Минипанацея

Где то в Европе.

— Госпожа Канцлер! — "фрау Бисмарк", как звали Мерхель "за глаза" в аппарате, выбирала себе помощников по принципам императора Фридриха. Настойчивых, пунктуальных и аккуратных, до психоза среди окружающих. Иногда это доставало и её саму. Как в этот раз.

Канцлер Херрмании передвигалась в сторону своего личного кабинета в резиденции около десяти часов вечера. Денёк был ещё тот. На ней как обычно был темный брючный костюм шитый в Гамбурге Беттиной Шенебье. Яркий жакет, светлая блузка, бусы из жемчуга и туфли от Тиффани; что пора, конечно, было и поменять. Обрюзгшие за время руководства державой тело требовало диеты, ухода и физических нагрузок, а не стрессов и нервотрёпки европейского дурдома. Духами Анхела так и не приучилась пользоваться, зато аромат власти исходившей от тевтонской Маргарэт Тэтчер — заменял подчиненным и мужчинам близкую дистанцию при общении. Даже с приближёнными служащими Доромея предпочитала общаться эсэмэсками, а не голосом.

Страны Евросоюза вертело во все стороны как тараканов вцепившихся в поверхность раскрученной на американском паркете юлы германского здорового организма. Анхела Доромея Мерхель не сомневалась, что допустит ни одного промаха в руководстве страной и вела уверенной рукой Херманию к величию в Европе. Всё бы хорошо, но улыбаться канцлеру объединенной Херрмании, в последнее время приходилось все меньше и меньше.

— Госпожа канцлер! — надоедливый помощник решил испортить ей настроение, а себе карьеру. Он бы промолчал, но помня о железной требовательности фрау, секретарь не сдавался, участь первого камердинера императора Фридриха его не прельщала. Поэтому он был настойчив, — Госпожа канцлер, что ответить русским? Они снова прислали приглашение на свой День Победы 9 мая, — ехать на праздник торжества над Херманией пусть и гитлеровской было очень плохой идеей. От одной только этой мысли хотелось испепелить референта.

А в свете санкций, что влупили в ответ по тевтонскому бизнесу беспощадным русским бумерангом такой шаг не одобрили бы ни правые , ни центр ХДС. Вездесущая Америка снова выпустила бы своего посла в Берлине на тропу шантажа. Чертово АНБ накопило столько компромата на первого немецкого канцлера — женщину, что впору было застрелиться или перерезать вены, лишь бы не видеть довольную рожу американского посла на правительственных приёмах и мероприятиях. Теперь приходилось опасаться не только стен и окон, но буквально любого не защищенного службой охраны первой фрау страны помещения. А о телефоне можно было просто забыть! Янки кичливые и беспощадные требовали дожимать Россию и бойкотировать праздник в Москве. Фрау Бисмарк, как окрестили Мерхель в госаппарате, ставила американцам палки в колёса как могла. Но так чтоб никто не мог её заподозрить в этом. Где это видано, чтоб страной с самой крупной экономикой Европы помыкали, как вышколенной собачкой на манеже мирового цирка. Анхела понимала, что в чем-то американцы правы, но не до такой степени, чтоб терпеть баснословные убытки от запрета вести бизнес и торговлю с Россией. Русские между тем как нарочно игнорировали официальные отказы и снова присылали новые приглашения чуть ли ни через день. Ещё и открыто сообщая об этом в прессе. Создавалось впечатление, что Кремль троллит презика США, заставляя его команду нервничать, после каждого такого предложения, поэтому Анхела немного рассвирепела, почувствовав себя вертящейся меж двух огней мелкой блохой. Даже портрет Екатерины Великой, пример для подражания, работавшей у русских в императрицах по найму, самой могучей немки, что стоит на столе в кабинете — не внушает покоя и не дарует равновесия в мыслях.

Только вчера Карл Густав Фишер председатель объединения промышленников Федеративных земель настойчиво предрекал устроить импичмент канцлеру, если та по-прежнему будет против отмены санкций и за дополнение новых.

— Мы вам не угрожаем госпожа канцлер, но на следующих выборах переизбрания не будет. Нам плевать на то, что из-за выбалтывания личных тайн по мобильному телефону американцы подвесили вас за "яйца". Это ваше личное дело. Но за убытки кому-то придется платить.— Карл не собирался выбирать выражения. Члены Ассоциации были просто в бешенстве. Потери коснулись как промышленности, так и сельхозугодий. Русские просто закрыли рынок под вполне адекватными предлогами. Поэтому представитель промышленников не выбирал слова. — Я настоятельно советую вам, фрау, воспользоваться удобным предлогом, съездить в Москву и договориться с Путиным до десятого мая. Иначе к концу года Херрмания будет иметь другого канцлера.— Хлопок дверью не дал даже возможности высказать своё мнение. А тут снова навязчивое напоминание ведомства Лаврова. Анхела повернулась в дверях и недобро глянула на помощника. Тон ответа уходил в абсолютный минус по Фаренгейту и Цельсию.

— Герр Хайнц! Вместе с отказом, передайте господину Лаврову и его хозяину моё раздражение: непрекращающимися попытками внести разлад в единство стран Евросоюза, и нашу дружбу с заокеанским друзьями и партнерами! — помощник не посмел перечить, и лишь кивнул, подчиняясь, — И запомните, санкции против России мы обязаны усилить. А войска НАТО должны быть введены в Украину! И никаких "черных волков" на территории Фатерланда! Это принципиальная позиция Херрмании и её канцлера.

— Яволь, фрау Мерхель! — идиотка, подумал герр Хайнц. А ведь недавно ещё пыталась примирить Россию и Украину. Своё мнение иметь хорошо, но за него не платят содержание в госаппарате. Хотя, вся Херрмания и мир лицезрели вылетающую из огромной голой задницы коленопреклонённного и смеющегося дяди Сэма величиной с контейнер — канцлершу из папье-маше с белыми ангельскими крыльями на фестивале юмора в Гамбурге. Куда уж понятнее отношение простого немецкого народа к своему лидеру.

— Так-то лучше и не беспокойте меня до вечера — я занята! — ситуация совершенно не нравилась фрау канцлер. Америка вела себя грубо, и свысока требовала безоговорочного подчинения собственным интересам. Пора выводить золото из ФРС США решила про себя Доротея. Иначе они о нас скоро ноги будут вытирать. Господи, когда же всё это закончится! Ещё два года до перевыборов вертеться канцлером Хермании, как вошь на американской тефлоновой сковородке! Боже избавь меня от этих хлопот хотя бы на неделю, чтоб отдохнуть в покое и неге загородной дачи! Хоть где! Да хоть в аду с чертями! — думала про себя и свою судьбу фрау Анхела Доромея Мерхель, — хуже чем мне, некуда уже, — Господи — иже еси на небеси! Да святится имя твое!... — молитву прочитала автоматически, и даже не задумываясь — сказала трижды 'Аминь!'... Пути господни так непостижимы в их иномерной логике, но мы немцы можем их всегда подправить...— успела подумать и саркастически улыбнуться опущенными кончиками рта — госпожа канцлер всея Херрмания возле двери в личные покои.

Мерхель открыла дверь в "кабинет". Привычно положила в полумраке мобильник на столик у входа. Старомодный ручной выключатель чуть подсветился в темноте зеленью фосфорной краски. Женщина нажала на пластиковую качель. Выключатель щелкнул, внутри проскочила искра. Свет в будуаре на мгновение ярко вспыхнул, а затем потух. Комната погрузилась в ещё более густую и плотную темноту после вспышки, чем до того, как Анхела попыталась осветить личное помещение электричеством. Потянуло сквозняком. Дверь громко захлопнулась. Фрау автоматически нащупала мобильный телефон и сунула его в карман брюк, потеряв контакт со столиком.

— Доннер вэтэр! — вспылила обычно уравновешенная глава правительства Херрмании, надеясь, что Хайнц не ушёл так быстро и сейчас легко решит проблему с освещением. Но за дверью не раздалось ни единого шороха. Впору было, и разозлиться, но первая леди страны взяла себя в руки.

— Хайнц, — рявкнула она вполне разумно. В ответ в лицо фрау Мерхель дунул холодный степной ветер, а ноги у щиколоток, где невесомо заканчивались брюки у туфель, окатило промозглой степной позёмкой. В нос ударил запах горелого гниющего мяса, дерева, пластика, резины и металла. Вместо услужливого Хайнца, в стороне, на призыв первой фрау фатерланда шумнул апрельский ветер в ветвях невидимого дерева.

— Хайнц, — не потеряла самообладания фрау бундесканцлер, — Что происходит? — как бы в ответ на вопрос темная и вязкая мгла вокруг опала, как рассыпавшийся плотный занавес. Над головой шикарно одетой женщины замерцал молочной россыпью звёзд Чумацкий шлях и хвостатые неправильные трапеции большой и малой медведицы. Запах гари усилился. Под подошвами элегантных туфель хлюпнула жирная, смешанная с золой и палёной отработкой — вода из лужи. Оступившись, Анхела вскрикнула от неожиданности. Студеная жидкость ожгла кожу ледяной волной, когда перехлестнула через край совершенства обводов правой туфли. Не давая опомниться, события наваливались на Мерхель смеживающимися валами неприятных сюрпризов. Кто-то шевельнулся справа, большой, непонятный сглаженный сумраком с землёй и чётко невидимый.

— Ай, Вар ист ду(Кто вы?)! О майне годт(О мой бог)! — в здании федерального правительства это вызвало бы волну возмущения, увольнения и последствия, а тут в ответ раздался весьма недовольный возглас на почти выученном в юности языке.

— Заткнись, дура! Пиндуй нах с дороги,— прозвучало справа из темноты, и невидимый абориген пояснил,— щас миномётом вмажут или снайпером! Идиотка! Куда лезешь на нейтралку! — вместо того, чтоб после выражений на русском языке бодро плюхнуться и проворно уползти в кювет,— Мерхель, обернулась, замерла, вслушиваясь в знакомый, но почти забытый язык. Зато впереди, которое стало теперь задом, засверкали выбросы огня. Бу-бу-бу-бу-бу-бу. Почти тут же бундеследи подбросило над дорогой от удара в правую стопу. Кто-то беспардонный и сильный сдёрнул правую туфлю вместе с ногой вбок, вверх и швырнул Ангелу в холодную грязную воду минометной воронки. Шестидесяти четырёх граммовая Пуля от КПВТ попала в каблук, пробила и разорвала резину, вошла воду, выбросила вокруг целую тучу брызг вместе с почвой куда ввинтилась, и успокоилась там после внушительного шлепка. Как и пуля, изысканно одетая женщина не остановила свой полёт до тех пор, пока не грохнулась в темную грязь воронки. Возглас негодования снова разорвал темноту, вызывая неизбежный ответ невидимого БТР. В этот раз незнакомец, который шипел как разозлённая кошка, не ограничился русским матом.

— Ёрш твою мать — на мою голову! — сильная и жесткая рука выдернула мокрую и ничего не понимающую немку из лужи посреди дороги, и потащила в кювет так быстро, что фрау не успела ни спросить, ни возмутиться. И ей пришлось, как тряпке за шваброй, волочиться по грязной, холодной и мокрой почве обочины. Мобильник от резких движений выскользнул из невесомой и гладкой синтетики кармана и благополучно затерялся в темноте, пожухлой листве и грязи.

— !ААААХ! Шметцхафт! (Больно!), — Далее неизвестный повалил госпожу Доромею в кюветную грязь, и сам, тяжело дыша, плюхнулся рядом в темноту, весомо придавив ранее опрятную женщину рукой к земле. Вернее в жидкую мешанину. Пулеметная очередь вспорола асфальт у воронки, две пули взбили столбики воды в луже, а остальные шесть раскрошили покрытие с неприятным тупым звуком. Будто мясник вбил топор мимо туши в пустую колоду на городском рынке. Сейчас поднимет инструмент, кусок поправит на отпиленном от ствола пеньке, да и отрубит точно и ровненько, как по-живому. Только ошмётки и осколки кости брызнут рядом на посеченный ранее разделочный кругляш. И точно, пулемётчик не собирался оставить безнаказанным покой ночи и прошёлся, не жалея патронов, вдоль дальнего кювета. Выстрелы стеганули сознание не хуже кнута снайпера. Боец сообразил вмиг — надо мотать. Пока нацики не перенацелили Пулешвырялку по нему и придурковатой бабе, возникшей из ниоткуда посреди неглубокой воронки на разбитой войной, погодой и человеческим безразличием — дороге.

Дядя Коля пришёл в свой дом, отпросившись у командира блокпоста. Жену, собаку, корову, курей, кроликов и прочих питомцев убило одним снарядом ещё летом, попутно развалив дом. "Хата" у шахтёра находилась на самой окраине Донецка во внутренней хорде воображаемого круга, между двумя улочками, что клином сходились к дорожному кольцу. Теперь за кольцом стоял блокпост ДНР, а напротив, через километр, позиции нацгвардии и ВСУ. Между ними "уголок" — домов в двести штук, на сужающемся к кольцу конусе ничейной земли. Самый второй от кольца стоял раньше дом дяди Коли. Целый. Ошибку исправил натовский сто пятидесяти пяти миллиметровый снаряд, выпущенный из польской "самоходки*, что выгрузили в Одессе в июне. Тётка Алёна в огороде привязала буренку к забору, предварительно сунула бычку ведро с разведённым в молоке силосом, чтоб не орал и мамку не отвлекал. Рядом терся о ноги и попрошайничал свежего молочка кот Васька. А собака, пёс — Шарик, неистово подскуливал и гавкал на наглого котяру, что норовил, как еврей, первым хапнуть теплого и сладкого молочка. Так их там и положил европейский фугасно-осколочный боеприпас. Рядышком. В огороде. Всех. После похорон, перекрестился шахтёр, сходил в храм, поставил за упокой и за здравие и попросил всевышнего, чтоб все эти гады из Европы или хоть один побывали в том Аду в котором оказался сам дядя Коля и его соседи по их молчаливому согласию... Хто ж знал, что пути господни настолько неисповедимы.