|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Предисловие.
[size=150] Предисловие. [/size]
По многочисленным просьбам читателей я возвращаюсь и заканчиваю третью книгу. На этот раз действие происходит в настоящем средневековом городе, в строго определенное время, с участием невымышленных исторических деятелей.
Насколько я понимаю, любители исторической литературы сами весьма грамотны и не нуждаются в лишних подробностях, которые будут отвлекать от сюжета и персонажей и замедлять темп повествования. В отличие от подробностей по мирам фэнтези, которых негде взять, кроме как в голове у автора, дополнительная информация по истории достаточно доступна, чтобы не повторять ее в каждой книге, где действие происходит в реальном мире.
Тем не менее, автор и герои будут упоминать некоторые даты, имена и технические детали, которые действительно необходимы для понимания сюжета, потому что без них необходимость искать дополнительную информацию замедлит темп восприятия книги больше, чем с ними. Искренне надеюсь, что у меня получилось подобрать разумный баланс в этом вопросе.
Если вы заметите некоторое несоответствие характеров исторических личностей известных вам описаниям, считайте, что это традиции и каноны жанра, восходящие к отцам-основателям.
Как и в предыдущих книгах, я продолжаю использовать упрощенную терминологию, и вы помните, почему. Также я все еще не считаю нужной стилизацию речи персонажей сверх необходимого минимума.
Поскольку в этот раз действие сильно привязано к реальным историческим событиям, я вынесу историческую вводную в предисловие. Можете ее пропустить прямо сейчас и прочитать, когда посчитаете нужным.
В Лигурийском море есть Генуэзская бухта, а на берегах бухты стоит по сей день богатый город Генуя с длинной и насыщенной историей. Куда бы Вы вложили деньги, случись Вам заработать их на Итальянских войнах? В ценности и таскать с собой? В недвижимость? В бизнес? Задавшись этим вопросом, Вы бы подумали, что надо вложить Ваши финансы туда, где они были бы защищены от невзгод военного времени, где бы давали стабильный доход и откуда их можно было при необходимости легко забрать. Например, в Банк Святого Георгия в Генуе. Этот банк работал с 1407 года и за сто лет заслужил очень хорошую репутацию.
Вот так его охарактеризовал Макиавелли.
'После того как Генуя помирилась с Венецией в конце знаменитой войны, происходившей между ними много лет назад, республика, будучи не в состоянии вернуть гражданам крупные денежные суммы, взятые у них взаймы, уступила им таможенные доходы и постановила, что каждый из кредиторов будет получать определенную часть от суммы таможенных сборов пропорционально той сумме, которую он дал взаймы государству, пока долг не будет погашен. А для того чтобы заимодавцы могли собираться для обсуждения своих дел, им уступили дворец, находящийся над таможней. Заимодавцы эти учредили между собой нечто вроде правления, избрали совет в составе ста человек для обсуждения всех общественных дел и комитет Восьми, который в качестве верховного органа должен был следить за исполнением решений совета. Все суммы, данные ими в долг государству, они разделили на акции, получившие название "места", а всей корпорации своей дали наименование в честь Святого Георгия. Когда было упорядочено таким образом внутреннее управление коллегии заимодавцев, а у Генуэзского государства тем временем случалась новая нужда в денежных средствах, оно стало обращаться к банку Святого Георгия за новыми займами. Он же, будучи достаточно богат и хорошо организован, мог удовлетворять эти просьбы государства. А оно, со своей стороны, отдав банку Святого Георгия таможенные доходы, стало давать ему в заклад свои земельные владения. Так дело дошло до того, что из-за потребностей республики и услуг банка Святого Георгия большая часть земель и городов, состоящих под управлением Генуи, перешла в ведение банка: он хозяйничает в них, защищает их, и каждый год посылает туда своих открыто избранных правителей, в деятельность которых государство не вмешивается'.
События книги начинаются в конце ноября 1521 года. Генуя на это время контролируется Францией. Во главе республики — дож и по совместительству французский губернатор Оттавиано ди Кампофрегозо, очень уважаемый человек из влиятельной семьи.
Тем не менее, отношения между Генуей и Францией складывались несколько неоднозначно.
В 1502 году Генуя встречала французскую армию и Людовика XII с цветами и красивыми девушками.
Но к 1507 году простым генуэзским трудящимся уже стало за что не любить и французов, и продавшихся им местных аристократов. Жирненький генуэзский средний класс поднял низы общества на восстание против французского губернатора Филиппа Роккабертена. Знакомые с демократическими процедурами горожане избрали Народное правительство с восемью трибунами и народным дожем Паоло да Нови. Оккупанты и компрадоры убежали, но обещали вернуться.
Вернулись они через шестнадцать дней с шотландской гвардией, шевалье де Баярдом и лично Его Величеством Людовиком XII. Генуэцзы защищались, но силы были явно неравны, и город пал. Народного дожа четвертовали за измену. Да, его признали законно избранным дожем. И осудили не как простолюдина за восстание, а как дожа, за измену республике. Генуя внутри городских стен весьма невелика, и мобилизационный ресурс у нее довольно скромный. Да и стены там на начало 16 века в не очень хорошем состоянии. На голой неожиданности можно победить распределенных по городу оккупантов, проспавших начало восстания, но с теми же силами нельзя отстоять город от наступающей небольшой, но армии.
Некоторую пользу из французской оккупации генуэзцы все же извлекли. В 1510 году французская Генуя отбилась от объединенной армии Папского государства и Венеции.
Прошло еще два года, и Джано ди Кампофрегозо с довольно скромной армией без боя освободил Геную, изгнал немногочисленный французский гарнизон и был избран дожем.
Еще через год Людовик XII вспомнил про Геную и поспособствовал семьям Адорно и Фиески в их многолетней борьбе против Фрегозо. Губернатором стал Антониотто Адорно.
Прошел еще год, и Фрегозо вернули себе Геную. Дожем стал дон Оттавиано. У Людовика XII других дел хватало, и Оттавиано правил как дож аж до 1515 года, в котором на престол Франции вступил Франциск I. Новый король вежливо предложил дожу признать французский суверенитет над Генуей и заниматься своими делами не как дож, а как французский губернатор. Дон Оттавиано подумал-подумал, да и согласился.
Тем временем, весь цивилизованный мир готовился к войне. К 1521 году продолжение Итальянских войн стало неизбежным. Прошлой осенью Карл Испанский в тяжелой политической борьбе выиграл корону Священной Римской Империи у претендовавшего на нее Франциска I. В ответ Франциск начал войну чужими руками. Роберт де ла Марк атаковал вдоль Мааса и был отбит Генрихом Нассаусским. Одновременно Генрих II Наваррский попытался вернуть себе трон, но потерпел поражение при Эсквирозе.
Император Карл тоже не зевал. 25 мая 1521 года Карл, к великой радости Папы Льва X, издал Вормсский эдикт, объявивший Мартина Лютера еретиком. Заодно Карл пообещал возглавляемому Папой семейству Медичи Парму и Пьяченцу, а Милан — семье Сфорца. Кому Карл пообещал Геную, никто пока не знал. Но точно не Франции. Генуэзцы считали, что Карл хочет забрать Геную себе и назвать бриллиантом в своей короне. Хотя рассматривалась и вероятность, что державы ослабят друг друга войной, и Генуя сможет вернуть независимость.
В июне Франция достигла успехов на испанском театре боевых действий, а в Ломбардии до поздней осени не происходило ничего примечательного, и почтенная публика ожидала, что до весны продолжения военных действий не предвидится.
Но в середине ноября Просперо Колонна, кондотьер на службе у Папы, с большой армией подступил к Милану, который защищал французский гарнизон во главе с Оде де Фуа. Гарнизон не нашел лучшего времени, чтобы напомнить, что солдатам и рыцарям задерживают жалование. Франциск I изыскал средства, но до Милана они не дошли.
Вот теперь добро пожаловать в Геную.
Пролог.
[size=150] Пролог. [/size]
Кто это вышел на прогулку темной ночью? Нет, это не честный горожанин, честные горожане в это время спят. Нет, это не стражник, стражники не ходят по крышам. Нет, это не преступник, преступники не ходят с пустыми руками. Может быть, это черт? Нет, здесь вам не Прага. Что Вы говорите? Кто, кроме черта, полезет в окно к магу и алхимику Иеремии Вавилонскому? Уууу... Думаете могущественному колдуну кроме тривиального черта некого вызвать пред свои ясные очи? Вы бы кого вызвали на его месте? Священника? Хорошая мысль, сразу видно доброго христианина. Нет, священника этот не вызовет, на его душу уже в аду приходную накладную выписали. В окно к нему лезет, чтоб Вы знали, succubus. Кто сказал 'девка'? Какая разница? Большая разница. Чтобы колдун девку в свою лабораторию пустил? Не, так не бывает. Нечить всякую пустит, а девку — никогда. Она или что-нибудь разобьет, или разболтает всему миру, что увидела. Так что запишите себе, succubus. Суккуб — нечисть специфическая. Приходит ночью исключительно к мужчинам, вводит их во всяческий соблазн и денег, что удивительно, не берет. Обратите внимание, эта особь к кому попало не приходит. Приходит к богатым, или к благородным, или к богатым и благородным. Эх, нет на нее серебряной пули. Нелегко придется славному городе Генуе в ближайшее время.
1. Снова вдова.
[size=150]1. Снова вдова [/size]
Первая ошибка — задержалась в Риме. Вторая — не смогла уйти от преследователя. Третья — решила, что смогла уйти.
Еще не поздно было покинуть город на семи холмах, переплатив лодочнику в три цены, чтобы он отвез в Фьюмичино прямо сейчас, не дожидаясь, пока Марта сходит в гостиницу за вещами. Но как-то неприлично женщине с положением в обществе путешествовать вообще без вещей. Хотя какое может быть положение в обществе у женщины, убившей мужа и его любовницу и убегающей от непонятно откуда взявшихся преследователей?
— Фрау Профос? — уточнил из вежливости человек с мечом. С ним в холл гостиницы вошли еще трое. На вид итальянцы, но не местные. Ходят и оглядываются.
Марта остановилась, почти толкнув его грудью. Наемник не отступил ни на шаг. Сзади носильщики со стуком поставили на пол ее дорожный сундук.
— Нет, — ответила Марта и оглянулась в поисках спасения.
— Вы арестованы.
— У тебя есть право арестовывать в Риме? — громче необходимого спросила Марта.
Чтобы выйти со второго этажа гостиницы на улицу, надо было спуститься с галереи над барной стойкой и пройти через трактир на первом этаже. Похоже, наемники рассчитывали схватить беглянку в номере и не ожидали столкнуться с ней в людном месте. Хоть в чем-то повезло.
— Тогда задержаны, — уточнил наемник.
— Я буду жаловаться! — крикнула Марта, сбросив с плеч теплую накидку с капюшоном.
Теперь уже все посетители смотрели в ее сторону. Высокая дама в ярко-красном платье, с рассыпавшимися по плечам рыжими локонами, с фигурой, которая привлекает внимание даже просто по силуэту, еще и с двумя золотыми цепями на шее.
— Давайте не будем усложнять, — вежливо предложил наемник, — Вас хотят видеть живой и здоровой.
— Давайте будем, — ответила Марта.
Выбирая гостиницу, Марта ориентировалась на три фактора. Лодка до порта Фьюмичино. Деловое общество, не паломники. Подданные Императора.
— Ich brauche Hilfe, — Марта обратилась к сидевшим за полным еды столом троим мужчинам, одетым как ландскнехты. Наверное, телохранители какого-нибудь купца.
— Ihre grünen Augen sind wunderschön, aber wir arbeiten nur für Geld, — с улыбкой ответил старший из них.
Наемник-итальянец растерянно переглянулся с товарищами. Похоже, никто из них не знал немецкого.
Марта бросила ответившему ландскнехту одну из своих золотых цепей. Ту, что потоньше. Тот перехватил цепь в полете, укусил и сунул за пазуху. Через мгновение все трое вышли из-за стола уже с мечами в руках.
— Это вы зря, — сказал итальянец, вытягивая меч из ножен. Двое его товарищей тоже достали мечи, а третий выскочил на улицу.
— Niente di personale, — мрачно произнес старший ландскнехт, глядя в глаза оппоненту.
Марта сделала вид, будто отходит к стене. На самом деле, ей надо было оказаться за спиной первого наемника. Трое на трое — расклад, который еще не гарантирует победу.
— Не торопитесь, — ответил наемник, — Мы заплатим больше.
Марта аккуратно достала скрытый за поясной сумкой нож и ударила наемнику в спину. Примерно в левую почку.
Итальянец вскрикнул и схватился за рану, опустив меч.
Старший ландскнехт легким выпадом пронзил ему сердце.
Трое против двоих. Итальянец, которому достался один немец, победил за явным превосходством чуть ли не третьей атакой. Раненый в живот ландскнехт выронил меч, плюхнулся на задницу и попытался отползти под стол, отталкиваясь ногами. Зато другой итальянец, которому достались двое противников, за это время уже проиграл вчистую, пропустил удар в голову и повалился на пол.
Двое против одного. Последний наемник мог бы и убежать, но не успел. Ландскнехты оттеснили его от выхода, теперь он защищался, забившись в угол. Надо сказать, защищался неплохо, его еще ни разу не зацепили.
Марта открыла сундук. Сверху лежала купленная еще в Ферроне короткая пятизарядная аркебуза. Перед выходом Марта забила в ствол все пять зарядов, подсыпала порох на пять закрывающихся полок и закрепила пять сухих фитилей.
Свеча на столе — на первом фитиле мелькнул огонек.
Дверь на улицу распахнулась, в проеме появился тот наемник, что только что выбежал, а за ним еще несколько человек с оружием. Даже вроде с аркебузой.
Марта выстрелила в дверной проем и тут же присела.
В двери закричал раненый, его отбросили в сторону, и стрелок не целясь выстрелил в сторону Марты. Почти попал, пуля сбила подсвечник.
Ландскнехты отвлеклись, и зажатый в угол итальянец отбил меч старшего левой рукой и ловким финтом пронзил живот младшего.
Старший ландскнехт отскочил назад, к Марте, яростно ругаясь по-немецки. Почтенное общество в зале не собирались приходить кому-то на помощь и с интересом смотрело на сражение.
Марта подожгла еще два фитиля от упавшей на пол свечи и высунулась из-за стола. Не такое уж и большое подкрепление пришло к наемникам. Парень с пулевым ранением, стрелок, сменивший разряженную аркебузу на меч и еще два человека с мечами, один из них одет заметно богаче остальных. Зато итальянец в углу бросил оружие и пытается остановить кровь из жестоко разрубленной левой руки.
Марта выстрелила в 'главного'. Попала, но плохо, примерно в нижнее ребро. Сразу точно не умрет, значит остальные не разбегутся.
Ландскнехт бросил взгляд на ее оружие, удивленно присвистнул и приободрился. Он не ранен, перед ним всего двое врагов, а здесь еще три выстрела.
Наемники бросились в атаку. Они не ожидали, что их встретят стрельбой, тем более не ожидали второго выстрела, но теперь-то можно. Не арсенал же у этой бабы под столом.
Арсенал. Третий выстрел всего с пары шагов. Один из наемников в последний момент чудом увернулся, а второму пуля попала в правую руку. Ландскнехт не подвел и зарубил сначала раненого, а потом и последнего, которому, похоже, частицы недогоревшего пороха попали в глаза.
Итальянец с разрубленной рукой намотал вокруг раны весь свой дублет, поднял меч и отступил к выходу. Подстреленный первым его товарищ с растекшимся по боку пятном крови поднялся с пола и, скривив лицо, попытался помочь встать 'богачу'. Тот вскрикнул.
— Бегите, — сказал 'богач', — Я не встану.
— Ничего личного, — сказал ландскнехт, — Я не буду преследовать.
— Эй! — крикнула Марта забившимся под лестницу носильщикам, — Я ухожу!
Носильщики подхватили сундук и двинулись за ней.
— Кажется я знаю, кто ты, — сказал ландскнехт.
— Ты даже не представляешь, — сказала Марта.
Проходя мимо того раненого врага, который выглядел богаче остальных, она остановилась и направила аркебузу ему в голову.
— Последнее слово?
— Последнее слово я скажу священнику, — ответил раненый.
Марта спустила курок. Четвертый, так и не подожженный, фитиль ткнулся в полку. Рука дрогнула, и порох разлетелся по полу.
— Черт с тобой.
Не прошло и часа после того, как за Мартой и носильщиками закрылись двери, как все следы побоища были стерты. Мертвые ландскнехты и итальянцы обобраны до нитки и вынесены во двор, чтобы завтра отправиться на кладбище. Пятна крови залиты водой и щелоком.
Раненый в живот ландскнехт за это время умер, а оставшегося лежать 'богача' определили как француза и дворянина. Сделали вывод, что жаловаться властям воюющего с Францией Папского государства он точно не будет. И, не то устрашившись предсмертного проклятья, не то удовлетворившись пятью золотыми флоринами, отнесли лечиться в ближайший монастырь, коих в Риме видимо-невидимо.
Покойный Маркус из Кельна был очень богатым человеком. И деньги он хранил в подходящем банке для очень богатых людей. В Банке Святого Георгия в Генуе. Вот только получить их единственной наследнице оказалось непросто.
Марту провели наверх, где ее принял Альфонсо Тарди, чья должность официально называлась consigliere, а неофициально — 'советник по особо пакостным делам'. Раньше Марта уже была в Генуе, и Тарди видел ее с мужем.
Пару минут после встречи генуэзец просто смотрел на посетительницу, и в его глазах как будто мелькали цифры и картинки. Он вспоминал, что за женщина сопровождала Маркуса во время его прошлого визита в Банк. Несколько лет назад Маркус взялся за перевозку золота и привез груз в целости и сохранности, хотя по пути потерял убитыми и ранеными всех сопровождающих кроме жены и отправил на тот свет несчетное множество разбойников. У Марты тогда было серое от порохового дыма лицо, руки в ожогах от раскаленных стволов и рваное старое платье, зашитое на скорую руку. Зато муж выглядел как новый, хотя его красный костюм ссохся и потрескался от засохшей крови. Чужой крови.
Будь она итальянкой, Тарди опознал бы ее быстрее, но южанам все северяне на одно лицо. Фас, профиль, цвет глаз, цвет волос, рост, и особенно размер груди.
— Что-то не так? — спросила Марта, когда пауза затянулась.
— Все так, сеньора, — медленно сказал Тарди, — Вы изменились, и многие изменения Вам к лицу.
На самом деле, Марта, к его удивлению, внешне, почти не изменилась, а к лицу ей пришлось новое бархатное платье.
— То есть, Вы узнали меня, узнали перстень-печатку, и секретное слово я назвала верно?
— Да сеньора, — кивнул Тарди, — бесспорно, Вы имеете право получить наследство. Но мы не можем выдать Вам вклад Вашего мужа по другой причине.
В Банке хорошо помнили, кем был Маркус, поэтому долго думали, что хуже: не выдать вклад вдове, или выдать, а потом узнать, что Маркус на самом деле еще не умер.
— Аргументируйте, — потребовала Марта.
— Нам необходимо юридически значимое доказательство его смерти. Если он жив, то только он сам может получить свои деньги. Он уделил этому пункту договора особое внимание.
Тарди сел обратно за стол и посмотрел в пергамент, где были записаны условия выдачи наследства, и прочитал:
— Перед выдачей моего вклада даже законному наследнику, выполнившему все вышеуказанные условия, убедитесь, что я действительно мертв. Не является удовлетворительным выполнением обязательств со стороны Банка выдача вклада наследнику в то время, когда наследодатель жив. Однако же, прошу не выставлять заведомо невыполнимые требования к доказательной базе по поводу моей смерти. Рассчитываю на Ваше благоразумие и оставляю наследнику право в спорных случаях искать правосудия в более высоких инстанциях.
Марта прикусила губу. У нее действительно не было ни одной бумаги, где бы сколько-нибудь значимый человек удостоверил, что Маркус мертв. Она рассчитывала, что перстня и пароля хватит, чтобы получить наследство, и совершенно не ожидала дополнительных условий. Если бы тогда засвидетельствовать смерть Маркуса по всем правилам, с подписью графа де Круа и бургомистра Швайнштадта, вопросов бы сейчас не возникло. Но Марта в свое время об этом не подумала. Выкопать труп ради опознания было бы технически возможно, но опознать его все равно бы не удалось — Маркуса убили несколькими ударами в голову. Даже хоронили его в закрытом гробу, то есть, никто из присутствовавших на похоронах не смог бы поклясться на Библии, что в гробу лежал именно Маркус. Сколько-нибудь пригодным аргументом была бы клятва Максимилиана де Круа. Но где его искать? Последнее, что Марта о нем слышала, это то, что он уехал во Францию, где на большом турнире преломил копья с английским чемпионом, и не был выбит из седла, за что был представлен королю французскому и даже получил от него какое-то задание.
Чтобы его найти, понадобилось бы добраться до Круа и спросить его жену, а потом разыскивать мужа там, куда его отправил король. При условии, что жена сообщила бы адрес мужа бывшей любовнице. И что муж оказался бы жив, а то короли любят посылать рыцарей на верную смерть. Если подумать, то можно и не трудиться. Мессир де Круа, хотя и не сомневался в смерти Маркуса, не смог бы подтвердить под присягой ни обстоятельства смерти Маркуса, ни опознание тела в гробу.
С другой стороны, до Генуи уже дошел слух, что Маркус мертв, и с вдовы просили не столько доказательств, сколько формального подтверждения.
— Мои слова могли бы подтвердить бургомистр города Швайнштадта на Рейне или мессир Максимилиан фон Нидерклаузиц, женатый на графине де Круа.
— Могу я попросить письменного подтверждения, с необходимыми подробностями, в виде и с формулировками, достоверность которых можно проверить?
— Это решаемый вопрос, — надменно ответила Марта, высоко держа голову.
Выйдя из Palazzo San Giorgio на площадь Карикаменто, Марта не заметила, как за ней увязался уличный зубодер, который удалял зубы страждущим прямо на улице перед банком.
Марта переоделась в домашнее и осторожно выглянула из окна. Вроде бы, никого подозрительного. Надо позвать горничную и попросить подать ужин сюда, чтобы лишний раз никуда не ходить.
— Тук-тук-тук! — какой-то мужчина постучал в дверь и продублировал стук голосом.
Марта вытащила из сумочки 'волшебный пистолет', мгновение подумала и сунула его обратно. Взяла кинжал и подошла к двери, держа клинок в левой руке и скрывая его складками юбки.
В двери была щель. Марта смогла понять, что гость одет в мешковатый балахон, не имеет пояса с оружием и ничего не держит в руках.
— Кто там?
— Доктора вызывали? Зуб мудрости удалить не желаете? — отозвался бодрый голос из-за двери.
— Антонио Бонакорси?
— Он самый. Открывай.
Марта чуть замешкалась, но открыла. Мало ли бывает в жизни случайностей.
— Только не стреляй, — были первые слова вошедшего.
— Черт! — всплеснула руками Марта, — Так ты тоже с ними?
Сюрприз. Убить его сразу или сначала поговорить?
— В Генуе пока я один. Уже третий месяц тебя жду.
Можно поговорить. Убить всегда успеется.
— Где ждешь? Я приехала только вчера, а ты уже тут как тут.
— У Банка, где же еще. Сижу там с утра до вечера, людям кровь пускаю, зубы дергаю, камни глупости удаляю.
— Камни глупости? — удивленно спросила Марта, — Правда?
— По правде сказать, ни одного еще не удалил. Кто же на улице при всем честном народе признается, что у него пора камень глупости удалять?
— Зачем тогда говоришь?
— Квалификацию показываю. Камень глупости — серьезная операция, ее кто попало не делает. Надо вскрывать череп, потом тянуть, вроде как зуб. Не каждому по силам.
Бонакорси почувствовал себя увереннее и плюхнулся в кресло. Марта осталась стоять.
— Почему ты один? Где все остальные?
— Я их отправил искать тебя в Риме. Нашли?
— Нашли.
— Сколько их осталось?
— Примерно на пять меньше, чем было. Кажется, я застрелила главного. Но как, черт возьми! Ладно, ты знал, что я могу пойти в Банк, но как можно найти женщину в Риме? Почему они не искали меня в Венеции или еще где-нибудь?
— Один мой знакомый, — усмехнулся Бонакорси, — покойный, сказал бы 'Вот ты, Марта, вроде умная, а смешная'. Ты могла поехать на север, юг, запад и восток. Восток отпадает, по венецианской территории сразу разослали твое описание. На Север ты бы не поехала, потому что очевидно, что ты попытаешься сбежать на родину.
Марта кивнула.
— На запад, в Геную, ты не могла привести за собой хвост. Я-то знаю, что Маркус держал тут свое золото. Хотя мог знать кто-то еще и начать поиски оттуда. Тебе надо было отсидеться где-то, где тебя не знают, куда легко добраться и где много иностранцев, среди которых можно затеряться. Что остается? Рим!
— Рим огромный город. Как меня нашли?
— Я сказал им, как тебя искать. Рост и вообще фигура, — Бонакорси обрисовал руками пышный женский силуэт, — важная примета. Ты выше большинства итальянок, и округлости у тебя очень заметные. Талия тонкая, ноги длинные. Рыжие волосы и светлая кожа. Походка, при которой грудь не качается. Ты замечала, что ходишь плавно, как будто у тебя ведро воды на голове?
Марта подошла к столу, положила кинжал, налила воды в маленькую чашку, поставила чашку на свой пышный бюст и прошлась от стены к стене. Не пролилось ни капли. Бонакорси проводил ее мечтательным взглядом.
— Вот-вот. Еще у тебя всегда с собой пистолет, а это такая штука, которая обычно из сумочки выпирает. Много женщин подойдет под это описание?
Марта пожала плечами. Бонакорси продолжил.
— В высшее общество в Риме ты не вхожа, если полезешь в низшее, то будешь там диковинкой, о которой весь город будет знать через день. Остаются приюты для паломниц при женских монастырях и гостиницы среднего класса. В гостиницах одиноких женщин раз-два и обчелся. Назвалась паломницей — посещай святые места, постарайся увидеть Папу. Верно?
Марта опустила глаза.
— Три человека должны были просто ездить за Папой и смотреть по сторонам, остальные — обходить гостиницы и монастыри.
— Они меня только спугнули!
— Мне и не надо было, чтобы они тебя поймали, — самодовольно усмехнулся Бонакорси, — Они не знали, что ты Фрау Профос, а я не сказал. Меня бы отлично устроило, если бы они спугнули тебя с юга, чтобы ты села на корабль и приехала сюда. Кстати, раз уж мы беседуем, и ты не хочешь меня убить, не расскажешь, кому ты перешла дорогу?
— Я думала, это кровная месть за ту девку, — растерянно ответила Марта, — у вас же бывает такое.
— Ха! За тебя дают двести флоринов золотом и просят привезти, цитирую, 'В таком состоянии, чтобы она могла говорить'. Очень серьезные люди.
— Кто? Я же ничего такого не знаю.
— Хм... Ну могу подсказать, что не Папа и не кардиналы. Судя по тому, что тебя выпустили живой из Рима. Не генуэзцы, раз ты спокойно вышла из Банка. Не Аурелла Фальконе, для нее это слишком дорого, и вообще никто из Ферроны. Остаются венецианцы, французы, и люди короля Карла.
— Карла Испанского? Причем здесь он?
— Не он сам, а его люди. Может и не при чем, но нам интересно, кто может заплатить за сведения о человеке двести флоринов, а они могут. Война между королем Карлом и королем Франциском уже вовсю идет. На носу битва за Милан, а там и до Генуи доберутся.
— Понятно, — Марта задумчиво прошлась туда-обратно по комнате и остановилась спиной к Бонакорси у стола. Больше он ничего полезного не знает. Кинжал или пистолет? Выстрел услышат, значит, кинжал. До кресла два шага, внезапно ударить не получится. Но звать на помощь он не будет. Вскочит с кресла. Надо будет ударить снизу вверх, в сплетение. И оставить кинжал в ране, чтобы он тут все не забрызгал. Что сказать в отеле по поводу трупа? 'Хотел обесчестить, я защищалась'? С такой легендой можно не беспокоиться насчет тишины. Когда-то похожая ситуация уже была...
— Теперь моя очередь задавать вопросы. Почему ты убила Франца?
— Глупый вопрос, — фыркнула Марта, — Сам знаешь.
— Только не говори, что убила его за супружескую измену. Если бы каждая женщина, которой муж наставил рога, бралась за пистолет...
— Он так и сказал, черт его побери! — вспылила Марта, — Я не каждая! Я особенная! Редкостная! Единственная!
— Не хочешь — не говори, — пожал плечами Бонакорси, — а кто была та девка?
— Не знаю и знать не хочу. Ты сам должен знать. Ее должны были похоронить и отпеть.
— В том-то и дело. Ни одна женщина в городе не пропадала. Феникс похоронил ее в безымянной могиле.
— Феникс? Он-то здесь при чем?
Под именем Феникс в Ферроне проживал рыцарь с непроизносимой немецкой фамилией, ранее известный как оруженосец Мокрая Курица. В последний день 'Турнира В Честь Сотворения Мира' он был посвящен в рыцари, в тот же день в бою был ранен и задержался с отъездом. Виолетта Сфорца предложила ему должность коменданта замка Святого Альберта со всеми социальными гарантиями. Сирота Феникс, у которого за душой не было ничего кроме выигранных на турнире доспехов, согласился.
— Он организовывал похороны Франца. Твой муж, оказывается, сделал себе положение в обществе. На похороны пришла вся улица Богачей. Ты точно не знаешь, чем он занимался?
— Не мог он заниматься ничем таким, за что платят двести флоринов! В Ферроне есть только одна интрига, Виолетта Сфорца против Ауреллы Фальконе. Но у дочки с матерью, кажется, перемирие.
— Точно, перемирие, — подтвердил Бонакорси, — Аурелла знает что-то такое, что подорвет репутацию Виолетты среди Сфорца. А то Виолетта давно бы ее скушала.
Марта отвернулась, чтобы гость не заметил, как она покраснела. Она тоже некоторым образом участвовала в этом конфликте.
— Как сказал бы один мой знакомый, покойный, 'двести флоринов мне друг, но триста флоринов — больший друг', — нарушил молчание Бонакорси.
— Какие еще триста флоринов! — возмущенно обернулась Марта.
Бонакорси увидел кинжал у нее в руке.
— Маркус не тратил жалование, — быстро продолжил он, — Он контролировал торговцев и получал все, что хотел, бесплатно. Ему платили сорок императорских гульденов каждый месяц. Это почти пятьсот в год. При Мариньяно он уже был богат и при должности. Рискну предположить, что одного жалования он успел отложить не меньше двух тысяч флоринов. Плюс его доля трофеев. Плюс то, что он забирал из конфискованного имущества осужденных. Деньги он вкладывал через торговцев, которые скупали у солдат золото с камнями, добычу, снятую с трупов на поле брани и с живых в городах. Это сотни процентов прибыли при перепродаже ювелирам в Генуе. В Банке должно быть больше десяти тысяч. Плюс проценты. Кто разговаривал с тобой в Банке?
— Тарди, — ответила Марта, которая не смогла подобрать выражений для решительного отказа, настолько ее поразила наглость собеседника.
— Если Тарди, значит точно больше десяти. Но меньше пятидесяти, тогда бы с тобой говорил кто-нибудь из Фрегозо или Адорно.
— Ты... Ты круглый идиот! — пришла в себя Марта, — Что такого ты можешь сделать, чтобы на ровном месте дать тебе триста флоринов? Тебя дешевле застрелить прямо здесь! Да за пять флоринов тебя закопают в подвале гостиницы, а за десять выкопают, засыплют известью и закопают еще раз! — прокричала она, размахивая кинжалом.
— Могу помочь тебе скрыться. Могу подготовить тебе надежное место в Генуе, где тебя никто не найдет и искать не будет. В отличие от гостиницы, ха-ха. Могу организовать любой маршрут и любую легенду, тебе даже на улицу выходить не придется. Могу пустить других по ложному следу. Могу сфабриковать твою трагическую гибель. Достаточно?
— Сукин сын! — выдохнула Марта. Кинжал не влез в ножны, руки у нее дрожали.
— Я, конечно, не настаиваю, двести флоринов больше, чем ничего.
— У меня нет трехсот флоринов. И двухсот тоже нет. Они не отдают мне деньги, — призналась Марта, — Они хотят видеть юридически значимое доказательство смерти Маркуса.
— Тогда четыреста, и я помогу тебе получить деньги. Согласись, остаться без четырехсот флоринов не так печально, как остаться без десяти тысяч.
— Жалкий зубодер, ты совсем обнаглел? — Марта подошла к сундучку со своими вещами и вытащила оттуда аркебузу, приклад которой был украшен цветными гвоздиками, — У тебя не было столько пациентов, сколько я убила мужчин! Ты будешь не вторым и даже не сто вторым!
— Я же не прошу деньги вперед, — вздохнул Бонакорси, — если ты не доверяешь мне, может быть, маэстро Горгонзола вызовет больше доверия?
— Он тоже здесь, в Генуе?
— Да. Как раз его мастерскую я предлагаю тебе как убежище. Собирайся. Сразу у выхода — закрытый паланкин.
Мастерская художника, в отличие от гостиницы или монастыря, не говоря уже о жилых кварталах, это такое место, к которому требования общества, касающиеся конформизма, сильно занижены. В мастерскую могут привозить в любом количестве любые материалы — мрамор, бронзу, ткани. В мастерской могут устроить литейную и сжигать немыслимое количество дров каждый день. В мастерской могут строить корабль на колесиках или дракона на шагающих лапах. В мастерскую могут приходить люди из всех слоев общества и всех возрастов — от богатых заказчиков до нищих претендентов в подмастерья. Даже если на огонек заглянут ведьмы с шабашем, видавшие виды соседи и ухом не поведут.
Художнику, в отличие от ремесленника, позволено многое. Его не контролируют гильдии. Он может работать ночью. Ему простительно бывать пьяным и устраивать глупые розыгрыши. Ему не завидуют, когда он вдруг становится богат, потому что слишком часто богатство творческого человека сменяется бедностью. Его не осуждают за резкие вспышки эмоций и за периодические депрессии. Все почему? Потому что непреходящей жизненной ценностью считается стабильность бытия, бережно передаваемая от поколения к поколению, которую Бог не даровал творческим людям.
Горгонзола вписался одним из проектировщиков и ответственных производителей работ в недавно начатое францисканцами строительство Базилики святейшего Благовещения. Под мастерскую он снимал дом неподалеку. Поскольку строительство шло по-средневековому неспешно, он занимался всеми возможными подработками, связанными с живописью, скульптурой и архитектурой. Конечно, не один, а с уже сработавшейся за год бригадой из своих родственников и местных специалистов.
— Они боятся поверить, что Маркус мертв? — переспросил Горгонзола, — тогда пусть они поверят, что он жив. Но это тебе будет дорого стоить.
— Ты вызовешь его дух? — вздрогнула Марта.
— В некотором роде. Маркусом будет он, — Горгонзола указал на Бонакорси.
— Я? — удивился тот.
— Если бы под рукой не было тебя, я бы не стал и начинать. Но ты в некотором роде его ученик, некоторые его жесты и фразы ты копировал все те годы, пока был лейтенантом стражи в Ферроне.
После битвы при Мариньяно, Маркус провел некоторое время в многократно уже упомянутой Ферроне — маленьком городке на венецианской территории. Его задачей было навести там порядок, с чем он успешно справился, перетряхнув всю управленческую структуру. Пользуясь случаем, начинающий уличный зубодер Бонакорси поднялся при Маркусе до лейтенанта городской стражи, на каковой должности и провел больше четырех лет, вернувшись к медицинской практике после очередной смены власти в городе.
— Но разве я внешне похож на него?
— Не очень, но мы сделаем, чтобы был похож...
— Нет! Не надо лить на меня кипящее масло!
— Я сделаю маску на половину лица, которая будет точь-в-точь как ожог у Маркуса.
— А остальное? — удивилась Марта, — Маркус был на два дюйма выше, у него был не такой нос, другие уши, совершенно не такой взгляд, другая походка, волосы заметно светлее. По его рукам было видно, что он часто стреляет из порохового оружия, а у нашего актера руки врача.
— Это все решаемо, — ответил живописец, — Зато глаза тоже серо-голубые, похожий овал лица, телосложение не сильно отличается. Я бы не взялся сделать Маркуса из круглолицего и кареглазого толстячка.
— Но в Банке есть люди, которые видели живого Маркуса.
— Когда? Семь-восемь лет назад? Антонио не будет похож на Маркуса, который провалился в ад тогда и вылез сейчас в таком же виде. Он будет похож на Маркуса, который прожил восемь лет, полных событий, и не заинтересован, чтобы его узнавали.
— Рискнем? — спросила Марта.
— Рискнем! — ответил Бонакорси.
— Это будет стоить тысячу флоринов, — сказал Горгонзола.
— Согласна, — махнула рукой Марта. Других вариантов у нее не было, она бы согласилась и на две. Горгонзола заломил бы и три, но он не знал, насколько велико это наследство.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
