Мужчина Никогда Не Плачет

Сергей ШВЕДОВ

МУЖЧИНА НИКОГДА НЕ ПЛАЧЕТ

фантастическая быль

— Матюха, сейчас же выгони из моего дома этого паршивого негритёнка! — властно приказа-ла Василина Кузьминишна.

Матвей Никанорыч оторвал удивленные гла-за от гаджета, по экрану которого плавной чере-дой плыли молоденькие красотки в неглиже.

— Дворника? Да не в жисть! Трудяга из доб-росовестных и двужильный к тому же. Работает без выходных и проходных за сущие копейки. Гля-ка, как бассейн выдраил!

Вода в бассейне с фонтаном, рядом с кото-рым восседал в раскладном кресле Матвей Ни-канорыч, отливала приятной глазу бирюзой, как в глубине тропической лагуны, обрамлённой зо-лотым песком с пальмами.

— Выгони, кому сказала! А то твою жену найдут задушенной и изнасилованной уже после смерти.

— Ты бы за дочку беспокоилась.

— Да твою Ксюху в ночных клубах без розды-ху без продыху и в пихательные, и в дыхатель-ные, и в заднепроходные. Я ж каждый день её трусы стираю. Ей грейпфрукты стаканАми отли-вают.

— Бойфренды, — поправил Матвей Никано-рыч.

— Чо, самый умный, да?.. Английский выучил, да?.. Этот Вирджил — скрытый сексуальный ма-ньяк. Я сходу диагноз поставила.

— Допустим, Вёрджил... Ха! Вот уж имечко для черномазого подобрали.

— Достал меня уже с английским! Ну, не по-нимаю я этот жёваный язык. Так что с того? Я для тебя дура старая после тридцати пяти лет семейной жизни, понятненько.

Хорошо родной сестре Мотьке в своей Фила-дельфии! Как только мужик её застрелился, ко-гда проиграл в Лас-Вегасе дом и все накопления за долгие годы верной службы в российской ар-мии, она пошла упаковщицей с супермаркет. Как-то надо выживать на съёмной квартире. Скрю-ченными артритом пальцами рассовывает по-купки клиентов по пакетам. Там на упаковке она так выучила всего за три месяца чужой язык, что сейчас с трудом подбирает русские слова, когда болтает с родной сестрой по телефону. Ведь раньше на инглише ни бэ ни мэ ни кукареку. А тут как выучишь английский?

Городок Гарбидж-Виллидж у тёплого моря во Флориде прочно обсели русские военные от-ставники. Продавщицы в супермаркете, бутиках и просто лавочках давно чирикают по-русски. Даже чёрный мусорщик на их улице — ба-а-льшой любитель поболтать за жизнь про жизнь с хозяевами. Так и сыплет русским матом, как дворник-таджик в Москве.

— Жену задушат, мёртвую изнасилуют, а ему бы только поумничать.

— Тут тебе не Новая Англия с толерантно озабоченной общественностью. Нашему копу с Юга что чёрного таракана тапочком прибить, что негра шлёпнуть. Да кому ты нужна, старая?

— А вот и не скажи! Это ты всё на молодых девок заглядываешься, а этот Вирджил Найджел на меня так и пялится. Я ведь по нашей-то жаре без белья хожу. То у меня халатик задерётся, и ляжка засветится, то невзначай пуговичка на груди расстегнётся. А он всё пялится и пялится.

— Было бы на что пялится. Толстенный живот со складками. Ножищи-тумбы с целлюлитом.

— Так он же геронтофил!

— Что за зверюга-то?

— Геронтофилы испытывают влечение и сек-суально удовлетворяются только с людьми по-жилого возраста. Ты на молоденьких всё обли-зываешься, а его, видать, заводят женщины в почтенном возрасте.

— Чо ты несёшь такое, дура?

— Ну, как сказать... Садомазохистские наклонности у него, видать что. Он хочет испы-тать извращённое удовольствие от унижения беззащитной сениорши. А может, юноша ищет материнской сексуальной ласки.

— Рехнулась на старости лет?

— Негры что те дворняжки. Когда у сучки теч-ка, кобелю какая разница — мать, сестра или бабка? Ему всё равно на кого вскочить.

Матвей Никанорыч едва сдержался, чтобы не передёрнуться от отвращения. Его эта тема явно не заводила, как благоверную жёнушку. Он мол-ча уткнулся в экран своего гаджета.

Супруги давно спали порознь. Ведь у леди и джентльмена должна быть отдельная спальня, как принято на прогрессивном Западе. Причём Василина Кузьминишна позаботилась, чтобы спальни были в разных концах их просторного жилища. Окна, стены и двери её спальни были звуконепроницаемыми. Зачем открывать на ночь окна, москитов напускать, если работает конди-ционер?

Свою неуёмную тягу к чувственным насла-ждениям она удовлетворяла методами замести-тельной терапии. Не всегда получалось сдержи-ваться в порыве страсти, и она орала во всю ивановскую.

Мужа она никогда не укоряла в холодности к ней. Достаточно и того, что генерал-лейтенант в отставке Матвей Никанорыч Едрыщенко за не-малые заслуги перед Россией и долгие годы службы в российских вооруженных силах смог обеспечить ей жизнь в прекрасном поместье, расположенном у ласкового моря в цветущей Флориде.

Служил Матвей Никанорыч на испытатель-ном полигоне войск противокосмической оборо-ны. Через его руки проходили образцы новей-шей техники, а "промышленники" с военных за-водов проводили обкатку сверхсовременных технологий, предназначенных защиты от враже-ских ракет, баллистических и крылатых. Родина наградила его орденами, обеспечила достойную пенсию. Благодарные американские партнёры выдали его семье не просто гринкард, а полно-ценное гражданство безо всяких проволочек. И ещё кой-какие ништяки.

Гарбидж-Виллидж был закрытым охраняе-мым посёлком с тремя круглосуточными пуле-мётными постами. Проезд по его улицам для бомжей и чужаков был строго запрещён. Для них обустроили обходные пути. Частная военная компания "Белоголовый орёл" заменяла поли-цейские патрули. Чем тут не преспокойная жизнь на старости лет?

Василина Кузьминишна старалась не скан-далить лишний раз с мужем, орденоносцем и ве-тераном вооружённых сил России. Перед глаза-ми в таких случаях вставал образ её родной сестры Мотьки, упаковщицы в супермаркете. Мотька лишилась мужа — лишилась и всего. Зато муж Кузьминишны — надёжная броня, Герой Рос-сии на почётном отдыхе.

Муж не уж — слишком большую жабу себе в пасть не протолкнёт. Своего можно добиться и самой. И без него она утешится. А что мужику во Флориде? Тут борделей больше, чем закусоч-ных.

* * *

Злонравные намерения чёрного дворника-искусителя Кузьминишна раскусила на раз-два. Он это тоже подметил и стал ещё больше стро-ить из себя добропорядочного простачка. Но как ни отводил дворник глаз, стараясь не встретить-ся с хозяйкой взглядом, он всё же пялился и пя-лился на неё украдкой. И вот наконец Кузьми-нишна решила поймать злодея по горячим сле-дам на живца. Заманить его в ловушку, чтобы тот раскрыл всю свою сладострастную сущ-ность.

Вместо довольно заношенного, но удобного домашнего хлопчатобумажного халатика, кото-рый местные придурки почему-то называли кот-тоновым, она вырядилась в соблазнительный полупрозрачный розовый пеньюар. Это тот же халат, до самого пола, но с завлекательными ленточками на опушке по всему запАху. Они призывно развевались при малейшем ветерке.

Пеньюар был синтетический, покалывал кожу на жаре и просто доводил тем самым до неисто-вого вожделения. К тому же этот наряд имеет удивительное свойства распахиваться в самых неожиданных случаях, обнажая разгорячённую плоть. От этого у Вирджила наливались кровью белки глаз, а радужку заволакивала поволока клубящейся похоти. Кузьминишна понимала толк в мужских штучках-дрючках.

Но скрытного насильника так просто не возь-мёшь. Жара перевалила за тридцать градусов. Дворник стал работать в саду с голым торсом, скрывая похотливый взгляд полями соломенной шляпы. Прекрасно развитые мышцы спины и "кубики" пресса на животе так и играли под шелковистой кожей, доводя хозяйку до неисто-вого возбуждения. И это на жаре при её-то по-вышенном давлении! А эта негритянская нежная кожа без единого волоска так и звала прильнуть к ней дряблыми губами. Злодей с немалым опы-том обольщения.

Чтобы наверняка поймать сладострастную акулу на крючок и вывести насильника на чистую воду, Кузьминишна решила поменять наживку. Купила в индийском бутике роскошное опахало из павлиньих и страусиных перьев. Заставила своего Вирджила разложить ей шезлонг в тени раскидистого падуба за плотной живой изгоро-дью из самшита. Разлеглась на шезлонге со всем своим роскошеством и заставила дворника опахалом на бамбуковой палке навевать на неё прохладу. Вирджил часами стоял над ней с опа-халом и бессовестно пялился на её розовые ляжки. Но был недвижим и молчалив, как афри-канский идол, вырезанный из эбенового дерева.

Понятно, почему молчал. Ведь он ни слова не знал по-русски. Вся её дворня из чёрных баб и девок очень быстро выучилась болтать с хозяй-кой на её языке — прачки, прибиральщицы, гор-ничная и ключница. Чёрные девки так вовсе болтали меж собой на южнорусском говорке, будто бы родом были из-под Бердянска или Ме-литополя.

Поначалу хозяйка стеснялась показывать жи-ровые складки на толстом животе. Наслажда-лась воздушными ваннами в закрытом купальни-ке, но однажды отважилась на бикини. Тут уж насильник проявил свою звериную сущность. Вовсю пялился не только на ляжки, но и на розо-вый живот. Но вот почему этот Вирджил, пялясь на хозяйку, не дёргал задницей от вожделения — непонятно.

Пришлось сменить приманку для ловли ма-ньяка, чтобы наверняка упечь его под суд. Как-то раз Кузьминишна возлегла в шезлонге в про-зрачных кружевных трусиках и таком же бюсти-ке. Причём специально расчесала и выпустила наружу рыжие завитки срамного волоса. Её Вир-джил с опахалом оставался столь же непоколе-бим.

Матвей Никанорыч вообще не замечал бабь-ей придури, потому что собственная баба его давно не завлекала. Чёрные прислужницы же явно были в сговоре с затаившимся насильни-ком. Держали свои эбонитовые морды ящиком, будто бы ничего такого странного не замечали. Но Кузьминишна твёрдо знала, эти черномазые только того и ждут, как увидеть хозяйку истер-занной, униженной, убитой и изнасилованной.

Она тайком наведалась в спортивный мага-зин. Купила там защитные пластиковые капы для боксёров, чтобы намертво стиснуть зубы и в случае чего не издать мычания. Да и язык не прикусить. И в один прекрасный день разлеглась в тени падуба совершенно голой и с гладко вы-бритым лобком. Закрыла глаза и в своих эроти-ческих фантазиях представляла, как чёрный лю-тый зверь измывается над её беззащитным, нежным и таким влекущим для мужчин телом. Извивалась на шезлонге от многократных оргаз-мов, пока меж выбритых половых губ не просту-пила белая пенка.

Этот беззастенчивый обольститель Вирджил и тут перехитрил бесхитростную русскую про-стачку. На этот раз он стоял над ней с опахалом в чёрных очках, чтобы она не заметила искорки адского пламени в его глазах. На нём были джинсовые шорты гораздо ниже колен. Причём грубая ткань шортов по твёрдости не уступала несгораемому брезенту на робе пожарника. По-нятно, что такая броня не выдаст эрекции. На ней не приступит ни единого пятнышка от буй-ных семяизвержений.

Ну не могла же она вот тут прямо в саду, где отовсюду пристально глядели на неё ехидные черные глаза служанок, расстегнуть ремень на шортах Вирджила и повалить его на шезлонг... Кузьминишна всхлипнула от обиды, накинула на себя пеньюар, скрылась в доме, запёрлась в своей звуконепроницаемой спальне и выла там, как озверелая сука в период течки.

* * *

Вёрджел Найджел в своих мыслях был дале-ко. Тянуло домой на северо-восток. В Новой Ан-глии иногда на Рождество выпадает настоящий снег. По своей внешности и удивительно строй-ной фигуре он знал, что был чистокровным аф-риканцем из Чёрной Африки по предкам. Не ощущал в себе ни капли крови белых работор-говцев. Но он не любил жары и не понимал стремления русских богатеев притиснуться на заслуженном покое ближе к тропикам, где нет зимы, весны, лета и осени. А для Вёрджела, ро-дом из штата Коннектикут, не было бы ощуще-ния биения животворных сил природы без смены четырёх времён года.

Маленькая ферма по откорму элитных поро-сят принадлежала не отцу, а огромному агро-холдингу в агломерации "Нью-Йорк". Но всё равно его семья вот уже четыре поколения счи-тала её родным домом. Милая родина, где такие живописные озера и густые леса, живительные болота без малярийных комаров и песчаные пляжи, горные хребты и равнины. Там всегда тепло и влажно летом, а зимы снежные, хоть и не долгие.

Только в Коннектикуте самый красивый вос-ход солнца. Тут на юге почти не заметишь рас-света, он мимолётен. А в Новой Англии рожде-ние каждого нового дня начинается с долгого рассвета, когда природа неторопливо отходит ото сна.

Ещё звёзды и месяц на небе. Ещё небо тём-ное, а несмелые лучи солнца лишь осторожно пробиваются из-за горной гряды. Они золотят розовые спинки всегда начисто отмытых поро-сят, которые становятся похожи на свежеиспе-чённые булочки, как и ляжки белой госпожи на шезлонге.

Чёрное небо со звёздами завесой бархата, тканного с люрексом, постепенно сходит с небо-склона, уступая место пушистым облакам на ла-зурной голубизне. Роса на травинках газона у дома начинает переливаться радужными искор-ками. На свиноферме все рано встают. Чтобы насладиться неописуемыми прелестями рожде-ния нового дня, можно и не выспаться. И неожи-данно почувствовать, как мамины руки ерошат твои крутые кудряшки на макушке.

Мамины руки, самые тёплые, самые нежные, хоть и шершавые от труда. Все любят своих ма-терей, но твоя ма самая любимая, самая лучшая мама в мире. Чуть заболеешь, мама обнимет тебя, укутает, уложит на кровать. Приготовит го-рячий чай из целебных трав.

Мамины руки не знали покоя. С утра до вече-ра они трудились. На свиноферму менеджеры привозили элитных поросят. Раз в месяц их об-следовали ветеринары, выбраковывали негод-ных и отвозили на обычные откормочные фер-мы, где выращивали свиней просто на мясо. А у отца на ферме откармливали будущих элитных производителей. Для этого они держали свино-матку Пигги, у которой отнимали новорождённых поросят, а подкладывали привезённых суперэ-литных. Вёрджел сам обмазывал тем поросятам рыльца молоком от свиноматки, чтобы она их приняла за своих. Иначе она чужачков затопчет или сожрёт.

Когда он впервые увидел голую госпожу на шезлонге, на глаза навернулись слезы — она так похожа на их любимую свиноматку Пигги. Горло перехватила спазма от тоски по дому. Но где он, его дом?

Уж давно нет на свете мамы. Небеса забрали её слишком рано в награду за её богоугодный труд и безмерную любовь к детям и мужу. В Хартфорде, куда отец ездил по делам фермы, его случайно застрелили копы. Чистая случай-ность. Метили в преступника, но пуля из писто-лета калибром двенадцать миллиметров насквозь прошила бандита и угодила в самое сердце отцу.

Сестричек-малышек отобрала ювенальная юстиция в приёмные семьи. По законам, он не имеет права узнать об их судьбе. Новый хозяин на их ферме предложил Вёрджилу такую плату по уходу за элитными поросятами, что заработок дворника у белой госпожи с розовыми ляжками в пять раз перекрывал её.

В Коннектикуте не жизнь, а рай по сравнению с его прозябанием во Флориде. Но только для тех, кто имеет работу. Там сплошь военно-космические заводы, где клепают ракеты для обороны и нападения, но тебя на них не возьмут без технической школы. А Вёрджел закончил всего лишь зоотехническую.

Когда он видел голые ляжки госпожи, перед глазами вновь и вновь всплывали розовые спин-ки поросят на рассвете, свиноматка Пигги. Ожи-вали в памяти отец и мать, малышки-сестрички. И на глаза наворачивались слезы. Но он помнил слова своей милой ма: "Мужчина никогда не плачет. А если плачет, то слёзы прячет". Поэто-му и купил чёрные очки.

КОНЕЦ