↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
...Сказитель ударил по струнам варварского инструмента с треугольным корпусом и завел речитативом:
— Я поведаю вам тайну!
Лишь святым и многомудрым
было до сих пор известно,
да сказителям бродячим —
прозревающие сердцем
в бормотании течений,
в дуновеньи горных ветров,
в шепоте травы и листьев
многое услышать могут.
Я поведаю вам тайну —
ибо должен сделать это,
был мне знак об этом свыше!
Раз дремал я у подножья
той горы, что вам известна,
той, где копятся годами
знания со всех окраин,
изо всех пределов мира,
изо всех эпох и царствий,
даже из садов Небесных,
тех, где персики бессмертья
в западных созвездьях зреют...
— Короче, — бросила княжна.
— Ладно, — сказал певец и снова дернул струны.
...Спал я как-то у подножья
той горы Ланъя священной,
где построена обитель,
в коей знания хранятся.
Был мой сон так безмятежен,
так...
Княжна выразительно посмотрела на него, и сказитель сбился, но тут же выправился:
— ...Был мой сон тогда нарушен
разговором юных служек.
Полагаю, эти служки
воплощают в мире смертных
дивных воинов небесных,
коим часто поручает
сам Небесный император
разносить благие вести!
Я поведаю вам тайну,
что в тот день от них услышал,
ибо вот что говорили
над моею головою,
за кустом меня не видя,
двое отроков архивных.
Княжна сделала движение, чтобы встать.
— Я как раз перехожу к делу, — сказал певец.
Княжна вздохнула и осталась на месте.
— ...Эти юные созданья
меж собою обсуждали
чудо некое, в котором
проявился дивный гений
старшего их господина,
лекаря, кому нет равных
средь живущих в Поднебесной.
Говорят, в нем воплотился
дух бессмертного Хуа То,
того самого Хуа То,
что прославился навеки
исцелением мигрени
полководца Цао Цао.
Был он принят после смерти
в сонм божественный Небесный
и с тех пор неоднократно
воплощался в нашем мире,
каждый раз он становился
лекарем, и превосходным,
тем, что вылечить способен
все расстройства организма,
выправить теченье в жилах
всяческих телесных соков,
тех, что инь и ян...
— Ты сказал, что переходишь к делу, — в голосе княжны слышались приближающиеся раскаты грома.
— Он сейчас перейдет, сестрица, — сказал князь Му. — Сейчас проглотит пару описаний телесных соков и расскажет, наконец, самое интересное. Ну?
— Да-да, конечно, — подтвердил сказитель. — Вот, уже:
Я услышал в ту минуту
о поднятии из мертвых
некоего господина,
а точней — об исцеленьи
бывшего почти что мертвым.
Был в обитель он доставлен
в год двенадцатый последней
эры прежнего правленья
бледным, хладным, бездыханным,
говорили, что в сраженьи
исчерпал до дна он силы
и не мог пошевелиться,
и не мог он слова молвить,
будто отлетели души —
те, предписано которым
уходить из тела с жизнью.
— На двенадцатом году Чэнпин? — быстро переспросила княжна, подавшись вперед. — Откуда доставили?
— И об этом скажу, — ответил певец.
Тренькнули струны.
— ...Был он с северной границы
привезен в повозке шаткой,
что скрипела и качалась
на крутых подъемах горных,
и заезженная кляча
волочила ту повозку...
— К гуям клячу, дальше! — воскликнула княжна. — Ты сказал — исцелен?
— Да, — с удовольствием подтвердил сказитель.
...Говорят, что старый лекарь
до самих Небес добрался
и просил за пациента,
он просил в судьбу вмешаться,
переправить иероглиф
в книгах Звездного владыки,
чтобы жизнь продлить больному
до обычных смертных сроков —
шестьдесят, а лучше больше.
И Нефритовый владыка
хоть на то не согласился,
но явил такую милость,
коей прежде не видали
никогда в подлунном мире!
Разрешил он выдать смертным
ради просьб святого старца,
многомудрого Хуа То,
коий...
— Не отвлекайся! — зарычала княжна. — Какую милость явил Нефритовый император?
— О, это самое интересное! — ответил сказитель. — Слушайте дальше.
...Разрешил владыка выдать
на два дня по счету Неба —
это значит, в мире смертных
получается два года,
или даже все четыре, —
драгоценный гроб хрустальный,
что качается обычно
на цепях в далеких скалах
в месте дивном и печальном,
там, на острове небесном,
что висит меж облаками,
гроб, в котором на столетья
похоронен был наследник
самого владыки Неба
и в котором тот наследник
вопреки прогнозам ожил,
ибо малая частица
душ его не отлетела
и в гробу восстановилась!
Я поведаю подробно,
как с царевичем небесным
это дело получилось...
Княжна зарычала и стиснула кулаки.
— Не волнуйся так, сестра, — сказал Му Цин, — он непременно поведает об этом, но не сейчас, а, скажем, завтра! — и выразительно посмотрел на сказителя.
— Конечно, — торопливо подтвердил сказитель. — Об этом в другой раз.
...Гроб доставили хрустальный
на Ланъя, святую гору,
в гроб больного опустили
и защелкнули на крышке
хитроумные запоры,
раздалось вокруг гуденье,
и пыхтенье, и ворчанье,
на прозрачных гибких трубках
в такт меха зашевелились,
нагнетая чистый воздух
и волшебные куренья
внутрь таинственного гроба.
День гуденье и пыхтенье
и ворчанье продолжались,
и другой был день, и третий,
на четвертый же сквозь крышку
стало всем наглядно видно,
как больной преобразился:
кожа щек порозовела,
и порозовели губы,
и хрустальную поверхность
затуманило дыханье!
И когда прошло два года —
или, может, все четыре —
на гору с Небес слетели
два Лю-цзя, те два посланца,
коих шлет всегда с вестями
сам Нефритовый владыка.
К лекарю они явились
за небесным артефактом
и забрать его хотели —
только гроб не открывался!
— Видимо, замки заело, — сказал Му Цин, нечаянно попав в такт.
— И что? — княжна вскочила. — Они его так и не открыли?
— Нет, — покачал головой сказитель. — У них не получилось.
— Пойду возьму топор, — сказала княжна. — Братик, я в Архив. Сшибу замки и вернусь...
— Погоди! — попытался остановить ее брат. — Что с этим-то делать? Благим вестником?
— Накорми как следует и никуда не выпускай. Вернусь — послушаю другие песни.
И выбежала из комнаты.
...Княжны давно и след простыл. Князь Му сидел у распахнутой двери, смотрел в теплую южную ночь и чему-то ухмылялся, качая головой.
В кухне, причмокивая, дрых сказитель, сытый до обалдения и пьяный до изумления. Губы его шевелились. Никто его не слушал, да если бы и услышал, все равно бы ничего не понял.
— Злобный Бхимахвата-швета, — бормотал сказитель. — Что огнем в ночи пылает...
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|