Дочерний Филиал Компании Оао "работа Адова"

Сергей Михайлович ШВЕДОВ

(Минск, 123smsh@tut.by)

ДОЧЕРНИЙ ФИЛИАЛ КОМПАНИИ ОАО "РАБОТА АДОВА"

фантастическая быль

Когда-то в Расеянском Мамлюкате рекламы лепили куда ни попадя — на щитах вдоль дороги, на крышах домов и автобусов. Даже вывешивали рекламные видеоэкраны в салонах автобусов, да и на самих высоких строениях.

Это было при султане горохе, теперь об этом и поминать забыли. Рекламу отсылают прямо в сознание вероятных покупателей напрямую от внешнего излучателя. Антеннами усажены все здания в городе, а особо мощные потоки пробиваются в сознание потребителей с орбитальных спутников.

Прогуливаешься вот так себе пешком в своё удовольствие по улице в ясный денёк, а рекламы чередуются перед внутренним взором в зависимости от близости и мощности ближайшего излучателя. Противопотные носки перед внутренним взором сменяются ароматизированными гигиеническими прокладками или трёхслойной туалетной бумагой с нежными ворсинками. И кроме них ничего перед собой не видишь, аж бесит. Так недолго и под машину угодить. Особенно сейчас, когда любой может за отдельную плату получить на ветровое стекло пропуск, дающий право колесить где ему вздумается — хоть по тротуару, хоть по лестничным маршам на колоннаде.

На работе в офисе тоже ничего перед собой не видишь. Твой внутренний взор пичкают политическими новостями и идеологическими установками на тему мультикультурализма, толерантности и преданности идеалам либеральной экономики, вседозволенной демократии, безбашенной свободы и неограниченных прав свихнувшегося на половом влечении и деньгах человека. Тебя призывают бросить все и кинуться на борьбу за гендерное равенство феминисток, против домашнего насилия и за однополый секс.

Всё затмевает это гендерное равенство. Гомосеки и трансекситы долго добивались своего законного права обитать в гареме наравне с жёнами султана, а не в пристройке для евнухов. А лесбиянки... Да что там говорить, все жёны султана лесбиянки поголовно. Ни у одного полового разбойника не хватит здоровья, чтобы ублажить в равной мере семь сотен женщин, изнывающих от безделия.

До того допризываются, что работать некогда — рабочего монитора перед собой не видишь. Мало им того, так ещё и внутрикорпоративная реклама призывает к тесной спайке с администрацией, то есть пристально следить за твоим коллегой и добросовестно докладывать по начальству о всех его грешках и промашках.

Даже на минутку наедине со своими мыслями не останешься, даже не посидишь бездумно в информационной тишине. Если бы только реклама. Мощные генераторы преображения внешнего пространства по несколько раз в день рисуют всё новую картину домов, площадей и улиц. Идёшь на работу по городу, раскрашенному в золотистых и серебристых тонах, а после работы выходишь из офиса на улицу — и картинку поменяли. Не поймёшь, где ты находишься среди ядовито-сине-жёлтых домов под розовым небом. Муниципальные власти вовсю стараются продать туристам и другим гостям столицы цветастую картинку города. За индуцированными в твоём сознании красотами не увидишь обшарпанных фасадов, давно не ремонтированного дорожного покрытия и добитого общественного транспорта. Все покажется блестящим и идеально чистеньким, как на выставке.

Но стоит микробатарейке под кожей за ухом забарахлить, как тут же отключается приёмное устройство и вместо виртуальной красоты увидишь то, на что глаза твои не глядели бы, — серенькую неприглядность офисного бытования с отставшими обоями, затоптанным напольным покрытием и толстым слоем пыли на всём, где можно написать крестиками самое короткое ругательство.

* * *

Сидров в который раз постучал себя за ухом и с отвращением огляделся вокруг себя. Неужели это и есть его шикарный офис? Наверное, так должен выглядеть сарай в деревне, где Сидров никогда не был. Он больно шлёпнул себя за ухом всей ладонью — контакт восстановился, и снова Сидрова окружала роскошь офисной отделки, которая ничуть не уступала интерьерам парадных залов султана в Кремле.

В обед он пошёл в вычурно отделанный корпоративный ресторан с изысканными блюдами. Контакт за ухом вдруг снова пропал, и взгляду открылся неприглядный пищеблок с липкими алюминиевыми мисками и ложками (вилок не было).

Его любимый "ростефляй марникийский с соусом бланш-креман" оказался сереньким шницелем, политым луковой подливкой на пальмовом маргарине. Серебряные приборы для перца и соли, хрустальные флакончики с уксусом и горчицей — все как по прихоти злого дизайнера превратились в стеклянные баночки и пластиковые плошки.

А коллеги по работе, сидевшие за столиками, из элегантных манекенов с витрины модного бутика превратились в нечёсаных работяг в грязных робах и рабочих ботинках. Какой уж там аппетит, если в голове отключился приёмник виртуальной раскраски окружающей действительности! И как по закону подлости, когда Сидров встал из-за стола, обшарпанная столовка буквально на глазах снова превратилась в роскошную ресторацию, а тошнотворная вонь подгоревшего на маргарине лука — в изысканный аромат устричной свежести под лимонным соком. Снова разыгрался аппетит, но Сидров взял себя в руки и не позволил себе второй раз отобедать. На вечерок нужны были деньги, чтобы подразвлечься после нудного офисного сидения.

Деньги ещё пригодятся. Ведь после работы по пути домой навязчивая реклама разжигает в тебе плотскую страсть. Особенно, когда проходишь мимо рекламного излучателя рядом со спа-секс-салоном с его обворожительными гуриями. Сидров мог позволить себя заскочить туда не больше чем на полчасика каждый вечер, слишком уж недёшево обходятся изощрённые ласки гурий для зарплаты рядового офисного менеджера. После получасового блаженства, тьфу ты!, опять отключилась батарейка, и Сидров вместо сладострастных гурий вдруг видит, что перед ним кривляются в неглиже просто некрасивые девушки с синеватой в пупырышках кожей из-за того, что отопление в салоне ещё не подключили. Вот и все удовольствие из-за проклятой батарейки...

Перебои с питанием генератора виртуальной реальности случались и прежде. Но всегда достаточно было постучать за левым ухом, и мир вокруг Сидрова превращался в сказочную картинку.

В рекламе преобразователя персональной внешности и презентабельности тоже ничего не говорилось, что микроэлемент питания, вживленный за ухом, отключает и эту систему. Сидров теперь не только перестал казаться встречным прохожим эдаким качком и супермачо, его на улице вообще перестали замечать — толкают, налетают, не отвечают на его вопросы. Как бы пустое место перед ними, а не человек.

Мало того, что сам он сделался чуть ли не невидимкой, так из-за негодной батарейки померк и весь мир — непривычное городское небо с тусклыми звёздами, ёущелья улиц среди черных скал-домов с подслеповатыми окошками, в которых будто бы свечки теплятся, а не электрический свет горит.

Когда микробатарейка села окончательно, Сидров не узнал своего двора среди ущелий мрачных многоэтажек. Только по светящейся интелкарте подъездной двери он определил свой адрес. Испещрённый матерным фольклором, наполовину ободранный лифт еле вытянул его на последний этаж. Сидрова встретили не шикарные апартаменты в его собственном пентхаузе на крыше небоскрёба. Оказывается, он ютится в надстроенной на "хрущёвке" мансарде под самой крышей. Тут пахло кошками и перетёртой мышами трухой, а из общего коридора доносился запах жареной селёдки с жжённым сахаром. Так любят лакомиться вьетнамцы, соседи по коммуналке.

Свет не захотел включаться по его мысленной команде — опять же эта батарейка! Когда Сидров посветил себе дорогу циферблатом мобильника на запястье, две тёмные фигуры перегородили ему дорогу.

— Добрый вечер, хозяин! Не пугайтесь, мы не грабители.

Один из незваных гостей хлопнул в ладоши, свет загорелся. Перед Сидровым стояли щупленькие, невысокие работяги с такими неброскими лицами, что встретишь и не запомнишь. В пёстрой униформе сервис-службы, под кепочками с длинным козырьком, они были схожи как близнецы. Оба чуть прихрамывали и косоглазили.

— Мы срочные ремонтники из корпорации "Внутренний взор". Вы у нас на гарантийном обслуживании.

Что-то в их облике давало Сидрову повод сомневаться в достоверности их слов. У одного левый глаз был зелёный, у другого — голубой. Правый же у того и другого был светло-карий, почти жёлтый.

— Вы ангелы смерти по мою душу?

— Шутите! Мы механики по гарантийному обслуживанию клиентов.

— Я никого не вызывал.

— Диспетчер на пульте получил сигнал о неполадках в системе питания вашего преобразователя действительности. У вас всего-навсего сдохла батарейка системы внутреннего взора.

— Они же вечные! Так обещали в рекламе.

— Реклама это просто реклама. Ничто не вечно под луной, хотя и попадаются долгоживущие изделия. Мы вам батарейку сейчас заменим, не беспокойтесь.

— Это больно?

— Мы используем эндоскопический зонд даже без анестезии. Вы ничего не почувствуете, кроме щекотки. Комар и то больней кусает.

Сидрова усадили в кресло, голову жёстко зафиксировали упорами и зажимами и ввели зонд-манипулятор. Со стороны бы показалось, что просто сделали укол в шею за ухом.

— Готово! Навсегда забудем про неприглядные серые будни. Только не торопитесь открывать глаза.

— Почему?

— Осталась ещё одна маленькая манипуляция. Небольшой провал в памяти не помешает. Чтобы забыть неприглядный мир, который вам виделся без батарейки.

— Это больно?

— Ничуть.

Сидров зажмурился от яркого света — серенькой тесной квартирки как и не бывало! Он снова в своём просторном пентхаузе со стёклами на все внешние стены. Город внизу стал похож на парк аттракционов. Весь залитый разноцветной подсветкой и расцвеченный рекламными экранами с движущимися картинками, он словно кружился в водовороте раскалённой лавы.

— А вы кто ещё такие и откуда? — недоумённо вылупился Сидров на своих спасителей после зачистки памяти.

— Электрик и сантехник из конторы техобслуживания вашего кондоминиума. Претензии или жалобы на электрику и сантехнику есть?

— Нет.

— Тогда распишитесь в журнале. А то у нас ещё много заявок.

2

В другом конце столицы нарушитель закона занялся приготовлением пищи на самодельной кухне. Держать дома продукты и готовить на самопальной плите категорически запрещено ассоциацией любителей уличного фастфуда.

В кухню решительно вошла молодая женщина в форменном мундире под погонами:

— Гражданин Ветчинкин?

— Как вы сюда попали? — разинул рот хозяин и уронил пельмень в тарелку.

— У вас дверь не заперта. Мы пришли с официальным визитом от руководства вашей махалли. Мы при исполнении, нам можно входить и без предупреждения.

— А в чем дело? — судорожно прожевал и проглотил пельмень Ветчинкин. — Кто вы такие?

— Судебный исполнитель Иванова, — представилась официальная дама. — Ознакомьтесь с решением суда.

— Какого суда?

— Суда моральных ценностей личности. Прочитайте вот этот документ.

Решение суда потянуло бы не на брошюру, а на книжный том.

— И это всё я должен прочитать за раз? Расскажите в двух словах.

— По решению суда, вы теряете моральное право на проживание в столице.

— Но у меня в собственности квартира.

— Ваша квартира уже продана с торгов.

— За сколько?

— Разница между стоимостью жилья и штрафными взысканиями переведена в банк на ваш счёт. Вот квитанция.

— И где мне жить прикажете?

— Вам предоставлено муниципальное жилье пониженной комфортабельности в посёлке городского типа Кузьминки. Оставшейся суммы на достойную и скромную жизнь вам хватит с избытком.

— А на человеческую?

— Судя по вашим скромным запросам, полгода вы ещё повеселитесь.

— Что за строение в Кузьминках?

— Комната в общежитии бывшего комбината гипсо-шиферных изделий.

— Понятно — барак.

— Ну, это с какой стороны подойти.

— Я предпочитаю подходить с парадного входа. Все удобства, разумеется, на улице?

— Как принято в провинции. Национальный стандарт.

— И как я там мою мебель расставлю?

— О, на этот счёт не беспокойтесь. Вам разрешено взять с собой только носимую кладь весом до десяти килограммов. Остальное уйдёт на погашение вашего морального долга перед обществом.

— Почему меня не пригласили на судебное заседание? И даже повесткой не известили.

— Никакого рассмотрения вашего дела в судебном порядке не проводили из-за явной очевидности правонарушений по совокупности деяний.

— В чём же меня обвиняют?

— Об этом вам расскажут полномочные члены общественной палаты при президенте по этике и морали в обществе.

Два чиновника в таких же аспидно-чёрных мундирах, но без знаков различия, как по команде подошли и раскрыли свои папки. Оба были схожи лицом, как солдаты иностранной армии в строю, оба худощавой комплекции и невысокого роста, оба чуть прихрамывали и косоглазили. Только у одного левый глаз был зелёный, у другого — голубой. Правый глаз же у того и другого был светло-карий, почти жёлтый.

— Сколько раз вы подали милостыню нищим за всю свою жизнь? — спросил один.

— Незачем бездельникам потакать.

— Обычно у человека на милостыню и благотворительность уходит 5 процентов совокупного дохода. За это суд вменил вам задолженность в 113 тысяч рейтов. Эта сумма пойдёт на благотворительные цели.

— Пусть они подавятся моими деньгами, эти нищедралы!

— Как часто вы жертвовали на церковь? — спросил другой чиновник.

— Церковь и без наших пожертвований не бедствует.

— Церковная десятина для человека ваших лет и соответствующего достатка составляет 250 тысяч рейтов за четверть века.

— Я ещё попов толстопузых не кормил!

— Могли бы отдавать десятую часть заработка пастору, ксендзу или раввину, а лучше мулле из ближайшей мечети. Их возвели в достаточно количестве в шаговой доступности для каждого правоверного.

— Все святоши одним мирром мазаны. Что ещё я должен выплатить?

— Алименты... — начал зачитывать первый.

— Я ни разу не был женат. Тут какая-то ошибка.

— Свидетельства о рождении троих детей вкупе с результатами генетической экспертизы по решению суда приобщены к делу. Сумма алиментов плюс стоимость проведения трёх экспертиз тоже отнесены на ваш счёт. Огласить смету?

— Не надо, — догадался Ветчинкин. — Я представляю себе.

— Из частного определения суда: вы разбили две семьи, сломали четыре судьбы; три раза предавали родину за смехотворную плату; хулили свой родной народ и веру — бессчётно.

— Какую веру?

— В Аллаха милостивого и милосердного. К финансовой ответственности суд вас привлечь не вправе, но моральную ответственность возложил всецело на вас. В качестве добровольной искупительной жертвы у вас отчуждена квартира. Вы хотите сделать заявление о добровольном пожертвовании квартиры в пользу бездомных мигрантов из стран Магриба?

— Чёрта с два!

Оба члена общественной палаты, закрыли свои папки и снова как по команде отступили на задний план. Вперёд выступила судебный исполнитель Иванова:

— Суд проявляет снисхождение и даёт вам возможность покаяться и искупить грехи. Если вы добровольно уйдёте бродячим дервишем, послушником в монастырь или дацан, судебные издержки, штрафы и пени не будут подлежать взысканию.

— Ещё чего захотели!

— В таком случае у вас всего полчаса на сборы.

— А если я откажусь переехать?

— Не советую, — кивнула исполнительница на двух силовиков с дубинками, застывших изваяниями при дверях. — Наши парни часто очень несдержанны, могут превысить порог легитимного насилия, а в Кузьминках только фельдшерско-акушерский пункт. Случись что, никакой квалифицированной медицинской помощи при осложнённой травме там оказать не в состоянии.

Охранники подхватили Ветчинкина под руки, связали липкой лентой и забросили в кузов полуторки, какую в наше время не сыскать и в самой богатой киностудии.

— Ещё вызовы есть? — спросил один из разноглазых представителей общественной платы у другого.

— Один. Надеюсь, последний на сегодня.

3

Фархад опять ей сделал ручкой. Светка весь день ревмя ревела чисто по-бабьи, как будто только вчера из деревни, где живут ещё со старой матерью её две дочки. Сморкалась, всхлипывала и подвывала пришибленной сучонкой, колыхаясь всем телом, как расползшийся студень. Размазывала слезы по щекам вместе с полосами туши, покрывая лицо бесформенными пятнами, как боевой раскраской диверсанта из американского кинобоевика.

Светка уже вот пятнадцать лет как мечтает "выйти замуж за границу", а Фархад не какой-нибудь русский мамлюк, которому только резать неверных во славу Аллаха и своего шейха, а настоящий иностранец. Папа у него целый генерал, а дедушка — вождь племени в своём Белуджистане. Ничего, что там стреляют. У них на вилле под Кандагаром будет надёжная охрана, обещал Фархад.

Шесть лет они прожили вместе. Хотя и как сказать — вместе? Все шесть лет совместная жизнь протекала по одному и тому же руслу — гражданский муж ночевал у неё два-три дня в неделю и притом только по будням.

В своей недоделанной семье Светка была добытчиком — торговала вразнос при дороге чем попало. Могла и своим телом, если желающий найдётся. Но любителей экзотики всегда немного. Фархад не добивался её верности, хотя для порядка читал нотации о том, как правильно подготовить себя к роли жены правоверного мусульманина, — ей нельзя пригубить алкоголя даже по праздникам или затянуться сигаретой, а также ходить в коротком платье без длинного рукава, в туфлях на каблуках и без косынки. Всех правил шариатского поведения для женщины Светка ещё не затвердила конца, но уже терпеливо сносила побои кандидата в мужья. Вот за эту черту, признавался Фархад в редкие минуты сердечных откровений, он её особенно любил. Хорошая поговорка у русских: бьёт, значит любит.

Если бы Светка узнала, что Фархад как огня боится скандала с любой из своих трёх жен в Белуджистане и четырёх в России, может быть, и дело бы со свадьбой ускорилось. Фархад держит своих жён в разных кишлаках, аулах и городах, лишь бы те не сговорились и не выступили дружно против гуляки мужа.

Для Светки весь этот шариат был чем-то вроде паранджи, укрывающей женщину от всего порочного в мире, зато дарит ей тысяча первую сказку Шахризады. Как должен вести себя по шариату мусульманский муж, Светка тоже не знала. В первый вечер знакомства робко выставила на стол бутылку водки:

— Может, это лишнее?

— Аллах там, — махнул Фархад в сторону востока. — А на земле нечистых правоверному все можно. К моему приходу на столе всегда должна стоять бутылка, запомни, женщина!

Светка, по шариату, должна была отречься от родного народа, потому что ислам национальности не признает.

— Русская поблядушка! Продажная и паскудная, как твой свинский народ. Да я стрелял ваших солдат, как трусливых зайцев! Забыли, как хан Батый играючи подмял вас под себя? А Тамерлан так вообще махнул на вас рукой под Ельцом и отправился завоёвывать Индию. Была охота руки о вас марать.

Фархад не знал, что выдуманный хан Батый ни дня не был мусульманином, а, чтобы не марать рук, бил Светку ногами. А Светка ещё крепче любила его.

Денежных вопросов в "семье" её гражданский муж не касался. Это не значит, что гордый восточный мужчина не запускал лапу в "семейный" бюджет с делом и без дела. Но в дом денег не приносил. Если у Светки не случалось лишней копейки, он устраивал "семейные" скандалы, громил мебель, пускал летающие блюдца по квартире, которую снимала Светка. Мебель и посуда были тоже от хозяев. Светка платила за квартиру и за каждый погром в отдельности. Гордый восточный мужчина чурался денежных расчётов и низкой мелочности, зато по утрам перед уходом со спокойной совестью брал у Светки деньги на карманные расходы.

Светка не знала, да и не у кого было спросить, как восточный муж обеспечивает жене домашнее благополучие у себя на родине. А то бы ей ответила любая Фатима или Паруза, что властелин и повелитель обязан обеспечить их всем от и до, иначе мулла заставит вернуть жён их родителям с несмываемым позором для себя и солидным отступным для бывших родственников.

Светка денег на Фархада не жалела — какие счёты между мужем и женой? Уж очень ей хотелось "выйти замуж заграницу". Фархад всякий раз обещал жениться через год, как только закончит аспирантуру в университете. Через год он поступал в другую аспирантуру, благо, в наше время платникам ни один вуз не откажет. И предлагал подождать ещё пару лет.

Подружки как-то узнали Фархада за прилавком на рынке в мясном ряду под вывеской "Халяль":

— Дурит он тебя, Светка. Какой ещё аспирант? Обычный гастарбайтер.

Светка наводила справки в очередном деканате — Фархад действительно аспирант, а по официальным документам ещё и холост. У него свободное посещение, потому что учится по индивидуальной платной программе. План подготовки кандидатской диссертации выполняет. Чего ей ещё? Рано или поздно Светка станет женой кандидата наук, да ещё и уважаемого иностранца.

За год до защиты диссертации Светка запереживала. Безуспешно пыталась забеременеть, грозилась убить себя и будущего ребёнка, если Фархад их бросит. Неделями голодала, чтобы он видел, как она от любви сохнет. Но Фархада в его редкие посещения интересовали только кухня и постель. У него был гастрит, поэтому он не мог кушать в забегаловках. Уходя к себе, он набирал Светкиной стряпни впрок на несколько дней.

Из романтических признаний Фархад знал по-русски только пару слов: "лублу" и "очин лублу". Лирические переживания за него давным-давно выстрадал Омар Хайям и другие персидские поэты. Фархад в любви был скуп, а до жратвы и денег — жаден, к персидской поэзии же совершенно равнодушен. Когда же игра на самых тонких струнах мужской души не помогла, Светка отправилась к платным гадалкам по бесплатным объявлениям.

Те знали своё дело. Каждая по очереди узревала пути схождения пяти сакральных троп медиативного пронзения бесплотного ашаакро, раздирающего оболочку предначертания. Поскольку такой "диагноз" все гадалки повторяли почти дословно, Светка ничуть не сомневалась в силе гадания, которое обещало ей вечную любовь Фархада и богатую жизнь на Востоке. Карты таро, хрустальные шары с тысячью граней, ароматические свечки и необычайно быстрое восхождение пламени спиртовки — все свидетельствовало о скором соитии двух мятущихся душ, которые на самом деле являются воплощением единого и неделимого астрального тела, алчущего остановить цепь бесконечных перевоплощений.

Тонкие миры гадалок обращались к вечности, а Светку сроки поджимали. Фархад действительно готовился к защите кандидатской диссертации, которая позволила бы ему дома именоваться доктором наук.

Испробовав всё, гадалки перешли к нумерологии — писали ей сакральные математические формулы, где аргументом выступали дни задержек её менопаузы. Светка завертелась в колесе магического безумства и после каждого посещения гадалки делала отметки в календаре, и без того испещрённом датами её месячного цикла. В дни ежемесячных очищений, как велели гадалки, она несла им деньги на грядущий прогноз. Один визит стоил её месячного заработка. Пришлось подрабатывать посудомойкой в шашлычной при той же дороге, где она приторговывала телом.

— Любая гадалка дальше носа своего не видит, а только смутно прикидывает — попадёт или не попадёт своим предсказанием в точку, — надоумила Светку мудрая подруга, которая сама полгода отучилась на курсах белой и чёрной магии при местном приходе церкви экуменистов третьего пришествия. — Это все равно что при гадании по теории неопределённости — можно определить либо время, либо место попадания в нужную точку пространства. Только настоящая, в третьем поколении ведьма может предсказать все координаты грядущего события. Она своим внутренним пронзением реальности вторгается в пространственную плоть провидения. Даже может переписать программу твоей судьбы, во как! Они ж, как компьютерные хакеры, эти ведьмы.

Ведьма была чернущая, толстущая, чернопатлая и самая что ни на есть в третьем поколении. От одного её жгучего взгляда Светка чуть не намочила гигиеническую прокладку в трусах. Было чего пугаться — ведьма обитала в разграбленном склепе под разрушенной часовней. У стен подземелья стояли истлевшие гробы. За спиной ведьмы сидел живой ворон на жёрдочке, а на стене висело потёртое чучело филина без одного уха. За один сеанс ведьма вытянула у Светки столько, что все гадалки разом за год.

— Чую, с чем пришла. Знаю, как беду твою развести. Горю твоему помогу. Он будет твой, если денег не пожалеешь. Нечистая сила денежки любит. Иначе уйдёт мужик. Колдовство над ним восточное, магия слишком древняя, мне без доступа к ихней богине Кали никак, а эта стерва не только деньги, но и всю душу вымотает.

И ведьма в доказательство опасности дьявольской затеи показала Светке дымящиеся кончики пальцев, обожжённые при прикосновении к огненным сферам непознаваемого.

В следующий раз потребовала принести две фотки Фархада в профиль и анфас, волосы, с головы и срамные тоже, и ещё состриженные ногти. За второй визит Светке пришлось продать дом в деревне. Бабка с внучками, Светкиными детьми, перебрались зимовать в баню, обложив её соломой. Дело с ведьмой стоило своих денег — Фархад вернулся к Светке, голодный и без копейки. Но, отъевшись и отоспавшись за три дня, опять сбежал.

В третий раз ведьма нагадала самоверный верняк: "Никуда не денется, влюбится и женится, все равно он будет твой!" За это Светка расплатилась кредитом, выбитым из банка под грабительские проценты.

И Фархад вернулся! Да не один, а с худеньким племянником. Сам как всегда смотался поутру, но племянника оставил на недельку у Светки — пусть она его русскому языку подучит. Она охотно согласилась. Чем чёрт не шутит, может, с племянником у ней сладится? Как-никак у того дедушка генерал пусть даже и афганский. Вместо недели племянник прожил у Светки три месяца, пополнел, научился пить водку, но русского так и не выучил. И однажды исчез вместе со Светкиной шубой. А про Фархада — ни слуху ни духу.

Светка поняла, что он борется со своей страстью к ней. Ведь восточный мужчина должен быть властителем своих чувств. Видно, не получалось у него переломать свою страсть, вот и хочет убежать от самого себя. Светка с отрадой заметила, что до полного приворота осталось совсем мало. Ведьмины чары действует медленно, но верно.

Чтобы оплатить четвёртый сеанс у ведьмы, пришлось согласиться на давнее предложение сомнительной посредницы по удочерению её девочек в приёмные семьи за границей. Та выгодно продала обеих Светкиных дочек, правда, в разные семьи и даже страны. Светка погасила кредит в банке, ещё и на ведьму хватило. Любовь дороже денег, особенно такая вот пламенная восточная страсть, как у Фархада.

— Вижу — скоро уже! — простёрла ведьма ладони над трепетным пламенем спиртовки. — Но теперь ты сама должна доказать, что готова за него бороться до конца.

Понятное дело — для приворота нужно ещё Светкино подвижничество, ну как же без этого? Светка ради милого была готова на все.

Жевала землю с могилы святой страстотерпицы, толкла в ступе камушек с надгробной плиты святого старца и посыпала этим песочком картошку вместо соли. Пила воду, слитую с иконы пресвятой богородицы. В последний залётный прилёт милого Светка зашила своему Фархаду в подкладку куртки тряпочку с каплями менструальной крови.

Но и этого оказалось мало. Выходила в полночь с распущенными волосами, голой и босой на перекрёсток, за что не раз оказывалась в "обезьяннике" у ментов и платила штраф за занятие нелегальной проституцией. Три дня стояла на пне в лесопарке, где её заживо съедали комары. На четвёртый день вокруг неё собралась коленопреклонённая толпа суеверных старушек, ждавших от неё чуда. А она сама все ждала чуда от ведьмы. И чудо произошло — ведьма приняла Светку бесплатно.

— С восточной магией, голубка ты моя, надо бороться с помощью восточных чародеев. Повезло тебе, девка. У меня гостят проездом два дервиша из Самарканда. Денег они не берут — оба дали обет бедности.

Два бедных дервиша с накладными бородами и в остроконечных колпаках вышли из-за занавески. Оба были схожи лицом, как правоверные в мечети на молитве, особенно когда все там стоят раком на коврике. Худенькие, невысоконькие. Оба чуть прихрамывали и косоглазили. Только у одного левый глаз был зелёный, у другого — голубой. Правый глаз же у того и другого был светло-карий, почти жёлтый.

— Баба... ходи мал-мала туда! — указал ведьме дервиш с зелёным левым глазом на закуток за занавеской.

— А то совсем болшой беда будет, — зацокал языком другой, с голубым левым глазом.

Наверное, боятся, что ведьма у них что-то секретное высмотрит, подумала Светка. Дервиши раскрыли перед собой раззолоченные книжицы.

— Дура-баба, согласна быть у почтенного Фархада восьмой женой без права на детей и нажитое имущество?

— Согласна, батюшка.

— Не батюшка, а почтеннейший. Ты не в церкви у кяфиров.

На Светку натянули цветастые шаровары, накинули халат и паранджу благоверной мусульманской жены. Дервиши поставили её между собой и принялись юлой вертеться на месте. Длинные юбки их халатов раздулись колоколами. Пронзительное арабское пение возносилось по тональности ввысь, как визг разгоняющихся авиационных гироскопов. И Светка... исчезла.

— Где клиентка? — высунулась испуганная ведьма из-за занавески.

— В кишлаке Кюрджун у тандыра готовит лепёшки для своей свекрови, а что такого?

Ведьма заглянула в свой магический шар и действительно увидела почерневшую от работ и забот старуху рядом со Светкой у печки-тандыра.

— Все они такие! — гыгыкнула ведьма. — А голову бабе дурил, что папа генерал.

— Папа у почтенного Фархада в самом деле генерал, а он сам уже кандидат наук, то есть доктор по иностранным меркам, и перебрался в Лондон.

— И эта халупа — генеральская вилла? — ткнула ведьма пальцем в магический шар.

— У генерала вилла в пригороде Кандагара. Просто мама Фархада — восьмая жена генерала. Она живёт в высокогорном кишлаке, где генерала не видали уже пятнадцать лет. И увидят только перед похоронами. Уходи, нам надо переодеться, нечисть.

* * *

Из ведьминого подземелья дервиши вышли в приличного вида европейских костюмах. Джентльмены сели в свою машину и направились в гостиницу "Люксария".

— Устал я за сегодня что-то, — сказал тот, что был с зелёным левым глазом.

— И я вымотался, — согласился тот, что был с голубым левым глазом.

— Ещё бы! Чего нам стоило подтолкнуть их патриархат провести через парламент законопроект "О некоторых мерах по досрочному искуплению грехов и мелких прегрешений ещё при жизни".

— И почему мы обязаны работать на небесную канцелярию? У них в раю, видите ли, веками не закрываются вакансии для праведников, и пространство пустует. А мы тут должны недогрешников перевоспитывать, чтобы ангелы их хоть с дристом, хоть со свистом смогли протолкнуть сквозь игольное ушко на небеса.

— Мы и на адскую контору работаем — пытошные камеры для грешных душ переполнены, хоть ты пекло закрывай. Грешников столько, что девать их некуда.

У себя в номере джентльмены уютно расположились в креслах у фальшивого камина и первые минуты как заворожённые смотрели на видеоогонь.

— Ты бы музыку завёл для релаксации, — сказал тот, который с зелёным левым глазом.

— Какую?

— Что-нибудь из родного фольклора. По дому соскучился, знаешь. Тут всегда так холодно, душу бы согреть.

— А она у нас есть, душа-то?

Обладатель голубого левого глаза поискал в записях и нажал кнопку. Тяжкий металлический рок грохнул так на все апартаменты, что аж люстра закачалась.

— Вот оно, родимое! Успокаивает.

— Эх, поразмяться бы! Может, согреемся?

— Ага, а то в этих краях вечной зябкости... Дадим огня, чертяка!

Из джентльменов вырвались языки пламени.

В креслах остались сидеть чурбаны-манекены с немигающими глазами, а посреди гостиничного номера прыгали под дьявольскую музыку два пылающих сгустка пламени, похожие на пляшущих демонов. Огненные полосы, как ноги и руки мультяшек, метались в такт нечеловеческому ритму по всему пространству гостиничного номера, хотя занавески на окнах от этого почему-то не воспламенялись.

Если бы кто глянул с улицы на окна их номера, ему бы показалось, что по стенам, потолку и окнам бьют фотовспышки и прожекторы цветомузыкальной установки.

Конец_