Моя борьба))

МОЯ БОРЬБА :о)).

История первая

Аз есьмь!

"Восьмое марта близко-близко...

Не подведи меня пиписка!"

Как всякая история, эта тоже имеет свое начало. И началась она где-то месяцев за девять до моего рождения. Собрались, в пятницу, отметить восьмое марта два верных, старых друга, два однополчанина... с семьями.

Однако следует представить читателю собравшихся — хозяин дома, Фатеев Александр Ефимович, сорока одного года от роду, метр девяносто два росту, вес 107, живота нет. Муж солидный, при власти, как-никак начальник отдела промышленности в Заводском районном комитете партии трудящихся... характер имеет крутой, волю железную, но не злопамятен вовсе и, как многие сильные люди — добродушен. Образование высшее. Супруга его — Фатеева Ангелина Григорьевна, тридцати четырех лет. Дама. Светская, яркая, стройная, ухоженная, своевольная, волевая и что, нехарактерно для жен руководящих работников, весьма умная. КМС по пулевой стрельбе и КФМН по математике, работает завлабом в каком-то ПЯ. Дочь их старшая — Евгения Александровна, соответственно. Четырнадцати лет и трех месяцев от роду, росту в ней полтора метра (с кепкой, и в кого пошла?!), характер живой и веселый, глаза....эээ....глазищи... синие-синие, ноги длиннные-длиннные, попа небольшая, круглая и даже на взгляд упругая как, мячик волейбольный, и уже даже слегка имеется груть! Ну и сестрички её — Светка и Варька, шести лет, двойняхи. Непоседы и нахалки, а больше про них пока и не скажешь ничего. Проживает все это семейство в одном из сибирских милионников.

А в деревушке неподалеку от областного центра живут гости — Ерофеев Константин Степанович, сорока одного года от роду. Крестьянская косточка, метр девяносто пять росту, вес 110, брюха тоже нет. Мужичина открытый и веселый, но вспыльчивый. Академией не кончал, работает в селе механизатором, и поскольку не алкаш, имеет там роскошную (по тем временам) усадьбу. Здоровенный дом со всеми благами, с отапливаемой мансардой, сад, огород, теплица, баня, гараж и всё такое... А также есть у него жена, сын и три дочки. Не дурак. И выпить и закусить. Активно симпатизирует хозяйке дома (не без взаимности, но все сугубо в рамках приличий). Сыночек его, (семнадцати лет и десяти месяцев) Евгений Константинович — шалопай, гитарист, юморист, хоккеист... заканчивает автокурсы при ДОСАФе. Тоже метр восемьдесят девять, ...пока... Дочка Дашка, пятнадцати лет, дрына (метр семьдесят шесть!) тощая и ехидная, в тихушку уже облизывается на Александра Ефимовича (разумеется безо всякой взаимности), много о себе понимает, характер склочный. Не в папу. Дочка Саша, одиннадцати лет. Тихоня, себе на уме, ботаночка, умничка и в куклы любит играть. Дочка Люська, двух лет. Осталась с мамкой Ниной дома в деревне Емельяновке писяться в штанишки.

Ну, вот... и теперь, когда Вы всех уже знаете, можно рассказывать дальше, как оно все вышло... Сидели пили в разнобой, мадера, старка, зверобой...это у взрослых, а мелким налили морсу и дефицитных фанты и пепси. А тем, что постарше по пол фужерчика Шампани. Сказали тост за прекрасных дам (и не дам), благо их аж их шесть штук разнокалиберных за столом набралось, и разогнали молодеж и подростков из зала по квартире. Благо у партийного бонзы многодетного квартира большая, пятикомнатная. Двойняшки Светка и Варька, Сашку и Дашку к себе забрали, куклами хвастаться, а Евгения свет Александровна Евгения же свет Константиновича к себе увела, о музыке беседовать, ...мда.

Потом были чай и танцы. Эти шесть дам и недодам утанцевали двух бывших морпехов до непристойного дрожания коленок. И вынуждены мореманы были отступить на лоджию, табак курить. Девицы мгновенно посягнули на Женьку Константиновича. Пришлось Евгении Санне срочно спасать безмерным трудом нажитое (целовались уже два года как... любовь...), и разгонять всех обратно по углам... что она с удовольствием и проделала. Ангелина удалились к мужикам на лоджию, тоже курнуть в тихушку. Евгений был уведен в светелку Евгении, а остальным не осталось иного, как продолжить игры в куклы. У близняшек. Или танцевать друг с дружкой. Но не долго тишина и покой царили в доме.

Только старшие снова сели за стол, только разлили по маленькой, только приняли на грудь... как из Женькиной из спальни... раздался пронзительный, тоненький — толи писк, толи взвизг. И мужики стремительно ломанулись спасать и защищать. Но было поздно. Свершилось! Влепив сыночку оплеуху, Константин Степанович тихо и отчетливо произнес: "Ох! Мать мою — аристократку! Убью гада! Прям щас! Жопу хоть прикрой!.. Опозорил на! Ух! Стыдоба-то!! Конь ты... сынок, педальный!"

Жека помотал головой и, подтягивая джинсы, виноватым басом хрюкнул — Па! Я же не хотел! Оно само так вышло! Дядь Саш, теть Анжел! Я же и не думал я даже! Оно случайно...само...! А Женька верещала где-то там, снизу. Но громко! — Не бейте его! Он хороший! Не хотел он! Не хотели мы! Мы только поцеловаться... хотели! Я его всегда люблю!

Александр же Ефимович потрясенно выдохнул: "Нет! Ну, это ж надо же! Мы там сидим, так сказать, планируем еще только, а они уже проводят решения руководства в жизнь! С опережением графика, так сказать! Ну, товарищи народные заседатели, и что теперь делать будем, а...? Степаныч?" Слегка придя в себя Степаныч таки изрек: " Как чего? Чего решили, того и будем! Женить засранца будем! Напакостил — женись! Игрун, на! Весельчак-жеребчик! Ему в мае в армию идти, вот пусть и идет. Женатый. Ибо нефиг тут...Да!" Тут возмутилась подоспевшая Ангелина Григорьевна: "Как женить? Девочка восьмой класс заканчивает, ей в школе еще два года учиться, а потом в институт поступать, она же не сможет, дети же пойдут! Вы что, мужчины, не понимаете?!" Точку в дискуссии поставил Александр Ефимович. "Правильно! Правильно Степаныч говоришь! Поженим и точка! А жить пока раздельно будут. Нефиг хвостом вертеть! Довертелась... вертихвостка! Пока твой отслужит, моя школу закончит, в институт поступит. Квартирку я им выбью...а там, как сами знают, своим хребтом..., как мы с тобой! В общем, поженим, а там как бог даст!" — завершил тему законченный атеист. В разговор встрял оторопевший жених: "Ну.. я.. это.. и согласный вовсе...тока кто ж нас поженит....молодая же она ищщо! Женька-то...".

"Да!!? Неужели!!! Согласный он!" Ехидно откомментировал Женькино заявление будущий тесть. "Молодая она! Заметил наконец?!! Орел, ты наш! У меня...", веско продолжил он — "...у меня поженят! У меня кого хочешь поженят! У меня не забалуешь!"

И точно, через неделю в районной книге регистрации браков появилась запись подтверждающая факт законного бракосочетания гражданина Ерофеева Е.К. и гражданки Ерофеевой Е.А. ( в девичестве Фатеевой Е.А.). А еще через месяц молодые получили ордер на однокомнатную квартиру в новенькой девятиэтажке. Мебель завезли, квартиру закрыли, а ключи отобрали... Ибо "Нефиг!", как метко заметили отцы...Опуская ключ в карман, Степаныч задумчиво произнес: "...А свадебку справим, детки! Непременно справим! Но... попозже, как подрастете малехо..., где-то так, после армии!". И подумал про себя: "С одного-то раза глядишь не и залятит невеста!". С того самого вечера, с восьмого марта одна тыщя девятьсот семьдесят (9) лохматого года, имел я полное право сказать о себе... "АЗ ЕСЬМЬ!"

История вторая

Безотцовщина

...И ей он больше не жених...

А папаню Женьку в мае и вправду забрили в армию, в автороту артиллерийского полка. Проводили его как и положено в деревне, с гулянкой под самогонку, с песняками и танцульками. Была на проводах и супруга его Евгения Александровна (о чем правда никто кроме родных не знал), с родителями и сестрами. Ревела всю гулянку. Вцепилась клещем в Женьку, даже покурить одного не пускает, ревёт и шипит на всех как кошка лесная. Особенно на местных девок. Если кто ближе 3 метров подойдет. Собирались девчонки ей даже за это ряшку поцарапать, да случая у них не представилось. И выпить она ему не дала, почти ни грамма, так стопочку первую разрешила и больше ни-ни. Он в письмах потом все ворчал, что дескать все дружки его, как люди — вдрызг, а он один как дурак трезвый! И танцевал только с ней. А родители с молодоженов глаз не спускают, караулят, как бы чего не вышло! А когда спать ложились она его к стенке запихала, сама разделась и к нему под бочек нырнула. Под одеялко теплое. На мансарде. Ей родители и говорят, мол ты что ж это вытворяешь, сопля малолетняя. А она в ответ нагло так ухмыльнулась и заявила, что дескать они с Женичкой законные супруги и ни одна плять (так и сказала!) не смеет мешать её счастливой семейной жизни! Они ей про детей нечаянно-случайных, мол года твои слишком молодые еще, чтобы с младенцами нянькаться, потом про долгую счастливую жизнь полную радостей секса в недалеком и светлом будущем... В итоге достала она из рюдюкюля своего здоровенную пачку презервативов, нахально помахала ею перед носами предков, и заявила, что все у неё под контролем и ста штук им на ночь хватит.... В общем весело было. Проводили. Порыдала молодая жена у военкомата, похлюпала носом, помахала платочком автобусу вслед, утерлась им и на следующий день в школу пошла. Экзамены за восьмой класс сдавать. И ничего, сдала как миленькая. И документ получила. На новую фамилию. Ерофеева она. И точка.

А потом развернула бурную деятельность. Подпольно. Во первых сдала документы в финансовый техникум на заочное отделение, во вторых нахально проникла в здание местного отделения стройбанка, потом не менее нахально проникла в кабинет управляющего этим банком. Как уж она уломала старого папашиного знакомца принять ее, несовершеннолетнюю и беременную на работу, на какие кнопки его еврейской души давила, никто не знает. Кроме их самих. А они молчат. Как партизаны. И продолжают злостно нарушать трудовое законодательство. Семен Израилевич только плечиками пожимал потом, голову опускал и щурился виновато. Оправдывался он перед папой так: "Противостоять не возможно! Железная воля у вашей дочки, Александр Ефимович! И вы бы не смогли, Александр Ефимович! И никто бы не смог! И даже и товарищ Сталин, ...вероятно... Уж очень она логичная и неудержимо напористая, точь в точь как папа...ураган какой-то...тайфун...да..."

Короче, оформилась она в банк кем-то там подай-подотри-принеси на девяносто рублей оклада. И поставила перед фактом родителей. И объяснила, что на пятом месяце уже, а раньше не говорила потому, что не уверена была. (а знает ли уважаемый читатель, что в самом конце социализьма молодым матерям давали трехлетний отпуск на воспитание ребенка!? Оплачиваемый. По средней зарплате, что характерно!). А теперь вот уверена и скоро уйдет в декретный отпуск на три года. И будет учиться на заочном в этом самом техникуме. А когда Женичка из армии вернется, ей сразу станет легче и она поступит в институт. И станут они жить поживать, да добра наживать. Уже втроем. В квартире однокомнатной. И все будут счастливы. А пока будет она жить одна, учится и воспитывать ребенка.

Обмороков не было. Криков восторга тоже. Обмороки позже случились ...

Папаня все это время, постигал курс молодого бойца, изучал уставы и тактику действий в составе отделения. И прочие военные премудрости. Через полгода рядового Ерофеева в составе автороты артиллерийского полка отправили за речку. Где еще через два месяца колонну, да и его вместе с ней, ухайдакали гранатометно-пулеметным огнем аборигены. Прислали военные цинк запаянный с телом, похоронку к нему и отважную медаль к ней. За что медаль? За отвагу, понятное дело. Им, военным начальникам виднее, как он там успел помереть, отвагу проявивши. Видать, как-то успел, все ж... Да еще несколько армейских фоток, в военной форме при погонах... и стал я еще не родившись — безотцовщина. Впрочем, родился я в день его похорон, и занялся этим прямо на кладбище. Под Моцарта. Практически только засыпали могилку, как молодую вдову пришлось срочно в роддом везти.

История третья

Мать-одиночка

Расти большой, не будь лапшой!

Родила Женька неожиданно легко, по крайней мере, быстро и не порвалась почти совсем. Хотя вполне нормальных размеров младенчик я оказался, где-то 53 на 3.5. А вот с молоком возникли какие-то проблемы. Исчезло молочко у нас и больше так и не появилось. Из-за папки, наверное... Так что сиськи мамкины мне пососать не довелось. Из бутылочки, как лоху, пищу принимать приходилось. Рос здоровеньким, не особо крикливым. И настырным — или по моему, или никак! Сказал буду гадить, значит все, бежи меняй пеленки!

Через недельку поехали мы с мамкой домой, к бабке Анжелке и деду Саше, разумеется. Бабуля всю дорогу бухтела, мол не успела из девок в бабы выйти, как сразу в баушки угодила. И знай меня нацеловывала. В носик. А ещё через два месяца маманя от бабули сбежала, заявив, что второй медведицы в берлоге не потерпит, а бабку Анжелку любит до смерти и ссорится с ней более не намерена. Собрала трусы-лифчики-пеленки, закатала в узлы, запрягла деда Сашку и отъехали мы с ней в пенаты однокомнатные. Сдавала меня бабулькам на прокат, понянькаться, только когда сессию в своем технаре сдавала. Причем зимой бабке Ангелине, а летом бабке Нине. Никого не обижала, хитрушка такая. Вот я и рос обожаемый и балуемый всем женским контингентом нашего клана. Да, чуть не забыл! Как всем уже должно быть понятно, обозвали меня, естественно, Евгением. Евгений Евгеньевич Ерофеев. Прошу любить (дам соответственно!) и жаловать (всем остальным). И ножкой шаркнул...

С родителей стребовала в подарок "Вятку-автомат" и крутила в ней мои вечерние и прочие туалеты. И училась. Как зверь. Первые два курса технаря в один год преодолела. И через три года технарь закончила, с красным дипломом между прочим! Ну деды помогали конечно, с деревни продукт шел натуральный, сыры там, мясо молоко, фрукты-овощи. А тряпьем и прочим промтоваром, да карманными деньгами снабжал деда Саша. Не на 90ре. жили, честно сказать. Не голодали, врать не буду. А вот похолодать пришлось. Квартирка нам попалась, мягко говоря, прохладная. Что там "строителя-сдадимдосрочно" учудили, общественности узнать не довелось. Но холодина зимой в квартире стояла изрядная. Вода в кастрюльке, конечно не замерзала, но выше 14 градусов температура редко поднималась, в оттепель разве.

Вот по этой-то причине очень скоро и оказался я в мамкиной постеле. Как наивно она думала, до лета. Три ха-ха. Я привык. И началась отчаянная, полная интриг и риска, опасностей и приключений, упорная БОРЬБА за моё неотъемлемое, данное мне матерью природой священное право младенца, спать у мамки под боком.

При попытке отлучения меня от материнской койки военные действия открылись. Поскольку гай и ор были мамулей нагло проигнорированы и к достижению цели не привели, я замолчал. Но начал ползать. Обучился я этому делу месяцев в семь. Включение фактора мобильности в расклад сил полностью перевесило чашу весов Победы на мою сторону. Она мне сдалась! Она мне сдалась очень быстро! Сразу, после того как увидела, меня, вниз головой преодолевающего препятствие в виде решеточки на детской кроватке. Победа была полной, хотя и не окончательной, но я был благороден с побежденным противником. Я спал, пуская слюни и ветры. Я жрал не капризничая из бутылочки и с ложечки, что давали. Потом гадил в эти, как их там звали...а... в ползунки, орал требуя от окружающих соблюдать правила моей личной гигиены, быстро добивался смены одежд и снова спал. С мамкой.

Кроватка моя превратилась в склад забытых вещей. И на любое замечание внимательной родни о том, что дитю мол и прилечь-то негде, бесстыже глядя им в глаза моя мамаша убежденно утверждала, что я днем на диванчике дремлю... И они, наивные, верили!...

Следующий бой состоялся когда мне было года полтора. Очередная попытка отправить меня в детскую кроватку опять же закончилась полным поражением оппонента. Мне доказывали, что такие большие мальчики уже не спят с мамами. Потом мне пытались внушить, что это даже стыдно, спать с мамами. Пытались обвинить в трусости и сводили дело к тому, что я немедленно должен отправляться к себе в кроватку. Нихт Ферштейн и Фиг-Вам! Я сменил тактику. Всякие намеки и прямые распоряжения о передислокации игнорировал конкретно, не спорил, не капризничал, не гундел. Я стал стараться укладываться спать раньше мамани, и ей приходилось на своих маленьких, тоненьких ручках тащить сонное тяжелое чудовище в эту самую кроватку. Кстати я не сказал еще, что она так больше и не подросла? Как была 153 см, так и осталась. Но сложена была очень пропорционально. Я потом подробнее её опишу...как разумом подросту.

На пол дороги я просыпался, выдирался из рук на волю, и чего-то там бурча на детско-медвежъем отправлялся обратно, на нагретое место. Как правило больше чем на 5-8 попыток её не хватало и смирялась она. Что с сонного дитяти взять. Оно ж мааааленькое..... Это была последняя попытка экстрадиции меня с НАШЕГО спального устройства!

Через три года после своего сольного концерта с исполнением меня, мама закончила техникум, сдала документы в институт на профиль "Банковское дело", и вернулась на работу. А я был насильно сдан в детский сад. Родила меня она ровно в пятнадцать. И теперь, спустя три года ей исполнилось восемнадцать. Приняли ее обратно на ту же должность, с которой она в декрет ушла, все та же подай-принеси. Вот она со всем усердием и инициативностью и принялась и подавать и приносить, имея при этом свое мнение, да умение это самое мнение обосновывать и отстоять с родовой упертостью. Короче говоря через месяц перевели ее не куда ни будь, а в личные секретарши управляющего банком с окладом сто тридцать рубликов. Кто решит, дескать мол обычная секретутка и всё — сильно ошибается такой человек! Она реальный доступ к информации о деятельности банка получила и изнутри видела, как устроена финансовая политика в регионе. Всю изнанку. И училась. Очень старательно училась. Всему. И себя поставить сумела. Держалась она с точки зрения коллег, омерзительно. Не по чину высокомерно. Педантично-исполнительная, крайне требовательная к себе, она и всех остальных тиранила. Аккуратная до нетерпимости. Носила очень консервативные, стального цвета и всегда одинаковые костюмы — миди с юбкой чуть ниже колен, белые строгие блузки безо всяких легкомысленных рюшечек и черные или синие галстуки-бабочки с белой жемчужинкой. Маленькие серебряные серьги все с тем же жемчугом. Использовала очень неброский макияж и прическу делала "под мальчика"...

А, ладно раз уж начал...опишу, как смогу. Цвет волос естественный, светло-русый. Почти блондинка. Грудь после родов достигла нумера второго, и поскольку присосаться мне к ней не свезло, осталась вполне себе девичьей, высокой и упругой. Не обвисла. Попка тоже слегка раздалась и округлилась, если до родов она как бы по ширине плеч смотрелась (на фотках), то после того стала на дюйм поширше, типа. И относительно роста, ноги весьма таки себе длинные, прямые, очень стройные. Чистое лицо (ну не было у нее гормонального подросткового кризиса и угрей :). Мордашка, на мой вкус конечно, крайне симпатишная, не фотомодель но миленькая очень. Глазищи синие-синие и большие. Реснички такие пушистые... Носик такой вздернутый слегка, приятный, в славянском стиле. Губки яркие, слегка пухленькие. Маленькие, опять же слегка оттопыренные ушки. Длинная стройная шейка. По мне так — совершенство и идеал. И все в сад!...

...и очень скоро заслужила среди "банкирш" и "банкиров" погремуху — стальная сучка. Все полагали что из-за папы-номенклатурщика такая она вот стервь. Однако же причина для стервозности была у нее совсем иная....гораздо более нелепая. А дедова аура помогала лишь тем, что под юбку ей не лезли. Боялись. Этот самый сын Израилев трахал весь свой банк, как личный гарем. Ей же только ручку лобызал элегантно. Умел, кобель элегантно ручки лобызать. Ничего не скажешь. Потом я у него научился!

Еще через год, в девятнадцать, ее назначили личным референтом управляющего... А еще через два года закончила она третий курс и получила должность заместителя заведующего отделом. Это в двадцать-то лет. И никто ей карьеру не вызванивал. Чисто личными деловыми качествами. Наконец, еще через два года закончив институт, вступила в должность полноценного завотделом кредитования, с окладом денежного содержания в двести семьдесят рублей. Горжусь знакомством и родством!

История четвертая

Садик-шмадик

...Я рос, и рос со мной вопрос

А что же там, что же снаружи?...

А здесь блестит....

Получив четыре года строгого режима в детском саду, без права на помилование и досрочное освобождение, я поначалу слегка обозлился и решил, что золотое детство кончилось. Однако все оказалось не так уж траурно. Масса новых интересных людей, с которыми, как оказалось, можно поиграть, поговорить, подраться и закатить супостату деревянным кубиком в лобешник. Поделиться наболевшим. (Каша, блин — противная! Настя — дура! Спать в обед не охота, а бегать не дают! А у няньки Светки — ноги волосатые! И т.д. и т.п., о чем разговор — роскошь общения!). Первые два года прошли, как в бодуне — ничччо не помню! Дальше потихоньку начинают проявляться картинки. Ну кто выше стенку в туалете описяет... в данном контексте... не интересно. Соблюдая примерную хронологию...

Картинка первая. Пять лет. Лето. Во время подвижных игр приспичило по мелкому делу. Вижу кустики сирени. Ее у забора густо наросло. Зашел за кустики. Оба-на! Попалась! Катька Сомова присела, коленки растопырила и льет. Штанишки под коленками болтаются, юбчонка задрана, попа сияет. Интересно!... Делаю строгое лицо и деловито заглядываю между коленок. А там...струйка переливается всеми цветами и играет розовыми нежными губешками. Шлепает ими друг о дружку, журчит. Катька краснеет помидором, но процесс прекратить не в состоянии. Только и может, что обозвать дураком. Пожав плечами поворачиваюсь к ней боком, и спускаю с плеча лямку. Обнажаю стручок, и учитывая ветер, чтобы не обрызгать, присоединяюсь к процессу. У Катьки глаза высовываются дальше носа. Она все такая же красная, но уже от любопытства. Видать тоже в первый раз увидела чем мальчики от девочек отличаются. Кончаем с ней одновременно. Поддергиваем штанишки, оправляем одежды и разбегаемся. Снова встречаемся перед сончасом. Не сговариваясь, принимаем параллельные усилия, что бы оказаться на соседних вертолетах (если кто на губе не сидел и не знает, то это раскладушки такие хитрые). Естественно, добиваемся желаемого. Шторы на окнах задернуты. Полумрак. Тишина. Няньки моментально исчезают из помещения и заслуженно отдыхают от малолетних бандюганов. Она под одеялком, и я под одеялком. Она в трусиках и я в трусиках. Народ активно начинает сопеть. Спустя некоторое время — она без трусиков и я без трусиков. Она под одеялком и я под одеялком, но уже под её... переходим к тактильному исследованию заинтересовавших нас конструкций. А и правда забавно там все у них все устроено. Вот вроде и нет нишиша, а ведь что-то же есть! А посмотреть так и не дала, сцучка такая! А пофиг!

Картинка вторая. Утро в саду начинается с завтрака. Потом следуют занятия в виде разных развивающих игр. Однажды чудным утром, после завтрака естественно, в мою бедовую головушку пришла мысль. И не вышла обратно. А какого собственно... веника... я в эти дебильные ручейки играть обязан? Что ж я не найду занятия более приличного для солидного пятилетки? И я подался за забор, на пруд. И отменно провел там время до обеда... Купался себе в волю, загорал, мячик попинал с местными пацанами. Сгоняли за мороженками, поделили по братски по штуке на двоих... Опять искупались. Тут и время обеда подошло. Пролез я в дырку в заборе и органично влился в дружный коллектив топающий в столовку. Обед с хорошо нагулянным аппетитом совпали как ключик с замочком. И задремалось мне с сыту да устатку. Ну сончас дело неизбежное, как Новый год и день рожденья. Катька забыковала и отказалась продолжить урок натурфилософии. Флаг ей в руки. Пусть с Игорьком образование повышает. Спю. Полдник. Игры. Нафиг! Дырка в заборе, пруд, пляж, футбол! Наше всё! Дня три так прокатывало. Потом нескромные вопросы задают... "И хде это ты Ерофеев шляешься!?" Где-где! На бороде! В клюзет бегал! Сколь веревочке... попался я. Прям в дырке заборной за штаны тетиСветка изловила. Стоп говорит, кросафчег! Стоять-бояться! Ну щас прольется чья-то крофь!.. Ты куда ж это намылился!? Ты по какому праву!? Ты откель такой взялся!? Я те дам к пацанам на минуточку! Я те круп-то отполирую. Я те дам не имеешь права! А вот я мамке твоей нажалуюсь!.. Романтика борьбы... Ну походил я пару дней строем. И за своё. Лето!

Картина третья.. На меня настучали. Ну, Игорёк! Ну друг-приятель. Ну будущий мастер глубинного бурения... Сдал меня, как пустую бутылку! Вероятно, в надежде на преференции. За мзду! И кому сдал! Той самой волосатоногой Светке-кастелянше. Подбежал к ней и тыча в меня пальцем в полный голос наябедничал!

— А он сказал ЗАЛУПА!

Лицо у Светки стало каким-то...пустым....ни тени мысли ....только ноздри затрепетали. По моему её тогда на ржач пробило! Но виду не показала. Ушла молча. И санкций не последовало. А колоритная она особа, надо сказать. 90-60-90 нервно курят в сторонке! Рулят 120-90-120! На 177. Рыжая, как огонь! Основательно покрытые рыжим волосом ноги. Смешливая такая барышня двадцати двух лет. Поглядывала на меня временами и ржач ее снова разбирал. Вот такая преамбула.

Амбула. А потом моя раскладушка сломалась и мне постелили матрасик на полу. Головкой к проходу. Чтоб поудобней наступать. На улице жара, двери настежь, в спальне сквознячки погуливают. Детки раскрываются во сне. А ну как простудятся? Во сне? ТетиСветка подменила Галину Сергеевну и шмыгает по спальне, и поправляет одеялки, чтоб не никто простудился. Заботливая такая. Я не сплю. И когда она пролетает надо мной, одним глазом подглядываю к ней под халатик. Зачем подглядываю? А под халатиком у нее трусов нет! Видать совсем ей жарко! Но она быстро так шмыгает и ничего толком увидеть не успеваю. Но надежды разобраться, а что же это такое я углядываю моментами, не теряю. Ага, есть контакт. Мишка напротив меня раскрылся, и она над ним зависла. Боженька ж ты всемогущий! Даже такой малолетка, как я, впечатлился и заценил. Тут она поворачивается, опускает глаза и засекает наблюдателя. Вроде визжать собралась, однако нельзя, дети спят.

Делаю строгое лицо и подмигиваю! Ну все, опять ее на ржач пробило. Зажимает рот ладошкой. И присаживается где стояла. На корточки. По головке меня гладит и шепчет тихонько. — Ты матерьшинник чего не спишь? Не охота, отвечаю. Тоже шепотом. А сам напряженно всматриваюсь туда, в междоузлие. Наблюдаю не могу понять чего. Интересно. Тяну лапку потрогать. От неожиданности Светка садится на задницу и тупо спрашивает:

— Ты это чего?

— А почему у Сомовой она лысая?

-Кто?

-

* * *

да!

— Ты не матерись давай, мелкий!

— А кто?

— А она маленькая ишшо, обрастет как подрастет. А ты откель знаешь?!

Вот поговори вот с ней, с тормознутой! Пытаюсь снова потрогать ее пилотку. Она шлепает меня по руке и делает страшные глаза. Низззя! Меня ж посадют, увидь кто...

Так. Проблема. Нужно решать. Нужна, срочно нужна ценная идея! Так! Выдавливаю пару капель из пиписки. На трусиках расплывается небольшое сырое пятнышко. Честно глядя ей на сиськи, заявляю. — А я описялся! Пошли в кладовку трусы менять! От офигения наверное, она послушно идет вслед за мной в кастелянскую. Там я беззастенчиво скидываю труселя и требую свеженькие. Она отворачивается к полке с бельем, наклоняется и я мгновенно засовываю свой нос к ней под подол. Трогаю. Ойкает. Я успокаиваю. Дескать, здесь вам не тут! Никто и не увидит. А уж я то болтать не стану точно! Могила! Изучаю. Она поворачивается и помогая мне натянуть штанишки, улыбается. Так ты нарошно обоссялся, што ли? Спрашивает. ОНО еще спрашивает! Само собой! А как тебя по делу, в укромное местечко увести еще-то? Ну, уржалась вся. Вытирает слезы, садится на детский стульчик. Ох, и люб ты мне Женька, говорит. Вот весь в папашку! Мог бы моим сыночкой быть. Оказывается она тоже из Емельяновки, и оказывается папаня ее в младые свои годы пояривал втихую. Во! Любил мамку, а трахал Светку. Гусар однако! Удалой хазбулат. Мда... А тетиСветка кобыла рыжая! Ужасно просто любопытно... Но опыт, опыт уже есть!

История пятая

Кукловодки

...Чунга-чанга весело живет,

Чунга-чанга лето круглый год...

Картина четвертая. По моему — август. Какое-то время спустя случившийся случай заостряет мое внимание на том, что проделывают со мной родные тетки. До этого как-то не заморачивался темой, пролетало мимо сознания. Ну купают и купают. Нормальное дело. А если вглядеться и вдуматься?! Внимание если обратить!...

Обязанностью забирать меня из садика обременили малолетних кукловодок. Мамкиных младших сестер Светку и Варьку. Теток моих. Двойню. Они три класса уже закончили и готовились в четвертый, а на каникулах бегали в какую-то спортивную секцию художественной гимнастики. И им было одинаково, что домой к себе, что домой к нам. Вот их и запрягли. Потому, как мамуля раньше девяти из своей бетонной банки не вылезала. Приезжала уставшая, как борзая-гончая в конце охоты. Покормит меня с тетками, душик примет, до лежбища доползет на полусогнутых, в чем под душем была... и все, считай нет человека. Когда мамец возвращалась домой, подруливал и дед Саша и теток увозил.

Поначалу они артачиться попробовали, но мозги им промыли мгновенно и они впряглись. Кормить меня после садика нафиг не надо. Натащили кукол своих, меня к стенке в аут, и наигрывают себе — дурынды. Я хоть спокойно книжку почитывал. Про дядю Степу. А потом до них доперло! Оказывается со мной тоже в куклы играть интересно! И еще как! Мной! И начали они меня купать. Купаться я любил. Воды в ванну напустят, и давай меня везде намыливать, старательно так. И везде-везде. В глаза-то мыльными лапами лезть я их быстро отучил. Укусил пару раз, благо лапы сами подставляли. И до них таки дошло. А других возражений у меня не было.

В то время я дельфинов полюбил. И вовсю старался им подражать. В ванной. Плескался, нырял, кувыркался. И тоненько по дельфиньи свистел. После первой же помойки им пришлось с этим фактом считаться, потому как их кондиционные эксклюзивные самопальные наряды пришли в некондицию в виду полной промокшести и помятости. На следующий день они ограничились трусишками. Напрасно. Трусишки тоже пришлось сушить утюгом. И наконец они догадались, что купать дельфина можно и без трусишков! Это была правильная мысль. Тут уж я насмотрелся на эти штучки... цацки-пецки... мда. Было бы там на что смотреть! Нее! Не тетиСветки. Далеко. Хоть одна и Светка. Но было весело!

Потом Жекачку надо было вытирать полотенцем. И тоже везде-везде-везде. Досуха-досуха-досуха. Тока в попу не залазили своим полотенцем, за что вечная им моя благодарность.

Потом меня надо было же наряжать. А тут, кстати, случился случай. Баушка Анжелка конкретно наехала на супруга, и своего, как всегда добилась. Была приобретена супер-пупер на чипах с куркулятором японическая швейная машина, все в отпаде. Мейд ин Джипан! Естественно старый, реликтовый, но абсолютно исправный "Зингер" (он сцуко, до сих пор исправный, а где же теперь тот японский шедевр?), был в свирепом бою отбит у баушки Анжелки двойняшками. Для кукол. Для себя. И меня... И шили они наряды. Мне убогому. И наряжали меня. (Эти козы и сейчас шьют. Процветают. На малышах. Салон открыли на пару, и между прочим прилично зарабатывают на богатеньких мамашках безумно любящих наряжать эксклюзивно своих богатеньких чадушек.) А вот наряжаться я как-то не так любил. Не обожал. Едва терпел. Возражал. Силой брали. Наряжали и перенаряжали долго, с сопением и использованием болевых приемов и преимущества в весовой категории. И снова наряжали. В разное. И в мальчика. И в девочку...В слоника, бля... В коника... на!.. В елочку новогоднюю... В непойми кто...

Потом же Жекачку надо было кормить, маленького! Грудью. Утверждаю. Не было никакой груди! Ни у каждой из них в отдельности, ни у обеих вместе взятых. Кормили. Обе по очереди. Ндравилось им. Мне нет. Но сосал. Иначе щекотали. Сцучки. Садюжки. Причмокивал, на! Да-да! Так им больше нравилось. Потом же Жекачку на горшочек надо. Потом попку помыть теплой водичечкой. Потом поцеловать эту попочку...популечку... Говорю же — весело было! ИМ! Все помню... на! Ничто не забыто...никто не забыт... И мстя моя будет страшна...

Потом лето кончилось. И забирал меня дед Саша, к бабе Анжелке. Там такого веселья уже конечно не было...

История шестая

Ненависть

.... Крови хочу ...

Картина пятая. Еще начало осени. Вечер. Вот, не понимаю! Вот зачем он это сделал? Ведь сам же спросил, а что это у него такое красненькое. Ну и сказал я ему по честному — залупа это. Знал бы, не сказал. Он что, обиделся? Что у него тоже залупа? Как у всех? Он думал у него Гваделупа? И Гондурас? Ненавижу! Завести бы его за кустики и отбуцкать... Это можно. А результат? Получается, что его, красавца такого, всего положительно-правильного зверски замесил маньяк-матершинник? А он, несчастная, но гордая жертва! Пострадавшая в справедливой борьбе со сквернословием и хулиганством! Весь в белом? Ну неее! Тут так просто не годится! Это не благородный поединок двух отважных пацанов. Тут дело санитарно-техническое. Тут гной надо выдавливать! Дерьмо разгребать. Стукачёк гнилой! Вот он, крысеныш! Стоит у качельки. Разглядывает, как ветерок у Галины Сергеевны юбочкой играет. Раскрыл хлебальник. Стоп! У качельки стоишь, значить? Ну-ну. Стой дальше. Так-так. А если потом значить эдак, то она вот так...Вот ты попался! Игорек! Ты вааще конкретно попал! Злоба кипит в душе звериная! Лезу на трубчатую пирамидку рядом с качелькой. "Мишка! Спорим, я качельку перепрыгну!" Миха глазами только схлопал, не понял на какой его спор раскручивают. Я прыгаю и сильно бью в край качельки обоими ступнями. Другой ее конец стремительно подскакивает и попадает Игорьку по скуле. Нокаут! Поворачиваюсь к Мишке. Кричу. "Блиииин! Не допрыгнул! Ты выиграл!"

У Мишки квадратные глаза. Тычет пальцем мне за спину. Я поварачиваюсь. Все как задумано. Игорек валяется. Вот только...что-то он долго валяется... Набегает толпа воспиталок. Кто-то голосит заполошно: "Скорую! Срочно звоните в скорую!" В желудке морожинка. Совсем не сладкая. Одним куском. Приезжают быстро. Увозят. Разбор полетов. Молчу и всё. Врать противно. Миха все видел. И что видел — рассказал. А я Игорька вроде и не видел. Вроде и не виноват никто. Что ж теперь, качельки в детсадах отменить? Муторно-то как! Тошно. Все деду рассказал. По правде. Выпорот и выдран. Сидороподобно. Стою в углу, держусь за жопу. Тоскую. Справедливо выдран. За дело. Вопросов нет. А на душе не полегчало. Где-то я здорово не прав! Но он же гад! Натурально гад! Переборщил я. Точно. Надо было за кустики сводить. Хер с ним. С героем. Ума не вложил бы конечно. А душу бы отвел...

Воспитку дед прокурорским посадить не позволил. На тормозах спустили дело. Возвращается Игорек через полтора месяца. Сложный перелом нижней челюсти. Сотрясение мозга. Дед бы не помог с врачами, было бы косоглазие. И жалко Игорька... или не жалко? Унялась злоба-то... Скользом ему влепило. По касательной. Везуньчег. Он. Или я? Стой он малехо иначе и покойник бы был. Точно...

История седьмая

Кулинар-самоучка

...Проходит жизнь, проходит жизнь

Как ветерок по полю ржи.

Проходит явь, проходит сон...

Новый год на носу. Мамсик загуляла. Всегда сторонилась всяких вечеринок, междусобойчиков, типа пати, а тут развеяться ей возжелалось. 21-30. Сижу, голодаю. Так ведь и похудеть недолго! Так а, что мы собственно можем иметь? Яйца, ветчина — есть! Смешать и подвергнуть термической обработке. Вытаскиваю сковороду самого большого диаметра и покряхтывая водружаю на конфорку. Изучаю пульт управления. Так понятно — на плите четыре круга, сковородка стоит на ближнем справа круге. На пульте у каждой поворотки тоже четыре кружечка нарисованы. Три беленьких, один черненький. Вот у этой поворотки черненький справа внизу. Вроде как круги на плите. Ладно, с этим разобрались. А как включать? Угу-угу. На каждой поворотке написано 123456. Интуитивно догадываюсь, что чем больше накрутил, тем шибче греет. Пусть греет, мне не жалко, быстрей сготовится — быстрей пожру. Выкручиваю на шестерку. О, и лампочка загорелась! Так, а дальше-то что? Ветчину или яйца? Ржете да? Вам смешно! Нет, им смешно! Вы посмейтесь пока, а я сейчас яишню с ветчиной лопать буду! Ага, завидно стало!? То-то!

Так, стругаем ветчину. Правильно. На дощечке, иначе скатерть пошинкую и получу от мамки звездюлей. Так засыпаем ее на сковородку. Так. Что-то не так. Масло! Мамка всегда масло наливает. Лью. Шкворчит, брызгается. Порядочек! Обжарилась слегка ветчинка! Теперь яйца...

Щелкнул замок, муттер вернулась с гулянки. Недосуг мне встречать, у меня вот-вот ветчина сгорит. Мамец роняет на лету шапки, шубки, боты, колготы и прочую амуницию и влетает в ...эээ... кабинет. Журчание, струение, шипение. Маман не снижая оборотов пролетает в ванну. Эк ее разобрало-то. Не отвлекаемся, бьем по яйцам. Мне четыре, мамке два итого семь! Хорошо что большую сковородку взял, не так жаба давит, делиться легче. Ца! А посолить!? Фу! Зашкворчало! Запах! Щас помру, отведать не поспею! Выключаем, одеваем варежку, оттаскиваем на холодный блин... Готово! И не только глазунья. Мамка тоже! Выплывает из ванной в тапках-собачках на толстом войлочном ходу. В толстом, длинном мохеровом халате и турбане полотенишном. Распаренная, розовая как зОря на снегу... и ... сразу лезет обниматься и целоваться. Абзац! Да она косенькая! Лапочка моя! И это элита нации. Финансовая. Бомжи! И те знают на генетическом уровне (а что вы хочете, люди они зачастую образованные). Что надо закусывать! После того, как. Ну хоть сырком плавленым. Тарахтит как хохлушка с привоза, какая она мать счастливая. Какой свирепый голод убивает ее...как она переживала, что сына у ей не кормленый ... Так. Шампусик и коньячек-трехлетка ординарный с горки Арарат. Это диагноз. Уноси готовенькую.

Смели мы все благолепие в секунду, она четыре, ну и я... что успел... Спросил между делом, как кашку готовить. Гречневую. Нет ответа. Хихикаем пьяненько и лезем целоваться. Со слюнями. Придется самообразованием постигать про кашку. Соком томатным запили и подались бай-бай. Передвигаемся помалу в направлении лежбища, подвисая на мне, застревая в дверях, слегка запинаясь и выписывая кренделя. Хихикаем и опять целоваться лезем. По дороге еще песняка затянули:

...Why she had to go I don't know she woldn't say.

I said something wrong, now I long for yesterday...

Что-то из Ленона, по моему. Так. Ну да, а как же без танцев-то. Низзя без танцев. Дама — гуляют! Цепляем меня под попенгаген прижимаем к груди и кружимся в вальсе. Бац! Пританцевали! Уже в койке. Кавалеры сверху. Встаем. Второй заход! Шлеп! Дамы сверху! Засовываю голубу мою под одеялку теплую, пуховую. Как есть вместе с халатиком. Вылазят. Из халатика, само-собой вылазят. Дергаю на торшере шнурок. Да будет тьма! Лезу следом. А меня там ждут! К сердцу прижимают! Под мышку пристраивают поудобнее. Носом в шишку упирают. Ничего себе шишка. упругинькая такая! И пахнет — о-бал-деть! Коньячек свежий и что-то еще. Невероятное. До кружения головы. Хорошо мне! Знаем, знаем мы ваши паталогические привычки. Сичас на меня начнут ноги складывать! В этот раз я просто обязан отбиться! Наношу превентивный удар, закидываю правую ногу на мамзель. Нет в жисти счастя... она поверх закидывает свою левую, пропуская мою меж своих. Обвал. Придавлен и обездвижен. Зажат розовой коленкой в булки. Спасенья нет. Поражение. Опять. И ведь кажный раз. Кажну ночь, на! Но я скоро подросту, я очень скоро подросту! Бойся меня! Пригрелась. Засопела. Все. Спит моя любимая.

Тоже задремываю. И просыпаюсь. Утро. Необычное что-то происходит. Или так уже было? Или дежа-вю? Мамка дышит носом глубоко и прерывисто. Обняла всего. Прижимает меня к груди. Несильно, нежно. И снова отпускает. Затихаю мышом, даже дышу через раз. Шелохнуться боюсь. Потревожить. Мама замирает, напрягается вся, каменеет...и расслабляется с глубоки вздохом. Она спит...

Что это было? Как называется?

На часах шесть сорок пять. Мамец встает в семь, по будильнику. Выскальзываю из кровати осторожно, чтоб не разбудить. Бррр! Колотун. Хер к нему привыкнешь! Бруки с начесом на лямке, душегрейка из старой песцовой шубы (тетушки сварганили на "Зингере") на голое тело. Сартир-клозет. Ванная. Кухня. Намолол кофею, в кофеварку засыпал, залил воды. Не забыть бы включить. Забулькало. Потекло. Сахар по вкусу, сливочек. Мда. Коньячку чайную ложечку. Ей. Сегодня. На поднос и под нос. Улыбается. Проснулась и носом шевелит. Чует! О, мой герой, говорит! Чудная, жуть. Красивая. Любуюсь. Пьет кофе, набрасывает халат, и по моим следам. Кабинет, ванна, кухня. Каша. Гречневая с молоком. Будем жить!

И мы живем. Начал изучать кулинарию. Книжка у нас дедова Сашина прижилась. Старинная. Сталинская еще. О вкусной и здоровой пище. Так называется. Вот по ней и вникаю. Читать-то я всегда умел, сколько себя помню столько и умел. Как научился? А хрен его знает. Сижу бывало на подоконнике и приключения Нильса с дикими гусями читаю. По складам. Наверно мамка научила, а когда и не помню. И считать. До ста.

Первые успехи на поприще кулинарии произвели фурор и всякий триумф. Бефстроганов называется. Мамца даже зауважала меня, что ли. Ест и хвалит. Я теперь в доме зверь полезный! Ура! Главно не загордиться! Ну и кофе в турке варить тоже освоил. Процесс хитрый! В турке оно гораздо вкуснее, чем в кофеварке, отчего-то получается ( Ха, оказывается это ОН. Коф. В жись бы не подумал!). С кофием я здорово придумал! После утреннего кофя этого, мне потом такие косяки бывает с рук сходят, что раньше и представить не мог, что бы за такое попу не приласкали. Дедушковым военно-морским ремнем. Пример из личной жизни. Прадедов свадебный патефон. Красный! На винты. В хлам! В кучку. Только головой покачала. Я его взад три месяца собирал. Собрал. Не играет. Надо снова разбирать! Точная механика! Хай-тек! Все равно починю. (И починил! Через два года...)

А кофе я повадился мамцу каждое утро подгонять. В пастэль! Стратегически оправдано! Потому, как просыпаюсь теперь раньше неё. Ну будит она меня. Каждое почти утро. Только когда в трусах спит, тогда не будит. Дня три. В месяц. А я все равно уже и сам просыпаюсь. И почему-то всегда замираю. И потревожить ее очень боюсь. Она тихонечко-тихонько шепчет что-то. Вроде зовет меня. Не разобрать, что шепчет. И гладит меня руками. И по спине гладит и по голове, и по попе. И прижимает меня к себе. Несильно совсем. И я млею почему-то. Ну не понимаю я, почему. Все равно хорошо мне.

Весна уже началась. Потеплело. Простыл малехо. И случилось так, что я чихнул. Когда она...ну рано утром... И она проснулась. Сначала посмотрела на меня как-то удивленно немного, потом испугалась как бы. Покраснела вся. И отчаянье какое-то даже на лице. И отчаянность безшабашная. Как написана. Еще сильнее покраснела. И сильно так сжалась вся, колотить ее начало. Потом как упала лицом вниз, в подушку и зарыдала в голос...Я даже испугался. Обнял ее, прижался молчком и по голове ее глажу. А она все плачет, не перестанет никак. Ну бабы! Ну бестолочь эмоциональная! Делаю серьёзное лицо. Включаю дурака. Успокаиваю, что и не страшно совсем, что ей просто сон дурной приснился, просто сон... что я ее от любого горя защищу с помощью беззаветной отваги. Носом шмыгать начала, прислушалась.

Повернулась ко мне. Ты не испугался, медвежонок? Спрашивает. Ну дитё, дитём! Не, говорю! А чё пугаться-то? Ну подумаешь... Чё такого-то?! Ну сон! Просто сон! Да сына, это просто был сон...И не дурной он вовсе, а совсем наоборот...

Фу....х! Заулыбалась она. Сошел таки за дурачка. Устаканилось...Срочно нужен кофе...Сварил. Несу. Смотрит, как я коф несу. На меня смотрит. Глаз не отрывает. Подозрительно, как то смотрит. Ну смотри, смотри...А хули с шестилетки спросишь... Ха! Нас, шестилеток, скромность безумно украшает! Радостный, простой и веселый я! ....Типа!

Да сказать по честному я и в правду не понял. Ну болтают пацаны разное. Дескать, дрочут люди. Показывали мне даже как. Дак это ж тока пацаны! Я точно знаю! Я у себя попробовал. Впечатления никакого. Хрень какая-то. Неинтересно! А зачем маманя ко мне жмется? Во сне! А фиг знает. Да, может нужно ей так! Может это нежность такая телячья! Мне что за дело? И лишь бы была она веселая и ей хорошо всегда было! Не, ну я допер конечно, что снится ей что-то, не совсем простое. Интимное что-то снится. Чего б иначе ей так разволноваться-то с сна? Ишь разрыдалась!. Хоть успокоилась теперь и то ладно... Так вот и пошло оно.

И просыпался я всё от того же самого дела. И она просыпаться стала тоже. Тока я решил не маячить, шлангом прикинусь и посапываю ей под мышку. Сплю вроде. Она и осмелела! Дождусь, значит, пока она не расслабится и тоже вроде как бы просыпаюсь. И на кухню бреду кофей варить. И ей в пастэль подаю! А она как бы просыпается только... ласковая такая... вот так и дурим друг дружку...типа! Непонятно зачем... Но чую, так надо!

История восьмая

Карантин

... А я всё думаю о бабах

И спотыкаясь на ухабах...

В начале апреля садик прикрыли. Грипп накрыл садик, и его прикрыли. Карантин называется. А у мамуры на работе квартальный отчет случился. А у дедушки у бабушки тоже на работе содом и гоморра. А тетушки в Питер на экскурсию слиняли. Куды ребенка девать? А в дярёвню его! В Емельяновку! К баушке Нине и деду Косте. И увезли меня, сердешного.... А у бабы Нины тоже, не слава богу. Люська, младшенькая разболелась не на шутку воспалением легких. Баба Нина больничный лист взяла и увезла ее к нам в город. В областную больницу. И сама с ней конечно поехала. Тетка Даша институт уже закончила бухгалтерский, замуж вышла в городе, там и живет с мужем, пузо растит в общаге на 12 квадратах, роды уже скоро.

Вот и остались мы втроем в деревне. Деда Костя, тетька Шурка и я горемычный. Деда Костя как с утра свалит в мастерские, трактора-комбайны-сеялки свои чинить и к посевной готовить, так только вечером заявится. Пожует на скорую руку, на "шоху" свою падает и в город, болезных проведывать. Возвращается заполночь, поспит немного, и на новый круг пошел. На износ короче, а вот не может по-другому жить. Такой вот характер имеет. Без его пригляду мир нафиг рухнет. Причем сразу. И весь накроется медным тазиком...

Вот и вышло, что тетушка Саша со мной водилась. Ей в аккурат, в тот год шешнадцать стукнуло. И крепко ее видать, стукнуло. Вот она и ошалемши. Ургями покрымши, на усё обозлимши... не подходи — зарежет! В организьме Гормон бушует — страшная штука! Куды там! И вот не помню, по какой причине, но только она целыми днями дома сидела. Со мной. Каникулы наверно. Ну и по хозяйству управлялась, конечно. Ясное дело, я ей как ядро пушечное, на ноге привязанное. С белой ручки не стряхнешь и за пояс не заткнешь. Не погульдебанишь по женихам-то!

Вот и начался тот памятный для меня денек — 12 апреля. День космонавтики. До сих пор, почему-то самый любимый для меня праздник. Снег недавно сошел. С утра дождичек зарядил. Холодненький такой. Мелкий. Обстоятельно так. Подружки к ней пришли и ну жужжать о своем, о девичьем. Кто да на кого да как посмотрел... кто с кем под ручку прошелся... кто кого провожать... кто с кем за клубом целовался... раскраснелись, распалились, упрели аж! Тра-та-та-та-та....щебетуньи мля... пулеметки... Нет мне места в их тесном кругу! Чужой я на ихнем празднике сплетни. И фиг на вас!

Пошел в гостинную, залез на подоконник. В окно посмотрел. Небо хмурое. Тучи толстые. Дождик мелкий. Но мокрый. На улке не побегаешь. Радиоточка про грандиозные достижения Советского народа на ниве покорения космонавтики трендит не переставая. Достало. Книжку притаранил, на подоконник сел и зачитался. Про Урфина Джюсса. Не попадалась вам такая в руки? Рекомендую. Исключительной ценности литературное произведение! Страниц двадцать в захлеб усвоил! Надоело потом.

Пошел по дому шляться. Машинку нашел какую-то. Грузовичек. Ну и ралли затеял по всей хате. Заезжаю на кухню. А Шурка-то подружек уже шугнула и за хозяйство принялась. Борщ варит, и постирушку затеяла. Тазик на табуретку, вручную шоркает там чего-то. Нагнулась над своим тазиком. Ноги расставлены для упора. Полощет-выжимает. Я вокруг нее круги нарезаю. Гудю движком, бибикаю, буксую. Шум большого города имитирую. Проезжая мимо спины, бросаю мельком взгляд. Увы, ей под платишко. И торможу резко. Платишко на ней ситцевое, беленькое в крупный синенький горошек, коротенькое. Только попочку и прикрывает. Домашнее такое платице. Просвечивает все. А в прошлом году почти до колена ведь было! Растут дети! А трусов-то под платицем и нетути! И все видно! И все это великолепие обрамляет сочная попа такая. Из которой ноги растут. Я аж дышать забыл и рот разинул. Смотрю. Запоминаю. Трепещу даже. Такое впечатление на меня этот натюрморт произвел. Незабываемое. Насторожила ее внезапная тишина в тылу. Оглянулась она на меня. И поняла все сразу. Вот никогда в жизни не видел больше, чтоб человек краснел так стремительно и густо! Вот не бывает человек такого цвета! Машет на меня молча тряпкой мокрой, трусами то-есть, как на гуся. А с меня и вправду, как с гуся вода.

Потом голос прорезался. "Кыш!" — говорит... "Безстыдник!" — говорит!.. "Не смей за мной подглядывать! Срамник ты такой безстыжий!" — говорит! И все беспомощьно так у нее получается. Не авторитетно как-то. Не испугался я гнева ее. Но в сторонку подался. И на новый круг пошел. Биби-дуду-дрррр! Круга три нарезал, бдительность усыплял.

Только она меня из поля внимания не выпускает теперь! Подъезжаю я опять к ее тылу, поднимаю глаза, видом окрестностей полюбоваться. Шлеп мокрыми мыльными трусами по фейсу. Аааааа! За что?!!! А чиво я такова сделал?!!! Ничиво ни сделал!!! За что ребенка изгаляете! Зверохищница! Пока глазенки промаргивал, получил пенделя под зад коленкой и выставлен был с кухни вон. И дверь за мной захлопнули. Но впечатления есть. И опыт — сын ошибок трудных!

А к ночи новое кино! Спать легли. И ветерок поднялся на улке, там скрипнет, там стукнет, там брякнет. Там стеколко оконное задребезжит. Страшненько ей стало. Ко мне приперлась. На мансарду. На ту самую кровать, где мама папу в армию провожала. Ну, я ее к стенке без колебаний задвинул. И спиной к ней лег. На бочёк. Ладно, спи уж трусиха безтрусая! Хихикнула она и к спине моей прижалась. И давай мне на ухо жарко шептать: "Жекачка! Родненький! Ты ни кому только не говори! Не разболтай только! Ну, пожалуйста! Задразнят меня, если проболтаешься. Со свету сживут! Не со зла я тебя трусами-то! С перепугу я!" Прикинул я на себя ситуацию. Проникся. И исчезнул гнев в груди моей! Повернулся к ней, обнял за шею и утешать принялся. И клятвы вечные давать. Что никому! Что никогда! Ни за какие фантики...и не сдержал клятву! Вот нарушаю!.. Смотри мне!.. Не дразни ее!.. Накажу!..

История девятая

Первый блин

...Она как прыгнет на меня,

.....и давай любить...Эх яблочко!

Поверила она. А мне в голову вдруг мысль вперлась. Я аж офонарел, какая мысль странная меня посетила. Не было у меня раньше мыслей таких. А тут вот пришла! И я ее озвучил. Отчаянно и смело. Шепчу ей на ушко: "Шурка, а давай "пошалим!" Не поняла она меня. Офонарела. Повторить попросила. Повторил. Все также, по складам. Теперь поняла. Молчит. Наверное, думает. И я думаю. Ну, все, думаю! Пипец мне! Щас она мне!... А она хихикнула по дурацки, в сомнениях вся такая, нерешительная, и говорит смущенным голосом: "Давай!"

О как! Высокая и философская, где-то даже, ИСТИНА — сам не предложишь — они и не узнают, чё те надо — и потому и не дадут! Мораль — Имей отвагу сообщить миру о своих намерениях! И пусть случится, чему суждено! ..."А трусы пусть уходят с корабля! Они мешают в схватке бесшабашной..."

Тут я задаю ей тупой и чудовищный в своей нескромности вопрос. "А ты УЖЕ умеешь?" Ну, я тупой! Тут она вообще в осадок от смущения выпала. Но ответила — Нет ишшо! И я нет. Учиться давай. Ну, учится это даже и благородно как-то. Нас к этому и тов.Ленин призывал категорически. Три раза. И принялись мы учиться. Двери проверили, все ли на крючёчки закрыты? Все ли окна в доме шторками занавешены? Не подглядит ли откуда какой негодяй посторонний, нашего брачного ложа. Снова легли. Трусы сняли. И учится взялись.

И тут она меня на себя поперла сразу, без прелюдий. Давай меня приспосабливать, как-то. Ну не дура ли?! Я терпел пока у нее фантазия не скисла и она своим умом и опытом не убедилась, что во первых стручек — маленький, во вторых — некондиционный он какой-то. И не приносит райского блаженства. А она думала, ей все и сразу. И целыми горстями. Щаааззз! Разочарование в жизни у нее случилось. Пришлось брать штурвал в свои крепкие мужские руки...

Ты чё, Шурка! Кина не видела никогда? Цаловацца давай! В кине все сначала цалуются. Ободрилась! Целовать меня в губы начала. А целоваться-то она уже научилась, с кем-то! Собббака серая! Получается у нее! И я повторять пытаюсь... Дрожжит она периодически. Я заволновался. Не холодно ли тебе Шурка? — спрашиваю. Нет! Отвечает она. Это мне тебя любить очень хочется! И шейку тонкую, нежную мне под поцелуи подставляет. И ушко! И снова шейку. И к грудкам меня... нежненько так. Вот и через ключичку переехали и до правого сосочка доцеловали. Вот и за сосочек принялись обстоятельно, не спеша, без фанатизьму.

Волнуется. И дрожит. И шепчет. Что я самый-самый-самый! Лучший-лучший. Ну, просто необыкновенный какой-то весь. Вот в белом весь. Что она и не ожидала даже сама, что так меня она любит. Как оказалось. И понять совсем-совсем не может, как же это раньше-то, еще совсем сегодня даже, могла она не понимать этого...и даже хлестать меня мокрыми мыльными женскими трусами... по столь необыкновенно-прекрасному, доброму и милому лицу... ой...ой...ах...умру...умру...умру...

И вдруг, кончает. Неожиданно для самой себя. Оргазм. Полноценный. С мужчиной. Пребывая в состоянии физиологической девственности. Целка на!

И всё? А я? А нифига!

И ни уму ни сердцу. И противно даже. И ЭТО всё? И вот ради ЭТОГО слагаются поэмы? Взлетают космические корабли? Строятся города в тундре? И на Марсе будут яблони цвести? Вот ради ЭТОГО дяденька Дартаньян, рискуя жизнью и здоровьем лезет в форточку к крайне неприятой Миледи? Проливает свою и чужую кровь? Нее... ЭТО ПИПЕЦ какой-то! Полное разочарование!.. Угрюмо поворачиваюсь к предмету вожделения жопой. Угрюмо рассказываю Сашке как мне с ней невыразимо чудесно... Женское седце нихера ей не вещует. Щебечет себе (мне) чего-то там глупенькое. Без остановки. Ну, приятно...потрогать...да. А "шалить" — НЕТ! Вот ведь хрень-то какая! Вот ведь странное дело! Размышляю я не вслушиваясь в Сашкину болтовню... Вот мне ведь интересно было подглядывать у нее, потом щупать...сиськи там, животик...и целовать ее приятно было. И ей со мной...тоже...ишь тарахтит как!... И ведь не врет...соловушкой заливается!.. Эмоциями положительными переполнена... А "шалить" мне НЕ понравилось! Ну паачиму им всем нравицца, а мне не нравитцца! В чем тут подляна, на!? Однако ни к каким толковым умозаключениям так и не пришел. Одна досада. Плюнул на!

Ну и пусть! Не покатило мне. Зато ей покатило! А от этого и мне... нефигово было! Повернулся я к ней и снова приставать начал, рученки шаловливые распустил. А она и радёханька. Уже уверенно так пристраивает меня к сиське-то тыковкой ... ну мне не жалко! Облизнулся и облизал. Тут она мне и инструктаж вводный провела. Рассказала не ведомые мне ранее дамские секреты и тайны интимной жизни. Можно сказать, раскрыла мне глаза на правду жизни, на всю глыбь моей сексуальной безграмотности и бестолковости. Теоретик радостей секиса... нашлась! У меня под одеялком! Хлитер у ей сразу завелся какой-то, и подход к нему нужён какой-то особо-деликатный ... оказывается. Где только вычитала такое? Маялись-маялись, пыхтели-вертелись... однако снова у нее получилось... небо в алмазах! И все до единого себе оставила, мне и глазком на алмазы те посмотреть не дала.

Кстати о посмотреть... Припомнил я утреннее фиаско, и возжелалось мне. А давай-ка говорю, Санюшка, уточним предметно-визуальненько, как там и где-чего! И этот, пресловутый твой хлитер доподлинно разъясним. А то я так и не понял, куда он там растет и как к делу пристроен. Тактильно оно вроде и есть... где-то, а как попробую представить в трехмерных образах, так и теряюсь... в пучинах необразованности...

Вот тут-то она меня и удивила не по деццки. Уперлась рогом. Нет и всё! Руками мацай, а насчет посмореть — дулю тебе с маком, говорит! Вот говорит, женишься когда, тогда и смотри, пока не посинеешь. У супруги! А она, дескать, девушка скромная, стеснительная и подобного непотребства себе (а заодно и мне) позволить не решится никогда... потому и не покажет. У меня даже челюсть где-то вдали потерялась.

Ну, вот как их поймешь? У меня и извилины такой вовек не будет, чтоб такие мысли думать. А ей, как так и надо! Да мне же ж шоб понять, конкретно глазами объект осмотреть... ну совершенно необходимо! Это же ж ежику в лесу понятно! Разгоревался я наткнувшись на стену полного непонимания и пренебрежения моими мужскими потребностями.

И тут дед из города вернулся! Лихо мы с ней до половины второго-то покуролесили! Накинула она ночнуху, трусы искать взялась, шуганул я её, дурёху. Завтре сыщешь говорю. Кто тебе под подол заглядывать сейчас полезет, в три часа ночи-то! Кроме меня! А я спать хочу! Побежала она двери отпирать. А я уснул, как конь...

Когда утром проснулся, деда уже не было. На кухню сунулся позавтракать, а там Шурилла. Меня увидала, и опять покраснела вся, до пяток... глаза в пол. Стесняется!

Насыпала мне картохи жареной, молока парного налила кружку здоровенную. Молчит. А я жру. Не вынесла она сурового молчания моего. "Женюшка", ...(хлюп)...говорит,..."ты же теперь меня презираешь, да?...(хлюп)...Безстыдницу падшую?! ...(хлюп)..." И слезы потекли, с носа закапали. Только носом шмыгает и хлюпает. Стоит рядом, как школьница виноватая. Фартучек теребит. И чё с ней делать? Молчу сурово. Делаю строгое лицо. Посадил на табуретку, залез к ней на коленки, обнял за шею и целовать начал. Молчком. Глазки заплаканные, щечки заплаканные, носик заплаканный, ушко красное как огонь, жилку синюю на шейке. Чувствую как под губами забилась жилка. Я в губки легонько поцеловал. Не реагирует. Я еще поцеловал.

"Дура ты"! ...говорю... "За что?! Ты что, у пенсионерок авоськи с хлебушком отнимаешь? На гоп-стоп! Ты никому никакого зла не сделала! Вреда не нанесла. Только польза от тебя одна. Мне!" И ухмыляюсь радостно. Тут она тоже хихикнула осторожно. "Как папаня-то посмотрел, ...говорит... на меня утром, когда кормила его на работу...аж бровь заломил... ночнушка-то мало того, что наизнанку, так еще и задом наперед!..". Тут я снова в губы ее поцеловал. Покрепше уже. Отвечает! Пососались чуток, я к сиськам лапы потянул. Не тут-то было. Перепугалась вся даже. "Ты чего?! Нельзя! День же! И стыдливенько так — мол до ночки хоть потерпи..." Ну деревня....

Следущей ночью по колее накатанной прошло. Говорили-разговаривали потом о разном. Сашуля на полслова замолчала и засопела... Спит коза. Это как?! Это я что ли, орел ретивый, вдрызг умотал девицу-горлицу?! Дела!!! Нацепил труселя и на себя и Сашку, напялил на нее ночнуху, сбегал вниз и снял двери с крючков... а то дед вернется и барабанить будет, ждать пока проснемся, пока откроем... а так замок своим ключем откроет и порядочек... Поссял походу. И спать тоже пошел. Под бочек к Сашке. И уснул.

Вот так у нас и покатило, гладенько да ровненько. Так оно у нас и пошло. Днем ни-ни! Краснеет и пеньдюли раздает не скупясь. Я то лез к ней по началу. Под юбку. Показать сызнова просил. А фиг! Никогда и ни за что! Порядочные девушки так не делают! Поосаждал я эту крепость да и утерся. Кремень! Все ж таки они странные. Не понять их трезвому мужчине.

А ночью сама ко мне в кровать лезет. Целоваться. И раздевается загодя. Сначала посопротивляется вроде, как бы неприлично ей, ...потом как бы я ее примучил-принудил, а она сдалась безсильно! И ничего... нравиться стало. Обоим. Вот до сих пор в ум не возьму, как это так, шестнадцатилетней мокрощелке, безо всякого опыта и понятия удалось такое? Чтоб не противно мне? Она ведь этого сама стеснялась, вправду очень ей стыдно было...по спервоначалу, пока фишку не просекла. Думается мне, за счет нежности и восторга у нее так вышло. Очень она мною восхищалась и хвалила. От души. Целую неделю. Пока одни в доме ночевали. А раз ей хорошо так от этого значит, я все правильно делаю. И вовсе не противно это.

Муж упорный в своих намерениях. Это про меня! Не хочешь добром? Придется снахальничать, инициативу проявить и настойчивость. Знаю, что нехорошо. Знаю, что неправильно и бессовестно так поступать. Нету мне оправдания. И поплатился я! Дождался, пока Санчо уснула покрепче, включил свет, обнажил её заветное и, утративши всякий стыд, рассматривать принялся. Недолго, впрочем, обсервировал я места укромные, секреты тайные. Чуток девичий сон. Кто бы подумать мог. Что в неуклюжей, угловатой Санюшке, такая грация атакующей пантеры сокрыта? Разящая и стремительная. Я вот и не подозревал. За что и поплатился!

Метался я от гнева ее по дому, как кот проказливый. Но у Сашки ноги моих длиннее оказались. И всюду был я, настигаем ею и караем. Трусами.... Сурово и справедливо! Вот ведь собака, моду взяла, трусами своими по мордасам моим хлестаться. Одно утешение, что в этот раз они хоть сухие были. Не бывать мне фетишистом! С той поры, предмет дамского обихода этот, будит во мне вовсе не романтические эмоции. Жуткий, страшный образ озверевшей РУССКОЙ БАБЫ встает перед глазами! Которая слона на скаку остановит запросто, и хобот ему оторвет легко! И ни какое это не преувеличение, а чисто научный факт.... Простила она меня конечно, через полчасика. Помирились мы. Однако или разрушилось что-то в любовной идиллии нашей, или утратил я доверие её, или просто ей баловство это наскучило?.. Да и баба Нина с Люськой вечером домой вернулись. Кончился наш тет-а-тет. И ночи страстные!

История десятая

Интриган

...Но я клянусь! Им не увидеть нас

Прикованными к веслам на галерах...

На третий день меня забота одолела. Неохота мне в садик возвращаться. Тут мне и поле, тут мне и воля. Тут мне и сеновал с книжкой. Дедов тулуп постелю, баушкиным накроюсь. В термосе чаек горячий заведу и лежу — читаю. Когда с пацанами набегаюсь. И дружков-товарищей в деревне куча. И в чижика и в лапту и в городки. И на ледоход смотреть. А лето на носу уже. Рыбалки, купалки, грибы, сенокос! И без меня? А в садике режим и воспиталки. Того нельзя, всего нельзя... Тоска! В ручеёк играть? В самоволки за забор бегать и потом нотации и разносы терпеть? За низашто! Ну, нафиг!

И запало мне желание в душу — от садика откосить. Погода как раз направилась. Солнышко светит. Птички поют. С дедом в выходной скворешню сколотили. Он в город решил к вечеру съездить. Бабу Нину с Люськой днем наши проведывали. А то умотался в конец. Решил роздыху денек взять. Повесили с ним сквореншню. На утро же и жильцы скворешню заселили. Свистят по разному. Лепота.

Потёр я репу, просчитал варианты и решение принял. Поскольку мы с тетей Санюшкой накоротке уже общались, мысли свои я озвучивать стал сугубо в матерной форме. Абсолютно обдуманно. Она, бедняга от моего слога в тихий ужас приходила. Краснела как морква и ухи затыкала. Стыдила и воспитывала меня. Примеры приводила. Что в деревне у них даже мужики таких слов-то вслух сроду не говорят. Даже когда им на ногу наковальня падает. Или конь наступает. Даже когда спьяну в коровью лепешку мордой примостятся.

Поражалась все, что у такой культурно-раскультурной женщины, как Евгения Александровна, матерь моя, вот такой пропащий матерщинный матершинник растет! А я ей в оправдание про детский садик доклад сделал. Дескать, посидела бы там с мое за хозяином, еще бы не так загибала! Там, мол, в иной озвучке, без фени, твою мысль вааще не поймут. А за фраерско-культурную речь и опустить в легкую могут. Она только головой от ужаса мотала, глаза жмурила и щеки терла.... Переживала некультурность мою очень. И печальное будущее. Гатова!

Теперь деда надо в кондицию привести. Вышел на двор взял колун и чурку березовую пристраивать начал поровнее. А чё такова! Дед вон, их как щелкает, одной левой! Размахнулся колуном... и не попал по чурке-то! Уводют меня с траектории попадания моменты инерционные! Наверное, вращение Земли влияет. Кориолесова сила... или...мало каши ел?! Пошел, приискал в сарае топорик полегше. Теперь по чурке уже попадаю. Фтыкается теперь топор... и все.... Долбил я эту чурку, долбил... примерно как сорока... мерзлый... труп. Упрел. Тут дед на обед приехал. Удивился дед, на меня глядя. А я ему про бурный рост мышечной массы... и бицепсом похвастался! Покачал дед головой, похвалил...за усердие...не по разуму. Отнял топор, нашел в сарае клин здоровенный, из гаража кувалдочку раздобыл килограммовую. Показал, как с этой справой управляться, велел ноги беречь, пожелал удач в накоплении мышечной массы и в дом пошел. Обедать. И на ходу в затылке чесал. Наверное, к нему мысль пришла, и он её думал. Походу, тоже готов!

А потом приехала мама меня в садик забирать. Кончился карантин. Вот тут-то заложенная мною мина и сработала. Я мамане намекать стал, что в деревне мне куда как душевнее живется. И лето на носу. Так бы мне и дальше жить. Тут и тетя Саша тоже в тему запела. Я же говорил уже, что очень она себе на уме девица. Хитрая! Сразу въехала в тему. Дескать, портит меня садик. Матершинник я ужасный. Спасать меня надо. И срочно! От садика. От воспиталок безпечных. Бандитом меня в том саду сделают. Всенепременно бандитом! Затянут в преступный омут. И надо меня на деревне оставить. На исправление.

Дед слушает наши перепевы и в усы ухмыляется! Насквозь хитрожопого меня видит! Всю мою интригу хитрозадуманную. Но тоже в поддержку пошел. Подписался за меня. Он во мне вообще всегда души не чаял. Как не крути, а единственный я такой внук у него. От единственного сына покойного... Других таких не будет уже. Никогда. Надежда его и опора в седой старости. Девки они — ломоть отрезанный, как подрастут в — чужой дом. Чужим дедам внучков рожать. А я — носитель фамилии! Наследник. Евгений Евгеньевич Ерофеев!

И без его твердого и правильного мужеского воспитательного примера и руководства воспитательным процессом вырастет из меня, хрен знает что. Поскольку Сашке Фатееву дела и хлопоты по жизни меня вести однозначно не дадут. Некогда мол, Сашке меня мужиком делать! Тут тетя Санюшка моя глазками в сторонку вильнула, губку прикусила и заалела слегка личиком. Эх, ну никакого понятия у баб! Для них мальчонке "мужиком стать" — это только и значит, что с ними с разлюбезными почикаться. Аналогично вроде, как девице женщиною стать. Ан нет! Не так все просто и уныло.

Мужика характер делает. Мужик, он же генетически спроектирован эволюцией, как боевая машина. Для добычи материального ресурса и защиты семьи от жизненных невзгод. И потому с детства должен драться, привыкая к ярости схваток. Бойцовский характер формировать. На примере старших. А жизнь устроилась таким образом, что парней все больше женщины воспитывают. Даже и в полных семьях. Сначала воспиталки. Потом учителки. А пацанские драки их ужасают. И свирепо караются правый и виноватый. Вот и растут не мужики, а носители штанов какие-то трусливые, женовидные. Которые от армии из трусости косят. А потом те же женщины "ласково" называют их — "мужчинки". И возмущаются, что мужиков не осталось... и защитить ни их, ни Родину от наглого нохчи некому. Вот и чморят гордые горцы, как хотят этих... мать их... и подруг их... ставят, как хотят! А все потому, что горцев бойцами растят...

А касаемо матершинства моего... тут дед меня по репке погладил... так это мы быстро! Вон табуреточка. А вот она и жопочка.... Враз ума вложим, и как положено флотским законом, баночкой закрепим. В назидание. Тут к слову, маманя бати своего, Александра Ефимовича, ремешок флотский припомнила, и как меня за Игорька им потчевали. Дед тоже меня "не разочаровал". "Так, и у меня такой же, один в один ременьчик-от, в заветном месте с береткой и тельником, в морской воде полосканным, лежит".... С папкиным твоим в одном цейхгаузе полученый, одновременно! Из натуральной кожи. Сносу ему нет! А ты нешто забыла, Евгения Александровна, что мы с батьком твоим два годка ноздря в ноздрю службу служили? И на морях и на сушах. И после, муженька твово, покойничка (прими господь душу его солдатскую) ремешком этим в просветленное состояние при нужде приводили. Как заслужит. Ну и внучку на урок небесполезен будет. Поматькается он мне! Попробует ужо!

Тут бабы папаню вспомнили. Глаза на мокром месте. А дед линию гнет, что никогда и нисколько я семье Ерофеевых не в тягость, чтоб мать даже и в ум такого брать не смела. "Да и ты дочка, нам не чужая ни разу" — говорит. Маман только про "соскучилась" и смогла в ответ вякнуть, носом хлюпая. "А почаще приезжать будешь. На свиданку с арестантом. Бу-га-га! Теперь-от никуда не денешься, коза!" Шлепнул ее по попе, меня на плечо посадил, и смотались мы с ним на рыбалку. Благо суббота и веялки свои дед дочинил. На зорьку вечернюю. Ох, и хорошо ж мне на дедовом плече! Далеко видать! Всякие бабы у меня враз из головы то и вылетели...

А через день дед бабу Нину с Люськой обратно домой привез. Выздоровела Люська. А потом было долгое, долгое, долгое, самое долгое лето в моей жизни. Детство босоногое.

История одиннадцатая

Мужские игрушки

...там где любовь,

там всегда проливается кровь!..

Увидал я у Митяя богатство. Конструктор детский. Гаечки-болтички, пластиночки, всё в дырочках и колесики на резиновом ходу. Отпад. И одолела меня зависть. Черная. Густая. Такой же хочу. Срочно. Терпеть мочи не имею. Поделился с дедом Костей своей жаждой обладания. Капал слюной. "Ну что ж" — сказал дед — "вопрос решаемый!". В магазине такой товар имеется. Но вот где средства на приобретение раздобыть? И хитро на меня смотрит. Делов-то! Я удивился даже дедовой наивности. Ты дашь, мамка даст, деда Саша даст. Баушка Анжела тоже не пожадится. По два рубля скинитесь и еще на морожинку останется...

Нахмурился дед сурово. Ну ты орёл! Побирушкой растешь, внучек?! Мужчина тем и отличается, что на свои игрушки зарабатывает деньгу самолично! И своей подружке, на ее игрушки! А чем мужик старше, тем игрушки его дороже. Закон природы! Так что, внучек думай, где средства могёшь заробить для удовлетворения страсти своей. Надумаешь, приходи посоветоваться. Стал я соображать, где остальные люди деньги берут... Трепались пацаны, что комаров сушеных в аптеку за огроменные деньги принимают. Но, что-то нет им веры у меня! Так все бы и сушили, комаров-то! Вон их, кровососателей, тьма вьется! И бьют их нещадно. И не сушат! Развод это! Однозначно — развод лохов. Но мысль, кажется текёть в правильном направлении... надо с дедом посоветоваться...

Дед, говорю! Надоть добыть чё нить! И сдать — за денежные знаки! Ты, случаем не знаешь, где поблизости прииск золотой. Я бы сбегал, помыл бы денек! Унций двадцать. Я умею! Я в книжке про степного найденыша читал! У деда аж кепка слетела, от предприимчивости моей. А алмазов пламенных в пещерах каменных, не изволишь ли наковырять, внучек? Вот спросил! Где пещера, дед?! Запрягай, поехали! За одно баушке Нине сарафан новый справим!

То, что бабушку не забываешь, оно конечно похвально... однако держи-ка ты Женька попу свою к земле поближе... воспаритель поднебесный.... Все алмазы выковыряны до нас! И прииска златого не изыскано у нас в огороде. А бери-ка ты в сарайке батькову "Каму", да приведи лисапед в порядок. Это будет тебе пункт нумер один. Программы по приобретенью. Да ездить на нем обучись. И это второй пункт будет. И пошел себе.

Нет проблем. Велик! Мне! И не "Малыш" какой похабный, а целая "Кама". И как я раньше-то не допер на него лапу-то наложить? Ушами хлопал! Собрал-помазал, и наслаждайся... полетами! Достал. Собрал. Помазал. Накачал. Полетел... голова-ноги, голова-ноги...

А не ездил я раньше на великах-то двухколесных. На носу царапина, под глазом фингал. Коленки и локти в зеленке. Тетка в ужасе! Занялись теорией вождения двухколесных транспортных средств. "Ты руль-то, в ту сторону поворачивай, куда валишься!" За седелко держит, и бегит рядышком. Рулю гордо!

Через часик, поймал я баланс на злобной железяке! Виляю, конечно, но уже не падаю. Остановился, развернулся, толкнулся — поехали! А к вечеру уверенно уже управлялся. До седелка то задница не достает, но я так... стоя на педалях. Нормалек! Передвигаюся! Хорошо, что на "Каме" рамы нет. Утром дед добыл на чердаке пяток капканов насоледоленных. Мне отдал и велел оттереть хорошенько. Дескать, третий пункт. Ну, надо — значит надо. Сделал.

Вечером дед поужинал, посадил меня в "шоху" и велел дорогу запоминать. Отъехали мы версты три-четыре в поля. Остановились. Вылез дед из машины, достал капканы, меня поманил и пошли мы по обочинке норы высматривать. Суслячьи. Нашли нору. Показал мне дед как капкан насторожить. Положил капкан на норку язычком, да дальше пошел. Еще норы искать. А я за ним. Метров через двести другую нору нашли. И еще капкан поставили. Расставили весь пяток, и назад повернули. А первый-то капканчик уже и схлопнулся. И сусла прихлопнул! Он дурилка, головенкой своей в язычек-то тык! А его капканчик-то по головенке хлоп. Вот ты сусёл, уже и добыча! А не вольный свистун, житель степей. Мне от деда мораль — не суй башку куда попало!

Таким манером мы за вечерок трех сусликов отловили. А капканы в ночь оставили. Приехали домой, и стал меня дед дальше охотничьему искусству учить. Показал, как подвесить тушку, как надрезы правильно сделать. Как с сусла чулком шкурку стянуть. Рассказал, что способ этот и для других "клиентов" пригоден. Хоть для кролов, хоть для кошек. Хоть для собак! И тушку освежеванную Дозорке кинул. Тот уже извертелся весь под ногами. Что б не позабыли про него. Чтоб не пропало добро. Натянул дед шкуру на правило, закрепил-расправил. Достал ножик тупой и показал, как не нужное сало со шкурки соскребывать. Порывался я ножик тот наточить. Получил щелчек по лбу и наставление. Что кабы была нужда, нож тот и без меня наточён был бы. А не мездрят шкурки ножами острыми! Дабы не повредить. Дырявые шкурки ценность теряют.

Второго сусла мне велел свежевать. Взял я тулово, и что-то мне не по себе как-то стало. Противно как-то. Тошненьковато. Ну дед понял, надсмехаться стал — "Барин брезгуют ручки в крови да сале испачкать? Нехай, мол, холопы в дерьмишке ковыряются? На барское благо Евгения Евгеньевича!". Стыдно мне стало. Чё меньжеваться-то? Подумаешь, шкурку с сусла ободрать. Небось, не сблюю.

Тут на деда бабушка Нина напустилась. На защиту мою встала. Деду пенять принялась. Мол, негоже ребенка то, в младости такой, к безобразию этакому приучать. Мол, не дорос Женичка до сурьезных дел, с ножом в руке божью тварь кромсать. Цыкнул дед на нее. "А сама де курей режешь и не морщишся! Теперь штоб Женька курей рубил! Твое бабье дело — ощипать! И кроликов, чтоб тоже, того..." И вон прогнал. Чтоб в мужеских делах не путалась. Раз не понимает ничего в жизни мужской. Жалельщица нашлась. Вот так вот и портят мальчишек бабы бестолковые!

Пока препирались они, успел я и сусла как надо, пристроить, и надрезы, как дед показывал сделать, и шкурку содрать, и тушку Дозорке скормить! И мездру обезжирил, пока дед супругу в разум приводил. И за последнего взялся. И не обнаружил в деле этом никакой противности. Обыкновенное дело. Полезное и нужное умение. В хозяйстве! Поправил меня дедуля здесь да там. Удовлетворился содеянным. Объявил, что 15 копеек мы с ним за вечерок зашабашили. И благословил.

С утречка я самостоятельно в охотничьи угодья свои на велике подался. До обеда. И после обеда. Втянулся. Через две недели, наловил нужное количество шкурок. Сдали мы с дедом пушнину. Получили целых 10 рубликов. Одной купюрой. И приобрели вожделенный конструктор. Пособирал я его, пособирал. Всякое собирал. С большим прилежанием. Однако охоту на суслика не забросил. Втянулся я в это дело. И понравилось мне состоятельным пацаном жить. При деньгах! Хожу степенно. Угощаю родных и знакомых лакомствами. Балую девочек конфетками. Дружков мороженками. И прохладительными напитками. Как хочу, так и трачу лично заработанные. Клево.

Дружков у меня вдруг стало... много! Каждому стало лестно газировочки со мной попить. Только взяло меня сомнение. Что ж они раньше-то несомненных моих достоинств не замечали. А норовили при всяком удобном случае, фонарик мне засветить? Дружки мои новые, с соседней улочки. Под глазик мой голубенький. И обуяло меня сомнение. И дед подхохатывает, мол, давай-давай шикуй! Мол, все девки твои! Народ мол, халявку-то любит, страсть как. Мол, и уксус на халяву сладок!

Тормознул я слегонца поляны накрывать. И стал моментально я жадиной-говядиной. И кулаки мне снова сразу понадобились. Для сбережения нажитого. Только и осталось то друзей, что раньше были. До богачества моего. Так-то вот она оказалось, жизнь-то устроена!

История двенадцатая

Рыбари-добытчики

...У рыбака своя звезда!...

Задумал дед новую снасть. Надоели ему удочки и бредни. Удочкой ему уныло. Бреднем мокро.... За сети — рыбинспектор пристаёт. Я ему сказал, что капкан на рыбу надо купить... Ухохотал его на месте. Потом он ржать перестал, почесал свой пескоструйный аппарат и пошел журнал рыболов-спортсмен листать. Потом обратно пришел. Маладэс говорит, пакупатэл... ведь фигню спорол, а мысель подал! Будем теперь капкан на рыбу делать. Сами".

Привез еще телегу дров и вечером начал блины отпиливать. Сантиметра по три толщиной. И березовых и осиновых. С комля. Чтоб посвилеватее были. Я как раз с сусликами закончил возиться, и смотрел, как он с двуручной пилой в одиночку... над собой изгаляется. "Дружбу" свою он временно крякнул, и на запчасти раскидал. В ведерке лежит. В маслице. Собрать, как обычно нетути у него времени. А вручную пилить — есть! Я бы машинку собрал, конечно, если бы сам ее разбирал. Ну, максимум через пару лет. А то и побыстрее бы управился. А так с какого боку взяться... не вдомёк мне. Однако попробовать не помешает. Тут главное, чтоб болтов лишних много не осталось.

Вот он вручную и парится. С "Дружбой 2". И злится. И на меня осерчал, за тунеядство моё. Сюпервайзерство. И наехал враз, как у него водится. "Чё лыбисся? Вот чё ты тут лыбисся?! Живодер-стяжатель. Сусликов гроза!" Покрыл меня малым морским загибом в олитературенной, правда, форме. И приказ приказал. "Берись давай за пилу-от. Вместе тягать будем! Вдвоем ловчее!". Взялся я за пилу и началось, и пошло и поехало... и в "отцов наших гнойных и помойных, Сергия и Германа, Валаамских ... ...перевертом в перехлест из поворота в перекос, и через гвоздями забитый клюз обратно в загробные рыданья, всегда животворяще... ...етить твою бабку в темя, деда в плешь, а тебе, сучьему сыну... ...якорь те в..." Помилуй мя осподи!

Куды тянешь.... Пошто давишь... Руки из жопы, а ноги как руки. В общем, обозвал дедуля маму мою аристократкой, меня — никудышником, а полсотни заготовок мы с ним, с перекурами таки домучили! Унизил и разозлил меня он страшно! После пот со лба утер и утешил. И сказал, что на лесоповале меня жизень сама научит, дровишки пилить. Деда кору с кругляшей ободрал и сушится в темное, прохладное, сухое место поклал. В сарай значит. Потом вечера за три распилили мы остатки бревен на швырок, под рассуждения дедовы о моей пригодности к дальнейшему проживанию на этой планете и исторических экскурсах в прошлое моей родни всех колен. И опять мне халтурка для наращивания мышечной массы подвалила. Не привыкать! Я и эту кучку клинышком покоцал. Постепенно. И к предыдущей сложил. В дровяник при бане.

Месяц дед Костя диски свои сушил. А я с пацанами бегал, чурки колол помаленьку, купался и сусликов заготавливал. И с врагами бился. Они меня, городского, все норовили подловить, когда я шкурки сдавать носил. И отнять денюжки. Одно слово — козлы. Вот им кто мешал самим суслов добывать? А лень! И подловили, когда я от заготсырья взад до дому отправился. Схлеснулись мы. С велика меня эти супоросные бабуины уронили. Один на толпу... совсем было одолели, в пыли уже вываляли, понасели всерху и по карманам тырить полезли. Однако разогнали схитников бабы деревенские. Не потерпел я финансового урону. Окромя фингала. В другой раз с дружками, с нашей улицы, понесли шкурки сдавать. И не посмели эти гады в атаку пойти на нас! В сторонке поторчали, пооблизывались на наше роскошное житьё, и восвояси отвалили! Обмыли мы победу и удачу нашу газировочкой, и домой. С победой!

Когда блины деревянные просохли, отбраковал дед треснувшие, а оставшиеся обстругивать начал. Потом канавку на боку резцом нарезал и дырку в середке просверлил. И мне велел шкуркой отполировать до полной гладкости. Потом переделывать заставил. Потом еще раз забраковал. Потом сказал, что вроде годится. Потом проолифил и красками раскрасил. Сверху беленькой, а снизу красненькой. Потом сказал, что потом сам увижу, нафига это надо! Когда по рыбу поедем. И штырьки вытачивать принялся. Мачтами их обозвал. На конус и с шариком на верху. И тоже покрасил. Синеньким. Для красы! Когда просохло все это хозяйство, намотал в канавку лески и крючки к ней привязал. По три штуки. И пот со лба утер. Готова снасть.

Пошли, говорит фоксинусов теперь ловить! На пруды. Удочки взял. Щас надергаем — говорит! Я и сомлел. Что за... рыба... такой. Паачиму не знаю! Но поехал. Любопытно мне на фоксинусов-поксинусов этих поглазеть! И как их дед на удочку дергать намеревается. Продинамил меня деда! Гальян это. Сор водяной! А я то, уже припоминать стал, куда прошлый раз безмен у баушки припрятал! Надергал он! Так они и поймались! Не дураки, небось, ...или спали с устаку в тине своей. Вот тут-то я его и умыл! Тут то я евоный нос-то и утер! Уж гольянов-то ловить.... Делов-то! Сгонял на велике к дому. Стибрил у бабы Нины две трехлитровых банки, у Шурки на кухне — хлеба кусман. В сарайке от рулона толи клок оторвал и шпагату нашел моточек. В сумку добро затарил. И обратно примчался. Скрутил из рубероида воронку, накрошил в банку хлебушка немного. Воронку в банку, остаток завернул на горлышко и шпагатом замотал. Утопил я снарягу свою у мостка, где гольяны стайками ходили, и дно хорошо видать. Неглубоко там. Потом вторую банку зарядил и с другой стороны потопил. Минуток тридцать мы с дедом за жизнь перетирали. Он все удочкой ловить пытался. Не, не клюёт! Вытянул я за шпагат банку одну, а там тех гольянов набилось с полбанки! На хлебушек попёрли. Деда даже папироску в воду обронил! От удивительного способа лова. Да все пацаны так ловят! Однако, пошло у нас дело! Есть нужный результат!

Наловили с полведра в сухом остатке, и домой пошли. Он с ведерком пошел, а я поехал на велике! Дома дед их в корыто запустил и обозвал наживкой. "Завтре с утра не проспи", — говорит! "Будить не буду! На озера поедем!" И не надо меня будить! Я затемно ещё чайник скипятил, чаю навёл и дедулю из койки вынул. Хорош ночевать! Пора по рыбу ехать! Затарили мы гольянов в канистру. Остальное с вечера в "шоху" уложено было. И по газам! Шестьдесят верст до озер! По проселкам.

Приехали. Расположились. Дед лодку накачивать взялся, а я мерзнуть. Прохладно с утра! Ветерок пронзительно так соплю вышибает. Свежо! Попросился я покачать для сугрева, пока он мотор "Ветерок-8" из "тазика" достанет. Не любит деда, когда его "шоху" — "тазиком" обзывают! Достал мотор, подождал, пока я на лягухе напрыгаюсь, лодку до нормы вздую, и спустил её на воду. Приладил мотор и поплыли мы по озеру. Ох, такого простору водяного не видел я раньше. Большущее озерко. Волна серая погуливает. Боязно мне даже. Встали на середке. Насадил дед на крючки гольянов, сплюнул на них и кружек в воду опустил. Беленьким кверху. Потом за следующий принялся. И так все тридцать штук плавать и отправил. По воле волн и ветра. А сам за удочку опять! Чебак, говорит тоже рыба! С пивом пойдет! Вот нафиг пиво? Странный мужчина! Газировка куда как слаще! Не била его, однако жизнь, не клевал жареный петух! Не понимает он в житейских приятностях! Пиво ему... слаще морковки... темное!

Вообще, это система какая-то! Все что мелким запрещают делать — это просто дрянь какая-то. К примеру курить.. Купили мы с Колькой Снегиревым, соседом закадычным пачку "Любительских". Маленькую взяли, на десяток штучек всего. Попробовать только. Ну и скурили не в затяг. Дрянь горькая и противная. И попалились мы с Колькой! Унюхали нас. И конечно же привет нам с Колькой, от военно-морских сувениров! А взросляк эту дрянь шмалит! С понтом круто! Я после "процедуры полировки крупа" деда спросил — нафига он сам то курит, если даже мне вредно? "Последствия трагической ошибки!" — ответил дед — "А ошибка была в том, что начал!"

Или, допустим, "пошалить". Тоже испытано на личном организьме. В натуре — фигня. Баловство это. Никчемушнее. Хотя... может... что-то в этом все-таки есть... Непонятное, но и чем-то же привлекательное? Однако тут с плеча рубить не будем. Исследуем вопрос дополнительно. Не всё тут так очевидно. Как с бухаловом.

Или вот тоже пиво и прочие алкогольно-горячительные напитки. Коньяки-водочки. Плавали — знаем. Пробовали. Вот уж дрянь так уж дрянь! Зуб даю! Да бабушкин квас несчастный, и то в сто раз вкуснее. Не говоря уже о "Байкале" с "Саянами" ... а взять сок виноградный? Да этот алкашный дорогущий хлам и рядом не валялся. А взрослые как с дуба рухнумши, всякую пакость в рот тянут. И в кайф им?! Ну, дурдом, Земля-планета! Хотя, конешно... с другой стороны... всё лучшее — детям!

Задумался я о мировых парадоксах, отвлекся что-то на мысли эти скорбные. О несовершенстве мира. Тут-то и пошла потеха! Пока Константин Степанович чебака за жабры брал, тут оно и началось. Один кружок вдруг из беленького... шасть! Красненьким стал! Я деда в бок! Гляди, чего творится-то! Дед обрадовался, разулыбался и давай туда грести. Работает, грит, чуда-юда наша! И за леску. Вытягивать. Не давался ему хищник водяной. Боролся он с дедушком до последнего. Чуял, что за жизнь сражается. Вопрос стоит, кому жить. Деду, или ему! Однако одолел дед. Силой интеллекта! Хоть руки леской и посёк, малость. Помаленьку, полегоньку к борту подвел. И на меня свирепо так наехал — "А ты, какого хрена расселся! Сачком его! Подводи снизу! Тащи болезного!"

Ну, товарищи рыболовы-спортсмены! Я в таких окуней и не верил вовсе! Куда там лапоть, это таймень в натуре, акул кашелотообразный! На сковороду? Не, не влезет! У меня размах крыльев не даёт возможности правдиво описать величину этого окуня. Разве что размер глаза показать. Огроменный просто. Мускулистый, полосатый! Плавники шипастые растопырил! Сачек у меня в руках дрожащих мотался, что твой спутник над планетой. А как он в лодке-то затанцевал. Как плясал, пока дедуля ему в лобешник веслом не накатил. Чуть не сбёг, паразит! Пока угомонили! И в садок, к носу лодки привязанный не отправили.

Не часто кружки переворачивались. Но систематически. Деда меня на весла посадил. И греб я полегоньку от одного к другому. Из конца в конец. А деда все чебаков тягал. Пока с места на место стрейфились. Потом деда удочку в сторонку и с кружка добычу вываживал. К вечеру рыбы наловили... мешок. Не стыдно домой-то показаться. Одних пятнистых щук поймали... не, не сорок! Восемь штук. Ох и здоровучие! Просто бревна. Тяжелящие... эх фотку бы на память зафоткать! Не догадались фотик взять...

Дома дедушка ошкерил всю добычу, засолил и сам весь рыбой провонял. На сеновал спать его прогнали. Утром бабуля щучьими котлетками угощала. Ценная вещь! Через пару дней на веревочках развесили мы с дедай на чердаке рубку посоленую, на сквозняке. Вялиться. Впрок!

А вкусней всего гольяны оказались недоиспользованные. Жареные. Жирненькие в сметанке. Мцу! "Гольян, Phoxinus phoxinus (L.), он же аргиш, малявка, краснопёрик. Названий у этой вездесущей рыбки много, и некоторые уничижительные. Рыболовы, считающие себя серьезными, упорно пренебрегают ею. При поимке с презрением выбрасывают обратно, а если и берут, то лишь на корм коту или в качестве насадки. И зря. По вкусовым качествам гольяна можно смело поставить на первое место. Он замечателен в любом виде: соленом, копченом, вяленом, жареном (с яйцом, сметаной и лучком). Да и уха из свежевыловленного гольяна бывает наваристой и ароматной. (с)" Единожды вкусивши, несмотря на скорбные стенания тетушек, и бабушки по поводу потрошения этой мелочи, норовил я половить гольяшиков почаще! И побольше!

История... следующая!

Хлеборобы

... там я доподлинно узнал,

почём она — копеечка...

Когда пахота началась, взял меня дед с собой. На тракторе покататься. Его бригада дальнее поле распахивала, под картошку. Ну и поехали мы с ним поутряне на то поле. Загнал дед "шоху" в будущий тенек, и к трактору мы с ним пошли. Да знал я, что "кировцы" здоровые, вот только рядом с ним стоять, раньше не доводилось. Экая ж гора-то железная! Я и подпрыгнувши, до верха колеса не достану. Ну, деда! Ну, мощь! Этакой монстрой-то рулить! Неслабо! Дед в глазах моих совсем Гераклом запредельным стал. Повелитель вселенной, какой-то!

Подсадил он в меня в кабину. Сам в мотор полез. Проверил там все и для меня репортаж вел. Про штоб вода в радиаторе, масло на щупе, иначе пипец, мол, котенку, и денежному содержанию, вместе с ним. Про зубы на полке, по дурости и невнимательной безпечности. Завел трактор. Покурил, пока мотор прогреется. Угнал трактор в начало загона, впахался. Потом вылез и проверил, как получается, подрегулировал плуг чуток и мне все обсказывал как да что, да как чтоб правильно. Повели мы с ним бригаду. Дед, как Чапай впереди, за ним еще четыре рыжих "кировца" уступом. И полоса за нами черная, ровная. С грачами. Чисто парад, какой.

До обеда мы так по полю катались. Скучно мне стало. Тряско, шумно, пить охота. С дедом особо не поболтаешь. Вот только не по уму выйдет, если сбегу. Сам ведь напросился. Отговаривал меня деда. Упреждал, что не понравится мне. Правду говорил. Когда же обед-то наконец настанет? Размяться хоть. И кушать уже очень хочется. И пыль эта гнусная. И соляркой воняет. А дед баранку крутит-вертит как заводной. Подмигнет мне, хлебнет чайку глоток и останавливаться не собирается. Это он целый день так понужает! С ума сойти! Он ведь её не только сегодня. Он же её изо дня в день крутит! Из года в год. Двужильным надо быть.

Погордился я дедом и решил от скуки песню спеть. Вспомнил подходящую по настроению. И затянул. "Сижу на нарах как король на имени..." — тресь — "...нах!". Как говорил один перец — "Искры! Искры из глаз!" И чем такая трогательная песня деду не понравилась? — "Чтоб дури такой я от тебя больше не слышал! Тоже нашелся тут, простой совейский заключённый! Уркаган недостриженый! Штаны на лямке!". Нет, чтоб "В траве сидел кузнечиком" деда порадовать, или "Раскинулось море широко" — он тут блатняк зажигает! Терпеть ненавижу! Романтик нашелся, с большой дороги! А не кради и не посодют! Ну, туши свет! Понесло деда. До самого обеда он меня полоскал, как портки в тазике. Открывал мне глаза на всю паразитскую сущность уголовного элемента. Проникся я его негодованием. А вот "штаны на лямке" я ему ещё припомню!

Наконец обед настал. Сели в кружек, из тормозков вытряхнули, кому чего Бог послал. Свалили в кучу, и кушать принялись. Степенно, не торопясь, хоть и видно, что голодные все. Но деликатно мужики кушают. И по примеру старших, я тоже сдерживаюсь. Не толкаю двумя руками в едальник-то. А хочется.... С чавканьем и урчанием. Сальцо с картошечкой! С лучком! Котлетка домашняя! С хлебушком чёрненьким. Двумя пальчиками, как барышня жеманная, отставив мизинчик.... Кушаю! Огурчик солененький хорошо пошел. Ветчинка домашнего копчения. Тоже в прок. И кусок ноги бараньей, запеченный. И спинка селедочная. И куда в меня лезет-то?!..

Однако, пообедали, чаю попили с дымком. Народ по делам крутнулся, и перекур с разговорами затеял. Истории всякие пошли, шутки-анекдотики. Расслабляется бригада. Веселится. Принюхался дед к дядьке Леше, лицом скучный стал. Поднялся, за ремень того с заду вздернул и в лес поволок. Дядя Леша на цыпочках перед ним скачет. Возражать пытается. Втуне! Мужики полезные советы ему вдогонку советуют. Рекомендации обидные дают. Мне же интересно? Интересно! Я потихоньку следом за "сладкой парочкой", как следопыт-разведчик, на полусогнутых, пригнувшись и за растениями разными скрываясь.

Привел дед подконвойного на полянку неподалёку. И стал с ним воспитательную беседу проводить. Голос у деда ласковый сделался. Знаю я, когда он ласковым становиться. Помнит мой зад многострадальный. Видать накосячил дядя Леша нехило. "Вот, Алексей Спиридонович, когда ты ко мне в бригаду просился, говорил я тебе, что в моей бригаде на посевную и в уборочную водку не кушают? Было дело? Чё молчишь, синяк позорный? Один стаканчик всего? Нечего тебе сказать, нечем тебе оправдаться! Воистину воняешь! И я не гаишник тебе. Я сам тебе експерьтиза! Молчать, я сказал! Для начала будет тебе Лёшенька — порицание. На второй случай — в скотники пойдешь. Коровкам хвосты вертеть, и навоз ворошить. Понял, меня мудила?!" — и легонько совсем того по пузу ладошкой шлёпнул. И к костру пошёл.

Неет! У меня-то пресс покрепче будет! Деда меня после баньки любит по пузечку шлепнуть! А мне хоть бы хны! Пресс у меня каменный потому что! А дядьку Лёшу согнуло-скрючило, и пал он, где стоял. И коленки к носу подтянул. Сучит ножками и булькает. Подышать пытается. И деду в спину смотрит, ровно зарезать хочет. Как тот почуял? Обернулся, и спрашивает, еще ласковей. "Уж не решился ли ты Лёшенька меня во враги к себе записать? Зря! Учен я командирами своими, за спиной живых врагов не оставлять. А командиры у меня хорошие были. Учили крепко! Так вот, как бы не пришлось нам с тобой Лешенька на болота съездить, по клюкву! Аккурат, за ночь и обернусь!" — и ушёл! И я за ним потихоньку.

Минуток через пятнадцать и дядька Лёша, к костру вернулся. Облеванный слегка. Тут и обед кончился. Разошлись мужики по тракторам. И опять рев мотора, вонь солярного выхлопа, пыль, пыль, пыль... гон за гоном, круг за кругом. Я возьми да и спроси — "А как у тебя деда получается, что когда ты дядьку Лешу пугнул, то даже мне поверилось? И он тоже испугался? Я же видел.... Скосил дед глаз на меня. "Подсматривал-подглядывал, шнурок неглаженый?! А ведь знаешь, что нехорошо это! Опять выпуклая часть спины по ремню скучает?" Потом ухмыльнулся. "Наш человек растешь! Разведка! А, что до Лёшки касаемо, так я его не пугал. Дурное это дело людей пугать. Неправильное. Упредил я его. А он — понял. От и зассал!"

Орем друг другу!

— А поверил то он как? Я вот Егорку Друганова скока раз упреждал, что урою, ежели он с дружками своими ловить меня будет. Так вот, нифига он не верит мне, Один на один-то ссыт! И все толпой меня отделать норовят. Потому что я городской! Ох поймаю я его, когда нибудь! Получит он у меня!

— Да всё просто, Женька! Ты же на самом деле не хочешь Егорку того в могилку спроворить? Вот и не верит он тебе. Когда упреждаешь человека, ты сам должен знать и верить, что угрозу свою непременно исполнишь. Что как сказал так и сделаешь! Тогда и вес твоим словам будет. А воздух сотрясать — пустое дело!

— Так ты значит и вправду дядьку Лешу — того? В болоте потопишь?!

— А зачем? Одумался он. Пусть живет пока... а не уймется коли, то и на болото съездить не заржавеет у нас. Зачем мне живые враги? Так нам и дом спалить могут! С жильцами вкупе! Уж лучше заранее его... за клюквой... свозить, хлопот меньше...

А все ж дедуля мой, жутковатый тип! Оказывается! смешки все ему, веселье. А как всерьёз чего, так сливай воду! Укатает быстро и добросовестно. И скажет, что таким ты родился. И помер соответственно — таким же!

И песню мы с дедом затянули. "Раскинулось море ширроко!... товарищ ты едешь далёёёко... " Попели, поорали, а двигун "кировский" переорать не осилили! Стал я соображать, как же мне с Егоркой-то сладить? Не дело это! В одиночку и не выдь никуда, сразу он с бармалеями своими тут как тут! Не будешь же везде кодлу за собой звать... так не только в магазин за хлебушком не сгоняешь, по поручению бабушкиному, но и в сортир скоро с провожатыми... Назрел вопрос! Кончилось терпение моё! Сдохну, но обломаю козлу роги его бодучие! И за мыслями этими кровожадное приснилось мне. Как метелю я ирода Егора свирепо и беспощадно. И со всей пролетарской суровостью и со всей крестьянской основательностью... Только брызги летят! И в рыло ему... и в грызло! ...и вот-вот ухо уже откушу!

Как домой меня деда привез, как на руках нес... прямо в баню, как купал меня полусонного и не помню ладом! Ухайдокался! Только звёзды яркие перед глазами и путь млечный, бесконечный. И покачивает меня и дедушкой пахнет. Проснулся я, уже одиннадцать! Во храпанул! Да! ...И мы пахали!.. А дед уже на работе давно. А дома и нету никого. Оно и понятно — деда с бабой на работе, а Сашка с Люськой в школу учится ушлёпали. Пока я себе завтрак разогрел на плитке, пока чаю попил, пока для физзарядки десяток чурок расколол да убрал, аккурат и девчёнки из школы возвернулись. Приветик, говорят, засоня! Покушаем, говорят, и картошку на огороде сажать начнем. Маманя уж три дни как на пророст вынесла. Прогрелась уже бульба, а папка седни спозаранку, пока ты дрыхнул, всей бригаде огороды вспахал. Ну, и нам тожить. Так, что вздевай портки! А то, как ровно дачник, какой в одних трусьях на дворе страмисся. Безстыдоба голозадая! Наперегонки тарахтят. Тут Люська в дом переодеваться убёгла, а Сашку я за подол придержал.

Потому, как вопрос у меня случился.

— Сашк, а Сашк, а чё у нас в семье слово "бес" через букву "зы" говорят?

— А маманя приучила. Чтоб беса не поминать. Мамка у нас крепко в Бога верующая и беса тешить не велит. Поминанием. Вот и вошло в обиход.

— А ты? Тоже верующая?

— И я! И покраснела.... Нешто ты креста на мне не видал?

— Да видал я твой крест! В аккурат промеж сисек упрятанный! Ага! На платье значочик кальсамольский, а под платьишком крест православный. Нехило ты устроилась.... Цветок мой нежный! (Эх, и любят они краснеть, бабы эти! Салом не корми! Еще пуще покраснела! Это ж, до каких степеней дойтить так может? Так она и в дому пожара, небось, наделает!)

— Вот ты Женичка, хоть пошто грубиян-то такой несносный? И ни какие у меня не сиськи! У Пелагеи, у коровы нашей сиськи! А у девушек бюст! И тёть Анжела мамке говорила, что у меня бюст изысканных форм! И для возраста моего просто превосходен! Чё б ты понимал в сисях, недомерок мелкий!

— А дед?

— А? А что дед? И дед крещеный! Только он в церкву не ходит, молитвы не читает. И креста не носит. Отговаривается, что хрестиянским делом Богу молится, землю ротает! Нас с мамой в воскресенье отвезет в город, в церкву, а сам к вам, к дяди Саше. Беса тешить! И меня в честь его, нехристя назвал!

— А я?

— И ты крещеный! Тебе тетя Валя, сестра мамкина младшая — мать крестная, а муж ейный, дядь Коля — крестный отец! А папаня на тот случай даже крест вздел! В то лето как ты народился, мы тебя и окрестили. И тетя Анжела тоже была, и Светка с Варькой! Только дядь Саша не пошел. Не по чину ему вишь! Нехристю!

— А чё ж ты так деду Сашу неласково-то? Он хороший!

— Знамо, что хороший.... Да я наоборот! Жалко мне его. Пропащий он! Не видать ему благодати Божьей! А так он очень симпатичный, жаль только старый уже! И женатый...

— Так у нас в семье, выходит все крещеные?

— А то! Канешно! И папка твой тожеть крещеный был... Надоть тебя хоть на могилку к нему сводить....

И опять глаза на мокром месте. Вот терпеть ненавижу!

Хорош, говорю нюни распускать! Айда баню затапливать да картошку садить. А то нам деда даст религиозного опиума, как вернется с работы, а картошка не закопана. Переоденься, беги. Да веди, говорю, показывай! Вздел штаны свои любимые, на лямке, Светко-Варькиного производства, джинсовые, а тут и тетушки припорхали и пошли мы в баню. Дровишек я охапочку принес, а Сашка уже огонь на бересте вздула и растопку подожгла. Запалили печку в бане и за сарай пошли, картошку по ведрам затаривать. Двадцать вёдер, все вместо донушка, проволовкой снизу затянуты. Весь мусор с картошки и высыпается, их специально в сарае под это дело держат.

Навалили вёдра, растащили их по огороду да и садить принялись. Сашка лунки лопаткой роет, а я туда картошины кидаю. Люська ведёрки пустые наполняет да подтаскивает. Часа за три мы управились. Могли бы и пошустрей, кидай да закапывай! Там дел-то, на двадцати сотках! А всё Сашка. Все ей по линеечке надо! Чтоб как солдаты в строю парадном! Побатальонно! Но управились. И в баню. Грязь трудовую отмывать. С пяток босых!

Люська сполоснулась на скорую руку и к подруге Зинке усвистала. Только видали её. С концами. Раз к Зинке, то с ночевкой! Закон природы! А мы с тетей Сашечкой всерьез помыться затеяли. Я за эти дни грязи набрался, как свин закоренелый в луже. Принялась Сашечка меня отмывать-отмачивать в водичке горяченькой. До пару то банька не дошла ещё, а водичка нагрелась уже. Намылила она меня всего мочалкой и давай ладошками меня тереть. Голову намылила, ручки-ножки, спинку-животик, ну, и все что рядышком. Трет.

И натерла! Стручек-то мой благодарно отозвался! На ласку, подлец, среагировал! Во весь свой исполинский пятисантиметровый рост выперся нагло и на Сашку уставился. А та на него. И дух у неё перехватило. От зрелища невиданного ранее. И в панике она, не соображает куда бежать за что хвататься. Поздняк метаться! Схватилась уже!

А у меня голова намыленная, глаза зажмуренные, не вижу ничего. Только чувствую. Неладное что-то! Не терзают меня более. Смывай, рычу, мыло с головы моей, а то в глаза лезет! Смывай, бо покусаю! И руками ковшик нащупываю! Маневренность у меня ограничена, поскольку в корыте сижу. Отмокаю в пене, чисто Афродит новорожденный! Да под руки мне ковшик все не попадается. Вдруг в ладони чую, что-то пушистенькое. Мокренькое. Но не мочалка. Точно! И сразу — Ой! А это Сашечка на полкЕ сбоку на корточках пристроилась и меня намывает. Намыливала то-есть пока её стручек не отвлёк великолепием своим! Вот я промеж коленочек то и ухватился ручёнкой шаловливой. Нечаянно. Держусь, не отпускаю. Раз само в руки пришло!

Ой! Еще раз! Ой, Хорошенький какой! Маленький! И чмок! Вот куды мир катиться, вот кто мне скажет?! Мааааленький! Нашла себе маленький! Да у тебя, зараза, и такова нет! Ты на голову слей, давай скорее, потом сравнивай, большой-маленький, маленький-большой! Знаток нашелся! Эксперт-писькомер! Короче, заблажил я в голос, и тем в чувство её привел! Слила она из ковша водой тепленькой на голову. Проморгался я, слава те.... Но держусь, не отпускаю! Попался который кусался! А никто и не вырывается! Стал я пальчиками шевелить-поигрывать. И она не отстает, тоже стручком балует.

Вдруг стало мне не в кайф. Надулся стручок, того гляди — лопнет! И заломило там. Неприятно. Отнял я цацку свою у проказницы. Вылез из корыта. Сполоснулся водицей прохладненькой. Полегчало! И попер в нагляк!

— Шурка, говорю, ну покажи! Те чё, жалко штоли?!

— Да ты уже видал!

— Да, чё я там видал-то! И глазком не взглянул, как ты с трусами нарисовалась!

— Да на! Лахнак настырный! Одолел совсем! Смотри-любуйся!

И на полок спиной прилегла, и коленки распахнула! К свету, в аккурат. Вот! А вы говорили, что чудес на свете не бывает! А бывают!

История четырнадцатая

Коварная

...Идет охота на волков идет охота!

На серых хищников, матерых и щенков...

И я рассматриваю, не торопясь и вдумчиво. Что я вижу? Я вижу чудо! Я нежно разглаживаю лепесток за лепестком. Я не могу налюбоваться и я не могу остановиться. Мне нравится ЭТО! ОНО прекрасно! ОНО чудесно! Оно цветет, ...и простите, пахнет! И запах этот кружит мою и без того дурную голову. Мыслей нет. Есть щенячий восторг. Мне уже нечем дышать. Мне воздуха не хватает! Оказывается, я просто забыл, как это делать! И зачем это надо! Подумаешь, дышать! Когда перед моим носом такое чудо! На что похоже? Не задумываясь сравню с прекрасной орхидеей. И докажу любому.

Убедились?

Ну, слушайте дальше. Организьм кислородом дышать все-таки очень уже хочет. Ему мои восторги побоку, когда кислород кончился. Приходится малость отвлечься от вечного и немножко подышать. И нечаянно при этом поскользнуться на обмылочке. И уткнуться носом непосредственно. В предмет восторженного восхищения. Прямо в узелок. И услышать тихое, прерывистое, жаркое: "Женюшка! Еще так! Еще так сделай! Еще так хочу! Еще, еще, ещ.....оооооо! О! Оооо....хх!". И что мне остается? С негодованием отказать в маленькой просьбе? Свершено любимой женщине? Нашли дурака, за четыре сольдо! Да хоть черта в ступе, не к ночи будь помянут, попроси! Исполню с благоговением! Вот так и окуни на живца да и на крючок, так вот и суслики из норок да и в капкан! Приходит мне мысль из параллельной вселенной. Отметаю с негодованием! И носом её, носом! И вдоль и поперек! Многократно и разнообразно! До полного! До финального писка!

Одержав победу, продолжаю исследования терры инкогнитты. И рассматриваю мелкие подробности и детали. Расправляю и разглаживаю... Милая балдеет! А что это такое? А это что ещё такое? Что это за отверстьице, для маленьких жучков?! Приоткрылось мне! Прикрытое чем-то И нервически подрагивая, плавно пульсирует в диаметре? Непонятно! Интересно! Какая штучка интересная! Осторожно колупаю пальчиком внутрь, и хочу пораспросить подробности. Но не успеваю! Тресь! Ай! По мордасам. Как говорил один известный в народе чукча, один раз — это случай. Ай! Второй случай — это совпадение. А третье совпадение, пацаны — это не тенденция! Ай! Это уже, пацаны, судьба! Вы уже догадались? Ай! Вы правы! Это — Санюшкины трусы! Что характерно, опять свеже постиранные. Ай!

Вдогонку слышу: "Не для тебя цвету!", "Мать твою — аристократку!". И другое. Не менее эмоциональное. Ай! И прочее. Судьба летит за мной, цветом ягодиц споря с японским флагом. Ай! Размахивает мокрыми трусами, и что характерно, не промахивается. Снайперица! Ну, что за манеры! Ай! Мы же воспитанные люди? Мадам, где вас воспитывали?!

Это деда правильно такой забор построил. Ай! Чем выше забор, тем лучше соседи. Ай! А то хороши бы мы были, нарезая круги и восьмерки по двору на радость досужих зевак. Ай! Соблюдать приличия совершенно необходимо! Ай! Ай! И баня хорошо, грамотно поставлена. Ай! На чистом дворе. А он травушкой-муравушкой мягонькой зарос. Ай! Ни щепок тебе, ни гвоздиков, ни иных калечащих предметов. Ай! По носу! Я мчусь, ловко втягивая голову в плечи. Стремительно и неожиданно меняю направления. Покойнику припарки. Ай! Спасение приходит неожиданно. Настоящий друг никогда не бросит в беде!

Милые дамы! Только представьте себе! Это Вы, юная, обворожительная, обнаженная. Роскошная. Изящно трепыхая бюстом изысканных форм, несётесь Вы вслед негодяя посягнувшего на СВЯТОЕ! И метко караете его! Неважно! Чем под руку попало. В Вашей прелестной головке бьется гневная мысль о том, что " ...так будет с каждым! Кто...!". И вот, в вожделенный миг почти полного торжества справедливости, Вы чувствуете, как мокрое и холодное проникает Вам... эээ... мда... между, простите, великолепными полушариями Ваших божественных ягодиц! Представили? О Боже! ЧТО ЭТО?!

Это Дозорка.

Со своим носом. Холодный, влажный собачий нос — это то, что надо, это прекрасно! Это показатель отличного здоровья и весёлого настроения! Наблюдая Ваши развесёлые гонки, он решился принять участие в увлекательном приключении. Весело выплясывая на скаку всеми четырьмя лапами, подлец настигает Вас. От природы обладая великолепным чутьём, свободно унюхивает аромат недавней сладостной истомы и, разумеется, желает ознакомиться с ним поближе. Скоростные данные легко позволяют ему это сделать!

Трагическая ошибка! Трагический финал! Он еще не понял, что это не игра! Он еще пожалеет, что родился полтора года назад на свет у мамы Найды! Ибо посягнул! Мерзавец метко получает несчастными трусами по наглой рыжей морде. Уууюююю! И настает его очередь улепётывать от разгневанного божества! Незамысловата его ретирада! Озадаченно повизгивая, Дозорка по прямой влетает в конуру. Через вечно открытые двери вольера. В Дом родной, который он не без оснований считал надежнейшей крепостью в мире.

А давайте вот сделаем маленькое лирическое отступление, а то что-то страсти накалились. Упомянутый Дозорка впервые попал в поле нашего зрения, выпрашивая свеже освежеванные суслячьи тушки. Было сказано о нем, что крутился он под ногами. И более подробно, я как-то не удосужился рассказать. А этот пряник вполне достоин пары другой абзацев. Уточним кстати, что этот крендель имеет происхождение от мамы Найды, проживающей в соседнем дворе совместно с опекаемым ею семейством Общегаевых. А мама Найда имеет прямое и непосредственное происхождение от южно-русских овчарок. С длиннющей родословной. Папа же Дозорки, постарался остаться неизвестным. Но, был он явный дворянин, голубых кровей!

Результатом их незаконной любви и стал щён Дозорка, в последний момент выловленный дедом из ведерка с водой, в котором закончили жизнь его братья и сестры. И в котором он проявлял волю к жизни, пока бедолагу не выловил оттудова деда, зашедший к соседу перекурить. И присвоенный дедом по праву избавителя. Вырос Дозорка в полном соответствии с экстерьером и стандартом присущим южакам. И в высь, и вширь и вкось. Размерчиком, отнюдь не с шапку. Имел роскошную шубу, в цвета явно унаследованные от папашки. Невообразимой цветовой гаммы. Типичный шедевр абстрактной живописи, типа: "Я ТАК ВИЖУ ЭТОТ МИР". И папашин же, вероятно, аппетит! Найда, впрочем, тоже отсутствием не страдала ... Стригли его, как барана перед весенней линькой, и к описываемому моменту он щеголял модной модельной стрижечкой "а под мальчика", как моя мама! (А какие свитера, шарфики и носочки вязала бабушка Нина из его шерстки!)

Характер кобелина имел, нордический, стойкий. Дружелюбен с опекаемым контингентом. Беспощаден с врагами... эээ... охраняемой территории. Так вот, о "путался под ногами". Это он у деда путался под ногами. А у него под ногами путался я! И очень его этим раздражал, пока не стал поставщиком вкусного, ценного, высококалорийного суслячьего мяса! В промышленных масштабах.

И так, продолжим! Моя будка — моя крепость! О, какой он наивный! Однако же, нет таких крепостей, которые не смогли бы взять... гхм! Это не крепость! Это — вагон в Компьенском лесу! Дозорка позорно капитулирует. Жить-то бедному собаку хочется! Закрывает лапами свои мордасы и вежливо поскуливая, приносит искренние извинения. Дескать, прости хозяйка! Бес попутал! Пули, пули так и свистели! Неразобрамши!

И прощен! И тем счастлив. Но вылезать погодим!

За эти краткие секунды я успеваю шмыгнуть в баню, и накинуть крючок. Не пролезет враг в окошко. Подразню его немножко! Невежливо болтаю языком перед лицом родимой тетки и корчу рожи. Та слегка запыхавшись, и утоливши боевой пыл, укоризненно качает головой. Типа — "Где ваше воспитание... сээг! Вы, не совсем там болтаете языком, сээг!" Отворяй! Выходи подлый трус, на суд скорый и справедливый! Вот так вот взять и выйти? Ага! Щас!

— А ты будежь друсами!

— Не буду!

— А друсы зачем?

— Открывай, балбесина! Мне прополоскать надо!

— А драдься имЯ де будежь!?

— Да больно ты нужен! У меня теперя настоящий кавалер есть!

— Чиивооо?!

— Таавоо!!! В военном училище первый курс! Курсант! Теперь ему я отдана, и буду век ему верна!

— Апсюрд! Когда эдо ды сдюхадься с дим успела!

— Не снюхаться, а познакомились! А вчерась, на танцах в клубе! Мы и целовалися уже даже! И до дому провожал! И свидание назначил! Всё, как по настоящему. Так все хорошо было! А с тобой я на прощанье "пошалила"! Вот! А ты куда полез? А ты, чиво чуть не наделал?!

— А чиво я... а я не чиво! Подрогал долько и всё!

— Ага! А вдруг бы ты меня спортил, дурачина ты неграмотная!? Что бы я потом мужу сказала??? Как бы я потом мужу оправдалася!? Не было бы мне прощения! Из-за тебя всё! Злыдень! Тебя папка как учил!? Смотри глазами, а не руками! Покаместь не оторвала к фигам... твои ручёнки пакостливые!

Стоп! Она же... от меня уходит... К другому мужику! И я понимаю, что она больше не моя. И я вдруг чувствую, что это настоящая, горькая правда. И я молча откидываю крючок. И открываю двери. И мне уже пофигу, чем там она будет махаться. И будет ли махаться вообще... И мне становится по настоящему горько. Вот как же глубоко в человеке это чувство заложено! Ведь сопля натуральная! Мелочь же пузатая. Ну что, что он там понимать способен? А ревность и горе, самые настоящие. Как у больших. И обида. Первый раз меня бросает женщина и уходит к другому.

И я сижу на коленях у бросившей меня, ради другого мужчины, МОЕЙ ЖЕНЩИНЫ. И безутешно реву, капая ей сиськи, горючие, злые слёзы. Я прощаюсь с ней. Навсегда. ...мы, волчата сосали волчицу, и всосали — нельзя за флажки!...

А она гладит меня по голове, и тоже ревёт почему-то. Наверное, за компанию.

История пятнадцатая

Разборки у Егорки

...Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла.

Гоп-стоп, ты много на себя взяла!...

Настроение моё самое подходящее! Так бы и удавил кого, кто ростом ниже и телом жиже! О! Кстати! Егорушка, ау-у! Я иду к тебе, мой сахар! Пора бы нам уточнить, кто тут у нас ху из! Созрел я!

И пошел. Залез к нему огородами на баню и наблюдаю. По расчету выходит, один он дома должен быть. Если вообще дома. Родоки-то на работе точно, а брательник евоный в город в техникум поступать уехал. Верно знаю. Дома, дома он голубчик! Эвон через двор до ветру поскакал! Давай, облегчись напоследок. Хе-хе!

Я следом. Дед говорил, что "языка" у сортира брать — самое милое дело! "Язык" в сортире мягчеет душою и благостный становится. Так сказать, дефикацированный! Ждем-с! Скучаем-с!

Ну, управился мой визави, слава богу! А то уж, поднадоело нюхать тут... и слушать тут... Отворилися двери! Цоп я его за плечико, развернул поудобнее, ухватил за рубашку на спине левой рукой и локотком горлышко ему придавил легонько. Поймал его на выдохе и по "солнышку" накатил с правой. В серёдку. Где рёбрушки его, цыплячьи кончаются. Сдвинул воспитуемого малость, чтоб он на одну ногу опирался, а вторую коленкой зафиксировал. И ладошкой мешочек евоный прихватил. Поигрываю ласково на бильярде его. В жменю зажав. Готовенький Егорушка! К употреблению! В общем, все, как деда учил, так и сделал. Дождался я пока он в голубизну лицом пошел, приотпустил слегка горлушко ему. Подыши, пока я добрый!

И спрашиваю его: "Боишься меня, Егорушка? Вот так вот, без кодлы-то своей? Один на один!" И голос у меня сам собой ласковый такой сделался, ну точно как у деда бывает. Вот удивился то я себе! Но это всё на втором плане течет, от ситуёвины не отвлекает. Продышался супостатик у меня малехо, зыркнул злобненько. И послал он меня, далеко и надолго! И задёргался. На волю ему захотелось!

Прижал я ему опять трубу дыхательную и влепил лбом в переносицу! Бум-бом получилось. Затылочком об стенку сортирную. И кислород у него опять кончился. Чую подгибаются коленки Егоркины. Как бы вправду... его... не того... Рановато будет. Опять вентиль приоткрыл. Он сызнова отдышался, а я опять по "солнышку". Поплыл парниша!

"Дак, что" — говорю — "теперь веришь мне Егорка? Вот как опять надумаешь меня толпой месить, так знай и помни — опять значить я у тебя на пути жизненном всенепременно появлюсь и колбасить тебя буду до потери собственного пульса! Веришь мне, сучара описторхозная?! Отвечай хмырь! Бо удавлю тута!" И все это ласково так. Можно сказать, с любовью.

А не верит он в любовь мою. Сопит злобно и выдраться пытается. Да куда ж он денется, с подводной-то лодки! Я опять на бильярде евойном поиграл. Да и сжал слегонца. Потом опять к разуму его обратился.

— Вот те крест Егорка, не вру я тебе. Верь мне. Верь! Пеньдюрить я тебя буду, пока не отвянешь!

— Пусти фефел! Тварь городская.

Не, недогоняет пацан! Но упрямый. Уважаю! Однако все едино к нормальному бою, как бабушка Анжелка говорит, приводить его надо! А то не даст он мне мирной жизни! Ишь, упрямец какой! Опять я ему в солнечное вломил, и сызнова по переносице ему тыквой. Раз, да другой, да и третий вдогонку. За фефела! Он и обмяк весь. Глаза собрал в кучку и прилег на ступеньке сортирной. Отошел я в сторонку. Жду.

Оклемался засрашка. Встал.

— Ну Егора, хочешь честного боя? Давай! Спробуем кто кого, рожа твоя жирафья! Жопа ты с ручкой. Заводной!

— Сам ты жопа! Отожрался на харчах городских. За денюжки выпрошенные пацанов закупил и думаешь твоя масть? Вона, на полголовы меня выше. И толстый как хряк годовалый! Дерись теперь с тобой, кабаном перекормленным.

— Ссышь, дохлятина?

— Сам ты урод! Тебя только кучей и отпинаешь! Жаба городская, толстожопая! Нажрал сала-то на морде. Ходишь тут весь по фирмЕ! Джинсики у него! Денюжками закляньчеными хвалишься! Все вы городские — фефелы. Толку с вас. Обжиралы. Обожрали в конец деревню. Все себе спёрнули. Захребетники!

Ну, нифига заявочки! Идеологическая база у него оказывается! Идейный он у нас, враг-то! Выходит он меня не из личной ненависти чморил? А так сказать, из классовой? Понятное дело, не сам он байду эту выдумал. С чужого голоса пургу гонит. Однако все равно обидно! Обьясняться ему? Да западло! Раз своего сала в башке нетути. Однако, ну, разве что чуток? На пробу? А вдруг поймет? Делаю строгое лицо.

— Ну, ты козёл, Егора! А штаны твои, где шили? А тюлевизер твой любимый где? А електричество для него? А трактора, а мотоциклы, а комбайны? Да без города деревня вааще бы в коровьих шкурах ходила, на сене спала, да сохой пахала! Ушлепок ты безтолковый! А штанцы мои и вовсе самодельные. Мне их тётки Варька со Светкой пять штук одинаковых пошили. С лямочкой! Удобняк! А майка из сельпо. Вашего. Рубель — штука! Сам ты фирмА — полная башка дерьма! Ну, ты драться-то будешь? Или тебе за так ещё навалять, чтоб отлип ты от меня навеки? Верь мне Егорка с пригорка, каждый раз как вы, гопота на меня накатите, так я тебе непременно назавтре рандеву устрою! С побоями, по всей мере способностей.

— да катись ты колбаской по малой спасской! Живи уж, буржуй недорезанный!

Ведь хамит, собачья мама! Однако ж, уходить надо красиво. Представляю себе в уме Егорку облитого жидким дерьмом, которое медленно с него обтекает ... Красочно так стараюсь представить эту приятную картину. Похоже, у меня что-то получилось. Что-то меняется в Егоркиных глазах. Злость и ненависть исчезли. Неужели телепатия и вправду работает?

Презрительно сплёвываю ему на босые ноги и, осязая спиной неласковый взгляд, шлёпаю к воротам. Интересно, кинется он со спины или не кинется? Не, не рискнул! И правильно, а то совсем другой бы у нас разговор пошел...

Вышел я за ворота, затворил их за собою и домой направился, размышляя на ходу. И с чего я вдруг толстожопым то у него стал, и сала на морде нажрал?! С каких пор?! Потрогал себя на брюхе. Нетути на мне никакого сала! Кожа тоненькая и мышцы стальные под ней! Инсинуации это злобные и наветы. Я что ли виноват, что он хлипче меня удался? Может у нас порода такая. Вона на дедов поглянь! А я чем их хуже? А Егорка, хоть и во второй класс перешел, и старше на полтора года, а помельче меня будет. Вот он и злобиться! И обзывается, чтобы досадить и вызвать во мне чувство ущербности и комплексы неполноценности в меня внедрить! Фигня! Никакой я не толстый, и тем более не жирный! В меру упитанный "мужщина" в полном расцвете сил, как один перец говорил! А сам Егор — дохлятина! Успокоил я пошатнувшееся чувство уверенности в себе, и настроение моё снова приподнятое стало. И оптимизм вернулся. Похоже, что цели своей я достиг. Не будет он ко мне больше вязаться! Он не трус, конечно, но в том, что за каждый наезд будет получать по полной, убедил я его. А большего мне с него и не надо! Не хватало ещё детей крестить с ним! Перетопчется!

История шестнадцатая

Гости понаехали

...Нас извлекут из под обломков...

Так, за мыслями этими и до дому дошёл. А там сюрпрайз! Мамка приехала, да не просто так, а на "копейке". Красной! Купила подержанную, чтоб при машине быть и меня проведывать почаще! Просила у деда Саши новую, только тот сказал, что не раньше чем через пять лет безаварийной езды при полном соблюдении правил ПДД. Но деньгами помог! Пришлось мамке подержанной "жучкой" удовлетвориться!

— А права?

Дед интересуется. Маманя глазками блудливо в сторону повела...

— А гаишники у нас тоже кредитуются. В клюве принесли!

Пока она хвасталась и новости выкладывала я "тазик" изучал. На кнопочки надавливал, ручки дергал и рычаги с педалями нажимал. Ключик повернул, а оно как рыкнет.... и поехало! Ой мама, что щас будет! Оно же и переехать кого может. Оно же и задавить может! За что хвататься? Чего крутить? Руль крутить! Пока крутил, уперлось оно в сарай и заглохло! Понабежали все, взволнованные такие. Выковыряли меня из пепелаца, вертят, разглядывают. Не повредился ли я? Да я то нет! Напугался только. А "тазик"... малехо... да! Ох ты попа моя попа, попа рОдная моя... в предвкушении чешется... Может слинять, на?

Да куда тут слиняешь! Не кур чихнул. Цельный автомобиль попортил! Всё едино отвечать придется... уж лучше сразу своё получить. Ну, дурак! И надо мне было тот ключик повернуть? Ой-я! Ведь деда-то правильно говорил: "Смотри глазами, а не руками, охламонищще!". Убедились родаки в моей неповрежденности, за "копейку" взялись. Откатили от сарайки, кругом ходют. Рассматривают. Ну, фара раскоцана, ну, крыло выгнулось. Деда репу почесал и к мамане обратился:

— С чего начнём? С внучковой задницы или с ремонта?!

— Да чего уж там, начинай деда, с меня! Ибо неизбежно, как поход в сортир. Давай уж поскорее... а то мандраж совсем одолел...

— Ну, ты поглянь на него! Смельчак какой выискался! На порку напрашивается и прощения не просит!

— Простите, а...?

Тут маманя включилась. Она и за меня перепугалась и за машину, но за меня, наверное, шибче.

— Не надо, дядь Костя! Женя и так вон бледный какой от испуга стал. И так переживает! Он же случайно, давай уж простим!

— Твоя машина, дочка! Ты прощаешь! Твоя воля! А внучек-от мой! Идит-ко сюда, фулюган! Лямочку скидывай. Пристраивайся-ка на коленочку-от попом кверьху!

И ладошкой! По голым булкам! Со зверским выражением лица! Унизил...

— А не балуй! Негодный машин ломатель! А вот не пакости! А вот будешь знать, как людской труд рушить да ломать! Вот тебе, чтоб впредь головой думал!

— Аааааа! Дедаааа! Ааааа! ...А Бог есть?..

— Чего-чего?!

Дед ажно шлепать меня прекратил!

— Нешто всевышнему на меня нажаловаться собрался? Ах ты ж шельма! Но это ты зря! Бог те не фраер! Ведает, что поделом вздули! Ну да будет с тебя, раз маманя простила. Слазь с колен-от! Чини, давай, вредитель!

Сполз я с его колен, потёр полированное местечко, вздел штанцы. Побрёл в гараж. Притащил оттуда молоток. Примерился... по крылу!

— глаза боятся....

Перехватил дед у меня молоток в полёте и отнял.

— а руки из жопы растут! Ведь я ж тебе сказал ЧИНИТЬ! А ты доломать решил? Ох, Женька! Неси-ка из "шохи" удавочку. Это веревка такая буксирная. Под моим сиденьем лежит. Тут не долбасить, тут вытягивать надо!

Принёс я удавку, зацепил ее деда одним концом за гараж, другим — за бампер "копейкин". Завел её и потихонечку в зад стал отъезжать. И выправилось крылушко! Заглушил дед машину, на ручник поставил. Принёс кияночку деревянную, досочку и полегоньку выстукивать крыло стал, с краёв к серединке. Пока совсем ровно не стало. Потом разбитую фару вынул, принёс из гаража целую. На место привинтил, ободок выправил и тоже на место его прикрутил. Как новенькое всё стало. Только краска маленечко полопалась и отвалилась. Кое-где. Деда грунтовку принес и аккуратно замазал.

— принимай работу! Евгения Александровна! А ты, шкет, учись пока я жив!

Маманя в восторг пришла. И в ликование ударилась по поводу стремительности бесплатного ремонта. И всё порывалась в лавку сбегать, дедушке водки купить. А он отнекивался и урезонивал её. Не успели фанфары отгреметь, и туш ещё не дозвучал, как за воротами забибикали. Выглянули мы в калитку, а там Фатеевы в полном составе! Деда Саша и баба Анжелка, и тётушки Варька со Светкой на "волге" приехали. Перед воротами стоят и бибикают! В гости просятся! А то, аж переночевать им негде! Запустили мы их во двор.

Надоели деду Саше всякие конверсии-перверсии, и решил он с дедом Костей на рыбалке душой отмякнуть. И приехал. Со всем семейством. И подарков всем привезли. Деду Косте он "куклу" подарил, не знал он, что деда Костя сетями рыбу больше не ловит потому, как на кружки перешёл. Но Константин Степанович сказал, что ему, как добропорядочному хомяку всякое лыко в прок годится и хужее с того не становится. А вовсе наоборот. А бабушка Анжела ему винтовку подарила. Тозовку мелкокалиберную с оптическим прицелом, пятизарядную. Чтоб деда Костя "не забывал, с какой стороны за ствол держаться надо". Бабушке Нине и Александре с Люськой навезли нарядов всяких и косметики. И машину стиральную "Вятку-автомат". И фруктов разных пять кило!

Ну и про меня не позабыли. Подарили мне:

— Книжки про Незнайку. Все три тома. Приключения Незнайки, Незнайка в Солнечном городе и Незнайка на Луне! Все с картинками — от деда Саши. У меня от счастья даже в животе щёкотно стало!

— Пневматическое ружьё калибра 4 мм. Бабушка Анжелка лично мне ствол подарила. Чтобы я тоже потом мастером спорта сделался!

— Варька со Светкой мне ещё штанов с лямкой нашили пять штук. Джинсовых! И к ним курточку. Ну, Егор теперь точняк от зависти подохнет!

Раздарили всем подарки. "Вятку" в дом занесли. На стол накрыли и закусывать принялись. Водку. И новости рассказывать. Деда Саша мало чего рассказывал. Ругался больше. Сквозь зубы и непонятно на кого. Потом сказал, что пошли они все в баню. И спросил, а нельзя ли и ему в баню сходить? А мы с Санюшкой днем протопили баню-то! Подхватил он бабушку Анжелку под ручку, и за собою увлёк. В баню! А я спать свалил. Насыщенный у меня нынче денёк выдался! Приключениями!

История семнадцатая

Разговоры

...Завтра ветер переменится,

Завтра прошлому в замен

Он придет, он будет добрый, ласковый.

Ветер перемен...

Не стали меня дедушки будить. Шмотки мои в охапку, меня в тулуп и на заднее сидение определили. Я и не проснулся даже. А проснулся я когда уже к озёрам приехали и остановились. Выбрался я на утренний холодок. Солнышко ещё не взошло. В труселях, стою, промаргиваюсь. Хде я? Хто я? Как сюда попал? Они все надо мной укатываются, до чего потешный вид я им собою явил. Просыпайся, мол, рыболов-спортсмен-любитель! А то проспишь всё на свете!

Обратно я в "волгу" нырнул, нашёл в уголку одежды свои, приоделся и сызнова наружу выбрался. Какие к фигам сандалики? Босяком! Умылся в озере. И обрадовался! Не бросили меня! С собой захватили. Баба Анжела костерчик уже распаливает, дед Саша лодку качает, а дед Костя снасть приготавливает. И мотор. Мне баба Анжелка кофию налила с термоса и бутер с колбасой соорудила. И мужикам тоже по здоровенному замастрячила.

Позавтракали мы и поплыли. Бабулю на берегу оставили. Тут меня деликатно поправили. На тему "поплыли". Дескать, плавает токмо дерьмо! А моряки по водам ходют! В общем пошли мы! До середки опять дошли и начали мы с дедом Костей кружки за борт налаживать. А дед Саша в нашу снасть не верит, изволит над нами "беззлобно" подтрунивать и культурно издеваться. Поскольку все надежды возложил он на новенький углепластиковый спиннинг. Из самой Японии завезенный ему по специальному заказу. Тамошними партийными товарищами приобретённый. С блёснами! И нахваливает он свой пресловутый спиннинг, и порочит по всякому наши кружки самостроганые. И бахвалится что всю рыбу достойную его спиннинга он из озера повыдергает! А кружаки наши ему токмо мешать будут и путаться. Послал его деда Костя пешеходно-специальным маршрутом и велел заткнуться пока мы дело делаем.

Выпростали мы кружки за борт. Отошли в сторонку. От кружков подале! А то чуем, что деда Саша всенепременно кружки наши спиннингом своим поповыловит. Встали в сторонке и рыбачить все принялись. Мы с дедом Костей удочками. Как приличные люди, а деда Саша с махалкой своей мастерится. И ведь споймал, какого-то лоха подводного. Накручивает катушку, пыхтит-упирается. Удилищем изогнутым в кольцо гордится в полный голос. Слова произносит в азарте. Всякие. И выволок он щукоподобного крокодила. Ростом с меня. Ну, немногим меньше. Чуть-чуть. Но подлиньше Егорки точно будет!

К борту его насильно подволок, арестанта этого, а тут и я с сачком подсуетился, принял вес! Даже встал во весь рост. И в лодку его поволок. Заволок я его в лодку, а этот гад как начал хвостом своим размахивать! Не вылезая из сачка! И как даст этим хвостом своим прямо по ноге мне. Да и вышиб мне опору! Я из лодки кувырк, глазоньки закрывши! От неожиданности водицы мокренькой хлебнул, потерял плавучесть и на дно пошёл, этак топориком! Дедушкам не до бандита этого пресноводного сразу стало. На перегонки они за мной следом! Штанов не снявши... я и до дна-то не успел погрузиться, и напугаться не успел, как выловили меня и спасли! И в лодку обратно препроводили.

Где меня опять хвостом по физии щуко-крок благодарный встретил. Снова здорова!

Я его за это тут же на месте и облевал, воду из себя исторгнув! Зато задышал, лучше прежнего. Дедушки тут в лодку залезли, уверились, что со мной полный порядок. Что дышу и глазами лупаю, и хохотать принялись! "Как он его! За борт-то выкинул!" и хрюкнуть не поспел никто! Только и видали, сердешного!" И деда Саша на деду Костю бочку накатил! Почему до сих пор мол внук плавать не обучен! Куда мол, смотришь пень сивоусый! А ну как потоп бы Женька! Хоть самим топись потом-то!

Обиделся я и за себя и за деда Костю! Чиво вдруг это я плавать-то не умею! И за борт прыг! Едино мокрый уже, мокрей не будет уже. А то, думаю, спишут меня с корабля на берег, за то что плавать не умею... и от греха... И поплыл! От носа до кормы. По собачьи! Впереди меня бурун пенится, и за мной тоже, ногами взбитый! И доплыл! И обратно в лодку полез. Ухватил за шкирень меня деда Костя да на место моё посередь лодки и угнездил. Одной рукой! Как котейку какого! Вот, говорит, сдан экзамен-то! Это он не иначе от изумления тонуть-от принялся! Такое и с любым взрослым случится могёт! Не говоря, что со шкетом!

На берегу баба Анжелка курицей бегает туда сюда, взлететь пытается руками размахивая и вопия. Аж до нас слышно! Дед Саша деда Костю спрашивает:

— Костюха! Ты флажковый семафор помнишь ещё? Отмахни-ка Ангелине, что в порядке у нас всё.

— А поймёт?

— Ха! Я то подзабыл уже, а она знает! На редкость разносторонняя супружница у меня! Изумительная женщина! Ты бы видел, как она фонариком морзянку шпарит!

— Хвались, хвались... вот уведу и двоеженцем стану, не хуже мусульман какой, падишах, ёпыть! Прокормлю, небось, обеих! Еслиф Нинку уломаю!

— Я те уведу! Я те так уведу... уводилка враз осыпится, за ненадобностью! Уводидьщик, на! Моя жена мне и самому нужна! Ты мне поменьше нужен! Особо уводилка твоя!

Пока они собачились, да похохатывали, деда Костя руками махал. А баба Анжелка ему в ответ тоже. Потом кулаком погрозила и в палатку ушла. Эвон, как оказывается можно лясы точить! Куда там глухонемые! Всё же флот — это сила! Надо и мне премудрость эту освоить! Какая вещь полезная! Оказалась!

— Такая женщина воспитанная, а материться-от как ты на партактиве! Ай, нехорошо. Понятно мне теперь, где клоп наш нахватался!

— Да ну тя Костик, кто ж при нем вслух-то будет... витийствовать.

— Да он хлеще нашего ротного петровский загиб исполняет! Сам слышал!

— Да иди ты!

Точно говорю! Виртуоз! Где и набрался только, коли не от тебя. Он на садик сваливает, только-от неверится мне что в дошкольном учереждении петровский загиб изучают!

Пришлось мне встрять в старший разговор.

— А ты деда сам мне в подробности изложил!

— Да поди ты! Когда?!

— А как кружки пилили!

— И ты запомнил?! Вот нет бы, что путнее запоминать, так он за мной всякое... перевсякое... запоминает. Выдеру, кошачий потрох! Я тебе велел не ругаться, а ты, голопузый, пошто дедушка своего неслухаесся! Бойся меня! Не шутю!

— Да ладно деда, я уж и забыл всё вовсе!

— Ах, ты мне врать надумал?! Ох, отдраю корму-от!

-Да не ругаюсь я деда! Ну, если в сердцах, когда. А просто так, нет уже!

— Строго ты с ним, Костюха!

— Ха, кто б говорил! Сколько я от тебя, рожа твоя сержантская, нарядов претерпел? Добрячок нашёлся! Укатайло, мля! Уставник хренов!

— Дружба дружбой, служба службой! Заслужил — распишись, карась!

— Карася нашёл! Тоже мне, годок! Сунул жопу в холодок!

Охти мне! Ну и кем тут вырастишь с имя?! Тожеть мне, нашли матершинника! Богодулы отмороженные! Солнышко уже с утра греет основательно так. Сняли мокрое с себя, по бортам развесили на просушку. Дальше ловим. А кружки наши сегодня что-то не активные какие-то. Болтаются себе на глади водной и на рыбу не реагируют. Тунеплавцы какието! Деда Саша опять кого-то зацепил на агрегат свой умопомрачительный. Тащит-упирается! Окунь! Ну, приличный такой окунь! Ничего не скажешь! Только гордыня-то такая ни к чему! А задаваться то... не надо! Стыдно это! Ну, споймал, ну крупный... однако и покрупнее.. на чердаке висят... вяляться! Ну, чебак в основном у нас с дедом Костей идет, между прочим, тоже не хухры-мухры! О!

Углядел я, как кружок дальний цвет поменял, заалел на солнышке! И заныривать начал!

— Деда, добыча на кружке! Полундра!

И на весла, и грести изо всех сил! Подошли мы к месту события, деда Костя, помня прошлый раз, когда он все руки леской иссёк, перчаточки принадел кожаные и за лесу взялся. Тянет потянет — вытянуть не может! А мне тоже не терпится поучаствовать в промысле. Подвел, наконец, деда улов к борту, тут и моё время настало. Сунул я под то место, где бурлило подсачек свой, и выхватил из воды... щуренка! Мне по локоть. Не более! Ой, как деда Саша изгаляться то принялся над нами, как он по спиннингу своему щеки-то стал надувать! А мы молчали угрюмо, пока ещё один кружок не обернулся. Тянет деда леску, а та легко так идёт... пока к борту не подвел... а тут как даст гари! Чуть деда из лодки не сдёрнул! И лодку за собой попёр, в камыш! Буксир, типа, нашелся! Но одолел его деда! Опять к борту подтащил. И я не оплошал! Разом подсёк его удачно и тем пресёк преступные намерения его, по нашему утоплению. В сачке-от не разгуляешся! Деловой нашёлся! Затянули мы с дедом в лодку добычу свою, и тут уже деда Саша ахнул! Уж на что у него первый крупный попался. А с этим-то нашим-то, не сравнить! Как раз в пасти евоной впоместится! И хвоста торчать не будет! И пошло у нас дело!

Ветерком кружки к камышу прибило, а хищность вся эта в аккурат, оказывается, в камыше стояла и на жертв своих кидалась оттуда. И обратно в камыш шмыгала. И там другую жертву поджидала! А как кружки наши подогнало к ним поближе, тогда зверьё это само в жертвы обратилось! В добычу нашу! С каждого кружка мы, бывало, по паре штук снимали за раз, да так раза по два по три! Пока не угомонились они. Нажрались видать и на мелководье ушли. В тине греться. На солнушке. Кверху брюхом! Закончилась ловитва. На обед пора!

Пошли мы на моторе назад. К бабе Ажелке. Там уже костёрчик приготовлен, вода в ведёрке кипит вовсю. Глянула бабушка в лодку, руками всплеснула, сколько мы рыбы наловили-то! А дед Саша спесь-то свою поутратил! Он всего пять штук поймал. Хоть и приличных. Две щуки и окуней троечку. С нашей-то мегарыбой не сравнить! Под сотню мы добыли! На кружки самостроганные! А понтов-то было! Знай наших, деревенских!

Вода-то кипит, вот только уху бабуля уже испортить успела! Говорит, что уха без картошки это как шляпка без зеркальца... одно расстройство. Объяснять ей, что уха с картошкой это не уха, а рыбный суп бесполезняк оказалося. Игнорируется ею довод такой и отвергается, как внимания недостойный. Даже и ругаться с ней неинтересно! Обоих дедушков она под хохлому на месте расписала и сказала, что кушать они будут то, что она сварит и нальёт... а который если против, то таковой будет кушать шкурку от колбасы... без хлеба! И промежду тем, при полном торжестве фиминизьма, рыбку пошкерила, да в ведёрко запустила. И прочие специи. И продолжила увлекательное дело построения личного состава.

А ухой-то уже как пахнет.... И слюнотечение... И водочка уже распечатанная стоит... Вот ухвачу ведёрко, да и дёрну с ним в кустики. А оне пущай тут долдонят — вредный картоха фрукт в ухе, или полезный до крайности. Чувствую уже, как озноб голодный нутро моё прошибает, и исчезают авторитеты всякие на пути моём к вожделённой ухе. Мочи нет! И совсем я было решился раскрутиться на очередной фитиль и посягнуть на обчественное достояние, как всенародно было объявлено, что дошла ушица и миски явлены на свет Божий.

А вкуууусня! И картошка не лишняя в ней, и укропчик, и перчик! Целую миску выхлебал и два куска щурятины. И наелся. И деду Саше на коленку головку приклонил. Взросляк водочку под ушицу принимает. Раскраснелись, раздухарились и спорют... и спорют... и какому-то Пятнистому особо веры нету, хоть и стелет мягко. И Чернобыль вот давеча схлопнулся, никак не потушат, и чего с ним делать...беда просто, и пишут в "Огоньке" пакости какие-то и от того История у нас какая-то поганая сделалась вся... и начальство нишиша делом не занимается, а всё языком мелет по заграницам да долляры выпрашивает... и... задремал я.

Проснулся в палатке, высунул нос наружу, а уже и темнеет. Старшина моя у костерка сидит, водку всё пиянствует... и всё разговоры не закончит ни как. Полез я к деду Косте под бочёк, накрыл он меня куфайкой стёганой... и дальше руками размахивает и бабе Анжелке доказывает что не будет толку от дури этой. Что кооперативы разрешить собираются и индивидуальную трудовую деятельность, это, говорит правильно, мол, давно пора. Народ повеселел, да надежда появилась какая-то хоть. А болтунов, которые грязь поганую льют — на Таймыр, в оленеводы! В отдельную оленеводо-болтологическую бригаду на хозрасчёте. Хотя олешек жалко... Рукой махнул, папироску Беломорскую закурил и меня по репке погладил. Почему-то вдруг замолчали все, думы думают, на огонь глядя.

А я тихонечко деду Костю спрашиваю —

— Деда, а бог вправду есть?

— Эка тебя вопрос религиозный обзаботил!

— Не! Ну правда?!

— Есть ли жисть на Марсе, нету ли жисти на Марсе, науке об том.... А Бог, это в первую голову запрет! Этого нельзя, того не можно. А если Бога нет, то ВСЁ можно. Хучь обманывай, воруй-убивай, хучь изгаляйся, как угодно и над кем угодно, всё едино помрёшь и спросу не будет никакого... мол вовсе нету Бога-то! И без Бога смысл в человечестве сразу же исчезает. Ты на Землю без Бога ну, хоть с Луны поглянь... Торкаются на грани сред локтями толпы инфузорий, полагают себя разумными, а где он разум то? Рвут глотки друг дружке индивидуально или в стайки собравшись — организованно, за корысть малую. Бумажки зелёные нагресть тщаться и ради тех бумажек на всякую мерзость во всякое время готовы. Аще мечтают — на иные планеты перекинутся, как вируса гриппозные. Чтобы и там весь реурс высосать, да обозвать помойку созданную цевелезацией... Вот и весь смысел в том жизни ихней. А потом помирают. А бога то у них нету! Вот и всё для них сразу кончено...

Бог он в душе человецкой живёт... или не живёт... Так и выходит, что для одних Бог есть, поэтому и красть нельзя, и убивать грешно... другие говорят дескать нет бога-то и прозябают в мерзостях... зло от добра не различая. Вот почему тогда гадости всякие делать — душе тяжко и грустно? А дела добрые, да хоть собаке голодной хлеба кусок кинуть — радостно делается? А коли грех не холодит душу, значит помер в тебе Бог, и остался только труп от тебя ходячий да смердячий... да пакостячий ибо нет в тебе жалости... да добра. Вот такие у меня внуча, с Богом отношения склались. А есть Бог, али нету — то твоя душа сама знает...

— Ну, Петрович! Ну, богослов, мать твою аристократку, сыскался! В жизни б не поверил, если б кто рассказал про тебя подобное! Ну, заплёл ты мозги! Это выходит, если я в бога не верю, то сразу и труп живой-смердячий стал? Ну ты меня уважил!

— Эх, Сашка ты Сашка! А в совесть вот ты веришь?

— Сравнил! Конечно!

— Так Бог же, он и есть Совесть... дурилка ты партейная...

— Сам ты Спиноза деревенская! Ну, допустим — а чем вместо Бога плоха мораль? Вот чем тебе моральный кодекс строителя коммунизма хуже нагорной проповеди?

— Да кому она нужна, мораль твоя, еслиф Бога нету! Откель ей взяться? Каки в жопу преграды, коли телу восхотелось? Непойман — не вор! Вот те и мораль со всеми законами людскими! Нету бога — нету в душе запрета. И скукоживается душа до инфузорного состояния, и не тянется к высям небесным... в чистоту,... а гниёт и смердит. Потому как сдохла!

— А с рабами божьими как быть? Я к примеру вот, себя в рабах не мыслю...

— А нужны Господу рабы? Вот нахрена ЕМУ рабы? В практическом смысле? Ему души нужны совершенные, емя ОН прирастает, мыслится мне. А что до рабов, так то людишки всё понапридумывали в свой интерес. Попы да прочие под Богом кормящиеся... Интерес свой блюдя, завсегда корыстный. Вот возьмём масульманов к примеру — воины Аллаха, де. ОН, край как в воинах нуждается... не повоюет день, и болеет... ну, нахрена Богу воины? А вот всяким... яким... воины как раз нужны для дел их смрадных... корыстных.... Вот эта корысть мелкая... и есть — Диьявол... Что по злобе деется, да на зло, да людям на горе, то и грех.... Ох, грехи наши тяжкие... Так-то вот мелкий! Намотал на ус? Что, нету усов?... Какие твои годы...

Тут баба Анжела к деду Косте привстала и поцеловала его молчком.

— Эй! Вы не увлекайтесь там. Не дай Бог, гм... возревную! Не догоню, так согреюсь... греховодники!

А я к бабушке переполз.

— Баб!А? Ну, его, садик-шмадик этот. Я лучше в школу учиться пойду. Разумному, доброму и вечному. Во второй класс прямо. Читать-писать могу, считать до ста умею, а в первом классе больше и не учат ничему. А?

— Ну да, конечно. Забодали тебя в садике злые няньки! В школу ему не терпится. Годик всего-то обождать. Опять самый-самый хитрый? Отучился до обеда, а потом беспризорничать, пока старшие на работе? А нам всем переживай?

— Фсиравно я из садика сбегу. От тирании ихней. Выдумают тоже. За ручки парами. Осатанели совсем, воспитки эти.

— Вот посмей только сбежать! Моментально округлости отшлёпаю. Неслух, на мою голову.

— Ну и шлёпай. Проявляй свою склонность к тайному садизьму. Не затираните! Моду взяли, мелких лупасить. Как же тебе, бабушка, не стыдно только!

Деда Саша прислушавшись к нашим дрязгам и оценив непримиримые позиции сторон, грозно нахмурился и пресёк.

— Отставить разговорчики! Будет как я скажу! Скажу в садик — пойдёшь в школу. И наоборот, разумеется! И никаких хочу — не хочу. Цыц, мелкий! Не хочешь? — Научим. Не умеешь? — Заставим! Вон деда Костю спроси, он меня знает. У меня по струнке ходить будешь, не таких обламывал. Слушай приказ — осенью идёшь в первый класс, с продлёнкой. Дискуссия закончена! Костик — наливай! И все по койкам — шагом марш!

Утром погода совсем испортилась, зарядил мелкий обложной дождик. Лёгкое похмелье у дедов вкупе с такой погодой убили всякое настроение рыбачить и деды решили сматывать удочки. Собрали быстренько лагерь, выловили меня в кустах, где я лопал костянику и домой по лужам рассекая помчались.

История восемнадцатая

Стрелок-разрядник

...Знак ГТО на груди у него,

больше не знают о нём ничего...

К обеду домой приехали, нормальненько так добрались. Побуксовали разок всего в луже. Но три то мужика почитай на руках жигулёнка из той лужи вынули. Извозюкались правда, когда бабушка газанула, да из-под колёс полетело. Сплоснулись в невзбаломученной соседней луже и дальше поехали.

Дома уже опять сполоснулись в баньке. Баб Нина как чувствовала, с утра протопила. И борща вкуснющего с петушатиной наварила. И мы чистенькие уже, борщик тот употребили со всем усердием. Со сметаною. Потом дедушки рыбу принялись солить, а я закосил. Подобрался к подарочку своему и утянул на чистый двор. На заборе напротив бани мишеней прикнопил, на баню влез и приступил к учебным стрельбам. И дождик мне пофигу.

Самое трудное — винтовку зарядить. Шпенёк надавишь, ствол у ней и отойдёт. А вот потом его дальше гнуть надо. Я уже и этак и так, и никак. Тугая, зараза. Всё дело в кашу упирается. Ел, но мало! Недоел малехо! Потом применил смекалку — ствол под стропилу засунул и на приклад навалился. Подался приклад, потом щёлкнуло, и свободно всё стало двигаться. Тогда я пульку в ствол аккуратненько встремил, вынул пушку из зарядного станка и ствол выпрямил. Готово дело! Ерофеев-младший к бою готов! На боевой рубеж шагом марш! Целься! Пли! Прум! И в куда это я попал? Я даже с бани слез и к мишеням подбежал и осмотрел. Целёхонькие мишеньки-от! Прямо как новенькие. Все пять штучек. Только дождик их подмочил малехо, и ни одной дырочки. Ну, я так не играю...

Ладно, сразу только кошки плодятся, давай-ка еще разок. Снова лезу на чердак и привожу оружие в состояние боевой готовности. Принимаю положение для стрельбы лежа. Ну, и как целить-то? Вот к примеру, если порассуждать... В кино вон к примеру "хороший" навел винтовку там, или допустим револьверт, на супостата — бабах и боты в форточку. А у меня вот не вышло... а если бы там вражеский бандит сидел бы и тоже в меня целил, а я выстрельнул и не попал бы, а он бы взял да и попал бы... тогда бы мои боты в форточку... Так, гляжу на цель, цель вижу — атакую. Прум! Даже не слезая, наблюдаю полную неповрежденность мишени. Вот же гадство. Ну почему не попадаю-то никак? Заряжаю — целюсь... Прум! На восьмой раз попал! В самую мишеньку попал! Прямо в краюшек!

Только собрался повторить достижение, как "грозный голос свыше" парализовал мои нервы.

— Паачиму без спросу? Глаз кому-нить хочешь выхлеснуть? Ну, как вот не драть-то тебя! Ну неуж не понятно — нельзя с оружием баловать? Вот какого хрена самоволишь? Ровно несмышленыш какой?

Палево! Меня выследили! Ну я попал...

— Деда, у меня всё под контролем. В секторе стрельбы появление случайных целей начисто исключено. Произведено восемь прицельных выстрелов. Попаданий в цель — одно. Курсант Ерофеев-младший доклад закончил!

Тэкс, значить "экскурсант" Ерофеев младший проявил здоровую инициативу? Любопытно! Экскурсант явно пытается навешать своему дедушку на ушки лапшички... ...говоришь зафиксировано одно попадание в цель? Предъяви!

С гордостью показываю пробоину в мишени и мысленно надеюсь, что достигнутый мною невероятный успех отвратит деда от кровожадных мыслей. Как-то — о ремнях, о юных попах юных мальчиков-снайперов, о мерах пресечения и наказания... и прочих педо— (слово-то какое подозрительное!) -гогических-филических воспитательных непотребствах.

— И вот "ЭТО" экскурсант Ерофев пытается мне нагло-очковтирательным образом представить как попадание в цель?! Гремит возмущёный "голос свыше" — да за одно "ЭТО" попадание драть уже и можно и нужно. Ты как хоть целишься-от? Нут-ко рассказуй мне теоретическую часть стрелкового дела!

Я стою по стойке смирно, держа винтовку у ноги, и жую дедушке солому про боты в форточку. Со ссылками на примеры из "Неуловимых мстителей" и прочих кино-шедевров. Дед присел на корточки, обхватив коленки руками, подпер коленкой же челюсть и со скорбной жалостью рассматривает меня как редкое, умственно убогое насекомое. На горизонте появляются ещё два значимых персонажа — бабушка Анжелка и деда Саша. К окончанию моего рапОрта на их лицах тоже появляется выражение "зубной скорби" и сострадания...

Дед Саша бережно погладил меня по головушке и обратился к супруге:

— Ангелина Григорьевна, как вы полагаете, насколько безнадёжен данный пациент? Понимаю, случай тяжёлый, крайне запущенный... но ведь родственник, как не поверни. Не возьмёте ли на себя труд по исправлению досадного недоразумения? Бедный, бедный мальчик...

— Не слушай их малыш. Этих злых дедушек. Пойдём в дом, мокро тут под дождиком. Пойдём, я тебе покажу. Ты быстро научишься.

Уединились мы с бабушкой на мансарде. Дала она мне тряпочку сухую и велела винтовку насухо протереть. И рассказывая, как важно правильно ухаживать за оружием, постелила прямо на пол одеялко и фуфаечку свернула.

— Ложись внучек на животик, винтовку к плечу прижми, чтобы приклад плотно прижат был. У пневматички-то отдача слабенькая, а вот боевые винтовки сильно лягаются. Поэтому сразу привыкай правильно всё делать, иначе синяк будет. Следи, чтоб не заваливалась винтовка вправо-влево. Не наклоняй её. Вертикальную плоскость выдерживай обязательно. А то мазать будешь всегда. Вот. Молодец. Теперь расположи тельце так, чтобы винтовка была как бы продолжением твоей ноги правой. Чтоб как на одной линии были. Дыши носом, ровно. Как выдохнешь, затаи на минутку дыхание и спуск плавно нажимай. Сначала свободный ход выбери, а потом плавно, без дёрганья дожми. Что такое мушка знаешь? Вот, смотри, вот на конце ствола пимпочка имеется. Вот она-то мушкой называется. А на другом конце ствола прицел приделан. Он нужен чтоб дистанцию стрельбы выставить. Пуля, она ведь вес и форму имеет. И сквозь воздух летит, и об него при этом трётся, и к земле её тянет. Ну, ты же камни кидал, конечно? Значит видел как камень летит. Вот и пуля летает примерно также.