать... — не успокаивался Бугай.

— Я, в отличие от тебя, бегаю, а ты вон на этой площадке не можешь за мячиком успеть. Все, погнали играть, — прекратил Вадик дискуссию.

Играть Максу понравилось. Куценко-Куц играть умел и, что немаловажно, разбирался в тактике баскетбола, Серега Бугаев был отличным защитником, да и вообще, у них была сыгранная команда, а Саня был что-то вроде играющего тренера. Поэтому он сразу организовал Максу надежное прикрытие и постоянно сам выставлял заслоны, давая ему возможность ближе прорваться к кольцу, в зону, откуда он и забрасывал свои трехочковые. Но несколько раз он успевал пройти к самому кольцу и забрасывал уже из-под кольца. Конечно, слэм-данк он сделать не смог бы при всем желании — покрытие площадки, его рост, а также его физические возможности такое сделать не позволяли. Но все равно, выпрыгивал он эффектно и мячи забрасывал без промаха.

Когда игра закончилась, его товарищи по команде подошли к нему знакомится.

— Ты откуда здесь, я тебя никогда раньше не видел, — спросил Куц.

— Мы только что переехали, вон, в белой девятиэтажке с зелеными балконами я живу, в первом подъезде, — Макс устало сел на траву.

— Понятненько. Ну, давай, приходи сюда, мы каждый день тут рубимся, — Бугай улыбался так, будто встретил лучшего друга.

— Может ты и в футбик можешь? — спросил Макса еще один из партнеров по команде, Стасик Новиченко по кличке Новый.

— Ну, играю иногда, но не особо люблю. Там постоянно по ногам "куют", а мне травмы не нужны, — предельно лаконично ответил Зверь.

— — Та какие там травмы? Синяки! Два дня — и ты огурчик!

— Шо ты как девчонка!

— Везде по ногам лупят, не только в футболе...

Все вокруг загалдели, каждый хотел высказать свое мнение. Уже, в принципе, не было игроков и соперников, была одна ватага мальчишек с одного двора. Хотя, как такового, двора не было — с эпохой новых градостроительных проектов исчезло даже такое понятие, как "двор". Но шесть домов, в центре которых находились спортивная и детская площадки, как бы образовали некую зону, где гуляли только жители этих домов. Как и раньше, чужаки сюда не заходили, а если и заходили, то встречали их, скажем так, не очень приветливо. Что поделать, традиция эта устанавливалась десятилетиями, если не дольше. А деление на своих и чужих по улицам, дворам, а потом по районам было одним из основных параграфов в кодексе законов городских окраин. В центре, пожалуй, эта традиция уже умерла, а вот на окраинах, в рабочих поселках и в индустриальных районах она была, что называется, забетонирована.

— А чего это ты такой нежный? Мама будет ругать? — насмешливо поинтересовался тот же Бугай.

— Не мама — тренер. Я спортом занимаюсь, — соврал Макс.

Спортом он только собирался заниматься.

— Это каким же? Гимнастикой что ли? — продолжал "давить лыбу" Серега Бугаев.

— Ну, гимнастикой мне уже поздно заниматься, хотя кое-чему научился... — Зверев уже пожалел, что ввязался в этот треп.

— Интересно, чему? Что умеешь? Покажь! — заинтересовался уже Саня.

— Да что тут покажешь? Покрытия нет, да и кеды у меня те еще говнодавы...

— Ой, да ладно, иди вон на турник, сбацай, можно и не прыгать... Если ты гимнаст, то тебе по фигу, какое там покрытие — перекрытие, — не унимался Бугаев.

На турнике Макс и раньше не блистал, все же вес под сто кило и рост под метр девяносто к особым гимнастическим изыскам не располагал. Но многолетние тренировки в различных видах единоборств, а особенно в ушу, дали ему неплохую акробатическую базу — он всегда мог, шутя, выполнить какие-то не очень сложные для гимнаста, но вполне серьезные для любого мастера ушу гимнастические элементы. А сейчас вес и рост нынешнего Максима Зверева при том, что умения его взрослого тела сохранились, подарили Максу новые возможности, которые он уже частично опробовал.

"Ну, что ж, как раз будет повод опробовать еще и акробатику", — подумал Макс.

— Та не, я на турнике ничего особенного не покажу, я по другому виду специализировался... Ладно, будет вам цирк. Только давайте на траве.

— А че, там падать мягче? — вот же Бугай, язва, видать еще та.

— И падать мягче, и прыгать. Счас увидите.

Макс перешел с площадки на траву, которая окружала ее со всех сторон. В принципе, кто-то умный не стал закатывать в асфальт и бетон всю окружающую флору, а просто проложил пару дорожек, построил детскую и спортивную площадки, а всю территорию между домами отставил в том виде, в котором она и была — ровное поле, заросшее невысокой травой. А жильцы просто досадили деревья к тем, которые там раньше росли. Получилось очень хорошо и даже красиво — посредине урбанистического пейзажа такой зеленый островок. В общем, берегли тогда люди природу, мать их...

Макс решил показать для начала китайский фляк. Опробовать, так сказать, покрытие. Если трава не скользкая, то можно и полный фляк крутить, и сальто — что вперед, что назад. В принципе, это был почти весь его арсенал, если не считать там всякие "колеса" или рондады. Арабское сальто он так и не научился делать, да, впрочем, такие изыски в смешанных единоборствах не были нужны — только силы терять. Разве что для показухи.

Макс вначале лег на спину на траву, завел руки за голову, подтянул ноги, согнутые в коленях, к животу, затем одновременно отталкиваясь руками и делая толчок-мах ногами вверх-вперед, по дуге выпрыгнув всем телом, из положения лежа моментально переместился в положение стоя. Этот элемент в гимнастике называется подъем разгибом. И, не давая опомниться стоящим вокруг ребятам, примерился, резко присел, заведя руки назад, потом прыгнул вверх и назад с приходом на спину, при этом руки выведя за голову как бы защищая ее локтями. Кисти рук первыми коснулись поверхности земли, после чего снова ноги, согнутые в коленях, в падении догнали тело и пошла обратная реакция -тот же стандартный подъем разгибом. Ничего, в принципе сложного. Но для начинающего гимнаста, а не для дворовой ребятни.

Эффект был произведен колоссальный.

Пацаны были в восторге.

— Ну, ты даешь! Круто! А сальто можешь? — Бугай разве что сам не прыгал, пританцовывая на месте.

— Сейчас попробую, тут скользко немного, — ответил Макс, но сам уже понял, что может все. Тело его слушалось, а все рефлексы были в порядке, мышечная память все взяла из подсознания, все, что умело его взрослое тело в будущем, умело и его тело здесь, в его прошлом.

Он вначале сделал пару раз обычный фляк, потом разбежался и прыгнул сальто вперед. И, напоследок, крутанул обратное сальто назад. После чего дурашливо раскланялся.

— Все, цирк уехал, а клоун устал, — сказал Зверь. Но по его виду всем было понятно, что кем-кем, а клоуном себя этот мальчик не считает.

— Молоток. Так ты акробат, да? — спросил его Куценко-Куц.

— Не, так, немного умею, научили...

— А где тогда тренируешься? То есть, чем занимаешься?

— Пока ничем. Вот, на "Монтажник" ходил, в секцию бокса хочу записаться.

— А ты что, раньше занимался?

— Да было дело, немного занимался, вроде получалось...

— Вроде? Куц, этот "вроде боксер" вчера так уделал Косого с его шоблой, что те до сих пор нос на улицу не высовывают. Мне пацаны из "военки"* рассказали, видели, как он их за минуту всех раскидал, — это затараторил Вадику один из игроков команды-соперника. Кажется, его звали Андрей.

— Этот? Косого? Ты, Андрюха, не путаешь? — Куц недоверчиво еще раз посмотрел на Макса.

— Не путаю. Пацаны видели, как потом Косой валялся и как его кенты поднимали. Правда, не заметили, как он их уложил — очень быстро было, раз — и они все валяются. Их трое было, а он один.

— Ты что — Косого уделал? Правда? — спросил Куц Макса.

— Не уделал, а просто поучил вежливости. Если бы я его уделал, он бы сейчас в больнице лежал, — Макс решил не создавать "тайны Мадридского двора", все равно в их дворе все всё знают, а если не знают — то узнают.

— Ну, малой, с тобой надо держать ухо востро. А то в игре на тебе сфолишь, а ты сразу — бац — и в дыню! — Серега Бугаев откровенно потешался, но было видно, что выводы он сделал правильные.

— А ты не фоли! — засмеялся Макс. — Видишь, какой я маленький и хилый, не надо маленьких обижать.

— Судя по тому, как тебя Косой "обидел", то лучше от такого маленького подальше держаться, — улыбнулся в ответ Бугай.

Одним словом, контакт с ребятами со своего двора Макс установил и впечатление произвел. Значит, не надо будет в будущем никому ничего доказывать, с кем-то бодаться и все такое. Тратить время на подобные вещи Зверь совершенно не хотел.

...Дома уже была мать, которая вовсю орудовала на кухне. Сегодня она жарила котлеты. Максим понял, что ему все же предстоит серьезный разговор и лучше, если это произойдет на кухне. Поэтому он быстро шмыгнул в ванную, чтобы, во-первых, помыться после вечерних спортигр на свежем воздух, а, во-вторых, подготовится. Но когда он появился на кухне, то понял, что матери снова не до него. Это его одновременно и обеспокоило, и обрадовало.

— Привет. Я смотрю, мой книжный мальчик не на шутку увлекся спортом, — Татьяна Прокофьевна, казалось, прожигала сына насквозь.

— Так ты же сама всегда меня за спорт агитировала, — Макс сразу решил идти в атаку. Так проще было сбить мать с панталыку.

— Я тебя за музыкальную школу агитировала. А ты аккордеон забросил и в бассейн свой дурацкий стал ходить. Это с твоим-то слухом!

— Бассейн не дурацкий, а плавание... Ты сама говорила, что я раньше ангинами и простудами болел, а как пошел в бассейн, так сразу перестал.

— Ну, говорила, и что?

— А то, что мне бассейн уже надоел, здоровье нормальное, плаваю я хорошо, но мне скучно... Туда-сюда, десять бассейнов разминка, потом двадцать бассейнов... у меня уже от хлорки этой глаза, как у кролика...

— Ну, я тебя не заставляю, да ты и сам, я вижу, уже не бассейном решил заниматься. Шла с работы — видела, как ты в баскетбол играешь... Когда ты успел научится? — мать подозрительно уставилась на сына.

— Так я еще когда мы у бабушки жили, когда в 79-й школе учился, там у них на стадионе играл постоянно, помнишь, там Вовка Присич жил напротив школы, мы с Вадиком к нему часто ходили. Вот там и играли, там еще общага какая-то, студенты с нами играли, вот и научили, — Макс смотрел на маму наивными и доверчивыми глазами.

— Так может тебе надо на баскетбол пойти? Хотя куда тебе с твоим ростом... — Татьяна Прокофьевна огорченно махнула рукой.

Макс понял, что настала пора ковать железо, пока оно горячо.

— Мам, я на бокс хочу пойти, в "Монтажник", тут практически рядом, через дорогу.

Он ожидал возмущение и приготовился приводить аргументы, но неожиданно мать согласилась.

— Давно пора, а то тебя что в 79-й школе мутузили, что на Амуре в 56-й, вот чтобы здесь в 31-й школе не повторилась та же история, то, думаю, бокс тебе не помешает. Иди конечно, раз музыкантом не захотел стать, — мать взъерошила на голове Макса волосы одной рукой, второй продолжая переворачивать котлеты.

— Ну, так ты мне справку, точнее, записку тренеру напиши, что разрешаешь, завтра возьму справку у врача и все.

— Подожди, а чего такая спешка? Ты только выписался из больницы, у тебя было сотрясение и сразу — бокс? Там по голове разок дадут — и все, снова больница, — мать сейчас напоминала встревоженно кудахтающую курицу.

— Какой там по голове! Да новичку даже грушу первые три месяца не дают бить, только бой с тенью, отработка ударов, ну, изучение техники ударов в парах максимум, это даже не бой, а обмен заранее оговоренными ударами. И не по голове, а по перчаткам, так что можешь не волноваться, не убьют, — Макс искренне рассмеялся.

— А ты откуда все так подробно знаешь? — снова подозрительный взгляд.

— Да я уже позавчера был на "Монтажнике", с тренером разговаривал.

— Тогда ладно, утром напомни, я тебе напишу и на тумбочке оставлю. Я, конечно, рада, что ты не только будешь в библиотеках сидеть, глаза портить, но и спортом серьезно начнешь заниматься. А то три года плаваешь-плаваешь, а даже третий юношеский не выполнил.

— Мам, я плаванием не для медалей занимался, а для себя. Для здоровья, ради интереса. Ну, плавать научился. А теперь скучно. Да и не получится из меня чемпиона...

— А в боксе получится? — ехидно спросила мать.

— Ну, может не олимпийским чемпионом, но чемпионом Украины смогу стать. А то и Союза, — спокойно парировал Максим.

Эта фраза, а особенно то, как сын ее произнес, заставила Татьяну Прокофьевну забыть о котлете, которую она в тот момент переворачивала, и та смачно ляпнулась на пол. Чертыхнувшись, она подобрала котлету с пола, обдула ее, смахнув какие-то ей одной видимые пылинки — пол на кухне был стерильно чистым — и положила ее отдельно на тарелку.

— Наглости в тебе никогда не было, — задумчиво произнесла она. — Как-то ты за последнее время поменялся. За лето... Я и не заметила... Чемпионом вон решил стать, да еще и по боксу. Нет, спорт, конечно, дело хорошее, ты уж слишком много с книгами времени проводишь, так и зрение посадить недолго, хорошего должно быть в меру... Но вот чтобы ты вдруг стал мечтать о каком-то чемпионстве — такого я от тебя еще не слышала...

Сама Татьяна Зверева много лет занималась велоспортом и даже имела первый взрослый разряд. А папа Максима, Виктор Зверев играл в футбол за заводскую команду и был вратарем. Как Макс в прошлой жизни при таких родителях умудрился заняться спортом только после окончания школы — он сам не понимал. Конечно, гены взяли свое, и после армии он поступил в институт физкультуры, выполнив перед этим норматив кандидата в мастера спорта по скалолазанию, но это было уже в юности. А вот детство Максима прошло в основном в библиотеках, если не считать тех трех лет занятий плаванием. Потому что потом он так ничем и не занялся, предпочитая о спорте и спортсменах читать, а не самому заниматься физическими упражнениями. В "той" жизни он в детстве даже зарядку не делал, не говоря уже о беге по утрам или регулярных тренировках. Кататься на велосипеде — это было самым спортивным из всех занятий маленького Максима Зверева.

— Ну, во-первых, я все лето провел на баскетбольной площадке... ну, когда мы еще на Амур не переехали. А на Амуре пару раз попал в ситуацию... Ты же знаешь, какой там район? — Макс вытащил из рукава не убиваемый козырь — мать всегда хотела, чтобы он мог постоять за себя.

— Да, я помню, как там у тебя в школе были какие-то трения...

— Так вот, тогда я и захотел пойти на бокс или на борьбу. А посмотрел на тренировки, да и Олимпиада была не так давно, в общем, мне понравилось. Бокс сейчас, конечно, не такой популярный, как футбол, но в Америке он гораздо популярнее всех остальных видов спорта и, думаю, что скоро в мире он будет самым популярным, даже и футбол переплюнет, — убежденность мальчика передалась его матери.

— Да я же не против, смотри, только без фанатизма. Будешь приходить с синяками домой, а не с медалями — не пущу! — Татьяна Прокофьевна была категорична, как всегда.

— Мам, медалей без синяков не бывает, ну, ты должна знать, — Максим понял, что серьезные объяснения и допросы откладываются, поэтому решил перейти к ужину.

Ужин был прекрасен — свежие котлеты, картошка пюре и помидоры, которые только в августе "закрывали" родители Макса еще у бабушки отца на Амуре. Ну и в завершение, чай с заварными пирожными, которые Татьяне Прокофьевне выдавали, как донору, за сдачу крови. Мать Макса была Почетным Донором СССР и это позволяло ей брать отпуск только летом, получать небольшую добавку к зарплате и после каждого сеанса по сдаче крови государству приносить домой сладкие пирожные, которые ей выдавали бесплатно, по талонам. Она их не ела, а приносила домой, для Макса.

Поужинав, Зверь, блаженно наслаждаясь ничегонеделанием, взял в руки какой-то номер журнала "Искатель", который он выменял у соседа, и с удовольствием стал читать фантастический роман Роберта Хайнлайна "Пасынки Вселенной". Он очень смутно помнил содержание, но зато знал, что и Хайнлайн, и сам журнал оказали огромное влияние на формирование его мировоззрения. Поэтому, читая роман, как никогда ранее не читанный, Макс смаковал его не хуже только что съеденного пирожного. Однако усталость взяла свое и он даже не заметил, как уснул. Прямо с журналом в руках.

Одетым.

*Фол — нарушение правил в баскетболе вследствие персонального контакта с соперником и/или неспортивного поведения. Правилами баскетбола запрещается бить соперника по рукам, толкать его, держать руками, наступать на ноги, встречать ногой (и прямой, и согнутой в колене). Игроку, допустившему любое из подобных нарушений, объявляется персональное замечание (фол).

*"военка" — жилой дом, построенный военными строителями по проекту, который отличался от стандартных "чешек" или "хрущевок". Как правило, такие дома строились не из блоков, а из кирпича.

Глава пятнадцатая. Разведка боем

Утром вставать не хотелось совершенно — тело болело, как будто ночью разгрузил несколько вагонов с углем. В юности, когда учился в институте физкультуры, Макс несколько раз ходил на шинный завод, где по ночам разгружал вагоны с каучуком, шинами или даже с мазутом. За восьмичасовую смену платили от 30 до 45 рублей. При этом его студенческая стипендия за месяц составляла как раз сороковник. То есть, за три дня он мог заработать три месячных степухи. Но, правда, сначала с непривычки даже у тренированного Зверя тело болело и ломало точно так, как у одиннадцатилетнего Макса сегодня.

"Надо же, как тело отреагировало на вчерашний баскет с акробатикой. Видать, эти группы мышц "я-маленький" ни разу особенно не напрягал. Надо будет учесть...", — подумал Максим.

Кстати, он не помнил, когда успел раздеться, ведь заснул одетым на диванчике с журналом, а проснулся раздетым на том же диванчике, но уже разложенным и застеленным. И только тело напоминало о бурно проведенном вчерашнем вечере, баскетболе и показательных выступлениях.

Но хочешь — не хочешь, а тело в норму приводить надо. Макс встал, сделал десять приседаний, сдерживая стон, потом встал в "планку"*, отстояв полторы минуты, помахал немного руками и пошел в ванную. Умывшись и почистив зубы, решил на улицу не ходить и не бегать, а позаниматься на балконе. Пройдя через залу, где дрых после вечерней смены Зверев-старший, Максим проскользнул на лоджию и там на свежем воздухе растянулся и сделал комплекс приседаний и наклонов. Потом помахал ногами, руками и проверил растяжку. Тело явно прогрессировало и, несмотря на боль в паховых связках, ему удалось уже вплотную подойти к поперечному шпагату.

"Не, что ни говори, а все-таки здесь первичны не мышцы-сухожилия, а подсознание. Мозг дал команду телу не вякать, ведь помнит, блин, что я на шпагат садился — и тело тянется", — Зверь попружинил на растянутых в стороны ногах, но решил не перегибать палку в прямом смысле слова. Еще раз сходив в ванную и умывшись, он прошел на кухню, где снова царила мать.

— Вижу, вчерашний вечер удался, — насмешливо спросила она.

— Та да, дорвался, як дурной до халявы. Играли в баскетбол с местными пацанами, — Макс не стал рассказывать подробности.

— Ну и молодец, давно пора, я видела вчера. И с ребятами познакомился, да?

— С некоторыми — да, но там много их было, из разных домов, кого-то запомнил, кого-то — нет...

— Главное — чтобы тебя запомнили, и с лучшей стороны, — назидательно подняв палец, пофилософствовала Татьяна Прокофьевна.

"Ага, знала бы ты, КАК меня запомнили", — подумал про себя Макс.

В школе сегодня день обещал быть трудным. В буквальном смысле этого слова — сегодня была среда, поэтому в расписание поставили сразу пять уроков, причем, первыми стояли две математики, потом русский язык, а потом — сразу два труда, то есть, трудовое обучение. Зачем надо было сдваивать труды еще было понятно — пока выпилишь, скажем, лобзиком заготовку, да пока потом что-то из нее сделаешь, часа не хватит, а за два можно справиться. А вот сразу две математики — это было чересчур.

Но когда начался урок, сразу стало все понятно — на первом уроке была самостоятельная, а на втором — новый материал. Причем, никто и не знал, что будет такая подляна, класс явно не был готов и поэтому глухо роптал. Но Людмила Васильевна, она же классная, быстро прекратила начавшийся было бунт, раздала листочки со штампами и начала писать на доске задание. Штампы были для того, чтобы никто не списывал — были умельцы, которые могли заранее заготовить ответы. Впрочем, не сейчас, когда учебные год только начался, а попозже. Тем не менее, классная сразу показала, что у нее "все ходы записаны"* и такой номер не пройдет — ни сейчас, ни потом.

Для Макса, в принципе, ничего сложного в самостоятельной работе не было — деление и умножение на двузначное и трехзначное число он помнил и особо не задумываясь, решил все примеры, да и задачки типа "до Октябрьской революции жители одного района получали всего 137 газет, а теперь они получают газет в 126 раз больше, на сколько больше они получают теперь газет?" решал почти на автомате. Умножить 137 на 126, а потом от того, что получилось отнять искомые 137 — много ума не надо.

Однако, судя по лицам его одноклассников, они так не думали. Кстати, Тришки и Дикого снова не было.

"Видимо, вчера им неслабо досталось" — подумал Макс.

Математичка Людмила Васильевна внимательно посмотрела на него, когда он отнес свой листок ей на стол.

— Зверев, ты уверен, что все решил правильно? Проверил? — спросила она недоверчиво.

— Да, Людмила Васильевна, все в порядке.

— Я, конечно, понимаю, что ты поражаешь всех своими знаниями по гуманитарным предметам, но здесь математика, здесь нельзя вокруг да около, нужно точно все решать...

— Вы не волнуйтесь, у меня с головой все в порядке... — начал было Макс, но его перебили.

— У него в порядке, так он головы других в порядок приводит. Вон, Дикий и Тришка до сих пор дорогу в школу найти не могу, — встрял Сашка Засудский.

Класс заржал.

— А, ну, прекратили шум! Класс, осталось 10 минут, это последняя самостоятельная перед контрольной. Кому-то в первой четверти захотелось получить "неуд"? Так я быстро организую, — математичка моментально потянула вожжи на себя.

— Она только грозится. А на самом деле вытаскивает всех, даже Трифонова тащила со Скотниковым. А те по математике ни в зуб ногой, на подсказках да списываниях выезжали всегда. Она же классная, ей надо успеваемость чтобы была, а то ей же директор выпишет по первое число, — зашептала Максу на ухо его соседка Лариса Гончаренко.

— А ты все решила? — спросил ее Макс.

— Давно, только не лезу впереди всех, как ты. Сдам вместе со всеми. Тебе иногда скромнее быть не помешает, — ехидно улыбнулась Лариска.

Русский язык тоже прошел без осложнений — разбор предложений на подлежащее, сказуемое, главные и второстепенные члены предложения и прочие дополнения Максу не доставил никаких трудностей.

А вот на трудовом обучении Зверь чуть было не сорвался. То есть, едва не выперся по своей дурацкой привычке в первые ряды. Потому что тему "Как изготовить компас из подручных средств", на которую почему-то было выделено аж два урока, он мог растолковать любому, даже самому тупому ученику за 10 минут. Кому-кому, а ему приходилось попутешествовать и по лесам, и по горам, и по степям с пустынями — во время службы в армии, а раньше — в альпинистских лагерях во время тренировочных восхождений. Так что не только компас, но и подзорную трубу, если надо, мог бы склепать на коленке.

Но Макс вовремя вспомнил наставления соседки по парте, поэтому благоразумно не стал корчить из себя всезнайку, а терпеливо намагничивал выданные иголки, заворачивал их в бумажки и подвешивал на нитках. А потом в блюдечках с водой создавал плавучие подобия самодельного компаса. В общем, старательно смешался с толпой. Поэтому не вызвал никаких замечаний со стороны трудовика.

После школы Макс повалялся дома на диване с "Искателем", где дочитал "Пасынков Вселенной", пообедал — мамин борщ он всегда уважал и даже просмотрел все три программы на их стареньком телевизоре. Новый родители грозились вот-вот приобрести. Правда, Зверь искренне не понимал, для чего тратить аж семьсот с чем-то рублей на цветной телик, чтобы смотреть всего три канала? Да и те могли показать что-то стоящее только уже поздно вечером. Вернее, если уж быть точным, то показать мог только центральный канал, а местный прекращал свою работу уже к 18-00, далее там шла программа УТ-2 — украинское телевидение. УТ-1, то есть, первый республиканский канал, обычно тоже показывал всякую ерунду, разве что вечером могли транслировать какой-то фильм. Причем, половина показываемых фильмов все равно были еще черно-белыми. Ведь и "Семнадцать мгновений весны", и "В бой идут одни старики" и другая киноклассика — все они были сняты еще в конце 60-х — начале 70-х, поэтому и не в цвете. Хотя нет, сага про Штирлица, кажется, снималась в ч/б специально, под кинохронику.

Просмотрев телепрограмму, Максим Зверев был приятно удивлен — на этой неделе Центральное телевидение показывало один из его любимейших фильмов — "Дни Турбиных". А на выходных в программе стоял "Труффальдино из Бергамо" с молодым Костей Райкиным — просто чудесная трактовка "Слуги двух господ". Одним словом, Макс воодушевился — не все так плохо в этом времени, есть что глянуть и по телеку. Это в своем будущем он совершенно отказался от зомбоящика — так он называл телевизор. И смотрел его только если требовала того работа. Да и то — включал нужные программы в своем ноуте, просматривая их или в реальном времени, или уже потом, в записи. А телевизор всегда был настроен на мультики, которые еще не додумались политизировать...

Одним словом, в прекрасном настроении Зверь собрался на свою первую тренировку по боксу в СК "Монтажник". Ведь справку от врача он в школе взял, записка от матери была, так что на этот раз тренер не мог его просто взять и отфутболить.

На тренировку он снова пришел заранее. И снова в другом конце зала заканчивали разминаться борцы и приступали к отработке приемов. Тренер вольников, Василий Степанович, заметил своего недавнего знакомого и подошел к нему.

— Привет, самбист. Снова на бокс пришел. Не ко мне? — пожав мальчику руку, спросил тренер. Уже то, что он пожал руку одиннадцатилетнему пацаненку, было признаком уважения.

— Нет, я на бокс.

— А чего так рано?

— Да дома все равно делать нечего, а тут я осмотреться могу, да и на ваши тренировки интересно глянуть.

— А чего только глянуть, переодевайся и поучаствуешь, — тренер борцов явно хотел затащить к себе нового ученика.

Ну, да, вы же уже заканчиваете, а до начала тренировки боксеров еще минут тридцать, — дипломатично ответил Макс.

— Нет, мои только размялись, минут десять как тренировка началась. Давай, разомнешься как раз...

Макс промолчал и Василий Степанович воспринял это молчание, как знак согласия.

— Ну вот и чудненько. У нас сейчас отработка техники идет, переоденься, разомнись, и потом у нас последние 10 минут схватки пойдут, покажешь что-то из своего арсенала, моим ребятам будет интересно, тем более, скоро соревнования, им с необычным соперником полезно будет побороться. Идет? — тренер протянул Максиму руку.

— Если тренер по боксу мне потом не накостыляет... — Зверь не очень хотел "светится" еще и среди борцов. Рановато будет...

— Не накостыляет, не боись, боец. Чего зря сидеть? Иди в раздевалку.

Переоделся Максим быстро — трусы да майка, что там переодеваться? Это же не в будущем, когда или кимоно, или рашгард надо одевать, а иногда еще и ракушку. Но сегодня он не брал даже борцовки, так что уже через 5 минут вышел на ковер. Размялся он достаточно быстро, так сказать, по экспресс-методу — пробежал несколько кругов по залу, помахал руками-ногами, порастягивался, покачал шею, минуту подержал "планку". И поймал удивленный взгляд тренера.

— А это что за элемент ты делал только что? — подошел к нему Василий Степанович.

— Это "планка", вообще-то, это элемент йоги, очень хорошо развивает пресс и укрепляет спину.

— А ну-ка я попробую, — и тренер тут же встал на ковре на предплечья, а ноги выпрямил и поставил на носки. Минуту простояв, встал и показал большой палец.

— Здорово! Обязательно теперь включу это упражнение в свою разминку. Сразу чувствуется и пресс, и спина, и ноги. Может, еще что покажешь?

— Давайте потом, скоро тренер по боксу придет, я немного поборюсь с вашими ребятами и пойду к рингу, договорились? — Макс уже, в принципе, размялся и хотел побыстрее отвязаться от словоохотливого тренера.

— Ну, хорошо. По каким правилам будешь бороться? По вольной борьбе, как я понимаю, тебе не интересно?

— Ну, я могу и по вольной, но, допустим, вашим ребятам надо меня на лопатки положить — пусть попробуют, а там посмотрим...

— Ну, давай, я тебя поставлю с теми, кто год отзанимался, пусть попробуют, — Василий Степанович подозвал двух пареньков примерно такой же комплекции, как Максим, и объяснил им задачу.

— Так, ребятки, вот вам новенький, ваша задача — отработать на нем свой арсенал, попробовать набрать очки и, если получится, перевести в партер и на удержание.

Но ни набрать очки, ни вообще как-то поймать Максима на захват мальчишки не смогли. Это же не самбовка, захватить за голые руки сложнее, а серьезный борцовский опыт позволял Максу спокойно перемещаться по ковру и просто-напросто убегать от своих соперников.

— Эээ, да что ты бегаешь, ты же пассивно ведешь борьбу, за такое тебя и снять могут, — тренер немного разнервничался, ведь новичок не давал его воспитанникам ни единого шанса проявить себя.

— Ну, так кто им мешал меня догнать? — огрызнулся Макс. — Я просто защищался, изучал соперников. Хорошо, хотите активности — будет вам активность.

И при первой же попытке своего соперника пройти в ноги Зверь молниеносно провалил его влево и тут же запрыгнул ему за спину, припечатав к ковру. После чего перевернул его на спину и зафиксировал боковое удержание.

Второго соперника Макс не стал ждать, а сам пошел в атаку. Он пошел на сближение, а, войдя в соперника, мгновенно выполнил классический прием из спортивного самбо — бросок с колен. Конечно же, вольник, находившийся в низкой стойке эдакой буквой "Г", не ожидал такой техники и моментально впечатался в ковер.

— Уууу, да я вижу, ты не год занимался, а немного поболее. А, ну-ка, давай я тебя с ребятами постарше поставлю. Не возражаешь? — в глазах у Василия Степановича загорелся огонек азарта.

Макс пожал плечами. Краем глаза он увидел, что в зал уже зашли ребята, которые пришли на тренировку по боксу, да и тренер боксеров появился и заинтересовано смотрит в сторону борцов.

Соперником Максима на этот раз был довольно плотный крепыш, возможно, килограммов на пять тяжелее. Видно было, что паренек явно постарше и поопытнее недавних соперников Макса. И здесь надо было уже применять другой арсенал — на бросок этот пацан уже просто так не попадется. Поэтому надо было применить какую-то обманку. Решение пришло моментально — пока они возились в позиционной борьбе, Зверь как бы невзначай "отдал" свою левую ногу сопернику. И, конечно же, тот, как клещ, сразу же в нее вцепился двумя руками. Макс только этого и ждал — левой рукой он обратным хватом обвил шею крепыша, а сам, используя свою захваченную ногу, как рычаг, пошел спиной падать назад, ногой подбивая тело соперника. То есть, совершил классический самбисткий бросок перекатом. Но, перекатив крепыша через себя, Макс, не снимая с его шеи свою руку, подхватил ее второй рукой и сделал болевой — "гильотину". В спортивном самбо этот прием не применяется, но Максим уже хотел побыстрее закончить с борцами и пойти к боксерам. Да и подустал малость.

Тренер засвистел в свисток, но Зверь сразу же выпустил соперника из своего захвата. Он даже не стал его душить, просто немного удержал — и все.

— Ну, ты даешь! Допустим, бросок я тебе засчитаю, но вот шею скручивать зачем? Это дисквалификация. В самбо такого приема нет! — тренер вольников был раздосадован и удивлен одновременно. С одной стороны, он видел явно перспективного борца, а с другой — ему не нравилось, что Макс применяет запрещенную технику.

— Это прием хадака джиме, используется в дзю-до и самбо, но в спортивном варианте его применение запрещено. Если бы мы боролись в кимоно, я бы сделал санкаку-джиме — удушение треугольником, но поскольку мы были без курток, я решил не заморачиваться, — Макс хотел уже отвязаться от борцов, его цель на сегодня была другая.

— Вот чуяло мое сердце. А если бы ты его травмировал?

— С 1882 года не было зафиксировано ни одного смертельного случая применения техник удушающего приема в ходе спортивных поединков и тренировок по дзю-до. Ну и по самбо тоже. Спасибо за тренировку, но все-таки вольная борьба — это не мое. Нет, конечно, спорт здоровский и физуха у вольников ого-го, но технический арсенал ограничен, мало болевых, в основном победы по очкам, мне неинтересно. Я и самбо-то бросил, потому что много ограничений. А вот бокс — это да! Там сразу понятно, кто кого... Вы уж извините, если что не так, я к своим пойду, — Макс виновато улыбнулся.

— Да, ладно, молодец, что попробовал. А разминочное упражнение это, как там... планка, ага — это здорово, спасибо, что научил, — тренер тоже улыбнулся и пожал мальчику руку.

Мальчишки из секции бокса уже переоделись и стояли группкой, наблюдая за происходящим. Самое интересное, что среди них Максим заметил своего старого знакомого — Юрку Ивко. Но, к удивлению, разговор начал не он.

— Ты, малец, случайно не перепутал секции? Ты же там на ковре кувыркался — вот и дальше бы там валялся, чего сюда приперся? — здоровенный пацан, на голову выше всех, включая и Юрку, ухмыляясь, положил руку Максу на плечо.

— Ты руку убери, а то сейчас уроню, и сам будешь валяться, — в ответ процедил Макс.

— Да я тебя сейчас, муха, одним пальцем... — начал было здоровяк, но Зверь молниеносно перехватил правой рукой его пальцы на своем плече, отвел большой палец в сторону и левой зафиксировал остальную кисть, проведя болевой прием на палец. Здоровяк взвыл и покорно согнулся, рефлекторно пытаясь уменьшить боль.

— Ты каким пальцем меня хотел — вот этим? — ехидно спросил Макс.

— Брэк! — раздался голос за его спиной.

Макс обернулся — к ним незаметно подошел тренер по боксу, Виталий Андреевич Василенко. В принципе, ему было, как и тренеру по борьбе, лет 25-26, но для нынешней ипостаси Максима Зверева, ученика 4-го класс средней школы оба тренера были взрослыми дядями, которых следовало называть по отчеству.

— Не успел прийти в секцию, как драку устроил. Хорошо еще, не стал кулаками махать, — сердито произнес Василенко, внимательно изучая мальчишку.

— Драку я не устраивал. Ваш ученик сразу нахамил, обозвал меня, да еще и попытался силу применить, — Макс был спокоен.

— Да ну! И как — применил? — ехидно поинтересовался тренер.

— Сила не всегда выигрывает, чаще всего важнее, чтобы ум в голове был, — дипломатично ответил Зверь.

— Ладно, я вижу, что парнишка ты с характером. Ну, что, познакомились, хулиганы? — спросил тренер уже у своих бойцов. — Ты чего, Никита, опять начинаешь свои штучки? Мало тебе на ринге, так хочешь снова приключения себе на пятую точку? Смотри мне — из школы уже жаловались, одна драка — и вылетишь из секции. Мне бандиты не нужны, мне спортсмены нужны, понял?

— Поняяял... — протянул здоровенный Никита, зло глядя на Макса.

Юрка Ивко снова промолчал. Видимо, он никому не говорил о той драке, впрочем, какой дурак рассказывал бы о том, как его отлупил четвероклассник?

— Ладно, вижу, что переоделись, пошли на разминку, Ивко, проводи, а ты — он посмотрел на Зверева — прока останься, я смотрю, ты уже размялся, — он кивнул в сторону борцовского ковра.

Ребята побежали по залу, а тренер присел на гимнастическую скамейку и жестом пригласил сделать то же самое Максима.

— Вижу, что характер и желание у тебя есть, для бокса это важно. Справки, надеюсь, принес?

Макс утвердительно кивнул.

— Это хорошо. Но вот меня беспокоит твоя несдержанность. Неужели нельзя было уйти от конфликта?

— Рано или поздно конфликт все равно бы возник, как я понял, Ваш Никита как бы не ботан, не маменькин сынок. Поэтому я решил стразу решить все вопросы, тем более, что позиция была ясна и лицом к лицу удобнее, чем потом ждать атаки из-за спины. — спокойно ответил Максим.

— В принципе, довольно мудро. Ну и как бы сразу поставить себя в новом коллективе, так? — Тренер снова внимательно посмотрел на новенького.

Тот снова кивнул.

— Ну, ладно, иди, со всеми разминайся, потом покажешь, что умеешь — технику ударов, передвижения, вон, на снаряде...

— А может, давайте сразу учебный бой? Чего мне по груше стучать? — Макс наглел, но решил, что лучше уж сейчас прояснить свою ситуацию, так сказать, сразу.

— Покажешь на снаряде технику, если меня устроит — поставлю в ринге с кем-то из своих, — отрезал Василенко. — Иди, занимайся. Справки потом отдашь.

Тренировка по боксу была так себе — чуть выше среднего. Понятное дело — юниоры, возрастная категория 10-15, больше таким и не полагалось, к тому же не сборная, не ДЮСШ*, это уже взрослый Максим Зверев, выступавший на чемпионатах Украины и Киева, привык к более серьезным тренировкам, да еще и во взрослой категории. Поэтому сейчас Макс старательно выполнял все разминочные упражнения и пытался не проявлять никакой инициативы.

Разминка закончилась, тренер распределил всех учеников по залу, часть из них, видимо, начинающие, стали к зеркалам в дальнем углу зала и начали отрабатывать прямые и боковые удары. Несколько человек занялись отработкой боя с тенью, шестеро стали в пары и начали учебные бои по заданию тренера, а еще пятеро подошли к висящим мешкам и стали отрабатывать на них свои удары.

— У тебя перчатки есть? — спросил Виталий Андреевич Максима.

— — Нет. Старые остались на старой квартире, да они уже сыпаться начли, а новые не успел купить. И боксерок нет, только кеды. Вот, капа есть, — честно ответил он.

— Ну, ладно, иди в подсобку, подбери себе перчатки, возвращайся, покажешь прямые и боковые с места, "челнок" и защиту руками и корпусом. После этого я решу, что с тобой дальше делать.

Перчатки Макс подобрал себе с трудом — все они были, во-первых, довольно старенькими, к тому же от восьми унций, а ему требовались для его детских кулачков только шесть. Но он все же нашел подходящие, и вышел к рингу. Поскольку боксерские бинты еще не изобрели, по крайней мере, в Советском Союзе конца 70-годов их точно не было, Зверь купил в аптеке эластичные бинты, которыми и стал бинтовать руки. Тренер подошел, посмотрел, хмыкнул, но ничего не сказал.

Макс встал к снаряду и стал наносить по груше удары — прямые, боковые, апперкоты с места. Василенко молча наблюдал. Тогда Зверев понемногу стал двигаться и работать сериями и по этажам — двойка прямых в голову и боковой в туловище, прямой, боковой в голову и боковой в корпус, и так далее.

— Так, понятно. Ты у кого тренировался? — тренер, судя по всему, был немного озадачен.

— Я в Москве два года жил, точнее, под Москвой, в Черноголовке, там и тренировался в зале возле пожарной части. А здесь больше самостоятельно, ну, дед у меня еще подтягивал...

— А что — дед боксом занимался? Я его знаю?

— Нет, он просто в частях НКВД служил в свое время, был инструктором ОСНАЗа по боевой подготовке, кое-что показывал... и друзья его тоже... — Макс решил много не говорить, так легче не "спалиться".

— Понятно. Еще один талантливый самоучка с корявой техникой. Двигаешься ты неплохо, удар поставлен, но очень необычный и непредсказуемый, что, с одной стороны, хорошо. Но вот насколько он у тебя сильный? Ведь бьешь ты совершенно неправильно, больше снизу, руки постоянно опущены, дырки в защите, — тренер спокойно перечислял плюсы и минусы Зверева-боксера.

Макс и сам знал свои недостатки, с чистыми боксерами от КМС и выше он проигрывал вчистую. Но ведь он изначально на бокс три года ходил только для того, чтобы поставить себе руки — удары и защиту, так как в каратэ все эти блоки работали только против своего же брата-каратиста, а в поединках с теми же боксерами или бойцами смешанных стилей он просто не успевал ставить все эти сото уэ и учи укэ. Боксерские подставки и отбивы были гораздо эффективнее, особенно если при этом работать туловищем — уклоняться, "качать маятник". А если при этом моментально переходить в борьбу или бить ногами — то, конечно же, недостатки Макса-боксера моментально становились достоинствами Макса-бойца смешанного стиля. Например, низкая стойка позволяла, уклонившись от удара рукой, уйти вниз и пройти в ноги. Или же, отклонившись корпусом назад, Макс мог тут же выбросить ногу в голову атакующего соперника, что не раз и делал.

— Мою корявую технику можно проверить только в одном случае — в ринге. Поставьте меня с Вашими учениками, думаю, я смогу очень быстро доказать Вам, что умею я и чего не умеют они, — Макс начал злиться.

— Ты не закипай, спокойнее, злость — плохой помощник в бою. Иди в ринг, сейчас посмотрим на тебя в деле, — Виталий Андреевич хлопнул в ладоши.

— Так, сейчас учебные поединки. Ивко — ты бери пока Никиту, твоя задача — работать на дистанции, не подпускать его к себе, только аккуратно, не в полную силу, просто, если Никита снова попрет, как танк, осади по корпусу, но вполсилы, не убей, смотри. Работайте пока не в ринге, — Юра снова молча кивнул, мельком посмотрев на Макса. Махнув здоровенному Никите, он пошел в другой конец зала.

— Пащенко, Камельфельд — отработка в паре "атака-защита" попеременно. Борисенко, Канторович — "разрыв дистанции", поработайте оба челнок, у вас с этим проблема, особенно ты, Борисенко, бегать не умеешь, в ринге тебя быстро в угол загоняют, так что давай, начни с большей амплитудой, как захэкаешься — тогда в ринг начну ставить.

Таким образом тренер распределил по залу почти всех своих учеников, выдав каждому персональные учебные задачи. Рядом с ним остались только трое мальчишек плюс Макс.

— А вы, друзья, давайте в ринг. Вам скоро выступать, первый бой, пора вас погонять немного. Со своими вы уже бои проводили, а вот вам совершенно незнакомый и, смею вас заверить, неудобный соперник. Психологический фактор в бою играет немаловажное, я бы даже сказал, первостепенное значение. И здесь главное — не ударить, а разгадать вашего соперника, найти к нему ключик, обмануть, повести бой так, как выгодно вам, а не ему, поставить его в неудобное положение, то есть — стать хозяином в ринге. Понятно? А теперь начнем. Первым пойдет Маскявичус. Два раунда по минуте. Поехали, — сказал Василенко.

И, обращаясь лично к Зверю, добавил:

— Покажи, что можешь! Только не зарывайся. Хватит мне Ивко, — и неожиданно подмигнул.

Зверь немного офонарел — оказывается, тренер знал о его драке с Юркой. Но пора было залезать на ринг, и он решил додумать эту мысль после боя.

Первый соперник достался Максу совсем уж никакой. Он двигался очень медленно и, хотя был не намного тяжелее Зверева, но все равно банально не успевал не только ударить соперника, но и вообще приблизиться к нему на дистанцию удара. А Макс просто резвился, издеваясь на медленным Маскявичусом, иногда нанося серии быстрых ударов с длиной дистанции, мгновенно оттягиваясь к канатам. А когда тот пытался его достать, моментально разрывал дистанцию, убегая на другой конец ринга.

Минута прошла быстро.

— Андриус, скорость у тебя, как у улитки. Горячие ээстооонские пааарни — это и про тебя? — Василенко был откровенно недоволен. — Если ты так и на районных соревнованиях выступишь, то не видать тебе второго разряда, как вот сейчас твоего соперника.

— А ты, бегун, двигаешься, конечно, быстро, очки набираешь — это хорошо, но сколько ты так сможешь бегать? Да и ударов наносил маловато, вел себя пассивно, судьи могут придраться, — высказался он уже в сторону Максима.

— Так, давай сменим соперника, с Андриусом мне все ясно, скорость у него недостаточна. Я это предвидел, вот тебе второй соперник. Вася, давай, — скомандовал он второму мальчишке.

Тот молча полез под канаты.

Второй соперник был примерно такого же телосложения, как и сам Макс — такой же худенький, низкорослый. Но как только он начал двигаться по рингу, Максим понял — от этого не убежишь.

Так оно и вышло — этот Вася сразу навязал ему такой темп, что Зверь понял — долго он вести бой не сможет и за минуту просто вымотается. А на фоне усталости и пропустить недолго. К тому же его соперник был свежим, а Макс только что отбегал один раунд, пусть и минутный. Поэтому стал прикидывать, как остановить этого Ваську-встаньку.

В один из моментов он не стал разрывать дистанцию, а, перекрывшись, пошел на сближение и, почти войдя в клинч, моментально присел на опорную левую ногу, выставленную вперед, и, уклонившись влево, нанес правый боковой в область селезенки, потом моментально крутнул тело вправо, одновременно нанеся левый апперкот в печень, и, опять, третий раз развернувшись, как пружина, и крутнувшись уже влево, снова нанес сильный правый боковой в голову.

Вася рухнул, как подкошенный. Похоже, он поймал все три удара и последний в голову даже был не нужен. Впрочем, как раз последний Зверь пробил вполсилы, он почувствовал, что неслабо попал по корпусу и успел сдержать руку.

— Брэк! — запоздало крикнул тренер.

Он сразу заскочил в ринг, с ним еще несколько мальчишек, он отогнал их, склонился над поверженным Васей. Тот, скорчившись от боли калачиком, мутным взглядом смотрел вокруг, не понимая, что с ним и где он. Похоже, в голову ему все же прилетело неслабо.

— Извините, — Максиму было действительно не по себе, — я совсем не хотел, как-то автоматически получилось...

— Ты вот что, автомат, — Василенко потихоньку массировал нокаутированному пацаненку область живота, одновременно дав указание махать возле него полотенцем, нагоняя воздух. — Третьего спарринга не будет, ты мне сейчас всю команду перебьешь.

— Принеси мне из холодильника в тренерской лед, — крикнул он подбежавшему Юрке Ивко.

— Вася, дышать нормально? — спросил он у нокаутированного Зверем мальчишки.

Тот слабо кивнул.

— Голова болит? Или живот?

Вася показал на живот. Тогда тренер повернул его спиной к себе и несильно стукнул основанием ладони по спине на уровне солнечного сплетения. Потом аккуратно положил мальчишку на ринг. В это время Юра принес лед и тренер, завернув его в полотенце, положил Васе на живот. Потом снова взглянул на Макса.

— Говоришь, самостоятельно тренировался? С дедом? Ты, малец, что-то крутишь. Ты вот сейчас показал вариацию "Солнышка Дэмпси"*-, у нас эту комбинацию кроме Сергея Щербакова никто не делал. А Щербаков — десятикратный чемпион СССР! А тут приходит ко мне сопливый пацан, показывает высший пилотаж в боксе и утверждает, что пару лет занимался?

— Ну, я боксом года четыре занимался, точнее, три года только боксом. А так — еще самбо и другими видами, — не стал особо юлить Макс.

— Другими — это какими?

— Ну, вы не знаете...

— Что ты как девчонка — туда-сюда виляешь? Чем занимался, спрашиваю? — Василенко уже был на взводе — шутка ли, такое ЧП на тренировке!

— Я восточными системами боя занимался — китайской, корейской, японской. Мне вообще трудно четко сказать, что откуда, как-то все вместе...

— А дед у тебя кто? — тренер прищурился.

— Дед у меня почетный чекист, я же Вам говорил, он в ОМСБОН служил и у самого Спиридонова обучался. Он в Москве живет, точнее, под Москвой.

— Я ж говорил — талантливый самоучка с корявой техникой, — заметив взгляд Зверя, поправился. — С необычной техникой. Она для бокса вроде бы и корявая, вон, руки у тебя вылетают совершенно не под теми углами, что надо, но зато залетают именно туда, куда нужно. А ты умудрился в одной серии и по печени попасть, и по селезенке, а третий пришелся точно в челюсть. Спасибо, что хоть лупил не в полную силу, а то бы сейчас Васю "скорая" в больницу везла.

— Вася, как себя чувствуешь? — тренер взъерошил волосы лежащему на ринге мальчишке.

— Да уже ничего, Виталий Андреевич, спасибо.

— Вставая потихоньку, пройдись, как ощущения?

Вася встал, не отнимая от живота полотенце со льдом, немного потоптался.

— Ну, немного побаливает при ходьбе, но не сильно, Виталий Андреевич.

— Тогда посиди пока до конца тренировки на лавочке, отдохни, — тренер поднялся, хлопнул в ладоши.

— Так, хулиганы, быстро все на физо, как всегда, пресс, отжимания, потом в пары лежа борьба на руках, и в конце 5 минут скакалка. Начали. Ивко, Коромыслов, остались. Ты, малец, тоже, — это уже Максиму.

Тренер, Макс, Юрка и здоровенный Никита остались на ринге.

— Значит так, ты, Юра, почему не сказал, что он, — Виталий Андреевич кивнул на Зверева, — тебя "уронил"? Ты что, не в курсе, что после нокаута ты три месяца не можешь тренироваться? Тем более, выступать на соревнованиях!

— Ну, Виталий Андреевич, во-первых, он меня не по правилам достал, ногой подсечку сделал, а ударил уже в голову, когда я падал, — Ивко как-то неубедительно оправдывался.

— Но в голову ведь попал? Попал, попал, я сразу понял. Я просто, когда этого шкета увидел, то подумал — мухач, вряд ли смог тебе сильно садануть, а вот сейчас посмотрел на его технику, на то, как он ведет бой и скажу — тебе еще сильно повезло. Мог бы и в больнице оказаться. Паренек непростой и бьет жестко, без перчаток он тебе башку запросто снесет, несмотря на то, что ты выше и тяжелее. Так что ты, Юра, на месяц вообще отстранен от тренировок... Ты не сверкай, не сверкай глазками, это тебе еще и за нарушение режима, предводитель команчей. Что, решили там в школе малолетку поучить? Поучили? И получили, да? Кроме того, признаки нокаута у тебя были, сам рассказал, не надо мне тут хорохориться, так что отдохни.

— А как же первенство района? А как город? — Ивко, казалось, вот-вот заплачет.

— Ты хочешь стать инвалидом?

— Нет, но...

— Юра, если сейчас отдохнешь, на город я тебя поставлю. Тебе надо восстановиться. К тому же в твоем весе у тебя сейчас нет серьезных соперников. А вот у него — есть! — тренер посмотрел на Макса.

— Вы меня выставите на соревнования? — Зверь, честно говоря, даже не ожидал.

— Я пока не решил. Решим завтра. Завтра сможешь прийти в это же время?

— Да, смогу, конечно!

— Вот и хорошо. Никита, ты тоже приходи, будешь вот с этим юным дарованием стоять, проведешь три раунда. Ты же сам просился на отборочные. Вот я и посмотрю, что ты умеешь. В твоем весе у нас все равно нет никого, так что обкатаешься, даже если проиграешь — ничего страшного...

— Я проиграю?! Кому — этому... — Никита был очень зол, даже покраснел.

— Нет, я имею в виду, на соревнованиях. Что же касается тебя... как тебя зовут? — Виталий Андреевич спросил Зверя.

— Максим Зверев, — ответил Макс.

-... вот, Максим, то завтра и на тебя посмотрим. Лады?

Возражения не было.

Когда выходили из раздевалки, к Максу подошел Юрка и пошел рядом с ним к остановке трамвая.

— Спасибо тебе в шляпу, теперь на районные я не попадаю, — судя по всему, Ивко просто хотел завязать разговор.

— Слушай, но ведь это не я напросился, ты такой простой, как три рубля! Я что ли за школой тебя собирался отметелить? Сам ведь подписался под этих двух идиотов, Тришку и Дикого, — Макс не любил ссориться, махать кулаками после драки, но здесь была именно ситуация "махания" и наглость этого "чемпиона" надо было погасить сразу.

— Ты не заводись, я не думал, что все так будет, я тебя не собирался лупить по серьезке, так, думал, пару плюх залеплю и все, типа, гонор собью. Кто ж знал, что ты такой резкий? — Ивко примиряюще похлопал Макса по плечу. — Я ж не думал, что... Тренер сказал, ты в Москве занимался?

— И в Москве тоже, я там всего чуть больше двух лет прожил, у деда. Но я больше самостоятельно, и не только боксом.

— Я понял, когда ты меня по ноге двинул.

— Ну, так не хотел подставляться, ты мог меня конкретно достать, вон на сколько выше и руки какие...— Зверь решил, раз уж нет обострения конфликта, то приятельские отношения лучше, нежели вражда.

— Ну, хоккей, забыли, с этими двумя придурками я еще побазарю, я им просто должен был... ну, не им, в общем, долги надо было отдавать, вот я и вписался. Я к ихней шобле отношения не имею, так что ваши разборки мне по боку, тем более, что ты всех их разложил. Красиво, кстати. Научишь?

— А тебе зачем? Ты же боксер? — Макс искренне удивился.

— Сам же показал — на улице правил нет. Там не ринг и рефери не скажет "брэк", и судьи не засчитают очки. И когда все на одного — там одних рук мало, — Ивко внимательно посмотрел на Максима.

— Я тебе по секрету скажу — если на улице на тебя нападают, скажем, пятеро, и эти пятеро умеют драться, то и ног будет мало, и рук. Тем более, если махать ногами — быстрее устаешь. Обычно бой длится от 10 до 30 секунд, потом одного сбивают на землю и там уже могут просто забить. Если ты не успеешь кого-то убить сразу... — Макс так же внимательно посмотрел на своего собеседника.

Юрка подумал, что этот щуплый четвероклассник шутит, но увидев его серьезный взгляд и холодные, какие-то неподвижно-змеиные глаза, понял, что шутить этот мальчик не собирается. Ему как-то стало не по себе...

Домой Макс шел один. Он не любил ходить в толпе, поэтому любил прогуляться в гордом одиночестве. Был теплый сентябрьский вечер, еще не смеркалось, воздух был чист и свеж, а ветер все еще по-летнему легко взъерошивал волосы, не напоминая о том, что на улице уже, вообще-то, осень и очень скоро прогулки перестанут приносить удовольствие.

Но пока было юное тело, переизбыток сил, а главное — возможность еще раз прожить свою жизнь так, чтобы не было потом мучительно больно не только за себя, но, наверное, и за свою страну. Правда, пока непонятно было, как Макс сможет это сделать.

Да и вообще — а надо ли это делать?

Этот вопрос пока оставался открытым.

*"У меня все ходы записаны" — фраза одноглазого председателя шахматного клуба в Васюках из романа Ильфа и Петрова "12 стульев".

*ДЮСШ - детская юношеско-спортивная школа.

*"Солнышко Дэмпси" - сложная комбинация ударов и защит, разработанная популярным боксером-профессионалом, чемпионом мира в тяжелом весе с 1919 по 1926 Дж. Дэмпси (США). В середине 40-х гг. ее перенял и "подогнал" под свой сгиль и свои физич. возможности единственный в СССР 10-кратный чемпион страны С. Щербаков, утверждающий, что большинство побед были одержаны им путем применения этой комбинации.

Глава шестнадцатая. Искусство приземлять

Четвертое утро в школе не отличалось от предыдущих трех. Правда, было одно отличие — за спиной у Макса уже начали шептаться. Судя по всему, "разборки" за школой с Диким и его шоблой не прошли мимо многих школьных ушей.

На этот раз со сменкой у Зверева все было нормально, и он чинно спустился в раздевалку, где переобулся в кеды и спокойно пошел на урок. Первым был русский. Как всегда, проблем не было, впрочем, сегодня его никто к доске не вызывал, а с места он ответил, что такое дополнение и что такое обстоятельство, получил свою "пятерку" и больше его никто не трогал.

Вторым уроком была русская литература и Зиночка почему-то не напомнила про обещанного Гайдара. Макс ожидал подвоха, но все оказалось гораздо проще — прибыли, наконец-то новые учебники. И "Родная речь" для 4-го класса выпуска 1968 года наконец-то была заменена новенькой "Родной литературой", которую выпустили в конце 75-го. А так как там были совсем другие писатели и поэты, то быстренько надо было "пробежать" устное народное творчество — сказки и загадки, немного остановиться на Пушкине — "Сказка о мертвой царевне и семи богатырях" и сразу же приступить к Гансу Христиану Андерсену. Андерсена Макс хорошо помнил, особенно те его сказки — какие-то депрессивные и жуткие — которые не входили в школьную программу. А уж Пушкина он вообще знал назубок, многие стихи читал на память своим бойцам в короткие минуты отдыха...

Но "мертвую царевну" пробежали за пол-урока, потом Зиночка быстренько раскидала по классу вопросы по прочитанному материалу, поставила несколько оценок и прозвенел звонок.

Точно так же, в дежурном режиме, прошла и математика, тем более что минут пятнадцать их математичка и она же — классный руководитель — трепалась о том, что в октябре будет сбор макулатуры и что надо будет постараться. Потом познакомились с новым материалом — умножение на трехзначное число, порешали у доски примеры, поумножали в столбик и прозвенел звонок.

Последним уроком было рисование, которое вел смешной учитель по прозвищу Кисточка. Макс уже и не помнил его имя-отчество, а вот школьное прозвище засело намертво. Впрочем, его детская память быстро вспомнила, как звали учителя — Родион Григорьевич. И хотя на этом уроке никакого особого общения Максима и учителя не предполагалось, он постарался запомнить такое редкое для учителя в школе имя — Родион.

На уроке рисования, точнее, изобразительного искусства, четвероклассники учились рисовать с натуры. Для начала учитель дал им простейшую модель — матрешку, потом поставил кувшин. Но даже с этим заданием справились не все и уже через 15 минут класс дрожал от хохота, когда Кисточка показал всем, что намалевал Игорек Шевченко. Его матрешка была похожа больше на какую-то беременную сову, а кувшин — на ночной горшок, который сверху ударили кувалдой. Сам Максим рисовал довольно неплохо — для диверсанта-разведчика умение рисовать является одним из важнейших умений. Причем, рисовать сержант Зверев умел с детства, и в школе только подтвердил свою квалификацию. А нарисовать матрешку для него было гораздо проще, нежели силуэт танка или орудия. Так что очередную "пятерку" он получил заслуженно.

Уроки пролетели быстро и Макс, особо даже ни с кем из одноклассников не пообщавшись, рванул домой. Сегодня на "Монтажнике" решалась его боксерская судьба. От сегодняшнего боя с Никитой зависела его карьера в мире единоборств, в который он стремился вступить, как в ту же реку, но уже во второй раз. И начинать нужно было именно с бокса. Идти сразу в секцию самбо он не хотел — как борец, он был подготовлен гораздо хуже, нежели как ударник. Кроме того, для борьбы Максиму пока не хватало ни выносливости, ни физической силы — все же его одиннадцатилетнее тело было слишком хилым и даже в какой-то степени дистрофичным. С такой "физухой" ему не то что чемпионом города не стать — даже районные или клубные соревнования не выиграть. А Зверь уже нацелился только на чемпионство города, как минимум. И в боксе он спокойно мог достичь своей цели.

На тренировку Макс снова пришел заранее. Однако на этот раз, поздоровавшись с тренером борцов Василием Степановичем, он не стал разминаться на ковре и вообще тренироваться с его подопечными. Тем более что в этот день боролись взрослые ребята, лет по 16-17. Так что он просто переоделся и пошел разминаться возле ринга — немного побегал, раскрутил руки и ноги, сделал упражнения на пресс и растянулся. Через пятнадцать минут в зал стали подтягиваться боксеры, тоже из старшей группы. Они с удивлением посматривали на Макса, однако никто с ним не заговорил — парни быстро переоделись и пошли на улицу бегать кросс. А через минуту к нему подошли Виталий Андреевич Василенко и его будущий соперник — Никита.

— Ну, как настроение? — спросил тренер.

— Боевое, — в тон ему ответил Макс.

— Вижу, ты уже размялся. Пусть тогда Никита со старшими побегает, разогреется, а потом идете в ринг и работаете два раунда по полторы минуты. А я погляжу.

— Лады, Виталий Андреевич, — ответил Максим и пошел отрабатывать бой с тенью.

Макс понимал, что за ним внимательно наблюдают, поэтому старался работать по классике — четкие прямые двойки, боковые, апперкоты, спокойная работа ног и более-менее стандартные нырки и уклоны. Он старался не включать ни Майка Тайсона, ни Роя Джонса, а просто выполнял обычные, даже обыденные упражнения, даже не пытаясь "зарисоваться".

— Шоу еще не гоу он, — тихонько проговорил он себе под нос.

Через 15 минут с улицы забежала старшая группа и с ними Никита, который, по правде говоря, даже не сильно-то и отличался от старших, особенно от легковесов. Судя по его комплекции, к 16-ти он будет стремительно приближаться к габаритам братьев Кличко. И боксировать сегодня хлипкому Максиму Звереву с таким вот бройлером будет весьма непросто.

"Ничего, чем больше шкаф — тем громче падает", — зло подумал Зверь.

— Внимание! — громко сказал тренер и хлопнул в ладоши. — Собрались быстро ко мне.

Старшие подтянулись к рингу, возле которого и стоял Василенко.

— Значит так. У нас на носу — городские соревнования по боксу на приз "Золотая перчатка". А потом — соревнования по линии ВЦСПС "Трудовые резервы". Перед этим — отборочные бои в виде первенства района. Там вам предстоит провести всего по одному бою. И сегодня я смотрю ваши бои здесь и решаю, кого конкретно выставляю и на район, и на город. Но вначале посмотрим бой вот этого новичка, — тренер кивнул на Макса — и известного вам всем бройлера-переростка Никиты.

Старшая группа оживилась, парни стали хлопать Никиту по плечам и спине, одобрительно подшучивая над новым для него прозвищем "бройлер". На Макса они смотрели с легким удивлением.

— Виталий Андреевич, — не выдержал один из старших, — так явное ж несоответствие весовой категории. Никита этого хлюпика просто затопчет.

— А вот и посмотрим, затопчет или нет. Парнишка очень уж верткий, да и кое-что умеет в ринге. Так, все, Зверев, Коромыслов, давайте в ринг, Зверев, ты одень шлем — у Никиты рука тяжелая, а мне травмы и проблемы не нужны. Так, а ты, Коваленко, давай в ринг, будешь рефери.

"Оп-па, Коромыслов, а я все думал — кого этот бройлер мне напоминает. Наверное, брат нашего Сявы Коромыслова" — подумал Макс.

Перед боем он еще раз внимательно посмотрел на то, как двигается Никита. Как и ожидалось, парень был довольно сильно "перегружен" — лишнего веса вроде не было, но этот 12-летний кабанчик явно любил хорошо покушать, и не очень любил хорошо побегать. И тот факт, что после небольшого кросса майка на нем была полностью мокрая, говорил о том, что он очень быстро разогревается, но обильно потеет. А это указывало на недостаток выносливости.

"На этом надо сыграть", — подумал Максим.

После гонга Никита ринулся к своему щуплому сопернику, надеясь одним ударом смести его с ринга. Но не тут-то было — ловкий и быстрый Зверь легко ушел от размашистых боковых ударов, нырнул влево, под правую руку "бройлера", успев нанести парочку быстрых, но ощутимых джебов по корпусу. Макс пока не вкладывался, желая оценить кондиции своего молодого тела уже в реальном спортивном поединке. Так он пробегал весь первый раунд, стараясь не сближаться с более тяжелым соперником, иногда выстреливая одиночными ударами на расстоянии.

Во втором раунде все повторилось — Никита, которого соперник выставлял дураком, пытаясь угнаться за своим более быстрым соперником, вертелся, как собака, кусающая свой хвост, потому что Максим закручивал его все время вправо, чтобы затруднить сопернику возможность наносить удар. Сам же он, работая в стойке левши, успевал постоянно обрабатывать корпус Никиты в районе печени, которую тот никак не успевал прикрыть. Наконец, примерно в конце второго раунда, когда Коромыслов стал немного задыхаться и совершенно забыл о защите, Максим резко пошел в обратную сторону и влепил "бройлеру" на противоходе хорошую двойку по корпусу. А потом, нырнув под левую руку соперника, достал его правым боковым в солнечное сплетение. Никита рухнул на колени. Бой был сразу же остановлен.

Пока Василенко осматривал Никиту Коромыслова, ребята из старшей группы окружили новичка, удивленно разглядывая, как будто первый раз его увидели.

— Ну, малый, ты дал! Если бы сам не видел — никогда б не поверил, — прогудел самый здоровый из них.

— Ты, Мамонт, можешь не верить, но этот пацаненок недавно в нашей школе раскидал четверых за десять секунд, а потом уделал в драке троих, один за одним, — заметил еще один парень, самый старший из всех, с красивым накачанным телом.

— Не троих, а четверых. Но там и делов-то было — только один боксером был, — флегматично ответил Макс.

— Та какая в жопу разница, боксер — не боксер? Такому, как ты, и одного бы хватило за глаза, — не унимался парень, которого назвали Мамонтом.

— Я тебе скажу по секрету — я могу один на один уделать любого, даже тебя, — так же флегматично ответил Зверь.

Мамонт буквально задохнулся от возмущения, пытаясь что-то ответить наглому новичку. Но его опередил тренер.

— Может, Леша, может. Ну, может и не в ринге, не по правилам бокса, а, так сказать, на улице. Я правильно понял, — Виталий Андреевич внимательно посмотрел на Максима.

Тот кивнул.

— Я уже тут наблюдал за этим молодым человеком, и мой коллега, Василий Степанович, тренер вольников кое-что мне рассказал. Плюс, то, что этот пионер сотворил в школе — это, ребятки, не осилить и за несколько лет тренировок. Это, как абсолютный слух — либо он есть, либо его нет. Только абсолютный музыкальный слух встречается не так уж редко. А вот бойцовский талант — этим природа награждает крайне скупо. У парня этот талант, несомненно, есть. А еще — очень необычная техника, совершенно невероятная для наших краев манера двигаться и вообще, очень интересная культура движения. И за кажущейся корявостью спрятана предельно расчетливая тактика. Вот так-то, друзья мои. Думаю, что и в ринге этот вундеркинд заставит любого из вас плясать под его дудку, — тренер хлопнул Макса по плечу.

— Так может пару раундов с этим гением попляшем? — насмешливо спросил накачанный боксер.

— Тебе, Каркач, хочется оказаться на месте Никиты? — вопросом на вопрос ответил тренер.

Все невольно посмотрели в сторону ринга, где на подгибающихся ногах шатался поверженный Максом "бройлер".

— Так, все, базар закончили. Успеете еще с ним постоять в ринге, гарантирую, он вас не разочарует. А сейчас быстро идите на отработку в парах, я с нашим новеньким пообщаюсь. Все, убежали! — Василенко повернулся к Звереву.

— А Вас, Штирлиц, я порошу остаться!

— Яволь, группенфюрер, — в тон тренеру пошутил Макс.

— Ну, то, что ты самоучка — можешь мне не свистеть. Вижу, что руку тебе ставил боксер, но вот двигаешься ты совершенно не по-боксерски. Вернее, кое-что от бокса у тебя есть — так кубинцы и мексиканцы дерутся, есть кое-что похожее на их работу ногами и корпусом. Маятник качаешь* здорово, разрываешь дистанцию грамотно. И, главное, голова у тебя во время боя работает, как часы. Видел твои глаза, там счетчик щелкает — ты просчитываешь все варианты и выбираешь оптимальный. Я ведь сразу понял, что ты мог уронить Никиту еще в первом раунде.

— Ну, во-первых, такая задача не стояла, а, во-вторых, какой смысл ронять? Это же свой, сейчас не соревнования, и, потом, я давно в ринг не выходил, мне надо было самого себя протестировать, — ответил Макс.

— Рассуждаешь, как опытный боксер. У тебя что по боксу? Есть разряд? — Виталий Андреевич выжидательно уставился на мальчишку.

— Да нет ничего. Ну, в Москве был второй юношеский, но я документы не брал и вообще...

— А если запрос послать — подтвердят?

— Да куда? Я и адрес не помню... и вообще, то — Москва, а это — Украина...

— Какая разница... Впрочем, ты прав — времени нет списываться, ждать ответ... Ладно, сделаем так — я выставлю тебя на районные, проведешь один бой, выиграешь, конечно, и я тебе сразу нарисую второй юношеский. Третий ты имеешь право здесь, в секции оформить, и ты его только что получил. Так вот... Не перебивай! — тренер одернул пытавшегося вставить свои пять копеек Макса, — Второй у тебя будет и к городским соревнованиям ты, получается, будешь допущен. Тебе сколько лет?

— Сейчас одиннадцать, в ноябре будет двенадцать...

— Маловато. Пока что второй юношеский для тебя потолок... Ладно, я поговорю кое-с кем, посмотрят на тебя на районных и на городских... Только надо будет выступить очень убедительно. И победить не по очкам, а нокдауном — за один нокдаун присваивают досрочно победу за явным преимуществом. В младших юношах. Так что выносить никого не надо, ронять — тоже. Никаких травм, понял? Пару раз по корпусу, ну, вот как сегодня — и хватит. Твои возможности знаю пока только я, пока тебе рано их проявлять, к тому же надо посмотреть на тебя со всех сторон, твои плюсы и минусы, потом решим... Ты боксом хочешь заниматься? Хочешь стать чемпионом?

— Чемпионом чего? Города, Союза или мира? — Макс улыбнулся.

— Наглость — это хорошо. Пока тебе одиннадцать лет, ты можешь стать только чемпионом района или, как исключение, выступить на городских соревнованиях. Провести один бой. Младшая группа юношей — это с 14 лет, никто тебя на город не выпустит, я еще не видел таких маленьких, точнее, малолетних боксеров, как ты. Причем, если и есть такие, то они совсем зеленые, новички. Ты же совсем другое дело.... Ты — вундеркинд в боксе. Но ты не подходишь по возрасту для соревнований, только с 13 лет. Разве что могу тебя выставить на первенство ШИСП* или СДЮСШ* от "Трудовых резервов"...

— Что такое ШИСП?

— Школа-интернат спортивного профиля. На таких первенствах я тебя могу выставить — чтобы ты обкатался. У тебя сколько было боев?

— Я точно не помню. Ну, таких, чтобы на разряд, немного...

— Не знаю, каких таких или не таких, но двигаешься ты и ведешь бой так, словно у тебя полсотни боев было не ниже чемпионата города или республики. Если это врожденный талант, то представляю, если тебя поднатаскать, каким ты станешь...

Василенко сел на скамеечку, Макс остался стоять. Тренер взял лежавший на скамейке журнал, где он вел записи тренировок, полистал его, что-то там себе записал.

— Значит так. На этих выходных выступишь на районе — выставлю тебя на один бой, больше и не надо для твоего возраста, заодно покажу тебя кое-кому. Потом через две недели — первенство города. Попрошу, чтобы тебя поставили вне зачета — боюсь, твои 11 лет не дадут тебе право выступать на таких серьезных соревнованиях...

— А давайте сделаем шоу. Не соревнования, а показательные выступления. Я буду боксировать с разными весовыми категориями, чтобы доказать преимущества техники перед физической силой, — Макс решил переть напролом.

— Какое шоу? Тут тебе не Америка. Словечек нахватался — "шоу". Никто тебе не даст ничего устраивать — кто ты такой? Без году неделя в боксе, нос еще не дорос, а он тут шоу будет устраивать... Я один знаю, что ты можешь. Даже вон старшие мои так и не поняли ничего, думают, ты просто случайно попал...

— Так давайте я Ваших старших сейчас разделаю...

— Если здоровья хватит! Посмотри на себя — метр в кепке в прыжке! Да тебя массой задавят, затолкают в угол и уронят. Печень у тебя ведь не бронированная? — тренер смотрел на Макса, как на нашкодившего ребенка.

— Ну, да, убедили... — Максим сел рядом с тренером на скамейку. — Здесь Вы конечно, правы — против лома нет приема. Если я сразу не уроню Ваших бычков, они меня таки затопчут. На улице да, я бы их сделал... Ну, хорошо, давайте, Виталий Андреевич, так — я на районе выступлю, но не буду соперника "ронять", а выставлю его клоуном.

— Не понял, это как? — Василенко удивленно посмотрел на мальчишку.

— А так. Вы же бои Моххамеда Али видели? Вот и я буду порхать, как бабочка. В общем, я сильно бить не буду, а то сразу мне победу дадут за явным преимуществом, но вот он по мне не попадет ни разу — я его замотаю просто, а, может, и провалю так, что он сам упадет, — Макс насмешливо прищурился.

— Ну, это уже лучше. И я кое-кого приведу на бой, покажу тебя. Давай так, Максим. Если тебя бокс интересует и у тебя есть амбиции стать чемпионом, то ты с этим, — тренер кивнул в бок борцовского ковра, — завязывай.

— Борьба не помешает. Техника у меня уже, как сами видите, корявая, лучше не станет. А мне мышечную массу нагнать надо и вообще, тело укрепить. Сами говорите — "затопчут".

— Ты не переусердствуй. Тебе не надо спешить — ты для своего возраста и так отлично подготовлен. 11-12-летние в боксе вообще котята слепые, я даже среди 14-летних не видел таких, чтобы более-менее боксировали — все только умеют драться и при этом чуть правильнее наносят удары. И все. А чтобы "маятник качать"* или грамотно работать на дистанции — это уже уровень КМСа, как минимум. Про "Солнышко Дэмпси" я вообще молчу.

— Хорошо. Я сам еще пока не знаю, чего я хочу в боксе, тем более, что сами говорите — возраст, рост... Но в самбо я уже могу выступать на городских и даже республиканских соревнованиях, а в боксе нет. Так вот поэтому я и похожу к самбистам, немного организм свой подгоню до нужного уровня. А что мне — грушу тут колотить? Я не могу только тупо отрабатывать, мне бои нужны, понимаете? Это, как если бы уже попробовал мясо, травку потом есть уже неохота... Вы понимаете, Виталий Андреевич? — Зверь посмотрел на тренера пристально.

Василенко долго молчал, потом как-то обреченно махнул рукой.

— Ладно, я тебя сейчас все равно не смогу переубедить. Тренируйся по своему графику, но в конце каждой недели я тебя буду тестировать. Но это уже после района. На следующей неделе выступишь, посмотрим тебя на отборочных, а там будешь себя сам готовить, раз ты такой уж опытный боец. Но, думаю, ты сам захочешь работать с тренером... — Виталий Андреевич вздохнул, поднявшись со скамейки.

— Послушайте... Вы не волнуйтесь — я буду у Вас тренироваться... — Макс тоже поднялся.

— Да я не за себя — за тебя волнуюсь! — внезапно взорвался Василенко.

Потом, словно испугавшись своей несдержанности, продолжил немного тише.

— Ну, не будешь ты у меня, будешь у другого, все равно у тебя пойдет, бокс или самбо — неважно! Но пойми — пока ты еще маленький, пока не вырос, ты можешь поломаться. Или травму заработаешь, или срубит кто — психологически сломаешься. Не бил тебя еще никто серьезно, не попадал! И на улице не попадал, и в ринге. У тебя талант, понимаешь — талант! Как у пианиста, как у Моцарта! А ты хочешь сразу идти играть на свадьбах, если такую аллегорию привести. Нет, ты, конечно, можешь попробовать себя везде, но где гарантия, что сдуру не нарвешься?

— Виталий Андреевич, я же сказал — не волнуйтесь за меня. — Зверь посмотрел тренеру прямо в глаза. — Голова у меня есть, и заигрываться я не собираюсь. На улице я не ввязываюсь в драки, а та, где Юра Ивко был — это просто что-то типа "прописки" в школе, там, во-первых, тоже все по правилам, пусть и более жестким, чем в ринге, а, во-вторых, я уже "прописался" и вряд ли будет продолжение. Ну а вообще — кому суждено быть повешенным, тот не утонет, правда? Мне завтра может кирпич на голову упасть — и что теперь? На улицу не выходить?

— Ладно, Максим, приходи в воскресенье утром сюда. На выходных — районные соревнования. Ты выступишь в воскресенье. Форма будет. Готовься. А в понедельник приходи на тренировку. Будешь пока заниматься со своей возрастной группой, но буду ставить тебя с Ивко, если не возражаешь. Буду готовить тебя к выступлению на город.

— Не возражаю, самому интересно, как с ним в ринге.

— Только смотри, я его тоже готовлю к городскому чемпионату, так что не надо его "ронять", ладно?

— Да я и не собирался.

— Ну, в общем, договорились. Все, иди, переодевайся, а я пока со старшими позанимаюсь.

Тренер пожал Максу руку и ушел к старшей группе, которая вяло лупила по снарядам, что-то обсуждая. Зверь понял, что на сегодня свой план он выполнил.

*ШИСП — школа-интернат спортивного профиля. Чаще всего там учились одаренные спортсмены младшего школьного возраста, которые потом продолжали заниматься в СДЮСШ.

*СДЮСШ - специализированная детско-юношеская спортивная школа.

*" качать маятник" — это защита корпусом, которая состоит из уходов с линии атаки вправо-влево при помощи нырков и уклонов. Выглядит примерно так: слегка сгибаем колени, немного приседаем и уклоняемся в сторону, убирая, таким образом, корпус с линии атаки или удара противника. При этом голова держится прямо и не опускается вниз, а взгляд продолжает фиксировать глаза соперника. Потом точно так же в другую сторону.

Глава семнадцатая. Рефлексия второго уровня

Макс возвращался домой, как там говорили классики, "усталый, но довольный". День прошел с пользой и обозначилась первая цель — спортивная. Максим Зверев проложил первый пунктир своей новой линии жизни и пока что был этой жизнью доволен. Хотя он только смутно представлял, как сложится в этом новом-старом мире его новая судьба.

С одной стороны, с его знаниями и навыками ему прямая дорога в спорт. Ну, не в журналистику же ему идти, право слово? И писать о доярках да о сталеварах, о пятилетках и рекордных урожаях? Не говоря уже о партийных съездах и заветах Ильича — того или этого. С другой стороны, полностью посвящать себя спорту уже как-то не хотелось. Наоборот, сержант Зверев, повоевав почти три года на Донбассе, где-то внутри себя понимал, что, если такая война в будущем снова повторится, то лично ему бы не мешало более серьезно к ней подготовиться. То есть, не лишним было бы приобрести настоящую профессиональную военную подготовку...

Стоп!

Внезапно Макс остановился, как вкопанный. Одна единственная мысль внезапно просто пригвоздила его к месту. А зачем учиться воевать? Может, можно сделать так, что Украина не станет воевать сама с собой? Почему бы все-таки не попробовать что-то изменить вот прямо сейчас? Ведь он или в параллельной реальности, или каким-то образом попал в прошлое. И пока что это его "прошлое" и то, которое он помнил, ничем не отличаются. А, значит, обладая памятью и знаниями будущего, он сможет изменить здесь весь ход событий. Ну, как минимум, в отдельно взятой стране! Или, по крайней мере, сможет попытаться это сделать. Причем, помня о Брэдбэри, необязательно ведь совершать какие-то глобальные вмешательства или проникать в верхние эшелоны власти...

"А почему нет?" — внезапно подумал Зверь. — "Мне сейчас только 11 лет, на дворе конец 1976 года, к началу 80-х я уже буду совершеннолетним, смогу чего-то достичь и реально буду иметь возможность влиять на ход событий. У меня ведь, как минимум, до 1986 года — до того момента, как в СССР к власти пришел Горбачев, целых 10 лет! И что — сидеть сложа руки и ждать развала Великой страны? В 21 год можно попытаться занять какое-то более серьезное место, нежели место сотрудника УИТУ. В прошлом своем зря туда пошел после армии, полтора года убил впустую, лучше бы в институт раньше поступил..."

Эта мысль так пригрузила мозги, что всю дорогу домой Максим шел на автопилоте, прикидывая варианты развития собственной истории в рамках Новейшей истории Советского Союза. И при любом раскладе выходило, что вполне реально можно успеть попытаться изменить эту историю. Хотя бы попытаться. И для этого совсем необязательно прорываться на прием к Брежневу, Андропову или еще какому-то старому коммунистическому маразматику. Их время уже закончилось, хотя они сами пока этого не понимают.

Вариантов на вскидку было несколько — выдвинуться самому, вначале на уровне города и республики, а, возможно, и переехать в Москву, где продолжать выделяться. С тем, чтобы рано или поздно — нет, лучше рано, конечно — попасться на глаза кому-то из сильных мира сего. Тем более, что они ему заранее известны. И дальше — попасть в обойму, где стать отнюдь не холостым патроном.

Идея эта была хороша даже в том случае, если Максим не становился Членом Политбюро ЦК Коммунистической партии Советского Союза (шутка!). Но он мог бы стать, как минимум, помощником (референтом!) кого-то из партийных или партийно-хозяйственных боссов. А, как мы знаем, часто секретари (а еще чаще — секретарши) очень многое могут в этом мире!

Или пробиться к военным, благо, можно было успеть и военное училище окончить. Правда, училище заберет четыре года! И молодой лейтенант к 1986 году сможет только поехать трубить свои первые "годы в сапогах" в отдаленном гарнизоне. И там же спустя несколько лет встретить первые волны развала — Сумгаит, Нагорный Карабах, Приднестровье... География будет обширная...

Но, как этюд, или как дебют, этот вариант принимается. Участие в "горячих точках" ему, человеку, уже имеющему неплохой боевой опыт, придаст вес, создаст молодому лейтенанту необходимые знакомства — тот же генерал Лебедь начинал с Афганистана, а проявил себя именно в Приднестровье. Поэтому боевое братство может привести к "революции гвоздик"*, как это случилось в Португалии как раз два года назад, в 1974-м...

И почему такой вариант не мог бы произойти в СССР, скажем, в 1990-м? Еще до этой клоунады с ГКЧП...

Идея номер два — выделяемся точно также, по линии спорта, но идем или по линии МВД, или по линии КГБ. Второе — предпочтительнее, особенно, если учесть восхождение Путина и всей той КГБ-шной, а потом, ФСБ-шной команды. Можно заранее встать на сторону сильного, и просто подтолкнуть будущих "красных полковников" прекратить бардак в стране на несколько лет раньше. Или вообще его не допустить. Опять вспоминаем Португалию, где полковники и даже капитаны смогли свергнуть диктатора Салазара и спасти страну от краха? Помнится, план восстания разработал какой-то капитан артиллерии? *

Впрочем, с Португалией как раз не все так просто, неудачный пример, скорее всего... Вон, тот же генерал Франко сколько правил Испанией, и оставил в наследство вполне нормальную страну. И никто его не свергал, хоть он и был фашистом. Сейчас в Испании полно левых, а на юге — так вообще сплошные коммунисты. И сепаратистская Каталония с восстанием в Барселоне, кстати... А Салазар фашистом не был — воспитанник иезуитов, он просто жестко правил страной, либералов своих разогнал, все партии запретил, кроме собственной... И ведь тоже свою страну не грабил, а от союза с нацистами всячески открещивался, хотя и поддерживал отношения с Франко. Так что пример с военными и переворотом интересный, но страны очень разные, надо будет подумать.

И, наконец, идея номер три — самому стать той Личностью, которая сможет повернуть страну в сторону от той пропасти, в которую она ползет? Ну, если не сохранить СССР в виде единого государства, а не какого-то там убожества СНГ, то хотя бы предотвратить кровавый распад. Вовремя дать всем этим узбекам и киргизам, в общем, всем нерусским цивилизованно освободится от русских и попытаться самостоятельно повластвовать?

Увы, нет, за 10 лет взойти на политический Олимп — утопия. И процессы все эти центробежные, которые давно идут в Союзе, так просто не прекратить. Там надо выжигать каленым железом, расстреливать пачками, сотнями, всю местную элиту под корень... Нет, не в его это власти, не успеет просто настолько подчинить себе верхушку руководства в СССР. Нет, это нереально — просто нет рычагов. И не будет. Ведь у него ни знаний, ни прогнозов, ни каких-то самых завалящих ништяков из будущего, как там в книгах обычно пишут про "попаданцев"...

А, может, в родной Украине вовремя посуетиться, ведь всех будущих президентов и прочих так называемых политиков хуторского разлива он знает, кто мешает заранее стать их лучшим другом и советником? Хотя, конечно, противно, ну как слизняка на ладошке держать... Нет у него такого нереального цинизма и такой толстой шкуры, которая могла бы вынести этих будущих "вершителей судеб страны"...

Есть у него только одно — светлая голова, умение думать и знания. Пусть фрагментарные, несистемные, но знания. Событий, персоналий, процессов. Вот от этого и надо плясать. Обладая знаниями почти что Ванги — зная, кто конкретно кем станет в будущем, планомерно выбирать себе друзей и союзников, завязывать нужные отношения, формировать, если не новую реальность, то хотя бы новую элиту. Воинскую или политическую — неважно, время покажет. Необязательно дружить с ублюдками — можно этих ублюдков заранее "бортануть", а то и просто "убрать". Лучше зачистить страну от будущих убийц, чем потом оплакивать тысячи убитых ими...

Макс снова вспомнил Донбасс, разрушенные города, тела мертвых деток, маленькие гробики на кладбищах, вопящих от горя и ужаса мгновенно поседевших молодых матерей, и кулаки его непроизвольно сжались. Он понял, что вариант стать эдаким "чистильщиком" ему вполне подойдет.

Конечно же, спорт. Это — та дорожка, которая позволит приобрести известность, а единоборства дадут возможность войти в элиту советских спецслужб. Потому что, если отмести все фантастические предположения, только спецы способны и осуществить переворот, и удержать страну от раскола в "смутное время". Именно спецы смогут пойти на крайние меры, именно там найдутся те, у кого не дрогнет рука и кто сможет этой недрогнувшей рукой убрать с дороги к светлому будущему всех, кто в его прошлом отправил страну в пропасть.

А потом этими же руками удержать страну и не дать ей упасть. Вот только таких людей еще надо суметь найти...

Эх, где вы, современные Минины и Пожарские?

*УИТУ — управление исправительно-трудовых учреждений.

*"Революция гвоздик" - 25 апреля 1974 года в Лиссабоне (Португалия) был осуществлён бескровный военный переворот левого толка, подготовленный подпольной армейской организацией "Движение капитанов". "Революция гвоздик" по легенде своё название получила от жеста некой жительницы Лиссабона, Селесты Сейруш, продавщицы универмага, 25 апреля 1974 года опустившей в ствол винтовки встреченного ей солдата гвоздику. Был сезон гвоздик, и по её примеру граждане в массовом порядке начали раздавать солдатам красные гвоздики. "Движение капитанов" объединило ту часть офицерского корпуса Португалии, которая была недовольна режимом Марселу Каэтану, руководившего страной после болезни диктатора Антонио Салазара, войной в Африке и своим социальным положением. Центральная комиссия "Движения капитанов", на которую была возложена задача изучения возможности государственного переворота, поставила задачу разработать военный план восстания капитану артиллерии Отелу Сарайва ди Карвалью.

Глава восемнадцатая. На пороге великих свершений

Неделя в школе закончилась вполне предсказуемо.

В пятницу обычным чередом прошли физкультура, где никаких новых рекордов Зверь не ставил, математика, которая не потребовала решать теоремы Пифагора двадцатью способами — привет, Электроник — русский язык и украинская литература. На русском Макс не высовывался, а на украинской литературе, хотя и подмывало его прочесть отрывок из Шевченко с галицким диалектом, он все же сдержался и отбарабанил "Заповіт" на украинском канцелярско-литературном, настолько обезличено, что "пять" ему поставили только из уважения, как сказала учительница, к "правильному произношению". Которого, конечно же, у остальных его одноклассников не было и в помине.

Кстати, наконец-то появились и Дикий, и Тришка, пришли какие-то тихие, помятые, сели себе тихонечко на своих "камчатках" и так же тихонечко просидели все уроки. Учителя настолько были ошарашены этим, что, боясь спугнуть свое негаданное счастье, старались даже не замечать эту парочку, мол, от греха подальше. Макс тоже их не задевал — зачем окончательно растаптывать, пусть и мнимый, но все же заработанный авторитет. Хоть он и сомнительный, но если и это у Скотникова с Трифоновым забрать, то они могут совсем с катушек съехать. В будущем Зверь планировал не конфликтовать с этими кандидатами в хулиганы, а, наоборот, использовать их в своих целях.

Но это будет потом, а пока — все усилия будут направлены на достижение другой цели.

В субботу, как назло было природоведение, поэтому пришлось скучать, слушая примитивные рассуждения о географии, потом снова русский язык, математика, и, наконец, пение. Петь Макс любил, да и на гитаре играл прилично, но блистать еще и здесь — это было бы уже перебором, поэтому он просто тихо "слинял". Завтра — соревнования, и пусть даже обыкновенная районная показуха — но ведь ему как раз и надо так показаться, чтобы запомнили надолго. А поэтому нет смысла тратить время, пропевая какие-то там ноты — нужно готовить себя к завтрашнему дню! Вообще-то перед любыми соревнованиями всем, кто в них участвует, давали освобождение от занятий, но так как Макс 'нарисовался' внезапно, то никто ему никакого освобождения не выписал.

Итак, завтра — первенство района по боксу!

Его первые показательные выступления в прошлом!

Поэтому Никита, как никогда, готовил себя к этому своему первому бою. В том своем то ли прошлом, то ли будущем этих боев у него было множество. И многие из них он хорошо помнил, особенно первые. Так уж получилось, что первые бои он провел в армии, причем, сегодня он даже не знал, считать ли их полноценными боями. Ведь, по сути, это были обыкновенные драки, то есть, его первый бой начался не на татами, а в казарме. Когда не было правил, не было судей и времени, а была толпа озверевших азербайджанцев, диких и необузданных, которые во что бы то ни стало хотели подмять под себя украинцев. Призыв на призыв, пятьдесят против шестидесяти. И в том, первом своем бою Максим Зверев одержал свою первую победу. В первую очередь победу над собой — ведь тогда он еще не был мастером единоборств, не умел даже толком драться. Но — выстоял! Не струсил! Не дрогнул! И доказал всем, а прежде всего себе, что он может победить страх!

А потом была школа сержантов, где он получил три лычки на погоны, как отличник боевой и политической подготовки, потом был спецназ, куда не просто так можно было попасть. И там он сдавал экзамен на право ношения крапового берета бойца частей специального назначения. А экзамен это был очень непростой.

...Вначале был марш-бросок в полной боевой — в каске, бронежилете, с автоматом, противогазом, гранатами, короче, со всеми причандалами простого пехотинца. Разве что рюкзак не навесили — и на том спасибо. Но все равно — это не кросс в легких кроссовочках, маечке и трусах, да и бежать пришлось не по гаревой дорожке стадиона, а через поле, через болото, через лесополосу, да потом еще полосу препятствий преодолевать. А над головой — очереди из автоматов, а потом еще прямо у головы очередь, и пули щелкают возле носа — сержант, сука, боевыми херачит и еще смеется, мол, давай, салабон, не на пляже!

И потом, когда прибежал, когда прополз и пролез, когда снял с себя, наконец, и каску, и броник, и все остальное — вот тогда был последний бой! Можно сказать — смертельный. Когда на ногах еле стоял от усталости и хотелось только одного — упасть и не вставать, вот тогда его вытолкнули в круг, надели перчатки и шлем и... И надо было драться! А против него вышли старослужащие, серьезные бойцы, которые уже носили краповый берет и заканчивали свою службу. Они даже шлемов защитных не одевали — что им какой-то "черпачок"*, отслуживший всего год, ничего не умеющий, дохлый? И били всерьез, в полный контакт шли, ногами и руками месили. И главное было — не упасть, не сдаться, выдержать.

И он выдержал! Захлебываясь от собственной крови, не падал даже когда били сразу с двух сторон. Он даже почти не защищался, просто держал удар. Поэтому и выстоял, потому что тех, кто пытался отвечать на равных, быстро забивали. А тех, кто просто держал удар, кто стоял до последнего — тех вскоре переставали бить — неинтересно.

Это была его вторая победа. А их было много. И в жизни, и на татами, и в ринге. И неважно, каким видом единоборств он занимался — ушу-саньда, боевое самбо, бокс, панкратион, ММА — принцип был один: выстоять! Не струсить! Доказать, что ты — сильнее! Умнее! Что ты — более духовитый, нежели твоя соперник! Потому что прежде всего схватка идет на характере! И побеждает не тот, кто более сильный или техничный, побеждает тот, у кого тверже характер и больше желание победить!

И поэтому Макс хотел, чтобы свой первый бой в своем юном теле он провел не просто достойно, а красиво. Ему надо было не забить своего соперника, не сломать его — а переиграть! Ведь его соперник не виноват, что судьба подготовила ему такой сюрприз — мастера в теле новичка. Зверь хотел показать красоту поединка, технику — не драку, не удары, а именно красоту! Отточенные движения, изящные повороты, нырки, уклоны, пируэты. Ведь бокс — это, прежде всего искусство. А все мастерство заключается не в умении бить руками, а в умении работать ногами. И, конечно, головой. Побеждает тот, кто лучше двигается. И у кого, естественно, лучше выносливость, то есть — физическая подготовка. Тактика и физика — вот основа любой победы. А уж потом — техническое превосходство. Что толку, что у тебя в арсенале куча разных приемов и ударов? Ты вначале попробуй попади! Догони! Отрежь пути к отступлению. Нейтрализуй — ведь соперник не будет стоять, как макивара или как груша боксерская, висеть.

Груша сдачи не даст... Кажется, кто-то это уже говорил? Или только скажет?

В общем, Максим перед сном продумал и даже нарисовал рисунок своего боя, просчитал, как он будет двигаться и какую тактику станет использовать. После этого он с закрытыми глазами немного походил, точнее, потанцевал в своей комнате, определяя, насколько он хорошо понимает, как двигается его тело и как оно воспринимает его новый опыт.

И после этого, умывшись, он спокойно лег и уснул.

Крепким сном одиннадцатилетнего мальчика.

*"Черпак" — военнослужащий срочной службы, отслуживший в армии год. Иерархия по сроку службы: новобранец — дух, полгода — щегол, год — черпак, полтора года — дед, и потом — дембель. В принципе, термины разные, но во многих родах войск очень похожие.

Глава девятнадцатая. Вундеркинд из 4-Г

Спортивный зал Днепропетровского металлургического института был набит битком. В принципе, спорт среди советских студентов всегда был в почете — многие из них занимались в разных секциях, причем, имели разряды, порой студенты-металлурги могли достойно поспорить на различных универсиадах даже со студентами института физкультуры. Нет, понятно, что лучшие инфизовцы представляли не свой институт, а страну — на чемпионатах Европы и даже мира, на худой конец, на чемпионатах Союза. А уж на местных соревнованиях, как говорится, отдувался "дубль". Второй и даже третий состав. И все же данный факт не умаляет заслуг проректора металлургов по учебно-воспитательной работе Сергиенко, который курировал в институте спорт. А поскольку кураторы института — металлургические предприятия города — были весьма денежными, то, понятное дело, ни с инвентарем, ни с оплатой тренировочных сборов и соревнований проблем не было.

Вот и ездили будущие металлурги по всей стране, завоевывая грамоты и медали в разных видах спорта. Многие преподаватели даже шутили, что в Днепропетровском металлургическом институте был практически филиал института физкультуры — и своя футбольная команда была, которая частенько поставляла игроков даже в днепропетровский "Днепр", и фехтовальщики, среди которых числилась даже бронзовая призерка чемпионата Союза, и гребцы были сильные, и легкоатлеты.

Но изюминкой ДМетИ все же была секция бокса. Такого ринга, наверное, не было даже в инфизе — его привезли в Днепропетровск с Кубы. В металлургическом институте учились кубинцы, они поспособствовали. Кроме того, их манера боксировать наложила отпечаток на технику боксеров института — кубинцы были более раскованы, легко двигались, напоминая своими движениями знаменитого американского боксера Мохамеда Али. Неудивительно, что на институтские соревнования по боксу всегда приходило очень много не только студентов, но и простых граждан — бои всегда были зрелищными и, если можно так выразится, красивыми. А уж если проводились какие-то первенства — района или города, а также всяческие спартакиады — то в зале был просто аншлаг, как в каком-то самом популярном театре.

Во времена СССР бокс, конечно, очень сильно уступал футболу по популярности, но в отдельно взятом институте Днепропетровска все было с точностью до наоборот — бокс там обожали, и на соревнования всегда приходила толпа народа, тем более, что платить за это не надо было. Благословенные времена социализма...

Максим решил сразу ехать в институт. Снаряжение у него было — в субботу он купил себе новенькие перчатки и "боксерки" — специальную обувь, капа была, а форму Василенко обещал выдать. На "Монтажник" идти Макс не хотел — боялся "перегореть". Лучше сразу к рингу, быстрее войти в ритм, привыкнуть к залу...

Тренер нашел его в раздевалке.

— А ты, я гляжу, самостоятельный. Сам, без тренера, приехал, прошел в раздевалку, сам думаешь выступать?

— Виталий Андреевич, а что мне в "Монтажнике" делать? Я здесь лучше настроюсь. И других посмотрю. У меня всего-то один бой. А перчатки и обувь я купил.

Макс промолчал о том, каким макаром ему пришлось уговаривать мать на незапланированные траты.

— Ну, ладно, только предупредить меня надо было заранее... Ты ведь телефон мне свой не оставил...

— Я думал, что сказал Вам. Извините...

— Ладно, ты разогревайся, потому что тебя поставили почти в самом начале — первыми всегда дети выступают, а потом по нарастающей — юноши, юниоры, взрослые. Так что тебе повезло — быстро отмучаешься.

— Это не я отмучаюсь, а мой соперник!

— Ну, я знаю, что наглости тебе не занимать. Хотя, конечно, знаю и то, что она обоснована. Соперником у тебя будет второразрядник. Чтобы тебе получить второй, надо его победить. Вообще-то по Положению ты не имеешь права еще выступать — с 13 лет можно, ну, с 12 максимум, но я предупредил председателя нашей областной Федерации, что у меня уникум появился, так что бюрократию разводить не будем — ты три победы в ринге одержал, третий разряд получил честно, а в Положение сказано — в течении года. Но не сказано — в течении всего года или сразу, в один день. В общем, давай, разогревайся, вот форма, я пошел. Буду тебе секундировать, так что не волнуйся.

— А я и не волнуюсь, — спокойно ответил Макс.

Тренер еще раз внимательно посмотрел на него, но, ничего не сказав, вышел из раздевалки. Знал бы он, сколько таких боев у Максима было... Хотя, конечно, легкий мандраж у него все же присутствовал. Это уже никуда не денется, любой выход в ринг, тем более, на соревнования — это психологический стресс, поэтому надо себя заранее настроить.

Зверь посмотрел на форму — вроде ничего, на него как раз. Но форма — это потом, вначале — как следует разогреться. Тем более, что физические нагрузки уменьшают нагрузку на психику...

В ринг его позвали очень скоро — не прошло и получаса.

"Это хорошо, значит, не перегорю", — подумал Макс.

Зал металлургического института ломился от зрителей. Посредине стоял боксерский ринг, который для этого случая сняли с его постоянного места в зале борьбы и бокса и установили посредине баскетбольного поля. Вокруг, на трибунах сидели зрители, а так как всем мест не хватило, то в другом конце зала поставили еще несколько рядов гимнастических лавочек, где разместились остальные. Хотя, конечно, все равно очень многие остались стоять. Но им было даже удобнее, потому что ринг был высокий и стоя было лучше видно, что на нем происходило.

Максим не торопясь, прошел в свой угол. Там уже стоял Василенко и... вот сюрприз — Юрка Ивко. Он, увидев Змея, неожиданно ему подмигнул.

— Буду твоим секундантом, не возражаешь? Вместе с Виталием Андреевичем.

— Не возражаю, конечно!

— У меня три боя впереди! Виталий Андреевич сказал, что мне надо от тебя заразится победным настроем. Ну, и поучусь, конечно.

— Ты ж почти перворазрядник. Чему ты у новичка научиться хочешь? — Макс язвил, но ему, конечно, было лестно.

— Знаем уже, какой ты "новичок". Давай, не выпендривайся, покажи класс. Если есть что показать. А если есть класс — то и поучиться не грех, даже мастеру, — хохотнул Ивко.

В углу напротив медленно топтался соперник Максима — довольно рослый мальчишка, на голову выше его ростом. И, судя по всему, старше года на полтора.

— Твоему сопернику 13 уже, второй юношеский, два года занимается в "Авангарде". Уже опытный — у него шесть боев и все победы. Так что "сделать" его надо красиво, я нашим... Василенко мотнул в сторону судейского столика, — порассказал про тебя, правда, не все поверили, вот, хотят посмотреть. Так что, давай, технично, красиво, убедительно. Готов?

Макс кивнул, медленно наливаясь решимостью. Как назло, не было куража, какой-то груз ответственности появился и давил, давил, не давая свободно себя почувствовать.

Вышли на середину. Судья проговорил скороговоркой обязательные правила, соперник протянул ему руки для пожатия, внимательно смотря Максу в глаза. Макс тоже посмотрел в глаза этому мальчику, который сейчас не понимал, что драться ему придется с взрослым мужиком.

"Вот! Вот что меня тревожит! Этот мальчишка ведь думает, что я — пацаненок, что он меня сейчас уделает. А я его боюсь задеть серьезно, вот она — проблема!"

Зверь наконец вздохнул свободно. Причина его напряженного состояния найдена — жалость! И от этого никуда не деться — мальчишка в противоположном углу ринга не виноват, что у него такой соперник. Поэтому нельзя его ронять! Сейчас его "посадить" — нанести травму. Психологическую травму. Любой нокдаун потом аукнется. Хорошо, если пацан волевой, а если нет? Вдруг он — потенциальный чемпион? Да и вообще — какое право он, Максим Зверев, пришелец из чертового будущего, имеет ломать сейчас этого ни в чем не виноватого юного боксера?

"Все, решение принято! Будем работать аккуратно, технически, красиво", — успел подумать Макс перед тем, как прозвучал удар гонга.

Первый раунд.

Как и ожидал опытный Зверь, его соперник сразу пошел на сокращение дистанции. В принципе, грамотно — он выше, сильнее, взрослее, сейчас он загонит хлюпика в угол и там начнет его обрабатывать джебами. А потом сильным боковым пошлет на настил ринга.

Именно так все и началось. Вернее, соперник так начал. Но Макс в угол не пошел. Он стал сразу качать маятник, оставаясь на средней дистанции, легко уклоняясь от довольно размашистых ударов своего оппонента. Причем, длинные прямые он пропускал практически впритирку к своей голове, немного уводя корпус в сторону, но, к удивлению и судей, и зрителей, не бил в ответ, а только отскакивал немного в сторону и снова притирался почти вплотную к своему визави. Тот поначалу ничего не понял и, пыхтя от напряжения, все еще пытался достать своего верткого соперника. Он бил прямые, боковые, и даже пытался пару раз достать Макса апперкотом снизу, хотя при такой разнице в росте снизу удобнее было бить именно Зверю. Но все удары попадали в пустоту, только сотрясая воздух.

Василенко спокойно улыбался, пару раз обернувшись к судейскому столику и кому-то там подмигнул. Там началось какое-то бормотание. Ропот прошел и по залу.

Макс, краем глаза увидев в зале какое-то волнение, решил шоу усилить. И практически совсем опустил вниз руки, затанцевав перед своим соперником. Ему стало вдруг удивительно легко и свободно, как во время тренировки. Причем, тренировки с собственной дочерью, которую он с детства учил защищаться и наносить удары. Правда, девчонка у него была еще та оторва, так что несколько раз папу на пол она таки роняла.

Вовремя вспомнив о том, что уронить можно любого, Зверь, который утратил чувство осторожности, с трудом ушел от сильного "свинга"*, который просвистел буквально в сантиметре от его носа. Такие удары в боксе перестали применять еще в 90-х, он остался в арсенале смешанных единоборств, где после такого длинного удара на выпаде многие сразу переходили к бросковой технике. А вот из арсенала бокса он практически исчез. Но на дворе 1976 год, пока что "свинг" применяется очень часто, надо держать ухо востро.

Макс, уйдя от сильного удара, уклонившись вправо, "провалил" соперника и тот едва не грохнулся, с трудом удержав равновесие.

"А это идея. Пусть падает, мальчик, я его даже валить не буду. Ничего, если с характером — на пользу пойдет. Пару раз стукну для профилактики, чтобы очки мне засчитали и хватит", — подумал Макс.

Но тут прозвучал свисток. Рефери жестом подозвал боксеров.

— Что за цирк? Мальчик, ты собираешься боксировать или будешь здесь танцевать? Я тебя сейчас дисквалифицирую за уклонение от боя! — рефери зло смотрел на Макса.

Тот не стал с ним спорить, просто кивнул. Рефери снова свистнул, показывая, что нужно продолжать бой.

Соперник снова ринулся к Максу, но тот, немного уклонившись в сторону, пропустил правый прямой и тут же молниеносно вернувшись на линию атаки, встретил его серией прямых по корпусу. И хотя бил он очень легко, вполсилы, мальчишка как будто налетел на телеграфный столб — замер на месте, инстинктивно подняв руки, защищая голову. Но в голову удара не последовало. Хотя для завершения серии последним должен был стать именно правый боковой в челюсть.

Но тут прозвучал гонг.

— Перемудрил ты немного, — махая полотенцем, прокричал ему тренер.

Приходилось кричать, потому что после гонга зал как будто взорвался. Все кричали так, что можно было подумать — идет футбольный матч. Удивительно, но во время боя Максима все молчали — уж очень необычным был бой. Такого здесь никогда не видели — боксер только уклонялся от ударов, но не бил в ответ. Последние несколько ударов Зверя были единственными, которые достигли цели. И единственными его ударами, которые он нанес за весь раунд.

— Я понимаю, что ты его пожалел. Жалость унижает! Ну, не роняй его, не бей жестко, но кто мешает тебе наносить щадящие удары? Судьи же должны что-то считать. Что это за бокс без ударов? Это как футбол без мяча — легкая атлетика получается. Тебя же могут дисквалифицировать!

— Ага. Рефери уже грозил, — улыбнулся Зверь.

— Вот видишь. Так что давай, не выпендривайся, поработай на количество ударов, не гаси его, просто не давай ударить и бей все время сам. Тогда по очкам тебе отдадут победу. Специалисты и так видят, что у тебя класс намного выше, но правила есть правила — за беготню по рингу победу не присуждают, — Василенко обтер лицо своего подопечного и хлопнул его по плечу.

— Макс, защиту и маятник ты классно делаешь, теперь покажи атаку, — прокричал ему Юрка Ивко.

— Счас все будет! — с этими словами Макс встал со стула, который Ивко тут же убрал за ринг, и пошел в центр.

— Значит так, никакой клоунады, вести бой по правилам, за пассивное ведение боя остановлю встречу, понятно? — рефери внимательно посмотрел на Макса.

Тот кивнул, ударил соперника по перчаткам и отошел к своему углу. Посмотрел на тренера. К тому подошел какой-то мужик, немного старше самого Василенко.

"Да это же Сергей Макарович Авдиевский — тренер Виктора Савченко. А Виктор в прошлом году на Чемпионате Европы стал серебряным призером. Оп-па! Какие люди!" — успел подумать Зверь.

Удар гонга.

"Так, вот тебе и мотивация. Надо показать себя во всей красе!"

Макс ринулся к своему сопернику. Тот не ожидал такого внезапного изменения тактики и попытался махнуть пару ударов навстречу. С таким же успехом ветряная мельница могла бы остановить мчащийся на нее паровоз. Зверь, легко уклонившись от прямых ударов, резко сблизился и провел молниеносную серию прямых и боковых по корпусу. И так же легко разорвал дистанцию, уйдя на центр ринга. Его соперник, получив короткую взбучку, взъярился и кинулся мстить. Но тут же нарвался на серию прямых уже с дальней дистанции. Причем — поразительно, но более низкорослый Максим умудрялся попадать по сопернику с дальней дистанции, не получая в ответ ни единого удара. Вернее, удары как бы проходили к нему, но в последний момент Макс то нырком, то уклоном пропускал их мимо себя, сам в ответ нанося на каждый удар соперника три своих.

Зверь продолжал демонстрировать пренебрежение к классической защите — руки он держал внизу, почти не поднимая их к челюсти. Иногда все же они принимали участие в защите — Макс делал подставки под некоторые удары, чтобы не терять времени на проходы к сопернику, просто принимал его удары на свои перчатки, после чего молниеносно проводил контратаку.

Подсчитав в уме, что количество ударов уже достаточно для победы, Зверь решил все же закончить шоу, как положено — зрелищно и ярко. И стал немного подставляться, проваливая соперника. Тот ничего не понял — просто вдруг почувствовал, что попадает в Макса. На самом деле попадал он в защиту, но в горячке боя этого не заметил и ринулся в новую атаку. Максим внимательно следил за своим разгоряченным оппонентом, чтобы подловить удобный момент. И этот момент настал — когда его соперник в длинном выпаде попытался снова нанести ему в голову свой любимый "свинг", Зверь резко зашагнул ему почти что за спину и длинным правым боковым придал мальчишке дополнительное ускорение. Тот просто улетел с ринга, попав аккурат между канатами, запутавшись в них ногами. Разгром был полный.

Рефери даже вначале было открыл счет, но удар гонга остановил эту нерешительную попытку. Макс ударил несильно, ни нокдауна, ни, тем более, нокаута там не было. Но удар судьи зафиксировали, соперник его оказался на полу, значит, по правилам, победу за явным преимуществом получал Максим Зверев.

Рефери вызвал боксеров на середину, объявил победителя и поднял руку Макса. Боксеры пожали друг другу руки.

— Ты извини, что я тебя так... Давно не дрался, старался не сильно бить... — извиняюще улыбнулся Макс.

— А ты разве можешь сильно бить? Ты бегал от меня по рингу все время, пару раз попал всего... Ладно, еще встретимся, — зло прошипел мальчишка в ответ.

"Ну вот, извинения не приняты. Впрочем, ему 13 только, он ничего не понял", — с сожалением подумал Макс.

И пошел в свой угол. Там его уже ждали.

— Ну, что, герой, доволен? Не зашиб соперника? — улыбнулся Василенко.

— А что — надо было? — парировал Макс.

— То, что ты мог его "сделать" еще на первых секундах первого раунда, знал только я и вот Юрка... — начал было тренер, но тут его перебил Авдиевский.

— Ты где так драться научился, парень? Мне тренер сказал, ты с Амура? У меня Витя Савченко тоже с Амура пришел, но он техничный боксер, а ты тут вытанцовывал, да еще руки внизу болтались. Это ты специально? На публику решил поиграть?

— Сергей Макарович, я же Вам говорил, что этот пацаненок — вылитый Попенченко, только маленький, — попробовал вмешаться Василенко.

— Ты, Виталий Андреевич, пока помолчи, я твоего подопечного спросил, а не тебя, — обрезал тренера Макса Авдиевский.

— Я не знаю, кто такой Попенченко (Макс врал — знал он, конечно, но маленький Максим мог и не знать), но мне с этим мальцом руки не нужны были — хватило бы и ног, он проваливался постоянно, сам падал, там и бить-то особо не надо было, — Зверь вызывающе посмотрел Авдиевскому в глаза.

— Ты смотри, какой ты наглый! Малец! Это ты — малец, он на голову выше тебя! Он если бы раз попал — ты бы лег! — засмеялся Авдиевский.

— Во-первых, он бы не попал. Второй разряд, а техники нет, машет граблями... Во-вторых, даже если бы и попал, то я бы не лег — у него удар слабый, концентрации нет, на ногах стоит плохо, так что там ни удара, ни перемещений...

— Вот это да! Прямо разбор полетов! Послушай, а зачем тебе тренер, мальчик? Ты сам себе тренер, вон как все подметил, план боя, судя по всему, сам себе составил, да?

На этот раз в голосе Авдиевского кроме язвительности явно слышался неподдельный интерес к неординарному боксеру. Такого в его практике не было — одиннадцатилетний мальчишка не только грамотно технически и тактически переигрывает своего более опытного и взрослого соперника, но и подробно дает объяснения своих действий.

— Тренер мне нужен, поскольку я не боксер, в общем-то. Так что мне еще учится и учится. Да и кто я без тренера? Куда я пойду? На улицу? Там боксировать со шпаной? — Макс был предельно откровенен. Вернее, откровенен до определенного предела.

— Да уж, мне тут и тренер твой, и твой... гм... секундант порассказали про то, как ты с хулиганами местными боксировал. Да и в ринге тоже... Впрочем, я и сам все только что видел, — Авдиевский хлопнул Макса по плечу. — Ладно, давай сейчас переодевайся, приводи себя в порядок и поговорим. В общем, ты пока у Виталия Андреевича занимайся, учится тебе действительно есть чему, я к тебе присмотрюсь, выступать тебе пока еще рано, конечно, но технику нагонять можно и нужно.

— Вы меня извините, Сергей Макарович, спасибо, конечно, за предложение и оценку моих возможностей, но если я не могут выступать, то зачем мне все эти тренировки? Если по правилам, то мне еще два года ждать, пока Вы меня выпустите на ринг на тот же чемпионат города. А два года бить грушу в зале — так я и дома это могу делать. Да и вообще... Мне бои нужны, я должен драться постоянно, тогда и подготовка будет лучше, потому что мотивация будет. А с самим собой соревноваться, ждать, пока я стану самым-самым техничным-растехничным... Я и со своей корявой, как говорит, Виталий Андреевич, техникой тут любого перворазрядника сделаю. А может и КМС-а. Ну, если, конечно, не сильно большая будет в весе разница.

— Ну ты наглец! Тебе бы прямо в профессиональный бокс сейчас! — Авдиевский не на шутку разозлился. — Тебя, малец, никто тут упрашивать не будет. Не хочешь — не надо! Победит он любого! Ты на себя посмотри! Тебе еще физуху год надо набирать, ни тела, ни удара!

— Нет, насчет удара Вы, Сергей Макарович, не знаете — удар у него будь здоров! Как копытом лягает, я уже испытал на себе! — неожиданно вмешался Юрка Ивко.

— А ты не пыли, защитничек! Виталий, ты чего молчишь? — обратился Авдиевский к тренеру Макса.

— Я, Макарыч, пока помолчу и потом тебе все объясню. Чего при нем тут сейчас склоку устраивать. Вон, кстати, с ним уже хотят пообщаться.

Пока Макс снимал перчатки, разматывал бинты и потом, стоя уже внизу, у ринга, разговаривал с Василенко и Авдиевским, к нему подошла горстка каких-то парней, двое из которых явно были не из Днепропетровска и даже не с Украины.

— Бон диа, амиго! Суа лута фой симлесменте фантастика! Нос нао сабьемос ки ос пужелиста совьетикос сим эссес мэнинос подэм лутар ассим! — затараторил один из шоколадных парней.

— Диего говорит, что твой бой был просто фантастическим и мы не знали, что в Советском Союзе есть такие боксеры, да еще и в таком маленьком возрасте, — перевел ему один из студентов.

Макс понимал немного испанский и португальский — в батальоне "Спарта" воевали испанцы, венесуэльцы и даже один бразилец. Но он не стал показывать, что он понял.

— Спасибо, дядечки, но мальчик хотел бы пойти в раздевалку, переодеться и поехать домой — меня уже мама заждалась, а папа наругает.

С этими словами Макс повернулся к студентам и тренерам и пошел в раздевалку. Кубинские студенты было дернулись за ним следом, но их советские друзья им перевели слова Макса, и компания ушла в зал.

Тренеры и вместе с ними Юрка тоже отошли от ринга в зал и присели на подоконник за неимением мест на скамейках.

— Понял, Макарыч, какой мне "подарок" достался?

— Да, парень с характером. Непростой парнишка... — согласился Авдиевский.

— Этот парнишка только что на твоих глазах отимел — да-да, именно, отимел, как сам хотел — крепкого второразрядника, а до этого вот, моего перворазрядника отметелил, да, Юра?

— Так то ж на улице, он ногами работал, подсек меня, — попытался возражать Ивко.

— Так, Юра, не возникай. В ринге он тебя тоже сделает, у него тактическое мастерство в крови, а бойцовские качества, видимо, в генетическом коде прописаны, в этом плане он на две головы тебя выше. Ты его только весом задавить можешь и только если попадешь. А ты видел, как в него попасть можно?

— Та, видел... — увял Юра.

— Так вот, и молчи. Макарыч, за неделю этот мальчик, который только-только перевелся вот в его школу с Амур-Нижнеднепровского района, поставил на уши всю школу, отметелив там местных хулиганов в количестве пятерых человек, причем, всех пятерых — заметь, старше его и физически крупнее — послал в нокаут, — Василенко повысил голос, сам того не замечая.

Но Авдиевский тоже этого не заметил — так он был ошарашен.

— Даже так. Однако...

— Именно так. Поэтому сейчас я тебе так скажу: он по тактике сделает на раз любого — я подчеркиваю — любого боксера даже 1-го разряда, при разумной разнице в весе. Он мне в ринге пару дней назад "Солнышко Дэмпси" показал, уронив на ринг пацана, который килограмм на 15 был его тяжелее. Кстати, я его сегодня выставил, посмотришь.

— Это то, что Серега Щербаков показывал? Чемпион СССР! — Авдиевский не поверил.

— Он самый. Я только отмечу — десятикратный чемпион СССР! А этот сопляк где мог видеть Щербакова? А Попенченко? Он что — смотрел все трансляции боксерских матчей? Да я сам видел всего пару боев! — Василенко был ужасно зол, хотя непонятно — на кого.

— Ну, ладно, ты, давай, не ори тут. Ты что предлагаешь?

— Давай так. Ты посмотри еще сегодня, как мои ребята выступят. Нет, просто чтобы сравнить. А этого вундеркинда давай пока оставим в покое. Не надо его ломать и как-то приспосабливать под нашу систему. Надо давать ему выступать, понимаешь? Только тогда он будет тренироваться, к чему-то стремиться. Понимаешь, я его глаза видел. Он в ринге, как машина работает — четко, осознанно, уверенно. Мне даже показалось, что он, если захочет, может просто убить любого. Понимаешь? Не нокаутировать, а убить!

...Василенко даже не знал, что его слова станут пророческими и очень скоро в его правоте убедится не только Авдиевский, но и вся днепропетровская милиция. А встреча школьника Максима Зверева и взрослых грабителей станет причиной появления секретного приказа для всех отделов внутренних дел всего Советского Союза.

Но это было позже...

— Ты, Виталий, говори-говори, да не заговаривайся. Он ребенок совсем. Какой там убить? Ты совсем уже? — Авдиевский покрутил пальцем у виска.

Василенко вздохнул.

— Ты знаешь, я тут еще милиционеров тренирую потихоньку, сборную города, у меня там друзья в уголовном розыске, попросили. Ну и мне там полставки дали... В общем, видел я там ребят, которые были в серьезных переделках. Ну, на задержаниях особо опасных. Так вот, там один такой есть, который с троими урками схлестнулся и двоих уложил. Насмерть. А третьего покалечил. Причем, он не стрелял — они у него пистолет выбили, а сами с ножами на него пошли. И вот он их голыми руками... понимаешь? Так у него глаза точь-в-точь, как у этого сопливого пацана. Который ни разу, кстати, сопли-то не распускал. А давал такой отлуп, что, как мне кажется, только какие-то внутренние его границы сдерживали от того, чтобы не покалечить никого. Ты понимаешь, о чем я? — Василенко пристально посмотрел на Авдиевского.

— И откуда он такой взялся?

— Да, говорит, из Москвы приехал, дед у него там какой-то заслуженный чекист, у самого Спиридонова тренировался.

— Это того, который самбо придумал?

— У него, у него самого. Дед его там вроде поднатаскал, Юрка вон говорит, ногами машет здорово и с вольниками боролся, так кидал их, как хотел. Самбист, в общем и все такое.

— Ладно, ты прав, не будем его пока трогать. Пусть сам с собой разберется, чего он хочет в боксе, и вообще — чего он хочет вообще. В жизни! Посмотрим, как он к тебе будет ходить. Но я хотел бы на него глянуть еще в ринге. Поставить к нему своих ребят, разных. Техника у него странная, конечно, но физические данные — скорость, реакция, перемещения — это, действительно, фантастика. Кубинцы вон не зря так восторгались. Если ему силенок добавить, веса набрать, руки поставить — то он действительно может на юниорах что-то показать. Я таких в его возрасте никогда не видел. Лады, давай, показывай дальше своих, может у тебя еще какие красавцы там завалялись? — Авдиевский пождал руку Василенко и пошел к судейским столикам.

Но в этот день никто больше Сергея Макаровича не удивил. Питомцы Василенко выступили в целом хорошо, но ровно, показали хороший бокс их уровня, одержали победы. Причем Никита Коромыслов своего соперника даже послал в нокаут, а Юрка Ивко победил всех троих боксеров, которые вышли против него на ринг. Только все эти победы были скучными, а бои — средними. И зрители долго еще потом, после окончания соревнований, обсуждали первый бой невзрачного паренька, который так запомнился своей необычной техникой бокса. Бокса, который напоминал одновременно и бой, и танец, и еще что-то очень загадочное и смертельно опасное.

Тогда в СССР только-только появилось каратэ, в котором как раз и было все то, что так привлекало и привлекает до сих пор многих людей во всем мире — эдакая смертельная грация, отточенное мастерство удара, изящные передвижения и мощная энергетика. Но все то же самое было и в боксе, просто в спорте очень часто эффективность значит больше, нежели эффектность. И только в 21 веке мировой бокс, наконец, получил тот уровень, который позволил ему по популярности превзойти многие другие виды спорта, такие, как футбол или баскетбол, не говоря уже о многих видах восточных единоборств. Загадочность и магия каратэ, айкидо, ушу и других видов борьбы после того, как схлынул начальный ажиотаж, во многом навеянный, кстати, фильмами Брюс Ли, куда-то исчезла. И все стали сравнивать уже не эффектность, а эффективность каратэ и айкидо, ушу и дзю-до, бокса и джиу-джитсу. Вот тогда-то и увидели многие, что бокс, демонстрируемый такими мастерами, как Рой Джонс или Флойд Мэйвезер, не уступает по красоте технике каратэ Жана Клода Ван Дамма или кун-фу Джеки Чана. Причем, если киношные герои были сильны только в своих фильмах — на соревнованиях их никто никогда не видел, то боксеры показывали не только красивые, но и реальные бои. С реальными нокаутами, а порой даже с кровью. И их кровавый спорт был вовсе не киношным.

Но, тем не менее, зрелищным!

А потом вообще пришла эпоха смешанных единоборств...

Только это было в далеком будущем. Будущем Максима Зверева. Будущем, которое он уже хотел изменить в прошлом...

...Домой Макс летел, как на крыльях. Во-первых, победы всегда окрыляют, а сегодня он победил красиво и достаточно легко. А, во-вторых, нарисовалась перспектива и уже просматривался какой-то план на будущее, так сказать, программа-минимум. Потому что эта первая неделя в новом времени показала, что быть прежним Максим Зверев ни физически, ни морально не может. И не хочет. А, значит, надо жить по-новому. Но именно эта новая жизнь неизбежно выталкивала его из обычного, точнее, даже обыденного круга в центр, под "софиты" и прожекторы, или даже под микроскопы. После чего рано или поздно необычным пионером обязательно заинтересуются. И вот к этому моменту нужно быть готовым ответить. Ответить не только за свои знания и умения, а также на возникшие вопросы у компетентных товарищей, но и ответить за всю страну. За ту страну, в которой он вырос, которая, собственно, сделала из него того, кто он есть. И теперь, как порядочный сын своей Родины, Максим просто обязан был отплатить ей сторицей. И если не получилось исполнить свой долг там, в своем будущем, которое теперь стало для него прошлым, то здесь, в своем прошлом он обязан был обеспечить новое, то самое светлое будущее, о котором мечтали многие его сверстники, включая его самого.

Конечно, было еще очень много вопросов, таких как поиск своего места в этом новом-старом мире, деньги, возможность применить свои навыки и умения, реализация всех тех задумок, которые не смог осуществить в своем прошлом будущем, а главное — выяснения того, сможет ли он, Максим Зверев, пришелец из будущего в прошлое, менять это самое прошлое? И если может — что он уже начал доказывать своими спортивными достижениями — то измениться ли от этого будущее? Его будущее и будущее близких ему людей. А если изменяться векторы развития одних людей — значит, изменяться и другие. И тогда, получается, изменить прошлое тех, кто влияет на будущее, реально!

А, следуя законам логики, есть шанс изменить будущее?

Макс еще не знал, что его первые шаги на ринге приведут его в самую могущественную организацию Советского Союза — Комитет государственной безопасности, что вместо журналистики и спорта он станет заниматься выявлением и уничтожением шпионов и террористов, убийц и маньяков, а вскоре сможет повернуть громоздкое колесо истории совершенно в другую сторону. И принцип бабочки Брэдбэри полностью оправдает себя.

А все началось с районной секции бокса, школьной драки и появления в средней школе N 31 города Днепропетровска удивительного четвероклассника Максима Зверева. Появления, которое не осталось незамеченным...

Хотя, как может остаться незамеченным убийство?

А именно этот случай заставил колесо истории крутиться намного быстрее...

Конец первой книги

378 615 знаков с пробелами, 9 авторских листов

Авторский лист - 40 000 с пробелами